По прозванью человеки [Александр Габриэль] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

По прозванью человеки

Вместо предисловия

«Стихи не пишутся — случаются». Случается, что стихи не пишутся день, неделю, месяц. Когда же «неписание» затягивается на годы, — страшно сказать — десятилетия, вероятность «возвращения» приближается к нулю. Поэт Александр Габриэль — счастливое исключение из этого печального правила: его регулярный стих — самоироничен и строг, слог — музыкален и сух, что крайне редко в наше нерегулярное и глухое время.

Феликс Чечик поэт, Израиль

Чем дольше и больше я читаю стихи Александра Габриэля, которого без преувеличения отношу к лучшим и своеобычнейшим поэтам, пишущим ныне по-русски, тем отчётливей в моей голове звучит словосочетание «пессимистическая комедия». Блестящая по стилю и печальная по сути самоирония, негромкий, но удивительно полнозвучный голос, отсечение излишних красивостей и красивых излишеств, узнаваемая с первых строчек интонация человека, который с невесёлой улыбкой хочет сказать: «Наше прошлое, настоящее и будущее настолько грустно и нелепо, что, кажется, почти прекрасно».

Михаил Юдовский, поэт, Германия

Александр Габриэль обладает сложившимся поэтическим характером: самоирония, как тоненькая защитная стенка нежного сердца, мужество лирического признания, стремительное развитие «сюжета», афористичность высказывания — фирменные знаки его авторского портрета. Его «повествования» никоим образом не относятся к зарифмованной прозе, здесь — поэтическая образность, художественность мышления присутствуют во всей своей органике.

Прочитав «… но если влез в ковчег — не ной в ковчеге…», читатель начинает разбирать смыслы стихотворения: не ныть, оказавшись в ковчеге? Или в ковчеге оказался не Ной? Настоящий ценитель поэзии, поймав просодию стихотворения, прочитает эту и подобные ей строки, не остановится, дочитает стихотворение до конца, но при любой скорости чтения отметит возникшую игру смыслов, а потом будет перечитывать, осваивая всю глубину этой игры. И ныть от скуки не станет! Такие вот задачки ставит перед читателем Александр Габриэль, автор умный и глубокий, переплавляющий возможную легковесность словесной игры в пронзительную философскую поэзию.

Даниил Чкония, поэт, Германия

НОСТАЛЬГИРИ

На вкус и цвет

Я — в пустоте окрестной шарящий,
мечтой наполненный объём.
Ищу
на вкус и цвет товарищей,
а их, понятно — днём с огнём…
Качает клён усталой кроною,
как грешник,
осознавший грех…
Забили почту электронную
посланья
от Совсем Не Тех.
А Те — давным-давно, наверное,
нашли Своё, чтоб было в масть;
Своё, пусть даже эфемерное,
но не дающее пропасть;
нашли надежду,
чтоб не хмуриться,
дворцово-шалашовый рай…
А мне остались лишь Кустурица,
Озон, Ван Зант и Стивен Фрай.
Те, в ком нуждался,
те насытили
иными встречами сердца…
А я
прошёл по классу зрителя,
фантома,
тени без лица.
Надеющийся,
но скрывающий
свои мечты, как пьяный бред,
я всё ещё
ищу товарищей
на цвет и вкус.
На вкус и цвет.

Обрывки юности

О, юность! Праздный хор надежд.
Невнятный стиль. Нечёткий слог.
Сплошной винительный падеж.
Сплошной страдательный залог.
Листок тетрадный. Гладь стола.
Набат часов и пыль в углу.
Она ушла, ушла, ушла…
Осколки жизни на полу.
Всё необъятное — объять.
Любой этюд — играть с листа.
Оценка «кол». Оценка «пять».
Посередине — пустота.
Читать — прожорливо, подряд,
с упорством виноградной тли:
Аксёнов. Кафка. Дюрренматт.
Вийон. Айтматов. Харпер Ли.
Чужая дача. Стол. Камин.
Четыре пары. Плед. Паркет.
Про капюшон поёт Кузьмин.
За ним Макар: «…не меркнет свет…».
В ТиВи всё те же, без замен.
Обломки цели. Пир горой.
Политбюро понурый член
(по возрасту — Рамзес Второй).
Нагрузка. Комсомольский рейд.
Общага. Бедность. Голоса.
Измятый постер группы «Slade».
Девицы. Водка. Колбаса.
И всё. Затмение. Обрыв.
Сознанье. Долг. Рутина дел.
Баюкает подводный риф
обломки древних каравелл.
О, юность, вечная игра,
который век, который год…
И послезавтра — как вчера,
как сотни лет тому вперёд.