Рассвет [Ёсики Танака] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Легенда о героях Галактики Том 1. Рассвет

Действующие лица (звания и титулы указаны на момент появления)

ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ИМПЕРИЯ:

Райнхард фон Лоэнграмм — адмирал флота, граф, 20 лет.

Зигфрид Кирхайс — капитан, доверенный помощник Райнхарда.

Аннерозе фон Грюневальд — старшая сестра Райнхарда, графиня.

Меркатц — адмирал, высокопоставленный офицер флота Империи.

Штааден — вице-адмирал.

Фаренхайт — контр-адмирал.

Лихтенладе — исполняющий обязанности канцлера, маркиз.

Герлах — министр финансов, виконт.

Тома фон Штокхаузен — адмирал, комендант крепости Изерлон.

Ханс Дитрих фон Зеект— адмирал, командующий флотом крепости Изерлон.

Пауль фон Оберштайн — капитан, один из штабных офицеров флота Изерлона.

Вольфганг Миттермайер — вице-адмирал, один из старших офицеров флота Райнхарда.

Оскар фон Ройенталь — вице-адмирал, один из старших офицеров флота Райнхарда.

Карл Густав Кемпфф — вице-адмирал, один из старших офицеров флота Райнхарда.

Фриц Йозеф Биттенфельд — вице-адмирал, один из старших офицеров флота Райнхарда.

Фридрих IV — 36-й император Галактической Империи.

Эрвин Йозеф II — 37-й император, 5 лет.

Рудольф фон Гольденбаум — основатель Галактической Империи и династии Гольденбаумов.


СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ:

Ян Вэнли — коммодор, офицер штаба Второго флота, 29 лет.

Юлиан Минц — сирота, попавший под опеку Яна, 14 лет.

Паэтта — вице-адмирал, командующий Второго флота.

Жан Робер Лапп — капитан 3-го ранга, офицер штаба Шестого флота.

Джессика Эдвардс — невеста Лаппа.

Алекс Кассельн — контр-адмирал, помощник начальника Центра стратегического планирования.

Сидни Ситоле — гранд-адмирал, начальник Центра стратегического планирования.

Иов Трюнихт — председатель комитета обороны.

Бьюкок — вице-адмирал, командующий Пятого флота.

Эдвин Фишер — коммодор, заместитель командующего Тринадцатого флота.

Мурай — коммодор, начальник штаба Тринадцатого флота.

Фёдор Патричев — капитан, офицер штаба Тринадцатого флота.

Марино — капитан 1-го ранга, капитан флагмана Тринадцатого флота.

Оливер Поплан — лейтенант, пилот спартанца.

Вальтер фон Шёнкопф — полковник, командир полка «розенриттеров».

Фредерика Гринхилл — лейтенант, адъютант командующего Тринадцатого флота.

Дуайт Гринхилл — адмирал, заместитель начальника Центра стратегического планирования.

Эндрю Форк — контр-адмирал, начальник штаба разведывательной службы экспедиционного флота.

Артур Линч — контр-адмирал, дезертир, бросивший мирных жителей планеты Эль-Фасиль.


ДОМИНИОН ФЕЗЗАН:

Адриан Рубинский — 5-й правитель Феззана, также известен по прозвищу «Чёрный Лис».

Николас Болтек — помощник Рубинского.

Пролог. Краткий очерк по истории Галактики

В 2801 году правительство миров, населённых людьми, с Земли, третьей планеты Солнечной системы, было перенесено на Теорию, вторую планету системы Альдебаран. Было объявлено о создании Галактической Федерации и начале нового отсчёта летоисчисления, с первого года новой Космической Эры, эры открытия тайн Галактики Млечный Путь и начала звездной экспансии человечества. Войны и мятежи, бывшие значительной частью истории последнюю сотню лет, наглухо тормозили продвижение человечества в космос, и уже от одного этого хлынувшая наконец энергия поселенцев приняла характер взрывной волны.

Существовали три причины для столь резкого развития — доказательство теории подпространственных прыжков, освоение контроля над гравитацией и технология управления инерцией. В этих направлениях наука совершила прорыв, и люди, желающие расширить свои горизонты, повели космические корабли в глубины звёздного моря.

«Вперёд! И только вперёд!» — таким был девиз того времени.

Человечество было на подъёме. Люди с рвением, с энтузиазмом стремились к общей цели. Сталкиваясь с трудностями, они не впадали в уныние, а отважно преодолевали любые препятствия. Они были полны энергии и, можно сказать, в большинстве своём являлись безнадёжными оптимистами.

Золотой век, наполненный духом новизны и прогресса.

Но существовало несколько причин, не дающих назвать эпоху «совершенной». Одной из главных причин являлось существование космических пиратов. Многие из них являлись выродившимися наследниками предыдущей эры. В 2700-х годах колонии Земли и Сириуса боролись за контроль над человечеством, зачастую используя частные флоты и каперов, чтобы навредить экономике врага.

Среди пиратов встречались и благородные борцы за свободу, сражающиеся с флотами Федерации, что часто становилось сюжетом телепередач. Но на самом деле всё было куда более прозаично. Большинство пиратов работали на продажных политиков или бизнесменов и занимались обычным грабежом, заодно помогая своим покровителям проворачивать политические авантюры. Те, кто жил на окраинных планетах, называемых «фронтиром» (пограничьем), боялись их как огня. Пираты избирали своей целью приграничные маршруты, неожиданно появляясь в разных местах, и потому количество кораблей, снабжающих фронтир необходимыми припасами, сокращалось, а сами товары дорожали, ведь к их стоимости добавлялись ещё и расходы на обеспечение безопасности. Недооценивать важность этой проблемы было нельзя. В противном случае, недовольство и обеспокоенность жертв постоянных набегов лишь нарастали бы, вызывая недоверие к правительству Федерации и мешая развитию пограничных планет, на которых мало кто хотел селиться.

В 106-м году Космической эры Галактическая Федерация приняла решение очистить космос от пиратов. Эта миссия была поручена адмиралам М. Шуффрину и С. Вуду, и они сумели выполнить её за два года. Хотя это было не так-то просто. Как писал впоследствии в своих мемуарах известный своим острым языком адмирал Вуд:

«Перед нами находились сильные и умные противники, а позади — ненадёжные союзники, так что приходилось сражаться и с теми, и с другими. Проклятье, да я и в себе-то уверен не был!»

Когда адмирал Вуд начал политическую карьеру, он всегда играл роль «упрямого старика», и коррумпированные политики и промышленники были для него врагами, с которыми следовало бороться.

Социальные болезни общества продолжали возникать одна за другой. Но, если сравнить его с отдельным человеческим организмом, это было подобно лёгкому раздражению на коже. Полностью изжить его невозможно, но, при правильном лечении, пациенту ничего не угрожает. А раз операции не требовалось, то человечество продолжало идти вперёд, не обращая внимания на мелкие неурядицы.

Но было одно место, в котором общество вырождалось быстрее, чем в других — Земля, родина человечества, где раньше располагалось правительство всей цивилизации. Эта планета исчерпала свои ресурсы, и ни в политическом, ни в экономическом плане никогда уже не сможет восстановить своё прежнее влияние. Население её тоже быстро сокращалось, пока там не остались одни старики, держащиеся за свои никому не нужные традиции. Суверенитет её признавался лишь по той причине, что этот одряхлевший мир никому не был нужен.

Когда Земля ещё была политическим центром галактической системы, там скапливались богатства, выкачанные из Сириуса и других колоний путём безжалостной эксплуатации, но всё это куда-то пропало, исчезнув даже из памяти.

Но, наконец, подобно раковой опухоли по телу человеческого общества стал распространяться застой, и тень так называемой средневековой стагнации легла на человечество.

В сердцах людей усталость и лень взяли верх над надеждой и амбициями, пессимизм над оптимизмом, колебания над действием. Не было больше научных открытий и новых разработок. Демократическое республиканское правительство в борьбе за власть выродилось в систему, постоянно обманывающую людей. Планы по развитию пограничных систем приостановили, множество малозаселенных планет были заброшены. Общественная и культурная жизнь замерли.

Люди не видели смысла в жизни и теряли правильные ценности и нравственные ориентиры, погружаясь в наркоманию, пьянство, половую распущенность и мистику. Уровень преступности рос всё выше, в то время как процент их раскрываемости падал. Человеческая жизнь потеряла ценность, а высокая нравственность высмеивалась.

Конечно, было множество людей, которых это пугало. Именно благодаря им человечество не уничтожило себя, уподобившись вымершим динозаврам. Они понимали, что болезнь общества нуждается в лечении. Но, несмотря на то, что мысли их были правильны, большинство из них, стремясь к скорейшему излечению общества, решило использовать не долгое планомерное лечение, а сильнодействующее лекарство, имеющее множество побочных эффектов. Этим сильнодействующим лекарством была «диктатура».

Так были подготовлена сцена для появления Рудольфа фон Гольденбаума.

Рудольф фон Гольденбаум родился в 268-м году Космической эры в семье военного и, разумеется, пошёл по стопам отца. Уже в Военно-космической академии он сделался лидером группы, образцом для всех. Будучи ростом 195 сантиметров и весом 95 килограммов, он высился в глазах людей как стальная башня. Казалось, в его огромном теле нет ни капли жира.

Получив звание младшего лейтенанта в двадцать лет, Рудольф отправился к седьмой звезде созвездия Стрельца, где поступил на службу к генеральному прокурору Космического Патруля. С самого начала он старался изжить в войсках четыре порока — алкоголь, наркотики, азартные игры и гомосексуальные отношения.

Даже в делах, связанных со старшими по званию, он продолжал размахивать знамёнами справедливости и закона, безжалостно преследуя их. Начальство сочло его слишком опасным и отправило на четвёртую планету системы, стремясь избавиться от такой занозы.

Это был опасный регион, называемый «дорогой пиратов», но Рудольф показал себя умным политиком и безжалостным воином, и разгромил пиратов, за что удостоился прозвища «второй Вуд». Он сжёг даже те корабли, чьи экипажи готовы были сдаться и пойти под суд, и, хотя это вызвало критику некоторой части общества, она оказалась погребена под многочисленными восхвалениями.

В эту эпоху застоя граждане Галактической Федерации задыхались от скуки и запретов, и потому с радостью приняли этого молодого харизматичного героя. Рудольф вышел на политическую сцену в очень беспокойно время, став на ней новой звездой.

В 296-м году Космической эры двадцативосьмилетний Рудольф подал в отставку в чине майора, обратился к политике и стал лидером «Национальной Лиги Реформ». Благодаря своей известности ему удалось собрать многих молодых политиков. С каждыми новыми выборами невероятная популярность Рудольфа всё нарастала. Умело используя всеобщее равнодушие и социальные волнения, он смог построить мощную политическую базу.

На всеобщих выборах Рудольфа выбрали премьер-министром, а затем, воспользовавшись лазейкой в конституции, не запрещающей совмещение постов, он стал и главой парламента. Эти два поста не принято было совмещать из опасения, что власть человека, занимающего обе должности, станет неограниченной. И это действительно было так. Не нашлось никого, кто мог бы оспорить политическое влияние Гольденбаума.

«В массе своей люди стремятся избежать ответственности и самостоятельных решений. Возвышение Рудольфа наглядно иллюстрирует это. В демократическом обществе за некомпетентность политиков ответственны люди, которые их выбрали, при диктатуре же люди могут свободно и бездумно критиковать власть, не считая себя участниками процесса», — напишет много лет спустя историк Д. Синклер. Справедливо или нет это критическое замечание, но в то время народ и в самом деле от всего сердца поддерживал Рудольфа.

«Мы хотим сильной власти! Мы хотим сильного правителя! Мы за сильные законы!» — под такими лозунгами, не допуская ни малейшей критики в свой адрес, Рудольф фон Гольденбаум стал сначала пожизненным консулом, а затем, в 310-м году, «Милостью богов Его Величеством Кайзером Галактического Рейха». Многие стали проклинать собственную глупость и то, что они не воспользовались уроками истории, а те, кто всегда был против Рудольфа, теперь кипели от ярости, но тех, кто поддерживал его, всё ещё было гораздо больше.

Один республиканец — Хассан эль-Саид — написал в своем дневнике в день коронации Рудольфа:

«Я слышу, как с улицы доносятся голоса: толпы людей кричат приветствия Рудольфу. Сколько же дней должно пройти прежде, чем они поймут, что приветствовали своего палача?». Впоследствии этот дневник был запрещён к распространению имперскими властями под угрозой казни — а день, когда была сделана эта запись, стал последним днём календаря Космической эры — со дня основания империи началось новое летоисчисление. В этот день прекратила своё существование Галактическая Федерация и появилась Галактическая Империя, управляемая династией Гольденбаумов.

Рудольф Первый стал первым монархом, правящим всем человечеством, его необычайные способности были несомненны. Благодаря его стальной воле и вере в дисциплину, был перестроен бюрократический аппарат, а с государственной коррупцией было покончено.

Как считал Рудольф, лень, роскошь и упадочничество как стиль жизни были неприемлемы, и запрещены. Его жестокость снизила количество преступлений, в том числе и совершаемых несовершеннолетними. Многие болезни общества были ликвидированы.

Однако «стальной гигант», император Рудольф Первый, был неудовлетворён. Его идеалом являлось общество под сильным руководством, организованное и единое.

Веря в свою непогрешимость, Рудольф полагал, что критика и разномыслие разрушают единство и расшатывают систему, поэтому тех, кто их проявляет, не должно быть. Итак, он наконец начал жестокие репрессии, направленные против оппозиции.

Сигнал к репрессиям был дан вышедшим в Девятом году по Имперскому календарю законом «О ликвидации генетических дефектов». «Законы Вселенной гласят: выживает наиболее приспособленный. Побеждает сильнейший. Плоть слабого — пища для сильного» — огласил Рудольф свою позицию подданным. «И человеческое сообщество — не исключение. Общество, где множатся аномалии, теряет жизненную силу, скатывается к вырождению, а я желаю человечеству процветания. Таким образом, мой священный долг как правителя — исключить все факторы, ослабляющие человечество».

Это был откровенный призыв к уничтожению инвалидов, нищих и прочих «низших существ». «Дефективных» обязывали к стерилизации, людей с психическими расстройствами приговорили к эвтаназии, социальную помощь малоимущим практически отменили. Для Рудольфа быть слабым само по себе являлось непростительным грехом. Те, кто должен был быть защищён, подверглись гонениям.

Когда этот закон провозгласили, даже те, кто прежде слепо поддерживали Рудольфа, почувствовали страх. Не так уж много среди них было тех, кто мог назвать себя «сверхчеловеком». «А не слишком ли это?» — задавались они вопросом.

Мнение людей, упрекавших императора в жестокости, выразили последние представители республиканской фракции в парламенте. Но это выступление привело лишь к тому, что Рудольф нанёс решительный контрудар.

Он навсегда распустил парламент.

На следующий год при Министерстве внутренних дел было основано Бюро по защите общественного порядка для борьбы с политическими преступниками — и с энтузиазмом взялось за работу. Председателем этого комитета стал наперсник Рудольфа, Эрнст Фальстронг.

Руководствуясь «не законом, но правосудием», он отдавал приказы об арестах, ссылках и других наказаниях. Это было сочетанием силы и власти. Политика террора быстро захлестнула всё человечество.

В те времена ходили мрачные шутки: «не хочешь получить смертный приговор — не попадайся полиции», «если попался Бюро — придётся умереть» — и это действительно было так. Но официально не было вынесено ни одного смертного приговора. Одних людей убивали в камерах, пытали, ссылали на бесплодные планеты, другим делали лоботомию, кололи наркотические препараты, кто-то умирал в тюрьмах «естественной смертью» либо от «несчастного случая»… Количество таких жертв составило около четырёх миллиардов. Это число не превышало 1,3% от общего числа населения Империи, и потому Бюро безо всякого стеснения рапортовало: «Большинство людей поддерживает нашу работу для достижения общественного спокойствия и повышения благосостояния, и ни один преступник не уйдет от правосудия». Конечно, это «большинство» было в массе своей запугано кошмарной судьбой тех четырех миллиардов, и, будучи объято ужасом, не высказывало вслух своих возражений.

Помимо подавления оппозиции, Рудольф также создал лояльную императорской власти аристократию, избрав для этого «выдающихся людей», которых наделил привилегиями. Все они принадлежали к арийской расе, и всех Рудольф наделил фамилиями, принятыми в старой Германии — где, как он верил, не было «признаков вырождения». Фальстронг за свои заслуги получил титул графа — однако, по пути домой новоявленного графа встретили террористы из подпольной республиканской организации и прикончили его с помощью нейтронной бомбы. Рудольф, узнав о гибели своего ставленника, был очень опечален и казнил двадцать тысяч подозреваемых, отведя таким образом душу.

На сорок втором году Имперского летоисчисления, в возрасте восьмидесяти трёх лет, окончилась жизнь великого императора. Тело его всё ещё было сильным, но сердце не выдержало постоянных нагрузок и стрессов.

Однако нельзя сказать, что император умирал в умиротворении. Все четыре ребёнка, которых родила императрица Елизавета, были девочками. Зачать наследника император так и не смог. Хотя его последняя фаворитка, Магдалена, и родила мальчика, поговаривали, что он родился слабоумным. Официальные хроники об этом умалчивают, однако не только Магдалена, но и все её родственники, а также врачи и медсёстры были убиты. Этот факт косвенно свидетельствует, что ходящие по Империи слухи были правдивы.

Возможно, судьба таким образом отплатила Рудольфу, который своим законом «Об уничтожении дефективных элементов» надеялся с помощью евгеники улучшить человеческую расу. Чтобы не рухнула его вера в собственные здоровые гены, Магдалена должна была умереть. Конечно, в слабоумии ребёнка не могли быть повинны его, великого императора, гены — значит, виновата Магдалена.

После смерти Рудольфа, корона Галактического Империи была возложена на Сигизмунда, сына Катарины, старшей дочери Рудольфа. В то время ему было только 25 лет, и ему помогал править Галактикой его отец — герцог Иоахим Нойе Штауффен.

Когда Рудольф умер, по всей Империи вспыхнули республиканские мятежи. Восставшие думали, что теперь, когда исчезло его руководство и его харизма, Империя вскоре должна была распасться, но они ошиблись. За сорок лет своего правления Рудольф создал новую аристократию, армию и бюрократию, доведя их до такого уровня, какой республиканцы не могли и представить.

Управлял этой системой отец Его Величества, первый министр Иоахим Нойе Штауффен. Он был крёстным сыном Рудольфа, которого тот выбрал очень тщательно, и именно под его хладнокровным руководством все мятежи были подавлены в зародыше. Более полумиллиарда мятежников были убиты, а члены их семей — свыше десяти миллиардов человек — лишены гражданских прав и низведены до положения рабов. Республиканцам вновь пришлось готовиться к долгой зиме.

Станет ли эта зима вечной под твёрдой властью диктатора? Этот вопрос волновал многих. После смерти Иоахима бразды правления принял сам Сигизмунд, а после его смерти императором стал его старший сын Рихард. Тому наследовал его первенец Отфрид. Поколение за поколением власть потомков Рудольфа не оставляла противникам никакой надежды.

Однако даже под толстым слоем льда вода продолжает течь.

В 164-ом году от основания Империи потомки мятежников, живущие на каторжной планете в звёздной системе Альтаир, совершили побег на самостоятельно построенном космическом корабле.

Их план вынашивался и осуществлялся несколькими поколениями. Несколько раз из-за своих ошибок они оказывались на грани провала. Могил республиканцев становилось все больше, вместо погребальных речей над ними звучали насмешки членов Бюро, однако выжившие продолжали дело погибших. И вот, наконец, они достигли цели, а реализация плана заняла всего три стандартных месяца.

Этот план родился из детской игры. На седьмой планете системы Альтаир, где каторжники зарывались все глубже в землю, добывая теллур и цезий, царила вечная зима. Дети каторжников тайком от надзирателей мастерили изо льда маленькие лодки, и играли, запуская их плавать. Молодого человека по имени Але Хайнессен, случайно увидевшего это, осенила идея. На этой Богом забытой планете полно материала для строительства космического корабля. Пусть нет влаги, но зато есть сухой лёд!

Хайнессен решил использовать толщу льда, заполнившую каньон. В огромной глыбе льда, длиной 122 километра, шириной 40 километров и высотой 30 километров, выдолбили пустоты под ходовую часть, жилые помещения и склады под провизию, превратив её в космический корабль, на котором можно было улететь с планеты. Ведь до тех пор самым слабым местом плана были именно материалы для корабля. Нужно было либо незаконно провезти их на планету, либо как-то изготовить под самым носом у Комитета. Малейшая неудача — и каратели вновь безжалостно пройдут по планете. На лёд же местные власти просто не обращали внимания.

В космосе, при абсолютном нуле, можно было не бояться таяния льда. Если изолировать ходовую часть и жилые отсеки, лёд продержится достаточно долго, чтобы они могли сбежать и найти планету, пригодную для жизни и не заселённую людьми. Конструкция корабля также позволяла восстановить его на ходу, используя материалы, полученные с дрейфующих астероидов.

Сверкающий белый корабль из сухого льда назвали в честь Иона Фазекаша, первым придумавшего в детстве мастерить ледяные лодки. Четыреста тысяч человек, мужчин и женщин, погрузившись на корабль, покинули систему Альтаира. Это был первый шаг «Путешествия за 10 тысяч световых лет», как позже назвали историки эту авантюру.

Преследуемые флотом Империи, они совершили посадку на безымянной планете, и там, скрываясь под поверхностью, построили 80 кораблей, на которых совершили прыжок в глубины Галактики. В этом пространстве их поджидали звезды-гиганты, звезды-карлики, пульсары — множество опасностей посылала беглецам изменчивая судьба.

На этом долгом и трудном пути погиб в результате несчастного случая их лидер Але Хайнессен. Нгуэн Ким Хью, его близкий друг, занял его место. К тому времени, как корабли прошли опасную зону, он с возрастом почти потерял зрение, но смог провести их к цели — скоплению звёзд среднего возраста. С тех пор, как они сбежали с Альтаира, прошло более полувека. Новым звёздам давали имена финикийских богов — Баала, Астарты, Мелькарта, Хадада и прочих. Местом высадки стала четвертая планета системы Баалат, названная «Хайнессен» в честь их погибшего предводителя, дабы увековечить его имя.

«Путешествие за 10 тысяч световых лет» завершилось в 218-м году по Имперскому календарю. Но, избавившись от имперского ига, люди отказались и от имперского календаря, и решили восстановить летоисчисление Космической эры. Сами себя они называли наследниками Галактической Федерации и гордились этим. Рудольфа же они считали не кем иным, как трусливым предателем демократии.

Так в 527-м году Космической эры был основан Союз Свободных Планет. Первых граждан Союза насчитывалось всего сто шестьдесят тысяч, так как многие погибли в этом долгом путешествии.

Хотя рано было говорить, что человечество разделилось на две части, горстка основателей Союза Свободных Планет взялась за строительство нового мира с беспримерным усердием и самоотдачей, и их усилия вскоре были вознаграждены. Правительство стимулировало рост населения, и оно стало быстро увеличиваться. Политическая система пришла в порядок, промышленность и сельское хозяйство развивались.

Казалось, что вернулся Золотой век Космической Федерации.

Неудивительно, что в 640-м году Космической эры границы Союза Свободных Планет и Галактической Империи встретились — столкнулись два патруля военных космических кораблей.

В отличие от готового к этому Союза, для Империи это стало как гром с ясного неба — и патруль Союза одержал в том столкновении победу и с триумфом вернулся на родину. Однако, получивший заряд из нейтронной пушки, боевой корабль Империи, прежде чем превратиться в огненный шар, успел послать срочное сообщение на свою базу.

Имперские чиновники, подняв старые записи в компьютерах, нашли сведения о побеге рабов с Альтаира, случившемся более ста лет назад. Те, кого они считали погибшими, оказались живы!

На поиски «укрытия мятежников» снарядили карательную экспедицию большой численности. Но эта экспедиция была полностью разгромлена силами Союза. Причин у поражения имперских войск, численно превосходящих противника, было несколько: солдаты устали от долгого перехода морально и физически, снабжения армии было недостаточно, командиры недооценили боевой дух и военную силу противника, план сражения был слишком примитивен. Всё это привело к тому, что войска Союза, имеющие более компетентных командиров, одержали победу.

Лин Пяо, командующий войсками Союза, был любителем поесть, выпить и погоняться за юбками, и частенько заслуживал презрительные взгляды правителей Союза, следующих древним пуританским принципам, но они не могли не признавать его военного гения.

Его помощник, Йозеф Топпарол, которого прозвали Нытиком, всегда жаловался, если ему приходилось сталкиваться с работой, требующей усилий. Но при этом он был глубоким знатоком теории, и его по праву можно было назвать «живым стратегическим компьютером».

Им обоим было около тридцати, но, проведя знаменитое «Окружение в системе Дагон», одну из самых успешных ловушек в военной истории, они стали величайшими героями со времен основания Союза.

Эта победа дала возможность Союзу расширить свои границы. Инакомыслящие в Империи, узнав, что есть сила, противостоящая диктатуре, начали толпами эмигрировать за пределы Империи, рекой устремившись в Союз. После смерти Рудольфа Великого прошло уже три столетия, и имперская система расшаталась, а авторитет Бюро, когда-то сумевшего укрепить её, упал. Недовольные голоса в Империи звучали всё громче.

Союз Свободных Планет встречал всех с распростёртыми объятиями. Не только республиканцев, но даже аристократов, потерпевших поражение в придворных интригах. Из-за них стала меняться внутренняя сущность Союза.

С первого же контакта Галактической Империи Гольденбаумов и Союза Свободных Планет началась затяжная война, которая, однако, породила необходимость в нейтральной зоне для невоенных контактов. Результатом этого стал «автономный доминион Феззан». Выбрав звёздную систему Феззан, находящуюся между двумя враждующими сторонами, и сделав её доминионом Империи, обязанным платить налоги, но в остальном находящимся на полном самоуправлении, а главное — имеющим право входить с Союзом Свободных Миров в дипломатические и торговые отношения. Империя считала себя единственной человеческой державой, отказываясь принимать любые другие сообщества. Они считали «Союз Свободных Планет» повстанческой организацией, армию Союза — «войском мятежников», а правителя, Верховного консула Совета Союза Свободных Планет — «лидером повстанцев». Но выходец с Земли Леопольд Лаап с удивительным энтузиазмом продвигал идею создания автономного доминиона, и, истратив целое состояние на взятки, сумел разрешить этот вопрос.

Правитель Доминиона был человеком, который от лица императора управлял системой, надзирая за торговлей с Союзом, и выступая иногда в качестве дипломатического посредника. А поскольку они были монополистами в этой области, благосостояние Феззана росло не по дням, а по часам, и, хотя сам доминион был мал, его силу нельзя было игнорировать.

Империи и Союзу редко предоставлялась возможность закончить войну. В 398-м году по Имперскому календарю (707-м году Космической эры), на трон Империи сел Манфред II, один из незаконных детей императора Хельмута, в детстве избежавший смерти от рук убийц и поначалу нашедший приют именно в Союзе, где воспитывался в духе свободы и равенства. Поэтому, придя к власти, он попытался заключить с Союзом мирный договор и провести политические реформы в Империи. Но молодой император, на которого возлагалось много надежд, процарствовав меньше года, погиб от рук убийцы, и в отношениях двух государств вновь наступило охлаждение. Надежды на мир обернулись прахом. Хотя убийцей Манфреда был аристократ из реакционной партии, он сыграл на руку торговой монополии Феззана, и потому поговаривали, что именно Феззан стоял за этим происшествием.

На исходе восьмого столетия Космической эры, Империя утратила прежнюю организацию и контроль, да и Союз уже мало походил на то, что виделось в мечтах его основателям. С зажатым меж двумя силами Феззаном, затяжное противостояние всё продолжалось…

Согласно подсчётам экономистов, сравнивающих эти три силы, Галактическая Империя имела 48%, Союз 40%, а доминион Феззан — 12% от общего числа ресурсов Галактики.

Население Галактической Федерации в лучшие времена насчитывало до трёхсот миллиардов человек, но теперь, после войн и разрушений, значительно сократилось. В Империи двадцать пять миллиардов, в Союзе — тринадцать миллиардов, в Феззане — два миллиарда жителей — такова была численная расстановка сил.

Эту ситуацию смог изменить один молодой человек, появившийся на Одине, третьей планете в системе Валгаллы, названной в честь верховного бога древних германцев, где Рудольф основал столицу Империи.

Это был юноша с чистым и прекрасным лицом, и его звали Райнхард фон Лоэнграмм.

Родился Райнхард в 467-м году по Имперскому календарю (или 776-м году Космической эры). Он происходил из рода фон Мюзель, знатного, но бедного. Когда ему было десять лет, его пятнадцатилетняя сестра Аннерозе стала фавориткой императора Фридриха IV. Другими словами — его любовницей. Это навсегда изменило жизнь Райнхарда.

Подросток с золотыми волосами и холодными голубыми глазами, в пятнадцать лет он был принят в Имперскую гвардию младшим лейтенантом — так император выразил благоволение своей любовнице. Однако дальше он продвигался лишь благодаря собственным необычайным способностям.

К двадцати годам, Лоэнграмм был награждён титулом графа и званием адмирала Имперского Космического Флота.

Столь быстрое продвижение было возможно лишь в тоталитарном обществе, но с ростом положения, возрастала и ответственность. Чтобы доказать, что он не только «младший брат любовницы императора», Райнхарду пришлось показать всё, на что он способен.

С другой стороны, почти в то же самое время, у Союза тоже появился козырь — молодой талантливый стратег, родившийся в 767-м году и призванный в армию в двадцатилетнем возрасте.

Не имея ни малейшего желания делать военную карьеру, Ян так и остался бы среди тех, кто наблюдает за ходом истории, но не направляет его, если бы не случайный поворот судьбы. «Есть вещи, которые приходится делать независимо от нашего желания», так он впоследствии говорил. В отличие от Райнхарда, всеми силами пробивавшегося наверх, Яну профессия военного была не по душе, и он всегда мечтал об отставке, мечтал об освобождении, которое позволило бы ему жить тихой и уединённой жизнью.

В 796-м году Космической эры, 487-м году по Имперскому календарю, Райнхард привёл флот из двадцати тысяч кораблей, чтобы «поставить на колени мятежников, именующих себя Союзом Свободных Планет, и заставить их подчиниться власти Его Императорского Величества» — таков был приказ, исполнением которого Райнхард намеревался упрочить свой статус.

Флот Союза, который он должен был перехватить, насчитывал сорок тысяч кораблей, и Ян Вэнли был в этом флоте одним из офицеров.

Райнхарду, графу фон Лоэнграмм, на тот момент было двадцать лет, Яну Вэнли — двадцать девять.

Глава 1. В вечной ночи

I

Зигфрид Кирхайс, капитан первого ранга флота Галактической Империи, выйдя на мостик, невольно застыл на мгновение, охваченный благоговением перед лицом космической бездны, украшенной бесчисленными искрами звезд.

Он словно плавал в бесконечной темноте, но это обманчивое ощущение быстро исчезло. Вспомнив, что он находится на капитанском мостике флагманского линкора «Брунгильда», Кирхайс оторвался от изображения на огромном полусферическом экране и огляделся. Освещение было приглушено, и в полутьме просторной комнаты между многочисленными приборами, компьютерами, терминалами связи, большими и малыми экранами сновали люди, напоминая беспорядочно суетящуюся в потоке стаю рыб.

Его нос уловил едва заметный запах, в котором с восстановленным кислородом смешивались запахи адреналина и электронного оборудования, создавая знакомую всем идущим в бой солдатам смесь.

Рыжеволосый молодой человек шагнул вперёд, к месту командира. Хотя он по праву заслужил звание капитана первого ранга, ему всё ещё не было даже двадцати одного года. И иногда он остро чувствовал несоответствие своего возраста и положения. Он не мог воспринимать это столь же небрежно, как его непосредственный начальник.

Граф Райнхард фон Лоэнграмм, откинувшись в кресле, что-то внимательно разглядывал на экране. Кирхайс подошёл к нему, чувствуя почти осязаемое давление звуконепроницаемого силового поля. Стоящие дальше пяти метров от Райнхарда не могли подслушать разговора.

— Любуетесь звёздами, ваше превосходительство?

Услышав голос Кирхайса, Райнхард выпрямился в кресле. Несмотря на то, что он сидел, было видно, что его тело, затянутое в чёрный с серебряными вставками мундир, принадлежит человеку мужественному и энергичному.

Райнхард был красивым и элегантным молодым человеком, обладающим красотой античной статуи, словно шедевр древнего мастера. Золотистые волосы обрамляли овальное, правильной формы лицо, нос и губы также были идеальной формы. Однако, острый ледяной взгляд его голубых глаз ясно показывал, что его обладатель отнюдь не безжизненная статуя. Женщины при дворе говорили, что у него красивые глаза честолюбивого человека, а мужчины называли их не иначе как глазами опасно одержимого.

— Да. Звёзды прекрасны, — ответил Райнхард и посмотрел на своего ровесника и друга. — Неужели ты ещё подрос?

— Нет, сто девяносто сантиметров, как и два месяца назад. Не думаю, что смогу вырасти ещё выше.

— Да уж, на семь сантиметров выше меня, пожалуй, и вправду хватит, — в его голосе послышалось эхо мальчишеской тяги к соперничеству.

Кирхайс чуть заметно улыбнулся. Шесть лет назад они были почти одинакового роста, и, когда он начал резко вытягиваться, обгоняя друга, Райнхард даже обиделся. Вряд ли кто-то ещё смог бы заметить в жёстком характере графа Лоэнграмма эту детскую черту.

— Кстати, ты по делу?

— Да, мы получили данные от разведывательных зондов по флоту мятежников. Как и ожидалось, они приближаются к нам с трёх сторон. Могу я воспользоваться экраном?

Золотоволосый адмирал кивнул, и Кирхайс начал набирать команды на приборной панели. На экране показались четыре стрелки. Они приближались к центру изображения слева, справа, сверху и снизу. Нижняя была красного цвета, остальные — зелёного.

— Красная стрелка изображает наш флот, зелёные — флот противника. Прямо перед нами — Четвёртый флот мятежников, численностью около двенадцати тысяч кораблей. Расстояние до него — 2200 световых секунд, и, если сохранять прежние скорость и курс, мы вступим в боевое столкновение не позже, чем через шесть часов, — палец Кирхайса скользил по экрану. — Слева приближается Второй флот мятежников, численностью пятнадцать тысяч кораблей, расстояние — 2400 световых секунд. А справа — Шестой флот, численностью тринадцать тысяч, расстояние — 2050 световых секунд.

Начало развития систем антигравитации, чьи волны не фиксировались радарами, а также использование материалов, не отражающих радиоволны, привело к тому, что радар как средство обнаружения противника вот уже несколько столетий постепенно отмирал. Люди могли полагаться лишь на традиционные методы, такие как корабли-разведчики и спутники-шпионы. Собранные таким образом данные приходилось обрабатывать, внося поправки на время и расстояние. Поэтому, единственным быстрым, хотя и неточным способом локализации противника оставалось измерение теплового излучения и массы.

— Общая численность вражеского флота — примерно сорок тысяч кораблей. Это вдвое больше, чем у нас.

— Похоже, они намереваются окружить нас.

— У наших стариков-адмиралов сейчас, наверное, лица зелёные… Нет, скорее, красные, — на лице Райнхарда промелькнула злорадная усмешка. Казалось, его ничуть не волнует тот факт, что превосходящие силы противника готовятся окружить их.

— Зелёные. И все пять адмиралов просили меня пригласить ваше превосходительство на срочное совещание.

— Неужели? А ведь они говорили, что не желают видеть меня.

— Вы не пойдёте на совещание?

— Нет, отчего же, я пойду… Должен же кто-то сказать им, что нужно делать.


II

Перед Райнхардом стояли пять адмиралов. Адмирал Меркатц, вице-адмирал Штааден, вице-адмирал Фаренхайт, вице-адмирал Фогель и контр-адмирал Эрлах. Именно их Райнхард называл стариками, хотя это и было преувеличением. Самому старшему, Меркатцу, ещё не сравнялось шестидесяти, а младшему, Фаренхайту, было всего тридцать один. Хотя, по сравнению с ними, Райнхард и Кирхайс были действительно очень молоды.

— Благодарю вас, ваше превосходительство, что согласились выслушать наше скромное мнение, — вышел вперёд адмирал Меркатц. Он был среднего роста, крепкого телосложения, почти без следов возраста, а его глаза только казались сонными. Офицером он стал задолго до рождения Райнхарда и обладал огромным боевым и административным опытом. Своими достижениями и репутацией этот человек намного превосходил Райнхарда.

— Я уже знаю, что вы хотите сказать, — сказал Райнхард, возвращая формальное приветствие. — Вы хотите обратить моё внимание на то, что наш флот находится в невыгодном положении.

— Именно так, ваше превосходительство, — вице-адмирал Штааден сделал шаг вперёд. Лет сорока, худой и высокий, с жёстким и хитрым лицом. Он был аналитиком и стратегом, отлично разбирающимся в теории военных действий. — Вражеский флот вдвое больше нашего по численности и окружает нас с трёх сторон. Если мы вступим в битву, у врага будут все преимущества.

Голубые глаза Райнхарда, пристально глядящие на Штаадена, холодно сверкнули:

— Иными словами, вы считаете, что мы проиграем?

— Такого я не говорил, ваше превосходительство. Но то, что мы находимся в крайне невыгодном положении, — это неопровержимый факт. Если вы посмотрите на экран, то и сами это поймёте.

Семь пар глаз сосредоточились на командном экране. Кирхайс вновь вывел на него расположение флотов, указывая численность и дистанцию. Из-за границы звуконепроницаемого поля туда же с любопытством уставились младшие офицеры, но, перехватив взгляд Штаадена, поспешили отвернуться. Откашлявшись, вице-адмирал продолжил:

— Много лет назад славный имперский флот потерпел горькое поражение от рук мятежников, называющих себя Союзом Свободных Планет. Тогда была такая же диспозиция.

— Вы говорите о Битве при Дагоне?

— Да, сокрушительное и болезненное поражение, — Штааден тяжело вздохнул. — Справедливость в войне полностью на стороне нашего великого императора, и нас, его верных слуг. Но подлые мятежники использовали эту хитрую уловку, в результате чего миллионы наших храбрых солдат и офицеров лишились жизни и были похоронены в холодной пустоте космоса. Мы обязаны избежать повторения сей прискорбной ошибки. Вот почему, по моему ничтожному мнению, мы не должны позволять жадности застить нам глаза. Нужно немедленно предпринять достойное отступление, которое не нанесёт урона нашей чести.

«И в самом деле, ничтожное мнение. Мнение невежественного старого зануды!» — подумал Райнхард, а вслух сказал:

— Вы, безусловно, очень красноречивы, но я не согласен с вашим мнением и не намерен отступать.

— Могу ли я спросить, какова же причина вашего решения? — Штаадену не удалось скрыть гнев.

— Причина в том, что на самом деле мы находимся в очень ВЫГОДНОМ положении.

— Что?..

Штааден поднял брови, Меркатц поморщился, словно от боли, а Эрлах и Фогель выглядели сбитыми с толку.

Лишь самого молодого из адмиралов, Фаренхайта, казалось, забавляет ситуация. В его водянистых голубых глазах мелькнул интерес. Многие злословили, что он, выходец из низшей аристократии, вступил в армию только ради денег. Его флот отлично показывал себя в быстрых прорывах и был очень мобилен, но, когда нужно было защищаться, ему зачастую не хватало упорства и терпения.

— Мне ужасно жаль, но, похоже, мне не дано понять мысли вашего превосходительства. Не соблаговолите ли вы объяснить нам подробнее? — вежливые слова Штаадена сочились ядом.

Поняв, что проще будет всё объяснить, Райнхард начал:

— У нас есть два преимущества. Во-первых, в отличие от противника, наш флот сосредоточен в одном месте, а не поделен на части. По сравнению с каждым из вражеских флотов, мы имеем заметное численное преимущество.

На лицах адмиралов отразилось недоумение.

— Во-вторых, так как наш флот находится в центре, то мы можем быстро добраться до каждого из вражеских флотов, в то время как противнику, чтобы добраться до поля боя, придётся делать большой крюк, на что уйдёт очень много времени.

Теперь все внимательно слушали, что он говорит.

— Таким образом, наш флот имеет преимущество за счёт сосредоточенности и мобильности. Что это, как не предпосылки к победе?!

Кирхайс смотрел на застывших адмиралов. Все они имели богатый опыт, все были ветеранами, но разум Райнхарда был гораздо гибче и яснее.

Молодой адмирал холодно посмотрел на замершего Штаадена и продолжил:

— Мы не можем попасть в окружение. Наоборот, этоотличная возможность сокрушить противника по отдельности. И эту редчайшую возможность мы бы упустили, если бы решили отступить. Вы забыли о нашем долге? Нам поручено уничтожить армию мятежников. Вы сказали, что достойное отступление сохранит нашу честь, но как можно говорить о чести, не выполнив поручения его величества императора?! Или это оправдание вашей трусости?

Райнхард обратил внимание, что при словах «его величество император» все, кроме Фаренхайта, вздрогнули и напряглись. Он решил запомнить это.

— Хоть вы и говорите так, ваше превосходительство… — Штааден всё же попытался возразить. — То, что вы назвали «отличной возможностью»… Это лишь ваши домыслы. Военная стратегия не подтверждает их, в истории космических войн нет успешных прецедентов…

Он не только невежда, но ещё и буквоед, понял Райнхард. Если в учебнике по военной истории не написано об удачных прецедентах — значит, такое невозможно. Но лишь рискнув и победив можно создать такую запись!

— Завтра у вас будет успешный прецедент. Ещё вопросы есть?

— Вы уверены в победе, ваше превосходительство?

— Да. Если каждый из вас выполнит свою задачу.

— Тогда, быть может, вы объясните ваш план подробнее? — спросил Штааден, уже не скрывал подозрения.

Райнхард кинул взгляд на Кирхайса и принялся за объяснения.

…Две минуты спустя внутри звуконепроницаемой области послышался крик Штаадена:

— Это лишь теория! Каковы шансы, что всё пойдёт по вашей задумке?! Ваше превосходительство…

Райнхард с силой ударил по командной консоли, прерывая его.

— Довольно! Разговор окончен! Его величество назначил меня командующим флота, и вы обязаны подчиняться моим приказам. Подчиняться вышестоящему — долг каждого имперского офицера. Ваши жизни принадлежат мне. Если вы отказываетесь подчиняться, то волей его величества я могу лишить вас должности и покарать по закону военного времени. Не забывайте об этом.

Райнхард обвёл взглядом всех пятерых. Никто не ответил.


III

Адмиралы попрощались и вышли. Они не были убеждены и согласны с предложенным планом, но не осмеливались пойти против воли Императора. Только Фаренхайт понял и оценил план Райнхарда, остальные же четверо считали того выскочкой, незаслуженно пользующимся влиянием.

Кирхайсу с трудом удалось сдержать свои чувства. Он видел, как мешает Райнхарду его молодость, ведь, по мнению опытных офицеров, он получил своё звание и титул не за собственные заслуги, а благодаря протекции своей сестры Аннерозе, фаворитки императора. Так светится спутник, отражая свет звезды.

Хотя это была далеко не первая военная кампания Райнхарда. С тех пор, как он поступил на военную службу, ему уже не раз доводилось отличиться. Но каждый раз его победы воспринимались словами «ему просто повезло!» или «противник был слишком слаб!». Кроме того, Райнхард не был подхалимом и не собирался никому льстить, чем вызывал ещё большую ненависть. За глаза его всё чаще называли «наглый белобрысый щенок».

— Считаете, что всё в порядке? — в серых глазах рыжего юноши читалось искреннее беспокойство.

— Не переживай об этом, — молодой адмирал оставался спокоен. — Что они могут сделать? Они просто покорные трусы, неспособные пойти против воли императора.

— Но они могут затаить обиду.

Райнхард посмотрел на своего адъютанта и тихо, но весело рассмеялся.

— Ты слишком много волнуешься! Не обращай на них внимания! Пусть они ворчат, если хотят, но завтра всё изменится. Этот дурак Штааден получит свой «успешный прецедент» и наконец заткнётся, — адмирал поднялся и приглашающе махнул своему адъютанту. — Давай выпьем за победу, Кирхайс! У меня есть прекрасное вино четыреста десятого года. Будешь?

— Разумеется.

— Тогда идём. И, кстати, Кирхайс…

— Да, ваше превосходительство?

— Опять ты с этим «ваше превосходительство». Когда мы одни, не обязательно меня так называть. Я ведь уже говорил тебе.

— Я понимаю, просто тренируюсь, чтобы не ошибиться при посторонних.

— Раз понимаешь, то и не говори! Тем более, что когда мы вернёмся на Один, ты и сам станешь «превосходительством». И не смотри так. Тебя повысят по крайней мере до коммодора. Это нужно отпраздновать!

Проинструктировав напоследок командира корабля, капитана второго ранга Ройшнера, Райнхард двинулся в офицерскую гостиную. Кирхайс шёл за ним, обдумывая слова адмирала. Вернуться после боя и получить звание коммодора… Похоже, молодой адмирал даже не задумывался о возможности поражения. Любой другой принял бы это за гордыню, но Кирхайс понимал, что никому, кроме него, Райнхард не оказал бы такого доверия.

Кирхайсу неожиданно пришло в голову, что они знакомы уже десять лет. Встреча с Райнхардом и его сестрой Аннерозе стала поворотной точкой в его жизни.

Отец Зигфрида Кирхайса был скромным служащим министерства юстиции. Целыми днями он суетился между начальством, документами и компьютерами за жалкий оклад в сорок тысяч имперских марок в год. Для души он разводил в своём маленьком дворике орхидеи из системы Бальдра, а после еды любил опрокинуть бутылочку тёмного пива. В общем, он был простым, но хорошим человеком. Его рыжеволосый сын, Зигфрид, отлично учился, прекрасно показывая себя в учёбе и спорте, чем вызывал гордость у родителей.

Но однажды в пустующий дом по соседству переехала обедневшая семья из трёх человек: отца и двоих детей.

Узнав от отца, что усталый мужчина средних лет на самом деле аристократ, Зигфрид был потрясён. Но ещё больше его поразили золотоволосые дети, мальчик и девочка.

С мальчиком они подружились с первого дня знакомства. Его звали Райнхард и он был почти того же возраста, что и Кирхайс, всего на два стандартных месяца младше. Когда Зигфрид, представился при знакомстве, он, подняв брови, воскликнул:

— Зигфрид? Какое обычное имя!

Рыжий мальчик растерялся, не зная, как ответить на такую бесцеремонную критику, но Райнхард, не замечая этого, продолжил:

— Но фамилия твоя мне нравится. Звучит очень поэтично. Я буду звать тебя Кирхайс.

А вот сестра Райнхарда, Аннерозе, называла Зигфрида по имени, лишь сократив его до «Зиг». Внешне очень похожая на брата, Аннерозе была ещё стройнее и элегантнее, а улыбка её — всегда ласковой. Когда они с братом знакомились с Кирхайсом, она улыбнулась ему, словно солнце, мягко светящее сквозь ветви деревьев.

— Зиг, надеюсь, ты подружишься с моим братом.

С тех пор и по сей день он оставался верен её просьбе.

Шли дни, много всего произошло, и вот однажды напротив соседского дома остановился лимузин, из которого вышел человек в роскошной одежде. В ту ночь из соседнего дома доносился плач Райнхарда:

— Отец, ты продал мою сестру! Продал её!

На следующее утро, когда Зигфрид, как обычно, зашёл за Райнхардом по дороге в школу, Аннерозе встретила его ласковой, но грустной улыбкой:

— Райнхард больше не сможет ходить с тобой в одну школу. Пусть мы были знакомы недолго, но спасибо тебе за твою дружбу, Зиг, — она осторожно поцеловала мальчика в лоб и на прощание угостила шоколадным печеньем собственной выпечки.

В тот день Кирхайс тоже не пошёл в школу, до вечера просидев в парке. Укрывшись в тени марсианской сосны, чтобы его не заметил патрульный робот, он потихоньку грыз печенье, оплакивая разлуку с братом и сестрой.

Когда окончательно стемнело, он вернулся домой, ожидая нагоняя от родителей, но те ни словом не упрекнули его. Свет в доме соседей в тот вечер так и не зажёгся.

Месяц спустя на пороге их дома внезапно показался Райнхард, одетый в форму Императорского кадетского корпуса. Твёрдо глядя на обрадованного Кирхайса, он сказал:

— Давай вместе вступим в армию. Так можно быстрее получить все права взрослых. А нам нужна независимость как можно раньше, чтобы спасти мою сестру. Ты со мной, Кирхайс? Тогда поступай в ту же школу!

…Родители Кирхайса не возражали. Возможно, они надеялись, что он сделает карьеру, а возможно — видели, какие узы связали их сына с соседскими детьми. Как бы то ни было, Кирхайс, как и Райнхард, сделал свой выбор.

Большинство кадетов были детьми аристократов, да и остальные происходили из богатых семей. Кирхайса приняли туда только благодаря протекции Райнхарда и Аннерозе.

Райнхард всегда и во всём был лучшим, и Кирхайс изо всех сил старался не отстать от него. И ради себя, и ради брата с сестрой.

Иногда родители приезжали навестить кадетов. Но несмотря на их высокий социальный статут, они не вызывали уважения к себе. От них словно пахло гнилью и разложением. Это был запах испорченности властью.

— Ты только посмотри на них, Кирхайс! — говорил Райнхард, не скрывая отвращения и презрения. — Они и пальцем о палец не ударили, чтобы получить свои титулы. Они просто унаследовали их от предков. Будто вся Вселенная создана, чтобы они могли править ею.

— Райнхард…

— Нет ни одной причины, почему мы должны служить им, Кирхайс!

Они частенько разговаривали на эту тему, и рыжего юношу всегда потрясала уверенность, с какой говорил Райнхард.

В центре города стояла статуя Рудольфа Великого, и всякий житель Империи был обязан отдавать честь или кланяться, проходя мимо неё. Так как министр внутренних дел желал отслеживать все неблагонадёжные элементы, проявившие неуважение к родоначальнику династии, прямо в статую были вмонтированы камеры. Однажды, притворно поприветствовав статую, Райнхард с жаром сказал:

— Кирхайс, ты когда-нибудь задумывался об этом? Ведь династия Гольденбаумов существовала не всегда. Её основал Железный Рудольф. А раз он стал «отцом-основателем» новой династии, значит, сам не был сторонником существовавшего тогда режима. У него просто хватило силы и амбиций пробиться на самый верх. И он использовал свой шанс стать священным и непогрешимым императором, которого мы помним.

Что он хочет сказать? Кирхайс почувствовал, как его сердце на миг застыло, пропуская удар.

— Если Рудольф смог, то почему я не смогу? — взгляд холодных голубых глаз пронизывал Кирхайса. Мысли путались у него в голове, а дыхание перехватило.

Это было зимой. Вскоре оба они вступили в действующую армию.


IV

«…В двадцатом и двадцать первом веках от Рождества Христова, наука и технология развивались быстро, но хаотично, что стало угрозой для всего человечества. Ярким примером этого было клонирование, результат развития генной инженерии. Хотя возможности его использования были ещё лишь теорией, его уже посчитали гарантией вечной жизни. Вместе с социальным дарвинизмом это привело к обесцениванию и презрению к человеческой жизни. Люди с «нежелательными» генами стали считаться недостойными иметь потомство. Мысль о том, что человеческая раса должна быть улучшена путём искоренения «дефектных» генов, набирала обороты. Эта идеология стала основой, на которой смогли прорасти идеи Рудольфа фон Гольденбаума…»

Текст на дисплее внезапно исчез, сменяясь другим:

«Коммодор Ян, пройдите в комнату совещаний. Коммодор Ян, пройдите в комнату совещаний».

Хотя его оторвали от чтения, но всё же коммодор Ян Вэнли не выглядел расстроенным. Он приподнял свой берет и попытался пригладить рукой вечно растрёпанные чёрные волосы.

Он был заместителем начальника штаба второго флота Союза Свободных Планет, и его рабочее место располагалось в углу капитанского мостика флагманского корабля флота, «Патрокла». Он втихаря загрузил электронные книги в рабочий компьютер, который должен был использоваться только для расчётов военной стратегии, и теперь иногда тайно наслаждался чтением, так что не мог считать себя совсем несчастным.

В документах его имя записывалось в восточном стиле. Такова была традиция, сохранившаяся ещё со времён, предшествующих Галактической Федерации. В этом стиле фамилия писалась впереди имени. В западном же, наоборот, сначала писалось имя, а затем уже фамилия. Хотя в эту эпоху национальности так перемешались, что никто не мог точно назвать национальность своих предков.

Ян был черноволосым и черноглазым молодым человеком среднего роста и телосложения. В свои двадцать девять лет он производил со стороны впечатление не военного, а спокойного учёного, по какой-то причине надевшего форму. Люди отмечали его мягкость и воспитанность и очень удивлялись, узнав его воинское звание.

— Коммодор Ян по вашему приказанию прибыл!

Командующий флотом, вице-адмирал Паэтта, был мужчиной средних лет с лицом, в котором безошибочно угадывался военный. Он бросил неприязненный взгляд на салютующего ему молодого офицера и сказал:

— Я рассмотрел предложенный вами план сражения, — он сделал паузу, окидывая Яна тяжёлым взглядом, в котором явственно читалось: «и этот мальчишка всего на два звания ниже меня?» — Он довольно интересен. Но не кажется ли вам, что наше положение не настолько пессимистично, чтобы действовать так осторожно?

— О, вот как? — мягко спросил Ян. Несмотря на вежливый вопрос, обращаться таким тоном к вышестоящему офицеру было несколько оскорбительно. Но вице-адмирал Паэтта не обратил на это внимания.

— Если действовать согласно вашему предложению, то мы наверняка не проиграем. Но просто не проиграть совершенно недостаточно. А убедительной и разгромной победы действуя по этому плану не добиться. Наши флоты окружают противника с трёх сторон, мы вдвое превосходим его по численности, так почему нужно делать акцент лишь на том, чтобы не потерпеть поражения?

— Но мы ведь ещё не завершили окружение.

На этот раз вице-адмирал обратил внимание на тон. Он хмуро посмотрел на молодого офицера.

Но Ян остался невозмутим.

Девять лет назад он закончил Военную академию Союза Свободных Планет и вступил в ряды флота обычным мичманом. Среди выпускников того года он занимал скромное 1909 место из 4840. Но теперь нельзя было сказать, что он обычный коммодор. Во всём флоте лишь шестнадцать человек имели чин от коммодора и выше к неполным тридцати годам, и он был одним из них.

Вице-адмиралу Паэтте было известно о боевом опыте этого молодого коммодора. За прошедшие девять лет Ян побывал более чем в сотне сражений. Разумеется, они отличались от нынешнего, когда в бой готовились вступить пятизначные количества кораблей, но всё же это были смертельно-опасные битвы, а совсем не детские игры. Не говоря уже о том, что он прославился как герой, сделавший возможным «Великий побег с Эль-Фасиля».

Но всё же Паэтте было трудно поверить, что молодой Ян Вэнли — опытный ветеран.

— В любом случае, этот план боя не принимается, — вице-адмирал вернул бумаги Яну. — Ничего личного, — хотя было очевидно, что этими словами он лишь пытается замаскировать правду.


V

Отец Яна Вэнли, Ян Тайлун, был известен среди многочисленных коммерсантов Союза Свободных Планет своим разумом и хитростью. Под приветливой улыбкой и привлекательной внешностью скрывался эффективный и изворотливый ум коммерсанта, который со временем позволил своему обладателю проделать путь от хозяина одного-единственного корабля до владельца огромной коммерческой корпорации. И он не собирался останавливаться на достигнутом.

— Всё дело в том, что я люблю деньги, — ответил он как-то приятелям, когда они начали расспрашивать его о секрете успеха. — А деньги, если не оставлять их лежать без дела, сами вырастут. Вкладывайте медь в серебро, а серебро в золото, вот и весь секрет!

Он сказал это вполне серьёзно, так что, по-видимому, действительно так считал. Тем не менее, этот его ответ привёл к тому, что его прозвали «Выращивателем Денег». Человек, придумавший это прозвище, наверняка сделал это не из добрых побуждений, но Ян принял его с удовольствием.

Помимо торговли, Ян Тайлун был так же известным антикваром. Его дом был полон старинных картин, скульптур, керамики и других произведений искусства докосмической эпохи. Всякий раз, возвращаясь домой с работы, он находил время, чтобы позаниматься своей коллекцией.

Возможно, его хобби, привычка выбирать лучшие среди произведений искусства, наложило свой отпечаток и на другие стороны жизни. Он развёлся с первой женой, неумной и расточительной женщиной, и женился во второй раз, на признанной красавице, вдове военного. Вскоре у них родился сын, Вэнли.

Когда пришло известие о рождении сына, Тайлун полировал античную вазу в своей мастерской. Услышав новость, он неохотно поднял голову и проворчал:

— Вот умру — и вся моя коллекция достанется этому парню… — и с этими словами вернулся к своему занятию.

Когда Яну Вэнли было пять лет, его мать умерла. Сердечный приступ неожиданно прервал её жизнь. Тайлун с трудом поверил в смерть этой ещё молодой и здоровой женщины.

В тот момент он как раз снова занимался со своей коллекцией. Услышав страшную новость, он выронил из рук статуэтку в виде бронзового льва. Подняв его, он пробормотал слова, которые привели в ярость родственников жены, когда им их передали:

— Слава богу, это не было что-то хрупкое.

Ян Тайлун потерял двух жён, с одной его развела жизнь, с другой — смерть. Жениться в третий раз он не собирался. Поначалу сына воспитывала горничная, но так как это отнимало слишком много её личного времени, то она запротестовала. Тогда отец стал просто брать маленького Яна Вэнли к себе, и они вместе чистили антиквариат.

Однажды родственники его покойной жены пришли к ним в гости и были потрясены, увидев, как отец с сыном молча сидят в кабинете и полируют какую-то вазу. Они решили спасти бедного ребёнка из рук столь безответственного папаши. Они спросили Тайлуна, что ему важнее — антиквариат или сын? Подумав, он ответил:

— Антиквариат стоит денег, — подразумевалось, что сын достался бесплатно.

Родственники возмутились, услышав это, и пригрозили обратиться в суд. Понимая, что дело может обернуться не в его пользу, Тайлун поспешно сел на один из своих торговых кораблей и покинул Хайнессен. Застигнутые врасплох, родственники не могли даже обвинить отца в похищении, а пытаться найти один корабль в огромной галактике представлялось бессмысленным.

Ян Тайлун взял сына в космос из-за обстоятельств, с которыми был не в силах бороться. Но, возможно, его поступок доказывал, что он был человеком с необычными воззрениями и идеями.

Вот так и вышло, что большую часть первых шестнадцати лет своей жизни Ян Вэнли провёл на космических кораблях. Свой первый варп-прыжок[1] он пережил, будучи совсем маленьким. Поначалу его тошнило и лихорадило, но потом он привык и ему начала нравиться такая жизнь. Ему понравилось наблюдать за механизмами, а также он увлёкся историей. Он смотрел старые видео, читал классическую литературу и слушал старые сказания. Особенно его заинтересовал «ужаснейший узурпатор в истории», Рудольф фон Гольденбаум. Для жителей Союза Свободных Планет он всегда был «злым диктатором». Но Яну это казалось странным — если Рудольф был так плох, то почему его поддерживали люди и даже дали ему верховную власть?

— Рудольф был по-настоящему ужасным человеком! А люди просто боялись выражать своё мнение.

— Почему они боялись?

— Я ведь уже говорил! Потому что Рудольф был по-настоящему ужасным человеком!

С некоторыми вариациями этот диалог повторялся с каждым, кого Ян Вэнли спрашивал о Рудольфе. К счастью, его отец имел своё мнение на этот счёт, отличное от остальных. Он сказал:

— Потому что люди были ленивы.

— Что ж, попробую объяснить. Большинство людей, сталкиваясь с трудностями, не хотят бороться с ними сами. Они ждут, что придёт какой-нибудь супермен или святой, и возьмёт на себя все их беды, страдания и обязанности. Рудольф воспользовался этой человеческой слабостью, дождавшись возможности и неожиданно появившись в зените славы. Но ты должен помнить: те, кто позволил диктатору захватить власть, виновны больше, чем сам диктатор! Хоть они и не поддерживали его, но молчали, а это ничуть не лучше, чем прямая поддержка… Но знаешь, сынок… Тебе бы стоило сосредоточиться на чём-нибудь более достойном внимания, чем это.

— Достойном внимания?

— Деньги или искусство! Деньги облегчат твою материальную жизнь, а искусство поможет духовной!

Хоть он и сказал так, Тайлун не собирался заставлять сына идти по своей стезе, и Вэнли всё больше погружался в историю.


Перед самым шестнадцатилетием сына, Ян Тайлун погиб при аварии ядерного реактора корабля. Незадолго до этого он наконец разрешил Вэнли поступить на исторический факультет Университета Хайнессена.

— Что ж, ладно. Быть может, и на истории можно заработать, — с такими словами он позволил сыну самому выбрать путь в жизни. — Не забывай про деньги! С ними тебе не придётся унижаться перед людьми, которых ты ненавидишь, и у тебя всегда будет хлеб с маслом. Посмотри на политиков — используя деньги с умом, они смогли пробиться на самый верх.

Жизнь Яна Тайлуна оборвалась в возрасте сорока восьми лет. Он оставил сыну свою торговую компанию и множество антиквариата.

После похорон на отца на Яна Вэнли обрушилось множество дел по хозяйству. Вступление в права наследования, уплата налогов, дела в компании… А затем случилось непредвиденное — большинство предметов искусства и антиквариата, которые его отец собирал почти всю жизнь, были объявлены фальшивыми.

Правительственные эксперты, изучившие коллекцию, заявили, что и этрусские вазы, и портреты эпохи рококо, и бронзовые статуэтки династии Хань и многие другие казавшиеся бесценными экспонаты, — всё являлось лишь жалкой подделкой.

И, будто и этого было мало, все акции компании, принадлежавшие отцу, ушли на погашение долгов. В итоге Яна практически выбросили на улицу вместе с кучей оставшегося хлама.

Он принял это без жалоб, так же, как до того — необходимость провести большую часть детства на космическом корабле. Единственным, чего он не мог понять, было то, как его умный и образованный отец мог собрать такую гору барахла, занимаясь любимым делом. С другой стороны, вполне возможно, что тот сделал это намеренно, такое было вполне в характере Тайлуна. Ну, а о потере компании юноша почти и не сожалел, так как никогда и не собирался заниматься бизнесом.

Тем не менее, настоящие трудности ждали впереди. Вскоре оказалось, что Ян не может поступить в выбранный им университет.

Из-за длительной войны с Галактической Империей государственный бюджет был направлен в основном на военные расходы. Поэтому расходы на всё, что не было связано с укреплением военной мощи страны, в том числе и на гуманитарное образование, безжалостно сокращались, бюджетных мест не осталось.

Есть ли такое учебное заведение, где ему позволят изучать историю бесплатно, думал Ян Вэнли. И оно было!

Ответом стал факультет военной истории Военной академии Союза Свободных Планет. Ян поспешил подать заявку, успев в последний момент. Хотя его результаты были не лучшими, но всё же ему удалось поступить туда.


VI

Вот так, преследуя собственные интересы, Ян поступил в Военную академию. Его будущее было решено, хоть он и не отличался ни воинственностью, ни чрезмерным патриотизмом.

Часть оставшегося от состояния и коллекции отца хлама он выбросил, оставшееся же положил в камеру хранения, въехав в общежитие практически с пустыми руками.

В Академии Ян усердно изучал военную историю, остальным же предметам уделял куда меньше внимания. Меньше всего ему нравились стрельба, пилотирование и военная инженерия, изучению которых он уделял ровно столько сил, сколько было нужно, чтобы продолжать учёбу, а не вылететь или угодить на пересдачу.

Ян не ставил себе целью стать командиром флота или сделать карьеру в штабе. Нет, его мечтой было попасть на работу в военный архив и проводить время за исследованиями.

На экзаменах после первого года обучения он на отлично сдал военную историю, но чуть не провалил практику. Средняя оценка оказалась вполне удовлетворительной.

Интересно, однако, что во время экзамена по тактическому моделированию, где кадеты сражались друг с другом на тактических симуляторах, набирая очки, Ян проявил себя великолепно. Ошеломив сокурсников и инструкторов, Ян разгромил лучшего, по всеобщему мнению, стратега Академии Малкольма Уайдборна, прозванного «гением десятилетия». Он сосредоточил свои силы в одной точке, отрезав противнику линии снабжения и спокойно заняв оборону. Какие бы тактики ни использовал Уайдборн, ему не удалось ничего сделать. В результате оказалось, что он не в состоянии ни атаковать, ни отступить.

Оба компьютера и инструктор подтвердили полную победу Яна.

Уайдборн, чья гордость была серьёзно задета, сердито воскликнул:

— Если бы он воевал по правилам, и мы честно сразились лицом к лицу — я бы победил! А он только и может, что убегать, как безголовый цыплёнок!

Ян не возражал. Он радовался уже тому, что эта победа компенсировала ему низкую оценку по военной инженерии.

Но радость его была недолгой. Перед началом третьего курса инструктор сказал Яну, что его переводят на факультет тактики.

— Не тебя одного переводят, — утешил его инструктор. — Факультет военной истории ликвидируют, всех курсантов распределяют по другим специальностям. Я помню, как ты победил Уайдборна, поэтому, мне кажется, именно на факультете стратегии вы сможешь проявить свои лучшие качества.

— Но я поступил в Академию только для того, чтобы изучать военную историю. А теперь вдруг факультет расформирован. По-моему, это нечестно.

— Кадет Ян, хотя вы сейчас не в действующей армии, — голос инструктора стал жёстким и казённым — но вы стали военнослужащим в тот момент, когда поступили в эту Академию. По окончании вы получите офицерское звание и другие преимущества. А пока обязаны подчиняться приказам.

— Но…

— Вы только выигрываете от этого перераспределения. Все лучшие курсанты собраны на факультете стратегии. И чтобы попасть туда, прошли много испытаний. Вас же переводят туда просто так. Вам следует учитывать это.

— Я очень польщён, но я не обладаю достаточным талантом, чтобы учиться там.

— Язвите? Конечно, если вы не хотите учиться, это ваше право. Но тогда вы должны оплатить государству эти два года обучения. Только военнослужащие могут посещать Академию бесплатно.

Ян поднял глаза к потолку. В такие моменты он всегда вспоминал, как говорил о деньгах его отец. Он же, не имея денег, не мог иметь даже той капельки свободы.

В двадцать лет Ян Вэнли окончил факультет стратегии со средними оценками и покинул Академию, получив звание мичмана. Год спустя его повысили до младшего лейтенанта, впрочем, его личная заслуга в этом была невелика. После Военной академии он служил в стратегическом управлении флота, чему был весьма рад. К карьере он не стремился, зато наконец получил возможность работать со своими любимым архивами.

Но, вместе с повышением до лейтенанта, он получил и перевод на передовую линию, в штаб флота на Эль-Фасиле.


VII

— Одно неверное движение — и всё пропало! — бурчал про себя молодой лейтенант, направляясь на новый пост.

Он никогда всерьёз не собирался становиться военным, но теперь был одет в униформу солдат Союза: чёрный берет с белой звездой, чёрную куртку, бежевый шейный платок, бежевые брюки и чёрные ботинки.

В этом году, 778-м году Космической эры, произошла Битва при Эль-Фасиле, давшая толчок карьере младшего лейтенанта Яна. Армия же Союза в этой битве покрыла себя позором.

В первой части боя принимали участие по тысяче кораблей с обеих сторон. Обменявшись ударами и потеряв около двадцати процентов состава, флота разошлись. Ян в это время сидел на своём месте на мостике флагманского корабля, ничего не делая. Конечно же, его советов никто не спрашивал.

Но оказалось, что имперский флот лишь изображает отступление. Он внезапно совершил маневр поворота и обрушился на ничего не подозревающий флот Союза.

Лучи энергии разорвали космическую тьму, освещая её ярче звёзд. Энергетические выбросы уничтожаемых кораблей накрывали ближайших соседей, вращая и круша их. Командир флота Союза, контр-адмирал Линч, ударился в панику. Вместо того, чтобы навести порядок в разрушенном строю, он развернул флагман и обратился в бегство в сторону Эль-Фасиля.

Узнав о бегстве командира, остатки флота потеряли всякую волю к борьбе. Даже те линкоры, которые оказались в ходе битвы среди судов противника, разворачивались и пытались покинуть поле боя. Половина из тех, кому удалось уйти, направилась следом за флагманом на Эль-Фасиль, другая половина и вовсе покинула эту зону космоса. Для тех же, кто не сумел сбежать, оставалось лишь два пути: умереть в бою или сдаться. Большинство предпочли второй.

В итоге на Эль-Фасиле осталось лишь двести кораблей и пятьдесят тысяч человек личного состава. Имперский же флот, напротив, получил подкрепление и втрое увеличил свою численность по сравнению с началом боя, чтобы сделать последний шаг и «освободить Эль-Фасиль из рук злобных мятежников».

Когда три миллиона жителей планеты поняли, что ситуация критическая и Эль-Фасиль непременно будет захвачен, они пришли в ужас. Представители правительства вели постоянные переговоры с военными, пытаясь придумать план побега для гражданского населения.

Младший лейтенант Ян Вэнли был назначен ответственным за эвакуацию. Контр-адмирал Линч никогда не был высокого мнения об этом молодом и довольно ленивом подчинённом. За то время, которое Ян провёл в его штабе, контр-адмирал никогда не прислушивался к его советам и не спрашивал его мнения. Но если это так, почему же он назначил столь молодого и неопытного человека выполнять такую ответственную задачу, доверил ему жизни трёх миллионов людей? Кадровое решение контр-адмирала шокировало даже его ближайшее окружение. Конечно, для этого была причина, и спустя некоторое время страшная правда выплыла наружу.

Представители гражданского населения тоже были поражены этим назначением, многие из них посчитали, что военные насмехаются над ними. Молодой, неопытный и слишком низкого звания, разве может этот лейтенант принимать серьёзные решения?

Ян же лишь почесал в затылке и приступил к выполнению обязанностей, стараясь держаться уверенно. Как бы там ни было, но дело выполнять нужно. Нападение было неизбежно, поэтому ему нужно было справиться с окружающим хаосом и разработать план. Начал он с того, что приказал готовить для эвакуации все гражданские и свободные военные корабли. Одновременно он пытался успокоить общественность, при этом не выдавая им лишней информации о планах эвакуации в ожидании подходящего момента.

И вот настал день, когда Эль-Фасиль потрясла ужасная новость: командующий флота Линч вместе со своим штабом и старшими офицерами бежал с планеты, бросив на произвол судьбы всё гражданское население и остатки солдат. Впрочем, захватить с собой всё военное имущество и другие ценности он не забыл. От этой новости многие потеряли самообладание. Начались повсеместные пьянки, драки, грабежи и поджоги.

Тогда Ян наконец обнародовал план эвакуации. Уводить людей он собирался в противоположном направлении от того, куда направился контр-адмирал Линч.

— Не волнуйтесь! — успокаивал он гражданских. — Командующий отвлечёт на себя внимание врага. Мы же не спеша выберемся отсюда, используя солнечный ветер и не надеясь на помехопостановщики.

Как оказалось, лейтенант предвидел возникшую ситуацию и собирался использовать командира в качестве приманки.

Всё шло именно так, как он и предполагал. Имперский флот, давно приблизившийся и ожидавший возможности для атаки, сразу заметил корабли убегающего контр-адмирала Линча и устремился вслед за ним. В конце концов, тот был вынужден выбросить белый флаг и сдаться в плен.

Тем временем, флот Яна покинул Эль-Фасиль и устремился в противоположном направлении, быстро покинув эту зону пространства. Имперские системы обнаружения, конечно же, засекли их, но корабли, идущие по инерции, с остановленными двигателями и выключенными помехопостановщиками, казались на экранах всего лишь группой астероидов. Поэтому на них не обратили внимания и пропустили беглецов прямо у себя под носом.

Лишь позже, уже отпраздновав победу, имперцы поняли, как их обманули, и пришли в ярость, сожалея о своей беспечности, за которую придётся отвечать перед командованием.

Яна Вэнли, сумевшего вывезти три миллиона человек и благополучно вернуться с ними на территорию, подконтрольную Союзу, славили как героя.

Высшие чины командования во всеуслышание хвалили мужество и хладнокровие Яна, и их похвалы были заслуженными. Но у поднятой шумихи были и другие причины: поражение, и бегство контр-адмирала Линча, бросившего мирных жителей в смертельной опасности, — чтобы смыть этот позор, армии требовался символ, настоящий герой! Образцовый офицер, пример, к которому должны тянуться все военнослужащие Союза Свободных Планет. Рыцарь без страха и упрёка, в сияющей броне справедливости и человеколюбия!

Двенадцатого июня того же года, в девять часов утра, Ян Вэнли был произведён в старшие лейтенанты. В тот же день, в час пополудни, ему было приказано явиться с докладом и получить звание капитана третьего ранга. По традиции, сразу на два звания продвигались только погибшие, поэтому руководству и пришлось организовывать всё довольно сумбурно.


Ян не обращал внимания на завистливые взгляды, которые бросали на него в штабе, его не интересовала карьера. С прежним вечно растерянным выражением лица он почесал в затылке и пробормотал по поводу случившегося:

— И как такое случилось?

Тем не менее, он был, безусловно, рад тому, что с повышением в звании увеличилось и денежное довольствие. Теперь у него хватало денег для покупки книг по истории. Кроме того, именно после всего произошедшего Ян всерьёз заинтересовался военной стратегией.

«Проще говоря, суть военного дела за последние три-четыре тысячи лет ничуть не изменилась. Пока войска не сошлись, победителя определяют линии снабжения, а когда бой начался — всё зависит от умений командира, — прочитав немало книг, рассказывающих о древних войнах, он пришёл к такому выводу. — Стадо баранов во главе со львом — львы, а стадо львов во главе с бараном — бараны. Ещё во времена Римской империи в мире существовала такая пословица, и множество изречений с тех пор лишь подтверждали мысль о важности сильного командира».

Двадцатиоднолетний капитан третьего ранга лучше всех понимал причину своего успеха. И в Империи, и в Союзе слишком полагались на технологии. Этот предрассудок настолько укоренился, что задумываться, скажем, над показаниями радара, никто не находил нужным. Благодаря этому Яну и удалось воплотить свой план в жизнь.

Навязчивые идеи всегда очень опасны. То же было и во время учёбы, когда на экзамене он одолел Уайдборна, вбившего себе в голову, что нужно действовать по строго определённой схеме.

Умение прочитать характер врага — важнейшая часть стратегического искусства. Во вторую очередь, если хочешь иметь возможность сражаться в полную силу, необходимо постоянное и хорошо налаженное снабжение. Гораздо проще отрезать врагу пути поставок, чем атаковать в лоб. Оставшись без снабжения, враг сдастся без боя.

Отец Яна всегда подчёркивал важность денег. Если попытаться использовать эту концепцию в войне и проводить аналогии, то если человека сравнивать с флотом, то деньги и будут снабжением. Подумать только, как полезны на самом деле были наставления отца!

В следующие годы Ян участвовал во многих военных кампаниях, достиг звания сначала капитана второго ранга, затем первого. К двадцати девяти годам он дослужился до коммодора. Правда, Уайдборн был уже контр-адмиралом — но лишь потому, что его посмертно повысили на два звания. Будучи капитаном, он, как всегда ожидая лобовой атаки, не смог предвидеть внезапного нападения с фланга.


Итак, сейчас Ян Вэнли находился в составе Второго флота на пути к системе Астарты.

Внезапно на капитанском мостике поднялся шум. Похоже, были получены новые разведывательные данные.

— Имперского флота не обнаружено в предполагаемой области. Вместо этого, враг движется навстречу Четвёртому флоту и в ближайшее время вступит в огневой контакт.

— Что? Но это не имеет смысла! — не удержался от возгласа вице-адмирал Паэтта, рухнув в командирское кресло.

Ян поднял с панели управления стопку листов и задумчиво посмотрел на них. «Вот уже почти шесть тысяч лет прошло с тех пор, как древние китайцы изобрели бумагу, — неожиданно пришла ему в голову мысль, — а ничего лучше для выражения своих мыслей человечество так и не придумало».

Молодой коммодор стал медленно перебирать листы. В них содержался разработанный им план, который Ян предлагал вице-адмиралу Паэтте.

«…Если враг амбициозен, он воспримет сложившуюся ситуацию не как безвыходное положение, а как удобную возможность атаковать наши силы по отдельности. Скорее всего, в первую очередь он нападёт на Четвёртый флот, находящийся прямо перед ними и имеющий в своём составе наименьшее количество судов. При подавляющем численном преимуществе, враг легко разобьёт его, после чего выберет цель для следующей атаки. В качестве меры противодействия, я предлагаю следующее: когда Четвёртый флот будет атакован, он должен медленно начать отступление, стараясь сохранить построение и не понести больших потерь. Начав преследование, враг подставится под фланговый удар Второго и Шестого флотов и, попав в окружение, будет полностью уничтожен. Такая тактика обеспечивает высокую вероятность успеха, но требует большой чёткости и слаженности действий наших флотов, а также постоянной тесной связи…»

Ян закрыл документ и поднял глаза, взглянув на широкоугольный монитор, с которого на него посмотрели в ответ бесчисленные холодные звёзды. Отвернувшись от них, молодой коммодор принялся набирать на пульте, вводя данные для составления нового плана.

Глава 2. Битва при Астарте

I

Получив доклад о том, что имперский флот быстро приближается, вице-адмирал Пасторе, командующий Четвёртого флота Союза Свободных Планет, был шокирован.

На экране флагманского корабля «Леонид» появилось скопление изображающих вражеский флот огней. С каждой секундой оно становилось всё ярче и больше. При виде этого всех находящихся на командном мостике флагмана прошиб холодный пот.

— Что происходит? — вице-адмирал откинулся в кресле, севшим голосом задавая вопрос в пустоту. — Что здесь делает имперский флот? О чём они вообще думают?

Многие люди нашли бы этот вопрос странным. Разумеется, имперский флот здесь, чтобы напасть на Четвёртый флот. Трудно было этого не понять. Но высшие военные руководители Союза никогда даже не задумывались о том, что враг, окружённый с трёх сторон, может предпринять такое дерзкое нападение.

По их предположениям, имперский флот, попав в окружение, должен был максимально уплотнить ряды и принять оборонительное построение. Затем три флота Союза, прибыв одновременно с трёх направлений, объединились бы и медленно, но верно уничтожили окружённого противника.

Сто пятьдесят пять лет назад по такому же сценарию прошло легендарное «Окружение в системе Дагон». Победившие в той битве адмиралы, Лин Пяо и Йозеф Топпарол, мгновенно прославились, и их имена до сих пор были известны всем жителям Союза. Однако, на сей раз противник отказывался попадаться в ловушку.

— Какого чёрта? Вражеский командир что, вообще не знает военной стратегии?! Как можно так сражаться! — не удержался вице-адмирал от ещё одной глупости. Он встал и вытер со лба пот тыльной стороной ладони. Автоматика корабля поддерживала постоянную температуру 16,5 градусов Цельсия, что, по идее, не должно было вызывать потения, но…

— Командующий, что нам делать? — раздалось сразу несколько встревоженных голосов штабных офицеров.

Адмирал задрожал от ярости. Как они смеют спрашивать у него, что делать?! Ведь эти же самые офицеры недавно хором расхваливали план нападения на противника с трёх сторон. И теперь, оказавшись в проигрышном положении, они должны принять на себя ответственность и придумать контрмеры! С огромным трудом адмиралу удалось взять себя в руки. Сейчас было не время для гнева.

Имперский флот насчитывал 20000 кораблей, тогда как во флоте Союза было лишь 12000. План летел к чертям, он никак не предусматривал подобной ситуации. Три флота Союза общей численностью 40000 кораблей должны были окружить и уничтожить имперцев. Но теперь Четвёртый флот вынужден был в одиночку сражаться против почти вдвое превосходящего числом противника.

— Установить экстренную связь со Вторым и Шестым флотами! Четвёртый флот столкнулся с противником в точке с координатами α 7.4, β 3.9, γ -0.6! Запрашиваем подкрепление! — рявкнул вице-адмирал.

Радист флагманского корабля лейтенант Нанн бросился выполнять указание, но почти сразу на его лице отразилось отчаяние. Установщики помех имперского флота мешали любой связи. Райнхард приказал выслать перед своим флотом десятки тысяч таких устройств, и теперь они действовали с максимальной эффективностью, не давая противнику ни шанса.

— Отправить скоростные корабли ко Второму и Шестому флотам! — заорал адмирал во всю силу лёгких, когда его лицо залил исходящий от экрана свет. Враг начал атаку, открыв огонь из сотен нейтронных орудий. Свет, сопровождающий выстрелы, ослепил всех, кто в это время смотрел на обзорный экран.

Среди кораблей замелькали искры вспышек, когда вражеские заряды ударили в нейтрализующие щиты. Частички энергии сталкивались, гася друг друга.

Вице адмирал решительно махнул рукой и крикнул:

— Авангард, в атаку! Всем кораблям, приготовиться к бою!


Разумеется, никто во флоте противника не мог слышать приказов вице-адмирала Пасторе. Но ледяные глаза Райнхарда, стоящего на мостике своего флагманского корабля «Брунгильда», насмешливо сверкнули. Он пробормотал:

— Ну что за неумехи! Слишком медленная реакция!

— Выпустить истребители! Переходим на ближний бой!

Человеком, отдавшим этот приказ, был контр-адмирал Фаренхайт. Волнение битвы в сочетании с оказанным доверием вызвали в нём прилив бодрости. Пусть всю заслугу присвоит себе этот мальчишка, это не имеет значения. Сейчас Фаренхайта волновала только победа.

Одноместные истребители с Х-образными крыльями, «Валькирии», покинули корабли-носители. Так как корабли летели в пространстве с огромной скоростью, то истребителям не нужны были ни специальные полосы, ни катапульты, для взлёта им хватало инерции. Валькирии, хоть и не обладали большой огневой мощью, но были компактными иманёвренными, что идеально подходило для боя на близкой дистанции. Во флоте Союза также были свои истребители, они назывались «Спартанцами».

Реакторы взрывались один за другим, волны энергии от взрывов сотрясали линкоры обоих флотов. Валькирии сновали между кораблями, словно ангелы смерти, оснащённые парой серебряных крыльев. Спартанцы вообще-то не уступали им по боевым качествам, но противник уничтожил их в самом начале боя, не дав вылететь с кораблей-носителей. Все пилоты, вместе со своими истребителями, были уничтожены.

…Через час после начала битвы, под яростной атакой флота Фаренхайта, авангард Четвёртого флота Союза был почти полностью разгромлен.

Из двух тысяч восьмисот кораблей лишь пятой части удалось вступить в бой. Некоторые суда были повреждены взрывами, другие потеряли управление и теперь все они дрейфовали в пустоте. Ситуация складывалась трагично для Союза и многие уже понимали, что полный разгром всего лишь вопрос времени.

Линкор «Нестор» получил лишь незначительные повреждения в нижней части, но когда попавшая в корабль нейтронная бомба взорвалась, волна убийственных частиц прокатилась по кораблю, превратив его в могилу для шестисот шестидесяти солдат и навигаторов.

Потеряв экипаж, «Нестор» продолжил двигаться последним заданным курсом, пройдя перед самым носом у дружественного корабля «Ламнос». У командира «Ламноса» не выдержали нервы, и он приказал открыть огонь, чтобы скорее избавиться от помехи. Приняв на себя атаку в упор, «Нестор» взорвался, и энергия взрыва его атомных двигателей пробила щит «Ламноса», заставив его разделить ту же судьбу.

Две белые вспышки мелькнули и исчезли. Экипажу «Ламноса» было позволено уничтожить союзный корабль, и они получили за это в награду смерть.

— Что, чёрт возьми, они делают?! — закричал вице-адмирал Пасторе.

Почти в то же самое время контр-адмирал Фаренхайт проворчал:

— Да что же они делают?

Оба смотрели на командные панели своих флагманов. Голос первого был полон отчаяния и тревоги, а второго — спокойствия и насмешки.


II

Когда 2-й и 6-й флота получили донесения о случившемся, многие запаниковали. Но первоначальный план сражения пока не был отменён, и оба флота двигались вперёд с той же скоростью.

Командир 2-го флота вице-адмирал Паэтта молчаливо хмурился, сидя в командирском кресле флагманского корабля «Патрокл». Подчинённые ощущали нервозность командира, и воздух на мостике был словно наэлектризован.

Но среди них вице-адмирал заметил одного, по-прежнему сохранявшего спокойствие. Поколебавшись мгновение, Паэтта крикнул ему:

— Коммодор Ян!

— Да?

— Что бы вы предложили в сложившейся ситуации?

Прежде чем ответить, Ян встал, снял берет и провёл рукой по волосам.

— Враг собирается разбить наши флота по отдельности. В первую очередь он напал на Четвёртый флот, наименьший по численности. У врага был выбор, и, разумеется, он им воспользовался.

— …Сможет ли Четвёртый флот продержаться?

— Два флота сражаются в открытую, лицом к лицу. В таком случае верх одержит тот, чья численность больше. Не говоря уже о том, что нападающий владеет инициативой и преимуществом.

Ян говорил и смотрел бесстрастно. Заметив это, Паэтта сжал и разжал кулак, словно удерживаясь от того, чтобы схватить его за грудки и потрясти.

— Тогда нам нужно спешить им на помощь. Мы сможем напасть на имперцев сзади и разом перевернуть ситуацию в свою пользу.

— Это, вероятно, будет уже бесполезно.

Голос Яна прозвучал по-прежнему бесстрастно. Вице-адмирал, уже почти переставший обращать на него внимание и собирающийся отдать указания, вновь повернулся к нему:

— Что вы имеете в виду?!

— Когда мы доберёмся дотуда, бой уже будет закончен. Враг освободится и сможет напасть на Второй или Шестой флот до того, как мы соединимся. Можно почти наверняка утверждать, что следующей целью противника станет Шестой флот, в котором меньше кораблей. В такой ситуации именно от нашего флота будет зависеть, как сложится бой. Мы должны избежать вражеской ловушки. А для этого нам нужно не пытаться предугадать действия противника, а полагаться на себя.

— Так что же, по-вашему, мы должны предпринять?

— Мы должны изменить порядок действий. Вместо того, чтобы надеяться соединиться с Шестым флотом на поле боя, мы должны объединиться с ним как можно скорее. И уже вместе атаковать врага. Общая численность двух флотов составит 28000 кораблей, что хоть и не гарантирует победы, но на порядок увеличит наши шансы, когда мы столкнёмся с противником.

— Иными словами, вы говорите, что мы должны бросить Четвёртый флот?! — с обвинением в голосе прорычал вице-адмирал. Хладнокровие Яна его бесило.

— К сожалению, даже если мы попробуем прийти на помощь, уже слишком поздно, — Ян словно и не замечал угрожающего тона адмирала.

— Но мы не можем бросить наших товарищей на растерзание врагу!

— В таком случае, все наши флота один за другим падут жертвой, — Ян слегка пожал плечами. Он сожалел о гибели флота, но не видел ни малейшего шанса чем-то помочь.

— Этого не может быть! Четвёртый флот так просто не сдастся! Если они смогут задержать имперцев…

— Как я уже говорил, это невозможно, но…

— Коммодор Ян! Реальность отличается от ваших расчётов! Вражеским флотом командует граф Лоэнграмм. Он молод и неопытен. А вице-адмирал Пасторе закалённый ветеран.

— Но, сэр, хоть он и неопытен, его тактика…

— Достаточно, коммодор, — недовольно перебил его вице-адмирал. Молодой офицер попытался что-то доказывать, вместо того, чтобы просто подтвердить мнение Паэтты. Он махнул Яну, приказывая садиться, и повернулся к экрану.


III

Спустя четыре часа после начала битвы Четвёртый флот был фактически уничтожен. Оставшиеся корабли потеряли всякий порядок, не было никакой системы командования. В некоторых местах ещё сражались небольшие группы и отдельные корабли, но это была уже агония.

Флагманский корабль превратился в гигантский кусок металлолома, плавающий в пустоте космоса. Никого живого на нём не осталось.

Мостик был сметён прямым попаданием противника, сосредоточившего огонь на флагмане. Мгновенно сформировалась огромная трещина, и из-за перепада давления останки вице-адмирала Пасторе вынесло в космос. Куда теперь отправится его тело? Никто не знал…


В это самое время Райнхард как раз получал известие о победе. Докладывал Меркатц по видеосвязи.

— Организованное сопротивление закончилось. Осталось зачистить поле боя от последних сопротивляющихся и уничтожить пытающихся сбежать.

— В этом нет необходимости.

— Что? — сузил глаза Меркатц.

— Закончился только первый из трёх этапов сражения. На врага, который потерял возможность сопротивляться, не стоит тратить время. Добейте лишь тех, за кем не надо гоняться, разрушая свои построения. Нас ждут ещё два флота, нужно подготовиться к бою с ними.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — Меркатц резко кивнул и отключил связь.

Райнхард оглянулся на своего друга и адъютанта.

— Кажется, его отношение немного изменилось.

— Да, у него не было выбора.

Бой прошёл как по нотам. Стратегия Райнхарда полностью сработала. Даже адмиралы вынуждены были признать это, а простые солдаты ликовали. Положение на поле битвы перевернулось с ног на голову.

— Какой флот атакуем следующим, Кирхайс?

— С точки зрения позиции выбор не имеет значения. Так что стоит отталкиваться от противника.

— Пожалуй.

— В Шестом флоте меньше кораблей…

— Ты прав, — понимающая улыбка появилась на губах златовласого командующего.

— Но враг может догадаться о нашей стратегии. Это меня немного тревожит…

— Беспокоиться не о чем, — покачал головой Райнхард. — Даже если они всё поймут, то не смогут провести скоординированную атаку. На месте вражеского командира я бы постарался как можно быстрее перегруппировать войска. Ведь, объединившись, противник будет намного превосходить нас численностью. Но, поскольку попыток соединиться они не предпринимают, значит, всё идёт по нашему плану. Мы начнём с обходной атаки на Шестой флот противника. Движемся по часовой стрелке, чтобы атаковать их с фланга. Сколько времени это займёт?

— Меньше четырёх часов.

— Прекрасно! Так ты всё уже рассчитал! — рассмеялся Райнхард. Его улыбка была совсем как у ребёнка. Но она быстро слетела с лица, стоило ему заметить, что на него смотрят. Для всех кроме Кирхайса он должен был оставаться холоден и уверен в себе.

— Передай приказ по флоту. Построиться и приготовиться к обходному манёвру для фланговой атаки на Шестой флот мятежников.

— Слушаюсь! — отчеканил Кирхайс, но при этом как-то странно посмотрел на своего командира, словно хотел что-то сказать.

— Ты с чем-то не согласен? — недоверчиво поднял брови тот.

— Нет, дело не в этом… Но у нас есть запас времени, и мне кажется, стоит дать людям отдых.

— А, да. Я не подумал.

Райнхард отдал приказ разделиться на две смены и поочерёдно поесть и отдохнуть по полтора часа в постелях-резервуарах.

Постели эти представляли собой герметичные пластиковые резервуары, на тридцать сантиметров заполненные концентрированной солёной водой. Температура автоматически поддерживалась на уровне тридцати двух градусов Цельсия. Когда человек ложился внутрь, он оказывался изолирован от всех внешних раздражителей — света, тепла и звука — и лежал в тишине и комфорте. Час, проведённый в такой постели, восстанавливал умственную и физическую усталость так же, как восемь часов обычного сна. Для быстрого восстановления сил и энергии астронавтов это, несомненно, был лучший способ.

На более мелких кораблях, не оснащённых подобными приспособлениями для сна, солдатам иногда давали стимуляторы, чтобы поддерживать их боеспособность. Но эти препараты были не только вредны для организма людей, но и оказывали отрицательное влияние на всю военную организацию. Отравленные наркотиками солдаты становились непригодны к дальнейшей службе и теряли свою ценность как человеческие ресурсы. Тем не менее, в некоторых особо тяжёлых случаях к этому способу по-прежнему прибегали.

Между тем, началось и лечение раненных в бою. Ещё в конце двадцатого века по старому летоисчислению было открыто, что электроны могут активировать клетки человека, что значительно усиливало природные способности к восстановлению. В сочетании с развитой робототехникой, в настоящее время выживало девяносто процентов раненных, попавших к военному врачу. Хотя «смерть» люди лечить так и не научились…


Солдаты имперского флота наслаждались кратким моментом мира. В столовых каждого корабля стояли шум и гвалт. Хотя алкоголь был под запретом, но солдат опьяняла победа в битве, и они не в силах были сдержать себя. Это чувство было вкуснее любой пищи и крепче любого вина.

— Наш молодой командующий чертовски талантлив! — переговаривались они.

— Он красив как кукла! Поверить не могу, что он при этом ещё и военный гений!

— Думаю, со времён адмирала Вуда не было никого лучше…

С кем они сражаются? Ради чего? Почему они убивают друг друга?.. Сейчас никто не вспоминал об этих вопросах. Они просто радовались тому, что выжили и победили.

Но сколько ещё из оставшихся в живых пополнят собою список потерь через несколько коротких часов?


IV

— Неопознанные корабли с фланга в направлении четыре тридцать!

Когда от кораблей арьергарда было получено тревожное сообщение, вице-адмирал Мур, командующий 6-го флота Союза, и его офицеры как раз обедали в офицерской столовой.

Оторвавшись от разрезания протеиновой колеты, адмирал сердито посмотрел на офицера связи, прибежавшего с мостика. Тот задрожал под взглядом Мура, который славился своей резкостью.

— На полпятого, вы сказали? — голос вице-адмирала и его маленькие злые глаза отлично подходили друг к другу.

— Д-да! По направлению на четыре тридцать! Пока мы не можем определить, наш это флот или вражеский.

— А полпятого утра или вечера? — тон командующего сочился сарказмом, но всё же он отложил нож и покинул столовую. Придя на мостик флагмана и увидев паникующих штабных офицеров, Мур затрясся от ярости.

— Какого чёрта вы подняли панику?! Враги не могут находиться в этом направлении! Они сражаются с Четвёртым флотом там, куда мы направляемся! — прорычал он. — Мы движемся в район боевых действий с максимально возможной скоростью, и Второй флот, несомненно, действует точно так же! Мы атакуем противника с флангов и зажмём его в клещи! Шансы на победу очень велики… Нет, мы точно победим! Независимо от численности и позиции…

— Но, сэр… — один из штабных офицеров, капитан третьего ранга Лапп, решился прервать пламенную речь вице-адмирала.

— Что? — метнул на него раздражённый взгляд Мур.

— Враг мог уже покинуть поля боя…

— И оставить Четвёртый флот?

— В это тяжело поверить, но мне кажется, Четвёртый флот уже может быть разбит.

— Как вы смеете говорить такую нелепую чепуху?! — командующий сердито нахмурил свои чрезмерно густые брови. — Может, вам стоит помыть рот с мылом, капитан?

Покраснев от гнева, тот уже был готов ответить, забыв, что разговаривает с адмиралом. Но в этот момент корабль сильно тряхнуло. Стабилизаторы не смогли погасить удара, и командный мостик ощутимо тряхнуло, так что спорящие офицеры чуть не врезались друг в друга.

— Враг атакует с правого фланга!

Разрозненные крики по каналам связи быстро слились в сплошную какофонию.

Офицеры на мостике флагмана стояли, замерев, будто громом поражённые. Враг прямо перед ними! Это неоспоримый факт, больше не требующий доказательств.

— Без паники! — рявкнул вице-адмирал Мур. В какой-то мере он пытался успокоить и себя тоже. Он отказывался принимать происходящее.

Арьергард флота не был укомплектован новейшими кораблями, поэтому они не смогли ни вовремя распознать врага, ни защититься.

Имперский флот позади нас!.. Означает ли это, что Четвёртый флот побеждён? Или у Империи был не один флот?

— К бою! Приготовить орудия! — не в силах из-за создавшейся неразберихи проанализировать ситуацию, вице-адмирал отдал простейший приказ.


Имперский флот под командованием опытного адмирала Меркатца быстро выстроился в атакующий порядок, начав атаку на правый фланг флота Союза. Выстрелы нейтронных орудий пронзали слабые щиты кораблей арьергарда и взрывали их корпуса, на краткий миг зажигая в вечной ночи космоса новые звёзды.

Меркатц наблюдал за вспышками через обзорный экран. За последние сорок лет он привык к этому виду, но сегодня ощущал особые эмоции. В глазах старого адмирала Райнхард фон Лоэнграмм больше не был обычным выскочкой. Развитие событий показало, что первая победа не была случайностью. Нет, это результат смелой идеи и точных действий, позволивших воплотить её в жизнь. Оказавшись практически в окружении, при значительном численном перевесе противника, благодаря своей стратегии, он сумел перевернуть ситуацию в свою пользу.

Самому Меркатцу подобная идея в голову не приходила. И никому из старших адмиралов тоже. Такое мог придумать только молодой человек, не загрубевший до слепого следования правилам. «Возможно, эпоха моего поколения подошла к концу», — внезапно подумал он.

Тем временем, сражение становилось всё ожесточённее.

Имперский флот, построившись веретеном, прорвал порядки 6-го флота, превосходя противника в огневой мощи и слаженности действий. Флот Райнхарда по максимуму использовал неожиданность атаки и теперь неудержимо наращивал своё преимущество. Солдаты Союза готовы были сражаться до конца, но их решимость мало что значила в ситуации, когда командир запутался и не знал, что предпринять.

— Всем кораблям! Развернуться к противнику и открыть огонь! — прокричал вице-адмирал Мур, стоя на платформе в середине командного мостика. Он наконец решился! До этого момента он лишь орал на подчинённых.

— Командующий! Разворот под огнём противника только ухудшит наше положение! Нужно на полной скорости уходить вперёд по часовой стрелке и зайти противнику в тыл!

Но предложение капитана Лаппа отскочило от дородного тела Мура, словно горох от стенки.

— При таком маневре мы потеряем половину флота! Разворачивайтесь, я сказал! Открыть огонь!

— Но…

— Молчать! — взревел вице-адмирал, дрожа от гнева. Поняв, что командующий не станет принимать никаких доводов, Лапп отступил.

Флагман Шестого флота «Пергам» начал разворот, и многие корабли последовали его примеру. Но развернуть корабли посреди боя было непростой задачей. Опытный Меркатц увидел удачную возможность и воспользовался ею.

Залп имперского флота обрушился на врага, словно сильнейший метеоритный дождь на крестьянские посевы. Быстро пробив не справляющиеся с нагрузкой магнитные щиты, он уничтожил множество кораблей Союза.

Вновь, как и в предыдущем бою, во все стороны разошлись волны энергии, сметая тех, кому посчастливилось избежать гибели от выстрела. У всех, кто стоял на мостике флагмана, появилось чувство, будто корабль оказался в бушующем море.

— Множество мелких судов быстро приближается к нам! — прокричал один из офицеров. Экран перед ним расцвёл яркими точками быстро сокращающих расстояние между флотами валькирий. Словно рисуясь, они уворачивались от редкого заградительного огня и, сблизившись в упор, атаковали своими малокалиберными лазерами.

— Ближний бой! Выпускайте спартанцев!

Но приказ слишком запоздал. Спартанцы, попытавшиеся покинуть корабли-носители, нарвались на валькирий, и слаженный залп не оставил им иного выбора, кроме как быть уничтоженными и рассеянными в пустоте.

— Командующий! Смотрите! — офицер указывал на один из экранов. На нём было видно, что линкоры врага приближаются к флагману. «Пергам» был окружён!

— Имперцы передают оптические сигналы! — прокричал другой офицер.

— Расшифруйте их! — так как вице-адмирал Мур молчал, в бессильной ярости сжимая кулаки, приказ отдал Лапп, хотя его голос звучал хрипло.

— Расшифровываю… «Ваш флагман полностью окружён. Возможности уйти или сражаться у вас нет. Предлагаю сдаться. В этом случае обещаем проявить снисхождение к пленным».

Когда сообщение отзвучало, все, кто стоял на мостике, молча уставились на вице-адмирала Мура. Они ждали решения командующего.

— Сдаться?.. — пробормотал тот. Лицо его резко изменилось. — Нет! Может, я плохой командир, но я никогда не был трусом!

Двадцать секунд спустя, всех их поглотила белая вспышка.


V

Напряжение всё возрастало.

На мостике «Патрокла», флагманского корабля Второго флота Союза, царила грозовая атмосфера. Когда же грянет гром? Была поднята боевая тревога, и весь персонал облачился в скафандры, но тревога просачивалась под них, пробегая мурашками по спине и заставляя покрываться холодным потом.

— Похоже, Четвёртый и Шестой флота разгромлены!

— Мы остались одни! Теперь враг превосходит нас числом!

— Нам нужна информация! Что произошло?! Какова текущая ситуация?!

Хотя разговоры были запрещены, все чувствовали потребность высказаться, иначе тревога стала бы невыносимой. Слишком неожиданно всё обернулось. Нужно ли теперь атаковать имперский флот, который в начале сражения вдвое уступал числом и находился практически в окружении, а сейчас радовался победе?..

— Вражеские корабли приближаются! — внезапно прогрохотал на весь мостик голос радиста.

— Направление где-то между одним и двумя часами… — пробормотал себе поднос Ян.

Не успел он закончить, раздался новый крик радиста, считывающего с приборов получаемую информацию:

— Направление на час двадцать, угол 11°, быстро приближаются!

Тревожная атмосфера внезапно обострилась до предела. Только Ян, казалось, остался спокоен.

«Всё как я и предполагал! Уничтожив Четвёртый флот, имперцы зашли в тыл Шестому, заняв выгодную позицию и быстро разбив его, после чего двинулись к нам. Да, в таком случае, они должны были появиться именно с этой стороны…»

— Приготовиться к битве! — раздался приказ адмирала Паэтты.

«Слишком поздно», подумал Ян.

В классической тактике предполагалось приготовиться к битве до того, как противник атакует, но сейчас время для этого уже было упущено, нужно было маневрировать, чтобы избежать участи двух других флотов. Вот если бы удалось успеть до того, как враг покончит с 6-м флотом, тогда прямая атака зажала бы его словно между Сциллой и Харибдой.

Сражения никогда не обходятся без жертв. И чем больше жертв, тем меньше шансов на победу. Значение военного искусства в том и заключается, чтобы найти баланс между ними. Ну а величайшим успехом, соответственно, является полная победа с минимальными жертвами. Жестокая правда войны в том, что требуется наиболее эффективно и рационально уничтожать представителей собственного вида.

«Неужели командующий этого не понимает?»

Уже имело место огромное количество необоснованных жертв. Изначальный план из-за неумелого руководства обернулся ужасающей ситуацией. Конечно, оценки будут даваться после битвы, но до этого ещё нужно дожить. И потому сейчас необходимо предотвратить повторения ошибок и попытаться превратить проклятие в благословение. Сожаления и литры пролитых слёз не вернут жизни павших.

— Всем кораблям! Орудия к бою!

Хотя приказ был отдан, приступить к выполнению никто не успел. Все экраны затопила ослепительная вспышка и, пробив щиты, на корпус «Патрокла» обрушился тяжёлый удар.

Крики людей слились со скрежетом раздираемого металла. Ян тоже не избежал всеобщей участи и упал на спину. Лёжа на спине, он пытался выровнять сбитое дыхание, одновременно протирая ослепленные вспышкой глаза.

Что это было? Кто ответственен за это? Если случаются такие ошибки, то избежать поражения возможно только чудом!

— …Это кормовая орудийная башня! Мостик! Запрашиваю инструкции!

— …Это машинное отделение! Мостик! Пожалуйста, ответьте!

Ян открыл глаза. Перед глазами плавал изумрудно-зелёный дым. С трудом присев, он осмотрелся и увидел, что рядом кто-то лежит. Густая тёмная кровь покрывала всё его тело…

— Командующий! — позвал Ян, заглянув в лицо вице-адмирала Паэтты. Потом, с трудом поднявшись, встал на ноги.

В корпусе зияла брешь, давление быстро падало. Нескольких астронавтов, не включивших магнитные захваты на ботинках, вынесло в пролом. Впрочем, дыра быстро закрывалась под действием автоматических ремонтных систем, заполняющих пробоину специальным составом.

Оглядевшись по сторонам, Ян понял, что на ногах никого больше не осталось. Проверив работоспособность устройства связи в своём скафандре, Ян принялся отдавать приказы:

— Командующий Паэтта серьёзно ранен! Врачам и санитарам срочно прибыть на мостик! Ремонтным бригадам приступить к выполнению работ! Кормовая башня, не нужно ждать приказа во время боя! Займитесь делом! Машинное отделение, какова текущая ситуация?

— Повреждения на мостике вызывают беспокойство. Двигательные отсеки не повреждены.

— Это замечательно, — почему-то в его голосе прозвучал сарказм. — Командный мостик функционирует нормально. Сосредоточьтесь на своих прямых задачах.

Ян снова осмотрелся по сторонам.

— Есть здесь здоровые офицеры?

— Я цел, коммодор Ян! — спотыкаясь, подошёл к нему человек.

— Вы… эм…

— Офицер штаба, капитан 3-го ранга Лао! — сквозь шлем виднелись маленькие глаза и курносый нос. С виду он был примерно того же возраста, что и Ян.

Кроме него, к работе могли приступить ещё два навигатора и один связист.

— Всего четыре человека… — это означало, что флот фактически лишился командования уже в начале боя.

Наконец прибыла медицинская бригада. Они сразу же принялись за раны вице-адмирала. Он с силой врезался в командную панель, сломав несколько рёбер. Осколки пронзили лёгкие. «Не повезло ему», пробормотал кто-то из врачей, возящихся над раненым.

— Коммодор Ян… — командующий очнулся и, собравшись с силами и превозмогая боль, попытался окликнуть молодого офицера. — Принимайте командование флотом…

— Я?

— Вы… Старший по званию из оставшихся офицеров… Кроме того… Ваш талант… — его голос становился всё слабее. Не договорив, вице-адмирал Паэтта провалился в обморок.

Врач немедленно подозвал роботизированную каталку и приказал санитарам грузить тело командующего.

— Он вас высоко оценивает! — сказал капитан Лао.

— …Вы так думаете?

Капитан Лао, не знавший о разногласиях во взглядах Яна и Паэтты, выглядел озадаченным ответом.

Ян тем временем подошёл к коммутатору и нажал на кнопку внешней связи. Приборы включились, вновь подтверждая превосходство в надёжности техники перед людьми.

— Внимание всему флоту. Говорит коммодор Ян, офицер штаба адмирала Паэтты, — передатчики донесли его голос до всех кораблей. — Флагманский корабль попал под удар противника, вице-адмирал Паэтта тяжело ранен. По приказу командующего, в его отсутствие принимаю управление флотом на себя!

Он сделал глубокий вдох, давая людям время осознать эту новость.

— Не паникуйте! Если вы будете следовать моим приказам, мы сможем выжить! Сейчас мы в сложном положении, но имеет значение лишь то, кто победит в итоге.

«Ох, что я несу», криво усмехнулся Ян. Впрочем, мгновение спустя он вновь принял уверенный вид. Сейчас он не имел права показывать слабость.

— Мы точно не проиграем! До поступления новых приказов, сосредоточьте огонь на противнике прямо перед вами!


Голос Яна достиг и имперского флота. На капитанском мостике флагманского корабля «Брунгильда» Райнхард фон Лоэнграмм слегка приподнял брови.

— «Если вы будете следовать моим приказам, мы сможем выжить»? Кто бы мог подумать, в армии мятежников есть смелые люди.

Глаза молодого адмирала сверкнули северным льдом.

— Думает, что ещё в состоянии изменить положение дел? Забавно! Что ж, давай проверим, насколько он хорош, Кирхайс!

— Да.

— Отдай приказ флоту сменить формацию. Перестраиваемся веретеном. Ты ведь понимаешь, зачем?

— Хотите прорваться по центру?

— Да, именно так!

Кирхайс передал приказ командующего, и флот начал перестроение.


Сняв шлем, Ян по привычке держал в руках берет, поглаживая свои чёрные волосы и раздумывая о том, что делать дальше. Когда преимущество незначительно, наиболее выгодными тактиками являются атака по центру или частичное окружение. Исходя из предыдущих действий противника, он предположил, что тот выберет более агрессивный вариант из этих двух. И, кажется, не ошибся.

— Капитан 3-го ранга Лао.

— Да, командующий!

— Враг перестраивается в формацию «веретено». Думаю, они собираются идти на прорыв по центру.

— Прорыв по центру?

— После победы над Четвёртым и Шестым флотами их боевой дух на высоте. Разумеется, они выбрали эту тактику.

Лао задумался над словами командующего. Ян же, глядя на него, подумал, что неуверенное лицо капитана отражает состояние флота Союза после череды поражений.

— Как вы собираетесь противостоять им?

— Как раз сейчас думаю над планом действий.

— Но как нам передать его другим кораблям? Противник может перехватить сообщение! Мы используем одни и те же оптические каналы, а держать связь через посыльных слишком долго.

— Не волнуйтесь об этом. Мы используем кодированную связь. Прикажите всем кораблям включить схему С4 на своих тактических компьютерах. Таким образом, даже если противник перехватит сигнал, ему потребуется много времени, чтобы понять, что именно мы задумали.

— Командующий, значит вы уже просчитали ход сражения и ввели информацию в компьютеры? До начала боя?.. Является ли этот план по-прежнему актуальным?

— Иметь какой-то план лучше, чем не иметь совсем никакого, верно? Если вам нечего добавить, то хватит задавать вопросы, — голос Яна неожиданно стал жёстким. — Выполняйте приказ!

— Так точно! — капитан Лао ринулся исполнять приказ.

Пятерых человек на мостике было явно недостаточно. Пришлось снимать для помощи людей с других постов, хотя там тоже недоставало персонала.


Имперский флот спокойно перестроился и двинулся вперёд. Флот Союза встретил его огнём, но имперцев это не остановило. Вскоре всё пространство между ними прочертили лучи выстрелов.

Ударный флот империи под командованием контр-адмирала Фаренхайта неумолимо продвигался.

— Враг надвигается на нас! — в голосе радиста прорезались паникующие нотки.

Ян посмотрел на широкий экран, дающий обзор в 270°. Изображение его отнюдь не порадовало. Враг наступал ускоренным темпом, маневры всех кораблей были выверенными и аккуратными. Корабли Союза по сравнению с ними не похожи были на военных. Но деваться было некуда.

«Так что же делать?»

Ян сидел в командирском сиденье, скрестив ноги, но он был далеко не так спокоен, как говорила его поза. Действия противника пока не выходили за рамки его предположений. Проблема заключалась в его собственном флоте. Если все в точности выполнят его план, то ещё не всё потеряно. Но один неверный шаг приведёт к гибели всего флота. Так что же делать?

— Что ж, в тогда придётся блефовать, — ответил Ян сам себе.

Он не мог предсказать всего и не мог пустить всё на самотёк. Нельзя требовать от людей невозможного. Необходимо помочь им.


VI

Экран на потолке была наполнен яркими танцующими огнями. Фотонные лучи пронзали пространство со всех сторон, и флагман Второго флота оказался словно в центре огненного торнадо.

В ответ на «Патрокле» тоже приготовили орудия и отправили лучи смерти и разрушения в сторону боевых порядков врага. Ради победы, ради выживания любые жертвы стали теперь оправданными.

— Приближается вражеский корабль! Судя по всему, это линкор «Валленштайн»!

Корпус «Валленштайна» был уже изрядно повреждён, но он упрямо двигался вперёд, несмотря на выстрелы, собираясь обрушить на флагман сил Союза прямой залп оставшихся орудий. Но реакция последовала моментально.

— Залп из всех орудий! Цель приближается! — отдал приказ капитан Лао, исполняющий обязанности наводчика.

Выстрелы пробили и без того искалеченный корпус «Валленштайна» и огромный линкор взорвался.

В наушниках шлема Ян услышал приветственные крики, но почти тут же они сменились удивлёнными вздохами. За разлетающимися в термоядерном взрыве обломками стал виден ещё один вражеский линкор, «Каринтия», ещё раз свидетельствуя об огромном разнообразии моделей, а также отличном взаимодействии кораблей Империи.

Слаженность действий — важнейшее качество для победы. Все это понимают, но не всем удаётся этого достичь. «Возможно, я наблюдаю рождение великого полководца», подумал Ян.

Есть храбрые полководцы, и есть умные. Те, кто выходят за эти рамки и заставляют людей поверить в свою непобедимость, — великие. Такое определение Ян вычитал когда-то в одной старой книге. Возможно, Райнхард фон Лоэнграмм ещё молод, но его уже можно было назвать великим. Он был угрозой для всего Союза Свободных Планет и одновременно вызывал страх и ненависть у элиты Галактической Империи.

Ян с некоторым трудом отвлёкся от мыслей о ходе истории и вновь переключился на поле боя, где за это время произошли некоторые изменения.

«Каринтия» и «Патрокл» обменивались выстрелами, но не могли нанести существенных повреждений и постепенно выходили из ближнего боя.

На экране, где стратегический компьютер моделировал ход сражения, было видно, что, несмотря на некоторые колебания, в целом имперцы наступают.

Действия противников были почти синхронными. Каждый раз, когда флот Империи продвигался вперёд, флот Союза, наоборот, отодвигался назад.

Всё выглядело так, что любому было понятно: победа в руках у Империи, Союз обречён на поражение.


— Кажется, это победа, — удовлетворённо произнёс Райнхард. Похоже, план с прорывом по центру удался.


Разделённый с ним пространством космоса, Ян кивнул капитану Лао:

— Кажется, мой план начинает претворяться в жизнь.

Больше он ничего не пояснил.

В своей стратегии Ян был уверен. Однако его беспокоило, удастся ли его флоту выполнить указания в точности. Победа в текущей ситуации была невозможна, а вот шансы не проиграть ещё оставались. Но для этого все должны были действовать чётко по плану.

Некоторые из командиров слишком были слишком высокого мнения о себе и считали, что не обязаны следовать приказам кого-то столь молодого. Они наперебой предлагали собственные планы. Хотя это было вызвано не столько лояльностью, сколько стремлением выжить. Тем не менее, отказаться от их предложений не глядя Ян тоже не мог.


На лице Райнхарда вдруг появилось несколько растерянное выражение.

Он поднялся со своего кресла, вглядываясь в экран. Внутри возникло неприятное чувство.

Казалось, всё идёт по плану. Его флот наступает, а противник не в силах выдержать натиска. Прорыв по центру должен был разрушить порядки флота Союза и рассеять остатки кораблей в стороны. Судя по данным, поступающим на тактический компьютер флагмана от всех кораблей и разведчиков, именно так всё и происходило.

Но ощущение, что его дурачат, не исчезало. В груди тревожно покалывало.

Задумавшись, он стал неосознанно постукивать по зубу пальцем левой руки.

— Проклятье, так вот в чём дело! — его приглушенный возглас потонул в шуме переговоров и не был никем услышан.

— Вражеский флот разделился на две части и обходит нас! Что происходит?!

— Кирхайс! — среди испуганных и удивлённых криков позвал адмирал своего адъютанта. — Нас провели! Враг с самого начала собирался разделиться на две группы и зайти нам в тыл. Мы сыграли им на руку своим прорывом… Чёрт! — молодой командующий с силой ударил по пульту.

— Что будем делать? Нужно ли нам разворачиваться следом за противником? — голос Кирхайса звучал ровно, как всегда, оказывая успокаивающий эффект на друга и командира.

— Не шути так! Ты что, считаешь меня таким же глупцом, как командующий 6-м флотом врага?

— Ну, тогда выбора нет. Продолжаем двигаться вперёд.

— Именно, — кивнул Райнхард и отдал приказ связисту передать его решение всему флоту. — Всем кораблям! Полный вперёд! Двигайтесь по часовой стрелке следом за противником и постарайтесь зайти ему в тыл!


VII

Спустя полчаса флота противников образовали кольцо.

Это было странное зрелище. Авангард флота Союза яростно атаковал тылы флота Империи, авангард имперцев, в свою очередь, нападал на отставшие корабли флота Союза.

Словно среди звёздной ночи две гигантских змеи кусали за хвост друг друга.

— Первый раз в жизни вижу такую позицию, — выдохнул капитан Лао потрясённо.

— Да, я тоже… — ответил Ян, хотя его слова были правдой лишь отчасти. Да, сам он никогда не видел такого построения, но история человечества хранила много примеров. Были прецеденты и у тактики, использованной Лоэнграммом для победы над превосходящим противником. К добру или к худу, но с древних времён рождались в эпоху войн гении, мыслящие не так, как другие, и находящие выход из любых ситуаций.


— Какая нелепая позиция! — бушевал на мостике «Брунгильды» Райнхард. — Ведь это обернётся битвой на истощение и огромными потерями при любом исходе… — пробормотал он уже тише.

В этот момент ему поступило сообщение о гибели одного из командующих. Линкор контр-адмирала Эрлаха был уничтожен. И в этом был виноват только он сам. Проигнорировав приказ Райнхарда, он стал разворачивать корабль, чтобы вступить в бой с противником и попал под прямой удар орудий кораблей мятежников. Они были уже близко, и разворачивающийся корабль представлял для них лёгкую мишень.

«Ну что за болван!» — подумал Райнхард. Ошибки, допущенные своими, вынести было труднее, чем успехи врага. Как бы то ни было, полная победа, к которой он стремился, была уже недостижима.


Ян с самого начала знал, что его план приведёт к битве на истощение, но этого он и добивался. Ведь командующий силами Империи Лоэнграмм неглуп. Он не может не понять, что нет ничего хорошего в продолжении кровопролития и больших потерях с обеих сторон.

— Скоро враг начнёт отступление, — уверенно сказал он.

— Мы будем их преследовать? — спросил у него Лао.

— Нет, — покачал головой молодой коммодор. — Подгадаем момент и начнём отступление одновременно с ними. Мы уже сделали всё что могли. У нас нет сил и ресурсов для продолжения.


На капитанском мостике «Брунгильды» состоялся похожий разговор.

— Что думаешь, Кирхайс?

— Думаю, сейчас самое время закончить, — спокойно отозвался тот.

— Значит, ты тоже так считаешь?

— Продолжение битвы лишь увеличит потери. Со стратегической точки зрения это невыгодно.

Райнхард кивнул. Но довольным он не выглядел. Да, всё правильно и рационально, но он не был удовлетворён.

— Вы разочарованы таким результатом?

— Нет. Просто я желал полной победы и теперь чувствую, будто не хватает последнего штриха.

«Ему этого мало?!» — Кирхайс был потрясён.

— Вы были окружены с трёх сторон вдвое превосходящими силами противника, но смогли разгромить один за другим два флота и на равных вести бой с третьим. Вам этого недостаточно? Желать большего было бы жадностью.

— Я понимаю это. Нельзя получить всё и сразу.

Вскоре после этого, несмотря на продолжающуюся перестрелку, корабли начали постепенно расходиться. Пространство между ними расширялось, будто враги заключили негласное соглашение. С увеличением расстояния стихала и стрельба, вспышки энергетических лучей сверкали всё реже.

— Он действительно хорош. Здорово проделано, — в голосе Райнхарда смешивались тревога и удовлетворение. Затем, после короткой паузы, он обратился к адъютанту. — Как, говоришь, зовут этого человека… Того, кто принял командование Вторым флотом в середине боя?

— Коммодор Ян Вэнли.

— Ясно… Ян, значит… Не думал, что в их флоте есть такие люди. Отправь ему сообщение от моего имени.

— И что ему написать? — спросил Кирхайс с улыбкой.

— Как насчёт этого? «Выражаю своё искреннее уважение командиру вражеского флота. Берегите себя. Буду ждать нашей следующей встречи на поле боя!»

— Будет исполнено!

Когда Кирхайс передал связисту приказ Райнхарда, тот озадаченно склонил голову.

— Тактика ведения боя вражеского командира достойна восхищения, — улыбнулся Кирхайс. — Нечасто встретишь столь достойного противника, не так ли?

— Это уж точно, — кивнул связист.

Райнхард тем временем отдал новый приказ:

— Мы вернёмся на Один с триумфом. Всем флотам, начать перестроение!

Также он приказал как можно скорее оценить потери и заняться ранеными, а также сделать по пути остановку в доках крепости Изерлон для ремонта кораблей. После этого Райнхард откинулся на спинку командирского кресла и закрыл глаза. Накопившаяся усталость тут же перешла в атаку. Как было бы здорово, если бы удалось хоть немного отдохнуть… Всё равно Кирхайс разбудит его, если что-то случится. Обратный маршрут определён, остальное могут сделать и без него…


Командир проигравшей стороны, в свою очередь, никак не мог оставить всё на младших офицеров и лечь спать. Сейчас его главной задачей было собрать выживших из двух других флотов. Для этого приходилось проверять огромные участки космоса на месте двух сражений.

Ян снял шлем своего скафандра, выпил стакан молока с высоким содержанием белка и задумался.

— Господин коммодор! То есть, господин командующий! Имперцы прислали для вас сообщение! — Капитан Лао, доложивший о поступившем сообщении, не мог скрыть любопытства.

— Сообщение?.. Прочтите, пожалуйста.

— Слушаюсь! «Выражаю своё искреннее уважение командиру вражеского флота. Берегите себя. Буду ждать нашей следующей встречи на поле боя! Адмирал флота Галактической Империи Райнхард фон Лоэнграмм».

— Вот как? Не думаю, что я заслужил такую похвалу.

Ян прекрасно понял, что хотел сказать Райнхард. «Буду ждать нашей следующей встречи»… Очевидно, он имел в виду, что в следующий раз непременно победит. Да, это было немного по-мальчишечьи, но нельзя сказать, что Яну это не понравилось.

— Что будем делать? Отправим какой-нибудь ответ? — спросил Лао.

— Не думаю, что они ждут ответа, — Ян махнул рукой. — Пусть всё остаётся как есть.

— Ясно…

— Помочь раненым сейчас гораздо важнее. Я хочу спасти столько людей, сколько возможно.

Когда капитан Лао ушёл, Ян остановил взгляд на командном пульте. В углу лежал план битвы, который Ян передал адмиралу Паэтте перед боем. Губы молодого офицера скривила горькая улыбка. Составляя тот план, он не мог представить себе, как всё обернётся, и сколь ужасающими будут жертвы. Как не мог сейчас представить себе реакцию верхушки военного командования, когда они узнают о случившемся.


«Битва при Астарте» завершилась.

В битве участвовали: со стороны Империи более 20000 кораблей и 2 448 600 солдат и офицеров, со стороны Союза — более 40000 кораблей и 4 065 900 солдат.

Потери Империи составили свыше 2200 уничтоженных или серьёзно повреждённых кораблей и 153 400 солдат. Потери Союза оказались вдесятеро больше: 22600 кораблей были непоправимо разрушены, погибло более 1 508 900 солдат.

Имперское вторжение на этом закончилось.

Глава 3. Закат Империи

I

Вдоль всей изящно изгибающейся стены из сверхпрочного стекла располагались странные камни, похожие на колокольчики. С этой точки практически не было видно земли, и перед наблюдателем открывался великолепный вид на сгущающиеся сумерки.

У стены, сложив за спиной руки, стоял человек. Наконец он обернулся, устремив взгляд на замершего возле стилизованного под шахматный столик проектора пожилого мужчину.

— Итак… — низким голосом начал стоящий у стены. — Значит, имперский флот победил. Но, по имеющимся у нас сведениям, они не должны были выиграть. Не так ли, Болтек?

— Да, господин председатель. Тем не менее, флот Союза, хотя и потерпел поражение, не уничтожен до конца.

— Сможет ли это повлиять на общий расклад?

— Возможно, это поможет Союзу в будущем нанести контрудар. А значит, несмотря на явную победу Империи, некоторое равновесие сохранилось. Что играет на руку нам, феззанцам.

Человек, смотревший на закат, пятый правитель доминиона Феззан Адриан Рубинский, оторвался от стены и шагнул в комнату.

Внешность его была весьма своеобразна. Лет сорока с виду, но на голове у него совсем не осталось волос. Кожа его была смуглой, черты лица —брови, глаза, нос и рот — слишком крупными. Его никак нельзя было назвать красавцем, но он производил сильное впечатление на собеседников. Как мощной фигурой, так и видимой в нём с первого взгляда волей и энергией.

Доминион Феззан был нейтральной торговой страной. Чтобы справляться со сложной политической ситуацией и лавировать между воюющими галактическими державами, нужен был незаурядный характер, а Адриан Рубинский занимал свою должность уже пять лет. Что в Империи, что в Союзе, его не называли иначе как «Чёрный лис Феззана».

— Значит, вы удовлетворены, Болтек? — председатель с сарказмом посмотрел на своего доверенного помощника. — Нам помогла случайность, а не собственные усилия. Впредь мы не должны полагаться на случайности. Ключ к успеху — сбор и анализ информации, вот над чем нужно работать.

Рубинский не торопясь подошёл к шахматному столику. Он был одет в чёрную водолазку и лиловый костюм. Случайный взгляд никогда бы не увидел в нём главу государства.

— Я хочу узнать подробности, — произнёс он.

Болтек тут же протянул руку и нажал на кнопку, включая экран.

— Вот, посмотрите, пожалуйста. Это схема расположения флотов перед началом боя.

На экране появилась та же карта, какую три дня назад показывал Кирхайс Райнхарду. Повинуясь командам Болтека, трёхмерное изображение повернулось так, что войска противников находились как бы на одной плоскости. Зелёные стрелки, обозначающие флот Союза Свободных Планет, расположились с трёх сторон от красной метки, которой был обозначен флот Империи.

— Соотношение сил было следующим. 20000 кораблей у Империи, а общая численность трёх флотов Союза достигала 40000. Как видите, разница сил кажется несомненной. Позиционно Союз также имел преимущество, но…

Правитель дал своему помощнику знак прерваться и потёр лоб.

— Командующие Союза использовали ту же тактику, что и сто лет назад, во время Битвы при Дагоне. Они что, совсем не желают развиваться?

— Ну, с точки зрения стратегии они действовали верно.

— Ну да, конечно. Стратеги вечно придумывают «идеальные» планы, вот только на деле почему-то всё выходит иначе. А кто командовал имперским флотом. Я не ошибусь, если предположу, что это был молодой блондин?

— Да, командовал граф Лоэнграмм.

Рубинский от души расхохотался.

Он пришёл к власти пять лет назад, после внезапной смерти предыдущего правителя, Валенкоффа. Тогда многие были против него, считая, что тридцать шесть лет — это слишком юный возраст для правителя, и поддерживая опытного ветерана политических баталий, который на этом поприще пятьдесят с лишним лет. А теперь граф Лоэнграмм, на шестнадцать лет моложе, чем он тогда, делает весомую заявку на дальнейшее продвижение. Случай превращается в традицию. Похоже, времена бездарных стариков, которым нечем похвастаться кроме возраста и титула, уходят в прошлое.

— И вы даже знаете, как именно граф Лоэнграмм справился с ситуацией? — взволнованно спросил Болтек.

Председатель невозмутимо взглянул на своего помощника и подошёл ближе, начав показывать на экране:

— Он воспользовался раздробленностью вражеского флота и разбил их поодиночке. Здесь нет ничего сложного.

Болтек изумлённо уставился на него:

— Вы правы. Смотрите в самую суть!

Рубинский высокомерно улыбнулся, принимая похвалу как должное.

— Иногда со стороны можно увидеть то, чего эксперты не видят изнутри. Так и в этой битве. Могло показаться, что имперский флот уже окружён и у них нет шансов на победу. Тем не менее, такое незавершённое окружение являлось, наоборот, слабостью Союза.

— Вы абсолютно правы.

— И ещё один важный момент. Командующие Союза явно недооценили способности графа Лоэнграмма. Впрочем, этого как раз следовало ожидать. Показывайте дальше. Как же Союзу удалось избежать полного поражения?

Болтек вновь начал отдавать команды и изображение сменилось. Красная стрелка метнулась к ближайшей зелёной и стёрла её с экрана. Затем повернулась к следующей и, зайдя в тыл продолжающей двигаться по заданной траектории зелёной, быстро уничтожила и её. Теперь противники остались один на один друг с другом.

В этот момент Рубинский, до того молча наблюдавший за развитием событий, знаком приказал остановиться и тяжело вздохнул:

— Отличный план и безупречное исполнение, — председатель склонил голову набок. — Но в таком случае имперский флот должен был одержать полную победу. Вряд ли оставшийся флот Союза мог изменить ситуацию. Так почему он не был уничтожен? Кто командовал этим флотом?

— Сначала командовал вице-адмирал Паэтта, но вскоре после начала битвы флагман подвергся нападению и командующий был серьёзно ранен. Тогда он передал все полномочия офицеру штаба, коммодору Яну Вэнли.

— Ян Вэнли… Кажется, я уже слышал это имя.

— Это тот самый офицер, который восемь лет назад командовал «Великим побегом с Эль-Фасиля».

— А, вот когда это было! — вспомнил Рубинский. — Я тогда ещё удивлялся, какой необычный человек появился в Союзе. И как же герой Эль-Фасиля смог изменить ход битвы?

Помощник включил воспроизведение, и на экране появилась завершающая часть «Битвы при Астарте». Зелёная стрелка разделилась надвое, пропуская красную, после чего части вновь соединились и напали с тыла.

Рубинский хмыкнул. Вот этого он точно не мог предположить. Во флоте Союза есть человек, способный командовать как бог. Перед лицом полного уничтожения этот коммодор Ян Вэнли сумел сохранить спокойствие и способность анализировать ситуацию, превратив поражение в победу. Да, такой человек точно ничуть не менее талантлив, чем Лоэнграмм. Пусть даже имперцам и удалось в конце концов вывернуться из расставленной ловушки.

— Мы словно наблюдаем за представлением фокусника…

Рубинский досмотрел сражение до конца и задумался. Болтек отступил на шаг, стараясь не мешать и ожидая дальнейших указаний.

— Ян Вэнли. Он продемонстрировал нам впечатляющее зрелище. Учитывая его предыдущие успехи на Эль-Фасиле, это уже нельзя назвать случайностью. Нужно узнать всё об этом человеке.

— Будет сделано, господин председатель.

«Организация и оружие могут быть хороши, но нужен ещё и тот, кто будет ими пользоваться. Именно его способности делают их силой. Мало иметь когти и зубы, нужно ещё самому быть тигром», — с этой мыслью Рубинский отпустил помощника.


Вокруг звезды Феззан вращалось четыре планеты. Поверхность трёх из них покрывал горячий газ. Лишь одна планета системы имела твёрдую поверхность и атмосферу, близкую к той, что была на прародине человечества, Земле, — 80% азота и 20% кислорода. Вот только углекислого газа в ней не хватало, поэтому на планете не было высших форм растительности.

Также на планете было очень мало воды. Терраформирование, начавшееся с рассеивания сине-зелёных водорослей и других простейших растительных форм, позволило создать слой почвы в наиболее влажных областях и начать культивирование растений. Остальную же часть планеты покрывала красная пустыня с выветренными ветрами скалами, складывающимися в удивительно живописный пейзаж.

И звезда, и единственная обитаемая планета системы назывались одинаково. Поэтому, когда в 371 году по Имперскому календарю регион получил автономию, он был назван доминион Феззан. Население его составляло около двух миллиардов человек. Имея лишь небольшой пограничный флот, феззанцы жили благодаря контролю над торговлей между Союзом и Империей, приносившей им огромный доход. Формально подчиняясь Империи, на деле Феззан был практически полностью политически независим, а экономически и вовсе намного превосходил великие державы.

С тех пор как Леопольд Лаап основал Феззан, все последующие правители старательно поддерживали его стабильность. Силы в Галактике распределялись следующим образом: 48% у Империи, 40% у Союза и 12% у Феззана. Положение Феззана можно было охарактеризовать словами «не так слаб, чтобы терпеть унижение, но не так силён, чтобы представлять угрозу».

Причина процветания Феззана крылось именно в способности мастерски поддерживать существующее равновесие. Эта способность, которой отличались все правители доминиона, была сродни искусству. Нельзя было показывать силу — ведь это могло настроить против них и Империю, и Союз, а их объединённые силы могли стереть Феззан в порошок. Нельзя было проявлять слабость — потеряв уважение и значимость, легко расстаться и с независимостью.

В случае конфликта Феззан всегда мог объединиться с противоположной стороной и получить преимущество. Хотя даже объединившись с Союзом, преимущество над Империей не было бы неоспоримым, но оно было и заставляло с собой считаться.

Так что доминион обладал не только экономическим, но и военно-политическим значением. Это было необходимым условием его выживания. Пусть Союз и Империя воюют, уничтожить друг друга они не в состоянии, а выгоду от их конфликта получит Феззан.

В нынешнюю эпоху пост правителя Феззана занимал Адриан Рубинский, который прекрасно разбирался во всех тонкостях своего положения.

За неимением военной силы он использовал богатство и хитрость, лавируя в мутных водах политики и экономики. Империя и Союз обладали огромной мощью, но в своих политических воззрениях не были способны на компромисс и в затянувшейся кровавой вражде исчерпали человеческие и материальные ресурсы, разорив собственный народ. А Феззан стоял на обочине, со стороны наблюдая за их взаимным уничтожением, побеждая тем самым обе державы, не потеряв ни единого солдата.

Но теперь, с появлением Райнхарда фон Лоэнграмма и Яна Вэнли, наступала новая эра. Быть может, он переоценивал их способности, но нюх Чёрного Лиса явственно требовал обратить на этих двоих пристальное внимание.


II

Западное полушарие планеты Один окутал мягкий покров ночи…

И на территории Империи, и на территории Союза планеты вращались, чередуя дни и ночи. Даже Рудольф Великий, державший в своих руках всю Галактику, при всём желании, не смог бы изменить движения планет. Так что циклы вращения у всех планет были разные. Сутки на одной могли длиться восемнадцать часов, а на другой — сорок. Полные совпадения не представляются реальными.

С другой стороны, биологический ритм людей был настроен по суточному циклу третьей планеты Солнечной системы, Земли. Сутки на ней составляли двадцать четыре часа. С выходом человечества в космос, нарушение биоритма стало серьёзной проблемой.

На космических кораблях, станциях и планетах, где люди по разным причинам вынуждены были жить при искусственном климате, способны были симулировать двадцатичетырёхчасовой день. «Днём» горел свет, а «ночью» освещение выключалось. Температура в течение суток также менялась. Учёные даже рекомендовали настраивать системы так, чтобы они моделировали времена года, чтобы у людей не накапливался стресс.

Некоторые планеты имели исключительно длинные или исключительно короткие периоды обращения. Поэтому где-то за 24 часа мог два раза наступить рассвет, а где-то, наоборот, а на других стандартные сутки могла длиться ночь, а другие сутки — день.

Планеты, на которых время обращения вокруг оси было близко к земному, казалось бы, были более удобными для жизни, но на деле получалось так, что и попытки жить по своему времени, деля его на 24 условных «часа», и ежедневные корректировки, подстраивающие местное время под земное, были трудны для физического и психического состояния людей.

Так что, даже спустя много веков после выхода в космос, и Галактическая Империя, и Союз Свободных Планет использовали «стандартный календарь», состоящий из 365-ти дней по 24 часа в каждом. Первое января в Империи совпадало с первым января в Союзе.

«Мы вырвались из оков Земли, она даже не является больше центральной планетой нашего общества, кроме того, мы живём по новому календарю, так не пора ли создать и новый временной стандарт?» — люди, считающие, что «старое» равняется «плохому», часто задавали этот вопрос. Но что должно стать основой нового стандарта? И кто способен придумать этот новый стандарт? На эти вопросы ответа не было. Так что в итоге старую систему поддерживало большинство. Здравомыслящие люди полагали, что есть куда более важные проблемы, чем эта.

«Земля — оковы, мешающие нам двигаться вперёд!» — кричали те же люди, стремящиеся избавиться от всего старого. И действительно — все меры измерения веса и расстояния, использующиеся повсеместно, также оставались прежними.

Рудольф Великий предлагал ввести новые эталоны мер измерения. Разумеется, в честь него самого. Его рост должен был составить один кайзерфадден, а вес — один кайзерцентнер. Тем не менее, этот проект так и не был реализован.

Причина была не в неразумности такого перехода, а в том, что министр финансов, Клеве, составил смету расходов на одновременное введение новой системы мер по всей Империи. Легенда гласит, что, увидев сумму в недавно введённых имперских марках, Железный Рудольф лишился дара речи.

Сегодня многие говорят, что числа Клеве были сильно завышенными. К счастью, в отличие от Рудольфа, который обожествлял сам себя, но был при этом довольно невежественным, Клеве был мягким, но разумным человеком. Благодаря его тихому акту неповиновения метры и граммы продолжили своё существование.

…Великолепный императорский дворец Нойе Сан-Суси выглядел так, будто плывёт под ночным небом.

Это было огромное отдельно стоящее здание, окружённое множеством больших и маленьких построек, бесчисленными фонтанами, природными и искусственными парками, розовыми садами, а также статуями, цветниками, беседками и безграничными полями газонов. Благодаря мастерскому устройству освещения, дворец выглядел так, будто покрыт слоем серебра, и искрился, радуя глаз.

Из этого дворца осуществлялось управление более чем тысячей звёздных систем. Ни один из расположенных поблизости особняков знати не мог быть выше, чем дворец Его Величества Императора Галактической Империи, поэтому тем, кто желал расширить жилую площадь, приходилось строить вглубь, создавая подземные этажи. Попытка построить дом выше, чем дворец правителя, была бы сочтена проявлением крайнего неуважения. Ведь даже спутникам запрещалось пролетать непосредственно над императорским дворцом.

Одновременно во дворце трудились более пятидесяти тысяч слуг и горничных, Они несли ответственность за ежедневную уборку всех помещений, встречу гостей, присмотр за садом, кормление оленей в дворцовом парке и множество других вещей. Но экстравагантность была символом Императора и в числе прочего демонстрировала его силу и богатство.

Ни лифты, ни эскалаторы не предусматривались, даже самому императору приходилось пользоваться обычными лестницами. Рудольф Великий считал, что сильное телосложение и здоровье необходимы для правителя. В конце концов, если человек не в состоянии сам подняться по лестнице, как он может нести ответственность за целое государство?


Этой ночью все придворные собрались в Зале Чёрного Жемчуга. На церемонию вручения графу Лоэнграмму жезла гросс-адмирала Империи. Граф Лоэнграмм разбил флот мятежников в Битве при Астарте, за что и удостоился столь почётной награды.

Хотя звание гросс-адмирала было лишь на одну ступень выше адмирала флота, оно давало гораздо больше привилегий. Жалованье адмирала флота составляло два с половиной миллиона имперских марок в год. Кроме того, офицер, достигший этого звания, освобождался от ответственности за любые преступления, за исключением измены. Помимо этого, разрешалось создать собственный штаб, членов которого можно было свободно назначать и увольнять.

Лишь четыре человека в Галактической Империи могли наслаждаться такими правами. Теперь, когда в их ряды вступил Райнхард фон Лоэнграмм, их стало пятеро. Но граф Лоэнграмм также был назначен заместителем командующего Императорского Космической Армады, так что, по сути, половина из восемнадцати имперских флотов оказывались под его началом.

— В следующий раз ему дадут титул маркиза, — шептались люди по углам зала. С древних времён, вне зависимости от эпохи и обстоятельств, успех всегда сопровождали сплетни завистников.

Места у подножия трона захватили наиболее знатные и высокопоставленные люди империи: высшие аристократы, придворные, армейские офицеры. Дальше всего от императора стояли разбогатевшие простолюдины. Все эти люди стояли по обеим сторонам огромного ковра из красного бархата шириной в шесть метров, который двести мастеров ткали в течение двадцати пяти лет. Ближе всех к императору стоял маркиз Лихтенладе.

Маркиз Клаус фон Лихтенладе занимал должности государственного министра и исполняющего обязанности канцлера Империи, председательствовал на заседаниях кабинета министров. В свои семьдесят пять лет он обладал серебряными от седины волосами, острым носом и холодным взглядом. Следом за ним выстроились министр финансов Герлах, министр внутренних дел Флегель, министр юстиции Румпф, министр просвещения Вильгельми, глава дворцовой администрации Нойкёльн, глава секретариата Кильмансег и многие другие.

Напротив них стояли военные: министр военных дел, гросс-адмирал Эренберг, начальник Генштаба Империи, гросс-адмирал Штайнхофф, генерал-квартирмейстер, гросс-адмирал Класен, Главнокомандующий Имперского Флота, гросс-адмирал Мюкенбергер, командующий Корпуса Гренадёров, генерал-полковник Овлессер, командующий имперской гвардии, генерал-полковник Ламсдорф, начальник военной полиции, генерал Крамер, а также командующие всех восемнадцати флотов и другие офицеры.


Прозвучал старинный горн и все замерли, вытянувшись по стойке «смирно». Прозвучал резкий голос церемониймейстера, бьющий прямо по барабанным перепонкам:

— Повелитель всего человечества, правитель Вселенной, хранитель законов и справедливости святой и неприкосновенный Кайзер Галактической Империи Его Величество Фридрих Четвёртый!

Как только он закончил, зазвучал гимн империи, и все присутствующие согнулись в глубоком поклоне.

Вероятно, некоторые из них про себя отсчитывали секунды. Во всяком случае, все присутствующие подняли головы одновременно. Император к тому времени уже сидел на троне.

Тридцать шестому правителю Галактической Империи Фридриху IV было уже шестьдесят три. Лицо его казалось усталым, и выглядел он даже старше своего возраста. Такой вид являлся не последствием бремени правления, а результатом тяжёлой борьбы за власть. Или, возможно, Фридрих сам хотел казаться старым. Его хрупкое телосложение представляло собой разительный контраст с мощной фигурой основателя династии Рудольфа фон Гольденбаума. Жена императора скончалась десять лет назад от пустяковой болезни. Грипп перерос в воспаление лёгких, и врачи ничего не смогли поделать. В эпоху, когда даже рак стал излечим, «грипп» упрямо не желал исчезать из списка болезней. Историки Союза ехидно замечали по этому поводу: «всей власти императора Рудольфа не хватило, чтобы справиться с гриппом».

После смерти императрицы, Фридрих даровал своей любимой наложнице — Аннерозе — титул графини фон Грюневальд. В действительности, положение этой девушки, по сути, равнялось положению императрицы. Но так как она происходила из недостаточно знатной семьи, император не мог взять её в жёны и допустить к государственным делам. Вот и сегодня её прекрасного лица не было видно среди придворных.

— Его превосходительство граф Райнхард фон Лоэнграмм!

Так как на сей раз кланяться было не обязательно, все глаза устремились на вошедшего в зал молодого человека в адмиральском мундире.

Придворные дамы при виде его не смогли удержать томных вздохов. Даже те, кто не любил Райнхарда — а таких было большинство — не могли не признать, что он потрясающе красив.

Его безупречно элегантный внешний вид больше подошёл бы фарфоровой кукле работы великого мастера, вот только ни у одной куклы не может быть таких сияющих умом и решимостью глаз. Если бы Фридрих IV не был столь очарован его сестрой, наверняка пошли бы слухи, что все звания и титулы Райнхард получает за то, что делит постель с императором.

Уверенной походкой военного юный адмирал прошёл через ряды придворных, в глазах которых читались совершенно разные эмоции. С тем же спокойным и бесстрастным видом, он остановился перед троном и опустился на одно колено в ожидании слов императора. На официальных церемониях никто не имел права говорить без дозволения правителя.

— Граф Лоэнграмм, твой подвиг поистине удивителен, — голос императора был лишён выразительности.

— Я не заслуживаю вашей похвалы. Без благословения вашего величества я ничего бы не смог добиться, — ответ Райнхарда был столь же бесчувственным, но это было результатом намеренного подавления всех эмоций. Если бы он позволил прорваться своим истинным чувствам, его бы не то что не поняли, сразу бы осудили. Но сейчас единственной частью происходящего фарса, которая интересовала Райнхарда, была бумага с волей императора, которую держал в руках глашатай.

Внезапно император чуть шевельнулся и промолвил.

— Хорошо. Я также дозволяю тебе увидеться с сестрой.

Райнхарду с огромным трудом удалось сдержать ярость и сохранить спокойствие на лице. Гнев сверкнул лишь в глазах, но он как раз склонил голову и потому этой вспышки никто не заметил.

«Особое разрешение?! Мы брат и сестра, но нуждаемся в разрешении, чтобы встретиться?! Фридрих, ты отнял у меня мою сестру, пользуясь своим положением! Положением, которое не является твоей личной заслугой! Пока что у меня недостаточно сил, но однажды я сброшу тебя с этого трона! Ты узнаешь, каково это, терять самое дорогое!»

Торжественные слова глашатая вернули его в реальность.

— За победоносные действия против флота мятежников в районе системы Астарта, жалуем тебя, Райнхард, граф фон Лоэнграмм, званием гросс-адмирала, а также назначаем заместителем главнокомандующего Имперской Космической Армады и командиром половины входящих в её состав флотов. Указ императора Галактической Империи Фридриха IV от семнадцатого марта 487-го года по Календарю Империи!

Райнхард поднялся и пошёл вверх по ступенькам. С глубоким поклоном он принял документ о назначении. Теперь он официально был гросс-адмиралом Галактической Империи.

Он широко улыбнулся, хотя на самом деле не чувствовал удовлетворения. Это лишь ещё один шаг на пути к его цели. Однажды он вырвет власть из рук коронованного глупца, укравшего его сестру.

— Кто бы мог подумать, двадцатилетний гросс-адмирал… — пробормотал генерал-полковник Овлессер, командующий Корпуса Гренадёров. Мускулистый гигант лет под пятьдесят, со шрамом на щеке, оставленным солдатом Союза. Отметина была фиолетовой и казалась свежей. Он намеренно оставил её такой, чтобы было чем прихвастнуть. — Неужели половина доблестного Имперского Флота станет игрушкой для малышей, а, ваше превосходительство? — он намеренно подстрекал главнокомандующего, половину войск которого только что отдали Лоэнграмму.

Седые брови гросс-адмирала Мюкенбергера чуть приподнялись:

— Но нельзя отрицать, что белобрысый мальчишка обладает талантом. Он не просто разгромил мятежников. Но от того, как именно он это сделал, даже опытный Меркатц лишился дара речи.

— С этим я соглашусь, Меркатц и в самом деле выглядит так, будто лишился зубов и потерял хватку, — слышавшие резкую критику Овлессера невольно покосились на Меркатца, молча стоявшего среди офицеров. — Но, в любом случае, даже если он победил, это ещё ни о чём не говорит. Одна победа может быть и везением. Когда вариантов выбора всего два — победить или проиграть, а в противниках — полные идиоты, шансы на случайность возрастают.

— Вы говорите слишком громко, — упрекнул его гросс-адмирал. На самом деле, он не был несогласен с высказываниями, всё же аристократам и старым адмиралам претила лёгкость, с которой понимался Райнхард. Но всему своё время и место, поэтому сейчас он поторопился сменить тему. — Кстати, о противнике. Вы знаете что-нибудь о том их командире, Яне?

— Хмм… Совсем ничего не слышал. А кто это? — Овлессер давно позабыл об инциденте на Эль-Фасиле.

— Ну, тот, который спас флот мятежников от полного разгрома и заманил в ловушку адмирала Эрлаха.

— О, вот как…

— Похоже, он довольно талантливый полководец. Я слышал, даже выскочка Лоэнграмм был им впечатлён.

— Хоть кто-то смог окоротить белобрысого щенка.

— Если бы дело касалось лишь его! Но врагу, к сожалению, всё равно, в кого из нас стрелять, — с горечью сказал главнокомандующий, и Овлессер неловко пожал широкими плечами, не нашедшись с ответом.

В Зале Чёрного Жемчуга вновь зазвучала музыка. На сей раз музыканты играли древнюю мелодию о валькирии в честь офицеров, отдавших жизнь за императора и страну.

Неприятная для родовитых дворян церемония подходила к концу.

Капитан Зигфрид Кирхайс вместе с другими старшими офицерами ждал в Аметистовом зале, отделённом широким коридором от зала, где проходила церемония. Туда ему, не являвшемуся ни высшим офицером, ни аристократом, было не попасть. Хотя уже через два дня его должны были повысить сразу на два звания и произвести в контр-адмиралы. Звание, дающее право называться «превосходительством» и открывающее двери на подобные церемонии для избранных.

«Каждый раз, когда Райнхард поднимается на ступеньку выше, восходящим потоком поднимает и меня».

Подобные мысли приходили ему в голову не в первый раз, оставляя двоякие чувства. Он ни в коем случае не считал себя бесталанным, но прекрасно понимал, что скорость его подъёма нереально быстра и было бы глупостью относить её лишь на свои способности.

— Капитан Зигфрид Кирхайс, если я не ошибаюсь? — раздался рядом негромкий голос.

Кирхайс обернулся, посмотрев на говорившего. Это был высокий офицер в чине капитана, с болезненно-бледным лицом и карими глазами. Лет тридцати-тридцати пяти на вид, но его тёмные волосы уже изрядно подёрнуло сединой.

— Да. А вы?..

— Капитан Пауль фон Оберштайн. Мы впервые встречаемся с вами.

Пока он говорил это, в его карих глазах что-то сверкнуло, ошеломив Кирхайса.

— Прошу прощения… — пробормотал офицер, очевидно, поняв по выражению лица собеседника, что произошло. — Кажется, мои искусственные глаза барахлят. Мне очень жаль, если я напугал вас. Постараюсь заменить их на днях.

— Они искусственные? Мне очень жаль, это я должен просить у вас прощения.

— Право, не стоит. Это вполне естественная реакция. И небольшая плата за возможность вести полноценную жизнь.

— Вы потеряли зрение на войне?

— Нет, я слеп от рождения… Если бы я родился в эпоху императора Рудольфа, то, вероятно, уже был бы уничтожен по закону о предотвращении нежелательных генетических мутаций, — голос снизился почти до предела слышимости, но у Кирхайса всё равно перехватило дыхание. Критика в адрес Рудольфа Великого была основанием для обвинения в оскорблении императора.

— У вас замечательный командир, капитан Кирхайс, — эти слова Оберштайн произнёс чуть громче, но всё равно это был лишь шёпот. — Хорошими командирами я называю тех, кто в полной мере раскрывает талант подчинённых. Для нынешней империи это довольно редкое явление. Однако в случае с графом Лоэнграммом это, безусловно, так. Несмотря на свою молодость, он невероятный человек. Хотя жалким аристократам, цепляющимся за свои родословные, этого не понять…

Сигнал тревоги в голове Кирхайса звенел не переставая. Как можно быть уверенным, что этого Оберштайна не подослал кто-то, желающий, чтобы Райнхард совершил ошибку?

— Разрешите поинтересоваться, а где вы служите? — спросил Кирхайс, небрежно меняя тему.

— До сего момента я служил в информационном отделе главного штаба, однако теперь меня переводят в штаб флота крепости Изерлон, — на губах Оберштайна мелькнула тонкая улыбка. — А вы осмотрительный человек, капитан.

В тот момент, когда смущённый Зигфрид искал, что сказать, он увидел входящего в зал Райнхарда. Оказывается, церемония уже закончилась.

— Кирхайс, завтра… — начал было Райнхард, но прервался, заметив незнакомого бледного человека, стоящего рядом с его подчинённым.

Капитан Оберштайн представился, после чего отдал честь и, высказав обычные слова поздравления, повернулся и удалился.

Райнхард и Кирхайс тоже вышли в коридор. Остаток ночи им предстояло провести в небольшом гостевом домике в углу дворцового комплекса, в пятнадцати минутах ходьбы через сад.

— Кирхайс, — сказал Райнхард, когда они вышли под ночное небо. — Завтра я иду на встречу сестрой. Разумеется, ты идёшь со мной.

— А это точно нормально, если я пойду с вами?

— Не нужно быть таким скованным. Мы же одна семья, — Райнхард по-мальчишечьи улыбнулся, но тут же перешёл на серьёзный тон. — Кстати, а с кем ты сейчас разговаривал? Что-то в нём настораживает.

Кирхайс кратко пересказал разговор и добавил:

— В общем, довольно таинственный тип.

Изящные брови Райнхарда несколько раз удивлённо приподнимались во время рассказа.

— Да уж, таинственный, иначе не скажешь, — согласился он, дослушав до конца. — Не знаю, чего он пытается добиться, заигрывая с тобой вот так, но стоит быть настороже. Хотя, конечно, с таким количеством врагов, как у нас, быть настороже и так нужно всегда.

Молодые люди одновременно улыбнулись.


III

Особняк графини Аннерозе фон Грюневальд располагался в черте дворцового комплекса Нойе Сан-Суси, в самом углу. Даже на ландкаре требовалось десять минут, чтобы добраться туда.

Хотя Райнхард и Кирхайс предпочли бы пройтись пешком, но отказываться от милости императора было глупо, так что они сели в дворцовый транспорт.

Дом графини стоял на берегу озера в окружении деревьев. Лёгкий и изящный архитектурный стиль прекрасно подходил его хозяйке.

Разглядев фигуру вышедшей встречать их Аннерозе, Райнхард выскочил из ландкара, не дожидаясь, пока тот остановится.

— Сестра!

При виде брата лицо Аннерозе осветилось радостью, она ласково улыбнулась ему.

— Райнхард, ты наконец-то приехал! И Зиг тоже!

— Здравствуйте, госпожа Аннерозе. Надеюсь, у вас всё хорошо.

— Да, спасибо, Зиг. Я уже несколько дней ждала вашего приезда.

«Ах, она всё такая же. Ни капли не изменилась», — подумал Кирхайс. Даже император, со всей своей силой и властью не смог опорочить эту чистоту и невинность.


— Хотите кофе? И есть миндальный торт. Правда, я пекла его сама, так что не знаю, как получилось. Но попробуйте.

— Уверен, что вкусно! — не задумываясь, вскричал Райнхард. Время словно вернулось на десять лет назад. Маленькую гостиную, где они сидели, окутала тёплая, уютная атмосфера. Тихий звон кофейных чашек, чистая скатерть, лёгкий запах ванили от миндального торта… Комнату наполняло простое и неприхотливое счастье.

— Я часто слышу, что графине не подобает готовить самой, — с улыбкой сказала Аннерозе, разрезая торт. — Но, кто бы что ни говорил, мне это просто нравится. Я не доверяю автоматике. Еда, приготовленная своими руками, куда вкуснее.

Попивая кофе с тортом, молодые люди свободно болтали, не обращая внимания на время, и сердца их наполнялись теплом.

— Райнхард никогда не думает, прежде чем сказать. Доставляет он тебе хлопот, да, Зиг?

— Нет, вовсе нет!

— Да ладно, говори уж, — Райнхард насмешливо взглянул на смутившегося друга.

— Не дразни его, Райнхард. Кстати, как насчёт отличного розового вина? Мне прислала его виконтесса Шаффхаузен. Только нужно сходить за ним в подвал. Или его превосходительству гросс-адмиралу такое не по чину?

— Ты тоже любишь дразниться, сестра! Не скажу за всех адмиралов, но одним ты всегда можешь распоряжаться, — Райнхард легко поднялся и отправился за вином, оставив сестру и друга наедине.

— Спасибо, что заботишься о нём, Зиг, — Аннерозе тепло улыбнулась лучшему другу своего брата.

— Да ничего такого. Скорее, это он обо мне заботится. В таком возрасте я уже капитан, хотя даже не из дворян. Иногда я думаю, что мне слишком везёт.

— А скоро станешь коммодором. До меня доходили слухи. Поздравляю.

— Спасибо, — пробормотал Зигфрид, чувствуя, что краснеет.

— Брат не скажет о таком, а может, и сам не осознаёт, но он очень зависит от тебя. Больше ему некому довериться. Поэтому, прошу, продолжай заботиться о нём.

— Неужели вы думаете, что я могу его бросить? Хотя и пользы от меня не много.

— Зиг, тебе следует быть более уверенным в себе. Да, брат талантлив, возможно, он талантливее всех прочих, но он не столь зрел, как ты. Он, словно антилопа, может лишь спешить вперёд, не глядя по сторонам. Он был таким всегда, с самого рождения, и у меня плохие предчувствия. Однажды перед ним может встать обрыв. Поэтому я и заговорила об этом с тобой.

— Госпожа Аннерозе…

— Зиг, пожалуйста. Прошу тебя, защити его, чтобы он не упал со скалы. Если увидишь, что его заносит, поговори с ним. Думаю, к твоим советам он прислушается. Если же нет, тогда… Тогда, вероятно, это будет его конец… — улыбка исчезла с прекрасного лица Аннерозе, а сапфировые глаза затмила дымка печали.

Сердце Кирхайса при виде этого резануло резкой болью. Да, всё уже не так, как десять лет назад. Они с Райнхардом уже не дети, а Аннерозе — не та соседская девочка, которой была прежде. Одна стала любимой наложницей императора, другой — гросс-адмиралом, третий — адъютантом гросс-адмирала. И место, где они обитают сейчас, пропитано отдающим гнилью запахом власти.

— Госпожа Аннерозе, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы защитить его, — произнёс Кирхайс, стараясь скрыть охватившие его чувства. — Прошу вас, поверьте мне. Я всегда буду верен ему, и не разочарую вас.

— Спасибо тебе. Мне жаль, что приходится взваливать на тебя это, но мне тоже не на кого больше положиться.

«На самом деле, я хотел бы заботиться о вас обоих», — с грустью подумал Кирхайс. Он решил для себя это с тех самых пор, когда Аннерозе попросила его стать хорошим другом для Райнхарда.

Эх, если бы он десять лет назад был таким, как сейчас… Он ни за что не позволил бы Аннерозе попасть в руки императора. Пусть даже ради этого пришлось бы взять брата и сестру с собой и сбежать в Союз. Возможно, тогда он стал бы офицером Союза Свободных Планет. Но в то время он ничего не мог и толком не знал, чего хочет от жизни. Теперь всё иначе. Прошло уже десять лет… Всё, что было раньше, потеряно. Ну почему возраст человека так часто не совпадает с желаемым?

— …Сестра, ты могла бы поставить его и на более видном месте! — притворное возмущение Райнхарда было слышно ещё до того, как он вошёл в комнату.

— Спасибо, Райнхард. За твой труд ты будешь вознаграждён. Возьмите бокалы!

«Хоть мы не можем долго быть вместе, но я радуюсь каждой секунде встречи. Наверное, это и есть счастье», — сказал про себя Кирхайс. Хотя в душе он не мог отвлечься от неприятных мыслей о грядущем бое.

Глава 4. Рождение Тринадцатого флота

I

Здание Центра стратегического планирования Союза Свободных Планет находилось в северном полушарии планеты Хайнессен, располагаясь в огромном здании, поднимавшемся на пятьдесят этажей над землёй и на восемьдесят этажей уходившем вглубь. Рядом выстроились здания Штаб-квартиры тыловой службы, Научного центра, Управления космической обороны, Военной академии, а также Центр планетарной обороны. Эти здания образовывали зону, которая была военным центром всего Союза и лежала в ста километрах от столицы, города Хайнессенполиса.

В огромном зале, занимавшем четыре подземных этажа Центра стратегического планирования, вот-вот должна была начаться траурная церемония в память о солдатах, погибших в битве при Астарте. Прошло два дня, после того, как флот, посланный в эту систему, вернулся, потеряв около шестидесяти процентов своей численности.

Стоял яркий солнечный день. Дорожка, ведущая к актовому залу, была забита толпами пришедших на церемонию людей. Присутствовали члены семей погибших, а также правительственные чиновники и военные, в числе которых был и Ян Вэнли.

Отвечая на вопросы людей, то и дело подходивших к нему, он иногда поднимал глаза к чистому голубому небу. Несмотря на то, что он не мог их видеть, коммодор знал, что там, над слоями атмосферы, двигались бесчисленные военные спутники, включая и двенадцать спутников-перехватчиков, формировавших «Ожерелье Артемиды», страшное оружие, являвшееся основой обороны столичной планеты. Военные лидеры Союза часто хвастливо заявляли, что до тех пор, пока у них есть эта система, главная планета Союза Свободных Планет останется неприступной. Каждый раз, слыша это, Ян морщился и вспоминал события из истории, когда большинство крепостей, считавшихся «неприступными», захватывались и уничтожались. Кроме того, он вообще не считал оружие тем предметом, которым стоит хвастаться.

Ян слегка хлопнул себя по щекам обеими руками. После шестидесяти часов напряжённой работы, даже шестнадцати часов сна оказалось недостаточно, чтобы восстановиться. Кроме того, он почти ничего не ел. После концентратов и стимуляторов, необходимых для поддержания организма во время боя и в последовавшей за ним неразберихе, желудок отказывался принимать нормальную пищу, так что Ян ограничился лишь овощным супом, который разогрел для него Юлиан. Он рухнул в постель сразу, как добрался до дома, и отправился на церемонию менее чем через час после вынужденного пробуждения, так что теперь не мог даже вспомнить, сказал ли хоть пару слов мальчику, чьим опекуном не так давно стал.

«Да… Похоже, родитель из меня не получился», — со вздохом подумал Ян.

В это время кто-то похлопал его по плечу. Обернувшись, он увидел контр-адмирала Алекса Кассельна, знакомого ему по Академии, где тот учился на несколько курсов старше.

— Кажется, герой Астарты ещё не до конца проснулся.

— Где вы видите героя?

— Прямо перед собой. Наверное, у вас не было времени ознакомиться с репортажами прессы, но все журналисты в последние дни только о вас и пишут.

— Обо мне? Но я простой офицер, к тому же, мы проиграли битву.

— Всё верно, — кивнул Кассельн. — Флот Союза проиграл битву. И именно поэтому нам сейчас необходим герой. Вот если бы мы победили, такой необходимости не было бы. А так командованию нужно что-то, чем можно отвлечь общественность от общей картины. Вам ли об этом не знать, ведь во времена Эль-Фасиля происходило то же самое.

Такой ироничный тон был характерен для Кассельна. Решительный, среднего роста мужчина тридцати пяти лет, он служил в Центре стратегического планирования, являясь вторым человеком в команде гранд-адмирала Сидни Ситоле и его главным помощником. Пусть ему чаще приходилось работать за столом, чем на фронте, но в организации поставок и борьбе с бюрократией он преуспел как никто другой, благодаря чему солдаты приходилось испытывать меньше тягот, не связанных непосредственно с боевыми действиями. Мало кто сомневался, что в будущем контр-адмирал Кассельн займёт пост начальника штаба тыловой службы.

— А это нормально, что вы здесь? — спросил Ян. — «Главный помощник» ведь на деле означает «мальчик на побегушках». Разве вы не должны быть всё время заняты в такой день?

В ответ на эту лёгкую контратаку талантливый военный бюрократ лишь тонко улыбнулся.

— Это мероприятие организуем не мы, а Бюро церемоний. Оно не для солдат и, на самом деле, даже не для их семей. Больше всех в нём заинтересован председатель комитета обороны. Всё это является политическим шоу с целью набрать очки перед следующими выборами.

В памяти обоих всплыло лицо председателя комитета обороны Иова Трюнихта.

Высокий и красивый молодой политик. К своим сорока одному году он сумел забраться очень высоко по политической лестнице. Он занимал жёсткую позицию против империи и проводил энергичную провоенную политику. Половина из тех, кто его знал, превозносили Трюнихта как великого человека и талантливого оратора. Другая половина люто ненавидела его и считала софистом.

В данный момент должность председателя Верховного Совета, высшую в Союзе Свободных Планет, занимал Роял Санфорд. Пожилой политик, выигравший в своё время политическую борьбу и поднявшийся на самый верх, он предпочитал умеренную политику и редко принимал неординарные решения. В связи с этим всеобщее внимание всё больше притягивал лидер нового поколения Иов Трюнихт.

— Хотя слушать этого безвкусного подстрекателя вживую, не имея возможности выключить телевизор, хуже, чем работать не покладая рук, — брезгливо добавил Кассельн. Но в этом вопросе с ним согласилось бы меньшинство военных. Ведь, несмотря на свои пропагандистские речи об уничтожении Империи, Трюнихт также ратовал за увеличение привилегий военных, так что многие из тех, чью поддержку он заполучил, носили военную форму. Ян, как и Кассельн, относился к меньшинству.


Внутри приятели сели далеко друг от друга. Кассельн ушёл к своему начальнику адмиралу Ситоле на места для почётных гостей, а Ян сел впереди и по центру, прямо перед трибуной.

Церемония началась традиционно. Председатель Санфорд бесстрастным, монотонным голосом зачитал речь, подготовленную для него помощниками, после чего покинул сцену, и на неё вышел Иов Трюнихт. При одном его появлении, атмосфера в зале изменилась, а поднявшиеся аплодисменты были даже громче, чем председателю Санфорду.

Трюнихт, у которого не было в руках никакого текста с речью, звучным голосом обратился к шестидесяти тысячам собравшихся:

— Господа военные! Сограждане! Сегодня мы все собрались здесь, чтобы почтить память полутора миллионов воинов, павших в битве у звёздной системы Астарта. Они отдали свои драгоценные жизни, чтобы защитить мир и свободу своей родной страны…

Он ещё только начал свою речь, а Яну уже хотелось заткнуть уши. Он с грустью подумал, что это тоже «наследие» человечества ещё со времён Древней Греции — слушать и поклоняться оратору, который говорит цветистые, но абсолютно пустые слова.

— …Я сказал «драгоценные жизни», и это действительно так! Жизнь человека — это великая ценность! Но, друзья мои, они умерли, чтобы показать нам, что есть вещи даже более ценные, чем человеческая жизнь! Это Родина и Свобода! Их смерти были столь красивы именно потому, что они отказались от всего ради великой и благородной цели! Они были хорошими мужьями, хорошими отцами, хорошими сыновьями и просто хорошими людьми. Они имели полное право на долгую, полноценную жизнь. Но, отбросив всё это, они отправились на поле боя и отдали там своижизни! Сограждане, я наберусь смелости ещё раз спросить… Почему погибли полтора миллиона солдат?

— Потому что командующие операцией показали себя круглыми дураками, — пробормотал Ян себе под нос, но слишком громко, и на лицах сидящих рядом офицеров отразился шок. Молодой черноволосый офицер повернулся к Яну, словно хотел что-то сказать, но натолкнулся на его взгляд и, смутившись, быстро отвернулся обратно к трибуне, где, подержав паузу, продолжал речь Трюнихт:

— Да, я уже сказал ответ на этот вопрос. Они отдали свои жизни, чтобы защитить свою страну и идеалы свободы. Есть ли смерть более возвышенная и благородная, чем эта? Есть ли что-нибудь, что более красноречиво показывало бы, как мелко жить только для себя и умереть только для себя? Лишь правовое государство позволяет жить личностям! Своей смертью эти герои показали, что это более важно, чем человеческая жизнь! И я тоже хочу сказать, что наша страна и наша свобода стоят того, чтобы отдать за них жизнь! Мы пережили лишь ещё одну битву. Но война продолжается. И я хочу сказать тем из вас, кто зовёт себя пацифистами и требует заключить мир с Империей… Вы, самозваные идеалисты, думающие, что можно сосуществовать с тиранией и абсолютизмом, пробудитесь наконец от своих заблуждений! Каковыми бы ни были ваши причины, в итоге ваши действия приводят лишь к ослаблению Союза и играют на руку Империи! Добавлю, кстати, что в Империи антивоенные и пацифистские движения жестоко подавлены! Лишь потому, что наш Союз являет собой олицетворение демократического государства, у нас допускается оппозиция национальной политике. Не пользуйтесь этим бездумно! Конечно, нет ничего проще, чем говорить красивые слова о мире, ничем их не подкрепляя…

«Есть кое-что и проще, — подумал Ян. — Прятаться в безопасном месте и говорить красивые слова о войне».

Он чувствовал, как людей вокруг, словно подхваченных полноводной рекой, всё больше охватывает волнение. Похоже, нынешние агитаторы, как и многие поколения их предшественников, никогда не устанут искать поддержку своим идеям.

— …Возьму на себя смелость заявить: те, кто выступает против этой праведной войны против тирании и деспотизма Галактической Империи, подрывают основы нашего государства! Они недостойны жить в нашем гордом Союзе! Лишь те, кто не страшась смерти борется с врагом, чтобы защитить наше свободное общество и государство, которое его гарантирует, являются настоящими гражданами Союза Свободных Планет! Трусы, боящиеся погибнуть за правое дело, осрамляют дух этих героев! Эта страна была построена и выкована нашими предками. Мы помним и чтим историю. Мы знаем, как наши предки заплатили своей кровью за нашу с вами свободу! Наша страна с её великой историей! Наша свободная Родина! Можем ли мы стоять в стороне и отказываться сражаться за то единственное, что стоит защищать?! Давайте все вместе бороться за нашу Родину! Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!

С каждым возгласом председателя комитета обороны разум слушателей растворялся во всеобщей эйфории. Словно подброшенный единым порывом, весь зал вскочил на ноги, присоединяясь к крикам Трюнихта. Их рты раскрывались так широко, будто они хотели перекричать друг друга.

— Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!

Лес взметнувшегося оружия, бессчётное число подброшенных в воздух беретов, крики и аплодисменты наполняли зал.

В разгар всеобщего безумия, Ян молча сидел на своём месте. Его чёрные глаза холодно глядели на человека на трибуне.

Обе руки Трюнихта были подняты вверх в ответ на возбуждение зала. Но внезапно его взгляд упал на передний ряд зрителей. На мгновение в его глазах мелькнул лёд, уголки его рта презрительно дёрнулись. Он заметил молодого офицера, не вскочившего вместе со всеми. Если бы Ян сидел в задних рядах, его, возможно, и не заметили бы, но он был прямо перед трибуной, как наглое повстанческое пятно перед воплощением патриотизма.

Сидевший рядом толстый офицер средних лет закричал на Яна:

— Офицер, почему вы не салютуете вместе со всеми?!

На нём были такие же, как у Яна, нашивки коммодора.

— Это свободная страна, — спокойно ответил Ян, переводя на него взгляд. — Я свободен не салютовать, если не хочу. И я пользуюсь этой свободой.

— Почему же вы не хотите салютовать?

— Запрашиваю свободу не отвечать на данный вопрос.

Ян понимал, что говорит слишком грубо, но не мог сдержаться. Кассельн наверняка посмеялся бы над ним, назвав ребячеством такое проявление протеста, но у Яна не было никакого желания вести себя как взрослый, если это означало вскакивать, хлопать в ладоши и кричать «да здравствует Союз!» Если отсутствие реакции на речи Трюнихта вело к обвинению в отсутствии патриотизма, то что на это ответить? Взрослые не кричали, что император голый, это был ребёнок.

— Что вы себе позволяете!.. — снова закричал коммодор, но в этот момент стоящий на трибуне Трюнихт опустил руки, вытягивая их перед собой ладонями вперёд в сторону толпы, и собравшиеся стали понемногу успокаиваться. Даже немолодой коммодор, чьи мясистые щёки дрожали от гнева, занял своё место, лишь метнув напоследок ещё один яростный взгляд.

— Дамы и господа… — председатель комитета обороны снова начал говорить, но после длинной речи и криков его горло пересохло, и голос заметно охрип. Откашлявшись, он продолжил: — Наше главное оружие — это воля народа, сплочённая единой целью. В нашей свободной стране, с нашим демократически выбранным всем народом республиканским правительством, мы не можем принуждать вас к чему-либо, какой бы ни была благородной цель. Каждый из вас имеет право не соглашаться с государственной политикой. Но все вы, как сознательные граждане, должны понимать: истинной свободы можно добиться, только если отбросить свои личные эго и объединиться, чтобы вместе двигаться к общей цели. Дамы и господа…

Трюнихт вновь прервался, но на этот раз не из-за сухости в горле. Он увидел, как по проходу в сторону трибуны идёт молодая женщина. У неё были светло-каштановые волосы и лицо, достаточно красивое, чтобы по крайней мере половина встречных мужчин оборачивалась ей вслед. С обеих сторон прохода, по которому она шла, возникли подозрительные шепотки, рябью распространяясь дальше по залу.

«Кто эта женщина? И что она делает?»

Ян, как и другие зрители, обернулся к женщине, решив, что смотреть на неё всяко лучше, чем на Трюнихта. Но, разглядев её, он не смог сдержать удивления. Это лицо он знал слишком хорошо.

— Господин председатель комитета обороны, — звучное сопрано её голоса было слышно издалека даже без микрофона. — Меня зовут Джессика Эдвардс. Я невеста… Точнее, я была невестой офицера штаба Шестого флота Жана Робера Лаппа, погибшего в битве при Астарте.

— Это… — красноречивый «лидер нового поколения» не мог найти подходящих слов для ответа. — Это действительно прискорбно, госпожа, однако…

Слова председателя комитета обороны падали в никуда, растворяясь в огромном зале. Шестидесятитысячная толпа молчала. Все они, затаив дыхание, смотрели на молодую женщину, потерявшую жениха.

— Я не нуждаюсь в сочувствии, господин председатель. Ведь мой жених погиб благородной смертью, защищая свою страну, — ровным голосом ответила Джессика.

На лице Иова Трюнихта отразилось облегчение, он снова поймал свою волну:

— Вот как? Да, всё верно. И я должен сказать, что вы являетесь примером для всех женщин, потерявших своих близких или дожидающихся мужей с фронта. Ваш дух достоин восхищения и награды…

Ян закрыл глаза, чтобы не видеть человека на трибуне. «Как же хорошо жить, когда у тебя нет совести!»

Но Джессику не удалось сбить с толку. Она всё так же спокойно продолжила:

— Благодарю вас за лестные слова. Но я пришла сюда сегодня, чтобы задать всего один вопрос. Я бы хотела, чтобы господин председатель ответил на него.

— О? И что же это за вопрос? Надеюсь, что я смогу на него ответить…

— Где вы сейчас находитесь?

Трюнихт удивлённо заморгал. Как и многие в зале, он не понял вопроса.

— А? Что вы имеете в виду?

— Мой жених отправился на поле боя защищать свою родину. Его больше нет в мире живых. Председатель, а где находитесь вы? Вы, восхваляющий смерть, почему вы здесь?

— Госпожа… — председатель комитета обороны вздрогнул под обращёнными на него всеобщими взглядами.

— Где ваша семья? — неумолимо продолжала Джессика. — Я пожертвовала своим женихом ради этой войны! А чем пожертвовали вы, столько говорящий про необходимые жертвы? Где сейчас ваша семья? Я не отрицаю ни единого слова из сказанных вами сегодня. Но готовы ли вы сами жить так, как предлагаете всем?!

— Охрана! — закричал Трюнихт, оглядываясь по сторонам. — Эта молодая дама не в себе. Отведите её в комнату отдыха! Моё выступление окончено. Дирижёр, национальный гимн! Играйте национальный гимн!

Кто-то взял Джессику за руку. Она попыталась вырваться, но потом увидела лицо этого человека и успокоилась.

— Идём отсюда, — негромко сказал Ян Вэнли. — Не думаю, что это место тебе подходит.

Торжественная музыка, вводящая людей в экстаз, начала наполнять зал. «Флаг Свободы, Люди Свободы», национальный гимн Союза Свободных Планет.


Друзья, однажды мы одолеем угнетателей,

Освободим планеты и поднимем флаг свободы!

Мы сражаемся сейчас ради прекрасного будущего,

Сражаемся сегодня ради счастливого завтра.

Друзья, давайте вознесём хвалу свободным душам.

Давайте покажем всем наш свободный дух…


Толпа начала петь вместе с музыкой. В отличие от недавних разрозненных криков, сейчас они пели в унисон.


…В тёмные земли тирании мы принесём рассвет свободы…


Повернувшись спиной к трибуне, Ян и Джессика шли по проходу к выходу из зала. Люди бросали на них взгляды, но сразу же снова поворачивались вперёд и продолжали петь. Уже выходя в бесшумно открывшуюся дверь, они услышали последнюю строчку гимна.


…Мы свободные люди, мы никогда никому не покоримся!


II

Исчезли последние отблески заходящего солнца, и повсюду разлилась вечерняя прохлада. На небе появились скопления прекрасных серебристо-голубых звёзд. В это время года созвездие, похожее на шёлковый пояс, светило особенно ярко.

Столичный космопорт Хайнессена был наполнен суетой. В огромном зале ожидания сгрудились самые разные люди. Прибывшие с других планет и те, кто ещё только собирался отправиться в путешествия. Пришедшие проводить и встречающие. Обычные люди в гражданской одежде, солдаты в чёрных беретах и техники в комбинезонах. Сотрудники службы безопасности по-прежнему стояли на месте в стратегически важных точках, с раздражением глядя на толпу. Работники космопорта ходили, проталкиваясь сквозь скопления людей. Повсюду бегали дети, мешая всем и внося хаос в и без того напряжённую обстановку. Роботизированные тележки перевозили багаж…

— Ян… — обратилась Джессика Эдвардс к молодому человеку, сидящему рядом с ней.

— Хм?

— Ты, наверное, разочаровался во мне сегодня.

— Почему ты так решила?

— Не я одна потеряла близких, но другие семьи сидели спокойно, с мужеством перенося горе… Одна я устроила скандал на виду у всех. Тебе наверняка было неприятно всё это слушать.

«Ничего не станет лучше, если просто сидеть и молчать», — подумал Ян. Кто-то должен высказать своё мнение о правительстве и возложить на них ответственность. Но когда он открыл рот, то всё, что он смог сказать, было:

— …Вовсе нет.

Они сидели рядом в зале ожидания космопорта. Джессика сказала, что через час отправляется на соседнюю с Хайнессеном планету, Турнейзен. Там она работала учителем музыки в начальной школе. Если бы Жан Робер Лапп остался жив, то она бросила бы эту работу и вышла замуж.

— Ты проделал долгий путь, не так ли, Ян? — сказала Джессика, глядя на семью из трёх человек, проходящую перед ними.

Ян не ответил.

— Я слышала о том, что ты сделал при Астарте. Да и до этого выделялся на фоне остальных. Жан Робер всегда восхищался тобой. Он говорил, что ты гордость вашего выпуска…

«Жан Робер был хорошим человеком, и Джессика приняла мудрое решение, выбрав его», — подумал Ян с оттенком безысходности. Джессика Эдвардс. Дочь казначея Военной академии, учившаяся в музыкальной школе. А теперь она сама учительница музыки, потерявшая жениха…

— Не считая тебя, всем остальным в Адмиралтействе должно быть стыдно. Потерять более миллиона человек в одной битве! Это же уму непостижимо! У них совсем совести нет!

Ян подумал, что это не совсем так. Не считая совсем уж варварских действий, вроде нарушения договоров и убийства безоружных, нельзя говорить о войне с точки зрения совести. Глупый командир потеряет миллион союзников, а хороший — убьёт миллион врагов. В этом единственное различие между ними. А с точки зрения абсолютного пацифизма — «Я не стану убивать, даже если ради этого придётся умереть» — между ними не было и вовсе никакой разницы. Оба они массовые убийцы. То, что глупцу должно быть стыдно за отсутствие способностей — вопрос, не относящийся к морали. Вряд ли, однако, Джессика это поймёт, даже если попытаться объяснить, да Ян и сам не знал, нужно ли это понимание.

Его раздумья прервало объявление по космопорту. Джессика встала — её пассажирский лайнер готовился к отбытию.

— До свидания, Ян. Спасибо, что проводил.

— Береги себя.

— Стань отличным командующим. За себя и за Жана Робера.

Ян внимательно наблюдал, как Джессика торопится на посадку.

«Отличным командующим, да? Понимает ли она, что это тоже самое, что сказать: «Иди и убей ещё больше людей»? Видимо… Нет, точно не понимает. А ведь это то же самое, что попросить сделать с женщинами империи то же, что сделала война с ней. И когда это случится, на кого обратятся их гнев и печаль?..»

— Простите, возможно ли, что вы коммодор Ян Вэнли? — раздался рядом чей-то голос. Ян медленно повернулся и увидел пожилую, со вкусом одетую женщину, державшую за руку мальчика лет пяти-шести.

— Эм… Да, это так…

— Ах, я так и думала. Смотри, Уилл. Это герой Астарты. Поздоровайся с ним.

Мальчик застенчиво спрятался за её спину.

— Меня зовут миссис Майер. Мой муж и мой сын, отец этого мальчика, были солдатами и погибли с честью в войне с империей. Я услышала в новостях о ваших подвигах и очень благодарна вам за то, что вы сделали. Я не могла и надеяться, что смогу встретиться с вами лично.

Ян замер, не зная, что на это ответить.

— Уилл тоже говорит, что станет солдатом. Что собирается сражаться с империей и отомстить за папу… Коммодор Ян, я понимаю, что это наглость, но не могли бы вы позволить ему пожать руку героя? Я думаю, рукопожатие с вами стало бы для него отличным стимулом.

Ян не мог поднять глаза на эту женщину.

Видимо, приняв его молчание за согласие, она попыталась подтолкнуть внука к молодому полководцу. Однако мальчик крепко вцепился в бабушкино платье, хотя и смотрел при этом на Яна.

— Что такое, Уилл? Думаешь, если будешь поступать так, ты сможешь стать храбрым солдатом?

— Госпожа Майер, — сказал Ян, мысленно утирая пот со лба. — Когда Уилл станет взрослым, будет мирное время. Не нужно будет становиться солдатом… Береги себя, малыш.

Повернувшись на каблуках, он торопливо покинул это место. Проще говоря, сбежал. Но в таком отступлении он не видел бесчестья.

«Да, мирное время настанет… Даже если нам, живущим сейчас, придётся заплатить за него своими душами».


III

Когда Ян вернулся в свой офицерский дом в блоке 24 на улице Серебряного моста, его часы показывали 20:00 по стандартному времени Хайнессена. Весь этот жилой район был выделен для правительственных чиновников и офицеров, которые жили одни или имели маленькие семьи, и налетевший ветерок принёс освежающий аромат свежей зелени.

Но всё же этот район нельзя было назвать особо роскошным. Вокруг было много зелени и свободной земли, но лишь из-за постоянной нехватки средств на новое строительство, как и на ремонт имеющегося жилья.

Сойдя тротуара, Ян пересёк неухоженный общий газон. Ворота, оснащённые ID-сканером, приветствовали хозяина офицерского дома B-6 скрипом и жалобами на переутомление. Ян подумал, что их скоро придётся менять, даже если придётся заплатить за это из собственного кармана. От бухгалтерии-то денег явно не дождаться…

— С возвращением, коммодор, — поздоровался с ним Юлиан, вышедший на крыльцо, чтобы встретить его. — Я уже думал, что вы сегодня не вернётесь. Но всё равно приготовил ваше любимое ирландское рагу.

— Отлично, я как раз проголодался. Но почему ты думал, что я не вернусь?

— Мне позвонил контр-адмирал Кассельн, — ответил мальчик, принимая из рук Яна форменный берет. — И сказал, что вы ушли с церемонии под руку с красивой женщиной.

— Вот же гад… — поморщившись, пробормотал Ян, входя в прихожую.


Четырнадцатилетний Юлиан Минц был воспитанником Яна. Среднего роста для своего возраста, с льняными волосами, тёмно-карими глазами и тонкими чертами лица. Кассельн и остальные иногда в шутку называли его «пажом Яна».

Два года назад Юлиан попал в дом к Яну, благодаря Особому Закону о Детях Военнослужащих. Как правило, его называли Законом Треверса, по имени государственного деятеля, предложившего его.

Союз Свободных Планет уже полтора столетия находился в состоянии войны. Это, разумеется, вело к огромному числу погибших и других жертв войны. Закон Треверса был придуман, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев — помочь сиротам, не имеющим близких родственников и добыть людские ресурсы.

Дети-сироты воспитывались в домах солдат и офицеров. Правительство выделяло опекунам на их содержание определённую сумму денег и до пятнадцати лет они жили как все прочие дети, посещая обычные школы. Но потом они должны были сделать выбор — те, кто добровольно пошёл в армию или поступил в Военную академию, техническое или иное учебное заведение с военной направленностью, освобождались от необходимости возвращать вложенные в них средства.

Для военных даже женщины были важным человеческим ресурсом в тыловых службах, а также медицинской, транспортной, диспетчерской, аналитической, службе связи и многих других.

— В общем, можешь считать это чем-то вроде средневековой системы ученичества. Хоть и более порочной, так как при нём с помощью денег стараются ограничить будущее людей, — со здоровым сарказмом объяснял Яну Кассельн, недавно назначенный в штаб тыловой службы. — Как бы то ни было, человек не может жить без пищи. А значит, его должен кто-то кормить. Так что давай, уж одного ты можешь взять.

— Да у меня и своей-то семьи нет…

— Вот именно! Значит, ты не выполняешь своей обязанности перед обществом по содержанию жены и ребёнка. К тому же правительство помогает материально. Будет стыдно, если ты никого не возьмёшь. Хватит уже жить вольным холостяком!

— Понял… Но только одного.

— Если хочешь, можешь взять и двоих.

— Одного уже много.

— Вот как? Тогда я хотя бы подыщу такого, кто ест за двоих.

Четыре дня спустя после этого разговора, мальчик по имени Юлиан появился в доме Яна.

В тот же день он нашёл себе и место в своей новой семье. Учитывая, что прежнего единоличного хозяина жилища с трудом можно было назвать способным или трудолюбивым в домашних делах, всё находилось в ужасном состоянии. Хотя у него была домашняя компьютеризированная система, он всегда ленился вводить в неё команды для управления различными бытовыми приборами, так что в итоге она не приносила никакой пользы, а дом тем временем покрывался слоем пыли.

Юлиан решил заняться этим, в том числе и ради собственного комфорта. Через два дня после появления в доме нового жильца, Ян отправился в командировку. Вернувшись неделю спустя, он нашёл свой дом оккупированным силами аккуратности и эффективности.

— Я распределил данные в вашем компьютере по шести разделам, — доложил двенадцатилетний командир оккупационных сил хозяину дома, застывшему на пороге с ошеломлённым видом. — Первое — «управление домом», второе — «управление приборами», третье — «безопасность», четвёртое — «сбор данных», пятое — «исследования» и шестое — «развлечения». В первом пункте находятся бытовой учёт и общие настройки, во второй — кондиционер, стиральная машина, сушилка и прочие приборы, в третьей — охранная сигнализация и огнетушитель, в четвёртой — новости, погода и информация из магазинов… Пожалуйста, запомните всё это, капитан!

Ян в то время был капитаном. Он молча сел на диван в гостиной, раздумывая над тем, что бы сказать этому невинно улыбающемуся маленькому захватчику.

— Думаю, я навёл порядок во всём доме. Но если что-то пропустил — только скажите. Могу я что-нибудь для вас сделать?

— Как насчёт чашечки чая?

Ян запоздало подумал, что в доме может не оказаться ни одной чистой чашки, но мальчик уже возвращался с кухни, неся чайный сервиз, почищенный и выглядящий почти как новый. Затем, на его глазах, Юлиан с удивительным мастерством заварил чай. Отпив глоток из поставленной перед ним чашки, Ян решил сдаться этому маленькому мальчику. Уж слишком хороши оказались вкус и аромат. Как позже рассказал Юлиан, его отец был лейтенантом космофлота и ещё большим поклонником чайной церемонии, чем сам Ян. Он-то и научил сына разбираться в сортах чая и способах заваривания.

Спустя полгода после того, как Ян принял стиль ведения хозяйства Юлиана, к нему в гости заглянул Алекс Кассельн, желавший поиграть в трёхмерные шахматы. Обведя взглядом комнату, он выразил своё мнение удивлённым присвистыванием и саркастическим заявлением:

— Впервые в истории человечества в это жилище пришла чистота! Правду говорят люди, утверждая, что ребёнок настолько же зрел, насколько неумелы его родители.

Яну нечего было ответить.


Прошло ещё два года. Юлиан вырос более чем на десять сантиметров, и в его чертах оставалось всё меньше детского. Его оценки, судя по всему, также были хороши. «Судя по всему», — потому что его опекун говорил, что до тех пор, пока не случилось чего-то плохого, не стоит рассказывать о всяких мелочах, а также потому, что воспитанник нередко приносил домой разные награды и медали. По словам Кассельна, он был «учеником, превзошедшим своего учителя».

— Сегодня в школе меня спросили, что я намерен делать со следующего года.

Для Юлиана было необычно прерывать воспитателя во время обеда, и вилка Яна замерла, не донеся до рта кусочек рагу. Он внимательно посмотрел на мальчика.

— Выпускной будет в июне следующего года, так ведь?

— Да, но есть система, благодаря которой можно выпуститься на полгода раньше, если сдать все экзамены.

— В-вот как, — его безответственный опекун был ошеломлён. — Значит, ты хочешь закончить школу и стать солдатом?

— Верно. В конце концов, я ведь сын солдата.

— Не существует закона, по которому ребёнок должен обязательно идти по стопам родителей. Мой отец, к примеру, был торговцем. Если тебе нравится что-то другое — займись этим, — сказал ему Ян, вспомнив лицо Уилла, мальчика, встреченного им недавно в космопорту.

— Но если я не пойду на военную службу, вам придётся выплатить все вложенные в меня деньги…

— Значит, я заплачу их.

— Что?..

— Не смотри свысока на своего опекуна! У меня достаточно сбережений, чтобы оплатить это. И, в первую очередь, тебе нет необходимости заканчивать школу раньше срока. Почему бы не провести это время весело?

Щёки мальчика покраснели от смущения:

— Я не могу взваливать на вас такой груз.

— Не возражай, малыш. Дети и должны жить за счёт родителей, пока не вырастут.

— Большое спасибо, но всё же…

— Но что? Ты так сильно хочешь стать солдатом?

Юлиан с подозрением взглянул на него:

— Почему-то это прозвучало так, будто вы не любите солдат.

— Не люблю.

Короткий и ясный ответ Яна озадачил юношу:

— Но если это так, то почему вы им стали?

— Всё очень просто. У меня не было способностей к чему-либо ещё.

Ян доел рагу и вытер рот салфеткой. Юлиан убрал со стола и включил посудомоечную машину. Потом достал из шкафчика чай и стал заваривать красноватый напиток из листьев Шиллонг.

— Как бы там ни было, хорошенько обдумай всё ещё раз. Не причин с этим торопиться.

— Хорошо. Я подумаю. Но, коммодор, в новостях говорили, что граф Лоэнграмм вступил в ряды армии в пятнадцать лет.

— Насколько я знаю, это правда.

— И там показывали его фотографию. Вы знали, что он очень красив?

Ян много раз видел лицо Райнхарда фон Лоэнграмма. Не в живую, конечно, а на снимках и голограммах. Он даже слышал, что этот имперец более популярен среди женщин из штаб-квартиры тыловой службы, чем любой офицер Союза, и это казалось вполне вероятным. Ян никогда не видел более красивого молодого человека.

— И что? Даже я не так уж плохо выгляжу. Разве я не прав, Юлиан?

— Хотите молока к чаю или предпочтёте бренди?

— Бренди.

В этот момент замигала лампа охранной сигнализации, и раздался предупреждающий сигнал. Юлиан подбежал к монитору и схватил пульт управления. В инфракрасном спектре ночного видения было видно множество фигур. На головах у всех были надеты белые капюшоны с прорезями для глаз.

— Юлиан.

— Да?

— Ты случайно не знаешь, может, в эти дни у клоунов появилась мода сбиваться в толпы и наносить благотворительные визиты?

— …Это отряд рыцарей-патриотов.

— Не знаю цирковой труппы с таким названием.

— Это новое экстремистское движение националистов. В последнее время они стали довольно известны. Занимаются тем, что преследуют людей, выступающих против правительства или ведения войны… Но это не имеет смысла, зачем им врываться к нам? Вас они даже хвалили, так в чём же дело?

— Сколько их там? — небрежным тоном спросил Ян.

— На территорию дома вошло сорок два, — ответил мальчик, взглянув на цифру в углу экрана. — То есть уже сорок три… Нет, сорок четыре…

— КОММОДОР ЯН! — усиленный мегафоном голос заставил слегка завибрировать армированное стекло стен.

— Да слышу я, слышу… — пробормотал Ян, хотя его, конечно, не было слышно на улице.

— Мы — корпус рыцарей-патриотов, люди, которые по-настоящему любят свою страну! Мы осуждаем тебя! Ты совершил поступок, подрывающий единство и боевой дух наших граждан! Возможно, твои военные достижения сделали тебя слишком высокомерным! Уверен, ты понимаешь, о чём мы говорим!

Ян почти физически почувствовал удивлённый взгляд Юлиана на своей щеке.

— Коммодор Ян! Ты выразил презрение к священной панихиде! В то время, как все участники церемонии в едином порыве поддержали пламенную речь председателя комитета обороны и клялись уничтожить империю, ты единственный остался сидеть! Не является ли твоя надменность насмешкой над волей нашего народа?! Мы осуждаем тебя! Если тебе есть, что ответить, выйди и скажи нам это! Сразу предупреждаю, бесполезно пытаться вызвать полицию! У нас есть способ вывести из строя систему связи!

«Понятно. Похоже, за спинами этих рыцарей-патриотов или как их там, скрывается ещё более ярый «патриот» своей страны, Иов Трюнихт. Уж больно похожи их выступления, словно эти пафосные и поверхностные речи писал один и тот же человек…»

— «Единственный, кто остался сидеть и с надменным видом насмехался над волей народа»? Вы правда так делали, коммодор? — спросил Юлиан.

— Ну… Да… В некотором роде…

— Зачем вы снова себя так вели?! Неважно, что у вас в мыслях, что мешало вам притвориться? Встали бы и похлопали. Другие видят только внешние проявления, вы же сами знаете.

— Малыш, ты говоришь точь-в-точь как Кассельн.

— Причём тут контр-адмирал Кассельн? Это понятно даже детям!

— В чём дело? — вновь раздался голос снаружи. — Не выходишь? Осталось ещё немного стыда в твоём сердце? Но даже если ты раскаиваешься, мы примем твои извинения, только если ты выйдешь к нам и повинишься!

Ян щёлкнул языком и собрался встать, но Юлиан схватил его за рукав.

— Коммодор! Как бы вы ни злились, нельзя использовать оружие!

— Не делай поспешных вводов, малыш. С чего ты взял, что не получится просто поговорить с ними и разрешить дело мирно?

— Но… Вы ведь не хотите разговорить с ними?

У Яна не было на это ответа.

Через несколько секунд окно из армированного стекла с громким звоном треснуло. Стёкла в доме невозможно было разбить камнем, но предмет, влетевший в комнату, и не был камнем. Металлический шар размером с голову человека пролетел через всю комнату и врезался в полку, разбил стоявшие на ней керамические изделия и с глухим стуком упал на пол.

— Ложись! Это опасно! — крикнул Ян.

Они едва успели укрыться за массивным диваном, когда шарик взорвался. Разлетевшимися во все стороны осколками уничтожило лампы, тарелки, стулья и всё остальное, находившееся в комнате.

Ян лишился дара речи. Рыцари-патриоты использовали гранатомёт с особым зарядом, который иногда использовали военные инженеры, чтобы сносить небольшие здания без угрозы пожара.

Повреждения были относительно невелики и поверхностны, значит, они настроили заряд на минимальную мощность. В противном случае вся комната превратилась бы в груду обломков. Но как бы то ни было, откуда у гражданских вообще взялось армейское вооружение?

Взглянув на Юлиана, чтобы убедиться, что тот в порядке, Ян заметил, что мальчик всё ещё сжимает в руках пульт управления системами дома. Ему в голову пришла одна мысль и он прищёлкнул пальцами.

— Юлиан, дай-ка мне пульт… Так, где тут выключатель поливного устройства?

— 2-А-4. Вы хотите им ответить?

— Да, нужно научить их хорошим манерам!

— Понял!

— Ну как тебе? Теперь ты готов с нами поговорить? Если нет, то готовься ко второму… — голос оборвался визгом. Разбрызгиватели, установленные на максимальную мощность, ударили людей в белых капюшонах толстыми струями воды. Мгновенно промокшие и растерявшиеся, они слепо заметались туда-сюда.

— Ну что, поняли, как опасно злить настоящего джентльмена, полагаясь лишь на количество, хулиганы? — негромко проворчал Ян.

Издали раздались звуки полицейских сирен. Скорее всего, полицию вызвали жители соседних домов. Тем не менее, тот факт, что власти начали действовать лишь сейчас, показывал, что эти самозваные рыцари-патриоты оказались неожиданно сильной группировкой. Впрочем, если за ними действительно стоит Трюнихт, то это вполне объяснимо. Пока же они спешно разбегались. Вероятно, сегодня у них не будет настроения праздновать очередную «победу».

Прибывшие наконец сотрудники полиции не поверили, что за происшествием действительно стоят рыцари-патриоты, утверждая, что эти люди истово любят свою страну.

— Если всё так, как вы говорите, — обиделся Ян, — то почему они не идут добровольцами во флот? Разве настоящие патриоты станут нападать среди ночи дом, в котором живут дети и громить всё вокруг?! Да и вообще, если они делают такое правое дело, то почему носят маски?!

Пока Ян препирался с полицейскими, Юлиан начал разбирать беспорядок в доме.

— Я тоже помогу, — сказал Ян, поняв бесполезность попыток что-то доказать.

— Не стоит. Вы будете лишь мешать, — Юлиан махнул на него рукой. — Сядьте пока на стол, пожалуйста.

— …На стол?

— Не бойтесь, я быстро всё закончу.

— …И что я буду делать на столе?

— Хмм… О! Я приготовлю чай и вы посидите и спокойно попьёте его, пока я прибираюсь.

Ян, ворча себе под нос, залез на столешницу массивного и потому оставшегося целым стола и сел, поджав под себя ноги. Но, увидев осколок керамики в руках Юлиана, возмутился:

— Это был красный фарфор периода Ваньли династии Мин! Единственная часть коллекции отца, которая не была подделкой…


Когда в десять часов вечера позвонил по видеофону Кассельн, Юлиан уже почти закончил уборку.

— Привет, парень. Где сейчас твой опекун?

— Он вон там.

Юлиан махнул рукой в сторону стола, на котором сидел глава семьи, скрестив ноги и неспешно прихлёбывая чай. Кассельн в течение пяти секунд молча смотрел на эту сцену, а потом медленно спросил:

— Это у вас обычай такой, сидеть на столе?

— Только по определённым дням недели, — с невинной улыбкой ответил Ян.

— …Ладно. Но я звоню не поэтому. Тебя срочно вызывают в оперативный штаб. Я уже выслал за тобой машину, она должна подъехать с минуты на минуту.

— Почему так срочно?

— Тебя вызывает лично начальник Центра Ситоле.

Когда Ян возвращал на блюдце чашку, стук вышел громче, чем обычно. Юлиан на мгновенье застыл от удивления, но быстро пришёл в себя и поспешил принести форму Яна.

— Что начальнику Центра от меня нужно?

— Я знаю лишь, что дело срочное. Ладно, увидимся в штабе.

Кассельн отключил связь, а Ян скрестил руки и ненадолго задумался. Когда он обернулся, Юлиан уже стоял рядом, держа в руках мундир. Пока коммодор переодевался, прибыла машина. Вечер получался насыщенным сразу в нескольких отношениях.

На пороге он обернулся:

— Наверное, это надолго. Не жди меня.

— Так точно, коммодор! — ответил мальчик, но у Яна появилось ощущение, что мальчик не собирается поступать, как ему сказано.

— Юлиан, думаю, когда-нибудь мы посмеёмся над тем, что случилось сегодня. Но, возможно, это случится нескоро. Похоже, наступают плохие времена.

Он сам не понимал, почему он вдруг это сказал. Но мальчик серьёзно взглянул на него и ответил:

— Коммодор, я… Наверное, я говорю много неуместного, но, пожалуйста, не беспокойтесь об этом. Я хочу, чтобы вы шли по пути, который считаете правильным. И я больше чем кто-либо ещё верю в верность вашего пути.

Ян посмотрел на мальчика и, хотя он хотел что-то сказать, в конце концов, просто взъерошил его льняные волосы и пошёл к ожидающей у дороги машине.

Юлиан стоял на крыльце, пока задние огни автомобиля не растворились в темноте ночи.


IV

Гранд-адмирал Сидни Ситоле, начальник Центра стратегического планирования Союза Свободных Планет, был пожилым чернокожим человеком почти двухметрового роста. Хотя и не из тех, чей талант виден сразу, но он был надёжным организатором и неплохим стратегом. Люди доверяли его простому, но полному достоинства характеру. Он пользовался всеобщей поддержкой, хотя и не был дико популярен.

Должность начальника Центра стратегического планирования — самый высокий пик, к которому могли стремиться миллионы мужчин и женщин в форме. В военное время человек, занимающий этот пост, также являлся заместителем главнокомандующего вооружённых сил Союза. Ну а главнокомандующим был председатель Верховного Совета, то есть глава государства. Ещё одним его заместителем, наряду с начальником Центра, являлся председатель комитета обороны, глава военной администрации.

К сожалению, в настоящий момент в Союзе Свободных Планет двое заместителей главнокомандующего находились не в самых хороших отношениях. Им необходимо было взаимодействовать, ведь без этого военная машина начинала буксовать, но поделать ничего было нельзя. Отношения Трюнихта и Ситоле, людей с очень разными характерами, чаще всего описывались как «вооружённый нейтралитет».

Когда Ян вошёл в его кабинет, адмирал Ситоле приветствовал его ностальгической улыбкой. Много лет назад, когда Ян учился в Военной академии, Ситоле был её директором.

— Присаживайтесь, контр-адмирал Ян.

Ян послушно занял предложенное кресло.

— Я вызвал вас, так как хотел кое-что сообщить. Приказ о вашем назначении выйдет только завтра, но всё уже решено, вас производят в контр-адмиралы. Полагаю, вы знаете причину?

— Потому что я проиграл?

Ответ Яна вызвал у старого адмирала страдальческую улыбку:

— А вы нисколько не изменились со времён Академии. Всё так же с умиротворённым видом выдаёте едкие замечания.

— Но это ведь правда, не так ли, дирек… то есть, ваше превосходительство?

— Почему вы так считаете?

— В одном древнем трактате о войне говорится, что если кого-то начинают заваливать наградами, значит, командование находится в отчаянном положении. По-видимому, вам крайне необходимо отвести взгляд общественности от поражения, — в тоне Яна не слышалось ни намёка на извинение, что вновь вызвало страдальческую гримасу у адмирала. Потом он скрестил на груди руки и внимательно посмотрел на бывшего ученика.

— В некотором смысле, вы правы. Мы потерпели сокрушительное поражение, какого не знали много лет. И гражданские, и военные люди находятся в крайнем расстройстве. Чтобы немного успокоить их, государству нужен герой. Иными словами — вы, контр-адмирал Ян, — при этих словах на губах Яна мелькнула улыбка, но довольным он не выглядел. — Наверное, вам не нравится становиться «искусственным героем». Но если такова необходимость, то это ваш долг как солдата. Кроме того, ваши достижения в любом случае заслуживают награды. Если бы мы не повысили вас, у людей возник бы вопрос, реагируют ли комитет обороны и оперативный штаб на успехи и неудачи военных.

— Кстати, насчёт комитета обороны. Что сказал по этому поводу председатель Трюнихт?

— В таких вопросах личное мнение отдельного человека не имеет значения. Даже если он председатель комитета обороны, он в первую очередь государственное лицо.

«Насчёт сохранения лица перед обществом всё верно. Но вот натравить на меня этих рыцарей-патриотов ему ничто не помешало».

— Кстати, я хотел спросить о другом, — с видимым облегчением оставил тему своего недруга Ситоле. — Тот план операции, который вы представили вице-адмиралу Паэтте перед боем… Как по-вашему, наш флот победил бы, если бы следовал ему?

— Да, наверное, — ответил Ян так скромно, как только смог.

Адмирал Ситоле глубоко задумался, пощипывая подбородок, а потом спросил:

— Но мы ведь ещё можем воспользоваться им, если выпадет возможность? И когда придёт время, мы отплатим Лоэнграмму за это поражение.

— Это может сработать против графа Лоэнграмма. Если успех сделает его дерзким, если он вновь захочет малыми силами разбить большие, то план ещё можно будет привести в жизнь… Однако…

— …Однако?

— Однако я не думаю, что это произойдёт. Победа малыми силами над превосходящим врагом, конечно, выглядит эффектно, но это скорее из области фокусов, чем военной стратегии. И я думаю, что граф Лоэнграмм это прекрасно понимает. В следующий раз, когда он решит напасть, он наверняка приведёт огромный флот.

— Это правда, собрать больше войск, чем у противника — это основа военной стратегии. Дилетанты, однако, больше приветствуют то, что вы назвали фокусами… Они считают неумехой того, кто не может победить превосходящего противника. Так что, когда вы проигрываете вдвое уступающему по численности врагу…

На лице пожилого адмирала ясно отразилась тоска. Что бы по этому поводу не думали сами военные, в глазах граждан и правительства они выглядят тускло.

— Контр-адмирал Ян, мы не ошиблись с точки зрения основ стратегии. Мы послали против врага вдвое большую силу. Так почему же, несмотря на это, мы потерпели столь разгромное поражение?

— Потому что облажались в применении этой силы, — прямо ответил Ян. — Имея преимущество, мы не смогли его использовать. Видимо, наше превосходство сыграло с нами дурную шутку — мы слишком уверились в победе и успокоились.

— И?

— Не считая эпохи так называемой «кнопочной» войны, а также того периода бурного развития радарных устройств, всегда существовало два главных принципа использования войск на поле боя: сконцентрировать силы и быстро переместить их. Граф Лоэнграмм наглядно продемонстрировал нам, как это делается.

— Хм…

— И посмотрите, что делали мы, — продолжал Ян. — Пока враг уничтожал 4-й флот, два других тратили время, следуя первоначальному плану. Разведка передвижений противника и анализ этой разведки были выполнены неудовлетворительно. Поэтому всем трём флотам пришлось сражаться в одиночку и без подкрепления. Вот что случается, когда забывают о принципах концентрации и мобилизации сил.

Ян умолк. В последнее время он редко бывал столь многословен. Видимо, он всё же немного волновался.

— Ясно. А вы проницательны, — покивал Ситоле. — Но я хотел сказать вам ещё кое-что. Хотя это, в отличие от присвоения вам нового звания, ещё не решено… Планируется создать новое боевое соединение из остатков Четвёртого и Шестого флотов — Тринадцатый флот. И командование этим флотом будет доверено вам.

Ян склонил голову набок:

— Но разве для того, чтобы командовать флотом, не нужно иметь звание от вице-адмирала и выше?

— Новый флот будет уступать обычному в численности примерно вдвое. В его состав войдут 6400 кораблей и 700 000 солдат, так что звание не будет играть роли… И первым заданием Тринадцатого флота станет захват крепости Изерлон, — совершенно спокойным тоном добавил Ситоле.

Молодому контр-адмиралу потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить сказанное и переспросить:

— Вы говорите, чтобы я с половинным флотом захватил крепость Изерлон?

— Именно.

— Вы верите, что это возможно?

— Я верю, что если этого не сможете вы, то не сможет никто.

««Я в тебя верю!», «Ты сможешь»… Старые привычные клише», — подумал Ян. — «Сколько же людей поддались этому сладкому шёпоту и в итоге отдали жизнь, пытаясь сделать невозможное. А вот те, кто подтолкнул их, никогда не несли ответственности».

Ян задумчиво молчал.

— Как я понимаю, вы не уверены в своих силах?

После этих слов начальника Центра, Ян ещё больше не знал, что ответить. Если бы он не был уверен, он бы сразу так и сказал. Но у него была уверенность и надежда на успех. Он знал, что если бы командиром был он, то флот Союза в прошлом не потерпел бы поражения во всех шести атаках на Изерлон.

Но Ян не хотел играть по правилам, навязываемым ему начальником Центра стратегического планирования.

— Если вы совершите столь выдающийся подвиг, как захват Изерлона во главе нового флота, — медленно заговорил Ситоле, почти до неприличия пристально вглядываясь в лицо Яна, — то независимо от того, что он будет думать о вас лично, даже у председателя комитета обороны Трюнихта не останется выбора, кроме как признать ваши способности.

«А значит, и позиция начальника Центра усилится по сравнению с председателем комитета обороны. Происходящее скорее относится к политике, чем к военной стратегии. Ну и хитрец же наш бывший директор!»

— Я сделаю всё, что смогу, — после долгой паузы сказал Ян.

— Правда? Вы сделаете это? — Ситоле с довольным видом кивнул. — Тогда я прикажу Кассельну поторопиться с организацией и снабжением флота. Если вам что-то понадобится, просто обратитесь к нему. А яокажу любую поддержку.

«Когда же нам придётся отправляться? До утверждения нового начальника Центра остаётся около семидесяти дней. И он явно стремится вновь получить назначение на этот пост. А значит, операция по захвату Изерлона должна быть завершена до этого. Если посчитать, что на саму операцию необходимо дней тридцать, то у нас остаётся не более сорока дней до вылета с Хайнессена».

Трюнихт вряд ли выступит против этой операции и кадровых решений по ней. Ведь, разумеется, Изерлон невозможно взять половинным флотом, а когда операция закончится провалом, он сможет публично разделаться с Ситоле и Яном. Так что он теперь может смело поднять тост за то, что его противники сами вырыли себе могилы.

А Ян вновь некоторое время не сможет пить чай, заваренный Юлианом. И это было для него очень досадно…

Глава 5. Захват Изерлона

I

Изерлон.

Это название было дано крепости, жизненно важной для существования империи. Звезда Альтена, находящаяся на расстоянии 6250 световых лет от столичной планеты Империи, Одина, изначально была одиночным светилом, не имеющим планет и спутников. Но её астрономическое положение и стратегическое значение привели к тому, что Галактическая Империя построила в этой системе искусственный мир шестидесяти километров диаметром в качестве базы для своих операций.

Если посмотреть «сверху» на проекцию галактики, то будет видно, что крепость Изерлон находится в узкой области, где влияние Империи сменяется зоной, подвластной Союзу Свободных Планет. Остальное пространство, расположенное между территориями Союза и Империи, не приспособлено для космических полётов. Это межзвёздное кладбище известно как «саргассово пространство». Когда-то будущие основатели Союза потеряли многих своих товарищей, пересекая его. Позже этот кусочек истории, наиболее удовлетворявший первых лиц Империи, тоже сыграл некоторую роль в их решении построить крепость именно в этом регионе и оттуда угрожать Союзу.

Переменные звёзды, красные гиганты, нарушения гравитационных полей… Но через саргассово пространство тонкой нитью пробегает доступная для путешествий область, в самой середине которой и расположилась крепость Изерлон. Чтобы попасть из Союза в Империю или наоборот, необходимо использовать маршрут, проходящий через доминион Феззан. Но для военных целей он по многим причинам не используется.

Феззанский коридор и Изерлонский коридор. Правительство и военное руководство Союза делают всё, чтобы выяснить, существует ли какой-либо другой путь, помимо этих двух, который соединял бы Союз и Империю. Но неточность их звёздных карт, а также видимое и невидимое вмешательство Империи и Феззана не позволяют им найти его. С точки зрения Феззана, положение которого зависит от возможности быть торговым посредником между враждующими государствами, открытие «третьего коридора» — не та вещь, которой можно позволить произойти.

По этой причине реализация не раз озвученного штабом флота Союза заявления «Мы должны вторгнуться на территорию Империи!» напрямую было связано с захватом Изерлона. За прошедшие со времени строительства тридцать лет армия Союза Свободных Планет шесть раз пыталась организовать крупномасштабную атаку, чтобы захватить крепость, но все эти попытки оказались неудачны, дав лишь повод имперцам хвастаться тем, что «Изерлонский коридор усеян трупами солдат мятежников».

Ян Вэнли дважды принимал участие в операциях по захвату Изерлона. Во время пятой атаки он был капитаном третьего, а во время шестой — первого ранга. Дважды он стал свидетелем массовой гибели людей и понял всю глупость попыток взять эту крепость одной лишь силой.

«Мы не можем захватить Изерлон извне, — думал он. — Но как же тогда нам его захватить?»

Помимо сил самой крепости, в ней также базировался сильный флот в составе пятнадцати тысяч кораблей. Крепостью и флотом командуют два адмирала. Может ли быть какая-нибудь возможность, которую они не учли?

Граф Лоэнграмм тоже использовал Изерлон в качестве передовой базы во время недавнего вторжения. И теперь Ян любой ценой должен захватить эту зловещую имперскую крепость, что нависает угрозой над всем Союзом. Несмотря на то, что у него для этого есть лишь половина флота…


— Честно говоря, я не думал, что ты так легко согласишься на это задание, — сказал контр-адмирал Кассельн, задумчиво глядя в документ о назначении. Они сидели в его кабинете в штабе. — Господа председатель комитета обороны и начальник Центра имеют свои виды на это дело… Хотя, полагаю, ты видишь их мотивы насквозь.

Сидящий напротив Ян улыбнулся, но ничего не ответил. Кассельн бросил на стол документы и с глубоким интересом уставился на бывшего младшего товарища по Военной академии.

— Наши войска шесть раз пытались захватить Изерлон, и шесть раз мы терпели неудачу. А ты собираешься сделать это всего лишь с половиной флота?

— Ну, думаю, я попробую.

Услышав этот ответ, Кассельн сузил глаза и сказал:

— Значит, ты считаешь, что у тебя есть шанс. Каков же твой план?

— Это секрет.

— Даже от меня?

— Моё положение заставляет ценить такие вещи, — ответил Ян.

— Что ж, ты имеешь на то право. Если нужны будут какие-нибудь поставки — только дай знать, и я сделаю всё, что смогу. И даже не стану требовать взятку.

— В таком случае, пожалуйста, достань для меня один имперский военный корабль. Наверняка же есть немало захваченных. Кроме того, мне понадобятся около двухсот комплектов имперской военной формы…

Теперь глаза Кассельна широко распахнулись.

— В какой срок?

— В ближайшие три дня.

— …Я не стану просить платы за сверхурочные, но хотя бы коньяк тебе придётся мне поставить.

— Я куплю тебе две бутылки. И, кстати, у меня есть ещё одна просьба…

— Тогда три. А что за пожелание? — спросил Кассельн.

— Речь о тех экстремистах, называющих себя рыцарями-патриотами.

— А, да, я слышал. Наверное, это было ужасно.

Так как Юлиан оставался дома один, Ян попросил договориться с военной полицией о патрулировании района в его отсутствие. Он подумал было пристроить мальчика на время в другую семью, но решил, что получить согласие на это самого Юлиана, командовавшего в доме, когда там не было хозяина, маловероятно. Кассельн ответил, что, конечно, присмотрит за ситуацией, а потом взглянул на Яна, словно что-то вспомнив.

— Кстати, особый уполномоченный Феззана в последнее время расспрашивал о тебе.

— Вот как?

Ян в свою очередь тоже интересовался Феззаном. Этот доминион был создан великим торговцем с Земли Леопольдом Лаапом, но многие факты его биографии и происхождения капиталов так и оставались неизвестны. Стоял ли за спиной Лаапа кто-то, кому необходимо было создание этого государства? Ян, некогда желавший стать историком, часто думал о таких вещах. Хотя, естественно, ни с кем их не обсуждал.

— Похоже, ты заинтересовал Чёрного Лиса. Он может попытаться разузнать о тебе больше.

— Интересно, а на Феззане хороший чай?

— Ароматизирован ядом, скорее всего… Кстати, так что планируешь делать? — поинтересовался Кассельн.

— В этом мире редко что идёт по плану… Но всё же я постараюсь, чтобы всё удалось, — с этими словами Ян встал и откланялся. Впереди его ждали горы работы.


Тринадцатый флот неспроста был вполовину меньше обычного. Большинство составляющих его солдат и офицеров были из числа выживших из Четвёртого и Шестого флотов, сильно пострадавших в битве при Астарте. Остальные же были новобранцами, не имеющими боевого опыта. А назначенный командовать ими контр-адмирал может и был талантлив, но в глазах других он оставался почти ребёнком, не достигшим ещё и тридцати… И потому ушей молодого командующего Тринадцатого флота достигали удивление и насмешки опытных адмиралов:

— Интересно будет посмотреть, как младенец, недавно выбравшийся из пелёнок, станет пытаться убить льва голыми руками. Если таков приказ, то это понятно, но идти на подобное добровольно… Боже упаси!

Но Ян не расстраивался. «Чтобы не сомневаться в этой операции, вообще нужно быть завзятым оптимистом», — думал он.

Единственным, кто поддерживал Яна, был адмирал Бьюкок, командующий 5-го флота. Нелюдимый семидесятилетний адмирал был известен своим упорством и вспыльчивостью. Обычно, когда ему салютовал кто-то вроде Яна, он отвечал равнодушным салютом и подозрительным взглядом, словно говорящим: «Это ещё что за молокосос?». Но когда в «Белом олене», клубе для высокопоставленных офицеров, другие адмиралы стали подшучивать над Тринадцатым флотом и Яном Вэнли, этот «страшный старик» сказал:

— Надеюсь, скоро вы все окажетесь в дураках. Вы смеётесь над саженцем красного дерева лишь потому, что он невысок.

Собравшихся охватило молчание. Они вспомнили способности, проявленные новым командующим в битве при Астарте и в некоторых других. После слов старого адмирала их отношение изменилось. Они допили свои бокалы и разошлись, ощущая в груди некоторую неловкость из-за того, что им сказали нечто, от чего они не могли просто отмахнуться.

Ян, до которого дошла эта история, даже не попытался поблагодарить Бьюкока. Он знал, что седой адмирал лишь посмеётся над ним за такую попытку. А лучшей благодарностью для него станет подтверждение его слов.


Хоть оппозиция и умолкла на время, общая ситуация к лучшему не изменилась. Мрачный факт того, что половинный флот из выживших и новобранцев отправляется штурмовать неприступную крепость, никуда не делся.

Ян много думал о том, кого же ему взять в штаб Тринадцатого флота.

Заместителем командующего стал коммодор Эдвин Фишер. Опытный и квалифицированный офицер, хорошо проявивший себя, сражаясь в составе Четвёртого флота.

Начальником штаба Ян выбрал коммодора Мурая. Быть может, тому в чём-то не хватало оригинальности, но этот строгий человек обладал холодным и чётким разумом.

В помощники ему был назначен Фёдор Патричев, имевший репутацию хорошего бойца.

От Мурая Ян ожидал помощи в планировании операций и принятии решений, он полагался на его здравый смысл. Патричев должен был воодушевлять солдат. Ну а на Фишера возлагалась забота о снабжении.

«Думаю, я могу быть доволен подбором кадров. Но не мешало бы найти также адъютанта…» — подумал Ян. Он обратился к Кассельну с просьбой подыскать ему «способного молодого офицера», и через некоторое время получил ответ:

«У меня есть такой офицер. Окончил Военную академию в 794-м году со вторым результатом… Надо сказать, гораздо лучше тебя… В настоящее время служит в информационном отделе главного штаба».


Офицером, который вскоре предстал перед Яном, оказалась красивая молодая женщина с карими глазами и чуть вьющимися золотисто-каштановыми волосами. Даже обычная чёрно-бежевая военная форма Союза на ней смотрелась изящно.

Ян снял очки и внимательно посмотрел на неё.

— Лейтенант Фредерика Гринхилл! Назначена на должность адъютанта контр-адмирала Яна Вэнли! — отрапортовала она.

Ян надел очки обратно, пытаясь скрыть выражение лица. Он крепко заподозрил, что Кассельн прячет под военной формой чёрный заострённый хвост.

Дочь Дуайта Гринхилла, заместителя начальника Центра стратегического планирования, Фредерика в свои годы уже имела репутацию человека, обладающего великолепной памятью и аналитическими способностями.

Так был окончательно утверждён состав Тринадцатого флота.


II

27 апреля 796 года КЭ, контр-адмирал Ян Вэнли, командующий Тринадцатым флотом Союза Свободных Планет, отправился атаковать имперскую крепость Изерлон.

Официально считалось, что недавно созданный флот будет проводить масштабные маневры в звёздной системе, далёкой от границ с Империей. Флот отошёл от Хайнессена, используя варп-навигацию, и три дня двигался в противоположном от Изерлона направлении. Затем маршрут был перерассчитан и, сделав восемь дальних и одиннадцать коротких варп-прыжков, Тринадцатый флот вошёл в Изерлонский коридор.

— Четыре тысячи световых лет за двадцать четыре дня. Неплохо, — пробормотал Ян.

Это было не просто неплохо. Тот факт, что этот наспех собранный флот вообще смог добраться к месту назначения, к тому же, не потеряв ни одного корабля, был достоин всяческих похвал. Успех этот был заслугой опытного коммодора Фишера, славившегося такой работой. Так как он был экспертом, то ему Ян и поручил дела такого рода, одобрительно кивая и принимая все его предложения.

Сам же молодой адмирал сосредоточился на одном: как захватить крепость Изерлон. Когда он впервые рассказал свой план офицерам штаба, Мураю, Фишеру и Патричеву, они пришли в недоумение.

Фишер, приближающийся к пожилому возрасту, с седыми волосами и усами; Мурай, худой, нервный человек, близкий по возрасту к Фишеру; Патричев, с длинными баками на круглом лице и с формой, казалось, готовой лопнуть под напором тела. Все трое на какое-то время застыли и просто смотрели на своего молодого командира.

Момент прошёл, а затем Мурай задал очевидный вопрос:

— А что, если это не сработает?

— Тогда всё, что нам останется — бежать, поджав хвост.

— Но если мы сделаем это…

— То что? Не переживайте об этом. Наше задание с самого начала выглядело невыполнимым. Вам никто и слова не скажет, если флот потерпит фиаско. За всё будут отвечать лишь два человека: я и начальник Центра Ситоле.

Отпустив офицеров, Ян вызвал своего адъютанта, лейтенанта Фредерику Гринхилл.

Будучи личным помощником, Фредерика первой узнала план Яна, но не высказала никаких возражений и не проявила ни малейшей обеспокоенности. Нет, даже не так. Она предсказывала успех с уверенностью большей, чем у него самого.

— Почему вы так уверены в успехе? — Ян не удержался от вопроса, хотя и понимал, что с его стороны он прозвучит странно.

— Потому что восемь лет назад, на Эль-Фасиле, вы добились успеха, адмирал.

— Это всё же несколько надуманная причина.

— Может, и так… Но тогда вы заронили зерно непоколебимой веры в душу одной маленькой девочки.

Ян насмешливо поднял брови.

— Я была на Эль-Фасиле вместе с матерью, там жила её семья, — пояснила девушка с золотисто-каштановыми волосами своему сомневающемуся начальнику. — И хорошо помню молодого лейтенанта, командовавшего эвакуацией. Он жевал всухомятку бутерброд, так как у него не было толком времени, чтобы поесть. Но лейтенант, должно быть, давно забыл четырнадцатилетнюю девочку, которая принесла ему бумажный стаканчик с кофе, когда он подавился этим бутербродом.

Ян не смог сходу придумать ответ.

— И, наверное, он не помнит, что сказал после того, как этот кофе спас ему жизнь?

— …Что же он сказал?

— «Терпеть не могу кофе. Лучше бы вы принесли мне чаю».

Ян закашлялся, пытаясь скрыть смех.

— Я в самом деле сказал такую грубость?

— Да, сказали. Сжимая в руках пустой стаканчик.

— В-вот как? Прошу прощения. Хотя вам стоило бы найти лучшее применение вашей блестящей памяти.

Слова были разумны, но излишни. Фредерика уже успела доказать возможности своей памяти, обнаружив несовпадения на шести из четырнадцати тысяч изображений Изерлона.


— Вызовите полковника Шёнкопфа, — попросил Ян.

Ровно через три минуты полковник Вальтер фон Шёнкопф уже стоял перед ним. Он был командиром розенриттеров, «Рыцарей Розы», полка, относящегося к наземным войскам Союза. Возраст чуть за тридцать, высокий, с благородными чертами лица, из тех, о ком другие мужчины отзываются как о «надменном сукином сыне». Рождённому в семье имперских аристократов, ему бы больше пошло стоять на капитанском мостике в форме адмирала Империи.

Розенриттеры были созданы в основном из потомков имперской знати, бежавшей в Союз, полк имел полувековую историю. Эта история была частично написана золотом, а частично — состояла из чернильных пятен. До настоящего времени у полка было двенадцать командиров. Четверо из них погибли в бою, сражаясь за свою новую родину. Двое дослужились до генеральского звания и вышли в почётную отставку. Шестеро же перешли на сторону Империи — кто-то тихо, а кто-то и прямо в разгар боя.

Вокруг нынешнего, тринадцатого по счёту командира, постоянно витают слухи: не станет ли и он перебежчиком? Согласия по этому поводу не было, как и по поводу того, почему число тринадцать несчастливое. Одна из теорий гласила, что причиной стало то, что термоядерная война, практически уничтожившая жизнь на планете Земля (и послужившая толчком для того, чтобы полностью отказаться от этого оружия) длилась тринадцать дней. Другая утверждала, что всё потому, что основатель древней, давно забытой религии, был предан тринадцатым учеником.

— Полковник Вальтер фон Шёнкопф прибыл!

Уважительный тон его голоса плохо согласовался с насмешливым выражением лица.

«Должно быть, он намеренно ведёт себя так, прощупывая собеседника, — подумал Ян, глядя на этого бывшего гражданина Империи на три-четыре года старше него. — Хотя большого доверия это не вызывает».

— Мне нужно кое-что обсудить с вами, полковник.

— Что-то важное?

— Думаю, да. Речь о захвате крепости Изерлон..

Несколько секунд Шёнкопф осматривал глазами каюту. Наконец он сказал:

— Да, это действительно очень важно. Но нормально ли спрашивать мнения младшего офицера вроде меня?

— Именно ваше мнение меня очень интересует. Вот послушайте, — Ян начал описывать план.

Через пять минут Шёнкопф закончил слушать объяснения Яна, и в его карих глазах появилось странное выражение. Казалось, он изо всех сил старается скрыть крайнее потрясение.

— Предупреждая ваш ответ, скажу сам, полковник: я знаю, план не назвать грандиозным, это скорее уловка, причём не слишком сложная, — сказал Ян, снимая свой чёрный форменный берет и вертя его на пальце. — Но иначе неприступный Изерлон взять не получится. Если это не сработает, я ничего другого придумать не смогу.

— Вы правы, вероятно, другого пути нет, — Шёнкопф задумчиво потёр острый подбородок. — Чем больше люди полагаются на неприступность крепости, тем больше рискуют ошибиться сами. Шанс на успех существует. Однако…

— Однако?

— Слухи прочат меня на роль седьмого предателя. В этом случае всё было бы бесполезно. И что бы вы тогда стали делать?

— Тогда у меня были бы проблемы.

Шёнкопф болезненно улыбнулся, видя смертельно-серьёзное лицо Яна.

— Да уж, ещё те проблемы. Но всё-таки? Неужели вы не думали о каком-то альтернативном плане, как выкрутиться из этой ситуации?

— Думал.

— И?

— Не смог придумать ничего толкового. Если вы нас предадите, останется только бежать оттуда со всех ног.

Берет соскользнул с пальца и упал на пол. Бывший имперец поднял его и, смахнув несуществующую пыль, вернул старшему офицеру.

— Прошу прощения.

— Не думайте об этом. Итак, вы говорите, что абсолютно мне доверяете?

— Честно говоря, не совсем, — прямо ответил Ян. — Но иначе план закончится не начавшись. Так что остаётся только довериться вам. Поставим на предположение, что вы нас не предадите.

— Понятно, — сказал Шёнкопф, хотя выражение его лица не говорило о том, что он однозначно принял слова Яна. Розенриттер задумчиво смотрел на своего молодого командира, то ли пытаясь разгадать его истинные намерения, то ли понять собственные чувства. — Могу я задать один вопрос, адмирал?

— Спрашивайте.

— Полученный приказ практически невыполним. Вам дали плохо подготовленный флот вдвое меньше стандартного по количеству кораблей и сказали захватить с ним крепость Изерлон. Никто не стал бы винить вас, если бы вы отказались. Конечно, у вас есть этот план, но всё же… Что вами движет? Жажда славы? Стремление получить высокий пост? — пристальный взгляд Шёнкопфа пронизывал насквозь.

— Не думаю, что дело в желании получить высокий пост, — ответил Ян безразличным голосом, словно он говорил о себе со стороны. — Мне более чем достаточно того, что люди называют меня «превосходительством» в неполные тридцать. Больше всего, если нам удастся остаться в живых по окончании этой битвы, я хочу уйти в отставку.

— В отставку?

— Да, именно. Буду получать неплохую пенсию с прибавкой за чин. На спокойную жизнь мне и ещё одному человеку вполне хватит.

— Хотите уйти на пенсию в таких обстоятельствах?

Ян улыбнулся, услышав голос Шёнкопфа. Было слышно, что он правда пытается понять.

— Насчёт обстоятельств… Если наши силы займут Изерлон, то отрежут единственный, по большому счёту, путь, по которому имперцы могут нападать на нас. Если Союз не сделает какой-нибудь глупости, вроде того, чтобы использовать крепость в качестве базы и самим вторгнуться в Империю, война утихнет. Во всяком случае, не будет больших сражений.

Шёнкопф молча слушал.

— Дальше всё будет зависеть от дипломатических умений наших политиков. Получив преимущество в военном отношении, можно заключить мирный договор на неплохих для нас условиях. Тогда-то я и смогу с чистой совестью уйти в отставку.

— Но будет ли этот мир вечным?

— За всю историю человечества вечного мира не существовало никогда, так что я не строю иллюзий по этому поводу. Тем не менее, случались отрезки мира и процветания, длящиеся по нескольку десятков лет. Если мы должны оставить какое-то наследие для будущего поколения, то лучшее, что мы можем для него сделать — подарить мир. И будущее поколение будет нести ответственность за этот мир перед следующим. Если каждое поколение будет помнить об этой ответственности перед следующими, то долгая эпоха мира может стать реальностью. Если же они забудут и разбазарят унаследованное от предков, род человеческий вернётся на круги своя. Но это тоже в порядке вещей.

Ян закончил играть с беретом и надел его на голову.

— Короче говоря — то, на что я действительно надеюсь, это мир на ближайшие десятилетия. Но даже такой недолгий мир будет в миллион раз лучше войны. В моём доме живёт четырнадцатилетний мальчик. И я не хочу видеть, как он уходит на войну. Вот и всё.

На какое-то время установилась тишина. Потом Шёнкопф сказал:

— Прошу прощения, адмирал… Вы либо самый откровенный человек на свете, либо софист уровня Рудольфа Великого, — командир розенриттеров усмехнулся. — Как бы то ни было, этот ответ лучше, чем я мог надеяться. В таком случае и я приложу все силы… Ради мира, пусть и не вечного.

Ни один из двух мужчин не был настолько эмоционален, чтобы хлопать друг друга по плечам или жать руки, придя к согласию, так что они сразу перешли к обсуждению деловых вопросов, уточняя детали операции.


III

На Изерлоне находились два адмирала вооружённых сил Империи. Первый, Тома фон Штокхаузен, был комендантом крепости, другой же, Ганс Дитрих фон Зеект, командовал базирующимся на Изерлоне флотом. Обоим было около пятидесяти, оба отличались высоким ростом, только в талии Зеект заметно превосходил Штокхаузена.

Отношения между ними не были дружескими, но это было скорее в силу традиции, чем личной неприязни. Два равных по рангу начальника в одном и том же месте не могли ужиться по определению, так что бодались они по любому поводу.

Их конфликт распространился и на войска под их командованием. С точки зрения гарнизона крепости, флот был несносным приживалой, сражающимся снаружи, но как только запахнет жареным, прибегающим прятаться в безопасное место. Флотские же, в свою очередь, считали солдат гарнизона «космическими кротами», играющимися в войну, сидя в безопасном убежище.

Лишь две вещи узкими мостиками объединяли их: гордость «защитников неприступной крепости Изерлон» и желание сражаться с «проклятыми мятежниками». И действительно, во время нападений врага они сообща упорно сражались, несмотря на взаимное презрение и проклятия. И это приводило к огромным военным успехам.

Всякий раз, когда в руководстве армией поднимался вопрос об объединении должностей и назначении единого командующего, предложение проваливалось. Это происходило из-за того, что уменьшение командирских мест представляло проблему для высокопоставленных должностных лиц, а также потому, что существующие конфликты между комендантом крепости и командиром флота никогда ещё не приводили к фатальным результатам.


14 мая по стандартному календарю.

Двое командующих, Штокхаузен и Зеект, находились в своём конференц-зале. Первоначально это была часть салона для офицеров высшего звена, но из-за удачного расположения на середине пути от рабочих кабинетов командиров его перестроили в полностью звуконепроницаемый зал совещаний. Такая мера была принята потому, что друг к другу командующие ходить не любили, а постоянно пользоваться видеосвязью, находясь в одной крепости, было неудобно.

В течение последних двух дней коммуникации в непосредственной близости от крепости были сильно искажены, не позволяя связаться с кем-либо снаружи. Не было сомнений, что мятежники готовят очередное нападение. Тем не менее, пока что никаких признаков врага обнаружить не удавалось. Командиры встретились, чтобы обсудить положение дел, но повернуть разговор в конструктивное русло никак не удавалось.

— Вы говорите, что мы должны выступить первыми, так как противник наверняка близко. Но как мы можем сразиться с ними, если не знаем, где именно они находятся? — сказал Штокхаузен.

— Именно поэтому мы и должны вывести флот из крепости, — возразил ему Зеект. — Нужно выяснить, где они скрываются. Раз мятежники готовятся к атаке, они наверняка собирают большие силы.

На это комендант самоуверенно пожал плечами.

— Какие бы силы они ни собрали, всё закончится как обычно. Шесть раз они приходили сюда и шесть раз были побиты. Даже если они намерены напасть снова, это значит лишь то, что число их поражений достигнет семи.

— Да, эта крепость поистине невероятна, — тон командира флота явно подразумевал, что заслуга в победах над мятежниками не в каких-то особых способностях гарнизона и его командующего. — Как бы то ни было, тот факт, что враг где-то рядом, не вызывает сомнений. Так что я хотел бы мобилизовать флот и найти их.

— Но если вы не знаете точного местоположения противника, найти его можно лишь случайно. Давайте ещё немного подождём.

Начавший ходить по кругу разговор прервал звонок от дежурного офицера связи. Он доложил, что была получена странная передача.

Несмотря на сильные помехи и перерывы в трансляции, удалось установить следующее: лёгкий крейсер класса «Бремен», направляющийся с Одина на Изерлон с жизненно-важным сообщением, подвергся атаке мятежников в Изерлонском коридоре и в настоящий момент пытался скрыться от преследования и попасть под защиту крепости.

Командующие переглянулись.

— Их местоположение до сих пор неясно, но теперь у нас нет другого выбора, кроме как отправиться навстречу! — прорычал Зеект.

— Но действительно ли это хорошая идея?

— О чём это вы?! Мои войска отличаются от космических кротов, заботящихся лишь о собственной безопасности! Мы не боимся врага!

— Что вы хотите этим сказать?!

Бросив переругиваться, они разошлись по своим местам на разных концах зала. Зеект стал отдавать подчинённым ему офицерам приказы готовить флот к вылету. Штокхаузен отвернулся в другую сторону, пока он объяснял ситуацию.

Когда Зеект закончил говорить, поднялся один из офицеров его штаба.

— Пожалуйста, подождите, ваше превосходительство.

— А, капитан Оберштайн… — с неприязнью пробормотал Зеект. Он ненавидел этого недавно назначенного офицера. Эти пепельно-серые волосы, бледное, бескровное лицо, эти искусственные глаза, загоравшиеся время от времени недобрым светом… Он ненавидел всё это, думая, что слишком уж капитан странен, настоящий портрет мрака. — Вы хотите что-то добавить?

По лицу Оберштайна не было видно, чтобы он обратил внимание на равнодушный тон своего начальника.

— Да.

— Ну хорошо, давайте послушаем, — неохотно сказал Зеект.

— Мне кажется, что это ловушка.

— Ловушка?

— Так точно. Чтобы выманить флот из крепости. Поэтому мы не должны выступать. Нужно ждать развития ситуации.

— То есть, вы хотите сказать, — Зеект презрительно фыркнул, — что если мы выйдем навстречу противнику, то будем разгромлены?

— Это не то, что я имел в виду…

— А что же тогда?! Мы солдаты, и сражаться — наш долг! Вместо того, чтобы заботиться о своей безопасности, мы должны думать, как пораньше уничтожить врага! И что ещё более важно, как мы можем бросить в беде наших товарищей!

Адмирал чувствовал неприязнь к Оберштайну, ещё более усиливавшуюся тем, что Штокхаузен наблюдал за ними с иронической улыбкой. Ганс Дитрих фон Зеект был из тех командиров, которые терпеть не могут ждать, когда противник прямо перед ними. Не в его характере было отсиживаться в крепости. Он искренне верил, что в таком случае вся его боевая карьера была бы напрасной.

— В словах вашего офицера есть смысл, адмирал Зеект. Мы не знаем ни где находится враг, ни где находятся союзники. Опасность слишком велика. Разумнее будет подождать.

Слова, сказанные Штокхаузеном, в итоге и решили дело. Зеект, не колеблясь больше, отдал приказ готовиться к вылету.

Наконец флот Изерлона, состоящий из пятнадцати тысяч судов разных классов, начал покидать доки. Штокхаузен наблюдал за отправлением флота на мониторе в командном пункте крепости. Вид линкоров с огромными боевыми башнями и хищных линий крейсеров, строящихся в боевые порядки и готовящихся отправиться на поле боя, был поистине великолепен.

— Хмф! Надеюсь, тебя хорошенько проучат, — пробормотал комендант себе под нос. Но даже в шутку он не мог заставить себя сказать слова «погибнешь» или «проиграешь». Адмирал всё же умел разделять личное и общее, проявляя умеренность.

Прошло около шести часов, и от имперского крейсера было получено новое сообщение: «Мы наконец достигли крепости, но мятежники всё ещё преследуют нас. Запрашиваем артиллерийскую поддержку для прикрытия».

Приказав артиллеристам готовить орудия, Штокхаузен с горьким выражением на лице подумал о том, где носит этого ненормального Зеекта. Хорошо говорить о большой игре, но быть не в состоянии помочь союзнику, оказавшемуся в одиночестве?

— Корабль вошёл в зону действия радаров! — закричал один из следящих за приборами офицеров.

Командующий отдал приказ увеличить изображение.

Лёгкий крейсер класса «Бремен» приближался к крепости, шатаясь, словно пьяница. Множество точек на заднем плане были, несомненно, кораблями противника.

— Приготовиться открыть огонь! — скомандовал Зеект.

Однако, как раз перед тем, как подойти на дальность стрельбы основных орудий крепости, корабли Союза остановились. Они несмело замерли у невидимой границы, а когда заметили, что лёгкий крейсер готовится войти в крепость, ориентируясь по сигналу диспетчера крепости, и вовсе отступили.

— Похоже, чему-то они всё-таки научились. Поняли, что нападать на нас безнадёжно! — среди имперских солдат раздались смешки. Их уверенность была столь же непоколебима, сколь неприступна крепость.

Пришвартовавшийся в доке с помощью магнитных полей крейсер представлял собой трагическое зрелище. Одного взгляда хватало, чтобы увидеть не меньше дюжины крупных повреждений. Белая шоковая пена торчала, затыкая пробоины, словно вывалившиеся кишки какого-нибудь животного, а количество мелких трещин невозможно было сосчитать на пальцах рук и ног и сотни солдат.

В док уже примчались работающие на водороде автомобили, набитые людьми. Это были солдаты флота, а не гарнизона, и они сочувствовали от всего сердца, увидев жалкое состояние корабля.

Люк на борту крейсера открылся, и оттуда показался моложавый офицер с белой повязкой на голове. Это был красивый мужчина, но его бледное лицо пятнали засохшие капли чего-то бурого.

— Благодарим вас за помощь. Я капитан 1-го ранга фон Ракен, командир этого корабля. Я должен немедленно увидеться с комендантом крепости.

Он говорил на официальном языке Империи чётко и членораздельно.

— Есть, сэр! — ответил один из офицеров техобслуживания. — Но что же всё-таки происходит?

Ракен разочарованно вздохнул.

— Мы только что прибыли с Одина, так что сами толком ничего не знаем. Очевидно, однако, что каким-то образом ваш флот был полностью уничтожен врагом.

Услышав ропот и увидев недоверчивые взгляды солдат наземной службы, капитан Ракен крикнул:

— Да! Похоже, мятежники нашли какой-то новый способ прохождения коридора! Это ставит под угрозу не только Изерлон, но и всю Империю! Скорее ведите меня к командующему!

Адмирал Штокхаузен поднялся со своего стула, увидев пятерых офицеров с лёгкого крейсера, вошедших в зал в окружении сотрудников службы безопасности.

— Доложите обстановку. Что происходит?

Голос Штокхаузена, широкими шагами идущего навстречу капитану, поднялся выше обычного. Он уже был проинформирован о том, что повстанцы нашли новый способ прохождения коридора. Это означало, что само значение существования Изерлона оказывается под сомнением, и нужно разработать новый способ противодействия противнику.

«Изерлон с места не сдвинуть. Именно для таких случаев здесь и базируется флот. А этот дикий кабан Зеект увёл его в самый неподходящий момент!» — Штокхаузен с трудом удерживал на лице спокойное выражение.

— Всё дело в том…

Голос Ракена был негромким и слабым, поэтому Штокхаузен, чувствуя нетерпение, приблизился к нему.

— …В том, что вы, ваше превосходительство, у нас в плену!

Казалось, на мгновение застыл сам воздух, а когда охранники с проклятьями вскинули наконец бластеры, рука капитана Ракена уже охватывала шею Штокхаузена, а невидимое для систем безопасности керамическое оружие было приставлено к его голове.

— Почему ты… — с побагровевшим лицом зарычал руководитель службы безопасности коммодор Леммнар. — Так вы друзья этих мятежников! Как вы посмели сотворить столь возмутительное…

— Постарайтесь вспомнить меня, — прервал его человек, называвший себя Ракеном. — Я — Вальтер фон Шёнкопф, командир полка розенриттеров. К сожалению, у меня заняты руки, и я не могу стереть с лица грим, чтобы поприветствовать вас должным образом, — он хохотнул, словно не замечая направленных на него стволов оружия. — Честно говоря, я не думал, что всё пройдёт настолько гладко. Удостоверение личности было подделано так хорошо, но его никто даже не проверил… Это хороший урок — как бы ни были надёжны системы, всё зависит от людей, которые ими управляют.

— И для кого же этот урок, хотелось знать? — с этими зловещими словами Леммрар направил бластер на обоих, Штокхаузена и Шёнкопфа. — Вы, должно быть, планировали захватить заложника, но не думайте, что солдаты Империи такие же как вы, мятежники! Его превосходительство командующий страшится позора больше смерти! Он не позволит прикрываться им как щитом!

— Кажется, его превосходительство злится, что его так переоценивают.

Шёнкопф пренебрежительно улыбнулся и бросил взгляд на одного из четверых окружавших его мужчин. Тот достал из-под имперской формы маленький керамический диск, умещающийся в руке.

— Вы ведь знаете, что это такое, не так ли? Это эмиттер зефир-частиц, — все вздрогнули, словно бы от слов Шёнкопфа по залу пробежал электрический разряд.

Зефир-частицы были названы по имени их изобретателя, Карла Зефира. Видный исследователь в области прикладной химии, он синтезировал частицы для добычи руды и строительных работ планетарного масштаба. Если описывать коротко, то это был газ, реагирующий на определённое количество тепла или энергии и взрывающийся в пределах контролируемого диапазона. Человечество, однако, всегда адаптировало промышленные технологии для военных целей.

Лицо коммодора Леммнара потемнело ещё сильнее. Бластеры, стреляющие энергетическими лучами, только что стало невозможно использовать. Если кто-то выстрелит, все присутствующие вместе отправятся в ад. Зефир-частицы в воздухе, воспламенившись от луча, мгновенно обратят в пепел всех присутствующих в командном центре.

— К-командующий… — голос одного из охранников, попытавшегося что-то сказать, сорвался на визг. Коммодор Леммнар же молча сверлил взглядом Штокхаузена.

Когда Шёнкопф немного разжал руку, комендант пару раз судорожно вздохнул, а затем просипел:

— Ты победил… У нас нет выбора, мы сдаёмся.

Командир розенриттеров облегчённо вздохнул.

— Отлично. Вы все знаете, что надо делать.

Подчинённые полковника принялись за дело. Программы управления портом были изменены, защитные системы отключены, и по всей крепости через систему кондиционирования воздуха был пущен усыпляющий газ. Техники, скрывавшиеся внутри крейсера, выгрузились и теперь выполняли все эти операции быстро и эффективно. В то время, когда лишь небольшая группа людей знала, что происходит, Изерлон был будто поражён раковой опухолью, теряя одну за другой свои функции.

Через пять часов, проснувшись, имперские солдаты с ужасом осознавали, что схвачены и взяты в плен. Персонал боевых, технических, медицинских служб, а также служб связи, снабжения и управления — число пленных достигало полумиллиона. С его гигантскими заводами по производству пищи и других продуктов первой необходимости, Изерлон был оборудован так, чтобы быть в состоянии содержать всё население, включая и солдат флота, числом больше миллиона человек. Намерение Империи сделать Изерлон «вечной крепостью» как по названию, так и по существу, действительно было видно.

Тем не менее, теперь здесь распоряжались всем офицеры и солдаты Союза Свободных Планет.

Крепость Изерлон, в прошлом словно вампир поглотившая кровь миллионов солдат армии Союза, перешла из рук в руки без малейшего кровопролития.


IV

Приписанный к Изерлону имперский флот обследовал коридор, пытаясь обнаружить врага.

Офицеры связи изо всех сил пытались выйти на связь с крепостью. Когда им наконец удалось преодолеть помехи и выйти на связь, они сразу же, побледнев, вызвали адмирала Зеекта. Полученная из крепости передача гласила: «Среди солдат вспыхнул бунт. Запрашиваем немедленную помощь».

— Бунт в крепости? — Зеект прищёлкнул языком. — Неужели этот Штокхаузен настолько некомпетентен, что не способен даже контролировать собственных людей?

Чувство превосходства Зеекта приятно пощекотала вежливость просьбы о помощи. Мысль о том, как здорово было бы оставить коллегу в большом долгу перед собой, приводила его в восторг всё сильнее и сильнее.

— Погасить пожар у наших ног — первоочередная задача! Всем кораблям направиться в крепость!

— Подождите, ваше превосходительство, — раздался чей-то голос рядом с адмиралом. Голос был настолько тих, что едва поколебал воздух, но всё же приковал к себе внимание всех, находящихся на мостике. Когда Зеект увидел вышедшего вперёд офицера, на его лице появилось выражение неприкрытой ненависти. Эти волосы цвета перца с солью, эти мертвенно-бледные щёки… снова капитан Оберштайн!

— Не припоминаю, чтобы интересовался вашим мнением, капитан.

— Я знаю об этом. И всё же, можно мне сказать?

— …Чего ты хочешь?

— Это ловушка. Мне кажется, что нам лучше не возвращаться.

Зеект молчал довольно долго.

Наконец командующий выпятил нижнюю челюсть и злобно взглянул на неприятного подчинённого, который говорил неприятные вещи неприятным голосом.

— По-моему, это вы видите ловушку в любой мелочи, попадающейся вам на пути.

— Ваше превосходительство, прошу вас, послушайте меня…

— Довольно! Все корабли направятся к Изерлону на второй боевой скорости! Это отличный шанс, чтобы эти космические кроты оказались у нас в долгу! — он повернулся к Оберштайну своей широкой спиной и отошёл в сторону. — Мелкие людишки, которые полны злобы, но не имеют мужества, не стоят того, чтобы с ними говорить.

Адмирал выплюнул эти слова с холодным презрением, и Оберштайн, повернувшись на каблуках, двинулся прочь с капитанского мостика. Никто не пытался его остановить.

Зайдя в специальный лифт, реагирующий лишь на голосовые метки офицеров, Оберштайн стал спускаться вниз сквозь массивный корабль, высота которого равнялась высоте шестидесятиэтажного здания, направляясь на самый нижний уровень.


— Вражеский флот подошёл на дистанцию огня!

— Орудия крепости заряжены и готовы к залпу!

— Цели захвачены! Мы можем выстрелить в любое время!

Напряжённые голоса наполняли воздух командного центра крепости Изерлон.

— Подпустите их ещё немного ближе.

Ян сидел на столе Штокхаузена. Сидел не в кресле командующего, а на самом столе, скрестив ноги и из этого неподобающего его статусу положения наблюдая за россыпью светящихся точек, заполняющих гигантский экран тактического дисплея. В конце концов, он глубоко вздохнул и сказал:

— Огонь!

Приказ был отдан негромким голосом, но система связи донесла его до всех артиллеристов.

Они нажали на кнопки, активируя стрельбу по заранее заданным целям, и стали наблюдать, как рой ярко-белых искр помчался навстречу и обрушился на светящиеся точки вражеских кораблей.

Более сотни судов, шедших в авангарде имперского флота, были мгновенно уничтожены лобовым ударом. Огромная температура и избыток энергии даже не дали им времени, чтобы взорваться. Все органические и неорганические вещества испарились, не оставив после себя почти ничего.

Взорвались те корабли, которые шли во втором ряду, а также на флангах авангарда. Корабли, оказавшиеся на периферии, снесло с курса и закружило. Даже те корабли, которые не попали в зону атаки, всё равно были задеты её последствиями.

Панические крики заняли каналы связи этих кораблей, уцелевших после первой атаки:

— Почему они стреляют по своим?!

— Нет, всё не так! Наверняка это те, кто поднял мятеж!

— Что нам делать?! Мы не можем сражаться с ними! Нужно как-то выйти из-под огня крепостных орудий!

Внутри Изерлона солдаты и офицеры Союза поражённо замолкли, их глаза были прикованы к экранам. Многие впервые видели дьявольскую разрушительную силу орудий крепости.

Весь флот Империи был объят ужасом. «Молот Тора», так долго бывший могучим оружием их божественного стража, превратился в чудовищную дубину в руках злого духа, обрушившего её на них.

— Контратакуем! Все корабли, нанести слаженный залп из основных орудий! — разъярённый рёв адмирала Зеекта был подобен грому.

Каким-то образом этот крик смог восстановить дисциплину среди испуганных подчинённых. Бледные канониры вернулись за свои управляющие консоли, синхронизировали автоматические системы наведения инажали кнопки на сенсорных экранах.

Сотни прямых линий потянулись от кораблей к крепости через пустоту космоса.

Однако мощности корабельных орудий было недостаточно, чтобы повредить внешней оболочке крепости Изерлон. Ракеты не могли пробить даже наружного слоя, а лучи просто отражались, рассеиваясь в пространстве.

Ужас, унижение и беспомощность, испытанные солдатами Союза в прежние времена, теперь сторицей отражались на имперцев.

Пушки крепости вновь извергли лучи вдесятеро толще любых выпущенных с кораблей, сея смерть и разрушение. В построениях имперского флота появилась огромная дыра, украшенная по краям остовами покорёженных кораблей и мелкими обломками.

После ещё двух залпов силы имперцев оказались парализованы. Выжившие утратили всякую волю к борьбе, они с трудом удерживались от того, чтобы пуститься наутёк.

Ян оторвал взгляд от экрана и потёр грудь. Он понимал, что не зайдя так далеко, победить было невозможно, но всё же удовольствия происходящее ему не доставляло.

Позади него полковник Шёнкопф нарочито громко откашлялся.

— Это нельзя назвать сражением, господин командующий. Это просто массовое убийство.

Ян обернулся и сказал, ничуть не рассердившись:

— Я знаю. Вы совершенно правы. Но мы не будем вести себя как имперцы. Попробуйте предложить им сдаться, полковник. Если не захотят, то пусть отступают, скажите, что мы не станем их преследовать.

— Слушаюсь! — Шёнкопф с интересом посмотрел на молодого старшего офицера. Другие могли бы тоже предложить врагу сдаться, но мало кто зашёл бы так далеко, чтобы позволить бежать. Было ли это силой или слабостью самого удивительного из тактиков, Яна Вэнли?


На мостике флагмана флота Империи офицер связи обернулся и крикнул:

— Ваше превосходительство! Получено сообщение с Изерлона!

Зеект покрасневшими от крови глазами взглянул на связиста и тот продолжил:

— Изерлон занят войсками Союза… то есть, мятежниками. Их командующий, контр-адмирал Ян Вэнли, передаёт следующее: «В дальнейшем кровопролитии нет смысла. Сдавайтесь!»

— Сдаваться?!

— Да. И ещё: «Если не хотите сдаваться, то отступайте, мы не станем вас преследовать».

На мгновение лица собравшихся на мостике озарились. Сбежать! Наконец-то умный вариант! Но это живое выражение было быстро стёрто с их лиц свирепым криком:

— Как будто мы можем так поступить! — Зеект со злостью топнул по полу ногой в тяжёлом форменном ботинке. Отдать мятежникам Изерлон, потерять почти половину флота и вернуться к его величеству императору с поражением?! Это предлагает ему командир мятежников? Для Зеекта подобное было невозможно. Как говорится, лучше разбиться драгоценным камнем, чем жить бесполезным булыжником. Честь, последнее, что у него осталось, и была для адмирала таким драгоценным камнем.

— Связист, передай мятежникам ответ!

По мере того, как офицеры и члены команды, окружающие Зеекта, слушали содержание его сообщения, краски сходили с их лиц. Яростный свет в глазах командующего прожигал их насквозь.

— По моей команде все корабли двинутся на таран. Уверен, ни один солдат Империи не дрогнет в такое время!

На мостике царило молчание.

Никто не ответил ему.


Тем временем в крепости Шёнкопф сообщил Яну о получении ответа от имперцев. Лицо полковника было хмурым.

— «Вам не понять сердца воина. Лучше мы умрём со славой, чем будем жить в бесчестии».

— Хмм… — Ян задумался.

— Он хочет сказать, что бросит на нас все свои корабли, чтобы погибнуть во славу императора.

— «Сердце воина», да?!

Стоящая рядом с командующим Фредерика Гринхилл почувствовала в его голосе горький гнев. Ян и вправду был взбешён.

«Хочешь умереть, чтобы искупить вину за поражение в бою? Дело твоё! Но если этого хочешь ты, то зачем тянешь за собой подчинённых?! — думал он. — Именно из-за таких людей эта война и не заканчивается. Я немало таких повидал».

— Вражеские корабли приближаются! — крикнул оператор.

— Канониры! Сконцентрируйте огонь на вражеском флагмане! — впервые в жизни Ян вкладывал в приказ столько эмоций. Фредерика и Шёнкопф молча смотрели на него, каждый со своим выражением лица.

— Это последний залп. Потеряв флагман, остальные отступят.

Артиллеристы с большой аккуратностью нацеливали орудия. Приближающиеся имперцы продолжали выпускать по крепости бесчисленные стрелы света, но не могли причинить никакого вреда.

Наконец прицел был выверен идеально.

В этот момент от кормы флагмана отделился маленький шаттл и, мелькнув серебряной вспышкой, растаял во тьме.

Заметил ли его кто-нибудь? Со следующим ударом сердца широкие столбы света пронзили мрак космоса в третий раз.

В их фокусе был флагман имперского флота и, сойдясь на нём, лучи превратили флагман в мельчайшую пыль. Адмирал Зеект с его сердитым голосом и неповоротливым телом был размельчён на частицы, измеряемые лишь в микронах вместе со своими злосчастными штабными офицерами и всей командой флагманского линкора.

Когда командиры уцелевших имперских судов поняли, что произошло, они один за другим стали разворачивать свои корабли, уходя из зоны поражения орудий крепости. Так как командующий, призывавший их к красивой и благородной смерти, исчез, у них не осталось никаких причин продолжать безрассудный бой, вернее, одностороннюю бойню.

Среди них улетал и шаттл, несущий сбежавшего капитана Оберштайна. Переведя свой корабль на автопилот, он бросил взгляд назад, где виднелся уменьшающийся с расстоянием шар гигантской крепости.

«Успел ли адмирал Зеект в миг перед смертью воскликнуть «Слава императору»? В любом случае, это полная глупость, — думал Оберштайн. — Лишь тот, кто остался жив, может отомстить».

Если бы он имел навыки лидерства и силу, чтобы заставлять всех действовать так, как нужно ему, он мог бы вернуть Изерлон в любое время. Или можно оставить Изерлон мятежникам, но когда их Союз падёт, он перестанет иметь какое-либо значение.

Раз сам он не имеет таких способностей, то нужно присоединиться к кому-то, у кого они есть. Кого же ему выбрать? Среди высших аристократов ни у кого нет таланта. Должен ли он тогда выбрать того молодого светловолосого парня, графа Лоэнграмма? Похоже, других кандидатур и нет…

Тихо скользя между побитых, отступающих кораблей своих товарищей, шаттл улетал прочь…

Внутри же крепости Изерлон, напротив, бушевал вулкан радости и волнения. На каждом открытом участке пространства звучали песни и смех. Спокойствие сохраняли лишь ошеломлённые пленные, ещё не до конца проснувшиеся и осознавшие, в какой ситуации оказались, а также режиссёр представления, Ян Вэнли.

— Лейтенант Гринхилл?

Когда Фредерика повернулась к нему, молодой черноволосый адмирал спрыгнул наконец с командирского стола и попросил:

— Свяжитесь со штабом. Передайте им, что всё закончилось, мы каким-то образом победили, но если прикажут сделать это снова, я не смогу. Позаботьтесь об остальном. А я поищу свободную каюту и посплю…

— Волшебник Ян!

— Чудотворец!

Буря приветствий встретила Яна Вэнли, когда он вернулся на Хайнессен.

Крупное поражение, которое Союз недавно потерпел при Астарте, было забыто, а гениальная стратегия Яна и мудрое решение адмирала Ситоле, назначившего его, восхвалялись до такой степени, как это только могли изобрести велеречивые языки. На тщательно подготовленной церемонии и последовавшем за ней банкете Яну пришлось поддерживать сфабрикованный для него образ, от которого его тошнило.

Когда он наконец освободился, то вернулся домой с раздражённым выражением на лице и налил в приготовленный Юлианом чай изрядную порцию бренди.

— Они все одинаковые… Никто не понимает! — проворчал герой Изерлона, когда разулся и скрестив ноги сел на диван с чашкой. — Говорят о волшебстве, чудесах и не имеют ни малейшего представления о том, как много люди трудились для достижения этого результата. Просто болтают, что в голову придёт. А я использовал в бою тактику, известную с древних времён. Выманил врага из цитадели и разбил поодиночке. Конечно, кое-что пришлось придумать по ситуации, но никакой магии в том не было. А если прислушиваться к этим болтунам, то в следующий раз меня отправят в одиночку захватывать планету Один!

«Так что, пока этого не случилось, я уйду в отставку», — подумал Ян, но вслух этого говорить не стал.

— Но ведь все они вас хвалят, говорят такие замечательные вещи! — говоря это, Юлиан как будто случайно переставил бутылку с бренди так, чтобы опекун не мог до неё дотянуться. — Могли бы воспринимать это спокойнее и просто порадоваться!

— Хвалебные речи слышатся лишь до тех пор, пока побеждаешь… — никакой радости в голосе Яна не было. — Если продолжать сражаться, то рано или поздно потерпишь поражение. Говорить о том, как начинают обращаться с проигравшим, может быть весело, только когда речь идёт не о тебе самом. И кстати, Юлиан, может, ты всё-таки дашь мне выпить мой любимый чай с бренди?..

Глава 6. Каждому своя звезда

I

Изерлон пал!

От звука этой ужасной новости содрогнулась вся Империя.

— Но Изерлон же был неприступен… — маршал Эренберг, военный министр, пробормотал эти слова с бледным лицом, а потом застыл за своим столом.

— Не могу поверить в это… В отчёте, должно быть, какая-то ошибка! — хрипло простонал гросс-адмирал Штайнхофф, начальник Генштаба Империи, а после проверки информации погрузился в молчание.

Даже император Фридрих IV, известный тем, что проявлял мало внимания к государственным делам, вызвал через главу дворцовой администрации Нойкёльна канцлера Лихтенладе и потребовал у него объяснений.

— Священные владения Империи должны оставаться неприкосновенными для любого внешнего врага. В нынешней же ситуации повинны лишь ваши скромные подданные, ваше величество. Я не нахожу себе места от осознания такого позора.

Слухи о таком боязливом докладе маркиза императору дошли и до штаба адмирала Лоэнграмма.

— Что-то не вяжется в его рассуждениях, Кирхайс, — обратился Райнхард к своему адъютанту. — «Должны оставаться неприкосновенными для внешнего врага», говорит он. Но с каких пор мятежники стали равной внешней силой? Он не видит вещи такими, какие они есть, вот и несёт всякую околесицу.

Райнхард, получив под своё командование половину всего имперского Флота, работал не покладая рук. Набирая молодых офицеров, он отдавал предпочтение мелким дворянам и простолюдинам. Средний возраст командного состава резко сократился. Молодые офицеры, такие как Вольфганг Миттермайер, Оскар фон Ройенталь, Карл Густав Кемпфф и Фриц Йозеф Биттенфельд стали теперь адмиралами и привнесли юношескую энергию и смелость в командование армией.

Тем не менее, Райнхард никак не мог отделаться от чувства неудовлетворённости. Он собрал отличных боевых командиров, обладающих мужеством и тактическим талантом, но всё ещё не нашёл достаточно хороших штабных офицеров и, главное, человека, которого можно было бы назначить начальником штаба.

Райнхард не ожидал многого от знатных штабных офицеров, закончивших Военную школу. Он слишком хорошо знал, что военные навыки не были для таких учеников главным. Прирождённые солдаты — вроде самого Райнхарда — встречались там редко и не ценились.

Назначить Кирхайса начальником штаба он не мог. Райнхард нуждался в нём как в своём представителе, а иногда и человеке, который может взять под командование часть флотов. Когда они были вместе, он обсуждал с Кирхайсом свою стратегию, чтобы принять лучшее решение. Такую роль мог выполнять лишь самый доверенный помощник.

Всего несколько дней назад Райнхард посылал Кирхайса вместо себя в систему Кастроппа для подавления вспыхнувшего там восстания. Он сделал это, чтобы позволить Кирхайсу отметиться собственным достижением и дать всем понять, что он является вторым после Райнхарда человеком в его команде.

Так что приказ императора, переданный маркизом Лихтенладе, по просьбе Райнхарда было поручено выполнить Кирхайсу.

Поначалу Лихтенладе прохладно посмотрел на эту идею. Но один из его помощников, человек по фамилии Вайтц, сказал:

— Почему бы и не позволить ему? Контр-адмирал Кирхайс является ближайшим помощником графа Лоэнграмма. Если ему удастся подавить восстание, то наградить его — и оставить у себя в долгу — может оказаться полезным в будущем. А если он потерпит неудачу, то вину с ним разделит и рекомендовавший его граф Лоэнграмм. Мятеж он, исправляя ошибку своего человека, подавит потом сам, но уже не сможет хвалиться этим.

— Хмм… Да, это имеет смысл, — согласился маркиз, принимая решение. Приказ императора был передан Кирхайсу, а Райнхард в личном порядке передал Вайтцу некоторую сумму денег. Маркиз так никогда и не узнал, что совет его помощника был дан с подачи Райнхарда.

Таким образом, Кирхайс получил приказ непосредственно от императора. Среди подчинённых Райнхарда он обошёл равных по званию и даже стоящих более высоко офицеров, и это было открытым признанием, что он теперь является номером два в команде. Хотя, конечно, это была лишь формальность. А чтобы подтвердить её и сделать реальностью, Кирхайсу и нужны были военные достижения.


Восстание в системе Кастроппа случилось следующим образом:

Ранее в этом же году жизнь герцога Ойгена фон Кастроппа неожиданно оборвалась в результате крушения космического корабля.

Как высший аристократ, он обладал правом налогообложения в своей вотчине и хвастался властью и богатством. Кроме того, он около пятнадцати лет занимал пост министра финансов Империи. Во время пребывания в этой должности он использовал своё положение для стяжания личного богатства и периодически оказывался в центре скандалов, связанных со взяточничеством. Однако, если в связи с преступлениями всплывали имена аристократов, закон становился очень гуманным. А в тех случаях, когда дыры в законах оказывались слишком малы для герцога Кастроппа, ему всё равно удавалось избегать наказания путём умелого использования денег и связей.

Граф Руге, министр юстиции того времени, с сарказмом называл Кастроппа «умелым фокусником», из чего можно было сделать вывод о том, что даже в глазах родовитых дворян этот человек заходил слишком далеко. Они считали неудобным, что человек, являющийся опорой имперского правительства, настолько открыто отказывается следовать принятым для государственных служащих правилам. Общественное недовольство к одному человеку может легко перерасти в недовольство всем правительством.

И вот герцог Кастропп умер. Для министерств финансов и юстиции Империи это было благоприятной возможностью. Общее мнение гласило, что теперь нужно «пороть покойника». Это было необходимо, чтобы показать населению, что даже семьи знатнейших аристократов не могут избежать наказания, а также для того, чтобы обуздать бесчисленных «маленьких Кастроппов», существующих среди дворян, продемонстрировав им власть закона и силу правительства.

Естественно, что государственные средства, присвоенные Кастроппом, а также полученные им взятки представляли собой огромную сумму денег. В том случае, если их удастся вернуть в государственную казну, это хотя бы на некоторое время ослабит напряжение, испытываемое из-за огромных расходов на ведение войны.

Некоторые чиновники в министерстве финансов давно выступали за введение налогообложения для дворян, но это означало бы изменение всей национальной политики со времён Рудольфа Великого и могло привести к дворцовому перевороту. Однако если мишенью становился один герцог Кастропп, то недовольных среди аристократии было бы немного.

Поэтому в систему Кастропп были направлены следователи из министерства финансов. Именно тогда и начались неприятности.

У герцога Кастроппа остался сын по имени Максимилиан, который ожидал одобрения императора через канцлера для вступления в права наследования титула и имущества отца. Но в текущей ситуации канцлер Лихтенладе принял решение отложить это дело и признать наследника лишь после того, как следователи министерства финансов закончат проверку и конфискуют незаконно нажитую часть имущества предыдущего герцога.

Максимилиан выступил против этого. Ребёнок высшего аристократа, занимавшего важную должность при дворе, он был эгоцентричным молодым человеком, привыкшим к богатству и привилегиям, но не имевшим политического таланта своего отца, даже в отрицательном смысле этого слова. Он в буквальном смысле слова спустил собак на следователей, а затем выгнал их со своей территории. Этими собаками были «рогачи», которые за счёт изменения ДНК имели на головах конические рога. Злобные звери олицетворяли насильственную сторону власти аристократов.

Лишённый воображения молодой человек не понимал, что его действия являлись пощёчиной имперскому правительству, уделявшему большое внимание престижу и достойному виду. Но терпеть обиду они не собирались.

Когда вторая группа следователей также была незаконно выдворена из системы, министр финансов виконт Герлах направил запрос канцлеру, и Максимилиан был вызван в суд.

Получив жёстко сформулированный вызов в суд, Максимилан впервые понял, что его действия расцениваются как причиняющие беспокойство. Растерявшись, он вскоре впал в панику. Максимилиан убедил себя, что если отправится на столичную планету, то уже никогда не вернётся домой.

В семье герцога Кастроппа, разумеется, было множество близких и дальних родственников, обеспокоенных сложившейся ситуацией. Они наперебой стали предлагать себя в качестве посредника, однако это лишь усугубило подозрения Максимилиана.

Когда один из его родственников, граф Франц фон Мариендорф — человек, известный своим мягким характером — попытался поговорить с ним, он бросил его в тюрьму, и все надежды решить дело миром окончательно исчезли. Максимилиан, полностью утратив чувство реальности, начал собирать собственную армию, которая состояла в основном из силовых служб герцогства. Тогда правительство и решило направить флот на подавление восстания.

Этот флот, которым командовал адмирал Шмуде, покинул Один примерно в то же время, когда происходила битва в звёздной системе Астарта. Но флот Шмуде был с лёгкостью разгромлен.

Максимилиан, хоть и не обладал ответственностью взрослого человека, всё же имел каплю военного таланта, а командующий карательного флота не воспринимал его всерьёз. В результате имперский флот проиграл, а адмирал Шмуде погиб в бою.

Второй флот, направленный против Кастроппа, также потерпел поражение, и Максимилиан, теперь возомнивший себя великим полководцем, решил аннексировать территорию графства Мариендорф и стал строить планы о создании полунезависимой вотчины для себя на окраине Империи. Но, несмотря на то, что Франц, глава семьи Мариендорф, находился в тюрьме у Максимилиана, службе безопасности графства удалось сдержать Кастроппа и обратиться за помощью в столицу Империи.

Именно тогда Кирхайс и получил приказ императора. На то, чтобы подавить длившееся полгода восстание, ему потребовалось десять дней.

Кирхайс сделал вид, что идёт на помощь к людям графа Мариендорфа, но в последний момент повернулся и вместо этого направился в герцогство Касторп. Ошеломлённый Максимилиан, не думая о том, чтобы стоять и смотреть, как грабят его основную базу, прекратил осаду Мариендорфа и со всеми своими войсками бросился назад. Иными словами, Кирхайс всё же спас графство от опасности. Более того, его нападение на герцогство Касторп само по себе было лишь отвлекающим манёвром.

Максимилиан, пришедший в ярость от угрозы его дому, спешил туда, не думая об осторожности. Кирхайс, спрятав свой флот в области астероидов, дал ему пройти мимо, а затем нанёс сокрушительный удар с тыла.

Максимилиан покинул поле битвы, но лишь для того, чтобы пасть от рук своих подчинённых, надеявшихся таким образом смягчить собственное наказание. Оставшаяся часть его армии сдалась.

Таким образом, восстание Кастроппа быстро пришло к концу. Хотя было сказано, что на подавление потребовалось десять дней, на самом деле шесть из них ушли на путь с Одина, а ещё два — на борьбу с последствиями, арест преступников, опечатывание счетов и бумаг и прочие дела. Непосредственно же боевые действия заняли два дня.

Тактические способности, проявленные Кирхайсом в этом кратком противостоянии, были необычайны. Райнхард был удовлетворён, его адмиралы одобрительно кивали, а знатные дворяне были изумлены. Одно дело, что сам Райнхард обладает ослепительным талантом, но то, что и его правая рука настолько одарён, стало для них горькой пилюлей.

Так или иначе, военное достижение есть военное достижение. Кирхайс был повышен до вице-адмирала и награждён золотой медалью в форме двуглавого орла. Медаль и звание вручил ему на церемонии маркиз Лихтенладе, как исполняющий обязанности канцлера Империи. Он также высоко оценил способности Кирхайса, побуждая его быть благодарным и преданным императору.

Кирхайсу, знавшему обо всём, что происходило за кулисами, — к примеру, о совете Вайтца — поведение маркиза казалось абсурдным, но, разумеется, он не стал этого показывать.

Но про себя Кирхайс подумал о том, что бесполезно просить его быть преданным императору. Ведь именно Фридрих IV похитил настоящий объект его преданности и до сих пор удерживал рядом с собой. Так что Кирхайс сражался не за империю, императорскую династию или императора.


Зигфрид Кирхайс, этот высокий рыжеволосый юноша, стал весьма популярен среди женщин дворца, от служанок и до дочерей герцогов. Он об этом и не догадывался, а даже если бы знал, это стало бы для него лишь поводом для беспокойства.

И именно в это время, когда Райнхард и Кирхайс укрепляли свои позиции, перед ними появился капитан Пауль фон Оберштайн…


II

«Мне нужны штабные офицеры!» — в последнее время это желание Райнхарда росло день ото дня.

Офицеры, которых он искал, не обязательно должны были быть специалистами в военных делах. Для этого Райнхарду хватило бы себя самого и Кирхайса, да и другие толковые адмиралы уже имелись. Поэтому он искал скорее людей с хорошими способностями к политическому маневрированию. Райнхард предвидел, что столкновения с аристократами при дворе — заговоры или же просто насмешки — станут всё более частыми. Кирхайс не подходил для того, чтобы доверить ему подобного рода дела. Проблема была не в интеллекте, а в характере и образе мышления.

Райнхард постарался вспомнить всё, что знал о человеке, который только что отдал свой бластер охраннику и безоружным вошёл в его кабинет. Ничего особо предосудительного по отношению к нему он не имел, так что посмотрел на вошедшего вполне благосклонно.

— Капитан Оберштайн, если я не ошибаюсь? Какое дело привело вас ко мне?

— Для начала я бы хотел попросить оставить нас наедине, — попросил незваный гость. Его отношение граничило с высокомерием.

— Здесь нет никого, кроме нас троих.

— Всё верно, здесь присутствует также вице-адмирал Кирхайс. Потому я и прошу оставить нас наедине.

Оба молодых человека посмотрели на посетителя. Кирхайс — спокойно, а Райнхард — с резким блеском в глазах.

— Говорить с вице-адмиралом Кирхайсом — это то же самое, что говорить со мной. Неужели вы об этом не знали?

— Мне это известно.

— Получается, вы хотите, чтобы вице-адмирал Кирхайс не знал содержания нашего разговора? Но это не имеет смысла, я всё равно расскажу ему после.

— Конечно, ваше превосходительство, вы вольны сделать это. Однако правителю нужно иметь под рукой людей различных типов. Работник А может выполнять работу А, работник Б — выполнять работу Б и так далее. Поручать человеку несоответствующую его умениям работу нецелесообразно. И слышать то, что не относится к его сфере обязанностей, подчинённому необязательно.

Кирхайс взглянул на Райнхарда и сдержанно сказал:

— Ваше превосходительство, возможно, будет лучше, если я подожду в соседней комнате…

Райнхард задумчиво кивнул. Кирхайс вышел, а Оберштайн наконец приступил к изложению того, о чём хотел поговорить:

— Честно говоря, я сейчас нахожусь в несколько неудобном положении. Полагаю, вы слышали, но…

— Вы дезертировали во время нападения на Изерлон. Не мудрено, что вас за это порицают. Ведь в то же время адмирал Зеект предпочёл героическую гибель…

Ответ Райнхарда был холоден, однако Оберштайн ничем не показал, что задет им.

— Да, для большинства я действительно дезертир и трус. Однако у меня есть своё мнение на этот счёт, ваше превосходительство, и я хотел бы его высказать.

— Вы, должно быть, что-то не так поняли. Оправдываться вам нужно не передо мной, а перед военным трибуналом.

Оберштайн, единственный выживший с флагмана изерлонского флота, попадал под максимально возможное наказание. Он не выполнил свой долг, состоявший в том, чтобы удержать командира от ошибки, а вместо этого заботился лишь о собственной безопасности. Это было достаточным основанием для всеобщего неодобрения. Кроме того, обстоятельства требовали также найти конкретного козла отпущения, чтобы свалить на него вину за падение Изерлона.

Услышав равнодушный ответ Райнхарда, Оберштайн неожиданно поднял руку к лицу, коснувшись правого глаза. Когда он наконец убрал руку, его правая глазница зияла жуткой полостью. Человек с серыми волосами протянул молодому адмиралу ладонь правой руки, на которой покоился маленький почти идеально круглый кристалл.

— Взгляните на это, ваше превосходительство.

Райнхард внимательно посмотрел, но ничего не сказал.

— Наверное, вице-адмирал Кирхайс уже говорил вам, что оба моих глаза искусственные. Родись я во времена Рудольфа — и был бы казнён, согласно закону о об исключении нежелательных генетических отклонений…

Установив на место искусственный глаз, Оберштайн устремил светящийся взгляд прямо в глаза Райнхарду.

— Вы ведь понимаете? — спросил он. — Я ненавижу их. Рудольфа Великого, его потомков и всё, что с ними связано… Династию Гольденбаумов и саму Галактическую Империю, живущую по установленным ими законам!

— Это смелые слова.

На мгновение у молодого гросс-адмирала перехватило дыхание. У него даже возникло нелогичное подозрение о том, что глаза странного капитана могут иметь какую-то особую функцию, вызывающую психологическое давление.

Хотя голос Оберштайна был низким, а в комнате были звукоизолирующие устройства, его слова отдавались весенним громом.

— Галактическая Империя — в том виде, в котором она существует сейчас под властью Гольденбаумов — должна быть уничтожена. Если бы я мог, я бы с радостью разрушил её своими руками! Однако у меня не хватает для этого ни умений, ни власти. Всё, что я могу сделать — это помочь подняться новому правителю, стоя за его спиной. Я говорю о вас, ваше превосходительство гросс-адмирал Галактической Империи Райнхард фон Лоэнграмм. Я готов присягнуть вам.

Райнхард почти мог расслышать треск предельно наэлектрифицированного воздуха.

— Кирхайс! — Вскочив со своего места, позвал Райнхард своего друга и советника. Стена беззвучно открылась и в комнате появилась высокая фигура с рыжими волосами. Палец Райнхарда указывал на Оберштайна. — Кирхайс, арестовать капитана первого ранга Оберштайна! Только что он позволил допустить предательские высказывания, порочащие честь Империи, и я не могу смотреть на это сквозь пальцы!

Глаза Оберштайна ярко сверкнули. Кирхайс выхватил свой бластер со скоростью, казалось, находящейся за гранью человеческих возможностей, и направил его в грудь капитану. С самого начала обучения в военной школе мало кто мог превзойти юношу в стрельбе. Даже если бы Оберштайн держал пистолет и попытался сопротивляться, его усилия были бы бесполезны.

— Значит, в итоге даже вы не оправдали моих надежд… — горькая тень разочарования и самобичевания отразилась на его бледном лице. — Что ж, хорошо. Вы сами выбрали узкий путь, на котором лишь вице-адмирал Кирхайс сможет направлять вас.

Его слова были наполовину наиграны, а наполовину искренни. Он бросил ещё один взгляд на молчаливую фигуру Райнхарда, а затем обернулся к Кирхайсу.

— Вице-адмирал Кирхайс, вы сможете выстрелить? Вы ведь прекрасно видите, что при мне нет оружия. Так сможете ли вы нажать на курок?

Хотя Райнхард не отдавал никаких новых приказов, Кирхайс, по-прежнему держа Оберштайна на прицеле, колебался с выстрелом.

— Вы не можете выстрелить. Потому что вы такой человек. Это достойно уважения, но чтобы править империей нужно нечто большее. За светом всегда следует тень… Однако молодому графу Лоэнграмму, очевидно, этого пока не понять.

По-прежнему пристально глядя на Оберштайна, Райнхард жестом приказал Кирхайсу убрать оружие. Бесстрастное выражение его лица чуть изменилось.

— А вы человек, который говорит то, что думает.

— Ваша оценка — большая честь для меня.

— А адмирал Зеект… Думаю, он ненавидел вас? Или я ошибаюсь?

— Адмирал Зеект не заслуживал верности подчинённых, — спокойно ответил Оберштайн. Он знал, что в этот момент одержал победу в своей рискованной игре.

Райнхард коротко кивнул.

— Очень хорошо. Я выкуплю вашу голову у аристократов.


III

Министр военных дел, начальник Генерального штаба и главнокомандующий имперской Космической Армады были известны как триумвират командующих всеми вооружёнными силами. Чтобы найти пример человека, занимавшего разом все три эти должности, пришлось бы вернуться почти на сто лет назад, до времён наследного принца Отфрида, единственного, кто когда-либо делал это.

Отфрид также был и канцлером. С тех пор занимающие эту должность именуются «исполняющими обязанности канцлера», так как подданные избегают повторения любых прецедентов, установленных императором.

Будучи наследным принцем, Отфрид был способным и перспективным молодым человеком, но взойдя на трон и став императором Отфридом III, он оказался вовлечён в водоворот придворных интриг и заговоров, сделавших его крайне подозрительным. Четырежды он менял императриц и пять раз — наследника пока, наконец, страх смерти от отравления не заставил его воздерживаться от пищи большую часть времени, и он не умер от истощения в совсем ещё не старом возрасте.

Трое нынешних командующих вооружённых сил Империи, министр военных дел Эренберг, начальник Генштаба Штайнхоф и главнокомандующий Мюкенбергер подали прошения об отставке исполняющему обязанности канцлера маркизу Лихтенладе, принимая на себя ответственность за потерю крепости Изерлон.

— Вы не стремитесь избежать ответственности и не цепляетесь за свои посты. Я думаю, ваша позиция в данном вопросе заслуживает самой высокой оценки. Тем не менее, если освободятся три главных военных поста, один из них, несомненно, займёт граф Лоэнграмм. Вы ведь не хотите сами помочь его продвижению? Однако, — продолжил Лихтенладе, — наказание вы всё же должны понести. С финансами у вас проблем нет, так как насчёт штрафа в размере годового жалования?

После этих слов канцлера на лице Штайнхофа появилось страдальческое выражение. Он ответил:

— Мы учитывали все последствия, когда говорили об отставке. Но мы ещё и солдаты. Сожаления будут слишком велики, если пойдут разговоры о том, что мы цеплялись за свои посты, вместо того, чтобы уйти в отставку… Поэтому, пожалуйста, подпишите прошения.

Маркиз Лихтенладе с неохотой отправился к императору, чтобы передать ему прошения об отставке трёх командующих.

Император со своей обычной апатией выслушал канцлера и отдал приказ камергерам вызвать графа Лоэнграмма. Усложнять жизнь общением через посыльных, когда можно было воспользоваться видеофоном и добиться цели гораздо быстрее, являлось одной из обязательных формальностей, принятых при дворе и должных свидетельствовать о могуществе императора.

Когда Райнхард прибыл во дворец, император показал молодому гросс-адмиралу три прошения об отставке и с интонацией, с которой обычно у ребёнка спрашивают, какую игрушку он хочет, предложил выбрать себе должность. Бросив короткий взгляд на канцлера, стоящего в стороне со страдальческой миной на лице, Райнхард ответил:

— Я не могу отбирать у кого-то его место, если это не является результатом моих собственных заслуг. Потеря Изерлона была вызвана ошибками адмиралов Зеекта и Штокхаузена. Один из них расплатился за неё собственной жизнью, а второй сейчас находится в плену у противника. Я не думаю, что кто-то ещё заслуживает порицания, и смиренно прошу ваше величество не винить командующих.

— Как великодушно, — император посмотрел на удивлённого Лихтенладе. — Граф высказал свой мнение. А ты что скажешь?

— Ваш покорный вассал поражён проницательностью графа в столь юные годы. Трое командующих сделали очень много для Империи, и я тоже прошу вас отнестись к ним с милосердием.

— Раз вы оба просите об этом, я не стану выносить сурового наказания. Тем не менее, нельзя, чтобы они избежали наказания совсем…

— В таком случае, ваше величество, что вы скажете о том, чтобы лишить их жалования за следующий год и перевести эти деньги в фонд помощи семьям погибших?

— Да, пожалуй, что-то подобное устроило бы всех. Детали я предоставляю канцлеру. Это всё, о чём вы хотели поговорить?

— Да, ваше величество.

— В таком случае, вы оба свободны. А мне нужно в теплицу, ухаживать за розами.

Райнхард и Лихтенладе удалились.

Однако, не прошло и пяти минут, как один из них тайно вернулся. Так как семидесятипятилетний маркиз возвращался почти бегом, ему понадобилось отдышаться, но к тому времени, как он прошёл в императорский розарий, он восстановил спокойное выражение на лице.

Там, среди розовых кустов, наполняющих теплицу прекрасным ароматом, неподвижно, как старое увядшее дерево, стоял император. Пожилой аристократ подошёл к нему и осторожно опустился на колено.

— Если позволите, ваше величество…

— Что такое?

— Я говорю это, осознавая, что могу вызвать ваше неудовольствие, но…

— Это насчёт графа Лоэнграмма? — в голосе императора не чувствовалось никаких эмоций. Это был сухой и безжизненный как шорох песка под ветром голос старика. — Ты хочешь сказать, что я даю слишком много власти брату Аннерозе.

— Вы уже знали, что я хотел сказать, ваше величество?

Что больше всего удивило министра, так это то, как отчётливо прозвучали следующие слова императора:

— Он не знает страха, и потому может не удовлетвориться властью главного вассала… Возможно, он увлечётся и пожелает узурпировать трон. Об этом ты думаешь?

— Если только с величайшими оговорками, да и то я не посмел бы сказать подобного вслух.

— И что, если он это сделает?

— Ваше величество?..

— Династия Гольденбаумов существовала не всегда. Люди не бессмертны, и всё остальное во Вселенной — тоже. И потому нет никаких причин, чтобы Галактическая Империя не закончилась в моём поколении, — от сухого смеха императора канцлер задрожал. Глубины зияющей бездны обдали холодом его душу. — Но если всё это должно быть уничтожено в любом случае, то пусть и разрушение будет захватывающим!.. — голос императора затих, словно хвост кометы.


IV

В итоге командующие армией вынуждены были признать, что они в долгу у Райнхарда. Поэтому они не смогли отказаться, когда на следующий день Райнхард связался с ними и попросил освободить капитана Пауля фон Оберштайна от всякой ответственности за случившееся во время потери Изерлона и перевести его в подчинение графу Лоэнграмму. Как они могли пользоваться «щедростью императора» сами и при этом принимать жёсткие меры по отношению к кому-либо? Сыграл в пользу Райнхарда и тот факт, что никто не считал спасение или разжалование какого-то капитана важным делом. Как бы то ни было, решение оказалось в пользу Оберштайна.

Что же касается того, что Райнхард отказался от столь завидного поста, то мнения высшей аристократии по этому поводу разделились примерно поровну на благоприятное «Удивительное бескорыстие, правда?» и отрицательное «Он просто пытается выставить себя в хорошем свете».

Сам Райнхард не обращал внимания ни на тех, ни на других. Должность он мог заполучить в любой момент, когда пожелает. Ну а пока пусть их занимают эти немощные старики. В любом случае, он рассматривал это положение лишь как ещё одну ступеньку к своей настоящей цели.

Ну а в этот момент его и вовсе не удовлетворили бы и все три должности сразу.

— В чём дело, Кирхайс? Ты выглядишь так, будто хочешь что-то сказать.

— Ну что вы, я ничего не хочу знать.

— Не злись. Речь об Оберштайне, не так ли? Я тоже некоторое время подозревал, что он может быть агентом аристократов. Однако он не из тех, кем они смогли бы управлять. У него острый ум, но он слишком своеобразен.

— Но сможете ли вы управлять им, господин Райнхард?

Райнхард чуть наклонил голову. Всякий раз, когда он это делал, одна прядь его прекрасных золотых волос падала на другую сторону.

— Хм… Я не жду дружбы и лояльности от этого человека. Он лишь пытается использовать меня, чтобы достичь своих собственных целей.

Райнхард протянул руку с длинными изящными пальцами и шутливо дёрнул лучшего друга за его рыжие волосы. Райнхард иногда вёл себя подобным ребяческим образом, когда поблизости никого не было. А уж волосы Кирхайса он с детства поминал по любому поводу, обычно хваля словами «Твои волосы, словно яркое пламя», а в случае их редких и коротких ссор говоря какую-нибудь гадость вроде «Что с твоими волосами? Это кровь на них?».

— …Так что я в свою очередь собираюсь использовать его самого и его способности. А его мотивы меня не интересуют. Если я не смогу контролировать одного-единственного человека, как я могу мечтать править всей вселенной? Ты согласен со мной?

Политика — это не системы и процессы, а в первую очередь результат. Вот во что верил Райнхард.

Свержение правительства и провозглашение себя императором — это не то, что делало действия Рудольфа Великого непростительными. Важнее то, как глупо он использовал свои обширные новообретённые полномочия — для самообожествления. Это и было истинное лицо Рудольфа — жажда власти под маской героизма. Какое благо он мог бы оказать всей цивилизации, если бы использовал свои возможности в правильном направлении! Вместо того, чтобы тратить энергию на конфликты из-за политических разногласий, человечество могло бы уже оставить свои следы по всей галактике. Пока же люди правят лишь пятой частью этого царства звёзд, даже если принимать во внимание владения мятежников.

Ответственность за это препятствие на пути человеческой истории лежит исключительно на самовлюблённости Рудольфа. «Живой бог»? Да лучшее определение этого человека — чумной дьявол!

Огромная сила и власть были необходимы, чтобы разрушить старую систему и создать новое правление. Но Райнхард не повторит ошибок Рудольфа. Он станет императором. Но не станет передавать этот титул своим потомкам.

Рудольф слепо верил в родословную и гены. Но генам не следует доверять. Отец Райнхарда не был ни великим человеком, ни гением. Не имея ни способностей, ни желания жить своими силами, он продал собственную прекрасную дочь, чтобы продолжать бездельничать и жить с комфортом. Семь лет назад, когда чрезмерное употребление алкоголя и разгульная жизнь привели к внезапной смерти отца, Райнхард не нашёл в себе сочувствия, чтобы оплакать его. Хотя его и укололо в сердце зрелище слёз, стекающих по фарфоровым щекам сестры, но его горе и боль относились исключительно к ней.

Ещё одним примером ненадёжности генов, за которым не нужно ходить далеко, было нынешнее состояние династии Гольденбаумов. Кто мог бы предположить, что хотя бы капля крови гиганта Рудольфа течёт в тщедушном теле Фридриха IV? Кровь рода Гольденбаумов давно уже помутнела до неузнаваемости.

Все девять братьев и сестёр Фридриха были мертвы. Начиная со своей императрицы, Фридрих зачал шести женщинам двадцать восемь детей. Но шесть из них погибли в результате выкидышей, девять родились мёртвыми, а из тринадцати родившихся четверо не прожили и года, пятеро скончались, не дожив до совершеннолетия, а ещё двое умерли уже взрослыми. Остались лишь две дочери, маркиза Амалия фон Брауншвейг и герцогиня Кристина фон Литтенхайм. Обе вышли замуж за обладающих большой властью аристократов из старинных родов, и обе родили по девочке. Помимо них, только кронпринц Людвиг, умерший в уже взрослом возрасте, оставил после себя ребёнка. Это был Эрвин Йозеф, единственный в настоящее время ребёнок мужского пола в императорской семье. Однако, так как ему исполнилось ещё только пять лет, он пока не был даже наследным принцем.

Император Фридрих IV, впитавший, казалось, весь упадок императорского дворца, был для Райнхарда лишь объектом горькой ненависти и насмешек, но всё же имел в его глазах две положительные черты.

Во-первых, после гибели многих женщин во время родов император боялся потерять Аннерозе и никогда не пытался завести с ней ребёнка. Другим фактором такого решения было давление со стороны аристократов, озабоченных возможной борьбой за трон в случае, если Аннерозе родит здорового ребёнка. С точки зрения Райнхарда, сама мысль о том, чтобы его сестра носила ребёнка Фридриха IV, была отвратительна.

Во-вторых, Райнхарда радовало то, что претендентов на трон так мало. Есть лишь император и три его внука. Всё, что ему нужно сделать, это устранить этих троих. Или можно было использовать другую стратегию и жениться на одной из внучек, хотя бы просто для вида.

В любом случае, в придворных делах Оберштайн должен был оказаться полезным. С его тёмным энтузиазмом и упорством, этот человек окружит высших аристократов и императорское семейство паутиной схем и интриг, а если понадобится, вероятно, не колеблясь, убьёт даже женщину или ребёнка. Вероятно, именно потому, что Кирхайс предполагал подобное, он бессознательно ненавидел этого человека, но Райнхарду тот всё же был нужен.

Он задавался вопросом, станут ли Аннерозе и Кирхайс смотреть на него с той же любовью сейчас, когда он нуждается в таком человеке, как Оберштайн.

Тем не менее, он был готов и дальше следовать выбранному пути.


V

В резиденции правителя Феззана Адриана Рубинского проходил брифинг по экономической стратегии.

— «Юнивёрс Финанс» — фиктивная корпорация в Союзе Свободных планет, управляемая нами — обеспечила права на добычу газа на седьмой и восьмой планетахсистемы Бхаратпур, — говорил помощник. — Общий объём запасов достигает сорока восьми кубических километров. Ожидается прибыль в течение двух лет.

Увидев поощряющий кивок Рубинского, помощник продолжил:

— Кроме того, относительно «Санта-Круз Лайн», одной из крупнейших транспортных компаний Союза. Процент приобретённых нами акций достиг 41,9 процента. Но, так как собственность разделена более чем между двадцатью людьми, они до сих пор не поняли, что происходит. Тем не менее, мы уже превысили долю управляемого государством инвестиционного фонда, находящегося на верхней строчке списка акционеров.

— Неплохо сработано. Но не расслабляйтесь, пока не превысите половину.

— Безусловно. Тем временем, в Империи наше долевое участие было одобрено для сельскохозяйственного проекта в седьмой пограничной звёздной области. Мы говорили о нём прежде — этот тот проект, где собираются перевозить двести квадриллионов тонн воды с Эйзенхарта-2 на восемь засушливых планет и увеличить производство продуктов питания в достаточной мере, чтобы поддержать пять миллиардов человек.

— Каково долевое участие?

— Три фиктивных компании нашего правительства совместно владеют 84-мя процентами акций, то есть де-факто мы являемся единственным владельцем. А теперь перейдём к теме радиевого завода на Ингольштадте…

Дослушав оставшуюся часть доклада, Рубинский на время отослал помощника и посмотрел на прозрачную стену, демонстрирующую красоту мрачного и пустынного пейзажа.

В настоящее время всё шло гладко. Правительство, как Империи, так и Союза, похоже, рассматривало войну лишь в смысле количества линкоров и ракет с досветовой скоростью. А значит, пока упрямые фанатики убивают друг друга, основы социально-экономических систем обеих стран могут оказаться в руках Феззана. Уже сейчас почти половина военных облигаций, выпускаемых Империей и Союзом, прямо или косвенно принадлежали Феззану.

Во всех уголках Галактики, куда только ступала нога человека, в экономическом плане правил Феззан. Однажды наступит день, когда все действия правительств враждующих держав будут идти во благо экономической выгоде Феззана, а все политические решения будут диктоваться им же. Чтобы добиться этого требуется ещё немало времени, но когда это произойдёт, до конечной цели останется всего лишь полшага…

Тем не менее, политическая и военная ситуация, конечно, была не тем, к чему можно относиться с легкомыслием. Иными словами, если Империя или Союз добьются окончательной победы и объединения своих территорий, то особое положение Феззана потеряет всякий смысл. В древние времена торговым городам на море и на суше приходилось уступать мощи возникших из объединённых стран сильных государств, так что история вполне может повториться.

Если подобное случится, путь, ведущий к конечной цели Феззана, будет потерян. И потому появление чего-то вроде новой Галактической Империи должно быть предотвращено любыми средствами.

Новая Галактическая Империя…

От мысли о ней Адриан Рубинский опять почувствовал напряжённость. Нынешняя Галактическая Империя Гольденбаумов уже скрипела от связанного со старостью вырождения, и вдохнуть в неё новую жизнь было практически невозможно. Даже если она распадётся на части и превратится в скопление маленьких королевств, а потом из этого родится что-то новое, то сколько столетий потребуется на это?

Союз Свободных Планет, со своей стороны, потерял идеалы, лежащие в его основании, и теперь лишь дрейфовал по инерции. Застой в экономике и отсутствие социального развития породили недовольство в массах и бесконечные враждебные отношения, вызванные экономическим неравенством на планетах, составляющих союз. Если не появится лидера, который сумеет перестроить всю систему власти, то всё так и будет продолжаться без единого просвета впереди.

Пять веков назад молодой Рудольф фон Гольденбаум, с переполнявшей его неуклюжее тело жаждой власти, взял в свои руки политическую организацию Галактической Федерации и стал священным и неприкосновенным императором. Посредством правовых средств возник диктатор. Наступит ли однажды день его возвращения? Если бы кто-то подобный ему взял в свои руки одну из существующих политических систем, стало бы возможным быстрое изменение. Пусть даже он пришёл к власти не столь законными методами…

Государственный переворот. Для владеющих политической и военной силой существовал этот классический и эффективный способ. Эти черты делали его привлекательным.

Рубинский нажал кнопку на консоли, вызывая помощника.

— Каковы шансы государственного переворота в обеих странах?

Было видно, что помощника удивил его вопрос.

— Если таков ваш приказ, я сразу займусь исследованиями, но… Вы получили какое-то срочное сообщение, раз предполагаете такое.

— Нет, ничего. Просто такая мысль только что пришла мне в голову. Однако всегда полезно подробно изучить все возможности.

«Как обидно, что умственно и духовно развращённые люди могут делать, что заблагорассудится с властью, которой даже не заслуживают, — подумал Рубинский. — Тем не менее, существует необходимость сохранения Империи и Союза в их нынешних формах. По крайней мере до того дня, когда цели Феззана, которых ни Империя, ни Союз не способны понять, не будут достигнуты».


VI

В Верховный Совет Союза Свободных Планет входило одиннадцать членов. Это были председатель, вице-председатель, выполнявший также обязанности председателя комитета по бытовым делам, секретарь, председатель комитета обороны, председатель комитета финансов, председатель комитета закона и правопорядка, председатель комитета природных ресурсов, председатель комитета кадров, председатель комитета экономического развития, председатель комитета по передаче информации и председатель комитета по развитию регионов.

Все они сейчас собрались к конференц-зале в великолепном современном здании с жемчужно-серыми стенами.

В Зале Совещаний не было окон, со всех сторон его окружали толстые стены, кроме того, между ним и внешним миром были ещё другие помещения — зал для принятия послов, рабочий зал, где составлялись отчёты и обрабатывались материалы, зал планирования и оперативный пункт управления, из которого осуществлялось регулирование всех политических систем Союза. Кроме того, с внешней стороны всё было оцеплено многочисленной охраной.

«Это ли называют открытым правительством?» — думал Жуан Ребелу, председатель комитета финансов, занимая своё место за круглым столом диаметром семь метров. Он не впервые задумался об этом. Каждый раз, проходя через инфракрасные лучи и различные сканеры в коридоре, чтобы войти в Зал Совещаний, у него в голове возникал этот вопрос.

В тот день, 6-го августа 796-го года, главной темой обсуждения было предложение военных об отправке войск. Этот план, предполагавший использование недавно захваченной крепости Изерлон в качестве плацдарма для вторжения на территорию Империи, был передан в Верховный Совет группой молодых высокопоставленных офицеров и чиновников. Ребелу считал их действия экстремизмом.

Совещание началось, и Ребелу сразу же решил высказать своё мнение по поводу войны:

— Это прозвучит странно, но до сегодняшнего дня финансовое состояние едва позволяло продолжение войны между нами и Империей. Однако…

Одни только выплаты семьям погибших в Битве при Астарте потребуют ежегодно десять миллиардов динаров. Если пламя войны продолжит бушевать, бюджет и экономика в целом не выдержат, и наступит коллапс всей системы. Уже сейчас наблюдался большой дефицит.

Как ни странно, Ян тоже внёс вклад в увеличение финансовых проблем. При захвате Изерлона он взял в плен около пяти миллионов имперцев, и одно только содержание их обходилось в огромную сумму.

— Для укрепления нашей финансовой состоятельности у нас есть те же два пути, что и всегда: выпуск облигаций и повышение налогов. Других вариантов нет.

— А что насчёт повышения выпуска бумажных денег? — спросил вице-председатель.

— Без реального обеспечения? Тогда после нескольких лет пути по нисходящей мы будем торговать этими бумажками по весу, а не по тем цифрам, что на них написаны. Лично у меня нет желания войти в историю как неумелый финансист, допустивший гиперинфляцию.

— Но если мы не выиграем войну, то не сможем быть уверены даже в завтрашнем дне. Что уж говорить о «нескольких годах пути по нисходящей».

— В таком случае, мы должны положить конец этой войне.

После этих слов, которые Ребелу произнёс громко и отчётливо, зал наполнила тишина. Посмотрев на членов Совета, он продолжил:


— Благодаря стратегии адмирала Яна, Изерлон теперь в наших руках. Империя потеряла базу для нападения на Союз. Вам не кажется, что нам представилась отличная возможность заключить мир на выгодных для нас условиях?

— Но это же справедливая священная война против диктатуры! Мы не можем жить в одной галактике с подобными им. И вы всерьёз считаете, что мы должны остановиться просто потому, что это экономически невыгодно? — сказал кто-то в ответ и несколько членов Совета поддержали его.

«Священная война? Они серьёзно?» — Жуан Ребелу, председатель комитета финансов, покачал головой, недовольно скрестив руки.

Океаны крови, обанкротившиеся государства, нищий народ… Если такие жертвы нужно принести во славу справедливости, то сама справедливость начинает выглядеть неприглядно.

— Давайте ненадолго прервёмся, — сказал председатель Верховного Совета лишённым выражения голосом.


VII

После обеда заседание возобновилось.

На сей раз жёсткую позицию высказывал Хван Руи, председатель комитета по кадрам, исполнявшего административные функции, связанные с вопросами труда и занятости населения, а также образованием и социальным обеспечением. Он также был противником продолжения войны.

— Как председатель комитета по кадрам я хотел бы сказать… — Хван Руи был невысоким человеком, но обладал громким голосом. С его румяными щеками и короткими, но проворными руками и ногами, он производил впечатление очень энергичного человека. — В первую очередь, я крайне обеспокоен сложившейся ситуацией: слишком много талантливых людей, которые могли бы помочь нашей экономике и обществу в целом, используются в военных целях. Конечно, особенно обидно, когда они гибнут, будучи простыми солдатами. Также вызывает беспокойство снижение инвестиций в образование и профессиональную подготовку. В качестве доказательства ухудшения уровня квалификации рабочих, могу привести статистику, согласно которой количество несчастных случаев на производстве за последние шесть месяцев выросло на тридцать процентов. В транспортной аварии, случившейся в системе Ламбини, погибло более четырёхсот человек, и было потеряно около пятидесяти тонн радия. Трудно не связать этот факт с укорачиванием срока подготовки гражданских астронавтов. Кроме того, астронавты переутомлены из-за нехватки персонала, — у председателя была чёткая и бойкая манера говорить. Он продолжил: — В данной ситуации я хотел бы предложить следующее: необходимо освободить от военной службы и вернуть на гражданскую как минимум четыре миллиона техников и персонала транспортных и коммуникационных систем. Повторяю, это только минимум.

Взгляд Хвана Руи прошёлся по членам Совета, остановившись на лице председателя комитета обороны Иова Трюнихта. Дёрнув бровью, тот ответил:

— Пожалуйста, не выдвигайте таких необоснованных требований. Если мы снимем с кораблей и из тыловых служб столько специалистов, вся военная организация рухнет, как карточный домик.

— Ничего не могу утверждать насчёт военной организации, но если не принять подобных мер, наше общество и экономика рухнут ещё раньше. Вам известен текущий средний возраст оператора, работающего в столичном центре жизнеобеспечения?

— …Нет.

— Сорок два года!

— На мой взгляд, в этом нет ничего катастрофического…

Хван с силой ударил по столу, прерывая Трюнихта:

— Потому что это иллюзия, созданная усреднением чисел! На самом же деле восьмидесяти процентам служащих или около двадцати, или больше семидесяти! Плохо обученные юнцы и теряющие в силу возраста хватку старики! В среднем же получаются вполне пристойные сорок два, хороший возраст для технического специалиста. И такое происходит во всём механизме нашего общества. Надеюсь, я смог произвести впечатление на наших мудрых членов Совета и донести страшные факты…

Хван замолчал и ещё раз оглядел всех. Все отвели взгляды, лишь Ребелу открыто встретил его взгляд и в свою очередь сказал:

— Короче говоря, настало время восстановить силы и позволить людям отдохнуть. Теперь, когда крепость Изерлон у нас в руках, мы можем положить конец вторжениям имперцев. Так зачем нападать самим, губя свою страну? — с горячностью обратился Ребелу к остальным. — Заставлять людей приносить ещё большие жертвы, чем они уже принесли, противоречит базовым принципам демократии! Они не должны нести это бремя!

Среди членов Совета раздались явно недовольные перешёптывания. Высказаться же решила Корнелия Виндзор, председатель комитета по передаче информации, избранная в Совет всего неделю назад. Со страстью, граничащей с истеричностью, она заявила:

— Нам незачем потакать эгоистам, не понимающим нашей благородной и справедливой цели! Разве великие дела обходились когда-то без жертв?

— Госпожа Виндзор, многие люди начинают задаваться вопросом, не слишком ли велики эти жертвы! — попытался привести логический довод Ребелу, но его слова не возымели никакого эффекта.

— Неважно, как велики будут жертвы, пусть даже погибнут все наши граждане, мы должны выполнить свой долг!

— Э-это вообще не политический аргумент! Как можно всерьёз говорить подобное! — Ребелу повысил голос, сам того не осознавая.

Небрежно проигнорировав его, Виндзор оглядела присутствующих и сильным голосом продолжила свою речь:

— На нас лежит священный долг. И долг этот — покончить с тиранией Галактической Империи и спасти человечество от её гнёта. Как вы можете говорить, что мы идём правильным путём, если мы, ослеплённые жалким человеколюбием, забудем о своём великом предназначении?

Корнелия, не так давно перешагнувшая сорокалетний рубеж, была привлекательной женщиной — грациозной, красивая интеллектуального вида красотой — а голос её звучал музыкально. Её облик сразу же поднял её в глазах Ребелу на другой уровень опасности. Ей ли принадлежали эти напыщенные речи и дешёвый героизм или же она только проводник и оратор?

Когда Ребелу уже собрался высказать новый контраргумент, заговорил молчавший до сих пор председатель Санфорд.

— Эм… Не могли бы вы взглянуть на данные на своих экранах?

Члены Совета несколько удивились, и на мгновение все взгляды сосредоточились на председателе, прежде чем, как было предложено, обратиться к терминалам.

— Графики перед вами показывают рейтинг поддержки населением нашего Совета. Дела здесь обстоят не слишком хорошо.

Отображаемая на экранах цифра — 31,9% — не была неожиданной. Прошло совсем немного времени с тех пор, как предшественник Корнелии Виндзор попался на взяточничестве. Кроме того, социальный и экономический застой, на который указывали Ребелу и Хван, также были очень серьёзной проблемой.

— А вот рейтинг неодобрения нашей политики.

При виде цифры 56,2% в Зале Совета раздались вздохи. Такое положение тоже не было неожиданностью, но разочарование было неизбежным.

Понаблюдав за реакцией присутствующих, председатель продолжил:

— Такими темпами, выборов в начале следующего года нам не выиграть. По популярности мы сейчас находимся между пацифистской фракцией и военными радикалами, продолжая терять голоса. Однако… — председатель понизил голос. Трудно сказать, намеренно он это сделал или нет, но внимание слушателей привлёк. — Лучшие аналитики и компьютеры провели расчёты и пришли к заключению, что в том случае, если мы одержим грандиозную победу над Империей в ближайшие сто дней, наш рейтинг вырастет как минимум на пятнадцать процентов.

После этих слов председателя в зале раздались возбуждённые перешёптывания.

— Итак, давайте проголосуем за предложение военных! — сказала мадам Виндзор. Её сразу же поддержало несколько человек. Все они думали лишь о сохранении своих постов председателей, не желая становиться оппозицией новой власти в случае поражения на выборах. Ни о чём другом никто из них в тот момент не думал.

— Постойте! — Ребелу, побледнев, вскочил со своего места. — У нас нет никаких прав поступать так! Посылать войска в ненужный с военной и экономической точек зрения поход ради одной лишь политической выгоды… Это неправильно… — его голос задрожал при этих словах.

— Ах, какие красивые слова! — в воздухе прозвенел холодный смех мадам Виндзор.

Ребелу застыл, ошеломлённый при виде политиков, оскверняющих сам дух демократического правительства своими окровавленными руками.

Со своего места на некотором расстоянии от него Хван смотрел на Ребелу, на лице которого отражалась мука.


— Прошу вас, пожалуйста, не теряйте хладнокровия, — прошептал он, протягивая свой толстый палец к кнопке голосования.

Шесть голосов «за» и три «против» при двух воздержавшихся. Необходимые для утверждения две трети действительных голосов были набраны. Решение о вторжении на территорию Империи было принято.

Тем не менее, результаты голосования шокировали членов Совета — но не само решение об отправке войск, а то, что одним из троих, голосовавших «против», был председатель комитета обороны Иов Трюнихт. Другие два голоса, отданные председателем комитета финансов Жуаном Ребелу и председателем комитета по кадрам Хваном Руи, были ожидаемы, но человек, признанный всеми как один из самых бескомпромиссных военных радикалов?


— Я патриот. Но это не означает, что я каждый раз выступаю за продолжение войны. Прошу запомнить и задокументировать, что я был против отправки войск.

Таков был его ответ на раздавшиеся вопросы о причинах его решения.


В тот же самый день Генеральный штаб Союза Свободных Планет официально отклонил прошение об отставке контр-адмирала Яна Вэнли. Вместо этого ему были выданы бумаги о повышении в звание вице-адмирала.


VIII

— Значит, вы говорите, что хотите уйти в отставку? — тон вопроса начальника Центра стратегического планирования Ситоле, прочитавшего прошение Яна об отставке, был не слишком ласков. Однако Ян и не ожидал, что тот одной рукой будет держать подписанное прошение, а другой охотно протягивать документы на пенсию, так что ответил адмиралу столь дружелюбным кивком, какой смог изобразить. — Но ведь вам ещё только тридцать.

— Двадцать девять, — уточнил Ян, сделав особый акцент на слове «двадцать».

— В любом случае, вы не достигли ещё и трети средней продолжительности жизни. Вам не кажется, что немного рановато бросать всё и отказываться от своего жизненного пути?

— Ваше превосходительство, я этого и не делаю, — возразил молодой адмирал. — Я не считаю, что отказываюсь от своего пути, напротив, я стремлюсь вернуть его в нужное русло. Все предыдущие годы я был вынужден жить не так, как того желал. С самого начала я хотел наблюдать за развитием истории, а не быть одним из тех, кто её творит.

Ситоле сплёл пальцы рук, положил на них подбородок и пристально посмотрел на молодого офицера.

— Наша армия нуждается не в ваших знаниях историка, а в вашем таланте тактика. И она нуждается в нём отчаянно.

«Разве я уже один раз не попадался на вашу лесть? — мысленно парировал Ян. — Как ни посмотри, а я внёс весомый вклад в свои отношения с армией. Одно только взятие Изерлона чего стоит».

Так думал Ян, но Ситоле было что добавить.

— А что станет с Тринадцатым флотом? — от этого бесцеремонного, но эффективного вопроса у Яна даже рот приоткрылся. — Это ваш флот, он недавно был сформирован в расчёте на ваше командование. Что будет со всеми этими солдатами, если вы уйдёте в отставку?

— Ну, они…

Забыть об этом было большой ошибкой. Ян готов был признать, что тут он крупно облажался. Раз впутавшись во что-то, очень трудно потом освободиться.

В конце концов, Ян покинул кабинет начальника Центра, оставив там своё прошение, хотя было ясно как день, что оно не будет утверждено. Возмущённый, он направился вниз, к выходу из здания, на гравитационном лифте.

Сидя на диване в зале ожидания, Юлиан Минц без особого интереса разглядывал одетых в военную форму людей, проходящих мимо, но, увидев вдалеке возвращающегося Яна, вскочил на ноги. Опекун просил его подойти в доступный для посторонних холл штаб-квартиры Флота после школы и подождать его. «Почему бы для разнообразия не сходить куда-нибудь поесть? К тому же, я хотел бы кое о чём с тобой поговорить» — сказал он мальчику, ничего больше не объясняя. На самом деле он хотел удивить его, устроив праздничный ужин и сообщив, что уволился из армии и теперь будет вести беззаботную жизнь пенсионера.

Но теперь, однако, его планы оказались в подвешенном состоянии, а мечты развеялись под напором суровой реальности.

«И что мне ему сказать? — подумал Ян, бессознательно замедляя шаг и пытаясь что-нибудь придумать. В этот момент его кто-то окликнул. Обернувшись, Ян увидел приветствующего его полковника Вальтера фон Шёнкопфа. Благодаря его недавним подвигам, командир розенриттеров вскоре должен был получить продвижение по службе.

— Я видел, как вы выходили от начальника, ваше превосходительство. Подавали прошение об отставке?

— Именно так. Но, скорее всего, я вновь получу отказ.

— Должен вам сказать, по-моему, просто невозможно, чтобы руководство флота отпустило вас, — полковник с искренним удивлением смотрел на своего командира. — И, честно говоря, я бы тоже предпочёл, чтобы вы остались. Вы здраво оцениваете обстановку и не обделены удачей. Не знаю насчёт подвигов, но шансы выжить под вашим командованием точно велики! — Шёнкопф открыто глядя в глаза давал оценку вышестоящему. — Я решил, что было бы неплохо умереть в своей постели. Дожив годов до ста пятидесяти, превратившись в трясущегося старика, испустить последний вздох, слыша, как внуки и правнуки плачут от радости, что наконец избавились от меня… Так что блеск и слава меня мало интересуют. Поэтому, прошу, помогите мне прожить подольше, — то ли в шутку, то ли всерьёз сделав такое заявление, полковник ещё раз отдал честь и улыбнулся Яну, растерянно вернувшему салют. — Простите, что отнял у вас время. Кажется, тот мальчик ждёт вас.

Похоже, Шёнкопф, как и Алекс Кассельн, обладал большими способностями к сарказму, но, как и Кассельн, в присутствии Юлиана этого не проявлял. Должно быть, в мальчике было что-то, отбивающее желание насмешничать.


Ян с Юлианом пешком отправились в город. Молодой адмирал поглядывал на мальчика, с трудом скрывая растерянность и смущение от возникших отцовских чувств к чужому ребёнку, в то время как сам он никогда не состоял в браке.

В ресторане, называвшемся «Мартовский кролик», в который они зашли, царила гораздо более расслабляющая атмосфера, чем можно было судить из названия. Старомодный декор и мебель, свечи на столах, покрытых вышитыми вручную скатертями — Ян был в восторге. Однако его постигло разочарование, ставшее расплатой за пренебрежение предварительной резервацией столика, для которой достаточно было одного звонка.

— Мне ужасно жаль, но у нас нет свободных столиков, — так им торжественно сообщил пожилой дородный официант с красиво оформленными бакенбардами, идеально подходящий к этому ресторану. Ян обвёл взглядом помещение и удостоверился, что официант не лжёт, рассчитывая на чаевые. В неярком освещении ресторана свечи горели на всех столах, а значит, за каждым сидели посетители.

— Что ж… Может, попробуем пойти куда-нибудь ещё?

Пока Ян задумчиво чесал голову, из-за одного из столиков у стены изящным движением поднялась девушка в жемчужно-сером платье. В огнях свечей, освещающих её сзади, она выглядела сказочно прекрасно.

— Адмирал? — когда она обратилась к нему, Ян застыл на месте. На него с лёгкой улыбкой смотрела его адъютант, лейтенант Фредерика Гринхилл. — Даже я иногда ношу гражданскую одежду. Не желаете ли присоединиться ко мне и моему отцу?

Пока она говорила, её отец поднялся и встал позади неё.

— Добрый вечер, вице-адмирал Ян, — дружелюбно обратился к нему адмирал Дуайт Гринхилл, заместитель начальника оперативного штаба.

Яну было немного неловко сидеть вместе со старшим по званию, но отказаться не было возможности.

— Всего лишь контр-адмирал, ваше превосходительство, — сказал он, отдавая честь.

— Вы станете вице-адмиралом не позднее следующей недели. Так почему бы не начать привыкать к новому званию заранее? — рассмеялся пожилой адмирал.

— Это потрясающе! Так вы об этом хотели рассказать? — глаза Юлиана засияли. — Чего-то подобного я и ожидал! Это прекрасная новость, так ведь?

Ян несколько натужно рассмеялся, испытывая сложные чувства, а потом представил мальчика адмиралу Гринхиллу и его дочери.

— Понятно, так ты и есть Юлиан, воспитанник Яна? Говорят, ты один из самых многообещающих учеников и выиграл золотую медаль за наибольшее количество набранных очков во флайболе. Хорош и в учёбе, и в спорте!

Флайболом называлась игра, в которую играли под куполом с гравитацией, установленной на 0,15G. Довольно простой вид спорта, целью которого было попасть мячом в корзину, двигающуюся вдоль стены с высокой скоростью и через неравные промежутки времени. Однако, то же своеобразное очарование, которое есть в танце, можно было увидеть и в борьбе за медленно движущийся в воздухе мяч.

— Это правда, Юлиан? — удивлённо посмотрел на мальчика его безответственный опекун. Тот, чуть смутившись, кивнул.

— Как я посмотрю, командующий единственный, кто об этом не знает, — поддразнила Яна Фредерика, заставив его покраснеть. — А ведь ваш Юлиан в этом городе почти знаменитость.

В ожидании еды они подняли бокалы — три бокала винтажного красного вина 670-го года и один бокал имбирного эля — за спортивные успехи Юлиана. А когда наконец их заказ доставили и все приступили к трапезе, адмирал Гринхилл вдруг поднял неожиданную тему:

— Кстати, Ян, вы всё ещё не планируете жениться?

Ножи Яна и Фредерики одновременно лязгнули по тарелкам, и пожилой официант, любитель старинного фарфора, страдальчески поморщился.

— …Пока нет. Я подумаю об этом, когда наступит мир, — ответил Ян. Фредерика молча, не поднимая головы продолжала разделывать кусок мяса. Пожалуй, в том, как она с ним обращалась, можно было усмотреть жестокость. Юлиан смотрел на своего опекуна с глубоким интересом. — У меня был друг, который погиб, оставив невесту одну. Когда я думаю об этом, я просто не могу… Не сейчас…

Он говорил о капитане третьего ранга Лаппе, погибшем в битве при Астарте. Адмирал Гринхилл кивнул, а потом снова сменил тему:

— Вы ведь знакомы с Джессикой Эдвардс? Неделю назад на внеочередных выборах она была избрана представителем от планеты Турнейзен, — как и в случае с начальником Центра Ситоле, адмирал Гринхилл, похоже, был хорош в многоходовых засадах.

— Вот как? Должно быть, её поддерживает антивоенная фракция.

— Верно. Но, разумеется, не обошлось без нападок со стороны провоенной…

— Например, от рыцарей-патриотов?

— Рыцари-патриоты? Стоит ли о них говорить? Послушайте, они ведь просто клоуны, вы согласны?.. М-м, этот салат просто чудесен, попробуйте.

— Да, конечно, согласен, — сказал Ян, и также приступил к еде.

Он в самом деле считал рыцарей-патриотов глупцами, но прочих своих догадок высказать не был готов. Не были ли их карикатурно-преувеличенные действия результатом чьего-то умелого руководства? В конце концов, поначалу на молодых людей, фанатично поддерживающих Рудольфа фон Гольденбаума, тоже смотрели с насмешками или жалостью, но чем это закончилось, теперь знает каждый…


IX

Направляясь домой в самодвижущемся такси, Ян думал о Джессике Эдвардс.

«Я хочу спросить у власть имущих: «Где вы? Отправляя наших солдат в пасть смерти, где вы? Чем вы занимаетесь, пока они гибнут?»

По-видимому, это был кульминационный момент её речи. Ян не мог не вспомнить сцену на панихиде по погибшим в битве при Астарте. Даже председатель комитета обороны Трюнихт, гордящийся своим красноречием, не нашёл, что ответить на эти обвинения. И уже этого было достаточно, чтобы вызвать ненависть всей провоенной фракции. Одно можно сказать наверняка — путь, который она выбрала, опаснее Изерлонского коридора.

Такси неожиданно резко остановилось. Как правило, подобного не случалось. Автомобили двигались так, чтобы инерция не слишком сильно влияла на человеческое тело… Если, конечно, система управления работала. Значит, произошло нечто очень необычное.

Открыв двери вручную, Ян вышел на улицу. К нему сразу подбежал грузный сотрудник полицейского департамента в синей форме. Узнав адмирала в лицо и вытянувшись, как, по его мнению, стоило стоять перед национальным героем, он объяснил, что произошло:

— В главном компьютере городского центра управления транспортом, возникла неполадка.

— Неполадка?

— Я не знаю подробностей, но, по-видимому, это была простая человеческая ошибка при вводе данных. В наши дни на таких должностях не хватает опытных людей, так что подобные события случаются нередко, — полицейский усмехнулся, но, натолкнувшись на хмурый взгляд Юлиана, взял себя в руки и вернул на лицо торжественное выражение. — Кхм, да, сейчас не то время, чтобы смеяться над этим. Вся система транспорта в этом районе будет остановлена на следующие три часа. Даже траволаторы и магнитные движущиеся дорожки.

— Вся?

— Да, именно.

По виду офицера могло показаться, что он гордится этим. Хотя Ян нашёл это забавным, но сама ситуация к веселью не располагала. От случившегося и слов полицейского по спине у него прошёл озноб. Управляющая система их общества, которую мягко, но вместе с тем более верно, чем поступь дьявола, подрывало влияние войны, стала тревожно слабой.

Юлиан посмотрел на Яна:

— Что будем делать, адмирал?

— А что нам остаётся? Идём пешком, — ответил Ян. — Погулять перед сном бывает приятно, да и тренировка неплохая. За час доберёмся.

— Да, точно!

При этих словах глаза полицейского широко раскрылись:

— Я не могу позволить вам этого! Заставлять героя Изерлона идти пешком? Я вызову транспорт на ручном управлении, воспользуйтесь им!

— Мне как-то неудобно просить о таком…

— Пожалуйста, не стесняйтесь!

— И всё же — нет, я отказываюсь, — Ян постарался не показать на лице или в голосе раздражения от подобной навязчивости. — Идём, Юлиан.

— Так точно!

И с этим бодрым ответом мальчик направился вперёд, но неожиданно остановился. Ян с подозрением посмотрел на него:

— Что случилось, Юлиан? Не любишь ходить пешком? — возможно, его голос прозвучал немного резко из-за остатков вызванного полицейским неудовольствия.

— Нет, это не так.

— Тогда почему ты остановился?

— …Нам в другую сторону.

Ян молча повернулся на каблуках. Пока командующий космического флота не поведёт флот в неправильном направлении, волноваться не о чем. Он собрался было сказать это вслух, но потом решил этого не делать. По правде говоря, в этом деле уверенность иногда тоже подводила его. Вот почему он так ценил способности в управлении флотом своего заместителя Фишера.

Длинные ряды остановившихся автомобилей стенами вытянулись вдоль улиц. Вышедшие из них люди бесцельно топтались на месте. Ян и Юлиан спокойно прокладывали свой путь, обходя их.

Выйдя на менее людную улицу, они сбавили шаг и пошли не торопясь.

— И всё-таки, звёзды очень красивы, адмирал, — сказал Юлиан, поднимая голову к небу. Сверкающие огни бесчисленных звёзд формировали сложные для понимания узоры и загадочно мерцали сквозь атмосферу планеты.

Но даже глядя на звёзды Яну трудно было отвлечься от неприятного чувства.

«Все стремятся к небу, пытаясь ухватить предназначенную им звезду. Но мало кто знает, что именно ему предназначено. А что насчёт меня, Яна Вэнли? Разве могу я точно сказать, где моя звезда? Гонимый обстоятельствами, не потерял ли я её из виду? Или я с самого начала ошибался в том, какая из них моя?»

— Адмирал, — раздался рядом звонкий голос Юлиана.

— Что?

— Мы сейчас смотрели на одну и ту же звезду. Вон на ту, большую голубую.

— Хмм, эта звезда…

— Как она называется?

— Ох, на языке вертится…

Если бы он начал копаться в памяти, то, конечно, вспомнил бы ответ, но у Яна не было желания делать этого.

«Этому мальчику нет никакой надобности смотреть на те же звёзды, что и мне, — подумал он. — Человек должен стремиться к звезде, предназначенной лишь ему. Какой бы она ни была».

Глава 7. Интерлюдия

I

В доминионе Феззан интересы Империи представлял высший уполномоченный. В данный момент эту должность занимал граф Ремшайд.

Это седовласый аристократ был прислан с Одина почти в то же время, когда пришёл к власти Адриан Рубинский, и за спиной его называли «Белый Лис». Разумеется, это прозвище было придумано как отражение прозвища Рубинского «Чёрный Лис».

Местом, куда Рубинский в этот вечер пригласил графа, был не его правительственный офис, не официальная резиденция и даже не его частный особняк. Это было огромное искусственное озеро, расположенное на месте, где ещё четыре века назад, до начала терраформирования, находился чашеобразный провал в горных породах с отложениями тяжёлых солей. На его берегу стоял коттедж, юридически никак не связанный с Рубинским и принадлежащий одной из его многочисленных любовниц.

Когда кто-то спросил правителя Феззана, сколько же у него любовниц, он помедлил с ответом, всерьёз задумавшись, а потом с дерзкой улыбкой весело сказал: «Я могу считать их только десятками». Это, быть может, было некоторым преувеличением, но и неправдой не являлось. Жизнеспособность его ума и тела нисколько не опровергали впечатления, производимого внешним видом.

Рубинский придерживался философии, что надо жить полной жизнью. Выдержанные спиртные напитки, тающая на языке пища, красивая музыка и, разумеется, изящные, гибкие красавицы — он был большим любителем всего этого.

Однако, для него это являлось лишь развлечением. Главной же страстью было другое — хитросплетение политических и военных интриг, игра судьбами людей и народов… Ни вино, ни женщины не могли сравниться с тем трепетом, который это доставляло.


«Даже макиавеллистский обман, досточно утончённый, может быть искусством, — размышлял Рубинский. — Только низшие из низких прибегают к угрозам применения силы. Слова на их плакатах могут быть разными, но по сути Империя и Союз в этом мало различаются. Оба они — дети-близнецы чудовища по имени Рудольф, — подумал он со злобой, — и разделяют взаимную ненависть друг к другу».

— Что ж, раз ваше превосходительство решили пригласить меня сюда, несмотря на все трудности, очевидно, вы хотели что-то обсудить, — первым не выдержав затянувшейся паузы, сказал граф Ремшайд, ставя бокал на мраморный столик.

Довольный собой, Рубинский оглянулся на напряжённое лицо собеседника и ответил:

— Действительно, я думаю, эта тема вас заинтересует… Союз Свободных Планет намерен организовать масштабное вторжение на территорию Империи.

Имперскому аристократу понадобилось несколько секунд, чтобы переварить смысл сказанного.

— Ваше превосходительство хочет сказать, что Союз… — начал говорить он, но, осознав свою ошибку, тут же поправился: — Что мятежники собираются напасть на Империю?

— Похоже, после захвата гордости Империи, крепости Изерлон, Союз охватила жажда войны.

— Захватив Изерлон, мятежники получили отличный плацдарм для нападения. Это несомненный факт, — прищурился граф. — Но это ещё не означает, что они сразу же начнут тотальное вторжение.

— Как бы то ни было, очевидно, что Союз разрабатывает планы крупномасштабной атаки.

— Насколько «крупномасштабной»?

— По нашим сведениям, больше двадцати миллионов солдат. А возможно, их число превысит и тридцать миллионов.

— Тридцать миллионов… — почти бесцветные глаза аристократа сверкнули.

Даже Империя никогда ещё не мобилизовала столь огромной армии. Сложность была не только в численности, но и в организации, а также способности эффективно управлять ею. Обладает ли Союз такими возможностями? Так это или нет, подобная информация жизненно важна, но…

— Ваше превосходительство, а почему вы решили поделиться этим со мной? Каковы ваши цели?

— Я немного удивлён этому вопросу с вашей стороны, высший уполномоченный. Разве наш доминион когда-либо делал что-то, что могло бы навредить Империи?

— Нет, я не припомню такого. Разумеется, Империи полностью уверена в лояльности и верности Феззана.

Это был пустой обмен лицемерными заявлениями, о чём оба прекрасно знали.

Наконец граф уехал. На лице Рубинского, наблюдающего за перемещениями его ландкара, поспешно двигающегося к краю экрана, появилась жестокая улыбка.

Высший уполномоченный побежит в свою резиденцию, чтобы отправить срочное сообщение на Один. Сведения, полученные от Рубинского, нельзя было игнорировать.

После потери Изерлона подобная новость заставит побледнеть имперских военных, и они начнут готовиться к отражению нападения. Райнхард фон Лоэнграмм почти наверняка будет тем, кого пошлют навстречу врагу, но в этот раз Рубинский хотел, чтобы он победил для Империи, но не добился слишком большого преимущества.

Но если бы Райнхард не показался, это было бы большой проблемой.

Рубинский не стал сообщать имперцам, когда узнал, что Ян собирается атаковать Изерлон с половинным флотом. Во-первых, он никогда бы не подумал, что эта попытка может увенчаться успехом, а во-вторых, ему хотелось посмотреть, какую умную стратегию он придумает для этой безумной атаки.

Итог же оказался таким, что смог удивить даже Рубинского.

«Подумать только, у него в рукаве был такой трюк!» — правитель Феззана был искренне впечатлён.

Однако он был не в том положении, чтобы поддаваться этому чувству. Баланс военной мощи склонился в сторону Союза, и теперь его необходимо было слегка подтолкнуть в направлении Империи.

Ему нужно было, чтобы они сражались друг с другом — и ранили друг друга — всё больше и больше.


II

Маркиза Лихтенладе, государственного министра и исполняющего обязанности канцлера Империи, посетил как-то вечером в его поместье виконт Герлах, министр финансов.

Поводом для визита стало сообщение о завершении первой стадии борьбы с последствиями восстания Кастроппа. Передавать важные сообщения через помощников или по видеофону в Империи было не принято.

— Распределение земель и имущества герцога Кастроппа по большей части завершено. После ликвидации стоимость недвижимости составляет примерно пятьсот миллиардов имперских марок.

— А немало он накопил, да?

— Вы правы. Мне иногда становится даже немного жаль этого человека. Столько времени он копил деньги, чтобы в итоге все они снова оказались в казне…

Вдохнув насыщенный аромат красного вина из поставленного перед ним бокала, министр финансов сделал небольшой глоток. Канцлер же отставил свой бокал и сказал с другим выражением лица:

— Между прочим, я тоже хотел поговорить с вами. Есть один маленький вопрос, который я хотел бы обсудить.

— И что же это?

— Недавно я получил срочное сообщение с Феззана от графа Ремшайда. Он говорит, что силы мятежников планируют массовое вторжение на территорию Империи.

— Мятежники!.. — канцлер кивнул. Министр финансов неловко поставил недопитый бокал на стол, отчего вино плеснуло через край. — Это серьёзная проблема.

— Конечно. Однако это открывает также и некоторые интересные возможности, — канцлер скрестил на груди руки. — Мы сейчас тоже нуждаемся в сражении и победе. Согласно докладу министра внутренних дел, среди простолюдинов вновь начали витать революционные настроения. Похоже, слухи о потере Изерлона уже разошлись. Чтобы загасить всё это в зародыше, нам нужна победа над мятежниками, которая позволит восстановить репутацию власти. Пока же придётся бросить народу какую-нибудь кость. Амнистия для вольномыслящих, уменьшение налогов или снижение цен на спиртное… Что-нибудь в этом роде.

— Если слишком их разбаловать, они сядут нам на шею. Я видел листовки подпольщиков-радикалов — они полны возмутительных заявлений! «Права человека важнее обязанностей» и прочее. Вам не кажется, что помилование испортит их ещё сильнее?

— Всё так, как вы и говорите, но мы не можем управлять только палкой, — укоризненно промолвил канцлер.

— Да, верно, но потворствовать народу больше необходимого… Впрочем, сейчас не до этого. Это сообщение о готовящемся вторжении. Его источник — Адриан Рубинский?

Канцлер кивнул.

— Чёрный лис Феззана… — цокнул языком Герлах. — В последнее время у меня появилось чувство, что хапуги с Феззана представляют большую опасность для Империи, чем мятежники. Никто не знает, что именно они замышляют.

— Согласен, — сказал Лихтенладе. — Но в данный момент вторжение так называемого Союза — наша главная проблема. Кому нам поручить защиту границ?

— Щенок Лоэнграмм наверняка захочет сделать это. Так почему бы не отправить его?

— Не стоит принимать решения под влиянием эмоций. Предположим, мы позволим ему возглавить военные действия. Если он преуспеет, то его репутация возрастёт до совершенно нового уровня. Если же он потерпит неудачу, нам придётся сражаться с повстанцами в очень невыгодных условиях — в глубине своей территории, против огромной по численности орды, моральный дух которой будет невероятно высок после их победы.

— Ваше превосходительство настроены слишком пессимистично, — виконт наклонился вперёд и стал объяснять свою позицию: — Даже если повстанцы победят, сражение с Лоэнграммом не пройдёт для них бесследно. Каким бы ни было моё отношение к графу, некомпетентным его назвать нельзя. Так что флот Союза понесёт большие потери. Кроме того, мятежникам придётся действовать вдалеке от своих баз, без возможности пополнять припасы так, как бы им того хотелось. Да и преимущество своей территории будет на нашей стороне… Так что, по всем этим причинам, наши войска точно смогут разбитьистощённого битвой врага. Даже если мы просто станем вести войну на истощение, у мятежников, испытывающих нехватку снабжения и чувствующих постоянное напряжение, не останется иного выбора, кроме как уйти. Дождавшись этого момента и напав на отступающих врагов, мы добьёмся лёгкой победы.

— Понятно, — подумав, сказал маркиз Лихтенладе. — Это решает дело в случае поражения мальчишки. Но что, если он победит? С его военными достижениями и благосклонностью Его Величества мы даже сейчас почти не в состоянии контролировать его. И я даже представить боюсь, насколько избалованнее и наглее он станет, если добьётся победы и в этот раз.

— Думаю, мы должны позволить ему это. Один человек, забравшийся выше своего места? Мы можем разделаться с ним, когда пожелаем. Он ведь не всё время проводит в войсках.

— Хмм…

— Как только флот мятежников будет уничтожен, щенок тоже умрёт, — холодно произнёс министр финансов. — Так почему бы пока не использовать его таланты, раз мы в них нуждаемся?

III

12 августа 796-го года Космической эры. Именно в этот день в столице Союза Хайнессене состоялось заседание Комитета по планированию операций, на котором было принято решение о вторжении на территорию Галактической Империи.

В подземном зале заседаний штаб-квартиры флота собрались начальник Центра стратегического планирования Сидни Ситоле и тридцать шесть адмиралов, в числе которых оказался и новоиспечённый вице-адмирал, командующий Тринадцатого флота Ян Вэнли.

Ян выглядел неважно. Не так давно он говорил полковнику Шёнкопфу, что с падением Изерлона война прекратится. Реальность, однако, оказалось совсем иной, напоминая ему о том факте, что он ещё слишком молод или, скорее, наивен.

Тем не менее, Ян не собирался признавать логических доводов, оправдывающих мобилизацию и продолжение военных действий.

Захват Изерлона был лишь результатом выполнения разработанного Яном плана. И вовсе не означал, что вооружённые силы Союза на самом деле сильнее Империи. В действительности, всё было гораздо хуже. Войска были вымотаны до изнеможения, а ресурсы поддерживающего их народа истощались буквально на глазах.

Однако, этот факт, который ясно видел Ян, не желали признавать военное командование и политики. Военные победы сродни наркотику, а сладкий наркотик, называемый «Захват Изерлона», похоже, вызвал настоящий расцвет воинственных галлюцинаций, доселе скрывавшихся глубоко в сердцах людей. Даже в национальном собрании, где должны были преобладать холодные головы, все в один голос требовали «вторжения на территорию ненавистной Империи». Правительственные навыки манипулирования информацией тоже были хороши, но…

«Неужели так сказалось отсутствие потерь? — удивился Ян. — И, если бы вместо этого произошла жестокая бойня, отнявшая десятки тысяч жизней, люди бы сказали: «Хватит уже, довольно!»?»

Возможно, тогда все бы подумали: «Мы победили, но ужасно устали. Не лучше ли немного отдохнуть, переоценить прошлое, подумать о будущем, а потом спросить себя, действительно ли есть что-то, ради чего стоит продолжать кровопролитие».

Но этого не случилось. Сейчас люди думают: «Кто бы мог представить, что победить так легко? И кто бы мог представить, что плоды победы окажутся столь притягательны?»

Ирония заключалась в том, что тем, кто вложил им в головы такие мысли, был сам Ян. Это было последнее, чего хотел молодой адмирал, и в эти дни количество бренди в его чае всё увеличивалось.

Состав экспедиционных сил ещё не был объявлен официально, но, тем не менее, всё было уже решено.

Командующим сил вторжения стал лично Лазарь Лобос, главнокомандующий Космической Армады Союза. Как второй человек после Сидни Ситоле, с которым Лобос соперничал уже четверть века.

Место заместителя главнокомандующего пока оставалось вакантно, а главой генштаба был назначен адмирал Дуайт Гринхилл, отец Фредерики. Под его командованием находились вице-адмирал Конев, начальник оперативного штаба, контр-адмирал Биролинен, начальник штаба разведки, и контр-адмирал Кассельн, начальник штаба тыловых служб. Это было первым за долгое время боевым походом для Алекса Кассельна, добившегося известности своими выдающимися успехами в штабной работе на Хайнессене.

Под руководством начальника оперативного штаба находилось пять офицеров, одним из которых был контр-адмирал Эндрю Форк, выдающийся человек, шесть лет назад с отличием окончивший Военную академию. Именно этот молодой офицер и был автором плана предстоящей кампании.

Штат штабов разведки и тыловой службы включал по три сотрудника.

Разумеется, к этим шестнадцати добавлялись помощники, связисты, офицеры службы безопасности и другие сотрудники. Все вместе они и образовывали высший командный центр.

В качестве же боевых единиц были мобилизованы восемь флотов:

Третий флот под командованием вице-адмирала Лефевра

Пятый флот под командованием вице-адмирала Бьюкока

Седьмой флот под командованием вице-адмирала Хавода

Восьмой флот под командованием вице-адмирала Эпплтона

Девятый флот под командованием вице-адмирала Аль-Салема

Десятый флот под командованием вице-адмирала Уланфа

Двенадцатый флот под командованием вице-адмирала Бородина

Тринадцатый флот под командованием вице-адмирала Яна

Четвёртый и Шестой флота, понесшие огромные потери в Битве при Астарте, недавно были объединены с остатками Второго флота, образовав Тринадцатый флот Яна, так что только два флота — Первый и Одиннадцатый — оставались на родине.

К этим силам были приданы бронетанковые войска для сражений на планетах, эскадрильи атмосферных истребителей и амфибий, военно-морские силы и множество других подразделений. Кроме того, планировалось участие специалистов по тяжёлому вооружению из Корпуса внутренней безопасности.

Мобилизовывалось также и максимально-возможное число специалистов служб связи, технологических, инженерных, медицинских и прочих служб.

Общее число мобилизованных составило тридцать миллионов двести двадцать семь тысяч четыреста человек. Это означало одновременную мобилизацию шестидесяти процентов всех вооружённых сил Союза Свободных Планет. А также 0,23 процента от общего числа населения в тринадцать миллиардов.

Имея перед собой оперативный план, чей гигантский размах не имел прецедентов, даже адмиралы, прошедшие множество через крупных сражений, не могли успокоиться. Они вытирали несуществующий пот со лбов, пили стакан за стаканом ледяную воду и перешёптывались с сидящими рядом коллегами.

В девять часов сорок пять минут в зал зашёл гранд-адмирал Ситоле вместе со своим заместителем, и собрание началось.

В выражении лица или голосе Ситоле не было особой торжественности, когда он открыл рот и заговорил:

— План кампании, который мы обсуждаем сегодня, уже одобрен Верховным Советом, однако… — все присутствующие адмиралы знали, что он против вторжения. — Подробный план действий экспедиционных сил ещё не принят. И целью сегодняшнего собрания как раз и является принятие решений по оставшимся вопросам. Не думаю, что стоит напоминать, что мы все являемся представителями вооружённых сил свободной нации. Надеюсь, что в таком духе мы сегодня и проведём энергичный обмен идеями и мнениями… — возможно, кто-то из присутствующих смог понять по отсутствию энтузиазма в голосе адмирала его страдания, а кто-то, по интонациям, с которыми он говорил необходимые слова, оценил и его пассивно-агрессивное сопротивление.

Адмирал Ситоле закончил своё вступление, и какое-то время никто не произносил ни слова. Казалось, все они кипят в своих мыслях.

Ян вспоминал услышанное на днях от Кассельна: «Скоро выборы. На внутренней арене в последнее время участились скандалы, так что если нынешнее правительство хочет быть переизбранным, им нужно отвлечь внимание общественности на внешние дела. Вот что такое это вторжение».

«Да, это старый трюк, используемый правителями, чтобы отвлечь внимание от их собственного плохого правления, — думал Ян. — Как был бы огорчён отец-основатель Союза Але Хайнессен, узнав об этом! Этот человек никогда бы не пожелал, чтобы в его честь устанавливали пятидесятиметровую статую. Он мечтал создать государство с правительственной системой, которая не вредила бы собственному народу, где права и свободы граждан не ущемлялись собственными правителями…»

Но так же, как люди в итоге становятся старыми и немощными, так и государства, возможно, обречены, в конце концов, становиться коррумпированными и декадентскими. Как бы то ни было, отправка на поле боя тридцати миллионов солдат ради победы на выборах, позволяющей править ещё четыре года, выходила за рамки понимания Яна. Тридцать миллионов человек, тридцать миллионов жизней, тридцать миллионов судеб, тридцать миллионов возможностей, тридцать миллионов радостей и гнева, печалей и удовольствий — отправляя их в пасть смерти, принося их в жертву те, кто в это время остаётся в безопасности далеко в тылу, добиваются своей выгоды и получают всё, чего добились погибшие за них.

Сменяются эпохи, но это возмутительное соотношение между теми, кто развязывает войны, и теми, кто вынужден участвовать в них, ничуть не изменилось с рождения цивилизации. Даже наоборот — правители древних цивилизаций были лучше нынешних. Они, по крайней мере, лично возглавляли свои армии, подвергая свою жизнь опасности. Да и этика тех, кто вынужден участвовать в войнах, тоже лишь вырождается…

— Я считаю, что эта кампания — самый смелый подвиг с момента создания нашего Союза. Для меня, как солдата, нет большей чести, чем иметь возможность участвовать в ней в качестве офицера штаба, — таковы были первые произнесённые слова.

Этот невыразительный, монотонный голос, словно говоривший зачитывает текст по бумажке, принадлежал контр-адмиралу Эндрю Форку. Ему было всего двадцать шесть, но он выглядел много старше своего возраста, и Ян рядом с ним смотрелся совсем мальчишкой. Лицо Форка было худым и бледным, глаза и брови выглядели получше, но его манера смотреть на людей свысока, а потом поднимать взгляд, чуть кривя губы, создавала мрачное впечатление. Хотя, возможно, Ян, для которого звание «почётного ученика» не имело большого значения, смотрел на признанного гения через линзы предрассудков.

После Форка, долго и напыщенно рассказывавшего о грандиозном плане флота — то есть о плане операции, который он сам и составил — слово взял вице-адмирал Уланф, командующий Десятым флотом.

Уланф был хорошо сложенным мужчиной в расцвете лет, со смуглой кожей и блестящими глазами, являвшимся дальним потомком кочевого племени, которое когда-то давно, ещё на Древней Земле, покорило пол мира. Его мужественное руководство выделяло его даже среди адмиралов Союза, принося популярность среди граждан.

— Мы солдаты и, будучи ими, отправимся куда угодно, если получим такой приказ. Если это будет означать поход к самому трону тиранов Гольденбаумов, мы с радостью полетим туда. Однако, есть разница между смелым планом и безрассудным. Тщательная подготовка очень важна, но сначала я хотел бы спросить, какова стратегическая цель данной кампании? Мы вторгаемся на территорию Империи, сражаемся с отправленным против нас флотом и потом возвращаемся? Должны ли мы занять часть имперской территории, и если так, то будет ли оккупация временной или постоянной? В случае, если ответом будет «постоянной», как нам поступить с захваченными планетами, стоит ли строить на них укрепления и военные базы? Или мы не станем возвращаться, продолжая боевые действия до тех пор, пока не вынудим императора подписать капитуляцию или, по крайней мере, выгодный для нас мирный договор? И, прежде всего, эта операция планируется краткосрочной или долгосрочной? Это длинный список вопросов, но я бы хотел получить на них ответы.

Уланф сел, а гранд-адмиралы Ситоле и Лобос обратили взгляды на Форка, вынуждая того ответить.

— Мы большими силами проникнем на вражескую территорию. Одного этого уже будет достаточно, чтобы вселить страх в сердца имперцев, — таким был ответ Форка.

— То есть, мы отступим, не вступая в сражение?

— Думаю, мы должны действовать гибко и решать по ходу дела.

Уланф недовольно нахмурился:

— Не могли бы вы всё же рассказать нам некоторые подробности? Это слишком абстрактно.

— Он имеет в виду, что мы просто будем без дела болтаться по вражеской территории.

От этого саркастического комментария губы Форка перекосились ещё сильнее. Тем, кто произнёс эти слова, был вице-адмирал Бьюкок, командующий Пятого флота. Прославленный ветеран, обладающий боевым опытом, в разы превосходящим тот, который имелся у Ситоле, Лобоса, Гринхилла и прочих. Он не заканчивал Академии, пройдя вместо этого весь путь от рядового новобранца до командира флота. Уступая им в звании, он превосходил их по возрасту и реальному опыту. Его репутация как тактика также была высока.

Форк не ответил. Возможно, ему и было что сказать, но, очевидно, он решил, что будет лучше просто вежливо проигнорировать Бьюкока на том основании, что тот заговорил, когда ему не давали слова.

— У кого-нибудь ещё есть, что сказать?.. — спросил он несколько натянуто.

После минутного колебания Ян попросил слова.

— Я хотел бы узнать причину, по которой вторжение было решено начать именно сейчас, — разумеется, он не ожидал ответа «Из-за выборов», но ему хотелось услышать, что скажет Форк.

— Для каждой битвы существует то, что можно назвать «идеальным моментом», — сказал контр-адмирал Форк, с высокомерием начиная отвечать на вопрос Яна. — Сама судьба предлагает нам их. И если мы не воспользуемся ими, то когда-нибудь оглянемся назад и скажем: «Если бы мы только предприняли что-то в то время!». Но будет уже слишком поздно.

— Итак, другими словами, сейчас наш лучший шанс для нападения на Империю. Вы это хотели сказать, контр-адмирал? — Ян чувствовал, что глупо просить подтверждения, но всё же задал вопрос.

— Масштабного нападения, — уточнил Форк.

«Похоже, ему нравятся громкие эпитеты», — подумал Ян.

— Имперские военные охвачены паникой из-за потери Изерлона. Они не знают, что делать. В данный момент истории, что, кроме великой победы, может ожидать впереди беспрецедентно огромную армию Союза, длинными величественными колоннами двигающуюся вперёд с высоко поднятыми флагами свободы и справедливости? — в его голосе слышалось возбуждение, когда он вещал это, указывая рукой на экраны со схемами.

— Но эта операция потребует слишком глубокого вторжения на вражескую территорию. Наши порядки растянутся, возникнут трудности со связью и пополнением припасов. Кроме того, противник легко сможет разделить наши силы, — голос Яна распалялся, хотя он говорил и не совсем то, что думал. В конце концов, какое значение имеют детали операции, когда не озвучены даже общие детали самого плана? Тем не менее, он должен был это спросить.

— Почему вы так концентрируетесь на возможном разделении? Враг, ударивший нам в центр, будет атакован со всех сторон и, несомненно, потерпит полное поражение. Риск незначителен.

Дурацкий оптимизм Форка почти истощил терпение Яна. С трудом борясь с желанием сказать: «Ну, тогда давай, делай, что хочешь!» он продолжил приводить доводы:

— Командующим имперским флотом, скорее всего, назначат графа Лоэнграмма. Его действия нельзя просчитать заранее. Вам не кажется, что стоит принять это во внимание и разработать немного более осторожный план?

Прежде, чем Форк успел ответить, заговорил адмирал Гринхилл:

— Вице-адмирал, я знаю, что вы высоко оцениваете способности графа Лоэнграмма. Но он ещё очень молод, и даже он может допускать ошибки.

Слова адмирала не произвели на Яна большого впечатления.

— Это правда. Однако факторы, ведущие к победе или поражению, в конечном счёте, относительны друг другу. Так что, если мы совершим большую ошибку, чем враг, это будет означать, что он победит, а мы проиграем.

«И самое главное, — хотел сказать Ян, — что этот план сам по себе ошибочен».

— В любом случае, это не более, чем предсказание, — заключил Форк. — Переоценивать врага, бояться его больше, чем необходимо… это самое позорное для солдата. Учитывая то, как это подрывает моральный дух армии и как может притупить способность людей действовать и принимать решения, результат в конечном итоге будет выгоден врагу, независимо от ваших намерений. Я надеюсь, вы будете более осторожны в своих словах.

В этот момент в зале заседаний раздался шум. Это вице-адмирал Бьюкок с силой ударил ладонью по столу.

— Контр-адмирал Форк, вам не кажется, что ваши последние слова были слишком неуважительны?

— Вот как? — Форк выпятил грудь под пронзительным взглядом пожилого адмирала.

— Только потому, что он не согласен с вами и призывает действовать осторожнее, вы прилюдно обвиняете его чуть ли не в пособничестве врагу?

— Я лишь сделал общее заявление. И мне неприятно, что кто-то интерпретирует это как личное оскорбление, — Ян ясно видел, как подёргивается щека Форка. Было ясно, что извиняться он не собирается. — Изначальная цель этой кампании в том, чтобы осознать нашу великую и благородную цель — освободить двадцать пять миллиардов человек, страдающих под тяжестью деспотизма. И я говорю, что любой, кто выступает против этого, фактически встаёт на сторону Империи. Или я не прав? — собравшиеся в зале становились всё тише, обратно пропорционально становящемуся всё более пронзительным голосу Форка. Не то чтобы их трогали его слова, скорее, просто всеобщее настроение было окончательно испорчено. — Даже если враг имеет территориальное преимущество, большую силу войск или новое оружие невообразимой силы, это не может служить нам предлогом для бездействия! Если мы будем идти вперёд, думая о нашей великой миссии, как силы освобождающей и защищающей людей, то и жители Империи будут приветствовать нас и охотно сотрудничать!..

Поскольку речь Форка всё продолжалась и продолжалась, Ян погрузился в молчаливые размышления.

«Нового оружия невообразимой силы», конечно, не существует. Оружие, изобретённое и поставленное на вооружение одной из противоборствующих сторон, почти всегда создавалось и другой хотя бы на уровне концептуального решения. Космические корабли, танки, подводные лодки, ядерное оружие, лучевое оружие и всё прочее использовалось и Империей, и Союзом. Даже если в какой-то момент один из противников в чём-то уступал другому, то это выражалось не словами «Как такое возможно?!», а, скорее, «Я боялся, что такое может случиться!».

Разница в знаниях и воображении между отдельными людьми может быть огромной, но между большими группами это различие практически незаметно. Появление нового оружия становится возможным только в ходе накопления технической и экономической мощи, а представить, к примеру, чтобы во времена Палеолита у одного из племён были самолёты и танки, невозможно.

Кроме того, если оглянуться на историю, то новое оружие почти никогда не играло решающей роли в войне. Архимед, живший в греческом городе Сиракузы, изобрёл множество уникального для тех времён оружия, но оно не смогло остановить наступления римлян. Исключением можно назвать разве что вторжение испанцев в империю инков, но и там большую роль сыграло то, что испанцы обманули противников, воспользовавшись древней легендой самих инков.

Слово «невообразимое» скорее подходило для нового взгляда на тактическое мышление. Конечно, бывали случаи, когда этот новый взгляд был вызван появлением нового оружия. Примерами могут служить и массовое использование огнестрельного оружия, и использование авиации для контроля над морем, и война на высоких скоростях с использованием комбинации танков и самолётов. Но тактика охвата Ганнибала, наступление войск Наполеона против вражеской пехоты, партизанская война Мао Цзэдуна, использование Чингисханом его конницы, психологическая и информационная война Сунь-Цзы, глубокоэшелонированные построения гоплитов Эпаминонда… всё это было придумано и создано безо всякого нового оружия.

Так что Ян не опасался «нового оружия Империи». Его больше пугал военный гений Райнхарда фон Лоэнграмма и явно ошибочное предположение руководителей Союза о том, что жители Империи жаждут свободы и равенства сильнее, чем мира и стабильности в жизни. Это никак невозможно спрогнозировать. И никак нельзя включать подобный фактор в расчёт планов сражения.

С такими мрачными мыслями Ян сделал предсказание: учитывая то, насколько безответственны побудительные мотивы этой кампании, та же безответственность распространится и на её планирование, и на исполнение…

По итогам собрания было принято решение о разделении сил вторжения. Десятый флот адvирала Уланфа шёл в первой волне, а Тринадцатый флот Яна — во второй.

Генеральный штаб экспедиционной армии будет расположен в крепости Изерлон. На время операции главнокомандующий Лобос станет также и командующим Изерлона.


IV

Заседание подошло к концу, как и ожидал Ян, не принеся никаких плодов. Казалось, в зале витали клочья растраченной впустую энергии. Но когда молодой адмирал уже собирался уходить, его остановил начальник Центра Ситоле и попросил задержаться.

— Должно быть, вы сейчас умираете от желания сказать, что я должен был отпустить вас в отставку, — сказал Ситоле надтреснутым от чувства сведённых на нет трудов голосом. — Я тоже был наивен. Думал, что захват Изерлона погасит пламя войны. Но в итоге мы здесь.

Ян молчал, растеряв слова, которые хотел сказать. Конечно, для Ситоле наступление мира означало бы в первую очередь укрепление его положения и усиление влияния, но, в сравнении с безрассудным авантюризмом провоенной фракции, он вызывал симпатию и сочувствие.

— В конечном счёте, я полагаю, меня подвели мои же расчёты. Если бы Изерлон не пал, военные радикалы не решились бы на такой риск. Как бы то ни было, для меня это уже не имеет значения, а вот вам я создал множество хлопот.

— …Вы собираетесь уйти на пенсию?

— Прямо сейчас я не могу. Но как только эта кампания закончится, у меня не останется другого выбора, кроме как уйти в отставку. Независимо от того, победим мы или потерпим поражение.

Если вторжение потерпит неудачу, то Ситоле, как самый высокопоставленный военный будет вынужден принять на себя ответственность и выйти в отставку. Если же войска Союза добьются успеха, то для награждения адмирала Лобоса, главнокомандующего экспедиционных сил, будет лишь одно место для повышения: должность начальника оперативного штаба. И тот факт, что Ситоле был против этой кампании, также сыграет против него. В этом случае его изгнание примет форму изящного поклона, освобождающего место для Лобоса. По какому пути бы ни пошли события, для Ситоле будущее уже предрешено. Ему осталось лишь приготовиться с достоинством встретить конец карьеры.

— Я говорю вам это просто потому, что таковы обстоятельства. На самом же деле я хочу лишь, чтобы эта экспедиция потерпела крах с наименьшими жертвами.

Ян снова промолчал.

— В случае отступления, конечно, будет много впустую пролитой крови. Но что произойдёт, если мы всё же победим? Совершенно очевидно, что члены провоенной фракции набросятся на эту возможность и никакие причины и политический расчёт больше не заставит их подчиняться гражданскому правительству. Они продолжат это хождение по краю, пока не упадут в пропасть. В книгах по истории описывается множество наций, потерпевших полное поражение из-за того, что выиграли битву, когда не должны были. Впрочем, уж вы-то это знаете лучше меня.

— Да…

— И вашу отставку я не отклонил в том числе и потому, что подспудно боялся подобного развития событий и рассчитывал на вас, если такое произойдёт.

Ян молча слушал.

— Вы изучали историю, и это наделило вас определённым презрением к власти и военному руководству. Не могу сказать, что виню вас за это, но ни одно развитое общество не может существовать без этих институтов. Просто политическая и военная власть должны находиться в руках компетентных и честных людей, обладающих разумом и совестью, а не их полных противоположностей. Будучи солдатом, я не осмеливаюсь судить о политике… но как военный контр-адмирал Форк непригоден! — горячность, с которой Ситоле произнёс эти слова, поразила Яна. На секунду ему показалось, что старый адмирал с трудом пытается побороть эмоции. — Он передал свой план операции непосредственно председателю секретариата Верховного совета, используя личные связи.

Того, что он продал им план в качестве стратегии по сохранению власти, достаточно, чтобы понять, что движет им лишь жажда добиться личных благ. Он нацелился на высший пост в армии, но в данный момент у него есть соперник, который слишком силён, и потому Форк пытается использовать любую возможность, чтобы обойти этого человека. Кроме того, он с отличием окончил Военную академию и свысока смотрит на тех, кого считает менее способными.

Ян пробурчал что-то вроде обычного «понятно», чтобы показать, что он внимательно слушает, и на лице адмирала Ситоле впервые появилась улыбка.

— Иногда вы бываете не слишком сообразительны. Его соперник — не кто иной, как вы.

— Я?

— Да, вы.

— Но, ваше превосходительство, я же…

— То, как вы себя оцениваете, не имеет значения. Проблема в том, что думает Форк и какие методы он использует, чтобы добиться своих целей. Должен сказать, всё это слишком политически, в худшем смысле этого слова. И даже если бы не было этого, — тут адмирал тяжело вздохнул, — вы, должно быть, успели оценить его характер по сегодняшнему заседанию. Его таланты проявляются не в реальных достижениях, а в красноречии, и, что ещё хуже, он постоянно смотрит на других свысока, пытаясь выглядеть более выдающимся. Хотя на самом деле он не обладает теми качествами, которые за собой числит… Доверять такому человеку чьи-либо жизни, кроме его собственной, слишком опасно.

— Вы только что сказали, что важность моего пребывания в армии увеличилась, и вы на меня рассчитываете… — задумчиво сказал Ян. — То есть, вы предлагаете мне выступить против контр-адмирала Форка?

— Форк такой не один. Но, заняв высшую должность в армии, вы сможете заблаговременно избавляться от подобных людей. Это то, на что я надеюсь. Хотя и понимаю, что это может лишь обострить ситуацию.

На какое-то время их окутало тяжёлое молчание. Наконец Ян помотал головой, отбрасывая появившиеся мысли.

— Ваше превосходительство всё время ставит передо мной задачи, которые слишком велики для меня. Приказ захватить Изерлон тоже был одной из таких…

— Но вы сделали это, не так ли?

— Да, в тот раз у меня получилось, но… — Ян прервался и чуть не умолк, но всё же продолжил: — Я не презираю политическую и военную власть, нет, на самом деле они меня пугают. Власть уродует большинство людей, в чьих руках она оказывается — я могу привести множество примеров. И я не готов с уверенностью сказать, что меня она не изменит точно так же.

— Вы сказали «большинство» людей. И это верно. Но всё же не все меняются.

— В любом случае, я собираюсь быть человеком сдержанным и держаться подальше от героизма. Хочу заниматься какой-нибудь несложной работой, а потом выйти на пенсию и жить спокойной жизнью… Это то, что называют ленивым от природы?

— Точно. Ленивый от природы, — взглянув на пытающегося подобрать слова Яна, усмехнулся Ситоле. — Я сам с этим боролся. Не очень-то весело работать в одиночестве и видеть, как другие люди живут расслабленной жизнью. Но будет нечестно, если я не смогу возложить на вас работу, подходящую вашему таланту.

— Нечестно?..

Ян не знал другого способа, чтобы выразить свои эмоции, кроме как выражением лица. Очевидно, начальник Центра Ситоле по собственной воле решил работать изо всех сил, но Ян не считал, что сам он такой же. Одно можно было сказать точно: свой шанс уйти в отставку он потерял.


V

Перед гросс-адмиралом Лоэнграммом выстроились молодые адмиралы, прикомандированные к его адмиралтейству: Кирхайс, Миттермайер, Ройенталь, Биттенфельд, Лютц, Вален и Кемпфф, а также Оберштайн. Райнхард считал их лучшими из лучших из кадрового резерва имперских военных. Тем не менее, он считал, что этого недостаточно, как по количеству, так и по суммарным способностям. Ему нужно было, чтобы войти в состав его подчинённых считалось признанием таланта и способностей. Уже сейчас репутация адмиралтейства была значительной, но молодой командующий хотел, чтобы она была признана повсеместно.

— Я получил от разведки отчёт следующего содержания, — сказал Райнхард, оглядывая собравшихся, и под его взглядом адмиралы чуть вытянулись. — Не так давно пограничным мятежникам из так называемого «Союза Свободных Планет» удалось захватить принадлежащую Империи крепость Изерлон. Это вы уже знаете. Однако, теперь стало известно, что повстанцы не собираются останавливаться на достигнутом. Они скапливают в районе крепости Изерлон значительные силы. По оценкам разведки, там собралось около двухсот тысяч кораблей и порядка тридцати миллионов солдат и офицеров. Более того, это минимальные оценки.

Среди адмиралов пронёсся шепоток удивления и даже восхищения. Командовать гигантским флотом было величайшим стремлением любого офицера и, несмотря на то, что флот принадлежал врагу, они не могли не оценить масштаба.

— Что всё это означает, ясно как день и не может вызывать ни малейших сомнений: мятежники намереваются начать масштабное вторжение в сердце нашей империи, — глаза Райнхарда ярко горели. — Канцлер передал мне секретный приказ. Обязанности по перехвату противника будут возложены на меня. Официальный указ императора появится через два дня. Для меня, как воина, не существует большей чести, чем защита своей страны от врага. Рассчитываю, что и все вы, собравшиеся здесь, проведёте хорошую битву, — до этого он говорил жёстким, формальным тоном, но на последних словах неожиданно улыбнулся. Это была улыбка, полная воодушевления и энергии, хотя и не такая ясная и открытая, как та, что он позволял себе показывать только в разговорах с Аннерозе и Кирхайсом. — Иными словами, это означает, что остальные командующие — это лишь декоративные куклы, украшающие императорский дворец, а рассчитывать можно лишь на нас. Также это отличная возможность добиться наград и повышений.

Адмиралы тоже заулыбались. Как и Райнхард, они враждебно относились к высокородным аристократам, которые только и делали, что боролись за привилегии и места при дворе. Их воинские таланты были не единственной причиной, по которой Райнхард выбрал этих людей.

— А теперь поговорим о том, где мы должны встретить противника…

Миттермайер и Биттенфельд разделяли мнение, что, раз армия мятежников должна пройти через Изерлонский коридор, то почему бы не встретить её у входа на имперскую территорию?

— Мы сможем чётко установить момент, когда враг появится, разгромить его авангард и построиться у выхода из коридора полусферой, что даст нам преимущество и облегчит ход битвы.

— Нет… — ответил Райнхард, покачав головой, а потом объяснил своё мнение. — Мятежники не могут не понимать, что в этой точке мы можем их ждать. Так что в авангарде пойдут их элитные войска. Под их прикрытием остальным или удастся развернуться для битвы, что приведёт к большим потерям с нашей стороны, или они отступят, и преследовать их будет крайне затруднительно. Так что нужно заманить врага поглубже.

Так рассуждал Райнхард, и, после краткого обсуждения, другие адмиралы согласились с ним.

— Мы заманим мятежников вглубь территории Империи, а потом, когда их порядки и линии снабжения растянутся до предела, обрушимся на них всеми силами. Я бы сказал, что при подобной стратегии победа защищающейся стороны гарантирована.

— Но это может сильно затянуться, — заметил Миттермайер, молодой офицер с непослушными светлыми волосами и серыми глазами. — Эти мятежники из так называемого Союза отправляются на самый великий подвиг с момента его основания и наверняка не станут экономить на подготовке и снабжении. Потребуется немало времени, чтобы истощить их запасы и подорвать боевой дух.

Беспокойство Миттермайера было вполне естественным, но Райнхард окинул взглядом собравшихся адмиралов и с непоколебимой уверенностью заявил:

— Нет, много времени это не займёт. Я бы сказал, не больше пятидесяти дней. Оберштайн, расскажите о деталях операции.

Штабной офицер, к которому обратился Райнхард, вышел вперёд и начал говорить. По мере его объяснений среди адмиралов распространялось удивлённое недоверие…


22 августа 796-го года Космической эры штаб-квартира экспедиционных сил Союза Свободных Планет на территории Империи, была создана в крепости Изерлон. В это же время тридцать миллионов солдат с Хайнессена и окружающих его систем собирались на выстраивающихся в колонны линкорах и направлялись к далёкому полю боя.

Глава 8. Линии смерти

I

В течение первого месяца радостное волнение было постоянным спутником всех флотов Союза. Потом это чувство всеобщей дружбы стало охладевать, оставляя после себя разочарование и, что ещё хуже, беспокойство и нетерпение. Возник вопрос, который люди задавали друг другу — офицеры там, где не было солдат, а солдаты — там, где не могли услышать офицеры.

«Почему враг никак себя не проявляет?»

Во главе с идущим впереди флотом адмирала Уланфа, войска Союза проникли уже на пятьсот световых лет вглубь имперской территории. В их руках оказались около двухсот звёздных систем, среди которых было и тридцать населённых, хоть и слаборазвитых в техническом плане. Общее население этих миров составляло примерно пятьдесят миллионов мирных жителей. Колониальные губернаторы, пограничные графы, чиновники налогового департамента и солдаты — все, представители Империи, кто должен был управлять этими людьми, сбежали, так что армия вторжения не встречала заслуживающего упоминания сопротивления.

— Мы — силы освобождения! — говорили офицеры, ответственные за работу с населением, брошенным на произвол судьбы шахтёрам и фермерам. — Мы обещаем вам свободу и равенство! Больше вам не придётся страдать под гнётом деспотизма! Вам будут предоставлены полные политические права, и вы сможете начать жизнь заново как свободные граждане!

Но, к их разочарованию, встречали их не горячее одобрение и всеобщая радость, которые они представляли. Собравшиеся толпы не проявляли ни малейшего интереса, и, казалось, пропускали мимо ушей всё страстное красноречие офицеров Союза. Когда их представителям давали слово, они говорили:

— Прежде, чем давать нам какие-либо политические права, мы были бы признательные, если бы вы сначала дали нам право на жизнь. У нас нет еды. Нет молока для наших детей. Военные отобрали всё это, когда уходили. Прежде, чем обещать свободу и равенство, можете вы пообещать хлеба и молока?

— К-конечно, — отвечали миротворцы, хотя в душе были удручены этими прозаическими просьбами. Тем не менее, они ведь были силами освобождения. Обеспечить жизненные потребности людям, стонущим под игом тирании имперского правления — это даже важнее, чем сражения. Продукты питания поступали из отделов снабжения всех флотов, и одновременно с этим в штаб командования силами вторжения на Изерлоне был отправлен запрос на пищу на сто восемьдесят дней для пятидесяти миллионов человек, а также семена более двухсот зерновых культур, сорок заводов по производству искусственного протеина, шестьдесят гидропонных заводов и корабли, необходимые для их перевозки.

«Это минимум, необходимый для спасения населения освобождённой территории от голода. Количество будет неуклонно расти по мере расширения зоны освобождения».

Контр-адмирал Кассельн, начальник штаба тыловой службы сил вторжения, невольно зарычал, прочитав эту аннотацию, сопровождавшую бланк запроса. Продукты для пятидесяти миллионов человек на сто восемьдесят дней? Одного зерна понадобится десять миллионов тонн. Для его транспортировки потребуется пятьдесят крупных транспортных судов, способных перевозить по двести тысяч тонн. Но ладно корабли — производственные и складские мощности Изерлона просто не смогут обеспечить такого количества продуктов!

— Даже если мы опустошим все до последнего склады на Изерлоне, то сможем собрать только семь миллионов тонн. И даже при работающих на полную мощность гидропонных заводах и заводах по производству искусственного протеина…

— Этого всё равно не хватит. Я знаю, — прервал Кассельн подчинённого, докладывающего о результатах подсчётов.

Ещё бы ему не знать. План снабжения, рассчитанный на тридцать миллионов солдат, был составлен самим Кассельном, и он был уверен в его осуществимости. Но теперь была совсем другая история, так как приходилось принимать во внимание гражданских, вдвое превосходящих по количеству всех солдат сил вторжения. Нужно внести коррективы в план, рассчитывая его на в три раза большее количество людей, и это необходимо сделать как можно быстрее. Кассельн легко мог представить себе стоны офицеров из служб снабжения флотов, на которых обрушилась такая нагрузка.

«И всё же, неужели эти миротворцы такие идиоты?» — Кассельна неприятно зацепила одна фраза из аннотации к запросу: «Количество будет неуклонно расти по мере расширения зоны освобождения». Разве это не означает, что бремя пополнения запасов станет ещё тяжелее? Сейчас не время для детского ликования по поводу увеличения захваченной территории. И более того, за всем этим крылось предчувствие чего-то большего… чего-то ужасного.

Кассельн попросил о встрече с верховным командующим, адмиралом Лобосом. В его кабинете он встретил контр-адмирала Форка из оперативного штаба. В этом не было ничего удивительного — Форк пользовался у командующего большим расположением, чем даже его начальник штаба, адмирал Гринхилл. Обычно его можно было найти, внимательно смотрящим за главнокомандующим. В последнее время даже начались перешёптывания, что Лобос всего лишь микрофон, озвучивающий слова Форка.

— Вы, должно быть, по поводу запросов от миротворцев, — сказал адмирал Лобос, потирая свой мясистый подбородок. — У меня хватает и других дел, так что постарайтесь изложить покороче.

Никто не смог бы достигнуть такого положения, будучи некомпетентным. Лобос был человеком, умеющим добиваться результата на фронте, методично работать с документами в тылу, руководить войсками и управлять персоналом. По крайней мере, он был таким человеком лет до пятидесяти. Однако теперь его падение было очевидным. Он стал вялым и безынициативным, и это особенно остро ощущалось в моменты, когда требовалось принятие решений или глубокое изучение вопроса. Возможно, именно поэтому контр-адмиралу Форку и было позволено делать всё, что он посчитает нужным и самому принимать решения.

Ходило несколько теорий о том, что привело к тому, что этот талантливый командир закончил вот так. Одни говорили, что напряжение, которое он взвалил на свои тело и разум в молодости, привело к размягчению мозга. Другие — что всё дело в хронической болезни сердца или в том, что он не смог перенести поражение от Ситоле в гонке за место начальника Центра стратегического планирования. Крылья воображения людей в форме разворачивались во всю ширь, когда они сплетничали друг с другом об этом.

Когда воображение стало заносить некоторых совсем уж далеко, возникли теории вроде такой, что Лобос, известный тем, что не пропускал ни одной юбки, заразился какой-то ужасной болезнью от женщины, с которой провёл всего одну ночь. К этому утверждению было ещё одно дополнение: говорили, что женщина, наградившая адмирала его позорной болезнью, была имперской шпионкой. На лицах слышавших это на мгновение появлялись грязные улыбки, после чего они передёргивали плечами, словно почувствовав озноб.

— Я буду краток, ваше превосходительство. Мы столкнулись с кризисом. Очень серьёзным кризисом, — Кассельн начал с места в карьер, ожидая, как отреагирует Лобос. Главнокомандующий опустил руку, которой потирал подбородок, и с сомнением посмотрел на начальника тыловой службы. Контр-адмирал Форк чуть покривил губы, хотя это была просто привычка.

— Что это вдруг? — в голосе адмирала не было ни тени шока или удивления, но Кассельн подумал, что он скорее не спокоен и собран, а просто неспособен испытывать эмоции.

— Вам ведь известно о запросах от офицеров-миротворцев? — спросил Кассельн, хотя задавать такой вопрос, возможно, было грубо. Форк точно так подумал. Хотя он ничего не сказал, но скривился ещё больше. Позже можно было ждать от него неприятностей.

— Да, я знаю о них, — сказал Лобос. — На мой взгляд, они просят слишком много, но разве у нас есть выбор при нашей оккупационной политике?

— На Изерлоне не хватит запасов, чтобы удовлетворить подобные запросы.

— Тогда передайте их на родину. Крохоборы впадут в истерику, но они не смогут отказаться дать вам то, что вы попросите.

— Да, ваше превосходительство, они, несомненно, пришлют продовольствие. Но что, по-вашему, произойдёт после того, как его доставят на Изерлон?

Адмирал снова начал поглаживать подбородок.

«Сколько ни старайся, тебе всё равно не соскрести весь этот жир», — подумал Кассельн.

— Что вы имеете в виду, контр-адмирал?

— Я имею в виду, что план врага состоит в том, чтобы перегрузить наши линии снабжения, — Кассельн говорил резко, с трудом удерживаясь, чтобы не закричать: «Разве вы сами этого не видите?!».

— Иначе говоря, противник собирается напасть на наш транспортный флот и попытаться отрезать наши линии снабжения — это ваше мнение, как начальника тыловой службы? — спросил контр-адмирал Форк. Кассельну было неприятно, что кто-то вмешивается в разговор, но всё же он кивнул. — Но вся территория отсюда и до передовой линии в пятистах световых годах впереди, оккупирована нашими войсками. Я не думаю, что есть причины для волнения. Хотя, конечно, на всякий случай мы отправим эскорт.

— Понятно. На всякий случай, да? — произнёс Кассельн, вложив в свои слова столько сарказма, сколько смог. Да и какое ему вообще дело до того, что думает Форк?

«Ян, пожалуйста, возвращайся живым, — мысленно обратился он к своему другу. — Это слишком глупая битва, чтобы погибнуть в ней».


II

В столице Союза Свободных Планет на Хайнессене разгорелись ожесточённые споры между сторонниками и противниками удовлетворения запросов флота.

Сторонники говорили:«Первоначальной целью вторжения было освобождение народа, стонущего под гнётом тирании Империи. Спасение от голода пятидесяти миллионов людей, пострадавших от той же тирании — это, вне всякого сомнения, тоже благородно. Более того, когда люди узнают, что это мы спасли их, то, вместе с их желанием противостоять имперскому правлению и пониманию, кто именно обрёк их на голодную смерть, это неизбежно склонит общественное мнение на сторону Союза. Так что, по причинам военного и политического характера, жителям оккупированных территорий должны быть предоставлены продукты питания и другие необходимые для жизни вещи».

Их противники приводили контраргументы: «Эта экспедиция была плохо спланирована с самого начала. Только для исполнения первоначального плана требовалось двести миллиардов динаров, что составляет 5,6 процентов бюджета Союза и более десяти процентов бюджета армии. И было неизвестно, сможет ли наша экономика выдержать такую нагрузку. А если добавить к этому обеспечение оккупированной территории, то финансовый дефицит станет настолько явным, что приведёт экономику к банкротству. Поэтому необходимо прекратить кампанию, покинуть захваченные территории и вернуться к Изерлону. Держа в руках эту крепость, можно не беспокоиться о возможном нападении Империи и спокойно восстанавливать государство…»

Идеологические призывы, холодный расчёт и эмоции сплелись вместе в этой ожесточённой дискуссии, и казалось, что она может продолжаться вечно.

Однако, рапорт — или, скорее, крик отчаяния — с Изерлона позволил решить вопрос: «По крайней мере, дайте нашим солдатам шанс погибнуть в бою. Если же вы продолжите ничего не делать, их ждёт лишь бесславная смерть от голода!»

Поставки были собраны согласно запросам армии, и их уже начали перевозить, но вскоре пришли новые заявки почти на те же суммы. Оккупированная зона увеличилась, и число проживающих в ней людей достигло ста миллионов. Разумеется, пропорционально этому возросло и количество необходимых припасов…

Те, кто поддерживал прежние требования, как и следовало ожидать, почувствовали себя униженными. Их противники говорили: «Разве мы не предупреждали вас? Этому не будет конца. Пятьдесят миллионов превратилось в сто миллионов. А вскоре сто миллионов превратятся в двести. Империя намерена разрушить нашу экономику. Правительство и военные слепо попались в ловушку и не смогут избежать ответственности. У нас нет другого выбора! Только отступление!»

— Империя использует невинных гражданских в качестве оружия для борьбы с нашими силами. Это презренная тактика, но учитывая то, что мы делаем всё во имя освобождения и спасения людей, нельзя не признать, что она эффективна. Мы должны отступить. В противном случае наши войска будут вымотаны под весом голодающих мирных жителей и не смогут ничем ответить, когда враг предпримет контратаку, — так говорил Жуан Ребелу, председатель финансового комитета, на заседании Верховного Совета.

Те, кто поддерживал отправку войск, не проронили ни слова. Они лишь сидели с мрачным или, скорее, даже шокированным видом.

Госпожа Корнелия Виндзор, председатель комитета по передаче информации, не отрываясь смотрела на пустой экран компьютерного терминала, и её лицо было жёстким. К этому моменту даже она понимала, что выбора нет. С уже потраченными средствами ничего нельзя было сделать, но дальнейших расходов экономика Союза была не в состоянии вынести.

Тем не менее, если они отступят сейчас, не достигнув никаких военных успехов, она потеряет лицо, так как поддерживала вторжение. Не только те, кто с самого начала высказывался против, но и те представители провоенной фракции, с кем они сейчас на одной стороне, несомненно, попытаются утопить её, свалив на неё всю вину. Кресло члена Верховного Совета, о котором она мечтала с тех пор, как впервые решила заняться политикой, уходило из-под неё.

«Чем там занимаются эти неумехи на Изерлоне?!» — госпожу Виндзор охватил страшный гнев. Она стиснула зубы и сжала кулаки так, что красиво накрашенные ногти впились в ладони.

Нет другого выбора, кроме как отступить, но перед этим, пусть даже всего один раз, как насчёт того, чтобы показать всем победу над имперским флотом? Если бы они сделали это, то она бы спасла лицо, а эта военная кампания избежала того, чтобы остаться для будущих поколений символом безрассудства и расточительства.

Она взглянула на председателя Совета. Этот глупый старик так спокойно занимает высший пост в Союзе…

Глава государства, насмешливо называемый «тем, кого никто не выбирал». В конце безрадостной игры он как-то вдруг оказался на вершине, благодаря работе умельцев политической механики.

«Я была обманута, меня вовлекли в поддержку этого проекта его слова о следующих выборах!» — Корнелия от всего сердца ненавидела председателя, по вине которого, как она считала, она оказалась в этой ситуации.

С другой стороны, председатель комитета обороны Трюнихт мог чувствовать себя вполне довольным ясностью своего предвидения.

Для него было с самого начала понятно, что всё обернётся именно таким образом. При нынешнем уровне военной и экономической мощи Союз не имел шансов на успешное вторжение в Империю. В ближайшем будущем экспедиционные силы ждёт жалкое поражение, и нынешняя администрация потеряет поддержку народа. Однако сам Трюнихт выступал против этой непродуманной кампании, чем показал себя человеком мужественным и проницательным, так что он не только не пострадает, но и приобретёт репутацию истинного государственного деятеля. Лишь Ребелу и Хван смогут тут посоперничать с ним, но они не имеют поддержки среди военных и промышленников. А это значит, что в конечном счёте пост председателя Верховного Совета перейдёт к Трюнихту.

Вот чего он желал. И теперь про себя удовлетворённо улыбался. Это он станет тем, кого назовут «величайшим главой государства в истории Союза… тем, кто уничтожил Империю». Никто, кроме него, не достоин этой чести.

В конце концов, аргументы в пользу немедленного отступления были отклонены.

— Пока на фронте не будет достигнуто каких-либо успехов, мы не должны делать ничего, что подорвало бы наши силы.

Таково было решение милитаристской фракции, обладающей главенствующей властью в Союзе, которое в итоге было принято, хоть и высказывалось несколько пристыженным тоном. Для Трюнихта подобный результат был как нельзя более выгодным. Вот только цели у него были совсем не теми, что у «ястребов» из провоенной фракции.


III

«До тех пор, пока не придут поставки с родины, каждый флот должен приобретать всё необходимое на местах».

Когда эта директива была передана командующим флотов Союза, их лица покраснели от гнева.

— Приобретать всё необходимое на местах?! Они хотят, чтобы мы занялись грабежом?

— О чём думают на Изерлоне? Они считают нас предводителями пиратов?

— Когда ваш план поставок терпит крах — это первый шаг к стратегическому поражению. Некоторый смысл в этой директиве есть. Командование просто хочет переложить вину на нас!

Хотя Ян не присоединился к этому хору жалоб, в душе он был полностью согласен с ними. Штаб командования вёл себя на редкость безответственно, но учитывая то, что вся эта кампания с самого начала была безответственной, не стоило и надеяться, что в её ходе будет проявлено мудрое руководство. Ему не хотелось даже думать о том, каково сейчас приходится Кассельну.

«Как бы то ни было, мы на пределе», — подумал он.

Из-за того, что он продолжал кормить жителей оккупированных планет, запасы Тринадцатого флота подходили к концу. Беспокойство и недовольство капитана Уно, руководителя отдела снабжения наконец прорвалось:

— Имперские жители не стремятся к идеалам справедливости. Они думают лишь о том, как бы набить живот. Если имперский флот привезёт им продукты, то они станут кланяться до земли и кричать: «Слава Императору!». Они живут лишь ради удовлетворения своих низменных инстинктов. Так почему мы должны голодать, чтобы накормить их?

— Чтобы не стать такими, как Рудольф, — ограничившись этим кратким ответом, Ян вызвал лейтенанта Фредерику Гринхилл и попросил связать его с адмиралом Уланфом, командующим Десятого флота.

— О, это же Ян Вэнли! — воскликнул потомок кочевников, глядя на него с экрана. — Нечасто вас услышишь. Что-то случилось?

— Рад видеть вас в добром здравии, адмирал Уланф, — это была ложь. Под пронзительно-острыми глазами Уланфа залегли тени. Хотя его высоко ценили как храброго командира, казалось, что проблемы совсем иного измерения, чем храбрость и военная стратегия, сводят его с ума.

От вопроса о том, как обстоят дела с запасами продовольствия, отвращение на его лице стало ещё более отчётливым.

— Припасов осталось всего на неделю, — сказал он. — Если до того времени мы не получим помощи из Изерлона, то у нас не останется выбора, кроме как реквизи… — нет, не стоит скрывать смысл красивыми словами — кроме как начать грабить оккупированные планеты. Освободительные силы будут потрясены, когда услышат это. Если, конечно, там есть, что грабить.

— Насчёт этого… Я бы хотел поделиться мнением, — задумчиво произнёс Ян. — Как насчёт того, чтобы бросить захваченные территории и отступить?

— Отступить? — брови Уланфа чуть дёрнулись. — Не обменявшись с противником ни единым выстрелом? Разве это не чересчур пассивно?

— Мы должны сделать это, пока ещё можем. Враг истощает наши запасы и ждёт, пока мы начнём голодать. И для чего, по-вашему? — Уланф задумался, но Ян сам ответил на свой вопрос. — Скорее всего, имперцы готовятся нанести удар всеми силами. Они у себя дома, линии снабжения коротки, так что они не испытывают проблем, в то время как мы становимся слабее.

— Хмм… — Уланф славился своей отвагой, но он был неглуп, поэтому не было ничего удивительного в том, что от этих слов у него по спине пробежал холодок. — Но если мы станем беспорядочно отступать, то закончим тем, что сами пригласим противника к нападению. В таком случае всё станет ещё хуже.

— Главное условие тут в том, чтобы быть готовыми отразить это нападение. Отступив сейчас, мы сможем это сделать, но если станем ждать, пока наши солдаты начнут голодать, то будет слишком поздно. Так что большее, что мы можем сделать — организованно отступить до того, как это случится, — Ян говорил всё более яростно. Уланф молча слушал. — Кроме того, враг явно планирует свои действия исходя из того, что мы будем по-настоящему истощены. Увидев, что мы уходим, они подумают, что это полномасштабное отступление, и нападут, а у нас будет много возможностей для ответного удара. С другой стороны, если они посчитают это ловушкой, так как мы уходим слишком рано, что ж, это тоже неплохо — мы просто уйдём невредимыми. Однако шансы на это не слишком велики и с каждым днём всё уменьшаются.

Адмирал Уланф задумался, но ему не потребовалось много времени для принятия решения.

— Ладно. Полагаю, вы правы. Начнём подготовку к отступлению. Но как нам донести это до командующих других флотов?

— Я собираюсь поговорить с адмиралом Бьюкоком. Если удастся уговорить его связаться со штабом на Изерлоне, это будет весомее, чем если бы я сам обратился туда…

— Хорошо. Тогда давайте оба постараемся сделать всё так быстро, как только сможем.

Не успел Ян закончить разговор с Уланфом, как прибыло срочное сообщение.

— В оккупационной зоне Седьмого флота вспыхнул бунт. Масштабы очень велики. Это было вызвано приостановкой распределения продовольствия военными, — на лице Фредерики, делавшей отчёт, отразилась мука.

— Как Седьмой флот справился с этим?

— Им удалось на время приостановить восставших, используя слезоточивый газ, но, по-видимому, как только люди пришли в себя, всё началось заново. Похоже, лишь вопрос времени, когда военные применят более сильные средства.

«Всё обернулось трагедией…»

Вторжение Союза, называющего себя освободительной силой, — силой, что защищает людей — превратило народ Империи в своих врагов. На этой стадии игры, по всей вероятности, уже не было способа справиться со взаимным недоверием. А значит, врагу прекрасно удалось справиться со своей задачей: ослабить силы Союза и не допустить его поддержки жителями оккупированных планет.

«Великолепная работа, граф Лоэнграмм. Я бы так не смог. Так тщательно всё рассчитать, зайти так далеко… Даже если бы я знал, что так я смогу победить, я бы просто не смог. В этом разница между мною и графом Лоэнграммом, и именно это меня пугает… Потому что однажды эта разница может привести к катастрофе».

Когда вице-адмирал Бьюкок, командующий Пятым флотом Союза Свободных Планет, связался со штабом командования на Изерлоне, на экране перед ним возникло бледное лицо офицера оперативного штаба.

— Я просил связать меня с его превосходительством главнокомандующим. Не припомню, чтобы говорил, что желаю пообщаться с вами. Штабисты не должны совать свои носы туда, куда их не просят, — голос старого адмирала был резок. Форку с ним было не сравниться.

Молодой офицер оперативного штаба на мгновение застыл в замешательстве, а потом надменно сказал:

— Просьбы о разговоре с его превосходительством, а также доклады и прочее проходят через меня. Какова причина вашего обращения?

— Я не собираюсь говорить об этом с вами, — даже Бьюкок на мгновение забыл о возрасте, неосознанно принимая позу готовности к драке.

— Тогда я не могу связать вас.

— Что?..

— Каким бы высоким ни было ваше звание, вы должны следовать правилам. Ну так что, я прерываю передачу?

«Уж не ты ли придумал эти правила?!» — подумал Бьюкок, но сейчас у него не было другого выбора, кроме как уступить.

— Все командующие флотов, находящихся на передовой линии, считают необходимым отступить. Я хотел бы получить согласие главнокомандующего в этом вопросе.

— Вы сказали «отступить»? — губы контр-адмирала Форка скривились именно в ту форму, которой и ожидал старый адмирал. — Адмирал Ян мог бы сказать нечто подобное, но я не предполагал услышать, чтобы столь известный своим мужеством человек, как вы, вице-адмирал Бьюкок, выступал за отступление без боя.

— Прекратите эти дешёвые нападки, — сказал Бьюкок. — Мы не оказались бы в таком положении, если бы изначальный план не был таким непродуманным и глупым. Попытайтесь почувствовать хоть немного ответственности.

— Это прекрасный шанс уничтожить флот Империи одним ударом. Чего вы так боитесь? Будь я на вашем месте, я бы ни за что не отступил.

Это наглое и бездумное замечание зажгло огонь, похожий на вспышку сверхновой, в глазах старого адмирала.


— Вот как? Что ж, отлично. Я готов поменяться с вами местами. Я вернусь на Изерлон, а вы вместо меня отправитесь на фронт.

Губы Форка достигли той точки, где не могли скривиться ещё сильнее.

— Пожалуйста, не предлагайте невозможного.

— Это вы хотите невозможного. И делаете это, не покидая безопасного места.

— Вы оскорбляете меня?

— Мне просто надоело слушать громкие слова, — сказал Бьюкок. — Если вы хотите показать свой талант, то должны делать это с помощью достижений, а не пустых речей. Как насчёт того, чтобы выйти и доказать, что у вас есть то, что нужно, чтобы отдавать приказы другим?

Старому адмиралу показалось, что он слышит, как кровь притекает к лицу Форка. Однако то, что он увидел, не было его воображением. Глаза молодого офицера штаба расфокусировались, а на лице появилась гримаса растерянности и ужаса. Ноздри раздулись, а перекошенный рот широко раскрылся. Он вскинул руки, закрывая лицо от взгляда Бьюкока, и после секундной паузы издал крик, бывший чем-то средним между стоном и воплем.

Бьюкок молча наблюдал за тем, как образ контр-адмирала Форка скрывается за нижним краем экрана. Позади Форка он видел множество фигур, бегающих туда-сюда, но никто не мог объяснить, что же произошло.

— Что с ним случилось? — спросил он своего помощника лейтенанта Клемента, который стоял в стороне. Но тот тоже ничего не понимал.

Бьюкоку пришлось ждать перед экраном около двух минут, пока наконец перед ним не появился молодой офицер медицинской службы в белой форме.

— Это капитан 3-го ранга Ямамура, ваше превосходительство, — отсалютовал он. — Я офицер медицинской службы. В настоящее время контр-адмирал Форк находится в лазарете. Позвольте объяснить ситуацию.

По какой-то причине Ямамура показался Бьюкоку несколько самонадеянным.

— Так что случилось с Форком?

— Нейрогенная слепота, вызванная конверсионной истерией.

— Истерией?

— Так точно. Чувство разочарования или неудачи вызвало в нём ненормальное волнение, и это временно парализовало его зрительные нервы. Он снова сможет видеть примерно через пятнадцать минут, но такие приступы могут повторяться сколько угодно раз. Причина психологическая, так что, если эта причина не устранена…

— Что с этим можно сделать? — прервал его Бьюкок.

— Вы не должны спорить с ним. Не нужно порождать в нём чувства неудачи или поражения. Все должны делать, как он говорит, и всё должно идти согласно его желаниям.

— Вы это серьёзно, офицер?

— Это симптомы, которые мы иногда наблюдаем у маленьких детей, которые растут в среде, где все их желания сразу исполняются, отчего у них возникает ненормально большое эго. Это не вопрос добра и зла. Важно лишь то, чтобы его эго и желания удовлетворялись. Так что, если все адмиралы извинятся за свою грубость, отдадут все силы для выполнения его плана и добьются победы, чтобы он стал объектом похвалы… Причина его болезни будет устранена.

— Что ж, я ужасно рад это слышать, — Бьюкок был не в настроении выходить из себя. — Значит, тридцать миллионов солдат должны оставаться в пасти смерти, только чтобы вылечить истерию этого парня? Просто замечательно. Я так тронут, что готов утонуть в слезах.

На губах медика появилась слабая улыбка.

— Если мы сосредоточимся только на том, чтобы излечит болезнь контр-адмирала Форка, то да, это то, что мы должны делать. Но если мы расширим поле нашего зрения на всю армию, то, разумеется, возникает другой способ решения проблемы.

— Именно. Он должен уйти в отставку! — рявкнул старый адмирал. — Возможно, случившееся — к лучшему. Имперские военные будут плясать от радости, если узнают, что стратег, отвечающий за жизни тридцати миллионов солдат, имеет менталитет ребёнка, плачущего о шоколадке!

После небольших колебаний, Ямамура сказал:

— В любом случае, я не уполномочен говорить о чём-то, помимо его медицинского состояния. Я поставлю в известность его превосходительство начальника штаба…

«Какая мерзость, — подумал Бьюкок. — Выходит, тайный сговор политиков, надеющихся на победу на выборах, и молодого солдата, страдающего детскими приступами истерии, привёл к мобилизации тридцати миллионов солдат. Нужно быть мазохистом или фанатом войны, чтобы искренне желать сражаться изо всех сил, услышав такое».

— Адмирал… — человеком, заменившим на экране офицера медицинской службы, был адмирал Гринхилл, начальник штаба экспедиционных сил. На его красивом благородном лице лежала глубокая тень беспокойства.

— Что ж, простите, что беспокою вас в такое напряжённое время, адмирал Гринхилл, — это была одна из черт старого адмирала, за которую люди просто не могли ненавидеть его, даже когда он говорил с открытым сарказмом.

Гринхилл улыбнулся той же улыбкой, что и врач.

— Я тоже сожалею, что вам пришлось увидеть столь неприглядный момент. Нам понадобится санкция главнокомандующего, но, думаю, мы отправим контр-адмирала Форка на отдых…

— В таком случае, что насчёт предложения командующего Тринадцатого флота об отступлении? Я тоже стопроцентно поддерживаю его. Люди на передовой не готовы к сражению, как физически, так и психологически.

— Подождите немного. Это также требует санкции главнокомандующего. Прошу, поймите, я не могу дать вам ответа сразу.

Вице-адмирал Бьюкок бросил на него взгляд, говорящий, что с него достаточно бюрократических ответов.

— Я знаю, это может показаться нескромным, адмирал, но не могли бы вы организовать мне прямую связь с главнокомандующим?

— Главнокомандующий сейчас спит, — ответил Гринхилл.

Седые брови старого адмирала сошлись у переносицы, глаза несколько раз моргнули. Потом он медленно спросил:

— Что вы только что сказали, адмирал?

Ответ адмирала Гринхилла был ещё более торжественным:

— Главнокомандующий спит. Он приказал разбудить его только в случае вражеского нападения, поэтому я передам ему вашу просьбу, как только он проснётся. Пожалуйста, подождите до тех пор.

Бьюкок не нашёл, что на это ответить. Его брови дрожали так быстро, что движения почти не было видно.

— Очень хорошо. Я всё прекрасно понял, — спустя почти минуту, сказал наконец Бьюкок, с трудом сдерживая эмоции. — Я просто выполняю свой долг перед подчинёнными, как фронтовой командир. Спасибо за беспокойство. Когда проснётся главнокомандующий, передайте, что Бьюкок ему звонил и надеется, что у него были приятные сны.

— Адмирал…

Бьюкок прервал связь со своей стороны, мрачно глядя на ставший однотонно-серым экран комма.


IV

Райнхард закончил читать доклад разведки, кивнул своим мыслям и вызвал вице-адмирала Зигфрида Кирхайса. Он приготовил для него важное задание.

— Флот снабжения скоро отправится с Изерлона к передовой. Это линия жизни врага. Возьми все свои корабли и уничтожь её. Детали оставляю на твоё усмотрение.

— Слушаюсь.

— Можешь использовать любую информацию и материалы, какие тебе понадобятся.

Рыжий адмирал отсалютовал, повернулся на каблуках и собрался было уходить, когда Райнхард внезапно остановил его. Его друг недоверчиво оглянулся, и молодой имперский гросс-адмирал сказал:

— Это ради победы, Кирхайс.

Райнхард знал. Знал, что Кирхайс против той жестокой тактики, которую он использовал, позволяя людям на захваченных планетах голодать, чтобы сковать врага по рукам и ногам. Это не отражалось на лице Кирхайса, не говоря уже о словах, но Райнхард прекрасно всё понимал. Он знал, что за человек Зигфрид Кирхайс.

Он отсалютовал ещё раз и вышел, ничего не говоря. Потом Райнхард вызвал остальных адмиралов.

— Пока адмирал Кирхайс уничтожает флот снабжения мятежников, наши силы начнут всеобщее наступление. А я отправлю ложное сообщение о том, что флот снабжения был атакован, но теперь в безопасности. Это нужно для того, чтобы мятежники не потеряли последнюю надежду и не начали драться, как загнанное в угол животное. Разумеется, в какой-то момент они всё поймут, но чем позже, тем лучше, — он взглянул на человека, сидевшего рядом с ним. Раньше это место всегда занимал высокий рыжий юноша. Теперь же там сидел человек с наполовину седыми волосами, Пауль фон Оберштайн. — Кроме того, наши транспортные корабли обеспечат людей пищей, как только планеты будут покинуты оккупантами. Хотя это и было разрешено в связи со вторжением мятежников, заставлять поданных его величества голодать никогда не было целью наших военных. Также эта мера необходима для того, чтобы дать понять жителям пограничья, что только Империя достаточно ответственна, чтобы править ими.

Настоящим намерением Райнхарда было завоевать сердца и умы не для Империи, а для себя, хотя пока он не собирался говорить об этом.


Транспортный флот Союза под командованием адмирала Гледвина Скотта насчитывал сто грузовых кораблей, способных перевозить до ста тысяч тонн груза, и двадцати шести кораблей эскорта.

Что касается размеров эскорта, то контр-адмирал Кассельн сказал: «Этого слишком мало! Дайте им хотя бы сотню!», но его предложение было отклонено. Причиной для отказа стало мнение, что Империя вряд ли отправит против транспортного флота большие силы, так что посылать с ним много кораблей, ослабляя тем самым защиту Изерлона, нецелесообразно.

«Что за дурацкое оправдание?! Сидеть в неприступной крепости далеко от линии фронта и трястись из-за нескольких кораблей!» — Кассельн чуть не лопался от злости.

Но адмирал Скотт был настроен куда оптимистичнее. Когда Кассельн посоветовал ему перед отправлением быть настороже и опасаться атаки, Скотт отмахнулся от его слов. И даже теперь он был не на мостике, а в своей каюте, где играл в трёхмерные шахматы с подчинённым.

Там его и нашёл коммодор Никольский, офицер штаба, с белым, как мел, лицом. Скотт, который как раз собирался поставить шах своему сопернику, раздражённо спросил:

— Что-то случилось на фронте? Я слышу какой-то шум. Пришлось даже приглушить звук в приёмнике.

— На фронте? — с недоверием переспросил Никольский. — Фронт уже ЗДЕСЬ. Разве вы не видите, ваше превосходительство?

Кончик его пальца указывал на маленькую панель, соединённую с главным тактическим экраном на мостике, на которой было видно быстро растущее облако красных точек.

— Так много… — наконец выдавил Скотт. — Не могу поверить! Почему так много кораблей на один жалкий транспортный флот, — мчась по коридору к мостику на электрокаре, который вёл коммодор Никольский, адмирал не переставал задавать глупые вопросы.

«Вы что, не понимаете значения вашей собственной миссии?» — хотел было спросить Никольский, когда впереди раздался крик оператора:

— Приближаются вражеские ракеты! — и через мгновение уже истошно: — Невозможно блокировать! Их слишком много!


Имперский флагман «Брунгильда».

Офицер связи встал со своего кресла и повернулся к Райнхарду, лицо которого покраснело от возбуждения:

— Сообщение от адмирала Кирхайса! Хорошие новости, ваше превосходительство. Вражеский транспортный флот полностью уничтожен. А также двадцать шесть кораблей сопровождения. Наши потери ограничились одним повреждённым эсминцем и четырнадцатью валькириями…

Крики радости наполнили мостик флагмана. Хотя постоянные уклонения от боя были продиктованы стратегической необходимостью, но со времён потери Изерлона солдаты не видели ничего, кроме отступлений, поэтому теперь им было так важно снова почувствовать волнение победы.

— Миттермайер, Ройенталь, Биттенфельд, Кемпфф, Меклингер, Вален, Лютц! Следуйте намеченному плану и обрушьтесь на мятежников всеми силами! — отдал приказ Райнхард собравшимся адмиралам.

— Так точно! — дружно рявкнули адмиралы и собрались было отправиться к своим флотам, но Райнхард остановил их и приказал дежурному принести всем вина. Это было торжественное празднование их победы.

— Победа уже обеспечена. Но мы должны сделать её идеальной. Всё зависит от вас. Не дайте этим выскочкам-мятежникам вернуться домой живыми! Да пребудет с вами милость нашего покровителя Одина! Прозит!

— Прозит! — хором вскричали адмиралы. Затем они осушили бокалы и, соблюдая традицию, швырнули их об пол. Бесчисленные осколки разлетелись по полу и сверкали, отражая свет.


V

10 октября по стандартному календарю, 16:00.

Адмирал Уланф, чей флот висел на орбите планеты Люген, точно знал, что противник приближается. Из двадцати тысяч разведывательных спутников, развешанных по округе, около сотни перестали отвечать, успев передать изображение бесчисленных точек вражеских кораблей.

— Они идут, — пробормотал Уланф. Он ощутил напряжение, пронизывающее его до самых кончиков нервов. — Оператор, сколько осталось до контакта с врагом?

— От шести до семи минут, адмирал.

— Что ж, отлично. Всем кораблям приготовиться к бою. Передайте сообщение в штаб командования и Тринадцатому флоту: «Мы встретили врага».

Прозвучал сигнал тревоги, и по мостику пролетела перекличка приказов и подтверждений.

— Тринадцатый флот обязательно придёт к нам на помощь, — сказал Уланф своим офицерам. — Это ведь флот Чудотворца Яна. И когда это произойдёт, мы сможем зажать врага в клещи. Не сомневайтесь в нашей победе.

Иногда командирам приходится заставлять подчинённых верить в то, во что сами они не верят…

«Ян наверняка будет атакован множеством кораблей противника одновременно с нами и не сможет позволить себе роскошь помогать Десятому флоту», — с грустью подумал адмирал.

Крупномасштабная атака имперского флота началась.


Лейтенант Фредерика Гринхилл подняла глаза на своего командира, на её бледном лице появилось напряжение.

— Ваше превосходительство! Получено сообщение от адмирала Уланфа.

— Десятый флот атакован?

— Так точно. Он говорит, что сражение начнётся в 16:07.

— Итак, началось…

В этот момент раздался сигнал тревоги, заглушая конец его фразы. Пять минут спустя Тринадцатый флот уже обменивался выстрелами с имперским флотом под командованием адмирала Кемпффа.

— Приближаются вражеские ракеты! Направление на одиннадцать часов! — раздался крик оператора.

— Запускайте обманки! — тут же отозвался капитан Марино, командующий флагманским кораблём «Гиперион».

Ян сохранял молчание, полностью сосредоточившись на своей работе, заключавшейся в оперативном командовании всем флотом. Защита и контратаки на уровне отдельного корабля были делом его капитана. Командующий флотом на это отвлекаться не мог.

Ракеты с лазерными боеголовками навалились на них, как свирепые охотничьи собаки. Чтобы противостоять им, были выпущены ракеты-приманки, испускающие сильное тепловое и электромагнитное излучение, чтобы обмануть системы наведения вражеских ракет. Ракеты стали поворачивать свои носы, устремляясь за приманками.

Зловещее свечение наполнило черноту космоса, когда они столкнулись, высвобождая огромную энергию.


«Спартанцы, приготовиться к запуску!» — раздался в наушниках шлемов приказ, наполняя приятным возбуждением тела и умы нескольких тысяч пилотов-истребителей. Таких детей мог бы послать своим почитателям бог войны Арес. Одержимые битвой, абсолютно уверенные в своих навыках и рефлексах, для них страх смерти был лишь объектом насмешек.

— Отлично! Отправляемся! — человеком, издавшим этот восторженный крик на борту флагманского корабля, был пилот-ас, лейтенант Уоррен Хьюз.

Асов на «Гиперионе» было четверо. Помимо Хьюза, это были лейтенанты Саль Азиз Шекли, Оливер Поплан и Иван Конев. Чтобы продемонстрировать это, на бортах их любимых спартанцев были нарисованы карточные тузы разных мастей. Наличие достаточно крепких нервов, чтобы воспринимать войну как спорт, возможно, было одним из факторов, которые помогли им оставаться в живых так долго.

Забравшись в своего спартанца, Поплан крикнул механику:

— Я собью пятерых, так что начинай охлаждать шампанское!

Вот только полученный ответ был не тем, которого он ожидал:

— Нет, такое невозможно. Но воды я тебе, так и быть, принесу!

— Мог бы и подыграть, — проворчал Поплан себе под нос, красивым пируэтом выходя в космос вместе с остальными тремя.

Лучи и ракеты с явно недружелюбными намерениями тут же рванулись к ним.

— Думаете, сможете попасть в меня?! — закричал Поплан.

Все четверо хвалились так. Это была гордость воинов, несколько раз оказывавшихся за чертой смерти, но всё ещё продолжающих жить.

Показывая божественное мастерство, они резко сманеврировали, уклоняясь от ракет. Пытаясь повторить их траекторию, ракеты теряли управление и начинали кувыркаться в пространстве.

Впереди появились имперские валькирии, танцующие в прицеле и покачивающие крыльями взад-вперёд, словно в насмешку.

Хьюз, Шекли и Конев встретили их с радостью, и один за другим вражеские истребители стали исчезать во вспышках пламени.

Однако лицо одного из асов Союза, Поплана, покраснело от гнева. Он обрушил на противника град зарядов с ураном-238 со скоростью сто сорок выстрелов в секунду. Заряды эти обладали потрясающей бронебойной способностью, а также нагревались и взрывались при ударе о цель. Но все его выстрелы ушли в пустоту, не нанеся никому вреда.

Остальные трое уже без его помощи взяли первую кровь, уничтожив семь вражеских истребителей!


— Да что с вами такое? — с отвращением спросил вице-адмирал Кемпфф, командующий имперским флотом.

Он и сам был пилотом-асом, героем множества битв, чья среброкрылая валькирия собрала жизни десятков врагов. Высокий и крупный, с коротко подстриженными каштановыми волосами мужчина с недовольством следил за ходом боя.

— Зачем вы впустую теряете время? Охватите врагов сзади полусферой и загоняйте под огонь линкоров!

Эти инструкции были разумны. Три валькирии образовали полусферу за кормой спартанца лейтенанта Хьюза и ловко подвели его под огонь тяжёлых кораблей. Поняв опасность, резко вильнул в сторону, развернулся и послал очередь зарядов прямо в кабину одного из вражеских истребителей, а потом попытался выскользнуть в открывшийся коридор, однако он не учёл вспомогательных орудий линкора. Сверкнули лучи лазеров, разом стирая с лица космоса Хьюза и его корабль.

Шекли тоже попался на эту тактику и был сбит. Оставшиеся два аса едва успели стряхнуть преследователей и нырнуть в слепое пятно орудий линкора.

Чувство самоуважения Поплана было тяжело ранено. Мало того, что сам он не смог ни разу попасть во врага и лишь убегал и уклонялся, так ещё и его вечный соперник Конев успел сбить четырёх противников.

Когда он узнал причину, по которой ни один из его выстрелов не достиг цели, его грусть превратилась в ярость. Вернувшись на материнский корабль, он выпрыгнул из кабины, подбежал к механику и схватил его за ворот.

— Позови этого проклятого главного механика! Я прикончу его!

Когда прибежал главный механик, лейтенант технической службы Тода, Поплан дал волю своему гневу:

— Прицел моих пушек напрочь сбит! Ты вообще корабли обслуживаешь или только запчасти воруешь?!

Брови лейтенанта Тоды поднялись вверх:

— Я делаю свою работу и хорошо забочусь о них. В конце концов, человека можно сделать бесплатно, а истребитель стоит дорого.

— По-твоему, это смешно, придурок?!

Поплан бросил на пол свой шлем. Тот отскочил и подпрыгнул высоко в воздух. Зелёные глаза пилота горели гневом. Глаза Тоды, напротив, сузились, а взгляд стал острым.

— Хочешь драки, летун?

— Давай! Я потерял счёт имперцам, которых убил. И каждый из них был лучшим человеком, чем ты! Я даже дам тебе фору — на такого, как ты, хватит и одной руки!

— Не пытайся переложить на меня вину за собственные ошибки!

Вокруг закричали, чтобы они прекратили, но к этому моменту кулаки уже летали. Они успели обменяться ударами несколько раз, когда Тода, вынужденный уйти в глухую защиту, зашатался. Однако когда рука Поплана в очередной раз поднялась, её кто-то перехватил.

— Довольно! — сказал бригадный генерал Шёнкопф.

Всё сразу успокоилось. Не было никого, кто не узнал бы героя захвата Изерлона. Хотя сам Шёнкопф, разумеется, был ужасно разочарован, что для него нет другой роли в сражении.

Командующим имперским флотом, атакующим Десятый флот адмирала Уланфа, был вице-адмирал Биттенфельд. У него были длинные рыжие волосы и светло-карие глаза, а его узкое лицо не совсем подходило для крупного тела. Его поведение в бою можно было понять по нахмуренным бровям и яростному блеску глаз.

Кроме того, все корабли, находящиеся под его командованием, были окрашены в чёрный цвет, за что их называли Шварц Ланценрайтеры или Чёрные Уланы. Этот флот был воплощением скорости и силы.

Адмирал Уланф расчётливо вёл тяжёлый бой, нанося постоянные удары врагу. Тем не менее, он терял столько же, сколько уничтожал — не в процентах, а в голых цифрах.

У Биттенфельда было больше кораблей, чем у Уланфа, к тому же его солдаты не голодали. И командир, и его подчинённые были свежи и полны сил и, хотя они несли значительные потери, им наконец удалось окружить флот Союза.

Десятый флот, неспособный ни продвинуться, ни отступить, был не в состоянии избежать концентрированного огня флота Биттенфельда.

— Беглый огонь! Куда ни стреляй, в кого-нибудь да попадёшь! — имперские артиллеристы обрушили ливень ракет и лазерных лучей на плотные порядки флота Союза.

Поля, нейтрализующие энергию, разрывались, и корпуса терзали безжалостные удары. Пробивая броню, они наполняли корабли взрывами, испаряя солдат и офицеров в горячем смертоносном шторме.

По действием силы тяжести, потерявшие способность двигаться корабли теперь падали на планету. Жители планеты, особенно дети, на время забыли даже о своём голоде, увлекшись зловещей красотой бесчисленных падающих звёзд, с рёвом проносящихся в ночном небе.


VI

Боевой потенциал Десятого флота был почти исчерпан. Положение было ужасным: сорок процентов кораблей уничтожено, а из оставшихся лишь половина может продолжать бой.

Контр-адмирал Чен, начальник штаба флота, с побледневшим лицом повернулся к командующему:

— Ваше превосходительство, мы не в состоянии и дальше вести битву. Всё, что нам осталось, это решить, сдаваться или бежать.

— Придётся выбирать из двух бесчестий, да? — с некоторым самоуничижением произнёс Уланф. — Сдаваться не в моём характере. Давайте попробуем убежать. Передайте приказ всем кораблям.

Но даже для того, чтобы сбежать, им нужно было проложить кровавый путь через ряды врага. Уланф перестроил оставшиеся у него корабли веретеном и направил их против одной точки в окружающих его флот вражеских порядках. Адмирал отлично умел концентрировать силы.

Используя этот смелый маневр, он смог вытащить из пасти смерти половину подчиненных, однако сам погиб в бою.

Флагман Уланфа до последнего оставался в окружении, прикрывая прорыв, и в тот самый момент, когда он наконец попытался уйти сам, луч вражеского лазера попал точно в пусковой ракетный порт, разнеся корабль на куски.


На всех фронтах развернувшегося сражения войска Союза терпели горькие поражения.

Вице-адмирал Бородин, командир Двенадцатого флота, атакованный силами вице-адмирала Лютца, сражался до тех пор, пока у него не остался едва десяток кораблей, а когда дальнейший бой, как и побег, стали невозможными, выстрелил себе в голову из собственного бластера. Командование флотом перешло к контр-адмиралу Конналли, который и объявил о сдаче.

Другие флота также подверглись нападению. Пятый флот был атакован Ройенталем, Девятый — Миттермайером, Седьмой — Кирхайсом (уже вернувшимся после уничтожения транспортов), Третий — Валеном, а Восьмой — Меклингером. И все флота Союза шаг за шагом отступали под давлением.

Единственным исключением был Тринадцатый флот вице-адмирала Яна. Он использовал построение полумесяцем, избегая атак и обескровливая врага, нанося чередующиеся удары по флангам.

Удивлённый неожиданным количеством потерь, Кемпфф подумал, что лучше стиснуть зубы и провести радикальную операцию, чем оставаться на месте и смиренно умирать от кровопотери. Так что он решил отступить и перегруппировать свои силы.

Увидев, что враг отступает, Ян не стал пытаться использовать этот шанс для нападения. «В этой битве главное выжить, а не победить, — подумал он. — Даже если мы разгромим флот Кемпффа, враг всё равно будет иметь подавляющее преимущество. В конце концов, мы просто окажемся окружены со всех сторон, когда подойдут остальные силы имперцев. Так что, пока враг отступил, нужно скорее уходить из этой западни».

Серьёзным и торжественным тоном он обратился ко всему своему флоту:

— Внимание! Всем кораблям: БЕЖИМ!

Тринадцатый флот сбежал. Но понеся небольшие потери и сохраняя порядок.


Кемпфф не мог не удивиться, когда враг, имевший преимущество, не только не стал их преследовать, но наоборот, быстро отступил. Он ожидал, что понесёт большие потери, перестраиваясь под огнём противника, и теперь чувствовал себя одураченным.

— Почему они не использовали своего преимущества и не атаковали? — Кемпфф одновременно спрашивал мнения своего штаба и удивлялся вслух.

Ответы подчинённых разделились надвое: «Флот Союза поспешил на помощь одному из других флотов» и «Они собираются нанести нам смертельный удар, делая вид, что отступают и приглашая нас к бездумному нападению».

Мичман Теодор фон Рюк, молодой офицер, только что закончивший офицерскую школу, испуганно спросил:

— Сэр… То есть, ваше превосходительство! А что, если они не хотят сражаться и просто убегают?

Это предположение было полностью проигнорировано, и Рюк, покраснев от смущения, отступил. Никто — включая его самого — так и не понял, что его вариант был ближе всех к истине.

Кемпфф, будучи очень здравомыслящим стратегом, после долгих раздумий пришёл к выводу, что отступление противника является ловушкой, и, отказавшись от идеи контратаки, занялся перегруппировкой своего флота.

Тем временем, флот Яна Вэнли продолжал бегство, прибыв в район космоса, который имперцы называли Боевая зона С. Там они снова нарвались на противника, и началась ещё одна битва.


Девятый флот, возглавляемый адмиралом Аль-Салемом, подвергся нападению флота Миттермайера и вёл тяжёлый бой. Аль-Салем отчаянно боролся, чтобы не потерять управления флотом.

Стремительность погони и атаки Миттермайера была такова, что авангард преследующего имперского флота и задние ряды отступающего флота Союза действительно перемешались, и корабли летели бок о бок параллельно. Немало солдат было ошеломлено, увидев вражеские корабли совсем рядом.

Кроме того, показания высокой плотности вещества, обнаруженные в этой узкой области пространства, заставляли системы предотвращения столкновений работать с огромной перегрузкой. Однако, в какую бы сторону ни пытались повернуть корабли, оказывалось, что путь блокирован вражеским или дружественным кораблём, в результате чего несколько кораблей даже закружило в пространстве.

Они не обменивались огнём. Было очевидно, что если энергия будет высвобождена при таком скоплении кораблей, в результате погибнут все.

Тем не менее, удары и столкновения всё же происходили. Некоторым кораблям приходилось перейти на ручное управление, чтобы системы предотвращения столкновений не сошли с ума, будучи не в состоянии найти безопасное направление движения.

Навигаторы потели, и это не имело никакого отношения к работе функции контроля температуры их боевых скафандров. Цепляясь за свои пульты управления, они могли видеть врага прямо перед собой, борющегося с общей целью избежать столкновения.

Хаос наконец закончился, когда Миттермайер приказал своим подчинённым сбросить скорость и разорвать расстояние между двумя флотами. Разумеется, для флота Союза это означало лишь, что враг перегруппируется, а потом вернётся к своей стратегии преследования и атаки. Когда флот Миттермайера отстал набезопасную дистанцию, корабли и солдаты Союза стали неуклонно гибнуть под огнём противника.

Корпус флагманского корабля «Паламед» был пробит в семи местах, а командующий флотом вице-адмирал Аль-Салем был ранен и сломал рёбра. Его заместитель, контр-адмирал Мортон, принял командование, и изо всех сил пытался удержать вместе оставшиеся силы, уменьшающиеся с каждым часом.


Конечно, тяготы пути к поражению переживал, конечно же, не только Девятый флот. Сейчас все флота Союза переживали их, и Тринадцатый флот больше не был исключением.

Флот Яна, отойдя на шесть световых часов от места первоначального сражения, был вовлечён в битву с вчетверо превосходящими силами противника. Более того, Кирхайс, командующий имперским флотом в Боевой зоне С, уже закончил разбираться с Седьмым флотом, отпустив разбегающиеся остатки, и теперь полностью сосредоточился на противостоянии с Яном, постоянно подвозя боеприпасы и ведя непрерывный изматывающий бой.

Такая тактика была традиционна, не являясь результатом какой-то гениальной новой идеи, но в то же время крайне надёжна в сложившейся ситуации.

«Нет открытых мест для атаки, нет коридора для побега… — вздохнул Ян. — Похоже, у графа Лоэнграмма есть отличные подчинённые. Пусть без чего-то яркого или необычного, но это хорошая и грамотная тактика».

Если всё будет и дальше идти так, уступающий в численности флот Союза, вне всяких сомнений, потерпит поражение.

Подумав над этим, Ян решил, какую тактику нужно применить: оставить занятые позиции в центре и начать отступление, словно под давлением врага. Но отступать, сохраняя порядок и удерживая фланги. Враг окажется в центре U-образного построения, и, когда его линии снабжения растянутся до предела, Тринадцатый флот контратакует с трёх сторон всеми силами.

«Другого выхода нет. И, разумеется, всё зависит от того, как поведёт себя противник…»

Если бы у него было время собрать силы, стратегия Яна могла бы принести успех и положить конец продвижению имперцев. Однако он не смог этого сделать. Выдержав ожесточённый натиск подавляющих сил противника, Ян как раз начал плановое отступление, стараясь перестроить флот буквой U, когда с Изерлона пришёл новый приказ.


14-е число текущего месяца.

Сосредоточить все силы в точке А звёздной системы Амритсар. Немедленно прекратить боевые действия и изменить курс.


Когда Ян прочитал эту инструкцию, Фредерика увидела на его лице тень горького разочарования. Но через мгновение она исчезла, и Ян вздохнул.

— Вам легко говорить, — только и сказал он, но Фредерика понимала, что он имел в виду. Отступить в таких обстоятельствах, да ещё и против умелого противника, крайне трудно. Недавно в подобной ситуации оказался Кемпфф, вынужденный отойти для перестроения и опасающийся делать это под огнём противника. Если бы Ян мог, он бы давно отступил. Он сражался лишь потому, что у него не было другого выбора.

Ян выполнил приказ. Но во время этого тяжёлого отступления потери его флота удвоились.


На мостике «Брунгильды», флагмана главнокомандующего флота Империи, Райнхард слушал доклад Оберштайна.

— Хотя враг продолжает убегать, он пытается сохранять порядок и, по всей видимости, направляется в систему Амритсар.

— Это недалеко от входа в Изерлонский коридор. Но я не думаю, что мятежники намерены просто сбежать. Что скажете?

— Скорее всего, они намерены накопить силы и снова начать наступление. Хотя немного поздно, но они, похоже, поняли всю глупость рассеивания сил по нашей территории.

— Слишком поздно, — отведя своими длинными тонкими пальцами спадающие на лоб золотистые локоны, Райнхард холодно улыбнулся.

— Что мы предпримем, ваше превосходительство?

— Разумеется, мы тоже соберём войска у Амритсара. Если враг хочет сделать это место своей могилой, зачем отказывать ему в этом желании?

Глава 9. Амритсар

I

Голос звезды Амритсар всегда был поднят до беззвучного рёва. В страшном аду ядерного синтеза бесчисленные атомы сталкивались, раскалывались и изменялись, и неустанное повторение этого цикла выбрасывало в пустоту космоса невообразимые волны энергии. Разнообразие элементов создавало многоцветное пламя, со вспышками разлетавшееся на десятки тысяч километров, окрашивая всё в красные, жёлтые или пурпурные оттенки.

— Не нравится мне это, — седые брови адмирала Бьюкока, вглядывающегося в экран, недовольно сдвинулись.

Ян кивнул в ответ:

— Да, это, несомненно, зловещий цвет.

— Ну, цвет тоже, но я говорил о названии этой звезды.

— Амритсар?

— Да. Начинается с «А», как и Астарта. Не могу отделаться от мысли, что в этом кроется дурное для нас предзнаменование.

— Об этом я не подумал.

Ян не был настроен развеивать сомнения Бьюкока. После полувека, проведённого в космосе, у некоторых людей развивались особые чувства. Так что Ян скорее склонялся к тому, чтобы довериться суеверным словам старого адмирала, чем ко мнению Штаба командования, выбравшего систему звезды Амритсар полем решающей битвы.

Боевой дух молодого командующего тоже был сейчас не на высоте. Несмотря на то, что он сражался изо всех сил, умело управляя своим флотом, отступление стоило ему десятой части всех его кораблей, а также не позволило ему провести контратаку. Всё, что он чувствовал сейчас, это истощение. Пока его флот получал снабжение, прибывшее с Изерлона, отправлял в тыл раненых солдат и перестраивался, Ян ушёл спать и восстанавливаться в постель-резервуар. Но морально он нисколько не отдохнул.

«Это не сработает, — думал он. Десятый флот, потеряв командира и более половины кораблей, тоже теперь находился под его командованием. Похоже, даже Штаб командования признал его способности (по крайней мере, в командовании остатков разгромленных сил), но он не чувствовал благодарности за добавленную ответственность. Существовали пределы и его способностям, и его чувству ответственности. Чего бы от него ни ожидали, и как бы он ни старался, невозможное всё равно оставалось невозможным. — Я не Нытик Йозеф, вечно жалующийся, когда ему приходилось работать, помощник Але Хайнессена, но, чёрт возьми, за что мне всё это?!»

— Как бы то ни было, сказал Бьюкок перед самым концом передачи. — Хотелось бы мне, чтобы эта кучка болтунов из Штаба лично оказалась на фронте и посмотрела по сторонам. Может, тогда они хоть немного поняли бы, через что проходят сражающиеся на передовой, — он выходил на связь, чтобы обсудить взаимное расположение флотов, но вторая половина разговора превратилась в критику в адрес командования. И Ян не стал прерывать старого адмирала. Он чувствовал такое же раздражение.

— Пожалуйста, съешьте что-нибудь, адмирал.

Ян обернулся от опустевшего экрана и увидел своего адъютанта, лейтенанта Фредерику Гринхилл, державшую поднос с едой. Там были пирог с колбасой и овощами, фасолевый суп, кусок обогащённого кальцием ржаного хлеба, фруктовый салат, политый йогуртом и щелочной напиток, приправленный маточным молочком. Похоже, Фредерика серьёзно подошла к вопросу о том, чтобы восстановить силы командующего.

— Спасибо, — ответил он, — но у меня нет аппетита. Хотя не отказался бы от рюмочки бренди…

В глазах его помощницы читалось возражение. Ян посмотрел в ответ, пытаясь проявить настойчивость.

— Почему нет? — наконец спросил он.

— Разве Юлиан не говорил, что вы слишком много пьёте?

— Вы что, объединились против меня?

— Мы заботимся о вашем здоровье.

— Не стоит об этом беспокоиться. Даже если я стал пить чуть больше обычного, это всё равно не больше, чем в среднем пьёт человек. Я в доброй тысяче световых лет от того, чтобы причинить себе вред.

Фредерика открыла уже рот для ответа, когда раздался резкий сигнал тревоги.

— Вражеские корабли приближаются! Вражеские корабли приближаются! Вражеские корабли!..

Ян слегка махнул рукой в сторону помощницы:

— Лейтенант, похоже, к нам приближается вражеский флот. Если я как-то переживу эту битву, то обещаю питаться здоровой пищей до конца жизни.

Силы Союза уже уменьшились вдвое. Гибель такого смелого и блестящего флотоводца, как адмирал Уланф, тоже стала сильным ударом. Боевой дух был крайне низок. Сколько они смогут продержаться против прекрасно подготовленного имперского флота, идущего на них на волне победы и готового использовать всевозможные тактики?

Ройенталь, Миттермайер, Кемпфф и Биттенфельд — доблестные адмиралы Галактической Империи — направили против них свои линкоры и напали в плотном строю. Хотя это было похоже на атаку грубой силой, игнорирующую всякую стратегию, но в то же время Кирхайс вёл сильный отряд в тыл силам Союза, так что это было по факту замаскированным стремлением имперцев зажать врага в клещи, а прямая атака была призвана не дать флотам Союза передышки.

«Ну что ж, начнём…»

— Всем кораблям: максимальная боевая скорость!

Тринадцатый флот двинулся вперёд.


Сражение двух огромных армий продолжалось. Бесчисленные лучи и ракеты проносились друг мимо друга, и вспышки ядерных взрывов освещали тьму космоса. Корпуса кораблей взрывались, разлетаясь в пространстве и кружась в таинственных танцах, гонимые ветрами чистой энергии. Уворачиваясь от столкновений, флот Яна быстро мчался к врагу.

Нападение Тринадцатого флота было проведено согласно графику замедлений и ускорений, которые по приказу Яна рассчитал Фишер. В результате флот зловеще надвигался на врага из-под сияющего пламени Амритсара, словно солнечная корона, сброшенная центробежной силой звезды.

Когда стремительная атака обрушилась на них с этого неожиданного угла, командиром имперских сил, попавших под удар, оказался Миттермайер. Он был мужественным человеком, но, бесспорно, сейчас оказался застигнут врасплох. И отдал Яну инициативу в битве.

Первая атака Тринадцатого флота в буквальном смысле слова потрясла флот Миттермайера.

Его огневая мощь была сконцентрирована почти до чрезмерной плотности. Когда один линкор — и единственная точка на корпусе этого линкора — разом поражается полудюжиной водородных ракет с лазерным управлением, как он может защититься?

Область, окружающая флагман Миттермайера, была заполнена взрывами, пара ударов пробила барьер, повредив корабль. Проигрывая на своём собственном поле «ураганной» атаке противника, он был вынужден отступить. Но даже в отступлении его превосходные навыки тактика были прекрасно видны по тому, как умело он перестраивал свои корабли, до минимума уменьшая ущерб и ища возможность для контратаки.

С другой стороны, Ян был вынужден довольствоваться ограниченным уроном, не осмеливаясь преследовать врага слишком далеко.

«Проклятье! — подумал Ян. — Только посмотрите, сколько талантливых адмиралов есть у графа Лоэнграмма! Эх, если бы только Бородин и Уланф были живы… Возможно, тогда бы мы смогли наравне бороться с врагом…»

В это время отряд Биттенфельда ворвался в пространство между Восьмым и Тринадцатым флотами, называемое для удобства Сектор D4. Это был шаг на грани между смелостью и безрассудством.

— Адмирал, новый враг в направлении на два часа относительно вектора движения!

Ответ Яна — «Эх, это проблема…» — вряд ли можно было назвать содержательным. Но у него с Райнхардом была одна общая черта. Он быстро опомнился и начал командовать.

По его приказу, тяжелые бронированные дредноуты флота выстраивались в вертикальные колонны, создав защитную стену, прикрывающую остальные корабли от вражеского огня. Из разрывов между ними слабо защищённые, но мобильные и обладающие большой огневой мощью ракетоносцы обрушили на противника безжалостный шквал атак.

Бреши одна за другой появлялись в строю кораблей Биттенфельда. Однако он не снижал скорости. Его ответный огонь был необычайно интенсивен, и Ян похолодел, когда в одном месте его стена из дредноутов была пробита.

И всё же Тринадцатый флот, в отличие от Восьмого, почти не понёс потерь. Не в силах сдержать ярости и напора кораблей Биттенфельда, колонны Восьмого флота дрогнули, и он начал быстро терять физические и энергетические возможности для сопротивления.

Линкор «Улисс» получил повреждение от огня имперских орудий. Повреждение было «незначительным, но серьёзным», как позже написал в отчёте его капитан. Уничтоженной оказалась система биологической очистки канализации, в результате чего экипажу пришлось продолжать сражение по колено в вонючей жиже. Если им удастся выжить, то это наверняка станет великолепной байкой о войне, но если им суждено погибнуть, то трудно представить более трагической и бесславной смерти.

Ян ясно видел союзный флот, находящийся на грани полного краха. Восьмой флот сейчас был похож на стадо овец, терзаемое стаей волков — флотом Биттенфельда. Корабли Союза метались туда-сюда, пытаясь найти выход, но гибли под злыми острыми атаками.

«Должны ли мы прийти на помощь Восьмому флоту?»

Даже Ян на мгновение заколебался. Он понимал, что если сейчас двинуться на помощь союзнику, то в столкновении с таким агрессивным и энергичным противником никак не сможет удержать построений, и бой превратится в беспорядочную свалку. Это было чистым самоубийством. В конце концов, он сделал единственные, что ему оставалось, отдав приказ сконцентрировать огонь.


II

— Вперёд! Вперёд! Ника, богиня победы, сверкает трусиками прямо перед вами! — команды Биттенфельда сложно было назвать утончёнными, но они, несомненно, поднимали боевой дух его людей, и Чёрные Уланы, не обращая внимания на огонь с фланга, полностью доминировали в Секторе D. Силы Союза оказались разделены на две части.

— Кажется, это победа, — сказал Райнхард, обернувшись к Оберштайну, позволив едва заметному намёку на волнение проникнуть в его голос.


«Похоже, мы проиграли», — почти в тот же самый момент подумал Ян, хотя и не мог сказать этого вслух.

С древнейших времён слова командиров обладали чуть ли не магической силой, делающей абстрактное реальным. Когда бы командир ни говорил «Мы проиграли», за этим неизбежно следовало поражение. Хотя примеры противоположного изредка встречались.

«Похоже, мы победили, — так же думал и Биттенфельд. — Восьмой флот Союза уже разваливается, теперь можно не опасаться попасть в клещи».

— Отлично, мы придавили их ногой. Осталось лишь нанести завершающий удар! — вслух сказал он и добавил по себя: «Тринадцатый флот сохранил ещё много сил, но я уничтожу его в открытом бою». — Пусть все суда, служащие кораблями-носителями, запускают валькирий. Остальным переключиться на орудия ближнего боя. Мы будем сражаться с ними на короткой дистанции.

Однако Ян предвидел это агрессивное решение.

Когда огонь имперского флота ненадолго ослаб, Ян мгновенно интуитивно понял причину: враг переходит от одного способа атаки к другому. И, хотя у них это заняло чуть больше времени, другие командующие тоже поняли намерения Биттенфельда. Тот слишком поспешил. Когда Ян увидел его ошибку, он решил по-максимуму воспользоваться ею.

— Подпустим их чуть ближе, — сказал он. — Всем кораблям: приготовиться к непрерывной стрельбе!

Несколько минут спустя роли полностью переменились. Теперь уже имперские силы в Секторе D ждало неизбежное поражение.

Увидев это, Райнхард, не удержавшись, прорычал:

— Биттенфельд допустил ошибку. Он слишком рано решил запустить валькирий. Неужели он не видит, что они станут лёгкой добычей для вражеского огня?

Даже в ледяном поведении Оберштайна появилась трещинка. Его бледное лицо выглядело так, будто освещено огненным хвостом кометы.

— Он хотел лично добиться победы, но… — голос, которым он ответил, больше всего напоминал стон.

Силы Союза, подпустив флот Биттенфельда на дистанцию стрельбы, открыли шквальный огонь в упор, расстреливая корабли на выбор. Вылетая из стволов рельсовых орудий, снаряды из сверхтвёрдой стали пробивали броню вражеских кораблей, а взрывы термоядерной шрапнели и фотонные пули разносили валькирий и их пилотов на микроскопические частицы.

Цветные и бесцветные вспышки накладывались друг на друга, с каждой секундой всё чаще открывая для кого-то ворота в загробный мир.

Похоже, чёрные цвет Шварц Ланценрайтеров — гордости Биттенфельда — становился цветом их погребального савана.

Офицер связи повернулся к Райнхарду и крикнул:

— Сообщение от адмирала Биттенфельда! Он запрашивает немедленного подкрепления!

— Подкрепления?..

Связист отшатнулся, увидев выражение лица златовласого гросс-адмирала.

— Д-да, ваше превосходительство, подкрепления. Адмирал говорит, что потерпит поражение, если бой продолжит развиваться так же.

Каблук форменного ботинка Райнхарда резко ударил по полу. Будь поблизости незакреплённое кресло, он бы, наверное, пнул его.

— О чём он думает?! — заорал Райнхард. — Он что, считает, что я могу вытащить флот звездолётов из своей волшебной шляпы?!

Однако спустя мгновение он смог взять себя в руки. Главнокомандующий обязан сохранять хладнокровие в любой ситуации.

— Отправьте сообщение Биттенфельду: «У верховного командования нет лишних сил. Если мы снимем часть кораблей с других линий, это может ослабить всё построение. Используйте имеющиеся силы, чтобы защищать занятые позиции и свою жизнь и выполнять воинский долг», — он прервался, но спустя секунду отдал ещё один приказ. — Прервать всю связь с Биттенфельдом. Если противник перехватит эти переговоры, то поймёт, в каком трудном положении мы находимся.

Глаза Оберштайна пристально следили за вновь обратившимся к экрану Райнхардом.

«Холодное и жестокое, но правильное решение, — подумал начальник штаба. — Но смог бы он принять такое же решение по отношению к любому? У настоящего завоевателя не должно быть священных коров, которых он не может пустить на гамбургеры».

— Хорошо действуют… — пробормотал Райнхард себе под нос. — Причём обе стороны.

Хотя их верховное командование находилось глубоко в тылу, а командная структура была нарушена, силы Союза, тем не менее, сражались очень неплохо.

Особенно впечатляли манёвры Тринадцатого флота. Как было известно Райнхарду, этим флотом командовал Ян Вэнли. Говорят, что у великого полководца не бывает слабых солдат. Неужели этот человек всё время будет вставать у него на пути?

Райнхард оглянулся на Оберштайна:

— Кирхайс ещё не появился?

— Пока нет, — чётко и ясно ответил начальник штаба, но потом задал вопрос, в котором, умышленно или нет, слышался сарказм. — Вы беспокоитесь?

— Ничего подобного. Просто уточнял, — отмахнулся молодой командующий и снова обратился к экрану.

В этот момент Кирхайс, ведущий огромный флот, составлявший тризцать процентов всех имеющихся у Райнхарда кораблей, совершал широкий обход вокруг звезды системы Амритсар, чтобы зайти в тыл войскам Союза.

— Мы отстаём от плана! Поторопимся!

Чтобы не быть обнаруженными противником, Кирхайсу пришлось вести свои корабли вплотную к поверхности звезды, но при этом навигационные приборы оказались повреждены более сильными, чем ожидалось, гравитационными и магнитными полями, в результате чего навигаторам пришлось рассчитывать курс вручную. Поэтому флот потерял скорость, но теперь он наконец вошёл в сектор пространства, откуда планировалась начать атаку.

С тыла флот Союза защищало широкое и глубокое минное поле.

Даже если корабли Империи зайдут с этой стороны, они окажутся блокированы сорока миллионами термоядерных мин. По крайней мере, так считало командование Союза. Ян не был в этом до конца уверен, но полагал, что даже если у противника найдётся эффективное средство для прохождения через минное поле, он всё равно не сможет сделать этого достаточно быстро, так что к тому моменту, когда он прибудет к полю боя, можно будет перестроиться для встречи.

Но тактика имперцев превзошла ожидания Яна.

Кирхайс отдал приказ по всем кораблям:

— Выпустить направленные зефир-частицы!

Имперские военные учёные, на шаг опередившие своих коллег из Союза, добились успеха в создании зефир-частиц, которые могли двигаться в одном направлении. Эта битва должна была стать их первым боевым испытанием.

Буксиры подтянули три трубкообразных корабля-эмиттера ближе к минному полю.

— Поторопимся! — громко сказал капитан Хорст Синзер, один из штабных офицеров. — Иначе всех врагов уничтожат без нас!

На губах Кирхайса промелькнула кривая улыбка.

Плотно сжатые частицы, испускаемые кораблями-эмиттерами, тремя похожими на сжатое в колонну облако струями вошли в минное поле. Системы обнаружения тепла и массы, которыми были оборудованы мины, не среагировали на них.

С находящегося в авангарде корабля пришло сообщение: «Зефир-частицы проникли глубоко в минное поле».

— Отлично. Поджигайте!

Получив приказ Кирхайса, выдвинутый ближе всех к минному полю корабль тщательно нацелил в три различные стороны свои лазерные орудия и выстрелил.

Мгновением позже в минном поле зажглись три гигантских столба огня. Когда ослепительная вспышка рассеялась, в трёх местах остались глубокие дыры.

Три тоннельных прохода — диаметром двести километров и глубиной в триста тысяч — были созданы прямо в середине заграждения чуть ли не мгновенно.

— Вперёд! Всем кораблям: полная боевая скорость!

Следуя приказу молодого рыжеволосого адмирала, тридцать тысяч находящихся в его подчинении кораблей промчались, словно рой комет, через эти тоннели и обрушились на незащищённый тыл противника.


— Огромный вражеский флот атакует сзади! — облако светящихся точек было настолько велико, что не удавалось даже определить точного количества нападавших. И, хотя операторы Союза заметили угрозу и подняли тревогу, под огнём авангарда флота Кирхайса в построениях начали появляться дыра за дырой.

Потрясённые командующие Союза потеряли самообладание. Их ужас и растерянность, многократно усиленные, передались экипажам — и строй разрушился. Корабли теряли позицию и пытались спастись бегством, а имперцы обрушивали на них безжалостные атаки и разбивали на куски.

Победитель битвы при Амритсаре был определён.


III

Ян молча смотрел на разгром союзников. «Человек просто не может предвидеть развитие любой ситуации», — запоздало осознал он.

— Что будем делать, командир? — сглотнув, спросил Патричев.

— Хмм… Убегать ещё рановато, — ответил Ян так, словно разговаривал сам с собой.


А на мостике «Брунгильды» царило победное настроение.

— Никогда раньше не видел, чтобы сто тысяч кораблей обращалось в бегство! — голос Райнхарда звенел, сейчас было отчётливо видно, насколько он молод.

— Стоит ли нам выдвинуть флагман вперёд, ваше превосходительство? — задал прозаический вопрос Оберштайн.

— Нет, не нужно. Если я вмешаюсь на этом этапе, то меня могут обвинить в том, что отбираю у подчинённых возможность отличиться, — разумеется, это была шутка, и она показала, насколько спокоен Райнхард за исход боя.

Хотя битва и подходила к концу, но интенсивность разрушения не уменьшалась. Исступлённые атаки и безнадёжные контратаки повторялись раз за разом, и в некоторых отдельных местах в проигрышной позиции оказались даже корабли Империи.

На этом этапе никто не думал о значении тактической победы. Побеждающие желали сделать свою победу ещё ярче, а те, кто стоял на пороге поражения, словно стремились искупить бесчестье, забрав с собой ещё хотя бы одного врага.

Но даже больше, чем эта безумная ожесточённая свалка, портило кровь уже чувствующим себя победителями имперцам организованное сопротивление флота Яна Вэнли, который оставался на поле боя, позволяя союзникам отступить на безопасную территорию.

Его тактика заключалась в концентрации огня на отдельных участках, чтобы разделить силы имперского флота, лишая их управления, а потом уничтожить по частям.

Возвышенные чувства, заставляющие находить красоту и благородство в самопожертвовании, были чужды Яну. Прикрывая бегство союзников, он также сохранял путь отхода для себя и ждал возможности отступить.

Оберштайн, переводя взгляд с главного экрана на тактическую панель своего компьютера, предупредил Райнхарда:

— Кто-то должен выслать подкрепление Биттенфельду. Неважно, адмирал Кирхайс или кто-то ещё. Этот вражеский командир явно нацеливается на самое слабое место в нашем построении. Он собирается прорваться из окружения одним внезапным ударом. И сейчас, в отличие от предыдущей ситуации, другие флота имеют возможность выделить часть кораблей и должны сделать это.

Райнхард взъерошил свои золотистые волосы и быстро прошёлся взглядом по главному экрану, нескольким дополнительным панелям и лицу начальника штаба.

— Вы правы. Биттенфельд, будь он проклят, допустил ошибку, но это только его личная вина.

Приказы главнокомандующего со сверхсветовой скоростью пронзили пустоту космоса. Получив их, Кирхайс стал растягивать свои порядки, пытаясь создать ещё одну линию обороны позади флота Биттенфельда.

Ян, который по-прежнему искал момент для прорыва, заметил это движение противника и почувствовал, что кровь стынет у него в жилах. Его путь к бегству был перекрыт! Неужели он опоздал? Может, нужно было действовать раньше?

Однако удача была на его стороне.

Увидев неожиданное движение флота Кирхайса, линкоры Союза, оказавшиеся на его пути, охватила паника, и, не обращая внимания на то, что они почти не уступают числом, ушли в варп-прыжок.

Это не было таким уж редким явлением. Корабли, не имеющие возможности сбежать, время от времени предпочитали страх неизвестности неизбежной смерти и уходили в подпространство прежде, чем могли проложить правильный курс. Когда бегство невозможно, капитуляция тоже является выходом, и сигнал о таком намерении был известен обеим сторонам. Но иногда люди, обезумев от ужаса, забывали об этом варианте. Никто не знал, какая участь ждала сбежавших в подпространство. Это был словно мир мёртвых. Единого мнения по этому поводу не было.

Как бы то ни было, они сами выбрали свою участь, а для других это стало большой неудачей. Операторы имперских кораблей во всю силу своих лёгких закричали предупреждения, увидев, как корабли впереди исчезают, сопровождаемые сильными потрясениями в пространстве-времени. Эти возгласы были перекрыты громкими воплями командиров, приказывающих уклоняться. Передняя половина флота увязла в этих хаотических волнах, несколько кораблей закрутило, другие столкнулись в неразберихе.

Поэтому Кирхайсу пришлось тратить время на восстановление порядка в своём флоте, что дало Яну столь драгоценные минуты.

Биттенфельд, стремясь восстановить свою честь, храбро сражался, ведя своих уступающих в числе подчинённых. Но все его действия были вызваны появившимся перед ним врагом, а не взглядом на ход битвы в целом.

Если бы он обратил внимание на движение флота Кирхайса, то мог бы понять, что планирует противник, даже не имея связи с главнокомандующим, и эффективно отрезать Яну путь к отступлению.

Однако, не имея связи с союзниками, его флот был просто боевой единицей, имеющей меньшее количество кораблей, и ничем больше.

Именно таким было состояние Чёрных Улан, когда Ян атаковал их всеми оставшимися силами.

В своём желании исправить прежнюю ошибку, Биттенфельд был полон боевого духа. Кроме того, он всё же был способным командиром. Но в тот момент он также страдал от критического недостатка сил, необходимых для использования своих лучших качеств.

И он опоздал.

За какое-то мгновение несколько кораблей, находившихся всего в нескольких рядах от флагмана Биттенфельда, были подбиты и взорвались. И всё же командующий продолжал кричать, приказывая перейти в контратаку, и если бы штабные офицеры, такие, как капитан Ойген, не удержали его, флот Биттенфельда мог бы быть полностью уничтожен.

Ян вывёл Тринадцатый флот вооружённых сил Союза с поля битвы по пути отхода, который он обеспечил. Райнхард и Биттенфельд наблюдали, как эта по-прежнему сохраняющая порядок река огней уходит вдаль. Биттенфельд вблизи, в оглушённом молчании, Райнхард — издалека, дрожа от ярости и разочарования.

В промежутке между ними находились Миттермайер, Ройенталь и Кирхайс, последний из которых так и не успел ничем помешать отступлению врага. Эти три молодых талантливых адмирала открыли каналы связи и стали обмениваться мнениями.

— Среди мятежников есть отличный командир, — похвалил противника Миттермайер.

— Да, и я с нетерпением жду новой встречи с ним, — согласился с ним Ройенталь. Это был очень красивый мужчина с тёмно-каштановыми, почти чёрными волосами. Но при встрече люди в первую очередь обращали внимание на его глаза, имевшие разный цвет: правый чёрный, а левый голубой, так называемая гетерохромия.

Никто из них не предложил преследовать врага. Все они знали, что последний шанс для этого был упущен и долгое преследование не имело смысла. Они жили не только жаждой битвы, как и их подчинённые, и относились к ситуации спокойно.

— Мятежники изгнаны с территории Империи. Теперь они, наверное, бегут под защиту Изерлона. Пока что этой победы достаточно. Некоторое время враг не сможет организовать нового вторжения, да и, скорее всего, не имеет для этого сил, — теперь уже Миттермайер кивнул, соглашаясь со словами Ройенталя.

Кирхайс провожал глазами исчезающие точки вражеского флота.

«Как воспримет это Райнхард? — думал он. — Точно так же, как и в битве при Астарте, его полная победа была подпорчена на самой последней стадии. В этот раз он явно не будет столь же великодушен…»

— Сообщение от главнокомандующего! — прервал его размышления офицер связи. — «Добивайте оставшихся и возвращайтесь».


IV

— Господа, все вы проделали великолепную работу.

На мостике Брунгильды Райнхард выражал благодарность своим вернувшимся адмиралам. Одному за другим он пожимал руки Ройенталю, Миттермайеру, Кемпффу, Меклингеру, Валену и Лютцу, хвалил их за героизм и обещал добиться для них поощрений. Кирхайсу же он ничего не сказал, просто хлопнув его по плечу, но между ними и этого было достаточно.

В этот момент Оберштайн доложил Райнхарду о прибытии на флагман Биттенфельда, и тень неудовольствия промелькнула на изящном лице молодого имперского гросс-адмирала.

Флот Фрица Йозефа Биттенфельда — если это ещё можно было назвать флотом — только что вернулся с низко опущенными головами. Никто из подчинённых Райнхарда не потерял в этой битве столько кораблей, сколько Биттенфельд. Его коллеги Ройенталь и Миттермайер тоже находились в гуще ожесточённых боёв, поэтому он не мог возложить на других вину за свои потери.

Радость победы уступила место неловкой тишине. Бледный как мел Биттенфельд подошёл к главнокомандующему, опустив голову, словно заранее готовясь к худшему.

— Сейчас я хотел бы сказать, что битва выиграна, а вы тоже сражались героически, но не могу этого сделать, — голос Райнхарда был резок, как щелчок кнута. Храбрые адмиралы, которые не поведя и бровью встречали лицом к лицу огромный вражеский флот, непроизвольно втянули головы и чуть съёжились. — Поймите вот что: в своём стремлении к славе вы поспешили вперёд, не имея преимущества. Одна эта ошибка чуть не нарушила наших построений, в результате чего мы могли проиграть всё сражение прежде, чем прибыло подкрепление. Более того, вы при этом нанесли бессмысленный урон вооружённым силам его величества императора. Вам есть, что возразить на это?

— Нет, ваше превосходительство, — ответ Биттенфельда был негромким и лишённым присутствия духа. Райнхард набрал в грудь воздуха и продолжил:

— Воинское братство держится на поощрении героев и наказании злоумышленников. По возвращении на Один я напишу на вас рапорт. Остатки вашего флота переходят под командование адмирала Кирхайса. Вам же предписывается не покидать каюты.

Наверное, тут все подумали: «Это было жестоко». Беззвучное шевеление распространилось по строю адмиралов, но Райнхард прервал его, коротко отрезав: «Свободны!» и широким шагом направился к себе в каюту.

Коллеги неудачливого Биттенфельда окружили его, говоря слова поддержки. Кирхайс посмотрел на них и поспешил за Райнхардом. Уходя, он не видел внимательного взгляда, которым проводил его Оберштайн.

«Он способный человек, — думал начальник штаба. — Но это станет проблемой, если его отношения с графом Лоэнграммом начнут воспринимать как чрезмерную привилегию. Завоеватель не должен быть связан личными чувствами…»


В пустом коридоре, ведущем лишь к личным каютам главнокомандующего, Кирхайс догнал Райнхарда.

— Ваше превосходительство, пожалуйста, пересмотрите своё решение.

Райнхард резко обернулся. В его льдисто-голубых глазах полыхало пламя. Гнев, который он сдерживал перед другими, теперь прорвался:

— Почему ты останавливаешь меня? Биттенфельд не выполнил своих обязанностей и не имеет оправданий. Вполне естественно, что он должен быть наказан!

— Вы злитесь, ваше превосходительство?

— И что, если так?!

— Тогда ответьте мне: что именно вас так разозлило?

Райнхард, не в силах понять смысла вопроса, посмотрел на своего рыжего друга. Тот спокойно выдержал его взгляд.

— Ваше превосходительство…

— Да хватит уже называть меня «превосходительством»… Что ты хочешь сказать. Говори прямо, Кирхайс.

— В таком случае, господин Райнхард, скажите, действительно ли вы злитесь именно на ошибку Биттенфельда?

— А разве это не очевидно?

— Я в это не верю, господин Райнхард. На самом деле ваш гнев направлен на вас. Вас, кто поддержал репутацию адмирала Яна. А Биттенфельд просто попался под горячую руку.

Райнхар начал было что-то говорить, но прервался. Его сжатые кулаки нервно дрожали. Кирхайс негромко вздохнул, наблюдая за златовласым юношей глазами, наполненными добротой и заботой.

— Неужели вас так выводит из себя то, что вы помогли Яну Вэнли стать героем?

— Конечно! — Райнхард вскинулся, хлопнув в ладоши. — Я смог вынести это у Астарты. Но дважды подряд — это уже чересчур! Почему он всегда появляется именно в тот момент, когда я нахожусь в шаге от полной победы, и становится у меня на пути?

— Быть может, ему тоже хотелось бы на что-то пожаловаться. К примеру: «Ну почему я не могу встретиться с адмиралом Лоэнграммом в начале битвы?»

На это Райнхард не нашёл, что ответить.

— Господин Райнхард, пожалуйста, поймите, что дорога не может всегда быть прямой и ровной. Разве не очевидно, что на пути к самой вершине не могут не встречаться трудности? И адмирал Ян далеко не единственное препятствие. Неужели вы правда думаете, что в одиночку сможете уничтожить их все?

И на это Райнхарду тоже нечего было возразить.

— Вы не сможете завоевать сердца других, если будете игнорировать их многочисленные достижения из-за одной ошибки. С адмиралом Яном впереди и высокородными аристократами сзади, у вас уже есть два могучих врага. А вы ещё и создаёте себе новых врагов в наших же рядах.

На какое-то время Райнхард застыл без движения, но потом с глубоким вздохом расслабился, силы словно покинули его тело.

— Ладно, — сказал он. — Я был неправ. Я не буду добиваться наказания для Биттенфельда.

Кирхайс склонил голову. Он был рад не только и не столько за Биттенфельда. Он обрадовался, удостоверившись, что Райнхард имеет достаточную широту разума, чтобы принять откровенную критику.

— Не мог бы ты сообщить это ему?

— Нет, так нельзя.

Услышав быстрый ответ Кирхайса, Райнхард сразу понял, что он имел в виду, и кивнул.

— Да, ты прав. Будет бессмысленно, если я не скажу этого лично.

Если бы Кирхайс передал слова Райнхарда о прощении для Биттенфельда, тот, получивший выволочку от главнокомандующего, скорее всего, сохранил бы на него обиду, при этом испытывая благодарность к Кирхайсу. Такова уж человеческая психология. И тогда прощение Райнхарда не имело бы смысла.

Молодой гросс-адмирал Империи развернулся на каблуках, направляясь обратно, но внезапно остановился и снова обратился к своему ближайшему другу и помощнику:

— Кирхайс?

— Да, господин Райнхард?

— …Ты веришь, что я смогу захватить Галактику и сделать её своей?

Зигфрид Кирхайс прямо посмотрел в глаза своему другу:

— Кто, если не господин Райнхард, сможет это сделать?


Напуганные и побитые остатки гигантского флота Союза Свободных Планет возвращались к Изерлону.

Число погибших, пропавших без вести и захваченных в плен достигало двадцати миллионов. Эти числа, сообщённые их компьютерами, леденили сердца оставшихся в живых.

Посреди этой борьбы не на жизнь а на смерть, только в Тринадцатом флоте большая часть солдат смогла остаться в живых.

Волшебник Ян сотворил чудо даже здесь — свет, сиявший в глазах его подчинённых, когда они смотрели на молодого адмирала, уже напоминал религиозную веру.

Объект этого поклонения находился сейчас на мостике флагманского корабля «Гиперион». Ноги он не слишком воспитанно возложил на командную консоль, руки покоились на животе, глаза, под которыми лежали тени глубокой усталости, были закрыты.

— Ваше превосходительство…

Он с трудом открыл глаза и увидел своего адъютанта Фредерику Гринхилл, нерешительно стоявшую рядом.

Ян дотронулся рукой до чёрного форменного берета.

— Прошу прощения, что веду себя так перед дамой.

— Ничего страшного. Может, принести вам кофе или ещё чего-нибудь? Чего бы вы хотели?

— Чай был бы в самой раз.

— Слушаюсь

— И добавьте туда побольше бренди.

— Слушаюсь.

Фредерика повернулась, собираясь уходить, но Ян неожиданно остановил её.

— Знаете, лейтенант… Я немного изучал историю. И вот что я узнал. В человеческом обществе есть два основных взгляда. Одни говорят, что есть вещи, которые важнее человеческой жизни, а другие — что нет ничего, что было бы дороже. Когда люди начинают войну, они используют как оправдание первое мнение, а когда заканчивают — второе. И это продолжается уже бессчётное количество веков… Даже тысячелетий…

Фредерика, не зная, что ответить, промолчала.

— Как вы считаете, и в грядущие тысячелетия всё останется так же?

— Ваше превосходительство…

— Нет, не будем говорить о человечестве в целом. Есть ли что-нибудь, что я бы мог сделать, чтобы искупить всю пролитую мною кровь?

Фредерика, не в силах ответить, просто стояла и с тревогой смотрела на него. Внезапно на лице Яна появилась растерянность, словно он заметил её неловкость.

— Прошу прощения, я говорю странные вещи… Не обращайте внимания.

— Нет, всё в порядке… Я принесу чай. И добавить туда немного бренди, да?

— Побольше.

— Так точно, побольше.

Ян задумался, нальёт ли всё же ему Фредерика бренди в качестве награды, но не стал провожать её взглядом. Он снова закрыл глаза и пробормотал себе под нос:

— Возможно ли, что граф Лоэнграмм стремится стать новым Рудольфом?..

Разумеется, ему никто не ответил.

Когда Фредерика вернулась с чаем, Ян Вэнли крепко спал в той же самой позе, его берет покоился на лице…

Глава 10. Новый пролог

I

Череда сражений, получившая название Битва при Амритсаре — по названию системы, где произошло решающее столкновение — завершилась полным поражением армии Союза Свободных Планет. Силы вторжения потеряли более двухсот звёздных систем, которые оккупировали благодаря стратегическому отступлению Империи, снова вернулись к хозяину, а Союзу едва удалось удержать своё первое достижение в этом витке противостояния: крепость Изерлон.

Перед началом экспансии Союзом было мобилизовано более тридцати миллионов солдат, но оставшихся в живых, которые возвращались домой через Изерлонский коридор, не было и десяти миллионов. Таким образом, процент потерь составил около семидесяти.

Это поражение, естественно, легло огромной тенью на всю политику и экономику Союза, его общество и вооружённые силы. Финансовые власти были в ужасе после подсчёта всех уже потраченных расходов и всех предстоящих, включая единовременные выплаты семьям погибших, а также пенсии. Потери, понесённые при Астарте, были ничем в сравнении с этим.

Громкая критика обрушилась на правительство и руководство вооруженных сил со стороны семей погибших и антивоенной фракции за то, что они вообще начали эту безрассудную кампанию. Гнев граждан, потерявших отцов и сыновей из-за предвыборной стратегии и жажды славы истеричного штабного офицера, был неудержим.

Среди провоенной фракции даже сейчас оставались апологеты, защищавшие вторжение со словами: «Вы говорите о потерях и понесённых государством убытках, но есть вещи куда более заслуживающие уважения. Не стоит под влиянием эмоций впадать в антивоенные настроения».

Однако им оставалось лишь сохранять молчание, когда противники загоняли их в угол: «Плевать на деньги! Но что вы имеете в виду, говоря, что оно важнее человеческой жизни? Защита тех, кто находится у власти? Военные амбиции? Значит, по-вашему, жизни этих двадцати миллионов солдат, проливших свою кровь — пока во много раз большее число людей проливает за них слёзы дома — не достойны вашего уважения?»

Сторонникам войны нечего было на это ответить, потому что, исключая отдельных людей, не обременённых совестью, они все чувствовали стыд за тот простой факт, что всё это время провели в безопасности.

Члены Верховного Совета массово подавали в отставку.

Популярность провоенной фракции резко упала, а значит, антивоенная в той же мере усилилась. Троих, кто голосовал против вторжения, повсеместно восхваляли, а председатель комитета обороны Иов Трюнихт был назначен временным главой правительства и оккупировал это кресло до предстоящих в следующем году выборов.

В кабинете у себя дома Трюнихт поднял бокал за собственное предвидение. Ему не придётся долго ждать, прежде чем слово «временный» исчезнет из его должности.

Что же касается военного руководства, то гранд-адмирал Сидни Ситоле, начальник Центра стратегического планирования, и гранд-адмирал Лазарь Лобос, главнокомандующий разбитой Космической Армады, ушли в отставку. Ходили горькие шутки о том, что своими ошибками Лобос наконец погубил своего извечного соперника, чего не смог сделать достижениями.

Вице-адмирал Уланф и вице-адмирал Бородин, двое командующих флотами, храбро погибших на поле боя, получили особое двойное повышение и посмертно пополнили ряды гранд-адмиралов, так какпромежуточного звания адмирала флота в вооружённых силах Союза не было.

Адмирал Гринхилл вынужден был покинуть действующую армию, перейдя в комитет обороны, где занял пост заведующего отделом инспекции.

Контр-адмирал Кассельн также был переведён и покинул столичную планету Хайнессен, чтобы возглавить командование 14-й Базой снабжения, расположенной на окраине территории Союза. Кто-то должен был понести ответственность за ошибки со снабжением флота, ставшие одной из причин поражения при Амритсаре. Оставив свою семью в столице, Кассельн отправился к новому месту службы, находящемуся в пятистах световых годах. Его жена вместе с двумя дочерьми вернулась к своим родителям.

После выздоровления контр-адмиралу Форку было приказано уйти в резерв, что, очевидно, положило конец его амбициям.

Все эти перестановки вызвали тревожную нехватку кадров в руководстве вооружённых сил Союза Свободных Планет. Кто мог занять эти места?

Место начальника Центра стратегического планирования доставалось вице-адмиралу Куберсли, который до этого времени служил командующим Первого флота. Одновременно он получал следующее звание.

Так как он не участвовал в битвах при Астарте и Амритсаре, то, соответственно, не нёс ответственности за эти поражения. Он создал себе твёрдую репутацию, обеспечивая защиту столицы, поддерживая порядок внутри страны, а также уничтожая пиратов и охраняя безопасность судоходных путей. Куберсли с отличием закончил Военную академию, где все считали данностью, что однажды он займёт высший пост в армии. Теперь это предсказание сбывалось со скоростью, о которой даже сам он не мог и мечтать.

Сменить Куберсли на посту командующего Первым флотом должен был вице-адмирал Паэтта, оправившийся от ранений, полученных в Битве при Астарте.

Бьюкок становился главнокомандующим флота, разумеется, становясь при этом адмиралом. Этот опытный адмирал занял наконец место, достойное его опыта и способностей, и это назначение было высоко оценено как внутри вооружённых сил, так и простыми людьми. Хотя, каким бы знаменитым и заслуженным ни был Бьюкок, если бы не сложившиеся обстоятельства, вряд ли он, прошедший путь от рядового солдата, мог бы стать главнокомандующим всех военно-космических сил Союза. В этом смысле в полном поражении Союза, нашлось и нечто позитивное, пусть и с горькой иронией.

Решение о том, как наградить Яна Вэнли, заняло много времени.

Он привёл на родину живыми 70 процентов своего Тринадцатого флота, намного превзойдя по этому показателю любой другой экспедиционный флот. При этом никто не мог обвинить его в том, что он отсиживался в безопасности — Тринадцатый флот всё время находился в гуще жестокой битвы и до последнего не покидал поля боя, прикрывая отступающих союзников.

Куберсли надеялся, что Ян станет генерал-квартирмейстером в Центре стратегического планирования, что считалось третьей по значимости должностью во флоте Союза. Бьюкок прямо сказал ему, что он может рассчитывать на место начальника генштаба флота.

С другой стороны, экипажи кораблей Тринадцатого флота не представляли никого иного в роли своего командира. Как сказал Шёнкопф: «Солдаты мечтают о командире, обладающем способностями и удачей. Для них это лучшая возможность остаться в живых».

Пока в воздухе витали обсуждения его нового назначения, Ян взял отпуск и отправился на планету Митра. Дела обстояли так, что если бы он остался в своём доме на Хайнессене, то не смог бы выйти за дверь, не будучи окружённым толпой зевак и журналистов, желающих пообщаться с непобедимым героем, и с видеофоном, звонящим без перерыва. Одним словом, на отдых в таких условиях можно было не рассчитывать.

Его текстовый передатчик раскалился, выдавая письма каждые несколько секунд. Среди них была короткая записка, прочитав которую, Ян расхохотался. Это было сообщение из штаб-квартиры рыцарей-патриотов: «Мы восхваляем великого адмирала нашей любимой родины!». Другое письмо, пришедшее от матери одного из солдат Тринадцатого флота, погибшего на поле боя, глубоко потрясло и расстроило молодого адмирала: «Вы просто ещё один пособник убийц». Хотя он с самого начала всё понимал, но каждое напоминание о потерях вгоняло его в депрессию. Честь и слава строятся на фундаменте из тел неизвестных солдат…

Тогда Юлиан и предложил ему взять отпуск и уехать. Юноша чувствовал, что должен что-то сделать, он беспокоился за состояние своего опекуна, которого любил и уважал. В депрессии тот стал очень много пить. Ян был не из тех, кто, напившись, начинает буянить, но сейчас он пил не для удовольствия, а чтобы заглушить боль, и такое потребление алкоголя могло пагубно сказаться на его здоровье.

Ян, возможно, и сам это понимая, безропотно принял предложение Юлиана и провёл три недели в окружении природных красот, забыв о тяге к выпивке. Когда он вернулся в столицу, его уже ждало сообщение о новом назначении.

Командующий крепостью Изерлон. Командующий Патрульным флотом Изерлона. Член Верховного Совета вооружённых сил Союза Свободных Планет.

Таким было новое положение Яна Вэнли. Также он становился адмиралом. В прошлом случалось несколько примеров того, как люди становились адмиралом в неполные тридцать, но впервые кто-то преодолел три адмиральских звания в течение одного года.

Так как Патрульный флот Изерлона был создан из объединённых Десятого и Тринадцатого, то ему требовалось новое название и этот флот стал официально называться «Флот Яна».

Справедливости ради стоит сказать, что вооружённые силы Союза проявили максимальную благожелательность к молодому национальному герою. Вот только всё это было прямо противоположно настоящим желаниям Яна, мечтавшего об отставке больше, чем о продвижении, и предпочитающего мирную жизнь гражданского воинской доблести.

И всё же он отправился на Изерлон, где принял командование над линией обороны своей родины.

Естественно, это положило конец его жизни на Хайнессене, и вопрос, что же делать с юным Юлианом, заставил Яна немало помучиться в раздумьях. Он даже подумывал о том, чтобы попросить семью жены Алекса Кассельна позаботиться о нём, но Юлиан не собирался расставаться с приёмным отцом.

С самого начала юноша решил, что будет сопровождать его. Ян видел, как он готовится и, несмотря на некоторые колебания, в итоге всё же взял его с собой. В конце концов, к командующему всё равно бы кого-нибудь приставили, чтобы следить за его повседневными нуждами, и, в таком случае, предоставив эту работу Юлиану, он будет чувствовать себя более комфортно. Да и, несмотря на то, что Ян не хотел, чтобы мальчик пошёл по его стопам, он тоже не хотел с ним расставаться. Так что Юлиан стал гражданским специалистом на военной службе и рассматривался как капрал. Ему также была назначена заработная плата.

Разумеется, Юлиан был не единственным, кто последовал за Яном на Изерлон.

Адъютантом командующего стала лейтенант Фредерика Гринхилл. Заместителем командующего Патрульным флотом — Фишер. Шёнкопф возглавил службу безопасности крепости, что вызвало немало шуток, но уж он-то точно знал об охране Изерлона больше всех. Мурай и Патричев вошли в штаб командования, так же, как и Лао, помогавший Яну в битве при Астарте. Капитаном первой эскадрильи истребителей стал Поплан. Кроме того, у Яна были офицеры бывшего Десятого флота, с большинстве своём талантливые и способные. Командный состав Флота Яна неуклонно складывался.

«Вот бы ещё удалось заставить Кассельна взять на себя тыловую службу…» — подумал Ян, решив связаться с ним при первой возможности.

Но больше всего его в тот момент беспокоили действия имперского флота. Даже помимо графа Райнхарда фон Лоэнграмма было много адмиралов, отпрысков великих аристократических родов, вдохновленных его воинскими подвигами. Не планируют ли они ответного вторжения или удара теперь, когда способности Союза к сопротивлению ослаблены?

Однако, к счастью, эти опасения так и не претворились в жизнь, потому что в Галактической Империи возникла ситуация, не оставившая обладающим хоть какой-то властью времени и возможностей на то, чтобы думать о военных кампаниях на окраине.

Император Фридрих IV неожиданно скончался.


II

Одержав блистательную победу при Амритсаре, Райнхард вернулся на Один и нашёл столицу Империи практически погребённой под траурными флагами.

Император умер!

Причиной смерти была названа болезнь сердца. Мало того, что тело императора было ослаблено развратом и пренебрежением собственным здоровьем, но правящая семья Гольденбаумов и без того сильно выродилась. И внезапная смерть Фридриха стала ещё одной демонстрацией того, как же слаба и неполноценна императорская семья.

«Фридрих… мёртв? — пробормотал Райнхард про себя с таким же ошеломлённым лицом, как и у собравшихся рядом с ним адмиралов. — Болезнь сердца… Он умер своей смертью? Как же нелепо… Проживи он ещё пять… нет, два года, и тогда бы я устроил ему смерть, достойную его многочисленных грехов!»

Он повернулся к Кирхайсу и встретил взгляд, наполненный похожими чувствами. Не такими яркими, как у Райнхарда, но, возможно, даже более глубокими. Человек, десять лет назад укравший у них добрую и прекрасную Аннерозе, теперь был мёртв. Воспоминания обо всех прошедших годах вернулись и теперь кружились вокруг них в безумном хороводе…

— Ваше превосходительство… — раздался рядом холодный голос, мгновенно вернувший Райнхарда к действительности. Разумеется, это был Оберштайн. — Фридрих мёртв, а преемник не объявлен.

Все присутствующие, за исключением Райнхарда и Кирхайса, на мгновение потеряли дар речи, потрясённые тем, как нагло он отбросил все титулы императора.

— Чему вы так удивлены? — начальник штаба прошёлся по всем светящимся взглядом искусственных глаз. — Единственный человек, которому я клялся в верности, это его превосходительство гросс-адмирал Империи Райнхард фон Лоэнграмм. А Фридрих, пусть он и был императором, не заслуживал своих титулов, — сделав такое заявление, Оберштайн повернулся к Райнхарду. — Ваше превосходительство, Фридрих мёртв, а преемник не назван. Очевидно, что борьба за трон развернётся среди трёх его внуков. Все ближайшие решения будут носить временный характер. Рано или поздно новый император утвердится, но перед этим прольётся много крови.

— Думаю, ваша оценка верна, — после краткого раздумья ответил Райнхард. — И моя судьба также будет зависеть от того, кого из этих троих я поддержу, — он внимательно посмотрел на своего мастера интриг. — Так скажите мне, кто из тех, кто стоит за спиной у императорских внуков, обратится ко мне за поддержкой?

— Скорее всего, это будет маркиз Лихтенладе. У двух других претендентов есть собственные армии, а у него нет. Он сильнее всех нуждается в войсках вашего превосходительства.

— Понятно, — от улыбки, пусть и не той, что предназначалась лишь для Кирхайса и Аннерозе, красивое лицо Райнхарда, казалось, осветилось. — Что ж, давайте посмотрим, как мы сможем это использовать.


Все ожидали, что положение графа Райнхарда фон Лоэнграмма пошатнётся из-за смерти императора.

Однако результат оказался прямо противоположным. Так случилось потому, что канцлер Империи, маркиз Лихтенладе, объявил следующим императором Эрвина Йозефа, пятилетнего внука Фридриха IV.

Этот ребёнок был прямым потомком императора, так что такая преемственность была вполне понятна. Но он был слишком мал, чтобы править, и главное, не имел поддержки среди могущественных высокородных аристократов, и потому считалось, что его положение невыгодно.

В такой ситуации не было бы ничего необычного, если бы императрицей стала Элизабет, шестнадцатилетняя дочь герцога и герцогини Брауншвейг или Сабина, четырнадцатилетняя дочь маркиза и маркизы Литтенхайм, которые могли полагаться на силу и влияние семей своих отцов. Подобные прецеденты уже существовали. В таком случае отец слишком молодой императрицы на ближайшие годы становился бы регентом.

И герцог Брауншвейг, и маркиз Литтенхайм обладали уверенностью в себе и амбициями, так что при дворе начались неофициальные, но очень энергичные манёвры и интриги, направленные на то, чтобы сделать желания одного из них реальностью.

В частности, претенденты на роль регента пытались втянуть в свои махинации могущественные аристократические семьи, в которых были молодые неженатые сыновья. «Если вы подержите мою дочь в восхождении на престол, — говорили они, — я подумаю о том, чтобы ваш сын стал мужем новой императрицы».

Если бы все произнесённые обещания пришлось сдержать, у каждой из внучек императора оказалось бы по нескольку десятков мужей. Разумеется, на желания самих девушек никто внимания не обращал.

Однако, именно в руках маркиза Лихтенладе находились императорская печать и право отдавать имперские указы, и он не намерен был отдавать Империю в частную собственность мужьям дочерей императора.

Лихтенладе беспокоило то, куда движется Империя, кроме того, ему нравились его нынешнее положение и власть. Он решил выдвинуть в качестве наследника Эрвина Йозефа, прямого наследника Фридриха IV, но мысли об огромной силе тех, кто противостоял его планам, заставила его испытывать сильное желание укрепить собственные лагерь. Его сторожевой пёс должен был быть силён и, что важнее, легко управляем.

После долгих размышлений, маркиз Лихтенладе остановился на кандидатуре одного человека, хотя нельзя было сказать, что тем легко управлять. Пожалуй, этот человек был скорее опасен. Но если говорить о чистой силе, то лучшего выбора и представить было трудно.

Вот так граф Райнхард фон Лоэнграмм получил от Лихтенладе титул маркиза, в то время, как сам тот стал герцогом. Также Райнхард был назначен главнокомандующим Космической Армады Галактической Империи.

Когда Эрвин Йозеф был объявлен следующим императором, высокопоставленные аристократы, начиная с герцога Брауншвейга, сначала пришли в ужас, потом испытали разочарование, а затем и злость.

Но ось власти, созданная рукопожатием, которым по собственным эгоистичным мотивам обменялись герцог Лихтенладе и маркиз Лоэнграмм, оказалась на удивление прочной. Это объяснялось тем, что первому нужны были военная сила и популярность в народе второго, второму — авторитет в правительстве и влияние при дворе первого, и обоим нужна была власть нового императора, чтобы укрепить свои позиции.

Когда состоялась церемония коронации Эрвина Йозефа II, два представителя его главных вассалов торжественно поклялись в верности ребёнку-императору, который сидел на коленях у своей няни. Представителем гражданской власти был герцог Лихтенладе, который занял должность регента, а представителем военного руководства — Райнхард. Хотя им и неприятно было это делать, но собравшимся аристократам, чиновникам и офицерам пришлось признать этих двоих в качестве столпов нового порядка.

Высшие аристократы, которым не нашлось места у власти, скрежетали зубами. Герцог Брауншвейг и маркиз Литтенхайм объединились в своей ненависти к тем, кто лишил их того, что каждый из них уже считал своим.

Герцог Лихтенладе по их мнению был немощным стариком, который должен был покинуть политическую сцену после смерти императора Фридриха IV. А кто такой этот «маркиз» Лоэнграмм? Да, возможно, он имел неплохие достижения на службе, но кто он такой изначально, как не выскочка из бедной семьи, лишь по названию принадлежащей к дворянству, поднявшийся до своего нынешнего положения благодаря расположению императора к его сестре.

«Неужели мы должны просто стоять и смотреть, как такие люди забирают в свои руки власть в государстве?» — личное возмущение отдельных аристократов быстро стало всеобщим.

Пока у них были столь могущественные общие враги, связка Лихтенладе-Лоэнграмм оставалась твёрдой, как скала, и неразрушимой, как железная стена. Другого выбора у них просто не было.

Райнхард, ныне маркиз Лоэнграмм, сразу же произвёл Зигфрида Кирхайса в адмиралы флота и сделал его заместителем главнокомандующего Космической Армады Галактической Империи.

Герцог Лихтенладе тоже активно подержал это назначение, всё ещё не отказавшись от мысли сделать Кирхайса своим должником.

А вот Оберштайн испытывал опасения по этому поводу. Сам он теперь был вице-адмиралом и начальником штаба Космической Армады, а также первым секретарём адмиралтейства гросс-адмирала Лоэнграмма.

Однажды он подошёл к Райнхарду с откровенным советом:

— Хорошо иметь друга детства и хорошо иметь талантливого заместителя. Но опасно, когда эти две роли принадлежат одному человеку. Не стоило делать его заместителем командующего. Разве вам самому не кажется, что выделять адмирала Кирхайса среди прочих неправильно?

— Знайте своё место, Оберштайн, я уже всё решил, — молодой главнокомандующий заставил замолчать начальника своего штаба, этим единственным недовольным замечанием. Ему нужны были его разум и способности к интригам, но он никогда не считал этого холодного мужчину с серебристыми волосами и искусственными глазами своим другом, с которым можно поделиться тем, что лежит на сердце. И слышать от него скрытый навет на того, кто являлся его ближайшим другом, Райнхарду было неприятно.

После смерти императора Аннерозе, графиня фон Грюневальд, покинула дворец и переехала в частный особняк в Шварцене, который Райнхард приготовил для них. Приветствуя сестру, он воскликнул, словно пылкий мальчишка:

— Тебе никогда больше не придётся страдать, так что, пожалуйста, будь счастлива! Всегда!

Никто из знавших его не мог бы представить, чтобы блистательный адмирал говорил подобные слова, но они были наполнены искренними чувствами. Хотя теперь у него появилось и другое лицо, лицо бессердечного амбициозного интригана, но он не хотел, чтобы Аннерозе видела его таким.

Райнхард знал о союзе, в который тайно объединились герцог Брауншвейг и маркиз Литтенхайм, и в глубине души он радовался ему.

«Пусть этот нарыв прорвётся. Я казню их как мятежников против нового императора и одним ударом очищу ряды аристократов от их силы и влияния».

Если ему удастся уничтожить обоих зятей Фридриха IV, то остальным не останется ничего иного, кроме как признать его власть. Все эти сиятельства и светлости склонятся перед ним до земли и будут наперебой клясться в вечной верности. И, когда это случится, он сможет разорвать свой союз с герцогом Лихтенладе.

«Празднуй, пока можешь, своё возвышение, старый лис, это не продлится долго».

Разумеется, герцог Лихтенладе тоже не собирался вечно быть союзником Райнхарда. Он точно так же ждал эскалации конфликта с Брауншвейгом и Литтенхаймом. Используя военную мощь Райнхарда, он собирался сокрушить их. И, когда эта работа будет выполнена, ему больше не нужен будет столь опасный человек, как граф Лоэнграмм.

Следуя приказу Райнхарда, Зигфрид Кирхайс неуклонно готовил войска к ожидаемому ими вооружённому восстанию объединения высших аристократов во главе с претендентами на престол.

Кирхайс ощущал холодный взгляд Оберштайна на своей спине, но, так как никаких трещин в их отношениях с Райнхардом и Аннерозе не возникало, то он считал, что ему нечего стыдиться и решил, что в каких-то особых мерах предосторожности нет нужды.

Рыжий адмирал упорно трудился, выполняя свои обязанности, и в то же время наслаждался возможностью видеться с Аннерозе, возросшей по сравнению с предыдущими годами. Так что его жизнь была насыщенной и счастливой.

Если бы только эти дни могли продолжаться вечно…


III

Примерно в то время, когда новые структуры власти в Империи и Союзе наконец сформировались и начали потихоньку карабкаться вверх, Адриан Рубинский, правитель Феззана, сидел во внутренней комнате своей резиденции и готовился сделать звонок.

В комнате не было окон, в стенах были проложены свинцовые прокладки, а само пространство поляризовано.

Рубинский щёлкнул розовым выключателем на консоли и включил устройство связи. Трудно было охватить это устройство невооружённым взглядом, потому что вся комната была этим передатчиком, созданным для того, чтобы создавать мост через тысячи световых лет межзвёздного пространства, изменяя мозговые волны Рубинского и пересылая их к месту назначения.

«Это я. Пожалуйста, ответьте», — его мысли принимали форму определённого языка во время этих периодических сверхсекретных сеансов связи.

«Кто «я»?» — пришёл из глубин космоса ответ.

«Адриан Рубинский с Феззана. Как вы, ваше святейшество Великий Епископ? В хорошем ли вы настроении?» — Рубинский говорил со смирением, в которое трудно было поверить.

«У меня нет причин для хорошего настроения… Не сейчас, когда моя возлюбленная Земля ещё не заняла позиции, принадлежащей ей по праву. До того дня, когда Земле не станет поклоняться всё человечество, как было в далёком прошлом, моё сердце не будет спокойно», — Рубинский почувствовал донесённый до него из неимоверного далека глубокий вздох.

Земля.

Образ планеты, плавающей в космической пустоте в трёх тысячах световых лет от него, возник в голове Рубинского и стал ярким и чётким.

Заброшенная планета, которую человечество покинуло, полностью разграбив и разрушив. Обветшалая и опустошенная, истощённая и бедная. Руины, покрытые пустынями, скалами и редкими лесами. Горстка людей, влачащих жалкое существование, цепляясь за загрязнённую почву, навсегда потерявшую плодородность. Мир настолько жалкий, что даже Рудольф оставил его в покое. Третья планета своего солнца, не имеющая будущего и живущая лишь прошлым…

Тем не менее, этот забытый мир тайно управлял Феззаном. Именно оттуда прибыл Леопольд Лаап.

«Долгие восемьсот лет Земля терпела унижения, но близок конец этой несправедливости. Это Земля является колыбелью человечества и центром, откуда управляется Галактика, и скоро, в течение ближайших двух-трёх лет, настанет день, когда бросившие свою родину узнают об этом».

«Так скоро?»

«Ты сомневаешься в моих словах, правитель Феззана?» — его мозговые волны играли мелодию низкого и мрачного смеха. Смех религиозного и политического правителя Земли, известного как Великий Епископ, ужаснул Рубинского, и заставил всего волосы на его теле встать дыбом.

«Поток истории ускоряется. В частности, если говорить о Галактической Империи и Союзе Свободных Планет, то их политические и военные власти сближаются. Мы добавим к этому новое массовое движение среди простых людей. Духовное объединение, призывающее вернуться на Землю, прежде невидимо существующее в обоих государствах, заявит о себе открыто. Организационные работы и привлечение капитала ложатся на Феззан, и ошибок быть не должно».

«Конечно».

«Именно для этого наш великий вождь выбрал планету Феззан, куда отправил людей, верных Земле, и поставил перед ними задачу накапливать богатства. С помощью оружия вы не можете противостоять ни Империи, ни Союзу. Только благодаря экономической мощи, достигнутой путём умелого использования своего особого положения, Феззан доминирует в мирской сфере, в то время как Земля, благодаря вере, правит в духовной… Галактика вернётся в руки Земли без единого выстрела. Это грандиозный проект, на который ушли столетия. И теперь, в нашем поколении, принесёт ли наконец плоды мудрость нашего вождя?.. — в этот момент направленность его мыслей изменилась, став резкой. — Рубинский!»

«Ах… Да?»

«Никогда не предавай меня».

Если бы кто-то, знавший правителя Феззана, видел его сейчас, он был бы поражён тем, что даже этот человек может дрожать, покрывшись холодным потом.

«Я н-никогда даже подумать не мог, что услышу от вас такое…»

«У тебя есть способности и амбиции… Я просто предупредил, чтобы ты не поддался соблазну. Тебе, конечно, известно, отчего умерли знаменитый Манфред II и твой собственный предшественник на посту правителя Феззана».

Манфред II верил в идеалы мирного сосуществования между Империей и Союзом и попытался претворить их в жизнь. Предшественник Рубинского Валенков ненавидел своё подчинённое положение по отношению к Земле и попытался действовать независимо. Оба этих действия были невыгодны Земле.

«Только благодаря поддержке вашего святейшества я мог стать правителем Феззана. И я признателен вам».

«В таком случае, всё хорошо. Такое послушание защитит тебя».

Спустя некоторое время сеанс связи подошёл к концу, и Рубинский вышел на мраморную террасу, где, остановившись, посмотрел на полное звёзд ночное небо. Хорошо, что отсюда не видно Землю. Он чувствовал облегчение, словно вернулся в реальность из какого-то другого измерения, и постепенно восстанавливал присущую ему неукротимую уверенность в себе.

Если бы Феззан принадлежал только Феззану, то, возможно, он сам был бы фактическим правителем Галактики. Однако, к сожалению, на самом деле всё обстояло иначе.

Фанатикам, стремящимся обернуть вспять восемьсот лет истории и вновь сделать Землю столицей человеческой цивилизации Адриан Рубинский был всего лишь слугой.

Но будет ли так всегда? Ничто во Вселенной не абсолютно, и нет никакой причины, почему всё должно было оставаться неизменным.

— Так кто же останется окончательным победителем? Империя? Союз? Земля?.. — рот Рубинского, разговаривавшего сам с собой, искривился в лисьей усмешке. — Или же… Я?


IV

— Мы не сможем избежать решающей битвы с аристократами. И эта битва, по-видимому, определит судьбу Империи, — сказал Райнхард.

Кирхайс кивнул и ответил:

— Я постоянно советуюсь с Миттермайером и Ройенталем. И подготовка к операции идёт по плану. Но кое-что меня беспокоит.

— Что в это время станут делать мятежники из Союза Свободных Планет?

— Именно.

Что случится, если, пока силы Империи, разделённые между Лихтенладе и Лоэнграммом с одной стороны и Брауншвейгом с Литтенхаймом с другой, сражаются друг с другом, Союз воспользуется этой гражданской войной для нового вторжения? Даже Кирхайс, уверенный в своих силах и не беспокоящийся о столкновении со знатью, чувствовал беспокойство на этот счёт.

Златовласый юноша подарил своему рыжему другу лёгкую улыбку.

— Не волнуйся об этом, Кирхайс. У меня есть план. И, какими бы стратегическими талантами ни обладал Ян Вэнли, этот план гарантирует, что он не сможет покинуть Изерлон.

— И что же это за план?..

— Если вкратце, то… — льдисто-голубые глаза вспыхнули энтузиазмом, и Райнхард принялся объяснять.


V

— Я чувствую искушение, — пробормотал Ян. Задумавшись, он так и не притронулся к принесённому ему чаю. Когда Юлиан пришёл, чтобы забрать чашку, он удивлённо взглянул на адмирала, но что-то, витающее в воздухе, не позволило ему спросить, что случилось.

Хотя ухудшение политической ситуации в Империи, похоже, получило некоторую отсрочку из-за быстрого возникновения связки Лихтенладе-Лоэнграмм, не было ни малейшей возможности перехода из сложившегося положения в период стабильности. Лагерь Брауншвейга и Литтенхайма собирался поднять вооружённое восстание, точнее, забиться в угол, а уже оттуда попытаться начать наступление на столицу. Гражданская война скоро разразится и разделит Империю.

И, когда это произойдёт, Ян мог бы придумать план и вмешаться — например, объединиться с Брауншвейгом и победить Лоэнграмма, взяв его в клещи, а потом одним ударом уничтожить и самого Брауншвейга. В таком случае Галактической Империи пришёл бы конец.

Или можно было помочь Брауншвейгу советами, чтобы тот сам смог на равных сражаться с Лоэнграммом, и, когда обе стороны истощат силы до предела, обрушиться на них и прикончить обоих. Яну были отвратительны такие мысли, ведь в глубине души он не хотел быть военным, но ничего не мог с собой поделать и гордился придуманными им стратегиями. Это он и имел в виду, когда пробормотал, что чувствует искушение.

Если бы он был диктатором, то так бы и поступил. Но что он мог сделать, будучи солдатом демократического государства? Это накладывало большие ограничения. Чтобы преодолеть их, ему придётся самому уподобиться Рудольфу.

Когда Юлиан заварил новый чай взамен остывшего и поставил чашку на стол, Ян наконец заметил его.

— О, спасибо.

— Вас что-то беспокоит?

Когда ему задали прямой вопрос, на лице самого молодого адмирала Союза появилось мальчишеское смущение.

— Эм… Это не то, о чём можно рассказать другим. Я имею в виду… Честно говоря, когда люди думают о победе, то нет предела тому, как низко они могут пасть.

Не совсем понимая, что пытается сказать его опекун, Юлиан молча ждал продолжения.

— А, кстати, — сменил тему Ян. — Я слышал, Шёнкопф учит тебя стрелять. И как, получается?

— По словам бригадного генерала, у меня врождённый талант.

— О, рад это слышать.

— Но, командующий, вы никогда не практикуетесь в стрельбе. Это вообще нормально?

— Ну, у меня к этому делу таланта нет, — рассмеялся Ян. — Да и усилий не прилагаю, так что я, наверное, сейчас худший стрелок в армии.

— И как, в таком случае, вы собираетесь защищать себя?

— Сражение, в котором старший офицер вынужден взять в руки оружие, уже проиграно. Так что я стараюсь не доводить дело до такой ситуации.

— Понятно. Тогда я буду защищать вас.

— Полагаюсь на тебя, — сказал, улыбнувшись, Ян и взял чашку с чаем.

Глядя на молодого адмирала, Юлиан подумал:

«Он на пятнадцать лет старше меня. Смогу ли я за следующие пятнадцать лет достичь его уровня?»

Мальчик чувствовал, что это расстояние слишком велико.


Галактика вращалась, неся с собой бесчисленные стремления, надежды и убеждения.

Это был 796 год Космической эры, 487 по Имперскому календарю, и ни маркиз Райнхард фон Лоэнграмм, ни Ян Вэнли не могли предвидеть, что ждёт их впереди.


КОНЕЦ 1 ТОМА.


Примечания

1

Прыжок на небольшое по космическим меркам расстояние сквозь пространство и время, позволяющий кораблям двигаться быстрее скорости света.

(обратно)

Оглавление

  • Действующие лица (звания и титулы указаны на момент появления)
  • Пролог. Краткий очерк по истории Галактики
  • Глава 1. В вечной ночи
  • Глава 2. Битва при Астарте
  • Глава 3. Закат Империи
  • Глава 4. Рождение Тринадцатого флота
  • Глава 5. Захват Изерлона
  • Глава 6. Каждому своя звезда
  • Глава 7. Интерлюдия
  • Глава 8. Линии смерти
  • Глава 9. Амритсар
  • Глава 10. Новый пролог
  • *** Примечания ***