Никогда - это обещание [Уинтер Реншоу] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Никогда - это обещание Уинтер Реншоу


Переводчик:  Inna_Zulu

Редактор: Ms. Lucifer

Вычитка: Ms. Lucifer, Ведьмочка

∙ ПОСВЯЩЕНИЕ ∙

Моей маме за то, что она самая лучшая персональная группа поддержки во всём мире.

Уинтер

∙ ГЛАВА 1 ∙ КОКО

Меня никто не называл так с того самого дня, как я покинула Кентукки.

— Имя, пожалуйста? — спросила представитель авиакомпании, когда я заказывала по телефону билет домой. Было бы проще попросить своего стажера заказать его для меня, но продюсер надолго задействовал её в подготовке материалов для какой-то заказной статьи, воспевающей пользу фитнеса на рабочем месте.

— Коко... Прошу прощения, Дакота, — сказала я, проводя пальцами по моему имени, выбитому на кредитной карточке. — Фамилия - Биссетт.

— Пожалуйста, зачитайте номер на лицевой стороне вашей банковской карты, мэм, — попросила она.

Я громко отчеканила их одну за другой, говоря медленно, как будто это каким-то образом могло отсрочить наступление неизбежного. Мне не хотелось возвращаться домой. Я долго и упорно боролась с Харрисоном, но все бои с ним были безнадёжно проиграны.

Я быстро нацарапала номер заказа вместе с номером рейса на плотной бумаге с моей монограммой вверху: буква «Б» в середине означала фамилию Биссетт, «К» слева – Коко, «Э» справа – Элизабет.

— Ты всё делаешь правильно, Коко, — Харрисон окрестил меня именем «Коко», когда я получила свою первую работу ведущей новостей. В то время это имя было не более чем псевдонимом, но с годами превратилось в бренд. Имя Коко Биссетт стало общеизвестным.

Харрисон плавно опустил руки мне на плечи и погладил их, словно всё ещё был моим любящим мужем. Мы развелись два года назад, но граница, разделяющая нас, до сих пор оставалась расплывчатой и размытой.

— Как твой продюсер и твой самый большой поклонник, могу заверить, что это поднимет тебя на невообразимую высоту. Это интервью обеспечит тебе место ведущей новостей по будням, — сказал он, и его слова были сдобрены непомерными амбициями.

— Знаю, — выдохнула я. Никто бы никогда не захотел остаться ведущей только воскресных программ. Самые важные новости и интервью, которые стоило посмотреть, показывали в будние дни.

— Они так близки к принятию решения, — Харрисон отпустил мои плечи и сплёл свои пальцы вместе. Телекомпания в течение нескольких месяцев негласно обсуждала моё повышение, но Харрисон настаивал, что мне необходимо ещё чуть больше проявить себя, прежде чем они всё же решат заменить любимицу Америки, Сюзанну Джетро, свежим лицом, а именно мной. — Ты же знаешь, как много желающих рвалось взять последнее интервью у Бо Мэйсона? А он лично выбрал тебя. Тебя из всей этой кучи людей. Я не понимаю твоего нежелания, Коко. Действительно не понимаю.

Вероятно, потому что я позабыла рассказать ему, что у нас с Бо была своя история. История, длившаяся не один год. Прошлое, определяемое юношеской любовью, разбитыми надеждами и болью от шрамов. Мы навсегда были опутаны невидимой нитью и связаны безответной любовью, которая отказывалась угасать, сколько бы лет не прошло.

Имя Бо Мэйсона было вытатуировано на моём сердце, и я чертовски ненавидела этот факт.

— О, забыл сказать, что в этой поездке я к тебе не присоединюсь, — добавил он. — Ты затянула с этим интервью, и оно попало как раз на следующую неделю, когда у меня одни сплошные встречи, и мне никак не перенести ни одну из них.

Я выдохнула и затаила дыхание. Харрисон обычно сопровождал меня во всех рабочих поездках, но в этот раз я не хотела, чтобы он со мной ехал, и пыталась понять, как объяснить, почему ему не стоило этого делать.

— Думаю, что выживу, — заверила я его. И лишь глубоко в душе я понимала, что в действительности хотела сама себя в этом убедить.

Каждую тёмную ночь и каждое мгновение одиночества моё сердце болело из-за Бо, и из-за того, что могло бы быть, но не случилось. Весь день моя голова была полна забот, но когда выдавались короткие мгновения затишья, мысли всегда возвращались к нему, к той жаркой августовской ночи и к месяцам, последовавшим за ней, когда вся моя жизнь изменилась.

— Для ясности, — сказал Харрисон, — все четыре дня на ранчо Бо вы будете только вдвоём. Таково было его требование. Ты получишь от него информацию и материалы. А я буду работать над тем, чтобы договориться о времени для съёмочной группы, чтобы отснять несколько кадров с ним и сделать фотографии фермы, прежде чем ты проведёшь заключительное интервью.

— Будет два интервью?

— Да, — Харрисон нахмурился, изучая моё обеспокоенное лицо, как будто не мог понять в чём дело. — Его последнее шоу пройдёт через две недели после этого в Мэдисон-Сквер-Гарден. Он прилетит в город, и вы всё закончите вечером перед концертом. Потом мы используем клипы с концерта и фотографии с его фермы в качестве вставок в твоём специальном выпуске.

Когда я схватила кружку с кофе и поднесла её к губам, моя рука слегка дрожала. За свою карьеру я опросила сотни людей. Но никто из них не производил на меня такого эффекта. Горячая жидкость обожгла рот, хотя я едва это почувствовала, и в ту секунду, когда достигла моего желудка, она чуть не вернулась обратно.

— Прежде чем ты уедешь, мне бы хотелось ознакомиться с планом твоего интервью. Убедится, что ты будешь задавать правильные вопросы. Его фанаты хотят знать, почему он всё бросает. Должна быть причина. До сих пор он никому ничего не объяснил. Твоей работой станет вытащить из него эту причину и поделиться ею с остальной Америкой, — быстро проговорил он, склонившись надо мной. Из всех тех случаев, когда он организовывал для меня интервью, я никогда не видела, чтобы он так сомневался в моём журналистском мастерстве. — Обещай мне, что не отступишь.

— Ты добился своего, Харрисон. Я проведу интервью. Нам нет смысла продолжать об этом говорить, — выплеснула я горькие слова и подвинула стул к столу, чтобы переключить своё внимание на электронную почту.

— Когда-нибудь ты меня поблагодаришь, — он отступил, уронив руки вдоль тела, затянутого в сшитый на заказ тёмно-синий костюм. Харрисон всегда одевался соответственно той должности, которую хотел получить, а сейчас он настолько сильно желал стать руководителем сети, что это можно было почувствовать в каждой детали его одежды.

В лучах послеполуденного солнца, пробивавшегося сквозь окно моего кабинета, его сапфировые глаза ярко засверкали, а на висках засеребрилась недавно появившаяся седина. Несправедливо, что такие мужчины, как Харрисон, стареют. Потомственный аристократ, обладатель двух дипломов Лиги Плюща, украшающих стены его офиса, он как будто сошёл с билбордов, рекламирующих одежду Ральфа Лорена.

— Увидимся дома, — крикнула я ему, не отрывая глаз от экрана компьютера. Я почувствовала, что он какое-то время наблюдал за мной, а потом покинул мой кабинет.

Закрыв за ним дверь, я вытащила телефон и позвонила сестре.

— Эддисон, — в отчаянии выдохнула я в трубку, как только она ответила.

— В чём дело?

— Я не смогу этого сделать.

— Сделать что?

— Вернуться в Дарлингтон.

— Зачем тебе возвращаться в Дарлингтон? — я не видела Эддисон, но, чёрт возьми, могла себе представить её лицо со сморщенным носиком. Ей было ненавистно возвращение домой так же, как и мне.

— Я должна взять у него интервью, — сказала я, пытаясь проглотить комок страха, застрявший у меня в горле, как только я заказала билеты на самолёт. — У Бо.

В телефоне стало тихо. Слишком тихо.

— Ты назвала его по имени. Я просто в шоке. Ты никогда не произносила его имени. Ты не произносила его уже…

— Десять лет. Теперь ты понимаешь, почему я не могу этого сделать?

— Коко, — голос Эддисон стал твёрже, и я почувствовала, что она сейчас собралась толкнуть речь. — Помнишь, что ты говорила мне несколько лет назад? После того, как мы с Кайлом расстались? Ты говорила мне, что я смогу преодолеть трудности. И ты сказала, что всегда меня поддержишь. Теперь моя очередь сказать это тебе. Ты сможешь преодолеть все трудности.

Я глубоко вздохнула, стараясь собрать всю свою внутреннюю силу, которая помогла мне прожить большую часть из почти двадцати девяти лет. Но при одном только упоминании о Бо она исчезала, как капля дождя в океане.

Вся моя жизнь была трудной. И трудность не была для меня чем-то новым. Она сформировала и превратила меня в женщину, которой мне суждено было стать. Она дёргала, терзала и грызла зубами, кусая меня за ноги, когда я взбиралась на вершины, на которые мало у кого хватало смелости взобраться.

— Ты брала интервью у многих известных людей, — сказала Эддисон. — Он просто ещё один из них.

Дело было не в этом. Его слава не смущала меня, не пугала и не заставляла возносить его на пьедестал. Это был Бомонт Мэйсон. Моя школьная любовь. Моя первая любовь. Он был внутри меня во всех смыслах этого слова. Моё сердце было навсегда заклеймено обещаниями, которые мы дали друг другу, когда были слишком молоды, чтобы это понимать.

— Ты всё равно не поймёшь, — прижав телефон к уху плечом, я стала собирать на столе бумаги, раскладывая их аккуратными стопками, и складывать ручки обратно в стаканчик. Захламлённые столы мешали моему мыслительному процессу.

— А ты рискни, — сказала Эддисон.

Я открыла было рот, чтобы заговорить, но слова застряли в горле. Сестра не знала всего. Она была на пару лет младше меня – слишком молода, чтобы помнить, как всё закончилось между мной и Бо. И было ещё кое-что, чего она не знала. То, от чего я её защищала. То, о чём я не посчитала нужным ей сказать, потому что не смогла бы вынести боли, если бы она стала смотреть на меня иначе, чем с гордостью. Меня никогда не волновало, гордится мной мать или нет, но мне необходимо было защитить младшую сестру, которая меня боготворила.

— Мне нужно вернуться к работе. Я улетаю завтра, так что, думаю, свяжусь с тобой, когда вернусь.

— Если понадоблюсь, ты всегда можешь мне позвонить, — Эддисон, кажется, немного замешкалась, и я предположила, что она не привыкла, что я в ней нуждалась. Всю нашу жизнь всё было наоборот.

Когда я закончила разговор, мои пальцы дрожали.

Возьми себя в руки, Коко. Сейчас же.

Я миллион раз представляла, как снова столкнусь с ним, и каждый сценарий отличался от предыдущего. Я знала, что хотела ему сказать. Необходимо только, чтобы он меня понял. Понял то, какие чувства я хотела бы, чтобы он ко мне испытывал. Но все эти вещи имели кое-что общее – это были просто фантазии, которые я себе выдумала.

А сейчас всё было реально. Всё происходило на самом деле. И не было никакого способа это остановить.


∙ ГЛАВА 2 ∙
КОКО

— Сюда, мисс Биссет, — коренастый пожилой мужчина с клоками седых волос, торчащими из-под ковбойской шляпы, повёл меня по тёмному коридору. Выцветшая чёрная футболка с принтом «Молодой и дерзкий» с концерта Бо Мэйсона в 2012 году обтягивала его круглый живот, и он немного ковылял, когда шёл. Мужчина встал как вкопанный у третьей двери слева. — Здесь.

Его рука глубоко нырнула в передний карман узких джинсов, и он выудил оттуда связку ключей. Попробовал несколько, прежде чем нашёл подходящий.

— Они никогда не могут пометить эти штуки правильно, — сказал он, добродушно посмеиваясь, но я едва могла расслышать его из-за стука собственного сердца в ушах.

В гримёрке были слышны отзвуки доносившейся со сцены нестройной музыки для разогрева, туда-сюда сновали звукорежиссёры и члены съёмочной группы с проводами, шнурами, наушниками и планшетами в руках.

— Пока идёт шоу можно подождать здесь, — он повернулся и одарил меня доброй улыбкой, его румяные щёки при этом округлились. Его звали Микки, и последние десять лет он был тур-менеджером Бо. Моё сердце сжалось от осознания того, что Микки, вероятно, знал Бо лучше, чем когда-либо знала я. — Или мне достать пропуск за кулисы, если есть желание посмотреть шоу со сцены?

—Ох, м-м-м, — пробубнила я, кусая нижнюю губу, прежде чем выдавить вежливую, профессиональную улыбку. Можно было посидеть в его гримёрке, просмотреть список вопросов и произнести про себя ободряющие слова, в которых я так отчаянно нуждалась. Или пойти и посмотреть на него до того, как он увидит меня. Я схватилась за ремешок-цепочку стёганой сумочки Chanel и вздёрнула подбородок, перекрывая тревожный тон своего голоса фальшивым, достойным камеры радостным возбуждением. — Я, возможно, посмотрю пару песен, а потом вернусь сюда и подготовлюсь к первой части интервью.

Микки порылся в заднем кармане, достал ВИП-пропуск за кулисы и протянул его мне.

— Совсем не похоже, что ты из Дарлингтона.

— Прошу прощения? — мои пальцы потянулись к жемчужному ожерелью, которое обвивало мою шею, и стали медленно поглаживать круглые, гладкие бусины.

— Бо сказал, что ты была его старым другом ещё на родине, — сказал он, дружелюбно взглянув на меня. — Ты гораздо красивее, чем я себе представлял.

Мне захотелось его расспросить, много ли Бо говорил обо мне, или что он рассказывал обо мне Микки, но я подавила любопытство и вместо этого притворилась, что мне всё равно. Меньше всего я хотела, чтобы он вернулся к Бо и рассказал, что я им интересовалась.

— Сейчас я живу в Нью-Йорке, — смущённо улыбнулась я, проведя рукой по длинным волнистым локонам цвета какао, перекинутым через моё левое плечо. — Я уехала из Дарлингтона десять лет назад.

— Я знаю. — Микки опустил глаза на мою сумочку и повернулся, чтобы уйти. — Просто строго следуй указателям на сцену. Если заблудишься, спроси кого-нибудь. Здесь каждый тебе поможет.

Дверь за ним захлопнулась, оставив меня одну среди личных вещей Бо. Напольная вешалка для одежды была битком набита выглаженными синими джинсами и рубашками на пуговицах всех мыслимых оттенков. Круглые лампочки по краям сценического зеркала освещали пустой гримёрный стул. Красный термоконтейнер со льдом был полон пива и бутилированной воды. Под столом лежала пара ботинок, а рядом с раковиной выстроились в ряд множество различных туалетных принадлежностей. И среди них оказался флакон одеколона Yves Saint Laurent. Такой же, каким он пользовался в старшей школе.

Мои глаза следили за дверью, пока я пятилась бочком к одеколону на столике, не в силах сопротивляться невинному желанию хоть разок его понюхать. Я открыла флакон и быстро поднесла его к носу, вдыхая полной грудью запах имбиря, бергамота и мускусного дерева. Меня пронзило острое, щемящее чувство ностальгии. Закрыв глаза, я перенеслась на десять лет назад в то последнее лето, которое мы провели под звёздами.

* * *

— Я никогда и никого не полюблю так, как люблю тебя, — сказал Бо, когда я лежала, свернувшись калачиком, в его объятиях. Мы нашли укромное местечко недалеко от Дарлингтона с извилистой подъездной дорожкой, которая вела вверх по склону небольшой горы. Рано или поздно там появятся дома, но в то время это был всего лишь тупик на вершине холма, окружённый зарослями ещё не вырубленных вечнозелёных растений. Мы всю ночь медленно танцевали перед фарами его синего грузовика «форд», шепча обещания и оставляя всё остальное невысказанным. — И «никогда» – это обещание. Ты это понимаешь, Дакота? Там, откуда мы родом, никогда – это обещание.

Когда я была молода, время имело обыкновение стоять на месте, но даже все бесконечно длящиеся летние дни в мире не могли отодвинуть неизбежное. Для меня не было вариантом отказаться от полной стипендии на получение образования в Кентукки, и какая-то небольшая звукозаписывающая компания из Нэшвилла в это же время предложила Бо контракт.

— Не меняйся из-за меня, — сказала я, прижавшись ухом к его груди. — Обещай мне, что никогда не изменишься.

— Никогда, — прошептал он.

— И пообещай, что когда-нибудь вернёшься за мной.

— Обещай, что подождёшь меня, — ответил он. — Обещай, что никогда никого не полюбишь так, как меня.

— Жаль, что я не могу поехать с тобой. — Это были последние слова, которые я сказала ему перед тем, как в кузове его грузовика всё стало горячо и страстно. Лёжа на выцветшем одеяле и глядя на звёзды в небе, я в последний раз занималась любовью с Бо.

После этого всё изменилось.

* * *

Я попыталась смешаться с толпой, хотя спрятаться среди кучи немолодых преданных кантри-музыке технических помощников и рабочих сцены, выглядя при этом «дорого», было немного сложно. Не обращая на это внимание, я укрылась за толстым чёрным занавесом, осматривая всё вокруг. Сначала мне нужно было увидеть его.

Легко было забыть, как звучал его голос. Легко забыть точную интонацию его протяжного южного говора или то, насколько он был выше, когда мы стояли лицом к лицу. Но невозможно было забыть то, что он заставлял меня чувствовать. Как бы я не старалась прогнать бабочек, порхающих у меня в животе, они сопротивлялись с неумолимой решимостью.

Ты до сих пор его любишь.

Глубоко вздохнув, я в последний раз оглядела помещение, а потом сфокусировала свой взгляд на мужчине в обтягивающих синих джинсах и чёрной рубашке с акустической гитарой в руках. Он болтал с басистом, у которого пряжка на ремне была размером с Миссисипи, потом почесал свои густые шоколадные волосы и широко улыбнулся тому, с кем разговаривал. Даже с того места, где я стояла, можно было увидеть его глубокие ямочки и косой шрам над верхней губой.

Бо.

И, как я и ожидала, моё сознание немного затуманилось. Колени подогнулись, а рот наполнился ватой. После почти десяти лет он казался миражом в пустыне.

Я всегда думала, что если не стану гуглить его, если не стану слушать по радио его песни и одержимо не анализировать их, чтобы понять, не обо мне ли они, мне будет всё равно. Это был мой девиз – как только тебе станет не всё равно, ты в полной заднице. Мне было плевать. Я не позволяла себе волноваться. По крайней мере, внешне.

За все эти годы я сдалась лишь дважды, позволив трясущимися пальцам печатать его имя в различных поисковых системах и на сайтах светских сплетен. Один раз после схватки с Харрисоном и ещё раз, когда выдалась тяжёлая неделя, и я не могла себя контролировать. И оба раза я тут же об этом пожалела.

Как только я ступила на Манхэттен, первое место заняли моя карьера и моё будущее, а прошлое осталось в крошечном ящичке с любовными письмами, написанными выцветшими чернилами, и старыми фотографиями, спрятанном за обувной коробкой на верхней полке шкафа в моей спальне.

Я наблюдала, как Бо помахал своим бэк-вокалистам, указал на сцену и повернулся в мою сторону.

О, боже.

Мой желудок забурлил, когда он зашагал прямо ко мне. Всё происходило как в замедленной съёмке, и только его глаза начали подниматься, я повернулась на каблуках и сбежала. Я не была готова его увидеть.

Ещё нет. Не так. Не раньше, чем я возьму себя в руки.

И лишь когда группа на разогреве закончила их последнюю песню и на сцену перед ревущей многотысячной толпой вышел Бо, я, наконец, снова пробралась за кулисы, чтобы посмотреть его выступление.

На протяжении всего шоу Бо излучал очарование. Его фирменная ухмылка с ямочками на щеках и глубокий протяжный хрипловатый голос обладали мгновенным трусикосрывательным эффектом, и, похоже, за последнее десятилетие они были отточены и усовершенствованы.

Мои руки вцепились в чёрный бархатный занавес, который помогал защититься от его взгляда, а моё тело, разум и душа поглощали его музыку и каждую легко запоминающуюся, искреннюю строчку его песен.

Я стояла в стороне и наблюдала, как одна женщина пыталась взобраться на сцену, и её пришлось уносить охране, и с трудом подавила улыбку, когда другая женщина бросила на сцену трусики. После первых двух номеров публика немного успокоилась.

— Следующая песня посвящается старому другу, — сказал Бо, сжимая пальцами гриф своей гитары и доставая из заднего кармана новый медиатор. — Надеюсь, она сейчас меня слушает.

Не тешь себя надеждой, что он говорит о тебе. У него куча старых друзей.

Затаив дыхание, я закрыла глаза и разрешила себе по-настоящему насладиться песней. Я позволила себе не отказывать в удовольствии в течение трёх, только трёх минут, и, чёрт возьми, это была самая красивая мелодия, что я когда-либо слышала в своей жизни.


Дорога была долгой, а ночи ещё длинней.…

Я слышал, ты счастлива, я слышал, ты продолжаешь жить дальше…


Последний раз проиграв припев, Бо закончил песню, в ней подробно рассказывалось о парне, что был всё время в пути, тоскующем по девушке, которую на протяжении многих лет он никогда не переставал любить.

Моё сердце колотилось, а завеса тёмных волос скрывала разлившийся по лицу вишнёво-красный румянец. Это было уже слишком.

Я выпустила занавес из отчаянной хватки и направилась обратно в его гримёрку, чтобы подготовиться к нашему первому интервью.

В твоих венах, Коко, течёт ледяная вода.

С этого момента я должна думать только о деле.

Я запихнула свои чувства обратно в разбитое сердце и заставила себя вернуться в рабочий режим. Только так и должно быть.

∙ ГЛАВА 3 ∙
БО

— Бо! Бо Мэйсон!

Они выкрикивали моё имя. Все они. Каждый раз. Я никогда не рассчитывал стать всемирно известным кантри-певцом. После подписания контракта в двадцать лет, я решил, что большую часть своих дней буду проводить, играя мелодии в дешёвых барах в Нэшвилле и на городских ярмарках. Но никогда, даже в самых смелых мечтах, я не представлял себе ничего подобного.

— Спасибо всем! — У меня на лбу выступил горячий пот. Я шёл по длинному коридору, и окрашенные стены из шлакоблоков приближались с каждым моим шагом. Выбросив приветственно руку вверх, я улыбнулся, следуя за охраной через плотную толпу обладателей пропусков за кулисы, поклонниц и фанатов, подрабатывающих техниками на моих концертах. Я был всего лишь парнем с гитарой и деревенским гнусавым голосом, который мог петь лучше большинства из них. Но с годами что-то во мне поменялось, и именно поэтому пришло время повесить гитару на стену. — Вам понравилось сегодняшнее шоу?

Фанаты кричали и выли, дёргали меня за руки и рубашку, тянулись к плечам. Повсюду руки, кончики пальцев касаются моего тела, как будто я какой-то Бог.

— Подождите здесь. Я скоро вернусь, — сказал я с чуть заметной улыбкой, глядя в глаза женщине средних лет с потёкшей тушью и слезами, скользящими по её круглым щекам.

— О, боже мой, — взвизгнула она и повторяла эти слова снова и снова. На ней была футболка с моим портретом, потускневшее золотое обручальное кольцо сдавило её безымянный палец. И все эти десять лет я не мог понять, как одно моё присутствие могло вызвать такую реакцию у кого-то, кто даже меня не знал.

— Бо! Дашь комментарий? — Сунул мне в лицо микрофон человек с пропуском для прессы на шее. Его голос был едва слышен за криками женщин, заполнивших коридор от стены до стены. — Бо, у тебя остался ещё один концерт! Что ты чувствуешь?

Я уклонился, решив не отвечать ему и держа свои комментарии при себе ради моих поклонников. По правде говоря, только один человек получит моё последнее интервью.

Мои телохранители последовали за мной к гримёрной. Они точно знали правила. Мне нужно было привести себя в порядок. Перестроиться. Сделать перерыв. Выпить пиво. И потом выйти поприветствовать фанатов, потративших дополнительные 450 долларов, чтобы пройти за кулисы, ВИП-гостей и раздать автографы.

Выступления, как правило, высасывали из меня все силы. Я всегда на шоу выкладывался полностью. Мои поклонники – хорошие, трудолюбивые люди, которые платили приличные деньги за несколько часов веселья. Мой долг, по крайней мере, обеспечить им возможность хорошо провести время, даже если это истощит меня практически до смерти.

Повернув дверную ручку, я с радостью вдохнул прохладный воздух и вошёл в свое импровизированное убежище. Схватив белое полотенце со стоящего рядом туалетного столика, я сгорбился над ним, промокнув лицо и потерев его ладонями. Взглянув на своё отражение в зеркале, я никак не ожидал увидеть в нём удивительную женщину, в упор смотрящую на меня.

Я обернулся и посмотрел на самое прекрасное создание на Земле, сидящее в кресле в углу комнаты с блокнотом на коленях и диктофоном в руке.

— Дакота, — сказал я, медленно выпрямляясь.

Я был не из тех мужчин, кто легко обзаводится бабочками в животе, но будь я проклят, если при виде неё каждый грамм моей плоти не затрепетал, как у влюблённого подростка. Мои губы растянулись в улыбке, когда я, сунув руки в карманы, прислонился к туалетному столику.

— Бомонт. — Её лицо ничего не выражало, не было даже намёка на улыбку или какого-либо признака того, что она счастлива быть здесь. Дакота была одета с головы до ног в чёрное, как будто собралась на похороны, но я подавил желание это комментировать. — Ну, что, начнём?

У неё отсутствовал сладкий и медленный тягучий кентуккийский говор. Она говорила быстро, по существу и без акцента, как жительница Нью-Йорка.

Дакота щёлкнула ручкой и вдавила кончик в жёлтый блокнот, лежащий на скрещённых ногах. Тёмные волосы волнами рассыпались по плечам, сияя в тусклом свете гримёрной, а полные вишнёвые губы сжались в тонкую линию.

— Кстати, я теперь Коко, — сказала она, глубоко вздохнув и расправив плечи. От незнакомки из моего прошлого веяло такой грацией и элегантностью, какую я никогда не видел прежде, что совсем чуть-чуть разбивало моё сердце.

Коко Биссетт, — мои глаза проследили за её длинными, скрещёнными ногами, остановившись на паре сверкающих туфель на шпильках, которые довершали её образ. Она прошла долгий путь от хлопчатобумажных сарафанов и грязных старых ковбойских сапог. — Верно. Из-за твоего нового имени было трудно тебя найти. Поздравляю.

— С чем?

— С твоим браком.

Она откашлялась, взгляд её красивых голубых глаз опустился в пол, а затем вернулся ко мне.

— Я разведена.

— О, — я подавил вздох облегчения, подошёл к контейнеру со льдом и достал пару бутылок пива. — В любом случае, поздравляю.

Я протянул ей бутылку из тёмного стекла, но она подняла руку и покачала головой:

— Я здесь на работе, Бо.

Время действительно поработало над ней, заставив замкнуться и завернув в идеальную оболочку сдерживаемого достоинства. Я пробыл рядом с ней всего две минуты и уже скучал по ней прежней – по Дакоте Эндрюс моей юности. С яркими, сверкающими глазами и заразительным смехом.

Как будто кто-то украл у неё солнечный свет и ожесточил, превратив в прелестный маленький комочек окаменевших эмоций.

Я смотрел в глубину её штормового голубого взгляда, пока мои пальцы расстёгивали пуговицы на рубашке, молча желая, чтобы она улыбнулась. Боже, я скучал по этой улыбке. Грезил о той улыбке, которая могла осветить всё её лицо и продемонстрировать идеальный лук купидона её полной верхней губы. Мне хотелось верить, что она всё ещё там, прячется где-то и ждёт подходящего момента, чтобы выйти наружу.

Мой взгляд упал на нежную кожу её длинной шеи, и я представил, как мои пальцы будут поглаживать маленькую впадинку прямо под её челюстью, когда я завладею её ртом. Это определённо было в моей повестке дня на неделю.

Пока я раздевался, она неловко ёрзала на стуле, её глаза метались то к стене позади меня, то к полу. Я натянул чистую футболку с моим изображением и списком дат тура на спине, как того требовал мой менеджмер.

— Мне нужно раздать автографы и встретиться с несколькими славными ребятами, — сказал я, — но я вернусь. Ты останешься здесь?

Она взглянула на инкрустированные бриллиантами часы, которые обвивали её тонкое запястье, и подняла брови.

— Уже поздно. Мне нужно пойти в отель, я встречусь с тобой утром. Не знала, что эти шоу заканчиваются так поздно.

— Эй, эй, — выставил я вперёд руку. — Ты останешься со мной. На ранчо. Я ясно дал это понять твоему продюсеру.

Дакота встала, пригладив руками брюки, и перекинула через плечо ремешок сумочки.

— Я забронировала отель. Спасибо за любезное предложение, но я не остановлюсь в твоём доме.

Она шагнула ко мне, но между дверью и мной не было достаточно пространства, чтобы она могла уйти.

— Тогда интервью не состоится.

— Ты серьёзно? — Её челюсть, слегка отвиснув, застыла в движении.

— Как сердечный приступ, — ухмыльнулся я.

— Я здесь всего на несколько дней, — сказала она, не в состоянии поверить. — Ты хочешь сказать, что если я не останусь у тебя ночевать, то не получу интервью?

— Именно об этом я и говорю.

Её лицо нахмурилось, и в глазах закипело негодование, превратив их цвет практически в тёмно-синий. Она вздёрнула подбородок, её шея напряглась, а челюсти сжались, но потом Дакота заставила себя расслабиться, и напряжение сменилось улыбкой на рубиновых губах.

— У тебя хватает наглости не оставлять мне выбора.

Она оттолкнула меня, наши плечи соприкоснулись и зажгли между нами искру непримиримого напряжения. Вдохнув в лёгкие аромат, напоминающий запах свежескошенной травы и полевых цветов, я сказал:

— Мне нечего терять.

Дакота вцепилась в дверь, и я услышал, как она глубоко вздохнула.

— Осторожней там, Кота. Фанаты съедят тебя живьём, как только увидят, что ты, такая красивая, выходишь из моей гримёрки. — Я повернулся, чтобы положить свою руку на её, прежде чем она успела открыть дверь. — Я выйду первым. Отвлеку их. Ты сможешь выбраться через несколько минут.

— Хорошо, — она отступила назад, схватив свой блокнот и скрестив руки на груди. Её взгляд немного смягчился. — Но сегодня вечером я еду в отель. Увидимся завтра.

Приятно было видеть, что за эти годы ничего не изменилось. Дакота осталась такой же упрямой. Она всегда была такой. В любом случае, это была её потеря. Не было ничего лучше, чем проснуться с восходом солнца и смотреть на возвышающиеся вдали зелёные холмы.

Наша семейная ферма раскинулась на тысячах гектаров земли под бескрайними голубыми просторами неба Кентукки. Большой белый фермерский дом, в котором я вырос, был окружён тысячами сахарных клёнов, платанов и амбровых деревьев, и не было места на земле более священного для меня, чем ранчо Мэйсонов.

— Я не буду звать тебя Коко. — Её новое противное имя казалось мне на вкус, как прокисшее молоко. — Просто чтобы прояснить ситуацию. Для меня ты всё ещё Дакота.

Её брови сошлись на переносице, а губы приоткрылись, словно она собиралась ответить мне в том же духе, но потом передумала.

Я с усилием провёл ладонью по подбородку, последний раз вбирая в себя её чудесный образ, прежде чем броситься на растерзание волкам.

Мне хотелось всё исправить.

Хотелось загладить всю причинённую ей боль.

Хотелось вернуть её. Прежнюю её.

И, клянусь богом, я это сделаю.


∙ ГЛАВА 4 ∙
КОКО

Я провела подушечкой безымянного пальца по тёмным кругам под глазами, появившимся за ночь. Сон в незнакомом месте и вчерашняя встреча с Бо повергли меня в состояние повышенной тревожности, от которой не могли избавить никакие дозы снотворного, затемняющие шторы отеля или дополнительная чашка ромашкового чая.

— Ну, как всё прошло? — Я положила телефон на стойку и включила громкую связь, поэтому голос сестры эхом отозвался в тишине ванной комнаты. — Какой он теперь?

Я закрыла колпачок моего крема для глаз и растушевала немного плотного консилера, потом закапала несколько глазных капель, чтобы отбелить белки моих усталых глаз.

— Он... другой.

— Какой другой?

— Напористый? Властный? Не знаю. Я имею в виду, что его присутствие как бы приводит в действие некую вибрацию энергии вокруг любого, кто вступает с ним в контакт. Когда он проходит мимо, люди слетают с катушек, а женщины буквально падают в обморок, плачут и ползают на коленях.

— Из-за Бо?! — рассмеялась Эддисон. Полагаю, ей это показалось забавным, если учесть тот факт, что она знала его с тех пор, как была непослушным малолетним подростком, а он – моим парнем, горячим и более старшим, который приходил и дразнил её ради забавы. Я завидовала отсутствию у неё возможности увидеть его в новом свете, который сиял так ярко, что почти ослепил меня. — Может, мне стоит начать слушать кантри? Знаешь, из уважения к тебе я никогда этого не делала.

— Как скажешь, Эддисон. Тебе ведь никогда не нравилась музыка кантри, — засмеялась я, покачав головой, и стала наносить тональный крем.

— Тебе тоже, — поддразнила она. Это была не совсем правда. Мне нравилась музыка Бо, по крайней мере, до того, как звёзды сошлись, и люди начали замечать его талант. Он устраивал для меня бесчисленные приватные концерты, сидя в кузове своего грузовика с гитарой на коленях, пока мы зависали под звёздным небом Кентукки. Его голос был грубоватый, и он пел в чисто американском стиле. Его рот и пальцы работали в тандеме, создавая самую захватывающую музыку, которую мои юные уши когда-либо слышали, и всё в нём было естественно и непринуждённо. Уже тогда он был особенным. — Какие у тебя на сегодня планы?

— Думаю, прежде чем идти к Бо, остановлюсь где-нибудь и выпью кофе, — я решила сделать всё, чтобы отстрочить неизбежное и выиграть немного времени. В животе у меня заурчало, и перед глазами всё поплыло при одной только мысли, что я снова его увижу. Прошлой ночью мне удалось обуздать свою нервозность, и я просто надеялась, что смогу сделать это снова. И снова, и снова. Мне только необходимо дожить до среды, не позволяя ему просочиться в трещины моего разбитого сердца.

— Дай угадаю, «Дневной кофе»? — голос Эддисон ненадолго стих, потом она снова вернулась. — В общем, тут Уайлдер. У нас через полчаса встреча с флористом, так что я лучше пойду. Звони, если понадоблюсь, хорошо?

* * *

Моя влажная рука соскользнула с руля взятой напрокат «тойоты», чтобы потеребить свисающую с шеи цепочку с золотым кулоном. Путешествие по пятитысячному быстро растущему Дарлингтону вызвало у меня приступ ностальгии. Я проехала мимо школы «Дарлингтон Комьюнити», «Пекарни Бекки» на Мейн-Стрит, где когда-то работала Эддисон, кафе «Дневной кофе», старого кинотеатра на площади и притормозила, заметив несколько новых и незнакомых магазинов и ресторанов. Всё оказалось так же, как и было раньше, но, в то же время, всё изменилось.

Я развернулась, остановилась у «Дневного кофе» и зашла внутрь. Сняв тёмные очки и водрузив их на макушку, прищурилась, чтобы прочитать написанное от руки меню на грифельной доске за барной стойкой.

— Проходите вперёд, — крикнула я, не поворачиваясь, когда услышала позади себя звон колокольчиков на двери.

— Дакота? — произнёс женский голос, медленно выговаривая моё имя, словно не веря своим глазам. Не думала, что моя «популярность» станет проблемой в Дарлингтоне. Дома, в городе, я едва ли считала себя знаменитостью. Можно было прогуливаться по улицам Манхэттена и оставаться совершенно неузнанной, избегая Мидтаун и туристические маршруты. — Дакота, это ты?

Я обернулась, растянув губы в жизнерадостной улыбке и ожидая, что меня вежливо попросят автограф. Только это была не поклонница. Не в этом смысле. Шелковистые прямые волосы цвета медового янтаря, подстриженные в удлинённый боб, рассыпались по хрупким плечам моей старшей кузины Ребекки. Она поднесла кончики пальцев к алым губам, и её карие глаза счастливо прищурились.

— Ребекка, — сказала я, заставив себя улыбнуться и прижав ладонь к сердцу. — Привет!

— О, господи, Дакота, — манерно пропела она, протянула свои гибкие руки к моим плечам и наклонилась, чтобы обнять. От неё пахло корицей и кондиционером для белья. Так, по моему представлению, должна пахнуть мама-домоседка. — Что ты делаешь в городе? Я не знала, что ты вернулась домой. Мы не виделись с тобой... много лет.

— Просто приехала в город по работе, — сказала я, глянув поверх её плеча на синий минивэн, припаркованный перед магазином. Силуэт темноволосой маленькой девочки с наушниками, разглядывающей что-то у себя на коленях, заставил моё дыхание остановиться.

— Вот как, — Ребекка изучала моё лицо, как будто вспоминая нашу последнюю встречу и все пустые обещания, которые я давала ей на протяжении многих лет. — Мабри в машине. Я только зайду за кофе, а потом отвезу её в воскресную школу.

— Ох, да? — мои внутренности горели, пока я боролась со шквалом мучительного беспокойства. По определённой причине я всегда держалась от Ребекки на расстоянии.

— Как долго ты пробудешь в городе? Как-нибудь вечером на этой неделе тебе нужно прийти к нам на ужин! — Ребекка приоткрыла рот, собираясь продолжить говорить, и я поняла, что она не примет отказа. — Сэм будет рад тебя видеть, и.…

Я знала, какие слова она хотела сказать, и у меня не было необходимости их слышать. Именно это определяло моё поведение, и я это прекрасно понимала.

— Следующий! — выкрикнул бариста.

— Не возражаешь, если я пойду первой? — спросила я Ребекку. — Я вроде как спешу. Мне нужно успеть к восьми.

— Давай, дорогая, — Ребекка пропустила меня вперёд и встала позади, пока я делала заказ.

Я заказала кофе, сунула пятидолларовую купюру в банку с чаевыми и двинулась дальше по очереди.

— Коко! — выкрикнул бариста. Не теряя времени, я схватила горячую чашку и нацепила обратно тёмные очки.

— Дакота, — позвала Ребекка, когда я была уже у двери. — Приезжай в любой вечер на этой неделе. Мы будем тебе рады. Пожалуйста, — она прижала изящную руку к груди в классическом жесте молчаливой мольбы. — Для нас это будет очень много значить. И для неё тоже.

— Постараюсь, — искренне сказала я, кивнув, и потом выбежала за дверь. Моё сердце сжалось от тупой боли при мысли о том, чтобы туда пойти. Все эти годы я обещала прийти к ним, когда наступит время. А потом один год превратился в три, а три – в семь. Девять лет спустя уже невозможно было этого избегать. Я не могла наблюдать со стороны, по электронной почте и по фотографиям. Не могла продолжать говорить: «Может, в следующем году я буду готова».

Мои туфли зашаркали по тротуару, и я набрала полную грудь чистого утреннего воздуха Кентукки. Минивэн Ребекки был припаркован рядом с моей арендованной машиной, и я украдкой бросила взгляд на задней сиденье, где Мабри на своём iPad играла в какую-то игру. Она подняла на меня взгляд, её голубые глаза были так похожи на мои, и сверкнула широкой улыбкой, с такими же, как у Бо, ямочками на щеках.

Время пришло.


∙ ГЛАВА 5 ∙
КОКО Прошлое

Я отломила кусок печенья «Поп-Тарт» и сунула его в рот. Мы с моей лучшей подругой и соучастницей преступлений, Аннализой, сидели рядом в школьной столовой. Сентябрьское утро было прохладным, и мы замёрзли до костей, ожидая звонка, после которого ученики хлынут в коридоры и останется достаточно времени до занятий, чтобы успеть схватить из шкафчиков учебники и прийти на первый урок.

— Вот он, — я подтолкнула Аннализу локтем и кивнула в сторону парня с шоколадными волосами, входящего в помещение в обтягивающих синих джинсах и выглаженной, застёгнутой на все пуговицы клетчатой рубашке. Его аккуратно причесанная грива была ещё влажной, как будто он только что принял утренний душ. — Держу пари, от него пахнет свежескошенной травой и миллионом баксов.

— Он учится в предпоследнем классе, — сказала Аннализа. — Я узнала его имя. Бомонт Мэйсон. Его родители владеют большой фермой за городом.

— Интересно, у него есть девушка?

В любом случае, это не имело никакого значения. Я была незаметной новенькой первогодкой в старшей школе, предпочитающей держаться поближе к учёбе. Некоторые, возможно, даже назвали бы меня ботаником. Мне больше нравилось читать книжки.

— Наверное.

Звонок на первый урок прозвенел три раза. Я поправила рубашку, которая была немного тесновата, так как моя грудь решила вырасти за лето почти на два размера, и встала, закинув рюкзак на плечи.

— Увидимся за обедом? — крикнула Аннализа и получила в ответ мой кивок.

Я поплелась по коридору к своему шкафчику, достала из него учебник английского и захлопнула оранжевую дверцу. Поспешив на второй этаж, остановилась у фонтанчика с водой, чтобы прополоскать рот и избавиться от крошек печенья, оставшихся на зубах.

Я делала один маленький глоток за другим, ледяная вода текла по моим губам. Вдруг без всякого предупреждения в меня кто-то врезался, и я ударилась ртом о ржавый металлический носик. По моим губам разлился огонь, будто их ужалили, а зубы заныли от боли.

— Ой! — вскрикнула я, отстраняясь. Поднесла руку ко рту, чтобы убедиться, что все мои зубы целы. Когда я убрала руку, то увидела, что она вся красная. Без преувеличения. От крови на пальцах.

— Мне так жаль, — протянул парень. Тёплая, твёрдая рука легла мне на плечо.

Я заглянула в фантастические золотисто-карие глаза, принадлежащие парню, чьё имя я узнала только сегодня утром.

— Джексон, придурок! — крикнул он группе парней, поднимавшихся в отдалении по лестнице. Его свободная рука взлетела к затылку, массируя его, а тёмные брови поднялись в извинении. — Меня приятель толкнул на тебя. Мне очень жаль.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони и проверила. Кровотечение, похоже, немного утихло. Мои щёки горели и стали багровыми от смущения. Парень, в которого я влюбилась издали с первого дня в школе, первый раз стоял передо мной, и он навсегда запомнит меня как придурковатую ученицу с кровоточащими губами.

— Хочешь, я провожу тебя к медсестре? — предложил он. — Похоже, ты порезалась. Может, тебе нужно наложить швы?

— Неужели всё так плохо?! — Я лихорадочно полезла в сумочку и вытащила зеркало, изучая свои губы и паникуя из-за того, что они становились всё более опухшими и с каждой секундой сильнее пульсировали.

— Не-а, всё не так плохо, — сказал он, улыбнувшись одним уголком рта, его глаза остановились на моих губах и заставили меня смутиться в миллион раз больше. — Пойдём со мной.

Этот день начался как любой другой: скучный и обычный. Но всё изменилось в ту секунду, когда он взял меня за руку и потащил по коридору. Электрические токи пробежали от его пальцев к моим, поднялись вверх по руке, поселились в моём сердце и закружились в животе. Ко мне прикасался сам Бомонт Мэйсон. Он взял меня с собой, куда бы мы ни направлялись. Позаботился обо мне, никому неизвестной первогодке.

— Как тебя зовут? — спросил он своим медленным южным протяжным голосом.

— Дакота, — ответила я, притворяясь, что не знаю его. — А тебя?

— Бо.

Когда мы бежали по пустым коридорам, прозвенел последний звонок на урок. Обычно я волновалась из-за опоздания, но в тот момент мне было всё равно.

— Куда мы идём? — захихикала я, словно беззастенчивая легкомысленная школьница.

Мы остановились у боковойдвери в кухню кафетерия. Все знали, что студентов туда не пускают, но он просто вошёл, как будто был владельцем этого места.

— Бабуля, — пророкотал он. Его полные губы растянулись в озорной улыбке, внезапно сделав заметным косой шрам над верхней губой. — Ты ещё здесь?

— Бо, детка, это ты? — из-за стола для приготовления пищи появилась женщина в сетке для волос с жизнерадостной улыбкой и с щедрыми округлыми формами. Казалось, его появление удивило её сильнее, чем что бы то ни было. — Что ты здесь делаешь, мой мальчик?

— Мне нужен лёд, ба, — он кивнул в мою сторону, и я вдруг поняла, что мы всё ещё держимся за руки.

Седовласая женщина схватила пластиковый пакет для сэндвичей, подошла к морозилке, наполнила его льдом и протянула ему.

А потом он отпустил мою руку, заставив осознать, как быстро можно упустить то, что было у тебя всего лишь крошечную часть твоей короткой жизни.

Я потянулась к пакету, но он убрал мою руку, решив приложить лёд к моей губе, как будто я не могла это сделать сама.

Холод обжёг рану, и мне не удалось подавить глубокий вздох.

— Вам двоим лучше пойти в класс, — предостерегла нас бабушка. — Бо, ты же знаешь, что тебе нельзя здесь находиться.

Он бросил ей дразнящую ухмылку, наклонился, схватив два свежих печенья с горячего противня, и сунул одно в карман моей куртки.

Бабушка ударила его тряпкой для мытья посуды.

— Сейчас же прекратите это, молодой человек. Ты прекрасно знаешь, что это на обед.

Я взяла у него импровизированный пакет со льдом и, дав губам отдохнуть от холода, последовала за ним в вестибюль.

— Тебе куда? — спросил он.

— Второй этаж. Кабинет двадцать три.

— А мне в спортзал. — Он немного помедлил, его золотистый взгляд снова опустился на мои губы. Бо поднёс свои мозолистые руки сына фермера к моему рту и провёл кончиками пальцев по ране, что послало в каждую мою клеточку ливень искрящегося возбуждения. — Давай я провожу тебя до класса.

— Но спортзал в другой стороне, — до меня не сразу дошло, что он проявляет интерес.

Заткнись, Дакота. Позволь ему это сделать.

Он пожал плечом и приподнял в улыбке уголок рта, демонстрируя на щеке одну глубокую ямочку.

— Я и так уже опоздал. Ещё пара минут ничего не решит.

— Нас накажут, если увидят вместе в коридоре без пропусков, — сказала я, как занудная пай-девочка.

— Тебя ещё ни разу не наказывали? — спросил он, когда мы шли к лестнице.

— Конечно, нет.

— Это практически обряд посвящения. Каждый хотя бы один раз должен получить наказание, — он обнял меня за плечи. — Все крутые ребята получают наказание.

Меня охватило смущение. Я не была крутой и никогда такой не буду. Для Бо я просто была новым лицом в школе, но мне известно, как видят меня все остальные. Достаточно скоро он поймёт, что я чудаковатая девчонка в тесноватой одежде, и переключится на чирлидерш или королев красоты, которые лучше подойдут его невероятно крутой репутации. Я видела, как все на него смотрят. Парни хотели быть им, а девушки убили бы за свидание с ним. Даже издалека я видела, как он заставлял каждого чувствовать себя единственным во всём мире, а, столкнувшись с ним лично, ощутила это на себе.

— Спасибо, — поблагодарила я, когда мы остановились возле кабинета английского.

— Извини за твою губу, — сказал он.

— Всё в порядке, — я посмотрела на него сквозь ресницы. Он мог бы сделать мне гораздо хуже, и я бы простила его ещё десять раз. Вот какую власть имел надо мной этот парень, хотя мы были знакомы всего десять минут.

— Может быть, когда твоя губа полностью заживёт, я смогу тебя пригласить прогуляться, — его слова заставили мой живот сжаться, а губы растянуться в счастливой, как рождественским утром, улыбке. — Что ты делаешь в эту пятницу?

Ничего.

— Не знаю, — ответила я, ковыряя носком туфли линолеум. Меня никогда раньше не приглашали на свидание, и у меня не было ни малейшего представления о том, должна ли я притворяться, что занята, или вести себя спокойно, будто я не была в десяти секундах от того, чтобы испугаться прямо сейчас и убежать.

— Предполагалось, что ты скажешь: «Да, я пойду, Бо», — поддразнил он меня.

Я засмеялась, опустив голову, потому что мои щёки горели благодаря вниманию, которое он мне уделял.

— Мне нужно в класс, — сказала я, поднимая глаза и встречаясь с ним взглядом. Мои зубы царапнули по порезу на нижней губе, пробуя на вкус засохшую кровь и напоминая, как неловко я, вероятно, выглядела в тот момент. Но мне было всё равно.

Бо застыл на месте, наблюдая, как я исчезаю в классе. И вот так он захватил часть моего сердца, которую никогда не отпустит, пока я жива.


∙ ГЛАВА 6 ∙
БО

Я сгребал комья земли и сена, чтобы освободить место для свежих запасов, когда за сараем захрустел гравий. Солнце взошло всего час назад, но я работал во дворе с самого рассвета. Вытерев со лба тонкий слой пота, подошёл к передней части дома, и, вонзив вилы в землю, прогулочным шагом направился к Дакоте.

— Странно, что здесь не как в неприступном Форт-Ноксе, — сказала она, вылезая из машины. Обернувшись, посмотрела на длинную, обсаженную деревьями дорогу. — По крайней мере, я ожидала увидеть ворота.

Я выпятил челюсть и пожал плечами.

— Все, что мне нужно, это несколько камер и пара табличек «Посторонним вход воспрещён». Большинство людей здесь не мешают моему одиночеству. Местные жители не лезут в чужие дела. Нужно беспокоиться только о чужаках.

— Ты не беспокоишься о сталкерах? — выгнула она одну бровь.

— Мои поклонники – хорошие люди, Дакота, — улыбнулся я и сунул руки в карманы. — Многие проезжали мимо, но никто никогда не подходил и не беспокоил меня. Думаю вскоре установить ворота. Хотя, они мне особо не нужны.

Она склонила голову набок, осторожно закрыла дверцу машины и пошла к задней части дома, утопая каблуками своих модных туфель в земле.

— Помощь нужна? — поинтересовался я, наблюдая, как она вытаскивает из багажника тяжёлые сумки. Моё предложение осталось без ответа, но я всё равно взял у неё багаж и потащил его на крыльцо.

— Спасибо. Ты не обязан мне помогать, — сказала она, убрав тёмные волосы с глаз, её слова были в равной степени и вежливыми, и холодными. Дакота оперлась на спинку сиденья в машине и достала сумочку, блокнот и пластиковую чашку кофе. — Ты готов?

Я рассмеялся, массируя затылок и щурясь на неё, так как солнце как раз стояло прямо над её головой.

— Сначала мне нужно вычистить вон тот сарай. Иди в дом и переоденься.

— Переодеться? — она уставилась на свои остроносые, подходящие только для прогулок в городе, туфельки и провела рукой сверху вниз по розовой блузке с оборками, которую решила надеть в этот день на ранчо.

— Ты не можешь разгуливать здесь в этом. — Я приподнял шляпу, провёл рукой по макушке, и снова её надел. — Выглядит ужасно дорого. Ты ведь не захочешь испачкаться.

— Я не собираюсь работать на ферме, Бо, — сказала она. — Я здесь, чтобы взять у тебя интервью.

— Может, сначала просто поболтаем, наверстаем упущенное? Тебе всегда нравилось наблюдать, как я занимаюсь домашними делами.

— Разве у тебя нет людей, которым можно было бы заплатить за уборку твоего сарая?

Я поджал губы и пожал плечами.

— Мне нравится это делать. Снова чувствуешь себя самим собой. По большому счёту, я простой деревенский парень, Кота.

— Прекрасно, — сказала она, расправляя плечи и оглядывая окружающие нас холмы. — Я надену джинсы. Но не буду разгребать навоз.

— Нет проблем. Здесь уже много лет нет животных, — сообщил я.

Она наморщила лоб, как бы прося объяснений. Когда мы ещё были вместе, ранчо Мэйсонов было одним из самых больших в округе. Мой отец выращивал кукурузу и соевые бобы, разводил коров абердин-ангусской породы, племенных лошадей и вдобавок кур.

— Два года назад папа умер. Мама продала скот. Я выкупил часть земли. Я могу продолжить и дальше, но ты, вероятно, захочешь что-то из этого для своего интервью.

— Я... я понятия не имела, — сказала она, и взгляд её голубых глаз немного смягчился. — Сожалею о твоём отце.

Дакота и папа когда-то были близки. Он смотрел на неё, как на свою третью дочь, называя своим бонусным ребёнком. Она никогда не знала собственного отца, поэтому он был самым близким из тех, кто у неё когда-либо был. В день его смерти я пытался её найти, чтобы дать знать, но все поиски Дакоты Эндрюс оказались пустыми хлопотами. Я всегда списывал это на её нежелание быть найденной, и часть меня никогда не могла винить её.

— Ты что-нибудь узнавала до того, как приехать сюда? — я вытер лоб о предплечье. — Обо мне?

— У меня не было времени, — покачала она головой.

— Понимаю.

Она направилась внутрь, а я подобрал вилы. Чуть позже Дакота вышла в облегающих синих джинсах и выцветшей футболке университета Кентукки. Её длинные тёмные волосы были убраны с шеи и собраны высоко на макушке, как будто она пыталась убедить меня, что не старалась выглядеть хорошо.

— Давай, начинай, — мои губы растянулись в улыбке. Мне нравилась эта её версия – та, что без модной одежды и без шила в заднице. Она подняла в воздух цифровой диктофон и приложила большой палец к красной кнопке.

— Готов? — спросила она. Даже в такой одежде она была воплощением профессионализма. Похоже, у неё больше не было «выключателя».

Я тысячу раз представлял себе, каково это – снова её встретить, но видеть её сейчас было всё равно, что смотреть в глаза незнакомке. Которая только напоминала женщину, что я знал раньше.

— Давай, задавай свои вопросы, — моя рука скользнула по потёртой деревянной рукояти вил, и мы направились обратно к конюшне. В прошлом году мне посчастливилось участвовать в шоу в Нью-Йорке. И чтобы успеть на какую-то утреннюю передачу, пришлось проснуться в субботу утром достаточно рано. Тогда-то я и увидел Коко Биссетт. Мою Дакоту. Прятавшуюся все эти году на виду у всех.

— Что ты вообще собираешься здесь делать? — спросила она, когда мы вошли внутрь, заглядывая в одно за другим пустые стойла.

— Через несколько месяцев это будет полностью действующая конная ферма, — я посмотрел сквозь пыльные дорожки света, представляя, как станет выглядеть это место, когда всё будет готово. — Я собираюсь разводить теннессийских прогулочных лошадей. Возможно, несколько морганов и миссурийских фокстроттеров.

— Чем сейчас занимается Сибил? — поинтересовалась Дакота. Они с мамой никогда не ладили так же хорошо, как с отцом, хотя в этом не было ничего личного. Мама слишком заботилась о своём единственном сыне, а Дакота была чертовски чувствительна. Она всегда хотела, чтобы все её любили, и никогда не верила, когда я утверждал, что большинство людей не любят даже самих себя.

— Она живет в Луисвилле с Калистой, — сказала я, имея в виду свою старшую сестру. — Калиста сейчас замужем за каким-то корпоративным адвокатом, и у неё куча детей. Они занимают всё время сестры и мамы.

— Как Айви? — спросила Дакота, склонив голову набок, на пару секунд на её губах появилась добрая улыбка. Айви всегда заставляла всех улыбаться. — Они с Эддисон за эти годы потеряли связь.

— Айви, — я тяжело вздохнул. — Держится изо всех сил, — я уставился на изношенный носок ботинка. — В прошлом году она потеряла в Ираке мужа.

Лицо Дакоты вытянулось, и она, отступив назад, прижала руку к сердцу.

— Она теперь мать-одиночка. Два ребёнка. Майлз и Грейси, — продолжил я, сгребая вилами залежавшееся гнилое сено и сваливая его в тачку рядом с сараем. — Они всё ещё живут здесь, в городе. И довольно часто сюда приезжают.

Нравилось нам это или нет, но у нас была история, которая охватывала большую часть нашей жизни. Наше прошлое переплелось и запуталось. Оно было грязным и сложным. Дакота могла вести себя так, будто ей совершенно наплевать на всё, чего она хотела, но я знал, что это не так.

— Как Эддисон?

— Через пару недель выходит замуж, — сказала Дакота.

— Ты одобрила её выбор? — повернул я голову в её сторону, выгнув бровь. Раньше Эддисон никогда ничего не делала без согласия Дакоты. И Дакота управляла жизненным выбором Эддисон, как наседка, которой она всегда вынуждена была быть из-за наплевательского отношения их собственной матери.

— Она уже большая девочка. И может делать, что хочет, — Коко осторожно подошла к ржавым воротам и села на один из облупившихся брусков. — Он мне нравится. И подходит ей. Его отец – риэлтор здесь, в Дарлингтоне, если тебе вдруг это когда-нибудь понадобится.

— Спасибо за рекомендацию, но я проживу остаток своих дней здесь, на ранчо. — Я сгрёб остатки сена, прислонил вилы к стенке сарая и, вытерев руки о джинсы, вышел наружу.

— Куда мы идём? — она последовала за мной, внимательно следя за тем, куда ступает. Старые привычки отмирают с трудом.

— В дом, выпить чаю со льдом, — сказал я, направляясь к дому. Каждый мой шаг составлял два её шага. Я и забыл, какая она маленькая по сравнению со мной.

Я открыл входную дверь с москитной сеткой, придержав её для Дакоты, и потянулся вниз, чтобы поприветствовать старую Руби, которая загорала на крыльце.

— Привет, девочка.

Она лизнула мою руку, её яркая золотистая шерсть потускнела и стала седой вокруг морды, как будто кто-то бросил в неё горсть семян-зонтиков одуванчика.

— Это... — Дакота уставилась на постаревшего золотистого ретривера, сидящего у входной двери. — Это ведь Руби или нет?

— Да, — я взъерошил макушку Руби, и она улыбнулась, как улыбается дряхлая собака, поднялась и, прихрамывая, поплелась за мной на кухню.

— Сколько ей сейчас лет? — Дакота наклонилась, чтобы погладить Руби, нежно проводя пальцами по её мягкому меху.

— Одиннадцать. Может, двенадцать. — Я перестал считать года, когда её морда побелела. Достав из буфета два стакана, бросил в каждый немного льда.

Дакота не могла оторвать глаз от Руби.

— Я помню, откуда она появилась. Мы вместе подобрали её на ферме Янссенов, — её голос затих, как далёкое воспоминание.

Руби медленно опустилась на пол, виляя пушистым хвостом и подметая им пол. Она ослепла и, вероятно, не могла видеть Дакоту, но всё равно казалась благодарной за внимание.

Я налил нам чаю и занял место во главе стола.

— Мы достаточно поболтали о прошлом? — спросила она.

— Ой-ой-ой, — я глотнул чай. — Кто-то торопит события. Разве ты не знаешь, что мы здесь делаем всё немного медленно? Или забыла?

Она выдавила из себя улыбку, но только на мгновение. Улыбка быстро исчезла, когда Дакота откинулась на спинку стула.

— Я здесь всего на неделю, и нам нужно многое обсудить, — она положила диктофон в центр стола, ровно посередине между нами. — Итак, давай начнём с самого начала.

Её расслабленное настроение испарилось, забрав с собой Дакоту, и, судя по появившемуся ожесточённому выражению на её лице, во владение ситуацией, очевидно, вступила журналистка Коко.

— Сначала – это в…

— Вернёмся к тому первому контракту, который ты подписал, — сказала она, и наши глаза встретились.

— Ты там была. И сама могла бы рассказать историю лучше меня, — пожал я плечом.

Она выключила диктофон, нетерпеливо теребя пальцы.

— Бо, ты не должен впутывать в это меня. Речь идёт о тебе. Не обо мне. И не о нас.

— Невозможно. Ты часть этого, нравится тебе это или нет.

Я потянулся через стол и снова включил диктофон.


∙ ГЛАВА 7 ∙
КОКО Прошлое

Всё внутри меня сжалось, когда пару недель спустя Бо, взяв меня за руку, привёл меня в большой белый фермерский дом семьи Мэйсонов, который он называл родным домом.

Пожалуйста, пусть я им понравлюсь.

— Мама! — крикнул он в сторону кухни. — Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Бо сжал мою руку и потянул меня туда, где женщина средних лет с мышиными каштановыми волосами и вечно хмурым взглядом стояла, помешивая что-то в кастрюле на плите. Она вытерла руки и обернулась, и стоило ей меня увидеть, как её лицо вытянулось.

Моё сердце ушло в пятки, а свободная рука взметнулась к длинным волосам, нервно накручивая прядь на палец. Бо подтолкнул меня, и я тут же протянула правую руку.

— Я Дакота Эндрюс, миссис Мэйсон. Очень приятно познакомиться.

Она пожала руку, изучая меня.

— Ты присоединишься к нам за ужином?

Её вопрос был больше похож на «мне нужно знать, сколько еды готовить», а не «мы рады, что ты с нами поужинаешь».

Я глянула на Бо, подняв в молчаливом вопросе брови. Мы несколько раз ходили на свидания, но в последнее время наши отношения набирали обороты, и он умирал от желания привести меня в дом, чтобы его родители знали, к кому он убегает и с кем каждый день после работы проводит время.

Он снова сжал мою руку и кивнул.

— Да, конечно.

Я с трудом вытерпела долгий ужин, отвечая на неудобные вопросы его оценивающей меня матери, таращилась на его страдающую от ПМС старшую сестру Калисту, и шутила с его весёлым отцом. Бо, его отцу и младшей сестре Айви я понравилась, но осуждающие и неодобрительные взгляды двух других членов семьи как будто перечеркнули всё хорошее на том ужине.

— Может, вам помочь? — предложила я, когда все начали убирать посуду после клубничного торта.

— Нет, Дакота, — резко ответила его мама. Она говорила со мной так, словно я была обузой, словно её возмущал тот факт, что я просто так заскочила и села за их семейный стол. — Ты – гость. А гости не убирают в нашем доме.

Я чересчур болезненно восприняла её слова, но улыбнулась, смаргивая слёзы. Бо, заметив моё состояние, вывел меня наружу. Я старалась вести себя как можно лучше. Попыталась преподнести себя в хорошем свете. Быть таким человеком, с каким вместе хотела бы видеть своего сына, но всё было напрасно.

— Она ненавидит меня, — захныкала я, как только мы отошли на приличное расстояние от дома. Из открытого кухонного окна доносились звон посуды и шум бегущей воды.

— О, это неправда, — возразил Бо, когда мы обогнули сарай. Там он притянул меня к себе. — Тебя невозможно ненавидеть. Ты сладкое совершенство, Кота.

— Ты видел, как они на меня смотрели? Твоя мама и Калиста, — закатила я глаза

— Им никто особо не нравится. Иногда мне даже кажется, что они сами себе не нравятся, — он схватил мои руки и положил их себе на плечи, наклонился и поцеловал меня.

Я отстранилась, недовольная его оправданием. Проведя с этим парнем всего пару недель, я уже знала, что хочу прожить с ним всю оставшуюся жизнь. Для меня было важно понравиться его семье. Я собиралась проводить с ним много времени. И мне придётся часто их видеть. Поэтому не хотелось быть до краёв полной страхом каждый раз, когда мне доведётся пойти к нему домой.

Взгляд его старшей сестры напомнил мне, как смотрели на меня некоторые противные девчонки в школе. Может быть, моим волосам требовалась стрижка или они были слишком тонкими, или, может, я не очень хорошо подводила глаза, или, может быть, я слишком часто краснела. Моя одежда не была брендовой, но я думала, что довела до совершенства свой собственный стиль. Мне всегда казалось, что чем больше я старалась вписаться, тем больше выделялась, и никогда в хорошем смысле. Видимо, то же самое правило сработало и при попытке вписаться в семью Бо.

— Это только первый ужин, — сказал он, прижимаясь губами к моим. — Будут ещё сотни, может быть, даже тысячи.

Когда я мысленно это представила, моё сердце затрепетало, забилось и пропустило удар.

Тысячи?

— Кроме того, — сказал он. — Меня совершенно не волнует, что думают другие. Если я хочу быть с тобой, на всём белом свете не найдётся ни одного мужчины или женщины, которые могли бы изменить моё мнение.


∙ ГЛАВА 8 ∙
КОКО

По возвращению домой мне предстояло многое объяснить. Харрисон будет удивлён, почему я никогда не рассказывала ему о своей истории с Бо, и у меня для него нет достаточно хорошего ответа. Или, по крайней мере, того ответа, который не заставил бы копаться в моём прошлом так глубоко, что мне понадобилась бы лопата и целая куча горного оборудования, чтобы до него добраться.

— Ты хочешь, чтобы я не вдавался в подробности? — спросил Бо, прикрывая микрофон диктофона рукой, когда мы сидели за кухонным столом. — Мне не трудно говорить неопределённо.

Я откинулась на спинку стула, наблюдая, как полностью менялось его поведение. Он умел быть притягательным, но отстранённым. Дружелюбным, но таинственным. За его взглядом прятались невысказанные слова, и я чуть не утонула под их тяжестью.

— Я был влюблён в эту девушку. Написал для неё несколько песен. И исполнил их на окружной ярмарке. Меня заметили. Я подписал контракт со звукозаписывающей компанией. Через год его выкупила компания из «Большой тройки1». — Он закинул руки за голову и откинулся на спинку скрипучего деревянного стула.

Я пробормотала «спасибо» с другого края стола, игнорируя его краткую речь и шутливый тон, ради того, чтобы записать несколько наполовину полезных цитат.

— Расскажи, каково это было для тебя, — попросила я, заставляя себя смотреть на него как на музыканта, а не как на своего бывшего. — Все эти годы в дороге. Гастроли. Выступления. Записи песен.

Когда глаза Бо встретились с моими, он откинулся на спинку стула и почесал подбородок.

— Одиноко.

Моё сердце затрепетало. Как человек, у которого весь мир был в руках, мог быть одиноким?

— Но ведь ты был окружён людьми.

— Ты пытаешься сказать мне, что я должен чувствовать? Как будто тебе было до этого хоть какое-то дело. Ты уехала в большой город, вышла замуж за какого-то мудака, полностью отказавшись от жизни, которая была у тебя дома. Забыв свои обещания.

Обжигая щёки, по шее пополз жар, а мысли в голове перепутались. Мне хотелось прямо сейчас сказать ему так много вещей, но они застряли у меня в горле прежде, чем я смогла в них разобраться. Всего-то понадобился только один подходящий момент, чтобы всё ему высказать и потерять интервью, а так же и повышение.

Я схватила диктофон, выключила его и постаралась как можно тщательнее подобрать слова:

— Тебе лучше быть чертовски осторожным в том, в чём ты меня обвиняешь, Бомонт Мэйсон. Ты не знаешь и половины того, что случилось в моей жизни с тех пор, как ты ушёл. Точно, ведь это ты ушёл. Ты нарушил свои обещания.

— Я обещал никогда никого не любить так, как любил тебя, — он встал, снял шляпу и провёл рукой по волосам. — И никогда не нарушал этого обещания, Кота. Никогда. А ты? Ты не дождалась меня. Ты вышла замуж за какого-то придурка в Нью-Йорке.

У Харрисона много чего было в характере: невероятная целеустремленность, безжалостные амбиции, холодная решительность, но он не был придурком. И меня возмущал тот факт, что Бо предполагал, будто я могла когда-либо выйти за такого замуж. У меня были стандарты, чёрт бы его побрал.

— Не смей так говорить о моём бывшем муже. Ты его не знаешь.

— Любой мужчина, который женился и зарабатывал на тебе – придурок, Дакота.

— Это было взаимным решением, — подняла я высоко подбородок. — И это не твоё дело.

— Надо было дождаться меня, — он встал, поставил пустой стакан в раковину и склонился над окном.

Я бы подождала его. Десять лет назад я бы стала ждать его всю жизнь. В восемнадцать лет я бы отбросила все цели, амбиции и безнадёжные мечты и провела бы свои дни в его любящих объятиях в том мире, который мы создали бы вместе, если бы он дал мне шанс.

Шаркая ботинками по деревянному полу кухни, он направился к двери, и Руби потопала за ним.

— Ты куда? — крикнула я.

— На улицу.

Зазвонил мой телефон, лежащий в сумке, и, как только Бо вышел, я вытащила его.

— Харрисон, — ответила я. — Привет.

— Как дела? — спросил он, понизив голос.

— Тебе не нужно контролировать каждый мой шаг, — закатила я глаза и тихо рассмеялась.

— Как успехи? Я слышал, парень ненавидит давать интервью.

— Ты совершенно прав. — Я встала и подошла к кухонному окну, наблюдая, как Бо достает из кармана джинсов ключи и сажает Руби на заднее сиденье своего синего форда. — Давай я тебе перезвоню.

Я вылетела на улицу и побежала к его грузовику.

— Куда ты собрался?

— В город. Ты едешь или нет?

Моё лицо исказилось. Зачем мне было оставаться? Я села рядом с ним, проведя рукой по тканой разноцветной обивке сиденья, и устроилась на нём. Грузовик был точно таким же, как «форд» 1984 года, на котором он ездил в старшей школе.

— Это тот же грузовик, который ты?..

— И да, и нет, — сказал он, заводя мотор. Загрохотал двигатель, и сиденья завибрировали. Его рука сжала рычаг переключения передач, а ботинки вдавили педали сцепления и тормоза. Он взглянул в зеркало заднего вида, вероятно, чтобы убедиться, что Руби удобно устроилась, сдал назад и начал выезжать с подъездной дорожки. — Айви убила в хлам старую машину ещё в выпускном классе средней школы. Это новый старый форд.

Когда солнце стало светить сквозь горячее стекло, я, покрутив ручкой, опустила окно. Чистый деревенский воздух играл с прядями волос, щекотавшими моё лицо, и рассеивал малую часть напряжения, которое с недавних пор установилось между нами. Всё было точно так, как раньше, и это практически заставило меня забыть все причины, по которым Бо вынуждал вскипать мою кровь.

Его слова вновь заняли центральное место в моём сознании, и я поймала себя на том, что волнуюсь из-за его обвинения. Он всё неправильно понял. Но я не знала, как ему всё рассказать, не рискуя своим интервью.

* * *

Мы заехали в автосалон «форд» на окраине Дарлингтона, и как только Бо с грохотом въехал на стоянку, ему навстречу выбежал поприветствовать долговязый мужчина с сальными волосами цвета полуночи и улыбнулся, обнажив коричневые от кофе зубы.

— Мистер Мэйсон, рад встрече. У нас всё готово, — сказал мужчина, провожая Бо в офис. Я осталась в машине.

Села, подтянув колени к груди и уперевшись пятками в сиденье, как делала, когда мы были молодыми. Порывы ветра из окна ерошили мои волосы, пока я наблюдала, как машины останавливались и проезжали дальше по дороге. Был обычный, для местных жителей Дарлингтона, день. Я провела пальцем по пыльной приборной доске и осмотрела его, прежде чем вытереть о бедро. Некоторые вещи никогда не меняются.

В моей голове крутились его слова: «Я обещал никогда никого не любить так, как любил тебя. Я никогда не нарушал этого обещания…».

Через несколько минут Бо скользнул обратно в грузовик, подвинув небольшую стопку документов к вентиляционным отверстиям на приборной панели.

— Продаёшь свой «форд»? — спросила я.

— Никогда, — он потянул ремень безопасности и защёлкнул его. — Покупаю машину для Айви.

— Очень великодушно с твоей стороны. Держу пари, она будет в восторге.

— Она этого не хочет. — Бо выехал со стоянки. — Айви не любит просить о помощи, но ей нужно что-то надёжное. Нельзя, чтобы её машина постоянно ломалась, когда в ней на заднем сиденье Майлз и Грейси.

Я попыталась представить Айви мамой, но перед глазами стояла только картинка, где растрёпанная девочка с широкой улыбкой кормила своих детей на завтрак мороженым, позволяла им поздно ложиться спать и смотреть страшные фильмы. У меня не было сомнений, что милая маленькая Айви стала весёлой мамой.

— Сегодня вечером мне, пожалуй, стоит навестить маму, — сказала я, раз уж оказалась в городе.

— Как там Тэмми Линн? — он посмотрел в зеркало заднего вида, снова проверяя Руби.

— Она... Тэмми Линн, — не стала я вдаваться в подробности.

Бо повернул на запад и направился по шоссе к своему ранчо.

— Может, продолжим интервью, когда вернёмся? — спросила я. — Мы немного отвлеклись…

— Хотелось бы сначала разделаться кое с какими вопросами, — сказал он, его правая рука побелела от напряжения, а левый локоть уперся в подоконник. Всё его поведение в миг изменилось, как будто кто-то щёлкнул выключателем.

— Например?

— Нам с тобой нужно уладить кое-какие старые дела, — уточнил он, отчего у меня свело живот. — Давай сначала разберёмся с нашими проблемами, а потом продолжим наше небольшое интервью.

— Ты снова решил держать меня в заложниках, Бо. Мне это не нравится. — Я повернулась лицом к окну, наблюдая за бескрайними полями, покрытыми буйной зеленью.

Он знает?

— Я не держу тебя в заложниках, — сказал он, глядя поверх приборной панели. — Просто хочу с тобой поговорить, вот и всё.

— Я приехала сюда не для того, чтобы говорить о нас с тобой, — я прислонилась к пассажирской двери, как будто кабина грузовика внезапно уменьшилась, и мы оказались слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. — Что было, то прошло, Бо. Ничего нельзя изменить.

— Я человек слова, — выдохнул он. — Мне просто хотелось дать тебе понять, что после стольких лет я сдержал слово. Даже если ты этого не сделала. Но я сделал.

Мои губы приоткрылись, чтобы нанести ответный удар, но я сложила своё боевое оружие, чтобы не потерять хладнокровие и не провалить интервью.

— Мне жаль, что я не смогла сдержать обещания, которые мы дали друг другу, когда были детьми.

— Мы были моложе, Кота, но уж точно не были детьми.


∙ ГЛАВА 9 ∙
БО

Как только мы оказались на ранчо, Дакота молча вылезла из грузовика. Шагнула ко мне, расправив плечи, и скрестила на груди руки, подняв брови.

— Я любила тебя, Бо. Я любила тебя больше всего на свете, — её слова прозвучали холодно, почти по-деловому. Для девушки, говорящей о любви, в её тоне было очень мало эмоций. — Но мы расстались, и я с этим смирилась. Стала жить дальше. — Я ей не поверил. Она лгала. Я видел это в том, как её взгляд избегал моих глаз, и в том, как подёргивались её пальцы, будто они были той частью её, которую она, как ни старалась, не могла контролировать. Дакота попятилась от меня, уставившись на гравийную дорожку, и стала ковырять носком туфли серый камень. — Мне тяжело здесь, с тобой, в Дарлингтоне. Я просто хочу взять интервью и уехать домой. Мы не должны говорить ни о тебе, ни обо мне, ни о том, что случилось целую жизнь назад.

— Думаешь, мне легко? Что ты здесь?

Дакота посмотрела на меня с первобытным негодованием в ледяном взгляде, и я был совершенно уверен, что она боролась с желанием ударить меня в челюсть. Но, несмотря на всё это, я мог думать только о том, чтобы прикоснуться к ней. Запустить пальцы в её волосы. Почувствовать её губы на своих губах. Прижать к себе её тело.

— Должно быть. Ведь это ты всё устроил. Ты потребовал моего присутствия. Ты захотел, чтобы я приехала сюда почти на целую неделю, что, знаешь ли, неслыханно в этой индустрии, — она скрестила на груди руки, прищурившись, посмотрела на меня и как можно быстрее смахнула со щеки слезу.

Не дай бог ей проявить хоть каплю уязвимости.

— Я не могу доверить никому другому рассказать мою историю, — мои доводы были слабы. И это только наполовину правда. — Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.

— Боже, ты застрял в прошлом, — сказала она, выплёвывая слова и теряя профессиональное хладнокровие. Непокорная прядь разметавшихся на ветру волос упала на её лицо. — Смирись с этим, Бо. Забудь о нас.

Я шагнул в её личное пространство, положил руки ей на бёдра и притянул к себе.

— Почему я должен забыть тебя, когда ты меня не забыла?

Она наклонила голову набок и уставилась на стоящий вдалеке амбар.

— Я забыла тебя.

— Тогда почему я тебе не верю? — моя рука поднялась к её подбородку, я погладил большим пальцем её полную нижнюю губу, а потом раздавил её мягкие губы своими. Она не просила её поцеловать, но мне необходимо было взять то, что было моим. Её губы при прикосновении замерли, но я так легко не сдавался. И стал неторопливо её целовать, намеренно впечатываясь в неё всем телом и крепко прижимая к себе.

Она, блин, сопротивлялась.

Коричный вкус мягких губ Дакоты согрел мои губы, пока тёплый солнечный свет целовал наши макушки, но хруст гравия под шинами, который мы услышали через несколько секунд, заставил её отпрянуть. На её щеках вспыхнул румянец, а круглые голубые глаза широко распахнулись от шока. В десяти метрах от нас раздался гудок, возвещая о прибытии Айви.

— Бо! — С развевающими на ветру светлыми кудрями Айви вылетела из своего нового форда и побежала прямо ко мне. Она сильно ударила меня по руке, и на её веснушчатом лице заиграла улыбка, широкая, как кукурузное поле. — Я же просила не покупать мне машину! Я сижу на работе, и вдруг мне говорят, что мне кое-что доставили, — рука Айви метнулась к бедру, а глаза заплясали между мной и её «фордом эксплорером» цвета красного яблока. – Ты – это что-то с чем-то, братик.

Я пожал плечами. У меня денег было больше, чем дети моих детей могли бы потратить за всю их жизнь. Мне повезло, и теперь пришло время творить добро. Жизнь к моей милой сестрёнке была жестока, отняв у неё любовь всей её жизни и похитив отца её детей, когда она меньше всего этого ожидала. Всё, что он хотел, – это обеспечить хорошую жизнь своей семье и помочь своей стране. В итоге он заплатил высшую цену. Кто-то должен был позаботиться о них. Я планировал в ближайшем будущем купить им большой старый дом, хотя это будет сюрпризом, потому что она никогда не позволит мне это сделать, если узнает.

— О, боже! — Айви повернулась к Дакоте, которая всё это время стояла в стороне. —Дакота?

— Привет, Айви, — вежливо улыбнулась Дакота, хотя всё ещё казалась ошеломлённой после моего поцелуя.

— Что ты здесь делаешь? Где Эддисон? О, святой Боже. Ты выглядишь потрясающе! - Айви болтала без умолку, изливала свои чувства, осыпала с ног до головы Дакоту комплиментами и тёплыми словами.

— Айви, успокойся, — усмехнулся я. — Разве тебе не нужно вернуться на работу?

Она прекратила болтать и посмотрела на телефон.

— Я пораньше закончила обедать, но да, — она вздохнула, глядя на Дакоту полными сожаления яркими глазами цвета меди. — Мне пора возвращаться. Ребята, не хотите пойти выпить завтра вечером? Это будет понедельник, так что в барах будет затишье. Я найму няню. Мы сможем наверстать упущенное.

— Ох, — сказала Дакота, глядя в мою сторону. — Гм.

— Согласен, — я пожал плечами и посмотрел на Дакоту. — Думаю, нам нужно напомнить нашему старому другу, что не забыли, как весело проводить время в Дарлингтоне.

— А она забыла? — и Айви, приплясывая, поспешила обратно к своей машине. Девушка походила на бутылку шипучей апельсиновой газировки и была такой всю свою жизнь. Как женщина, которая так много потеряла, могла оставаться такой чертовски стойкой, было выше моего понимания, хотя я полагаю, что с малышами на руках у неё особо не было выбора. Пока она мчалась по длинной подъездной дороге к шоссе, за машиной тянулся шлейф гравийной пыли.

Дакота стояла в стороне, внимательно рассматривая меня, как будто всё ещё пыталась понять, нормально ли она относится к тому, что я её поцеловал. Судя по тому, как сердито она поджала губы и по её горящему взгляду, всё складывалось не в мою пользу.

— Мне нужно взглянуть на лошадей, — сказал я. — Если хочешь, пойдём со мной.

— Я, наверное, вернусь в город и навещу маму, — произнесла она дрожащим голосом после того, как прочистила горло. И, обняв себя, стала в оборонительную позицию, как будто защищалась от меня.

— Тогда ладно, — я упёрся руками в бёдра, зацепившись большими пальцами за петли ремня. — Увидимся вечером, когда ты вернёшься.

Она кивнула, глядя на меня сквозь ресницы и, очевидно, предпочитая держать своё мнение при себе. Перекинув ремешок сумочки через плечо, направилась к взятой напрокат машине и умчалась.

В кузове грузовика заскулила Руби, напоминая мне, что ей нужна помощь. Я поднял её, вынес из машины и осторожно опустил на землю.

— Прости, девочка. Немного отвлёкся.

Она лизнула мою руку и поплелась обратно к крыльцу на своё любимое солнечное место, где улеглась, свернувшись в пушистый клубок, и начала похрапывать.

Опустившись в старое белое кресло-качалку, я глубоко вздохнул и стал вспоминать тот первый раз, когда мне пришлось отпустить Дакоту Эндрюс.


∙ ГЛАВА 10 ∙
БО Прошлое

Дакота закончила свой последний год в старшей школе, и мы наслаждались ленивым майским днём. Мы припарковались возле молочной фермы в городе, она сидела, подняв загорелые ноги на пыльную приборную доску и слизывала шоколадное мороженое с красной пластиковой ложки. Прикончив последний кусочек, засунула руку в свой выцветший розовый рюкзак и вытащила крахмально-белый конверт с напечатанным ярко-синими буквами обратным адресом Кентуккийского университета.

— Посмотри, что сегодня мне пришло, — сказала она нараспев. — Мне хотелось открыть его вместе с тобой.

Я повернулся к ней, пристально наблюдая, как Дакота глубоко и медленно вздохнула и разорвала белую бумагу. Она вытащила письмо, и моё сердце замерло, когда я увидел, что её глаза остекленели, как только она его прочитала. Я приготовился уже выразить сожаление и сказать несколько ободряющих слов, пока она, наконец, не заговорила:

— Меня приняли.

— Что? — мне бы радоваться за неё. Хотя, так и было. Но её слова были выстрелом в наше будущее, предопределив нашу судьбу, по крайней мере, на обозримое будущее.

— Бо, они дают мне полную академическую стипендию, — она вытерла мокрые глаза и, широко улыбаясь, прижала письмо к сердцу.

Я повернулся и поцеловал её в губы, пробуя слёзы счастья, которые текли по её щекам и падали на красивые губы Дакоты. Прохладный и солёный, этот вкус я так никогда и не смог забыть.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спросила она, глядя на меня так, словно ей нужно было моё разрешение не упустить самое лучшее, что с ней когда-либо случалось.

— Понимаю, — ответил я. — Это значит, что у нас есть только лето.

— Хочу провести с тобой каждый день, — сказала она. — До самого конца. До того дня, когда я уеду.

Я кивнул. Все отношения были рискованным делом, но ставить точку на лучшем, что когда-либо со мной случалось, было так больно.

— Рад за тебя, Кота. Правда.

Я взглянул в нежные голубые глаза, в которые опасно влюбился за последние несколько лет, никогда не забывая, как впервые увидел её в школе. Кто-то из детей-инвалидов рассыпал содержимое своего рюкзака по всему полу коридора, где оживлённо сновали ученики. Она была единственной, кто оказался достаточно добр, чтобы прерваться от своих дел и помочь растерявшемуся и смущённому парнишке.

В следующий раз я заметил её на следующей неделе, когда проходил мимо класса. Она сидела в первом ряду, покусывая резинку жёлтого карандаша, и внимательно слушала, как учитель бубнил о шекспировском Гамлете.

Но через неделю я впервые увидел её улыбку, когда она смеялась над чем-то со своей подругой, и пропал. У неё была улыбка, которая осветила всё её лицо и заставила моё сердце пропустить удар. Я совершил ошибку новичка, сказав своему лучшему другу, что она горячая штучка, и в истинно школьной манере он нарочно толкнул меня на неё в коридоре.

— Рядом с университетом есть общественный колледж, — сказала Дакота. — Может быть, когда-нибудь ты захочешь об этом подумать?

Я покачал головой. Мы оба знали, что учебные дисциплины никогда не были моей сильной стороной, и в семье всегда было ясно, что когда-нибудь ферма станет моей. Я был на два года старше Дакоты, и решение остаться после школы в Дарлингтоне далось очень легко. У меня была хорошая работа и красивая девушка, которая сделала желание уехать почти невозможным.

— Мы можем, если хочешь, попробовать поддерживать отношения на расстоянии. Это всего в паре часов отсюда. Большое расстояние может быть не так уж плохо? — она пожала плечами, её глаза ждали моего ответа, как будто она хотела, чтобы я принял решение за неё. Дакота была хорошенькой девушкой, которая расцвела и стала ошеломляюще красива, и мысль о том, что она этой осенью вскружит головы всем парням в кампусе, заставила мою кровь мгновенно вскипеть. Я не мог оставаться дома в Дарлингтоне, работать на ферме отца и постоянно задаваться вопросом, приглашают ли её на каждом шагу на свидания парни из братства, у которых на уме только одно.

— Ты же понимаешь, что к Рождеству наши отношения потерпят полный крах, — сказал я, выдав виноватую ухмылку. — Мы просто должны поставить всё на паузу.

Дакота наклонилась ко мне и снова прижалась своими медово-сладкими губами к моим. Она была так взволнована из-за письма, что я сомневался в её способности полностью оценить, что это будет один из наших последних беззаботных поцелуев.

— Что ты собираешься делать, пока меня не будет?

Я сжал губы, глядя поверх приборной доски.

— Играть музыку и работать на ферме. То, что я всегда делал. Этим летом я получил несколько приглашений выступить на окружных ярмарках. Кто знает, может, из этого что-нибудь выйдет.

— Поедем со мной, — сказала она, её глаза блестели и в то же время были полны страха. — Не думаю, что смогу сделать это в одиночку. Без тебя.

— Не говори так, — покачал я головой. — Ты получила полную стипендию, Дакота. Ты всего добьёшься и уберёшься к чёрту из Дарлингтона, как всегда и хотела. А я буду ждать здесь, когда ты вернёшься.

Её семья была не такой уж замечательной, и дети в школе не всегда относились к ней хорошо из-за того, что она жила в трейлере и носила потерявшую свой вид старую одежду, которая половину времени едва была ей впору. Но, чёрт побери, если она не стала самой красивой, умной и доброй девушкой во всём Дарлингтоне. Я знал, что она многого добьётся в жизни, и будь я проклят, если у меня даже возникнет мысль её удержать. Дакота не могла не быть целеустремленной, умной и амбициозной, как Айви не могла не быть чертовски оптимистичной.

Нельзя было допустить, чтобы Дакота когда-нибудь обиделась на меня за то, что я испортил её будущее или попросил отказаться от её надежд и мечтаний, потому что мы слишком испугались расставания на несколько лет.

В тот день я поцеловал её с пылом солдата, отправляющегося на войну, стараясь сохранить в памяти её вкус и запах, и то, как её нежная щека ощущалась под моей ладонью.

Она отстранилась, её глаза остекленели, и она прикусила нижнюю губу, как делала всегда, когда застывала, о чём-то думая.

— Ты в порядке? — Я убрал прядь волос с её лица и заправил за ухо.

— Мне страшно, Бо, — вздохнула она, опустив глаза на обивку сиденья. Захватила пальцами выбившуюся прядь и попыталась её пригладить. — Я не могу представить свою жизнь без тебя. Ты уверен, что не сможешь со мной поехать?

— Детка, всё будет хорошо, — заверил я её. — Я не могу оставить отца без помощи. И тебе не нужно, чтобы я отвлекал тебя от учёбы.

Она подняла на меня глаза, и её губы на долю секунды задрожали.

— Мы же будем говорить по телефону каждый вечер?

— Можешь звонить мне сколько угодно, — засмеялся я. — Но у меня такое чувство, чтоты будешь так занята, что через неделю обо мне забудешь.

Она придвинулась ближе, взяла меня под руку и прижалась щекой к моему плечу. Я мог бы поклясться, что почувствовал её дыхание.

— Только не ищи мне замену, — поддразнил я, хотя на самом деле это не было шуткой. Мысль о том, что она будет смотреть на другого мужчину так же, как на меня, скрутила мои внутренности, и только от одной лишь мысли, что другой мужчина прикоснётся к ней так же, как я прикасаюсь к ней, моя кровь закипела с неудержимой яростью. Я прижался губами к её лбу, целуя и клеймя одновременно.

— Не существует человека, который мог бы тебя заменить. Ты же знаешь.

— Мы снова будем вместе, — пообещал я ей. — Когда придёт время.


∙ ГЛАВА 11 ∙
КОКО

— Привет, мам... — я осторожно зашагала по наклонному деревянному настилу и вошла в маленький синий трейлер, который стоял в самом конце стоянки для трейлеров. — Ты дома?

— Привет, Дакота, я здесь. — Раздался голос из глубины трейлера.

Я прошла через гостиную и дальше по короткому коридору мимо маленькой спальни, которую когда-то делила с Эддисон. Дверь в неё была приоткрыта, и я увидела кучу сложенных коробок и груду случайного хлама на наших кроватях и на грязном коричневом ковре, занимая каждый его квадратный сантиметр. Меня прошибла нервная дрожь, и я направилась прямо в мамину комнату.

— Не работаешь сегодня? — спросила я, стоя в дверях и оглядывая её грязную комнату. Мама лежала в постели под горой одеял, на заднем плане фоном по телевизору шло шоу Джерри Спрингера, а мои лёгкие заполнил затхлый запах нестираного постельного белья.

— Прогуливаю, — засмеялась она, бросая в рот картофельные чипсы из лежащего рядом пакета. — Всю неделю работала, и теперь болит спина. Я нашла в шкафу викодин, поэтому решила устроить выходной и прийти в себя.

— Доктор Комри ведь не уволит тебя за то, что ты его не предупредила? — её легкомысленное отношение оставило у меня впечатление, что казаться больной не было для неё большим делом. С другой стороны, она всегда была такой.

— Я ему не нужна. — Её глаза были стеклянными и пустыми, голос монотонным. — У него есть зубной гигиенист, ассистенты и страховой координатор. Я просто веду записи. Целый день.

— Как Винс? Ты больше с ним не видишься?

— О, боже, нет, — она сморщила нос, а потом крикнула что-то в сторону телевизора, когда между двумя лысеющими мужчинами завязалась драка из-за беременной женщины.

— Ты уже получила платье на свадьбу Эддисон? — я мысленно просила её уделить внимание мне, а не телевизору, но она была слишком увлечена происходящим на экране. — Осталось всего две недели.

Я подумала, что мать могла бы больше радоваться моему приезду, особенно когда я за десять лет появилась дома, наверное, всего второй раз. Наплевательское отношение Тэмми Линн напомнило мне, что она всего лишь пустышка. Она всегда была пустышкой. И навсегда такой останется.

— Эддисон прислала парочку. Я их ещё не примеряла. — Она сунула в рот ещё один жирный кусочек чипсов и вытерла губы тыльной стороной ладони. Грязные светлые волосы упали ей на лицо, и она тряхнула головой, чтобы убрать их с глаз. Забавно, что всего лишь год назад она вышагивала с важным видом, как Бетти Крокер в костюме-двойке из J.C. Penney и болтала о выпечке тортов на день рождения. Её брак с Винсом Ван Клифом, возможно, и был недолгим, но это дало мне представление о той маме, которую мы всегда хотели иметь. Хотя она выглядела неуклюжей и чужой, как незнакомка, говорящая на другом языке. Как ни странно, было приятно вернуть старую Тэмми Линн. Может, в Дарлингтоне что-то и изменилось, но Тэмми Линн осталась на сто процентов прежней.

— Хотела узнать, поужинаешь со мной сегодня вечером, я угощаю?

Я оглядела беспорядок, словно после разрушительного торнадо, который был в спальне моей матери, в поисках чего-нибудь мужского, но ничего не нашла. Всю её жизнь она с трудом обходилась месяц или два без какого-нибудь парня. Судя по всему, она действительно могла быть сейчас одинока. Или у неё перерыв в отношениях. Эддисон будет в восторге.

— О, детка, это очень мило с твоей стороны, но я не могу пойти, потому что заболела, — сказала она, отмахиваясь от меня, как будто моё предложение приняло физическую форму и повисло в воздухе между нами. — Как поживает старина Бомонт, а?

Она повернулась ко мне лицом, её глаза немного загорелись, когда хитрая усмешка искривила её рот, и я съёжилась, вспомнив её отчаянные попытки флиртовать с ним, когда мы были моложе. Он всегда развлекал её и флиртовал в ответ, и мы смеялись над этим, когда её не было рядом.

— Он ведь сейчас женат, верно? — спросила мама, почёсывая затылок. — На какой-то девушке по имени Дикси. Или, может быть, Дикси Чик. Нет, кажется, её зовут Дейзи.

— О чём ты говоришь? Он живёт один на ранчо своих родителей, — я бы заметила, если бы в его жизни был хоть намёк на жену или подружку.

Мама поджала губы и отвела взгляд влево.

— В прошлом году я столкнулась с Айви. Или, может, в позапрошлом. Уверена, она сказала, что он собирался жениться. Хм. Должно быть, свадьбу отменили.

Она пожала плечами и подняла пульт, когда на экране замелькали последние титры.

— Хм, что там ещё идёт по другим каналам? — пробормотала она себе под нос. Пролистнув чуть ли не сто двадцать каналов, она остановилась на бесконечном сериале о высшем обществе, где муж-алкоголик продал свою трофейную жену, чтобы расплатиться с карточными долгами.

— Ладно, мам, я пойду. Буду в городе до субботы. Позвони мне, если что-нибудь понадобится.

— Пока, детка, — сказала она с пасмурной улыбкой, её внимание всё ещё было приковано к мерцающему экрану телевизора.

Закрыв за собой дверь, я неторопливо прошла по местами провалившемуся полу коридора и вернулась в гостиную. Мойка с одной чашей была заполнена горой грязной посуды, рядом стояла стопка в десять тарелок. Куча ненужных рекламных писем покрывали большую часть барной стойки. Моя кожа покрылась мурашками при виде запущенной грязи и бытового хлама.

Когда я росла здесь, то убирала этот трейлер миллион раз только для того, чтобы, вернувшись, обнаружить его в ещё худшем состоянии.

Сопротивляясь желанию убрать беспорядок, я покинула трейлерный парк и направилась в северную часть города, а именно на Черри-стрит. Я подъехала к белому дому в колониальном стиле с ярко-зелёной дверью и полированными медными светильниками. Под вековыми дубами, которые затеняли их большой угловой участок, расстилалась идеально подстриженная трава. Вдоль чёрной железной ограды, окружавшей их живописный задний двор, тявкала, прыгая и играя, маленькая белая собачка.

Сердце опалил жар, а желудок сжался.

Мне нужно было зайти и поздороваться.

Мне необходимо было увидеть её.

Опустив козырёк и открыв зеркало, я всмотрелась в свои глаза. Такие же, как и у неё. Мы были частью друг друга, и, хотя технически были совершенно незнакомы, я любила её каждой частичкой себя. Мысли о Бо, возможно, заполняли большую часть секунд моего дня, но она заполняла промежутки между этими секундами.

Синий мини-фургон свернул на улицу и остановился рядом с моей машиной, со стороны водителя опустилось стекло.

— Дакота! Ты приехала!

Широкий рот Ребекки растянулся в возбуждённой сияющей улыбке, она поёрзала на сиденье и указала на свой дом. Секунду спустя она подняла стекло и въехала на подъездную дорожку к белому дому.

Ребекка вылезла из фургона и поспешила к задней дверце машины, вытаскивая коричневые бумажные пакеты и улыбаясь, как самая счастливая домохозяйка, когда-либо жившая в Дарлингтоне, штат Кентукки.

— Только что вернулась из магазина, — сказала она, когда мы направились к её дому. — Как раз вовремя. Пожалуйста, скажи, что останешься на ужин.

— О, я не планировала этого, — попыталась я быть вежливой. — Просто хотела зайти и поздороваться. Мне не хочется навязываться.

— Не смеши меня. Ты – член семьи, — возразила Ребекка.

Мы вошли в кухню, и тёплый, мягкий воздух окутал меня слабым ароматом ванили и яблок. Её безукоризненно чистая и красивая современная кухня была как на картинке из журнала: сверкающий белый с серым мрамор, алебастрово-белые шкафы, широкая и глубокая мойка, профессиональное кухонное оборудование из нержавеющей стали «Викинг» и обилие окон с видом на огромный задний двор и искрящийся бассейн.

— Мы не видели тебя много лет! Нам так многое нужно наверстать, — сказала Ребекка, бросая кучу пакетов на столешницу.

Мой взгляд остановился на рюкзаке, висящем на спинке кухонного стула. Синие бабочки с розовой окантовкой и вышитое на спинке имя «МАБРИ». Мой пустой желудок наполнила дрожь, хотя я прогнала её так же быстро, как она и появилась.

— Сэм где-то здесь, — сказала Ребекка с пакетом обезжиренного молока в одной руке и контейнером с клубникой в другой, заполняя безупречно чистые полки холодильника. — Боже, я так рада тебя видеть, — Ребекка остановилась на мгновение, лучезарно улыбаясь и окидывая меня взглядом, а потом вернулась к своим покупкам. В уголках её рта и на лбу появились мелкие морщинки. Мы были двоюродными сёстрами, а наши матери – родными сёстрами, но она была на десять лет старше меня. Её мать удачно вышла замуж и сделала такой жизненный выбор, который позволил Ребекке последовать по её стопам, не сбиваясь с пути. — Сэм! Сэм, иди на кухню!

Мои ноги застыли на угольно-сланцевой плитке пола, я вцепилась в прохладную мраморную столешницу кухонного острова и только тогда смогла сделать глубокий вдох и взять себя в руки.

— Такой прекрасный день, правда? — Ребекка задумалась, остановившись, чтобы выглянуть наружу. — Мабри чаще всего играет во дворе, но сегодня её отец дома. Обычно он заставляет её сначала сделать домашнее задание, а потом идти играть. У неё завтра анализ книги «Бизус и Рамона». Но я не вижу вреда в том, чтобы позволить ей сначала подышать свежим воздухом. Дети ведь будут маленькими только один раз, верно?

Её слова были ярким напоминанием обо всём, что я пропустила за прошедшие девять лет. Болезненная гримаса грозила искривить мои губы, но я быстро заменила её чем-то, что было похоже на беззаботную, приятную улыбку.

Позади послышались шаги, моё сердце пропустило удар и затем бешено заколотилось в груди. Я медленно обернулась, и когда увидела, что это был только Сэм, мои нервы немного успокоились.

Сэм с фарфоровой кожей, волосами оттенка белого золота и ресницами в тон, немедленно стиснул меня в крепких объятиях.

— Дакота. Боже мой. Так рад тебя видеть. Столько времени прошло.

Я обняла его в ответ, на мгновение прикрыв глаза и мысленно представив, каково это – иметь его в качестве отца, если бы я была Мабри. У него были отцовские объятия. Не требующие извинений. Крепкие. Вдохнув в лёгкие запах его лосьона после бритья, смешанного с лёгким ароматом высохшего на свежем воздухе хлопка, я отпустила Сэма.

— Вау, ты совсем не изменилась, — сказал Сэм, его карие глаза скользнули по мне. — Выглядишь великолепно. Знаешь, мы каждую субботу смотрим тебя по телевизору.

— Серьёзно?

— Конечно, — усмехнулась Ребекка. — Мы так гордимся тобой. Сэм всё время хвастается тобой перед другими врачами в клинике. А один доктор даже умолял Сэма познакомить его с тобой. Он немного в тебя влюблён!

— Смешно, — мои щёки покраснели, и я смущённо отвела взгляд.

Я и забыла, как легко чувствовать себя рядом с Сэмом и Ребеккой. Их отношения были естественными и органичными, а манеры тёплыми и приятными. В их жизни было всё: жевательная резинка и яблочный пирог. Воскресная школа и парады Четвёртого июля. Сказки на ночь и поцелуйчики. Каникулы в Гранд-Каньоне и барбекю на День отца.

Поэтому я их и выбрала.

— Мама? — с другого конца комнаты донёсся мелодичный голос: — Кто это?

Мы все трое практически одновременно повернулись, и наши взгляды устремились к миниатюрному маленькому существу с длинными атласными каштановыми волосами, ярко-голубыми глазами и точно такими же, как у меня, веснушками.

— Привет, милая, — сказала Ребекка, широко раскрыв объятия, в которые Мабри тут же кинулась. Ребекка взъерошила волосы девчушки, а потом пригладила длинными пальцами спутанные пряди и убрала их с её милого личика.

Боже, как она прекрасна! Мабри была самой красивой девочкой, которую я когда-либо встречала в своей жизни. Я видела её на фотографиях, с первого дня наблюдая, как она растёт. У меня были сотни, может, даже тысячи её фотографий и бесчисленные письма, отправленные Ребеккой по электронной почте. Я настаивала на том, что ей не нужно делать это так часто, но она сказала, что когда-нибудь я буду ей за это благодарна. Ребекка заверяла меня, что настанет день, когда мне станет легче из-за принятого решения, и я буду вечно благодарна за то, что она попала в хорошие руки и выросла счастливой и любимой.

Я с трудом могла дышать в присутствии Мабри и отчаянно боролась с ошеломляющим чувством, затопившем каждую мою клеточку. Она подняла лицо, счастливо улыбнувшись Ребекке, и, хотя это было мило, но я поняла, что она никогда так на меня не посмотрит.

— Мабри, это Дакота, — сказала Ребекка, бросив на Сэма многозначительный взгляд.

Мабри подошла ко мне и подарила сладкие, как клубничный леденец, обнимашки.

— От тебя приятно пахнет. И ты правда красивая.

Мы все рассмеялись, потому что комплименты маленькой девочки смогли вот так просто снять напряжение в комнате.

— Хочешь посмотреть мою комнату? — спросила Мабри, сверкая глазами в лучах заходящего солнца.

— Да, детка, иди, покажи свою комнату, — сказала Ребекка. — Мы только в прошлые выходные закончили её покраску.

Мабри потянула меня к лестнице, взяв за руку и крепко сжимая её, пока вела в свою комнату. В центре комнаты со стенами цвета бледного солнца стояла белая кровать с балдахином. Миллионы мягких игрушек и кукол лежали на застеленном винтажным одеялом кровати, а в углу у стены расположился кукольный домик выше её роста. К стене кусочками скотча приклеены акварельные рисунки с радугой и улыбающейся семьёй из трёх человек, а над маленьким белым столом висела классная доска с вдохновляющей цитатой.

Всё моё детство я мечтала о такой комнате.

Мабри тащила меня от предмета к предмету, во всех подробностях описывая всевозможные вещи, которые, похоже, много для неё значили.

Это была её жизнь, что делало меня одновременно и счастливой, и грустной. Всё, чего я хотела, чтобы она была любима, в безопасности и жила счастливо. А моим самым большим сожалением в жизни было то, что я не могла быть той, кто дал бы ей эти вещи.

— Вот такая моя комната, — сказала она немного погодя, покачивая бёдрами из стороны в сторону и дёргая себя за прядь тёмных волос.

— Мне нравится, Мабри, — улыбнулась я одновременно и радостно, и грустно, садясь на её кровать. Я никогда раньше не произносила её имя вслух. Это заставило почувствовать, что она реальная, как будто до этого момента она существовала только в моём сердце. — Ты очень счастливая девочка.

Она пожала плечами и поджала губы, как всегда делала я, когда мои мысли метались от одного к другому.

— Откуда ты знаешь моих родителей?

Я не была готова к этому вопросу.

— Твоя мама – моя кузина.

Это казалось самым нейтральным и честным ответом, который я смогла придумать на месте. Понятия не имела, что сказали ей Сэм и Ребекка, и знала ли она вообще хоть что-то. Но, по моему мнению, поскольку они были её родителями, это был на сто процентов их выбор, рассказывать ей о её прошлом или нет.

— В следующем месяце у меня день рождения! — воскликнула она, внезапно возбудившись. — Ты должна прийти на мою вечеринку!

Всплеснув руками, она взволнованно подскочила, бросилась ко мне и потянула меня с того места, где я сидела на кровати.

— Будет торт, мороженое, игры и куча ребят из моей школы, — сказала она. — Ты любишь торт?

— А тигры живут в джунглях? — пошутила я. — Само собой. Торт – моя самая любимая еда.

— Так ты придёшь?

— Мне бы очень хотелось, — сказала я, мысленно возвращаясь к семнадцатому мая в календаре. Эта дата навсегда запечатлелась в моей памяти. Мы быстро приближались к десятой годовщине моего последнего лета с Бо и к девятой годовщине того дня, когда я отдала живую, дышащую частичку своего сердца в руки Ребекки и Сэма Валентайн.

Я не могла нарушить обещание, данное ей.

Моей дочери.

— Нам надо спуститься вниз, — сказала я, беря её мягкую маленькую ладошку. Было приятно, наконец, держать её в своих руках.

— Ну, что скажешь? — спросила Ребекка, чистя картошку над мусорным ведром, в вышитом фартуке, завязанном на тонкой талии. — Цвет выбирала Мабри.

— О! Жёлтый. Да. Очень красиво, — сказала я, вдруг обнаружив, что Мабри ни на секунду не отпускала мою руку с тех пор, как мы покинули её комнату. — Очень весёлый цвет.

— Мабри, ты закончила домашнее задание? — спросил Сэм.

Она поковыряла носком пол, а потом на её лице появилась хитрая улыбка.

— Ещё нет, папа…

Одного взгляда Сэма хватило, чтобы отправить её к себе доделывать домашнее задание, и как только наши руки расцепились, мою ладонь поцеловал прохладный воздух. Я уже скучала по ней, если такое вообще было возможно.

— Помощь нужна? — предложила я, глядя, как картофельные очистки падают в мусорное ведро.

— Нет, нет, — сказала Ребекка. — Но спасибо.

— Мабри спросила, откуда мы знаем друг друга, — тихо произнесла я, наклонившись к ней.

Я ожидала, что Ребекка опустит картофелечистку. Ожидала драмы, напряжения и хватания за сердце. Ожидала, что вот он и наступил, тот момент, о котором мы все трое думали всю жизнь.

Но ничего не произошло.

Ребекка продолжала чистить картошку, её лицо смягчилось.

— Она знает, что её удочерили.

— Мы дали тебе обещание, Дакота, — сказал со своего места за кухонным столом Сэм, отложив газету, — что она узнает о тебе. Мы хотим, чтобы она знала тебя. И тебе нужно познакомиться с ней поближе, когда придёт время. Ребекка – её мать, но и ты тоже.

Сердце разрывалось от тяжести, как будто после всех этих лет моя любовь к ней становилась всё больше, и наконец, всплыла на поверхность. Глубокая и непреходящая, она пряталась там всё время, просто я решила игнорировать её силу, потому что признание её делало боль намного мучительнее.

Я никогда не хотела бросать Мабри.

— В любом случае, посмотри на нас с Сэмом, — рассмеялась Ребекка. — Мы не смогли бы сойти за её биологических родителей, как бы сильно ни старались.

Сэм захлопал светлыми и тонкими, как паутинка, ресницами, а Ребекка заправила свои медовые волосы за ухо, демонстрируя, как тёмные волосы и голубые глаза Мабри резко отличались от их черт.

— Похоже, ты ей действительно нравишься, — сказала Ребекка. — Никогда не видела, чтобы она раньше так тепло к кому-либо относилась. Как будто между вами установилась мгновенная связь.

— Правда? — спросила я, не в силах перестать улыбаться. И сморгнула слёзы от осознания того, что пропустила первые девять лет её жизни только из-за боязни столкнуться с одним из самых мрачных моментов своей жизни. — Она пригласила меня на её день рождения.

— Да? — засмеялся Сэм. — Ты должна пойти. Мы будем только рады.

— Я слышала, Бо вернулся в город, — Ребекка подставила под кран дуршлаг, полный очищенного, нарезанного картофеля, а потом бросила его в кастрюлю с кипящей водой, стоящую на плите. Её слова были произнесены с бо́льшим значением, чем она хотела, но я точно знала, на что она намекала.

— Знаю, — сказала я. — Он оставляет музыкальную карьеру. А я приехала в город взять у него интервью.

— Сэм, не пора ли разжечь гриль? — весело спросила Ребекка, отправляя Сэма на улицу с тарелкой маринованной курицы, которую достала из холодильника. В ту же секунду, как он ушёл, она повернулась ко мне, и её лицо стало таким серьёзным, каким я не видела его раньше. — Он знает?

— Кто?

— Бо. Он знает о Мабри?

Закусив губу, я прислонилась к мраморному острову и обхватила голову руками.

— Нет.

— Ты должна сказать ему, — умоляли меня ореховые глаза Ребекки, глаза отчаявшейся матери, которая боится, что весь её мир рухнет.

— Я скажу ему, когда придёт время. Тебе не о чем беспокоиться. Обещаю, — заверила я её.

— Откуда ты знаешь? — прошептала Ребекка, поднося пальцы к губам и обводя их. — Что, если он?..

— Не будет. Я его знаю. Он не такой, — солгала я. Ведь я его больше не знала. Не знала, что он скажет, сделает, подумает или почувствует, когда я сброшу на него такую бомбу. Всё, что я помнила, это то, как он отреагировал много лет назад, и это было холодное, жёсткое молчание.


∙ ГЛАВА 12 ∙
КОКО Прошлое

Сидя, по правде говоря, на самом неудобном деревянном стуле в мире, я слушала, как мой преподаватель по связям и коммуникациям монотонно бубнит об американских диалектах в популярной медиакультуре. Пока мои мысли в тот ветреный октябрьский день где-то блуждали, мне вдруг пришло в голову, что у меня с августа не было месячных. Погружённая в домашние задания, занятия и социальные обязательства, я совсем об этом забыла.

На следующий день я сидела в смотровом кабинете местного центра ведения беременности, где медсестра задала мне несколько вопросов, дала пописать в баночку для анализов, а затем проводила в тёмную комнату. Я ждала в одиночестве, пока узист не вкатил аппарат УЗИ и не начал как бы между прочим нашёптывать мне, что, возможно, ещё есть время что-то решить с моей «маленькой проблемой».

Покинув клинику, в ту же секунду с еле сдерживаемым беспокойством я начала снова и снова набирать онемевшими пальцами номер Бо. Он ни разу не ответил. А позже той ночью мне позвонил кто-то из его команды и сказал, что он не может ответить на мой звонок. В отчаянном состоянии, плохо соображая, я выпалила свое сообщение: «Скажи ему, что я беременна!»

Человек на другом конце провода встретил моё сообщение молчанием, а потом выдохнул:

— Да, хорошо. Я сообщу ему важные новости.

Мужчина, как последний мудак, сразу же отключился, и я стала ждать, когда Бо мне перезвонит. Прошло двадцать четыре часа, затем сорок восемь. Потом неделя. Две. Месяц спустя я попыталась позвонить ему снова, но телефон был отключён.

В последней отчаянной попытке связаться с ним я позвонила домой его родителям на случай, если он вдруг вернётся туда на День Благодарения, но, к моему разочарованию, ответила его мать.

— Как дела в университете, Дакота? — спросила Сибил голосом, звучащим так же естественно, как и трёхдолларовая купюра.

— Хорошо, — ответила я, изо всех сил стараясь скрыть горечь по отношению к Бо, которая по неосторожности прорывалась в моём тоне. — Ты не знаешь, как мне связаться с Бо?

Сибил помолчала.

— Он всё ещё на гастролях. Думаю, на этой неделе он в Оклахоме, держит путь в глубь Техаса. Мы не можем связаться с ним несколько недель. Он не отвечает на звонки.

Её слова плюс неизвестность и мои бушующие из-за беременности гормоны вызвали у меня чувство, будто кто-то сжимает мою голову тисками.

— Это действительно важно. Как мне с ним связаться?

— Если он объявится, я попрошу его позвонить тебе, — сказала она, хотя её обещание меня нисколько не убедило.

Несколько месяцев я ждала звонка, который так и не раздался.

В феврале следующего года я сидела в гостиной у Сэма и Ребекки в Лексингтоне. Сэм проходил обучение в мединституте в Великобритании, а Ребекка вскоре после того, как я узнала о своём положении, стала моей опорой.

— Сегодня вручают «Грэмми», — сказала Ребекка, протягивая мне большую миску приготовленного в микроволновке попкорна. Я положила её на живот, который в последние месяцы стало удобно использовать как подставку. Она переключила телевизор на канал, транслирующий церемонию награждения, и села рядом со мной, накрыв мои босые ноги пушистым пледом.

После того как пара кантри-певцов в возрасте, стоящих у микрофона, что-то объявила, толпа просто обезумела.

— Подожди, что они сказали? — спросила я. — Сделай погромче.

— Они только что представили Бо Мэйсона, — Ребекка казалась не такой шокированной, как я. Насколько мне было известно, его выступления не показывали по крупным телеканалам. То, что он появился в прайм-тайм словно тонна кирпичей свалилось мне на голову.

Поднялся чёрный занавес, и я увидела отца моего ребенка с гитарой через плечо и группой из шести музыкантов – кучей незнакомцев, которые изо дня в день проводили с ним время.

— Добрый вечер, — протянул он, понизив голос, и его акцент стал немного более ярко выражен, чем раньше. Его губы широко и беззаботно раскрывались, когда он бренчал на гитаре, заставляя толпу реветь. Бо был в центре внимания, чувствовал себя на своём месте, и, чёрт возьми, он хорошо смотрелся на сцене.

Электрические токи бодрящего возбуждения и кипящей ярости пробежали вверх и вниз по моим рукам, и моё сердце опустилось в укрытые пледом пятки, а в горле застрял комок.

— Я, что, с луны свалилась?! — Я взяла миску с попкорном и поставила её на стол. — Когда это случилось?

Ребекка бросила на меня загнанный взгляд.

— Ты правда за ним не следишь?

— Нет, ну, я заходила на его веб-сайт, чтобы узнать, куда он направляется в туры. Если он когда-нибудь приедет в город, мне бы хотелось с ним увидеться, — сказала я, погладив живот. Я представляла, как бегу за кулисы и демонстрирую ему своё состояние. Может быть, ему нужно было увидеть это лично, чтобы высунуть гигантскую палку из своей прославленной задницы. — Но я не знала, что он стал таким известным.

— Я слышала, что его пригласили быть наставником кантри-певцов в каком-то реалити-шоу, — сказала она, бросив на меня недоверчивый взгляд. — Пару недель назад он был на ток-шоу «Сегодня вечером». Ты, правда, ничего об этом не знала?

— Сейчас я пытаюсь сосредоточиться на других вещах, — сказала я, забыв добавить, что думаю о нём каждую секунду каждого дня. Скрестив руки на животе и откинувшись на спинку дивана, я наблюдала, как Бо со своей группой исполнил какую-то жизнерадостную, оптимистичную песню, потряс своей задницей в обтягивающих джинсах и закончил номер фирменной улыбкой с ямочками.

Мне хватило одного его выступления на национальном телевидении, чтобы понять, что мужчина, которого я любила больше всего на свете, внезапно стал совершенно незнакомым мне человеком. Он продолжил жить дальше и бросил меня, несмотря на обещания, которые мы дали друг другу всего полгода назад.

Я не могла его винить. Дай двадцатилетнему парню из ниоткуда толстую пачку денег, миллионы поклонников, помести его имя на рекламных щитах, и его приоритеты поменяются. Я ненавидела себя за то, что поверила ему, и ещё больше за веру в то, что наша любовь настолько особенная, что сможет подняться над нашими судьбами.

Я наблюдала, как незнакомец на экране в последний раз помахал рукой и подмигнул, прежде чем исчезнуть со сцены.

— Ты в порядке? — спросила Ребекка, подняв на меня свои добрые карие глаза. Хотя мы были кузинами, она всегда была мне как старшая сестра. Они с Сэмом были женаты с тех пор, как окончили школу, и в течение многих лет пытались создать полноценную семью, прежде чем обнаружили, что внутреннее мужское устройство Сэма не работает должным образом, и эта мечта никогда не сбудется.

— Со мной всё в порядке, — я проглотила свою гордость и, хватая ртом воздух, призвала все имеющиеся силы. У меня никогда в жизни не было такого выбора – быть слабой. — Наверное, мне лучше вернуться в общежитие. Завтра в восемь у меня занятия.

Я надела у двери туфли и накинула на плечи куртку, сосредоточившись на ощущении мягкой шерсти под ладонями в надежде, что это отвлечёт меня от жгучих слёз, которые угрожали пролиться прямо сейчас. Сморгнув их, дёрнула дверную ручку и быстро помахала Ребекке, выскочив прежде, чем она успела увидеть моё лицо.

Его отказ от нас был словно резкий удар в живот и неожиданный левый хук в челюсть. Такого не должно было случиться.

Он не любит меня и, наверное, никогда не любил.

Мама всегда говорила мне, что мальчики скажут всё, что угодно, лишь бы получить то, чего им хочется.

Глупая, глупая девчонка.

Горячие слёзы текли обильными струйками, обжигая лицо, и чем больше я с ними боролась, тем сильнее они лились. Я дала себе десять минут на то, чтобы выкинуть его из головы, благодарная за ночной покров, окутавший в тот вечер кампус. Вернувшись в общежитие, бросилась в постель и провела бессонную ночь, приветствуя миллионы мыслей, которые проносились в моей голове быстрее, чем их можно было понять.

К чёрту Бомонта Мэйсона. К чёрту его сладкие губы и пустые обещания.


∙ ГЛАВА 13 ∙
БО

Когда воскресным вечером на подъездную дорогу въехала машина Дакоты, я встал с крыльца и стал наблюдать, как она шла по гравию. И чем ближе она подходила, тем яснее я видел что-то новое в её лице, что можно было истолковать только как облегчение, смешанное с опаской.

— Посмотри, кто вернулся, Руби.

Она поднялась на крыльцо.

— Прости. Это заняло больше времени, чем я планировала.

— Всё в порядке, — я встал, открыл перед ней сетчатую дверь и вошёл следом. Она схватила свои вещи с кухонного стола, присоединилась ко мне в гостиной, села напротив и, откашлявшись, перевернула чистую страницу в своём блокноте. — Тебе нравится проводить время с мамой?

— Да, — сказала она, скрестив ноги, включила диктофон и осторожно положила его на кофейный столик. — Хорошо, итак…

Она замолчала, будто глубоко задумалась. Я ждал, закинув руки на затылок.

— Извини, — сказала Дакота, её обычная уверенность поколебалась. — Немного задумалась. Расскажи мне, когда всё это началось. После того, как на тебя обратила внимание компания из «Большой тройки». Когда ты впервые понял, что твоя карьера пошла вверх?

— В тот вечер, когда я выступил на «Грэмми». Без сомнения, именно тогда я понял. В последнюю минуту у них отказалась выступать одна группа, а мы случайно оказались в городе, так что организаторы подключили нас. Как раз в это время у нас всё только начиналось, и это просто вывело нас на совершенно новый уровень.

— Я помню это выступление, — тихо пробормотала она.

— Ты видела? Я надеялся, что ты в тот вечер увидишь меня. Я тогда в самом конце подмигнул в камеру, это было для тебя.

Её глаза широко распахнулись, остановившись на полсекунды на мне.

— Я думала, ты просто подмигнул толпе.

— Нет, — покачал я головой. — Тебе. Всегда тебе. Всё только тебе.

— Всё?

— Мой менеджер решил, что это будет моей отличительной чертой, фишкой. Сказал, что каждое выступление должно этим заканчиваться. Это всё равно, что дать автограф и нацарапать внизу опознавательный знак.

— Как ты себя чувствовал на гастролях? — спросила она, рисуя ручкой круги на полях блокнота. Что-то подсказывало мне, что её мысли витали где-то далеко.

— Как я уже говорил, в основном одиноко. Обычно после шоу мы заходили в местный бар. Ребята отправлялись на поиски…

— ...на поиски?

— Поиски женщин, — сказал я, продолжая, — но мне это, по правде сказать, никогда не нравилось. Я выпивал пару бокалов и возвращался в автобус. Ложился спать. Или работал над новой песней, если не мог заснуть… Большую часть ночей я лежал в постели и думал о тебе.

Её ручка остановилась на полпути.

— Правда?

— Да. Я думал о тебе чуть ли не каждую ночь.

— Кто такая Дейзи? — Её вопрос был журналистским эквивалентом неожиданного левого хука.

— Я думал, ты не проводила никаких исследований.

— Нет, не проводила, — она вздёрнула подбородок, внезапно более сосредоточившись, чем минуту назад. — Мама как-то упоминала, что ты был помолвлен или женат, или что-то в этом роде с девушкой по имени Дейзи. Ты сказал, что тебе было одиноко, и мне стало любопытно.

Её вопрос был скорее личным, чем журналистским.

— Она моя бывшая невеста.

Дейзи Фоксворти много чем обладала, но она никогда не могла стать Дакотой Эндрюс. Задорная чирлидерша с жизнерадостным характером, способная время от времени заставить мужчину забыть о боли, она была той, кем не была Дакота Эндрюс. Вот почему меня к ней тянуло. Мне нужно было что-то другое. Что-то, что заставило бы меня забыть её. Дакота Эндрюс была змеиным укусом, а Дейзи Фоксворти – противоядием. Или, по крайней мере, так я говорил себе, прежде чем поумнел и понял, что мне никогда не найти лекарства или замены тому, в чём я больше всего нуждался.

— Полагаю, твой образ жизни не способствовал здоровым отношениям? — спросила она.

— Любопытство сгубило кошку, — ухмыльнулся я. — Если хочешь знать, почему у нас с Дейзи ничего не вышло, тогда сделай одолжение – спроси прямо. Я сказал твоему продюсеру, что не будет закрытых вопросов, — я встал, взял на кухне пару бутылок пива. — Поверь мне. Тебя это заинтересует.

Я снял крышку и протянул ей бутылку, когда улетучился белый дымок.

— Всего лишь один вопрос, — сказала она. — Многих твоих фанатов интересует твоя личная жизнь и почему ваши отношения не сложились. Что-то в этом роде.

— Фанаты, ха, — сделав глоток, я упёрся локтем в колено и наклонился вперёд, глядя на красивую штучку, которая отчаянно пыталась притвориться, что ей на меня наплевать.

— Думаешь, я с тобой нечестна? Нет. Исследования показали, что поклонники любят воображать себя рядом со своими любимцами, — заявила она. — Обсуждение неудачных отношений делает тебя в их представлении настоящими и искренними. Это приподнимает завесу, которую мало кто из публичных фигур когда-либо приоткрывает. И заставляет почувствовать тебя досягаемым, хотя бы как фантазия. Наши зрители будут наслаждаться этой информацией. Поверь мне.

— Зрители, — я сделал ещё глоток.

— Твои фанаты. Твои преданные поклонники. Те, кто расстроен и убит горем из-за твоего ухода.

— Я не собираюсь уходить насовсем. Просто не буду выступать. Но собираюсь писать песни. Только позволю петь их вместо меня молодым исполнителям и новичкам.

Она что-то нацарапала на бумаге.

— Рада это слышать. Именно такая информация мне и нужна. В любом случае, поверь, мне не хочется знать о твоих неудачных отношениях с Дейзи, но наши зрители хотят. Так что, пожалуйста. Просвети меня.

— Я встретил её в гастрольном туре по Миссисипи, — сказал я. — Она работала в баре, куда мы зашли после шоу, и у нас всё закрутилось. В ту ночь она уехала со мной из города и не возвращалась до тех пор, пока я не расторг нашу помолвку.

— Как долго вы были вместе?

— Года три, наверное, — ответил я. — Мы хорошо проводили время, и Дейзи была милой девушкой, но, всё же, она не стала самой большой любовью моей жизни, и продолжать отношения было бы несправедливо по отношению к ней. Я хотел жениться на ней, потому что думал, что она сможет меня излечить.

— Излечить тебя? — её губы скривились в улыбке, как будто она находила забавным, что я объявил себя сломленным.

Если бы она только знала.

— Я думал, она сможет заставить меня полюбить так же сильно, как я любил тебя.

Дакота громко сглотнула, щёлкнула ручкой, отложила её в сторону и остановила диктофон. Она взглянула на меня, её жёсткий фасад растворился, и передо мной предстала девушка с остановившимся взглядом и самой грустной улыбкой, которую я когда-либо видел.

— Что ты делаешь? — её голос завораживал, словно ласковый огонь.

— Я, Кота? Просто я выполняю своё обещание. Я вернулся за тобой.

∙ ГЛАВА 14 ∙
КОКО

Эддисон всегда отчитывала меня за то, что я была такой холодной. Она говорила, что я тверда, как алмаз, что я отказываюсь впускать людей и показывать им свои недостатки. Трещины в алмазах делали их слабыми. Я провела всю свою взрослую жизнь, убеждая себя и всех вокруг, что я сильная. И никогда не позволяла трещинам стать видимыми.

И как только я вышла замуж за Харрисона и вошла в его семью, то поняла, что все они тоже бриллианты: твёрдые, блестящие и отполированные снаружи, скрывающие свои трещины от остального мира. Так поступали люди из манхэттенской элиты. Впервые в жизни я почувствовала себя комфортно. Для меня нашлось место в мире среди других людей, которые знали, как притворяться, что всё всегда было прекрасно, несмотря ни на что, особенно когда это не так.

Но к тому времени, когда я осознала, что жить как бриллиант – это не совсем то, что мне нужно, было уже слишком поздно. Это стало моей сущностью. Я носила свой идеальный фасад, как хорошо сшитое пальто, снимая его вечером, когда оно становился слишком тяжёлым, и надевая его каждое утро перед выходом из квартиры.

— Они сказали, что ты не очень-то привлекательна на камеру, — сообщил мне Харрисон после моего первого неудачного прослушивания в двадцать три года. Его слова ранили моё эго, но я отчаянно хотела стать лучше. Стать совершеннее. — Мы должны это изменить. Сделать тебя мягче. Я позвоню завтра. Может быть, дело в твоих волосах. Не так обрамляют лицо?

Я занималась и оттачивала идеальный образ, как будто от этого зависела моя жизнь. Часы, потраченные на тренировку улыбки перед зеркалом, переделку моего кентуккийского гнусавого говора в мягкий среднезападный акцент и обучение тому, как сдерживать слёзы во время эмоциональных новостей, сполна окупились в тот момент, когда меня пригласили вести шоу по выходным.

И вот пять лет спустя я сидела лицом к лицу с Бо, впервые за десять лет ослабив защиту. Показывая свои трещины. И это было больно. Физически больно.

Слова не могли вырваться наружу из-за страха того, что я должна сказать.

— Ты в порядке? — спросил он, поднимаясь, чтобы подойти ко мне.

Я завидовала таким людям, как он, людям, которые не боялись носить свои эмоции, как любимую старую футболку, легко и удобно.

— Да, в порядке, — солгала я, отмахиваясь от него. Схватив салфетку из лежащей рядом коробки, украшенной примитивно нарисованными берёзовыми ветками, промокнула уголки глаз. Я любила Бо. Без сомнений. Мечтала о том дне, когда он скажет, что всё ещё любит меня. Но время сейчас было неподходящее. — Немного поздно, тебе не кажется?

— Поздно?

— Чтобы вернуться за мной.

— Мы не назначали дату.

— Знаю, но слишком много произошло в наших жизнях. Мы два очень разных человека, живущих двумя очень разными жизнями. Ущерб уже нанесён, — всё было не так, как я думала, не так, как сто тысяч раз представляла себе до этого. Я покачала головой, наслаждаясь тем, как чудесно слышать его слова о том, что он любит меня и, представляя, как ужасно будет, когда я расскажу ему о ребёнке, о существовании которого он даже не подозревал.

Его ребёнке.

— Какой ущерб? — спросил он.

Я покачала головой.

— Я уже не та девушка. Думаю, ты разочаруешься, если мы будем такими сумасшедшими, что на этом этапе нашей жизни решим снова сойтись.

— Возможно, я тебя больше не знаю, — выдохнул Бо. — Но я знаю, что чувствую. И, чёрт возьми, Дакота, ты единственная даёшь мне почувствовать себя дома.

— Ты провёл со мной всего пять часов за последние десять лет, — засмеялась я. — Ты просто хочешь, чтобы я стала такой, какой была раньше. Но я не она. Не была ею очень долгое время, и никогда не буду ею снова.

— Я безумно скучал по тебе, — сказал Бо, прижимая руку к сердцу. — Иногда это накатывало волнами. Иногда топило меня.

Я хотела сказать ему, что это чувство взаимно. Но вместо этого не стала раскрывать карты, и на моём лице не дрогнул ни один мускул.

— В каждой песне, которую я написал, есть частички тебя, — он встал, подошёл ко мне и заглянул в глаза. Потом наклонился, взял меня за руку и поднял на ноги. Накрыл мою щёку ладонью, заставив сердце мчаться галопом. Не прошло и двух секунд, как мои губы приоткрылись, безмолвно приглашая его повторить то, что он сделал в этот день раньше.

Я заставила себя забыть о поцелуе, когда появилась Айви, но больше не могла игнорировать то, что происходило между нами. Я тоже тонула, а он был моим воздухом. Его губы завладели моими сильнее, чем когда-либо прежде, вдыхая в меня жизнь и вызывая внутри шквал бабочек. Бо стал мужчиной. Взрослым мужчиной. Он набрал вес и нарастил мышцы. Возмужал и стал сдержаннее. Стал влиятельным. Стал человеком, который знает, чего хочет, и не боится это взять.

И он хотел меня.

Он мог заполучить любую женщину на всей планете, и всё же он хотел меня.

Прошло десять лет, но, когда мы оказывались вместе, он до сих пор был способен заставить меня чувствовать себя единственной девушкой во всём мире. И я ненавидела его за это.

Однако я была сильной и так легко не сдавалась. Моё сердце было укрыто привычной бронёй из смеси страха и гнева, толстой, как шерсть, и покрытой шипами, как колючая проволока: хорошо изолировано и защищено от любой потенциальной опасности.

— Ты понятия не имеешь, что делаешь со мной, Дакота. Что продолжаешь делать со мной после всех этих лет, — раздался приглушённый рык между поцелуями. Его губы оторвались от моих, скользя вниз по шее, в то время как руки медленно путешествовали вниз по моим бокам. Подцепив рубашку, он стянул её через голову, пытаясь взять то, что даже теперь считал своим. — Боже, ты так чертовски прекрасна.

Его пальцы ощупали пояс моих джинсов, ища пуговицу, а сам он продолжал осыпать меня мягкими, голодными поцелуями. Прижавшись ко мне своей твёрдостью, он вызвал дрожь, которая пробежала по моему позвоночнику и опустилась между ног. Он пробуждал во мне такое болезненное желание, какое никто другой после него не смог вызвать.

— Хочешь знать, почему я действительно бросаю выступать, Дакота? — томительно медленно прохрипел его голос, щекоча мою кожу. Бо опускался на колени, оставляя губами на теле горячие следы. Он начал стягивать с меня джинсы и намеревался продолжить говорить.

— Нет, — перебила я его. — Не делай этого.

— Что? — застыл Бо.

— Я не хочу, — мне с трудом удалось укрепить свою решимость и изо всех сил постараться не обращать внимания на доставляющий наслаждение жар, который заставлял желать его так сильно, что это причиняло боль. Моё тело могло просить и умолять всю ночь, но, в конце концов, мой разум победил бы. Так было всегда. — Я не хочу этого.

Бо попятился, подняв руки в воздух, хотя по выражению его лица мне стало понятно, что он не собирался так легко сдаваться. Я понятия не имела, как вернуть наше интервью в нужное русло и сможем ли мы прийти в себя после случившегося, поэтому, откашлявшись, отступила назад.

— Мне нужно подняться наверх и проверить почту. И позвонить моему продюсеру, — сказала я, обняв себя руками. — Я немного устала. Почему бы нам завтра не попробовать снова?

Бо пару секунд изучал меня, нахмурив брови и сжав рот в прямую линию, а потом глубоко вдохнул через нос. Я уже видела этотвзгляд раньше, одним жарким летом в Кентукки, когда у его грузовика что-то случилось с двигателем. Он разобрал карбюратор и изучал его, пока не понял, как починить. И по прошествии всего лишь половины дня всё было собрано, и его грузовик снова заработал. Он смотрел на меня так же: как будто пытался понять. Я была сломанной деталью, и Бо был полон решимости собрать меня обратно. Чтобы заставить снова работать.

Я оставила его внизу, а сама направилась в свою гостевую комнату, которая вообще-то была старой спальней Айви. Обои в цветочек и постеры мальчиковых групп над узкой кроватью казались милыми и уютными, и, несмотря на то, что только что произошло, вызывали у меня тёплые, ностальгические чувства. Я цеплялась за этот комфорт, как за единственное, что у меня осталось.

Запрыгнув на кровать, в ту же секунду вытащила телефон и проверила электронную почту, ответив на некоторые письма и пометив остальные, чтобы разобраться с ними по возвращении домой. Несколько пропущенных сообщений от Харрисона заставили меня тут же ему перезвонить: за эти годы я узнала, как сильно он ненавидел ждать.

— Привет, — тихим голосом сказала я, когда он взял трубку при первом же гудке.

— Как у тебя дела? — спросил Харрисон. На заднем фоне было тихо, и я представила, как он сидит в своём любимом кожаном кресле в гостиной нашей квартиры с китайской едой на вынос, со своим iPad и газетой The Wall Street Journal, которую он до сих пор предпочитал читать в бумажном варианте. — Есть что-нибудь интересное?

— Дело движется довольно медленно, — мой голос опустился почти до шёпота. — Но к тому времени, как я уеду в среду, у меня будет всё необходимое.

— Хорошо. Может, ты приедешь домой пораньше? — его заявление было таким неожиданным, что я беззвучно рассмеялась при мысли, что, возможно, он по мне скучает.

Чудно.

— Постараюсь, — пообещала я, прекрасно зная, что Бо не позволит мне уехать раньше. Он не собирался отпускать меня так легко.

— Так непривычно не поехать с тобой вместе, — задумчиво произнёс он. Я услышала на заднем плане шелест бумаги. Харрисон всегда делал одновременно несколько дел. Получить его безраздельное внимание было роскошью, которую в браке мне не представилось возможности иметь.

— Поверь. Ты ничего не упустишь. Здесь тебе до смерти надоест.

По какой-то причине меня никогда не беспокоило, что Харрисон во время наших отношений никогда не посещал Дарлингтон. Хотя, стоило сказать в его защиту, что именно это я когда-то в нём и полюбила. Мне нравилось, что он не копался в моём прошлом – в той части меня, к которой он определённо не имел никакого отношения.

— Не стану тебя задерживать, — сказала я, взглянув на часы на стене. Было ещё рано ложиться спать, но это был долгий день. — Мне нужно подготовиться к завтрашнему дню.

— Спокойной ночи, Коко, — Харрисон произнёс моё имя с глубоким значением, как будто хотел напомнить, что я всё ещё была ею. Всё ещё была Коко.

Я положила телефон на прикроватную тумбочку, надела пижаму и поплелась по коридору в ванную умыться перед сном. В доме было тихо. Бо, скорее всего, сидел снаружи с Руби, всматриваясь в ночное небо.

Выглянув из окна в комнате Айви, я мельком увидела внизу Бо, раскачивающегося в кресле, его рука покоилась на голове Руби. Он почёсывал её за ушами, и ей это так нравилось, что она непроизвольно подёргивала лапой.

Мне часто представлялось, как, мы втроём: я, Бо и наша дочь – живём обычной спокойной жизнью в какой-то альтернативной вселенной. Мы счастливы. У нас старомодный дом, и мы зарабатываем ровно столько, чтобы хватило на жизнь. Мы уважаемые члены общества, неравнодушные и доброжелательные. Наша жизнь проста и наполнена счастливыми воспоминаниями и медленными, томными днями, которые сливались в долгие годы.

Когда-то я больше всего на свете хотела такой жизни с ним. Я хотела оставить Мабри. Хотела, чтобы Бо вернулся. Хотела вкусить все сладости жизни, не считаясь с тем, что мы превратились бы в молодых родителей, столкнувшихся с огромными трудностями и пытающихся всё наладить.

Вместо этого мой выбор ограничивался между тем, чтобы сводить концы с концами, став девятнадцатилетней матерью-одиночкой, или дать Мабри прекрасную жизнь, которую она заслуживала, с Сэмом и Ребеккой.

Я выключила стоящую рядом на прикроватной тумбочке лампу и забралась под одеяло, и тут из продуваемого сквозняками старого окна до меня донёсся еле слышный убаюкивающий голос Бо. Он всё ещё находился внизу, напевая какую-то старую мелодию, которую я слышала раньше. Это была не его песня, а старинная народная, которой его научил дедушка, когда Бо был совсем молодым.

Мои глаза защипало от непролитых слёз, которые я силилась прогнать.

Как человек, все мысли и чувства которого так неразрывно связаны с семьёй, мог по собственному желанию от неё отвернуться?


∙ ГЛАВА 15 ∙
БО Прошлое

— Привет, ковбой, — эти два коротких слова привлекли моё внимание к весёлой блондинке-барменше, державшей бутылку виски и улыбавшейся мне самой широкой улыбкой, когда-либо виденной мной. — Может, тебе пора остановиться? Вернуться домой? Где ты живёшь?

Я нахмурился, прищурившись. Даже в пьяном оцепенении мне сразу стало понятно, что она была из тех хорошеньких крошек, с которыми одинокий парень мог приятно провести время.

— Где ты остановился на ночь? — спросила она. Гладкие светлые пряди упали ей на глаза, и она сдула их, резко выдохнув воздух. — Мы уже закрываемся.

Я глубоко вздохнул и сел прямо, как будто глоток свежего воздуха мог свести к нулю последствия последних нескольких часов возлияния. Оглядев тёмный бар, я не увидел ни одного из моих парней.

— Который час? — заплетающимся языком пробормотал я.

— Почти два часа ночи, — ответила она, потянулась к хрустальному стакану передо мной и отодвинула его, убрав за стойку и скрыв из виду. — Пора домой. Вызвать тебе такси?

— Не-е-е, мой автобус на другой стороне улицы, — сказал я.

— Ты живешь в автобусе? — засмеялась она. — Что-то вроде дома на колёсах?

— Гастрольный автобус.

— А! И какую музыку ты исполняешь? — Она сполоснула несколько стаканов и вытерла их насухо белым полотенцем. За её спиной другой бармен, мужчина с, по меньшей мере, сотней килограмм крепких мышц, закрыл кассовый аппарат.

— Ты не знаешь, кто я? — склонил я голову набок, оценивая и безуспешно пытаясь разглядеть на её лице хоть малейший намёк на блеф.

— Я не знаю, кто ты, ковбой, — снова засмеялась она. — Судя по тому, как ты одет, можно догадаться, что ты не из Детройта.

Ах, Детройт. Вот где я был этой ночью.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Её полные губы растянулись в довольной улыбке.

— Дейзи. А тебя?

— Бо, — ответил я.

Любая другая девушка бросилась бы ко мне, лебезя, крича, притворяясь застенчивой, в общем, делая что угодно, только не высказывая искренних чувств. Но только не Дейзи. Она меня заинтриговала. И впервые за много лет она помогла на время выкинуть из моей головы все эти навязчивые мысли о Дакоте. Из-за не совсем ясного и затуманенного алкоголем сознания я не смог придумать повод пригласить её к себе в автобус, не выглядя при этом полным мудаком, поэтому кивнул ей и слез с барного стула.

— Приятно было познакомиться, Дейзи. Спасибо за…

Мои слова повисли в воздухе. Она не была моим барменом. На самом деле, она вообще меня не обслуживала этой ночью. Я пробыл там несколько часов, и это был первый раз, когда её увидел.

Она подняла брови и рассмеялась.

— Хочешь, я тебя провожу? Ночью эта улица довольно оживлённая. Мне бы очень не хотелось, чтобы тебя сбили в мою смену.

Она сорвала фартук и бросила его на барную стойку, обнаружив тонкую талию, подчёркнутую ремнём с пряжкой, украшенной стразами. Белая хлопчатобумажная майка-безрукавка облегала её тело, демонстрируя грудь и то, как она подпрыгивала при каждом шаге. Дейзи взяла меня под руку, и мы вышли на улицу.

Прохладный ночной ноябрьский воздух стал отрезвляющим шоком для моего организма, и в бледном лунном свете я обнаружил, что меня первый раз влечёт к девушке, которая заставила меня обратить на неё внимание после Дакоты, сразу после того, как я узнал, что Дакота вышла замуж и стала жить дальше. Я приветствовал это, отталкивая вину, которую чувствовал глубоко внутри, пока больше уже ничего не мог чувствовать.

Мы перебежали через оживлённую дорогу и, шатаясь и виляя, направились под покровом ночи к автобусу.

— Подожди-ка минутку, — сказала Дейзи, когда мы подошли к гастрольному автобусу, на котором красовалось моё имя и изображение. — Шикарный автобус. Бо Мэйсон, Бо Мэйсон. Что-то знакомое. Что-то связанное с кантри. Я не слушаю кантри-музыку.

— Ты многого себя лишаешь, сладкая, — протянул я. Затем распахнул дверь автобуса и забрался наверх. — Ты войдёшь или просто будешь стоять и делать вид, что я тебя не заинтриговал.

— Нет, — сказала она, пожав плечами. — Я не заинтригована.

— Точно? — ухмыльнулся я.

— Я войду, — продолжила она, — но только для того, чтобы убедиться, что ты ляжешь в кровать. Я не хочу, чтобы ты ударился обо что-нибудь головой или тебя стошнило.

— Я не так пьян, сладкая.

Она последовала за мной в автобус, и я взял её за руку, чтобы затащить внутрь. Это не было фейерверком. Не было искры. Не было никакой магии. Но всё было по-другому. Она не была группи или восторженной фанаткой. Не кричала и не бросалась на меня. Она просто была естественной, и прошло много лет с тех пор, как я общался с кем-то таким искренним, кто мог бы легко успокоить мужчину.

Она села на диван в моём автобусе, провела руками по ткани, осматривая всё вокруг.

— Так ты живёшь в этой штуке?

— Да, — сказал я, садясь рядом с ней. От неё пахло баром. Сигаретами, бурбоном и пролитым пивом. Но в ту секунду, как наши глаза встретились, я об этом забыл. Мой взгляд упал на её губы, на то, как она дёргала и играла ими, словно это было для неё обычным делом. Но всё, о чем я мог думать, это смять их своими губами.

Что я и сделал.

Ещё ни одна женщина за последние годы не сказала мне «нет».

Это был единственный известный мне способ как себя вести.

Когда красивая девушка входила в мой автобус, я был приучен действовать только в таком режиме.

Прижавшись к её губам, я сжал руками её шею, отчаянно пробуя на вкус то, что, как я надеялся, могло когда-нибудь во что-то превратиться. Одиночество меня уничтожало, и на мои плечи камнем легло осознание того, что Дакота ушла навсегда.

— Бо, остановись! Стой! — оттолкнула меня Дейзи, нахмурив брови. Она встала, одёргивая свою майку. — Ты сошёл с ума?

Я прикрыл рукой рот.

— Чёрт, мне очень жаль. Я не подумал.

— Да, не подумал, — она скрестила руки на груди. Но всё же не ушла. Это был хороший знак. — Так ты обычно целуешь совершенно незнакомых людей?

Правду? Да.

— Только когда они такие хорошенькие, как ты, — сказал я, надеясь хоть на каплю прощения, но понимая, как жалко это прозвучало.

Дейзи закатила глаза.

— Тебе нужно немного поработать, Бо. Я тебя не знаю, но что-то здесь не так, — она указала на моё сердце. По крайней мере, она не указала на мою голову. — Может быть, ты ищешь любви. Может, тебе одиноко. Может быть, я воплощаю в себе то, что тебе хочется. Но ты не можешь просто так поцеловать меня. Поцелуи – это то, что ты делаешь с тем, кого любишь, — она прижала руку к сердцу. — Для меня поцелуи – это очень личное. Ты не можешь просто поцеловать меня, Бо. Не так.

Я поднялся, держась от неё на безопасном расстоянии, и поместил руки на бёдра.

— Ты права, Дейзи. Ты во всём права. И мне очень жаль.

Я протиснулся мимо неё в заднюю часть автобуса.

— Куда ты? — спросила она.

— Спать, — ответил я, повернувшись к ней.

Её лицо немного вытянулось, как будто она не хотела, чтобы я уходил.

— Ты устал?

— Не очень.

— Мы можем ещё поговорить, — её тон стал более лёгким, чуть более воздушным, чем секунду назад. — До тех пор, пока ты не решишь снова меня поцеловать.

Мы рухнули обратно на диван, разговаривая о жизни и обо всём на свете, пока не взошло солнце. Когда пришло время уходить, она достала из сумочки солнцезащитные очки и встала.

— Время пролетело так ужасно быстро, — сказал я, когда начала сказываться усталость прошлой ночи. Я взглянул на часы. Скоро должен прийти мой водитель. Большая часть моей команды размещалась в других автобусах или останавливалась в отелях. Автобус был моим убежищем – единственным домом, который я знал последние годы. Я взглянул на Дейзи, стоящую в джинсах и майке, и протянул ей куртку. — Сегодня утром на улице довольно холодно.

— Что ты делаешь на День благодарения, Бо? — спросила Дейзи, набрасывая куртку на плечи. — Что ты делаешь во время праздников, когда ты на гастролях?

Я совсем забыл, что на этой неделе будет День благодарения. Обычно я не обращал внимания, какой сегодня день, хотя понимал, что наступила осень, потому что листья поменяли цвет.

— Наверное, поужинаем с ребятами в кафешке?

Обычно для меня это был просто ещё один день. Я звонил домой. Поздравлял родителей и сестёр. На этом мой День благодарения заканчивался.

— Если ты завтра будешь в городе, ты можешь зайти в дом моих родителей, — предложила она. — Мы любим компанию. И будем очень рады. Обещаю, моя семья не кусается.

Дейзи стояла, накручивая на палец прядь светлых волос, и улыбалась. По-видимому, она простила меня за то, что я поцеловал её несколько часов назад.

С моей точки зрения, у меня было два варианта. Я мог позволить Дейзи уйти из автобуса, никогда больше её не увидев. Или мог бы встретиться с её семьей, провести с ней немного больше времени и попытаться вытащить себя из глубокого, тёмного рва.

Я провёл рукой по своей пятичасовой щетине, мои глаза встретились с её.

— Да, я мог бы это сделать.

На следующий вечер после ужина в честь Дня благодарения Дейзи меня поцеловала. Закрытым ртом и в щёку. Но она поцеловала меня.

— Поедем со мной, — сказал я ей, когда она высадила меня у автобуса.

— Не смеши меня.

— Что тебя здесь держит?

— Моя семья.

— Тебе никогда раньше не хотелось совершить что-нибудь безумное? Устроить себе небольшую встряску?

Она пожала одним плечом, хотя блеск в её наивных голубых глазах говорил мне, что она обдумывала такой вариант.

— Ты можешь остаться здесь и работать в баре до конца своих дней или сесть со мной в автобус и немного пожить в своё удовольствие.

Она теребила нижнюю губу, вглядываясь через моё плечо в тонированные стекла стоящего позади нас автобуса с надписью «Бо Мэйсон».

— Если тебе это не понравится, если тебе не понравлюсь я или мне не понравишься ты, я куплю тебе билет на самолёт и отправлю домой, и ты забудешь, что мы когда-то встретились. Как тебе такая идея?

Она улыбнулась, а потом рассмеялась, и, хотя в этот момент намерение уехать в закат с этой милой маленькой игрушкой в моём автобусе казалось волнующим, реальность быстро привела меня в чувство. Это не была любовь с первого взгляда. Это не были фейерверки и мурашки по коже.

Это было обещание отвлечься.

Моей целью было отвлечься на неё и, возможно, найти в ней что-то такое, чего я не мог найти ни в ком после Дакоты. Дейзи разительно отличалась от большинства женщин, что повстречались мне во время разъездов, и я не был готов так быстро её отпустить.

— Хорошо. Мне бы сейчас не помешали небольшие перемены в жизни, — выдохнула она. — Но только ненадолго.


∙ ГЛАВА 16 ∙
КОКО

— Доброе утро, — сказала я, когда на следующий день, сразу после восхода солнца, встретила на кухне Бо, заставив себя улыбнуться, чем гордо объявила, что оставила в прошлом произошедшее прошлой ночью.

Если моя работа ведущей новостей когда-нибудь провалится, я смогу заняться карьерой актрисы.

— Кофе?

— Будь так любезен.

Бо протянул мне кружку с принтом какого-то брэнда, и пар, поднимающийся вверх, наполнил мои лёгкие божественным запахом поджаренных кофейных зёрен.

— Ты, кажется, в прекрасном расположении духа, — заявил Бо, наблюдая, как я потягиваю кофе, глядя в южное окно. — Я так понимаю, ты хорошо выспалась.

— Да. Целую вечность не спала на такой узкой кровати, но было удобно, — улыбнулась я. Ещё три дня. Мне нужно продержаться ещё три дня. Даже если придётся притворяться, пока я не выполню задание, пусть так и будет. — Когда мы начнём?

Бо повернулся ко мне, зацепив палец одной руки за петлю ремня.

— Сегодня приедут Майлз и Грейси. Появятся с минуты на минуту.

— У них нет занятий?

— Сегодня нет.

— Так ты сегодня сидишь с детьми?

— Только до полудня, — сказал он, потягивая кофе. — Айви заберёт их, когда вернётся с работы.

На улице хлопнули сразу три дверцы машины, и Бо встал, чтобы выглянуть в окно.

— Помяни дьявола, — он направился к двери и натянул на ноги сапоги. Я ждала, тихо наблюдая изнутри, как два улыбающихся маленьких ангелочка бросились в его объятия. Они выглядели лет на пять-семь, и их щербатые улыбки говорили мне, что в целом мире он был их самым любимым дядей.

Глядя на Бо с племянницей и племянником, я испытывала такую сладкую боль. Он был бы хорошим отцом, или, по крайней мере, он был им в той альтернативной вселенной, где мы жили вместе в моих мечтах. Видеть, как Бо играет с этими детьми, было как просмотр видео того, что могло бы быть в реальном времени.

Он посадил Грейси себе на плечи и погнался за Майлзом, а Айви вошла в дом с двумя сумками.

— Привет, привет! — крикнула Айви, увидев меня. Она поставила сумки на стол. — Тут несколько игрушек и книжек-раскрасок. У Бо здесь почти ничего нет, кроме большого двора и пары пустых амбаров.

Я кивнула, улыбаясь и отмечая про себя, как выросла Айви Мэйсон. Накануне я была слишком потрясена, чтобы обратить на всё это внимание. Её некогда круглое лицо немного похудело, а веснушки, которые раньше были на переносице, исчезли.

— Чем ты сейчас занимаешься, Айви? — спросила я.

— Я медсестра в «Тенистой роще», — ответила она, имея в виду один из городских домов престарелых. Она подняла два пальца и крепко скрестила их. — Надеюсь, меня повысят до старшей медсестры, как только в следующем году Джанет уйдёт на пенсию.

— Тебе нравится твоя новая машина? — я ненавидела светские беседы, но не могла отделаться от мысли, что она просто стоит и как-то странно на меня смотрит. — Она правда классная. Иногда я действительно скучаю по вождению. У меня есть возможность это делать только, когда я путешествую.

Глаза Айви метнулись к окну, и мы обе стали пристально наблюдать за Бо и детьми, как будто это развлекало нас обеих, но по совершенно разным причинам.

— Бо не нужно было покупать мне машину, — фыркнула она. — Думает, что ему всё время нужно обо всех заботиться. Так он, наверное, пытается компенсировать десять лет отсутствия.

— Отсутствия?

— Да, — пожала плечами Айви. — Уехав на гастроли, он возвращался только раз или два в год. С тех пор как на него обрушилась слава, он стал совершенно другим человеком. Здорово, что он вернулся.

Может, он не возвращался домой в тот День благодарения, когда я звонила и говорила с его матерью? Может, он действительно не получал моего сообщения?

— Ты знаешь, почему он это сделал, не так ли? — голос у неё был густой, как мёд, но далеко не такой сладкий.

— Что, прости? — посмотрела я в её сторону.

— Он заманил тебя сюда, как рыбу на наживку, потому что всё ещё любит тебя. Он думает, у него есть шанс, — покачала головой Айви. — Я говорила ему, что ты давно оставила прошлое позади. То есть, посмотри на себя. От старой тебя ничего не осталось. Ты даже больше не Дакота. Бо борется за заранее проигранное дело, но он слишком упрям, чтобы себе в этом признаться.

Я не знала, что сказать, поэтому просто стояла, мучаясь в неловком молчании и пытаясь понять, была ли она просто честна со мной или бросала камень в мой огород, что было так не похоже на Айви.

Она взглянула на часы и вздохнула.

— Мне лучше вернуться к работе. Мы всё ещё собираемся встретиться сегодня вечером?

Я кивнула.

— Хорошо. Думаю, нам всем не помешает выпить и хорошо провести время, — сверкнула она быстрой улыбкой, от которой всё вдруг стало в порядке, затем она умчалась, словно ветер, из дома и подошла к детям, чтобы поцеловать их в лобики. Секунду спустя она уже садилась в машину и с грохотом катила по гравийной дорожке.

— Дакота, — позвал меня снаружи Бо. Я надела туфли и выбежала на крыльцо. — Садись в грузовик. Мы едем на рыбалку.

— Дай мне секунду.

Через десять минут я появилась снова, приведя себя в порядок и одевшись подходяще, чтобы провести утро на старом месте, где мы раньше часто ловили рыбу. Майлз и Грейси протиснулись между нами в грузовике, Грейси не могла оторвать от меня глаз. Бо схватил руку Майлза и положил её на рычаг переключения передач, чтобы тот думал, что он сам переключает скорости, и мы выехали на старую грунтовую дорогу за домом.

— Дядя Бо, — позвала Грейси, когда ей надоело смотреть в мою сторону.

— Да, Грейси Лу, — пророкотал он.

— Что большое ведро сказало маленькому ведру? – спросила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не захихикать.

— Понятия не имею. Что оно сказало?

— Ты выглядишь как ведёрко. — Грейси высунула язычок и сморщила лицо, смеясь. Спутанные светлые кудри обрамляли веснушчатое лицо, делая её точной копией мамы. Майлз был немного крупнее, отчего казался старше. Он был серьёзным, с тёмными глазами и тёмными волосами. Невозможно представить, как тяжело было Айви смотреть в глаза своему красивому мальчику и видеть лицо покойного мужа, смотрящего на неё. — Понял, дядя Бо?

— Отличная шутка, Грейси Лу. Дай мне секунду, и я тоже что-нибудь придумаю, — сказал он со смешком, съезжая с поросшей травой грязной дороги. Впереди виднелось наше старое рыбное место с растущим рядом древним дубом, на могучих ветвях которого висели качели, сделанные из старой шины. Мы раскачивались на этой шине и спрыгивали в воду, хотя и перестали это делать в тот день, когда Бо как-то раз вылез из воды с пиявками на ногах.

Бо резко остановился прямо перед старым деревом, перевёл рычаг коробки передач в положение «Парковка» и выбрался наружу. Протянул руки к Майлзу и Грейси, и те заскользили по сиденью в его раскрытые объятия. Он опустил их на землю, а затем вытащил несколько удочек из кузова грузовика.

Над водой пепельно-серой дымкой поднимался утренний туман, а редкое щебетание птиц смешивалось с порывами ветра, шелестящего только что распустившейся листвой на дереве. На многие мили вокруг были только мы четверо, земля, ветер, вода и небо.

Я вылезла из грузовика, захватив пару старых одеял и коробку со снастями для рыбалки, как будто никогда не забывала наш давний установившийся порядок. Расстелив одеяло на берегу, уселась на него и стала наблюдать, как Бо насаживает наживку и закрепляет поплавки на детских удочках. Он несколько раз показал им, как забрасывать удочку, подсекать и подматывать леску, а потом отступил назад. Уперев руку в бедро, он с гордостью наблюдал за ними, затем отошёл к тому месту, где под старым дубом сидела я.

— Ты не будешь ловить рыбу? — спросила я.

— Не-а, — сказал он. — Сегодня всё только для них. Без живой наживки они много не поймают, но зато повеселятся.

Он опустился рядом со мной на корточки и присел на колючее клетчатое одеяло. Прохладный майский ветерок сдувал волосы с моих глаз, пока я обрывала толстые травинки, торчащие вокруг одеяла, и раскидывала их по ветру.

— Это и есть самое важное, Дакота, — глубоко вздохнув, Бо подтянул свои длинные ноги и обхватил колени сильными руками, не спуская глаз с детей.

— Тебе следует быть более конкретным, — сказала я, глядя прямо на открывающийся перед нами живописный вид.

— Семья. Главное в жизни – это семья.


∙ ГЛАВА 17 ∙
БО

— Ты готова? — я постучал в дверь, прижавшись к ней ухом. Дакота в понедельник вечером потратила целый час на подготовку к выходу. Я уже было решил, что она собирается пройтись по красной дорожке, так долго она приводила себя в порядок.

Через секунду дверь распахнулась, и в воздух проник лёгкий аромат духов и запах лака для волос. А затем появилось видение в чёрном: ноги обтянуты кожаными леггинсами, блестящая чёрная блузка с таким глубоким вырезом, что могла вызывать у мужчин сердечный приступ, но всё же оставляла достаточно простора для воображения. Из-под длинных тёмных волос сверкали бриллиантовые серёжки-гвоздики. Она наклонилась, поставила туфли на шпильках на пол, затем ступила в них, мгновенно поднявшись до моего уровня. Ну, почти.

— Я готова, — сказала она.

Один взгляд, окинувший её с головы до ног, и я на минуту потерял ход мыслей.

— Отлично. Айви ждёт нас в «Ржавом гвозде».

Я спускался следом за ней по лестнице, из последних сил сдерживаясь, чтобы не положить руку ей на поясницу.

— Сегодня вечером мы поедем на «шевроле корвет», — объявил я, как только мы вышли на улицу.

— Это что, свидание? — спросила она.

Я достал из кармана ключи, разблокировал дверь и распахнул её перед ней.

— Только если ты этого захочешь.

Через десять минут мы входили в «Ржавый гвоздь», или просто «Гвоздь», как его всегда называли местные жители.

— Бо! — поприветствовал меня бармен Вэйлон, вытирая стойку. Несколько завсегдатаев, сидевших за стойкой бара, потягивая пиво, обернулись посмотреть, кто пришёл, и вернулись к своим напиткам. Именно поэтому мне нравилось в Дарлингтоне. Это было единственное место во всей Америке, где я мог зайти в бар родного города и остаться в одиночестве, чтобы насладиться парой бокалов. — Кто эта хорошенькая штучка с тобой под ручку?

— Это Дакота, — сказал я, обнимая её за плечи. — Она моя давнишняя подруга. Мы сто лет знакомы.

— Ты ведь не здешняя, правда, дорогая? — спросил Вэйлон, не опуская из уважения ко мне глаза ниже уровня шеи.

— Вообще-то я здесь выросла, — вежливо улыбнулась она.

Вэйлон одарил её кривой улыбкой.

— Да? Не знал, что в Дарлингтоне когда-либо вообще водились такие красавицы.

— Эй, Вэйлон, — я поднял руку, как бы давая понять, что она пришла со мной.

— Прости, Бо, — рассмеялся Вэйлон. — Дорогая, что мы будем пить сегодня вечером?

Дакота открыла рот, чтобы заказать выпивку, но я остановил её:

— Мы начнём с шотов. Три текилы, Вэйлон.

— Понял тебя, — Вэйлон развернулся и схватил бутылку текилы «Патрон» и несколько ломтиков лайма.

— Ты видел Айви? — спросил я. — Она сказала, что уже здесь.

Вэйлон кивнул в дальний конец бара, где Айви удерживал Билли Леффлер, парень, который в юности повсюду её преследовал, парень, которого я отгонял от неё прочь при каждом удобном случае.

— Айви! — крикнул я, привлекая её внимание. Она вскинула голову, увидела нас, и её лицо осветилось, как небо, на котором зажглось множество звёзд. Она оторвалась от разочарованного Билли и поспешила к бару. — Что ты там делаешь с Билли?

— Он загнал меня в угол, — закатила она глаза, но затем увидела рюмки, которые Вэйлон выстроил для нас в линию. — О, ты классный.

— Готовы? — я вручил дамам текилу и посыпал солью их руки.

Лизни. Опрокинь. Закуси.

Дакота со стуком поставила бокал на стойку и хлопнула ладонью по столу, её лицо сморщилось от кислого лайма.

— Ещё текилу, — попросила Дакота, кивнув Вэйлону.

— Твоё желание, принцесса, для меня закон, — сказал Вэйлон, готовя следующий напиток.

Плечи Дакоты немного расслабились, а лицо смягчилось.

— Не знаю, должен ли я обижаться, что тебе нужно выпить, чтобы со мной повеселиться, или радоваться, что ты наконец-то расслабилась, — пошутил я.

— Я лишь пытаюсь развлечься, — сказала она. — Не ищи в этом скрытый смысл.

Всё утро до того, как приехала Айви и забрала детей, мы провели на рыбалке. Днём я приготовил для нас с Дакотой поздний обед: салат из тунца с жареным хрустящим картофелем. Мы устроились на веранде в креслах-качалках и большую часть времени молчали. Она не задала мне ни одного вопроса, и я не стал предлагать ничего, кроме своей собственной компании, поскольку она, похоже, большую часть дня провела, погружённая в свои мысли.

Из динамиков вдруг раздался знакомый тяжёлый гитарный рифт одного из моих старых хитов.

— О, Бо! — заявил Вэйлон с гордой улыбочкой. — Как раз то, что надо.

— Как по заказу, — толкнула меня Айви, когда к мелодии присоединился мой собственный голос.

— Это ты? — спросила Дакота, наклонив голову в сторону динамика. — Точно ты.

— Мой первый платиновый хит, — сказал я с щемящей грустью, вспоминая, как было фантастически услышать в тот день важные новости, и в то же время испытывать чувство разочарования. Я достиг того, о чём большинство людей могли только мечтать, но мне не с кем было поделиться радостью – и это была моя собственная чёртова вина. — Эта песня о тебе, Кота.

Она метнула взгляд в мою сторону, и я кивнул, наблюдая, как она делает вид, что не очень внимательно меня слушает.

— Вэйлон, можно мне пива? — крикнул я, прежде чем наклониться к ней. — Все мои песни были о тебе, Кота. Как могло быть иначе?

Наши головы повернулись направо, привлечённые звоном колокольчиков, висевших на двери, от которой прямо в нашу сторону с разинутым ртом бежала миниатюрная платиновая блондинка.

— Дакота Эндрюс, — завопила она, широко раскинув руки. Дакота встретила её объятия улыбкой.

— Аннализа, — обрадовалась Дакота, оглядывая её с ног до головы. Всю старшую школу они были лучшими подругами, и что-то мне подсказывало, что вскоре после этого они потеряли друг с другом связь. — Как поживаешь?

— Сегодня я столкнулась с Айви. Она сообщила мне, что ты в городе, — сказала Аннализа, её глаза заблестели. — Мне просто необходимо было приехать сюда и увидеть тебя, — Аннализа повернулась ко мне, перегнулась через Дакоту и игриво шлёпнула меня по руке. — И Бо. Чёрт возьми, ребята, столько времени прошло. Дакота Эндрюс и Бо Мэйсон вместе, как в старые добрые времена.

Дакота залпом выпила текилу, пропустив соль и лайм, и со стуком поставила стакан на стойку.

— Извините, я на минутку.

Она спрыгнула с барного стула и направилась в сторону туалета, выйдя из него через некоторое время. Потягивая пиво, краем глаза я заметил, что она стоит позади и болтает с Билли Леффлером.

— Ой, смотри, — сказала Айви со смешком. — Билли пытается облапать Дакоту своими граблями.

Мой взгляд метнулся в их сторону, и я сжал челюсть. Тело обожгла вспышка ревности, я начал медленно дышать, стараясь успокоиться. Мне издалека было видно, как Дакота улыбнулась, приблизившись к Билли, когда он положил руку на её плечо. Но стоило Билли наклониться и прошептать что-то ей на ухо, моё терпение лопнуло.

— Не делай этого, Бо, — пробормотала Айви себе под нос. Меня охватила дикая ревность, особенно когда я увидел, что женщина, которую я любил, так улыбалась чёртову Билли Леффлеру.

Я встал и направился туда, где они стояли в дальней части бара.

— Привет, ребята. Билли, как дела?

Билли, оттесняя меня, быстренько шагнул ближе к Дакоте.

Неверный ход, придурок.

Я положил руку на поясницу Дакоты, схватил в кулак блузку и потянул к себе.

— Короче, давай поужинаем как-нибудь вечером на этой неделе, пока ты в городе? — предложил Билли, игнорируя сложившуюся ситуацию. — Наверстаем упущенное.

— О, м-м-м... — повернулась ко мне Дакота.

— Она занята, — я взял её за руку, переплёл её пальцы со своими и повёл обратно к бару.

— Эй, — сказала она, выдернув руку, когда мы вернулись на свои места. — К чему это всё было?

— Не стоит связываться с Билли, — я сгорбился над стойкой бара и подвинул к себе пиво. — С тех пор, как мы были молоды, он ничуть не изменился.

— Ты... ты ревнуешь, Бо? — заломила бровь Дакота, подавляя ухмылку.

— Разве это имеет какое-то значение?

Она пожала плечом и одарила меня кривоватой усмешкой, очевидно, благодаря бегущим по её венам двум рюмкам текилы.

— Просто это так мило, только и всего.

— Я не пытаюсь быть милым.

— Давно никто меня не ревновал, — задумчиво произнесла она. — Я и забыла, каково это.

Прямо на моих глазах её твёрдая броня стала гнуться, как ивовый прутик, и слабые отголоски прежней Дакоты начали пробиваться на поверхность.

— Когда я выходила из дамской комнаты, он загнал меня в угол, — сказала она, качая головой. — В любом случае, я не собиралась принимать его предложение.

— Умная девочка, — я отпил пиво и выдохнул воздух со вкусом хмеля и ячменя. Глядя прямо перед собой, я чувствовал тепло её взгляда. Наслаждался, согретый им, не понимая, что он значил.

Все эти годы постоянно живя на колёсах, я жаждал снова с ней соединиться. К тому времени, когда я был готов позвонить ей, она исчезла. Несколько лет назад я приехал домой и столкнулся с её матерью, которая сказала мне, что Дакота вышла замуж и переехала в Нью-Йорк.

У меня было такое чувство, будто я бежал, чтобы успеть на самолёт, но вынужден был остановиться и смотреть, как он улетает без меня.

Никогда в жизни не хотел бы я больше чувствовать себя так, как в тот день.

— Расскажи, Дакота, каково это жить в Нью-Йорке? — спросила Аннализа, заставляя её отвести от меня взгляд.

— Захватывающе, — мечтательно вздохнула Дакота. — Всегда в движении, будто весь город бодрствует. Постоянно. Это впечатляет. Своего рода волшебство.

— Я всегда мечтала когда-нибудь отсюда уехать. Убраться из этого дурацкого города, — простонала Аннализа. — Молодец, что сделала это.

— Что тебя останавливает? — спросила Дакота, похлопав её по плечу. — Знаешь, Эддисон тоже там живёт. Между нами говоря, мы могли бы помочь тебе встать на ноги, если ты решишься когда-нибудь переехать. Эддисон владеет риэлторской компанией. Ей всегда нужны новые агенты. А я могу передать твоё резюме на наш канал. Мы всегда ищем сотрудников-аналитиков и ассистентов.

Я наблюдал со стороны, как лицо Аннализы засияло при мысли о переезде в Нью-Йорк, а Дакота оживлённо жестикулировала, пока разглагольствовала о том, почему она любит Нью-Йорк.

Возможно, она пустила там корни намного глубже, чем я думал.

Мне доводилось бывать в Нью-Йорке бесчисленное количество раз. Он был удушливым и серым. Вечное столпотворение на тротуарах и грубые люди, толкающиеся и спешащие добраться туда, куда им нужно. Меня никогда не привлекали крысиные бега, но туда тянуло таких людей, как Дакота. Город был символом надежды и новых начинаний, предлагая обещание нового тем средним американцам, кто находил свою жизнь совершенно неудовлетворительной. Он притягивал к себе всех, кто хотел сбежать, таких людей, как Дакота.

Наверное, я не в состоянии конкурировать с Нью-Йорком, но мог предложить ей новое начало. Она могла бы начать всё с чистого листа – со мной. Вернуться домой. Туда, где её место.

— О, чёрт, — вскрикнула Аннализа, глянув на неоновые часы позади Вэйлона. — Мне пора идти. Я просто хотела зайти и поздороваться.

Аннализа наклонилась, обнимая Дакоту. Мне уже начало казаться, что улыбка навсегда останется на её круглом лице. Девушки обменялись номерами телефонов, и когда Аннализа ушла, Дакота повернулась ко мне.

Наши глаза встретились, мы не отводили взгляды, ожидая кто первый сдастся. Это буду не я. Я никогда не сдамся. По моему глубочайшему убеждению, на всей Земле не было девушки, более достойной ожидания, чем она.

— Тебе здесь нравится? — спросил я, нарушив молчание.

— Думаю, да, — ответила она сладким голосом, слетающим из вишнёвых губ. Её ногти барабанили по столешнице.

— Ты думаешь? — повторил я за ней. — Скажи мне, дорогая, что я могу сделать, чтобы ты действительно наслаждалась?

Она облизнула губы и склонила голову набок.

— Ты можешь снова меня поцеловать.

Я правильно расслышал?

Я почесал подбородок, одарив её хитрой улыбкой.

— Детка, ничего не доставило бы мне большего удовольствия, чем поцеловать тебя прямо сейчас, но ты не в том состоянии.

— С чего ты взял?

— Потому что ты только что выпила две рюмки текилы и смотришь на меня так, будто ещё одна рюмка – и ты просто на меня запрыгнешь, — ухмыльнулся я. — С тех пор как ты здесь, ты только и делаешь, что напоминаешь мне, что ты здесь по работе и не собираешься вступать со мной ни в какие физические отношения.

Она перекинула ногу за ногу, скрестив их, и наклонилась ко мне.

— Вэйлон, ещё выпивку, пожалуйста, — сказала она, глядя мне в глаза. — Грязный мартини. Я в настроении для чего-то классического.

Внутри меня зашевелилось желание, сжимая рёбра и посылая дрожь в ладони, что заставило меня сопротивляться ему немного больше. Дакота была сильной, умной женщиной, которой нравились дерзкие вызовы, и внезапно меня осенило, что я всё ещё знаю её лучше, чем кто-либо другой. И если забыть о дорогой одежде и модной прическе, то она осталась всё той же целеустремленной, амбициозной и невероятно упрямой девушкой, какой была всегда. Я должен был догадаться, что давить на неё – плохая идея.

— Ты понятия не имеешь, во что себя втягиваешь, Кота, — сверкнул я предупреждающей улыбкой.

— Может быть, да. А может, и нет, — она опёрлась локтем о стойку, её тёмные волосы рассыпались по плечам. — Может быть, я сейчас не в настроении беспокоиться. Может быть, я чувствую... ностальгию. И может быть, тебе стоит воспользоваться этой возможностью, пока у тебя ещё есть шанс. Знаешь, ведь говорят: сегодня здесь, завтра там.

— О, это просто говорит выпивка.

— Не совсем, — покачала она головой.

Вэйлон поставил бокал с мартини на салфетку и отошёл обслужить другого посетителя. Дакота опустила палец в прозрачный напиток, и, вытащив его, засунула в рот и попробовала коктейль, после чего занялась зелёной оливкой.

— Не знаю, почему ты сейчас притворяешься, что тебе это не нравится, — засмеялась она, её рука скользнула по моей и послала электрический разряд по коже. — Ведь ты получаешь от этого удовольствие.

— Я не притворяюсь. Мне нужно время. Хочу заставить тебя за меня побороться, сладкая, — я допил пиво, и в ту секунду, как последняя капля скатилась по горлу, понял, что должен отвезти её домой, пока она не передумала.

Мы кружили у тонкой грани, между нами искрилось напряжение, усиливаясь с каждым брошенным взглядом, с каждой грешной улыбкой и каждой поднятой бровью. Секунда за секундой её прочная броня исчезала, а моя решимость снова сделать её моей становилась всё твёрже.

— Не хотелось бы вас прерывать, но вы двое заставляете меня чувствовать себя очень неловко, — Айви спрыгнула с барного стула, и я уловил лёгкий румянец на щеках Дакоты, когда мы оба осознали, что Айви всё это время сидела рядом с нами. — Я не гадалка, но вижу, к чему всё идёт, а девушка понимает, когда слишком засиделась.

Дакота опустила голову, чтобы её тёмные волосы упали на лицо, в попытке скрыть улыбку.

— Спокойной ночи, сестрёнка, — сказал я. — Поцелуй за меня детишек.

Айви подмигнула мне, перекинула сумочку через плечо, поцеловала в щёку и, коснувшись спины Дакоты, направилась к выходу.

— Вэйлон, — позвал я бармена, поворачиваясь к нему. Вытащив из кармана бумажник, бросил на стойку несколько банкнот и подвинул к нему. — Нам пора идти. Большое спасибо за прекрасно проведённое время.

Глаза Дакоты расширились, когда я взял её за руку и потащил к машине.

— Мы же только что приехали, — сказала Дакота.

— Ну, да, а теперь я отвезу тебя домой.

Как только она потянулась к дверной ручке, я накрыл её руку своей, останавливая. Подойдя сзади, припечатал её тело к машине, провёл пальцами по её темным волосам, убирая их с шеи, и прошептал на ушко:

— Ты моя, Дакота. Всегда была. И всегда будешь.

Когда мои губы впились в плоть её шеи, чуть выше изгиба плеча, с её рта сорвался мягкий вздох.

— А я твой. И не принадлежу никому, кроме тебя, — выдохнул я. Поцелуй взорвал глубоко во мне всепоглощающую животную страсть. — Я почти готов взять тебя прямо здесь, на стоянке, и показать, как сильно по тебе скучал, но не буду этого делать, поскольку ты настоящая леди, а мой папа правильно меня воспитал.

Она прижалась ко мне, откинув голову мне на плечо. Я наблюдал, как она закусила губу, ожидая, каким будет мой следующий шаг. Ухватившись руками за талию, я развернул её к себе лицом.

— Если бы мне довелось прожить даже сотню жизней, Дакота, я бы всё равно каждый раз выбирал тебя, — сказал я, обрушиваясь на её рот и прикусывая пухлую нижнюю губу. В тот день, когда я снова её нашёл, всё, что я когда-либо потерял, вернулось ко мне. И глядя на Дакоту, хотя время изменило её и сделало неузнаваемой, я всё ещё мог чувствовать её душу. — Ты должна это знать.

Её руки поднялись вверх по моим плечам к шее, пальцы потянули кончики моих волос, когда она поцеловала меня в ответ. Мой рот на мгновение застыл в миллиметре от её и снова заявил права на её ягодные губки, вдыхая в неё мою душу, а её душу – в свою.

— Ты – как ноты, — вдохнул я, упиваясь её запахом. — Стихи. Музыка. Бумага. Чернила.

Ветер играл её длинными волосами, пряди падали ей на лицо. Все вокруг пытались получить кусочек этой красивой женщины. Я. Весь мир. Её поклонники. Её работа. Как-то так получалось, что все, кто когда-либо сталкивался с этим очаровательным существом, впивались в неё когтями, и ни у кого не хватало здравого смысла её отпустить.

Она отстранилась, прервав поцелуй, и уронила голову мне на грудь. В то время как остальной мир видел безупречно одетую, успешную женщину с ослепительной улыбкой, от которой веяло таким изяществом и элегантностью, каким не могли похвастаться большинство двадцатилетних, я видел привлекательную в своей естественности девушку, которая всё время вынуждена существовать в режиме выживания.

— Отвези меня домой, Бо, — прошептала она. — Я хочу снова чувствовать.

— Что чувствовать, дорогая?

— Всё сразу. Как раньше, когда я была с тобой. Я скучала по этому.

Я помог ей сесть в машину, затем запрыгнул в неё сам и направился к ранчо. Она молча сидела в машине, прислонившись головой к прохладному стеклу и глядя на звёздное небо сквозь стеклянный люк в крыше.

— Ты в порядке? — моя рука нашла ладошку Дакоты, лежащую на её бедре. Я взглянул на единственную девушку, которая воплощала в себе тысячу чувств одновременно.

Её губы медленно приоткрылись:

— Я в порядке. Честно.

Она бросила на меня взгляд, который я видел сотни раз прежде, и через несколько минут мы прибыли на ранчо. Поднимаясь по лестнице на крыльцо, я потянулся к её руке, притягивая к себе.

— Как только мы войдём в дом, ты вся моя, — предупредил я, заключив её лицо в ладони.

Она слегка кивнула, не отводя от меня широко распахнутых голубых глаз.

— Я буду твоей, Бо. Сегодня я буду твоей. Не буду ничегообещать на завтра. Но только сегодня я вся твоя.

Она посмотрела на меня так, как будто это то, что ей просто необходимо было сделать.

Моё тело загорелось желанием, когда она откинула голову, и мои губы нашли мягкую плоть под её челюстью.

— Предупреждаю тебя, Дакота. Как только я начну, то не смогу остановиться.

— Хорошо.

Одного этого простого слова было достаточно, чтобы я подхватил её на руки. Она крепко обхватила ногами мои бёдра, и я внёс её внутрь, не намереваясь отпускать, пока мы не превратились в переплетение колышащихся, задыхающихся голых тел, завёрнутых в спутанные простыни.


∙ ГЛАВА 18 ∙
КОКО

Любовь органична в том, как она развивается. Она дышит, смягчается и угасает. Она кружит и вьётся, катится и меняет направление. Она может определяться одним моментом в твоей жизни или миллионом крошечных мгновений. Она может привести твои мысли в беспорядок и изменить твоё представление о самом себе.

В какой-то момент на этом пути я с безрассудной самоотверженностью выбросила свою горечь в окно. Я устала сопротивляться. Устала от терзающей меня ненависти и обиды к единственному мужчине, которого по-настоящему любила.

Толчком послужил не алкоголь в баре, хотя он, возможно, добавил немного смазки в такую сложную ситуацию. Но это не было игрой.

На самом деле, я не понимала, что это было. Просто чувствовала, что должна что-то сделать.

Пока он нёс меня наверх в свою комнату, я держалась за него, сомкнув пальцы на его затылке так, будто от этого зависела моя жизнь.

Он уложил меня поперёк широкой, покрытой одеялом деревенской кровати, достойной королей, и взобрался на меня. Его руки закончили расстёгивать брюки, и он спустил их достаточно, чтобы обнажиться во всём своём возбуждённом великолепии. Моя рука нашла его, тепло эрегированного члена прижалось к гладкости моей ладони и послало шквал жара к моему лону, пока я ожидала его следующего движения.

Он потянулся через кровать и вытащил из ящика прикроватной тумбочки презерватив, потом схватил меня за колени и раздвинул бёдра. Секс с ним в прежние времена был неумелой мешаниной экспериментов и исследований. Сейчас это был мужчина, который знал, что делал, сексуально зрелый мужчина, способный за две секунды разжечь моё желание.

— Я ждал этого много лет, — прошептал он, когда я запустила пальцы в его тёмные волосы. Он обхватил рукой член и разместил его у моего входа, проникая в меня сантиметр за сантиметром. Бо опустил рот к моей груди, потянул вниз ткань лифчика и захватил один сосок зубами, всосал его и отпустил. Мои бёдра прижались к его, безмолвно призывая Бо продолжать, хотя, похоже, у него были другие планы.

Пока мои пальцы исследовали гладкую, как атлас, мускулистость его плеч и спускались вниз по подрагивающим мышцам стальных рук, его рот пробовал на вкус каждый квадратный сантиметр моего тела. При каждом толчке его трицепсы напрягались, в ответ с моих губ срывались тихие вздохи.

— Боже, как же хорошо, — простонал он, его движения стали интенсивнее. Рот Бо еле касался меня, а язык проникал между моих губ. — Я мог бы заниматься этим всю ночь.

Он держался за мои бёдра, используя их как рычаг и вбиваясь глубже, как будто не мог мной насытиться. Это чувство было взаимным, по крайней мере, в настоящий момент. Я раздвинула бёдра шире, принимая столько его плоти, сколько могла. Каждый мускул в моём теле таял, реагируя на мощь его грубой силы.

Мы прошли долгий путь с тех пор, как убегали тайком ночью и трахались как кролики в кузове его грузовика. Мягкий матрас под моими бёдрами был приятной переменой.

Придерживая мой затылок, он собрал своей широкой ладонью волосы в конский хвост и снова приблизил мой рот к своему. Моё лоно пульсировало и покалывало, я сжалась вокруг его члена, отчего его дыхание участилось. Меня накрыла волна чистой энергии, и мои бёдра раскрылись ещё шире, чтобы принять его последние толчки, после чего мы оба, изнемогая, рухнули переплетённой влажной бесформенной массой.

Он скатился с меня и лёг рядом на кровать, подложив под шею подушку и уставившись на меня. Мои щёки залил румянец. Близость, как правило, заставляла меня чувствовать себя болезненно уязвимой, но Бо разрушил эту баррикаду с энергией человека, который не остановится ни перед чем, чтобы вернуть то, что принадлежало ему по праву.

И я принадлежала ему.

Мне надо было либо бороться с этим, либо найти способ мирно сосуществовать рядом, надеясь, что когда-нибудь чувства отойдут на задний план, и я смогу двигаться дальше.

Все эти годы он владел мной, независимо от того, принимала я это или нет. Я растворилась в нём с того самого дня, как влюбилась, хотя в то время и не подозревала, что это будет такая любовь, на преодоление которой уйдёт целая жизнь.

Он поцеловал меня снова, и у меня не осталось ни шанса. Моя стальная решимость, моя твёрдая, как алмаз, стойкость – всё это разлетелось вдребезги в ту секунду, когда мы столкнулись.

Когда пот охладил кожу, Бо натянул одеяло, укрывая наши тела. Нырнув в его объятия, я нашла удобное местечко на его плече и спрятала лицо.

Когда-то, прежде чем я узнала что-то лучшее в жизни, чувства к Бо Мэйсону были для меня самым важным на свете. Потребовалось отдаться ему, чтобы обнаружить, что ничего не изменилось.

Я чувствовала на себе взгляд Бо, слушая ровный стук его сердца в груди, и думала о той девушке, которой посчастливилось влюбиться в самого популярного мальчика в школе и потерять его в самое неподходящее время.

Моё сердце болело за неё и за всё, через что ей пришлось пройти без него. Болело за бедную молодую женщину, которая повзрослела и стала такой сильной и выносливой, что забыла, как чувствовать.

Было приятно ощутить, наконец, что-то снова, даже если это было одновременно и прекрасным, и сбивающим с толку.


∙ ГЛАВА 19 ∙
БО Прошлое

Я вышел из гастрольного автобуса, подняв ботинками небольшое облачко пыли, и потянулся, заведя руки за голову. Десять долгих часов в дороге – столько времени потребовалось, чтобы добраться до последнего пункта тура в моём родном городе.

На каком-то этапе всё изменилось.

За шесть месяцев, предшествовавших этому моменту, мне исполнился двадцать один год, я выпустил один платиновый альбом и три платиновых сингла, гастролировал в тридцати двух городах по всей стране и опьяняющим сном проник в сердца большего количества безымянных, безликих девушек, чем мог вспомнить.

— Ты молод и глуп, — сказал мой тур-менеджер Микки, закинув мою руку себе на плечо и затаскивая меня в автобус в ночь моего двадцать первого дня рождения. — Лучше выбросить всё это из головы. У тебя есть вся оставшаяся жизнь, чтобы сделаться гигантским мудаком.

Где-то по пути я потерял себя, и где-то по пути потерял единственное, что когда-либо имело для меня значение.

Мою Дакоту.

— Привет, Бо.

Прислонившись к своему классическому «джипу», меня встречала старшая сестра Калиста. Она сморщила лицо, изучая меня так, как она обычно это делала, – на то они и старшие сестры. Если бы меня встречала Айви, она бы с визгом побежала и бросилась в мои объятия. Но я одинаково любил их обеих.

— Калиста, — сказал я, щурясь на солнце, открыл багажник автобуса и вытащил сумки. Я собирался пробыть в городе несколько дней, так как папа пожаловался, что мама проела ему плешь, и мне пора появиться и заверить её, что жив и здоров. — Где Айви?

— Наверное, на софтбольной базе с Эддисон, — предположила Калиста, пока мы загружались и отъезжали. Простого упоминания об Эддисон хватило, чтобы вспомнить Дакоту, но я не нуждался в напоминаниях. Она жила в моих мыслях, надёжно припрятанная там, где я не мог навредить ей или причинить боль. Желваки заходили на моей челюсти, как только я подумал о Дакоте и о том, что она сделает, если увидит меня. — Она будет дома к ужину.

— Айви приедет с Эддисон? — спросил я, прикрывая своё любопытство к Дакоте невинным, ничего не подразумевающим вопросом.

— Нет, — фыркнула Калиста. — Ты же знаешь, как мама относится к тому, что мы приглашаем кого-нибудь на ужин в последнюю минуту.

* * *

— Бо! — закричала Айви, когда ворвалась вечером в дом. Её буйные волосы выбились из пучка, а лицо блестело от пота. Она обвила руками мою шею, и я поднял её, закружив, как будто ей было намного меньше восемнадцати, потому что, по моему мнению, она всё ещё была той беззубой, веснушчатой, кудрявой младшей сестрёнкой, которую никакое время не может изменить.

Мы поужинали и всей семьёй сидели в гостиной, пока я рассказывал родителям о своей жизни на гастролях, без лишних подробностей, конечно. Когда все улеглись спать, я вышел на улицу, чтобы немного побыть с Руби и наедине со своими мыслями.

— Составить компанию? — раздался из-за двери голос Айви. — Похоже, она тебе может пригодиться.

Она вышла и села рядом со мной в кресло-качалку, потянувшись вниз рукой и поглаживая густую золотистую шерсть Руби, пока та не перевернулась на спину.

— Ну, и о чём мы думаем? — спросила Айви. Она слишком быстро повзрослела. Последний наш разговор по душам был о фильмах про Гарри Поттера и о том, что мы чувствовали по поводу смерти Дамблдора.

— Никогда бы не подумал, что так долго буду вдали от дома, — сказал я, сложив руки на животе и раскачивая правой ногой кресло. — Как будто вернулся не домой.

— Это место точно такое же, каким ты его оставил, Бо, — возразила Айви. — Думаю, ты единственный, кто изменился.

Я обиженно улыбнулся, бросив взгляд в её сторону.

— Кто позволил тебе так быстро повзрослеть?

— Старик с длинной белой бородой и кривым посохом по имени Время, — Айви высунула язык и, фыркнув, закатила глаза.

— Как Эддисон? — спросил я.

— Ты хочешь узнать, как Дакота? — не задумываясь, задала она встречный вопрос.

— Попался, — отшутился я.

— Не играй со мной, Бомонт, — Айви встала и зевнула. — Мне лучше пойти в дом. Завтра я работаю у Янссенов, так как начались весенние каникулы. Что-то эти маленькие близнецы-торнадо меня сильно изматывают.

— Ты не ответила на мой вопрос, — не позволил я ей так легко уйти. — Как Дакота?

— Почему бы тебе не позвонить самому и не спросить её? — пожала плечами Айви. — Честно говоря, не знаю. Эддисон говорит, что она не приезжала домой со Дня Благодарения. Думаю, она много работает и занимается. Это всё, что я знаю.

— Она приедет домой на весенние каникулы? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, Бо. Позвони ей сам.

Как только Айви зашла внутрь, я вытащил телефон. У меня был новый телефон с новым номером. Старый давным-давно сдох вместе со всеми моими контактами. Но я никогда не забывал её номер. Я медленно ввёл её номер, цифра за цифрой.

Мой большой палец завис над кнопкой вызова на долгие пять секунд, прежде чем я отключил экран и засунул телефон обратно в карман. Было уже поздно, и мне всё равно нужно было собраться с мыслями.

* * *

Следующим утром я одолжил у Айви старый синий грузовик и подвёз её до фермы Янссенов, а потом отправился в город. Быстрый осмотр трейлерного парка «Санрайз-террас» сказал мне, что Дакоты нет дома. По крайней мере, её машины там не было. Поэтому я направился на заправку за чашечкой кофе.

— Бо Мэйсон! — во весь голос завопила женщина за кассой, когда я протянул ей пятидолларовую купюру. — Ничего себе. Я недавно видела тебя по телевизору. Ты очень талантлив.

— Спасибо, мэм.

— Что ты делаешь здесь, в Дарлингтоне?

— Просто навещаю семью, мэм.

Она дала мне сдачу, и я положил монеты в лоток «Возьми пенни – оставь пенни», а банкноты – в ящик для пожертвований для местного приюта для животных, после чего кивнул ей и выскользнул за дверь.

— Бо, — раздался мужской голос. Он, определённо, не был похож на голос одержимого фаната.

Я притормозил, повернулся налево и увидел мужчину на несколько лет старше меня, с белокурыми волосами и тёмно-карими глазами.

— Привет, — выкрикнул я в ответ, прищурившись, поскольку его лицо показалось мне знакомым. И тут меня осенило. Это был Сэм Валентайн – парень, который встречался с кузиной Дакоты, Ребеккой. — Сэм, верно?

Он кивнул, уперев руки в бока.

— Ну, и что привело тебя в город?

Почему все спрашивали, зачем я вернулся? Здесь мой дом. Мне не нужна была веская причина, кроме той, что парень мог истосковаться по родне после нескольких месяцев жизни на колёсах.

— Просто повидаться с семьёй, — ответил я. — А что насчёт тебя? Ты всё ещё учишься в мединституте?

— Да, — он замялся, как будто хотел сказать что-то ещё. — Послушай, Бо, я не хочу показаться придурком, но держись подальше от Дакоты.

— Что, прости? — глубоко в груди стал зарождаться ропот недовольства. Хоть со стороны Сэма и было большой наглостью говорить мне нечто подобное, я также понимал, что он был прав.

— Ты плохо обошёлся с бедной девушкой, — я уловил намёк на дрожь в его голосе, как будто он немного меня боялся. Сэм был тощим заучкой, но, в общем, хорошим парнем. У него были нежные руки. В этом парне не было ни грамма воинственности, и всё же он любил мою Дакоту достаточно, чтобы посоветовать мне держаться от неё подальше. — Ребекка заботилась о ней, как будто это было её основной работой.

— Заботилась о ней? — никогда не думал, что Дакота не сможет сама о себе позаботиться.

— Да уж, после той ситуации, в которой ты её оставил, — фыркнул Сэм.

Я точно знал, что сделал: разбил её сердце на миллион кусочков. Наверное, она каждую ночь плакала, думая, что я её не люблю, хотя на самом деле я только и делал, что спасал её от монстра, которым стал.

— Не знаю, приедет ли она домой на весенние каникулы на этой неделе, – сказал Сэм, – но не ищи её, Бо. Не делай всё хуже, чем это уже есть.

Мои губы сжались в прямую линию, и я провёл рукой по волосам. Сэм был прав. У меня не было никакого права беспокоить бедную девушку, и всё, что я скажу или сделаю, может ещё больше её расстроить.

— Отлично поболтали, — он шагнул ко мне, положил руку на плечо, сжав его, кивнул и поспешил мимо.

Я фыркнул и покачал головой. Ну и наглец.

Но, с другой стороны, мне тоже казалось, что у меня не было права баламутить бедную девушку в то время, когда мои обещания ни черта не значили.

Да и что я намеревался получить? Мне хотелось услышать, как она сладко растягивает слова, увидеть её милую улыбку, но ещё хотелось нагнуть её в кузове моего грузовика, попробовать на вкус её сладкий ротик и поглотить каждый квадратный сантиметр её тела.

И что потом? Отослать её обратно учиться с ещё большей дырой в сердце, а самому исчезнуть, как будто ничего не случилось? Я не мог с ней так поступить. Только не так.

Забравшись обратно в грузовик, я помчался домой, чтобы помочь отцу по хозяйству.

Мне придётся вернуться за ней в другой раз, когда я стану мужчиной, которого она заслуживает.


∙ ГЛАВА 20 ∙
КОКО

Во вторник утром я проснулась в его постели одна. Снизу доносился отчётливый запах перчёного бекона и яичницы. Приятная болезненность между бёдер мгновенно вызвала виноватую улыбку на моём лице. Я села, подняв руки над головой и опустив босые ноги на прохладный деревянный пол, и потянулась. Затем добралась до комода Бо, вытащила старую футболку «Дарлингтон Хай», доходившую мне до середины бёдер, и неторопливо спустилась вниз.

Став в сторонке, стала наблюдать, как Бо, одетый лишь в синие джинсы, готовил нам завтрак. Подкравшись сзади, скользнула руками к его груди и прижалась щекой к перекатывающимся мышцам спины. Его свободная рука накрыла мою.

— Доброе утро, — глубокий голос Бо прогрохотал через всё его тело и завибрировал под моими руками. — Как спалось?

Чудесно.

— Спасибо, хорошо, — я оторвалась от него и села за стол, наблюдая как он накладывал еду и наливал апельсиновый сок в два стакана с желтыми и оранжевыми цветами. Бо устроился напротив меня. Вилка, стиснутая в его крупной кисти, казалась крошечной, и он набросился на еду, как человек, который нагулял аппетит самым порочным способом. — Почему ты решил завершить музыкальную карьеру, Бо?

Мне не нужен был диктофон. Мне не нужны были ни ручка, ни бумага, ни список вопросов. Я ни за что не забуду ни одной детали этой недели.

Он выпрямился на стуле, проглотив кусок яичницы и отложил вилку.

— Потому что жизнь, которой я жил, не подходила человеку, которым я хотел быть.

— Ты держал в руках целый мир, — сказала я сдержанным тоном. — И всё равно не был счастлив?

Он покачал головой, сжимая и разжимая челюсти, потом в его глазах засветилась решимость.

— Всё, что мне нужно для счастья, – это тёплый дом, пара сотен гектаров земли и ты.

— Бо, — в изумлении я чуть наклонила голову на бок. — Ты отказываешься от всего ради меня?

— Да. Похоже на то.

— Но что, если нам не суждено быть вместе? Это довольно рискованно, тебе не кажется? В смысле, прошлой ночью было здорово и всё такое, но завтра утром я возвращаюсь в Нью-Йорк. И что тогда будет?

— Всё зависит от тебя, — заявил Бо, откидываясь на спинку стула. — Ты же знаешь, что у тебя здесь всегда есть дом. Со мной. На ранчо.

Его губы медленно растянулись в слабой улыбке, глаза замерцали, как будто он вспомнил всё, что мы вытворяли прошлой ночью.

— У нас осталась ещё одна ночь, Дакота, — сказал он. — Не знаю насчёт тебя, а у меня есть цель сделать так, чтобы завтра утром ты не захотела отсюда уезжать.

На сердце потеплело, и оно пропустило удар. Этот мужчина был неумолим. Бо Мэйсон был похож на одну из тех китайских ловушек для пальцев, где чем сильнее тянешь палец, тем он только крепче в ней застревает.

Он медленно закинул руки за голову и дерзко мне подмигнул.

— К тому времени, как тебе нужно будет возвращаться домой, ты до безумия в меня влюбишься.

Я никогда и не прекращала.

— Вы ужасно уверены в себе, мистер Мэйсон, — поддразнила я его. — Кажется, твой завтрак уже остыл.


∙ ГЛАВА 21 ∙
БО

Смех и весёлое настроение Дакоты тем утром являлись не чем иным, как данью тому, что когда-то было или что только могло бы быть. Глядя на неё, сидящую напротив в одной старой футболке с таким свежим и благодушным лицом, я чувствовал себя так, словно Бог говорил мне, что если я постараюсь, то всё в этом мире будет в порядке.

Слишком много раз прежде я убеждал себя, что не заслуживаю её. Я позволил ей уйти. Оставил её. Отпустил. Но времена изменились, и я был готов стать мужчиной, которого она заслуживала – мужчиной, который никогда больше, пока жив, не разобьёт её сердце.

— Так что ты собираешься делать после своего последнего шоу через пару недель? — спросила Дакота, поднося вилку ко рту.

— Праздновать, — ответил я не задумываясь. Проглотив последний кусочек, она отнесла тарелку в раковину, сполоснула и тщательно вытерла насухо. Прищурившись, я мог практически представить её босой и беременной. Встав, я последовал за ней и прижал к стойке. Губы нашли её нежную шею, запечатлев поцелуй на её плоти. — Хочешь прокатиться?

Она кивнула, и я отпустил её. Дакота на носочках понеслась наверх и вернулась через несколько минут, одетая в синие джинсы и белую хлопчатобумажную майку без рукавов, которая контрастировала с её загорелой кожей и волосами глубокого кофейного оттенка, собранными в хвостик.

Не прошло и десяти минут нашего вояжа по заброшенным грунтовым и гравийным дорогам, окружавшим наш родной город, как она подвинулась на середину сиденья грузовика и взяла меня под руку, положив голову мне на плечо.

В то утро мы, должно быть, колесили несколько часов, сидя в тишине: чтобы быть вместе в общем-то не требовалось много слов. Близость Дакоты под боком ощущалась как тёплое объятие толстого одеяла в прохладную ночь. Как удобные старые джинсы. Как тихая радость, охватывающая человека, когда он понимает, что вернулся домой. Это чувство нельзя было купить за все те миллионы долларов, что лежали на моём банковском счёте, и его невозможно было после неё воссоздать.

— Итак, расскажи мне, что я пропустил, — нарушил я тишину в то время, как грузовик мотало и заносило по изрытой колеями дороге. Вопрос ударил мне в живот сильнее, чем я ожидал, когда произнёс его вслух. — Какой была твоя жизнь последние десять лет?

Она села прямо, откашлялась и поправила блузку.

— В основном всё было хорошо.

— В основном?

— Учитывая, с чего я начинала и как здесь оказалась, думаю, что мне удалось добраться до вершины.

— Не ошибусь, если скажу, что так и есть.

— Я окончила университет в Кентукки и отправилась прямиком в Нью-Йорк. Там познакомилась со своим бывшим мужем, когда проходила прослушивание в местном новостном шоу. Убедила Эддисон переехать и нашла ей работу. С тех пор я только и делаю, что работаю.

— Но ты счастлива?

— Счастлива, чего и следовало ожидать, — кивнула Дакота. — Когда я достигла первой вершины, то внезапно поняла, что этого недостаточно, поэтому продолжала подниматься всё выше и выше, ставя перед собой следующую важную цель, которая помогла бы мне раскрыться.

— Не всегда складывается так, как ты ожидаешь.

— Да, — провела правой рукой по бедру Дакота. — Возможно, после этого интервью меня повысят.

— Похоже, ты от этого не в восторге.

— Я в восторге, — сказала она, хотя и не очень убедительно. — Правда. Для меня это имеет огромное значение. Это результат всего, над чем я до сих пор работала. Единственное, что превзошло бы это повышение, — собственное новостное шоу в прайм-тайм.

— А я не сомневаюсь, если Коко Биссетт что-то задумает, она добьётся своего, — заявил я. — Но главный вопрос в том, чего хочет Дакота Эндрюс?

Я ожидал, что её настроение изменится, как ветер в штормовой день. Ожидал, что она шарахнется от меня или сердито набросится. Вместо этого она глубоко вздохнула и повернулась ко мне.

— Я всю неделю спрашивала себя об этом, Бо, — призналась она. — Я думала, что знаю. А теперь понимаю, что больше ничего не знаю.

Намёк на её протяжный кентуккийский выговор прозвучал как крошечное обещание, что, возможно, моя цель вернуть её больше не была нереальной.

— Я думала, что знаю, куда двигалась, — пожала она плечами. — Теперь же понимаю только одно: я застряла между тем, кто я есть, и тем, кем себя считала.

— И это совершенно нормально, — моя рука нашла её колено и, успокаивая, сжала его. — Тебе не обязательно всё время быть такой идеальной, и тебе не обязательно всё время решать все проблемы.

Даже в старшей школе Дакота была девушкой, которая придерживалась определённого порядка и имела амбиции. Она обладала личностью типа «А», которой характерны стремление работать и сильный дух соперничества, устанавливая для себя предельные сроки и взваливая на себя ответственность, чего никогда не могла сделать её мать. Я не мог винить девушку, которая воспитывала себя сама с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы понять, что у неё не было выбора в этом вопросе.

Чуть погодя полуденное солнце зависло на небе перед тем, как продолжить свой путь к горизонту, и я развернулся, направляясь обратно домой.

— У меня ещё остались кое-какие дела, — сказал я, когда мы подъехали к дому. В прошлом, когда мы встречались, она часто наблюдала за тем, как я выполняю работу по хозяйству. Каждый вечер пятницы, прежде чем я мог пригласить её на свидание, мне приходилось вычищать коровник или давать соль скоту. — Можешь посмотреть, если чувствуешь ностальгию.

Машину качнуло, и она натолкнулась на мою руку.

— Я пас. Мне нужно проверить электронную почту, а потом я хотела бы ненадолго съездить в город. Вернусь к ужину.

Я припарковался и поставил машину на ручной тормоз, после чего обнял её и поцеловал в нежную щёку.

— Когда ты вернёшься, я буду здесь.

Мы вылезли из машины, и я отступил назад, наблюдая, как покачивались её бедра, когда она возвращалась в дом, совершенно не осознавая, что похитила моё сердце.

И то же самое я намеревался сделать с ней этой ночью.


∙ ГЛАВА 22 ∙
КОКО Прошлое

Шестнадцать часов тридцать четыре минуты. Так долго длились роды.

Три килограмма и двести грамм. Вот сколько весил мой ребёнок.

Семнадцатое мая, восемь сорок шесть вечера. Это была точная дата её рождения.

Трое. Столько людей знали о её существовании.

Я.

Ребекка.

Сэм.

— Хочешь её подержать? — спросила медсестра, подкатывая колыбель к моей кровати. На больничном столике рядом с огромным кувшином воды лежала нетронутой стопка документов об усыновлении.

Я смотрела на дочку, мирно спящую, завернутую в толстое фланелевое одеяло с логотипом «Мерси Дженерал Хоспитал».

— Скоро придёт социальный работник, чтобы всё с тобой обсудить, — мягко сообщила медсестра.

— Если я возьму её на руки, то могу передумать, — сморгнула я слёзы, не в состоянии отвести от малышки глаз. Она была похожа на маленькую куклу с крошечным носиком и густыми тёмными волосами.

Здесь должен был быть Бо.

Не Ребекка и кучка незнакомых людей рядом со мной, помогающих справиться с родовыми схватками. Это должен был быть он.

— Тук-тук, — послышался голос Ребекки. Она оставалась на ночь в больнице и держала меня за руку до трёх часов ночи, пока я старалась вытолкнуть в этот мир своего ребенка. Потом мне удалось отправить её домой, чтобы немного поспать. — Я кое-что тебе принесла.

Она поставила на столик вазу с розовыми розами и осторожно подошла к спящему ребёнку. Ребекка смотрела вниз с таким видом, будто хотела прикоснуться и обнять её, но боялась.

— Ты можешь её взять, — эти слова ранили меня, словно ножом по сердцу. Ведь я её даже ещё не подержала.

— Ты уверена?

Я кивнула, заставив себя улыбнуться.

Я скучала по Эддисон. Мне так хотелось, чтобы она была здесь. Последний раз я видела её во время зимних каникул, и всё это время благоразумно носила просторные толстовки с капюшоном.

Ребекка взяла ребёнка на руки. Моего ребёнка. Её ребёнка.

— Силы небесные, — сказала она мягким, по-матерински заботливым голосом, который был таким естественным для неё. — Ты просто самая красивая на свете малышка.

При звуке голоса Ребекки малышка открыла свои глазки.

— Ну, привет тебе! — проворковала Ребекка, её губы растянулись в самой счастливой улыбке, которую я когда-либо у неё видела.

Раздался стук в дверь, и Сэм испуганно отступил назад, когда мимо него протиснулась работница социальной службы. Увидев моё лицо, женщина с рыжевато-каштановыми волосами и ковыляющей походкой, сразу же остановилась.

— Мне придётся попросить приёмных родителей на минутку выйти, — сказала она, изучая меня.

Ребекка положила ребёнка обратно в кроватку и вместе с мужем вышла из комнаты.

— Как у нас дела? — спросила она, придвинув стул к моей кровати. — Я Сандра. И помогу тебе с бумагами. Я социальный работник здесь, в больнице.

— Мне просто хочется побыстрее покончить с этим, пока не передумала.

— О, — она подняла брови, схватила бумаги и ручку и положила их на планшет у меня на коленях. Сандра задала мне несколько стандартных вопросов, большинство из которых касались моего психического здоровья и истории семьи.

— Итак, похоже, ты выбираешь открытое усыновление с Сэмюэлем и Ребеккой Валентайн в качестве приёмных родителей, — резюмировала она, просматривая мои документы. — Я заметила, что в свидетельстве о рождении, которое ты заполнила ранее, нет имени отца.

— Он вне игры, — моё сердце сжигало болью, которую не могли снять никакие мягкие, извиняющиеся взгляды Сандры. — Давно в прошлом.

Сандра поджала губы и с сожалением улыбнулась.

— Мне запрещено высказывать здесь своё мнение, так что это не для протокола. Понимаешь?

Я кивнула.

— Ты кажешься умной молодой девушкой, и я знаю доктора Валентайна по его ординатуре здесь, в больнице, — сказала она. — Ты никогда не смогла бы найти для своей дочери семью лучше.

— Понимаю.

— Однако я должна сказать тебе, что, поскольку биологический отец не указан, есть шанс, что, если он узнает, то может подать в суд на опеку над вашей дочерью, — предупредила она. — Это редкость, но такое может случиться.

— Как я уже сказала, он давно в прошлом.

— Ты уже брала её на руки? — спросила она.

Я покачала головой.

— О, дорогая, ты должна её подержать. Ты пожалеешь, если этого не сделаешь. Так говорят мне многие биологические матери, — она встала, взяла ребёнка, заковыляла обратно и осторожно положила его мне в руки.

Физическая боль при родах не имела ничего общего с той болью, которая пронзала всё моё тело при мысли о том, чтобы отдать её. И никогда не узнать её близко.

Я подождала, пока социальная работница выйдет из комнаты, и, прочистив горло, прошептала последние слова перед тем, как отдать свою дочь:

— Я люблю тебя, и прости меня.

Я могла бы продолжать и продолжать говорить. Могла бы объяснять причины и логику своего поступка. Могла бы неустанно оправдывать своё решение. Вместо этого, мои слова были краткими и простыми. Может быть, однажды мне выпадет шанс узнать её, и, может быть, когда она станет взрослой женщиной, я сяду и объясню ей, как сильно её люблю и как всё, чего я когда-либо хотела, это чтобы у неё была лучшая жизнь – жизнь, которую я никогда не смогла бы ей дать.

Социальная работница вернулась с Сэмом и Ребеккой, и перед уходом в последний раз взглянула на бумаги.

— Хочешь подержать свою дочь? — спросила я Сэма, когда он отошёл в сторону. Он придвинулся ближе, взял её на руки, где малышка стала казаться ещё меньше. Ребекка заглянула через его плечо, и они оба рассматривали крошечного маленького ангела, который внезапно сделал их семью полной.

∙ ГЛАВА 23 ∙
КОКО

— Тук-тук, — позвала я через входную дверь дома Ребекки и Сэма в колониальном стиле.

— Иду, — крикнула в ответ Ребекка. Как только она увидела меня, на её лице появилась широкая улыбка. — Дакота!

Она открыла дверь и впустила меня. На кофейном столике выстроилась в ряд аккуратно сложенная одежда.

— Я стирала бельё. Извини за беспорядок.

Рядом с ровными стопками белых пушистых полотенец лежали маленькие розовые футболки и миниатюрные белые носочки. Медовые волосы Ребекки были собраны высоко на затылке в идеальный пучок. Представив её недели, заполненные родительскими собраниями, футбольными тренировками и покупками продуктов, я поняла, что всё же никогда не видела никого настолько счастливого.

Ребекка носила домашнюю одежду с такой непринуждённостью и врождённой элегантностью, как модели высокой моды носили одежду от-кутюр. Она делала это так легко. Я почти что завидовала ей.

— Какими судьбами ты здесь? — спросила она с улыбкой, складывая маленькие брючки и разглаживая их рукой. Я наблюдала, как она взглянула на часы на стене, которые показывали два часа дня. Большинство мам отсчитывали бы свой последний час тишины, но я сомневалась, что Ребекка делала что-то подобное.

— Просто хотела зайти и извиниться, — сказала я, расправляя плечи.

— За что, дорогая?

— За то, что никогда раньше не приходила, — я наклонила голову на бок. — После того как вы с Сэмом уехали из Лексингтона с Мабри, я, как оказалась, совсем запуталась. Мне хотелось как можно быстрее окончить университет и убраться к чёрту из Кентукки.

— Я это помню, — беззаботно рассмеялась Ребекка, хлопнув себя по колену. Может быть, это беспокоило её не так сильно, как я думала? — Разве ты не брала восемнадцать кредитов за семестр, программу летнего обучения и всё такое? Сэм думал, что ты сошла с ума!

— Верно. Ты ведь знаешь, как я себя чувствую, когда у меня в голове есть цель. Я сделаю всё, чтобы её достичь, — сказала я и добавила: — любой ценой.

Ребекка откашлялась, её лицо приняло серьёзное выражение.

— Послушай, Дакота. Извинения приняты, но это было необязательно, — она встала и начала складывать аккуратно сложенную одежду в стоящую рядом корзину для белья. — Люди взрослеют. Их приоритеты меняются. Они развиваются. Они двигаются дальше. Такова жизнь, дорогая.

Я приложила руку к сердцу.

— Я по-прежнему чувствую себя ужасно, Бек. То есть, я не осознавала это, пока на днях не увидел Мабри. Я пропустила почти полностью первое десятилетие её жизни. Твоей жизни как её матери. А ведь мы были лучшими подругами.

— Лучшими кузинами, — поправила она меня. Ребекка всегда говорила, что быть лучшими кузинами в сто раз важнее, чем лучшими подругами. Это как обладание лучшим из двух миров. Хотя она всегда была для меня скорее плечом, на котором можно поплакать, чем кем-либо другим, и выбрать её приёмной матерью было вполне логичным.

— Да, лучшими кузинами. А я устранилась от тебя – и от Мабри – как какая-то эгоистичная засранка, — покачала я головой. Кто-то должен был это сделать, а Ребекка для этого слишком мила.

— Милая, ты пребывала в режиме выживания, — она подняла корзину и прижала к своему стройному бедру. — Иногда, чтобы выжить, мы должны забыть. Именно это ты и пыталась сделать, Дакота. Забыть. И невозможно даже представить, насколько трудно наблюдать, как кто-то другой воспитывает твоего ребёнка. На твоём месте я поступила бы так же. Никто не держит на тебя зла, Дакота. Поверь мне, — её тёплый взгляд омыл меня, словно печальный дождь, потом она покачала головой и вздохнула. — Он действительно заморочил тебе голову.

— Бо хочет, чтобы я вернулась, Ребекка, — закатила я глаза. — Ты можешь в это поверить? Прошло столько времени, и он посчитал, что сможет просто снова заставить меня в себя влюбиться, как будто и не было последних десяти лет.

— Ты позволишь ему?

Я собралась с мыслями и вытолкнула их на поверхность с такой же силой, как и рыцарь, измученный битвой:

— Понятия не имею.

— Если бы любить и прощать было так легко, Дакота, это делал бы каждый, — Ребекка сверкнула милой улыбкой. — Не позволяй прошлому держать твоё будущее в заложниках.

Она вышла из комнаты с корзиной одежды и через минуту вернулась с пустыми руками.

— Мне нужно вернуться на ранчо, — я встала, уперев руки в бока, и терзая зубами нижнюю губу. — Просто захотелось признаться и снять этот груз с души.

Ребекка подошла ко мне, широко раскрыв руки, и заключила в такие нежные объятия, которых я едва ли заслуживала, такие, что наполнили меня с головы до ног теплом и заставили мои глаза увлажниться от счастья.

— Люблю тебя, — сказала она, уткнувшись головой мне в плечо, как сделала бы старшая сестра. — Я всегда рядом с тобой. Знай это. И пожалуйста, приходи ещё. Мы хотим, чтобы ты присутствовала в нашей жизни – в её жизни.

— Хорошо, — и в тот раз я была очень серьёзна.

* * *

Я пролетела под пологом крон магнолий по подъездной дороге, ведущей к ранчо Мэйсонов, и, замедлившись, остановилась, когда добралась до дома. Грузовик Бо стоял на пандусе с открытым капотом, и как только я выбралась из машины, он появился из-под него.

Бо направился ко мне неторопливой походкой, без рубашки и с такой улыбкой, которая заставила меня подумать: «Вот дерьмо». Мускулы перекатывались под упругой гладкой кожей, из-за чего его тело отбрасывало блики на солнце.

— Хорошо провела время в городе?

— Да.

Он схватил грязную тряпку, лежавшую сбоку от двигателя, и вытер замасленные руки.

— Здесь я уже закончил. Пойду в дом прибраться. У меня на вечер кое-что запланировано.

Мои губы растянулись в улыбке. Опять он за своё, снова пытался навязать мне свидание – не то, чтобы я была против.

— И что же это?

Он прищурился, демонстрируя намёк на милые морщинки в уголках его великолепных голубых глаз. Его лицо давно лишилось юношеского овала, и если в школе Бо был королём выпускного бала и многим вскружил голову, то теперь можно с уверенностью сказать, что он превратился во взрослого мужчину с уверенной походкой и знающего своё дело, не принимающего ответ «нет», и при виде которого у женщин плавились трусики.

— Встретимся здесь на закате, — сказал Бо, схватив серебристый гаечный ключ, лежавший в траве неподалёку, и направился к своему грузовику. Он ослепил меня улыбкой с ямочками, из-за которой мою грудь затопило оглушающее сердцебиение.

Каждый шаг к дому был похож на увязание в паутине липких эмоций. Я чувствовала их. Повсюду. Во мне и вне меня. В моих волосах. На моей коже. То, как скоро они доберутся до меня, запутавшуюся и пойманную в их сети, было лишь вопросом времени. Моя голова уже наполнилась разными причудливыми мыслями, сердце бешено колотилось, и я снова превращалась в школьницу, влюбившуюся в Бо.

Бо Мэйсона – юношу, который уничтожил моё нежное сердце. Юношу, который отправил меня в штопор скоропалительных решений и заставил отчаянно пытаться бежать от всего на свете, что отдалённо напоминало мне наше время вместе.

Мне стало смешно оттого, что после всего, что я сделала, чтобы избавиться от влечения к нему, я снова вернулась к тому, с чего всё началось. Я поднялась по лестнице в дом, проводя руками по грубо отёсанным перилам, и покачала головой.

Бо уже обманул меня однажды…

И обманет снова…


∙ ГЛАВА 24 ∙
БО

Захлопнув капот грузовика, я сошёл с пандуса и направился внутрь, чтобы умыться. Слабый голос Дакоты эхом отражался сверху, и это, похоже, был рабочий звонок.

Эта девушка всегда работает.

Она была такой с юного возраста, устроившись в пятнадцать лет помощником печатника в местную газету. К тому времени, как Дакота перешла в старшую школу, она доросла до того, что ей доверили оформлять раздел частных объявлений.

Я шагнул в душ, и пока проигрывал предыдущую ночь с идиотской ухмылкой на лице, моя голова была полна всевозможными неприличными мыслями. Любить Дакоту было самым лёгким делом в моей жизни, а заниматься с ней любовью – самым естественным.

Благодаря тому, что моё имя стало известным и приходилось каждую ночь останавливаться в новом городе, я никогда не испытывал недостатка в симпатичных девушках, предлагающих согреть мою постель. В прежние дни такое внимание было приятным. Но всё быстро приелось. А потом я встретил Дейзи.

— Никто никогда не полюбит тебя так, как я, Бо, — говорила Дейзи со слезами на глазах в тот вечер, когда я разорвал нашу помолвку. — Не знаю, из-за кого ты стал таким, но на всей земле не найти никого, кто был бы настолько глуп, что смог бы полюбить человека с таким чёрным сердцем, как у тебя. Никто, кроме меня. — Я сидел, откинувшись назад, как придурок, молча наблюдая, как она запихивает одежду в чемодан и вслух ругает себя за то, что вообще влюбилась в меня.

Практически до двадцати пяти лет я был открыт для всего нового и пытался выкинуть на хрен Дакоту из своей головы. Мне казалось, что, оставив её, я причиню больше боли себе, а не ей. Я говорил себе, что она была стойкой маленькой девушкой со взрывным характером, которую быстро приберёт к рукам какой-нибудь симпатичный молоденький студент из колледжа.

В первый раз, когда я трахнул женщину, которая не была Дакотой, обещания, данные друг другу тем летом под звёздами, так громко звучали в моей голове, что у меня чуть не пропал стояк. Никогда не забуду черноволосую девушку, которая прыгала на моём члене и выкрикивала моё имя со слезами, струящимися по её лицу от счастья, что я воплотил её маленькие мечты. То, что я имел такую власть над кем-то в столь юном возрасте стало для меня поворотным моментом, и, будучи простым парнем с фермы из маленького городка в Кентукки, я не был готов иметь дело с таким влиянием и зрело им пользоваться.

Тем не менее, как только черноволосая красавица довела меня до кульминации, я немного умер внутри. И когда всё закончилось, я глотнул хорошего кентуккийского бурбона, чтобы заглушить чувство вины, и отключился.

Во второй раз было легче.

И в третий.

Дакота поступила в университет, а на меня обрушилась вся слава и все деньги мира. Я никогда не планировал ничего из этого, и, конечно, никогда не думал, что это в итоге превратит меня в эгоистичного двадцатилетнего ублюдка, который обратил обещания, данные им милой девушке, в пустое место.

И всё равно мудак, которым я стал, никогда не переставал любить Дакоту, но он, чёрт возьми, её не заслуживал. И по этой причине я держался от неё подальше.

К тому времени, как я вымылся и вышел на улицу, Дакота уже ждала меня, прислонившись к грузовику. Она стояла, согнув ногу и упершись ею в покрышку с белой полосой.

— Запрыгивай, красавица, — произнёс я с нарочитой медлительностью, вытаскивая ключи из кармана джинсов.

— Скажешь, куда собираешься меня везти? — спустя минуту спросила она, похлопав ресницами, и пристегнула ремень безопасности.

— Скоро увидишь, — переключив передачу, я повернул грузовик за угол, и мы поехали по мощёной дороге, ведущей к обзорной площадке.

Глухой переулок, застроенный особняками «Макмэнсон», не выглядел таким живописным, как в то время, когда это был укромный уголок, уединённый и заросший лесом, но здесь повсюду всё ещё можно было обнаружить знакомые места.

— Обзорная площадка, — уголки губ Дакоты приподнялись, как будто в её голове замелькали множество ночей, когда мы медленно танцевали здесь, перед фарами моего грузовика. — Посмотри на все эти дома. Такое убожество.

Я обогнул этот район и направился на север. В последние месяцы я открыл для себя новое местечко под названием «Перевал Гикори». Такое же, с нетронутым лесным массивом, оно было практически точной копией нашего старого места.

Остановившись и поставив машину на ручник, я включил фары и кивнул Дакоте, чтобы она ждала меня перед грузовиком. Подавив усмешку, она повиновалась моему молчаливому приказу, и через тридцать секунд мои руки уже сжимали её бедра, а её голова покоилась на моих плечах.

— У нас не так много времени, аккумулятора хватит ненадолго, — сказал я, — но пока ты здесь мне хотелось с тобой потанцевать.

Она вздохнула с таким счастливым видом, что мне показалось, будто у нас ещё осталась надежда. Я вдохнул тёплый, свежий аромат, который исходил от её прелестной головки.

— Нам нужна музыка, — сказала она задумчиво.

— Нет проблем, — ответил я и стал напевать тихую мелодию. Слова звучали в моей голове, но мелодия журчала в груди, призывая Дакоту растаять в моих руках. И все три минуты она танцевала, слившись со мной.

— Знаешь, я ведь уезжаю завтра утром, — сказала она, когда песня закончилась. Дакота отстранилась, но мои руки потянулись к ней, поймали её кисти и переплели наши пальцы. Я не мог заставить себя её отпустить. Ещё нет.

— Останься, — это не было просьбой.

— Ты же знаешь, что я не могу, — она засмеялась, наклонив голову и вглядываясь вдаль. Забавно, что всего несколько дней назад она была ледяной королевой снепроницаемым лицом, которая сопротивлялась всему, что касалось меня, а теперь позволила мне обнять себя и раскрылась, как весенний цветок.

— Я никогда никого не любил так, как тебя, — сказал я, понизив голос и стиснув зубы. — И никогда не полюблю. Ты предназначена для меня, Дакота.


∙ ГЛАВА 25 ∙
КОКО

— Вот и она, — объявил Харрисон, когда я втащила чемодан в квартиру. — Героиня дня.

На его лице отразилось чрезмерное возбуждение, которого я не наблюдала у него с тех пор, как… я даже не помню когда.

— Осмелюсь предположить, ты скучал по мне? — я положила сумочку на старинную мраморную буфетную стойку, которую Харрисон подарил мне на нашу первую годовщину свадьбы. Мы нашли её в антикварном магазине в Хэмптоне, и предположительно она когда-то принадлежала Кеннеди.

Он стоял, засунув руки в карманы, его щёки порозовели, стоило ему пройтись по мне взглядом с головы до ног. Потом он бросился к моему чемодану.

— Подожди, давай помогу.

Я подавила желание спросить, что это на него нашло. Казалось, будто я покинула Манхэттен и оставила бывшего мужа-скрягу, изводившего меня мелочной опекой, а вернувшись, обнаружила, что он кардинальным образом изменился и превратился в удивительного мужчину, к которому я когда-то привязалась.

Он был удивительным, но и только. Я поняла это, когда в день свадьбы шла к алтарю. В самом потрясающем платье от-кутюр, подчёркивающем все мои изгибы, и с букетом свежих пионов в руке. И когда я посмотрела на своего жениха, меня затопило болезненное чувство, потому что видела я лицо человека, которого не могла разлюбить даже после нескольких нелёгких лет.

— Я заказал еду на дом, — сказал Харрисон после того, как отнёс мою сумку в комнату и вернулся. Он последовал за мной в гостиную, где я рухнула на диван. — Твои любимые блюда. Специальный номер четыре от «Счастливой панды».

— Ты хорошо себя чувствуешь? — поддела я его.

Харрисон опустился в кожаное кресло, не сводя с меня глаз. Я ожидала, что он начнёт расспрашивать меня о Кентукки или о том, как прошло интервью, или что я записала на пленку, но он только сидел и смотрел на меня.

— Я договорился о встрече с доктором Голдберг, — сказал он, нарушив молчание. Как-то мы с мужем уже пытались посещать семейного психолога. Часовая сессия закончилась тем, что доктор Голдберг сказала, что ни один из нас не вкладывал достаточно сил для сохранения нашего брака, и это не стоило того, чтобы она нам помогла.

— Харрисон, — склонила я голову набок. — Мы не женаты. Зачем ты это сделал?

— Коко, — ответил он, спародировав мой тон. — Может, мы и не женаты, но мы всё ещё можем спасти наши отношения. Я хочу вернуть то, что у нас было. Я скучаю по этому. И разлука с тобой на этой неделе заставила меня понять, что ты та девушка, за которую стоит бороться. Мне жаль, что я недостаточно сильно боролся за тебя.

— Харрисон.

— Пожалуйста, — его глаза вспыхнули с отчаянной решимостью. — Последние два года мы только и делали, что метались туда-сюда, но это должно прекратиться. Мы взрослые люди. Пора или мочиться, или слезть с горшка.

— Элегантно, — засмеялась я, вставая.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — фыркнул он, встал и шагнул ко мне, взяв мои руки в свои. Возможно, на пике нашей супружеской жизни у нас и была непреодолимая физическая страсть друг к другу, но эмоционально мы никогда не были близки. И, в конце концов, мы поняли, что любим свою работу больше, чем друг друга.

— Перестань, не надо. Я целый день была в дороге. Я устала.

— А как же то, что случилось в прошлом месяце? — спросил он, имея в виду ту ночь, когда мы выпили по бутылке вина, и одно привело к другому. Тогда это показалось достаточно невинным, и моё физическое влечение к Харрисону всё ещё было необузданным и бесспорным, несмотря на расторжение нашего брака. Секс с ним всегда был шоколадным тортом. Удовольствие с оттенком вины. Особый повод полакомиться десертом.

— Это... — пожала я плечами. — Что было – то было.

— Так что, мы пойдём на консультацию? Мы можем попробовать ещё раз?

— С чего вдруг, Харрисон? Если честно, ты меня пугаешь. Ты не можешь снова стать занозой в заднице и обсуждать со мной эти вещи.

Я протиснулась мимо него и направилась прямиком в свою комнату.

— Это из-за него, да?

Я резко остановилась, как кролик перед собакой, и спросила его, даже не обернувшись:

— Что, прости?

— Из-за Бо, — имя Бо, произнесённое в моём доме устами Харрисона, прозвучало резким диссонансом. — На днях разговаривал с твоей матерью. Она рассказала о твоей маленькой истории с Бо.

Моя мать не знала и половины того, что произошло между мной и Бо, но я могла только догадываться, что она сообщила Харрисону. Никогда не имея злых намерений, эта женщина просто любила посплетничать и навести шороху.

— Твоя мать сказала мне, что вы с Бо раньше встречались. Сказала, что ты была очень расстроена, когда он тебя бросил, — Харрисон своим тоном словно приставил ко мне остриё ножа.

Чёрт возьми, мама.

Она ещё во времена, когда я была маленькой, разворошила как-то раз осиное гнездо, сказав двум разным мужчинам, что они были моими отцами, чем привлекла к себе всеобщее внимание и стала предметом пересудов во всём городе. Когда я подросла и стала чертовски похожа на Бобби Эндрюса, мама вцепилась в него изо всех сил, удерживая рядом до того дня, когда он разбился на мотоцикле под Луисвиллом.

— Он не бросал меня, — поправила я его. — Я поступила в колледж и уехала, поэтому мы решили расстаться.

— Потом он стал знаменитым музыкантом, а ты попыталась построить карьеру, чтобы чувствовать себя лучше. — Уродливая часть личности Харрисона до сих пор была жива и здорова. За всё время нашего знакомства я видела его таким всего несколько раз, и когда он говорил со мной таким тоном, это всегда давило мне на сердце и окрашивало небеса в красный цвет. — Так вот почему ты захотела заняться журналистикой, Коко? Потому что это был единственный способ стать известной и показать своему бывшему парню, что ты можешь добиться успеха и без него?

— Всё. Совсем. Не. Так. — Я повернулась к нему лицом, и слова заскрипели у меня во рту, как наждачная бумага. Это была правда. Когда мы росли, у нас никогда не было кабельного телевидения. В нашем доме мы, по большей части, смотрели основные сетевые новостные программы. Моим кумиром была Барбара Уолтерс. Я включала субтитры и практиковалась в чтении новостей перед Эддисон и множеством чучел животных.

— Так и есть, верно? — от души рассмеялся Харрисон, подойдя к мини-бару и налив себе стакан односолодового виски «Гленфиддих». — Боже, Коко, мы словно в средней школе.

Я мысленно проклинала мать за то, что она совала нос не в своё дело. И почему эти двое вообще разговаривали?

— Но вся эта фигня с ревнивым бывшим мужем действительно малопривлекательна, — я скрестила на груди руки и расправила плечи. Мы не были женаты, и у меня не было отношений с Бо. И вообще я ни черта не должна объяснять или оправдываться.

Харрисон запрокинул остатки виски в горло и с грохотом поставил хрустальный стакан на стол. Его глаза встретились с моими, и он рванул ко мне, как огонь, стремительно взмывающий ввысь.

— Я всё ещё люблю тебя, чёрт возьми, — он заключил моё лицо в дрожащие ладони. — Как представлю тебя с... с этим деревенщиной, с этим ковбоем... Только представлю на тебе его руки, его рот... представлю, как он касается твоего тела…

Его глаза вспыхнули, как блики на осколках разбитого зеркала, будто человек, который только что всё потерял, вдруг выяснил, чего он так хотел.

— Я люблю тебя, Коко, — выпалил он. — Мы принадлежим друг другу. Мы с тобой сделаны из одного теста. Я понял это в тот момент, когда впервые увидел тебя на прослушивании.

Он работал на местной новостной станции в Нью-Йорке, а я пробовалась на позицию ведущего утренних новостей. Я тогда не получила работу, но он позвонил и предложил помочь мне поработать над некоторыми вещами. Этот привлекательный продюсер был на несколько лет старше меня. Он окружил меня такой лаской, что я почувствовала возбуждение и волнение, которых никогда прежде не знала. Вот тогда и случилось чудо.

— Мы неплохо провели время, Харрисон, — сказала я, чувствуя на лице его дыхание с лёгким запахом виски. Наши губы застыли в каких-то сантиметрах друг от друга, как будто он был в двух секундах от того, чтобы снова заявить на них свои права.

Реальность ударила ближе к середине второго года нашего брака, когда работа прочно заняла первое место, и все его слова и поступки, которые когда-то пробуждали во мне бабочек, внезапно стали казаться преувеличенными и надуманными. Вот тогда чудо закончилось.

— Мы недостаточно сильно старались, — сказал Харрисон. — А должны были стараться лучше.

Пока жива, никогда не забуду всеобъемлющее чувство облегчения, нахлынувшее на меня, когда я уходила с ним с того сеанса терапии. Мы вошли в это здание как супруги, испытывающие трудности в браке, а вышли из него как новые старые друзья. Он держал меня за руку всю дорогу домой, и мы провели большую часть вечера, вспоминая наши лучшие дни. В тот вечер мы пролистали наш свадебный альбом и распили бутылку вина, а потом переоделись в спортивные костюмы, и я помогла ему перебраться в комнату для гостей.

Эддисон никогда этого не понимала, но я ничего не могла с собой поделать. Я сама этого не понимала. Харрисон был моей опорой, когда я только переехала в город. Он стал моим первым другом. Первым парнем, которому я доверила своё сердце после того, как его разбил Бо. Он помог мне. И по этой причине я никогда не чувствовала необходимости позволить ему окончательно уйти из моей жизни.

— Но мы этого не сделали, и уже ничего не изменишь, — сказала я, чувствуя, как его губы приближались к моим. — Пожалуйста, не надо. — Я попятилась от него. — Думаю, мне пора съезжать. Найду себе жилье. Я сегодня вечером встречаюсь с Эддисон, так что попрошу её подыскать мне квартиру. Так будет лучше.

— Он не заслуживает тебя, Коко, — руки Харрисона скользнули с моего лица на сгиб моих рук. — Ты должна кое-что о нём узнать. Он бабник. Он не пропустил ни одной юбки. Он…

— Хватит, — я заставила Харрисона замолчать, не желая слушать его злобный словесный понос. Не уверена, было ли хоть что-нибудь из этого правдой, или пока меня не было он нанял по какой-то ревнивой прихоти частного детектива, но моя ситуация и так уже была достаточно запутанной. — Ты не будешь говорить о нём.

Я не позволила Бо говорить о Харрисоне, так что это было справедливо.

— Возьми себя в руки, Харрисон. Твоей матери было бы стыдно, если бы она сейчас увидела, что ты ведёшь себя как капризный ребёнок. Знаю, тебя ведь хорошо воспитали, — одним быстрым рывком я вырвала руки из его хватки и сделала шаг назад. — Ради всего святого, тебе тридцать-мать-его-восемь.

— Прекрати растягивать слова, как деревенщина, — Харрисон снова бросился ко мне, прижавшись к моим губам в пугающе отчаянной попытке спасти то, что стремительно распадалось у нас на глазах. Исчез его шик, его изощрённое высокомерие, его аристократическая породистость уроженца Новой Англии. Харрисон Биссетт превратился в отчаявшегося, доведённого до грани человека, раскрывшего все свои карты и сбросившего все свои маски.

— Боже, Харрисон, что ты делаешь? — поморщилась я, высвобождаясь из его объятий.

— Ты, блин, пахнешь им, — закипел он, расправив плечи, и потянулся к моей руке. Никогда раньше меня не удерживали такой бульдожьей хваткой. Однажды, много лет назад, я мельком увидела в нём скверную, ревнивую сторону. Как-то раз в баре ко мне пристал какой-то мужчина, в это время Харрисон исчез в туалете. После того, как он вернулся, я поняла, что он готов избить его, превратив в кровавое месиво, но после того, как они обменялись достаточно жаркими репликами, бармен попросил нас уйти, пока ситуация не обострилась.

Мои пальцы поднялись к губам, проведя по чувствительному местечку, где Бо оставил свой след утром, когда я покинула ранчо.

— Да. Я поцеловала его. И это не измена, Харрисон. Ты ведёшь себя так, будто я всё ещё твоя жена, а это полный абсурд.

Я представила, что бы сделал Бо с Харрисоном, если бы увидел происходящее. Он разорвал бы его на мелкие кусочки и когда закончил, выбросил бы из окна десятого этажа.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я до сих пор люблю тебя, Коко, — сказал Харрисон тоном, которому я искренне поверила. — И никогда не прекращал. Я отступил, потому что ты отстранилась. Подумал, что, если дать тебе больше пространства, ты вернёшься ко мне. А когда это не сработало, решил, что если подарю тебе карьеру твоей мечты, чего не смог бы сделать ни один другой мужчина, то покажу, как сильно тебя люблю. Я не шутил, когда говорил, что я твой самый большой поклонник. С того самого дня, как мы встретились.

— Харрисон, — я скрестила на груди руки, хотя и не была сердита. Моё сердце разбилось из-за него, потому что я увидела в его глазах частичку самой себя. Отчаянное желание, стремление так крепко уцепиться за что-то, что выскальзывало из рук, как крошечные песчинки. Я это уже проходила. Чувствовала подобное раньше. — Тогда почему ты промолчал об этом на терапии? Ты просто сидел там, соглашаясь со всем, что я говорила, и показывая, что ты больше не заинтересован в браке.

— Ты хоть представляешь, каково это – смотреть в глаза человеку, которого любишь больше всего на свете, и слышать, как он говорит, что не испытывает к тебе тех же чувств?

Да, лучше, чем кто-либо.

Мне было знакомо это чувство.

Харрисон резко шагнул назад и упал в кресло, как соскочившая с рук резинка, которую слишком сильно натянули.

— В то утро перед посещением психолога я искал в шкафу старый свитер, — он потянулся вниз и что-то достал из-под стула. Мой ящичек с вещами Бо. — И нашёл вот это.

Он похлопал по крышке ящичка, провёл рукой по гладкому красному дереву, и его губы сложились в болезненную улыбку.

— Я понял, — сказал он. — Когда я нашёл это, то понял, что никогда не смогу конкурировать ни с чем из этого. У меня не было перед этим парнем никаких преимуществ.

Так вот как он узнал о Бо. Он не разговаривал с моей матерью. Он всё знал с самого начала.

Несмотря на то, что, это казалось вмешательством в личную жизнь, его признание стало последним кусочком головоломки, который помог понять, что произошло в тот день, когда мы решили подать на развод. Харрисон был зол на меня, и то, что он сказал на встрече с психотерапевтом, создало у той впечатление, что у него не было желания продолжать отношения. Она приняла его гнев и горечь за что-то совсем другое, а я истолковала это как знак того, что мне нужно, наконец, выйти из брака мирным способом.

Моё сердце разбилось, когда я поняла, что он, вероятно, прочитал всё, даже самую короткую записку в этом ящике и рассмотрел каждую маленькую фотографию, включая ту, на которой была моя дочь.

— Значит, ты знаешь о…

— О ребёнке? Да, — в его глазах вспыхнула тьма. — Не знаю, почему ты решила это держать от меня в секрете. Я, чёрт побери, был твоим мужем два года. Я бы не осудил тебя.

— Харрисон, даже моя сестра не знает, — покачала я головой, ни секундой дольше не чувствуя необходимости объяснять причины сумасшедшему мужчине. — Если ты знал о Бо, почему не попытался меня остановить?

— Потому что тебе нужно было взять это интервью, чтобы получить повышение. Потому что, несмотря на риск тебя потерять, я бы так с тобой не поступил, — Харрисон провёл рукой по подбородку, сжимая и поглаживая его, и склонил голову набок. Как будто пытался остудить бушующий в нём огонь. Он встал, прошёлся по гостиной и остановился у окна, глядя на наш оживлённый маленький район. — Боже, так неловко. На самом деле я очень унижен своим поведением.

Мои ноги примёрзли к полу, пока я пыталась найти правильные слова, которые хотела сказать человеку, чьё сердце я только что уничтожила, хоть и непреднамеренно.

— В нашем браке было много трещин.

Он посмотрел на меня с тоскливой печалью в глазах.

— Я имею в виду, что не стоит тратить всю оставшуюся жизнь, гадая, что можно всё было сделать по-другому, — я глубоко вздохнула, надеясь, что мои слова будут для него когда-нибудь что-нибудь значить. — Нам не суждено было продержаться долго. В любом случае, но это рано или поздно закончилось бы.

Харрисон снова сел, откинувшись на спинку стула, и поставил на колени шкатулку из красного дерева с моим прошлым. Я представила, как он рассматривал старые любовные письма и счастливые фотографии, изучая ту сторону меня, которую никогда раньше не знал.

Всю оставшуюся жизнь его будет преследовать время, проведённое со мной, так же, как и меня преследовало моё время с Бо.

— Всё с тобой будет хорошо, — утешила я его. — Знаю, что сейчас тебе так не кажется, но всё будет хорошо.

Он повернулся лицом к окну, глядя на начавшийся апрельский дождь, капли которого стекали по стеклу.

— Прости, что поцеловал тебя, Коко. Мне не следовало этого делать. Ты леди, и это было неправильно.

Таково было его воспитание. Биссетты с Манхэттена были известны как достойные и респектабельные члены общества, хотя за эти годы я узнала, что во всех семьях есть свои скелеты – некоторые просто лучше спрятаны, чем другие.

— Я ненадолго уйду, — сказала я, — и встречусь с сестрой.


∙ ГЛАВА 26 ∙
КОКО

— Привет! — Эддисон встала, чтобы поприветствовать меня в нашем любимом ресторане, и поцеловала меня в щёку. Её голубые глаза изучали меня, после чего она скривила губы. — Что-то в тебе изменилось. Что случилось в Дарлингтоне?

Я положила на колени салфетку и сделала глоток воды без газа.

— Мне нужно, чтобы ты нашла мне квартиру.

У Эддисон отвисла челюсть.

— Не могла бы ты повторить это ещё раз, пожалуйста? На этот раз говори прямо в микрофон.

— Ой, перестань, — шлёпнула я её, оттолкнув. — Я готова съехать с квартиры и обзавестись собственным жильём.

— Как скоро это нужно сделать.

— Немедленно.

Она чуть подалась ко мне, широко раскрыв глаза. Её коралловые губы растянулись в довольной улыбке.

— Хорошо. Отмотаем на шаг назад. Начни с самого начала.

— Дело не в Бо, — сказала я, идя на попятный. — В квартире. Не в нём.

— Неужели? — она недоверчиво вздёрнула бровь.

— Харрисон, — сказала я, покачав головой, — похоже, узнал о моей истории с Бо. Он как-то странно себя повёл, — по доброте душевной я решила избавить её от подробностей. У Харрисона просто была минутная слабость. Со мной прежде такое тоже случалось. — Он стал говорить, что снова хочет быть вместе, а когда я ему отказала, он словно потерял самообладание. Просто будет лучше, если я как можно скорее оттуда уберусь. Ты можешь мне помочь?

— Конечно, — заверила меня Эддисон, протянув руку через стол и положив её поверх моей. Её помолвочное кольцо сверкало в приглушённом свете, отбрасывая во все стороны блики. — Уайлдер только что отремонтировал здание в Сохо. Можешь выбрать любую квартиру. Пока не найдёшь то, что тебе понравится, будешь платить аренду помесячно.

— Спасибо тебе.

— Так что там случилось с Бо? Ты меня убиваешь. Я всю неделю ждала этого.

— Он хочет, чтобы я вернулась, — сказала я.

— Конечно, хочет, — Эддисон сделала ещё глоток воды. — Но ты сама хочешь его?

Спросить, хочу ли я его, всё равно, что спросить, нужен ли мне кислород. Ответить, однако, оказалось немного труднее.

— Всё не так просто. Есть транспортные проблемы, моё продвижение по службе… и, кроме того, как узнать после трёх или четырёх дней, проведённых с кем-то вместе, готова ли ты всё бросить и пойти на риск, поверив, что, может быть, на этот раз, он не разобьёт тебе сердце? Он уничтожил его в первый раз. Как узнать, что он не сделает этого снова?

— Никак. И ты никогда не узнаешь. В этом и загвоздка, — характер Эддисон с тех пор, как она начала встречаться с Уайлдером, стал мягче и нежнее, и поэтому я поняла, что он ей подходит. Он успокоил её нервы и заставил звучать тише назойливый голос, который твердил нам обеим, что истинное счастье неуловимо и мимолётно. — Если ты действительно чего-то хочешь, то должна воспользоваться шансом, — она нахмурила брови. — Твоё повышение – это верное дело?

Взглянув на свечу, мерцающую между нами, я пожала плечами. После того, что произошло с Харрисоном, кто знает? Он всю мою карьеру был самым ярым моим сторонником, и я не стала бы его винить, если бы он сидел сейчас в нашей квартире и планировал моё отстранение.

— Я знаю не лучше твоего.

— Хорошо, — сказала она. — Значит, будем решать проблемы по мере их поступления. И где, чёрт подери, наш официант, потому что я уже близка к тому, чтобы прямо сейчас съесть свою салфетку.

Мы наслаждались ужином и навёрстывали упущенное за неделю, но настойчивый голос на задворках моего сознания весь вечер уговаривал меня рассказать ей о Мабри.

— Спасибо за ужин, — сказала она, положив руку на моё предплечье. — И спасибо, что позволила мне выпустить пар по поводу свадьбы. Это выводит меня из себя, и я уверена, что мама в этот день выкинет какой-нибудь трюк.

Я улыбнулась и кивнула. Слова вертелись на кончике моего языка.

— Что случилось? — нахмурилась Эддисон.

— Помнишь, в мой первый год в колледже я только дважды приезжала домой?

— Ну, да, — сказала она. — Я безумно скучала по тебе, но ты всё время вела себя странно и не захотела, чтобы я к тебе приехала.

— Я была беременна.

У Эддисон отвисла челюсть. Она откинулась на спинку стула.

— У меня родился ребёнок. Ребёнок Бо. Девочка.

Челюсть Эддисон упала на ступеньку ниже, в то время как мне вдруг стало немного легче. Я только надеялась, что она не обидится на меня за то, что так долго от неё это скрывала.

— Коко, почему ты мне не рассказала? — её глаза стали влажными, отражая мерцающий свет. Она положила руку себе на грудь. — Я была бы рядом. Жаль, что ты со мной не поделилась.

Я закусила губу и уставилась на сложенную льняную салфетку, лежащую на моих коленях.

— Это был худший год моей жизни, и, возможно, я не могла в то время ясно мыслить, но сделала то, что должна была сделать.

— Где она сейчас?

— Её воспитывают Сэм и Ребекка.

— Мабри – ваша с Бо дочь?!

Я кивнула.

— Она моя племянница. — Эддисон сидела, впитывая информацию. — Знаешь, я ведь играла с ней на барбекю и семейных торжествах ещё до того, как уехала в колледж. Ха! — она посмотрела в сторону.

— Прости, что не рассказала тебе. Я не хотела, чтобы ты разочаровалась во мне, и не хотела, чтобы кто-то ещё постоянно напоминал, что мне следует делать или говорить, или вести себя определённым образом.

Эддисон обвила меня руками за плечи и крепко сжала.

— Твои извинения здесь ни к чему. Ты сделала то, что должна была сделать.

* * *

Следующий понедельник начался с персональной экскурсии по моей новой, тщательно отобранной Эддисон квартире в Сохо, которую решил провести самолично Уайлдер Ван Клиф, единственный и неповторимый.

— Ты выглядишь более энергичной, чем обычно, — сказал он, глядя на меня с любопытством. — Должно быть, очень рада, что переезжаешь?

— Конечно, — сказала я, не собираясь говорить ему о настоящей причине моего нервного возбуждения. В этот день должен был прилететь и дать интервью Бо. Я не видела его и не разговаривала с ним с прошлой среды. Насколько я вообще знала Бо, то решила, что он просто предоставлял мне пространство. Он не давил на меня, и если у него были хоть какие-то мозги, он понимал, что мы шли по тонкому льду.

— Эддисон сказала, что тебе нужна помесячная аренда, — уточнил он.

— Тебя это устраивает?

— Абсолютно. Ты член семьи, Коко, — сказал он.

— Меньше, чем через две недели я стану твоей сестрой, и ты уже никогда от меня не отделаешься, — сказала я, толкнув локтем его руку.

— В прошлом году я целый месяц терпел тебя как сестру, — поддразнил он. — В любом случае, ты и вполовину не так плоха, как думаешь.

Он не был человеком, скрывающим свои эмоции, но в этом и не было необходимости. Я видела это по тому, как он смотрел на мою сестру, как поддерживал её, как ободрял и верил в неё. Уайлдер был верным и добрым, решительным и отзывчивым, и Эддисон чертовски повезло.

— Хорошо, мистер, — сказала я, мысленно фотографируя пространство, которое скоро станет на пока ещё не определённое время моим новым домом. Прошло много времени с тех пор, как моё ближайшее будущее представлялось целым рядом одних только вопросов. Взглянув на часы, я подсчитала, что до встречи с Бо осталось всего четыре часа.

— Грузчики доставят мои вещи сегодня днём, поэтому мне нужно пойти получить ключи. Так что мне пора. Впереди у меня напряжённый день.

∙ ГЛАВА 27 ∙
БО

— Сюда, мистер Мэйсон, — бойкая, недавно окончившая колледж девушка с планшетом и наушниками провела меня по длинному коридору в гримёрную с моим именем на двери. — Парикмахер и стилист уже в пути, и кто-то скоро подойдёт и прикрепит микрофон.

Я кивнул в знак благодарности и занял место у освещённого туалетного столика, поскольку всё моё пространство заполнила команда, состоящая из мужчин и женщин с бейджиками «MBC».

— Бо, — раздался из дверей мужской голос. Взглянув в зеркало, я увидел отражение мужчины с тёмными, подёрнутыми сединой волосами и стальными голубыми глазами. Одетый в тёмно-синий костюм с красным галстуком, он, стиснув зубы, выдавил натянутую улыбку. — Я Харрисон Биссетт. Я продюсирую это интервью.

Он подошёл ко мне, протянув руку, и когда я обменялся с ним рукопожатием, он выжал ад из моей руки.

— Приятно, наконец, познакомиться, — солгал я.

— Взаимно, — похоже, и он солгал.

— Мы готовы? — Дакота появилась сразу же за Харрисоном, её глаза с тревогой метались между нашими лицами.

Вошёл сотрудник, просунул мне под рубашку длинный провод и прикрепил к воротнику крошечный микрофон, после чего все мы потопали, словно стадо бешено мчащихся коров, по длинному коридору к студии. Обстановка напоминала гостиную, прожектор освещал два мягких кресла и стол, на котором стояли две кофейные кружки с водой.

Дакота села, глядя на лежащие у неё на коленях записи, а молодая женщина, попудрив ей нос, поспешила прочь. Если Дакота и нервничала из-за большого интервью, то хорошо это скрывала.

— Снимаем? — раздался голос из-за двух камер. Все были одеты в чёрное. Режиссёр. Оператор. Остальная часть команды. Все они слились с тёмным фоном, и я видел только её одну.

Боже, она была как никогда прекрасна. Полностью в своей стихии и на своём месте, она сидела, скрестив стройные ноги, и потом подняла глаза, встретившись со мной взглядом.

— Бо Мэйсон, — произнесла она голосом со своим совершенным среднезападным акцентом, который будто звучал изнутри. — В тридцать лет бросает свою успешную карьеру исполнителя кантри. Что подтолкнуло тебя к принятию такого решения?

— Пришло время, — сказал я, откинувшись на спинку стула. — Пришло время остепениться. Пора начинать жить. Жизнь в постоянных разъездах очень тяжела.

— Давай поговорим о гастрольной жизни.

Я поскрёб подбородок, пытаясь придумать способ объяснить, насколько дерьмовыми и тёмными были те годы, не оскорбляя моих фанатов. После короткого утреннего телефонного разговора с моим представителем по связям с общественностью, я получил список ответов с просьбой говорить моим поклонникам только то, что они хотели бы услышать.

— Жизнь во время турне была весёлой, но и немного одинокой. После того, как стихал рёв толпы, и все расходились по домам, оставались только я, моя гитара и крошечная спальня в задней части гастрольного автобуса. Это давало много времени на раздумья.

Дакота взглянула на свои записи и поёрзала на стуле.

— За последние десять лет ты продал более ста миллионов альбомов. Наверное, это для тебя немного сюрреалистично.

— Да, — сказал я. — Большую часть времени я не чувствую, что заслуживаю успеха, который преследовал меня по всему миру, но этого нельзя отрицать. Теперь успех - часть меня.

Она перечислила ещё несколько статистических данных и назвала некоторые из моих платиновых песен, а затем, переложив ногу, подалась ко мне.

— Что делает человек, добившийся такого успеха, о котором даже не мечтал, когда он достигает вершины? Что ты собираешься делать дальше?

— Хочется думать, что я буду медленно возвращаться к нормальной жизни. Я планирую писать песни и уйти на второй план. Моё сердце – мой компас, — я приложил руку к груди, — и он ведёт меня назад домой, в Дарлингтон. Меня ждёт спокойная жизнь.

— Через неделю состоится твоё последнее выступление. В Медисон-сквер-гарден, — продолжила она с нарочито весёлой журналистской интонацией. — Билеты на это шоу были распроданы за семь минут.

— Да уж, я определённо чувствую из-за этого сильное волнение. Но это будет хорошее шоу. Обещаю своим поклонникам. Они этого не забудут. А для тех, у кого не получится присутствовать, шоу можно будет посмотреть в прямом эфире по телевидению в формате платных трансляций.

— Ты известен тем, что очень скрытен, когда дело касается твоей личной жизни, — сказала она. — Чем ты можешь поделиться со зрителями, чего они о тебе ещё не знают?

— Я простой человек, — ответил я, улыбнувшись одним уголком рта. — Ничего особенного, кроме всякой чепухи, усердия и решительного характера. Но, если однажды я что-то решил, то уже ничего не изменить.

— Это касается твоего ухода? — сдержанно улыбнулась она. Что-то в её интервью успокаивало, хотя я подозревал, что отчасти это было её манерой разговаривать. Голос Дакоты был достаточно мелодичным, чтобы рассеять напряжение, а её глаза искрились доверием. Интервью были проклятием моего существования в течение большей части моей карьеры, но сейчас она заставила почувствовать себя очень легко.

— Именно. Не отговаривай меня от этого, — засмеялся я, потирая рукой колено.

— Стоп! — выкрикнул голос. — Давайте прервёмся на пять минут.

Из темноты вырисовался Харрисон, приблизился к Дакоте и наклонился к её уху. Её лицо вытянулось, а затем напряглось, и глаза Дакоты метнулись в мою сторону.

— Я не буду этого делать, — отрезала она. — Нет.

Харрисон сунул руку в карман, словно пытаясь сделать вид, что её возражения его не смутили.

— Как твой продюсер я прошу тебя задать эти вопросы. Это твоя работа, Коко.

— Нет, — она отстранилась от него, в то время как наши взгляды до сих пор были прикованы друг к другу. — Только не так. Это моё интервью, и я не буду проводить его в этом ключе.

Харрисон исчез на заднем плане, когда кто-то из персонала начал обратный отсчёт, и Дакота, как по щелчку, снова включилась в работу. Она продолжила задавать мне общие вопросы, а я продолжил давать общие ответы, изо всех сил стараясь угадать, что хотят услышать массы.

— Снято, — произнёс мужчина и шагнул из-за спин операторов, стягивая наушники с посеребрённой сединой головы. — Отличная работа, ребята.

Дакота отцепила микрофон и отложила записи в сторону.

Когда мы встали, чтобы уйти, я схватил её за локоть, притянул к себе и наклонился к её уху:

— Через двадцать минут в моей гримёрке.

* * *

Я переоделся в джинсы, футболку, свои любимые ботинки и умылся, склонившись над раковиной и ожидая стука, который принесёт мне мою Дакоту. Не прошло и десяти минут, как она вошла, закрыв за собой дверь.

— Ты хотел меня видеть?

— Я скучал по тебе, Дакота, — сказал я, шаг за шагом медленно приближаясь к ней.

— Ты не звонил.

— Как и ты.

— Я не знала, что сказать.

— Просто хотел дать тебе немного личного пространства, и только, — я потянулся к ней, поместив руку на изгиб её бедра чуть ниже талии, и притянул к себе. — Говорят, разлука заставляет сердце любить сильнее.

— Разлука может заставить сердце сделать всё, что угодно.

— Хочешь уйти отсюда?

Она прикусила губу, медленно кивнула, соглашаясь с моим желанием. Мы выскочили из студии, помчались по центру города и направились на юг, не имея в голове никакой конкретной цели. Толпы людей, заполонившие тротуары после окончания рабочего дня и спешащие где-нибудь перекусить, заставляли нас метаться и увёртываться, нырять и петлять, избегая столкновений, и, наконец, я схватил её за руку и притянул к себе ближе, сделав нас похожими на скалу, твёрдо противостоящую потоку. Пусть остальной мир обходит нас.

Из-под канализационных решёток разносились ветром городские запахи, уши затопило звуками сигналов такси, а лёгкие наполнились выхлопными газами. Что хорошего могла найти Дакота в такого рода вещах было выше моего понимания. Я поднял голову, рассматривая море высоких зданий и небоскрёбов, загораживающих вид на прекрасное солнечное небо над головой, из-за которых создавалось впечатление, что сейчас немного темнее, чем должно было быть в это время дня.

— Как долго ты будешь в городе? — спросила она.

— Я уезжаю завтра утром.

Наступившая вдруг оглушительная тишина контрастировала с городской симфонией звуков вокруг нас.

— Я вернусь в следующие выходные на выступление в шоу. Ты придёшь?

Мы нашли свободную скамейку. Дакота потянула меня к ней за руку, и села, заставив меня себя обнять.

— Понятия не имею. В эти выходные свадьба Эддисон.

Пустой, смятый пакет из-под картофельных чипсов подлетел, подгоняемый ветром, к кромке тротуара и упорхнул дальше, прямо за ним последовал газетный лист. Мужчина с блокнотом в руке, подняв голову, останавливал любого, кто осмеливался пройти мимо него, спрашивая, есть ли у них пять минут для быстрого социологического опроса.

— Извините. Прошу прощения у вас обоих, — раздался голос позади скамейки. Мы обернулись и увидели женщину средних лет с тремя детьми, одетых с головы до ног в одежду с эмблемой Техасского университета. — Вы - Бо Мэйсон, верно?

— Да, мэм, — сказал я, одарив её улыбкой и убрав руку от Дакоты.

Женщина достала телефон и протянула его Дакоте.

— Не могли бы вы нас сфотографировать?

Я встал между женщиной и её улыбающимися детьми, и Дакота сделала снимок.

— Мы ваши большие поклонники, — выпалила женщина, и взяла телефон обратно дрожащими руками. — Мы так любим вашу музыку.

— Спасибо. Я это очень ценю, — подождав, пока они уйдут, я снова сел рядом с Дакотой, но в отдалении заметил приближающуюся группу студенток, которые смотрели на нас и о чём-то переговаривались. — Поедем к тебе, Дакота.


∙ ГЛАВА 28 ∙
КОКО

— Я только сегодня переехала, — начала оправдываться я, как только мы направились на юг. — Все вещи ещё в коробках.

— Меня это не беспокоит, — пока мы шли, Бо снова взял меня за руку, собственнически притянув к себе. — Просто захотелось немного уединения.

Он тянул слово «уединение» долго и медленно, с протяжным акцентом, который вызвал вибрацию в моём животе. В памяти всё ещё были свежи дни и ночи, проведённые вместе на прошлой неделе. Мы шли быстрым, решительным шагом, вдыхая полной грудью городской ветер и наслаждаясь невысказанными вслух мыслями.

Мне нравилось быть вдвоём с Бо, но стоило нам начать разговаривать, как всё усложнялось. Мы поднялись на лифте в мою новую квартиру в одном из домов Уайлдера, и не прошло и двух секунд после того, как мы распахнули дверь, и Бо прижал меня к стене.

— Что ты со мной делаешь, Бо? — выдохнула я, мои мысли продирались сквозь пелену сознания, пытаясь понять ту беспомощную женщину, которой я становилась с ним рядом.

— Думаю, то же самое, что делаешь со мной ты, — прорычал он. — У нас с тобой остались незавершённые дела. Настало время с ними покончить.

Сердце пустилось вскачь, а тело стало податливым, как снег, тающий под солнцем. Снежная Королева официально оттаивала, на самом деле её с каждой секундой всё больше лихорадило.

Ладони Бо обхватили моё лицо, а его пальцы запутались в моих волосах. Он опустил голову, приблизив свои губы к моим губам и запечатлев медово-сладкий поцелуй, и я вдохнула его запах. С каждым разом он всё крепче прижимался ко мне своим телом, страсть разгоралась всё сильнее, и мой язык всё яростнее сплетался в танце с его языком.

А потом его поцелуи стали жадными, он оставил мой рот в поисках обнажённой плоти, избытка которой не наблюдалось, так как я всё ещё была облачена в одежду, приготовленную для интервью с ним. Его пальцы оставили мои волосы и принялись вынимать из петель одну за другой жемчужные пуговички моей блузки, пока она не распахнулась, открывая вид на грудь в кружевном лифчике.

Он расстегнул мои брюки, стянул их вместе с трусиками, после чего я отбросила их в сторону и скинула блузку с плеч.

Бо приподнял меня, вынудив обхватить его ногами, и понёс к дивану – единственной вещи во всём доме, которая не была упакована в картонную коробку. Он опустил нас на мягкие диванные подушки, я оседлала его колени, и намёк на выпуклость в его штанах прижался к моему изнывающему лону.

Я хотела его.

Так сильно.

Но в то же время я не могла отделаться от слов, которые нашептал мне в студии на ухо Харрисон. Он хотел, чтобы я спросила Бо, что на самом деле произошло с Дейзи Фоксворти, а это означало, что Харрисон знал что-то, чего не знала я.

Бо обхватил одной рукой мой подбородок, а другую завёл мне за спину, расстегивая лифчик и скидывая его на пол.

— Ты так чертовски красива, Кота, — сказал он с дразнящей полуулыбкой и прикусил свою полную нижнюю губу. Он наклонился ко мне, снова сокращая расстояние между нами, и обрушил свои губы на мои. Ощущение выпуклости между моих бёдер оставило в голове пустоту, так примитивные инстинкты животного пересиливали всё остальное.

Я перевела взгляд поверх его плеча на городской пейзаж за открытым окном. Коко ужасно беспокоило, что до занятия любовью у всех на глазах оставалось всего пару секунд, но Дакоте было всё равно.

Дакота хотела Бо. Она всегда была рабой его любви.

Всё остальное не имело значения.

Я схватила его футболку, стянула её через голову, взъерошив его густые тёмные волосы, и снова прижалась к Бо кожа к коже. Мои бёдра раскачивались и тёрлись о его колени в предвкушении того, что должно было произойти.

Бо расстегнул джинсы и стащил их вниз ровно настолько, чтобы обнажить пульсирующий член. Вытащив из бумажника презерватив, он раскатал его, затем, удерживая за поясницу, усадил меня на себя, и вниз по позвоночнику устремился поток возбуждающего дождя. Его правая рука скользнула по бедру вперёд, большим пальцем он стал массировать клитор, пока мы двигались синхронно навстречу друг другу.

Другой рукой он намотал на кулак волосы, оттянув мою голову назад. Губы Бо впились в чувствительную плоть моей шеи, каждым поцелуем клеймя меня своей сущностью. Наш ритм становился всё безудержнее, его поцелуи – ненасытнее. Я приподняла свою попку выше, опускаясь на него жёстче и глубже, быстрее и отчаяннее. С каждым проникновением из моей головы вытеснялась любая мелькавшая мысль, которая говорила мне, что ничего у нас не получится.

С каждым толчком.

С каждым движением.

С каждым скольжением.

Секунда за секундой меня приближало к краю. Я задыхалась, моё тело сжималось вокруг него. Впечатляющий взрыв внутри усилил все пронзающие меня эмоции: и негативные, и позитивные.

Я опустила лицо, желая смотреть ему в глаза, когда он кончит в меня. Бо захватил мою нижнюю губу зубами, с глубоким стоном снова стал целовать меня и затем содрогнулся и достиг пика удовольствия.

Я прильнула к нему, прижавшись грудью и ощущая, как нас окутывает прохладный воздух квартиры. Почувствовав, как восхитительно опухли мои губы, улыбнулась и вздохнула полной грудью, но насыщенное блаженство быстро сменилось мучительными сомнениями.

Как забавно, что стоило парню, от которого я отреклась, окинуть меня понимающим взглядом и отдать всего лишь одну команду, и я без единого возражения сбросила трусики на пол.

— Поедем со мной домой, Дакота, — нарушил Бо тишину, которая заставляла мысли в голове вопить и громко кричать. Наши взгляды скрестились, зацепившись друг за друга, словно магниты, и промелькнувшее передо мной будущее заставило на секунду забыть, как дышать.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, — я оторвалась от него и села рядом.

Он положил мои ноги себе на колени.

— А ты понимаешь, что я не могу принять «нет» за ответ?

В течение десяти лет то место в сердце, где должен был быть он, заполняла боль. А теперь оно до краёв было переполнено Бо, и я не знала, что с этим делать. Мои тело и душа будто чёртовы торпеды рванули на полной скорости вперёд, даже не посоветовавшись с головой, и теперь я застряла в каком-то сумрачном пространстве, где одно неверное решение могло разрушить ту жизнь, которую я так упорно строила.

— Всё не так просто, — сказала я с горьким сожалением. — У меня контракт. Меня могут повысить…

И ты можешь снова разбить мне сердце.

Да, и девять лет назад я отдала нашего ребенка на усыновление, и я боюсь, что ты можешь меня за это возненавидеть.

— Я понимаю, что предлагаю тебе мой мир, когда у тебя здесь есть свой собственный, — выпалил он, — но мне всё равно. Я подожду. Я дождусь тебя, Дакота. Потому что мне не нужен никто другой.

Мой разум начал перебирать все причины, по которым наше воссоединение не могло случиться, хотя всё сводилось к одному: к страху.

Забавно, но страх никогда меня раньше не останавливал. Я гордилась тем, что была бесстрашна и храбра, покоряла высоты и без раздумий гналась за мечтами, как будто от них зависела моя жизнь.

Но, как оказалось, я боялась полюбить Бо, по-настоящему полюбить его. Боялась открыть ему свой секрет. Нет, не просто боялась – я была в ужасе.

— Теперь мой дом здесь. Здесь моя жизнь. Вот такая я. Может, мы и подходили друг другу как две части головоломки, когда были юными, но сейчас мы не сможем быть вместе без помощи хороших ножниц и очень сильного клея.

Он ухмыльнулся, сверкнув глубокой ямочкой на левой щеке, а потом его лицо стало серьёзным. Фигуру Бо освещали лучи послеполуденного солнца, подчёркивая каждую чёрточку его лица и скрывая шрам над губой.

— Я принесу ножницы. А ты принесёшь клей.

— Я знаю себя. Даже если я дам тебе ещё один шанс, то всё равно буду держать тебя на расстоянии вытянутой руки и постараюсь не поддаваться эмоциям, — сказала я и добавила: — Потому что в глубине души всегда буду ждать, что ты снова разобьёшь мне сердце.

— Я был неосторожен с твоим сердцем, — признался он. — Я был самолюбив и эгоистичен. Едва себя понимал и мог тебя уничтожить, поэтому держался подальше.

Я смахнула несуществующие пылинки с серой бельгийской льняной ткани дивана.

— Что, ты мне не веришь?

— Не знаю, чему верить.

— Чёрт побери, милая, ты такая же решительная,как и ребёнок в магазине мороженого, — Бо провёл рукой по моей голой ноге, напомнив мне, что мы только что разделили волшебный момент восхитительного безрассудства, которое испарилось в ту же секунду, как всё закончилось.

— Почему сейчас? Почему после стольких лет? — я прислонилась щекой к спинке дивана, вглядываясь в его смягчившиеся глаза, пока он внимательно рассматривал меня.

— За десять лет никто не заставил меня почувствовать и половины того, что чувствовал по отношению к тебе.

Я молча согласилась. Все мужчины после него, включая Харрисона, на его фоне выглядели довольно бледными. Я повторяла себе, что любовь не всегда фейерверк, и настолько поверила в собственную ложь, что довольствовалась спокойной, второсортной, скучной версией любви.

— Может, я тебя и не заслуживаю, — сказал Бо. — Но это не меняет того факта, что я всё ещё хочу, чтобы ты была со мной, и это не меняет того факта, что последние десять лет я искал тебя везде, даже там, где тебя не могло быть.

Я тоже его искала. И хотя я никогда не позволяла себе вести активные поиски, но никак не могла избавиться от чувства, что наши пути пересекутся снова, когда я меньше всего буду этого ожидать.

— Ни секунды не сомневался, что моя душа снова найдёт твою, и теперь, когда это произошло, ты никуда от меня не денешься, — он взял меня за руку и усадил к себе на колени. Поднёс пальцы к моим губам, касаясь их, как будто пытался запомнить, как они ощущаются. — Некоторые люди реальны, Дакота, а некоторые – просто иллюзия чего-то реального. А ты? Ты самая настоящая чёртова реальность, которую я когда-либо знал.

Его губы обрушились на мои, забирая у меня дыхание.

— Я бы всё отдал за это, — сказал он, приложив указательный палец к моему бьющемуся сердцу. — Именно этого я и хочу. Мне не нужен ни солидный банковский счёт, ни шикарный дом на воде, ни стотысячная толпа, выкрикивающая моё имя. Мне нужно это.

Слова Бо опалили моё сердце, как раскалённое железо, точно так же, как когда-то его обещания.

— Может, моё слово для тебя дерьмо, — продолжил он. — Но любовь – это не то, что ты говоришь, это то, что ты делаешь. Мне жаль, что тот двадцатилетний парень оставил тебя с кучей пустых обещаний и растоптанным сердцем, но разреши сегодняшнему тридцатилетнему взрослому мужчине загладить свою вину.

Я балансировала между двумя единственными вещами, которые когда-либо хотела в своей жизни, но не могла иметь их обоих.

— Мне нужно всё это переварить, — нарушила я молчание, вставая с его колен, чтобы собрать свою одежду. На его лице появилась ухмылка, показывающая мне, что он решил принять мой вызов. — Пожалуйста, не делай этого.

— Не делать чего?

— Не смотри на меня так.

— Как я на тебя смотрю?

Я подобрала с пола лифчик и натянула трусики.

— Так, как ты всегда на меня смотришь.

С очаровательным блеском в твоих глазах и ямочками на щеках, которые посылают жар в низ живота и сжимают мою грудь так, что я не могу дышать.

— Я не могу дать никаких обещаний, Бо, — сказала я, надевая брюки.

Он встал, оделся, а затем шагнул ко мне. Сжал губы, с трудом выдохнул через нос.

— Я собирался убедить тебя, что наша совместная жизнь в Дарлингтоне была бы прекрасна, но думаю, ты и так уже это знаешь. Я дам тебе пространство, Дакота, потому что это то, о чём ты просила. Но я никогда не перестану хотеть тебя. Никогда. И никогда – это обещание.

Он надел рубашку через голову и поцеловал меня в щёку, после чего ушёл.


∙ ГЛАВА 29 ∙
БО

Во вторник днём я приземлился в Детройте и арендовал машину, преследуя одну единственную цель.

Мне необходимо было увидеться с Дейзи.

Направляясь на юг к Линкольн-парку, я проехал мимо того места у дороги, где располагался бар, в котором однажды столкнулся с милой, провинциальной девушкой с очарованием уроженки Среднего Запада, имевшей в своём потерявшем надежду сердце слабое место по отношению ко мне. Заехав в ближайший местный цветочный магазинчик за букетом её любимых цветов, нарциссов, с тяжёлым сердцем я направился к ней.

Вдалеке показалась арка, украшенная завитушками, на которой металлическими буквами выложена надпись «Кладбище Рест-Хейвен».

Я не видел её, по крайней мере, два года, главным образом из-за того, что это действовало мне на нервы и поднимало всю грязь и мерзость, что затаилась в глубине моей души.

Остановившись на траве недалеко от гранитного надгробия с её именем и схватив маленький букет, я пошёл к нему по мягкой земле. Положил цветы у основания камня, на котором было выгравировано «любимой дочери» и больше ничего.

— Привет, Дейзи, — тихо сказал я, упершись руками на бёдра, и прищурился из-за солнца, бьющего прямо мне в глаза. Я представил себе её голубые глаза и маленькую ладошку в моей руке, и с нежностью вспомнил те одинокие, холодные ночи, когда она согревала меня, всегда поднимала мне настроение, когда я был подавлен, и отдавала всю себя без остатка. Казалось, она всегда знала, что мне нужно услышать, по крайней мере, вначале. Я сожалел лишь о том, что не мог полюбить её так, как она того заслуживала. — Я всегда вспоминаю о тебе в это время года. Хочу отдать дань памяти, вот, принёс тебе цветы. Извини, что не навещаю тебя чаще, но думаю, ты меня понимаешь. Ты всегда была очень терпелива и понимала меня. Наверное, больше, чем я заслуживал. В любом случае, это неважно.

Было глупо разговаривать с камнем, но ещё глупее было бы разговаривать с ней мысленно. Тёплый ветерок шелестел листьями могучего дуба, укрывшего тенью её последнее пристанище.

— Мне жаль, что я причинил тебе столько боли, Дейзи, — вздохнул я глубоко, вспомнив, как она в спешке покидала мой дом, чтобы вернуться домой. На следующее утро я позвонил ей и предложил поддержать, сколько потребуется, чтобы она смогла встать на ноги. Три года она жила в роскоши, и я не собирался оставить её ни с чем. Вскоре после этого она связалась с неправильными людьми, и выяснилось, что она использовала денежную помощь, чтобы поддержать свою новую зависимость – героиновую. — И мне жаль, что я не сказал тебе этого, когда ты была ещё рядом.

Я наклонился и передвинул цветы так, чтобы они лежали ровнее. Яркие, жёлтые и весёлые, какой была она в её самые лучшие дни. Дейзи ни в коем случае не была идеальна, но в то время она давала мне больше, чем я заслуживал.

— Скучаю по тебе, Дейзи, — сказал я, прижав руку к сердцу. — Надеюсь, ты наконец-то нашла своё счастье.

* * *


Я выехал на трассу и направился обратно в аэропорт, чтобы успеть на свой рейс домой, вспоминая наши последние дни. Каждый раз, когда я думал о ней, они начинали прокручиваться, как кадры старой киноленты, словно я должен напоминать себе, что нам не суждено было быть вместе.

Прошло немного времени после того, как Дейзи присоединилась ко мне в туре, и она решила остаться насовсем. Я ради неё бросил свою разгульную жизнь, а она заполнила пустоту, которая слишком долго обитала в моём сердце. Но вскоре Дейзи привыкла к жизни, где она постоянно находилась в центре внимания, одеваясь в дизайнерскую одежду, и постепенно становилась для меня человеческим аксессуаром, появляясь со мной на красных дорожках и посещая все церемонии награждений. В конце концов, она превратилась в модную, гламурную версию себя прежней. Милая девушка, которая когда-то отвлекла меня от моей душевной боли, исчезла, оставив вместо себя эгоцентричную королеву красоты, пристрастившуюся к бриллиантам VVS, автомобилям «астон-мартин» и сумочкам Hermes.

Я спровадил Дейзи, как только нашёл в себе силы сказать, что больше её не люблю, хотя и забыл упомянуть, что не уверен, любил ли вообще её когда-нибудь по-настоящему. По крайней мере, не всепоглощающей и безоговорочной любовью. Сказал, что ещё найдётся кто-то, кто полюбит её так, как она того заслуживала, но это буду не я.

Она уехала в дождливый апрельский день, и это был последний раз, когда я её видел. Я не подозревал, что отправляю её прямо в объятия дерьмового бывшего и нового друга по имени героин.

— До свидания, Дейзи, — прошептал я, покидая Линкольн-Парк. Сердце наполнилось болью, которая напомнила мне, что когда-то я по-своему любил Дейзи. Несмотря ни на что, она всегда будет владеть маленьким кусочком моего сердца, которого никто другой никогда не коснётся. Я помолился про себя, надеясь, что она нашла покой, любовь и счастье, где бы она ни была. И попросил у неё прощения.


∙ ГЛАВА 30 ∙
КОКО

— Пять минут, мисс Эндрюс, — крикнул свадебный организатор, постучав в дверь. Когда я подняла фату Эддисон, мама отступила назад и промокнула глаза салфеткой, бормоча что-то о своём первом браке с нашим отцом.

— Ты просто сногсшибательна, — сказала я, улыбнувшись ей. Она глубоко вздохнула и кивнула. Всё утро она была тихой. Счастливой, но тихой. Насколько я знала свою сестру, то сейчас она ушла в себя. Иногда с ней такое случалось. — Отключи свою голову. Он великолепен. Он любит тебя. Ты любишь его. Всё остальное не имеет значения.

Эддисон кивнула.

— Я не волнуюсь за него. Просто пытаюсь осмыслить изменения в своей жизни и чем это для меня обернётся.

— Мы готовы? — спросила подошедшая к дверному проёму организатор свадебных церемоний.

Сестра кивнула, и мама взяла её за руку. Сегодня она выдавала её замуж. Я взяла под руку шафера Уайлдера и по совместительству его двоюродного брата Тео Ван Клифа, и мы все направились к задней части пресвитерианской церкви и выстроились в ряд.

Один за другим, мы шли по проходу. Переполненная церковь, на каждой скамье которой тесно сидели гости, была истинным свидетельством того, как много у них было дорогих им людей. Все: семья, друзья и клиенты – съехались отовсюду, чтобы посмотреть, как они связывают себя узами брака.

После обмена красивыми, собственноручно написанными клятвами Уайлдер поцеловал свою невесту, и они побежали по проходу к ожидавшему лимузину, который повёз их по городу фотографироваться. Час спустя мы все собрались в отеле «W» на роскошный приём.

— Эй, если захочешь потанцевать с кем-нибудь попозже, я к твоим услугам, — сказал Тео, когда я встала, чтобы пойти пообщаться. Он протянул мне бокал шампанского и сверкнул убийственно обворожительной улыбкой, показавшей мне, что он мастер в искусстве снимать женщин.

Прости, Прекрасный Принц, ты говоришь не с той Золушкой.

— Спасибо, буду иметь в виду, — рассмеялась я.

— Она уже занята, — прервал его мужской голос с протяжным выговором, который я узнала бы где угодно. Обернувшись, я увидела стоящего позади меня Бо, одетого в тёмно-синий итальянский шёлковый костюм с узким черным галстуком. Его волосы уложены в гладкую и аккуратную причёску, и на меня повеяло запахом его фирменного одеколона.

— Что ты здесь делаешь? — мои глаза загорелись, как у ребёнка на Рождество.

— Подумал, что тебе не помешает пара, — сказал он.

— Ты решил, что я пришла сюда одна?

— Я поговорил с Эддисон. И она мне всё рассказала.

— Она знала, что ты придёшь?

— Я просил её не говорить тебе, — Бо опустил руку мне на поясницу, и уголок его рта дёрнулся вверх. — Я пытался приехать пораньше, но у моего гастрольного автобуса спустило колесо на шоссе к западу от Питтсбурга.

— Спасибо тебе, — сказала я, вдыхая его запах.

— Я не собираюсь задавать тебе сегодня никаких вопросов, Дакота. И не буду требовать от тебя ответов, — сказал Бо. — Я приехал в город на шоу, и не смогу себе простить, что не сопровождал свою будущую жену на свадьбу её сестры, имея такую возможность.

Я закатила глаза, засмеявшись и толкнув его в плечо. Свадебные певцы на сцене начали во всё горло петь классику Тони Беннета, а Бо вздёрнул одну бровь:

— Потанцуем?

Ведя меня на танцпол, он притянул меня ближе, прижав к своему телу, и держал меня рядом, подарив мне лучшее время за весь вечер. И только когда группа допела последнюю песню, а Эддисон и Уайлдер уже давно попрощались со своими гостями, мы с Бо вышли на улицу.

Прохладный ночной воздух растрепал мои волосы, а я не могла оторвать глаз от мужчины, который вполне мог стать или моим будущим, или самой большой ошибкой в моей жизни.

Мимо нас с шумом проносились машины и гудели клаксоны. Я открыла было рот в попытке пригласить его в гости, так как ещё не была готова к окончанию вечера, но он заставил меня замолчать мягким поцелуем. Прикоснувшись к моей щеке рукой, он наклонился ко мне и одним единственным поцелуем вдохнул в меня радостное волнение и жизнь.

Отстранившись, он сунул руку в задний карман и протянул мне маленькую пластиковую карточку.

— Это пропуск за кулисы на завтрашнее шоу.

Он глянул поверх моего плеча на проезжающее мимо такси.

— Тебе уже нужно идти? — спросила я.

— Ну да, завтра важный день. Надо рано вставать, потом репетиция и всё такое, — он секунду помедлил, и я подумала, что никогда так не хотела, чтобы он остался, как в этот момент. Никогда не чувствовала себя такой живой, как этим вечером, когда снова была с ним, танцевала и смеялась, как раньше.

И никогда не была так уверена, что хочу быть с ним.

— Спокойной ночи, Дакота, — с этими словами он шагнул к тротуару, поймал такси и скрылся внутри. Когда такси тронулось, я почувствовала, как что-то в груди ухнуло вниз.

— Я хочу быть с тобой, Бо, — еле слышно одними губами прошептала я. Мне необходимо было сказать это вслух. Я должна была понять, так ли это было реально, как казалось.

Я поймала такси и поехала домой, сгорая от желания снять платье и туфли на каблуках. Вытащив телефон из клатча, я увидела пропущенный звонок и новое текстовое сообщение.

От Харрисона.


«Ты получила повышение».


∙ ГЛАВА 31 ∙
БО

— Огромное всем вам спасибо. Истинная правда. Спасибо. Вы были великолепны, — и, приподняв шляпу перед ревущей толпой, я поспешил за кулисы, следуя за охраной в свою гримёрку.

Вот и всё. Моё последнее шоу. Точка.

Было здорово.

Всё было именно так, как я себе и представлял.

Я почувствовал вкус свободы во всей её красе.

Может быть, я был неблагодарным ублюдком за то, что посмотрел в глаза славе и успеху и ушёл, но ни одна жилка во мне не посчитала, что я принял неверное решение.

Охрана открыла мою гримёрную. В ту же секунду, как я закрыл дверь, сердце в груди бешено заколотилось. В воздушном белом платье с длинными тёмными локонами, ниспадающими на плечи, меня ждала моя Дакота.

— Ты пришла, — я снял шляпу и отложил её в сторону, а она встала и подошла ко мне. Она ещё не улыбнулась, но я был уверен, что за пару секунд смогу это изменить. Я накрыл ладонью её щёку и наклонился, чтобы попробовать вкус её сладких губ.

— Подожди, — остановила она меня. — Прежде чем ты меня поцелуешь... прежде чем что-нибудь скажешь... Я должна тебе кое о чём рассказать.

Глядя ей прямо в лицо, я поднял брови. Она мало что могла сказать мне, чтобы суметь изменить мои к ней чувства, но я всё равно решил ей подыграть.

— Ладно.

— Я получила повышение, — сказала она.

— Поздравляю, Коко.

Она по-прежнему не улыбалась.

— Ты собираешься взяться за эту работу? — спросил я.

— Не знаю, — ответила она. — Они хотят, чтобы я начала осенью, но мне надо дать ответ до конца недели.

— Ну и что ты сейчас чувствуешь? Всё так, как ты и ожидала?

Её полные губы сжались в прямую линию, и она уставилась в пол.

— Это одновременно и удивительно, и ужасно.

— И почему же это так?

— Потому что я хочу эту работу. Хочу это повышение, — она подняла глаза и встретилась со мной взглядом. — Но тебя я тоже хочу.

Моё сердце забилось в груди, и меня захлестнула волна облегчения.

— Господи, Дакота, ты до смерти меня напугала. Если это наша самая большая проблема, то нам не о чем беспокоиться. Мы найдём способ это решить…

— Остановись.

Очевидно, было что-то ещё.

— Это не всё, — она отвела глаза в сторону, сглотнула и набрала полную грудь воздуха. — Я должна тебе кое в чём признаться, и это может изменить твоё мнение обо мне.

— Хорошо, — я напрягся, наблюдая, как она теребит нижнюю губу. — Я готов.

— Девять лет назад я родила дочку. Нашу дочку.

— Я знаю, Дакота.


∙ ГЛАВА 32 ∙
БО Прошлое

Пять долгих лет, проведённых в концертных турах, сделали возвращение домой слаще, чем когда-либо, но всё же с примесью горечи.

— Мама, познакомься с Дейзи, — представил я свою новую девушку, заходя в дом.

Лицо Дейзи озарилось широкой располагающей улыбкой, она пригнулась, чтобы обнять маму, и впервые за всё время мама улыбнулась постороннему человеку, который вошёл в её дом, словно всегда принадлежал этому месту.

— Рада тебя видеть, Дейзи, — поприветствовала её мама. — Не хочешь пойти со мной на кухню и выпить чаю со льдом?

— Вы слишком добры, миссис Мэйсон, — сказала Дейзи, повернувшись чтобы подмигнуть мне, и последовала за мамой в соседнюю комнату. Дейзи можно сравнить с бабочками и цветущими лугами, радугами и щенками. Ей было всё равно, что думают о ней другие, и почти всегда на её лице играла неизменная улыбка.

Я заглянул в кухню.

— Мне нужно съездить в город и купить кое-что в супермаркете для папы. Скоро буду.

— Езжай, малыш, — крикнула Дейзи, после чего повернулась к маме и стала рассказывать о чём-то смешном, что, по её словам, я сделал накануне.

Запрыгнув в один из папиных грузовиков, я направился в город и по дороге остановился на заправке, чтобы без проблем доехать обратно домой. Прислонившись к грузовику и слушая, как отщёлкивает счётчик бензоколонки, заливающей топливо в мой прожорливый пикап, я заметил мужчину с белокурыми волосами, выходящего из дверей заправки, держащего за руку темноволосую маленькую девочку лет четырёх или пяти.

— Сэм, — окликнул я его.

Он повернулся ко мне, его лицо ещё чуть больше посветлело, чем до того, как он кивнул. Сэм подсадил девочку на заднее сиденье своего серебристого «вольво» и подошёл ко мне.

— Как жизнь? — спросил он, прищурившись, и улыбнулся.

— Хорошо, — ответил я, заглядывая через его плечо в машину. — У вас с Ребеккой есть ребенок?

Сэм ковырнул ботинком гравий, его глаза медленно прошлись по мне снизу-вверх, пока не встретились с моими глазами. Облизнув тонкие губы, он сунул руки в карманы брюк цвета хаки.

Я не очень хорошо знал Сэма, но был в курсе, как выглядит человек с секретами, и взгляд Сэма просто кричал, что они у него есть.

Заправочный пистолет отключился с металлическим стуком.

— Тебе нужно выговориться, Сэм? — спросил я, снова посмотрев на девочку. Сквозь тонированное лобовое стекло я едва мог разглядеть её лицо, но эти круглые голубые глаза ни с кем нельзя было перепутать. Не говоря уже о том, что Ребекка была рыжеволосой. Произвести на свет такую поразительную маленькую красавицу для неё и Сэма было бы сродни генетическому чуду.

— Послушай, Бо, — он расправил худые плечи и поднял голову. — Для начала я просто хотел сказать, что не имел понятия. Думал, ты знаешь. Я был уверен, что ты в курсе.

— В курсе чего?

— Удочерения.

Его слова обрушились на меня, едва не сбив с ног.

— Так значит, это... моя дочь? — я уставился обратно на машину, всматриваясь в не обращающую на меня внимание малышку, которая была плотью от плоти моей и Дакоты. Как будто кто-то взял топор и отрубил большой кусок от моего сердца. Меня захлестнули эмоции, и я поскрёб подбородок.

— Её очень сильно любят и о ней очень хорошо заботятся, Бо, — стал уверять меня Сэм дрожащим голосом, как будто боялся, что я умчусь с ней прочь. И имел на это полное право, но я не был таким человеком. — Она умная, милая и добрая. Со мной и Ребеккой у неё хорошая жизнь.

Я провёл пальцами по голове, дернув себя за кончики волос.

— Она никогда не говорила мне, — мой голос упал до шёпота. Я вспомнил, как кто-то из «кураторов» по пьяни говорил мне, что до меня пыталась дозвониться какая-то девушка из дома, но это было всего несколько раз. Я всегда считал, что она просто пыталась возродить наши отношения, но был не в том положении, чтобы встречаться с кем-то, всё время разъезжая по гастролям. Каждый раз игнорируя её, я думал, что делаю одолжение нам обоим. — Я не знал, Сэм. Клянусь, я не знал.

— Наверное, это к лучшему, — сказал Сэм. — Ни один из вас не был готов растить ребенка.

— Папа! — крикнула девчушка в приоткрытое окно. — Поехали!

Сэм обернулся и помахал ей рукой.

— Иду, Мабри, — он повернулся и с сожалением мне кивнул. — Пожалуйста, не говори Ребекке, что я тебе всё рассказал. И, пожалуйста, не усложняй ситуацию. Пожалуйста.

Сэм запрыгнул в свой «вольво» и пристегнул ремень безопасности, не отводя ни на секунду глаз.

А потом он уехал, забрав с собой частичку моего сердца, а я даже не подозревал, что её потерял.


∙ ГЛАВА 33 ∙
КОКО

— Ты всё это время знал? — я почувствовала, как моё лицо из испуганного стало безумно злым, а глаза запылали от ярости.

Бо протестующе поднял руку.

— Ну, в общем-то, до недавнего времени я не знал. Клянусь, что не знал о твоей беременности, Дакота. Я бы не заставил тебя пройти через всё это в одиночку. Я могу быть кем угодно, но только не таким негодяем.

— Как давно ты знаешь? — скрестила я на груди руки.

— Может, четыре-пять лет.

— Ты когда-нибудь собирался мне об этом рассказать? — я произнесла эти слова пронзительным, резким тоном, который никогда прежде не принимала в разговоре с ним.

— Дакота, — сказал он, накрыв мои руки своими. — Да, я об этом думал, но решил, что ты первой должна мне это сообщить. И я верил, что ты всё расскажешь, когда будешь готова.

Я упала в кожаное кресло, стоящее в углу гримёрной, и откинулась на его спинку. Тысячи мыслей проносились в моей голове так быстро, что я не успевала их переварить. Бо подошёл ко мне, опустился на колени и положил руки на мои ноги.

— Послушай, — сказал он. — Я ценю то, что ты сделала для нас. Для неё.

Мои глаза нашли его.

— Не могу даже представить, как нелегко всё это было для тебя в восемнадцать-девятнадцать лет, и ты перенесла эту беременность в полном одиночестве.

— Со мной была Ребекка.

— Всё равно. Это должен был быть я. Я должен был быть там. Я должен был быть рядом с тобой и принимать решения, чтобы тебе не пришлось делать это в одиночку.

— Согласна.

Он взял в ладони моё лицо.

— Боже, тебе, должно быть, было так тяжело одной нести это бремя.

Я вытерла одинокую слезинку. Мне пришлось достаточно поплакать над этой ситуацией, чтобы хватило на всю жизнь. Я отказывалась плакать снова.

— То, что ты сделала, — продолжил он, — заставляет меня любить тебя ещё больше.

Он поднял голову, убрал пальцами волосы с моего лица, и его губы встретились с моими.

— Знаешь, почему я люблю тебя, Дакота?

— Почему?

— Потому что ты красивая, сильная и несгибаемая, — сказал он. — И это единственная часть тебя, которая совсем не изменилась.

Я сверкнула полуулыбкой, мои плечи расслабились, потому что вся тяжесть мира начала рассеиваться.

— Полагаю, за последние десять лет тебе пришлось пожертвовать многим, не так ли? — Бо поднялся и притянул меня к себе. — Возможно, пришло время и мне кое-чем пожертвовать.

— О чём это ты?

— Я подумываю о том, чтобы купить себе симпатичный пентхаус где-нибудь в этом богом забытом городе.

— Ты ненавидишь Нью-Йорк, — рассмеялась я.

— Да уж, но дом – это не почтовый индекс. Дом там, где ты, Дакота.

Мои глаза закрылись, когда я прижалась щекой к его груди, вдыхая его запах и обнимая за талию.

Он сдержал своё обещание. Он вернулся за мной.

Стук в дверь вырвал нас из задумчивого состояния.

Бо поцеловал меня в лоб.

— Мне нужно раздать несколько автографов. Встретиться с поклонниками. Ты знаешь правила.

Мы медленно двинулись к выходу, как будто хотели продлить этот момент. Его рука схватилась за дверную ручку, но прежде, чем он вышел из комнаты, мне необходимо было сказать ему ещё кое-что напоследок:

— Я люблю тебя, Бо.

Люблю. И всегда буду любить.


∙ ГЛАВА 34 ∙
БО

С днём рождения тебя…

С днём рождения тебя…

С днём рождения, дорогая Мабри…

С днём рождения тебя!


Мы собрались во внутреннем дворике у Сэма и Ребекки и сейчас стояли чуть в стороне, наблюдая, как Мабри задувала свечи на праздничном торте. С улыбками на лицах все поздравляли её и хлопали в ладоши, а она сразу же устремила взгляд на лица её мамы и папы, купаясь в их радостном волнении.

Я взял Дакоту за руку и, наклонившись, прошептал:

— Ты как, в порядке?

Она кивнула, но её взгляд был сосредоточен на красивой маленькой куколке в розовом нарядном платье. Стол был полон детворой, сующей пальцы в глазурь, хихикающей и болтающей об игрушках и играх, и это наполняло наши сердца той простой благодатью, которую я редко чувствовал раньше.

Ребекка вытащила свечи из торта, а Сэм начал нарезать его маленькими квадратиками и складывать в блюдца с шоколадным мороженым. Когда все малыши по уши были вымазаны сладостями, Ребекка направилась к нам.

— Большое спасибо, что пришли, — с благодарным взглядом и искренней улыбкой сказала она. — То, что вы здесь, очень много значит. Вы оба.

Дакота прилетела в начале недели, и мы запланировали встречу с Сэмом и Ребеккой. Все вопросы были сняты, и мы вчетвером пришли к согласию. Дакота и я станем частью жизни Мабри, и когда она станет достаточно взрослой, чтобы попросить о встрече со своими биологическими родителями, мы расскажем ей правду.

— Мы бы ни за что на свете не пропустили её день рождения, — сказал я, поворачиваясь к Дакоте. — Пока мы живы, больше не пропустим ни одного.

— Пора открывать подарки, — объявил Сэм, привлекая внимание детей к карточному столу, накрытому скатертью принцессы и заваленному горой подарков в праздничных упаковках. Первой он протянул ей нашу маленькую синюю коробочку с белой лентой.

Мабри сорвала крышку коробочки, и вытащила серебряный медальон с выгравированной буквой «М» на внешней стороне и с её камнем-талисманом – ярким изумрудом – внутри.

— Это от Дакоты и Бо, — сказала Ребекка.

Мабри закрутила головой, обводя глазами двор в поисках наших лиц, так, что тёмные волосы упали на её лицо. Она слезла со своего места за столом и первым делом бросилась в объятия Дакоты, обхватив её за талию.

— Спасибо, Дакота! — сказала она, прежде чем повернуться ко мне. Девчушка сморщила нос и подавила ухмылку. Строго говоря, она встречалась со мной только один раз, и это было в начале той недели, поэтому до сих пор не была уверена, как себя вести. В этот момент, склонив голову набок и глядя на меня из-под длинных тёмных ресниц, она была точной копией своей потрясающей матери. — Спасибо, Бо…

— Не за что, красавица, — я опустился на колени, пока не оказался на уровне её глаз. — Хочешь, я надену его на тебя?

Мабри кивнула и протянула мне коробочку. Я застегнул серебряный медальон у неё на шее и взъерошил её мягкие каштановые волосы, и после этого она побежала к столу, чтобы открывать новые подарки.

— Она привыкнет к тебе, — успокоила Ребекка. — Просто дай ей время.

— Я могу ждать сколь угодно долго, — дыхание перехватило, когда я подумал обо всём, что пропустил за последние десять лет, и обо всём, что пропущу в будущем. Не я стану отваживать мальчишек с дурными намерениями. Не я буду учить её водить машину или позировать рядом с ней на выпускных фотографиях. Не я поведу её к алтарю в день свадьбы.

Но я буду рядом столько, сколько смогу.

— Пойдём домой? — спросила меня через пару часов Дакота.

— Мне нравится, что теперь ты спокойно называешь ранчо своим домом, — сказал я, наклонившись и поцеловав её улыбающиеся губы.

— После стольких лет это действительно кажется чем-то противоестественным, но думаю, что привыкну.

Мы покинули дом Валентайнов и направились обратно на ранчо, подпрыгивая на неровностях в новом грузовике. По дороге Дакота просматривала на своём телефоне предложения, которые Эддисон отправила ей по электронной почте.

Я положил руку ей на колено, и она подвинулась и прильнула к моей руке, положив голову мне на плечо.

— Нам нужно составить какой-то распорядок, — она прищурила глаза, увеличив крошечные фотографии в телефоне. — С понедельника по пятницу я буду работать. И если у меня не будет других мероприятий, мы сможем на выходные летать домой. Ты уверен, что хочешь именно этого?

— Да, — ответил я не раздумывая. — Я не работаю. У меня ни черта не происходит, и будь я проклят, если буду тебе мешать осуществить твою мечту. Обещаю тебе, Дакота, что никогда не попрошу тебя пожертвовать чем-то ради меня пока мы живы. И там, откуда мы родом, никогда – это обещание.

Она тихо вздохнула, и через несколько минут мы уже ехали под сенью тенистых деревьев, ведущих к ранчо Мэйсонов.


∙ ЭПИЛОГ ∙
ДАКОТА Два года спустя

— Мы будем так по тебе скучать, Коко, — редакторы и съёмочная группа утреннего шоу МBC собрались вокруг огромного торта с надписью «Удачи, Коко!», выполненной глазурью, и моим портретом.

— Спасибо всем, — с приклеенной улыбкой и печальными глазами я оглядела комнату и людей, которые стали для меня за эти годы второй семьёй. Я буду по всем ним скучать. По каждому из них. По моим гуру прически и макияжа. По моему суфлёру. По моей помощнице. По команде продюсеров, звукорежиссеров, осветителей и операторов. Не хватало только Харрисона, он сыграл самую большую роль, помогая мне подняться на вершину. Вскоре после того, как я переехала из нашей квартиры, он согласился на место руководителя небольшой сети в Лос-Анджелесе. Таким способом он решил сбежать из своего родного города так же, как я из своего. — Большое спасибо за всё. Я буду по всем вам скучать.

Стилист по причёскам крепко обняла меня, а ассистентка протянула тарелку с куском торта, которого вполне хватило бы для двух человек.

— Тейлор, — рассмеялась я. — Может, я и ем за двоих, но один из нас размером всего лишь с ананас.

Я положила руку на свой растущий живот, где с каждым днем рос Бомонт-младший. В третьем триместре на меня наложат ограничения на поездки, и я хотела к этому времени вернуться домой.

— Значит, ты уезжаешь в горы Кентукки, да? — спросила мой продюсер Барбара. — Слышала, это прекрасный штат.

— Просто дух захватывает, Барбара. Мне потребовалось очень много времени, чтобы это понять, — я отломила вилкой кусочек торта и с удовольствием попробовала вкусную сладость, стимулирующую мои вкусовые рецепторы. — Я могу сколько угодно притворяться жительницей Нью-Йорка, но мой дом в Кентукки.

Мы закончили маленькую вечеринку по случаю ухода со службы, и я направилась в верхнюю часть города в квартиру, где мы жили с мужем. Он купил её пару лет назад, чтобы я могла работать в городе.

Бо сводил свои жалобы на Нью-Йорк к минимуму, предпочитая отправляться в Нью-Гэмпшир или на север штата всякий раз, когда ему становилось здесь слишком тесно. А по выходным, когда получалось, мы возвращались домой в Дарлингтон.

— Привет, Кота, — сказал он, когда я вошла в дверь. Команда грузчиков складывала все наши вещи в коробки и выносила их к ожидающему грузовику. Бо направился ко мне, положил руку мне на живот и согнулся в коленях, чтобы оставить один поцелуй. — Привет, малыш.

— Я буду скучать по этому месту, — кинула я взгляд через его плечо на панораму города. Мерцание огней ночного города было похоже на мой личный планетарий. Я как-то говорила об этом с Бо, но он напомнил мне, что дома будет всё по-настоящему: я смогу увидеть реальные звезды, а ночное небо не будет затянуто облаками.

— Ты всегда сможешь вернуться, когда захочешь, — успокоил он. — Здесь Эддисон и Уайлдер, так что мы всё время будем приезжать сюда, особенно когда им окончательно надоест путешествовать по миру, и они решат завести маленького кузена для нашего сыночка.

— Ей ненавистно, что я возвращаюсь домой, — засмеялась я, взяв фотографию в рамке с нашей свадьбы, которую ещё не успели упаковать. На ней я босая, в белом деревенском сарафане, с венком из цветков гипсофилы в длинных волнистых волосах, — это был один из самых счастливых дней в нашей жизни. Мы поженились, когда вернулись в Кентукки, под дубом на нашем любимом месте сразу за ранчо, где нам нравилось рыбачить. Присутствовала и семья Бо, мама, и Эддисон с Уайлдером. И, конечно же, Сэм, Ребекка и Мабри.

— Думаешь, она когда-нибудь вернётся?

— Нет, нет и нет. Никогда в жизни, даже через миллион лет. Ей нравится Нью-Йорк даже больше, чем мне, и Уайлдеру тоже.

* * *

Я стояла у раковины на ранчо Мэйсонов и мыла кассероль. Вечером, когда мы вернулись в город, наши соседи с западной стороны, Янссены, оставили нам ужин. Моё лицо обдувал лёгкий ветерок, принося с собой сладкий запах сирени от кустов, растущих снаружи.

Бо разговаривал на улице с человеком, который должен был завезти четырех лошадей в ближайшие выходные. Теперь мы были официальными коннозаводчиками, и никогда в жизни я не думала, что это станет моей жизнью.

Прошли те дни, когда я надевала туфли на высоких каблуках, которые жали мне ноги и стоили больше, чем большинство людей зарабатывало за неделю, и прошли те дни, когда я находила признание своей значимости в миллионах безликих телезрителей.

Я больше не была Коко Биссетт и пока жива никогда больше ей не буду.

В простоте была некая элегантность. В мире и покое ощущалась роскошь. В тихих безмолвных моментах присутствовала грация и утончённость. И мне потребовался тридцать один год для осознания того, что я искала правильные вещи в неправильных местах.

Счастьем было наблюдать, как мой муж занимается снаружи своими теннессийскими лошадьми и стоит, зацепив большие пальцы за петли на поясе обтягивающих джинсов.

Счастьем было чувствовать, как мой ребенок в животе толкается и переворачивается, понимая, что он только наш, и мне не придётся отдавать его в чьи-то другие руки.

Счастьем было знать, что милая Мабри была всего лишь в нескольких минутах езды на машине, и что мы могли наблюдать, как она растёт, и могли быть рядом с ней на каждом этапе её жизни, когда ей понадобится наша помощь.

Счастьем было осознать, что я могу простить человека за то, что он причинил мне ужасную боль, и в конечном итоге полюбить его ещё сильнее.

Я вытерла руки тряпкой и поставила кассероль сушиться, после чего вышла во двор. Парень, с которым договаривался о лошадях Бо, отъехал на своём красном грузовике и помахал ему через окно.

— У нас всё в порядке? — спросила я, просовывая руку ему за спину.

— Да, — ответил он. — Три кобылы и жеребец-чемпион.

— Да, вот будет веселье, — я похлопала его по спине и повернулась, чтобы пойти в дом, но он мягко схватил меня за руку и притянул к себе.

— Куда это вы собрались, миссис Мэйсон? — Бо заключил моё лицо в ладони и наклонился, сминая мои губы своими. Я встала на носочки, и трава защекотала мои голые ноги. Мне нравилось, когда он целовал меня так сильно, что у меня сводило пальцы на ногах.

Это и есть счастье.

КОНЕЦ


Заметки

[

←1

]

«Большая тройка» лейблов звукозаписи: Universal Music Group, Sony Music Entertainment и Warner Music Group


Оглавление

  • Никогда - это обещание Уинтер Реншоу
  • ∙ ПОСВЯЩЕНИЕ ∙
  • ∙ ГЛАВА 1 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 2 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 3 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 4 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 5 ∙ КОКО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 6 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 7 ∙ КОКО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 8 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 9 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 10 ∙ БО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 11 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 12 ∙ КОКО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 13 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 14 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 15 ∙ БО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 16 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 17 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 18 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 19 ∙ БО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 20 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 21 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 22 ∙ КОКО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 23 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 24 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 25 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 26 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 27 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 28 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 29 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 30 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 31 ∙ БО
  • ∙ ГЛАВА 32 ∙ БО Прошлое
  • ∙ ГЛАВА 33 ∙ КОКО
  • ∙ ГЛАВА 34 ∙ БО
  • ∙ ЭПИЛОГ ∙ ДАКОТА Два года спустя