Любовь и жизнь кулинара Вали Сорокиной (СИ) [Николай Кириллович Мамойко] (fb2) читать онлайн

 *Николай Мамойко

   ЛЮБОВЬ И ЖИЗНЬ КУЛИНАРА ВАЛИ СОРОКИНОЙ

   и других обитателей маленького заполярного

   поселка золотодобытчиков Кюсентэй

   ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ. Эта встреча была сколь неожиданной, столь и необычной. В одной из поездок к внукам в Подмосковье, в привокзальной толпе, которая готовилась вот-вот штурмовать очередную электричку, вдруг мелькнуло лицо женщины, которое показалось знакомым. Но сколько ни напрягал я свою память, вспомнить откуда знаю эту женщину не мог. Одно было ясно, что это лицо из далекого прошлого.

   Время до посадки еще было, и я решил подойти поближе, может это поможет вспомнить. Взгляд женщины скользнул по толпе и на долю секунды задержался на мне. В следующее мгновение лицо ее просветлело, заулыбалось. Женщина подалась мне навстречу.

  --Геолог? Коля, это ты?

  И вдруг годы как будто отступили. Целый пласт лет. Но все еще неуверенно я спросил:

  --Валя Сорокина?

  --Да я это, я!- И в следующее мгновение женщина, обнимая меня, уткнулась лицом в грудь. А когда она отстранилась, увидел слезы на ее глазах. Ах, какими восхитительными были эти глаза в те далекие годы! В них был целый мир чувств и удивительной теплоты!

   Сейчас предо мной стояла невысокая, все еще довольно стройная немолодая женщина с выцветшими глазами, с которых, как и в прежние годы, как бы сами собой выкатывались крупные слезинки. Смахнув их, Валентина начала задавать обычные в таких случаях вопросы:

  --Как живете? Где? Куда едите?

  После своих односложных ответов, я поинтересовался в свою очередь:

  --А как ты живешь, Валя?

  Она словно только и ждала этот вопрос. Поправила платок, вздохнула:

  --Да не живу я. Существую...

   Как-то само собой получилось, что мы, не сговариваясь, покинули привокзальную площадь и пошли вдоль улицы. Валя словно многие годы ждала этого момента, чтобы выговориться. Из ее торопливого рассказа я узнал, что живет она в небольшом подмосковном городке. Работает, как и раньше, кулинаром.

  --Ни мужа, ни детей не нажила,- горько усмехнулась она.--Пробовала выйти замуж, но каждый раз не складывалось. Не смогла никого полюбить...

   А я все ждал, когда Сорокина заговорит о главном, что меня особенно интересовало. Не выдержал, поторопил вопросом:

  --Кого-нибудь из наших кюсентейских встречала?

  Ответ обескуражил.

  --Не встречала. И никого не хотела видеть. Никто не сказал вовремя, что Толя уезжает...

   Повисла долгая пауза. Потом Сорокина предложила:

  --Давайте где-нибудь присядем.

   И уже после того, как мы нашли свободную скамейку, стала рассказывать.

  --Единственный, кого я видела за эти годы, это был Толя. Мой Толя,- голос ее дрогнул.- Я долго его искала. Вы же помните, что после того случая он уехал на Чукотку. На прииск "Ленинградский". Ни на одно мое письмо не ответил. А писала я их много, почти каждый день. Потом следы его затерялись.

  Помолчав, продолжила свой нехитрый рассказ:

  --Нашла его только спустя четыре десятка лет в Иркутске. Он работал в одной солидной фирме советником,- Валя набрала в легкие побольше воздуха,- по разработке сыпучих песков с драгоценными металлами шахтным способом в условиях вечной мерзлоты. Уф, слава Богу, выговорила! А раньше с первого раза не получалось.

  --Я подкараулила его на выходе из офиса после рабочего дня. Окликнула. Толя сразу узнал меня. Поняла это по его взгляду. Но он не торопился заговорить со мной. Мне же хотелось кинуться к нему на шею. Обнять его. Я уже знала, что он живет бобылем. Но его взгляд остановил меня. Он вроде бы и смотрел на меня, но в то же время взгляд скользил как бы через меня.

  --Ну, здравствуй, кулинар,- только и сказал, наконец, Толя.

   По приезду в город я остановилась в гостинице. Приготовила все к встрече. Пригласила его. Но он отказался.

  --Тогда, может, к тебе пойдем? Поговорим, повспоминаем,- не сдавалась я.

  Его ответ, прямо скажу, сразил меня. Окончательно поняла, что ничего хорошего от нашей встречи ждать не приходится. Столько лет прошло с тех пор, а он со мной разговаривал, как будто все было вчера!

  --Ни к чему все это, Валя...Наша птица улетела. Давно улетела.

  --Какая птица?- цеплялась я за слова, стараясь отдалить крах последней надежды.

  --Птица счастья, Валя. Птица счастья...

  И уже уходя, отрешенно произнес:

  --Прощай, кулинар!

   Я долго смотрела вслед, пока Анатолий не затерялся среди спешащих с работы людей. C горечью осознала насколько прав был начальник участка Фалдин, что грязь предательства невозможно отмыть ни любовью, ни временем. А тогда казалось, что ничего страшного не случится, если немного доставлю себе удовольствия на стороне. Как я ошибалась! А я ведь его любила как ни до, ни после него!

   Валентина Сорокина больше не сдерживала слез. От безудержных рыданий ее тело вздрагивало. Слезы с ее выцветших глаз на этот раз не капали, а текли ручьем.

   Вскоре электрички развезли нас в разные стороны. На этот раз навсегда. А меня всю дорогу преследовали неожиданно четкие картины и события далеких лет жизни на Кюсентее. Они хранились в памяти многие годы, а после встречи неожиданно ожили с такой явью, что мне ничего не оставалось как перенести их на бумагу.

   * * *

   Когда скудный на краски сентябрьский день только занимался над горизонтом, никто не знал, что он принесет столько несчастий и переживаний жителям маленького заполярного поселка Кюсентей. Чуть меньше года назад здесь была начата проходка первой и пока единственной на участке шахты, а сегодня смене горняков Анатолия Прохорова предстояло выдать на-гора золотоносные пески уже из лавы. И хотя период подготовительных работ еще далеко не закончился, это означало, что в биографии шахты начинался совершенно новый важный этап - эксплуатационный.

   С планерки горняки тем не менее выходили невеселые. От приподнятого, радостно-возбужденного настроения, с которым отправлялись на смену, не осталось и следа. И только всегда неунывающий скреперист Федор Зубков вопрошающе позубоскалил:

  --Ну что, носы повесили, мужички-золотодобытчики?

  Но никто не откликнулся на его слова. К шахте шли молча. Каждый по-своему переживал услышанное.

   Анатолий шагал чуть в стороне от всех. Ему особенно было тяжело. Вечером накануне по рации с прииска передали, что с вездеходом, который вез для участка новые пневматические бурильные молотки, транспортерную ленту, тросы для скреперов и другое нужное для работы под землей оборудование, выехала и его Валя. Она напросилась в поездку на Омолой с отчетом, а обратно взялась сопровождать продукты для столовой. Весь вечер Анатолий то и дело выходил из балка, вглядывался и вслушивался в густую темень - не промелькнет ли где свет фар вездехода, не прорежет ли даль тундры рокот мотора. Но каждый раз возвращался в балок ни с чем. Ожидание с каждым часом становилось все тягостнее. К вечеру к тому же запуржило, а к полуночи и вовсе выпал обильный снег. Окончательно стало ясно, что с вездеходом и его пассажирами что-то случилось.

   Начальник участка Михаил Иванович Фалдин тоже не спал, когда Анатолий постучался к нему часа в два ночи.

  --Может, навстречу пойти? - предложил Прохоров, безуспешно пытаясь приглушить тревогу, которая захватила его всего. - Механика взять, если с вездеходом что, помог бы...

  --Иди отдыхай, Толя. Тебе утром на смену. Да и куда ты пойдешь - тундра-то большая? А темень-то какая, сам видишь. Если что с мотором у них - в двух шагах в такой снежной круговерти пройдешь и ничего не увидишь. Думаешь, они кричать будут? Утра они, Толя, ждать будут. Вот и мы подождем его. Авось к утру приедут.

   Но к утру вездеход так и не появился. Надежда горняков, что отработку первой лавы они начнут новыми пневматическими перфораторами, не оправдалась. А тут еще примешалось беспокойство за людей. С Валей так надолго Прохорову еще не приходилось расставаться ни разу с тех пор, как эта невысокая, хрупкая пэтэушница, волей случая заброшенная на самый отдаленный участок прииска, прочно завладела его сердцем. Каждый раз вспоминая, как он увидел первый раз Валю, Анатолий не мог сдержать улыбки. А было это так.

   * * *

   Подготовительные работы по нарезке шахты разворачивались необычайно быстрыми темпами, настолько быстрыми, что другие службы не поспевали за горняками, и вскоре электроэнергии примитивной "дэски", как ласково назвали горняки с чьей-то легкой руки участковую дизельную электростанцию, стало не хватать. Не помогало и то, что для работы разных электромеханизмов и приборов был разработан жесткий график. И тогда для изучения дел на месте на Кюсентей вылетели директор и главный энергетик комбината "Куларзолото". Предполагалось, что с Кюсентея они вылетят прямо в контору комбината, чтобы там срочно решить, что делать.

   У будущего кулинара Вали Сорокиной к этому времени закончилась практика, и она уже с неделю ждала оказии, чтобы уехать в Усть-Куйгу, а оттуда улететь в Якутск. На учебу уже опаздывала на несколько дней. Сначала сильно запуржило, затем никак не могли расчистить от заносов зимник. Вертолеты же прилетали крайне редко, в основном, когда на предприятии случалось какое-либо "ЧП" или жаловало высокое начальство.

   Узнав от диспетчера прииска "Омолой", что никакого транспорта в этот день нет и не предвидится, девушка каждый раз не могла удержаться от слез. Нет, она не плакала в полном смысле этого слова, она смотрела на вертлявого, вечно улыбающегося диспетчера Гену Сагдеева большими выразительными глазами, и по ее щекам сами собой катились частые крупные капли слез.

   Под этим взглядом Гене становилось не по себе, он переставал улыбаться, съеживался. В нем никак нельзя было узнать самоуверенного весельчака и балагура, каким он был еще несколько минут назад. И когда пробовал успокоить Валю, то слова получались тяжеловесные, неуклюжие.

  --Ну, в общем-то у нас бывает и похуже. Сама знаешь - Cевер: сегодня пурга, завтра мороз шестьдесят градусов. Не на трассе же ты застряла... И тепло, и светло, и мухи не кусают.

   В другой раз он бы не простил себе такой банальщины, но сейчас ничего путного в голову не приходило. Неизвестно почему он чувствовал себя виноватым перед этой хрупкой девушкой. Как мог успокаивал ее:

  --Иди к тете Маше в столовую. Она покормит тебя, а там - отдыхай. Как что-нибудь из транспорта подвернется, я обязательно сообщу. Устрою мигом...

   Он-то и уговорил директора комбината "Куларзолото" взять Валю с собой, хотя вертолет был до предела загружен и летел совсем в другую сторону от Усть-Куйги.

  --Весу-то немного, сорок килограммов вместе с валенками, - нашелся Генка, когда директор сурово глянул на него, как бы говоря: уж кто-кто, а ты обязан знать, что загрузка машины полная.

   Увидев с воздуха в иллюминатор Кюсентей, Валя ужаснулась. Поселок представлял из себя всего несколько передвижных балков, приспособленных под жилые домики, столовой, бани и двух палаток. Чуть в стороне виднелись немногочисленные хозяйственные постройки - ДЭС, промывалка, дощатый склад. И совсем уж поодаль - склад взрывчатых веществ. А вокруг, насколько хватало взгляда, лежал, сверкая и слепя глаза первозданной белизной, снег. И ни одной черной точки вокруг на десятки километров! Глазу не за что зацепиться.

   Валя попробовала представить на мгновение, что она живет здесь, и ей стало жутко. С нескрываемым удивлением и любопытством наблюдала, как при виде вертолета из балков высыпали люди, а двое мальчишек уже со всех ног мчались к месту посадки, со смехом и визгом окунаясь в снежный вихрь, поднятый могучими взмахами винтов.

   Начальство пошло решать свои производственные вопросы, а Валя продолжала сидеть на самом краешке скамейки и, поёживаясь от ворвавшегося в открытую дверь холода, не отрываясь, смотрела в иллюминатор. Ей хотелось вылезти с вертолета, размяться, как это сделали другие, но она боялась, что вертолет улетит, а про нее забудут. И даже, когда пришли рабочие и стали выгружать ящики, тюки, какие-то металлические предметы, то и дело задевая ее, Сорокина лишь плотнее прижималась к сиденью и терпеливо сносила ушибы.

   Она так бы и осталась, видимо, сидеть в настывшем вертолете, если бы ее не заметил, заглянувший внутрь вертолета начальник участка Фалдин. Он хотел удостовериться своими глазами, что выгружено все, ничто не забыто.

  --А ты чего здесь мерзнешь, цыпленок? Ну-ка, марш в столовую! Скажи Фросе, пусть накроет стол для высокого начальства. И сама подкрепишься да обогреешься. А начальство мимо столовой, будь уверена, не пройдет. Так что не забудут тебя. - И он, подмигнув ей, широко улыбнулся.- Ну иди-иди, я помогу тебе землю достать.- Фалдин подхватил девушку под мышки и мягко опустил на снег.

   Но так случилось, что Михаил Иванович ошибся. На этот раз начальство, обеспокоенное сложившимся положением, даже не заглянуло в столовую. Перехватив наскоро на ДЭС по кружке обжигающего крутого чая с печеньем, директор с сопровождающими его специалистами прошел прямо к вертолету.Через пару минут машина была в воздухе и взяла курс на Кулар.

   Валя, когда поняла, что случилось, как была в свитере и юбке, выскочила из столовой и, проваливаясь в снег, помчалась туда, где еще недавно с отвислыми винтами стоял вертолет. На полпути у нее соскочил с ноги валенок, а когда она по инерции попробовала бежать дальше, поскользнулась, и всем хрупким телом влетела в глубокий сугроб.

   Тогда-то Анатолий и увидел ее впервые. На ходу он снял с себя полушубок и, подбежав, укутал им девушку, кое-как прежде отряхнув от снега. Так на руках и принес ее, озябшую, впавшую в прострацию, обратно в столовую.

   С неделю Валя не вставала с постели. Сначала температурила, потом не могла из-за сильного головокружения. Она жила в балке вместе с поваром Фросей, невысокой, с рябоватым лицом, начинающей полнеть женщиной. Свою неожиданную соседку та почему-то сразу невзлюбила, и не очень ее баловала своим вниманием. Хотя первые дни Валя металась в жару, раскрывалась, постоянно просила пить.

   С другой стороны хозяйке балка и в самом деле было некогда. В столовой Фрося работала одна, дел хватало. Надо было обслужить все три смены. Даже ночью пища должна была быть горячей и свежей. А потому большую половину суток девушка находилась в балке одна. И если бы не ребята, которые, сменяя друг друга, следили за ней, было бы совсем плохо. Они не жалели дров, лишь бы в балке было тепло, приносили ей всякие сладости. Когда Валя стала чувствовать себя лучше, рассказывали разные смешные истории из их отшельницкой жизни. И как-то так получилось, что чаще других в эти дни возле нее оказывался Анатолий.

   Приходил и Фалдин. Грузный, он осторожно присаживался на край кровати и молча смотрел на девушку. Чувство вины угнетало его.

  --Ты не сердись на меня, цыпленок, - сказал он однажды, глядя в сторону.- Прострел у старика вышел.

  Помолчал, и, упершись заскорузлыми ладонями в колени, твердо сказал:

  --Ничего, что-нибудь придумаем, ты только поправляйся.

   А когда Валя уже совсем окрепла, и как-то вышла прогуляться по поселку, Фалдин позвал ее в конторку.

  --Вот что, цыпленок, хватит прохлаждаться, - хмурясь сказал он, пытаясь за грубоватым тоном скрыть свою радость, что видит ее, наконец, здоровой.- От учебы ты все равно отстала, а значит и спешить тебе некуда. А у нас в столовой человек позарез нужен. Фрося хоть и вертится как колобок, но не успевает за всем проследить, ребята жаловаться начали на питание. А когда ездит за продуктами в Омолой, вовсе без горячей пищи горняков оставляет. Не дело это. Так что отправляйся к Фросе в помощницы.

   Фалдин устремил на нее внимательный взгляд, ожидая увидеть какую реакцию произведет его предложение. Но Валя молчала, не в силах до конца осознать, что ей предлагают принять решение, которое может круто изменить судьбу. Она знала, что диспетчер Гена Сагдеев сообщил вчера на участок по рации, что этими днями за ней залетит вертолет. Не специально за ней, конечно. Как и в тот раз, он привезет высокое начальство и дополнительное оборудование.

  -- Но теперь,- пошутил Гена,- вертолет специально недогрузят на сорок килограммов, чтобы обязательно забрать тебя.

   И вот это неожиданное предложение...

   На мгновение вспомнился поникший Анатолий, который и принес ей вчера это известие о вертолете. Его беспокойный взгляд тревожно спрашивал:"Значит, уезжаешь, да?" На лице девушки отразилось волнение, которое охватило от незнания, что предпринять, но Фалдин истолковал его по-своему, и басовито продолжал:

  --Я тут как-то справлялся о тебе у повара приисковой столовой Марины Федоровны. Говорит,большая ты мастерица и охотница до различных там кулинарных финтифлюшек - пирожков, пончиков, сдоб и тортов. Вот и давай, порадуй наших ребят, а то они кроме консервированных борщей да котлет ничего не знают. Оклад тебе положим согласно штатного расписания...

  И Валя осталась. А вскоре перешла жить в балок к Анатолию.

   * * *

   С Фросей у них отношения не сложились с первого дня и на работе. Мало того, что буквально все ребята принялись расхваливать Валину стряпню, нашлись и такие, кто не преминул уколоть Фросю умением новенькой:

  --Ну вот, теперь хоть поправимся, а то совсем отощали на Фроськиных харчах.

   Была и другая причина неприязни Фроси к своей помощнице. Раньше она, хоть и была далеко не красавица, чувствовала повышенное внимание мужчин к своей персоне. Многие из них были холостые, а женщин в их маленьком поселке было раз-два и обчелся. И те были замужем. А у их мужей, как пошутил местный балагур Федя Зубков, были лицензии на отстрел любовников. Что, впрочем, не останавливало некоторых горячих ухажеров. Они при каждом удобном случае, особенно в то время, когда мужья были на смене, в забое, забегали к обоюдному удовольствию на часок-другой в балок к не отягощенным особой моралью чужим женам.

   У Фроси было более выгодное положение по сравнению с другими женщинами поселка. Во-первых, она была холостой, да и постоянного любовника у нее не было. Так что каждый, кто хотел обратить на нее внимание, мог делать это без оглядки на чье-то возмущение или осуждение. Достаточно было того, как ответит на это сама Фрося. Не ее выбирали, а она. Была больше озабочена тем, чтобы внимание это не прекращалось, чтобы даже случайно не оттолкнуть от себя нового поклонника. Поэтому иногда, уловив только ей понятный призывный взгляд, бросала все дела, и, под благовидным предлогом, приглашала потенциального поклонника в кладовку. Все понимали что к чему, но вежливо соблюдали правила игры.

   С появлением Вали все изменилось. И эти перемены вовсе не понравились Фросе. Мужчины как бы забыли про ее существование. Какое-то время она мирилась с сложившимся положением. Но потом стала думать, как вернуть отношения с горняками в прежнее русло. Помог случай.

   На участок "Кюсентей" вернулся бригадир первого состава горняков Виктор Чесноков. Ему выпала самая трудная задача - основать участок в бескрайней белоснежной, завьюженной и промерзшей заполярной тундре. На месте будущего поселка стоял один полуразвалившийся домик, который остался от первопроходцев этих мест - геологов. Времени на раскачку не было. Руководство комбината, отправляя санный поезд из двух бульдозеров с волокушами, гружеными запасом продуктов, необходимыми на первый случай строительными материалами и электрооборудованием, потребовало в кратчайший срок приступить к строительству помещений для дизельной электростанции, складирования взрывчатки и нарезке ствола шахты. Раскачиваться с обустройством домика геологов под жилье не давал и серьезный для этого времени года сорокаградусный мороз.

   Некоторые горняки, увидев воочию реальное положение дел, испугавшись трудностей, сразу же засобирались обратно на Кулар. Вот тут-то в полной мере и сказались хорошие организаторские способности Чеснокова, умение убеждать и обрисовывать перспективу. А перспектива, собственно, была одна - хорошие заработки при хорошей работе. И в этом он не обманул горняков. Заработки, как минимум на треть, были выше даже, чем на прииске "Омолой", где условия жизни и работы мало чем отличались от здешних.

   К весне на Кюсентее сформировался устойчивый и весьма работоспособный коллектив. К некоторым горнякам приехали жены, что сразу же оживило однообразную жизнь в небольшом заполярном поселке. Дело в том, что для женщин, впервые попавших в такой сугубо мужской и очень голодный на женскую ласку коллектив, настойчивое внимание к ним стало большим искушением. Не все замужние дамы с честью прошли это испытание. Не удалось избежать громких скандалов, с мордобитием и взаимными угрозами. Более любвеобильные женщины быстро поменяли своих мужей на молодых, с нерастраченными силами парней.

   Приехала жена и к Виктору Чеснокову. Он к этому времени еще не обзавелся своим отдельным балком. Жил в административном, вместе с начальником участка Фалдиным. Пришлось жилую часть балка делить на две равные половины, и отделять спальные места байковыми одеялами. Жена Ольга была медицинской сестрой, И это дополнительно привлекало к ней внимание мужской части населения. Тем более, что другие женщины были более старшего возраста. А то, что медсестра еще была и весьма привлекательна, изящно-кокетлива в движениях и походке, умела красиво одеваться, заставляло сердца местных ловеласов биться с утроенной энергией. И они не оставляли Ольгу в покое ни днем ни ночью. По любому поводу, в большинстве своем вымышленных, старались попасть к ней на прием, чтобы побыть в ее обществе хотя бы лишних пару минут.

   Чеснокова такое повышенное внимание мужчин к его жене сильно волновало, и он недолго терпел такое положение. Съездил на прииск и договорился, что Ольгу примут на работу в местное отделение Куларской больницы. Руководила небольшим медицинским коллективом жена директора прииска Элеонора Дорофеева. Не просто красивая и властная женщина, но и, как вскоре выяснилось, очень подверженная одной слабости - быстро западала на высоких, спортивного вида мужчин.

   Сказывалось, видимо, то обстоятельство, что ее муж Игнатий Федорович Дорофеев и без того невысокого роста, к своим сорока годам сильно расплылся в талии и животе, и скуластое восточного типа лицо стало еще больше скуластым, а природная смуглость под воздействием обжигающего северного ветра и яркого солнца стала еще более шоколадной. Из-за раздобревших щек каким-то особым манером торчали только краешки огромных ушей, а широкий нос как будто провалился между припухлостей щек и смотрел на мир двумя глубокими впадинами.

   Высокий и подтянутый Виктор Чесноков сразу привлек внимание Элеоноры Станиславовны. Она не только с особой доброжелательностью приняла в свой коллектив жену бригадира, но и сделала все возможное, чтобы подружиться семьями.

   После первого же знакомства с Ольгой не против был теснее общаться с новыми знакомыми жены и сам директор. Особенно после того, как однажды ему пришлось воспользоваться ее услугами как медсестры.

   На прииск неожиданно нагрянула комбинатская комиссия для проверки готовности прииска к весенне-летнему периоду. Отставание от утвержденного производственного графика было значительным, и разговор на итоговом совместном совещании получился тяжелым, нервным. Игнатий Федорович попытался было убедить высокую комиссию в невиновности собственных служб. Дескать, не хватало квалифицированных специалистов, металла, горно-шахтного оборудования, тормозили работу и частые перебои с энергоснабжением. Но комиссию эти доводы мало интересовали. План по добыче золота был спущен прииску как никогда высокий, и он должен быть выполнен.

   До выговора, правда, дело не дошло, но Дорофеев до того переволновался, что вскоре почувствовал боль в груди - прихватило сердце. Вызов приняла Ольга, и уже через несколько минут мерила давление директору и ставила укол. Делала все легко и быстро. Игнатий Федорович даже не почувствовал момент укола, чему очень удивился. У жены уколы получались всегда болезненными, и после из маленькой ранки сочилась кровь. Дорофеев даже не удержался, поделился своими ощущениями с медсестрой.

  --Обращайтесь, если что, - сверкнула озорной улыбкой в ответ на похвалу Ольга. И лукаво заверила:

  -- Ваше здоровье нужно родине и нам.

   Дорофеев промолчал, и только как-то особенно внимательно посмотрел на медсестру. А вскоре цена этого взгляда прояснилась. Красивую и бойкую на язык Ольгу стали все чаще и чаще видеть рядом с директором. Причины вызовов были разные, но всегда заканчивались долгим чаепитием и приятными разговорами. А еще какое-то время спустя Дорофеев, ссылаясь на возросшую напряженность в работе, и, как следствие, участившиеся боли в голове и в груди, попросил закрепить за ним постоянную медсестру. Естественно, выбор его пал на Ольгу.

   Теперь она вполне официально сопровождала директора во время его командировок не только по участкам, но и в поездках на Кулар, в Якутск и даже в Москву. А чтобы это не выглядело обыкновенной прихотью руководящего лица и излишней тратой государственных денег, Ольге были вменены в качестве дополнительной нагрузки обязанности помощника директора. Соответственно значительно возросла и ее зарплата.

   Чеснокова устраивало новое положение жены. Он выгодно воспользовался дружеским расположением к нему как самого директора, так и его жены. Попросил перевести с Кюсентея в контору, под предлогом быть поближе к жене. Место ему нашлось в производственном отделе. На этом варианте особенно настаивала жена директора. Она больше всех хлопотала и о скорейшем переводе Чеснокова в контору. И, как вскоре выяснилось, не зря. Элеонора Станиславовна все чаще стала приглашать Виктора к себе домой в гости. И особенно часто, когда их супруги были в отъезде.

   Чесноков понимал, что ничем хорошим эти посиделки за традиционной бутылочкой коньяка, который очень любила хозяйка, не закончатся. Но ему льстило повышенное внимание Дорофеевой к его скромной персоне. Да и с Игнатием Федоровичем отношения складывались самым лучшим образом. Он был не против, что Чесноков часто гостил в их доме. Они много беседовали о производственных делах, и директор, как казалось Виктору, прислушивался к его советам.

   На более близкие отношения с Элеонорой Станиславовной Виктор решился не сразу, хотя понимал, что властная, взбалмошная женщина, которая предпринимала все более откровенные попытки затащить его в постель, от своего не отступится.

   Ускорил сближение случайно подслушанный разговор конторских кумушек, из которого Чесноков понял, что его жена выполняет и еще одну обязанность при директоре, более интимного свойства. И, похоже, делает это с удовольствием. Об этом, как следовало из разговора, знал весь поселок, и только он один оставался в неведении. Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, а где потеряешь! Именно желание оградить жену от греховных искушений и боязнь потерять заставила его перевести Ольгу на прииск, подальше от изголодавшихся без женской ласки мужиков. А оказалось, что сам создал ей практически идеальные условия для измены.

   Пил коньяк в этот вечер Виктор больше обычного, стараясь заглушить боль от неожиданной новости. Элеонора Станиславовна заботливо помогла ему раздеться и лечь в постель вместе с собой. Чесноков не сопротивлялся. А поскольку это был канун выходных, то и все последующие дни он оставался с Элеонорой, к большому удовольствию женщины. Поначалу страстные отношения постепенно переросли в устойчивую, размеренную связь.

   Однако с коварством своей жены Чесноков так и не смог смириться. И главное, что его мучило, он не понимал причины подобного поведения Ольги. Ему Игнатий Федорович не понравился с первой встречи, а в последнее время, при виде неказистой фигуры директора, и вовсе мутило. Но возразить своему покровителю, и тем более уличить его в непорядочности, никак не мог собраться с духом.

   Иного мнения о Дорофееве была жена Чеснокова. Несмотря на занятость, директор уделял ей много внимания, был заботлив. В каждой командировке одаривал подарками. И что особенно трогало Ольгу,- дарил много цветов. Кочуя с мужем по северным поселкам, она не дождалась от него ни одного, даже самого скромного цветка.

   Не скупился Дорофеев и на производственные премии для своей помощницы. Но особенно нравилось молодой женщине, что другие ответственные работники прииска заискивали перед ней, часто просили походатайствовать перед директором, чтобы ускорить решение какого-либо вопроса. И не только личного свойства, но и производственного.

   Щекотливая ситуация разрешилась сама собой. Будучи не в лучшем расположении духа, Чесноков заикнулся, что у него за время работы в техотделе накопились кое-какие мысли по поводу планов развития участка, и он не против вернуться на Кюсентей, чтобы их реализовать. На самом же деле он хотел убежать от насмешливых взглядов и едких шуток коллег и конторских женщин. Директор тут же подписал приказ о переводе его на должность техника-технолога участка с такими расширенными полномочиями, которые были больше похожи на инспекторские. Из чего Фалдин сделал заключение, что директор готовит ему замену.

   Больше всех переживала от подобной перестановки Элеонора Станиславовна. Она даже пыталась вступить в пререкания с мужем, но тот быстро урезонил страдающую любовным пылом жену угрозой отослать домой, в Усть-Неру, воспитывать детей. Две их девочки, после того, как республиканское руководство объединения "Якутзолото," разглядев в Игнатии Федоровиче перспективного руководителя, направило на освоение Омолойского месторождения, все это время оставались с бабушкой. Они скучали по родителям, и особенно по маме, о чем постоянно сообщали в письмах, но в мамины планы такая консервативная жизнь не входила.

   Еще с институтских времен Элеонора привыкла верховодить в компаниях, подчинять себе понравившихся парней. Во время одной из таких шумных посиделок судьба свела ее с якутским парнем. Игнатий ей не нравился. Он был старше всех присутствующих на вечеринке, но денежным и щедрым. К этому времени уже окончил горный факультет университета и работал в каком-то проектном учреждении. Дорофеев был невысокого роста, скуласт и совсем не в ее вкусе, но девушку задело, что этот увалень совершенно не обращает на нее внимание.

   В своем старании влюбить в себя Игнатия девушка явно перестаралась. Парень сам оказался не промах. В первый же вечер они оказались в постели. А еще через пару недель Элечка узнала, что беременна. Это ее повергло в шок, а Игнатий, наоборот, обрадовался известию, и сразу же предложил узаконить отношения. Ему льстило, что такая бойкая красавица, по которой сохли многие студенты, обратила на него внимание. Элечка же не такую судьбу себе рисовала, а потому некоторое время кочевряжилась, не соглашалась, пока у нее не округлился животик.

   Ничего не изменилось в поведении Элеоноры и после женитьбы и рождения дочек. Дорофеев поначалу бурно реагировал на флирты жены, но постепенно, по мере угасания чувств к ней, скандалов в семье становилось все меньше. И в конце концов их семья превратилась в некое подобие партнеров, каждый из которых хоть и неохотно, но вполне добросовестно выполнял свои обязанности. О разводе Дорофеев даже не помышлял. Человеком он был партийным, и публичный скандал в семье мог отрицательно сказаться на его карьере. Тем более, что отец Элеоноры все это время оставался влиятельным человеком в правительстве республики.

   С переездом на Омолой, оставшись одни, Дорофеевы и вовсе обособились. Но допустить, чтобы жена и дальше делала его посмешищем и предметом пересудов, Игнатий Федорович не мог. Потому был рад, что, отправив Чеснокова на Кюсентей, таким образом без скандала и лишних объяснений развязал любовный квадрат и, как ему казалось, прекратил любовную интрижку жены.

   * * *

   Ольга возвращаться на Кюсентей вместе с мужем не захотела. Этим и решила воспользоваться Фрося. Однако, увидев Виктора, заглянувшего в столовую перед самым закрытием, она засомневалась в успешном осуществлении своего плана. Фрося помнила его всегда подтянутым, самоуверенным, с претензией на пижонский апломб даже в горняцкой робе. Теперь же перед ней стоял поникший, небрежно одетый, угасший мужчина. Без особого энтузиазма спросила:

  --Какие житейские бури так потрепали доброго молодца? Может я смогу чем-нибудь помочь?

  --Можешь, Фрося, можешь. Только давай сначала покорми меня, - миролюбиво ответил Виктор.

   Подсев к нему за столик, Фрося словоохотливо рассказала о всех последних новостях на участке, о новых людях, пополнивших коллектив в отсутствие Виктора. Не преминула рассказать и о своей помощнице Вале. При этом постаралась нарисовать такой образ дивчины, что сумела заинтересовать Чеснокова.

  --А где можно увидеть эту вашу чаровницу?- поинтересовался он.

  --Ближе к обеду сама подойдет сюда. Но ты бы хоть немножко перышки почистил, да лицо попроще сделал, а то испугаешь - не подпустит близко.

   И с заговорщическим видом пошутила:

  --А кладовка, между прочим, уже давно не помнит жарких объятий...

  --Ну, это дело поправимое, - оживился Виктор.- Ты вон тоже похорошела - глаз не отвести...

   Фрося хорошо понимала цену этой лести. Но тем не менее повнимательней посмотрела на него. В словах она почувствовала откровенную заинтересованность и готовность на поступок в ответ на ее последнюю фразу. Задорно прищурившись, предложила:

  --Так, может, пройдем в кладовку, чтобы никто не помешал получше и, главное, подольше рассматривать друг друга?

  --А зачем в кладовку? И здесь нам никто не помешает...

  И в следующий момент Фрося увидела в мужчине напротив совершенно другого Чеснокова. Тот, прежний, был всегда вежлив, деликатен в обращении. Этот же с хмурой, нагловатой ухмылкой, не церемонясь, обхватил женщину цепкими объятиями и резко уложил ее на соседний стол. Фрося не противилась, ей даже понравился такой напор. Она только подумала, что неплохо бы закрыть дверь столовой на замок, чтобы никто не помешал...

   Когда в столовую пришла Сорокина, Виктор и Фрося, уже снова сидели за столом и спокойно о чем-то беседовали. Мужчина встал первым.

  --Здравствуйте, здравствуйте!- Ответил на приветствие девушки так, словно увидел долгожданного родного человека. И, обращаясь к Фросе, поторопил: - Ну, знакомь же меня скорее с этим неземным созданием.

   Валя действительно выглядела потрясающе. Тонкая, в легком распахнутом плаще, с длинными распущенными светло-каштановыми волнистыми волосами, легкой кокетливой челкой, ниспадающей почти до самых глаз. В лучах солнечного света, проникающего через окно в помещение, они искрились как кристаллики ручейкового льда. Казалось, эти глаза никогда не знали, что такое горе и печаль. Весь вид девушки излучал волнующую теплоту и радость.

   Не прошло и минуты, как Виктор с Валей беседовали уже как старые добрые знакомые. Она рассказывала о перипетиях судьбы, которая привела ее на участок, о своих впечатлениях о здешней природе, работе, жизни в поселке. Восторженно поделилась своими впечатлениями о поездках с Анатолием на рыбалку на Лебединое озеро. Особенно ей запомнилась вылазка на уникальное озеро Спирка. Возвращались с небывалым уловом первоклассной рыбы. По пути домой, еще и охотились.

  --Мне тоже дали пару раз выстрелить из ружья по уткам. И я, кажется, подстрелила одну,- мило щебетала девушка.

   А Виктор рассказывал о последних новостях и сплетнях, будоражащих Омолой, делился планами о перспективах Кюсентея, не забывая при этом осыпать Валю комплиментами.

   Прервала их беседу Фрося, которая неожиданно для себя почувствовала легкие уколы ревности. Это чувство никак не входило в ее планы.

  --Хватит разговоры разговаривать. Время за дело приниматься. Скоро твои горняки подтягиваться на обед начнут, а у нас еще работы конь не валялся, - прервала их беседу Фрося.- Приходи, когда мы всех накормим. Только рады будем.

  Не удержалась, съехидничала:

  --Ты, похоже, не очень торопишься в шахту спуститься? Значит, временем свободным располагаешь...

  --И правда, приходите,- поддержала ее Валя.

   * * *

   Чесноков действительно не спешил приступить к работе. Возвращаться в шахту ему не хотелось. Этому способствовала и некоторая неопределенность с его новыми обязанностями. Да и Анатолия Прохорова, который возглавил бригаду после отъезда Чеснокова на Омолой, от должности никто не освобождал. И Виктор решил за лучшее сначала ознакомиться с состоянием дел на всех других объектах участка, а шахту оставил на потом. Не желая лишний раз встречаться с горняками, на утренние планерки не ходил. И вообще подолгу валялся в кровати.

   Не пошел Чесноков на планерку и в день аварии на ДЭС.

   Накануне Фалдин сквозь утреннюю дремоту услышал как где-то резко задребезжало железо, затем что-то ухнуло, и над Кюсентеем опустилась пугающая тишина. Михаил Иванович открыл глаза, преодолевая тяжесть, сковывающую его немолодое тело, приподнялся на локте,прислушался. Привычного шума дизельной и компрессорной слышно не было. В той стороне он услышал только едва различимые возбужденные голоса. Окончательно стряхнув с себя дремоту, Михаил Иванович стал быстро одеваться. Окликнул Чеснокова:

  --Что-то стряслось на ДЭС, вставай!

   Однако тот как ни в чем ни бывало продолжал лежать на соседней кровати. "Надо будет всерьез поговорить с ним," - подумал о соседе с неприязнью Фалдин. Но тут же поймал себя на мысли, что поговорить с Чесноковым, после его возвращения на участок, собирается не в первый раз. Все откладывал, надеясь, что тот сам все правильно поймет, и тогда не будет необходимости заводить этот неприятный разговор. А что разговор обязательно получится неприятным, он не сомневался.

   Виктор серьезно изменился за последнее время. Мало того, что сам ничего не делал, в самый неподходящий момент бесцеремонно лез к начальнику участка с советами и назойливыми разговорами. Пользуясь своими прежними связями с работниками из дирекции, он был хорошо осведомлен опредстоящих событиях и перестановках в руководстве, критиковал начальство, со знанием дела перечисляя его промахи. При этом явно чувствовалось, что некоторые, особо важные сведения, он черпал от Элеоноры Станиславовны, с которой хоть и редко, но продолжал общаться.

   Одиннадцать километров, которые разделяли Кюсентей и Омолой, для такого уверенного ходока и охотника, каким являлся Чесноков, не были, конечно же, проблемой. Не зря говорится, для милого дружка семь верст не околица. Тем более, что разделявшая их тундра представляла собой плавный переход от Верхоянского нагорья к болотисто-кочкарной. Была на этом отрезке местности сухой, сплошь изъезженной тракторами и вездеходами еще с момента прихода в эти края геологов и геодезистов.

   Упрощало вылазки на Омолой таких непосед, как Чесноков, и то, что над тундрой уже давно властвовал полярный день. В ясную погоду солнце сопровождало путника практически круглые сутки. Деление на ночь и день уже с конца апреля для этих заполярных широт было весьма условным.

   Фалдина всегда бесили безапелляционность суждений Виктора. И особенно то, что эти разговоры он заводил всегда в присутствии кого-нибудь постороннего, вынуждая и его высказать свое мнение о действиях приискового начальства, чего Михаилу Ивановичу ужасно не хотелось. Для руководства "Омолоя" он до сих пор оставался чужаком, в силу необходимости приглашенного на время с комбината "Индигирзолото". И хоть претензий по работе к нему не было, его все равно не жаловали.

   Для этого была и другая причина. Знали, что скоро Фалдин уйдет на пенсию и уедет к семье в Усть-Неру. А заменить его на этой должности без ущерба для производства пока было некем. Вот начальство и мирилось с его слабостями, которых накопилось за добрых два десятка лет работы на Севере в избытке.

   Особенно не нравилась многим его излишняя прямота, упертость, неуживчивость. И уж совсем не церемонился с бездельниками и любителями выпить. Хотя и сам не прочь был время от времени побаловаться спиртными напитками. Но все эти плохие стороны с лихвой компенсировались умением работать, подчинить единой цели коллектив. Участок постоянно оказывался в числе лучших в соревновании по основным производственным показателям.

   Фалдин и сам был на распутье. С одной стороны его тянуло к семье. Иногда это чувство становилось особенно острым, ему хотелось все бросить и уехать немедленно. А с другой, когда хандра отпускала, мысли приобретали другой оборот. Хотелось увидеть Кюсентей не балочным и палаточным поселком, каким он был теперь. В свободные минуты он рисовал в своем воображении совсем другой поселок. С двухэтажными жилыми домами со всеми удобствами, с почтой, библиотекой, магазином, с уютным кинозалом, и, конечно же, с значительно возросшими производственными мощностями. Именно о таком будущем Кюсентея говорил и приезжавший недавно ответственный товарищ с объединения "Якутзолото".

   Фалдин верил в такое будущее поселка золотодобытчиков. И ему самому хотелось привести участок к этим замечательным дням. Тогда он забывал, что в октябре на пенсию, что здоровье уже далеко не первой свежести. Вот и в груди стало покалывать, нездоровая слабость все чаще стала сковывать тело. И когда Чесноков бывал слишком назойливым и беспардонным в своих оценках, Михаил Иванович становился только раздражительнее.

  --Задним умом силен каждый. Если ты такой умный, то почему тебе не успели честь оказать, как тут же на двери показали,- обозленно говорил он и выходил из балка. И потом, чтобы успокоиться, долго бродил по участку.

   Придирчиво всматриваясь в каждую мелочь, обходил сначала поселок. Потом шел к строителям, которые возводили новую столовую взамен нынешней, временной. Что-то вымерял рулеткой, сверяя с чертежами, недовольно сопел. Строители знали, что в этот момент лучше быть от него подальше, и под любым предлогом пытались сбежать. Но отвертеться удавалось не всем. Подзывая мастера, Фалдин спрашивал:

  --Ты любишь вкусно поесть?

  --Люблю,-простодушно отвечал тот, не ожидая подвоха.

  --И я люблю.- Михаил Иванович ловил своим тяжелым взглядом глаза собеседника и, посуровев, продолжал:- Но я еще люблю, чтоб работа была сделана на совесть.- И показывал, где и что надо было переделать.

   Потом также придирчиво осматривал дизельную электростанцию, где монтировались новые мощности, шахту, отвал выданных на-гора золотоносных песков, промывочный прибор. Затем спускался вниз по ручью Кюсентей к дамбе. Она была, по мнению начальника участка, самым уязвимым звеном в производственной цепочке. Ее сооружали наспех, чтобы успеть "схватить" весенний паводок и создать необходимый запас воды для бесперебойной работы промприбора.

   А теперь возникла другая проблема. Несколько дней подряд шли дожди, потом ненастную погоду сменили жаркие дни, которые ускорили таяние вечной мерзлоты. Вода прибывала быстрее, чем расходовалась. И Фалдин резонно беспокоился за сохранность дамбы. Но, убедившись, что зеркало воды было еще минимум на метр ниже края бровки дамбы, понял, что причин для волнения нет. И все же уходить не спешил. Брал лопату и пробовал крепость "тела" дамбы то в одном, то в другом месте. Прикидывал, не раскиснет ли грунт, если вода начнет прибывать быстрее.

   Наконец, успокоившись, распрямлялся, устремлял взгляд к горизонту, куда бескрайней равниной убегала неяркими красками летняя тундра. О чем он думал в эти минуты, никто не знал. Его глаза, некогда излучавшие нестерпимую синь, прятались под иссеченными морщинами веками бледно-сероватым отражением неба.

   Фалдин ошибся. Самым уязвимым звеном на участке оказалась ДЭС. Но, к счастью, авария была несерьезной. Ночью случился недолгий, но сильный дождь с ветром. Кровля прохудилось и капли воды протекли на электрощит, вызвав короткое замыкание. Подобные аварии в богатой разными происшествиями трудовой биографии Михаила Ивановича уже случались. Простой участка был незначительным. Он даже докладывать о происшествии в дирекцию не стал. Впрочем, вскоре понял, что зря. Не прошло и пары часов, как его к рации пригласил сам Дорофеев и потребовал отчета. Фалдин сразу понял чьих рук это дело, что только прибавило неприязни к своему соседу по балку. Он понял, что с ним надо держать ухо востро.

   А вскоре для неприязненного отношения к Чеснокову появился еще один повод. Он подолгу стал исчезать из балка по ночам. В другой раз Фалдин может и не обратил бы внимания на это обстоятельство. Мало ли какие причины могли быть для этого у новоявленного техника-технолога. Насторожил ответ Виктора на его любопытство, куда это он собрался в такое неподходящее время.Тем более в дождь.

  --Пойду поработаю,- буркнул тот и тотчас исчез за дверью.

   Фалдина смутило такое рвение неспроста. Ночная смена горняков только что закончила обед и спустилась снова в шахту. В столовой оставался только дежурный повар. Им в эту ночь была Валя Сорокина. Туда, как как без труда выяснил Михаил Иванович, и направился Чесноков...

   Вернулся он только под утро. И в последующие дни стал исчезать по ночам из балка все чаще. Фалдин без труда установил, что именно в эти дни Анатолий Прохоров работал в шахте в ночную смену. Фалдина огорчило больше всего не столько коварство Чеснокова, сколько Валентины. Он видел, как трепетно любит свою жену Анатолий, и не мог до конца осознать, что эта юная пэтэушница оказалась способной на измену.

  --Эх, Валя, Валя,- горестно вздыхал он, обдумывая случившиеся.- Наломаешь ты дров...

   * * *

   А что эта ситуация добром не кончится, умудренный жизнью начальник участка хорошо понимал. И потому попытался урезонить Чеснокова:

  --Не ломай жизнь девчонке, кобель! Мало тебе позора со своей женой?

  Но это только распалило Виктора.

  --Вот именно - мало! Мой позор так вы все с удовольствием смакуете. А почему бы вам, наконец, не поговорить о других?

  Они что - лучше меня? Да и не лезли бы вы не в свое дело, Михаил Иванович. Если хотите знать, Валя мне нравится.

  --Ну, а если нравится, так зачем же ты подставляешь ее под позор? Ты вполне взрослый человек и то вон как переживаешь. А она совсем еще девчонка, для нее это все может стать такой трагедией, что добром не кончится. Да и Анатолию несладко придется, если узнает...

  --Вот и молчите, чтобы не узнал. Сам он ничего вокруг не видит. Пылинки с нее сдувает... Грязь тоже отмоет, если любит по-настоящему.

  Фалдин только горестно выдохнул:

  --Такая грязь не отмывается. Ни любовью, ни временем... Да что я тебе говорю, ты и сам все это знаешь. Ты же не стал отмывать свою жену? А уж она у тебя красавица каких поискать!

   Последующие дни показали Михаилу Ивановичу, что Чесноков не внял его увещеваниям оставить в покое Валю. Более того, заметил, что тот и в дневные смены Прохорова стал наведываться в их семейный балок. Все понимали, что к чему, угрюмо, с нескрываемой укоризной посматривали на Валю. Но в разговоры с ней не ввязывались, больше не хвалили ее стряпню и не шутили. И только Анатолий ничего не замечал.

   Фрося ликовала. Ее план удался на славу. Ореол недотроги новенькой явно померк. Мужчины участка, как и в прежние времена, стали больше обращать на нее внимания. Одаривали комплиментами, в том числе и за вкусную пищу. И не напрасно. От Вали она много чему научилась. Однажды даже Фалдин похвалил ее выпечку, и посоветовал:

  --Тебе, Фрося, надо бы заявку подать в дирекцию, чтобы повысили квалификационный разряд. А я слово замолвлю в твою поддержку. И зарплата будет больше, и, глядишь, в будущем пригодиться. Бумажка о квалификации лишней никогда не бывает.

   Но не зря говорится, что счастлив тот, кто таким себя чувствует. Фрося себя счастливой чувствовала недолго. она заметила, что не все мужское население участка отвернулось от Вали. Новенький водитель вездехода Кирилл Моршаков даже наоборот стал оказывать ее помощнице повышенное внимание. Заметить это было нетрудно.

   Кирилл, как правило, приходил в столовую, когда основная масса работников участка уже покидала ее. Приходил всегда с каким-нибудь незамысловатым подношением. Это были или маленькие букетики тундровых цветов, или цветные камушки, каких в поймах многочисленных речушек было пруд-пруди, или собственноручные поделки разного плетения. Не скупился на комплименты. Даже Фрося считала их заслуженными. Что уж говорить про Валю - она млела от них. И, подавая блюда парню, старалась всячески угодить. А когда уж совсем никого не оставалось в столовой, иногда подсаживалась за столик к Кириллу, и они мило о чем-то беседовали.

   Фросе самой этот парень понравился с первого его появления в столовой. Вид у него был представительный. Женщина даже подумала, что на участок приехал какой-то проверяющий. И потому поначалу жутко ревновала Кирилла к сопернице.

   Но со временем Фрося поняла, что ее переживания напрасны. Его внимание к Вале диктовалось не столько увлечением, сколько желанием просто покрасоваться перед девушкой. А, съездив на вездеходе пару раз с Кириллом на прииск за продуктами, и вовсе успокоилась. По дороге туда и обратно они каждый раз, когда в поездке были одни, по обоюдному согласию сворачивали в ближайший распадок и развлекались, наслаждаясь друг другом. Не раз побывал Кирилл и у нее в кладовке. При этом им удавалось сохранять свои отношения втайне.

   Собираясь в очередную поездку на Омолой за продуктами, Фрося принесла Фалдину на подпись отчеты по расходу продуктов за предыдущий период. И тут ее ждало разочарование. Начальник участка предупредил, что на этот раз у нее будет шумная компания, так как основной целью поездки явится доставка на участок нового горного оборудования. Видя протестующую Фросину реакцию на его сообщение, Михаил Иванович предупреждающе поднял руку:

  --Возражения не принимаются. Мне хорошо известно, что ты запасливая хозяйка. И того, что у тебя сейчас есть на складе, надолго хватит. Так что возьмешь только самое необходимое. Каждое место дорого. Разве что сладости какие-нибудь - побаловать наших детишек, да консервов посвежее пару ящиков. И так, скорее всего, к вездеходу придется прицеплять волокушу.

  --Тогда я вместо себя пошлю Сорокину. Можно? - погрустнев, спросила Фрося.- Она давно просится съездить на Омолой, навестить своих столовских подруг, и прежде всего Марию Федоровну.

  --Посылай. Пусть развеется.- И добавил, явно думая о чем-то своем:- Может мозги проветрит...

   Но тут же, вспомнив о звонке с прииска, продолжил:

  --Кстати, из Верхоянска вертолетом должны были на днях завезти на Омолой куриные яйца. Вот их, накажи Вале, пусть возьмет сколько дадут. Давненько их что-то не завозили. Яичный порошок уже колом в горле стоит. Да, еще и людей наших надо забрать. Кто с отпуска возвращается, кто подлечиться ездил в больницу. Без волокуши точно не обойтись.

   Валя с радостью восприняла предложение Фроси съездить на прииск вместо нее. И это еще больше огорчило Анатолия. Ему не хотелось даже думать о том, что его жене может доставлять радость что-то еще, кроме как общение друг с другом. Переживал, когда Валя дольше обычного задерживалась в столовой. А это случалось в последнее время все чаще и чаще. И, придя домой, она не торопилась, как раньше, бросаться к нему на шею и осыпать поцелуями. Ссылаясь на усталость, уходила в дальний угол балка, обкладывалась на кровати подушками и закрывала глаза. Сегодня же она, наоборот, была весела и разговорчива.

  --Представляешь, девчат омолойских увижу! У них наверняка куча новостей для меня найдется. А для Марины Федоровны я специально ее любимый пирог со свежей рыбы испекла. Муксуна и чира им вяленого отвезу, что ребята приготовили. Вкуснятина - пальчики оближешь! Вот обрадуются!- тараторила она.

   Увидев, что Анатолий не разделяет ее радость, а наоборот хмурится, спросила:

  --Ты что, не рад за меня?

  --Не в этом дело - рад или не рад. Просто мы с тобой не расставались ни разу. Ты еще не уехала, а я уже тоскую. Да и тревожно как-то на душе.

  --Ну о чем ты говоришь, Толя? Всего-то и делов - туда и обратно, за сутки управлюсь.

  --А успеешь все сделать? И отчеты завизировать, и продукты получить... Ты же ни разу этим не занималась. А если в отчетах Фрося что-нибудь напутала? Придется переделывать, а на это надо время. Отстанешь от вездехода.

  Валя начала раздражаться:

  --Почему она должна именно в этот раз напутать? Всегда было все хорошо, а именно сейчас напутала. Да и Фалдин, прежде чем подписать, все проверил. И не отстану я. Кирилл меня не бросит, он даже место для меня в кабинке зарезервировал, сам говорил.

   От последних слов жены Анатолий еще больше помрачнел. Он не раз видел, что водитель вездехода крутился возле Вали. Что-то ей рассказывал. И, видимо, очень смешное, потому как Валя каждый раз заразительно смеялась. Однажды Анатолий, не выдержав, спросил, о чем это они так весело говорили, но Валя лишь односложно ответила:

  --Смешные анекдоты рассказывал.

  А когда Анатолий попросил пересказать хоть один анекдот ему, Валя с вызовом ответила:

  --Ты же не любишь анекдоты! Да и не запоминаю я их.

   Анатолий не настаивал, но неприятный осадок остался. И вот теперь проявился с новой силой.

  --Зря ты так уповаешь на Кирилла. Человек он у нас новый, и, прямо скажу, мутноватый. Да и водительских навыков для нашей арктической погоды у него маловато. Всякое может случиться...

  --Что может случиться, Толя?- примирительно спросила мужа.- К тому же с нами поедет целая куча народа. Многие исходили тундру вдоль и поперек.

   Отговорить жену от поездки ему не удалось. Они только поссорились. И поссорились сильно. Анатолий даже не пошел провожать ее.

   * * *

   К сожалению, опасения Прохорова оправдались. С вездеходом случилось то, что никогда не должно было случиться. Вмешалась капризная северная погода. Перед выездом с прииска она резко испортилась. Тяжелые рваные облака все ниже стали проноситься над потемневшей землей, а к ночи уже чуть ли не стелились над поселком. Еще некоторое время спустя на землю обрушился такой заряд снега, что в десяти метрах ничего не было видно.

   Некоторых пассажиров смутила такая резкая перемена погоды, и они предложили вернуться и переждать ненастье в поселке. Но возобладала точка зрения тех, кто торопился домой.

  --Прорвемся! - успокоил сомневающихся и Кирилл, кидая победный взгляд на Валю, которая удобно расположилась в кабине. И лихо нажал на газ.

   Но вскоре и сам засомневался, что поступил правильно. Снегопад не думал прекращаться. Вместо привычной рыжевато-коричневой осенней тундры перед глазами стелилось сплошное белое полотно, сотканное из круговерти мокрого снега. Легкая тревога непрошенным холодком стала вползать в сознание парня. Теперь и он уже не против был переждать ненастную погоду, но признаться перед девушкой, что засомневался в правильности своего решения, не смог. И только торопливее нажимал на педали, направляя вездеход в белую неизвестность.

   Когда нервы у всех пассажиров были уже на пределе, обильные осадки неожиданно прекратились. И только с очередным порывом ветра в стекла кабины продолжали ударяться немногочисленные снежинки. Они уже не налипали, как раньше, а скатывались вниз. Подхваченные ветром, вплетались в шлейф снежного вихря, оставляемого вездеходом позади себя. Это был явный признак того, что пургу сменил легкий морозец. Перемена погоды успокоила пассажиров , и они принялись мирно дремать, целиком и полностью положившись на водителя. А через какое-то время задремала и Валя. Она заметила нервозность в поведении Кирилла и решила , что лучше не отвлекать его.

   Кирилл долго еще потом удивлялся сам себе: как же это он не заметил и проскочил два русла высохших за лето речушек? Не сразу сообразил, что чернильное пятно, которое возникло на горизонте и стало резко разрастаться среди побелевшей от первого снега тундры, это водная гладь озера Спирка? Ладно бы, не приходилось здесь бывать! Приезжал много раз - и на рыбалку, и на охоту. Да и просто так, когда серые, однообразные горняцкие будни свинцовой тоской въедались в печенки шахтеров. Им хотелось уйти, уехать, убежать куда-нибудь, чтобы остаться один на один с природой. Они шли к начальнику участка и просили, чтобы вездеходчик свозил их куда-нибудь, где можно было бы, что называется, отвести душу. Посидеть у костра, побренчать на гитаре, сварить тройную уху и, не торопясь, пропустить по хорошей рюмке-другой "Столичной" или "Старки".

   Фалдин, как правило, не отказывал горнякам. Михаил Иванович понимал, что люди не могут жить только одной работой, что им нужна разрядка от однообразной суровой отшельницкой жизни. Тем более, что нередко они брали с собой женщин, которые и кошеварить помогали, и песни подпевали. После таких выходных работа в шахте спорилась как никогда.

   Когда на участке еще не было своего вездехода, Кирилла и других горняков зазывал с собой в тундру геолог Николай Мамонов. Молодой парень, почти ровесник Кирилла, он был старожилом здешних мест, тундру знал как свои пять пальцев. Учил новичков премудростям отношений с северной природой, чтобы избежать беды. Правила эти были не хитрыми. Но сколько людей поплатились здоровьем и даже жизнью, когда не соблюдали их!

  --Идешь в тундру на час-другой, бери с собой запас продуктов как минимум дня на три,- поучал он ребят.- И не забудь при этом тщательно упаковать про запас спички и патроны для ружья, чтобы не промокли в случае чего. И если даже у тебя есть сетка от комаров и мошки, не будет лишним положить про запас в рюкзак еще и мазь от этих назойливых и кусачих тварей.

   Рассказал, посмеиваясь над собой, как однажды сам попал в непростую ситуацию. В азарте охоты на уток выронил бутылочку с мазью от комаров. Запасной в рюкзаке не оказалось. Кто-то из ребят позаимствовал, а предупредить забыл. Не было у него и защитной москитной сетки. Действие мази прекратилось быстро, а до Кюсентея еще оставалось больше двадцати километров. Спасло то, что решил идти к Лебединому озеру, до которого было значительно ближе, чем до поселка. Полагал, что кто-то из горняков обязательно будет в это время удить рыбу. Расчет его оказался правильным. Первым геолога увидел Федор Зубков. Крикнул товарищам:

  --Посмотрите, кажется этот вертолет идет на аварийную посадку.

   Мамонов действительно к этому времени был похож на терпящую бедствие винтокрылую машину. Он был изможден не столько расстоянием, которое пришлось проделать, сколько тем, что приходилось беспрестанно махать руками, отгоняя тучи комаров. Руки его слушались уже плохо, взмахи получались прерывистыми. Комары практически без помех обильно высасывали кровь из лица, шеи и обнаженных частей рук. Так мелкая оплошность чуть не стоила ему жизни.

   Не менее придирчиво геолог требовал относиться к одежде и обуви. Показывал как правильно укладывать в рюкзак все необходимое.

  --Не помешают и дополнительные носки и портянки,- говорил он,- В тундре всякое случается. Не заметишь, как влетишь в какую-нибудь ямину с водой, поросшую осокой. А с мокрыми ногами в резиновых сапогах долго не поохотишься.

   Особенно крепко попенял он Кирилла, когда тот явился на очередную вылазку в тундру без ружья, с одной удочкой.

  --Ты не в гости к теще на блины идешь - в тундру! А там разное зверье можно встретить, и не всегда дружелюбное.

  --Но у меня нет ружья,- оправдывался Кирилл.

  --Возьми у соседа. Здесь тебе слова никто против не скажет. Это на "материке" каждый за свою вещь готов другому глотку перегрызть. На Севере люди по-другому относятся друг к другу. Взаимовыручка здесь основа жизни.

   Может, потому с геологом Кирилл даже в многокилометровых переходах чувствовал себя всегда спокойно и уверенно. С удовольствием при первой возможности ходил с ним в тундру. Но у того в последнее время было много своих проблем по работе. И Кириллу ничего не оставалось, как идти на охоту или рыбалку одному. Далеко уходить он опасался, но все равно экипировался, как и советовал геолог. Брал у соседей по балку ружье, удочку, закидывал за плечи изрядно потрепанный чей-то рюкзак с небольшим запасом еды и мазей от комаров, мошки и гнуса, и уходил на ближайшие озера - Лебединое, Щучье, Адамово. Рыбачил, охотился, варил уху, а то и просто жег костер и углублялся в размышления.

   С приездом на Север получилось далеко не все так, как представлялось там, на "материке". В одной из молодежных газет он прочитал, что в районах Крайнего Севера для добытчиков золота и других полезных ископаемых в Якутии вот-вот начнут строить жилые комплексы под куполами, со своим микроклиматом, оранжереями и полным набором культурно-социальных благ. В реальность таких планов Кирилл не верил, но в возможность появления на новых месторождениях полезных металлов небольших аккуратных поселков с домиками, в которых были бы хоть один душ и бытовая комната, поверилось сразу.

   Каково же было его разочарование, когда в Омолое он увидел несколько хаотично разбросанных по тундре одноэтажных, барачного типа домов, три большие армейские палатки, в которых ютились по 15-20 человек, и несколько хозяйственных построек. Одна из них была приспособлена под клуб, другая - под баню. Но и в них, к моменту прилета Кирилла, тоже жили люди. И это при том, что прииск уже несколько лет добывал золото! И не просто добывал, а перевыполнял план больше чем в два раза.

   Ощущение нереальности происходящего поселилось в нем сразу. И если бы его не взял под свою опеку геолог, Кирилл непременно впал бы в депрессию, уж слишком большая разница была между ожидаемым и увиденным на самом деле.

   Мамонов был далеко не новичок на Севере. Этот приезд в Заполярье был для него третьим. Два предыдущих раза он побывал на Чукотке, работал на оловодобывающих приисках. А поэтому не понаслышке знал условия добычи металла и бытовые условия для горняков.

   Сам он не питал иллюзий на быстрое изменение бытовых условий в лучшую сторону, и аккуратно настраивал на понимание этого Кирилла и других не менее впечатлительных ребят. Одновременно Николай пытался сгладить тягостное впечатление новичков рассказами о богатствах и красотах края, о возможностях в охоте и рыбалке. Особенно на вновь образовываемых участках по добыче золота. Он, собственно, и сагитировал Кирилла поехать с ним на один из таких участков.

   Как ни странно, но на Кюсентее Кириллу понравилось. Здесь было все, о чем говорил геолог, - и возможности для увлекательной охоты, и места для богатой рыбалки, в том числе и ценнейших пород северных рыб - чира, хариуса, муксуна, сига. На "материке" такой вкуснятины можно за всю жизнь ни разу не попробовать, а здесь ешь хоть каждый день.Только не ленись.

   Но главное, что ему понравилось больше всего, это бесконечный простор тундры с ее многочисленными озерами, речками, с неожиданно возникающими в их поймах островками довольно высокого кустарника ольхи и полярной ивы. А когда на участок выделили вездеход, Кирилл и вовсе почувствовал себя счастливым человеком. Возможности интересно и активно проводить свободное от работы время значительно расширились.

   Хозяйственных работ на участке для него было мало, и он всегда охотно откликался на просьбы горняков, свободных от смены, свозить их на рыбалку или охоту. Благо Фалдин не возражал.

   Всю свою добычу и охотники и рыболовы, как правило, отдавали в столовую. А там уж Фрося с Валей творили из этих трофеев настоящие шедевры кулинарного искусства, которые далеко не в каждом московском ресторане встретишь.

   До озера Спирка дорогу Кириллу показал тоже геолог Мамонов. Он уже бывал там не однажды. Неутомимый ходок, в душе исследователь и просто любопытствующий человек, он не мог долго усидеть на одном месте. Иногда уходил в тундру на несколько дней. Но зато, когда возвращался, так увлекательно рассказывал обо всем увиденном, что многие ребята готовы были тут же сорваться с места и отправиться по тому же маршруту.

   Особенный восторг и заинтересованность вызвал его рассказ об озере Спирка. Во-первых, Николай принес полный рюкзак чира и муксуна, которых в озере, по его словам, столько, что рыбы чуть ли не сами прыгают в руки. А, во-вторых, выгреб из кармана какие-то разнокалиберные круглые шарики, похожие на оплавленные камешки, и поведал, что эти шарики являются доказательством того, что озеро образовалось в результате какой-то грандиозной космической катастрофы.

   Впервые об этом сам услышал от полевых геологов, которые в ходе поисковых работ забрели на побережье моря Лаптевых. Спустившись немного южнее, они и увидели в арктических широтах это удивительное озеро. А в первых промытых пробах грунта обнаружили темные металлические шарики разного цвета и размера - от макового зернышка до крупных бусинок. И такие шарики попадались на расстоянии до двадцати километров во все стороны от озера. Дотошные геологи тут же установили, что основные компоненты их - алюминий, никель и марганец, и подсчитали, что таких шариков наберется в округе на несколько тысяч тонн.

   Ну, как тут удержаться от соблазна и не махнуть на столь заманчивое озеро, хоть путь до него совсем неблизкий!

   Первое впечатление от посещения озера оказалось столь сильным, что Кирилл при всяком удобном случае пытался вырваться сюда снова. Поначалу, по приезду на озеро, он просто взбирался на кабину вездехода, всматривался в убегающую вдаль, за горизонт водную гладь. Потом, пока другие ребята рыбачили, он отправлялся бродить вдоль уреза воды.

   Берег местами переходил в болотистый кочкарник, широкими выступами он уходил на десятки метров в озеро. Под ногами вся эта масса пружинила и прогибалась, а потому не каждый рыбак осмеливался уходить далеко от берега. В ветреную погоду травянисто-кочкарные выступы и вовсе становились похожими на палубу небольшого суденышка. Под воздействием волн как бы нехотя вздымались, а потом грузно опускались в неспокойную воду.

   Геолог предупредил, что в любой момент эти "языки", сплетенные из мелких кустарников, мха, тростника и осоки, могут оторваться от берега. Дело в том, что вся эта дернистая масса лежит на ледовых линзах вечной мерзлоты, и малейший рывок может разорвать и без того хрупкие скрепы с берегом. Любой из этих выступов в один момент может превратиться в плавучий остров.

   * * *

   Так оно едва не случилось с вездеходом и кюсентейцами в ту ночь. Утомленный долгим блужданием по тундре, Кирилл не сразу почувствовал, что тяжелая машина уже не прыгает по кочкарникам и другим неровностям тундры. Стала плавно проседать, а под под гусеницами захлюпала вода. он резко сбросил газ и затормозил. И в этот момент скорее почувствовал, чем увидел, что вездеход продолжает двигаться вперед. Одновременно он ощутил, что кабина медленно стала проваливаться вниз. И тут парень понял все, что произошло. Кирилл резко толкнул ехавшую в кабине Валю и крикнул так, чтобы услышали пассажиры,мирно дремавшие в салоне машины:

  --Быстро из машины! Прыгайте на волокушу! Вездеход тонет...

  Волокуша, которую Кирилл так не хотел прицеплять к вездеходу из-за боязни перегрузить мотор, и стала их спасением.

   Когда первый испуг прошел, и люди, сгрудившись на волокуше, осмотрелись, то слегка успокоились. Вездеход почти сразу же перестал погружаться в воду, уперся в неровности дна, а волокуша и вовсе оставалась на ложе из кочкарника и трав.

   Кирилл быстро сориентировался, где они оказались, предложил два плана действий. Один - ждать помощи, оставаясь на месте; другой - отправить наиболее выносливых ходоков на участок за помощью. Большинство, ссылаясь на усталость и нервное потрясение, выбрало первый вариант. Стали располагаться поудобнее, ближе к заднему борту волокуши. Все были едины в одном, что их будут искать и быстро найдут. Кто-то из отпускников даже пробовал шутить:

  --А куда и зачем нам спешить? Рыба рядом, продуктов вдоволь. Валюша, ты же не против, если мы частично воспользуемся кухонными запасами?

  Но шутку не поддержали.

   Кирилл же придерживался иного мнения. Нет, он не сомневался, что их будут искать. И, конечно же, найдут. Но когда это будет? И кому может в голову прийти мысль, что их надо искать именно здесь, на болотистом побережье озера? Тем более, что все следы от вездехода надежно прикрыл первый снег. И кто может гарантировать, что снег не пойдет снова.

   Была еще одна причина, которая склоняла его к мысли, что надо не ждать, а действовать. Он явно перестарался, когда выталкивал Валю из кабины вездехода. То ли толчок был излишне сильный, то ли девушка еще к тому же зацепилась ногой за порожек, она буквально плашмя упала в воду. Правда, быстро подхватилась и запрыгнула на волокушу. Но ее верхняя одежда успела изрядно промокнуть, и вскоре холод стал давать о себе знать. Соседи чем могли укрыли девушку, однако она все равно не могла согреться.

   Парень и без того чувствовал себя виноватым. А тут еще эта оказия с девушкой, которая была давно ему не безразлична. И он решился, предложил:

  --Я все-таки думаю, что кому-то надо идти, сообщить о случившимся и месте, где надо нас искать.

  --Так-то оно, конечно, было бы правильно,- отозвался один горняк.- Но для этого надо знать, куда идти. А так можно заблудиться и уйти в неизвестность. Тем более, что снежком все ориентиры присыпало, а небо, похоже, и не думает проясняться. Сколько на моей памяти таких ходоков сгинуло в тундре? И каких! А мы и одеты не для таких переходов, и дороги не знаем.

  --Но кто-то же раньше бывал на этом озере? И, наверное, не один раз?- не унимался Кирилл.

  --Бывать-то бывали, - заговорил другой мужчина.- Но что толку с этого? Ты же меня с ребятами и возил. Только мы по сторонам не смотрели. Всю дорогу анекдоты и байки разные травили да водку попивали. А на обратном пути мы были больше похожи на сонное царство.

  --Да и сегодня, скажи, многое мы видели, когда ты нас вез?- спросил он Кирилла. И вопрос этот был больше похож на упрек, отчего парень почувствовал, что именно ему и предстоит отправляться в дорогу.

   Неожиданно, когда Кирилл уже шагнул на зыбучий кочкарник, Валя крикнула вслед:

  --Подожди! Я пойду с тобой. Сидя здесь, я окончательно окоченею.

  Отговорить ее от этого рискованного решения не удалось. И два силуэта вскоре растворились в густой темени ночи.

   Сорокина оказалась плохим попутчиком. Шла медленно, часто спотыкалась и падала. Ее промокшая одежда промерзла, полы пальто задубели и мешали движению. Ко всем бедам вскоре прибавилась еще одна - Валя подвернула ногу. Кирилл как мог помогал девушке, но вскоре выдохся и сам. Не радовал и наступающий рассвет. В какую сторону парень ни вглядывался, видел только убегающую до горизонта заснеженную тундру. Стала терзать мысль, что они никуда не дойдут. К тому же он не был уверен, что выбрал правильное направление. Осознание безысходности отнимало и без того быстро таявшие силы.

   Кирилл с Валей уже потеряли всякую надежду на свое спасение, когда чуть в стороне замаячил распадок с низкорослым кустарником. А, подойдя поближе, о-чудо! увидели и небольшое строение, больше похожее на полуразвалившуюся веранду. О том, что такие домики есть почти на всех маршрутах геологов и на охотничьих угодьях, Кирилл не раз слышал от Николая и других заядлых охотников. Но вот что именно им так повезет, не сразу поверилось. Боялись, что увиденное окажется миражом.

   Но домик стал не просто счастливой явью, сулившей спасение. Он представлял собой вполне добротный жилой балок на полозьях. Только полозья со временем продавили подтаявшую почву и провалились до линзы из льда вечной мерзлоты. Балок всем днищем плотно улегся на дернистой подушке. Со временем к балку охотники соорудили пристройку с навесом, где подвешивали и хранили свои трофеи и сушили верхнюю одежду. Она и создавала вид полуразвалившегося помещения. Здесь же хранился запас дров из сушняка и кореньев.

   Внутри домик и вовсе не казался заброшенным. Наоборот, впечатление было такое, как будто хозяин приготовился встречать гостей, а сам ненадолго отлучился. Широкая лежанка, сколоченная из грубых досок, была аккуратно заправлена. Над небольшим столиком к стене были прибиты полки, на которых, как оказалось, хранились все необходимые продукты, чтобы обогреть и насытить путников,- чай, сахар, соль, крупы, печенье, галеты. В ящике под столом хранился небольшой запас сухой картошки, а в круглой металлической банке - яичный порошок. Тут же находились две кастрюли: одна большая, другая - поменьше.

   На столе стояли две вместительные кружки, лежали аккуратно запакованными ложки, вилки и большой самодельный нож с костяной ручкой. По обе стороны от стола стояли массивные грубо сколоченные табуреты.

   В стороне от двери расположилась металлическая печка-буржуйка с чайником сверху, рядом лежала горка сухих дров.

   Когда раньше Кирилл слушал от разных людей о нечто подобном, что это непреложный закон Севера оставлять после себя запасы пищи и дров, он считал это не более чем охотничьими байками. Теперь же, когда обессиленные, вконец промерзшие они с Валей ввалились в домик, он понял какое это хорошее и по-настоящему человеческое правило - позаботиться о случайном путнике, о ближнем, которого ты даже не знаешь.

   Вскоре буржуйка отсвечивала яркими бликами огня, а сверху шипел закипающей талой водой чайник. Кирилл помог девушке снять заледенелое пальто, сапожки, носки, пододвинул табурет поближе к печке и усадил ее на него. После того как Валя сняла чулки, осмотрел больную ногу. На голени, ближе к стопе, была небольшая припухлость. Но похоже никакого серьезного повреждения не было.

  --Согреешься - помассирую и все пройдет, - пообещал он девушке.- А сейчас давай пить чай. Будем отогреваться изнутри. А то, похоже, ты скоро на пар изойдешь.

   Одежда на Вале и вправду парила. От печки исходил такой жар, что того и гляди ткань задымится.

   После выпитого чая с печеньем пришло умиротворение. Все трудности и беды как-то разом забылись. Как забылось и то, что где-то там, на озере остались ожидать помощи их попутчики. В настроение вселилось безмятежное состояние.

   В помещении со временем стало по-настоящему жарко и Кирилл с Валей, не сговариваясь, сняли с себя верхнюю одежду, развесили для просушки. Девушка осталась в праздничном платье, которое перед поездкой на прииск специально одела, чтобы показаться в нем столовским подругам, а водитель - в рубашке и трениках, которые всегда поддевал под повседневные штаны, когда отправлялся в поездку.

  --Ну, а теперь давай свою ногу помассирую,- предложил Кирилл. И посоветовал:--Приляг лучше на лежанку и расслабься.

   Валя только мгновение колебалась принимать ли предложение, но потом без лишних слов с удовольствием расположилась на широкой самодельной кровати. Почувствовала как усталое тело обволакивает легкое блаженство. А когда Кирилл, присев в ногах, стал массировать сначала больную ногу, потом ступни обеих ног, приятная истома стала наполнять все тело. Взглянув на парня, она увидела каким напряженным стало его лицо, улыбнулась. Поняла, что и его наполняют те же волнующие греховные чувства, что и ее. И она, чтобы не допустить и малейшей двусмысленности в своем поведении и нежелательного развития событий, намеревалась одернуть платье, в этом Валя могла бы поклясться всеми святыми, но вдруг как бы невзначай, чуть приподняла его, оголив красивые ноги. Она и сама не поняла как это могло случиться. И в следующее мгновение нежные, торопливые руки парня заскользили вверх по ноге, обжигая новыми чувствами все ее естество и отнимая волю к сопротивлению. А вскоре их тела сплелись в жарких объятиях.

   Первым догадался, где искать пропавший вездеход с людьми, геолог Николай Мамонов. И даже примерно обрисовал место, где мог застрять вездеход. Мысленно молился, чтобы бы не случилось с людьми худшего. Объяснил свое предположение какими-то нехитрыми расчетами с учетом направления ветра в ту ночь, особенностями рельефа тундры и характером водителя, которого он знал лучше других. Начальника участка даже уговаривать не пришлось отправить на поиски сразу два бульдозера. Фалдин не верил в точность предположения геолога, но он переживал за судьбы людей, пожалуй, даже больше других, и знал - с поиском медлить нельзя. Уж кто-кто, а он то знал капризный характер пагоды Крайнего Севера, и сколько трагедий принес он людям! Если записать на стеле все фамилии геологов, охотников, рыбаков и просто любителей романтики, потерявшихся в бесконечных просторах якутской тундры, умерших от неумения противостоять суровым морозам и беспощадным пургам, получился бы очень высокий памятник.

   К счастью геолог неошибся в главном - в направлении, где надо искать пропавший вездеход с людьми. И уже к вечеру, вконец промерзшие, но не потерявшие присутствия духа люди сначала услышали слабый рокот моторов, а затем увидели мелькание фар тракторов. Еще днем кто-то из горняков,предвидя такую ситуацию, предложил поискать для костра сухие ветки, траву, камыши. Пошли в ход также куски резины, отрезанной от транспортерной ленты, ящики из-под консервов. Костер получился отменным. Его сразу увидели спасатели, и больше не пытались рассмотреть все вокруг, а поспешили на сигнал бедствия.

   Радость встречи омрачило известие, что Кирилл с Валей так и не пришли в Кюсентей. Думать о худшем не хотелось, но тревожные мысли по мере узнавания подробностей в какое время и с каким настроением покидали они место происшествия, только возрастали. Особенно остро переживал Анатолий. Он, обычно сдержанный, буквально кидался на всех, кто медлил со спасательными работами или делал что-то не так. А как только волокуша и вездеход были вытащены и отбуксированы в безопасное место, Прохоров быстро, без суеты проверил исправность вездехода, заправил под завязку горючим, закинул в кабину сначала ружье, а потом и сам запрыгнул на водительское сиденье.

   Вездеход взревел ожившим мотором и готов был налегке тронуться в новый поиск, как впереди выросла фигура геолога.

  --Я тебя одного не отпущу. Тем более, что я, кажется, знаю, где надо искать в первую очередь, если они живы.

  --А я и не против твоей компании,- глухо отозвался Анатолий.- Вдвоем, конечно, веселее. Только ты не особо разбрасывайся своими мрачными прогнозами.

  Когда вездеход, набирая скорость, выскочил на твердую почву, сказал:

  --Ну, показывай куда ехать...

   Валя и Кирилл буквально потеряли счет времени. Девушка впервые испытывала с ним нечто такое, от чего тело содрогалось от приятной истомы, а голова кружилась как от сладкого легкого вина. Она даже не подозревала, что такое чувство может дарить мужчина. Первый сексуальный опыт она получила в училище, еще на первом курсе. Это были скороспелые, ни к чему не обязывающие приключения с такими же подростками. Они не оставили в ее памяти ничего хорошего. Более того, девушка даже не знала от кого ей пришлось делать тайный и такой болезненный аборт.

   По настоящему женщиной она почувствовала себя с Анатолием. Он был нежен и заботлив в постели, осыпал самыми разнообразными ласками, делал все, чтобы ей было хорошо. Она с Анатолием много чему научилась, и в первую очередь любить. Чувствовала его большую любовь и что сама любит как никого и никогда. А почему и как случилось, что однажды оказалась в столовской кладовке с Чесноковым, так до конца и не поняла. Рассчитывала на легкий флирт, а потом просто уступила напору.

   Позже не смогла отказаться от встреч с ним потому, что Виктор дарил ей другие ощущения. Он был грубее, властнее, брал ее чуть ли не силой. В постели был ненасытен. При этом никогда не интересовался, что испытывает она. Вале такое отношение мужчины к ней, как ни странно, нравилось. Иногда она даже подумывала, как здорово было, если бы эти качества двух мужчин соединились в одном Анатолии. И вот теперь она буквально купалась в новых ощущениях.

   В балке скоро стало совсем жарко, и Валя с Кириллом сбросили с себя все одежды. Утомившись, уснули, не раскрывая объятий. Сказались переживания и усталость прошедшей ночи, блуждания по тундре и утомляющие мысли от неизвестности. Спали, впрочем, не долго. Проснулись от желания любить друг друга. Валя не стала дожидаться, когда парень стряхнет последние остатки сна, стала осыпать его страстными поцелуями сверху донизу, а потом и вовсе оседлала Виктора. И вскоре мир для них перестал существовать, пылкие, чувственные звуки заполнили помещение.

   Занятые друг другом, они не услышали, как к домику подъехал вездеход. Не сразу поняли, почему откуда-то потянуло холодом. Кирилл первым увидел Анатолия в раскрытых настежь дверях балка. Тот был с ружьем в руках, и этого оказалось достаточно, чтобы парень от страха отключился. Валя же, которая находилась спиной к выходу, еще какое-то время по инерции продолжала глубокие ритмичные движения. Но в какой-то момент увидела искаженное от страха лицо любовника, оглянулась. Быстро соскочила с Кирилла и стала лихорадочно искать чем бы прикрыться. Анатолий отвел взгляд в сторону, глухо, но твердо сказал:

  --У вас есть пять минут на сборы, если хотите ехать домой.

   Не дожидаясь ответа вышел. На вопросительный взгляд геолога, коротко ответил:

  --Они здесь, и с ними все в порядке.

   Обратный путь проделали исключительно молча. Геолог пытался задавать какие-то вопросы, но, наткнувшись на глухое молчание Анатолия, тоже умолк. А вскоре и вовсе уснул под равномерное урчание мотора. В кузове вездехода тоже, похоже, было не до разговоров. Парень с девушкой даже не смотрели в сторону друг друга. Ощущение катастрофы фактически парализовало сознание Вали. Какие-то обрывочные мысли, если и тревожили ее, то доставляли только боль и ощущение безысходности. Она никак не могла осознать, что такое случилось именно с ней, и этот позор ей предстояло еще пережить.

   К поселку подъехали уже под утро. Высадили сначала геолога, потом Анатолий остановил вездеход возле балка, где вместе с другими ребятами проживал Моршаков. Подождал пока тот, опасливо посматривая в сторону кабины, отошел немного, направил вездеход к их семейному балку. Молча помог Вале спуститься на землю, увидев, что она прихрамывает, довел до балка, поддерживая под руку. Не глядя на нее ровным голосом сказал:

  --Мне сейчас на смену. У тебя будет время собраться...

   Увидев Прохорова, начальник участка сразу понял, произошло что-то неординарное. Он уже успел порадоваться, что с людьми ничего не случилось. Да и горное оборудование, которое так ждали, было доставлено в целости и сохранности. А что транспортерную ленту немного укоротили, так это сущая ерунда. С тревогой спросил:

  --Что стряслось? С цыпленком что-нибудь?

  Вместо ответа Анатолий попросил:

  --Михаил Иванович, можете где-нибудь определить место для проживания меня или Сорокиной?

  --Ты же, Толя, наши возможности знаешь не хуже меня. Но если день-два подождешь, то я решу твой вопрос. Строители на днях сдали новый жилой балок. Сегодня-завтра отделку закончат. На подходе еще один. А ты бы на смену лучше не ходил, отдохни. На тебе вон лица нет.

  --Со мной все в порядке, Михаил Иванович.- Попытался пошутить:--Просто жилищный кризис назрел.

  --И не у тебя одного,- подхватил Фалдин.--Тут понимаешь какое дело случилось пока вы по тундре рыскали. К Чеснокову жена вернулась. Ее снова к нам медсестрой направили. Требует отдельный балок. В нем и жить собирается, и медицинский пункт оборудовать. Такие вот дела...

   Начальнику участка явно хотелось поделиться новостью о причине возвращения Ольги, о которой он узнал накануне по рации. Но Анатолий слушать не стал. Попросил:

  --Вы про мою просьбу не забудьте.

   * * *

   Причина возвращения Ольги на Кюсентей секретом долго не была. Точнее, причин было несколько. Кто-то донес директору, что к его жене продолжает, хоть и редко, заглядывать Чесноков. И это, дескать, не лучшим образом влияет на его авторитет. Потом этот вопрос всплыл на очередном партсобрании. Раздосадованный Дорофеев тут же отправился к жене на работу. Не удержался, обозвал ее самыми последними словами и потребовал немедленно прекратить всякое общение с любовником. Элеонора Станиславовна не стала сдерживаться:

  --А чем ты лучше меня? Разъезжаешь с прирученной бл*дью по всей республике и думаешь никто ничего не замечает? Мехами, золотом да шубами одариваешь. Да эта проститутка скоро нас голыми оставит! Тем более ей теперь надо еще своего нового молодого трахальщика подкармливать.

   Дорофеев аж раздулся потемневшим от злости лицом от слов жены.

  --Как ты смеешь так говорить! К счастью, не все женщины на тебя похожи,- кричал он.

  --Конечно, не все. Я ни у кого не побираюсь, не покупаю любовь. И уж тем более не беру у одного, чтобы отдать другому, как делает твоя шлюха. Вот где она сейчас, как ты думаешь? А я тебе скажу - у любовника. Разминается, чтобы к тебе в постель тепленькой забраться.

   Этого Дорофеев стерпеть не мог. Ему захотелось немедленно заткнуть рот жене, который извергал невероятную, на его взгляд, грязь. Влепил такую пощечину, что Элеонора Станиславовна влетела в шкаф с медикаментами. Грохот падающих бутылочек, пузырьков и колбочек наполнил кабинет. Это, как ни странно, привело в чувство обоих супругов. Элеонора тут же назвала адрес, где Дорофеев и нашел свою любовницу в объятиях другого.

   Инфаркт надолго свалил Игнатия Федоровича. Вертолетом он был доставлен в Кулар, куда спасать его прилетели лучшие врачи республики. Приказ о переводе Ольги медсестрой на Кюсентей подписал заместитель директора прииска "Омолой".

   Был там и еще один пункт. Он касался Чеснокова. Должность техника-технолога упразднялась, а Виктор назначался бригадиром одной из смен, что для самолюбивого Чеснокова явилось тяжелым потрясением. Он и в самом деле уверовал, что после скорого ухода Фалдина на пенсию займет его должность. И вдруг такой неожиданный поворот!

   С Ольгой тоже отношения не заладились. Она вроде была не прочь помириться с мужем, но он не смог пересилить чувство брезгливости к ней. Почему-то, глядя на нее, ему чудились большие уши Дорофеева, смешно выглядывающие из-за пухлых скуластых щек. И когда Фалдин, потерявший надежду, что Чесноков образумится сам, пораньше разбудил его, чтобы тот шел принимать бригаду и спускаться в шахту, Виктор молча оделся и, взяв с собой ружье, как показалось многим, демонстративно отправился в тундру. Буркнул любопытствующим:

  --Пойду поохочусь. Самое время зайца погонять...

   Его долгое отсутствие не сразу заметили. Фалдин подумал, что, помирившись, Виктор заночевал у жены. Спохватились, когда Чесноков не явился и на следующую планерку. Нашли его быстро. Издали казалось, что он, задумавшись, сидел на берегу Лебединого озера у потухшего костра, прислонившись спиной к небольшой лодке, которую чуть поодаль от уреза воды законсервировали на зиму геолог с Анатолием. Виктор Чесноков был мертв. Ружье после выстрела осталось в руке. Лодка под тяжестью обмякшего тела сдвинулась с подставок, разрушив одну из них, и покосилась. Того и гляди, совсем свалится с опор.

   Эта небольшая лодчонка стала хорошим подспорьем для кюсентейских любителей рыбалки. А для Анатолия Прохорова - любимым детищем. Нашлась она совершенно случайно. Как-то раз бродили они с геологом вдоль берега вдалеке от исхоженных мест. Вдруг подтаявший грунт обрушился, и из под слоя глинистой почвы показалась посудина, похожая контурами на лодку. Она скорее всего осталась здесь от первых геологов.

   Когда лодку очистили от грязи, хорошенько отмыли, убедились, что она неплохо сохранилась. Пришлось только слегка подсушить и проконопатить. Зато теперь можно было отплывать далеко от берега, наслаждаться тишиной и, не торопясь, удить рыбу. Это занятие было увлекательно еще тем, что вода в озере была удивительно прозрачной. Можно было наблюдать за поведением рыб, а на дне озера разглядеть самые мельчайшие детали, хотя глубина озера была здесь приличная - около 12-15 метров.

   Но то, что парни однажды увидели, сильно удивило обоих. На дне лежало огромное суковатое дерево. Длинна его была не менее пятидесяти метров, если не больше. Наполовину оно было притоплено в иле, но все равно размеры его впечатляли. Привезти его откуда-то с такими огромными суками, конечно же, никто не мог. А это означало только одно - дерево выросло когда-то здесь! Возможно, не так давно в историческом смысле, здесь был другой климат. Почему не удалось разглядеть на дне озера другие деревья? У геолога нашлось простое объяснение этому. У обнаруженного дерева сучья оказались большими, чем у других, и, видимо, быстро затвердели. Вот массивный ствол и оперся на них, потому и остался видимым.

   Предположил, что, если снять донный слой ила, то можно найти и другие деревья. И действительно, ближе к берегу удалось разглядеть еще один ствол, поменьше. Его удалось зацепить тросом и трактором вытащить на берег. Он оказался настолько затвердевшим, что топором не получилось отколоть даже маленькой щепки. Находка так впечатлила, что парни сообщили о ней в республиканский филиал Академии наук. Но то ли письмо не дошло до адресата, то ли сообщение не вдохновило местную научную элиту, но никто из ученых на Кюсентей не приехал.

   Анатолий при каждом удобном случае брал с собой на озеро Валю. Это были самые прекрасные часы. Отплывали подальше от берега, наслаждались тишиной и окрестными пейзажами, ловили рыбу и рассказывали друг другу о своей жизни, предшествующей их встрече. У обоих биографии были короткие. Анатолий, как и Валя, на Кюсентей попал случайно. Завалил сессию в университете и решил один год перекантоваться на каком-нибудь горном предприятии. Подзаработать немного денег, набраться практики по профилю будущей профессии. Он так и сказал в отделе кадров объединения "Якутзолото":

  --Я - студент!

  А на вопрос, что он умеет делать, прямо ответил:

  -Ни-че-го...

   Подведомственный комбинат "Куларзолото" в это время быстро наращивал свои мощности, и ему требовалось много людей. Горняцким профессиям учили прямо на производстве. Напутствуя парня, кадровик с легкой долей иронии сказал:

  --Поедешь студентом, вернешься опытным горняком. Если, конечно, захочешь...

   На Куларе Анатолий задержался недолго. К моменту окончания краткосрочных курсов по технологии и технике безопасности отработки шахт он успел получить еще и корочки скрепериста. Когда стала комплектоваться группа для работы на новых участках прииска "Омолой", в числе первопроходцев оказался и Прохоров. На новом месте он тоже не упускал любой удобный случай, чтобы учиться новым горняцким профессиям. Возвращение в университет отложил, взял академический отпуск. А потом и вовсе перевелся на заочное обучение. Сосредоточился на практическом постижении тонкостей шахтной отработки золотоносных пластов. Теоретические познания черпал из книг. И потому к нему легко прилипло ироничное прозвище - вечный студент. Зато к моменту приезда на Кюсентей Анатолий стал одним из наиболее опытных горняков.

   Начальник участка ценил Анатолия и очень хотел сохранить его в коллективе шахты. Он видел, что последнее происшествие сильно подкосило парня. И не только его. Появилось такое ощущение, что жизнь на Кюсентее разделилась как бы на два этапа: один - до случая с вездеходом, другой - после него. Коллектив, который он с такой заботой собирал, начал рассыпаться.

   * * *

   Не успели пережить трагедию с Чесноковым, как участок тихо покинул водитель вездехода. Причина оказалась уважительной. Испуг, который Моршаков пережил в охотничьем домике при виде Анатолия с ружьем в руках, привел к половому расстройству. Лечить Кирилла какое-то время пыталась Ольга,но вскоре поняла, что ни ее знаний медсестры, ни женских чар недостаточно. И она выписала ему направление в Куларскую больницу. А оттуда парня направили в Якутск. Случай оказался исключительно тяжелым.

   Замена Кириллу Моршакову нашлась скоро. Новым водителем вездехода стал мужчина средних лет. Холостой, спокойный, можно даже сказать - флегматичный. Не стеснялся поиронизировать над собой. Представился:

  --Антон Чихнов. С Чеховым не надо путать, не заслужил.

   Охотно рассказывал про себя. Говорил откровенно, что приехал не за туманом романтики, а чтобы подзаработать денег на ремонт старенького "Москвича". А повезет, так и на новый не прочь скопить. На Омолое с этим плохо получалось. Работал на подхвате: то принеси, это - отнеси. Не случайно у местных остряков в родилась шутка на тему больших заработков.

   Присели как-то горняки передохнуть, а один все работает. Несет очередную заготовку для крепежного материала, а ему говорят:

  --Если будешь так усердно работать, увезешь на "материк" рюкзак денег.

  --Да-а...Увезешь тут,- отвечает парень. - Приеду домой, родные мне и скажут:"Ну, снимай свой рюкзак, расслабься, отдохни после трудов праведных." А я отвечу: "Какой же это рюкзак. Это - горб!"

   Резюмировал свой рассказ Антон коротко:

  --Это про таких, как я, неудачников, речь.

   С женой разошлись, считал, тоже, из-за "Москвича". Написал домой, что задержится на Севере немного дольше, чем планировал. Приписал в конце письма:"Не скучай". Ответное письмо обескуражило. В нем жена писала , что она и не собирается скучать. "Ты когда и дома был, я только твои ноги из-под машины видела. Так что привыкла. Но ты можешь не торопиться. Я тут замену тебе присмотрела, на развод подала".

   Рассказывал Антон свои истории, как правило, во время обеда в столовой. Присутствующие дружно смеялись.Смеялась и Фрося. Может быть, впервые так искренне, весело, как давно не смеялась. И тут мужчина, с интересом поглядывая на повариху, сказал фразу, которая, наверное, и предопределила быстрое развитие событий:

  -- А кто это так вкусно готовит? Уж не эта ли веселушка?

  Его поход в кладовку вместе с Фросей был предрешен.

   Вечером этого же дня она пригласила мужчину к себе в балок. После чего Антон, которого временно поселили в палатку, вовсе решил, что упустить такую женщину будет большой ошибкой, сделал ей предложение. С свадьбой медлить не стали. Съездили на Омолой, где в поссовете их союз зарегистрировали и поставили в паспорта штампы.

   Фалдин не торопился найти жилье для Анатолия. Надеялся, что тот помирится с Сорокиной. В конце концов, думал он, такая любовь не может исчезнуть в одночасье. Хотя никаких подвижек к примирению замечено не было. После смены Прохоров в свой балок не пошел. Нашел свободную койку в утепленной палатке, приспособленной под общежитие. Сама мысль о том, что он может дома встретиться с НЕЙ, угнетала его.

   По этой же причине перестал ходить в столовую. Об увиденном в охотничьем домике никому рассказывать не стал. Но ребята и сами догадывались, что там могло произойти, раз так резко изменилось отношение Анатолия к своей любимой девушке. Тем более, ее тайные встречи с Чесноковым не были секретом. Горняки сочувствовали бригадиру и всегда приносили ему из столовой еду. Валя знала для кого они берут, старалась положить побольше и самые вкусные стряпушки.

   Но многие понимали, что так долго продолжаться не может. Анатолий буквально угасал на глазах. Валя переживала сильнее других. Собравшись с духом, она пришла за советом к Фалдину.

  --Помогите, Михаил Иванович!- с отчаяньем в голосе молила она.- Я люблю Толю, очень люблю, и готова сделать все, чтобы он меня простил.

  Фалдин грустно посмотрел на нее и покачал головой:

  --Эх, цыпленок, цыпленок! Что же ты наделала! Подрубила парню крылья. Лучшего бригадира мне сгубила,- корил он ее.- А исправить что тут можно? Пожалуй, ничего. Разве только время что-то поправит. И то бывают случаи, когда и оно бессильно. Предательство сильно опустошает. Такая грязь не смывается ни временем, ни любовью. Да и какая любовь может быть после предательства?

   Поэтому для Фалдина решение вопроса было ожидаемым. Как-то, будучи свободным от смены, Анатолий закинул видавший виды рюкзак за плечи, не спеша побрел в сторону Лебединого озера. Это озеро было его любимым. И он не мог уехать, не попрощавшись с ним. Идти по снегу было легко. Он не был глубоким, а затвердеть от морозца уже успел.

   На берегу Анатолий прежде всего поправил подпорки под лодкой, бережно выправил ее. Проверил надежность крепления. Удовлетворенно подумал:"Теперь до весны с ней ничего не сделается. Еще послужит..." На привычном месте развел костер,закинул удочку. На водной глади уже образовалась легкая снежная шуга и, если бы не утяжеленное грузило, леска с крючками осталась скорее всего лежать поверх. Поудобнее усевшись, задумался.

   Мимоходом отметил, что у лодки теперь будет один хозяин. Поймал себя на том, что эти слова он произнес вслух. И вдруг сердце сжалось от небывалой тоски и горя. Взгляд затуманился от слез. Здесь, на Кюсентее, он испытал самое ценное, что только может быть в жизни, - любовь! И здесь же ее потерял. Узнал светлое чувство дружбы и черное чувство предательства. У него было такое состояние, как будто он утратил землю под ногами и небо над головой, потому что та, которой он верил и которую любил, и была его земля и небо.

   Возвратившись с озера, Анатолий сразу отправился в балок к Фалдину с заявлением об увольнении. Начальник участка долго кряхтел над заявлением, охал и сетовал на капризы и изломы судьбы. Терять одного из лучших работников ему не хотелось, но, убедившись в твердости решения Прохорова, заявление подписал.

   Валя Сорокина узнала об отъезде Анатолия, когда вездеход уже проезжал мимо последних балков. Она, как была в поварском халатике, так и побежала вслед по улице. Кричала, махала руками, плакала... И чем дальше удалялся вездеход, тем отчаяние были крики молодой женщины, было такое ощущение, что они вырывались из глубины сердца, израненного мелкими бездумными страстями.

  15.10.2017г.

  г.Смоленск