Колокольня [Егор Сергеевич Мартынов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Пролог

Мужчина, светловолосый, кареглазый… Красивый мужчина стоял на краю крыши. Под ним была жизнь. Отсюда она ему казалось игрушечной. На его лице не было эмоций. Но внутри грохотало. «А вдруг это сон? А вдруг это просто дурацкий сон? И я сейчас проснусь и удивлюсь тому дерьму, которое мне сегодня приснилось», – пытался он себя успокоить. Не помогало. Но как бы не вопил его мозг, было понятно, это должно закончиться.

Глава

1

Андрей проснулся. Всю ночь ему снился один и тот же сон. Его частички все ещё крутились в памяти, но даже эти остатки постепенно выветривались. Он отчётливо помнил, что он был неприятный скользкий холодный. Но самого сна уже не было. Остался лишь вибрирующий звук. Он казался знакомым, но вспомнить его не представлялось возможным.

Андрей поёжился, встал с постели. Было морозное зимнее московское утро. В пять часов в городе было еще темно. После всех знакомых каждому процедур Андрей оделся и вышел на улицу. Он опаздывал каждый день. Каждый день он обещал себе завтракать дома, но каждый день он завтракал в офисе, покупая батончик и кофе в автомате.

На улице было не лучше, чем в его сне, только ещё снежок моросил под жёлтыми фонарями. Он стоял на пешеходном переходе около пустынной дороги. Вдали горели фары машин, готовящихся ринутся в его сторону сразу после сигнала светофора. К нему подбежал Шурик. Шурик был весёлым пацаном лет десяти. Он постоянно улыбался. Нет, он не был умственно-отсталым, ему просто нравилось буквально всё: он каждое утро, в самую рань выходил из соседней квартиры и бежал в школу, улыбаясь, он разговаривал почти с любым прохожим, встречавшимся ему на пешеходном переходе, улыбаясь. Его мама, будучи полной противоположностью, панически боялась, что с ним что-то случится, что его аномальная, скорее даже патологическое жизнерадостность и дружелюбие обязательно приведёт его к неприятностям. Но пока обходилось. Пока это вызывало только ответную улыбку у всех собеседников. Он обдавал людей какой-то теплой волной, согревающей душу. Такое спонтанное тепло очень ценится в серой повседневности.

– Здравствуйте, Андрей Евгеньевич! – как обычно, улыбаясь, поздоровался Шурик.

В этот момент Андрей Евгеньевич снова услышал звон. Андрей уже не помнил, что отвечал. А Шурик всё что-то весело рассказывал, улыбался. А Андрей уже видел только его силуэт. Колокольный звон вибрировал и накатывался. Да, Андрей вспомнил, что звон был колокольный. В глазах не потемнело, а посерело, Андрей снова начал чувствовать тот сон. Издалека донесся испуганный возглас, но сон уже окончательно втек в сознание Андрея, вытесняя все остальное:

Внизу бушевал чернильно-синий океан. Всё остальное пространство, всё сознание заполнял тяжелый тёмный туман. Он медленно шевелился, он жил. Огромная колокольня возвышалась над всем, представляя собой монолитную громаду с недосягаемой верхушкой, запрятанной ещё выше. Она явно было далеко, но казалось, что она заполонила собой почти всё поле зрения. Колокольный звон, который заглушал бушующий океан, даже мысли Андрея, вспарывал мироздание. Звон звучал всё громче, всё давил и давил, и в тот момент, когда казалось, что именно сейчас и лопнут барабанные перепонки, картина изменилась. Посреди все того же тумана, который, казалось, стал ещё тяжелее, как в цирке, подсвеченная тусклым светом сверху, стояла большая деревянная кукла. С таких ещё срисовывают начинающие художники. Правильные пропорции, удобные деревянные шарниры. Туман завибрировал и окончательно почернел, лениво двигаясь в пространстве. Из-за этого, тоненький лучик света, освещавший безжизненно стоящую куклу, стал казаться светом прожектора. Туман всё продолжал сгущаться вокруг неё, предвкушая представление, как вдруг, кукла начала отплясывать. Весело особо не было. Плясала кукла в звенящей и давящей тишине, да и двигалась она, как будто, всё это время с ней играл маленький ребенок. И тем не менее, что-то завораживающее было в танцующей деревянной кукле, при свете одинокого невидимого прожектора среди мира темноты. Кукла продолжала дёргаться, когда сгусток тягучего тумана, вдруг ткнул её, а потом ещё раз и ещё. Прожектор освещал куклу, продолжающую из последних сил вытанцовывать, освещал клубы тумана, продолжавшие разрывать свою добычу. Все происходило то медленно, то молниеносно. Вдали послышался голос.

Андрей лежал посреди тротуара. Небольшая толпа окружила его. Когда он привстал, все начали потихоньку расходиться. Шурик сидел на коленях около Андрея.

– Андрей Евгеньевич, что с вами? Вы тут уже долго лежите, – пролепетал, обеспокоенный Шурик.

– Мы уже скорую вызвали, – влезла какая-то бабулька.

– И полицию, небось наркоман, – встряла ещё одна бабка.

Андрей молча поднялся, отряхнулся, что-то невнятно пробормотал в ответ. Он ещё не понял, что с ним случилось. Всё смешалось. «Ладно, я уже в школу опаздываю, кстати вот уже и зеленый», – быстро проговорил Шурик. Ему явно было не ловко за то, как он испугался и повел себя, и вообще, хотелось уже распрощаться и забыть про этот случай. Сашка уже почти перебежал дорогу, когда его откинуло на несколько метров. Черный внедорожник сбил мальчика на скорости в сто километров в час, не меньше. Машина, проехав ещё несколько метров, остановилась. Андрей бросился к месту аварии. За рулем сидел молодой парень. Он грустно, как-то виновато улыбался. Водитель внимательно смотрел в глаза Андрея. С его губ не спадала все та же улыбка, когда Андрей открыл незапертую дверь, выволок его на асфальт. Вокруг них снова начала собираться приличная толпа, ведь звук от удара машиной был очень громким и почему-то звонким. Одинокие машины возмущенно объезжали столпотворение. Он продолжал тихо изучать Андрея даже тогда, когда Андрей, взгромоздившись сверху, начал бить. Почему-то Андрей знал, что Шурик уже мертв, а этот всё продолжает смотреть и грустно улыбаться. Маленькая толпа стояла вокруг них, доносились испуганные вскрики, но никто не бросался ни помочь, ни разнять. Андрей перестал, выдохся. Он продолжал его разглядывать. Под глазом расплылся синяк, из рассечения на виске медленно текла кровь, подбитые губы продолжали грустно улыбаться, но в целом, водитель был в порядке. Не умел Андрей бить, не умел.

Глава 2

В приемнике было тепло и сухо. Сложно сказать, о чём думал Андрей, прислонившись к холодной решетке. С каким-то пугающим спокойствием он осознавал, что ничего не чувствует. Или он совсем выгорел после всего случившегося, или это вовсе нереально. Странно, ему на какую-то секунду даже показалось, что Шурик умер не из-за того урода, а из-за него.

Дверь напротив него приоткрылась. Вошел майор. На его втором подбородке пробивались робкие молодые волосики. Водителя допрашивали долго, допрашивали точно с пристрастием. Это было ясно по звукам, доносившимся из соседней комнаты. «Ну, он это заслужил», – рассудительно думал Андрей. Он до сих пор не мог отвесить себе пощечину, расшевелить, крикнуть: «Да он же убил его! Убил того пацана!». Майор открыл клетку, вошел внутрь. По лицу вниз катилась капелька пота, в приемнике было жарко, капелька аккуратно заползла в щель на стыке двух подбородков. Майор сел напротив Андрея.

– Его посадят, я лично за этим прослежу. Нет, ребёнка сбить! И при чем не пьяный, трезвый как стекло!

Он продолжал ругать, материть, угрожать. Жир на потном лице противно трясся в такт его возгласам. Всё это выглядело скорее, как разученная сценка в театре. К тому же, его глаза сияли. Он закончил свой монолог, чтобы перевести пыл. «Ну вот только зачем избивать было?», – уже грустно добавил майор. «Вы только посмотрите, какие увечья вы ему нанесли», – сказал он, доставая смартфон и показывая фотографии. Лицо водилы с их последней встречи превратилось в один большой окровавленный синяк. Андрей быстро глянул на руки майора. Его нежные пухленькие ручки не привыкли к систематическим нагрузкам. Кожа на костяшках слезла. Кровь из ранок капала на форменные брюки. Майор удивлённо на него посмотрел. «Нет, я конечно всё понимаю, но это уже варварство какое-то», – всё тем же голосом посочувствовал майор. Андрей не стал шевелиться. Он снова утратил способность испытывать эмоции. Майор крикнул. Дверь снова открылась. Оттуда боком по очереди вышли ещё двое. Андрею было плевать, кто они и что они будут с ним делать, вот только краешки рукавов их кителей были испачканы чем-то красным, застывшим.

Андрей не сопротивлялся. Его привели в камеру с двухъярусными кроватями и железным троном, закрыли за ним дверь. Он медленно полез на единственное свободное место. Андрей, видимо, стал понемногу сходить с ума. Засыпая на верхнем ярусе узенькой кроватки около бетонной стены, ему всерьёз начало казаться, что это он виноват в его смерти, что это видение, это видение его убило, этот звон…

Глава 3

Пухленький мальчик, а в будущем майор, не был сильным. Его отец – да. Настоящий воин, идущий по головам врагов к своей цели. Это было впечатляющее зрелище. Он пробился с самых низов к милицейскому раю. Ничто не могло поколебать империю, выстроенную отцом. Он пытался вырастить преемника, сильного. Но маленький майор не мог, не умел. Если его отец был львом, то он скорее был даже не шакалом, а мышью. А потом его драгоценная мамочка умерла. Только она за него заступалась. Только она защищала его интересы. Нет, отец однозначно любил его, по-своему. Он честно пытался сделать из него такого же как он сам. Но иногда бывает, что люди просто слабы и ничто не может это изменить. А ведь маленький мальчик, а в будущем майор, хотел быть сильным, хотел, чтобы его отец посмотрел на него не как обычно, сочувственно-грустно, а по-другому. Ещё маленький майор, безусловно, хотел и империю. Империю, являющейся властью и безнаказанностью воплоти. И как бы ему не был противен тот взгляд, он рассудил, что отец уже стареет и другого наследника подготовить не успеет. Вот именно тогда, уже не маленький, но всё ещё пухленький мальчик по-настоящему расслабился. Но долго это не продолжалось. В их огромном доме появилась новая, замена его драгоценной мамочке. Сначала, она пыталась казаться другой, пыталась даже фальшиво любить будущего майора. Но долго играть не пришлось. Отец любил её, и их новорожденного сына тоже любил, больше, чем размякшего и оборзевшего от хорошей жизни подростка, а в будущем майора. Малыш был тоже сильным. Его сила была другой, не такой как у отца, но всё же, эта была сила. Он рос, а женщина, как питон обвивала отца.

– Смотри, Сашеньке всего пять, а он уже читает, и язык учит, а этот, в свои семнадцать?

И тут она бросала уничтожающий взгляд из-за его спины в сторону будущего майора. Отец сначала пытался защищать, а потом бросил, согласился, наставительно и сурово глядел на своего непутевого первого сына. Грусть и сочувствие пропали из его глаз. Появилась сталь. Он думал, что это заставит его бороться, становиться лучше, а главное сильнее. Может, хоть такой пинок поможет ему оправится. Но нет, будущий майор был слишком слаб. Единственное, на что ему хватало сил – это ненавидеть. Мальчик был весёлым. Он улыбался с ранних лет. Из него хлестала сила, желание что-то делать, та сила, которой обделили будущего майора. И это вымораживало первого сына по-настоящему сильного отца. Та сила, хлеставшая из Сашки, так ласково называл его отец, была не совсем подходящей для судьбы наследника империи. Но отец считал, что с этим можно работать. А будущего майора трясло. Его трясло от мысли, что кто-то ворвался в их дом и забрал у него всё: внимание и расположение отца, а главное, его империю. Что сильная женщина её ребенок, которого эта женщина охраняет и выгораживает, спокойно дышат и существуют под боком у отца, полностью заслоняя его от совсем выросшего мальчика, а будущем майора. Сашка несколько раз пытался подружиться с ним, подлетая, движимый своей улыбкой, но, благо у будущего майора хватало сил, чтобы огрызаться и игнорировать, тихо жалея себя. А потом отец отправил его в академию, а потом устроил его в московский полицейский участок при его империи. Отец окончательно отдалился от теперь уже настоящего майора, посвящая всё время своему второму сыну. После уже майор услышал, что на Сашку, на такого любимого отцом Сашку, совершили покушение. Отец, погрузившись в семейную жизнь, немного распустил свою империю. Но это уже не важно. Майор сначала начал побаиваться, что и на него могут попробовать напасть, но потом с грустью отметил, что без отца, никому он не нужен, даже врагам отца. Он слышал, что отец куда-то запрятал Сашку с его мамой, но больше информации не поступало.

И вот, когда в его участок, по абсолютной случайности, поступил тот парень, майор по-настоящему засиял. Он был его билетом к счастью. Теперь он, наконец, избавился от братца. Хотя, ну как избавился, он бы никогда на такое не решился. Судьба избавилась за него. Парень сидел в комнате для допросов. Его лицо, изображавшее виноватую улыбку, было в крови. Никто даже не собирался скрывать следы избиений. Майор рассудил, что так даже будет смотреться немного кинематографично. Блистающий закон и битый преступник. К тому же, такая улыбочка немного вымораживала. Майор орал на него, сам не брезговал бить. (остальное время помогали его люди). Из комнаты доносились фразы: «Да ты что, сука?!», «Он же пацаном совсем был!». Но в душе, майор готов был расцеловать его. На руках у парня, вполне обычного внешне парня были странные татуировки. «Дорогие, наверное», – между подходами подумал майор, ещё раз удивляясь иллюзии. Синие цепи, стягиваясь, уходили в рукав безразмерной футболки. А парень сотрудничал: спокойно сидел и отвечал на все вопросы. Только в конце он тихо и опять как-то виновато сказал: «Меня жестко избил тот прохожий, я бы заявление написал». Майор хотел ему ещё раз врезать, отпустив при этом какую-нибудь бравую фразочку, но потом вспомнил, что у них на районе как раз не хватает протоколов. Да и доказать, что не они его так избили было бы не трудно, но лень, так что, свалить всё на того было бы неплохо. Поэтому он шваркнул об стол перед водителем листок с ручкой. Майор сам восхищался своей игре, так брезгливо и одновременно величественно смотреть на преступника. Выйдя к этому, ну, как его, который избил, майор попытался играть все того же мужественного и честного сотрудника правопорядка. Жаль, не получилось. Нет, как ему сегодня повезло. И от этого избавился, и перед отцом выехал, (ему скорее всего уже доложили) и до конца месяц по протоколам закрыл. Ему было хорошо. Отец горевал и бушевал, опять резко полюбил оставшегося сына, мамаша его братца отошла на второй план. Вот только потом, когда тот водила дожидался суда, (судья, по душевной просьбе отца пообещал вынести самый вкусный приговор) пришла бумажка. Отец снова начал бушевать, охваченный праведным гневом, но вот только поделать ничего не мог. Бумажка пришла с самого верха. А майору было хорошо. Андрея, при помощи всё того же бушующего отца, узнавшего о его самоуправстве, выпустили пораньше. Никто не посмел сказать, что упечь Андрея на пятнадцать суток было инициативой майора. Их обоих отпустили в один и тот же день, вот только водитель покинул участок на два часа раньше.

Глава 4

Андрея выпустили пораньше. Просто, в какой-то момент открылась дверь камеры и его позвали на выход. Причину не объяснили, просто выставили на улицу. Было субботнее утро. Андрей пошел домой. Дома набрал Толику. Толик дружил с Андреем с института. Вместе учились, вместе влюблялись, вместе работали, чуть ли не жили вместе.

– Привет, ты что, сбежал? Мне босс сказал, что тебя загребли за избиение, вырвал с отпуска, работать заставил. Но вроде как пообещал, что будет у меня ещё праздник. Но семье, конечно, кайф. Они-то только сегодня из Испании прилетают.

Толик усмехнулся.

– Ладно, сейчас не могу разговаривать. Давай, что ли, в бар сегодня вечерком сгоняем, отпразднуем, так сказать, твою свободу?

Толик был веселым, и голос его смеялся. А колокольный звон давил и ждал. Андрей начал уже подумывать, что звон, скорее всего, не просто звук, а разумный хищник, обладающий холодным разумом. Андрей с трудом шевелил языком. Договорились, вроде, на том, что Толик перезвонит ему вечером, перед баром. Толик был явно не доволен, он что-то бурчал сквозь звон, что-то спрашивал, но наконец, отпустил. И как только Андрей повесил трубку, туман сразу набросился и утянул его в свой мир.

Первая часть сна была Андрею знакома: бушующий океан, огромная колокольня. Но когда картина изменилась, Андрей увидел шатающееся дерево. Оно стояло посреди всё той же туманной пустоты, было покорежено и кое-где подпалено. Чтобы дерево не упало, вокруг него стояли как колышки для палатки несколько человек. Веревки обвивали ветки деревьев и шеи людей, создавая некий баланс, центом которого было шатающееся, но все еще стоящее дерево. Все стояли ровно, как солдатики, в какой-то опрятной одежде, только лиц не было. И вдруг, веревки начинают лопаться, дерево медленно кренится в сторону, а люди все стоят столбиком и не замечают ничего. Когда дерево упало, туман клубами поднялся, как облако песка и пыли, а когда все рассеялось, уже ничего не было: ни дерева, ни людей.

Андрей открыл глаза. он лежал на полу, в сантиметре от острого угла кровати. Внутри него боролись. Точная холодная уверенность победила затухающую надежду. Толик обязательно умрёт, его человек, тот настоящий и часто единственный друг умрёт, пока не совсем ясно как, но точно умрёт. С этими мыслями Андрей провалился в нервную пустоту сна, не решившись снова забраться на кровать.

Толик позвонил вечером. Голос когда-то живого друга был тихим и каким-то металлическим.

Слышал? Хотя, не думаю, что ты следил… Я-то в Москве давно, босс вместо тебя позвал, а мои только сегодня из Испании летели и вот они летели, летели, летели и вдруг бам, и больше и нет никого …

У Толика была великолепная семья: жена, сын – была. Эксперты пока восстанавливали события крушения, спорили, была ли это случайность.

– Ладно, Андрей, я к ним тогда.

– Пока, Толик.

Андрей внимательно слушал как открывается окно и свистит ветер в телефонной трубке.

Всех, кто были ему и вправду дороги, ну или хотя бы не безразличны продолжал забирать колокольный звон. Андрей не знал точно, кто забирал: звон или тот грустный парень со странными татуировками, но они явно были связаны. И в какой-то момент Андрей понял, что во вселенной у него осталась лишь одна вещь. Колокольня.

Глава 5

Мужчина, светловолосый, кареглазый… Красивый мужчина стоял на краю крыши. Под ним была жизнь. Отсюда ему она казалось игрушечной. На его лице не было эмоций. Но внутри грохотало. «А вдруг это сон? А вдруг это просто дурацкий сон? И я сейчас проснусь и удивлюсь тому дерьму, которое мне сегодня приснилось», – пытался он себя успокоить. Не помогало. Но как бы не вопил его мозг, было понятно, это должно закончиться. И мужчина, светловолосый, кареглазый… Красивый мужчина шагнул на встречу новому. Нет, там не было пустоты или вечности, но том была она, колокольня.

Глава 6

Андрей проснулся. В его городскую одежду, которая была слишком теплой для безоблачно неба и палящего огромного солнца заползли крупицы песка. Его гольфы, поддетые под зимние кроссовки, ласкал неестественно плотный океан. Андрей лежал на краю маленького, нет, крошечного острова с парой тройкой деревьев. Всюду, куда падал глаз был этот странный, густой как сгущенное молоко лазурно-синий океан. Андрей не стал кричать или паниковать. Из него как будто выели всю сердцевину, оставив безвольную оболочку. Его мысли занимала колокольня. Удивительно, но Андрей не чувствовал ничего неприятного, размышляя о ней, как будто он думал о приятеле, с которым подрались, но потом снова помирились. Он поднялся, двинул к деревьям, на ходу снимая свою одежду.

Андрей лежал в тени, думал обо всем. Хоть и пустота в душе разрослась до безумных размеров, кормясь одиночеством и грустью, непонятно как попав на этот странный остров, Андрей снова захотел поесть и отдохнуть. Ему начало казаться, что всё, что с ним было раньше это, и правда, был всего лишь дурацкий сон, а этот странный, но почему-то уже ставший родным остров с яблоками, растущими на карликовых пальмах его настоящее, вечное пристанище. Андрей лежал под деревьями, ел яблоки, пил воду, оказавшегося пресным океана. На вкус она была обычной, но по консистенции напоминала кисель. Андрей нежился на песке, мысли становились все ленивее и ленивее, ему казалось, что он уже родился на этом острове, слишком вкусными были яблоки, слишком холодной была вода, смутные события прошлого становились все прозрачнее и прозрачнее…

Тихий прибой океана перебил звук тарахтящего мотора. Все тягучие и сладкие мысли мигом улетучились, Андрей отрезвел, но более ничего не помнил. Он не знал, сколько дней пробыл в этом раю, может час, а может год. Его не покидало чувство, как будто он что-то забыл, потерял ниточку мысли, но чем дольше он пытался вспомнить, тем больше он терялся. Он понимал, что не мог здесь родиться, но ничего кроме острова не помнил. Он не помнил своего имени, он, Андрей не помнил, что ему вообще полагается имя. Тарахтение приближалось. И вскоре Андрей увидел вдали самолет. Самолету с виду было лет сто. Он летел по небу оставляя на безупречной голубизне после себя черный след. Агрегат приземлился на воду в метрах двадцати от берега. Его деревянная квадратная морда, отражала в своих стеклах теплое солнце. Дверь, врезанная в его массивное туловище, открылась. Внутри стоял человек. Он быстро манил рукой. Андрей настороженно поднялся, взял с песка штаны, отряхнув их, надел, немного подумав, пошел в сторону летающего крейсера, неотрывая глаз от человека внутри самолета. Андрей решил, что нет смысла больше оставаться на этом острове, он чувствовал, что то состояние, которое прогнал грохот мотора, больше никогда не вернется. Человек продолжал энергично махать рукой, хотя уже видел, что Андрей идет. Возле самого берега Андрей помедлил, затем зашёл в воду. Когда он подплыл к самолету, лениво покачивающимуся на воде, человек, перестав махать, скинул ногой веревочную лесенку. Андрей начал карабкаться. Разбухшие и отяжелевшие от воды штаны мешали шевелить ногами и тянули вниз. Когда он забрался, человек уже сидел на табуретке перед обилием разных рычагов и приборов. Он быстро пробормотал, не отрываясь от узких полосок стекла иллюминаторов, врезанных в самолет: «Закрой дверь, быстрее, убери лестницу, живо!». Последнее слово он прокричал. Загрохотал двигатель, пол под Андреем задрожал. «Что ты стоишь! Выполнять!», – визжал пилот. Андрей, обескураженный, начал быстро собирать лестницу. «Дверь! Захлопни её! сейчас же!», – кричал ему через спину пилот, продолжая тянуть за все возможные рычаги. Андрей повиновался. «Задвижка! Задвижка!», – надрывался пилот тонким голосом, брызгая слюной, – закрой на задвижку!». Самолет взвыл, тронулся с места. Через боковые иллюминаторы было видно двойное крыло и ввинченный в него винтовой мотор, надрывающийся от натуги. Самолет разгонялся. Моторы по бокам самолёта выплевывали черный как смоль дым, который потом еще долгое время будет висеть на чистом небе. Когда самолет набрал высоту, пилот встал с маленькой, ввинченной в пол, деревянной табуретки, направился к Андрею, рычаги у него за спиной продолжали безвольно колыхаться. Внутри самолет был почти пустой. Над потолком болталась потухшая керосиновая лампа, в самом дальнем углу стоял большой сундук, обвитый железными полосами, уходящими в пол, к стене было прибито зеркало. Вода от штанов Андрея медленно впитывалась в деревянную обшивку. Пилот сел напротив Андрея. Его кожа было натянутой и белой. Только кисти его тонких рук были темно синими, как будто он окунул их в чернила. Вены и сосуды тоже были окрашены, но чем дальше они уходили от кистей, тем светлей становились. Его голова медленно клонилась на бок. Клоки белых волос свисали на плечи. Самолет качнуло. Пилот носил синий комбинезон с лямками, одетый на тощее тело. Глаза, немного выкатывающиеся из орбит, внимательно изучали пустоту. «Я ничего не помню», – робко сказал Андрей. «Это не важно. Ты все сделал правильно, так что бы я смог тебя найти», – немного покачиваясь, на распев, проговорил пилот.

– Что это за место? – Андрей немного осмелел.

– Это не важно. Все равно мы уже почти прилетели.

Самолет накренило. Кабина перевесила хвост и самолет устремился вниз. Моторы выли, уши раздирало, Андрея откинуло назад, к сундуку. И только пилот, непонятно как оставшийся неподвижно сидеть на полу, продолжал задумчиво раскачиваться. Андрей, вжатый в заднюю стенку самолета, смотрел на приближающийся океан. Вода, принимая самолет, растянулась как мембрана. Она не хотела его пускать, но тот давил и давил, и вскоре, она сдалась.

Глава 7

Самолет влетел в другой сумеречный влажный нижний мир. Сверху больше не было никакого лазурного океана, лишь пасмурное небо, зато внизу находился его более уродливый двойник. Черно-синий океан бушевал. Ну и туман, снижавший видимость в несколько раз, плотный темный туман неподвижно лежал в пространстве, иногда только некоторые его части метались и тут же затихали, меняя свое положение. Оставленное же пространство лениво заполнялось новыми клубами того же тумана. Он превращал потенциально светлый мир в темный и неуютный. Сквозь туман виднелась колокольня. Все также, как и во сне Андрея. Вот только она была больше. Пилот, который опять сидел на своей табуретке и колдовал над панелью управления, аккуратно подвел самолет к самому краю её гладкой стены. Они медленно спускались вниз, описывая круги вокруг колокольни. Они спускались долго не потому, что расстояние до бушующего океана было настолько большим, а потому, что один облёт колокольни вокруг её оси занимал минуту, не меньше. Андрей, аккуратно подойдя к иллюминатору, завороженно её рассматривал. Даже обрезанное изображение через маленький кусочек стекла было захватывающим. Когда его отбросило, он больно ударился, к тому же было очень холодно. Штаны, мокрые и холодные прилипли к ногам.

Вокруг неё не было земли. Она росла из океана, пробивала небо. Так казалось Андрею, выбравшемуся на большое холодное крыло самолёта и смотревшему вверх, задрав подбородок. Почему-то огромные волны обходили колокольню, поэтому самолет только немного раскачивался на воде. Следом за ним поднялся пилот.

– Зачем мы здесь? – осторожно спросил Андрей.

Пилот поперхнулся.

– Кто ты такой?

Пилот начал тихонько хихикать. Андрея прорвало. Он продолжал чеканить вопросы, пытаясь перекричать пилота, а он все продолжал смеяться. Его смех, скрипящий и горестный был похож на смесь лая собак и крика боли. Звук отражался от гладких стен колокольни и смешивался с океаном. Пилот всё смеялся, запрокинув голову вверх. Его тощее тело напряглось. Мышцы двигались под тонкой кожей. Андрей уже ничего не спрашивал, он пятился, продолжая смотреть на старика. Тот, впервые посмотрев на Андрея, продолжая смеяться, резко вытянул руку вперед. Андрей отошел на порядочное расстояние от пилота, пока он смеялся, но, тем не менее, он видел, как рука на безумной скорости, растягиваясь на ходу, приближалась к нему. Андрей упал на крыло самолета. В момент касания с обшивкой, далеко вверху раздался удар колокола.

Андрей открыл глаза. Темного бушующего океана больше не было. Весь мир был светлым и прозрачным. Когда Андрей поднялся, в его голые ноги врезались камешки. Он стоял на тёмно-серой глыбе. Внизу была не просто пропасть, внизу была бесконечность. Скала просто парила в пространстве. Перед ним была колокольня. Хотя в этом мире, в её истинном обличие, она скорее была огромной колонной, которая уходила в две стороны. Концов её не было видно, она была бесконечной. Туман, канатами обвивал её, поддерживая навесу. Нельзя была сказать точно: наклонилась ли она на бок или же вся вселенная была под углом относительно неё. Она состояла из звеньев. Каждое звено представляло собой целый мир, целую цивилизацию. Колокольня зазвонила неожиданно. Она вибрировала в голове Андрея, выводя слова.

– Ты служишь мне. Я наделила тебя частичкой себя, пользуйся, ты больше ничего не забудешь, помни. Ты будешь моим приспешником, пилот поможет. Что непонятно?

– Зачем?

«Скука», – пронзительно грянул звон. Последнее слово взорвалось в голове Андрея, вытесняя все другое из сознания. Скука.

Андрей лежал на холодном крыле самолета. На его груди, продолжая надрываться от смеха сидел пилот. Он держал свою руку около лица Андрея. Из синих кистей вырывался такой же как в этом странном мире, только в сотню раз плотнее туман. Он полз в горло, а дальше вниз, в желудок. Туман был склизкий и холодный. Андрея рвало. Он извивался, пытался отвернутся. Но пилот только смеялся, продолжая испускать из кистей темный, похожий скорее на дым, туман. В конце, когда пилот слез с него, и отошел на несколько шагов, продолжая немного посмеиваться, туман начал шевелиться внутри Андрея. Он пробил желудок, потянулся к позвоночнику, начал втекать в мышцы, сжимать кости. Андрей хотел закричать, но дыхание перехватило. Зато пилот, перестав смеяться как будто между делом спросил: «Так ты видел её?». Андрей не мог ему ответить. Он корчился на широком крыле самолета в надежде, что это поскорее пройдёт. Но пилота такой вариант явно не устраивал. Он подлетел к Андрею и, наклонившись, снова спросил: «Так ты видел или нет?». И когда Андрей опять ему не ответил, он, наклонившись ещё ближе, начал визжать: «Видел или нет?! Видел или нет?!». Андрей, продолжая извиваться, пытался ему ответить, чтобы прекратить это истязание для его ушей. Но легкие не слушались. «Видел или нет?! Видел или нет?! Видел или нет?». Боль начала понемногу отступать. «В голове вертелась мысль: «Интересно, как у него выдерживают связки». Как только боль немного откупила, Андрей напряг, каждую клетку своего тела и выдохнул: «Видел». Пилот, набирая воздух для новой тирады одинаковых вопросов, выдохнул. И уже хрипло прошептал: «Хорошо, вниз». Андрей, как бы холодно ему не было, растекся на крыле. Он очень устал от боли, он очень устал от криков пилота. Из-за влаги и холода, он уже совсем не чувствовал своих ног. Снимать штаны уже было поздно. Холоднее уже быть просто не могло. «Вниз!», – снова начал визжать пилот.

Андрей подошел к зеркалу. Весь его торс и спину теперь опоясывали татуировки цепей из темного тумана. Цепи медленно шевелились, стягивались. Андрей умылся, татуировки давили. «Они будут вечно стягиваться. Такова цена силы, но казалось бы: если они будут так долго стягиваться, то в какой – то момент они окончательно тебя сожмут. Но нет, они будут просто давить и напоминать, кому ты служишь и чья эта сила», – опять тихо и грустно бормотал пилот.

Они зажгли керосиновую лампу. Стало немного теплее. Штаны, наконец, высохли, ноги болели. Туман выходил из кончиков пальцев Андрея и постепенно заполнял самолет. «Сожми! Сожми! Сделай его острым!», – надрывался пилот. Андрей нахмурился, у него очень сильно болела голова. Туман втянулся сам в себя, превращаясь в тонкую линию лезвия. Андрей боялся пилота. Его непредсказуемость пугала, его внешний вид пугал, его непонятная сущность пугала. «А теперь расслабься! Расслабься! Ему надо втянуться! Расслабься!». По ушам опять резануло. Андрей хотел поинтересоваться, как можно расслабиться, когда он рядом, но вместо этого попытался выполнить указание. Пилот пугал его. Туман тут же потянулся к кончикам его пальцев. Татуировки снова сдавили тело Андрея. Он поморщился. Накатила легкая слабость. Выпускать туман было хорошо. Это было похоже на чувство, когда ты только что снял очень тугую обувь. И хотя бы это маленькое удовольствие немного успокаивало. «Это было сложнее чем я думал, – почти нормально сказал пилот, – иди наверх, тебя ждут». Пилот подошел к сундуку, открыл крышку, полез внутрь. Еще несколько секунд из сундука доносились звуки, но потом, всё внутри самолета затихло.

Глава 8

Андрей открыл глаза. Он лежал на грубом деревянном полу. Железные ребра кованного люка больно врезались в лопатки. Над ним весел колокол. Андрей попытался подняться, но не успел он встать на колени, как к нему, как громыхающий поезд, с визгом вносящийся на перрон, влетело всё: холод, боль, жестокость, сила. Он помнил, как сидел на коленках на острове, обвитым туманом, как из его рук вытек длинный нож, из того же тумана, как он вспорол себе живот, и как кровь лилась и застилала его глаза. Андрей быстро посмотрел вниз. Внизу была длинная неровная розовая рытвина. По внешнему виду, шраму было несколько месяцев. Андрей напрягся, аккуратно встал на ноги. Он был на верхушке колокольни. Она была высокой, но не той, эта была не та колокольня, поражавшая своими размерами и величием. Андрей огляделся.

Он очутился на величественной, сверкающей наполированным камнем, огромной площади. Дворцы, украшенные всевозможными орнаментами и золотом, носили на себе внушительные электрические экраны. Вся площадь, как ванна, доверху наполненная тараканами, кишела людьми. Лишь платформа, построенная внизу, вокруг колокольни, возвышалась на несколько метров. Пепел витал в воздухе и падал на людей. А люди кричали: кто-то от радости и возбуждения, а кто-то от боли. Люди на платформе горели и сгорали, визжала, извиваясь и корчась. Как только догорали, приходили солдаты, одетые в серые мундиры и черные лакированные сапоги, снимали всё, что оставалось и выводили новых, вновь разжигая костер под ногами. Это продолжалось долго. Их фуражки, такие же серые все мелькали по эшафоту. Когда солдаты скинули последнюю партию обугленной плоти, и платформа опустела, никто не расходился. Все оставались на своих местах, переводя дух от увиденного и завороженно наблюдая. Внизу загудело и завибрировало. Послышался стрекот, экраны, визжавшие от натуги, выдавали нечеткое, огромное изображение одного и того же. На всех, смотрели несколько копий юноши, лет двадцати. Его светлые невесомые кудри лениво порхали, как будто под водой. Глаза смотрели легко и пронзительно. Вся площадь опустилась на колени, опуская свой взор и шепча: «Старейшина, старейшина». На площади собрались разные люди: на коленях стояли богачи и нищие. Красное закатное солнце осветило площадь. Он заговорил неожиданно и радостно: «Еще одна сотня неверных колокольне сгорела на ваших глазах. Я не могу описать, как мне жаль их родителей, опозоренных их невежественностью и тупостью. Но я хочу вас в очередной раз успокоить! Инквизиция, посланники колокольни, носящие её цепи, непрестанно выслеживают мятежников». «Ах, так я видимо, инквизитор», – промелькнуло в голове Андрея. Татуировки напомнили о себе, стягиваясь вокруг тела Андрея с ещё большим усердием. Но он продолжал: «Рискуя своими жизнями, они вместе с нашими доблестными солдатами уничтожают целые поселения бесчувственных неверующих не во что святое варваров. Я безумно горд за каждого вступившего и служащего колокольне солдата. Короткая пауза. «Оставайтесь преданными ей, селите её в ваши сердца и вены, Боритесь с неверующими. Примите её, чтобы она видела вашу любовь». И люди начали вливать её в себя. У кого-то были золочёные многоразовые шприцы, до отказу заполненные чем-то чёрным, а кто-то, из самых нищих, просто надрезал грязным ножом руку и поливал рану тем же из маленького пузырька. Все поднялись, туман начал корежить людей, рваться наружу через поры кожи, рот, глаза. Он устремлялся в небо, и через несколько минут вся площадь потемнела, и лишь яркие мониторы продолжали светить. Туман поднимался вверх, мимо Андрея, в облака, площадь светлела, люди с блаженными лицами медленно начали расходиться, а после и экраны погасли, и тишины больше не было. Зажглись фонари, поехали повозки. И только последняя партия сгоревших еще источала тонкие струйки дыма, идущие к красному небу. Андрей, перегнувшийся через бортик, и наблюдал за площадью. Люк открылся. Из недр башни вышли солдаты в серой форме. У них в руках были винтовки.

Они спускались вниз по лестнице. Один спереди, другой сзади. Внутри башни текла кровь. Он переливалась в трубочках, которые обвивали башню, как сосуды, она скапливалась в кожаных мешках, которые набухали и становились похожи на огромных пиявок, насосавшихся крови. Они все спускались и спускались вниз. Башня продолжала себя под землей.

Глава 9

Инквизиция представляла собой каменные катакомбы, простирающиеся подо всем городом, Его кабинет, весь заставленный клетками с птицами и мисками для еды, освобождал место посередине для огромного шкафа и металлического пыточного стола с толстыми тугими ремнями для крепления жертвы. На нём красовались старые уже не смываемые капли крови. Блондин, говоривший с экранов, непринужденно лежал на столе. В руках, обвитых знакомыми татуировками, у него вальяжно развалился огромный кот и повсюду: на полу и на шкафу, около мисок и в клетках сидели, мурлыкали, чесались и чирикали коты, собаки и птицы. Запаха не было, лишь крики эхом проносились по коридорам, отражаясь от каменных стен.

– Где я?

– Глупый вопрос. Ты в инквизиции.

Парень, развалившийся на столе, лениво растягивая слова, сам немного походил на кота.

– Нет, а в каком мы мире?

Андрея сковала уверенность молодого человека.

– Ну а что это даст тебе в теории? Много ли миров ты знаешь? Столько глупых вопросов. Поверь, в этом нет смысла, расслабься, теперь тебя ждет жизнь, не бесконечная, но чертовски долгая. Ну ладно, если с этим мы решили, то определимся с твоим трудоустройством, осталось решить лишь один вопрос, куда тебя направить.

Он аккуратно, с благоговейной нежностью поставил кота на стол, а сам подошёл к шкафу. На самом деле это был не шкаф. Это было окно, открывающее внутренности башни. Там работал механизм, который, как огромное металлическое сердце перекачивал кровь. Тем временем, парень поднялся на носочки и достал с самого верха огромный том, опять подошел, облокотился на стол. Кот аккуратно прислонился к его спине. «Итак», – пробормотал парень, листая книгу, – тебя зовут номер сто пятьдесят два и девяносто два, и ты отправляешься в вербовочный отдел на 2 мира против часовой стрелки. Хочешь посмотреть?». Номер сто пятьдесят два и девяносто два кивнул. Парень резко развернул книгу, Андрей увидел круг, похожий на циферблат, каждая отметка, которая на обычных часах обозначает минуту, была подписана маленьким шрифтом. «Мы здесь», – юноша показал на верхнюю часть круга, на зону, где бы стрелка показала двенадцать часов. «А отправляешься ты туда», – палец подвинулся левее.

– Ну, это всё, что тебе надо знать.

– А как я туда попаду? – пролепетал Андрей.

– Также, как и сюда. Колокольня видит линии судьбы. Как только я назвал место службы – твоя судьба определилась. Убив себя, ты перестанешь существовать в этом мире, и колокольня перенесет тебя туда, куда тебе суждено попасть, – быстро проговорил юноша.

Он явно говорил это не один десяток раз.

– Так вот, выйдешь из инквизиции, отойдешь подольше и вскроешь себе горло. Ты попадешь в свою бригаду, канцелярия вербовки колокольни по Москве и Московской области уже знает.

Номер сто пятьдесят два стоял. Глава, опять развалившись на столе с котом на руках, глазами показал на дверь. Андрей повернулся и направился к выходу. Он шёл медленно, боялся наступить на кого-нибудь.

Андрей уже тянулся к ручке, когда дверь сама открылась, а на пороге стояли трое. «Старейшина», – обратился к нему один из солдатов. «Боимся не выдержит, умрет раньше, чем нужно». Два солдата вели под руки грязного, немного битого старика. Узник вырывался и хныкал. «Крепите, сойдет», – небрежно сказал старейшина, легко спрыгивая на пол и аккуратно ставя кота к себе под ноги. Старик стал вырываться еще настойчивее, хныканье медленно, но верно перерастало в крик. Андрей робко стоял около порога, и не мог пойти дальше. «Ну ладно, останься, если хочется посмотреть, заодно узнаешь, как наркотик делается», – бросил старейшина в своей привычной, ленивой манере. Андрей и хотел бы сказать, что ему не хочется, только крики вырывающегося из старика, уже целиком прикрепленного к столу, заглушали мысли. Старейшина подошел к старику. У того больше не осталось сил кричать, теперь, он просто хныкал. На старике была большая просторная рубаха. Солдаты забыли её снять, когда крепли его, поэтому, чтобы не откреплять его снова, они просто срезали её, оставив старика только в просторных штанах. Оголилась худая бледная кожа, стягивающая тело. Старейшина, достал из-под стола и поставил на его край широкий и тяжелый нож и банку какой-то бурды. Кот терся о его ноги, а дед кричал и извивался, снова набрав силы. После нескольких секунд обработки ножа в банке, старейшина быстро начал обводить ребра по контуру, опираясь на нож всем весом. Дед больше не мог кричать, он только сипел и трясся. Ребра захрустели, кожа медленно начала лоскутами ползти вниз, оголяя кости, кровь лилась, по все ещё живому телу, сползала на железный стол, медленно катилась вниз, по специально выдавленной бороздке, а после текла по маленькому кранику вниз, в специальный сосуд. Дед уже перестал извиваться, и старейшина держал руку на его шее, после ринулся, к крану, и перекрыл ток. Остатки продолжали капать в сосуд, а мертвая кровь все скапливалась внизу, около ног мертвеца.

Старейшина взял сосуд, подошел к шкафу и начал вливать содержимое в трубу, ведущее к механизму. «Ну, впрочем неплохо, четверть успели вытянуть», – приговаривал старейшина, аккуратно перегоняя кровь. Еще несколько животных подошли к ногам их хозяина, а Андрей всё также продолжал стоять, и смотреть на искореженного старика. «Людей привозят тысячами, причём из разных миров, этим занимается специальная служба. Малая их часть идёт на то, чтобы поддерживать страх и веру в главном живом мире колокольни. Нет, случается это редко, только на специальные даты, а остальные идут на изготовление наркотика», – между делом сказал старейшина, присев и облокотившись к стене и вытирая руки о грязную тряпку. К нему подбежала собака и самоотверженно начала вылизывать ему руки. «Кстати, интересный факт, кровь, пригодная для производства должна быть живой», – задумчиво поведал старейшина, глядя в глаза собаке. После недолгого молчания он вопросительнопосмотрел на Андрея.

– Слушай, мне было чертовски приятно с тобой пообщаться, провести для тебя незабываемый урок, но тебе очевидно пора, сейчас придут люди, чтобы убрать тело и почистить стол, всё, иди, тебя проводят.

Стража, все это время стоявшая около выхода аккуратно вытолкнула его из кабинета повела по коридорам. Идя по катакомбам, Андрей видел одно и тоже: пустая комната с таким же столом, прикованный к ней человек в компании со стражником с большим ножом. Из какой-то комнаты доносился крик, из какой-то слышалось только капание крови в банку. Еще к стене, около потолка, была прилажена цепная дорога, по которой банки с кровью, покачиваясь, устремлялись в сторону механизма.

Они ещё несколько минут топали по идеально ровному коридору. Камеры и катакомбы продолжали тянуться дальше. Они свернули в один из боковых тоннелей, пошли по ступенькам наверх. Тусклый свет ламп, подвешенных к потолку, продолжал освещать ход. Ступеньки закончились, и взору Андрея предстала массивная клепаная дверь. Подойдя к ней, стражники молча открыли засов, за дверью снова показались ступеньки. Андрей неуверенно шагнул, дверь за ним захлопнулась. Был уже поздний вечер. Зажгли фонари. Кони звонко цокали по мостовой, волоча за собой карету. По улице шла процессия. Солдаты окружали повозку, на которой стоял огромный стеклянный пузырь. В нем плескалась черная кровь, продукт, вырабатываемый в стенах колокольни. Люди толпились вокруг них. Очередь аккуратно двигалась со скоростью тележки. Таких процессий было несколько на улице. Стражники следили за порядком, никто и не думал его нарушать. Очередной нищий подошел к тележке с трясущимся пузырьком. Ему налили до краев. Маленькая капелька поползла вниз. Отойдя от очереди, нищий присел на корточки, начал аккуратно стряхивать эту маленькую капельку во второй приготовленный заранее пузырёк. Каменные двух-трёхэтажные дома вычерчивали идеальные линии. Андрей шел прямо. Раздача пошла в другую сторону. Наконец, ярко освещенная улица дала оттоки. Вскоре, фонари закончились. Он очутился в тупике. В руке у номера сто пятьдесят два и девяносто два уже привычно быстро очутилось лезвие, сотканное из тумана. Он аккуратно поднес его к горлу. Резать себя не хотелось. «Ну а если не туда, то куда?», – пронеслось в голове.

Глава 10

Андрей проснулся в какой-то замызганной ванной комнате. Кубики льда неспешно дрейфовали в воде. Андрей, вскрикнув, выскочил из ванны. С его настрадавшихся штанов снова стекала ледяная вода. Вспоминать уже ничего не понадобилось. В этом ему очень хорошо помог холод. Андрей начал быстро стягивать облепившую его одежду. Вся комната была выщерблена потрескавшейся когда-то белой плиткой. На уровне лица, прямо в плитку был вкручен электрический нагреватель. На нём красовался комплект зимнего домоседа: бельё, поношенные спортивные штаны, белая майка и свитер. Под обогревателем пристроились белые летние кроссовки, с воткнутыми в них зимними гольфами. Голубыми. Вещи были явно не новыми, но Андрей, замерзающий на кафеле, порадовался, что они были вроде бы чистыми, быстро разделся, подбежал к тёплым вещам.

Натягивая свитер, который оказался немного мал и завязывая шнурки на кроссовках, которые оказались немного велики (благо, толстые гольфы, хорошо скомпенсировали это), он посмотрел вниз. Брезгливо швырнув свои грязные и мокрые штаны в стоящее рядом мусорное ведро. «Плевать, больше не хочу их видеть». Андрей открыл замызганную деревянную дверь. Она вела в ещё одну комнату, представлявшую собой, по всей видимости, смесь кухни, гостиной и столовой. С одной стороны находился советский холодильник и микроволновка со столом, с другой же облезлый диван, с восседающим на нем человеком с ноутбуком на коленях.

– Мм, новенький? Я номер сто сорок пять и тридцать четыре. Коротко – тридцать четвёртый.

– Я сто пятьдесят два и девяносто два, коротко – девяносто второй, – односложно ответил Андрей.

– Мм, ясно.

Голос человека на диване был сухим и тихим. Черные густые волосы с прядями седины падали на смуглое лицо с когда-то сверкавшими темными глазами.

– Ты скорее всего не понимаешь, кто ты, и что вообще происходит, но я дам тебе совет: «Делай свою работу и не думай слишком много. Со временем ты получишь всю нужную тебе информацию».

– А чем я буду заниматься?

– Мы будем – равнодушно ответил тридцать четвёртый. Вон там, в углу лежит коробка. Там есть всё, что тебе нужно для работы.

Андрей прошел туда, куда указывал тридцать четвёртый, взял увесистую картонную коробку без опознавательных знаков, поставил её на журнальный столик, стоящий перед диваном. Коробка не была запакована. Андрей нырнул в неё, вытащил запакованный ноутбук. Упаковка была глянцевой и дешевой. Через несколько секунд, показался аккуратненький ноутбук, такой же как на коленях у тридцать четвёртого. «Для бумажной работы, а большее он и не тянет», – послышался безучастный голос из-за спины. Андрей достал зарядку, направился к столу. Под ним располагалась розетка. Андрей наклонился, подключил, розетка фыркнула, но зарядка пошла, на боку загорелась синяя лампочка. Андрей вернулся к коробке. После на столе очутились: Смартфон (такого же ценового сегмента), пистолет и пачка патронов, завернутые в полиэтиленовый пакет. Все сопровождалось односложными пояснениями тридцать четвёртого. На дне ещё лежал конверт. Вскрыв его, Андрей обнаружил немного денег и сим-карту.

– Так чем мы занимаемся?

– Мы вербуем людей. Хотя вербовка не то слово. Тридцать четвёртый задумался. Короче, всем плевать на мнение завербованных. Есть механизм, по которому колокольня находит своих приспешников после смерти. Основная часть этого механизма – это самоубийство жертвы в её мире. Наша задача – помочь вербуемому с этим пунктом.

Тридцать четвёртый потер глаза.

– Открой почту, там будет письмо с документом о нашем клиенте. Ознакомься, завтра задание.

Андрей подошел к ноутбуку, включил. После загрузки открылся рабочий стол. Там, помимо стандартных иконок, находилась почта. Над ней сверкала красная единичка. Андрей щелкнул. Ноутбук подумал, поразмыслил, после впустил. В почтовом ящике находилось одно письмо. Андрей скачал, открыл. Все происходило быстро и как-то машинально. В файле Андрею объяснили, что есть некий Афанасьев Фёдор Фёдорович, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, ни родных, ни друзей. Всю сознательную жизнь откладывал деньги. Все его сбережения хранятся банке. Надлежит уничтожить офис банка, создать аварийную ситуацию, спровоцировать банкротство. Андрей дочитал инструкцию до конца, вопросительно посмотрел на тридцать четвёртого. Он почувствовал взгляд, тускло посмотрел в ответ.

– Что?

– Так какой план?

– Завтра днем заберем снаряжение, вечером жахнем и подожжём банк. Всё спишут на пожарную безопасность, не знаю, там, скажут, что они противопожарные меры не соблюдали. Никто реально проверять не будет. Потом наши друзья раздуют историю. СМИ подхватят, найдут крайнего. Их с проверками завалят, заставят выплачивать компенсации ну, в общем, банку крышка. Андрей не понял половины слов, но что-то странное полезло из девственной белизны его сознания.

– А остальные?

– А что остальные?

– Что будет с теми, другими, кто как дед?

Тридцать четвёртый подобрал по себя ноги.

– А жильцы? А как же люди, живущие в этом доме? Что с ними? – продолжал напирать Андрей.

– Ты думаешь мне это нравится? Нет, если ты такой праведник, тогда давай, вперед!

Тридцать четвёртый завелся.

– Предложи мне альтернативу, как выполнить задание? Ты думаешь мне в кайф? Ты думаешь мне приятно заниматься этим дерьмом? А что я могу с этим сделать? Мне сверху документик приходит, а я? Ты думаешь, мне этого деда и остальных не жалко? Говорю себе: «С тобой же как-то сделали» или «Если не ты, то кто-то другой». Да вот только одно всё.

Тридцать четвёртый медленно облокотился на спинку дивана. Он явно хотел добавить что-то важное, какое-нибудь заключение или мысль. Его глаза в панике бегали, пытаясь нащупать нить, но потом, он просто замер, с каким-то выражением удивления. Андрей не решился его окликнуть.

Глава 11

Банк находился в спальном районе Москвы. В меру престижном, в меру спокойном месте. Банк был в меру чист, в меру респектабелен. Вот только почти никто в тёмную зимнюю ночь этого не видел. Фонари, неумело освещавшие улицу, держали под своим контролем только желтые пятна света ровно под ними. За внушительного вида прозрачной дверью сидел охранник. Его маслянистое, размытое жиром лицо отражало голубоватый свет мониторов. Ему было хорошо. Он сидел на хиленьком стуле возле стены. Стол с мониторами так плотно прилегал к его мягкому животу, что охранник ощущал его как часть себя, как его броню. Он взглянул на часы. «Давай, ещё пять часов до утренней смены, подожди еще не много». К монитору был аккуратно прислонен телефон. Охранник, сложив руки как школьник, уставился в экранчик. Шёл сериал. Что-то по-детски знакомое было складывать так руки и, делая вид прилежного ученика, заниматься своими делами на уроке. Охранник продолжал смотреть сериал и не заметил, как тоненький лучик теплого желтого света фонаря, проходивший через прозрачную перегородку, отделявшую его от внешнего мира, на секунду погас. Охранник заметил их слишком поздно. Стало жарко. Скользкие от пота руки поползли к красной кнопке под столом. Но нажать он не успел. Один из них ударил ногой по двери, привлекая внимание. Охранник вздрогнул. Посмотрев на человека снаружи, охранник увидел длинный пистолет, направленный на него. Человек снаружи резко махнул стволом, показывая, чтобы тот выходил из-за стола. Охранник хотел жить, он знал, что пуля без затруднений прошьет массивную дверь, а после его голову. Поэтому он медленно начал выходить. Медленно, потому что его бока, заправленные в широкую рубашку, предательски терлись о стол, тормозя движение. Выйдя из-за стола, он тревожно, как суслик, посмотрел на человека. Только сейчас, в свете фонаря, он разглядел второго. У обоих за плечами болтались спортивные сумки. Человек с пистолетом снова замахал. Охранник послушно, с трудом, медленно и нервничая опустился сначала на колени, а потом и на живот, легкие сдавило, стало трудно дышать. Прикрыв затылок, охранник продолжил наблюдать. Толи от страха, толи от любопытства, невозможно было отвести глаз. Они столпились у двери. Угрожавший убрал пистолет. Охранника посетила мысль предпринять что-нибудь. Но к своему сожалению, охранник за десять лет работы не тренировал ни свой разум, поэтому не знал, что предпринять, ни свое тело, поэтому при попытке резко встать, он, скорее всего, только бы вспахал пол своим лицом.

Тем временем, из рук грабителей полился по-настоящему черный, даже на слабо освещенной улице туман. Когда-то охранник смотрел передачу про каракатиц, которые выпускали чернила, когда чувствовали опасность. В черном облаке перед банковской дверью начало что-то шевелиться. Люди так и стояли по две стороны от облака, прислонив к нему руки. Когда облако начало рассеиваться, глазам охранника представился таран. Он был не четким, весь из тумана. Из черного куска дерева, окованного металлом, торчали ряды маленьких, но человеческих ног. Он был похож, на толстую двухметровую сороконожку. Когда облако совсем рассеялось, таран аккуратно, а главное бесшумно отошел назад, на несколько метров, за круг света фонаря. Тем временем, люди расступись. Охранник, лежавший в центре холла, в нескольких метрах от двери, начал медленно интуитивно отползать в глубь помещения, не отрывая глаз от улицы. Таран, взяв внушительный разгон, бесшумно влетел в поле видимости. Продолжая перебирать своими ножками, он несся прямо к двери. Последнее, что увидел охранник перед тем, как от страха закрыть глаза, был таран, бесшумно подпрыгнувший в последний момент пред ступенькой. Раздался оглушительный плач массивной двери, визг сигнализации. Охранник открыл глаза. Таран перетаптывался на обломках разбитого стекла. Хозяева, в свою очередь стояли рядом.

Глава 12

Тридцать четвёртый, угрожавший пистолетом подбежал к охраннику. Сигнализация выла. У них с Андреем не было чёткого плана действий, расписанного по секунде, как в фильмах про ограбления. Слишком много чести этому средненькому, малопримечательному банку. До охранника осколки почти не долетели, но посмотрев на вжавшегося в пол «пухляша», можно было подумать, что он пережил бомбежку.

Сигнализация продолжала выть. 34 й выругался и проорал охраннику в ухо.

– Жить хочешь?

Охранник, аккуратно повернув голову, быстро закивал.

– Тогда лежи тихо. И не дергайся.

– Я с ним постою, действуй! – крикнул 34 й, обращаясь уже к Андрею, швыряя ему свою сумку.

Андрей схватил летящий в него тюк, трусцой побежали в глубь помещения. Куртка, надетая на свитер, будучи на размер больше, не добавляла комфорта в перемещении. Таран, понимавший каждое его движение, каждую его мысль, вприпрыжку последовал за ними. Первым препятствием была касса. Таран, не теряя разгон, взлетел в изящном прыжке как дрессированный конь, вытягивая ноги. Стекло взорвалось. Таран, плавно спланировал на другую сторону. Андрей перемахнул вслед за ним. Хоть его одежда и не добавляла удобства, но вновь скинуть тяжесть татуировок и получить заряд адреналина было приятно. Оказавшись за кассой, Андрей пнул первую дверь. Комната с принтером. Подбежал ко второй. Повезло! Коридор заканчивался круглой огромной, от пола до потолка дверью сейфа. Андрей, выжимая из себя остатки тумана, сфокусировался на таране. Тоненькие струйки потянулись к его тупому носу. Теперь передняя часть тарана напоминал скорее нос ледокола. Как только модернизация завершилась, таран ринулся к сейфу. Раздался оглушительный лязг. Показалось, что в метре от Андрея выстрелил танк. Таран ударил по двери со сверхъестественной силой. Передний лист металла порвался и загнулся во внутрь, как бумага. Таран, застрявший, в сейфе, начал аккуратно вытаскивать свой нос. Вытащив, отошёл, снова разбежался и снова врезался. Снова раздался лязг. Через минуту, в дыру, образовавшуюся в сейфе, можно было просунуть голову. Подбежав к двери, Андрей скинул свою сумку, положил рядом сумку тридцать четвёртого. Таран весело бегал вокруг него. Андрей быстро начал расстегивать. Пальцы не слушались. Молния на одной сумке, из-за резкого движения зажевала ткань. Андрей рванул. Часть верха вырвало с мясом. В первой сумке было 3 темных бруска. К каждому скотчем был прикреплен механический таймер. Он разложил их на полу. Взял первый, провернул ручку таймера, установив, время на минуту, аккуратно бросил в дыру. Также быстро проделал тоже самое и с остальными. Андрей прислонился к стене в метре от сейфа. Не теряя времени, стал втягивать в себя таран. Таран, значительно уменьшившись в размерах, побежал к двери, к выходу, ко второму хозяину. Раздался взрыв. Дверь сейфа выгнуло. Из дыры, проделанной тараном, вырвался столп пламени. Андрей аккуратно заглянул во внутрь. Все внутренности сейфа раскроило, ячейки вывернуло, вниз оседал толстый слой каких-то бумажек и облигаций. Андрей взял, наклонился ко второй сумке. Там, мешаясь с кубиками пенопласта, лежали темные бутылки. Андрей взял одну, кинул в дыру. Ворох бумаг, осевший внутри сейфа, послужил отличной растопкой. Внутри вспыхнул пожар. Андрей побежал прочь, с сумкой на перевес, раскидывая повсюду огонь. Паркет полыхал, краска слезала, пластиковый офисный потолок плавился. Андрей снова перемахнул через уже разбитое стекло кассы, чуть не выронив из расстегнутой сумки бутылку. Он развернулся кинул последний коктейль. Подбежал к тридцать четвёртому. Сигнализация продолжала выть. Он резко ткнул охранника носком ботинка. Тот так и лежал, не двигаясь, а огонь уже подступал.

– Да вставай же ты! – взвыл тридцать четвёртый, вытягивая его вверх за рубашку.

Охранник с трудом поднялся. «На выход», – рявкнул 34 й. Тот послушно пошел к месту, где когда-то была дверь. Он явно двигался со своей предельной скоростью. Они быстро вышли из дома. Огонь уже охватил почти все помещение. Черный дым лез из окон, подступал к дверному проему. В соседних домах уже зажглись окна. Послышались первые испуганные крики. Сигнализацию, наконец, вырубило. Жар постарался. Послышался вой сирен. Тридцать четвёртый схватил охранника за грудки. Тот задрожал.

– Слушай внимательно. Скажешь, что нажал на сигнализацию, когда увидел огонь. Спросят, что с дверью, ответишь, что лопнула от температуры. Не разочаруй меня. Ты же не разочаруешь?

Тридцать четвёртый продолжал говорить спокойным голосом и смотреть на охранника. Тот покраснел, по мокрому от пота лицу потекли слезы. Тридцать четвёртый отпустил его, похлопал по плечу. Еще раз повторил: «Не разочаруй» и скрылся вместе с Андреем. Сирена все приближалась, а охранник все стоял около горящего банка.

Глава 13

Они сидели в квартире на обшарпанном диване. По ноутбуку, поставленному перед ними, передавали репортаж. Женщина стояла на фоне здания. Первые три этажа были объяты пламенем. На улице столпились люди в домашней одежде испуганные и растрепанные. Пожарники заливали водой окна, но огонь лишь огрызался, не желая уходить. Тридцать четвёртый, здоровый мужик средних лет, аккуратно грел ладони между коленок. Хотя странно, ведь обогреватель работал на полную, и холодно в квартире не было. В его распахнутых глазах отражался пожар. В кадре появился знакомый охранник. Отойдя от уже шока, но продолжая немного стесняться перед камерами, он бойко рассказывал, что действовал по протоколу, нажал на экстренную кнопку. Кадр переключился на репортёршу. «Благодаря храбрости и хладнокровию сотрудника охраны, аварийная служба смогла оперативно подъехать», – смотря в камеру, протараторила репортёрша. Сотрудник охраны, хотел ещё что-то сказать, но кадр снова переключился на горящее здание. Через несколько секунд, в камере всплыл здоровенный мужик в форме пожарника. Внизу экрана поплыли буквы: «Кузнецов Иван Кириллович, начальник пожарной смены». Репортёрша ткнула микрофоном в щетинистое лицо мужика: «Проверка офиса на пожарную безопасность несколько раз сообщала о халатности и несоблюдении мер, очаг возгорания, по словам очевидцев, пошел из офиса банка, скажите, это и послужило причиной возгорания?» Мужик тяжело дышал. Его глаза бегали, он выбирал. Когда решился, его голос, испуганно срываясь загрохотал: «Я конечно не эксперт, но огонь странный неправильный химический, это скорее похоже поджег, – он почти перешел на крик – кто-то…» Картинка сменилась. Теперь глазам зрителей представилась студия. «Как видите, пожарники продолжают бороться с огнем. Эксперты пообещали провести расследование», – сказал ведущий. «А теперь к следующим новостям». Тридцать четвёртый захлопнул ноутбук. Не смотря на жар внутри квартиры, (Андрей сидел в майке) его знобило. «Напиши рапорт об успешном выполнении, – тихо сказал тридцать четвёртый, – я хочу отдохнуть». Он положил ноги на диван, подмял их под себя, закрыл глаза. Андрей пошел на кухню, открыл заряжающийся ноутбук. Андрей писал рапорт пока осторожно и неумело. Светила лампа, бушевала метель.

«Ну а как по-другому? Куда, если не сюда?», – думал Андрей, дописывая рапорт. Он не знал, почему ему неприятно, почему жаль и деда, и других клиентов банка, и погорельцев. Возможно, кто-то умер в огне и дыму пожара. Андрей, зачем-то, продолжал про себя повторять: «Ну а как по-другому? Куда, если не сюда?». Безысходность немного помогала. Андрей закончил рапорт, отослал на адрес, приславший ему первый документ, аккуратно закрыл ноутбук.

Сбережения Фёдора Афанасьевича погубила финансовая безграмотность и огонь. Всю жизнь он выскребал последний рубль и откладывал. Откладывал долго, сумма получилась маленькой. Но ему это виделось целым состоянием. Он жил в нищете, и лишь мысль об огромных, по его мнению, деньгах давала ему счастье. Он любил говорить себе: «Я человек с деньгами». Даже когда питался картошкой на протяжении целого месяца, он продолжу повторять: «Я человек с деньгами». У него никогда не было ни близких друзей, ни жены, ни детей, но зато, он был человек с деньгами. Потом началась паранойя. Каждый раз, когда он перепрятывал деньги в своей маленькой квартирке, заставленной разваливающейся мебелью, у него перед глазами вставала одна и тяже картина: чья-то грязная грубая рука берёт заветный свёрток из газет. А в этом свёртке была его жизнь. Пришлось нести в банк. Огромный сейф внушал хоть какую-то надежду. Да, они будут понемногу отбирать его деньги, как плату, но приходилось мириться. Несколько раз ему снова виделась та рука. Он страхе бежал в банк, проверить. Всё всегда оказывалось в порядке. Он продолжал навещать свои деньги. Нет, он почти ничего оттуда не брал, не привык брать. Он только поправлял упаковку из газет, разглядывал. А потом, когда он в очередной раз доставал из свёртка купюру, чтобы оплатить ячейку, всё его тело бросило в томный жар. Деньги убывали, убывали быстро. Подбегая к молоденькой сотруднице, он, утирая пот со лба, думал. Не очень он разбирался во всей этой финансовой науке. Ситуация была на столько отчаянной, что он, почти не задумываясь, вылил на бедную девушку всё. Она смутилась, но предложила переложить деньги на депозит. А когда дед злобно осведомил её, что про депозит он не знает ни черта, она быстро смущённо начало объяснять. Оказалось, что банк будет каким-то образом его деньги вертеть и ему же за них платить. Деда передёрнуло при мысли, что его деньги будут трогать, но сейф продолжал немного согревать душу. Приходилось мирится. Он продолжал навещать банк. Теперь он просто околачивался в холле, успокаивая себя. Как-то ему приснился странный сон. Всю ночь как будто звонило. Проснувшись, Фёдор Афанасьевич решил проведать свои сбережения. Подойдя к кассе, дед потребовал обналичить почти весь счёт. Кассирша заговорила о какой-то комиссии, но ему было плевать. Ему надо было увидеть их. Когда ему дали заветную пачку купюр, он, не отходя от кассы, судорожно провёл большим пальцем по краешку пачки. И не успел дед ощутить то наслаждение от ощущения денег, как он снова вспомнил тот противный настораживающий звон. Очнулся он на кафельном полу перед кассой. Все деньги были на месте, в его намертво сжатой руке. Он поспешил вернуть их в кассу, пошёл домой, отмахнулся от чей-то руки, желающей помочь ему дойти. А той же ночью на сейф напали. Через неделю, банк задавили сверху, и он за удивительно короткое время обанкротился. Банк был маленький немощный. Разумеется, когда он пришёл за своими деньгами к обгоревшим его остаткам, никого уже не было. То, что он берёг на протяжении всей своей сознательной жизни, его дитя, его жизнь исчезла. Её сначала разорвало на куски взрывом, а потом сожгло огнём.

Глава 14

Они стояли на крыше небоскреба в центре Москвы. Вечерняя дымка располагалась далеко внизу, производя на смотрящего вниз впечатление, что пучок небоскрёбов не имеет конца. На другом конце пропасти, высоко над землей, располагался офис. Завтра, рано утром, туда придет симпатичная молодая девушка с вьющимися тёмно-каштановыми волосами и ярко голубыми глазами. Оставалось только подождать. Солнце опускалось за небоскрёбы, охранники пойдут проверять периметр только завтра днем. По всей крыше плотным слоем были рассыпаны серые камешки. Утопив в них аккуратный чемоданчик, Андрей положил на него голову. Тридцать четвёртый, облокотившись на бортик, смотрел за солнцем, как оно скачет по стеклянным джунглям. Солнце продолжало опускаться, небо – багроветь. Андрей, поудобней устроив свою голову на жестком чемоданчике, повернулся к напарнику. Тот не двигался. Лето в этом году выдалось теплым. Ночь подступала.

– Подежуришь?

Тридцать четвёртый не ответил. В последнее время он говорил все реже и реже.

– Тогда до семи, как обычно, – сказал Андрей, устанавливая будильник.

Андрей зевнул. Хотелось подушку помягче пластикового чемодана.

Он проснулся раньше. Тридцать четвёртый, свесив ноги, смотрел вниз, как ребенок, боящийся прыгать с большой высоты. Андрей медленно подошёл к бортику, окликнул. Он, не заметив его приближения, вздрогнул, чуть не сорвался, посмотрел на Андрея. В его тусклых глазах на мгновение, впервые за очень долгое время, промелькнула улыбка.

– Я больше не могу. Я всегда говорил себе, мол если не я, то кто-то другой, что выхода нет. Все, кому не безразлично так говорят, но вот только выход есть! Он был всегда, просто перестать заниматься этим, ладно, пусть это делает кто–то другой, но не я! Ты тоже так себе говоришь, мне хочется верить. Но всё же не надо, не говори себе так. Сам понимаешь, что вечно себя таким успокаивать не сможешь. То, что мы делаем на столько же бессмысленно настолько же и вечно. Почти все задают ей одинаковый вопрос. От колокольни не сбежать. Ты или работаешь и живешь ради неё, или не живешь вовсе. И я думаю, что сделал свой выбор…

И, не договорив, оборвавшись, не закончив мысль, не сказав последние слова, его финальные аккорды, он аккуратно, будто случайно соскользнул вниз. Через несколько секунд в дали раздался щелчок.

Андрей посмотрел вниз. Когда раздался этот звук, его передернуло. Нет, он не привязался к нему. Но что-то тёплое исходило из этого человека. Когда тридцать четвёртый коснулся земли, глаза Андрея опять немного потускнели. Это случалось каждый раз, после успешного задания или написания рапорта.

Уже было светло. На работу приходили люди. Андрей подошел к чемоданчику, открыл, быстро начал собирать снайперскую винтовку. Подойдя к бортику, он снова вкопал в камешки чемодан, аккуратно на него сел, поставил винтовку выдвижными пластиковыми ножками на бортик, на котором недавно сидел его напарник. Он быстро нашел нужный офис. Через прицел было хорошо видно, как люди выходят из лифта и идут к своим рабочим местам. «Не то, не то, не то», – бормотал Андрей, сравнивая появляющихся людей с картинкой у себя в голове. Через час появилась она. Когда раздвинулись двери лифта, Андрей даже не успел её рассмотреть. В голове просто пронеслось: «То». Винтовку дернуло. Пуля пролетела над землей, пробила красивое окно офиса и кинула назад, в лифт девушку с ярко-голубыми глазами. В квартире девушки с ярко-голубыми глазами кто-то был, кто-то очень её ждущий, но, к его сожалению, оказавшийся нужным колокольне. За разбитым окном все забегали. До него даже донесся визг. Андрей быстро разобрал и упаковал винтовку. Весь чемоданчик был измазан белой пылью. Андрей достал из штанов пачку влажных салфеток, аккуратно протер. Да, правильно было бы избавиться от винтовки, ведь на ней его отпечатки, но Андрей точно знал, что никто не будет его искать. Открыв несколько служебных дверей, пройдя несколько раз с невозмутимым видом мимо охранников, Андрей вышел на улицу.

В квартире, на облезлом диване больше не было тридцать четвёртого. Андрей сел, откинулся на его старую спинку, поставив ноутбук на колени. «А так и правило приятнее писать», – грустно подумал Андрей. Андрей писал рапорт резво и четко, смотря за растущим текстом своими тусклыми, теперь окончательно погасшими глазами. Он уже по привычке повторял выученные слова. Не потому, что они помогали, а потому, что по привычке. Но теперь, как-то не шло. Андрей продолжал механически набирать текст, но слова, слова внутри его головы больше не текли так не заметно, как музыка. Они скрипели и доносились обрывками, с задержкой, как будто кто-то давил на педали совсем не смазанного велосипеда. Он дописал в конце, что ему нужен новый напарник, а потом, когда уже было просто невозможно слушать этот скрежет, он положил ноги на диван, подмял под себя и попытался заснуть, может, хоть это поможет.

Он писал, проговаривая про себя слова. Да, было плохо, но теперь, когда вместо любимых его сердцу слов, Андрей только и мог, что выдавливать скрип. Слова помогали заглушить трепетание какой-то маленькой струнки у себя внутри, которая не должна рваться. Андрей давно все понял. Он убивает людей, убивает их из-за скуки, причём не своей. Он знал, что это не имеет смысла, что его существование тоже. После этого, когда струнка порвалась, трепетание больше не слышалось, слышалась только боль. Вот именно тогда, глаза и начали тускнеть, Андрей сам начал тускнеть, терять ко всему бессмысленному интерес, а бессмысленным было все. Ведь смысл имеет только сама жизнь. А что за жизнь у него. Рано или поздно, когда это случится, когда он потеряет интерес ко всему, он пойдет за тридцать четвёртым, может то место, куда он отправился имеет смысл.

Глава

15

Мужик колол дрова. Пивное пузо стягивала старая белая майка, мокрая от пота лысина сияла на ярком солнце. После очередного взмаха топора, мужик сел передохнуть на шину, стоящую на траве. На маленьком участке, заваленным всяким барахлом, стояла старая изба. Мужик, вытер пот со лба, пошел в своё жилище. Очень хотелось пить. В избе была только одна комната. Он подошел к большой, занимавшей половину комнаты русской печке. На ней стояла пустая кастрюля. Воды не было. А мужик больше не мог терпеть, жажда драла горло. Уже начинало подташнивать. Он взял стоящее в углу ведро и вышел на главную улицу их деревеньки. Жарко светило солнце. По пыльной дороге дед отправился к реке. Через пару минут он миновал деревню, проплыл последний дом. Всё побережье реки заросло высокой травой. Мужик подбежал к чистой холодной речушке, умыл лицо. Холодная вода затекала в рот, было хорошо. Медленно зачерпнул воды. Ведро было тяжелым, ручка резала пальцы. Но холодная вода, булькающая в желудке, помогала. Из деревни послышались крики. Бахнуло ружьё. Мужик, уронив ведро, рванул на шум. Бежать было трудно, лёгкие уже начинали гореть, когда он подбежал к крайним домам. Их маленькая деревня имела только одну улицу. На ней толпились люди. Среди знакомых лиц, явно выделялись чужие. Они все были одеты в гражданское, за плечами оружия не было. Но при этом на центральной улице на коленях стояла почти вся деревня. Руки были перетянуты пластиковыми жгутами. Среди неизвестных были и парни, и девушки, все разных возрастов и телосложения. Лишь одно их всех объединяло. У всех кое-где выглядывали одинаковые татуировки. Один из них посмотрел на него. Он, обомлев, не заметил, что слишком заметно выглядывает из-за дома, к которому подбежал. К нему приближались двое. Мужик, ринулся прочь, обратно к берегу. Между ними было метров 50. Расстояние сокращалось. Мужик интуитивно бежал к прибрежной траве. Возможно, она и смогла бы его укрыть, только за несколько метров до призрачного спасения, за его ногу зацепилось что-то холодное, склизкое и чертовски сильное. Он на полном ходу шмякнулся о прибрежный песок. От жесткого удара его приглушило. Нечто склизкое и холодное отпустило его ногу. Его грубо подняли. Быстро стянули руки пластиковой стяжкой, повели к деревне. У женщины, которая вела его справа, рука испускала черный дымок. В центре деревни стоял человек. Из-за рукавов выглядывали знакомые татуировки. Его глаза были мертвыми. Мужика кинули около его ног. Он подтащил его к группе людей, прицепил его к ним. Люди испуганно шептались, плакали дети.

– Это последние?

Андрей пожал плечами. Окликнувший вздохнул, крикнул: «Ладно, начинаем транспорт». К каждой отдельной группке связанных подошел чужой. Они, схватившись за пленников, аккуратно вспарывали себе горло, туман обвивал их тела и их пленников. Люди боялись кричать. Кто-то, помимо детей тихо плакал. Через несколько секунд осталась только группа Андрея. Тот стоял. Никто не решался ничего сказать. Андре быстро подошел к первому. Хлипкий занюханный парень, зажмурившись, попытался вжаться в засохшую от жары грязь улицы, провалиться сквозь землю. Но Андрей лишь разрезал жгуты, грубо поднял его на ноги. Когда все были на ногах и смотрели на него, он молча последовал за своими спутниками.

Подземелье инквизиции не изменилось. Всех узников построили около стены туннеля. Стражники оперативно разводили их по камерам с одинокими железными столами. «А где твои?», – спросил кто-то. Андрей молча направился к старейшине. Набор звуков в подземелье не изменился: Крики, жужжание электрических ламп, скрип несмазанной колонны ведер с кровью под потолком.

– Почему я не мог просто уйти?

– Взяв частичку колокольни однажды, несешь её вечность. Она устанавливает правила. Это частичка, все слышит, все понимает, всегда удерживает. Татуировки – не оружие, не бальзам, консервирующий твое тело, это поводок. Символично, не правда ли?

Глаза Андрея снова ожили. Он уже давно ничего не желал.

– Так ты точно хочешь уйти?

– Да.

– Ну тогда давай посмотрим.

Старейшина ничуть не изменился. Он также быстро встал, взял знакомую книгу, начал листать.

– Причина ухода?

Андрей на секунду растерялся. Вспомнились последние слова тридцать четвёртого.

– Я больше не могу.

«Он больше не может», – аккуратно вывел старейшина, сев на железный стол, аккуратно положил книгу рядом. Серьёзно посмотрел на Андрея. «Слишком много дискуссий такого рода я провел, – сказал старейшина, – мне не очень интересно, почему ты здесь, моё дело простое. Сверху находятся миры, ниже – чистилище. Оно «чистит» память, поднимает человека опять на верх, к мирам, он получает новое тело, умирает, снова проваливается вниз. Это есть система. Внизу расположена колокольня, у неё есть дар: сила и разум. А её проклятье – скука. Она умеет нарушать механизм чистилища, вытаскивать и кидать людей, куда ей захочется, но это тоже быстро надоело. Тогда она придумала свою систему. Мы – её часть. Кто-то обслуживает главный мир, то есть этот, кто-то меняет другие миры, как ей хочется, а кто-то всем этим руководит. Единственный способ выйти из этой системы – падать дальше вниз. Это все.

Старейшина улыбнулся. Андрей улыбнулся в ответ. Он с улыбкой провалился вниз. На солнечном острове чистилища с губ Андрея не спадала улыбка. Он провалился дальше, сквозь плотный лазурный океан. Он стоял на самом краю крыши самолета. Внизу, в своем маленьком сундуке, сходя с ума от скуки в ожидании нового поручения колокольни, спал загадочный пилот. Но он больше не интересовал Андрея. Его интересовало другое. Андрей снова начал выдавливать из своих рук клинок. На шее образовалась глубокая борозда. «Я хочу задать вопрос, зачем это, зачем отпускаешь?». «Замена кадров», – донёсся из далека колокол. Не было понятно, был ли этот разговор внутри его головы, или же колокол правда вывел слова. Андрей не стал смеяться. Смешно не было. Всплеск вечно бушующего океана никто знаменовал конец. Самолет, сбросивший с себя надоедливую ношу, радостно закачался на воде.

Эпилог

Колокольня, жила на второй версии своего острова. Она жила там вечность и ей было скучно. В тумане она видела людей, своих людей. Они были её глазами, но, к огромному её сожалению, люди, как и любой другой механизм ломаются. Но это не печалило колокольню. Слишком много механизмов оставалось, слишком много механизмов ещё только собираются.