Ночь была жаркой (СИ) [Viktoria Nikogosova] (fb2) читать онлайн

Пайкс-Пик дрожала в знойном мареве, словно мираж. Раскаленный летний воздух вползал в легкие с большой неохотой, обдавая все нутро Киллиана жаром. Подогревая его собственное, разгорающееся в душе тепло от долгожданного возвращения домой. Уже два месяца он был вдали от Колорадо-Спрингс на заработках и, наконец, они подошли к концу.

Младший МакРайан довольно ухмылялся своим мыслям. Ему удалось сорвать хорошенький куш, и денег хватит не только на починку прохудившегося чердака, но и на постройку дополнительной пары комнат. И свою драгоценную миссис МакРайан найдется на что побаловать. Тем более что они с Колумом договорились о совместном подарке для Алексис ещё до уезда Киллиана. И дело теперь осталось лишь за покупкой женского седла.

Он пришпорил коня, подгоняемый нетерпеливым желанием наконец увидеть её глаза. Ощутить тепло её рук и раствориться — об этом, казалось, Киллиан мечтал каждый час вдали от дома. Сердце тосковало без неё и он успокаивал себя только тем, что Алексис не приходится скучать вечерами в одиноком пустом доме. Колум наверняка заботился не только о состоянии дома, но и о досуге его хранительницы.

Тогда, накануне их с Алексис свадьбы, мысль об отъезде брата не на шутку тревожила Киллиана. Они слишком много пережили бок о бок для того, чтобы утратить друг друга, чтобы их пути разошлись. Но в то же время Киллиан понимал, что иного варианта нет. Алексис предпочла его, а Колуму слишком больно давалось осознание отверженности. Отъезд был единственным выходом, пока маленькая южанка не поразила их обоих. Наповал.

«Между нами никогда не вставали женщины», — всплыло в памяти Киллиана, заставив его вновь пришпорить коня и перейти на рысь. Благородная кобыла, которую он вел за собой на верёвке, фыркнула, ускоряя шаг.

И ведь Алексис не встала, предложив то, о чем ни один из братьев МакРайан не смел даже помыслить: она будет принадлежать им обоим, если они готовы смириться с этим. Киллиан помнит, как тяжело дались его Алексис эти слова. Как комом застревали в горле, обрываясь на середине, как падали в несмелый шёпот. Это постыдное предложение, казалось, унижает её утончённое и горделивое достоинство.

В тот момент Киллиан был зол, как целая свора Воинов-псов. Его Алексис предлагает ему делить себя с другим мужчиной. И только потом догадка поразила его до глубины души. Она никогда бы не решилась такое предложить, если бы абсолютно ничего не чувствовала к Колуму. С тех самых пор братьям все стало ясно.

И если Алексис очевидно любила Киллиана ещё до этой авантюры, то её молчаливые теплые чувства к Колуму раскрылись уже после того, как все три участника их возмутительных отношений решили хотя бы попытаться жить в таких условиях. И каждый остался доволен.

Оба любимых мужчины были рядом с Алексис, и пусть один официально, в качестве мужа, а второй в качестве деверя. О пикантных подробностях их жизни знать никому не следовало, и МакРайаны умело хранили тайну. В конце концов, Колуму не привыкать к амплуа аскетичного священника, который вечерами он без особого труда менял на роль заботливого и рассудительного мужа, а затем и нежного любовника. Благо сутану на ночь снимал, и то хлеб.

Киллиан ухмыльнулся, гордо выгарцовывая по центральной улице Колорадо-Спрингс. Жители городка приветливо махали ему и скользили восхищенными взглядами по дорогой сэдлбредной кобыле, что плелась за скакуном Киллиана следом. Подарок, достойный Алексис.

— Гляньте, кто явился! Ты заставляешь молодую женушку слишком подолгу скучать, МакРайан. Едва ли проповеди да преподавание способны развлечь даму. — Фрэнк откинул светлую гриву с плеча, и с интересом опёрся на перекладину веранды салуна. — Где такую кобылку взял?

Киллиан многозначительно улыбнулся. «Смотря как эти проповеди читать», — подумалось ему, и в разуме невольно скользнул образ Алексис в объятиях Колума. Ну, нет, сегодня преподобный явно будет вынужден отыгрывать фоновую партию. Киллиан слишком изголодался по ласке Алексис.

— Плесни мне виски, и я подскажу адресок.

Фрэнк прыснул со смеху и, кивнув, скрылся за короткими дверями салуна. Спешился Киллиан быстро. Прочно привязав двух скакунов к коновязи, шагнул в полумрак салуна, клятвенно обещая себе, что не задержится надолго. Нужно успеть заехать к Колуму в церковь. Седло должен был заказать он, а дарить кобылу без седла — все равно что попусту дразнить Алексис. Ей наверняка захочется прокатиться, хотя бы недолго.

Девицы Фрэнка приветливо улыбались Киллиану. Он уже давным давно забыл к ним дорогу. Он грузно осел на стул за барной стойкой и нашарил в кармане огрызок сигары и спички. Фрэнк любезно пододвинул плевательницу ближе к МакРайану и подал стакан виски. После жара прерий холодный напиток приятно охлаждал разгоряченный организм.

Терпкий привкус сигары щекотал нёбо. Солнце косо заглядывало в окна салуна, заигрывая с густой щетиной Киллиана, путалось в густых каштановых волосах, чуть припылённых долгой дорогой. Фрэнк тараторил, расспрашивая о кобыле для Алексис. Киллиан отвечал почти механически, изрядно отвлекаясь на мысли о жене, брате и их тройственном союзе.

Было ли это правильным решением? Алексис не пришлось выбирать меж ними, Колум не чувствовал себя отверженным и ощутил счастье жизни с любимой женщиной и в согласии с братом. А что досталось Киллиану? Ведь Алексис и так была без пяти минут в его безраздельной власти. Теперь же, будто по злому умыслу судьбы, он делил её с собственным братом. Какая-то часть младшего МакРайана продолжала сопротивляться этому. И с каждым разом он понимал, что эта часть становится все меньше и меньше.

Киллиан отчаянно искал плюсы в этом положении. Успокаивал себя тем, что Алексис всегда под защитой. Когда он дома — вдвойне, а когда покидает Колорадо-Спрингс — спокойно полагается на брата, зная, что Колум отдаст жизнь за Алексис, если понадобится. Утешал себя наладкой пошатнувшихся братских отношений, которые рисковали распасться в руины.

И все же ехидная мысль о том, что именно ему пришлось принести наибольшие жертвы, время от времени отравляла душу. Он чуть не потерял брата в этом любовном треугольнике. Он потерял абсолютное право на свою женщину. Он, каждый раз уезжая, понимал, что едва ли Алексис будет ждать его как прежде. Ведь под боком Колум. И каждый чертов раз он видел, как она все теплее улыбается преподобному, да простит его бог, отцу.

Киллиан выбросил истлевший бычок и заглотил залпом остатки виски. Алкоголь обжигал гортань, отзывался горечью на языке и где-то глубоко-глубоко в душе. Затушить эти мысли, гнать прочь от себя. Брату и жене хорошо в таких отношениях и это главное. Колум и Алексис довольны, а Киллиан верил, что привыкнет. Что ревность перестанет сжимать ему горло.

— Что ж, с тобой, конечно, интересно, но по жене я соскучился сильнее, — Киллиан уложил на стол несколько монет — плату за виски — и с улыбкой встал, едва заметно кивнув Фрэнку.

— Прыткий, она с отцом Колумом уехала в резервацию. К вечеру вернутся. Сегодня тебя явно не ждали.

Киллиан ухмыльнулся. Ядовитая шпилька Фрэнка пришлась в цель, больно ударив по самолюбию младшего МакРайана. Она даже не ждёт его как прежде? Предпочла поездку в резервацию ожиданию мужа спустя два месяца разлуки?

— Тогда это хороший повод привести себя в божеский вид перед приездом жёнушки.

Фрэнк только сипло рассмеялся в ответ. Сейчас младшему МакРайану было не до светских бесед: душу вновь заполонила ревность и злость на своё молчание. Что мешало ему разорвать этот порочный круг?

Солнце лениво подсвечивало улицу, клонясь к вершине Пайкс-Пик, окрашивая легкие облака в нежно-персиковый цвет. Киллиан снял с головы соломенную ковбойскую шляпу и провел ладонью по волосам. Отросли. Алексис любит, когда он опрятен и гладко выбрит.

Глубокий вздох до боли кольнул легкие. И правда, нужно привести себя в порядок и сохранять радостный вид. Жители крохотного и обожающего сплетни городка не должны были даже допускать мыслей о том, что в браке семейства МакРайан что-то идет не так.

В цирюльне Киллиана принимали также приветливо, но буря в его душе не унималась. Что делают они в резервации? То же самое, что когда-то Алексис вытворяла с Киллианом? Вряд ли. Колум понимал, что даже по меркам дикарей это аморально, оттого вряд ли они стали бы подвергать семью такой опасности.

У дома охваченный водоворотом мыслей Киллиан очутился быстро. Парочка все ещё не вернулась, оттого их семейное гнёздышко было до невыносимой тоски пустым и будто бы даже холодным. Киллиан надеялся сходу попасть в объятия Алексис, ощутить её запах, тепло любимых рук. Увидеть, как она суетливо-радостно хлопает в ладоши при виде подарка. А теперь даже сюрприз оказался испорченным. Ведь она и без него увидит новую кобылу в стойле, когда вернётся.

Заперев лошадей в амбаре, Киллиан открыл замок своим ключом и вошел в дом. Невольная улыбка скользнула по его губам. Рука Алексис чувствовалась во всем: в чистой скатерти на столе и гладко заправленной постели, в аромате свежего постельного белья и отсутствии пыли на полках шкафчиков и полу. Киллиан сумел полюбить свой дом только когда Алексис начала наполнять его уютом, своим присутствием и любовью.

В комнате уже стоял полумрак. Солнце практически полностью скрылось за Пайкс-Пик, постепенно уступая тьме. Младшему МакРайану даже не хотелось тревожить мрак светом керосиновой лампы. Он придирчивым взглядом обвел дом и, не обнаружив ни одной вещи Колума, довольно кивнул. Похвально, миссис МакРайан, ни следа преподобного любовника — или же второго мужа? — не попадало в поле зрения. Это к лучшему, ведь Мередит всегда заглядывала в их дом когда вздумается. Было бы неловко, если бы подруга обнаружила вещи Колума в их с Алексис супружеском гнездышке.

В том, что брат проводил здесь каждую ночь, Киллиан даже не сомневался. Он слишком сильно любит Алексис и не позволил бы ей оставаться одной. Именно в моменты одиночества любимая была наиболее уязвимой. О, ему ли не знать, как мастерски маленькая южанка умудрялась трепать себе нервы. Стоило Киллиану или Колуму задержаться где-то больше положенного, как она тут же начинала волноваться и обдумывать разномастные причины их опозданий. И всегда неизменно негативные.

Он подошёл к шкафчику и достал оттуда бутылку виски. Вечер обещал быть томным, а проводить его за назойливыми и гложущими мыслями Киллиан не хотел. Он и без того слишком часто уговаривал себя, что вся эта тягостность — временная, и скоро он сумеет привыкнуть. Напиток обдал жаром гортань, и МакРайан грузно опустился на стул. Откинувшись на спинку, он закрыл глаза и на ум быстро пришли воспоминания об их с Алексис свадьбе. Ухмылка зазмеилась на его губах. Эту свадебную ночь он не забудет, наверное, никогда. И ведь им было хорошо. Всем троим.

Ещё один крупный глоток прокатился по горлу. От мыслей Киллиана отвлек шум и он, не вставая, повернул голову к двери. Звонкий смех Алексис обласкал слух нежной трелью. Как горные весенние ручьи в родной Ирландии, что так живописно рисует память. И только когда он услышал голос брата — что-то внутри неприятно кольнуло. Разумеется маленькая южанка не одна, разумеется рука об руку со вторым своим возлюбленным. Или же с первым? Кто из них в глазах Алексис был вторым номером? Менее важным и менее любимым? Киллиан искренне хотел верить, что он все же был первым. Пусть не единственным — плевать. Главное — первым. Важным. Необходимым.

Тёмным, едва различимым силуэтом Алексис скользнула в комнату, едва слышно шагая по полу, следом, более грузно, ступал Колум. Киллиан с намеренным громким стуком поставил бутылку на стол и чиркнул спичкой, поджигая огрызок сигары. Крохотный огонёк осветил его лицо и, ойкнув, Алексис хлопнула в ладоши.

— Киллиан! — её радостный голос грел его завьюженную сомнениями душу. — Ты вернулся! Мы ждали тебя завтра.

Она торопливо зацокала по полу каблучками туфель, ориентируясь на крохотный огонёк сигары. Желание обнять её накрыло, как волной. Все былые мысли будто захлебнулись в этом шторме. Киллиан встал, тут же угодив в объятия жены. Нежность наполнила мысли, и вся злость, что весь день потихоньку накапливалась в душе, отступила, рассеянная её теплом и близостью.

— Я так по тебе скучала, — выдохнула она, и, словно заверяя свои слова, вынула из его рта сигару, впилась крепким, но невероятно нежным поцелуем.

Колум молча зажег керосиновую лампу, что тут же наполнила комнату тусклым, почти интимным светом, рассеяла тьму, что опустилась на улицу и на душу Киллиана.

— Дни без тебя невыносимы, — шепотом Киллиан обжигал ухо Алексис, а она улыбалась, будто на её душе расцветала весна.

— Так же, как и мои без тебя.

Больше всего на свете ему хотелось ей верить. Этим словам, что по тону были похожи на клятву, рукам, что исцеляли душевную боль.

— Здравствуй, Киллиан, — тихо, будто боясь нарушить идиллию, все же вмешался Колум. — Ты привез то, о чем мы договаривались?

Оторвавшись от жены, младший МакРайан удивленно глянул на брата, а затем кивнул.

— Вы разве не видели?

Впрочем, Киллиану едва ли требовался ответ, по озадаченному виду брата он понял все и так. Алексис, улыбаясь, с подозрением смотрела на двух своих мужчин. Кто бы мог подумать, что за видом благочестивой и скромной учительницы Колорадо-Спрингс таится женщина, что предпочла порочную связь мукам выбора? Слава Богу — никто.

— Я сперва занёс корзину с продуктами и только потом собирался поставить коня в стойло.

Колум поджал губы, под пристальным взглядом Алексис, будто маленький. Киллиан улыбнулся против силы. И все же когда они оба рядом, ему становилось легче.

— Что происходит? — она впилась в Киллиана любопытствующим взглядом, будто пытаясь уловить ответ в его глазах. Младший МакРайан улыбнулся, хитро сверкнув глазами.

— А твоя часть уговора?

— В амбаре, — ухмыльнулся преподобный. — За сеном.

Кивнув, Киллиан опустился на губы ничего не понимающей Алексис коротким, но многообещающим поцелуем. Взял её за руку и устремился к двери. Колум, поняв брата без слов, опередил их и оказался у амбара первым. Замок открылся легко, и пока Колум доставал из сена женское седло, Киллиан завел Алексис в амбар и зажег керосиновую лампу.

Мягкий свет огладил лощеный бок кобылы, затерялся в серебристой роскошной гриве. Колум уложил седло рядом с дверцей в стойло. Киллиан прикрыл за ними двери в амбар и переглянулся с братом. Эффект подарок произвел интересный: такой молчаливой Алексис ещё никто не видел. Утратив дар речи, она шагнула к лошади и неверяще огладила крупную морду. На её глаза навернулись слезы. Она ведь только однажды говорила при них о том, как любила ездить верхом. А они запомнили и исполнили её мечту.

— Она же стоит целое состояние.

Улыбаясь и плача, — весьма по-женски, подумалось Киллиану, — Алексис обернулась к братьям, что стояли чуть позади.

— Ты заслуживаешь лучшего, — с влюблённой улыбкой проговорил Колум, любуясь радостной Алексис.

И все же между ними была колоссальная разница, которую Киллиан не раз отмечал про себя. Колум любил нежно, трепетно, боясь утратить, обидеть, задеть. Мудрая и ласковая любовь старшего брата резко контрастировала с пылом младшего МакРайана. Киллиан любил Алексис больше жизни, но его чувство было куда более терпким и страстным. Безбашенность и мудрость, тихий уют — против неистового безумства.

— О, не волнуйся, — Киллиан ощущал, как ему становится жарко, несмотря на заполняющую амбар прохладу. — Такие подарки достаются только хорошим леди.

Нажим на последние два слова возымел эффект. И если Колум позволил себе только не вяжущуюся с образом святого отца дьявольскую ухмылку, то Алексис и вовсе рассмеялась в голос, утирая ладонью слёзы.

— Спасибо, — вновь бросив короткий взгляд на лошадь, Алексис бросилась на шею сперва к Киллиану. В глазах все плыло. От виски, от её тепла, о того, что его она благодарит первым. Обнимает первым. И пусть они живут в относительном согласии, пусть когда-нибудь научатся делить её внимание поровну. Пока между ними жива конкуренция, каждое такое объятие от Алексис — плюс к общему зачету очков.

Колум, проследив за ликующим взглядом младшего, только скептически вздохнул, глянув на него, как на малое дитя. Короткий поцелуй увенчал их объятия, и следом миссис МакРайан — дважды МакРайан, на минуточку, — также обняла и поцеловала Колума. Киллиан мысленно прыснул, когда брат блаженно зажмурил глаза.

— Прокатишься? — Киллиан предлагал, чтобы отвлечься, чтобы под действием виски и ревности не сорваться в пучину неприятных размышлений.

— Пожалуй, завтра, — хитрый огонёк блеснул в глазах Алексис, смешавшись с вальсирующим отсветом от керосиновой лампы. — На сегодня у хорошей леди другие планы.

Киллиан ненадолго закрыл глаза. Он знал этот тон и эту многообещающую улыбку. Покосившись на Колума, младший улыбнулся. Алексис была бы славной охотницей, умела ведь с одного взгляда убивать обе цели наповал. Её легкое цоканье каблуков доносилось уже с крыльца. Колум мялся, неловко улыбаясь.

— Думаю, моё присутствие сегодня неуместно, — маскируя досаду за благожелательностью, сказал Колум. Решил предоставить законным супругам возможность побыть наедине друг с другом?

Киллиан мысленно благодарил его и одновременно ругал. Ему хотелось провести эту долгожданную ночь вдвоём с Алексис, но разве было бы это правильно, учитывая, что она явно намекнула обоим? Да и какой смысл был в разделении, если они уже давно опорочили себя такими отношениями.

Вновь наступив на горло собственной ревности и желаниям, Киллиан шагнул к брату и коснулся его плеча, чуть сжав. Слова застревали в горле, но усилием воли он все же заставил себя вновь смириться.

— Идем, — улыбка вышла почти неподдельной. Разве что самую малость отдавала горечью. — Она ждет нас двоих. Между нами не будут стоять женщины, даже Алексис. Помнишь?

Колум кивнул и, чуть подавшись вперёд, уперся лоб в лоб Киллиану. В такие моменты нутро подсказывало младшему МакРайану, что извращенное устройство их семьи — единственный шанс не потерять никого из двух близких для него людей. Мир замкнулся на них, и никого роднее у Киллиана нет и, кажется, уже не будет. А потому потерять даже кого-то одного он не мог.

Улыбнувшись своим мыслям уже куда более расслабленной улыбкой, Киллиан шагнул прочь из амбара. Они вместе закрыли двери и вскоре вошли в дом. Алексис суетливо поправляла уже распущенные волосы у зеркала. Когда только успела переодеться в ночную рубашку?

Она могла соблазнять их сколь угодно много, бесконечно стрелять глазами и заводить по щелчку пальцев, но каждый раз предательски-стыдливый румянец проступал на её щеках, когда двое её мужчин в два жадных взгляда наблюдали за ней. Киллиан вновь ухмыльнулся. Алексис. Застенчивая, благочестивая учительница, и вместе с тем распутная и ненасытная дьяволица, что берёт от жизни все и сразу. Его Алексис. Их…

Мысли плыли, и он даже не понял, как оказался рядом с ней. Уверенная и крепкая ладонь коснулась бедра, под пальцами ощущалось робкое тепло её кожи, отделенное тонкой тканью. Колум тихой тенью скользнул рядом, утыкаясь носом в шею Алексис. Киллиан властно бродил ладонями по талии, опустился до ягодиц, чтобы сжать, бережно, но вместе с тем неистово и страстно. Алексис целовала то одного, то другого, каждый раз все жарче и глубже.

Они разделили территорию не сговариваясь. Колум отступил за спину Алексис, а Киллиан полноправно расположился спереди, сходу впившись в губы супруги.

Зачем она только надевала сорочку?

Жадные руки, шумные вдохи и тихие, почти стонущие выдохи. Киллиан чувствовал, как в глазах мутнеет от опаляющей страсти. И несмотря на всю развратность происходящего, в таких отношениях он находил свой особый шарм. В нём будто боролось добро, твердившее, что так нельзя, и Алексис должна принадлежать кому-то одному, и зло, подстегивающее их моральное падение. Его раздражали руки Колума, что касались груди Алексис, и в тоже время ему нравилась сама мысль, что его жена настолько желанна, что они не могут даже разделить между собой ночи с ней.

Её, черт побери, мечтал заполучить и Лоуренс, вот только его никто не звал на этот праздник жизни.

Колум снял с её плеч ночную сорочку, и свет керосинки огладил женственные бедра, приглушенно-пламенно оттенив светлую кожу. Вновь впившись в её губы, Киллиан тихо рыкнул. В такие моменты все отходило на второй план, на первом оставалась только она, её близость, её удовольствие и запах, что кружил голову.

Алексис выгнулась, простонав в губы мужа. Его руки опустились к груди, скользнули по полукружиям, чуть сжимая. Под напором ласк, она откинула голову на плечо Колума. В несколько коротких поцелуев Киллиан опустился на её шею. Прижал плотнее, ощутив руки Колума, что уже ласкали Алексис снизу. Не удобно. Мало пространства.

В такие моменты, как ни странно, братья понимали друг друга с полувзгляда. Колум отступил к широкой кровати с резными изголовьем и изножьем и сдернул с него расшитое фиалками покрывало. Киллиан невольно ухмыльнулся. Алексис долго и кропотливо вышивала эти несчастные цветы. Он вновь целовал её. Жадно, взахлёб наслаждаясь близостью. Её руки бродили по широким плечам мужа, закапываясь в волосы, царапая плечи сквозь ткань рубашки.

Киллиан взял её под ягодицы и усадил себе на бедра, а затем в несколько широких шагов покрыл расстояние до постели. Теплое и податливое тело чуть подрагивало от предвкушения под ладонями. Киллиан знал, что она останется довольна. Скинув с себя пыльные сапоги, он уложил Алексис на постель.

— Колум, будь добр, сними свою гребаную сутану, — буркнул Киллиан, между поцелуями с Алексис. — Смотреть на тебя не могу в ней в такой момент.

— Что такое? — медленно стягивая ткань с плеч, ехидствовал брат. — Появляется острое желание покаяться во грехе?

Фыркнув, Киллиан оторвался от губ жены, которой, казалось, уже было плевать и на сутану, и на пыльные вещи мужа, что могли испачкать белоснежную постель. Её зеленые глаза полыхали натуральным неистовым огнём, что без остатка спалил все мыслимые и не совсем приличия.

Алексис присела, рванув ремень на себя, следом в ход пошли и завязки. Легкая прохлада прогуливалась по коже, остужала налившийся жаром пах. Тонкие пальцы настоящей аристократки коснулись головки, и Киллиан утратил оставшиеся жалкие крохи сомнений. Тихий стон против воли вырвался из его груди, а глаза закрылись сами по себе. Ощущения её рук, дыхания в грудь, тепла от стоящего практически плечом к плечу Колума — кружили голову, наводняя её чем-то неправильным, греховным, но до того желанным, что противиться не было желания.

Ощущение нежных губ Алексис на собственной груди заставили его опустить взгляд на её лицо. В такие моменты она казалась братьям особенно прекрасной. Развратной, нежной и желанной. Колум легко уложил её на матрас. Загорелая рука лжепреподобного прошлась по животу, скользнула на внутреннюю сторону бедра, и Алексис с шумом выдохнула, закрывая глаза и подаваясь навстречу его руке.

Киллиан недолго стоял, любуясь игрой света на бледной коже, тем, как высоко вздымается её аккуратная грудь в томных стонах, как она закусывает губы и сжимает простынь в кулачки, как призывно смотрит на него, ожидая действий.

Он опустился к её губам, прибавляя к пальцам Колума на её лоне — свои. Цепочка влажных поцелуев отражала огонь керосинки. Он хотел её всю, неистово, не разделяя территории с братом, просто наслаждаться всем. Ею, близостью, тем, что он не один, и этой атмосферой пошлости и падения.

Язык скользнул по соску, раз-другой. Алексис не сдержалась, когда Колум, будто отражение младшего, опустился с ласковыми поцелуями на вторую грудь. Киллиан мысленно радовался, что их домик стоит на почтенном расстоянии от соседей и никто не услышит её стонов. Она выгнулась, широко распахнув глаза, а затем обмякла с блаженной улыбкой на губах.

Киллиан знал эту улыбку. Знал, что едва ли она насытится одним разом. Алексис привстала, легко толкнув его в плечи. По спине приятной прохладой мазнула простынь, и младший МакРайан был готов поклясться, что догадался о следующем шаге жены, но она явно готовила ему сюрприз.

Когда горячий язык прошёлся по члену, а затем вихрем закружил по головке, Киллиан шокировано распахнул глаза и уставился на Алексис. Почти утробный, тихий стон прокатился по комнате. На уровне инстинктов пальцы закопались в её длинные волосы, чуть сильнее придвинув к себе. Ну же, — взмолился он в мыслях, — или она намеренно просто дразнит?

Колум улыбался слишком хитро, оглаживая выставленные назад ягодицы Алексис. Киллиан сжал зубы. Так вот, чем они занимались все это время? И долго его благоверная практиковалась на члене брата? Ярость, казалось, приглушила даже возбуждение, и младший МакРайан изо всех сил старался молчать. Даже он, будучи мужем, не позволял себе и мыслей о подобном… Алексис предложила сама, или Колум подстегнул её к этому?

Все мысли потухли разом. Потолок, казалось, пошатнулся над его головой, когда мягкие губы накрыли головку, чуть сжав плоть. Он откинулся назад, уже не видя ни лица брата, ни заглядывающей глаза-в-глаза Алексис. Судорожный вдох распер грудную клетку, отдаваясь ощущением наполненности в районе паха. Благоверная — или же не очень? — брала его все глубже, рассеивая ненужные размышления в голове Киллиана.

Какая к черту разница, кто сподвиг её к этому шагу, если итог того стоил? Выводы путались, рассеиваясь на полуслове. Скоро и вовсе не осталось ни одного. Насадившись на член поглубже, Алексис простонала, и от вибрации, прошедшейся по органу, Киллиан и сам не сдержал стона.

Колум плавно двигался в лоне Алексис, шершавыми, вечно пахнущими ладаном и свечами, ладонями бродя по её спине, опускаясь на живот и скользя ниже, массируя клитор.

Приглушенные стоны, хлопки бедер и сбитое дыхание смешались в унисон, кружа головы всех троих. Киллиан чуть крепче сжал волосы Алексис в кулаке и резковато дернул на себя, чувствуя, как вокруг головки сжалось от спазма нежное горло, наконец растворившись под лавиной новых ощущений. Не то, чтобы ему была незнакома такая практика, в салуне Фрэнка были весьма способные девицы. Но подобное в исполнении скромной и казавшейся совсем неопытной Алексис, сводило с ума.

Киллиан не открывал глаза, позволяя себе продлить момент удовольствия. Жена стонала все чаще, а хриплые выдохи Колума становились все громче, доходя до сознания словно сквозь вату. Он разлепил веки только когда почувствовал тяжесть Алексис на бёдрах. Член, направленный её рукой, легко скользнул во влажное лоно. Будто в трансе, Киллиан коснулся её раскрасневшейся щеки, провел большим пальцем по алым губам и тут же впился в них.

Колум созерцал со стороны, позволяя супругам после долгой разлуки хоть немного побыть один на один. Рука легко скользила по все ещё напряженному органу. Киллиан коротко ухмыльнулся. Присутствие брата уже давно перестало его смущать, а потому и реагировал он спокойно. Пальцы скользили по коже, щекотали соски и сжимали, покручивая, вырывая стоны из горла любимой. Расслабление наступило довольно скоро, и Алексис обессиленно опустилась на грудь мужа.

Киллиан откинулся на спину, бережно целуя жену в макушку, словно извиняясь за их марафон и её бессилие. Колум прилёг рядом, с противоположной от Алексис стороны и мягко поглаживал её обнаженное плечо. Сонная улыбка озарила лицо миссис МакРайан, и она пристально глянула сперва на Киллиана, а затем и на Колума. Взяла их руки в свои и, поднеся к губам, коротко поцеловала костяшки.

— Я люблю вас, — искренняя улыбка и неподдельная нежность её слов будоражила душу. — Вас обоих, каждого по-своему. И я рада, что мы все вместе.

Колум в ответ оставил лёгкий поцелуй на её плече и ответная улыбка коснулась его губ. Киллиан медлил. Стоят ли его внутренние терзания их тихого и уютного счастья? Он смотрел на довольную Алексис, заглядывал в глаза счастливого и будто пьяного от любви Колума и именно сейчас понимал что, быть может, ещё не до конца смирился. Мысль о том, что они катились в пропасть, не покидала, но он клятвенно обещал себе попробовать снова. Снова наступить на горло своему эгоизму, затушить пламя ревности, принять брата в их постели не только во время буйствующей страсти, но и в собственных мыслях, что не путаются так сильно в моменты спокойствия.

Разве мог он разрушить все? Лишить Алексис одного из любимых мужчин, прогнать брата с порога собственного дома и запретить ему касаться его жены? Мог, и имел все права. Но это неизбежно привело бы к потере брата, а то и вовсе утрате Алексис. Киллиан не хотел их терять. Ни одного, ни вторую.

Он попробует. Снова. Ради них. Ради себя. Ради всех.