Одушевлённые предметы [Дмитрий Петрович Гоосен] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Дмитрий Гоосен

БАСНИ


Сейчас мне тридцать, а писать стихи «всерьез» я начал в двадцать лет.

Оканчивая среднюю школу, готовился стать учителем. Но получилось так, что поступил в сельскохозяйственный техникум. Полтора года проработал агрономом. Колхозное село много мне давало как начинающему поэту, но, к сожалению, как агроном я мало давал колхозу, и это меня мучило.

Теперь я – журналист. Девятый год «литсотрудничаю» в редакциях районных газет – в Тальменке, в Алепеке, а сейчас в Топчихе.

Мои стихи, басни, сатирические миниатюры печатались в «Алтайской правде», «Молодежи Алтая», в альманахе «Алтай», в центральных журналах. Эта книжка – мой «первенец».


АЛТАЙСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО


БАРНАУЛ 1966


Гоосен Дмитрий Петрович


Содержание


      ЛАВРОВЫЙ ЛИСТ


      БУДИЛЬНИК-ПУСТОЗВОН


      ДВИЖЕНИЕ И ТОРМОЖЕНИЕ


      ЦЕПКАЯ СКРЕПКА


      КАРАНДАШ БЕЗ СТЕРЖНЯ


      ТОПОР И ПИЛЫ


      СПИЧКА И ДРОВА


      ОБ ОДНОМ ТЕЛЕГРАФНОМ СТОЛБЕ


      СЕМАФОР-ЭНТУЗИАСТ В сибирский край стал и других


      МАГНИТ И ОПИЛКИ


      КРУГОВАЯ ПОРУКА


      I. КАК КОНЬ ПОУЧАЛ СЛОНА


      2. САМОНАДЕЯННЫЙ ФЕРЗЬ


     3. ТЯЖЕЛАЯ ФИГУРА


РАЗНОЕ


      У СЕРДЦА ЧЕТЫРЕ КАМЕРЫ…


      МОЛЬБА СКАМЬИ ПОДСУДИМЫХ


ПОБАСЕНКИ


ПЕРЧИНКИ

ЛАВРОВЫЙ ЛИСТ

Варился борщ из Овощей, что родом


все были с одного, заметим, огорода.


И вдруг, откуда ни возьмись,


попал в кастрюлю незнакомый Лист.


– Ты кто? – спросили Овощи сурово.


– Я, – он с достоинством ответил, –


                  Лист Лавровый.


– Вот без кого неполон был наш борщ! -


хихикнул Лук, прищурившись лукаво. -


Да больно, братец, бледен ты и тощ -


никто тебя и есть не станет, право!


– Меня и не едят:


            я пряность, я приправа! -


– Ха-ха! Подумал ли,


            какой несешь ты вздор?! -


так со смеху и прыснул Помидор. -


Нам, неучам, уж где с тобою спеться:


Лавр, Лавр – не знаем мы подобных


                        специй.


–Не знаете? Так я не виноват,


а к вам меня послали, я считаю,


за мой особый аромат,


которого вам всем, как видно,


                  не хватает.



Тут Овощи за гостя и взялись!


– Дерзить нам смеет завалящий Лист!


Да он невежда, лгун,


                  нахал он просто! -


вскричала Свекла, побелев от злости.


– И долго нам он будет портить кровь?! -


негодовала мирная Морковь.


Картофелине – той была потеха:


рассыпчатым она смеялась смехом.


Весь борщ бурлил, кимпя кипел.


Кричат Листу: – Покуда цел,


проваливай отсюда, вылезай-ка! –


Суд над беднягой был бы крут,


                        да тут


его достала из борща хозяйка.



Людей не раз встречал я вроде


тех Овощей: что чуждо их уму,


спешат охаять – только потому,


что это не растет у них на огороде.

БУДИЛЬНИК-ПУСТОЗВОН

Будильник


так и трясся от усердья.


Давно уж встали все,


но, словно бредя,


средь бела дня


в неукротимом раже


кого-то он будил


и будоражил.


– Дзинь-дзинь! Проснитесь!


Хватит спать, засопи! –


звонил,


названивал,


трезвонил.



Он слезы умиления исторг


У Рукомойника.


Пришла в восторг


и юркая Юла:


– О, как он чуток,


как дальновиден –


это просто чудо!


Не спит, заметьте,


ночи напролет.


А как умеет он


поднять народ!


В свои остроконечные усы


стенные


усмехнулись тут


Часы.


Они-то знали:


неспроста


звонит второй уж раз на дню


Будильник –


не дальше чем вчера


хвоста


ему изрядно накрутили.

ДВИЖЕНИЕ И ТОРМОЖЕНИЕ

Куда несетесь,


                  колеи не зная


сдержала бег колес


            Колодка Тормозная. –


Я с вами не хочу


                  идти на риск:


            машину мигом


разобьете вдрызг!



Всем


      осмотрительность твоя


                  известна,


поставил тут ее


            Рычаг


                  на место. –


Не осади тебя,


            не охлади твои раж


Колесам


            ходу


                  ты совсем не дашь!

ЦЕПКАЯ СКРЕПКА

Десятки лет


            в отделе служит Скрепка,


известная


            своею хваткой крепкой.


Сперва она держалась за Листы,


что не без умысла, как видно,


                        злого


ушатом окатили клеветы


Петрова, Голубева и Козлова.


Потом держаться стала за Листы,


которые доказывали четко,


Что Голубев, Петров, Козлов


                        чисты


и что оклеветали их


                  с расчетом.


Ей все на свете


            безразлично, Скрепке,


за место б только


ухватиться цепко.

КАРАНДАШ БЕЗ СТЕРЖНЯ

Он написать шедевр


            пытался с маху,


но только исцарапал зря бумагу.


– Нажми, нажми! – советуют ему. –


Да заостри внимание к письму!


– Он заострил,


                  потом нажал как следует


усилия его прошли бесследно.


Кричат:


            – Да не с того конца он начал!


А ну, попробует с другого пусть! –


Он пробует –


                  и снова неудача.


И тут все видят:


                  Карандаш-то пуст!

ТОПОР И ПИЛЫ

Вот интересно, –


                  рассуждал Топор,


какой пиле


            поручат распиловку:


щербатой,


            что в лесу


                        с каких уж пор,


иль новой,


            что работает так ловко?


Приди, конечно,


            новая Пила,


живее бы у нас


            пошли дела.


Ее проворней нет,


в ней все поет.


                  Но с ней, зубастой,


наживешь хлопот.


Намного бы спокойней


                  жизнь была,


когда б осталась


                  старая Пила…»


Так и случилось.


          Чей-то выбор пал


на старую Пилу:


           мол, можно смело


ей дело поручить


           она тупа,


но на своей работе/


                 зубы съела!

СПИЧКА И ДРОВА

Направили Спичку


               в остывшую печь –


Дрова, так сказать,


               вдохновить и зажечь.


Известно, что Спички –


               горячие головы.


Но эта


          на редкость была холодна.


Ей в печь не хотелось,


               и долго,


                    угодливо


у теплой коробочки


                    терлась она.


Так долго,


          что всем понабила оскомину,


и вот, наконец-то, отправилась в печь.


Но только с Дровами она


               познакомилась,


как тотчас пошла


               недовольно шипеть:


«Что это – Дрова?


               Нет, чурбаны бездушные!


Попробуй-ка


          расшевели их, зажги!


Скорее назад!


               Занесло ж в эту глушь меня.


Какая здесь темень –


          не видно ни зги!»


И снова,


          обиды и злости полна,


у теплой коробочки


               трется она.

ОБ ОДНОМ ТЕЛЕГРАФНОМ СТОЛБЕ

На вид был Столб неколебим


                    на деле


подгнил он и держался


                    еле-еле.


Однажды сильный ветер налетел.


И вдруг буквально столб


                    остолбенел.


Сопротивлялся Столб ему упорно,


почувствовав, что нет под ним опоры.


Казалось, все:


               падения ему


не избежать,


               Исход, казалось, ясен.


Но удержался Столб.


               А почему?


Надежные


          имел он


                    связи!

СЕМАФОР-ЭНТУЗИАСТ

В сибирский край


               отправиться решив,


стал и других


               в дорогу звать


                         Локомотив.


Вагоны начали


               подталкивать друг друга.


А Семафор


          поднять успел уж руку:


он тоже, мол, не устоит,


                    он за


– даешь восток,


               даешь дремучие леса!


И, глядя на него,


               пустились в путь Вагоны –


Локомотив их вел


               неугомонный.


А что же Семафор?


               Им вслед махнул рукой,


а сам – ни с места.


               Предпочел покой.

МАГНИТ И ОПИЛКИ

– Нет, это не железные Опилки! –


доказывал Магнит Магниту


                    пылко. –


Не та подвижность


                    и задор не тот –


их ни к чему не тянет,


                    не влечет.


– Я твоего не разделяю взгляда, –


друг возразил ему. –


               Скажу одно:


Опилки, брат,


               железные, что надо,


а ты вот…


          размагнитился давно!

КРУГОВАЯ ПОРУКА

Грунт


          Полутерок


                    кое-как ровнял.


Он тертым был


               и ловко метры выгонял.


На что проворна


               Штукатурная Лопатка –


он и Лопатке


               наступал на пятки.


Тяп! Ляп! –


          работали они


                    на полный ход


и повторяли как припев:


               – Валяй! Сойдет!


– Как трешь?!


          В буграх стена,


                         ты погляди-ка! –


вдруг к Полутерку


               подошла Гладилка. –


Еще и хвалится:


               две нормы дал!


Увидит Кисть –


               закатит нам скандал! –


Гладилка пробует


               замазать недостатки,


да где там! Выглядит стена


                    все так же гадко.


Тут Кисть нагрянула,


               как на голову снег.


На миг задумалась…


               и обелила всех!

ШАХМАТНЫЕ БАСНИ

I. КАК КОНЬ ПОУЧАЛ СЛОНА

– Не будь таким прямолинейным,


                    старина,


– в который раз


               Конь поучал Слона. –


Кто ж в лоб противника


               все время атакует?


Покамест цел,


               брось тактику такую!


Ты действуй обходным,


               как я,


                    путем:


ставь недругам рогатки,


                    а потом,


когда придут к ним трудные денечки,


бей их из-за угла


               поодиночке! –


Но Слон стоял упорно


                    на своем:


был не в его натуре


                    ход конем.

2. САМОНАДЕЯННЫЙ ФЕРЗЬ

Ферзь ничего не доверял


                    Слонам


и всю игру


          вести пытался сам.


Он ни минуты не стоял без дела,


носился по доске, как угорелый –


и все равно не поспевал везде…


Слоны и Кони, что плелись в хвосте


и в схватке не играли видной роли,


бездельниками стали поневоле.


Когда ж момент критический настал,


Фигурам легким


               Ферзь свободу дал.


Но им теперь


свобода эта в тягость:


               на месте топчутся


и дать готовы тягу.


Неотвратимо близился провал.


Бесславно кончил Ферзь…


                    А как он начинал!

3. ТЯЖЕЛАЯ ФИГУРА

Ладье не люб почий любой.


Пойди такую с места стронь-ка!


Слоны и Кони рвутся в бой –


она стоит себе в сторонке.



Дерзанью, риску предпочтя


девиз: моя, мол, хата с краю,


издалека глядит Ладья,


как Пешку в центре затирают.



А после будет упрекать тех,


кто в разведку шел без страха:


– Эх, зачинатели! Опять


пошла затея ваша прахом!

РАЗНОЕ

У СЕРДЦА ЧЕТЫРЕ КАМЕРЫ…

Любил самозабвенно Любу он,


В Надежду безнадежно был влюблен.


Любезничал с Людмилою и ловко


вскружил и ей кудрявую головку.


И Сима… Сам не знал он, почему,


но тоже нравилась ему.



Стыжу его: – Повеса, сердцеед!


А он спокойно мне в ответ:


– Пожалуйста, шпыняй меня, усердствуй,


но почему бы это я не мог


влюбиться сразу в четырех?


Поди, четыре камеры у сердца!

МОЛЬБА СКАМЬИ ПОДСУДИМЫХ

Уныло скрипнув


               под толстенным малым,


взмолилась «подсудимая» Скамья:


– О, люди!


          Или вам сидений мало?


Прошу вас,


          не садитесь на меня!

ПОБАСЕНКИ


Цена заверения


– Про других не скажу, а сам я не подкачаю, – заверил разболтавшийся Насос.


Оригиналка


Зайчихи одна за другой начали перекрашиваться в темный цвет: мода такая пошла. Наконец, только одна сохранила белую окраску. – О, как она красива, как оригинальна! – стали говорить о ней зайцы.

ПЕРЧИНКИ


– И в космосе можно работать! – говорят космонавты. А кое-кто считает, что можно бездельничать на Земле.



Повар! Готовя фарш для котлет, помни; «Не хлебом единым жив человек».



Заведующий коммунальным отделом любил говорить: «Все течет, все меняется». Жильцы были согласны с этой мудростью только наполовину: в их квартирах текло с потолка, но проходили годы, а ничего не менялось.



В парикмахерской так переиначили известную пословицу: «Снявши волосы, по голове не плачут».



В семье царили лад и согласие.


– Так жить невозможно! – кричала жена,


– Так жить невозможно! – вторил ей



Футболисты потребовали сначала форму, а потом и содержание.



– А что вы возмущаетесь? Я же говорил, что мед этот – липовый!



Приобретешь репутацию пьяницы – не раз будешь без вина виноватым.



Если ребенка все время носить на руках, он становится несносным. То же происходит и со взрослым человеком.



Друг вспомнил обо мне в трудную минуту). Трудную для него минуту.



Только в школьные годы он решал задачи. А потом всю жизнь задачи ставил.


Как конь поучал слона. Самонадеянный ферзь. Тяжелая фигура


РАЗНОЕ


У сердца четыре камеры Мольба скамьи подсудимых. Побасенки. Перчинки


7 8 9 10 12 14 15 16 17


19

20


21


22 23 24


Р 2


Г 65


Гоосен Дмитрий Петрович

ОДУШЕВЛЕННЫЕ ПРЕДМЕТЫ


Басни


Редактор К. Саранча


Художественный редактор В. Раменский


Художник Я. С

в е

н ч


Технический редактор М. Сафонова


Корректор Г. Чепуштанова


Сдано в набор 23.

II.

1966 г. Подписано к печати 31. III. 1966 г. Формат 60x84732–0,87=0,80 усл. п. л. (0,54 уч. – изд. л.). АГ 09837. Заказ 693. Тираж 7000 экз. Цена 4 коп.


Алтайское книжное издательство. Барнаул, Ленина, 76. Типография № 1 управления по печати. Барнаул, Л. Толстого, 29.