Застава в степи [Владимир Максимович Богомолов] (fb2) читать постранично

В. Богомолов Застава в степи

Об авторе и его книге

Владимир Богомолов в основном пишет для детей. Вначале это были книжки стихов для самых маленьких: «Мы строим ГЭС», «Зоосад», «Вовкины слоны», затем — рассказы «Воля», «Бабушкина гвардия», пьеса «Ленька-горнист», а в 1965 году вышла его повесть «Боцман с «Авроры». О чем эта повесть? О юных друзьях совхоза «Трудрассвет», об их учебе в школе и разных интересных пионерских делах. Те, кто читал эту повесть, запомнил непоседу и выдумщика Генку Синицына, рассудительного Саню Морозова, задиристую Леву Тарелкину. Пионерская «Аврора» успешно приходит в Братск, а бывшие пятиклассники переходят в шестой класс. Впереди же — каникулы, лето. Что делают ребята летом? Они снова вместе, снова придумывают много интересного. Они идут по следам коммунаров — зачинателей новой жизни на селе, отдыхают в лагере, помогают своему совхозу. Вот о жизни героев «Боцмана с «Авроры» летом и рассказывается во второй части — «Застава в степи», по которой и названа вся книга.

В. М. Богомолов родился в 1924 году. После школы работал в театре, на радио, в многотиражных и областных газетах. Закончив Высшую партийную школу, В. М. Богомолов несколько лет находился на партийной работе. В марте 1906 года принят в Союз писателей СССР.

Книга первая Боцман с «Авроры»

Персональное дело

— Знаешь, Сеня, — это форменное безобразие, — сказала Лена Тарелкина после первого урока. Она торопливо перебирала концы своей длинной, тугой косы. — Он позорит весь наш класс. А ты не принимаешь никаких мер.

С Генкой Синицыным последнюю неделю творилось действительно что-то странное. Если говорить, положа руку на сердце, я мог бы узнать все раньше. Но после того, как он в прошлое воскресенье не пришел на финальный матч по хоккею и мы проиграли четвертому «б» с позорным счетом: четырнадцать — семь, я не мог не только разговаривать, даже смотреть на него.

Утром Синицын виновато опустил свои хитрые глаза и, подойдя ко мне, хотел что-то объяснить, но я отвернулся от него, как Брут в древнем Риме отвернулся от Юлия Цезаря. Генка сощурился:

— А еще друг.

— Я тебе больше не друг, — ответил я, отходя к окну.

Конечно, сказано это было вгорячах, но, как говорит моя бабушка, слово — не воробей, вылетело — не поймаешь. С Генкой у нас очень старая дружба, с третьего класса, с того самого дня, как мы приехали жить в этот совхоз. За это время он меня и выручал, и подводил столько раз, что если бы я записывал все, мне не хватило бы общей тетради в клеточку.

И теперь мне было яснее ясного, что он начнет выдумывать какую-нибудь историю, в которой самые тяжкие невзгоды упадут на его голову. У него на любой случай жизни, как на задачи, имеется объяснение. Вот почему я не захотел его слушать на этот раз.

Мы уже железно решили исключить его из своей команды. Ничего не значит, что лед растаял и в хоккей можно будет играть только через год. Обойдемся без Синицына. Побольше будем на себя надеяться. А то всю игру на него делали, все шайбы ему в рот клали, глотай только. Ну он и глотал, то есть забрасывал шайбу в чужие ворота. Забрасывал он, конечно, здорово, мастерски, как Старшинов или Майоров. За это мы ему прощали все, даже то, что он на тренировки перестал ходить и смеялся над нами: подучитесь, говорит, перейдите из класса «Б» в класс «А». Теперь вижу — зря прощали, окончательно испортили парня.

Вот с этого финального матча все и началось. Генка стал пасмурным, как небо осенью, смотрел на всех исподлобья. После звонка ракетой вылетал из класса. И учиться стал хуже. За последнюю контрольную по алгебре получил пару, а по географии ему еле-еле натянули тройку с минусом. Но всех страшно возмутила его выходка на уроке литературы. Фаина Ильинична рассказывала о бесправии женщин в старой России, потом прочитала стихотворение Некрасова:

— Вот какие плохие управляющие были при царе, — сказала Лена после того, как учительница закончила:

— Зато теперь хорошие, — раздался насмешливый голос Синицына. — Особенно Петр Петрович. Куда Власу до него.

У Фаины Ильиничны даже левый глаз задергался. Она строго посмотрела на Генку и спросила:

— Ты думаешь, что говоришь? Он же старше тебя, он за тебя на фронте воевал.

— Между прочим, когда был фронт, меня еще на свете не было.

— Дерзишь, — поднялась учительница и потребовала: — Дай-ка дневник!

Генка хотел что-то сказать, но потом, как погибающий