Восхождение королей [К. С. Пакат] (fb2) читать онлайн

К. С. Пакат Восхождение королей

Глава 1

— Дамианис.

Дэмиен стоял у подножия ступеней помоста, пока его имя в возгласах изумления и неверия расходилось по двору. Никандрос преклонял перед ним колени, его армия преклоняла перед ним колени. Это напоминало возвращение домой до тех пор, пока его имя, прокатившись по рядам Акиэлосских солдат, не столкнулось с толпившимися по углам двора Виирийскими обывателями и не поменяло тон.

Здесь изумление было другим, двояким, с нарастающим импульсом гнева и тревоги. Дэмиен услышал первый выкрик, усиливающуюся ярость, новое слово, расходящееся по толпе.

— Принц-убийца.

Просвистел брошенный камень. Никандрос поднялся с колен, доставая меч из ножен. Дэмиен вытянул руку, останавливая Никандроса, который уже оголил полфута Акиэлосской стали.

Дэмиен видел замешательство на его лице, пока во дворе вокруг них начиналась сумятица.

— Дамианис?

— Прикажи своим людям удерживать толпу, — сказал Дэмиен, когда внезапный звук вытаскиваемой стали совсем рядом с ним заставил его резко повернуться.

Виирийский солдат в сером шлеме вытащил меч и теперь смотрел на Дэмиена так, словно видел свой худший ночной кошмар. Это был Гюэт; Дэмиен узнал побелевшее лицо под шлемом. Гюэт выставил свой меч перед ним так же, как Йорд тогда держал кинжал: в двух подрагивающих руках.

— Дамианис? — Спросил Гюэт.

— Держать! — Повторил приказ Дэмиен, перекрикивая толпу, перекрикивая новый хриплый возглас на Акиэлосском: «Измена!» Направить меч на члена Акиэлосской королевской семьи каралось смертью.

Дэмиен продолжал сдерживать Никандроса за своей вытянутой рукой, но он чувствовал напряжение каждой его мышцы, пока тот с усилием старался оставаться на месте.

Теперь крики стали ревом, и стоявшие по периметру люди начали собираться в нарастающую толпу, полную панического желания бежать. Броситься в бегство и убраться с пути Акиэлосской армии. Или же заполонить его. Дэмиен увидел, как Гиймар осматривал двор, и в его глазах ясно читалось напряженное опасение. Солдаты видели то, что толпа крестьян увидеть не может: Акиэлосские силы внутри стен — внутри стен — превосходят числом базовый Виирийский гарнизон пятнадцать на одного.

Еще один меч оказался рядом с острием Гюэта, вытянутый приведенным в ужас Виирийским солдатом. Ярость и неверие были написаны на лицах некоторых из Виирийских гвардейцев; на других были страх и отчаянный поиск дальнейших указаний в лицах друг друга.

И в первом же движении, нарушившем периметр, в растущем безумстве толпы, когда Виирийские гвардейцы больше не находились под его полным контролем — Дэмиен понял, насколько сильно он недооценивал влияние раскрытия своей личности на мужчин и женщин этого форта.

Дамианис, принц-убийца.

Его разум, привыкший к принятию решений на поле боя, оценил пространство двора и сделал выбор командира: минимизировать потери, ограничить кровопролитие и хаос и захватить Рейвенел. Виирийские солдаты не подчинялись его приказам, а простые Виирийцы… если эти ожесточенные, яростные эмоции и могут быть успокоены, то он не тот, кто это сделает.

Был только один способ остановить то, что вот-вот должно было произойти — сдержать это; подавить, чтобы заполучить это место раз и навсегда.

Дэмиен сказал Никандросу:

— Возьмите форт.

* * *

Дэмиен быстро шел по коридору, окруженный шестью Акиэлосскими солдатами. Акиэлосские голоса раздавались в залах, и красные Акиэлосские знамена взмыли ввысь над Рейвенелом. Акиэлосские солдаты, стоящие по бокам от дверей, вставали по стойке, когда он проходил мимо.

Теперь Рейвенел уже два раза поменял своего хозяина за то же количество дней. На этот раз все произошло быстро; Дэмиен точно знал, как подчинить этот форт. Неполноценные Виирийские силы были быстро подавлены во дворе, и Дэмиен приказал, чтобы обоих старших солдат, Гиймара и Йорда, привели к нему без брони и под стражей.

Когда Дэмиен переступил порог комнаты, стражники схватили своих пленных и грубо толкнули их на землю. «На колени», скомандовал один из них на коверканном Виирийском. Йорд неуклюже упал на колени.

— Нет. Пусть стоят, — приказал Дэмиен на Акиэлосском.

Мгновенное повиновение.

Гиймар первым стряхнул с себя руки и встал сам. Йорд, который знал Дэмиена несколько месяцев, был более настороженным и поднимался медленно. Гиймар встретился глазами с Дэмиеном. Он заговорил на Виирийском, не давая признаков, что понял Акиэлосский.

— Так это правда. Ты Дамианис из Акиэлоса.

— Это правда.

Гиймар намеренно сплюнул, за что получил по лицу тяжелый удар наотмашь кулаком Акиэлосского солдата в броне.

Дэмиен позволил этому произойти, осознавая, что могло бы случиться, если бы человек плюнул на землю перед его отцом.

— Вы здесь за тем, чтобы истребить нас?

Произнося эти слова, Гиймар вернулся взглядом к Дэмиену. Дэмиен осмотрел его, затем Йорда. Он увидел грязь, въевшуюся в лица, и их натянутые, напряженные выражения. Йорд был Капитаном Гвардейцев Принца. Гиймара Дэмиен знал не так хорошо: Гиймар был командиром в армии Туара, прежде чем переметнулся на сторону Лорена. Но оба мужчины были признанными капитанами. Именно поэтому Дэмиен приказал привести их сюда.

— Я хочу, чтобы вы сражались со мной, — сказал Дэмиен. — Акиэлос здесь, чтобы стоять на вашей стороне.

Гиймар нервно выдохнул.

— Сражаться с тобой? Ты используешь наше сотрудничество, чтобы захватить форт.

— Я уже захватил форт, — спокойно сказал Дэмиен. — Ты знаешь методы человека, с которым мы имеем дело в лице Регента, — продолжил он. — У твоих людей есть выбор. Они могут остаться пленниками в Рейвенеле или поехать со мной в Чарси и показать Регенту, что мы заодно.

— Мы не заодно, — ответил Гиймар. — Ты предал нашего Принца. — И затем он, как будто едва мог вынести эти слова, добавил: — Ты брал его…

— Выведите его отсюда, — приказал Дэмиен, резко оборвав его. Дэмиен отпустил и Акиэлосских стражников, и они выходили друг за другом, пока в комнате не осталось никого, кроме единственного человека, которому Дэмиен позволил остаться.

На лице Йорда не было ни капли недоверия или страха, которые так ясно читались в лицах других Виирийцев, лишь утомленный поиск объяснения.

Дэмиен сказал:

— Я дал ему обещание.

— А когда он узнает, кто ты? — Спросил Йорд. — Когда он узнает, что видит Дамианиса на поле боя?

— Тогда мы с ним встретимся впервые, — ответил Дэмиен. — Это тоже было обещание.

* * *

После этого Дэмиен приостановился, положив руку на дверной проем, чтобы прийти в себя. Он думал, как его имя расходится по Рейвенелу, через провинцию и к своей цели. Дэмиен был настроен держаться, как будто если он удержит форт, то удержит этих людей достаточно долго, чтобы добраться до Чарси, и тогда дальше…

Он не мог думать о том, что будет дальше, все, что он мог сделать — сдержать обещание. Дэмиен толкнул дверь и вошел в небольшой зал.

Никандрос обернулся, когда вошел Дэмиен, и их глаза встретились. Прежде чем Дэмиен успел заговорить, Никандрос опустился на одно колено; не непреднамеренно, как он сделал это во дворе, а целенаправленно, склоняя голову.

— Форт твой, — сказал Никандрос. — Мой король.

Король.

Казалось, призрак его отца покалыванием коснулся его кожи. Это был титул его отца, но его отец больше не восседал на троне в Айосе. Глядя на склоненную голову своего друга, Дэмиен впервые осознал это. Он больше не был юным принцем, бродящим по дворцовым залам вместе с Никандросом после дня, проведенного в занятиях борьбой на арене в древесных опилках. Больше нет Принца Дамианиса. Личность, которую он так старался вернуть, исчезла.

«Получить все и все потерять в одно мгновение. Такова судьба принцев, которым предназначено взойти на престол», — сказал тогда Лорен.

Дэмиен разглядывал знакомые, классические Акиэлосские черты Никандроса, его темные волосы и брови, смуглое лицо и прямой Акиэлосский нос. Будучи детьми, они вдвоем босиком носились по дворцу. Когда Дэмиен представлял себе возвращение в Акиэлос, то представлял, как поприветствует Никандроса, обнимет его, не обращая внимания на броню, как будто копнет пальцами и почувствует в сжатом кулаке землю родного дома.

Вместо этого Никандрос преклоняет перед ним колени во вражеском форте, и его открытая Акиэлосская броня смотрится неуместно в Виирийском окружении; Дэмиен ощутил глубокую пропасть, которая разделяла их.

— Поднимись, — сказал Дэмиен. — Старый друг.

Он столько хотел сказать. Он чувствовал, как они вскипают в нем — сотни моментов, когда он подавлял в себе сомнения, что когда-нибудь вновь сможет увидеть Акиэлос, высокие утесы, опаловое море и лица, как то, что сейчас перед ним, тех людей, кого он называл друзьями.

— Я считал тебя погибшим, — сказал Никандрос. — Я скорбел о твоем уходе. Я зажег эктанос и долго ходил на рассвете, когда думал, что тебя больше нет. — В голосе Никандроса все еще слышалась неуверенность, пока он поднимался. — Дамианис, что с тобой произошло?

Дэмиен вспомнил о солдатах, ворвавшихся в его покои, о том, как он был связан в рабских банях, о темном и приглушенном путешествии на корабле до Виира. Он вспомнил о том, как был пленником, как его лицо покрыли краской, а тело отравили наркотиками и выставили напоказ. Он вспомнил, как открыл глаза в Виирийском дворце и что случилось с ним там.

— Ты был прав насчет Кастора, — сказал Дэмиен.

Он сказал лишь это.

— Я смотрел его коронацию на Твердыне Королей, — сказал Никандрос. Его глаза потемнели. — Он стоял у Камня Королей и говорил: «Эта двойная трагедия научила нас, что возможно все, что угодно».

Это похоже на Кастора. Это похоже на Йокасту. Дэмиен представил себе, как все было в Акиэлосе: как сатрапы собрались среди древних столпов Твердыни Королей, как Кастор взошел на престол, а Йокаста была рядом с ним — ее волосы безупречны, а набухший живот обтянут тканью, и рабы опахалами разгоняют неподвижное марево.

Дэмиен сказал Никандросу:

— Расскажи мне.

Он слушал. Он выслушал все. Он услышал о своем теле, завернутом в саван и пронесенном в погребальной процессии через акрополь и захороненном рядом с его отцом. Он услышал, как Кастор объявил, что Дэмиен был убит своей собственной стражей. Он услышал, что за это его стража тоже была убита, как и тренер его детства Гемон, как и его оруженосцы, как и его рабы. Никандрос рассказал о смятении и резне во дворце, и как перед ее началом люди Кастора захватили контроль, неизменно заявляя, что они сдерживали кровопролитие, а не начали его.

Дэмиен вспомнил звон колоколов в сумерках. Теомедис мертв. Да здравствует Кастор.

Никандрос продолжил:

— Есть еще кое-что.

Мгновение Никандрос колебался, заглядывая в лицо Дэмиена. Затем он вытащил из-за кожаной нагрудной пластины своей брони письмо. Оно было смятым, по большей части из-за способа транспортировки, но когда Дэмиен взял его и развернул, то понял, почему Никандрос не расставался с ним.

«Сатрапу Дэльфы, Никандросу, от Лорена, Принца Виира».

Дэмиен покрылся мурашками. Письмо было старым. Написанное было старым. Должно быть, Лорен отправил письмо из Арля. Дэмиен представил его в одиночестве, обдумывающего политические вопросы, склонившегося за своим столом над письмом. Дэмиен вспомнил четкий голос Лорена: «Думаешь, я хорошо полажу с Никандросом из Дельфы?»

Для Лорена заключение союза с Никандросом имело тактический смысл, пусть и в своей ужасающей форме. Лорен всегда был способен на своего рода безжалостный прагматизм. Он мог отодвинуть эмоции в сторону и сделать то, что должен был сделать ради победы, с потрясающей и тошнотворной способностью игнорировать любые человеческие чувства.

В ответ на помощь Никандроса, говорилось в письме, Лорен предоставит доказательства того, что Кастор был в тайном сговоре с Регентом, чтобы убить Короля Акиэлоса Теомедиса. Это была та же информация, которую Лорен швырнул в него прошлым вечером. «Ты, бедное глупое животное. Кастор убил короля, а потом захватил столицу с помощью отрядов моего дяди».

— Возникали вопросы, — сказал Никандрос, — но на каждый вопрос у Кастора был ответ. Он был сыном Короля. А ты был мертв. Больше не осталось никого, чтобы восстать, — Никандрос продолжил: — Мениад из Сициона первым поклялся в своей преданности. И помимо этого…

Дэмиен не дал ему договорить:

— Юг принадлежит Кастору.

Он знал, с чем столкнулся. Он и не предполагал услышать, что история о предательстве его брата была недоразумением: что Кастор счастлив услышать, что его брат выжил, и будет приветствовать его с распростертыми объятиями.

Никандрос сказал:

— Север остался верен.

— А если я позову тебя сражаться?

— Тогда мы будем сражаться, — ответил Никандрос. — Вместе.

Прямолинейная простота этих слов застала Дэмиена врасплох. Он забыл, как ощущался дом. Он забыл доверие, преданность, кровную связь. Друзей.

Никандрос вытащил что-то из кармана в складках одежды и вжал в руку Дэмиена.

— Это принадлежит тебе. Я хранил это… Глупый символ. Но я хотел помнить тебя через это. — На лице Никандроса появилась кривая полуулыбка: — Твой друг глупец и совершает измену ради памятной вещи.

Дэмиен разжал ладонь.

Завитки гривы, изгиб хвоста — Никандрос отдал ему золотую брошь в виде льва, которую носил Король. Теомедис передал ее Дэмиену на семнадцатый день рождения, чтобы отметить его, как наследника. Дэмиен помнил, как отец прикрепил брошь на его плечо. Никандрос рисковал своей головой, чтобы найти ее, взять и забрать с собой.

— Ты слишком спешишь присягать мне в верности, — Дэмиен почувствовал твердые четкие края броши в своей сжатой руке.

— Ты мой Король, — сказал Никандрос.

Дэмиен увидел, как произнесенное отразилось в глазах Никандроса, как то же читалось и в глазах людей. Он почувствовал, как по-другому теперь Никандрос ведет себя с ним.

Король.

Брошь теперь принадлежала ему, и скоро придут генералы, чтобы присягнуть ему, как Королю, и с этого момента все будет не так, как было раньше. Получить все и все потерять в одно мгновение. Такова судьба всех принцев, которым предназначено взойти на престол.

Дэмиен пожал плечо Никандроса — безмолвный жест был всем, что он мог себе позволить.

— Ты напоминаешь гобелен на стене, — Никандрос потянул за рукав Дэмиена, усмехаясь красному бархату, алой шнуровке и небольшим, аккуратно прошитым рядам рюш. И затем он замер.

— Дэмиен, — сказал Никандрос изменившимся голосом. Дэмиен взглянул вниз. И увидел.

Его рукав задрался, открывая тяжелый золотой браслет.

Никандрос попытался отпрянуть, как если бы его обожгли или ужалили, но Дэмиен сжал его руку, не давая двинуться. Он видел, как это разрушает разум Никандроса — немыслимое.

Сердце Дэмиена колотилось в груди, он попытался остановить это, спасти положение.

— Да, — сказал Дэмиен, — Кастор сделал меня рабом. Лорен освободил меня. Он дал мне командование над его фортом и его отрядами — акт доверия Акиэлоссцу, повышать которого в звании у него не было причин. Он не знает, кто я.

— Принц Виира освободил тебя, — повторил Никандрос. — Ты был его рабом? — Его голос стал ниже на этих словах. — Ты служил Принцу Виира как раб?

Другой шаг назад. В дверях раздался возглас изумления. Дэмиен повернулся, отпуская Никандроса.

В дверях стоял Македон, на чьём лице был написан растущий ужас, а позади — Стратон и двое из солдат Никандроса. Македон был сильнейшим генералом Никандроса, и он пришел присягнуть Дамианису, как генералы присягали отцу Дэмиена. Дэмиен раскрытый стоял перед ними всеми.

Он густо залился краской. Золотой браслет на запястье имел только одно значение: использования и подчинения самого личного характера.

Дэмиен знал, какие картины встали перед их глазами — сотни образов подчиняющихся рабов, прогибающихся и раздвигающих бедра, ту обыкновенную легкость, с которой эти мужчины сами брали бы рабов в свои дома. Он вспомнил, как сам сказал тогда, «Пусть этот останется». В груди стало тяжело.

Дэмиен заставил себя продолжать распускать шнуровку, закатывая рукав выше.

— Это вас шокирует? Я был личным подарком Принцу Виира.

Он полностью оголил предплечье.

Никандрос повернулся к Македону, и его голос был резок:

— Ты не будешь говорить об этом. Ты никогда не будешь говорить об этом вне этой комнаты…

Дэмиен перебил:

— Нет. Это не спрячешь. — Он обращался к Македону.

Мужчина поколения отца Дэмиена, Македон, был генералом одной из самых больших провинциальных армий севера. Стоявший позади Стратон выглядел так, будто его мутит. Два офицера второго ранга опустили глаза в пол — они слишком низкого положения, чтобы делать что-то другое в присутствии Короля, особенно в сложившейся ситуации.

— Ты был рабом Принца? — лицо Македона побелело от читающегося на нем отвращения.

— Да.

— Ты… — Слова Македона вторили немому вопросу в глазах Никандроса, который ни один человек никогда не задал бы вслух своему Королю.

Краска на щеках Дэмиена приобрела другой характер.

— Осмелься спросить.

Македон с трудом произнес:

— Ты наш Король. Это оскорбление Акиэлосу, которое мы не можем снести.

— Ты снесешь его, — сказал Дэмиен, удерживая взгляд Македона, — как я его снес. Или ты мнишь себя выше своего Короля?

Раба — говорило упрямство в глазах Македона. У Македона определенно были рабы среди свиты, и он ими пользовался. То, что он представил между Принцем и рабом, было лишено всех тонкостей. И то, что это было сделано с его Королем, значило, что отчасти было сделано и с ним самим. Его гордость противилась этому.

— Если это станет известно, то не обещаю, что смогу контролировать действия людей, — сказал Никандрос.

— Это уже известно, — ответил Дэмиен. Он наблюдал, как слова действуют на Никандроса, который не мог их принять.

— Чего ты ждешь от нас? — С усилием спросил Никандрос.

— Присягните, — ответил Дэмиен. — И если вы со мной, соберите людей к битве.

* * *

План, который разработали они с Лореном, был прост и основывался на правильном расчете времени. Чарси не напоминало поле Хеллэй, у которого было единственное и явное преимущество. Чарси было замкнутой, холмистой ловушкой, наполовину прикрытое лесом, в котором хорошо расположенная вражеская сила могла быстро организовать окружение приближающегося отряда. Именно по этой причине Регент выбрал Чарси местом для сражения со своим племянником. Приглашать Лорена на честную битву при Чарси было все равно, что улыбаться и приглашать его прогуляться по зыбучим пескам.

Так что они разделили силы. Лорен выехал два дня назад, чтобы приблизиться с севера и развернуть там окружение, заходя с тыла. Люди Дэмиена были приманкой.

Дэмиен долго смотрел на браслет на запястье, прежде чем подняться на помост. Браслет был ярко-золотым и издалека виднелся на его коже.

Дэмиен не пытался его спрятать. Он снял наручи с запястий. Надел Акиэлосскую кирасу, короткий хитон с кожаным низом и высокие Акиэлосские сандалии, подвязанные до колен. Его руки, как и ноги от колен до середины бедра, остались обнаженными. Короткий красный плащ был приколот к его плечу брошью с золотым львом.

Одетый в броню и готовый к битве, Дэмиен вступил на помост и посмотрел на армию, собравшуюся внизу — безупречные ряды и сияющие наконечники копий — и вся она ждала его.

Он позволил им увидеть браслет на своем запястье, как позволил им увидеть себя самого. Теперь он знал о вездесущем слухе: Дамианис, восставший из мертвых. Он наблюдал, как армия впала перед ним в безмолвие.

Он позволил Принцу, которым когда-то был, уйти, позволил себе ощутить свою новую роль, новую сущность, обосновавшуюся в нем.

— Народ Акиэлоса, — сказал он, и слова эхом пронеслись по двору. Он взглянул на ряды красных накидок и почувствовал то же, что ощущал, когда брал меч или надевал наручи на запястья. — Я Дамианис, истинный сын Теомедиса, и я вернулся, чтобы сражаться с вами, как ваш Король.

Последовал оглушительный рев одобрения; древки копий стучали о землю в знак согласия. Он увидел поднятые руки и воодушевленных солдат и мельком ухватил безразличное лицо Македона под шлемом.

Дэмиен вскочил в седло. Он взял того же коня, который был с ним при Хеллэе — большого гнедого мерина, который мог выдержать его вес. Конь ударил передними копытами о мощеный камень, словно хотел перевернуть Дэмиена, и выгнул шею, возможно, как и все величественные животные, чувствуя, что они находятся на грани войны.

Протрубил горн. Влетели знамена.

Внезапно раздалось цоканье, словно горсть стеклянных шариков рассыпалась по ступеням помоста, и небольшой отряд Виирийцев в изношенном синем въехал во двор на лошадях.

Не Гиймар. Йорд и Гюэт. Лазар. Всмотревшись в их лица, Дэмиен увидел, кем они были. Это были члены Гвардии Принца, с которыми Дэмиен проделал путь в несколько месяцев. И была только одна причина, по которой их выпустили из заключения. Дэмиен поднял руку, и Йорда пропустили к нему, так что их лошади на мгновение кружили друг вокруг друга.

— Мы пришли, чтобы ехать с тобой, — сказал Йорд.

Дэмиен взглянул на небольшую группу в синем, которая теперь стояла во дворе перед рядами красного. Их было немного, всего двадцать, и Дэмиен сразу понял, что именно Йорд убедил их, поэтому теперь они были здесь, верхом и готовые к битве.

— Тогда едем, — сказал Дэмиен. — За Акиэлос и за Виир.

* * *

Когда они приблизились к Чарси, дальность видимости была небольшой, и им приходилось полагаться на едущих впереди всадников и разведчиков, чтобы получить информацию. Регент приближался с севера и северо-запада; их собственные силы, играющие роль приманки, стояли у подножия холма, занимая нижнюю позицию. Дэмиен никогда бы не привел людей в такое проигрышное положение без плана контратаки. При таком раскладе это будет ближний бой.

Никандросу это не нравилось. Чем ближе они подходили к Чарси, тем очевиднее становилось для Акиэлосских генералов, насколько плоха эта местность. Если ты хочешь уничтожить своего злейшего врага, то заманишь его в место вроде этого.

«Доверься мне» было последним, что сказал Лорен.

Дэмиен представлял себе план так, как они разработали его в Рейвенеле: Регент нападает первым, и Лорен в правильный момент атакует с севера. Дэмиен хотел этого, хотел жестокого сражения, хотел найти Регента на поле и убить его, закончить его правление за одну битву. Если он только сделает это, только сдержит свое обещание, тогда потом…

Дэмиен отдал приказ строиться. Скоро появится угроза от стрел. Первый залп придет с севера.

— Стоять, — приказал Дэмиен. Сомнительная территория была долиной, окаймленной деревьями и опасными склонами. Воздух был пропитан напряжением ожидания и натянутым, взвинченным настроением, которое предшествует сражению.

В отдалении раздались звуки горна.

— Стоять, — повторил Дэмиен, его норовистый конь беспокойно дернулся под ним. Они должны выманить все силы Регента сюда, на открытое пространство, перед тем, как контратаковать — вытянуть их сюда, чтобы у людей Лорена была возможность сформировать окружение.

Вместо этого он увидел, как западный фланг начал двигаться — слишком рано — повинуясь выкрикиваемым приказам Македона.

— Прикажи им вернуться назад в строй, — сказал Дэмиен, резко пришпоривая лошадь. Он натянул поводья рядом с Македоном, преградив ему путь. Македон посмотрел на него, как генерал на ребенка.

— Мы идем на запад.

— Мой приказ был стоять, — ответил Дэмиен. — Мы позволим Регенту вступить в бой первому, чтобы выманить его людей.

— Если мы это сделаем, а твой Виириец не придет, то все здесь погибнем.

— Он будет здесь, — сказал Дэмиен.

С севера протрубил горн.

Регент был слишком близко, слишком рано, и они не получили ни слова от своих разведчиков. Что-то шло не так.

Слева от Дэмиена среди деревьев вспыхнуло движение. Нападение пришло с севера, атакуя их со склона и из-за деревьев. Нападавших опережал одинокий всадник, разведчик, который мчался по открытой равнине. Люди Регента наступают, а Лорена нет в радиусе сотни миль от сражения. Лорен и не планировал приезжать.

Именно это прокричал разведчик прямо перед тем, как стрела поразила в его в спину.

— Вот твой Виирийский Принц и раскрыл свою истинную сущность, — сказал Македон.

У Дэмиена не было времени подумать, прежде чем ситуация оказалась в его руках. Он выкрикивал приказы, пытаясь сдержать внутренний хаос, когда полетел первый град стрел, и его разум переключился на новое положение, пересматривая количество людей и позиции.

«Он будет здесь» — сказал Дэмиен, и он верил в это, даже когда ударила первая волна атаки, и люди вокруг него начали умирать.

В этом была своя ужасающая логика. Пусть твой раб убедит Акиэлоссцев сражаться. Пусть твои враги сражаются за тебя, потери понесут люди, которых ты презираешь, Регент будет побежден или ослаблен, а армии Никандроса уничтожены.

Только когда вторая волна атаки ударила по ним с северо-запада, Дэмиен до конца осознал, что они остались совершенно одни.

Дэмиен ехал рядом с Йордом.

— Если хотите жить, уезжайте на восток.

Йорд с побелевшим лицом один раз взглянул на выражение лица Дэмиена и сказал:

— Он не придет.

— Нас превосходят числом, — сказал Дэмиен, — но если вы поспешите, то еще сможете уйти.

— Если нас превосходят числом, что же ты собираешься делать?

Дэмиен направил свою лошадь вперед, готовясь занять свое собственное место в переднем ряду солдат.

Он сказал:

— Сражаться.

Глава 2

Лорен медленно пришел в себя в тускло освещенном помещении. Его руки были связаны за спиной, а пульсирующая боль в основании черепа говорила ему, что он получил удар по голове. Неприятно и навязчиво ныло плечо — оно было вывихнуто.

Когда он приоткрыл глаза и пошевелился, то смутно ощутил в воздухе запах затхлости и прохладу помещения, намекавшие, что он находится под землей. В его голове все обрело смысл: была засада, он оказался запертым в подземелье, и раз он не ощущал себя так, как будто его тело везли несколько дней, значит…

— Здравствуй, Принцесса.

Его пронзила паника, и кровь запульсировала под кожей, будто билась в ловушке. Лорен тщательно заставил себя не двигаться.

Камера занимала двенадцать футов в длину и в ширину, входом служила решетчатая дверь, окон не было. За прутьями решетки мелькали каменные ступени. Они мелькали из-за отблесков света факелов, а не из-за того, что Лорена ударили по голове. В камере не было ничего, кроме стула, к которому он был привязан. Этот стул, сделанный из тяжелого дуба, был принесен специально для него, что было либо цивилизованно, либо зловеще — в зависимости от того, как посмотреть. В свете факелов была видна скопившаяся на полу грязь.

Внезапно он вспомнил, что произошло с его людьми, и с усилием отогнал это воспоминание. Он знал, где он. Это были тюремные камеры Фортейна.

Лорен понял, что лицом к лицу встретился со своей смертью, которой будут предшествовать долгие и болезненные пытки. Нелепая мальчишеская надежда, что кто-нибудь придет спасти его, вспыхнула в нем, но он тут же подавил ее. С тринадцати лет у него не было защитника, потому что его брат был мертв. Лорен задумался, было ли возможно сохранить хоть немного достоинства в этой ситуации, и отмел эту мысль в тот же момент, как она его посетила. Это не будет возвышенным. Лорен подумал, что если дела будут совсем плохи, то в его силах будет приблизить конец. Говарта не трудно спровоцировать на смертельную жестокость. Вообще.

Он подумал, что Огюст бы не боялся, будучи беззащитным один на один с человеком, который хочет его убить; это не должно беспокоить и его младшего брата.

Сложнее было забыть о сражении, оставить свои планы незавершенными, принять тот факт, что он упустил свой крайний срок, и что бы теперь ни произошло на границе — он не будет частью этого. Акиэлосский раб (разумеется) предположит, что это предательство со стороны Виирийских сил, после чего предпримет какую-нибудь благородную и самоубийственную атаку на Чарси, которую, вероятно, выиграет, несмотря на смехотворные шансы.

Лорен подумал, что если только не обращать внимания на тот факт, что он изувечен и связан, то они находились один на один — это было не таким плохим шансом для него; за исключением того, что во всем этом он мог чувствовать, как и чувствовал всегда, невидимую направляющую руку своего дяди.

Один на один: он должен думать, что он действительно может выиграть. Даже в лучшем состоянии он не мог бы победить Говарта в рукопашной схватке. А сейчас у него вывихнуто плечо. Пытаясь освободиться сейчас, он определенно ничего не выиграет. Лорен сказал себе это один раз, затем еще раз, чтобы подавить основное инстинктивное желание сопротивляться.

— Мы одни, — сказал Говарт. — Только ты и я. Оглядись. Посмотри хорошенько. Выхода нет. Даже у меня нет ключа. Камеру придут открывать, когда я закончу с тобой. Что на это скажешь?

— Как твое плечо? — Спросил Лорен.

На него обрушился удар. Когда Лорен поднял голову, то получил удовольствие от спровоцированного им выражения лица Говарта, и по той же причине — пусть в этом и было немного мазохизма, — от самого удара. Лорен не мог скрыть свою реакцию от глаз Говарта, поэтому его ударили еще раз. Лорену нужно было пресечь приступ истерики, или все рисковало закончиться очень быстро.

— Я всегда задавался вопросом, что у тебя есть на него, — сказал Лорен. Он заставил голос быть твердым. — Простыня в пятнах крови и подписанное признание?

— Думаешь, я идиот? — сказал Говарт.

— Думаю, что у тебя есть средство воздействия на очень влиятельного человека. Я думаю, что бы у тебя на него ни было, это не продлится вечно.

— Ты хочешь так думать, — ответил Говарт. Его голос был низким от удовольствия. — Хочешь, чтобы я сказал тебе, почему ты здесь? Потому что я попросил тебя у него. Он дает мне то, что я хочу. Он дает мне все, что я хочу. Даже своего неприкосновенного племянника.

— Что ж, я причиняю ему неудобства, — сказал Лорен. — Ты тоже. Вот почему он свел нас. В какой-то момент один из нас избавится от другого.

Лорен заставил себя говорить без чрезмерных эмоций, просто спокойное замечание по факту.

— Дело в том, что когда мой дядя станет Королем, то никакие средства воздействия его уже не остановят. Если ты убьешь меня, то, что бы у тебя ни было против него, перестанет иметь значение. Останетесь только он и ты, и он свободно упрячет в темницу и тебя.

Говарт медленно улыбнулся.

— Он говорил, что ты скажешь это.

Первый просчет, и по его собственной вине. Лорен чувствовал отвлекающие удары своего сердца.

— Что еще говорил мой дядя, я скажу?

— Он сказал, что ты будешь пытаться заговорить меня. Он сказал, что у тебя рот, как у шлюхи. Он сказал, что ты будешь лгать, льстить и подлизываться. — его улыбка стала шире. — Он сказал: «Единственный способ быть уверенным, что мой племянник не выговорит себе путь на свободу, это вырезать ему язык». — Произнося это, Говарт вытащил нож.

Комната вокруг Лорена стала серой; все его внимание сузилось до одной точки, мысли поплыли.

— Если только ты не хочешь услышать это, — сказал Лорен, потому что это было только начало. Это будет долгая, извилистая, кровавая дорожка до самого конца. — Ты хочешь услышать все это. Каждый надломленный звук. Эту вещь мой дядя никогда не видел в тебе.

— Да? И какую же?

— Ты всегда хотел быть по другую сторону двери, — произнес Лорен. — И теперь ты здесь.

* * *

К концу первого часа (хотя, казалось, дольше) Лорен испытал много боли и уже не понимал, насколько (если вообще) он задерживает или контролирует то, что происходит.

Его рубашка была расшнурована до талии и свисала, а правый рукав пропитался красным. Взмокшие от пота волосы спутались. Его язык остался нетронутым, потому что нож торчал из его плеча. Он счел произошедшее за победу.

Нужно радоваться маленьким победам. Рукоятка ножа торчала под странным углом. Это его правое плечо, которое уже вывихнуто, поэтому теперь даже дышать было больно. Победы. Он зашел так далеко, он вынудил своего дядю хоть немного сосредоточиться, проверил его, раз или два заставил его поменять планы. Сделал так, чтобы все было непросто.

Слои толстого камня лежали между ним и внешним миром. Было невозможно ничего услышать. Невозможно, чтобы его услышали. Его единственным преимуществом было то, что он сумел освободить свою левую руку от пут. Он не мог допустить, чтобы это обнаружилось, иначе ничего бы не выиграл. Он заработал бы только сломанную руку. Становилось сложнее придерживаться плана действий.

Поскольку отсюда было невозможно ничего услышать, Лорен рассудил — или рассуждал, пока был более беспристрастным — что, кто бы ни оставил его здесь вместе с Говартом, вернется с тачкой и мешком, чтобы вынести его отсюда, и что произойдет это в заранее запланированное время, так как у Говарата не было способа подать сигнал. Поэтому у Лорена была единственная цель, как когда двигаешься вслед за исчезающим миражом — достичь той точки живым.

Раздались приближающиеся шаги. Последовал металлический скрежет железных петель.

Послышался голос Гийона:

— Ты задерживаешься.

— Такой щепетильный? — спросил Говарт. — Мы только начинаем. Можешь остаться и посмотреть, если хочешь.

— Он знает? — спросил Лорен.

Его голос был чуть более охрипшим, чем когда он начинал говорить — его обычная реакция на боль. Гийон нахмурился.

— Знает что?

— Тайну. Твою маленькую тайну. То, что у тебя есть на моего дядю.

— Заткнись, — оборвал его Говарт.

— О чем это он?

— Ты никогда не задавался вопросом, — сказал Лорен, — почему мой дядя оставил его в живых? Почему он купал его в вине и женщинах все эти годы?

— Я сказал, заткни свой рот. — Говарт сжал в руке рукоятку кинжала и повернул его.

Лорен провалился в темноту и лишь отдаленно осознавал то, что последовало за этим. Он слышал, как где-то вдалеке звенящим голосом Гийон требовал объяснений:

— О чем он? У тебя какие-то личные договоренности с Королем?

— Не лезь туда. Это не твое дело, — отвечал Говарт.

— Если у тебя какие-то личные дела с Королем, ты расскажешь мне о них. Сейчас же.

Лорен почувствовал, что Говарт выпустил рукоятку кинжала из пальцев. После подъёма головы, поднять собственную руку оказалось самой трудной вещью, которую он когда-либо совершал. Говарт двигался навстречу Гийону, преграждая ему путь к Лорену.

Лорен закрыл глаза, дрожащей левой рукой обхватил рукоятку и вытащил кинжал из плеча.

Он не смог удержать низкий стон, вырвавшийся из него. Двое мужчин обернулись, когда он неловко перерезал оставшиеся путы и, пошатываясь, встал позади стула. Лорен держал кинжал в левой руке, стоя в самой близкой к правильной оборонительной стойке, на какую был способен. Комната плыла перед глазами. Рукоятка ножа была скользкой. Говарт улыбнулся, изумленный и довольный, как какой-нибудь пресыщенный зритель при неожиданно печальном окончании пьесы.

Гийон, с нотками легкого раздражения, но совершенно без спешки, сказал:

— Верни его на место.

Они смотрели друг на друга. У Лорена не было никаких иллюзий насчет своих навыков сражения кинжалом в левой руке. Он понимал, как ничтожна угроза, которую он представлял Говарту, даже в то время, когда твердо стоял на ногах. В лучшем случае, он нанесет один удар, прежде чем Говарт схватит его. Удар бы не имел значения. Внушительные мышцы Говарта были покрыты сверху слоем жира. Говарт перенес бы один удар кинжала ослабшего противника, который и без того был слабее его, и продолжил бы драться. Исход его непродолжительной свободы был неизбежен. Он знал это. Говарт знал это.

Лорен сделал один неуклюжий выпад с кинжалом в левой руке, и Говарт жестко его парировал. И действительно закричал именно Лорен, когда его охватила неистовая боль, затмевающая собой все.

Своей поврежденной правой рукой Лорен замахнулся стулом.

Тяжелый дуб ударил Говарта по уху со звуком клюшки, бьющей по деревянному мячику. Говарт покачнулся и свалился. Лорен тоже покачнулся, потому что импульс после замаха отвел его на несколько шагов в сторону. Гийон отчаянно пытался убраться с его пути, прижимаясь спиной к стене. Лорен сосредоточил все оставшиеся силы на том, чтобы добраться до решетчатой двери камеры, выйти, закрыть ее за собой и повернуть ключ, который все еще торчал из скважины. Говарт не поднялся.

В последовавшей тишине Лорен отошел от решетки и вышел в коридор к противоположной стене, по которой он медленно сполз вниз, найдя точку опоры на деревянной скамье, которая приняла его вес. Он ожидал встречи с каменным полом.

Глаза Лорена закрылись. Он смутно осознавал, как Гийон рвется через прутья решетки, которая дребезжала и лязгала, но оставалась все также неумолимо закрытой.

Тогда Лорен засмеялся сбивающимся, едва слышным смехом, ощущая своей спиной приятную прохладу камня. Он прислонил голову к стене.

— … как ты смеешь, ты, жалкий предатель, ты пятнаешь честь своей семьи, ты…

— Гийон, — сказал Лорен, не раскрывая глаз. — Ты связал меня и запер в одной комнате с Говартом. Думаешь, твое очернительство заденет мои чувства?

— Выпусти меня! — Слова эхом отскочили от каменных стен.

— Я уже пробовал, — спокойно сказал Лорен.

Гийон сказал:

— Я дам тебе все, что ты захочешь.

— И это я тоже пробовал, — ответил Лорен. — Мне не нравится считать себя предсказуемым. Но, очевидно, я прохожу через все обычные ответы. Стоит мне рассказать тебе, что ты сделаешь, когда я первый раз воткну нож?

Глаза Лорена открылись. Гийон на шаг отступил от решетки, и это доставило Лорену удовольствие.

— Знаешь, я хотел оружие, — сказал Лорен, — и я не ожидал, что оно само придет ко мне в камеру.

— Ты покойник, как только выйдешь отсюда. Твои Акиэлосские союзники не помогут тебе. Ты оставил их умирать, как крыс, в ловушке при Чарси. Они выследят тебя, — сказал Гийон, — и убьют.

— Да, я знаю, что я пропустил свою встречу, — ответил Лорен.

Коридор мелькнул перед глазами. Лорен напомнил себе, что это всего лишь из-за отсвета факелов. Он слышал собственный призрачный голос:

— Я должен был встретиться с одним человеком. В нем есть все эти идеи справедливости и честной игры, и он пытался удерживать меня от совершения неправильных поступков. Но сейчас его здесь нет. К сожалению для тебя.

Гийон отступил еще на шаг.

— Ты ничего не можешь мне сделать.

— Разве? Интересно, как отреагирует мой дядя, когда обнаружит, что ты убил Говарта и помог мне сбежать. — И тем же призрачным голосом: — Думаешь, он навредит твоей семье?

Руки Гийона сжались в кулаки, словно он все еще держал прутья решетки.

— Я не помогал тебе сбежать.

— Правда? Я не знаю, откуда взялись эти слухи.

Лорен рассматривал его сквозь решетку. Он чувствовал, что к нему вернулось его критическое мышление, вместо которого до настоящего момента была лишь упрямая приверженность единственной цели.

— Вот, что стало болезненно очевидным. Мой дядя велел, что если ты поймаешь меня в плен, то позволишь Говарту взять меня, что было бы грубой тактической ошибкой, но у моего дяди были связаны руки из-за его личного соглашения с Говартом. Или может быть ему просто нравилась сама идея. Ты согласился выполнить его указания. Тем не менее, ты не хотел, чтобы пытки наследника престола до смерти были приписаны твоему имени. Я не уверен точно, почему. Могу только предположить, что, несмотря на ошеломляющее множество доказательств обратного, в Совете все же осталась некоторая рациональность. Меня поместили в пустые камеры, и ты сам шел с ключом, потому что никто больше не знает, что я здесь.

Прижимая левую руку к плечу, Лорен оттолкнулся от стены и подошел к решетке. Внутри камеры раздавалось неглубокое дыхание Гийона.

— Никто не знает, что я здесь. Это значит, никто не знает, что и ты здесь. Никто не будет искать, никто не придет, никто не найдет тебя.

Голос Лорена был ровным, когда он смотрел Гийону в глаза сквозь прутья решетки.

— Никто не поможет твоей семье, когда мой дядя придет за ними с улыбкой на лице.

Лорен видел измученное выражение лица Гийона, напряжение вокруг рта и глаз. Лорен ждал. Слова были произнесены другим голосом, с другим выражением, категорично.

— Чего ты хочешь? — спросил Гийон.

Глава 3

Дэмиен окинул взглядом размах поля. Силы Регента казались потоками темно-красного цвета, вторгшимися в их собственные ряды, смешивая армии и напоминая поток крови, который врывается в воду и распространяется в ней. Открывающийся вид был видом разрушения и нескончаемого потока врагов, такого внушительного, что он походил на рой.

Но Дэмиен видел при Марласе, как один человек может держать фронт, будто лишь одним усилием воли.

— Принц-убийца! — Кричали люди Регента. Сначала они кидались навстречу Дэмиену, но увидев, что происходило с теми, кто нападал на него, они превратились в сбившуюся массу лошадиных копыт, пытающуюся отступить.

Им не удалось уйти далеко. Меч Дэмиена рассекал броню, рассекал плоть; Дэмиен высматривал места сосредоточения сил и уничтожал их, не давая начать построение. Виирийский командир вступил с ним в бой, и Дэмиен позволил им один раз сойтись, прежде чем его меч проткнул шею командира.

Безразличные лица, наполовину закрытые шлемами, мелькали вокруг. Дэмиен думал о лошадях и мечах, о механизмах смерти. Он убивал, и все было просто: либо люди убирались с его пути, либо умирали. Все сузилось до единственной цели; решимость часами поддерживала силы и сосредоточенность за гранью человеческих возможностей — дольше, чем у противника, потому что человек, совершивший ошибку, умирал.

Дэмиен потерял половину своих людей в первой волне. После этого он пошел в лобовую атаку, убивая, сколько было необходимо, чтобы остановить первую волну, и вторую, и третью.

Свежее подкрепление, прибудь оно сейчас, могло бы перебить их всех, как недельных щенят, но у Дэмиена не было подкрепления.

Если он и замечал что-то, кроме сражения, то это было не исчезающее ощущение отсутствия, пустоты. Мастерство, безразличное владение мечом, обнадеживающее присутствие рядом с ним Никандроса с его размеренным, более практичным стилем сражения отчасти заполняли брешь. Дэмиен привык к чему-то, что было временным, как вспышка веселья в паре голубых глаз, на мгновениеловящих его взгляд. Все это переплелось между собой внутри него и затянулось вместе с продолжающимися убийствами в один тугой узел.

— Если Принц Виира покажется, я убью его, — резко бросил Никандрос.

Залпы стрел уменьшились, потому что Дэмиен пробил достаточно строев лучников, которые стреляли в хаос сражения, неся опасность для обеих сторон. Звуки тоже изменились: больше не было рева и криков, их заменили стоны боли и изнеможения, сбившееся дыхание и тяжелый, уже не такой частый, лязг мечей.

Смерть, длящаяся часами; битва вступила в свою завершающую, жестокую, утомленную стадию. Строи были нарушены и распались в беспорядке, кругом лежали груды неподвижных тел, в которых трудно было отличить друга от врага. Дэмиен оставался в седле, хотя тела погибших покрывали землю так плотно, что лошадь увязала в них. Земля была влажной, ноги Дэмиена были запачканы выше колен — забрызганы грязным месивом, потому что почва пропиталась кровью, хотя лето и было сухим. Ржание мечущихся раненых лошадей перекрывало крики людей. Он собирал людей вокруг себя и убивал, телом преодолевая границы физического, границы мысли.

На дальнем краю поля он заметил вспышку красного в нашивках.

«Разве не так Акиэлос выигрывает войны? Зачем сражаться с целой армией, когда можно просто…»

Дэмиен вонзил шпоры в бока лошади и помчался. Люди между ним и его целью превратились в слившиеся пятна. Он едва слышал звон собственного меча или замечал красные плащи Виирийского почетного караула, прежде чем разрубал их. Он просто убивал их, одного за другим, пока не осталось никого между ним и человеком, которого он искал.

Меч Дэмиена очертил в воздухе неумолимую дугу и рассек человека в шлеме с плюмажем надвое. Его тело неестественно накренилось на бок, затем упало на землю.

Дэмиен соскочил с лошади и стянул шлем.

Это был не Регент. Он не знал, кто это был; пешка, марионетка с широко раскрытыми мертвыми глазами, втянутая в это, как и все они. Дэмиен отшвырнул шлем в сторону.

— Все кончено, — раздался голос Никандроса. — Все кончено, Дэмиен.

Дэмиен перевел невидящий взгляд наверх. Броня Никандроса была разрезана поперек кровоточащей груди, недоставало передней нагрудной пластины. Он использовал короткое имя, которым Дэмиена называли, когда он был мальчиком; имя детства, сохраненное для близких.

Дэмиен осознал, что стоит на коленях, и его грудь вздымается так же, как и грудь его коня. В кулаке он сжимал отличительные нашивки мертвого солдата. Казалось, что он сжимает в руках пустоту.

— Кончено? — Слова хрипло вырвались из него. Все, о чем он мог думать — Регент все еще жив, и ничто не кончено. Мысль возвращалась медленно после стольких часов, проведенных, полагаясь на движение и реакцию, на мгновенные ответные действия. Ему нужно было прийти в себя. Люди вокруг бросали оружие на землю. — Я даже не знаю, наша ли это победа или их.

— Наша, — ответил Никандрос.

В глазах Никандроса появился другой взгляд. И когда Дэмиен оглядел разгромленное поле сражение вокруг, то увидел солдат, уставившихся на него издалека, и во взгляде Никандроса отражалось выражение их лиц.

С возвращающимся осознанием Дэмиен увидел, будто впервые, тела людей, которых убил, чтобы добраться до приманки Регента — свидетельства того, что он сделал.

Поле превратилось во взрытые земляные окопы, усыпанные мертвыми телами. Почва стала беспорядочной смесью плоти, бесполезной брони и лошадей без своих всадников. Безостановочно убивая на протяжении часов, Дэмиен не осознавал масштаба того, что он вызвал здесь. Перед его глазами вспышками пронеслись лица тех, кого он убил. Все оставшиеся были Акиэлоссцами, и они смотрели на Дэмиена, как на что-то невероятное.

— Найдите самого высокопоставленного выжившего Виирийца и скажите, что они могут похоронить своих погибших, — сказал Дэмиен. На земле рядом с ним лежало упавшее Акиэлосское знамя. — Чарси объявляется территорией Акиэлоса. — Поднявшись, Дэмиен обхватил деревянный шест знамени и воткнул его в землю.

Знамя было порвано и стояло, склонившись набок из-за пропитавшей ткань грязи, но держалось.

И в тот момент Дэмиен из-за тумана своей усталости, как во сне, увидел всадника, появляющегося на дальнем западном краю поля.

Глашатай скакал галопом через опустошенную местность на белой вычищенной кобыле с изогнутой шеей и высоким, летящим хвостом. Прекрасный и нетронутый, он казался издевкой над жертвой смелых мужчин, павших на поле. Его знамя развевалось позади него, и гербом была звезда Лорена, синий и сияющий золотой.

Глашатай натянул поводья перед Дэмиеном. Дэмиен посмотрел на блестящую шкуру кобылы, не перепачканную грязью, не взъерошенную и не взмокшую от пота, а потом на ливрею глашатая в безупречном состоянии, не тронутую пылью дороги. Он почувствовал, как что-то нарастает в его горле.

— Где он?

Спина глашатая ударилась о землю. Дэмиен стащил его с лошади прямо в грязь, где он теперь лежал ошеломленный, хватая ртом воздух, пока колено Дэмиена прижимало его живот. Рука Дэмиена обхватила его шею.

Его собственное дыхание было порывистым. Вокруг него каждый меч был вынут из ножен, каждая тетива натянута, и стрела готова. Дэмиен сжал руку сильнее, прежде чем ослабить хватку, чтобы дать глашатаю говорить.

Глашатай перекатился на бок и закашлялся, когда Дэмиен отпустил его. Он вынул что-то из-за пазухи. Пергамент, на котором написано две строчки.

У тебя Чарси. У меня Фортейн.

Дэмиен уставился на слова, написанные безошибочно знакомым почерком.

Я приму тебя в своем форте.

* * *

Фортейн затмевал даже Рейвенел — могущественный и великолепный, с высокими башнями и выступающими амбразурами, вгрызающимися в небо. Он возвышался до абсолютной, невозможной высоты, и со всех позиций были видны знамена Лорена. Вымпелы словно парили в воздухе, переливаясь узорчатым синим и золотым шелком.

Дэмиен осадил лошадь, когда они въехали на вершину холма, его армия темной бахромой знамен и копий следовала за ним. Его приказ выезжать был неумолим, призывая людей, едва закончилась битва.

Из трех тысяч Акиэлоссцев, которые бились при Чарси, выжило лишь около половины. Они ехали верхом, сражались и снова ехали верхом, оставив позади только один отряд, чтобы позаботиться о телах, искореженной броне и заброшенном оружии. Йорд и остальные Виирийцы, оставшиеся сражаться, ехали вместе с Дэмиеном небольшой группой, нервничающие и неуверенные, что делать.

К тому времени Дэмиен получил отчет о количестве погибших: двенадцать сотен своих, шесть с половиной тысяч у противника.

Дэмиен понял, что люди начали относиться к нему по-другому после битвы; они расступались, когда он проходил. Он видел их взгляды, полные страха и ошеломленного благоговения. Большинство из них не сражалось с ним раньше. Вероятно, они не знали, чего ожидать.

Теперь они были здесь; они прибыли грязными и покрытыми пылью, некоторые — израненными, преодолевая измождение, потому что этого требовала от них дисциплина, чтобы увидеть зрелище, раскинувшееся перед ними.

Ряды за рядами остроконечных цветных палаток были разбиты на поле перед стенами Фортейна; солнце освещало шатры, знамена и шелка изящно обустроенного лагеря. Это был город из палаток, вмещавший в себя свежие, нетронутые силы людей Лорена, которые не сражались и не умирали этим утром.

Выставленное напоказ высокомерие было намеренным. Оно утонченно намекало: «Вы так старались при Чарси? Я был здесь, полировал ногти».

Никадрос натянул поводья рядом с Дэмиеном.

— Дядя с племянником похожи. Они посылают других людей сражаться за них.

Дэмиен промолчал. В груди он чувствовал похожую на гнев тяжесть. Он окинул взглядом элегантный шелковый городок и вспомнил солдат, умиравших на поле Чарси.

К ним направлялся своего рода приветственный отряд, возвещавший об их прибытии. Дэмиен сжимал в руке окровавленное рваное знамя Регента.

— Только я, — сказал Дэмиен и пришпорил лошадь.

На полпути через поле его встретил глашатай в сопровождении четырех взволнованных помощников, которые говорили что-то срочное о протоколе. Дэмиен выслушал четыре слова из всего этого.

— Не беспокойтесь, — сказал Дэмиен. — Он ждет меня.

Заехав в лагерь, он соскочил с коня и бросил поводья ближайшему слуге, не обращая внимания на суматоху, которую спровоцировало его прибытие; глашатаи отчаянно скакали галопом вслед за ним.

Даже не сняв наручи, Дэмиен направился к шатру. Ему были знакомы эти высокие острые складки; ему был знаком вымпел со звездой. Никто его не задержал — даже когда он подошел к шатру и отпустил стоящего на входе солдата простой командой: «Иди». Он не посмотрел, выполнен ли приказ. Солдат пропустил его внутрь: разумеется, пропустил; все это было спланировано. Лорен был готов принять его, приди он, послушно следуя за глашатаем, или, как сейчас, все еще покрытым грязью и потом после сражения, с кровью, засохшей в тех местах, где ее не удалось вытереть.

Он откинул полу шатра рукой и шагнул внутрь.

Шелковое уединение окружило его, когда полы шатра вновь сомкнулись позади. Дэмиен стоял в шатре, высокий свод которого был собран, как головка цветка, и поддерживался шестью внутренними шестами, по спирали обернутыми шелковой тканью. Он отгораживал окружающую действительность, несмотря на свой размер, и закрытых пол шатра было достаточно, чтобы приглушить звуки снаружи.

Именно это место выбрал Лорен. Дэмиен заставил себя осмотреться. В шатре была мебель: низкие скамьи с подушками, а в дальнем конце стоял стол на козлах вместо ножек, покрытый тканью и уставленный неглубокими блюдами с засахаренными персиками и апельсинами. Будто бы они собирались лениво грызть закуски.

Дэмиен поднял взгляд от стола и перевел его на изящно одетую фигуру, прислонившуюся одним плечом к шесту шатра и наблюдающую за ним.

Лорен сказал:

— Здравствуй, любимый.

Это будет непросто. Дэмиен заставил себя принять слова. Он заставил себя принять все это и пройти вглубь шатра, так что теперь он стоял среди элегантной обстановки в полной броне, нарушая чистоту изящно вышитых шелков под своими перепачканными ногами.

Он швырнул знамя Регента на стол. Оно глухо ударилось комком грязного, запятнанного шелка. Затем он перевел взгляд на Лорена. Он задался вопросом, что видит Лорен, глядя на него. Дэмиен знал, что теперь он выглядит иначе.

— Чарси выиграно.

— Я так и думал.

Дэмиен сделал вдох.

— Твои люди считают тебя трусом. Никандрос думает, что ты предал нас. Что ты отправил нас к Чарси и оставил там умирать под мечами людей своего дяди.

— И ты так думаешь? — Спросил Лорен.

— Нет. — Ответил Дэмиен, — Никандрос тебя не знает.

— А ты знаешь.

Дэмиен взглянул на позу Лорена, как он распределил вес тела и аккуратно держал себя. Левая рука Лорена все еще небрежно лежала на шесте шатра.

Дэмиен намеренно шагнул вперед и сжал правое плечо Лорена.

Мгновение ничего не происходило. Дэмиен сжал крепче и надавил большим пальцем. Сильнее. Он наблюдал, как лицо Лорена становилось пепельно-серым. Наконец, Лорен сказал:

— Хватит.

Дэмиен отпустил его. Лорен отпрянул назад, хватаясь за плечо, где синяя ткань потемнела. Кровь выступила из свежеперевязанной скрытой раны, и Лорен смотрел на Дэмиена странно широко раскрытыми глазами.

— Ты бы не нарушил клятву, — сказал Дэмиен, не обращая внимания на чувство в груди. — Данную даже мне.

Он сделал усилие, чтобы отойти. Размеров шатра хватало, чтобы позволить это, и теперь их разделяло четыре шага.

Лорен не отвечал. Он все еще прижимал рукой плечо, пальцы стали липкими от крови.

Он спросил:

— Даже тебе?

Дэмиен заставил себя посмотреть на Лорена. Правда своим ужасающим присутствием заполняла его грудь. Он подумал о единственной ночи, которую они провели вместе. Он подумал о том, как Лорен отдавался ему, уязвимый, с потемневшими глазами, и о Регенте, который знал, как сломить человека.

Снаружи две армии были готовы к бою. Но этот момент был здесь, и Дэмиен не мог его остановить. Он вспомнил постоянное предложение Регента: «Возьми моего племянника». Дэмиен сделал это, добился его, выиграл его.

Чарси, понял он, не играло роли для Регента. Оно не имело значения. Настоящим оружием Регента против Лорена всегда был сам Дэмиен.

— Я пришел, чтобы сказать, кто я.

Лорен был таким до боли знакомым: оттенок его волос, туго зашнурованная одежда, полные губы, которые он обычно держал сжатыми в тонкую линию, грубый аскетизм, невыносимые голубые глаза.

— Я знаю, кто ты, Дамианис, — сказал Лорен.

Дэмиен услышал это, и вся обстановка шатра, казалось, начала меняться, предметы принимали другие формы.

— Ты думал, — продолжал Лорен, — я не узнаю человека, убившего моего брата?

Каждое слово было льдинкой. Болезненным, острым осколком. Голос Лорена оставался идеально ровным. Дэмиен отступил. Его мысли плыли.

— Я знал во дворце, когда они втащили тебя передо мной, — продолжал Лорен. Слова произносились гладко, безостановочно. — Я знал в банях, когда приказал выпороть тебя. Я знал…

— В Рейвенеле? — Сказал Дэмиен.

Дыхание давалось с трудом — не отрываясь, он смотрел на Лорена, пока летели секунды.

— Если ты знал, — сказал Дэмиен, — как ты мог…

— Позволить тебе трахнуть меня?

У Дэмиена болело в груди, поэтому он почти не заметил признаков того же и в Лорене — контроль, бледное всегда лицо, но сейчас побелевшее.

— Мне нужна была победа при Чарси. Ты предоставил ее. Это стоило того, чтобы вытерпеть, — Лорен произносил ужасающие, четкие слова, — твои неуклюжие ласки.

Слова ударили так больно, что выбили весь воздух из легких.

— Ты лжешь, — сердце Дэмиена колотилось в груди. — Ты лжешь. — Слова были слишком громкими. — Ты думал, что я ухожу. Ты практически вышвырнул меня. — Он произносил это, пока осознание расцветало в нем: — Ты знал, кто я. Ты знал, кто я, в ночь, когда мы занимались любовью.

Он вспомнил, как Лорен сдавал свою защиту, не в первый, а во второй раз: медленнее, слаще, напряжение в нем, то, как он…

— Ты не занимался любовью с рабом, ты занимался любовью со мной. — И он не мог ясно обдумать эту мысль, но он улавливал ее проблеск, проблеск ее острия. — Я думал, ты не станешь, я думал, ты никогда… — Он шагнул вперед. — Лорен, шесть лет назад, когда я сражался с Огюстом, я…

— Не смей произносить его имя. — Лорен с усилием произнес слова. — Никогда не произноси его имя, ты убил моего брата.

Дыхание Лорена сбилось, он почти задыхался, когда говорил, его руки жестко сжимали край стола позади.

— Это ты хотел услышать? Что я знал, кто ты, и все же позволил тебе трахнуть меня, тебе, убийце моего брата, который зарубил его на поле, как животное?

— Нет, — сказал Дэмиен, его живот свело судорогой, — это не…

— Стоит мне спрашивать, как ты сделал это? Как он выглядел, когда твой меч пронзил его?

— Нет, — сказал Дэмиен.

— Или стоит ли мне рассказать тебе об иллюзии человека, который давал мне хорошие советы? Который был рядом со мной. Который никогда не лгал мне.

— Я никогда не лгал тебе.

Слова ужасающе повисли в тишине, которая за ними последовала:

— «Лорен, я твой раб»?

Дэмиен почувствовал, как воздух покидает легкие.

— Не говори, — сказал он, — об этом как…

— Как?

— Как будто это было хладнокровно; как будто я это контролировал. Как будто мы оба не закрыли глаза и не притворились, что я был рабом. — Он заставил себя произнести разоблачающие слова: — Я был твоим рабом.

— Не было раба, — ответил Лорен. — Он никогда не существовал. Я не знаю, что за человек стоит сейчас передо мной. Все, что я знаю, это то, что вижу его впервые.

— Он здесь. — Его плоть горела, словно его только что вскрыли. — Мы одно целое.

— Тогда встань на колени, — сказал Лорен. — Поцелуй мой сапог.

Дэмиен посмотрел в голубые глаза Лорена, которые, казалось, живьем сдирали кожу. Невозможность происходящего отозвалась острой болью. Он не мог сделать этого. Он мог только смотреть на Лорена через расстояние, разделяющее их. Слова причиняли боль.

— Ты прав. Я не раб, — сказал он. — Я Король. Я убил твоего брата. И теперь я держу твой форт.

Произнося это, Дэмиен вытащил кинжал. Он скорее почувствовал, а не увидел, как все внимание Лорена переключилось на него. Физические признаки были едва заметны: губы Лорена приоткрылись, тело напряглось. Лорен не смотрел на кинжал. Он не сводил глаз с Дэмиена, который в ответ смотрел прямо на него.

— Поэтому ты будешь вести со мной переговоры, как с королем, и ты скажешь мне, зачем позвал меня сюда.

Дэмиен осторожно бросил кинжал на пол шатра. Лорен не проследил за падением. Его взгляд оставался пристальным.

— Ты не знал? — спросил Лорен. — Мой дядя в Акиэлосе.

Глава 4

— Лорен, — сказал он, — что ты наделал?

— Тебя беспокоит мысль о том, что он причиняет вред твоей стране?

— Ты знаешь, что да. Мы теперь играем с судьбами народов? Это не вернет твоего брата.

Повисла мучительная тишина.

— Знаешь, мой дядя знал, кто ты, — нарушил молчание Лорен. — Он все это время ждал, пока мы переспим. Он хотел сам сказать мне, кто ты, и наблюдать, как это сломит меня. О, ты догадывался об этом? Ты просто думал, что трахнешь меня в любом случае? Не смог устоять?

— Ты приказал привести меня в твои покои, — сказал Дэмиен, — и толкнул меня в постель. Я сказал: «Не делай этого».

— Ты сказал: «Поцелуй меня», — ответил Лорен, каждое слово произнесено четко. — Ты сказал: «Лорен, мне нужно быть внутри тебя, это так хорошо, Лорен», — он переключился на Акиэлосский, как Дэмиен во время оргазма, — «Я никогда не ощущал такого раньше, я не могу сдержаться, я сейчас…»

— Хватит, — сказал Дэмиен. Он дышал часто и неглубоко, как после тяжелой физической нагрузки. Он неотрывно смотрел на Лорена.

— Чарси, — продолжил Лорен, — было отвлекающим маневром. Я узнал это от Гийона. Мой дядя отплыл в Айос три дня назад и сейчас уже достиг его берегов.

Дэмиен отступил на три шага назад, чтобы позволить информации усвоиться. Он осознал, что рукой опирается об один из шатровых шестов.

— Понятно. А мои люди должны умирать, сражаясь с ним за тебя, так же, как при Чарси?

Улыбка Лорена была неприятной.

— На том столе лежит список снабжения и военных отрядов. Я дам их тебе для поддержки твоей кампании на юг.

— В обмен на?.. — ровным голосом спросил Дэмиен.

— Дельфу, — ответил Лорен таким же тоном.

Дэмиена поразил шок, который заставил вспомнить, что перед ним Лорен, а не любой другой молодой человек двадцати лет. Провинция Дельфа принадлежала Никандросу, его другу и стороннику, который присягнул ему в своей верности. Она была ценной сама по себе: плодородная и с сильным морским портом. Она заключала в себе еще и символическое значение, как место величайшей победы Акиэлоса и величайшего поражения Виира. Ее возвращение Вииру усилит позицию Лорена, но ослабит его собственную.

Дэмиен пришел сюда неподготовленным к ведению переговоров. Лорен подготовился. Лорен был здесь как Принц Виира перед Королем Акиэлоса. Лорен все это время знал, кто он. Список, написанный рукой Лорена, был подготовлен до встречи.

Дэмиена почти мутило от опасности при мысли о Регенте, который находился в его стране. Под контролем Регента уже находилась Акиэлосская дворцовая стража — его подарок Кастору. Теперь же Регент сам был в Айосе, и его отряды в любой момент по приказу готовы захватить столицу — а Дэмиен здесь, за сотни миль, стоит перед Лореном и его невозможным ультиматумом.

Он спросил:

— Ты спланировал это с самого начала?

— Труднее всего было вынудить Гийона впустить меня в его форт, — ровно сказал Лорен, и частный тон его голоса был чуть более частным, чем обычно.

Дэмиен сказал:

— Во дворце по твоим приказам меня избивали, отравили и выпороли. И ты просишь меня отдать Дельфу? Почему бы тебе вместо этого не рассказать, почему мне не стоит просто передать тебя твоему дяде в обмен на его помощь против Кастора?

— Потому что я знал, кто ты, — ответил Лорен, — и, когда ты убил Туара, унизив приверженцев моего дяди, я пустил известие об этом в каждый уголок моей страны. Так что если ты когда-нибудь приползешь на свой трон, то не будет никакой возможности союза между тобой и моим дядей. Хочешь сыграть со мной в эту игру? Я разгромлю тебя.

— Разгромишь меня? — повторил Дэмиен. — Если бы я выступил против тебя, то оставшийся клочок земли, который ты держишь, был бы окружен врагами со всех сторон, и тебе пришлось бы разделить силы в трех направлениях.

— Не сомневайся, — сказал Лорен, — когда я говорю, что ты бы получил все мое неразделенное внимание.

Дэмиен медленно прошелся взглядом по Лорену.

— Ты один. У тебя нет союзников. У тебя нет друзей. Ты доказал, что все, что твой дядя говорил о тебе — правда. Ты заключал сделки с Акиэлосом. Ты даже взял Акиэлоссца себе в постель — и теперь все об этом знают. Ты цепляешься за независимость, имея единственный форт и жалкие остатки своей репутации.

Он придал вес каждому слову.

— Так что позволь мне сказать тебе условия союза. Ты дашь мне все, перечисленное в этом списке, и в ответ я помогу тебе против твоего дяди. Дельфа останется с Акиэлосом. Давай не будем делать вид, что у тебя есть что-то, за что стоит торговаться.

Когда Дэмиен закончил, повисла тишина. Их с Лореном разделяли три шага.

— У меня есть еще кое-что, — сказал Лорен, — что ты хочешь.

Ледяные голубые глаза Лорена неотрывно смотрели на Дэмиена, он стоял в расслабленной позе, и весь свет шатра переливался в его ресницах. Дэмиен почувствовал, как слова подействовали на него, и тело начало реагировать против воли.

— Гийон, — сказал Лорен, — согласился дать письменные показания по поводу деталей сделки, заключенной между Кастором и моим дядей во время его пребывания на посту Посла в Акиэлосе.

Дэмиен покраснел. Это было не то, что он ожидал услышать от Лорена, и Лорен знал это. На мгновение все несказанное повисло между ними.

— Прошу, — сказал Лорен, — оскорбляй меня дальше. Расскажи мне поподробнее о моей пошатнувшейся репутации. Расскажи мне, как то, что я прогибался для тебя, повредило мое положение. Как будто быть оттраханным Королем Акиэлоса могло оказаться чем-то, кроме унижения. Я до смерти хочу это услышать.

— Лорен…

— Ты думал, — перебил Лорен, — что я приду сюда без средств для обеспечения исполнения моих условий? Только у меня есть единственные доказательства предательства Кастора, помимо твоего слова.

— Моего слова достаточно для людей, которые имеют значение.

— Да? Тогда, разумеется, отклони мое предложение. Я казню Гийона за измену и подержу его письмо над пламенем ближайшей свечки.

Руки Дэмиен сжались в кулаки. Он чувствовал себя абсолютно обыгранным — даже когда понимал, что Лорен торгуется за свою политическую жизнь в одиночку, не имея практически ничего. Лорен должен был быть в безвыходном положении, чтобы предложить сражаться вместе с Акиэлосом; вместе с Дамианисом из Акиэлоса.

— Мы снова будем играть в притворство? — спросил Дэмиен. — Что ничего никогда не было?

— Если ты обеспокоен, что это пройдет незамеченным между нами, то не переживай. Каждый в моем лагере знает, что ты служил мне в постели.

— И это будет между нами так? — спросил Дэмиен. — Корыстно? Холодно?

— А как, ты думал, это будет? — ответил Лорен. — Что ты возьмешь меня в постель для публичной консуммации?

Это причинило боль. Дэмиен сказал:

— Мне не сделать этого без Никандроса, а он не отдаст Дельфу.

— Он согласится, когда ты дашь ему Айос.

Это было слишком искусно разыграно. Дэмиен не задумывался об этом дальше поражения Кастора, не думал о выборе сатрапа в Айосе, традиционном месте ближайшего советника Короля. Никандрос был наилучшим кандидатом.

— Я вижу, ты все продумал, — с горечью в голосе сказал Дэмиен. — Это могло быть не… ты мог прийти ко мне и попросить помощи, я бы…

— Убил оставшихся членов моей семьи?

Лорен произнес это, стоя с прямой спиной и немигающим взглядом. С тяжестью Дэмиен вспомнил, как пронзил мечом человека, которого считал Регентом; как будто убийство Регента стало бы его искуплением. Не стало бы.

Он подумал обо всем, что Лорен сделал здесь, о каждой крупице безразличных методов воздействия, чтобы контролировать эту встречу, чтобы быть уверенным, что все пройдет на его условиях.

— Поздравляю, — сказал Дэмиен. — Ты вынудил меня. У тебя есть то, что я хочу. Дельфа в обмен на твою помощь на юге. Ничего не дается даром, ничего не делается из добрых чувств, все происходит по принуждению и с хладнокровным планированием.

— В таком случае у меня есть твое согласие? Скажи это.

— У тебя есть мое согласие.

— Хорошо, — сказал Лорен. Он сделал шаг назад. Тогда, точно стержень самоконтроля окончательно разрушился, Лорен всем весом осел на стол позади себя, с его лица стерлись все краски. Он дрожал, на лбу выступили капельки пота из-за ранения. Он сказал: — А теперь убирайся.

* * *

К нему обращался глашатай.

Дэмиен слышал его, будто откуда-то издалека, и наконец понял, что его ждет небольшой отряд его собственных людей для возвращения с ним обратно в лагерь. Он ответил глашатаю или подумал, что ответил, потому что глашатай ушел и оставил его рядом с конем.

Дэмиен положил руку на седло, прежде чем вскочить на лошадь, и на мгновение закрыл глаза. Лорен знал, кто он, и все равно занялся с ним любовью. Он задавался вопросом, какое сочетание стремления и самообмана позволили Лорену сделать это.

Он был разбит произошедшим, ноющее и покрытое синяками тело сотрясала мелкая дрожь. Дэмиен не чувствовал, как ему наносили удары во время боя — до настоящего момента, когда все они вдруг обрушились разом. Его охватило шаткое изнурение после схватки; он не мог двигаться, он не мог думать.

Если бы он представлял себе, то это было бы единое катастрофическое событие — разоблачение, которое, что бы ни последовало потом, завершилось бы. Жестокость была бы одновременно и наказанием, и облегчением. Он никогда не представлял себе, что это будет продолжаться и продолжаться; что правда была известна; что она была болезненно впитана; что это будет такое разрушающее давление, не покидающее грудь.

Лорен сдержал и подавил все эмоции в своем взгляде — он вынесет и союз с убийцей своего брата, не ощущая ничего, кроме отвращения. Если он может это, то Дэмиен тоже сможет. Он сможет вести деловые переговоры, говорить на формальном языке королей.

Боль утраты была бессмысленна, потому что Лорен никогда не принадлежал ему. Он знал это. То хрупкое, что выросло между ними, никогда не имело права на существование. Всегда был известен конец: тот момент, когда Дэмиен вновь накинет свою мантию.

Теперь ему нужно вернуться с этими людьми в свой собственный лагерь. Поездка назад была быстрой, меньше полумили разделяло их армии. Он вернулся с мыслью о долге, прочно обосновавшейся в его разуме. Если это и причиняло боль, то это было уместно; это и есть царствование.

* * *

Оставалась еще одна вещь, которую он должен был сделать.

Когда он, наконец, спешился, Акиэлосский палаточный городок был возведен, отражая Виирийский, по его приказу. Он соскользнул с седла и бросил поводья солдату. Он очень устал чисто физически, и концентрация теперь требовала усилий. Ему нужно было убрать дрожь в мышцах, в руках и ногах.

На восточной стороне лагеря стоял его личный шатер, в котором его ждали простыни и матрас — место, где он сможет закрыть глаза и отдохнуть. Дэмиен не пошел туда. Вместо этого он вызвал Никандроса в командный шатер, установленный в центре лагеря армии.

Сейчас была ночь, и вход в палатку освещали факелы, оранжевое пламя которых горело на уровне талии. Внутри шесть жаровен отбрасывали танцующие тени на стол и стул, повернутый ко входу, трон для аудиенций.

Даже установка лагеря так близко от Виирийских войск держала людей в напряжении. Они выставили дополнительные караулы и всадников с горнами, каждый нерв был натянут. Если Виириец бросит камушек, вся армия начнет действовать.

Они пока не знали, почему разбили лагерь здесь; они просто исполнили приказы Дэмиена. Никандрос первым услышит новости.

Дэмиен вспомнил, как горд был Никандрос в тот день, когда Теомедис доверил ему Дельфу. Она значила больше, чем просто дарованная земля или каменная кладка построек. Это было доказательством для Никандроса, что он почтил память своего отца. Теперь Дэмиен собирался забрать у него это как часть хладнокровного управления государством.

Дэмиен ждал, не отворачиваясь от того, что теперь для него значило быть Королем. Если он смог оставить Лорена, то он сможет и это.

Никандрос вошел в палатку.

И предложение, и цена были неприятны. Никандрос не смог полностью скрыть боль, пока искал объяснения, которых не находил. Дэмиен смотрел на него, непреклонный и непоколебимый. Они вместе играли мальчишками, но сейчас Никандрос стоял перед своим Королем.

— Виирийский Принц получит мой дом и будет твоим основным союзником в этой войне?

— Да.

— И ты решился на это?

— Решился.

Дэмиен вспомнил свои надежды о возвращении домой, когда между ними все могло бы быть как в прежние дни. Как будто такая дружба могла бы пережить царствование.

— Он настраивает нас друг против друга, — сказал Никандрос. — Это просчитано. Он пытается ослабить тебя.

Дэмиен ответил:

— Я знаю. Это похоже на него.

— Тогда… — Никандрос замолчал и в бессилии отвернулся. — Он держал тебя своим рабом. Он бросил нас при Чарси.

— На то были причины.

— Но я их не узнаю.

Список снабжения и людей, который им предлагал Лорен, лежал на столе. Он включал в себя больше, чем тогда предполагал Дэмиен, но все равно был ограниченным. Он был приблизительно равен вкладу Никандроса, и, вероятно, не уступал по ценности присоединению другого сатрапа к стороне Дэмиена.

Но он не стоил Дельфы. Дэмиен видел — Никандрос знает это, как знает и он сам.

— Я хотел бы сделать это проще, — сказал Дэмиен, — если бы мог.

Повисла тишина, пока Никандрос сдерживал ответ.

Дэмиен спросил:

— Кого я потеряю?

— Македона, — ответил Никандрос. — Стратона. Северных генералов, может быть. В Акиэлосе твои союзники будут уже не такими полезными, обыватели — не такими приветливыми, даже враждебными. Возникнут проблемы со сплочением отрядов, когда мы выступим, и еще больше проблем во время сражения.

Дэмиен сказал:

— Расскажи мне, что еще.

— Люди будут болтать, — продолжил Никандрос. Он произносил слова с отвращением, он не хотел их говорить. — О том…

Дэмиен прервал его:

— Нет.

И следом, словно Никандрос не мог удержать слова, он произнес:

— Если бы ты, по крайней мере, снял браслет с запястья…

— Нет. Он останется. — Дэмиен не стал опускать глаз.

Никандрос отвернулся и положил ладони на стол, оперевшись на него. Дэмиен видел сопротивление, скопившееся в спине Никандроса, в его плечах, пока ладони продолжали неподвижно лежать на столе.

Нарушая болезненное молчание, Дэмиен спросил:

— А ты? Потеряю ли я тебя?

Он позволил себе только это. Слова были произнесены довольно ровным голосом, и он заставил себя ждать, не говоря ничего больше.

Никандрос ответил, и слова как будто поднимались у него глубоко изнутри против воли:

— Я хочу Айос.

Дэмиен выдохнул. Лорен, внезапно осознал он, не настраивал их друг против друга. Он подыгрывал Никандросу. Во всем этом была опасная осведомленность; в знании, насколько далеко может растянуться преданность Никандроса и что удержит ее от разрыва. Присутствие Лорена в комнате было почти ощутимым.

— Послушай меня, Дамианис. Если ты хоть когда-нибудь ценил мои советы, послушай. Он не на нашей стороне. Он Виириец, и он будет вводить свои войска в нашу страну.

— Чтобы сражаться со своим дядей, не с нами.

— Если кто-то убивает твою семью, ты не успокоишься, пока все они не умрут.

Слова повисли между ними. Он вспомнил глаза Лорена, когда тогда в палатке он добыл себе этот союз.

Никандрос качал головой.

— Или ты действительно думаешь, что он простил тебя за убийство его брата?

— Нет. Он ненавидит меня за это, — он произнес это спокойно, не дрогнув, — но своего дядю он ненавидит больше. Мы нужны ему. И он нужен нам.

— Он нужен тебе настолько, что ты лишишь меня моего дома, потому что он сказал тебе?

— Да, — ответил Дэмиен.

Он наблюдал, как Никандрос борется с этим.

— Я делаю это для Акиэлоса, — сказал Дэмиен.

Никандрос ответил:

— Если ты ошибаешься, то больше не будет Акиэлоса.

* * *

Он переговорил с несколькими солдатами по пути к своему шатру, пара слов там, пара слов здесь, пока проходил по лагерю — привычка, укоренившаяся в нем со времени первого командования в семнадцать лет. Солдаты вставали по стойке смирно, когда он проходил мимо, и отвечали только: «Повелитель», если он говорил. Это не было похоже на посиделки вокруг костра с вяжущим рот вином и обменом непристойными историями и грязными слушками.

Йорд и остальные Виирийцы из Рейвенела были отправлены обратно к Лорену, чтобы присоединиться к его армии в нелепых палатках у Фортейна. Дэмиен не видел, как они уехали.

Ночь была теплой, и не было нужды в кострах, кроме как для приготовления пищи и освещения. Дэмиен знал дорогу, потому что среди строгих рядов палаток Акиэлосского лагеря было легко следовать даже в свете факелов. Натренированные, дисциплинированные отряды сделали работу быстро и эффективно, оружие было начищено и сложено, костры разведены, колышки палаток прочно вбиты в землю.

Его шатер был сделан из чистой белой парусины. Он ничем особо не отличался от остальных, за исключением размера и двух вооруженных стражников при входе. Они вытянулись по стойке смирно, залившись румянцем гордости от своей обязанности; это было заметнее в младшем солдате Палласе, чем в старшем Актисе, но все равно очевидно в обоих. Дэмиен убедился, что коротко засвидетельствовал им свою признательность, как следовало, когда проходил мимо.

Он отодвинул полу шатра и позволил ей закрыться позади себя.

Внутри шатер был аскетично пуст и освещен сальными свечами в подсвечниках. Уединение было похоже на благословение. Ему больше не нужно было держать себя, он мог позволить тяжести скопившегося утомления обрушиться на него в поисках отдыха. Тело тосковало по нему. Дэмиен хотел только снять с себя броню и закрыть глаза. В одиночестве ему не нужно быть Королем. Он замер и похолодел, когда ужасное ощущение пробежало по нему, зыбкость, которая походила на тошноту.

Он был не один.

Она была обнажена, ее полная грудь свисала вниз, и лоб прижимался к полу у изножья голого матраса. У нее не было дворцовой подготовки, поэтому она не могла скрыть, что нервничала. Ее светлые волосы по северному обычаю были убраны с лица хрупкой заколкой. Ей было около девятнадцати или двадцати, ее тело обучено и готово для него. Она приготовила ванну в простой деревянной бадье, так что, если бы он пожелал, он мог воспользоваться ей; или самой рабыней.

Дэмиен знал, что в армии Никандроса были рабы, следовавшие за повозками и припасами. Он знал, что когда вернется в Акиэлос, там будут рабы.

— Поднимись, — услышал он себя, неловко произнося слово; неверный приказ для раба.

Было время, когда он бы ожидал такого и знал, как себя вести. Он бы оценил очарование ее простых северных умений и взял бы ее, если не сегодня ночью, то точно утром. Никандрос знал его, и рабыня была во вкусе Дэмиена. Она лучшая рабыня Никандроса — это было очевидно; рабыня из личной свиты, возможно, даже любимица, потому что Дэмиен был его гостем и его Королем.

Она поднялась. Дэмиен молчал. Вокруг ее шеи был надет ошейник, а на тонких запястьях — металлические браслеты, похожие на тот, который он…

— Повелитель, — тихо обратилась она. — Что-то не так?

Он странно неровно выдохнул. Дэмиен осознал, что его дыхание было неровным уже некоторые время, что его тело казалось неустойчивым. Что тишина, повисшая между ними, растянулась слишком надолго.

— Не надо рабов, — сказал Дэмиен. — Передай Держателю. Больше никого ко мне не присылать. Во время кампании меня будут одевать только помощники или камердинеры.

— Да, Повелитель, — сказала она, повинуясь и смущаясь, скрывая это или пытаясь скрыть, и направилась к выходу из шатра, пока ее щеки пылали.

— Подожди, — он не мог отправить ее идти по лагерю обнаженной. — Вот, — он отстегнул свою накидку и обернул вокруг ее плеч. Он чувствовал всю неправильность этого, выходящую за рамки протокола. — Стражник сопроводит тебя обратно.

— Да, Повелитель, — сказала она, потому что она не могла сказать ничего больше, и оставила его в благословенном одиночестве.

Глава 5

Первое последствие заключенного союза, обрушившееся на Никандроса — публичное утреннее объявление, сделанное с большим размахом.

Глашатаи скакали галопом туда и обратно между лагерями задолго до рассвета. Подготовка к объявлению развернулась перед лагерем, охваченным суматохой в серых утренних лучах. Организация встреч такого рода могла длиться месяцами; скорость, с которой это происходило теперь, показалась бы головокружительной, если не знать Лорена.

Дэмиен вызвал Македона в командный шатер и призвал свою армию выстроиться перед ним для обращения. Он сидел на троне для аудиенций, рядом с которым пустовало еще одно дубовое сидение, и Никандрос стоял позади него. Дэмиен наблюдал, как армия строится в порядке: пятнадцать сотен солдат в ровных рядах. Перед Дэмиеном открывался вид на весь размах поля, где армия выстроилась перед ним двумя блоками, между которыми лежал четкий путь, ведущий к трону Дэмиена под навесом шатра.

Дэмиен сам принял решение не рассказывать Македону лично, а призвать его сюда для обращения таким же неосведомленным, как и всех солдат. Это было рискованно, каждая деталь должна быть аккуратно проработана. Македон, который носил пояс с зазубринами, владел самой большой провинциальной армией на севере, и несмотря на то, что технически был генералом под началом Никандроса, он обладал и собственной властью. Если он разгневанным уйдет вместе со своими людьми, то лишит Дэмиена шансов на успех в кампании.

Дэмиен почувствовал реакцию Македона, когда Виирийский глашатай вновь прискакал в их лагерь. Македон был опасно вспыльчивым. Он уже ослушивался королей раньше. Он нарушил мирный договор всего несколько недель назад, организовав личную контратаку на Виир.

— Его Высочество, Лорен, Принц Виира и Акьютарта, — объявил глашатай, и Дэмиен ощутил, как люди вокруг него напряглись сильнее. Никандрос сохранял свой внешний вид неизменным, пусть Дэмиен и чувствовал его напряжение. Его собственное сердцебиение ускорилось, хотя лицо оставалось безразличным.

Когда принц встречает принца, должен соблюдаться протокол. Вы не приветствуете друг друга наедине в прозрачном шатре. Или стоя на коленях, закованным в цепи, в смотровой комнате дворца.

Последний раз Акиэлосская и Виирийская королевские семьи официально встречались шесть лет назад при Марласе, когда Регент сдался отцу Дэмиена, королю Теомедису. Из уважения к Виирийцам Дэмиен там не присутствовал, но он помнил чувство удовлетворения от мысли, что Виирийская голубая кровь преклоняет колени перед его отцом. Тогда ему это нравилось. Вероятно, тогда ему это нравилось настолько же, насколько сейчас его армии не нравилось то, что происходило перед их глазами — и по тем же самым причинам.

Показались Виирийские знамена, развевающиеся над полем, — шесть в ряд и тридцать шесть в длину, — Лорен скакал во главе процессии.

Дэмиен ждал, могущественно восседая на троне из дуба; его руки и бедра были голыми в Акиэлосском стиле, его армия вытянулась перед ним безупречными неподвижными рядами.

Это не походило на бурные въезды Лорена в города и деревни Виира. Никто не впадал в экстаз, не приветствовал радостными возгласами и не кидал цветов к его ногам. Лагерь стоял в безмолвии. Акиэлосские солдаты наблюдали, как он проезжает сквозь их ряды к шатру; их броня, наточенные лезвия и острия копий, на которые падали лучи солнца, сверкали — отполированные, после недавних убийств.

Но чистое надменное изящество было все тем же, сияющие волосы Лорена оставались непокрытыми. Он не надел броню или какой-нибудь знак, говорящий о его статусе, за исключением золотого обруча вокруг лба; и всё же, когда он спрыгнул со своего коня и кинул поводья слуге, все взгляды были прикованы только к нему.

Дэмиен поднялся.

Все под навесом шатра среагировали: люди вставали, переминались, опускали глаза перед своим Королем. Лорен прошел неторопливо и грациозно; казалось, он с высокомерием не замечал реакцию людей, которую вызвало его появление. Он прошел по освобожденному для него пути, как будто спокойно ходить по Акиэлосскому лагерю было его обыкновенным правом. Люди Дэмиена наблюдали за ним, как человек может наблюдать за врагом, слоняющимся по его дому, будучи не в силах помешать этому.

— Мой Акиэлосский брат, — поприветствовал Лорен.

Дэмиен встретил его взгляд не дрогнув. Все знали, что на языке Акиэлоса, принцы иностранных государств обращались друг к другу, как к побратиму.

— Наш Виирийский брат, — ответил Дэмиен.

Он краем глаза обратил внимание на окружение Лорена: слуги в ливреях, несколько неизвестных мужчин снаружи и придворные из Фортейна при исполнении своих обязанностей. Он узнал Капитана Лорена, Энгюрана. Дэмиен узнал и Гийона, самого преданного Советника Регента, который в какой-то момент последних трех дней поменял сторону.

Дэмиен протянул руку ладонью вверх. Лорен спокойно поднял свою и положил ее на протянутую ладонь Дэмиена. Их пальцы соприкоснулись.

Дэмиен чувствовал на себе взгляд каждого из Акиэлоссцев, собравшихся под навесом шатра. Все развивалось медленно. Пальцы Лорена легко лежали поверх его собственных. Он ощутил тот момент, когда люди вокруг него осознали, что сейчас должно произойти.

Подойдя к возвышению, они сели лицами к собравшимся на парные дубовые сиденья, которые теперь стали парным троном.

Изумление; оно прошло по собравшимся в шатре мужчинам и женщинам, как волна, и наружу, по собравшимся рядам солдат. Каждому было видно, как сидят Лорен и Дэмиен: бок о бок.

Дэмиен знал, что это значит. Это подразумевало статус равного по положению. Это объявляло о равноправии.

— Мы призвали вас сегодня сюда, чтобызасвидетельствовать наше согласие, — объявил Дэмиен чистым голосом, который разнесся над шумом. — Сегодня мы отмечаем объединение наших народов против самозванцев и узурпаторов, которые жаждут захватить наши троны.

Лорен устроился так, словно это место было сделано специально для него, и принял любимую позу: одна нога вытянута перед ним, изящное запястье балансирует на подлокотнике трона.

Раздались взрывы негодования, гневные восклицания, руки легли на рукояти мечей. Лорен не выглядел особенно обеспокоенным этим или вообще чем-нибудь.

— В Виире принято преподносить подарок доброму союзнику, — сказал Лорен на Акиэлосском. — Поэтому Виир предлагает этот дар Акиэлосу как символ нашего союза, ныне и во все дни.

Он поднял пальцы. Виирийский слуга вышел вперед, неся на вытянутых руках, как поднос, подушку.

Дэмиену показалось, что шатер исчезает у него перед глазами.

Он забыл о наблюдающих за ним мужчинах и женщинах. Он забыл, что ему нужно удерживать свою армию и своих генералов от мятежа. Дэмиен видел лишь то, что лежало на подушке, которую слуга поднес к возвышению.

Свернутым в кольцо и личным подарком Лорена была Виирийская плеть, сделанная из золота.

Дэмиен узнал ее. У нее была резная золотая рукоятка с рубином или гранатом, своеобразно вделанном в основание — зажатом в пасти большой кошки. Он вспомнил жезл для конвоира с такой же резьбой и длинной филигранной цепью, которая крепилась к его ошейнику. Большая кошка напоминала льва, символ его собственного дома.

Он вспомнил, как рука Лорена слегка тянула за жезл, приводя Дэмиена в ярость. Он вспомнил, как пинком его ноги были раздвинуты, руки привязаны, вспомнил ощущение прочного дерева креста, прижатого к своей груди, и плети, вот-вот готовой упасть на его спину. Он вспомнил, как Лорен устроился у противоположной стены, прислонившись спиной, чтобы наблюдать за каждым малейшим изменением в лице Дэмиена.

Его взгляд вернулся к Лорену. Дэмиен знал, что покраснел, он чувствовал тепло на своих щеках. Перед собравшимися генералами он не мог спросить: «Что ты наделал?»

Снаружи шатра началось движение.

Там Виирийская свита занималась установкой через равные промежутки десяти декоративных колод для порки. Виирийские конвоиры стащили с лошадей, как мешки с зерном, десятерых человек, раздели их, затем связали.

Под навесом шатра Акиэлосские мужчины и женщины вопросительно переглядывались друг с другом, другие вытягивали шеи, чтобы рассмотреть.

На глазах у собравшейся армии десятерых пленников толкнули к колодам, они спотыкались, пошатываясь, их руки были связаны за спинами.

— Эти люди напали на Акиэлосскую деревню Таразис, — сказал Лорен. — Они клановые наемники, купленные моим дядей, которые убивали ваших людей в попытке разрушить мир между нашими народами.

Теперь все внимание шатра принадлежало ему. Взгляд каждого Акиэлоссца был прикован к нему — от солдат до офицеров и даже генералов. Македон и его люди в частности видели разрушение в Таразисе своими глазами.

— Плеть и эти люди — подарок Виира Акиэлосу, — сказал Лорен, а затем повернулся с нежным взглядом голубых глаз к Дэмиену: — Первые пятьдесят ударов — мой подарок тебе.

Дэмиен не смог бы остановить это, даже если бы захотел. Атмосфера в шатре была густо пропитана удовлетворением и одобрением. Его люди жаждали этого, оценили это по достоинству, были признательны за это Лорену, золотому юноше, который мог приказать разорвать людей на части и наблюдать за этим, не поведя и бровью.

Виирийские конвоиры вбивали колоды для порки в землю, а затем рывками проверяли их на прочность, чтобы убедиться, выдержат ли они вес.

Частью разума Дэмиен признавал, насколько идеально был выбран подарок с тонким мастерством: одной рукой Лорен бил его наотмашь, в то время как другой ласкал его генералов, как хозяин чешет подбородок собаки.

Дэмиен услышал свои слова:

— Виир щедр.

— Все-таки, — сказал Лорен, удерживая его взгляд, — я помню, что тебе нравится.

Раздетые пленники были привязаны к колодам.

Виирийские конвоиры заняли свои позиции, каждый встал за одним из пленных, каждый держал в руке плеть. Раздалась команда. Пульс Дэмиена зачастил, когда он осознал, что сейчас будет наблюдать, как по приказу Лорена десятерых человек живьем освежуют у него на глазах.

— Кроме того, — сказал Лорен голосом, который разносился над собравшимися, — ты получишь и щедрость Фортейна. Его врачеватели будут ухаживать за вашими ранеными. Его склады будут кормить ваших людей. Победа Акиэлоса при Чарси была завоевана с трудом. Все, что Виир получил, пока вы сражались — ваше, и это заслуженно. Я не буду извлекать выгоду из трудностей, которые выпадают на долю законного Короля Акиэлоса или его народа.

Ты лишишься Стратона. Ты лишишься Македона, сказал тогда Никандрос, но он не брал в расчет тот факт, что Лорен приедет и угрожающе возьмет все под свой контроль.

Это заняло много времени. Пятьдесят ударов плетьми, нанесенных с усилием плеч и рук по незащищенным спинам мужчин, были длительным делом. Дэмиен заставил себя смотреть все до самого конца. Он не смотрел на Лорена. Лорен, он знал лично, мог бесконечно долго держать этот пристальный взгляд голубых глаз, наблюдая, как с людей сдирают кожу. Дэмиен во всех подробностях помнил, как ощущалось получать удары плетью под взглядом Лорена.

Окровавленных и освежеванных пленников, которые больше не были людьми, отвязали от колод. Это тоже заняло время, потому что теперь, чтобы поднять каждого мужчину, требовался не один конвоир, и никто не был до конца уверен, кто из пленников был в беспамятстве, а кто — мертв.

Дэмиен сказал:

— У нас тоже есть личный подарок.

Взгляды стоящих в шатре повернулись к нему. Подарок Лорена предупредил любой открытый мятеж, но между Акиэлосом и Вииром все еще сохранялся конфликт.

Прошлой ночью, в вечерней темноте своего шатра, он достал этот подарок из своих вещей и взглянул на него, ощущая вес в своей руке. Один или два раза раньше он представлял себе этот момент. В самых личных мыслях он представлял себе, что они будут только вдвоем. Он не представлял его себе так, когда личное становится публичным и болезненным. Дэмиен не обладал способностью Лорена причинять боль с помощью того, что значило больше всего.

Теперь настала его очередь укрепить союз между их народами. И был только один способ сделать это.

— Каждый из присутствующих здесь знает, что ты держал нас, как раба, — сказал Дэмиен. Он сказал это достаточно громко, чтобы мог услышать каждый из собравшихся под навесом шатра. — Мы носим твой браслет на нашем запястье. Но сегодня Принц Виира докажет, что он ровня нам.

Дэмиен подал знак, и один из его камердинеров вышел вперед. Предмет был все еще завернут в ткань. Он ощутил внезапное напряжение в Лорене, хотя внешне это не проявилось.

Дэмиен сказал:

— Ты просил об этом однажды.

Камердинер развернул ткань, открывая золотой браслет. Дэмиен скорее почувствовал, а не увидел, как натянулся Лорен. Безошибочно, браслет был копией того, который носил Дэмиен, переделанным прошлой ночью кузнецом для более тонкого запястья Лорена.

Дэмиен сказал:

— Надень его для меня.

На мгновение ему показалось, что Лорен не станет этого делать. Но на глазах у собравшихся у Лорена не было путей к отступлению.

Лорен протянул руку. И затем ждал, вытянув ладонь, ловя взгляд Дэмиена.

Лорен сказал:

— Надень его мне.

Все взгляды устремились на Дэмиена. Он взял запястье Лорена в руку. Ему придется расшнуровать ткань и закатать рукав.

Он чувствовал пожирающие взгляды Акиэлоссцев в шатре, такие же жадные до этого, какими были жадными до порки. Слухи о порабощении Дэмиена в Виире распространились по лагерю как пламя. Видеть, как Принц Виира в свою очередь надевает золотой браслет дворцового постельного раба, было шокирующим, чем-то личным, символом собственности Дэмиена.

Дэмиен ощутил твердый изогнутый край браслета, когда взял его в руку. Голубые глаза Лорена оставались холодными, но под большим пальцем Дэмиена его пульс колотился, как у кролика.

— Мой трон за твой трон, — сказал Дэмиен. Он закатал рукав. На глазах перед всеми собравшимися в шатре было открыто больше кожи, чем Лорен когда-либо показывал на публике. — Помоги мне вернуть мое королевство, и я увижу тебя Королем Виира.

Дэмиен надел браслет на левое запястье Лорена.

— Я вне себя от счастья носить подарок, который напоминает мне о тебе, — сказал Лорен. Браслет был застегнут. Лорен не отдернул запястье, просто оставил его лежать на подлокотнике трона, оставив шнуровку распущенной, а браслет на всеобщем обозрении.

По длине рядов раздался гул горнов, и были поданы закуски. Все, что теперь оставалось сделать Дэмиену — перенести оставшуюся часть приветственной церемонии и в конце подписать их мирный договор.

Были даны несколько показательных боев, чтобы отметить важное событие, демонстрируя строгую технику. Лорен смотрел с вежливым вниманием, под которым, вероятно, скрывалось настоящее внимание, потому что ему пригодилось бы запомнить Акиэлосские техники боя.

Дэмиен видел, как Македон наблюдает за ним с бесстрастным лицом. Напротив Македона Ваннес пробовала закуски. Она была Послом Регента к полностью женскому двору Васкийской Императрицы, которая, как говорили, в качестве вида спорта отправляла своих леопардов раздирать мужчин.

Дэмиен подумал обо всех тонких делах с Васкийскими кланами, которые вел Лорен во время всей их поездки на юг.

Он спросил:

— Не собираешься рассказать мне, как ты заполучил Ваннес на свою сторону?

Лорен ответил:

— Это не секрет. Она станет первым членом моего Совета.

— А Гийон?

— Я угрожал его сыновьям. Он воспринял это серьезно. Я уже убил одного из них.

Македон приближался к их тронам.

В воздухе повисло ожидание, когда он вышел вперед, и люди в шатре начали толпиться, чтобы увидеть, что он будет делать. Ненависть Македона к Виирийцам была всем хорошо известна. Даже несмотря на то, что Лорен предупредил открытое восстание, Македон не принял бы главенство Виирийского принца. Македон кивнул Дэмиену и встал, не выказав почтения Лорену. Он коротко кинул взгляд на постановочные Акиэлосские бои, затем медленно и высокомерно прошелся взглядом по Лорену.

— Если это действительно союз между равными, — сказал Македон, — досадно, что мы не можем посмотреть Виирийские бои.

Ты смотришь его прямо сейчас и даже не понимаешь этого, подумал Дэмиен. Лорен сосредоточил внимание на Македоне.

— Или состязание, — предложил Македон. — Виириец против Акиэлоссца.

— Ты хочешь бросить вызов Леди Ваннес? — спросил Лорен.

Голубые глаза сверлили карие. Лорен расслабленно сидел на троне, и Дэмиен слишком хорошо понимал, что видит Македон: юнца, более чем вдвое младшего его самого; избалованного принца, который увильнул от сражения; придворного с ленивой изнеженной изысканностью.

— У нашего Короля есть репутация на поле боя, — сказал Македон, медленно скользя взглядом по Лорену. — Почему бы не устроить показной бой между вами двумя?

— Но мы же как братья, — улыбнулся Лорен. Дэмиен почувствовал, как кончики пальцев Лорена скользнули по его собственным; их пальцы переплелись. Дэмиен по личному опыту знал, когда Лорен подавлял все эмоции до одного единого жесткого ядра отвращения.

Глашатаи принесли документ, написанный чернилами на пергаменте на двух языках в два столбца так, чтобы ни один не стоял выше другого. Он был сформулирован просто. В нем не было бесконечных пунктов и подпунктов. Это было краткое заявление: Виир и Акиэлос, объединенные против захватчиков, союзники в дружественных отношениях и общем деле.

Дэмиен подписал его. Лорен подписал его. Дамианис В и Лорен Р, с большой извитой Л.^[1]

— За наш дивный союз, — сказал Лорен.

Всё уже было сделано, Лорен поднимался и Виирийцы покидали лагерь — синий поток знамен выехал длинной удаляющейся процессией через поле.

* * *

Расходились и Акиэлоссцы: офицеры, генералы и рабы — до тех пор, пока Дэмиен не остался наедине с Никандросом, который сверлил его яростным взглядом, наполненным всем категоричным пониманием старого друга.

— Ты отдал ему Дельфу, — сказал Никандрос.

— Это был не…

— Подарок любовнику?

— Ты заходишь слишком далеко.

— Неужели? Я помню Ианестру. И Ианору, — продолжил Никандрос. — И дочь Энида. И Киру, девушку из деревни…

— Достаточно. Я не буду говорить об этом. — Дэмиен перевел взгляд, сосредоточив его на кубке перед ним, который поднял спустя мгновение. Он сделал первый большой глоток вина. Это было ошибкой.

— Тебе не нужно говорить. Я видел его, — сказал Никандрос.

— Меня не волнует, что ты видел. Это не то, что ты думаешь.

— Я думаю, что он красивый и недоступный, в то время как за всю твою жизнь ты ни разу не получал отказа, — ответил Никандрос. — Ты привел Акиэлос к союзу, потому что у Принца Виира голубые глаза и светлые волосы. — И затем он добавил пугающим голосом: — Сколько раз Акиэлос должен страдать, потому что ты не можешь держать свой…

— Я сказал, достаточно, Никандрос.

Дэмиен был зол, он хотел раздавить стекло кубка своими пальцами. Позволить боли от порезов пронзить его.

— Думаешь… хоть на минуту я бы… Для меня, — сказал Дэмиен, — нет ничего более важного, чем Акиэлос.

— Он Принц Виира! Ему плевать на Акиэлос! Хочешь сказать, что у тебя нет мыслей о том, чтобы взять его? Открой глаза, Дамианис!

Дэмиен поднялся с трона и направился к широко распахнутому входу в шатер. Перед ним открылся беспрепятственный вид через поле на Виирийский лагерь. Лорен со своей свитой исчезли в нем, хотя изящный лагерь Виирийских палаток продолжал стоять перед ним, и каждый флаг развевался на ветру.

— Ты хочешь его. Это естественно. Он напоминает одну из статуй, что стоят у Нерея в саду, и он одного с тобой статуса. Ты ему неприятен, но в неприязни тоже есть своя привлекательность, — сказал Никандрос. — Так что переспи с ним. Удовлетвори свое любопытство. Потом, когда поймешь, что один блондин в постели не сильно отличается от другого, двигайся дальше.

Тишина продолжалась слишком долго.

Дэмиен чувствовал эмоции Никандроса позади себя. Он не сводил глаз с кубка. Он не намеревался пытаться объяснять хоть что-нибудь из всего это. Я сказал ему, что я раб, и он сделал вид, что поверил мне. Я поцеловал его на крепостной стене. Он приказал своим слугам привести меня в его постель. Это была наша последняя ночь вместе, и он отдался мне. Он знал, когда это происходило, что я человек, убивший его брата.

Когда он повернулся, выражение лица Никандроса было ужасающим.

— Так это действительно подарок любовнику?

— Да, я спал с ним, — ответил Дэмиен. — Это была одна ночь. Он едва ли расслабился тогда. Я признаю, я… хотел его. Но он Принц Виира, а я Король Акиэлоса. Это политический союз. Он подходит к нему без чувств. Как и я.

Никандрос сказал:

— Думаешь, мне полегчало, когда я услышал, что он красив, умен и холоден?

Дэмиен почувствовал, как воздух покинул легкие. С самого прибытия Никандроса они не говорили о летней ночи в Айосе, когда Никандрос предостерегал его о другом.

— Это не то же самое.

— Лорен не Йокаста?

Дэмиен ответил:

— Я не тот мужчина, который доверял ей.

— Тогда ты не Дамианис.

— Ты прав, — ответил он. — Дамианис погиб в Акиэлосе, когда не прислушался к твоим предостережениям.

Дэмиен вспомнил слова Никандроса. «Кастор всегда верил, что заслужил трон; что ты забрал его у него». И свой собственный ответ. «Он не причинит мне вреда. Мы семья».

— Тогда прислушайся к ним сейчас, — сказал Никандрос.

— Прислушаюсь. Я знаю, — сказал Дэмиен, — кто он, и это значит, что я не могу взять его.

— Нет. Послушай, Дамианис. Ты веришь слепо. Ты видишь мир в крайностях — если ты считаешь кого-то недругом, ничто не разубедит тебя вооружаться для битвы. Но когда ты питаешь к кому-то чувства… Когда ты вручаешь человеку свою преданность, твоя вера в него непоколебима. Ты будешь сражаться за него до последнего вздоха, ты не будешь слушать ни слова, сказанного против него, и ты отправишься в могилу с его копьем между своих ребер.

— А ты так отличаешься? — спросил Дэмиен. — Я знаю, что для тебя значит то, что ты едешь со мной. Я знаю, что, если я ошибаюсь, ты потеряешь все.

Никандрос выдержал его взгляд, затем выдохнул и провел рукой по лицу, легко массируя его. Он сказал:

— Принц Виира.

Когда он вновь посмотрел на Дэмиена, то это был взгляд искоса из-под приподнятых бровей, и на мгновение они снова стали мальчишками, среди древесных опилок арены бросающими копья, которые не долетали шести футов до настоящих кожаных мишеней.

— Ты представляешь себе, — спросил Никандрос, — что бы сказал твой отец, если бы узнал?

— Да, — ответил Дэмиен. — Какую девушку из деревни звали Кира?

— Их всех. Дамианис. Тебе нельзя ему доверять.

— Я знаю, — он допил вино. Снаружи оставались последние дневные часы и работа, которую предстояло выполнить. — Ты провел с ним утро и уже предостерегаешь меня. Просто подожди до тех пор, — сказал Дэмиен, — когда проведешь с ним целый день.

— Ты имеешь в виду, что со временем он исправится?

— Не совсем, — ответил Дэмиен.

Глава 6

Трудность заключалась в том, что они не могли выехать сразу.

Дэмиен привык к работе с находящимся в разногласии отрядом, потому что к настоящему времени имел уже много опыта. Но сейчас это была не маленькая группа наемников, это были две могущественные силы, традиционно враждующие и с обеих сторон возглавляемые вспыльчивыми генералами.

На их первую официальную встречу Македон въехал в Фортейн, скривив рот. В зале заседаний Дэмиен осознал, что ждет появления Лорена с напряжением. Он наблюдал, как тот входит в зал вместе со своим первым советником Ваннес и Капитаном Энгюраном. Дэмиен не был точно уверен, будет ли это утро наполнено незаметными колкостями или это будет поток невероятных замечаний, от которых у всех откроются рты.

На самом деле все прошло беспристрастно и профессионально. Лорен был требователен, собран и говорил исключительно на Акиэлосском. Ваннес и Энгюран меньше владели языком, и Лорен взял на себя ведущую роль в обсуждении, используя такие Акиэлосские слова как «фаланга», словно он не узнал их от Дэмиена двумя неделями ранее, и создавал ненавязчивое общее впечатление хорошего владения языком. Слегка нахмуренный лоб, когда он искал подходящее слово, и вопросы «Как сказать?..» и «Как называется, когда?..» — исчезли.

— Ему повезло, что он так хорошо разговаривает на нашем языке, — заметил Никандрос, когда они вернулись в Акиэлосский лагерь.

— Все, что с ним связано, не имеет отношения к везению, — ответил Дэмиен.

Оставшись один, он выглянул из шатра. Раскинувшиеся поля выглядели умиротворенными, но скоро армии придут в движение. Красная линия горизонта станет ближе, а вместе с ней земли, которые заключали в себе все, что он когда-либо знал. Он окинул их взглядом и отвернулся. Он не смотрел на новый цветущий Виирийский лагерь, в котором яркие шелка реяли на ветру, и изредка раздавались звуки смеха и песенок, разносясь над свежей весенней травой.

Их лагеря по обоюдному согласию будут раздельными. Акиэлоссцы, видя Виирийские палатки с их знаменами, шелками и разноцветными флагами, начавшие вырастать в полях, преисполнялись презрением. Они не хотели сражаться бок о бок с этими новыми шелковыми союзниками. В этом отношении отсутствие Лорена при Чарси было катастрофой. Его первый тактический просчет, от которого они все теперь пытались восстановиться.

Виирийцы тоже относились презрительно, но в другом плане. Акиэлоссцы были варварами, которые водились с выблядками и расхаживали по лагерю полуголыми. Дэмиен слышал обрывки того, что говорилось по окраинам лагеря: непристойные зазывания, насмешки и издевки. Когда Паллас проходил мимо, Лазар присвистывал.

Все это предшествовало более конкретным слухам, о которых шептались люди — грязным домыслам, которые вынудили Никандроса теплым летним вечером сказать:

— Возьми раба.

— Нет, — ответил Дэмиен.

Дэмиен погрузился в работу и физическую подготовку. В течение дня он занимался организацией работы тыла, планированием и тактическими основами, которые облегчат ход кампании. Он прокладывал маршруты. Он формировал линии подкрепления. Он управлял военными тренировками. Ночью он уходил из лагеря и, когда оставался один, то брал свой меч и тренировался, пока с него не начинал течь пот, пока у него не оставалось сил, чтобы поднять оружие, и он мог лишь стоять с дрожащими мышцами, направив острие в землю.

Он спал в одиночестве. Он раздевался и поливался водой самостоятельно, пользуясь лишь услугами камердинеров для выполнения этих манипуляций без излишней интимности.

Он говорил себе, что это то, чего он хотел. Это были деловые отношения между ним и Лореном. Больше не было — дружбы — но это никогда и не было возможно. Дэмиен знал, что все это не будет какой-нибудь глупой фантазией, в которой он бы показывал Лорену страну; в которой Лорен, облокотившись на мраморный балкон дворца в Айосе, повернулся бы, чтобы в прохладном морском воздухе поприветствовать его взглядом, искрящимся от великолепия вида.

Так что он работал. Были дела, которые требовали выполнения. Дэмиен разослал множество писем сатрапам своей страны, чтобы объявить о своем возвращении. Скоро он узнает количество своих сторонников в собственной стране и тогда сможет начать прорабатывать маршруты и продвижение, которые обеспечат ему победу.

Он вернулся в шатер после трех часов уединенной тренировки с оружием; тело покрывал пот, который с него смыли бы его личные камердинеры, так как он распустил всех рабов. Но вместо этого Дэмиен сел писать письма. Пламя свечей тускло мерцало вокруг, но света хватало для того, что должно было быть сделано. Дэмиен собственной рукой написал послания тем, кого знал. Он не рассказал подробностей того, что с ним произошло.

На другой стороне полей, над которыми сгущались сумерки, где-то в Виирийском лагере под новым управлением работали Йорд, Лазар и другие члены Гвардии Принца. Дэмиен подумал о Йорде, находящемся в форте, который был домом Аймерика. Он вспомнил, как Йорд сказал: «Ты никогда не задавался вопросом, как бы ты себя чувствовал, когда узнал, что лег под убийцу своего брата? Думаю, ты бы чувствовал себя вот так».

Тишина глухого часа ночи, нарушаемая лишь приглушенным ночным движением лагеря, заполнила весь его шатер, когда Дэмиен осознал, что закончил последнее письмо.

Кастору он написал всего одну строчку: «Я пришел». Он не смотрел, как отъезжал гонец.

Нет ничего наивного в том, чтобы доверять своей семье.

Так он сказал однажды.

* * *

Гийон стоял в комнате, очень похожей на ту, в которой умер Аймерик; у Гийона было мало внешнего сходства с сыном. Не было намеков на блестящие завитки волос или строптивых взглядов из-под длинных ресниц. Гийон был мужчина с домашней фигурой в преддверии пятого десятка лет. Увидев Дэмиена, он склонил голову так же, как склонил бы ее перед Регентом: низко, искренне.

— Ваше Величество, — приветствовал Гийон.

— И неожиданно ты поменял сторону.

Дэмиен смотрел на него с отвращением. Гийон, насколько мог заметить Дэмиен, не был ни под каким арестом. Он имел полную свободу действий и во многом по-прежнему был главой форта, даже учитывая то, что теперь власть находилась в руках людей Лорена. Какая бы сделка ни была заключена у Гийона с Лореном, он получил многое в обмен за свое сотрудничество.

— У меня много сыновей, — сказал Гийон, — но запас не бесконечен.

Если Гийон хотел сбежать, полагал Дэмиен, то его возможности были ограничены. Регент не был снисходительным человеком. У Гийона не оставалось большого выбора, кроме как с радушием принимать Акиэлоссцев в своих комнатах. То, что возмущало — это легкость, с которой он приспособился к такой смене — роскошь его покоев, отсутствие любых последствий за все то, что он сделал.

Дэмиен вспомнил о людях, погибших при Чарси, а потом он вспомнил Лорена, осевшего на стол в шатре и сжимавшего рукой плечо, когда его лицо стало белым в последней настоящей эмоции, которую он выразил.

Дэмиен пришел сюда, чтобы узнать все возможное о планах Регента, но у него на языке вертелся только один вопрос.

— Кто причинил вред Лорену при Чарси? Это был ты?

— Он не рассказал тебе?

Дэмиен не разговаривал с Лореном наедине с того вечера в шатре.

— Он не предает своих друзей.

— Это не секрет. Я взял его в плен на пути к Чарси. Он был доставлен в Фортейн, где вел переговоры со мной за свое освобождение. К тому времени, как мы с ним пришли к соглашению, он провел некоторое время как заключенный в тюремной камере и перенес небольшой инцидент с плечом. По-настоящему раненым оказался Говарт. Принц нанес ему сокрушительный удар по голове. Через день он умер, проклиная врачей и постельных мальчиков.

— Ты оставил Говарта, — спросил Дэмиен, — в камере с Лореном?

— Да. — Гийон развел руками. — Так же, как помог провести государственный переворот в твоей стране. Теперь, разумеется, тебе нужно мое письменное свидетельство, чтобы вернуть трон назад. Это политика. Принц понимает это. Вот поэтому он заключил с тобой союз, — Гийон ухмыльнулся, — Ваше Величество.

Дэмиен заставил себя говорить очень спокойно, потому что пришел сюда узнать от Гийона то, что не смог бы узнать от своих людей.

— Регент знал, кто я?

— Если он знал, то посылать тебя в Виир был довольно большим просчетом с его стороны, не так ли?

— Да, — ответил Дэмиен. Он не отводил от Гийона взгляд и наблюдал, как кровь приливает к его щекам, и они покрываются пятнами.

— Если Регент знал, кто ты, — сказал Гийон, — тогда он надеялся, что по прибытии в Виир Принц узнает тебя и будет спровоцирован на грубую ошибку. Либо так, либо он хотел, чтобы Принц взял тебя в постель. Осознание того, что он сделал, убило бы его. Как тебе повезло, что этого не произошло, — сказал Гийон.

Дэмиен взглянул на него, и внезапно его начало тошнить от уклончивых речей и двойной игры.

— Ты поклялся священным долгом сохранить трон для своего Принца. Вместо этого ты предал его за власть, за личную выгоду. Что это тебе дало?

В первый раз Дэмиен увидел, как что-то искреннее промелькнуло в выражении лица Гийона.

— Он убил моего сына, — сказал Гийон.

— Ты сам убил своего сына, — ответил Дэмиен, — когда кинул его на путь Регента.

* * *

Опыт походов Дэмиена с находящимся в разногласии отрядом подсказывал, чего ожидать: еда теряется; оружие, предназначенное для одних, попадает к другим; все необходимое для выполнения повседневных задач в лагере — отсутствует. Он имел с этим дело на всем пути из Арля до Рейвенела.

Но он не имел дела с Македоном. Первый раунд начался, когда Македон отказался принимать для своих отрядов дополнительный паек, поставленный из Фортейна. Акиэлос не избалованный. Если Виирийцы пожелают доставить себе удовольствие забрать всю эту дополнительную еду, они могут так и поступить.

Прежде, чем Дэмиен открыл рот, чтобы ответить, Лорен заявил, что он также перераспределит питание среди своих собственных отрядов, чтобы не было несоответствия. На самом деле, любой от солдата до короля с обеих сторон будет получать одинаковую порцию, и порция эта будет определена Македоном. Теперь Македон сообщит им, каков будет размер порции?

Второй раунд был стычкой, которая развязалась в Акиэлосском лагере. Акиэлоссец с разбитым носом, Виириец со сломанной рукой и Македон, говорящий с улыбкой на лице, что это было не более, чем дружеское состязание. Только трус боится состязаний.

Он обращался к Лорену. На это Лорен ответил, что, начиная с этого момента, любой Виириец, ударивший Акиэлоссца, будет казнен. Он верит в честность Акиэлоссцев, сказал он. Только трус может ударить человека, которому не позволено ударить в ответ.

Это было все равно, что наблюдать, как кабан пытается охватить необъятную небесную синь. Дэмиен помнил это ощущение, когда ты против воли подчиняешься Лорену. Лорен никогда не нуждался в использовании физической силы, чтобы заставить людей подчиниться себе, как не нуждался и в любви своих людей, чтобы добиться своего. Лорен добивался, потому что, когда люди пытались ему сопротивляться, то, изящно переигранные, понимали, что не могут.

И, действительно, роптали лишь Акиэлоссцы. Люди Лорена проглотили этот союз. На самом деле, то, как они говорили о своем Принце теперь, не слишком существенно отличалось от того, как они говорили о нем раньше: холодный, как ледышка, за исключением того, что теперь он был достаточно холодным, чтобы трахнуться с убийцей своего брата.

— Присяга должна проводиться по традиции, — сказал Никандрос. — Праздник на всю ночь для генералов, ритуальные игры, показные бои, и октон. Мы соберемся в Марласе. — Никандрос воткнул еще одну фигурку в песчаную карту на столе.

— Сильная позиция, — говорил Македон. — Сам по себе форт неприступен. Его стены никогда не знали брешей, только были сданы.

Никто не смотрел на Лорена. Но не имело значения, даже если бы они смотрели. Выражение его лица не говорило ни о чем.

— Марлас — крупномасштабный оборонительный форт, такой же, как и Фортейн, — позже обратился Никандрос к Лорену. — Достаточно большой, чтобы вместить обе наши армии, там внушительные внутренние казармы. Ты увидишь его потенциал, когда мы туда доберемся.

— Я был там раньше, — сказал Лорен.

— Значит, ты знаком с местностью, — ответил Никандрос. — Это все упрощает.

— Да, — сказал Лорен.

Позже Дэмиен взял свой меч и вышел за пределы лагеря, чтобы потренироваться. Среди зарослей деревьев он нашел понравившуюся ему поляну и начал тренировку, которую повторял каждую ночь.

Здесь ничто не ограничивало его мастерство. Он мог тренироваться не сдерживаясь, ударять, поворачиваться, заставлять себя двигаться быстрее. В теплом воздухе ночи его тело быстро покрылось потом. Он заставил себя работать жестче, погрузившись в нескончаемые движения, действие и реакцию, которые замыкались на теле.

Он вложил все, что чувствовал, в физическое, в подражание сражению. Он не мог стряхнуть это чувство. Оно ощущалось непрекращающимся давлением. Чем ближе они подходили туда, тем сильнее оно становилось.

Остановятся ли они в Марласе в соединенных комнатах, принимая Акиэлосских генералов в течение вечера, сидя на парном троне?

Он хотел… он не знал, чего он хотел. Чтобы Лорен посмотрел на него в тот момент, когда Никандрос объявил, что они отправляются в то место, где шесть лет назад Дэмиен убил его брата.

Дэмиен услышал шум с западной стороны.

Тяжело дыша, он остановился. Весь покрытый потом, Дэмиен вновь услышал звуки: легкий приглушенный смех, затем свист и стук, насмешки и низкий стон. Он узнал опасность мгновенно: метали копья. Но смех был слишком неосторожным, слишком громким для вражеских разведчиков. Не нападение. Небольшая компания солдат, нарушающих комендантский час, выскользнувших из лагеря ночью, чтобы поохотиться или прийти на свидание в лесу. Он считал своих людей более дисциплинированными.

Дэмиен тихо, осмотрительно прошел мимо нескольких темных стволов деревьев, чтобы выяснить, в чем дело. Печальный укол вины: он знал, что эти люди не ожидали появления своего Короля, который лично будет наставлять их. Его появление будет смехотворно несоразмерно с их нарушением, думал он.

До тех пор, пока не добрался до поляны.

Группа из пяти Акиэлосских солдат действительно покинула лагерь, чтобы потренироваться в метании. Они взяли с собой связку копий и деревянную мишень из лагеря. Копья лежали на земле рядом с ними, в легком доступе. Мишень была установлена у ствола дерева. Они по очереди метали копья от линии, прочерченной в земле. Один из них занимал свою позицию у линии, взвешивая в руке копье.

Бледный, парализованный от всеобъемлющего ужаса, на деревянной мишени был распластан мальчик, привязанный за запястья и лодыжки. По его порванной, наполовину расшнурованной рубашке было ясно, что он Виириец и что он юн — восемнадцать или девятнадцать лет — его светло-каштановые волосы спутались, а кожа была испещрена синяками, один из которых пришелся по глазу.

Несколько копий уже были брошены в него. Они застряли в мишени, как булавки. Одно торчало из места между его рукой и боком. Другое — слева от его головы. Глаза мальчика остекленели, он оставался неподвижным. По числу копий — и местам их попадания — было понятно, что цель этого соревнования состояла в том, чтобы кинуть копье настолько близко к мальчику, насколько было возможно, при этом не повредив ему. Солдат отвел руку для замаха.

Дэмиен мог только стоять и наблюдать, как рука солдата метнулась, выпуская копье, которое пронеслось по чистой ровной дуге, потому что не мог вмешаться, так как это могло бы повлечь за собой промах, который убил бы мальчика. Копье рассекло воздух и попало точно туда, куда было нацелено — между ног мальчика, словно застеснявшись дотронуться до плоти. Оно торчало из мишени нелепо похотливо. Раздались грубые смешки.

— И кто кинет следующим? — спросил Дэмиен.

Метатель копья повернулся, и его издевательское выражение лица сменилось изумлением и неверием. Все пятеро замерли и распростерлись на земле.

— Встаньте, — сказал Дэмиен, — как мужчины, какими себя считаете.

Дэмиен был в ярости. Поднявшиеся солдаты, вероятно, не поняли этого. Они не поняли того, как он медленно подходил к ним, каким спокойным был тон его голоса.

— Расскажите мне, — сказал он, — что это вы тут делаете?

— Тренируемся для октона, — ответил голос, и Дэмиен тщательно изучил всех стоящих взглядом, но так и не смог увидеть, кто говорил. Кто бы это ни был, он побледнел после того, как сказал, потому что теперь они все выглядели бледными и нервничающими.

Они носили пояса с засечками, которые отмечали их, как людей Македона — одна засечка за каждую принесенную смерть. Они могли даже ожидать одобрения своих действий со стороны Македона. В их позах виднелось напряженное ожидание, как будто они были не уверены в реакции своего Короля и лелеяли надежду, что получат похвалу или будут отпущены без наказания.

Дэмиен сказал:

— Ничего не говорите больше.

Он подошел к мальчику. Рукав его рубашки был приколот к дереву копьем. На голове кровоточила рана, которую оставило второе копье. Дэмиен увидел, как глаза мальчика потемнели от ужаса, когда он приблизился, и в венах Дэмиена закипел гнев. Дэмиен обхватил копье между ног мальчика рукой и вытащил его. Затем он вытащил копье у его головы и то, которое прикололо рукав рубашки. Дэмиену пришлось достать свой меч, чтобы перерезать веревки, и на звук вытаскиваемой стали дыхание мальчика стало частым и сбившимся.

Мальчик был сильно избит и не смог устоять на собственных ногах, когда веревки были перерезаны. Дэмиен опустил его на землю. С ним было сделано нечто большее, чем просто тренировка в метании копий по мишени. Большее, чем просто избиение. Они надели железный браслет на его левое запястье, похожий на золотой браслет вокруг его собственного запястья — на золотой браслет вокруг запястья Лорена. Ощущая подступающую тошноту, Дэмиен точно знал, что было сделано с этим мальчиком и почему.

Юноша не говорил на Акиэлосском. Он не имел представления, что происходит, и в безопасности ли он. Дэмиен начал говорить с ним на Виирийском — медленные, успокаивающие слова, и через мгновение остекленевшие глаза мальчика сфокусировались на нем, и в них промелькнуло что-то, похожее на понимание.

Юноша сказал:

— Скажите Принцу, что я не дрался в ответ.

Дэмиен повернулся и ровным голосом обратился к одному из солдат:

— Приведи Македона. Сейчас же.

Солдат пошел. Четверо остальных стояли на месте, пока Дэмиен, опустившись на одно колено, снова обратился к мальчику. Мягким, низким голосом Дэмиен продолжал разговаривать с ним. Солдаты не смотрели, потому что они были слишком низкого ранга, чтобы смотреть в лицо королю. Они отвели взгляды.

Македон пришел не один. Две дюжины солдат пришли вместе с ним. Затем пришел Никандрос с еще двумя дюжинами своих людей. Затем появились факелоносцы, окрашивая сумеречную поляну оранжевыми отблесками пляшущего пламени. Мрачное выражение лица Никандроса говорило о том, что он был здесь, потому что Македону и его людям, возможно, понадобится противовес.

Дэмиен сказал:

— Твои солдаты нарушили мир.

— Они будут казнены. — Македон сказал это после того, как бросил заинтересованный взгляд на избитого Виирийского мальчика. — Они обесчестили пояс.

Это было искренне. Македону не нравились Виирийцы. Как не нравились ему и его люди, позорящие себя на глазах у Вииирийцев. Македон не желал чуять ни дуновения Виирийского морального превосходства. Дэмиен видел это в нем, как видел и то, что Македон винил Виирийцев за нападение, за поведение своих людей, за то, что он был призван к ответу перед своим Королем.

Рыжий отсвет пламени был безжалостен. Двое из пяти солдат сопротивлялись, и их забрали с поляны в бессознательном состоянии. Остальные были связаны вместе кусками жесткой плетеной веревки, которая до этого связывала мальчика.

— Доставьте мальчика в наш лагерь, — обратился Дэмиен к Никандросу, потому что он точно знал, что случится, если Акиэлосские солдаты принесут истекающего кровью, избитого мальчика обратно Виирийцам. — Пошли за Паскалем, Виирийским врачом. Потом сообщи Принцу о том, что здесь произошло. — Последовал резкий кивок повиновения. Никандрос ушел, забрав мальчика и несколько факелоносцев.

Дэмиен сказал:

— Остальные свободны. Не ты.

Свет удалялся, и звуки затихали, исчезая среди деревьев, пока он не остался наедине с Македоном в ночной прохладе поляны.

— Македон с севера, — сказал Дэмиен. — Ты был другом моему отцу. Ты сражался с ним почти двадцать лет. Это много для меня значит. Я уважаю твою преданность ему, как уважаю и твою силу, и нуждаюсь в твоих людях. Но если твои солдаты снова причинят вред Виирийцам, ты столкнешься со мной, и между нами будет острие меча.

— Повелитель, — сказал Македон, склоняя голову, чтобы спрятать глаза.

— Ты ходишь по тонкому льду с Македоном, — сказал Никадрос на пути назад в лагерь.

— Он ходит по тонкому льду со мной, — ответил Дэмиен.

— Он традиционалист и поддерживает тебя, как истинного Короля, но не надо толкать его дальше.

— Не я тот, кто толкает.

Дэмиен не пошел в свой шатер. Вместо этого он направился к той палатке в их лагере, где ухаживали за Виирийским мальчиком. Там он тоже отпустил солдат и ждал снаружи, пока выйдет врач.

В ночи лагерь был тихим и темным, но эта палатка выделялась факелами, горящими снаружи, и Дэмиен мог видеть огни Виирийского лагеря на западе. Он осознал странность своего собственного присутствия — король, ждущий у входа, как гончая ждет своего хозяина — но он быстро шагнул вперед, когда Паскаль вышел из палатки.

— Ваше Величество, — изумленно сказал Паскаль.

— Как он? — спросил Дэмиен в повисшей тишине, смотря на Паскаля в свете факелов.

— Кровоподтеки, сломано ребро, — ответил Паскаль. — Шок.

— Нет, я имел в виду…

Он осекся. Спустя долгую паузу, Паскаль медленно сказал:

— С ним все в порядке. Рана от ножа была чистой. Он потерял много крови, но нет необратимых повреждений. Он быстро зажил.

— Спасибо, — ответил Дэмиен. Он продолжил: — Я не ожидал… — Дэмиен остановился. — Я знаю, что я предал твое доверие и соврал тебе о том, кто я. Я не ожидал, что ты простишь меня за это.

Дэмиен чувствовал неуместность своих слов, неловко повисших в воздухе между ними. Он чувствовал себя странно, дыхание стало неглубоким.

Он спросил:

— Он сможет завтра ехать верхом?

— Ты имеешь в виду, в Марлас? — спросил Паскаль.

Последовала пауза.

— Мы все делаем то, что должны, — сказал Паскаль.

Дэмиен ничего не ответил. Через мгновение Паскаль продолжил:

— Тебе тоже нужно подготовиться. Только в сердце Акиэлоса ты будешь в состоянии противостоять планам Регента.

Прохладный ночной ветерок коснулся кожи Дэмиена.

— Гийон заявил, что не знает о планах Регента в Акиэлосе.

Паскаль пристально посмотрел на него своими карими глазами.

— Каждый Виириец знает, что Регент собирается делать в Акиэлосе.

— Что?

— Править, — ответил Паскаль.

Глава 7

Первый военный союз Виира и Акиэлоса отправился из Фортейна утром после казни людей Македона. С этим не возникло много проблем, публичные смерти были поучительны для солдат.

Но они не были поучительны для Македона. Дэмиен наблюдал, как генерал вскочил в седло и туго натянул поводья. Люди Македона казались потоком красных накидок, растянувшихся на половину длины процессии.

Прозвучали горны. Вверх взлетели знамена. Глашатаи заняли свои позиции. Акиэлосский глашатай был справа, Виирийский — слева; их знамена были подняты точно на одинаковую высоту. Виирийского глашатая звали Хендрик, и у него были очень сильные руки, потому что знамена были тяжелыми.

Дэмиен и Лорен ехали рядом друг с другом. Лошадь ни у одного из них не была лучше лошади другого. Ни у одного из них не было более дорогой брони. Дэмиен был выше, но с этим ничего нельзя сделать, говорил Хендрик с непроницаемым выражением лица. Хендрик, как начал понимать Дэмиен, имел что-то общее с Лореном, поэтому всегда было непросто сказать, когда он шутит.

Дэмиен ехал на своем коне рядом с Лореном во главе процессии. Это был символ их союза, Принц и Король едут бок о бок, как друзья. Дэмиен смотрел на дорогу.

— В Марласе мы будем жить в смежных комнатах, — сказал Дэмиен. — Это протокол.

— Разумеется, — ответил Лорен, так же не сводя глаз с дороги.

Лорен не выказывал никаких признаков недомогания и сидел в седле с прямой спиной, словно с его плечом вообще ничего не произошло. Он обаятельно беседовал с генералами и даже переговорил с Никандросом, когда тот обратился к нему.

— Я надеюсь, что пострадавший мальчик вернулся в ваш лагерь в сохранности.

— Спасибо, он вернулся с Паскалем, — ответил Лорен.

«За лечебной мазью?» — открыл рот Дэмиен, чтобы спросить, но не стал.

До Марласа предстоял день езды, и они держали хороший темп. Воздух был наполнен звуками: колонна солдат, опережающие всадники в начале, слуги и рабы в конце. Когда процессия проходиларядом, птицы разлетались, и стаи горных козликов разбегались по склону.

После полудня они добрались до пограничной точки, где стояли люди Никандроса и которая находилась под наблюдением Акиэлосской сигнальной башни. Они проехали ее.

Пейзаж не изменился; кругом лежали поля, густо покрытые зеленой травой после щедрых весенних дождей, вытоптанные по краям из-за движения их колонны. В следующее мгновение зазвучали горны, величественно и одиноко одновременно, и чистый звук был поглощен небом и широким простором вокруг них.

— Добро пожаловать домой, — сказал Никандрос.

Акиэлос. Дэмиен вдохнул Акиэлосский воздух. Он представлял себе этот момент во время долгих месяцев плена. Он не смог удержаться и взглянул на Лорена рядом с собой, чьи поза и выражение лица были расслабленными.

Процессия проехала через первые поселения. Располагаясь так близко к границе, они представляли собой большие фермы с рушащимися наружными каменными стенами, а некоторые напоминали импровизированные крепости с вышками и хорошо обустроенной оборонительной системой. Здесь движение армии не стало бы неожиданностью, и Дэмиен был готов к тому, что люди его страны отреагируют на это по-разному.

Он забыл, что Дельфа стала Акиэлосской провинцией всего шесть лет назад, а до этого, на протяжении всей жизни, эти мужчины и женщины были жителями Виира.

В дверных проемах собирались молчаливые женщины, мужчины и дети, вместе стоя под укрытием, пока мимо маршировала армия.

Напряженные и напуганные, они вышли из своих домов, чтобы посмотреть на Виирийские знамена, появившиеся здесь впервые за шесть лет. Один из наблюдателей соорудил из веток грубое подобие звезды. Маленькая девочка поднимала его над головой, повторяя только что увиденную картину.

«Знамя со звездой все еще имеет значение здесь, на границе», — сказал однажды Лорен.

Сейчас Лорен молчал, возглавляя процессию, и сидел на лошади с прямой спиной. Он не признавал своих людей с их Виирийским языком, традициями и преданностью, живущими своей скромной жизнью на границе. Он ехал с армией Акиэлоссцев, которые полностью держали под контролем эту провинцию. Он смотрел вперед; так делал и Дэмиен, ощущая с каждым шагом непрекращающееся давление от приближения к месту их назначения.

* * *

Дэмиен точно помнил, как поле выглядело тогда, и поэтому сначала не узнал его. Исчез лес из поломанных копий, не было больше взрытых борозд в земле и лежащих вниз лицами в вытоптанной грязи солдат.

Марлас был теперь буйством травы и диких цветов, колышущихся на ветру в приятном летнем воздухе. Здесь и там сонно жужжали насекомые. Стрекоза приземлилась, а затем улетела. Их лошади шли с трудом, увязая в высокой траве. Они вышли на широкую дорогу, освещенную лучами солнца.

Когда их процессия пересекла поле, Дэмиен осознал, что ищет следы того, что здесь произошло. Не было ничего. Не осталось никаких следов. Никто не сказал: «Это было здесь». Становилось только хуже, пока они приближались к крепости, словно единственным свидетельством прошедшей битвы было только чувство в его груди.

И затем в поле зрения возник сам форт.

Марлас всегда был прекрасен. Это был Виирийский форт в величественном стиле с высокими крепостными стенами и бойницами, чьи изящные арки выделялись на фоне зеленых полей.

Издалека он выглядел таким и сейчас. Это было внешнее очертание Виирийского архитектурного творчества, внутри обещающего высокие открытые галереи, украшенные резьбой, филигранной позолотой и декоративной плиткой.

Внезапно Дэмиен вспомнил, как в день победы срезались гобелены и рвались флаги.

Акиэлоссцы, мужчины и женщины, столпились у ворот, вставали на цыпочки, чтобы увидеть, как промелькнет их возвратившийся Король. Акиэлосские солдаты заполонили внутренний двор, и Акиэлосские знамена с золотым львом на красном фоне взвились повсюду.

Дэмиен осмотрел двор. Парапеты были разрушены и приняли новую форму. Каменная кладка снята. Камень сам по себе вывозился для строительства новых зданий, великолепные крыши и башни выравнивались в Акиэлосском стиле.

Дэмиен сказал себе, что считал Виирийские украшения расточительностью. В Арле его глаза молили об отдыхе; каждый день он мечтал увидеть пустую белую стену. Все, что он мог видеть сейчас — голый пол со снятой плиткой, разрушенный потолок, открытый, болезненно оголенный камень.

Лорен соскочил с седла, благодаря Никандроса за приветствие. Он прошел мимо рядов Акиэлосских солдат, выстроившихся в безукоризненном строе.

Внутри собралась домашняя прислуга форта, возбужденная и гордая, чтобы встретить своего Короля и служить ему. Дэмиен и Лорен были вместе представлены старшим среди слуг, которые будут в их распоряжении во время их пребывания в форте. Они прошли через первый ряд комнат во второй, завернули за угол и попали в смотровой зал.

В зале были выстроены две дюжины рабов.

Они стояли на коленях в два ряда, прижимая лбы к полу. Все были мужчинами в возрасте от девятнадцати до двадцати пяти лет, с разной внешностью и разной цветовой гаммой, их глаза и губы были подчеркнуты краской. Позади них в ожидании стоял Держатель Рабов.

Никандрос нахмурился.

— Король уже высказал свое предпочтение обходиться без рабов.

— Эти рабы предоставлены для использования гостем нашего Короля, Принцем Виира, — Колнас, Держатель Рабов, уважительно склонил голову. Лорен подошел ближе.

— Мне нравится вон тот, — сказал он.

Рабы были одеты в северном стиле в легкие газовые шелковые туники, которые были продеты через кольцо на их ошейниках и едва закрывали тело. Лорен указывал на третьего раба слева, с темными волосами и склоненной головой.

— Прекрасный выбор, — сказал Колнас. — Исандр, шагни вперед.

У Исандра была смуглая кожа, тело гибкое, как у молодого оленя, и темные волосы и глаза: цветовая гамма Акиэлоса. В этом он был похож на Никандроса; на Дэмиена. Он был младше Дэмиена, девятнадцати или двадцати лет. Мужчина — либо из уважения к Виирийским обычаям, либо чтобы угодить предполагаемым предпочтениям Лорена. Он выглядел как один из лучших рабов Никандроса, думал Дэмиен. Вероятно, редкостью было то, что его предложили гостям. Нет. Он был новым, его еще не брали в постель. Никандрос никогда бы не предложил королевской знати что-то меньшее, чем Первую Ночь раба.

Дэмиен нахмурился. Исандр зарделся от чести быть выбранным. Излучая застенчивость, он поднялся и затем встал на колени перед остальными рабами, предлагая себя со всей милой изящностью дворцового раба, слишком хорошо обученного, чтобы дерзко встать на колени прямо перед Лореном.

— Мы подготовим его и приведем к Вам этим вечером для церемонии его Первой Ночи, — сказал Колнас.

— Первой Ночи? — спросил Лорен.

— Рабы обучены искусству наслаждения, но они не возлежат ни с кем до их Первой Ночи, — ответил Колнас. — Здесь мы пользуемся теми же строгими классическими тренировками, которые используются во дворце. Навыки приобретаются через словесные указания и практикуются косвенными методами. Раб остается полностью нетронутым и сохраняет свою чистоту до его первого раза с Повелителем.

Глаза Лорена поднялись на Дэмиена.

— Я не знаю, как приказывать постельному рабу, — сказал Лорен. — Научите меня.

— Они не говорят на Виирийском, Ваше Высочество, — объяснил Колнас. — На Акиэлосском языке будет подходяще использовать простую форму обращения. Приказать рабу прислуживать значит оказать ему честь. Чем интимнее услуга, тем больше честь.

— Правда? Подойди сюда, — обратился Лорен.

Исандр поднялся с колен во второй раз, и по его телу пробежала легкая дрожь, когда он подошел так близко, насколько осмелился, прежде чем вновь упасть на пол, залившись краской. Он казался немного ошеломленным вниманием. Лорен протянул кончик сапога.

— Поцелуй, — сказал он, не сводя с Дэмиена глаз.

Его сапог был прекрасно выделан, его одежда осталась безупречной даже после долгой поездки. Исандр поцеловал носок сапога, затем лодыжку. Дэмиен подумал, что там уже была бы кожа, если бы Лорен носил сандалии. Затем, в мгновение невыразимой дерзости, Исандр наклонился вперед и потерся щекой о голенище сапога Лорена — знак исключительной близости и желания угодить.

— Хороший мальчик, — сказал Лорен, протягивая руку, чтобы погладить темные кудряшки Исандра, пока тот закрыл глаза и залился румянцем.

Колнас остался горд, довольный тем, что его выбор был оценен по достоинству. Дэмиен видел, что и домашняя прислуга вокруг них тоже была довольна, сделав все возможное, чтобы дать Лорену почувствовать себя желанным гостем. Они тщательно и продуманно отнеслись к Виирийской культуре и Виирийским обычаям. Все рабы были весьма привлекательными, и все были мужского пола, чтобы Принц мог брать их в постель, не оскорбляя Виирийских традиций.

Это было бессмысленно. В зале стояло две дюжины рабов, в то время как количество раз, когда у Лорена был секс, можно было пересчитать, вероятно, по пальцам одной руки. Лорен просто собирался притащить двадцати четырех юношей в свои покои, чтобы они сидели без дела. Им даже не удастся расшнуровать Виирийскую одежду.

— Может ли он также прислуживать мне в купальнях? — спросил Лорен.

— И на празднике для генералов этим вечером, когда они будут давать присягу, если Вам угодно, Ваше Высочество, — сказал Колнас.

— Это меня радует, — ответил Лорен.

* * *

Дом не должен был ощущаться так, как он ощущался сейчас.

Камердинеры облачили его в традиционное одеяние. Ткань оборачивалась вокруг талии и на плечах — вид официального Акиэлосского наряда, который можно снять, удерживая один конец и разматывая, пока человек крутится. Они принесли сандалии и лавровый венок ему на голову, в тишине совершая ритуальные действия, пока Дэмиен неподвижно стоял перед ними. Камердинерам не подобало говорить с ним или смотреть на его персону.

Повелитель. Он чувствовал их затруднение, их желание стать ниже; такого рода близость к королевской знати дозволялась только крайней покорности рабов.

Он отослал рабов. Он отослал их так же, как отослал их тогда в лагере, и стоял в тишине своей комнаты, ожидая прибытия камердинеров.

Лорен, Дэмиен знал, занимал смежную комнату, отделенную от его собственной единственной стеной. Дэмиен находился в Королевских покоях, которые обустраивал любой лорд, строящий форт, в надежде, что когда-нибудь в них остановится Король. Но даже оптимизм прежнего лорда Марласа не доходил до мысли, что главы двух королевских семей посетят форт одновременно. Для того чтобы сохранить их договоренность о совершенном равенстве, Лорен остановился в покоях Королевы, располагавшихся за стеной.

Вероятно, сейчас Исандр ухаживал за ним, игриво справляясь со шнуровкой. Ему придется развязать шнуровку костюма для верховой езды сзади на шее Лорена, прежде чем распустить ее через петельки. Или Лорен взял Исандра в бани, чтобы он раздел его там. Исандр зальется краской от гордости быть выбранным для такого задания. Прислуживай мне. Руки Дэмиена сжались в кулаки.

Он вернулся к политическим вопросам. Сейчас они с Лореном встретятся с небольшими старшинами северных провинций в зале, где будет вино и празднество, и придут генералы Никандроса, один за другим, чтобы присягнуть и пополнить ряды их армии.

Когда последний лавровый лист был пристроен, последний кусок ткани обернут на нужном месте, Дэмиен направился со своими камердинерами в зал.

Гости лежали на софах среди расставленных невысоких столиков или на низких, обложенных подушками, скамьях. Македон наклонился вперед, выбирая дольку очищенного апельсина. Паллас, красивый офицер-победитель, полулежал в изящной позе, говорившей о его аристократической крови. Стратон поправил свою кожаную тунику и вытянул ноги на софе, положив одну на другую. Все, чей ранг или титул давал право быть здесь, уже собрались, и каждый высокопоставленный северянин пришел присягнуть; зал был забит.

Присутствующие Виирийцы по большей части стояли, неловко сбившись в группы, один или двое осторожно устроились на краешках скамей.

И по всей длине зала сновали рабы.

Рабы в набедренных повязках носили закуски на маленьких подносах. Рабы обмахивали опахалами из пальмовых листьев лежащих Акиэлоссцев. Раб-мужчина наполнил неглубокий винный кубок для одного из Акиэлосских господ. Раб протягивал чашу с розовой водой, и Акиэлосска ополоснула в ней пальцы, даже не взглянув на раба. Дэмиен услышал звенящие звуки кифары и мельком заметил отточенные движения танца раба, за мгновение до того, как прошел через двери.

Когда Дэмиен вошел, зал затих.

Не раздались звуки фанфар и напыщенных объявлений, как было бы в Виире. Он просто вошел, и все пали ниц. Гости поднялись со скамей и упали на колени, прижимая лбы к полу. Рабы распростерлись на животах. В Акиэлосе не короли возвышали свой статус. Те, кто находился в их окружении, принижали себя.

Лорен не поднялся. Он не был обязан. Он просто наблюдал со своей софы, как целый зал распростерся пред своим королем.

Лорен принял элегантную расслабленную позу, положив одну руку на спинку софы и полусогнув ногу, демонстрируя изгиб бедра, обтянутого изысканной тканью. Пальцы его второй руки свисали с подлокотника софы. Шелк натянулся на колене.

Исандр распростерся на полу в дюйме от небрежно свешивающихся пальцев Лорена, его гибкое тело было обнаженным. Он надевал лишь короткую повязку, похожую на традиционную Васкийскую мужскую одежду. Ошейник подходил ему как вторая кожа. Лорен расслабленно сидел, и каждая линия его тела была со вкусом устроена на софе.

Дэмиен заставил себя пройти через повисшую тишину. Их парные софы стояли бок о бок.

— Брат, — приятным голосом сказал Лорен.

Глаза всех присутствующих в зале были прикованы к Дэмиену. Он чувствовал их взгляды, их ненасытное любопытство. Он слышал шепот — это действительно он, Дамианис, он жив, и он здесь — дополняемый бесстыдными взглядами, направленными на него, направленными на золотой браслет на его запястье, направленными на Лорена в Виирийской одежде, напоминавшего экзотичное украшение — так это Виирийский Принц. И под всем этим скрывались домыслы, никогда не высказываемые вслух.

Перед лицом этого Лорен держал себя исключительно корректно, его поведение безупречно, даже то, как он использовал раба, было актом безукоризненного этикета. В Акиэлосе хозяевам доставляло радость, если гость пользовался их гостеприимством. И еще Акиэлосским людям доставляло радость, когда члены королевской семьи брали себе рабов — символ мужественности и могущества и предмет для большой гордости.

Дэмиен сидел, слишком остро ощущая присутствие Лорена рядом с собой. Он видел весь размах зала со своего места, море склоненных голов. Дэмиен махнул рукой, подавая знак, что зал должен подняться с колен. Он увидел Барея из Мезоса, первого генерала после Македона, мужчину лет сорока с темными волосами и коротко стриженой бородой. Он увидел Аратоса из Харона, который пришел в Марлас с шестью сотнями солдат. Эандрос из Итиса с небольшим отрядом лучников стоял в задней части зала, скрестив руки на груди.

— Генералы Дельфы. Теперь вы видели свидетельства того, что Кастор убил Короля, нашего отца. Вы знаете о его союзе с захватчиком, Регентом Виира. Сейчас отряды Регента находятся в Айосе, готовые захватить Акиэлос. Сегодняшним вечером мы взываем к вашему обету сражаться рядом с нами и рядом с нашим союзником, Лореном из Виира.

Последовала напряженная пауза. Македон и Стратон присягнули ему еще в Рейвенеле, но это было до заключения его союза с Лореном. Этих мужчин просили принять Лорена и Виир, когда еще не успело смениться поколение с той войны.

Барей выступил вперед.

— Я хочу гарантий того, что Виир не оказывает неподобающего влияния на Акиэлос.

Неподобающее влияние.

— Говори яснее.

— Говорят, Принц Виира — ваш любовник.

Тишина. Никто бы не осмелился так разговаривать при дворе отца Дэмиена. Это было свидетельство строптивости этих командиров, их ненависти к Вииру — и к его собственному положению, вновь шаткому. Гнев поднялся в нем.

— Кого мы берем в нашу постель, не ваша забота.

— Если Король берет Виир в свою постель, это наша забота, — ответил Барей.

— Стоит мне рассказать им, что действительно произошло между нами? Они хотят знать, — сказал Лорен.

Он начал расшнуровывать свой манжет, протягивая тесьму через петельки, затем закатал ткань, чтобы открыть изящное запястье — и затем безошибочное золото рабского браслета.

Дэмиен ощутил, как изумленный гул прошелся по залу, ощутил его снедаемую любопытством подоплеку. Слышать, что Принц Виира носит Акиэлосский рабский браслет, отличалось от того, чтобы увидеть это воочию. Это был колоссальный позорный факт, золотой браслет — символ собственности Акиэлосской королевской семьи.

Лорен изящно положил запястье на изогнутый подлокотник софы, и развязанный рукав со свисающей шнуровкой навевал воспоминания об открытом воротнике тонкой рубашки.

— Я прояснил вопрос? — сказал Лорен на Акиэлосском. — Ты спрашиваешь, спал ли я с человеком, который убил моего брата?

Лорен носил рабский браслет с абсолютным равнодушием. Он никому не принадлежал, и аристократическая надменность его позы ясно говорила об этом. Лорен всегда обладал неотъемлемым качеством неприкосновенности. Он развил безукоризненную грациозность, откинувшись на софе, и его точеный профиль и непроницаемые глаза делали его похожим на статую. Идея, что он позволил бы кому-нибудь трахнуть себя, была немыслимой.

Барей сказал:

— У человека должен быть лед в венах вместо крови, чтобы переспать с убийцей собственного брата.

— Тогда ты получил свой ответ, — сказал Лорен.

Повисла тишина, в которую Лорен удержал взгляд Барея.

— Да, Повелитель.

Барей склонил голову, и неосознанно обратился Акиэлосским Повелитель, а не Виирийскими титулами Высочество или Величество.

— Что ж, Барей? — спросил Дэмиен.

Барей опустился на колени в двух шагах от возвышения.

— Я присягну. Я вижу, что Принц Виира стоит на вашей стороне. Это правильно, что мы клянемся здесь, на месте вашей величайшей победы.

Дэмиен принял все присяги.

Он сказал слова благодарности генералам и, когда появилась еда, обозначая окончание клятв и начало празднества, он выказал свое удовлетворение.

Рабы внесли еду. Камердинеры прислуживали Дэмиену, так как он четко дал понять свои предпочтения. Это было неловкое разрешение вопроса, которое вызывало недовольство всех в зале.

Исандр прислуживал Лорену. Исандр был абсолютно влюблен в своего хозяина. Он постоянно стремился сделать все наилучшим образом, выбирал для Лорена закуски и приносил ему только лучшие из них на маленьких неглубоких блюдах, меняя воду в чаше, чтобы Лорен мог ополоснуть пальцы. Исандр проделывал все это с прекрасной сноровкой, ненавязчиво внимательно и никогда не привлекая к себе внимания.

Его ресницы привлекали к себе внимание. Дэмиен заставил себя отвернуться.

Двое рабов вышли в центр зала, один из них держал кифару, а другой, постарше, встал позади него, выбранный за свое мастерство в декламации.

Лорен сказал:

— Исполни Падение Инахтоса, — и по залу пробежал шепот одобрения. Колнас, Держатель Рабов, оценил знания Лорена в области Акиэлосских эпических поэм.

— Это одна из твоих любимых, не так ли? — спросил Лорен, переводя взгляд на Дэмиена.

Это была одна из его любимых. Он просил исполнить ее бессчетное количество раз на вечерах, подобных этому, в мраморных залах своего дома. Дэмиену всегда нравились описания Акиэлоссцев, уничтожающих своих врагов, когда Нисос отправился убить Инахтоса и захватить его обнесенный стенами город. Он не хотел слышать ее сейчас.

Волнующие ноты военной баллады вызвали у генералов всплеск искреннего одобрения, и их оценка Лорена по достоинству росла с каждой строфой. Дэмиен взял кубок с вином. Обнаружил, что он пуст. Подал знак.

Принесли вино. Когда он поднял кубок, то увидел, как Йорд направляется к тому месту, где Гийон сидел вместе со своей женой, Луаз, слева от Дэмиена. Именно к Луаз, а не к Гийону, шел Йорд. Она окинула его любопытным взглядом.

— Да?

Последовала неловкая пауза.

— Я только хотел сказать… что я соболезную вашей утрате. Ваш сын был хорошим бойцом.

— Благодарю, солдат.

Она уделила ему то символическое внимание, какое леди могла бы уделить любому слуге, и вернулась к разговору со своим мужем.

Еще не успев осознать этого, Дэмиен поднял руку и подозвал Йорда. Приближаясь к возвышению, Йорд три раза пал ниц, неизящно как человек, только что надевший новый доспех.

— У тебя правильные инстинкты, — услышал свои слова Дэмиен.

Это был первый раз с той битвы при Чарси, когда он говорил с Йордом. Он ощутил, как это общение отличалось от тех вечеров, когда они сидели вокруг костра и обменивались историями. Он ощутил, как все теперь отличалось. Йорд долго смотрел на него, затем подбородком кивнул в сторону Лорена.

— Я рад, что вы с ним друзья, — сказал он.

Свет был очень ярким. Дэмиен осушил кубок.

— Я думал, когда он узнает о тебе, он потребует отмщения, — продолжил Йорд.

— Он знал все это время.

— Хорошо, что вы можете доверять друг другу, — сказал Йорд. И добавил: — Мне кажется, до того, как ты пришел, он никому по-настоящему не доверял.

— Не доверял, — ответил Дэмиен.

Вспышки смеха все громче раздавались по залу. Исандр принес Лорену гроздь винограда на небольшом блюдце. Лорен сказал что-то в одобрение и жестом указал Исандру присоединиться к нему на софе. Исандр просиял, застенчиво опьяненный. Пока Дэмиен наблюдал, Исандр оторвал одну виноградинку от грозди и поднес ее к губам Лорена.

Лорен наклонился вперед. Он накрутил кудряшку Исандра на свой палец и позволил кормить себя, виноградинку за виноградинкой — принц с новым любимцем. Дэмиен увидел, как на другой стороне зала Стратон хлопнул по плечу раба, который ему прислуживал; это был знак, что Стратон желает тактично удалиться и насладиться ласками раба в уединении.

Дэмиен машинально поднял кубок. Он был пуст. Стратон был не единственным Акиэлоссцем, который уходил вместе с рабом; мужчины и женщины в зале также позволяли себе это. Опьянение и рабы, изображающие сражение, разрушали запреты. Акиэлосские голоса становились все громче, ободренные вином.

Лорен наклонился еще ближе, чтобы интимно прошептать что-то на ухо Исандру, и затем, когда исполнение баллады достигло апогея, а столкновение мечей отдалось гулом в его груди, Дэмиен увидел, как Лорен хлопнул Исандра по плечу и поднялся.

«Бьюсь об заклад, ты никогда бы не подумал, что принц может завидовать рабу. Сейчас я бы поменялся с тобой местами в один удар сердца». Слова Торвельда.

Дэмиен произнес:

— Прошу меня простить.

Весь двор поднялся вокруг Дэмиена, когда он оттолкнулся от своего трона-софы. Пытаясь последовать за Лореном, он был пойман в прощальные церемонии; зал казался удушающим давлением тел и шума, и когда светловолосая голова исчезла у дверей, то одна за другой Дэмиена останавливали группы гостей, вставая на его пути. Ему следовало взять с собой собственного раба, тогда толпа испарилась бы, понимая, что Король желает уединения.

Коридор оказался пуст, когда Дэмиен наконец вышел в него. Его сердце глухо колотилось в груди. Он повернул за первый угол в проход, почти ожидая увидеть удаляющуюся фигуру Лорена. Вместо этого он увидел голую, пустую арку, с которой была снята ее Виирийская резная решетка.

Под аркой стоял Исандр, с его оленьими глазами казавшийся смущенным и брошенным.

Он был настолько смущен, что на мгновение просто уставился на Дэмиена широко раскрытыми глазами, прежде чем понял, что происходит, и упал на пол, прижимаясь к нему лбом.

Дэмиен спросил:

— Где он?

Исандр был хорошо обучен, несмотря на то, что сегодня все шло не так, как он ожидал; несмотря на то, что от него требовалось рассказать об этом довольно унизительном факте своему Королю.

— Его Высочество Принц Виира уехал на прогулку.

— Прогулку куда?

— В конюшнях могут знать, куда он направился. Этот раб может узнать.

Поездка, ночью, в одиночестве, уход с празднества в его честь.

— Нет, — сказал Дэмиен. — Я знаю, куда он поехал.

* * *

В ночи все выглядит иначе. Это был пейзаж воспоминаний. Старых камней и древних нависающих скал, павших королевств.

Дэмиен выехал из замка и направился к полю, которое он помнил, на котором десять тысяч Акиэлосских мужей столкнулись с Виирийской армией. Он осторожно направлял свою лошадь там, где земля уходила под откос или возвышалась. Кромка каменной плиты, обломок лестницы; по полю Марласа были разбросаны останки чего-то более древнего, древнее самой битвы — немого свидетеля разрушенных арок и разбитых, покрытых мхом стен.

Дэмиен помнил эти каменные глыбы, которые вросли в землю; он помнил, как передним фронтам приходилось обходить их и разбиваться вокруг них. Они были здесь до битвы, они были здесь до Марласа — останки давно падшей империи. Они были путеводной звездой памяти, отметиной прошлого на поле, которое могло стереть все.

Ближе; приближение было затруднительным, потому что оно было острым от воспоминаний. Это было место, где пал их левый фланг. Это было место, где он приказал своим людям атаковать несокрушимые строи и знамя со звездой, которое не дрогнуло. Это было место, где он убил последних солдат из Гвардии Принца и сошелся лицом к лицу с Огюстом.

Он спешился и намотал поводья на покрытый трещинами каменный столп, бывший когда-то колонной. Пейзаж был старинным, и обломки камней тоже были старинными; и он вспомнил это место, вспомнил взрытую землю и отчаяние сражения.

Преодолев последний каменный выступ, он увидел в лунном свете очертания плеч, белый шелк распущенной рубашки — верхняя одежда была снята, обнажая запястья и шею. Лорен сидел на каменном выступе. Его веста, так нехарактерно для него, была снята. Он сидел на ней.

Камень выскользнул из-под ноги Дэмиена. Лорен обернулся. На мгновение он смотрел на Дэмиена широко раскрытыми глазами и казался таким юным, но затем взгляд в его глазах изменился, словно вселенная выполнила неотвратимое обещание.

— О, — протянул Лорен, — прекрасно.

Дэмиен сказал:

— Я думал, тебе может понадобиться…

— Что?

— Друг, — сказал Дэмиен. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду.

— К чему сложности? — ответил Лорен. — Давай трахнемся.

Он говорил это, пока ветер теребил его расшнурованную рубашку. Они смотрели друг на друга.

— Я не это имел в виду.

— Может, ты не это имел в виду, но ты хочешь этого, — сказал Лорен. — Ты хочешь трахнуть меня.

Любой, говорящий такое, должен был бы быть пьян. Лорен был абсолютно трезв. Дэмиен вспомнил ощущение ладони, толкнувшей его на кровать, на своей груди.

— Ты думал об этом еще с Рейвенела. С Нессона.

Дэмиен был знаком с этим настроением. Ему следовало этого ожидать. Он заставил себя произнести слова.

— Я пришел, потому что подумал, что ты захочешь поговорить.

— Не особо.

Дэмиен продолжил:

— О твоем брате.

— Я никогда не трахал своего брата, — ответил Лорен, и в его словах послышался странный надрыв. — Это инцест.

Они стояли в том месте, где умер его брат. С ощущением растерянности, Дэмиен осознал, что они не будут говорить о нем. Они будут говорить об этом.

— Ты прав, — сказал Дэмиен. — Я думал об этом с Рейвенела. Я не мог перестать об этом думать.

— Почему? — спросил Лорен. — Я был так хорош?

— Нет. Ты трахался как девственник, — ответил Дэмиен, — часть времени. А оставшееся время…

— Как будто я знал, что делать?

— Как будто для тебя это было привычно.

Дэмиен наблюдал, как подействовали его слова. Лорен покачнулся, словно ему только что нанесли удар.

Лорен произнес:

— Не уверен, что в данный момент могу выслушивать этот твой особый вид честности.

Дэмиен ответил:

— Я не предпочитаю изощрения в постели, если ты интересуешься.

— Это верно, — сказал Лорен — Тебе нравится по-простому.

Весь воздух покинул легкие Дэмиена. Он замер, беззащитный, не готовый к этому. «Ты даже это будешь использовать против меня?» — хотел спросить он и не спросил. Лорен, стоя на своем, тоже дышал неглубоко.

— Он умер легко, — заставил себя говорить Дэмиен. — Он был лучшим из всех, с кем я сражался. Это был честный бой, и он не чувствовал боли. Конец был быстрым.

— Как зарезать свинью?

Дэмиену казалось, что он шатается. Он едва смог расслышать грохочущий шум. Лорен резко обернулся, чтобы всмотреться в темноту, откуда звук раздавался громче — это был приближающийся топот копыт.

— Ты послал и своих людей разыскивать меня? — спросил Лорен с гримасой на лице.

— Нет, — ответил Дэмиен и сильно толкнул Лорена, укрывая его за одним из огромных, надломленных каменных валунов.

В следующую секунду появился отряд, по крайней мере, из двухсот человек, так что воздух наполнился запахом проходящих лошадей. Дэмиен крепко прижал Лорена к камню и удерживал его на месте своим телом. Всадники не замедлили хода, несмотря на неровную землю и темноту, и любой человек на их пути был бы сбит с ног, растоптан под ударами множества копыт. Разоблачение было настоящей угрозой; под ладонями Дэмиена холодный темный камень дрожал от грохочущих копыт тяжелых смертоносных животных.

Дэмиен чувствовал Лорена, прижатого к нему, едва сдерживающего напряжение — адреналин в нем смешивался с его неприязнью такой близости, и чувствовалось его желание вырваться, подавляемое лишь необходимостью.

Внезапно Дэмиен вспомнил о верхней одежде Лорена, открыто лежащей на валуне, и об их лошадях, привязанных неподалеку. Их обнаружение значило бы плен или нечто худшее. Они понятия не имели, кто эти люди. Пальцы Дэмиена впились в камень, чувствуя мох и крошащиеся осколки под ним. Лошади мчались, огибая их валун, как стремительный поток.

И затем они исчезли, оставив их позади так же быстро, как и появились, удаляясь по полям в западном направлении. Топот копыт стих. Дэмиен не двигался, грудь Лорена прижималась к его собственной, и Дэмиен чувствовал неглубокое дыхание Лорена на своем плече.

Лорен оттолкнул его, вырвавшись и встав к нему спиной, тяжело дыша.

Дэмиен стоял, не убирая руку с каменной глыбы, и наблюдал за ним через пейзаж странных очертаний. Лорен не повернулся к нему, он просто неподвижно замер. Дэмиен снова видел его бледным силуэтом в тонкой рубашке.

— Я знаю, что ты не холоден, — сказал Дэмиен. — Ты не был холоден, когда приказал привязать меня к кресту. Ты не был холоден, когда толкнул меня на свою постель.

— Нам нужно уходить, — произнес Лорен; он не смотрел на него. — Мы не знаем, кто эти всадники или как им удалось обойти наших разведчиков.

— Лорен…

— Честный бой? — сказал Лорен, поворачиваясь к нему. — Не бывает честного боя. Кто-то всегда сильнее.

И затем со стороны форта раздался звон колоколов, сигнал тревоги, который подали их часовые, поздно заметившие появление неизвестных всадников. Лорен наклонился, чтобы подцепить свою весту, надел ее, передернув плечами, и не завязанная шнуровка свободно повисла. Дэмиен привел их лошадей, отвязав поводья от разрушенной колонны. Лорен безмолвно вскочил в седло, вонзил шпоры в бока лошади, и они оба помчались обратно в Марлас.

Глава 8

Это мог быть простой набег. Но Дэмиен решил выследить всадников, поэтому солдат вытянули из их постелей, чтобы отправиться в погоню в тусклых предрассветных лучах солнца. Они выехали из Марласа и направились на запад через раскинувшиеся поля. Но они не обнаружили никаких следов, пока не добрались до первой деревни.

Сначала они почувствовали запах. Густой едкий запах дыма, приносимый ветром с юга. Дальние от деревни фермы были заброшены и почернели от огня, который местами продолжал тлеть. Лошади в испуге шарахались в сторону, когда проходили мимо участков выжженной земли, от которых веяло жаром.

Когда они въехали в саму деревню, все оказалось еще хуже. Как опытный командир Дэмиен знал, что происходит, когда солдаты проходят через населенные земли. Получив предупреждение, старые и молодые, женщины и мужчины бегут в окружающие поселения, укрываясь в холмах со своей лучшей коровой или провизией. Если же предупреждения не приходит, жители остаются на милости главаря отряда, самый доброжелательный из которых платил бы за еду, которую брали его люди, и за дочерей, и за сыновей, с которыми они развлекались. Сначала.

Но совсем другое проснуться в замешательстве от топота копыт в ночи, не имея ни единого шанса сбежать, а лишь время, чтобы забаррикадировать двери. Запереться внутри было актом инстинктивным, но бесполезным. Когда солдаты подожгли дома, жителям пришлось выйти.

Дэмиен соскочил с лошади на почерневшую землю и обвел взглядом то, что осталось от деревни. Позади него натянул поводья Лорен, бледная стройная фигура рядом с Македоном и его Акиэлосскими солдатами в тонкой полоске света зари.

Знакомое мрачное выражение было написано на лицах как Виирийцев, так и Акиэлоссцев. Брето выглядела также. И Таразис. Это была не единственная незащищенная деревня, уничтоженная как предлог к войне.

— Отправьте отряд идти по следу всадников. Мы остановимся здесь, чтобы похоронить умерших.

Пока Дэмиен говорил это, он увидел, как солдат спустил собаку с цепи, на которой она рвалась. Нахмурившись, он наблюдал, как она рванулась на другой конец деревни, останавливаясь у одного из дальних сараев и царапаясь в дверь.

Он нахмурился сильнее. Сарай был вынесен далеко от сгруппировавшихся домов деревни. Он стоял нетронутым. Любопытство заставило Дэмиена пройти к нему, его сапоги посерели от пепла. Собака скулила высоким пронзительным воем. Он положил ладонь на дверь сарая и обнаружил, что та не поддается. Она была заперта на засов изнутри.

Позади него раздался подрагивающий тонкий детский голос:

— Там ничего нет. Не заходите внутрь.

Дэмиен обернулся. Голос принадлежал ребенку лет девяти, неопределенного пола, но, похоже, девочке. С побелевшим лицом она вышла из-за кучи дров, уложенных у стены сарая.

— Если там ничего нет, почему нам не надо заходить внутрь? — спросил Лорен. Лорен вместе с его спокойной, неизменной, приводящей в бешенство логикой тоже подошел к сараю пешком. С ним были трое Виирийских солдат.

Девочка сказала:

— Это всего лишь сарай.

— Взгляни. — Лорен опустился перед девочкой на одно колено и показал ей эмблему со звездой на своем кольце. — Мы друзья.

— Мои друзья мертвы, — ответил она.

Дэмиен приказал:

— Выламывайте дверь.

Лорен удерживал девочку. Потребовалась два удара солдатских плеч, прежде чем дверь поддалась. Дэмиен переложил руку с рукоятки меча на рукоятку кинжала и первым вошел в замкнутое пространство.

Собака вбежала следом за ним. Внутри на засыпанном соломой грязном полу лежал мужчина со сломанным концом копья, торчащим из его живота, а между ним и дверью стояла женщина, вооруженная ни чем иным как вторым обломком копья.

Помещение пропахло кровью. Она впиталась в солому, где лежал мужчина, на пепельного цвета лице которого появилось выражение изумления.

— Мой господин, — прохрипел он и, несмотря на копье в животе, попытался приподняться на локте перед своим принцем.

Он смотрел не на Дэмиена. Он смотрел мимо него, на Лорена, остановившегося в дверном проеме.

Не оборачиваясь, Лорен приказал:

— Вызовите Паскаля.

Он вошел в отсыревшее помещение, пройдя мимо женщины, положив руку на древко колья, которое она сжимала, и просто отведя его в сторону. Затем он опустился на колени на грязный пол, где мужчина снова повалился на спину на солому. Он посмотрел на Лорена, узнав его.

— Я не смог сдержать их, — произнес мужчина.

— Лежи смирно, — ответил Лорен. — Врач уже идет.

Дыхание мужчины вырывалось с хрипами. Он пытался сказать, что он был служителем в Марласе. Дэмиен осмотрел маленькую убогую комнату. Этот старый человек сражался за своих жителей с молодыми, скачущими верхом солдатами. Вероятно, он один здесь имел хоть какую-то подготовку, хотя любая подготовка у него сохранилась с далекого прошлого; он был стар. И тем не менее, он сражался. Эта женщина и ее дочь пытались помочь ему, затем спрятать его. Это не имело значения. Он умрет от этого копья.

Все это пронеслось в мыслях Дэмиена, когда он повернулся. Он увидел протянувшийся кровавый след. Женщина и девочка втащили мужчину в сарай с улицы. Дэмиен переступил через кровавую дорожку и встал на колени перед девочкой:

— Кто это сделал? — сначала она ничего не ответила. — Я клянусь тебе, я найду их и заставлю поплатиться за это.

Она встретила его взгляд. Он подумал, что сейчас услышит затуманенные ужасом вспышки воспоминаний, обрывочные описания, что он узнает, в лучшем случае, цвет плащей. Но девочка произнесла имя четко, словно оно было вырезано на ее сердце.

— Дамианис, — сказала она. — Дамианис сделал это. Он сказал, что это его послание Кастору.

* * *

Когда Дэмиен вырвался наружу, пейзаж потерял все краски, превращаясь в пелену серого.

Он положил руку на ствол дерева и облокотился, чтобы прийти в себя, пока его трясло от гнева. Солдаты, крича его имя, въехали сюда под покровом ночи. Они перерезали жителей деревни мечами, сожгли их в их же домах; это был запланированный шаг, нацеленный на то, чтобы повредить его политической репутации. Желудок Дэмиена сжался, его мутило. Он чувствовал, как что-то темное и безымянное поднимается в нем в ответ на тактику тех, с кем он сражался.

Ветер шелестел листвой. Почти машинально оглядевшись по сторонам, Дэмиен заметил, что дошел до небольшой группы деревьев на окраине, как будто стремясь выбраться из деревни. Они росли достаточно далеко от разрушенных построек, поэтому он не отправил сюда никого из своих людей, так что он был первым, кто заметил его. Дэмиен увидел его прежде, чем его разум окончательно прояснился.

Рядом с деревьями лежал труп.

Это не был труп жителя деревни. Лицом вниз лежал солдат в броне, растянувшись в неестественной позе. Дэмиен оттолкнулся от дерева и подошел ближе, его сердце глухо колотилось в груди от ярости. Вот ответ и виновник. Вот один из людей, атаковавших эту деревню, который уполз сюда умирать, незамеченный своими товарищами. Дэмиен перевернул закоченевшее тело носком сапога, так что лицо оказалось открытым небосводу.

Солдат обладал чертами Акиэлоссца, и вокруг его талии был надет пояс с засечками.

Дамианис сделал это. Он сказал, что это его послание Кастору.

Дэмиен двинулся до того, как успел осознать. Он прошел мимо построек, мимо своих людей, роющих могилы для умерших, от обуглившейся земли под его ногами все еще веяло теплом. Он увидел солдата, вытиравшего испачканное пеплом, вспотевшее лицо рукавом. Он увидел солдата, тащившего что-то безжизненное к ближней из вырытых могил. Дэмиен схватил Македона за загривок и потянул назад, даже не успев подумать.

— Я окажу тебе честь испытанием в поединке, которого ты не заслуживаешь, — сказал Дэмиен, — прежде чем убить тебя за то, что ты здесь устроил.

— Ты будешь сражаться со мной?

Дэмиен вытянул меч из ножен. Начали собираться Акиэлосские солдаты, половина из которых были людьми Македона, носившими пояса с засечками.

Какой был и на трупе. Какой был и на каждом солдате, убивавшем жителей деревни.

— Вызов, — сказал Дэмиен.

— За что? — Македон презрительно окинул взглядом окружающую местность. — Мертвых Виирийцев?

— Вызов, — повторил Дэмиен.

— Это дело рук Принца. Он настраивает тебя против твоих же людей.

— Молчи, — ответил Дэмиен, — если только не хочешь искренне раскаяться, прежде чем я убью тебя.

— Я не стану делать вид, что сожалею о Виирийских смертях.

Македон атаковал.

Дэмиен знал, что Македон был чемпионом, непобедимым воином севера. Он был старше Дэмиена больше, чем на пятнадцать лет, и говорили, что он ставил засечку на поясе за каждую сотню смертей. Мужчины побросали лопаты и ведра, собираясь к месту со всей деревни.

Некоторые из них — люди Македона — знали о мастерстве своего генерала. Лицо Македона было лицом бывалого воина, собиравшегося проучить выскочку. Оно изменилось, когда их мечи встретились.

Македон отдавал предпочтение грубому стилю, распространенному на севере, но Дэмиен был достаточно силен, чтобы встречать его мощные двуручные выпады и парировать их, не прибегая даже к использованию отточенных скорости или техники. Сила Македона встретилась с силой.

Первый удар заставил Македона пошатнуться и отступить назад. Второй выбил меч из его рук.

Третий был бы смертью в стали, разрубившей шею Македона.

— Стой!

Голос Лорена прорезал сражение, и в нем безошибочно звенел приказ.

Македон исчез. Вместо него оказался Лорен. Лорен рывком оттолкнул Македона назад в грязь, и меч Дэмиена летел к незащищенной шее Лорена.

Если бы Дэмиен не повиновался, если бы все его тело не отреагировало на эту звенящую команду, он бы отсек голову Лорена от его тела.

Но в то же мгновение, когда он услышал приказ Лорена, сработал инстинкт, выкручивая каждое сухожилие. Его меч замер на волосок от шеи Лорена.

Дэмиен тяжело дышал. Лорен в одиночку пробрался на импровизированное поле сражения. Его люди, гнавшиеся за ним, остановились по сторонам в качестве наблюдателей. Сталь скользнула по нежной шее Лорена.

— Еще дюйм, и ты управлял бы двумя королевствами, — сказал Лорен.

— Уйди с дороги, Лорен, — голос Дэмиена низко доносился из гортани.

— Оглядись. Это нападение — хладнокровный план, организованный, чтобы опорочить тебя перед твоими же людьми. Разве Македон так мыслит?

— Он убивал в Брето. Он вырезал всю деревню Брето так же, как и эту.

— Это была месть за нападение моего дяди на Таразис.

— Ты его защищаешь? — спросил Дэмиен.

Лорен ответил:

— Любой может поставить засечку на поясе.

Рука Дэмиена крепче сжала рукоятку меча, и на мгновение ему захотелось вонзить его в Лорена. Чувство нарастало в нем, густое и горячее.

Дэмиен отправил меч обратно в ножны. Он прошелся взглядом по Македону, который неровно дышал, переводя глаза с одного из них на другого. Они быстро вели диалог на Виирийском.

Дэмиен сказал:

— Он только что спас твою жизнь.

— Мне следует поблагодарить его? — спросил Македон, лежа в грязи.

— Нет, — ответил Лорен по-акиэлосски. — Будь это в моей власти, ты был бы мертв. Твои грубые ошибки играют на руку моему дяде. Я спас тебе жизнь, потому что союз нуждается в тебе, а я нуждаюсь в союзе, чтобы свергнуть дядю.

Воздух пропитался запахом угля. С пустынного пятачка холма, на который он поднялся, Дэмиен мог видеть всю деревню. Почерневшие развалины напоминали шрам на земле. На восточной стороне дым все еще поднимался над грязью вперемешку с булыжниками.

За это будет расплата. Он подумал о Регенте, находящемся в безопасности дворца в Айосе. Это нападение — хладнокровный план, организованный, чтобы опорочить тебя перед твоими же людьми. Разве Македон так мыслит? Кастор тоже так не мыслит. Это был кое-кто другой.

Дэмиен задался вопросом, чувствовал ли Регент ту же яростную решительность, какую чувствовал он сам. Он задался вопросом, как мог Регент быть так уверен, что может творить столько жестокости снова и снова без всяких последствий.

Дэмиен услышал приближающиеся шаги и позволил им настигнуть себя. Он хотел сказать Лорену: «Я всегда думал, что знал это ощущение от сражения с твоим дядей. Но я не знал. До сегодняшнего дня он сражался не со мной.» Дэмиен повернулся, чтобы сказать это.

Это был не Лорен. Это был Никандрос.

Дэмиен заговорил:

— Кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы я обвинил Македона и лишился поддержки севера.

— Ты не думаешь, что это сделал Кастор.

— Как и ты, — ответил Дэмиен.

— Две сотни всадников не могут несколько дней скакать по открытой территории никем не замеченные, — сказал Никандрос. — Если они смогли это сделать, не подняв наших разведчиков или наших союзников, то откуда же они пришли?

Дэмиен не в первый раз видел нападение, инсценированное как Акиэлосское. То же случилось во дворце, когда наемники пришли за Лореном с Акиэлосскими кинжалами. Дэмиен превосходно помнил происхождение тех кинжалов. Он ответил:

— Сицион.

* * *

Внутренняя тренировочная площадка в Марласе была длинным залом со стенами, обитыми деревянными панелями, и зловеще напоминала тренировочный зал в Арле своим усыпанным древесными опилками полом и мощным деревянным крестом в конце. Ночью она подсвечивалась факелами, которые бросали отблески пламени на стены, по периметру которых стояли скамьи и которые были увешаны оружием: кинжалами в ножнах и без них, перекрещенными пиками и мечами.

Дэмиен отпустил солдат, камердинеров и рабов. Затем он снял со стены самый тяжелый меч. Ему понравился его вес, когда он поднял его и, собрав тело, начал работать с ним, снова и снова.

Дэмиен был не в настроении, чтобы слушать споры или с кем-либо разговаривать. Он пришел в единственное место, где он мог дать физический выход тому, что чувствовал.

Пот впитался в белый хлопок. Дэмиен разделся до талии и использовал ткань, чтобы вытереть лицо и шею. Затем отбросил ее в сторону.

Было приятно делать мощные выпады. Чувствовать напряжение в каждой мышце, собрать все тело для единой работы. Ему нужно было чувствовать устойчивость и уверенность среди этих мерзких тактик, этих обманов, этих людей, которые сражались словом, тенью и предательством.

Он сражался до тех пор, пока от него не осталось лишь его тело: горящая плоть, клокочущая кровь, липкие струи пота; до тех пор, пока все не сконцентрировалось в единственной точке, в мощи тяжелой стали, которая могла принести смерть. В то мгновение, когда он приостановился — замер — его окружала лишь тишина и собственное дыхание. Он повернулся.

Лорен стоял в дверном проеме, наблюдая за ним.

Он не знал, как долго Лорен простоял там. Сейчас он тренировался уже около часа или больше. Кожа блестела от пленки покрывающего ее пота. Ему было все равно. Дэмиен знал, что у них есть неоконченные дела. Что до него, то они могли побыть неоконченными.

— Если ты настолько зол, — сказал Лорен, — тебе нужно сразиться с настоящим противником.

— Нет никого… — Дэмиен замолчал, но невысказанные слова повисли в тишине, угрожая правдой. Не было никого достаточно хорошо владеющего мечом, чтобы сразиться с ним. Не в таком настроении. В таком настроении, разгневанный и не способный остановиться, он убьет любого.

— Есть я, — сказал Лорен.

* * *

Это была плохая идея. Он чувствовал пульсацию под кожей, которая говорила, что это плохая идея. Дэмиен смотрел, как Лорен снял себе меч со стены. Он помнил, как наблюдал за тем, как Лорен владеет мечом во время его дуэли с Говартом, и его пальцы зудели от желания поднять свой собственный меч. Дэмиен помнил и другие вещи. Натяжение своего золотого ошейника от цепи в руке Лорена. Падение плети на свою спину. Удар кулака конвоира, когда его швырнули на колени. Дэмиен услышал собственный голос, низкий и тяжелый.

— Ты хочешь, чтобы я повалил тебя на спину в грязь?

— Думаешь, ты сможешь?

Лорен отбросил ножны своего меча в сторону. Они остались лежать среди опилок, пока он спокойно стоял с оголенным лезвием.

Дэмиен взвесил собственный меч в руке. Он не был настроен на осторожность.

Он предупредил Лорена. Этого предварительного уведомления было вполне достаточно.

Дэмиен атаковал звонкой последовательностью из трех выпадов, которые Лорен отразил, поворачиваясь так, что позади него теперь была не дверь, а вся длина тренировочного зала. Когда Дэмиен атаковал снова, Лорен использовал пространство, отступая назад.

И дальше назад. Дэмиен быстро сообразил, что втянут в тот же опыт, который погубил Говарта: ожидание более прямолинейного сражения, чем оно было на самом деле, и осознание вместо этого, что Лорена трудно припереть к стене. Лезвие Лорена дразнило, ускользая без нападения. Лорен влек за собой, а затем отступал.

Это выводило из себя. Лорен хорошо владел мечом, но не утруждал себя. Шаг, шаг, шаг. Они уже прошли почти половину длины тренировочной площадки и боролись около креста для порки. Дыхание Лорена было ровным.

В следующий выпад Дэмиена, Лорен уклонился и обогнул крест так, что теперь позади него вновь лежала вся длина зала.

— Мы будем просто меняться местами? Я думал, ты толкнешь меня хотя бы слегка, — сказал Лорен.

Дэмиен нанес удар в полную силу и с невероятной скоростью, дав Лорену время только чтобы успеть поднять меч. Он почувствовал, как с металлическим скрежетом лезвие встретилось с лезвием, и смотрел, как импульс прошел по запястьям и плечам Лорена, смотрел, как он едва не выбил меч из рук Лорена и заставил его, к удовлетворению Дэмиена, потерять устойчивую позицию и попятиться на три шага назад.

— Имеешь в виду, вот так? — спросил Дэмиен.

Лорен быстро оправился от удара, делая еще один шаг назад. Он смотрел на Дэмиена, прищурив глаза. В его позе что-то изменилось, появилась новая настороженность.

— Я думал позволить тебе пройтись туда и обратно пару раз, — ответил Дэмиен, — прежде чем взять тебя.

— Я полагал, что ты сейчас здесь, потому что не можешь меня взять.

На этот раз, когда Дэмиен атаковал, Лорен приложил усилие всего своего тела, чтобы выдержать удар, и, когда одно лезвие проскрежетало по длине другого, он пробился через защиту Дэмиена, так что Дэмиен был вынужден обороняться, и внезапный удар стали оттолкнул его назад.

— А ты хорош, — сказал Дэмиен, слыша нотки удовлетворения в своем голосе.

В дыхании Лорена теперь слышалось напряжение, и это тоже радовало Дэмиена. Он продолжил наступать, не позволяя Лорену увернуться или перевести дыхание. Лорену пришлось приложить все силы, чтобы суметь блокировать его атаки; отпор послал дрожь от запястья Лорена по предплечью к его плечу. Теперь Лорен парировал удары двуручной хваткой.

Выпады и контратаки следовали смертельными вспышками. Лорен был проворен и двигался без передышки, и Дэмиен поймал себя на том, что втянут в это, поглощен. Он не пытался вынудить Лорена совершить ошибку — пока — он сделает это позже. Работа Лорена мечом была захватывающей как затейливый узор, выполненный из филигранных нитей, сложный, сплетенный тонко и без очевидных просветов. Казалось почти позорным выиграть такое сражение.

Дэмиен приостановил бой, ходя вокруг своего оппонента, давая ему место, чтобы прийти в себя. Волосы Лорена слегка потемнели от пота, и его дыхание участилось. Лорен на мгновение поменял хватку на рукоятке меча, чтобы размять запястье.

— Как твое плечо? — поинтересовался Дэмиен.

— Мы с моим плечом, — ответил Лорен, — ждем, когда нам покажут настоящий бой.

Лорен взмахнул мечом, готовый напасть. Дэмиен был доволен тем, что ему удалось заставить Лорена показать его настоящие навыки владения мечом. Дэмиен втянулся в эти изящные контратаки, умещая их в последовательности, которые он отчасти помнил.

Лорен не был Огюстом. Он был сложен по-другому физически и обладал более опасным разумом. Тем не менее, между братьями было сходство: отголоски той же техники, того же стиля; возможно, полученные от одного мастера; возможно, результат подражания младшего брата старшему на тренировочной площадке.

Дэмиен ощущал это между ними, как ощущал все между ними. Обманчивое владение мечом, которое слишком напоминало ловушки, которые Лорен расставлял для всех; ложь, увиливание, уклонение от прямого боя ради использования тактики, которая использовала всех вокруг него для достижения цели; напоминало о партии рабов; напоминало о деревне невинных.

Он отбил лезвие меча Лорена в сторону, ударил его рукояткой меча в живот и опрокинул Лорена на спину, так что когда он приземлился на опилки, весь воздух вылетел из его легких.

— Ты не можешь победить меня в настоящем бою, — сказал Дэмиен.

Его меч был направлен на горло Лорена. Лорен распластался на спине, раскинув ноги, одна из которых была согнута в колене. Его пальцы скользнули в опилки. Грудь Лорена поднималась и опускалась под тонкой рубашкой. Острие меча Дэмиена спустилось от шеи к стройному животу.

— Сдавайся, — сказал он.

Вспышка темноты и песка заволокла его взгляд; Дэмиен рефлекторно зажмурился и отнял острие меча на решающие полдюйма, когда Лорен швырнул горсть опилок ему в лицо. Когда глаза Дэмиена открылись, Лорен перекатился в сторону и поднялся, сжимая меч.

Это было уловкой несовершеннолетнего мальчишки, которая не имела места в бою мужчин. Вытирая своим предплечьем опилки с лица, Дэмиен посмотрел на Лорена, который тяжело дышал с изменившимся выражением лица.

— Ты сражаешься как трус, — сказал Дэмиен.

— Я сражаюсь, чтобы выиграть, — ответил Лорен.

— Не достаточно хорошо для этого, — сказал Дэмиен.

Взгляд в глазах Лорена стал единственным предупреждением, прежде чем Лорен замахнулся на него со смертоносной силой.

Дэмиен отклонился в бок и резко назад, поднял меч и обнаружил, что все еще сдает позиции. Наступил миг чистой концентрации, рядом с ним заостренный металл, на котором он должен полностью сосредоточиться. Лорен нападал, вкладывая все, что имел. Больше не было изящных выпадов и беззаботного парирования. После того как Дэмиен опрокинул его на спину, в Лорене сломались какие-то внутренние преграды, и теперь он сражался, не скрывая эмоции в своих глазах.

И с возбуждением Дэмиен встретил яростное нападение, столкнулся с лучшей работой Лорена мечом, и начал шаг за шагом заставлять его отступать.

И это — это вовсе не походило на Огюста, который приказывал своим людям не приближаться. Меч Лорена перерезал удерживающую веревку, и Дэмиену пришлось отпрянуть, прежде чем подвесная полка с арсеналом обрушилась бы ему на голову. Лорен пнул скамью ногой, отправляя ее навстречу Дэмиену. Броня, слетевшая со стены на опилки, стала препятствием, намеренным заставить его споткнуться.

Лорен швырял в него все, что было возможно, отчаянно используя каждый предмет в своем окружении. И все равно он отступал.

У поста для порки Лорен пригнулся вместо того, чтобы парировать удар, и меч Дэмиена с силой рассек воздух и затем врезался в деревянную балку, застряв там так глубоко, что ему пришлось выпустить рукоятку и самому уклониться от замаха, прежде чем успеть вытащить его.

В те секунды Лорен наклонился, схватил кинжал, который упал с одной из перевернутых скамей, и метнул его со смертельной точностью в шею Дэмиена.

Дэмиен отбил его в воздухе своим мечом и продолжил наступать. Он атаковал, и сталь встретила сталь, скользя со звоном. Плечо Лорена задрожало, и Дэмиен навалился сильнее, заставляя Лорена выпустить меч из руки.

Он с силой ударил Лорена об обитую панелями стену. Из Лорена вырвался резкий грудной стон ярости, когда его зубы щелкнули, и воздух покинул легкие. Дэмиен прижал его, надавил предплечьем на шею Лорена и отбросил свой собственный меч в сторону, когда вытянутая рука Лорена ухватила кинжал, открыто висевший на стене, и направила его к незащищенному боку Дэмиена.

— Нет, не выйдет, — сказал Дэмиен, свободной рукой поймал запястье Лорена и сильно ударил его о стену один раз, два, прежде чем пальцы Лорена разжались, и он выронил кинжал.

Тогда все тело Лорена обрушилось на него, пытаясь вывернуться из хватки — мгновение дикого животного сопротивления, которое столкнуло их горячие, взмокшие от пота тела вместе. Дэмиен справился с ситуацией — он прижал их обоих обратно к стене — достаточно крепко, чтобы пресечь движение, но Лорен свободной рукой ударил его по горлу, так что Дэмиен поперхнулся и отступил, и тогда со всей ожесточенной яростью Лорен ударил его коленом в пах.

Темнота взорвалась перед глазами Дэмиена, но инстинкты воина преодолели ее. Он оттащил Лорена от стены и бросил его на опилки, тело Лорена с силой ударилось об пол. У Лорена на мгновение перехватило дыхание, но он тут же полубессознательно начал подниматься вновь, его глаза со злостью смотрели на Дэмиена. Лорен потянулся за кинжалом, ухватился за рукоятку, но слишком поздно.

— Достаточно, — сказал Дэмиен и с силой пнул Лорена в живот, вновь опрокинул его на спину и оказался сверху. Он сжал запястье Лорена и ударил им об пол, так что Лорен выпустил кинжал. Дэмиен навис над ним, удерживая его весом своего тела и сжимая его запястья; Лорен напряженно лежал под ним. Дэмиен чувствовал, как вздымается и опускается грудь Лорена. Он усилил хватку.

Не находя путей выбраться из-под тела Дэмиена, Лорен издал последний, отчаянный звук и только тогда, задыхаясь, окончательно замер, его глаза горели от ярости и горечи.

Они оба тяжело дышали. Дэмиен чувствовал, как сопротивляется тело Лорена.

— Скажи это, — произнес Дэмиен.

— Я сдаюсь, — процедил Лорен. Его голова была повернута на бок.

— Я хочу, чтобы ты знал, — сказал Дэмиен, и слова выходили тяжелыми и горячими, — что я мог сделать это в любое время, пока был рабом.

Лорен ответил:

— Слезь с меня.

Дэмиен отпустил его. Лорен был первым, кто поднялся с пола. Он стоял, опираясь на балку поста, ища поддержки. Песчинки и стружки прилипли к его спине.

— Хочешь, чтобы я сказал это? Что я никогда бы не смог победить тебя? — голос Лорена звенел. — Я никогда бы не смог победить тебя.

— Нет, не смог бы. Ты не настолько хорош. Ты бы пришел за местью, и я бы убил тебя. Этого ты хотел?

— Да, — ответил Лорен. — Он все, что у меня было.

Слова повисли в тишине между ними.

— Я знаю, — сказал Лорен, — что никогда не был настолько хорош.

— Как не был и твой брат, — ответил Дэмиен.

— Ты ошибаешься. Он был…

— Каким?

— Лучше, чем я. Он мог бы… — Лорен осекся. Он закрыл глаза и издал звук, напоминающий усмешку. — Остановить тебя. — Он произнес это так, словно слышал всю нелепость своего утверждения.

Дэмиен поднял отброшенный кинжал и, когда глаза Лорена открылись, вложил его в руку Лорена. Сжал ее. Поднес к своему животу, так что они оказались в знакомом положении. Лорен стоял спиной к балке поста.

— Останови меня, — сказал Дэмиен.

Он видел в выражении лица Лорена, как он вел внутреннюю борьбу с желанием использовать кинжал.

Он сказал:

— Мне знакомо это ощущение.

— Ты безоружен, — ответил Лорен.

Как и ты. Он не сказал этого. В этом не было смысла. Его хватка на запястье Лорена начала меняться. Кинжал с глухим стуком упал на опилки.

Он заставил себя отступить назад, прежде чем это произошло. Он смотрел на Лорена, стоящего в двух шагах от него, и его дыхание стало тяжелее, но не от напряжения.

Вокруг них по площадке были разбросаны свидетельства их боя: перевернутые скамьи, части брони, наполовину сорванное со стены знамя.

Дэмиен сказал:

— Я бы хотел…

Но он не мог словами выразить прошлое, и Лорен не поблагодарил бы его, если бы он это сделал. Он поднял свой меч и вышел из зала.

Глава 9

На следующее утро они должны были сидеть рядом. Дэмиен занял свое место около Лорена на возвышающемся помосте, глядя на вытянувшиеся зеленые луга, которые стали ареной, и не желая ничего больше, чем вооружиться и отправиться принять бой в Картасе. Игры казались неправильными, когда им всем следовало выступать на юг.

Парный трон стоял сегодня под шелковым навесом, натянутым, чтобы защитить молочно-белую кожу Лорена от солнца. Это была излишняя мера, так как каждая часть тела Лорена была скрыта под одеждой. Солнце красиво освещало поле, трибуны и покрытые травой склоны холмов, арену для соревнования в мастерстве.

Руки и ноги Дэмиена были обнажены. Он надел короткий хитон, закрепленный на его плече. Рядом с ним Лорен сидел с неизменным профилем, как гравюра на монете. Позади Лорена расположилась Виирийская знать: Леди Ваннес, шепчущая что-то на ушко своей новой любимице, Гийон со своей женой Луаз, Капитан Энгюран. За ними выстроились Гвардейцы Принца, Йорд, Лазар и другие в синем обмундировании, и над их головами развевались знамена со звездами.

Справа от Дэмиена сидел Никандрос, рядом с которым бросалось в глаза пустующее место для Македона.

Македон был не единственным отсутствующим. На поросших травой склонах и трибунах не было видно солдат Македона, составлявших половину их армии. Вчерашний гнев утих, и Дэмиен понимал, что в деревне Лорен рисковал жизнью, чтобы избежать именно этого. Лорен подставился под меч, чтобы предотвратить отступничество Македона.

Часть Дэмиена с ноткой вины признавала, что Лорен, возможно, не заслужил, чтобы в итоге его швыряли по тренировочной площадке.

Никандрос сказал:

— Он не придет.

— Дай ему время, — ответил Дэмиен, но Никандрос был прав. Не было никаких намеков прибытия Македона.

Никандрос продолжил, не поворачивая головы:

— Твой дядя лишил нас половины нашей армии, использовав две сотни людей.

— И пояс, — добавил Лорен.

Дэмиен взглянул на полупустые трибуны и травянистые склоны, где Виирийцы и Акиэлоссцы собрались в поисках лучшего вида; долгим испытующим взглядом он осмотрел палатки возле королевских трибун, где рабы готовили еду, и палатки подальше, где слуги готовили первых атлетов к выступлению.

Дэмиен сказал:

— По крайней мере, у кого-то другого теперь есть шанс победить в метании копья.

Он поднялся. Словно рябь на воде, поднялись и все те, кто окружал его, и те, что собрались рядом с трибунами на лугу. Он поднял руку — жест его отца. Люди могли быть непокорным отрядом северных воинов, собравшихся вокруг импровизированной арены, но они оставались его людьми. И это были его первые игры, на которых он присутствовал как Король.

— Сегодня мы воздадим честь павшим. Мы сразимся вместе, Виирийцы и Акиэлоссцы. Боритесь с честью. Да начнутся игры.

* * *

Стрельба по мишеням вызвала небольшие споры, которым все радовались. К изумлению Акиэлоссцев Лазар выиграл в стрельбе из лука. К удовлетворению Акиэлоссцев Актис выиграл в метании копий. Виирийцы свистели при виде обнаженных Акиэлосских ног и потели в своих длинных рукавах. На трибунах рабы ритмично поднимали и опускали опахала и подносили неглубокие чаши с вином, которое пили все, кроме Лорена.

Акиэлоссец по имени Лидос выиграл состязание с трезубцем. Йорд выиграл с длинным мечом. Паллас выиграл с коротким мечом, а затем с копьем, и потом выступил на арену, чтобы попытаться получить третью победу, в борьбе.

Он вышел вперед обнаженным по Акиэлосской традиции. Он был красивым юношей с телосложением победителя. Элон, его противник, был юношей с юга. Оба бойца зачерпнули масло из сосуда, который поднесли оруженосцы, смазали им свои тела, затем обвили руками плечи друг друга и по сигналу сошлись.

Толпа приветственно зашумела; мужчины боролись, их тела напрягались в скользких захватах, следующих друг за другом, пока Паллас окончательно не уложил тяжело дышащего Элона на траву, и толпа взревела.

Паллас как победитель поднялся на помост, его волосы чуть лоснились от масла. Зрители затихли в ожидании. Это была древняя и полюбившаяся традиция.

Паллас опустился на колени перед Дэмиеном, практически сияя от почета, которого он удостоился за три своих победы.

— Если это порадует моих господ, — сказал Паллас, — я прошу чести поединка с Королем.

По толпе пронеслась волна одобрения. Паллас был восходящей звездой, и все хотели увидеть борьбу Короля. Многие из знатоков борьбы жили здесь ради таких матчей, когда лучший из лучших меряется силами с признанным чемпионом королевства.

Дэмиен поднялся с трона и поднес руку к золотой броши на своем плече. Его хитон соскользнул, и толпа одобрительно загудела. Слуги подняли его одеяние там, куда оно упало, пока он спускался с помоста и выходил на арену.

На поле он протянул руки к сосуду, который держал оруженосец, и зачерпнул масло, смазывая им обнаженное тело. Он кивнул Палласу, который, как он заметил, был возбужден, нервничал и пребывал в эйфории; Дэмиен положил руку на плечо Палласа и почувствовал его руку на своем собственном.

Дэмиен наслаждался этим. Паллас был достойным оппонентом, и было приятно чувствовать напряжение и усилия хорошо натренированного тела против своего собственного. Схватка длилась почти две минуты, прежде чем Дэмиен захватил шею Палласа и удерживал его, пресекая каждый импульс, каждый рывок до тех пор, пока Паллас не застыл от напряжения, затем содрогнулся и обмяк, и матч был выигран.

Довольный, Дэмиен неподвижно стоял, пока слуги соскребали масло с его тела и вытирали его. Он вернулся на помост и развел руки, чтобы слуги могли вновь одеть его.

— Хороший бой, — сказал он, занимая место на троне рядом с Лореном.

Дэмиен махнул рукой, чтобы принесли вина.

— Что такое?

— Ничего, — ответил Лорен и отвел глаза. Поле расчищали для октона.

— Что же нас ждет дальше? Я действительно чувствую, — сказала Ваннес, — что это может быть все, что угодно.

На поле расставляли мишени для октона через отмеренные промежутки. Никандрос поднялся.

— Я должен проверить копья, которые будут использоваться в октоне. Для меня будет честью, — сказал Никандрос, — если ты присоединишься.

Он обращался к Дэмиену. Детально проверять свое снаряжение перед октоном было привычкой Дэмиена еще с мальчишества, и теперь Дэмиен как Король должен был во время перерывов между состязаниями пройти по палаткам, осмотреть снаряжение и поприветствовать оруженосцев и тех мужчин, которые будут его соперниками и теперь готовятся к заезду.

Он встал. На пути к палатке они вспоминали о прошлых состязаниях. Дэмиен был непобедим в октоне, но Никандрос был его ближайшим конкурентом и преуспел в метании копий в повороте. У Дэмиена поднялось настроение. Будет хорошо посостязаться снова. Он отвел полу шатра и ступил внутрь.

В палатке никого не было. Он обернулся и увидел Никандроса, наступающего на него.

— Что…

Грубая, болезненная хватка сомкнулась на его предплечье. Взятый врасплох, Дэмиен позволил этому произойти, ни на мгновение не думая о Никандросе как об угрозе. Он позволил, чтобы его толкнули назад, позволил Никандросу сжать в кулаке ткань на его плече и сильно рвануть ее.

— Никандрос…

Он в замешательстве смотрел на Никандроса, пока его одежда свисала у него с талии, и Никандрос в ответ смотрел на него.

Никандрос сказал:

— Твоя спина.

Дэмиен покраснел. Никандрос смотрел на него так, словно ему нужно было рассмотреть Дэмиена ближе, чтобы поверить. Обнаженное было шокирующим. Он знал… Он знал, что остались шрамы. Дэмиен знал, что они тянулись по его плечам и спускались ниже, до середины спины. Он знал, что за шрамами хорошо ухаживали. Они не стягивали спину. Они не вызывали резкую боль даже во время самой напряженной работы с мечом. Пахучие мази, которые готовил Паскаль, сделали свое дело. Но Дэмиен никогда не подходил к зеркалу, чтобы посмотреть на них.

Теперь его зеркалом стали глаза Никандроса, застывший ужас в выражении его лица. Никандрос развернул его, положил ладони и провел ими по спине Дэмиена, как будто прикосновение должно было подтвердить то, чему отказывались верить глаза.

— Кто сделал это с тобой?

— Я сделал, — произнес Лорен.

Дэмиен повернулся.

Лорен стоял у входа в палатку. Вся его изящная грациозность была при нем, и томное голубоглазое внимание было полностью приковано к Никандросу.

Лорен сказал:

— Я собирался убить его, но мой дядя бы мне не позволил.

Никандрос сделал беспомощный шаг вперед, но Дэмиен уже удерживал его за плечо. Рука Никандроса потянулась к рукояти меча. Он яростно сверлил Лорена взглядом.

Лорен сказал:

— Еще он сосал мой член.

Никандрос заговорил:

— Повелитель, я молю о разрешении вызвать Принца Виира на поединок чести за оскорбление, которое он нанес тебе.

— Отказано, — ответил Дэмиен.

— Видишь? — сказал Лорен. — Он простил меня за небольшой инцидент с поркой. Я простил его за небольшой инцидент с убийством моего брата. Все во славу союза.

— Ты живьем содрал кожу с его спины.

— Не я лично. Я просто наблюдал, пока мои люди делали это.

Произнося это, Лорен бросил взгляд из-под длинных ресниц. Никандроса, казалось, мутило от усилия, с которым он подавлял свою ярость.

— Сколько было плетей? Пятьдесят? Сто? Он мог умереть!

— Да, в этом и был смысл, — ответил Лорен.

— Достаточно, — прервал их Дэмиен, поймав Никандроса, когда тот снова шагнул вперед. И добавил: — Оставь нас. Сейчас. Сейчас, Никандрос.

Даже будучи разъяренным как сейчас, Никандрос не ослушался бы прямого приказа. Его дисциплинированность укоренилась в нем слишком глубоко. Дэмиен стоял перед Лореном, сжимая в руке большую часть своей одежды.

— Зачем ты это делаешь? Он уйдет.

— Он не уйдет. Он твой самый преданный слуга.

— Так что ты хочешь довести его до предела?

— Мне надо было сказать ему, что я не наслаждался этим? — спросил Лорен. — Но я наслаждался. Больше всего мне понравилось в конце, когда ты сломался.

Они остались наедине. Дэмиен мог пересчитать, сколько раз они оставались наедине после заключения союза. Один раз в шатре, когда он узнал, что Лорен жив. Второй раз на поле Марласа ночью. Третий раз внутри замка, с мечами в руках.

Дэмиен спросил:

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел позвать тебя, — ответил Лорен. — Никандрос занял слишком много времени.

— Тебе не нужно было приходить сюда. Ты мог отправить посыльного.

В последовавшую паузу взгляд Лорена невольно переместился вбок. Со странным покалыванием, охватившим его кожу, Дэмиен понял, что Лорен смотрит в полированное зеркало за его спиной, в котором отражаются его шрамы. Их глаза снова встретились. Лорена не часто удавалось поймать, но единственный взгляд выдал его. Они оба это знали.

Дэмиен почувствовал нахлынувшую боль от этого.

— Любуешься своей работой?

— Ты должен вернуться на трибуны.

— Я присоединюсь к вам, когда оденусь. Если только ты не хочешь подойти поближе. Ты можешь помочь застегнуть брошь.

— Справляйся сам, — ответил Лорен.

* * *

Дорожка для октона была практически обозначена к тому времени, когда они вернулись, безмолвно усаживаясь рядом друг с другом.

Толпа была настроена крайне кровожадно. Октон разбудил это в них: опасность, угроза увечий. Вторая из двух мишеней была прибита на деревянные подпорки, и слуги подали сигнал, что наиболее опасная часть работы выполнена. В мареве дня предвкушение толпы казалось жужжанием насекомых, суетящихся на юго-западной части поля.

Прибытие вооруженного Македона верхом на лошади с войском позади него вызвало суматоху на трибунах. Никандрос привстал со своего места, трое его стражников положили руки на рукояти мечей.

Македон развернул свою лошадь перед трибунами, чтобы остановиться точно напротив Дэмиена.

Дэмиен сказал:

— Ты пропустил метание копий.

— Деревня была разрушена под моим именем, — сказал Македон. — Я хочу возмездия.

У Македона был голос генерала, который разносился по трибунам, и он использовал его сейчас, чтобы убедиться, что его слышит каждый из собравшихся на игры зрителей.

— У меня есть восемь тысяч солдат, которые будут сражаться с тобой в Картасе. Но мы не будем сражаться под началом труса или неопытного лидера, которому еще предстоит доказать себя на поле.

Македон посмотрел на дорожку для октона, проделанную на поле, и затем посмотрел прямо на Лорена.

— Я присягну, — сказал Македон, — если Принц примет участие.

Дэмиен услышал реакцию окружавших его людей. Виирийский Принц, на первый взгляд, проигрывал Дэмиену в атлетической подготовке. Он определенно избегал тренировочных площадок. Ни один Акиэлоссец не видел его в бою или упражняющимся. Он не участвовал ни в одном из сегодняшних состязаний. Он не утруждал себя ничем, кроме как сидеть, изящно и расслабленно как сейчас.

— Виирийцы не тренируются в октоне, — сказал Дэмиен.

— В Акиэлосе октон известен, как спорт королей, — ответил Македон. — Наш собственный Король выйдет на поле. Разве у Принца Виира не хватает смелости выступить против него?

Насколько оскорбительным было отказаться, еще хуже будет принять вызов — выставить на всеобщее обозрение свое неумение на поле. Глаза Македона говорили, что это именно то, чего он хотел: его возвращение в ряды армии, обусловленное унижением Лорена.

Дэмиен ждал, что Лорен отступит, уклонится, найдет слова, чтобы как-нибудь выпутаться из ситуации. Полотна флагов громко хлопали на ветру. Все до единого на трибунах затихли.

— Почему нет, — ответил Лорен.

* * *

Сидя верхом, Дэмиен смотрел на подготовленную дорожку, удерживая лошадь у линии старта. Нетерпеливое животное рыло копытом землю в предвкушении сигнала горна о начале соревнования. Через две лошади он мог видеть светловолосую голову Лорена.

Наконечники копий Лорена были покрашены в синий. У Дэмиена — в красный. Что до остальных трех участников, то у Палласа, уже трижды увенчанного победой, наконечники были зелеными. У Актиса, выигравшего в метании копий, белые. У Лидоса — черные.

Октон был показательным состязанием, в котором копья метали, сидя верхом. Считающийся спортом королей, октон был проверкой искусства меткой стрельбы, атлетической подготовки и навыков верховой езды: участники должны были скакать на лошадях между двумя мишенями по постоянной траектории в форме восьмерки и метать копья. Затем, среди несущих смертельную опасность копыт лошадей, каждый всадник должен наклониться, чтобы подобрать новые копья, возвращаясь на следующий заезд без остановки — чтобы пройти восемь заездов в целом. Целью состязания было собрать столько прямых попаданий по мишеням, сколько возможно, избегая в то же время летящих копий других всадников.

Но настоящее испытание октона заключалось в другом: если ты промахивался, копье могло убить твоего соперника. Если промахивался соперник — погибал ты.

Дэмиен часто участвовал в октоне еще мальчиком. Но в октоне нельзя просто вскочить на лошадь и помчаться, насколько бы ты хорошо ни владел копьем. Дэмиен месяцами практиковался с мастерами на тренировочной площадке, прежде чем ему было позволено принять участие в состязании в первый раз.

Лорен, он знал, был хорош в верховой езде. Дэмиен видел, как он скачет по неровной сельской местности. Видел, как на поле боя он развернул своего коня на задних копытах, одновременно с точностью нанося смертельный удар.

Лорен также может метать копья. Возможно. Копья не были Виирийским оружием, но Виирийцы пользовались ими в охоте на кабанов. Лорен наверняка раньше метал копья, сидя верхом.

Но все это не имело значения перед октоном. Мужчины погибали во время октона. Мужчины падали, получали увечья — от копий, а затем от лошадиных копыт после падения. Краем глаза Дэмиен видел врачевателей, в том числе и Паскаля, которые ждали на периферии, готовые накладывать повязки и сшивать. Многое было поставлено на карту для врачевателей, когда члены королевских семей обеих стран находились на поле. Много было поставлено на карту для всех.

Дэмиен не сможет помочь Лорену в состязании. Когда за ним наблюдают две армии, он должен выиграть, чтобы отстоять свой статус и положение. Еще меньше щепетильности будет в оставшихся трех Акиэлоссикх всадниках, вероятно, не желающих ничего больше, чем победить Виирийского Принца в спорте королей.

Лорен взял свое первое копье и спокойно смотрел на выделенную траекторию. Было что-то рациональное в том, как он оценивал поле, и это отличало его от других наездников. Для Лорена физические занятия не были инстинктивным стремлением, и в первый раз в голове у Дэмиена возник вопрос, получал ли он вообще от них удовольствие. Лорен был книжным мальчиком, прежде чем ему пришлось переделать себя.

Больше не было времени размышлять об этом. Участники были выстроены, и именно Лорен шел первым. Прозвучал горн; толпа взревела. На мгновение Лорен один мчался по полю, и глаза каждого зрителя были прикованы к нему.

Быстро стало очевидно, что если Македон надеялся доказать неумение Виирийцев, то в этом, по крайней мере, он надеялся напрасно. Лорен умел ездить верхом. Стройное, сбалансированное в прекрасных пропорциях тело без усилий сливалось с лошадью. Его первое копье с синим острием рассекло воздух: точно в цель. Зрители закричали. Затем раздался второй сигнал горна, и Паллас сорвался с места, мчась вслед за Лореном; затем третий, и Дэмиен пустил лошадь галопом.

С находящимися на поле представителями королевских семей враждующих государств, октон стал одним из самых шумных событий, какие можно вообразить. Боковым зрением Дэмиен заметил, как дугу описало копье с синим наконечником (Лорен второй раз попал в центр мишени) и с зеленым (Паллас сделал то же). Копье Актиса вонзилось правее центра. Бросок Лидоса был коротким, и копье приземлилось в траве, вынудив лошадь Палласа отшатнуться.

Дэмиен умело обошел Палласа, не сводя глаз с поля; ему не нужно было смотреть на свои копья, чтобы знать, что они бьют по центру мишеней. Он достаточно хорошо был знаком с октоном, чтобы знать, что следует фокусироваться на поле.

К концу первого объезда стало ясно, где находилась настоящая конкуренция: Лорен, Дэмиен и Паллас попадали точно в цель. Актис, умевший метать копья стоя, не обладал таким навыком, сидя на лошади; не обладал им и Лидос.

Демонстрируя верх мастерства, Дэмиен наклонился, чтобы, не замедляясь, схватить второй набор копий. Он рискнул бросить взгляд в сторону Лорена и увидел, как он приближался к Лидосу, чтобы метнуть копье, не обращая внимания на бросок самого Лидоса, пока копье летело в полуфуте от него. Лорен справлялся с опасностью октона, просто ведя себя так, словно ее вообще не существовало.

Еще одно попадание точно в цель. Дэмиен ощущал возбуждение толпы, напряжение, нарастающее с каждым броском. Редко кто мог показать идеальный октон, не говоря уже о трех всадниках в одном матче, но Дэмиен, Лорен и Паллас еще не промахивались. Дэмиен услышал глухой удар, когда копье вонзилось в мишень слева от него. Актис. Еще три объезда. Два. Один.

Путь для скачек превратился в поток напряженных мышц лошадей, смертоносных копий и копыт, взрывающих дорожку ипподрома. Они пустились в финальный объезд, поддерживаемые восторгом, экстазом толпы. Дэмиен, Лорен и Паллас были абсолютно равны в счете, и на мгновение их заезд казался безупречным, уравновешенным, словно они были частью единого целого.

Это была ошибка, которую мог допустить любой. Простой просчет: Актис метнул копье слишком рано. Дэмиен видел это; видел, как рука Актиса выпускает копье, видел траекторию его полета, видел, как оно с болезненным стуком поразило не мишень, а крестообразную опорную стойку, на которой она держалась.

Мчась галопом, всадники обладали той инерцией, которую невозможно было остановить. Лидос и Паллас запустили копья. Оба броска были прямыми и точными, но мишени, пошатнувшейся и рухнувшей без своей стойки, больше не было.

Копье Лидоса, рассекавшее воздух с противоположной стороны пути, поразило бы либо Палласа, либо Лорена, скакавшего рядом с ним.

Но Дэмиен мог лишь выкрикнуть предупреждение, резко сорванное с его губ ветром, потому что второе копье, Палласа, летело прямо в него.

Он не мог уклониться от него. Дэмиен не знал, где находятся другие всадники, и не мог рисковать, чтобы из-за его уклонения копье причинило вред одному из них.

Инстинкт сработал раньше мысли. Копье неслось ему в грудь; Дэмиен поймал его в воздухе, крепко обхватив рукой древко, и импульс рванул плечо назад. Он выдержал его, крепче прижимая бедра, чтобы удержаться в седле. Дэмиен заметил промелькнувшее ошеломленное лицо Лидоса рядом с собой, услышал рев толпы. Он едва мог думать о себе или о том, что только что сделал. Все его внимание было приковано к другому копью, летящему к Лорену. Сердце колотилось у него в горле.

На другой стороне пути Паллас замер. В этот момент выбора Паллас мог только решить уклониться и позволить своей трусости убить принца или же не отступать и получить копье в шею. Его судьба была привязана к судьбе Лорена, и, в отличие от Дэмиена, у него не было выхода.

Лорен знал это. Как и Дэмиен, Лорен увидел это раньше — увидел, как упала стойка, и рассудил исход. В эти несколько дополнительных секунд Лорен действовал без колебаний. Он выпустил поводья — и пока Дэмиен наблюдал, как копье летит прямо в него — он прыгнул, не в сторону, а навстречу копью, перепрыгнув со своей лошади на лошадь Палласа, наклоняя их обоих влево. Изумленный Паллас качнулся, и Лорен телом крепко удерживал его в седле. Копье пролетело мимо них и приземлилось в растущей пучками траве, как дротик.

Толпа ревела.

Лорен не обращал на это внимания. Он потянулся вниз и аккуратно вытащил копье Палласа. И, направив лошадь Палласа галопом — под все нарастающие крики толпы — он метнул его, отправив лететь прямо в центр оставшейся мишени.

Завершая октон, на одно копье обогнав Палласа и Дэмиена, Лорен провел лошадь по небольшому кругу и встретил взгляд Дэмиена, приподняв светлые брови, как бы говоря: «Ну?»

Дэмиен усмехнулся. Он взвесил в руке копье, которое поймал и с места, где стоял, на дальнем конце пути, метнул его; пустил его пролететь всю невероятную длину поля, чтобы с глухим ударом поразить мишень рядом с копьем Лорена, которое, подрагивая, торчало из нее.

Безумие.

* * *

После, они венчали друг друга лаврами. На помост их донесла ликующая толпа. Дэмиен наклонил голову, чтобы принять награду из рук Лорена. Лорен снял свой золотой обруч ради лаврового венка.

Напитки лились рекой. Следующим подкреплением духа товарищества был пьянящий нектар, от которого легко было забыться. В груди Дэмиена разливалось тепло всякий раз, как он смотрел на Лорена. По этой причине он смотрел на него нечасто.

Когда день перешел в вечер, все двинулись в замок, чтобы завершить празднество под аккомпанемент мягких нот кифары и неглубоких чаш с Акиэлосским вином. Появилось хрупкое ощущение товарищества, которое крепло среди людей, в котором они нуждались с самого начала, и которое дало Дэмиену надежду — настоящую надежду — перед завтрашней кампанией.

Игры прошли успешно, и, по крайней мере, это сыграло свою роль. Их армии вступят в бой объединенными, и если в центре и шла трещина, то никто об этом не знал. Они с Лореном хорошо притворяются.

Лорен устроился на одной из соф так, словно был рожден для нее. Дэмиен сидел рядом с ним. Свеже зажженные свечи освещали лица людей вокруг них, и остальная часть зала пропадала в приятном туманном полумраке.

Из темноты вышел Македон.

Его окружала небольшая свита: двое солдат в поясах с засечками и прислуживающий раб. Македон прошел через весь зал и остановился прямо перед Лореном.

Зал затих. Македон и Лорен смотрели друг на друга. Молчание затянулось.

— Ты мыслишь как змей, — сказал Македон.

— Ты мыслишь как старый бык, — ответил Лорен.

Они сверлили друг друга взглядами.

После долгой паузы Македон махнул рукой рабу, который подошел с пузатой бутылью Акиэлосской выпивки и двумя неглубокими чашами.

— Я выпью с тобой, — сказал Македон.

Выражение его лица не изменилось. Это было все равно что получить предложение двери от непробиваемой стены. Изумление рябью пробежало по залу, и все взгляды обратились к Лорену.

Дэмиен знал, сколько гордости пришлось проглотить Македону, чтобы сделать такое предложение — дружественный жест изнеженному принцу, более чем вдвое моложе его самого.

Лорен взглянул на вино, которое наливал раб, и Дэмиен с абсолютной уверенностью мог сказать, что если это вино, то Лорен не станет его пить.

Дэмиен напрягся перед тем мгновением, когда каждая толика расположения к себе, заработанная Лореном, исчезнет — когда каждый принцип Акиэлосского гостеприимства будет оскорблен, и Македон навсегда покинет этот зал.

Лорен взял чашу, поставленную перед ним, осушил ее, затем вернул на стол.

Македон медленно кивнул в знак одобрения, поднял свою собственную чашу, осушил ее.

И сказал:

— Еще.

* * *

Позже, когда внушительное количество перевернутых чаш скопилось на низком столе, Македон наклонился вперед и сказал Лорену, что он должен попробовать гриву, напиток с его родины, Лорен выпил его и сказал, что на вкус он как пойло, на что Македон ответил: «Ха-ха, так и есть!» Потом Македон рассказывал о своих первых играх, когда Эфагин победил в октоне; взоры генералов становились туманее, и все выпили еще. Позже все кричали, когда Лорен сумел аккуратно поставить три пустых чаши друг на друга, тогда как чаши Македона разлетелись.

Позже Македон наклонился к Дэмиену с серьезным советом:

— Тебе не следует судить Виирийцев так сурово. Они умеют пить.

Еще позже Македон взял Лорена за плечо ирассказал ему об охоте в своих краях, где уже не водятся львы, как в дни минувшие, но все еще есть огромные твари, достойные королевской охоты. Воспоминания об охоте вылились в еще несколько чаш и много братских чувств. Все произносили тосты в честь львов, когда Македон пожал плечо Лорена в знак прощания, и поднялся, отправляясь в постель. Генералы, пошатываясь, последовали за ним.

Лорен тщательно поддерживал позу, пока все не вышли из зала; его зрачки были расширены, щеки покрывал легкий румянец. Дэмиен вытянул руку вдоль спинки софы и ждал.

После долгой паузы Лорен сказал:

— Мне потребуется некоторая помощь, чтобы подняться.

* * *

Дэмиен не ожидал принять на себя весь вес Лорена, но сделал это, теплая рука приобняла его за шею, и внезапно у него перехватило дыхание от ощущения Лорена в своих руках. Дэмиен поддерживал его за талию, сердце вело себя странно. Это было сладко и совершенно запретно. Он чувствовал тоску в груди.

Дэмиен сказал:

— Мы с Принцем уходим, — взмахом руки он отпустил оставшихся рабов.

— Нам сюда, — сказал Лорен. — Наверное.

Зал был полон свидетельствами пирушки: винными чашами и опустевшими софами. Они прошли мимо Филокта из Эилона, растянувшегося на одной из них, положившего руки под голову и спящего так же крепко, как в собственной постели. Он храпел.

— Сегодня первый раз тебя победили в октоне?

— Технически это была ничья, — ответил Дэмиен.

— Технически. Я же говорил тебе, что я довольно хорош в верховой езде. Я всегда побеждал Огюста, когда мы устраивали забеги в Частиллоне. Мне потребовалось дорасти до девяти лет, чтобы понять, что он позволял мне выигрывать. А я просто думал, что у меня был очень быстрый пони. Ты улыбаешься.

Дэмиен улыбался. Они остановились в одном из проходов, и слева от них через открытые арочные окна лился лунный свет.

— Я слишком много говорю? Я вообще не переношу алкоголь.

— Я заметил.

— Это моя вина. Я никогда не пью. Мне следовало понимать, что мне придется это делать, среди таких мужчин, и попытаться… выработать своего рода выносливость… — Он говорил серьезно.

— Так работает твой ум? — сказал Дэмиен. — И что ты имеешь в виду, говоря, что никогда не пьешь? Я думаю, ты немного преувеличиваешь. Ты был пьян в первую ночь, когда мы встретились.

— Я сделал исключение, — ответил Лорен, — той ночью. Две с половиной бутылки. Я заставил себя выпить. Я думал, будет проще, если я буду пьян.

— Что ты думал будет проще? — спросил Дэмиен.

— «Что?» — переспросил Лорен. — Ты.

Дэмиен почувствовал, как поднялись волоски на всем теле. Лорен произнес это мягко, как будто это было очевидно, его голубые глаза все еще оставались слегка затуманенными, а рука все также обнимала шею Дэмиена. Они смотрели друг на друга, приостановившись в полутемном переходе.

— Мой Акиэлосский постельный раб, — сказал Лорен, — названный в честь человека, убившего моего брата.

Дэмиен с болью втянул воздух.

— Осталось не так далеко, — сказал он.

Они прошли по коридорам мимо высоких арок и окон вдоль северной стороны с их Виирийскими резными решетками. Не было ничего необычного в том, чтобы двое юношей — даже принцев — вместе бродили по коридорам, пошатываясь после пирушек, и Дэмиен на мгновение мог притвориться, что они были теми, кем казались: братьями по оружию. Друзьями.

Стражники по обе стороны от входа были слишком хорошо вышколены, чтобы реагировать на появление королевской знати в объятиях друг у друга. Они прошли через наружные двери во внутренние покои. В комнате стояла низкая кровать в Акиэлосском стиле с основанием, высеченным из мрамора. Она была простой и открытой для ночного воздуха от самого основания до изогнутого изголовья.

— Никто не должен входить, — приказал Дэмиен стражникам.

Он осознавал скрытый смысл своих слов — Дамианис заходит в спальню с юношей в объятиях и приказывает никого не впускать — и не обращал на него внимания. Если Исандра внезапно посетит ошеломляющая догадка, почему фригидный Принц Виира воздержался от его услуг, то так тому и быть. Лорен, будучи чрезвычайно закрытым, не хотел бы, чтобы его домашняя свита присутствовала, пока он будет справляться с последствиями ночной попойки.

Лорен проснется с пронзительной головной болью, которая подпитает его едкий язык, и жаль любого, кто столкнется с ним тогда.

Что касается Дэмиена, он собирался легонько подтолкнуть Лорена в спину и отправить его, пошатывающегося, проделать четыре шага до постели. Дэмиен снял его руку со своей шеи и отодвинулся. Лорен сделал шаг своими собственными силами и, моргая, поднял руку к шнуровке.

— Прислужи мне, — неосознанно сказал Лорен.

— Как в прежние времена? — спросил Дэмиен.

Было ошибкой говорить это. Он шагнул вперед и поднес руки к шнуровке одежды Лорена. Он начал вытягивать шнурки через петельки. Он чувствовал изгиб ребер Лорена, когда шнурок проходил через отверстие.

Шнуровка запуталась на запястье Лорена. Пришлось приложить немного усилий, чтобы распутать ее и снять одежду, сбив при этом рубашку Лорена. Дэмиен остановился, его руки все еще оставались под верхней одеждой.

Под тонкой тканью рубашки Лорена, Паскаль перевязал его плечо, чтобы зафиксировать его. Дэмиен увидел это с внезапной острой болью. Это было то, что Лорен не позволил бы ему увидеть, будь он трезв; глубокая брешь в личной тайне. Дэмиен вспомнил о шестнадцати брошенных копьях, где постоянно требовалось усилие руки и плеча, и это после грубого напряжения днем ранее.

Дэмиен отступил на шаг назад и сказал:

— Теперь можешь говорить, что тебе прислуживал Король Акиэлоса.

— Я мог бы говорить так в любом случае.

Подсвеченная лампадами комната была наполнена теплым светом, падавшим на простою меблировку: низкие стулья, вделанный в стену стол, на котором стояла миска свежесобранных фруктов. Лорен по-другому выглядел в своей белой нижней рубашке. Они смотрели друг на друга. Позади Лорена свет выделял постель, рядом с которой масло горело в низких блестящих сосудах, и отблески падали на сбитые подушки и мраморное основание кровати.

— Я скучаю по тебе, — сказал Лорен. — Я скучаю по нашим разговорам.

Это было слишком. Дэмиен вспомнил, как его привязали к кресту и практически убили; трезвым, Лорен сделал грань очень четкой, и Дэмиен осознавал, что уже переступил ее, что они оба переступили.

— Ты пьян, — сказал Дэмиен. — Ты не в себе. — И добавил: — Я уложу тебя в постель.

— Тогда уложи меня, — ответил Лорен.

Дэмиен решительно направил Лорена к кровати, наполовину толкнул, наполовину опустил его на нее, как любой солдат мог бы помочь своему опьяневшему товарищу добраться до тюфяка в палатке.

Лорен лежал там, куда Дэмиен уложил его, на спине в полураскрытой рубашке, его волосы открывали лоб, выражение лица было беспечным. Он положил ногу, согнутую в колене, на бок, его дыхание было медленным как у спящего человека, и тонкая ткань рубашки поднималась и опускалась ему в такт.

— Я не нравлюсь тебе таким?

— Ты действительно… не в себе.

— Неужели?

— Да. Ты убьешь меня, когда протрезвеешь.

— Я пытался убить тебя. Кажется, я не справился с этим. Ты продолжаешь переворачивать все мои планы.

Дэмиен нашел кувшин и налил воды в неглубокую чашу, которую поставил для Лорена на низкий прикроватный столик. Затем он выложил фрукты из миски и поставил ее на пол рядом с кроватью, чтобы ее можно было использовать так, как пьяный солдат мог бы использовать пустой шлем.

— Лорен. Отоспись. Утром можешь ругать нас обоих. Или забыть об этом. Или сделать вид.

Дэмиен проделал все это довольно умело, хотя он осознал, что прежде чем налить воды, ему потребовалось мгновение, чтобы перевести дыхание. Он положил обе руки на стол и облокотился, тяжело дыша. Дэмиен накинул верхнюю одежду Лорена на спинку стула. Он захлопнул ставни, чтобы Лорену не помешали утренние лучи солнца. Затем он направился к двери, только один раз обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на постель.

Лорен, проваливаясь сквозь спутанные мысли в сон, прошептал:

— Да, дядя.

Глава 10

Дэмиен улыбался. Он лежал на спине, подложив руки под голову, простыня прикрывала его тело ниже талии. Он не спал уже около часа в ранних утренних лучах.

События прошлой ночи, бесконечно запутанные в интимном свете свечей спальни Лорена, раскрылись этим утром в единственный счастливый факт.

Лорен скучал по нему.

Дэмиен чувствовал трепет запретного удовольствия, когда думал об этом. Он вспомнил, как Лорен поднял на него взгляд. Ты продолжаешь переворачивать все мои планы. Лорен будет в ярости, когда придет на утреннее совещание.

— Ты в хорошем настроении, — сказал Никандрос, когда он вошел в зал. Дэмиен хлопнул его по плечу и занял место за длинным столом.

— Мы возьмем Картас, — ответил Дэмиен.

Он призвал всех генералов на это совещание. Это будет их первая атака Акиэлосского форта, и они собирались выиграть его, быстро и окончательно.

Дэмиен приказал устроить на столе песчаную карту, которым отдавал предпочтение. Стратегия, прочерченная глубокими быстрыми штрихами по песку, обретала вид без столкновений лбов, склоняющихся над чернильными линиями бумажной карты. Стратон прибыл с Филоктом, и, усаживаясь, они поправили свои хитоны. Македон уже был в зале, как и Энгюран. Ваннес прибыла и заняла свое место, похожими движениями поправив свои юбки.

В зал вошел Лорен; в его грации чувствовалась крайность, он напоминал леопарда с головной болью, рядом с которым нужно ходить очень, очень осторожно.

— Доброе утро, — сказал Дэмиен.

— Доброе утро, — ответил Лорен.

Это было произнесено после едва уловимой паузы, как будто единственный раз в своей жизни леопард был не совсем уверен, что делать. Лорен сел на напоминающий трон дубовый стул рядом с Дэмиеном и старательно не сводил глаз с пространства прямо перед собой.

— Лорен! — Тепло поприветствовал его Македон. — Я рад принять твое приглашение поохотиться с тобой в Акьютарте после этой кампании. — Он хлопнул Лорена по плечу.

— Мое приглашение, — повторил Лорен.

Дэмиену стало интересно, похлопывали ли Лорена по плечу вообще когда-нибудь.

— Я отправил гонца в свои владения прямо сегодня утром, чтобы там начали готовить легкие копья для охоты на серн.

— Теперь ты охотишься с Виирийцами? — спросил Филокт.

— Одна чаша гривы и ты засыпаешь мертвым сном, — ответил Македон. Он снова хлопнул Лорена по плечу. — А он выпил шесть! Ты ставишь под сомнение его силу воли? Твердость его руки во время охоты?

— Только не грива твоего дяди, — ответил ужаснувшийся голос.

— Когда мы оба выйдем на охоту, в горах больше не останется серн. — Еще один хлопок по плечу. — А теперь мы едем в Картас, чтобы показать, чего стоим в битве.

Это вызвало прилив солдатского духа товарищества. Лорен обычно не принимал участие в проявлении братских чувств и не знал, что делать.

Дэмиен почувствовал, что почти с неохотой сделал шаг к карте на песке.

— Мениад из Сициона отправил глашатая на переговоры с нами. В то же время он атакует нашу деревню, намереваясь посеять раздор в нашей армии и вывести ее из строя, — заговорил Дэмиен, рисуя отметину на песке. — Мы отправили всадников в Картас, чтобы предложить ему выбор: сдаться или сражаться.

Дэмиен сделал это до состязания в октоне. Картас был классическим Акиэлосским фортом, построенным, чтобы предвещать нападения; на подходах к нему по традиции стояло несколько смотровых башен. Дэмиен был уверен в успехе. С каждой захваченной смотровой башней защита Картаса будет ослабевать. Это было одновременно и преимуществом, и слабостью Акиэлосских фортов: они распределяли свои силы, а не объединяли их за одной стеной.

— Ты послал всадников объявить о своих планах? — спросил Лорен.

— Так делают в Акиэлосе, — сказал Македон, как мог бы сказать любимому племяннику, который туго соображает. — Благородная победа впечатлит наместников и принесет расположение, которое нам понадобится в Твердыне Королей.

— Я понял, спасибо, — ответил Лорен.

— Мы нападем с севера, — сказал Дэмиен, — здесь и здесь, — он поставил отметины на песке, — и возьмем под контроль первую из сторожевых башен, прежде чем начнем штурмовать форт.

Тактика была проста, и обсуждение быстро подошло к своему заключению. Лорен почти ничего не сказал. Несколько вопросов, возникших у Виирийцев по ходу наблюдения за Акиэлосским маневрированием, были заданы Ваннес и к ее удовлетворению получили ответы. Получив свои указания для подготовки к походу, мужчины поднялись, чтобы уходить.

Македон рассказывал Лорену об эффективности крепкого чая, и, когда Лорен аристократичными пальцами помассировал собственный висок, Македон, поднимаясь, заметил:

— Тебе стоит велеть своему рабу принести тебе немного.

— Принеси мне немного, — приказал Лорен.

Дэмиен поднялся. И остановился.

Лорен неподвижно замер. Дэмиен неловко продолжал стоять. Он не мог придумать никакой другой причины, почему он встал.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Никандросом, который уставился на него. Никандрос с небольшой группой, последними из оставшихся в зале мужчин, стоял сбоку от стола. Он был единственным, кто видел и слышал. Дэмиен просто стоял.

— Совещание окончено, — слишком громко объявил Никандрос людям вокруг него. — Король готов выезжать.

* * *

Зал опустел. Он остался наедине с Лореном. Между ними стоял стол с песчаной картой, на которой в деталях развернулся план похода на Картас. Прожигающий взгляд голубых глаз Лорена не имел ничего общего с совещанием.

— Ничего не было, — сказал Дэмиен.

— Что-то произошло, — ответил Лорен.

— Ты был пьян, — продолжил Дэмиен. — Я отвел тебя в твои покои. Ты попросил меня прислужить тебе.

— Что еще? — спросил Лорен.

— Я прислуживал тебе, — ответил Дэмиен.

— Что еще? — повторил Лорен.

Дэмиен думал, что иметь превосходство над Лореном в похмелье будет довольно приятным опытом, но только Лорен начинал выглядеть так, как будто его сейчас вырвет. И не от похмелья.

— О, остынь. Ты был настолько пьян, что не вспомнил бы и собственного имени, не говоря уже о том, чтобы понимать, где ты и что делаешь. Ты действительно думаешь, что я воспользовался бы тобой, пока ты в таком состоянии?

Лорен, не отрываясь, смотрел на него.

— Нет, — неуклюже ответил он, как будто, только сейчас уделяя полное внимание вопросу, осознавал и ответ. — Я не думаю, что ты бы воспользовался.

Его лицо оставалось бледным, тело — скованным. Дэмиен ждал.

— Я, — начал Лорен. Ему потребовалось немало времени, чтобы с трудом произнести следующие слова: — Говорил что-нибудь?

Лорен держался напряженно, как перед бегством. Он поднял глаза и встретил взгляд Дэмиена.

— Ты сказал, что скучал по мне, — ответил Дэмиен.

Лорен густо покраснел, изменение в цвете было поразительным.

— Понимаю. Спасибо, что… — Дэмиен видел, как он пробует на вкус окончание предложения. — …не поддался моим заигрываниям.

В тишине Дэмиен мог расслышать за стеной голоса, которые не имели никакого отношения к ним двоим или к той откровенности момента, которая почти причиняла боль, словно они вновь стояли у кровати в покоях Лорена.

— Я тоже скучаю по тебе, — сказал он. — Я завидую Исандру.

— Исандр раб.

— Я был рабом.

Мгновение было болезненным. Лорен встретил его взгляд, и его глаза были слишком ясными.

— Ты никогда не был рабом, Дамианис. Ты был рожден править, как и я.

* * *

Дэмиен оказался в старой жилой части форта.

Тут было тише. Звуки Акиэлосского присутствия приглушались. Толстый камень поглощал весь шум, и оставалась только сама постройка, каркас Марласа, со снятыми гобеленами и решетками для ползучих растений, раскрытый перед ним.

Это был красивый форт. Дэмиен видел его, призрак Виирийского изящества; то, чем он был; то, чем он мог, вероятно, стать вновь. Но для Дэмиена это было прощание. Он не вернется сюда, а если и вернется как приглашенный Король, то все будет по-другому — возвращенное, как и должно, в Виирийские руки. Марлас, завоеванный с таким трудом, будет так просто отдан назад.

Думать об этом было непривычно. Бывший когда-то символом Акиэлосской победы, теперь он стал символом всего того, что изменилось в Дэмиене; того, как теперь он смотрел на все другими глазами.

Он подошел к старой двери и остановился. У двери стоял солдат — формальность. Дэмиен жестом отослал его.

Внутри это были удобные, хорошо освещенные комнаты с огнем, горящим в очаге, и мебелью, среди которой были Акиэлосские стулья, деревянный сундук с подушками и низкий стол перед огнем, на котором лежали доска и фишки для игры.

Девочка из деревни, сжавшаяся и бледная, сидела напротив старой женщины в серых юбках; в детской игре использовались поблескивающие монетки, рассыпанные по столу между ними. Когда вошел Дэмиен, девочка вскочила, и монетки со звоном упали на пол.

Женщина тоже поднялась. Последний раз, когда Дэмиен видел ее, она не подпускала его к умирающему мужчине, сжимая в руке обломанное копье.

— То, что случилось с вашей деревней… я клянусь, что найду ответственных за это и заставлю их заплатить. Я говорил серьезно, — сказал Дэмиен по-виирийски. — У вас обеих есть место под крышей здесь, среди друзей, если захотите. Марлас снова вернется Вииру. Это мое обещание вам обеим.

Женщина ответила:

— Они сказали нам, кто ты.

— Тогда вы знаете, что я держу свои обещания.

— Думаешь, если ты вернешь нам… — Женщина замолчала.

Она стояла рядом с девочкой, и вместе они казались белой стеной неприятия. Дэмиен чувствовал несообразность своего присутствия здесь.

— Тебе нужно уйти, — сказала девочка, нарушая тишину. — Ты пугаешь Женев.

Дэмиен посмотрел на Женев. Женев дрожала. Она не была напугана. Она была в ярости. Она была в ярости на него, на его присутствие здесь.

— То, что произошло с вашей деревней, было несправедливо, — сказал ей Дэмиен. — Не бывает честного боя. Кто-то всегда сильнее. Но я дам вам справедливость. В этом я клянусь.

— Лучше бы Акиэлоссцы никогда не приходили в Дельфьор, — сказала девочка. — Я бы хотела, чтобы был кто-нибудь, кто оказался бы сильнее тебя.

Она повернулась к нему спиной, произнося это. Это было проявление мужества — девочка перед королем. Затем она двинулась и подняла монетку с пола.

— Все хорошо, Женев, — сказала девочка. — Смотри, я научу тебя фокусу. Следи за моей рукой.

По коже Дэмиена пробежали мурашки, когда он узнал в этом отголоски другого присутствия, болезненно знакомое самообладание, которому подражала девочка, когда сжала монетку в ладони, вытянув перед собой руку.

Дэмиен понял, кто был здесь до него, кто сидел с ней, учил ее. Дэмиен видел этот фокус раньше. И, хотя тонкая рука восьмилетнего ребенка была немного неуклюжей, у нее вышло заткнуть монетку в рукав, так что когда она разжала руку, там было пусто.

* * *

На поле, раскинувшемся перед Марласом, собрались две объединенные армии, как и все необходимое для армии: всадники для разведки, глашатаи, повозки с провизией, домашний скот, лекари и аристократы, в частности Ваннес и Гийон со своей женой Луаз, которых во время битвы нужно будет отвести и с комфортом устроить в лагере, пока солдаты будут сражаться.

Звезды и львы. Они растянулись по полю, насколько хватало глаз: так много знамен взмыло ввысь, что они больше напоминали флотилию, чем походную процессию. Дэмиен смотрел на открывающийся перед ним вид, сидя на лошади, и готовился занять свое место во главе процессии.

Он увидел Лорена, тоже верхом на лошади — нахмуренная колючка с золотистыми волосами. Неестественно прямо держась в седле, он поблескивал начищенной броней, и в его глазах читалось только безразличное лидерство. С похмельем после гривы, вероятно, было удачей, что скоро он пойдет убивать людей.

Когда Дэмиен обернулся, то поймал на себе взгляд Никандроса.

Он отличался от того, который был утром, и это было не только из-за того, что Никандрос видел, как Дэмиен встал после приказа Лорена в конце совещания. Дэмиен натянул поводья.

— Ты слушал сплетни рабов.

— Ты провел ночь в покоях Принца Виира.

— Я провел в его покоях десять минут. Если ты думаешь, что я трахнул его за это время, то ты меня недооцениваешь.

Никандрос не сдвинул лошадь с места.

— Он переиграл Македона в той деревне. Он умело его переиграл, как и переиграл и тебя.

— Никандрос…

— Нет. Послушай меня, Дамианис. Мы едем на Акиэлос, потому что Принц Виира предпочел вести свой бой в твоей стране. Именно Акиэлос пострадает от этого конфликта. И когда бои закончатся, и Акиэлос будет истощен от битвы, кто-нибудь решит взять страну под контроль. Убедись, что это будешь ты. Принц Виира слишком хорош в управлении людьми, слишком хорош в манипулировании теми, кто его окружает, чтобы добиться своего.

— Я понимаю. Ты опять предостерегаешь меня не спать с ним?

— Нет, — ответил Никандрос. — Я знаю, что ты собираешься спать с ним. Я говорю о том, что, когда он тебе это позволит, подумай о том, чего он хочет.

Никандрос оставил его, и Дэмиен пришпорил лошадь, чтобы занять свое место бок о бок с Лореном. Лорен сидел в седле с прямой спиной, облаченный в начищенный метал. Не было ни единого намека на нерешительного юношу сегодняшнего утра. Был только безжалостный профиль.

Прозвучали горны. Протрубили трубы. Вся вереница двух объединенных армий пришла в движение; два соперника едут вместе, синий рядом с красным.

* * *

Смотровые башни оказались пусты.

Это кричали разведчики, когда мчались назад на взмыленных лошадях, неся свои тревожные вести. Дэмиен прокричал ответ. Каждому приходилось кричать, чтобы быть услышанным через какофонию звуков: колес, лошадей, металлического топота солдат в броне, грохота земли, режущих слух горнов, которые являла собой их армия в пути. Процессия растянулась от вершины холма до самого горизонта по полям и холмам. Вся его армия была готова пойти в атаку на сторожевые башни Картаса.

Но смотровые башни оказались пусты.

— Это ловушка, — сказал Никандрос.

Дэмиен приказал небольшому отряду отделиться от основной армии и обследовать первую башню. Он наблюдал со склона холма. Отряд галопом помчался к башне, затем солдаты спешились, взяли деревянный таран и выбили дверь. Сторожевая башня казалась странным прямоугольным очертанием на фоне горизонта, без движения внутри; безжизненный камень, в котором должны были быть обитатели, но вместо этого не было ничего. В отличие от развалин, поглощенных природой, чтобы стать частью ландшафта, пустая сторожевая башня была неуместной, была сигналом неправильности происходящего.

Он наблюдал за своими людьми — маленькими как муравьи, входящими в башню, не встретив сопротивления. Повисла странная, мрачная тишина в последующие минуты, когда ничего не происходило. Мужчины вышли, вскочили в седла и поскакали обратно, чтобы доложить.

Не было ловушек. Не было обороны. Ни поддельных полов, ступив на которые они бы провалились, ни чанов с кипящим маслом, ни замаскированных лучников, ни мужчин с мечами, выскакивающих из-за дверей. Башня просто была пустой.

Вторая башня оказалась пустой, и третья, и четвертая.

Правда открывалась перед ним, пока он окидывал взглядом сам форт, нижние стены из толстого серого известняка, высокие крепостные стены из необожженного кирпича. У низкой двухэтажной башни была черепичная крыша, устроенная специально для лучников. Но бойницы были темными, и из них не летело стрел. Не было знамен. Не было звуков.

Дэмиен сказал:

— Это не ловушка. Это отступление.

— Если это так, то, значит, они бежали от чего-то, — сказал Никандрос. — Чего-то, что привело их в ужас.

Дэмиен взглянул на форт на его возвышении и затем на свою армию, растянувшуюся позади него — миля красного бок о бок с опасным, сверкающим синим.

— От нас, — сказал Дэмиен.

Они проехали мимо зубчатых скал, вверх по крутому подъему в форт. Они беспрепятственно прошли через открытые ворота переднего двора, который представлял собой четыре низких башни, смутно вырисовывавшихся над ними молчаливым тупиком. Низкие башни были спроектированы так, чтобы обстреливать захватчиков продольным огнем, поймав армию в ловушку на ее продвижении к воротам. Ворота были неподвижными и беззвучными, когда люди Дэмиена использовали деревянный таран и проломили внушительные двери к главной крепости.

Внутри ощущение неестественности тишины только усилилось; атрий пустовал, вода простого изящного фонтана была неподвижна. Дэмиен увидел заброшенную перевернутую корзинку, перекатывающуюся по мраморному полу. Худощавый кот пронесся вдоль стены.

Дэмиен не был глупцом и предупредил своих людей о ловушках: зараженных складах и отравленных колодцах. Они систематично продвигались вглубь форта через публичные площади к частным жилым помещениям.

Здесь свидетельства отступления были более очевидными: мебель раскидана, пожитки собраны в спешке, любимое полотно забрано с этой стены, но другое оставлено висеть на той. Дэмиен видел в развороченных жилых помещениях последние мгновения, отчаянный военный совет и принятое решение бежать. Кто бы ни приказал его, нападение на деревню возымело обратный эффект. Вместо того чтобы настроить Дамианиса против своего генерала, оно скрепило его армию в единую могущественную силу и послало ужас при упоминании его имени распространяться по поселениям.

— Сюда! — Раздался зов.

Во внутренней части форта они обнаружили забаррикадированную дверь.

Дэмиен сделал знак своим людям быть наготове. Это было первое явление сопротивления, первый знак опасности. Две дюжины солдат построились, и Дэмиен кивнул, позволяя им продолжать. Они подняли деревянный таран и ударом распахнули двери.

Это была светлая просторная гостиная, украшенная своей изысканной меблировкой. От изящных соф с закрученными резными ножками до небольших бронзовых столиков, она осталась нетронутой.

И он увидел, что ждало его в опустевшем форте Картаса.

Она сидела на софе. Ее окружали семь прислуживающих женщин, две из которых были рабынями, одна — старшей служанкой, а остальные высокородной частью ее домашней свиты. Ее брови приподнялись на взлом, как будто на какое-нибудь незначительное неприятное нарушение этикета.

Она не добралась до Триптольма, чтобы родить. Должно быть, она организовала нападение на деревню, чтобы остановить Дэмиена или задержать его, и, когда это не сработало, она была оставлена позади, заброшена. Роды пришли слишком рано. Совсем недавно, судя по ее едва заметным темным кругам под глазами. Это объясняло также, почему ее, слишком ослабевшую для дороги, бросили позади с теми из ее женщин, кто пожелал остаться с ней, пока другие спасались бегством.

Дэмиен был удивлен увидеть столько женщин. Быть может, она принудила их: останьтесь, или вам перережут глотки. Но нет. Она всегда умела вдохновлять людей на преданность.

Ее светлые волосы опускались на плечо, ее ресницы прикрывали глаза, ее шея была изящной, как у лебедя. Она была чуть бледна, и несколько новых морщинок пролегли на лбу, но это вовсе не вредило его открытому классическому совершенству и, казалось, только украшало ее, как завершающий орнамент на вазе.

Она была прекрасна. Имея дело с ней, ты ощущал это внутренне и затем с силой отталкивал, потому что красота была наименьшей из ее угроз. Ее ум, осторожный, расчетливый, именно он был угрозой; она наблюдала за Дэмиеном парой холодных голубых глаз.

— Здравствуй, Дэмиен, — произнесла Йокаста.

Он заставил себя посмотреть на нее. Он заставил себя вспомнить каждую ее часть; то, как она улыбалась; медленное приближение ее обутых в сандалии ног, пока он был подвешен в цепях; прикосновение ее изящных пальцев к его избитому лицу.

Затем он повернулся к рядовому пешему солдату справа от себя, обращаясь с обыденным поручением, которое было ниже его и теперь ничего не значило.

— Уведите ее, — сказал он. — Форт наш.

Глава 11

Дэмиен стоял в просторной и светлой женской гостиной, где располагалась выполненная в простом стиле полулежачая софа, которая теперь пустовала. Из окна открывался вид на подход к форту до самой первой смотровой башни.

Отсюда она наблюдала за приближением его армии, растянувшейся по вершине холма и подходящей все ближе, наблюдала за каждым их шагом внутри форта. Она смотрела, как уходили ее собственные люди, забирая с собой еду и повозки, как солдаты спасались бегством, пока дорога не опустела, пока не опустилось безмолвие, пока вдалеке не появилась вторая армия, еще неслышимая, но приближающаяся.

Никандрос подошел и встал рядом с ним.

— Йокаста заключена в камере в восточном крыле. Будут еще приказания?

— Раздеть ее и рабыней отправить Виир? — Дэмиен не повернулся от окна.

Никандрос ответил:

— Ты не хочешь этого на самом деле.

— Нет, — сказал Дэмиен. — Я хочу, чтобы было хуже.

Он сказал это, устремив взгляд на горизонт. Он знал, что позволит обращаться с ней лишь не иначе как с уважением. Он вспомнил, как она аккуратно подходила к нему по прохладному мраморному полу в рабских банях. Он видел деяние ее рук в нападении на деревню, выданном за нападение Македона.

— Никто не должен с ней разговаривать. Никто не должен входить в ее камеру. Предоставьте ей все удобства. Но не дайте ей добраться до любого из мужчин. — Дэмиен больше не был глупцом. Он знал о ее способностях. — Поставь своих лучших солдат на стражу, своих самых верных, и выбери их из тех, у кого нет вкуса к женщинам.

— Я поставлю Палласа и Лидоса. — Никандрос кивнул и отправился выполнять полученные приказы.

Не в первый раз сталкивающийся с войной, Дэмиен знал, что будет дальше, но все-таки почувствовал мрачное удовлетворение, когда первые сигналы о боевой готовности начали звучать со сторожевых башен, и вся система тревоги вспыхнула жизнью: зазвучали горны во внутренних башнях, его люди выкрикивали приказания, занимая свои позиции на крепостных стенах, и распределяясь, чтобы встать на страже у ворот. Как раз вовремя.

Мениад бежал. Под контролем Дэмиена находились и форт, и влиятельный политический пленник в лице Йокасты. И он со своими армиями шел на юг.

Глашатаи Регента прибыли в Картас.

* * *

Дэмиен знал, что видели Виирийцы при взгляде на него: варвара в дикарской пышности.

Он не сделал ничего, чтобы уменьшить это впечатление. Он сидел на троне в броне, мощные мышцы бедер и рук были обнажены. Дэмиен наблюдал, как глашатай входит в зал.

Лорен сидел рядом с ним на точно таком же троне. Дэмиен позволил глашатаю Регента увидеть их — королевскую кровь, окруженную Акиэлосскими солдатами в военных доспехах, предназначенных для убийства. Он позволил ему осмотреть голые каменные стены провинциального форта, ощетинившегося копьями солдат, в котором принц-убийца восседал на возвышении бок о бок с Виирийским Принцем, одетый в такую же сыромятную кожу, как и его солдаты.

Он позволил ему увидеть и Лорена, позволил увидеть ту картину, которую они являли — принцы крови в союзе. Лорен был единственным Виирийцем в зале, заполненном Акиэлоссцами. Дэмиену это нравилось. Ему нравилось, что Лорен сидит рядом с ним, нравилось позволять глашатаю Регента видеть, что Лорен заодно с Акиэлосом — с Дамианисом из Акиэлоса на его излюбленной арене войны.

Глашатая Регента сопровождала свита из шести человек: четыре стражника по традиции и два Виирийских сановника. Они нервничали, идя по залу, заполненному вооруженными Акиэлоссцами, хотя приблизились к тронам надменно, не преклоняя колен, и глашатай остановился у ступеней возвышения, высокомерно встречая взгляд Дэмиена.

Дэмиен откинулся на троне, удобно устроился и наблюдал за всем этим. В Айосе солдаты его отца ухватили бы глашатая за руки и заставили упасть на колени, прижимая его голову к полу ногой.

Дэмиен чуть приподнял пальцы. Едва заметный жест, останавливающий его людей от проделывания того же самого теперь. Последний раз — воспоминание живо всплыло в памяти Дэмиена — глашатай Регента был принят в суматохе во дворе форта, и Лорен с побледневшим лицом прискакал верхом, разворачивая лошадь, чтобы осадить его. Дэмиен вспомнил высокомерие глашатая, его слова и мешок из грубой ткани, привязанный к седлу.

Сейчас это был тот же глашатай. Дэмиен узнал его темные волосы и цвет лица, его густые брови и вышитую символику на зашнурованной Виирийской весте. Его свита из четырех стражников и двух сановников остановились позади него.

— Мы принимаем сдачу Регента при Чарси, — сказал Дэмиен.

Глашатай покраснел.

— Король Виира шлет послание.

— Король Виира сидит рядом с нами, — сказал Дэмиен. — Мы не признаем ложные притязания его дяди на трон.

Глашатай заставил себя сделать вид, что этих слов не было. Он перевел взгляд с Дэмиена на Лорена.

— Лорен из Виира. Ваш дядя честно протягивает вам руку дружбы. Он предлагает вам возможность восстановить ваше доброе имя.

— И никакой головы в сумке? — спросил Лорен.

Его тон был снисходительным. Он расслабленно сидел на троне, вытянув одну ногу перед собой, изящно свесив запястье с деревянного подлокотника, и изменение в силе было очевидным. Он больше не был изгоем-племянником, в одиночку сражающимся на границе. Он был значимой, недавно образовавшейся силой, с собственной армией и землями.

— Ваш дядя хороший человек. Совет требовал вашей смерти, но ваш дядя не прислушался к ним. Он не верит слухам, что вы повернулись против собственного народа. Он хочет дать вам шанс оправдать себя.

— Оправдать себя, — повторил Лорен.

— Справедливый суд. Приходите в Айос. Перед лицом Совета ответьте на обвинение. И если вас признают невиновным, то все, что принадлежит вам, будет вам возвращено.

— «Все, что принадлежит мне», — второй раз повторил Лорен слова глашатая.

— Ваше Высочество, — сказал один из сановников, и Дэмиен оказался ошеломлен, узнав в нем Эстьена, мелкого аристократа из сторонников Лорена.

У Эстьена хватило хороших манер, чтобы снять головной убор.

— Ваш дядя был справедлив по отношению к тем, кто звал себя вашими сторонниками. Он просто хочет вернуть вас домой. Могу вас уверить, что суд это просто формальность, чтобы успокоить Совет. — Эстьен говорил, убежденно сжимая свою шляпу в руках. — Даже если и были некоторые… незначительные опрометчивые действия, то вам стоит только показать свое раскаяние, и он откроет свое сердце. Он, как и все ваши сторонники, знает, что то, что говорят про вас в Айосе, неправда… не может быть правдой. Вы не предавали Виир.

Лорен только мгновение задержал взгляд на Эстьене, прежде чем вновь переключить внимание на глашатая.

— «Все, что принадлежит мне, будет мне возращено»? Это его слова? Точно повтори его слова.

— Если вы придете в Айос, чтобы предстать перед судом, — сказал глашатай, — все, что принадлежит вам, будет вам возвращено.

— А если я откажусь?

— Если вы откажетесь, вы будете казнены, — ответил глашатай. — Ваша смерть станет публичной смертью предателя, ваше тело будет вывешено на городских воротах для всеобщего обозрения. Тело не будет похоронено. Вы не будете погребены вместе с вашими отцом и братом. Ваше имя будет стерто с семейного древа. Виир не будет помнить вас, и все, что принадлежало вам, будет разделено. Таково обещание Короля и мое послание.

Лорен ничего не ответил; повисло нехарактерное молчание, и Дэмиен увидел едва заметные признаки: напряжение в плечах, сжатые челюсти. Дэмиен перевел свой тяжелый взгляд на глашатая.

— Скачи обратно к Регенту, — сказал Дэмиен, — и передай ему это. Все, что по праву принадлежит Лорену, будет ему возвращено, когда он станет Королем. Ложные обещания его дяди не искусят нас. Мы Короли Акиэлоса и Виира. Мы будем защищать наше государство и придем к нему в Айос во главе армий. Он столкнется с объединенными Вииром и Акиэлосом. И он падет перед нашей мощью.

— Ваше Высочество, — обратился Эстьен, уже тревожно сжимая свой головной убор. — Пожалуйста. Вы не можете стоять на одной стороне с этим Акиэлоссцем, не после всего, что говорят о нем, не после всего, что он сделал! Преступления, в которых он обвиняется в Айосе, хуже, чем ваши собственные.

— И в чем же я обвиняюсь? — спросил Дэмиен с нескрываемым презрением.

Голосом, доносящимся до каждого уголка зала, на чистом Акиэлосском ответил глашатай:

— Ты отцеубийца. Ты убил своего собственного отца, Короля Акиэлоса Теомедиса.

Когда зал растворился в хаосе, раздались кричащие в ярости Акиэлосские голоса и наблюдатели вскочили со своих стульев, Дэмиен посмотрел на глашатая и низким голосом произнес:

— Уберите его с моих глаз.

* * *

Дэмиен поднялся с трона и подошел к одному из окон. Оно было слишком маленьким и толсто застекленным, чтобы разглядеть что-нибудь, кроме размытого вида на двор. Позади него зал опустел по его приказу. Он старался контролировать свое дыхание. Крики Акиэлоссцев в зале были криками гневного негодования. Он говорил себе это — никто бы даже на мгновение не задумался, что он мог бы…

В голове стучало. Дэмиен чувствовал ярость бессилия от того, что Кастор смог убить их отца, и потом так солгать, отравить всю правду и уйти с…

Несправедливость комом стояла в горле. Он ощущал ее, как окончательный разрыв тех отношений, как будто до этого момента все еще была какая-то надежда, что он мог повлиять на Кастора, но то, что теперь стояло между ними, было не исправить. Хуже, чем превратить его в узника, хуже, чем превратить его в раба. Кастор превратил его в убийцу собственного отца. Дэмиен чувствовал улыбку влияния Регента, его спокойный разумный голос. Он представил, как ложь Регента распространяется, охватывает людей в Айосе, и они верят, что он убийца, и смерть его отца обесчещена и используется против Дэмиена.

Собственный народ не доверял ему, его друзья отвернулись от него, то, что было самым дорогим и ценным в его жизни было извращено, превращено в оружие, причиняющее боль…

Дэмиен повернулся. Лорен одиноко стоял на фоне зала.

С внезапным осознанием схожести Дэмиен увидел Лорена таким, каким он был, увидел его настоящее одиночество. Регент сделал то же самое с Лореном: сократил его поддержку, настроил его людей против него. Дэмиен вспомнил, как пытался убедить Лорена в благих намерениях Регента в Арле, будучи таким же наивным, как Эстьен. Лорен жил с этим всю жизнь.

Дэмиен сказал ровным размеренным голосом:

— Он думает, что сможет меня спровоцировать. У него не выйдет. Я не буду действовать опрометчиво, поддавшись гневу. Я буду одну за другой брать провинции Акиэлоса и, когда я войду в Айос, я заставлю его заплатить за все, что он сделал.

Лорен просто продолжал смотреть на него со своим слегка оценивающим выражением лица.

— Ты не можешь рассматривать его предложение, — сказал Дэмиен.

Лорен не ответил сразу же. Дэмиен продолжил:

— Тебе нельзя идти в Айос. Лорен, ты не предстанешь перед судом. Он просто убьет тебя.

— Я предстану перед судом, — ответил Лорен. — Это то, чего он хочет. Он хочет доказать, что я непригоден. Он хочет, чтобы Совет утвердил его Королем, так чтобы он смог управлять законно.

— Но…

— Я предстану перед судом. — Голос Лорена был довольно ровным. — У него будет вереница свидетелей, и каждый признает меня предателем. Лорен, испорченный принц, увиливающий от ответственности, который продал свою страну Акиэлосу и раздвинул ноги перед Акиэлосским принцем-убийцей. И, когда не останется ничего от моей репутации, меня отведут на городскую площадь и убьют на глазах у толпы. Я не рассматриваю его предложение.

Глядя на него через пространство, разделявшее их, Дэмиен впервые осознал, что в суде могла быть заключена какая-то соблазнительная притягательность для Лорена, который, должно быть, где-то глубоко внутри себя желал очистить свое имя. Но Лорен был прав: любой суд станет обречением на смерть, представлением, разыгранным, чтобы унизить его, а затем уничтожить на приказанном Регентом ужасающем публичном зрелище.

— Тогда что?

— Есть что-то еще, — ответил Лорен.

— О чем ты?

— Я имею в виду, что дядя не протягивает руку кому-то, чтобы ее оттолкнули. Он не просто так отправил к нам глашатая. Есть что-то еще. — Следующие слова Лорен произнес почти непроизвольно: — Всегда есть что-то еще.

Из двери раздался звук. Дэмиен повернулся и увидел Палласа в военной форме.

— Леди Йокаста, — сказал Паллас. — Она просит увидеться с вами.

* * *

Все то время, пока его отец умирал, они с Кастором продолжали свой заговор.

Дэмиен мог думать только об этом, уставившись на Палласа, и его пульс все еще бешено колотился от обвинения, от предательства Кастора. Его отец, слабеющий с каждым вздохом. Он никогда не говорил с ней об этом — он никогда не переносил говорить об этом вообще с кем-либо — но иногда он приходил из покоев умирающего отца, чтобы увидеть ее, без слов найти утешение в ее теле.

Дэмиен знал, что сейчас не контролирует себя. Он хотел пойти и вырвать из нее правду голыми руками. Что ты сделала? Что вы с Кастором запланировали? Он знал, что в таком состоянии он уязвим для нее, что ее искусство, как и Лорена, состояло в том, чтобы найти слабость и надавить. Дэмиен взглянул на Лорена и сухо сказал:

— Разберись с этим.

Лорен посмотрел на него долгим взглядом, как будто ища что-то в выражении его лица, затем молча кивнул и направился к камерам.

Прошло пять минут. Десять. Дэмиен выругался, оттолкнулся от окна и сделал одну вещь, которую, он знал, делать не следовало. Он вышел из зала и спустился по стертым каменным ступеням к тюремным камерам. У решетки на последней двери он услышал голос, доносящийся с другой стороны, и остановился.

Темницы в Картасе были сырыми, тесными и находились под землей, как будто Мениад из Сициона никогда не предполагал держать политических пленников, что, вероятно, так и было. Дэмиен ощутил падение температуры; здесь, среди обтесанных камней под фортом, было прохладней. Он прошел через первые двери, стражники встали по стойке, и он двинулся дальше по коридору с неровным каменным полом. Во второй двери была вделана небольшая решетка, через которую он мог мельком разглядеть обустройство камеры.

Он видел ее, откинувшуюся на затейливо вырезанной софе. Ее темница была чистой и хорошо меблированной, с гобеленами и подушками, которые перенеслисюда из ее гостиной по приказу Дэмиена.

Лорен стоял перед ней.

Дэмиен остановился, неразличимый в тени за дверной решеткой. Видеть их двоих вместе заставило что-то перевернуться у него внутри. Он услышал знакомый холодный голос.

— Он не придет, — сказал Лорен.

Она выглядела как королева. Ее волосы были убраны наверх и удерживались одной жемчужной заколкой, золотая корона сверкающих локонов, венчающая длинную изящную шею. Она сидела на низкой софе с откинутой спинкой, и что-то в ее позе напоминало его отца, Короля Теомедиса, на своем троне. Простое белое платье, собранное на каждом плече, сверху прикрывала украшенная вышивкой шелковая шаль королевского ярко-красного цвета, которую кто-то позволил ей оставить. Под изогнутыми золотистыми бровями ее глаза были цвета краски из вайды.

Степень, в которой они с Лореном походили друг на друга в цветовой гамме, в холодном мыслительном отсутствии эмоции, в бесстрастности, с которой он смотрели друг на друга, была одновременно нервирующей и удивительной.

Она говорила на чистом Виирийском без акцента:

— Дэмианис послал ко мне своего постельного мальчика. Белокурый, голубоглазый, весь зашнурованный как нетронутый девственник. Ты прямо его типаж.

Лорен ответил:

— Ты знаешь, кто я.

— Принц дня, — ответила Йокаста.

Последовала пауза.

Дэмиену нужно было ступить вперед, выдать свое присутствие и остановить это. Он наблюдал, как Лорен устраивается у стены.

Лорен сказал:

— Если ты спрашиваешь, трахал ли я его, то ответ — да.

— Думаю, мы оба знаем, что это не ты его трахал. Ты лежал на спине, задрав ноги. Он не так сильно изменился.

Тон голоса Йокасты был таким же утонченным, как и ее самообладание, словно правила высоких манер не были нарушены ни словами Лорена, ни ее собственными. Йокаста продолжила:

— Вопрос в том, насколько тебе понравилось.

Дэмиен прильнул к решетке в двери, вслушиваясь в ответ Лорена так внимательно, как только было возможно. Он чуть передвинулся, пытаясь увидеть лицо Лорена.

— Понимаю. Мы будем обмениваться историями? Рассказать тебе, какая у меня любимая поза?

— Полагаю, что похожа на мою.

— Заключенной? — спросил Лорен.

Настала ее очередь замолчать. Она использовала это время, чтобы внимательно рассмотреть его черты, как будто пробуя качество шелка. Они с Лореном оба выглядели абсолютно расслабленными. Это у Дэмиена колотилось сердце.

Она спросила:

— Хочешь знать, как это было?

Дэмиен не двигался, не дышал. Он знал Йокасту, знал опасность. Он чувствовал себя прикованным к месту, когда Йокаста продолжила изучать лицо Лорена.

— Лорен из Виира. Говорят, ты фригидный. Говорят, ты отвергаешь всех своих поклонников, и что ни один мужчина не был достаточно хорош, чтобы дифирамбами развести тебе ноги. Уверена, ты думал, что это будет бесчувственно и физически, и, может быть, часть тебя хотела, чтобы это так и было. Но мы с тобой оба знаем, что Дэмиен не так занимается любовью. Он брал тебя медленно. Он целовал тебя, пока ты не начал хотеть этого.

Лорен ответил:

— Прошу, не прерывайся из-за меня.

— Ты позволил ему раздеть тебя. Ты позволил ему касаться тебя. Говорят, ты ненавидишь Акиэлоссцев, но ты впустил одного в свою постель. Ты не ожидал, что будут такие ощущения от его прикосновений. Ты не ожидал веса его тела, ощущения его внимания на себе, его желания овладеть тобой.

— Ты упустила ту часть, где это оказалось так хорошо, что я позволил себе забыть о том, что он совершил.

— Боже мой, — сказала Йокаста. — Так это правда.

Еще одна пауза.

— Это пьяняще, не так ли? — Продолжила она. — Он рожден быть Королем. Он не замена и не второй выбор, как ты. Он управляет людьми одним своим дыханием. Когда он входит в комнату, он руководит в ней. Люди любят его. Как они любили твоего брата.

— Моего мертвого брата, — любезно подсказал Лорен. — Пройдемся по той части, где я раздвигаю ноги для убийцы моего брата? Можешь еще раз ее описать.

Дэмиену не было видно лица Лорена, когда он говорил это, хотя его голос был ненапряженным, как и его элегантная поза у каменной стены камеры.

Она спросила:

— Тяжело спать с человеком, который больше король, чем ты сам?

— Я бы не допустил, чтобы Кастор услышал, как ты называешь его королем.

— Или именно это тебе и нравится? Что Дэмиен — тот, кем тебе никогда не стать. Что в нем есть уверенность, вера в себя, убеждения. Это то, чего ты жаждешь. И когда он обращает все это на тебя, кажется, что ты способен на все.

— А теперь мы оба говорим правду, — ответил Лорен.

Теперь характер паузы был другим. Йокаста сверлила Лорена взглядом.

— Мениад не перейдет от Кастора на сторону Дамианиса, — сказала Йокаста.

— Почему нет? — спросил Лорен.

— Потому что, когда Мениад сбежал из Картаса, я подговорила его направиться прямо к Кастору, который убьет его, за то, что тот оставил меня здесь.

Дэмиен почувствовал, как похолодел.

Йокаста продолжала:

— Теперь обойдемся без любезностей. Я обладаю некоторой информацией. Вы предложите мне помилование в обмен на то, что я знаю. Будет проведено несколько переговоров, а затем, когда мы придем к взаимовыгодной сделке, я вернусь к Кастору в Айос. В конце концов, — сказала Йокаста, — именно за этим Дамианис и послал тебя.

Лорен, казалось, изучал ее в ответ. Когда он заговорил, в его речи не было особенной спешки.

— Нет. Он послал меня сказать тебе, что ты не важна. Ты будешь заперта здесь до его коронации в Айосе, а потом будешь казнена за измену. Он больше никогда с тобой не увидится.

Лорен оттолкнулся от стены.

— Но спасибо, — сказал он, — за информацию о Мениаде. Это было полезно.

Он почти дошел до двери, когда она заговорила.

— Ты не спросил меня о моем сыне.

Лорен остановился. Повернулся.

Восседая на софе, она казалась царственной, как королева, высеченная из мрамора, возвышающаяся над комнатой.

— Он пришел рано. Роды длились долго, всю ночь до утра. В конце всего этого — ребенок. Я смотрела ему в глаза, когда до нас дошли вести о солдатах Дэмиена, марширующих к форту. Мне пришлось отослать его, ради безопасности. Ужасная вещь разделять мать и дитя.

— Правда? Это все? — спросил Лорен. — Несколько колкостей и отчаянное воззвание к материнству? Я думал, что ты соперник. Неужели ты действительно думала, что Принц Виира будет тронут судьбой ребенка бастарда?

— Должен быть, — сказала Йокаста. — Он сын короля.

Сын короля.

У Дэмиена закружилась голова, как будто пол начал уходить из-под ног. Она произнесла слова спокойно, как произносила каждое замечание, но только эти слова изменили все. Мысль, что это мог быть… что это был…

Его ребенок.

Все сложилось в единую картину: что ребенок родился так рано; что она ушла так далеко на север, чтобы родить, в месте, где дата рождения ребенка могла быть скрыта; что в Айосе она умело скрывала первые месяцы беременности и от него, и от Кастора.

Все черты Лорена побледнели от шока, и он уставился на Йокасту так, как будто его только что ударили.

Даже рядом с шоком Дэмиена, полнейший ужас Лорена был чрезмерным. Дэмиен не понял его, как не понял и выражения глаз Лорена или Йокасты. Затем Лорен произнес ужасающим голосом:

— Ты отправила сына Дамианиса моему дяде.

Она ответила:

— Видишь? Я соперник. Я не останусь гнить в камере. Ты скажешь Дэмиену, что мы с ним увидимся, как только я потребую, и, я думаю, на этот раз он не станет посылать ко мне своего постельного мальчика.

Глава 12

Странно, что сейчас он мог думать только о своем отце.

Дэмиен сидел на краю кровати в своих покоях, упершись локтями в колени и закрыв глаза ладонями.

Последнее, что он ярко помнил, был Лорен, который обернулся и увидел его сквозь решетку. Дэмиен сделал шаг назад, затем еще один и, словно в тумане, пошел в свои покои. С тех пор никто его не беспокоил.

Ему были нужны тишина и уединение, время наедине с собой, чтобы подумать, но он не мог думать; глухие удары сердца были слишком сильными, эмоции путались в груди.

Возможно, у него был сын, а все, о чем он думал, был его отец.

Казалось, будто какая-то защитная мембрана была сорвана, и все чувства, что до сих пор были под запретом, теперь бередили эту открытую рану. У него не было ничего, чтобы сдержать эмоции; осталось только голое ужасающее чувство оказаться лишенным семьи.

В свой последний день в Айосе он встал на колени, рука отца тяжело легла на его голову; он был слишком наивен, слишком доверчив, чтобы понять, что болезнь отца была убийством. Запахи горелого свечного жира и благовоний густо смешивались с хрипами его отца. Слова отца превратились в едва слышный шепот, ничего не осталось от его низкого глубокого голоса.

— Передай врачевателям, что со мной все будет хорошо, — сказал его отец. — Я хочу увидеть все, чего достигнет мой сын, когда займет трон.

За свою жизнь Дэмиен знал только одного родителя. Отец был для него идеалом — человеком, на которого он равнялся и которому стремился угодить, образцом во всем. После смерти отца он не позволял себе обдумывать или чувствовать что-то, кроме решимости вернуться, снова увидеть дом и вернуть свой трон.

Теперь ему казалось, будто он стоит перед своим отцом и чувствует его руку в своих волосах, как не почувствует больше никогда. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им; но в конце он подвел его.

У двери раздался звук. Дэмиен поднял глаза и увидел Лорена.

Дэмиен тяжело втянул воздух. Лорен закрыл за собой дверь и зашел в комнату. Дэмиен должен разобраться и с этим тоже. Он попытался взять себя в руки.

Лорен сказал:

— Нет. Я здесь не за тем, чтобы… Я просто здесь.

Внезапно Дэмиен осознал, что в комнате потемнело — уже опустилась ночь, но никто не зашел, чтобы зажечь свечи. Должно быть, он просидел здесь несколько часов. Кто-то не впускал слуг. Кто-то не впускал вообще никого. Его генералы, аристократы и любой, у кого могли быть дела с Королем, были отправлены прочь; Лорен, понял он, охранял его уединение. И его люди, боящиеся жестокого чужестранного принца, не посмели ослушаться Лорена и держались подальше. Глупо, но он был глубоко благодарен Лорену за это.

Он посмотрел на Лорена, намереваясь сказать, сколько это для него значит, хотя в таком состоянии ему потребовалось мгновение, прежде чем заговорить.

И прежде, чем он успел, пальцы Лорена легли сзади на его шею; неожиданность прикосновения привела его в смятение, когда Лорен просто притянул его ближе. У Лорена это вышло немного неуклюже; нежно; необычно; напряженно из-за очевидной неопытности.

Если Дэмиена и обнимали в зрелом возрасте, то он этого не помнил. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь нуждался в этом — разве что, с тех пор, как прозвонили колокола в Акиэлосе — и он никогда не позволял себе просить об этом. Тело прильнуло к телу, и Дэмиен закрыл глаза.

Прошло некоторое время. Дэмиен начал улавливать медленную сильную пульсацию, стройное тело и тепло в своих руках — и это было уже по-другому приятно.

— Теперь ты пользуешься моей добросердечностью, — прошептал Лорен ему на ухо.

Дэмиен отодвинулся, но не полностью — Лорен и не ждал этого; постельное белье смялось, когда он сел рядом с Дэмиеном, как будто для них было естественно сидеть рядом, почти касаясь друг друга плечами.

Губы Дэмиена сложились в полуулыбку:

— Не собираешься предложить мне один из ваших замысловатых Виирийских носовых платков?

— Ты можешь использовать свою одежду. Она примерно того же размера.

— Несчастная Виирийская чувствительность. Все эти обнаженные запястья и лодыжки.

— И плечи, и бедра, и все остальное.

— Мой отец мертв.

В словах прозвучала окончательность. Его отец был похоронен в Акиэлосе под безмолвным залом с колоннами, где боль и смятение последних дней его жизни никогда не побеспокоят его вновь. Он взглянул на Лорена.

— Ты считал его разжигателем войн. Агрессивным, кровожадным королем, который напал на твою страну, прячась за жалкими оправданиями, желая лишь получить земли и славу для Акиэлоса.

— Нет, — сказал Лорен. — Нам не нужно делать это сейчас.

— Варвар, — продолжил Дэмиен, — с варварскими амбициями, управляющий только мечом. Ты ненавидел его.

— Я ненавидел тебя, — ответил Лорен. — Я ненавидел тебя так сильно, что думал, задохнусь от этого. Если бы мой дядя не остановил меня, я бы тебя убил. А потом ты спас мою жизнь, и каждый раз, когда ты был мне нужен, ты был рядом, и я ненавидел тебя и за это тоже.

— Я убил твоего брата.

Молчание болезненно затянулось. Он заставил себя посмотреть на Лорена — яркое, резкое присутствие рядом с собой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Дэмиен.

Лорен казался бледным в лунном свете на фоне тусклых теней, которые окутывали их обоих. Он ответил:

— Я знаю, что значит терять семью.

В комнате стояла тишина, не доносилось ни единого звука деятельности, которая должна была происходить по ту сторону стен даже в такое позднее время. Форт никогда не пребывал в безмолвии: всегда суетились солдаты, слуги, рабы. Снаружи стража совершала ночной обход. Часовые на стенах стояли на карауле, всматриваясь в темноту ночи.

— Разве у нас двоих нет будущего? — спросил Дэмиен. Слова просто сорвались с губ. Он чувствовал, как рядом с ним Лорен замер.

— Ты имеешь в виду, вернусь ли я в твою постель на то недолгое время, что у нас осталось?

— Я имею в виду, что за нами центр. Мы удерживаем все от Акьютарта до Сициона. Разве мы не можем назвать это королевством и править вместе? Неужели я — настолько худшая перспектива, чем Патрасская принцесса или дочь Империи?

Дэмиен заставил себя сказать лишь это, хотя слова роились у него в голове. Он ждал. Его удивило, что это ожидание причиняло боль, и чем дольше он ждал, тем сильнее чувствовал, что не сможет выдержать ответ, словно принесенный на кончике кинжала.

Когда Дэмиен заставил себя взглянуть, потемневшие глаза Лорена смотрели на него, и его голос прозвучал тихо:

— Как ты можешь доверять мне после того, что твой собственный брат сделал с тобой?

— Потому что он был лжецом, — ответил Дэмиен, — а ты искренний. Я никогда не знал более искреннего человека. — Он произнес это в повисшую тишину: — Думаю, если бы я отдал тебе свое сердце, ты был бы бережен с ним.

Лорен отвернулся, пряча лицо от Дэмиена. Дэмиен видел, как тяжело он дышит. Через мгновение Лорен ответил:

— Когда ты так говоришь, я не могу думать.

— Не думай, — ответил Дэмиен.

Он увидел промелькнувшее изменение, напряжение, когда эти слова вызвали внутреннюю борьбу.

Дэмиен повторил:

— Не думай.

— Не играй, — ответил Лорен, — со мной. У меня… нет средств… чтобы защититься от этого.

— Я не играю с тобой.

— Я…

— Не думай, — повторил Дэмиен.

— Поцелуй меня, — сказал Лорен. И залился ярким румянцем.

«Не думай», сказал Дэмиен, но Лорен не мог сделать этого. Даже чтобы просто остаться сидеть там после произнесенного, Лорен вел сражение в своем сознании.

Слова неловко повисли между ними, но Лорен не забрал их назад, он просто ждал, его тело пело от напряжения.

Вместо того чтобы наклониться к нему, Дэмиен взял руку Лорена, поднес ее к губам и один раз поцеловал его ладонь.

За их предыдущую ночь вдвоем Дэмиен научился понимать, когда Лорен был ошеломлен — застигнут врасплох. Это было непросто предугадать, потому что пробелы в опыте Лорена были непонятны Дэмиену. Он чувствовал это и сейчас, глаза Лорена были очень темными, он не был уверен, что ему нужно делать.

— Я имел в виду…

— Не давать тебе думать?

Лорен не ответил. Дэмиен ждал в тишине.

— Я не… — начал Лорен и добавил, когда мгновение между ними растянулось: — Я не невинный, который нуждается, чтобы его держали за руку при каждом шаге.

— Да?

Осознание пришло к Дэмиену. Сейчас осторожность Лорена была не высокими стенами обороняемой цитадели. Это была осторожность человека, который снял часть своей брони и чувствовал себя до отчаяния непривычно.

Через мгновение Лорен сказал:

— В Рейвенеле я… прошло много времени с тех пор, как у меня… было с кем-то. Я нервничал.

— Я знаю, — ответил Дэмиен.

— Был, — сказал Лорен и остановился. — Был только один человек.

Дэмиен мягко ответил:

— У меня чуть больше опыта.

— Да, это сразу заметно.

— Правда? — Слова прозвучали немного довольно.

— Да.

Он взглянул на Лорена, который сидел на краю кровати, все еще чуть отвернув лицо в сторону. Вокруг были только тускло подсвеченные очертания арок покоев, мебели, прочного мраморного основания кровати, на которой они сидели, с матрасом и подушками, уложенными от низа и до самого изголовья. Дэмиен мягко заговорил.

— Лорен, я никогда не причиню тебе боль.

Он услышал, как в странном выдохе Лорена послышалось неверие, и осознал, что только что сказал.

— Я знаю, — сказал Дэмиен, — что уже причинил тебе боль.

Неподвижность Лорена была напряженной, дыхание — настороженным. Он не повернул голову, чтобы посмотреть на Дэмиена.

— Я причинил тебе боль, Лорен.

— Хватит, перестань, — сказал Лорен.

— Это было неправильно. Ты был только мальчиком. Ты не заслужил того, что случилось с тобой.

— Я сказал, хватит.

— Так тяжело это слышать?

Он подумал об Огюсте, подумал о том, что ни один мальчик не заслуживает потерять своего брата. В комнате стояла абсолютная тишина. Лорен не смотрел на него. Дэмиен аккуратно отклонился назад, опираясь руками на кровать, и расслабился. Он не понимал те силы, которые бились в Лорене, но какое-то чутье заставило его сказать это.

— Мой первый раз был сумбурным. Я был нетерпелив и понятия не имел, что делать. У нас не как в Виире, мы не смотрим, как люди делают это на публике. — Он добавил: — Я до сих пор бываю слишком захвачен в конце. Знаю, что забываюсь.

Тишина. Она продолжалась очень долго. Он не нарушал ее, наблюдая за напряженными очертаниями тела Лорена.

— Когда ты поцеловал меня, — сказал Лорен, с усилием произнося слова, — мне понравилось. Когда ты использовал рот, это был первый раз, когда я… делал это. — Он продолжил: — Мне понравилось, когда ты…

Дыхание Лорена стало неглубоким, когда Дэмиен поднялся.

Он целовал Лорена как раб, но никогда как тот, кем он был на самом деле. Они оба чувствовали эту разницу, и предвкушение поцелуя было настолько живым между ними, словно он уже происходил.

Расстояние между ними казалось одновременно ничтожным и бесконечным. Реакция Лорена на поцелуи всегда была сложной: напряжение, уязвимость, желание. Напряжение преобладало над всем, как будто это простое действие было для него слишком, было чрезмерным. И все же он попросил об этом. Поцелуй меня.

Дэмиен протянул руку и скользнул пальцами в короткие мягкие волосы на затылке Лорена. Они никогда не были так близко — не с правдой о том, кто он, раскрытой между ними.

Он почувствовал, как в Лорене растет напряжение, близясь к своей высшей точке.

— Я не твой раб, — сказал Дэмиен. — Я мужчина.

«Не думай», сказал он, потому что это было легче, чем сказать: «Прими меня тем, кто я есть».

Внезапно, он понял, что больше не может этого выдержать. Он хотел этого без притворства, без оправданий, его пальцы сильнее зарылись в волосы Лорена.

— Это я, — сказал Дэмиен. — Я здесь с тобой. Назови мое имя.

— Дамианис.

Он почувствовал, как в Лорене что-то разбилось: имя стало признанием, заявлением истины, произнесенным вслух; Лорен открылся ему, ничего не пряча. Он слышал это в его голосе. Принц-убийца.

Лорен дрожал, пока они целовались, как будто отдавшись этому — болезненному обмену брата на любовника — он находился в каком-то своем мире, где встретились призрак и человек. Даже если это был саморазрушительный импульс в Лорене, Дэмиен был не настолько благородным, чтобы отступиться. Он хотел этого, чувствовал волну чисто эгоистичного желания, когда думал об этом, и о том, что теперь Лорен знал, кто он. Что Лорен хотел этого с ним.

Он толкнул Лорена на кровать и оказался сверху, Лорен запустил пальцы ему в волосы, хотя, оставаясь полностью одетыми, они могли только целовать друг друга. Это была близость, которой все равно не хватало. Его руки беспомощно скользнули вниз по туго зашнурованной одежде Лорена. Лорен приоткрыл губы навстречу его поцелуям. Желание пылало, болезненное и яркое.

Оно находило выражение в этих поцелуях. Тело Дэмиена казалось отяжелевшим, одна форма проникновения заменялась другой, и дрожь в теле Лорена была не единственной рушащейся преградой — они падали одна за другой, раскрывая за собой неизведанное, уводя все глубже.

Принц-убийца.

Скольжение и толчок — Лорен оказался на нем сверху и опустил взгляд. Дыхание Лорена участилось, зрачки расширились в тусклом свете. Мгновение они просто смотрели друг на друга. Взгляд Лорена бродил по его телу, колени упирались в постель по бокам от бедер Дэмиена. Это был единственный момент выбора, шанс уйти или остановиться.

Вместо этого Лорен взялся за золотую брошь в виде льва на плече Дэмиена и резким движением сорвал ее. Она легко прозвенела по мраморному полу, отлетев в правый от кровати угол покоев.

Ткань, лишившись крепления, распустилась. Одежда соскользнула с Дэмиена, открывая его тело глазам Лорена.

— Я… — Дэмиен инстинктивно приподнялся на локте и был остановлен на полпути взглядом Лорена.

Он остро осознал то, что он обнаженный полулежал на спине, в то время как Лорен был полностью одет и сидел на нем сверху, все еще оставаясь в своих начищенных сапогах и туго зашнурованной одежде с высоким воротником. Это была внезапная невольная фантазия — что Лорен может просто подняться и отойти, пройдясь по комнате, или, скрестив ноги, сесть на стул напротив, чтобы сделать глоток вина, пока Дэмиен остался бы обнаженным лежать на кровати.

Лорен не сделал этого. Лорен поднес руки к своей шее. Он, не отводя взгляда от Дэмиена, поддел пальцем один из туго затянутых шнурков и потянул.

Разлившееся по телу Дэмиена тепло от этого было непереносимым, действительность того, кем они были, обнажилась между ними. Это был человек, который приказал высечь его плетью, Принц Виира, враг его народа.

Дэмиен видел неглубокое дыхание Лорена. Он видел решимость в его потемневших глазах. Лорен раздевался для него, шнурок за шнурком; края одежды разошлись, открывая под собой тонкую белую рубашку.

Кожу Дэмиена обдало жаром. Сперва была снята верхняя одежда, упав с Лорена, как броня. Он казался моложе, оставшись в одной рубашке. Дэмиен увидел просвечивающий шрам у Лорена на плече — свежезалеченную рану от кинжала. Грудь Лорена вздымалась и опускалась. Пульс звенел в ушах. Лорен потянулся назад и стянул с себя рубашку.

Вид кожи Лорена отозвался шоком во всем теле Дэмиена. Он хотел прикоснуться к ней, скользить по ней руками, но чувствовал себя прикованным, под контролем глубины происходящего. Тело Лорена было напряжено — от затвердевших розовых сосков до упругих мышц живота, и на мгновение они просто оказались пойманы во взглядах друг друга. Было раскрыто больше, чем кожа.

Лорен сказал:

— Я знаю, кто ты. Я знаю, кто ты. Дамианис.

— Лорен, — сказал Дэмиен и сел, он не мог устоять и провел руками вверх по ткани штанов на бедрах Лорена к его обнаженной талии. Кожа соприкоснулась с кожей. Ему казалось, что все его тело дрожит.

Лорен соскользнул вперед, оседлав бедра Дэмиена, и чуть разведя свои. Он положил ладонь Дэмиену на грудь — туда, где Огюст ранил его, и прикосновение причинило боль. В тусклом свете Огюст был между ними, острый, как кинжал. Шрам на его плече стал последним, что сделал Огюст, перед тем как Дэмиен убил его.

Поцелуй казался раной, как будто, чтобы поцеловать, Лорен сам напоролся на тот кинжал. В этом была грань безумия, Лорен целовал так, словно ему было это необходимо, его пальцы цеплялись за Дэмиена, его тело дрожало.

Дэмиен простонал от эгоистичного желания, впиваясь пальцами в кожу Лорена. Он целовал в ответ, зная, что это причиняет ему боль, причиняет боль им обоим. Безумие горело в них болезненной потребностью, которая не могла быть заполнена, и он чувствовал в Лорене то же бессознательное стремление.

Ему представлялось, что они займутся любовью медленно, но сейчас казалось, словно достигнув грани, они могли только сталкиваться друг с другом. Легкая дрожь в дыхании Лорена, настойчивые поцелуи в стремлении к близости; сапоги Лорена оказались стянуты с ног, тонкий шелк его придворных одежд — снят.

— Сделай это. — Лорен развернулся в его руках, отдавая себя, как в их первую ночь вместе, предлагая свое тело от изгиба спины до склоненной головы. — Сделай это. Я хочу этого. Я хочу…

Дэмиен не смог удержаться и подался вперед, поднимаясь рукой по спине Лорена, и начал медленно тереться, имитируя сладкие, медленные толчки. Лорен выгнул спину, и весь воздух покинул легкие Дэмиена.

— Мы не можем, у нас нет…

— Мне все равно, — ответил Лорен.

Лорен содрогнулся, и его тело дернулось в ощутимом толчке назад. На мгновение их тела двигались лишь инстинктивно, навстречу друг другу.

Это бы не сработало. Физическое строение было препятствием для желания, и Дэмиен простонал в шею Лорена, скользнув руками по его телу. Во вспышке откровенной фантазии он хотел, чтобы Лорен был питомцем или рабом, хотел, чтобы у него было тело, которому бы не требовалась долгая терпеливая подготовка, прежде чем в него можно будет войти. Ему казалось, что он на грани самообладания, казалось, что он находился в таком состоянии дни, месяцы.

Он хотел быть внутри. Он хотел чувствовать, как Лорен отдается и впускает его. Он хотел полного признания, что Лорен позволил ему войти, кому он позволил войти. Это я. Его тело зажглось, как будто только в одном акте эта мысль могла быть донесена.

Он провел руками вверх по бедрам Лорена и чуть развел их в стороны. Открылся вид на розовое, маленькое и тугое колечко.

— Сделай это, я же сказал тебе, мне все равно…

Раздался стук от падения, и неподожженный масляный светильник ударился об пол, разбившись в полутемной комнате, и Дэмиен неуклюже смазал пальцы. Сперва он проник ими. Это было неизящно, он прижался к Лорену сзади, направляя себя внутрь одной рукой. Это не вполне получилось.

— Впусти меня, — сказал он, и Лорен простонал, откинув голову назад, его дыхание стало прерывистым. — Позволь мне войти в тебя.

Тело немного уступило, и Дэмиен медленно толкнулся. Он чувствовал каждый дюйм, пока комната вокруг растворялась в ощущениях. Было только чувство скольжения его груди по спине Лорена, наклон головы Лорена и намокшие от пота волосы на его затылке.

Дэмиен тяжело дышал. Он осознавал настойчивый вес собственного тела, и Лорен оказался под ним, опираясь на локти. Дэмиен уронил голову на шею Лорена и отдался ощущениям.

Он был внутри Лорена. Дэмиен чувствовал его обнаженным и беззащитным. Он никогда не ощущал себя настолько самим собой: Лорен позволил ему войти, зная, кто он. Его тело уже двигалось. Лорен беспомощно простонал в простыни Виирийское: «Да».

Дэмиен инстинктивно обхватил его крепче, прижимаясь лбом к его шее, когда тепло от этого признания импульсом прошло по телу. Он хотел ощущать Лорена целиком. Он хотел чувствовать каждую мышцу, каждое движение навстречу, так чтобы каждый раз глядя на Лорена, вспоминать его таким.

Его рука скользнула по груди Лорена, бедро прижалось к бедру. Дэмиен все еще покрытой маслом ладонью обхватил самую горячую, самую откровенную часть Лорена. Тело Лорена откликнулось, начало двигаться, находя собственное наслаждение. Они двигались вместе.

Это было хорошо. Это было так хорошо, и он хотел еще, хотел довести это до завершения и в то же время хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Он почти не осознавал, что, не сдерживаясь, говорит на своем родном языке.

— Я хочу тебя, — сказал Дэмиен, — я хотел тебя так долго, я никогда не чувствовал такого ни с кем…

— Дэмиен, — беспомощно повторял Лорен, — Дэмиен.

Его тело пульсировало, почти достигнув вершины. Он едва уловил момент, когда перевернул Лорена на спину, затем последовало недолгое разъединение и желание снова быть внутри него, губы Лорена открылись навстречу его губам, Лорен обхватил его шею и притянул к себе. Вес его тела лег на Лорена, и он почувствовал трепещущее тепло, когда снова вошел в Лорена сильным медленным толчком.

И Лорен открылся для него — одно безупречное скольжение. Дэмиен нашел свой ритм, и их тела слились в жестких настойчивых толчках. Они были захвачены друг другом, и, когда их глаза снова встретились, Лорен произнес: «Дэмиен» так, словно в этом было заключено все, словно личности Дэмиена было достаточно, он дрожал.

Вскрикнув, Лорен кончил с Дэмиеном внутри себя, с именем Дэмиена на своих губах, и Дэмиен потерялся в этом, все его тело отдалось, и первая глубокая пульсация его собственного оргазма превратилась в наслаждение, всепоглощающее и яркое, которое унесло его в забытье.

Глава 13

Дэмиен проснулся и ощутил присутствие Лорена рядом с собой — теплое, замечательное соседство в своей постели.

Дэмиена охватила радость, и он позволил себе рассмотреть его — сонное потворство своим маленьким желаниям. Лорен лежал, обрамленный золотыми лучами утреннего солнца, и простыня укрывала его талию. Дэмиен отчасти полагал обнаружить, что тот ушел, как уже делал однажды, исчез, как сладкий сон. Близость прошлой ночи могла быть чрезмерной для Лорена или для них обоих.

Он поднял руку и, улыбнувшись, погладил щеку Лорена. Лорен просыпался.

— Дэмиен, — сказал он.

Сердце Дэмиена дрогнуло в груди, потому что Лорен произнес его имя тихо, радостно, немного застенчиво. Лорен лишь один раз произнес его, прошлой ночью.

— Лорен, — ответил Дэмиен.

Они смотрели друг на друга. К удовольствию Дэмиена Лорен потянулся и провел рукой по его телу. Лорен смотрел на него так, как будто все еще не мог поверить, что это он, как будто даже прикосновение не могло до конца подтвердить это.

— Что? — улыбаясь, спросил Дэмиен.

— Ты очень, — сказал Лорен и, чуть покраснев, добавил: — красивый.

— Правда? — сказал Дэмиен глубоким, теплым голосом.

— Да, — ответил Лорен.

Улыбка Дэмиена стала шире, и он откинулся назад на простыни и просто наслаждался этими словами, ощущая себя нелепо счастливым.

— Что ж, — в ответ сказал Дэмиен, повернув голову к Лорену: — ты тоже.

Лорен чуть наклонил голову, едва сдерживая смех. С абсурдной нежностью в голосе он ответил:

— Большинство людей говорит мне это сразу же.

Дэмиен впервые сказал это? Он взглянул на Лорена, который теперь лежал на боку, и его светлые волосы чуть спутались, а глаза светились дразнящими искорками. От милой и простой утренней красоты Лорена замирало сердце.

— Я бы тоже сказал, — ответил Дэмиен, — будь у меня возможность подобающе ухаживать за тобой. Если бы я пришел к твоему отцу. Если бы был шанс, что наши государства… — Дружественны. Он почувствовал, как при воспоминании о прошлом поменялось настроение. Лорен, казалось, не заметил этого.

— Спасибо, я знаю, как бы все было. Вы с Огюстом похлопывали бы друг друга по спинам и смотрели состязания, а я бы слонялся вокруг и дергал тебя за рукав, пытаясь привлечь хоть немного внимания.

Дэмиен держал себя очень осторожно. Та простота, с которой Лорен говорил об Огюсте, была новой, и он не хотел нарушать ее.

Через мгновение Лорен сказал:

— Ты бы ему понравился.

— Даже после того, как я начал бы ухаживать за его младшим братом? — аккуратно спросил Дэмиен.

Он наблюдал, как Лорен замер, как замирал иногда, когда бывал застигнут врасплох, и затем его глаза встретились с глазами Дэмиена.

— Да, — мягко ответил Лорен, и его щеки покрылись легким румянцем.

Последовал поцелуй, которому они не могли противостоять, и он был таким сладким и таким правильным, что Дэмиен ощутил тоску в груди. Он отстранился. Действительность окружающего мира, казалось, давила на него.

— Я… — Он не мог сказать этого.

— Нет. Послушай меня. — Дэмиен почувствовал, как рука Лорена твердо легла сзади на его шею. — Я не позволю своему дяде причинить тебе вред. — Голубые глаза Лорена были спокойными и уверенными, как будто он уже принял решение и хотел, чтобы Дэмиен узнал о нем. — Я пришел прошлой ночью, чтобы сказать тебе. Я позабочусь об этом.

— Пообещай мне, — услышал себя Дэмиен. — Пообещай мне, что мы не позволим ему…

— Обещаю.

Слова звучали серьезно, голос был честным; больше никаких игр, только правда. Дэмиен кивнул и крепче обхватил Лорена. В поцелуе чувствовались отголоски отчаяния прошлой ночи — необходимости отгородиться от окружающего мира и чуть подольше оставаться внутри этого кокона, руки Лорена обвились вокруг его шеи. Дэмиен перекатился и оказался сверху, тело соприкоснулось с телом. Простыня соскользнула с них. Медленные толчки начали превращать поцелуй в нечто иное.

Раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал Лорен, поворачивая голову в направлении звука.

— Лорен, — произнес Дэмиен, шокированный и совершенно неприкрытый, когда дверь распахнулась. Вошел Паллас. Лорен поприветствовал его, ничуть не смутившись.

— Да? — Невозмутимым голосом спросил он.

Паллас открыл рот. Дэмиен увидел картину, развернувшуюся перед глазами Палласа: Лорена, словно девственника, которого только что отымели, и себя самого, полностью возбужденного, на нем сверху. Дэмиен покраснел. В Айосе он мог бы развлекаться с любовником, пока раб из домашней прислуги выполнял какую-нибудь работу в комнате, но только потому, что раб был настолько ниже его по статусу, что его можно было не замечать. Мысль, что солдат наблюдает, как он занимается любовью с Лореном, перевернула его разум. Лорен никогда даже не брал любовника, тем более…

Паллас опустил глаза в пол.

— Мои извинения, Повелитель. Я пришел за Вашими приказами на это утро.

— Сейчас мы заняты. Пусть слуга приготовит ванну и принесет завтрак позже. — Лорен говорил как управляющий за своим столом.

— Да, Повелитель.

Паллас, не глядя, развернулся к двери.

— Что такое? — Лорен смотрел на Дэмиена, который отодвинулся от него и сидел, натягивая простыню, чтобы прикрыться. Затем Лорен добавил, расцветая от удовольствия из-за своего открытия: — Ты стесняешься?

— В Акиэлосе мы не делаем этого, — сказал Дэмиен, — перед другими людьми.

— Даже Король?

— Тем более Король, — ответил Дэмиен, для которого Король все еще отчасти значило его отец.

— Но как тогда двор узнает, что королевский брак был консумирован?

— Король знает, был или не был консумирован его брак! — В ужасе ответил Дэмиен.

Лорен уставился на него. Дэмиен был удивлен, когда Лорен опустил голову, и еще более удивлен, когда плечи Лорена начали трястись. Сквозь смех он сказал:

— Ты состязался с ним в борьбе совершенно нагим.

— Это спорт, — ответил Дэмиен. Он скрестил руки на груди, думая, что Виирийцам не достает чувства возвышенного, когда Лорен, сев и прильнув к его губам в счастливом поцелуе, заставил его слегка успокоиться.

Позже он спросил:

— Король Виира правда консумирует свой брак перед всем двором?

— Не перед двором, — ответил Лорен так, словно это была невероятная глупость, — перед Советом.

— Гийон член Совета! — воскликнул Дэмиен.

Потом они лежали рядом друг с другом, и Дэмиен очерчивал пальцем шрам на плече Лорена, то единственное место, где его кожа была повреждена, как теперь знал Дэмиен.

— Мне жаль, что Говарт мертв. Я знаю, что ты пытался оставить его в живых.

— Я думал, он знает что-то, что я мог бы использовать против моего дяди. Это уже не имеет значения. Мы остановим его другим способом.

— Ты не рассказывал мне, что произошло.

— Ничего. Была драка с кинжалом. Я освободился, и мы с Гийоном пришли к соглашению.

Дэмиен посмотрел на него.

— Что?

— Никандрос никогда не поверит в это, — ответил Дэмиен.

— Не понимаю, почему.

— Тебя взяли в плен, и ты, владея только одной рукой, сбежал из темниц Фортейна и по пути каким-то образом ухитрился заставить Гийона поменять сторону?

— Ну, — сказал Лорен, — не все так плохи в побегах, как ты.

Дэмиен выдохнул и рассмеялся так, как никогда бы не счел возможным, учитывая, что ждало его снаружи. Он вспомнил, как в горах Лорен сражался рядом с ним, прикрывая его поврежденный бок.

— Когда ты лишился своего брата, был кто-нибудь, кто утешил бы тебя?

— Да, — ответил Лорен. — В своем роде.

— Тогда я рад, — сказал Дэмиен. — Я рад, что ты не был один.

Лорен отодвинулся и сел на кровати, и мгновение он просто сидел, не произнося ни слова. Он уткнулся лицом в ладони.

— Что такое?

— Ничего, — ответил Лорен.

Дэмиен, усаживаясь рядом с ним, почувствовал, как внешний мир вновь вмешивается своим существованием.

— Мы должны…

— И мы сделаем это. — Лорен повернулся к нему, скользнув пальцами в его волосы. — Но сперва у нас есть утро.

* * *

После они разговаривали.

Слуги принесли завтрак из фруктов, мягкого сыра, меда и хлеба на круглых подносах, и они сидели за столом в одной из комнат, примыкавших к спальне. Дэмиен сел ближе к стене, застегивая на плече золотую брошь, которую поднял с пола. Лорен сидел в расслабленной позе в штанах и свободной рубашке, воротник и рукава которой не были зашнурованы. Лорен говорил.

Тихо, серьезно, Лорен обрисовал положение дел так, как видел его, описывая свои планы и свои промахи. Дэмиен осознал, что Лорен позволяет ему увидеть ту часть себя, которой никогда не делился раньше, и он обнаружил себя втянутым в сложности политики, несмотря на то, что ощущение казалось новым и немного разоблачающим. Лорен никогда не делился своими мыслями вот так — он всегда держал свои планы при себе, принимая решения в одиночку.

Когда появились слуги, чтобы забрать блюда со стола, Лорен проследил, как они вышли, и затем посмотрел на Дэмиена. В его словах звучал не заданный вопрос.

— Ты не держишь рабов среди домашней прислуги.

— Даже не знаю почему, — ответил Дэмиен.

— Если ты забыл, что нужно делать с рабами, я могу рассказать тебе, — сказал Лорен.

— Тебе ненавистна мысль о рабстве. Тебя выворачивает от нее. — Дэмиен произнес это, как констатацию факта. — Будь я кем-то другим, ты бы освободил меня в первую же ночь. — Он заглянул в лицо Лорену: — Когда я спорил насчет рабства в Арле, ты не пытался меня переубедить.

— Это не тема для обмена мнениями. Здесь нечего обсуждать.

— В Акиэлосе будут рабы. Такова наша культура.

— Я знаю.

Дэмиен спросил:

— Разве питомцы с их контрактами так отличаются? У Никаиса был выбор?

— У него был выбор бедняка, не имеющего другого выхода, чтобы выжить; выбор ребенка, бессильного по отношению к старшим; выбор человека, когда его Король отдает ему приказ, что, по сути своей, вообще не выбор; и все же это больше, чем дано рабу.

Дэмиен снова ощутил изумление от услышанных только что личных взглядов Лорена. Он подумал о нем, помогающем Эразмусу. Он подумал о нем, навещающем девочку в деревне и учащем ее трюку с ловкостью рук. Впервые перед ним промелькнул образ того, каким Лорен будет королем. Он увидел его не как неопытного племянника Регента, не как младшего брата Огюста, а как его самого — талантливого юношу, слишком рано брошенного к власти и принявшего ее, потому что ему не было дано выбирать. Я бы служил ему, подумал Дэмиен, и сама эта мысль была маленьким разоблачением.

— Я знаю, что ты думаешь о моем дяде, но он не… — Начал Лорен после паузы.

— Не?

— Он не навредит ребенку, — продолжил Лорен. — Твой это сын или Кастора, это средство воздействия. Это средство воздействия, которое можно использовать против тебя, против твоих армий и против твоих людей.

— Ты имеешь в виду, что мне больше боли причиняет то, что мой сын жив и цел, чем причиняло бы, будь он изувечен или мертв?

— Да, — ответил Лорен.

Он произнес это серьезно, глядя Дэмиену в глаза. Дэмиен ощутил, как каждая мышца в его теле натянулась от попытки не думать об этом. Не обдумывать другую, темную мысль, ту, которую нужно любой ценой избежать. Вместо этого он старался думать о пути вперед, несмотря на то, что это казалось невозможным.

У него была собрана целая армия из Виирийцев и Акиэлоссцев, готовая выступить на юг. Они с Лореном потратили месяцы, объединяя свои силы, создавая фундамент власти, устанавливая линии подкрепления, вербуя солдат.

Одним ударом Регент сделал его армию бесполезной, не способной выступить, не способной сражаться, потому что если они начнут, то…

— Мой дядя знает, что ты не пойдешь против него, пока ребенок находится в его руках, — сказал Лорен. И добавил спокойным ровным голосом: — Так что мы вернем его.

* * *

Он искал изменения, произошедшие в ней, но холодная непроницаемая аура была все той же, как и взгляд, с которым она теперь смотрела на него. У нее была цветовая гамма такая же, как у Лорена. У нее был такой же аналитический склад ума. Они были гармоничной парой, за исключением того, что ее присутствие ощущалось по-другому. Часть Лорена всегда была в напряжении, даже когда он создавал впечатление спокойствия. Непроницаемое хладнокровие Йокасты казалось безмятежностью лишь до тех пор, пока ты не понимал, что она опасна. Но похожая сердцевина из стали, вероятно, была у них обоих.

Она ждала его в своей гостиной, куда он позволил вернуть ее под строгим надзором стражи. Она сидела в изящной позе, и дамы окружали ее как цветы в саду. Она не выглядела обеспокоенной своим заключением, словно не обращала на него внимание.

Обведя комнату долгим взглядом, он сел на стул напротив нее, как будто солдат, вошедших следом за ним, не существовало.

Дэмиен спросил:

— Ребенок действительно есть?

— Я уже говорила тебе, что есть, — сказала Йокаста.

— Я говорил не с тобой, — ответил Дэмиен.

Дамы, окружавшие Йокасту, были разных возрастов: от самой старшей в возрасте около шестидесяти до самой юной, возраста Йокасты, около двадцати четырех. Дэмиен догадался, что все семеро были ее окружением уже долгое время. Он смутно вспомнил женщину с темными волосами, заплетенными в косу (Кирина?). Две рабыни тоже казались знакомыми. Он не узнал старшую служанку и оставшихся дам высокого происхождения. Он медленно изучил их взглядом. Все молчали. Дэмиен снова посмотрел на Йокасту.

— Позволь мне рассказать тебе, что произойдет. Ты будешь казнена. Ты будешь казнена, что бы ты ни сказала или сделала. Но я пощажу твоих женщин, если они согласятся ответить на мои вопросы.

Молчание. Ни одна из женщинне заговорила и не вышла вперед.

Он обратился к солдатам позади себя:

— Взять их.

Йокаста сказала:

— Такое развитие событий приведет к смерти ребенка.

Он ответил:

— Мы еще не установили, есть ли ребенок.

Она улыбнулась, будто радуясь, что ее питомец способен выполнить трюк.

— Ты никогда не был хорош в играх. Я не думаю, что у тебя есть то необходимое, чтобы играть против меня.

Он ответил:

— Я изменился.

Солдаты остановились, но среди женщин пробежала рябь в ответ на их присутствие, и Дэмиен снова сел на стул.

Йокаста сказала:

— Кастор убьет его. Я скажу Кастору, что ребенок твой, и он убьет его. Изощренные мысли об использовании ребенка в качестве средства воздействия не посетят его.

Дэмиен ответил:

— Полагаю, Кастор убьет любого ребенка, которого посчитает моим. Но ты не сможешь доставить свое послание Кастору.

— Кормилица ребенка, — сказала Йокаста, — расскажет Кастору правду, если меня убьют.

— Если тебя убьют.

— Верно.

— Тебя, — сказал Дэмиен, — но не твоих женщин.

Последовала пауза.

— Своим договором защищена только ты. Эти женщины умрут. Если не поговорят со мной.

Она ответила:

— Ты изменился. Или это та новая сила, которая стоит за троном? С кем же на самом деле я сейчас веду переговоры?

Дэмиен уже кивнул ближнему солдату:

— Начните с нее.

Это было неприятно. Женщина сопротивлялась и кричала. Он безучастно наблюдал, как солдаты удерживали ее и тащили прочь из комнаты. Кирина усилием всего тела вырвалась из хватки двух солдат и упала ниц, прижимаясь лбом к полу.

— Повелитель…

— Нет, — прервала Йокаста.

— … Повелитель. Ты великодушен. У меня у самой есть сын. Пощади мою жизнь, Повелитель…

— Нет, — повторила Йокаста. — Они не убьют всех женщин в комнате за их преданность своей госпоже, Кирина.

— … пощади мою жизнь, я клянусь, я расскажу все, что знаю…

— Нет, — сказала Йокаста.

— Расскажи мне, — сказал Дэмиен.

Кирина заговорила, не отрывая головы от пола. Ее длинные волосы, выбившиеся из косы во время борьбы, рассыпались по полу.

— Ребенок есть. Его забрали в Айос.

— Достаточно, — сказала Йокаста.

— Никто из нас не знает, твой ли это ребенок. Она говорит, что твой.

— Достаточно, Кирина, — повторила Йокаста.

— Есть что-то еще, — сказал Дэмиен.

— Повелитель…, - продолжила Кирина…

…в тот момент, когда Йокаста сказала:

— Нет.

— Моя госпожа не верит, что Регент Виира защищает ее интересы. В случае, если бы не было другого выхода спасти ее жизнь, кормилица могла бы отдать ребенка тебе… в обмен на освобождение Йокасты.

Дэмиен откинулся на стуле и чуть приподнял брови, переводя взгляд на Йокасту.

Ее руки были сжаты в кулаки, но она заговорила спокойным голосом:

— Думаешь, что ты нарушил мои планы? Не получится перехитрить мои условия. Кормилица не покинет Айос. Если ты хочешь совершить обмен, тебе понадобится довезти меня туда и обменять лично.

Дэмиен взглянул на Кирину, которая подняла голову и кивнула.

Йокаста, думал Дэмиен, полагала, что он не может отправиться в Айос, и что там нет безопасного места для проведения обмена.

Но там было место, где двое врагов могли встретиться, не боясь засады. Древнее церемониальное место, которое держалось строгих законов, где с давних времен сатрапы могли собираться в безопасности, под защитой закона о мире и под охраной солдат, поддерживающих его. Короли отправлялись туда, чтобы быть коронованными, а знать — чтобы улаживать споры. Строгие законы этого места были священны и позволяли проводить переговоры без копий и кровопролития в дни прежнего Акиэлоса, живущего войной.

В этом была предопределенность, и это притягивало Дэмиена.

— Мы проведем обмен в том месте, куда ни один человек не может привести армию и где не может поднять меч под страхом смерти. — Сказал Дэмиен. — Мы проведем обмен в Твердыне Королей.

После этого сделать оставалось немногое. Кирину увели в переднюю комнату, чтобы установить связь с кормилицей. Женщин вывели. И они с Йокастой остались наедине.

— Передай мои поздравления Принцу Виира, — сказала она. — Но ты глупец, раз доверяешь ему. У него есть собственные цели.

— Он никогда не притворялся, что это не так, — ответил Дэмиен.

Он взглянул на нее, одиноко сидящую на низкой софе. Он не смог удержаться и вспомнил день, когда они встретились. Ее представили его отцу, дочь мелкого аристократа из Эгины, и Дэмиен больше не мог отвести взгляд. Три месяца ухаживаний, и она оказалась в его руках.

Дэмиен сказал:

— Ты выбрала человека, который решил уничтожить собственную страну. Ты выбрала моего брата, и взгляни, куда это тебя привело. У тебя нет положения, нет друзей. Даже твои женщины отвернулись от тебя. Тебе не кажется досадным, что все так закончится между нами?

— Да, — ответила Йокаста. — Кастор должен был убить тебя.

Глава 14

Поскольку Дэмиен не мог спрятать Йокасту в мешке и на плечах перенести ее через границу на территорию Кастора, переправка представляла собой определенные технические трудности.

Для того чтобы объяснить две повозки и свиту, они притворятся торговцами тканями. Такая маскировка не прошла бы тщательной проверки. В повозке будут лежать свернутые рулоны тканей. А еще там будет Йокаста. Выйдя во двор, она наблюдала за подготовкой со спокойствием, которое говорило, что она будет полностью следовать плану Дэмиена, а затем, при первой же представившейся возможности, улыбнется и уничтожит его.

Настоящей проблемой была даже не сама маскировка. Необходимо было как-то пройти через патруль на границе. Как «торговцы тканями» они смогут беспрепятственно двигаться по Акиэлосу, но маскировка не позволит им пройти через границу. Это точно не поможет им пройти мимо патруля, который — Дэмиен был вполне уверен — был предупрежден Йокастой о возможности их прибытия. Дэмиен безрезультатно потратил два часа с Никандросом, пытаясь разработать путь, по которому можно будет незаметно провезти через границу две повозки, не беспокоя сторожевые гарнизоны, и еще один бесполезный час в одиночестве, уставившись в карту, пока Лорен не заглянул к нему и в общих чертах не обрисовал план, дерзкий настолько, что Дэмиен сказал: «Да», чувствуя, как переворачиваются все его мысли.

Они брали с собой своих лучших солдат — тех немногих отличившихся на играх: Йорда, который выиграл в поединке на коротких мечах, Лидоса, победившего с трезубцем, Актиса — лучшего метателя копий, юного, победившего в трех состязаниях Палласа, Лазара, который освистывал его, и еще группу их лучших мечников и метателей копий. Лорен со своей стороны взял Паскаля, и Дэмиен старался не задумываться слишком глубоко о причинах, по которым Лорен решил, что необходимо брать с собой врача.

И еще, нелепо, но они взяли с собой Гийона. Гийон умел пользоваться мечом. Вина, лежащая на Гийоне, вынуждала его сражаться за Дэмиена больше, чем за кого-либо еще. Если случится худшее, то признание Гийона сможет уничтожить Регенство. Лорен быстро высказал все это и приятным голосом обратился к Гийону:

— Твоя жена может сопровождать Йокасту в нашем путешествии.

Гийон догадался быстрее, чем Дэмиен:

— Понимаю. Моя жена необходима для гарантии моего хорошего поведения?

— Верно, — ответил Лорен.

Дэмиен наблюдал из окна на втором этаже, как все собрались во дворе: две повозки, две знатных дамы и двенадцать солдат, из которых лишь десять были солдатами, а двое — Гийоном и Паскалем в металлических шлемах.

Сам он был одет в скромное белое одеяние путешественника, золотой браслет скрывался под кожаным наручем. Он ждал, когда придет Лорен, чтобы обсудить последние детали его нелепого плана. Дэмиен взял стеклянный графин, чтобы налить себе вина в один из неглубоких кубков.

— Ты узнал маршрут приграничного патруля? — спросил Лорен.

— Да, наши разведчики выяснили…

Лорен стоял в дверном проеме, одетый в хитон из чистого белого хлопка.

Дэмиен уронил графин.

Осколки разлетелись в стороны, когда сосуд выскользнул из его пальцев и разбился, ударившись об каменный пол.

Руки Лорена были обнажены. Его шея была обнажена. Его ключица была обнажена, и большая часть его бедер, его длинных ног, и все его левое плечо. Дэмиен уставился на него.

— Ты в Акиэлосской одежде, — сказал Дэмиен.

— Здесь все в Акиэлосской одежде, — ответил Лорен.

У Дэмиена промелькнула мысль, что графин разбился, и теперь он не может сделать большой глоток вина. Лорен в своем коротком хлопковом одеянии и сандалиях прошел вперед, обходя осколки, к стулу рядом с Дэмиеном, около которого на деревянном столе лежала развернутая карта.

— Как только мы узнаем маршрут обхода патруля, мы будем знать, в какой момент подойти, — сказал Лорен.

Он сел.

— Мы должны подойти к началу их обхода, чтобы у нас было больше времени, прежде чем они вернутся обратно к форту.

Хитон казался еще короче, когда Лорен сидел.

— Дэмиен.

— Да. Извини, — сказал Дэмиен. Затем добавил: — Так о чем ты?

— Патруль, — повторил Лорен.

План оказался не менее возмутительным, после того как был разобран в мельчайших деталях, с просчитанными временем и расстояниями. Риск того, что он провалится, был огромен. Они брали с собой максимальное число солдат, которое смогли бы объяснить, но если они будут раскрыты, если дело дойдет до сражения, то они проиграют. У них было всего двенадцать солдат. Почти двенадцать, поправил себя Дэмиен, вспоминая о Паскале и Гийоне.

Во дворе он осмотрел небольшую собравшуюся компанию. Армии, на объединение которых они потратили столько времени, будут оставлены. Ваннес и Македон останутся, чтобы вместе охранять сеть связи, которую они создали, от Рейвенела через Фортейн, Марлас и Сицион. Ваннес сможет справиться с Македоном, сказал Лорен.

Дэмиен знал, что не армия станет способом сражения с Регентом. С самого начала это должно было быть именно так — маленький отряд, одинокий и уязвимый, пробирающийся через сельскую местность.

Никандрос поприветствовал его во дворе, повозки были подготовлены, и их небольшой отряд готов выезжать. Солдатам только нужно было знать их собственные роли в этом предприятии, и указания Дэмиена для них были короткими. Но Никандрос был его другом и заслуживал того, чтобы знать, как они проберутся через границу.

Так что он рассказал ему план Лорена.

* * *

— Это бесчестно, — сказал Никандрос.

Они приближались к приграничному патрулю по южной дороге, которая тянулась от Сициона в провинцию Меллоса. Дэмиен осмотрел сторожевой пост и патруль, который состоял из сорока человек. Позади поста стояла дозорная башня, в которой тоже будут солдаты и которая передаст любое послание по цепи башен к главному форту. Он видел боеготовность людей. Приближение их повозок, медленно едущих по сельской местности, уже давно было замечено из башни.

— Я бы хотел вновь заявить о своем сильнейшем неодобрении, — сказал Никандрос.

— Оно отмечено, — ответил Дэмиен.

Внезапно Дэмиен осознал всю эфемерность своей маскировки, неуместность повозки, неловкость на лицах его собственных солдат, которых пришлось отучать называть его «Повелитель», и угрозу, которую представляла сама Йокаста, с ледяным взглядом выжидающая внутри повозки.

Угроза была ощутимой. Если Йокаста сможет избавиться от повязки на глазах и кляпа, чтобы поднять шум, или будет обнаружена внутри повозки, то их ждет плен и смерть. В сторожевой башне было как минимум пятьдесят человек вдобавок к сорока солдатам патруля, охраняющего дорогу. Сражаться против них не представлялось возможным.

Дэмиен заставил себя сидеть за вожжами кибитки и продолжать медленно вести ее, не поддаваясь искушению пустить лошадей вскач, но приближаясь к сторожевому посту спокойным шагом.

— Стоять, — приказал стражник.

Дэмиен натянул поводья. Никандрос натянул поводья. Двенадцать солдат натянули поводья. Раздались скрип останавливающихся повозок и протяжная команда «Тпру» Дэмиена для лошадей.

Капитан выступил вперед — мужчина в шлеме на гнедом коне, его красный плащ струился по правому плечу.

— Назовитесь.

— Мы сопровождение Леди Йокасты, возвращаемся в Айос после ее родов, — ответил Дэмиен.

Не было ничего, чтобы подтвердить это заявление или же отрицать его, кроме как пустая крытая повозка, которая, казалось, мерцала в лучах солнца.

Дэмиен чувствовал неодобрение Никандроса позади себя. Капитан сказал:

— Доклады сообщают, что Леди Йокаста была взята пленницей в Картасе.

— Ваши доклады неверны. Леди Йокаста в той повозке.

Последовала пауза.

— В той повозке?

— Верно.

Снова пауза.

Дэмиен, говоривший правду, посмотрел на Капитана пристальным взглядом, которому научился у Лорена. Это не сработало.

— Уверен, Леди Йокаста не будет против ответить на несколько вопросов.

— Уверен, она будет против, — возразил Дэмиен. — Она потребовала — довольно ясно — чтобы ее не беспокоили.

— У нас есть приказ осматривать каждую повозку, пересекающую границу. Леди придется проявить терпение. — В тоне Капитана раздавались новые нотки. Было слишком много возражений. Увиливать снова было небезопасно.

И несмотря на это, Дэмиен услышал свои слова:

— Вы не можете просто вломиться…

— Открыть повозку, — приказал Капитан, не обращая на Дэмиена внимания.

Первая попытка скорее походила на неловкий стук в дверь госпожи, чем на взлом повозки с запретным. Ответа не последовало. Вторая попытка постучать. Ответа нет. Третья.

— Видите? Она спит. Неужели вы действительно…

Раздался приказ Капитана:

— Открывайте!

Раздался треск, как будто по деревянному засову ударили молотом. Дэмиен заставил себя оставаться неподвижным. Рука Никандроса легла на рукоять меча, выражение лица стало напряженным, готовым. Дверь повозки распахнулась.

На мгновение повисла тишина, нарушаемая редкими приглушенными обрывками разговора. Он продолжался некоторое время.

— Мои извинения, господин, — вернувшись, сказал Капитан, низко кивая. — Разумеется, Леди Йокаста может свободно направляться туда, куда захочет. — Его покрасневшее лицо слегка вспотело. — По требованию Леди я лично сопровожу вас до следующих постов, чтобы убедиться, что вас не остановят снова.

— Благодарю, Капитан, — с достоинством ответил Дэмиен.

— Пропустить их! — раздался приказ.

— Слухи о красоте Леди Йокасты не преувеличены, — сказал Капитан Дэмиену как мужчина мужчине, пока они петляли по сельской местности.

— Надеюсь, вы будете говорить о Леди Йокасте с большим уважением, Капитан, — ответил Дэмиен.

— Да, конечно, мои извинения, — сказал Капитан.

По приказу Капитана для них был устроен полный парад, когда они расстались на последнем сторожевом посту. Они медленно проехали две мили, пока пост не скрылся из виду за холмом, тогда повозка остановилась, и дверь открылась нараспашку. Из нее вышел Лорен, одетый лишь в свободную Виирийскую рубашку, чуть неопрятно свисающую поверх штанов. Никандрос перевел взгляд с него на повозку и обратно.

Он спросил:

— Как ты уговорил Йокасту подыграть нам со стражниками?

— Я не уговаривал, — ответил Лорен.

Он кинул комок синего шелка одному из солдат, чтобы освободить руки, затем, довольно свойственным мужчине движением, накинул на плечи свою весту.

Никандрос не сводил с него взгляд.

— Не задумывайся над этим слишком долго, — посоветовал Дэмиен.

* * *

У них было два часа до того, как патруль вернется в главный форт, и станет известно, что Леди Йокаста еще не прибыла, после чего Капитану медленно начнет открываться правда. Спустя короткое время, на дороге вслед за ними, стуча копытами, появятся люди Кастора.

Йокаста смерила Дэмиена холодным взглядом, когда они вытащили кляп у нее изо рта и сняли повязку с глаз. Ее кожа была похожа на кожу Лорена: из-за шелковых веревок остались красные полосы на запястьях в том месте, где они были связаны. Лорен протянул ей руку, чтобы проводить ее из торговой повозки в основную — заурядный Виирийский жест. В ее глазах был такой же скучающий взгляд, когда она оперлась на его руку.

— Повезло, что мы похожи, — сказала она, спускаясь по ступенькам. Они смотрели друг на друга как два змея.

Чтобы избежать встречи с патрулем Кастора, они направлялись к «убежищу детства» — земельному владению Эстона из Тоаса. Земли, принадлежащие Эстону, густо покрывал лес, предоставляя много мест, где можно было укрыться и переждать, пока пройдет патруль. Но кроме того, Дэмиен провел многие часы, будучи еще мальчиком, играя во фруктовых садах и виноградниках, пока его отец сидел за столом вместе с Эстоном во время своих посещений северных провинций. Эстон всегда был горячо предан и предоставит Дэмиену укрытие от захватнической армии.

Местность была знакомой. Таков Акиэлос летом: чуть каменистые склоны холмов покрыты валежником и кустарником, а вдаль расстилаются плодоносные земли, разнося аромат цветущих апельсиновых деревьев. Лесистые участки с деревьями для укрытия встречались редко, и ни одна из них не вселяла в Дэмиена уверенность, что в ней можно спрятать повозку. С растущей угрозой попасться на глаза патрулю Дэмиену все меньше и меньше нравился их план оставить повозки незащищенными и поехать вперед, чтобы разведать территорию и дать знать о своем присутствии Эстону. Но у них не было выбора.

— Двигайтесь по маршруту, — сказал Дэмиен Никандросу. — Я поеду вперед и возьму с собой лучшего наездника.

— Это я, — сказал Лорен, поворачивая свою лошадь.

Они двигались быстро, Лорен легко и уверенно держался в седле. Примерно в полумиле от земельных владений они спешились и привязали лошадей подальше от дороги. Они продолжили свой путь пешком, раздвигая ветви кустарника у себя на пути.

Отодвигая ветку от своего лица, Дэмиен сказал:

— Я думал, что когда стану Королем, то не буду делать ничего подобного снова.

— Ты недооцениваешь требования, предъявляемые Акиэлосским монархам, — ответил Лорен.

Дэмиен наступил на сгнившее бревно. Отцепил подол своей одежды с сучка. Обошел острый как бритва обломок гранита.

— Подлесок был реже, когда я был мальчиком.

— Или ты был тоньше.

Лорен произнес это, удерживая низкую ветку для Дэмиена, который с хрустом переступил ее. Вместе преодолев последний подъем, они увидели цель своего путешествия.

Перед ними расстилалось имение Эстона из Тоаса, которое представляло собой длинные ряды прохладных мраморных построек с колоннами, которые открывались в частные сады, а оттуда — в живописные фруктовые сады, засаженные нектариновыми и абрикосовыми деревьями.

Увидев это, Дэмиен мог думать только о том, как хорошо было бы приехать сюда, чтобы насладиться красотой архитектуры вместе с Лореном, и отдохнуть — наблюдать за закатами с открытых балконов, принимать теплое гостеприимство Эстона, просить у него простые угощения и спорить с ним над таинственными вопросами философии.

Все имение было очень кстати испещрено обломками скал, которые торчали из земли сквозь тонкий слой покрывающего их грунта. Дэмиен изучил их: через них лежал скрытный путь от сучковатых деревьев, где стояли они с Лореном, и до самых входных ворот — а оттуда Дэмиен знал дорогу в покои Эстона с дверьми, ведущими в сады, куда Дэмиен мог пройти и застать Эстона одного.

— Стой, — сказал Лорен.

Дэмиен замер. Проследив за взглядом Лорена, он увидел пса, сидящего на цепи рядом с небольшим пастбищем на западной стороне имения, на котором сгрудились лошади. Они стояли с подветренной стороны, и пес еще не начал лаять.

— Там слишком много лошадей, — сказал Лорен.

Дэмиен снова взглянул на пастбище, и его желудок сжался. Там стояло как минимум пятьдесят лошадей — на маленьком, заполоненном животными участке поля, которое не было предназначено для того, чтобы содержать их; лошади бы слишком быстро выели его.

И это были не изящные кони, выводимые для поездок аристократов. Это были лошади солдат — все с мощной грудью и мускулистыми шеями, чтобы выдержать вес всадника в броне, доставленные из Кесуса и Треса на службу в северных гарнизонах.

— Йокаста, — процедил Дэмиен.

Его руки сжались в кулаки. Кастор мог помнить, что они охотились здесь вместе, когда были мальчишками, но только Йокаста догадалась бы, что Дэмиен остановится именно здесь, направляясь на юг — и заранее отправила людей, лишив его возможности получить укрытие.

— Я не могу оставить Эстона людям Кастора, — сказал Дэмиен. — Я обязан ему.

— Он окажется в опасности, только если тебя здесь обнаружат. Тогда он будет предателем, — ответил Лорен.

Их взгляды встретились, и понимание быстро и безмолвно проскользнуло между ними: им нужно найти другой путь, чтобы свести повозки с дороги — и им нужно сделать это, избежав патрульных, выставленных в имении Эстона.

— В нескольких милях к северу есть ручей, который течет через лес, — сказал Дэмиен. — Он скроет наши следы, и мы будем держаться вдали от дороги.

— Я позабочусь о дозорных, — сказал Лорен.

— Ты оставил платье в повозке, — заметил Дэмиен.

— Спасибо, но у меня есть и другие способы пройти мимо патруля.

Они поняли друг друга. Свет, пробивающийся сквозь листву деревьев, падал на волосы Лорена, которые теперь отросли и стали длиннее, чем были во дворце, и слегка спутались. В них застрял сучок. Дэмиен сказал:

— Ручей течет севернее того второго холма. Мы будем ждать тебя вниз по течению после второго изгиба.

Лорен кивнул и, не сказав ни слова, ускользнул прочь.

Светлой головы нигде не было видно, но каким-то образом собака сорвалась с цепи и рванулась через двор туда, где паслись незнакомые лошади. Лающий пес на переполненном пастбище произвел предсказуемый эффект на лошадей: они начали брыкаться, разбегаться, пока не вырвались за ограду. Частные сады Эстона в качестве пастбища были великолепны, и, когда ограда исчезла, лошади помчались прямо туда, чтобы попастись и там, а еще на соседних засеянных полях и на поле подальше, на восточном холме. Пес, заливающийся лаем, только подстрекал их к этому. Как и грациозная тень, которая отвязывала поводья и открывала ограды.

Возвращаясь к своему собственному коню, Дэмиен ухмыльнулся, когда услышал вдалеке выкрики на Акиэлосском: Лошади! Сгоняйте лошадей! У них не было других лошадей, чтобы согнать этих лошадей. Будет много беготни в попытке поймать животных и проклятий в сторону маленьких собак.

Настал его черед действовать. Когда Дэмиен примчался назад к повозкам, они казались еще медленнее, чем прежде. Двигаясь даже с максимальной скоростью, которую могли поддерживать, они словно ползли. Дэмиен пытался заставить их двигаться быстрее, но это было все равно что подгонять улитку. Растянувшиеся, казалось, на целые мили поля с их дико растущими кустарниками, угнетали его.

Лицо Никандроса было суровым. Гийон и его жена нервничали. Вероятно, они думали, что потеряют больше остальных, но на самом деле все потеряли бы одно и то же: свои жизни. Все, кроме Йокасты. Она лишь мягко спросила:

— Проблемы с Эстоном?

Течение ручья поблескивало сквозь деревья, когда они разглядели его вдалеке. Одна из повозок почти треснула, когда они наконец съехали с дороги и рискованно спустились к воде. Вторая повозка скрипнула и зловеще накренилась, когда оказалась в русле. На одно ужасающее мгновение показалось, что повозки не смогут двигаться в неглубокой воде, что они все застряли здесь, беззащитные и видимые с дороги. Двенадцать солдат соскочили со своих лошадей в воду, которая доходила им до середины голени, и принялись за дело. Дэмиен встал позади большей повозки и толкнул, напрягаясь всем телом. Повозка медленно двинулась через небольшие завихрения потока по речным камешкам вдоль ручья к деревьям.

Стук копыт заставил Дэмиена вскинуть голову.

— Спрячьтесь. Сейчас же.

Они вскарабкались к спасительным зарослям, добравшись до них за мгновение до того, как патруль появился из-за склона — выехали люди Кастора. Дэмиен замер неподвижно. Йорд и Виирийцы столпились в одну тесную кучку, Акиэлоссцы — в другую. У Дэмиена появилось нелепое желание прикрыть рукой нос своей лошади, чтобы она не начала фыркать. Он поднял взгляд и увидел, что Никандрос сильной хваткой удерживал Йокасту внутри повозки, грубо закрыв ее рот рукой.

Люди Кастора приближались к ним, и Дэмиен старался не думать о жалко скрытых следах от повозок, о поломанных ветках, о сорванных с кустарников листьях и других свидетельствах того, что они стащили две повозки с дороги. Красные плащи мчались потоком прямо на них — и мимо них, продолжая двигаться вдоль дороги по направлению к имению Эстона.

Наконец, топот копыт затих. Вокруг повисла тишина, и все выдохнули. Дэмиен прождал еще немало минут, прежде чем кивнуть, и тогда повозки снова начали двигаться, из-под копыт лошадей полетели брызги, они направились вниз по течению глубже в лес, подальше от дороги.

Вода становилась холоднее, чем дальше они заходили, и воздух был прохладным, листва деревьев укрывала их от солнца. Не раздавалось никаких звуков, кроме течения воды и их собственного движения в ней, которые поглощались деревьями.

Дэмиен приказал остановиться у второго изгиба, и они стали ждать; Дэмиен старался не думать о том, насколько вероятно было то, что Кастор помнил день, когда они нашли этот ручей, охотясь в здешних лесах мальчишками, и наивно рассказал ли он об этом Йокасте. Если рассказал, то благодаря тщательному планированию Йокасты, солдаты скоро будут здесь или же уже мчатся вслед за ними.

Звук треснувшей ветки заставил всех положить руки на рукояти мечей, Акиэлосские и Виирийские клинки беззвучно показались из ножен. Дэмиен ждал в напряженном молчании. Хруст еще одной сломанной ветки.

И тогда он увидел светлую голову и белую рубашку, гибкую фигуру, пробирающуюся между стволами деревьев.

— Ты задержался, — сказал Дэмиен.

— Я принес тебе сувенир.

Лорен кинул Дэмиену абрикос. Дэмиен чувствовал тихое ликование людей Лорена, в то время как Акиэлоссцы казались слегка ошеломленными. Никандрос передал Лорену его поводья.

— Вот как в Виире делаются дела?

— Хочешь сказать результативно? — спросил Лорен.

И вскочил на свою лошадь.

* * *

Угроза повреждений была высока, и они двигались по руслу медленно, потому что им приходилось беречь повозки. Всадники ехали впереди, чтобы убедиться, что течение не становилось быстрее и глубже, и что дно ручья оставалось глиняным сланцем, который был достаточной опорой для колес.

Дэмиен приказал остановиться. Они выбрались на берег, где торчащий обломок скалы смог бы спрятать небольшой костер. Вокруг виднелись глыбы гранита, которые тоже могли стать укрытием. Дэмиен узнал их очертания, так как видел такие в Акьютарте и не так давно в Марласе, хотя здесь гранитные глыбы были лишь останками стены — стертыми руинами, спрятанными в подлеске.

Паллас и Актис применили свои навыки в деле и наловили рыбы, которую запекли в листьях и съели, запивая крепленым вином. Это была приятная добавка к их обычному дорожному пайку из хлеба и твердого сыра. Лошади, привязанные на ночь, пощипали траву, мягко пыхтя носами в землю. Йорд и Лидос первыми встали на караул, пока остальные сели полукругом вокруг небольшого костра.

Когда Дэмиен подошел, чтобы сесть с ними, все внезапно неловко вскочили. До этого Лорен кинул Дэмиену его свернутый спальник и сказал: «Раскрой его», и Паллас практически вызвал Лорена на дуэль за оскорбление. Они не были приучены сидеть вокруг костра и есть сыр вместе со своим Королем. Дэмиен налил неглубокую чашу вина и передал ее солдату рядом с собой (Палласу), и тогда повисла долгая тишина, пока Паллас стоял, собирая, очевидно, всю свою смелость, чтобы протянуть руку и взять ее.

Лорен неторопливо подошел к ним, уселся на бревно рядом с Дэмиеном и бесцветным голосом пустился в историю о приключении в борделе, когда получил синее платье, которая была настолько бесстыдно непристойной, что Лазар покраснел, и настолько забавной, что Паллас вытирал глаза. Виирийцы задавали откровенные вопросы о побеге Лорена из борделя. Это вело к откровенным ответам и еще большему вытиранию слез с глаз, потому что у каждого были мнения о борделях, которые в результате перевода или неправильного перевода звучали очень смешно. Вино передавалось по кругу.

Чтобы не отставать, Акиэлоссцы рассказали Лорену о своем побеге от солдат Кастора, о том, как они притаились в русле ручья, о гонке на медленных повозках и том, как прятались в листве деревьев. Паллас неплохо изобразил езду Паскаля. Лазар наблюдал за Палласом с ленивым восхищением. Он восхищался вовсе не тем, как изображал Паллас. Дэмиен надкусил абрикос.

Когда чуть позже Дэмиен поднялся, все снова вспомнили, что он их Король, но строгие формальности были отброшены, и он удовлетворенно пошел к своему спальнику, который до этого послушно распаковал, и лег на него, вслушиваясь в звуки лагеря, готовящегося ко сну.

Он слегка удивился, когда услышал шаги и тихий звук спальника, постеленного на землю рядом с собой. Лорен вытянулся, и они лежали друг рядом с другом под звездами.

— От тебя пахнет лошадьми, — сказал Дэмиен.

— Так я прошел мимо пса.

Дэмиен почувствовал трепет счастья и ничего не ответил, просто лежал на спине и смотрел на звезды.

— Как в старые времена, — сказал он, хотя правда была в том, что у него никогда по-настоящему не было таких времен.

— Это мое первое путешествие в Акиэлос, — сказал Лорен.

— Он тебе нравится?

— Он похож на Виир, только здесь меньше мест, где можно помыться, — ответил Лорен.

Когда он повернулся, Лорен лежал на боку и смотрел прямо на него; их позы вторили друг другу.

— Ручей прямо здесь.

— Хочешь, чтобы я ночью шатался по Акиэлосским землям голым? — и затем Лорен добавил: — От тебя пахнет лошадьми не меньше, чем от меня.

— Больше, — ответил Дэмиен. Он улыбался.

Лорен казался светлым очертанием под лунным светом. Позади него лежал спящий лагерь и гранитные развалины, которые со временем станут руинами и навсегда исчезнут под водой.

— Они Артезианские, не так ли? Из древней империи, Арты. Говорят, раньше она охватывала обе наши страны.

— Как и руины в Акьютарте, — ответил Лорен. Он не сказал: «И в Марласе.» — Мы с моим братом играли среди них, когда были мальчишками. Убей всех Акиэлоссцев и восстанови древнюю империю.

— У моего отца была та же идея.

И посмотри, что стало с ним. Лорен не сказал и этого. Он дышал легко, как будто был расслабленным и сонным, лежа рядом с Дэмиеном. Дэмиен услышал свои слова:

— За Айосом есть летний дворец. Моя мать разбила там сады. Говорят, они основаны на Артезианском фундаменте. — Он подумал о прогулках по извилистым дорожкам, об изящных, цветущих южных фруктовых садах, об аромате апельсиновых деревьев. — Там прохладно летом, и там есть фонтаны и дорожки для езды верхом. — Его сердце колотилось от несвойственного ему беспокойства — так, что он почти чувствовал застенчивость: — Когда все это закончится… мы могли бы взять лошадей и на неделю остановиться во дворце. — После ночи в Картасе он не решался говорить об их будущем.

Он почувствовал, как Лорен осторожно держит себя, последовала пауза. Через мгновение Лорен мягко ответил:

— Я был бы рад.

Дэмиен снова перекатился на спину и ощутил прилив счастья от этих слов, вновь бросая взгляд на безграничную россыпь звезд.

Глава 15

Учитывая их везение, не было ничего удивительного в том, что повозка, которая не ломалась пять дней в русле ручья, сломалась в то же мгновение, как они снова вышли на дорогу.

Она напоминала насупившегося ребенка, сидящего в грязи, а вторая повозка неловко встала позади нее. Лазар, вылезая из-под повозки с измазанной грязью щекой, сказал, что у нее поломана ось. Дэмиен, который, будучи принцем крови, не отличался знаниями в починке повозок, с пониманием кивнул и приказал своим людям починить ее. Все спешились и принялись за работу: приподняли повозку, начали подрезать молодые деревца для материала.

И тогда на горизонте нарисовалась рота Акиэлосских солдат.

Дэмиен поднял руку, чтобы создать тишину — абсолютную тишину. Стук молотков затих. Все затихло. Через равнину была ясно видна рота мчащихся рысью солдат, направляющаяся на северо-запад.

— Если они пойдут сюда… — тихо сказал Никандрос.

— Эй! — крикнул Лорен. Он забирался с переднего колеса повозки на крышу. В руке он держал кусок желтого шелка и, стоя на крыше повозки, красочно размахивал им перед военным отрядом. — Эй, там! Акиэлоссцы!

Желудок Дэмиена сжался, и он сделал беспомощный шаг вперед.

— Остановите его! — сказал Никандрос, делая похожий шаг вперед — но слишком поздно.

На горизонте рота уже разворачивалась как стая скворцов.

Было слишком поздно пытаться остановить это. Слишком поздно пытаться стащить Лорена за лодыжку. Акиэлосские солдаты уже заметили их. Промелькнувшее в Дэмиене желание придушить Лорена было не слишком полезным. Дэмиен переглянулся с Никандросом. Их превосходили числом, и на этой открытой равнине прятаться было негде. Они оба незаметно приготовились к битве с приближающейся ротой. Дэмиен оценил расстояние между собой и ближним из приближающихся Акиэлоссцев, прикинул свои шансы убить его и убить столько солдат, чтобы сравнять шансы для остальных.

Лорен спускался с крыши повозки, все еще сжимая в руке шелковую ткань. Он поприветствовал роту с облегчением в голосе, преувеличивая свой Виирийский акцент.

— Спасибо, командир. Что бы мы делали, если бы вы не остановились! У нас восемнадцать рулонов ткани, которые нужно доставить Мило из Аргоса, но как вы видите, Кристоф продал нам поломанную повозку.

Командир выделялся среди остальных своей высокой лошадью. У него были короткие темные волосы под шлемом, и то непоколебимое выражение лица, которое приходит только с долгими тренировками. Он огляделся кругом в поисках Акиэлоссцев и увидел Дэмиена.

Дэмиен старался сохранять учтивое выражение лица и не смотреть на повозки. Первая повозка была заполнена тканями, но вторая была заполнена Йокастой и Гийоном с его женой, тоже втиснутыми туда. Как только двери повозки откроются, откроется и обман. Больше не было синего платья, чтобы выручить их.

— Вы торговцы?

— Да.

— Имена? — спросил командир.

— Чарльз, — ответил Дэмиен, потому что так звали единственного торговца, которого он знал.

— Ты Чарльз, прославленный Виирийский торговец тканями? — со скепсисом спросил командир, словно это имя было ему хорошо знакомо.

— Нет, — вмешался Лорен, как будто только что услышанное им было само глупой вещью на свете. — Я Чарльз, прославленный Виирийский торговец тканями. А это мой компаньон. Лэмиен.

В повисшей тишине командир взглядом изучил Лорена, затем Дэмиена. Потом он осмотрел повозку, скрупулезно разглядывая каждую вмятинку, каждую пылинку, каждое свидетельство долгого путешествия.

— Что ж, Чарльз, — наконец сказал он. — Кажется, у вас сломана ось.

— Могу я иметь наглость рассчитывать, что ваши люди могли бы оказать нам помощь в починке? — спросил Лорен.

Дэмиен молча уставился на него. Они были окружены пятьюдесятью Акиэлосскими солдатами верхом на лошадях. Йокаста находилась внутри этой повозки.

Командир сказал:

— Мы патрулируем территории в поисках Дамианиса из Акиэлоса.

— Кто такой Дамианис из Акиэлоса? — спросил Лорен.

Его лицо было совершенно открытым, голубые глаза, не мигая, смотрели вверх на командира, сидящего на лошади.

— Он сын Короля, — услышал себя Дэмиен. — Брат Кастора.

— Не будь глупцом, Лэмиен. Принц Дамианис мертв, — сказал Лорен. — Он вряд ли тот, кого имеет в виду командир. — И, обращаясь к командиру, добавил: — Я приношу извинения за своего компаньона. Он плохо разбирается в Акиэлосской политике.

— Напротив, говорят, что Дамианис из Акиэлоса жив, и что он пересек границу в эту провинцию вместе со своими людьми шесть дней назад. — Командир жестом подозвал людей из своей роты. — Дамианис в Акиэлосе.

К изумлению Дэмиена, он подзывал их, чтобы починить повозку. Один из солдат попросил у Никандроса деревянную колоду, чтобы подпереть колесо. Никандрос молча передал ее ему. На лице Никандроса было написано слегка отупелое выражение, которое было хорошо знакомо Дэмиену после нескольких своих собственных приключений с Лореном.

— Когда вашу повозку починят, мы можем сопроводить вас до постоялого двора, — сказал командир. — Так вы будете в безопасности. Остальной гарнизон стоит там.

Он произнес это таким же тоном, каким Лорен спросил, кто такой Дамианис.

И внезапно стало очевидно, что они не были свободны от подозрений. Командиру провинциальной роты могло было бы быть неловко столкнуться с хорошо известным торговцем и прямо на дороге обыскивать его повозки. Но в постоялом дворе он мог отправить своих людей осмотреть повозки, когда ему будет удобно. Да и зачем рисковать, вступая в драку с двенадцатью солдатами, когда можно просто сопроводить их прямо в распростертые объятия своего гарнизона?

— Спасибо, командир, — без нотки сомнения сказал Лорен. — Ведите нас.

Командира звали Ставос, и, когда повозка была починена, он ехал рядом с Лореном; они рысцой направлялись к постоялому двору. Ставос становился все увереннее, пока они ехали, и это разбудило в Дэмиене чувство опасности. Тем не менее, любое сопротивление было бы явным признаком виновности. Ему оставалось только ехать вперед.

Постоялый двор был одной из самых крупных гостиниц в Меллосе, обустроенной для влиятельных постояльцев, поэтому вход представлял собой несколько внушительных ворот, через которые повозки и кортежи могли попасть в центральный двор, где располагались загоны для вьючных животных и стойла для ездовых лошадей.

Чувство опасности возросло в Дэмиене, когда они прошли через ворота в ухабистый двор. Там располагались внушительных размеров казармы — очевидно, постоялый двор использовался на пути войск этого региона. В провинциях это была довольно распространенная договоренность: торговцы и путешественники высокого происхождения ценили и даже оплачивали присутствие военных сил, потому что это поднимало статус заведения над обычными публичными домами, где даже раб, обладай он хоть толикой респектабельности, не стал бы есть. Дэмиен насчитал сотню солдат.

— Спасибо, Ставос. Дальше мы справимся сами.

— Мне не сложно. Позвольте мне проводить вас внутрь.

— Хорошо. — Лорен не выказал абсолютно никакого сомнения. — Пойдем, Лэмиен.

Дэмиен последовал за ним, остро осознавая, что он отрезан от своих людей. Лорен спокойно вошел в гостиницу.

У гостиницы был высокий потолок в Акиэлосском стиле и огромная жаровня, на вертеле над которой, заполняя ароматом все помещение, жарилось мясо. Внутри остановилась одна единственная компания посетителей, отчасти различимая через открытый проход, которая окружала стол и вела оживленную беседу. Слева виднелась каменная лестница, ведущая на второй этаж в спальные комнаты. Двое Акиэлосских солдат заняли позиции у входа, двое других — у задних дверей, а Ставос привел с собой небольшое сопровождение из четырех солдат.

У Дэмиена промелькнула абсурдная мысль, что ступеньки могли бы быть выигрышной позицией в бою — как будто они вдвоем с Лореном могли сразиться с целым гарнизоном. Вероятно, Дэмиен бы мог одолеть Ставоса. Он мог бы организовать что-то вроде переговоров — жизнь Ставоса в обмен на их свободу.

Ставос представлял Лорена владельцу постоялого двора:

— Это Чарльз, прославленный Виирийский торговец тканями.

— Это не Чарльз, прославленный Виирийский торговец тканями.

Владелец постоялого двора смотрел на Лорена.

— Могу заверить, что это я.

— Могу заверить, что Чарльз, прославленный Виирийский торговец тканями, уже сидит здесь.

Последовала пауза.

Дэмиен посмотрел на Лорена как на человека, который подходит к прочерченной в земле линии в состязании по метанию копий, после того как предыдущий участник метнул свое копье и попал точно в цель.

— Это невозможно. Пусть его позовут сюда.

— Да, позовите его сюда, — сказал Ставос, и все начали ждать, пока мальчик из прислуги отправился в соседнюю комнату к компании посетителей. Через мгновение Дэмиен услышал знакомый голос.

— Кто этот лжец, выдающий себя за м…

Навстречу им вышел Чарльз, прославленный Виирийский торговец тканями.

Чарльз почти не изменился за месяцы, прошедшие с их с Дэмиеном последней встречи: выражение его лица осталось по-купечески серьезным, как и его одежда из тяжелой, дорого смотрящейся парчи. Он был мужчиной, приближающимся к своим сорока годам, с нетерпеливой натурой, сдерживаемой определенным достоинством, которое развилось за долгие годы торговли.

Чарльз бросил один взгляд на безошибочно голубые глаза и светлые волосы своего Принца, которого последний раз видел переодетым в питомца, сидящим на коленях у Дэмиена в таверне в Нессоне. Он распахнул глаза. Затем с по-настоящему героическим усилием воскликнул:

— Чарльз!

— Если он Чарльз, в таком случае, кто же ты? — спросил командир у Чарльза.

— Меня, — начал Чарльз, — зовут…

— Он Чарльз, я знаю его уже восемь лет, — вмешался владелец гостиницы.

— Все верно. Он Чарльз. Я Чарльз. Мы кузены, — не сдаваясь, сказал Чарльз, — названные в честь нашего деда. Чарльза.

— Спасибо, Чарльз, этот человек считает, что я Король Акиэлоса, — сказал Лорен.

— Я просто имел в виду, что вы могли быть посредником Короля, — раздраженно сказал Ставос.

— Посредником Короля, который поднимает пошлину и грозится разорить все тканевое производство? — спросил Лорен.

Дэмиен отвел глаза, чтобы не встретиться взглядом с Лореном, пока все уставились на него — на светлую кожу его лица, на золотистые изогнутые брови, на его разведенные в стороны руки, Виирийский жест, вкупе с его Виирийским акцентом.

— Думаю, мы все согласны, что он не Король Акиэлоса, — сказал хозяин. — Если Чарльз ручается за своего кузена, то гарнизону должно быть этого достаточно.

— Я определенно ручаюсь за него, — согласился Чарльз.

Не сразу, но Ставос сдержанно кивнул.

— Мои извинения, Чарльз. Мы принимаем все меры предосторожности на дорогах.

— Не стоит извиняться, Ставос. Ваша бдительность делает вам честь. — Лорен так же сдержанно кивнул.

Затем он снял свой плащи протянул его Дэмиену, чтобы тот его нес.

— Снова в маскировке! — вполголоса воскликнул Чарльз, когда повел Лорена к своему столу у огня. — Что на этот раз? Миссия для Короны? Секретная встреча? Не бойтесь, Ваше Высочество, хранить ваши секреты — честь для меня.

Чарльз представил Лорена шести мужчинам за столом, и каждый из них выразил свое удивление и удовольствие встретить юного кузена Чарльза в Акиэлосе.

— Это мой компаньон Гильем.

— Это мой компаньон Лэмиен, — сказал Лорен.

Вот так Дэмиен обнаружил себя сидящим за столом в окружении Виирийских торговцев, обсуждающих ткани, в Акиэлосском постоялом дворе. Компанию Чарльза составляли шесть человек, все торговцы. Лорен сел рядом с Чарльзом и торговцем шелком по имени Матлен. Лэмиен был отослан в дальний конец стола на треножный стул.

Слуги приносили нарезанный хлеб, пропитанный маслом, оливки и мясо, снятое с вертела. Вино было слито в большие чаши и пилось с помощью неглубоких кубков. Вино было приличным, рядом не было флейтистов или мальчиков-танцоров, и это лучшее, на что может надеяться посетитель постоялого двора, думал Дэмиен.

Гильем начал разговор с ним, потому что они были одинакового положения.

— Лэмиен. Очень необычное имя.

— Оно Патрасское, — ответил Дэмиен.

— Ты очень хорошо говоришь по-акиэлосски, — медленно и громко сказал Гильем.

— Спасибо, — ответил Дэмиен.

Прибыв, Никандрос был вынужден неловко встать в конце стола. Он нахмурился, когда понял, что должен докладывать Лорену.

— Повозки разобраны. Чарльз.

— Спасибо, солдат, — сказал Лорен и вновь свободно обратился к компании: — Обычно мы работаем в Дельфьоре, но я был вынужден отправиться на юг. Никандрос совершенно бесполезен как наместник. — Лорен сказал это достаточно громко, чтобы Никандрос мог расслышать. — Он не разбирается в тканях.

— Чистая правда, — согласился Матлен.

Чарльз сказал:

— Он запретил торговлю Кемптийским шелком, а когда я попытался продавать шелк из Варенна, он установил налог по 5 сантимов за рулон!

Эти слова были встречены возгласами неодобрения, которого заслуживали, и разговор двинулся дальше, перейдя к тяготам приграничной торговли и беспорядкам, досаждающим обозам с припасами. Если возвращение Дамианиса на север окажется правдой, Чарльз считал, что этот торговый визит станет его последним, прежде чем дороги будут перекрыты. Надвигается война, и их ждут тугие времена.

Разговор перешел на цены зерна во время войны и их влияние на производителей и плодоводов. Никто не знал много о Дамианисе или о том, почему их собственный Принц заключил с ним союз.

— Чарльз однажды встретил Принца Виира, — обратился Гильем к Дэмиену, заговорщически понизив голос, — в таверне в Нессоне, переодетым в, — голос стал еще тише, — проститутку.

Дэмиен посмотрел на Лорена, который полностью погрузился в разговор, и позволил взгляду медленно пройтись по знакомым чертам, по холодному выражению лица, увенчанному золотом. Он переспросил:

— Встретил?

— Чарльз сказал: «Представь себе самого дорого питомца, которого ты когда-либо видел, и удвой цену.»

— Неужели? — отозвался Дэмиен.

— Разумеется, Чарльз сразу же понял, кто это, потому что он не мог скрыть свое царственное поведение и благородство духа.

— Разумеется, — сказал Дэмиен.

На другом конце стола Лорен задавал вопросы о культурных различиях в торговле. Виирийцы любят ткани с узорами и красками, плетением и украшениями, говорил Чарльз, а Акиэлоссцы уделяют пристальное внимание качеству, и их текстильные изделия действительно более утонченные, так как каждое достоинство ткани раскрывается в обманчиво простом стиле. В некотором смысле торговать здесь труднее.

— Может быть, вам удастся убедить Акиэлоссцев носить рукава. Тогда вы будете продавать больше ткани, — сказал Лорен.

Все вежливо рассмеялись над шуткой, и затем мысль промелькнула на паре лиц, как будто юный кузен Чарльза совершенно случайно наткнулся на неплохую идею.

* * *

Их люди ночевали в казармах. Дэмиен-компаньон проверил солдат и повозки и увидел, что Йорд с большинством остальных уже легли спать. Гийон тоже ночевал в казарме. Паскаль храпел. Лазар и Паллас делили одно одеяло. Никандрос не спал и вместе с двумя солдатами охранял повозку, в которой оставались Йокаста и жена Гийона Луаз.

— Все тихо, — доложил Никандрос.

Один из слуг из гостиницы вышел со светильником в руке и пересек двор, чтобы сказать Лэмиену, что его комната готова — вторая дверь направо.

Он последовал за светом светильника. Внутри гостиницы было темно и тихо. Чарльз и его компания ушли, и лишь последние угольки догорали в жаровне. У каменной лестницы, тянущейся вдоль стены, не было перил, что было характерно для Акиэлосской архитектурной традиции, но требовало определенной трезвости от поднимающихся по ней господ.

Он поднялся по ступеням. Без светильника коридор был погружен в полумрак, но Дэмиен нашел вторую дверь направо и открыл ее.

Комната была уютной и простой, с каменными оштукатуренными стенами и камином, в котором горел огонь. В ней стояли кровать, стол с кувшином, в двух небольших окнах с глубокими подоконниками стекла были непрозрачными, но внутри комната хорошо освещалась. Горели три свечи: излишество, окутывающее комнату теплым свечением.

Лорена окружал ореол света этих свечей, и он казался сделанным из слоновой кости и золота. Он только что вымылся, и его волосы обсыхали. Он переоделся из Акиэлосского хлопка в свободную Виирийскую ночную рубашку со свисающей шнуровкой. Еще он стащил все постельное белье с маленькой кровати, сделанной в Акиэлосском стиле, и свалил его перед камином, подложив к небольшому тюфяку еще один чистый матрас.

Дэмиен посмотрел на постельные принадлежности и осторожно сказал:

— Работник гостиницы отправил меня сюда.

— По моему указанию, — ответил Лорен.

Он подошел ближе. Дэмиен почувствовал, как заколотилось его сердце, несмотря на то, что он замер и старался не делать никаких опасных предположений.

Лорен сказал:

— Это наша последняя возможность спать на настоящей кровати, пред тем как мы пойдем к Твердыне Королей.

Дэмиен не успел ответить, что Лорен разобрал кровать, потому что в этот момент Лорен прижался к нему. Руки Дэмиена машинально поднялись, чтобы обхватить Лорена за талию через тонкую ткань ночной рубашки. Они целовались, и пальцы Лорена скользнули в волосы Дэмиена, наклоняя его голову. Он чувствовал контраст пота и грязи трехдневной поездки рядом с чистой, свежей кожей Лорена.

Но Лорену было все равно; казалось, ему это даже нравилось. Дэмиен прижал его к стене и целовал в губы. Лорен пах мылом и чистым хлопком. Пальцы Дэмиена сжали его талию.

— Мне нужно помыться, — шепнул он Лорену на ухо, коснувшись губами нежной кожи прямо за ним.

Они снова целовались глубокими, горячими поцелуями.

— Так иди и помойся.

Дэмиен почувствовал, как Лорен оттолкнул его, и посмотрел на Лорена через образовавшееся пространство. Прислонясь к стене, Лорен подбородком указал на деревянную дверь. Его золотистые брови изогнулись.

— Или ты ждешь, что я буду тебе прислуживать?

В смежной комнате Дэмиен обвел взглядом мыла и чистые полотенца, большую деревянную бадью, наполненную горячей водой, от которой поднимался пар, и небольшой черпак рядом с ней. Все было устроено заранее — слуга принес полотенца и наполнил бадью горячей водой. На самом деле, это свидетельство планирования было очень в духе Лорена, хотя Дэмиен никогда раньше не замечал подобного планирования от Лорена в таком контексте.

Лорен не пошел за ним, оставив его выполнять прагматичное задание вымыться самому. Было приятно смыть с себя пыль и грязь после дороги. И было что-то мучительно дразнящее в том, чтобы прерваться на принятие ванны. До этого у них не было возможности намеренно и неспешно растянуть занятие любовью, как в Первую Ночь. Его мысли сократились до тех вещей, которые им вдвоем еще предстояло сделать.

Он тщательно намылил тело. Намочил волосы, промыл их, вытерся полотенцем и вылез из бадьи.

Когда Дэмиен вернулся в спальную комнату, его кожа раскраснелась от пара и горячей воды; полотенце было обернуто вокруг талии, и обнаженные торс и плечи были влажными от капелек воды, падавших с кончиков волос.

Здесь тоже виднелись следы планирования, и теперь Дэмиен видел их тем, чем они являлись: зажженные свечи, соединенные матрасы и сам Лорен, чистый и одетый в ночную рубашку. Он подумал о Лорене, дожидавшемся его. Это было очаровательно, потому что становилось ясно, что Лорен не был точно уверен, что делать, и все же, не изменяя своему характеру, вел себя так, чтобы держать все под контролем.

— Первый раз устраиваешь прием для любовника? — просто произнеся эти слова, Дэмиен покраснел и увидел, что Лорен тоже залился румянцем.

Лорен спросил:

— Ты помылся?

— Да, — ответил Дэмиен.

Лорен стоял на другом конце комнаты рядом с пустой кроватью. Он выглядел напряженным в свете свечей, словно собираясь с силами.

Лорен сказал:

— Сделай шаг назад.

Дэмиен бросил короткий взгляд назад, потому что сделать шаг назад значило упереться спиной в стену. Матрас и постельное белье лежали на полу слева от него. Он ощущал твердую стену за своей спиной.

— Положи руки на стену, — сказал Лорен.

Три горящих свечных фитиля заставляли пламя плясать, обостряя в Дэмиене ощущение пространства комнаты. Лорен шел к нему, его голубые глаза потемнели. Когда он приблизился, Дэмиен прижал ладони к стене позади себя.

Лорен не сводил с него взгляд. Комната была погружена в тишину, раздавалось лишь потрескивание огня в камине, потому что толстые стены не пропускали ни звука, и даже мир снаружи был не более чем отражением свечного пламени в темных оконных стеклах.

— Сними полотенце, — сказал Лорен.

Дэмиен оторвал одну ладонь от стены и распустил полотенце. Оно размоталось и соскользнуло с талии на пол.

Он наблюдал, как Лорен реагирует на его тело. Девственники и еще неопытные любовники обычно нервничали, и Дэмиену это нравилось, как испытание, которое нужно преодолеть, и нерешительность превратить в желание и наслаждение. Глубоко внутри себя он был рад заметить отголоски похожей реакции в Лорене. Наконец Лорен поднял взгляд от того места, куда он инстинктивно опустился.

Он позволил Лорену рассмотреть себя, увидеть его наготу, нескрываемый факт его возбуждения. Пламя в камине, с треском пожирающее молодое дерево, было оглушительным.

— Не прикасайся ко мне, — сказал Лорен.

И опустился перед ним на колени.

Открывшийся перед Дэмиеном вид этого лишил все слова всякого смысла. Его пульс бешено колотился, даже несмотря на то, что он довольно отчаянно пытался не рассчитывать, что за этим действием непременно последует другое.

Лорен не встретил его взгляд, он смотрел на наготу Дэмиена. Его губы были чуть приоткрыты, и теперь, находясь так близко от ее источника, Лорен напрягся еще сильнее. Дэмиен почувствовал первый трепет его дыхания на своей коже.

Лорен собирался сделать это. Когда видишь, как пума раскрывает пасть, ты не достаешь член из штанов. Дэмиен не шевелился, не дышал. Лорен взял его в руку, и все, что Дэмиен мог — это стоять, прижавшись спиной и ладонями к стене. Мысль о том, что фригидный Принц Виира сосет его член, была невообразима. Лорен положил вторую руку на стену.

Теперь Дэмиен видел очертания лица Лорена под новым углом. Под светлыми ресницами скрывались голубые глаза. Окружавшая их тишина комнаты была сюрреалестичной декорацией из простой мебели и голой кровати. Лорен взял головку в рот.

Голова Дэмиена откинулась на стену. Все его тело горело, и в это мгновение чистого ощущения он грубо и низко простонал от желания и закрыл глаза.

Когда он вновь открыл их, склоненная голова Лорена отодвинулась, так что все могло бы оказаться просто игрой воображения, за исключением того, что головка члена Дэмиена стала влажной.

Прижатый к стене, Дэмиен чувствовал грубую штукатурку под своими ладонями. Глаза Лорена были очень темными, его грудь поднималась и опускалась от неглубокого дыхания, он явно боролся с чем-то, когда вновь наклонился вперед.

— Лорен, — простонал Дэмиен. Губы Лорена снова обхватили его член. Дэмиен тяжело дышал. Он хотел двинуться, толкнуться глубже и не мог. Это было слишком, и этого было недостаточно; он старался контролировать свое тело, сдерживать свои природные инстинкты.

Его пальцы впились в штукатурку стены. Какая бы борьба ни происходила в голове Лорена, она не препятствовала его неторопливому навыку, чувственному мастерству, которое оставляло без внимания ритм и желание достичь разрядки, и было невыносимо утонченным. Лорен уже должен был попробовать его, ощутить солоноватый привкус его желания, его стремления. От этой мысли Дэмиен оказался на пределе.

Он не представлял это так. Он знал рот Лорена, знал его порочные возможности. Он знал, что это главное оружие Лорена. В повседневной жизни Лорен держал губы плотно сжатыми, превращая их сочную форму в тонкую линию, рот становился безжалостным изгибом. Дэмиен видел, как Лорен практически потрошил людей этим ртом.

Теперь губы Лорена дарили наслаждение, его слова заменил член Дэмиена.

Он кончит в рот Лорену. Это единственное ошеломительное осознание пришло к нему за мгновение до того, как Лорен наклонился и отточенным движением глубоко его заглотил. Дэмиена охватила вспышка тепла, и он кончил, переполненный ощущениями, прежде чем успел сдержать себя. По телу пробегала дрожь, пока он старался не двигаться, мышцы живота напряглись, пальцы вжимались в штукатурку.

Наконец его глаза открылись. Он прислонился головой к стене и наблюдал, как Лорен отстранился от него. Дэмиен почти ожидал, что Лорен подойдет к камину и брезгливо сплюнет, но он не сделал этого. Лорен проглотил. Он прижимал тыльную сторону руки ко рту, и стоял у окна, наблюдая за Дэмиеном с легкой настороженностью.

Дэмиен оттолкнулся от стены.

Когда он подошел к Лорену, то снова положил ладонь на стену, на этот раз сбоку от головы Лорена. Дэмиен чувствовал его дыхание в пространстве между ними, и тело Лорена было безошибочно возбуждено от того, что он только что сделал.

Было очевидно, что Лорен не знал, как рассматривать тот факт, что он возбудился, и что часть его настороженности была связана с тем, что он не знал, чего ждать дальше — один из странных пробелов в его опыте, которые Дэмиен предугадать не мог.

Стоя в приглушенном свете, Лорен сказал:

— Это честный обмен, не так ли?

— Не знаю. Чего ты хочешь?

Глаза Лорена казались очень темными. Дэмиен практически видел борьбу в нем, его напряжение становилось все ощутимее. На мгновение Дэмиену показалось, что Лорен не станет отвечать, потому что правда его желания была слишком болезненно открытой.

— Покажи мне, — сказал Лорен, — как это может быть.

Произнеся это, он залился румянцем; слова оставили его раскрытым — неопытным юношей, прижатым к оштукатуренной стене гостиницы.

Снаружи раскинулся враждебный Акиэлос, полный врагов и людей, жаждавших их смерти — опасная территория, которую надо преодолеть, прежде чем они оба смогут быть в безопасности.

Но здесь они были наедине. В свете свечей волосы Лорена казались золотыми, они падали на его ресницы и на изгиб шеи. Дэмиен представил, как бы он ухаживал за ним в какой-нибудь другой стране, где всего этого не случалось, как бы он вел с ним сладкие разговоры на балконе, до которого бы доносился аромат цветов из ночного сада внизу, а сияние праздничного вечера оставалось позади них. Он стал бы воздыхателем, рискованно ищущим пределы дозволенного.

— Я бы ухаживал за тобой, — сказал Дэмиен, — со всем изяществом и учтивостью, которых ты заслуживаешь.

Он распустил первый шнурок на рубашке Лорена, и ткань начала расходиться, открывая ложбинку на шее. Губы Лорена приоткрылись, он едва дышал.

Дэмиен продолжил:

— Между нами не было бы лжи.

Он потянул за второй шнурок, и почувствовал глухой удар собственного сердца и тепло, исходящее от кожи Лорена, когда он опустился к третьему шнурку.

— У нас было бы время, — сказал Дэмиен, — чтобы быть вместе.

И тогда в теплом свете свечей он поднял руку и погладил щеку Лорена, наклонился и нежно поцеловал его в губы.

Он ощутил изумление Лорена, словно тот не ожидал, что Дэмиен поцелует его после того, что он только что сделал. Через мгновение Лорен целовал его в ответ. Лорен целовал совсем не так, как делал все остальное. Он целовал просто и бесхитростно, как будто поцелуй для него был серьезным. И в нем чувствовалось ожидание — словно он ждал, что Дэмиен возьмет инициативу на себя.

Когда Дэмиен не сделал этого, Лорен по-другому наклонил голову, и его пальцы скользнули в волосы Дэмиена, все еще влажные после ванны. Поцелуй стал глубже по решению Лорена. Дэмиен чувствовал тело Лорена, прижавшегося к нему, и скользнул рукой под его распущенную рубашку, наслаждаясь ощущением этого мягкого собственнического прикосновения, о котором он и не мечтал до сегодняшней ночи и все еще отчасти ждал, что Лорен убьет его за это. Лорен издал легкий стон поощрения, на мгновение прервав поцелуй и закрыв глаза, переключая все внимание на прикосновение Дэмиена.

— Тебе нравится медленно, — Дэмиен наклонил голову к уху Лорена.

— Да.

Дэмиен очень нежно поцеловал шею Лорена, пока его рука медленно ласкала кожу под рубашкой. Кожа Лорена была более чувствительна, чем его собственная, хотя в течение дня Лорен безжалостно затягивал себя в самую суровую одежду. Дэмиен задался вопросом, подавлял ли Лорен свои ощущения по той же причине, по которой сейчас вел внутреннюю борьбу, чтобы их принять, его челюсти были плотно сжаты.

Тело Дэмиена начало возбуждаться снова, когда он подумал о том, как медленно войдет в тело Лорена, будет брать его так медленно, как ему нравится, и так долго, пока они не забудут, где закачивается один из них, и начинается другой.

Когда Лорен потянулся, стянул с себя рубашку и остался перед ним обнаженным, как уже был однажды, давно, в дворцовых банях, Дэмиен не смог устоять и шагнул вперед, проводя по коже Лорена кончиками пальцев от груди до бедра, следуя за прикосновением своим взглядом.

Лорен смотрел на него в ответ, словно физическая сила Дэмиена стала более выражена теперь, когда они оба были обнажены. Лорен толкнул его на матрас. Его руки блуждали по телу Дэмиена. Он касался Дэмиена так, как будто хотел изучить форму и ощущение его тела, как будто хотел запомнить все детали и сохранить их в своей памяти.

Дэмиен кожей чувствовал жар пламени в камине, пока они целовались. Лорен отстранился и выглядел так, словно пришел к решению, его дыхание стало частым, но контролируемым.

— Сделай так, чтобы я кончил, — сказал он и положил ладонь Дэмиена себе между ног.

Дэмиен сжал руку. Теперь, похоже, контролировать дыхание стало чуть сложнее.

— Так?

Нет. Медленнее.

В Лорене не произошло видимых изменений, кроме чуть приоткрытых губ и опущенных ресниц. Реакции Лорена всегда были едва уловимыми, его предпочтения — всегда неочевидными. Он не смог кончить в Рейвенеле, когда Дэмиен использовал рот. Он не был уверен, сможет ли кончить теперь, внезапно осознал Дэмиен.

Дэмиен замедлился настолько, что на мгновение осталась только крепкая хватка и медленные движения его пальца по головке. Он почувствовал, как Лорен покраснел, чувствовал его возбужденный член в своей руке, наслаждаясь его весом. Он был красивой формы и приятно пропорционален своему владельцу. Костяшки пальцев Дэмиена задели линию тонких золотистых волос, которая тянулась внизу живота Лорена.

Возобновленный интерес его собственного тела вырос от ленивого возбуждения до полного; он был готов взять Лорена сейчас, но оставил это, чтобы наблюдать за тем, как Лорен пытается снять свою защиту.

Дэмиен почувствовал, когда наступила реакция подавления, жесткое сдерживание, которое Лорен вызывал в своем теле: его живот напрягся, челюсти сжались. Дэмиен знал, о чем это говорит. Он не перестал двигать рукой.

— Не нравится кончать?

— А это проблема? — Дыхание Лорена сбилось, и ему не слишком успешно удавалось сохранять свой обычный тон.

— Не для меня. Я скажу тебе, как это было, когда закончу.

Лорен коротко выругался, и мир перевернулся, Лорен оказался сверху, его тело болезненно возбуждено. Лежа на спине, Дэмиен чувствовал под собой соломенный матрас и взглянул снизу вверх на Лорена. Его собственное тело горело от такой перестановки, когда он взял член Лорена в руку и сказал: «Давай же». Казалось нелепо дерзким говорить Лорену, что делать, в любом отношении.

Первое движение было осторожным, теплый толчок в его сжатую ладонь. Лорен смотрел ему в глаза. Дэмиен чувствовал, что для Лорена делать это было так же ново, как и для него самого — ощущать, словно он принимает это. Он задумался, трахал ли Лорен кого-нибудь по-настоящему хоть раз, и с изумленным потрясением осознал, что нет. Волна жара, накатившая при этой мысли была неприятной. И затем он, как и Лорен, оказался в том положении, в котором никогда до этого не находился.

— Я, — сказал Дэмиен, — никогда…

— Как и я, — ответил Лорен. — Ты будешь моим первым.

Все казалось преувеличенным: ощущение члена Лорена, скользящего совсем рядом с его собственным, медленное движение бедер, разгоряченная кожа. Пламя в камине пылало, Дэмиен положил руку на бок Лорена, чувствуя, как ритмично сокращаются его мышцы. Он поднял взгляд на Лорена, и в его собственных глазах было написано больше, чем он думал — в них было написано все, и Лорен отвечал ему, толкаясь в его руку.

— Как и ты моим, — услышал свои слова Дэмиен.

Лорен сказал:

— Я думал, в Акиэлосе Первая Ночь особенная.

— Для раба — да, — ответил Дэмиен. — Для раба она значит все.

Первое содрогание Лорена пришло вместе со стоном, неосознанным от напряжения, и теперь тело вело его. Это случилось, когда они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами, возбуждение Дэмиена приближалось к пику. Оргазм наступил, несмотря на то, что они даже не были внутри друг друга, но были едины, были одним целым.

Лорен тяжело дышал, по его телу все еще пробегала дрожь, постепенно затихая. Он смотрел в сторону, не глядя на Дэмиена, как будто только что было разделено слишком многое. Рука Дэмиена лежала на разгоряченной коже Лорена, и он чувствовал его сердцебиение. Он почувствовал, как Лорен двинулся, слишком рано.

— Я принесу…

Лорен поднялся, пока Дэмиен устроился на спине, заведя одну руку за голову; его телу потребовалось больше времени, чтобы восстановиться. Когда Лорена не было рядом, он снова ощутил кожей тепло огня и услышал потрескивание пламени.

Он наблюдал, как Лорен прошел по комнате, чтобы принести полотенец и кувшин с водой еще до того, как его дыхание успело выровняться. Дэмиен знал, что Лорен был брезглив после занятий любовью, и ему нравилось, что он знает это, нравилось, что постепенно он узнает своеобразие привычек Лорена. Лорен приостановился, проводя пальцами по деревянному краю стола, и просто дышал, окутанный приглушенным светом комнаты. Его привычки после занятий любовью были еще и оправданием, скрывающим необходимость побыть мгновение наедине с собой, Дэмиен знал и это тоже.

Когда Лорен вернулся, Дэмиен позволил ему вытереть себя с непредвиденно нежной внимательностью, которая тоже была частью манеры поведения Лорена в постели. Он сделал глоток из неглубокого кубка, который протянул ему Лорен, и в свою очередь наполнил его водой для Лорена, чего тот, казалось, не ожидал. Лорен неловко сел на матрас.

Дэмиен удобно вытянулся и ждал, пока Лорен сделает то же самое. Это заняло гораздо больше времени, чем заняло бы с любым другим любовником. Но, в конце концов, с той же напряженной неловкостью он лег рядом. Лорен лежал ближе к огню — единственному оставшемуся источнику света, который отбрасывал переплетения света и тени на его тело.

— Ты все еще носишь его.

Дэмиен не смог удержаться и сказал это. Запястье Лорена окольцовывало тяжелое золото такого же цвета, как его волосы в свете пламени.

— Как и ты.

— Почему?

— Ты знаешь почему, — ответил Лорен.

Они лежали рядом друг с другом среди простыней, и матрасов, и плоских подушек. Дэмиен перекатился на спину и посмотрел в потолок. Он чувствовал биение своего сердца.

— Я буду ревновать, когда ты женишься на Патрасской принцессе, — сказал он.

После этих слов комната погрузилась в тишину, он снова слышал потрескивание пламени и слишком отчетливо осознавал свое дыхание. Спустя мгновение, Лорен заговорил.

— Не будет никакой Патрасской принцессы или дочери Империи.

— Но продолжить род — это твой долг.

Дэмиен не знал, зачем он сказал это. На потолке были участки, заделанные деревянными панелями, а не оштукатуренные, и он видел темные завитки и жилки дерева.

— Нет. Я последний. Мой род закончится вместе со мной.

Дэмиен повернулся и увидел, что Лорен не смотрит на него, его взгляд был направлен куда-то в пустоту комнаты. Лорен тихо сказал:

— Я никогда никому не говорил этого раньше.

Дэмиен не хотел нарушать тишину, которая последовала, и то пространство, которое их разделяло.

— Я рад, что ты здесь, — сказал Лорен. — Я всегда думал, что мне придется одному столкнуться со своим дядей.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на Дэмиена, и их взгляды встретились.

— Ты не один, — сказал Дэмиен.

Лорен не ответил, но улыбнулся, протянул руку и молча коснулся Дэмиена.

* * *

Они разошлись с Чарльзом шесть дней спустя, после того как пересекли самую южную провинцию Акиэлоса.

Это было извилистое неспешное путешествие, проходящие дни были наполнены жужжанием насекомых и полуденными остановками на отдых, чтобы избежать самой сильной жары. Торговый караван Чарльза придавал им респектабельности, и они проходили патрули Кастора без трудностей. Йорд научил Актиса играть в кости, а тот в ответ научил Йорда некоторым Акиэлосским словам. Лазар преследовал Палласа с такой уверенностью, которая заставляла Палласа поднимать хитон сразу же, как только они делали остановки там, где было хоть какое-то подобие уединения. Паскаль дал совет Лидосу, который ушел от него, успокоенный насчет медицинской природы своих проблем.

Когда дни стали слишком жаркими, они стали останавливаться в гостиницах и постоялых дворах, а однажды — на большой ферме, где ели хлеб, твердый сыр, финики и Акиэлоские сладости из меда и орехов, на которые слетались осы.

На ферме Дэмиен сидел за столом на улице напротив Паскаля, который подбородком кивнул в сторону Лорена, который стоял вдали в тени ветвей дерева.

— Он не привык к жаре.

Это было правдой. Лорен не был создан для Акиэлосского лета и в течение дня прятался в тени повозок или скрывался под прикрытием тенистых ветвей деревьев, когда они делали привалы. Но кроме этих, он не подавал никаких признаков, не жаловался и не отлынивал, когда нужно было работать.

— Ты никогда не рассказывал мне, как оказался на стороне Лорена.

— Я был врачом Регента.

— То есть, ты ухаживал за его домашними слугами.

— И его мальчиками, — сказал Паскаль.

Дэмиен ничего не ответил.

Спустя мгновение Паскаль добавил:

— Прежде чем Король умер, мой брат служил в его Гвардии. Я не приносил клятву своего брата Королю. Но мне нравится думать, что я несу ее.

Дэмиен спустился к ручью, где стоял Лорен, прислонившись спиной к стволу молодого кипариса. Он был одет в свободный и чудесный белый хлопковый хитон и сандалии, его взгляд был прикован к виду перед ним: раскинувшемуся под простором синего неба Акиэлосу.

Склоны холмов сбегали к далекому побережью, где под солнцем блестел океан, и кучковались домики строгих форм, выкрашенные белым и напоминающие паруса. В архитектуре были отражены простота и изящество, которые Акиэлоссцы воспевали в своем искусстве, в своей науке, в своей философии, и которые находили ответ в Лорене во время их путешествия, как успел заметить Дэмиен.

Дэмиен на мгновение остановился, и Лорен повернулся к нему и сказал:

— Здесь прекрасно.

— Здесь жарко, — ответил Дэмиен. Подойдя к берегу, покрытому галькой, он наклонился и окунул кусок ткани в чистую воду ручья. Он подошел обратно.

— Вот, — мягко сказал Дэмиен. После недолгого сомнения, Лорен наклонил голову и позволил Дэмиену выжать прохладную воду себе на шею, пока закрыл глаза и издал тихий сладкий вздох облегчения. Только стоя так близко, можно было увидеть легкий румянец на его щеках и чуть влажные от пота корни волос.

— Ваше Высочество, Чарльз и торговцы готовятся отъезжать, — Паллас появился в тот момент, когда их головы склонялись совсем рядом, и струйка воды бежала вниз по шее Лорена. Дэмиен поднял взгляд, опираясь рукой на грубый ствол дерева.

— Я понимаю, что ты был рабом, и что Чарльз освободил тебя, — обратился Гильем к Дэмиену, пока торговцы собирались отделиться от них: — Я хочу, чтобы ты знал, что мы с Чарльзом никогда не торговали рабами.

Дэмиен окинул взглядом своеобразную красоту грубоватого пейзажа. Он услышал свои слова:

— Дамианис отменит рабство, когда станет Королем.

— Спасибо, Чарльз. Мы не можем и дальше подвергать тебя опасности, — Лорен тоже прощался с торговцами.

— Ехать с Вами было честью для меня, — сказал Чарльз. Лорен пожал его руку.

— Когда Дамианис из Акиэлоса займет престол, назови ему мое имя и скажи, что ты помог мне. Он установит хорошие цены на твои ткани.

Никандрос смотрел на Лорена.

— Он очень…

— Ты привыкнешь к этому, — сказал Дэмиен, ощутив прилив радости внутри, потому что на самом деле это не было правдой.

Последний привал они устроили в маленькой роще деревьев, которая обеспечивала им укрытие, на краю широкого открытого поля, единственное возвышение которого венчала Твердыня Королей.

Она виднелась вдали; высокие каменные стены и мраморные колонны, пантеон королей. Завтра они с Лореном отправятся туда и встретятся с кормилицей, которая вместе со своим крошечным ценным свертком выкупит свободу Йокасты. Дэмиен посмотрел на него и ощутил веру в будущее, настоящую надежду.

В его разуме роились мысли об утре, он лег на свой спальник рядом с Лореном и уснул.

* * *

Лорен лежал рядом с Дэмиеном до тех пор, пока весь лагерь не погрузился в тишину, и тогда, когда никто не мог остановить его, он поднялся и пошел через спящий лагерь к повозке, в которой находилась Йокаста.

Было очень поздно, и звезды усыпали небо Акиэлоса. И это было странно. Быть здесь, так близко к концу всех своих планов. Так близко к концу всего.

Находиться там, где он никогда не мечтал оказаться, и знать, что утром все это закончится, или, по крайней мере, он перестанет быть частью этого. Лорен тихо двигался мимо спящих солдат к тому месту в отдалении, где тихо и неподвижно стояли повозки.

Затем он отпустил охранявших их солдат, потому что не должно было быть свидетелей. Все плохие дела творятся по ночам. Двери повозки распахнулись навстречу ночному воздуху, внутренняя железная решетка удерживала пленницу внутри. Он встал перед решеткой. Йокаста наблюдала за всем происходящим, но не отпрянула и не закричала о помощи, как он и полагал. Она просто спокойно встретила его взгляд через прутья решетки.

— Так у тебя свои собственные планы.

— Да, — ответил Лорен.

И шагнул вперед, отпирая засов решетки и открывая дверь.

Он отступил назад. У него не было с собой оружия. Это был легкий путь на свободу. Недалеко стояла оседланная лошадь. Айос был в полудне пути.

Она не вышла через распахнутую дверь, а просто смотрела на него, и в холодной пристальной голубизне ее глаз было написано, что побег из повозки был ловушкой.

Лорен сказал:

— Я думаю, что это ребенок Кастора.

Йокаста не ответила ему, и в повисшей тишине она не сводила с него глаз. Лорен удерживал ее взгляд. Вокруг них лагерь был погружен в тишину, не раздавалось ни звука, кроме дуновения ночного ветерка.

— Думаю, ты прекрасно все понимала в те мрачные дни в Акиэлосе. Конец близился, но Дамианис не стал бы никого слушать. Единственным способом спасти его жизнь было убедить Кастора отправить его рабом в Виир. Чтобы сделать это, ты должна была попасть в постель Кастора.

Ее лицо не дрогнуло, но Лорен почувствовал перемену в ней, то, как она с новой осторожностью держала себя. В ночи, окружавшей их, это, против ее воли, дало ему знак. Это выдало ее. И она злилась из-за этого, и впервые ей было страшно.

Он сказал:

— Я думаю, это ребенок Кастора, потому что ты бы не стала использовать ребенка Дэмиена против него.

— Тогда ты меня недооцениваешь.

— Правда? — он выдержал ее взгляд. — Думаю, мы это выясним.

Лорен бросил ключ на пол повозки прямо перед застывшей Йокастой.

— Мы похожи. Ты сказала это. Открыла бы ты дверь для меня? Не знаю. Но ты открыла дверь для него.

Ее голос не изменился, он не выдавал ничего, кроме насмешливой горечи:

— Хочешь сказать, что единственная разница между нами состоит в том, что я выбрала не того брата?

Когда звезды поплыли в небесах, Лорен вспомнил о Никаисе, стоявшем во дворе и сжимавшем в руке сапфировую сережку.

— Не думаю, что ты выбирала, — ответил Лорен.

Глава 16

Лорен предложил не выпускать Йокасту из повозки, пока обмен не будет подтвержден, поэтому они с Дэмиеном отправились к Твердыне Королей вдвоем.

Это не противоречило законам Твердыни. Твердыня Королей строго блюла закон, запрещающий всякое насилие. Это была святыня, место для переговоров, где вековыми правилами поддерживался мир. Странники могли входить, но солдат не пускали в ее стены.

Их приближение состояло из трех этапов. Первый — по раскинувшемуся полю. Затем — через ворота. И, наконец, они попадут в зал, а оттуда пройдут во внутреннюю комнату, где находился Камень Королей. Твердыня Королей казалась мраморной короной на горизонте, взирающей на все с высоты единственного возвышения на раскинувшемся вокруг пыльном поле. Каждый солдат, охраняющий Твердыню, увидит приближение Дэмиена с Лореном: двух скромных странников верхом на лошадях, пришедших, чтобы почтить священное место.

— Вы приближаетесь к Твердыне Королей. С какой целью вы пришли?

Человеческий голос казался таким далеким, доносясь с невероятной высоты в пятьдесят футов. Дэмиен заслонил глаза от солнца рукой и крикнул в ответ:

— Мы странники, и пришли, чтобы почтить Камень Королей.

— Прими обет, странник, и проходи с миром.

Раздался скрежет цепей, и опускная решетка поднялась. Они пустили своих лошадей по возвышению к воротам через огромную тяжелую железную решетку, окруженную четырьмя высокими каменными башнями как в Картасе.

Внутри они спешились и встретили старца, чей белый плащ был приколот к плечу золотой брошью. После того как они, согласно церемонии, вручили ему золото в качестве дани, старец дал им надеть друг другу на шеи белые ленты. Дэмиену пришлось слегка наклониться для этого.

— Это место мира. Здесь не ведутся битвы, здесь не достают мечи. Тот, кто нарушит мир Твердыни Королей, столкнется с правосудием Короля. Вы принимаете обет? — спросил старец.

— Принимаю, — поклялся Дэмиен. Старец повернулся к Лорену, который тоже принес клятву:

— Принимаю.

И они вошли внутрь.

Летняя безмятежность, царившая внутри стен, стала для Дэмиена неожиданностью: крошечные цветы, растущие на покрытых густой травой склонах, ведущих к древнему залу, и массивные обломки каменных глыб — последних следов давно ушедших строений. Дэмиен был здесь только во время церемоний, когда наместники со своими свитами заполоняли склоны, и его отец величественно стоял в зале.

Он был еще младенцем, когда впервые оказался здесь и был представлен наместникам, тогда отец держал его на руках.

Дэмиен слышал эту историю много раз: Король поднимает его на руках, и народ радуется появлению наследника после долгих лет, когда казалось, что Королева не сможет выносить ребенка, потому что все беременности заканчивались выкидышами.

В этих историях никто не упоминал девятилетнего Кастора, стоявшего в стороне и наблюдавшего за церемонией, посвященной младенцу, которому даровалось все, что было обещано ему.

Должно быть, Кастор короновался здесь. Он созвал знать, как это делал Теомедис, и был коронован по древней традиции — окруженный наместниками и безразличными лицами стражи Твердыни Королей.

Теперь стража стояла у них по бокам. Это был постоянный независимый гарнизон, в который входили солдаты, выбранные из каждой провинции со скрупулезной беспристрастностью, чтобы отслужить срок в два года. Они жили в наружных пристройках, в которых располагались казармы и гимнастический зал, где они спали и тренировались с безукоризненной дисциплинированностью.

Для солдата было величайшей честью поучаствовать в играх, которые проводились каждый год, и оказаться выбранным из лучших, чтобы служить здесь и поддерживать строгие законы Твердыни.

Дэмиен сказал:

— Никандрос служил здесь два года.

В пятнадцать лет он был так горд за достижения Никандроса; он обнял Никандроса и ощутил, что это значит — его самый близкий друг покидал его, чтобы служить бок о бок с лучшими воинами Акиэлоса. Вероятно, под этими словами в его голосе прозвучало что-то еще, что-то неосознанное.

— Ты завидовал.

— Мой отец сказал, что я должен учиться вести за собой, а не следовать.

— Он был прав, — сказал Лорен. — Ты король на твердыне королей.

Они прошли через ворота и начали подниматься по ступеням, ведущим по склону холма к мраморным колоннам, обозначавшим вход в зал. На каждой площадке на карауле стояли стражники в белых накидках.

Сотни королев и королей Акиэлоса были коронованы здесь, и процессии проходили тем же путем, каким теперь шли они: вверх по мраморным ступеням, которые тянулись от ворот и до самого входа в зал; сами ступени были стерты множеством поднимавшихся по ним ног.

Дэмиен ощутил торжественность этого места и его тихое величие. Он сказал:

— Первый Король Акиэлоса был коронован здесь и все последующие королевы и короли.

Они снова миновали стражников, когда прошли между колонн в длинный зал из белого мрамора. Мраморную галерею украшали резные фрески, и Лорен остановился перед одной из них, изображавшей женщину верхом на лошади.

— Это Кидиппа, она была Королевой до Эандроса. Она унаследовала престол от Короля Треуса и предотвратила гражданскую войну.

— А это?

— Это Тэсос. Он построил дворец в Айосе.

— Он похож на тебя, — очертания фигуры Тэсоса были вырезаны так, что он сжимал кусок каменной кладки над головой. Лорен потрогал его бицепс, затем потрогал бицепс Дэмиена. Дэмиен тихо выдохнул.

Был какой-то запретный трепет в том, чтобы идти здесь с Лореном — он привел Виирийского принца в сердце Акиэлоса. Его отец преградил бы Лорену путь сюда, не позволил бы подняться стройной фигуре, несравнимо маленькой в масштабе зала.

— Это Нектон, который нарушил закон Твердыни.

Нектон вытащил меч, чтобы защитить своего брата, Короля Тимона. Он был изображен на коленях с лезвием топора у своей шеи. Король Тимон был вынужден приговорить своего брата к смерти за то, что он сделал — настолько строги были древние законы Твердыни Королей.

— Это Тимон, его брат.

Они прошли их всех по порядку: Эрадна, Королева Шести, первая после Агатона управляла шестью провинциями и руководила шестью наместниками; Королева Агара, которая присоединила Истиму к королевству; Король Эандрос, который потерял Дельфу. Дэмиен ощутил мощь этих королей и королев как никогда не ощущал раньше — находясь здесь перед ними не как король, но как простой человек.

Дэмиен остановился перед одной из самых древних резных фресок, на которой единственное имя было грубо выбито в камне.

— Это Агатон, — сказал Дэмиен, — первый Король Акиэлоса. Родословная моего отца идет от Короля Эандроса, но по линии матери моя родословная идет от Агатона.

— У него крошится нос, — заметил Лорен.

— Он объединил королевство. — У моего отца были те же мечты. Дэмиен добавил: — Все, что я имею, перейдет ко мне от него.

Они дошли до конца галереи.

Стражники охраняли все необъятное пространство зала и внутреннюю комнату — единственное место в Акиэлосе, где принц мог преклонить колени и подняться королем.

— Так же, как все перейдет моему сыну, — сказал Дэмиен.

Они вошли и увидели фигуру, ожидающую их, облаченную в красное, и удобно устроившуюся на внушительном, вырезанном из дерева троне.

— Не совсем, — сказал Регент.

* * *

Каждый нерв натянулся перед опасностью. В мыслях Дэмиена метались слова — засада, обман; его глаза осматривали входы в поисках людей, в поисках толпы солдат, окружающей их. Но звон металла и топот ног так и не раздался. Только его сердце колотилось в тишине, и вокруг них с безразличными лицами стояли стражи Твердыни, и Регент поднялся с трона и направился к ним.

Дэмиен заставил себя отпустить рукоять меча, которую инстинктивно сжал. Неисполнимое желание приставить острие к глотке Регента стучало в нем, словно колотящийся призыв к действию, на который он не должен обращать внимания. Правила Твердыни Королей были священны и нерушимы. Он не мог вытащить здесь меч и остаться в живых.

Регент остановился и ждал их, словно Король рядом Камнем Королей; власть текла в его жилах, он был одет в темно-красное, и королевская мантия лежала на плечах. Масштаб зала подходил ему, его силе повелевать, которой он обладал, когда встретился взглядом с Лореном.

— Лорен, — мягко сказал Регент, — ты доставил мне массу проблем.

Легкий трепет пульса на шее Лорена выдавал его, несмотря на спокойный внешний вид. Дэмиен чувствовал реакцию, которую он скрывал, чувствовал, как Лорен контролирует свое дыхание.

— Неужели? — сказал Лорен. — Ах, да, верно. Тебе пришлось заменить своего постельного мальчишку. Не вини меня слишком сильно. В любом случае, в этом году он стал бы слишком взрослым для тебя.

Регент несколько мгновений медленно изучал Лорена взглядом; рассмотрев его, он сказал:

— Эти дерзкие остроты никогда не шли тебе. Твое ребяческое поведение так непривлекательно выглядит на мужчине. — Его голос был спокойным, задумчивым, возможно, немного разочарованным. — Знаешь, ведь Никаис действительно думал, что ты поможешь ему. Он не знал твоей сущности, не знал, что ты бросишь его на измену и на смерть из-за своей мелочной злобы. Или былаеще причина, по которой ты убил его?

— Твою купленную шлюшку? Не думаю, что кто-нибудь будет скучать по нему.

Дэмиену пришлось заставить себя не отшатнуться. Он забыл о бескровной жестокости разговоров дяди с племянником.

— Ему нашлась замена, — сказал Регент.

— Я так и думал. Ведь ты отрубил ему голову, а из-за этого становится немного сложнее сосать твой член.

Через мгновение Регент задумчиво обратился к Дэмиену:

— Полагаю, что все дешевые удовольствия, которые ты получаешь с ним в постели, заставили тебя закрыть глаза на его сущность. В конце концов, ты Акиэлоссец. Должно быть, очень приятно получить Принца Виира под себя. Он неприятный, но едва ли ты обращаешь на это внимание, когда хочешь совокупляться.

Дэмиен ответил очень спокойно:

— Ты один. Ты не можешь использовать оружие. У тебя нет людей. Ты мог застать нас врасплох, но это ничего тебе не принесет. Твои слова ничего не значат.

— Врасплох? А ты занятно наивен, — ответил Регент. — Лорен ждал меня. Он здесь, чтобы сдаться мне в обмен на ребенка.

— Лорен здесь не за тем, чтобы сдаться, — сказал Дэмиен, и в секундную тишину, повисшую после его слов, он повернулся и увидел лицо Лорена.

Лорен побледнел, его плечи сковало напряжение, и это было молчание принятия сделки, заключенной между ним и его дядей уже давно. Сдайтесь, и все, что принадлежит Вам, будет Вам возвращено.

И внезапно появилось что-то ужасающее в Твердыне Королей, в безразличных, одетых в белые плащи стражах, стоящих на карауле, в огромных белых камнях. Дэмиен сказал:

— Нет.

— Мой племянник предсказуем, — сказал Регент. — Он освободил Йокасту, потому что знает, что я никогда бы не стал менять тактическое преимущество на шлюху. И поэтому он пришел сюда, чтобы сдаться в обмен на ребенка. Его даже не волнует, чей это ребенок. Он просто знает, что ребенок в опасности, и что ты никогда не станешь сражаться со мной, пока он в моих руках. И так он нашел способ убедиться, что в итоге ты выиграешь: сдаться самому в обмен на жизнь твоего ребенка.

Молчание Лорена говорило само за себя. Он не смотрел на Дэмиена. Он просто стоял, неглубоко дыша, его тело было напряженным и неподвижным, словно он подготавливал себя.

Регент сказал:

— Но тот обмен меня не интересует, племянник.

В последовавшей тишине выражение лица Лорена изменилось. Дэмиен едва успел заметить, как Лорен развернулся к нему лицом и сказал натянутым голосом:

— Это ловушка. Ты не должен его слушать. Нам надо уходить.

Регент развел руки в стороны.

— Но я здесь один.

— Дэмиен, уйди, — сказал Лорен.

— Нет, — сказал Дэмиен, — он один.

— Дэмиен, — повторил Лорен.

— Нет.

Дэмиен заставил себя полностью рассмотреть Регента: его коротко остриженную бороду, темные волосы и голубые глаза, которые были его единственным физическим сходством с Лореном.

— Сюда он пришел заключать сделку именно со мной, — сказал Дэмиен.

Твердыня Королей с ее строгими законами, запрещающими насилие, была единственным местом, где двое врагов могли встретиться и прийти к сделке. Было что-то подходящее в том, чтобы столкнуться с Регентом здесь, в этом церемониальном месте, устроенном для противников.

Дэмиен сказал:

— Назови свои условия за ребенка.

— О, нет, — сказал Регент. — Ребенок больше не участвует в сделке. Мне жаль, если ты думал сделать широкий жест. Но я предпочитаю держать ребенка при себе. Нет, я здесь за своим племянником. Он предстанет перед судом Совета. Затем он умрет за свои преступления. Мне не нужно договариваться или отдавать ребенка. Лорен встанет на колени и будет умолять меня взять его. Не так ли, Лорен?

Лорен сказал:

— Дэмиен, я сказал тебе уйти.

— Лорен никогда не встанет перед тобой на колени, — сказал Дэмиен. Он заслонил собой Лорена от Регента.

— Думаешь? — спросил Регент.

— Дэмиен, — сказал Лорен.

— Он хочет, чтобы ты ушел, — сказал Регент. — Тебе не любопытно, почему?

— Дэмиен, — повторил Лорен.

— Он уже опускался передо мной на колени.

Регент произнес это спокойным само собой разумеющимся тоном, и сперва Дэмиен не понял. Это был просто набор слов. Даже когда Дэмиен повернулся и увидел густой румянец пятнами покрывающий щеки Лорена. И только тогда значение этих слов начало выгонять из его головы все остальные мысли.

— Вероятно, мне следовало отстранить его, но кто же устоит, когда мальчик с таким личиком просит тебя остаться с ним? Он был так одинок, когда умер его брат. «Дядя, не бросай меня одного…»

Ярость; она дала ясность и простоту, выжгла все прочие мысли. Ужасное выражение лица Лорена, движение стражей в белых плащах на первый скрежет стали — все это было неважными мелькающими изображениями. Дэмиен достал свой меч и собирался вонзить его в незащищенное тело Регента.

На его пути встал страж. Еще один. Звон доставаемого из ножен меча породил каскад действий. Стражи в белых плащах наводняли зал, выкрикивая приказы: «Остановить его!» Они встали на пути Дэмиена. Он уберет их. Хруст костей, крик боли — а это были лучшие бойцы Акиэлоса, отобранные вручную. Это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме убийства Регента.

От удара, пришедшегося по голове, у него на мгновение потемнело в глазах. Он пошатнулся, затем вернул себе устойчивое положение. Еще один удар. Его окружили и удерживали восемь человек, выкрикивая приказы о подкреплении. Он выворачивался из их хватки и, когда не смог вырваться, то двинулся вперед, таща их за собой, используя всю силу своего тела, словно пробирался через зыбучие пески или глубокую воду.

Он сделал четыре шага, прежде чем еще один удар обрушился на него. Он рухнул на колени на мраморный пол. Его руки заломили за спину, он почувствовал холодное тяжелое железо, и до того как он успел понять, что происходит, его запястья и лодыжки оказались в цепях. Он был полностью обездвижен.

Тяжело дыша, стоя на коленях, Дэмиен начал приходить в себя. Его окровавленный меч валялся на каменном полу в пяти футах от него, куда его выбили у него из рук. Зал был заполнен белыми плащами, но не все из них стояли. Один из стражей прижимал руку к животу, где по белой ливрее расползалось красное пятно. Вокруг Дэмиена лежало еще шестеро, трое из которых не двигались. Регент продолжал стоять в нескольких футах от него.

В тишине зала, нарушаемой лишь тяжелым дыханием, один из стоящих на коленях стражей поднялся и заговорил:

— Ты достал меч в Твердыне Королей.

Взгляд Дэмиена был прикован к Регенту. Ничто не имело значения, кроме обещания.

— Я убью тебя.

— Ты нарушил мир в этом зале.

Дэмиен не обращал внимания:

— Ты подписал себе смертный приговор, когда прикоснулся к нему.

— Законы Твердыни Королей священны и нерушимы.

Дэмиен сказал:

— Я стану последним, кого ты увидишь в своей жизни. Ты умрешь с моим мечом в своей груди.

— Твоя жизнь отдается Королю, — объявил страж.

Дэмиен услышал эти слова. С его губ сорвалась глухая и резкая усмешка.

— Королю? — спросил он с полным презрением в голосе. — Какому Королю?

Лорен смотрел на него широко распахнутыми глазами. В отличие от Дэмиена, потребовался всего один из стражей Твердыни, чтобы удержать Лорена — его руки были заломлены за спину, дыхание сбилось.

— На самом деле, здесь только один Король, — сказал Регент.

И смысл этих слов начал медленно проясняться для Дэмиена.

Он взглянул на разорение Твердыни Королей: на испачканный пятнами крови пол, на столпившихся в беспорядке стражей — разрушенный священный мир этого места.

— Нет, — сказал Дэмиен. — Вы слышали, что он сделал. — Слова грубо вырвались из него: — Вы все слышали его, вы собираетесь позволить ему сделать это?

Страж, который поднялся с колен, не обратил на него внимания и подошел к Регенту. Дэмиен снова начал сопротивляться и почувствовал, как удерживающие его солдаты заломили его руки настолько сильно, что почти вывихнули.

Страж склонил голову перед Регентом и сказал:

— Ты Король Виира, не Акиэлоса, но нападение было совершено на тебя, а суд короля священен в Твердыне Королей. Скажи свой приговор.

— Убейте его, — сказал Регент.

Он произнес это с равнодушной властностью в голосе. Дэмиена прижали лбом к холодному каменному полу, раздался скрежет металла, когда его меч был поднят с мрамора. Страж в белом плаще выступил вперед, сжимая его в двуручной хватке палача.

— Нет, — сказал Лорен. Он обращался к своему дяде ровным, безжизненным голосом, который Дэмиен никогда не слышал от него раньше. — Остановись. Тебе нужен я.

И Дэмиен произнес:

— Лорен, — и пришло последнее, ужасающее осознание, когда Лорен сказал:

— Тебе нужен я, не он.

Голос Регента звучал снисходительно:

— Ты мне не нужен, Лорен. Ты помеха. Небольшое неудобство, которое я уберу со своего пути без долгих раздумий.

— Лорен, — повторил Дэмиен, пытаясь остановить происходящее, стоя на коленях закованным в цепи.

— Я отправлюсь с тобой в Айос, — сказал Лорен, тем же отреченным голосом. — Я предстану перед судом, который ты хочешь. Просто позволь ему… — Он не смотрел на Дэмиена. — Позволь ему жить. Позволь ему уйти отсюда целым и невредимым. Возьми меня.

Страж, сжимавший меч, остановился, глядя на Регента в ожидании приказа. Глаза Регента внимательно изучали Лорена.

— Умоляй, — сказал Регент.

Лорена удерживал солдат, заломив его руки за спину, белый хлопковый хитон сбился. Солдат отпустил его и толкнул вперед в повисшую тишину. Лорен почти не пошатнулся, и затем начал медленно делать шаг за шагом. Лорен собирается встать на колени и умолять. Как человек, идущий к краю пропасти, Лорен подошел и встал перед своим дядей. Медленно, он опустился на колени.

— Прошу, — сказал Лорен. — Прошу, дядя. Бросать тебе вызов было ошибкой. Я заслужил наказание. Прошу.

Во всем происходящем был неестественный ужас. Никто не пытался остановить эту пародию на справедливость. Регент посмотрел на Лорена, как мог бы посмотреть отец, принимающий задержавшийся сыновий долг.

— Такой обмен устроит тебя, Повелитель? — спросил страж.

— Я считаю, что да, — сказал Регент и через мгновение добавил: — Видишь, Лорен. Я разумный человек. Когда ты искренне каешься, я милостив.

— Да, дядя. Спасибо, дядя.

Страж кивнул.

— Обмен на жизнь не противоречит нашим законам. Твой племянник ответит перед судом в Айосе. Второго отпустят утром. Да исполнится воля Короля.

Остальные стражи эхом повторили слова:

— Да исполнится воля Короля.

Дэмиен выкрикнул:

— Нет! — Он снова начал сопротивляться.

Лорен не смотрел на Дэмиена. Он смотрел прямо перед собой, его голубые глаза казались чуть остекленевшими. Под тонкой тканью хитона его грудь поднималась и опускалась от неглубокого дыхания, тело было напряжено в попытке контроля.

— Пойдем, племянник, — сказал Регент.

Они пошли.

Глава 17

Они держали Дэмиена до рассвета, а потом отвезли его обратно в лагерь, заново связав ему руки. На протяжении всего пути он периодически сопротивлялся сквозь пелену измождения.

Добравшись до лагеря, они столкнули Дэмиена на землю, так что он встал на колени, пока его руки оставались связанными за спиной. Йорд выступил вперед с обнаженным мечом, но Никандрос удержал его, широко раскрытыми глазами, полными страха и уважения, глядя на белые плащи Твердыни Королей. Затем Никандрос подошел к Дэмиену. Дэмиен поднялся на ноги и почувствовал, как Никандрос развернул его и перерезал веревки на запястьях своим кинжалом.

— Где Принц?

— Он с Регентом, — единственное, что сказал Дэмиен, и мгновение он не мог произнести ни слова больше.

Дэмиен был солдатом. Он знал жестокость поля боя, видел, какие вещи могут творить люди с теми, кто слабее их самих, и, тем не менее, никогда не думал…

…голова Никаиса, вытащенная из пропитавшегося кровью мешка, похолодевшее тело Аймерика, распластанное на столе рядом с запиской, и…

Картинки были очень яркими. Дэмиен осознал, что Никандрос говорит с ним.

— Я знаю, что у тебя были к нему чувства. Если собираешься страдать, делай это быстро. Нам нужно идти. И так уже будут посланы люди, чтобы разыскать нас.

Сквозь пелену тумана Дэмиен услышал голос Йорда:

— Ты оставил его? Ты спас собственную жизнь и оставил его с дядей?

Дэмиен поднял взгляд и увидел, что все вышли из повозок, чтобы посмотреть. Он был окружен небольшой группой лиц. Йорд встал перед ним. Никандрос стоял позади Дэмиена и все еще держал свою руку на его плече, так и не убрав ее после того, как перерезал веревки. Дэмиен увидел Гийона, стоявшего в нескольких шагах, и Луаз. Паскаля.

Йорд сказал:

— Ты трус, ты оставил его на…

Слова резко оборвались, когда Никандрос схватил его и ударил спиной о бок повозки.

— Ты не смеешь так говорить с нашим Королем.

— Оставь его, — слова тяжело сорвались с губ Дэмиена. — Оставь его. Он верен. Ты бы отреагировал так же, если бы Лорен вернулся один.

Дэмиен осознал, что вмешался физически, оттаскивая Никандроса на два шага назад и вставая между ними.

Освобожденный от хватки Никандроса, Йорд переводил дыхание.

— Он бы не вернулся один. Если ты так думаешь, то ты его не знаешь.

Дэмиен почувствовал поддерживающую руку Никандроса на своем плече, хотя Никандрос обращался к Йорду:

— Перестань, разве ты не видишь, что он…

— Что с ним будет? — требовательно спросил Йорд.

— Его убьют, — ответил Дэмиен. — Будет суд. Его объявят предателем. Его имя смешают с грязью. Когда все это закончится, они его убьют.

Это была правда без прикрас. Это произойдет здесь, на публике. В Айосе отрубленные головы выставлялись на деревянных пиках вдоль пути предателя.

Никандрос заговорил:

— Нам нельзя здесь оставаться, Дамианис. Нам нужно…

— Нет, — перебил Дэмиен.

Он прижал ладонь ко лбу. Его мысли беспомощно путались. Он вспомнил, как Лорен однажды сказал: «Я не могу думать.»

Что бы сделал Лорен? Он знал, что бы сделал Лорен. Глупый, безумный Лорен пожертвовал собой. Он использовал последний способ воздействия, которым обладал: свою жизнь. Но для Регента жизнь Дэмиена не представляла никакой ценности.

Он ощутил границы собственной сущности, и это очень быстро переросло в ярость и необходимость — загнанную в тупик обстоятельствами — стать причиной смерти Регента. Все, чего он хотел — это взять свой меч и прорубить себе путь в Айос. Его тело казалось отяжелевшим и неповоротливым, пульсирующим одной единственной мыслью, пытающейся вырваться наружу. Дэмиен зажмурил глаза.

— Он думает, что он один, — сказал Дэмиен.

С подступившей тошнотой он сказал себе, что это не будет быстро. Суд потребует времени. Регент растянет представление. Регенту нравились публичные унижения вкупе с личными нападками, когда его реальность подкреплялась всеми его сторонниками. Смерть Лорена, одобренная Советом, восстановит прежние личные порядки Регента, и все встанет на свои места.

Это не будет быстро. Еще есть время. Должно быть время. Если бы он только мог подумать. Он чувствовал себя как человек, стоящий снаружи высоких ворот города и не имеющий возможности попасть внутрь.

— Дамианис. Послушай меня. Если его отвели во дворец, то он пропал. Ты не сможешь пробиться туда в одиночку. Даже если сможешь попасть за стены, ты никогда уже не выйдешь оттуда. Каждый солдат в Айосе предан либо Кастору, либо Регенту.

Смысл слов Никандроса болезненно и тяжело открылся ему, как может открыться лишь правда.

— Ты прав, я не смогу пробиться туда.

С самого начала Дэмиен был инструментом, оружием, которое должно было использоваться против Лорена. Регент использовал его, чтобы причинять боль, нарушать, подрывать контроль Лорена; и в итоге уничтожить его.

— Я знаю, что я должен делать.

* * *

Он приехал прохладным утром в одиночку. Оставив свою лошадь, Дэмиен прошел оставшийся путь пешком, сперва выбирая козьи тропинки, а затем аллеи с абрикосовыми и миндальными деревьями и рассеянные тени олив. Вскоре тропки стали уходить вверх, и Дэмиен начал карабкаться по низкому известняковому холму, по первым склонам, которые вели его вверх к белым утесам и городу.

Айос; белый город, построенный на высоких известняковых утесах, обломки которых обрушивались в море. Все было настолько знакомо ему, что начинала кружиться голова. На горизонте водная гладь была чисто голубой, всего на несколько оттенков темнее пронзительной голубизны неба. Дэмиен скучал по океану. Вид пенящихся вокруг скал волн и внезапное резкое призрачное ощущение их брызг на своей коже, больше чем все остальное дало ему почувствовать себя дома.

У внешних ворот он ждал сражения с предупрежденными и настороженными солдатами, высматривающими его. Но, вероятно, они высматривали Дамианиса — высокомерного молодого Короля во главе своей армии, а не одинокого путника в старом изношенном плаще, с прикрывающим лицо капюшоном и рукавами, закрывающими руки. Никто его не остановил.

Так Дэмиен прошел внутрь через первую преграду. Он выбрал северную дорогу — одинокий мужчина, петляющий через толпу. И когда он завернул за угол, то увидел дворец так, как видели его все: лишь снаружи. На нем крошечные, как пятнышки, виднелись высокие открытые окна и длинные мраморные балконы, через которые вечером прилетал морской бриз, охлаждая нагревшийся за день камень. С восточной стороны располагался длинный зал с колоннами и просторные верхние покои. С северной стороны находились Королевские покои и сады, обнесенные высокими стенами, с их пологими ступенями, извитыми дорожками и миртовыми деревьями, посаженными для его матери.

Воспоминания нахлынули внезапно: долгие дни тренировок на площадке в опилках; вечера в зале, когда его отец восседал на троне; то, как он сам ходил по этим мраморным галереям с уверенностью и беззаботностью — ненастоящий прошлый он, который проводил вечера в главном зале, смеясь с друзьями, пока рабы обслуживали его по первой прихоти.

Лающий пес перебежал ему дорогу. Женщина со свертком подмышкой натолкнулась на него, а затем закричала на южном диалекте, чтобы он смотрел, куда идет.

Дэмиен продолжал идти. Он прошел дома на окраине с их маленькими окошками в виде прямоугольников и квадратов разных размеров. Он прошел амбары и зернохранилища, где жернов, который скот тянул по кругу, вращался на дробильной платформе. Он прошел сквозь крики дюжины торговцев на площади, где все продавали рыбу, пойманную на рассвете в океане.

Он прошел по пути изменника, над которым роились мухи. Дэмиен осмотрел верхушки пик, но все головы были темноволосыми.

Группа всадников мчалась рысью. Он отступил в сторону, и они проскакали мимо организованным строем красных плащей, не оборачиваясь на него.

В город вел подъем, потому что дворец был построен на вершине, а океан раскинулся позади. Пока он поднимался, Дэмиен осознал, что никогда раньше не делал этого пешком. Когда он добрался до дворцовой площади, ощущение потерянности вновь охватило его, потому что раньше он видел площадь с другой точки: как вид, открывающийся с белого балкона, куда его отец иногда выходил, чтобы, подняв руку, обратиться к толпе.

Теперь он ступил на площадь как гость, зашедший в город через ворота. С этой позиции дворец казался безразличным миражом, а стражники походили на блестящие статуи, чьи пики основаниями упирались в землю.

Взгляд Дэмиена был прикован к ближайшему из солдат, когда он двинулся вперед.

Сначала никто не обращал на него внимания. Он был просто еще одним человеком на многолюдной площади. Но к тому времени как он добрался до первого стражника, на него кинули несколько взглядов. Здесь нечасто подходили так близко к ступеням, ведущим прямо к главным воротам.

Он чувствовал растущее внимание, чувствовал на себе взгляды, чувствовал, что стражники знают о нем, хотя они сохраняли бесстрастные лица. Он поставил ногу в сандалии на первую ступень.

Скрещенные пики преградили ему путь, и мужчины и женщины на площади начали оборачиваться и собираться в полукруг, с любопытством подталкивая друг друга.

— Стоять, — сказал стражник. — Скажи, что тебе нужно, путник.

Дэмиен дождался, пока взгляды всех собравшихся у ворот оказались прикованы к нему, затем он откинул капюшон со своего лица. Он услышал изумленные перешептывания, и, когда он заговорил, его голос показался вспышкой звука; слова были ясными и безошибочными.

— Я Дамианис из Акиэлоса, и я сдаюсь своему брату.

* * *

Солдаты напряглись.

Дамианис. За мгновение до того как они в спешке провели его через ворота, толпа выросла. Дамианис. Имя переходило из уст в уста как искра, перескакивающая из одного костра в другой, с благоговением, страхом, изумлением. Дамианис из Акиэлоса. Стражник справа от него продолжал безучастно на него смотреть, но на лице стражника слева появилось выражение узнавания, и роковым голосом он произнес:

— Это он.

Это он — и искра разгорелась пламенем, охватывая толпу. Это он. Это он. Дамианис. И вдруг это вторили все. Толпа начала толкаться, раздавались радостные восклицания. Женщина упала на колени. Мужчина рванулся вперед. Стражники были близки тому, чтобы оказаться сметенными толпой.

Они грубо втолкнули его внутрь. Публичная сдача Дэмиена достигла своей цели: он выиграл себе привилегию быть проведенным во дворец.

Если это сработает, если он успеет вовремя — сколько может длиться суд? Сколько времени сумеет выиграть Лорен? Суд начнется утром — сколько времени пройдет, прежде чем Совет вынесет свой вердикт, и Лорена отведут на публичную площадь, толкнут на колени, нагнут его голову и опустят на шею меч…?

Дэмиену было нужно, чтобы стражники отвели его в зал, где он встретится с Кастором. Он пожертвовал своей свободой за этот единственный шанс, он поставил на карту все. Он жив. Дамианис жив. Весь город знает, теперь от него не смогут избавиться тихо. Его должны отвести в зал.

На самом же деле, солдаты отвели его в пустые покои в восточном крыле дворца и шепотом обсуждали, что делать. Он сидел под стражей на одной из низких скамей и не кричал от разочарования, пока проходило все больше и больше времени. Это уже отличалось от его надежд; слишком многое могло пойти не так.

Засов на двери открылся, и вошли новые, тяжело вооруженные солдаты. Один был командиром. Второй нес кандалы. Он замер на месте, когда увидел Дэмиена.

— Заковать его, — сказал командир.

Солдат, державший кандалы, не шелохнулся, широко раскрытыми глазами уставившись на Дэмиена.

— Выполняй, — повторил приказ командир.

— Выполняй, солдат, — сказал Дэмиен.

— Да, Повелитель, — ответил солдат и покраснел так, словно сделал что-то неподобающее. А, может, и сделал: такое обращение могло быть расценено как измена.

Или же шагнуть вперед и надеть кандалы на запястья Дэмиена могло быть расценено как измена. Дэмиен сам завел руки за спину, и все равно солдат медлил. Все происходящее было сложным политическим предприятием для солдат. Они нервничали.

В то же мгновение, как руки Дэмиена были закованы, напряжение стало другим. Солдаты прошли точку невозврата. Теперь они думали о Дэмиене как о заключенном и стали вести себя грубее, толкая его из покоев в спину, громко и неистово крича.

Сердце Дэмиена забилось чаще. Было ли этого достаточно? Успел ли он? Солдаты толкнули его за угол, и он увидел протянувшийся коридор. Свершилось — его вели в главный зал.

Возбужденные, изумленные лица расходились по сторонам коридора, когда они проходили мимо. Первым человеком, узнавшим его, был старший слуга, несший вазу, которая разбилась, выскользнув у него из рук. Дамианис. Раб, забывший о приличиях этикета, упал на колени и остановился в мучительной неуверенности, должен ли он касаться лбом пола. Проходивший солдат замер, и в его широко распахнутых глазах читался ужас. Невообразимо, чтобы кто-либо поднял руку на Короля. И, тем не менее, Дамианиса вели в цепях, толкая его в спину древком копья, когда он шел слишком медленно.

Когда его втолкнули на собрание в главном зале, Дэмиен увидел сразу несколько вещей.

Церемония была в разгаре — зал с колоннами заполоняли солдаты. Половину толпы составляли солдаты. Солдаты охраняли вход. Солдаты выстроились у стен. Но это были солдаты Регента. Лишь небольшой почетный Акиэлосский караул стоял возле помоста. Виирийские и Акиэлосские придворные собрались в зале, словно приглашенные на представление.

И на возвышении стоял не один трон, их было два.

Кастор и Регент сидели бок о бок, возвышаясь над залом. Все тело Дэмиена среагировало на неправильность происходящего — Регент восседает на троне его отца. С ощущением подступающей тошноты, он заметил мальчика лет одиннадцати, сидящего на стуле рядом с Регентом. Взгляд Дэмиена был прикован к бородатому лицу Регента, его широким плечам, укрытым красным бархатом, и рукам, украшенным многочисленными кольцами.

Это было странно — Дэмиен так долго ждал, чтобы встретиться с Кастором, но теперь он казался каким-то посторонним. Регент был единственным захватчиком, единственной угрозой.

Кастор выглядел довольным. Он не видел опасности. Он не понимал, во что втянул Акиэлос. Солдаты Регента заполоняли зал. Весь Виирийский Совет был здесь, выстроившийся у возвышения, словно Акиэлос уже принадлежал им. Частью разума Дэмиен отметил все это, пока остальная часть продолжала искать, продолжала высматривать лица…

И тогда, как только толпа слегка расступилась, он увидел то, что искал: первый проблеск золотоволосой головы.

Жив, жив, Лорен жив. Сердце Дэмиена радостно забилось, и на мгновение он просто стоял и упивался видом, испытывая головокружительное облегчение.

Лорен стоял в одиночестве в круге освобожденного пространства слева от возвышения, по бокам его охраняли солдаты. Он все еще был одет в короткий Акиэлосский хитон, который был на нем в Твердыне Королей, но сейчас он выглядел грязным и изорванным. Слишком открытый и выдающий свою изношенность, он был унизительной одеждой для Лорена во время ответа перед Советом. Как и у Дэмиена, его руки были закованы за спиной.

Внезапно стало очевидно, что это представление и было судом Лорена, что он длился уже немало часов, и что теперь Лорен стоял с выпрямленной спиной только благодаря своей воле. Сами по себе долгие часы, проведенные стоя в цепях, наносили тяжелый ущерб и острую боль мышечного утомления, помимо грубого обхождения солдат и самого допроса: вопросов Регента и ровных, обдуманных ответов Лорена.

Но он не принимал во внимание цепи и одежду, его поза как всегда оставалась холодной и неприкосновенной. Выражение его лица было непроницаемым, но если знать его, то на нем можно было прочесть лишь смелость, которую Лорен сохранял, несмотря на то, что был один, был уставшим, вокруг не было ни одного друга, и он знал, что все близится к концу.

И тогда Дэмиена подтолкнули в зал острием меча, и Лорен повернулся и увидел его.

По нескрываемому выражению ужасающего узнавания, написанному на лице Лорена, было понятно, что он не ждал Дэмиена — что он не ждал вообще никого. На помосте Кастор подал Регенту короткий жест, словно говоря: «Видишь? Я привел его для тебя.» Казалось, весь зал покачнулся от подобного нарушения порядков.

— Нет, — сказал Лорен, переводя взгляд на своего дядю. — Ты обещал. — Дэмиен видел, как Лорен овладел собой, подавляя дальнейшую реакцию.

— Что я обещал, племянник?

Регент спокойно восседал на своем троне. Следующие его слова были обращены к Совету.

— Это Дамианис из Акиэлоса. Он был пойман у ворот сегодняшним утром. Этот человек ответственен за смерть Короля Теомедиса и за суд над моим племянником. Он его любовник.

Дэмиен увидел лица стоящих рядом Советников: старшего, преданного Герода; колеблющегося Одина, разумного Шелота и нахмурившегося Йурре. Там был и солдат, который вошел в покои Лорена после покушения на убийство в Арле. Там был и командир из армии Лорда Туара. Там был и мужчина в одежде Васкийских кланов. Они были свидетелями, все они.

Дэмиен был приведен сюда не для того, чтобы встретиться с Кастором или ответить за смерть их отца. Он был приведен сюда в качестве последнего доказательства на суде Лорена.

— Мы все слышали свидетельства измены Принца, — обратился Регент к новому Советнику, Мате. — Мы все слышали, как он подстроил улики в Арле, чтобы развязать войну с Акиэлосом, и как он отправил клановых кочевников перерезать невинных жителей на границе.

Мате жестом подозвал Дэмиена.

— Теперь мы видим подтверждение всех этих заявлений. Дамианис, принц-убийца, сейчас здесь, опровергая все, что до этого говорил Принц и доказывая раз и навсегда, что они заодно. Наш Принц лжет в порочных объятиях убийцы собственного брата.

Дэмиена толкнули вперед в зал, и каждая пара глаз была прикована к нему. Внезапно он стал экспонатом, тем доказательством, которое никто из присутствующих себе не представлял: Дамианис из Акиэлоса, плененный и закованный в цепи.

Казалось, Регент ищет понимание:

— Даже несмотря на все, что мы слышали сегодня, я не могу заставить себя поверить, что Лорен позволил рукам, убившим его брата, касаться себя. Что он лежал в Акиэлосской постели и позволил убийце брать свое тело.

Произнося это, Регент встал и начал спускаться с возвышения. Словно обеспокоенный дядя, ищущий ответов на вопросы, он остановился перед Лореном. Дэмиен заметил, как один или два Советника отреагировали на такую близость, опасаясь за безопасность Регента, хотя именно Лорен был обездвижен хваткой солдата, и его запястья были закованы в цепи за спиной.

В нежном жесте Регент протянул руку и пальцами отвел золотую прядку волос с лица Лорена, заглядывая ему в глаза.

— Племянник. Дамианиса удерживают. Ты можешь говорить открыто. Тебе не причинят вреда, — Лорен вытерпел медленное заботливое прикосновение, и Регент продолжил: — Есть ли какое-то объяснение? Может быть, ты не хотел этого? Может быть, он тебя заставил?

Глаза Лорена встретились с глазами его дяди. Грудь Лорена часто поднималась и опускалась под тонкой тканью хитона.

— Он не заставлял меня, — сказал Лорен. — Я лег с ним, потому что хотел этого.

Зал взорвался обсуждением. Дэмиен почувствовал, что за целый день вопросов это было первое признание.

— Ты не должен лгать за него, Лорен, — сказал Регент. — Ты можешь сказать правду.

— Я не лгу. Мы переспали, — ответил Лорен, — по моему решению. Я приказал привести его в мою постель. Дамианис чист от всех обвинений, приведенных против меня. Он терпел мою компанию только по принуждению. Он хороший человек, который никогда не играл бы против своей страны.

— Боюсь, виновен или невиновен Дамианис из Акиэлоса решать Акиэлосу, а не Вииру, — ответил Регент.

Дэмиен понимал, что пытался сделать Лорен, и у него щемило сердце — даже сейчас Лорен пытался защитить его. Дэмиен заговорил, позволяя голосу разноситься по залу:

— И в чем я обвиняюсь? В том, что я спал с Лореном из Виира? — Дэмиен обвел глазами лица Совета. — Я спал с ним. Я считаю его честным и искренним. Он стоит перед вами, обвиняемый напрасно. И если это честный суд, то вы выслушаете меня.

— Это неприемлемо! — сказал Мате. — Мы не станем слушать показания Акиэлосского принца-убийцы..

— Вы выслушаете меня, — сказал Дэмиен. — Вы выслушаете меня, и если после этого вы все еще будете считать его виновным, то я встречу свою судьбу рядом с ним. Или Совет боится правды?

Дэмиен не сводил глаз с Регента, который вновь поднялся на возвышение из четырех пологих ступеней и теперь совершенно невозмутимо сел на трон рядом с Кастором. Он смотрел на Дэмиена в ответ.

Регент сказал:

— Так говори же.

Это было испытанием. Регенту нравилось держать в своих руках любовника Лорена — это было демонстрацией его власти. Дэмиен чувствовал это: Регент хотел, чтобы Дэмиен попался в собственную ловушку, хотел, чтобы его победа над Лореном была абсолютной.

Дэмиен набрал воздуха. Он знал ставки. Он знал, что если не справится, то умрет рядом с Лореном, а Регент будет управлять Акиэлосом и Вииром. Дэмиен потеряет свою жизнь и свое королевство.

Он окинул взглядом зал с колоннами. Это его дом, принадлежащий ему по рождению, его наследство, ценнее которого для него не было ничего. И Лорен дал ему средства, чтобы сохранить свой дом. В Твердыне Королей он мог оставить Лорена встретить свою судьбу и ускакать обратно в Картас вместе со своей армией. Он был непобедим на поле, и даже Регент не смог бы выстоять против него.

Даже сейчас все, что ему надо было сделать — это обвинить Лорена, и тогда он смог бы встретиться с Кастором, имея реальный шанс вернуть свой трон обратно.

Но он задал себе вопрос еще в Рейвенеле, и теперь он знал ответ.

Королевство или это.

— Я встретил Принца в Виире. Тогда я думал как и вы. Я не знал его сердца.

Раздался голос Лорена:

— Нет.

— Я начал медленно узнавать его.

— Дэмиен, не делай этого.

— Я начал узнавать его честность, его прямоту, силу его разума.

— Дэмиен…

Конечно, Лорен хотел, чтобы все шло так, как задумал он. Но сегодня все будет иначе.

— Я был глупцом, ослепленным предубеждениями. Я не понимал, что он сражается в одиночку, что он сражался в одиночку уже очень долгое время. И потом я увидел людей под его началом, дисциплинированных и преданных. Я увидел, как любила его прислуга, потому что он знал об их беспокойствах, заботился об их жизнях. Я видел, как он защищал рабов. И когда я оставил его, отравленного и не имеющего поддержки сторонников после покушения на его жизнь, я видел, как он встал перед своим дядей и защищал мою жизнь, потому что он чувствовал себя обязанным. Он знал, что это может стоить ему жизни. Он знал, что его отправят на границу с тем же намерением убить его там. И все равно он защищал меня. Он делал это, потому что это был долг, потому что по самым личным принципам, с которыми он живет, так было правильно.

Он взглянул на Лорена и теперь понял то, чего не понимал тогда: Лорен знал, кто он, в ту ночь. Лорен знал, кто он, и все равно защищал его из чувства справедливости, которое каким-то образом выжило в нем после того, что с ним случилось.

— Вот какой человек стоит перед вами. Он честнее и прямее любого, кого я когда-либо встречал. Он посвящает себя своим людям и своей стране. И я горд тем, что был его любовником.

Дэмиен произнес это, не сводя глаз с Лорена, чтобы дать ему понять, как много это значит, и на мгновение Лорен просто смотрел на него в ответ своими голубыми, широко раскрытыми глазами.

Вмешался голос Регента:

— Душещипательное заявление — это не свидетельство. Боюсь, что в нем нет ничего, чтобы изменить решение Совета. Ты не предложил доказательств, только обвинения о невероятном заговоре против Лорена, так и не дав намеков, кто же мог стать его создателем.

— Ты создатель, — ответил Дэмиен, поднимая глаза на Регента, — и у меня есть доказательство.

Глава 18

— Я вызываю свидетелем Гийона из Фортейна.

Раздались восклицания: «Это немыслимо!» и «Как смеешь ты обвинять нашего Короля!» Дэмиен произнес свои слова спокойно, обращаясь прямо в бушующую толпу, но его взгляд был прикован к Регенту.

— Очень хорошо, — сказал Регент, откидываясь назад и давая сигнал Совету.

Затем им пришлось ждать, пока бегуны отправились на окраину города, где Дэмиен велел оставаться своим людям.

Советники расселись, так сделал и Регент, и Кастор. Счастливчики. Сидя рядом с Регентом, одиннадцатилетний мальчик с каштановыми волосами барабанил пяточками по ножкам стула, явно скучая. Регент наклонился и прошептал что-то ему на ухо, а затем жестом велел одному из рабов принести поднос с закусками. Это заняло мальчика на время.

Но это не заняло больше никого. Кругом в зале начиналась давка, столпотворение солдат и зрителей — тяжелая движущаяся масса людей. Напряжение от долгого стояния в тяжелых кандалах начинало давать о себе знать в спине и плечах Дэмиена. У Лорена, который стоял так уже несколько часов, все было хуже: боль расходилась по рукам и бедрам до тех пор, пока не начинало казаться, что каждая часть тела горит.

В зал вошел Гийон.

Не только Гийон, но и все остальные члены отряда Дэмиена: жена Гийона Луаз с побледневшим лицом, врач Паскаль, Никандрос со своими людьми, даже Йорд и Лазар. Для Дэмиена имело значение то, что они предпочли остаться с ним, когда он дал им возможность уйти. Их преданность тронула его.

Он знал, что Лорену это не нравилось. Лорен хотел сделать все в одиночку. Но это будет не так.

Гийона подвели к тронам.

— Гийон из Фортейна, — продолжил Мате исполнять свою роль обвинителя, пока зрители вытягивали шеи, морщась, когда колонны закрывали вид. — Мы собрались здесь, чтобы установить виновность или невиновность Лорена из Виира. Он обвиняется в измене. Мы слышали, как он продавал государственные тайны Акиэлосу, как он поддерживал государственные перевороты, как он атаковал и убивал Виирийцев, чтобы способствовать своим планам. У тебя есть показания, которые внесут ясность в эти заявления?

— Есть.

Гийон повернулся к Совету. Он и сам был советником, уважаемым коллегой, посвященным в личные дела Регента. Теперь он говорил четко и недвусмысленно.

— Лорен из Виира виновен в каждом обвинении, приведенном против него, — сказал Гийон.

Потребовалось мгновение, прежде чем смысл слов дошел до Дэмиена, и когда он дошел, то Дэмиену показалось, что земля уходит у него из-под ног.

— Нет, — выдохнул он, когда зал взорвался обсуждением второй раз за сегодня.

Гийон повысил голос:

— Я был его пленником несколько месяцев. Я видел тот разврат, в который он погрузился, как он брал Акиэлоссца в постель каждую ночь, как он лежал в порочных объятиях убийцы собственного брата, удовлетворяя свои желания за счет бед нашей страны.

— Ты поклялся сказать правду, — крикнул Дэмиен. Никто не слушал его.

— Он пытался принудить меня солгать за него. Он угрожал убить меня. Он угрожал убить мою жену. Он угрожал убить моих сыновей. Он перерезал собственных людей в Рейвенеле. Будь я все еще членом Совета, я бы сам проголосовал за его виновность.

— Думаю, мы услышали, что хотели, — сказал Мате.

— Нет, — снова выкрикнул Дэмиен, когда конвоир пресек его непроизвольное сопротивление, а сторонники Регента выкрикивали свое согласие. — Скажи им, что ты знаешь о государственном перевороте Регента в Акиэлосе.

Гийон развел руки:

— Регент невинный человек, чье единственное преступление состоит в том, что он доверял блудному племяннику.

Для Совета этого было достаточно. В конце концов, они взвешивали решение целый день. Дэмиен перевел взгляд на Регента, который наблюдал за происходящим со спокойной уверенностью. Он знал. Он знал, что скажет Гийон.

— Он спланировал это, — в отчаянии произнес Дэмиен. — Они действуют в сговоре.

Удар сзади заставил его упасть на колени прямо там, где его удерживали. Гийон спокойно прошел по комнате, чтобы встать на свое место рядом с Советом. Регент встал и спустился с возвышения, чтобы положить руку на плечо Гийона и коротко сказать ему на ухо несколько слов, которых Дэмиен не расслышал.

— Теперь Совет вынесет свой приговор.

Подошел раб, неся золотой скипетр. Герод принял его, держа как посох, уперев концом в пол. И затем второй раб вышел вперед, неся в руках черный квадратный кусок ткани — символ приближающегося смертельного приговора.

Внутри Дэмиена все сжалось. Лорен тоже видел ткань. Он смотрел на нее без содрогания, хотя его лицо было очень бледным. Стоя на коленях, Дэмиен не мог сделать ничего, чтобы остановить это. Он рвался изо всех сил, тяжело дыша, и его прижали к полу. Было ужасное мгновение, когда все, что он мог делать, это беспомощно смотреть на Лорена.

Лорена, закованного в цепи и одинокого, за исключением двух солдат, которые крепко держали его руки, толкнули вперед, чтобы он встал перед Советом. Никто не знает, подумал Дэмиен. Никто не знает, что его дядя сделал с ним. Его взгляд вернулся на Регента, который смотрел на Лорена с печальным разочарованием. Совет стоял рядом с ним.

В этом было что-то символичное — шестеро их, стоящих на одной стороне зала, и Лорен — в своем тонком, испачканном Акиэлосском хитоне, удерживаемый стражей дяди — на другой. Лорен заговорил:

— Никакого последнего напутствия? Никакого доброго дядюшкиного поцелуя?

— Ты был таким многообещающим, Лорен, — сказал Регент. — Я сожалею о том, кем ты стал, больше, чем ты сам.

— Имеешь в виду, что это лежит на твоей совести?

— Мне больно, — ответил Регент, — от того, что ты чувствуешь ко мне такую враждебность даже сейчас. Что ты пытался подорвать мою репутацию своими обвинениями, когда я всегда желал тебе лишь лучшего. — В его голосе звучала печаль. — Тебе не стоило приводить Гийона свидетельствовать против меня.

Лорен встретил взгляд Регента, в одиночку стоя перед Советом.

— Но, дядя, — сказал Лорен, — я привел не Гийона.

— Он привел меня, — сказала жена Гийона Луаз, делая шаг вперед.

Дэмиен повернулся — все повернулись. Луаз была женщиной средних лет с седеющими волосами, которые лежали прямыми прядями после дня и ночи, проведенных в дороге без отдыха. Дэмиен не разговаривал с ней во время поездки. Но он услышал ее теперь, когда она встала перед Советом.

— У меня есть, что сказать. О моем муже и об этом человеке, Регенте, который разрушил мою семью и забрал жизнь моего младшего сына, Аймерика.

— Луаз, что ты делаешь? — спросил Гийон, когда все внимание зала переключилось на Луаз.

Она не обратила на него внимания и продолжила шагать вперед, пока не встала рядом с Дэмиеном, обращаясь к Совету.

— Через год после битвы при Марласе, Регент посетил нашу семью в Фортейне, — сказала Луаз. — И мой муж, будучи амбициозным человеком, пустил его в постель нашего младшего сына.

— Луаз, сейчас же прекрати это.

Но она продолжала:

— Это было справедливое соглашение. Регент мог удовлетворять свои желания в комфортном уединении нашего дома, а мой муж был вознагражден землями и высоким положением при дворе. Он был назначен Послом для Акиэлоса, а также стал посредником между Регентом и вторым заговорщиком, Кастором.

Гийон перевел взгляд с Луаз на Совет и засмеялся, резко и слишком громко.

— Вы не можете верить ничему из этого.

Никто не ответил, повисла неприятная тишина. Взгляд Советника Шелота на мгновение переместился на маленького мальчика, сидящего рядом с Регентом, чьи пальцы были липкими от сахарной пудры после закусок.

— Я знаю, что Аймерик никого незаботит, — сказала Луаз. — Никого не заботит, что он убил себя в Рейвенеле, потому что не мог жить с тем, что совершил. Так позвольте мне сказать вам, из-за чего умер Аймерик — из-за заговора между Регентом и Кастором, решившими убить Короля Теомедиса и захватить его страну.

— Это ложь, — сказал Кастор по-акиэлосски, а затем добавил на Виирийском с сильным акцентом: — Взять ее под стражу.

В следующий напряженный момент солдаты небольшого Акиэлосского почетного караула взялись за рукояти мечей, а Виирийские солдаты двинулись наперерез, преграждая им путь. По выражению лица Кастора становилось понятно, что он впервые осознал, что у него не было контроля над залом.

— Возьмите меня под стражу, но не раньше, чем вы увидите доказательства. — Луаз достала из платья кольцо на цепочке; это было кольцо с печатью, рубином или гранатом, с изображением герба Виира. — Мой муж посредничал в соглашении. Кастор убил собственного отца в обмен на Виирийские отряды, которые вы видите здесь сегодня. Отряды, которые были нужны ему, чтобы захватить Айос.

Гийон быстро развернулся, чтобы посмотреть в лицо Регенту.

— Она не изменник. Она просто в смятении. Она была обманута и научена, что нужно говорить, она была подавлена после смерти Аймерика. Она не знает, что говорит. Ей манипулировали эти люди.

Дэмиен смотрел на Советников. На лицах Герода и Шелота была написана подавленная неприязнь, даже отвращение. Внезапно Дэмиен понял, что неприличная юность любовников Регента всегда была противна этим людям, и мысль о том, что сын советника был использован таким образом, претила им.

Но они были людьми политики, где Регент стоял во главе. Шелот с трудом произнес:

— Даже если то, что ты говоришь — правда, это не освобождает Лорена от его преступлений. Смерть Теомедиса — дело Акиэлоса.

Дэмиен осознал, что он прав. Лорен привел Луаз не для того, чтобы оправдать собственное имя, но чтобы оправдать Дэмиена. Не было таких доказательств, которые оправдали бы Лорена. Регент действовал слишком продуманно. Убийцы из дворца были мертвы. Убийцы с дороги были мертвы. Даже Говарт умер, проклиная мальчиков-питомцев и врачей.

Дэмиен подумал о нем — о Говарте, хранившем что-то против Регента. Это сохраняло Говарту жизнь, давало ему вино и женщин до тех пор, пока не перестало. Дэмиен подумал о кровавой дорожке смертей, которая тянулась до самого дворца. Он вспомнил Никаиса, появившегося в коридоре в ночной рубашке в ночь покушения на Лорена. Никаиса казнили всего несколько месяцев спустя. Сердце Дэмиена заколотилось.

Они были как-то связаны. Внезапно в нем проснулась уверенность: что бы ни знал Говарт, Никаис тоже это знал, и Регент убил его за это. А это значит…

Дэмиен резко поднялся.

— Есть еще один свидетель, — сказал Дэмиен. — Сам он не вышел вперед. Я не знаю почему. Но я знаю, что у него есть на то причины. Он хороший человек. Я знаю, что он бы выступил, если бы его ничего не останавливало. Может быть, он боится мести, направленной на него или на его семью.

Дэмиен обратился в зал.

— Я обращаюсь к нему сейчас. Каковы бы ни были твои причины, у тебя есть долг перед страной. Ты должен понимать это лучше, чем кто-либо. Твой брат погиб, защищая Короля.

Молчание. Зрители в зале переводили взгляды друг на друга, и слова Дэмиена неловко повисли в тишине. Ожидание прошло безответно.

Паскаль шагнул вперед, его лицо казалось морщинистым и бледным.

— Нет, — сказал Паскаль. — Он умер вот из-за этого.

Он достал из складок одежды сверток бумаг, перевязанных бечевкой.

— Это последние слова моего брата, стрелка Лангрена, которые нес солдат по имени Говарт, и которые выкрал питомец Регента Никаис, за что был убит. Это свидетельство мертвеца.

Он развязал бечевку, стоя перед Советом в своем длинном одеянии и несимметричной шляпе.

— Я Паскаль, придворный врач. И у меня есть история о Марласе.

* * *

— Мы с моим братом вместе пришли в столицу, — начал Паскаль. — Он был стрелком, а я — врачом сначала в свите Королевы. Мой брат был амбициозен и быстро поднялся, присоединившись к Гвардейцам Короля. Полагаю, я тоже был амбициозен и скоро заработал положение королевского врача, прислуживая как Королеве, так и Королю. Это были мирные и урожайные годы. Королевство находилось в сохранности, и Королева Генника произвела на свет двух наследников. Тогда, шесть лет назад, когда Королева умерла, мы потеряли наш союз с Кемптом, и Акиэлос счел это за подходящее время для нападения.

Паскаль добрался до той части истории, которую Дэмиен знал, хотя слышать ее, рассказанную голосом Паскаля, ощущалось совсем иначе.

— Дипломатия не помогла. Переговоры провалились. Теомедису нужна была земля, а не мир. Он отослал Виирийских послов, даже не выслушав их. Но мы были уверены в наших фортах. За две сотни лет ни одна армия не смогла взять Виирийский форт. Так, Король привел свою армию на юг, в Марлас, чтобы отбросить Теомедиса от стен форта.

Дэмиен помнил это — сгущение знамен нахлынувших легионов, две армии невероятной силы, и уверенность своего отца даже перед этими непобедимыми фортами. Виирийцам хватит высокомерия, чтобы выйти.

— Я помню своего брата перед сражением. Он нервничал. Был возбужден. Наполнен той уверенностью, какой я не видел в нем раньше. Он говорил о новом будущем для нашей семьи. Лучшем будущем. Только спустя много лет я понял почему.

Паскаль замолчал и через зал посмотрел прямо на Регента, который стоял рядом с Советом, одетый в бархат.

— Теперь Совет вспомнит, как Регент посоветовал Королю выйти из укрытия форта, потому что мы превосходили противника числом, что не было опасности в том, чтобы выехать на открытое поле, и что неожиданное нападение на Акиэлоссцев быстро завершит войну, сохранив много Виирийских жизней.

Дэмиен взглянул на Советников. Они помнили это, он видел по их лицам; как помнил и он сам. Каким трусливым он считал это нападение. Каким низким. В первый раз Дэмиен задался вопросом, что такого случилось в Виирийском тылу, что послужило ему причиной. Он подумал о Короле, убежденном, что это лучший способ защитить свой народ.

— Вместо этого, Виирийцы пали. Я был неподалеку, когда пришла весть о гибели Огюста. В скорби Король снял свой шлем. Он был неосторожен. Думаю, внутри у него не оставалось причин, чтобы быть осторожным. Шальная стрела поразила его в горло. И после смерти Короля и смерти наследника, Регент поднялся на Виирийский престол.

Как и глаза Дэмиена, глаза Паскаля были прикованы к лицам Совета. Они все вспоминали дни после битвы. Как члены Совета, именно они одобрили создание Регентства.

— После всего я искал своего брата, но он пропал без вести, — продолжал Паскаль. — Позже я узнал, что он бежал с поля боя. Он умер несколько дней спустя в поселении в Санпелиере, когда его закололи в перебранке. Жители поселения сказали мне, что с ним был кое-кто, когда он умер. Молодой солдат по имени Говарт.

При упоминании имени Говарта, Гийон резко вскинул голову. Рядом с ним Советники зашевелились.

— Был ли Говарт убийцей моего брата? Я не знал. Ничего не понимая, я наблюдал за тем, как Говарт добрался до власти в столице. Как он так внезапно стал правой рукой Регента? Почему ему давали деньги, влияние, рабов? Разве его не выгнали из рядов Гвардейцев Короля? До меня дошло, что Говарт получил то светлое будущее, о котором говорил мой брат, тогда как сам мой брат лежал мертвым. Но я не понимал почему.

Бумаги в руках Паскаля были старыми, пожелтевшими, даже связывавшая их бечевка была старой. Он неосознанно расправил их.

— До тех пор, пока не прочитал это.

Он снял бечевку и развернул бумаги. Они были исписаны.

— Никаис отдал мне это на хранение. Он украл это у Говарта и был напуган. Я развернул бумаги, совершенно не зная, что я там обнаружу. На самом деле, это было письмо мне, хотя Никаис этого не знал. Это было признание, написанное рукой моего брата.

Паскаль стоял с развернутыми бумагами в руках.

— Вот что использовал Говарт, чтобы шантажом добиваться власти все эти годы. Вот почему мой брат бежал, и почему он лишился жизни. Мой брат был стрелком, убившим Короля, за что Регент обещал ему золото, но принес лишь смерть. Это доказательство, что Король Алерон был убит собственным братом.

На этот раз не было криков, не было шума, просто тишина, во время которой сложенные бумаги были переданы Совету. Когда Герод взял их, Дэмиен вспомнил, что Герод был другом Короля Алерона. Рука Герода дрожала.

И затем Дэмиен взглянул на Лорена.

С лица Лорена стерлись все краски. Было понятно, что Лорен никогда раньше не рассматривал такую мысль. У Лорена было свое слепое пятно, когда дело касалось его дяди. Я не думал, что он действительно попытается убить меня. После всего… даже после всего.

Всегда казалось бессмысленным, что Виирийская армия атаковала на открытом поле, когда их стратегическим преимуществом всегда были форты. В день, когда Виир сражался с Акиэлосом при Марласе, между Регентом и троном стояло три человека, но чего нельзя исправить в хаосе битвы?

Дэмиен подумал о Говарте во дворце, распускавшем руки с одним из Акиэлосских рабов Регента. Представлять собой угрозу для Регента было опасным наркотиком, пьянящим и ужасающим. Шесть лет постоянно оглядываться, ожидая удара меча, не зная, когда и как он будет нанесен, но точно зная, что он придет. Дэмиен задумался, была ли жизнь у Говарта до того, как власть и страх погубили его.

Дэмиен вспомнил, как тяжело дышал его отец, лежа в постели, вспомнил об Орланте, об Аймерике.

Он вспомнил о Никаисе в просторной ночной рубашке в коридоре, когда застал его замешанным в чем-то слишком серьезном для него. И теперь мертвом.

— Вы верите этому? Лжи врача и продажного мальчишки?

Голос Гийона звенел в тишине. Дэмиен посмотрел на Советников, самый старший среди которых поднимал глаза от бумаг.

— В Никаисе было больше благородства, чем в тебе, — сказал Герод. — В итоге, он оказался более преданным Короне, чем весь Совет.

Герод шагнул вперед. Он использовал золотой скипетр как посох, пока шел. Все взгляды были прикованы к нему, когда он прошел через зал, остановившись перед Лореном, которого все еще крепко удерживал один из солдат его дяди.

— Мы были здесь, чтобы хранить престол, и мы подвели тебя, — сказал Герод, — мой Король.

И он опустился на колени с медленной тщательной осторожностью старого человека на мраморный пол Акиэлосского зала.

Видя изумленное лицо Лорена, Дэмиен осознал, что сейчас произошло нечто, чего Лорен себе не представлял. Никто не говорил ему раньше, что он достоин быть Королем. Словно мальчик, которого впервые похвалили, Лорен не знал, что делать. Вдруг он показался совсем юным, его губы безмолвно приоткрылись, щеки покрылись румянцем.

Йурре поднялся. Под взглядами наблюдателей, Йурре отошел от Советников и пересек зал, где упал на одно колено рядом с Геродом. Через мгновение за ним последовал Шелот. Затем Один. И, наконец, как крыса, покидающая корабль, Мате отошел от Регента и поспешил опуститься на одно колено перед Лореном.

— Совет был обманом вовлечен в измену, — спокойно сказал Регент. — Взять их.

Последовала пауза, в которую его приказ должен был бы быть исполнен, но этого не произошло. Регент повернулся. Зал был заполнен солдатами, Гвардейцами Регента, послушными его приказам и призванными сюда чинить его волю. Никто из них не шелохнулся.

В странной тишине один солдат шагнул вперед.

— Ты не мой Король, — сказал он. Сорвав нашивку Регента со своего плеча, он кинул ее к ногам Регента.

Затем он пересек зал, как сделали Советники, и встал рядом с Лореном.

Его движение стало каплей, которая разошлась рябью, а затем волной, когда еще один солдат сорвал нашивку со своего плеча и пересек зал, и еще один, и еще, пока весь зал не наполнился топотом военных сапог и градом падающих на пол эмблем. Как волна, отступающая от скалы, Виирийцы пересекали зал до тех пор, пока Регент не остался один.

И Лорен стоял напротив него с армией за своей спиной.

— Герод, — сказал Регент. — Этот мальчик, который увиливал от своих обязанностей, который никогда не работал, чтобы получить что-либо, никак не подходит для того, чтобы управлять страной.

Герод ответил:

— Он наш Король.

— Он не король. Он всего лишь…

— Ты проиграл. — Спокойные слова Лорена пресекли слова его дяди.

Лорена освободили. Солдаты его дяди отпустили его, снимая кандалы с запястий. Напротив Лорена открыто стоял Регент — мужчина средних лет, привыкший управлять публичными представлениями, одно из которых теперь обернулось против него.

Герод поднял скипетр.

— Теперь Совет скажет свое решение.

Он взял черную ткань у раба, который ее держал, и накрыл ей верхушку скипетра.

— Это абсурд, — сказал Регент.

— Ты совершил преступление государственной измены. Тебя предадут мечу. Ты не будешь похоронен рядом со своим отцом или братом. Твое тело будет вывешено на городских воротах как предупреждение изменникам.

— Вы не можете судить меня, — сказал Регент. — Я Король.

Его крепко удерживали двое солдат. Его руки завели за спину, и кандалы, до этого сдерживающие Лорена, были застегнуты на его запястьях.

— Ты всегда был лишь его Регентом, — сказал Герод. — Ты никогда не был Королем.

— Думаешь, ты можешь бороться со мной? — обратился Регент к Лорену. — Думаешь, ты сможешь управлять Вииром? Ты?

Лорен ответил:

— Я больше не мальчик.

Когда солдаты взяли его, Регент рассмеялся с чуть сбившимся дыханием.

— Ты забыл, — сказал Регент, — что если вы притронетесь ко мне, то я убью ребенка Дамианиса.

— Нет, — сказал Дэмиен. — Не убьешь.

И тогда Дэмиен увидел, что Лорен понимал, что Лорен как-то узнал о клочке бумаги, который Дэмиен нашел еще в лагере сегодня утром в пустой повозке с распахнутой дверью. Который он осторожно нес во время долгого пути до города.

Ребенок никогда не был твоим, но он в безопасности. В другой жизни он стал бы королем.

Я помню, как ты смотрел на меня в тот день, когда мы встретились. Наверное, он тоже был в другой жизни.

Йокаста

— Взять его, — приказал Лорен.

Раздалось лязганье металла, когда весь зал вспыхнул движением: Виирийские солдаты выстроились, чтобы окружить Регента, Акиэлосский почетный караул двинулся, чтобы защитить зал и своего Короля. Регента толкнули на колени. Написанное на его лице выражение неверия превратилось в ярость, затем в ужас, и он сопротивлялся. Солдат приблизился к нему с мечом.

— Что происходит? — раздался детский голос.

Дэмиен обернулся. Одиннадцатилетний мальчик, который сидел рядом с троном Регента, соскочил со своего стула и в смятении уставился на происходящее широко распахнутыми карими глазами.

— Что происходит? Ты сказал, что после мы поедем кататься на лошадях. Я не понимаю. — Он пытался подойти к солдатам, которые удерживали Регента на коленях. — Прекратите, вы делаете ему больно. Вы делаете ему больно. Отпустите его. — Солдат начал оттаскивать мальчика, но тот рвался из его рук.

Лорен посмотрел на ребенка, и в его глазах было написано понимание того, что некоторых вещей уже не исправить. Он сказал:

— Уведите мальчика отсюда.

Это был один чисто нанесенный удар. Лицо Лорена не изменилось. Лорен повернулся к солдатам, когда все было кончено.

— Повесьте его тело на ворота. Поднимите мои флаги на стенах. Пусть весь мой народ знает о моем восхождении на престол. — Он поднял глаза и встретил взгляд Дэмиена через длину зала. — И освободите Короля Акиэлоса.

Акиэлосские солдаты, державшие Дэмиена, не знали, что делать. Один из них отпустил руку Дэмиена, когда подступили Виирийцы, двое других сломались и отпрянули, пытаясь сбежать.

Кастора нигде не было видно. В момент замешательства он воспользовался шансом и сбежал вместе со своим маленьким почетным караулом. В коридорах начнется кровопролитие, когда люди Лорена начнут выходить. Все те, кто поддерживал Кастора, теперь начнут бороться за свои жизни.

Внезапно Дэмиен оказался окружен Виирийскими солдатами, и Лорен был среди них. Виирийский солдат взял его цепи. Железные кандалы упали с Дэмиена, оставляя лишь золотой браслет.

— Ты пришел, — сказал Лорен.

— Ты знал, что я приду, — ответил Дэмиен.

— Если тебе нужна армия, чтобы взять столицу, — сказал Лорен, — кажется, у меня есть одна.

Дэмиен усмехнулся. Они смотрели друг на друга. Лорен сказал:

— В конце концов, я задолжал тебе форт.

— Найди меня после, — сказал Дэмиен.

Потому что оставалась еще одна вещь, которую он должен был сделать.

Глава 19

В коридорах начался хаос.

Дэмиен взял свой меч и пробивался по ним, переходя на бег там, где это было возможно. Люди сражались группами. Слышались выкрикиваемые приказы. Солдаты таранили толстую деревянную дверь. Мужчину грубо взяли за руки и силой опустили на колени, и с легким изумлением Дэмиен узнал в нем одного из державших его солдат — измена за поднятие руки на Короля.

Ему нужно было найти Кастора. У солдат Лорена был приказ быстро захватить наружные ворота, но люди Кастора защищали его отступление, так что если Кастору удастся выбраться из дворца и сформировать свои силы, то это приведет к всеохватывающей войне.

Люди Лорена были не способны остановить Кастора. Они были Виирийскими солдатами в Акиэлосском дворце. Кастор не стал бы уходить через главные ворота. Он сбежит по потайным туннелям. И у Кастора было преимущество во времени.

Так что Дэмиен бежал. Даже в пылу сражения остановить его пытались немногие. Один из солдат Кастора узнал его и закричал, что Дамианис здесь, но не стал сам нападать на Дэмиена. Другой, оказавшись на пути Дэмиена, отступил. Частью разума Дэмиен узнал в этом тот же эффект, который производил Лорен на поле при Хеллэе. Даже люди, сражающиеся за свои жизни, не могли просто переступить через годы служения и в открытую напасть на собственного Принца. Перед ним лежал открытый путь.

Но и перейдя на бег, Дэмиен все равно не успевал. Кастор уйдет, и через несколько часов люди Дэмиена будут прочесывать город, с факелами обыскивая по ночам дома, а Кастор ускользнет, прикрытый сторонниками, и встретится со своей армией — и гражданская война расползется по стране как пламя.

Дэмиену нужно было срезать путь, чтобы перехватить Кастора, и тогда он осознал, что знает тот путь, который Кастор бы не выбрал никогда — даже не подумал бы воспользоваться им, потому что ни один принц не ходил таким путем.

Дэмиен свернул налево. Вместо того чтобы направится к главному входу, он пробежал через смотровую галерею, где рабов выставляли перед их царственными хозяевами. Он свернул в узкие коридоры, по которым его вели той ночью так давно, и где звуки сражения превратились в приглушенные крики и удары, которые становились все тише, чем дальше он бежал.

И отсюда Дэмиен спустился в рабские бани.

Он вошел в просторную мраморную комнату с открытыми бассейнами и изобилием стеклянных бутылочек с маслами; узкий сток для воды на дальнем конце и цепи, свисающие с потолка — все было знакомо. Его тело среагировало: грудь сдавило, и пульс бешено заколотился под кожей. На мгновение он снова оказался закован в те цепи, а Йокаста приближалась к нему по мраморному полу.

Он моргнул, и воспоминание исчезло, но все здесь было знакомо: широкие арки; звуки плещущейся воды, от которой свет отражался на мрамор; цепи, свисающие не только с потолка, но и служащие украшением в каждой комнате; поднимающийся завитками тяжелый пар.

Дэмиен заставил себя шагнуть вперед. Он прошел под одной аркой, затем под еще одной, и затем он оказался там, где ему нужно было оказаться — в комнате из белого мрамора с резными ступенями у дальней стены.

Тогда он остановился, и повисла тишина. Все, что ему оставалось делать — это ждать, когда Кастор появится на вершине ступеней.

Дэмиен стоял, сжимая меч в руке, и старался не чувствовать себя маленьким младшим братом.

Кастор вошел один, с ним не было даже его почетного караула. Когда он увидел Дэмиена, то низко усмехнулся, словно присутствие Дэмиена удовлетворило в нем какое-то ощущение неотвратимости.

Дэмиен посмотрел на очертания своего брата; на прямой нос, на высокие гордые скулы, темные сверкающие глаза, смотрящие на него в ответ. Кастор еще больше походил на их отца теперь, когда начал отращивать бороду.

Дэмиен подумал обо всем, что сделал Кастор — о долгом, медленном отравлении их отца, об убийстве всей домашней прислуги, о жестокости его собственного превращения в раба — и он постарался понять, что эти вещи были сделаны не другим человеком, а именно этим, его братом. Но когда Дэмиен посмотрел на Кастора, все, что он мог вспомнить — это как Кастор учил его держать копье; как он сидел с ним, когда первый пони Дэмиена сломал ногу, и его пришлось убить; как после их первого октона Кастор взъерошил ему волосы и сказал, что он отлично справился.

— Он любил тебя, — сказал Дэмиен, — и ты убил его.

— У тебя было все, — ответил Кастор. — Дамианис. Законнорожденный, любимец. Все что ты сделал — это родился, и все души в тебе не чаяли. Почему ты заслуживал этого больше, чем я? Что общего умелое обращение с мечом имеет с управлением страной?

— Я бы сражался за тебя, — сказал Дэмиен. — Я бы умер за тебя. Я был бы предан — ты был бы рядом со мной. — Он добавил: — Ты был моим братом.

Он заставил себя замолчать, прежде чем произнес слова, которые никогда не позволял себе произносить: Я любил тебя, но трон тебе был нужен больше, чем брат.

— Собираешься убить меня? — спросил Кастор. — Ты ведь знаешь, что я не смогу победить тебя в честном поединке.

Кастор не сдвинулся с верхних ступеней. Он тоже сжимал меч. Лестница без перил тянулась вдоль стены — вырезанная в мраморе и открытая слева.

— Я знаю, — сказал Дэмиен.

— Тогда позволь мне уйти.

— Я не могу этого сделать.

Дэмиен шагнул на первую ступеньку. Для Дэмиена в сражении с Кастором на ступенях не было тактического преимущества, потому что верхнее положение Кастора давало ему выгодную позицию. Но Кастор не собирался отдавать свое единственное преимущество. Дэмиен начал медленно подниматься.

— Я не хотел делать тебя рабом. Когда Регент попросил тебя, я отказался. Это была Йокаста. Она убедила меня послать тебя рабом в Виир.

— Да, — ответил Дэмиен. — Я начинаю понимать, что это сделала она.

Еще один шаг.

— Я твой брат, — Кастор сказал это, когда Дэмиен шагнул на следующую ступень и затем на следующую. — Дэмиен, убивать свою семью — это ужасная вещь.

— Тебя беспокоит то, что ты сделал? Ты задумался над этим?

— Думаешь, это меня не беспокоит? — спросил Кастор. — Думаешь, что я не вспоминаю каждый день о том, что совершил? — Теперь Дэмиен был достаточно близко. Кастор сказал: — Он был и моим отцом тоже. Но об этом все забыли, когда родился ты. Даже он сам. Сделай это. — И Кастор закрыл глаза и бросил меч.

Дэмиен посмотрел на Кастора, на его склоненную голову и закрытые глаза, на руки, не сжимающие оружие.

— Я не могу отпустить тебя, — сказал Дэмиен. — Но я не отниму у тебя жизнь. Думаешь, я смог бы? Мы можем вместе пойти в главный зал. Если там ты поклянешься мне в своей верности, я позволю тебе остаться жить в Айосе под домашним арестом. — Дэмиен опустил меч.

Кастор поднял голову и взглянул на него, и Дэмиен увидел тысячу невысказанных слов в темных глазах брата.

— Спасибо, — сказал Кастор, — брат.

И, вытянув кинжал из-за пояса, вонзил его прямо в незащищенное тело Дэмиена.

Шок предательства поразил Дэмиена на мгновение раньше физической боли, которая заставила его отступить. Но там не было ступеньки. Он рухнул вниз в пустоту и падал, пока не ударился о мраморный пол, и воздух покинул легкие.

Полубессознательно Дэмиен пытался сориентироваться, пытался дышать и не мог, словно получил удар по солнечному сплетению, разве что боль была сильнее и не уменьшалась, вокруг было много крови.

Кастор стоял на вершине ступеней, сжимая окровавленный кинжал в одной руке, и нагнулся, чтобы второй рукой поднять свой меч. Дэмиен видел свой собственный меч, вылетевший у него из руки во время падения. Он лежал в шести шагах от него. Инстинкт самосохранения подсказал Дэмиену, что он должен добраться до него. Дэмиен пытался двинуться, подобраться к нему ближе. Подошва сандалии скользнула по крови.

— У Акиэлоса не может быть двух Королей. — Кастор спускался по ступеням к нему. — Ты должен был оставаться рабом в Виире.

— Дэмиен.

Слева от Дэмиена раздался изумленный знакомый голос. Они с Кастором вместе повернули головы.

Лорен с побледневшим лицом стоял под открытой аркой. Должно быть, он следовал за Дэмиеном от главного зала. Он был безоружен и все еще одет в свой нелепый хитон.

Он должен был сказать Лорену уходить, бежать, но Лорен уже опустился на колени рядом с Дэмиеном. Рука Лорена ощупывала его тело. Странно отреченным голосом Лорен произнес:

— У тебя рана от кинжала. Тебе нужно остановить кровотечение, пока я не смогу позвать врача. Прижми здесь. Вот так. — Он поднял левую руку Дэмиена и прижал ее к его животу.

Затем он взял вторую руку Дэмиена в свою, переплетая их пальцы и держа ее так, словно это была самая важная вещь в мире. Дэмиен подумал, что, должно быть, он умирает, раз Лорен так держит его руку. Это была его правая рука, на запястье был надет золотой браслет. Лорен сжал ее крепче и поднес к себе.

Раздался щелчок, когда Лорен пристегнул золотой браслет Дэмиена к одной из рабских цепей, валявшихся на полу. Дэмиен, не понимая, посмотрел на свое вновь закованное запястье.

Затем Лорен поднялся, его рука сомкнулась на рукояти меча Дэмиена.

— Он не убьет тебя, — сказал Лорен. — Но я убью.

— Нет, — сказал Дэмиен. Он пытался двинуться и натянул цепь до предела. Он сказал: — Лорен, он мой брат.

И тогда он почувствовал, как поднялись волоски на теле, когда настоящее исчезло, и мраморные полы превратились в то поле, где брат столкнулся с братом.

Кастор спустился по ступеням.

— Я убью твоего любовника, — обратился он к Дэмиену, — а потом я убью тебя.

Лорен встал на его пути — стройная фигура с мечом, который был слишком большим для него — и Дэмиен подумал о тринадцатилетнем мальчике, жизнь которого вот-вот изменится, стоящем на поле битвы с намерением в глазах.

Дэмиен видел раньше, как сражается Лорен. Он видел легкий, точный стиль, который Лорен использовал в бою. Он видел, как Лорен подходит к поединку с другим, рациональным, взглядом. Он считал Лорена искусным бойцом, даже мастером своего собственного стиля.

Кастор был лучше. Лорену было двадцать — все еще год или два до пика его физического развития как воина, орудующего мечом. Кастор в свои тридцать пять находился на закате своего мастерства. По физической подготовке они были примерно равны, но разница в возрасте давала Кастору пятнадцать лет опыта, которых у Лорена не было, и которые Кастор провел в сражениях. У Кастора было телосложение Дэмиена — он был выше Лорена, до него сложнее было добраться. И Кастор был полон сил, в то время как Лорен был утомлен после долгого стояния в тяжелых железных кандалах.

Они смотрели друг на друга через ограниченное пространство. Здесь не было армии, которая наблюдала бы за боем, здесь был только мрамор бань с их гладкими полами. Но прошлое присутствовало здесь с ужасающей симметричностью: то далекое прошлое, когда судьба двух стран заключалась в одном поединке.

Оно настало. Оно было здесь, между ними. Огюст, его благородство и целеустремленность. И юный Дамианис, высокомерно вступающий в бой, которому суждено было все изменить. Прикованный цепью Дэмиен, прижимая руку к животу, подумал, видит ли Лорен Кастора, или он просто видит прошлое — две фигуры: одна темная, другая — светлая, одной суждено жить, другой — пасть.

Кастор поднял меч. Дэмиен безуспешно натянул цепь, когда Кастор начал наступать. Это было все равно что наблюдать за самим собой и быть не в состоянии остановить свои действия.

И тогда Кастор атаковал, и Дэмиен увидел то, что годы всепоглощающей одержимости единственной идеей выковали в Лорене.

Годы практики, доведение тела, никогда не предназначавшегося для военных искусств, до предела возможностей часами непрекращающихся тренировок. Лорен знал, как сражаться с более сильным противником, как добраться до него. Он знал Акиэлосский стиль — и даже больше. Он знал определенные последовательности выпадов, ходы атак, которым Кастор был обучен своими придворными мастерами, и которые Лорен не мог узнать у своих тренеров, но узнал, наблюдая за тренировками Дэмиена со скрупулезным вниманием и запоминая каждое движение, готовясь к тому дню, когда они сразятся.

В Дельфе Дэмиен сражался в поединке с Лореном на тренировочной площадке. Тогда рана на плече Лорена все еще не зажила до конца, и его переполняли эмоции, затуманивающие ведение боя. Сейчас его взгляд был ясен, и Дэмиен видел детство, которого его лишили, и те годы, в которые Лорен целенаправленно переделал себя: чтобы сразиться с Дамианисом, чтобы убить его.

И потому что жизнь Лорена была вырвана из ее обычного русла, потому что он был не милым книжным мальчиком, каким мог бы быть, а острым и опасным как осколок стекла, Лорен собирался встретить мастерство Кастора и победить его.

Шквал ударов. Дэмиен помнил те ложные атаки в Марласе, то уклонение от боя, и те последовательности парирования. В начале своих тренировок Лорен копировал Огюста, и было что-то душераздирающее в том, как он призывал его сейчас, воплощая в себе его стиль, как Кастор воплощал стиль Дэмиена — это был поединок призраков.

Они сражались вдоль ступеней.

Это был простой просчет со стороны Лорена: углубление в мраморе изменило траекторию его шага и повлияло на ход атаки, сильно скосив лезвие влево. Он бы не просчитался, если бы не был так утомлен. То же было и с Огюстом, который часами сражался на линии фронта.

Взгляд Лорена метнулся на Кастора, и он попытался исправить ошибку, закрыть брешь, куда противник, будучи безжалостным и намеренным убить, мог вонзить свой меч.

— Нет, — крикнул Дэмиен, который тоже проживал это сейчас, и он рванулся на цепи, не обращая внимания на боль в своем боку, когда Кастор воспользовался моментом, с беспощадной скоростью двигаясь, чтобы убить Лорена.

Смерть и жизнь; прошлое и будущее; Акиэлос и Виир.

Кастор поперхнулся, и его глаза расширились в изумлении.

Потому что Лорен не был Огюстом. И то, что он оступился, было не ошибкой — это было уловкой.

Меч Лорена столкнулся с мечом Кастора, оттолкнул его вверх и затем, с чистым, ловким движением запястья вонзился в грудь Кастора.

Меч Кастора зазвенел по мрамору. Он рухнул на колени, не видящим взглядом уставившись на Лорена, который тоже смотрел на него сверху вниз. И в следующее мгновение Лорен одним движением перерезал Кастору горло.

Кастор осел и свалился. Его глаза были открыты и больше уже не закрылись. В тишине мраморных бань мертвое тело Кастора лежало неподвижно.

Все было кончено; словно восстановился баланс, и прошлому был положен конец.

Лорен повернулся и сразу же оказался рядом с Дэмиеном, стоя на коленях, твердо и сильно прижимая рукой рану Дэмина, словно он и не отходил от него. Облегчение Дэмиена от того, что Лорен все еще жив, на мгновение стерло все остальные мысли, и он просто ощущал его, ощущал руки Лорена, ощущал его присутствие рядом с собой.

Смерть Кастора казалась смертью человека, которого он никогда не знал и не понимал. Утрата брата — она произошла уже давно, как и утрата той части себя, которая не понимала испорченную природу мира. Позже Дэмиен столкнется с этим.

Позже тело Кастора вынесут, пройдут долгий путь и погребут его там, где ему и подобает быть погребенным — рядом с их отцом. Позже Дэмиен будет скорбеть о человеке, которым был Кастор, о человеке, которым он мог бы стать, о сотне других «было» и «могло бы быть».

Но сейчас, сейчас Лорен был рядом с ним. Замкнутый, холодный Лорен был рядом с ним, стоя на коленях на мраморном полу в сотнях миль от дома, не видя ничего, кроме Дэмиена.

— Здесь много крови, — сказал Лорен.

— Хорошо, — ответил Дэмиен, — что я привел с собой врача.

Говорить было больно. Лорен странно тихо усмехнулся. Дэмиен увидел выражение его глаз, которое было знакомо ему самому. Лорен не отпрянул.

— Я убил твоего брата.

— Я знаю.

Дэмиен произнес это, ощущая странное сочувствие, проскользнувшее между ними, словно они узнали друг друга в первый раз. Он посмотрел в глаза Лорена и почувствовал себя понятым, так же, как он понимал Лорена. Теперь они оба остались сиротами без семей. Симметрия, руководившая жизнями их обоих, привела их сюда в конце путешествия.

Лорен сказал:

— Наши люди захватили ворота и залы. Айос твой.

— А ты, — сказал Дэмиен, — теперь, когда твоего дяди нет, не будет и сопротивления; ты управляешь Вииром.

Лорен неподвижно замер и, казалось, мгновение растянулось между ними в тишине уединенных бань.

— И центр. За нами центр, — сказал Лорен. И добавил: — Когда-то это было единое королевство.

Лорен не смотрел на него, произнося это, и прошло несколько мгновений, прежде чем он посмотрел в ждущие глаза Дэмиена, и у Дэмиена перехватило дыхание от того, что он увидел во взгляде Лорена — его странную застенчивость, словно Лорен спрашивал, а не отвечал.

— Да, — сказал Дэмиен, чувствуя головокружение от незаданного вопроса.

И затем он действительно почувствовал головокружение, потому что выражение лица Лорена преобразилось новым светом в его глазах, и Дэмиен практически не узнавал его, лицо Лорена светилось счастьем.

— Нет, не двигайся, — сказал Лорен, когда Дэмиен приподнялся на локте, и затем: — Дурак, — когда Дэмиен поцеловал его.

Он твердой рукой уложил Дэмиена назад. Дэмиен позволил ему. Рана в животе болела. Это было не смертельное ранение, но было приятно, что Лорен суетится вокруг него. Мысли о днях постельного отдыха и врачах становились милее от мысли о Лорене, находящемся рядом с ним и отпускающем язвительные замечания при всех, но по-новому нежные наедине. Он представлял Лорена рядом с собой до конца своих дней. Он протянул руку, чтобы коснуться лица Лорена. Цепь протянулась по полу.

— Знаешь, когда-нибудь тебе придется снять с меня цепь, — сказал Дэмиен. Волосы Лорена были мягкими.

— Я сниму. Когда-нибудь. Что это за звук?

Дэмиен слышал его даже в рабских банях, приглушенный, но различимый — звук, доносящийся с самой высокой точки города, колокольный перезвон, провозглашающий нового короля.

— Колокола, — сказал Дэмиен.

Перевод: Blond_and_Shy

Искренние благодарности и немного сантиментов (от переводчицы)

В первую очередь я невыразимо благодарна замечательной австралийской писательнице Кэтрин Пакат за эту потрясающую трилогию, персонажи которой еще очень долго, если не навсегда, останутся жить в моем сердце. Я поблагодарила ее и в письме от руки (которое, я очень надеюсь, все же дойдет до Австралии), и в Твиттере — так что, думаю, она знает, что в России мы тоже ее любим♡

Выражаю свою искреннюю благодарность и признательность бете Black Joker, которая помогала мне работать с текстом, делала его красивее, терпеливо относилась к моим изменениям, и с кем можно было вдвоем поплакать над принцами. Мне было очень приятно с тобой работать, спасибо.

Огромнейшее спасибо хочется сказать Alina Petrova за помощь в редактуре нескольких из последних глав — за опыт, который я приобрела — и за расширение нашего маленького, но ценного фандома и за заботу о нем. Спасибо <3<3

Я очень признательна всем читателям, которые дали мне знать, что я перевожу не зря, что перевод интересен не только мне — в частности, первым двум читателям, которые оставили свои отзывы — LichtenCeres и Paper_Cranes.

Мне было очень интересно наблюдать за рассуждениями о событиях трилогии, находить новые мысли и делиться своими.

Отдельную благодарность хочется выразить еще двум особенным людям, которые не читали трилогию, но знали ее сюжет от и до, потому что ваш покорный переводчик на протяжении почти года выносил им мозг своим переводом, но они всегда были рядом, когда мне казалось, что я не осилю эти три книги, и говорили, что я перевожу не напрасно, что нужно продолжать: большое спасибо чудесной Daniel Swan за то, что не бросала меня в моменты творческого кризиса, за твои дельные советы и помощь, за твое терпение, с которым ты всегда слушала пересказ очередной главы♡

И спасибо моему Карлу, который тоже серьезно относился к этому переводу и всегда делился впечатлением от прочитанных отрывков глав, я очень это ценю♡

* * *

Сказать, что эта работа была важна для меня — ничего не сказать. Хотя можно ли называть работой то, что делалось непрофессионально, но с любовью? Скорее, хобби.

И это хобби не только помогло мне подольше не расставаться с персонажами трилогии, но и дало возможность познакомиться с интересными людьми, и вообще открыло для меня мир зарубежной YA литературы:)

Но эта трилогия навсегда останется для меня особенной.

Действительно очень грустно сейчас прощаться, потому что перевод Плененного Принца стал чем-то большим, более значимым для меня, чем я могла предположить. Он был таким светлым моментом, на который можно было переключиться, когда становилось тяжело, и за это я тоже благодарна.

Перевод — это очень увлекательное занятие, нужно только найти для себя Ту Самую книгу, так что я надеюсь, это наша с вами не последняя встреча!

Искренне ваша,

B&S

Примечания

1

Нашла немного информации про Дамианиса В и Лорена Р: в одном из видео, где наша замечательная Пакат отвечала на вопросы фанатов (https://www.youtube.com/watch?v=Z0z-UYz-V6A), она объяснила, что хотела, чтобы у персонажей был особый знак, отличающих их как членов королевских семей, поскольку в книге нет фамилий.

Фанаты предположили, что у Дамианиса «В» — «V» — от греческого «βασιλιάς» (vasiliás), а у Лорена «Р» — «R» — от французского «roi», что на обоих языках значит — король. Разве это не прекрасно?♡

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Искренние благодарности и немного сантиментов (от переводчицы)

*** Примечания ***