Друг (СИ) [Эдуард Стиганцов] (fb2) читать постранично

   Друг.

   Механический манипулятор конвульсивно дёрнулся, застыл и вслед за этим электронная начинка, расположенная в приоткрытой прозрачной коробке у основания многосуставчатого механизма заискрилась, и из неё повалил густой, чёрный дым. Андрей метнулся к пожарной нише за переносным пламегасителем. С тех пор, как большая часть электроники на борту космического корабля отказала, практически все ремонтные работы приходилось осуществлять по старинке - собственными руками. Нельзя сказать, что он был этому бесконечно рад, но альтернативы не было и приходилось радоваться тому, что есть и не сожалеть о том, чего в данный момент никак не может быть.

   Клацнула отлетевшая предохранительная пломба и Андрей, направив трубку пламегасителя на источник возгорания, до упора выжал рычаг. Белая, вязкая масса с шипением вырвалась из раструба аппарата и практически мгновенно целиком покрыла последнего механического помощника, пузырясь, лопаясь, но, тем не менее, гася в зародыше попытки огня разгуляться на полную силу.

   "Вот и всё, - промелькнула мысль, - теперь точно придётся рассчитывать только на себя". О том, чтобы отремонтировать механическую "лапу", как её любил, шутя, называть Андрей, не могло быть и речи - выгорело самое ценное, её электронный мозг. Запасы давно кончились, а навыки ремонта микроэлектроники для боевого разведчика необязательны, тем более, что для этого существуют специально обученные люди. Совсем другой вопрос, что на корабле в данный момент эти люди отсутствовали.. Здесь вообще никого не было, кроме самого Андрея.

   Через несколько секунд всё стихло, и неестественно вывернутая конечность манипулятора лишь наполовину выглядывала из горы белой пены у своего основания и теперь походила на посмертный памятник самой себе. Жаль, конечно, но в сложившейся ситуации он действовал единственно правильным образом. Возгорание могло привести к тому, что содержание кислорода в искусственной атмосфере корабля достигло бы критической отметки. Принимая во внимание, что система жизнеобеспечения, как и почти всё на корабле, работала через пень-колоду, то после критических потерь процесс станет необратим и едва живая система не сможет привести к необходимым нормам все компоненты искусственной атмосферы.

   Андрей неторопливо направился к металлической перегородке машинного отделения, всё ещё сжимая в одной руке пламегаситель. Дошёл, поставил уже бесполезный кусок металлопластика на пол и обессилено сполз по стене.

   Внутри уже вторые сутки разрасталась и ширилась звенящая пустота. Появилась несвойственная его деятельной натуре вялость, и апатичное безразличие ко всему происходящему вокруг всё убедительнее представлялась верной панацеей, если здраво взвесить все за и против.

   Он не боялся. Ничего внутри панически не сжималось в неконтролируемом, животном страхе и из-за этого становилось как-то обидно, что ли. Оказывается, трудно жить, совершать осмысленные поступки и в то же время осознавать, что ты на самом деле ходячий труп, которого ничего здесь не держит и требуется лишь минимальное усилие, чтобы перешагнуть ту незримую черту и ступить в пределы иррационального пространства или потусторонний мир - кому что больше по душе... Где-то глубоко внутри тлел огонёк надежды, что там, за чертой, он, наконец, увидит своих близких, друзей, свою семью, которую потерял в этой бесконечной и бессмысленной войне.

   Последние несколько лет его, заслуженного пилота-истребителя второго ранга, участника многих наземных и космических операций, мотивировала только ненависть к врагу. И снова не было страха, не было сомнений. Была только ненависть, всепоглощающая, ненасытная ненависть, ну и отчасти - долг в тесном симбиозе с патриотическими чувствами. Долг перед страной, долг перед президентом... Перед собой в конце концов.

   Вот и приходилось гореть в танке, вдыхать пропитанный пороховой гарью воздух, обжигаться о раскалённый докрасна металл и мстить, ненавидеть, снова мстить... И вопреки твёрдой убеждённости, что это сможет принести облегчение и заполнить ту пустоту, которая постепенно образовывалась внутри него, Андрей, по прошествии времени, всё сильнее убеждался в бессмысленности своей мести и этой чёртовой войны, которая длилась уже десять лет. На полях сражений и космических просторах остались мёртвые тела друзей, товарищей и просто тех людей, чьих имён он не знал, но отчётливо помнил их лица. Их теперь даже трудно назвать человеческими останками - так, прах, космический мусор, который был, есть и будет, и до которого никому нет никакого дела.

   Но и сегодня, несмотря ни на что, ветер полощет полотнища боевых знамён, марширующий шаг железных легионов