Новый старый 1978-й. Книга шестая [Андрей Храмцов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1 Последний день в Москве

Вот и воскресенье наступило. Отдохнули, выспались, теперь можно и дачу ехать смотреть. Если бы не приглашение Леонида Ильича, переданное вчера через его дочь Галину, я бы и не поехал. Что мне там делать, тем более завтра в Париж улетаем. Вот под Парижем я бы домик себе купил. Надо будет на эту тему хорошенько подумать. Я собирался прошлый раз в Лондоне квартиру присмотреть, но руки до этого так и не дошли. Погода там не очень, а вот под Парижем или ещё южнее — в самый раз.

Ладно, хватит мечтать, пора собираться. Маша нам вчера весь вечер звонила. Мы её поздравили с успехом, так как по отзывам радиослушателей её песня всем очень понравилась. Ну ещё бы не понравилась. Песня моя да ещё и вместе с «Демо» она её исполняла. Успех был заранее гарантирован. Да и наши новые песни очень хорошо приняли. Их и сегодня весь день крутить по радио будут. Вон, в открытое окно слышно, кто-то «Маяк» уже включил и наша с Солнышком песня «Дельфин и русалка» у кого-то громко из радиоприёмника зазвучала. Надо будет Краснову позвонить и поблагодарить за то, что очень оперативно и чётко сработал.

О, Солнышко заворочалась. Видимо, услышала свой голос и проснулась.

— Ну, как ты? — спросил я соню. — Слышишь, какие-то знакомые голоса уже на весь двор рулады выводят. Не знаешь, что за группа так хорошо поёт? А не Светка ли Соколова горло там дерёт с своим хахалем?

— Ничего я не деру, — улыбаясь и зевая ответила Солнышко. — И неплохо, между прочим, пою. И хахаль мой тоже ничего, особенно вчера вечером замечательно выступал, лёжа на мне. Не знаешь, его я в тебя такая влюблённая?

— Не знаю. Пою, наверное, хорошо и любовью тоже неплохо занимаюсь.

— И ещё за то, что с тобой я смогу объездить весь мир. Мне с детства этого очень хотелось.

— А сейчас нам надо объездить две дачи в Завидово, а вечером в «Россию» заехать и там выступить.

— А потом в Париж. Ты говорил, что завтра днём мы полетим?

— Да, они за нами специальный самолёт пришлют. Такой небольшой частный самолётик на шесть-восемь пассажиров и мы будем лететь в нём только втроём.

— Классно. Я о таких и не слышала.

— Они совсем недавно появились. Раз нас французы приглашают, значит это будет Falcon от фирмы Dassault Aviation. У них или десятая, или двадцатая модели сейчас летают. Лучше бы десятый, он совсем новый.

— Всё ты знаешь. И я уже ничему не удивляюсь. Мама ещё иногда задаёт мне вопросы о твоих способностях, а я, наверное, привыкла. За это и люблю, и ещё за кое-что.

— «Кое-что» оставь в покое, он вчера славно потрудился. А нам пора вставать и ехать, а то от Леонида Ильича потом по шее за опоздание получать не хочется.

После завтрака мы оделись как для прогулки в лес и вышли из подъезда. Я стал оглядываться в поисках «Москвича», который бессменно и, можно сказать, круглосуточно выполнял обязанности моего невидимого охранника. Заметив его невдалеке, я махнул сидящим в нём двоим сотрудникам КГБ рукой, давая понять, что мне нужно с ними поговорить. Они мой знак поняли и подъехали к нам. Из машины вышел Алексей, наш старый знакомый и поздоровался с нами.

— Солнышко, — обратился я к своей подруге. — Посиди, пожалуйста, пока в машине. Мне с Алексеем надо поговорить. Можешь поболтать недолго с мамой или с Машей по телефону, только пока никому из них не говори, что мы завтра улетаем. Вечером сегодня сообщим им об этом.

Солнышко села в машину, а мы с Алексеем отошли в сторонку и я сказал:

— Мы завтра днём улетаем, так что у вас неожиданные каникулы на четыре дня могут получиться.

— У нас работу всегда всем найдут, — ответил наш охранник и улыбнулся. — Но начальству я об этом доложу, чтоб они знали.

— И ещё у меня есть вопрос. Мне нужно организовать круглосуточное наблюдение за одним человеком. Это девушка нашего Серёги.

— Видел среди ваших знакомых такую.

— Это она. Ирина не вызывает у меня доверия и у меня есть подозрения, что она не просто так познакомилась с Серёгой. Я уверен, что ей интересен я, а не он. Только вот я ей зачем, хотелось бы узнать.

— Это вам к нашему начальнику надо обратиться. Его Олег Валентинович зовут. Вот его телефон, он этот вопрос сможет решить. Вы, как-никак, наш сотрудник, поэтому он должен будет обязательно проверить эту информацию.

— Спасибо. Я ему сейчас по дороге позвоню.

Мы вернулись в свои машины и я отправился в сторону Завидово. Солнышко сказала, что позвонила маме и рассказала ей про машин дебют на сцене и на радио. Мама была очень довольна, что мы помогли нашей однокласснице начать карьеру певицы. Сняв трубку телефона, я позвонил Олегу Валентиновичу. Я ему объяснил ситуацию с Ириной и сообщил также, что фамилия у неё Свешникова. А также попросил его провести фотосъемку людей, которые будут с ней контактировать в наше отсутсвие. Олег Валентинович пообещал всё организовать, но мне необходимо будет написать рапорт на его имя и передать через Алексея. Я его поблагодарил и повесил трубку.

— Ты решил Ирку проверить? — спросила меня Солнышко.

— Да, — ответил я. — Есть у меня подозрения, что Ирка не просто так с Серёгой познакомилась и я хочу узнать, зачем она это сделала.

Я сегодня посмотрю сам, что у неё в голове творится. Но даже если я всё там увижу, то обьяснить Серёге, откуда я взял эти сведения, я не смогу. А вот если чекисты что-то нароют на неё, тогда другое дело, особенно если им удастся сделать фотографии. Но я надеюсь, что удастся. Я специально этим вопросом не занимался, потому, что это надо было делать только тогда, когда нас всех троих не будет в Москве. Вот именно такой удобный случай сейчас и подвернулся, поэтому я и решил воспользоваться нашей короткой поездкой в Париж.

До Завидово мы доехали за час с небольшим. Первым делом мы, естественно, заехали на дачу Брежнева. Мало ли он опять охоту на кабанов организовать собрался. Охрана нас пропустила, так как уже хорошо нас знала, да и допуск у меня с Солнышком, видимо, был. Правда, один из охранников кому-то, всё равно, доложил по рации о нашем приезде и проводил до крыльца. Там нас принял другой охранник и впустил в прихожую, где нас встретила, как родных, Виктория Петровна.

— Что-то вы давно не приезжали к нам, — сказала супруга Леонида Ильича.

— Здравствуйте, Виктория Петровна, — ответили мы вместе. — Мы бы с радостью, да концерты и работа не дают. А как вы поживаете? Как Леонид Ильич?

— Я то хорошо, а у Леонида Ильича давление подскочило. Академик Чазов к нему приехал, сейчас осмотр проводит. Леонид Ильич на хоту собирался, но не получилось. А ты, Андрей, небось тоже на охоту приехал?

— Так дочь ваша нам так сказала. Мы с ней вчера встретились в 200-й секции ГУМа и она нам передала, что Леонид Ильич вспоминал обо мне и об охоте. И ещё спрашивал смотрели ли мы дачу.

— Так вы пока поезжайте и посмотрите. Она от нас минутах в пяти езды находится. Я сама там не была, но Егор Прохорович, егерь наш, как-то рассказывал. Так что дальше налево проезжайте, а там у охранников спросите. Пока медики с Леонидом Ильичом занимаются, вы и успеете съездить.

— Спасибо. Так мы и сделаем.

Мы вернулись к машине и действительно через пять минут доехали до КПП, на котором стоял пост охраны. Здесь уже стояли сотрудники милиции, которые, проверив у меня документы, объяснили, что здесь небольшой дачный посёлок для членов ЦК и наш дом будет третьим справа. Мы проехали дальше и остановились у ворот третьего дома. Все дома здесь были за высокими заборами, из-за них были видны только чердачные помещения домов. Дома были деревянные с металлическими крышами, которые блестели на солнце. Рядом с воротами была дверь со звонком, на который я и нажал. Через минуту её нам открыла женщина, поздоровалась и спросила, кто нам нужен.

— Мы новые хозяева этой дачи, — ответил я за нас обоих.

— А я вас узнала, — ответила она радостно. — Вы поёте в группе «Демо», я вас по телевизору видела.

— Да, это мы. Я Андрей, а это моя невеста Светлана.

— Вас я обязана по имени-отчеству величать. Так здесь положено.

— Ну, вот, Солнышко, и пришла пора называть тебя Светланой Сергеевной.

— Это как-то очень необычно и слишком рано. Вчера на приёме меня леди, как принято в Англии, называли, а сегодня по имени-отчеству.

— Да, — ответила наша новая прислуга, — Светлана Сергеевна. Теперь я только так должна к вам обращаться. Меня вы зовите Ниной. А мужа моего, который присматривает за домом, Ильёй.

— Ну а меня Андреем Юрьевичем зовут. Я уже стал к этому обращению привыкать.

— Вот и правильно. Нельзя членов ЦК просто по имени называть. Это не солидно… Ой, что это я разболталась. Проходите в дом. Теперь он ваш, так что осмотритесь, а я пока на кухню пойду. Что-нибудь приготовить?

— Нет, — ответил я, — спасибо. Нас к обеду будет ждать Виктория Петровна, супруга Леонида Ильича.

Нина посмотрела на меня удивленными глазами, но ничего не сказала. Конечно, такой молодой и уже член ЦК. И, помимо этого и всесоюзной известности, запросто общается с семейством Брежневых. Каких только чудес на свете не бывает.

— Ну что, Светлана свет Сергеевна, — сказал я, хитро улыбаясь, — пойдём смотреть наши хоромы.

— Пойдёмте, батюшка мой, Андрей Юрьевич, — язвительно ответила моя вторая половинка.

А посмотреть было на что. Дом был трехэтажный, если считать чердачное помещение, и деревянный. Основание было кирпичным, как делали в старину. Самому дому, на первый взгляд, было лет тридцать. Этакий поздний сталинский стиль. Красивая полукруглая открытая терраса на втором этаже сразу привлекала внимание. Под ней располагалась летняя веранда, на которой хорошо тёплыми вечерами пить чай у самовара. Вход в дом был через веранду. Довольно широкая лестница вела на второй этаж. Самое интересное, деревянные ступени не скрипели, хотя казалось, что за столько лет они должны были полностью рассохнуться и жалобно скрипеть. На верху располагались две огромные спальни и кабинет.

Окна поражали своими размерами. Да, это тебе не городское жильё. Далее мы опять спустились вниз. Центральная зала, из которой вела лестница, была, как бы, предназначена для бальных танцев или застолий человек на сто. На первом этаже ещё был один кабинет, комната для гостей и хозяйственные помещения вместе с кухней. На кухне хлопотала Нина.

— Я сегодня пирожки пекла, — сказала она. — Как знала, что новые хозяева приедут. Я уже самовар поставила. Так что попейте чаю с дороги, а я пока в комнатах порядок наведу.

— Да не хлопочите вы так, — сказал я, присаживаясь с Солнышком за большой круглый стол, на котором булькал, закипая, самовар. — Мы ненадолго. Мы приехали только познакомиться с домом и посмотреть округу. А за угощение спасибо. В следующее воскресенье мы вещи перевезем. А вы где-то здесь рядом проживаете?

— Да, в соседнем городке. Тургиново называется. Нас автобус рано утром привозит сюда и в шесть часов вечера забирает. Здесь почти все наши работают. Значит вы на ночь не останетесь?

— У нас концерты, постоянные гастроли. Вот сегодня вечером опять в «России» выступаем. Вам деньги на хозяйство нужны?

— Если только по мелочи. Муж там проводку заменит сам или кое-где что-нибудь подкрасит. Зачем мастеров вызывать, он сам всё своими руками может сделать.

— Вот вам триста рублей. Пусть всё, что надо, закупит.

— Ох, деньги то какие большие. А вот и пироги, и самовар вскипел. Вы завтракайте, а я делами займусь. Если что, позовите.

Нина ушла, а мы сидели обалдевшие. У нас в пятнадцать лет появилась своя прислуга. Это было для нас очень непривычно. Это через сорок лет прислуга станет обычным делом в домах «новых русских». А сейчас это было в диковинку для простого советского человека. Мы спокойно попили чай с пирожками. Они были с яблоками. На свежем воздухе мы их быстро умяли. Потом пошли посмотреть участок. Везде были дорожки из плит, что говорило о том, что это не просто дача, но и дом для работы. Здесь даже телефон стоял.

Участок был большой, соток шестьдесят. Пару сараев на нем стояло и всё. Понятно, что никаких курятников и грядок с огурцами здесь и быть не могло. Мы немного побродили по дорожкам между деревьев. Да, хорошо. Воздух чистый и землёй пахнет. Летом здесь вообще будет благодать.

— Ну вот, — сказала Солнышко, прижавшись ко мне, — теперь у нас есть своя дача. Мы её видели и я теперь смогу рассказать о ней родителям. А то они уже спрашивали про дачу. а я им ничего толком ответить не могла.

— Я сам рад, что смог сюда приехать, — ответил я и поцеловал свою невесту. — Мне тоже перед Брежневым было неудобно. Именно он нам её выделил. Теперь можно спокойно к нему ехать. Так что пойдём скажем Нине, что мы уезжаем и будем только в следующее воскресенье.

Нина нам пожелала удачных концертов и попросила, если можно, нашу фотографию. У неё дочка девятый класс заканчивает и очень любит нашу группу. Я сказал, что они лежат в машине и мы вместе вышли за ворота. Там я достал две разные наши с Солнышком фотографии и мы их подписали. Дочку Нины звали Светлана, так что Солнышко написала пожелание Светлане от Светланы. Очень даже забавно получилось. Пока мы ехали до поста, она нам махала вслед. Как же в этом времени много было добрых людей. Она не из-за денег и моей цековской должности к нам так относилась. Просто люди были тогда добрее и чище. Не все, конечно, но большинство.

Назад мы вернулись тоже очень быстро. В беседке перед крыльцом сидели Суслов и Андропов. Оба моих начальника заявились. Мы с ними поздоровались и я отправил Солнышко к Виктории Петровне. Она прошлый раз обещала научить мою Светлану готовить что-то вкусное. Вот пусть идёт и учится, а мы тут обсудим наши дела.

— Присаживайся, Андрей, — сказал мне Андропов. — Мне передали, что французы тебя и твою группу пригласили на гастроли.

— Да, Юрий Владимирович, — ответил я, устраиваясь поудобнее на скамейке. — Завтра утром подписываем контракт у Ситникова и если всё всех устроит, то тогда придётся лететь. Два миллиона долларов платят за наши четырёхдневные гастроли. Так что я опять пару миллионов в валюте нашему государству принесу.

— Да уж, не зря тебя «миллионщиком» прозвали. На меньшее ты не размениваешься. Довольно много, не считаешь?

— Когда французский посол барон де Сион уходил, то на его лице я видел довольное выражение, говорившее о том, что я продешевил. Но это я узнаю только в понедельник.

— Может быть. Вот мы с Михаилом Андреевичем думаем, а не рано ли вас одних отпускать?

— Так мы в Англии доказали, что можем постоять за себя даже лучше некоторых оперативников. Да и польза от меня какая тогда получилась. Думаю, что и в Париже мне удасться пообщаться с самим французским президентом.

— Мы в курсе, что это Валери Жискар д’Эстэн тебя пригласил. Посол ещё в пятницу на встрече с Андреем Андреевичем вскользь коснулся этого вопроса. Песни твои ему очень понравились.

— Как сказал сам посол, они больше понравились супруге президента Анне-Эймоне и их восемнадцатилетней дочери Жасинте.

— Тогда понятно. Ты у нас дамский угодник, тебе и карты в руки. Ладно, надеюсь, что в Париже ты ничего не учудишь. Но за тобой наши присмотрят.

— Я бы хотел обсудить один финансовый вопрос с Михаилом Андреевичем. Но прежде готов доложить, что первый выпуск нашего продюсерского Центра состоялся. Вчера выступила наша подопечная Мария Колесова с моей песней «Осень». И очень хорошо выступила. На подходе у меня ещё один проект. Но это будет в июне.

— Слышали мы твою певицу, — ответил Суслов. — Хорошо спела. Молодец, что так быстро у тебя получилось. Вот так бы вся наша эстрада активно работала. Ну это теперь твоя епархия, так что сам и разбирайся. А что по финансам ты хотел спросить?

— Я хочу типографию в нашем Центре открыть. Календари, плакаты, журнал или газету о нас и советской эстраде. Плюс о западных исполнителях. Чтобы они о зарубежной музыке от нас узнавали, а не «вражьи голоса» слушали.:Всё под вашим контролем будет, Михаил Андреевич.

— Понятно. Типографию, небось, во Франции будешь закупать из тех денег, что по контракту получишь?

— Да, я об этом и хотел вас попросить. Мне в понедельник деньги придут, их же надо будет через год возвращать. Не всё же с концертной деятельности наши расходы покрывать. Нужно и другие направления развивать. Нас в стране знают и еженедельная газета о советских музыкальных достижениях будет раскупаться на ура.

— Дело хорошее. Ладно, можешь во Франции от имени своего Центра подписать контракт на поставку типографского оборудования, но чтобы французы под ключ всё сделали и расходные материалы регулярно поставляли. По поводу гарантийного и последующего обслуживания обязательно договорись. Справишься? Если будут вопросы, то обратись в наше торгпредство. Я их предупрежу.

— Большое спасибо. От помощи не откажусь.

Тут вышел из дома один из помощников Брежнева и пригласил Суслова к Леониду Ильичу. Когда Михаил Андреевич ушёл, Андропов меня спросил:

— Ты в своей записке написал, что я стану Генеральным секретарем после Брежнева. А как же Суслов?

— Он умрет в январе 1982 года и вас изберут на должность секретаря ЦК КПСС. Тогда вы и станете вторым лицом в государстве и преемником Брежнева.

— Теперь понятно. Ещё в той записке не были указана дата моей смерти. Почему?

— Я вам уже говорил, что если вы не будете сидеть на холодных камнях и жена Щелокова в вас не будет стрелять, после того, как вы разберётесь с её мужем, то проживёте дольше, чем вы могли бы прожить.

— Понятно, не хочешь пугать. Ну и ладно. По Горбачёву я смогу открыто работать только после того, как стану главой государства. Что ещё важного ты можешь мне сказать?

— Ни в коем случае не вводите наши войска в Афганистан. Американцы станут помогать моджахедам и мы надолго завязнем в этой войне. Мы потеряем более 15.000 наших солдат и ничего не решим, будет только хуже. Американцы и ещё более 60 стран объявят из-за этого бойкот нашей Олимпиады. Вы же этого не хотите допустить?

— Вот это да. За такую ценнейшую информацию тебе надо ещё одну Звезду давать. Этот вопрос мы только начали обсуждать и такие последствия даже не могли предположить.

— Не надо мне больше Звёзд, итак достаточно. Лишнее внимание ко мне только привлечём. Именно американцы будут делать всё возможное, чтобы мы влезли в этот конфликт.

— Афганские товарищи неоднократно обращались к нам за помощью и мы им всё время отказывали и в будущем не планируем их поддержать.

— В Герате в марте следующего года вспыхнет восстание при поддержке американцев и наша страна ввяжется в этот конфликт.

— Тебя даже страшно отпускать куда-либо с такими сведениями.

— Юрий Владимирович, мы же с вами договорились, что я работаю на вас и вы даёте мне возможность спокойно заниматься моей музыкальной деятельностью.

— Да это я так, не в упрёк. Просто твоя информация и раньше была бесценна, а сейчас мы спасём тысячи наших солдат и Олимпиада пройдёт без бойкота. Я слышал французы готовы прислать за тобой самолёт?

— Да, мы говорили об этом. Они хотят, чтобы мы выступили вечером в понедельник, через несколько часов после нашего прилёта. Видимо, заранее готовились. Значит уже сегодня, если не вчера после нашего разговора, они стали клеить афиши и продавать билеты.

— Они умеют делать бизнес, поэтому всё просчитали и, в любом случае, останутся в прибыли. Хорошо, лети завтра в Париж и очаровывай французскую публику. О результатах завтрашних переговоров мне доложит Ситников. Только не забудь, что девятнадцатого у тебя памятник и концерт в нашем клубе.

— Спасибо. Я о девятнадцатом помню и обязательно и там, и там буду.

Тут вернулся Михаил Андреевич и сказал, что Леонид Ильич хочет переговорить с Юрием Владимировичем.

— А ты пока сиди, — сказал Суслов, обращаясь ко мне. — Ты следующий.

Юрий Владимирович поднялся и отправился в дом.

— Я Леониду Ильичу всё рассказал о твоих гастролях и планах. Он тебя поддерживает, ты это цени. Значит, следующий музыкальный проект ждать в июне?

— Да, Михаил Андреевич, — ответил я, поняв, что он доволен моей работой. — К середине июня будет готово женское песенное трио. Я их буду для Западного слушателя делать. Предварительное название для этой группы «Серебро». Большинство песен будет у них на английском. Английскую публику я знаю, поэтому верю в успех.

— Хорошо. Когда прилетишь в пятницу, подъезжай днём ко мне. Расскажешь о гастролях. Постарайся не попасть ни в какие неприятности.

— Постараюсь. Только я их не ищу, они сами меня находят.

Суслов улыбнулся и попрощался со мной. Ну вот, два моих начальника меня, можно сказать, благословили. Сейчас от самого главного ЦУ получу и можно считать, что не зря на охоту съездил. Охота получилась специфическая, но удачная. Главное, что получил разрешение и выбил деньги на типографию. Правда, в процентах с гастролей я получу меньше, так как они мне пойдут не с двух миллионов, а, я думаю, с полутора миллионов, но типография дело очень нужное. Первый отдел у меня есть и работы ему прибавится. Значит, придётся набирать дополнительные комитетовские кадры.

Так, вышел Андропов и позвал меня. Мы с ним тоже попрощались до пятницы и я направился в сопровождении охранника ко входу. За дверью пришлось сдать свой «макар», с которым я, почти, не расставался. Вот только вчера его не брал на приём к французам, ну и на сцену я с ним не выходу. Оставляю его в сумке под охраной Маши или димкиных ребят. Маша и Наташа его у меня видели. Я его снимал, когда в постели с ними кувыркался. Только в последний раз, когда с Наташей на столе сексом занимались, я его не снял. Некогда было да и не мешал он мне.

Комната, в которую я вошёл, напоминала больничную палату. Медицинские приборы, капельница, врач и медсестра. Врач был мне не знаком, значит, Чазов уже уехал. И сестру я не знал. Фотографии Нины Коровяковой, которую будут потом называть «роковой медсестрой Брежнева», я видел ещё в прошлой жизни в интернете. Но её убрали от Леонида Ильича ещё два года назад и заменили на другую. Поэтому из присутствующих здесь медицинских работников я никого не знал. По жесту рукой, сделанному Генсеком, они направились к двери и врач, проходя мимо меня, сказал, что у меня есть только две минуты.

— Здравствуйте, Леонид Ильич, — поздоровался я с Брежневым.

— Привет, Андрей, — тихо проговорил он в ответ. — Не сходили мы с тобой сегодня на лося.

— Следующий раз обязательно сходим. Спасибо за дачу, очень нам со Светланой она понравилась.

— Это хорошо. Андропов мне говорил, что ты можешь что-то видеть в будущем, да и ты недавно подтвердил, что это так.

— Да, Леонид Ильич. Максимум на год. Раньше меньше было, а сейчас могу увидеть на более отдаленный срок.

— Что-то я расхворался. Не знаешь, в этом году жить-то буду?

— Сто процентов будете. Эта хворь скоро пройдёт. Видел вас на предстоящем ноябрьском параде бодрым. Я в этом плане никогда не ошибаюсь.

— Спасибо, порадовал. Значит, точно на параде буду?

— Абсолютно. Через дней пять всё пройдёт и тогда вспомните, что я вам по этому поводу говорил.

— Я тебе верю. Ты нас девятого всех спас и сейчас я на тебя надеюсь. Ладно, лети во Францию, а там, раз ты говоришь, уже сам встану. Как прилетишь, позвони. Тебя сразу соединят. Ну всё, иди. Устал я что-то. Но ты меня успокоил.

Я направился к двери и позвал врачей. Они были рядом и сразу вошли вслед за мной. Брежневу ещё четыре года жить, так что это его нынешнее состояние пройдёт. Он, правда, раньше, мог и два месяца болеть, когда с ним была предыдущая медсестра. После того, как её уволили, то прекратили давать Леониду Ильичу пентобарбитал, от которого у него развилась зависимость. Значит я, возможно, и не ошибся в сроках. Но то, что ему станет лучше через пару-тройку дней, это точно. А тем более, он поверил в то, что я ему говорил. А это немаловажно для его состояния. Вера в своё выздоровление увеличивает шансы на успех на пятьдесят процентов.

Так, а где там моя русалка бесхвостая потерялась. Охранник отвёл меня на кухню, где я и нашёл свою потеряшку вместе с Викторией Петровной. Они, оказывается, лепили пельмени и уже положенное время их продержали в морозильнике. Солнышко была довольна, что научилась их готовить, а Виктория Петровна радовалась своей новой помощнице. Они решили сварить первую готовую порцию и мы все втроём через десять минут попробовали, что у них, в результате, получилось. Вкуснотища, пальчики оближешь и язык проглотишь. Я так им это и сказал. Надо будет почаще сюда заезжать и оставлять их вдвоём. Глядишь, Солнышко настоящим кулинаром станет.

Поблагодарив Викторию Петровну за пельмени, я пообещал, что через несколько дней Леонид Ильич поправится. Она посмотрела на меня с благодарностью и пожелала нам удачных гастролей во Франции. Еще раз поблагодарив её за всё, мы поехали домой. В гостях хорошо, но домой, всё равно, тянет. Дома мы были в три часа и у нас оставалось ещё пару часов, чтобы отдохнуть перед концертом. Я по дороге из машины набрал Серёге и предупредил, чтобы он на концерт захватил с собой свой диппаспорт, так как необходимо заранее поставить французскую визу.

Поваляться нам удалось только полчаса. Консьержка позвонила и сообщила, что к нам поднимается Мария. Вот так, уже не Маша, а Мария. Ну, до Светланы Сергеевны, которая только сегодня ею стала, ей пока далеко, но скоро и её могут так начать называть. Я пошёл открывать дверь и впустил счастливую Машу в квартиру.

— Привет, — сказала Маша и поцеловала меня в губы, так как это уже никого не удивляло. — А где Светлана?

— Светлана Сергеевна изволит отдыхать, — шутливым тоном ответил я.

— А почему так официально?

— Мы утром смотрели нашу цековскую дачу и прислуга называла Солнышко по имени-отчеству.

— Вот это да. У вас и прислуга теперь появилась. Прямо как настоящие буржуи стали.

— Вот станешь звездой и тогда сама прислугу заведёшь.

— А расскажи, какая она, эта дача?

— Вон Солнышко идёт, она тебе всё расскажет.

— Привет, Маш, — сказала Солнышко, появившись в прихожей. — Дача больше нашей раз в десять и участок огромный.

Они расцеловались, а я пошёл ещё десять минут похвалятся. Маша сейчас будет рассказывать, как услышала себя по радио, как мама и её подружки на это отреагировали. В общем, обычный женский трёп. Его можно спокойно пропустить, так как у Солнышка тоже масса новостей о вчерашнем приёме и сегодняшнем дне. Но через пять минут эти болтушки пришли ко мне и упали на кровать, обсуждая свои новости. Не, ну на кухне, что ли, не могли доболтать.

— Так, — сказал я, — пошли на кухню, кофейку попьём.

— А про Париж уже можно рассказать? — спросила у меня Солнышко.

— Можно.

И тут начались радостные охи и вздохи и я ушёл от этих трещеток варить всем кофе в большой турке. Сами ко мне придут, как почувствуют аромат. Ну точно, через пять минут пришли и сели за стол, продолжая трепаться.

— Вы хоть посуду достаньте, — сказал я этим лентяйкам. — А то совсем обнвглели. Я что, как тот один мужик, который двух генеральш прокормил?

— Мы не генеральши, мы — звёзды, — ответила гордо Маша, но встала и пошла доставать чашки с блюдцами.

— Я смотрю, вы совсем зазвездились тут у меня. Я вас совсем разбаловал. Вот песни вам не стану писать, что тогда делать будете? Калинку-малинку петь?

— Мы всё будем делать, — засуетилась Солнышко. — Просто новостей очень много и все они важные. И очень хочется их все побыстрее рассказать.

— Давайте попьём кофе и начнём потихоньку собираться. Маш, ты сегодня готова выступить в «России»?

— Страшновато мне как-то. Одно дело в клубе комсомольцев, а другое в таком огромном зале.

— Так, кто здесь хотел стать звездой? Тебя вчера и сегодня все слышали, но мало кто видел. Вот пусть и увидят, а потом всем расскажут, какая ты молодец.

— Хорошо. С вами мне не очень страшно, но вот как я буду потом одна, даже не представляю.

— Как Пугачева или Сенчина будешь петь. Всем сначала немного страшно было, а потом привыкаешь. Мы твои плакаты и карманные календарики скоро напечатаем, тогда тебя каждый в Союзе в лицо знать будет.

— Вот это да. А когда ты это собрался делать?

— У французов куплю типографское оборудование и они нам за две недели его под ключ сдадут. Так что в июне уже даже на целлофановых пакетах твоё лицо будет.

— И ты это всё в нашем Центре организуешь?

— Да. Помещений пустующих там много, поэтому их надо заполнять чём-то и начинать зарабатывать деньги.

— А потом мы тебя с собой за границу возьмём, — добавила Солнышко.

— Прямо как в сказке про Золушку, — восхитилась Маша.

— В августе с нами на Красной площади выступишь, — добавил я, — только уже самостоятельно. Я тебе под это дело ещё песню напишу. А сейчас собираемся. Ничего менять в сегодняшнем концерте не будем. Действуем как прошлый раз, только второе отделение доверим открывать Маше. Ты сегодня тоже в джинсе, как знала.

— Если честно, то надеялась, что вы меня включите в свою программу.

— А куда ты от нас денешься, — добавила Солнышко. — Сама же так говорила.

— Но пока продолжаешь работать нашим стилистом. Эх, если б раньше я тобой занялся, то может бы завтра с нами полетела в Париж. Ну, Париж от нас никуда не убежит. И пока нас не будет, сходи сфотографируйся и отпечатай свои фотографии для поклонников.

— Всё поняла. Всё будет сделано в лучшем виде.

Так, ценное указание я Маше дал, чтоб не скучала тут без меня. Надо её в Центре кем-нибудь назначить, на неофициальную должность. О, пусть будет заведующей нашим концертным залом. Аппаратуру мы с собой не повезём, сделаем, как с гастролями в Лондоне. Я только свою Gibson Flying V возьму, привык я к ней. У нас правильно говорят: «Саблю, коня и жену не доверяй никому». Сабли у меня нет, вместо неё у меня гитара. Коня тоже нет, но езжу я на «Волге». А вот жена, правда будущая, у меня есть. Поэтому в моём варианте это крылатое выражение должно звучать так: «Гитару, машину и жену не доверяй никому». Во как завернул, аж самому приятно стало.

Собирались мы спокойно, не торопясь, так как времени у нас было много. Про Брежнева мы Маше рассказывать не стали, да и она не спрашивала. Вот опять звонок снизу, сообщивший, что Дмитрий к нам поднимается. Он вчера с ребятами должен был забрать видеопроектор и перевезти его в наш Центр на Калужскую. А сегодня забрать уже оттуда. Теперь он на Калужской должен храниться, а не в моём гараже.

— Привет, Андрей, — сказал Димка с порога. — Новая звезда эстрады у вас?

— У них, у них, — ответила сама Маша, выходя в прихожую. — Что, понравилась моя песня по радио?

— Не без этого. Сегодня опять выступать будешь?

— Буду. Андрей со Светланой уговорили.

— Привет, Дим, — появилась уже полностью готовая Солнышко. — Пусть поёт. Андрей сегодня утром с Сусловым встречался и сообщил о нашем успешном проекте. Получили «одобрямс» от руководства страны на дальнейшую нашу продюсерскую деятельность.

— Да, это здорово. Я чего хотел спросить. У меня двоюродная сестра в консерватории по классу вокала учится на третьем курсе. А ты, Андрей, как-то говорил, что ещё один женский поющий коллектив хочешь набрать.

— Хочу, — ответил я. — Только на следующей неделе. Мы завтра в Париж улетаем на четыре дня.

— Ну вы даёте. Это французы на вчерашнем приёме тебе предложили?

— Точно. Так что завтра ты с фанатами мне понадобишься, чтобы проводить нас в Шереметьево. Время не знаю, где-то ориентировочно к двум. Так что придётся вам отпрашиваться у Людмилы Николаевны с уроков.

— Она сейчас добрая, отпустит с трёх последних уроков без проблем.

— Ну и отлично. Тогда пошли. Серегу и оборудование привёз?

— Всё на месте. Ирка с Серёгой опять сегодня увязалась.

— Кто бы сомневался. А теперь выходим.

Мы вышли из квартиры, где нас встретили двое димкиных помощников, которые забрали сумки и мы спустились к машине. Около нашего «Икаруса» толпились наши фанаты, а рядом с ними стоял Серёга с Иркой. Мы со всеми поздоровались и я спросил Серегу:

— Паспорт привёз?

— Вот, — сказал друг и протянул зеленую книжицу.

— Хочу тебя обрадовать, мы завтра летим в Париж на гастроли на четыре дня. Вернёмся в пятницу утром.

— Собирались же в июне? — спросил Серега, посмотрев на Ирку.

— И в июне полетим, я в этом уверен. Нас сам французский президент пригласил и вышлет за нами специальный административный самолёт на шесть пассажиров. А ты что, не хочешь лететь? Скажи и мы баз тебя выступим. Аппаратура у них твоя есть, многие наши песни уже все могут самостоятельно исполнять и исполняют в барах по всему миру.

— Да нет, я готов. Просто неожиданно как-то.

Я посмотрел на Ирку злым взглядом и она мгновенно почувствовала, что опять пришла боль в висках. Она смотрела на меня удивленными глазами, в которых читалось понимание, что и прошлый раз причиной её резких болей был именно я, а не что-то другое. Ну что, поняла, девочка, что если я ещё хоть чуть-чуть на тебя разозлюсь, то ты просто заорёшь от боли? Поняла, вижу, что поняла и усиленно трёт виски. Я улыбнулся, давая понять, что для своего же здоровья лучше со мной дружить.

— А сколько французы нам заплатят за гастроли? — спросил Серега, посмотрев опять на Ирку.

— А за сколько ты готов бесплатно слетать в Париж, пожить в лучшей гостинице Европы и привезти Ирине кучу подарков? — прямо спросил я.

Да, такого вопроса ни он, ни Ирка не ожидали. Я озвучил самую страшную для неё угрозу — убрать из группы Серегу. Она поняла, что перегнула палку и в любой момент я развернусь и уйду, а она останется ни с чем. Мой взгляд говорил ей, что шутки кончились, но Серега этого не понимал и продолжил:

— Двадцать тысяч долларов я бы хотел получить.

— Это 90 тысяч франков, — перевёл я доллары во французскую валюту. — В Союз я их через границу не потащу, хоть у нас и диппаспорта. Поэтому могу отдать в Париже. Или здесь ту же сумму в чеках. Выбирай.

— А можно половина так, половина так? — спросила Ирка, понимая, что надо как-то разруливать эту тупиковую ситуацию и заполнить повисшую паузу.

— Хорошо. То есть ты теперь бесплатно за границу ездить не хочешь?

Тут они оба окончательно растерялись и не знали, что сказать.

— Мы в Штаты, учти, летим на свои деньги. Там концертов мы давать не будем и никто нам ничего не заплатит. Значит, ты туда не полетишь.

Крыть Серёге было нечем. Ирка поняла, что я пошёл на принцип и попыталась меня успокоить.

— Андрей, — обратилась она ко мне, — ты не так понял. Сергей просто уточнял финансовую сторону вопроса.

— Ирина, — ответил я ей спокойно, — у меня сотня клавишником заменит Серегу хоть сейчас и в Париж полетит за пять тысяч долларов. Ты этого добиваешься?

— Нет, мы хотели с Сергеем машину купить и с этой целью и собирались узнать, хватит ли нам денег.

— В таком случае надо четко задавать свои вопросы. Я сказал, что Сергей получит ту сумму, которую он озвучил. А после Франции я решу, что мы будем дальше делать.

Серега стоял, опустив глаза в землю. Мы расположились отдельно ото всех, поэтому нас никто не слышал. Но мои женщины понимали, что у нас идёт серьёзный разговор и не подходили близко. Димка тоже понял, что у нас возник какой-то конфликт и тоже стоял в стороне.

Я крикнул всем, что пора выезжать и подошёл к машине. Открыв дверь, я сел за руль и завёл двигатель. Ну вот, и первый конфликт в группе. И все из-за девки. Сколько хороших друзей потеряли мужики из-за них. Но я Серегу просто так не отдам. Когда я пустил волну боли и страха в сторону Ирки, я успел отсканировать, что это даже не сама она это придумала. У неё есть парень, старшее её на несколько лет. Вот он ей и манипулирует. Серегу она не любит, а меня очень боится. Она любит этого парня и все деньги отдаёт ему, а вещи оставляет себе.

Вот так, история не нова, а стара как мир. И как этому барану обьяснить, что он ей не нужен, а нужны деньги и шмотки. Вот умел бы я вправлять мозги, тогда бы Сереге первому вправил. Но не умею я это делать, к сожалению. Может в будущем у меня и получится, но не сейчас. Ладно, проехали и поехали. В салоне все молчали, понимая, что лучше меня сейчас не трогать.

— Что притихли? — спросил я всех троих сразу и улыбнулся. — Всё в порядке, можете расслабиться. Из-за денег многие знаменитые музыкальные коллективы распались, а из-за женщин распалось их ещё больше. Так что наша группа не первая и не последняя.

— Он опять денег хотел? — спросила Солнышко.

— Да, опять. Но мы в Штаты летим на свои и ничего там не заработаем, кроме мировой известности и славы. И я ему сказал, что в Лос-Анджелесе ему тогда делать нечего.

— Сурово ты их, — прокомментировала Маша. — Я эту Ирку уже просто ненавижу.

— Я надеюсь, — сказал Димка, — что он одумается. Не совсем же он дурак.

— Ладно, не будем о грустном. Если что, у меня есть кем заменить Серёгу. Так, Дим, надо обговорить, как вы тут без меня будете. Твоя задача остаётся прежней. Теперь по поводу Маши. Ты будешь ответственной за наш концертный зал. Необходимо оборудовать гримерку. Всё, что нужно, напишешь Вольфсону. Я завтра постараюсь заскочить на полчаса в наш Центр. Мне необходимо будет переговорить с нашим главным бухгалтером. Нам на наш счёт поступят большие деньги, поэтому необходимо будет продумать, как их с прибылью использовать. Дим, тебе новые фанаты звонили?

— Да, звонили. Они рассказали, что разговаривали с тобой неделю назад. Я их предупредил, чтобы привезли с собой школьные дневники и если там есть тройки, то таких мы брать не будем.

— Правильно. Присмотрись к ним. Там у них Юлька верховодит, если будет права качать, то гони их подальше. Ну, ты уже в этом деле учёный. Помнишь, в пятницу на нашей «демоакции» я приглашал к нам некоторых девчонок. С ними переговори и направляй к Маше. Пусть она их послушает. Может среди них наберём двух-трёх талантливых. Дим, ты тоже можешь свою родственницу к Маше направить. Маш, задачу поняла?

— Поняла. Мне ещё Лидия Петровна говорила, что у неё есть девушки с уже хорошо поставленным голосом.

— Вот и отлично. Мы прилетим в пятницу рано утром и сразу пойдём в школу. Чего ржете, не на уроки же. Мой бюст будем открывать. Красивый получился, Солнышку тоже понравился.

— Андрей этому же скульптору заказал и мой бюст, — рассказала мой секрет эта балаболка. — Мы его дома поставим.

— А я вот подумал, а не на входе ли в наш концертный зал его поставить?

— Точно, — воскликнула радостная Маша. — У нас же Центр «Демо», вот и пусть там стоит.

— Дим, не забудь музей перевезти и организовать его тоже где-нибудь рядом с концертным залом. Зрители перед нашими выступлениями смогут зайти в наш музей и ознакомится с экспонатами. Гида из наших фанаток назначь. И комнату побольше возьми, мы из Франции тоже много чего о нас привезём. Так что выбирай помещение с запасом.

Вот так, ставя задачи и раздавая указания, чтобы не забыть, мы доехали до «России». В этот раз у ворот толпилось около пятидесяти человек наших поклонников. Они нас узнали и стали махать нам руками, радостно крича. Мы им тоже помахали в ответ.

— Дим, — обратился я к начальнику нашей охраны, — возьми десят человек и мы быстренько со Светланой с ними пообщаемся. А остальные пусть занимаются своими делами.

Я поставил машину во дворе рядом с «Икарусом» и мы вышли за ворота к ожидавшим нас поклонникам. Они видели нас через решетчатые створки и когда поняли, что мы идём к ним, радостно стали скандировать наши фамилии. Это было мной сделано специально. И чтобы пообщаться с нашими зрителями, и чтобы ещё раз показать Серёге и Ирке, что группа «Демо» — это мы с Солнышком.

Радостных воплей было море. Наша охрана во главе с Димкой опять организовала «коробочку» и мы спокойно смогли поговорить с молодимы ребятами и девушками. Взрослые мужики так радоваться нам и орать не будут, ну если только после пол-литра на брата. Нам протягивали наши фотографии и мы их с Солнышком подписывали, передавая друг другу. Нас спрашивали, будем ли мы ещё давать концерты в «России» и когда. Я ответил, что обязательно будем, но пока не знаю точных дат.

Когда мы собирались уходить, к нам протиснулся Толик и я его впустил к нам за спины нашей охраны.

— Здравствуйте, Андрей, — поздоровался главный из «жучков»-перекупщиков.

— Привет, — ответил я и отдал команду возвращаться за ворота, хотя толпа нас не хотела отпускать. — Что-то случилось?

— Сегодня творится жуткий ажиотаж. Все узнали, что в мае ваших концертов больше не будет, поэтому за билеты платят не глядя. Мы ещё подняли цену и если и дальше так пойдёт, то мы тысяч восемнадцать сможем вам вечером отдать.

— Отлично. Рад, что ты понял, что с нами лучше быть честным.

— Я хотел спросить, когда и где будут следующие ваши концерты?

— Четырнадцатого, пятнадцатого и шестнадцатого июля в «Лужниках» точно. В августе — на Красной площади, а остальное ещё не расписано.

— Вот это да. Целый стадион «Лужников» соберёте? А можно мы там тоже поработаем?

— Работайте. Только там ведь другие эту территорию держат?

— Белый за такой куш постарается решить этот вопрос.

— Там ещё англичане спонсорами выступят. Импортные продукты, напитки и сувениры будут на всей прилегающей территории продаваться.

— Ничего себе размах. Ну с вашим нынешним положением это не проблема. Да, там можно будет очень хорошо заработать.

— Дерзай. После концерта жду.

Солнышко смотрела на меня восхищёнными глазами. Чертовски приятно, когда на тебя так смотрит женщина, особенно, любимая тобой. Она ведь не видела, как я быстро всё на холу решаю и впервые побывала внутри «коробочки». Я поцеловал её в нос и она забавно его сморщила. Это была одна из моих любимых забав и Солнышко это знала. Мы организованно прошли во внутренний двор «России» и дальше направились в само здание через служебный вход. По дороге я обратил внимание, что «шестёрка» Вольфсона и автобус наших светоинженеров уже стояли на месте. Значит, все в сборе и можно начинать готовится к выступлению.

Вольфсон с нашей секретаршей Леной ждал нас в коридоре. Я ему сказал, что мы улетаем и он остаётся за старшего в Центре. Я после концерта всё постараюсь с ним обсудить, а что не успею, то обсудим завтра на Калужской, куда я обязательно постараюсь заехать. Вольфсон попросил разрешения использовать последние контрамарки на себя и на Лену, на что я дал добро. После чего они вдвоём ушли, а я подумал, что Александр Самуилович ещё тот ходок. Да и я не лучше, но так уж получилось.

Внутри гримерки нас ждала Маша и Серега. Было видно по машинному гневному виду, что пока он нас ждал, она ему высказала всё, что она думает о нем и об его Ирке.

— Я пришёл извиниться за последний наш разговор, — сказал понурившись Серёга. — Я был не прав.

— Проехали.Главное, что ты понял, что деньги мы ещё заработаем, но друзей на них не купишь. Пошли на сцену, надо со всеми поздороваться и внести Машу в наш график выступлений.

Димка пошёл с нами, оставив двоих своих у гримерки. Надо будет в Париже договориться, чтобы тоже около нашей гримерки дежурили двое полицейских. У них там террористы совершают в год по несколько сотен взрывов и убивают кучу людей. А себе я в оружейном магазине сразу, как только приметим, куплю девяносто вторую «Беретту». Она уже демонстрировалась два года назад на различных оружейных выставках и её уже можно купить. А то без «макара» я буду чувствовать себя в Париже голым.

Мы прошли на сену, где устанавливали наше световое оборудование с дискошаром на арочной конструкции, дымогенераторы и лазеры. Видеопроектор уже установили и Димка занялся его подключением. Серега, успокоенный, стал настраивать аппаратуру и я тоже занялся своей гитарой. В сторонке уже лежали барабаны Бонго и стояла на подставке моя испанская красавица. Ирка не показывалась, поэтому я послал одного их наших фанатов-охранников за Солнышком и Машей. А потом мы устроили маленький прогон песен для распевки.

Я ничего менять не стал с прошлого нашего здесь концерта, только добавил Машину «Осень» и доверил ей открывать второе отделение, как в пятницу. Распевка прошла хорошо, поэтому мы вернулись в наши гримерки. В машином выступлении никаких пусканий дыма я устраивать не собирался, поэтому двмогенераторы должны были работать по старому графику с поправкой плюс один на её «Осень».

В гримерке я опять превратился в доблестного рыцаря Айвенго, а Солнышко в леди Ровену. Когда нас зрители такими увидели на сцене, то грянули аплодисменты. И началось представление. Мне оно показалось генеральной репетицией к Парижу. Мы оттачивали с Солнышком синхронность наших движений, выходов на авансцену, моих частых перемещений по центральному проходу зала. Публика неистовствовала. Песня «Maniac» завела весь зал и явилась спусковым крючком для танцующей молодёжи. Я хотел закрыть первое отделение нашим английским гимном «We are the world», но женщины в зале требовали «Belle». Ладно, после гимна я объявил, то, что хотела публика.

Сами напросились. И я спел, да так, что наша охрана едва смогла удержать рвущихся на сцену женщин. Если раньше это было похоже на легкое умопомешательство, то сегодня это напоминало настоящее буйство. И судя по толпе, которую сдерживали наши ребята, процентов на семьдесят публика в зале состояла именно из женщин. Просто цветами дело не ограничилось. В каждый букет была вложена или записка, или маленькая открытка со словами любви. На Западе уже вовсю вместо цветов женщины начали бросать в музыкантов своё нижнее бельё, снимаемое ими прямо во время концертов. Вот так. Глядя на толпу счастливых женщин перед сценой в том месте, где я стоял, хотелось спросить словами Балу из мультфильма «Маугли»: «Как это они не разорвали меня на сотню маленьких медвежат?!» Ну да, даже Солнышко была в шоке. Она сама была немного не в адеквате после моей песни, но это должно было у неё скоро пройти.

А потом под шквал аплодисментов и пробираясь через море цветов, мы выбрались со сцены. Я как знал и посадил всех наших ребят на пол зала перед сценой. Пришлось даже Димке поучаствовать в сдерживании разгоряченных представительниц прекрасного пола. Я не знаю, что я буду делать в Париже, там моих ребят со мной не будет. Поэтому придётся отдельно договариваться с охраной тех концертных залов, где мы будем выступать.

Маша после первой песни, когда мы переодевались в кожаные костюмы, ушла с нашими вещами в гримерку и там нас ждала до конца первого отделения. Это хорошо, что она не видела, что творилось в зале. Её бы это точно напугало. Ей ребята потом всё расскажут, но это будет после концерта и только на словах. Вид бегущей к сцене толпы женщин и потом пытающихся взобраться на неё не всякий выдержит и не испугается. Солнышко уже привычная, а вот Маша нет.

— Что там был за шум? — спросила моя школьница-любовница.

— Андрей свою «Belle» исполнял, — ответила Солнышко уже более-мене нормальным голосом. — Женщины ошалевают от его голоса и я вместе с ними. Правильно, что мы её исполняем последней. После неё выступать просто невозможно.

Тут постучался и вошёл Димка, сказав, что цветов опять завал и они уносят их все в ту же гримерку.

— Что будем делать с цветами? — спросил я своих женщин.

— А давайте по пути я позвоню нашей старосте и она соберёт наш класс, кто в это время не будет спать, у моего подъезда. И мы их им раздадим.

— Тут есть телефон где-то в коридоре, я видел. Ты после своей песни позвони Ольге и предупреди её заранее. А мы из машины потом позвоним и скажем точное время, когда вы будете на месте.

Хотел же прошлый раз решить этот вопрос. В «Икарус» то они все влезут, а вот потом что с ними делать. Правильно Маша предложила. И наши одноклассницы обрадуются, и нам с ними меньше возни. Я имею в виду с цветами, а не с одноклассницами. Так, пока решали бытовые проблемы, антракт закончился. Мы опять вышли без Маши, чтобы получилось затянуть интригу. Я ближе к концу первого отделения объявил о нашей новой солистке. Большинство в зале уже слышали по радио песню «Осень» и то, что её поёт Мария Колесова. Поэтому моё объявление было для них сюрпризом. Слышать — это одно, а ещё и увидеть вживую будущую звезду эстрады — это совсем другое.

Но вот появляется Маша и зал её встречает, как и нас до этого, бурными аплодисментами. Вот так, а ещё выступать не хотела. Да за такие аплодисменты многие артисты готовы в лепёшку разбиться, но услышать их. И, главное, не после выступления, а в самом начале. А тут всего лишь второе её появление на сцене и такой успех. Вот что значит грамотный маркетинг. Приободрённая доброжелательной реакцией зала Маша спела прекрасно. И ответная реакция публики на её пение была бурной. Всё, можно сказать, звезда состоялась. Маша сама это понимала и была счастлива. И цветы не заставили себя ждать. Вторые цветы в её концертной жизни. Будет ещё много других, но эти она запомнит навсегда.

После неё и мы замечательно выступили. В конце мы вызвали Машу и опять вместе кланялись залу, держась за руки. Да, мы устали. Но такая любовь публики не давала нам это чувствовать. Ради этого мы были готовы выступать постоянно. Это как наркотик в хорошем смысле этого слова. Мы уже не могли жить без зрительской любви, а публика не могла без наших песен и концертов.

В гримерке нас нашёл Толик и передал конверт с деньгами. В нем было почти двадцать тысяч рублей. Очень хороший результат для одного концерта. Из этих денег я выдал Димке пятьсот рублей на наш фан-клуб и его членов. Дорогое удовольствие содержать такую толпу ребят, но надо. Цветов в этот раз мы много с собой не взяли. Только несколько больших букет и корзину. Нам завтра улетать, а они все завянут до нашего возвращения.

Вот так и закончился этот очень медленно тянувшийся день. Он тянулся так долго потому, что мы были мысленно уже в Париже. Мы успели обсудить с Вольфсоном массу вопросов, я оставил ему печать, так как он был моим заместителем. Но наши с Солнышком души рвались во Францию. Меня так не тянуло в Лондон, как в Париж. Маша была счастлива и грустила одновременно. Счастлива потому, что она стала настоящей звездой. И грустила, потому, что расставалась со мной. Она этого не говорила, но я это видел по её глазам.

— Мы скоро вернёмся, — сказал я на прощание и поцеловал её в щеку, так как все ребята смотрели на нас.

— Я так к вам за эти три дня привыкла, что вы стали мне как родные, — сказала Маша, обнимая Солнышко.

— Ты теперь звезда и грустить не должна. Что тебе привезти из Парижа?

— Привези мне новую песню.

— Вот это ответ настоящей певицы.

Да, я привезу ей новую песню, которая станет хитом. Их у меня много. Я уже сейчас знаю какую. Но пусть это будет секретом ото всех, даже от самого себя.

Глава 2 «Но что ей до меня — она была в Париже,

И сам Марсель Марсо ей что-то говорил!»

В.Высоцкий


Мне снилось, что «я гуляю по Парижу». И что плюю «я с Эйфелевой башни на головы беспечных парижан». И всё у меня, как по Высоцкому, в жизни получилось и получается. Я же тоже «завёл с француженкою шашни», как и он. Он с Мариной, а я с Мари. Только он считает, что они нужны в Париже как «в русской бане лыжи». А мы с Солнышком, действительно, нужны. Не зря нас сам французский президент на гастроли пригласил.

Я в Париже сам никогда не был. Но пять лет изучения французского языка в институте привили мне любовь к этой стране. Поэтому чужим я себя там чувствовать точно не буду. И тут я неожиданно вспомнил песню, которую споют дуэтом Шарль Азнавур и Мирей Матьё буквально через три года. Она будет называться «Une vie d’amour», что на русский переводится, как «Жизнь в любви». Наши её переведут, как «Вечная любовь», но оба перевода не передают удивительного звучания её названия на языке оригинала. Её написали два француза армянского происхождения. Армяне толк в любви знают, поэтому и песня получилась замечательная. Вся Франция будет просто без ума от неё.

Я тихонько слез с кровати, чтобы не разбудить Солнышко и ушёл в комнату, где стоял синтезатор. Там я наиграл мелодию и почти про себя её спел. Но разве можно петь тихо, когда чуткое ухо твоей невесты-певицы, как радар, ловит любые посторонние звуки. Она может спать под крики и стук отбойного молотка на улице. Но стоит этим звукам сложиться в некую мелодию с мотивом, как она сразу просыпается. Это разновидность особой профессиональной деформация психики, я бы так сказал.

Неожиданно открылась дверь в комнату и моё заспанное чудо воскликнуло:

— Как же она прекрасна, эта твоя новая песня. Я поняла только, что она про любовь.

— Мы её будем петь вдвоём и я брошу Париж к твоим ногам, — воскликнул в ответ я. — Да что Париж, вся Франция будет носить нас на руках.

Мы рассмеялись и Солнышко поцеловала меня за такой изумительный подарок. Сделав все свои дела, мы вернулись к синтезатору и около часа просидели, репетируя новую песню. Под конец получилось то, чего я так добивался. Именно той проникновенности, которая была в исполнении Азнавура и Матьё и которую нам удалось очень точно воспроизвести. Последний вариант нашего исполнения я записал на кассету. Дам послушать англичанам и французам, пусть скажут своё мнение. Солнышко я решил с собой к Ситникову не брать, лучше отдохнёт перед полетом и соберёт наши вещи. В этот раз у нас точно чемодана четыре наберется. Я ещё вчера думал пригласить для этого дела Машу, но потом решил, что это будут не сборы, а одна сплошная женская болтовня.

До ВААПа я летел, как на крыльях. Хотелось побыстрее закончить с формальностями и, в прямом смысле, улететь на крыльях самолета. Надеюсь, он уже прилетел и ждёт нас в Шереметьево. Вот сейчас всё и узнаем. В агенстве приходилось себя постоянно сдерживать, чтобы не прыгать через две ступеньки, а подниматься размеренным шагом. Вы можете себе представить дважды Героя Советского Союза с Золотыми Звёздами на груди, скачущего от нетерпения по лестнице, как мальчишка? Я, правда, и есть мальчишка, но надо же уметь держать себя в руках.

К Ситникову в кабинет я вошёл спокойной и уверенной походкой, но как же хотелось чего-нибудь такого отчебучить. Василий Романович уловил моё нетерпение и сказал:

— Привет. Вижу, тебе не терпится улететь в Париж.

— Здравствуйте, Василий Романович, — сказал я и по такому случаю сел на стул поближе к Ситникову, так как предстояла серьёзная работа.

Прежде всего контракт, а потом райдер. На этот раз райдер будет серьёзный. Но сначала надо зарегистрировать песню.

— Я тут сегодня утром ещё одну песню сочинил, — сказал я, доставая кассету и слова. — Только ноты не успел записать.

— Я уже перестал удивляться твоей творческой плодовитости. Так уж и быть, мои сотрудники тебе помогут. Будешь им должен. Пока есть время, давай я послушаю твой шедевр.

Слушал Ситников внимательно, иногда поглядывая на меня. Наши с Солнышком голоса, действительно, звучали очень хорошо. Ну так и песня сама какая замечательная получилась.

— Да, я в тебе не ошибся, — сказал довольный Василий Романович. — Это действительно шедевр. И опять про любовь. Дуэт у вас прекрасный получился. Слышал, что ты новую солистку выпустил?

— Да, — ответил я, — первая ласточка нашего продюсерского Центра. Суслов с Андроповым это дело одобрили.

— Опять на выходных работал?

— Почти. Ездил смотреть дачу, а она же в Завидово. И заехал к Леониду Ильичу, а там Юрий Владимирович и Михаил Андреевич приехали. Вот и обсудили мой Центр, и мою неожиданную поездку во Францию.

— Всё успеваешь. Песни писать, молодых певичек продвигать и с руководством встречаться. А твоя Мария неплохо свою «Осень» спела. Мне понравилось.

— Спасибо, мы с ней старались.

Первой приехала Мари. Вот помянешь Марию, так Мари, только друга, сразу и появится. Я был рад, что именно она будет представлять французскую сторону в наших совместных переговорах с англичанами. Мы поздоровались по-деловому. Чай здесь у нас не приём, чтобы руки дамам целовать, и не кувыркание на диване в кабинете французского посла, чтобы целоваться в засос. Но Мари чуть дольше задержала свою ладошку в моей руке, давая понять, что субботние наши развлечения были для неё чём-то большим, чем просто секс. Значит, я не ошибся в своих выводах и я ей, по крайней мере, очень нравлюсь.

— А я ещё одну песню написал к нашей гастрольной поездке, — сказал я Мари., подмигнув и давая тем самым понять, что я правильно понял её нежелание выпускать свою руку из моей. — Хочешь послушать?

— С удовольствием, — ответила та, восторженно-удивлённо.

А что тут удивляться. Французы, конечно, очень любят английские песни, но когда иностранный певец и композитор пишет и исполняет специально для них песню на их родном языке, то это ценится вдвойне, если не больше. Мари была просто восхищена моим новым творением и нашим с Солнышком исполнением. Ну вот опять начал всё рифмовать.

— Французы, я уверена, не смогут никогда забыть ваши первые гастроли в Париже, — сказала с пафосом Мари. — Это будет настоящий триумф. Я очень рада, что участвую в этом и надеюсь, что эти гастроли будут не последними. Ты паспорта взял?

— Конечно. А ты не можешь мне рассказать, если это не коммерческая тайна, как вам удастся покрыть расходы за наши четыре концерта. Ведь в Париже самым большим концертным залом является «Олимпия», а там только две тысячи мест?

— Два с половиной года назад у нас построили огромный концертный зал на десять тысяч мест. Он называется «Pavillon de Paris». Вот там и будут проходить ваши три выступления после «Олимпии». Смотри, я принесла с собой расписание концертов в «Pavillon de Paris». Видишь, двенадцатого мая там выступил с концертом Сантана, а сегодня вечером там выступает Electric Light Orchestra или, сокращённо, «ELO», поэтому сегодня вечером он занят. Вы будете выступать в «Олимпии» в восемь часов вечера. А дальше «Pavillon de Paris» до двадцать второго, когда там будет давать совместный концерт американская рок-группа «Styx», свободен, так что мы его для вас и арендовали на эти три дня.

Всё правильно, я и не знал, что в Париже есть такой огромный концертный зал. Его построили в сентябре 1975 года рядом со станций метро Porte de Pantin, расположенной в XIX округе Парижа. Снесли же его в 1980 году, ещё до того, как я поступил в МГИМО и стал учить французский язык. Только начиная с 1981 года отец стал мне присылать из Финляндии французский еженедельный иллюстрированный журнал «Paris Match», благодаря которому я хорошо изучил язык и неплохо узнал культурную жизнь Франции. А там в эти годы ничего не писали о «Pavillon de Paris», так как он к тому времени уже не существовал.

— Значит, вы заранее были уверены, что мы согласимся и готовились к гастролям нашей группы?

— Да, уже со среды мы начали печатать ваши афиши и концертные билеты в парижских типографиях. Позавчера мы сообщили точную дату концертов и их место проведения. И их поздно ночью с субботы на воскресенье оперативно стали расклеивать по Парижу.

— Ого, серьёзный у вас подход к нашим гастролям. Значит, вы ещё и в прибыли будете.

— Конечно, бизнес есть бизнес. Кстати, самолёт за вами уже прилетел в Москву.

— Надеюсь, это Dassault Falcon 10?

— Он самый. А ты, я смотрю, хорошо разбираешься в самолётах.

— Есть такое дело и не только в самолётах, как ты сама уже успела убедиться. А теперь, пока англичане ещё не прибыли, давай заполним райдер.

И я ей выложил более десятка моих требований. Ситников нам не мешал и занимался своими делами. Правда было видно, что он всё внимательно слушал. Первое требование было, естественно, по гостинице. Она должна была быть только «Four Seasons Hotel George V». Это старейшая и одна из самых лучших гостиниц Парижа и всей Франции класса люкс. Наш номер будет Люкс Penthouse площадью 160 квадратных метров с тремя террасами. Я знал, что он стоит более трёх тысяч долларов в сутки. Нам с Солнышком не нужен был Королевский Люкс на двести сорок пять квадратных метров, меня прельщали именно террасы пентхауса. Я хотел утром смотреть на Париж и есть круассан с чашечкой кофе на открытом воздухе. Для Сереги там были номера попроще, но тоже не из дешевых. В этой гостинице вообще не было дешевых. Там были только дорогие и очень дорогие. Самый маленький номер был площадью сорок метров и назывался он Superior. Это как двухкомнатная московская квартира в пяти— или девятиэтажке и стоил он тысячу долларов в сутки. Но это был престиж и я выбирал самое лучшее.

Мари моим требованиям не удивилась. Мы теперь звезды мировой величины и можем себе это позволить. К тому же я прикинул, если французы продадут билеты на наши три концерта в «Павильоне» по сто долларов за билет или четыреста пятьдесят французских франков, то получается три миллиона долларов. Плюс концерт в «Олимпии», где билеты однозначно будут стоить дороже из-за самого статуса концертного зала и именно туда, возможно, приедет президент с семьёй. После всех вычетов принимающая сторона получит чистую прибыль не менее пятьсот тысяч долларов. Они это тоже всё просчитали и теперь спокойно принимают наши условия. Охрану, лимузин и деньги на мелкие расходы мы тоже обговорили. Мари сразу выдала мне уже выписанные три чека крупнейшего французского банка BNP Paribas по девяносто тысяч на каждого члена нашей группы. Ну вот, а Серега из-за такой мелочи устроил вчера сцену. Будет нормально себя вести, тогда получит в два раза больше оговорённых. И ещё я дал предварительное согласие на наше участие в рекламе некоторых французских товаров. Три парфюмерно-косметические фирмы, среди которых такие гиганты, как Dior и Chanel, хотели использовать наши лица на фоне их продукции. Была ещё спортивная и автомобильная фирма, но эти вопросы я буду решать уже на месте. Я только сразу предупредил Мари, что сигареты и алкоголь мы рекламировать не будем, так как сами не пьём и не курим. Да и лет нам всего пятнадцать.

Так, англичане прибыли вовремя. Мне показалось, что Мари уже знакома с Маргарет и Брайаном. Ну это их личные дела, меня они не касаются. Видимо, от них Мари и узнала цену моих песен. Я предложил прослушать мои четыре, не считая переведённую мной на английский «Tu es foutu», новые песни, на что англичане сразу согласились. Прослушиванием они остались очень довольны, показателем чего являлся чек на восемьсот тысяч фунтов, переданный Ситникову. Я сказал Василию Романовичу, что свои деньги я получу не сейчас, а как только мы вернёмся с гастролей. Куда мне дома девать сто двадцать тысяч чеков? Опять в банку на антресоли прятать? Пусть в кассе агенства полежат, целее будут.

Четырехсторонний контракт вопросов у меня не вызвал. Маргарет и Мари, видимо, вместе его заранее составили. Так что после внимательного чтения я его подписал после Ситникова и мы все пожали друг другу руки в знак успешного завершения переговоров. После этого Брайан сказал, что специалисты по студиям приедут во вторник и попросил заменить предыдущую гостиницу на другую. Она дорогая и далеко надо будет им ездить до объекта.

— Недалеко от станции метро «Юго-Западная» есть очень хорошая гостиница «Салют», — я тут же предложил им замену. — Не очень дорогая и недалёко от нашего Центра находится. Только я не успею организовать им её.

— Я закажу, — сказал Василий Романович. — Сколько человек прилетают?

— Четверо, — ответила Маргарет и достала отпечатанный на машинке список. — Вот их данные.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил я Ситникова за помощь. — С ними будет заниматься Наташа, мой начальник международного отдела. Она их встретит и разместит в гостинице. А потом она им всё покажет в нашем Центре.

Напоследок англичане сообщили, что Стив тоже вылетел в Париж сегодня утром и, возможно, встретит нас в аэропорту Шарля де Голля или, по-французски, L'aéroport Roissy Charles de Gaulle, иногда называемый всеми для простоты RCG. Это очень хорошо. У меня к Стиву масса вопросов и предложений. Он, как раз, поможет мне с ними со всеми разобраться.

— Ну, что, поехали в посольство? — спросила меня Мари.

— Да, — ответил я, когда мы вышли от Ситникова. — Вы же меня без виз в страну не впустите.

В посольстве нас уже ждали. Там мне сообщили, что самолёт вылетает в три часа из Шереметьево. У меня оставалось чуть больше трёх часов. Я отдал три наших паспорта и мы вышли на улицу, чтобы посидеть и переждать время в кафе «Шоколадница», которое располагалось почти напротив французского посольства через дорогу.

— Мы прошлый раз, мне кажется, что-то не успели доделать? — игриво-кокетливым тоном спросила меня Мари.

— И где ты предлагаешь этим заняться? В «Шоколаднице»? — спросил я, уже мысленно представляя, что я с ней буду делать в подсобке этого кафе.

— Зачем в кафе? У меня квартира здесь рядом с посольством находится, в трёх минутах ходьбы.

Отказываться от секса на нормальной кровати, я естественно, не стал и через три минуты в этой кровати мы с Мари и продолжили. Да, горячая штучка оказалась эта Мари, это я ещё прошлый раз оценил, но и я показал всё, на что способен. Её хватило на три раза да и время пожимало. Надо было забрать готовые паспорта с визами и успеть заскочить на Калужскую.

— Ты первый, кто смог со мной три раза кончить и меня довести столько же раз до оргазма, — довольно улыбаясь проговорила она и поцеловала в губы. — Я завидую твоей Светлане. Но, надеюсь, когда ты вернёшься, мы сможем это попробовать сделать четыре раза подряд. Я вижу, что у тебя ещё остались силы для этого.

— Обязательно. Ели ты в следующий раз опять предложишь мне выбирать между сексом с тобой и мороженым, то я предпочту, естественно, секс, как и сегодня.

Потом мы отправились в посольство и я забрал наши паспорта. После чего я официально попрощался у всех на виду с Мари, мол мы с ней общаемся исключительно по делу, и уехал на Калужскую. По дороге позвонил Солнышку, Серёге и Димке и предупредил, чтобы все стояли у подъезда без пятнадцати два и ждали нас. Ну, кроме моей второй половинки. Мы с ней вместе выйдем.

На калужской уже все знали, что группа «Демо» сегодня улетает в Париж. Каждый меня поздравил с новыми гастролями и пожелал счастливого полёта. Зинаиду Павловну я спросил про деньги. Все три миллиона в рублях и миллион в долларах уже поступили на наши счета. Я её предупредил, чтобы они с Вольфсоном их ни в коем случае не трогали. Я прилечу и разберусь сам, куда в первую очередь их направить. Об этом я предупредил и самого Александра Самуиловича.

Всем пообещал привезти из поездки парижские сувениры. После этого я отправился к Наташе. Она сидела за своим рабочим столом и что-то писала. Вид у неё был грустный.

— Что-то случилось? — спросил я, нежно целуя её в губы.

— Ты уезжаешь, вот мне и грустно, — сказала Наташа и обняла меня.

— Так всего же на четыре дня?

— На целых четыре дня. Я боялась, что ты не успеешь ко мне заехать. Я так рада, что ты успел. Знай, что я тебя очень люблю.

— И я тебя люблю.

После этих слов мы не выдержали и опять устроили безумный секс на столе. У меня ещё хватило сил на один раз, но Наташа была и этому рада.

— Ты, в конце концов, заказала диван? — спросил я её, смеясь. — Мы этот твой стол скоро сломаем. Тебе же за ним ещё работать.

— Во-первых, не сломаем. Он прочный и наши занятия любовью выдержит. Во-вторых, я буду за ним работать и вспоминать, чем я с тобой на нем занималась и у меня сразу будет улучшаться настроение. И в-третьих, я уже заказала диван и его привезут в пятницу, как раз к твоему возвращению.

— Диван опробовать не получится. На пятницу у меня столько дел, что даже думать не хочется.

— Я помню, твой памятник будут утром открывать. Я потом обязательно на него посмотрю и сфотографируюсь рядом, на память.

— Вот тебе данные на четырёх англичан, которых ты встретишь завтра в Шереметьево. Они прилетят утром из Лондона. Необходимо взять лист ватмана и написать на нём их фамилии большими буквами, чтобы они тебя заметили в аэропорту. Возьмёте с Димкой и парой наших ребят «рафик» и отвезёте их в гостиницу «Салют». Ситников из ВААПа сегодня закажет для них отдельные номера… Они у здесь у нас в Центре будут делать замеры, а потом оборудовать нам три звукозаписывающие студии.

— Поняла. Как раз сегодня после четырех ко мне придут устраиваться на работу пока только две мои подруги. Вот и будет у нас троих первая работа.

Я её поцеловал на прощание и помчался домой. Хорошо, что всё было рядом. Дома меня встречала Солнышко и Маша. Вот бедовая девчонка, не удержалась, всё-таки, и приехала нас проводить. Только у меня на настоящее мужское прощание с ней сил уже не было. Эта ненасытная француженка почти все соки из меня высосала, в прямом и переносном смысле. Даже на Наташу совсем немного осталось. Но с Маши и поцелуя хватит. А вещи, оказывается, они уже и без меня собрали. Получилось пять чемоданов, большинство из которых были заняты нашими сценическими нарядами. Значит, домой мы вернёмся, как минимум, с десятью. Надеюсь, в этот раз шубу в Париже мы купим, хоть и опять не сезон.

— Так, — спросил я сразу двух своих женщин, — мои все вещи положили?

— А как же, — ответила Солнышко. — Видишь, даже гитару твою в прихожую уже вынесли. Ты в чем полетишь?

— Да в этом же костюме. Только рубашку и галстук сменю. Я быстро в душ и сделайте мне что-нибудь поесть. А за столом я вам вкратце расскажу, что я сегодня делал и что в итоге у нас получилось.

Про Мари с Наташей я рассказывать не буду, я не же самоубийца. Они обе меня задушат за такие выкрутасы. А про остальное расскажу. Когда я вышел из душа, стол был уже накрыт. Мои женщины сидели и четыре глаза с четырьмя ушами были готовы внимать каждому моему слову. Как там пел Юрий Никулин в «Кавказской пленнице»: «Если б я был султан, я б имел трех жен». Если посчитать, то у меня уже есть три жены, но они об этом не знают. Но передо мной сейчас сидят только две, вот двум и расскажу.

— Гостиница, в которой мы будем жить, — начал я, — просто супер. Номер площадью 160 квадратных метров с тремя террасами, две из которых с видом на Эйфелеву башню. А с третьей видны Елисейские поля и Триумфальная арка.

— Ой, мамочки, — запричитала от восторга Маша, — это же в несколько раз больше, чем моя квартира, в которой даже балкона нет.

— А ещё нас уже ждёт в Шереметьево личный самолёт президента Франции.

Маша была полностью в шоке. О таких вещах она даже не слышала. Опять скажет, что мы буржуи. И про деньги я рассказывать им не стал. Маше знать ещё рано, а Солнышко этот вопрос не интересует. Доев обед, я дал команду одеваться и выдвигаться. Когда мы были почти готовы, нам сообщили о приходе Димки с помощниками. Мы успели втроём посидеть на дорожку на чемоданах. Целоваться, как в Лондоне мы, правда не стали, и я открыл дверь ребятам. Они забрали у нас из прихожей чемоданы с сумками и с удивлением рассмотрели мои фотографии с Брежневым на охоте. Я их увеличил и повесил в прихожей, чтобы тот, кто зайдёт, видел, с кем хозяин этой квартиры очень часто общается.

На улице нас ждал наш «Икарус», так как Димка решил взять с собой опять двадцать человек фанатов. Плюс ещё Серега с Иркой и Маша, которая напросилась нас провожать. Ну очень ей хотелось посмотреть аэропорт и увидеть наш маленький самолётик. Пусть едет, места всем хватит. Она молодец, сделала Солнышку прическу и макияж. А в Париже в гостинице есть свой стилист, так что за внешний вид своей подруги можно быть спокойным.

— Привет, народ, — подошёл я к ребятам и поздоровался со всеми за руку. — Серега и Ирина. Я хочу вас обрадовать. Я выбил из французов двойную оплату за наши гастроли Так что ты, Серега, получишь не двадцать, а сорок тысяч долларов. Вот три чека по девяносто тысяч франков на каждого из нас. Твой я тебе отдам в самолёте. И твой номер в лучшей гостинице Парижа будет стоить почти тысячу двести долларов в сутки.

Ирка и Серега стояли обалдевшие от такой информации. По иркиным глазам я понял, что она такого не ожидала и больше не станет пытаться лезть ко мне с денежными вопросами. Она поняла, чего могла лишиться, если бы я Серёгу с собой не взял. Но я от своих планов отказываться не собирался. Я вчера передал с Алексеем, моим охранником, рапорт о необходимости установления круглосуточной слежки за Иркой Свешниковой, прописанной в городе Обнинске Калужской области. Я теперь всё про неё знаю. И чтобы совсем добить Ирку, я сказал:

— Сегодня утром я написал и записал ещё одну песню на французском, — сказал я, глядя на Серёгу. — Мы её исполнили вдвоем с Солнышком. А ноты мне написали в ВААПе, некогда было к тебе заезжать. Так, все в сборе? Тогда поехали.

Мы расселись и направились в аэропорт. Вот опять улетаем за границу. Но в этот раз ненадолго. Мои женщины на заднем сидении что-то обсуждали, а я давал последние ЦУ Димке по поводу приезжающих завтра англичан. Было видно в зеркало заднего вида, что Солнышко очень хотела спросить, чем закончился разговор с Серёгой и я решил её не томить.

— Я Серёге при Ирке рассказал, что я у французов выбил зарплату побольше, добавил про гостиницу и сказал, что утром ноты мне написали сотрудники Ситникова. Первые две новости их очень обрадовали, а вторая спустила их с небес на землю. Я думаю, что они поняли, что в Серёге я сейчас вообще не нуждаюсь. А когда у нас появятся свои звукозаписывающие студии, то надобность в нём может полностью отпасть. Так что пусть решают, кто кому больше нужен.

По дороге Маша рассказала, как она вчера раздавала с ребятами цветы после концерта и как все девчонки ей завидовали. Домой она опять принесла с собой охапку цветов и мама снова радовалась её успеху. И сегодня утром в школе все к ней подходили и поздравляли с прекрасным дебютом.

Вот и Шереметьево с уже знакомой «рюмкой» показался. Я знал, что французы свой аэропорт де Голля называют «шайбой» из-за его формы. Получается, что мы вылетим из «рюмки», а прилетим в «шайбу». Я улыбнулся и рассказал своим пассажирам эту забавную мысль. Они тоже заулыбались. В аэропорту нас сопровождали все наши фанаты и донесли багаж до VIP зала, где мы его и сдали на стойке регистрации багажа. Все на нас смотрели радостными от узнавания глазами, некоторые даже помахали нам руками. Это вам не общий зал, здесь люди солидные и представительные летают. Я показал через огромное стекло наш маленький самолётик, который казался действительно маленьким по сравнению с обычными пассажирскими авиалайнерами.

— Вот это наш Falcon 10, — объяснил я прилипшим к стеклу ребятам. — Через три часа мы будем уже в Париже.

— Какой красивый, — сказала восхищённым голосом Маша. — Такой маленький и беленький. И всего три иллюминатора с одной стороны.

— И ещё три и дверь с другой.

Потом мы попрощались и двинулись втроём в «рюмку» по стеклянному переходу, расположенному на трехметровой высоте. Там мы прошли паспортный контроль и спустились прямиком к самолету. Ребята всё так же стояли у стекла и махали нам руками. Мы тоже им помахали в ответ и обошли самолёт со стороны кабины пилотов. В него в этот момент грузили наш багаж в багажное отделение, расположенное в хвосте самолёта. Мы подошли к откинутой двери-трапу, или как её ещё называют бортовому трапу, где нас приветствовал второй пилот. Говорил он по-французски, поэтому я перевёл его слова Солнышку и Серёге.

Первой, как и положено, я пропустил вперёд свою подругу, потом показал Серёге рукой, что сейчас его очередь. А затем я поднялся сам. Слева в кабине пилотов был виден капитан этого чудо-самолёта, который тоже поздоровался с каждым из нас. Я ответил за всех на французском и повернулся направо, где был расположен довольно удобный салон. Очень уютно и комфортно. Слева был расположен двухместный диван, а справа одно кресло. Дальше были два кресла и диван со столиком. Всё было из светлой кожи, поэтому салон визуально казался просторнее.

Солнышко села в ближайшее от входа кресло, я рядом с ней на диван, а Серега ушёл в конец салона и тоже расположился на втором диване. У нас у каждого была с собой ручная кладь в виде сумок, которую мы поставили на пустующие кресла. Второй пилот сказал, что через три минуты мы вырулим на взлетную полосу и отправимся в полёт. Так, я теперь буду работать для всех своих ещё и переводчиком. Но второй пилот, который представился Жаном, поняв, что только я понимаю и говорю по французски, перешёл на английский и повторил свои слова. Вот и славно, мне меньше болтать придётся.

Затем Жан закрыл верь с трапом и ушёл в кабину пилотов. После чего у самолёта заработали два турбореактивных двигателя и мы тронулись с места. Потом был короткий разбег и отрыв от земли. При наборе высоты я почувствовал, что угол тангажа был довольно большим. У советских пассажирских самолетов типа ТУ-154 и ИЛ-86 он был около 15 градусов, у «Боингов» около сорока, а здесь ещё больше. Нас даже вдавило в кресла, но не сильно. Я был рад, что еще прошлый раз смог избавить Солнышко от боязни полетов и теперь она не боялась летать. Правда, пока самолёт взлетал, она опять взяла меня за руку, но потом отпустила. Гула двигателей было практически не слышно, видимо, была сделана хорошая звукоизоляция салона.

Я подошёл к Серёге и отдал ему чек.

— Спасибо, — сказал друг, — и ещё раз извини.

— Проехали. Решение, с кем ты, остаётся за тобой.

— Я понял. Я хочу быть с вами, но Ира меня, как будто, околдовала.

— Ничего. Отдохнёшь от неё и подумаешь спокойно. Смотри, я захватил с собой ноты нашей новой французской песни. Вот кассета, которую мы с Солнышком записали сегодня утром. Послушай и мысленно сам её проиграй в голове. Подумай, что можно улучшить. Вся музыкальная аппаратура будет твоя, будем делать, как делали в Лондоне. Поэтому я на тебя рассчитываю.

— Я не подведу и всё сделаю.

Под мерный гул двигателей хотелось спать и я удобно расположился на диване. Солнышко перебралась ко мне и мы, обнявшись, уснули. Проспали мы, по моим золотым «Ролексам», минут двадцать пять. Вот и хорошо. Я утром вымотался, а у нас ещё концерт, только на этот раз не в московской «России», в парижской «Олимпии». Мари намекнула, что там будут высокие гости. Понятно, что приедет президент с женой и дочерью.

Чуть позже вышел из кабины второй пилот и предложил нам сандвичи и сок. Получается, Жан выполнял ещё и обязанности стюарда. Если брать на борт ещё и стюардессу, то её просто некуда будет посадить. Не, ну если она была бы симпатичная, как Мари, я бы разрешил ей посидеть у себя на коленках. Но не при Солнышке же это делать. Так что Жан, вместо стюардессы, принёс нам запакованные бутерброды и апельсиновый сок в пакетиках. Про него я песню писать не буду. Вот о стюардессе по имени Жанна я прошлый раз написал, а про её мужской вариант в лице стюарда Жана это сделать не получится. Хотя у Розенбаума есть песня «Месье Жан», но она к самолетам не имеет никакого значения.

Легкий перекус пошёл хорошо, а потом нам принесли круассаны и горячий кофе. Мы все расположились за столиком в хвосте, где сидел Серега и спокойно болтали. Судя по другу, он полностью отошёл от недавней встряски и даже повеселел. Песня наша ему понравилась и он её переодически негромко напевал. Ничего, скоро вся Франция её будет напевать, а за ней и весь мир. Я всем рассказ более подробно, что нас ждёт и мы обсуждали, как мы будем выступать в Париже. Потом разговор плавно перешёл к вопросу о том, кто и что себе купит в Париже. Я на эту тему ещё не думал, поэтому отболтался, что определюсь на месте. У меня дел выше крыши, одни переговоры по типографии кучу времени отнимут. А дай-ка я это всё на торгпредских свалю, чего мне свою дворянскую голову всякой спецификой, далекой от музыки, забивать. Суслов сказал их подключать, вот и подключу.

Была у меня мысль снять ещё клип на песню «Tu es foutu». Там ничего сложного нет. Едет белый кабриолет и мы сидим в нём вдвоём. Я сижу за рулём, а Солнышко в это время поёт. А потом мы плывем на катере, где уже Солнышко за штурвалом и собирается меня, якобы, связанного утопить за измену. Только для того, чтобы его снять, нужно к морю лететь. То есть нужен Côte d'Azur, сиречь Лазурный берег Франции. А это Канны и Ницца. И где на всё это время мне найти? Так, нам Жан сказал, что полётное время составит два часа пятьдесят минут, минус один час разницы между Москвой и Парижем.

— Попрошу минуту внимания, — обратился я к своим товарищам по группе. — Переводим часы на час назад и получается, что через полчаса мы должны прилететь. Ну вот. Могу вас ещё обрадовать. Мне дополнительно утром сообщили, что нас в аэропорту будет встречать Стив.

— Вот это здорово, — воскликнула Солнышко. — Он специально из-за нас прилетит?

— Да, только из-за нас. Так что у нас он будет опять гидом и провожатым, только теперь по Парижу, а не по Лондону. Нам бы ещё клипы снять на наши песни. Мы в Москве даже «Небо» не успели снять. А я хочу снять ещё и на песню «Tu es foutu» и «Une vie d’amour». Третью мы постараемся снять в Париже, а вот для второй нам нужны море и катер. «Небо» мы можем и в Москве на «Мосфильме» снять, а вот эти две французские только во Франции.

— И когда мы всё это успеем сделать?

— Надо успеть. Если нам дадут этот самолёт ещё разочек, тогда мы в Ниццу слетаем, чтобы там этот клип снять.

— Ух ты. Ницца — это же море и солнце, — сказала Солнышко и мечтательно улыбнулась.

— Серега, а ты полетишь с нами?

— Наверно, нет. Мне Ирина список покупок на двух листах написала.

— Как хочешь. А мы, если будет возможность, слетаем. Шмотки можно и потом купить, а вот в Ниццу еще когда попадём.

Жан крикнул из кабины пилотов, что мы начинаем снижение. Значит, скоро посадка и нам следует пристегнуть ремни. Мы стали внимательно смотреть в иллюминатор, чтобы увидеть землю. И вот мы, наконец, увидели её. День был солнечный и ясный, поэтому видимость была идеальная. Такую погоду синоптики называют «миллион на миллион» (миллион — дальность видимости, миллион — высота нижней границы облаков). И вот мы видим под собой Париж и летим дальше в сторону аэропорта. По соседству с RCG, буквально в паре километров к Западу, расположен еще один аэропорт — Ле Бурже. «Шайбу», имеющую характерный послевоенный дизайн такого вот французского конструктивизма, мы увидели сразу, а вот Ле Бурже только тогда, когда сделали заход на посадку. Шасси коснулись посадочной полосы и мы захлопали, аплодируя мастерству наших пилотов. Всё, мы в Париже. Солнышко ещё до объявления о снижении самолета начала приводить себя в порядок, благо зеркало было напротив неё и большой набор косметики находился под рукой.

Самолёт подрулил к одному из семи терминалов, расположенных полукругом вокруг «шайбы» аэропорта. У одного из телескопических трапов, в простонародии называемым «рукавом», уже стоял пассажирский лайнер «Люфтганзы». Нам такой «рукав» для перехода в терминал не подойдёт, слишком высокий и большой. Мы медленно и аккуратно подрулили к специальной двери, предназначенной для таких, как наш, бизнес-джетов. Жан открыл и откинул дверь-трап, и он аккуратно опустился на землю. Мы тепло прощались с капитаном и я первый спустился на французскую землю. А тепло то как, здесь уже настоящее лето.

Солнышко спустилась сразу за мной, вертя головой во все стороны. Любопытно же увидеть Париж и не умереть. Серёге тоже было всё интересно, но виду он не показал. С Жаном мы тоже простились рукопожатиями и направились к открытой двери терминала. Там нас ждала вежливая представительница аэропорта, которая лично сопроводила нас в уютную комнату для VIP персон. Буквально через десять минут мы получили наш багаж и на трёх тележках повезли его на паспортный контроль. Сверху чемоданов я пристроил свою гитару, с которой расстался исключительно на время полёта и только потому, что она находилась всё это время у нас, буквально, за спиной. Уже там, в одном из переходов, мы увидели нашу первую концертную афишу с нашими тремя улыбающимися физиономиями. Значит, Париж уже знает о нас. То-то все нам так мило улыбались. Получив в наших паспортах очередную отметку о пересечении границы, на этот раз французской, мы по длинному переходу с движущимися дорожками попали в зал прилёта «шайбы». И тут мы поняли, что Париж не только знал о нас, но и с нетерпением ждал.

Нас ждало французское телевидение, представленное тремя крупнейшими телеканалами «TF1», «Antenne 2» и «France Régions 3», фоторепортёры и толпа наших, теперь уже французских, поклонников, которая скандировала «Demo!». Резкий переход от спокойной обстановки к такому шуму и ярким вспышкам несколько смутил нас, но мы быстро оправились. Среди встречающих я сразу увидел Стива и с ним был, кто бы мог подумать, Тедди. Вот молодец, а я ломал голову, как я и с кем буду снимать здесь клипы. А из-за его спины выглядывала его улыбающаяся помощница Лиз. Раз мы опять все в сборе, значит, нас ждут великие дела. Репортеры ринулись к нам, но я прежде всего обнялся с нашими английскими друзьями и поцеловал Лиз. Солнышко тоже со всеми расцеловалась, а Серёга обошёлся без поцелуев.

Но настырные репортеры пообщаться нам долго не дали и засыпали меня, как руководителя группы и единственного, кто говорит по-французски, кучей вопросов. Солнышку тоже прилетела пара вопросов на английском. А вокруг радовались наши новые fans français. Фанаты — они везде фанаты. Что в Союзе, что в Лондоне и Париже. Им дай полюбоваться вживую на своих кумиров и получить вожделенный автограф. Они махали нашими флажками и были одеты как мои, московские, фанаты. Но вот только их плакаты были написаны по-французски с сердечками и без. И всё это снимало местное телевидение. В сторонке стояли двое мужчин в гражданских костюмах и от них за версту несло полицейскими. Они внимательно следили за нами и понял, что это наша охрана. Я им кивнул и они мне в ответ улыбнулись и тоже кивнули. Значит, я угадал.

Минут десять мы общались скорреспондентами с микрофонами и диктофонами, потом подписывали наши фотографии ещё минут десять. Но вот я не выдержал и сказал, что мы должны ехать в гостиницу, так как потом у нас состоится концерт в «Олимпии». После чего мы двинулись восмером к выходу из аэропорта. Перед этим ко мне подошли двое полицейских, представились и показали свои удостоверения. Действительно, они нас будут официально охранять. Спонтанная мини-конференция закончилась, можно расслабиться и пообщаться с английскими друзьями. Один полицейский, которого звали Пьер, шёл впереди нашей группы, а второй, Поль, сзади. Встречаемые нами люди нам улыбались и приветливо здоровались. Получается, о нас уже знали все парижане и парижанки, так как по информации Стива наши клипы уже давно усилено крутят по многим музыкальным французским каналам и о нас пишет столичная пресса. Даже в новостях появлялись сюжеты о нас. Значит, рекламная компания проводится грамотно и по всем правилам маркетинга, не то, что у нас в Союзе.

Ну что ж, мы к этому стремились, поэтому были готовы. На специальной стоянке нас уже ждала мечта каждого автомобилиста будущего — чёрный шестидверный Mercedes-Benz 600 Pullman Landaulet, в багажник которой водитель этой легендарной машины помог нам загрузить наш багаж. Недалёко стоял не менее легендарный Citroen SM с «фирменной» гидропневматической подвеской. Американцы дали ему интересное прозвище — «Галльская ракета» за его космический и футуристический вид. Чувствуется рука Тедди. Если нет минивэна, значит надо взять что-нибудь эдакое, сразу привлекающее к нему внимание. Он теперь известный клипмейкер по обе стороны Ла-Манша и любит, чтобы на него обращали внимание. И самое главное он не забыл, кто его таким известным сделал.

Пьер стоял у нашего лимузина, пока мы садились со Стивом в четырехместный салон, в который легко уместились бы пять человек. Потом Пьер сел вперёд рядом с водителем, а Поль сел в Ситроен Тедди. Видимо, был ещё третий, который остался в машине, на которой они приехали в аэропорт. Я эту машину не видел, но чувствовал, что она всё время находиться где-то рядом. Ну и отлично. Охрана у нас здесь серьёзная, значит можно пока не переживать за нашу безопасность. С места сначала тронулся наш Мерседес, а за нами Ситроен Тедди. Аэропорт RCG находился в двадцати пяти километрах к северо-востоку от Парижа, поэтому ехать нам было до центра города минут двадцать, не больше.

Всю дорогу мы глазели по сторонам и общались со Стивом. Финансовые вопросы мы не обсуждали, так как эта тема была очень «интимной» для нас обоих. А разговаривали о том, что происходит в Англии и что мы будем делать в Париже.

— В Великобритании не стихает ажиотаж по вашим песням, — сказал Стив, — Все уже знают, что 27 мая выйдет новый диск «Демо», поэтому все с нетерпением ждут вас в Лондоне. Ну и конечно праздничный концерт в честь Елизаветы II. С этим проблем нет, все, кого ты пригласил, соберутся на первую репетицию двадцать восьмого числа и ты уже сам решишь, кто за кем будет выступать и прослушаешь их песни.

— У меня появилась идея записать два альбома: концертный и студийный и соединить их в один двойной.

— Идея хорошая. Но тогда придётся именно тебе работать над её исполнением. Вы выступите со старыми песнями или будет что-то новое?

— Напишу две новых, старые пусть в предыдущих двух наших альбомах слушают. Праздник всё-таки, нужны подарки для Её Величества. А как ты додумался взять с собой Тедди и Лиз?

— В самый последний момент перед тем, как выезжать из дома, он мне неожиданно сам позвонил. И узнав, что я лечу к тебе в Париж, примчался со своей помощницей в аэропорт. Хорошо, что были свободные места на мой самолёт и вот он здесь. Он же прекрасно знает, что в твоей гениальной голове уже есть пара сценариев для твоих новых клипов. Новые песни я ещё не слышал, но знаю, что мои их у тебя сегодня утром должны были купить.

— Песни купили и, естественно, есть уже готовые сценарии в голове. Их даже три. Нужны замок, море и Париж.

— Андрей сказал, что нам надо в Ниццу слетать, — включилась в разговор Солнышко, до этого внимательно рассматривающая пейзажи предместий Парижа. — Только для этого самолёт нужен.

— Мне сказали, что этот борт, на котором вы сюда прилетели, будет в вашем распоряжении все четыре дня, а потом доставит обратно вас в Москву.

Вот и хорошо, что Серега отказался с нами на море лететь. Мы вместо него Тэдди с Лиз возьмём. Места в салоне как раз хватит.

— А в какой вы гостинице остановитесь? — спросил я у Стива.

— В той же, что и вы, — ответил он. — Я уже звонил в Москву, так как мы на полтора часа раньше прилетели, и они мне всё рассказали. Я, конечно, не в пентхаусе буду жить, я же не звезда мировой величины, как некоторые, а в номере попроще. И Тедди с Лиз тоже с нами.

Наконец мы въехали в Париж. Кто хоть раз был в столице Франции, тот поймёт наши чувства. Одно слово — восторг. Наш шестисотый красавец заметно выделялся на фоне окружающих машин. Молодец, Мари, правильно меня поняла и отличный лимузин для нас заказала. Приеду и, обязательно, отблагодарю её, по своему. Я тоже обращал внимание на окружающие нас дома, улицы и, конечно, на веселых и беззаботных француженок. Которые по случаю очень тёплого весеннего дня оголились до невозможного. Как сказал известный актёр в одном фильме: «Весь Сникерс наружу». Короткие юбки позволяли любоваться стройными ножками, а в блузках, распахнутых не на три, а на всё пять верхних пуговок, можно было легко разглядеть оба полушария, мерно покачивающиеся в такт движению, женской груди. Даже Солнышко смущалась от такого бесстыдства. Но было видно, что ей такой вызывающий наряд нравится.

Я на секунду себе представил, что моя русалка придёт в таком прикиде в Кремль вместе со мной, таким известным членом ЦК и дважды Героем Советского Союза. Вот потом меня Суслов будет у себя в кабинете разносить за такой вид моей невесты.

— Что, нравятся наряды на француженках? — спросил я у Солнышка.

— Конечно, несколько вызывающие, — ответила она, подумав, — но красивые. В Москве скоро такие тоже появятся и я себе заранее их здесь куплю.

А кругом всё дышало историей. Мы миновали Триумфальную арку, полюбовались Эйфелевой башней. Проехали по Елисейским полям. Сразу вспомнилась знаменитая песня Джо Дассена «Les Champs-Élysées». Да, красота вокруг. А потом мы свернули на авеню Георга Пятого и вот он наш отель. Впечатляет. Вышколенный швейцар подбежал к нашему автомобилю и открыл нам дверь, после чего мы вышли из машины. Кованная стеклянная дверь встречала нас золотой вывеской «George V». Другой портье открыл, с вежливым поклоном, перед нами эту красивую дверь и я оценил внутренний холл одним коротким словом — роскошь. Мрамор, золото, хрусталь и статуи. Наш багаж уже достали из машины и на специальной тележке, видимо, тоже позолоченной, подвезли ближе к нам. Полицейские остались на улице, так как за охрану гостей отвечала собственная служба безопасности отеля.

Солнышко и Серега тоже были слегка ошарашены гостиницей, но усиленно делали вид, что они к такой роскоши давно привычные. Вслед за нами вошёл Тедди с Лиз, удивлённые, как и мы, красотой холла. В глубине был виден внутренний дворик с ресторанами, которые мы обязательно скоро посетим. Затем, после регистрации, на большом лифте мы сначала поднялись на седьмой этаж, где должны были проживать все, кроме нас, так как наш Люкс находился на восьмом. Мы договорились через час собраться в нашем номере, так как он был самый большой и вместе попить кофе. До начала концерта оставалось достаточно времени, чтобы мы могли привести себя в порядок.

Я сразу узнал про парикмахерский салон для Солнышка. Он был на первом этаже и я договорился, чтобы моей второй половинке сделали причёску и макияж перед концертом. Раз Маши нет рядом, будем пользоваться услугами местных стилистов. И, естественно, я поинтересовался, где расположен тренажёрный зал и бассейн. Мари меня утром при встрече заверила, что в этой гостинице это всё есть. Мне клерк объяснил, что и то, и другое находится в левом крыле здания и работает круглосуточно. Солнышко с бассейном «Чайка» в Москве пролетела по случаю месячных. Они у неё должны завтра закончиться, вот первым делом в бассейн завтра с утра и пойдём.

Потом мы поднялись на восьмой этаж, бэлл бой подвёз наши вещи к дверям нашего номера и открыл их нашим ключом, после чего отдал его мне. Я, конечно знал, что сто шестьдесят метров это очень круто, но увидев то, что предстало перед моими глазами, я понял, что это очень-очень круто. Тот номер в пентхаусе гостиницы, где жил Ричард Гир в фильме «Красотка», просто отдыхает по сравнению с этой красотой. Я расплатился с носильщиком фунтами, которые остались от прошлой нашей поездки в Лондон. Банкнота в двадцать фунтов стерлингов его вполне устроила. Вот была бы хохма, если бы я ему дал двадцать пять рублей. Надо будет, как-нибудь, так приколоться и посмотреть, что произойдёт дальше.

— Как тебе номер? — спросил я Солнышко, когда белл бой ушёл. — Нравится?

— Обалденно, — только и смогла вымолвить она. — Я такой красоты в жизни ещё не видела. Стоит, наверное, бешеных денег?

— Три тысячи долларов в сутки.

— Да, это просто огромные деньги. Лучше в Москве об этом никому не говорить, даже родителям.

— Солнышко, мы уже не можем жить в дешевых отелях. Мы зарабатываем миллионы и на нас смотрит весь мир. Поэтому мы должны соответствовать во всем нашему звездному статусу. Пойдём, здесь в номере есть три террасы. С одной из них должен открываться просто потрясающий вид на город.

Мы открыли стеклянную дверь и оказались на огромном балконе, если это так можно назвать. В уши сразу ударил шум проезжающих машин и звуки улиц. Перед глазами открылась прекрасная панорама Парижа. Чуть вдали виднелась Эйфелева башня, которую мы сегодня уже видели. Ближе к нам был виден шпиль Американского кафедрального собора. Я это всё рассказал своей подруге.

— Какая красота, — сказала Солнышко. — Я такая счастливая. Ты прав, мы это с тобой заслужили. Мы теперь на этой террасе будем пить по утрам кофе с круассанами.

— Это только одна терраса, здесь есть ещё две. Пойдем, там должна быть спальня, а из неё выход на вторую.

Мы зашли в спальню. Королевская кровать была огромной, а напротив неё два выхода на террасу. Мы постояли и там. А потом прошли в ванную комнату. Это было вообще сказка. Зеркала, мрамор и золото. В ней была ванна и, дополнительно, душевая кабина. Я занял кабину, а Солнышко налила себе ванну, добавила пены и плюхнулась туда. Моя русалка ещё плескалась, когда я помылся. Я одел мягкий белый халат и вышел через вторую дверь в спальню. Да, всё очень удобно расположено. Я с разбегу упал на кровать поверх покрывала. Ничего страшного. Вот такой каприз у звезды. Могу я позволить себе поваляться, таким образом, на кровати хоть раз?

Через десять минут вышла чисто вымытая и улыбающаяся Солнышко в халате с полотенцем на голове. Пока она мылась, я заказал нам в номер различных морепродуктов, в том числе устрицы для себя. Солнышко села сушить феном волосы и тут постучали в дверь. Я пошёл открывать и впустил горничную, которая привезла заказанную мной еду на тележке. Я ей сказал накрыть столик на террасе с видом на Эйфелеву башню.

— Прошу вас, мадам, — сказал я Солнышку, — отужинать со мной чем бог послал. «В этот день бог послал» Андрею Юрьевичу и Светлане Сергеевне различные виды морепродуктов, приготовленные лучшими поварами Парижа.

Солнышко читала «Двенадцать стульев» и поэтому рассмеялась. Мы сели на веранде и принялись с большим удовольствием поедать дары Средиземного моря, доставленные в Париж самолетом этим утром. Нам было хорошо вдвоём. Мы были молоды, счастливы и радовались жизни. А потом, после легкого перекуса и созерцания бурной жизни французской столицы, мы стали разбирать чемоданы и вынимать оттуда наши вещи. Как оказалась, здесь была оборудована специальная комната, этакая мини-гардеробная, куда мы развесили и разложили наши костюмы, платья и обувь. Свободного места там ещё осталось много, поэтому Солнышку было, куда вешать будущие мои и свои покупки. Когда мы закончили, зазвонил телефон и Стив сказал, что они все поднимутся к нам через пять минут.

Глава 3 «Олимпия»

Ровно через пять минут раздался стук в дверь и я впустил внутрь сначала Серёгу, а за ним Стива, Тедди и Лиз. Наш номер на них произвёл сильное впечатление своими размерами.

— Вот это да, — сказала Лиз, оглядывая наши хоромы. — Это что, королевский номер?

— Королевский люкс в полтора раза больше, двести сорок пять квадратных метров будет, — ответил я. — Есть еще президентский, он двести. А наш всего сто шестьдесят.

— Ничего себе, — сказал Тедди, присвистнув от таких цифр, — всего сто шестьдесят. У нас у каждого по сорок метров, а здесь в четыре раза больше.

— Ну так чьи гастроли в Париже через два часа начнутся? Правильно, наши. Я сейчас позову горничную и она отведёт Sweetlane к стилисту на первый этаж. Мы помощницу с собой не брали, придётся у местных куаферов ей укладку и мейкап делать.

Я позвонил по телефону на ресепшн и Солнышко отправилась придумывать себе новую модную французскую причёску и макияж. Маникюр я ей предложил сделать завтра, так как у меня появилась одна интересная идея по поводу него. Когда она выходила, то в этот момент нам привезли заказанный кофе с круассанами. Чувствую, я их здесь наемся на всю оставшуюся жизнь. Тедди сообщил, что договорился с местными телевизионщиками и они будут снимать наш концерт в «Олимпии». Он потом хотел сделать полнометражный фильм о наших парижских гастролях. Узнаю нашего неугомонного Тедди. Он готов снимать нас с Солнышком где угодно и когда угодно. Этот фанатик от кино ведь и в наш номер операторов, как пить дать, притащит.

В ответ я ему поставил задачу организовать съёмки нашего клипа в Ницце. Ориентировочно мы договорились на среду. Расстояние от Парижа до Ниццы шестьсот восемьдесят пять километров, так что туда долетим меньше, чем за час. Тедди обещал всё организовать и дал задание Лиз предварительно, как можно больше, узнать завтра с утра, а он уже объяснит, что ему нужно для этого. Лиз всё тщательно записала и стала выпытывать у меня, что я задумал. Я им с Тедди рассказал свою задумку и она им очень понравилась. Самое главное, необходимо было найти белый родстер, купе или кабриолет 50-х или 60-х годов. Навскидку я назвал две модели, которые бы меня очень устроили. Это Jaguar XK120 или BMW 1950 кабрио.

По поводу съёмок клипа на нашу песню «Небо» Тедди сказал, что средневековых замков, подобных английским, в Ницце и её окрестностях нет, поэтому он предложил снять его в Англии, когда мы туда в конце мая приедем для участия в королевском концерте..

— Я подумаю, — ответил я. — Лиз, тогда дополнительно узнай, пожалуйста, по поводу любого старинного замка здесь, в окрестностях Парижа. Если уж и здесь не найдём, тогда придётся до Лондона оставить.

Мы за минут двадцать обсудили наши дела и я предложил всем разойтись, чтобы подготовиться к концерту. Когда все выходили, я попросил Стива на секунду задержаться.

— Стив, — сказал я, — финансовые вопросы мы с тобой обсудим после концерта или завтра утром, а сейчас у меня к тебе вопрос. Я хочу купить себе пистолет Beretta 92. Как это можно сделать?

— Тебе его не продадут, — ответил Стив. — Я могу его купить на себя, у меня есть лицензия, и подарить тебе. Ты напишешь заявление в полицию и они тебе выдадут временное разрешение на его ношение.

— Хорошо. Сделай, пожалуйста. А то я чувствую себя голым без оружия. Нападение ирландских террористов на меня в Лондоне приучило меня более основательно и тщательно относиться к вопросам собственной безопасности.

Тут вернулась Солнышко, вся такая красивая и стала рассказывать в деталях, что с ней делали в салоне. Сразу было понятно, что с ней работали профессионалы высокого класса. Маша, конечно, молодец, но по сравнению с местными она была не очень.

— Надо здесь специальные журналы купить, — сказал я Солнышку, когда мы начали одеваться. — Это тебе пригодиться, да и Маша повысит свою квалификацию.

— Ты знаешь, — ответила мне подруга, — пока мне делали причёску и макияж, мастер мне всё подробно рассказывал, что он делает и как. Я его специально об этом попросила. Правда, он такой странный. Весь жеманный и похож своими манерами на девушку.

— Так он «голубой».

— Что значит «голубой»?

— Это значит, что он нетрадиционной сексуальной ориентации. То есть, он любит представителей своего же пола, то есть мужчин.

— А я и не знала, что такое бывает.

— В Советском Союзе гомосексуализм запрещён и уголовно наказуем. В Европе же это считается нормальным явлением.

— Да, странно у них тут всё устроено.

— В Древней Греции это было повсеместно, да и во многих странах тоже к этому нормально относились и относятся.

Про «розовую» любовь я ей рассказывать не стал. С неё и «голубой» на сегодня хватит. Хотя попозже можно будет с ней в стриптиз-клуб сходить. Нас теперь Неделин, как в Лондоне, не пасёт, пусть Солнышко посмотрит, а то она по поводу однополой любви вообще ничего не знает. Я знал, что в эту эпоху парижский район Пигаль традиционно являлся местом сосредоточения разнообразных кабаре, стрип-клубов, борделей и секс-шопов. Вот туда и заскочим с ней на часок. Я представляю, как будет охать Маша, когда услышит от Солнышка рассказы о местных проститутках, зазывающих мужчин прямо на улицах. А также, когда она ей в подробностях доложит о публичном раздевании француженок прямо на сцене перед многочисленными зрителями и разнообразных секс-игрушках, которые продают в специализированных магазинах для взрослых. Но сначала в «Мулен Руж» зайдём.

Во куда меня мои фантазии занесли. А теперь вернёмся к нашим насущным делам. Надо попросить Лиз помочь Солнышку с переодеванием во время нашего выступления. В Лондон надо Машу брать, а то Солнышку без помощницы трудно будет.

— Я вот о чем подумал, — сказал я своей подруге, когда мы выходили из номера. — Все звезды поп-музыки ездят на гастроли с кучей помощников. Стилисты, костюмеры, даже массажисты. А мы с тобой по рабоче-крестьянски втроём сюда приехали. Как ты будешь без Маши на концертах? Ты к ней уже привыкла и трудно тебе будет без неё.

— Я тоже об этом думала. Как-нибудь выкручусь.

— Как-нибудь не надо. Я сейчас попрошу Лиз помочь тебе сегодня. Я думаю, она не откажет.

— Спасибо. Мне одной с этими переодеваниями, действительно, непросто будет справляться.

— Нам надо кого-то нанимать. В Лондоне тоже будут у нас выступления, поэтому я предлагаю взять туда Машу. И тебе веселей саней будет, и поможет во всем. Я ей напишу песню на английском и она с нами выступит на королевском празднике.

— Вот здорово будет. Ты молодец, что придумал Машу взять с нами. А ей успеют сделать паспорт и визу до двадцать седьмого?

— Если я попрошу, то успеют. Позвоню принцу Эдуарду в Лондон, он же наш друг. Маше визу за тридцать минут сделают. Но только чур не ревновать меня к ней.

— Да не ревную я её уже. У неё свой парень есть в школе, она с ним своё свободное время проводит.

Ну да, если бы ты знала, с кем она на самом деле время проводит, ты бы нас обоих убила. Но тогда кого ей в помощь брать? Желающих много, но я им не доверяю. Да и Машу иметь под боком это очень удобно. Какой же красивый русский глагол «иметь», можно понимать его и так, и эдак. С тем, что делать с Машей, я решу сам. Сегодня позвоню после концерта Ситникову, принцу в Лондон и потом Маше. Завтра пусть бежит с утра фотографироваться и в ВААП, чтобы быстрее паспорт сделали. Также если мы решим этот вопрос без Маши, пусть у неё он уже будет. В любом случае он ей понадобится, когда она поедет с нами на гастроли. Не в мае, так в сентябре уж точно.

Свои концертные вещи мы уложили в сумки и вызвали белл-боя. Он помог нам всё это погрузить на тележку и спустить на лифте. Нас уже все ждали, поэтому я сразу подошёл к Лиз и озвучил свою просьбу. Она не то, что сразу согласилась, а даже обрадовалась моей просьбе. По её лицу было видно, что ей такое предложение очень понравилось и она с удовольствием поможет Солнышку.

Перед отелем мы увидели знакомую нам до боли картину — репортеры. Ну куда от них деться. Я было подумал, может какого арабского шейха тут ждут, но нет. Нам выкрикнули наши имена и помахали руками, что мол именно нас они все и поджидают. Надо будет узнать про второй выход из гостиницы. Вот зачем, спрашивается, Андропову за нами следить, репортеры и так всё расскажут и покажут. Мы специально пропустили вперёд наших английских друзей, чтобы нас могли сфотографировать втроём. Пришлось попозировать минут пять. Серега выдержал только минуту и ушёл, а Солнышку это дело, как всегда, нравилось. А потом я подозвал Тедди и мы уже с ним постояли немного под вспышками фотоаппаратов. Лишняя реклама ему не помешает. Пусть и во Франции станет известным благодаря нам. Тедди от этого, естественно, не отказался и вовсю улыбался репортёрам. Наши полицейские стояли в сторонке и внимательно следили за журналистами, но те были корректны и предельно вежливы.

Лиз мы взяли с собой в свою машину и уже впятером в заднем отделении Мерседеса поехали в концертный зал «Олимпия». По дороге Солнышко инструктировала Лиз, что ей надо будет делать перед концертом, во время и сразу после него. Я же сидел с Серёгой и обсуждал порядок песен во время нашего выступления. Стив в это время внимательно прислушивался к двум разговорам сразу.

Естественно, песни на русском языке мы исполнять во время этих гастролей не будем. Их просто никто не знает и не поймёт. Открывать концерт и начинать выступление необходимо с «Une vie d’amour», потом за ней и остальные пять песен на французском языке пойдут. «Belle» придётся ставить пятой. Солнышко к ней уже более-менее привыкла, так что после неё поставлю две своих, чтобы она смогла полностью придти в себя. После французских пяти у нас пойдут все наши английские и одна испанская, которых хватит на два часа. Значит, в общем концерт продлится где-то два с половиной часа без антракта. Мы это с Мари всё утро уточняли, поэтому я объяснял это только для Серёги и Солнышка, которая разговаривала с Лиз, но краем уха нас тоже слушала. Про то, как действует на женщин моя «Belle» я вслух произносить не стал, чтоб не пугать наших английских друзей. И мы ещё, помимо разговоров, успевали посматривать по сторонам, любуясь видами Парижа. Ехать нам от нашего отеля было минут десять, поэтому мы постарались быстро решить все свои вопросы.

Вот и «Олимпия», или официально Olympia Bruno Coquatri, неожиданно появилась перед нашим взором и мы подрулили к её главному входу. Ещё бы её не заметить, её узнает каждый по гигантскому красному рекламному щиту с козырьком на фасаде здания. Ну а если учесть, что на нем огромными светящимися неоновыми буквами было написано «Demo», а рядом располагалась огромная наша афиша, то становится понятно, что это всё вместе взятое произвело на нас впечатляющий эффект. Я знал, что в 1964 году именно в этом концертном зале выступили The Beatles. Перед ними, в первом отделении, пела французская певица и киноактриса Сильви Вартан. В нашем случае и первое, и второе отделение поём только мы, что говорит о нашей популярности и достаточности нашего репертуара для полноценного концерта. Нам на «разогреве» никто не нужен, мы сами кого хочешь разогреем своими песнями.

Вот к следующему разу обязательно напишу ещё семь песен, чтобы всё первое отделение концерта петь только на французском языке. Да и пластинка целая тогда получится. Я это и планировал сделать к середине июня, но гастроли случились очень для нас неожиданно. Мы приехали в «Олимпию» как раз за час до начала нашего концерта. Мари была на наших двух концертах в Москве и консультировалась с англичанами, поэтому всё оборудование должно быть такое же, как мы использовали в Союзе и какое я указал в райдере. Я думаю, что будет даже лучше. Это что касается светового оформления, дымогенераторов и видеопроектора.

Так как мы будем открывать наш концерт французскими песнями, я решил нашу рыцарскую «Holding Out for a Hero» поставить последней в первом отделении, чтобы после неё сразу уйти в гримерку и там переодеться. Лиз может просто не справиться с быстрым переодеванием Солнышка. В который раз добрым словом вспомнишь Машу.

Изначально «Олимпия» была театром, потом кинотеатром, а теперь концертным залом. Рядом со входом уже собирался народ. Они, узнав нас, махали нам руками. Не так импульсивно, как наши московские почитатели нашего таланта, но сразу было видно, что радовались от души. Девушки посылали нам воздушные поцелуи, а молодые люди ещё и хлопали в ладоши. Интересно, все билеты на наш концерт уже проданы или нет? Так как мы вошли в здание через центральный вход, то я не удержался и спросил у девушки в кассе, есть ли ещё билеты. Она меня сначала не узнала, так как что-то записывала на листке и ответила автоматически уже знакомое: «Все билеты проданы». А потом, когда подняла на меня глаза и узнала, то открыла рот от удивления. Понятно, что не ожидала увидеть того, чей портрет красовался на большинстве улиц и афишных тумб Парижа.

Нас уже вышли встречать двое из администрации концертного зала, которые нас и провели в гримерку. Наши сумки со сценическими костюмами нёс наш водитель, не англичанам же их нести, а полицейские продолжали по бокам охранять всю нашу группу. В этот раз я, наконец-то, заметил машину третьего полицейского-водителя. Это был неприметный «Peugeot», в котором шофёр так и остался сидеть в салоне, наблюдая за нами. Он тоже был в штатском, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих.

Проходя все вместе по коридорам, мы ощущали запах именно театра, а не концертного зала. Пахло почти вековой стариной и непередаваемым ароматом театральных подмостков. Нам на английском языке, чтобы все понимали, по ходу движения обстоятельно рассказали, где и что находится. Гримерок было около десяти и нам предоставили самую большую, так как других выступающих сегодня не было. Мы оставили свои вещи и прошли на сцену. Тедди, увидев телевизионщиков, пошёл к ним, а один из полицейских продолжал везде сопровождать нас. Второй, Пьер, остался возле двери гримерки. Тоже правильно, нам на сцене достаточно и одного, а тут наши сценические костюмы остались.

Зал нас поразил своей красотой и изяществом. Всё было выполнено в красных тонах. Бельэтаж плавно переходил в ложи, которые располагались почти над сценой. Не было прямых линий, всё было закруглено и создавало эффект красных волн, накатывающих на тебя. Центрального прохода в партере зрительного зала не было, а были два боковых, в начале которых, ближе к сцене, уже расположились телеыизионщики со своими стационарными телекамерами. А вот третий был с портативной телекамерой и переносным видеомагнитофоном формата U-matic, который он таскал на ремне, перекинутым через плечо. С камерой он был соединён специальным кабелем. Оставалось два года и появится, с изобретением формата видеозаписи Betacam, новый класс устройств: камкордеры, совмещающие в одном корпусе передающую камеру и компактный видеомагнитофон. Именно с ним беседовал Тедди и мне стало понятно, кто будет снимать документальный фильм о наших гастролях в Париже.

Сцена была в два раза меньше, чем в КДС, но тоже немаленькая. Стив и Лиз сопровождали нас троих, внимательно знакомясь с окружающей обстановкой. Пол под ногами был блестящий и хорошо отражал верхний свет. В центре стояло дополнительное возвышение, почти как у группы Queen, когда они здесь выступали месяц назад. Оно напоминало наше лондонское, которое нам устанавливали в Одеоне. Огромные колонки стояли по бокам и в глубине сцены. То есть сцена была заполнена и мы на ней не потеряемся. Не в плане того, что заблудимся, а в смысле того, что не будем выглядеть маленькими и незаметными на фоне пустого пространства.

Арка с дискошаром была уже установлена и светотехники её начали тестировать. Трон и испанская гитара стояли в стороне за портьерой. На вершине возвышения с тремя ступеньками стояла не ударная установка, как у Queen, а синтезатор, ритм бокс и микшерский пульт. Серега сразу рванул туда и стал изучать то, с чем он сегодня будет работать. Всё было уже подключено и наш клавишник извлёк первые звуки из синтезатора.

— Всё, как моё, — крикнул довольный Серёга, так как было видно, что он всё это время переживал за то, как будут звучать его новые инструменты.

Всё повторялось, как в Лондоне. Только там перевозкой инструментов занимались люди Стива, а здесь французы. Хотя общее руководство этим процессом опять лежало на Стиве. Свой Gibson Flying V я всегда вожу с собой, а вот остальное музыкальное оборудование приходится брать второй раз в аренду уже на месте. Я хотел взять серёгин синтезатор и всё остальное и поместить в багажное отделение нашего бизнес-джета, но оно было очень маленьким, да ещё там находились наши чемоданы. Так что его пришлось оставить и Серёге лететь налегке.

На сцене было ещё человек десять работников, которым мне не пришлось долго объяснять, что я хочу от них. С первых их вопросов было понятно, что это профи и мы быстро поняли друг друга. В машине мы с Серёгой набросали полный список песен и их порядковые номера, напротив которых я поставил галочки, означающие, что во время их исполнения необходимо будет включать дымогенераторы. Ещё я отдал их старшему, который назвался Огюстом, видеокассету с нашими клипами и объяснил, в каком порядке они идут и на каких песнях их включать. Их было всего пять и завершать концерт будет пятая «We are the world». Там идут кадры съёмки в студии звукозаписи EMI в Лондоне всего нашего звездного состава, с которым мы скоро опять встретимся, только уже на концерте.

Так, с этим разобрались. Теперь следует быстренько прогнать песни. В принципе, это можно было и не делать, так как мы только вчера вечером выступали в «России». Нам, единственно, надо привыкнуть и запомнить их порядок исполнения.

— Солнышко, — обратился я к своей подруге, — у тебя нет такого ощущения, что наш последний концерт в Москве был очень и очень давно?

— Мне тоже так кажется, — ответила Солнышко. — Я это сразу ощутила, когда мы вышли на сцену. Хотя с последнего нашего концерта прошло меньше суток.

Ещё плюс к этому, надо было Серёге проиграть самостоятельно пару-тройку раз мелодию «Une vie d’amour», чтобы почувствовать её. Но он в самолёте внимательно, несколько раз, её прослушал и изучил ноты, поэтому он быстро разобрался с её исполнением. А потом мы в темпе проиграли и спели, как всегда, начало всех наших песен. Только мы закончили репетицию, как приперлись люди в штатском. Судя по четкости и слаженности их действий, да и по внешнему виду, это были сотрудники GSPR или если полностью расшифровать эту аббревиатуру, то Groupe de sécurité de la présidence de la République. А по нашему — группа безопасности Президента Республики.

Их старший, подполковник жандармерии или уполномоченный комиссар полиции, показал своё удостоверение нашему полицейскому, который тоже вынул свою ксиву и на этом вопрос был решён. Наш охранник пошёл в сторону гримерки во избежание конфликта интересов двух спецслужб. Теперь мы находились под охраной людей президента. Нам это не впервой, главное, чтобы нам не мешали выступать. Осмотрев всё тщательно, они удалились, оставив троих по углам сцены. Значит, скоро будет «Monsieur le Président de France», как в одноимённой песне Michel Sardou.

Ну что, пора переодеваться. Мы пошли в гримерку вместе с Лиз. У входа в неё стояли двое наших охранников, а по коридору ходил один из команды GSPR. В ней даже были оборудованы отдельные кабинки, так что дамы сразу удалились в одну из них, а мы с Серёгой переоделись в кожаные вещи. Я Серёгу предупредил, что перед последней песней, пока мы будем переодеваться в наши средневековые костюмы, пусть он сыграет попурри из французских песен, чтобы зал не заскучал и ждал нас под музыку. Лиз обещала справиться с переодеванием, но лучше бы это делала Маша. Я бы не так волновался.

Ну вот, мы все готовы и можно выходить. Занавес был закрыт и я посмотрел в «глазок». Ого, зал был полностью забит, кроме середины первого ряда, зарезервированного для президента и сопровождающих его лиц. На кассе я обратил внимание на цену за билеты. Так вот, в первых рядах билеты в долларах стоили 250 долларов, дальше 230, а остальные получались девятьсот франков, то есть по двести долларов за штуку. Значит, принимающая сторона получит ещё больше, чем я рассчитал. Всё правильно, присутствие самого президента подняло цену билетов ещё больше, но это наших французских поклонников не остановило. Побывать на нашей премьере и, одновременно, посидеть в зале рядом с президентом — это, действительно, двойное и дорогое удовольствие.

Только здесь не «Россия» и мои экспромты точно не прокатят. Но и стоять на сцене столбом, как истукан, нельзя. Значит, всё равно, придется импровизировать. Спеть с президентом мне не дадут, так как он будет сидеть в центре первого ряда и к нему будет нелегко подойти, но по залу походить с микрофоном, я думаю, мне удастся. Телекамеры особо проходы не загораживали, поэтому я мимо них спокойно проскочу. Но вот из динамиков под потолком раздались звуки французского гимна, знаменитой «Марсельезы», и в зал вошёл президент Валери Жискар Д’Эстен с супругой и дочерью, сопровождаемый охраной, и все сразу встали. В этот момент открылся занавес и получилось так, что публика стоя приветствовала, одновременно, и президента, и нас на сцене. Аплодисменты также можно было адресовать и нам, и президенту. Хотя люди смотрели не на главу Пятой республики, а на нас, так что большая часть оваций предназначалась, получается, именно нам.

Я поклонился президенту, его жене с дочерью и публике. То же самое сделали, одновременно со мной, Солнышко и Серёга. Знакомство друг с другом закончилось, все расселись на свои места и я подошёл к микрофону.

— Mesdames et messieurs, — обратился я к залу по-французски, не забыв сделать так любимый мною льезон между последней буксой первого слова и гласной, следующего за ним, соединительного союза, чтобы красиво зазвучал звук «з», — и лично господин и госпожа президент. Благодарю всех вас, что вы пришли в этот вечер на наш концерт в сей знаменитый и прекрасный храм искусств. Для всей нашей группы было очень неожиданным приглашение господина Валери Жискар Д’Эстена, но мы с удовольствием откликнулись на него. Мы рассчитывали приехать к вам только в июне и я только совсем недавно начал писать для этого песни. Поэтому к сегодняшнему концерту я написал пока пять песен на французском языке, одну из которых вы уже слышали. Все эти песни о любви, в том числе и о любви к Франции.

При этих словах раздались аплодисменты, говорящие от том, что мои слова понравились публике и она их по достоинству оценила.

— Первой мы исполним песню, — продолжил я, — которую я написал только сегодня утром, находясь ещё в Москве. Называется она «Une vie d’amour». Я её исполню вместе с нашей солисткой Sweetlane и надеюсь, что вы её полюбите. И песню, и солистку тоже.

Зал засмеялся и я почувствовал, что требовательная французская публика нас приняла и мы ей понравились. Пока я говорил, я внимательно вглядывался в сидящих в зале людей. Каких только знаменитостей мой взгляд не увидел. Помимо президента, там сидел весь музыкальный цвет Франции: Джо Дассэн, Мирей Матьё, Шарль Азнавур, Аманда Лир, Шейла, Далида, Франсуаза Арди. Также я узнал Мари Лафоре. Именно этой певице мы обязаны появлением песни «Манчестер и Ливерпуль», мелодию которой позаимствовало советское телевидение и много десятилетий использовало в программе «Время» для выпуска прогноза погоды. Но что поразительно, мне удалось разглядеть Владимира Высоцкого и Марину Влади. Значит, последний сон, в отличии того сна, где у меня родились две пары двойняшек, был в руку. Видимо, Владимиру Семеновичу разрешили выезд во Францию и он, сорвавшись со съёмок «Места встречи изменить нельзя», прилетел к своей жене в Париж. Да, я совсем не ожидал их здесь увидеть.

Ещё раз хочу себя похвалить, что поставил именно эту песню первой. Мы с Солнышком пели её просто великолепно, как пели «Я буду всегда с тобой». Когда стихли последние звуки мелодии, зал взорвался от восторга. Нет, публика не вскакивала с мест и не бежала к сцене. Просто они аплодировали нам так эмоционально, что было понятно, что Париж теперь наш. Мы с Солнышком поклонились ликующим зрителям и переглянулись между собой. Только влюблённые друг в друга мужчина и женщина могли её так исполнить. Да, первый наш выстрел и сразу стопроцентное попадание в яблочко. Скорее даже не в яблочко, а в сердца уже влюблённых в нас парижан.

Далее мы чередовались с Солнышком, исполняя наши французские песни по очереди. Каждая из них была хитом, а вместе они создавали впечатление настоящего праздника у зрителей. И вот дошла очередь до моей «Belle». Я объявил её и зал замер в ожидании. Если быть более точным, его женская половина. Ведь именно из-за неё нас так неожиданно и пригласили. Я решил, что пусть будет, как будет и запел её так, как не пел ещё ни разу до этого. Видимо, сам город, о котором пелось в самой этой песне и в котором мы сейчас находились, а также история любви, которая закончилась трагически, наложили отпечаток на моё пение, но я превзошёл самого себя. Женщины ждали этой песни и дождались её.

Мужья, держите ваших жён, иначе они все прибегут ко мне и разорвут мою одежду на лоскутки в качестве сувениров. Мне повезло, что вокруг было много президентских охранников. Девушки и женщины ломанулись к сцене с цветами. Все уже слышали её по радио и не раз, но вживую слышали впервые. Такого «Олимпия» ещё не видела за всю свою историю. Вся президентская охрана вместе со службой безопасности этого концертного зала блокировала подступы к сцене и не подпускали их к нам. Как и всегда, сотни цветов оказались на сцене, а женщины хором пели последний куплет. Я махнул Серёге и он стал наигрывать мелодию ещё раз. Это снизило накал страстей и успокоило публику. Через минуту довольная женская половина зала вернулась на свои места.

Жена президента и их дочь тоже были готовы бежать ко мне, но их удержала охрана. Солнышко также была слегка не в себе, поэтому я подошел к микрофону и стал благодарить публику за столь горячий приём, и что мы очень рады, что француженки так любят эту песню. На окончательное успокаивание публики ушло ещё пять минут. А француженки оказались ещё более эмоциональнее, чем наши советские девушки и женщины. Я думал, что наоборот. А оказалось, что я ошибся. Хорошо, что мы не в Италии. Там итальянок даже охрана не остановила бы. А что будет завтра, когда соберутся десять тысяч наших поклонников и поклонниц?

Ну что ж, продолжим наш концерт. Я взял испанскую гитару и спел «Песню музыканта». Она смогла перенастроить публику на другой, танцевальный, лад. Молодые девушки не выдержали такого «издевательства» над собой и стали пританцовывать в проходах. Проходы были широкие и они никому своими танцами не мешали. Затем пришедшая в себя полностью Солнышко исполнила свою «Nah Neh Nah» с барабанами Бонго, а я ещё два раза во время исполнения своих песен походил по залу и попел с радиомикрофоном в руках, подходя к танцующим девушкам и сидящим с краю прохода зрителям. В сторону президента я старался не направляться, чтобы не нервировать охрану. Они и так после моей «Belle» ещё как следует не отошли.

Первое отделение я закончил в рыцарских доспехах, а Солнышко в старинном английском платье. Публиках нас провожала на антракт стоя и бурными аплодисментами. Мы ещё раз все поклонились и ушли за кулисы. В гримерке первым делом Лиз помогла Солнышку переодеться и занялась её прической. К нам прибежал запыхавшийся Стив и стал, захлебываясь от восторга, говорить:

— Такого я ещё не слышал и никогда не видел. Новые французские песни просто супер, ну а «Belle» выше всяких похвал. Про реакцию женщин на эту песню мне рассказывали, но я такого не ожидал. Публика сегодня собралась солидная и то не выдержала. Хорошо, что ты предупредил администрацию по поводу охраны. Значит и в «Павильоне» необходимо будет её усилить. Это я беру на себя.

— Спасибо, Стив, — ответил я, отдыхая на мягком диване и мелкими глотками отхлебывая прямо из горлышка свою любимую минеральную воду «Perrier». — Без администратора невозможно работать, поэтому я тебе очень благодарен. Его просто с нами не выпустили из-за его национальности. Я еле уговорил руководство отпустить его в Лондон на королевский концерт.

— Я для этого в Париж и прилетел. Я как узнал, что вы летите только втроём, так сразу и решил лететь к вам на помощь. Мы же партнеры и у нас с вами долгосрочный контракт. Мы тоже удивились такой срочности со стороны французов, но теперь понятно почему. Они, конечно, молодцы и всё быстро организовали. Но так дела не делаются. У вас теперь должен быть в команде, хотя бы, администратор и стилист. А то Лиз у вас за стилиста, а я за администратора.

— А мне нравится, — прокомментировала наш разговор Лиз. — Тедди там и без меня справится, а я тут с молодежью любимым делом займусь.

— Солнышко, — обратился я к своей подруге, — ты видела, что в зале сидит Высоцкий с Мариной Влади?

— Нет, — удивлённо и, одновременно, расстроенно ответила она. — Там столько знаменитостей в зале сидело, аж глаза разбегались.

— Ты сама теперь знаменитость. Все они пришли послушать и посмотреть на тебя. Из французских певцов и певиц я узнал всех. А популярных актеров в зале тоже много сидело. Ален Делон, Сильвия Кристель, Жан-Поль Бельмондо.

— Да, я их тоже заметила.

В этой гримерке артистам было комфортно находиться. Кожаные диваны и кресла давали телу возможность расслабиться и отдохнуть. Нам в нашем Центре тоже надо будет такую же гримерку сделать.

— Лиз, — спросил я помощницу Тедди, — мне неудобно тебя просить о помощи. Ты видишь, в какой ситуации мы оказались. Но у нас ещё три с половиной концерта. Ты сможешь нам ещё на трёх помочь?

— Да без проблем, — ответила Лиз. — Я Тедди сейчас не нужна, поэтому могу с вами заниматься. Вечер у меня свободен, я только утром и днём занята. К тому же мне часто приходится работать стилистом и визажистом с актерами на съёмках клипов. Я уже на этом руку себе набила.

— Мне нравится, как Лиз работает, — сказала Солнышко, улыбнувшись. — Она настоящий профессионал.

— Раз Лиз согласна и тебе её работа нравится, тогда я Машу сейчас напрягать не буду. А по поводу Лондона мы позже решим, когда в Москву вернёмся.

Слава Богу, не надо никого из-за Маши обзванивать. Может и в Лондоне Лиз нам поможет, но с этой просьбой я попозже к ней обращусь. Ну что же, мы готовы и можно выходить.

— Серега, — обратился я к другу, — ты как?

— Нормально, — ответил тот. — Я тут симпатичных француженок в залевидел.

О, значит отошёл друг от иркиного влияния и сразу его на красивых девушек потянуло. Надо будет сегодня этот вопрос со Стивом обсудить. У меня идейка одна появилась, как друга окончательно спасти, но это только после концерта.

Зрители нас ждали и наше появление встретили, как возвращение старых друзей, бурными овациями. Президент во время антракта уехал, а вот его супруга Анна-Эймона и дочь остались. Ну тогда и мы начнём. Я обратил внимание, что Жасинта бросает на меня довольно откровенные взгляды, говорящие об её сильных чувствах ко мне. Девушка, конечно, симпатичная, но, всё-таки, дочь главы государства. Заведёшь с ней интрижку, а потом из-за этого разразится международный скандал. Я хоть здесь и нахожусь как лицо неофициальное, но всё-таки я член ЦК и приближённый к Брежневу человек.

Второе отделение мы с Солнышком отыграли легко. Его открыла Солнышко своей, уже ставшей суперпопулярный, «Believe». Зал нам постоянно подпевал, да и танцы в проходах продолжались. Завершили мы концерт, как и собирались, нашим английским гимном «We are the world». Но публика нас отпускать не хотела. Опять массово понесли цветы и стали просить исполнить на бис «Une vie d’amour». Похоже, она тоже может стать очередным неофициальным гимном теперь уже Франции. Меня так скоро гимнмейкером станут называть.

Что ж, мы согласились и ещё раз спели. Если публика так просит, почему бы ещё раз не спеть. «Belle» я по второму разы петь не согласился бы. Я даже на неё клип не собирался снимать, хотя Notre-Dame de Paris находился отсюда в двух шагах. Но если Тедди очень захочет, то тогда снимем. Эсмеральду сыграет, естественно, Солнышко, а остальных двух актеров Тедди сам найдёт. Можно, конечно, Серёгу попробовать, но он, наверняка, откажется.

Вот и закончился первый наш концерт на французской земле. Мы немного устали, но это вам не четыре с половиной часа в «России» выступать. Нам в гримерку несли цветы и визитные карточки. Интересный тут обычай сохранился. У нас такой до революции тоже был, но коммунисты его отменили, посчитав чисто буржуазным пережитком. Стоп, а вот эта визитка от Марины Влади с припиской мужским почерком и от руки: «Высоцкий».

— Стив, — обратился я к своему английскому другу, — можно тебя попросить найти в фойе вот этих двоих и пригласить их через час к нам в гостиницу в ресторан?

— Сейчас схожу, — ответил тот. — Эту французскую актрису я знаю ещё по фильму «Колдунья». Да и песни её тоже слышал. Если я не ошибаюсь, она вместе с русским мужем четыре года назад выпустила пластину их совместных песен.

Да, интересно будет встретится с Владимиром Семеновичем здесь, в Париже. В Москве его не застать, он часто бывает на гастролях. По два концерта иногда даёт, вот это силища. Я сидел и перебирал визитки, просматривая знакомые фамилии. Если не знал кого, откладывал в сторону. Спрошу у Стива, может он знает. Он во Франции по музыкальным делам всех знает. Он говорил, что их офис в Париже тоже есть, но он сам лично прилетел и нами занимается. То ли по старой памяти, то ли мы такие хорошие и прибыльные клиенты. Видимо, и то, и другое. О, а эта фамилия мне очень знакома, потому, что она принадлежит французскому президенту. Только это визитка не его, а его дочери Жасинты. Её надо сразу в карман убрать, чтобы Солнышко не видела. Потом решу, что с ней делать, но позвонить надо будет обязательно, а то очень невежливо получится.

Мы уже переоделись и тут вернулся Стив.

— Я договорился, — сказал он, довольный. — Марина и Владимир согласились через час подъехать в «Георг V».

— Спасибо, — сказал я Стиву и повернулся к Солнышку. — Ну что, посидим с Высоцким и Влади полчасика?

— С удовольствием, — улыбнулась она. — У меня папа очень его песни любит. Вот он обрадуется, когда я ему расскажу, что мы с Высоцким в ресторане сидели.

Мы отобрали самые красивые букеты себе, а остальное отдали Лиз. Она сказала, что найдёт им применение. Видимо, не раз сталкивалась с этой проблемой на съёмках и концертах. Надо будет потом спросить, что она с ними делает. Тут всё вокруг стоит денег, может на цветочный рынок их со скидкой продаёт. Если так, то это её дело. Цветов было довольно много, поэтому и прибыль могла быть неплохая. А может в какой дом престарелых отвезёт и там их раздадут старушкам. Всё им приятно будет. Оба варианта меня полностью устраивали, главное, чтобы не выбрасывала. А то как-то это неправильно.

Наши двое полицейских в штатском сопроводили нас до выхода. Был уже поздний вечер, но человек тридцать наших самых стойких почитателей ждали нас на улице и с возгласами радости обступили нас, прося автографы. Причём не только на фотографиях. Были у них наши английские миньоны и синглы, трое даже держали в руках наш первый англоязычный диск. Что поделать, такова судьба артиста. Мы втроём с этим быстро справились и направились к машинам.

Ещё в гримерке Стив сказал, что наше музыкальное оборудование и инструменты французы отвезут в «Павильон», чтобы оно хранилось там до нашего завтрашнего вечернего концерта. Молодцы, что ещё сказать. А мы, то есть наши фанаты, таскаем и возим его каждый раз с собой туда и обратно. Я только гитару с собой взял, куда ж я без неё. У меня дома есть вторая, которую я в Лондоне купил, но эту я люблю больше. Та у меня как запасная.

Когда мы вышли из Мерседеса перед входом в гостиницу, я сказал водителю и охранникам, что они до восьми утра могут быть свободны. Ещё в машине Стив мне передал бумажный пакет, в котором лежала небольшая, но тяжелая плоская коробка, завернутая в красивую упаковочную бумагу и ещё одна, но легкая.

— Это то, что ты просил, — сказал он, заговорщицки мне подмигнув. — Здесь не открывай, в номере откроешь.

Я сразу догадался, что там и сказал: «Спасибо». Что бы я без Стива делал в Париже. Конечно, что нибудь бы делал, но не столь чётко, быстро и эффективно. Он мне ещё в аэропорту сказал, что так как он прилетел сам, то никаких сопровождающих нам не нужно и он сам всё для нас организует. Вот он и организовывает, как в Лондоне.

Прежде чем подняться в номер, я с ним успел переговорить по поводу девушек из эскорта. Это не для меня, объяснил я ему. Это для Серёги. Приблизительный вкус моего друга в отношении женщин я знал, поэтому детально изложил Стиву задачу. Ещё в Москве я подумал об этом. Я видел, что Серега уже отошёл от влияния Ирки и стал обращать внимание на молоденьких девушек. Это было хорошим знаком и я решил этим воспользоваться. Но тут нужно было играть очень тонко. Задача была непростая.

— Если я правильно понял, — сказал Стив, — то нужна молодая девушка, выглядящая, как школьница. Она должна немного говорить по русски, уметь играть на фоно и разбираться в современной музыке.

— Всё правильно, — ответил я. — Она должна быть прекрасной актрисой и затащить вечером Серёгу в постель. Она сделает вид, что восхищена игрой нашего клавишника и попросит его показать, как он играет некоторые особо понравившиеся ей песни из репертуара нашей группы.

— Да, интересное задание для девушки лёгкого поведения. Но я сейчас позвоню в пару дорогих агенств, специализирующихся по таким вопросам, и постараюсь сделать это для тебя. И сразу перезвоню тебе в номер, чтобы ты был в курсе.

Если бы Серега знал, что я замышляю, он бы меня убил. Но всё это было придумано ради него. Я догнал Солнышко у лифта и мы поднялись в номер.

— Ты сегодня так сексуально пел, — сказала она, целуя меня, — что я тебя очень хочу прямо сейчас.

Ну что не сделаешь для любимой женщины, к тому же я ел сегодня мидии на ужин. Мы опробовали королевскую кровать и остались очень довольны. И кроватью, и друг другом. Ну точно, я стал уже как Орфей, который своим голосом творил чудеса. Вот и Солнышко влюбилась в меня из-за моего голоса, как и сотни женщин на сегодняшнем концерте. Они все завидовали Светлане, что она находится рядом со мной. А Солнышко просто была счастлива. Мы быстро ополоснулись, переоделись и пока моя невеста приводила себя в порядок, я рассмотрел подарок Стива. Эта была «Беретта» с двумя магазинами патронов и глушителем в одной коробке, а в другой подмышечная кобура для неё. Отдельно было приложено временное разрешение на меня, как на владельца. Молодец Стив, если он ещё и девушку для Сереги найдёт, я ему у скульптора Демченко его бюст сделаю и потом в Англии подарю.

Солнышко была полностью готова и мы спустились во внутренний дворик отеля, где было несколько ресторанов. Мы выбрали испанский и я предупредил метрдотеля, что если придут двое гостей, то мы будем сидеть здесь. Испанский я предложил потому, что хотел угостить Солнышко и Серёгу паэльей с морепродуктами. Серега подошел через три минуты. Он знал, что придёт Высоцкий с Влади, поэтому надел брюки и рубашку.

И вот показались наши гости. Ну настоящий майор Жиглов. Очень захотелось сказать, имитируя хрипловатый голос самого Высоцкого: «Я сказал: Горбатый!», но я сдержался. Я вышел из-за столика и пошёл навстречу им и первым поздоровался:

— Добрый вечер, Марина Владимировна! Добрый вечер, Владимир Семёнович!

— Ну ты даёшь, — сказал, усмехнувшись, Высоцкий. — После того, что мы сегодня видели и слышали в «Олимпии», просто Владимир.

— И меня тоже можно просто по имени, — сказала Марина, которой я, как настоящий сэр, поцеловал руку. — То, что ты творил на сцене, было просто восхитительно. Это какая-то магия, которая очаровывает.

— Я польщен твоим вниманием и комплиментом. Пойдёмте к нам и благодарю, что согласились с нами встретиться и пообщаться в дружеской обстановке. Позвольте вам представить нашу солистку и мою невесту Светлану. А это наш волшебник по клавишным Сергей.

Вот так мы и познакомились с Высоцким и Влади. Высоцкий заказал себе из спиртного водку, а Марина шампанское. По случаю нашего успешного дебюта в Париже, я заказал нам знаменитый французский яблочный сидр, чтобы поддержать Марину и отметить всем вместе наш триумф. Я специально выбрал полусладкий и крепостью всего три градуса, чтобы сидр нам не ударил в голову и был для Солнышка приятен на вкус.

Мы выпили за знакомство, а потом я поздравил Марину с прошедшим днём рождения. Ей 10 мая исполнилось сорок лет. Говорят, эту дату не отмечают, но я так понял из последующего разговора, что Владимир, всё-таки, устроил грандиозное празднование такой круглой даты своей жены в одном из русских ресторанов Парижа. Серега, в основном, молчал, но я сразу предупредил гостей, что мой друг не очень разговорчив.

И тут я, где-то в районе ресепшн, увидел Стива, разговаривающего с девушкой. Я догадался, что ему, всё-таки, удалось кого-то найти в последний момент и вызвать девушку к нам в отель. Поэтому он и не смог перезвонить мне перед нашим уходом. Я так понял, что он давал последние инструкции и будущая соблазнительница внимательно его слушала. Вот она кивнула, получила деньги и направилась к нашему столику. А ничего так, довольно миленькая и, по-моему, в серегином вкусе.

Вот она, проходя мимо, как бы случайно, увидев нас за столиком, заулыбалась и подошла ближе.

— Извините, что прерываю вас, — сказала она, обращаясь к нам троим по-французски, — вы ведь известная группа «Demo»?

— Да, — ответил я ей, удивившись её профессиональной актерской игре, которую, если бы я не знал заранее, невозможно было бы отличить от подлинных эмоций, — это мы.

— Я ваша большая поклонница. Не могли бы вы мне подписать вашу фотографию? Я даже из-за вас стала учить русский язык и очень ждала вашего приезда в Париж.

— Хорошо, давайте фотографию. А где вы учитесь?

— Я учусь в музыкальной школе по классу фортепьяно и знаю, как исполнять почти все ваши песни на фоно.

Серега встрепенулся, потому, что последнюю фразу она произнесла на довольно приличном русском языке. Ого, а Стив действительно постарался.

— Я знаю, как вас всех зовут. Вы André, вы Sweatlane, а это Serge. Я правильно всё говорю?

Мы все впятером заулыбались и я ответил:

— А вы неплохо говорите по русски. Так как вы учитесь на клавишника, значит вам должен больше нравиться Сергей.

— Да, он мой кумир. Я тоже хочу научиться играть на фоно, как он.

Вижу, Серёге девушка понравилась и он на неё стал посматривать с особым вниманием.

— А как вас зовут, очаровательная незнакомка?

— Женевьева, сокращенно для друзей Жени́.

— «Бела волна» или другое значение вашего имени — «честная».

— Да, всё правильно. Я хотела поговорить немного с Serge о музыке. Можно я его у вас украду на пять минут?

Серега кивнул, польщенный вниманием столь интересной особы, и они перешли за другой столик, чтобы нам не мешать.

— Забавная девушка, — сказал Высоцкий. — Предлагаю выпить за русских. Мы здесь за столом все русские, вот давайте за это и выпьем.

Мы с удовольствием выпили под такой тост и стали с Солнышком есть паэлью, которая очень понравилась моей подруге. Володя ел мясо с кровью, а Марина заказала себе какой-то легкий салат. Мы говорили о современной музыке, так как она нам была всем близка не на словах, а на деле. О кино, о картинах. Я много чего за свою жизнь изучил практически во всех областях искусства, поэтому легко переходил с одной темы на другую. Солнышко в этом плане знала не очень много, поэтому чаще молчала. Меня больше всего волновало, как бы не перепутать то, что ещё не случилось, а произойдёт в будущем. Вот я раз двадцать смотрел «Место встречи изменить нельзя», а Володя только начал сниматься в этом фильме. Но я читал книгу братьев Вайнеров «Эра милосердия», поэтому активно ссылался в разговоре на неё.

Краем глаза я поглядывал на наших голубков. Они о чём-то оживленно беседовали, а потом встали и пошли к роялю, стоящему в углу внутреннего дворика, где Серёга стал показывать Жени́, как играть нашу «Короли и королевы». Ну всё, теперь я за них спокоен. Молодец, девчонка. Так естественно себя вести — это надо иметь хороший актерский талант.

Мы ещё посидели минут пятнадцать, а затем стали прощаться. Все остались довольны встречей. Счёт принесли и я его просто подписал, даже не читая, так как был постояльцем гостиницы. Его потом включат в общий счёт и принимающая нас сторона всё сразу оплатит. После этого, как только мы поднялись к себе в номер, Солнышко сразу пошла спать, а я решил проверить здешний бассейн и немного поплавать. Я прямо в плавках, тапочках и халате спустился на лифте на первый этаж и прошёл в бассейн. Он был небольшой и по случаю позднего времени никого в нем не было. Хорошо то как, я даже немного взбодрился. Завтра утром отправлюсь, обязательно, в тренажёрный зал и в бассейн. Мне понравилось здесь плавать, поэтому каждое утро и вечер я буду сюда ходить.

В номер я вернулся свежим и отдохнувшим. Солнышко сладко спала. Я решил посмотреть на ночной Париж сверху, но не из спальни, а выйти на террасу из кабинета, чтобы не разбудить подругу. Да, красота. Что утром, что ночью — Париж прекрасен. И тут я услышал два хлопка, как будто открыли одновременно две бутылки шампанского. Я такие хлопки на всю жизнь запомнил ещё в Москве. После таких хлопков в тебя летят не пробки, а пули. В этот раз никакой угрозы в отношении лично меня или Солнышка я не почувствовал, значит пришли не к нам и не за нами. Звуки выстрелов из пистолета с глушителе были слышны этажом ниже, где тоже есть террасы, только там расположены королевские люксы, которые побогаче нашего будут и побольше.

Вставал вопрос: лезть мне в очередную заварушку или нет? Получить ещё одну головомойку от Андропова с Сусловым или сделать вид, что я мирно спал и ничего не слышал? А зачем тогда мне Стив Беретту купил? Одни вопросы, но ответ на них я уже прекрасно знал. Пусть мне опять скажут, что у меня шило в одном месте и я спокойно жить не умею, но я вмешаюсь. А как спокойно спать, если ты знаешь, что у тебя этажом ниже кого-то убивают? Я ведь сразу понял, что, как сказал Винни-Пух, «это ж-ж-ж неспроста!»

Глава 4 «Винни-Пух и день забот»

Ну и где там моя Беретта? Повезло, что хлопки были слышны с другой стороны спальни, а то бы Солнышко, точно, не дала мне немного погеройствовать. И хорошо, что халат я одел в бассейн синий, а то в белом как-то шастать по отелю не очень комильфо. По балконам я лазить никогда не любил, да и, честно сказать, особо не умел. Как пели Ролан Быков и Фрунзик Мкртчян в фильме «Айболит-66»: «Нормальные герои всегда идут в обход». Вот и мы пойдём в обход. Лифтом пользоваться сейчас опасно, его могут услышать или в любой момент заблокировать. А вот спуститься по запасной лестнице — самое то.

Я уже просканировал нижний этаж и понял, что там не свадьбу с шампанским празднуют. Пятеро темных личностей что-то делали в номере под нами. Именно тёмных, так как их чёрного цвета эгрегоры были черны, как смоль. Один стоял на этаже, но где именно, я понять не мог. То есть, в сумме, их оказалось шесть. Да, что-то многовато в этот раз на одного меня. В прошлое покушение в Москве их было всего двое, а тут в три раза больше. Я про себя спел слова знакомой многим белогвардейской песни: «Поручик Голицын, а может вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля». Можно, конечно, вернуться, но потом всю жизнь корить себя, что не помог людям. Я понимал, что в королевском номере проживают очень непростые гости и у них должна быть своя охрана. Но два пистолетных хлопка говорили о том, что охраны у них уже нет.

В номере я ещё раз достал Беретту, проверил её и снарядил два магазина девятимиллимитровыми, привычными мне по моему «Макару», патронами и навинтил на ствол трубку глушителя. Он был небольшой, выстрелов на десять-пятнадцать только хватит качественно заглушить звук, но этого было вполне достаточно. Кобуру я надевать не стал, не понадобится она мне.

Я аккуратно спустился на этаж ниже и выглянул в дверь, которая открывала вход на седьмой этаж. Если меня заметят, то сразу стрелять не станут. Я в халате постояльца отеля и в тапочках на босу ногу, поэтому не вызову у преступников никакого чувства угрозы или подозрения. Ну ошибся загулявший и припозднившийся проживающий здесь гость этажом, с кем не бывает. Точно, один стоял у двери номера в форме служащего отеля с тележкой для перевозки багажа и делал вид, что ждёт постояльцев этого номера. Что ж, вполне реалистичная пантомима получается. Как есть — театральное представление без слов. Самое главное, что пистолет он не держит в руках. Естественно, если бы он держал его у всех на виду, это сразу бы свело на нет всю его маскировку. И под одежду пистолет с глушителем не спрячешь, на этом белл-бое были надеты только рубашка с жилеткой и фирменные брюки. Смешную кепочка на голове я в расчёт не беру, туда даже дамский пистолетик не поместится.

Ага, на тележке лежит сумка, наверняка его пистолет спрятан там. Больше его спрятать некуда. А этот коридорный парень крупный и с белым цветом кожи. Стрелять нельзя, хлопок выстрела сразу услышат те, кто находятся в номере и тогда моя помощь превратится в «медвежью услугу», а то и шлепнут постояльцев с перепугу и все дела. Остаётся два варианта: изображать припозднившегося постояльца или сделать то, что я сделал в Москве два раза с Иркой. Я, конечно, актёр неплохой, но у преступников, наверняка, есть какой-то особый сигнал на случай появления неожиданных гостей в коридоре. Например, стукнет этот здоровяк ногой в дверь и остальные внутри сразу насторожатся. Значит, действуем уже проверенным способом и не изображаем из себя пьяного постояльца, от которого уже даже сидром не пахнет.

Я был, конечно, очень зол на этих идиотов с пистолетами, потому, что где-то на этом этаже разместились Серега и мои английские друзья. Угроза касалась всех моих товарищей и знакомых. Да и эта серёгина француженка могла тут где-либо шастать. Вот поэтому-то я и влез в это дело. Королевский номер я на плане отеля ещё утром разглядел и то, что он находится прямо под нашим я знал. А вот где номера остальных моих друзей, я не имел ни малейшего понятия, так как к ним не заходил и даже номера не запомнил. Да и спать мне уже хотелось. Целый день, почитай, на ногах. Короткий сон в самолёте не в счёт, его дополнительный запас я уже израсходовал. Поэтому волна страха и боли вышла у меня в этот раз настолько сильной, что этот ряженый коридорный упал, как подкошенный.

Если полиция спросит, что я тут делал в двенадцать часов ночи, то скажу, что спустился к своему клавишнику, чтобы обсудить новую песню, которую придумал, плавая в бассейне. Так, аккуратно подхожу к лежащему телу. Пнув его ногой, я понял, что тот находится в глубокой отключке. Я переложил свой пистолет в левую руку и обыскал белл-боя. Под одеждой оружия у него, как я и предполагал, не оказалось. Я аккуратно открыл сумку, которая лежала на тележке. Точно, пистолет с глушителем лежал внутри. Значит, сумка имитировала багаж постояльцев и служила непосредственно для сокрытия оружия. Но то, что я обнаружил на дне сумки, меня совсем не обрадовало. Там лежали две гранаты F1. Если такая рванет здесь в номере, то и соседним достанется. Раритет, однако. Её сняли с вооружения французской армии тридцать два года назад, аж в сорок шестом. Но это говорило о том, что это не простые преступники или грабители, но кое-кто похуже и намного опаснее.

Необходимо изобразить дело так, что вот этот вот, лежащий сейчас на полу, коридорный напал на меня. А значит, необходимо взять платок из кармана халата, достать аккуратно пистолет из сумки этого террориста и вложить его в его руку так, чтобы остались на нем его пальчики. Теперь вынимаю его обратно и беру его в правую руку. Теперь у меня два пистолета имеется. Получается, я увидел у него в руках пистолет и, не испугавшись, нанёс ему удар ногой в голову, что я прекрасно умею делать и доказал это ещё в Лондоне. То есть, я вырубил его и забрал у террориста его пистолет. Так, пока всё сходится и версия выстраивается довольно правдоподобная.

Что делать дальше? Опять есть два варианта. Первый, позвонить в полицию. Правда, пока они приедут, всех жильцов этого номера, как пить дать, перебьют. Это мне абсолютно не подходит. Остается второй вариант и мне придётся проникать в номер. Но я ни разу не человек-невидимка и невидимым проскочить внутрь не смогу. Значит что? Сначала оттащим тело белл-боя в сторону, чтобы не мешал на проходе. Так, оттащил. Далее я просканировал помещение. В нем находилось девять человек. «Чёрных» осталось пять и «белых» было четыре. Правда, «белые» были не совсем белые, а серые. Я их такими видел своим внутренним зрением. Видимо, они все испытывали сильное чувство страха, которое поглощало их внутреннюю положительную энергию и окрашивало её в серый цвет.

Смотрим дальше. Группа из четырёх человек расположена компактно в гостиной комнате, вокруг них двое «чёрных». Видимо, охраняют четверых «серых» от страха заложников. Остальные трое «чёрных» расположены, я так понял, в других комнатах. Судя по их перемещениям, они что-то ищут. Или бумаги, или драгоценности и деньги. Если они ищут бумаги, то это или политика, или финансы. Если деньги и драгоценности, то это бизнес. Хотя может быть и всё вместе.

Вижу, как один из трёх «чёрных» стал приближаться к двери. Видимо, решил проверить внешнюю охрану или им для чего-то понадобился шестой участник. Значит, готовность номер один. Я отошёл в сторону, чтобы выходящий меня сразу не заметил. И когда он открыл дверь и полностью показался в коридоре, я ударил его рукояткой чужого пистолета по голове сзади, успев подхватить падающее тело. Первого я подхватить не успел, поэтому тот упал с небольшим шумом, хотя в коридоре был толстый ковёр на полу. Возможно, террористы услышали этот звук и решили, на всякий случай, проверить своего шестого.

Второго я также обезоружил, предварительно убрав свою Беретту в глубокий карман халата. Теперь она мне не нужна. У меня теперь есть два чужих пистолета с глушителями и этого вполне хватит на четверых оставшихся террористов. Так, пока оставшаяся четверка не хватилась своих подельников, надо активизировать свои действия. Дверь осталась не захлопнувшейся, поэтому моё неожиданное появление никто не услышит. В первый момент они среагировать на меня не успеют, так как примут меня за одного из своих. У меня будут максимум две секунды, а потом они начнут стрелять. В том случае, если это, конечно, профессионалы. Но лучше считать их таковыми, потому, что если я недооценю их, то ошибка мне может стоить жизни.

Я резко открыл дверь и с правого пистолета выстрелил в стоящего справа же террориста. Он как раз отвлёкся на моё появление и попытался повернуться в мою сторону. Я успел выстрелить раньше и попал ему в плечо руки, которая держала оружие, и мгновенно послал импульс жуткой боли ему в мозг. А неплохо у меня это дело стало получаться. Убивать никого я не имел ни малейшего права, так как они на меня первыми не нападали, а вот именно я в них стал стрелять первым.

Второй оказался очень хорош. Ему хватило этих нескольких долей секунды, пока я разбирался с первым. Он успел понять, что я чужой и у меня в руках оружие. И он поднял руку с пистолетом в мою сторону и нажал на курок. Я уже видел движение его указательного пальца, но первым выстрелить в него не успевал. Я успел только упасть на пол и из лежачего положения выстрелить из второго пистолета ему тоже в плечо, посылая импульс жуткой боли. Тут я, кажется, переборщил и с мозгами у него, точно, будет не все в порядке.

Ну вот, минус два. Теперь можно посмотреть на тех, кого я спасаю ценой своей жизни. За столом сидели четверо. Одна из них была горничной отеля, видимо с помощью неё террористы и проникли в номер, захватив её около двери и под дулом пистолета заставив делать то, что они скажут. Самым колоритным был мужчина лет за пятьдесят с короткой стрижкой волнистых волос, с усами с проседью и в очках. Он был плотного телосложения и в его глазах читался страх, который, при моём таком неожиданном появлении, перешел в удивление. Я поднял правый пистолет к лицу, приложил палец, который снял со спускового крючка, к губам, давая понять, что сейчас не до разговоров. Он меня понял и кивнул, указав рукой в сторону других комнат и выставив вперёд два пальца. Я его тоже понял, так как знал, что террористов осталось ещё двое. Теперь уже я кивнул ему в ответ, показывая этим, что заметил его жест и буду двигаться дальше в указанном им направлении.

Потом я посмотрел на женщину, которая ещё не отошла от шока и пока не понимала, что обстановка в гостиной кардинально изменилась. Она по возрасту была немного младше мужчины, который обнял её за плечи и стал гладить по голове, успокаивая. Четвёртым был молодой парень, тоже в очках. Он выглядел, как мой ровесник, и был похож на мужчину и женщину одновременно. Значит, это муж с женой и их сын. С этим я разобрался. На полу слева от входа лежали два мужских тела в чёрных костюмах, видимо, охранники. Именно два выстрела я и слышал, когда стоял на террасе. А парень меня узнал, обрадовался и хотел меня о чём-то спросить, но отец тихо ему что-то сказ и он мне кивнул, видимо поняв, что сейчас надо молчать.

Я собрал оружие у находящихся в отключке террористов и положил его на стол, где сидели заложники. Только при этом требовательно помотал головой, давая понять, что трогать его пока нельзя. После того, как все кивнули, я развернулся в ту сторону, в которую указал мне мужчина. Там, судя по всему, располагался его кабинет. В этом кабинете находился в этот момент пятый террорист и я это прекрасно видел своим внутренним зрением. Но я сделал вид, что внимательно наблюдаю из-за косяка двери за его передвижениями. Мне нужно было, чтобы свидетели потом подтвердили, что я всё делал медленно и аккуратно. И, при этом, старался сам не подставиться.

Самое интересное, что спасённые мною заложники абсолютно не удивились, что я шастаю в халате и с пистолетами. Наоборот, именно мой халат их и успокоил. На нем был вензель отеля и они его сразу узнали. Они поняли, что я постоялец этого отеля, как и они сами. Про горничную я вообще не говорю, она так и не пришла в себя от пережитого шока и сидела, тупо уставившись взглядом в оду точку. Это было хорошо, потому, что она молчала и не мешала мне действовать.

Все террористы были одеты в строгие тёмные деловые костюмы и внешне были похожи на бизнесменов, кроме одного, одетого в форму работника отеля. Ну правильно, не будут же они расхаживать по коридорам в камуфляжной форме с автоматами в руках, как какие-то коммандос. Их бы сразу вычислили и вызвали полицию. А так идёт себе группа мужчин с дипломатами на переговоры, все солидно одеты и у всех европейский тип лица.

С предпоследним террористом я поступил также, как и с первым. Я его вырубил волной боли и затем ударил рукояткой пистолета по затылку. Это было сделано, чтобы не вызвать подозрений. Скажу полиции, что тихо подкрался со спины и нанёс сильный удар сзади по голове. Все выглядело правдоподобно. И с последним я поступил точно также, благо меня во второй комнате никто также не видел. У всех были пистолеты, поэтому пришлось их забрать и обыскать. Гранат больше ни у кого не оказалось и слава Богу. Видимо, тому, кто стоял у двери, было приказано, в случае провала операции, прикрывать их отход и дать им возможность уйти. Но вот у последнего террориста в боковом кармане пиджака лежал Walther TPH калибра 6.35 мм. Занятная игрушка. Маленький карманный пистолет с магазином всего на шесть патронов. Умещается в ладонь и весит всего 325 граммов. Надо его забрать себе, пока никто не видит. Полиция без него обойдётся и террористам он теперь не понадобится. Анализируя поведение нападавших, это были, всё-таки, террористы, но занявшиеся, почему-то, натуральным грабежом.

Но это только мои предположения. Полиция, я надеюсь, разберётся, что тут происходило и кто это такие. Я, когда закончил, вышел в гостиную и сказал:

— Они все в полном ауте. Мне нужно перетащить их всех сюда, пока они не очнулись. Кто мне поможет?

Вызвался мужчина и его сын. Я им сказал перетащить два тела из кабинета и спальни, заверив, что они все живые и через минут сорок очнутся. А я занялся теми двумя, которых оставил снаружи, у дверей номера. Перед этим я положил ещё два пистолета, отобранных у нападавших, на стол к предыдущим двум и пошёл таскать тела первых двоих. А тяжелые оказались, заразы. Я их брал подмышки и тащил в центр гостиной, волоча ногами по полу. Когда все шестеро оказались лежащими компактно в центре, то я сказал жене хозяина номера, которая уже выглядела вполне адекватной и могла соображать, принести какую-нибудь простынь и разрезать её на ленты. Тут очнулась горничная, которая несколько секунд хлопала глазами, крутя головой из стороны в сторону, а потом стала причитать и хлюпать носом. Я на неё прикрикнул и приказал:

— Найди простынь и нарежь двенадцать широких полосок, чтобы связать этим ублюдкам руки и ноги.

Та закивала головой и побежала в спальню. В этот момент ко мне подошёл мужчина и протянул руку.

— Благодарю за спасение моей семьи, — сказал он по-французски. — Позвольте представиться, барон Эдмон Адольф де Ротшильд. А это моя жена Надин и сын Бенжамен.

— А я сэр Эндрю Кравцов, певец и музыкант, — ответил я и пожал протянутую руку.

— Я вас сразу узнал, как только вы вошли, — сказал Бенжамен, тоже пожимая мою руку. — Я был сегодня на вашем концерте. Мне ваше выступление очень понравилось.

— Рад, что смог помочь вам в трудную минуту, — сказал я и стал завязывать лежащих без движения террористов полосками простыни, которые принесла горничная. — Вы сейчас вызывайте полицию, а я пойду переоденусь и через пятнадцать минут вернусь. Неудобно будет их встречать в халате и в тапочках.

Все на это улыбнулись, глядя на мой халат.

— А вы, — я обратился к горничной, — перевяжите раны этим двоим. Месье Эдмон, вам придётся взять со стола, на всякий случай, один из пистолетов и постеречь этих бандитов, пока не приедет полиция. Мой номер прямо над вами, так что я быстро.

Я поклонился Эдмону и Надин, хотя в халате это выглядело несколько комично, но другой одежды на мне не было. Имя Эдмон у меня прочно ассоциировалось только с одним человеком — с Дантесом, главным героем романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Я даже невольно улыбнулся пришедшему в голову сравнению.

Поднявшись в свой номер, я первым делом отвинтил глушитель с Беретты и убрал всё в футляр. Пусть до завтра полежит, полиции его лучше не показывать. Потом я осмотрел своё новое приобретение. Я разобрал и собрал Walther. В магазине было шесть патронов и ещё один в стволе. Итого семь, видимо кто-то собирался отстреливаться до последнего. Я собрал его также, как он и был, семизарядным, а потом убрал его в сейф, встроенный внутрь стены шкафа в кабинете. Солнышко спала и я спокойно надел рубашку и костюм, не потревожив её. В общем, привёл себя в нормальный вид. Тапочки сменил на туфли, причесался и пошёл обратно к Ротшильдам. Да, угораздило меня спасти чету самых богатых банкиров в Европе. Но с другой стороны, полиция особо копать под меня не будет. Барон подтвердит, что я случайно к ним попал, да ещё и в халате. Так что беспокоится мне не о чем.

Стрелял я из пистолетов террористов, один из них в меня тоже выстрелил. Пулю из стены они потом выковыряют, что полностью подтвердит мои слова. Да и стрелянные гильзы с пола подберут. Всё более-менее грамотно получилось. Никого не убил, да и заложники отделались легким испугом.

Когда я опять спустился и вышел с лестницы на седьмой этаж, там уже были полицейские.

— Вы к кому? — спросил меня ажан, дежуривший у этой двери.

— К барону Ротшильду, — ответил я. — Это я спас его от террористов и иду давать показание жандармам.

— Вы месье André Kravtsov? Мы вас знаем. Проходите в номер, там месье комиссар разговаривает с бароном.

Я был препровождён в хорошо знакомый мне номер, где бродила куча фликов в штатском и в форме.

— Проходите сюда, André, — крикнул мне барон. — Вот он наш спаситель, месье комиссар. Это он обезоружил этих бандитов.

— И как вам это удалось сделать в одиночку? — спросил комиссар, внимательно посмотрев на меня.

— Три недели назад Её Величество Елизавета II наградила меня «Медалью Королевы за отвагу» за борьбу против двух террористов из ИРА, — спокойно ответил я удивившимся моим словам барону и комиссару. — Так что опыт у меня в этом деле имеется.

— Да, я что-то такое припоминаю в новостях. Всё сходится, это были вы. Тогда понятно, почему вы и здесь отличились. Там ведь вы тоже были безоружным?

— Как всегда. Но здесь мне, всё-таки, пришлось стрелять из оружия террористов в них самих. Надеюсь, те двое, кого я ранил, живы?

— Да, — ответил комиссар, что-то записывая. — Правда, один тяжелый, но трое уже очнулись. Мне придётся с вас снять показания.

А куда деваться. Нас развели с бароном по разным комнатам. Я сразу, как только вошёл, обратил внимание на то, что тел на полу к моему приходу уже не было. Кое-где были пятна крови, да и на своём халате я тоже обнаружил несколько пятен, на которые сразу и не обратил внимания. Видимо, когда связывал террористам руки и ноги, испачкался. Я этот халат бросать в корзину для грязного белья не стал, а аккуратно сложил и отнёс в гардеробную, где положил в пакет. Я понимал, что его необходимо будет отдать полицейским для экспертизы.

Меня опрашивали минут тридцать. Я им рассказал свою историю, которую лейтенант полиции аккуратно записал в протокол. Потом я сходил за пакетом с халатом и передал его полицейским. Ко мне подошла баронесса Надин и сказала:

— Я очень вам благодарна за наше спасение. Террористы грозились нас убить и требовали отдать все деньги и драгоценности. Они даже с меня все украшения сняли. Это какие-то бандиты и грабители, а не террористы.

— Но всё теперь закончилось, — ответил я и посмотрел на её мужа, который ещё разговаривал с комиссаром. — Все живы и здоровы. А Бенжамен где, я его что-то не видел?

— Мы срочно сняли ещё один номер на одну ночь в этом отеле и отправили его туда спать. Он очень устал, да и здесь бы ему не дали отдохнуть. А как вы? Вы же сами после концерта?

— Удалось немного вздремнуть в самолёте, так что пока держусь. Но спать уже очень хочется.

Но вот комиссар закончил с бароном и мне разрешили вернуться в номер. Ротшильды тепло попрощались со мной и я отправился спать. Была уже половина третьего ночи и я, только коснувшись головой подушки, провалился в сон.

Пробуждение было приятным. Солнышко меня нежно целовала, а я пытался делать вид, что сплю. Но какое там. Эта хитрюга сразу определила, что я уже не сплю.

— Вставай, — сказала мне моя первая любимая жена, — я вижу, что ты проснулся.

— Просто мне приятно, — ответил я, окончательно открыв глаза, — и хотелось продлить подольше это состояние блаженства.

— Уже половина восьмого по местному времени, а в Москве вообще уже половина девятого.

— Так, тебе сегодня уже можно в бассейн, поэтому собирайся и спускайся туда, а я пока сбегаю на зарядку. Закажи нам в номер через сорок минут кофе и круасаны. Ну и несколько сэндвичей с сыром и ветчиной. Они все по английски хорошо понимают, поэтому проблем с заказом не будет.

Я быстро умылся и побежал в тренажёрный зал. Зал был небольшой, но там была боксерская груша. Ох я и оторвался. И маваши и дзуки отработал. Соскучился, короче. А в бассейне уже плескалась довольная Солнышко. Мне опять повезло и мы были одни. Моя бесхвостая русалка особо плавать не умела, только по-собачьи. Но радости и визгу было море. Она, как оказалось, на море только один раз была. Правда, раза четыре ходила в бассейн в Москве, но плавать так и не научилась.

А потом нам принесли завтрак и мы, голодные, как акулы, его быстро умяли прямо на веранде. Затем позвонил Стив и сказал, что он читал в утренних французских газетах о моей успешной ночной битве с террористами.

— Так вроде они грабить барона пришли? — сказал я, так и не разобравшись сегодня ночью до конца, были ли это террористы или, всё-таки, грабители.

— Всё правильно, — ответил он. — Это были террористы крайне правого толка, которые пришли добыть денег у миллиардера на продолжение своей террористической деятельности. Как пишут в газетах, это были боевики из довольно-таки известной во Франции «Бригады Пайпера». Это была самая активная их шестерка, которая организовала и провела взрывы в Париже и других городах в сентябре 1977 года. Так что их целый год безуспешно ловили полицейские и не могли поймать, а поймал их ты. Мои поздравления. В Лондоне тебе двоих было мало, так ты в Париже ещё шестерых добавил. В общем так, у тебя сегодня куча дел. Тут Тедди рвётся снимать клипы с вами на фоне Парижа. Он уже договорился через час у Нотр-Дама организовать съёмки на твою песню «Belle».

— Вот так и знал, что этот неугомонный клипмейкер именно на неё первой захочет снять клип.

— Но ведь какая фактура будет в клипе. Правда, внутри самого собора снимать ему не разрешили, но на площади перед ним нам час на это дело выделили.

— Хорошо, через двадцать минут мы будем готовы.

Пока я собирался, пришлось рассказать Солнышку, чтобы она узнала именно от меня про ночную эпопею, представив её как лёгкую прогулку в гости к соседям. Но Солнышко мне не поверила и сразу поняла, что там было всё очень даже серьёзно.

— Опять ты полез всех спасать, — выговорила она мне на это. — Тебе же Андропов с Сусловым что сказали? Чтобы никуда не лез, а ты? И почему полицию не вызвал?

— Так людей спасать надо было быстро, — ответил я. — Пока бы полиция приехала, им бы конец пришёл. А мои начальники узнают, что я боролся с неонацистами, так не только ругать не будут, но и, может быть, похвалят.

Солнышко посмотрела на меня с сомнением, но ничего не сказала. Во даёт подруга. Муж, можно сказать, подвиг совершил, людей спас, а она сомневается. Дальше я стал вспоминать всё, что знаю о террористах и терроризме во Франции. Судя по названию бригады, в которой состояли эти шестеро, она названа в честь штандартенфюрера СС Йохена Пайпера, которого французские коммунисты сожгли в собственном доме летом 1976 года. Именно после этого и была создана эта бригада. Помимо этой во Франции действовала ещё одна довольно известная неофашистская организация под названием «Новый порядок». Её основателем, предположительно, являлся бывший командир эсэсовской добровольческой мотобригады «Валлония» Леон Дегрелль. Её боевые группы действовали под названием «Молодой европейский авангард». Филиалы организации были созданы в Италии и других странах. В 1975–1977 гг. в Париже было ими проведено несколько терактов: две диверсии в офисе Аэрофлота 11 февраля 1975 и 11 февраля 1976 года, и в редакции газеты «Либерасьон» 11 февраля 1975 и 11 февраля 1977 года.

И это информация только по двум неонацистским боевым группам и бригадам. Я вспомнил общую картину по ситуации с терроризмом, которая сложилась во Франции в конце семидесятых годов. И она не вызывала у меня особого оптимизма. Благодаря либеральным законам и значительному транзитному потоку, Франция оказалась ещё в начале семидесятых годов страной, в которой нашли пристанище террористы из многих стран. Чтобы обезопасить себя, французское правительство тайно договаривалось с террористами о «взаимном ненападении», но не всегда террористы придерживались этих договорённостей. Более того, международная и внутриполитическая обстановка порой заставляла французские властные структуры занять определённую позицию по тому или иному вопросу, что приводило к ответной, подчас кровавой, реакции со стороны экстремистов, и уже никакие тайные контакты и соглашения не могли обезопасить Францию от международных террористов. Японцы, палестинцы, армяне, латиноамериканцы и алжирцы совершали теракты во Франции, преимущественно в Париже.

Из числа зарубежных террористических движений наиболее активно во Франции было армянское вооружённое движение. АСАЛА («Группы имени Егиа Keшишяна») провела 51 теракт, «Коммандос правосудия за армянский геноцид» провела 9 терактов, «Организация Орли» — 5 терактов, «Новое армянское сопротивление» — 3 теракта. Ещё несколько групп отметились по одному — два раза. Была во Франции ещё одна очень экзотическая организация по названием «Национальные европейские фасции». Организована вместо распущенной правительством «Федерации национального и европейского действия» (ФАНЕ), созданной в 1966 году Марком Фредериксеном {настоящее имя Мишель Лелу, служащий банка, монархист в молодости, сражался в Алжире). Печатный орган ФАНЕ — «Нотр Эроп». ФАНЕ провозглашала идеи фашизма, антисемитизма, национал-социализма. Цель деятельности — обеспечить чистоту белой расы. Организовала с июля 1979 года по сентябрь 1980 года 159 актов, в том числе взрыв синагоги на улице Коперника, взрыв в помещении организации «Движение против расизма», покушение на антифашиста П. Каше и другие теракты. Объектами террора были, в основном, евреи и эмигранты из Турции, арабских стран.

Не стоит забывать и об Ильиче Рамиресе Санчесе (ШакалКарлос). Его обвиняют в организации вооруженного нападения в аэропорту Лод в Израиле 30 мая 1972 года, террористической операции, проведенной палестинцами в 1973 году в поезде Москва — Вена. В 1973 году Карлос организовал покушение на британского миллионера Эдварда Сиеффа, президента сети магазинов «Маркс и Спенсер» и нападение на английский офис Израильского банка. В 1974 году организовал захват посольства Франции в Голландии, взрыв в парижской аптеке и убийство уругвайского военного атташе в Париже полковника Рамона Тробаля. В 1975 году Карлос лично застрелил двух французских агентов безопасности, которые расследовали дело о взрыве в аптеке.

Значит, придётся брать с собой Беретту и скрытно её носить в кобуре. Временное разрешение у меня есть, так что «лучше быть живым параноиком, чем мертвым оптимистом». Поэтому запасную обойму я тоже с собой возьму. Патронов, как и террористов, мало не бывает. Вальтер я брать не стал, хотя он был маленький и очень удобный для срытого ношения. Пусть пока в сейфе полежит.

— Любимый, — сказала Солнышко, одевшись, — ты вчера говорил что-то про маникюр.

— Да, я помню. Я хочу, чтобы тебе здесь сделали настоящий французский маникюр или, как его коротко называют, «френч». Он будет очень красиво смотреться на твоих ногтях. Но многие его делают не так, как я хочу, чтобы тебе сделали.

— А я про такой и не слышала.

— Его придумали два года назад в Штатах. Но его делают, в основном, с помощью трафарета или без, рисуя полоску белого лака на кончике ногтя. А я хочу, чтобы тебе эту полоску сделали на внутренней части ногтя с помощью отбеливающего карандаша.

— Ух ты. Наверное, классно будет смотреться. А ты откуда об этом знаешь?

— Ты же видела, сколько у меня дома было модных журналов. Там и увидел такой, но у меня появилась идея, как его улучшить.

Когда мы вышли из лифта, нас ждала наша команда в полном составе и ещё одна дополнительная участница. Серега стоял смущенный, а рядом с ним вчерашняя наша гостья по имени Жени́. Вроде бы с ней только на одну ночь Стив договаривался. Сейчас узнаю. Мы все поздоровались друг с другом, а я отвёл Стива в сторону и тихо спросил:

— Это как понимать?

— Я сделал то, что ты просил, — ответил Стив. — Еле нашёл такую. Запросили семьсот франков за ночь. И она, заметь, очень хорошо справилась с поставленной задачей.

— Даже очень хорошо. Я хотел друга освободить от влияния одной девицы, а теперь на его голову навязалась другая. И что теперь делать?

— Так это и хорошо. Она даже на Polaroid с Сергеем голой сфотографировалась, чтобы у тебя улика против его московской девушки была. Она, якобы, себе на память совместные фотографии в неглиже сделать попросила. Вот, возьми эти пять фотографий, она мне их только что передала. Потом посмотришь.

— Ну даёт, эта Жени́. Не, даёт она, конечно, хорошо, я не сомневаюсь. За такие деньги не пойми кого не пришлют. Я в смысле того, а не переборщила ли она?

— Посмотри, твой друг очень доволен. Чего ещё надо?

— И что, нам её теперь с собой оставшиеся три дня таскать?

— Да пусть таскается. Одно место в машине для неё найдётся. У многих популярных музыкантов в каждом городе, где они выступали, свои подружки остались.

Это он что, на меня намекает? Да нет, вроде. Видимо, просто к слову сказал. А ведь точно, если считать, что Мари парижанка, значит и у меня в каждом городе, где я бываю, новая подруга появляется. А в Лондоне мне даже две удалось завести. Хорошо, что Солнышко к ситуации с Жени́ нормально отнеслась и не задавала мне лишних вопросов. По-моему, она была даже рада, что Серега забыл про свою Ирку и переключился на француженку.

— Ладно, уговорил, — подытожил я. — Ты тогда договорись с ней об оплате. А я ей работу какую-нибудь полезную, кроме постели, придумаю. Пусть делом займётся. Жени́, ты сегодня с нами?

— Да, — ответила она, и посмотрела на счастливого Серёгу, которому я помог клин клином выбить. — Если ты не против.

— Я не против. У меня к тебе дело есть. Мне нужно, чтобы ты покупала все газеты и журналы, где будут писать о нас. Ещё нужны наши афиши и постеры. Справишься?

— Конечно. Только для этого деньги потребуются.

— Сейчас сделаю. У них тут, вроде, было отделение какого-то банка. Подождите меня минутку.

Я сходил в банк и обналичил свой чек и взял чек у Сереги, который я ему в самолёте дал. Он меня вчера об этом уже вечером спрашивал. Вот теперь у него почти девяносто тысяч франков наличными есть, потому, что комиссию здесь взяли приличную. Ладно, чего жалеть, следующий раз в самом банке BNP Paribas буду менять чеки на наличку. Деньги я Сереге втихаря, в сторонке, отдал, чтобы француженка не видела. Хотя этот телок, обязательно, помчится её ублажать и половину на неё спустит. Зато будет причина Ирке ничего не покупать и послать её подальше, как в Москву вернётся. А что я переживаю, это его деньги и его девушки, пусть у него по поводу них голова и болит. Правда, когда он все деньги истратит, то припрется ко мне за второй половиной своей зарплаты. Вот тогда уже у меня голова заболит.

После этого я подошёл к Тедди и спросил:

— Тедди, а почему ты решил снимать клип именно на песню «Belle»? Я ведь ничего про неё не говорил?

— В Англии её очень любят, — ответил наш клипмейкер. — А вчера я сам увидел, как француженки её не просто любят, а обожают. Мой оператор всё это заснял, так что когда я всё это смонтирую, то это будет настоящая бомба. Ты вчера опять с террористами воевал, а я в это время голову ломал и сценарий придумывал.

— Хорошо, давай на неё делать клип. Но нам нужны ещё два актера или ты меня решил то Квазимодо, а то священником Фролло и капитаном Фебом делать поочередно?

— Тебя, конечно. Ничего сложного не будет. Sweetlane будет играть Эсмеральду. Ходить по площади, танцевать, разговаривать с переодетыми артистами из массовки. А мы тебя быстро загримируем, костюмы уже готовы. Их только под тебя на месте подогнать нужно.

Около отеля нас опять ждали журналисты. Сегодняшней темой их вопросов было ночное происшествие, героем которого я случайно оказался. Я, придерживаясь той же версии, что рассказал полиции, коротко сообщил им о событиях, особо не выпячивая свою роль. Но этих журналюг не проведёшь. Они раскопали лондонские события и сопоставили два факта, сделав вывод, что я советский Джейс Бонд. Я только посмеялся этому сравнению, но оно мне понравилось. Про концерт тоже спрашивали и я тогда подключал Солнышко к ответам. Она прекрасно отвечала на английском и все остались довольны. Поэтому я сказал, что специальную пресс-конференцию собирать нет смысла, так как мы итак хорошо общаемся.

Помимо фоторепортёров, нас снимали две переносные телекамеры. Одного телеоператора я вчера видел, значит Тедди нанял и второго. Поэтому они и будут нас везде снимать, в том числе и клипы. Мы расселись по машинам и поехали в сторону Нотр-Дама. К нам присоединилась третья машина. Это был минивэн, в котором ехали операторы. Мы двигались по набережным Сены мимо её знаменитых парижских мостов. По мосту Нотр-Дам мы попали на остров Сите, проехали по улице с тем же названием и свернули к самому Собору. Ну вот он, знаменитый Notre-Dame de Paris, мечта всех туристов и почитателей одноимённого романа Виктора Гюго.

Здесь танцевала Эсмеральда и служил горбатый звонарь Квазимодо. И именно о них была моя песня. Мы остановились недалёко от Собора, где уже стояли два трейлера с дополнительной аппаратурой и частью массовки. Значит, будем снимать на стационарные кинокамеры, а переносные будут служить в качестве дополнительных. Вот Тедди потом всю эту кучу плёнки сначала отсматривать, а потом монтировать. Но зная его фанатизм в этом деле, я не сомневаюсь, что он опять всё за одну ночь сделает.

Когда мы вышли из машин, из одного из трейлеров высыпали люди в старинных костюмах конца XV века. Часть переодетых артистов из массовки сидели по соседним кафешкам и ждали только нашего появления. Ого, а их тут много набралось. Приехали ещё два трейлера и быстро смонтировали различные старинные рыночные лавки, в которых артисты изображали торговцев той эпохи. Место перед Собором за какие-то сорок минут превратилось в настоящую старинную рыночную площадь, на которой проходили народные гуляния. Получается, что ещё вчера Тедди смог всё это организовать. Молодец, ничего не скажешь.

Приехал фургон с полицейскими, которые оцепили площадь и никого не пускали. Мэрия Парижа дала нам всего час на съёмки, да и то не бесплатно, а очень даже за большие деньги, о чем я узнал позже. Вот ведь жмоты и крохоборы. Сама английская королева нам предоставила свой Виндзорский замок бесплатно, да и внутрь пустила. А здесь всё за деньги. Ну я им это, при случае, припомню.

Нас с Солнышком быстро переодели и загримировали. Мне приделали горб и подогнали костюм, больше похожий на какую-то рванину. Местным виднее, как выглядел настоящий Квазимодо. Прозвучала команда «Мотор!» и пошла фонограмма. Солнышко ходила между торговыми рядами, что-то покупала, смеялась, а потом танцевала какие-то простенькие танцы. Вокруг неё, танцующей, собиралась толпа. А я стоял и открывал рот под звуки своей же песни. Три дубля и меня опять переодели, только теперь в сутану монаха.

В монаха особо гримировать не стали, ну и хорошо. Пока со мной возились, подошёл Стив и сказал, что приехали представители модного дома Cristian Dior и они хотят предложить нам с Солнышком контракт на рекламу их новой парфюмерной линии. Так как Мари ещё вчера в Москве меня об этом предупреждала, я был такому предложению готов.

— Как только здесь закончим, мы будем в полном их распоряжении, — ответил я. — Стив, предложи им назвать их новую линейку женских духов и мужского одеколона просто «Belle». Коротко и звучно. А мы с Солнышком, не переодеваясь, попозируем для этого.

— А это замечательная мысль, — воскликнул Стив. — Сейчас пойду к ним и предложу эту идею. Пусть привозят своих фотографов прямо сюда к нам и они уже на месте сделают фотосессию.

Ну вот, этим сразу можно убить двух зайцев. И клип снять и на модный дом Dior поработать. Осталось только решить, какова будет сумма контракта. Так, пора поющего монаха изображать. Надеюсь, товарищ Суслов не будет против такого моего антипролетарского перевоплощения.

После архидиакона Клода Фролло настал черёд капитана королевских стрелков Феба де Шатопера. Повезло Солнышку, ей весь клип переодеваться не надо. Ей даже макияж не подновляют, итак отлично выглядит в этом домотканном наряде. Кого-то она мне в нем напоминает. О, вылитая Марианна, символ Французской республики получилась. То-то я смотрю, что многие на Солнышко пальцем показывают и между собой обсуждают.

В этой части клипа я встречаю Эсмеральду и мы влюбляемся друг в друга. Ну, это нам особо изображать и не надо. Вот только на меня дополнительно надели шлем и кирасу, что несколько утяжелило мой наряд. Но он мне напоминает мой рыцарский, который тоже тяжелый. Я пою и иду к танцующей Эсмеральде. Наши глаза встречаются и между нами вспыхивает любовь. Камеры всё это снимают крупным планом. Это правильно, влюбленные глаза героев зритель должен видеть во весь экран. После этого я подхожу к Эсмеральде и, взяв её руки в свои, допеваю куплет. Всё, в час мы уложились.

Завершающий четвёртый куплет, где я пою в трёх лицах, я предложил Тедди сделать по-хитрому. Он просто разделит экран на три части и смонтирует меня поющего одновременно в трёх экземплярах. Я специально последний куплет пел дополнительно в образе каждого героя и Тедди это снимал. Не сам Тедди, конечно, но кинооператоры под его руководством. Так что и в этом клипе есть реализация моей небольшой задумки. Тедди ходил довольный, никогда так быстро он не снимал так много материала. Его уже сейчас хватит на полноценный фильм, а мы здесь ещё будем до конца четверга.

Народ за ограждением нам аплодировал каждый раз, как мы заканчивали снимать очередной куплет-эпизод. Я перед тем, как идти переодеваться в очередную одежду, выходил поближе к ним и они меня с большим удовольствием фотографировали. Я думаю, что каждый француз прекрасно понимал, что именно снимается сейчас и про кого.

Когда мы возвращались с Солнышком к импровизированной раздевалке, нас перехватил Стив и представил нам двоих хорошо одетых мужчину и женщину, которые и являлись уполномоченными от Dior вести с нами переговоры. Они сразу сказали, что моя идея с названием их новой парфюмерной серии им очень понравилась и костюмированная идея тоже. По моему совету они вызвали сюда своих фотографов с оборудованием и они готовы нас снимать прямо сейчас, чтобы наши образы были аутентичны образам героев из клипа. А что, сначала на экранах появится клип на песню «Belle», который все зрители запомнят и, надеюсь, полюбят. А потом в модных журналах появятся наши фотографии в образе его героев с парфюмом «Belle» в руках. После чего успех продаж новых духов и мужского одеколона Dior гарантированно обеспечен. То-то эти двое так уцепились за моё предложение.

— Я не против ещё немного поработать, — сказал я и посмотрел на Солнышко, которая согласно кивнула, так как представители Dior говорили по-английски и она всё поняла. — Sweetlane тоже согласна. Осталось два вопроса: сколько вы готовы заплатить за это и где мы будем это делать, так как наше съемочное время уже закончилось?

— Со временем мы только что решили вопрос с мэрией и она нам выделила ещё один час, так как мы, посмотрев ваш будущий клип, решили воспользоваться и вашими декорациями, и массовкой. Мы за это готовы отдельно заплатить.

— Это вопрос к Тедди, он у нас клипмейкер, режиссёр и организатор всего, что вы здесь видели.

— Хорошо. Мы с Тедди будем сейчас договариваться отдельно, как только решим с вами. Мы готовы вам предложить два миллиона франков за ваше участие в рекламе нашей продукции.

— Добавьте ещё двести пятьдесят тысяч франков и мы готовы прямо сейчас начать работать.

— Хорошо. Мы согласны. Контракт у нас с собой. Кто будет его читать и проверять?

— Наш представитель Стив, с которым вы до этого вели переговоры. Как будет происходить оплата?

— Мы привезли с собой французские национальные казначейские обязательства, каждое по миллиону франков и готовы дополнительно выписать чек на двести пятьдесят тысяч.

— Меня это устраивает. Мне бы хотелось их получить после подписания контракта.

— Без проблем. Контракт мы составляем на вас двоих и подписывать вы будете оба. Вы, André, будете представлять мужскую линию, а Sweetlane женскую.

Мы переглянулись с Солнышком и вместе кивнули. Так как мы были ещё в костюмах, то сразу приступили к фотосессии. И опять Солнышку повезло с переодеванием. Мне же предстояло это всё проделать в обратном порядке. И мы опять ещё час бродили по пощади, останавливаясь то у торговых лавок, то позируя на фоне Собора. Я даже изображал из себя поющего. У меня создалось такое впечатление, что они наши фотографии используют и на рекламу одежды, и косметику Dior. Всё будет серии «Belle», но это уже их дело, как распорядиться нашими лицами и образами. Мы теперь стали лицом фирмы Dior, поэтому во Франции мы будем обязаны носить на официальных встречах только их одежду, которую они нам продадут со скидкой в сорок процентов. Это тоже будет указано в договоре. Очень даже неплохо получить такой скидочный бонус. Вот теперь интересно, что от нас нужно будет торговому дому Шанель? Идя с «Belle» ушла к Dior, хотя у нас остались ещё четыре замечательные песни.

Мы честно отработали ещё час. Вместе с нами работала и массовка. Тедди сам договаривался по поводу этого, это уже не мои дела. После того, как всё закончилось, мы подписали с Солнышком контракт и получили три бумажки в качестве оплаты. Затем мы переоделись и вернулись в отель, где сразу залезли кто в ванну, а кто в душ. Надо было смыть грим, пот и пыль, которые мы стойко терпели эти два часа. В ресторан мы спускаться не стали, так как было лень, а заказали всё опять в номер и поедали доставленный обед, сидя на террасе. Я в этот раз также заказал себе устриц плюс порцию мидий в грибном соусе, не считая еще и лангустов. Так что к вечеру я буду очень опасен в плане секса для любой молодой и красивой особи женского пола.

Так, кстати, как там поживает Жани? Надо позвонить Серёге и спросить, чем они там занимались, пока мы работали. А то они быстренько от нас свинтили куда-то, когда начались съёмки клипа и мы их потом больше не видели. Вот ведь профессионалка нашлась на нашу голову. Её на одну ночь вызвали, а она теперь на всё время наших гастролей осталась. Я теперь номер серегиного гостиничного номера знаю, по внутреннему трёхзначному коду я ему и наберу. Странно, никто не отвечает. Странного, правда, ничего нет. Что им днём делать в отеле? Понятно, что можно и в кровати покувыркаться, но, видимо, нашли более интересное для себя занятие. Ладно, ближе к началу концерта должны обязательно вернуться.

Продолжаем обмозговывать женскую тему. У меня где-то в кармане пиджака или куртки должна лежать визитка от дочери французского президента. Но из номера звонить нельзя, поэтому я принял решение позвонить Стиву и зайти к нему, чтобы уже от него позвонить Жасинте.

— Солнышко, — обратился я к своей подруге. — Я пойду к Стиву минут на двадцать, надо обговорить некоторые скучные финансовые вопросы.

— Конечно, иди, — ответила моя русалка. — Я тут пока поваляюсь и телевизор посмотрю. Там нас должны показывать в новостях. Да и твои геройские подвиги тоже будут обсуждать. Я, правда, мало что смогу понять, но может что интересное и уловлю.

Я спустился знакомой дорогой на седьмой этаж и прошёл дальше по коридору, где были сосредоточены однокомнатные номера, в которых проживали четверо, нет, теперь уже пятеро наших. Француженку следует временно тоже считать нашей, но только до конца четверга. Так как я позвонил и предупредил Стива, то он мне сразу открыл, как только я постучал в дверь.

— Ты, наверное, хотел поговорить по поводу твоих денег? — спросил меня Стив, пропуская меня в свой номер.

— И об этом тоже, — сказал я, разглядывая обстановку. — А у тебя тут очень даже неплохо для одного проживающего.

— Да, номер хороший, ничего сказать не могу.

— Можно я позвоню с твоего телефона? Я просто не хочу, чтобы Sweet слышала, о чем я буду говорить. Хоть она французский практически не знает, но по интонации может догадаться, что я с девушкой активно любезничаю.

— И кто эта девушка, если не секрет?

— Смотри, мне вчера визитку передали среди прочих других.

— Ого, сама дочь президента. Тогда правильно, лучше никому об этом не знать. Я тоже пойду в ресторан, кофейку попью. Ты тогда сам потом за собой дверь на ключ закрой и спускайся вниз, там и обсудим финансовые вопросы.

Он вышел, а я стал нажимать клавиши кнопочного телефона. Если Жасинты не окажется на месте, то сразу пойду вслед за Стивом. Трубку подняла незнакомая женщина, явно не супруга президента, и спросила, после того, как я с ней поздоровался:

— Кто вам нужен?

— Пригласите, пожалуйста, к телефону мадмуазель Жасинту.

— Как вас представить?

— André Kravtsov из группы «Demo».

Прошло секунд десять и молодой женский голос радостно спросил:

— André, это ты?

— Я, собственной персоной, — ответил я, довольный, что она не забыла меня. — Ты же мне свою визитку передала, вот я и звоню.

— Хорошо, что ты позвонил. Я уж и не надеялась. Знаю, что у тебя концерты каждый день, поэтому ты очень занят.

— И съёмки в клипах и в рекламе Cristian Dior. Все утро только этим и занимался.

— Вот у тебя жизнь интересная. А я тут под круглосуточной охраной каждый день кукую. Никакой личной жизни.

— Так ты же в университете учишься?

— Там да, можно оторваться немного. Но домой то я туда и обратно езжу под охраной.

— Это жесть. Я бы так не выдержал. А как же ты встречаешься с друзьями?

— Иногда удаётся убегать. Меня горничная прикрывает, та, которая сейчас по телефону с тобой разговаривала.

— А я хотел тебя куда-нибудь пригласить, а у тебя такие сложности.

— Правда?

— Да. У меня есть полтора часа, а потом опять надо будет делами заниматься. Если не сможешь, то я тогда пойду в бассейн.

— Значит, я сбегу прямо сейчас.

— А проблем у тебя из-за этого не будет?

— На полтора часа меня прикроют. А где мы встретимся?

— В особо людном месте лучше нам не встречаться. Если тебя со мной заметят, твой отец будет очень недоволен.

— Это точно. В таком случае можно совместить бассейн и нашу встречу.

— Это как?

— Мы можем встретиться у мой подруги. У неё есть дом с бассейном, вот и поплаваем там.

— А она нас пустит?

— Она с родителями сейчас в Италии, а ключи мне оставила.

— Тогда подойдёт. Далеко добираться?

— Ты же в «Георге V» остановился?

— Да. А откуда ты знаешь?

— Я сегодня утренние газеты читала. Там о твоих подвигах в этом отеле написано подробно. От тебя до особняка моей подруги десять минут ехать.

— Точно, я про газеты совсем забыл совсем. Тогда диктуй адрес.

Я записал название улицы и номер дома на листочек, а потом решил позвонить в Москву Маше. Она должна была уже вернуться из школы, так как там время было на час позже. Я сегодня вспомнил, почему, даже решив вопрос с Лиз в качестве помощницы для Солнышка, я так хотел позвонить Маше. Сегодня у неё должны были прийти или не прийти месячные. Если пришли, то я не стану отцом той двойни, которая мне недавно приснилась. Если не пришли, то ещё подождём, а по приезде в Москву буду уже определяться, что делать со своим неожиданным отцовством.

Маша была дома и безумно обрадовалась моему звонку.

— Как ты там в Москве? — спросил я у своей школьницы-любовницы.

— Всё хорошо, — ответила счастливая Маша. — Уже по тебе жутко соскучилась и жду не дождусь пятницы.

— Ты мне лучше скажи, что там у тебя с критическими днями. А то я весь извёлся.

— Пришли, можешь не волноваться.

— Это просто замечательно, как гора с плеч свалилась. А у нас тут всё хорошо.

— Я знаю, как у вас там хорошо. У нас тут по радио сообщили о вашем вчерашнем успешном концерте, на котором присутствовал сам французский президент, и о твоих ночных подвигах. Обещали в вечерних новостях дополнительно показать и рассказать, как ты там один геройствовал.

— Вот же гады. Наверное, наши посольские все сообщили утром в Москву. Значит, мне моё начальство точно голову оторвет.

— Да нет, передали, что ты с неонацистами схлестнулся. Хвалили тебя за смелость и решительность. Так что всё нормально будет. Ну а вообще как?

— Здорово. Мы вчера с Высоцким и Мариной Влади вместе в ресторане после концерта ужинали.

— Вот это да!

— Я тебе ещё чего звоню. Сделай сегодня срочно фотографии на заграничный паспорт и позвони Ситникову в ВААП, я тебе сейчас номер продиктую. Я ему позвоню и он тебя будет завтра ждать. Вероятно, в Англию с нами полетишь. Правда, не с нами, а с Вольфсоном. Мы из Штатов сразу в Лондон прилетим. Но мы вас там встретим.

— Ура! Как же я тебя люблю! Я теперь всю ночь от такой замечательной новости спать не буду.

— Это ещё не стопроцентно решено. Но в сентябре, в любом случае, поедешь.

— Главное, что поеду. Спасибо тебе, большое-пребольшое.

— Всё, я побежал, а то на встречу опоздаю.

Мы поцеловались в трубку и я спустился в ресторан к Стиву.

— Я на час отъеду, — сказал я ему. — Если Sweet будет спрашивать, то скажи, что по делам уехал.

— Хорошо, — ответил Стив. — Передам, если спросит.

— А мы с тобой позже переговорим. Ты мне только скажи, сколько у меня там на счету накопилось?

— Я специально сегодня звонил в Лондон и наш нотариус, твой поверенный в делах фирмы, сообщил, что там сейчас девятьсот пятьдесят тысяч фунтов накопилось. Сегодня поступили полмиллиона долларов, поэтому так много там и оказалось.

— Спасибо, я побежал. Сегодня обязательно на эту тему пообщаемся.

Я знал, что около отеля дежурит машина с нашей охраной, поэтому надо узнать у портье про дополнительный выход и про ближайшую стоянку такси. Он мне объяснил, как найти запасный выход и я быстро покинул отель, оставшись незамеченным. Вот так, чтобы встретиться с Жасинтой, и мне, и ей приходится сбегать от охраны и просить людей прикрыть нас от наших же близких людей.

Вторая стоянка такси оказалась в минуте ходьбы от гостиницы, где стояли несколько свободных машин и я сел в самую первую из них. По дороге я вспомнил сумму, которую мне назвал Стив. Значит, французы ещё вчера утром перевели мне деньги и я теперь почти миллионер. Те два миллиона с хвостиком за контракт с Dior я скрыть не смогу, о них наши точно узнают. Вот ими я и оплачу покупку и поставку типографии для нашего Центра.

То, что сообщила мне Маша по телефону, меня немного огорчило. Не, не то, что она не залетела. Это, как раз, было очень даже хорошо. А то, что наши уже знают о моих геройствах. Я прекрасно понимал, что это не скроешь и рано или поздно они бы, всё равно, узнали о них. Но лучше, конечно, было бы попозже. Вот нет, чтобы эти посольские сначала ко мне пришли и договорились, как и когда это подать наверх. Я же, всё-таки, член ЦК и они должны знать, что я теперь с Громыко на короткой ноге. Но я думаю, что это не они. Там наверняка и люди Андропова постарались, так что всё это закономерно. Хорошо то, что хвалят меня наши. Значит, довольны, как я и предполагал. С нацистами или их новыми приспешниками у них разговор короткий. Небось сейчас голову ломают, чем меня наградить. Чует моя пятая точка, что и французы этим вопросом озаботились.

Ладно, это потом, а сейчас дочка французского президента меня ждёт. Судя по её восторженной интонации, с которой она разговаривала по телефону, и месте нашей встречи, это она меня будет соблазнять, а не я её. Так это даже и лучше. Главное, что я плавки взять не забыл. Но не удивлюсь, если она мне и без них предложит поплавать в бассейне. А я и не собираюсь от такого удовольствия отказываться. Я и еду получать это удовольствие и как можно больше.

Copyright © Андрей Храмцов


ПРОДОЛЖЕНИЕ В ПЯТНИЦУ

Глава 5 Mardi (Вторник) — от лат. «Martis dies» (день Марса)

Я подъехал к указанному дому даже не через десять, а через восемь минут. Ого, вот это особняк. Миллиона два долларов стоит, если не больше. И он к тому же почти в центре Парижа расположен. Даже сад виден за забором. Хороша подруга у Жасинты. Я пока по своим финансам могу позволить себе только половину такой красоты. А чего тут удивляться, это же друзья дочки президента Франции. Вокруг неё только такие и собираются. Элита страны вокруг президента, а дети элиты — вокруг дочери.

Я расплатился с водителем и вышел из машины. Таксист меня не узнал, так как я специально надел бейсболку и большие очки, как у Рода Стюарта. Стучать в дверь пришлось медным кольцом, звуки удара которого гулким эхом разносились по зданию. Странно, никто не открывает. А, ну да. Хозяева сейчас в Италии и прислуги тоже нет. Но вот дверь, наконец, открылась и я увидел на пороге Жасинту. А вблизи она ещё симпатичнее, чем я запомнил её на концерте. Её стрижка каре «à la Mireille Mathieu» ей очень шла. Но как пел мой новый друг Владимир Высоцкий: «Я вышел ростом и лицом, спасибо матери с отцом». Так что вперёд и с песней. Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять. А я ведь с недавних пор тоже большевик, так как являюсь членом коммунистической партии Советского Союза.

— Привет, — сказала первой Жасинта, смутившись невольно возникшей паузы. — Проходи.

— Привет, — поздоровался в ответ я, входя в дверь, — прекрасно выглядишь.

— Спасибо.

— Хороший домик у твоей подруги.

— Да, у неё папа банкир. Даже у нас такого нет, вот я и пользуюсь им по случаю.

Да, это тебе не дача Брежнева. Этому дому лет двести. Везде старинные гобелены на стенах, картины и статуи. Прямо как в музее. Это, конечно, не Букингемский дворец, но что-то похожее есть.

— Я рада, что ты приехал, — сказала девушка и проводила меня через анфиладу комнат во внутренний двор, где был бассейн. — В доме никого нет, даже слуг. Они утром приходят, убирают и уходят. Так что можно плавать сколько угодно, никто мешать не будет.

— Что ж, тогда раздеваемся и ныряем.

Я, чтобы не тратить время на переодевания, сразу надел перед выездом плавки. Поэтому скинув брюки и рубашку, я разбежался и нырнул в бассейн. Ух, вот это класс. Я, проплыв метров пять под водой, вынырнул и обернулся на девушку. Она стояла и улыбалась, глядя на то, как я отфыркиваюсь от воды, а потом сняла платья. А фигурка у неё даже лучше, чем я мог себе предположить. Ну а купальник был вообще нечто, если это можно было назвать купальником. Три треугольничка на тонких верёвочках, которые прикрывали самое сокровенное. Хотя грудь у неё была и второго размера, но на фоне стройной фигуры смотрелась даже больше. Она увидела, куда я смотрю и засмеялась. А потом разбежалась, как и я, и нырнула в бассейн.

Вынырнув, она подплыла ко мне и, убирая с лица мокрые волосы, спросила:

— Как тебе здесь?

— Отлично, — ответил я, хотя сам бассейн был метров восемь в длину и для плавания особо не был приспособлен, но я же сюда не только за этим ехал. — Я смотрю, тут и шезлонги есть. Можно полежать, когда плавать надоест.

— Давай прямо сейчас полежим пять минут, а потом опять нырнём.

Я согласился, рывком выбравшись на бортик из бассейна, и сразу поправил спереди плавки. Они при выходе из воды всегда слишком рельефно облепляют то, что должны тщательно скрывать. А вот Жасинта этого не сделала и моему взору предстала очень соблазнительная картина. Купальник облепил все её выпуклости и впадинку между ног, и это выглядело ещё сексуальнее и возбуждающе, как если бы его вообще на ней не было. Стал отчетливо виден маленький треугольник волос, одна из двух моих любимых женских интимных стрижек. Видимо, она знала о таких свойствах своего купальника и внимательно посмотрела на меня, чтобы уловить мою реакцию.

— Нравится то, что ты увидел? — спросила девушка и в её глазах заплясали знакомые бесенята.

— Очень, — сказал я и улыбнулся, понимая, что наша с ней игра вошла в эндшпиль. — Даже немного голова закружилась от того, что я увидел. Потому, что это манящее и возбуждающее совершенство достойно восхищения.

— Я специально его надела, чтобы завести тебя. Ведь тебе, наверняка, захотелось чего-то то большего?

— Конечно. Я же не железный, чтобы не реагировать на такую красоту.

Она подошла ближе и прижалась ко мне.

— Ты вся дрожишь, — сказал я, схватив с шезлонга большое белое полотенце, которое было там положено заранее, и укутал девушку в него. — Ты же так замёрзнешь.

— Это я не от холода, а от предвкушения того, что произойдёт дальше.

И после этих слов она поцеловала меня. Я ответил ей страстным французским поцелуем, глубоко проникнув своим языком в её рот и водя им по нёбу, а потом стал целовать её шею, грудь и опустился на корточки, чтобы поцеловать низ живота. Маленький кусочек полупрозрачной тряпочки легко соскользнул с её лобка и я поцеловал прямо в самую эрогенную точку её тела. Она застонала и стала гладить мои волосы правой рукой, перебирая их. Из её груди вырвался сладострастный вздох наслаждения. Видимо, именно об этом она мечтала со вчерашнего вечера и я угадал её тайное желание. Куннилингус — наше всё. Я знал, что женщины очень любят такие ласки и уверенно заработал языком.

Я вспомнил одно веселое утверждение, что куннилингус придумали язычники. Видимо, они знали толк в этом деле, раз их так прозвали. Девушка стоять на ногах уже не могла и я аккуратно положил её на шезлонг, не прекращая ласкать, теперь уже губами, гениталии Жасинты. Как бы сказала в данной ситуации китайская императрица У Цзетянь династии Тан, я продолжал «облизывание тычинок лотоса». Раскрывшийся лотос, как и сама его хозяйка, стонали от удовольствия, результатом чего явился громкий вскрик, возвестивший, что девушка достигла наивысшей точки наслаждения. Вот так, в товарищеском матче по сексболу межу сборной Франции и СССР, сборная Советского Союза сразу на первых минутах первого тайма повела в счете 1:0.

— А как ты догадался, что я об этом всю ночь мечтала? — спросила Жасинта, когда немного отдышалась.

— Я умею угадывать желания, — сказал я и поцеловал её в губы. — И сейчас я знаю, что ты мечтаешь продолжить наши с тобой занятия любовью в спальне.

А тут и угадывать нечего, потому, что на лежаке не очень удобно этим заниматься по-настоящему. Поэтому она встала, взяла меня за руку и отвела в спальню, где мы продолжили наши игры. Жасинта была уже более-менее опытной в сексе и очень легко возбудимой, поэтому итоговый счёт матча был 6:4. Я четыре раза отличился, два раза даже забив «не туда». Ей очень понравился такой способ, хотя она до меня, как она потом мне рассказала, его никогда не пробовала. Она о нем знала, но пока не решалась со своими молодыми людьми этим заниматься. А тут сразу согласилась и попросила ещё раз исполнить его на бис. Во как, я даже нашу концертную терминологию в секс перенёс.

— Ты так вчера свою «Belle» спел, что я готова была со всеми женщинами вместе броситься на сцену, — сказала мне Жасинта, когда она лежала без сил от такого количества испытанных ею оргазмов. — Меня охватило всепоглощающее чувство любви к тебе. А сейчас с тобой я просто не могла остановиться. Я даже не слышала, чтобы кто-то из моих подружек смог кончить шесть раз подряд. Я сама себе удивляюсь. А у тебя, вообще, четыре раза это сделать получилось. Кому сказать — не поверят.

— А ты и не говори никому, — ответил я, любуясь тем, с каким счастливым удивлением и восторгом она мне рассказывала о наших с ней любовных рекордах. — А то завидовать будут.

— Пусть завидуют. Я этого почти неделю ждала. Ведь это я уговорила папу пригласить тебя на гастроли к нам. Ты мне сразу понравился, когда я тебя ещё в твоих английских клипах увидела. А потом я услышала по радио твою «Belle» и вообще потеряла голову. Я бы одна папу не уговорила. Для этого я принесла маме послушать твои песни и они ей тоже понравились. И тогда мы вместе пошли и уговорили отца.

— Вот у вас тут какие страсти из-за меня кипели, а я и не знал. Значит, это именно тебе я обязан своим неожиданным попаданием в Париж.

— Я же любимая дочь у папочки, поэтому он ради меня и моей мамы всё сделает.

И я вспомнил понравившееся мне когда-то стихотворение молодого поэта Андрея Цыбина «Дочь президента»:


Её руки порочны, а ноги длинны

Она — секс-символ этой страны,

Она — дочь, дочь президента.

Многих партнёров сводит с ума,

Её особняк — на вершине холма,

Она — дочь, дочь президента.


Да, Жасинта, действительно, очень сексуальна и, на самом деле, она дочь президента Франции. И есть в ней уже некая порочность, которая так меня и привлекла. Она положила свою очаровательную головку мне на грудь и медленно водила пальчиком левой руки у меня по животу. Было немного щекотно, но приятно.

— Ты ещё сможешь вырваться ко мне? — спросила она меня с надеждой в голосе, подняв ко мне своё лицо и внимательно вглядываясь мне в глаза.

— Постараюсь, — ответил я, ни капли ей не соврав, так как я, действительно, хотел ещё раз встретиться с ней. — У меня очень плотный график и времени всего два дня осталось, не считая сегодняшнего. У нас опять сегодня вечером концерт, только уже в «Pavillon de Paris». А там десять тысяч народу будет.

— Меня одну туда не отпустят. А я так хочу ещё раз услышать вживую, как ты поёшь свою «Belle».

— Когда мы следующий раз с тобой увидимся, я возьму с собой минусовку этой песни и спою её только для тебя.

— Правда? Я буду очень ждать этого. Ой, уже больше часа прошло. Меня могут хватиться дома.

— Тогда одеваемся и возвращаемся кто домой, а кто в гостиницу.

— Я теперь самая счастливая женщина на свете, потому, что сегодня моя мечта сбылась.

Мы быстро собрались и Жасинта вызвала сразу два такси, так как нам надо было ехать в разные стороны. Перед выходом мы нежно поцеловались, пообещав друг другу помнить всегда сегодняшнюю нашу встречу, и направились каждый к своему авто. Обратно я доехал ещё быстрее, чем ехал сюда. Таксист мне попался настоящий гонщик. Видимо, про таких лихих французских водил через двадцать лет снимут фильм «Такси» с Саидом «Сами́» Насери́ в главной роли.

Солнышко меня не потеряла и даже не волновалась из-за моего отсутствия, так как с увлечением смотрела по телевизору диснеевские мультфильмы. Вот они, взрослые женщины. Очень хотят рожать детей, а сами ещё как дети.

— Тут нам приглашение принесли, — сказала мне Солнышко, не отрываясь от экрана. — Оно от тех людей, которых ты спас. Там написано, что это барон и баронесса Ротшильд. Они нас ждут через сорок минут в ресторане внизу на обед. Приглашение написано на французском и английском языках. Мы пойдём или как?

— Конечно, пойдём, — ответил я, целуя её в щеку. — Сейчас сполоснуть и пойдем.

Я быстро принял душ и переоделся. Солнышко тоже привела себя в порядок.

— Слушай, — сказал я, — пошли маникюр тебе сделаем.

— И я тоже только что об этом тебя хотела попросить, — ответила, развесилившаяся таким совпадением, подруга. — Ты прямо мысли мои читаешь.

— Это ещё твоя мама месяц назад заметила.

Мы спустились вниз в салон, где Солнышко делала вчера себе причёску. Там нас встретили улыбками и спросили, чтобы мы на этот раз хотели. Я им объяснил, что моей девушке нужно сделать французский маникюр, но не совсем обычный.

— Для этого мне нужен отбеливающийся карандаш, — сказал я и его сразу принесли. — А теперь вы на внутреннюю поверхность ногтя нанесите белый слой карандаша, а потом покройте весь ноготь прозрачным лаком.

Тут работали профессионалы, которые схватывали всё налету. Два мастера одновременно работали с правой и левой рукой Солнышка и это заняло у них меньше пятнадцати минут. Выглядели ногти после этого просто потрясающе.

— Спасибо, месье André, — сказали обе девушки. — Вы показали нам очень оригинальный френч. За это мы вам бесплатно дарим эту услугу.

— И вам спасибо за подарок, — ответил я, глядя на довольную и улыбающуюся Солнышко. — Мы к вам послезавтра зайдём и я вам ещё покажу и расскажу о некоторых других видах френча.

После маникюра и легкой укладки мы заглянули в бутик Dior, где я воспользовался нашей сорокапроцентной скидкой и купил Солнышку два великолепных платья, туфли и сумочки под них. А затем я решил шикануть и купить своей невесте два колье с бриллиантами. В одном были дополнительно вставлены изумруды под цвет зеленого платья, а в другом сапфиры в тон её синего. В одном из комплектов, в синем, моя невеста решила остаться и я попросил остальные вещи отнести к нам в номер.

— Ты потратил кучу денег на покупки для меня, — сказала мне Солнышко, когда увидела, каким количеством банкнот я расплатился за всё. — Я могла бы и без них обойтись.

— Считай это моим свадебным подарком тебе, — ответил я и удостоился за это благодарственного поцелуя и восхищенного взгляда любимой.

Солнышко опять сияла как…солнышко. Получается, что даже ярче, чем настоящее. А я чувствовал, что тем самым полностью загладил внутренне чувство вины перед ней за мои любовные игры с дочкой президента. Мир и покой в моей душе были целиком восстановлены. То, что на это всё удовольствие ушёл один чек почти в девяносто тысяч французских франков или двадцать тысяч долларов, я особого внимания не обратил. Я теперь без двух минут миллионер, поэтому могу себе позволить иногда такие покупки. И это я сделал ещё и для того, чтобы Солнышко выглядела шикарно перед пригласившими нас на обед миллиардерами. Но я себе тоже присмотрел пару костюмов и рубашек. Я их потом куплю, так как подарок невесте должен быть сам по себе, а мои покупки пойдут отдельно.

После этого мы, оба счастливые, направились в сторону ресторана. Там нас за столиком поджидала супружеская пара Ротшильдов, крупнейших банкиров Европы. Барон Эдмон и баронесса Надин встали, чтобы поздороваться с нами и познакомиться с Солнышком. Баронесса сразу обратила внимание на наряд моей невесты и оценила его.

— Как ваше самочувствие? — спросил я их, присаживаясь к столу. — Вам сегодня ночью очень много пришлось пережить.

— Да, — ответил Эдмон, — сначала смерть наших охранников, потом угрозы нас убить. И ведь они собирались потом, действительно, нас убить, когда забрали бы деньги и драгоценности. Они пытались найти сейфы, а потом их вскрыть. Ты, André, появился очень вовремя.

— Как услышал два тихих выстрела, — сказал я, разглядывая меню, — так сразу начал действовать. А знаете, чего я тогда боялся больше всего?

— Ну не смерти, конечно, — ответила Надин, улыбнувшись.

— Точно. О смерти не думал вообще. Я боялся только ненароком разбудить свою невесту.

Все рассмеялись, а Солнышко толкнула меня ногой под столом. Но судя по её довольному виду, ей понравилось, что даже в такой момент я заботился о ней.

— Вы уже конечно, знаете, — продолжил Эдмон, — что взявшие нас в заложники были неонацистами, которые ненавидят евреев и которым нужны были деньги. После их допросов в полиции они признались, что в живых они нас оставлять не планировали. Как, André, я могу тебя отблагодарить за твою помощь?

— Так вы меня уже поблагодарили за это? — ответил я, несколько удивившись.

— Я говорю о материальном вознаграждении. Ведь ты рисковал ради нас своей жизнью.

— Мне достаточно вашей дружбы, а больше нам с невестой и не надо.

— Тогда я сам решу этот вопрос. Моя жизнь для меня стоит очень дорого, но чек в один миллион франков, я надеюсь, будет достойной наградой за то, что ты нас спас. И не вздумай отказываться, а то мы с женой обидимся на тебя.

— Хорошо. Если вы считаете, что так вам будет комфортнее, то я согласен.

Мы разговаривали по-английски, чтобы Солнышко всё понимала и принимала участие в нашем разговоре. Эдмон передал мне чек в конверте и я его принял, не забыв поблагодарить его при этом. Получается, что я всего за одну ночь стал богаче на двести двадцать две тысячи долларов и стал обладателем миллионного состояния плюс ещё почти двести тысяч сверху.

А потом принесли заказанные нами блюда. В процессе обеда мы разговаривали о музыке и о делах. И я решил спросить Эдмона про типографию и рассказал, что я хочу сделать с ней.

— Это не проблема, — ответил тот. — Одна из моих фирм специализируется на поставках типографского оборудования и установки его под ключ. Если на вскидку, тебе это обойдётся тысяч в четыреста долларов. Мы даже сделаем тебе скидку за то, что с помощью тебя сможем, наконец, выйти на советский рынок. Мы давно обсуждали этот вопрос, а случай подвернулся только сейчас в твоём лице.

— Спасибо, что всё решилось так быстро, — ответил я, довольный, потому, что мне очень не хотелось подключать наших сотрудников из парижского торговогопредставительства к этой теме. — Я готов подписать контракт хоть завтра.

— Отлично. Вот это деловой подход. Ты сам будешь заниматься контрактом?

— Нет, на это у меня есть Стив, мой английский компаньон. Вы могли его видеть со мной.

— Да, я понял о ком ты говоришь. Тогда сегодня вечером ему передадут всю документацию и типовой проект контракта.

— Ещё раз благодарю.

Нашим дамам было скучно слушать наши неинтересные разговоры и они болтали о чём-то, по их мнению, более важном. Когда мы перешли к десерту, к нам подвели строго одетого мужчину, который представился сотрудником администрации президента Франции. Мне это что-то то очень знакомое напомнило. Точно, в Лондоне к нам в гостиницу тоже приезжал специальный посыльный от Её Величества и привозил приглашение в Букингемский дворец на награждения меня знаком рыцаря-бакалавра.

Я бросил взгляд на Эдмона и понял, что он что-то знает об этом, но пока молчит.

— Я прибыл, чтобы передать вам приглашение от Президента Франции прибыть в Елисейский дворец в четверг в час дня для награждения вас орденом Почётного легиона, — произнёс на одном дыхании эту длинную фразу посланник президента. — Вот пакет. Вскройте его, пожалуйста, при мне и распишитесь на квитке.

Я выполнил все озвученные требования и курьер ушёл. За столом повисла молчаливая пауза. Вот я опять и попал в ту же самую историю, только на этот раз в Париже. А сидящий напротив меня Эдмон хитро улыбался в усы.

— Признайтесь честно, — решил я первым нарушить молчание и обратился к Ротшильду с вопросом, — это ваша работа?

— Совсем чуть-чуть, — ответил барон.

Тут отмерла Солнышко и стала меня поздравлять, так как курьер обратился ко мне на английском языке, зная, что я иностранец. Поэтому она всё поняла, что сказал посыльный. Правда, что такое орден Почётного легиона она не знала, но догадалась, что это какая-то французская награда и меня ею наградит за совершенный мною подвиг сам президент. Конечно же, не за кувыркание в постели с его дочерью он меня собрался награждать.

— Мне кажется, — продолжил я прерванный разговор, отдав читать Солнышку приглашение в Елисейский дворец, — что ваше участие в вопросе моего награждения намного больше, чем чуть-чуть.

— Ты прав, — ответил Эдмон. — Я сегодня лично встречался с Президентом. Он в курсе, что со мной произошло и я его попросил наградить тебя за твой, можно сказать, героический поступок. Помимо того, что ты спас меня и мою семью, ты задержал террористов, которые совершили десятки взрывов во французских городах и убили более ста человек. Оставить это без награды Президент просто не мог.

— Я вам благодарен за ваше доброе отношение ко мне, но это же высшая награда Франции. Может можно было чём-то попроще ограничиться?

— Ты же ещё и высокий государственный деятель иностранного государства, поэтому другая награда в этой ситуации не подходит.

— Уговорили, да и деваться мне теперь уже некуда.

Закончив обед и поблагодарив Ротшильдов за всё, мы хотели вернуться в номер. Но по дороге нас перехватил Стив, который сказал, что с ним связались представители модного дома Chanel и предложили нам рекламный контракт.

— А как же Dior? — спросил я, пытаясь улизнуть от очередной работы.

— Они уже знают о наших отношениях с ним, — ответил он. — Они предлагают такие же условия, только вы выступите героями песни «Une vie d’amour». И ещё они ставят условие, чтобы вы были одеты в их одежду и фотосессия проходила на фоне одного из других многочисленных исторических памятников Парижа.

— Тогда надо звать Тедди и ехать параллельно снимать клип на эту песню.

— Он уже в курсе и готов ехать хоть сейчас.

— Хорошо. Можешь меня поздравить, меня послезавтра наградят орденон Почётного легиона.

— Поздравляю. Я чего-то подобного и ожидал.

— И тебе тут от Ротшильдов поступят бумаги и контракт на типографское оборудование. Я его буду покупать. Желательно всё это сделать завтра, максимум в четверг.

— Завтра мы должны были лететь в Ниццу, но я тогда останусь и займусь этим вопросом. Лиз уже, практически, договорилась там обо всём. Я бы мог все документы изучить и во время полёта, но мне кажется, что народу уже много набирается плюс оборудование двух операторов много места займет.

— Хорошо, если решишь остаться, тогда сообщи мне. И ещё, ты, случайно, не знаешь, где наши двое голубков?

— Так вот они идут. Ого, они, наверное, половину Парижа скупили. Им даже белл-бой их вещи везти помогает.

Ну я как в воду глядел. Эта довольная парочка шла по вестибюлю отеля и за ними везли целый ворох их покупок. Похоже, Серёгу по полной развели на бабки. Мда, вот тебе и Жени́. Хоть сейчас бери Серёгу и на ней его жени. Ха, хорошее начало очередного стихотворного экспромта получилось.

— Так, и где вас двоих носило? — спросил я эту пару разгильдяев, из которых один был мужского пола, а вторая — женского.

— Мы твоё задание выполняли, — ответила за двоих Жени́. — Мы покупали газеты и журналы, в которых писалось о вашей группе.

— И вот вся эта гора пакетов именно со статьями о нас?

— Нет, — ответил Серёга, смутившись. — Я просто для Жени́ купил кое-какие вещи.

— Понятно. Поднимайтесь в номер и никуда из отеля не выходите. Мы едем на съёмки и скоро вернёмся.

Да, вот это Серёга дорвался до денег. Я, конечно, тоже сегодня побаловал Солнышко. Но это же Солнышко, а не какая-то французская «ночная бабочка».

— Стив, — спросил я своего английского компаньона, который всё время улыбался во время моего разговора с этой парочкой, — куда мы сейчас?

— В центральный офис Chanel, который расположен на Place Vendôme. Там вас со Sweet оденут в их новую одежду, возьмут с собой ещё несколько костюмов и предметов одежды вместе с аксессуарами и мы поедем, скорее всего, на Эйфелеву башню. Одновременно Тедди будет снимать материал для своего клипа.

— Тогда мы возвращаемся в номер и переодеваемся в другую одежду, а потом спускаемся вниз.

Пока мы поднимались на восьмой этаж, я вспоминал о том, чем был знаменателен 1978 год для дома Chanel. Он, как оказалось, ознаменовался запуском их первой линии non-couture, prêt-à-porter и распространением их аксессуаров по всему миру. Хотя до этого занимался только производством предметов роскоши, а именно в этом году дом моды Chanel двинул свою продукцию в народ. И в этом же году будет выпущена туалетная вода Cristalle. Может её в этой истории назовут немного по-другому, например «Une vie d’amour»?

В центральном офисе Chanel мы быстро разобрались со всеми формальностями, так как контракт был, практически, идентичен тому, что мы подписали утром с Dior. Там только не было пункта, какие мы обязаны носить платья и костюмы вне концертов, но зато бонус на покупку их одежды, парфюмерии и косметики составил пятьдесят процентов. Это радовало, потому, что то, что уже надели на нас с Солнышком для съёмок рекламы Chanel, нам очень понравилось и мы это обязательно потом купим.

Было предсказуемо, что местом съёмок будет выбрана Эйфелева башня. Она давно стала символом любви парижан и где, как не на ней, снимать фотосессию модной одежды, названием новой линии которой станут слова из песни о любви. Хорошо, что с нами не было трейлеров с массовкой и громоздкой киноаппаратурой. Поэтому мы небольшой компактной группой на колёсах отправились к знаменитой башне. Так как Эйфелева башня расположена тоже в центре, не как наша Останкинская, мы добрались до неё буквально за десять минут и сразу приступили к съёмкам. Массовка нам была не нужна, потому что ею выступали сами многочисленные туристы.

Мы начали съемку с общих планов на фоне башни. Тедди включил нашу песню и под её музыку нас снимали и фотографы Chanel, и два кинооператора Тедди. Народ быстро просёк, кого тут снимают и радостно махал нам руками. Для клипа это было вообще супер, а вот для рекламы модной линии одежды не очень. Поэтому Тедди и Лиз иногда просили всех окружающих замереть на несколько секунд и тогда фотографы быстро отщёлкивали статичные кадры. Надеюсь, всё у них должно получиться отлично.

Потом мы переоделись в минивэне наших операторов, где Лиз нам поправила наши прически и освежила макияж Солнышка. Лиз стала для нас как настоящая палочка-выручалочка. Она то с нами занималась, то помогала Тедди с организацией съёмок. Надо будет её потом отблагодарить финансово. Я считаю, что каждый труд должен быть оплачен. И чем качественнее он выполнен, тем оплата должна быть больше.

Далее съёмки продолжились уже в самой башне. Мы начали с первого яруса, где расположен ресторан, который называется «58 Tour Eiffel». Он назывался так, потому, что находился в 58 метрах от земли. Я потом узнал, что владелец этого ресторана не только не взял с нас денег за съемку в его заведении, но ещё и бесплатно кормил всех, кто с нами был, пиццей. Он прекрасно понимал, что эта бесплатная для него реклама на телевидении и в модных глянцевых журналах привлечёт дополнительное внимание к его заведению.

Мы также поступили и на втором ярусе, который располагался уже на высоте почти 150 метров. Мы сначала фотографировались на смотровой площадке, а потом в более дорогом ресторане под названием «Le Jules Verne». На каждый ярус для нас был заготовлен комплект новой модной одежды от Chanel. Мы переодевались уже не в минивэне, а в самих ресторанах, где нам с Солнышком выделяли для этого отдельное помещение.

Третий этаж на вершине башни занимал «Champagne Bar», где мы и закончили нашу фотосессию. На высоте 310 метров даже мне было немного некомфортно, а Солнышко так вообще откровенно побаивалась подходить к краю площадки. Вся одежда, которую мы использовали для съёмок, нам с Солнышком очень понравилась и мы попросили менеджера Chanel продать её нам прямо сейчас. Он, конечно, согласился и я ему выдал довольно приличную сумму наличными, которую успел-таки поменять перед выездом. А что я хотел? Нам понравилась не только верхняя одежда, но и туфли и аксессуары, включая сумки, ремни, головные уборы и платки вместе с солнцезащитными очками. Вот и набежала такая большая сумма, но мы с Солнышком были довольны. У нас особо и времени не было ходить по магазинам, а тут всё тебе супермодное принесли, да ещё и одели. Мастера Chanel, видя нас только по телевизору и в газетах, смогли точно определить наши размеры, поэтому нам всё идеально подошло.

У нас оставалось ещё два с половиной часа до начала концерта, поэтому я попросил Лиз отвезти наши вещи в гостиницу, а мы вдвоём поедем в парижский район Пигаль и я покажу Солнышку главное место разврата французской столицы.

— А куда мы едем? — спросила меня любопытная подруга, внимательно вглядываясь в проплывающий мимо городской пейзаж.

— Это сюрприз. Я покажу тебе изнанку Парижа, чтобы тебе было что рассказать своим подругам.

— Ты меня заинтриговал. Слушай, я хотела тебя спросить по поводу этой французской девушки, с которой Серёга так активно проводит всё своё свободное время. Мне почему-то кажется, что это ты всё придумал.

— Тебе не откажешь в сообразительности. Я решил с двух сторон выбить Ирку из головы своего друга. Помимо слежки за ней в Москве, где чекисты, наверняка, накопают на неё компромат, я решил активно действовать ещё и здесь, в Париже. Ты, надеюсь, не осуждаешь меня за это?

— Нет, потому, что это делается очень тонко и тактично со стороны Жени́ и Серега, действительно, полностью забыл о своей Ирине. Только теперь он, похоже, привязался уже к другой подруге.

— Да, этого я не предусмотрел. Но уже послезавтра мы отсюда улетим и их гастрольный роман закончится. А вот и тот район, который я хотел тебе показать. Он называется Пигаль и здесь находится центр всех злачных мест Парижа.

— И что, вот те женщины, которые стоят вдоль стен, продают себя за деньги?

— Да, это парижские проститутки.

— Мама дорогая. Неужели так можно низко пасть?

— Это древнейшая профессия и ею все они занимаются не от хорошей жизни.

Мы вышли из Мерседеса и я обратил внимание, что машина нашей охраны остановилась неподалёку от нас. Значит, они последовали за нами. Ну и хорошо, меньше желающих будет проверить нас и наш кошелёк на прочность. Здесь располагались злачные места и район был не особо благонадежный.

Сначала я повёл Солнышко в стрип-клуб. Мне было забавно наблюдать за её расширившимися от удивления глазами, когда она увидела зал со столиками и сценой, на которой танцевала абсолютно голая женщина. Зрителей было немного, и, в основном, это были мужчины. Они пили алкогольные напитки, но нам это было не нужно. Мы сели за столик и я дал подошедшей официантке две стофранковые купюры и сказал, что мы пришли только посмотреть. Такой вариант полностью устроил официантку и она с довольной улыбкой удалилась.

Солнышко во все глаза смотрела на голую женщину на сцене, которая танцевала под музыку. А потом один из сидящих за столиком мужчин позвал её взмахом руки к себе, что-то ей сказал и стриптизерша, забрав свои вещи, пошла с ним за кулисы.

— И куда они пошли? — спросила меня ошалевшая от всего уведённого подруга.

— Сексом заниматься, — ответил спокойно я. — Он её снял на час и они пошли в номера.

— Всё так просто?

— Стриптизерша торгует своим телом. Это товар и за него установлена почасовая оплата. Все как в магазине. Покупателю понравился товар и он его покупает.

— Ужас. Продавать своё тело за деньги — это значит не уважать себя, как женщину.

— Вот теперь смотри. Вышел темнокожий парень и сейчас будет раздеваться.

Солнышко заинтересовал этот процесс. Но когда он снял трусы, она даже покраснела. Застеснялась эрегировнного мужского полового члена. А потом вышла его партнерша и они начали заниматься сексом прямо перед публикой. Этого тонкая девичья душа моей невесты выдержать уже не смогла и мы вышли на свежий воздух.

— Да, такого я никак не ожидала, — сказала Солнышко, слегка отдышавшись. — Как-то немного противно, но, всё-таки, познавательно. Ты был прав, Маша точно умрет, когда я ей это расскажу.

Я обратил внимание, что наши охранники Пьер и Поль вышли из машины и расположились у входа в стрип-клуб. Молодцы, страхуют нас грамотно.

— Ну что, — обратился к полностью очухавшейся подруге, — а теперь в секс-шоп?

— Это там, где секс покупают? — спросила удивленным голосом Солнышко.

— Не совсем. Сейчас сама увидишь, там никто раздеваться больше не будет.

Мы перешли улицу, так как я именно там заметил искомый магазин. Уже по витрине Солнышко поняла, что там такое продаётся и спросила, показав пальцем на двойной вибратор:

— Это что, сразу и туда, и туда?

— Да. Многие женщины так любят.

Солнышко задумалась, так как сама любила и туда, и туда, но по отдельности. Да, тут мы можем зависнуть надолго, если она уже возле витрины стала тормозиться.

— Пошли внутрь, — сказал я, — купим эротические сувениры нашим знакомым и друзьям.

Солнышко всегда любила что-то покупать, а тут была масса интересных и неожиданных вещей, которые она внимательно разглядывала, а потом неуверенно щупала. Также её заинтересовали журналы. Только вот рядом с полкой, где они лежали, было написано по-французски и по-английски, что смотреть их можно только двумя руками.

— А почему двумя? — спросила очень удивленная такому странному предупреждению Солнышко.

— Многие мужчины приходят сюда, чтобы тайно онанировать, — ответил я ей. — Поэтому такое предупреждение здесь и повесили.

— Фу, гадость какая. Я как представила себе эту сцену, мне даже противно стало.

— Не переживай. Мы сейчас наберём разных забавных подарков и поедем в отель. Скоро нам надо уже ехать на концерт.

Вот тут Солнышко отвела душу. Она даже пару раз громко смеялась, найдя смешные эротические игрушки. А я взял двойной вибратор, на который она обратила внимание и три фаллоимитатора на подарки. В Советском Союзе о таком вообще не слышали, поэтому это будет очень экзотический подарок. Солнышку очень понравилось разное эротическое бельё, но я видел, что она стесняется мне об этом сказать. И я взял то, что она до этого внимательно разглядывала. За это я получил благодарный взгляд своей стеснительной невесты.

В результате мы набрали два больших пакета, от чего Солнышко и продавец были очень довольны. Конечно, набрали почти на две с половиной тысячи франков, но зато повеселились от души.

— Слушай, — спросила она, — а я там видела резиновые женские гениталии, прямо как настоящие. И что, их кто-то тоже покупает?

— Покупают. Люди любят всякие свои эротические фантазии реализовывать. Они есть у всех, даже у тебя и у меня. Вот я видел, как ты задумалась над двойным вибратором, и я его купил.

— Мне просто стало интересно и я попыталась себе представить, как это будет выглядеть и что я при этом смогу ощутить.

— Вот сегодня после концерта и представишь.

Солнышко посмотрела на меня серьезно, а потом улыбнулась. Она поняла, что я ей хотел сделать приятное и ей это понравилось. Если не захочет, то в Москве Маше подарю. Вот она там с ним отрываться станет, зато будет всегда удовлетворённая. У меня же три жены, значит, куплю перед отъездом ещё два. Уверен, что они всем им понравятся. Конечно, главбуху такое не подаришь, но что-то из прикольных брелков можно будет и попробовать презентовать. А остальные подарки можно будет купить в Duty Free в RCG при вылете, если не успеем их в городе купить.

Там всяких парижских сувениров завались. Самый лучший подарок — это, конечно, миниатюрная копия Эйфелевой башни. Мы же из Парижа вернёмся, поэтому это будет очень в тему. Так что с сувенирами вопрос решён. Солнышко сидела задумчивая, видимо стрип-клуб и секс-шоп произвели на неё неизгладимое впечатление. Потом она заулыбалась, видимо, представив себе, как она своим одноклассницам раздарит эти эротические подарки и те будут визжать от восторга. Ну вот, успокоилась и я её поцеловал, чтобы усилить положительный эффект.

— Я представила себе Машу, — сказала улыбающаяся Солнышко, — когда мы ей все наши только что сделанные покупки покажем. Вот она обалдеет от такого, когда увидит.

Я был полностью согласен с ней. И не только от просмотра она потом обалдеет. Мы с Машей часть предметов обязательно перепробуем в квартире на Юго-Западной. И я улыбнулся своим мыслям. Вот ведь забавно, мы одновременно улыбаемся и думаем о Маше, но с совершенно разных позиций. Я-то, понятно, с каких позиций о ней думаю. Они, эти позиции, или, проще говоря, позы в «Камасутре» очень хорошо описаны и нарисованы. Вот оно, я совсем забыл купить всем своим жёнам «Камасутру». Я же обещал Маше эту книгу привезти, правда, из Лондона. Её в секс-шопах не продают, там что поострее и пикантнее предпочитают листать. Надо будет Стива озадачить, пусть мне купит её в трёх экземплярах. Это вам не какая-то порнуха, это древнеиндийское искусство любви. Есть такие специальные сборники, где собраны более тысячи поз, срисованных с многочисленных индийских храмов, и они написаны на английском языке. Вот и ещё одна польза от этой книги будет. Маша и Наташа подтянут свои знания и умения в языке, а Солнышко и так уже хорошо его знает. Ну и на многих картинках там показано, как уже свой язык правильно использовать, который у них у каждой во рту имеется.

— Ну что, — сказал я, обращаясь к подруге, — как тебе злачный Париж?

— Очень познавательно, — ответила она и спросила. — А откуда ты знал про то, что означает надпись на стене в секс-шопе?

— Я в Хельсинки несколько раз заходил в такие магазины и при мне продавец кому-то рассказал, какой она несёт в себе смысл.

— Какой ты у меня продвинутый в этом вопросе. У меня ещё в школе все девчонки поражались тем вещам, которые я им рассказывала, узнав их от тебя.

— Вот вы болтушки. Никакие секреты в вас не держатся.

— За это вы нас и любите.

Возразить на такое безапелляционное заявление мне было нечем, да и мы уже подъехали к гостинице. Два пакета нёс я, чтобы Солнышко не компрометировать, так как на них были нанесены название магазина и очень недвусмысленные картинки. В номере все наши вещи от Chanel были аккуратно развешены и разложены в гардеробной комнате. У нас ещё оставалось время и я сказал Солнышку:

— Ты отдохни пятнадцать минут, а я пойду с Серёгой пообщаюсь.

Я ему позвонил и сказал, чтобы спустился в бар. Я пришёл первым, так как не раздевался и заказал себе чашку кофе. Когда он появился, я его спросил в лоб:

— Ты чего творишь? Тебе было мало Ирки, ты теперь с француженкой любовь закрутил?

— Жени́ мне помогла полностью избавится от Ирины, — «Друг ответил преданный, друг ответил искренний». — Я ей очень благодарен за это.

— И каков размер твоей благодарности?

— Я почти всё истратил, что ты мне утром дал.

— Я это понял, когда увидел тележку, полную подарков для Жени́. Ты меня знаешь, я не жадный. Но меру-то надо знать.

— Она сама мне сказала, что больше не примет от меня ни одного подарка.

— А она оказалась умной девушкой. По крайней мере, лучше и честнее твоей Ирки.

— Я больше дарить ничего Жени́ не буду.

— Слышу речь не мальчика, но мужа. Завтра мы летим на съёмки в Ниццу. У тебя будет полдня свободного времени. Тебе необходимо будет заняться покупками для себя. Ты решил, что тебе нужно или в Лондоне всё купишь?

— Я сегодня решу.

— После концерта покажешь мне список и только тогда я выдам тебе второй чек.

Серега понял, что гроза миновала и пошёл назад в номер, а у меня появилось большое желание покопаться в мозгах этой Жени́. Оказалось, что не только у меня возникла такая же потребность разобраться в этой ситуации. Только Серега ушёл и я решил допить свой кофе, как появилась француженка. Во, легка на помине.

— Привет, — сказала она и улыбнулась. — Я так понимаю, что у вас с Сержем состоялся разговор обо мне?

— Правильно понимаешь, — ответил я, приглашая девушку за столик. — Мне не безразлична судьба моего друга. Тебе, конечно, большое спасибо за то, что ты помогла ему забыть его предыдущую подругу, но Серега слишком много потратил на тебя денег. Это вызывает у меня некоторое чувство тревоги.

— Поэтому я и пришла. Хочешь честно?

— Давай.

— Я сначала относилась к Сержу как к очередной работе. Но неожиданно я почувствовала к нему симпатию, а сейчас это уже больше, чем симпатия. Серж в меня влюбился и я, похоже, тоже. У нас такое часто бывает. Мы влюбляемся в своего клиента, но редко из этого получается что-то хорошее.

— Сколько тебе лет?

— Через полгода будет девятнадцать.

Я аккуратно просканировал её мозг и понял, что всё, что она сказала — правда. Тяжелый случай. Вот так клин называется. Он должен был выбить предыдущий клин, а застрял сам. Но меркантильности и стяжательства в её мыслях не было. Также я увидел, что проституцией она занимается всего год, потому, что ей надо кормить мать и младшего брата. Отец у них погиб в автомобильной катастрофе, а мать слишком мало зарабатывает, чтобы их нормально содержать. И самое интересное, что её бабушка по материнской линии — русская. Вот откуда она знает русский язык.

— Так значит это твоя бабушка занималась с тобой русским языком, — решил я удивить Жени́.

— Откуда ты узнал? — действительно удивилась девушка. — Я это Сержу не рассказывала.

— Я теперь знаю о тебе всё. На меня работают разные люди. Они мне собрали на тебя и твою семью полное досье.

— Я сразу поняла, что ты очень серьёзный человек. Тебе понравились мои фотографии?

— Я их даже не смотрел. Ты намекаешь, то была бы очень мне признательна, если бы я их тебе вернул? Похоже, у тебя действительно серьезные чувства к Сереге. Не волнуйся, эти фотографии больше никто не увидит. Они будут служить мне страховкой от того, чтобы ты не совершала глупостей.

— Это любовь с первого взгляда. Я никогда не верила в это, но так получилось.

— Я тебе верю и попрошу своих людей найти твоей матери нормальную работу и тебе тоже. Обещаю, что Серега ничего о тебе не узнает. Но больше никаких подарков.

— Так я и не просила, это Серж сам так решил. Ему нравится меня одевать и баловать. Он очень добрый и хороший. А тебе больше спасибо за то, что решил позаботиться обо мне и моей маме.

— Так, завтра вы остаётесь одни на полдня. Ты ему поможешь купить то, что нужно именно ему. И продолжай покупать газеты со статьями о нас. Надеюсь, что сегодня вы не одной только любовью и покупкой подарков занимались?

— Я всё сделала, как ты просил. Статьи о вас есть почти во всех газетах, даже таких популярных, как Le Figaro, Le Parisien и Le Monde. Очень много заметок о тебе и о твоих героических действиях этой ночью в отеле. Пресса тебя любит. Ваши французские песни крутят на всех наших радиостанциях. А можно мне с вами на ваш концерт поехать? Я так хотела на него попасть, но все билеты мгновенно раскупили, да и дороговато они стоят для меня.

— Ну что с тобой делать? Ладно, поезжай. Будешь помогать Сереге. Только, чур, не отвлекать его всякими глупостями.

— Спасибо. Ты тоже очень хороший, но очень взрослый. Я первый раз встречаю такого молодого человека с характером и навыками взрослого мужчины.

Она встала и побежала догонять Серёгу. А я задумался над тем, что проститутки очень хорошо знают нас, мужчин, и отлично разбираются в мужской психологии. Я видел, что от радости, что она поедет с нами на концерт, Жени́ хотела поцеловать меня, но почувствовала, что это мне не понравится и не стала делать этого. Похоже, она, как и я, интуитивно-этический экстраверт и у нас с ней сильно развита интуиция.

Ну что ж, с Серёгой и его любовью разобрались. Теперь можно собираться и ехать выступать. Я поднялся в номер, где Солнышко была уже почти готова. Это она так сказала, хотя из одежды на ней были надеты только стринги и больше ничего. Интересно, чем она тут занималась? Наверное, изучала наши покупки из секс-шопа. И я её прекрасно понимаю. При мне ей неудобно это рассматривать, вот она и воспользовалась моим отсутствием для этого. Значит, после концерта, если она не очень устанет, меня ждёт что-то очень необычное. Ну посмотрим, что она там такое себе нафантазировала.

Я сделал вид, что не догадался, что она тут без меня делала. Поэтому быстро переоделся и стал укладывать в сумки наши концертные костюмы. К тому времени, когда я с ними закончил, Солнышко тоже собралась. Наш багаж и гитару забрал белл-бой, который мне напомнил о своём ночном собрате-террористе. Ладно, забыли об этом и вперед, но пока без песни. Песни будут на концерте.

Перед выходом из отеля нас, ожидаемо, встречали многочисленные репортеры. В этот раз мы опять фотографировались с Тедди, который тоже стал к этому привыкать. Мы ставили его в центр, а сами вставали с Солнышком по бокам. Так что мы ему делали очень неплохую рекламу и он нисколько не жалел, что неожиданно сорвался из Лондона и прилетел в Париж.

В Мерседесе мы ехали тем же составом. Стив сказал, что Тедди договорился о съёмках в Ницце и всё уже, практически, готово. Он подтвердил, что с нами не полетит, так как места в самолёте итак будет мало.

— Тогда купи мне, пожалуйста, — сказал я ему тихо, чтобы Солнышко не слышала, — три книги «Камасутры» на английском языке, где много рисунков и картинок.

— Хорошо, — ответил Стив, нисколько не удивившись моей просьбе, — сделаю.

— И ещё одна просьба. Можно устроить на хорошую работу Жени́ и её мать? Это нужно лично мне.

— Жени́ я могу, без проблем, устроить в наше парижское представительство пока стажером, а потом уже посмотрим. Зарплата у стажера очень хорошая, так что денег у неё будет достаточно, чтобы бросить её нынешнюю работу. Ты ведь из-за Сергея просишь меня об этом?

— Да, я ей обещал помочь. У них там с моим другом оказалось всё серьезно и он ничего о ней не знает и не догадывается. Я от нашего имени пообещал, что мы с тобой будем об этом молчать.

— Это я сразу понял. А с мамой тоже решу. Всё будет зависеть от её квалификации. Но даже уборщица у нас в офисе хорошо зарабатывает.

— Спасибо, ты меня этим очень выручишь.

Вот и «Pavillon de Paris» показался после поворота. Мне его Мари ещё вчера у Ситникова в кабинете описала. Да, надо не забыть ему позвонить по поводу Маши. Так вот, здание этого концертного зала, действительно, напоминало павильон. Огромный, но двухэтажный с третьей надстройкой. Перед ним была располагалась круглая площадь, выложенная брусчаткой, уже, практически, забитая машинами. А в середине площади располагался фонтан и скульптурная композиция в виде четырёх пар лежащих львов. На фасаде «Павильона» также, как и в «Олимпии» горели четыре неоновые буквы «Demo» и висели две огромные наши афиши.

Сразу стало понятно, что зал будет полностью забит публикой. Да, десять тысяч мест, это в полтора раза больше, чем в КДС.

— Ого, — вырвался возглас удивления у Солнышка при виде такой громадины. — мы в таких больших залах ещё не выступали.

— Я с охраной и полицией договорился, — сказал Стив, чтобы успокоить Солнышко. — Так что можете не волноваться.

Мы на трёх машинах подъехали к противоположному, от центрального, входу, расположенному сзади здания. Первыми вышли наши два охранника, а за ними операторы, которые начали снимать наш приезд в «Павильон». Да, здесь вековой историей и театром, как в «Олимпии», не пахло. Было понятно, что это новодел. Оставив вещи в одной из гримерок с Лиз, мы прошли на сцену. Первое впечатление от увиденного было потрясение. В пять раз больше «Олимпии». Да это настоящий стадион под крышей, а не концертный зал. Здесь были даже установлены на сцене дополнительные огромные колонки, чтобы нас было слышно в самом конце партера.

А потом потрясение от новизны помещения прошло и мы уже спокойно стали оценивать то, где и как мы будем выступать. Всё уже находилось на своих местах и рабочие заканчивали установку нашего оборудования. Расположение всего было такое же, как и в «Олимпии», поэтому было нам привычным. Отличие было только в том, что перед сценой была большая танцевальная площадка, значит танцующих сегодня будет много. Но вдоль сцены, на полу зрительного зала, уже начали выстраиваться местные охранники, которые держали за своей спиной заграждения. Прямо как в Лондоне в 10 °Club. Видимо, Стив их научил, хорошо знакомый с нашими выступлениями в его родном городе.

Оценив ситуацию, я решил исполнять «Belle» не пятой, как я это сделал вчера, а последней в первом отделении концерта. Чтобы после неё идти спокойно отдыхать и дать толпе успокоиться уже без нас. А второе отделение следует тогда открыть песней Солнышка «Holding Out for a Hero». Думаю, Лиз справится с переодеванием. Съёмки этого концерта будут вести только наши операторы с переносными камерами, которые ходили по сцене и залу и выбирали лучшие точки для съёмки. Далее мы провели небольшую распевку, исполнив песни в немного изменённом порядке. Под нас подстроились светотехники и я понял, что наше выступление полностью готово. Со спокойной душой мы удалились в две разные гримерки, так как Серега занял отдельную с Жени́. Прям как в «России», но только с одним отличием. Там была Ирка, а здесь Жени́. Я пару раз слышал, как он называл её Женя, но может я ошибся.

Лиз нас привела в порядок и мы были полностью готовы. Так как на сцене занавеса не было, то мы так и вышли из-за кулис под радостное объявление конферансье. Мы только-только показались на сцене, а зал уже начал хлопать, приветствуя нас. Все уже знали о вчерашнем нашем потрясающем концерте и с нетерпением ждали его повторения. Я вышел к микрофону и обратился к публике.

— Mes chers amis, — начал я свою речь, опять использовав, как настоящий француз, мой любимый льезон. — Я рад, что вас сегодня пришло так много. Значит, Франция любит нас!

Последовавшие за этим бурные овации стали подтверждением того, что это действительно так. Я в этом, ничуточки, и не сомневался.

— Всем вам так полюбившуюся нашу песню «Belle» мы исполним сегодня в конце первого отделения концерта, чтобы вы полностью смогли насладится ею перед тем, как уйти на перерыв. Думаю, такой порядок песен вам понравится. А откроем мы наш концерт не менее любимой вами песни «Une vie d’amour». Итак, группа «Demo» и её второй концерт в Париже.

Ух, вот это задор. Десять тысяч глоток выдохнули в предвкушении незабываемого зрелища, и мы их не разочаровали. Танцевать перед сценой начали уже с песни «Tu es foutu». Охрана пока заграждения не выставляла, так как народ мирно отрывался под нашу музыку. Но вот я объявил «Belle», и публика как будто, замерла перед прыжком. Я чувствовал себя гипнотизёром, под воздействием которого десятитысячный зал делал то, что я ему приказывал. Я приказал слушать и они слушали. А потом, как только я закончил, произошёл взрыв. Нет, никакие террористы ничего не взрывали. Это взорвались сами зрители, то есть зрительницы, как в «Олимпии», только их количество надо было умножить на пять.

Охрана, заранее предупрежденная Стивом, выставила заграждения и сдержала первый натиск рвущихся к сцене радостных женщин и девушек с цветами. Сотрудники службы безопасности «Павильона» придумали хитрый ход и пропускали женщин по одной, чуть раздвигая заграждения. Многие просто кидали букеты через головы охранников, но большинство подходило к сцене и выкладывало их у моих ног. Они искренне радовались тому, что смогли увидеть так близко своего кумира. Некоторым я даже успевал подписывать фотографии.

Гора цветов передо мной мгновенно выросла, а я продолжал раскланиваться и благодарить публику. В этот раз всё прошло более организованно, чем в прошлый раз. Помогла четкая работа охраны. Значит, так и будем делать во время оставшихся двух концертов. Антракт был двадцать минут и мы старались полностью расслабиться и отдохнуть за этот короткий промежуток времени. Гримерка была здесь попроще, чем в «Олимпии», но и такая сойдёт. Лиз помогла Солнышку переодеться и набросила на неё халат. Правильно, так она быстрее придёт в себя.

Мы решили дать отдых нашим голосовым связкам и всё делали молча. Лиз поняла наше желание и не лезла к нам с вопросами. Хотя было видно, что ей очень хочется поделиться с нами своими впечатлениями. Я решил её не томить и сказал тихо:

— Рассказывай.

И она начала в восхищении рассказывать о своих впечатлениях от концерта. Оказывается, она закрыла гримерку и оставила её под охрану полицейского и пошла ближе к сцене, чтобы хоть раз, полностью, посмотреть наше первое отделение. Там уже стояла Жени́, которая тоже мечтала побывать на нашем концерте. Их также слегка зацепило воздействие моей «Belle», особенно француженку. Но Лиз удержала её, уже готовую бросится ко мне. Черт, забыл её об этом предупредить. Но что теперь на себя пенять. Надеюсь, у неё это быстро пройдёт. Девушка друга — это святое. С этим я как-нибудь потом разберусь.

Затем мы переоделись с Солнышком каждый в свой наряд. Я в рыцарский, а моя подруга в старинное английское платье, после чего вышли на сцену. Зрители уже вернулись на свои места и ждали продолжения. Главное, что охрана унесла цветы со сцены и мы могли спокойно выступать. И мы выступили, даже лучше, чем в «Олимпии». Здесь публика была попроще, поэтому выражала свои чувства искреннее и не стесняясь. Танцевала, пела вместе с нами и со мной, когда я ходил по проходам. Второй «взрыв» произошёл, когда Солнышко исполняла «Believe». Тут все цветы несли уже ей. Значит, я правильно сделал, разместив эти песни в разных отделениях концерта. Солнышко купалась в овациях и в любви зала. Так что у нас на каждого всё получилось поровну. Публика просила ещё и нам пришлось исполнить «Believe» на бис.

Вот так и прошёл второй наш концерт в Париже. Я думаю, наши гастроли этот город запомнит надолго. Я не сомневался, что нас опять пригласят во Францию и очень скоро. Только это уже будет полноценное турне сразу по нескольким городам, в каждом из которых мы дадим не по одному концерту. А это значит, что оно не будет таким коротким, как эти наши четырехдневные гастроли.

Когда мы вернулись в отель, то сразу пошли в ванную комнату и, где-то полчаса, отмокали кто в душе, а кто в ванне. А потом Солнышко сказала, что она устала и я согласился перенести наши любовные игры на завтра. Если честно, то я тоже сегодня устал и мне тоже требовался отдых и от женщин, и от концертов. Ну и правильно, нам завтра ещё в Ниццу лететь, а вечером на третьем концерте выступать. Вот вернёмся в Москву и до отлёта в Штаты вообще не будем давать никаких концертов, ну кроме пятничного в клубе КГБ на Лубянке.

Глава 6 «О, этот юг, о, эта Ницца…» Федор Тютчев

Утром мы встали с Солнышком рано, так как Тедди накануне вечером договорился о съёмках клипа на нашу песню «Tu es foutu» в Ницце и нам туда предстояло ещё лететь почти час. Быстро сбегав на тренировку в зал, а потом три минуты поплавав в бассейне, я вернулся в номер. Солнышко со мной в в бассейн не пошла, а ограничилась душем. За завтраком, который, как обычно, мы провели на террасе, я рассказал, что вчера звонил Маше по поводу паспорта для неё.

— Ты решил, всё-таки, подстраховаться? — спросила меня Солнышко, откусывая круассан и запивая его кофе.

— Да, — ответил я, пролистывая утреннюю газету «Le Monde», в которой была большая и хвалебная статья о нашем вчерашнем концерте в «Pavillon de Paris». — Даже если Лиз согласится продолжить с нами сотрудничать и в Лондоне, то пусть у Маши паспорт тоже будет. В сентябре, в любом случае, мы её с собой возьмём на ответный англо-советский концерт. Я к тому времени и группу «Серебро» постараюсь вывести в люди.

— Ты решил её назвать «Серебро»?

— Да, потому, что мы с тобой золото.

— Оригинально. Мы с тобой уже точно золотыми стали. Я бы даже сказала золотовалютными. Только за два дня мы стране принесли четыре с половиной миллиона франков, а в долларах это целый миллион получается

— Но и себя при этом не забыли. Эдмон Ротшильд мне вручил чек на миллион франков, так что будет тебе на что ещё пару бриллиантовых безделушек купить.

Вот так, легко и непринужденно, мы обсудили наши миллионные дела. Как приятно быть миллионером, особенно тогда, когда эти миллионы у тебя в иностранной валюте.

— А мы успеем искупаться в море? — неожиданно спросила Солнышко. — Я всего один раз была на море и то в далёком детстве. Но оно до сих пор мне снится по ночам.

— Обязательно. Вторую половину клипа мы будем снимать на катере, поэтому успеем и в море поплескаться. Там уже температура воздуха будет где-то плюс двадцать шесть градусов, значит воды — двадцать два. Самое то, чтобы открыть купальный сезон. А как ты отнесёшься к тому, чтобы мы себе прикупили в Ницце небольшой домик, комнат этак на пятнадцать?

— Ничего себе ты придумал. Получается, что у нас и на это денег хватит?

— Да, вполне. Домик будет выходить окнами на море и это будет не просто домик, а небольшой дворец для моей принцессы.

— Спасибо, любимый. Я уже мечтаю поскорее попасть в Ниццу.

После завтрака я решил позвонить Ситникову в Москву и предупредить о том, что ему будет звонить Маша. Мой куратор из ВААП был на месте и в ответ на моё приветствие сказал:

— Весь Союз уже наслышан о твоих подвигах в Париже. Вчера даже в программе «Время» короткий сюжет о твоём концерте в «Олимпии» с президентом Франции передали, а потом рассказали, как ты в одиночку шестерых террористов сумел обезоружить и задержать. Растёшь, однако. В Лондоне их было только двое.

— Я не виноват, Василий Романович, — ответил я, по его шутливому тону поняв, что Москва довольна моими действиями, — что они вшестером к Ротшильдам грабить пришли. Пришлось их всех нейтрализовать и сдать тёпленькими в руки полиции.

— Небось опять награду какую-нибудь за это получишь?

— Так уже. Вчера получил от Валери Жискар Д’Эстена приглашение прибыть в Елисейский дворец на награждение. Орденом Почётного легиона они это дело решили отметить, так как меньше награды для меня за такое геройство у них не нашлось.

— Ну ты опять и отчебучил. Куда тебя не отправишь, там ты обязательно отличишься да ещё и награду какую-нибудь заработаешь. Я передам начальству, что ты и в этот раз без ордена не остался. И концерт, говорят, хороший у вас получился.

— Да, французская пресса хвалит. Я ещё хотел вас вот о чём попросить. У нас на первом концерте возникла большая проблема с помощниками. Все мировые звезды везут с собой на гастроли даже массажистов, не говоря уже о стилистах и костюмерах, а мы в одиночку приехали Париж покорять. И сценические костюмы у нас довольно тяжёлые и сложные. Мы сейчас нашли временную замену, но в Лондоне её может и не быть. Так что нам нужна наша помощница и солистка Мария Колесова.

— Сделаем. Я сам об этом думал, но ваши французские гастроли были слишком неожиданными для всех. Пусть твоя Маша срочно со мной свяжется. Паспорт мы ей сделаем за два дня, а вот с английской визой могут возникнуть проблемы.

— Я могу позвонить принцу Эдварду, он наш большой друг, и эту проблему решат за полчаса.

— Ну да, ты же теперь у нас друг Её Величества и её сына. Значит, звонок принцу за тобой, а остальное мы сделаем быстро. Но Марии придётся служебный паспорт делать. На дипломатический, как вам, ей разрешение, вряд ли, дадут.

— Да хоть красный, туристический. Главное, чтобы выпустили. И сообщите также, что я тут между делом ещё миллион долларов заработал.

— Кто бы сомневался в твоих неординарных способностях из всего сделать деньги. И как это у тебя получилось?

— Dior и Chanel заключили с нами контракт на рекламу их продукции и мы всё вчера уже до конца отработали.

— И почему-то я уже ничему не удивляюсь, когда речь заходит о тебе. Молодец, полностью оправдываешь своё прозвище «миллионщик».

Солнышко внимательно слушала наш разговор и улыбалась. Видимо, английского принца вспомнила. Вот даже не знаю, ревновать её по этому поводу или нет. Думаю, он мне не соперник. Главное, чтобы с Машей помог вопрос решить, а с остальными мелочами я разберусь позже.

Мы стали быстро собираться и одеваться. Я решил сегодня взять из сейфа и карманный Вальтер. Мало ли что там в пути может случиться. Беретта всегда при мне, а вот дополнительный пистолет может и Солнышку пригодиться.

Внизу в холле нас поджидали наши спутники. Сладкой парочки в лице Серёги и Жени не было, так как они с нами не летели и оставались в Париже. Я её тоже решил, как и мой друг, на русский манер называть и ударение на первый слог делать. Оказалось, я прошлый раз не ослышался и Серёга её назвал Женя. Вот и я буду так её называть. Вчера после концерта Сёрега принёс мне список того, что он будет сегодня покупать. Чувствовалось, что ему помогали его составить и я даже знал кто. В нем были только новый магнитофон и всякие прибамбасы к синтезатору и микшерскому пульту. Из тряпок он написал по мелочи, а на оставшиеся деньги он решил купить себе машину. Вот это дело другое. И я ему выдал обещанный второй чек на девяносто тысяч франков.

В холле меня решил проводить и Стив.

— Вчера мне принесли всё по твоей типографии, — сказал он мне. — Ротшильд хорошую тебе скидку предложил и оборудование просто отличное. Они гарантируют всё смонтировать под ключ в течение десяти дней. Берут при этом предоплату пятьдесят процентов, так как с твоей страной ещё не работали. Другие бы взяли сразу сто, но они тебе доверяют. Если поможешь им ускорить прохождение всех таможенных формальностей, то оборудование уже через семь дней будет в Москве.

— Я теперь член ЦК и многие вопросы могу решать очень быстро, — ответил я, обрадовавшись, что через полмесяца у меня будет своя типография. — Передай им, что я всё возможное для этого сделаю.

— Ещё я звонил своим и они сказали, что специалисты в Москву приехали. Их встретила в аэропорту и разместила в гостиницу твоя Натали, и они сегодня уже приступят к работе.

Упоминание Наташи теплом прошлось по моей душе. Всё-таки каких замечательных девушек я себе нашёл. Или они меня нашли? Жасинту, Мари и Линду я отношу просто к сексуальному увлечению. Сенчину и Проклову я считаю приятным дополнением к моей эстрадной карьере. А вот с леди Ди всё обстоит несколько сложнее. Она стоит особняком, но, всё-таки, я её ставлю ближе к моим трём жёнам. Вот это я набрал себе женский коллектив, аж девять душ получилось. Главное, чтобы они все вместе не собрались и не устроили мне коллективное обрезание.

Так, что то я опять мыслями уплыл не туда. Значит, всё идёт по плану. Только вот чует моя пятая точка, что оставшиеся неонацисты из «Бригады Пайпера» просто так не успокоятся. Для них это позор, что какой-то пятнадцатилетний юнец вчистую уделал их шестерых боевиков. Да к тому же я тот, кого они больше всего ненавидят. Их кумира, эсэсовца Йохена Пайпера, сожгли коммунисты, и вчера ночью, только уже советский коммунист, расправился с их подельниками. Значит, они обязательно предпримут попытку отомстить. Если я не ошибаюсь, из боевиков у них осталось максимум восемь-десять человек. Пособников, кто им помогает, может выть много, но это абсолютно гражданские лица и ни разу не бойцы. И осталось у них два дня. Значит, эти два дня будут для меня и для них решающими.

— От полиции никакой информации не поступало? — спросил я Стива.

— Нет, — ответил тот. — Ты думаешь о террористах?

— Да, у них ещё остались боевики и они могут предпринять попытку мне или нам отомстить. Так что будь здесь поаккуратнее. Может тебе одного полицейского в охране оставить?

— В таком случае, ты бери двоих, а водитель с машиной пусть здесь останется. Тут всего полдня вас не будет, да и не я их цель, а ты.

— Согласен, ак и сделаем.

В нашем Falcon 10 семь-восемь посадочных мест. На диване, расположенном ближе к кабине пилотов, могут разместиться и трое. Будем мы с Солнышком, Тедди с Лиз, два охранника и два оператора. Получилось восемь человек. Стив был бы точно лишним, или одного охранника пришлось бы оставить. Я бы лучше охранника оставил, но Стиву надо работать над контрактом да и организация всех наших гастролей лежит на нём. Это я могу с дочками президентов шуры-муры разводить, а ему подобными развлечениями заниматься некогда. Ведь именно на него вышли Dior и Chanel, а Мари ещё про какую-то спортивную фирму и автомобильный концерн в понедельник говорила. Значит, правильно, пусть Стив будет со всеми на связи в Париже, а нам с Солнышком надо ещё и в море искупаться, чтобы было чем хвастаться в Москве.

Мы расселись по машинам согласно установившегося регламента и отправились в аэропорт Шарля де Голля, где стоял наш Falcon. Вот и «шайба» стала видна на горизонте. В этот раз я обязательно покатаюсь на нескольких эскалаторах, которые спрятаны в прозрачные пластиковые трубы и соединяют между собой этажи аэропорта. Когда мы въехали на стоянку, то я первым отправился внутрь, чтобы успеть осуществить свою мечту. Солнышко шла за мной и один из охранников последовал с нами. И, естественно, два наших оператора с камерами и видеорекордерами. Хорошо, что они за нами в туалет не ходят, и это уже стало порядком надоедать. Но Тедди попросил ещё денёчек потерпеть, чтобы отснять побольше материала. Вот ведь ненасытный, всё ему мало.

Ну что ж, мы с Солнышком покатались по непересекающимся трубам-эскалаторам и получили массу впечатлений. Нас поснимали с разных ракурсов, что потом мы тоже увидим в нашем фильме. В это время, пока мы веселились, Лиз нашла, где стоит наш самолёт и мы, зарегистрировавшись, вышли из ближнего терминала прямо к нашему Фалькону. Операторы продолжали нас снимать, чтобы заснять момент нашего восхождения по трапу в самолёт. Опять нас встретил Жан, совсем не удивившись, что нас стало больше. Вещей мы никаких не брали, так как я решил купить всю необходимую одежду прямо в Ницце. Нам нужны были белый костюм и платье, потому, что нас должен был ждать белый Jaguar КХ120. Салон у него коричневый кожаный, так что на его фоне наша белая одежда будет смотреться очень даже гармонично.

Да, ещё платок или кашне надо будет Солнышку купить, чтобы волосы от ветра во время езды не разлетались в стороны. Главная проблема была в том, что Солнышко катером управлять не умела. Она даже на велосипеде так и не научилась хорошо кататься, но для женщины велосипед в жизни не главное. Хотя Лиз мне сказала, что за полчаса её научат на месте управлять хоть ракетой, лишь бы заплатили за ускоренный курс. Там есть профессионалы, которые быстро смогут её научить.

В этот раз я узнал, что командира нашего воздушного судна зовут Люк. Забавно для русского человека звучит такое имя, потому, что сразу вспоминаешь люк в танке или крышку люка, и возможное её отсутсвие, на дороге. Но профессионал он отличный, так что его как не назови, а он нас доставит туда и обратно в целостности и сохранности. В салоне, когда мы все вошли, сразу стало тесновато. Конечно, в Париж мы летели втроём, а в Ниццу летим ввосьмером. Но нам лететь меньше часа, так что потерпим.

Ну вот и взлетели. Перегруза не было, но ощущалось, что взлетали мы дольше. Лиз с Тедди и я с Солнышком сели в хвосте, а остальные впереди. Там было место, чтобы операторы положили свои камеры на пол и аккуратно придерживали их ногами. Кормежка в таком коротком полёте не предусматривалась, да и мы ещё не успели проголодаться. Мы в четвёртом болтали о наших планах, о том, что скоро опять увидимся в Лондоне. Тедди сказал, что, скорее всего, он прилетит к нам в Лос-Анджелес на наше награждение, чтобы этим завершить свой фильм о нас.

— Будет здорово нам там опять встретиться через десять дней, — сказал я ему. — И Лиз с собой бери.

— А куда я от неё теперь денусь, — ответил Тедди. — Я ей вчера сделал предложение и она дала согласие.

— Поздравляем, — ответили мы вместе с Солнышком. — Когда свадьба?

— Наметили на сентябрь, — ответила Лиз. — Вас мы тоже приглашаем. Точную дату сообщим позже.

— Спасибо за приглашение, — сказала Солнышко. — Обязательно прилетим.

— Тедди, как продвигается работа по монтажу уже отснятых вчера двух клипов у Нотр-Дама и на Эйфелевой башне? — спросил я нашего главного клипмейкера.

— Вчера сразу после вашего концерта начали. Правда, работали только до двух часов ночи, потому, что устали. Сегодня уже на ваше выступление я не поеду. Материала достаточно, буду доделывать первые два и начну уже с сегодняшним материалом тоже работать. Но надо очень постараться к завтрашнему дню смонтировать полностью «Belle». Ты знаешь, по первым наброскам, клип выйдет очень хорошим. Фактура и декорации получились потрясающими, ну и сама песня, конечно. Так как ты мне ещё позавчера рассказал, что ты задумал, то я знаю, как снять сегодня клип на вашу песню «Tu es foutu». Думаю, что в три часа мы уложимся, плюс-минус час.

— Это было бы просто здорово. Я так понимаю, с замком мы не успеваем абсолютно?

— Точно. Приедешь в Лондон, всё сделаем за несколько часов, как в прошлый раз.

— Спасибо. А то в Москве я в этом деле никого не знаю, поэтому мне удобней с тобой работать.

— Слушай, Sweetlane же её и на английском поёт. Давай мы и для Англии сразу клип сделаем?

— А что, запись у меня есть, так что параллельно будем делать оба варианта. А как у нас тогда получится по времени?

— Плюс час-полтора. В Париже будем часа в четыре, так что успеете ещё и отдохнуть.

Нас прервал Жан, который сказал, что мы уже идём на посадку. Ого, мы даже быстрее на десять минут прилетим, чем планировали. Все сразу пристегнулись и стали смотреть в иллюминаторы. Хорошо, что их было шесть, так что хватило всем. И вот показалась земля, а потом стал увеличиваться в размерах сам город и его аэропорт. Вот это красота. С высоты было видно, что аэропорт вдаётся прямо в зеленовато-прозрачное Средиземное в море, как какой-то коралловый риф, на котором видны взлетные полосы, с которых взлетают и садятся маленькие самолетики, ещё меньше, чем наши. Но это с большой высоты так казалось нам, что всё там похоже на игрушечное. Наконец мы ещё снизились и стало понятно, что это не игрушечные домики и самолетики, а настоящие дома и большие самолеты.

Было даже немножко боязно скатится прямо в море, если вдруг посадочной полосы не хватит для торможения. Но мы зря волновались, нам хватило и половины, чтобы совершить посадку и подрулить к многочисленным терминалам. Мы опять захлопали пилотам, выражая им тем самым благодарность за комфортный полет. Затем пешком мы попали в здание аэропорта, который не был таким экзотическим, как RCG, но был просто красивым. Он и назывался красиво — Aéroport Nice Côte d'Azur. На стоянке нас ожидал минивэн, за руль которого сел Тедди. Это был белый Volkswagen Transporter Т2. Но не раннего выпуска, а этого, последнего, года. Он выглядел намного лучше и современнее, чем его первые собратья. Через год его должны будут снять с производства и заменить на Т3. Эта его модификация мне самому очень нравилась,

До Ниццы было всего шесть километров и ехать следовало, судя по купленной мной в аэропорту карте, по Английской набережной. Погода была просто чудесной. Море и солнце — что ещё нужно, чтобы настроение было отличным. Хотелось сразу нырнуть в него и долго не вылезать на берег, но мы это удовольствие оставили на потом.

Как же здорово ехать по великолепной дороге и даже просто смотреть на море. Оно у нас было с правой стороны по направлению движения. Как я объяснил Тедди ещё в самолёте, мы сначала заедем в саму Ниццу, чтобы мы смогли купить себе белые, как я и хотел, костюм и платье, а потом поедем дальше, где вдалеке уже виднелись холмы, похожие с побережья на невысокие горы со светлыми ленточками серпантинов. То, что мне и нужно. Тедди правильно понял задачу и именно там мы и начнём снимать то, как мы будем ехать на «Ягуаре».

В Ницце я решил первым делом заехать в бутик YSL на La Croisette. Нам ни Dior, ни Chanel не запрещали использовать любую одежду, которая нам нравится, в других своих клипах. Когда мы вышли из машины и направились в магазин, нас сквозь витрину сразу узнали и вышли встречать прямо к порогу, что было очень приятно. Тедди спросил разрешения на съёмки внутри и без проблем получил его. Наша охрана осталась на улице, а мы стали выбирать, что нам подойдёт для съёмок. Мне хотелось чего-то эдакого, но чтобы было очень красиво.

С костюмом и туфлями я определился сразу, а вот Солнышко долго думала и решила купить всё в розовых тонах. Когда она это всё надела, то я понял, что в розовом ей будет даже лучше. Получался некий контраст между мной, внешне белым и пушистым, и Солнышком, желающей меня проучить за обман и измену. Рубашку и галстук мне посоветовали продавцы. Всё было идеально белое, а вот галстук я выбрал чёрный, с намеком, что нутро у героя клипа чёрное, хотя он весь и в белом.

Но платок и тканевые перчатки я посоветовал Солнышку купить белые, что подчеркивало нашу с ней связь. Смотрелись мы вдвоём великолепно, что подтвердили и продавцы с Лиз. Ещё мы купили женские духи Opium, которые появились в прошлом году. Мне нравился их слоган: «Опиум — для тех, кто пристрастился к Yves Saint Laurent». Да мы тут пристрастились к нему с первого раза. Ещё я купил Солнышку два больших косметических набора, от которых она пришла в полный в восторг. Эти необычные наборы блестели, как золотые и были потрясающе элегантно выполнены.

Купленную одежду мы упаковали в специальные чехлы и отправились дальше. А вот тут я почувствовал первый тревожный сигнал. Он был пока далеко, но я его уловил отчётливо. Направленное именно на меня стремление уничтожить ни с чем не перепутаешь. Значит, я не ошибся в своих расчётах и со мной решили поквитаться именно здесь. Ну что ж, я готов. Надо только тщательно изучить карту и выбрать место для финальной встречи. Я предполагал, что они следили за мной и знали, что я должен был этим утром лететь в Ниццу. Об этом было осведомлено много людей и это им стало известно уже вчера. Значит, успели хорошо подготовиться.

Солнышко я подставлять под пули этих идиотов не хотел, да и Тедди с Лиз тоже мне были не чужие. Основной задачей для меня было отправить минивэн вперёд, а самому остаться и сделать так, чтобы террористы попали в ловушку. Я их уже хорошо чувствовал и смог понять, что они движутся за нами на двух машинах. В каждой сидело по пять человек. Я не знал, где они собирались нас перехватить, поэтому место моей с ними встречи я должен был выбрать сам. Я ощущал, что они движутся с большей скоростью, чем мы и где-то минут через пятнадцать-двадцать они нас нагонят. Они все были вооружены и значит они смогут нас просто расстрелять из автоматов, проезжая мимо во время обгона. При таком варианте шансов выжить ни у кого не было. Значит, у меня есть в запасе минут пять, чтобы найти место.

По карте я видел, что через метров пятьсот будет мост и это самое оптимальное место для меня. Было два варианта. Первый, остаться возле моста и расстрелять их из Беретты, скрывшись за деревьями перед мостом. Но тогда я оставлю кучу улик, что это сделал я. Значит, этот вариант отпадает. Второй заключался в том, что я встану где-то в середине самого моста и мощным импульсом боли заставлю водителя потерять управление машиной, что приведёт к неминуемой аварии. Самый идеальный же вариант заключался в том, чтобы рассчитать так, чтобы машина, в результате этого, упала с моста. Глубины пропасти я не знал, так как это не было указано на карте, но в любом случае, сидящие в ней пассажиры должны будут сильно пострадать.

А вот что мне делать со второй машиной, я пока не знал. Буду смотреть по ситуации. Но в любом случае, уничтожить половину преследователей — это уже половина успеха. Плохо то, что двоих вооружённых фликов я взять с собой не мог, так как они сразу поймут, что аварию каким-то образом подстроил я и у меня будет намного больше проблем, если бы я их всех тупо перестрелял.

Так, вижу мост и говорю Тедди, что я здесь выйду и минут пятнадцать похожу и присмотрюсь к месту. Мост очень живописный и может быть съёмку мы начнём именно отсюда. Так как в этом клипе командовал я, то Тедди ничего не сказал, хотя удивился такому моему решению. Я ему сказал, чтобы они ехали до точки встречи со съёмочной группой и возвращались за мной уже с Ягуаром и автоплатформой. Полицейским я тоже сказал, что я здесь просто пройдусь и ничего со мной страшного за четверть часа не случится. Они повозмущались, но так как машин на трассе было мало и никаких угроз для меня они не представляли, то они с моим решением, в конце концов, согласились.

Если бы они по-хорошему не согласились, то у них бы резко заболели головы, из-за чего им очень сильно расхотелось бы со мной спорить. Я хотел сначала отдать Вальтер Солнышку, но понял, что она меня тогда точно одного никуда не отпустит. Она всё сразу поймёт и у неё начнётся истерика. А мне это категорически не надо. У меня счёт пошёл уже на секунды и мне здесь плачущей невесты абсолютно не нужно.

— Я пойду пройдусь один, — сказал я ей, — а вы за мной вернётесь через пятнадцать минут. У меня появилась одна идея с мостом и мне надо её спокойно обдумать.

Солнышко уже давно привыкла к моим странностям в момент творческого озарения, поэтому просто чмокнула меня в губы и сказала:

— Только с моста не прыгай.

Та ещё приколистка нашлась. Но я загадочно улыбнулся, сделав вид, что я задумал что-то более хитрое, но весёлое. Как обычно, это прокатило без проблем. Солнышко поняла, что я придумал что-то неопасное и успокоилась. Вот и хорошо. Я вышел на обочину дороги и пошёл в сторону моста, а минивэн поехал дальше. Мне Тедди показал место на карте, где нас ждала съемочная группа и автоплатформа с машиной. Там была специальная стоянка и находился первый тоннель, о котором я говорил, что мне таких нужно как минимум три для съёмки клипа. Очень красиво должно было смотреться, как мы часто въезжаем в тоннели и выезжаем из них.

Ну вот я и остался один, чего я усиленно и добивался. Две точки приближались ко мне и вот-вот должны были показаться из-за поворота дороги. Людей на трассе не было, проехало только две машины в сторону Ниццы. Я был уже на середине моста, когда появилась первая машина. Это был чёрный Ситроен. Я сразу обратил внимание на то, что вторая машина шла довольно близко к Ситроену и я решил этим воспользоваться. Я посмотрел на водителя первой машины и представил себе, как эти гады убивают мою Солнышко. Мощный выброс направленного луча злости ударил волной жуткой боли в мозг этого водителя и заставил его рефлекторно нажать на тормоз, а затем схватиться за виски.

Машина от резкого торможения пошла юзом, а потом перевернулась. Водитель второй машины почти среагировал на неожиданно возникшую впереди него опасность, и резко ударил по тормозам. Но это ему не помогло. Скорость была довольно высокая и вторая машина врезалась в первую, столкнув её с моста, пробив при этом ограждение. Глубина оврага, на дне которого протекала мелкая речка, была около десяти метров. Ситроен в полёте успел ещё раз перевернуться и упал на крышу, которая от сильного удара просто сплющилась. Вторая машина тоже кувыркнулась и, раскачиваясь, зависла передними колёсами над пропастью.

Это был Рено, только темно-синего цвета. Из него пытался кто-то выбраться, раскачивая ее, и машина, потеряв равновесие, свалилась с моста вслед за первой. Странно было то, что ни та, ни другая не загорелась. Видимо, река, в которую упали обе машины, в этом месте имела достаточную глубину, чтобы при падении брызги воды полностью окатили обе машины и возгорания не произошло.

Я ещё секунд десять постоял на мосту и быстрым шагом пошёл вперёд, чтобы уйти подальше от моста и места аварии. Я стоял на мосту эти несколько секунд не для того, чтобы плюнуть на трупы поверженных врагов и насладиться их смертью, а чтобы проверить, все ли погибли. К сожалению, выживших было трое. Я это видел по цвету их ауры. Они были ранены и она у них была тусклая. Не такая, как у здорового человека. У здорового человека она яркая, а у этих она была какая-то потухшая, что ли. Я это заметил ещё вчера, в номере Ротшильдов, когда связывал террористов, поэтому уже знал, как отличать различное состояние людей. Кстати, мне это может пригодиться и в будущем. Я смогу определять, болен ли человек или нет. И даже смогу указать место болезни, так как там аура будет более тёмной. Вот так, постепенно, я и открывал дополнительные полезные свойства своих, не изученных мною пока до конца, способностей. Не всё же мне мозги людям плавить, пора бы научиться уже их лечить. Ну, сразу конечно, лечить у меня не получится, а вот определить, где у человека больное место, я уже смогу.

Так, на карте я видел впереди площадку для разворота большегрузных фур. Вот туда я быстренько и добежал, пока наши не вернулись. Ведь придётся им автоплатформу разворачивать в обратную сторону, да и мне надо будет привыкнуть к управлению «Ягуаром». Всё-таки, машина мне незнакомая, а мне рулить ей придётся по серпантину. И главное, место произошедшей аварии останется далеко позади и никто ничего не заметит. Оно уже будет у меня за спиной на приличном расстоянии и из-за холма его вообще не будет видно. Видеокамер здесь, пока, нигде не стоит, так как эпоха тотального наблюдения за гражданами начнётся только через тридцать лет.

А вот и наши. Из тоннеля выехал сначала белый «Ягуар», за рулем которого сидел Тедди, а на пассажирском сидении рядом с ним сидела Солнышко. Она радостно помахала мне рукой и я ей тоже бодро ответил несколькими взмахами. Вот это автомобиль! Вот что значит настоящая классика. Первым, после покупки виллы на Лазурном берегу, я куплю себе такого красавца. Я понимаю, что это машина чисто для понтов, но смотрится она просто великолепно.

Увидев меня живого и невредимого, вышедшие из минивэна, наши два охранника полностью успокоились. Как бы сказали у нас в дореволюционной России: «Чудит барин». Главное, что за эти пятнадцать минут с барином ничего не произошло. Солнышко выскочила из машины и радостная подбежала ко мне.

— Ну что, придумал что-нибудь? — спросила она меня, повиснув у меня на шее.

— Новую песню, — ответил я, рассматривая своё улыбающееся чудо. — А для съёмок клипа мост не подходит, не очень эффектно будет смотреться в кадре. Я решил остановиться только на тоннелях.

— И правильно, — подтвердил моё решение Тедди, тоже подошедший ко мне. — Ты же хотел, чтобы я снял непрерывное движение машины, совпадающее с ритмом твоей песни. Значит, нужны меняющиеся пейзажи на заднем и боковых планах. Сейчас автоплатформа подъедет и здесь развернётся, а вы пока идите и переодевайтесь в минивэн.

Мы с Солнышком последовали его совету и ушли с Лиз внутрь микроавтобуса и там переоделись. В это время, как раз, приехала автоплатформа, на которой была куча съемочного оборудования. Пока она развернулась на площадке, Лиз полностью привела Солнышко в образ настоящей кинозвезды, да и я рядом смотрелся с ней совсем неплохо. В общем, мы друг друга стоили. После этого я сел за руль настоящего автомобильного чуда и немного покатался на площадке. По жесткости машина мне напоминала мою «Волгу». Ну да, этот шедевр автотехники появился ещё тридцать лет назад, поэтому особых удобств не было вообще, но, зато, он мог ехать со скоростью 200 километров в час. Для той эпохи это был самый быстрый серийный автомобиль.

Я немного проехался змейкой, сдал раза три назад и быстро привык к управлению. В это время команда помощников готовилась к съёмкам. Здесь я впервые увидел систему «Стедикам» — носимую систему стабилизации съёмочной камеры для кино— или видеосъёмки в движении. Её изобрели всего год назад и уже активно использовали на съёмках. Эта система обеспечивала настолько плавное движение съёмочной камеры, что при просмотре полученного изображения у зрителя создавалось ощущение полёта. При этом камера крепилась к торсу оператора, который мог свободно перемещаться в любом направлении. Закреплённый на транспортном средстве, «Стедикам» гасил любую тряску, обеспечивая качественное изображение.

Ну что ж, мы с Солнышком готовы и можно начинать. Включили фонограмму и мы поехали. Впереди двигалась автоплатформа и два оператора снимали нас с разных точек. Второй оператор попутно снимал мелькавшие боковые виды природы и холмов. Съёмку сзади мы решили сделать при возвращении на исходное место, чтобы Солнышко уже оттуда пела английскую версию песни. Потом мы на обратном пути снимали нас сзади. Когда вернулись на отправную точку, то стали снимать английский вариант песни. На это у нас ушло сорок пять минут. Главное, что в конце Тедди показал всем поднятый вверх большой палец правой руки, что означало, что всё получилось классно.

Затем мы поехали к морю. На нас все, сидящие в проезжающих навстречу машинах, оборачивались, узнавая сначала автомобиль, а потом уже нас. Когда мы подъехали к злополучному мосту, там уже была куча полицейских машин и карет скорой помощи. На нас даже не обратили внимания в этой суете. Ну и отлично, никто ни о чем не догадывается и никогда не догадается. Главное, мне не пришлось использовать ни Беретту, ни Вальтер. Нас, конечно, могут потом в Париже опросить полицейские, но все наши честно скажут, что никто ничего не видел. И это будет абсолютной правдой, которую подтвердит даже детектор лжи, если на таковой их всех отправят.

Далее мы все вернулись в Ниццу, где на Английской набережной мы должны были снимать бухту с яхтами и то, как мы гуляем с Солнышком на её фоне. Вот тут зевак собралось столько, что местным полицейским даже пришлось придти нам на помощь. Они оперативно огородили территорию съёмок специальной лентой, как будто это было место преступления и никого за неё не пускали. Здесь мы долго не задержались, хотя радостная толпа и пыталась нас не отпустить. Им очень понравилось, что всемирно известная группа «Demo» приехала снимать свой клип именно в их город. Мы их поблагодарили за гостеприимство, посылая всем воздушные поцелуи. Я думаю, что когда нас опять пригласят на гастроли во Францию, вторым городом, после Парижа, в котором мы захотим дать несколько концертов, будет, конечно, Ницца.

Наш путь лежал в сторону причала, где стояли катера. Нам предложили на выбор три катера, из которых я выбрал один, очень похожий на тот, который был в клипе In-Grid. Вот тут начались небольшие проблемы. Солнышку никак не удавалось научиться плавно управлять катером и тогда мы пошли на хитрость. К ней в ноги посадили низкорослого юнгу, который и рулил. Его не было видно со второго катера, где находились наши камераманы, так что всё получилось замечательно. Я даже в одном из сувенирных магазинчиков умудрился купить качающегося человечка, которого обычно автолюбители крепят себе на торпеду. Получилось повторить замечательную идею, которая была использована в оригинальном варианте этого клипа. Даже у Тедди это вызвало неподдельный восторг, что уж говорить об остальных.

В конце съёмок меня связали и положили в задней части катера, которую называют кормой. Съёмочная группа при этом ржала во весь голос, что мешало Солнышку делать серьёзное лицо. После каждого дубля она начинала заливаться смехом, видя мою физиономию с кляпом во рту, но потом, отсмеявшись, снова продолжала играть роль брошенной мстительной любовницы.

Ну вот и всё. Тедди довольно улыбнулся и сказал, что на сегодня хватит.

— Я проголодалась, — заявила моя несостоявшаяся мстительница, только пять минут назад желавшая меня утопить.

— Я тоже не отказался бы чего-нибудь перекусить, — ответил я и показал рукой в сторону ресторана под простым и лаконичным названием «Nice».

Мы туда завалились всей нашей дружной компанией, чтобы поесть и отметить окончание съёмок. Посетители ресторана нам улыбались, уже наслышанные о том, что недалёко от них группа «Demo» провидит съёмки своего клипа. После обеда мы пошли купаться на море и целый час плескались в его тёплых водах.

А потом мы отправились в риелтерское агенство, чтобы посмотреть виллы, которые были выставлены на продажу. Все были очень красивые, но ни к одной у меня не лежала душа. Но тут я случайно увидел фотографию, лежащую на столе у агента.

— А вот эта продаётся? — спросил я.

— Она начнёт выставляться на продажу только через месяц. Там решается вопрос с наследством, поэтому ещё не оформлен переход собственности на нового владельца. Но если вы хотите, то мы можем составить предварительный договор о намерениях. И тогда вы первым сможете её купить.

— Сколько она будет стоить?

— Миллион двести тысяч долларов. Новый владелец живет в США и хотел бы получить деньги в долларах.

— Я согласен. Составляйте договор и приложите к нему как можно больше её фотографий. Мы сейчас улетаем, а когда мы её будем покупать, тогда и посмотрим вживую. Вот координаты моего доверенного человека, его зовут Стив. Свяжитесь с ним, как только все вопросы с наследством будут решены.

Солнышко сидела не дыша, не веря своему счастью. Собственная вилла в Ницце — об этом она только сегодня утром начала мечтать, а уже через четыре часа её мечта сбылась. Если бы не народ вокруг, она бы запрыгала от радости и стала бы меня целовать. Но сдержалась. Я видел, каких усилий ей это стоило.

А дальше мы направились в аэропорт и вся процедура повторилась, только в обратном порядке. В самолёте мы с ней мгновенно уснули, даже не дослушав, что нам говорил Тедди. И проснулись, когда Жан объявил о снижении.

— Ну вы и спать горазды, — сказал нам Тедди, когда увидел, что мы открыли глаза.

— Извини, — ответил я за себя и за Солнышко. — Напряженный был день. Мы-то почти час купались, а вы просто лежали и дремали на солнышке.

— Забыл тебя спросить. Ты пока ходил около моста, наверняка что-то сочинил?

— Ты прав. Я сразу пошёл к вам на встречу, когда понял, что мост нам не пригодится. Я специально вышел, чтобы подумать о новой песне. Когда вокруг никого нет, мне лучше думается. Идея возникла ещё по дороге, но шум в машине и разговоры мне мешали. Поэтому я вышел и допридумывал песню. У тебя есть с собой ручка и листок бумаги?

— Есть. Держи.

И я написал слова очень танцевальной и зажигательной песни немецкой группы «Scooter» 1998 года «How Much Is The Fish?». Они с Лиз второй раз видели, как я пишу песни.

— Вот, — ответил я, показывая текст песни, — слова готовы. Музыка у меня в голове. Мы сегодня на час раньше поедем в «Pavillon de Paris» и там отрепетируем её перед концертом. И это будет настоящая танцевальная бомба. Её будет танцевать вся Европа.

— Ух ты, — сказала Солнышко, так как уже прекрасно знала, что если я говорю, что это бомба, то так оно и будет. — И в каком отделении концерта ты её исполнишь?

— В первом, самой последней. То есть после «Belle». Я видел, что публика ещё хочет танцевать, скопившись у сцены. И это только женщины. А моя новая песня заставит танцевать и мужчин. Так что Париж вздрогнет от наших песен.

Тедди и Лиз сидели зачарованные, а Солнышко от избытка чувств поцеловала меня в щеку. Она интуитивно понимала, что необходимо внести в наше выступление больше драйва и именно это я и сделал.

У выхода из парижской «шайбы» нас, после посадки, встречал наш Мерседес, а остальные расселись по своим машинам и мы поехали в отель. Как только мы появились и поднялись в номер, пришёл Стив и сообщил:

— С контрактом я разобрался, — сказал он, выкладывая документацию на стол в кабинете, куда мы перешли, чтобы не мешать Солнышку раскладывать и развешивать свои новые вещи. — Барон Ротшильд предложил тебе просто шикарные условия. Видимо, в благодарность за своё спасение.

— И за то, — добавил я, — что ему удасться, наконец-то, выйти на наш закрытый рынок.

— Тогда понятно, почему он прописан под тебя, а не под них. Так что можешь его подписывать. Они согласны принять в качестве предоплаты миллион франков. Остальную сумму ты заплатишь, когда примешь уже полностью работающую типографию у себя в Центре.

Я минут десять внимательно изучал документы и, не найдя никаких подводных камней, подписал свой первый контракт в качестве генерального директора своего Центра. Затем я передал Стиву один из казначейских билетов на миллион франков, которые я получил от Dior за рекламу.

— А теперь вот твои книги, которые ты заказывал, — сказал он и достал из пакета три одинаковых издания «Камасутры» на английском языке, одно из которых я сам читал в прошлой жизни, только в 1979 году.

— Спасибо, — сказал я Стиву. — Сообщи, пожалуйста, Серёге, что мы выезжаем на час раньше, чтобы отрепетировать новую песню. И у меня есть очередная просьба к тебе. Вызови к нам нотариуса, чтобы её зарегистрировать. Пусть он приезжает сразу в «Павильон».

— Ты знаешь, я её ещё не слышал, но уже готов купить.

— Я рад, что ты мне доверяешь. Но лучше ты вместе с нотариусом её сначала послушаешь, а уже тогда решишь.

— Хорошо. С Серёгой и с нотариусом я понял. Тогда на завтра я договорюсь со студией звукозаписи.

— Только в четверг в час дня мы с Солнышком идем в Елисейский дворец получать мою заслуженную награду. Поэтому это время у нас занято.

— Там это дело продлиться недолго, поэтому к двум часам я закажу вам студию и музыкальные инструменты. У нас в Париже тоже своя есть, но не такая большая, как в Лондоне.

— Спасибо, что ты всё организуешь.

— Так я хочу, чтобы в пятницу её уже крутили в эфире у меня на родине. Как она хоть называется?

— «How Much Is The Fish?» И выпускайте её сразу отдельным синглом.

— Согласен. Да, можешь обрадовать Жени́. Вопрос с её трудоустройством я решил, так что она может с завтрашнего дня выходить на работу.

— Завтра она с Серёгой будет целый день мотаться, а вот в пятницу она, я думаю, с удовольствием приступит к обязанностям стажёра. И спасибо тебе огромное за неё, а скорее за Серёгу. Негоже, чтобы у моего лучшего друга его любимая девушка работала проституткой. Ведь stagiaire лучше, чем ponette.

— А ponette, это, я так понимаю, и есть проститутка?

— Да, просто я немного знаю l’argo moderne. Так что не удивляйся.

— Я с тобой уже ничему не удивляюсь.

Стив ушёл, а я пошёл в ванную комнату. Там уже плескалась моя бесхвостая русалка и я залез в душ. Мы, конечно, с Солнышком ополоснулись под душем на пляже после купания в море, но хотелось отмыться как следует. За время съёмок мы даже немного загорели, особенно лицо.

— Солнышко, — крикнул я ей из душевой кабины, — ты не обгорела на солнце?

— Нет, — крикнула она в ответ. — Всё нормально. Я только чуть-чуть подрумянилась, но это мне идёт. Вот бы в Ниццу на недельку смотаться.

— Слетаем обязательно. Уверен, что французы нас скоро опять пригласят и мы на несколько дней там зависнем с концертами. Там рядом с Ницце расположено княжество Монако и Италия совсем недалеко. Так что зрителей на наших концертах будет много и не только французов.

Из ванной комнаты мы выходили вместе абсолютно голые и плюхнулись на королевскую кровать. На самом деле она не была королевской кроватью. Просто она была такая огромная, что в прайсе было написано «King’s size», вот поэтому мы её и называли королевской. Солнышко легла в позу морской звезды, раскинув руки и ноги в стороны. И я лёг также. При этом оставалось ещё много свободного места по краям.

— Я Стива попросил купить мне книжку, — сказал я подруге, — о которой я тебе рассказывал. Именно из неё я и подчерпнул свои знания о сексе.

— А мне можно её посмотреть? — спросила любопытная Солнышко.

— Я для тебя её и купил. Сам я её уже давно изучил, так как такая же у нас в Хельсинки была. Я её сейчас принесу.

Я сходил в кабинет и принёс один экземпляр, а остальные две убрал в чемодан. Пусть пока Солнышко о них не знает. Я лёг рядом и мы стали рассматривать пока картинки.

— Сколько же здесь поз? — удивилась подруга.

— Рисунков больше тысячи, а более-менее нормальных всего около двухсот.

— И двести тоже много.

— Там встречаются позы, где один мужчина занимается любовью сразу с двумя женщинами и наоборот. То есть двое мужчин это делают с одной женщиной. Есть даже позы, где сразу трое мужчин.

Солнышко задумалась, видимо представила, как это выглядит.

— Мы можем такое с тобой попробовать, — предложил я. — Мы вчера много разных приспособлений для этого накупили.

— А можно я сначала эротические наряды померяю и тебе покажу? — спросила заинтересовавшаяся Солнышко.

— Конечно. Я же для тебя их купил, а не для какой-то другой девушки.

Солнышко ушла, довольная, в другую комнату и я стал ждать. И вот она появилась в чём-то очень прозрачном, которое не только не скрывало все её прелести, а, наоборот, подчеркивало. Она немного покрутилась передо мной, продемонстрировав этот возбуждающий наряд и с довольным, от произведённого эффекта, видом удалилась опять переодеваться. Вот как вы думаете, сколько может выдержать мужчина такое над собой форменное издевательство? Я сломался на третьей перемене наряда. Там вообще всё было выставлено на показ, поэтому я не выдержал и схватил Солнышко за руку. А затем я, визжащую от удовольствия, подругу завалил на кровать и сделал своё грязное дело. Самое интересное, после этого грязного дела мы лежали очень довольные друг другом. Интересно, какой идиот назвал это дело грязным? Ничего чище, по моему, в жизни и не бывает.

А потом мы вместе пошли и набрали кучу эротических игрушек и стали выбирать, с какой из них первой продолжить наши любовные игры. Сначала Солнышко предложила попробовать одиночный фаллоимитатор. В первый раз спереди был я, а сзади был «он». Солнышку новые ощущения понравились. Потом мы поменялись и сзади был я, а «он» был уже спереди. И тоже получилось очень здорово. Солнышку очень понравилось экспериментировать и, напоследок, мы выбрали двойной вибратор на батарейках. При этом нам пришлось использовать «позу 69», которую французы называют «L'amour croise», что на русский переводится как «перекрёстная любовь». Вот тут была буря восторга как с моей стороны, так и со стороны подруги. Мы получили восхитительное наслаждение и новый опыт в любовных играх.

— Я не ожидала получить такого удовольствия от этих игрушек, — еле-еле смогла произнести Солнышко, но блаженная улыбка на её лице говорила о том, что удовольствие было, действительно, незабываемым. — Если я кому из подруг расскажу про такое, так они сразу начнут просить дать им тоже попробовать.

— Да ну их, этих твоих подруг, — сказал я в ответ и поцеловал свою честно трудившуюся почти час невесту. — Они сразу всем разболтают об этом. По-моему, доверять можно только Маше, да и то, я не совсем в этом уверен.

— Маша точно не разболтает. Давай ей тоже таких два разных вибратора купим в подарок и пусть со своим школьным другом этим занимается.

При этих словах я усмехнулся про себя. Ведь сам недавно об этом подумал, только Солнышко не догадывается, что друг это я. Но в душе я был рад, что Солнышко своими словами сама легализовала такие нужные мне и Маше игрушки.

— Конечно, давай купим, — с радостью согласился я. — И правда, пусть сама попробует, сколько есть интересных способов, чтобы доставить друг другу наслаждение. А чтобы ей не быть самоучкой, подарим ей в нагрузку и «Камасутру». И язык английский подтянет и парня своего будет радовать своими глубокими познаниями в сексе.

Мы опять сходили и ополоснулись, а потом ещё немного повалялись перед ужином. Вот зачем здесь, спрашивается, в отеле рестораны, когда тебе в номер привозят всё, что ты захочешь и при этом ты можешь принимать пищу прямо на террасе, любуясь великолепным видом Парижа и Эйфелевой башни, на которой мы только вчера были? Вот и я так думаю, поэтому в ресторан необходимо идти, только если у тебя с кем-то назначена встреча. Мы уже два раза сходили на такие встречи и хватит.

— Слушай, — сказал я Солнышку, когда мы закончили ужинать, — ты пока отдохни, а я к Серёге спущусь. Скажу ему про новую песню. Там внизу в отеле есть рояль, может поработаем с ним минут двадцать перед концертом.

— Иди, — ответила Солнышко, завалившись опять на кровать. — А я пока телевизор посмотрю.

Опять мультики будет смотреть, вот ведь нашлась любительница детского удовольствия. У нас в Союзе таких не увидишь, поэтому и отрывается здесь. Пусть себя побалует, завтра поздно ночью уже домой полетим. Кажется, только вчера прилетели, а уже завтра опять улетать.

Я спустился на этаж ниже и когда шёл по коридору, столкнулся нос к носу с Женькой. Она смутилась, но поздоровалась первой.

— Привет, — сказала она. — Я, как раз, хотела с тобой поговорить.

— Привет, — ответил я, догадываясь, на какую тему она со мной собиралась пообщаться. — Тогда пошли в бар и под кофе поговорим. У меня к тебе тоже есть разговор.

Мы спустились в бар и сели за столик, за которым мы только вчера общались. После того, как я заказал два кофе, она спросила:

— Что со мной было такое вчера на концерте?

— Я знал, что именно это ты и хочешь узнать, — ответил я и прямо спросил в ответ. — Скажи честно, тебе понравилось то, что ты испытала во время моего исполнения песни «Belle»?

— Если честно, то да. Я такого никогда не испытывала. Я слышала об этом, но это были только слухи. Когда её передают по радио, не возникает такого неконтролируемого чувства любви к тебе. В этот момент я была готова броситься на тебя и изнасиловать прямо на сцене.

— Я тебя и Лиз забыл об этом предупредить. Да, я так пою и мои флюиды влияют на всех женщин вокруг. Если попроще, то это неощутимые веяния, исходящие от моего биополя. То ест, когда я пою эту песню, а эта песня о любви, я каким-то образом излучаю невидимые энергетические волны, в которых содержится много любви и они будоражат чувства женщин. Поняла?

— Да, поняла. Слава Богу, что это длилось недолго и потом прошло. Но после этой песни я как-то по другому стала к тебе относится. Я бы с удовольствием затащила тебя в постель, но прекрасно понимаю, что друг тебе дороже.

— Жени́, ты хорошая девушка и всё правильно понимаешь. Поэтому мы с тобой останемся друзьями. Причём, хорошими. Потому, что я нашёл тебе хорошую и престижную работу, за которую хорошо платят.

— Спасибо тебе за это. Серж не знает о моей нынешней работе и я очень этого стесняюсь. Я хотела сама найти хорошую работу, но не получилось. И я теперь честно могу сказать Сержу, где я работаю?

— Можешь. С пятницы ты будешь работать в офисе EMI здесь, в Париже. Детали можешь узнать у Стива. Фактически, он теперь является твоим начальником. И ты будешь заниматься музыкальными группами и исполнителями песен.

— C'est tout simplement magnifique! Ой, я от радости перешла на французский. Это великолепно! Серж тоже обрадуется этому. Он меня уже спрашивал о моей работе, но мне удавалось увести разговор от этой скользкой темы. Знаешь, Сержу очень повезло, что у него есть такой друг. Я бы расцеловала тебя за то, что ты для меня и для него сделал, но я ещё вчера поняла, что это тебе не понравится. Кстати, моя мама тоже думает, что я работаю в солидной фирме и у меня много командировок.

— Ладно, я рад, что ты рада. У нас уже время поджимает. Скажи Серёге, что мы на час раньше сегодня выезжаем. Встречаемся в холле через тридцать минут.

Женька убежала, а ко мне подошёл полицейский, только не наш охранник, а в форме лейтенанта и, представившись, стал задавать вопросы по поводу Ниццы и о автомобильной катастрофе. Вот черти, быстро работают. Немедленно сообщили об аварии на мосту в Париж, ведь там, как минимум, было семь трупов, когда я уходил с моста. Ещё трое полуживые были, они могли и по дороге умереть. А здесь сложили дважды два и сразу поняли, за кем оставшиеся боевики «Бригады Пайпера» могли охотиться.

— Да, мы были сегодня в окрестностях Ниццы, — ответил я чистую правду, — но мы занимались съёмками клипа. Когда мы ехали потом обратно, то мы видели скопление полицейских машин и я подумал, что там произошла какая-то авария. А что, есть жертвы?

— Выжил только один из десяти, — ответил лейтенант, внимательно следя за моей реакцией. — Было две машины и они обе упали в пропасть.

— А я-то тут причём?

— Все десять пассажиров были известными экстремистами из «Бригады Пайпера», шестерых боевиков которой вы задержали вчера ночью в этом отеле. Вы не находите это совпадение странным?

— Вы считаете, что они хотели мне отомстить?

— Возможно. Они ведь ехали куда-то с автоматами и именно там, в этот момент, находились вы.

— Но они могли ехать, например, на стрельбище. Подождите, вы считаете, что я как-то причастен к этой трагедии?

— Вас видели в это время прогуливающимся на мосту.

— На каком-то мосту я был, я просто не разбираюсь, на каком. Их там было четыре, если не ошибаюсь.

— А что вы там один делали.

— Я попросил меня высадить, чтобы закончить песню. В машине мне пришла в голову мысль о новой песне, а в салоне было шумно и много людей. Я предпочитаю, чтобы рядом со мной никого не было, когда я творю. Я вышел у моста и пошёл дальше вперёд, навстречу друзьям. А потом мы встретились и начались съёмки.

— Песню закончили?

— Закончил. Сегодня вечером будем исполнять. Думаю, парижане останутся довольны. А вы что, меня в чём-то подозреваете? Неужели вы думаете, что это я перестрелял всех в этих террористов, ехавших двух машинах, и они поэтому упали с моста?

— Мы опрашиваем всех, кто был в то время в этом районе.

— Если честно, я бы с удовольствием поймал и этих десятерых для вас. Но, по-моему, получилось даже лучше. Теперь с ними меньше возни. Я бы мог соврать, что это всё опять сделал я, но вы бы мне просто не поверили.

Лейтенант как-то странно посмотрел на меня, но закончил писать протокол и передал его мне. Прочитав написанное, я подписал его и лейтенант ушёл. В процессе разговора я прочитал его мысли и понял, что я сказал всё правильно. Лейтенант сам не верил, что я, безоружный, смог бы такое сделать с двумя автомобилями и мои слова ещё больше укрепили его в этом. Он просто отрабатывал все варианты, но выходил только один, более-менее правдоподобный. Что-то случилось с первой машиной и в неё врезалась вторая. А потом они обе оказались на дне оврага в речке.

Так, уже пора бежать. Нам ещё репетировать новую песню надо. В номере меня ждала уже полностью готовая к выезду Солнышко. Молодец, поняла, что я задерживаюсь и сама стала собираться. Мои и её концертные вещи были уже упакованы в сумки и стояли у двери вместе с моей гитарой. Я быстро переоделся и мы, с помощью белл-боя, спустили наши вещи вниз. В холле вся команда была уже в сборе, кроме Тедди. Он работал с нашими клипами где-то на местной киностудии. И не было двух наших операторов. Видимо, отснятого материала было на сегодня достаточно. Главное, с нами была Лиз, наша помощница. Она со Стивом ехала с нами в машине, а Женька ехала с двумя полицейскими.

Внутри «Pavillon de Paris» нас поджидал нотариус, приглашённый Стивом. Мы сначала прошли в гримерки и оставили там свои вещи вместе с Лиз. Один полицейский, как обычно, остался у двери, а второй пошёл с нами. На сцене ещё никого не было, поэтому мы первым делом прошли к синтезатору и я наиграл Серёге мелодию новой песни. Потом Серега сам попробовал её исполнить и мы стали добиваться идеального звучания. Женька с Солнышком стояли рядом, но не мешали нам. Им обеим было интересно, что я такое придумал. Я дал Солнышку листок со словами, которые я записал в самолёте, и она аккуратным почерком переписала их на специальный бланк, переданный ей нотариусом.

Мы долго добивались характерного металлического звучания, которое присуще этой песне, но только минут через пятнадцать у нас получилось так, как надо. Ритмбокс, наконец-то, понял то, что от него хотел Серега и пошла, действительно, зажигательная молодежная музыка, которую ещё никто и никогда не слышал в 1978 году. Девчонки не удержались и стали даже пританцовывать под музыку. Потом мы настроили микрофон, который чуть изменил мой голос и он стал один в один, как у Эйч Пи Бакстера, вокалиста и фронтмена немецкой группы Scooter. А затем Серега проиграл её ещё раз, а я запел. Пять минут безумного драйва и наши друзья были все в полном восторге. Даже нотариус не удержался и стал притопывать, отбивая ритм ногой.

Серега сел записывать ноты, а я спросил Стива:

— Ну как тебе мой новый хит?

— Я просто в шоке, — ответил тот, очень довольный. — Это получилось какое-то новое направление в музыке. Его надо как-то назвать.

— Я придумал название этому музыкальному стилю. Так как он похож на электронную танцевальную музыку, давай назовём его Eurodance.

— А что, хорошо звучит. Вот тебе чек на двести тысяч фунтов, мы покупаем твою песню. Смотри, Жени́, теперь это будет твоей постоянной обязанностью работать с такими группами, как «Demo».

— Спасибо, — ответила улыбающаяся до ушей Женька. — В пятницу мне к скольки выходить на работу?

— К десяти, — ответил Стив. — Только не опаздывай.

Она от радости поцеловала Серегу, который был очень доволен этим искренним поцелуем. Нотариус всё завизировал и зарегистрировал в своей учетной книге и, получив от Стива оговорённый гонорар, ушёл счастливым, так как ему удалось познакомиться и очень близко пообщаться с нами, известными всей Франции, музыкантами. И даже поприсутствовать при рождении нашей новой песни. Теперь будет гордо рассказывать всем своим друзьям об этом знаменательном событии в его жизни.

А потом началась подготовка к концерту. Полностью закончив с ней, мы вышли на сцену под взоры ожидающей нас публики в наших кожаных костюмах. Встречали нас ещё более громкими аплодисментами, чем вчера. Париж гудел новостями о нас и все хотели видеть виновников этого радостного гудения. Открыл я первое отделение нашего концерта почти теми же словами, что и вчера. Но только добавил, что после «Belle» будет исполнена новая песня, которую я написал буквально четыре часа назад.

Всё прошло, как и вчера. «Belle» взорвала зал и женская половина его бросилась к сцене. Только в этот раз я сразу, как только все смогли передать нам цветы, объявил, чтобы никто не расходился и крикнул в зал название новой песни, как призыв к действию, — «How Much Is The Fish?». А потом, не дав никому очухаться, я начал её петь. Во время репетиции я попросил Солнышко придумать какой-нибудь танец под эту песню. Я ей предложил несколько вариантов с очень простыми движениями и она их быстро подхватила. И теперь она перед публикой прекрасно всё исполнила. Я хотел, чтобы толпа женщин осталась перед сценой и продолжила танцевать под ещё одну песню, что мне полностью удалось сделать.

Только дополнительно к уже танцующим женщинам присоединились ещё и мужчины, после чего началось настоящее веселье. Вот таким образом мне удалось быстро переключить толпу с «Belle» на другую мою песню. Все в зале были довольны. Получилась одна большая дискотека. Второе отделение прошло под знаком «Believe», а закрыли концерт мы не песней «We are the world», как всегда это делали до этого, а песней «How Much Is The Fish?». Публика хотела танцевать, а не подпевать нам, и нам пришлось ещё раз исполнить эту новую песню. И никто в зале ещё не догадывался, что они стали свидетелями рождения нового стиля в европейской музыке под названием Eurodance, который ближайшие десять лет будет самым популярным в Европе.

Глава 7 «Last Tango In Paris» («Le Dernier Tango à Paris»)

Вчера я, конечно, со всеми этими делами совсем забыл позвонить принцу Эдварду. Но сегодня с утра, как только проснулся, я решил это сделать в первую очередь, чтобы опять не забыть. Я прошёл в кабинет и набрал номер нашего с Солнышком английского друга. Надеюсь, что он ещё не уехал в школу.

Меня долго спрашивали на том конце провода, кто я такой и зачем я звоню так рано члену королевской семьи. После того, как они, наконец-то, поняли, что я тот, за кого себя выдаю, меня соединили с принцем..

— Привет, ваше высочество, — решил я именно так с ним поздороваться, в шутливо-официальной манере, — Это твой московский друг сэр Эндрю тебе звонит, правда, на этот раз из Парижа.

— Я рад тебя слышать, — ответил принц действительно радостным голосом. — И знаю, что ты сейчас в Париже и опять там отличился. Наши газеты много писали о ваших гастролях и о твоей очередной схватке с террористами.

— Я тоже очень рад тебя слышать. Надеюсь, что в школе у тебя всё нормально?

— Да так, не очень. Надоела эта учеба. Вот ты в школу не ходишь, а я хожу.

— Так мне экзамены через два дня сдавать за восьмой класс. Так что учиться, всё равно, приходится.

— Значит, и у тебя школа не закончилась. Как поживает леди Sweetlane?

— Хорошо. И привет тебе передаёт.

— Спасибо, и ей передавай от меня привет. Ты, наверное, не просто так мне позвонил?

— Да, у меня к тебе просьба есть. Нам необходимо ускорить получение английской визы одной нашей помощнице. Sweetlane тяжело в одиночку на концертах со своими костюмами и макияжем управляться. Ты не мог бы нашей девушке помочь?

— Красивой девушке я всегда готов помочь.

— Она красивая и ещё, вдобавок, хорошо поёт. Я ей новую песню написал и она на концерте 2 июня тоже выступит.

— Ради такого дела, я не стану этот вопрос откладывать в долгий ящик. Я прямо сейчас позвоню в Foreign Office и они всё, что нужно, быстро сделают. Я являюсь покровителем нашего Министерства иностранных дел от королевской семьи, поэтому через час в нашем посольстве в Москве все будут знать о твоей девушке и как только доставят туда её паспорт, то в течение дня поставят нашу визу. Как её, кстати, зовут?

— Maria Kolesova.

— Я записал. Так что буду ждать через две недели тебя, Sweetlane и Maria на нашем королевском концерте.

— Благодарю и до встречи в Лондоне.

Ну вот, с Машей вопрос полностью решён. Я думаю, что её надо будет, по-любому, брать с нами в Англию. Лишняя помощница для Солнышка не помешает. Тогда решено и я побежал в зал. Если подруга проснётся, то тогда успеем в бассейне вместе поплавать. Но в бассейне её не оказалось. Когда я вернулся в номер, она только встала. Ну хоть выспалась как следует. Вчера был очень насыщенный событиями день, один перелёт до Ниццы и обратно чего стоил. Хоть мы и поспали немного в самолёте, но накопилась общая усталость. Да и сегодня опять массу дел предстояло сделать. Вот как в таком плотном графике выкроить хотя бы час и успеть смотаться к Жасинте? Ведь я обещал ей «кинуть палочку» на прощание. И не одну, чтобы ждала с нетерпением следующего моего приезда. Вот и будет у меня в Париже та, кто меня не забудет и будет постоянно вспоминать. И не просто очередная девушка, а единственная дочь президента Франции. В Лондоне меня ждёт будущая английская принцесса, а здесь будет ждать президентская дочка. Вот так вот.

Я поцеловал своё заспанное и взлохмаченное чудо, которое счастливо заулыбалась. Видимо, вспомнила наши вчерашние любовные игры и мне стало приятно, что я доставил подруге массу удовольствий. Я знал золотое правило семейной жизни: удовлетворённая женщина — это мир и покой в доме.

— Дай догадаюсь, что тебе сегодня ночью снилось, — сказал я и, немного подумав, ответил. — Конечно же, вчерашнее море в Ницце.

— Да, — ответила улыбающаяся Солнышко, — теперь оно долго мне будет являться во сне.

Пока Солнышко плескалась в душе, я заказал нам завтрак. Последний завтрак перед отлётом в Москву. Что-то опять не хочется возвращаться на родину. В Лондоне не хотелось, а теперь и в Париже не хочется. Значит, или что-то с родиной не так, или со мной.

Мы опять удобно устроились на террасе и наблюдая за городской жизнью с высоты восьмого этажа отеля, неспешно наслаждались принесенными деликатесами. Я, как всегда, заказал себе разных морепродуктов с моими обязательными и любимыми устрицами, а Солнышко выбрала себе салат из различных экзотических фруктов и мороженое.

Мы, счастливые, улыбались друг другу. Нам было хорошо и жизнь была хороша.

— Тебе привет от принца, — сказал я своей невесте, когда мы приступили к десерту.

— Спасибо, — ответила та, поедая мороженое. — Ты звонил Эдварду?

— Да, чтобы ускорить процесс получения визы для Маши. Я подумал, что если Лиз и останется с нами в Лондоне, то лишняя помощница тебе не помешает. Мы теперь можем себе такое позволить.

— Здорово. И мне будет веселей, пока ты будешь решать свои деловые вопросы.

— Вот и хорошо. Осталось написать ей хорошую песню на английском, чтобы смогла выступить вместе с нами в Лондоне на королевском концерте. Я, правда, принцу сказал, что уже её написал. Но я соврал только наполовину. В голове уже есть мотив и первый куплет песни полностью готов.

Тут нам постучали в дверь и на пороге появился Тедди. Он был взъерошен и небрит, но жутко доволен.

— Мы всю ночь работали, — сразу заявил он. — Два клипа готовы и я еду на TF1. Я с ними ещё в аэропорту договорился о сотрудничестве. Так что в пять вечера будете принимать мою работу на этом телевизионном канале. Я считаю, что оба клипа, и на песню «Belle», и на «Une vie d’amour», получились просто замечательные.

— Спасибо, Тедди, — ответил я. — Это будет нашим прекрасным прощальным подарком для парижан, да и для всех французов тоже. А потом у тебя какие планы?

— Спать до обеда. А после обеда погулять с Лиз по магазинам и купить подарки нашим друзьям в Лондоне. А то мы с ней улетаем домой завтра рано утром и хочется успеть сделать все сегодня.

— Мы тебе и Лиз очень благодарны, — сказала Солнышко. — Как мы можем её отблагодарить за её неоценимую помощь нам?

— Вот и не будем её оценивать, она этого не любит.

— Тогда что она любит? — спросил я.

— Только вы ей не говорите, что я проболтался. Она очень любит чёрную икру. Но и здесь, и в Англии она стоит жутко дорого.

— Значит, следующий раз я из Москвы привезу ей пять больших банок чёрной икры. Она у нас стоит не очень дорого.

— Вот это её точно обрадует. Ну я побежал, дел ещё много надо сделать.

После ухода Тедди я решил сам смотаться в сексшоп и купить заранее ещё подарков для Маши и для других знакомых, которых у нас много.

— Я поеду за эротическими подарками, — сказал я Солнышку, — а то потом времени у нас с тобой не будет.

— А я в это время начну собирать наши вещи, — ответила мне подруга.

Я быстро собрался и вышел к машине. Только вот быстро уехать мне опять не дали. Журналисты дежурили недалеко от входа и сразу стали меня фотографировать, одновременно задавая многочисленные вопросы.

— Вас сегодня наградят высшим орденом Франции, — спросил самый проворный из этой писательской братии. — Как вы к этому относитесь?

— Я благодарен господину президенту и всему французскому народу за столь высокую награду, — сказал я. — Я всегда готов помочь людям, попавшим в беду. Точно также я поступил в Лондоне, а теперь пришёл на помощь людям здесь, в Париже. Терроризм — это опасность не только для Европы, но и для всего мира. И лишь сообща мы сможем его победить.

— Ваша новая песня «How mach is the fish?» вчера произвела фурор на концерте, — обратился ко мне ещё один корреспондент. — Все сразу поняли, что вы создали новый стиль в музыке. Как вы его назовёте?

— Я уже вчера придумал ему название, — ответил я. — Это направление в популярной музыке будет называться Eurodance.

— Очень интересное название.

— Да, простое, но содержащее суть того, что я создал. Мы днем запишем на студии звукозаписи эту песню и уже сегодня вечером вся Франция сможет её услышать.

— Какие ваши дальнейшие музыкальные планы? — спросил другой журналист.

— Хочу дальше развивать это направление и собираюсь подготовить ещё одну песню к сегодняшнему выступлению. А какую, вы сможете услышать на нашем вечернем концерте.

Были ещё и другие вопросы. Я коротко на них ответил, а потом, сославшись на занятость, прошёл к машине. Я взял с собой только одного охранника, Пьера, чтобы остальные двое охраняли моё сокровище. Я имею в виду Солнышко, я не чемоданы с вещами и подарками. Мне моя подруга дороже всего барахла на свете. Мы поехали в тот же магазин, где мы вчера были и я купил ещё целый пакет эротических приспособлений и игрушек. На стойке продавца стоял телефон и я решил позвонить Жасинте. Если её не будет дома, значит не судьба. Но трубку сняли с первого гудка и это была сама Жасинта, а не её прислуга.

— Привет, дорогая, — поздоровался я. — Почему ты не в университете?

— Привет, любимый, — ответила мне она очень откровенно. — Я специально сегодня никуда не пошла и сидела всё утро у телефона, чтобы не пропустить твой звонок.

— Это очень мило с твоей стороны. Тогда встречаемся на старом месте через десять минут?

— Договорились. Я уже одеваюсь и выбегаю.

— Можешь не одеваться, ведь опять придётся раздеваться.

Мы засмеялись моей двусмысленной шутке и я пошёл к машине. От секс-шопа до особняка подруги Жасинты я добирался в этот раз чуть дольше, так как магазин, из которого я звонил, был расположен дальше от центра. Когда я подъехал, Жасинта меня уже ждала около приоткрытой двери. Вот ведь как соскучилась по мне, что даже ждёт меня у входа. Естественно, ни в какой бассейн мы в этот раз больше не ныряли, а сразу побежали в ту спальню, где позавчера кувыркались с ней.

Под платьем у Жасинты сегодня вообще ничего не было. Она правильно поняла моё пожелание, чтобы не отвлекаться на долгие раздевания. Мы оба понимали, что мы можем больше не увидеться и отдавались процессу любви со всей страстью. Что мы только не вытворяли, чтобы доставить друг другу максимум удовольствия. Мне даже пришлось из пакета позаимствовать один фаллоимитатор, чтобы обострить до предела наши сексуальные ощущения. И рекорд был побит. 7:4 в пользу сборной Советского Союза.

— Мне казалось, что я просто умру от наслаждения, — шептала мне на ухо Жасинта, так как говорить громко она, практически, не могла.

— Если бы ты умерла, то я бы тебя оживил и опять занялся бы с тобой сексом, — ответил я, тоже слегка вымотавшийся.

— Как я буду теперь без тебя? Мне кажется, что я в тебя влюбилась. Эти две ночи ты мне всё время снился. Мы с тобой в моих снах занимались любовью, прямо, как сейчас. Я просыпалась утром и трусики у меня были мокрые.

— Я тебе дарю этот лингам, чтобы ты помнила, как хорошо мы проводили с тобой время и чтобы, глядя на него, вспоминала обо мне.

— Хорошо. Я буду прятать его под подушку, чтобы прислуга его не нашла, а потом засыпать с ним в руках. И если мне очень захочется тебя, то я им сразу воспользуюсь.

— Моё время вышло и мне пора собираться. Я ведь встречаюсь сегодня с твоим папой.

— Да, я знаю. В газетах писали, что тебя сегодня будут награждать орденом Почётного легиона. И ты знаешь, мне приятно, что тебя наградят. Такое чувство, что и я к этому как-то причастна.

— Всё правильно. Это будет делать твой папа и, помимо этого, мы с тобой за это время стали очень близкими людьми. Надеюсь, папа ничего не знает о наших с тобой отношениях?

— Нет, конечно. Но он, наверняка, догадался о моих особых чувствах к тебе. Ведь это я его упросила пригласить тебя к нам на гастроли. Но догадываться и знать — это большая разница.

Мы ещё раз поцеловались и я ей пообещал, что раз я сегодня не успел ей спеть «Belle», то в следующий раз это сделаю обязательно.

Когда я приехал в гостиницу, то не стал подниматься к себе, а зашёл сначала в бутик Dior, где купил понравившиеся мне два костюма и рубашки. Также купил и пару туфель. Пусть будут, мы скоро полетим в Штаты и в Англию, поэтому одежды нам нужно иметь много.

В номере был небольшой беспорядок, потому, что Солнышко решила сама попробовать собрать наши вещи. А тут я ещё притащил очередной пакет.

— Так, всё оставь, как есть, — сказал я ей. — Пока отдохни, а перед концертом я вызову горничных и они всё аккуратно нам упакуют. Я был в бутике Dior и видел красивые кожаные чемоданы. Если всё не уместится, то они возьмут их оттуда, а я потом оплачу.

— Я хотела сама попробовать, но у меня не получилось, — сказала расстроенная Солнышко.

— Зато у тебя получается великолепно петь и заниматься со мной любовью, — ответил я ей, за что получил благодарственный поцелуй.

— Я в душ, а ты закажи мне что-нибудь поесть. Нам скоро в Елисейский дворец ехать, так что надо заранее перекусить.

За обедом я решил обрадовать свою подругу и сказал:

— Солнышко, я сочинил для тебя песню в стиле Eurodance и назвал её «Here I go again». Я хочу, чтобы мы вместе её сегодня исполнили, но твоя партия в ней будет ведущей. Как в нашей песне «How do you do».

— Спасибо, любимый, — ответила она. — Я с удовольствием её исполню. Значит, она такая же танцевальная, как «How Mach is the fish?»

— Да. Она не займёт высоких мест в чатах, но её полюбят все, от мала до велика. Я хочу собирать теперь не просто залы, а огромные дискотечные площадки. Люди хотят танцевать и мы дадим им такую возможность.

— Интересно ты придумал. Да, я заметила, что танцевать хотят все. И молодёжь и люди постарше. Значит, мы оба думаем в одном и том же направлении.

В дверь постучали. Это был Стив, который принёс хорошую новость.

— Со мной связался представитель автомобильной фирмы Citroën, — сказал он, — и предложил вам поработать моделями для их последних марок автомобилей. Там ничего сложного нет и мы уложимся за час, а потом поедем в гости к президенту. Елисейский дворец находится рядом, поэтому ехать нам совсем недалеко.

— А где будет проходить фотосессия? — спросил я его, надеясь, что это будет где-то поблизости, так как особо далеко тащится куда-то в последний день совсем не было желания ни у меня, ни у Солнышка..

— Они хотят это сделать на фоне Триумфальной арки. Это тоже рядом с нами.

— Что платят?

— Все уже знают ваши расценки, поэтому 2.250.000 франков они озвучили сразу.

— Хорошо. Но я предлагаю другой вариант, но он будет чуть дороже. Предложи им три миллиона, но я буду фотографироваться с орденом Почётного легиона в петлице. Это же будет лучше, поэтому и стоить будет дороже?

— Интересная мысль. Я думаю, что они согласятся. Тогда я им сейчас перезвоню и вернусь.

Стив ушёл, а Солнышко обрадованно сказала:

— А здорово ты придумал. Как раз торопиться не будем и спокойно всё сделаем.

— И ещё немного денег заработаем. Поди плохо нашему государству ещё почти восемьсот тысяч франков на халяву поиметь. Это почти двести тысяч долларов. Мне у Ситникова в понедельник сказала Мари, что какая-то ещё спортивная фирма нами интересовалась. Но они уже точно не успевают.

Тут вернулся Стив и сообщил, что представители концерна Ситроен согласны с новой ценой и готовы перенести фотосессию на половину четвёртого.

— Вот и отлично, — сказал я. — Тут в пять часов должны показать наши два новых клипа. Тедди всю ночь работал, но, всё-таки, успел.

— Да, он мне утром об этом сообщил, — ответил Стив. — Я видел, что ты недавно общался с журналистами и они были очень довольны каким-то твоим сообщением.

— Я им объявил, что новый стиль, в котором была исполнена наша песня «How mach is the fish?» я назвал Eurodance. И, кстати, я придумал ещё одну новую песню в этом стиле. Так что сегодня в студии пишем сразу две.

— Я всегда готов записывать твои песни. Да и платить за них тоже. Они приносят нам хорошие деньги.

— Мы с Солнышком посоветовались и решили устроить у вас в Лондоне большую дискотеку на каком-нибудь стадионе. Без сидячих мест, только для танцев. Как ты на такой формат представлений смотришь?

— Положительно. Только для этого надо побольше танцевальных песен, так как часть ваших французских там не подойдут.

— Я знаю. Значит, буду писать только в стиле Eurodance, чтобы хватило на два танцевальных часа. Но эту проблему я беру на себя.

— Договорились.

— Тогда я сейчас работаю над песней, а потом мы едем к Президенту.

Работать над песней я пошёл на террасу, где был большой диван, на котором я удобно и устроился. Там я повалялся минут двадцать, греясь на солнышке, вспоминая популярную песню известного шведского певца и музыканта E-Type (в миру Мартина Эрикссона) «Here I go again» и записывая слова. Ляпота. Затем я пошёл искать Солнышко. Она в спальне смотрела новости, где показывали сюжет, в котором рассказывали о нас. Показывали отрывки из наших концертов в «Олимпии» и «Павильоне». А также диктор рассказывал о нашем новом музыкальном стиле, который появился только вчера и завоевал уже тысячи поклонников. Солнышко мало что понимала, но догадывалась о сути. Название Eurodance постоянно повторялось, поэтому было понятно, что говорят о музыкальном направлении, которе я вчера создал.

— Да, — сказала задумчиво Солнышко, — вот мы вчера устроили парижанам представление. Но это действительно настоящий прорыв в современной музыке, и всё это придумал ты.

— А сегодня мы закрепим этот успех, — ответил я. — Завтра, а может даже и сегодня, все услышат две наши новые песни уже по радио. Тедди сегодня точно пришлёт своих двоих камераманов на наш концерт и сам туда, обязательно, приедет. Он такие, можно сказать, эпохальные события любит и никогда не пропустит. Так, а Серега с Женькой где?

— Они поехали вместе за аппаратурой для него. Пока тебя не было, они звонили и сообщили, что отъедут ненадолго. Значит, ещё не вернулись.

— Ладно. Тогда будем потихоньку собираться. Тебе ещё нужно в салон заскочить и сделать что-нибудь красивое. Правда, ты и так у меня красавица, но в этот раз надо очаровать самого Президента Франции.

— Спасибо за красавицу. Мне очень приятно, когда ты так говоришь. Я сегодня решила зеленое платье и всё остальное от Dior надеть. Я его ещё ни разу не надевала.

— Правильно. Я во фраке, ко мне не придерёшься. А вот ты, согласно контракту, должна быть только в их одежде. Да и маникюршам я покажу что-нибудь новенькое. Я им обещал прошлый раз, значит сделаю. А ты выберешь, какой маникюр тебе сегодня больше подойдёт.

Солнышко чмокнула меня за мою заботу о ней и стала одеваться. Я тоже снял с вешалки фрак, который мы купили в 200-й секции ГУМа и я в нем выходил в свет только один раз в субботу на прошлой неделе на приём во французское посольство. Вот он и опять пригодился. И ничего в этот раз арендовать не надо, как я это в Лондоне сделал. Через двадцать минут мы были полностью готовы и спустились вниз.

Пока в салоне Солнышку делали причёску, я объяснил другим двум девушкам, как делать новые виды французского маникюра. Моей подруге больше понравился декоративный френч и она выбрала его. Правда, с ним пришлось немного повозиться, так как надо было аккуратно разместить по несколько страз одновременно на каждый ноготь. Но получилось потрясающе. Я даже не мог понять, кто больше доволен: Солнышко или мастера. Я их хорошо понимал, так как это было абсолютно новое направление во французском маникюре. Они, в благодарность за это, решили декоративный френч назвать моим именем. Я был не против. Вот так, я везде ухитрился оставить свой след: и в музыке, и в маникюре.

Мы уже собирались выходить из салона, как нас там нашёл Стив.

— Пора выезжать, — сказал он. — Лучше приехать пораньше.

— Вот видишь, — ответил я. — А ты торопился с Ситроеном побыстрее договориться. Тогда бы точно не успели. А так и Солнышку шикарный маникюр сделали, и всё спокойно сделать успели.

В машине Стив рассказал, что в Елисейский дворец можно попасть двумя путями. Первый, это вход с улицы Габриэль через шикарные кованые ворота с национальным символом Франции — Петухом, олицетворяющим французов и их характер. Эти ворота открывают только для особо важных гостей. Так как мы пока были не особо важными гостями, нам придётся воспользоваться вторым входом через ворота рабочего въезда по улице Фобур Сент-Оноре. Если быть совсем точным 55 Rue du Faubourg Saint-Honoré.

— Перед всеми входами стоит охрана, — сказал Стив и почему-то посмотрел на меня. — Поэтому не делай никаких резких движений и отдай мне свою Беретту. Я вас буду жать в машине, так что пистолет твой никуда не денется.

Пришлось послушаться и разоружиться. Правильно, лучше от греха подальше. Ехали мы всего минут восемь и попали на довольно узкую улочку где и остановились. Я помог выйти Солнышку и она взяла меня под руку, как настоящая дама высшего света. Так она и есть леди, только английская. Хотя леди она и в Африке леди.

Да, а симпатично смотрятся ворота, над которыми на фшагштоке развивается французский триколор. Около ворот прогуливались полицейские, а рядом с ними находились две будки. У каждой из будок стояло по одному нарядно одетому гвардейцу с карабином, прижатым к правой ноге. Автомобильные ворота были, естественно закрыты, и мы подошли к полицейским. Показав им своё приглашение на две персоны, мы получили разрешение пройти через левую дверь. Я по их глазам видел, что они нас узнали, и, наверняка, кто-то из них даже был на нашем концерте, но служба есть служба и радость от встречи с нами им показывать было нельзя.

Далее мы прошли внутренний пост охраны и вышли во двор. Перед нами предстал старинный красивый трехэтажный особняк с одноэтажными пристройками слева и справа. Если бы мы были официальными государственными лицами, то на земле перед нами была бы расстелена красная ковровая дорожка и у входа нас бы встречал сам президент. Но мы были здесь в качестве популярных музыкальных исполнителей, то есть почти в качестве туристов, и поэтому всего этого не было.

Нас на входе встретил гвардейский офицер, который проводил меня и Солнышко в Золотой зал (The Salon Doré), служащий одновременно президентским кабинетом. Я так понял, наше награждение было единственным, назначенным на сегодня, и других награждаемых во дворце в этот час не было. Поэтому всё произойдёт здесь в почти домашней обстановке. И только сейчас я неожиданно понял, где-то здесь живет и Жасинта. Только её комната находится в одном из крыльев дворца. А я-то думал, что они живут в собственном особняке. Интересно, а как отсюда можно незаметно сбежать? Значит, где-то есть другой вход, скрытый от стражи. Или кто-то их охраны ей тоже помогает, помимо горничной. А ведь могло быть и так, что этот кто-то после этого докладывал папе о проделках его дочери, а он потом делал вид, что ничего об этом не знает. Третий вариант мне очень не нравился, но совсем исключать его было нельзя.

А кабинет-то красивый, весь отделан золотом. Камин, огромная люстра и не малых размеров старинный гобелен висел между золотых колонн на стене. Неожиданно открылась дверь и внутрь вошёл Валери Жискар Д’Эстен. Мы его видели в понедельник и за эти три дня он совсем не изменился. Никаких тебе официозов, всё по-деловому. С ним вошёл секретарь и остался стоять возле двери. С президентом мы поздоровались за руку, а Солнышку он слегка пожал кончики пальцев. Переводчики нам нужны не были, но кто-то успел доложить президенту, что леди Sweet не говорит по-французски, поэтому он приветствовал нас по-английски.

— Сэр Эндрю и леди Sweetlane, — сказал президент на прекрасном английском. — Рад приветствовать вас в моем дворце в качестве моих гостей. Выражаю вам свою признательность за то, что вы откликнулись на моё приглашение и приехали в Париж. Также выражаю свою благодарность за спасение семьи Ротшильдов и поимку шестерых особо опасных преступников. В связи с тем, что решение о вашем награждении было принято всего два дня назад, ваше награждение происходит не так торжественно, как оно того заслуживает.

— Мистер Президент, — ответил я тоже по-английски, — Мы благодарны вам за ваше приглашение посетить Францию. Мы просто очарованы вашей страной. И спасибо вам за награду. Для меня это большая честь быть награждённым высшей наградой Франции.

После чего секретарь подал президенту красный футляр и он сам прикрепил мне на левую сторону груди серебряную «мальтийскую звезду» на красной короткой ленте.

— Поздравляю, — сказал президент и пожал мне руку, — отныне вы кавалер ордена Почётного легиона. А теперь прошу меня извинить, у меня срочные дела.

Мы попрощались и президент вышел из кабинета. Мы абсолютно не расстроились такой короткой процедурой награждения. Меня вообще высшими наградами СССР награждали сначала на даче, а потом за обеденным столом, тоже как бы между делом. Эта рифма меня когда-нибудь окончательно доконает.

Нас проводили на выход и мы вздохнули свободно. Не люблю я эти официальные приемы, а тем более их не любит Солнышко. Ей, конечно, приятно покрасоваться в своём бриллиантовом колье с изумрудами, но для этого можно выбрать повод и попроще. Ну вот, теперь я ещё и кавалер французского ордена. Хотя я пока так и не осознал, что я им стал. Пока не въехал я в эту иностранную награду. Надо просто к ней привыкнуть, вот и всё.

В машине нас ждал радостный Стив.

— Поздравляю, — сказал он. — Быстро вы закончили.

— Так само награждение спонтанно получилось, — ответил я. — А у президента график расписан по минутам на неделю вперёд. Поэтому он торопился, но для нас это даже очень хорошо. Сейчас поедем в отель и переоденемся для записи. А то во фраке особо не поиграешь. Да и гитара будет нам нужна.

Возле гостиницы опять нас ждали журналисты. Увидев, как мы выходим из машины, они сразу защелкали своими фотоаппаратами. Пришлось с Солнышком позировать. Она была очень довольна, что её увидят в таком ослепительном наряде. И модный дом Dior будет доволен, что звезда эстрады одета в его платье и дорогие аксессуары.

В номере мы быстро переделись. Теперь уже я оделся в новый костюм от Dior, а Солнышко выбрала розовое платье от YSL. Как говорили наши бабушки: «Форсить, так форсить». Мы так оделись, чтобы сразу после студии звукозаписи поехать на съёмки рекламы для Citroën. Пришлось, правда, перевешивать французский орден на другой пиджак, но я уже пообещал им появиться на съемках с орденом на груди. По дороге мы зашли за Серегой и Женькой, которые восторженно смотрели на наши наряды.

— Красивые, — восхищённо воскликнула француженка, — как с обложки модного журнала.

— Так мы там скоро и появимся, — сказала Солнышко, довольная комплиментом и осматривая номер, в котором жили эти двое влюблённых.

— Мы после записи сразу поедем на съёмки рекламы автомобилей Citroën, — добавил я.

— Ой, это же орден Почётного легиона, — опять восхитилась Женька. — Поздравляю. Значит, вы только что у президента были во дворце?

— Были. Всё прошло быстро, так как награждение было незапланированным. А где Лиз? Она нам опять может понадобиться.

Серега тоже меня поздравил и пожал руку. Он уже привык, что меня часто награждают и поэтому особо не удивился очередной моей награде. Мы все вчетвером спустились вниз. Оказалось, что Лиз нас уже ждала в холле. Внешним видом Солнышка она тоже осталась довольна. Потом поздравила меня с заслуженной наградой. И только после этого, внимательно присмотревшись, обратила внимание на новый маникюр у моей подруги, о котором Солнышко стала ей обстоятельно рассказывать.

Затем появился Стив и уточнил, что хотя мы приедем раньше, но студию для нас уже подготовили. До места назначения добрались за двадцать минут. Нас там ждали и музыкальные инструменты были именно те, на которых Серега играл в «Павильоне». Как оказалось, студии находились в парижском офисе EMI, куда в пятницу, то есть завтра, Женька выйдет первый раз на работу. Очень удачно получилось для неё. Стив повёл её знакомить с сотрудниками, а мы занялись привычным нам делом.

Сама студия была копией лондонской, скоро и у нас в центре появятся такие же. Единственно, их нотариуса здесь с прошлой недели нет, он находился в отпуске. Поэтому я договорился со Стивом, что он позвонит вчерашнему нотариусу. Я думаю, что он будет рад ещё раз с нами пообщаться.

«How mach is the fish» мы записали быстро, так как мы её вчера несколько раз репетировали и исполняли на сцене. Звукоинженеры нас гоняли три раза, пока не добились, по их мнению, идеального звучания. Потом вернулся Стив с довольной Женькой и мы приступили к работе над песней «Here I go again». И пошла рутинная работа. Сначала я сам показал, что надо её играть. Потом Серега повторял это и мы искали оптимальное звучание. После чего я достал уже слова и показал их Солнышку и спел её, изображая женскую партию. А затем началась спевка и сыгрывание. Хорошо, что мы приехали раньше, потому что мы возились с этой песней дольше обычного. Но вот наконец у нас получилось хорошо. Солнышко замечательно всю её спела. Но звукоринженеры гоняли нас ещё аж шесть раз и я их уже хотел прибить, но в самом конце они показали через стекло большой палец и мы выдохнули с облегчением. Я поцеловал свою подругу за прекрасную работу, а она в ответ поцеловала меня за не менее прекрасную песню.

А затем к нам в комнату вбежала Женька и сказала, что песня потрясающая и что мы все молодцы.

— Я первый раз вижу сам процесс записи песни, — сказала она, улыбаясь. — Теперь я понимаю, как это тяжело.

— Вот когда мы следующий раз прилетим в Париж, — ответил я, — то ты уже сама должна быть готова полностью заменить Стива.

— А если я не успею?

— Никаких «если». Трудись как мы и у тебя всё получится.

Нотариус пришёл почти под конец нашей работы и помимо песни оформил на меня патент на термин «Eurodance». Он подтверждал, что именно я его первым придумал и первым употребил. Вот так, теперь это слово будет отныне прочно ассоциироваться со мной и я смогу получать дивиденды за его коммерческое использование в рекламе.

Стив тоже был в полном восторге и прекрасно понимал, что с такими темпами я смогу без проблем выполнить нашу договоренность по поводу проведения в Лондоне многотысячной дискотеки. Он с удовольствием выписал мне очередной чек на двести тысяч фунтов. Стив, наверняка, уже подсчитал прибыль от будущей дискотеки и был доволен получившимся результатом. Таких массовых дискотек ещё никто не проводил и Стив понимал, что он будет первым, кто это сделает. А быть первым — это престижно и почетно, и кроме того, что ещё и денежно.

А дальше нас ждал контракт с Citroën. Было интересно, какие автомобили мы будем рекламировать. Видимо, мне и Солнышку предназначалось по одной машине, так как больше одной рекламировать было не эффективно. Тогда это получалось рекламой всего бренда, а не конкретного автомобиля. Для имиджевой рекламы это подойдёт, но Стив, вроде, говорил только о двух машинах.

Когда мы закончили с песнями, я попросил сделать две кассеты и для нас. Одну с минусовками двух песен, а вторую с полной их версией. После того, как мою просьбу выполнили, мы отправились в штаб-квартиру Citroën, которая располагалась на улице Fructidor. Фрюктидор — это 12-й месяц (18/19 августа — 16/17 сентября) французского республиканского календаря, действовавшего с октября 1793 года по 1 января 1806 года. Весь Париж был напичкан многочисленными символами и датами своей великой истории. Что ни улица — то целая эпоха. Что ни дом, то эпохальное историческое событие.

В офисе нас ждали и подтвердили, что мы будем рекламировать два их автомобиля и это будет происходить на фоне Триумфальной арки. Они договорились с мэрией Парижа на проведение только часовой фотосессии, поэтому нам надо будет постараться уложиться в отведённое время. Они были очень довольны, что я пришёл именно с орденом Почётного легиона на груди, как мы ранее и договаривались. Они, первым делом, поздравили меня с наградой, а потом уже перешли к делу.

Нам рассказали, что мне предстоит стать лицом одной из их новых моделей, которая появилась в феврале 1978 года. Она называется модель Citroën CX Prestige, которая отличается кузовом, удлиненным на 25 см. Одна такая стояла в салоне и я просто залюбовался ею. Да, это была настоящая французская машина представительского класса. Чёрного цвета, вся стремительная и дерзкая. Именно для настоящих мужчин.

А для Солнышка они подобрали очень мирный и симпатичный фургончик, который очень понравится сельским жительницам. В марте 1978 года Citroen выпустила модель Acadiane, новый небольшой коммерческий автомобиль, разработанный на базе модели Dyane, который пришёл на смену фургонам 2CV. Двигатель объемом 602 см3, 31 л.с. и скоростью до 100 км/ч. Что ж, очень хорошая машинка. Она прослужит до 1987 года, когда её снимут с производства. Одна такая тоже была здесь в салоне и Солнышку она понравилась. Она очень любила бежевый цвет, который хорошо гармонировал с её сегодняшним розовым комплектом. Такие же модели должны были ждать нас около Триумфальной арки. Контракт мы оформили за двадцать минут и сразу получили чек на три миллиона франков. Всё просто и быстро.

Мы передвигались только на своём Мерседесе, так как сразу после записи я отправил Серёгу с Женькой на такси в отель, чтобы они могли проститься по-человечески друг с другом. Я имею в виду постель, в которой они и нашли друг друга. Ведь они расстаются, как минимум, на месяц. Хотя впрок этим делом не насытишься и не запасешься.

Возле Триумфальной арки уже стояли два обещанных автомобиля вместе с командой фотографов и их помощников. И на час мы полностью выпали из реальности. Мы абсолютно не обращали внимания ни на ездящие вокруг нас машины, ни на частые гудки их водителей, которыми они нас приветствовали, когда узнавали. Нас сначала разделили и снимали поодиночке возле своих машин. А потом машины поставили вместе и мы изображали влюблённую пару. Даже целоваться пришлось под вспышки фотокамер. Нас это нисколько не смутило. Наши глаза не могли врать, поэтому читатели глянцевых, и не только автомобильных, журналов, сразу поймут по нашим фотографиям, что мы не играем в любовь перед камерами, а живём ею так же естественно, как дышим.

Час пролетел незаметно и мы вернулись в отель. Благо ехать тут было до него три минуты. Стив в гостиницу не пошёл, а, захватив с собой пленки с нашими двумя новыми песнями, отправился на французские радиостанции. Он решил сделать тоже прощальный подарок французам, а в Лондоне они прозвучат уже завтра. В номере мы сразу залезли в ванную, перед этим заказав обед в номер. Последний обед в Париже. На этот раз мы обедали в гостиной, так как ждали показа по телевизору наших двух клипов. И вот их торжественно объявили, после чего мы сначала увидели, как мы изображаем Квазимодо и Эсмеральду, а потом наши счастливые лица на Эйфелевой башне.

Оба клипа были потрясающими. Тедди молодец, его мастерство клипмейкера росло раз от разу, становясь всё более профессиональным. Нам повезло, что в Лондоне мы начали работать именно с ним. Да, порадуем мы сегодня Францию и своими клипами, и своими песнями.

Через пять минут к нам заглянул спавший всё это время Тедди. Он всю ночь работал, вот и отсыпался. Похоже, даже по магазинам с Лиз не пошёл.

— Как вам моя работа? — спросил он прямо с порога.

— Бесподобно, — ответила Солнышко.

— Ты превзошёл сам себя, — добавил я, расплывшемуся в довольной улыбке, Тедди. — Это настоящие шедевры. Ты достоин Оскара.

Тедди были приятны наши похвалы. Ему с нами было очень комфортно работать. И не потому, что мы его всё время хвалили, а потому, что со мной он постоянно постигал что-то новое и непрерывно рос над собой. И это было сразу заметно по его работам, особенно по последним двум.

Затем пришёл Стив и тоже обрадовал. Емуудалось отдать наши песни аж на пять парижских радиостанций, где у него их чуть ли не с руками отрывали. Настоящая «demo mania» в действии. Так что нам пришлось перейти в кабинет, где был радиоприёмник и там слушать опять наши, но совсем новые песни. Мы позвонили Серёге и поздравили его с успехом. Он уже к этому времени закончил любовные игры с Женькой и они тоже успели всё и посмотреть, и прослушать.

— Ваш самолёт вылетает сегодня в 23 часа 55 минут, — сообщил нам Стив немного грустную новость. — Так что вы будете в Москве около четырёх часов утра. Предлагаю всем начать собирать вещи.

— А я с операторами хочу заснять, как вы будете исполнять две ваши новые песни, — предупредил нас Тедди. — Они должны обязательно попасть в мой фильм, так как они являются первыми представителями нового направления в музыке. Я их хочу завтра же в Лондоне отдельным блоком показать по телевидению. Я уже позвонил на BBC1 и они их ждут с нетерпением.

— И я даже придумал, как на них снять просто потрясающие клипы, — сказал я, глядя на всех. — Так что, Тедди, жди нас в Лондоне через девять дней и мы сразу займёмся этим. И у меня для тебя есть грандиозная работа, которая перевернёт мир. Но это тоже мы обсудим, если ты прилетишь к нам на церемонию награждения «Грэмми» в Лос-Анджелес.

Тедди со Стивом ушли, а я вызвал горничных и они стали аккуратно собирать вещи и укладывать их в чемоданы. А я решил сходить пока в магазин и купить себе тонкий кожаный плащ специально для исполнения этих двух наших новых песен. Для них надо было что-то особенное надеть, чтобы выделить их из общей массы всех наших песен. Это должно стать неким мини-отделением в первой части нашего концерта. Такой магазин я видел недалёко от отеля. Поэтому взяв одного охранника, я отправился пешком прогуляться до него.

Встречаемые по дороге парижане и парижанки ещё издали узнавали меня и махали мне руками. Некоторые уже видели наши новые клипы, поэтому приветственного выкрикивали названия этих песен. В магазине меня встретила девушка-продавец, которая от счастья, что увидела своего кумира вживую и так близко, просто потеряла дар речи. На мои вопросы она только и могла, что кивать головой и широко открытыми от обожания глазами смотреть на меня. Пришлось ей подарить нашу фотографию и только тогда она смогла придти в чувство и начать говорить.

Она показала мне чёрные длинные кожаные плащи, два из которых я, померив, отобрал. А потом я отложил для Солнышка кожаный топ и облегающие кожаные штаны. Она мне говорила, что в её костюме ей немного жарко, поэтому я решил купить ей раздельный комплект. Продавщица ходила за мной, как хвостик, радуясь, что я ещё не ушёл. Ещё я взял кожаные перчатки с обрезанными пальцами, чтобы придать нам с Солнышком крутой рокерский вид.

Когда мы вернулись к кассе, она спросила:

— Можно мне с вами вместе с фотографироваться на память? А то никто мне не поверит, что у меня покупал свои костюмы солист группы «Demo».

— Согласен, — ответил я и нас сфотографировал хозяин магазина, видимо её отец, так как они были очень похожи друг на друга.

Они мне даже сделали хорошую скидку, чем я был очень доволен. Придя в номер, я сразу обратил низание, что все сборы были практически закончены. Практически, потому, что вещи ещё для пяти чемоданов были аккуратно сложены и готовы к тому, чтобы их перенести сразу в эти чемоданы, которых пока не было в наличии. Пришлось спускаться в бутик Dior и покупать там пять чемоданов.

Как я и предполагал, количество чемоданов удвоилось к концу наших гастролей. Солнышко моим покупкам обрадовалась и сразу напялила их на себя. Получилось очень красиво и сексуально. Такая соблазнительная амазонка с распущенными волосами. Мой прикид ей тоже понравился и мы остались очень довольны, так как я угадал и её желание, и реализовал своё. Мы оставили два пустых чемодана под концертные костюмы, а остальное, ещё раз пришедшие по моему вызову две горничные, сложили в чемоданы.

Было как-то немного грустно от того, что парижские гастроли так быстро закончились. Они очень неожиданно на нас свалились и также неожиданно подошли к концу. Но размякать было ещё рано, мы это сможем сделать и в самолёте. А сейчас надо собраться, в смысле настроиться так, чтобы этот прощальный концерт парижане запомнили надолго.

Я надеюсь, что Женька помогла Серёге упаковать его вещи, так как он их тоже приличное количество купил. Но в основном это были дополнительные навороты и прибамбасы к своей музыкальной аппаратуре. Но мы их на заключительном нашем выступлении использовать не будем, так как Серега в них ещё до конца не разобрался.

Перед выходом я решил быстро позвонить в Москву и сообщить Димке время нашего ориентировочного прилета в Шереметьево.

— Привет, Дим, — сказал я, у слышав в трубке голос своего заместителя по нашему фанатскому клубу. — Я пока ещё из Парижа тебе звоню.

— Привет, Андрей, — радостно отозвался Димка. — Мы тут про вас такого наслушались, что в пору тебе второй памятник завтра ставить.

— Да, повоевал я тут немного и попели мы хорошо. У нас через полтора часа последний концерт и мы в 11:55 по местному времени вылетаем. Прилетим где-то около четырёх утра по московскому. Надо встречу нам организовать. Кто из наших сможет? А то же это уже глубокой ночью будет.

— Все хотят и все рвутся. Сколько человек надо?

— Возьми десять и «рафик». Больше, я думаю, не надо.

— Сделаем. Все только и говорят о твоих подвигах. Даже в «Правде» сегодня про тебя целая статья вышла.

— Ругали?

— Наоборот, хвалили.

— Тогда ладно. Мы поехали выступать, а потом за вещами и в аэропорт.

— Машу с собой взять, а то она очень просилась?

— Бери. Солнышку будет с кем поболтать, пока ехать до дома будем.

Вниз мы спустились уже полностью готовые дать последний бой, который «трудный самый». Нас уже ждали все, кроме наших голубков. Видимо, в процессе сборов, они ещё раз решили как следует попрощаться, поэтому слегка задерживались. Операторы нас уже не снимали, видимо, задача была поставлена только на две наши новые песни, которых не хватало Тедди для фильма о наших парижских гастролях.

Я подошёл к Лиз и объяснил, что придётся сегодня ещё один дополнительный раз помочь Солнышку переодеться перед двумя последними песнями в первом отделении концерта.

— Без проблем, — ответила Лиз. — Я уже полностью адаптировалась и теперь могу хоть десять раз за концерт это сделать. К тому же мне ваши песни нравятся, как и вы сами.

— Спасибо тебе огромное, — ответил я. — Моя благодарность просто не имеет границ. Ты нас очень выручаешь. Надеюсь, ты нас в Лондоне тоже не бросишь?

— Разумеется, нет. Перед Её Величеством вы должны выглядеть достойно.

Ну слава Богу. Значит их будет там двое, вместе с Машей. Даже если случится какой-нибудь форс мажор, то одна хотя бы будет с нами точно. Это радует. Солнышко, слышавшая весь наш разговор, тоже была рада, что Лиз согласилась. А вот и наши влюблённые голубки пожаловали. Судя по их довольным лицам, они из постели вылезли только недавно.

Раз все в сборе, то мы выдвигаемся. Журналистов уже не было перед входом, видимо, переместились в «Павильон». Я как в воду глядел. Они нас поджидали именно там, у центрального входа. Пришлось нашим машинам остановиться и мы с Солнышком и Тедди вышли к ним. На этот раз много вопросов было к Тедди, так как его клипы на наши песни успели посмотреть многие из них. Нас с Солнышком расспрашивали о новом направлении в музыке и будем ли мы ещё писать подобные песни, как те две, которые два часа назад передавали по радио.

— Раз наша группа является зачинателем нового стиля в музыке, — ответил я, — значит нам и быть первыми, кто его будет активно продвигать и пропагандировать в Европе. Он и называется Eurodance, потому, что состоит из двух слов: Европа и танцевать. Именно танцевать, а не сидеть, слушать и смотреть. Мы уже выпустили две песни и я начал работу ещё над тремя. Я планирую в Лондоне через две недели организовать мега-дискотеку, где будут одновременно танцевать более двадцати тысяч человек.

Корреспонденты были потрясены этой новостью и продолжали допытываться о предстоящем грандиозном событии.

— Предварительная договоренность с нашими партнёрами из EMI уже достигнута, — продолжал я выступать в роли основного музыкального ньюсмейкера. — Поэтому я сейчас и взялся так активно за работу над песнями.

— А как же концерты? — выкрикнул кто-то из репортёров.

— Концерты остаются как основной наш вид выступлений. Но вы же сами видите, что молодёжь не может долго сидеть и просто слушать наши песни. Они хотят танцевать под нашу музыку и мы такую возможность им предоставим. Так что ждите нас в Лондоне с новой программой. Я в Москве создал свой продюсерский центр и первая певица, с которой я работал, уже выступила на сцене с моей песней. И хочу вам сказать, что очень неплохо выступила. Её зовут Maria Kolesova. Запомните это имя. Мы её привезём в Лондон и вы её тоже полюбите, как полюбили нас.

Мои слова произвели фурор среди журналистской братии. Такого они просто не ожидали. Это была настоящая революция в музыке и они это прекрасно понимали. Музыка выходила за пределы концертных залов и перемещалась на огромные танцевальные площадки. А это миллионы и миллиарды долларов. И все это придумали мы, «рождённые в СССР».

После моей речи Стив подошёл ко мне и сказал:

— Ну ты даёшь. Это же настоящая музыкальная революция.

— Да, — сказал я, обнимая Солнышко, которая тоже была ошарашена открывающимися перед нами перспективами, — я это прекрасно понимаю. Теперь ЕМI будет собирать не четыре тысячи зрителей на наш концерт, а двадцать. А представь, что во время такой дискотеки будут продавать пиво и легкие коктейли для девушек, типа мартини с соком. Сколько эта толпа молодежи сможет всего этого выпить во время одного нашего представления?

— Очень много.

— Целое озеро. А это два миллиона фунтов за два часа. Как тебе такой порядок цифр?

— С трудом укладывается в голове.

— Вот так. Как говорил вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин: «Революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась». Только ты правильно сказал, что это музыкальная революция, и устроили её именно мы.

Две последние фразы я специально сказал чуть громче, чтобы журналисты их услышали. Я представляю заголовки завтрашних французских утренних газет. Вот и наши в Москве удивятся тому, что я ещё и революцию, правда в музыке, ухитрился устроить всего за неполных четыре дня. Париж и так был родиной революций, а теперь здесь ещё и такая, совсем безобидная, но не менее значимая, неожиданно произошла. И её устроил пятнадцатилетний юноша, но уже кавалер Ордена Почётного легиона. В общем, завтра будет гудеть не только Париж, но и вся Франция. Не удивлюсь, если меня после этого назовут музыкальным революционером.

Нам пришлось сесть в машины и проехали к служебному входу. Солнышко восхищенным голосом сказала:

— Ты за пятнадцать секунд сделал Машу известной на всю Европу. Это было сказано совсем просто, как бы между делом, но теперь её выступления будут ждать с нетерпением в Лондоне.

— В этом и заключается моя работа, порученная мне Сусловым — продвигать наши таланты на Запад. — Знаешь, есть такая байка про Рокфеллера. Однажды они с сыном поехали в другой город и остановились в самой дорогой гостинице. Рокфеллер-старший снял одноместный номер, а его сын снял весь этаж. Когда Рокфеллера-старшего спросили о таком расточительном отношении к деньгам его сына, то он ответил:

— У меня не было такого отца, который есть у него.

Это я к тому, что мы, когда начинали, нам помогал только мой папа своими связями. Всё остальное мы сделали благодаря нашему таланту и трудолюбию. А теперь у Маши есть мы, а у Маши есть талант. Вот мы и помогаем этому таланту пробиться.

Солнышко чмокнула меня за такие слова и мы пошли внутрь. Там нас ждали все остальные. Процедура перед концертом повторилась в мельчайших деталях, только добавилось одно переодевание и одна дополнительная песня. Для меня с переодеванием ничего сложного не было, так как я просто скидывал куртку и надевал чёрный кожаный плащ с перчатками. А вот Солнышку надо будет полностью сменить наряд. Ничего, я думаю справятся.

В это раз, когда мы уже шли к сцене, мы слышали, как волнуется зал. Он ведь, на самом деле, был огромным живым организмом. Многие уже нас видели по телевизору и слышали по радио, поэтому заранее были настроены на нечто незабываемое и грандиозное. При нашем появлении зал в едином порыве содрогнулся и взорвался овациями. Вот именно так встречают победителей. Не зря мы сегодня фотографировались на фоне Триумфальной арки. Это и есть настоящий триумф. Это когда ты ещё ничего не сказал и не спел, а зал уже ликует и радуется. Радуются уже одному тому, что тебя просто увидели на сцене.

Моё вступительное слово было коротким. Я только добавил, что это заключительный концерт наших четырехдневных гастролей в Париже. И что мы надеемся, что Франция полюбила нас, как мы её и нас скоро снова пригласят на гастроли, но только более длинные. Зал завибрировал от восторга и этим дал нам откровенно понять, что нас с нетерпением будут ждать. А потом, когда аплодисменты стихли, я добавил, что сегодня в конце первого отделения будет исполнена новая песня, которую многие уже слышали. И сразу после этих слов мы с Солнышком запели нашу «Une vie d’amour».

А предпоследней была «Belle» и мы опять получили гору цветов и восторженную толпу возле сцены, которую охраняли сотрудники службы безопасности «Pavillon de Paris». Всё повторилось, как и в прошлые разы, и даже сильнее, потому, что мы прощались с Парижем. И в моей песне звучало немного грусти, что еще больше будоражило чувства присутствующих в зале женщин. Но не в сторону необузданного буйства, а в сторону нежной печали. И это было заметно невооруженным глазом. Глаза женщин не горели безумной страстью ко мне, а в них стояли слезы расставания.

И я, чтобы прекратить это их минорное настроение, выкрикнул новый слоган, придуманный, буквально, только что: «Eurodance is a revolution». Женщины сразу взбодрились, поняв, что сейчас будут танцы, и Серега заиграл проигрыш. Мы убежали за кулисы и быстро переоделись. Я вышел первым и началась мини-дискотека. Вся площадка перед сценой была забита танцующими. Вышедшая из-за кулис Солнышко подхватила ритм и дополнительно зажгла публику своими красивыми движениями.

Вот так, лозунг музыкальной революции ушёл в народ и теперь я его постоянно буду выкрикивать перед началом песни «How mach is the fish?». Именно здесь очень хорошо пригодились лазеры и дымогенераторы. Я обе песни специально пометил для светоинженеров, чтобы они здесь тоже все наши спецэффекты использовали по полной. Моя задумка удалась. Я прыгать в эту толпу не рискнул, но микрофон в их строну направлял, чтобы они мне хором подпевали. Публика была в восторге и ликовала.

А потом мы исполнили «Here I go again». Теперь уже аплодировали Солнышку. В ней солировала именно она, поэтому и все лавры достались ей, мне не жалко. Уходили мы под восторженные крики десятитысячной толпы, а это, я вам скажу, та ещё звуковая и энергетическая волна. Меня как то спросили, что такое запах счастья для артиста? Вот он, запах сцены, смешанный вместе с запахом триумфа. В нашем случае это запах грандиозного успеха, который будоражит кровь и заставляет тебя чувствовать почти всемогущим. Нас долго не хотели отпускать. Пришлось пообещать, что в конце второго отделения мы опять исполним эти две песни.

В гримерку прибежал Тедди и сказал, захлёбываясь словами от восторга:

— Это грандиозно. Мы все сняли и завтра покажем в Англии эти две ваши новые песни. Я думаю, что и англичане будут в полном восхищении от них.

Подошедший Стив тоже был доволен и рад за нас.

— Лиз, — обратился я к нашей помощнице, — ты ещё раз нам поможешь в конце такое же сделать?

— Конечно, — ответила она, улыбаясь. — Я же чувствую себя тоже причастной к этому успеху, значит, всё сделаю на отлично.

Во втором отделении, как всегда, господствовала «Believe», а в конце мы опять устроили дискотеку, как и обещали. И даже два раза. Только тогда публика нас отпустила. На прощание я сказал не прощайте, а «à bientôt», что означает в переводе на русский «до скорого свидания».

Вот и всё. Мы своё «последнее танго в Париже» исполнили, а теперь в гостиницу за вещами. Там нас ждали горничные, которые помогли нам уложить концертные вещи в чемоданы. Посидеть на дорожку мы и в этот раз не забыли. В холле я первым делом поставил свою подпись… не на фотографии, как вы подумали, а на итоговом счёте за проживание в гостинице. Он был немаленький, но и прибыль у принимающей стороны была огромная, так что то, что я подписал — это мелочь.

Мы с Солнышком тепло простились со всеми. Женька рвалась поехать с нами в аэропорт проводить Серёгу прямо до самолёта, но он уговорил её остаться здесь. Да, вот такая у них любовь случилась. И это организовал тоже я. Где революция, там всегда присутствует любовь.

Нас сопровождали в аэропорт только двое полицейских и машина охраны с одним водителем. У нас оставалось ещё немного времени и мы, после того, как сдали багаж и прошли паспортный контроль, все втроём завалились в сувенирный магазин, где каждый набрал по большому пакету подарков. И ещё я купил отдельный пакет для тех фанатов, которые будут нас встречать. И это, конечно, были копии Эйфелевой башни. Для Димки самая большая, для его заместителей средние, а для остальных десяти были размером с ладонь. Ещё я набрал таких же копий башни всем сотрудникам моего Центра. На подарки денег не жалко. Дополнительно я купил несколько бутылок дорогого крепкого алкоголя.

Когда мы сдавали наш багаж, я даже засомневался, влезут ли все наши чемоданы вместе с двумя серегиными в багажное отделение самолёта. Но работницы багажной службы аэропорта меня заверили, что места вполне хватит. Ну а пакеты мы оставим в салоне, там будет много свободного места.

К самолёту мы вышли, нагружённые подарками. У трапа нас встречал, как всегда, улыбающийся Жан, который уже привык к тому, что гости Парижа увозят с собой кучу сувениров. Из кабины пилотов нас приветствовал Люк, который сказал, что наши последние песни ему очень понравились. Ну вот мы и опять улетаем, только на этот раз домой. Всего через три часа мы увидим Москву и встретим своих школьных друзей. Да, нам было немножко грустно, но мы были молоды и не умели долго грустить. Только один Серега был, по-настоящему, грустным. Он расстался с Женькой и его ждала очень неприятная встреча с Иркой. Я другу помог, как мог. Пусть теперь сам до конца разбирается с этим разбирается.

Глава 8 «И Родина щедро поила меня…»

Наш Falcon 10 взлетел, плавно оторвавшись от взлетной полосы парижского аэропорта Roissy Charles de Gaull и взял курс на Москву. Мы трое облегченно вздохнули и стали устраиваться поудобнее. По московскому времени был уже час ночи и мы решили поспать, как можно больше. Утром у меня, да и у Солнышка тоже, состоится торжественная линейка в нашей школе по случаю Дня рождения пионерской организации и открытия моего бюста. Я даже не видел, как его устанавливали, поэтому сегодня утром для меня все будет абсолютным сюрпризом.

Я смотрел на засыпающую в кресле напротив меня Солнышко и тоже погрузился в сон. Весь полёт мы нагло продрыхли и только объявление Жана, что мы подлетаем к Москве и скоро начнём снижаться, разбудило нас. Мы даже не сразу поняли, где в данный момент находимся. Сначала показалось, что мы в нашем парижском гостиничном номере, а только потом поняли, что мы в самолёте.

Ох и налетались мы за эти гастроли так, что долго не будет хотеться опять куда-то лететь. Ага, а кому-то в Штаты через неделю опять отправляться и опять на самолёте.

— Солнышко, — спросил я свою полусонную подругу, — тебе летать ещё не надоело?

— Если бы не будили среди ночи, — ответила она, зевая, — то не надоело. Надеюсь, когда полетим в Америку, нам нормально выспаться дадут?

— Дадут. Мы полетим на Ил-62М, на котором летали в Лондон, до Нью-Йорка, а потом их местной авиакомпанией уже до Лос-Анджелеса. До Нью-Йорка лететь около двенадцати часов. Можно, конечно, через Вашингтон, но там в Гандере надо будет дополнительную посадку делать.

— Лучше без дополнительных посадок обойтись. Поспать дольше можно будет.

— Серега, ты как?

— Нормально. Я тоже спал.

Жан опять решил поработать в качестве стюарда и принёс нам троим тот же набор, что и в понедельник, когда мы летели в Париж. Под кофе мы окончательно проснулись, но усталость, накопившаяся за эти дни, всё равно, чувствовалось. Вот самолёт пошёл на посадку и мы пристегнули себя ремнями к креслам. В иллюминаторы смотреть было бесполезно, так как за бортом самолета была сплошная темень. Поэтому мы просто сидели и думали каждый о своём. Я вспомнил о предстоящих уже завтра экзаменах и подумал, что Маше сегодня надо будет обязательно позаниматься с Солнышком. Я-то был готов да и плохую оценку мне точно не поставят. А всё потому, что уже через несколько часов наша школа будет носить моё имя и никому в голову не взбредёт поставить даже четверку тому, чья фамилия станет красоваться на вывеске на фасаде школы и чей бронзовый бюст будет торжественно открыт уже сегодня утром.

Потому я был спокоен, как танк, и улыбнулся своей подруге. Солнышко, видимо, тоже в этот момент думала об экзаменах и моя уверенная улыбка её приободрила. Но вот даже в иллюминаторы стали видны огни ночной Москвы и мы прильнули к ним, пытаясь разглядеть Кремль или шпиль Останкинской башни. Вот ведь парадокс получается. В Париже мы были неполные четыре дни и успели побывать на Эйфелевой башне и побывать на всех её уровнях. А прожив в Москве целых пятнадцать лет, мы с Солнышком так и не сподобились подняться на Останкинскую телебашню. И этот парадокс необходимо было срочно исправить. Обязательно надо будет туда в ближайшее время съездить, иначе, когда нас об этом случайно спросят, может получится очень неудобно и, даже можно сказать, непатриотично.

Но вот колёса мягко коснулись посадочной полосы и мы опять поприветствовали экипаж радостными аплодисментами. Не всё же людям только нам хлопать, мы тоже умеем это делать, когда выражаем свои радостные чувства. Ну вот мы и в Москве. «Рюмка» горит яркими огнями, как и сам аэропорт «Шереметьево». Где-то там, за большими стёклами, нас уже ждут ребята. Надеюсь, здесь телевидения не будет. Из наших никто не мог знать о времени нашего вылета, кроме Димки. Мы сами узнали об этом только за пять часов до вылета.

Мы попрощались с Жаном и Люком и я, как всегда, первый спустился по трапу на московскую землю, не забыв подать руку Солнышку. Хотя это было не так просто сделать, так как обе мои руки были заняты пакетами с подарками.

Поднявшись в «рюмку», мы пришли только паспортный контроль, так как у нас у всех были дипломатические паспорта, и по стеклянному переходу попали в VIP зал, где нас уже ждала представительная делегация из встречающих нас фанатов. Как они сюда без меня прорвались, я думаю, догадаться не трудно. Все были в нашей форме с логотипами «Демо» и им разрешили встретить нас, национальных героев. Потому, что отдельная большая статья в «Правде» уже с полным правом позволяла всем считать нас таковыми.

А радости сколько было у встречающих нас фанатов, как будто нас месяц не было. Правда, целоваться полезла одна Маша. Ей можно, она теперь тоже звезда и лучшая подруга другой звезды, которая «по имени Солнце». Вот только Виктор Цой ещё не написал этот шедевр, но обязательно напишет. Главное, в этой истории его звезда не закатится через двенадцать лет в автомобильной катастрофе в Латвии, это я точно могу сейчас гарантировать.

Слава Богу, телевидения и репортёров не было, поэтому мы могли спокойно шутить, смеяться и дурачиться, а так же хлопать друга по плечам и обниматься. Димка взял с собой, как я и сказал ему по телефону, десять наших фанатов и пять из них были девушками. Поэтому пришлось целоваться и с ними, чему они были очень рады. Пакеты у нас из рук сразу забрали, потому, что не гоже, как они в один голос заявили, главным европейским музыкальным революционерам таскать какие-то пакеты, хоть они и фирменные.

— А откуда все знают, что я устроил в Париже музыкальную революцию? — спросил я удивлённо Димку.

— Всё наши перед выездом слушали BBC, а там в час ночи передали сообщение о вашем заключительном концерте во французской столице и о том, что это была настоящая революция в современной музыке и диктор вас именно так назвал.

— Ну всё, мне сегодня днём Суслов за все мои парижские похождения точно по мозгам настучит.

— За что? Ты же новый музыкальный стиль придумал. Ваши две песни уже везде крутят, особенно на французских радиостанциях. Мы иногда шкалу настроек крутим, поэтому слышали их. Классные песни получились, даже мертвого заставят танцевать.

Народ, которого было немного в это ночное время в VIP зале, весело на нас поглядывал. Даже какая-то девочка лет десяти, видимо чья-то дочь, подбежала к нам с нашей фотографией и попросила автограф. И мы не только её все втроём подписали, но я ещё достал из пакета и подарил ей маленькую копию tour Eiffel. В глазах у третьеклассницы светилось обожание, но больше всего она смотрела на Солнышко и это заметили все. Значит, очень хочет стать такой же популярной певицей, как и моя невеста.

А дальше, получив свой багаж, мы пошли вниз к нашим транспортным средствам. На стоянке ребята часть нашего багажа погрузили в багажник моей «Волги», а остальное в «рафик», так как всё, естественно, не вошло. После этого я отдал Димке пакет с подарками и он уже сам вручил всем десятерым нашим фанатам копии Эйфелевой башни. Пакет я сказал ему оставить себе, так как там остались копии среднего размера, которые он подарит своим заместителям. А две большие лежали в отдельном пакете, и его несла Солнышко. Я их вручил Маше и Димке уже в машине. Они тоже радовались им, как та девочка в аэропорту. Я поставил в магнитофон кассету с нашими двумя новыми песнями, чтобы ребята их ещё раз услышали, и мы, пока ехали до Ленинградки, все вместе их с удовольствием прослушали. Маша и Димка были очень довольны, что мы за три дня успели не только дать четыре потрясающихся концерта в Париже, но и написать, и записать две новые песни, да ещё и в совершенно новом стиле, авторами которого нас все теперь считают. А потом начались разговоры.

Новостей у каждого из нас было много, но я сказал Димке, чтобы он меня ввёл в курс предстоящих утренних событий в нашей школе.

— Бюст твой установили ещё в среду вечером, — начал свой доклад Димка. — Его накрыли белой материей, поэтому никто не видел, что там под ней. В четверг утром, то есть вчера, возле него установили пост из двух семиклассников, которые целый день менялись. Это чтобы к твоему бюсту никто не лез, а этой ночью должен его сторож охранять. Все три дня школа готовилась ко Дню рождения пионерской организации. В актовом зале что-то постоянно репетировали, но мы туда не лезли, поэтому не знаем.

— А как там поживают Вась-Вась и Людмила Николаевна?

— Носились, как наскипидаренные. Вчера появилась информация, что может приехать телевидение, но это не точно. Я с нашими фанатами отрепетовал торжественное прохождение мимо твоего памятника. Маршировать будем под «Гимн пионеров». Мы предлагали это сделать под что-то из вашего репертуара, но завуч сказала, что в пионерский праздник будут звучать только пионерские песни. Если, сказала Людмила Николаевна, Кравцов напишет новый пионерский гимн, то они тогда его будут, с удовольствием, пускать через школьное радио в этот знаменательный день.

— Маш, — обратился я к своей школьнице-любовнице, которая о чём-то шушукалась с Солнышком и охала, и я догадывался о том, что они между собой обсуждали. — Как твои успехи?

— В ВААПе у Василия Романовича я была, — ответила Маша, понимая, что я спрашивал по делу. — Отдала анкету с фотографиями. Занятия по вокалу с Лидией Петровной я продолжаю. Она меня хвалит и ей очень понравилась моя песня. Ко мне подходила одна девушка из новых ваших фанаток и я её прослушала. Мне показалось, что она пока сыровата, но можно с ней попробовать поработать. Лидия Петровна сказала, что с тремя своими ученицами она поговорила и они согласны с тобой начать работать. Ещё бы они не были согласны. К тебе полстраны готовы хоть завтра приехать, только чтобы ты их взял в свой Центр.

— Всё ясно. Как твои поклонники, ещё не замучили?

— В школе все мальчишки в классе на меня заглядываться стали, а девчонки ревнуют.

— Понятно, страсти кипят, но теперь не только по нам. Что там у нас в Центре делается?

— Всё работают, — ответил Димка. — Мебели много привезли новой. Англичане начали свои работы, ими Наташа занимается. Александр Самуилович всех гоняет, так что никто без дела не сидит. Сегодня у них и у тебя зарплата, так как двадцатое — суббота и выдавать будут девятнадцатого. Музей ваш из школы перевезли, так что теперь там нам наши ребята письма читают и пишут ответные от вашего имени.

— Ну и хорошо, что всё хорошо. Солнышко, мы остальные подарки сегодня вечером Маше и Диме подарим. А сейчас приедем и будем досыпать оставшиеся от ночи часы.

Около подъезда ребята выгрузили наши вещи и стали переносить их к лифту. В этот момент подъехал знакомый «Москвич» с нашими, уже московскими, охранниками. Из него вышел Алексей и мы с Солнышком с ним поздоровались.

— С приездом, — сказал наш охранник. — Наслышаны о твоих подвигах в Париже.

— Да, — ответил я, отводя его в сторону, — пришлось немного повоевать. А у тебя как, отдохнуть-то хоть дали?

— Сразу, как вы улетели, перебросили на твоё задание. Вот поэтому и подъехали, чтобы фотографии передать. Отчёт мы руководству отдали, а копии фотографий тебе привезли. Главное то, что никакого серьезного криминала за твоей Ириной нет. Так, по мелочи. Знакомится с обеспеченными мужчинами и молодыми людьми и разводит их на деньги, шмотки и подарки. Числится по трудовой книжке раздатчицей в одной московской столовой, но там появляется редко. У неё есть любовник, который и даёт ей наводку на денежных людей. Мы за ней установили круглосуточную слежку. Даже сделали фотографии, как она в постели с другим мужчиной один раз и с любовником два раза время проводила. Эти фотографии я и привёз. Я так понял, ты хочешь их показать Сергею?

— Да, я так и сделаю. Спасибо тебе большое и вот тебе подарки из Парижа.

Я передал ему бутылку «Наполеона» и миниатюрную копию Эйфелевой башни. Он был рад, что я ему это подарил. Мы попрощались и они куда-то отъехали. Или продолжать ночное дежурство, или их сменили. Я посмотрел фотографии и понял, что не зря напряг контору. Ирка, пока Сереги не было, весело проводила время, на снимках всё было хорошо видно. Теперь у меня коллекция голых девок образовалась. Но фотографии с Женькой я даже и не смотрел, и не собираюсь это делать.

Я подозвал к себе Серёгу и спросил:

— Что с Ириной будешь делать?

— Расскажу ей всё честно, — ответил он. — Мне перед ней неудобно. Она меня ждёт.

— Вот так она тебя ждёт? — спросил я друга, протянув ему фотографии.

Увидев их, он изменился в лице.

— Откуда они у тебя? — спросил он.

— Комитетчики всех, кто со мной контактирует, тщательно проверяют, — ответил я. — Узнал?

— Узнал. Теперь я вообще с ней разговаривать не буду. Пошла она.

— Правильно. Женька лучше.

— Лучше. Женька честная.

Да, вот такой у меня друг. Но он прав, проститутка оказалась честнее обычной шалавы. Такое тоже в жизни бывает. Теперь я это точно знаю.

— Фотографии надо отдать, — сказал я, забирая их у него. — А то, что ты её пошлёшь куда подальше, мы все будем только рады. Не забудь, сегодня в десять утра мы встречаемся в нашей школе.

— Я помню. Но меня могут не отпустить. Так что не обижайтесь, если не смогу прийти.

Димка с Машей и ещё двумя фанатами помогли нам занести чемоданы и вещи в квартиру и мы их сразу отпустили, так как всем нужно было выспаться. Было такое чувство, что мы никуда и не уезжали из нашей квартиры. И только чемоданы с парижскими вещами напоминали нам, что мы там совсем недавно, всё-таки, были. Мы не стали распаковывать вещи, этим Солнышко днём займётся до приезда Маши. Быстро приняв душ, мы плюхнулись в спальне на нашу кровать и тут же уснули. Что нам снилось, ни я, ни Солнышко не запомнили. Но что-то явно хорошее, так как через три с половиной часа мы проснулись от звонка будильника и у нас было прекрасное настроение.

Солнышко ночью даже не спросила, о чем я там разговаривал с Алексеем, а потом с Серёгой. Но я рано радовался. Она решила узнать это у меня сейчас.

— Что вы там с Сергеем обсуждали? — поинтересовалась у меня эта любопытная сорока. — Наверняка, Ирину.

— Если коротко, то можешь посмотреть фотографии, которые мне передал Алексей.

Солнышко встала с кровати и прошла в гостиную. Вернулась она очень удивленной, злой и, одновременно, смущенной.

— Вот значит с кем она время проводит, — сказала она, внимательно рассматривая каждую фотографию. — Это она тут с двумя мужиками, пока нас не было, развлекалась. А перед нами всю такую влюблённую в Сергея из себя строила. Значит, ты всё о ней знал?

— Не знал, но догадывался, — ответил я и решил, что на пробежку я не успею, а разминку и растяжку проведу дома. — Поэтому и попросил людей её тщательно проверить. Ты давай сейчас в душ и собираться, а я пока в пустой комнате потренируюсь.

За двадцать минут я быстро сделал весь тренировочный комплекс и после душа пришёл на кухню. Завтрак уже стоял на столе и ждал меня. У нас в холодильнике оставались консервы и сырокопченая колбаса, а хлеб мы купили с собой ещё в Париже. Мы взяли два багета, но так как они были очень длинные, нам их порезали на четыре части и аккуратно запаковали. Так что Солнышку осталось их только нарезать и сделать бутерброды. Вот если честно, я даже соскучился по таким бутербродам. Дом есть дом, здесь всё вкуснее и слаще.

Молодец, Солнышко, не избаловалась в Париже, где мы прожили четыре дня на всём готовом. Она тоже с большим удовольствием уплетала за обе щёки бутерброды с чёрной икрой, ветчиной и колбасой.

— Я хотел тебе в отеле в последний день заказать лягушачьи лапки, — признался я Солнышку, — но передумал. Побоялся, что они тебе не понравятся.

— И правильно сделал, — ответила она, допивая свой кофе. — Я слышала, что французы едят лягушек, поэтому тебе бы пришлось меня попытаться обмануть, но я бы, всё равно, догадалась и не стала бы есть.

— Вот и хорошо. А о чем вы там шушукались с Машей на заднем сидении, пока мы ехали?

— О том, что мы ходили с тобой в стрип-клуб и что я там видела. А потом про секс-шоп. Маша охала и широко раскрытыми глазами слушала мои рассказы.

— Я так и догадался. Про специфические подарки не рассказывала?

— Нет, конечно. Мне хочется посмотреть на её реакцию, когда она это всё увидит. Слушай, а что ты будешь делать с Иркиными фотографиями?

— Ничего. Уберу куда подальше. Выкидывать их нельзя, они подотчетные.

— Ну и правильно. Мало ли Сергею потом понадобятся в разговоре с Иркой.

Во как. Раньше она её Ириной называла, а теперь Иркой. Сразу поняла, что Ирка обыкновенная потаскуха и заслуживает именно такого обращения. Так, нам уже надо поторапливаться. Тут ехать всего ничего, но следует пораньше приехать, чтобы хоть немного осмотреться на месте.

Погода была солнечной и обещали плюс двадцать один. Поэтому я спросил Солнышко:

— А не одеться ли нам в одежду YSL, как на съемках клипа в Ницце?

— А что, — подумав, ответила Солнышко., — давай так и сделаем.

Только мне пришлось прицепить две свои Звезды, чтобы я соответствовал своему бюсту. А также все наградные планки и орден Почётного легиона. Он красиво смотрится на фоне белого пиджака. Мы увидели себя вместе в зеркале и рассмеялись.

— Ну, что, — спросил я, улыбаясь, — опять топить меня будешь, как в Ницце?

— Не, ну правда, очень спешно было на катере, — ответила Солнышко, вспомнив забавный момент съёмок на Лазурном берегу Франции.

Вот такие веселые мы и вышли из дома. А потом сев в машину, мы поехали в школу. По дороге мы поймали «Маяк» и услышали машин голос, поющий мою «Осень».

— Смотри-ка, — сказал я довольным голосом, — нашу Машу всё крутят по радио.

Сразу после неё мы услышали себя и свою песню «Дельфин и русалка». Да, опять вспомнилось море и Ницца. А ещё вилла, которую я куплю через месяц. Я посмотрел на Солнышко и мне показалось, что она тоже думает о ней.

— Ты тоже виллу в Ницце вспомнила? — спросил я у подруги.

— Да, — сказала она удивлённо. — Опять мысли читаешь?

— Просто сам о ней подумал и, посмотрев на тебя, догадался. Только о вилле никому не говори. Сразу возникнут вопросы, откуда у нас такие деньги.

— Конечно, буду молчать. Я же понимаю, что такие вещи нужно держать в секрете.

А вот и наша школа. Даже издалека виден какой-то крупный предмет, стоящий слева от входа и накрытый чём-то белым. Значит это он, мой бюст. Солнышко тоже его заметила и улыбнулась. Мы оставили «Волгу» возле въезда в школу, зарытого воротами, и пошли пешком. Это я на территорию своего Центра могу себе позволить в любое время въехать на машине, а здесь хозяин не я и правила другие. Какие-то люди уже стояли на ступеньках школы и разговаривали между собой. Заметив нас, таких нарядных, стали махать руками, призывая подойти к ним. Как оказалось, это были фотокорреспонденты из московских газет, которые приехали освещать это неординарное в жизни столицы событие. Их было пятеро и одна из них была ещё совсем юная девушка с фотоаппаратом, которая, видимо, только недавно закончила институт и стала работать в газете.

Наше появление у них вызвало ажиотаж и они принялись нас фотографировать. Нам пришлось немного попозировать, а потом они стали задавать свои вопросы.

— Андрей, ы поздравляем вас орденом Почётного легиона, — начала своё интервью именно девушка, которой все остальные уступили право первой задать нам вопрос и которая сказала, что она работает в «Пионерской правде». — Расскажите, как вы его получили и за что.

— Я спас семью Ротшильдов, — начал отвечать я, — от нападения банды неонацистов. Это были шесть террористов, которые уже неоднократно взрывали и убивали мирных граждан и не только во Франции. Я их разоружил и сдал полиции. А через два дня меня наградил этим орденом сам президент Валери Жискар Д’Эстен в Елисейском дворце.

— Вам не было страшно?

— Нет. Я же коммунист, а передо мной были наши общие смертельные враги. Они пришли грабить и убивать женщин и детей. А теперь они предстанут перед французским судом и понесут заслуженное наказание за совершенные ими преступления.

— Корреспондент газеты «Комсомольская правда», — представился среднего возраста мужчина. — Скажите пожалуйста, вы действительно вчера цитировали Ленина перед вашим концертом.

— Да, — ответил я, удивившись, что до них так быстро дошла эта информация, если не предположить, что они тоже ночью слушали BBC. — Мы говорили о революции в музыке и крылатая фраза вождя мирового пролетариата была очень к месту.

Но тут из дверей школы вышла завуч и спасла нас от журналистов.

— Здравствуйте, Людмила Николаевна, — поприветствовали мы её хором, как привыкли это делать целых восемь лет подряд, хотя согласно теперешнему моему положению, это она должна была первой с нами поздороваться.

— Привет, ребята, — ответила она автоматически и смутилась. — Какие вы теперь уже ребята. Вы теперь звезды мировой величины, а Андрей вообще забронзовел и опять приехал с новой наградой. И какие же вы сегодня красивые, прямо как киноартисты.

— Для вас мы всегда останемся вашими учениками, а вы для нас учителем истории, — ответил я и заметил, что к нашему разговору внимательно прислушиваются корреспонденты. — А в этом костюме и платье от Ив Сен-Лорана мы только позавчера снимались в Ницце в клипе на нашу песню. Поэтому вы правильно заметили, что мы похожи на артистов кино.

— Вот я и говорю, что как с афиши иностранного фильма сошли.

В этот момент в ворота школы въехал фургон с надписью «Телевидение». И сразу после этого прозвенел школьный звонок.

— Всё, — сказала Людмила Николаевна, — сейчас все уроки у четвёртых и седьмых классов закончатся и все будут выходить сюда на торжественную линейку, посвящённую Дню пионерии и открытию твоего бюста с новой школьной вывеской. Никогда бы не подумала, что твоя школа, в которой ты, Андрей, ещё учишься, будет носить твоё имя и фамилию.

— А наши одноклассники выйдут? — спросила Солнышко.

— Ну куда же без них. Твой Дмитрий будет командовать смотром ваших фанатов. А вот и они.

Из дверей высыпали сначала четвёртые классы, а за ними Димка и наши одноклассники. Тут опять начались визги, писки и даже обнимашки. Девчонки обступили Солнышко и чуть ли не хором восхищались её нарядом и сумочкой. Всё золото она решила не надевать, оставила только кольцо с бриллиантом, часы и цепочку с кулоном на шее. А меня обступили ребята. Вот они, мои товарищи, сидящие в классе за соседними партами, за которыми мы с Солнышком уже давно не сидели.

Телевизионщики, которые припарковали свой фургон за углом здания школы, перетащили свою камеру поближе и поставили её прямо напротив центрального входа в школу, но пока её не включали. Видимо, кого-то ждали. Народ косился на них, но продолжал веселиться. Я иногда посматривал на свой бюст, возле которого только что произошла смена почётного караула. Новая вывеска тоже была закрыта белой тканью. Надеюсь, что её уже будет открывать завуч или Вась-Вась. С меня одного моего бюста хватит.

А вот и Маша выскочила и при всех чмокнула меня в щеку. Хорошо не в губы, у неё бы на это ума хватило. Но даже такой невинный поцелуй вызвал у всех возгласы удивления и, одновременно, зависти. Ну так, теперь и Маша звезда и ей многое можно. Вышел директор и мы с ним поздоровались. Мне он пожал руку, видимо, все уже решили меня воспринимать не как ученика их школы, а как члена ЦК и дважды героя Советского Союза, которому уже не крикнешь строго: «Кравцов, ты почему на урок опаздываешь?». Полтора месяца всего прошло, а как всё изменилось. Даже школа мне показалась какой-то маленькой, да и Солнышко чувствовала себя здесь тоже по-другому.

Из школьных динамиков раздались такие знакомые слова песни:


Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы пионеры — дети рабочих.

Близится эра светлых годов.

Клич пионера: «Всегда будь готов!»


А я уже не пионер и даже не комсомолец. Я с недавних пор коммунист, поэтому могу позволить себе смотреть на всю эту суету свысока. Димка стал строить наших фанатов в ровныепрямоугольники. Пионеры тоже выстроились шеренгами. А вот будущие пионеры выстроились отдельно. На них нет уже октябрятских значков и сегодня их будут принимать в пионеры. Волнуются, четвероклассники. Когда-то и мы так волновались.

Но вот на ступеньки лестницы, как на импровизированную трибуну, поднялся наш директор Василий Васильевич Малахов и поздравил всех присутствующих с Днём рождения Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина.

— Но мы здесь собрались не только поэтому, — продолжил он свою речь. — Сегодня мы открываем бронзовый бюст нашего ученика, имя которого с сегодняшнего дня будет носить наша школа. Все вы его хорошо знаете. Это дважды герой Советского Союза Андрей Кравцов, ученик 8 класса «Б». Он лично откроет свой памятник, сделанный известным советским скульптором Демченко специально к этому событию. Поприветствуем же Андрея.

Раздались радостные аплодисменты. Я стоял чуть в стороне и наблюдал за всеми. Все были искренне рады тому, что ученик их школы удостоился такой чести. Я сделал легкий поклон головой в сторону директора в знак благодарности за то, что он дал мне слово.

— Дорогие учителя, одноклассники и будущие пионеры, — сказал я. — Я очень рад стоять сегодня здесь перед вами и поздравить вас с праздником. Для меня в жизни это очень торжественный момент. Я рад и горд за то, что учусь вместе с вами в этой школе. Надеюсь, что с сегодняшнего дня все будут учиться в школе имени меня только на четверки и пятерки. И я уверен, что это не последний бюст, который появится здесь. Ведь многие из вас тоже станут героями и их памятники также украсят этот школьный двор. Мой бюст — это только первая ласточка.

Ну тут уже все хлопали от души. Телевидение снимало всю мою речь, поэтому приходилось себя контролировать и не крикнуть по привычке от радости: «How much is the fish?». А потом началось торжественное открытие моего памятника. Прежде чем пойти в его сторону, мне и Солнышку торжественно повязали пионерские галстуки. Они очень весело смотрелись на моём костюме и на платье от YSL моей подруги. Если представители этого дома французской моды увидят нас в таком наряде, им точно будет весело. Но иначе нельзя, не положено принимать в пионеры, не имея на шее красиво и правильно повязанного пионерского галстука.

Я отдал пионерский салют пионерам, стоящим возле бюста, подошёл ближе к нему и, под звуки пионерского гимна, дернул за специальную веревочку. Шёлковая ткань легко соскользнула и взору всех присутствующих открылся средних размеров монумент на гранитном постаменте, точная копия меня, на котором были написаны мои фамилия, имя и отчество. И это был единственный бюст в СССР, на котором не было даты рождения и даты смерти. Их решили не писать, чтобы не нарушать симметрию золотых цифр.

Ведь цифры, означающие день, месяц и год рождения будут только слева, а цифр справа не будет вовсе. А так, сверху было золотом написано моё двойное звание Героя, а ещё чуть выше располагались и две Золотые Звезды, выгравированные на граните. Тут заиграл Гимн Советского Союза и мне вдруг захотелось дать салют из своей Беретты, которую я сегодня взял с собой, вместо «Макара». О ней знала только Солнышко, но она никому об этом рассказывать не будет.

Меня попросили повернуться к зрителям и все меня стали фотографировать. А потом уже начали принимать в пионеры четвероклассников. Их было много, целых три класса. Но меня предупредили, что нам с Солнышком доверили почетную обязанность повязать красные галстуки только отличникам. Их набралось двенадцать человек, которых построили в линейку рядом с моим бюстом. Ещё в начале праздника стали подходить к школе родители тех, кого сегодня принимали в пионеры. Обычно это делали в музее Ленина, куда родителей не приглашали. А в этот раз решили изменить традиции и поэтому родители пришли посмотреть на своих чад.

Родителей на территорию школы не пускали. Они стояли вдоль невысокого заборчика, который был всего в десяти метрах от моего бюста, поэтому они всё хорошо могли видеть. И большинство были с фотоаппаратами. Поэтому к тому моменту, как мы с Солнышком начали повязывать галстуки отличникам, вокруг школы собралась приличная толпа. Мы с моей подругой быстро справились с поставленной задачей. Главное было не забывать произносить пароль, тьфу ты, девиз пионеров «Будь готов!», и дождаться ответа «Всегда готов!», при этом вскидывая правую руку в пионерском салюте.

А потом комсомольцы из нашего класса повязали пионерские галстуки остальным. Но самые гордые и счастливые стояли те двенадцать, которых именно мы с Солнышком приняли в пионеры. А вокруг царила атмосфера настоящего ликования. Под бурные аплодисменты всех присутствующих Вась-Вась торжественно открыл вывеску, где все увидели номер школы 865, а далее шло перечисление моих регалий и в конце «имени А.Ю. Кравцова». Солнышко встала рядом со мной на ступеньки и гордо смотрела на всех. Мол это её жених и она тоже скоро будет носить такую же фамилии, как и он, и эта школа.

Затем состоялся смотр, можно сказать парад. Мимо нас, стоящих вместе с директором и завучем, прошли, конечно, не колонны, но ровные ряды школьником. Наши фанаты во главе с Димкой выделялись на их фоне выправкой и слаженностью, чётко чеканя шаг. Все на это обратили внимание. Главное, чтобы такой идеальный строй, с которым они прошли мимо нас, показали по телевизору. Чтобы Суслов обратил внимание на то, что мы не только занимаемся музыкой и продюсерством с несколькими талантливыми ребятами, но и готовим всех, кто занимается в нашем Центре, к службе в Вооружённых силах страны. А это очень ценится нашим руководством.

Но спокойно завершить наш праздник нам, всё-таки, не дали. Раздались звуки подъезжающих машин и не простых, а правительственных «ЗИЛов». Хорошо, что они появились в самом конце, а то бы всё торжество поломали. Это кого же нынче принесло по мою душу? Опять Суслова или Андропова? Ого, вот это да! Сам Леонид Ильич приехал. Значит, не зря я говорил, что он быстро выздоровеет. Получается, у меня рука лёгкая. Но я, вроде, его в прошлое воскресенье не руками трогал. Тогда выходит, что это язык у меня такой легкий. Да, действительно, болтать я умею. Сейчас за свою болтовню и получу всё, что мне причитается.

Зрители, столпившихся в этот момент вокруг школы, были просто шокированы приездом Генерального секретаря, а я пошёл его встречать вместе с Людмилой Николаевной. Вась-Вась немного оробел, а наша завуч неделю назад уже встречалась, опять же благодаря мне, с Сусловым и теперь, можно сказать, была уже стрессоустойчивой к таким визитам. Приветствовать Генсека начал первым я, так он меня знал и по положению я был выше обыкновенной заведующей учебной частью средней школы города Москвы.

— Здравствуйте, Леонид Ильич, — сказал я, обратив внимание, что Брежнев выглядит довольно хорошо.

— Привет, Андрей, — ответил он улыбаясь и пришлось мне опять с ним целоваться троекратно при всех. — Вижу, с очередной наградой вернулся, молодец.

— Спасибо. А это, Леонид Ильич, наша завуч, Байкова Людмила Николаевна.

Людмила Николаевна немного смутилась, но вид довольного Генсека её успокоил. Они поздоровались за руку и Людмила Николаевна, как радушная хозяйка школы, пригласила Брежнева посмотреть на мой бюст и новую вывеску. Когда мы подошли ближе ко входу в школу, Генсек увидел Солнышко и поманил её к себе рукой. Все видели перед этим наши обнимания и лобызания, а теперь этого удостоилась и Солнышко. Всем было понятно, что у нас с Брежневым особые, можно сказать, родственные отношения. И слухи о том, что я его внук, могут быть не совсем беспочвенны.

— Всё хорошеешь, — спросил он мою невесту. — Замуж за Андрея выходить не передумала?

— Нет, что вы, — ответила она, немного смутившись. — Мы же любим друг друга и я никогда не передумаю.

— Вот это правильно. Тогда, Андрей, веди к своему бюсту.

Охрана уже полностью оцепила периметр и сопровождала Леонида Ильича по пятам. Зрители, не ожидавшие появления Брежнева, перешёптывались между собой и во все глаза следили за происходящим. Мой бюст Генсеку понравился. Он внимательно всё рассмотрел, а потом повернулся к нам с Солнышком и Людмиле Николаевне и с серьёзным лицом сказал:

— Здесь чего-то не хватает?

Перепугавшиеся завуч с директором посмотрели друг на друга, а потом, с молчаливым вопросом, на меня. Я пожал плечами и тоже сделал удивленное лицо. Всё, вроде, на месте и хорошо сделано. И тут Бережнев улыбнулся, довольный произведённым на нас эффектом, и подозвал одного из своих помощников. А тот протянул ему такие до боли знакомые красные футляры, которых у меня уже было шесть. Ну всё, приехали. Я понял, чего не хватало на моём бюсте. Солнышко тоже догадалась и заулыбалась, только Людмила Николаевна и Вась-Вась пока ничего не поняли. Но по улыбке Брежнева они догадались, что всё нормально.

— Хоть ты всё время и отказывался, — начал свою речь Генсек, — но партия решила тоже тебя наградить за твои подвиги во Франции. Их президент тебя наградил высшей наградой и нам негоже от них отставать. У нас высшая награда Звезда Героя и орден Ленина к ней. Так что носи и геройствуй дальше.

Леонид Ильич достал из футляра Звезду и прикрепил мне её рядом с двумя другими. А потом мы поцеловались второй раз. Народ сначала не понимал, что у нас там происходит, но когда увидел, что именно Брежнев достал из футляра и прикрепил мне на грудь, зааплодировал. Солнышко стояла рядом и счастливо улыбалась. Я тоже был рад, понимая, что Политбюро это дело так не оставит и обязательно меня чём-нибудь наградит.

— Вот теперь порядок, — сказал улыбающийся Брежнев. — И спасибо тебе от Виктории Петровны, личное. После твоего отъезда в воскресенье мне вечером стало намного лучше и уже в среду утром врачи мне разрешили возобновить рабочий режим.

— И от меня ей привет передавайте, — сказал я в ответ. — И за вкусные пельмени тоже ей большое спасибо скажите.

— Вот сам завтра утром и передашь, и всё скажешь. Нас с тобой обещанный мною лось ждёт.

— Так у меня завтра, Леонид Ильич, экзамены. Мы со Светланой освободимся только часов в двенадцать.

— А раньше их никак нельзя провести? Людмила Николаевна, а не могли бы вы завтра пораньше, в качестве исключения, проэкзаменовать этих двух молодых людей?

— Мы можем и в восемь начать, — уверенно ответила наш завуч, быстро поняв что к чему.

— Вот и хорошо. Значит к десяти ты точно со Светланой будешь в Завидово.

— Обязательно будем, — сказала Светлана. — А пока вы будете охотиться, Виктория Петровна меня научит ещё что-нибудь вкусненькое готовить.

Брежнев засмеялся и похлопал её по плечу.

— Хорошо, — сказал он, — я поехал.

Мы все вместе отправились к машине Брежнева. И тут я почувствовал где-то впереди чёрный сгусток очень знакомой отрицательной энергии. Чей-то эгрегор не излучал явную агрессию к кому бы то ни было из присутствующих здесь. Он был, такое впечатление, как бы уснувший. Я с таким ещё не сталкивался. Слово «уснувший» натолкнуло меня на ещё одно определение «спящий». После чего я по цепочке ассоциаций пришёл к словосочетанию «спящий агент». И это был человек из личной охраны Брежнева. Я его раньше с Генсеком не видел. Короче, это был «крот», которого могли разбудить по команде извне в любое время. А крот — это агент или шпион, внедрённый в окружение или структуру организации и работающий скрытно на противника.

По моему побледневшему лицу Брежнев понял, что что-то случилось.

— Что-то произошло? — спросил меня он.

— Да, — сказал я и знаком дал понять Солнышку, чтобы она уводила Людмилу Николаевну и что нам необходимо срочно остаться вдвоём.

Охрана и помощники находились в десяти шагах от нас и слышать наш дальнейший разговор не могли.

— Леонид Ильич, вы мне доверяете? — спросил я тихо у Брежнева.

— Конечно, — ответил тот. — Ты столько раз спасал жизнь мне и другим членам Политбюро, что я тебе полностью доверяю.

— В вашей охране «крот» или «спящий агент». Его надо срочно изолировать от остальных под любым предлогом. Главное, его не спугнуть.

— Про это твоё умение мне говорил Андропов?

— Благодаря этой моей способности я ему недавно спас жизнь.

— Понятно. Где он?

— Он стоит у второй машины сопровождения слева. Светлые волосы с пробором посередине.

— Вижу. Сейчас я позову начальника охраны.

И он вызвал к себе того мужчину, который мне показывал кулак за спиной, когда я хулиганил на концерте в «России» и там присутствовал Брежнев. Мы кивнули друг другу, хотя представлены так и не были. Брежнев отвёл его в сторону от меня и что-то ему сказал. У того даже мускул на лице не дрогнул. Вот это выдержка. Ведь ему только что сообщили о серьезном проколе в его работе, за что он точно получит выговор. По всему выходило, что это именно он прошляпил «крота». Далее Брежнев его отпустил и, вернувшись ко мне, сказал:

— Спасибо. С ним сейчас разберутся. А завтра я тебя со Светланой обязательно жду.

Целоваться мы не стали, так как у Генсека резко испортилось настроение. Я вернулся ко входу в школу, где праздник уже закончился. Родители стали расходится и учеников начали активно загонять обратно в школу. Я поблагодарил завуча и директора за праздник, а они меня за неожиданный визит Брежнева и поздравили с третьей Звездой. Одноклассники тоже жали мне руку и поздравляли с очередной наградой, а Солнышко с Машей вместе поцеловали меня в обе щеки одновременно. Наши уже стали привыкать к такому и не реагировали на это так бурно, как час назад.

— Дим, — обратился я к своему помощнику, — ты не забыл, что у нас вечером в 19:00 концерт в клубе КГБ на Лубянке?

— Я помню и всё сделаю, — ответил тот.

— Ну тогда до вечера. И возьми с собой только четверых наших. Сам понимаешь, это КГБ. Там строгий пропускной режим. Придётся брать только из девятиклассников, у которых есть паспорта. За тебя и за Машу я договорюсь. Маш, ты после уроков берёшь такси и едешь к нам с учебниками. Завтра у нас экзамены. Будешь с моей подругой заниматься.

— А ты? — спросила Солнышко, сморщив недовольную, но очень забавную, гримаску.

— А мне в Центр надо заехать, а потом в ЦК писать отчёт о гастролях и деньги сдавать. Не, я французские чеки лучше Ситникову сдам. Мне, всё равно, надо к нему будет тоже заскочить.

— Понятно, — ответила моя подруга.

Мы попрощались со всеми, а я ещё раз подошёл к своему бюсту. Почетный караул сняли, теперь он только по праздникам будет стоять. А здорово я, всё-таки. получился в бронзе, всем мой бюст понравился.

— Вот и стал я, — сказал я Солнышку, — трижды Героем.

— Поздравляю тебя ещё раз, — ответила она с довольным видом. — Знаешь, как мне было приятно, когда тебя Брежнев награждал. Я тобой горжусь.

— А ты у меня теперь жена трижды Героя.

— Главное, что ты меня любишь и я тебя тоже очень люблю. Вон даже Леонид Ильич волнуется за нашу свадьбу. А что там у вас произошло? Ты даже побледнел, а потом нас с завучем отправил подальше от вас?

— Есть некоторые проблемы, которые нужно было срочно решить. Вот мы их быстро и решили.

— А я что-то Сергея не видела?

— Он предупреждал, что может не приехать. Значит, не получилось отпроситься из школы.

А потом мы сели в машину и поехали домой. Я там стал собирать в сумку подарки, а Солнышко принялась разбирать чемоданы. Поцеловав её, я спустился вниз и поехал в Центр. Там надо было всем нашим подарить парижские сувениры. Для Наташи я взял вторую, из купленных Стивом, книгу «Камасутры» и двойной вибратор с фаллоимитатором. Для Маши я такой же набор в отдельном пакете оставил. Вернусь домой и мы вместе ей с Солнышком подарим. Они уже эту тему обсудили и Маша, наверняка, загорелась желанием получить такой необычный подарок.

В Центре меня встретили радостными возгласами. Увидев мою третью Звезду, они сначала от неожиданности замолкли, а потом стали все вместе ещё громче поздравлять.

— Когда вы всё успеваете? — спросил меня Вольфон, любуясь моими наградами. — И французы от вас без ума и здесь, не успели вернуться, получили ещё одну Звезду.

— Леонид Ильич лично час назад приезжал на открытие моего бюста, — ответил я, раздавая подарки.

Нашему главбуху, Зинаиде Павловне и Лене, нашей общей секретарше с моим замом, я подарил по Эйфелевой башне и по красивому платку с видами Парижа. Вольфсону и Игорю, его заместителю, я подарил по бутылке коньяка и тоже по башне. Зинаида Павловна успела выдать мне получку. Это были мои первые деньги, заработанные в качестве генерального директора Центра. Всем уже выдали и они были очень довольны суммами. По поводу обедов они сказали, что им продолжают их возить и они очень вкусные. Молодец, Белый. Надо будет ему ещё пару клиентов с проблемами «крыши» подогнать.

— Александр Самуилович, — обратился я к своему заместителю, — давайте пройдёмся по зданию и посмотрим, что уже сделано.

— Да практически всё, — ответил тот, проследовав за мной. — Спортивные залы полностью оборудованы и можно уже проводить тренировки.

— Отлично. Я сегодня же позвоню Штурмину и договорюсь с ним на понедельник о встрече у нас.

— Со столовой вопрос решился очень быстро. Сначала со мной даже разговаривать на эту тему не захотели, но как только я назвал вашу фамилию и озвучил, что это нужно для Центра «Демо», их как будто подменили. Стали сама любезность и быстро согласовали сроки. В понедельник завезут необходимое оборудование и к четвергу всё уже будет готово. Да, ваша фамилия теперь открывает любую дверь в любом Министерстве.

— Я вам ещё при встрече говорил, что так и будет.

Мы быстро обошли спортивные залы и часть помещений. Действительно, всё было в наличии, начиная от спортинвентаря и заканчивая мебелью.

— Как с подготовкой к Лондону? — спросил я Вольфсрна.

— Билет заказал и в понедельник поеду выкупать, — ответил он, довольный. — Обратно, как вы и говорили, с открытой датой. Это получается дороже, но дело есть дело.

— Есть ещё два дела. Скоро прибудет типографское оборудование, которое я купил во Франции, и через неделю мне нужен полный штат сотрудников для неё.

— Трое уже готовы перейти к нам работать. Слава о вас бежит впереди нас с вами. Стоит мне только назвать, где я работаю, так люди сами начинают проситься к нам на работу в Центр.

— Это очень хорошо. Пусть на месте заполняют анкету и вы её сразу передаёте кадровику. Учтите, сроки поджимают. Теперь второе дело. Вам придётся в первой декаде июня слетать в Бангкок и выкупить лицензию на производство одного напитка у его владельца. Справитесь?

— Постараюсь. Но мне очень интересно побывать в Тайланде.

— Возьмёте с собой Наташу. Она должна побыстрее набраться опыта в таких делах. И ещё. Вы, скорее всего, полетите в Лондон вместе с Машей. Мы её тоже берём с собой. Будет выступать в качестве певицы и, параллельно, нам с костюмами помогать.

Потом я зашёл в кадры и в первый отдел. Ник-Нику и Константину Васильевичу я тоже презентовал по бутылке. Не дарить же чекистам какие-то сувенирные статуэтки. Они этого просто не поймут. Они также меня поздравили и с нашей, и с французской наградой. А на сладкое я оставил Наташу, в прямом и переносном смысле. Когда я зашёл в её кабинет, она с кем-то разговаривала по телефону. Она сразу, увидев меня, сказала в трубку, что перезвонит через полчаса и тут же бросилась ко мне на шею.

— Задушись, любимая, — сказал я, целуя её французским поцелуем.

— Значит, всё-таки, любимая, — сказала она, на секунду отрывая свои губы от моих. — Я так тебя ждала и очень по тебе соскучилась.

— Я тоже соскучился и готов тебе это прямо сейчас доказать. О, диван привезли, значит об стол я больше коленками биться не буду.

И мы завалились на диван. Да, мягкий и удобный. А Наташа и правда очень соскучилась. Она кончила буквально через три минуты, после того, как мы начали, издав в конце сладостный стон наслаждения. Когда она пришла в себя, я ей сказал:

— Я тебе кучу подарков привёз и смотри, какой один необычный.

При этих словах я достал фаллоимитатор и показал ей. Она сразу догадалась, что мы сейчас будем делать и весело засмеялась. А затем мы меняли позы и позиции и когда счёт оргазмов дошёл у Наташи до четырёх, а у меня до двух, она взмолилась о пощаде.

— У меня уже нет сил, — сказала она, целуя меня. — Это что-то невероятное. С помощью твоего подарка я получила столько наслаждения, что мне хватит на неделю.

— Хорошо, — ответил я, вставая. — Там ещё два подарка. Ещё один такой же, но двойной и книга о любви с картинками.

Все женщины любопытны от природы и Наташа не исключение. Она сразу полезла в пакет и обнаружила там двойной вибратор, который вызвал у неё удивление, а затем опять смех.

— Ты решил меня замучить любовью? — весело спросила она, тоже одеваясь.

— Нет, — ответил я, доставая из другого пакета такие же сувениры, которые я подарил до этого двум нашим женщинам. — Вот от этих подарков ты точно не умрешь.

— Спасибо тебе за всё, любимый. Но самый лучший подарок — это ты сам. Ой, а у тебя теперь уже три Звезды? А я сразу и не заметила. И ещё одна награда. Я слышала по телевизору, что тебя и французы наградили. Поздравляю.

— Спасибо. Да, теперь я как новогодняя елка блестеть буду. И ещё один орден Ленина мне сегодня Брежнев вручил. Так что их у меня теперь целых пять.

— Вот это да. От твоих рассказов у меня голова кругом, и от секса тоже. А книгу я потом почитаю, когда ты уедешь. И следующий раз я тебя чём-нибудь удивлю, вот увидишь.

— Ловлю на слове. Ты мне скажи коротко, как со студиями дела идут?

— Отлично. Замеры англичане уже сделали, калькуляцию составили и отвезли Маргарет. Та им сказала, что на следующей неделе уже придут материалы и они приступят к работе. Прилетят ещё тринадцать специалистов и они в течение недели смогут всё сделать.

— Отлично. Все твои девушки перешли к тебе?

— Да, все три.

— Значит, будут дополнительно ещё и нашей типографией заниматься. Она через неделю прибудет в Москву и её начнут устанавливать. Тоже надо будет встречать людей и заселять в гостиницу. Только на этот раз французов.

— Вот это очень хорошо. Да, представляешь, нам сегодня выдали первую зарплату. Мне выплатили аж сто пятьдесят рублей, а пятого я получу аванс.

— Поздравляю. Значит, деньги у тебя есть. Но этого мало для такой умной и красивой женщины. Вот тебе сто чеков премии за хорошую работу. И ещё три купюры по двадцать. Премируешь своих сотрудниц в конце следующей недели.

Наташа обняла и поцеловала меня за заботу о ней и её заместителях.

— Вот они обрадуются, — сказала она, убирая чеки в кошелёк. — Всм приятно, когда твой труд начальство ценит.

— Прежде всего я ценю тебя. Поэтому я хочу тебя отправить в Тайланд на три дня с Вольфсоном на переговоры. Согласна?

— Ух ты. Вот это у тебя и размах. Тайланд, Лондон. Конечно, согласна. Когда лететь?

— Числа седьмого июня. Прилечу из Англии, тогда скажу точную дату.

— Я тебя обожаю.

— И я. Тогда я побежал. Мне ещё в ЦК заскочить надо, а потом вечером у нас концерт на Лубянке.

По дороге в ВАПП у меня раздался звонок. Как-то я уже успел отвыкнуть в Париже от неожиданных вызовов своего автомобильного телефона.

— Привет, герой, — раздался в трубке знакомый голос Андропова. — Как тебе награда?

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — ответил я. — Благодарю за третью Звезду. Но вы знаете, я от неё отказывался, как мог.

— По политическим соображениям нельзя было поступить иначе. Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь.

— Понимаю, поэтому и принимаю.

— Это правильно. Теперь по сегодняшнему происшествию. Молодец, оперативно сработал. Но мои сотрудники недооценили «крота». Он, видимо, что-то почувствовал и открыл стрельбу прямо в управлении. Наши двое ранено, один тяжело. Этого агента пришлось ликвидировать на месте, он ещё наших несколько человек успел бы положить. Вынуждены были стрелять на поражение.

— Что-то такое я и предполагал.

— Я начал негласную проверку всего личного состава «девятки».

— Бесполезно. Вы их не выявите, а только спугнете. Они могут резко активизироваться, а об их целях и задачах, на данный момент, мы ничего не знаем.

— Даже так. Это очень плохо. Что ты предлагаешь?

— Вы на концерте будете?

— Собирался. Я тебя понял. Добро, значит там и расскажешь.

Да, накосячили комитетчики. Я всё утро думал об этом и понял одно, что с одной головой гидры мы покончили, но сколько этих голов существует вообще, никто не знает. Значит, придётся мне работать ещё активнее. Одно знаю точно, что это не американцы. Я успел засечь блок в подсознании того охранника из окружения Брежнева. Это не их работа, и не тех, кто ставил подобный блок генерал-лейтенанту Сергею Николаевичу Антонову, который является начальником 15-го Главного управления КГБ и, одновременно, замом Андропова. Получается, есть кто-то третий, не менее опасный и тоже приближённый к верхушке государства. Пропихнуть своего человека в окружение Генерального секретаря это очень и очень непросто. Тут уровень Политбюро, не меньше.

Значит, кто-то начал свою игру против Брежнева. Видимо, узнав о его плохом самочувствии в прошлое воскресенье, он или команда людей решили активизироваться. Но Леонид Ильич поправился и теперь мы не знаем, что они будут делать дальше. Затихаряться или мы их уже спугнули? Говорил же, что надо аккуратнее было действовать с «кротом». Но, судя по разговору с Андроповым, он прекрасно понял свою ошибку, но уже поздно. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Бесит меня только одно. У меня своих дел по горло, а тут «кремлевские старцы» свою войну между собой затеяли и мне, хошь не хошь, придётся влезать в неё на стороне Брежнева с Андроповым. Главное, чтобы не сам Андропов её заварил, тогда будет полный «алес капут».

В ВАППе я своим иконостасом всех просто убил, не в прямом, конечно, смысле. Все с любопытством рассматривали мою левую сторону пиджака и многие уже побаивались подходить ко мне. Вот так, слава она такая. С трижды Героем уже страшно встречаться некоторым стало. Видимо, тем, кто камень за пазухой на меня держит. Ну и фиг с ними, меньше правая рука от их рукопожатий болеть будет. А кто с открытой душой ко мне относился, тот продолжал со мной радостно здороваться, но уже без дружеского похлопывания по спине. И правильно, спина у меня тоже не железная. Зато те, кто стоит за этой спиной, люди уж точно железные.

Секретарша в приёмной Ситникова даже руками всплеснула от удивления. И не по поводу очередной бутылки ликера, которую я ей преподнёс в подарок, а от от вида меня, уже трижды Героя. И я её прекрасно понимаю. Сам обалдел, когда сегодня утром понял, что опять Генсек решил такое учудить.

Ситников же, при виде меня, только махнул рукой и сказал:

— Даже не удивляюсь, но, всё равно, поздравляю. Я не сомневался, что наши от французов решат в этом деле не отставать. Ты и людей, причём очень известных, спас и революцию в тылу у загнивающих капиталистов успел устроить. Хоть пока только музыкальную, но лиха беда начало.

— И я вас тоже очень рад видеть, — сказал я и достал очередную дорогущую бутылку виски в качестве презента. — И ещё я привёз несколько миллионов французских франков и четыреста тысяч английских фунтов. Их бы надо оприходовать.

— Это мы всегда пожалуйста. Свои сто двадцать тысяч чеков будешь получать?

— За ними, в основном, и приехал.

— Тогда держи платежку и иди, сам знаешь куда.

— Понял, уже в пути.

Деньги мне выдали мгновенно, видно, приготовили заранее. Я тоже заранее приготовил всем работницам кассы и бухгалтерии маленькие презентики из Франции и мы расстались очень довольные друг другом. Когда я вернулся на третий этаж к Ситникову, то спросил его:

— Василий Романович, у вас в нашем посольстве или консульстве в Тайланде никого знакомого нет?

— Есть один, ещё с молодости дружим. А тебе зачем?

— Я своих двоих сотрудников хочу отправить в Бангкок на переговоры. Старшим будет Вольфсон, а второй будет Наташа Васильева. Она ко мне из ЦК ВЛКМ перешла начальником международного отдела. Так что прошу ей тоже загранпаспорт сделать.

— Этот вопрос решим. А ты, значит бизнесом решил заняться?

— Я Суслову должен кредит через год вернуть, поэтому надо усиленно работать в направлении зарабатывания денег. Моя концертная и песенная деятельность идёт отдельной строкой бюджета.

— И это правильно. Ты, я так понял, часть денег, полученных от рекламы, на что-то потратил?

— Да, закупил типографское оборудование. Суслов дал добро, поэтому я после вас еду на Старую площадь и буду писать для него отчёт.

— Тогда понятно. Значит, ещё одно направление открываешь?

— Да. По моим прикидкам, оба этих дела очень выгодные в коммерческом плане.

— Вот тебе визитка моего приятеля в Бангкоке. Он советником-посланником там работает. Второй человек в посольстве, как никак.

— Наш, комитетовский?

— Да, проверенный.

— Это хорошо. С нашими проще работать, чем с мидовскими или внешторговскими. Тогда у меня всё. Я поехал на доклад к Суслову. И спасибо за помощь.

На Старой площади меня тоже все поздравляли. Моя секретарша, Валерия Сергеевна, даже прослезилась, увидев мою третью Звезду вместе с французским орденом.

— Я газеты читала и про вас всё знаю, — сказала она уверенным голосом.

— Всё-всё? — спросил я, удивившись, что и про мою разборку в Ницце уже просочилась информация.

— Только про Париж и музыкальную революцию, — ответила та, немного смутившись, так как в моём голосе прозвучала некая жёсткость.

— Спасибо, что следите за успехами своего шефа. Что у нас самое срочное накопилось за неделю?

— Вот бумаги, которые надо подписать. И ещё письма. И утром звонил Михаил Андреевич, просил вас, как вы появитесь, к нему зайти.

— Так мне же надо ещё отчёт написать.

— Я уже напечатала черновик.

— Вот за это спасибо. Я сейчас его прочитаю и, если что, добавлю. А потом займусь бумагами, чтобы быть в курсе дел. И сразу после этого поднимусь к товарищу Суслову. Вы позвоните его секретарю и скажите, что я буду готов через тридцать минут быть у него для доклада.

Так, с отчетом я ознакомился. Сойдёт. Надо дописать, что я за четыре дня принёс стране 7.500.000 франков и четыреста тысяч фунтов стерлингов. Суслов любит конкретику, вот я ему и дам её. Так, ещё про типографию необходимо упомянуть. Во дают, здесь мои гастроли на бюрократическом языке обозвали командировкой. Вот интересно, какие такие командировки у наших чиновников могут быть, из которых миллионерами возвращаются. Это я не считаю тех двух с половиной миллионов долларов, которые государство ещё в понедельник получило, плюс восемьсот тысяч фунтов за четыре песни. Значит, в отчете указываем и их. А общая сумма-то от нашей «командировки» очень даже впечатляющая получилась.

Дополненный вариант отчёта я отдал Валерии Сергеевне на перепечатку. Она пробежала глазами мои вставки и они у неё от увиденных цифр сделались круглыми.

— И это вы заработали за четыре дня? — удивлённо спросила она.

— Мои песни стоят очень дорого, — ответил я, улыбнувшись. — А гастроли ещё дороже.

— Это просто какая-то фантастика. Если бы мне кто-то другой об этом сказал, то я бы не поверила.

— Так я их уже отдал нашему государству, а оно мне из них гонорар выплатит.

Но, всё равно, Валерия Сергеевна ещё долго никак не могла успокоится из-за этого. Но так как она работала в аппарате ЦК, то эта информация дальше этого кабинета не уйдёт. С этим тут очень строго. Пока она перепечатывала мой отчёт, я разобрался с бумагами. Там ничего нового не было. Мои сотрудники с поставленной мною задачей справлялись и я к ним загляну после доклада у шефа.

Забрав свой отчёт, я поднялся в приемную Суслова. Его секретарь мне кивнул и я вошёл в кабинет человека № 2 в СССР.

— Здравствуйте, Михаил Андреевич, — поздоровался я и подойдя к столу, где сидел Суслов, передал тому два отпечатанных листа бумаги..

— Здравствуй, Андрей, — сказал он как-то по-домашнему. — Поздравляю с заслуженными наградами. Мы тут, конечно, сначала повозмущались, что ты опять влез туда, куда мы тебя очень просили не лезть. Но после того, как президент Франции тебя за это наградил, мы решили поступить также.

— Спасибо большое. Оказанное мне высокое доверие оправдаю.

— Молодец. В отчете вижу очень хорошие цифры, причём в валюте. Сплошные миллионы. И молодец, что сам с типографией разобрался. Это я так решил проверить тебя и проверку ты прошёл. Так что работай дальше, но постарайся себя беречь и не рисковать без особой на то причины.

— Я постараюсь, Михаил Андреевич.

Ну что ж, всё прошло на отлично. В таком хорошем настроении я сходил пообедать и потом уже заглянул в свой отдел, где мне выдали очередную порцию поздравлений и две аналитические записки. Помимо этого я успел получить продуктовый набор и вторую зарплату. Попрощавшись со всеми до понедельника, я отправился домой. Надо было заехать ещё в «Берёзку» и купить продукты по списку, который мне выдала Солнышко перед отъездом из дома. Первая половина первого дня в Москве прошла хорошо, не считая истории с охранником Брежнева. Осталась вторая половина, которая обещала быть тоже неплохой, хотя выступать перед комитетчиками та ещё головная боль.

* * *

Глава 9 «Есть такая профессия — Родину защищать»

Дома меня ждала идиллическая картина: Маша на кухне занималась с Солнышком. И они, действительно, готовились к завтрашним экзаменам. Только готовилась одна Солнышко, а Маша ей в этом помогала. Они обе прервали своё занятие и посмотрели на меня, когда я вошёл к ним.

— Привет, девчонки, — сказал я, затаскивая многочисленные пакеты с продуктами на кухню. — Помогайте разбирать. Тут и цековский заказ, и продукты из «Берёзки».

Чего женщины любят больше всего на свете, так это покопаться в том, что им принесли в клювике их добытчики-мужчины. Они сразу начали доставать всё из пакетов и обсуждать различные красивые банки с деликатесами. Я предупредил их, что я уже обедал и пойду схожу сначала в душ, а потом поваляюсь немного в спальне. В душе, естественно, мне никто не мешал, а вот полежать на кровати мне, наглым образом, не дали.

— Дорогой, — сказала мне Солнышко, хитро улыбаясь, — мы сегодня обещали Маше подарить какие-то подарки.

— Да, я помню, — ответил я. — Пакет с подарками для неё лежит в комнате, где стоит синтезатор.

И они обе отправились туда, куда я им сказал. Я-то думал, что эти две подруги возьмут пакет и пойдут изучать его содержимое на кухню. Но не тут-то было. Они опять притерлись ко мне, сели с другого края на кровать и Маша достала наши, а скорей, мои подарки и начала их внимательно рассматривать. Она сидела обалдевшая от вида того, что она увидела. А потом Солнышко стала эмоционально рассказывать ей, что и как надо правильно использовать. Да ещё в таких подробностях, что я даже сам обалдел. Маша сидела, открыв рот от удивления. Видимо, Солнышко решила на ней отыграться за надоевшие ей уроки и очень дотошно, в мельчайших деталях, объясняла, что и куда засовывать и какие она при этом испытывала ощущения.

Вот если бы я два с половиной часа назад не «разгрузился» два раза с Наташей, то я бы точно завалил этих двух сексуально озабоченных подруг прямо здесь, на кровати. Хорошо, что они на себе не стали показывать и пробовать всё это. Это я ещё стерпел. Мне было интересно за ними наблюдать со стороны. Маша просто лучилась восторгом и удовольствием, предвкушая то, что она сегодня вечером будет со всем этим делать, а Солнышко нашла в своей подруге благодарного и внимательного слушателя. Ведь кому о таком можно рассказать, когда в СССР секса нет. Вот и делились самым сокровенным две подружки, которые считали меня своим даже в таких интимных вопросах. Что одна, что вторая.

Но когда они отложили игрушки для взрослых и перешли к разглядыванию картинок в «Камасутре», я не выдержал. Эти две, несдержанные на язык хулиганки, стали обсуждать, что и у кого на картинках шире или толще, а потом стали придумывать, как бы они сами это сделали, комментируя весь процесс в деталях.

— Так, бесстыжие, — гаркнул я на них, — хватит сплетничать на эту животрепещущую для любого мужчины тему и занялись бы вы лучше опять подготовкой к экзаменам.

— Мы уже позанимались, — сказала засмущавшаяся Солнышко и было понятно, что больше они заниматься учёбой не будут, хоть ты их режь. — И к тому же завтра нас никто гонять особо не собирается. Ты же сам слышал, что нашему завучу сказал Леонид Ильич. Что он нас ждёт в Завидово уже в десять, а ехать туда, как минимум, час. То есть на экзамены у нас остаётся меньше часа. Так что на каждого из нас приходится всего лишь по тридцать минут.

— Значит, всё уже подсчитала и сделала вывод. Ладно, черт с вами, отдыхайте. Маш, как тебе подарки?

— Слов нет, одни эмоции. Я о таких приспособлениях вообще ни разу в жизни не слышала. И спасибо вам огромное. Теперь я с Олегом уж оторвусь от души.

При последних словах Маша с хитринкой в глазах посмотрела на меня, давая понять, что никакого Олега не существует и отрываться она будет только со мной. И мне стало приятно и спокойно на душе. Ещё месяц назад это была обыкновенная девчонка, у которой никакие секреты ни в одном месте удержаться и пяти минут не могли. А теперь это совсем другой человек. Одним словом Женщина с большой буквы.

— Слушай, Маш, — продолжил я. — Ты то сама хочешь полететь с нами в Лондон?

— Ещё спрашиваешь. Я теперь спать ложусь с мыслью о нем. Я даже справочник по улицам столицы Великобритании у нашей училки по английскому выпросила с возвратом. Теперь каждый день обязательно час перед сном его изучаю.

— Молодец. Я принцу Эдварду о тебе рассказал по телефону и он очень заинтересовался. Я, правда, сказал, что я тебе песню уже написал для концерта.

— Подожди. Ты хочешь меня на сцену перед королевой и её придворными выпустить?

— А что тут такого. Обычный концерт будет в саду Букингемского дворца.

— Ой, мамочки. Так песни же ещё нет, а ты всем уже пообещал.

— Она есть у меня в голове, её нужно только сыграть. Ладно, у нас ещё есть полтора часа свободного времени и я пойду займусь её написанием. Только минут пятнадцать меня не беспокоить. После этого я сам вас позову. А вы пока идите и перекусите, а то потом на концерте будете ходить голодными.

Они отправились на кухню, а я пошёл к синтезатору. У меня в мозгах созрела грандиозная идея создать из Маши вторую Бритни Спирс. А что, всё при ней. И голос, и фигура, и темперамент. Только вот надо будет ей громкое имя подобрать, а то её нынешнее на Западе не прокатит. Так, начнем по порядку и возьмем самую первую песню Бритни под названием «Baby One More Time». Будем делать из неё нимфетку, этакую сексуально привлекательную девушку-подростка, кем она на самом деле и является. Этот термин получил распространение благодаря роману Владимира Набокова «Лолита» и в 1999 году появится даже тренд «поп-Лолита». Ну что ж, приступим. Я тихонечко наиграл мелодию, а потом спел. Пришлось при повторном исполнении постараться изобразить манеру Бритни Спирс и у меня это довольно неплохо получилось.

Я пошёл на кухню за своими двумя, можно сказать, жёнами, где они уже заканчивали свой поздний обед или ранний ужин.

— Всё, Маша, — сказал я и сделал многозначительную театральную паузу, чтобы их двоих заинтриговать, — ты через две недели станешь звездой и будешь зарабатывать миллионы.

— Неужели получилось? — радостно воскликнула Маша и бросилась мне на шею, абсолютно не стесняясь Солнышка, которая на это уже давно не обращала никакого внимания. — Спасибо тебе большое-пребольшое.

— Небось опять новый стиль придумал? — спросила с улыбкой Солнышко.

— Почти. Этот стиль уже известен, но я придумал его новое направление.

— И как он называется?

— Teen pop. Вы у меня обе владеете английским языком, так что легко переведёте.

— Музыка для подростков, — ответила более подкованная в музыкальных делах Солнышко.

— Точно. Музыка для тинейджеров, то есть для тех, кому от десяти до двадцати. Это огромнейшая аудитория и хорошие песни для них мгновенно становятся мегапопулярны. К тому же, мы сами тоже пока тинэйджеры и этим надо пользоваться. Его характерные черты выражаются в хорошо обработанном вокале исполнителя, отточенных танцевальных движениях и визуальной привлекательности. Привлекательности у Маши хоть отбавляй, голос есть, а с танцами я, так уж и быть, помогу. Как и с самими песнями.

— Здорово ты придумал, — сказала Маша и, наконец-то, отпустила мою шею.

— Ну что, готовы услышать мегахит? Он называется «Baby One More Time»

— Готовы, — ответили, нет, даже пропели в унисон, эти две мои звезды, уже не раз певшие вместе.

Мы пошли втроём в другую комнату и я им исполнил то, что стало бы хитом только через двадцать лет, а станет им уже через двадцать дней. Мои две тинэйджерши, когда я закончил петь, запрыгали от радости, поняв, что это будет действительно нечто потрясающее. Вот ведь странно. Они друг другу совсем не завидуют и обе радуются новой песне, как своей.

— Так, Маша, — сказал я, — ты сейчас будешь распеваться по мажорной гамме, потом по минорной и в конце на две октавы. А я пока напишу тебе слова.

Пока я писал, Маша старательно выводила голосом каждую ноту.

— Вот, держи, — сказал я ей и протянул листок со словами. — Солнышко, поможешь своей подруге, если что?

— Конечно, — ответила она. — Мне самой жутко интересно.

И мы полчаса полностью выпали из времени и пространства. Солнышко молодец, работала за бэк-вокалистку. Получалось очень хорошо. Конечно, без ритмбокса было сложно, сам синтезатор не давал такого диапазона тембров ударных инструментов, как драм-машина, но для начала и того, что было заложено в моём синтезаторе, нам хватило.

— Классно получилось, — сказала довольная Солнышко. — Какой же ты у меня гений.

— Тогда целуйте меня скорее в обе щеки, — ответил я. — А теперь, Маша, я показываю тебе несколько танцевальных движений, которые ты будешь повторять дома. Потом я всё обязательно проверю. Как выучишь, покажу ещё. Звезда поп-музыки у нас в Советском Союзе может вообще не уметь танцевать, а вот на Западе классно танцующая певица — это уже половина успеха. Так, смотри внимательно.

И я показал Маше движения, которые выполняла Бритни Спирс во время исполнения клипа на эту песню. Солнышко тоже не смогла усидеть и они обе стали повторять это вместе. Надо будет в нашем Центре на Калужской специальный зал в зеркалах для танцев организовать. Именно под наши песни. Мне ещё группу «Серебро» организовывать, а там без танцев совсем никуда. Я прекрасно понимаю, что Линду, которая танцевала у насв Лондоне в песне «Maniac», я за такой короткий срок из них не сделаю, но основы дам и заставлю заниматься хореографией до седьмого пота.

Получалось пока не очень, но если они будут это постоянно повторять, а особенно перед большим зеркалом, то всё у них должно получиться очень даже неплохо. Придётся и для Солнышка что-то тоже написать под подобный танец.

— Ну что я могу сказать, — ответил я на их немой вопрос в глазах. — Пока на три с плюсом. Но, Маша, ты свою задачу поняла. Дома по три часа в день как минимум повторяешь всё, что сейчас делала. В воскресенье проверю. И Солнышко это тоже касается. А так, молодцы. Видел, что старались. А теперь отдохните пять минут и будем собираться.

Обе с удовольствием меня опять поцеловали одновременно с двух сторон, повиснув на моей многострадальной шее, и засмеялись. Обалдеть, они даже ко мне друг дружку не ревновали. Ну и хорошо, мне же лучше и проще с ними будет жить. Через пять минут Маша сразу включилась в свою основную работу и стала помогать Солнышку. Я принёс им большой косметический набор YSL, от которого Маша пришла в восторг и несколько французских журналов для визажистов, которые я успел купить в парижском аэропорту, когда мы вчера поздно ночью улетали. Маша быстро их пролистала и показала Солнышку фотографию, с которой она будет копировать красивую прическу и макияж для моей второй половинки.

Я в это время собрал наши концертные костюмы. Мы особо много решили с собой не брать, так как никакой дискотеки устраивать в клубе КГБ я не собирался. Поэтому я уложил в сумки наш средневековый набор и кожаный наряд. Правда, и новый, и старый. Вдруг придёт в голову идея ещё раз переодеться, пусть оба будут под рукой. Спецэффектов сегодня никаких использовать не будем, так как концерт будет идти только два часа. Так мы и договорились с Андроповым на нашей последней встрече. Я думаю, что он теперь уже точно знает, что каждое наше трехчасовое выступление на Западе стоит миллион долларов. Поэтому бесплатный концерт для родной конторы — это просто шикарный подарок.

Ну всё, мы уже полностью готовы. Вот и Димка с помощниками пришёл.

— Дим, — обратился я к своему заместителю, — Серёгу привезли?

— Да, — ответил тот, немного замявшись. — Только с ним Ирка опять увязалась и они между собой что-то всё время выясняют.

— Так, понятно. Придётся мне этот вопрос решить кардинально, раз и навсегда.

Я пошёл за фотографиями, на которых была чётко видна голая Ирка и где она занималась любовью то с одним мужиком в постели, а потом с другим. Вот ведь наглая и упёртая дура. Серега же собирался с ней вообще не общаться и сразу послать её куда подальше. Ну сейчас она у меня получит «по самое не хочу». Когда я вернулся с конвертом, то Солнышко сразу поняла, что я собрался сделать.

Когда я спустился вниз, то ко мне подбежала Ирка и стала возмущённо говорить:

— Откуда Сергей взял, что я гуляла с мужчинами, пока вас в Москве не было?

— А ты хочешь сказать, что была ему верна и ждала его каждый вечер у окна? — спросил я её прямо, желая услышать четкий ответ на этот вопрос.

— Да, я его ждала и ни с кем не гуляла.

Я посмотрел на Серёгу и понял, что он просто не стал ей всё говорить и решил, что я лучше объясню его Ирке, чем он, так как в наличие каких-то полумифических фотографий она просто не поверит. И тогда я достал из пачки несколько самых колоритных снимков и показал их Ирке.

— И вот так-то ты честно ждала моего друга? — спросил я её со злостью в голосе, потому, что ненавидел, когда мне врут.

Ирка побледнела, увидев себя голой с разными мужиками. На фотографиях был чётко виден весь процесс совокупления и её довольное лицо. Отпираться было бессмысленно. И если бы она стала и дальше врать и изворачиваться, то я бы превратил её в овощ и до последних дней она бы ходила под себя и пускала бы слюни. Это всё она, видимо, прочитала в моих глазах и поняла, что лучше сейчас остаться без шмоток и подарков, но здоровой и живой. Она молча развернулась и пошла в сторону дороги, чтобы поймать машину. Ну вот и закончилась вся эта эпопея с Иркой. Серёгу я понимал и не осуждал за то, что он подключил к решению этого вопроса меня. Видимо, какое то чувство ещё у него оставалось к ней, поэтому он и пустил в ход тяжелую артиллерию в виде меня. Даже неожиданно вспыхнувшая любовь к французской Женьке не смогла полностью стереть память о его отношениях с Иркой.

Я абсолютно не жалел о том, что сделал. И по лицам Солнышка и Маши я понял, что они меня в этом полностью поддерживают. Видимо, Солнышко успела рассказать Маше вкратце, что за фотографии я держал в руках. Подойдя к Серёге, я его спросил:

— Сам что ли не мог?

— Извини, — ответил он и пожал мне руку, — не смог. Спасибо.

Вот так я спас друга и нашу группу. А потом мы поехали в сторону Лубянской площади, где за зданием «Госужаса» находился мало кому известный в Москве комитетовский клуб. По дороге пришлось Димке и Маше рассказать, о чем мы разговаривали с Иркой. Её-то голос они хорошо слышали. А я разговаривал спокойно и то, что я говорил, им слышно не было. Но Ирка была уже для всех нас пройденным этапом и её уже все вычеркнули из нашего коллектива, да и из жизни тоже.

Когда мы подъехали к клубу, я вышел один из машины и направился к обычной стеклянной двери без вывески. Сама входная дверь клуба находилась рядом со входом в соседний магазин, поэтому незнающему человеку было очень легко перепутать двери. Войдя внутрь, я сразу предъявил своё удостоверение личного порученца Андропова. На входе стояли военнослужащие с темно-синими петлицами, которые меня узнали и объяснили, что нам надо объехать это здание слева и там, через ворота, попасть во внутренний двор. Там мы сможем оставить наши машины и попасть в кино-концертный зал через служебный вход.

Мы так и сделали. Нас пропустили вообще без проблем. Видимо, Андропов дал указание всех, кто будет меня сопровождать, не проверять. Он прекрасно знал, что лишних людей со мной не будет. Наши фанаты дотащили серегины музыкальные инструменты до сцены под бдительным присмотром молодого лейтенанта, выделенного нам в сопровождающие. Видимо, он совсем недавно закончил высшую школу КГБ, поэтому с удовольствием общался с нами. Ему, и это было видно сразу, очень понравилась Маша. Оно и понятно. Про нас комитетчики знали, что мы с Солнышком через год поженимся. А вот Маша у нас была свободна и уже довольно известна благодаря своей песне «Осень». А у этого лейтенанта губа не дура.

Ну что ж, это не «Pavillon de Paris» с его десятью тысячами зрителей и даже не «Россия», но тоже неплохо. Партер и бельэтаж в кино-концертном зале с мягкими синими креслами присутствовали, значит публике будет комфортно нас слушать и лицезреть в течение двух предстоящих часов. Лейтенант помог Серёге разобраться с их усилителем и колонками, что намного ускорило процесс нашей подготовки к концерту. Димка с ребятами остался с инструментами, а мы пошли в гримерки. Их здесь было три, но мы решили все вместе заселиться в одну, благо там тоже были шторки. Серёге не хотелось сегодня оставаться в одиночестве, да и мы были не против.

Мы в этот раз захватили с собой большой тот косметический набор, от которого Маша была просто без ума. Она ещё у нас дома перед выездом поработала с ним и продолжала восторгаться уже здесь, ежеминутно его расхваливая в процессе работы с лицом Солнышка.

— Ты себе скоро тоже такой в Лондоне купишь, — сказал я ей. — Кстати, Серега, у нас концертов до отъезда пока не намечается, поэтому будем работать только над новыми песнями. Одну я сегодня уже успел написать для Маши и мы её даже немного прорепетировали. Так что прямо завтра и начнём. Нам меньше чем через неделю в Штаты лететь, а там этим некогда будет заниматься. А в Лондоне нас сразу ждёт выход нашего нового диска и поддержка его продаж в виде небольших выступлений, а потом королевский концерт.

Так как все были уже готовы, мы вернулись на сцену и обсудили, что и когда мы будем исполнять. Составив список, мы быстро его, по первым куплетам, проиграли и остались довольны. Особых сложностей он у нас не вызвал. Сегодня мы выступали всего лишь два часа, но без антракта. Машу с её песней «Осень» мы вставили в середину выступления. Она отнеслась к этому совершенно спокойно. Мы решили весь концерт петь в кожаных костюмах, благо у Солнышка их было теперь два, а размеры у неё и Маши практически совпадали. У нас было только одно переодевание из английских средневековых костюмов и обратно, поэтому Маше сегодня будет несложно совместить обе свои обязанности и костюмера, и вокалистки.

Тут на сцену вышел строгий товарищ в штатском и попросил меня проследовать за ним.

— Всё нормально, — сказал я своим и успокоил их взмахом руки, так как они к подобному обращению со стороны карающих органов ещё не были привычны. — Я скоро вернусь. Без меня не начинайте.

Моя шутка разрядила атмосферу и всё поняли, что ничего страшного не случилось. Вот нет, чтобы с улыбкой подойти ко мне, пожать руку и сказать всё не так официально, чтобы не пугать людей. Ну да ладно. Не мне их учить, хотя надо будет как-нибудь при встрече с Андроповым напомнить ему об этом. Я ждал этого вызова, поэтому заранее продумал весь разговор.

Мы поднялись наверх и в одном из кабинетов я встретился с грозным шефом КГБ.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — поздоровался я с Андроповым.

— Привет и присаживайся, — ответил он. — Давай сразу к делу.

И я рассказал ему о том, о чем я размышлял сегодня почти весь день.

— Да, — сказал, немного подумав, Андропов. — Ситуация не из простых. Хорошо, что это не американцы. Из наших партийных руководителей я знаю нескольких, у которых присутствуют наполеоновские амбиции и стремления к достижению к абсолютной власти любым путём.

— Я подумал, — продолжил я, — что это мог быть и кто-то из бывших.

— Я тоже об этом подумал. Там есть только одна кандидатура и этот человек очень опасен.

— Вы имеете ввиду бывшего Председателя КГБ Семичастного, вашего предшественника на этом посту?

— Да, именно его. Он сейчас работает заместителем Председателя Совмина УССР. А там руководит Украиной Владимир Васильевич Щербицкий, который является главным претендентом на пост Генсека после Брежнева. Если они вместе спелись, мне будет очень непросто с ними бороться. Щербицкий тоже член Политбюро и наиболее близкий к Брежневу человек. Да, серьёзную ты, Андрей, кашу заварил.

— Заварил-то не я, а вот расхлебывать придётся, видимо, именно мне. Если эти двое узнали о вашей неожиданной проверке 9-го Управления, то в эту субботу или воскресенье они могут что-то попытаться предпринять.

— Всё возможно. Что ты предлагаешь?

— Я во время концерта буду внимательно следить за сидящими в зале. Если я кого-то подобного утреннему «кроту» вычислю, как мне оперативно передать вам эту информацию, ведь антракта в нашем сегодняшнем выступлении не предусмотрено?

— За кулисами будет постоянно находиться мой доверенный человек. Как только ты кого-то узнаешь, то запомни, где он сидит и составь общее его описание, а лучше точный детальный портрет. И постарайся незаметно эту информацию ему передать.

— Хорошо. Я тогда песню, где я выступаю в рыцарских доспехах, поставлю шестой и пойду со Светланой переодеваться. Пусть в это время он будет готов. Пока я буду снимать кольчугу и одевать другую одежду, я ему продиктую свои наблюдения. Только без меня с ними не работайте. Просто изолируйте их и всё. А я завтра днём подъеду и разберусь, как это было в прошлый раз с вашим заместителем.

— Договорились. Я буду в зале, поэтому никто из него не уйдёт, пока не выйду я.

Ну прям как Алекс с Юстасом в «Семнадцати мгновениях весны». Не зря я сегодня утром случайно пароль с пионерским девизом мысленно перепутал. Видимо, моё подсознание уже что-то такое ещё тогда уловило. Надо повнимательнее к таким, даже мысленным, оговоркам относиться. Дедушка Фрейд не зря их все ещё в 1901 году объединил одним громким словом «парапраксис», когда данный феномен точно отражал «бессознательное» человека.

Так, у нас сейчас выступление, надо сосредоточиться только на нём. Зал уже за занавесом собрался и ждёт только нас. Ребята все в сборе и я их первым делом предупредил о небольшом изменении порядка исполнения песен. Маша с Солнышком кивнули и Серега сделал тоже самое. Значит, можно начинать.

Встретили нас сдержанными овациями. Оно и понятно. С такой серьёзной публикой никаких танцев сегодня точно не будет, да и выражать открыто свои чувства их здесь давно отучили. К тому же в первом ряду сам Юрий Владимирович сидит, а рядом с ним мой «крестник» генерал-лейтенант Сергей Николаевич Антонов, который, по отечески, мне улыбнулся. Значит, не забыл, как я его честь перед шефом спас. Ну что ж, тогда поехали.

Во время исполнения я начал тщательно сканировать зал и к концу второй песни мне удалось засечь четырёх человек с чёрными эгрегорами. Значит, их здесь немного и это радовало. У каждого из них стоял блок в подсознании, уже хорошо мне знакомый по тому, который стоял у охранника Брежнева. Все были в гражданке, поэтому пришлось тщательно запоминать их лица и цвет волос. Особых примет ни у кого из них не было. Да и не брали в контору людей с особыми приметами. Все были с абсолютно незапоминающимися лицами, которые обычный человек сразу забывает после того, как увидит их в толпе.

Ну вот, мы идём переодеваться для песни «Holding Out for a Hero» и часть информации я успеваю передать, а человек Андропова записать с помощью стенографии. Скорость стенографического письма превосходит скорость обычного в четыре-семь раз. Но даже это ему не помогает. Я сообщаю массу деталей, начиная от номера ряда и расположения кресла, где сидит подозреваемый до мелких дополнительных деталей, которые я «увидел» своим зрением. Пришлось после окончания песни продолжить процедуру диктовки, так как нам опять нужно было сменить одежду.

Солнышко не смущалась присутствия рядом сотрудника КГБ, понимая, что у меня серьёзные дела с ним. Да и он повернулся к ней спиной и старался не оборачиваться, когда Маша работала с Солнышком. Уф, всё успел. Надеюсь, что в этот раз люди Андропова сработают как надо и у меня останется хоть кто-то, с кем можно будет поработать.

А концерт шёл своим чередом. Постепенно публика оттаивала и к началу песни «Осень» в исполнении Маши уже полностью расслабилась. Я видел у многих сидящих цветы в руках, но их, видимо, берегли на самый конец нашего представления. После исполнения мной хита «Я свободен» к Андропову подошёл тот сотрудник, который записывал мою информацию, и что-то ему шепнул. Юрий Владимирович кивнул мне, мол молодец и дальше мы уже сами справимся, и вышел вместе со своим замом из зала.

После этого все почувствовали себя, как и в моей, только что прозвучавшей песне, свободно и стали приносить на сцену цветы. Прям как в ЦК ВЛКСМ, когда мы там выступали. Пастухов ушёл и началось веселье. И здесь без Андропова публика полностью ощутила, что у них сегодня праздник. Правильно, на календаре пятница — конец рабочей недели и, вдобавок, люди зарплату получили.

Дальше всё пошло очень даже хорошо. И овации бурные были и на бис просили «Believe» исполнить. Хорошо приняли солнышкину «Don’t Speak» и мою «Don’t Cry». Женщинам очень наши французские песни нравились, а мужчинам пришлись по душе мои «Песня музыканта» и «Хоп Хэй Лала Лэй». Нормальный оказался народ, эти комитетчики, когда рядом начальства нет. Их не смущало отсутсвие видеопроектора и цветомузыки и остальных наших наворотов. Главное, что на сцене были мы и наши замечательные и всеми любимые песни. Но никто в проходах не танцевал и у сцены не отплясывал. Получилось хорошо и душевно. И Машу тоже уже все знали, и аплодировали ей, как нам.

Вот и прошёл наш, можно сказать, второй благотворительный концерт. С такой организацией, как КГБ, лучше дружить и дружба с её сотрудниками дорогого стоит. Даже Серега, когда мы прощались возле нашего дома, про деньги вообще не заикнулся. Но больше никакой благотворительности. Я, конечно, не жадный, но ещё раз бесплатно выступать не намерен.

Когда Димка зашёл к нам домой, я ему протянул небольшой пакетик со смешными сексуальными брелками и фигурками из парижского секс-шопа.

— Ух ты, вот это да, — только и смог произнести Димка, заглянув внутрь пакетика. — В жизни такого не видел. Спасибо.

— Это только лично тебе, — сказал я ему на прощание. — Другим фанатам слишком жирно будет.

— Понял. Тогда мы поехали. Маш, ты идёшь?

— Иду, — сказала она, неся в руках пакет с нашими дневными подарками.

— И тебе, Маша, тоже забавные сексуальные брелки и фигурки из Франции, — сказал я и передал ей такой же пакет, как у Димки. — И все оставшиеся цветы можешь оставить себе или раздать своим знакомым. Мы себе три больших букета уже принесли. Нам больше не надо.

— Ой, спасибо. Я сегодня буду вся в цветах и подарках.

Она чмокнула меня на прощание и тихо шепнула:

— Очень жду.

Я моргнул глазами и Маша поняла, что очень скоро я ей позвоню и это вызвало у неё счастливую улыбку. Когда все ушли, я сказал Солнышку:

— Мне чего-то или кого-то очень хочется?

— И мне, — ответила довольная подруга. — С «игрушками» или без?

— А как ты предпочитаешь?

— Мне с ними понравилось.

— Тогда вперёд.

И мы начали наше веселье с ванной. Так как Наташе я «кинул» только две «палочки», у меня оставался запал ещё на две. Поэтому только ванной дело не ограничилось. Потом мы перебранись в спальню, где, представив себе, что сейчас Маша тоже включила и пробует двойной вибратор, я заработал с удвоенной энергией. Эротическая фантазия — дело очень хорошее. Поэтому Солнышко в этот вечер осталась очень довольна моей ненасытностью. А потом мы угомонились и проспали до утра.

Рано утром следующего дня я устроил себе двойную пробежку, за вчера и за сегодня. Вернувшись с улицы домой, я обнаружил на кухне мою улыбающуюся невесту, которая готовила мне и себе завтрак.

— Ух ты, — сказал я, радостный. — Солнышко всталО и завтрак готовит.

— Да, любимый, — ответила она, — Я должна хорошо кормить своего мужа, чтобы он вечером мог устраивать такие потрясающие любовные игры, как вчера.

— Вот это правильный подход. Я через пять минут буду.

Сполоснувшись после бега, я сел за стол и мы начали завтракать. Настоящая семейная идиллия, как будто мы уже года два вместе живём. Если бы не предстоящие экзамены, то было бы вообще прекрасно. Я так и сказал Солнышку.

— Мне кажется, — ответила она, — что экзамены — это чистая формальность.

— Я тоже так считаю, — подтвердил я. — Но придётся одеться в строгий дресс-код. Только не во французское. И всё золото надо дома оставить.

— Правильно. А то все будут на него пялиться и завидовать нам будут. Поэтому я надену обычное платье, а ты английский костюм. И медали не забудь перевесить. С тремя Звёздами ты будешь выглядеть солидней и каверзные вопросы никто задавать нам не станет.

— Решено. У меня была мысль надеть нашу школьную форму, но я сразу её отбросил. Мы от неё уже отвыкли, так как давно не носили и будем чувствовать себя в ней некомфортно. Но с собой мы обязательно возьмём одежду для леса. А потом, после Брежневых, заедем на свою дачу, мы же прошлый раз обещали в выходные приехать.

Мы так и сделали. На всякий случай, я взял все свои три пистолета. Я хотел показать Солнышку, как стрелять из самого маленького из них. Ведь я изначально и собирался его ей подарить, чтоб в дамской сумочке таскала. А где из него учиться стрелять? Конечно, в лесу. Не в городе же. Патронов там мало, но я потом у комитетчиков спрошу. Всё равно придётся легализовать Беретту и Вальтер. И я тоже хотел пострелять, так как во Франции мне так и не удалось это сделать из Беретты.

Время было довольно раннее да к тому же суббота, поэтому по свободной дороге до школы мы доехали быстро. Вот интересно, как и в каком кабинете нас будут экзаменовать? Войдя в здание школы, мы увидели нашу учительницу по физике Валентину Гордеевну, которая сказала нам, что все экзамены будут проходить в её кабинете. Значит, нам направо, так как кабинет физики был расположен на первом этаже.

В классе учителей оказалось немного. Они расположились за длинной кафедрой, которая сантиметров на пятнадцать возвышалась над партами учеников. Мы поздоровались со всеми и нам предложили проходить и садиться вместе за первую парту. Это было очень хорошо, так как я боялся, что нас рассадят по разным кабинетам и я не смогу помочь Солнышку. Возглавляла комитет по встрече, как всегда, Людмила Николаевна. Она улыбалась и стало сразу понятно, что никто нас «валить» сегодня не собирается.

Ни билетов, ни письменных принадлежностей с листочками нам не выдали, а просто стали задавать вопросы по всей школьной программе за восьмой класс. Мы с Солнышком отвечали по очереди. Если она не знала и не могла ответить, отвечал я. Все учителя нам мило улыбались и задавали вопросы только по своему предмету. Вопросы были несложные, как мы и предполагали. Географичка задала вопросы про Францию и про Париж. А историк поинтересовался темой пребывания Ленина в Англии. Про Ленина я ему рассказал много интересного, так как мы сами были в его квартире в Лондоне и экскурсовод нам там всё в мелочах объяснила. А потом они все коротко посовещались и Людмила Николаевна торжественно объявила, что мы с Солнышком сдали все экзамены на отлично и переведены в девятый класс.

За это я им хотел спеть «Я свободен», но на корню подавил это мимолетное хулиганское желание. Мы всех поблагодарили и с лёгкой душой поехали в Завидово. Мы были счастливы, как можно быть счастливыми только в юности и, особенно, после успешно сданных экзаменов. Из радиоприёмника звучали наши песни и мы сами себе подпевали, радуясь тому, что ни сегодня, ни завтра у нас никаких концертов нет. Но чем ближе мы подъезжали к конечной цели нашей поездки, тем я всё больше ощущал беспокойство. Странно, никакой угрозы в отношении себя или Солнышка я не улавливал, но некая тревога постепенно нарастала. Она накатывала некими волнами именно оттуда, куда мы и направлялись.

Приблизительно за километр до съезда на Завидово я остановился у обочины и сказал Солнышку, которая уже почувствовала премину в моём настроении:

— Мне не нравится то, что нас может там ждать?

— Ты что-то чувствуешь? — с тревогой в голосе спросила меня подруга.

— Как-то неуютно мне вдруг стало. Мне кажется, что на даче Брежнева нам угрожает какая-то опасность.

— И что будем делать?

— Первый вариант — развернуться и поехать назад, но тогда может произойти что-то непоправимое с Леонидом Ильичом и Викторий Петровной.

— А второй?

— Второй вариант довольно опасен, но тогда мы сможем помочь им. Выбирай.

— А ты за какой?

— Ты же меня знаешь. Я всегда за тот, что опасен и когда необходимо спасать людей.

— Я согласна спасать. Значит, едем к Брежневым.

— Можно прямо здесь переодеться, бросить машину и в защитной одежде двинуть через лес, но тогда мы запросто можем получить по башке от своих.

— Да, в таком случае лучше на машине доехать.

— Ну раз так, вот тебе маленький пистолет на семь патронов. Называется Вальтер.

— Откуда он у тебя?

— Из Франции привёз. Не перебивай. Смотри, он уже взведён и патрон уже в стволе, но стоит пока на предохранителе. Опускаешь его большим пальчиком правой руки вниз, вот так, и можешь стрелять. Стреляй только с близкого расстояния, так как пуля там очень маленькая и на дальней дистанции может не причинить особого вреда противнику.

— Ты считаешь, что нам, всё-таки, придётся стрелять?

— Всё может быть. Но лучше быть к этому готовым, чем что-то вдруг окажется для нас абсолютно неожиданным.

Мы доехали до поворота в Завидово и на первом посту нас, как всегда, проверили, хоть и знали нас хорошо в лицо. Я просканировал охрану, я убедился, что все были нормальные, как я их решил называть, «свои». Значит, двигаемся дальше. А вот уже на территории самой дачи один из охранников был «чужой». Его чёрный эгрегор отчётливо на это указывал. Для всех остальных это был абсолютно нормальный человек, но для меня это был смертельный враг, который мог в любой момент начать стрелять в меня или в Солнышко. Она пока держалась молодцом, но было видно, что волнуется.

Нас проводили до самого порога дома, как и в прошлый раз, и передали с рук на руки внутренней охране. А вот тут меня ждала очень неприятная неожиданность. Оба охранника на внутреннем посту были «чужие». И в этот момент я услышал выстрелы. Он раздавались далеко, но я их уловил отчётливо. Эгрегоры двоих «чужих», стоящих передо мной, вдруг резко запульсировали чернотой и охранники потянулись за оружием. Ага, так я и дам вам его достать. Волной боли я просто их вырубил. Они упали на пол с грохотом, так и не успев выхватить табельное оружие. Солнышко вскрикнула и зажала от удивления и неожиданности ладонями рот.

— Тихо ты, — сказал я ей шёпотом. — Это враги. Доставай Вальтер, снимай с предохранителя и держи его перед собой на согнутых руках.

— А что с ними случилось? — спросила Солнышко, тоже переходя на шёпот. — Почему они упали?

— Потом расскажу.

В этот момент в холл вошла Виктория Петровна. Она, увидев нас, сначала обрадовалась и заулыбалась, но потом, увидев Солнышко с пистолетом в руке и два тела, лежащие на полу, помрачнела и спросила, обращаясь ко мне:

— Началось?

— Да, Виктория Петровна, — ответил я, сканирую другие помещения в доме. — Это попытка переворота. Леонид Ильич в опасности.

— Юрий Владимирович его вчера предупредил об этом, но он до конца ему не поверил. Американцы?

— Нет, наши. Кто-то из своих. Солнышко, вы с Викторией Петровной идите на кухню и там где-нибудь спрячьтесь, пока всё не прояснится.

— Хорошо, — ответила Солнышко и направилась к жене Брежнева. — А ты?

— Я к Леониду Ильичу. Вот вам и субботняя охота на лосей. Теперь уже мы лоси, а вот кто охотники, пока неизвестно. Хотя вчера в разговоре Андропов упомянул Семичастного.

— Неужели Владимир Ефимович, всё-таки, решился? — охнула Виктория Петровна, остановившись около двери. — Значит, надумал отомстить за свою отставку.

Я махнул рукой, мол идите, а сам забрал оружие у охранников, связал их собственными ремнями, вытащенными из брюк, и пошёл на второй этаж, где был рабочий кабинет Брежнева. Стрельба уже была слышна громче и двое охранников, дежуривших на втором этаже около лестницы, с тревогой прислушивались к ней. Меня они узнали и старший спросил:

— Андрей, что там происходит?

— Заговор, — ответил я им честно, так как они были «своими». — Внизу два охранника попытались нас со Светланой ликвидировать, но я их опередил. Вот их оружие и дополнительные магазины к ним.

— А ты? — спросил второй, которого, как я знал, звали Максим.

— У меня свои два. Связь есть?

— Ничего не работает. Ни телефоны, ни спецсвязь. Кто на нас напал?

— Свои. Хотя какие они теперь свои. Так, я быстро к Леониду Ильичу, а потом вернусь. У вас же здесь должна быть оборудована какая-нибудь оружейка?

— Есть такая. Но ключи от неё у майора Игнатова, а где он сам, мы не знаем.

Понятно. Из оружия у нас шесть пистолетов на троих. Солнышко с её дамским пистолетом я в расчёт не беру. Если у заговорщиков есть автоматы, а они у них точно должны быть, то туго нам придётся. Я помнил, что в это время охрану загородной резиденции «Завидово» обеспечивала специальная рота охраны Министерства обороны СССР плюс сотрудники 9-го Главного управления КГБ СССР. Тех, кто обеспечивал организацию охоты, я в расчёт не беру, так как они могли быть без вообще оружия.

А звуки автоматных очередей приближались. Значит, рота охраны пока держится. Но если и там среди них есть «кроты», то им остались недолго. Ведь я же предупреждал Андропова, что в выходные заговорщики могут рискнуть и захватить живым Брежнева именно здесь. В Кремле к нему не прорваться, а тут кругом леса. Можно целую дивизию в них спрятать и никто её не обнаружит. Ну, не дивизию, это я, конечно, загнул. Но пару рот можно было легко замаскировать. Значит, будем исходить из такого количества нападавших.

Я постучал в дверь и в ответ меня спросили голосом Брежнева:

— Кто?

— Это я, Леонид Ильич, Андрей Кравцов, — крикнул я в стык двери и косяка.

— Сейчас открою.

Раздался звук отодвигаемого засова и я увидел Генсека в своей повседневной куртке и с охотничьей двустволкой в руках.

— Здравствуйте, Леонид Ильич, — поздоровался я.

— Привет, Андрей, — ответил мне Брежнев, задвигая засов на прежнее место. — Что там происходит?

— Заговорщики, как я вчера и предупреждал, пытаются захватить вашу дачу.

— Кто?

— Есть предположение, что это люди Семичастного.

— Андропов сообщил мне вчера, что вы с ним пришли к такому выводу. А я, грешным делом, не поверил. И, получается, зря. Долго этот хрущёвский выкормыш копил обиду и готовился. Надо было его сразу ликвидировать, а я отказался. Юрий Владимирович сказал, что ты вчера ещё четверых «кротов» у него вычислил?

— Да, было такое. Внизу ещё двое лежат, связанные. Хорошо, что я вовремя приехал, а то бы они вас уже взяли.

— Хорошо, что я тебя на сегодня на утреннюю охоту пригласил. Вот сейчас и поохотимся.

— Ваш кабинет как-либо защищён? Я вижу, вы опустили специальные ставни.

— Это бронелисты, так что через окно они проникнуть не смогут.

— А стены с крышей?

— Там тоже защита. Слабое место здесь только дверь. Она тоже бронированная, пулю из автомата держит. Засов прочный, но долго может не выдержать, если много человек прорвутся.

— Значит, их надо любыми способами сюда не допустить. Тогда я пойду спущусь вниз, а вы здесь запритесь.

— Викторию Петровну видел?

— Да, она в порядке. С ней Светлана, у неё есть оружие. Я им сказал, чтобы где-нибудь спрятались и отсиделись, пока всё не уляжется.

— Это правильно. Заговорщики решат, что она со мной. Если что, то у неё будет шанс выжить.

— Прорвемся, Леонид Ильич. И не из таких передряг выбирались живыми и из этой живыми выйдем.

Я вышел за дверь и стал лихорадочно вспоминать, была ли попытка подобного госпереворота в моей истории или это я уже тут так накосячил, что история просто взбунтовалась. Ну, мои действия особо ход истории не изменили, можно даже сказать, что моё влияние было минимальным. Значит, всё-таки, что-то подобное было, но это всё засекретили так, что даже следов не осталось. Кстати, как и людей. Вот только Семичастный в моей истории дожил до 2001 года. Поэтому и здесь доживёт.

Даже если я взломаю блоки в голове у вчерашних чекистов, то они смогут мне поведать только о том, что их завербовал, например, их же начальник, который или которые к тому моменту будут уже мертвы. Ближайшие люди Семичастного зачистят за собой концы и всё. Одни догадки, а с ними далеко не уедешь. Ладно, сейчас надо срочно ликвидировать прорыв. А то, что он будет, я не сомневался. Я пока могу стопроцентно вырубать только двоих. Значит, вот и подвернулся случай дополнительно попрактиковаться. Во Франции я только поодиночке работал, а сегодня у меня получилось и двоих сразу отключить.

Я спустился вниз и заметил, что «чужие» уже очухались и пытаются развязаться. Поэтому используем старый проверенный метод — рукояткой Беретты по затылку. Всё, затихли. А снаружи шёл полноценный бой. Стреляли где-то метрах в пятидесяти отсюда. Были слышны автоматные и пистолетные выстрелы. Взрывов гранат слышно не было и это обнадеживало. Хотя ещё не вечер и что там у этих заговорщиков с собой припасено, никто не знает.

Я аккуратно приоткрыл входную дверь и шум боя зазвучал громче. Похоже, стреляют уже метров с тридцати. Значит, продолжаем наблюдать. Мне надо понять, как выглядят нападавшие, чтобы ненароком не зацепить своих. Патронов на один взвод хватит, плюс мои экстраординарные способности. Так, вот уже одного вижу. Я попытался просканировать этого человека, но у меня ничего не получилось. Приплыли, называется. В самый ответственный момент и неудача. А почему так?

Неизвестный был одет в зелёный защитный камуфляж, очень похожий на пограничную «берёзку» и с бронежилетом на груди. Вооружён он был автоматом Калашникова и на голове у него была каска. Это не наш. Наши так не экипированы, как на войну. Значит, «чужой». Стоп. Я что-то важное упустил. Крутим в обратном порядке. Вот оно! Вот что мешает мне его сканировать, а значит выключать с такого, уже близкого для меня, расстояния. Каска! Получается, что я не могу или у меня пока не получается оказывать воздействие на людей, у которых на голове каска или стальной шлем.

А если все чужие в касках? Тогда поработает Беретта. Я прицелился и выстрелил. Один готов. Беретта стреляла отлично, хорошую машинку мне Стив в Париже подогнал. Пока было время, я окинул взглядом прилегающую к дому территорию. Невдалеке лежали два тела «наших» охранников. Судя по всему, их убили выстрелом в затылок. Да, лихо тут всё закрутилось. Значит, часть «чужих» охранников смогла убить «наших». Но те не в касках, поэтому я с ними и без Беретты справлюсь. А вот тех, кто в касках, я, получается, обнаружить не смогу, пока их не увижу или не услышу.

Второго я убил точно также, как и первого. Эх, если бы мне до их автоматов добраться. Но выскакивать из дома нельзя. На открытой местности я буду отличной мишенью. Интенсивность боя стала стихать и потом наступила тишина. Значит, кто-то победил. Надеюсь, что наши. Ага, губы раскатал. Появилось двое, перемещающихся перебежками и, конечно, пригнувшись. Сразу было видно, что это «чужие». Я с двух рук стрелять умею, но только с близкого расстояния, поэтому стрелял с одной руки по очереди в каждого. Первого уложил наповал, а вот второй успел среагировать и я его только ранил. Если остались ещё чужие, то он им сообщит, где я засел. Поэтому, надо менять позицию. А позиций осталась только одна — уходить в дом и там держать оборону.

Вижу подмогу «чужим», значит пора закрывать дверь. Дверь бронированная, поэтому за ней можно какое-то время отсидеться. Если, конечно, у нападавших нет с собой гранатометов. На параде 9 Мая они у террористов были, могут и у этих быть.

Я сделал последний выстрел и, кажется, попал. Двое других открыли огонь уже по мне. Все трое были в касках, поэтому я их не «видел». Вот ведь гады. Знать о том, что я могу влиять на мозг человека с довольно большого расстояния, они не могли, значит это просто стандартная экипировка заговорщиков. Успев закрыть дверь, я услышал, как пули глухо стучат в неё. Вовремя я успел. Надеюсь, что стекла на первом этаже тоже пуленепробиваемые. Зачем тогда вообще ставить бронированную дверь, если в оконные рамы вставлять при этом обычное стекло.

Я поднялся на второй этаж и рассказал двоим «нашим», то, что видел и делал. Они поняли, что в ближайшее время подмоги не будет. Тут раздался оглушительный грохот, а потом взрыв. Понятно, «Муху» нападавшие с собой, всё-таки, притащили. Стекло с громким взрывом лопнуло и разлетелось на мелкие осколки и мы все втроём немного оглохли. Всё заволокло дымом и запершило в горле от запаха сгоревшей смеси окфола. Правильно, что я перебрался на второй этаж. Как там Солнышко? Я представляю себе, как ей там с Викторией Петровной страшно. Они-то на первом этаже остались, но хорошо то, что кухня расположена в глубине дома. Может на кухне и подвал есть. Они там смогли бы спокойно отсидеться. Вместо бронированного кабинета лучше бы бункер какой подземный сделали под дачей, всё бы лучше было.

Что теперь рассуждать о бункере. Раз Брежнев заперся в своём бронированном кабинете, значит, это самое безопасное место в доме. Странно только, что помощников его нигде не видно. С этим потом кому надо разберутся, если это кому-либо будет вообще нужно.

Так, вот и начался штурм. Мы втроём держали вторую линию обороны. Максим и Василий по краям, а я в центре. Патроны решили экономить и стараться не стрелять одновременно в одного и того же. Договорились это делать слева направо. Моя очередь была вторая. То есть я стрелял тогда, когда нападавших в оконном проломе появлялось двое или больше. И мой был тот, который справа или в центре, если их будет несколько.

Их оказалось как раз двое и мы выстрелили одновременно с Максимом. Я им уже подробно рассказал, что все «чужие» в брониках и в касках. Каску пуля, выпущенная с близкого расстояния из «Макара», пробьёт, а вот бронник нет. Поэтому стреляли в каски или под срез, что было удобно делать со второго этажа. Так, минус ещё два. У меня появилось твёрдое ощущение, что сейчас бросят гранату. Многие это называют чуйкой. Я крикнул своим и залёг, вжавшись телом в бетон перекрытия и закрыв уши руками. Бабахнуло знатно, но мы не оглохли. Сразу после взрыва ломанулись ещё трое, стреляя очередями вверх из автоматов.

Одна из пуль рикошетом от бетонного потолка попала Максиму в затылок, но он перед этим успел застрелить своего, который был слева. Думать о смерти товарища было просто некогда. Двоих оставшихся мы помножили на ноль и наступила пауза. Значит, сейчас перегруппируются и снова пойдут на штурм. Сколько же их, черт побери. О, кто-то вне дома снял каску и я это сразу почувствовал. Считав его мысли из его подсознания, я узнал, что их осталось шестеро и сейчас они опять долбанут по нам из «Мухи». Поэтому нам надо уходить в глубь коридора и держать оборону уже там, на подступах к кабинету Брежнева.

Я вскочил и бросился в сторону Василия, оттаскивая его туда. Вовремя. Бабахнуло так, что взрывной волной нас бросило вперёд, а потом знатно приложило об пол. Василий сразу вскочил и затряс головой. В это время какой-то гад дал вслепую, так как сквозь дым ничего видно не было, очередь из автомата и ранил Василия в живот. Твою ж мать.

Он стал зажимать рану левой рукой, стараясь остановить кровь и облегчить боль, а с правой беспорядочно, от злости, стрелять в завесу дыма. Я тоже принялся от обиды это делать и высадил вторую обойму до конца. Вот что значит нервы. Но в тумане кто-то вскрикнул и мы поняли, что палили не зря. Судя по поступившей в мой мозг информации от «чужого» без каски, ранили мы кого-то серьезно. Значит, их осталось пятеро. Я специально не стал «глушить» этого единственного доступного мне врага. Я был способен это сделать в любой момент, но оставил на самый крайний случай. Мне нужна была информация и я её мог получить только от него.

— Иди к Леониду Ильичу, — сказал мне Василий, лицо которого стало бледным. — Ты его должен спасти любой ценой. А я их тут задержу.

— Пожди, — сказал я, — дай я тебя перевяжу.

Я снял галстук, который я надел на школьные экзамены и только тогда осмотрел себя. Мама дорогая. И это был ещё полчаса назад дорогой английский костюм. Опа, а меня тоже, оказывается, зацепило, правда не сильно, в левую руку чуть ниже плеча. Я в горячке боя этого даже не заметил. Приглядевшись внимательнее, я понял, что это царапина. Крови было немного, но стало немного щипать то место, где пуля содрала кожу. Ничего, до свадьбы заживет.

А вот у Василия дела обстояли намного хуже. Мне пришлось оторвать рукав от своего пиджака и, вывернув его наизнанку, так как внешняя сторона была вся в копоти и саже, приложить к ране на животе Василия. Он заскрипел зубами, но я галстуком обвязал это место и завязал с боку узлом, чтобы плотнее зажать рану. Никаких индивидуальных перевязочных пакетов ни у меня, ни у Василия не было, поэтому пришлось перевязывать тем, что было под рукой. А потом я решил посмотреть своим внутренним зрением на его рану и увидел, что всё плохо. Я эту способность обнаружил у себя ещё в Ницце и вот она мне снова пригодилась.

Чернота от пули, которая застряла глубоко внутри, расползалась по всему животу и было понятно, что он протянет максимум минут пятнадцать. Василий это понимал и поэтому-то он и вызвался остаться в коридоре. Надо было что-то делать и я решил попробовать, смогу ли я часть своей энергии передать Василию, чтобы он продержался дольше. Ведь, наверняка, Андропов уже получил сообщение о том, что творится на даче у Брежнева. Не могло такого быть, чтобы не было ещё какого-то третьего, резервного, способа передать сигнал бедствия. По всему выходило, что нам надо было продержаться ещё полчаса.

Я положил ладонь на рану Василия и стал перекачивать из себя в него волны энергии. Я этого никогда не делал, но интуитивно чувствовал, как это должно происходить. Сначала чернота продолжала, как ни в чём не бывало, расползаться по внутренностям, а потом вдруг остановилась. Я очень обрадовался этому и, видимо, поэтому произошёл некий перелом и чернота стала отступать. Сначала медленно, а потом быстрее. Левым глазом я внимательно следил за происходящим в коридоре. Нападавшие решили сделать передышку и я ею воспользовался. И самое странное, от моей руки исходило еле видимое зеленое свечение. Лицо Василия, бывшее до этого белым, немного порозовело. А когда чернота в его животе сжалась до размера пули, я прекратил воздействие. У меня уже заканчивались силы да и то, что я сделал, поможет продержаться Василию довольно долго.

— Иди к Леониду Ильичу, — сказал он почти нормальным голосом. — Мне уже намного лучше. Я их задержу, сколько смогу.

— Хорошо, — сказал я, обрадовавшись в душе тому, что у меня всё получилось. — Ты держись тут. Наши уже на подходе. А этих осталось не больше пяти.

Я отправился по коридору дальше. Но тут где-то внизу раздались два тихих пистолетных выстрела. А это уже, получается, вступила в схватку моя Солнышко. Значит и до них с Викторией Петровной добрались. Черт бы побрал эти каски, из-за них я никого не «вижу». Получается, был ещё один или двое нападавших, о которых мой невольный «информатор» не знал. Я стиснул зубы и хотел уже было броситься на помощь Солнышку, но вовремя остановил себя. Я в тумане ничего не смогу разглядеть и могу легко нарваться на пулю. Поэтому я приказал сам себе успокоиться, резко выдохнул воздух из лёгких и постучал в дверь, крикнув, что это я.

— Ну и вид у тебя, — сказал мне Брежнев, увидев меня. — Одни Звезды блестят, а вокруг грязь и копоть.

— Пришлось повоевать немного, — ответил я, закрыв за собою дверь на засов.

— Я слышал взрывы.

— Да. Два раза выстрелили из гранатомёта и один раз кинули в нас гранату. Один из двоих ваших охранников убит, а второй ранен в живот. Я его перевязал и пошёл к вам.

— Прямо как в сорок третьем на «Малой земле».

— Судя по вашей одноименной книге, которую я прочитал два раз, там было тоже жарко.

— Да, было. И вот видишь, война меня никак не отпускает. Да и тебя тоже. Во вторник ты сражался с неонацистами в Париже, а сейчас на Родине с заговорщиками.

Но тут из-за двери послышались приглушённые выстрелы. Значит, Василий вступил в свой «последний и решительный бой». Схватка продолжалась недолго, а потом выстрелы прекратились. Черездверь я почувствовал того, который был без каски. Они стояли возле двери и их было только трое. Значит, Василий убил или тяжело ранил двоих. Молодец. Он боролся до конца, но хоронить его было рано. Я чувствовал, что он был ещё жив. Один из нападавших его ранил в грудь и тот от болевого шока потерял сознание. «Чужие» не стали его добивать, посчитав мертвым.

Так, а вот это уже плохо. Эти гады притащили с собой взрывчатку и направленный взрыв, который они собирались произвести, точно снесет бронированную дверь с петель.

— Леонид Ильич, — обратился я к Брежневу. — Они собираются взорвать дверь. Вам надо спрятаться за стол. Пойдёмте, перевернём его, чтобы вас не зацепило. Я тоже с вами за ним схоронюсь. Он большой и массивный.

— А откуда ты узнал, что они будут дверь взрывать?

— Догадался. Отравляющих газов у них с собой нет, чтобы нас отсюда выкурить. Остаётся только взрывчатка.

— Я тоже так думаю. Наши солдаты в войну так и взрывали двери в ДОТах. Всё как на войне.

— Леонид Ильич, прячемся за стол. Двустволку держите рядом, может пригодиться.

Как только они вставят детонатор во взрывчатку, надо вырубить того, кто без каски. Раз, два и взрыв. За секунду до этого я сделал этой твари выжег начисто мозги. «Чужие» отошли подальше от двери, но держали её под прицелом. Оставшиеся в живых двое подумают, что одного из них контузило взрывной волной и пойдут на штурм вдвоём. А бабахнуло знатно. Если бы не стол, нам бы точно хана настала. А так, только опять оглушило. Я затряс головой и увидел, что Брежнев начинает вставать и направляет на пролом, бывший когда-то дверью, свою охотничью двустволку. Он что, решил умереть смертью храбрых?

Я выглянул из-за стола и увидел, что в проёме появляется первый их двух оставшихся в живых заговорщиков. Брежнев выстрелил сразу с двух стволов и попал в него. Того вынесло в проём двери и он ударился в противоположную стену коридора. Но тут выскочил последний и я увидел, как будто в замедленной съёмке, как пуля вылетает из ствола его пистолета и я, уже вставший рядом с Брежневым в полный рост успеваю выстрелить в ответ и закрыть своей грудью Леонида Ильича. Пуля попала мне точно в область сердца и последнее, что я успел произнести, были слова:

— Как же больно…

И темнота. А из темноты, откуда-то издалека, звучали слова песни:

С чего начинается Родина?

С картинки в твоём букваре,

С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе.

КОНЕЦ ШЕСТОЙ КНИГИ

Оглавление

  • Глава 1 Последний день в Москве
  • Глава 2 «Но что ей до меня — она была в Париже,
  • Глава 3 «Олимпия»
  • Глава 4 «Винни-Пух и день забот»
  • Глава 5 Mardi (Вторник) — от лат. «Martis dies» (день Марса)
  • Глава 6 «О, этот юг, о, эта Ницца…» Федор Тютчев
  • Глава 7 «Last Tango In Paris» («Le Dernier Tango à Paris»)
  • Глава 8 «И Родина щедро поила меня…»
  • Глава 9 «Есть такая профессия — Родину защищать»