Любовь Химеры (СИ) [Елена Истомина] (fb2) читать онлайн

Елена Истомина Любовь Химеры

Часть 1

Олег бежал со всех ног. Сердце бешено колотилось уже где-то в горле, лёгким отчаянно не хватало воздуха. Проклятый возраст! Как ни крути, сорок шесть уже — не двадцать три, даже не тридцать три. Только бы не опоздать, только бы не опоздать!

Мужчина пинком вышиб дверь, и увидел то, чего боялся больше всего на свете — Влад лежал неподвижно, Алекс стоял над ним, склонив голову. Олег был готов поспорить, на сто тысяч долларов, что на губах этого сукина сына была победная, полная цинизма, улыбка. Ещё бы, наконец-то он пристрелил тестя, которого люто ненавидел.

Услышав грохот двери, Алекс мгновенно обернулся и выстрелил. Олег лишь каким-то чудом успел отклониться, и пуля врезалась в стену в нескольких миллиметрах от его уха.

Мужчина выстрелил в ответ, даже не целясь, и попал Алексу в живот. Противник шумно выдохнул, расширив глаза от удивления и боли, и рухнул на колени. Пистолет из правой руки, как ни странно, не выпустил. Даже на курок рефлекторно не нажал, что удивительно.

— Ах ты, сукин сын, — прошипел Алекс, стараясь не корчиться от боли. — Думаешь, победил?

— Уж точно не проиграл! — заверил Аверин и без колебаний пустил пулю в лоб коллеге, заметив, как дёрнулась его рука, сжимавшая пистолет.

Алекса отбросило назад, и он рухнул замертво на ноги Влада. Олег подошёл и вытащил из пиджака Алекса коробочку, обшитую чёрным бархатом, положил её в свой внутренний карман, спихнул труп с ног Соколова и склонился над другом. Влад по-прежнему не шевелился. Его голова и лицо были разбиты, пальцы на левой руке переломаны, но закрытые веки подрагивали. Живой.

— Как ты, приятель? — спросил Аверин, осторожно осматривая разбитую голову друга.

Соколов не ответил и не пошевелился. Пришлось волоком тащить его в лифт, а ведь Влад комплекцией походил на самого Аверина и весил не меньше восьмидесяти килограммов. Поднявшись на верхний уровень парковки, Олег кое-как погрузил друга в машину и повёз в ведомственную клинику.

— Камень у Алекса, — прохрипел Соколов, придя в себя.

— Всё в порядке, я забрал его, — сообщил Владу Олег и похвастался: — А ещё наконец-то всадил пулю промеж глаз этому говнюку. Аверин сам не мог понять почему, но Алекс ему никогда, ни нравился, и, убив его, Аверин почувствовал, явное облегчение, словно избавил мир, от явного зла.

— Камень спрячь, не показывай никому. — Слова давались Владу с трудом. — Дора не простит тебе Алекса. Только не убивай её! Прошу, не убивай.

— Да куда уж мне! — хмыкнул Олег.

Соколов снова отключился, а Аверин связался с клиникой, попросил, чтобы встретили.

Доехали до места за восемь минут. Олег передал Влада врачам, убедился, что его жизни ничто не угрожает и поехал домой. Нужно было написать рапорт о случившемся. Хотя на кой чёрт? До утра он всё равно не доживет, теперь нечего и сомневаться.

Так, камень! Нужно его спрятать. Куда же, куда же? Точно! Хочешь что-то спрятать — положи на самое видное место!

Олег заехал на работу, в приёмной его секретарши стоял встроенный в стену аквариум с разноцветными рыбками. Внизу были кораллы, водоросли и красивые камушки, среди которых отлично затеряется и тот, что Олег забрал у Алекса. Небольшой, гладкий, как галька, приятного серого цвета. Ничего необычного на первый взгляд, но, если посмотреть на свет, можно разглядеть голубые и зелёные переливы.

Мужчина открыл аквариум и бросил камень на дно. На мгновение сверкнула бело-голубая вспышка, и рыбки шарахнулись в стороны, но тут же успокоились. Камень приземлился как раз возле декоративного валуна с водорослями и смотрелся вполне органично и незаметно. Галька как галька.

Коробочку, на которой, возможно, был чип для слежения, Олег решил взять с собой и выкинуть в дальнем переулке. В здании канторы и в радиусе трёх километров все отслеживающие устройства блокируются, а вот дальше…

Олег вернул коробочку в карман, зачем-то положив внутрь рублёвую монетку.

Честно говоря, он не надеялся даже доехать до дома. Скорее всего, Дора ждёт его на парковке или прямо в машине, где и пристрелит, отомстив за мужа. Или нет, зачем стрелять, просто спровоцирует сердечный приступ, ей для этого достаточно лишь взглянуть на него.

Чёртово живое оружие! От неё не спрятаться, не скрыться, не сбежать. Эта девка, несмотря на хрупкое, как у балетной примы, телосложение, сильнее и быстрее всех на свете. Её почти невозможно убить, настолько она быстра и ловка.

Но ни на парковке, ни в машине Олега никто не ждал, и он благополучно доехал до дома, по пути выбросив коробочку в мусорный бак. К нему как раз подъезжал мусоровоз.

Заходить в квартиру не хотелось. Вернее, очень не хотелось умирать. Чёрт возьми, ему всего-то сорок шесть, и он вполне мог счастливо прожить ещё столько же! Мог бы.

Но от судьбы не убежишь, так что лучше не оттягивать события. Может, застрелиться? Чтоб сразу и не больно, а то вдруг Доре придёт в голову сжечь его заживо или разорвать живого на кусочки? Или того хуже, она уничтожит его сознание, оставив лишь тело и подселенца в нём. Нет, учитывая пост, что занимал Олег в канторе, этого нельзя допустить! Впрочем, если бы хотели, они бы давно это сделали. Значит, просто убьёт. Скорее всего, она уже ждёт его в квартире.

Но в квартире тоже было пусто. Олег обошёл все комнаты с пистолетом, — можно подумать, он бы помог! — но никого не обнаружил.

В тишине и в темноте сидеть не хотелось, поэтому мужчина зажёг свет в гостиной, коридоре и на кухне. Включил телевизор, нашёл музыкальный канал и увеличил громкость до максимума. Достал из холодильника котлеты с подливой и сунул их в микроволновку.

В дверь позвонили.

Раз, другой, третий, очень настойчиво, без перерыва. Вряд ли Дора бы стала звонить в дверь. Возможно, муж соседки опять напился и буянит.

Олег выключил ТВ, подошёл к двери и посмотрел в глазок. Это была она. Спокойно стояла, смотря тоже прямо в глазок и не убирая палец с кнопки звонка.

— Если я тебя не в пущу, это что-нибудь изменит? — спокойно спросил Олег, приоткрыв дверь.

— Лучше впусти, — хладнокровно и твёрдо сказала Дора. Мужчина понимал, что выбора нет, и отошёл в сторону, пропуская овдовевшую женщину в квартиру. Она сделала два шага и замерла. Её хорошенькое личико, как ни странно, оставалось бесстрастным. В ясно-голубых, как летнее небо, глазах не было ни слез, ни боли, ни злости. Может, она ещё не знает? Или эти суперлюди вообще эмоций не испытывают?

— Пришла мстить за любимого? — спросил Олег насмешливо. Тут же обругав себя за неуместную дерзость. Идиот!

— Нет в мире человека, которого я бы ненавидела сильнее Вербицкого, — тихо ответила Дора, и из её глаз потекли слезы. — Так что я пришла сказать тебе спасибо! Спасибо, что освободил меня.

У Мужчины аж челюсть отвисла, а белокурая, молодая женщина вдруг подошла, упала ему на грудь и разрыдалась. Её пальцы сжались в кулаки и легонько колотили Олега по спине.

— Ненавижу его!! Ненавижу! Ненавижу!!

Дору трясло, она закусывала губы до крови, сдерживала крики, которые гасли клокотанием в горле. Ей, наверное, хотелось заорать или завыть.

Он обнял её, даже не подумав, что это могла быть уловка. Эта девочка сейчас искренне отпускала свою боль из сердца. Один только бог знает, сколько её там накопилось. Олег вдруг вспомнил Дору совсем маленькой. Как держал на руках, кормил кашей, играл в козу рогатую, а дочь Влада заливалась звонким хохотом. Это было очень и очень давно, ещё до кошмара, что они все пережили позже. Но сейчас у него на груди плакала именно эта маленькая беззащитная девочка.

Олег, прижимая Дору к себе, провел ее в гостиную они вместе присели на диван, а Дора всё плакала и плакала у него на плече. Олег не пытался её остановить. Пусть чистит свою душу, если она у неё, конечно, есть.

Девушка не унималась, и под её монотонные всхлипывания Мужчину сморил сон.

* * *

Генерал-лейтенант Шалипов возвращался из загородного дома, где встречался с любовницей, к своей жене. Поморщился, представив, как будет оправдываться перед супругой, потому что он, чёртов болван, не купил творог и йогурт. Но разве можно думать о каком-то твороге рядом с Алисой? Мм… эта девка готова проглотить его хозяйство за очередное колечко. Что ж, у всего в этом мире есть своя цена, у удовольствий тоже. Генерала это вполне устраивало.

Неожиданно в его голове зазвучал женский голос.

«Ты солнце моё — взгляни на меня!

Моя ладонь превратилась в кулак!»

На просёлочной дороге прямо перед «Субару» генерала появилась маленькая девочка в белой ночной рубашке. У неё были длинные светлые кудри и большие голубые, как летнее небо, глаза.

Генерал ударил по тормозам. Машина на мокром после ливня асфальте заскользила, её развернуло, занесло вправо.

«И если есть порох — дай огня!»

«Субару» слетела с дороги. Пару раз перевернулась и врезалась в огромную вековую сосну, что стояла в поле, кажется, от сотворения мира. Сердце генерала, которого практически раздавило вместе с машиной, остановилось.

«Вот так!»

Песня закончилась.

* * *

В это же время у генерала Орлова, принимавшего ванну, случился сердечный приступ.

Как и Шалипов, последнее, что он слышал перед смертью — это слова из песни группы «Кино».

* * *

У генерала Скрябина, отдыхавшего на даче, не заводилась машина, чертыхаясь на чем свет стоит, он вышел под ливень, собираясь открыть капот своего форда и посмотреть в чем дело. Но как только вышел, увидел в нескольких шагах перед собой ее силуэт и услышал в голове ее любимую песню.

Ужас пронзил сознание генерала. Повинуясь инстинктивному порыву, он бросился бежать, но молния, сгенерированная химерой, пронзила его меткой стрелой, сброшенной с небес точно в цель.

Часть 2

Олег проснулся и обнаружил, что лежит в своей постели. Чувствовал он себя крайне бодро и свежо. Из кухни вкусно пахло то ли оладьями, то ли блинами. Мм, как здорово!

Стоп! С тех пор, как его жена Света умерла от рака, он не чувствовал по утрам запах вкусного завтрака. Уже три года!

Мужчина сел, откинул одеяло и обнаружил, что одет в одни плавки. У кровати стоял стул, на котором были аккуратно сложены майка, носки и брюки. Тут же висела рубашка. Это странно, ведь вчера он заснул на диване, обнимая рыдающую Дору.

Олег даже думать не хотел, каким образом оказался в постели, но рассмеялся, представив комичную картину: хрупкая с виду девчонка, которой, кажется, до анорексии два шага, несёт на руках рослого мужика. Ещё бы, он ведь для неё как пушинка. Наверное.

Аверин быстро оделся, умылся и вышел в гостиную, объединённую для большего простора с кухней.

Дора протирала кухонную столешницу. Вся кухонная зона просто блестела чистотой, чего не бывало уже лет пять, с тех пор как Света заболела. Не сказать, что он засранец. Порядок капитан люблю во всем и по субботам устраивал генеральные. Делал он это уже двадцать пять лет с тех пор, как женился. Но женская рука есть женская рука. На столе стояли ароматные оладьи и чашка кофе с молоком, в тарелке мёд.

Вот чёрт! Откуда она знает, что я люблю? Небось, всё в моей башке уже обшарила, начиная с времён внутриутробного развития! Мерзость какая. Подумал Аверин с содроганием

— Доброе утро, Олег Алексеевич! — бодро с улыбкой сказала Дора, повернувшись к нему. На её лице не было ни следа от слез или печали, она улыбалась и казалась вполне счастливой.

— Ты уверена, что оно доброе?

— Самое доброе в моей жизни! Садитесь, я вам завтрак приготовила. Не отравлен, папой клянусь!

— Твой отец в больнице. Твой муж… — Аверин прикусил язык.

— Я знаю. С папой всё будет хорошо, ничего серьёзного. Куда вы камень дели?

— Он тебе нужен?

— Нет, такого добра навалом, — махнула девушка рукой, но Олег сомневался в её честности. Если бы это был обычный кусочек метеорита, чего бы они оба из штанов выпрыгивали, пытаясь его заполучить. — Вы кушайте, кушайте. Я хорошо готовлю. Просто не нужно им знать, что у вас есть хоть один.

Олег сел, осторожно откусил кусочек. Оладьи реально были очень вкусными. Дора продолжала протирать пыль теперь уже в гостиной.

— Можно вопрос? — не удержался Капитан.

— Почему я сама не убила Алекса раньше, если так его ненавижу? — Мужчина кивнул. — Не поверите — рука не поднималась. Я любила его, а он любил лишь себя. И ещё мне нравилось каждый день причинять ему боль, он это заслужил как никто.

— Нет никого страшнее обиженной женщины, — констатировал Аверин. Ему даже не хотелось думать, как именно Дора заставляла страдать мужа.

Зазвонил телефон. Олег взял трубку и едва не подавился кофе, выслушав последние новости. Уставился на Дору, чистящую диван сухой пеной.

— Шалипов, Орлов и Скрябин умерли этой ночью. Шалипов попал в аварию, Орлов утонул в ванной, а Скрябин чипсами подавился, смотря фильм, — сообщил он ей. — Твоя работа?

— Смерти же естественные, я-то тут при чём?

— Сто к одному, что произошли они не без твоей помощи. Ведь все эти люди работали над твоим проектом.

— С моей, с моей, — кивнула Дора. — Только ничего мне за это не будет, потому, как я тоже умерла этой ночью, ясно?

— Как так? Тебя же убить невозможно!

— Ничего невозможного нет, Олег Алексеевич, — покачала головой Дора и поставила перед ним обычную пачку пищевой соды.

— Обычная сода? Но ты только что добавляла её в оладьи. — Олег вдруг почувствовал себя идиотом.

— Ага, и раковину ей оттёрла, и пью её по ложке на стакан воды каждое утро, — улыбнулась Дора. — Но, если мне ввести в основание шеи триста пятьдесят граммов концентрированного раствора, он поразит нервный узел, побежит по венам и начнёт разъедать актаниум. Я состою из него на семьдесят пять процентов, примерно, как вы из воды. Актаниум станет высокотоксичным и через минуту, как серная кислота, уничтожит мои кости, мышцы, кожу. Даже лужицы не останется.

— А пьёшь соду, чтобы привыкнуть?

— Увы и ах, к ней привыкнуть невозможно. Но в малых дозах она полезна, так же, как и для обычных людей. Бодрит, например, увеличивая приток кислорода в кровь.

— На каждого Кощея есть своя иголка, — задумчиво изрёк Олег. Осознание того, что эта машина, созданная убивать и только убивать, не бессмертна, основательно успокоило. Очевидно, это отразилось на моем лице, и Дора очаровательно улыбнулась.

— Я ещё и ванную вам вычищу.

— И кто же тебя убил? — спросил капитан.

— Алекс.

— Разумно, — кивнул Олег.

— Но о том, что я жива, никто кроме вас знать не должен. Даже отец!

— Но как же! Он же расстроится, он же… отец…

— Ничего, переживёт. Так будет лучше для всех, поверьте. Я вернусь, когда придёт время.

— Но почему ты доверилась именно мне?

— А кому же ещё я могу довериться в этом мире, кроме вас, Олег? Вы не раз спасали отца и меня, а мы вас. Вы многое знаете, от вас можно не таиться.

— И чем теперь ты думаешь заниматься?

— Жить, просто жить, как все, по-человечески, как давно хотела. Работать, любить и быть любимой, если получится. Рожать детей, быть мамой, — из глаз Доры потекли слезы, Олег испугался, что сейчас опять будет истерика. — Я очень этого хочу. — Дора смахнула слезы. — Как думаете, у меня получится? — с надеждой спросила она.

— Ну, если захочешь и постараешься, то получится, — улыбнулся капитан. — И как же теперь тебя зовут?

— Ларина Ольга Андреевна. 1990 года рождения.

— И чем же вы планируете заниматься, Ольга Андреевна?

— Людям помогать, — Дора, а точнее Оля покраснела.

— Врачом станешь?

— Нет. Наших среди них слишком много, боюсь, что докопаются. Но что-то в этом роде. В реабилитационном центре для детей инвалидов, например.

— В таких центрах зарплата копеечная. Ты, наверное, не привыкла деньги считать?

— Да, но мне их хватит, чтобы не считать. Поверь. Пару дней я побуду у вас, если вы не против, пока не решу вопрос с жильём.

— Хорошо, Влада в гости звать не буду, — улыбнулся Олег и вздохнул: — Но меня, скорее всего, арестуют за убийство Алекса.

— Нет. Мало ли у кого был зуб на наёмного киллера, пусть и в звании капитана федеральной службы.

— А камеры на парковке?

— Отключены.

— А пуля в его лбу?

— Пистолет ведь не на тебя зарегистрирован. Его владелец лет десять назад умер естественной смертью, — улыбнулась Дора.

Точно, чёрт возьми! Как он мог забыть? И откуда она это знает? Дышать сразу стало как-то легче.

— Спасибо, Дора. — Аверн встал из-за стола.

— Не называйте меня так! Ненавижу это имя! И вообще, Доротея Вербицкая вчера ночью умерла.

* * *

— Тянем носочки, девочки, тянем! Поворот! Бросаем обруч, поворот, прыжок и ловим! — Высокая худощавая женщина со строгим ястребиным взглядом, не отрываясь, следила за своими подопечными. Нужно было сосредоточиться на работе. — Тома! — прикрикнула она на худенькую рыжеволосую девчонку, которая уже в третий раз за тренировку упустила обруч. — Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, Светлана Анатольевна! Всё в порядке. — Девочка опустила зелёные глаза, которые, кажется, были полны слез.

— Чего спишь тогда? Третий обруч уже упустила! Соберись! — Светлана Анатольевна почти кричала.

— Я не могу! — Тома схватила обруч, резко развернулась и выбежала из спортивного зала.

Через минуту, сидя в раздевалке, она взяла свой планшет и написала другу, чёрному ангелу, в ВК.

«Я больше так не могу! Я устала! У меня ничего не получается! Ничего!»

«Не можешь — не надо!» — тут же пришёл ответ от человека, на аватарке которого стоял ангел с чёрными крыльями. — «Всё это можно прекратить в одну секунду, ты же знаешь! Там будет хорошо и спокойно, там тебя ждут наши братья и сёстры. Родителей и родственников у тебя нет, боли ты никому не причинишь. Ты здесь одна, ты никому не нужна. А там тебя ждут и любят».

«Но Светлана Анатольевна. Она расстроится, будет винить себя».

«Расстроится? Ты серьёзно? Да если бы ты для неё что-то значила, разве бы она с тобой так разговаривала? С другими вон как носится. И индивидуально занимается, и даже домой к себе берёт. Ты для неё пустое место! Как и для всех здесь!»

Тома глотала горькие слезы, понимая, что он прав! Как всегда, прав! Этот чёрный ангел читает её мысли, знает её самые сокровенные страхи и желания. Быть может, он прав, и там будет лучше, там её будут любить. Здесь у неё даже друзей нет. Кроме Вики, но она тоже хочет туда. К маме и папе, которые ждут. А у Томы отец убийца собственной матери, её бабушки, за что будет сидеть двадцать лет, потому как не просто убил бабушку, а ещё разрезал и сжёг. А мать добровольно стала проституткой. Ей нравится такая жизнь. Нравится менять мужиков и ни за что не отвечать. Иногда она пишет Томе письма и присылает подарки, но сама не приехала ни разу. Не потому что стыдно, а потому что Тома ей не нужна. И они не нужны Томе, они позор и тяжкий груз на её сердце. После того, как одна из девочек украла мамины письма и прочитала их всем, жизнь Томы в интернате стала просто невыносима! Хвала небу, что появился чёрный ангел. Он понимал её, как никто, был единственным другом, хоть и виртуальным. Он учил быть смелой, не бояться и сделать, наконец, то, о чём сама Тома думает давно, но никак не решается совершить. Чёрный ангел рассказывал чудесные истории о братстве, которое их ждёт там. Там нет ни боли, ни предательства, там все равны. Там царит лишь любовь. Томе так хотелось в это верить. А потом чёрный ангел сказал, что он уже давно общается с Викой, девочкой из её группы и класса. Они подружились. Девочка тоже очень хотела туда, в братство. Хотела к маме и папе, которые уже ждали её там. Они погибли, когда ей было восемь, и она попала сюда. Вдвоём их вера и уверенность лишь крепли.

«Иди на крышу, Вика уже ждёт тебя. До встречи в братстве, сестра».

«До встречи в братстве, чёрный ангел».

Тома положила свой планшет в шкафчик и решительно пошла к лифту, поднялась на последний этаж, а потом по лестнице на крышу. В голове была лишь одна мысль: «Так лучше. Так надо ради братства. Ради покоя. Ради совершенного мира, который однажды сольётся с этим, и тогда они воскреснут чистыми просветлёнными душами. А те, кто их здесь обижал, сгорят в преисподней, если не раскаются».

Вика уже ждала её на крыше, у самого бордюра Тома подошла, взяла подругу за руку. Девушки крепко сцепили ладони, повернулись друг к другу, улыбнулись, ступили на бордюр.

— До встречи в новом мире, сестра, — прошептала Вика.

— До встречи в новом мире, сестра, — эхом отозвалась Тома, и они сделали синхронный шаг в пустоту.

Маленькая белокурая девочка с голубыми, как летнее небо, глазами, в ужасе закричала. Она сидела перед окном в классе рукоделия и видела, как мимо пролетели две женские фигуры, державшиеся за руки.

Часть 3

— Ну, совершили две девчонки интернатовские самоубийство, мы-то тут при чём? — Олег, недоумевая, пожал плечами, сидя напротив генерала Шульгина.

— За полтора месяца в одной только Москве это сорок пятый случай, Олеж. В Питере — тридцать случаев. В Самаре — тридцать пять, в Екатеринбурге — двадцать восемь, в Тюмени — сорок два. За полтора месяца! — Генерал аж побледнел, вытер пот с могучего лба, скривился, словно от боли, и выпил воды. Олег нахмурился.

— Их что-то объединяет?

— Все они переписывались в социальной сети с неким чёрным ангелом. Об этом известно и родителям погибших, но чёрный ангел удаляет переписки и страницы сразу после смерти. Создаёт новый аккаунт для каждой новой жертвы. Дети кончают с жизнью одним и тем же способом — прыгают с крыш высотных зданий, чтобы однозначно не было шансов выжить.

— Но, судя по количеству случаев, работает не один человек? Что компьютерщики говорят?

— Они отследили один адрес, с которого сейчас ведется активная переписка с девочкой. Нужно брать, пока не поздно.

Но когда приехали с группой захвата по адресу на заброшенную стойку и пошли на отслеживаемый сигнал вай-фай, в той комнате никого уже не было. Стоял стол со стареньким компьютером, на экране которого горела шкала дефрагментации диска.

— Останови обновление! — крикнул Олег Коле, айтишнику, а группе захвата отдал приказ: — Прочесать здание! Далеко он не ушел!

Олег кинулся к окну и заметил чёрную фигуру, мелькнувшую в левом крыле здания. Бегом бросился туда. Взлетел по лестнице на три этажа, дальше — на крышу, где уже стоял парень в чёрной одежде. Он держал в руках ноутбук и что-то быстро печатал.

— Служба безопасности! Стоять на месте! Положи ноутбук! — заорал капитан. Парень посмотрел прямо на него, и он увидел его яркие серые холодные глаза. У людей таких ярких зрачков не бывает. Твою ж мать! По спине невольно прошла дрожь от такого спокойного насмешливого взгляда. Парень поднял руки и одним движением метнул ноутбук через голову. Компьютер напоследок сверкнул экраном и полетел вниз, а сам парень, нагло улыбаясь, пошёл ко мне.

— Стой на месте, иначе выстрелю! — проорал Аверин.

— Да ради бога! — Улыбнулся парень. Его голос был мягок и насмешлив. — Хоть всю обойму, мне даже больно не будет.

Олег всё же выстрелил три раза в грудь. Этот гад даже с шага не сбился, только разозлился. А капитан ощутил вдруг, что его тело парализовано и совершенно его не слушается.

— Зачем вам убивать детей? — спросил он, как завороженный, смотря в серые глаза. Парень подошёл к нему вплотную, одной рукой крепко схватил за горло и легко поднял на вытянутой руке над собой. Мужчина захрипел, почувствовав в горле вкус крови.

— Надо! — парень разжал пальцы, и Аверин грохнулся на бетонный пол более чем с двухметровой высоты. По лестнице топали ребята, услышавшие выстрелы. Но парень просто подошел к краю крыши и спрыгнул с двенадцатого этажа. Внизу, конечно, тоже были наши, но вряд ли они задержат этого ублюдка.

Оставалось надеяться на то, что компьютерщикам удастся хоть что-то выудить из обломков ноута этого парня. И что после случившегося детские самоубийства по всей стране хоть ненадолго прекратятся.

Спина побаливала, но чувствовал Аверин себя неплохо. Отказался от госпитализации и поехал домой. Нужно было как можно скорее поговорить с Дорой.

Но по дороге боль в спине усилилась, мужчина с трудом вышел из машины и, кряхтя и постанывая, поднялся в квартиру. Поясница болела невыносимо, даже дышать стало тяжело. Только бы хватило сил добраться до кровати и вызвать скорую.

Он кое-как запихнул ключ в замок и вошел в квартиру, закрыл дверь и, вскрикнув от очередного приступа боли, сполз на пол.

— Что с вами? — Из спальни выбежала очень высокая девушка в белом сарафане с красным поясом и красными лепестками на подоле. Зелёные глаза обеспокоенно взирали на скорчившегося от боли капитана. Точеное личико с правильными чертами словно у фарфоровой куколки было незнакомым.

— Вы кто? — задыхаясь от боли, спросил он.

— Это я, Ольга. Дора. Так теперь я буду выглядеть, — ответила девушка и нервно поправила рыжие теперь волосы, остриженные в виде короткого градуированного каре.

— Круто! — выдохнул капитан, кривясь от боли. Девчонку со светлыми кудрями до задницы, бледной кожей и голубыми, как небо, глазами в этой роковой красотке было не узнать.

— Позвольте мне осмотреть вас. — Дора уже стояла перед Авериным на коленях и аккуратно ощупывала мою спину. — У вас смещены два позвонка, — объявила девушка. — Я могу вам их вправить, но будет больно.

— Куда уж больнее, я подняться не смогу даже сам. Даже говорить было безумно больно. Каждый вздох, отдавался болью в спине.

— Хорошо. — Олегу вдруг показалась, что Дора стала в два раза выше Она легко подхватила его под мышки и встряхнула на вытянутых руках. Мужчина взвыл от боли, когда спине что-то противно и звонко хрустнуло, и ещё раз, когда Дора обошла его, обняла сзади за торс и с силой дёрнула на себя. На секунду подумалось, что он не выдержит боли, сердце остановится, но почти сразу пришло облегчение. Боль утихала, а Дора обходила его по кругу и водила по телу руками. С каждой секундой становилось всё легче. Аверин парил в воздухе на одном месте, а Дора, которая теперь была на полголовы выше капитана, всё ходила и ходила кругами. Вдруг перед глазами мелькнула яркая белая вспышка, Олег испугался, что упадет, закрыл глаза, а когда открыл, обнаружил себя лежащим на диване. Рядом сидела и улыбалась Дора.

— Ну, вот и всё, вы как новенький, — сообщила она. — Позвонки вправлены, искривление я тоже убрала. Попутно почистила печень, купировала язву. Избавила вас от урологических неприятностей, геморрой и артроз теперь тоже в прошлом.

Вот блин! Похоже, я был просто развалиной. Подумал про себя капитан. Но сейчас и вправду он чувствовал себя как заново родившийся, был полон сил и хотел горы свернуть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Зрение править не стала, но оно больше не ухудшится. Очки вам очень идут, — улыбнулась девушка чуть виновато.

— Что ж, спасибо и на том. Прибавила мне лет десять жизни еще?

— Около двадцати, — ненадолго задумавшись, ответила спасительница. Выглядела она так, словно кросс пробежала. Уставшая, вымотанная, бледная.

— Круто, — присвистнул капитан.

— Полежите, я приготовлю вам ванну.

— Я хорошо себя чувствую, сам справлюсь, — Олег поспешил встать, чтобы не пялиться на соблазнительные формы, мельтешащие прямо перед глазами.

— Хорошо. Я пока разогрею ужин. Приготовила картошку под майонезом, как вы любите.

— Ты что, копалась в моей голове? — неожиданно грубо спросил Аверин.

— Нет, на кухне лежит список ваших любимых блюд с рецептами. — Дора широко улыбалась, ничуть не обидевшись на неблагодарность спасенного.

Как же она красива, чёрт возьми! Как же желанна в этом своём новом образе.

Олег поспешно отвёл от девушки голодный взгляд.

— Прости, забыл. Я вечно забываю рецепты, вот и держу список под рукой.

Горячая вода расслабляла, с кухни вкусно пахло картошкой и укропом. Как же это здорово, когда дома тебя ждут вкусный ужин, тёплая ванная… и потрясающе красивая девушка. Но боже, нет! У нас разница в возрасте двадцать лет.

«Ну и что? Не так уж это и много», — ответил внутренний голос.

«Но она дочь твоего друга!» — не унималась совесть.

«Ну и что! Она уже взрослая женщина», — усмехнулся чертёнок, сидящий где-то в потаенных уголках души капитана.

«А вдруг ей вообще не интересен секс с людьми?»

«Аверин, да что с тобой, чёрт возьми, такое! Сам еще недавно вспоминал, как с ней в козу рогатую играл и кашей кормил. Она же тебе крестницей едва не стала!»

«Но теперь она взрослая женщина, бывшая уже замужем. И одному богу известно, сколько у неё было мужчин», — подытожил наглый чертёнок.

вдруг Олег вспомнил, как впервые заметил в ней не девочку, а женщину. Ей тогда было пятнадцать. Они не виделись четыре месяца и встретились на дне рождения Влада. Олег был поражён тем, в какую прекрасную, оформившуюся во всех смыслах девушку превратилась малышка Дора. А как от неё чудесно пахло! О нет, не духами с ферамонами. Это был её естественный запах. Запах её тела. И он, к своему ужасу, вдруг понял, что хочет её. Безумно. А она словно поняла это и так маняще улыбалась, а он прятал глаза и плотнее прижимался к жене, стараясь смотреть только на Свету. От греха подальше.

Прошли годы, а от этой чертовки пахнет всё так же, только в два раза сильнее. Пахнет безудержным желанием секса.

Олег вышел из ванны и прошел в спальню, Дора там меняла постельное бельё.

— Простите, я подумала, что стоит сменить простыни.

Он решительно подошёл к девушке. Она смотрела ему прямо в глаза и всё поняла, а этот запах просто сводил с ума. Олег стоял и смотрел на неё, замерев, как волк перед броском на добычу, но добыча его опередила. Подошла, смело прильнула к его губам, и их языки начали бешеный танец. Голова закружилась, Олег уже не соображал, что делает, поддавшись порочному желанию. Лихорадочно целовал её шею, груди, которые обнажил, одним движением разорвав платье. О боже, какие же это сладкие, упругие груди. Соски стояли, как каменные, когда Он ласкал их губами и языком. Из горла Доры вырвался томный стон, дыхание стало глубоким и частым. Она выгнулась и впилась в его плечи ногтями.

Насладившись упругими, налитыми грудями, Олег развязал свой халат и, покрывая поцелуями женское тело ниже и ниже, встал перед Дорой на колени. Она, кажется, была согласна на всё. Была подвластна ему полностью, судя по тому, как размякла и стонала от каждого прикосновения.

Олег медленно, не торопясь, целовал и облизывал её живот. Наконец, добрался до вожделенного гладкого треугольника, прошёлся языком и по нему. Дора чуть развела ноги, и он аккуратно погрузил туда пальчик. Дора сдавленно простонала, она была уже вся влажная.

— Ложись, — тихо приказал Олег. Девушка легла поперёк кровати, он развел её ноги и ласкал Дору языком. Какой же приятный дурманящий был у неё запах! Олег игриво водил кончиком языка по самой чувствительной её точке, а она извивалась, дрожала всем телом. Он придержал её за бедра, чтобы усмирить, а сам был уже на грани, но так хотелось ещё поиграть с ней. Уж больно сладко она кричала и стонала. Боже, как она кричала! Не сбежались бы соседи.

Почувствовав, что уже вот-вот, Олег резко встал, притянул Дору за руку к себе, развернул спиной. Девушка покорно оперлась ладонями о кровать, чуть наклонившись, и он одним быстрым движением вошёл в неё. Дора вскрикнула и подалась навстречу. они двигались в ритм друг друга, всё ускоряя темп и увеличивая силу толчков. Олег чувствовал её необычную, мощную энергетику, каждой своей клеточкой, а Дора кричала, не сдерживаясь. Пришлось даже зажать ей рот рукой. Дом панельный, стены тонкие, а устраивать соседям бесплатное аудио шоу, не хотелось.

— Давай сменим позу, — попросила девушка, тяжело дыша, и Олег послушно отстранился. Теперь на колени перед ним, встала она. И это было божественно! Так глубоко ему ещё никто этого не делал. А потом она легла и сказала:

— Люби меня, люби, если сможешь.

Олег понял, что это было совсем не про секс, и постарался быть с Дорой максимально нежным, покрывая её лицо шею и плечи бесконечными нежными поцелуями. А она так впивалась при каждом его движении ногтями в плечи, что Олега словно током пробивало от боли, дарящей невероятное наслаждение. А потом был великий взрыв. Отдышавшись, она прошептала:

— Спасибо. Мне так хорошо не было никогда, я и не думала, что так бывает.

Олегу хотелось спросить, как же у неё было, но он понимал: сейчас не время.

Он лежал, стараясь привести дыхание в норму. Дора положила ему голову на плечо и затихла. Посмотрев на неё, он увидел, что она спит. Странно. Ему казалось, они вообще не спят. Но ничто человеческое им не чуждо, ещё как не чуждо. А ещё Олег понял, что не сможет без этой девушки. Вернее, что хочет её снова и снова, как наркоман — новую дозу героина. Неужели она что-то сделала с ним, привязала к себе?

Гипнозом она владеет в совершенстве. Ей достаточно у себя в голове представить, что с вами случается сердечный приступ, чтобы эти мысли материализовались. Но он тоже не первый день на службе, щиты научился ставить давно. Такие, что и подселенцы не пробивают.

Причина его ненасытности в том, что у него уже три года не было женщины. Пара шлюх по пьяни — не в счёт. После смерти Светы Олег ушёл в работу и отношения ни с кем не заводил, и тут накрыло! Да как!

Дора мирно сопела на его плече, такая хрупкая, горячая ещё от любви. Ему отчаянно захотелось, чтобы так было всегда. Чтобы она готовила ему завтраки и ужины, наполняла ванну, занималась с ним любовью. Рожала детей. О да, Аверин вдруг ронял, что очень хочет детей. Ему уже сорок шесть, у некоторых в это время внуки есть, а он так ни разу и не держал на руках своего ребёнка. Света была бесплодна, но усыновлять кого-то не хотелось категорически. Сейчас, самое время завести семью, пока есть силы, чтобы воспитать пару-тройку ребятишек.

Кстати, мы сейчас ведь не предохранялись. Опомнился Капитан Что ж, если уже получилось, буду только счастлив. Олег блаженно улыбался своим мыслям. Поцеловал девушку в плечо, и она заворочалась во сне.

Часть 4

— Нет. Не надо! Не трогай! — забормотала во сне Дора, колотя кулачками по его груди. — Нет! Отпусти! Лиза! Лизонька! Доченька! Нет!

Дора подскочила с жуткими криками, вся в поту, выплёскивая энергию, от которой в настольной лампе взорвалась лампочка.

— Тихо, тихо всё хорошо! Ты чего? — Олег включил второй светильник и обнял трясущуюся Дору. — Всё в порядке.

— Нет! Мне каждую ночь снится этот сон.

— Что? Что тебе снится? Расскажи, может, будет легче.

— Он убил её.

— Кто?

— Алекс.

— Кого?

— Нашу дочь. — Из глаз Доры хлынули слезы.

— Боже! Но как же! Почему? Почему ты это позволила?

— Ей было бы уже пять лет сейчас. А тогда было всего три месяца. Она уже улыбалась, узнавала, тянула к нему ручки, а он её подушкой… — всхлипывала Дора.

Олегу стало плохо, голова закружилась от видений, которые передала ему девушка.

Голубоглазая малышка, хорошенькая, как ангел, лежит в своей колыбельке. Забавно гулит, видит, что к колыбели подходит папа, смеётся, тянет к нему ручки. Из глаз Мужчины катятся огромные слезы, его губы трясутся, но он кладёт подушку на лицо девчушки и с силой прижимает. Пока ребёнок бьётся в агонии, из глаз Алекса градом катятся слёзы, его трясёт. Он беззвучно кричит, но подушку не убирает.

— Боже, хватит! — Аверин с силой тряхнул головой, чтоб прервать связь. Тело пробрала дрожь, по щекам бежало что-то горячее. — Но зачем? Зачем?

— Она была слишком сильной для вашей планеты. Как ментально, так и физически. Она бы погубила планету либо неконтролируемой силой, либо своими решениями, в будущем заняв место среди правителей. Нельзя было так рисковать, оставив её в живых.

— Откуда же вам это стало известно? Разве возможно будущее просчитать настолько?

— Возможно, поверь. Высшие жрицы никогда не ошибаются. Я понимаю, что так лучше, но у меня никогда бы рука не поднялась. Я не убила Алекса, но всё равно до конца своих дней его не прощу. До последней своей секундочки не забуду и не прощу.

Да уж, попал мужик! Картина, которую передала Дора, была ужасна, но у Алекса, походу, реально не было выбора. Это всё равно, что удавить в колыбели маленького Адольфа Гитлера. Сколько смертей удалось бы избежать! А эта девочка могла истребить всю планету. В словах Доры Олег почему-то не сомневался.

— Я тогда была на очередном задании, он улучил момент и сделал это. А тело сжёг в крематории, а прах… В реку рыбам — Рыдания вырвались из горла Доры. Олег, молча, прижал её к себе и гладил по голове.

— Я тысячи раз разрывала его на кусочки почти до смерти, воскрешала и вновь разрывала. Я вытащила эти жуткие и для него тоже воспоминания и заставляла переживать этот ужас снова и снова.

— Это жестоко. — Покачал головой Аверин. — Неужели ты такая садистка и мазохистка?

— Просто всё ведь можно было решить по-другому! Чёрт возьми, достаточно было ввести ей в основание шеи ещё в первую неделю жизни пять миллиграммов этой грёбаной соды! И всё! Она бы была обычным ребёнком! Я тогда об этом не знала, а он знал! Знал и не спас её, тварь! Спасал как всегда себя, а не свою дочь! Не захотел даже попытаться! Не захотел рисковать! Вот за это я его ненавижу! Как же я его ненавижу! — Дору трясло.

— Как вы объяснили пропажу ребёнка им?

— Происками сопротивления. У них уже были попытки добраться до нас.

— Понятно. Но теперь Алекс мёртв, постарайся отпустить эту ситуацию, смириться с ней. Ты молодая, у тебя ещё будут дети.

— Да, думаю, ты прав. Я уже пять лет из-за этого не сплю почти. Я так устала. — Дора прильнула к Олегу, он обнял её и почувствовал, как быстро-быстро бьётся её маленькое, настрадавшееся сердечко. Вдвое быстрее, чем у обычного человека.

— Я думал, вам спать не нужно, — сменил он тему.

— Без ущерба для производительности мы можем не отдыхать неделю, но, чтобы не было перегруза, лучше спать. Часа в сутки вполне достаточно.

— Ну, тогда ложись. — Олег удобнее устроился и притянул Дору к себе, уложив её голову на своё плечо и поцеловав в макушку. И вдруг капитан почувствовал, что ему на грудь падают слезы.

— Ты первый мужчина, если не считать отца, который пожалел меня и приласкал. Прошептала она. — Алекс меня боялся пуще, чем чёрт ладана и ввёл бы мне смертельную дозу содового раствора при первой же возможности, ни на секунду не задумываясь.

— Я его понимаю, — хмыкнул Аверин.

— Но ты меня не боишься!

— Как я могу бояться малышки, коей едва не стал крёстным отцом. Именно ко мне ты сделала свои первые шаги, когда тебе было девять месяцев. Может, это был знак, а? Как думаешь?

— Может и так. — Олег почувствовал, как Дора улыбается, и сам заулыбался, как ребёнок. — Спите, Ольга Андреевна, завтра вас ждёт новая жизнь.

Часть 5

Плач ребенка был отчаянным и горестным, малыш закатывался и захлебывался криком. Я со всех ног бросилась в детскую. Подбежав к колыбели, увидела на груди своего малыша здоровенного паука-тарантула; он был огромный, мохнатый, на высоких ногах и быстро подбирался к горлу ребенка. И хоть я сама испытывала омерзение, но схватила паука и попыталась бросить на пол, а он мгновенно ухватился своими лапами за руку и укусил меня за запястье. Очень больно укусил. Рану сразу зажгло. Но я скинула-таки паука и поджарила энергетическим разрядом в виде молнии. Тошнотворно завоняло паленой шерстью. Хотя осталась только небольшая горстка пепла да испорченный паркет. Прожженная дыра размером с паука.

Вдруг раздался громкий удар, это окно распахнуло порывом ветра. Пусть как раз и проветрит. Но только тут я обратила внимание, что слишком темно. Хотя еще полдень и у малыша как раз дневной сон.

Выглянув в окно, увидела, что небо потемнело от множества треугольных кораблей в небе, это они заслонили солнце, и они пришли отнюдь не с миром. Это захват. Это конец, это смерть.

Я хватаю орущего сына из колыбели и бегу прочь из дома, ибо знаю, сейчас они начнут взрывать дома для устрашения, для демонстрации силы.

Но куда же бежать? Куда? Они везде, они повсюду!

Я бегу по коридору к выходу и вскрикиваю от испуга, ибо прямо передо мной появляется мужчина, словно вырастает из-под земли.

Красивый, молодой, лет тридцать пять-сорок, не больше, у него черные, как крыло ворона, волосы чуть ниже плеч, слегка вьющиеся, красивые ясные серые глаза с холодным заинтересованным взором, тонкие губы и заостренный нос. Черты лица довольно резкие. Он определенно красив. Завораживающе красив. А эти его глаза бездонные, словно холодное арктическое море.

Мужчина чуть улыбается мне.

— Не бойся, я вам помогу, идем со мной, — ласково говорит он, обнимая меня за плечи.

— Некуда идти, они повсюду, — всхлипываю я, прижимая к себе сыночка.

— Миры многомерны и многослойны, необязательно менять планеты, чтобы убежать. Достаточно уметь раздвигать и раскрывать пространство. Я умею.

Мужчина взмахнул руками, как дирижер на высокой ноте, и позади него заклубился большой сгусток северного сияния — красивого такого, многоцветного, яркого.

— Идем, — мужчина отступил, пропуская нас. А я замерла в нерешительности.

Страшно все-таки: и здесь оставаться нельзя, и туда идти отчего-то еще страшнее.

— Ну же, — мужчина протянул мне руку, — не бойся. Здесь в любом случае только смерть для вас.

Мужчина был прав, и я сделала шаг к северному сиянию и замерла опять в нерешительности.

— Да быстрей же ты, овца тупая! — рявкнул вдруг мужик. — Портал удерживать тяжело.

Нас со всего маху толкнули в портал.

Фу! Приснится же такое!

Меня обнимали сильные руки Аверина. Этот старый кот чему-то блаженно улыбался во сне. Очень захотелось посмотреть, что ему там снится, но я теперь девочка хорошая, примерная. А такие не шарятся по чужому сознанию без особой надобности.

На часах было полчетвертого ночи. Спать уже совершенно не хотелось. Силы восстановлены полностью. Пойти, что ль, хлеб домашний в духовке испечь? Порадовать своего котика домашним уютом?

Я осторожно вылезла изпостели и укрыла заворочавшегося мужчину одеялом поплотнее.

— Спи, мой котик, — прошептала я, улыбаясь, как счастливая, влюбленная дура.

Олег проснулся, как всегда, в половине седьмого, чувствовал себя необычайно бодро. Доры рядом не было. На стуле висел свежевыглаженный костюм. Приятно, черт возьми.

Мужчина прошел в ванную и замер возле зеркала. Кажется, он явно помолодел. Морщинки вокруг глаз исчезли. Морщинки на лбу не исчезли, но заметно разгладились. Носогубные морщинки тоже. Кожа на лице стала более упругой. Вот чертовка! Олег невольно заулыбался.

ОН принял душ, почистил зубы, стал одеваться и тут зазвонил мобильник, звонил Влад. Олег постоял, собираясь с силами. И в этот момент понял, что ни о чем не жалеет, ни о том, что было ночью, ни о том, что еще будет, будет обязательно, в этом он был уверен. А значит, отступать некуда.

— Привет как ты? — бодро спросил Аверин друга.

— Жить буду! — так же бодро ответил Влад. — Дора не объявлялась?

— Нет. — Олег почувствовал, как его лысина потеет. И голос невольно охрип.

— Странно. Я уже сутки пытаюсь ей дозвониться, но она не берет трубку.

— Может, на каком-то задании? — Олег сам, поразился спокойствию своего голоса.

— Может, и так. Просто мне очень не хочется, чтобы она что-то с тобой сделала.

— Да. С чего ты вообще взял, что она непременно сделает со мной что-то плохое? Может, наоборот, еще спасибо скажет.

— Хорошо бы, если так, — тяжко вздохнул друг юности в трубку.

— Я сегодня заеду к тебе в обед.

— Давай. Жду. Ладно, мне тут капельницу меняют.

— Давай.

Почувствовав с кухни, запах яичницы и сосисок Олег вышел к Доре, она готовила завтрак.

— Ну как ты? Выспалась? — Аверин подошел к Доре и поцеловал ее в макушку.

Как ни странно, капитан не испытывал ни чувства вины, ни чувства стыда, наоборот, было чувство, что наконец случилось то, что давно должно было, и в душе поселилась наконец некая благодать и гармония. Словно две половинки единого, целого наконец нашли друг друга.

— Чудесно, спала целых три часа. — Дора нежно поцеловала Олега в щеку, так словно делала это каждое утро, не один год кряду.

— О, здорово! Слушай. Я сегодня к отцу иду в обед. Что говорить ему?

— К тому времени, пока ты доедешь до него, ему уже сообщат, что его дочь мертва.

— Он же начнет докапываться кто, как, почему?

— Расскажи ему о Лизе. Все, как я рассказывала тебе вчера. Алекс больше не мог терпеть мучений и убил меня, парализовав содой. Выжженное место и мое ДНК они найдут.

— И все же это жестоко, — покачал он головой, — ты же не понаслышке знаешь, как это больно — потерять дочь.

— Пойми одно, Олег, — Дора повернулась к нему, взяла за плечи и, посмотрев прямо в глаза, спокойно сказала, — мы с тобой делаем благое дело — спасаем папе жизнь. Слишком многие в этом мире хотят моей смерти и не остановятся ни перед чем.

— То есть меня тебе не жалко? — усмехнулся капитан.

— Тебя я смогу защитить, — губ Аверина коснулись нежным поцелуем.

Аверина пронзило желанием, словно током, он, потеряв контроль над собственным сознанием, отдался инстинктам и желаниям. Рванул завязки ее шелкового халата. Спустил его с плеч. Подхватил целующую его в губы негодницу под бедра и, резко развернув, усадил на стол, она обвела его бедра своими ногами и принялась расстегивать брюки.

Когда его налившийся член оказался в её кулачке, не кстати пришла мысль: «А если б Влад — вот так же однажды с моей дочерью, да на столе?! Хорошо, что у меня нет дочери!

Едва его орган оказался в ее ротике, капитан забыл обо всем! Её язык обжигал и дразнил, боготворил и возносил. Мужчина растворялся в блаженстве, что дарила ему эта маленькая развратница.

— Ложись, мужчина слегка оттолкнул от себя девушку, та откинулась на стол, мужчина взял ее за бедра, подвинул ее к крабу стола, чтобы было удобнее и с нетерпением вошел в горячее лоно. Чуть послюнил пальцы и стал ласкать ее клитор. Одновременно с мощными, нетерпеливыми движениями,

Как же она выгибалась, прямо волнами ходила в такт его движениям, и ее лоно ритмично сжималось и разжималось в такт его движениями, непередаваемые ощущения! Такого капитан еще ни с кем, не испытывал.

— Ещё! Быстрее! О, Олег! Еще!

Ну как такой женщине откажешь! А его имя, слетевшее с губ молодой любовницы, просто свело капитана с ума!

И быстрее, и сильнее, и все выше!

Она вдруг снова стала длинноволосой блондинкой, Аверин вздрогнул, всем телом от испуга, но в момент, ее перемены, по нему прошла такая волна блаженства, что он не сдержал громкого протяжного стона, изливаясь в нее.

— Кто ты? — спросил он отдышавшись.

— Меня называют Химерой. Я Дитя четырех миров. У меня есть пять лиц. Это мое изначальное.

— И из какого мира это лицо?

— Не знаю, отец от которого мне досталась эта ипостась уклоняется от ответа всегда.

— Не знаю, что там за отец, но так, ты точная копия Ольги, своей матери.

— Возможно они пришли из одного мира, он нечего мне о ней не говорит, но при упоминании о ней, в его глазах боль, я думаю, что она была его женой, но изменила ему с Владом, а когда я родилась, он ее просто убил.

— То есть, Владу ты не дочь?

— Почему же! Смотри, когда я рыженькая, я же его копия. Те же зеленые глаза, тот же носик, подбородок и та же ямочка на щеке, когда улыбаюсь.

— И правда похоже, — улыбнулся Аверин, рассматривая рыженькую. — А другие какие?

— А не покажу все сразу, чтоб было еще чем удивить! — лукаво улыбнулась Химера.

— И откуда же я знаю историю о Лизе? — спросил Олег, когда они наконец-таки сели завтракать.

— От Маргариты Антоновной, это любовница Алекса, она пришла к тебе, чтобы убить тебя. В истерике все рассказала, дескать, они только-только избавились от меня, а тут ты, такой-сякой, убил ее любовь.

— И почему же она меня не убила?

— Она была в истерике. Ты был сильнее, выбил пистолет, и она сбежала.

— А если она реально объявится?

— Не объявится. Возвращаясь от тебя, бедняжка была очень расстроена и съехала с моста в реку, пробив бордюры, — мстительно усмехнулась Доротея.

— Ох, Дора, Дора. Зачем ты вообще позволяла ему любовниц?

— Ко мне меньше приставал — и то хорошо, — Дора совершенно равнодушно пожала плечами, выкладывая Олегу в тарелку яйца и сосиски, — сегодня я куплю дом и дня через три съеду.

— Ты мне совершенно не мешаешь. А Влад, даже если и придет сюда, не узнает в тебе дочь.

— Нет, я должна переехать туда. Там место — сплошной источник. К тому же от работы мне близко.

— О, ты и работу нашла? Какую же?

— Психолог, терапевт. В круглогодичном санатории для детей-инвалидов. Родник. Работа благородная. Зарплата достойная.

— Что ж, я рад за тебя, — неожиданно для себя Аверин был чертовски расстроен.

— Но если хочешь, ты можешь переехать ко мне.

— Что ж, я подумаю. В любом случае, я хочу видеть тебя как можно чаще, — признался Олег.

— Ага, и без одежды, — усмехнулась маленькая стерва, — что ж, я не против. И, как я уже сказала, ты единственный сейчас мой друг. Так что я рада тебе во всех смыслах. Еще с радостью помогу тебе по работе в любом вопросе, как словом, так и делом. Обращайся, если что.

— Спасибо, непременно. А чем вы с Алексом вообще там занимались?

— Ты обязательно узнаешь все, мой хороший. Но не сразу.

Аверину обворожительно улыбнулись, и он совершенно забыл про те вопросы, что хотел задать еще вчера, смотря в ее ярко-зеленые теперь, бездонные глаза.

— Кушай, не отвлекайся, — усмехнулась Дора, быстро допила свой кофе и, встав из-за стола, выпорхнула из комнаты.

— Какие планы на день? — крикнул вдогонку Олег.

— Гнездышко обустраивать, — весело ответили ему.

Часть 6

— Это я! Это моя вина.

За почти тридцать лет знакомства с ним Олег впервые видел, как Влад плачет. Из его глаз крупными бусинами катились слезы по, кажется, вмиг постаревшему лицу.

— И Олю не спас, и дочь на мучение обрек, жуткую судьбу и смерть. Еще и внучку, выходит. Господи, как же она страдала все эти годы, выходит. А я даже не замечал. Считал ее бездушной и жестокой. А она так просто боль свою прятала. За всю свою жизнь так и не узнала, что такое любить и быть любимой. А хотела. Я уверен, что она просто хотела быть, как все. Если бы ей дали такую возможность.

Аверин готов был, провалится в преисподнюю, видя стенания и слезы друга. Но понимал, что нужно молчать, чтоб дать ей этот шанс на новую счастливую жизнь. Я клянусь тебе, Влад, она у нее будет счастливой. Самой счастливой. Повторял про себя Олег, стараясь хоть как-то оправдать свой поступок.

— Знаешь, я тут такое нарыл. Они ведь над ней даже сексуальные эксперименты проводили с пятнадцати лет. Всего с пятнадцати. Как только исполнилось, так и… Ой, Боже ж ты мой! Они это искусством любви называли! Боже, это, это было ужасно! Даже оргии с мужиками. Мне так плохо стало, я не посчитал, но больше трех точно было.

Олег почувствовал, как кружится голова, как затошнило, как ярость заполнила мозг.

— А генералы приходили на это смотреть и потешались над ней. Но благодаря этим экспериментам крепла и возрастала ее ярость, а значит, и сила. Однажды, когда ей было шестнадцать и к ней привели четырех мужиков и женщину, она просто разорвала их на куски, живых. Ее пытались унять, она разозлилась настолько, что один из корпусов взлетел на воздух. Все от одного ее взгляда загоралось, взрывалось, и сами стены покрывались трещинами и рушились. И только тогда эксперименты прекратились.

Вербицкий наотрез отказался участвовать в этом. Он занимался обучением ее боевым искусствам и самоконтролю. Относился к ней более человечно, чем другие. И когда ей исполнилось восемнадцать, они решили, что пора экспериментировать с оплодотворением. Насильно она бы не позволила. И кандидатуры лучше Вербицкого у них не было. Она, в конце концов, была загнанной, затравленной девчонкой, которой хотелось хоть чуть-чуть тепла. Влад залпом выпил стакан воды, пытаясь взять себя в руки.

— Мне тоже жаль Дору. Будем надеяться, что теперь она в лучшем мире. Ты приляг, отдохни, — черт! Гореть мне синем пламенем в аду! Ругался про себя Олег.

— Надо как-то хоть помянуть ее по-человечески. Я отпрошусь вечером с больницы. Ты придешь?

— Может. Не стоит торопиться. Тела все равно нет. Лежи, лечись. Помянуть всегда успеем.

— Хорошо. Тогда завтра. Мне еще как-то не очень.

— Давай, держись.

На прощание Олег крепко обнял. Влада и быстро вышел из палаты. Тут же зазвонил телефон. Номер был неизвестен. Но Он знал, что звонит Дора.

— Ну как он?

— А как можно себя чувствовать, узнав о смерти дочери и внучки? И еще кое, о чем…

— Ох, пи…. Только не говори мне, что он все эти видео смотрел, — рявкнули в ухо капитану истерично.

— Я, я не знаю, может, и не все, но кое-что — точно!

— Ладно, уничтожу их немедленно. Не хватало еще, чтобы и ты полюбовался!

— Я и не собирался, не могу! Я не…

— Не было ничего такого в моей жизни, ясно? Забудь, как я забыла, ясно? — вдруг рявкнула Дора. Послышался звон разбитого стекла. Опять мощный выброс энергии.

— Хорошо, милая, хорошо. Не было, так не было. Что ты там разбила? Надеюсь, не мой аквариум?

— Нет. Я в мебельном салоне. Выбираю обстановку для дома.

— У тебя есть деньги?

— Да, не беспокойся. Запиши этот номер. Как Ольга Андреевна.

Часть 7

Цветок на рисунке белокурой девочки расцветал. Самыми яркими, радужными красками. И казалось, вот-вот вспорхнет с рисунка, как живая, бабочка.

— Что это за цветок? — С интересом спросил Миша, кудрявый рыжеволосый мальчишка, сидевший рядом.

— Аквинция.

— Никогда о таком не слышал, — удивился мальчик, — красивый. А где он растет?

— На Глории — моей родной планете.

— А где находится твоя планета? — В глазах мальчишки зажегся неподдельный интерес.

— Ровно напротив Земли, но с другой стороны от Солнца. Поэтому ее никто и никогда не видел.

— Ух, ты! — мальчика разобрал интерес. — И кто там живет?

— Глорианцы и урайцы, — спокойно отвечала девочка, продолжая рисовать.

— Наверняка это жуткие монстры, которые крадут нас для жутких экспериментов. И пьют наш мозг! — Мальчишка аж просиял.

— И вовсе нет, — девочка оторвалась от рисования, в ее голубых глазах было негодование, — глорианцы — наши создатели. Родители. Они зародили наш род, нашу расу и любят нас. Оберегают нас.

— И вовсе нет, — жарко заупрямился мальчик, — нас создали марсиане, они прилетели сюда, когда их планета погибла, и мы произошли от них.

— И ничего их планета не погибла. Была война с агрессорами, с поверхности было все уничтожено. Но они предвидели это и построили большие подземные города, где теперь и живут, — строго возразила девочка.

Мальчик тоже хотел что-то ей ответить. Но в этот момент в комнату вошла Люба. И вкатила тележку с инструментами для уборки.

— Привет юным художникам, — бодро поздоровалась она, — все рисуете?

Девочке хватило одного взгляда на Любу, что бы понять: это случилось снова. Пока ее мама дежурила здесь в ночную смену. Нет! Так больше продолжаться не может! Девочка сделала вид, будто случайно уронила палетку с акварельными карандашами.

— Ой!

— Ничего, Ларочка, я подниму, — улыбнулась Люба.

И когда она подавала девочке палетку, та схватила ее за руку и, глядя прямо в глаза, сказала:

— Так больше продолжатся не может! Ты ведь это ненавидишь! Ты сильнее его, ты справишься! Я буду рядом и помогу.

— Да, я сильнее. Я справлюсь, — уверенно заявила Люба, хотя смотрела на Лару невидящим взором.

И уже через минуту продолжила протирать пыль со столов в зале для рукодельных кружков. В голове, словно заноза сверлила мозг лишь одна досадная мысль. Мама сегодня снова останется на ночное дежурство подменять Лидию Викторовну, у которой заболел муж. А это значит, все повторится. Господи, хоть бы черт унес этого жирного козла куда подальше. Ведь бывает же, что полицейских убивают при исполнении. Но почему такое случается с кем угодно, но только не с этим? А? Ну ничего, осталось всего полгода. Этим летом она поступит в вуз и переедет в общагу. Обязательно в общагу на люди, чтоб он даже и близко подойти не смел.

Полгода осталось потерпеть, еще полгода. Но внезапно Люба поняла, что не то что полгода — и дня она больше терпеть все эти унижения не намерена! Люба домыла полы в классе, сказала второй уборщице, что у нее начались месячные и ей срочно нужно домой. И пулей вылетела из интерната. Домой, домой, домой. Пока еще Гриша на продленке. Пока еще мама на второй работе в гостинице. А этот сейчас как раз дома. Ему дали три выходных, за удачно и быстро раскрытое дело серийных убийств. И плевать всем, что он, конечно, как всегда, выбил признание из невиновного. Главное же, что раскрыл! И сейчас сидит перед компом, играет в танки и пьет свое вонючее пиво. Люба это знала точно. Люба жила за три квартала от интерната. Но вдруг, уже сама, не помня, как, оказалась на пороге своего дома. Решительно вошла, хлопнула дверью и прошла в спальню родителей.

И, конечно, этот мерзкий боров сидел в кресле с ноутбуком на коленях. В правой руке была банка с пивом, которое стекало с седых усов по бороде. О, эти усы! Это едва ли не самое мерзкое, что можно себе представить. Любу аж передернуло при воспоминаниях о его слюнявых, колючих поцелуях.

— А, это ты, крошка! Пришла пораньше, чтобы поразвлечься, пока никого нет? Умничка, иди сюда, — сально улыбнулся мужик, блестя маленькими поросячьими глазками.

Люба решительно подошла к отчиму, тот как раз раздвинул ноги и начал расстегивать ремень на брюках. Люба положила ему руку на причинное место и сжала со всей силы, коей раньше у нее и в помине не было. Отчим охнул, задыхаясь от боли, глаза полезли из орбит.

— Еще раз тронешь меня, козел вонючий, я тебе все твое хозяйство с корнем вырву и сожрать заставлю, — пообещала девушка таким тоном, что сомневаться в ее решимости не приходилось, — понял? Кивни, если понял.

Отчим кивнул.

Он, как завороженный, смотрел в глаза падчерицы, с которой спал вот уже три года, когда мать уходила в ночную смену. А что? Девка она справная, вымя вон четвертого размеру, а талия, не в пример мамкиной, осиная. Куда ей бежать от капитана полиции, когда артачилась, достаточно было шваркнуть о стену ее младшего братишку, от чего у того эпилепсия развилась. Что было капитану только на руку, Любка такой покладистой стала, опасаясь приступов у Гришки.

— Вот и хорошо, — хищно улыбнулась Люба, — а теперь иди, тебя ждут на улице.

Люба отошла в сторону. Отчим встал и уверенно потопал из комнаты. Вышел из подъезда на улицу, и, сам не зная, зачем, пошел через улицу на красный свет. И его тут же сбил мчавшийся на бешеной скорости джип серебристого цвета, оборвав жизнь капитана Солнцева.

Часть 8

Сразу после звонка Доры последовал звонок от генерала Шульгина, он требовал, чтобы Олег срочно явился к нему. И только тут Аверин вспомнил, что забыл, поговорить с Дорой о деле — зачем этим суперсолдатам нужно доводить до самоубийства детей. Да еще в таких количествах.

Забыл… забыл вчера в ее объятиях обо всем, и сегодня утром тоже. Мозг словно отключился. Ну, ведь сто процентов повлияла на него как-то чертовка. Хотя если бы и вправду повлияла, он бы сейчас, наверное, и мысли такой не допускал. Просто она такая, такая… Сладкая, молодая, вкусная. Это, пожалуй, самое правильное слово. Накатившие воспоминания сводили с ума, Аверин снова безумно хотел ее. Но предаваться воспоминаниям и желаниям времени не было, и уже через двадцать минут он сидел в кабинете генерала и хлопал глазами, глядя на приказ о его переводе. В сорок четвертый отдел.

— И чем же я так провинился, товарищ генерал? — тяжко вздохнул Аверин.

— Да ты что, Аверин, — генерал казалось, обалдел от того, что подчиненный не рад переводу, — это ж повышение! Это ж зарплата раз в пять больше!

— И за какие ж такие заслуги такие почести?

— Сегодня утром с самого верха пришло. Отдел сверхсекретный, так что официально ты переходишь в надзорный отдел. УСБ.

— А как же дело о самоубийствах?

— Оно тоже передано в сорок четвертый отдел.

— О как, — искренне удивился Олег, — впрочем, если вспомнить те не по-человечески яркие глаза и нечеловеческую силу, ведь его, весившего, восемьдесят пять килограммов, подхватили одной рукой и удерживали на весу, словно перышко, удивляться не приходилось. Куда еще передать, если не туда.

К тому же будет шанс получше ознакомится с тем, кто такая все же на самом деле Доротея Вербицкая и чем занималась. По официальной версии она бывшая спортсменка, гимнастка, чемпионка мира и Европы, с детства преподававшая на сборах, в семнадцать лет вдруг прервавшая карьеру и поступившая в академию федеральной службы. Сейчас в звании лейтенанта работает… Работала логистом в Минобороны. Деятельность, понятно, секретная, не обсуждается ни дома, ни где-либо еще. Но то, что она кто угодно, но не логист, им с Владом было понятно сразу. В конце концов, в одной сфере работают. Но она молчала, как рыба, и им оставалась лишь строить предположения, но даже вслух о них не говорить, учитывая обстоятельства ее рождения и всего того, что случилось потом.

— Что ж, благодарю за службу, капитан Аверин, — генерал встал и протянул руку.

— Служу Отечеству, товарищ генерал, — отчеканил Аверин, вставая и отдавая честь Шульгину на прощение.

Олег пожал протянутую руку, они с генералом еще раз отсалютовали друг другу. И Аверин спустился на минус второй этаж, получать пропуск в новую жизнь.

Дома пахло очень вкусно. Жареной с картошкой курицей и, кажется, свежими огурцами. Дора сидела на диване за моим ноутбуком, что-то смотрела. Аверин сначала напрягся, а потом вспомнил, что все тайны для нее давно уже не тайны. И вообще вряд ли ей интересны.

— Ну что, подобрала мебель для дома?

— Да, через два дня все установят, и можно будет переехать.

— У-у-у, — искренне расстроился капитан, — как же я буду без таких обалденных ужинов и завтраков?

Олег подошел, поцеловал сначала легонько в губы, потом не выдержал и притянул к себе. Она ответила мгновенно и страстно, когда ее язык начал играть с его языков, голова закружилась. Олег едва удержался от того, чтобы не повалить ее на диван.

— Переезжай ко мне. В доме пять комнат. Огромная кухня и летняя веранда.

— Ух ты! С чего такая роскошь?

— Такие дома строит правительство по программе нужных специалистов. Это поселок в бору для работников этого санатория. Сам санаторий в пяти километрах от поселка. Сосенки, кедры. Чистейший воздух. Благодать!

— Соблазнительно. Особенно хозяйка, — Олег прильнул к ее шее, прошелся по ней губами и языком и почувствовал, как ее пробила дрожь.

— Иди мой руки, будем ужинать. Курица уже готова, — Дора слегка оттолкнула Олега, ласково улыбаясь.

— Прям как настоящая жена, — счастливо улыбаясь, подумал он. Послушно пошел в ванную и слушал, как она накрывает на стол, напевая какую-то песенку, что сейчас часто крутили по радио.

Они сели за стол, поели салат с огурцами и перцами, курицу с картошкой, кстати, необычайно нежную и сочную. Как же давно, оказывается, Олег не питался по-человечески, по-домашнему, пищей, приготовленной заботливыми женскими руками и с любовью; что с любовью, сомнений отчего-то не было.

— Меня перевели в сорок четвертый отдел, — наконец сказал он.

— Что ж, я предполагала нечто подобное. Учитывая то, что у них в кадрах теперь некий дефицит и проект Доротея вчера случайно так сгорел, синим пламенем, — на капитана сверкнули хитрющими глазенками.

— Сколько еще есть людей, тебе подобных?

— Таких как я, с таким синхронизированным ДНК, больше нет. А так называемых железных солдат, о которых ты думаешь, несколько десятков, а может, уже и сотен. Точно не знаю. Но я — нечто совсем иное. Я единственна и неповторима пока что, а что?

Аверин рассказал ей о деле самоубийств детей.

— Расчищают площадку для поселенцев, — ответила Дора со вздохом.

— Зачем убивать детей-то, — не понял Олег.

— У этих детей устойчивый иммунитет к подсинению. Если начнется колонизация, эти дети не поддадутся. И их довольно много. Они смогут создать сопротивление. К тому же в прошлой жизни они все наверняка были кем-то вроде жрецов или еще кого-то, и подсознательно им доступны высшие истинные знания. И в критической ситуации эти знания могут воскреснуть в памяти, что серым совсем неинтересно и не на руку Проще убить их сейчас на изломе шаткой подростковой психики. Пока не выросли, не окрепли, не совершили открытия в медицине, обороне и прочем, что помогло бы подняться нам на новую ступень.

— И что же делать? Как с этим бороться? Дети гибнут по всей стране уже, наверное, сотнями.

— Хранители их защитят. Это их обязанность.

— Что за хранители?

— Положить еще салатика? — перевели тему Аверину, но он не собирался так просто сдаваться.

— Нет. Спасибо, минералочки налей, пожалуйста. Ты, значит, единственная в своем роде? Ты гибрид человека и пришельца? Марсианина?

— Все чуть сложнее, мой хороший, — Дора глубоко вздохнула, отпила минералки из бокала и продолжила, — завтра в новом отделе ты узнаешь, что наша вселенная бесконечна и многомерна. В ней тысячи обитаемых планет и миров, кроме нашей, но за нашу сейчас идет холодная война между двумя расами.

— Марсиане против жителей Сириуса? — улыбнулся Олег, до сих пор пока не веря полностью в услышанное.

— Глорианцы против марсиан, — с серьезным видом пояснила Дора. — Глория — это планета, находящаяся ровно напортив Земли на той же орбите с другой стороны от Солнца. Она почти такая же, как Земля, только в два раза больше. Когда они обнаружили Землю, они заселили ее жизнью и заботились о ней и сейчас заботятся о нас. Только за последние десять лет четыре раза спасали от ядерной катастрофы, например, падений метеоритов, способных уничтожить планету, ну и так по мелочи.

— А марсиане, значит, злобные гуманоиды, проводящие на нас эксперименты и хотящие нас поработить?

— Да. Хотя когда-то очень давно, задолго до того, как о них узнало нынешнее правительство, они так же были нашими хранителями и друзьями, и когда у них случилась беда, мы приютили здесь на Земле почти половину выживших, но там произошел переворот, смена власти, и теперь они уже более не дружелюбны к нам. Грезят о захвате и порабощении людей. Так что, если по роду работы теперь увидишь марсианина, мочи без сожаления.

— И как же они выглядят?

— Ну, как их и представляют — высокие, серо-зелёные с большой вытянутой головой и большими черными глазами. Пока они не надели экзооболочку, чтобы быть такими, как мы, их можно убить простым оружием. Просто застрелить.

— А если уже надели, как убить? Как узнать?

— Узнать по черным переливам, которые иногда бывают в их глазах. Убить выстрелом в основание шеи или в ухо. Только нужно точно в ушную раковину попасть.

— Америкосы реально заключили с ними договор в сорок седьмом?

Дора кивнула.

— Охренеть! И что стоят их технологии, того, чтоб сотни людей страдали?

— Ну, у правительства никто не страдает. А на остальных плевать.

— И что, даже лекарства от рака не изобрели до сих пор!

— Отчего же! Оно давно известно. Только никому не выгодно. Ведь люди, когда болеют, не скупятся на лекарства, обогащая корпорации, их производящие.

— Да уж я в курсе. До сих пор еще кредит на три миллиона выплачиваю. А жены уже три года как нет.

— Мне жаль, дорогой! Но я же пыталась вам помочь тогда! Вспомни.

И Олег вспомнил, после лечения в Германии опухоль гортани отступила, полгода они жили спокойно. Пока однажды Света не проснулась от жутких болей в печени. Температура была сорок. Обследование показало, что и правое легкое уже на четверть уничтожено.

Влад тогда позвонил и горячо убеждал Олега уговорить врачей сделать ей капельницы с содовым раствором и каким-то неизвестным приоратом, что передала ему Дора. Олег попытался поговорить с врачами, но те его и слушать не стали!

— Мужчина! Если бы все было так просто, — качала головой пожилая женщина-онколог, — такое заболевание как рак давно бы исчезло с лица нашей земли! Ваша жена и так на грани, я сейчас введу ей, черт знает, что, а потом еще и виновата буду! Ну уж нет. Заберите ее домой, мы уже ничем не поможем, а в родных стенах дольше протянет.

Сам он на инъекцию тоже отчего-то не решился. Света умерла ровно через месяц.

Видя, как капитан расстроился, Дора поспешила перевести разговор.

— Так, посудомойка загружена. Стиральная машина тоже. Вещи поглажу, пока ты будешь ночью спать. Кстати, какой у тебя размер? Пятьдесят второй? Нужно купить три-четыре новых костюма для твоей новой работы.

— Сейчас уже семь вечера. Может, пойдем, просто погуляем? Сегодня на площади будет лазерное шоу.

— Хорошо. Пойдем, — Дора, кажется, просияла от предложения, — я только приведу себя в порядок.

Лазерное шоу было реально, необыкновенно красиво! Двенадцать команд из десяти стран мира показывали на огромных зданиях каждый свою историю. Олегу особенно понравился красочный яркий рассказ про космос, про солнечную систему. Про чудесные необыкновенные планеты Глория и Нибиру.

— Нибиру и ее жители тоже существуют? — спросил он Дору, как завороженный, глядя на панораму.

— Да, когда люди видят НЛО в виде светящихся шаров плазмоидов, они видят гостей с Нибиру, как правило. Они тоже оберегают нас. А взамен берут золото. Оно им жизненно необходимо. Для того, чтобы нормально дышать на своей планете. А во вселенной это очень редкий металл.

Когда шоу закончилось, Дора и Олег просто гуляли. Услышали музыку, и пошли к ней.

В парке возле сцены играл живой оркестр. Они подошли как раз тогда, когда начали играть танго. Дора протянула Олегу руку и закружила его в танце, и он с удивлением понял, что знает все движения и с легкостью ведет Дору, хотя не танцевал ни разу в жизни, тем более танго. Это было так чарующе, так страстно, так сексуально. Ее тело было такое пластичное, гибкое. Каждое ее движение грациозное и величественное. Красное платье с глубоким декольте и разрезом от бедра с правой стороны покорило бы самого Одиссея. Ее взгляды обжигали и пожирали. И как он только с ритма не сбивался, смотря на нее с не меньшим вызовом и превосходством? От нее так чарующе пахло. И снова не духами, а ею самой, сама ее кожа обладала невероятно притягательным ароматом.

Когда музыка закончилась, Олег прижал Дору к себе, и они слились в страстном поцелуе. Вдруг раздались громкие аплодисменты и крики браво! Оказывается, на них во все глаза смотрели не менее пятидесяти человек — посетители парка. Пара смущенно поклонились, и почему-то бегом бросилась из парка, будто постыдно нашкодничали.

— О БОЖЕ! Что это было? — спросил Олег, смеясь, когда они, наконец, остановились.

— Прости, прости! Я просто очень люблю танцевать! Не удержалась просто!

Боже, какой у нее прекрасный, заразительный смех. Подумал Олег, обнимая Дору

— Вот уж бы не подумал!

— Да, я очень часто посылала все и всех куда подальше и просто шла в ночной клуб танцевать. И даже работала в одном из клубов одно время. Так, чисто из любви к искусству.

— И что, никто не знал?

— Ну почему? Алекс знал. Он вообще многие мои шалости прикрывал. Давая мне хоть пару глотков нормальной жизни. Без бесконечных тренировок и заданий.

— Любил тебя?

— Скорее, жалел.

— Родители у него есть?

— Он детдомовский. Поступив на службу, нашел мать. Родила она его в пятнадцать от насильника, которого он впоследствии тоже нашел и убил. А мать с ним знаться не захотела. И больше его судьбой не интересовалась. Так что плакать о нем некому, не переживай.

— Ну и слава Богу! Господи, прости, — Олег невольно перекрестился, проходя мимо храма.

— Он бы за тебя точно не переживал и не каялся, — отмахнулась Дора.

— Тебе совсем его не жаль? — Олега поражала ее бессердечность по отношению к мужу, ведь со стороны они с ним смотрелись как идеальная пара, сколько он их ни видел вместе, да и Влад был того же мнения. Радовался за дочь все время. Правда, они и знать не знали о Лизе.

— Нет больше ни его, ни Лизы, ни Доры Вербицкой, ни проекта Доротея, и переживать не о чем. И давай не будем об этом больше, — в голосе Доры проскочили нотки раздражения, и Олег понял, что она вовсе не так равнодушна, как хочет это показать. На душе заметно полегчало.

— Стой! — заорал вдруг Олег, уловив профессиональным, боковым зрением, как шагах в двадцати от них какая-то девка встала на перила моста; но, кажется, его крик лишь напугал ее. Девушка вздрогнула и прыгнула в воду.

К ужасу Олега, Дора в доли секунды, как стрела, бросилась к тому же месту и последовала ее примеру.

Часть 9

Честное слово, не знаю, каким местом я думала и чем руководствовалась, бросаясь в речку вслед за этой девкой! Ей-богу, мой первый безрассудный поступок в жизни! Мне отчего-то и в голову тогда не пришло, что это может быть провокация!

Ну, бросилась так бросилась. Надо спасать. Увидала я ее сразу. Девка камнем шла на дно, выпуская пузырьки оставшегося воздуха. Нет, милая! Так не пойдет! Зря я, что ли, новое платье вымочила. Я подхватила утопленницу за руку и рванула наверх, та задергалась, таща меня вниз, и выпустила изо рта весь воздух. Я быстро прильнула к ее губам, вдыхая в нее воздух, мысленно приказывая: не дергайся дура! Не пришло еще твое время! Это я, твой ангел-хранитель!

Девка прибалдела, набрала полный рот воздуха и перестала дергаться. Я вытащила ее наверх, и мы поплыли к берегу.

— А долг коллекторам выплатить поможешь? — с мольбой в голосе спросила спасенная.

— Считай, уже выплатила, — кивнула я.

— Спасибо, Господи! Спасибо! А то там с процентами триста тысяч уже, а меня с работы уволили. И, ну вы и сами знаете, вы же ангел, — тараторила девчонка, — а Гриша? Гриша ко мне вернется?

— Слышь, детка, ты б не наглела, а!

— Ой, простите! Простите! А мама, мама там как, а?

— Хорошо, хорошо твоя мама. Держись, — мы доплыли до берега, я выбралась в овраг и помогла девочке, ее трясло, ей было очень холодно.

— Иди ко мне! Попробую тебя согреть, а то пока выберемся, околеешь, — я обняла девочку, прижала к себе как можно плотнее и стала повышать температуру своего тела.

— А что это, — спросила она, глядя куда-то вверх.

— Твою ж мать, — сквозь зубы процедила я.

Прямо над нами завис марсианский разведчик, они нас заметили, зависли точно над нами, выпустили гравитационный луч и начали поднимать нас на борт.

— Не бойся, это тоже ангелы, но другого мира, — нагло соврала я, погружая несчастную в сон.

Нас подняли на борт. Мы оказались в просторном помещении, залитом белым светом, луч повернул нас горизонтально и опускал на железные столы. Девочку оттащило от меня на соседний стол, я возмущенно дернулась, пытаясь перейти в вертикальное положение, что, конечно, не получилось, физическое сопротивление луч блокировал полностью.

— Вы совсем ох… и, мать вашу! — не слишком вежливо телепатически поздоровалась я с четырьмя гуманоидами, стоящими справа.

Один из них, видать, старший, вышел чуть вперед и заговорил так же телепатически:

— Ты кто? Не могу идентифицировать расовую принадлежность, не человек точно, слишком высокая психическая активность, — это гуманоид сообщал уже своим собратьям по закрытому, как он думал, каналу.

— Конь в пальто, — огрызнулась я, — вы, господа, не в Америке — в России у вас нет разрешения на забор генетического материала.

— Нам не нужно разрешение, — насмешливо ответил гуманоид.

— С каких-то, интересно, пор?

— К какой расе вы принадлежите и откуда вам известно о договоренностях между нами и правительствами ваших стран? — гуманоид склонился надо мной, рассматривая получше и пытаясь покопаться в моем мозгу.

Да хрен тебе! Мои щиты и сам мудрейший взломать не может уже давно.

Показать бы ему дипломатическую метку Ирины Кругловой, да и она умерла недавно вместе с госпожой Вербицкой. В один день и час. Черт! Что ж делать-то! Раскрывать себя никак нельзя! Иначе все усилия зря и даром. И сами они меня теперь ни за что не отпустят. Вон как заинтересованно пялятся.

А чей-то я собственно растерялась-то? Зря ль я, что ли, их боевую школу проходила? Их всего четверо, не боевые. Биологи генной инженерии, оружия при них тоже нет. А вот у меня ардонийские когти имеются.

Я в доли секунды соскочила со стола, перешла в ардонийскую ипостась, полоснула одного, самого ближнего ко мне, когтями по горлу, голова отлетела куда-то далеко в сторону. Трое других шарахнулись в сторону, да куда уж там. Я бросилась за тем, что ломанулся к приборной панели, надеясь, видимо, активировать какую-то из защитных систем корабля, вскочила ему сзади на спину и так же быстрым движением обезглавила. Отскочила, отпинывая подальше обезглавленное тело, которое уже начало самоуничтожаться в токсичной кислоте, что была их кровью, и обернулась к двум другим гуманоидам. У них в руках были лазерные пушки, неизвестно откуда у них взявшиеся. Маленькие такие револьверчики, с виду то ли женские, то ли и вовсе игрушечные. Но заряд в них такой, что человеческую голову, например, на мелкие ошметки разносит.

Я сейчас была в ардонийской ипостаси — то есть полуящером, мое тело покрывала мелкая темно-зеленая блестящая чешуя прочнее кевлара, например, раз в двадцать. Сразу, может, и не убьют, но вот трижды выстрелив в одно место, наверняка. А может, и двух раз хватит. Смотря какой мощности у них заряд.

Послала мощную психоделическую волну, призывающую к подчинению, ни фига не сработала, даже не поморщились, только трехпалые длинные руки чуть дрогнули — и все. Но медлить нельзя и мили секунды, сейчас опомнятся и расстреляют. Была не была, сгенерировала электромагнитную волну, какую только могла, и, резко вытянув руки, направила на несчастных образовавшийся энергетический шар. Одного поджарило сразу. Другого сшибло волной. Бросилась было к лежащему на полу гуманоиду, но он привстал, приподнял руку и спустил курок. Все произошло так быстро, что я не успела среагировать.

Больно, однако, очень больно. И даже чешую пробило. От боли я взвыла, и произошел неконтролируемый выброс энергии и из ушей марсианина потекла зеленая жидкость — их кровь. Лопнули барабанные перепонки, гуманоид был мертв. Ну, вот и все. Ну, вот и отлично.

Остается только сесть и подождать, пока организм начнет восстанавливаться. Но было жутко больно. Тошнило и кружилась голова. Не потерять бы сознание. Ибо если потеряю, вляпаюсь еще хуже, неизвестно, куда летит виман (виман — вайтман- вайтмар- так в древности называли космические корабли — НЛО), стоящий на автопилоте, скорее всего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Как же опасно-то работать одной, оказывается. Без поддержки и страховки. Это только в американских фильмах один против пятидесяти и даже не потеет, а тут и четырех марсиан много оказалось. Причем совсем даже не из боевой гильдии.

Боже, как плохо-то! Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и направить все имеющиеся силы на регенерацию. И, кажется, получилось, жжение начало уменьшаться. Минут через десять я была уже в порядке, но совершенно без сил: переход из ардонийской ипостаси в человеческую добил окончательно. Я еле стояла на ногах.

Но нужно же что-то делать с девчонкой. Она все так же безмятежно спала на столе. Подошла к ней, проникла в сознание в поисках места проживания. Но ее голова даже сейчас во сне была забита насущными проблемами. Ей снилось, что коллекторы поджидают ее возле дома, обливают бензином и поджигают. Деньги девушка брала на операцию для матери. Мама умерла прямо на операционном столе, не выдержало сердце. А долг остался. Да еще и с работы уволили три месяца назад, под сокращение попала, а на новой платят меньше. Вот долг комом и растет. Ее парень оказался женат, а когда жена узнала об интрижке, выбрал семью. Вот вам и ситуация, хоть в воду камнем.

Адреса квартиры, где живет маленькая, хрупкая неудавшаяся утопленница, я, как ни старалась, не нашла. Зато девчонка отлично помнила адрес дома, где выросла. Деревенька в сорока пяти километрах от города. Что ж высадим там.

Аккуратно опустив девушку с помощью луча прямо на диван, я подлетела к дому Олега, переместилась прямо в гостиную, а корабль благополучно отправился на автопилоте в лес под Рязанью, где и самоуничтожится, якобы потерпев крушение на радость уфологам и военным. Ну, может, и наши на зачистку подоспеют.

Первым долгом зашла в мобильный банк от своего нового имени и погасила долг девчонки. Обещала ведь. С Сомова не убудет. Затем позвонила Олегу.

— Дора, ты где, — закричал он, ответив через два гудка.

— Не произноси этого имени всуе, идиот! — прошипела, взбешенная, я. — Мало ли, вдруг и за тобой следят.

— Прости! Ты где?

— В твоей гостиной.

— А та девушка? Ты спасла ее?

— Да. Она у себя дома, все хорошо.

— Я сейчас приеду.

Конечно, Аверину хотелось задать мне кучу вопросов. Но я была слишком уставшей, чтобы отвечать. Поэтому один лишь поцелуй. Один лишь взгляд моих ясных зеленых теперь очей в его карие — и у капитана осталось лишь одно желание, жгучее, требующее немедленного удовлетворения. Нет, я ничего ему не внушала, упаси меня Бог, я просто выводила, что и так было, на передний план своим ардонийским зовом, даря ему доселе неведомое наслаждение.

В эту ночь он меня любил сначала дико, как голодный лев. Потом нежно, как может только любящий мужчина. По-настоящему любящий. Думающий не о том, как удовлетворить свои потребности. А о том, как мне, любимой, подарить как можно больше наслаждения. Он прямо-таки упивался моими оргазмами, возносясь в своих собственных глазах, и все время повторял: «Девочка моя! О, девочка моя! Сладкая. Любимая. Хорошая». Говорил, не задумываясь, слова шли из души, из подсознания. Вне постели он вряд ли отважится сказать нечто подобное. Я невольно вспомнила Алекса («Ах ты, сучка! Клевая какая! Давай, давай, детка! Как же хорошо!») Он всегда был сосредоточен только на себе, только на своем удовольствии. Сейчас же удовольствие в первую очередь хотели подарить мне! Причем искренне, от души. Ему нравилось то, что я в его власти. То, что я ему покорна. Нравилось, как я завожусь и теряю контроль над собой от его ласк. Такое было со мной впервые, и я сполна этим наслаждалась. И, конечно, в ответ старалась ничуть не меньше. С Авериным я впервые в жизни занималась любовью, а не сексом.

Пред тем, как заняться любовью, Аверин вдруг спросил, какими контрацептивами я пользуюсь. Я ответила, что никакими. Венерических заболеваний у нас нет. А забеременеть мне не так и просто. Нужна дополнительная гормональная стимуляция.

Услышав это, Аверин явно расстроился! Меня это затронуло до глубины души. Ну да, понять его можно: мужчине уже сорок шесть, детей он, похоже, любил всегда, но со своими не сложилось с первой женой. А сейчас тот самый возраст, когда и финансово, и физически, и морально уже давно пора.

— Всему свое время, — многообещающе прошептала я, целуя мочку его уха.

А когда после вошла в ванную, чтобы принять душ, в отражении от стеклянной кабины вдруг увидела Алекса, он, как всегда, цинично улыбался мне.

— Живи, моя маленькая дрянь! Живи, — произнес он с усмешкой. Видение исчезло. А я сползла по стенке душа и разрыдалась. Ибо как ни беги — от себя не убежишь

— Прости меня, прости! Но я ненавижу тебя! Ненавижу и люблю!

Часть 10

Про сорок четвертый отдел ходили слухи, что располагается он на минус третьем этаже и идет все ниже и ниже, превращаясь просто в подземный город со своими лабораториями и даже тюрьмами для разных внеземных существ. Теперь, после всего, что Олег знал, эти байки байками вовсе не казались.

Система пропуска здесь была двухуровневая: не только по отпечаткам пальцев, но еще и по сетчатке глаза.

— Добро пожаловать в сорок четвертый отдел, капитан Аверин, — вежливо поздоровалась с ним автоматическая система пропуска, раздвигая перед ним двери и пропуская в длинный, светлый коридор, полный по обе стороныдверей. Возле одной из них его уже ждал высокий худощавый седовласый мужчина в белом костюме и сиреневом галстуке. Черты его лица были резкими, ярко-синие глаза суровыми. Волосы доходили почти до плеч и были аккуратно зачесаны назад.

Интуиция сразу подсказала, Олегу, что это не человек, ибо слишком яркие были глаза. А значит, при общении с ним мысли нужно держать на особом контроле.

— Капитан Аверин Олег Алексеевич? — осведомились у меня.

— Так точно! — я отдал честь, понимая, что по званию этот человек явно выше меня.

— Генерал. Пелегин. Вадим Аркадьевич. Будем работать вместе, — генерал протянул Олегу руку, мужчины обменялись крепкими рукопожатиями, — пойдемте, познакомлю вас со всеми, у нас как раз сейчас совещание.

Пелегин открыл дверь и ввел Олега в зал для совещаний. Там сидело восемь человек, шесть мужчин и две женщины.

Аверин просто нутром чувствовал, что минимум половина из них не люди. Было крайне неуютно, но деваться некуда. Капитана представили и сразу начали допрос по делу Доры, он рассказал все, что ему рассказала Дора. Якобы от лица Антоновой

— То есть Антонова, и Вербицкий давно хотели убить Дору, чтобы быть вместе? — подала голос высокая рыжеволосая женщина. Майор. Олег буквально чувствовал, как она копается в его голове, словно холоднючими пальцами трогая мозг, проверяя правдивость сказанного. — Извините, но это мало похоже на правду. Дору никогда не волновало, чьи еще постели греет ее муж. И убивать ее, чтобы быть рядом, просто не было нужды.

— Да у Вербицкого просто нервы сдали, — заявил с виду совсем еще молодой парень — блондин, но с раскосыми, как у китайца, карими глазами, он единственный из всех присутствующих смотрел на Олега дружелюбно и даже с улыбкой. — Посчитайте, сколько раз после исчезновения дочери она сжигала его заживо, ломала ему все до единой косточки. Устраивала панические атаки, самой любимой были про полки крыс и скорпионов, что съедают его заживо. Такого бы никто не выдержал! Доротея рехнулась после потери дочери! Стала неподконтрольна и общественно опасна. Она же пол изолятора сожгла тогда и две лаборатории с сотрудниками. Каждый приступ ее ярости — это как взрыв двух килограммов тротила, а то и больше!

— Но кто убил самого Алекса и генералов, а потом и все материалы по проекту уничтожил? — спросил другой, плечистый мужик ростом, наверное, точно под два метра. Его глаза были темно-карими, почти черными, Олег заметил в них радужные переливы и вздрогнул.

— Те, кто изначально был против проекта, — ответил спокойно Пелегин. — Вы прекрасно знаете, таких было в силу тех или иных причин немало. И диверсия зрела изнутри. Имен погибших вам напоминать не нужно. Простая работа службы безопасности. Не более. Ну, еще и моя личная, так скажем, месть. Ладно. Сделанного не воротишь. Давайте почтим минутой молчания всех погибших и приступим к текущим делам.

Текущие дела тоже оказались весьма интересны.

Чего стоит одно только перечисление, сколько всплесков НЛО и из каких галактик было зарегистрировано за минувшие сутки в России и за ее пределами. Один даже потерпел крушение вчера под Рязанью, как сказала майор, при такой силе взрыва ничего интересного люди не найдут, так что разрешили развлечься обычным военным. Обычный корабль марсианского патруля биологов. Да, да, так и сказала, обычный. Вообще из отчета выходило, что наша планета просто проходной двор какой-то для пришельцев, причем из самых разных мест необъятного и бесконечного космоса. А здесь в сорок четвертом отделе располагался центр мониторинга ближайшего космоса вокруг нашей планеты, и ни один объект не мог приземлиться, без ведома этой межпланетной таможни. Ну, прямо люди в черном во плоти. Вот только ни фига смешного в этой работе и близко не намечалось.

Но Олега сейчас занимало совсем не это.

Его поразило, как запросто они приняли гибель Доры и ее мужа, не углубившись, не начав разбираться. Списав все на мятеж погибших военных, которых сама Дора и угрохала, между прочим. А Пелегин все списал на работу службы безопасности и личную месть за своих. Олег понял, что все это для отмазки. Всем им, скорее всего, прекрасно известно, что Дора жива, и что сделал он с Вербицким и, собственно, поэтому он и здесь, сейчас они будут присматривать за ней через него. Чем им так не угодил Вербицкий, оставалось только догадываться, скорее всего, узнали, что он убил дочь, и решили устранить его руками Олега.

Слишком странным был тот звонок с неопределившегося номера, когда незнакомый Олегу мужской голос сообщил, что его другу Соколову грозит опасность, и его попытаются убить. Даже точный адрес и время указали. Дозвониться до Влада Олег не смог. Поэтому поехал по указанному адресу. А потом как-то так само собой получилось, что нацелился Вербицкому точно в лоб, совершенно как-то не задумавшись о том, что это ведь его зять и убивать его ну как-то некрасиво, что ли. Ведь мог бы спокойно выстрелить и в плечо, так нет же, именно точно в лоб.

Саму же Дору хотят спрятать, укрыть от кого-то, для этого и нужна ее фиктивная смерть. Причем такая, чтоб даже родной отец поверил.

Олег вдруг вспомнил один из дней рождения Влада Он у него первого июня. Тогда Доре только-только исполнилось восемнадцать, ее день рождения семнадцатого мая, она пришла на день рождения Влада с Вербицким и представила его уже как своего мужа. Он был якобы аспирантом академии и там они, и познакомилась, их отношения якобы длились все два года обучения Доры. И как только ей исполнилось восемнадцать, они поженились. Просто расписались, а не пригласили никого, ибо нет у бедных студентов денег на торжество для всех родственников и друзей. Поэтому не позвали никого, устроив праздник лишь для себя.

— Нет, я не беременна и не собираюсь в ближайшие годы, просто мы любим друг друга, хотим быть вместе. И так просто удобнее, в конце концов. У Алекса своя квартира недалеко от академии, — заявила новобрачная.

И они оба были такими счастливыми, их глаза так сияли, что оставалось лишь поздравить молодых.

Влад был прямо-таки очарован зятем, еще бы — спортсмен, сирота, выросший в детдоме, с закаленным характером и правильными понятиями. Они созванивались почти каждый день и виделись каждое воскресенье, Влад был рад и спокоен за дочь, но спустя два года они уехали по работе в какой-то закрытый город на севере на полтора года. Сейчас анализируя все, Олег понял, что именно в это время она была беременна и родила, и, скорее всего, никуда не уезжала, ее просто прятали. А потом, когда они вернулись, Дора сильно изменилась, это заметил даже он. Она стала грубой, что ли. Жесткой, безрадостной. Неулыбчивой. Очень редко навещала отца и почти всегда без мужа. Хотя раньше приходили только вместе.

— Где летаешь, орел? — насмешливый голос блондинистого китайца вырвал меня из воспоминаний, я оглянулся вокруг и увидел, что в зале для совещаний никого уже нет, кроме нас с ним.

— Фу ты черт! Как так-то? Олега, увлекшегося своими мыслями словно, вырубило. Надеюсь, я не слишком громко думал?! — подумал он.

— Ты даже не представляешь себе, насколько, если честно, — услышал Аверин в своей голове насмешливый голос Демитрия Воронова, так ему его представили.

Он что, общается со мной телепатически?! Удивился Олег.

— Ага, — так же беззвучно ответил Демитрий, — правильнее говорить мысленно или же ментально. Скоро тоже так научишься. Очень удобно при нашей работе, знаешь ли.

— Пойдем на тренировку, — это уже вслух, — теперь я твой куратор и учитель на первые полгода обучения. Со всеми интересующими вопросами ко мне и только ко мне. Без моего разрешения и думать не моги куда-либо здесь соваться. Ясно?

— Так точно, — ответил Олег, вставая и идя вслед за Демитрием.

Он часа два гонял Аверина, как сидорову козу, по спортзалу, проверяя его боевые навыки и сноровку, нанося удары один за одним, от которых он пока что успешно оборонялся. Но Демитрий вдруг закричал:

— Держи ментальную оборону! Не снимай мысленный щит! Не расслабляйся ни на секунду. Никто не должен знать, о чем ты думаешь! Ни на секунду! Что бы ты ни делал! О море, капитан. Думай всегда только о море! — рявкнул вдруг куратор, когда капитан чуть под расслабился под градом его выпадов.

Устанавливать энергетическую защиту и щиты Аверин уже умел и давно, тоже не топором деланные, как говорится.

Олег снова установил щит, картинку с морским прибоем, он учился этому еще с академии и неплохо преуспел. Теперь ему никакой гипнотизер и экстрасенс не страшны уже давно. По крайней мере, конторские не пробивают, а они — это вам не клоуны из битвы по телеку. В конторе настоящие профи, их по всей стране выискивают и обучают старшие. Очень удобно на расстоянии внушать противнику нужные мысли — повеситься, например, или с крыши прыгнуть. Подписать нужную бумажку или, наоборот, не подписывать. Много чего творится невидимыми бойцами невидимого фронта. Во благо родины, ну и не совсем во благо, естественно, тоже.

Олег даже постарался услышать шум волн и крики чаек. Но удары, которые посыпались с невероятной силой, стало отражать жутко тяжело. Отвлекшись на пол секунды, Олег мгновенно распластался на полу, получив мощный удар в челюсть пяткой.

— Ха, весьма неплохо, капитан! — довольно усмехнулся Воронов. — Два часа пятнадцать минут продержался. Обычно новичков минут на пятьдесят хватает! Молодец!

Лейтенант протянул руку и помог Олегу встать. Пока капитан пытался отдышаться, провел рукой по пульсирующему подбородку, и боль как рукой сняло.

— Душ за этой дверью по коридору. Помоешься — и можешь быть свободен на сегодня.

Часть 11

Когда Олег заехал, чтобы забрать Влада из больницы, он не поверил своим глазам. Перед ним вместо полного сил пятидесятилетнего мужика стоял глубокий, практически седой старик. Возле глаз появилось множество морщинок. Носогубные морщинки углубились. Кожа была какая-то серая, сухая. Взгляд потухший, практически мертвый.

Ах ты ж дрянь! Ах ты ж гадина. Ругался про себя Аверин, ему хотелось немедля поехать за Дорой, схватить за шиворот, привести сюда и бросить к ногам безутешного отца. И себя он тоже чувствовал последней сволочью сейчас, но, помня ее слова, держался скорбно и невозмутимо.

— Как-то ты не очень выглядишь, приятель! — покачал Олег головой.

— Зато ты просто шикарно, — усмехнулся Влад, — выглядишь, словно помолодел лет на десять. Завел, наконец, подружку, а?

— Что-то вроде, — кивнул Олег, смотря в сторону.

— И, судя по всему, молодую и горячую, — подмигнул Влад, — давно пора.

— Ну кто бы говорил! Поехали, отвезу тебя домой. А продуктов я уже купил, они в машине.

— Нет. Сначала заедем в похоронное бюро. Купим венки и съездим на кладбище. Памятник ей как раз сейчас устанавливают. Я по интернету заказал.

— Что ж, поедем.

Сердце Олега нещадно сжималась от боли. И стыда. Он просто не мог смотреть на убитого горем друга. Но пусть его за то раздерут черти в пекле, он ни о чем не жалел. Об этом просто невозможно жалеть. Возможно хотеть лишь еще и еще.

По пути в похоронное бюро Олег остановился на заправке, велел Владу заправить машину, а сам сказал, что ему нужно в туалет. Зайдя в туалет, набрал номер Доры.

— Привет. Как раз собиралась звонить, что ты хочешь на ужин? — прозвучал в аппарате ее милый, спокойный голос.

— Я сегодня буду поздно или же вообще не приду.

— Почему?

— Еду на похороны, а затем и поминки дочери своего лучшего друга. Некой Доротеи Владиславовны Соколовой-Вербицкой. Может, слышали о такой? А Ольга Андреевна? А может, желаете лично выразить соболезнования безутешному отцу, который за две ночи совершенно поседел от горя? За что? За что ты с ним так! Ты б только сказала, он бы в лепешку расшибся, но прикрыл твою избалованную задницу и под пытками бы не сказал, что ты жива.

— Но напоказ не поседеешь и свет в глазах не потеряешь, — спокойно ответила Дора.

— Сука ты! — плюнул Олег и отключился.

На душе было гадко. Капитан чувствовал себя Иудой, но свернуть с пути было нельзя. Ради его же, Влада, блага нельзя. Олегу тоже пришлось купить букет и венок, и они поехали на кладбище. Памятник уже установили. С него на них взирала девушка с длинными белыми волнистыми волосами и холодным взглядом. Нет, все-таки даже в новом образе она очень на себя похожа. А надпись на черном глянцевом граните гласила:

«Доротея Владиславовна Соколова-Вербицкая

17 мая 1990 года — 22 марта 2016 года.

Спасибо, что была в моей жизни, доченька.

И останешься навечно в моем сердце».

Глаза остро защипало. Ну, зараза, удавлю! Ругался он про себя.

Влад положил цветы, поставил венки и пошатнулся. Олегу показалось, что его сейчас удар хватит. Он схватил Друга за руку, чтобы поддержать.

— Не надо, я в порядке! Правда. Я держу себя в руках, — Влад решительно вытер катившиеся из глаз слезы ладонью, — я не хочу, чтобы она стыдилась меня там. Ведь она сама никогда не плакала. И мне как мужчине слез бы не простила.

— Это верно, — кивнул Олег, — она тебя уважала за силу духа. Держись.

Услышав шаги, Аверин обернулся и увидел, что к нам с огромным букетом белых роз идет Пелегин, на сей раз, он был в черном костюме. Он решительно подошел к нам и протянул руку Владу, который его, кажется, и не замечал, уставившись на памятник глазами, полными слез.

— Капитан Соколов. Я генерал Пелегин Вадим Аркадьевич! Примите мои соболезнования, — он положил огромный букет белых роз к памятнику, — я занимаюсь расследованием гибели вашей дочери и ее семьи и завтра же предоставлю вам предварительный отчет. Держитесь!

— Спасибо большое, — кивнул Влад; Олег думал, что он сейчас накинется на генерала с расспросами, но нет — лишь устало поморщился, — очень хотелось бы с вами многое обсудить. Но, наверное, не сегодня. Я плохо себя чувствую.

— Да, конечно, — кивнул генерал, положив Владу правую руку на плечо, — держитесь. И помните — смерти нет. Это всего лишь оптический обман. Как написано в одной мудрой книге — смерть наблюдаете вы лишь в окружении, для себя же ее не найдете. (Книга Мудрости Перуна, сантия первая, стих седьмой). Есть лишь переход из одного состояние в другое, а затем новое рождение, и так бесконечно. Тело — лишь оболочка для души, как коробочка для кольца с бриллиантом.

Казалось, что генерал просто вдалбливал каждое слово в сознание замершего, как статуя, Влада. Затем похлопал его по плечу, провел по волосам, лицу и телу Влада, особо задержавшись в области сердца.

— Люди — одни из немногих во вселенной кто так остро переживают физическую смерть своих близких, не имея пока возможности помнить свое истинное прошлое. У вас отняли эту способность, чтобы вы не имели возможности помнить свои истинные корни, — вздохнул он, повернувшись к Аверину, — но это так искренне, так трогательно. Бедная девочка. У нее была нелегкая жизнь. Надеюсь, новая подарит ей больше счастья.

Капитан невольно опустил глаза и начал переминаться с ноги на ногу. Пелегин подошел к нему и встряхнул.

— Научи ее любить! Слышишь! Научи так, как только вы, люди, можете любить. Отогрей ее ледяное сердце! Иначе, в конце концов, случится большая беда. Очень большая! Внутри, в душе она просто маленькая ранимая девочка, которая очень хочет тепла и ласки. Хочет быть слабой женщиной. Я тоже жутко виноват. Я первый в ее расстрельном списке. Заслуженно, признаю. Вы с ней две половинке единого. Ты же очень давно это знал, чувствовал. Женись на ней. Живи, люби. Она родит тебе сына.

— Вы кто? — одними губами произнес Олег.

— Я тоже ее отец, — выдохнул Пелегин и исчез.

Да, да просто взял и исчез. Вот сейчас только стоял перед Олегом, а в следующее мгновение исчез, как и не было. Аверин аж подпрыгнул от неожиданности. Что ж за чертовщина-то такая, прости, Господи!

— Я в порядке, в порядке, — Влад ожил, едва Пелегин исчез. Его взгляд приободрился, морщинок и седины чуть поуменьшилось. Чудеса, да и только!

Глядя на Влада, Олег и не заметил, как к могиле подошла Женя Жильцова, коллега Влада из аналитического отдела, весьма близкая ему особа. Олега несказанно обрадовал ее приход, будет на кого оставить Влада.

— Поверить не могу, что все это случилось с ней и так, — покачала головой она, возложив цветы к памятнику.

— На каждого Кощея найдется своя иголочка, — покачал Олег головой.

— Прикуси язык, Аверин! — запищала Женька. Ее карие глаза сожгли б Капитана на месте, если б могли воспламенять. — Это что, правда, сделал Алекс? Он же ее любил!

— У них была дочь, и после ее смерти у них пошли нелады, — просто объяснил ей Влад, — оба винили друг друга, не могли смириться с горем и превратили жизнь друг друга в ад. Убив ее, он покончил с собой.

— О Боже! Я ничего не знала, что же случилось с ребенком?

— Неизвестные генетические отклонения, — подхватил Олег.

— Боже правый! Бедняжка! В том мире ей всяко будет лучше.

— Я тоже так думаю, — вздохнул Влад, — поедемте ко мне. Помянем.

Посидев с ними часа два, Олег поехал домой. Надеясь, что Женька во всех смыслах максимально утешит друга. Как клятвенно обещала.

По пути домой Аверин все вспоминал услышанное сегодня.

Люби ее, просто люби! Отогрей ее холодное сердце, иначе случится беда. Каждый приступ ее ярости — это как взрыв двух килограммов тротила, а то и больше! Интересно, его квартира еще цела после сегодняшнего? Аверин не удивился бы, если и от всего дома осталась лишь кучка пепла.

Дом, к счастью, был цел, но пуст. В смысле Доры в квартире не было. На столе в гостиной была записка — «Не смею больше терзать твою совесть. Спасибо за все».

Олег стал звонить ей. Но номер был занят на протяжении часа. Добавила меня в черный список, коза, дошло до Аверина. Он достал с балкона чемоданы и начал собирать вещи. Ну, а что еще Ему оставалось делать? Она сейчас одна. Он — единственный, кому она может доверять сейчас, ей нужна поддержка. И он просто не мог ее бросить после всего, что между ними было, в конце концов! Пока Аверин собирал вещи, пришло смс, что с работы перечислили приличный аванс, что ж, весьма кстати.

Часть 12

ДОРА

Итак, теперь я была свободна! Я была независима и могла делать, что хочу, когда хочу и с кем хочу! Мне подвластно практически все на свете. Я могла стать легендарным врачом, спасшим тысячи жизней. Великой цирковой гимнасткой, с легкостью выполняя те трюки, что для обычных людей немыслимы. Могла стать сотрудником МЧС и каждый день с легкостью вытаскивать людей из огня, воды, из-под обломков зданий. Могла стать судьей и с легкостью выносить самые честные приговоры, поскольку проникнуть в сознание обычных людей для меня не сложнее, чем открыть пачку чипсов. Могла бы… да много чего я могла бы. Но ничего не хотела.

Я хотела лишь его и к нему. Да, конечно, мне ничего не стоило подчинить себе даже его подготовленное и стойкое подсознание и внушить ему до конца его дней безумное обожание и поклонение мне. Но я не сделаю этого никогда. Он и так меня любил искренне и давно. А хотел так просто до безумия. Мы физически и ментально те самые, так искомые всеми и во все времена две половинки единого целого. По сливающимся аурам это видно сразу, чем старше я становилась, тем больше они сливались. Тем ярче сияли, когда мы были рядом. И он тоже интуитивно это чувствовал. Всегда. Но не придавал значения, списывая на дружескую, скорее, даже родительскую привязанность. Ведь они со Светой помогали отцу растить меня, он так и не женился до сих пор, любя мою погибшую мать. А Света была бесплодна. А я, маленькая, — хороша, как ангел. Света так и говорила: «Ну как можно не любить этого ангелочка?»

Но помимо этого есть еще рассудок, интуиция и чувство самосохранения, которые запросто на генетическом уровне кричали ему держаться от такого чудовища, как я, подальше. Что ж, правильно делали. Но как же было хорошо! Вспоминая наши чудесные ночи, я невольно расплылась в улыбке: тот еще старый развратник. Одно плохо. Доставить мне столько удовольствия, сколько он, на этой планете не сможет уже никто. Что ж, жители Сириуса и Ориоки точно не хуже. Так что как вариант…

Хорошо еще, что земляне до сих пор не прекратили издавать обычные бумажные книги, их на этой планете великое множество, и будет чем занять себя одинокими ночами.

Внезапно вспомнила про папу. Бедный мой, хороший, любимый. Потерпи, так надо. Если б ты копал и дальше, они бы тебя убили. Возможно, даже мне самой пришлось бы это сделать. Чего совсем не хотелось. Присниться ему, что ли? Успокоить с того света, так сказать.

Я быстро отделила одно из своих астральных сознаний и оказалась на пороге папиной квартиры. Вошла. И моему взору предстала весьма удивившая меня картина. Папочка был не один — в его объятиях сладко посапывала Женя Жильцова, его напарница из аналитического отдела. Вещи были беспорядочно разбросаны на полу. Даже простынь с постели валялась на полу. Знатно по мне погоревали, однако, усмехнулась я. Отец реально сильно поседел и постарел. Прости меня, родной. Прости.

Он спал крепко, самое время для внушений. Мозг практически спит и сопротивления не будет.

— Привет, пап!

Я виделась ему такой, как прежде: с длинными вьющимися белыми волосами. Стояла я на облаке.

— Ты не раскисай, ладно? Ты ни в чем не виноват, а мне здесь и правда хорошо, спокойно. Лизочка здесь со мной.

Я воплотила образ дочери, и она в видении тотчас оказалась у меня на руках.

— И мы увидимся, но нескоро, у тебя впереди еще лет сорок. Поживи их счастливо, пожалуйста.

Я вышла из его сознания, и он тут проснулся с криком: «Доченька, постой!»

Я не смогла смотреть ему в глаза и поспешила из квартиры. Наверное, слишком поспешно, так что даже задела сгустком энергии свое детское фото, стоявшее на тумбочке в рамочке, и разбила ее.

На выходе из квартиры замерла, встретившись с таким же ментальным телом своего убиенного мужа.

— Только попробуй войти в его сознание и чего-нибудь ляпнуть, убью! — воинственно прошипела я бесплотному духу.

— Так я уже мертв! — усмехнулся супруг.

— В царство Аида отправлю!

— Это в ад, что ли? Так наша земля — это, по ходу, и есть тот самый ад, прикинь! Иначе меня давно бы уже туда забрали.

— Сорок дней еще не прошло, — напомнила я и поспешила прочь. Смотреть на ментальное тело мужа было отчего-то жутко неловко. К счастью, он за мной не последовал.

Так же ментальным духом я направилась на кладбище. Очень хотелось увидеть свою маму Олю, но она не отзывалась. Даже у своей могилы. Наверное, нашла, наконец, воплощение в новой жизни. Что ж, здорово! В глобальном понимании смерти нет. После смерти остается ментальное сознание или, попросту, дух, душа, которая спустя какое-то время получает новое рождение в новом теле, начиная все с нуля. Аллилуйя!

Зато Света Аверина пришла сама.

Вот блин! Стало так неудобно и совестно. Ведь эта женщина на протяжение многих лет заменяла мне мать. Своих детей у нее не было, да и не очень ей хотелось, как я понимаю. Все свое душевное тепло она дарила мне, поскольку моя мать умерла сразу после родов, а теперь я сплю с ее мужем. Захотелось обратно в свое тело. Причем бегом.

— Да ладно тебе. Живым — живое! — улыбнулся бесплотный дух. — Ты люби его, люби, как я люблю. И детишек ему роди не меньше троих. Ладно?

Я кивнула. От искренности духа, до сих пор любящего своего мужа, захотелось плакать.

— Детей он всегда хотел, а я не могла, а он смирился, потому что меня любил очень. И представляешь, он мне за все двадцать два года, что мы жили, ни разу не изменил. А я-то, дура, ревновала, не верила, что он реально на работе допоздна или просто в баре отдыхает. Стыдно теперь, ты скажи ему это, ладно?

— Хорошо. Скажу.

— Я знаю, тебе он поверит. Он будет хорошим мужем и отцом. А знаешь, ты у него первая с тех пор, как меня не стало, — улыбнулся дух.

— Ну, ничего себе! Четвертый год уже пошел, — я реально офигела. Вот это любовь, вот это сила духа. Такой нынче один на тысячу. Не зря все-таки у него аура редкой чистоты и силы.

— Да, вот такой он верный. Но я безумно рада, что теперь у него все хорошо. Что он снова счастлив, для меня это главное. Если хоть раз в год еще, помимо дня рождения, принесет мне ромашки, я буду счастлива, что все еще помнит меня.

— Он принесет. Обязательно принесет, — пообещала я и почувствовала острую необходимость вернуться к своему физическому телу.

Часть 13

Олег приехал в ее поселок в половине второго, благо, было полнолуние, и все отлично было видно. Поселок этот находился в тридцати пяти километрах от города, в густом бору, практически в тайге. Странно, раньше Олег и знать не знал про этот поселок и санаторий. И дорогу нашел, даже не зная ее.

Домики были все одинаковые, продолговатые, обшитые сайдингом, непонятно в темноте, какого цвета — то ли белого, то ли светло-желтого, но с красными крышами. Аккуратные аллеи и клумбы возле каждого дома. Свет горел только в одном. Конечно, в ее, догадался Аверин, подогнал машину к самому гаражу рядом с домом. И вышел за вещами в багажник.

Выйдя из машины, Олег посмотрел на огромную белую луну и замер, как вкопанный, — над соснами, казалось, рядом с самой Луной, причудливо мелькали пять или шесть довольно больших белых шаров. Они выписывали причудливые виражи такие, что ни одному самолету не под силу, и меня словно током ударило. Забыв про чемоданы, Олег бегом бросился к дому. Входная дверь была открыта, что напугало его еще больше.

Аверин бегом бросился в дом. Пробежал прихожую, просторную гостиную, распахнул одну дверь — кабинет, другую — кухня, третья — коридор и комнаты, две ванные, три спальни. Дора лежала в самой последней, на постели, скрестив руки на груди и с книгой.

Ну, слава Богу! Выдохнул Олег — Просто уснула. Он тихо подошел к постели. Нежно коснулся ее губ, и его пронзил ужас с головы до пят. Они были холодные, просто ледяные, он потрогал лоб, руки — то же самое.

— Дора! Дора, девочка моя! Очнись! Дора-а! — Олега охватила паника.

Что же делать! Чем болеют эти супер-люди и как их лечить?! Олег принялся ее трясти и хлестать ее по щекам. Может, это она спит так крепко и проснется! После очередной пощечины она шумно вздохнула, открыла глаза, и схватила Аверина за руку, едва не сломав запястье.

— Какого черта ты тут делаешь? — возмутилась она.

— Бужу тебя.

— Я не сплю.

— А что ты делаешь?

— Гуляла.

— Где?

— По кладбищу.

— Охренеть. Не встать! — Возмутился капитан. — Не отвечала, похолодела, я думал, померла!

— Не дождешься, — буркнула Дора, — че приперся-то вообще посреди ночи?

Олега обожгли возмущенным взглядом.

— Так я к тебе! С вещами. Жить, — улыбнулся он, — ты ж приглашала.

Аверин реально думал, что Обиженная красавица пошлет его сейчас куда подальше, и быстро, пока не успела ничего ответить, встав перед ней на колени, вытащил коробочку с кольцом и открыл ее.

— Выходи за меня замуж, а! — глядя на ее округлившиеся от удивления глаза, выпалил Олег и зачем-то добавил. — А то боюсь, что, если однажды Влад узнает, что я сплю с тобой просто так, он мне вырвет кое-что без разговоров даже.

— Если ты только этим руководствуешься, я сама тебе сейчас все вырву, — сладко улыбнулась Дора, проведя своими идеальными ноготками по горлу Аверина.

— Не, ну, и оладьи у тебя больно вкусные, — улыбнулся мужчина.

— Ах ты, старый развратник, — Дора хотела поцеловать, Аверина, но он отстранился.

— Ну, так ты согласна? — сердце капитана реально замерло от нетерпения.

— Вообще-то еще только неделя, как я вдовой стала. По твоей милости, между прочим.

— Ну, так вот я и замещаю, так сказать.

Боже что я несу! Что я несу! Укорил себя Аверин.

— Свадьбу играть не обязательно пока. Можно позже. Когда забеременеешь, например, — помня слова Пелегина, выпалил он.

— Но это будет, когда захочешь или, когда сможешь, — добавил я, видя, что на меня смотрят, как на кретина.

— Да вы что, с ума все посходили, что ли!

Дора, кажется, злилась.

— Просто мне уже сорок шесть лет, Дора. И если ты еще молода, в самом расцвете жизни, то у меня уже закат. Активного времени жизни не так уж и много осталось. И мне хотелось бы… Если ты останешься со мной.

Капитан не знал, как это сказать вслух-то. Слова отчего-то застревали в горле. А Дора улыбнулась ласково так и погладила его по щеке.

— Да уж я в курсе, что ты у нас потрясающе верен. Редкое, однако, для людей качество. Кстати, Света очень извинялась за то, что ревновала тебя и скандалила. Стыдно ей теперь.

— Ты что, и мертвых видишь? Ты экстрасенс?

— При должных тренировках это каждому доступно. Просто отделяешь свое ментальное тело от телесной оболочки и видишь мир другим зрением.

— И чего тебя на кладбище понесло?

— С мамой хотела повидаться. Но не нашла ее, наверное, воплотилась в новом теле.

— И как скоро после смерти это происходит?

— Зависит от желания самой души. А жене ромашек завтра отнеси. Ей хочется внимания не только на день рождения, про которое ты в этом году, кстати, забыл. А ей ничего больше и не нужно, кроме памяти в сердце. Они нас любят и оберегают. И просто хотят, чтобы их помнили.

— Я, я помню. Я просто занят был. Нет, черт! не занят, просто забыл!

Аверину Стало жутко неудобно и перед Светой, а еще больше перед Дорой, почему-то.

— И вообще не уходи от темы! Я уже полчаса перед тобой на коленях, между прочим! Ты выйдешь за меня замуж? Или мне обратно домой чемоданы распаковывать?!

— Ну, я подумаю, — прищурилась красотка, — годика этак два-три.

Сердце капитана замерло. Ну, да сам виноват, поторопился. Старый дурак!

Он закрыл коробочку с золотым кольцом, посередине которого блестел глаз из горного хрусталя.

— Куда!

Дора выхватила коробочку и схватила его за руку.

— Я же не сказала «нет». Я сказала, подумаю, — она сняла с безымянного пальца правой руки обручальное кольцо. А Олегу подставила безымянный палец левой руки. Он надел кольцо и поцеловал ее руку.

— Ты, правда, не сердишься, что все так скоро без ухаживаний и прочего?

— А разве кольцо на пальце и совместное проживание отменяют ухаживание, — Дора искренне удивилась.

— И то верно, — согласился Олег, садясь на кровать — с чего начнем?

— Иди уже сюда, жених!

Дора притянула жениха к себе, Олег, не удержавшись, впился в ее губы, откинув ее на постель. Их языки сплелись. Как же он скучал по ней весь этот бесконечный день. Олег с удовольствием почувствовал через легкое шифоновое платье, как напряглись ее соски под его пальцами. Когда губы Олега спустились к шее, из горла Доры вырвался тихий сладкий стон. Она выгнулась под мужчиной, впиваясь пальцами в плечи.

— Почему я, девочка моя? Почему я? — прошептал он, отстранившись, смотря в ее зеленые, затуманенные негой глаза.

— Потому что я твоя девочка, — ее сладкий шепот проникал в саму душу, завораживая ее. — Ты же это знаешь! Всегда знал! Теперь нет нужды бежать от себя! Наслаждайся.

Она прильнула к губам, обрывая все размышления. Перекатилась с ним на постели, Олег привстал, Дора сдернула с него футболку, а я с нее сарафан. Олега откинули на постель и начали покрывать поцелуями нарочито медленно, доводя до сумасшествия. Когда она дошла губами до пупка, Олег глухо зарычал, а она засмеялась, и начала медленно расстегивать ремень. Наконец-таки сняла с него туфли и носки, сдернула брюки, откинула их в сторону и вдруг соскочила с постели и поманила за собой в ванную. Придя домой, Олег не успел помыться и просто мечтал о горячей ванне после тяжелого дня. Пока горячая вода набиралась в огромную угловую ванну, он прижал шальную красавицу к душевой кабинке и дал волю своим губам и рукам

Нет, Соколов Ему, конечно, голову оторвет. Когда узнает. И будет прав. Но это будет потом. А сейчас ее глаза, горящие страстью, ее мягкие губы, ее сладкие стоны, частое дыхание, неповторимый аромат ее кожи — и да пропади все пропадом, когда такая женщина обвивает тебя ногами и руками.

Часть 14

Утро было, как в сказке, Олег почувствовал на лице ее нежные губы, целующие шею, щеки, и услышал нежный голос.

— Вставай, мой хороший! Вставай! На работу опоздаешь!

— Ага, а который час? — Олег сладко потянулся, ловя ее губы.

— Половина седьмого, — промурлыкали капитану в ухо.

— Что? — Олег подскочил в постели. — Капец! Мне ж только туда два часа ехать!

Мужчина помчался в ванную.

— Пятнадцать минут, — спокойно ответила Дора.

— В смысле? — не понял Олег. Мозг после вчерашней ночи без сна не хотел просыпаться.

— Выедешь на дорогу. Повернешь направо. Потом прямо. Потом налево, потом прямо. Потом опять налево и упрешься в черный ход конторы.

— О как! А ни у кого вопросов не будет, откуда я о нем знаю?

— Кому надо, знает. На других плевать.

— Кстати, твой второй папаша наисчастливейшей новой жизни тебе пожелал. И прикрыл гибель проекта Доротея происками недовольных, опасавшихся тебя погибших генералов. А их смерть своей личной местью за вас. Все вроде как поверили.

— Ну, ясен пень, как не поверить в то, что тебе верховный жрец говорит.

— Завещал любить и беречь тебя, а еще сказал, что в курсе, что первый в твоем расстрельном списке. И признает, что заслуженно.

— Да нет. Не первый, — вздохнула Дора, — он единственный, кто по-человечески относился ко мне из них из всех. Он пришел за мной, как только мне исполнилось шестнадцать, и эти годы с ним были одними из лучших.

— А до этого, с кем жила? Работала? Ты ведь не спортсменка ни разу? Верно?

— Ну почему же? Есть спортивные разряды и по гимнастике, и по бегу, и по плаванию. А так давай прошлое оставим в прошлом, не хочу об этом.

— Отец он тебе, как я понял, не в фигуральном выражении?

— Если брать генетический аспект, то не фигурально, а так признаю я лишь Влада.

— О, как! Вы не ладите? Почему? Он же помог тебе сбежать.

— Он помог не из отцовских чувств. А спасая свою великую задницу.

— От тебя? Спасая, что ли?

— И от меня тоже.

— Первый раз в жизни вижу генерала неформала, кстати. Или для сорок четвертого свободная форма. Прически и внешнего вида?

— Считай так, — отозвалась Дора.

Олег вышел из душа, Дора подала Ему халат и отскочила, когда он хотел ее обнять.

— Нет времени, иди, ешь. Сегодня будет нелегкий день.

— Что, опять гонять будут? — вздохнул капитан, надевая свежий костюм, заботливо приготовленный Дорой для него.

— Будут, будут. Долго и упорно. Пока не достигнешь полного самоконтроля сознания вне зависимости от действий своего тела.

— Этот майор. Дмитрий Воронов. Он из какой расы?

— Всему свое время. Постепенно узнаешь все.

— Ладно. А ты чем будешь заниматься?

— Буду заниматься самообразованием по новой профессии. И обновлю наши гардеробы. Разложу твои вещи.

— Дай мне номер своей карточки. Скину тебе денежек, мне аванс вчера перевели.

— Не нужно. Домой поедешь, продуктов купи. Твердый сыр, помидоров и буженину, запеку на ужин, — Дора ловко и быстро завязала Олегу галстук и поцеловала в щеку. — Идем кушать, завтрак уже на столе.

— Хорошо, я все куплю. Слушай, а что это вчера были за огни над лесом?

— Не знаю. Подпитаться, наверное, кто-то хотел. На этом месте огромный гео-разлом — мощный источник энергии земли и вселенной. Они собирают ее в специальные кристаллы-накопители, а потом используют у себя дома для самых разных нужд. Позже тебе все объяснят.

— Хорошо. Я буду прилежным учеником! Обещаю, — Олег-таки поймал красавицу в свои объятия. И нежно поцеловал в пухленькие губки.

— Там других и не держат — усмехнулась она.

Часть 15

— Ну, давай колись уж! Что в твоей жизни происходит, что уж целый месяц цветешь и пахнешь. С мужем все наладилось?

— Я ушла от него, — усмехнулась я, глядя в переполненные любопытством глаза своей маникюрши Даны, бывшей по совместительству уже восемь лет моим исповедником.

А что. Подруг у меня никогда не было и нет. По статусу не положено при моей службе. Да я и понятия не имела даже, как это — дружить. А бабская натура таки требовала свое. То бишь хоть иногда излить-таки душу. Вот я и нашла выход. Откровенничать изредка доброй женщине, хозяйке салона, ей было пятьдесят с лишним, но, естественно, она на них не выглядела — сорок максимум. Очень добрая, веселая, с жизненным опытом. Подскажет, посоветует, развеселит. А главное, обычный человек. Стереть память ей — раз плюнуть.

— И, судя по сияющим глазкам, не в никуда.

— Ну да, — улыбнулась я.

— Кто он — колись! — Дана аккуратно выводила вензеля на моих ногтях.

— Хороший человек. Любит меня, и я его.

— Давно знакомы?

— С самого моего рождения. Это лучший друг моего отца.

— О как! И что же скажет папа?

— Вначале ничего хорошего точно, — вздохнула я, — но думаю, он поймет.

— Но не сразу, когда внуки подрастут, ласкаться станут, только тогда.

— Думаете?

— Знаю.

— Олег с первого дня говорит мне о том, что хочет детей.

— У него своих нет?

— Нет, не сложилось.

— А лет ему сколько?

— Сорок шесть. Три года как вдовец.

— Ну вот, бери тепленьким. Молодая, красивая, горячая. В детородном возрасте.

— Сегодня в Геленджик летим, у меня там домик прямо на берегу.

— А пойдем-ка, я тебе шоколадное обертывание сделаю, — прищурилась с улыбкой сухощавая блондиночка, — аромат обалденный! Кожа нежнейшая будет.

После всех процедур чувствовала я себя реально заново рожденной, настроение было преотличным до тех пор, пока не вошла на борт самолета, что-то в общей царившей атмосфере меня напрягло. Хоть и было все, как всегда, кто-то улыбался и смеялся, кто читал, кто копался в сумке. Кто-то успокаивал плачущего малыша, хотевшего порисовать немедленно. Вообще детей на рейсе было много. Но общая атмосфера, какая-то напряженная, словно черная дымка, в салоне повисла. Я взглянула внутренним зрением на ауры пассажиров, и моя челюсть упала на пол. Аур у них почти не было, то есть были, но бледные и разорванные, в дырах и брешах, у всех, даже у детей. А так бывает лишь тогда, когда человек должен скоро умереть. А если она у всех здесь такая, то вывод только один. Рейс обречен на гибель. Погибнут все. Двести двадцать душ одномоментно, судя по их аурам.

Я замедлила шаг, рассматривая ауры подробнее, быть, может, найду хоть кого-то, кому суждено выжить. И тут увидела его. Того самого мужчину с серыми глазами из моих снов. Вот его аура была яркая, мощная. Цельная, подобную я видела лишь у Пелегина, а эта еще ярче, аж глаза слепит. Вот ему погибнуть сегодня точно не грозит. Я аж остановилась напротив него. Мужчина спокойно сидел на своем месте, читал книгу и даже улыбался. Должно быть, там был забавный момент.

— Идем, — подогнал меня Олег.

Мужчина поднял на меня свои серые глаза, и меня как будто ледяной водой окатили, точно, как во сне. Я быстро зашагала к своему месту, следующему от сероглазого красавца. Села, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и начала соображать, как же быть. Вариант сойти с рейса даже не рассматривался. Если я оказалась здесь, значит, я должна попытаться их спасти. В любом случае сама я не погибну и не дам умереть Олегу. Может, и кому еще помочь успею, знать бы, отчего он разобьется. Эх, жаль, будущего видеть мне не дано! Знала б, что конкретно случится, могла бы попытаться предотвратить. Хотя кто сказал, что не могу. Собственно, и не пробовала еще никогда.

Когда нас поприветствовал капитан корабля, я узнала его имя, Аркелов Виктор Георгиевич, я попыталась настроиться на его волну, используя голос. В конце концов, на четверть я марсианка, а ясновидение им свойственно. Точнее, они довольно легко умеют подключаться к единому информационному полю и находить там нужную им информацию через проводник энергии, будь то голос, личная вещь или фото интересующего объекта.

Ну, Господи, если ты и вправду есть, помоги, спаси и, помилуй.

— Что с тобой, моя хорошая? — Олег серьезно забеспокоился, видя мое встревоженное лицо. — Ты что боишься летать?

— Не трогай меня, пожалуйста, какое-то время. Мне нужно кое-что сделать ментально, пожалуйста. Это очень важно.

— Хорошо, если важно — делай, — кивнул Олег.

И я постаралась сосредоточиться и войти в транс для подключения к этому самому полю. Но никак не получалось. Что-то все время сбивало с медитации, не давало полностью войти в транс, подсознание все время вздрагивало, как автомобиль на выбоинах. Вот мне б увидеть капитана, в глаза посмотреть, за руку взять. А так опыта еще маловато.

Ладно, пойдем другим путем. Отделила одно из ментальных тел и посмотрела на мир внутренним зрением, может, придет кто-то из родственников и расскажет, в чем дело.

Родственников было довольно много. Почти возле каждого стоял кто-то из усопших, готовясь встретить отошедшую душу в новом мире, чтобы той не так страшно и дискомфортно от перехода было.

— Почему случится катастрофа? — громко спросила я. Вредные духи молчали, ожидая увидеть своих близких рядом с собой уже совсем скоро. Они уже знали, что смерть — это не конец, и не так страшно, как кажется.

— Почему, ответьте, — упрямое молчание, — ну пожалейте ж вы хоть деток! Разве ж не хотите, чтоб род ваш продолжался? Разве забыли вы уже, как страшно умирать вам было?

— У капитана случится сердечный приступ через двадцать минут, второй пилот с испугу сделает резкий крен, самолет закрутит в воздушном потоке, а выровнять у него не хватит мастерства, — сказал молодой симпатичный мужчина, стоявший возле молодой женщины с совсем еще маленьким, годовалым, наверное, сладко спящим на маминых руках ребенком.

— Спасибо, — поблагодарила я, выходя из транса.

Олег сладко спал в кресле. Ну, тем лучше, не испугаешься. Я спокойно просидела пятнадцать минут и направилась в кабину пилотов. Встрепенувшейся было стюардессе внушила, что я тоже стюардесса и несу капитану чай. Вошла в кабину. Капитан, мужчина лет пятидесяти, седовласый, чуть полноватый, уставился на меня в недоумении, а я быстро постаралась просканировать его ауру, что же на тебя так давит-то, прям плитой бетонной, на душе лежит. У дочки-красавицы рак обнаружили? А пять лет назад от того же жена умерла. И денег у тебя не хватает на лечение в Берлине? И кредит тебе не дали? Все ясно.

— Вы что здесь делаете, девушка,сюда нельзя, — возмутился капитан.

— Можно, милый, можно, — я подошла к капитану, обняла его за плечи, — ты только поверь, что все будет хорошо. Нам бы только этот полет пережить, а потом я лично исцелю твою Ирочку, договорились? Я обещаю тебе! Еще внуков от нее понянчишь! Мальчика в честь тебя назовут!

Говоря все это, я одновременно передавала ему свою энергию счастья и любви, которая снесла бетонную плиту отчаянья и безысходности с его души, оставив светлую надежду и готовность бороться. Нормализовала подскочившее уже давление. Укрепила сосуды. Коснулась и второго пилота, молодого мальчишки совсем еще. Это был лишь третий его полет, он ужасно волновался и сдерживал дрожь, как мог. Ну, естественно, шансов выжить с ним не было.

— Возьми себя в руки! Это не третий, а десятый твой полет, ты все знаешь, ты в себе уверен. Все будет хорошо. Слышишь?! — парень твердо кивнул, успокаиваясь.

— Сейчас будет зона турбулентности, приготовьтесь.

Я вышла из кабины и вернулась на свое место, самолет уже начало потряхивать, прозвучала команда занять свои места и пристегнуть ремни. Но я была спокойна, все обойдется. Но, посмотрев на ауру салона, обалдела — все стало еще хуже, чем было. Я ничего не изменила! Мы погибнем, но почему?

Трясти начало сильнее, самолет сильно накренился вправо. А потом резко влево. Началась паника. Черт! Да что ж такое-то. Я отстегнулась, привстала и, посмотрев на соседа за спиной, просто охренела. Мужик явно был в трансе и отдавал сейчас очень и очень много энергии, но не помогая людям, а словно наоборот, подпитывая губящую нас стихию, чем он ярче сиял, тем сильнее нас трясло.

Ах ты ж, мразь ты этакая!

Я, спотыкаясь на ходу, бросилась к мужчине и с разбегу воткнула в его грудь аж четыре ардонийских когтя, мстительно прошипев:

— Сдохни, тварь! А мы еще жить хотим.

Мужик вздрогнул всем телом и обмяк навсегда. Шатания самолета мгновенно прекратились. Так-то лучше.

— Аркадич, разберись, а, — обратилась я мысленно к Пелегину, невозмутимо сев на свое место. — Тут один из ваших чуть двести двадцать человек разом не угробил сейчас.

— Где? — пришел мгновенный ментальный ответ.

— В самолете.

— А ты откуда знаешь? — удивился генерал.

— Так я тоже в нем лечу.

— Что? — взревел в моей голове генерал.

Пространство вокруг задрожало, размылось, подул ветер. Закружилась голова, я ощутила, что лечу в серебряном тумане куда-то вперед и секунд через десять оказалась сидящей на диване в кабинете Пелегина. А рядом со мной сидел этот с четырьмя дырками в рубашке. Процесс регенерации уже пошел, и кровь уже не текла из ран. Но в себя поганец еще не пришел.

Ах, че ж я ступила-то! Тут только башку резать надо! Больше нечего не поможет. Вон уже дышит, мразь.

— Ты что делаешь то? — Пелегин, кажется, был в ярости.

— Я людям жизнь спасла! Наш рейс отменили, пересели на этот, захожу и вижу, этот рейс был обречен, у капитана бы приступ случился, а второй пилот неопытный. Я подлечила одного, подбодрила другого, выхожу, и самолет все равно падает, эта тварь стихию, губящую нас, питает.

— Ты их не спасла, дочь, ты лишь отсрочила их гибель, — вздохнул отец.

— Как так?

— На таких рейсах не бывает случайных пассажиров. Они все всё равно умрут в скором времени. И такие обреченные рейсы — это скорее акт милосердия к людям.

— Ни хрена ж себе милосердие! Там столько деток маленьких!

— Жизнь — штука суровая, — пожал плечами Пелегин, — кармические законы никто не отменял.

— Но не ты ли мне говорил, что судьбы нет. Что мы сами ее творим каждым словом, каждым поступком ежедневно.

— Вот они и сотворили себе свою, — вздохнул отец,

— Но, если я их спасла, значит, тоже неслучайно. Быть может, у кого-то будет шанс все изменить?

— Думаю, теперь да, у многих обязательно! Ты умничка, — Пелегин ободряюще мне улыбнулся, — а теперь давай, возвращайся домой. Мне все тяжелее удерживать этого товарища.

— Это кто? — с неприязнью уставилась на мужика, энергетика у него какао-то не хорошая, чуждая моей, подальше отсесть хочется. А уж от взгляда и вовсе оторопь берет.

— Один из тех, кто спит и видит, как бы твою головку прелестную от тела отделить побыстрее. От него мы тебя сейчас и укрываем.

— Странно, а во снах он спасает меня и моего сына, когда начинается вторжение. Открывает мне дверь в параллельный мир, что ли. Но идти мне туда до жути страшно.

— Давно снится сон? — Пелегин явно напрягся.

— С тех пор, как к Олегу ушла. Почти через ночь.

— Хреново, но не бойся. Больше не побеспокоит. Старайся только из поселка не высовываться месяца три. Без моего разрешения.

— Ладно. На самолет меня верни, там Олег.

— Дома уже твой Олег и не помнит ничего. Я же сказал, не высовываться из поселка, путешественники фиговы.

Я даже не успела открыть рот, чтобы возмутиться, как оказалась дома в постели, рядом со сладко спящим Олегом.

Часть 16

— Да елки ж палки! Выругался Олег, когда порвался пакет с картошкой.

Нечего не оставалось, как бежать домой за тазиком, но тут отвлек звонок мобильного. Звонил бывший коллега и приятель Аверина Артем Хортов.

— Да, Тем, привет! — радостно поздоровался Олег.

— Привет, Олеж. Слушай, я по делу. У тебя не будет тыщ двадцать взаймы?

— Да, конечно. А что случилось что-то? — Олегу показалось, что он слышит напряжение в голосе друга.

— Близняшки мои, Тома и Рита, в больнице — с крыши прыгнули вместе.

— Ой, ты ж! Как они?

— Врачи их три часа оперировали. Рита в коме, Тома получше, в себя еще не пришла. Препарат какой-то дорогущий Томе нужен для мозга срочно.

— Да, конечно, сейчас привезу.

— Спасибо, мы в пятой городской.

Олег бегом бросился в дом, забежал на кухню, схватил со стола таз, в который Дора, очевидно, собиралась покрошить капусту для закваски, и, быстро собрав рассыпанную картошку, вернулся бегом назад.

— Ты чего, как ужаленный, носишься? — Дора быстро и ловко нарезала капусту уже в другой таз.

— Пакет с картошкой порвался. Слушай, я отъеду ненадолго. Другу деньги отвезу, ему срочно нужны.

— Что случилось?

— Дочки — близняшки в больнице, с крыши прыгнули вместе.

— Я с тобой, — Дора решительно бросила нож и вытерла руки о полотенце.

— Ты говорила, что этим займутся хранители, так что ж они ничего не делают? Дети как гибли, так и гибнут!

Возмущению Олега не было предела. У Темки были замечательные тринадцатилетние девчушки.

— Всех защитить невозможно, — спокойно ответила Дора.

— А ты уверена, что они хотя бы пытались?

— Все будет хорошо, Олеж. Успокойся и следи за дорогой.

Дора положила руку Аверину на плечо, и он как-то сразу успокоился. Боль из сердца ушла. Осталась лишь одна четкая задача доехать до пункта назначения как можно быстрее и безопаснее.

Они приехали на место через пятнадцать минут, поднялись на пятый этаж, в приемном покое сидели убитые горем Тема и его жена Саша. Олег и Дора поспешили к ним. Олег вытащил из кармана пачку денег, взял пятьдесят, все, что было на карточке. Еще он очень надеялся, что хоть чем-то поможет Дора. Но она повела себя довольно странно. Едва они подошли к ребятам, как она вдруг бросилась за кудрявым черноволосым мужчиной в белом халате, вышедшим из коридора с палатами, с криком: «Стой, тварь! Убью!» Мужик резко развернулся и бросился обратно. Дора за ним. Олег замер с открытым ртом: знакомого, что ль, встретила кого?

ДОРА

Эту мерзкую ауру я из миллиона теперь узнаю, хоть ночью разбуди! Если он вышел от девочек, порву ж, как тузик грелку!

Мужик меня заметил и прибавил шагу.

— Стой тварь! Убью! — рявкнула я, бросившись вдогонку.

Семь этажей до верха пробежали на одном дыхании и не заметив, вот мужик распахнул дверь на крышу, и я смачно выругалась. Сейчас спрыгнет и с толпой смешается. Поминай потом, как звали, а я, кстати, и имени его не знаю.

И точно! На крыше никого не было!

— Черт что ж ты за скотина-то такая, а! Это просто дети! Они же беззащитны перед тобой сейчас, это подло!

— На войне, как на войне, красавица! — услышала я за спиной насмешливый голос, резко обернулась, выпуская когти, там стоял сероглазый красавец, я замахнулась, он резко отскочил.

— Хорош же воин, с ребятишками воевать и кошка может.

Схватила мужика за плечо, придала ускорения, он покатился кубарем, но довольно легко и уверенно встал на ноги. И с улыбкой и нескрываемым интересом уставился на меня.

Я перешла в марсианскую ипостась, в ней значительно проще убивать, все эмоции отходят не то что на второй — на десятый план, скорость мысли увеличивается в шесть раз. Тут главное, чтобы тело подготовленным оказалось. Но у меня с этим проблем не было, убивать меня учили с трех лет.

Я завертелась, волчком нанося удар за ударом, тело едва успевало за посылом мысли, мужик не поддавался, кидал и швырял меня довольно легко, почти не пропуская ударов. Неужели и он прошел школу Шайгенов? По мастерству, по крайней мере, он мне ничуть не уступал. Давно такого достойного соперника не было. Ну вот! Стоило чуть призадуматься — и я замираю на самом краю крыши лицом к обрыву, а он держит меня за горло, грозя вот-вот скинуть вниз, и сил у меня почти нет. Я словно выпита до дна. Но из последних сил перехожу в глорианскую ипостась и отбрасываю от себя мужика, сгенерировав мощный электрический разряд. Представив поток своей энергии, что еще плескалась во мне в виде молнии. Мужик отлетел на довольно приличное расстояние и весело расхохотался вместо того, чтоб сдохнуть, ну или хотя бы лишиться чувств.

Я спрыгнула с бордюра и почувствовала, что вот теперь точно без сил, аж шатает, теперь мне капец. Ну, хотя бы попыталась.

— Хороша! Ай, хороша красавица. — Мужик встал, весело смеясь, и подошел ко мне. — Так значит, ты и есть химера? Дитя четырех миров?

— А ты-то, кто такой будешь?

— Я Борис, Борис Смородин. Хранитель.

Мне протянули руку, которую я и не подумала пожимать. Мужик на это недовольно ухмыльнулся, прожигая меня ледяным взглядом своих серых глаз.

— Хранители хранят, а не убивают.

— Все, больше не буду, честное слово! Что искал, то уже нашел!

Мне так нагло улыбались, что я не выдержала, выпустила ардонийские когти и бросилась на мужика, но он ловко перехватил меня, прижал к стене и впился в мои губы своими. Жарко, страстно, жадно. Его энергия лилась в меня потоком. Он питал меня, видя, что я на грани истощения. Я хотела вырваться, но не могла: тело словно окаменело.

Губы и язык Бориса были такими настойчивыми. Я почувствовала, как закружилась моя голова, как просыпается во мне желание и вдруг все закончилось. Мужчина, крепко прижимавший меня к себе, исчез, а я от неожиданности упала на пол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Полежала, пытаясь отдышаться и прийти в себя, голова кружилась то ли от жаркого поцелуя, то ли от избытка чуждой силы. Этот Борис, судя по всему, верховный жрец, но почему-то творит беззаконие. Серым продался, Иуда!

Что искал, то уже нашел. Боже правый, девочки!

Я бегом бросилась на пятый этаж. Худшие опасения подтвердились. Мать билась в истерике в руках мужа, крича доктору, стоящему рядом.

— Вы лжете! Не может быть! Все ведь было хорошо! Девочки мои! Кровиночки мои!

Ее переполняли боль и отчаяние. У меня самой выступили слезы на глазах от злости.

— Иди к Пелегину! — бросила я пришибленному Олегу, стоявшему в стороне у стены.

— Тот, за кем ты бросилась, это он виновен в смерти девочек, — спросил Олег, когда мы уже сели в машину.

— Да.

— Кто это?

— Понятия не имею. Здесь направо поверни, по окружной поедем.

— Почему ты позволяешь ему творить беззаконие? — с порога налетела я на генерала, ужинавшего в гордом одиночестве.

Отец спокойно прожевал кусок запеченного карпа, вытер губы салфеткой и заговорил так же совершенно спокойно.

— Я и тебе говорил носа из поселка не высовывать, ты же меня не послушала. Самый главный закон вселенной — закон свободы действия. Каждый волен сам выбирать свою дорогу и вершить свои поступки.

— Что ты несешь! — взъярилась я. — Дети гибнут! Невинные дети! Будущее планеты!

— Больше никто не погибнет. Оставшихся собрали и отправили в безопасное место.

— Вот именно что оставшихся!

— Война не милая — не приласкает, — вздохнул генерал, — садитесь, отужинайте.

Вышла Вера. Вечная гувернантка в доме генерала вынесла два блюда с карпом и брусничным морсом. И отодвинула нам стулья, окинув Олега недобрым взглядом. Еще бы, в Алексе старушка души не чаяла. Она тоже была глорианкой, так что была в курсе всего, можно было не сомневаться.

— Что за хрен такой этот Смородин? За что серым продался?

— Он им не продался. Он их сюда привел.

— Ого, это ж сколько ему лет-то?

— Ну да неплохо сохранился. Открылась перед ним?

— Так я ж побороть надеялась, — стало горько. Надо ж было тут ступить!!

— Ой, ты ж молодо-зелено! — всплеснул руками отец. — А по ауре не судьба шансы взвесить. Это ж все равно, что лопатой на танк замахиваться.

Пелегин прекратил жевать и недобро уставился на меня, и я почувствовала, что в комнате прекратилось всякое движение воздуха. Посмотрела на Олега. И увидела, что он закаменел с бокалом в руках.

— Ты губы то на него не раскатывай, дочь! Не думай даже о нем! Постелет-то он мягко, а спать будет ой как жестко! На всю жизнь синяки останутся.

— Да Бог с тобой, я и не думала!

Я отчего-то залилась краской, щеки воспылали огнем. Целуется поганец таки классно, это, бесспорно. Об остальном и думать страшно.

— Вот и не думай, — Пелегин стукнул кулаком по столу — и из поселка ни шагу чтоб мне. Ему туда ходу нет. В остальных местах не ручаюсь за твою жизнь и свободу. Тем более теперь, когда он знает о тебе все.

— В смысле все? — опешила я.

— Вот все. От того, во сколько первый шаг сделала, до того, какого цвета на тебе сейчас белье. Зря ль он, что ли, целоваться лез. Пока ты там млела, он по памяти прошелся.

Вот же ж зараза-то, а!

— Но я никакого воздействия не почувствовала!

— Еще б ты что-то почувствовала, козявка, — весело усмехнулся Аркадич.

— Я что, под арестом теперь?

— Ну почему под арестом? Временно ограничена в передвижении, так скажем. Ты же хотела быть, как все, жить, как все. Вот и живи на здоровье. Борщи мужу вари, на работу обычную ходи, как все.

— А если мне понадобиться что-то купить? Там только продовольственный и хозяйственный магазины.

— Интернет в поселке высокоскоростной, заказывай — не хочу. Олега проси, мне звони.

Генерала, как всегда, не прошибешь ничем, он щелкнул пальцами и Олег, как ни в чем, ни бывало, отмер.

— Ой, колечко-то, у тебя красивое какое, дочь, — как ни в чем, ни бывало, защебетал глорианский папаша, — а свадьба, когда будет? Решили уже?

— Э-эм нет еще, — Олег явно растерялся.

— Пап! У тебя совесть есть?

— Это ТЫ! МЕНЯ? спрашиваешь? — усмехнулся генерал, отпивая вина.

— Как только, так сразу, — решительно отрезала я.

— Понял, — кивнул Пелегин, — ну как тебе у нас, Олег? Уютно? Нравится?

— Да, интересно, — кивнул жених, — только хотелось бы ясности, чем буду заниматься, когда период обучения закончится.

— Вот как закончится, там и решим. К чему у тебя склонности и таланта больше будет. Вообще Демитрий тебе не нарадуется. Тебе с ним тоже комфортно, я вижу?

— Да, вполне, учитель он хороший. И собеседник замечательный.

— Ну и отличненько. Вера, десерт неси.

— Мы поедем, пап. Поздно уже.

— Не-а не поедете, гостите сегодня. Ночь летнего солнцеворота, Иван-купала, у местных в поселке праздник будет, они тут вроде как старообрядцы. Оставайтесь, посмотрите.

— А что, давай посмотрим, — оживился Олег, — интересно же.

— Что, правда интересно? — искренне удивилась я.

— Да, очень. Родовые корни же, — глаза Олега аж блестели.

— Ну, если родовые, то пошли, — усмехнулась я.

Часть 17

В празднике реально оказалось здорово! Нам на головы надели ароматные венки с мятой душицей и ромашкой, в старинных кубках подали напиток богов, как заверила подававшая девушка, сурию — напиток на основе молока и меда с семью травами. Душистая такая молочная сыворотка, вкус своеобразный, но мне понравилось. Славили неких древних богов, Сварога, вышнего бога небес, Велеса, хранителя лесов, и Нави — нижнего мира, где живут духи и души. Перуна, защитника яви, то есть того мира, где здесь и сейчас обитаем мы. И, собственно, Купалу — славянского бога лета и влюбленности. Развели костер, подпалив заранее сделанное чучело из трав. Водили вокруг него хороводы. Пели песни о древних мудрых, славных богах, некогда живших на этой планете. Когда костер прогорел, через него стали весело прыгать. Притом народу было очень много, все молодые, красивые, и ауры у всех такие светлые, чистые, радостные, так и сияли! Они искренне верили в то, что их древние боги слышат их и радуются с ними.

Блаженны вы в своем неведении. Ибо те, кого вы богами зовете, давно отвернулись от вас и живут лишь своими интересами. Лишь некоторые из них или же их потомки иногда спасают эту планету от гибели, называя себя теперь не богами, а хранителями. Но, спасая планету, они думают вовсе не о вас, глупые люди, они действуют исключительно в каких-то своих вышних интересах. Например, исходя из того, что сами здесь живут. Ибо планет с таким благоприятным климатом, подобным земному, во вселенной не так и много. А ещё, Мидгард-земля, как они ее называют, находится одновременно между двенадцатью зодиакальными созвездиями, получая подпитку попеременно от каждого, что тоже особо ценно. И говорят, что лишь здесь душа человеческая может пройти свой путь, от самого низа до самого верха, например, наркоман убивший свою мать за пятьсот рублей на дозу, однажды может все опознать, прийти к вере, стать монахом, и не пожалеть жизни своей за других, если нужно будет.

Все из-за вечной борьбы добра и зла, света и тьмы. На Мидгарде она с давних времен ведется особенно остро.

Взглянув на Олега, я невольно улыбнулась. Кажется, он подхватил общий настрой всеобщей благости. Водил хоровод, резво прыгал через костер. Пелегин, наблюдавший за нами со стороны, а меня аж передернуло от предположения, того кем из этих, восхваляемых существ он может являться. Есть у него парочка талантов, характерных для одного из персонажей славянских мифов, что он заставлял учить, меня буквально наизусть, якобы для тренировки памяти

Отец поджег факел от костра и обошел с ним нас с Олегом, особо задержавшись на мне. Огонь чистит ауры от скверны. А во мне, наверное, за сегодня накопилось немало.

— А теперь отойдите подальше и искупайтесь хорошенько, — лукаво улыбнулся отец. — Я постелю вам во дворе, в беседке, ночь будет теплая, не замерзнете.

Отбежав подальше, где нет людей, мы разделись и кинулись в речку, вода была теплая, ласковая. Мы сразу начали целоваться и ласкать друг друга, заряженные общей позитивной энергией любви и благости.

— Люблю тебя, девочка моя! Как же я тебя люблю, — я, наконец, услышала эти заветные слова.

— И я люблю тебя, мой хороший! Очень-очень, — смахнула с глаз выступившие слезы счастья.

Вот уже почти два месяца я живу с Авериным обычной человеческой жизнью, никого не убивая, ни на кого не охотясь, не зачищая следы падения тарелок.

Просто учила больных деток рисовать, лепить. Разминала их пальчики. Мне ничего не стоило полностью исцелять в день по одному ребенку. Но, увы и ах, нельзя. У каждого свой путь, и эти больные детки — тоже. Плюс ко всему они нужны окружающим их людям, чтобы возвысить их души, научить их состраданию, пониманию, уважению. Это основная миссия больных людей. Приходя домой, готовила ужин, убиралась, готовилась к следующим занятиям. Встречала Олега с работы, кормила его, готовила ванну, делала ему массаж, а потом занимались любовью ночи напролет. Он был лучшим из всех, что у меня были, а в тот год с пятнадцати до шестнадцати, пока я не взбунтовалась и Пелегин не забрал меня к себе, я прошла через многое. О чем просто предпочитаю не вспоминать. Олег был так ненасытен, так страстен, так нежен. Он отрывался за все годы воздержания. И упивался моим молодым телом. И сам начал следить за своим. Помимо боевых тренировок с Демитрием, начал ходить там же на работе в спортзал и бассейн. Я щедро делилась с ним своей энергией, чтобы ему эти нагрузки были не в тягость. Самой же мне нагрузок отчаянно не хватало. Энергетика переполняла меня, особенно сейчас, в состоянии любви, и требовала выхода. Обычная жизнь обычной женщины не выматывала меня и на треть. И поэтому каждую ночь, как только Олег засыпал, я бежала в спортзал санатория, чтобы позаниматься без свидетелей. Уж слишком мои движения были быстры и ловки для обычной человеческой девушки. Возвращалась к половине пятого утра, когда Олег еще крепко спал, и ложилась к нему, как ни в чем не бывало. Просыпались мы всегда вместе.

— Как же я хочу, чтобы у нас был малыш, — прошептал Олег между поцелуями.

И на мои глаза навернулись слезы, вспомнив, как долго не могла зачать Лизу, а подарить Олегу счастье отцовства очень хотелось. Я была уверена, что он будет замечательным отцом из тех, что и ночью встанет, и памперс поменяет, и на прогулку сам соберет.

— Не плачь, пожалуйста. Все будет хорошо. Ты только не плачь, — мое лицо осыпали нежными поцелуями. Олег подхватил меня под бедра и вынес на берег. Положил на заботливо расстеленное кем-то одеяло, лежавшее рядом с нашими вещами. Несмотря на то, что уже было за полночь, и мы были мокрыми, холодно не было, нас словно сама земля и небо грели.

Олег продолжал покрывать меня поцелуями, и от слез не осталось и следа. А уж когда коснулся губами самого потаенного и нежного, не осталось ничего, кроме жгучего желания ощутить его в себе как можно скорее.

— Олег! Возьми меня. Пожалуйста! — задыхаясь от невероятно приятных, проходящих через всю меня ощущений, попросила я.

Но он, словно не слыша, продолжал свою бесстыдную пытку.

— Олег! — простонала я.

Наконец он встал, поднял мои ноги и вошел, но двигался убийственно медленно. А мне так хотелось огня, что я начала злиться и нетерпеливо извиваться под ним.

— Куда разбежалась! — прохрипел Олег, практически придавив меня собой. — Лежи и наслаждайся, богиня моя. Не торопись, цени каждое движение своего бога.

Ну не фига ж себе его торкнуло-то после напитка богов-то. Спорынью туда случайно не добавили? Мне-то пофиг, я как ящерица на четверть способна переварить большинство ядов. В отличие от людей. Но аура Олега была чистой, светлой, пылавшей алым цветом страсти. Я не сдержалась, активировала в организме выработку феромонов, или усилила ардонийский брачный зов, как говорят ящеры. И капитан сломался, он перекатился со мной на бок, так что мы лежали лицом к лицу, и движения его стали как удары нетерпеливые и быстрые, дарящие мне, изнемогавшей уже, невероятное наслаждение. Он держал меня за бедра, прижимая плотнее к себе в самом чувствительном месте, и я сходила с ума от наслаждения, подаваясь ему навстречу и оцарапывая спину от избытка эмоций. Наверное, сделала больно, потому что Олег зашипел и, перекатившись, перевернул меня на другой бок спиной к себе. Наслаждения было не меньше, а весь избыток моих чувств достался несчастному одеялу.

Каждое его движение возносило меня на небеса, казалось, сейчас сама душа вырвется из тела, не выдержав напора жаркого любовника. А кричала я так, что слышал, наверное, не только весь лес, но и весь поселок, стоявший на берегу.

— Это была самая чудесная наша ночь, — прошептал Олег отдышавшись.

— Согласна, — выдохнула я, стараясь унять колотящееся сердце, — но не последняя такая, это точно.

— Дай Бог. Все-таки секс на природе как прямой энергообмен с вселенной — вещь классная! Нужно будет почаще практиковать. Такой заряд энергии.

— Это тебя, по ходу, от сурии торкнуло, — не выдержав, прыснула я.

— Ну не зря же ее сами ведические боги пили, — улыбнулся Олег, — кстати, ты знаешь историю возникновения этого праздника?

— Если и слышала, то не помню, — пожала я плечами: мозг категорически отказывался включаться после пережитого кайфа.

— Очень печальная история вообще-то.

— Расскажи.

Я поудобнее устроилась на плече Олега, приготовившись слушать.

— По легенде Родителями Купалы и Костромы (символизировала водную стихию) были Семаргл (бог стихии огня) и Купальница. Дети появились у них в день летнего солнцестояния. Бог грома Перун был очень рад рождению детей у своего брата Семаргла. Именно поэтому он подарил Купале и Костроме цветок папоротника (растение, которое никогда не цветет). Отсюда и родилась легенда, что в ночь на Ивана Купалу можно увидеть, как прекрасно цветет папоротник.

Купала и Кострома росли красивыми и нежными, полными здоровья и энергии. Но однажды произошло горе. Купала в ночь убежал из дома, чтобы послушать пение птицы Сирин. Из-за этого он оказался в подземном мире (Нави). Долго родители искали его, но так и не смогли найти.

В это время Кострома из милой девочки выросла в прекрасную девушку. Своей красотой она пленила парней, но не хотела выходить замуж ни за одного из них. Однажды она сплела чудесный венок и заявила, что выйдет лишь за того, кто сможет отобрать его у нее. Вышло так, что сделать этого не сумел никто. Тогда девушка встала на берегу Ра-реки (современная Волга) и прокричала, что ее никто не достоин. Тогда ветер подул так сильно, что ее венок упал в воду (а девушки в память об этом сегодня венки пускали).

А мимо проплывала лодка, в которой сидел молодец. Он был необычайно стройным, крепким и красивым. Подобрав венок, парень отдал его Костроме. И вскоре молодые сыграли свадьбу.

Лишь на следующий день родители поняли, что жених их дочери — это и есть Купала, их родной сын, который потерялся несколько лет назад. Он смог выбраться из Нави, но долго не знал, где теперь его семья. Купала и Кострома, поняв, что их связывает больше, чем родственные связи, не смогли этого пережить (да и сам акт инцеста считался страшным грехом, наказание за который — гибель). Они, взяв друг друга за руки и пошли к реке. У самой воды девушка испугалась и бросилась было бежать, но брат догнал ее, подхватил на руки и вошел с горько плачущей сестрой в реку.

Но погиб только Купала. Кострома же превратилась в русалку, заманивающую парней в омут (считается, что так боги наказали ее за гордыню, которую девушка проявила, сказав о том, что никто ее не достоин). Но все это время она безумно тосковала по возлюбленному. Тогда боги пожалели Кострому. Они вернули ее брата-мужа из мира мертвых и сплели их тела вместе в красивый цветок. И несколько десятилетий спустя христиане стали называть его Иван-да-Марья.

— Какая печальная история.

Я вспомнила, что аж прослезилась, прочтя ее впервые.

— Слушай, может, и правда поженимся, а то как-то не удобно Пелегину в глаза смотреть.

— Чет не заметила я, по-моему, со всех сторон вполне удобно пристраивался, — прыснула я, не выдержав серьезного тона Олега.

— Да странно как-то. Ты ж сказала, что только Влада признаешь, а сама и Пелегина папой зовешь.

— А почему и нет. Ему приятно, а мне несложно. Это тупо проще, чем Вадим Аркадиевич каждый раз произносить.

— Ну, просто для меня папа — это папа, он один должен быть. Я даже тестя по имени-отчеству только звал.

— Ну и зря. Это их обижало, больше чем уверена. Официоз — он как стена отчуждения между людьми.

— Ну да. В чем-то ты права. Но ни Пелегина, ни тем более Влада папой я назвать точно не смогу. Предупреждаю сразу.

— Я думаю, они переживут, — усмехнулась я.

Полежав немного, мы вернулись в особняк Пелегина, стоявший совсем невдалеке от реки. Любил генерал уединение, даже в особняке жил один, хотя семья у него была — и жена, и дети, жили они, как и отец, на две планеты — Землю и Глорию, но в гости никогда не приходили. И представлена им я не была ни разу никому, быть может, от того, что я что-то типа незаконнорожденной, и меня не желали признавать, чтобы не делить со мной наследство? А что? Кто их, инопланетян, знает? От недостатка общения с родственничками я никогда не страдала — и ладно.

Нам уже постелили в большой беседке на диване.

— Раздевайся, не бойся, я тебя согрею, если замерзнешь, — улыбнулась я, видя, что Олег хочет забраться под одеяло прямо в одежде, — а то утром все мятое будет. А заехать переодеться уже не успеешь.

— Завтра у меня тренировки с Сомовым. Он марсианин, как я понял? И двойной агент?

— Ага. Он представитель старого правящего рода. Но нынешние об этом не знают и думают, что он работает на них.

— Ему точно можно доверять?

— Как себе. Новая власть истребила почти весь его правящий род, родителей, братьев, сестер, жен и детей. Сам он чудом укрылся на Земле, инсценировав на Марсе свою гибель. Никто так не ненавидит тамошнюю власть, как он.

— Печально! Выходит, что везде все одно и тоже. Люди и не люди гибнут за власть?

— В большинстве своем да, как я понимаю. Слушай, собери-ка мне всю информацию, что сможешь найти по своим каналам, о Борисе Смородине. Лет тридцать пять-сорок. Черные, вьющиеся до плеч волосы, яркие серые глаза.

— Это он убивал деток?

— Да

— Вот сука, — с чувством выругался капитан.

Если бы я только знала тогда, чем закончится эта моя безобидная просьба.

Часть 18

— Не больно? — заботливо с улыбкой спросила физиотерапевт Светлана Викторовна, аккуратно разгибая сведенные спастикой ноги девочки, лежавшей перед ней на столе.

— Нет, — пискнула девочка. Ей было очень больно, но она старалась не выдать себя. Хотя непослушные пальцы на руках свело от напряжения.

— Я слышала, ты ходишь на рисование и бисероплетение? — заговорила Светлана Викторовна, пытаясь отвлечь девочку от боли. — Как тебе наш новый педагог? Ольга Андреевна? Хорошая?

— Да, — кивнула девочка, стараясь не заплакать от боли. Ну почему ее ноги не как у всех? Почему они такие непослушные? И их надо пытаться лечить так больно! А еще и толку нет.

— Хорошо все объясняет?

— Да. Я уже один цветочек из бисера сама сплела. Вот, — девочка достала из кармана цветочек, сплетенной в дуговой технике, — цветик-семицветик!

— Да ты что? Это ты сама сплела, правда?

Светлана уставилась на яркий цветочек, как на чудо. Ее дочь тоже занималась бисероплетением. И Светлана знала, что техника, которой сплетен этот цветок, в принципе несложная. Но только не для такой девочки, как Ангелина, ей и ложку-то не удержать в руках. Не говоря уже о том, чтобы низать бисер на тонюсенькую проволоку и закручивать ее самой.

— Какая ты молодец! И Ольга Андреевна тебе совсем не помогала?

— Нет. Она только показала на своем цветочке, как делать, а я повторяла.

— И пальчики не болели?

— Болели. Но когда их сводит, Ольга Андреевна их разминает, и боль уходит. Их так покалывает, как будто иголочками, и все не сводит какое-то время.

— Ясно. И за сколько же занятий ты сделала цветочек?

— За три сегодня закончила зеленые лепесточки. Завтра начнем плести сирень. И будем делать аппликацию из маленьких бумажных шариков. Шарики тоже будем делать сами из салфеток, — Ангелина говорила быстро, быстро пытаясь отвлечься от боли.

— Ой, как здорово! Ну, молодец у вас Ольга Андреевна, я смотрю. Все, закончили. Давай садись. Молодец. Обнимай меня за шею. Оп, — женщина аккуратно пересадила девочку в ее инвалидное кресло. И, присев на корточки, стала надевать на нее тапочки.

— Все готово. Езжай к маме, — Светлана распахнула перед девочкой дверь.

— А это вам на память! — Ангелина протянула Светлане свой цветик-семицветик, — он желания исполняет. Если очень попросить.

— Да ты что, правда? Спасибо большое, моя хорошая. Я подумаю и обязательно что-нибудь загадаю.

Светлана еще раз осмотрела цветок. Выполнен он был очень и очень аккуратно. Даже не верилось, что это работа Ангелины, тем более первая. Надо будет узнать у Ольги, что это за гимнастика такая с покалываниями. От мыслей Светлану отвлек звонок мобильного. Звонил сын.

— Да, Гриш. Что? Не сможешь меня забрать, почему? Что, у Верочки схватки начались ложные? Вы в больнице? Да, да, сынок, нет, конечно, будь с ней. Я сама доберусь. Кого-нибудь из ребят попрошу подвезти. Да не переживай. Будут новости, звони.

Светлана вошла в ординаторскую выпить чая в перерыв. Ольга Андреевна и Вадик, их второй массажист, были там. Ольга, совсем еще молодая девушка с модной стрижкой, распечатывала какие-то рисунки для занятий на принтере. На ней был темно-голубой брючный костюм с болеро, Светлана порадовалась, что не юбка выше колена. Вадик и так просто жрал бедняжку глазами. Особенно аппетитную часть пониже спины.

— Вадик, кончай уже пялиться. А то от попы Ольги Андреевны сейчас уже дым повалит, — усмехнулась Светлана Викторовна. Парень смутился и сделал вид, что читает журнал. — Будьте осторожнее, Ольга Андреевна. Юбку выше колена надевать в смену Вадима Андреевича не рекомендую. Он у нас тот еще сердцеед.

— Нечего страшного. Сердец тут и без меня достаточно. А мое уже занято.

— Облом-с, Вадим Сергеевич, — развела руками Светлана, — чаю-ка плесни, Ромео.

— И кто же сим счастливцем оказался? — вздохнул Вадим, по-прежнему съедая Ольгу глазами. Эта краля уже третий месяц тут и каждый день смотрит сквозь него. Нехорошо. Ой, как нехорошо… — Быть может, у меня есть хотя бы малюсенький, но шанс. Обручального кольца на Вас пока что нет.

— Можно подумать, кольцо когда-то кого-то останавливало, — фыркнула Светлана, — главное, что в сердце.

— Согласна, — кивнула Ольга, складывая распечатанные рисунки в папку. — Шансов нет ни у Вас, мой милый брутальный массажист, ни у кого бы то ни было. Вы сексуально совершенно не мой типаж, и эти Ваши пожирающие взгляды, коими Вы меня все время сверлите бессовестно при всех, меня совсем не трогают. — Светлана хохотнула, глядя как Вадик сошел с лица прямо от отповеди. — Я люблю мужчин значительно постарше и военных. Мой будущий супруг старше меня ровно на двадцать лет.

— Генерал? — усмехнулся Вадик.

— Пока полковник, но все впереди.

— И где же служит твой крутой полковник? В ВДВ?

— Не-а, в СБ., — Ольга, казалось, с радостью смотрела, как с лица, этого самовлюбленного брутала совершено сошла улыбка.

— Не твоя эта добыча, Шер-хан, не твоя! — Светлану разобрал смех.

— Да и не больно надо, — фыркнул Вадик и вышел из ординаторской.

— Круто ты его припечатала. А то аж смотреть противно.

— Я всего лишь сказала правду, — пожала плечами Ольга, наливая себе чай, — давно нужно было это сделать.

— Быть женой военного непросто, милая. Сама знаю. Двадцать лет за своим полковником моталась по гарнизонам. Пока не подорвался на одном из заданий. В закрытом грабу хоронили, не на что смотреть, сказали. Одно утешает, хоть мальчишек своих молодых спас, гранату собой накрыл. А они не забывают нас, до сих пор звонят, помогают. Сыновей в его честь называют. Не зря мой Петя жил! Не зря, — Светлана смахнула слезинку.

— Я Вас понимаю, мой первый муж тоже был военный и тоже погиб на задании, мы с ним и двух лет не прожили.

— Наверное, и дите родить не успели?

— Успели, но девочка умерла в возрасте трех месяцев от острой двусторонней пневмонии. А еще через три месяца и Сашу убили. В мой день рождения на двадцать три года.

— Господи, девочка ты моя! — женщина была поражена слезливым рассказом в самое сердце. — А я все смотрела на тебя и думала, отчего ж у тебя взгляд такой, будто ты лет сто прожила и ничего тебя не радует в этом мире.

— Ну почему же? Радует, — Ольга утерла слезы платочком и улыбнулась, — детей люблю. Людям помогать люблю.

— И у тебя это здорово получается. Смотри-ка, что мне Ангелина подарила. Для нее с ее спастикой в пальцах это просто невероятная работа! Смотри, как все аккуратно. Ты правда не помогала?

— Нет. Только показала на своем цветочке, как делать. А они все очень стараются. Скачала им из интернета кучу красивейших букетов, что можно сплести, вот они все и загорелись.

— Молодец! Хорошо умеешь мотивировать. Этим детям главное — дать понять, что они не бесполезны, что несмотря на свою болезнь они многое могут.

— Это я могу, — радостно улыбнулась молодой педагог, — у меня обширная программа с разными видами занятий.

— Слушай, а что ты за гимнастику делаешь, чтобы спастику снять? — Светлана Викторовна даже блокнотик приготовила записывать.

— Нет, ну надо же! Десятая девчонка уже пропала, — в ординаторскую вошел Степан Антонович, хирург. — Последняя из пропавших из моего поселка, представляете! Тридцать лет девушке! Не пришла с ночной смены. Хотя позвонила мужу, что выходит, чтобы встретил на остановке, но до нее так и не дошла!

— Кошмар какой! — Светлана аж перекрестилась и стала теребить шарфик, повязанный на шее, как делала всегда, когда нервничала. — И что ж полиция?

— А что полиция! — махнул рукой пожилой уже сухощавый мужчина. В его карих усталых после ночной смены глазах пылало возмущение. — Полиция у нас только в сериалах крутая! Уже десять пропавших, а у них даже подозреваемого нет. Даже фоторобота нет.

— Ой, кошмар, какой! Я вот, знаете, даже телевизор лишний раз стараюсь не включать. Как ни включишь, по всем новостям только ужасы одни и сообщают. Вон деток сколько самоубийствами недавно жизнь покончили. Вот чего не хватало детям? Родителям-то как жить теперь?

— От избалованности все, ни к чему не приучены, ничем не занимаются, в соцсетях сутками виснут. А там знаете, сколько уродов и маньяков всяких, головы задурить гораздых. Я своих внуков на пять кружков записал, чтоб заняты были, чтоб времени на дурь не оставалось, и нечего, Бог миловал. — Степан Антонович за разговором сделал себе крепкий кофе и, потихоньку отпивая, изучал новую молоденькую сотрудницу: три месяца уже работает здесь, ничего так вроде и как специалист, и как человек. Только скрытная какая-то, молчаливая.

— Оль, ты б не возвращалась сегодня одна. Позвони жениху, а.

— Нечего, Светлана Викторовна. Я на машине.

— А, ну хорошо. Береги себя. Степан Антонович, не подвезете меня? А то сыну некогда. Невестку в роддом со схватками отвезли.

— С превеликим удовольствием Светлана Викторовна. Сейчас только кружку помою.

— А давайте я Вас отвезу, — предложила Ольга милой женщине.

Не нравился Доре этот хирург, ой, не нравился! Он был человек, обычный человек. Не тренированный, не из спецслужб. Но прочесть его мысли она не могла. Одно шипение, как стена. Повлиять, подвергнуть гипнозу тоже не могла. Он уже был под чьим-то влиянием. Или его мозг работал как-то по-особому. На других частотах. Нехорошо. Ой, нехорошо.

— Так у тебя же занятия, — удивилась Светлана.

— Нечего страшного, задания я уже разложила. Там раскраски, сами справятся. Мне нужно на воздух просто, голова болит. Отвезу Вас и развеюсь.

— Хорошо, поедем.

От Доры не укрылся злобный взгляд хирурга, брошенный на нее.

Она отвезла женщину дамой и поехала обратно в санаторий на скорости за восемьдесят, от нее не укрылась, что Ауди хирурга ехала за ними. И сейчас догоняла новенькую Ладу Ларгус Доры. Она сбавила скорость, позволяя себя подрезать. Хирург перекрыл ей дорогу и вышел из машины. Помахал рукой, успокаивая.

— Быстро Вы обернулись, а я еду за Вами, Светлана забыла свой телефон в ординаторской.

— Ну, давайте я передам вечером!

Дора открыла окно, но тут же получила удар кулаком в лицо. Степан Аркадьевич открыл дверцу машины, схватил девушку за волосы и выволок на улицу.

— Что вы делаете?! — девушка отчаянно пыталась вывернутся.

И получила удар кулаком в живот, девушка вскрикнула и перегнулась пополам. Удержав, чтоб не упала, хирург наотмашь ударил по лицу, в кровь разбив губы. Когда жертва обмякла, перекинул через плечо и понес вглубь густого, хвойного леса.

Я почувствовала, что меня кинули на снег, и открыла глаза.

— Давай, давай, детка, сейчас развлекаться будем.

Безумный мужик лежал на мне, давя всем своим телом, не давая пошевелиться. Он рванул вниз мой комбинезон, и я осталась по пояс только в бюстгальтере.

— Славная грудь, хорошая, — оценил маньяк, сорвав бюстгальтер, и начал жутко больно мять груди, — славная, сладкая.

Он начал тереться об меня всем телом. Я почувствовала его каменный пенис, трущийся о мой комбинезон, и меня затошнило от отвращения.

Я посмотрела ауру извращенца — огромное темное пятно над головой, отчаянно сейчас пульсирующее и разрастающееся. В мужика подсажена так называемая лярва — сгусток темной энергии, питающейся негативом. Колдуны бы сказали — демон, ну, это кому как удобнее. Кто как видит. Попросту сгусток темной энергии, которых полным-полно в этом мире, мужик подцепил его в какой-то момент, когда был ослаблен или озлоблен. И эта энергетика постепенно подавила ауру талантливого, но слабовольного мужика. А поскольку питается она негативом, ей нужно было склонить мужика к чему-то негативному. К алкоголю он равнодушен, споить не получилось, а вот к противоположному полу, наоборот, питал слабость. А к тем, кто изменял мужьям, питал лютую ненависть. Припоминая первую, предавшую его с собственным братом жену. Вот и нашла проклятая лярва слабинку. Первой жертвой стала жена соседа и друга, давно строившая ему глазки. О, какой сладкой и неуемной она была! Как сладко она кричала.

— Получила удовольствие, сука?! Получила? Изменила мужу, тварь! Так сдохни, изменница!

Пальцы все крепче сжимались на горле потрясенной жертвы, а ему так понравилось мстить и за себя, и за несчастных преданных мужей! Эти твари так сладко бились под ним в агонии! Это стало его наваждением. Хотелось еще и еще. В неделю по одной. То, что надо. Даже без акта просто соблазнить, уговорить, утащить и удушить мужнину предательницу! Ибо нефиг садиться в машину к чужому мужику.

Ну все, хватит, синяков на мне уже достаточно. Но тут я почувствовала всплеск его адреналина и решила подождать для верности.

— Одиннадцатая будешь. Вон под той сосенкой ляжешь, они все у меня под этими сосенками аккурат в кружок.

Ублюдок начал душить меня и двигался все быстрее. Я захрипела,изображая агонию. Мужик давил очень сильно, будь я обычной женщиной, наверное, уже умерла бы. Его глаза горели безумием, наслаждением и властью, ему хотелось, чтобы я подергалась, пытаясь спастись, чтоб дала продемонстрировать ему свою власть надо мной. Но хрен тебе! Я лежала смирно, как полено. А он все терся и терся об меня, душил и душил. И тут я почувствовала, как что-то горячее брызнуло мне на комбинезон чуть ниже живота. Какая ж мерзость! Я схватила приличную такую палку, лежавшую совсем рядом с правой рукой, и со всей силы вогнала ее в правый глаз мерзавца. Вогнала с такой силой, что она пробила череп с обратной стороны.

Да-мм. Косяк. Ладно, спишем все на выброс адреналина. Я быстро спихнула труп с себя, встала и пошла из леса, звоня на ходу в службу спасения. Так, не забыть. Изобразить панику.

— Служба спасения, оператор Валентинина, здравствуйте, — тут же ответил оператор, — что у Вас случилось?

— Маньяк на меня напал, маньяк! — сбиваясь, протараторила я.

— Где Вы находитесь?

— Я на дороге. В двух километрах от санатория «Родник». Моя машина прямо на дороге. Синяя Лада Ларгус.

— Как Вас зовут?

— Ольга, Ольга Ларина.

— Как вы себя чувствуете, Оля? Вы не ранены?

— Я, я не знаю, не знаю… я убила его, убила, — заревела я.

— Оставайтесь на месте, Оля. Наряд полиции прибудет через пятнадцать минут.

Жутко хотелось поехать домой и переодеться. Но нельзя, нельзя. Захотела быть обычной слабой женщиной, будь. Полиция подъехала через двенадцать минут. Я изобразила оцепенение и ужас, когда двое полицейских подошли к машине.

— Это Вы вызывали наряд? — спросил мужик лет пятидесяти, постучав в окно. Я вздрогнула и закивала. — Выходите из машины, не бойтесь. Вы в безопасности. Я капитан Станислав Ольхов.

Капитан открыл мне дверь.

— Вы в порядке? Врач нужен?

Мужик осмотрел меня, и в его глазах появилось сочувствие. Мне он сразу понравился. По характеру на Олега похож, истинный мент, слуга народа, аура светлая, благородная, взяток не берет, показания не выбивает. По доброму взгляду серых глаз видно: многое видел, через многое прошел.

— Не знаю, не знаю, — замотала я головой. Руки тряслись, губы дрожали.

— Вы сказали, что убили маньяка, где труп?

— Там, — показала я рукой на лес, — могу показать.

— Ну, пойдем, — капитан и два молоденьких майора пошли за мной. — Как он напал на Вас?

— Я работаю в «Роднике», и он тоже. Он подкараулил, когда я буду ехать. Подрезал, вытащил из машины, избил и утащил в лес. А потом, потом… — я захлюпала носом, утирая слезы. — А еще он сказал, что я одиннадцатой буду. Что они все в кружок под соснами лежат там, где он меня…

Я упала на траву, якобы споткнувшись, и разрыдалась, закрыв лицо руками, чтобы не видеть труп, к которому мы уже подошли.

— Ёшкин кот! — выдал один из майоров.

— Ого! — присвистнул другой.

— Матерь Божья! — выдохнул Ольхов, увидев, что сталось с маньяком.

— Нехило ты его! Спортсменка, что ли? — поинтересовался самый молодой.

Я замотала головой и сделала вид, что меня не слушаются ноги, Ольхов подхватил меня на руки и понес из леса.

— Ниче, ниче, дочка. Ты молодец, умничка! Все хорошо, — ласково говорил капитан, бережно неся меня к машине.

— Сейчас отвезем тебя в больницу. Жуков, вызывай оперов, криминалистов, — на ходу распорядился капитан.

— Уже, — отозвался парень.

— Савин, организуй оцепление. Садальский, со мной. Отвезем девочку в больницу.

Меня бережно усадили в машину и повезли.

— У тебя есть кому позвонить? Чтоб привезли чистую одежду и посидели с тобой? — спросил Ольхов.

— Нет, никого нет, только жених. Он, наверное, еще на работе, — я старательно смотрела в одну точку, пребывая в шоке.

— Ну, отвлечется уж ради такого. Давай звони.

— Я телефон забыла, где-то.

— Где он работает?

— Он полковник Службы безопасности.

— Ни хрена себе жених, — присвистнул Садальский, — номер помнишь? Позвони с моего.

— Не, не, не помню, — разревелась я.

— Как зовут твоего полковника? — вздохнул Ольхов.

— Аверин Олег Алексеевич.

— В каком отделе работает, знаешь?

— УСБ.

— Круто, сколько ж лет ему?

— Сорок шесть.

— А тебе? — не унимался Садальский.

— Двадцать шесть.

— Сейчас найдем твоего суженого, — Ольхов кому-то звонил, — Соколов, привет, это Ольхов. Помнишь, ты мне как-то говорил про своего друга, что в СБ работает. Аверин Олег. Можешь дать его номер? Хорошо, тогда сам позвони. И скажи, пусть едет срочно в пятую больницу. Тут на его невесту маньяк напал. Да нет, в порядке вроде, но ей нужны вещи, чтобы переодеться. Нет. Мы еще везем ее туда. Скоро будем.

Папа, он звонил папе! Из моих глаз потекли слезы. Так хотелось сейчас с ним поговорить. Обнять. Живот вдруг свело жутким спазмом. Так, что меня пополам скрутило. Я сдавленно застонала.

— Что такое? — Ольхов с тревогой посмотрел на меня.

— Живот свело, — выдохнула я.

— Ты беременна?

— Нет. Просто ударил меня очень сильно. Аа-ай! Было реально очень больно.

— Держись, девочка. Уже скоро.

Капитан прибавил газу, и уже через пять минут меня встреча бригада врачей.

— На нее напал маньяк, — сообщил полицейский, — жалуется на острые боли в животе.

— Изнасилование? — осведомилась принимавший доктор, высокая рыжеволосая женщина лет сорока.

— Нет. Избил только, — ответила я, старательно морщась.

Меня уложили на каталку. Сдернули с меня комбинезон, который Ольхов тут же передал Садальскому, а тот запихнул в пакет как улику. На животе был здоровенный синяк. Врач аккуратно про пальпировала живот и сказала, что срочно нужно УЗИ. Вызвала лифт и закатила меня в него вместе с санитаром. Ольхов проследовал за нами. Мог бы этого и не делать, но проблем с полковником Федеральной службы ему явно не хотелось. Поэтому твердо решил передать меня с рук на руки на всякий случай.

Меня привезли на третий этаж и стали проводить УЗИ. Я с удовольствием отметила профессионализм женщины-врача. Она все время думала лишь о последовательности своих действий, что нужно сделать со мной — и вдруг…

— Так, так, похоже, плод, на ранней стадии, судя по размерам, недели две. Видимых отклонений нет. Отслойки плаценты, к счастью, тоже. Тонус матки снимем магнием.

И повернувшись ко мне, она произнесла с улыбкой:

— А Вас можно поздравить. Вы скоро станете мамой.

— Как так! — я аж подскочила, реально все еще не веря ей. — Не может быть!

— Тихо, тихо. Лежите спокойно. Срок просто еще очень маленький, недели две, но уже закрепился, все хорошо. Последние месячные, когда закончились?

— Второго числа, — не без напряга припомнила я.

— Ну вот, а сегодня как раз двадцать пятое.

— Но у меня бесплодие. Дисфункция яичников.

— Ну, значит, случилось маленькое чудо, — улыбнулась врач.

— Боже! — я снова заплакала, на сей раз по-настоящему.

— Успокойтесь! Вам теперь волноваться категорически запрещено. Сейчас переведем Вас в палату и проведем полный осмотр.

— Переведите ее в отдельную, если можно, — попросил Ольхов, — и дождитесь нашего судмедэксперта, он уже едет. Нужно обязательно снять все ее побои и следы. Да не реви, дочка! Жизнь продолжается!

Ольхов погладил меня по голове:

— Сейчас вон полковника своего обрадуешь. Все хорошо. И ты жива, и эта мразь никого не тронет больше. Теперь понятно, откуда у тебя силы-то взялись, за двоих за жизнь инстинктивно боролась.

Часть 19

— Ты имеешь представление о том, что такое аура? Ведь так? Спросил Демитрий. Положив перед Олегом белый лист.

— Энергетическая оболочка человека. Которая отображает его внутреннее физическое и душевное состояние. Аверин произнес заученную давным-давно фразу.

— Не только человека. Аура есть у всех существ во вселенной, — кивнул Воронов, — технике видеть ее обучен?

— Да, но практиковался мало.

— Теперь будем практиковаться в этом долго и упорно. Догадываешься, зачем?

— Чтобы видеть, что за существо передо мной, вне зависимости от человеческой оболочки?

— Верно. Итак, как ты уже знаешь, все существа во вселенной делятся на разумных и примитивных. Разумные, в свою очередь, делятся на высших, средних, низших и агрессоров. Высших во вселенной более восьмисот видов, средних более трехсот тысяч видов, низших более сорока тысяч видов. Агрессоров более двенадцати тысяч видов. В контакте с планетой Земля находится более половины всех этих существ.

— Так много! Как же их всех запомнить? — мозг Аверина пришел в панический ужас от грозящего ему объема работы.

— А всех и не нужно, — успокоил Демитрий, — нам интересны примерно около шестидесяти видов, что вхожи на вашу планету. Вполне тебе по силам. Занятия теперь будут везде. Улица — самое лучшее пособие для аур. А пока сосредоточься, положи свою ладонь на белый лист и попробуй увидеть ее ауру. Смотри, не мигая. Скажи мне, какой у нее цвет.

Через три минуты у Олега получилось, глаза заслезились, изображение как бы расплылось и от самых краешков пальцев, пошел свет. Сначала белый. Потом стал розовым. С отливом оранжевого. О чем он и сообщил Воронову.

— Верно, — кивнул он с улыбкой, — в значении цветов разбираешься?

— Оранжевый — сексуальные желания. Розовый — влюбленность, — Олег вдруг почувствовал, что краснеет.

— Ага. Влюбился ты, парень, по самые помидоры, — куратор расплылся в счастливой улыбочке, словно был безумно рад за ученика. — И с каждым днем лишь больше вязнешь в этом чувстве. Впрочем, если я не ошибаюсь, взаимно. Придешь домой, непременно посмотри на свою зазнобу внутренним взором. Только со стула не упади.

Дима хохотнул.

— А что такое? — капитан аж напрягся.

— Она у тебя совершенно точно не человек. От тебя пахнет глорианской женщиной за два километра. Она, между прочим, омолодила твой организм лет на двадцать, если ты не в курсе. Так что времени у вас предостаточно. Повезло. Глорианки верны до тех пор, пока их партнер жив. А уж в сексе искусны. Мама дорогая, — Демитрий мечтательно прикрыл глаза, очевидно, припоминая что-то весьма приятное из своего прошлого.

А Олегу стало безумно интересно, к какой же расе принадлежит Демитрий, что обладает таким тончайшим нюхом. Он сосредоточился, чтобы посмотреть ауру Димы и увидел ярко-зеленый кокон вокруг него, который заполнял собой полкомнаты. Присмотревшись, увидел что-то типа крокодила. Темно-зеленого, с красивыми переливами, оттенка. И на двух ногах. Узкие зрачки вертикальные, ярко-оранжевые. Передние лапы росли от плеч, как наши руки. Череп был закругленный и лысый. Морда заканчивалась вытянутым, как у крокодила, ртом, полным мелких зубов, шеи почти не было. Лапы-руки заканчивались длинными, тонкими и, надо полагать, острыми серебряного цвета когтями. Олег мотнул головой, возвращаясь к обычному зрению. Молоденький узкоглазый блондин, смахивающий на китайца, с модной стрижкой Ему определенно нравился куда больше гигантского крокодила на двух ногах.

— Поверь мне, — усмехнулся он, — мой реальный вид — еще не самый шокирующий и безобразный для вас.

— Могу себе представить, — кивнул Олег.

— Моя планета Ардония, — Дима загрузил слайды планеты с фиолетовым небом, двумя белыми солнцами и пейзажем, похожим на пустыню — одни пески, кактусы и горы, — находится в Солнечной системе за миллиард световых лет отсюда. В созвездии Дармайны, нас греет белая звезда Да-а. Наш вид ящеровидный. Мы относимся к цивилизации высшего порядка. Во вселенской иерархии мы что-то типа управления исполнения наказаний. Следим за тем, чтобы высшие и средние планеты оптимально жили и развивались. Наши послы есть на каждой планете от среднего развития. Мы одни из родителей жизни на многих планетах вселенной.

— А так выглядит твоя благоверная, — Дима загрузил слайд, на котором был высокий человек под два с половиной метра ростом с длинными белыми кудрявыми волосами и ярко-голубыми глазами. — Существа высшего порядка. Являются вашими родителями, кстати. Только вы по сравнению с ними еще только ползать научились, так сказать. Умеют читать мысли, подчинять своей воле. Сами по себе ходячее оружие. Как никто, умеют в себе хранить и накапливать энергию, ее выбросы могут быть как контролируемыми, так и произвольными, например, когда они в гневе. Особенно по молодости. Так что носки по дому не разбрасывай и домой приходи, во сколько обещал. Я как вспомню, что Дора с бедным Алексом творила, самого аж выворачивает.

— А вы что, двадцать четыре часа за ними наблюдали? Даже когда они…

— Ну да. Это же не просто семья и не дом-два, не думай, что из любопытства, как извращенцы какие. Доротея — это уникальный проект. Она первый гибрид четырех рас.

— Четырех? — Олега отчего-то аж прошиб озноб.

— Земли, Глории, Марса и Ардонии. До сих пор не пойму, создали мы начало или конец этим мирам, — в глазах Демитрия была вполне искренняя печаль и раскаяние. — Делали из нее совершенство. Вместо того, чтобы любить, просто любить, как любим своих детей в своих мирах. А она была лишь проектом. И гарантам мира между нашими расами, так, как и навоеваться мы тоже успели. И это была ошибка, за которую мы еще заплатим. Ладно, пока свободен. А вечером давай встретимся в баре каком-нибудь, потренируемся. И я отвечу на все твои вопросы, обещаю.

— Хорошо, — кивнул Олег. Вопросов, особенно о происхождении жизни на

Земле, была куча. Интересно же! — он включил телефон, и он практически сразу зазвонил. Звонил Влад. Олег быстро вышел из учебного кабинета и ответил.

— Слушаю. Влад. Как ты?

— Я хорошо. Слушай, мне сейчас позвонил капитан полиции Ольхов, сказал, что на твою девушку напал маньяк, они везут ее в больницу. Попросили тебя привезти ей белье и вещи переодеться.

— Какой маньяк? Как там? Как она? — Олег почувствовал, как сердце от ужаса замерло и закололо. Ноги подкосились. Он совершенно забыл, что она не обычная, слабая женщина, что ей практически невозможно навредить. Да и кто его знает.

— Я не знаю, дорогой! Ее в пятую везут. Поезжай туда. Про вещи не забудь!

Уже через пятнадцать минут Олег вбежал в клинику. И подбежал к полицейским, сидевшим в приемном отделении, показывая корочки. Те вытянулись по стойке смирно и отдали честь.

— Как она?

— Цела. Ничего не сломано, не отбито. Наш судмедэксперт заканчивает с ней работу, — отчитался Ольхов.

— Нападавшего задержали?

— Так она того — грохнула его, — выпалил молодой.

— Как так? — Олега невольно передернуло.

— Палку в глаз ему всадила, так что она с другой стороны черепа вылезла. Очень жить девочка хотела, — вздохнул Ольхов, внимательно смотря на Олега. И очевидно, пытаясь понять, что такая симпатичная молодка в нем, лысом и очкастом, нашла.

— Кто это был?

— Маньяк. У нас тут в течение двух месяцев десять девушек пропало. Оказалось, его рук дело. Ребята уже троих откопали там, где он Вашей… эм-м, невесте сказал.

— Понятно. Где она?

— В пятой палате. Пойдемте, я провожу, — капитан повел Олега за собой.

Когда Олег вошел в палату, у Него едва ноги не подкосились, на кровати лежала практически синяя девушка, отдаленно напоминавшая Его прекрасную Дору-Ольгу.

— Боже, девочка моя! Как же так! — Олег подбежал к ней и начал целовать ее холодные руки. — Почему ты позволила этой твари так истязать себя?

— Я не могла читать его мысли. А мне нужно было знать, где тела. Я не могла оставить эту тварь жить, и нужно было, чтобы все выглядело достоверно. Со мной все в порядке, не переживай. Я бы могла исцелить себя за секунду. Ну, раз уж теперь я обычная земная женщина, нужно быть ей до конца, — Дора уткнулась в плечо Олега и заплакала. В палату вошли следователь и врач, высокая рыжеволосая женщина.

— Там журналисты атакуют уже, Вы интервью дать не желаете? — осведомился Ольхов, смущенно глядя на нас.

— Да вы что, издеваетесь! — всхлипнула Дора. — Нет и нет. Я с детьми работаю, зачем мне это. Если можно, и фамилию мою не озвучивайте, пожалуйста. Я не хочу, не могу, нет!

Дора разрыдалась.

— Тише, тише, девочка моя! Не хочешь — и не надо. Никто тебя не потревожит и ни о чем не спросит. Успокойся. Все хорошо.

Олег понимал, что ее рыдания притворны, но сердце все равно сжималось.

— Так точно! Никто не потревожит, — Ольхов аж побледнел, поймав красноречивый взгляд полковника, и вышел.

— Успокойтесь, милая, успокойтесь, — доктор уложила ее в постель, — Вам теперь нужно думать не только о себе. Сейчас сделаем Вам укольчик. Отдыхайте. Вас больше никто не потревожит.

Женщина быстро сделала Доре укол успокоительного и вышла, попросив Олега посидеть с ней, пока не уснет.

— Ты, правда, в порядке? — Олег все так же держал ее руку и чувствовал ее дрожь — Ну, разве можно так притворяться?

— Более чем, — Дора счастливо улыбнулась, поднеся руку Аверина к своим губам. Ее глаза вдруг засияли. — Я и не надеялась, что это просто так когда-либо случится. Это даже со стимуляцией непросто для меня. Но это уже случилось. Твоя мечта исполнилась. У нас будет малыш. Ему уже две недели, УЗИ сегодня делали.

— Девочка моя! Любимая моя! — Олег прижал к себе Дору, еще не веря в свое счастье. — Все хорошо? Правда? Ты не обманываешь меня? Ничего не болит?

Полковник придирчиво осмотрел любимую, вся ее шея была синей, на ней отпечатались следы пальцев ублюдка.

— Все просто замечательно, мой хороший, — Дора притянула его к себе и жарко поцеловала, тело Аверина отреагировало мгновенно. Душа заполнилась жгучим желанием. Эта чертовка его просто с ума сводит. Он совершенно не мог себя сдерживать, когда она целует так жадно. Олег попытался отстраниться, но тщетно, с него еще пиджак начали снимать.

— Что ты делаешь! Мы же в больнице.

— Ну и что. Сюда никто не войдет. Они просто забыли об этой палате на часок.

— Хулиганка ты, — выдохнул Олег под ее губами, ласкающими его шею.

Часть 20

Влад отхлебнул пива из жестяной банки, стараясь не смотреть на фото дочери, стоявшее на полке над монитором. Вот уже три месяца, как его девочки нет на этой земле. И во всем этом лишь его вина. Если бы он тогда собственноручно не отдал им трехдневную малышку, все, возможно, было бы по-другому. Он просто хотел спасти любимую, он думал, что у них ещё будут дети. Они ведь были так молоды.

Он закончил военно-морскую академию и дядя, бывший тогда полковником спецслужб, пристроил его к себе на бумажную работу. Там он и встретил Олю, она тоже занималась бумагами в соседнем кабинете. Они понравились друг другу с первого взгляда и в первый же вечер пошли гулять вместе.

Через год они поженились и стали жить вместе. И все было хорошо и как у всех. Пока через три месяца однажды ночью Олю не забрали. Было два часа ночи. Влад встал в туалет. А когда вышел из ванны, комната была залита ярким белым слепящим светом, идущим из окна. А Оля плыла по комнате в метре от пола и все так же, кажется, спала. По крайней мере, не двигалась совершенно. Влад все видел, понимал и осознавал, но не мог ни пошевелиться, ни закричать. На него напало оцепенение. А Оля уже наполовину прошла через окно, как будто его там и не было. Когда Оля исчезла в окне совсем, свет запульсировал синим и зеленым, а затем резко исчез. А на Влада напал сон. Он упал там, где стоял, и уснул прямо на полу. Когда проснулся рано утром, все было, как всегда, только Оли не было нигде. Случившееся вчера казалось сном, но это был не сон. Влад это точно знал. Он оделся и бегом побежал на работу.

Ворвался в кабинет дяди без разрешения и выпалил:

— Олю похитили!

Он даже не заметил, что кабинет дяди полон людей в пагонах и деловых костюмах.

— О чем ты! Олю срочно вызвали протоколировать заседания суда в Курске. Она вернется через три дня, — спокойно ответил дядя.

— Она мне ничего не говорила!

— Забыла, наверное, — спокойно пожал плечами дядя. Но его глаза панически бегали. — Выйди. Не видишь, я занят. Позже поговорим.

Но за все три дня дядя так и не нашел времени поговорить с ним. Лично на звонки не отвечал. А через три дня, когда Влад пришел домой со службы, Оля действительно была уже дома, как ни в чем не бывало. Готовила ужин.

— Где ты была?! — с порога выпалил молодой муж.

— На заседании военного суда, — спокойно ответила она, — мне позвонили в четыре утра, попросили срочно приехать. Я не стала тебя будить. Дядя тебе разве не говорил?

— Так торопилась, что не взяла ни паспорт, ни удостоверение, ни вещи? — Влад ни на минуту не поверил жене. — Где ты была, Оля?

Оля молча, словно не слыша его, как ни в чем не бывало, накрывала на стол, напевая песенку про черного кота. Владу стало жутко. По-настоящему жутко. Он схватил жену за плечи и повернул к себе.

— Что они сделали с тобой, Оля? Я помню свет, помню, что ты словно плыла над землей и вылетела в окно.

— Это был просто сон, Влад, — улыбнулась Оля, — не говори глупостей. Это просто работа, она у нас у каждого своя. Ты же знаешь, что мы даже друг с другом не все можем обсуждать. Садись, ешь.

И все вроде бы замялось и забылось, но ровно через четыре месяца все повторилось. Влад проснулся утром, а Оли не было. Но, правда, на сей раз не было ни документов, ни вещей, и Владу сказали, что ее отправили на неделю на обучающий семинар.

И она вернулась ровно через неделю. И сообщила ему радостную новость — у них будет малыш.

Они гуляли в парке, и Влад подхватил ее на руки и закружил.

— Лелька! Как же здорово! Как хорошо! У нас будет сын! Илюша!

— Нет. У нас будет девочка. Доротея, — улыбалась Оля.

— Как? Как?

— Мы будем звать ее Дора, но полное ее имя Доротея. Богами дарованная, значит.

— Это с какого такого языка?

— С очень древнего, самого первого. На нем говорили еще самые первые боги.

— Выдумщица ты моя романтичная! Дора так Дора, мне нравится. А откуда такая уверенность, что Дора? Может, все-таки Илюша, а?

— Нет, Дора. Мне сердце материнское подсказывает.

Ее забирали еще раз на пять дней, когда было ровно пять месяцев беременности, и когда было семь, на три дня. После последнего возвращения Ольга была сама не своя и много плакала почти постоянно, объясняя свое состояние буйством гормонов.

За день до родов, уже лежа в постели, Оля повернулась к мужу, лихорадочно стала целовать его лицо и шептать, как в безумии.

— Влад. Поклянись, что ты не откажешься от нашей дочери, что бы тебе о ней ни говорили. Что бы она ни делала. Обещай любить ее, просто любить. Возможно, ты будешь единственным человеком в мире, кто будет ее любить! А если умрет, обещай, что не оставишь меня. Поддержишь в горе.

— Ты, о чем, Оль. Конечно, я буду ее любить, она же моя доченька. Мы вместе будем ее любить — ты и я. Мы же семья. Я, конечно, понимаю, это у тебе первые роды, тебе страшно, ты волнуешься, но даже не смей думать о плохом. Слышишь! Все будет хорошо.

— Нет. Я, скорее всего, умру при родах, я им больше не нужна. У нее останешься только ты. — Оля говорила спокойно, тихо и обреченно, словно смирившаяся со своей страшной, но неизбежной участью.

— О чем ты, Оля? Что они делали с тобой, с нашей малышкой? Расскажи! Я должен знать! Я имею право!

— Она — последствие экспериментов. Она не человек. Как и я же. То есть она человек по твоей линии, но она необычна, таких более нет во всей вселенной. Береги ее. Обо мне не думай.

Оля вдруг скривилась, схватившись за живот.

— Ай, ну вот началось уже. Схватки пошли, — Ольга со всей силы схватила руку обалдевшего мужа. Теперь в ее глазах был страх, граничащий с паникой. — Я очень тебя люблю, Влад! Помни это всегда! Эти годы с тобой были лучшими в моей жизни!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Из голубых глаз прекрасной белокурой девушки побежали крупные слезы.

Влад отвез Олю в роддом. Там ее почему-то сразу поместили в карантинную зону, и его к ней не пустили. Новостей не было почти сутки. Потом к нему вышел высокий мужчина с длинными белыми, зачесанными назад волосами и голубыми, как у Оли глазами, сказал, что у него родилась девочка. Ростом пятьдесят два сантиметра, три семьсот весом.

— А Оля? Как Оля?

— Роды были очень тяжелые. Она потеряла много крови и впала в кому, никаких прогнозов пока дать не можем.

— Я хочу ее видеть! — Влад только сейчас понял, что слова Ольги вовсе не были предродовой истерикой, она говорила правду.

— Она в реанимации, туда нельзя. Дочь Вы можете увидеть, если хотите.

— Да, пожалуйста.

Мужчина провел его в бокс для младенцев. Но там был занят лишь один столик. Мужчина бережно взял слабо мяукающий сверток и аккуратно передал Владу.

— Головку аккуратно держите.

На Влада смотрели большие, поразительно голубые, как чистое небо, глаза. У девочки уже были длинные густые белокурые волосы, пухленькие щечки и губки. Копия своей матери.

— Она просто ангел, — выдохнул Влад, — Доротея. Дора, доченька.

На следующий день, ближе к вечеру, Влада срочно вызвали в роддом. И сообщили, что у девочки найдены тяжелые нарушения мозга и ее срочно нужно перевести в специальную клинику, возможно, надолго.

— Хорошо. Я поеду с ней, — кивнул Влад.

— Нет, Вам туда нельзя, — решительно заявил все тот же доктор, — это режимное специализированное учреждение. Не волнуйтесь, там самые лучшие специалисты, о Вашей дочери хорошо позаботятся.

— Что еще за режимное учреждение! — взорвался Влад, схватив доктора за плечи. На его строгом сухом лице ни на мгновение не дрогнул не один мускул. — Что вы делали с моей женой все это время??! Что теперь с моей дочерью?!

— Успокойтесь, Влад. Вашей жене еще можно помочь. Мы наймем для нее лучших специалистов. И выведем ее из комы. Только подпишите согласие о переводе девочки в институт мозга. Это для ее же блага, ей там ничем не навредят. Поймите, в ее голове здоровенная опухоль, которая все растет и растет буквально по часам. Если ее не удалить, девочка и четырех дней не протянет. А так у нее есть все шансы вырасти здоровым, нормальным ребенком. Решайте.

И Влад, конечно, подписал. Девочку увезли. Доктор Вадим Орловский исчез из клиники. А как потом выяснилось, никогда в ней и не работал. А Оля умерла этой же ночью, не приходя в сознание.

Ни в каком институте мозга о белокурой девочке и слыхом не слыхивали, и Влад понял, что его обманули. Просто развели, как ребенка. Его дядя, который, может, и мог бы пролить свет на происходящее, скоропостижно скончался от сердечного приступа. А начальника Оли давно перевели военным послом в Израиль, и добраться до него Влад, как ни старался, не мог.

Он просто сходил с ума от горя и безысходности. Все пытался что-то нарыть, что-то накопать, но никак не мог, упираясь в стену глухоты и немоты тех, кто хоть что-то мог знать. Но однажды через полгода он проснулся от детского плача. Сначала он подумал, что это отголоски ночного кошмара. Так часто снилась ему эта белокурая девочка, похожая на ангела, которую он отдал неизвестно кому и зачем. Но плач не стихал, а становился лишь громче. И шел он из гостиной. Влад встал, включил свет, прошел в гостиную, включил свет там и увидел на ковре перед диваном ту самую маленькую белокурую девочку. Она сидела на ковре, терла глазки кулачками и горько плакала. Наверное, от страха, решил Влад.

Он бросился к малышке, подхватил ее на руки: те же пухленькие щечки и губки и голубые, как небо, глаза. Влад замер, как громом пораженный. Затем подхватил девочку на руки, та вроде затихла, посмотрела на него своими небесными глазенками, улыбнулась, потрогала своими малюсенькими ручонками его нос, погладила по щеке и, дернув губки, снова захныкала.

— Дора! Доченька! Это ты? Ты? Да? Не плачь, моя сладкая! Не плачь! Все хорошо! Папа с тобой! Не плачь, моя девочка. Что ты хочешь? Что, кушать? В туалет? Ой! Да ты мокрая! Переодеть, переодеть! Во что тебя переодеть? Влад носился с дочкой на руках по комнате, не зная, что делать. Пока, наконец, не сообразил взять телефон и позвонить.

— Алло, Олег! Это я, Влад! Слушай, у тебя же Светка в детском саду работает?

— Ну, — послышался сонный голос друга.

— А она не знает случайно, где детские вещи взять? Только быстро, прям сейчас?

— Тебе зачем? Что у тебя там за крики?

— Мне дочку вернули. Олег, представляешь?! Я просыпаюсь, а она в гостиной плачет. Она мокрая вся, ее переодеть надо, а у меня ничего нет.

Через час его друзья, Олег и Светлана Аверины, были уже на пороге его квартиры с вещами для малышки.

Часть 21

Что есть наша жизнь — всего лишь поток воспоминаний, в конечном счете.

Влад вздрогнул, услышав голос позади себя. Обернулся и увидел того самого белокурого мужчину из роддома. Врача, принимавшего роды у Оли. И он же, кажется, приходил на похороны Доры, назвался генералом Вадимом Пелегиным. В роддоме же был Вадим Орловский. На кладбище он сказал, что будет расследовать смерть Доры, ага, как же!

А еще за минувшие двадцать шесть лет мужик ни на грамм не постарел. Кожа такая же гладкая, подтянутая, глаза ясные, голубые.

— Кто Вы такой, в конце концов? — Влад бросился на мужчину и прижал его к стене, на лице мужчины, как всегда, не дрогнул ни один мускул. — Это вы? Это вы сделали мою дочь такой? Это вы убили ее? За что? Она выполнила какую-то миссию и стала вам больше не нужна, как ее мать тогда?

— Смерть — это был осознанный выбор Вашей дочери, господин Соколов. Она больше не хотела и не могла так жить, с таким грузом на сердце. Может, где-то есть и моя вина. Но сделанного не воротишь.

— Не воротишь! — взъярился Влад, хватая мужчину за горло. — Ты проводил эксперименты над моей женой, ты ее убил. Вы скрестили мою дочь неизвестно с кем, моя внучка оказалась нежизнеспособна, моя дочь наложила на себя руки. А тебе плевать!

— Каждый волен сам выбирать свой путь, Влад, — спокойно ответил генерал, кажется, совсем не обращая внимания на то, что его крепко прижимают к стенке за горло, — лучше скажите мне, где камень, что Вы взяли на месте падения НЛО?

— Да хрен тебе! — злорадно усмехнулся Влад.

— Ты сам не знаешь, — чуть улыбнулся в ответ мужчина, — кому ты его отдал? Своему другу? Аверину? Что ж, отлично! Отпустите меня, Влад. Я тоже отец, я знаю, каково терять детей, поверьте. Но право на смерть — тоже право, и его нужно уважать.

Руки Влада разжались сами собой под пронзительным взглядом голубых глаз, Влад отступил на пару шагов, мужчина спокойно одернул пиджак и уверенной, неспешной походкой вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. А Влад схватился за голову. Она гудела, словно по ней долбанули обухом топора. Это существо, похоже, основательно в ней порылось, и теперь знает о Владе все, вплоть до размера носков Влада.

Олег! Нужно предупредить Олега.

К счастью, друг ответил быстро.

— Привет! Олеж, как ты?

— Привет! Да неплохо, к счастью.

— Как твоя девочка? В порядке?

— Да неплохо. Держится, я даже не ожидал.

— Хочешь, я психологов наших по-тихому пришлю?

— Не нужно, она сама психолог-терапевт, так что справляется. Я отгулы взял, чтоб с ней побыть. Все хорошо.

— Ну и, слава Богу. Слушай. Тут ко мне этот мужик белобрысый приходил щас. Тот, что на похоронах Доры к нам подходил, помнишь? Выспрашивал, где камень. Я ничего не говорил, но он как-то сам догадался, что он у тебя. Так что будь осторожен.

— Хорошо, — Олег с тревогой посмотрел на Дору, пишущую что-то в тетради. Он знал, что она слышит весь разговор, причем, без особых усилий.

— А еще я его вспомнил его. Это он принимал роды у Оли и заставил меня подписать перевод Доры якобы в институт мозга.

— Уверен? — про себя Аверин сочно выругался.

— Да. За двадцать шесть лет он ничуть не изменился! Ни на грамм не постарел! А еще он мне сейчас сказал, что Дору никто не убивал. Это было самоубийство. Типа не могла и не хотела жить с таким грузом и ушла. Я не знаю, что и думать. Но, блин, что, если он прав?

— А много ли с того разницы, прав он или нет? Доры больше нет, и боюсь, что истины нам не найти.

— Да ты прав, Олеж, прав. И мне кажется, он прав: ее сердце просто не вынесло всей скопившейся боли. Измены мужа, гибель дочери, — Влад тяжко и надрывно вздохнул в трубку.

— Хочешь, я приеду?

— Нет. Не надо. У меня Женя гостит. Ужин на кухне готовит.

— У вас все хорошо?

— Ну да, насколько это возможно. А ты береги себя, пожалуйста.

— А ты себя. Я заеду в субботу.

— А Вам никто не говорил, Вадим Аркадьевич, что незаконное проникновение на частную собственность карается по закону? — громко осведомилась Дора, поглядывая на дверь. — Ну, заходи. Чего стоишь!

В кабинет вошел Пелегин и чуть склонил голову в приветствие.

— Прошу прощения, что потревожил. Просто нужно кое-что узнать у вас, Олег, срочно.

— Мог бы и без личного визита обойтись! — буркнула Дора.

— Не мог, — улыбнулся генерал, — твой жених — один из лучших учеников нашего Демитрия, ментальную защиту держит постоянно и очень крепко. Даже, гм-м, наедине с тобой и во сне.

— Ну и умница! — Дора встала и закрыла альбом.

— Он в моем бывшем кабинете. В приемной в аквариуме, — спокойно ответил Олег, понимая, что против верховного жреца защищаться все равно что на слона с мухобойкой идти.

— Благодарю, — кивнул Пелегин. И взглянул на лицо Доры, помрачнел. — Боже, дочка, до чего ты себя довела-то, а!

— Вот ты все дочкой меня зовешь, — Дора как-то зло усмехнулась, встав напротив генерала. — А где же ты раньше был, папочка. Когда меня убивать с трех лет учили. Когда я анатомию человека изучала на собственноручно убиенных, вместо того, чтобы в куклы играть? Где ты был, когда эта ящерица содомская меня под десятки мужиков разных рас, подкладывала? Где?!

— Ты должна была через все это пройти, и не я это решал. Мне не меньше твоего больно, поверь. Но это все в прошлом, дочка, забудь, — генерал потянулся к дочери, но вдруг отлетел к стене, словно его отбросило жестким ударом.

— Какая я тебе дочка! — взвилась Дора, ее глаза стали ярко-голубыми, из зрачков пошел серебряный свет, Олег почувствовал, как воздух в комнате заколебался, стал нагреваться и загудел, словно электрический генератор. Пелегина словно пригвоздили к стене, он покрылся потом, но старался держаться стойко.

— Мне плевать, сколько существ и из каких миров одолжили для моего создания слюну или даже сперму — отец у меня один. Тот, кто любил, воспитывал и на ночь целовал! И если еще раз ты или кто-то из вас подойдет к нему ближе, чем на километр, если хоть один волосок упадет с его головы, клянусь, вы все пожалеете, что пришли в этот мир! Я не шучу, ты знаешь! Мне плевать, сколько вам тысяч лет, и какие посты в этой галактике вы занимаете. Однажды вы ответите за все!

— Учившись убивать тогда, — спокойным тоном заговорил генерал, — ты училась защищать и выживать, по закону Шайгенов, к роду которых ты тоже принадлежишь, и однажды сможешь занять у них там правящее место по закону рода и честно заслуженному поясу Шайгенов. Сможешь отомстить за род отца. Сомов это заслужил! Ты его надежда! Демитрий тоже не хотел для тебя ничего плохого, таков их обычай обучения верховных жриц, так они будят сакральные женские энергии, позволяющие управлять потом мужчинами многих рас. Для моего рода — это дико, ужасно и неприемлемо! Но ты дитя четырех миров! Я не мог присвоить тебя себе единолично. Все твои четыре ипостаси должны были быть развиты одинаково! Но. Теперь все в прошлом, ты свободна. Ну, загляни же в мое сердце! Ты увидишь в нем любовь. Ты ведь всегда ее видела. Я всегда был рядом.

— Был рядом и ничего не делал! — из глаз Доры катились крупные бусины слез. — Хладнокровно позволил убить свою внучку, если я тебе и вправду дочь. Как так, папочка? Как так? Любишь меня, говоришь? А знаешь, что — приведи мне своих глорианских дочерей. Подкладывай их так же, как меня, под бесчисленное количество мужиков. Заставь их убивать столько, сколько заставляли меня, оттачивая мастерство. Бомжей. Раковых больных, заключенных. Сколько их было? Сотни, а может, тысячи! Ты помнишь, мудрейший? Я — нет, после первой сотни со счета, знаешь, сбилась! Вот когда твои глорианские дети пройдут через все это, только тогда я поверю, что меня ты и любишь так же, мудрейший. А до тех пор не смей называть меня дочерью.

Дора плакала, в глазах генерала, кажется, тоже стояли слезы, и вдруг все прекратилось, Пелегин исчез, как и не было, а Дора снова стала собой и опрометью бросилась на улицу. Олег, помедлив секунду, бросился за ней, Дора бежала и бежала вглубь бора.

— Ненавижу ИХ! Ненавижу!!! Закричала она во все горло, в ее руках вдруг образовался большой серебряный искрящийся шар, вокруг него тонкими молниями пробегали электрические разряды. Дора со всего маха запустила его в огромную вековую сосну, стоявшую метрах в двух от нее. Едва шар достиг цели, раздался оглушительный взрыв и яркая белая вспышка. Олег, бежавший шагах в пяти от Доры, зажмурился и пригнулся, ожидая шквала осколков от сосны. Но их не прилетело. Просто там, где раньше была сосна, больше нечего не было, и за ней тоже было пусто и еще метров на шесть ничего не было, кроме гладкой просеки. Дора упала на землю и разрыдалась в голос. Олег подбежал к ней, сел рядом и обнял.

— Ты у меня самая хорошая, самая любимая, девочка моя! Принцесса моя. Маленькая моя. Ты моя, моя! Все в прошлом! Все там! Забудь! Прости, пошли к черту и забудь! Я никому не дам вас в обиду!

Олег лихорадочно целовал заплаканное лицо Доры. Она прижалась к нему, судорожно вздыхая и пытаясь успокоиться. Он впился в ее губы жадным поцелуем, чуть оттолкнул от себя и спустился губами вниз по шее. Быстро расстегнул молнию на легкой шифоновой блузке, расстегнул бюстгальтер и, нетерпеливо швырнув вещи в сторону, прильнул к груди Доры. Она, все еще всхлипывая, выгнулась, отклоняясь и позволяя себя ласкать, одновременно приподнимаясь, чтобы Олег мог задрать юбку и снять трусики. Его пальцы тут же нетерпеливо проникли в нее, причем, очень глубоко. Дора вскрикнула, но не от боли, а он наслаждения, и принялась расстегивать брюки Олега. А его бесстыдные пальцы совершали в ней движения, вперед-назад, проникая все глубже и двигаясь все быстрее. Дора же прильнула было губами к горячей головке закаменевшего уже пениса. Провела по ней языком. Но Олег довольно грубо взял ее за волосы, поднимая голову для того, чтобы впиться в ее губы поцелуем и накрыть ее собой. Дора спустила его брюки и обвила его бедра своими ногами, все было быстро, страстно и до боли, так, чтоб больше ни о чем и думать не смогла.

— Моя! Моя! Слышишь, ты только моя! К черту их всех! Забудь! Слышишь! Не мсти им! Забудь! Думай только о нашем ребенке! Обо мне! Обещай!!! Иначе не получится у тебя новой жизни, и я не хочу, чтобы мать моего сына убила в своей жизни ещё хоть кого-то! Слышишь! — шептал Олег, жестко вонзаясь в любимую раз за разом. — Если ты живёшь мыслями о мести, нам не по пути! Спать и жить с убийцей я не хочу и не буду! Ты меня поняла? Поняла?

Олег схватил Дору за горло, не прекращая сильных движений, от которых девушка задыхалась в блаженстве.

— Да, да, поняла! — прошептала девушка, дрожа от невероятного наслаждения, что приносила ей грубость любовника.

— Ты любишь меня? Скажи! Любишь? — Олег встряхнул Дору, заставив смотреть ему в глаза.

— Да, да, люблю! — со стоном прокричала девушка, изнемогая в волнах стремительного и яркого оргазма.

— Тогда не убивай больше! Докажи, что изменилась! Научись прощать!

Последние быстрые и сильные удары вознесли на вершину блаженства и самого Олега. И они еще долго лежали вместе, крепко обнявшись, посреди ночной тайги.

Прямой энергообмен со вселенной — вещь просто невероятная, однако, подумал Олег, смотря в ночное небо на созвездие Большой Медведицы, и они вместе рассмеялись от переполнявшего их счастья, что подарила им только что пережитая близость и искренняя любовь друг к другу, горевшая ярким пламенем в их сердцах.

Часть 22

— Этот чертов мир никогда не будет прежним для меня! — Олег залпом выпил стопку водки, торопливо закусив кусочком сыра.

— Это точно, друг, — усмехнулся Демитрий, уплетая шашлык из свинины. Аверин давно приметил, что ящер — существо довольно-таки прожорливое. Три порции шашлыков умять для него как не фиг делать, а сверху добавлял еще тройную порцию крабового салата. И запивал все это обыкновенно литровой кружкой пива.

— Нет, это просто в голове не укладывается, сколько разных тварей, муравьев, скорпионов, великанов, жуков и монстров ползает среди нас на нашей маленькой планете. Охренеть же ж можно! И че вам всем дома не сидится-то, а?

Олега пробирал озноб от увиденного и познанного. Воистину: меньше знаешь — крепче спишь. Вон, например, та симпатичная блондиночка у барной стойки, что третий раз уж ему призывно улыбается и сексуально так поглаживает шейку. На вид вся сочная, такая аппетитная, все изгибы и выпуклости на сто баллов так бы и съел. А взглянешь внутренним взором — мама родная! Гостья с Нибиру, полузмея, полу баба. Ростом метра в полтора. Ой. Чур, его! Чур. Олег предпочел пересесть, чтоб быть спиной к распутной змеихе. Демитрий весело хохотнул и ответил на вопрос.

— Ну, люди же тоже любят путешествовать, только пока в пределах своей планеты, но через какую-то тысячу лет, а то и раньше, вы тоже сможете за несколько часов прочитать полгалактики. Разве тебе не интересно побывать ну хотя бы на Луне или на Глории? Там очень красиво. Попроси свою любимую показать тебе её воспоминания. Тебе понравится. А хочешь, покажу свой дом.

— Давай в другой раз. Хватает с меня на сегодня впечатлений.

— Давай, колись, что стряслось? Чего сам не свой? Что у тебя с твоей зазнобой стряслось? Кстати, как ее зовут?

— Оля.

— Ну, так что там? Зубки Оленька показала?

— Что-то вроде того.

— Кем она у тебя здесь работает?

— Психолог в детском центре.

— Благородно, но на них не похоже, либо она тебе не все говорит.

— В смысле?

— Помнишь я тебе говорил, что глорианцы, как никто, умеют накапливать в себе энергию. Они — как сосуд, в котором эта энергия копится, но любой сосуд не бесконечен. Однажды он заполнится до краев, если эту энергию вовремя не расходовать. Они — как собаки, что ли, им постоянно нужна физическая либо умственная, но очень большая по человеческим меркам активность. Изних выходят хорошие мастера боевых искусств, спецназовцы, танцоры, циркачи, спортсмены. Те профессии, где постоянно нужно быть физически активным. Психолог реабилитационного центра — явно не из этой оперы. Это, в конце концов, просто опасно и для нее, и для тебя, и еще для добрых двадцати человек, что будут с вами рядом. Когда сосуд переполнится, любая мелочь может послужить искрой для взрыва. А судя по тому, что она позволила себе влюбиться в человека, она еще очень молода. И контролировать себя умеет плохо.

— А сколько они вообще живут?

— По вашим земным меркам очень и очень долго. На Глории просто время иначе течет. Медленнее, один день к четырем вашим. Соответственно, и биологические часы глорианцев бегут иначе. Хотя изначально они пришли даже вовсе не с Глории сюда. На нее они улетели потом, когда проиграли битву. За вас.

— С кем бились? — заинтересовался Олег.

— С серыми карликами из Пустоши и анунаками вот, — кивок на девушку, злобно пялившуюся на Аверина, этот взгляд он аж спиной чувствовал. — Спелись суки, чтоб сварожичей одолеть!

— И они проиграли?

— Наоборот, выигрывали, но эти, не желая сдаваться, решили попросту планету разнести на кусочки к ядрени матери, и гильдия света отступила. Сохраняя планету и жизнь на ней. Ибо двести тысяч лет до этого сами же любовно ее взращивали.

— Как давно это было?

Чуть больше трех с половиной тысяч лет назад. Победители начали для вас все с чистого листа. Уничтожили память вашу родовую, облучив вас *цераном (некое радиоактивное вещество, способное стирать воспоминания, подавлять волю). Дали вам новых богов. Точнее, Бога. Объявили рабами его. Ибо рабами управлять проще. Объявили старых варварами и извергами кровожадными. Вселили вам страх перед ними, чтоб и думать о них страшно было даже. Капитально все уничтожили, все свидетельства, все книги, все храмы и города разрушили, сожгли. Возведя новые на тех же местах, ибо местато силы земной.

— Так что, значит, Бога в глобальном понимании нет? — капитан жадно впитывал каждое слово Демитрия. Ведь очень много лет пытался докопаться до истины происхождения жизни на земле самостоятельно. Его отчего-то очень заботил этот вопрос, с самого рождения, наверное.

— Ну почему же, есть, наверное. Кто-то же заварил изначально эту обще вселенскую кашу. У нас на Ардонии чтят первозданную искру бытия Еманну и детей ее Дармана и Даару, от которой мы, ардонийцы, и произошли. У вас изначальную частицу огня живородящего называли Инглией. И был у нее Сын ее Род и огненная птица Матерь Сва. Ну, и далее по списку Кришень, Вышень, Митра, Сварог. И там уж дети их и внуки, и пошло-поехало до вас. В мифах славянских есть о них упоминания еще. Иносказательно все, конечно. Но вся суть событий сохранена. Поинтересуйся на досуге.

— Да я давно интересуюсь. Со школы еще. Как-то не впечатлила меня теория Дарвина. Такое ощущение было, что за дураков нас держит кто-то, почему тогда современные ученые ни из одной обезьяны еще человека не вырастили, например? В религиозной версии тоже чего-то не хватило для полного ее безоговорочного принятия. Хотя что высшее силы есть, не отрицаю, сам не раз молился и легче становилось или даже получал просимое.

— Значит, искренне молился. Ваш мир многомерен и полон как высших энергий, так и низших, которые с удовольствием откликнутся на искренние просьбы просящего. Ну, а про силу медитаций и мыслеобразов тебе рассказывать уже нет нужды.

— А Аркадьич глорианец, да?

— Вообще они пришли с погибающей планеты Урай, что была в созвездии Орла, так что правильнее их всех называть урайцами.

— Что случилась с их планетой?

— Астероид, чтоб его … размером чуть не с саму планету принесло. Хорошо, заранее знали, подготовились и успели ноги унести.

— А Иисус кто такой? — любопытство Аверина, водкой подогретое, не знало пределов.

— Жрец, пророк, хранитель. Как хочешь, теперь зови. Отличный мужик, кстати, был, да и есть.

— А че распяли-то? — Олег хлопнул еще одну пустую рюмочку об стол, чтобы офигевший от информации мозг не треснул при разрыве шаблонов. На коих держалось все общепринятое сущее.

— Так говорил слишком много того, что этим змееголовым не нравилось, вот и заткнули.

— Мы до сих пор под ними ходим?

Демитрий кивнул, набив рот креветками.

— А че им тут надо?

— Золото. Им они дышат, как мы кислородом, но в их атмосфере его осталось ничтожно мало, а в недрах Земли его тогда было очень много, да и сейчас осталось немало. А во вселенной в чистом виде золото довольно редко встречается. И ваши души, в основном. То есть эмоции. Они из клана арлегов. То есть питаются темными эмоциями живых существ, а поскольку после облучения вас вернули к началу развития, стерев память и обратив развитие мозга, вы, люди, только в самом начале своего умственного и душевного развития теперь. Этих эмоций у вас предостаточно, и в их интересах, чтобы так было как можно дольше.

— Так вот кто виноват, что цены растут, а зарплаты падают, — усмехнулся капитан.

— А ты думал! Все у них рассчитано и просчитано. В самых верхах закрепились тварюшки. У нас, правда, тоже, так что борзеть не позволяем.

— Дамы и господа! — звонко объявил конферансье на сцене. — А теперь встречаем обворожительную, неповторимую и неподражаемую Аврору!

Зал загудел, но на сцену никто не выходил. Конферансье смущенно завил:

— Аврора, наверное, засиделась возле зеркала и будет чуть позже. Пока встречаем наших девочек из балета «Богини ночи»!

Часть 23

Я совершила ошибку! Большую огромную ошибку. Я всего лишь хотела быть, как все, и жить, как все люди. Но я не учла одного — я не человек. А, следовательно, жить, как все люди, я не могла долго даже физически. Готовить борщи и ждать мужа с работы, вышивая крестиком, точно не для меня. Еще и учитывая то, что жила на месте силы, она сама лилась в меня потоком. Я изнуряла себя тренировками в спортзале до утра, пока Олег спал. Мучила его убойным сексом часа по два кряду до предела его возможностей. Но все было мало. Не к таким нагрузкам я привыкла. Я — как скаковая лошадь, готовая к скачкам, стояла в стойле и била копытом, ожидая выстрела стартового пистолета. И уже начала срываться. Вот Пелегина чуть не поджарила. Олега напугала. Успокоил он меня, конечно, шикарно. Но заставил солгать, сволочь! Конечно, я не смогу сдержать своего обещания. Не потому, что я гребаная маньячка и мне нравилось убивать. Хотя определенный кайф есть и в этом, только когда не людей, конечно, это все равно что младенца о стенку головой шваркнуть. А вот когда сражаешься с теми, кто с тобой на равных — вот это адреналин. Это кайф! И у меня просто осталось много долгов для того, чтобы сдержать это обещание. Не все в этой жизни можно простить, милый, ой, не все. Ты просто не все знаешь.

Безопасным выплеском энергии были танцы. Танцевать я обожала. Но, конечно же, мне хотелось внимания. И довольно часто я ходила по разным клубам и поражала людей невероятными трюками на шесте. Срывала овации и уходила, не прощаясь. Даже не беря денег. Зачем? Это для меня удовольствие — и только.

Сегодня Олег позвонил и сказал, что будет поздно, после двенадцати. Димка натаскивал его на ауры по самым злачным местам. Решила прогуляться и я. Пошла в "Яркую звезду", уже была готова к выходу, стояла за кулисами и вдруг почувствовала в зале что-то знакомое. И просканировала ауры, вот черт, они были здесь! Надо же так совпасть, а!

Я бросилась бежать по служебным помещениям, с перепугу схватившись за ручку первой попавшейся двери, дернула несильно так и выломала дверь. В закрытую часть клуба, там, где были приват-комнаты.

И попала в длинный полуосвещенный коридор с массивными звукоизолирующими дверьми по обе стороны от коридора, устланного красной дорожкой.

Впрочем, кто как, а я все слышала прекрасно и через закрытые двери. Девушка в седьмой комнате справа просто захлебывалась от ужаса и плача.

— Нет! Пожалуйста! Не надо!! Не на-до-оо!

Я, не раздумывая, бросилась к двери и вынесла ее одним ударом ноги. Дверь грохнулась внутрь комнаты, и моим очам предстала прям-таки картина маслом: два мордоворота размером с эту дверь, очевидно, пытались раздеть худенькую рыженькую девчонку лет двадцати максимум. Порвали блузку, стащили лифчик, джинсы тоже были расстегнуты уже.

Ублюдки уставились на меня, открывши рот, это были люди, но ауры их были сильные, яркие, темные, как у темных жрецов, колдунов. А еще это были близнецы.

— Четвертой не возьмете, уважаемые? — мило улыбнулась я.

— Ну, проходи, коли не шутишь, — придя в себя, пригласил тот, что слева.

— А дверь-то нафига ломать было? — вопросил тот, что справа.

— Опоздать боялась, — усмехнулась я, подходя к здоровенному мужику, стоявшему справа. Черные волосы братьев были собраны в высокие хвосты, подбородки украшали брутальные, по их мнению, козлиные бородки, глаза были темно-карие, большие такие, красивые, даже жаль их навечно закрывать.

— Какая нетерпеливая киска у нас тут, — пошло улыбнулся мужик.

Я, подошла к нему и, мило улыбаясь, пронзила ардонийским когтем сердце. Оно, надетое на мой коготь, в последний раз судорожно дернулось и затихло. Мужику, ей-богу, даже больно не было. Просто вздохнул, а выдохнуть не успел, так и замер с глазами навыкате и раскрытым ртом. Я вытащила коготь, и мужик упал к моим ногам, как мешок с… Ну, пусть будет с костями.

— Какого… — шокировано выпалил второй.

И тут о себе напомнила спасаемая мной, громко и пронзительно заорав. Я аж вздрогнула.

— А ну, заткнись!!! — гаркнула я и скривилась от острой боли в груди. Этот поганец в меня нож метнул. Он торчал из левой груди, всаженный по самую рукоять. Вот это силища. Чувствовалась рука мастера. Я, немедля ни секунды, перешла в ардонийскую ипостась и выдернула нож из панциря, коим стала моя кожа. Мужик заорал от ужаса, видя перед собой изумрудно-голубоватое чудо-юдо с оранжевыми вертикальными зрачками. Ну вот, не хватало еще, чтобы вся охрана сбежалась!

— Демитрий, дуй сюда немедленно! — кинула я ментальный зов отцу-ящеру, подходя к в ужасе пятящемуся от меня мужику, но вот он уперся в стену и с ужасом уставился на меня, шепча, как заведенный:

— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не надо!

— Она о том же вас просила, — послала мужику мысль-приговор я. Один хлесткий удар ребром стальной ладони по кадыку — и душа мерзавца отлетела в мир иной, а тело замертво грохнулось на пол.

Я вернулась в свою человеческую ипостась, чтобы не пугать девочку, потом сотру все воспоминания гипнозом. Обернулась к ней, а она со страху чувств лишилась. Что ж, бывает.

Подошла, присела рядом. Надела на нее штаны, застегнула. Поправила лифчик, рубашка, к счастью, тоже цела была, только двух пуговиц не хватало. Надела ее, застегнула и услышала голос Демитрия за спиной.

— Так и знал, что такая тварь, так ты, так просто не умрет!

— И не надейся, — улыбнулась я отцу.

— Вот коза! — Димка подошел ко мне, обнял и закружил. — Постой, да ты… ты… Как так?!

— Что здесь происходит?

Вот черт! Про Аверина-то я и забыла.

— Ты же обещала мне! — Олег с ужасом осматривал комнату.

— Прости, мой хороший! — спокойно подойдя, я наградила любимого хуком справа, вырубив его.

— Так это ты! Все теперь понятно. А то я все чую, кем-то знакомым от него пахнет. Слушай, пожалей мужика. Отпусти, а?

— Кто ж его держит-то! — пожала я плечами.

— Не держишь, это верно. Любит он тебя. — вздохнул Дима. — Что здесь происходит?

— Пришла потанцевать. Смотрю перед выходом, вы в зале, ну, я смываться. Кинулась с перепугу сюда, слышу, тут над девкой издеваются. Ну, не проходить же мимо.

— Робин Гуд в юбке, — покачал головой Демитрий.

— Слушай, посмотри, чтоб никто не вошел. Я этой память сотру и мозги вправлю.

— Да не войдут, я время заморозил. Пять минут есть.

Я вычистила девочке память. Отбила тягу к наркотикам и сомнительным местам, привила страстное желание учиться на врача, как мечталось ее матери, и быть полезной людям. Авось и будет толк, а так бы сгинула девка не сегодня, так завтра. Разбудила, внушила топать домой и даже денег на такси дала. Эх, нравится мне ангелом-хранителем работать. В супергерои податься, что ли? Ходить по ночным улицам, спасать таких дурынд и сеять разумное, доброе, вечное. А что, заманчиво!

— А люлей от Аркадьича схватить те не заманчиво? — осведомился Демитрий, взваливая Олега на плечо.

— А ты ему не говори, он и не узнает, — улыбнулась я, следуя за Димой.

— Аркадьич все всегда знает, на то и Аркадьич.

Уже у самого выхода из ресторана перед нами, словно из-под земли, вырос не кто иной как господин Смородин собственной персоной. Он был, как всегда, чертовски красив и привлекателен в черных штанах и розовой рубашке.

— Добрый вечер, гости дорогие! Я, конечно, очень рад видеть вас в любом из своих заведений, но беспределить-то зачем?

— Слушай, Виевич, сдристни с пути, будь так любезен, — спокойно и даже пренебрежительно попросил Демитрий, ничуть не смутившись воинственного тона хозяина заведения. — Не видишь, у подруги муж напился. Домой тащу. Тяжелый, зараза, шо кабан, ей-богу.

— Вы почто, Доротея Владиславовна, лучших моих учеников во владения супруги моей безвременно отправили?

На меня смотрели жадными глазами, так что я себя голой почувствовала. Хотя была хоть и нескромно, но одета. В голубой топ, на тоненьких бретельках подчеркивающий и почти открывающий грудь, и голубую юбку в пол, но с разрезом спереди по самое — это самое, так что ножки, обутые в воспетые нынче лабутены, при ходьбе обнажались полностью. До грани дозволенного.

Виевич? Во владения супруги его отправила? Но я же их, того…

Так, он, что тоже из этих? Первородных?

Ой мамочка роди ж меня обратно! Это во что ж я такое вляпалось то, а?

Я еле поборола непреодолимое желание перекреститься, хоть религиозной никогда не была. Аркадич называл христианство искусственной религией и учил меня заряжается, силой у природы, и ее же за это благодарить.

— Природа есть истинный храм Божий. Ибо Бог ее и создал, а храмы создали люди — чувствуешь разницу? — говорил он мне.

Я чувствовала, неуловимо, самой душой точно знала, что, если обнять березку, а лесу, искренняя просьба до Него дойдет быстрее, чем если в храме с золотыми куполами купить хоть сто свечей, но просить или кается не искренне.

Но вот сейчас перекреститься захотелось всей душой, а еще поплевать через левое плечо и соли четверговой ему под ноги посыпать. Но взяв себя в руки гордо вздернув подбородок спросила:

— А почто они, кабаны разожравшиеся, клиенток малолетних спаивают и насильничают, да еще вдвоем одну? Этому, что ли, их учишь? — я гордо вскинула голову, ничуть не смущаясь голодного взгляда.

— Нет, не этому, — хозяин, кажется, смутился и опустил глаза. — Проходите.

Хозяин заведения уступил нам дорогу.

— Приходи еще, красавица! Вместе потанцуем! — услышала я вдогонку.

— Ага! Щаз-з! — ответила я, не оборачиваясь, и зачем-то хлопнула себя по заднице, прекрасно понимая, что Борис смотрит мне вслед.

Мы погрузили Олега в машину Демитрия, я села спереди рядом с ним и вдруг почувствовала острый приступ тошноты и головокружения, даже потом прошибло.

— Ох ты ж! — простонала я.

— Ты чего это? Там много сил отдала, что ли? — Демитрий уставился на меня, просматривая ауру. — Постой, ты что, беременна? Серьезно? От него?

Кивок на мирно спящего Олега.

— Ну не от духа ж святого!

— С тебя станется, — хохотнул Демитрий.

— Иди ты…Это что за хрень такая?

Я уставилась вперед, смотря во все глаза в ночное небо, там, вдалеке, плыло две ярких точки, две вайтманы, и вдруг между ними мелькнули еще две точки помельче — выстрелы, там, вверху, шел бой! Мелькнула яркая вспышка так, что даже на пару секунд город осветила, и все исчезло. С неба. Как и не было.

— Кто это там?

— Без понятия, — пожал плечами Демитрий, — но хреново однозначно.

Часть 24

Придя домой, мы уложили Олега спать и отправились к Пелегину, узнать, в чем было дело. Хозяин дома обнаружился в спортзале, глорианский отец довольно легко отжимал две гирьки по пятьдесят кг. Остановился лишь на миг, склонив голову в приветствие. И опять занялся укреплением организма.

— И что это было с час назад? Кто кому хвост в задницу засунул? — живо поинтересовался Демитрий.

— С Церены уже пятое незаконное проникновение. И все к нашим ядерным точкам подкрадываются, прощупывают. На предупреждения не реагировали, так что патруль действовал в рамках закона.

— Чегой-то они? — напрягся Демитрий. — Уж не вторжение ли готовят?

— Ну вот, теперь сто раз подумают, вторгаться иль пожить еще маленько.

— Хорошо бы. А то Марс нас теперь, поди, не поддержит, раз в контрах, а воевать на орбите Мидгарда не хотелось бы. Тем более с ними.

— А кто там живет? — поинтересовалась я, не слышала о таких.

— Пауков тарантулов видела? — спросил Демитрий с милой улыбкой. — Примерно то же самое, раз в десять побольше только. И умнее раз так в тысячу. Придут, сожрут всех, оставив население тысяч в десять на развод и программу усиленного размножения. Лет через пятьсот опять вернутся и сожрут возрожденное население. И так до бесконечности. Так они и кочуют по своим уже порабощенным планетам, позавтракали на одной, поужинают на другой, попутно ищут, кого б еще захватить.

— Жуть такая! — я передернула плечами от страха. Сразу вспомнился сон, в котором тарантул подбирается к горлу моего малыша. — Но вы ведь нам протянете хвост дружбы, если что?

— Протянуть-то протянем, — кивнул Демитрий, — да лететь до вас больно далеко. Можем не успеть.

— Так и война не завтра. — Пелегин лег на пол и стал качать пресс. — Я невольно залюбовалась могучим телом отца. Кубики пресса и бицепсы были видны даже через футболку. Интересно — сколько ему лет? Официально пятьдесят восемь. Но тело и кожа выглядели намного моложе. Я знала его уже больше десяти лет, и за это время он ничуть не постарел, а Влад говорил, что он ничуть не изменился с момента моего рождения. То есть за двадцать шесть лет.

Пелегин подчеркнуто даже не смотрел в мою сторону, ну да. Обидела, сорвалась. Беременность, что ли, так влияет?

— Дим, оставь нас, — тихо попросила я, ящер тут же вышел, не задавая лишних вопросов. По аурам и так все видно.

— Вы что-то хотели, Доротея Владиславовна? — подчеркнуто холодно осведомился глорианский отец.

— Пап, прости меня, пожалуйста, — тихо попросила я, — я вас всех люблю. Ты знаешь. Но… моя душа, она словно на четыре противоположные части поделена, и эти части иногда разрывают всю мою сущность. От тебя и от Влада, видимо, достались большие части. Я никак не могу забыть и отпустить те годы обучения с Демитрием и Витаором. Они чужды и дики другой половине моей души.

— Я знаю милая, знаю, — Пелегин подошел и обнял меня, — мне тоже вместе с тобой больно и плохо, поверь, но я не мог оградить тебя от этого. А знаешь, что — ты думай о том, сколько жизней ты уже спасла благодаря этим знаниям. И сколько сможешь спасти еще. А я всегда буду рядом с тобой, моя хорошая. И поверь мне, что было сделано все возможное для того, чтобы спасти Лизу.

— Пап, я беременна. Это само как-то вышло, я ж думала, что не смогу больше. Мне страшно… Очень.

— Не бойся, милая. Это будет замечательный мальчуган, как две капли воды похожий на своего отца. — Пелегин счастливо улыбался, держа мои похолодевшие от страха руки, в своих горячих. — Такие дети, как Лиза, рождаются лишь раз, на изломе тысячелетия.

— И у них у всех такая печальная судьба?

— Как правило, — кивнул отец, — отпусти ее душу… Не держи, дай спокойно уйти и переродиться.

— Она еще ко мне вернется? — с надеждой спросила я.

— Обязательно, — улыбнулся отец, — только отпусти сейчас. И береги себя, моя ты супер-геройка. Я знаю, что тебе тяжело. Но я что-нибудь придумаю, обещаю. Но поселок не покидай, пожалуйста. Пока не родишь. Сейчас ты особо уязвима. Он уже понял, что склонить тебя на свою сторону вряд ли сможет. Остается одно — убить. Пока не вошла в полную силу и не стала для него реальным противником.

— Хорошо, пап, я поняла, — кивнула я, прижимаясь к отцу, питаясь его энергией силы и уверенности, которой он всегда так и лучился. Отец отстранился и вдруг встал передо мной на одно колено, коснувшись губами обнаженной полоски живота.

— Ты только представь, какое это чудо, — отец коснулся рукой живота, и по нему разлилась волна внутреннего тепла, окутывая меня всю, словно кокон. Генерал поставил мощную энергетическую защиту.

— Ах, вот почему тебя последнее время с этой планетки не вытащить! — услышала я возмущенный женский голос, а обернувшись, увидела в дверном проеме высокую девушку — блондинку с длинными вьющимися волосами. У нее были голубые, как у отца, глаза и такой же проникающий в самую душу взгляд. В том, что передо мной стояла дочь Пелегина, не было никаких сомнений. Тот же нос чуть с горбинкой, тот же овал лица.

— Что-то подобное я и предполагала. Но что все до такой степени запущено!

Пока она говорила, отец встал и крепко прижал меня к себе, успокаивающе поглаживая по спине.

— Тебе сколько лет хоть, милое дитя? — меня так и прожигали презрительным взглядом.

— Двадцать шесть, — спокойно ответила я, сдерживая улыбку.

— Убиться и не встать! — взвизгнула красавица. — А следующей сколько будет? Шестнадцать? — девушка гневно воззрилась на отца. — Нет, я, конечно, все понимаю — мама за сотни лет приелась, у тебя возраст мужской дурости как раз подоспел. Но не до такой же, блядь, степени-то!

Я, не выдержав, рассмеялась, уткнувшись Пелегину в грудь.

— Че ты ржешь, поганка малолетняя!!! Ты имеешь хоть отдаленное представление о том, сколько ему на самом деле лет и в чью постель ты залезла? — негодовала сестрица.

— Да мне как-то ваще ровно, мне с вами за одним столом не сидеть, — ответила я, сдерживая смех.

— Ах ты! — мне показалось, что на меня сейчас кинутся и попросту голову оторвут. Но Пелегин вовремя рявкнул:

— Тара, уймись!

И тут челюсть красавицы просто упала на пол. Разглядела беременность, догадалась я, и снова подавила улыбку.

— Ты! — взвизгнула она, глядя на отца. — Как ты мог это допустить?

— Что именно? — спокойно осведомился Пелегин.

— Она понесла от тебя! Не видишь разве!

— Это мой внук, глупая, — улыбнулся Пелегин дочери, — челюсть красавицы отвисла повторно, она заморгала глазами, шокировано смотря на меня. Я сняла щиты, позволяющие ей увидеть свою необыкновенную радужную ауру, такой нет еще ни у кого во всей вселенной.

Девушка посмотрела, закрыла рот и залилось краской.

— Простите. Я не знала. Она закрывалась, да и вообще я думала, что ей лет двенадцать, еще все забываю, что время на Мидгарде быстрее бежит.

Воинственность красавицы вроде бы прошла. Я отстранилась от отца. И протянула ей руку.

— Меня Дора зовут, — протянула я ей руку с улыбкой.

Меня же поприветствовали весьма необычно. Девушка приложила левую руку к сердцу, поклонилась в пояс и промолвила:

— Здрава будь, дитя четырехмирья единое. Сестрица Сварожечка, да хранит Род наш всемогущий дом твой и близких твоих.

— И тебе того же, — прифигев, сказала я. Староверка она, что ли?

Меня молча и с любопытством обходили по кругу. Я тоже рассматривала сестру сейчас, когда не злилась. Девушка была очень милой и красивой. В каждом ее движении была необыкновенная грация и пластика. На вид немногим старше меня. Но лишь на вид, конечно.

— Хвоста, увы, нет, — с сожалением развела я руками, почувствовав, что взгляд сестрицы задержался на моей пятой точке. А о чем она думала, догадаться несложно.

— Прости. Просто реально интересно же, — в глазах Тары сиял неподдельный, детский даже интерес. — А она довольно милая. Когда не злится.

— От любопытства кошка сдохла, — усмехнулся Пелегин, — пойдемте чай пить.

— Простите, но мне домой нужно, — опомнилась я, — у меня там муж в не совсем адекватном состояние спит. Если проснется, а меня нет, точно не то подумает. Я лучше домой от греха подальше.

— Ну, давай перенесу тебя. От греха подальше, — Пелегин обнял меня, прижал к себе, пространство вокруг нас задрожало, размылось, нас окутало розовое северное сияние. Подул прохладный ветер. И секунд через десять мы оказались в нашей с Олегом спальне. Он безмятежно спал на своей половине кровати.

— Доброй ночи, дочь. Отдыхай, — Пелегин поцеловал меня в макушку и отпустил.

— Пап, — позвала я, не утерпев.

— Мм, — отозвался родитель.

— А как твое настоящее имя?

— Будешь хорошей девочкой — скажу, — улыбнулись мне, — спи давай.

Пелегин поцеловал меня в лоб еще раз и исчез.

Хороший он все-таки. Долго сердиться на него у меня никогда не получалось. Хоть убить хотелось очень часто.

Часть 25

Голова просто раскалывалась и гудела, во рту было суше, чем в Сахаре в засуху, к горлу подступала тошнота, Олег бросился к унитазу.

— Что ж такое-то, Господи.

Капитан весь обливался, потом его трясло, как в лихорадке. Он не чувствовал сил даже подняться с колен.

— Пить меньше надо, товарищ полковник, — усмехнулась за его спиной Дора, помогла подняться и держала за руку, пока мочился. Потом довела до постели и уложила.

— Помоги мне, а! Ты ведь можешь? — жалобно попросил капитан.

— Могу, — кивнула она, — но не буду. Будет урок тебе, хороший.

— Гадина ты бесчувственная! — обиделся капитан. — Воды хоть принеси.

— Это пожалуйста, — смилостивилась любимая и принесла три таблетки аспирина, пачку активированного угля и две бутылки ледяной минералки.

— А я как домой попал? Ваще ниче не помню.

— Неудивительно, — фыркнула Дора, распахивая окно, чтобы выветрить мой перегар, — тебя Дима привез.

— Что? Он тебя видел? Узнал?

— Ну конечно.

— Черт! И что теперь?

— Да ничего.

— Ты что? Ты убила его? — не на шутку перепугался Олег.

— Ручки коротки у девочки пока что, — Дима появился на пороге с чашкой ароматного кофе в руках.

— Я бы не была так в этом уверена на твоем месте, — сверкнула глазами Дора.

— Ну, здесь, пожалуй, и сможешь, вон сколько силищи в каждом деревце, на Хиросиму хватит. Надо будет тоже сюда перебраться. Домик не продается по соседству?

— А зачем Пелегину тот камень вдруг понадобился? — спросил Олег, запив таблетки минералкой. И сразу ощутил напряжение, повисшее в комнате, они переглянулись и, кажется, молча о чем-то договорились. В этот момент Олег почувствовал себя ущербным, потому что всего лишь человек.

— Это черный ящик, как и в ваших самолетах. Им полагается быть уничтоженными, чтобы не попасть не в те руки, — спокойно ответил Дима.

— Это в какие не те?

— Ну, параноиков там разных. Сумасшедших и прочих. Таких, как ее земной папочка, например. Истину все ищет, аки Малдер, мать его. Нельзя допустить широкой огласки. Ты же знаешь. Тут память вычищать нужно.

— За ним следят, ты знаешь. Мне нужно было, чтобы они поверили. Он действует сейчас вполне логично.

— Кто следит? — влез Аверин.

— Серые, ясен пень, — фыркнул Демитрий, — у них одна задача с самого момента рождения Доры — либо переманить ее к себе, либо убить ее. Теперь, когда она ждет ребенка, нужно быть раз в сто осторожнее.

— А почему? — Олег с интересом смотрел на Дору. — Какая конкретно твоя роль во всем этом безобразии?

Димитрий, кажется-таки, сжалился над капитаном. Похмелье вдруг прошло, голова была необычайно ясной.

— Зачем тебя вообще создали?

— А никакой конкретной, — пожала плечами Дора, — либо я пока еще о ней не знаю. Меня создали генные инженеры Ардонии по просьбе Витаора. Виталия Сомова. Он хотел продолжить свой род, Прямые гибриды марсиан и людей долго ни живут. Пелегин одолжил свои гены, по дружбе, так сказать, ну и ардонийцы тоже поучаствовать решили. В качестве эксперимента. Посмотреть, что получится. Развивали во мне все мои умения и качества, от всех четырех миров, и в итоге получилось то, что получилось.

— Очень милое, но иногда неуравновешенное существо, — улыбнулся Демитрий. — Я знаю, мы с Витаором у тебя не в фаворе, но поверь, каждый из нас отдавал и отдает тебе все, что может, по максимуму. Кто сколько может в силу своего развития и менталитета. Даже Алекс, которого ты так ненавидишь только за то, что позволял себе взгляды в сторону других дам, искренне любил тебя всем сердцем. Он от тебя никогда не закрывался и не защищался, хотя мог. Но не делал этого, потому что любил. Покрывал все твои выходки, потому что любил. Терпел всю боль, потому что любил. А знаешь ли ты, что после того, как ты уничтожила один из наших корпусов и изолятор, Пелегиным лично было принято решение о твоем уничтожении. И мы все его подписали. Все. Слышишь ты, все! Кроме него! Он на колени перед Пелегиным встал. Представь только Вербицкого и на коленях! Сказал, что попытается, попробует, что есть план у него. План, как тебя смирить, унять! Догадываешься, какой?

— Провоцировать меня на направленные выплески агрессии, — пораженная Дора опустила голову.

— Верно! И удар он принял на себя! Сколько раз ты его убивала и как жестоко, вспомни, посчитай! А ведь он человек, Дора, обычный человек. Ему было очень больно. Но он терпел изо дня в день, потому что любил тебя.

— Но это неверно! Неправильно, — запротестовал Олег. — Неужели вам, высшим существам, неизвестно, что агрессия порождает лишь агрессию? Раз от раза она становилась только лишь злее. Нельзя было позволять себя мучить! В кино б ее лучше водил, что ли. С парашютом прыгали, там, не знаю.

— Вот после было и кино, и рестораны, и секс такой, что всю квартиру к чертям разносили. Идеальная, блин, пара. Пока вновь в ней бешеной энергии не накапливалось дня за три.

— Открой свое сознание и смотри, чем он все это заслужил! — потребовала Дора, не выдержав порицания.

Они замерли, Олег знал, что она ему показывает. И откинулся на подушки. Алекса все равно было жаль. Похоже, он действительно любил жену — и очень. Сам собой встал вопрос — а смогу ли я так? Аверин. Не знал, честно, не знал. Он знал Дору с шести месяцев, но никогда не видел лично, как она убивает и истязает. Ему до сих пор не верится, что это все о ней. О Его девочке. Такой нежной, заботливой. Готовящей такие вкусные ужины и завтраки.

— О ней, мой безжалостный убийца, о ней, — перед Олегом вдруг появился ухмыляющийся Алекс, — еще все увидишь, узнаешь и испытаешь. Но только и любить так, как она, не может никто. Береги ее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Олег моргнул, видение исчезло. Привидится же!

— Блин, это все, конечно, ужасно, — сказал пришедший в себя побледневший Димитрий, — но и за это ты должна сказать ему спасибо, он избавил тебя от необходимости делать это самой. Это нужно было сделать рано или поздно. Ты знаешь!

— Но ее ведь можно было спасти! А вы ничего не сделали! Просто позволили ее убить! — глаза Доры вновь вспыхнули белым светом. Но она тут же упала на пол, получив сокрушительную пощечину от Демитрия. Он подхватил ее и встряхнул за плечи. Так что Аверин удивился, как голова только не отлетела.

— Успокойся, женщина! И сядь! Сядь, я сказал! — рявкнул он так, что вздрогнул даже капитан.

Дора стала прежней, но ее глаза словно остекленели. Она покорно села на кровать, сложив руки на коленях, кажется, Дима применил гипноз или что-то вроде того, чтоб усмирить буйный нрав молодой урайки. Присел перед ней, взяв ее руки в свои.

— Ну, прости ты нас, родная! Прости, детка. Мы все перепробовали, чтобы снизить уровень ее активности, но не получалось. Она была как живой атомный реактор. Неподконтрольный никому. Ты же помнишь, что она подпускала к себе только тебя и Алекса. Но это пока. Понимаешь? Помнишь, чем любой ее плач заканчивался? Разлетающимся вдребезги торшером, это минимум. Ты помнишь, как однажды один из осколков выбил Алексу глаз, а другой попал в шею, пробив насквозь. Ты тогда еле успела спасти его! Ты помнишь? А помнишь, что случалось с чужаками, входившими в ее комнату? Их просто вышибало оттуда потоком силы. И с каждым днем ее сила лишь возрастала. Она уже от рождения была сильнее Пелегина, только представь это. Сильнее верховного жреца! Но младенца невозможно контролировать. Мы все перепробовали. В итоге она нас перестала подпускать до себя.

— Меня бы она не тронула. Я же ее мама, я люблю ее.

— До первого окрика погрубее или шлепка по заднице?

Из глаз Доры покатились крупные бусинки слез. А Олег понял, что просто задыхается от ужаса. Что же теперь будет? Что будет с нашим малышом? Олег, наверное, сказал это вслух или громко подумал, потому что Дима и Дора уставились на него так, будто он в них плюнул.

— Не отдам! Никому не отдам! — Дора обняла живот, в ее глазах появился страх.

— Хотел бы я посмотреть на того несчастного, кто рискнул бы у тебя его забрать — усмехнулся Дима. — К врачам не ходи. Они все равно тебе ничем не помогут. Если что, Пелегина зови. Силу применяй как можно меньше. Какую-то часть неизбежно впитывает и эмбрион. Не учи его с утробы убивать, как Лизу, сказки читай, фильмы добрые смотри. На работу вон свою благородную ходи. Помни, что, начиная с трех месяцев в тебе уже полноценное существо с полноценно развитым интеллектом, которое впитывает знания об этом мире через тебя. Какие принципы, морали привьешь еще в утробе, так он и будет жить. Учи любви, прощению, созиданию, уважению, и тогда ваш сын, возможно, станет одним из богов этого мира.

И вроде бы Дима говорил все красиво и правильно. Но Аверина не оставляло ощущение, что он врет Доре, что, возможно, все они врут ей, пользуясь тем, что сильнее ее психически. Врут ей, как он сам врет сейчас Владу. Быть может, девочка вообще жива?

Дима ушел, а Дора упала на постель лицом вниз и замерла, Олег лег рядом, обнял и поцеловал ее волосы.

— Уйди, пожалуйста, — тихо попросила Дора, — я хочу побыть одна.

— Хорошо, — он молча встал и вышел. На душе было как-то гадко, пусто и неспокойно.

Часть 26

— Лови! — Алекс кинул мне свою мыслеформу в виде голубя. Красивого, голубая, с зелеными переливами птица взмыла вверх. Я легко в прыжке потянулась за ней и поймала за крыло как можно нежнее, чтобы не повредить. Птичка легко клюнула меня в ладонь, словно поцеловала, и растаяла. Я почувствовала, что на моей ладони что-то осталось. Маленькая розовая Валентина. Я открыла ее и прочитала вопрос:

— Давай сбежим отсюда?

— Давай! — ответила я вслух черноволосому парню с огромными карими, почти черными глазами. Моему учителю по самообороне и контролю. Он был старше меня на четырнадцать лет. Но уже был лучшим из людей в своем деле. И просто самым лучшим. Как мне тогда искренне казалось.

— А куда? — спросила я, подбегая к нему.

— Увидишь! — мужчина схватил меня за руку. — Идем на крышу!

На крыше ждал работающий вертолет.

— Садись! — крикнул Алекс, распахнув передо мной дверцу кабины.

Я с готовностью запрыгнула в кабину, пристегнулась и уже когда мы взлетели, спросила:

— Куда мы летим?

— В рай детка! В рай! — весело крикнул Алекс и взял меня за руку.

Сердце сладко защемило. Неужели мы останемся с ним вдвоем? Неужели будем вместе? Я знаю его вот уже шесть лет. Он единственный, кого я могу назвать своим другом, пожалуй, во всем мире. Только с ним я счастлива, потому что только с ним я обычная. Мы сбегаем на дискотеки. Катаемся на коньках и скейте. Ходим в кино. Он единственный, кого я хочу по-настоящему из всех мужчин на свете. Но за все эти годы он ни разу не прикоснулся ко мне как к женщине. Даже в щеку не целовал. Наверное, зная обо всех тех жутких экспериментах, что мне пришлось пережить в год с пятнадцати до шестнадцати. Я ему противна, как женщина. Что ж, винить его за это сложно. Я и сама себе противна. И держалась только благодаря его поддержке. Он ни о чем не спрашивал, ни в чем не винил. Просто приходил после и приносил чего-нибудь к чаю и рассказывал о новой прочитанной им книге или фильме. И мне было так хорошо и спокойно с ним. Все омерзение забываешь сразу. Я не знаю, пережила бы я тот год или нет, если б не его поддержка. И так сорвалась, так что никому мало не показалось.

Но боги! Как же сладко, вкусно, возбуждающе он пах. Как я его хотела. До судорожной боли в самом низу, до истерики и слез. По ночам. Уже два года с шестнадцати до восемнадцати каждую ночь я думаю лишь о нем. Я хотела быть только с ним, принадлежать только ему. Принуждать гипнозом совсем не хотелось. Это совсем не то. Делать первые шаги самой боялась. Если он мне откажет, тогда я потеряю самого лучшего друга. Свою единственную опору в этой жизни.

И вот мы летели куда-то вместе, вдвоем. Подлетели к геомагнитному разлому где-то в тайге, пролетели через него и оказались в совершенно другом мире. Там было яркое голубое небо, потрясающе красивое прозрачное голубое море. Яркая зелень и сияющие алмазные горы. Вертолет пошел на снижение, мы спрыгнули на песчаный берег, и вертолет сразу улетел.

— Где мы? — спросила я, любуясь пейзажем словно с картинки на календаре.

— В раю, детка! В раю. Пойдем. Переоденемся. — Алекс указал на небольшой белый домик у одной из прибрежных гор.

— Мы что, реально сбежали, никто не знает?

— Ага. Надоело шоу за стеклом для них устраивать, ни вздохнуть, ни пукнуть.

— Если тебе надоело, то представь, как мне просто осточертело!

Мы вошли в дом. Первая же комната была большая просторная спальня с огромной кроватью, на ней лежало белое простое платье с открытыми плечами на бретелях с декольте и сиреневым поясом.

— Переодевайся, я тоже пойду.

Алекс ушел в другую комнату и закрыл дверь. Я быстро переоделась. Платье мне необычайно шло, открывая декольте и почти обнажая плечи, оно было почти в пол. Чем-то напоминало свадебное. Простое, но очаровательное в своей простоте. На полу нашлись легкие белые шлепки с цветком посередине, я надела. На туалетном столике лежала большая, красивая, белая заколка в виде жар-птицы. Я собрала часть волос в высокий хвост, часть распустила по плечам. Нашлась на столе и косметичка. Причем с косметикой моей любимой фирмы. Я накрасила глаза тушью, подвела карандашом. Чуть серебряных теней. Нежный розовый блеск — и я прекрасна.

С моря послышался звук приближающейся моторной лодки. Я насторожилась. Но тут вышел Алекс, и я обалдела. На нем был белый костюм и нежно-сиреневая рубашка под цвет моего пояска.

— Идем на улицу, — улыбнулся он.

К берегу причалила моторная лодка, из нее вышли шесть человек. Две женщины в красивых открытых ярко-желтых платьях. Они были похожи, как близняшки, офигенно красивые белозубые мулатки, с черными вьющимися волосами, и четверо мужчин. У одного на груди висел большой профессиональный фотоаппарат, другой был в белой рясе, как священник. Двое других, мускулистые черноволосые парни, были лишь в шортах и уже распаковывали на берегу какие-то коробки.

— Что это? — выдохнула я, замерев от невероятного предчувствия.

Алекс чуть отвел меня от дома, повернул к себе и встал передо мной на одно колено, взяв мою руку в свою, выдохнул под щелчки фотоаппарата:

— Выйдешь за меня замуж, Дора?

Его глаза так сияли, что я забыла обо всем на свете. Смотрела бы и смотрела. Из глаз покатились слезы счастья.

— Да. Да, да! — я кричала от счастья, еще не веря в случившееся.

Я обняла Алекса за шею и поцеловала в макушку, уткнувшись носом в его мягкие волосы, он обнял меня за талию и поцеловал в живот. Меня обожгло даже через ткань платья. Алекс встал, обнял меня за шею и легонько коснулся моих губ своими. Очень легко и нежно, но нас обоих словно током ударило. Я едва сдержала стон.

— Ну, если да, тогда идем жениться, — засмеялся Алекс и повел меня к уже построенной мужчинами арке, украшенной розовыми лилиями.

Священник вышел вперед. И на чисто русском начал речь о том, согласны ли мы. По взаимной любви ли мы. Клянемся ли мы. Мы громко и смело отвечали: да, да, да. Девушки с обеих сторон осыпали нас лепестками белых и красных роз из своих корзин. А когда пришла пора обменяться кольцами, один из парней поднес подушечку с двумя обручальными кольцами. Когда мы ими обменялись, священник вдруг сказал:

— Ну, а по обычаю этих островов супруги так же еще обмениваются кровью, чтобы навечно быть едиными. Если хотите, можете сделать и это.

Другой парень поднес на подушечке красивый довольно внушительный нож с серебряной рукоятью, исписанной какими-то рунами.

— Порежьте каждый себе правое запястье сверху наискосок. Сначала невеста. Осторожнее, нож острый.

Я смело взяла нож и, глядя уже мужу в глаза, сделала надрез, алая кровь тут же заструилась по руке.

— Теперь жених. И приложите порезы друг к другу.

Мы приложили, чувствуя необыкновенное возбуждение от действа. Священник перевязал обе наши руки вместе белым плотным полотенцем и скомандовал:

— Ну а теперь поздравьте друг друга первым супружеским поцелуем.

Когда наши губы соединились, мы забыли обо всем. Лишь щелчки затвора фотоаппарата вернули нас к реальности. Парень предложил фотосессию, и мы согласились, несмотря на то, что нам не терпелось остаться вдвоем. Мы были искренне счастливы, и мне хотелось сохранить хоть каждое это мгновение навечно. Алекс кружил меня по песку, я беззаботно смеялась, как еще никогда в жизни. Он прижимал меня к себе, целовал плечи. Мы играли с волнами в море. Лежали, обнявшись на песке. Пусть эти фото будут, пусть. Пусть это счастье не кончается, пусть.

Наконец, изобразив уже все возможные ракурсы и позы, мы отпустили фотографа, забрав у него флешку с фотками. Мы махали уплывающему катеру руками. Потом Алекс подхватил меня на руки и понес в дом. И я впервые почувствовала себя слабой земной женщиной в его уверенных руках. Алекс внес меня в дом и аккуратно посадил на постель, я взяла его руку, поцеловала шрам и хотела заживить.

— Не надо, — покачал он головой, — пусть останется на память.

И поцеловал мой шрам, отчего по мне побежали мурашки.

Алекс нежно, аккуратно перешел к шее и декольте. Я задыхалась от этой нежности. Такое счастье, оказывается, быть по-настоящему желанной. Любимой. Сейчас целуя меня,этот мужчина снял все свои защитные барьеры и экраны, и меня просто накрыло волной его любви и желания обладать мной. Просто поразительная степень самоконтроля для человека.

Он быстро встал и разделся. Я тоже встала и выскользнула из платья и белья, подошла к нему, поскольку он замер, любуясь мной. А я больше просто не могла ждать. Там, внизу, от желания все просто судорогой свело. Коснулась его губ, наши языки сплелись, я почувствовала, что его всего трясет от возбуждения, как и меня. Он приподнял меня, я обвила его ногами за талию и руками за шею, он усадил меня на стол, что стоял рядом. Я уперлась руками в столешницу и подалась вперед. Он вошел в меня одним резким движением и до конца. Я вскрикнула от наслаждения и боли одновременно, размерами его тоже боги не обделили.

— Прости, — прохрипел он, прижимаясь ко мне.

— Все хорошо. Продолжай, — я откинулась назад, позволяя ему целовать свои груди, он руками обхватил мои бедра, и мы начали движения навстречу друг другу. Он был такой сильный, мускулистый, нетерпеливый. Я упивалась и наслаждалась каждой секундой. Но когда я была уже почти на грани, замедлился.

— Погоди, моя тигрица. Погоди. Спешить нам некуда, — улыбнулся мне молодой муж.

Ласковыми поцелуями он покрыл шею и груди, его пальцы оказались между моих ног, игриво дразня самую чувствительную точку. Я громко застонала, выгнувшись, как пантера. Он отстранился и вдруг взял меня за горло. И резко сильным ударом вошел в меня до конца. Затем мучительно медленно вышел. Вложив мне в рот два своих пальца и сделал ими несколько движений вверх-вниз. Я застонала, не ожидав, что мне это так понравится. Затем еще один резкий сильный удар — и я закричала от пронзившего все тело, словно ток, наслаждения. Алекс тоже громко застонал и сделал еще несколько порывистых, нетерпеливых движений. А когда я сжала его внутри себя в неконтролируемом уже потоке удовольствия, до боли вцепился в мои плечи в последнем сокрушительном толчке и с громким то ли стоном, то ли рыком обмяк и лег на меня, стараясь выровнять дыхание. Я тоже чувствовала себя абсолютно без сил. И до одури, до сумасшествия — счастливой. Хотелось на весь остров кричать и смеяться. Отдышавшись, Алекс подхватил меня на руки и отнес на постель, до которой мы так и не добрались.

— Кто бы мог подумать, что однажды я женюсь на самой настоящей живой богине. С ума сойти! — Алекс смотрел на меня такими счастливыми, влюбленными глазами, что мне просто захотелось плакать.

— Я всего лишь эксперимент генных инженеров кучки разномастных чокнутых инопланетян, — горько усмехнулась я.

— Ты единственная, неповторимая! — шептал муж, крепко обняв меня. — Ты — начало нового мира, новой расы. Именно тебя твои внуки и правнуки однажды назовут богиней.

— А я бы предпочла быть просто женщиной. Твоей женщиной.

— А ты и есть моя женщина. Моя любимая женщина. Только моя. Я тебе обещаю, что никто и никогда больше не прикоснется к тебе против твоей воли. Я знаю, что, в отличие от меня, ты практически бессмертна. Но пока я буду рядом, пока я смогу быть рядом, тебя никто не тронет! Клянусь!

Он осыпал мое тело поцелуями, спускаясь все ниже и ниже. Аккуратно раздвинул мои ноги, устраиваясь между ними, и нежно, словно пробуя на вкус, коснулся языком самого чувствительного места, я шумно вздохнула, а дальше забыла, как дышать. Он ласкал и ласкал меня языком, губами, пальцами, все откровеннее и бесстыднее, проникая все глубже. И от каждого прикосновения меня словно током било. Я сама не замечала, что кричу во весь голос. Когда я была уже в одном движении от оглушительного оргазма, Алекс лег рядом. Повернул меня к себе спиной и вошел, начав резкие движения, которые показывались волнами невероятного удовольствия по всему телу. Если на этом острове и был еще кто-то, кроме нас, он, наверное, спрятался поглубже в джунгли от моих истошных криков. Особенно когда мы встали в позу сзади, и Алекс начал входить в меня полностью, резко, удар за ударом. А потом еще и за волосы схватил довольно больно, вынуждая подняться с четверенек на колени и тесно прижаться к нему. Его рука оказалась между моих ног, нещадно лаская самое чувствительное место, окончательно доводя меня до умопомрачения. Я упала бы на постель, не в силах выстоять, если бы он не держал меня так крепко за волосы. Мы слились в жадном поцелуе, и когда наши языки встретились, произошел просто взрыв удовольствия.

Мы оба упали на постель. И, кажется, тут же заснули. Проснулись оба уже ночью от зова природы и зверского голода.

— Еда здесь есть? — спросила я, выходя из ванной.

— Полный холодильник на кухне, — кивнул Алекс, надевая шорты и футболку, что взял из шкафа. Все-то уже у него заготовлено. — Все уже готово, только разогреть.

Огромный холодильник действительно был забит готовыми блюдами. Шашлык. Жареная индейка. Плов, рыба, салаты, закуски и даже торт. Я вытащила индейку и пару овощных салатов.

— Ну и как, мой дорогой супруг, добровольно ты себя на заклание отдал аль под пытками мудрейшего?

— Ты просто меня с ума сводила. Я понял, что еще чуть-чуть — и не смогу себя при тебе контролировать. А от Пелегина даже я не могу укрыться. Подошел вчера и говорит: если любишь — женись! Она тоже в тебе нуждается не меньше. И сказал подняться сегодня в одиннадцать утра вместе с тобой на крышу, и вот мы здесь.

— Ловко придумал, старый хрен! — покачала я головой, запихивая индейку в духовку.

— Ты чего ругаешься? С него станется и здесь услышать!

— А мы ведь сейчас с тобой не предохранялись, — зло усмехнулась я.

— Вот черт! — Алекс сам был в шоке. — Как же я так-то, а! Совсем из головы вылетело. Посмотри, может в сумочке постинор есть или что там еще. принимают.

— Ага, дурак Демитрий тебе, что ли. Контрацептивы по дому раскладывать. На то и рассчитывал, что мы от счастья голову потеряем. Он спит и видит, чтоб я понесла поскорее. Для этого нас с тобой и поженили, чтоб все добровольно было, раз уж издеваться и экспериментировать над собой я не позволяю больше.

— Вот блин, про это я и не подумал! Ну что ж, рожать так рожать, я не против.

— Зато я против! Очень даже против! — взъярилась я.

— Слушай, я, конечно, понимаю, что тебе только восемнадцать и хочется еще погулять, но…

— Да причем тут восемнадцать! Причем тут погулять! Алекс! Ты только представь, что они сделают с бедной крошкой! У него же детства не будет. А только одни опыты и эксперименты, начиная с утробы, опыты, эксперименты, обучение. Ты такой судьбы своей дочери или сыну хочешь? Готов ради этих нелюдей своей кровиночкой пожертвовать?

— Пожалуй, ты права, — задумался муж, — не хотелось бы! И что же теперь делать?

— Нечего. Пока я сама этого не захочу, мои клетки тупо нежизнеспособны.

— И все? — Алекс был в шоке. То есть не забеременеешь, пока сама не захочешь?

— Не совсем так, но правду я тебе не скажу, уж прости. Чтоб ее из тебя не вытащили.

— Правильно. Не говори. Блин, меня коробит от одной мысли, что ему известно будет все, чем мы с тобой будем заниматься, но контрацептивы, как я понимаю, нам вообще не нужны?

— Ну, если только для дополнительного удовольствия кое-что, — лукаво подмигнула я, — а они пущай себе любуются, зачем народ разочаровывать.

Часть 27

Вынырнув из окутавших вдруг воспоминаний, я задышала часто-часто, пытаясь успокоиться.

Вспомнились слова Демитрия:

— А ведь он всего лишь человек, Дора.

Человек? Да как бы не так!!! Он ведь пришел учить меня! И чему — самоконтролю, меня, химеру. Дитя четырех миров. Чей мозг развит на девяносто семь из ста процентов. Тогда как человеческий только лишь на семь, в самых уникальных случаях на десять, двенадцать — не более. Слишком много блоков стоит, и слишком сильно насущным озабочены. А он пришел меня учить! В двадцать шесть лет! И учил ведь! Хорошо учил! Подобрал ко мне все ключики, стал лучшим другом, опорой, поддержкой, даже мужем! И я не разу не задалась вопросом, а как это у него получалось. У обычного парапсихолога федеральной Службы. Учить меня! Химеру! Я все воспринимала как должное, само собой разумеющееся! А потом у нас родилась дочь — девочка, которой не должно было быть вообще. Ибо рожать я им не собиралась, но уже через полгода проживания с Алексом родить ему дочь стало просто навязчивой идеей для меня. Не получалось долго, и я психовала, переживала и плакала. А когда это, наконец, случилось, я была на небесах от счастья. Девочка родилась, но в ней было столько силы, бьющей нескончаемым фонтаном, что очень многие не могли с ней и рядом находиться. Их вырубало. Как обычного человека от удара током. Во мне самой и на треть столько силы не было и нет, сколько в ней.

Так кто ты такой, Александр Вербицкий, на самом деле?

Я полежала, реально ожидая услышать его голос в своей голове и, конечно, не дождалась. Вместо этого в спальню заглянул Олег. Вид у него был крайне встревоженный, в руках он держал ноутбук.

— Прости, что тревожу, но не терпится кое-что узнать.

— Слушаю, — я села в постели.

— У Пелегина день рождения, случайно, не второго ли августа?

— Да второго, — кивнула я, — а что?

— А имени своего настоящего он тебе никогда не говорил?

— Нет. Улыбается все время только и говорит, что имя в человеке не главное. Кстати, с дочерью его вчера познакомилась. Представляешь, застукала нас, когда мы обнимались, и решила, что я его любовница! Такой крик подняла.

— А звали ее, случайно, ни Девена или Диана?

— Нет. Тара.

— Ну, тоже хорошо, — задумался Олег.

— Че хорошего-то. Что ты там нарыл?

— Да сопоставил все с тем, что мне вчера Дима говорил. И получается любопытнейшая, знаешь ли, картина. Твоему отцу, по меньшей мере, шестьдесят пять тысяч лет в нашем измерении. А имя Ему Перун-Громовержец. Бог — покровитель воинов, защитник мира людей. Смотри, как его изображают, ведь похож же!

Олег подсунул мне ноутбук, там стояла картинка, где высокий седовласый мужчина с голубыми глазами, сидя на коне, замахивается молнией, которую держит в правой руке, в огромного дракона.

— Ну, молниями кидаться и правда умеет и меня научил, — кивнула я.

Ничего нового про него, я не узнала, они мне сами и мифы, и веды, и сказки подсовывали. Все время. Просто ждала, когда сам признается.

— Ну вот. А я про что, — кивнул Олег, — еще у тебя есть старшая сестра Девена, или Диана, богиня-охотница. И брат Тарх. Даждьбогом его называли. За мудрость и добросердечие. Вот они вдвоем с Тарой — она у них самая младшая, кстати, были хранителями земли русской. И материк этот раньше Тартарией звался в честь них.

— А это что? — ткнула я пальцем в экран пониже на непонятные символы.

— А это руны их обережные, — Олег ткнул на одну из них, раскрывая. И прочитал аннотацию к руне, чем-то похожую на букву Р. только с острым закруглением:

— Даждьбог. Руна Даждьбога символизирует Благо во всех смыслах этого слова: от материального богатства до радости, сопутствующей любви. Важнейший атрибут этого бога — рог изобилия. Поток даров, текущих неиссякаемой рекой, и представляет руна Даждьбога. Руна означает дары богов, приобретение, получение или прибавление чего-либо, возникновение новых связей или знакомств, благополучие в целом, а также — удачное завершение какого-либо дела. Покровитель любви, благочестия и любых добрых начинаний.

Пока Олег читал, я впала в ступор, вспомнив руну на правой руке Вербицкого, такую же сделал и мне Пелегин. В шестнадцать лет. На защиту якобы. А мне, как всегда, и в голову не пришло поинтересоваться, что за руна такая и от чего защищает.

— Ты! Как ты мог! Как ты посмел! — заорала я на весь дом, выпугав Олега. — И что мне теперь, как племянникам твоим, топиться бежать?!

— Успокойся и не кричи! — невозмутимый Пелегин словно из-под земли вырос. — Между вами кровного родства нет.

— Ты лжешь! Именно поэтому в Лизе было столько сил? Потому что вы боги?!

— Мы такие же, как вы. Люди. Просто чуть более развитые! Богами называли нас вы. Жители Мидгарда, мы себя так не называли никогда. Родства между вами нет! Услышь меня, дочь! Инцест — это первый из грехов перед Родом, я бы никогда этого не допустил! Почему погибла Лиза, я тебе объяснил вчера.

— Тогда кто мои родители?

— Поверь, неважно, кто кого породил. Важно то, что я всех вас принимаю, как родитель. Вот что важно. И я не желаю больше это обсуждать, — отрезал генерал.

— Зачем ты отдал меня ему?

— Я никого никому не отдавал. Тебе нужен был друг тогда. Он изъявил желание им стать. Я не видел причин отказать.

— Ах, пожалел меня, бог всевышний! — взъярилась я. — Облагодетельствовал! Спасибо вам большое, божичи-сварожичи! Век доброты вашей не забуду!

Меня душили слезы, я бросилась из дома прочь, и убежать бы в тайгу в самую чащу, затеряться, забыться, начать все заново! Попросить, что ли, Демитрия стереть мне память?

— За что?! За что-о-о-о! — заорала я в голос на всю тайгу, не в силах больше сдерживаться. — Я же любила тебя! Я так любила тебя! Я жила тобой! Выживала тобой! Доверяла только тебе! А ты… Ты просто развлекался со мной?! Потешался со скуки, все уже перепробовал, что только можно?!

Погода стала такой же бурной и мрачной, как и мое настроение. Вокруг стало темно, как ночью, от черных туч, послышались тяжелые раскаты грома, подул холодный порывистый ветер.

— Это неправда! И ты это знаешь! — услышала я тихий, спокойный, родной голос. Подняла глаза и увидела высокого, могучего в ширине плеч и потрясающе красивого мужчину. Волосы его были светло-русыми, волнистыми, удлиненными. Такими обычно викингов изображают. Глаза потемнее, чем у отца и сестры. На Вербицкого этот могучий викинг похож не был. Но это был он. Мой муж собственной персоной в истинном обличье. Энергетика знакомая, теплая, родная.

— Я любил тебя и сейчас люблю. Искренне и нежно, — мужчина сделал шаг ко мне навстречу, но рядом с ним ударила молния моей ярости.

— Не подходи ко мне!!! — заорала я, вставая в боевую стойку. — Ты лгал мне! Ты предал меня!

— Не лгал, никогда, — спокойно ответил вышний бог. — А что до того, кто мы есть на самом деле, так ты и не спрашивала никогда.

— Потому что вы позаботились о том, чтобы меня это не интересовало, не так ли?

— Для каждого знания свое время, — пожал плечами Алекс или как его там теперь.

— Ты предал меня! — я чувствовала, что срываюсь на истерику. Мощный ливень ударил стеной. Молнии, и раскаты грома сотрясали небо каждые десять секунд, если не чаще.

— Да за что же вас богами назвали-то! Вы даже одного младенца спасти не смогли. Вы, миры спасавшие, одну маленькую девочку не спасли! — я в ярости сгенерировала шар с энергией и кинула его в ведического бога, тот просто выставил ладонь, и шар разбился об нее, как о стену, рассыпавшись тысячью мелких искр. Вот это щит! — Да за что ж тебя богом, благо дающим, назвали!

Слезы градом текли по моим щекам:

— Ты же собственную дочь… собственными руками! Ну, конечно, тебе плевать! У тебя за твою жизнь в тысячи лет уже тысячи детей. А у меня она одна! Понимаешь! Одна! Я же тебе ее хотела подарить! Тебе! А ты ее… — я захлебнулась рыданиями и не заметила, как Алекс оказался рядом и влепил мне пощечину, от которой я упала на землю.

— Да сколько ж можно-то душу рвать, и мне, и себе! — ведический бог сорвался на крик. — Это же невыносимо просто! Если мне тысячи лет в вашем измерении, это не значит, что у меня нет сердца и душа — как камень! Это не так, совсем не так! Я же тебя ему отдал только потому, что невыносимо мне более в глаза, твои укоряющие и ненавидящие смотреть! Думаешь, мне легко! думаешь, я спокойно сплю!

Я встала и посмотрела в синие глаза бога, из них текли слезы. Это были глаза и взгляд Алекса. Моего любимого, моего единственного. Родного, от которого у меня не было сил отказаться, несмотря на всю мою ненависть к нему.

Очень захотелось к нему прикоснуться. Что я и сделала. Провела ладонью по его гладкой щеке, он накрыл ее своей. Потом поднес к губам и поцеловал, взгляд, полный страсти, пригвоздил меня к месту. Ноги словно в землю вросли. Я потянулась к губам бога. Он склонился надо мной и поцеловал… в лоб. Крепко прижал к себе и стал гладить по волосам, боль в сердце начала таять.

— Я сделал все, что мог, чтобы ее спасти, поверь! А если ты и дальше не сможешь это понять и принять, мне придется стереть твои воспоминания о ней…

— Не надо, пожалуйста, не надо! — затараторила я с испугу. — Она ведь была, и была такой милой, чудесной, не надо, я хочу ее помнить! Она часть меня! Я больше не буду плакать и винить тебя и отца. Никого не буду, обещаю.

— Вот и умница!

— А кто мои родители? Это ты можешь сказать? Почему умерла мама, ведь не при родах, это ложь. Спасти роженицу даже я сейчас сумею.

— Всему свое время, милая. Узнаешь, когда будешь готова.

Я вздохнула, смирившись, выводить из себя первородного бога еще раз что-то не хотелось.

— А от кого мне ваши глорианские гены достались?

— Урайские, — поправил бывший супруг, — от отца и достались.

— Так значит, это ты не…

— Он все объяснил тебе предельно ясно, — жестко и раздраженно оборвал меня Тарх, — не поднимай эту тему более никогда и ни с кем!

— Хорошо, поняла, — поспешно закивала я, быстро поняв, что для семейства это — больная тема, которую, наверное, не одну тысячу лет не затрагивали. Ну, так и я тем более права не имею.

— Пожалел меня, значит! Тарх Даждьбог Сварожич! Что ж, очень мило с твоей стороны, — усмехнулась я, — а пока жалел, еще и захотел?

— Полюбил! — улыбнулся мужчина. — Нет, ну правда, полюбил — и все тут!

— Гля, какой влюбчивый выискался! А ну как жена твоя придет и голову мне отвернет?

— Не отвернет. Она добрая, к тому же давно бывшая, — улыбнулся Тарх так искренне, по-детски, что я не удержалась и тоже улыбнулась. И все же не удержалась от вопроса:

— Ты знал, что Лиза будет такой?

— Нет. Это невозможно предугадать даже нам. Поверь.

— Я верю! Ты прости меня за всю боль, что я тебе причинила, — на душе стало легче, — сказать это хотела давно. Каждый раз, когда мы ругались, хотела, но не говорила никогда.

— А ты меня прости, малышка, — Тарх еще раз поцеловал меня в лоб и отошел на шаг, какой же он красивый! Как… как бог, блин! — иди и будь счастлива. И помни, что я всегда рядом. Я всегда тебя услышу и помогу тебе во всем, только попроси…

— Спасибо.

Я, подчиняясь какому-то первородному инстинкту, встала перед ним на одно колено и поцеловала правую руку. Так научил меня преклоняться перед Пелегиным Витаор, объяснив, что он верховный жрец и так положено, и я иногда это делала. Когда была особо благодарна или просила что-то. А тут прямо-таки душевная потребность возникла. Ни злости, ни боли, ни обиды в сердце больше не было. Лишь какой-то непонятный приятный трепет. И жгучее желание коснуться его пухлых выразительных губ, ибо страстный взгляд так и жег душу.

Я встала. Еще раз потянулась, к его губам. Но Тарх взял меня за плечи и легонько отстранил.

— К жениху иди, бессовестная, — усмехнулся он, — меня заглядываться на чужих невест много тысяч лет назад отучили, причем, капитально так.

Я, не послушавшись, обвила его шею руками и таки коснулась его мягких губ. Они моментально разжались, и его язык проник в мой рот и начал играть с моим. Как же сладко было, как приятно, как волнующе! Он все же был таким родным, а запах таким знакомым. Голова закружилось. Пробудилось желание, мгновенно и стремительно заполняло меня. Его руки прижимали меня все крепче и начали гулять по спине. Когда забрались под кофточку и коснулись обнаженной кожи, я опомнилась.

Оттолкнула его и наградила ударом в челюсть.

— Плохо ж отучили, — прошипела я.

— Так ты ж сама целоваться полезла, — обалдел Сварожич, потирая челюсть.

— А какого ты так пялился-то! Герой-любовник, блин! — я жутко разозлилась, но больше на себя. На свои чувства, что вызывал во мне этот бог, прости, Господи! Не зря ж его вторая жена, Марена, богиня смерти распяла на кресте, к Смородину Убегая. Охотно верю, что достал так, что терпенье лопнуло!

Я развернулась и быстро пошла прочь. Оказывается, пока бежала в ярости, отмахала добрую сотню километров по тайге, ускорилась и сейчас, а то Олег там, наверное, с ума сходит.

Жених сидел на кухне, пил кофе и нервно барабанил пальцами по столу, когда я вошла на кухню, подскочил. И бросился обнимать.

— Как ты? Моя хорошая, прости меня, наверное, мне не стоило поднимать эту тему.

— Нет. Наоборот. Все двадцать шесть лет они отводили мне глаза. Делали так, чтобы я не задавала им неудобных вопросов. Но рано или поздно я должна была это узнать.

— Слушай, насчет родства ты можешь не переживать: две его последние жены — родные сестры Перуна, из чего понятно, что он…

— Я поняла, — но вслух это не произноси, там это больная тема.

— Ясно, так значит, он жив? Я не убил его?

— Даже не поцарапал, — кивнула я.

— Ну, слава Богу! И зачем все это нужно было?

— А это он так красиво развод оформил. Достала я его, видишь ли, своими истериками и упреками, в глаза мои он более не может смотреть! — я почувствовала, что злюсь, и слезы на глазах.

— Ты все еще любишь его?

Вопрос Олега поверг меня в ступор, а он утвердительно кивнул:

— Любишь.

— Нет! — решительно заявила я. После того, что он сделал…

— Ты прожила с ним еще шесть лет! Именно потому, что любишь. И сейчас плачешь от того же, — сказано это было спокойно, без злости, с какой-то обреченностью.

— С трех до четырнадцати лет я была под присмотром Витаора, он развивал мою психическую силу, мои способности, мое физическое тело. Тренировки, тренировки, тренировки, как они проходили, не скажу. Умный, сам догадаешься. Но у меня есть еще и душа, которая умирала от одиночества и холода. Мне реально нужен был друг, чтобы не окаменеть окончательно. И он им стал — моей отдушиной, моей опорой, моей радостью, любовью. Первой и единственной тогда. Я жила им, я дышала им. А потом случилось то, что случилось. Я ненавидела его и презирала, но отказаться от него не могла, ибо не представляла своей жизни без него, как монах без Бога. Уйдя от него, я бы осталась одна, понимаешь — одна.

— И тогда он решил прекратить эти адовы муки сам, ибо даже для бога невыносимо то, что он пережил, ему было ничуть не легче, а то и куда хуже, чем тебе. И ты сейчас это расцениваешь как очередное предательство?

И кто ж его в душу то так научил смотреть, а! Я отвернулась и включила воду, чтобы помыть посуду.

— Послушай, — Олег встал и обнял меня за плечи, — я понимаю, что мне до бога очень далеко, но я очень тебя люблю. Ты знаешь. И если ты останешься со мной — я обещаю — не пожалеешь об этом, ни на час.

— Что значит если?! — неподдельно удивилась я. — То, что он жив, ничего не меняет между нами!

— Ты уверена?

— Более чем, мы сейчас поговорили, попросили друг у друга прощения и простились по-хорошему, так сказать.

— У тебя хватило сил простить его за то, что было?

— У меня хватит сил не думать об этом больше, — вздохнула я.

— И о том, что ты его до сих пор любишь. Ведь любишь же, не отрицай. Ауры и настроения я тоже вижу хорошо уже.

Вот ведь провидец, блин, на голову мою выискался.

— Значит, так же хорошо видишь, как я к тебе отношусь, — я обняла Олега и коснулась его губ. Нежно и ласково. Надеясь соблазнить, после пережитого стресса нам обоим срочно требовалась физическая и психологическая разрядка, но Олег довольно решительно отстранил меня от себя.

— Тогда поехали, — хитро улыбнулся он.

— Куда? — опешила я.

— В загс заявление подавать. Куда ж еще?

Часть 28

Еще раз, оценивающе осмотрев темно-розовое платье с черным поясом, Олег понес его на кассу. Цвет красивый, приталенное, простое, в таких она, вроде бы, и ходит. Должно понравиться. Подумав, прихватил еще с соседней вешалки легкий шифоновый палантин, другого розового оттенка, вдруг пригодится.

— Прекрасный выбор! Уверена, ваша девушка будет в восторге, — похвалила молоденькая продавщица, пробивая чек.

— Надеюсь, — ответно улыбнулся Аверин.

Так, что еще? Ах да, посмотреть для себя футболку и шорты. Мужской отдел напротив, отлично. Выйдя из женского отдела, Олег вдруг увидел Влада, он кого-то ждал, сидя в кафе, напротив. Ждал, потому что посматривал на дверь. Может, Женю? И тут полковник увидел того самого мужика, что Дора обвинила в смерти детей. Борис Смородин. Так его называла Дора. И еще попросила накопать о нем. Ну, он и накопал. Борис Витальевич Смородин. Тридцать шесть лет. И уже на двенадцатом месте в списке Форбс. Состояние сделал на интернете, компьютерах, играх и всем таком. Владелец двух крупнейших соцсетей и компании Экстрим-Гейм, разрабатывающей компьютерные игры.

Сердце вздрогнуло. Так и есть, зашел в кофе, подсел к Владу. Обменялись рукопожатиями, оба улыбаются, значит, знакомы. Что ему нужно от Влада? Олег решительно направился к кафе и замер, как бы послушать, о чем они говорят, и остаться незамеченным? И тут увидел, как одна из посетительниц в синем плаще, только что проходившая мимо него, вошла в кафе откуда-то справа. Значит, вон за той перегородкой, возле которой стоит горшок с искусственной пальмой, есть еще одна дверь. Отлично!

бросился к тому входу, вошел и сел за самый ближний столик к компании. К счастью, Олега им видно не было из-за небольшой перегородки и двумя горшками с искусственными пальмами, стоявшими по обе стороны от перегородки. Мужчина открыл меню, лежащее на столике, и весь обратился в слух. К счастью, музыка в кафе не играла, и посетителей было немного.

— Это ее волосы, мы остригли их в пять лет, — услышал он слова Влада, — одну прядь я сохранил. И первая зубная щетка. Подойдет?

— Конечно. Любой генетический материал сгодится. Если это она, я сразу тебе сообщу, но, если нет… Обещай не раскисать. Я тебе клянусь — эти твари ответят за все. Недолго им править осталось. Скоро мы заставим их держать ответ за все! А за твою семью в первую очередь, и за мою тоже… — чуть помолчав, добавил Борис с горестным вздохом, в доверие входит, сука! Знает, на что давить. — Будь на связи. Вечером я позвоню.

— Полжизни готов сейчас отдать, лишь бы это была она, — голос Влада дрогнул.

— Понимаю, дорогой. Но ты будь готов ко всему.

— Да. Я понимаю, — в голосе Влада звучало смирение вперемешку с надеждой. — Спасибо тебе, Борь, за все, что ты делаешь для меня.

А вот сейчас в голосе настоящая признательность. Это за что за все? Очень интересно!

— Ой, да лишь бы в толк все было, — вздохнул Борис, — ладно, побегу. Сына из школы забрать нужно.

Борис ушел. Вслед за ним вышел и Олег, в свою дверь и, убедившись, что Борис вышел из зала, набрал Пелегина, будущий тесть ответил почти сразу.

— Здравствуй Олег! — слушаю тебя внимательно.

— Здравствуйте. Вадим Аркадиевич. Я тут гулял по торговому центру и случайно увидел, как Влад передал Смородину вещи Доры. Зубную щетку и волосы, как я понял, Смородину нужно ДНК Доры якобы для ее опознания. Влад надеется, что Дора жива и общается со Смородиным, как я понял, давно. Он втерся к нему в доверие.

— Блегодарю, что сразу сказал. Посиди с Владом, я сейчас пришлю Демитрия, прочтет его память и поставит защиту.

— Хорошо.

Влад уже выходил из кофе Олег спешно его окликнул:

— О, Влад! Привет! Вот так встреча!

— О, привет! Тоже за покупками? — улыбнулся Влад.

— Ага, за обновками. Может, зайдем кофейку выпьем? Я голодный уже.

— А пошли, — улыбнулся Влад.

Мужчины вошли, сели за тот же столик, на нем лежал, чей-то айфон.

— О! Борис забыл! — удивился Влад.

— Какой Борис? — удивился Олег.

— Да я сейчас здесь со знакомым встречался. Может, вернется, вспомнит.

И вернулся. Они с Демитрием вошли одновременно, с разных концов кафе. Демитрий замер, как вкопанный, на секунду и решительно и быстро пошел к нам. Борис тоже был спокоен, подошел, улыбаясь.

— Телефон забыл, — сказал он, — взял телефон и уставился на Аверина своими холодными, серыми глазами, пытаясь прощупать его ауру, щиты пока не дрогнули даже.

— Борь, знакомься, это мой друг Олег, — улыбнулся Влад, — я тебе про него говорил.

— Очень приятно! Борис, Смородин, — Олегу уверенно протянули руку.

— Я знаю, кто ты! — многозначительно сказал полковник. У мужика на миг челюсть отвисла.

И вдруг все вокруг замерло, словно сам воздух застыл. Аверин сразу бросил взгляд на Влада, тот замер, как статуя, с приподнятой рукой, тянущейся за меню.

— Здрав буде, Виевич! — весело поздоровался с мужчиной Демитрий.

— И тебе здравия, Демитрий, — почтительно кивнул Борис.

— Отдай-ка ты по-хорошему, что взял у несчастного, убитого горем родителя. Харя твоя бессовестная.

— Это у меня-то бессовестная? — мужчина весело рассмеялся. — А вы у нас тут все трисвятые типа. Особенно этот хрен в очках. Да с такими друзьями никаких врагов не надо!

— Ты мне зубки-то не заговаривай, — улыбнулся Демитрий, — отдай.

— А поймай!

Одно сверхбыстрое движение — и в Демитрия полетел кинжал, выхваченный Борисом из-за пазухи. Демитрий успел пригнуться, и кинжал вонзился аккурат в плечо посетительницы кафе, сидевшей за его спиной. Та даже не шелохнулась. Вообще в кафе окаменели все, кроме них троих.

Вдруг мелькнула яркая, белая вспышка, и в кафе появились двое — мужчина и женщина. Олег невольно залюбовался их красотой. Их волосы были цвета спелой пшеницы, кудрявые, глаза голубые. У мужчины чуть потемнее, чем у девушки. У них были одинаковые пухлые губы и округлые подбородки. Брат и сестра, видно сразу. Такие красивые, величественные, исполненные силой.

Мужчина вскинул руку, и Бориса отнесло к стене. Девушка решительно подошла к нему и хотела уже засунуть руку в карман пиджака, и вдруг Борис совершил движение пальцами, незаметное для девушки, и ее голову пронзила резкая сильная боль. Ее отголосок почувствовал даже Олег, а девушка и вовсе схватилась руками за виски и застонала. Борис, воспользовавшись секундочкой, ударил девушку кулаком в лицо так, что она упала и, кажется, лишилась чувств. Борис бросился было к двери, но Демитрий преградил ему путь, и они сцепились в рукопашном бою. Аверин сразу заметил, что Борис быстрее и проворнее Демитрия, а значит, продержится тот недолго.

Мужчина с голубыми глазами стоял все это время, расставив руки и не двигаясь. И как это понимать? Олег посмотрел внутренним зрением и увидел, что от мужчины, очевидно, это и есть легендарный Даждьбог, исходит яркий серебряный свет, заполняющий собой все кафе. Толстые плети из этого света окутывают Бориса, с ног до головы. Он блокирует его ментальную силу — энергетику, догадался Аверин. Оставляя только, очевидно, не подвластную ему, — физическую. Но даже физически Борис явно превосходил Демитрия. И вот Борис берет измотанного Демитрия в захват и сейчас свернет ему шею. Демитрий сопротивляется из последних сил, но Борис давит на горло все сильнее. Олег не знал, умрет ли от этого рептилоид, но неприятно будет однозначно. Полковник и хотел бы ему помочь, но плети силы Даждьбога, окутывают и его. Он не мог и пальцем пошевелить. И вдруг шею Олега что-то зажгло, причем, очень сильно. Сдерживающие плети Даждьбога спали, и Он почувствовал, что может шевелиться. Внутренний голос совершенно ясно подсказал: сними с шеи кулон. Покажи Борису. Олег сдернул с шеи кулон, висевший на черном жгуте. Кулон этот был маленькой, хрустальной пирамидой, внутри нее был песок, переливающейся всеми цветами радуги. Очень красиво. Этот кулон подарил ему отец на выпускной. С той поры он его и не снимал вот уже почти тридцать лет.

Олег сдернул кулон с шеи, песок высыпался Ему на руку. Он и не знал, что кулон открывается! Олег зажал песок в руке и подбежал к Смородину.

— Посмотри на меня! Потребовал он, — посмотри мне в глаза.

К удивлению, Борис повернулся. Олег тут же бросил в его разъяренные глаза горсть этого песка, что сжимал в руке. Борис взвыл так, словно этот песок выжигал его глаза, и он выпустил полуживого Демитрия. Полковник резко развернул к себе орущего Бориса, тот даже не сопротивлялся, закрыв глаза руками. И вытащил из внутреннего кармана пиджака пакет с волосами и зубной щеткой Доры и оттолкнул от себя древнейшего и темнейшего из тех, кого сейчас зовут ведическими богами. Тарх Даждьбог снял свои сдерживающие плети с Бориса, и тот тут же исчез, словно и не было его тут…

— Фуй! — выдохнул Демитрий, — вот засранец! Удавил бы! Ей-богу, удавил! А как ты это?

— Сам не знаю, — пожал плечами Олег. Разжал кулак с кулоном и уставился на него, он был цел и полон песка…

— Надень и не снимай, — улыбнулся Тарх. — В этом сила твоя Родовая и память.

Олег послушно надел кулон и помог подняться очнувшейся богине.

— Вот козел же, а! — выругалась обиженно она.

Олег прыснул от ее просторечия, и это богиня-берегиня земли русской, а также родоначальница многих индусских религий?

— В следующий раз я буду щит держать.

— Силенок не хватит, — улыбнулся брат. — Девушку исцели вон.

Богиня послушно подошла к женщине, в чьем плече торчал кинжал, брошенный Борисом, вытащила его и приложила к ране руку.

— Зачем ему это? — Олег протянул Тарху пакет.

— Хочет клонировать Дору, раз уж до нее самой добраться никак не может.

— Умно.

— А то ж! — Тарх подошел к Владу.

— Что ты хочешь делать? — Олег реально испугался за Влада.

— Почищу память и поставлю защиту, — спокойно ответил Тарх.

— Стой! Ты же… Ты ведь не заставишь его забыть о ней? — у Полковника аж сердце закололо от ужаса.

— Нет, конечно. Вот о нем — с удовольствием. Хорошо поработал, тварь! Блок на блоке, — резюмировал Тарх, посмотрев на бывшего уже тестя внутренним зрением. Олег посмотрел тоже, но не увидел ничего особого, кроме подавленной горем ауры, она у него такая с момента смерти дочери. Сейчас даже по ярче стала. Боль отступала со временем.

— Тара, помоги.

Брат и сестра, молча и не двигаясь, минут десять стояли возле Влада. Олег хотел посмотреть внутренним зрением, что они делают, но отвлек Демитрий, принеся из кухни две тарелки с беконом и жареной картошкой.

— Не мешай им, подкрепись-ка лучше.

— Что это за кулон у меня ты знаешь? — поинтересовался полковник, пробуя аппетитный на вид бекон.

— Понятия не имею, — пожал плечами Демитрий, — на вид обычная безделушка.

— Такая же обычная, как и Вербицкий — обычный человек? — усмехнулся Олег.

— Я, правда, не знал. Они здорово умеют маскировать свои истинные сущности. Иначе не прожили бы тысячи лет…

— А тебе сколько лет в нашем измерении?

— А всего ничего, восемьсот двадцать. Это как по-вашему двадцать два примерно. Молодой еще, отправлен сюда на обучение и слежение. Ну, как ваши молодые в институт куда-то едут. Буду дипломатом-хранителем.

— Статус хранителя — это что-то типа военного звания?

— Нет, передается по наследству, или через кровь, ну, как в ритуале братания кровного. У меня от отца наследственное.

— Значит, Дора — тоже хранитель?

— А как же, — кивнул Демитрий, — кстати, не рассказывай ей о случившемся, ни к чему ей сейчас излишние волнения.

— А разве я могу от нее закрыться? — удивился Олег.

— А ты просто не думай об этом — и все, — пожал плечами Демитрий.

— Ну, все готово. Сейчас мы уйдем, он очнется. Посиди с ним минут пятнадцать, поговори на отвлеченные темы.

Олег кивнул. Отметив про себя, что боги выглядят довольно вымотанными и уставшими. Значит-таки, не всесильны. Этот факт почему-то порадовал. Вспомнились слова Пелегина: мы такие же люди, как и вы. Богами нас назвали вы, жители Мидгарда. Мы так не называли себя некогда.

— Кулон никогда не снимай и никому не отдавай.

— Хорошо, — кивнул Полковник, невольно дотрагиваясь до кулона, — Мне его отец подарил, он кто?

— Однозначно хороший человек, запомни это, — усмехнулся Тарх. — Демитрий, ты теперь присматриваешь за Владом. Станешь его стажером, а мы пойдем квартиру его почистим еще.

Брат и сестра взялись за руки и исчезли, как и не было их.

— Пересядь к Владу, я время пущу, — сказал Демитрий.

Олдег пересел, и Влад тотчас ожил, как и все вокруг.

— Ну, как тебе на новом месте работается? — бодро спросил Влад, взяв меню.

— Да неплохо. Но по прежнему месту таки скучаю, — честно признался Олег.

— Ух, а как там по тебе скучают, Шульгин прям воет с тоски.

— В курсе, — кивнул Олег, — звонил мне сегодня с утра. Предложил в дельце одном поучаствовать по старой памяти.

— И как? Пойдешь?

— Ну, надо же его поблагодарить, за то, что за погоны полковника хлопотал. Приказ пришел уже после моего ухода, но я знаю, что по его прошению.

— О, кстати, так и не обмыли же еще! — оживился Влад.

— Да, с превеликим удовольствием, — улыбнулся друг, открывая меню.

— Да, кстати, я заезжал к тебе дня три назад, а там уже чужие люди живут. Сказали, снимают, хозяин где-то за городом живет. Звонил, не дозвонился.

— Так я не говорил разве? Я уже четыре месяца как у девушки своей живу. Она работает в санатории, ей там и дом дали в поселке для сотрудников. Большой, просторный. Ей одной в нем не по себе. Вот и переехал, недолго думая.

— Ясно! Рад за тебя! Познакомил бы хоть, что ли!

— А вы приезжайте как-нибудь в выходной на шашлыки. У нас там, как в сказке, сейчас, воздух обалденный, речка рядом.

— Обязательно приедем. Мясо и коньяк с нас.

— Лады, — улыбнулся Аверин сквозь сведенные от страха зубы.

— Любишь медок — люби и холодок, полковник, — ментально усмехнулся сидевший позади Демитрий.

Часть 29

— Может, все-таки подождем ребят? — Вадик с тревогой посмотрел на Олега.

— Да не ссы ты, — усмехнулся он, глядя в испуганные голубые, детские еще глаза молодого майора. Впервые взятого на серьезное дело. — Их двое всего, не справимся вдвоем, что ли?

Испуг в глазах приравнялся к панике, Олег засмеялся:

— Брать мы вдвоем, конечно, никого не будем. Проследим просто до приезда спецгруппы. Тормози. Вон их машина.

Вадик, молодой двадцативосьмилетний, подающий большие надежды смельчак протянул мне телефон, лежащий на приборной доске, и, конечно же, с любопытством уставился на фотку с подписью Оленька.

— Давай уж, варвар любопытный, — забрал телефон и ответил любимой. — Слушаю, красавица моя.

— GPS. Включи немедленно! — потребовала любимая.

— Зачем? — удивился Олег.

— Ты ауру свою сегодня смотрел?

— Нет, а что там?

— Нечего, включи GPS. И не выключай. Все будет хорошо. — Дора тут же отключилась, а Олег послушно включил систему отслеживания на мобильном. Лучше лишний раз не раздражать женщину, особенно ту, у которой внутри заряд ядерной бомбы.

Они преследовали двух террористов, которым удалось улизнуть через окно во время взятия их логова. Мерзавцы планировали два синхронных теракта в Домодедово и Пулково. Одному Богу известно, сколько сотен, а то и тысяч людей бы погибло.

Преследовали их около полутора часов, в итоге прибыли к заброшенным домам на окраине, за стройкой они остановились возле пятого и вошли в него, открыв ключом.

— Ключом открыл, значит, нет там никого, — обрадовался Вадик. И выпорхнул из машины. Быстрее, чем Олег успел матюкнуться, глядя на такую неосмотрительность.

— Стой, дурень! — Олегу ничего не оставалось, кроме как последовать за парнем. Ох уж мне эта молодая кровь!

Парень замер, у двери гаража прислушавшись, Олег тоже прислушался, было тихо, Аверин отвлекся, чтобы посмотреть внутренним зрением на ауры. Странно, они были не цельные, что у него, что у Вадика аура была разбросана вокруг — кусками серыми и бледными. Нехорошо. Очень нехорошо.

Громкий звук заставил Олега вздрогнуть. Вадик, глупая башка, вышиб дверь гаража и ворвался внутрь с криком:

— Служба Безопасности! Стоять на ме…

Требование прервал выстрел и громкий стон парня. Он упал к ногам Олега, корчась от боли. Черт, вот черт! В гараже было шесть мужчин. Вооруженных до зубов и весьма воинственного вида. Все они наставили на полковника оружие. Шансов у него не было. Это точно. Вот гадство!

— На колени, тварь! — рявкнул высокий черноволосый мужик с бородой, наставив на него Калашников, остальные последовали его примеру.

— Ваши уже едут сюда? Так? — спросил он, довольно ухмыляясь, — отлично! Обменяем вас на наших ребят.

— Мы не ведем переговоров с террористами. Ты знаешь. Ни на каких условиях, — прорычал Олег, медленно опускаясь на колени.

— Что ж, очень жаль, что ваши спецслужбы настолько не ценят сотрудников. Все равно поедешь с нами. Поговорим.

Ага, поговорим, злясь на умирающего у моих ног Вадика, про себя подумал Аверин. Сначала предложат работать на них за большие деньги, потом будут пытать, пытаясь выведать, что нашим о них еще известно. А потом пристрелят, как собаку. Нечего не добившись. Как же так вышло-то, так глупо-то? А ведь только жить начал!

Мужик подошел ближе, и Олег с ужасом наблюдал, как он поднял пистолет, целясь Вадику в голову. И вдруг вздрогнул, вскрикнул «Йо!», глаза остекленели, и голова вдруг упала и покатилась по полу. Тело рухнуло на пол. То же случилось еще с одним. Из террористов так же мгновенно вот стоял, а вот голова покатилась по полу, а обезглавленное тело рухнуло, как мешок с мукой, остальные четверо, опомнившись, бросились кто куда. Одного вдруг словно схватили за руку и швырнули, как куклу, головой о стену, да с такой силой, что голова просто раскололась, как арбуз. Один из оставшихся в живых начал палить в пустоту. У него в одну секунду вырвали автомат и ударили прикладом в лоб. Он упал замертво с проломленным лбом. Опомнившись, Олег встал и пристрелил двух оставшихся, что в ужасе ломанулись к выходу.

— Я уж думала, тебя паралич разобрал — услышал он в голове насмешливый голос Доры.

— После такого не то что паралич, инфаркт получишь! Ты где? — спросил Олег, оглядываясь по сторонам, но в гараже никого, кроме них с Вадиком и трупов, не было.

— Если ты про тело, то оно на работе. Подержи парню голову и плечи.

Олег присел на колени и положил на них голову Вадика, обняв его за плечи руками, его губы посинели, глаза закатились, он храпел. Живот и пол были залиты кровью, и вдруг из раны вылетела пуля и упала на пол.

— Черт, как все не просто-то! — зашипела Дора. у Олега в голове.

— Я могу помочь? — осведомился он,смотря на все происходящее, как на кино. В то, что все это реальность, и мое спасение — не сон, до конца еще не верилось.

— Можешь! Молчи, не сбивай! — Приказали ему.

Олег посмотрел на мир внутренним зрением и увидел Дору, сидящую на коленях перед Вадиком. Вернее, одно из ее ментальных тел, сиявшее сейчас ослепительно ярко. Ее руки лежали у Вадика на животе, она вся сияла ярким серебряным светом, особенно руки. Олег посмотрел на ауру Вадима, она постепенно становилась цельной и наполнилась сиянием. Слабым, но уверенным. А вот свет Доры становился все слабее, минуты через полторы рана затянулась, Вадик задышал почти нормально.

— Все. Все с ним хорошо. Спит крепко часа на три, забирай и валите отсюда быстро. Я тут уберусь, — отдала четкий, строгий приказ Дора.

— Уберешься?

— Вали, сказала! — рявкнули на Олега. — Отвези его домой и переодень. Эту одежду сожги. Быстро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Аверин взвалил Вадика на плече и понес к машине, едва уложил его и отъехал, прозвучал оглушительный взрыв.

— Матерь Божия! — вот он и увидел ее в деле. Ее настоящую, сказать, что впечатлен, не сказать ничего. Вспомнил, как легко она схватила здоровенного верзилу за руку и шибанула о стену, так что голова раскололась как арбуз. Как две головы в одну секунду скатились с плеч. Интересно, как она это делает. В руках ведь ничего не было. Да и ее вообще там не было! Она сейчас от него в ста десяти километрах! Нет. Она — не человек, это точно. Теперь сомнений нет. Однозначно.

— Аверин! Мать твою! Чего молчишь? Что там у вас? Будем через минуту, — сообщил по рации Григорич из группы захвата.

— Уже не надо, они взорвали гараж.

— А сами где?

— Там же.

— Да что б твою бабушку, а! Вы в порядке?

— Ага. Вадика чуть зацепило волной. Головой стукнулся. Я его в больницу отвезу.

В багажнике у Олега всегда лежало два комплекта сменной одежды на всякий случай, а случай, как показывает служебная практика, бывает всякий. Аверин переодел Вадика. В свое. Вещи Олега были ему чуть велики, но лучше так, чем притащить его всего окровавленного домой и выпугать жену и мать. Кстати, как сейчас там его чудо? Трубку никто не брал, и в сердце закралась тревога. Она наверняка потратила море энергии сейчас. Убила этих четверых, исцелила Вадика, а потом еще так бабахнуло — и все это дистанционно.

— Что случилось? — Вадик проснулся, как ни в чем не бывало. Минут через сорок.

— Они взорвали гараж, и тебя шибануло башкой о машину, — спокойно ответил Олег, — как ты? Голова цела?

— Кажется, да.

— Не болит?

— Нет. Отлично себя чувствую. А что это на мне за одежда? — Вадик уставился на черную футболку, висевшую на нем мешком. — Это не моя!

— Да разве? Ты в ней с утра, — пожал Аверин плечами.

— Да ты что, я в кофте был и кожанке, а не в футболке. И брюки мне велики. Я в джинсах был! Я помню.

— Не помнишь ты, Вадик. Не помнишь! Ты был именно в этом, — утвердительно сказал Олег, глядя парню прямо в глаза, а внутренним зрением нашел его третий глаз — иначе говоря, центр мозговой активности и попытался передать ему эту мысль. Ух, нелегкая же это работа. Аж вспотел весь. И, представив, сколько же сил ушло у Доры на то, что делала она, прибавил газа.

— Куда едем? — поинтересовался Вадик и протянул Аверину зазвонивший телефон. — Опять Оленька. Усмехнулся он.

— Да, солнышко. Как ты?

— Олег, это Светлана Викторовна с работы Оли, — послышался в трубке незнакомый, встревоженный женский голос, мы нашли Олю без сознания в одном из кабинетов. Она ни на что не реагирует, пульс слабый. Похоже на гликемическую кому, у нее диабет?

— Нет. То есть да. У нее просто сильный упадок сил. Положите ее под капельницы с глюкозой, еще чем-нибудь подпитайте ее, поддержите, я еду… — вот черт, Олег быстро, не думая даже, набрал номер Пелегина.

— Слушаю внимательно, — тут же ответил он.

— Помогите Доре. Она спасала меня, потратила много сил и впала в кому.

— Не могу, — спокойно ответил Пелегин.

— Почему?

— Часть моей силы впитает ваш сын, а она этого бы не хотела, я точно знаю, — голос Пелегина был спокоен и невозмутим. Как всегда. Интересно — это существо возможно хоть чем-то, хоть как-то выбить из колеи?

— Но что же делать? — Олег тоже постарался сохранить голос спокойным.

— Прежде всего, не подвергать ее такой опасности. Вы совершили большую ошибку, уйдя от нас, господин Аверин. Под нашим присмотром Вы в абсолютной безопасности, и у нее не будет причин волноваться за Вашу жизнь и спасать ее. А на своей прежней работе Вы без защиты рискуете своей жизнью каждый день, и она будет каждый день Вас вот так спасать, рискуя своей жизнью и жизнью ваших детей, покуда они в ее утробе. Если Вы думаете, что она бессмертна, или что ее силы безграничны, Вы глубоко ошибаетесь.

— Что мне делать сейчас?

— Обложите ее постель веточками древних сосен и кедров, пакет с ними найдете на крыльце вашего дома.

* * *

Дора была неестественно бледной, как фарфоровая. Выцвели даже губы и ногти. Олег скинул с нее покрывало и начал обкладывать ее ветками хвои, начиная с ног и по кругу, закончив, положил оставшиеся веточки на грудь и живот. Сел и посмотрел внутренним зрением на постель. Она вся просто сияла. Просто удивительно, как много сил в простых веточках хвои. Наверное, они действительно были старыми, оттого и такими мощными, и несли в себе энергию веков. Только прими ее, милая, прими!

Аура Доры была цельной, но слабой и тусклой. Посмотрев на живот, Полковник заметил от него бело-серебристое свечение. Едва заметное пока, его сердце радостно затрепетало.

— Держись, сыночек, держись, родной. Заставь маму бороться за вас.

Олег накрыл руку Доры своей рукой, их ауры соединились и стали ярче. Олег попытался передать ей часть своей силы.

— Держись, милая, держись, моя воительница. Я тебе веточки кедра принес, пахнет круче, чем на улице, — он еще раз посмотрел на ауру Доры и заметил, что она стала чуть ярче. Видно, веточки потихонечку начали ее питать. — А я сейчас впервые увидел ауру нашего сыночка, так здорово. Ты сказала, что сегодня ровно месяц ему, да? Я обещаю, что больше вас не подвергну опасности.

— Вы что тут устроили? — в палату вошла высокая, приятная на вид женщина в белом халате

— Ароматерапию, — тихо прошептала Дора, — мне нравится этот запах, он придает сил.

— Ах, пришла в себя, — женщина, казалось, искренне обрадовалась, — детка, почему ты не сказала, что у тебя диабет? Почему он в карте не указан?

— У меня не диабет, а нервное истощение. Получаю второе высшее, ночами пишу курсовую, плюс готовлюсь к симпозиуму, плюс беременна, плюс через неделю свадьба.

— Милая, нужно беречь себя. Давай-ка я тебе еще витаминчиков поставлю. На симпозиум ты не поедешь, это решено. Веру Корнееву отправим, схожу к Василичу, подпишет тебе две недели больничного. Отдыхай.

— Какая милая дама, — заметил Олег, когда женщина вышла.

— Очень, — улыбнулась Дора, — это я ее тогда от маньяка спасла.

— Ясно. Как ты? — мужчина без конца нервно поправлял веточки елей.

— Все хорошо, — улыбнулась Дора, поднося его руку к своим губам, — не волнуйся. Еще пару часиков полежу — и в норме буду.

— Раньше такое с тобой бывало?

— Раза два, может. Я никогда это не делала так далеко от объекта. Тяжело. Особенно парня вытаскивать. Он уже в одном вздохе на том свете был.

— Жив, здоров, очнулся через час, как новенький.

— Хорошо. Не боишься меня теперь? Увидев такой?

— Я боюсь за тебя, девочка моя. Никогда так больше не рискуй собой и нашим сыном.

— Перспектива оставить его без отца меня не прельстила что-то. Они бы убили тебя. У тебя с вчера ауры почти не было. Как у мертвого.

— Больше такого не случится, обещаю.

— С твоей работой ты не можешь мне такого обещать. Сам знаешь.

— Пелегин обещал сохранять мою жизнь для твоего спокойствия. А это была разовая акция, это было мое последнее дело, мне же его и закончить дали.

— Он тебе про веточки подсказал?

Олег кивнул.

— Лично не пришел, чтобы малышу не навредить.

— Он ему не навредит, он его сделает сильнее, а я хочу, чтобы это был обычный, насколько это возможно, ребенок. А не маленькое чудовище, способное одним своим криком в прямом смысле взорвать твой мозг.

— Хорошо, милая, так и будет. Это будет обычный, но самый прекрасный малыш на свете. Ты поспи, набирайся сил.

— Хорошо.

Дора закрыла глаза, и, казалось, мгновенно уснула, Олег прилег на диванчик напротив постели и тоже как-то быстро уснул, запах хвои умиротворял и успокаивал.

Проснулся он от звонка своего телефона. За окном было уже темно. Все веточки вокруг Доры были мертво-желтые. Значит, она вобрала всю их силу. И, правда, порозовела и, кажется, даже улыбалась во сне. Ну, и слава Богу.

Звонила моя тетя Вика из Анапы. Сердце сжало нехорошим предчувствием, неужели что-то с мамой!

— Слушаю.

— Олежек, это ты, Олежек?

— Да, теть Вик. Что-то случилось?

— Ой, Олежек, беда у нас, Олежек! — всхлипывала в трубке тетка. Сердце Олега упало куда-то в желудок.

— Что? Теть Вик, что с мамой?

— С мамой все в порядке, дорогой, она жива. А вот дом ваш сгорел сегодня. Молнией в него ударило. Ты представляешь! Ой, Олежек!

Фу ты! Дом! Всего лишь дом!

— Где мама? Как она?

— Мама у нас. Спит, напоили лекарствами. Ты не волнуйся, мы о ней позаботимся, будет жить с нами, места хватит всем. Это я сказать, звоню.

— Да, теть Вик, спасибо большое, позаботьтесь о ней, пожалуйста. Скиньте смс-кой мне номер карточки вашего банка, я денег скину на вещи, документы. Вы хоть что-то спасти успели?

— Папку с документами да кошелек с деньгами только и успела вынести, из вещей нечего. Щас Ксюня тебе смс-ку скинет.

— Давайте, жду.

— Что случилось? — Дора приподнялась на постели и встревожено посмотрела на жениха.

— У мамы дом сегодня сгорел, — Олег в очередной раз за сегодня не мог поверить в реальность происходящего.

— Ох ты, надо же! Она в порядке?

— Да. Будет жить у сестры. Моей тетки.

— А ты пригласи ее к нам, пусть погостит, отвлечется. А если захочет, то и останется.

— Спасибо большое, детка, обязательно приглашу, надеюсь, согласится. Как ты?

— Отлично! Щас еще дома с парой сосен по обнимаюсь, на разломе постою, и все хорошо будет. Убери веточки, пожалуйста, с них больше ничего не возьмешь.

Часть 30

Нет, конечно, может, это и здорово, как сказочной принцессе, сидеть в замке взаперти и бояться самого Кощея бессмертного, но это здорово для сказок и для ванильно-розовых принцесс. К числу коих я ну никак не относилась. Да и что он мне сделает-то, будучи человеком, вполне себе обычным, из плоти и крови, как и мы все, и, если отрезать ему голову, к примеру, моими ардонийскими когтями, он, конечно же, помрет в ту же секундочку, ибо ну, не держится душа в теле, если это тело вдруг взять и лишить головы, ну никак. Даже у него. Плюс на мне защита самого Перуна, вышнего бога, воина, защитника нашего сущего явного мира. Кому сказать, не поверят ведь! Да я и сама до сих пор не верю. Для меня он просто наставник, учитель друг, просто… папа. Один из четырех отцов, один из тех, кто подарил мне свои гены, затем тепло и заботу. Поэтому, наплевав на его же увещевания, я отправилась в город за покупками, в конце концов свекровь сегодня приезжает, должна же я ее чем-то вкусненьким порадовать? Да и маникюр давно не делала, и стрижку обновить нужно. После того, как Олег сказал, что Влад может в любой выходной приехать с Женей на знакомство, да и на свадьбу его пригласить нужно обязательно, я еще немного подкорректировала свой внешний вид, активировав еще немножко ардонийских генов: глаза стали темно-карими, почти черными, чуть раскосыми, как у Демитрия. Личико более остреньким, как у него же. Азиаточка такая миленькая, на мой взгляд, но Олег с утра не оценил почему-то. Желая сделать сюрприз, оседлала его с утра пораньше и начала осыпать поцелуями. Он млел и мурлыкал до тех пор, пока не открыл глаза, а потом как вздрогнет да как заорет:

— Ты кто?! Где моя жена?

А меня смех пробрал да желание пошутить:

— Да ладно. Я-то чем хуже? Чем не нравлюсь? — Я, извиваясь змейкой, прикусила его ухо, а промежностью нескромно терлась о его окаменевший пенис.

— Где моя жена?! — Олег в мгновение ока скинул меня с себя на постель и схватил руками за горло. Его аура отображала панику, растерянность и злость.

А меня того хлеще смех разобрал.

— Съела, — говорю с серьезным видом.

Олег просмотрел мою ауру, что сейчас была ближе к ардонийской, и… решил, видно, что я не шучу, потому что переменился в лице, все эмоции сменились яростью и отчаянием и душить меня начали уже по-настоящему.

Я сгенерировала мощную психоделическую волну, поразившую Олега сильнейшей резкой головной болью, он зашипел, скривился, но хватку не ослабил. Надо же.

Сгенерировав накопленную в себе энергию в разряд тока, сбросила Олега с себя, заодно и с кровати, сама тут же вскочила на ноги. Посмотрим, чему ты обучился за эти месяцы, полковник.

Олег, будучи на адреналине, тут же подскочил и стремительно бросился на меня, неплохо, для человека очень неплохо. Попытался нанести мне удар, я легко увернулась, тут же пиная его в живот, устоял, умница, и снова бросился в атаку. Снова увернулась, перепрыгнула, перескочила, перекатилась, а полковник уже весь в синяках и с разбитым носом и понимает уже спустя пять минут стремительного кросса, что у него нет шансов. Но сдаваться не собирается. Реально будет, как та мыша, до последнего вздоха царапаться. Пытаясь отомстить за любимую. Хорош! Ой, хорош! Не столько технически, сколько душевно. Хотя и физически среди людей в ранге мастера почти.

У-у, все пора заканчивать, я вывернула мужу руку, опрокинув со всего маха на пол, и тут же встала коленом на грудь, перекрывая возможность дышать.

Этот предсмертный взгляд, полный ненависти, я не забуду никогда.

— Хорош зятек-то, папань? — не оборачиваясь, спросила я Пелегина.

— Ой, хорош, — пропел генерал за спиной. — Два сапога пара, да оба на левую ногу, — усмехнулся отец, — прям как одни мои знакомые.

— Вставай, мой хороший. Пошутила я. Прости, — я встала и протянула руку Олегу, — это я, в Ардонийской ипостаси, по Демитрию. Изменилась чуть, чтобы Влад уж точно не узнал. Если приедет, да и на свадьбу его все равно позвать нужно.

— А драться чего кинулась? — муж обиженно-злобно уставился на меня, гадину.

— Любопытно было, чему Демитрий тебя научил, — честно призналась я, — замри.

Я обошла мужа кругом, исправляя все нанесенные мной увечья, в том числе вывихнутое плечо и лодыжку, а что, я и так била в треть силы, настоящий враг не пожалеет.

Будущий муж шипел, стонал и матерился, пока я вправляла кости, заговаривая ему зубы.

— Ну да, не только борщи варить умею, твоя правда. Еще знаю тридцать шесть способов, как переломать человеку все до единой косточки так, чтобы он не умер сразу. Пять из них применяла на практике. Еще знаю также две тысячи триста двадцать три способа подарить земным мужчинам неземное наслаждение. Так что со мной не соскучишься, честное слово.

— Надеюсь, хоть это-то не все перепробовала? — прошипел Олег.

— Правильный вопрос не сколько, а со сколькими, — честно поправила я, — официально и неофициально тоже ты мой второй мужчина.

Пелегин ввел Олега в гипноз, чтобы снять боль, а я резко дернула плечо, ставя кости на место. Усадив на стул, вправили лодыжку.

— Если хочешь с ним жить, больше так не делай никогда, — серьезно заявил отец, ставя на Олега свою защиту, — хотела быть просто женщиной — будь. Позволь ему быть сильнее. Не унижай его. Ты выйдешь за него замуж, то есть будешь ЗА МУЖЕМ, за, а не впереди. Понимаешь?

— Но я по рождению впереди, пап. Получится ли? Мне физически тяжело быть обычной. Как лошади скаковой в цепях стоять. Я потому и подралась с ним, что не удержалась. Энергия прет. Я не знаю, куда ее деть.

— Пойдем-ка со мной, — вздохнул отец.

— Прям так? — я была в пижаме — майке и шортах.

— Прям так, — кивнул отец.

Вывел меня на крыльцо, пропустил вперед, и в его руках вдруг появились мечи: один, тот, что был в левой руке, он кинул мне. Я поймала довольно легко. Меч был с удобной рукоятью точно по руке, рассмотреть оружие мне не дали, отец нанес первый удар, я еле успела отскочить.

— Мечом защищайся, глупыш, — улыбнулся отец.

— Я не умею! — растерялась я, — чему-чему, а на мечах сражаться меня не обучали.

— Повторяй мои движения.

Отец стал плавным, как пантера, нарочито медленно показывая мне выпады и переходы, я тут же старалась повторить и запомнить, максимально активировав внимание и память.

Запомнив основные движения, начала отрабатывать их плавность и стремительность, проще всего делать это было в марсианской ипостаси, но отец настоял именно на урайской.

— Так быстрее меч почувствуешь, — объяснил отец.

Почувствовала и вправду лучше, от меча шла какая-то родная энергетика, теплая. Она перетекала прямо в меня и делала нас с мечом единым целым. Меч был легким, весил килограммов пять, не больше, я довольно быстро к нему привыкла.

— Ну что, кобылка ты моя — наскакалась? — спросил отец часа через два, когда я выучила основные движения, и он основательно погонял меня минут сорок.

— Ага, — радостно ответила я.

— Каждый день теперь будем заниматься. Дурь твою вышибать.

Отец, судя по глазам, явно был доволен мной как ученицей.

— Спасибо.

Я поклонилась отцу и поцеловала руку.

— Иди, мужу завтрак готовь, ассайя (воительница), — улыбнулся отец и, забрав меч, исчез.

Олег сидел на открытой веранде за столом, пил кофе и смотрел на нас. Я поднялась к нему и опустилась перед ним на колени. Вернее, хотела. Он не позволил, схватив меня за талию и усадив на колени.

— Прости меня, — тихо попросила я, положив голову ему на недавно вправленное плечо.

— За спарринг не сержусь, сам давно попросить хотел. А вот шутка неуместная была и жуткая. Я думал, в тебе подселенец.

— Ардонийцы не подселяются. Подселиться могут лишь жидкие и энергетические формы, остальные создают живую генетическую экзе-оболочку и живут в ней, ну, как актер в ростовой кукле.

— И им это так же неудобно? Как актерам в костюмах.

— Разве тебе в одежде неудобно сейчас? Ты же просто живешь в ней, не замечая ее зачастую даже. Наоборот, большинство рас за нее только отсюда не выгонишь.

— Что же она такого дает, чего нет у них, ну, например, Демитрию?

— Секс, например. Они ящеры, у них нет его дома, есть лишь половой акт для размножения. Как у кошечек, собачек. Только по делу. Раз в триста лет.

— У-у, как все запущено! А как же они чувства выражают, любовь нежность? Или высшим существам это неведомо?

— Отчего же, ведомо, еще побольше вашего. У них пара одна и на всю жизнь, например. Если пара умирает, партнер убивает себя, не видя смысла жизни без своей пары, если же не может сделать этого из-за долга службы, например, то всю жизнь одинок. Никто любимого не заменит. А любовь и нежность в ментальном слиянии выражается у них, нам с тобой не понять, не тот уровень развития еще. Но те, кто побывал на Земле, зачастую и там живут в экзе-оболочках и грешат вполне по земному, их половые органы куда чувствительнее наших, и удовольствия, соответственно, больше.

— Ясно. А Демитрий женат?

— У него есть невеста, но она еще не достигла половой зрелости, поэтому по законам Ардонии они еще не женаты, а на землю ее родители не пускают.

— Бедный ящер! — сочувственно вздохнул Олег.

— Ага, все свободное время проводит с ней в ментальных беседах, иногда и днями напролет, если время есть. Ой, времени очень много, — спохватилась я, посмотрев на часы Олега, я там оладьей напекла, щас принесу.

— Я уже поел, пока ты тут обучалась, о дочь Перунова, на работу надо.

— Ты не сердишься на меня, правда-правда?

Я вложила во взгляд все раскаянье, что могла.

— Правда-правда.

Олег потерся о мой нос своим. И поправил мои волосы:

— Глупенькая ты моя.

Часть 31

Отвлекшись на воспоминания об утре, я накидала полную корзинку пакетов спагетти, приятно все же быть слабой, но, главное, любимой женщиной. Засмеявшись, стала складывать пакеты обратно на полку. Так что еще щука, щука. Где здесь рыбный отдел? Маникюрша дала рецепт пирога со щукой и капустой, надо попробовать. Ее свекровь любит, может, и моей приглянется. Советы Даны, как всегда, не лишними оказались.

— Даже если тебе что-то не понравится из того, что советовать начнет, ты, главное, не спорь, молча кивай, вроде как на ус мотаешь. А делай все, как тебе нужно, по-своему. Она человек пожилой, значит, любит поговорить, побольше о ней расспрашивай, слушай типа со вниманием, совета спрашивай типа как огурцы солить? Как пятно с дивана вывести? Главное, все в меру чтоб было, подарочек купи какой-нибудь.

Подумав о подарке, поехала, купила телевизор ей в комнату и ноутбук. Свекровь — женщина у меня продвинутая, кандидат медицинских наук, ей пригодится. Также несколько комплектов постельного белья, полотенец, ночную рубашку и палантин. Мыло, шампуни и прочее. Женщина писала Олегу, что коллеги в ее больнице, где она работала гинекологом более сорока лет, скинулись для нее деньгами, и она купила себе одежду и все необходимое. Но все же. Пусть видят, что ее здесь ждут.

Все покупки едва поместились в багажник. Коробку с телевизором и ноутбуком пришлось положить на заднее сидение.

Вдруг меня привлекли детские крики, напротив была детская площадка возле школы. Дети катались на роликах, рыженькая девочка лет восьми выехала за ворота школы и стала переходить дорогу, не смотря по сторонам.

— Вера, стой, Вера!

За девочкой бросился кудрявый черноволосый мальчик. Желая остановить ее, но не успевает. На них несется джип, с пьяным водителем, судя по его бешеной скорости. Ах ты, черт! Почему же мне не дано останавливать время! — не думая, я кидаюсь к детям, хватаю их за руки, забрасывая себе за спину, и тут время словно замирает. Машина, что должна была меня сбить, замирает в двух сантиметрах от меня, а все вокруг словно туман обволакивает, и из этого тумана выходит он собственной персоной. Нет! Ну так не бывает! Ну не бывает ведь! У меня аж челюсть отвисла.

Но князь тьмы не обращает на меня никакого внимания. Он кидается к детям, упавшим на колени позади меня, точнее, к мальчику, поднимает его с колен, осматривает и, взяв за плечи, встряхивает и кричит.

— Что ты творишь! Вот что ты творишь! — Ты понимаешь, что если бы не она, — тыкает пальцем в меня, — мне бы не хватило этих пяти секунд спасти тебя! Понимаешь?

— Прости, пап, я думал, что успею спасти Веру, — тихо ответил мальчик, опуская глаза.

— Вера — человек! Люди умирают. Все, кто раньше, кто позже, сегодня был ее час! Да, она бы погибла. А ее отец пристрелил бы эту курицу обдолбанную, сидевшую за рулем, а теперь эта курица будет жить, станет гинекологом по купленными корочкам, будет ставить неправильные диагнозы, продавать детей и делать подпольные аборты! Принесет много горя многим людям и все из-за тебя! Из-за того, что ты пожалел эту девчонку!

— Прости, пап. Я не знал, что все так! — мальчик совсем согнул голову. — Просто Вера — моя одноклассница, я не мог просто смотреть, как она…

— Ты все сделал правильно! Как должно, — вступилась я за подавленного мальчонку. У людей нет единого неизменного будущего. Оно меняется каждым нашим поступком и словом.

— Вот только не всегда в лучшую сторону, — злобно зыркнул на меня Люций Виевич. В миру Борис Витальевич.

— Дай мне адрес этой, за рулем, — попросила я.

— Почем я знаю, — сморщился Чернобог, — по номеру машины пробей.

Я обернулась, запоминая номер, и пошла прочь.

— Постой, — окликнул меня Люцифер, — спасибо тебе! Теперь я твой должник. Я не стану ничего дарить, ни помогать тебе ни в чем, а вот вину перед собой прощу, как придет время.

— Хорошо, — кивнула я, помахав смелому и добросердечному мальчику, села в машину и, развернувшись, поехала вслед за сорвавшимся с места джипом.

Девушка подъехала к элитному жилому комплексу, я пошла за ней, она шла к себе домой, в голове лишь было, как по кайфу быть под кайфом и как хочется секса. Зря она поругалась с Валериком, в постели-то он ничего. Позвонить ему, что ли?

Я вошла вслед за холеной блондиночкой в лифт, и она меня, наконец, заметила.

— Приветик, я Милана! — счастливо пьяно улыбнулась она.

— Оля, — улыбнулась я, сканируя ауру. — Она на дури десять лет уже. С пятнадцати, нечасто, но регулярно. Выкарабкаться, может, и выкарабкается со временем, когда влюбится, и парень попросит. Людей делит на выгодных и невыгодных. Есть деньги — выгодно — друг. Нет денег — не выгоден — отстой. Это ее крепкое святое кармическое убеждение, длившееся, скорее всего, не одну жизнь. Есть такие души, не желающие подниматься. Дальше развиваться. Им и так комфортно изо дня в день из жизни в жизнь. Они совершают одни и те же ошибки, меряя людей исключительно деньгами, например, это все равно что биться головой о стену, конечно, но, видать, кому-то хорошо и так. Придет время, и они перерастут это обязательно, но не в этой жизни, уж точно.

Девушка закончила мед по специальности акушер-гинеколог, училась неплохо, но работать честно и от души не собиралась, она реально не видела ничего плохого в том, чтобы отобрать пятого младенца у какой-нибудь, с ее точки зрения, голодранки и продать богатой и бездетной даме. Все же от этого только выиграют, в конце концов. А диагнозы накручивает так и вообще каждый второй врач, будучи в сговоре с хозяином аптеки по соседству.

Пытаться менять мировоззрение девушки было бессмысленно, слишком глубоко эти убеждения сидят. Если и получится повлиять гипнозом или внушением, то все равно ненадолго. Душа не готова меняться, нет ни одной ниточки, за что бы зацепиться можно было.

Жаль, очень жаль.

— Полетать Оленька не желает? — улыбнулась Милана, подходя ко мне. В глазах зажглись нехорошие огоньки. Я ей нравилась, в голове девушки билась мысль, было ли у меня с девушкой или меня обучать всему придется?

Нет, милая, не придется.

— Желаю, — улыбнулась я так же пошленько.

— Ну, пошли, — меня хлопнули по попе.

Девушка открыла ключом квартиру девяносто три и пропустила меня вперед.

Квартира-студия была большая, просторная, светлая, со вкусом обставленная и чисто убранная.

— Мило, — улыбнулась я, осмотревшись.

— Ага, ё…рь один снимает. Член в стояке всего семь сантиметров, — пожаловалась Милана, — прикинь?

— Да ладно! — ужаснулась я.

— Ну, че я врать-то буду, серьезно. Но зато щедрый, квартиру снимает, подарки дарит.

Милана вытащила из лифчика маленький пакетик с белым порошком и помахала им передо мной. Я протянула руку — пакетик выдернули:

— Вначале попроси хорошенько.

Милана склонилась над моим лицом низко-низко, и нам пришлось поцеловаться, я крепко прижала девушку к себе, внушая мысль: спи, моя девочка, спи. Милана уснула почти мгновенно, я уложила ее на диван, открыла пакетик, высыпала немного порошка в одну ноздрю, остатки в другую. Зажала нос и рот, вынуждая сделать глубокий вдох, бросила на пол пакетик и вышла из квартиры, как ни в чем не бывало, внушив консьержке, что я Лидочка из девяносто пятой, та, и правда, на меня сейчас похожа.

Часть 32

— Мамуль, проснись. Мы приехали.

Олег погладил маму по щеке, и его сердце болезненно сжалось. Как же она постарела, а ведь в последний раз он видел ее, как всегда, в январе, ездил к ней на праздники. В свои семьдесят была еще вполне цветущей женщиной. Да, горе никого не красит.

— А? Что, уже! — мама открыла глаза, села и огляделась. — Я и не думала, что ты так прямо в бору и живешь.

— Здесь Оле дали дом от работы. Она в санатории работает здесь в трех километрах. Я переехал к ней.

— Ясно. Но, я надеюсь, свою квартиру ты не продал? А то мало ли что и куда ты потом.

— Конечно, нет, мам. Сдаю.

— Молодец. Это что, она? — мама уставилась на Олю, вышедшую их встречать на крыльцо. — Боже, сынок! Ей хотя бы за двадцать?

— Ей двадцать семь недавно исполнилось, — Олег отчего-то покраснел, как нашкодивший школьник.

— Двадцать лет, значит, разница у вас? Что ж, для репродукции неплохо. Самое то! — со знанием дела заявила мама. — Я надеюсь, она не курит?

— Нет. Пойдем уже, мам.

Мама, не дожидаясь помощи сына, сама выпорхнула из машины и с улыбкой на устах пошла, знакомиться с будущей невесткой.

— Ну здравствуй, деточка, меня зовут Алевтина Аскольдовна, и это я подарила этому миру того обалдуя, с которым ты сейчас живешь! — весело продекламировала она. — Чтобы язык не коверкать, зови меня просто Аля. Я себя так моложе чувствую.

— Хорошо, — засмеялась азиаточка. — А меня Оля зовут. Как долетели?

— Отлично! Спала, как убитая, весь полет и всю дорогу в машине тоже. Как у вас тут чудесно. Воздух прямо целебный — сосновый, кедровый. Сын сказал, это тебе от работы дали? Ты доктор?

— Я психолог-реабилитолог и терапевт. Работаю с больными детками.

— Молодец! А я сорок три года акушер-гинеколог, так что, если что, обращайся.

— Обязательно. Да Вы проходите, я Вам комнату приготовила, пойдемте, покажу все.

Олега до глубины души тронуло, что Дора купила ей все необходимое, он сам как-то о таких вещах и не задумался. Все же хорошая она у него. Хорошая.

— Так, это пульт от телевизора, это от кондиционера. Ноутбук купила только сегодня, так что, если чего-то нужного Вам там нет, обращайтесь, все скачаем. Вай-фай настроен.

— Ой, ну зачем было так тратиться? — всплеснула руками растроганная мама.

— Да пустяки. Если еще что будет нужно, обращайтесь, не стесняйтесь, хорошо?

— Обязательно!

Мама обняла Дору. Было видно, что она ей понравилась, причем, без всякого внушения.

— Помочь Вам вещи разобрать?

— Нет, спасибо большое, детка, я сама.

Пока мама располагалась, Дора накрыла ужин на веранде. Был чудесный, тихий и теплый летний вечер.

— Она щас будет спрашивать обо всем — от родителей до количества твоих мужчин, — предупредил Олег.

— Пусть спрашивает. А ты слушай и запоминай, при случае повторишь то же самое, если кто чего спросит. Иди, зови ее кушать.

— Мам, пойдем кушать! — позвал Олег, постучав в ее комнату.

— Да шо ж ты так орешь, ей богу! Я на слух не жалуюсь пока что, — засмеялась мама, открыв дверь. — Ох, ты ж и чудо у меня!

Аля потрепала сына по щеке, как в детстве. Он прижал ее к себе. Сколько бы лет тебе ни было, а ласка материнская всегда приятна.

— Куда идти? Веди, Сусанин!

— На веранду, мама.

— Ой, какой стол, — ахнула Аля, глядя на старания Доры, — что, будут гости?

— Нет никого. Только мы, — улыбнулась Дора.

— А, показательные выступления, значит, — прищурилась Женщина.

— Мам!

— Не мамкай!

— Да мы, в общем-то, всегда так ужинаем. Ничего особого, — пожала плечами Дора.

— Не врет? — с улыбкой покосилась на сына Аля.

— Нет, — честно признался Олег.

— Ну, тогда тебе повезло, а то нынче молодежь вон все из магазина прет, даже салаты. А твои родители, когда знакомиться придут?

— У меня только отец и брат. Сегодня я их приглашать не стала. Подумала, что Вам с дороги не до приемов.

— Ну, тоже верно. Пирог с чем?

— С капустой свежей и квашеной и щукой в сметане.

— Ой, какая прелесть! Положи-ка. Мне бабушка в детстве такой делала! Мамы давно нет?

— Да она умерла при родах.

— Печально. И что же папа, больше не женился?

— Ну, вот как-то не сложилось. Хотя он нам неродной, нас с Димкой усыновили еще в младенчестве, мы — дети его хороших друзей. Родной отец умер еще до нашего рождения.

— Брат-близнец?

— Двойняшка.

— А кто были родители, знаешь? Генетику знать нужно, вдруг они у тебя пьющие или наркоманы, или умалишенные. Это же все по генам передается и отразится на детях и внуках.

— Мама! Простонал Олег, закатив глаза

— Не мамкай, она тоже врач и понимает, что я права, — жестко отрезала Аля, в вопросах здоровья и деторождения ее не переспоришь. Да и не надо.

— Я думаю, что все будет хорошо. За своим здоровьем я тщательно слежу, мама из нормальной семьи — спортсменка, бегом занималась, отец тоже военным был, за собой следил. Погиб на службе. Вредных привычек не было ни у кого.

— Это хорошо. Пирог потрясающий, кстати! Точно из детства! Как в прошлое попала, ей богу. А папа, который воспитывал, кто у нас?

— Генерал.

— Ух, ты! — мама как-то недобро покосилась на сына. — Как давно вы уже вместе?

— Полтора года. Живем вместе четыре месяца, — быстро ответила Дора.

— Да? Че ж ты ее на новогодние праздники не привез?

— Я сдавала сессию, получаю второе высшее заочно. Психотерапия еще.

— Умничка, и поступила бесплатно. Наверное, на первое, потому что школу с золотой медалью окончила?

Дора кивнула.

— По тебе видно, что упертая — я тоже. Эх, лихие студенческие! Общаги, подружки, посиделки. Мальчишки в окно.

— Мама! Что я слышу!

— Ну да, когда-то и твоя мать была молода и красива и без царя в голове! Дискотеки в парке до утра. Домашнее вино. Аля мечтательно закатила глаза.

— Я к концу первого курса вышла замуж, так что все. Это как-то мимо меня немного прошло.

— Вот как, и кто ж он был? Молоденький преподаватель с твоего курса? Или не очень молоденький?

— Нет. Офицер, познакомились тоже в парке на дискотеке.

— И что же не сложилось с офицером?

— Все сложилось. Он погиб три года назад, при исполнении.

— Да уж, жизнь у тебя не из сахара, — вздохнула мама, но не успокоилась. — Деток не нажили?

— Нажили. Девочка умерла в возрасте трех месяцев от острого воспаления легких. С простым кашлем нас не положили. А через сутки температура в течение часа — сорок, и поздно было уже.

«Прости, прости за ложь, но так нужно. Ты же понимаешь», — услышал Олег в голове. Понимаю, милая. Все понимаю. Ты теперь у нее в ранге святых будешь.

Аля встала, подошла к Доре и обняла ее. Прижала к себе крепко секунд на десять, затем чуть оттолкнула. И, обняв Олега за плечи, клятвенно пообещала:

— Обидишь ее хоть словом — убью засранца.

И не думал. Давайте есть уже. А то устроили допрос с исповедью.

Далее мама только ела и расхваливала кулинарные таланты будущей невестки. Помогла ей убрать и помыть посуду, и пошла, отдыхать, Олег пошел к ней, так хотелось побыть с ней немного наедине, как в детстве, она так постарела. Олег вдруг отчетливо понял, что у них осталось, не так уж много времени, чтобы побыть вместе. Мама уже лежала в постели с книгой.

— Можно?

— Конечно. Иди. Сюда.

Аля похлопала по кровати рядом с собой. Он сел и обнял маму.

— Хороший мой, — мама погладила сына по голове, — дай Бог тебе счастья, сынок. Хоть уйду теперь спокойно. В хорошие руки попал ты, вижу.

— Куда уйдешь, мам? Ты, о чем? Ну, подумаешь, сгорел дом, жалко, конечно, но это же не конец жизни. Хочешь, новый тебе куплю? А хочешь, оставайся с нами. Совсем скоро у тебя внук будет. Нянчиться будешь!

— Да? А что ж ты, дурень, сразу не сказал! Я б с вопросами не лезла. Расстроила девчонку вон. Но кто ж знал, что она столько пережила! Такой холеной выглядит.

— Не переживай. Она сильная, справится.

— А ты ее, правда, любишь или тело молодое ум затуманило? Да чин папанин? Просто она не заслуживает еще боли, по-моему.

— Люблю, мам! очень. Я после Светы только с ней жить начал. Снова смысл увидел.

— Ну и, слава Богу, родной. Слава Богу.

Выйдя от мамы, Олег зашел в их спальню и в окно увидел Дору, она стояла, обнявшись с огромной сосной, как стояла, когда четыре дня назад он привез ее из больницы. Сердце нехорошо защемило. Он вышел к ней.

— Тебе плохо? Ты из-за мамы расстроилась?

— Она попрощаться приехала, Олеж, — тихо сказала Дора, — у нее рак груди четвертой стадии, и метастазы в щитовидке и челюстной кости. Ей осталось месяца полтора от силы.

— Господи! Ну как же так! — прорычал Аверин, на глаза сами собой навернулись слезы.

— Все будет хорошо. Олеж! Не забывай, что твоя жена — волшебница.

Дора с улыбкой подмигнула жениха и пошла в дом. В комнату с собой войти не позволила. Минут десять оттуда шло серебряное свечение. Затем прекратилось и где-то через минуту вышла бледная, как полотно, Дора.

— Ну что, получилось?

— До ста лет проживет твоя мама, не кашляя, — кивнула она.

— Спасибо тебе.

Олег обнял Дору и почувствовал, как ее ноги подкашиваются. Подхватил ее на руки и понес на улицу, хотел положить под той же сосной, но она одними губами попросила подальше. Понес дальше, положил там, где она сказала, получилось в центре круга из восьми сосен. Олег не вооруженным взглядом увидел, как Дора засветилась, и сверху в нее пошел луч света серебряного с голубыми оттенками.

Это продолжалось секунд тридцать, затем прекратилось. Дора открыла глаза, улыбнулась и протянула Олегу руку.

— Иди ко мне.

— Эко ж тебя торкнуло, — присвистнул он, — может, домой в чистую постель?

— Иди сюда, говорю! Извращенец! Да не на меня ж ты ложись, а рядом, рядом. Прижмись. Плотнее к земле спиной, ногами, особенно ладонями. Закрой глаза, дыши медленно и ровно. Расслабься, открой сознание, не думай ни о чем. Прими потоки энергии, почувствуй их в себе.

Олег сделал все, как велено, и через минуту и правда почувствовал, что земля под ним просто гудит от силы. Она словно бы шла из-под земли, поднималась вверх в глубины космоса и отчего-то, там отражаясь, возвращалась сверху удвоенным потоком. Им и питалась Дора. Аверин постарался дышать глубже, боясь упустить это ощущение. И вдруг почувствовал легкость и прилив сил, как бывает, когда первый раз целуешь желанную женщину или выигрываешь в лотерею. Тебе просто хорошо. Ты просто счастлив и готов горы свернуть.

И вдруг все закончилось. Олег чувствовал только то, что лежит на холодной земле в лесу, и его колют ветки и иглы от сосен. Олег полежал, немного приходя в себя. Смотря на звездное небо. И вдруг заметил в нем яркую мерцающую звездочку, которая становилась больше прямо на глазах.

— Что это? — спросил он замершую Дору.

— Корабль.

— Чей?

— Откуда я знаю.

Точка вдруг ярко сверкнула и стала приближаться еще быстрее.

— Боже Трисвятый, он падает! — закричала Дора в ужасе. — Папа, помоги! Папа! — Истеричный крик Доры резанул по ушам.

Часть 33

Олег пригляделся и увидел еще две точки чуть выше, стремительно приближавшиеся к первой, в которой уже можно было узнать очертание классической круглой летающей тарелки. От этих двух точек пошли яркие лучи, и они словно притянули к себе падающею тарелку и потащили ее куда-то вправо.

— Фу ты, успели! — выдохнула Дора. — А вот теперь пойдем в постель. Вселенная никогда не даст тебе больше, чем ты сможешь взять. Запомни это. Когда будет нужно, приходи сюда и делай все так же. Здесь разлом земной коры, прямо под нами. Здесь энергия Земли и вселенной идут чистым потоком, преумножая друг друга.

Они пошли к дому, но не успели ступить на крыльцо, как где-то в тайге раздался оглушительный взрыв, и взметнулся исполинский столб голубого пламени.

Дора напряженно вглядывалась в небо, высматривая огни спасших их кораблей, но их не было видно.

— Дима, что там у вас? — вслух спросила Дора. — Дима, ну не молчи! Дима! Па-ап!

В голосе Доры появились нотки паники.

Из тайги к ним вышел человек и помахал, мы дружно выдохнули.

— Все хорошо? — спросила Дора ардонийского отца.

— Ага, только церенцы катапультировались. В тайгу.

— Сколько?

— Двое. Быстро переходи в урайскую ипостась и подпитайся, как следует.

Дора кивнула и тут же изменилась в мгновение ока, стала такой, как была раньше — голубоглазой, длинноволосой, кудрявой блондинкой. Олегу только и осталось, что челюсть с пола подобрать.

— Все будет хорошо. Не бойся, — улыбнулась дочь Перунова.

Дора сбежала по ступенькам крыльца, пересекла двор и обняла самую мощную и высокую сосну. Прижалась к ней всем телом и замерла.

— Я чем-то могу помочь? — спросил Олег Демитрия.

— Возьми это, — Демитрий протянул ему маленький, аккуратненький, с виду даже игрушечный револьвер. — Увидишь эту тварь, стреляй в харю. Лучше в глаза.

— Что за тварь-то?

— Паучок такой, на тарантула похож. Но размером с медведя, увидишь, не перепутаешь.

Димка с улыбкой щелкнул Олега по носу, и не успел он и глазом моргнуть, как они с Дорой исчезли в тайге.

Олег не знал, сколько прошло времени, минута, две, полчаса, час, ему и вовсе показалось — вечность. Он, наконец, понял, почему Светка так истерила и названивала ему, в день по пять раз. Она просто любила его и волновалась за него, бедная! И как только она выдерживала такую нервотрепку целых двадцать три года. Он, например, твердо, решил, что больше никогда и никуда не отпустит Дору, пофиг, что дочь самого Перуна, а был ли он вообще и так велик ли, как приписывают? Пофиг, что на четверть ящерица. Она Его! Его девочка, хрупкая и ранимая. Носящая под сердцем его сына. Размышления прервал страшный рев, похожий на рев раненого лося. Жуткий, леденящий кровь вой. Где-то совсем рядом. Раздались оглушительные раскаты грома, Олег увидел, как упала одна высокая сосна с оглушительным треском.

Из леса выбежала Дора, она вся сияла голубовато-белым светом, как гирлянда в темноте. А вслед за ней неслось это невообразимое нечто. Похожее в сумерках на огромное черное пятно с горящими белыми глазами. Дора, вместо того чтобы убегать, вдруг развернулась к нему лицом и метнула белый искрящийся шар энергии, одновременно с ней с другой стороны кто-то тоже кинул такой же шар, раздался оглушительный взрыв и треск. Весь горизонт озарила ярчайшая, ослепившая Олега вспышка, и наступила оглушительная тишина. Или это Олега контузило? Хотя нет, звона в ушах нет, значит, не контузило.

— Ты что, совсем ох…ла?! Твою мать! Еб…ая! — Это, кажется, Тарха Даждьбога пробрало от души и до пяток. Он лежал на земле рядом с сосной, хотя нет. Не на земле, на моей жене. Прости господи! — Отметил полковник.

— Ну да,есть маленько, — согласилась Дора смеясь. — Будь любезен, подними с меня свое божественное тело, — попросила она спокойно, — у меня тут муж в партере сидит. Неудобно как-то.

Тарх неспешно покосился на Олега, Он учтиво кивнул и сказал:

— Здрасте.

Ему вежливо кивнули в ответ, после чего ведический бог быстро и ловко вскочил на ноги и поднял на ноги Дору, бывшую еще в урайской ипостаси.

— А если бы я не успел! — возмутился чем-то Тарх. — Если бы не закрыл тебя?

— Но ведь успел же и закрыл же, — спокойно сказала Дора, как-то слишком близко и ласково прижимаясь к бывшему мужу, вон, руки на плечи положила даже.

— Это дело случая. Я не супергерой! Я вовсе не всемогущ! В следующий раз думай, что делаешь, рассчитывай только на себя, в первую очередь!

— Я просто читала его мысли.

— Мысли? Он открылся тебе? — удивился Тарх.

— Да.

— Что в его голове? — встревожено спросил Демитрий, вышедший только что из бора.

— Мы идем сюда, вы наша добыча. Еда, что-то в этом роде. Нас много, все созвездие Церейны. На Сваргу небесную надвинемся. Начнем с Мидгарда, как с самых беззащитных.

— Ну, пипец! — с чувством сказал Демитрий.

— Ладно, разберемся, — махнул рукой Тарх, — но впредь никогда не смей вести таких существ к людям. Что, не могла разве свернуть и в тайгу увести?

— Прости, я словно была под гипнозом, — виновато опустила голову Дора.

— Ну ладно, что уж теперь, обошлось ведь! — вступился за дочь Демитрий, — Давайте убираться. Пока я время держу.

— Щит подержи, — попросил Тарх.

Демитрий кивнул и отошел шагов на двадцать от дохлой твари, издали похожей на большой пень, вросший в землю.

Дора и Тарх отошли от твари на пять шагов. Дора стояла к Олегу спиной, а вот Тарх лицом. Аверин видел, что в его руках появился посох из света, он ударил им о землю, и земля затряслась и просто разъехалась в разные стороны, а Тарх и Дора словно парили в нескольких сантиметрах над разломом. Земля разъехалась ровно до того места, где стоял Демитрий, шагах в пятнадцати от Олега и ровно настолько, чтобы дохлая тварь провалилась в преисподнюю, или что там есть. Как только она провалилась, Дора и Тарх начали словно тянуться друг к другу, и земля вновь начала съезжаться до тех пор, пока боги не коснулись ладоней друг друга.

Красиво, романтично, завораживающе. Олег вдруг четко понял, что они истинная пара друг друга. Дополняют друг друга, как правая рука левую, а он тут явно лишний. Ну, вот вообще никак и никуда не вписывается.

— Умничка, сестричка, — сказал вдруг Тарх, — быстро учишься.

От Олега не укрылась, как отшатнулась от бывшего мужа Дора при слове сестричка. Словно плевок в лицо получила.

— Стараюсь, — бросила она резко, развернулась и пошла к жениху. — Идем в дом.

Улыбнулась она как-то невесело. Олег кивнул и открыл ей дверь. Ни Тарха, ни Демитрия в их дворе уже не было.

Дора вошла, плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками.

— Ты в порядке? Все хорошо?

Аверин присел перед ней на колени и вздрогнул, когда длинные желтые кудрявые волосы вдруг превратились в укороченные черные. Дора убрала руки от лица, перед полковником снова сидела черноглазая азиаточка вместо голубоглазой богини.

— Испугался? — улыбнулась она.

— Как ты это делаешь? — спросил он, стараясь унять дрожь в голосе.

— Просто думаю о том, какие гены в себе мне нужно активировать, а какие усыпить пока, и это само собой происходит. Не зря же меня называют химерой. Меня учили этому с рождения.

— А в какой из ипостасей тебе легче находится?

— Да во всех комфортно вроде бы. Идем спать.

— Сейчас пойдем.

Олег выдохнул и таки сказал, что думал:

— Дор, ты уверена, что ты действительно хочешь выйти за меня? Может быть, теперь, когда ты знаешь правду, вам стоит попробовать снова с Тархом?

— Нет, не стоит. Не получится. Да и быть четыре тысячи семьсот сорок пятой меня как-то, знаешь, не очень прельщает.

— Но ты подумай. Все же. Я пойму. Об общении с сыном, я думаю, договоримся.

Говорить все это было безумно тяжело, но он чувствовал, что надо.

— Ты боишься меня, — грустно улыбнулась Дора, — что ж, я ожидала подобного и не держу. Со мной реально непросто, страшно и опасно. А я хочу тебе лишь лучшего.

— Так и я хочу тебе лишь лучшего, маленькая моя.

Олег взял ее холодные руки в свои и поднес к губам, ее пальцы дрожали.

— Тогда зачем отказываешься от меня? Разве я давала повод усомниться в себе? Я вам что, мячик для настольного тенниса или приз переходящий?

Из глаз Доры катились слезы, Олегу стало так больно, что не вздохнуть даже. Вот дурак-то!

— Просто ты, ты богиня. Одним словом, вы с Тархом — как правая и левая рука, это сразу видно. При одном лишь взгляде на вас. А я всего лишь…

— Мой самый любимый и желанный мужчина — и точка! — категорично заявила Дора, наползая за Аверина прямо на полу. — Ты — мой бог! И другого мне не надо! — прошептала красавица ему на ушко, запустив свои шаловливые пальчики в ширинку его брюк.

Боже! Что это была за ночь! Чудесная, сумасшедшая ночь! Чего они только не творили и не вытворяли. Олег не устал ничуть, хоть не спали они до пяти утра. А в пять сдалась сама Дора, заявив, что беременных нужно беречь, а не выматывать, как лошадь в манеже. Но уже в шесть она подскочила и сломя голову бросилась в ванную, оттуда послышались неприятные звуки, потом еще и еще раз. Это продолжалось минут десять. Ее по ходу скручивало раз за разом. Олег, конечно, слышал, что у беременных токсикоз бывает, но не до такой же степени! Он подошел к двери и постучал.

— С тобой все в порядке?

— Нет. Ой!

— Чем я могу помочь?

— Ничем, уйди! — снова приступ.

— Может, врача вызовем?

— Какого врача?! Уйди, сказала! Хотя нет! Минералки принеси! Ой!

— Может, все же…

— Ну, тебе ж сказали, минералки принеси.

Из второй ванной вышла Аля, и Олег остолбенел. Она выглядела потрясающе свежей и помолодевшей лет на двадцать.

— Че встал, как привидение увидел? Я вчера к вам погостить приехала, забыл? Беги за минералкой, не стой над душой у девчонки. Щас, Оленька! Щас принесет. А я чай с лимончиком тебе сделаю, пойду.

Аля вперед Олега, аки молодая лань, метнулась в кухню и начала суетится. Он вытащил из холодильника бутылку и, украдкой полюбовавшись еще на маму, отнес Доре воду.

Вскоре ее отпустило, она приняла душ, оделась и вышла на кухню. Олег уже завтракал омлетом, что приготовила мама. Она сразу накинулась на бедняжку с вопросами:

— Голова не кружится? Живот не болит? Срок какой щас?

— Нет. Все в порядке. Все отлично, пятая неделя идет.

— Прям так точно знаешь? На чайку с лимончиком.

— Спасибо. Да, так точно.

— И с какой недели так выворачивает?

— Первый раз вообще.

— Сходи сегодня к врачу своему, хотя нет, сама с тобой схожу, позвони, спроси, во сколько тебя принять смогут, и на работе отпросись!

— У меня еще десять дней отпуска.

— Отлично, попробуй, поешь чуть-чуть, — Аля поставила, перед Дорой тарелку с омлетом

— Ты попала детка, держись, — бросил Олег ей мысль.

— Нечего мне приятно.

— Ты в порядке?

— Да. Вышло все то, что я у нее забрала вчера. А еще я стерла ее воспоминания о раке, смотри, не ляпни чего.

— А как же тетка, племяшки?

— Она не говорила никому.

— Ты чудо! Обожаю тебя.

— А я тебя… хочу, — Олегу кинули жаркий взгляд.

— Пожалей меня, ненасытная женщина! Меня сегодня ардонийский тесть, как сидорову козу, гонять будет.

— Козла. Вообще-то, — хохотнула Дора.

— Так, все, мамуль. Спасибо. Все было очень вкусно, мне пора на службу. Береги себя, родная!

— Чтоб в шесть был дома!

— Это как получится, мамуль.

— Жена в чужой постели у тебя получится, если будешь шляться неизвестно где! — строго заявила мама.

— Ой, Аля, я Вас обожаю, — хрюкнула, давясь от смеха благоверная.

Часть 34

Какое счастье, что у нас в санатории был гинеколог, и что она была человеком, но я все же честно прошла все анализы и УЗИ. Самой хотелось убедиться, что малыш в порядке. Он был в порядке и развивался, как положено всем человеческим эмбрионам.

А Светлана Викторовна оказалась давней Алиной подругой. Предела радости от встречи не было, и они договорились вечером посидеть у Светланы. Освободились мы к двенадцати, заехали домой покушать и поехали в город покупать Але вещи и все необходимое. Она уже намеревалась остаться, чтобы контролировать беременность и нянчить внука. Что ж, я не против, пусть. Я ей искренне нравилась. И она мне тоже. Это была сильная, волевая женщина, привыкшая держать все под контролем. Но определенные рамки я ей перейти не дам. Да и сама она их не перейдет. Не хабалка.

— Давайте-ка еще этот костюм возьмем, — я сняла с общей вешалки костюм — тройку с пиджаком, юбкой и блузкой. И пиджак, и юбка были приталенные, красивого синего оттенка, женщине бы пошло.

— В воскресенье как раз и наденете.

— Да, очень красиво, но дорого. Я уже все потратила, что было. Не ожидала даже, что бывшие коллеги так поддержат, если честно.

— Ну, на то они и коллеги. Вы ж не кто-то с улицы, а всю жизнь с ними бок о бок. О деньгах не беспокойтесь, берите и все.

— Хорошо. А себе ты платье уже купила?

— Нет. Как-то даже не подумала.

— Здрасте, приехали! Идем в соседний отдел, там свадебное все.

Я сразу впилась глазами в пышное, нежное, светло-розовое платье, оно было все в кружевах и цветах, как у принцессы.

— Я в нем на пирожное, наверное, похожа, да?

— Ага, аппетитное такое, сладкое, — улыбнулась будущая свекровь.

— Ну-ка, палантин на плечи накинь, — свекровь взяла легкий шифоновый палантин, прилагавшийся к платью, и накинула мне его на плечи. — Вот так! Супер! Очень идет к твоим черным волосам и глазам. Закажем еще букет из белых лилий, и будет супер!

— Да, я люблю лилии, — улыбнулась я.

— Вот и отлично, — улыбнулась свекровь, радуясь, что угодила. — Стой, любуйся. А я пойду в мужской отдел, жениху твоему посмотрю, чего подостойнее.

Купив еще розовые туфли, пошла в мужской отдел. Будущая свекровь уже выбрала костюм для сына. Светло-серый, серебристый со светло-розовой рубашкой в тон к платью и серебряный галстук.

— Нравится? — с надеждой спросила она.

— Очень, — искренне призналась я.

— Берем?

— Берем, — улыбнулась я.

Мой телефон завибрировал в сумочке, я достала его. Номер был незнакомым, я все же ответила, мало ли кто и зачем.

— Слушаю.

— Здрава будь! О дочь Перунова! — услышала я знакомый вкрадчивый голос. — Это Борис Смородин. Поговорить бы нам нужно. Поднимись на девятый этаж в кафе, я там.

— Я не одна.

— Угости маму чаем с пирожным, она уже голодна. Пока будет пить, мы поговорим.

— О чем?

— А разве не о чем? Давай. Жду.

Мы расплатились, отнесли покупки в машину, и Алевтина Аскольдовна кстати заявила, что надо бы перекусить. Мы поднялись в кафе. Борис сидел за столиком в центре и с милой улыбкой помахал нам.

— Пойдемте туда. Это мой знакомый, — так же улыбнулась я.

— Пойдем, — широко улыбнулась Аля.

Посмотрев на ее ауру, я увидела, что она уже под гипнозом. Нечего толком не осознает и не запомнит.

— Ты что, следишь за мной? — спросила я, подойдя.

— Делать мне больше нечего! — фыркнул Люций. — Просто это мое кафе. Пришел проверить, как дела. Вижу, вы тут гуляете, решил воспользоваться случаем, поговорить по душам спокойно.

— Ну, говори, — вздохнула я, отпивая чай с лимоном, что был поставлен возле нас вместе со щедрыми кусками черничного пирога.

— Прежде всего, хочу сказать — не верь всему тому, что обо мне говорят, и не бойся меня. Я вовсе не собираюсь тебя убивать. Более того — не позволю это сделать никому, кто захочет.

— С чего такая забота? — сощурилась я.

— Через несколько лет будет великая битва. Война. И не такая, как сейчас — брат на брата с палками. А Планета на Планету с оружием. Истинным оружием. Таким, что алмазы в прах обращает. И только мы с тобой сможем это предотвратить. Понимаешь?

— Нет, — честно призналась я.

— Нечего, придет время — все поймешь, — снисходительно улыбнулся Люцифер. — Именно для этого ты и была создана. Просто помни — тебе я не враг.

Люций смотрел мне прямо в глаза, надеясь внушить эту свою мысль, но на мне была защита Перуна, и князь тьмы, судя по округлившимся глазам, обломался. Я довольно усмехнулась.

— Спасибо, что успокоил.

— Кушайте пирог. Очень вкусный.

Люций встал и вышел из кафе. Как только он ушел, свекровь тут же очнулась от забытья.

— Мм! Пирог потрясающий! Тает во рту! А ты чего не ешь? — спросила она меня. — Тошнит опять?

— Нет. Все в порядке, — улыбнулась я. И, отколов ложечкой кусочек пирога, отправила его в рот. Было, и правда, очень вкусно.

Часть 35

Восстанавливать силы сегодня не стала. Надо было выглядеть естественно перед Алей. Помогла разложить ей вещи и пошла готовить ужин — котлеты под сыром с запеченным картофелем. Максимально ускорившись, чтобы успеть к приходу любимого. Любимого? Да, любимого! Я счастливо улыбнулась: скоро, совсем скоро он придет и поцелует так нежно, так страстно.

— Давай помогу, — на кухню вошла Аля.

— Да у меня уж все готово. В духовке уже.

— Ну, ты даешь, прям метеор! Ну я тогда к Свете. Ночевать не приду, — Аля озорно мне подмигнула.

— Хорошо. Возьмите из холодильника корзину с едой, я собрала Вам.

— Спасибо, детка, ты чудо.

Блюдо должно было готовится сорок минут. Я прилегла, чтобы набраться сил, и отрубилась на два часа, пока меня не растормошил встревоженный Олег.

— Ты в порядке? Пять минут уж тебя бужу!

— Да, в порядке. Устала просто, вот и прилегла отдохнуть. Который час?

— Семь.

— Ого!

— Это что ж ты такого делала, чтоб так устать? И где мама?

— У Светланы Викторовны. Они оказались подругами с института, представляешь?

— Тесен мир, однако, — усмехнулся Олег, — так что вы делали, что ты так устала?

— Обследование полное прошла. За покупками ездили, маме все необходимое купили, наряды для свадьбы.

— И ты, ходячий заряд ядерной бомбы, так утомилась только от шопинга?

— Я еще беременна, не забывай, а вчера вытащила из твоей престарелой матери, бывшей двумя уже ногами в могиле, все болячки, омолодила на пятнадцать лет, и местами, где нужно, стерла память, да и молнии генерировать и землю раздвигать до самого ядра не так-то просто, знаешь ли. А если вспомнить, что мы с тобой творили ночью…

— Ну да. Наверное, — улыбнулся Олег, целуя меня в губы нежно-нежно, я аж застонала невольно.

— Эй, не делай так! — засмеялся жених. — У меня еще нет сил на подвиги. Ужин готов? Я голоден.

— Конечно, идем, сделала картофель с фаршем. Маму ждать не надо. Сказала, зависнет до утра.

— Спасибо тебе огромное еще раз за нее, — Олег обнял меня за плечи и поцеловал, его переполняло искреннее чувство благодарности и счастья.

— Пожалуйста, родной. Пригласи, пожалуйста, папу на праздник. Я так хочу его видеть.

— Обязательно приглашу. Прямо завтра приглашение отвезу или вместе, если хочешь, поедем.

— Хочу. Скучаю очень. Мне иногда кажется, что он никогда меня не простит.

— Тебя-то простит, а вот мне реально страшно! Ты рискуешь стать вдовой в день свадьбы. Я даже не знаю, что я б с ним сделал, если б он спал с моей дочерью.

— Не переживай, возьму всю вину на себя. Скажу, что под воздействием. Кстати, ты почему от меня закрываешься? Боишься, что, правда, принуждать буду?

— Тренируясь, — Олег виновато опустил глаза, — Дима велит, попробуй пробить, кстати.

— Ну, ну, — усмехнулась я, сдержав смех, — кушай давай. Все потом.

Дав ему поесть, начала лицедейство:

— Убери со стола, пожалуйста, и посудомойку загрузи.

— Слушаюсь.

Мама Люба, давай, давай, давай!

Мама Люба, давай, давай, давай!

Хорошо ж поет засранец! Я аж заслушалась, как товарищ полковник во все горло распевает то, что терпеть до глубины души не может. Загрузив посудомойку, протер все столы и вымыл огромное окно в кухне. Все так же старательно во весь голос распевая про маму.

— Посмотри-ка на своего ученика, — я ментально позвала Демитрия, и это мне даже напрячься не пришлось.

— Полковник, мать твою! — взвыл Дима. — Держать оборону!

Олег вздрогнул, закрыл рот, уставился на тряпку и моющее средство в руках, но, надо отдать должное, быстро нашелся.

— Зачем? Я же дома. Ну, помыл окно и что?

— Подкаблучник, — буркнул Дима недовольно.

— Если я, химера, захочу тебе что-то внушить, против меня тебе не выстоять, дорогой, — усмехнулась я, забирая средство и тряпку, — так что дома можешь не париться. К оргиям принуждать не буду, обещаю.

Меня разобрал смех, наблюдая, как полковник залился краской. Было у него отчего-то такое убеждение, что мне это нравится.

— Мы и вдвоем с тобой неплохо повеселиться можем.

Я прижалась к жениху так плотно, как только можно, и жадно поцеловала. Он ответил мне тут же. Его руки нахально задрали подол платья, и рука скользнула в трусики, ласково сжимая ягодицы, и по мне словно волна тока прошла. Невероятно, ни один человек до него не вызывал во мне такое сильное и мгновенное возбуждение. Аекс не в счет, ибо, как выяснилось, он не человек. Рука Олега спустилась ниже и дразняще стала ласкать самое сокровенное, отчего в глазах у меня потемнело. Я застонала и прижалась к нему еще плотнее. Его пальцы там мгновенно стали влажными.

— Моя девочка, как всегда, нетерпение уже, — самодовольно улыбнулся полковник, удвоив напор.

Кто бы говорил, — я с наслаждением потерлась о впечатляющий выступ на шортах.

Я оттолкнула Олега к столу, заставив упереться в столешницу руками, спустила с него шорты и встала на колени. Уже усвоив с первой ночи, что ничто его так не возбуждает, как богиня, стоящая перед ним на коленях. Мужики все, блин, одинаковы, как ни крути. Впрочем, мне это тоже нравилось не меньше. Мой язык и губы начали сладкую пытку для него. Я упивалась его громкими стонами. И дрожью, проходившей через все тело. Он позабыл про все на свете сейчас. Про все щиты, защиты и опасности. Ему хотелось только, чтобы я не останавливалась.

— Да, мальчик мой! Это я начало и конец этого мира! И я твоя! Я принадлежу только тебе! Слышишь! А ты мой! Отныне ты не посмеешь от меня закрываться! Никогда. Отныне слушать ты будешь только меня и подчиняться только мне! Ты мой!

— Да-а! Детка, да, только твой! — выдохнул он, изнемогая от удовольствия.

Я послала ему мысль, как хочу дальше, и он тут же подхватил меня на руки, уложил на большой обеденный стол, а я подняла ноги, Олег прижал их к себе, так что они оказались выше его плеч, и резко вошел. Удар! Еще удар. Меня затрясло от невероятного наслаждения и боли, что приносили эти его мощные, нетерпеливые движения.

— О да, милый! Да-а! — закричала я, не в силах себя сдержать.

— Как была сукой — так и осталась, — грустно вздохнул в моей голове Демитрий.

— Иди к черту, извращенец зубастый! — выругалась, испуганная, я, мгновенно поставила ментальный щит и продолжила, растворилась в море наслаждения.

Часть 36

Женя Жильцова довольно заулыбалась своему отражению. Сегодня ей исполнилось тридцать пять, и она еще очень даже ничего. Кожа упругая, тело стройное, как в двадцать, глаза горят. Морщинок почти нет. Разве что парочка самых мелких под глазами. Когда она гуляла со своей тринадцатилетней дочерью, их еще принимали за сестер.

Женя еще раз потрогала красивый жемчужный кулон на тонкой золотой цепочке, что подарил ей Влад.

Влад! Как же давно она о нем мечтала! Да, с тех самых пор, как пришла к ним в аналитический десять лет назад. Но он был, как скала, холоден и неприступен. Не только для нее — для всех. Говорили, что он любит до сих пор свою жену, умершую почти тридцать лет назад, при родах. Возможно ли такое? Если возможно, то он еще более благороден и чудесен, чем все другие. Раза три между ними все же был секс. Только секс, тупо чтобы выпустить пар, не более. После он уходил, ничего не говоря и не прощаясь. А утром на службе снова было холодное — здравия желаю, товарищ майор, и все. Полный игнор ее намеков и взглядов. Снова скала.

Пару раз она пробовала завести отношения с другими мужчинами. Самые долгие продлились три года. И тоже с коллегой, но парень погиб при исполнении. Женя по-настоящему страдала по Артему, доброму, благородному парню. А потом, примерно год назад, получилось беда с ней самой. На нее напал ее бывший муж, отец Иринки. Обезумевший наркоман ворвался в квартиру, будучи в полном неадеквате, требовал денег. Как бы Женя ни была подготовлена, противостоять против двухметрового, взбешенного бугая долго не сумела, лишь еще больше его разозлила. За что жестоко поплатилась. Он взял ее силой, очень жестко и унизительно. Потом избил до полусмерти и чуть не задушил ремнем от сумки. Одному Богу известно, каким чудом на пороге ее квартиры тогда оказался Влад и практически в последний момент пристрелил мерзавца. Женя уже была без сознания и летела по яркому белому коридору к ангелам. Ее встретила девушка с длинными золотистыми кудрями, как у принцессы, и ярко-голубыми глазами. Она чем-то была очень похожа на Дору, дочку Влада. Улыбаясь, принцесса сказала:

— Не бойся — лети. Теперь я буду вместо тебя.

Затем Женя очнулась. Рядом с ней был Влад. И с того момента не отходил от нее ни на шаг.

— Когда Вы уже к нам переедете? Женя услышала голос своей дочери и замерла, подойдя ближе к двери.

— Перееду? — удивился Влад.

— Маме уже давно хочется быть для Вас не просто девушкой для встреч и коллегой. Вы, по-моему, это тоже прекрасно и давно понимаете. Вы же все равно у нас ужинаете и ночуете. Думаете, я не замечаю? Может, хватит уже, как малолеткам, шугаться. Короче, если дело во мне — я только за.

— Хорошо. Буду иметь в виду, — прокашлялся Влад, — спасибо.

— Пожалуйста. Наслаждайтесь жизнью, пока еще можете, — усмехнулась девочка, явно намекая на возраст Влада. Влад был старше Жени на пятнадцать лет, но из-за пережитого недавно горя выглядел старше своих пятидесяти.

Вот коза малолетняя! Ну, погоди ж ты у меня! Женя улыбалась, на глаза навернулись слезы, ее девочка уже совсем взрослая.

— Ну что, идемте отмечать? — Женя с улыбкой вышла из комнаты.

— Вы идите. Я останусь. Мне еще реферат по истории писать, — отмахнулась кареглазая девчушка, точная уменьшенная копия матери.

— Да успеешь ты! У нас и столик в ресторане заказан на четверых, мама не может. Голова разболелась. Что ж нам, вдвоем сидеть теперь?

— Ну а что? Кто вам голубкам еще нужен? — хитро улыбнулась Ира. — Красивые какие! Давайте я вас щелкну. Обнимитесь!

Ира взяла фотоаппарат со стола и запечатлела мать и ее ухажера:

— Отлично! А теперь — поцелуйтесь!

— Ирка! — взвизгнула Женя.

— Ну а что? В щечку.

Женя с удовольствием подставила щеку мужчине.

— Молодцы! А теперь именинницу на руки, — скомандовала Ира весело.

— На руки так на руки, — Влад легко подхватил Женю на руки и прямо растаял, когда она сначала положила голову ему на плечо, а потом поцеловала в щеку. — Теперь ты иди, я тебя с мамой щелкну.

— Давай!

Ира подбежала к матери и обняла ее за шею, потом поцеловала в щеку. И даже присела на колени, положив голову на грудь, как в детстве.

— Ты ж моя лялечка! — умилилась Женя. — Бай-бай!

Женя стала покачивать взрослую дочь и гладить по голове. Так как-то надрывно вздохнула, затем резко встала.

— Ладно, валите уже, а то все съедят. Без вас, — нарочито весело сказала Ира, пряча глаза.

— Слушай, а давай Олега с его девушкой пригласим! Давно не виделись, да и на нее посмотреть любопытно, — предложила вдруг Женя.

— А давай, — оживился Влад и тут же стал набирать друга. — Привет, Олеж! Это Влад! Как вы? Как дела? О, в воскресенье свадьба! Уже в это? Круто! Поздравляю! Придем, конечно! Да, я тоже неплохо. Слушай, сегодня у Женьки день рождения. Не желаешь присоединиться вместе со своей девочкой к нам? А то никого не будет, а одним как-то не хочется сидеть. Ну, давай, спроси. Придете, ну, отлично. Ждем в нашем любимом месте. К семи.

— Ты уверена, что нам нужно туда идти?

Олег ласково поддерживал меня за плечи.

Папа! Папочка! Ноги невольно подкосились, когда я его увидела, такого родного, такого постаревшего. Быстро посмотрела ауру. Ох, ты! Ты счастлив, мой хороший! Счастлив, мой родной! Уже легче! Просто отлично. Уже искренне улыбаясь, я уверенно пошла к ним.

— Женечка, ты просто королева!

Олег расцеловал коллегу и отдал женщине букет розовых роз.

— Спасибо, дорогой. Ты тоже просто-таки помолодел лет на десять! Влад, ты глянь! Ну, помолодел же, а! Вот что любовь с людьми делает.

— Да, я давно уже заметил, что прям, цветет и пахнет.

Влад и Олег обменялись рукопожатиями.

— А это, я так понимаю, и есть прекрасная причина твоего столь бурного цветения?

Папа улыбнулся мне. Я ему понравилась.

— Надеюсь! — улыбнулась я и протянула ему руку. — Пелегина Ольга Вадимовна.

У моего благоверного на мгновение отвисла челюсть.

— Ты что, обалдела что ли? — взвыл он мысленно.

— А что? На свадьбе все равно встретятся же. Меньше вопросов будет.

Папина аура как-то сразу помрачнела ненадолго.

— Соколов Владислав Александрович, — улыбнулся он натянуто.

— Очень приятно, — улыбнулась я.

— Взаимно, — соврал и глазом не моргнул.

— А я Женя Жильцова, — улыбнулась кареглазая красавица с длинными красивыми, темно-вишневыми волосами, — можно без отчества.

Ее аура просто сияла счастьем. Любовью и нежностью к папе, и он отвечал взаимностью. Отлично. Но было в ее ауре что-то до боли знакомое, родное. Что сразу потянулась ко мне. Что бывает у сестер. Или близких подруг, проведших вместе не год и не два. Может, это оттого, что мы любим одного мужчину? Пусть и по-разному, но искренне.

— Это вам! — я протянула ей подарочную коробку с туалетной водой от Диор. Насколько помню, от нее пахло чем-то подобным, но намного более дешевым. — Надеюсь, понравится.

— Спасибо.

Женя открыла коробку, и ее глаза восторженно заблестели.

— Ой, мой любимый запах! Нет, серьезно! Надо же!

— Я рада, что угадала.

— Давайте садиться. Мы уже сделали заказ. Надеюсь, индейку, креветки, и салат со свежими овощами любят все. Дамам шампанского? — улыбнулся Влад, потянувшись к моему бокалу. Я прикрыла Его рукой.

— Мне яблочный сок.

— Шампанское здесь хорошее, дорогое.

— Не сомневаюсь. Мне просто алкоголь нельзя. Временно, так скажем.

— Да-а! — пропела проницательная Женя. — И кого ждем?

Женя искренне обрадовалась, папа насторожился.

— Еще неизвестно. Но я думаю, что будет мальчик.

— Здорово!

— Поздравляем! — папа как-то недобро уставился на Олега. — А как давно вы знакомы?

— Полтора года уже, — улыбнулась я.

— Надо же! А как же познакомились? Вы тоже в органах служите? Фамилия мне Ваша знакомой кажется.

— Я нет. Боже упаси. А вот мой папа Пелегин Вадим Аркадьевич — генерал.

— Ах, теперь понятно.

Папина аура совсем потускнела, появились красные всполохи. Он злился. Злился на Олега.

— Только ты на него не похожа совсем, прости, конечно.

— А мы с братом приемные, — улыбнулась я.

— Понятно.

Папа сверлил меня глазами.

— Я так понимаю, ты к нему под крылышко перебрался? — Ой, Боже, какой злобный взгляд на Олега.

— Ну да. Не по своей воле, если честно, — красноречивый взгляд на меня, ах, ты ж, засранец! — Скука смертная в этих бумагах. Хоть вой, ей богу!

— Ниче, ниче, зато целее будешь.

Я с наслаждением жевала сочную индейку.

— Еще немного — и я сам расскажу ему, кто ты! — негодовал Олег. — Ей богу, он будет злиться куда меньше, чем сейчас!

— Спокойно! Не время!

— Ну, так, а как вы познакомились? — вернулась к интересной теме Женя.

— Ну, давай расскажи ты, а то все я да я потею, — ментально обратилась я к Олегу, налегая на салат.

— Что рассказать?

— Импровизируйте, товарищ полковник, импровизируйте.

— Оля тогда неделю как права получила и не усвоила еще, что, выезжая с парковки, нужно в обе стороны смотреть, а не только туда, куда поворачивать будешь. Так и познакомились.

— До этого, ей богу, не знала, что сотрудники вашего ведомства материться умеют похлеще пьяного слесаря, — хохотнула я.

— Ну, еще бы, я три дня как новенькую машину взял тогда, а тут какая-та курица с маникюром длиннее, чем пальцы, хлопает глазами, аки ангел: я как-то не подумала, я как-то растерялась.

— Маникюра такого на мне не было, с ним не очень-то порукодельничаешь, и деток нечаянно поранить можно. Так что у нас негласно, но запрещено.

— А кем Вы работаете?

— Ко мне на ты, пожалуйста, — я искренне улыбнулась Жене, — я психолог-реабилитолог санатория для детей-инвалидов.

— Срочно внуши ей мысль позвонить дочери и сказать, что она ее очень любит! — нагло ворвался в мое подсознание Демитрий.

Неужели и до нее добрались?! Вот уроды! Я закипела от злости.

— Быстрее давай! — рыкнул Демитрий.

— Ладно, чего проще-то!

Один лишь мимолетны взгляд в глаза и…

— Ой, надо Ирке позвонить! — словно спохватилась Женя. И вытащила из сумочки, висящей на спинке стула, мобильник.

Часть 37

— Ух, — выдохнула Ира, едва за ее матерью и Владом закрылась дверь. И чего бы она там забыла, на этом скучном ужине, не в Диснейленд же пошли и даже не в кино.

Влад. Он хороший, наверное, правильный весь такой. Но он старше маму на пятнадцать лет, кажется, ему пятьдесят вреде бы уже. А ей бы помоложе позажигать, еще вон молодая какая и танцует так, что Ира сама завидует. Но, судя по всему, мать давно по нему сохнет. И сейчас вся так и светится, последние полгода особенно. Ира была рада за мать. Она заслуживала женского счастья. Особенно после того, что с ней сделал ее бывший муж. И к огроменному стыду и ужасу — Ирин отец. Номинальный, конечно, по паспорту только, но отец. Они с мамой развелись, когда ей не было и трех лет. Отец служил в органах в наркоконтроле и, как ни странно, сам подсел на эту дрянь. Зато Ира очень любила бабу Веру, папину маму. Она их с матерью всегда поддерживала и любила, с сыном тоже много лет не общалась. Но бедняжку разбил инсульт, когда она узнала, что ее сын сделал с бывшей, но до сих пор любимой невесткой. Бабуля умерла через 3 месяца. И тогда Ира впервые лишилась дорогого и любимого человека. И узнала, что такое боль, настоящая боль. А через месяц Иру ждал новый удар, машина насмерть сбила ее лучшую подругу Вику, с которой они с пяти лет не разлей вода. И вот это уже была адская боль. Ира голосила громче Викиной матери. Тугой огромный комок боли просто разрывал грудь и душу на части. А потом, в день похорон, был острый нож в руках и порезанные вены, и дикий мамин крик, что стоял в ушах до сих пор.

Она выжила и поклялась жить, несмотря ни на что, ради мамы. Мама больше не должна страдать никогда. И она жила и живет до сих пор ради мамы. Но только их отношения с Владом стали стремительно развиваться, и они с мамой больше не были так близки, после работы, приготовив ужин, мама стремительно упархивала на свидание и возвращалась за полночь, а Ира снова была одна, совсем одна. Она хорошо училась, занимаясь современными танцами, входила в группу шоу-денс Искра. И у нее уже даже была гастрольная жизнь и первые заработки. Но внутри в душе она была одна. Друзей не было. Не то чтобы она закрывалась от людей, нет. Просто эти глупые хо-хи, ха-ха. Прикинь — Васька на меня посмотрел. А ты у Лазарева новую песню слышала. А я новый лак купила. Все это Ире было неинтересно. От всего этого она была далека. И свободное время предпочитала проводить, перечитывая академию вампиров. Чтобы отгородится от этой скучной серой реальности. Правда, последние полтора месяца были намного ярче. На нее обратил внимание Гриша Шаров из их коллектива. Провожал домой, приглашал гулять. Учил кататься на скейте. С ним было весело и спокойно, а еще он увлекался фотографией, и у него здорово получалось сфоткать даже обычное небо очень красиво. Ира была его главной моделью, и ей это ужасно нравилось, она выходила на его снимках очень красивой, взрослой, сексуальной даже. От разных парней в ВК отбоя не было, после того, как появились эти красивые фото, пришлось даже страницу закрыть. Но вот вчера произошло то, что Ире совсем не понравилось. Он привел ее к себе домой, в свою комнату-студию приводил уже и раньше, но вчера, несмотря на то, что все внешне было вроде бы по-прежнему, что-то изменилось. В самом воздухе летало напряжение.

— Давай я тебя пофоткаю, — улыбнулся Гриша. В его зеленых глазах горел странный огонек, — встань на кровати на коленях, голову поверни влево, смотри вниз. Ага, молодец, а теперь встань на четвереньки, выгни спинку, как кошка. Волосы перебрось влево и смотри на меня, как будто хочешь меня.

— Гриша! — Ира мгновенно залилась краской.

— Поцеловать, глупая, — усмехнулся Гриша.

Особо стараться Ире не пришлось, ей и вправду очень хотелось поцеловаться с Гришей. Он был первый, с кем она целовалась так, по-настоящему, с языком. И ей это безумно нравилось. И хоть он был первый и единственный, с кем она целовалась, Ира была уверена, что делает он это лучше всех на свете.

— Молодец, детка. А теперь снова встань на колени, повернись к стене и сними, пожалуйста, платье, — быстро выпалил Гриша.

— Нет, Гриш! Ты что, с ума сошел! Мы с тобой это уже обсуждали, никаких ню! Ты что!

Сбылось самое страшное Ирино ожидание, он все-таки об этом попросил.

— Так это и не ню. Я ж со спины сфоткаю, там и не понятно будет.

— А если не понятно, то и незачем! — отрезала девушка.

— Как ты с таким стеснением собираешься стать моделью! — разочарованно вздохнул парень.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь стать моделью? — удивилась Ира. — Я такого не когда не говорила. Я собираюсь посвятить себя танцам, хочу стать актрисой мюзиклов. На кастинги вот ходить начала.

— Ну вот, в мюзиклах иногда и вообще голыми танцуют, чтоб ты знала!

— Но не в тринадцать же лет — правильно.

— Просто я думал, ты мне доверяешь! — укорил ее грустный парень.

— Доверяю, но у меня есть свои принципы — ты знаешь. И я думала, ты меня за них уважаешь!

— Да уважаю, уважаю! — улыбнулся Гриша. — Молодец, крошка! Не поддаешься провокациям.

Но Ира была готова спорить, что расстроился он искренне.

— Иди ко мне.

Гриша лег рядом с Ирой, она наклонилась и нежно поцеловала его. Гриша обнял ее, потянул на себя, и вот девушка уже лежала на парне. Их поцелуй стал более жарким. Гриша ловко повернулся, и вот уже Ира оказалась под ним, парень жадно начал целовать ее шею, плечи, спустил лямки платья, положив руки на грудь. Иру обдало жаром и холодом одновременно.

— Остановись, Гриш! Прекрати!

— Не бойся, детка, я тебя не трону, — прохрипел семнадцатилетний рослый парень ей в ухо, — давай просто поласкаем друг друга пальчиками и губами, это тоже безумно приятно, поверь мне.

— Какими пальчиками, какими губами! — завопила Ира в панике. — А ну, слезь с меня, придурок!

Девушка вцепилась парню со всей силы в щеку, благо ногти были длинные, и оставила три здоровенных кровавых царапины у него на щеке. Парень взвыл от боли.

— А-ай, идиотка! — завопил парень, хватаясь за щеку. — Дура чертова! Мне уже семнадцать! Думала, я до твоего восемнадцатилетия за ручку по парку с тобой ходить буду!

— Вот и ищи себе шлюху! А я не из таких! Ясно! Думала, что и ты нормальный! А ты кобель гребаный! Забудь обо мне. Ясно!

— Это ты обо мне забудь! Малолетка чертова! Вон пошла, дур-ра!

Гриша в ярости кинул в нее подушкой. Ира выбежала из спальни парня, как ошпаренная, громко хлопнув дверью. И нос к носу столкнулась с отцом Гриши дядей Вовой. Здоровенным детиной метра полтора в плечах.

— Что, опять этот поганец руки распускает? — кивнул он на дверь. Ира кивнула. — Высеку падлу!

Ира помчалась по коридору и услышала гневный голос дяди Вовы.

— Гришка, мать твою! Ты че, уже до малолеток дошел уже! Сколько можно их каждый день сюда таскать! Совесть-то имей!

Каждый день таскать?! А она всего четвертый раз у него в гостях! Слезы душили Иру. Как же так! Ведь все это время он был такой хороший, простой, заботливый, веселый! Как же так!

А главное, и поделиться не с кем. Задушевной подруги, с кем бы можно было поделиться, нет. Бабушка мертва. Мама наверняка опять на свидании. Хотя почему нет. Подруги! Подруга хоть и умерла, но все равно она есть на небе и в Ирином сердце она есть.

Ира купила две розы в цветочном ларьке. И поехала к Вике на кладбище. Она, просидев на скамейке у ее могилы часа два, а может и больше, рассказала ей обо всем на свете. На душе заметно полегчало. Ире казалось, что Вика — вот она, на скамеечке сидит рядом и внимательно ее слушает. Иры не было дома с часу дня, вернулась она только в 7 вечера. За все это время мать ей ни разу не позвонила. Не узнала, как она и где она. Что ж, счастливые часов не наблюдают, грустно улыбнулась себе девочка. Приготовила себе и маме ужин, пожарив картошки с тушенкой. Поела, помыла посуду. Чисто убралась во всей квартире, у мамы завтра день рождения как никак, проверила, как в шкафу поживает ее подарок — круглый стеклянный аквариум с двумя золотыми рыбками и водорослями. Подсыпала им корма и села за компьютер. Надо срочно везде добавить Гошу в черный список и удалить все фотки, где они вместе.

Опачки! Она уже везде была у него в черном списке. А в графе в отношениях стояла Кристина Сысоева, шестнадцатилетняя блондиночка из одиннадцатого А класса. Блондинка Мисс школы сто двадцать пять две тысячи пятнадцатого года. Ну что ж, нашли друг друга. Эта точно ни в чем не откажет и не отказывает уже, наверное.

И вот сегодня, дописав-таки этот злосчастный реферат по истории, Ира зашла в группу своей школы в ВК, и главной новостью были прикреплены ее фотки в стиле ню. Пост был добавлен два часа назад, ее личка набрала уже шестьдесят пять сообщений. Под постом было уже девяносто три комментария.

Большинство гласило — да это не она. Это фотошоп!

Как не она — она! Муза Гришкина. Он и нафоткал!

А сисяндры-то ниче! Сколько за ночь берешь, модель?

Вау! Детка! Я тя хочу.

Да Гришка козел просто! Сам с Сысоевой замутил, а Ирку так подставил! Аноним хренов.

Что же скажет наша мама?

Да у нее самой, поди, фоток таких куча. В кого доча-то.

Фу, шалава!

Сиськи-то отрастить надо, прежде чем показывать!

Капусты больше есть, Жильцова!

Дашь за сиську ущипнуть?

Даст, даст и не только ущипнуть. Вон, какая смелая, на всю школу звезда теперь!

Читать дальше сил уже не было, из глаз градом катились слезы. Из горла вырывались рыдания. Все! Она пропала! Пропала! Теперь она посмешище на всю школу, до конца дней своих! Каждому не объяснишь, что это фотошоп! Возможно, ее даже исключат из школы, из группы. Позор! Какой позор! Школа ведь в двух шагах, через дорогу. Все ученики из этого и близлежащих домов. Теперь и на улицу не выйти, все будут звать шалавой, предлагать перепихнуться.

Ужас, ужас! Девочка, раскачиваясь на стуле и схватившись за голову, зарыдала. Затем резко встала, подошла к окну, распахнула его и вскочила на подоконник. Девятый этаж — все будет быстро и не больно, наверное. Ну, а какой еще у нее выход? Кроме как в окно? Лучше сдохнуть, чем быть посмешищем! Чем посмотреть маме и учителям в глаза. Бедная мама! В нее теперь тоже плеваться будут, а так хоть сочувствовать начнут.

— Это я, твоя мама, звоню! Как дела, так узнать я хочу! — запел телефон.

Ира вздрогнула. Мама, мамочка! У нее же сегодня день рождения! Нет, нет. Только не сегодня! Завтра с утра, но не сегодня, нехорошо портить маме праздник на всю жизнь.

Ира слезла с подоконника, утерла слезы и как можно спокойнее ответила.

— Да, мамуль?

— Ирочка, доченька, как ты там? Все в порядке? — в трубке послышался веселый мамин голос.

И как она только догадалась позвонить именно в самый последний момент? Неужто и правда, материнское сердце подсказало?

— Все хорошо, мам. Только что реферат дописала.

— Ты моя умница! Красавица моя, любимая! Гордость мамкина. Мы щас приедем.

— Что, на праздновались уже?

— Нет, мы с гостями приедем. Дома посидим по-семейному.

— Но у нас к столу ничего нет.

— А мы с собой возьмем из ресторана, приберись чуть и стол накрой.

— На сколько человек?

— С тобой пять.

— Хорошо, мамуль, жду.

Ира выдохнула: вот и есть для чего жить ближайший вечер.

Часть 38

— Вот убил бы, ей-богу! Тридцать лет душа в душу и в горе, и в радости. А теперь я для него враг номер один походу! — Олег кипел от злости.

— И это он еще не в курсе, в чьи именно трусы ты залез и кого именно обрюхатил, — хрюкнула я.

— Прибью!

— Так сразу надо было! А лучше еще в младенчестве подушкой придушить, что ж ты растерялся-то!

— Прости, прости, просто это все неправильно как-то. Даже то, что я с тобой сплю, как-то неправильно. Блин, я только сейчас понял, что буду думать об этом каждый раз, когда буду видеть Влада. А ты?

— А я восемь лет спала. С самым настоящим богом, который теперь мне братцем, как выяснилось, приходится. И если оглянуться, не жалею об этом. Еще вопросы есть?

— Нет, — фыркнул Олег, покачав головой.

— Я тебя не держу, еще раз говорю, можешь прямо сейчас идти своей дорогой, и не такое переживали.

— Ну что ты опять, а! Я не хочу оставлять тебя и тем более сына. Я люблю тебя. И никогда от вас не откажусь. Но, согласись, ситуация щекотливая.

— Никогда не говори никогда, товарищ полковник. Останови здесь, я подарок девочке куплю. Я быстро.

Войдя в квартиру, я сразу почувствовала, что мы успели вовремя, аура у девочки была серо-голубая, клочками, она была в смятении и не хотела жить. Она уже твердо решила не жить. Вот только день рождения мамы переждет, чтоб праздник не портить, а, возможно, уже этой ночью, когда мама уснет…

— Иришка, ты чего такая надутая? Случилось чего? — обеспокоилась Женя, сердце матери не обманешь.

— Нет. Ничего, мамуль. Реферат по Романовым забодал, — отмахнулась девчонка. А в голове — Боже, если мама узнает про эти фотки, она не переживет, ей необъяснишь, что это фотошоп! Как стыдно-то, как стыдно!!!

— Привет. Меня зовут Оля, — улыбнулась я со всей теплотой, на которую была способна.

— Ира, — безрадостно улыбнулась девушка.

— Я тут кое-что тебе принесла. Вот смотри, это акварельные карандаши, очень хорошие, очень яркие. А это раскраска — антистресс называется. Арттерапия такая, когда тебе будет плохо или ты устанешь, выбери сюжет, который понравится, и раскрась его теми цветами, что захочется, отдай плохое настроение бумаге, и оно сразу улучшится.

— Ух ты, спасибо, попробую, — а в голове: если бы еще кто-нибудь стер им всем память и фотки, что они наверняка себе накопировали.

— Ир, помоги на стол накрыть.

— Хорошо, мам!

— Я тоже помогу.

Я ушла вслед за хозяйкой на кухню, но весь мой слух был обращен в гостиную: там остались двое самых дорогих мне сейчас мужчин на свете.

— А ты неплохо пристроился, Олеж. От кого, от кого, а от тебя такое неожиданно точно, — тихо, сквозь зубы говорил папа.

— Если ты про ее отца, то, когда меня около полугода назад привели знакомиться с семьей, меня чуть Кондратий не хватил при виде папочки.

— Но я так смотрю — в семью тебя приняли?

— Ну, разрешения она и не спрашивала. К тому времени мы уже жили вместе. Так что нас просто представили друг другу. Вообще у них с Олей отношения весьма натянутые.

— Что ж так?

— Не знаю, может, оттого, что постоянно до сих пор контролировать ее стремится.

— Бунт независимости? Лет ей сколько?

— Двадцать семь.

— Забавно. Дора всего две недели не дожила до своего двадцать седьмого дня рождения. Знаешь, она ведь столько раз уходила и возвращалась вновь, что мне до сих пор не верится, что ее больше нет. Окончательно нет.

— Наверное, так каждому родителю, потерявшему ребенка, первое время не верится.

— А ты в курсе, что именно твой дражайший тесть курировал этот проект, он, от, а до я. Именно он ее сделал такой, они ее так и звали — проект Доротея. Она должна была стать своего рода новой Евой. Произвести потомство новых сверхлюдей, с инопланетной ДНК.

— Ты бредишь, Влад.

— Нет. Ты знаешь, что нет. Ты все теперь знаешь. Ты ведь не в УСБ перевелся, а туда в сорок четвертый отдел, к нему. Не просто ж так. Даже дочку его в свою постель затащил. Ты тоже ее ищешь? Она жива?

— Единственное, что я знаю, Влад, — вздохнул Олег, — это то, что проект Доротея полностью уничтожен. Погибли все люди, имеющие к нему отношение, уничтожены все материалы, нет такого проекта и не было никогда.

— Кроме Пелегина, это сделать не мог никто! Он ее убил! Он! Как и ее мать! Она стала больше не нужна, и ее убрали, как и весь проект.

— Она стала не ненужной, а опасной. После смерти дочери она с ума сошла!

Но Влад не слышал Олега.

— И еще одно, я видел его двадцать семь лет назад, в день рождения Доры, и два месяца назад. И за это время он ничуть не постарел ни на грамм, понимаешь!

— К чему ты клонишь?

— Он не человек. А, следовательно, и твоя Оленька — вполне возможно, тоже.

— И кто же она? Гуманоид? — усмехнулся Олег.

— Не знаю, но будь осторожнее с этой семейкой.

— Влад, я тебя понимаю, поверь. У меня немногим меньше боли от ее смерти, чем у тебя. Ты же знаешь, она нам со Светой как дочка была, мы же ее все вместе растили. Но ее больше нет.

— А где же тело? Где тела зятя, внучки моей, если она была? Где?

— Ну, за то, что Вербицкий мертв, я лично отвечаю, если ты помнишь, лично пулю в его лоб пустил. Выдохни и живи дальше, съезжаетесь вон с Женькой и живите. Одиночество тебе вредно.

— Мне сегодня то же самое Ирка предложила, прикинь.

— Ну, вот даже ребенок не против. Она ж еще молодая. Еще и родить тебе успеет. Не теряйся.

— Мальчики, мойте руки — и за стол, у нас уже все готово! — весело позвала Женя.

За столом отец не сводил с меня глаз, и я даже побоялась, что узнает. Хотя чисто внешне это было практически невозможно сейчас. Попыталась подвергнуть внушению, чтобы расслабить его. И обнаружила защитный экран. Да какой! Куда прочнее, чем у Олега! Лучшего ученика моего и Демитрия. И где ж только так научился? А точнее, кто научил. Такой так просто не сломаешь — почувствует. Ладно, играем дальше. Что-то еще было не так. Что-то еще. Поднесла стакан сока к губам и заметила его прожигающий взгляд. Да неужели?! Ой молодца! Ай да папочка, ай да умничка. И где только актаниум раздобыл! Я сморщилась, поставила стакан на стол и, зажимая рот рукой, сказала, простите мне нужно в ванную. Выходя из-за стола, как бы случайно задела стакан и опрокинула.

— Ой, простите, извините…

— Нечего страшного, Оленька! Иди, я уберу, — улыбнулась Женя.

Заперевшись в ванной, набрала Диме.

— Какой-то козел выложил ее отфотошопленные фотки в стиле ню в группу ее класса. Убери и откопированные тоже, и с козлом этим разберись.

— Уже все сделал, малышка.

— Откуда знаешь о ней? Она одна из жриц?

— Ага, одна из ключевых, проснулась, благо, лишь вчера. Так что арлеги не успели добраться.

— А это не их рук дело?

— Нет. Чистое стечение обстоятельств.

— Ясно. Сил ей я дам и закрою от внушений и воздействий извне.

— Ну что, увидела папочку? Успокоилась душенька?

— Какой там! Сейчас чуть актаниумом меня не отравил!

— Узнал, что ли?

— Нет, я представилась дочерью Пелегина.

— Ты что, идиотка! — взвыл Дима. — Еще больше масла в огонь подлила, дура! От беременности мозги слиплись?

— На свадьбе они бы все равно увиделись!

— А его звать и не обязательно было.

— Он лучшей друг Олега и мой отец! Он слишком много знает, чтобы в это поверить просто так! И он копает и копает. Лучше держать его возле себя!

— А я предупреждал!

— Возьми его к себе — и все дела!

— Спятила?

— А что, он — классный аналитик. А уж если его нашим примочкам обучить.

— Это разговор не ко мне. Поработай с девочкой как следует.

Я выдохнула, уже предчувствуя жаркий разговор с Пелегиным, и, вернувшись в гостиную, присела к Ире. Она уже раскрашивала мандолу в холодные голубые и зеленые оттенки.

— Нравится? — улыбнулась я.

— Ага. Прикольно. Цвета у карандашей яркие.

— Здорово расслабляет после напряженного дня, или, когда твой парень дебилом вдруг оказался.

— Ну, твой-то на дебила точно не похож, — усмехнулась Ира.

— Всякое бывает.

— Но что будет так, я и не думала. Мне казалось, что он не такой, что другой. Клевый такой. Спортом занимается, книжки читает. А он. Все туда же.

— Знаешь, что бы ни было в жизни, это все опыт. Скажи ему спасибо за все плохое-хорошее и иди дальше. Благодаря ему ты стала мудрее.

— Благодаря ему я больше никому доверять не смогу, — надулась Ира.

— Сможешь! Слушай себя и сможешь. Твое от тебя не уйдет. То, что красивый мальчик постарше на тебя посмотрел, это еще не есть любовь — видишь вон, как все обернулось.

— А вы откуда знаете, как все обернулось?

— Мне тоже когда-то было тринадцать. И тоже хотелось казаться старше, встречаясь с тем, кто постарше. А счастье было совсем рядом, за соседней партой. Скромно так сидело и вздыхало. Мне в спину. И ты присмотрись, твое тоже наверняка недалеко. Но всегда слушай только себя и свое сердце, живи своим умом. И маме доверяй. Она у тебя замечательная.

— Ага, замечательная. Только ей сейчас совсем не до меня, — грустно улыбнулась девочка, — я, конечно, рада за нее. Влад вроде хороший, и она счастья заслуживает. Но я ее целыми днями не вижу.

— Скучаешь по ней?

— Есть немного, — Ира утерла слезинку.

— Так скажи ей об этом. Своих чувств не нужно стесняться. Время слишком быстротечно. И однажды ты пожалеешь о том, что чего-то не сказала, пока можно было.

— Да… бабуле я часто говорила, что люблю ее. Чаще, чем маме. Но все равно чувство, что мало говорила. Не на обнималась, не наговорилась… — девочка смахнула слезы.

— Слушай! Здесь где-то есть картинка с надписью LOVE. Красивая такая, раскрась ее по ярче и подари маме. И помни — мужиков у нее может быть еще сколько угодно. А дочь у нее одна. И она это помнит. Ты — ее опора в жизни и сейчас, и в будущем. Ты то, для чего она живет и дышит. Только ты и никто больше. Жизнь прекрасна здесь и сейчас. У тебя впереди еще столько возможностей и свершений. А неприятности — они нам нужны тоже для того, чтобы мы становились внутренне старше и мудрее. Прошла один неприятный этап. Сказала себе: да, я это сделала — я сильная. Я вам не по зубам. Ведь, согласись, если б в жизни было все так уж гладко, она была бы скучна, и нечем было бы гордиться.

— Ну да, в жизни, как в спорте, если хочешь чего-то добиться, нужно не опускать рук, а идти напролом.

— Верно! А ты в своей жизни чего хочешь добиться?

— Я занималась гимнастикой и танцами, занимаюсь и сейчас, хочу поступить на хореографический и стать актрисой мюзикла.

— Отличная цель! Я уверена: ты всего добьешься, но только если будешь стараться и не сдаваться! А, может, станцуешь для нас? Для мамы?

— Ну-у, — протянула девочка, пытаясь побороть смущение, — ладно. Только переоденусь и ленточку возьму.

Девочка танцевала номер с ленточкой фламенко. Танцевала красиво, грациозно. Отдаваясь эмоциям музыки, открыв сознание. Да, девочка, да. Танцы — это твоя дорога, и отныне ты будешь жить ей, гореть ей. И добьешься всего, чего хочешь.

— Ой, Оленька! Признавайся — какое волшебное слово знаешь? — счастливо улыбалась Женя, после обнимая прильнувшую к ней дочку.

— Да просто по душам поговорить иногда нужно. С кем-то, — пожала я плечами, — с чужими людьми это легче и проще иногда.

— Пойдемте-ка торт принесем и чаю нальем, — позвала меня Женя.

Я уже знала, о чем она меня попросит на кухне. Того же хотела и сама, но вот как к нему подступиться, не знала. Он уже совершенно твердо был уверен, что я не человек. И наглухо блокировался. Не, ну, правда, кто научил? Нужны каждодневные тренировки как минимум с таким учителем как Демитрий или Тарх.

— Удели больше внимание дочке, ей тебя очень не хватает. К тому же сейчас такой возраст скользкий. Печенье с ней испеки, в бассейн сходи.

— Обязательно. Я знаю, что я перед ней виновата, но Владу сейчас очень плохо. Я стараюсь поддержать его, как могу. Пятый месяц уже пошел, как его дочь умерла, я понимаю, что это еще не срок, но, по-моему, ему день ото дня лишь хуже. Он каждую ночь просыпается, крича ее имя. А потом полночи курит на балконе и молчит. На разговор не выходит. Я пытаюсь, как могу, смягчить. Отлюбить, утешить. Но, по-моему, все без толку. Я боюсь, что однажды либо его сердце не выдержит, либо психика.

— А почему его дочь погибла?

— Ее убил ее муж, а потом покончил с собой!

— Ужас какой! Ревновал?

— В восемнадцать она уже выскочила замуж. У них родилась дочь спустя три года. Она была чем-то больна и умерла еще в младенчестве. И вроде бы как бы после этого она спятила, и муж, наверное, тоже. Вот и кончилось тем, чем кончилось.

— Да, жутковатая история.

— Да уж! Но, знаешь, я думаю, он плачет вовсе и не по ней даже. А по своей жене, на которую Дора была похожа, как две капли воды. Он потерял не только дочь, но и память о женщине, которую любит до сих пор.

В словах Жени было столько горечи! Она очень любила папу. И очень ревновала даже к памяти о маме. Хотя она была права.

— Я попробую, если подпустит, — вздохнула я.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась Женя. И вышла из кухни с тортом.

Я выдохнула и нервно скомкала салфетку, которую вставляла в подставку.

Часть 39

Вошел Влад и стал открывать банку с консервированными персиками.

— Откажись от него, пока не поздно, — тихо бросил мне, не поворачиваясь.

— С чего вдруг? — я не стала делать вид, что не понимаю, о чем и о ком он.

— Ты не человек. Я вижу это по твоей ауре. Так что про чистую и искреннюю любовь и случайную встречу, учитывая, кто он и, кто твой отец, — не прокатит.

— Ну, если это видишь даже ты, он тем более это знает. И с чего ты взял, что мы любить не умеем? Это вы, люди, теряете эту способность из-за жадности и тяги к мимолетным наслаждениям. Если ты видишь ауры, значит, видишь и то, что мы любим друг друга, и никакого воздействия на твоем друге нет. Так что тебе не так?

— Слушай, Оль, мне искренне хочется верить, что ты такая хорошая и искренняя, какой кажешься, и, может, ты реально не знаешь, но твой отец — чудовище, каких мало.

— А ты у нас святой, что ли?

— При чем здесь я!

— Ты сейчас чуть не убил сына своего друга. Если бы я это выпила, малыш бы погиб.

— Прости, я не подумал! — папа искренне раскаивался.

— Отец всего лишь дал ей право выбора. Они оба измучили друг друга и оба не хотели жить уже.

— Зачем он убил Лизу?

— Так было нужно. Просто поверь. Дай мне руки, откройся мне, не бойся. Доверься, пожалуйста. Прошу.

Он не решительно, но подал руки, они чуть дрожали, он выдохнул и снял защиту, я потянулась к его сознанию, и мы слились, по телу прошла волна тепла и нежности. Прости, мой родной, прости, мой любимый. Покопавшись в воспоминаниях, нашла малышку Дору, делающую свои первые шаги. Заливисто хохочущую, когда щекотал, как качал на качелях, как был на ее школьном выпускном и гордился своей красавицей-медалисткой. Как привела ему мужа знакомиться, и тогда еще все было хорошо. Он видел блестящие глаза дочери и был за нее искренне рад.

— Запомни ее такой, не грусти о ней и не вини себя. Ее душе от этого плохо и неспокойно. Живи дальше, так, чтобы ей там было радостно смотреть на тебя. Не страдай, не переживай, прими, смирись. Найди утешение в Жене и Ире, заботься о них, теперь они — твоя семья.

Мозг был открыт, податлив, он мне доверился. Отлично! Попутно еще попробовала покопаться на предмет того, кто же его обучает и зачем. Чисто. Надо же. Все серьезно. Нужно проверить.

Подлечила сердце, нервы, убрала беспокойство. Теперь будет спать, как младенец. Усилила мужское либидо. А что, пусть молодую радует. И сам радуется как следует.

— Приятно, — улыбнулся Влад, открывая глаза.

— И мой тебе совет: съезжайся с Женей. Она до того к тебе забегалась, пытаясь вытащить тебя из твоего самозабвенного депресняка, что совсем дочь забросила. Она вон сегодня чуть из окна у вас не вышла.

— Боже! Из-за меня? — Ужаснулся Влад.

— В парня влюбилась, ему семнадцать. Полтора месяца встречались, ну, приспичило ему, она отбилась, и вот теперь мир рухнул. Мозги я ей вправила. Больше подобное ей и в голову не придет. Она рада, что матери хорошо с тобой. Ты ей нравишься. Но единения с матерью ей очень не хватает.

— Ясно. Учтем. Спасибо.

— А кто тебя учит и зачем? — напрямую спросила я.

— Дочь учила. Так, на всякий случай.

Ах, как врем, товарищ майор, да не краснея. Ну, ну.

— Так это, значит, ты маньяка грохнула?

— Было дело, — мобильник призывно зажужжал, я ответила. — Да, папочка.

— Ты что там делаешь? — послышался возмущенный голос генерала.

— Отдыхаю.

— Я же велел тебе из поселка не выезжать!

— Я хорошо себя чувствую и ОТЛИЧНО выгляжу. Как всегда. Ты же знаешь.

— А аура твоя прежняя, не забывай, тебя за два километра видно!

— Я знаю, что делаю, пап. К празднику все готово. Ты просил меня помогать, я и помогаю. Исправила, что нужно.

— Смотри, спиртное не пей!

— Ну конечно, я не пью.

— Давайте, возвращайтесь домой. Поздно уже. И не закатывай глаза. Если меняешь мужей — совсем не значит, что взрослая.

— Обо мне есть кому позаботиться. Доброй ночи.

— Еперный театр! — ругнулся Влад.

— Как эту банку отрыть! Открывашка и та обломилась, — папа помахал обломленной открывашкой.

— Дай сюда.

Прикинув, какой ноготь не жалко, аккуратно вырезала круг в банке указательным пальцем левой руки. Надо же, какой хороший лак! Не зря полторы штуки за маникюр отдала! Ни единой скобленки.

— Держи, — протянула банку Владу, у бедняги аж челюсть отвисла.

— Опасная, однако, женщина, как ни крути, — резюмировал он, улыбаясь уже по-доброму.

Я улыбнулась, взяла две пиалы, наполненные уже персиками, и вышла. На сердце полегчало. Теперь он страдать не будет. Будет просто жить.

Чай пили уже в спокойной, дружелюбной обстановке. Он все еще мне не доверял, но уже не считал врагом. Ира повеселела и устроила нам фотосессию, заметив, что у здешних мужчин губа не дура, на что я не преминула заметить, что моего папочку здесь вряд ли кто переплюнет. В его шестьдесят восемь его пассия аж на три года меня моложе. После чего все дружно подавились тем, что ели. И более вопросов, про возраст как-то не возникало. После я помогла убрать со стала, а пока мыли посуду, внушила Жене побольше по-дружески проводить время с дочерью. После чего с чистой совестью и легким сердцем можно было удаляться.

Пока ехали домой, я задремала, и в мое сознание вклинился Тарх. Он был в нашей квартире, там, где я раньше жила с ним, как с Вербицким, сидел на белом диване в гостиной и улыбался нежно и по-доброму. Я оказалась сидящей рядом.

— Как ты, малышка?

— Твоими молитвами.

— Я молюсь. Я действительно молюсь за тебя, — серьезно кивнул Тарх.

— Ты Бог и ты молишься?

— Ну, есть ведь и повыше меня.

— Ну, спасибо тебе. Что-то случилось?

— Я соскучился.

Тарх придвинулся ближе и взял мою руку. Его глубокие голубые глаза гипнотизировали меня. Ох, сейчас сорвусь, ох, сейчас…

Стоп! Так не пойдет! Бог он, етит твою! Так и мы не простые смертные! Кинула ардонийский зов, как только могла, в надежде парализовать, загипнотизировать нахала. С Вербицким ведь всегда работало.

Но я просчиталась! Ох, просчиталась! Ведь передо мной был больше не майор Вербицкий, а сам Тарх, Даждьбог собственной персоной. Существо, коему в нашем измерении многие десятки тысяч лет. А это значит, он сильнее меня. Неизмеримо сильнее.

Мой зов бог принял как согласие и тут же накрыл собой, даря страстный — жесткий поцелуй. Его язык был требователен и неумолим и отказывался покидать мой рот, даже когда я попыталась отстраниться. Руки Тарха уже бесстыдно задрали платье и пытались спустить трусики, я отчаянно зажала ноги и прижалась попой к дивану. Не помогло. Ноги были жестко раздвинуты коленом, пальцы запушены между и, отодвинув трусики, стали гладить то, к чему теперь не имели никакого права прикасаться. Два его пальца сжимали и гладили дрожащий уже бутон. Остальные три пальца проникли меня полностью и быстро и бесстыдно задвигались, я, к своему стыду, тут же намокла и непроизвольно начала выгибаться ему навстречу. Губы Тарха уже спустились к шее. Эти мелкие нежные неторопливые поцелуи всегда сводили меня с ума, и он, поганец, это знал.

Сопротивляться уже не было никакого смысла, так что я расслабилась и позволила снять с себя белье и платье. Лаская себя, подождала, пока Тарх разденется.

— Ай, какая нехорошая девочка! Ай, какая нехорошая, — покачал головой обнаженный бог, наблюдая за мной.

Я поманила его к себе пальцем, но он схватил меня за руку и кинул на ковер, придавил собой и, держа мои руки над головой и не давая пошевелиться, резко и полностью вошел в меня. Его движения были, как удары, словно меня наказывали за что-то, как плохую девочку.

— Ты моя! Слышишь! Ты моя! С кем бы ни жила! С кем бы ни спала! От кого бы ни рожала! Ты моя! Была, есть и будешь моя!

— Ты сам меня отдал ему! — простонала я. К глазам вдруг резко подступили слезы горечи. — Зачем?

— Так надо! Но это ничего не меняет — ты моя!

— Я так не могу!

— Можешь, детка! Можешь! — усмехнулся Тарх. — Вон как течешь! Как хочешь! Моя!

Мои губы накрыли его губы, затем он перевернул меня на бок спиной к себе, вошел и продолжил резкие и сильные движения, страстно целуя и покусывая мое плечо, одна рука ласкала грудь, гладя закаменевшие соски, другая клитор, все вместе приносило мне невероятное наслаждение.

Он питал меня не только телесно, но и энергетически, я чувствовала, как его энергия льется в меня потоками, щедро питая. И только теперь осознала, что так было всегда, каждую нашу ночь вышний бог питал меня своей энергетикой, и не только ночью, при любом касание. Так вот как на самом деле он развивал меня, обучал меня.

Еще пара мощных сильных движений, и меня затрясло в волнах невероятного наслаждения. Я закричала и открыла глаза. Я, тяжело дыша, сидела на сиденье в машине. Рядом с Олегом. Это что, был сон? Не похоже. Вон как сердце бешено колотится. И трусики бесстыдно мокрые.

Вдруг в глаза ударил яркий, яркий свет, нас затрясло, как при сильной турбулентности, испуганный крик Олега:

— Что происходит, Дора!

Сильный удар, нас бросает вперед чувство полета. Падение и темнота.

Часть 40

Очнулась я в белой комнате. Лежа на узкой белой кушетке. Стоял тихий, равномерный гул. Я на корабле, интересно, на чьем?

Вдруг передо мной, словно из ниоткуда, появился Демитрий.

— Очнулась, спящая царевна, — невесело улыбнулся он.

— Как Олег?

— Трындец котенку, — вздохнул ардонийский отец, — вместо свадьбы похороны будут, — объявил он мне.

Я задохнулась от боли в груди. На глазах выступили слезы.

— Ну, а что? Думать надо, что делаешь! В отличие от некоторых, он обычный человек. И под водой дышать не умеет.

— Я не думала, — прошептала я, давясь слезами.

— Вот именно, что ты не думаешь, контроль, контроль и еще раз контроль! У тебя нет права поддаваться эмоциям. Особенно когда вокруг тебя невинные беззащитные люди! — Орал на меня Дима, а меня трясло в беззвучных рыданиях. — Вы как вообще умудрились сексом на полном ходу заниматься?

— Я не с ним!

— ЭЭ! В его машине, при нем, но не с ним? — завис Демитрий. — Интересно, однако!

— Они меня обманули, они снова меня обманули! Алекс жив. Он просто отказался от меня. Постепенно внушая мне ненависть к себе. А еще он мне теперь вроде как брат.

— В смысле брат? — Дима обалдел.

— В смысле сын Пелегина, хоть и не кровный, но вслух об этом, как я поняла, они не говорят. Отец принял его, как родного, — и точка.

— Ну, кто такой Пелегин, я знал. Но вот что Алекс — это Тарх, клянусь, что нет. Так ты что, с ним?

— Он призвал меня, сказал, что соскучился. Я не хотела, я попыталась пришибить его ардонийским зовом, но, конечно же, не хватило сил, и вышло все наоборот, — я горько расплакалась от обиды и отчаяния.

— Вот козел же, а! — выругался Дима в сердцах. — Не, не, я этого так не оставлю.

— Зачем он это сделал? Он же сам отдал меня Олегу?

— У богов свои причуды, детка. Иди уж к жениху, горе ты мое луковое.

Невидимая ранее дверь поднялась вверх, и я увидала Олега. Он стоял у панорамного окна и любовался видами космоса. Корабль плавно плыл вокруг Земли, на высоте чуть ниже орбитальных станций, вид был и вправду завораживающий, особенно для тех, кто в первый раз видит это.

Я со всех ног бросилась к жениху, ноги подкашивались. Боже, если б не патруль, пролетавший мимо. Если бы не Дима, я бы его убила!

— Прости меня, Олег, прости! — я с рыданиями бросилась ему на шею. — Прости, пожалуйста. Я больше не когда так не поступлю! Я не хотела! Клянусь!

— Ну что ты, девочка моя! Все хорошо! Все в порядке, успокойся! — Олег прижал меня к себе и гладил по голове, меня трясло так, что зубы стучали. — Успокойся, маленькая моя! Все хорошо. Но впредь все же держи себя в руках, я все же всего лишь человек. Что ж тебя так разозлило?

— Ничего! Это неважно! О, Господи, дура!

— Ну, а я, о чем?

К нам вошел Дима и встал у панорамного окна. Корабль мягко начал поворачивать с приличной скоростью, я прильнула к окну.

Минуты за три мы плавно обнули нашу солнечную систему и оказались с другой стороны Солнца. На ней было еще девять планет. Семь из них с разумными формами жизни. На орбите Земли находился практически точный ее двойник, только в два раза больше и с двумя небольшими спутниками, на орбите. Мы плавно полетели к ней.

— Это и есть Глория? — выдохнул Олег.

— Она самая, — улыбнулся Дима.

— А там что? На четвёртой орбите? — Олег указал на серо-зеленую с голубой атмосферой планету.

— Герея.

— Обитаема?

— А то ж. Удивишься, но у вас этих человечков с крыльями эльфами в сказках зовут.

Мы подлетели к Глории и зависли довольно низко. Пол, на котором мы стояли, стал прозрачным, и я увидела их машины, гладкие, обтекаемые, парящие плавно по небу. Их высокие здания. Большинство были полукруглыми отчего-то, на улицах росли красивые деревья с яркими цветами или плодами, это был словно и не город, а цветущий парк, в котором неведомо как появились здания и парящие над ними машины. Нигде не было видно ни дыма, ни смога. Небо было идеально голубым и лазурным.

— На сказку похоже, — выдохнул Олег.

— Если не угробите Землю ядерным оружием, в следующем тысячелетии станете такими же.

— Представить себе такого не могу.

— А зря, мысли материальны.

Мы полетели дальше и зависли над красивейшим радужным водопадом. Натурально радужным, вода, ниспадающая с высоких гор, переливалась всеми цветами радуги и ярко блестела на солнце.

— Жидкий перламутр, — объяснил Дима.

Зелень и цветы были необычайно яркими, птицы, летающие вокруг, — тоже.

— Мы сюда еще вернемся скоро. А теперь пора домой, послезавтра у вас ответственный день. Не забывайте.

К счастью, сегодня эмоционально вымотанный жених сам не захотел близости.

— Ты не обидишься? — спросил он. Кажется, мы впервые за пять месяцев, что вместе, засыпали без секса.

— Только рада, если честно. Устала очень, — вздохнула я.

— Отдыхай, моя богиня, — меня нежно поцеловали в лоб и прижали к себе.

На мои бессовестные глаза навернулись слезы. Он меня так любит, а я. А мне… было хорошо с другим мужчиной, так, как с ним, не будет никогда! И вовсе не потому, что Олег не так искусен в ласках или горяч. Нет, все было так. Все было шикарно. Олег неизменно доводил меня до оргазма. Причем не чисто механически, а с любовью и искренней любовью. И я его любила тоже, но тут просто другое: Тарх питал меня, он возносил меня на небеса. Это невероятное чувство наполненности, благости и полета я испытывала только с ним. Я тянулась к нему как… к Богу. Всегда. Даже когда ненавидела. А он и есть, как оказалось, бог самый настоящий. Но я уже почти привыкла жить без него. Почти.

— Если у тебя есть хоть капля совести — не зови меня больше. Никогда не зови! — вслух попросила я.

И ответа, конечно же, не получила. Только лишь гроза за окном разыгралась, яркие вспышки причудливых молний то и дело разрезали небо, сопровождая все оглушительным грохотом — таким, что тройные стеклопакеты тряслись. Батюшка, видать, разозлился. Надеюсь, не на меня.

Часть 41

— Вставай.

Открыв глаза и увидев перед собой Пелегина, я вздрогнула.

— Подарок к свадьбе привез для твоего мужа.

Пелегин побрякал ключами. От новой машины. Его седан я вчера благополучно упокоила на дне реки.

— Че в такую рань приперся-то, — беззлобно заворчала я.

— Поговорить надо. Одевайся.

Пелегин вышел. Я сладко потянулась. Было еще только пять утра. Поцеловала сладко спящего Олега в щеку и на мгновение замерла, прислушиваясь к себе. Да, сердце радостно стучит и трепещет при одном только взгляде на него, наполняясь радостью. И это не внушение, нет. Подобные чувства к нему у меня уже лет с тринадцати. И его сердце уже тогда отвечало мне чем-то подобным. Именно с того возраста я начинала трепетать в самых потаенных местах своего тела от одного взгляда на него. Именно с того возраста я стала избегать общения с ним от греха подальше. И именно в том же возрасте в моей жизни появился Алекс. Молодой, красивый, пышущий энергией и притяжением. И я переключила свои чувства на него. Переключила.

Пелегин хозяйничал на кухне, как у себя дома, по-хозяйски выкладывая из огромной мультиварки ароматные, фаршированные мясом с рисом болгарские перцы в тарелку.

— И давно ты тут хозяйничаешь?

— Кушай, кушай, ты ж их любишь.

Передо мной поставили тарелку и положили приборы.

— Тебе нужно хорошо питаться. По утрам не тошнит?

— Нет, все отлично. Ты за папой следишь? Кто его научил так держать контроль? Я вчера так и не пробилась.

— Ну, с кем он может связаться, если мечтает меня прикончить? — улыбнулся Пелегин.

— Как ты это допустил? — я аж поперхнулась перцами.

— Он хорошо обучился там. Старательно, как у нас бы не старался. Потом заберу его к себе. После того, как родишь, можно будет воскреснуть.

— Ну а, правда, мать мою зачем убил, а? Скажи — какие были причины?

— На то были причины. Просто поверь — сейчас не время для этого разговора. Придет время, и я все расскажу.

— Ладно, поверю! — Спорить с Пелегиным бесполезно. Просто глаза сейчас отведет гипнозом — и все. Поэтому отступилась добровольно сама.

— Вопрос номер два — от кого я прячусь здесь, если этот ваш, прости господи, Диавол во плоти, совершенно не собирается меня убивать. И сказал, что не позволит это сделать никому, кто захочет. Мне с ним вместе якобы мир еще спасать. Якобы — для этого я и была создана.

— Ну да, он прав. Только твои дети от Олега в его план не входят. А родиться они должны.

— Почему должны? Кому должны? — напряглась я.

— Олег — твоя кармическая пара, он, как никто, подходит тебе, как бы сказал Демитрий, в качестве самца и душой по жизни. Ты же сама всегда то чувствовала. Просто дорасти тебе до него в этом воплощение надо было. Физически, имею ввиду.

— Для воспроизведения новой расы? Это в ваших планах? Вы поэтому меня ему отдали?

— В моих планах, дочь, одно — чтобы ты была счастлива, любила и была любима. И внуки чтобы были здоровые и красивые. С Олегом у тебя все это будет.

— Он человек?

— Да, обычный, земной мужчина с очень сильной, развитой, светлой душой.

— Так что там с этим князем подземелий? И тем, для чего вы меня создали?

— Создали тебя ардонийцы в утешение Витоору изначально. А этот… Понимаешь, ты уникальная, ты единственная, и таких, как ты, более не должно быть, пока.

— А почему? — я вся обратилась в слух.

— Перемудрили малость! — Перун виновато опустил глаза. — Если такая, как ты, попадет к арлегам, представляешь, чему они ее обучат, и как будут использовать? Он уже пытался завладеть твоим генетическим материалом и клонировать. А теперь представь, что он узнает, что ты ждешь малыша, что он захочет сделать?

Я застыла и похолодела.

— Хуже то, что он захочет сделать с малышом, когда он родится! — прошептала я.

К тому времени мы обеспечим тебе должную защиту. Не бойся. Убивать тебя действительно ему ни к чему. Куда выгоднее очаровать, затащить в постель и наделать своих отпрысков.

— Ага, щаз-з! Бегу — раздеваясь на ходу! — пробурчала я, прожевывая фарш.

— А и побежишь, и разденешься! И глазом моргнуть не успеешь, как. И недооценивать его не надо. Он на много десятков тысяч лет старше меня! Опытнее и мудрее. Так что на глаза ему лишний раз не показывайся.

— Понятно теперь! Мог бы и сразу объяснить. А что за война будет? Церенцы идут?

— Да их-то пока не видать, марсиане вот активизировались. Рвут и мечут.

— Помочь, может, чем?

— Внука береги — тем и поможешь.

Отец сосредоточенно жевал, набираясь смелости.

— Он больше так не сделает, — выдохнул отец, — не бойся.

— Надеюсь, — вздохнула я, — это нечестно.

— Согласен. Но если вдруг все же энергетически истощишься или Олега мало будет, у тебя все же требования, завышенные для людей, лучше к нему иди, чем еще к кому-то.

— Если я вдруг истощусь, придешь ты — обнимешь, поцелуешь, сказку на ночь расскажешь, мне и хватит! — улыбнулась я.

— Договорились!

Пелегину явно полегчало на душе.

— Семейную жизнь не стоит начинать с обмана, милая. Ментально он все равно это почувствует. Простит. Списав все на свой возраст и твою молодость. Но зарубка на сердце на всю жизнь останется. И сколько бы лет ни прошло, будет помниться.

По печальному взгляду отца я поняла, что он знает, о чем говорит.

— Я люблю его, пап. Мне хорошо с ним — и в постели, и всяко. И не хочу, правда, не хочу, изменять… но и к Тарху меня тоже тянет. Скрывать не буду. Все равно все знаешь. Но если он звать меня к себе не будет, я смогу. Я преодолею это. Ужиться у нас с ним все равно не получится.

— Это верно, не получится, — вздохнул отец, — прости его, дочка, прости.

— А если бы Олег погиб?

— Тарх не ожидал, что выброс твоей энергии будет настолько сильным, — вздохнул отец, усмехнувшись.

И я покраснела до самых корней волос. Чем выше оргазм, тем больше выброс энергии. А хорошо мне было очень.

— Вечером в десять приедут люди украшать двор и дом к свадьбе, — перевел разговор отец, — регистратор тоже приедет сюда завтра в час дня. Еду привезут официанты из ресторана, они приедут завтра в девять. Все оплачено.

— Благодарствую, но у нас будет от силы человек десять с вами всеми.

— 60.

— Откуда?

— Увидишь. Уверен, Олег будет им рад. Со свекровью ужилась?

— Я да не уживусь, — усмехнулась я, — хорошая тетка так-то.

— Ну и ладушки. Не забудь вложить ей, что я твой отец. Чтоб не отсвечивала тут вам, замуж выдать можно. Директор санатория — отличный мужик, ее возраста. Завтра познакомятся, у вас на свадьбе.

— Эй, не принуждай их ни к чему, сложится так сложится.

— Сложится.

— Ты неисправим!

— Весь в тебя! — улыбнулся Пелегин.

Мы доели молча, папа сам вымыл тарелки и сделал нам кофе. Вот так посмотришь со стороны — залюбуешься, пожилой статный, крепкий, седовласый мужчина готовит для беременной дочери кофе, который нельзя, но мне безумно хотелось. Оплачивает ее свадьбу, подарил зятю машину, очень любит, наверное. Правда, любит. Я подошла и обняла отца. Без слов. Просто крепко. И почувствовала, как его заполнила ответная энергия радости и любви.

Все, выхожу замуж и становлюсь примерной женой, как завещал отец. Весь день прошел в предсвадебной суматохе. Мы вспомнили, что так и не купили кольца и букет. И поехали за ними. На карточке Олега волшебным образом пополнился баланс, что до крайности смутило его. На что я заметила, что я не гордая, можно перекинуть мне.

— Такое ощущение, что твой папочка просто мечтает от тебя избавиться, — хохотнул он.

— А то ж, — усмехнулась я, — финансовым обеспечением ребенка из всех отцов, будучи нефтяным магнатом, у нас Витаор заведует.

Часть 42

В магазине золота мы встретили пару, тоже выбирающую обручальные кольца: парень — человек и девушка из анунаков.

— И что она с ним делать будет? — Олега аж передернуло.

— До белого каления всю жизнь доводить и тихо радоваться. Бесплатная энергетическая подпитка лет на сорок.

— Жалко мужика, — вздохнул Олег.

— Не парься, он из тех, кому страдания в радость, — я улыбнулась тощему очкарику-жениху, и пошло-поехало.

— Витюша, куда пялимся, — противным тоненьким голосочком пропела стройная высоченная нагайна. Тяготели эти полуметровый карлики на тоненьких ножках к модельной внешности. Из-за чего проблем с мужиками не имели никогда и проблем с подпиткой — тоже.

— Никуда, ягодка моя не куда! — торопливо залебезил парень. По натуре тот еще ходок, кстати, так что от истощения нагайна не погибнет с ним точно.

Мы выбрали самые простые круглые кольца и уже шли к выходу, когда в салон ворвались двое мужиков с криком: это ограбление, лежать всем!

Оружие одного их двух было направлено прямо на Олега. Очевидно, парень думал, что мужик при виде оружие растеряется, испугается — не тут-то было! Одно мгновенное движение — и рука с оружием выкручена, а сам горе-грабитель летит мордой в витрину. Со вторым я и вовсе цацкаться не стала — тупо сломала руку с пистолетом в локте. Еще и по шарам от души коленкой припечатала. Грабитель, который достался Олегу, еще сопротивлялся, пока не получил по шее от него же. И не затих. А мой по-волчьи взвыл от боли.

Все произошло так быстро, что никто даже испугаться не успел. Все смотрели на нас, открывши рот.

— Че застыла, красавица? — тревожку нажимай, — усмехнулся Олег девушке-блондинке в фирменной малиновой жилетке.

Полиция приехала через три минуты. Мы сдали грабителей-неудачников с рук на руки и с чувством выполненного долга и морального удовлетворения сбежали из магазина. И отправились в кофе поесть мороженого.

— А ты молодец, не растерялся, — похвалила я мужа, он же уставился на меня как-то обиженно.

— Так я, знаешь ли, тоже не семечки двадцать пять лет на службе щелкал.

— Не сомневаюсь! У тебя на ауре написано, что ты офицер в самом почтительном понимании этого слова. С обостренным чувством справедливости. И решений своих не меняешь.

— А ты не изменишь? — прищурился Олег.

— И не надейся. — Я ударила Олега по носу шутливо.

А он вдруг охнул, схватился за сердце и начал падать со стула.

— Что такое? Олег? Олег!

Я схватила мужа за руку, стала просматривать ауру, кто-то очень старался выдернуть его крепкую, полную сил еще, душу из такого же, не готового еще к смерти тела. Я прямо видела эти холодные щупальца, вцепившиеся в душу мертвой хваткой.

Кто же? Кто? Я истерично оглядывалась и вдруг увидела ее. Худощавая, черноволосая. Волосы очень длинные, глаза светло-голубые, холодные. Сидит — комкает и разрывает салфетки. Старательно так, аж пальцы побелели, а взгляда с Олега не сводит.

Я сгенерировала энергетический шар и запустила в ведическую богиню смерти, шар не долетел, разбился в двух шагах о щит. Подготовилась, дрянь! Подбегаю, пытаюсь пробить руками, ногами — без толку.

— Тааарх! — ору я во все горло со всем ужасом и отчаянием, что было в сердце.

Ведический бог появился почти мгновенно. В секунду оценивает ситуацию и выпускает мощную золотую энергетическую плеть, которая разбивает защиту Марены, мгновенно опутывает горло ведической богине и скидывает ее со стула. Я кидаюсь к Олегу. Ему, кажется, лучше, нас закрывает собой и своим щитом Тара, стоящая возле Олега.

И Перун появился тут же. Таким разъяренным я его еще не видала.

— Ох ты ж, подлая! — покачал он головой, стоя над старшей сестрой. — Ох ты ж, низкая! Да ведаешь ли ты, что творишь!

— Я-то ведаю! — Мара вскочила на ноги. — А вот ведаешь ли ты, братец, кому ее отдаешь?!

— Ведаю, сестрица! Ведаю! — кивнул Перун утвердительно.

— Это должно случится! Ты знаешь! — Мара многозначительно смотрела на брата, говоря о чем-то — иначе весь этот мир погибнет!

— Случится — если должно. Не переживай! — спокойно и твердо ответил Громовержец.

— Случится в свое время. А до той поры чтобы и духа вашего рядом с ними не было. Иначе — наверх доложено будет, — прорычал Перун, — все ясно?

— Ясно, братец! — Морена исчезла, как и не было ее.

— О чем она говорила, отец? — подскочила я. Во время разговора я вся обратилась в слух, и услышанное мне очень не понравилось. — Что должно произойти? Почему она хотела убить Олега?

— Да не обращай внимания. У мужа скоро день рождения. Вот и хотела угодить, тебя преподнести на блюдечке. Поганец уже все слюни из глотал, на тебя глядючи, — усмехнулся Тарх, осматривая Олега, приложил свою правую руку на несколько секунд на сердце Олега и улыбнулся.

— До ста пятидесяти лет проживешь, полковник, как щас за миг единый и еще столько же потихоньку стариться будешь!

— Благодарствую, — кивнул совершенно здоровый и бодрый Олег.

— Да во славу Рода нашего, полковник.

Тарх встал и похлопал Олега по плечу. Затем встал перед нами и словно засветился, не скрывая своей истинной сущности сейчас. Мы встали тоже.

— Живите в мире и ладу, дети мои! Уважайте и почитайте друг друга. Дом ваш — храм ваш. Плодитесь и размножайтесь, приумножая роды ваши. Растите детей своих к роду да к труду в почете и да не оставят вас боги вышние мира триединого.

Тарх начертил в воздухе свою руну, и она вспыхнула ярким светом, проникая в нас и даруя защиту, мы поклонились, а меня трясло от смеха и рыданий, подступивших к горлу одновременно.

Лицемер ты, Сварожич! Ой, лицемер!

— Я люблю тебя. Помни это, — ментально заговорил со мной Тарх, все замерли почтительно, не смея прервать, — поэтому и отпускаю. Так нужно. Ты будешь с ним счастлива, я знаю. Сила моя всегда с тобой пребудет. Обращайся к ней, когда нужно будет, она всегда придет к тебе, когда попросишь. Прощай, сестрица Сварожечка. Будь счастлива. Не держи зла.

— И ты прости, Тарх Перунович, коль что не так, и будь счастлив.

— Обязательно буду! — улыбнулся бог.

Я подошла, преклонила перед ним колено, поцеловала пальцы правой руки, меня перекрестили двумя перстами и погладили по голове. Я была готова убиться головой о стену от ненормального, нездорового сейчас, в данной ситуации, желания коснуться его губ. Ощутить его в себе, как вчера. Да что же это такое? Ведь он не делает мне ничего! Не влияет на меня никак! Отпускает меня! А я! Я люблю Олега! Да, люблю! Но и Тарха люблю тоже! Он отпускает меня, а мне выть хочется! Мне к нему хочется, мне его хочется! И самое страшное в том — что когда Олег предложил мне вернуться к Тарху сам, моя душа взбунтовалась ровно так же! Я не могу отказаться ни от кого из них двоих. Сама душа моя сейчас разрывалась на две части.

Но это ненормально, это нездорово! Это нужно прекратить.

Я решительно встала, преклонилась пред отцом, получив благословение, почувствовала в себе уверенность. И хотела было преклонится и сестре, но она в ужасе шарахнулась.

— Не, не, не. Я этого не люблю. Я обниму лучше.

Меня тут же крепко, по-дружески обняли. При этом меня накрыло волной любви и тепла, как от очень родного и близкого человека.

— Ты делаешь правильный выбор сестрица! — шепнула Тара. — А этого прости. Ему корону лопатой поправить маленько надо. Олень — он и есть олень.

Я закусила губы, чтобы не заржать в голос.

По легенде Даждьбог влюбился в Марену именно в тот день, когда к ней сватался сам Чернобог Люций Виевич. А хитрая же красавица захотела и рыбку съесть, и на х… сесть. Прости, господи, но из песни слов не выкинешь, как говорится.

— Оставайся, Дажьбог сын Пepунович, до рассвета, до света белого, и со мною, Мареною, сделай любовь! Будет мужем моим пусть Бессмертный Кащей, ну а ты, Дажьбог, — полюбовником!

Отвечал тут Дажьбог сын Пepунович:

— Ты прощай, Марена Cвароговна! Ты прощай уж, Маренушка-душенька, я не буду тебе полюбовником! (песни птицыГамаюн. — клубок — 14)

И тогда отвергнутая красавица приворожила молодого красивого бога, а когда он пришел к ней во второй раз и затеял драку за любимую с Люцием, взяла, да и обернула его оленем златорогим, желая помочь знатному жениху да преданность показать свою.

Так и скакал златорогий тур по полям да долинам. Пока отец не пригрозил сестрице, что в головешку ее превратит, если та обратно Тарха не вернет в вид человеческий.

Делать нечего. Пришлось несчастной богине возвращать Тарху вид человеческий да в мужья его брать. Жить-то хочется!

Так, значит, это не миф? Это реально было, так или иначе? Офигеть — не встать!

Я схватила Олега за руку, и мы буквально сбежали из застывшего во времени кафе. Сели в машину, и я дала волю эмоциям, истерически заржав.

— Олень, ой, олень! — закатывалась я.

— Кто — я? — обалдел Олег.

— Да нет, он! Она его реально в оленя превратила тогда! Прикинь!

Дора истерически смеялась со слезами на глазах, а Олега не покидало устойчивое ощущение, что олень в этот как раз-таки он.

Часть 43

Свадебный день начался в шесть утра. Приехали родственники Олега. Тетка, двоюродный брат с женой и племянники. К восьми набежал полный дом официантов и обслуги. К одиннадцати к ним добавились стилисты, визажисты и парикмахеры. Для меня.

Отец привез новое платье, белое, со славянской, обережной классной вышивкой на подоле, поясе и рукавах. Красивое, ручной работы. На голову надели венок из живых красных и белых роз.

А, что до розового, то чай не шешнадцать и не пироженка.

Сидя у зеркала, окруженная, как звезда, толпой людей, что-то со мной делающих, я вдруг вспомнила, что Демитрий когда-то говорил, что на Глории нет разводов. Пара если и создается, то истинная и на всю жизнь. До тех пор, пока кто-то из нас двоих еще дышит. Насвистел. Тарх ведь с Марой развелся, хотя у них любовью, конечно, и не пахло. Но он говорил, что Джива ему не жена уже. А, может, они это из-за меня развелись-то?! Вот, блин! Не хотелось бы стоять между богами.

К половине одиннадцатого. начали съезжаться гости из санатория. Там тоже не было случайных людей, поскольку он существовал на деньги Пелегина. Сослуживцы Олега из его бывшего отдела и даже кое-кто из проекта Доротея.

Я сидела в спальне и ждала своего выхода. Ровно без пяти час в спальню вошел сияющий, как самовар, Пелегин. А меня вдруг охватила дрожь, и по щекам побежали слезы

— Пора, моя богиня. Пора, — тихо сказал отец, улыбаясь.

— У вас же нет разводов. Я все равно навсегда останусь женой твоего сына? Или он и с женой не разводился, и я не в счет?

— Он отпустил тебя, Дора. Отпусти и ты его, — отец присел передо мной на колени и взял за руки. — Прости меня дочь, что под грех подвел. Да только то, чему бывать, того не минуешь. Я прекрасно понимаю, что, будь он сейчас здесь, ты бы, ни секунды не думая, сбежала с ним! Но уже через два часа, разругавшись с ним вдрызг, жалела бы об этом и хотела вернуться к Олегу! Разве не так? Да, наверное, это была ошибка, что я позволил ему заботится о тебе, но я подумать не мог, что он, тысячи лет проживший, влюбится в тебя, ребенка! Но он влюбился, а спорить с ним бесполезно. И твои глазки так сияли. Я подумал, что, может, все и сложится, и сложилось бы, может, если б не Лиза.

— Почему это сделал именно он?

— Это было его решением. В любом случае это должен был быть кто-то из нас.

— Если моя истинная пара не он, а Олег, мы бы все равно расстались, так?

— Вероятнее всего, в какой-то из следующих жизней ты бы стала женой Олега. Так, что не беги от судьбы, дочка. Все равно догонит, — отец щелкнул меня по носу.

— Если Тарх — не моя пара, почему меня так тянет к нему? — я умоляюще посмотрела на отца.

— Потому что он бог, — усмехнулся отец, — ну, девки все так думают, по крайней мере. А их у него было не меньше, чем у Люцифера, уж поверь. Да, конечно, вы можете остаться с ним любовниками. Он в ласке еще никому никогда не отказывал, но самой-то не будет противно потом к мужу ложиться? Ты же у меня Химера! Перуница! Ты ж не поведешься на эти очи ясные, когда такой достойный мужчина рядом!

И действительно! Чей-то я, дочь Перунова, за хреном в очереди не стояла, блин! Тоже мне, божество голубоглазое!

Я решительно встала. Пелегин вытер мои слезы со щек. Провел рукой по лицу, восстанавливая мой прежний презентабельный вид. Поцеловал в лоб и взял за руку

— Идем. Он ждет.

Отец вывел меня из дома и повел к высокой арке, украшенной воздушными шарами, по импровизированной аллее, по бокам от которой собрались гости. В конце аллеи с букетом в руках замер Олег. Посмотрев на него, я забыла обо всем. Он очень волновался, но, едва увидев меня, его сердце переполнилось любовью и восхищением.

— Моя принцесса, — прошептали его губы.

— Мой любимый, — прошептала я в ответ, искренне, ничуть не солгав.

Когда я видела его, мое сердце переполнялось любовью, нежностью и трепетом, Перун облегченно выдохнул, считав мою ауру. И гордо подвел меня к жениху.

Олег взял мою руку из рук Пелегина, и мы уверенно пошли к арке, где стоял столик регистраторши.

— Ты прекрасна! — шепнул он мне.

— А ты шикарен.

Я крепче сжала руку Олега, впитывая его тепло и отдавая свое, и вдруг почувствовала изнутри нежное, ласковое прикосновение. Словно маленький котенок чуть тронул лапкой. На мои глаза невольно навернулись слезы умиления. Даже малыш рад за нас.

Когда пришла пора отвечать, согласна ли я, мой ответ был: «Да! Да! Конечно, да!»

Может чересчур радостно и громко, но зато искренне, и тот, кому нужно было их услышать — услышал так же вместе со всеми. Я это точно знала. И наш первый брачный поцелуй был куда жарче и дольше, чем следовало. Но зато сорвал бурные аплодисменты гостей.

Затем были поздравления от гостей. Ошалевшие нелюди отказывались верить своим глазам и чувствам. Особенно рыжеволосая бестия Вероника из проекта Доротея, уроженка Фалеона — планеты, находящейся на шестой орбите от Солнца, с другой стороны. И это в экзекоже она красивая, высокая, зеленоглазая, рыжеволосая. А на самом деле тощая с высокой шеей, белой кожей, вытянутой головой и большими коричневыми глазами — гуманоид под два метра ростом и одна из тех, с кем Алекс в последнее время кутил, чтобы побесить меня. Я лично их ловила на ночной смене, когда он ей пальчики пошленько облизывал, а она ему пальцами ноги промежность массировала. Я тогда думала, что он не может настолько глубоко видеть ауры, чтобы распознать ее расу. Но теперь, когда я знала правду о том, кто такой Алекс, мне реально стало дурно. Он что, реально любит все, что движется?!

— А где же твой ЗАКОННЫЙ супруг? — так, чтобы слышала лишь я, сладко улыбаясь, спросила она, отдавая мне цветы.

— А ты думала — тебе оставлю? — так же сладко улыбнулась я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Влад с Женей и Ирой были почти самыми последними, кто поздравлял. Я не удержалась и крепко обняла своего земного родителя.

— Я люблю тебя, папочка, — одними губами произнесла я.

Он не услышал, но невольно весь потянулся ко мне — такая же молодая и красивая, как могла бы быть моя девочка, мелькнула у него мысль.

Я взяла его за руку и повела на середину двора. Заиграла музыка, похожая на фламенко, и мы начали двигаться. Он не готовился и не знал движений, но двигался легко и плавно, повинуясь интуиции. Затем меня легко перехватил Дима. Танцы не были сильной стороной жителей Ардонии, тяжело себе представить крокодилов, грациозно кружащих в вальсе. Но в человеческом обличии он тоже был неплох. Пришел на праздник и Сомов, давший мне свои марсианские гены. Потанцевала и с ним, искренне обрадовавшись отцу, которого не видела почти полгода.

Последним из отцов меня закружил Пелегин, вот уж превзойти кого в грации было невозможно. Он словно парил над землей, необычайно легко наклоняя и поднимая меня. Затем передал Олегу. Ему я тоже помогла, конечно. Когда фламенко, музыкальное и страстное, вдруг сменилось на современную клубную, и мы задвигались совершенно иначе, выдавая невероятные па и пируэты, гости засмеялись и захлопали; в конце после нескольких элементов брейкданса и поддержек и вовсе кричали: браво!

— Сумасшедшая! — выдохнул Олег, когда танец закончился.

— Видел бы ты, что я на пилоне вытворяю.

— О да! Я хочу это видеть этой же ночью! Но надеюсь, теперь так развлекать ты будешь только меня?

— Но я никогда не раздеваюсь. Пилон для меня всего лишь снаряд. Как ремни или скакалка для гимнасток.

— Все эти четверо — твои отцы, я так понимаю?

— Так точно! — кивнула я.

— Еперный театр. Аж четыре тестя теперь.

— Зато ни одной тещи, — усмехнулась я, садясь за стол.

Гости начали произносить тосты и подарки дарить. Пелегин встал первым.

— Дай бог вам, дорогие мои, согласия, понимания, умения прощать и уступать. Это нелегко, конечно, особенно с такой непосредственной личностью, как наша Оленька. Так что, дорогой зять, ты уж, пожалуйста, терпения наберись и держи эту егозу в ежовых рукавицах. Ей полезно. Будьте опорой друг другу не только в часы благоденствия, но, главное, и в часы скорби, что, возможно, выпадут Вам. Радуйте внуками, продолжайте роды ваши славные. Подарочек свой скромный я отдал вам вчера, но есть еще один.

Пелегин протянул небольшой старый замочек.

— Когда захочется сбежать ото всего и от всех — вот вам ключик от уютного мирочка, только вашего. Дорогу потом скажу по секрету.

Вторым поздравлять стал Дима.

— Ну что, сестрица моя любимая! — усмехнулся Демитрий. — Поздравляю тебя, дорогая! Мужика хорошего отхватила, достойного! Совет вам да любовь, как говорится. Подарочек мой вам в помощь будет. Дима открыл бархатную коробочку, на ней лежали две тоненькие золотые цепочки с маленькими радужными кулончиками-капельками.

— Это камень ардонит. У нас его дарят всем супругам на свадьбу. Он усиливает влечение только к тому, у кого кулон из того же камня. И трех или четырех одинаковых нет, только пары для пар, и никто более сексуального возбуждения у вас не вызовет. Ардонит — камень верности. Надеть?

— Да, — улыбнулась я.

— Уверены?

— Да, — подтвердила я.

— Жених-то вот что-то не рад, похоже, — усмехнулся Демитрий.

— Она и без него для меня единственная, — улыбнулся мой полковник.

— А вот невеста так не сказала, прошу заметить, — подколол паршивец, — решила себя подстраховать, так сказать, а значит, лучше надеть обоим.

Дима подошел к нам сзади и надел цепочки сначала Олегу, потом мне.

— Это защитит тебя от его пошлых мыслишек и желаний, — передал он мне, — возьмитесь за руки, пару секунд камни, активируясь, будут жечь.

Камни вспыхнули голубым светом, и секунд пять продолжалось довольно сильное жжение. Затем прекратилось, и от камней пошел приятный фиолетовый свет.

— Фиолетовый оттенок, кстати, говорит о том, что любовь — взаимная, и притяжение — сильное. Так что горько!

Я покосилась на медальон мужа, он сиял куда ярче моего. Оно и понятно, мужик среднего возраста делит постель с молодой горячей девчонкой, его и без ардонита года три еще от меня не оттащишь.

Было жутко интересно, что же подарит Сомов. Из всех моих четырех отцов он всегда был самым скупым на чувства. Марсиане вообще не склонны к проявлению чувств, жуткие рационалисты и прагматики, заботятся о детях до их полного взросления, а потом выпускают в совершенно независимое плавание.

— По мне, лучшие подарки — те, что в конвертах. А что вы сделаете с их содержимым, решите сами. Например, купите островок на Мальдивах, — подмигнул он нам, улыбаясь и протягивая Олегу конверт, — всех благ вам и вашим детям.

— Наш подарок в доме, — встал Влад, — мы вам купили два настольных светильника для спальни или гостиной, где захотите, там и поставите.

Женя зачитала поздравления из открытки. Бывший начальник Олега передал документы на собственность его служебной квартиры, в которой тот прожил тридцать пять лет. Еще золотые часы, а для меня браслет. От всех коллег отдела. Остальные дарили по мелочи, весь процесс дарения, застолья и поздравления занял часа три с лишним. Потом пришел тамада, кажется, какой-то известный телеведущий, и певица Арфея, певшая вживую веселые танцевальные песенки — очень здорово. В ней жил подселенец с Венеры. Эти сущности питались энергетикой других существ, но, в отличие от арлегов, положительной. И пробуждают в людях, в которых живут, их таланты, к которым у них есть зачатки. Правда, живут люди с подселенцами с Венеры недолго, лет двадцать. Но зато ярко.

Гости от души веселились, Олег все время прижимал меня к себе, целовал руки и волосы. Он был счастлив. Я тоже. С ним было так хорошо, так спокойно и радостно.

— Когда я шла с тобой к алтарю, малыш первый раз пошевелился, — поделилась я.

— Правда? Как здорово! Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да. Только сидеть устала.

— Так пойдем, потанцуем. Только без брекданса ладно?

— Хорошо, — усмехнулась я.

— Ловлю себя на мысли, что не могу смотреть ему в глаза, — Олег кивнул на Влада, танцующего с Женей. — Он меня прибьет, когда узнает, кто ты.

— Он будет так рад узнать, что я — это я, что не до того будет. И внук уже появится.

— Ты уже думала над именем?

— Выбери ты.

— Мне нравится Илья, — улыбнулся Олег.

— Аверин Илья Олегович, мне нравится.

— И мне.

— Так, ребятушки, пойдемте-ка со мной.

Пелегин подошел, к нам, загадочно улыбаясь.

— Куда? — улыбнулась я.

— Жениться на сей раз по-настоящему, как положено у нас тысячи лет было.

Глава 44

Отец взял нас за руки. Мир задрожал, размылся, подул ветер, нас охватило серверное сияния. И через несколько секунд мы оказались на знакомой уже поляне. Возле деревяннного мостика через внушительный ров, отделяющий капище от берега реки.

— Пробегайте, держась за руки! И под арочкой проходите, — шепнул отец.

Пробежали и прошли под низкой деревянной аркой.

Побежали к центру поляны, нас окружили молодые люди в белых рубахах и сарафанах, стали водить вокруг нас хоровод, распевая «Жених у ворот». И Олег поразил меня, подпевая красивым поставленным баритоном. Когда песня закончилась, хоровод расступился, и перед нами появился жрец общины — высокий, плечистый лысеющий мужик, зычно провозгласивший:

— Мы собрались здесь Волею Рода небесного, дабы соединить два любящих сердца славного Олега из рода Авериных и прекрасной Ольги из рода Пелегиных, но прежде вознесем хвалу богам вышним нашим. Дабы не оставили милостью своей нас.

Вознесли хвалу Роду, Сварогу, Перуну, Велесу, как дошли до Даждьбога пресветлого, чьими стараниями мы живы до сих пор, по словам жреца, у меня чуть не случился истерический припадок хохота. Помог сдержаться лишь суровый взгляд отца. Мы с Олегом честно приложили левую руку к сердцу, а правую подняли вверх и воскликнули: Слава Дажьдьбогу, Сыне Перунову, Свята расы защитнику. Наверное, не зря все же люди спустя многие тысячи лет их чтят и помнят… И, если те мифы вовсе не мифы, судьба у них у всех отнюдь не из сахара была. Тем и заслужили преклонение. Например, первая жена Тарха Златогорка погибла, попав в ловушку Люция, едва родив деток. А вторая, Марена, прожила с ним совсем недолго и сбежала к Люциферу, сочтя его более выгодной партией, чем некровный сын Перуна. А тогда Тарх бросился догонять беглянку, опоила его, да на кресте распяла, чтоб не бегал больше. Правда, спустя три дня его нашла Джива, средняя из дочерей Сварога. И спасла. Они влюбились, поженились, все счастливы, короче. Продолжения дальше нету.

Восхвалив бывшего мужа от сердца с той искренней благодарностью, на какую я была способна, я почувствовала прилив сил. Слышит, зараза!

Жрец обошел нас с факелом, выжигая из аур весь негатив прошлой жизни. Обежал с колокольчиком, трижды отпугивая злых духов.

Подал нам расшитое полотенце, и мы выполнили ритуал приглашения на свадьбу предков, обвязали этим рушником небольшие деревянные идолы Сварога и жены его Лады. И снова я почувствовала прилив сил. Неужели и они сейчас наблюдают за своей названной внучкой? Нам расстелили большой вышитый рушник на земле, мы встали на него, после чего нас щедро осыпали зерном на благополучие, затем жрец спросил, любит ли Олег меня, хочет ли он со мной всю свою жизнь пройти?

— Ой, люблю! Ой, хочу! — уверил Олег.

— Не то что люблю — жизни свой без него не представляю, — вторила я.

— Ну, тогда обменяйтесь кольцами — символами бесконечной, вечной жизни без начала и конца.

Нам протянули кольца, и только тут мы заметили, что наших колец на нас нет. А эти по шире и по ярче как-то. Вопросительно ставилась на отца.

— От дедушки подарок вам, — улыбнулся Перун, посылая мысль.

Сам Сварог нам кольца выковал? Вот это честь!

Мы с трепетом обменялись кольцами, затем нам поднесли кубки с вином, велев сделать по последнему глотку одинокой жизни. Мы сделали. Нам поднесли большую чарку, мы слили в нее содержимое своих кубков и выпили несколько глотков вместе. Ведь теперь у нас в жизни все на двоих. Остатки вылили под идолов, чтобы уважить. Нам связали руки полотенцем и трижды обвели вокруг костра по солнцу. Затем жрец помазал мне губы медом, и муж поцеловал меня.

— Чтоб вся жизнь была у вас такой же сладкой, как ваш первый брачный поцелуй! — провозгласил жрец. — Слава народившейся семье Авериных!

Нам воспели славу, поводили вокруг нас веселый хоровод, затем жрец сказал:

— А теперь, муж, бери жену свою молодую на руки да неси через мост да в новую жизнь.

Олег легко подхватил меня на руки и понес по мосту через реку.

— А теперь куда? — мысленно обратилась я к отцу.

— А что хотите? Уединиться или к гостям вернуться? — спросил отец.

— К гостям, наверное, а то рано еще, невежливо.

— Будь, по-вашему.

Снова мир задрожал, размылся, подул ветер, и мы оказались в нашей спальне.

— Ух, круто! Ты так можешь? — спросил муж.

— Не доросла еще, — покачала я головой.

Посетив уборную, мы вернулись к гостям, коих весело развлекал тамада, заставляя вспоминать частушки про свадьбу, только обязательно не матерные, что крайне затруднило гостей.

Ты не жми меня к березе,

Ты не трать свои труды.

Ты не думай — я не дура!

Вот поженимся, тады!

Весело пропела Женя Жильцова. С необыкновенным актерским мастерством. Рассмешив всех.

— О, это намек уже! Причем непрозрачный! — засмеялся Дима, сидевший рядом с папой. — Че девку мучишь-то! Попадется кто порешительнее — и уведут.

— Ну уж, надеюсь, до пятнадцатого августа дотерпит, заявление уже в загсе, — поделился отец.

— Как здорово! — я едва сдержалась, чтобы не обнять и не расцеловать отца.

— Ждем вас с ответным визитом, — улыбнулась счастливая Женя. Хорошая она все-таки, любит папу, искренне любит.

— Обязательно будем, — улыбнулась я, — пойдемте фотографироваться.

Это был наш день! Олег без конца обнимал и целовал меня. А я его. Утренние сомненья теперь казались нереальной глупостью. Вот мой бог — мой муж — мой любимый. Ладо мой.

После фотосессии были танцы, и я, улучив момент, попросила Олега потанцевать с Женей, а сама пошла к Владу.

— Вы — красивая пара, как это ни странно, — улыбнулся Влад. — Я давно не видел Олега таким счастливым. Да, пожалуй, что и никогда. Не обижай его.

— Я люблю его не меньше. Поверь.

— Верю, просто ты — ровесница моей дочери, совсем еще молоденькая, а он мужчина, близкий к полтиннику, уже лет через пять тебе может начать не хватать темперамента, так скажем. У меня много друзей, женатых на молодых, я знаю, о чем говорю.

— И, вдохновившись их примерами, ты женишься на женщине на пятнадцать лет тебя моложе. Нелогично как-то.

— Я-то переживу, если что. А вот Олег ревнив, как черт.

— Серьезно? Не замечала, — честно призналась я.

— А я его тридцать лет знаю, он на моих глазах двадцать пять лет был женат. И то, что от него вынесла тихая домашняя наседка Света, не каждая вынесет. А уж что ждет тебя, молодую и красивую, представить страшно.

— Я повода не дам, поверь! У меня воспитание строгое! Я люблю его, запомни это. И проблем у нас не будет. И у вас, кстати, тоже. Обещаю.

— Ах ты, ведьма черноглазая! — усмехнулся отец.

— Но я хорошая, честное слово!

Я пыталась просмотреть папу и с удивлением обнаружила на нем защиту Тарха. И мысленно поблагодарила его.

— Во славу рода нашего, сестрица, — пришел мысленный ответ.

— Держись от Смородина подальше. Это очень нехороший человек, мягко говоря.

Сделав отцу внушение, я оставила его и подошла к Демитрию.

— Что с Владом, колись? Что этот от него хочет?

— Да ничего, не переживай. Он под моей опекой теперь. Точнее думает, что я под его. Присматриваю за ним, короче.

— Спасибо!

— Да, пожалуйста, моя родная. Как тебе славянская свадьба?

— Необыкновенно! Такой прилив сил, благодать.

— Если представится возможность, и по нашим законам поженим, тоже красивая церемония.

К нам подошел встревоженный Пелегин.

— Марс в четыре утра планирует вброс в воду. И вакцина уже готова и опробована. Надо действовать.

Глава 45

— И кроме меня, и именно сегодня типа некому. — Поморщилась новобрачная.

— Ну, так вот, правда, не специально, — Сомов доложил, — и нет, никого из моих сейчас, кроме вас.

— Ух ты! Ладно, пойдем, коли так.

— Стой. Мужа с собой возьми. Пора ему в деле себя показать. — Улыбнулся отец.

— Солнышко, можно тебя на два слова?

Я ласково погладила мужа по плечу.

— Да, конечно, — он поцеловал мою руку и встал, — что такое, милая?

— Да так, ничего особенного для тебя, страну спасать будем.

— Что, серьезно?

— Более чем.

— Именно мы с тобой?

— Ну, а кто ж еще?

— Ух ты! Ну, пойдем. Может, Шульгина позовем? — покосился он на своего бывшего генерала.

— Не, не тот масштаб.

— Пора.

К нам подошли Дима и Сомов.

Дима выдал нам оружие — с виду обычные тт., но вместо пуль в них ядерно-лазерные заряды, способные уничтожить большинство существ этой вселенной.

— Мы будем с вами ментально, проведем и подскажем.

— Нет, дорогой Виталий Георгиевич, ты пойдешь с нами! Коль уж все знаешь, — елейно улыбнулась я Сомову. — И, если это подстава, тебя за собой утянуть я успею.

Исключать того, что Сомов переметнулся уже к другому лагерю, было нельзя. И лучше подстраховаться.

— Хорошо. Пусть идет, — кивнул Пелегин.

— В любом случае, погибнуть вам я не дам, — улыбнулся он, — только не сегодня.

Через сорок минут мы подъехали к стоматологической клинике Милана с черного входа. Выдав электромагнитный импульс, я вырубила все камеры слежения, еще когда мы подъезжали к зданию.

— Здесь охранник только один.

Сомов уверенно набрал секретный код на замке, дверь отворилась, за ней стоял такой же массивный, высоченный черноволосый парень, как и сам Сомов. Он, кажется, даже рад был его видеть, но тут же оказался захваченным Сомовым в замок, секунда — шея свернута, и пуля пущена точно в левое ухо.

— Идемте, — махнул нам Сомов, отбросив в сторону уже начавшее разлагаться тело.

Мы вбежали в лифт и нажали минус второй этаж. Всего здание уходило под землю на двенадцать этажей.

— Стреляй на поражение во все, что движется, — предупредила я мужа, — если не хочешь завтра проснуться биороботом для этих тварей. Они долго, очень долго искали возможность подчинить всех и разом без войны, по-тихому, и вот, нашли идеальный состав. Вольют его в воду, утром сходишь в душ, выпьешь чаю, а через двенадцать часов твое ДНК уже не твое.

— К бою! — скомандовал Сомов. — Там трое охранников и персонал — четверо или пятеро охранников.

Охранников Аверин лично уложил еще на выходе из лифта, реакция для человека прекрасная! Далее за белыми дверьми находилась карантинная зона с кодовым замком. Сомов ввел код. Но он не прошел.

— Сменили, — прошипел он, — что ж, не беда.

— На три шага назад! — скомандовала я.

Сгенерировала небольшой энергозаряд — бабах, замок задымился, и дверь сама собой отошла в сторону.

Тут же зазвучала пронзительная сирена. Ах ты, черт, как же так! Неужели электромагнитного импульса было мало? В просторном холле находились огромные стеклянные колбы, в них плавали полулюди-полугуманоиды, экспериментальные образцы прямого скрещивания людей и марсиан. Первые удачные. Выжившие. Они, утратившие возможность размножаться меж собой после ядерной войны с серыми, все-таки добились, чего хотели много тысяч лет. Подобрали эту формулу. Теперь можно начинать колонизацию. Новая раса будет править на Земле. Их на пятом месяце вынашивания вынимали из утробы человеческих матерей и помещали дозревать в эти колбы, как в кувезы, еще на четыре месяца, поскольку ни одна человеческая женщина не в состоянии выносить в себе такой большой плод, не лопнув, и уж тем более нереально было ими разродиться обычной женщине. Своих марсианских самок вынашивать гибридов они и подумать не могли заставить, а люди для них — как сырье. Не жалко. Гибриды в колбах двигали руками, ногами, ворочали большими головами, хлопали огромными черными глазами.

В холле было три человека, двое мужчин и женщина, один из мужчин был человеком, двое других — с Марса. Нужно отдать должное их реакциям — мужчины наставили на нас оружие, девушка бросилась к пульту, надеясь закрыть колбы броней, я одним лишь взглядом отшвырнула ее к колбе и раскалила оружие в руках мужчин, так что его стало невозможно держать, они вскрикнули и выронили оружие.

— Никогда вы здесь править не будете! — прошипела я, бросая энергетический заряд в колбу с самым большим, почти сформировавшимся гибридом. Он выпал на пол, забив в агонии руками и ногами. Олег пустил ему пулю в лоб.

— Мы — хранители! — еще одна колба разлетелась на осколки под моим взглядом. — Мы — создатели! — и еще одна.

— Это — наш мир! — еще одна.

Я вышла в середину холла, послала импульс, и треснули все колбы разом.

Сомов и Олег начали методично расстреливать гибридов.

Я проткнула сердца мужчинам ардонийскими когтями без капли жалости. Марсианам пришлось еще и голову отсечь. Женщина все это время в ужасе смотрела лишь на Сомова.

— Предатель! Ты предатель! — с ненавистью плюнула она ему в лицо, прежде чем получить пулю в лоб от него же.

— Бочки с веществом там, — Сомов кивнул на дверь справа, открыл ее, и мы попали в огромный ангар. Там стояло семь цистерн по десять тонн каждая.

— Уходите отсюда, — крикнула я.

Нас уже ждала целая группа обороны из двадцати бойцов-нелюдей.

— Сомов, уведи его! Я справлюсь!

Я возвела вокруг них и себя щит, отражая снаряды, которые рикошетили обратно в стрелявших. Но им хватило троих погибших, чтобы сменить тактику и достать огнеметы.

— Ну, ангел мой, помогай, как обещал! В конце концов, хранители — вы, и работа ваша! — обратилась я мысленно к бывшему мужу.

— Согласен! — тут же пришел ответ. — Черти мою руну.

Я почувствовала, прилив силы и ментальное присутствие Тарха, затем он воплотился рядом и физически, это ж надо такую силищу для телепортации иметь. Он взял меня за руку, и наши силы слились. Яркая вспышка, белый огонь и мощнейший взрыв. Я испуганно вздохнула, боясь, что меня саму сейчас раздавит этой волной. Но уже через секунду поняла, что все хорошо, Тарх крепко прижимал меня к себе, держа в защитном поле. А вокруг не было больше ничего, лишь обожженные кирпичные стены.

— Нижние этажи тоже нужно уничтожить.

— Как скажешь, сестричка, — усмехнулся Сварожич.

Он ненадолго замер, и я почувствовала, как под нами задрожала земля. Один раз, второй, третий, четвертый и ниже, ниже.

— Готово, — улыбнулся он, — бежим на крышу.

Пока мы бежали, Тарх все так же крепко держал меня за руку. Я чувствовала его тепло, благодарность ему, благость какую-то, но ни капли сексуального притяжения. Хотя он все так же, как и раньше, хорош собой, а тело безупречно. Ардонит, что ли, вправду работает? При мысли о муже сердце забилось чаще… О да, хвала богам, работает!

— Обними меня крепче и не бойся, — Тарх подхватил меня на руки и, спрыгнув с крыши, довольно устойчиво и мягко приземлился на ноги. С высоты двенадцати метров.

— Ну, так я и сама могу вообще-то, — усмехнулась я.

— А тебя сегодня положено на руках носить, — улыбнулся бог, — беги к мужу, сестричка.

Он аккуратно опустил меня на землю.

— Еще раз назовешь сестричкой, зубы все до единого вынесу, — прошипела я, придвинувшись к нему очень, очень близко. И… ничего нигде не екнуло ни на мили секундочку.

— Я тоже тебя люблю, моя кровиночка. Будь счастлива!

Даждьбог поцеловал меня в макушку и исчез, я растерянно похлопала глазами — вот это силища у них! Никак не привыкну.

— Дора! Оля! Оля! — ко мне бежал Олег, я бросилась к нему.

— Ты в порядке? — хором спросили мы и рассмеялись.

— Да. Да, милый, все в порядке, все хорошо. Бежим.

— Там все так бабахнуло! Я думал, ты…

— Зря, — засмеялась я, — бежим.

— Кто это был?

Я не посчитала нужным отвечать. Он все понял сам.

— Одна бы я не справилась. Это он мне помогал, оказывается, все это время, а не я ему. И вообще-то это их работа. Они — хранители.

В машине на заднем сидении сидел хмурый Пелегин, я села к нему.

— Мир спасен, — бросила я ему, — надолго ли?

— Почему ты не позвала меня? — жестко спросил он ментально, чтобы не услышал Олег. — Почему его, а не меня?

— По привычке, наверное, — пожала плечами я, и тут меня осенило, и злость затопила меня. — Так это была проверка на то, кого я позову? Насколько сильна меж нами связь? Ах ты ж, старый! Но в его постель я больше не вернусь. Не бойся. И потом, не станет же он нарушать свою первую заповедь, гласящую: «Кто имеет благословение Бога Перуна на Союз Семейный, да не будет между ними ни Рати, ни Фатты». (ни смерти, ни разрушения)

— Очень надеюсь! Классная штука ардонит, однако, — улыбнулся Пелегин, — надо будет для жены такой же на всякий случай попросить.

— Вези их к ближайшему разлому, — обратился он к Витаору.

Глава 46

— Ну, теперь все? Вторжение отменяется? — спросил Олег.

— Откладывается, так скажем. На полгода. Может, чуть меньше или больше, — пояснил Витаор.

— А разве не в ваших силах прогнать их вовсе, навсегда?

— Нет, конечно. Договор с ними заключили вы, люди. И пока вам не будет явной угрозы истребления или уничтожения планеты, мы не имеем права вмешиваться. У нас тоже, как и меж вашими странами, существуют дипломатические отношения, договоренности и обязанности. Формально которые соблюдаются. Придраться пока не к чему.

— Демократы хреновы! — подумал Олег, но смолчал.

— Все будет хорошо. Мы не раз вас уже спасали и спасем еще, не бойся. Даст Бог, — улыбнулся Пелегин.

— А подселенцы с Венеры здесь откуда? Если сами они не имеют тел, как попали сюда?

— Зато они отлично умеют посылать призывные сигналы на весь близлежащий космос, заманивая к себе других представителей космоса, — терпеливо объяснял Сомов. — Размножаются почкованием. Обладают коллективным разумом. Поэтому одного существа, вынесенного за пределы планеты, может хватить для постепенной колонизации небольшой планеты за пару лет. Они есть практически на каждой планете от среднего уровня развития.

— И многих уже колонизировали?

— Да нет. Правила знают. Потому не наглеют.

— Какое правило?

— Развивать и преумножать свое, а не покушаться и разрушать чужое.

За разговором отец попросил повернуться меня к нему боком, я повернулась, он аккуратно вытащил все шпильки из прически. Осторожно распутал волосы, пальцами, разделил на две половины и начал заплетать мне косы.

— Пап! Я ж не маленькая! — улыбнулась я.

— Вот именно. С двумя косами имеет право ходить только замужняя славянка. Волосы — это проводник энергий космоса, в них она впитывается в первую очередь. Одна коса несет энергию для тебя, другая для ребеночка. Носи только платья и юбки, желательно в пол. Женская энергетика должна окружать тебя куполом. Я пришлю тебе гардероб современный и красивый, за это не переживай.

Отец уложил косы вокруг головы и заколол шпильками. Я посмотрелась в зеркальце водителя: очень красиво.

— Здорово! — улыбнулась я и перешла в урайскую ипостась.

— Не надо, — покачал головой Перун, — не смущай мужа.

— Чем? — не поняла я.

— В человеческом образе ты для него просто женщина. А в нашем — дочь его лучшего друга…

— Тьфу ты, — выругалась я сквозь зубы и перешла снова в человеческую с примесью ардонийских генов, то есть стала снова черноглазой азиаточкой.

— Ты всяко у нас красавица.

Генерал улыбнулся и прижал меня к себе. Я его знаю десять лет и все эти десять лет жила в сердце громовержца некая печаль, которая уходила ненадолго, лишь когда я ласкалась к нему. По кому-то из детей или внуков тоскует, что ли? О себе и семье, он особо никогда не рассказывал, но в глазах, печаль — тоска бездонные порой пробегали.

Я и не заметила, как мы выехали за город и въехали в ближайший разлом, мир сразу изменился. Кругом был туман. Высоченные голубые сосны поднимались, казалось, до неба. На полуметровых сваях стояла большая деревянная избушка, украшенная искусной резьбой. Красиво, но, в общем, картина была жутковатая.

— Только не говори щас, что мы в гости к бабе Яге пожаловали, — нервно хохотнула я.

— Ну, почти, — улыбнулся отец, — а теперь то — ваши владения. Укромное местечко. Для уединения и размышлений.

— Надеюсь, ни волков, ни медведей тут нет, — поинтересовался Олег.

— Есть. Но близко не подойдут и вас не тронут, — заверил генерал. — Свечи есть, еда в печи и подполе, одежда в сундуках. Постельное белье чистое.

Мы вышли из машины, я огляделась, просканировала ауру места. Ого! Вот это энергетика, такая мощная бывает лишь у намоленных мест. Ничего плохого нам тут точно не грозит.

Олег вдруг подхватил меня на руки и, уверенно поднявшись со мной по высокому крыльцу, открыл одной рукой дверь и шагнул через порог.

Обстановка в помещении была прямо как в музее: в углу на полу комнаты — большая русская речь. Рядом с печью набито множество полочек для посуды, даже простенький сервант, в углу лавки, рядом с ними большой стол, пара табуретов, сундук, в полу люк в подпол и, собственно, все. Но все это было до того милое, родное.

Олег пронес меня в другую комнату, она была больше раза в два. В углу — камин, рядом с ним довольно большая кровать под балдахином из льна, невдалеке на перекладине висит люлька для младенца тоже под балдахином, рядом с кроватью по обе стороны два сундука. У окон лавки, возле лавок — большой стол. Возле одной из лавок — прялка, у другой — сундук небольшой, столики, полочки и даже четыре мощных, украшенных резьбой стула на полу, дорожки — все.

Олег посадил Дору на постель, заправленную красиво вышитым покрывалом. Постель была очень мягкой, внизу пуховая перина. Олег сел рядом и коснулся губ молодой жены пальцем. Девушка слегка уклонилась и встала, опустилась перед мужем на колени и стала снимать с мужа туфли. Сняла и посмотрела на мужа вопросительно.

— Ну, смелее поднимайся выше, — улыбнулся он, уже скинув пиджак и развязывая галстук.

Дора перешла к брюкам, когда муж был обнажен, решительно встала, подошла к полкам со свечами, зажгла три, всего лишь щелкнув пальцами, и вернулась к мужу. Он встал, подошел к ней со спины и начал покрывать ее шею поцелуями. У девушки от переполнявшего ее возбуждения пошел мороз по коже. Молодой муж расстегнул платье, аккуратно спустил лямки с плеч, девушка вытащила руки, и платье соскользнуло со стройного еще тела. Новобрачная перешагнула через платье. Олег поднял его и аккуратно повесил на стул, вернулся к замершей жене. Подхватил ее на руки и понес в постель, нежно целуя, трепетно выдохнул:

— Жена моя, любимая, единственная…

— Муж мой, любимый, родной, — вторила ему девушка.

Аккуратно положив девушку на мягкую постель, Олег лег рядом и начал покрывать тело жены нежными поцелуями. Она сладко вздыхала, млея под его ласками. Потом ловко перекатилась с мужем на постели и оказалась сверху. Прижала ладони мужа к постели, начала медленно двигаться то вверх, то вниз, то прижимаясь к мужу, то отстраняясь. Олег задыхался от наслаждения и переполнявшей его любви.

— Люблю тебя, девочка моя! Как же я тебя люблю! — выдыхал он с тихими стонами.

Обхватив бедра женщины руками, крепче прижимая ее к себе, сел на постели. Оля чуть откинулась назад, отперевшись руками о постель. И они стали двигаться в едином стремительном ритме, больше не сдерживая ни страсти, ни криков, рвущихся из горла от переполнявшего тело и душу блаженства.

— Я люблю тебя, Дора! Как же я люблю тебя, богиня моя! — простонал Олег, крепко сжимая жену в объятьях и дрожа от сумасшедшего удовольствия, что они только что пережили.

Молодая богиня счастливо засмеялась, устраиваясь на широкой груди мужа.

— Я самая счастливая на свете, любимый мой, — вытирая со щек слезинки счастья, надрывно вздохнула новобрачная.

Влад, шумно выдохнув, подскочил в постели.

— Ух. Е! Приснится же такое!

— Что? Что такое?

Женя сонно повернулась к Владу и уже привычным за эти месяцы успокаивающим движением погладила любимого по спине.

— Опять кошмар?

— О да! Представляешь, мне приснилась первая брачная ночь Авериных!

— И что же там такого ужасного они творили?

— Да ничего, в общем-то. Были в какой-то избе старорусской, счастливые такие. Все о любви повторяли друг к другу. Но в конце он ее Дорой назвал, — Влада аж передернуло.

— Это всего лишь сон. У тебя невольная ассоциация из-за возраста Ольги, спи, — Женя крепко прижала к себе Влада и обняла.

— Слишком уж все ярко и живо было. Я прямо физически ощущал их удовольствие и любовь друг к другу. А знаешь, я был бы лишь рад за нее. Хотя Олег бы так никогда не поступил, я уверен.

— Все вы, мужики, одним местом думаете. Спи давай, полтретьего уже — проворчала Женя.

— Вот бессовестный, а! — воскликнула она, положив руку Владу чуть ниже живота на восприявшее достоинство.

— Я не виноват! — смутился Влад. — Я сны не заказываю!

Женя вдруг встрепенулась и начала покрывать Влада жадными поцелуями, ее руки умело ласкали под одеялом и без того давно готовый к бою фаллос.

— Эй! Ты же спать хотела! — засмеялся Влад, тая под ласками любимой.

— Хотела да расхотела. Чего добру пропадать, — засмеялась Евгения, снимая через голову коротенькую ночную рубашку.

Глава 47

Зов природы разбудил Олега в шесть утра, судя по тому, что показывали его наручные часы. Олег смачно потянулся. Укрыл сладко спящую жену одеялом и призадумался, чего бы надеть. Не свадебный же костюм. Встал, открыл сундук, что справа, посмотрел на вещи, судя по цветам, синим, красным и зеленым, вещи женские — и точно. Красный сарафан, синяя юбка, зеленая юбка, желтый сарафан и белые вышитые к ним блузки. Доре обязательно пойдет.

Аккуратно закрыл сундук, открыл другой. Здесь были мужские вещи, Олег взял черные штаны и белую, вышитую у ворота рубаху, все вещи явно были новые, чистые, не застиранные. Нашлось и белье, вполне современное, и носки, и даже туфли. Олег оделся и вышел на крыльцо. На ступенях стояла большая корзина, накрытая полотенцем, и холщовая сумка.

Олег подошел и взял вещи, в сумке был его фотоаппарат, в корзине еда. Олег занес все в дом. Вышел, сделал свои дела в нужнике за домом, умылся в маленькой речке, что была неподалеку, и вернулся в дом, намереваясь накрыть завтрак для любимой. Но Дора уже встала, и сама накрывала завтрак из корзины. Умопомрачительно пахло свежим хлебом, медом и молоком.

— Доброе утро, женушка моя. Любимая, — Олег прижался к Доре со спины и поцеловал в шею. — Как спалось на брачном ложе?

— Шикарно. Доброе утро, любимый. Сделай одолжение, открой подпол, подержи крышку. Я спущусь за салом копченым и огурчиками солеными. Очень уж хочется.

— Так давай я.

— Там темно, у меня зрение лучше, — улыбнулась Дора.

Поев, Олег прошел в горницу и открыл третий сундук из любопытства, там были мотки ниток и пряжи, пяльцы и ткани для вышивки, а сбоку стояла большая деревянная шкатулка. Олег вытащил ее, поставил на стол, открыл, шкатулка была полна деревянных фигурок. Лошадки, волки, медведи. Люди, мужчины, женщины, дети. Даже лавочки, стол и колыбелька. Игрушки для детей, понял Олег. И было в этих простых, незатейливых фигурках что-то родное и близкое. Олег даже увидел себя маленьким русоволосым мальчиком лет пяти, играющим за этим столом с лошадками. Хотя, конечно, такого не было никогда. Но сама эта вся донельзя простая атмосфера была до боли родна и мила Олегу… Или дело тут в русской душе и родовых корнях, во всех русичах дремлющих?

— Что ты нашел? — в горницу вошла Дора.

— Да вот, детские игрушки. И знаешь, у меня такое ощущение, что я сам когда-то давно в них играл. Хотя, конечно, такого быть не могло.

— Ну почему же не могло. У тебя душа очень яркая, развитая, ты прожил уже не одну и не две жизни. Может, когда-то и играл, если не этими, то такими же и в подобной же избе.

— А ты можешь как экстрасенс посмотреть, кто здесь когда-то жил?

— Не тренировалась в этом направлении особо никогда, но попробовать можно.

Дора зажала одну из лошадок в руке и закрыла глаза, сосредотачиваясь, подключаясь к единому информационному полю вселенной, пытаясь потянуть за ниточку энергетики, идущей от лошадки. Ниточка была тусклая, поскольку игрушками этими не играли очень и очень давно, но прочной, не рвалась и подавалась Доре уверенно. И вот перед ее глазами уже возник образ русоволосого мальчика, с прической под горшок, он, весело смеясь, убегает от такой же русоволосой девчонки чуть постарше его и кричит:

— Догоняй, Снежка! Догоняй!

— Тошка, стой, так нечестно! Ты раньше побежал! — возмущенно кричит девочка, огибая высокие сосны.

— Дети, обедать! — кричит звонкий женский голос повелительно. И все. Ниточка обрывается, упираясь глухую стену черноты.

Дора открыла глаза.

— Увидела двух детей, девочку и мальчика лет пяти-семи, Тошуи Снежку, они играли в догонялки, и мама зовет их кушать. Все.

Дора передала видение Олегу, тот призадумался.

— Вот ведь! Почти уверен, что этот Тоша — я, и Снежка эта мне знакома. Хотя сестры у меня не было никогда. Ох, непросто нас батюшка твой сюда привел. Чует мое сердце. Кто там у них, по преданиям, в избушке жил?

— Велес с Ягиней, если только.

— Этих товарищей нам с тобой еще для полного счастья не хватало только.

— Да они хорошие вроде бы.

— Пока спят зубами к стенке, — фыркнул Олег, складывая фигурки в шкатулку.

— Чем займемся? — спросила Дора.

— Порыбачить можно. Если удочки найдем.

Олег встал и обнял жену, вышитая простая блузка и длинная в пол юбка ей необычайно шли. А еще эта прическа с косами — настоящая русская красавица! Не удержавшись, он начал жарко целовать жену, в итоге рыбачить пошли только после обеда. Река была с чистейшей прозрачной водой и кишела осетрами.

Радости Олега не было предела, когда он уже через три минуты поймал здорового полутораметрового осетра.

— Разделывать будешь сам, — фыркнула Дора, — терпеть не могу с рыбой возиться.

— Договорились, только сфоткай меня с ней.

Дора сфотографировала мужа с рыбиной. После чего милостиво отсекла осетру здоровенную голову и вспорола живот своими когтями, оставив остальное на мужа, вынесла на крыльцо стул и пяльцы с не оконченной хозяйкой вышивкой: на сером льне черным углем была нарисована и наполовину вышита птица Гамаюн (Гамаю́н — по славянской мифологии вещая птица, посланник бога Велеса, его глашатай, поющая людям божественные гимны и предвещающая будущее тем, кто умеет слышать тайное. Гамаюн всё на свете знает о происхождении земли и неба, богов и героев, людей и чудовищ, птиц и зверей. Ее имя происходит от слова «гам» или «кам», что означает «шум», отсюда слова — «камлать», «шаман». В белорусском языке слово «гаманiць» означает «говорить», «разговаривать». В древнерусской традиции птица Гамаюн служила Велесу, Крышню, Коляде и Дажьбогу, она же «пропела» и «Звездную Книгу Вед». Изображается Гамаюн птицей, сидящей на цветущей ветке, у нее широкие, красивые крылья. Длинный, яркий, похожий на павлиний хвост, птичье тело и человеческая женская голова с длинными золотыми волосами).

Дора внимательно рассмотрела все аккуратные хозяйские стежки и с трепетом взялась повторить. А что, если, и правда, сама Ягиня-Матушка вышивала?

Ягиня — матушка, или Йога — Матушка. Сейчас, пожалуй, самый известный персонаж того времени. Только предназначение ее конечно извратили до отвращения. Как рассказывал отец, это была, а скорее всего и сейчас есть, Красивая, молодая, чистая душой и помыслами женщина. Берегиня. Ее предназначение было в заботе о сиротах. Вовремя воин, она ходила по всей земле Великой Рассении, нынешней России. Собирала сирот и уводила в свой скит в горном Алтае. Там вместе со своим мужем, Велесом, воспитывала из них жрецов и волхвов, мудрость и цвет славян. И нога у нее не костяная вовсе, а золотая, сапожки у нее красные золотом расшиты, всюду в них ходила, по ним и узнавали. Детей, она действительно клала в печь, закрывала заслонкой и говорила, что дети принесены во служение богам, отныне. Но детей не жарила и уж тем более не ела, печь была особая, в ней был сокрыт вход в тайный храм, где дети и обучались всему, что нужно, ближайшие десять пятнадцать лет, вдали от жизни мирской, не отвлекаясь на лишнее.

А Смородин, между прочим, брат ее родной, знал все прекрасно, но больше всех способствовал искажению образа родственницы, тварь бессовестная.

Лес зашумел, заволновался, словно нашептывая что-то, Дора подняла глаза и увидела возле сосны высокую, рыжеволосую женщину, совсем куще молоденькую, не старше тридцати. Ее зеленые глаза смотрели прямо в душу Перунице, а губы, растянутые в доброй улыбке, что-то шептали. Слышно не было, но Дора, умела читать по губам.

— Все зло тебе, от нагов будет, Перуница. — сказав это прекрасное видение. Растаяло.

— Так вот ты какая! На самом деле, — бабушка-Яга, — улыбнулась Дора.

Интересно, почему отец, привез нас именно сюда? И эти ощущения Олега, и те слова Мары — Ведаешь ли ты кому ее отдаешь? Неужели, Олег, когда-то, в одной из своих прошлых жизней был ее сыном? И сыном Велеса получается, что ли? Да ну, бред! человек он. Человек.

Пока Дора старательно вышивала, Олег выпотрошил осетра, развел на кострище из камней костер. Насадил на вертел и начал запекать. Пока рыба запекалась, начистил картошки. Через час потрясающе вкусный обед был готов.

— А с тобой не пропадешь! — засмеялась Дора, заливая костер.

— А ты что, сомневалась во мне? Ай-ай-ай! — покачал головой Олег, закапывая в землю остатки их пиршества.

Дора залюбовалась белками, прыгающими с ветки на ветку. Олег вынес фотоаппарат, и они устроили фотосессию на улице и в доме, потом пошли купаться на речку. Сами не заметили, как поцелуй за поцелуем начали заниматься любовью прямо в воде, не мешал даже начавшийся теплый дождик. Правда, скоро дождик превратился в ливень, и пришлось бегом бежать домой и продолжать в теплой постели.

Олег проснулся в двенадцать часов ночи, Доры рядом не было. На кухне горела свеча, Олег пошел туда. Дора сидела за столом и уминала копченое сало с хлебом и огурцами.

— Проголодались мы, — смущенно улыбнулась девушка.

— Кушайте, кушайте, мои хорошие, растите большими и здоровыми.

Олег тоже был голоден и с удовольствием взял ломтик копченого мяса и хлеб. Поев, вместе посетили нужник, так как поодиночке в ночной лес даже Доре было выходить жутко, хотя, скорее всего, окрест стояла защита Перуна. Дождь так и не прекратился.

— Малыш больше не пихался? — спросил Олег, обнимая жену в постели.

— Нет. Еще рановато.

— О чем ты говорила с Владом?

— Не поверишь — попросил тебя не обижать. Думает, что лет через пять у нас начнутся проблемы в постели. Из-за твоего возраста.

— Но сам-то тоже женится на молодой, — фыркнул Олег.

— Я ему тоже указала на это, а он сказал, что он-то, если что, стерпит, а вот ты жуткий ревнивец.

— Есть немного. Я с ума схожу, едва представлю тебя еще с кем-то! — признался Аверин, прижимая жену к себе покрепче.

— А ты не представляй, а то мысли, знаешь ли, материальны, — усмехнулась Дора.

— В смысле? — не понял Олег.

— В смысле я — твоя, и не надо лишних мыслей.

Дора стала осыпать мужа поцелуями. Его руки тут же оказались под ее ночной сорочкой. Пальцы нежно гладили внутреннюю сторону бедер, медленно подбираясь к самому сокровенному. А губы Аверина нежно ласкали налившиеся груди девушки. Его пальцы медленно проникли в ее влажное лоно и начали нежно ласкать ее. Молодая жена таяла в руках полковника, как снег, и он от всей души надеялся, что такое теперь дозволено только ему.

Часть 48

Утрам Олега разбудил звонок его мобильного. Странно, они вроде бы не брали с собой телефоны. Оглядевшись, Олег увидел свой смартфон на столе, он не унимался.

— Возьми. Если папа принес его даже сюда, значит, важно, — попросила сонная Дора.

Олег с неохотой встал. Подошел к телефону: звонил Шульгин, причем уже шесть раз. Без перерыва.

— Слушаю, Сергей Петрович, — зевнув, ответил Олег.

— Олеж! Олежек! Ты сейчас где?

— Я дома, отдыхаю.

— Можешь приехать ко мне домой срочно? Мне твоя помощь нужна очень.

Олег никогда не слышал еще генерала таким взволнованным, растерянным, испуганным.

— Что случилось, товарищ генерал?

Аверин не на шутку перепугался. Чтобы довести генерала до заикания, нужны веские причины.

— Не по телефону, приезжай по адресу, что скинул смс-кой, это квартира моего сына. Срочно, как только можешь.

— Хорошо. Уже еду, — отчеканил Олег.

— Так, я с тобой.

Дора уже оделась в платье, что висело на стуле: тоже в пол, но современное, строгое. Для Олега висели его привычные брюки и любимая фиолетовая рубашка.

— Что там? — встревожено спросил Олег.

Дора на секунду затихла, словно к чему-то прислушиваясь, и ответила:

— Вчера при тренировочных полетах на новом экспериментальном вайтмане произошло столкновение с межзвездным кораблем, произошло крушение. Пилоты ни одного, ни другого корабля найдены не были.

— Сын Шульгина пилот вайтмана? — удивился Олег.

— Да, и разработчик новых технологий для них, — кивнула Дора, заправляя постель.

— Откуда гости? — поинтересовался Олег.

— С Арквиды.

— Зеленые трехпалые из седьмой солнечной системы. Адаптация к нашим условиям невозможна даже в экзекоже. Потенциально для человека неопасны. Степень развития средняя. Цель прибытия — изучение планеты и ее жителей, — процитировал Аверин справку по этому виду существ из полного справочника, вложенного мне в голову Демитрием посредством гипноза.

— Точно! — кивнула Дора.

— И что делать будем?

— Упокоим, чего существу лишние двенадцать часов мучиться, задыхаясь от запредельного для них количества кислорода.

— А домой его отвезти Дима не сможет?

— Ну, только если это посол какой важный или из семьи королевской. Ради простого никто заморачиваться не станет. Помер и помер. Бывает.

Мы приехали на адрес через час. Генерал уставился на меня во все глаза, но ничего не сказал, он знал, кто мой отец и чем занимается. И знал, что я здесь не просто так. Его сын был ранен, и он боялся за него. А существо, находившееся в доме, внушало Шульгину дикий ужас.

— Где ваш сын? — с ходу спросила я.

— Там, — генерал повел нас по коридору и открыл дверь слева.

— Ох, е! — выдохнул Олег, взглянув на парня, лежащего на кровати.

Из его плеча и головы торчало по куску обшивки корабля, причем, это был один кусок, он вошел в тело парня во время искривления пространства при крушении вайтманов. Парень был жив, в сознании, но в шоке, в его голове билась одна мысль: он говорит, мы все умрем. Они идут, мы все умрем!

— Где арквид?

— Кто? — выпучил глаза генерал.

— Гуманоид где?

— А, этот. В шкаф забился. Он вроде как света боится.

— Задерни шторы плотнее, — попросила я Олега, открывая шкаф.

Пришелец забился в самый темный угол, укрывшись еще черной курткой, которая сейчас дрожала.

— Не бойся меня, я помогу, — ментально обратилась я к нему.

— Я посол, я должен вас предупредить. Церенцы идут. Группами. Большая часть в комете Ферон, они уничтожат вас! Скажи хранителям, пока не поздно. Они уничтожили нас и идут к вам. Скажи.

— Я скажу. Скажу непременно. Спасибо тебе, посол. Благодарю от лица хранителей и жителей Земли.

Я откинула куртку с пришельца, он последний раз моргнул и испустил дух. Я закрыла его огромные черные глаза, завернула в куртку худенькое зеленое тельце и, взяв на руки, вынесла из шкафа и положила на пол возле окна.

— Помер, что ли? — спросил генерал, вытаращив глаза.

— Ага, в нашей атмосфере для них слишком много кислорода, — пояснила я.

— А чей-то он такое лопотал, кто идет?

— Фильм чужой смотрели?

Меня ничуть не удивило, что генерал слышал мысли арквида. Эти существа пользуются коллективным сознанием… Выстраивать отдельную цепочку у существа не было сил.

— Нет, — покачал головой седовласый, упитанный мужчина с испуганными серыми глазами.

— Ваше счастье, — улыбнулась я.

— А с Сережей что теперь будет? — генерал с ужасом посмотрел на искалеченного сына, лежащего на кровати.

— Все хорошо будет. Помолчите пару минут. Не знаю, отчего я не стала звать Пелегина ментально, а набрала на мобильном.

— Привет, пап, мы пилота нашли. Ему помощь ваша нужна. Я не справлюсь. Он дома у себя.

— Понял. А арквид где? — спросил отец спокойно.

— С ним же, в шкафу сидел, передал информацию и испустил дух. Он и аварию подстроил, чтобы передать ее.

— Что передать?

— Церенцы уничтожили их, а теперь к нам летят в комете Ферон.

— Ясно. Будем через пять минут. Генерала и мальчика успокой, но память не стирай. Пригодятся еще.

— Хорошо.

Я подошла к парню и взяла за руку, просмотрела немного памяти. Ого, он лично с отцом знаком, в его личном подчинении. Простых он к себе не приближает. А этот пилот и конструктор, как говорят, от бога. Хоть и человек, но умен, как не каждый глорианец совершенствует живой металл, например. Сделал его более пластичным и прочным.

— Потерпи чуть-чуть, Сереженька, сейчас они прилетят и помогут тебе.

Парень слабо улыбнулся, кивнув мне. Вцепившись в мою руку, держался он мужественно, стараясь контролировать свой страх. И боялся он сейчас не за себя.

— Мы ведь победим их? Мы ведь сможем?

— Конечно, сможем. Обязательно, — искренне заверила я парня.

— Я постараюсь, я придумаю оружие сильное. Я смогу.

— Конечно, Сереж, ты сможешь. Ты проживешь очень долгую, счастливую жизнь и станешь великим в своей области.

— Ты как, сынок? — генерал немного успокоился и подошел к сыну.

— Все хорошо, папа, все будет хорошо, а ты скоро ничего и не вспомнишь.

— Нет. Он будет помнить, — улыбнулась я.

— Много объяснять придется, — поморщился парень.

— А мы не торопимся, — улыбнулся Олег.

— Да я, в принципе, уж понял все, — усмехнулся генерал.

Воздух в комнате вдруг затрясся, завибрировал, в окно ударил яркий луч света, чуть затряслась мебель.

— Отойдите от постели, — попросила я генерала.

Протонный высокочастотный луч проник в окно, окутал Сергея, чуть приподнял над постелью и аккуратно вынес через окно. Света стало меньше, но дрожание воздуха продолжилось, они зависли над домом.

— Ну, вот щас все соседи сбегутся, — вздохнул Олег.

— Да никто не сбежится. Чистое небо над домом. Сережа лично камуфляжные экраны совершенствовал.

— Так мой сын, значит, летает на этих инопланетных штуках и совершенствует их? — генерал тяжело опустился в кресло.

— Они вполне земные. Их делают здесь на Земле ваши изобретатели, летают ваши летчики. Кое-что позаимствовали, конечно.

— У кого? — у генерала проснулся профессиональный интерес.

— Ох, генерал, лучше не спрашивай, если хочешь спать оставшуюся жизнь спокойно.

— Ой, да я уж давно забыл, что такое спокойный сон, Олеж. У нас что, с кем-то война и на том уровне?

— Ну, разве что холодная. Но теперь, похоже, придется об этом забыть, — вздохнула я.

— Сереже помогут?

— Да, конечно все будет хорошо, не переживайте.

Я подошла к генералу и взяла его за руки.

— Закройте глаза и расслабьтесь, не бойтесь меня. Да я человек, как и вы, почти. Но могу чуть больше. Можете считать меня экстрасенсом. Например, недавно вы перенеси микроинсульт, а еще у вас гепатит С, в больнице заразили, об этом знаете, но лечиться отчего-то не хотите. Устали, товарищ генерал. Ото всего устали. Но уходить Вам еще рано, еще внучка на руках не подержали. Еще не все медали от президента получили. Еще не все, что должны, выполнили.

— Поздно обратился, да и возраст преклонный, не выдержу я терапию, а так хоть немного еще поскриплю. Вот столько прожил, столько зла и горя повидал, что сто сердец разорваться может. А люблю я таки эту жизнь, и радости, и хорошего в ней не меньше, внучки-правнучки вон какие растут. Стране еще вроде как нужен, людям помогать стараюсь, всю жизнь им служил. И буду, пока могу. Игиловцев бы придушить и помирать можно. Спокойно.

— Не, а не можно. Встань, закрой глаза и расслабься.

Генерал послушно встал, я ввела его в транс, чтоб испуганное сознание не мешало проводить регенерацию.

Мои потоки энергии возвращали клеткам организма молодость, заставляя их делиться так же активно, как и в молодости, укрепляла мышцы и сосуды, обновляя стволовые клетки, послужишь еще, полковник. Послужишь.

— Не перестарайся, — улыбнулся в моем сознании Пелегин, — а то омолодится, почувствует себя двадцатилетним и найдет себе деваху помоложе, а так с женой душа в душу сорок лет.

Я закончила регенерацию и опустила полковника обратно, в кресло. Он моргнул и открыл глаза.

— Как себя чувствуете? — улыбнулась я, стараясь не шататься.

Что-то слабенькой я стала, беременность, что ли, так влияет.

— Как будто заново родился, — улыбнулся генерал, — ничего нигде не болит, прям как лет в двадцать, я уж и забыл, что это за чувство. Свобода от боли, той или иной.

— Ну, и отлично. До праправнуков еще доживете.

— Пап, я дома! — послышался из коридора голос Сергея.

Старик подорвался из кресла, как молодой.

— Сынок! Как ты? Ты в порядке? Слава Богу! Просто невероятно!

На парне не было ни следа от торчавшей из плеча и головы обшивки, ни шрамика.

Он просто лучился здоровьем и энергией.

— Да, пап, все хорошо, — засмеялся парень.

— Хорошо, что все хорошо, — улыбнулась я. Мы пойдем.

— Сереж, прикопай этого на даче за домом, — я кивнула на пришельца, завернутого в куртку, гуманоида.

— Хорошо. Прям сейчас поеду, — кивнул Сережа.

Я собрала остатки сил, чтобы не растянуться прямо в спальне. Олег заметил, что меня шатает, и взял под руку

— Спасибо! Спасибо вам большое! — генерал на радостях обнял меня и Олега. — Папе вашему поклон.

— Придет время, и это он вам кланяться будет, — усмехнулась я.

На крыльце дома я едва не поскользнулась, если бы не Олег. Он подхватил меня на руки и понес к машине. Да, похоже, я была сильно завышенного мнения о своих способностях. Оказывается, когда ЕГО нет рядом, физически или ментально, я немногим сильнее, например, Олега. ОН — моя сила и моя слабость.

— Как ты? Чем тебе помочь? — обеспокоился муж, пристегивая меня в машине.

— Все хорошо, мне просто нужно отдохнуть, поехали.

И вдруг Олег крепко, крепко прижал меня к себе и начал нежно гладить по позвоночнику, отдавая мне свое тепло и силы. Я на мгновение замерла, принимая. Голова перестала кружиться, и я оттолкнула его от себя.

— Спасибо, все хорошо. Достаточно. Голова не кружится.

— Ничего не хорошо.

Муж впечатал меня в кресло, прильнув губами в жарком страстном поцелуе, одна рука до боли сжала волосы, другая нахально полезла под юбку. Наглые пальцы чуть сдвинули трусики и нежно проникли в меня.

Горячая волна адреналина пробежала по мне от корней волос до кончиков ногтей. Губы Олега заскользили по шее. Я невольно раскрыла ноги и подалась вперед, позволяя его пальцам проникнуть глубже в меня. Он нежно коснулся моих самых сокровенных уголков, я начала дрожать и потянулась к нему, чтобы обнять и прижать к себе. Но Олег решительно отстранился от меня.

— Вот теперь достаточно, — улыбнулся он, пристегиваясь и трогаясь в путь.

— Папа подсказал? — смущенно облизнула я губы.

— Я и сам не тупой вообще-то, — фыркнул супруг.

Когда мы приехали домой, у нас были гости. Дима Сомов и Пелегин хозяйничали на нашей кухне. Вернее, хозяйничал Пелегин, закладывая зелень в огромную мультиварку. Пахло чем-то мясным, очень вкусным. Сомов делал овощной салат, поскольку мясо его вид не потреблял. Дима ел яблоко, порезанное на тоненькие колечки, в ожидании главного блюда.

— Че приперлись? — осведомилась я не слишком приветливо.

— Я ж говорил, ремнем ее надо и в угол в свое время, — вздохнул марсианский папаша, — не слушали меня, а щас сами вон пятый угол ищете с ней.

— Где мама? — встревожился Олег.

— На работе, — ответил Пелегин, — она теперь тоже в санатории будет трудиться. Таким, как она, дома вредно сидеть, у них весь смысл жизни в общественной пользе.

— Да, пожалуй, вы правы, — кивнул Олег Пелегину, — пусть работает.

— Иди сюда, моя хорошая.

Пелегин раскрыл мне объятия, чтобы я взяла от него столько энергии, сколько мне нужно. Что ж, противиться не стала, крепко прижавшись к нему пару секунд. Баланс еще не был восстановлен до конца. Затем, больше для порядка, обняла Диму и Сомова, который от проявлений нежности всегда входил в ступор, но тут даже по голове погладил.

— Малышу полезно чувствовать, что самые разные существа настроены к нему и маме дружелюбно, — словно извиняясь, пояснил он.

— Идите, мойте руки — и за стол, — скомандовал Пелегин.

— Ну и что ж делать будем, господа-хранители? — спросила я за обедом.

— Охранять, как всегда, не впервой уже, подлетят поближе, года через три получат по зубам.

— А боевого оружия хватит?

— Товарищи с Марса помогут. У них и орбита для обороны выгодная. Было уже такое лет двадцать пять назад. Тогда свой флот вели сюда ящеры с Геоны, получили по зубам по первое число и успокоились. Навечно, — усмехнулся Перун.

— А что взамен попросят, а, товарищ старший советник? — уставилась я на Сомова.

— Пока не знаю, — пожал он плечами, — но участь всяко лучшая, чем служить кормом для здоровенных тарантулов.

— Ну, это смотря, что попросите, — скривилась я, уже предчувствуя ультиматум.

— А арквидов чего никто не защитил, не помог? — спросил Олег.

— А они сами провозгласили независимость и не захотели входить ни в один альянс или союз, за что и поплатились, — объяснил Дима. — Во вселенной, так же, как и в вашей политике, разным странам лучше держаться вместе и худо-бедно дружить, чтоб, если что, попросить у соседей помощи. Вот марсиане хоть и себе на уме, хоть и используют вас для опытов, а ваших женщин как инкубаторы для вынашивания своих детей, поскольку их самки этого сделать не могут, но без их защиты вас бы и вовсе сожрали еще пять тысяч лет назад. Вы бы жили, но так, как живут ваши свиньи. Хозяин развел, откормил, пришел, прирезал, сожрал — и так каждые сорок лет. Это был бы ваш максимальный возраст. И никакого развития, кроме размножаться и отожраться пожирнее. Так бы и сидели в пещерах по сию пору.

— Да-а, печально, — вздохнул Олег.

— Ну, а я про что? — кивнул Демитрий.

— Да здравствуют мир, дружба и гравитационные волны. Я уж думал, никогда не признают их официально, — хохотнул Пелегин, — очередной прогресс наших деток.

Часть 49

Подъезжая к загсу, я засмотрелась на группу детей, игравших в саду возле приюта. Белокурая девочка, качающаяся на качелях, попалась на глаза мне на 3 секунды или даже меньше, но этого хватило чтобы сердце мое остановилось, а затем подпрыгнуло прямо к горлу. Уж слишком эта девочка была похожа на меня в детстве. Прямо копия.

Олег свернул к загсу и припарковался на свободном месте, я взяла букет, и мы вышли из машины.

— Сколько еще до церемонии?

— Двенадцать минут, начало в полпервого, — ответил Олег, посмотрев на часы.

— Держи букет, поднимайся туда. Я сейчас вернусь.

— Ты куда? — обалдел Олег.

— Я сейчас, поднимайся! Я быстро.

Я со всех ног бросилась в сад возле приюта. Девочки на качелях уже не было, но я заметила, что она уходит вглубь сада за яблони.

Калитка была на замке, но мне не составило труда подпрыгнуть, подтянуться и перемахнуть через двухметровый забор. Хорошо, что выбрала босоножки на платформе, а не на каблуках.

— Женщина, вы куда! — взвизгнула воспитательница, присматривающая за гуляющей группой.

— Ты меня не видишь! Меня нет! — бросила я ей внушение на бегу.

Девочка уже скрылась за деревьями, я пробежала по красивой аллее с беседками и домиками для игр: никого на ней не было. Дальше бежать было некуда, через пятьдесят метров — забор.

— Лиза! Лизонька! — в отчаянье закричала я. — Лиза, доченька!

Тишина. Я развернулась и побежала обратно. Просканировала ауру всех гуляющих деток. Нет. Ни у кого из них нет со мной и отдаленной кровной связи.

— Скажите, это все дети пяти-семи лет, что есть у вас? — обратилась я к нянечке, осмотрев ауры 23 ребятишек.

— Да, вся наша младшая группа, — улыбнулась приветливая рыжеволосая девушка, — подбираете ребеночка?

— А белокурой девочки с голубыми глазами в розовом сарафане у вас нет? — с замершим от волнения сердцем спросила я.

— Вот Ксюша у нас белокурая.

Нянечка указала на полненькую, действительно белокурую девочку, увы, ничуть на меня не похожую. У этой волосы короткие, кудряшки мелкие, носик картошкой и щечки, как у поросенка, да и одета девочка была в черный джинсовый сарафан. Больше никого белокурого нет, увы.

— Жаль, — искренне вздохнула я и пошла к выходу.

Наверное, показалось.

Нянечка догнала меня, открыла ворота, и я поспешила в загс. Успела как раз вовремя. За две минуты до начала регистрации.

— Ты где была? — прошипел Олег.

— Потом скажу, — шепнула я, осматривая гостей.

Народу было совсем немного. Кроме нас с Олегом, еще 3 пары гостей — все их коллеги со службы. Ну, и Ира с сестрой Жени. Все сияли радостью и волнением.

Заиграл Свадебный марш, вышли молодые. Папа был в черном костюме и белой рубашке, Женя в белом приталенном платье чуть ниже колен и в белом болеро к платью: скромно, но достойно. Оба очень волновались, но были счастливы.

Церемония была скромной, даже без танца. Хорошо, хоть с фотографом.

Обнимая меня, Влад думал: надеюсь, Дора сейчас рада за меня. Что ни делай, а я у него невольно вызывала воспоминания о дочери.

— Она счастлива вместе с тобой, я уверена, — шепнула я отцу на ухо.

Выйдя из торжественного зала, мы остановились в красивом холле пофоткаться, и вдруг двери распахнулись, и с шикарным букетом красно-белых роз к молодым пошел Смородин. Эх, ну почему же, почему же я не умею останавливать время? Замри! Замри!! Замри!!! И вдруг я почувствовала, как в помещении прекратилось всякое движение воздуха.

Неужели получилось?

— Растешь, малышка, прямо на глазах растешь! — улыбнулся Смородин.

— Убирайся отсюда! Тебя не приглашали! — прошипела я.

— А я не гордый. Сам пришел. Почтение твоим родителям выразить.

— Они и без него вполне счастливы! Не смей к ним приближаться! Не смей!

— Тихо, тихо, детка! Как скажешь! Просто знай и помни, что я всегда рядом и в курсе всего, что происходит в твоей жизни!

— Тебе сказали, свалил отсюда. Тебе тут не рады.

Услышав спокойный голос Олега, я аж вздрогнула — почему он не замер во времени? Как такое возможно? Огляделась — все другие замерли, а он — нет. Интересно-о, однако.

— Да понял я, понял, — Люцифер поднял левую руку, — капитулирую.

— Хочешь потанцевать, приходи, не стесняйся, а то скучно в «Звезде» без тебя, хоть вой. Да и с пузиком скоро не до танцев будет, — мило улыбнувшись, Люцифер резко развернулся и пошел прочь.

Я так и замерла с открытым ртом, откуда он знает? Откуда? Пробил по ауре? Но на мне ведь защита Перуна! Неужели взломал? Вот ведь гадство!

— Ты в порядке? — встревожено спросил Олег.

— Ты-то почему не замер вместе со всеми?

— Понятия не имею, — пожал плечами Олег, — а должен был?

— По идее, да, если ты человек, конечно. А ты человек. Без каких-либо примесей, это точно. Как время-то запустить теперь?

— Ты меня спрашиваешь? — усмехнулся Олег. — Пальцами щелкни.

Щелкнула — все, и правда, отмерли и загомонили снова.

— Ну что, поедемте, — махнула всем Женя, — нас в доме отдыха к часу ждут. Пока доедем.

Гуляли прямо на воздухе с шашлыками и салатами, скромненько, но мило, по-домашнему. Коллеги скинулись и подарили хлебопечку, сестра — мультиварку, Ира — фотоальбом, украшенный своими руками. Мы поздравляли последними. Я открыла чемоданчик с набором столового серебра на восемь персон.

— Это вот вам, дорогие наши, на долгую, и я надеюсь, светлую память о нас и об этом дне. Набор столового серебра. Пусть станет первой фамильной реликвией вашего рода. Передавайте по наследству своим детям от отца к сыну. Пусть принесет вам удачу и благополучие.

— На рукоятке каждого прибора выбиты ваши инициалы, — добавила я, — Соколовы В-Е, так что никто не украдет.

— Ух, ты! Вот это подарок! — восхитилась сестра Жени.

Под всеобщие аплодисменты подарок был передан.

Женя была счастлива и все время любовно поглаживала папу, прям как я Олега. Это трогало до глубины души.

Одно лишь огорчало Женю: не было у нее на брак материнского благословения. Не для этого старого мухомора Вера Викторовна свою кровиночку растила.

— Хочешь жить — живи, но не благословляю, так и знай, и в гости к вам не приеду, и его ноги чтоб в моем доме не было, — заявила бескомпромиссная маман.

Ой, Женечка, надеюсь, когда придет время, ты меня поймёшь и поможешь папе принять зятя.

Посреди соснового бора стоял огромный, раскидистый дуб, которому уже несколько тысяч лет, за что это место и было названо лукоморьем. Я чувствовала от этого место невероятную энергетику, особенно от дуба. А дуб — дерево Перуна, значит, скорее всего, ранее на этом месте было капище, где поклонялись моему отцу. День был теплый, солнечный, я вскинула руки к небу, впитывая тепло и энергию светила. Потом подошла к дубу и обняла его.

Мужчины жарили очередные порции креветок и шашлыка. Девушки, кто взял купальники, пошли купаться. У нас с Женей не было, она подошла ко мне, улыбаясь.

— Подпитываешься энергией вселенной, — улыбнулась она.

— Ага, — кивнула я, — дереву не одна тысяча лет, оно аж гудит от накопленной силы.

— И правда, — подтвердила Женя, приложив руки к дереву и прислушавшись к себе, — реально гудит. Слушай, а твой отец легко тебя на брак с Олегом благословил? Ну, в смысле, он же старше тебя ровно на двадцать лет. Его это не смутило?

— Ой, Жень, моему папе столько лет, что его уже давно ничего не смущает. И потом по Олегу же видно, что он души во мне не чает. И серьезный, и ответственный к тому же.

— И почему моя мама того же в упор не видит! — вздохнула Женя.

— Увидит со временем, не переживай!

— Да она ему даже шанса дать не хочет, сказала, чтоб ноги его в моем доме не было, а моей не будет в вашем. Мухомором старым его зовет — и никак иначе.

— Ну, сестра у тебя замечательная, я погляжу. И рада за тебя. потихонечку вдвоем переломите.

— Надеюсь, — вздохнула Женя.

— Внука ей подарите — точно оттает.

— Не, не ее вариант, точно. С Иркой-то мне не помогала никогда, а щас и вовсе зам. декана стала, так не до того.

— О, я же фотки с нашей свадьбы принесла вам. Сиди здесь, я щас.

Я сбегала за сумкой с планшетом. Пока ходила, мое место возле Жени занял Влад.

— А ну-ка, расступитесь, голубки. Я фотки с нашей свадьбы принесла.

Я уселась между молодыми, радуясь возможности побыть рядом с папой, и включила планшет. И все было хорошо до той поры, пока не дошли до фоток, где мы в избе. Особенно до той, где я вроде бы прилично сижу на краешке старинной постели. Но отец аж с лица сошел.

— Это вы где? — откашлявшись, спросил он.

— Это в старообрядческой деревеньке, есть здесь в восьмидесяти пяти километрах. Там сняли избу. Нас и повенчали по славянским традициям.

— Твой отец старовер? — удивился Влад. — Оригинально конечно…

— О, мой батюшка всем генералам генерал, — улыбнулась я, пробивая его мысли: в голове билось одно — все точно, как в моем сне, точно так!

Что же ему снилось, надеюсь, не наша брачная ночь.

— Ребятки, шашлык готов, — крикнул Олег, неся огромную тарелку мяса.

Мы должны были остаться на ночь в гостевых домиках, но в девять Олега вызвали на работу, причем, срочно. Мне пришлось звонить Диме, чтобы забрал, на сердце как-то резко стало неспокойно.

Часть 50

— Ну, и где этот Анусис? — проворчал напарник Олега, на сегодня Семен Смертин, здоровенный накачанный лысый мордоворот. Таких только в фильмах про братков снимать. Зато урожденного многорукого синекожего ориока с третьим глазом во лбу такого точно фиг узнаешь.

— Анубис, — поправил Олег.

Они уже два часа прочесывали Амурскую тайгу в поисках Анубиса — двуногого существа с головой волка с созвездия Дельфина. Корабль нашли, существо — нет. Что плохо, по протоколу обязаны найти, допросить и помочь вернуться домой либо устранить, если существо несет опасность для людей. Анубис был важным послом, летел по своим делам в созвездие Дракона, когда что-то не заладилось. Существо, принадлежащее к касте высших, полагалось найти и оказать всяческую помощь и содействие. Если умер — передать тело на родину.

— Ах, жалко, химеры нет. Она б его за 3 минуты нашла, огонь девка была, во всех смыслах причем, — нехорошо так засмеялся Семен.

Олег злобно оглянулся на напарника, но того рядом уже не было, лишь где-то рядом послышались шорох и хрип. Олег мгновенно насторожился и вскинул оружие.

— Смертин, ты где? — ментально позвал Олег, боясь нарушить тишину.

Ответа не последовало. Лишь ветки хрустнули совсем рядом. Олег наставил в направлении звука оружие и фонарик. И вздрогнул, увидев в трех шагах от себя Смородина. Тот сощурился от света, бьющего в глаза.

— Убери, а!

— Ты чего тут!

— Того же, что и ты, посла ищу, — спокойно ответил мужчина.

— Где Семен?

— Понятия не имею. Убери, говорю, свет, сосредоточиться мешаешь.

Олег опустил фонарь и оружие.

Мужчина постоял несколько секунд, к чему-то прислушиваясь, затем уверенно пошел вперед.

— Он там, в овраге, посвети.

Олег пошел к оврагу и опомниться не успел, как полетел в бездонную темную пропасть, получив мощный толчок в шею.

* * *

— Что не весела, дочь моя любимая? — осведомился Демитрий по пути домой.

— Да не знаю. Неспокойно на душе что-то. Люций приходил на регистрацию папы.

— Да ты что? Влад его вспомнил?

— Нет. Я время остановила. Первый раз.

— Ух, ты! Быстро растешь!

— Как это происходит вообще? И почему не замер Олег вместе со всеми?

— Ты направила свою мощную энергетику на конкретную цель, энергия пробила и проломила пространство, поставив реальность яви на стоп-кадр не вообще в целом, а для каждого конкретного субъекта, рядом с тобой находящегося. Повинуясь твоему желанию. А Олег уже, наверное, слишком пропитан твоей силой. Че глаголил падший ангел?

— Что под колпаком я у него, что все про меня знает, что бы в моей жизни ни творилось. И про то, что я беременна — тоже знает уже.

— Не обращай внимания. Запомни: он — арлег, он питается темными энергиями. До тех пор, пока ты на него не злишься или не боишься его, ничего он тебе не сделает. Не поддавайся на его провокации, не позволяй вывести себя из равновесия. И не говори ему «да», что бы ни спросил, запомни. Чем угодно заменяй, но «да» не говори. Ни на что не давай ему свое прямое согласие.

— В день перед свадьбой Марена лично попыталась убить Олега. Тарх вроде как отшутился, что решила подарить меня ему на день рождения. Что у них там за семейка такая звезданутая?

— Это ты верно подметила, звезданутая, еще какая. Но не бойся. Ничего не бойся. Если что, говори сразу мне. Немедленно.

— Хорошо! — я скривилась от внезапной, острой боли в животе, голова закружилась, к горлу подступила тошнота… Меня скрутило.

— Ты чего? — насторожился Дима.

— Не знаю. Нехорошо что-то малышу, нехорошо.

Мы уже подъезжали к поселку, Дима прибавил газа и на руках внес меня в дом. Мне становилось все хуже с каждой секундой, меня било крупной дрожью.

— Аркадич! Скорее сюда, Аркадич! — кричал Демитрий, мчась со мной на руках в спальню.

Отца я не видела со дня нашей свадьбы, он улетел на Глорию к семье.

Вместо него возле постели появилась Тара.

— Что стряслось?

— Ее малыш умирает. Я не понимаю, почему.

Я первый раз за все время, что живу, слышала в голосе ардонийского отца нотки паники, и стало как-то совсем плохо от этого.

— Он не умирает! — сказала Тара, положив мне руки на живот. — У него разрывается связь с отцом. Умирает Олег.

На этих словах мое сердце вздрогнуло от острой боли и остановилось.

* * *

— Целуй давай, — услышала я тихий насмешливый женский голос издалека.

— Как? — так же тихо спросил мужской.

— Нежно, милый, нежно, — хихикнула девушка.

Моих губ коснулись чьи-то мягкие чужие губы, хотя, нет. Я глубоко вдохнула, в нос ударил знакомый родной, любимый запах. Запах Олега. Я открыла глаза, не веря собственному нюху, бывшему в двадцать раз острее человеческого. И точно — он. Мой родной, мой любимый живой!

Я крепко обняла мужа и заплакала.

— Все хорошо. Родная моя! — тихо сказал Олег. — Отпусти, а то задушишь.

Я отпустила мужа и села в постели.

— Как ты? Все в порядке? — я быстро просматривала ауру мужа.

Все в порядке, здоров и полон сил, смерть вроде бы и не грозила даже, тогда что это было? Почему малыш так реагировал?..

— Да ходили по лесу, Анубиса искали. Поскользнулся в темноте, упал в овраг, сломал ногу, ударился головой. Но все уже хорошо.

— И это все? Ты не врешь?

— Нет, — кивнул Олег, — не вру.

— Ты же сказала, он умирает? — покосилась я на сестру, сидевшую в кресле и с любопытством на нас смотрящую.

— Так и умер бы, вмятина на пол головы была, — заверила она.

— Ничего не вижу, ни следочка, — покачала я головой.

— Я старалась, — улыбнулась богиня.

— Благодарствую, — поклонилась я сестре, — а как нашла его?

— Колечко твое обручальное надела на минуточку. По связи вашей и нашла, научу потом, если хочешь.

— Хочу, — кивнула я.

— Папы нет. И не будет еще долго. Я за него, зови, если что, в любое время.

Сестра подошла и обняла меня, крепко прижав к себе. Меня обдало волной любви и тепла. Тара придержала меня в объятьях, сканируя мою ауру.

— Все хорошо, малышка, — прошептала она. Отстранилась от меня и исчезла.

— Как же так, Олег! — я снова прильнула к мужу, вдыхая его аромат.

— Да сам не знаю. Глупо как-то вышло. Овраг этот черт знает, откуда взялся.

— Когда Тара сказала, что ты умираешь, я сама чуть не умерла. И Илюше так плохо было, я думала, что теряю его.

На моих глазах выступили слезы.

— Прости, любимая, прости! Больше такого не повторится, я обещаю, теперь я буду работать только в зале мониторинга дежурным, там со мной уж точно ничего не случится, так Демитрий сказал, правда, будут ночные смены, но лучше так, чем вами рисковать. Ты точно в порядке?

— Да, все хорошо. Замри, пожалуйста.

Я еще раз просканировала ауру Олега, хотела просмотреть воспоминания о случившемся, они оказались наглухо закрыты Тарой. Физически Олег был абсолютно здоров и полон сил. Только что-то очень огорчало его и печалило.

— Что тебя печалит, родной?

— Да кулон потерял там, где-то. Я с ним тридцать лет не расставался, подарок отца на выпускной.

— Если хочешь, пойдем, поищем.

— С ума сошла? Наши там уже все выжгли. Давно. Да и не стоит она внимания, безделушка, просто, как память, дорога.

— Ты так и не знаешь ничего об отце?

— Нет, уехал в Шотландию и пропал. Как сквозь землю провалился.

— Хочешь, я попрошу отца, он поищет?

— Не нужно, я в свое время перекопал, что мог, и не нашел ни следочка. Скорее всего, его и в живых уж нет. А если и жив, значит, я ему не нужен, хотел бы, нашел бы через мать. Она всю жизнь прожила в Анапе, никуда не переезжала.

— Печально, — вздохнула я, чувствуя душевную боль любимого.

— Бог ему судья. Теперь вы — моя семья. И я никогда вас не оставлю, обещаю.

В голосе и глазах Олега было столько решимости, что я ни на секунду не усомнилась в его словах. Коснулась его губ своими, заставляя забыть всю горечь и боль, что вот уже тридцать лет жила в его сердце. Забыть хоть ненадолго в моих объятиях.

— Любимый мой, хороший, самый лучший, — шептала я, покрывая его поцелуями и млея под ним.

— Муж мой! Желанный мой, родной! — я задыхалась от наслаждения, что мне дарили его медленные, неспешные движения во мне, заставляя окрыленную душу парить над землей. В эту ночь мы подарили друг другу всю нежность, на которую только были способны.

Часть 51

Можно присесть?

Олег поднял глаза и увидел Анну Корнееву, длинноволосую обесцвеченную блондинку, довольно привлекательную. Зеленые глаза. Осиная талия. Плавная походка, бюст третьего размера. Только все это фикция, ростовая кукла для мерзкой нагайны. При взгляде на девушку Олег еле сдержался, чтобы не передернуть плечами от омерзения.

За время работы в сорок четвертом отделе он повидал множество разных существ разного вида. Но почему-то именно наги, вызывали в нем чувство отвращения и даже омерзения. Генетическое, что ли, но девушке приветливо кивнул.

— Садись, — конкретно против Анны он ничего не имел. Такая же простая служащая, как и он. На ауру можно, в конце концов, и не смотреть.

Анна поставила свой поднос с едой на стол и села.

— Скучная сегодня смена, — вздохнула Аня, — плановых полетов нет. Испытаний — тоже. Внепланово тоже никто не пролетает.

— Эй, ты чего такой загруженный? — девушку обидело, что ее не слушают. — Случилось чего?

— Да жена плохо себя чувствовала сегодня что-то. Малыш давно не шевелился, она на нервах.

— Так иди домой, мы с Владиком справимся.

— Да я звонил в 12, она спать ложилась, сейчас четыре ночи, самый сон.

— Ну да, тоже верно. С ночных смен без предупреждения лучше не приходить, — хохотнула Анна. — По себе знаю. Дернул черт с ардонийцем связаться.

— Они ж, говорят, верные до смерти.

— О да, но только для своей расы. Никто другой их полноценно удовлетворить не сможет. А хочется им ой-ой-ой как. Поэтому ходоки те еще. А мой еще и школу жрецов прошел, это когда обучают всем тонкостям различных соитий и ласк, учат управлять энергиями через секс, а через них людьми, существами. Мужчины женщинами, а женщины — мужчинами. Вот и я не устояла, дурында.

— А как это обучение вообще проходит? — заинтересовался Олег.

— Дают тебя сначала одного партнера, связываешься с ним, ментально прощупываешь, что было, что есть, о чем мечтает, и ублажаешь, как можешь, пока партнер не становится сексуально зависим от тебя, подчиненным тебе без внушения ментально. Потом двоих за раз, потом троих. И так далее.

— До скольки далее, — нервно сглотнул Олег, — должен же быть предел у обучения.

— Десять-двенадцать, как я слышала.

Олега вдруг резко затошнило.

— И что потом делать с этими, с волей подчиненными?

— Подчинение можно убрать.

— А как узнать, прошел ардониец школу жрецов или нет?

— Татуировка над копчиком — китайский иероглиф страсти.

Олег крепко призадумался. Он, хоть убей, не помнил, есть ли у жены татуировка. Придет домой, посмотрит обязательно.

Шёл уже пятый месяц их спокойной, размеренной семейной жизни, почти как у всех, не считая, что у него было четыре тестя и работал он намежпланетной таможне, но и к этому Олег почти уже привык. Зарплата была более чем достойная, работа интересная, непыльная. Жена молодая, красивая, неуемная в постели, хорошая хозяйка, ласковая. Идеальная прямо-таки жизнь, если не считать того, что одну песню группы «Машина времени» писали о них, как оказалось.

Он был старшее нее, она была хороша,

в ее маленьком теле гостила душа,

они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам,

и все вокруг говорили — чем не муж и жена,

и лишь одна ерунда его сводила с ума.

Он любил ее — она любила летать по ночам…

И это даже несмотря на то, что через 2 месяца у нас должен был родиться сын. Нечего ее не держало. Уходила в половине второго, думая, что он крепко спит, приходила в половине пятого, три часа каждую ночь ее не было дома. Не было в его постели. Чью постель она грела эти три часа, догадаться было несложно. И Олег почти смирился, куда уж ему, простому смертному, тягаться с богом. Ведь и ежу понятно, что он, простой смертный, не сможет полноценно удовлетворить богиню, как его ни омолаживай. Главное, что возвращалась она всегда в его постель. Пока что. И у них скоро будет сын. И, наверное, тогда это все прекратится. Ей будет не до скачек по постелям. Олег был уверен, что Дора будет просто идеальной матерью.

Говорить с ней об отсутствиях было бесполезно. Как только он оказывался рядом с ней, его накрывала волна любви и нежности и к ней, и от нее, и он моментально забывал обо всем. Скорее всего, она воздействовала на него, и лишь когда он был далеко от нее и просыпался в пустой постели, одолевали эти мысли, как черви, разъедающие душу.

Скоро будет сын, а его ли он? Да, его. Он видел это по ауре малыша, перекликающейся с его аурой. Олега уже с ним связывали тонкие, но вечные ментальные нити. Он внимательно прислушивался к моему голосу из маминого животика, ему нравилось, когда папа целовал и гладил его. Пелегин говорил, что у него интеллект уже как примерно у годовалого человеческого младенца. Отцы Доры, за исключением Влада, конечно, приходили к нам практически каждый день и часами разговаривали с внуком обо всем на свете, утверждая, что сейчас в утробе Илюша лучше всего впитывает все необходимые ему для дальнейшей жизни знания.

Они все с пяти месяцев уже ментально слышали голос его сознания и разговаривали с ним, как со взрослым, равным себе существом, а однажды, ровно в семь месяцев, вчера услышал и Олег. Дора лежала на диване, положив начавшие немного отекать ноги Сомову на колени, он их аккуратно массировал, попутно рассказывая малышу про строение молекул ДНК, как вдруг голос тихий и нежный проник в сознание Олега.

— Папа, почитай мне про утенка. Я не хочу про то, мне скучно.

— Ах ты, боже мой, совсем запарили ребенка! — подпрыгнул я в кресле, — конечно, почитаю, мой сладкий.

Взяв книжку сказок Андерсена, сел рядом с Дорой и начал читать вслух.

— Уснул примерно на середине, — сказала Дора и тоже провалилась в сон, закрыв глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Олег всегда поражался этой ее способности засыпать мгновенно. Но спала она недолго, минут десять, и, проснувшись, прямо-таки подскочила в гневе.

— Вы где были, мать вашу! Я же просила следить за ним! Почему он умирает?! — Дора, кажется, была в ярости.

— Я марсианину поручал за ним присматривать.

Пелегин принес из кухни кексы, которые сам только что испек. Готовка была его любимым делом. У него были два ресторана и три кафе на самого разного потребителя. Это приносило ему миллионные доходы. У такого хозяина не забалуешь, как ни крути.

— Вот ей-богу, слишком много у меня отцов, вот слишком!

Дора подошла к Сомову, спокойно смотревшему фильм в планшете, схватила за горло и подняла над собой. Тот конвульсивно задергал ногами, захрустели, ломаясь, шейные позвонки человеческой оболочки, а может, и не только человеческой.

— Э, остынь, ты чего! — подскочил к ней Демитрий.

— Почему он умирает? — рычала Дора, сдавливая горло огромного бугая и держа на вытянутой руке над собой без напряга, как ребенок бумажный самолетик.

Затем с размаху бросила Сомова на землю. Бедный мужчина не подавал признаков жизни. Глаза закатились, голова была неестественно вывернута.

— Ты что наделала, дура? — закричал Олег, не на шутку перепугавшись.

Человеческая оболочка вдруг начала растворяться, словно на нее вылили соляную кислоту, и секунд через десять на полу лежал как есть марсианин, серо-коричнево-зеленый с большой вытянутой головой и большими черными глазами без зрачков. Моргнул неуклюже, сел на тощую попу, опираясь о пол длинными трехпалыми руками, сделал круговое движение головой, забавно ощупал ее длинными пальцами, словно проверяя, на месте ли она. И с обидой уставился на Дору, которую держали Дима и Пелегин. Губ у существа не было. Рот искривился в печальку, как у смайлика. Марсианин покрутил длинным пальцем у виска, отчего Олег не смог сдержать смешок и помог существу встать и сесть в кресло. На ощупь марсиане были гладкими, мягкими и теплыми. Прям как наши кошки без шерсти.

— А если б это был он! — кивнул на меня марсианин, ментально обращаясь к Доре.

— Но это не он, а ты! Я знаю, что делаю! Впредь ответственнее будешь, — спокойно уже заявила Дора.

— Просила же.

— Больно же, дура неуравновешенная!

Олегу показалось, что огромные черные глаза заблестели от слез.

— Ну прости, Папочка, прости! Пожалуйста.

Дора, кажется, искренне раскаивалась уже в содеянном, из глаз бежали слезы, она кинулась обнимать марсианина.

— Он же всего лишь человек, а вы, как вы до третьей стадии его запустили, знаете же, он важен для меня.

— Это ваще-то Аркадич ему чудо во всей красе явить хотел.

Дима покосился на Пелегина.

— Что, так вы все знаете? И ты тоже?

Дора с ненавистью уставилась и на Олега.

— Нет, а в чем дело-то?

— У папы рак легких, третья стадия, а эти апе…лы сидят и не чешутся! А этот, — ткнула пальцем в Пелегина, — хочет купить его за спасение жизни.

— Ох, как же хорошо! — выдохнул Сомов, снова приняв свою человеческую оболочку, нажав на браслет что был на тоненькой марсианской ручке. Человеческая экзекожа обволокла его всего за несколько секунд.

— Еще раз так сделаешь, клянусь своим званием, выпорю до крови у всех на виду. Дай мне что-нибудь из своей одежды, — попросил обиженный Сомов зятя. Тот кивнул и повел его в спальню.

— А Илюша и после рождения будет с нами так же общаться, как уже взрослый? — спросил Олег, когда они все вместе сели пить чай.

— Нет, — взялся разъяснять Пелегин, — первые полгода — это будет вообще практически обычный младенец, разве что чуть быстрее научится говорить, соображать, а потом до двух лет пойдет очень быстрое созревание. В год, например, будет спокойно по слогам читать, а к 3 восстановит и воспроизведет, и научится применять все знания, что мы сейчас в него вкладываем.

— Маленький гений. Ему будет довольно скучно на этой планете, — вздохнул я, уже представив себя совершенным дереволазом рядом с трехлетним мальчуганом, чья мать и дед никто иные, как те, кого раньше назвали бы богами.

— Не будет. В душе он будет все равно ребенок, которому будет нужно поиграть с папой в мяч и машинки, пораскрашивать с мамой картинки и покататься на роликах. Посмотреть мультики. Для этого нам и нужен был Влад. Когда Дора была маленькой.

— А мать зачем убил? — тихо, но твердо спросила Дора, со злобой глядя на генерала. Олег испугался, что щас и на него кинется, и крепко взял ее за плечи. — Ты так и не ответил мне до сих пор, мудрейший. Чем тебе помешала слабая земная женщина, которая всего лишь хотела видеть, как растет ее дочь. Раскрашивать с ней картинки, лепить и рисовать. Целовать на ночь. Почему ей нельзя было делать это вместе с отцом? Они ведь так любили друг друга.

— Я ее не убивал, — жестко ответил Пелегин, — я уже говорил.

— Тогда расскажи, что с ней случилось! — потребовала Дора.

— Не время!

— Лжешь! Опять лжешь! — зашипела Дора, в ее глазах мелькнул серебристый огонек. Олег со всей силы встряхнул ее за плечи, пытаясь сбить приступ злобы, пока вновь не случилось беды.

— Контроль! — рявкнул Дима.

Не помогло. Огонь в глазах жены стал лишь ярче. Она злилась все больше. Из глаз пошел луч, направленный в лоб генералу, и тут он, кажется, рассвирепел. Резко встал и рявкнул, смотря в глаза Доре.

Я — верховный жрец-хранитель! Я — давший тебе жизнь! Подчиняйся мне, дитя неразумное. И никогда более не смей поднять руку ни на одного из своих отцов. Уважай память крови и родов своих, дитя четырех миров!

Дора замерла. Пелегин коснулся середины ее лба, и она сразу обмякла, уснула. Олег подхватил ее отнес в гостиную, уложил на диван и укрыл пледом.

— Чегой-то с ней. Не видел ее раньше такой никогда. Обалдел Олег.

— Эмоции, гормоны. Тренироваться, как раньше, в полную силу не может. Энергия накапливается и перехлестывает. Молодая еще. Поэтому мы и ходим к вам каждый день. Сдерживаем ее.

— Готовься. Вечером будем друга твоего спасать, — улыбнулся Дима, — расскажешь потом ей, что не обманули.

Часть 52

По долгу службы Олег уже не раз летал на бортах, что люди принимают за НЛО, но все никак не мог привыкнуть к бесшумности, вместимости и скорости этих кораблей. На их борту было все — от супермощных боеголовок, способных одним ударом уничтожить четверть планеты, до суперсовременных операционных, способных проводить самые невероятные пока что для людей исследования и операции.

Мы зависли над домом Влада в половине третьего ночи. Подняли его на борт, сон был крепкий, может, и не проснется, а если проснется, то не поймет, примет за сон. А после укола снотворного заспит все события и либо не вспомнит вообще, либо так и примет за сон все события. Хотя с Владом вряд ли такое прокатит.

— Ну, давай, побудь сегодня ты Лазарем.

Дима подтолкнул Олега к пульту медицинского модуля.

— Помести его под рентген-экран.

Олег нажал на пульте кнопку рентгена над кушеткой, где лежал Влад, появился большой экран, а на большом сенсорном экране перед Олегом появилось трехмерное изображение организма Влада. Оба легких были запенены красными звездочками.

— Ставь протонный лазер на полтора.

— Откуда это, он ведь не курит.

— Когда дочь умерла, закурил много и часто. А еще он душевно просто задыхался от боли и хотел умереть, вот тебе и проекция на живое. Задыхается и умирает.

— Черт, даже подумать не мог, что у него такая к ней привязанность.

— Возьмешь своего Илюшу на руки — поймешь. С детьми, зачатыми в любви и по желанию, связь самая сильнейшая из всех, год от года лишь крепнет, неважно, сколько детенышу лет.

— Ребенку правильно говорить. А у тебя дети есть?

— Нет, мы с моей парой еще не достигли брачного возраста.

— И как скоро достигнете?

— По земному времени лет через двести.

— А по вашему летоисчислению это сколько?

— Как лет пять в вашем соотношении времени, а пока что я на службе, вроде как в армии, зарабатываю звание, положение, уважение. Черт, просыпается.

Мы подошли к Владу — он лежал с открытыми глазами.

— Я что, умер? — тихо спросил он.

Его, наверное, вводил в заблуждение яркий белый свет, коим был заполнен корабль.

— Ага. Я апостол Петр, а это апостол Павел, — хохотнул Демитрий.

— Не слушай его. На самом деле это вылитый крокодил Гена.

Олег сел на стул так, чтобы Влад видел его лицо.

— Все будет хорошо. Сейчас мы тебя полечим и вернем обратно домой к Женьке под бочок. Только ты не кури больше, ладно? А то видишь вон, чем обернулось.

— У меня рак легких, две недели как узнал. Все хотел тебе позвонить, да не решался почему-то.

— Ну и зря, давно бы помогли тебе.

— Она мне больше не снится, и я скучаю.

В глазах Соколова застыла в прямом смысле смертная тоска по дочери.

— Будет сниться, будет, если ты пообещаешь не расстраиваться еще больше из-за этих снов. Договорились?

— Она жива?

— Да живее всех живых твоя доча драгоценная, внука скоро тебе подарит, этот охальник лично его ей заделал. Лет с пятнадцати на нее слюнки-то пускал, поди, а, полковник?

— Закрой рот, рептилоид отмороженный, с него и запомнить станется, — зашипел раскрасневшийся Олег.

— Женя! Жень! — испуганно позвал Влад. — Я брежу, у меня агония.

— Да нет, друг, — вздохнул Олег, — виноват, каюсь.

Полковник был готов провалиться сквозь землю и не мог смотреть другу в глаза.

— Врет, не кается ни грамма, — вставил вредный рептилоид.

— Жива! Моя девочка жива! — на глазах Влада появились слезы от счастья.

— Так ты на ней женился, что ли? — озарила друга догадка.

— На ней, — кивнул Олег.

— Пристрелите меня ради Бога, а!

Влад с искренней мольбой посмотрел на Диму, который уже вводил ему убойную дозу снотворного.

— Вот кто тебя просил рот свой открывать?! — взвился Аверин. — Он — один из лучших спецов, тут никакое снотворное не поможет. Тем более он так стремится правду о ней узнать, подсознание переборет.

— А мы и на него блок поставим. Имуналина десять кубов принеси, вколем, чтоб больше никакая хрень не пристала к твоему дражайшему тестю. Кстати, заметь, он предпочел застрелиться, нежели смириться с этим фактом.

Когда Олег пришел домой, вопреки его ожиданиям Дора была дома. Сегодня она никуда не пошла. Легла спать в половине первого и спала до сих пор. И вообще после внушения Пелегина была несвойственно тиха, молчалива и покорна. Да, милый, нет, милый, как скажешь, милый, что-нибудь нужно, милый? К концу вечера Аверина уже подбрасывать от слова «милый» начало. Не выдержав, позвонил тестю.

— Слушайте, Вадим Аркадьевич, по-моему, Вы перестарались слегка. У меня тут по дому бродит киборг, знающий только две фразы: да, милый, и нет, милый.

— Ну а что? По мне так идеальная жена именно такая, — в голосе тестя слышалась насмешка.

— Ну, если ваша жена именно такая, то не удивительно, что вы от нее драпанули сюда.

— Отправь ее спать. Проспится — прежней будет.

Так и спала богиня до сих пор. Такая хрупкая на вид и со сталью внутри. Олег аккуратно приподнял ее ночную рубашку, приспустил трусики. Татуировка над копчиком, состоявшая из двух витиеватых символов, у жены была.

Смесь горечи, обиды и отвращения даже застряли у полковнка в горле.

Как же так! Как же так! Ведь ты всегда была такой правильной, милой папиной дочкой, такой чистой девочкой. Да и сейчас, для меня ты идеальна! Как же так!

Надеюсь, ты ходишь, к нему одному?

Представлять, то, что ее качаются не него руки, Олегу было просто не выносимо! До слез больно. А уж то что это не одна пара рук и возможно даже не две… просто доводило до бешенства! Сводило с ума! Хотелось, разбудить, надавать пощечин! Призвать не забывать, что она мать и жена!

Но. Увы… не поможет, такова ее природа… Она может быть и сама ей не рада, но поделать с собой ничего не может. Тут либо, принимаешь ее такой какая она есть, либо прямо сейчас собрать вещи и уйти, пока не проснулась.

Смахнув злые слезы, Выступившие от бессилия, Олег посмотрел на нежные черты жены, она улыбалась кому-то во сне, словно ребенок и почувствовал себя самой настоящей скотиной. В конце концов, он венчан с ней, он знал кого берет, Влад же рассказывал о тех чудовищных записях. Наверное, это и было то самое обучение и сожгла она их всех там явно не от восторгов от оргазма!

Вот только, он надеялся, сто — это в прошлом…

Но он не скотина! Он не придаст. Она ведь любит его. Искренне любит, он это чувствует и потому, будет рядом. Просто радом, со своей богиней.

Аверин положил руку на округлый животик жены и почувствовал, как малыш переворачивается на другой бок.

— Спи, мой маленький, спи. Папа рядом.

Олег осторожно коснулся губами живота и аккуратно укрыл их одеялом. Все же когда жена спит дома — это невероятное счастье.

Часть 53

Через неделю был день рождения Олега. И Дора настояла на том, чтобы пригласили Влада. Олег не возражал. Тем более, что мама заявила, что придет с Виктором Сергеевичем, директором санатория, в котором они с Дорой работали. И у мамы вроде как с ним отношения завязались, почти все время пропадала на свиданиях, а иногда даже ночевать не приходила. Но Олег был рад за маму, глаза у нее светились, как у влюбленной семнадцатилетней девчонки.

Как только в дом вошел Влад, Дора моментально просияла и кинулась обниматься. Олег даже испугался, как бы Женьку это не напрягло, но Пелегин, который вошел вместе с ними, успокаивающе улыбнулся.

— Ой, какие вы уже большие! — Влад осторожно положил руку Доре на живот. — Когда срок?

— В начале февраля.

— Мы ему тоже кое-что принесли.

Женя протянула Доре красиво упакованную коробку.

— Спасибо большое!

Дора раскрыла коробку. Там лежал милый тёплый синенький костюмчик.

— Какая прелесть, спасибо!

Демитрий и Виталий тоже прибыли, да с дамами-секретаршами нашего отдела. Молодые девчонки-практикантки, в их обязанности входил и эскорт нелюдям, когда им было это необходимо.

Завязалась легкая непринужденная беседа обо всем на свете. Пелегин легонечко так, невесомо касался сознания Влада, поддерживая его веселое, болтливое настроение, чтобы порадовать Дору. После горячего она, устав, пересела на диван и полулежала на подушках. Олег пересел к ней.

— Довольна? — спросил муж, обнимая ее за плечи.

— Очень, — улыбнулась Дора, — он не забыл корабль. Он помнит.

— И все, что мы говорили, тоже?

Аверина пробил холодный пот.

— Нет, речи не помнит, но визуально помнит все.

— Черт. И чему ты так радуешься?

— Отец берет его к вам.

— Ого, круто.

Влад встал из-за стола и сел по другую сторону от Доры.

— Все было очень вкусно, спасибо большое.

— Да на здоровье на доброе.

— Да и здоровье тут поправилось чудесным образом. Вашими молитвами, надо полагать?

— Нашими, нашими, — кивнула Дора.

— Чем обязан такой заботе о моей скромной человеческой жизни?

— А разве ты не спас бы Олега, если бы мог?

Вместо ответа Влад протянул Олегу руку, они обменялись крепкими рукопожатиями.

— Распорядитесь своей оставшийся жизнью более разумно, майор Соколов.

— Более разумно — это как? — уставился Влад на дочь.

Каждый раз, когда он так пристально смотрел на нее, Олег вздрагивал, боясь, что узнает.

— Приказ о Вашем переводе к нам уже подписан.

Пелегин подошел к нам и сел на спинку дивана рядом с Владом.

Влад на мгновение открыл рот. Побледнел и тихо, но жестко сказал:

— Простите, но у меня нет ни малейшего желания работать с убийцей своей жены и дочери. И встал, чтобы уйти, но Пелегин удержал его за руку.

— Нет, дорогой! У тебя есть такое желание! Это твоя мечта, ты рад. И ты будешь самым старательным и исполнительным сотрудником, — чеканя каждое слово, произнес Пелегин внушение, глядя Владу в глаза.

— Приказ о Вашем переводе к нам уже подписан, будете под началом Демитрия.

— Здорово, — улыбнулся Влад вполне искренне.

— Простите, я отойду.

Дора подскочила с дивана, как ужаленная. В голосе были слезы.

Олег пошел за ней. Дора сидела в углу спальни и, плача, билась головой о стену. Он сел рядом. Обнял.

— Иди уж, сознавайся. Чего стены-то долбить.

— Нельзя еще. Пока не рожу, нельзя.

— Почему?

— Люций за ним еще следит.

— А когда родишь, перестанет?

— Нет, но тогда я смогу за себя постоять в полную силу, сейчас не могу.

— Ну, тогда возьми себя в руки и иди к гостям, подожди, еще каких-то 7 неделек осталось.

— Почему мамочка огорчилась? Что случилось? — услышал Олег у себя в голове обеспокоенный Илюшин голосок.

— Все хорошо, родной, все хорошо. Мамочка уже спокойна. Она уже не плачет.

Олег вытер жене слезы и нежно поцеловал в губы.

— Думай о сыне. Держи себя в руках. Владу нужен здоровый и красивый внук. Контроль, Дора, контроль.

— Еще один! — закатила она глаза.

— Ну, правда. Эмоции не сдерживать ты можешь лишь по ночам, и так трудишься, не покладая…

— Вот пошляк. Я разве давала повод хоть раз?

— Вообще-то да. Каждую ночь его даешь, — не выдержал наконец Аверин.

— Ты что, серьезно? — она, кажется, совершенно искренне удивилась. — Тебя так напрягает мое отсутствие по ночам?

— А тебя бы на моем месте не напрягало?

Олег почувствовал, как закипает, и, глубоко вздохнув, постарался взять себя в руки и установил ментальные шиты, чтобы никто из гостей не смог уловить его истинный эмоциональный фон или, упаси Боже, прочесть мысли.

— Идем к гостям.

— Олег, ты что? Я же говорила, ухожу в спортзал тренироваться, пока там нет никого.

— Да. Да, конечно! — кивнул Олег, пряча глаза и натянуто улыбаясь.

Когда они вернулись в гостиную, Демитрий уже что-то играл на гитаре, похожее на фламенко, девушки танцевали, не в силах усидеть. От Олега не укрылся строгий, почти злой взгляд, коим Пелегин одарил дочь. Кажется, он только что сам, того не желая, сдал ее.

Дора села в кресло и, судя по тому, что они с отцом не сводили глаз друг с друга, между ними шел напряженный диалог. Закрытый ото всех. Что ж, может, оно и к лучшему. Они минуты три молча и напряженно смотрели друг на друга. Потом Дора встала и пошла танцевать. Музыка была очень ритмичной и быстрой, а она умудрялась попадать в каждый ее такт. И ей совсем не мешал живот. Она даже словно и не ходила, а парила над землей. Олег посмотрел на нее внутренним зрением и увидел, какая мощная энергетика от нее исходит. Яркая, сияющая, позитивная. И она щедро делилась ею со всеми, кто был рядом. А ведь еще менее минуты назад была в гневе больше, чем тогда, когда безжалостно задушила марсианина. Как же ей так быстро удалось справиться с собой и перенаправить свою энергию в позитив? Неужели музыка повлияла? Дима мне подмигнул, и я понял, что прав. Вскоре к ней присоединился Пелегин, и Олег снова поразился красоте и грациозности этого дуэта. Они словно были единым целым, плавно перетекающим друг в друга. Аверин украдкой посмотрел на Влада, тот следил за парой, не отводя глаз. Он уже был счастлив тому, что его берут в наш отдел, надеялся узнать так как можно больше о судьбе дочери.

Когда музыка закончилась, раздались оглушительные аплодисменты для дочери и отца, Женя вдруг сказала, заворожено глядя в окно.

— Ой, а что это, северное сияние, что ли? Как красиво-то!

Все прильнули к окну. Вдалеке над тайгой, высоко в небе переливалось разными искрящимися огнями пятно метра в полтора в длину и ширину в форме эллипса, и показалось отчего-то, что оно живое и мыслящее, и приближающееся к ним. И отнюдь не с добрыми намерениями.

— Пресвятая дева семи царствия, — выдохнул Пелегин.

Олегу показалось, что у мудрейшего даже челюсть отвисла. А значит, дела реально плохи.

— Хранители, к бою! — одними губами произнес он. И в ту же секунду и сам он, Дима, и Дора исчезли из гостиной. Словно их тут и не было.

— Молитесь всем богам, в каких верите, за них, — вздохнул Сомов, — если эта штука шарахнет, звездец этой планетке.

* * *

— Ты охренела, совсем?! — накинулся на меня Пелегин, едва мы с Олегом вернулись в гостиную. — Я-то все это время гадаю, что там за печаль у него такая, грызущая его ежеминутно. Думал, что перед Владом неловко за ложь. А у него, оказывается, жена ночами неизвестно где и с кем бродит!

— В спортзал я хожу на тренировки, пока там нет никого! И он об этом знает, а что не верит, не моя печаль, — отрезала я обиженно.

— Жена должна быть дома при муже, особенно по ночам. У людей так принято, знаешь ли!

— А я и не человек! И ему придется с этим смириться, знал, что брал.

— Не думаю, — покачал головой отец, — о Род мой, батюшка. Что ж с вами, девками, так сложно-то! Что ж вы все время приключений на свою нижнюю голову ищете-то.

— А вы так не ищете на свою! Тоже мне трисвятые, один всех теток перебрал, Дочь твоя от дяди нарожать умудрилась. (Согласно мифам, Старшая дочь Перуна, богиня охоты Девена, какое-то время сожительствовала, со старшим братом отца. Огнебогом Семарглом. И родила от него двоих сыновей) другой русалкам глазки строил, (по преданию однажды, проезжая мимо Дона, услышал Перун, как поют его дочери-русалки. Одна из них стала петь лично Громовержцу, и влюбился он в красавицу Рось и изменил с ней своей жене Дадоле). Ты отдал меня мужу сестры и жизни учить еще будешь! — В запале выпалила я. Отец дернулся словно от пощечины, в глазах, блеснули и тут же погасли молнии…

— Прекратили разговор, — отрезал раскрасневшийся вдруг спокойно, — иди, танцуй.

Что ж, потанцевать я была не прочь, переполнившую меня энергию раздражения нужно было куда-то деть, и в танец — лучше всего. Демитрий нарочно для меня заиграл быструю ритмичную мелодию, и я с удовольствием в ней закружилась. Чуть позже ко мне присоединился и Пелегин. От него всегда исходила какая-то любовь и благость ко мне, примерно так же, как от Влада, и я любила его не меньше, чем Влада. Я искренне насладилась танцем с ним. Только глорианцы могут быть столь легки, грациозны и пластичны.

А потом вслед за Женей мы все посмотрели в окно, и сердца наши замерли в ужасе.

О нет, это не было северным сиянием, это были отголоски глобальной катастрофы, случившейся очень и очень далеко отсюда. Кто-то из высших рас, ведших между собой войну, испытал новое мощнейшее оружие, которое спровоцировало открытие пространственной воронки, которая и неслась сейчас к нам со скоростью смерча, поглощая все на своем пути. Снесет и нашу планетку, если не остановить вовремя.

— Хранители, к бою! — почти одними губами произнес отец, и мы в ту же секунду оказались на корабле в открытом космосе поближе к воронке. Она просто поражала своей широтой и приближалась с каждой секундой. Ее обороты невозможно было сосчитать, настолько быстрыми они были. Папа уселся в кресло пилота и соединился общей сетью с другими вайтманами для общего мощного удара. Всего кораблей было шесть, но я с пугающей ясностью поняла: этого мало, ничтожно мало, хотя и мощь одного только вайтмана огромна, но здесь мало, этим снарядом накроет только нас, воронка, возможно, полетит лишь быстрее. Как раненый зверь бежит яростнее, подгоняемый болью и желанием выжить.

— Этого мало, Тарх, мало! — обратилась я ментально к бывшему мужу.

— Я знаю, малышка, — вздохнул в моем сознании бог.

— Что еще можно сделать?

— Отдать энергию своих душ. Готова?

— Да, — решительно кивнула я.

— Слейся со мной ментально. Не бойся, малышка. Жить порой куда страшнее, чем умирать.

Я закрыла глаза, собираясь с силами, я вспомнила все. Бесконечных мужчин, что были у меня в любовниках. Тех несчастных солдатиков, что я выслеживала и убивала в лесах и лабиринтах, обучаясь мастерству. Нашу первую с ним ночь, чудесную, шикарную, вспомнила мучительные долгие роды. Как он держал меня за руку, пытаясь облегчить жуткие разрывающие схватки, и как мы оба с ним расплакались, услышав первый крик Лизы. Вспомнила, каким недолгим было наше счастье. Вспомнила Влада, как он целовал меня на ночь. Вспомнила Свету, как она учила меня печь блины, вспомнила, как Олег учил меня кататься на роликах. Вспомнила нашу с ним первую ночь. Прости меня, родной, прости. И ты, Илюша, прости. Но так нужно, чтобы другие детки смогли жить, и мы с тобой когда-нибудь вернемся в этот спасенный нами мир.

Собрав все, что могла, я слилась с сознанием, и мы ударили единым потоком, отдавая все, что было. Свою силу до капли.

* * *

Маленькая белокурая девочка с голубыми, как небо, глазами танцевала вместе со всеми на сцене танец ко дню матери. Как жестоко, однако, проводить день матери им, сиротам, чьи матери от них добровольно отказались, выкинули из своей жизни, как мусор. Но здесь у них были воспитательницы и воспитатели, добрые, хорошие, искренние. Их ребята звали мамами и папами, и они заслуживали этого праздника. Именно для них ребята старались, а не для тех, кто, когда-то их предал, хотя Лару никто не предавал. Она была здесь, потому что так было надо. Она это твердо знала, папа ей так говорит, а однажды сможет вернуться и к мамочке.

Правда, сейчас им плохо. Они умирают, пытаясь спасти этот мир. Ах, если б только можно было взять их и перенести из того места, где они сейчас, на самое прекрасное место во Вселенной. На планету по ту сторону Солнца — Глорию. Ее планету.

Часть 54

— Что это за хрень? — спросил Олег Сомова, не отрываясь, глядя на пятно, становившееся с каждой секундой все больше.

— Пространственная воронка. Их появление и траекторию рассчитать невозможно, они возникают раз в тысячу лет примерно там или там.

— И что с ней нужно делать?

— Маленькую можно направить в черную дыру подальше, и она ее поглотит. А такая большая лишь разнесет ее на всю Вселенную.

— И что же делать?

— Будут гасить.

— А если не смогут?

— Через 2 часа вышей планеты не будет. Воронка либо поглотит ее, либо сорвет с орбиты.

— Господи, помоги, спаси и помилуй, — прошептал Влад, глядя на мерцающее пятно.

Аверин тоже невольно стал читать про себя «Отче наш», вкладывая в каждое слово столько мольбы и надежды, сколько никогда раньше. И вдруг слева от пятна мелькнула яркая белая вспышка и вырвала у пятна здоровенный кусок из середины, но пятно, вместо того чтобы рассыпаться без ядра на части, вдруг остервенело, заметалось по небу и помчалось к нам еще быстрее, теперь уже приближалось прямо на глазах.

— Твою мать!!! — взвыл Сомов.

— И что теперь? — спросил Влад, — никто не поможет?

— Те, кто может, не успеют, — процедил марсианин сквозь зубы.

— Господи!

Олег порадовался за мирно спящих в креслах девушек, коих Сомов ввел в гипноз: уйти во сне — сейчас лучшая участь.

— Майя ошиблись со сроками? — усмехнулся Влад невесело.

— Нет, не ошиблись. С вторжением укридов и кометой хранители справились.

— Что ж, спасибо и на том. Обидно, только жить вроде бы начали.

— И не говори. Олег подумал, что так и не доведется нам с Владом погулять с Илюшей.

И вдруг мелькнула еще одна вспышка, и мое сердце пронзила острая боль, как будто из него вырвали кусок, судя по гримасам Влада и Виталия, они почувствовали то же самое. Но небо над тайгой стало чистым, серебряное сияние исчезло, как и не было его. Остались лишь тоненькие, постепенно тающие полоски.

— Это что, конец? Мы победили? Они справились?

— Да, справились, — кивнул Виталий как-то безрадостно.

— А что это было так больно? — поморщился полковник. — Ты тоже чувствовал?

— Да.

— Что это?

— Она отдала свою жизнь. Ее больше нет, — сухо сказал Сомов, глядя Олегу в глаза.

Аверин почувствовал, как земля ушла у него из-под ног, как дыхание остановилось, застряв огромным, тяжелым комом в груди.

Влад и Виталий подхватили его под руки и посадили на диван.

— Вы — люди служивые, — спокойно заговорил Сомов, глядя Олегу в глаза. — Кому, как не вам, понимать, что такое долг. Сами каждый день на своей работе рискуете жизнями ради жизней других. Она свой долг выполнила, спасла ваш мир. Хранители всегда отдавали и будут отдавать свои жизни за вас. Это их работа.

— А мой сын? Как же он? — голос Олега был без эмоций. Как у робота.

— Он бы тоже стал хранителем, как и его мать, так что тоже выполнил свой долг вместе с ней… мне жаль, Олег, искренне. Ты знаешь.

Олег кивнул, встал и пошел в спальню, на душе было пусто и холодно, хотелось одиночества. Лег на кровать, рука невольно сжала ардонит, висевший на груди. Бывший всегда теплым или даже горячим, теперь камень любви и верности был мертвецки холоден. Попробовал позвать Дору ментально. Тишина и темнота. Из глаз Олега сами собой побежали слезы.

Из гостиной донеслись тихие голоса Виталия и Влада. Олег невольно прислушался, чтобы отвлечься.

— Что ж это за порядки такие — женщину на сносях в бой посылать? Что, кроме нее, некому было?

— Значит, некому.

— И жизнь отдать тоже? Папаша ее куда смотрел, почему позволил ей и внуку умереть? Чего свою жизнь не отдал-то?

— Не тебе его судить, Влад, — отрезал Виталий, — он и сына там потерял, наследника и преемника.

Так, значит, они и погибли вместе. Интересно, кто же кого кинулся спасать. Что было именно так, Олег почему-то и не сомневался. Мужчина уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить рвущийся из горла крик отчаяния.

Олег хотел уснуть, но не получалось, холодный ардонит, кажется, заморозил саму душу. Олег лежал и слушал, что происходит в гостиной. Сомов разбудил девушек и отправил домой вместе с Владом. Маму — к ухажеру. Чтобы чем-то занять себя, они с Сомовым убирали еду со стола и мыли посуду.

Затем я услышал их голоса.

— Он знает? — сухо спросил Пелегин.

— Да, почувствовал.

— Как он?

— Держится. Но его еще накроет. Что там случилось?

— Они с Тархом отдали свои личные силы все до капли. Отдали все до последней капли жизни. У них даже астральных тел не будет, — тяжко вздохнул Громовержец.

— А телесные оболочки где? — хмуро спросил Сомов.

— Нет тоже, даже пепла и плазменного следа нет.

Олегу показалось, что Демитрий плакал.

— О, господа-хранители, неслабо вас приложило, видать, — присвистнул Сомов, — идите на разлом, восстановите силы, поспите, после поговорим.

Аверин лежал, тупо уставившись в потолок, тщетно пытаясь согреть ледяной ардонит в своих руках.

Сомов тихо вошел и сел на кровать.

— Все будет хорошо, мы ее найдем, — тихо сказал он.

— Ардонит ледяной и белый, ее нет.

Олег почувствовал, как по его щекам побежали слезы.

— Давай-ка ты поспишь, утро вечера мудренее.

— Владу не говорите, ни к чему ему второй раз это переживать, — попросил он, засыпая под воздействием Сомова.

Олегу снилась Дора, и он искал ее в огромном лабиринте. Иногда там попадались двери, он открывал их и видел ее в объятиях Тарха, столбенел от ужаса и кричал ей.

— Что ты делаешь! Так нельзя, так неправильно, он же твой брат!

— Он мой бог! — смеялась она ему в лицо. — Богам можно все.

— Но как же я! Я же люблю тебя!

— Люби на здоровье, приятно, — самодовольно смеялась богиня.

— А как же наш сын?

— А кто тебе сказал, что он твой? — усмехнулся Тарх, крепко прижимая обнаженную Дору к себе.

— Он — наш! Ты — ничтожный смертный человек. Полковник. Ты думаешь, что достоин с ней зачать? С богиней? Серьезно? Она даже умерла ради меня и умрет еще, если будет нужно. И еще, и еще раз.

Тарх крепко схватил Дору одной рукой за горло, а другой за волосы, она начала хрипеть, не в силах сопротивляться. И Аверин проснулся в холодном поту.

Был уже час дня, если часы не врали, голова была тяжелая. Хотелось в туалет и есть, но огромный комок в горле все перебивал. Олег принял душ, почистил зубы, стараясь не думать о них, но в голове крутились горькие строчки из старой песни из спектакля.

Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу.

Никогда, повторил он, пробуя слово на вкус. Вкус был очень горьким и не понравился. Но делать нечего, придется с ним смириться, не впервой уже. Самое жуткое — ложиться с этим в холодную постель, проводить с ним долгие холодные ночи и засыпать лишь под утро, замучившись ворочаться в бессоннице. Когда ушла Света, было чуть полегче, он уже был готов к этому. Это было неизбежно. Даже некое облегчение испытал, к великому своему стыду. Но все равно было жуткое одиночество ночами. Олег с головой ушел в работу, нарочно в первый год брал ночные дежурства, чтобы днем падать от усталости едва не замертво. Так и свыкся потихоньку. По выходным ездил к ней на могилу и читал романы Сары Джей ей вслух. А дома разговаривал с ней тоже вслух. Хоть многие и говорили: так нельзя, дескать, держит возле себя, покоя не дает ей там. Но как мне жить совсем без нее, я не знал. Так пусть будет рядом хотя бы так. Ментально, так это, оказывается, называется правильно.

И она была. Олег это чувствовал. Иначе как научился бы сам готовить и так ответственно поддерживать порядок в доме. Сам он никогда не убирался, прожив с ней двадцать три года. Он понятия не имел, что за средства там такие для чистки окон, зеркал и унитазов. А тут шел, покупал и делал. Так, как будто делал это все те годы ежедневно.

Олег попробовал позвать Дору ментально: тишина и темнота. Неужели у нее даже души не было? И она даже так не будет с ним рядом, как была Света. Стало очень горько, слезы покатились из глаз сами собой.

— Не плачь, родной, ее там просто нет, — услышал он в голове до боли знакомый нежный голос, от которого аж подскочил.

В углу на кресле сидела Света. А точнее, ее дух, душа. Ментальное тело. Неважно, что, но главное — сидела, как живая, Светлана Аверина.

— У нее души, наверно, просто нет, — вздохнул Олег, утирая слезы.

— Есть. У всего живого она есть. У сыночка вашего уж точно она есть. Я бы увидела их, если бы они пришли. Они не мертвы.

— Почему же я ее не слышу?

— Не может или просто не хочет тебе ответить. Я поищу их, если ты хочешь. И если найду, скажу.

— Пожалуйста, — кивнул Олег, поражаясь сам себе: я прошу дух умершей жены найти дух моей новой жены. Впрочем, чему он, сотрудник межпланетной таможни, мог еще в этой жизни удивляться.

И тут Олега поразила догадка: тел и следов, как вчера сказал Дима, нет. Что, если они с ним просто сбежали ото всех, воспользовавшись моментом. На какую-нибудь планету или в параллельный мир. Сбежали от Пелегина, ото всех. Прикрыв все смертью. Что ж, этот вариант был не менее горек, но нравился мне гораздо больше, чем то, что они с Илюшей погибли. Пусть она спит и живет хоть с самим Пелегиным, но будет здорова и счастлива. Жаль, конечно, что не увижу сына, но пусть он будет вдалеке, но жив и счастлив.

Мужчина приободрился, даже появился аппетит. Поел салатов, оставшихся со вчерашнего празднования его дня рождения. Пропылесосил все паласы и мягкую мебель в доме. Вымыл окна, вытер пыль. А в голове все звучали эти строчки:

Я тебя не когда не увижу.

Я тебя не когда не забуду.

Убравшись уже под вечер, решил одеться и прогуляться. В голове, как дятел, стучала одна мысль — сегодня, шестнадцатого декабря, для него начиналась новая жизнь. Безрадостная и одинокая.

Олег подошел к огромной сосне, с которой так любила обниматься Дора, когда ей не хватало силы. Прислонился к ней всем телом. Почувствовал гул силы, текшей по огромному, мощному стволу, как кровь. Попытался вобрать немного в себя, расслабившись и открыв сознание, как учила Дора. И снова позвал ее, уже не особо надеясь на ответ.

Но вдруг неожиданно для себя увидел их. Тарх сидел на берегу реки, она то ли в лучах заката, то ли сама по себе отливала оранжевым светом и искрилась. Он сидел под красивым огромным деревом, похожим на нашу иву, только с оранжевыми листьями. Голова Доры покоилась у него на коленях, она спала. А он гладил ее по волосам и, кажется, напевал. Что-то ласковое. Вдруг умолк и удивленно уставился на Дору.

— Ты глянь, че делается! Хранители Вселенной нас найти не могут. А твой полкан-таки нашел. Позови ее, полковник, позови, быть может, хоть тебя она услышит.

— Она жива?

— Жива, но спит. Что-то вроде комы или летаргического сна.

— Веточками сосен обложи. Или что там у вас есть.

— Не работает пока что. Она все сыну отдает, крохе тоже досталось. Ладно, подожди еще денька два, я сам восстановлюсь и им помогу. Чужого мне не надо, не волнуйся. Зови ее, как только сможешь. Не прекращая.

Видение исчезло, а Олег, будучи без сил, опустился на снег, голова кружилась. Он упал на снег, побежал, с минуту приходя в себя. Холод довольно быстро отрезвил. Встал на ноги, отряхнулся и пошёл по поселку, собираясь с мыслями. Что Дора жива и Илюша жив, это прекрасно. А вернётся она к нему или останется с Тархом, уже, ей-богу, не так и важно. Интересно, говоря «мне чужого не надо», он имел в виду только Илюшу или все-таки и её тоже? В любом случае решение всегда за женщиной в таких ситуациях. Он, может, и бог, но Олег надеялся, что Тарх даст ей это право выбора и не станет удерживать силой, если она выберет его. Хотя представить себе, как её может принудить к чему-либо пусть даже и бог, он не мог.

Олег увидел машину Влада, подъезжающую к дому, и пошёл к нему, следом подбежали Дима и Сомов.

— Как ты? — спросил Влад, похлопав меня по плечу.

— Нормально, вот вышел проветриться.

— Слушай, друг, у нас для тебя две новости, — вмешался Дима, — первая — это то, что они точно живы, а вторая в том, что мы нигде не можем их найти, они оборвали или заблокировали все ментальные связи, даже Аркадич их не видит, а это значит, они сбежали. Получается, что вместе.

— Я знаю, — кивнул Олег.

— Откуда?

Пелегин появился за спиной Демитрия, словно из-под земли вырос.

— Она говорила с тобой? Где она? Покажи, что видел, я верну её.

— Не надо, пусть сама решит, с кем ей лучше, — тоном, не терпящим возражений, заявил Олег.

— Ты ее саму видел, ардонит был на ней? — спросил Демитрий.

— Не помню, — покачал головой Олег.

— Вспоминай, полковник, вспоминай!

Аверин впервые видел Демитрия таким возбужденным.

Вспомнил ее голову, лежавшую на коленях Тарха, провел взгляд ниже — цепочка была на ее шее, да, была, точно была.

— Была.

— Ну и хвала богам. Все хорошо. Пока ардонит на ней, она с тобой. Сам он его не снимет, не нарушит своего обещания хранителя. А вот если снимет она сама, тогда да, это будет ее выбор.

— Не снимет — прошипел Пелегин.

— Не смей, — Олег схватил тестя за руку, боясь, что он исчезнет прямо сейчас, — ты же дал ей свободу. Так вот и пусть теперь сама принимает решения и отвечает за них.

— Хорошо, — кивнул Пелегин, развернулся вокруг своей оси и исчез.

— Покажи свой ардонит, — попросил Дима, едва мы вошли в дом.

Олег вытащил из-за пазухи белый холодный камень.

— Странно, у нас они так выглядят, когда кто-то в паре умирает. Ты точно видел именно ее и живой?

— Да, она вне сознания, сил едва хватает, чтобы поддерживать свою жизнь и малыша.

— А он что, помочь не может? — насторожился Демитрий.

— Сам еле жив, по ходу. Сказал, что дня за два наберется сил. Тогда и ей поможет.

— Понятно. К семье он обратиться не может, к отцу не хочет,поэтому подпитывается естественным путем, от природы. На то, чтобы восстановить полный баланс таким способом, реально нужно время, ну что ж, подождем. И ты это зря так про нее думаешь. Не спит она с ним. Она тебя любит.

— Любовь и секс, Димочка, для людей вещи разные и зачастую отношения друг к другу не имеющие, — тяжко вздохнул Олег.

— Только не тогда, когда на тебе ардонит. Да и зачем он ей, в твою голову вложить куда проще, чего, как и сколько раз ей хочется.

— Как бы там ни было — я приму любое ее решение.

Часть 55

— Мамочка, мамочка я кушать хочу, мамочка! — зазвучал в моем сознании звонкий, чистый голос сына.

— Просыпайся, родная. Возвращайся, моя любимая. Тебе нужно покормить нашего сына, он голоден, — уговаривал меня полковник.

— Вставай, сестрица, вставай, два дня уже дрыхнешь, аки царевна в хрустальном гробу. Да только я не Енисей, целовать не буду, не надейся.

Их голоса доносились до меня откуда-то издалека. Все чего-то хотели от меня, а мне самой даже дышать было лень, глаза открыть и вовсе было выше моих сил.

— Отвали! Я спать хочу, — отмахнулась я от него мысленно и отключилась.

— Але, мамаша, инстинкт свой материнский активировала быстро и накормила сына! Ты можешь хоть до родов валяться здесь и питать его энергией Земли, воды и Солнца и спать дальше, как медведица в берлоге. Но боюсь, твой полковник застрелится от ревности раньше. 4 дня уж пьет без просыху, раза два уж руку его от пистолета отводил. А я в ангелы ему не нанимался вообще-то, — возмутился Тарх.

— А че случилось-то?

Я таки открыла глаза, морщась от яркого света. Судя по тому, каким ярким было все вокруг, и какой чистейший воздух, наполненный кислородом больше, чем на Земле, мы были на Глории. Тело жутко затекло, я потянулась так и этак, разминая кости.

— Вы посмотрите на нее! Не знает она! — усмехнулся Тарх. — У него беременной жены дома неделю нет. А первые сутки он тебя вообще погибшей считал.

— Боже. Мне нужно вернуться, мне нужно к нему, — я невольно сжала в руке потеплевший ардонит.

— Проснулась наконец — то, спящая царевна, — усмехнулся бывший.

— Да не снимал я его, не бойся. Хотя мысль была. Каюсь. Но только для того, чтобы силы восстановить. Так быстрее было бы просто. Но от тебя так пахнет его телом, что тупо противно стало, — поморщился Тарх, — хорошо тебе с ним? Нет, ну, просто интересно….

— Очень, — честно призналась я, невольно улыбаясь при одной мысли о его губах на моей коже.

Меня пробрала дрожь.

— Он уже сам с полу вздоха, как я, понимает, что ты хочешь, или все еще внушаешь ему позы и ласки, какие хочется, как другим своим людям?

— Ради всех богов Вселенной, прекрати, пожалуйста! Ты сам отдал меня ему. Жестоко обманув при этом.

— Прости, малышка, прости, добровольно у нас бы не хватило сил расстаться. А надо было. Постепенно по капле я заставил тебя разлюбить и возненавидеть меня. Но заставить себя разлюбить тебя не могу. Да, я люблю тебя. Хочу тебя и ревную до безумия, до ужаса. Но ты больше не моя пара. Его. И душа твоя будет с ним, покуда он будет жив, и тело должно быть только его. А я подожду. Ждать я умею.

— Я могу дать ему бессмертие.

— Ну, тогда я убью его, когда устану ждать, — усмехнулся ведический Адам.

Я не стала ничего отвечать. Понимая: любое мое слово сейчас будет лишним. Хотя Тарх смотрел на меня с явным ожиданием ответа.

— Прости за ту ночь! — наконец сказал он. — Я и подумать не мог, что буду так по тебе сучить. Не сдержался. Больше не повторится, если сама не захочешь, конечно.

Лукавый взгляд прямо в глаза. Но я выдержала его с достоинством, гордо вскинув голову

— Не захочу!

— Не зарекайся.

— А ты не нарушай собственных заповедей! — обрубила разговор я.

Он начал разбирать большую корзину с едой и готовить мне бутерброды с мясом и салат, не смотря более мне в глаза.

— Кушай и вали уж к своему полкану. У него сегодня в планах вены вскрыть.

— Ох, ты ж! А ты что, сказать не мог, что я тупо отсыпаюсь, а не померла?

— Я сказал, но ты пролежала без памяти и ответа куда дольше, чем я думал, и он подумал, что я лгу, и ты решила остаться со мной. Ты вообще в курсе, что он думал все это время, что ты ко мне по ночам бегаешь, а не в спортзал?

— Что? — я аж подавилась, каким-то до невозможности сытным и вкусным плодом, просто тающим во рту. — Ну, полковник! Ну, засранец!

— Мужчинам в его возрасте свойственно сомневаться в своих сексуальных возможностях при молодой и такой горячей штучке, как ты. Хвали его побольше, что ли.

— Щас похвалю! Я щас его так похвалю…

Я чувствовала, что свирепею. Разве дала повод хоть словом? Хоть взглядом? Да я вообще за эти месяцы о Тархе и не вспомнила ни разу!

— Он всего лишь человек, не забывай, не мерь его по себе или по мне.

— Как мы здесь оказались?

— Кто-то из хранителей перекинул в последний миг. Так бы каюк нам пришел там.

— Отец?

— Нет. Он тоже слился с нами и потерял много сил, не он. Кто-то посильнее. Тот, кто не сливался. Да и неважно, кто. Главное, мы живы.

Доев бутерброд, я уставилась на свой значительно подросший живот.

— Это я так объелась? Или малыш так быстро подрос, пока я спала?

— Да здесь время по соотношению к земному чуть быстрее бежит, рожать можешь начать со дня на день, и сил какое-то время у тебя не будет. От отца подзарядишься потом.

Даждьбог снова положил мою голову себе на колени, пытаясь подпитать меня. Хотя сам был почти истощен еще, судя по бледной ауре.

— Мне страшно, Тарх. очень. А вдруг он будет таким же, как она?

— Не будет. Его отец — обычный смертный, и у тебя внутри его маленькая копия. Одаренная такая. Мудрая. Смешливая и ласковая. Прелестный мальчуган будет.

— Я боюсь, что Люций с ним что-нибудь сделает.

— Он к нему не прикоснется. Я дам вам отличного охранника. Его, как огня, будет бояться даже он.

— И кого же так боится сам дьявол?

— А, ты знаешь, что значит, слово дьявол?

— Лжец?

— Верно, так же, его до сих пор называют лукавый, родно веры, кто еще нас помнит — кривжа. Это кличка такая. Зато, что лжет постоянно людям, истинные подменяет, истинное наслаждение от истинной любви, на похоть и разврат за деньги, честный труд для людей и души своей, на погоню за баблом. Библия не врет, говоря о том, что он был изгнан из рая, за то, что ослушался вышнего бога отказавшись служить людям. Он действительно, падший Ангел каком-то смысле. Когда-то очень давно, еще задолго и до моего рождения, он был великим воином гильдии света. Он был величайшим и мудрейшим из воинов. В его подчинении было шестьсот шестьдесят шесть планет. Галактики Небодон и Сатанея. Он сидел по правую руку от самого Сварога. И отовсюду были ему почет и уважение. Но мало этого ему однажды показалось — захотел он править и Сварожьим кругом. Тут и пал великий воин Света Люцифер.

— Жадность фраера сгубила, — констатировала я.

— И амбиции непомерные.

— А жену твою он за что убил?

— Он любил ее очень, но не так, как родному брату родную сестру любить положено.

— Боже, мерзость какая! — меня передернуло всем телом. — У мужика явно не все дома.

— И такие личности тоже нужны, быть ярким примером, как нельзя себя вести и поступать, тоже кому-то нужно. Чтоб не расслаблялись и неустанно работали над собой люди.

— Мне что, всю жизнь теперь от него прятаться?

— Только в период беременности, чтоб дитя во чреве не загубил. Не специально, нет. Может и ненамеренно. У него очень сильная некротическая энергетика. А малыши все, как губки, впитывают. Придет твое время, еще наваляешь ему звиздюлей. Вставай, пора возвращаться.

* * *

Голова просто трещала, во рту была непередаваемая пакость. Перед Олегом стоял йогурт с ананасом и киви, но даже он не лез в горло. Черт бы подрал этого Пелегина! Вызвал с утра пораньше на работу, отчеты ему сдать, видишь ли, приспичило.

— Чего сидим, страдаем. Помощи попросить западло, что ли?

К Олегу подошла Корнеева. Как всегда, идеально, но обманчиво прекрасна. Девушка положила руку на лоб Олега, и боль тут же прошла, в голове прояснилось, и даже появился аппетит.

— Ешь давай и думай по тише. Он все слышит, где бы ни был. Ты у него под особым вниманием.

— Ну что думай — он знает, что не думай — знает. Так какая к черту разница. Подам рапорт и вернусь после нового года к Шульгину.

— Пелегин выпускает только с полной чисткой памяти о годах, проведенных в отделе, учти. И зря. Ты — классный спец. Таких, как ты, с такой степенью самоконтроля очень мало среди людей. А на нее ты не сердись, они тебе не объяснили до конца, я вижу, а зря. Пойми, у них на Глории, в принципе, нет разводов, они муж и жена до конца дней своих. Он отпустил ее, ну, на вроде как кошку погулять. А, видать, соскучился и обратно позвал. И как бы она тебя ни любила, она обязана будет подчиниться его зову, как мужу, как вышестоящему рангом, как богу, в конце концов. Она, может, всю жизнь свою, лежа под ним, тебя вспоминать будет, но починиться обязана ему.

— Ну ни хрена се, погулять отпустил! — взъярился Аверин. — А ниче, что она, пока гуляла, дите нагуляла и замуж вышла?

— Ваш брак для них не значит ничего. А ребенок, скорее всего, нужен ему был, чтобы держать ее в покорности, угрожая расправой над ним. Девушка-то у нас с характером, ардонийская жрица как-никак. Не мне тебе говорить. Что хотела, то и творила. Его это бесило. Вот и нашел способ в узде держать.

— А может, она его просто любит? Пожила, поняла, что не дотягиваю до ее запросов, и ушла.

Такой вариант Аверину отчего-то был куда симпатичнее того, что любимую неволят.

— Зачем Пелегин свадьбу устроил, если знал, что Тарх в любой момент может её у меня забрать?

— Говорят, мудрейший его чуть ли не на коленях упрашивал отдать её тебе в жены, он пообещал, но, видно, передумал.

— А зачем Пелегину нужно, чтобы мы жили с ней?

— Ему нужны ваши дети. Нужна новая раса полубогов с ДНК четырех рас. Ты по физическим параметрам идеальный, так скажем, самец для воспроизведения потомства с ней.

— Зашибись раскладик! — стукнул кулаком по столу Олег. — Выходит, она и не любила меня никогда! Папочкино поручение просто выполняла! Спасибо, что глаза открыла!

Придя домой, Олег сразу открыл бутылку коньяка, купленную по дороге домой, и сделал глоток прямо из горла.

— Идеальный самец я для тебя, значит! — ещё глоток. — Ничего не значит наш брак, значит!

И ещё глоток.

— Новая раса нужна, значит? Ему подчиняется, значит? — сделал самый большой глоток.

Ноги уже не держали, мужик рухнул в кресло.

— Два мужа у тя, значит? Ну так щас я тя от мук выбора избавлю! Если они у тебя есть, конечно!

Идею вскрыть вены отбросил сразу. Во-первых, до ванны просто не дойти. Во-вторых, долго это. И страшно. Табельное оружие тесть благоразумно изъял. Но было ещё одно, личное, и он, кажется, щас даже сидел на нем. Вчера ещё хотел это сделать, да голубь в окно постучал, отвлёк. Здоровый такой, фиолетовый, красивый. Долго так сидел и смотрел прямо в пьяные, убитые тоской глаза полковника. Олег, отвлекаясь на него, и уснул. А пушка так и лежала на спинке кресла, а утром он положил оружие в это кресло под подушку.

Олег пошарил за спиной, вытащил пистолет из-под подушки и задумчиво покрутил в руках. Может, и правильно сделал Тарх, убив свою дочь. Страшно себе представить, что предстоит пережить Илюше в этой жизни. Он будет просто заложником у деда и отчима, чтобы мать была покорнее. Но ничего, девочка моя. Сейчас я облегчу вашу участь. Нет человека — нет проблемы.

— Я те щас облегчу!

Олег получил хорошую затрещину по затылку. От внезапно появившейся перед ним жены.

— Не умеешь пить, так не берись! — она вырвала из его руки бутылку.

— О, воскресла наша хранительница. Натешился с тобой твой братец? Надоела? Или затрахала? С голодухи после меня? А я объедки с чужого стала не беру. Можешь быть свободна. Поняла? — рявкнул обозленный полковник.

— Никто со мной не тешился, он жизнь мне спас! Мне и сыну твоему, между прочим.

— Ага, и вы все неделю это отмечали, да?

— Фу, грязь-то какая, вонь-то какая!

Дора раскрыла настежь окна. Убрала со стола остатки вяленой рыбы и пива.

— Спала я все неделю, пытаясь сохранить жизнь нашему сыну, ясно?

— С ним спала? — полковник свирепел все больше.

— Да! Услышал, что хотел? Полегчало? — рявкнула она, пытаясь отобрать у мужа пистолет. Он отдернул руку и оттолкнул ее грубо и сильно. Она, не ожидав, поскользнулась и ударилась спиной о стол и упала на пол. Кажется, ей было очень больно, она вскрикнула и схватилась за живот, кажется, заметно подросший за неделю, что ее не было.

— Тварь! Шлюха! А знаешь, я не позволю им издеваться над моим сыном, если он мой! Я лучше сам его.

И не дав ни ей, ни себе опомниться, Олег выстрелил жене в живот и голову.

Звуки выстрелов словно отрезвили Аверина, в голове, затуманенной после разговора с нагайной, прояснилось, и мужчина с ужасом посмотрел на раскинувшуюся на полу жену. Из раны на животе текла красная густая кровь. Из отверстия на лбу — тоже. Глаза ее закатились и не двигались. Олег отчетливо увидел, как конвульсивно несколько раз дернулся живот жены. То, умирая, в агонии бился его сын. Олег выронил пистолет и вскочил с кресла.

— Господи Боже!

Мужчина громко закричал от ужаса и отчаянья, что переполняли сейчас его душу. И бросился бежать из комнаты, опрометью выбежал из дома и побежал в лес, не зная, куда и зачем, просто бежал — и все. Пока не споткнулся о какой-то сук и не растянулся на снегу. Ужас раздирал изнутри, доводя до отчаянья, до безумия. Казалось — само сердце сейчас разорвется. Закричал дико. Как обезумевший зверь. Собственно, сейчас он им и был.

— Что же я наделал! Боже! Что же натворил!

Олег, крича, катался по снегу, бился головой о заснеженную землю. Сколько так пролежал на земле, крича во все горло, неведомо, ощущение времени для Олега пропало. Осталась лишь черная, пустая, выжженная душа. Наконец успокоился, понял: выход-то из этой черноты простой. Он должен быть с ними. Встал и пошел в дом за пистолетом, чтобы лечь с ними рядом. Навсегда.

— Нет. полковник. Так просто ты это не решишь.

Тарх вырос, словно из-под земли, преграждая полковнику путь.

— За то, что ты поднял руку на хранителя. Даже на двух, учитывая, что ваш сын — наследник звания. И я уже молчу про то, что она моя жена и дочь самого Перуна. Тебя ждет суд.

— Итог у него будет один, не все ли равно? — сухо спросил убитый уже своим преступлением Олег.

— О, не все еще, никак не все, — усмехнулся Тарх, — а пока что отправишься туда, где тебе самое место сейчас.

Часть 56

Женя счастливо улыбалась, раскладывая только что выглаженные вещи мужа в шкаф. Как же это приятно — заботится о любимом мужчине, гладить его вещи, готовить ему ужины и завтраки, засыпать и просыпаться с ним в одной потели.

Звонок мобильника ее отвлек.

— Слушаю.

— Женя, это Оля Аверина, мне очень нужна твоя помощь.

— Оленька! Как ты? Все хорошо? Чем тебе помочь?

— Женя, о том, что я тебе звоню, не должен знать никто, даже Влад. Ты поняла?

— Поняла. Хорошо. Так чем тебе помочь?

— Ты роды когда-нибудь принимала?

* * *

Женя еле нашла этот дом, а точнее, избушку буквально посреди тайги, и откуда она тут только взялась? Старинная рубленая изба со старинной обстановкой, прям как из музея. Они с Ирой недавно ходили на день славянской культуры в музей. Обстановка в избе была такая же: печка, лавки, полки.

— Оля, я здесь. Я приехала, — оповестила женщина, едва войдя в дом.

— Я здесь, — отозвалась Дора из соседней комнаты.

Женя бросилась туда. Это была довольно уютная горница в том же стиле. Только с огромной кроватью, сейчас она была застелена клеенкой, и на ней, морщась от боли, лежала Ольга.

— Как ты? — спросила Женя, раскрывая свою большую сумку и доставая влажные спиртовые салфетки, чтобы тщательно протереть ими руки.

— Рожаю, схватки уже каждые две минуты.

Оля старалась сохранять спокойствие, но в черных глазах был испуг.

— Так, значит, пора начинать тужится.

— Рановато еще, нужно полторы, когда.

— Почему ты здесь, почему не в больнице?

— Нельзя мне в больницу, опасно, следят за мной.

— Почему Олег не с тобой?

— Он чуть не убил меня в пьяном угаре. Еле ноги унесла.

— На него это не похоже.

— Водка, знаешь ли, людей меняет. А он вообще запойный, ему ни грамма нельзя. Вот и переклинило. Ай!

Ольгу перекосило от боли, она судорожно ухватилась за простыню.

— Дыши, моя хорошая! Дыши глубже! Ножки расставь, держись ручками за спинку кровати, так легче будет.

Женя встала на кровати перед Ольгой на колени. Увидела, что воды уже отошли. Значит, и правда, рожаем. Отступать некуда.

Сменила под роженицей полотенце перекрестилась украдкой и с улыбкой спросила:

— Роды первые?

— Вторые.

— Так, ну, значит, не впервой, не так страшно.

— Страшно еще как! — нервно засмеялась Ольга.

— Ниче, прорвемся. Я акушерские курсы проходила и однажды даже принимала роды в самолете. Представляешь? Все прошло хорошо. Замечательная девчушка родилась. Так что опыт есть. Подыши глубоко, на следующей схваточке тужиться начнем. Сыночек-то, наверное, такой же, как мама, черноглазый будет?

— Нет. Он будет на своего отца похож, ай!

Ольгу снова перекосило от боли, она вцепилась руками в спинку кровати. Благо та была резной и удобной чтобы держаться так.

— Тужься, милая!

В голосе Жени послышались приказные нотки, она уперлась ладонями в колени Ольги, помогая ей.

— Голову к груди прижимай, старайся чуть подняться, как когда пресс качаешь. Вот так. Молодец! Умничка! Молодец! — искренне похвалила Женя старания роженицы. — Дыши теперь.

* * *

Влад, выдохнув, сел на диванчик в кафе. Ходить за покупками для любимых — все же очень приятное, хотя и утомительное занятие. Не мудрствуя лукаво, купил своим девчонкам по планшету, на два как раз скидка была, а еще по серебряным серьгам в виде снежинок. Приятно радовать тех, кто тебе дорог. Очень приятно. У него так давно не было ощущения уюта, тепла и семьи, что теперь не мог нарадоваться и надышаться новой жизнью. Женя ковром перед ним стелилась. Обеды, завтраки и ужины из трех блюд. Идеальная чистота и порядок, жаркие ночи любви, беспрекословность во всем. Впрочем — поводов для споров пока что и не возникало. Влад тоже старался во всем угодить молодой жене не меньше. Ира приняла Влада и даже подружилась с ним. Секретничала, как с подружкой, прекрасно зная, что он не обманет ее доверия и не разболтает все маме, боясь потерять ее расположение.

Влад старался не давить авторитетом, а также запросто, по-дружески объяснять простые истины. Благо, девочка была умна и покладиста не по годам.

В общем, Влад был доволен и счастлив, если не считать упрямо шатающегося здоровья и тоски по дочери.

— Девушка можно чашку капучино и сладкие блинчики, — обратился он к немолодой уже женщине в форме официантки, едва сдерживая зевоту.

Сегодня ему очень плохо спалось. Все думал об Олеге. Его жена меньше чем за месяц до родов ушла от него к бывшему мужу. Видно, ребенок от него же. Причем бросила прямо в день его рождения. Бывают же суки такие! А он ее так любил, так смотрел на нее всегда, наглаживал и нацеловывал все время. Так и лучился любовью. А она… тварь она — и никто больше!

А потом еще полночи снилась Света Аверина. Все плакала и просила простить за что-то Олега.

— Он не виноват! На него повлияли! Он ее очень любит, поверь! — плакала женщина, стоя перед Владом на коленях.

Он пытался ее поднять, но не смог. Женщина упрямо падала на колени.

— Я знаю, Света, знаю. Но она его не любит. Как Дора? Ты ее видела?

— Все хорошо с ней. Ты только прости его! Только прости!

После этого сна Влад проснулся в четыре утра и не смог больше уснуть, сердце опять заполнила тоска по дочери. Да, он смирился, да, он старался жить так, чтобы там, наверху, она смотрела и радовалась за него. Но тоска из сердца никуда не ушла. Лишь укрепилась. Просто Соколов запихнул ее подальше от чужих глаз.

— Ваш кофе, — женщина с улыбкой поставила кофе и блинчики.

Влад невольно засмотрелся на женщину: она была полной, большие зеленые глаза были густо подведены черным карандашом, черные волнистые волосы шапкой обрамляли голову. Очень похожа на его учительницу по математике, может, дочка, а скорее, внучка. Вера Михайловна пожилой уже была.

— Она тоже по тебе скучает, — с улыбкой сказала женщина.

— Кто? — не понял Влад.

— Дочь твоя.

— Может, не привыкла еще, — вздохнул Влад.

— Возле меня сейчас женщина стоит, блондинка с короткой стрижкой, худенькая. Говорит — Света зовут. Снилась тебе сегодня — говорит.

Влад, открыв рот, смотрел на собеседницу. Женщина присела на диванчик рядом с Владом, смотря ему в глаза. И он вспомнил, где ее видел — года три назад в шоу для экстрасенсов.

— В том, что случилось, — сам ты виноват, говорит. Не с теми людьми связался.

У Влада аж сердце закололо. Не зря, видать, виноватым себя чувствовал.

— Не с теми, говорит, борешься, и не за то.

— А Дора, как она? Ей хорошо там?

— Много мужчин вокруг нее вижу, — заговорила экстрасенс, уставившись в пространство невидящим взором, — привязанность у нее к ним. Лишь тебя ей для полного счастья не хватает.

— Какая привязанность, любовники?

— Нет, не все. Сердце ее между двух разрывается. Третьего до ужаса боится. Но и к нему тоже тянет. Другие — как братья ей, что ли. Перед одним и вовсе, как перед богом, преклоняется, руки целует. Папой зовет. Восхищается им. В глаза его синие смотрит и замирает аж. А он ее на мечах во дворе сражаться учит. Меч такой необычный, как из сказки, что ли. Легкий, но острее острого.

— Кто ее убил? Видишь? Скажи!

— Я люблю его, папа, очень люблю, говорит.

— Кого?

Влад был в нетерпение. Его злила сбивчивость экстрасенса.

— Не хочет говорить, молчит! Фу! Не могу больше, тяжело, энергетика у всех там просто бешеная!

Женщина вышла из транса, выглядела она не то что уставшей — вымотанной даже, побледнела вся, как полотно.

— Но кто ее убил, скажи! — взмолился Влад, схватив женщину за руку.

— Никто. Все хорошо, — устало улыбнулась женщина, — друга сегодня навести обязательно.

Женщина быстро обняла Влада и ушла.

Часть 57

— Помоги мне! Спасите моего сыночка! — в отчаянье взмолилась я, уже бодучи почти без сил.

Роды продолжались уже почти четыре часа, а малыш все никак не желал появляться на свет. Я чувствовала, что он уперся головой в тазовые кости и застрял. Собраться с силами и помочь сама себе я не могла. В голове была лишь одна мысль: они бьют Олега или уже убили.

— Не проходит головка, уперлась и не проходит, — в отчаянье всплеснула руками Женя, растирая слезы по щекам.

— Помоги мне! Спаси моего сына! — вскричала я, обращаясь к Тарху, чувствуя, как сын в отчаянье бьется внутри меня, оборачиваясь пуповиной. — Пожалуйста, помоги!

— Да, моя девочка, я здесь.

Тарх тут же вошел в избу, словно только и ждал за дверью, когда его позовут. Подошел к постели, одной рукой взял мою руку, а другую положил мне на живот. Я буквально почувствовала, как кости моего таза раздвигаются, пропуская голову Илюши.

— Теперь тужься, моя девочка! Изо всех сил, родная.

Тарх крепко взял меня за руку, помогая приподняться в потугах. Я старалась, как могла, отдала все силы на мощный толчок и почувствовала, наконец, как малыш выходит. Женя взяла его за плечи и чуть потянула, помогая малышу.

— Давай, давай еще чуть-чуть, родная, давай! — подбадривал Тарх.

— А вот и наш красавчик! — провозгласила Женя, поднимая младенца вверх и хлопая по попке. Раздался первый оглушительный крик, и я с облегчением выдохнула.

— Иди к маме, котик.

Женя положила новорожденного мне на грудь, и я, плача от счастья, погладила его мокрую головку.

Илюшенька, сыночек. Счастье мое. Сердце просто разрывалось от переполнявшей его радости, что принес с собой этот затихший на моей груди красный комочек.

— Добро пожаловать в мир, наследный хранитель, — улыбнулся Тарх малышу.

Затем положил на его головку свою руку. Я почувствовала поток силы. Ведический бог ставил на малыша свою защиту. Даровал ему часть своей силы.

— Ой, что Вы делаете? Вы кто вообще? — опомнилась Женя.

Тарх не обратил на нее внимания, давая наставления малышу:

— Будь хорошим мальчиком и хорошо кушай, не болей, спи крепко, слушайся маму от сего дня и во веки веков. Умей отличить добро ото зла чистым сердцем своим. И иди по пути светлому, что богами завещан. Не повторяй ошибок отца своего.

Тарх произносил каждое слово с особым акцентом, словно мантру читал для гипноза. И вдруг веселым:

— Договорились?

Он взял малыша в правую руку, а ногтем на левой аккуратно, как ножом, перерезал пуповину. Пупочек малыша тут же зарос.

— Ну что, мамочка, поздравляю, у вас совершенно здоровый, крепкий малыш, вес три кило двести пятьдесят граммов, рост пятьдесят один сантиметр, — радостно объявил Тарх и передал ребенка Жене.

— Давай-ка еще послед родим, совсем чуть-чуть потужься, и я уберу.

Безропотно выполнила, что просят, пребывая на волне эйфории.

— Вот так, умничка.

Из-под меня убрали грязную клеенку и подстелили чистое сухое полотенце. Тарх вышел в кухню и пришел с миской теплой воды и чистым полотенцем.

Меня вдруг с головы до ног заполнила краска. И я лишь крепче зажалась.

— Да ладно тебе! Что я там не видел! — усмехнулся мой спаситель. — Сейчас в норму тебя приведу, расслабься.

— Я сама, спасибо тебе, — прошептала я севшим от потуг и криков голосом.

— Да ладно, чего уж там. Расслабься и поспи. Пока.

Тарх положил руки мне на живот, и я почувствовала, как уходит боль из измученного потугами и схватками тела, как останавливается кровотечение, встают на место тазовые кости, втягивается живот.

— Ну, вот и все, — улыбнулся бог, — как и не рожала. Так же стройна и прекрасна. Ножки расставь, подмыться нужно.

— Дай мне! — Женя взяла миску и полотенце. Тарх покорно уступил.

— Отлежишься, переоденься и возвращайся через разлом к отцу в его загородный дом. Там безопасно. Поживешь пока там. Дальше решим, как быть.

— А как же Олег? — с ужасом спросила я.

— Он получит по заслугам, — отчеканил Тарх. Синие глаза полыхнули яростью, и ведический бог исчез.

Из моих глаз покатились слезы. Как же так, любимый! Как так? Почему ты позволил ревности сожрать твою душу, разве я не старалась для тебя? Разве дала хоть раз повод? И тут призадумалась, а ведь дала! Тогда, в кофе, когда преклонялась перед бывшим, должно быть, он заметил мой безумный, голодный взгляд, что я подарила богу! Сама не знаю, что тогда было со мной! Может, и измену по ауре просек, он очень способный! В любом случае, что бы там ни было — пулю, пущенную в себя, я бы еще могла простить, а вот ту, что досталась персонально Илюше, никогда! Это уж слишком! До сих пор не верилось, что он так поступил! Он его так ждал, так радовался. Что же так сломало тебя, любимый!

Нужно попросить отца просмотреть ауру Олега до мельчайших подробностей. Возможно, он находился под чьим-то влиянием — Люцифера или нагов, например. И тогда ему, возможно, удастся сохранить жизнь, иначе она просто не сможет смотреть Илюше в глаза, когда года через полтора он спросит ее о папе.

— Не плачь! А то молоко пропадет!

Пока Дора всхлипывала, Женя закончила ее подмывать и убрала из-под нее намокшее полотенце.

— Да, ты права!

Дора утерла слезы, села на постели, сняла пропотевшую тунику.

— Есть еще горячая вода? Чуть омыться, я пропотела.

— Там в печке два здоровых чугуна горячей воды, в сенцах ванна стоит. Принести?

Я кивнула. Омывшись, переоделась в серое простое платье из сундука. Взяла сына, и мы поехали к Пелегину, Женя была под воздействием Тарха и лишних вопросов, к счастью, не задавала.

Я держала на руках сладко спящего и улыбающегося сына и понимала, что я — самая счастливая и несчастная женщина на свете одновременно.

* * *

Влад вошел в палату и с ужасом уставился на друга. Вид у того был самый несчастный, как у почти до смерти забитой собаки, умирающей собаки. Олег смотрел пустыми глазами в потолок, был бледен, словно труп. Да, водка еще никого до добра не доводила, особенно тех, кто ее пить не умеет.

— Здрасьте, приехали! Как так, Олеж? — покачал головой Влад. — Сколько ж надо было выпить, что б чуть не сдохнуть?

— Я покаяться перед тобой хочу, Влад, — тихо сказал Олег, посмотрев на друга, из глаз мужчины бежали слезы, — пока еще жив, хочу, чтоб от меня все узнал, а не от них.

— Слушаю.

Влад сел на стул рядом с кроватью.

— Это я убил Дору, — выдохнул Олег.

— Что? — опешил Влад. — Как так?

— Моя Оля — это Дора. И сегодня я их убил в пьяном угаре. Ее и нашего сына. Твоего внука.

— Да, я вижу, белочка еще недалеко ускакала, — вздохнул Влад.

— Оля твоя к бывшему своему ушла, забыл? — напомнил Влад версию, что озвучил ему Демитрий. — Так что у тебя точно белочка, родной.

— Сегодня днем она вернулась, и я ее пристрелил.

— Даже если и так, она дочка Пелегина, а не моя.

— Твоя, у нее вообще четыре отца, четыре планеты дали ей свои гены: ты — гены Земли, Пелегин — гены Глории, это побратим Земли, она с другой стороны от Солнца находится, там живут те, кого мы раньше богами называли, Сомов — гены Марса, он гуманоид, Демитрий — гены Ардонии, он рептилоид. Вспомни — она ведь со всеми вами танцевала первый танец на свадьбе.

И тут Влад вспомнил слова официантки-экстрасенса: «Перед одним и вовсе, как перед богом, преклоняется, руки целует. Папой зовет. В глаза его синие смотрит и замирает аж».

И этот сон со Светой, где она стоит на коленях, плачет и умоляет простить Олега. И свой сон о их первой брачной ночи, и пазл сложился наконец воедино.

Сердце Влада подскочило и пропустило минимум пять ударов. Затем биение сердца возобновилось, и Влад опрометью бросился из палаты. Выбежал из клиники и, сев в машину, помчал к Демитрию. Из глаз градом катились слезы.

— Нет! Господи! Нет! За что?! За что? Почему? — спрашивал он вслух, долбя кулаками по рулю.

Неужели все это время она была жива? Она была с ним рядом! Неужели Олег так поступил с ним? Но почему убил?

С Демитрием Влад познакомился полгода назад, пришел к ним в отдел новенький молоденький курсант, попал под опеку Соколова и сразу ему понравился — смышленый. Открытый, хорошо подготовленный, тоже приемный сын Пелегина, как выяснилось, но специально взял фамилию родных родителей, чтобы не светить в органах родством и пройти свой независимый путь. Это подкупало. Влад был несколько раз у Демитрия, помогая ему писать дипломную, оттого и адрес хорошо знал, и уже через 5 минут звонил в дверь товарища.

Открыл Демитрий почти сразу, видно, собирался куда-то выходить. В руках был большой яркий пакет. Парень побледнел, увидев заплаканные, безумные глаза Влада.

— Это правда? — в лоб спросил Влад. — Он убил ее?

Демитрий вздохнул и вышел из квартиры, закрыв дверь, затем обернулся к Владу.

— Идем со мной.

— Куда?

— С внуком знакомиться, — улыбнулся парень.

В коридоре их уже ждал высокий верзила, что был на свадьбе Олега, и зовут его, кажется, Виталий Сомов. И с ним она тоже танцевала первый танец на свадьбе. Олегу стало плохо, ноги подкосились. Мужчины подхватили его под руки.

— Э, ты мне тут не смей помирать! Она нам всем бошки за тебя по откручивает!

Демитрий взял Влада за руку. Того реально током ударило. Он вздрогнул всем телом. Но в голове прояснилось, сердце возобновило стабильный ритм и больше не сжималось комком.

— Ты извини, что так вышло. Но они должны были быть вместе, они — кармическая пара друг друга. При тебе им сблизится было бы значительно труднее. Плюс ты не с теми людьми связался, и мы вынуждены были ее прятать.

— За что он ее убил?

— Обычный алкогольный психоз. Мой косяк — недоглядел, — тяжко вздохнул Демитрий, — но ты не бойся, все хорошо.

Все трое сели в машину Влада. За руль сел Сомов.

Влад и Демитрий сели сзади. Влад откинулся на сиденье и глубоко задышал, пытаясь успокоиться.

— Попей воды.

Сомов протянул Владу бутылку. Чуть полегчало, но несильно, сердце снова начало бешено стучать.

— Она на себя ведь совершенно не похожа.

— Это потому, что сейчас она мои гены активировала, — улыбнулся Демитрий, — а до этого с глорианскими жила.

— То есть активирует свои разные гены от разных рас попеременно. Разве так можно?

— Можно, на то она и химера. Ты поспи. Ты вымотан. Ехать еще час двадцать. Демитрий провел ладонью перед глазами Влада — и тот погрузился в крепкий и безмятежный сон.

Часть 58

Я настолько залюбовалась сыном, что отрешилась ото всего, вздрогнула всем телом, когда машина резко затормозила. Нас подрезал огромный внедорожник. Ох ты ж, Лада моя матушка! Вспомнилась сама собой присказка Перуна. Вернее, не присказка, а молитва, как выяснилось. Обережное обращение к маме.

— Женя, я сейчас выйду, а ты уезжай! Быстро! Позаботься о нем, если я не вернусь, пожалуйста!

Я передала сына Жене и выпорхнула из машины, крикнув: «Уезжай»

Перешла в Марсианскую ипостась, приготовившись убивать.

Из внедорожника вышло шесть молодчиков. Все марсиане, все с самым высшим бордовым поясом шайгенов, это видно сразу по глазам, кто сведущ, хреново! Шестерых не одолеть одной.

Перешла в урайскую ипостась, собрала все энергию, что во мне была, запустила в бойцов, не успевших еще опомниться. И тут рухнула на снег, сраженная собственным, вернувшимся ко мне зарядом.

Так вот почему они так спокойно стоят на месте. Держат коллективный защитный экран, сейчас измотают, отрубят голову, догонят Женю и заберут Илюшу.

— Тааарх, помоги!

Кричу я, мысленно взывая к бывшему супругу. Не знаю, почему именно к нему. Инстинктивно, что ли. Само вырвалось из сердца. Голову тут же пронзает ужасная резкая боль, словно по голове кирпичом стукнули. Они поставили еще и ментальные щиты, мешающие отправить зов в пространство.

Все равно кричу и кричу, и теряю и теряю драгоценные силы. Но больше ведь мне ничего не остается. У меня слишком мало сил. Еще один удар такой силы щит выдержит, а вот меня саму вырубит. Пойду врукопашную — не проживу и минуты даже в полной ардонийской ипостаси. Их слишком много. Хотя. Один вариант все же был.

Я все же воззвала к ардонийским генам — ровно настолько, чтобы стать привлекательной азиаточкой, и кидаю ардонийский зов всеми силами, что еще остались. Должны услышать, должны подчиниться, должны ослабнуть, должны подойти. Это как Зов вампира, как песня птицы Сирин, как кусок хлеба для того, кто три дня не ел ни крошки. Невозможно не поддаться соблазну и не подойти. Не прикоснуться. Не вдохнуть в себя мой чарующий запах. Хочется целовать меня всю с ног до головы. Хочется, чтобы я отвечала тем же. Ой, как хочется! Трое дрогнули, пошли ко мне. Идите, идите, приласкаю, ой как при…

Я вскрикнула от резкой жгучей боли в шее и сразу почувствовала, как немеют руки и ноги. Кто-то выстрелил дротиком с актаниумом. Доза недостаточна для смерти, но для полной парализации в самый раз. Интересно, почему не убили? Что хотят со мной сделать? Что бы ни хотели, смерть всяко лучше. Никого из своих отцов не предам! Никого! Пронеслось в голове, пока падала: «Вот и не успел ты, ангел мой».

— Никогда не сомневайся в своем боге, жрица.

Тарх появился прямо передо мной, в его правой руке был энергетический посох, он ударил им о землю, и она содрогнулась мощными толчками из недр. Трое шайгенов, которым был до меня лишь шаг, споткнулись и полетели на землю, но не упали, оттолкнулись — кто руками, кто ногами, и стоят, широко расставив ноги. Шайгенов так просто с ног не собьешь.

Посох в руках Тарха превратился в меч, и он им ловко орудовал, то отбиваясь, то нападая, в руках шайгенов тоже появились мечи, и я заплакала от ужаса: забьют, сейчас забьют. Все вместе. Бог еще слишком слаб. Вот уже двое сзади подкрадываются, а я даже крикнуть ему не могу. Тела вообще не чувствую, и голова раскалывается, так что ментально позвать никого не могу. И вдруг мелькнуло две вспышки, и подкрадывающиеся к Тарху со спины — рухнули замертво. Третьему Тарх, изловчившись, сам снес голову.

С четвертым и пятым самоотверженно дрался Сомов. Шестого пристрелил Демитрий и ринулся на помощь Сомову вместе с Тархом. Дело было кончено менее чем за минуту. И отцы, и Тарх бросились ко мне. Демитрий сразу оценил ситуацию. Взял мою левую руку прокусил ее на вене, словно вампир, и начал высасывать из моей крови яд. Он ящер. Чистокровный. На него ничего не действует. Тарх склонился надо мной и положил руку на лоб, снимая жутко долбящую по вискам боль. Я взглянула в его глаза и ужаснулась: столько тревоги и страха в них не было даже, когда днем прибежал спасать нас с Илюшей от пуль. Точнее, Илюшу, ибо я бы воскресла минут через 10, когда организм бы полностью регенерировался. А вот с Илюшей без Тарха все было бы куда печальнее.

— Не нужно, я в порядке, — тихо попросила я, — все хорошо. Ты и так много сделал для нас сегодня. Благодарю.

— Во славу Рода нашего, любимая, — улыбнулся бог, но руку не убрал, продолжил питать. — Где Илюша?

— Я его Жене отдала, велела домой ехать.

— Я верну ее, опасности больше нет. В доме у отца безопаснее всего.

Тарх исчез. Онемение из тела пропало, я чувствовала себя вполне сносно.

— Готово! — Демитрий прекратил пить мою кровь и отбежал в сторону, его тут же вырвало вытянутой из меня пакостью.

— Как ты?

Сомов помог мне встать и порывисто, и крепко прижал меня к себе. Испугался за меня папочка, испугался. Да, не склонны марсиане к проявлению чувств, но за члена своего рода, не задумываясь, порвут любого, если нужно.

— Все хорошо, пап, все хорошо.

Я очень редко звала Сомова папой. Но знала, что ему это очень приятно, хоть и не подает упрямо вида.

— Смотри, кого мы тебе привезли, — улыбнулся Виталий.

Я посмотрела вперед, куда он показывал, и увидела в свете фар Влада. Он стоял, замерев возле машины, и не сводил с меня глаз, полных ужаса и слез. Ноги мои подкосились, руки похолодели.

— Сказали? — одними губами спросила я.

— Сам догадался, — пожал плечами Сомов.

Я отстранилась от одного отца и пошла к другому. Влад стоял, не решаясь и шелохнуться. В трех шагах от него я поменяла ардонийскую ипостась на привычную ему урайскую. Глаза отца расширились от изумления и ужаса. А я упала перед ним на колени. Ноги просто не держали.

— Прости меня, папочка, прости, пожалуйста.

Я обняла его колени и разрыдалась. Нервы сдали после супернасыщенного и тяжелого дня.

— Что же ты наделала, глупая? За что же ты так со мной, любимая моя?

Папа прижал мою голову к коленям руками очень сильно, мне даже в какой-то момент показалось, что душит. Нет, пытается справиться с эмоциями, чтобы не разрыдаться тоже. Получается плохо. Очень плохо, вот уж и колени дрожат, я встала и прижалась к рыдающему отцу всем телом.

— Что ж ты наделала, доченька? Что же ты наделала?

Я не могла ответить, вина перед отцом разрывала душу. Я чувствовала его обиду и облегчение.

— Прости меня, прости, так было нужно, — я, судорожно вздыхая, пыталась успокоиться.

— Как ты, в порядке? Все хорошо? Ты здорова?

Я закивала, утирая слезы. Отец пристально вгляделся в мое лицо, еще раз убедился, что я — это я. И крепко обнял.

— Невероятно! Как ты это делаешь?

— Не знаю, — пожала я плечами, — я просто химера.

Глядя отцу в глаза, перешла в ардонийскую ипостась, затем опять в урайскую, марсианскую, в которой у меня были большие черные миндалевидные глаза, строгие черты лица, вытянутый подбородок и прямые черные волосы в каре. Затем в человеческую, коей я пользовалась незаслуженно редко, но в ней я была очень похожа на Влада. Те же бирюзовые глаза, те же скулы, большие и пухлые губы и ямочка на левой щеке, когда улыбаешься.

У бедного Влада то открывался, то закрывался рот.

— На меня очень похожа теперь, — улыбнулся он. — а почему всегда была блондинкой раньше?

— Не знаю, она моя первая изначальная, от мамы, эти потом уже научилась применять.

— Не только от мамы, да?

— Да, — кивнула я.

— Они родственники, — Влад только сейчас понял, как они похожи с Олей.

— Не знаю. Он не говорит ничего, клянется только, что не убивал ее. Я ему верю.

— Но он тебе тоже отец?

— Да, его гены есть во мне.

— Поехали домой, нечего на дороге стоять, — скомандовал Демитрий.

Я села на заднее сиденье вместе с папой. Он прижал меня к себе. И поцеловал волосы, я снова перешла в урайскую ипостась, привычную ему.

— Прости меня, папочка, — снова попросила я, слушая биение его родного человеческого сердца.

— Вы, конечно, оба с ним редкие засранцы и циники. Я в полном и глубочайшем шоке. Я даже в самом страшном сне не мог себе такого вообразить, ей-богу. Но куда уж вас теперь денешь! — вздохнул Влад. — Правда, любишь его?

Я кивнула.

— Странно, отцов у тебя и так в 4 раза больше, чем положено. Чем думал он, я еще могу, как мужик, понять, а ты?

— А она по нему с тринадцати лет сохнет. Пара он ее кармическая. Половинка истинная, та самая, про которую фильмы снимают и песни поют, — влез с пояснением Демитрий, — и ниче тут не попишешь, не поделаешь. Будут тянуться друг к другу из жизни в жизнь.

— Не прощу пулю, пушенную в Илюшу, не прощу никогда! — зло прошипела я.

Отец в ужасе охнул и перекрестился.

— Женя здесь? — удивился он, увидев машину жены возле особняка Пелегина. — По воздуху он их перенес, что ли?

— Она принимала роды, — улыбнулась я, выходя из машины.

— Как? Когда? — опешил Влад.

Я улыбнулась и вместе с папой вбежала по крыльцу, прошла в особняк. Пока мужчины раздевались в прихожей, я заглянула через двери в гостиную. Женя ходила туда-сюда с Илюшей на руках. Тарх что-то пил из большой кружки за журнальным столиком.

— Пойдем, — я взяла отца за руку и распахнула двери в большую уютную гостиную.

Женя замерла, смерила меня злобным взглядом, говоря: ну и сучка ты крашеная.

А потом улыбнулась, прощая, и подошлак мужу.

— Смотри, какой славный.

Она протянула Владу сладко спящего внука.

— Это ж надо было уродиться настолько на отца похожим, — покачал головой Влад, вглядываясь в лицо внука.

И правда, похож, я тоже с первого взгляда заметила те же пухлые губы, тот же нос. Овал лица. Слезы выступили на глазах, я съехала по косяку и закрыла лицо руками.

— Пойду я, — вздохнул Тарх, допив кофе, — сюда не сунутся, будете жить здесь. Пока.

— Спасибо тебе, — я встала и обняла бывшего мужа, — за все спасибо.

— Да на здоровье, роднулечка, — улыбнулся Тарх, нежно гладя меня по волосам, — ух, как ты меня запарила сегодня. То домой верни, то жизнь спаси, то роды прими, то опять жизнь спаси. Со дня потопа так не уставал.

Тарх чуть отстранился, но я схватила его за руку и грохнулась перед ним на колени, ей-богу, не собиралась само как-то вышло.

— Сохрани ему жизнь, пожалуйста, — прошептала я умоляюще, слезы градом катились по щекам.

— Это не в моей власти, — покачал он головой.

— А в чьей? Пожалуйста, прошу тебя, умоляю. Ну хочешь, я с тобой пойду? Хочешь? Я сниму ардонит и останусь с тобой. Только сохрани ему жизнь, прошу тебя! Умоляю!!!

— Очнись, женщина!

Тарх был в бешенстве, судя по взгляду.

— Ради кого ты так унижаешься? Ничтожного человека. Пьяницы, который едва не убил собственного сына. Который даже не верит, что он его сын. Он тебя, богиню, коей должен поклонятся и ноги целовать, неверием оскорбляет. Он не верит ни единому твоему слову, он боится тебя. А ты готова стать рабыней ради его ничтожной жизни. За что? Что в нем такого? Он что, так хорош в постели?

— Я люблю его, — одними губами сказала я.

— Не жди, что он оценит твои старания, — вздохнул Тарх, — он лишь вытрет о тебя ноги. Как представится возможность. Такова его истинная сущность. Все люди такие: чем больше о них заботишься и любишь их, тем больше они наглеют и тем охотнее втаптывают тебя в грязь. Только ради Илюши и потому что жизнь для него теперь будет куда хуже смерти. И больше моей помощи не проси.

— Спасибо, спасибо!

Я принялась целовать его руки, на них градом падали мои слезы.

— Ой, ради всех богов прекрати.

Тарх поставил меня на ноги.

— Тигрица стала облезлой влюбленной кошкой. Брр! Забери его из клиники неврозов, коли не противно. Всего доброго! — Тарх резко развернулся и вышел.

Я навалилась на стену и заплакала.

Сомов подошел, одним рывком поставил меня на ноги и так врезал по лицу, что снова упала. Меня снова резко поставили на ноги и схватили за горло.

— Никогда не смей больше вставать ни перед кем на колени! Никогда не смей больше ни перед кем унижаться. Будь то хоть сам Сварог! Никто не достоин, чтобы верховная жрица Марса перед ним полы собой подметала. А уж выблядок лунной девки — тем паче. Еще раз увижу — сам убью. Род мой позорить вздумала!

— Прости, я поняла, — прохрипела я, пораженная эмоциональностью отца. Первый раз видела его в бешенстве. Глаза такие свирепые, реально испугалась. Сомов резко отпустил, и я перешла в марсианскую ипостась, чтобы успокоиться.

— Горе ты мое луковое, — покачал головой Демитрий, — сейчас привезу я тебе супруга твоего.

— Нет. Нет, жить я с ним больше не буду, он мне не верит, и без доверия — это не жизнь. И убийство Илюши не прощу, ведь если бы не Тарх, он бы погиб, я просто хотела, чтобы он жил, — всхлипнула я.

— Если бы не Тарх, ничего бы не случилось, — в гостиную вошел хмурый Пелегин.

— В смысле? — у всех присутствующих отвисла челюсть.

— Вернув тебя Олегу, он не ушел. Он стоял за дверью и слушал, он мог помешать Олегу убить тебя, но не стал. Пришел и спас, как мать его рыцарь, пока спасал, сузил твои бедра, чтоб головка Илюши застряла. Знал, что его позовешь.

— А нападение сейчас? — с ужасом спросила я.

— Боюсь, что тоже не без его стараний, — скривился Сомов, — сама посуди — это шайгены с бордовыми поясами, шесть штук. Да если бы они реально тебя убить хотели или похитить, уж как столбом бы не стояли. Ты б и ойкнуть не успела. А уже в нави была.

— Он что, их нанял, чтобы убить? Они согласились?

До меня никак не доходил смысл происходящего. Не хотелось в это верить, не хотелось это осознавать, он не мог так поступить, не мог!

— Это наемники, Дора. Если бы мы не подоспели, не пришлось бы никого убивать. Разыграл бы красивый спектакль со спасением прекрасной принцессы — и все. И получил бы тебя на блюдечке со временем.

— Но в душу ты ему смачно щас плюнула, конечно! — заржал Демитрий. — Старался мужик сегодня, из штанов выпрыгивал прямо. А ты его соплями о другом измазала.

— Недооценил любви, думал, сама убивать его за сына пойдет, — вздохнул Перун печально. — Такой же подлый, как его отец.

В глазах урайского отца было столько горечи, что мое сердце сжалось.

— Это он вложил Олегу эти мысли? — убитым голосом спросила я.

Мир в очередной раз рухнул. Что-то в сердце оборвалось и умерло навсегда. Что-то очень важное и дорогое. На душе стало пусто и холодно.

— Нет, вот мысли, надо признать, — его, но кем-то усугубленные, — задумался Демитрий.

— Кем? Почему вы его одного оставили? Почему не следили? Тарх сказал, он трижды от самоубийства его отводил. А где вы были?

— Так мы это… думали, ты с ним осталась, раз так долго не возвращаешься. А на фиг он нам без тебя, да и дела были, — виновато пояснил Демитрий.

— Тарх сказал, что у него не было сил вернуть меня.

— Не было сил нажать четыре кнопки, чтоб задать маршрут вайтману, — фыркнул Сомов.

Я взвыла, сжав кулаки. От обиды и злости.

— Оправданием ему может служить лишь то, что он боролся за свою любовь, — вздохнул Демитрий.

— Любовь? — взорвалась я. — Да он сам меня отдал Олегу!

— Передумал, видать, за неделю, — пожал плечами Дима. — Так что с полковником-то делать?

— Мне все одно — не хочу его видеть. Не могу.

— Понял, кивнул Демитрий. И взял спящего внука из рук Сомова.

— Ну, здравствуй, человеческий детеныш, — умильно улыбаясь, поздоровался рептилоид с внуком.

Часть 59

— Кто они? — тихо спросил Влад, когда мы поднялись в мою спальню в доме Пелегина. — Пелегин и тот мужчина.

— Это Алекс. В своем истинном обличье.

— Он такой, как ты? Может менять внешность?

— Нет, не такой, совсем не такой, но может, как оказалось.

— Убийство было подстроено, чтобы ты пришла к Олегу и осталась с ним? — догадался Влад.

— Да мне просто некуда было пойти. Кроме того, мне нужно было исчезнуть, нужно было затаиться, иначе Смородин бы добрался до меня. А в открытую войну вступать с ним нельзя.

— Он хочет тебе навредить?

— Он просто меня хочет, как я поняла, — невесело усмехнулась я.

— Не в твоем вкусе? — так же усмехнулся отец.

— О да. Во-первых, женат, во-вторых, извращенец, в-третьих, старше самого Пелегина на хренову кучу лет.

— А выглядит моложе, — удивился отец.

— Гримируется хорошо, — снова усмехнулась я.

— Так кто такой Пелегин?

— Генерал. Самый настоящий из всех, что бывают, — вполне честно ответила я.

— Не только нашего мира?

— Не только, — кивнула я.

— А Смородин?

— Олигарх, так скажем, под которым ходит полмира, а то и больше. И цель его — всевластие и подчинение. Он ни перед чем не остановится. Он — как вечно голодный волк, сколько ни корми, все одно — нажраться не сможет и любого за лакомый кусок порвет.

— Откуда они пришли и зачем?

— Ой, да кто откуда, и цели у всех разные. Не забивай голову, меньше знаешь — крепче спишь.

— Олег говорил, что раньше их звали богами. Это им, выходит, не одна тысяча лет. И на Иисуса Пелегин явно непохож, значит, еще древнее?

— Древнее. Для них само время течет по-иному. Не забивай голову. Но к Смородину даже близко не подходи. Тамплиеры, масоны, кабала, сатанизм — вот его порождения. То, чем он живет, от чего кормится и что распространяет.

— Так он что же, Дьявол во плоти? — обалдел отец.

— Люцифер — имя ему от рождения.

— Обалдеть! — отец перекрестился. — От тебя-то ему чего надо?

— Да пахну я как-то по-особому, что мужикам нравлюсь, — пожала я плечами.

В комнату постучали, папа открыл. Сомов и Демитрий внесли собранную уже детскую коечку с балдахином.

— Тумбочку отодвинь, — попросил Демитрий Влада.

Тот оттащил тумбочку в другой угол комнаты, мужчины поставили колыбель с люлькой вплотную к кровати.

— Все, ложе для принца готово, — улыбнулся Демитрий, — сейчас комод принесем для вещей.

— Попроси па… Пелегина, пусть принесет большой синий пакет, он в третьей спальне — там вещи для Малыша, его переодеть давно надо.

— Понял.

Демитрий пулей вылетел из комнаты. Минуты не прошло, как вошел с большим синим пакетом и с голубой сумкой.

— Он что, в пространстве перемешается? — спросил Влад.

— Ага, — кивнул Демитрий, — он — да. Мы — нет. Увы.

— Не плачь, мое чудо! Не плачь, мое счастье. Сейчас мы переоденемся, все будет хорошо.

Ворковала с сыном мать, достала из голубой сумки клеенку, распеленала сына, понесла в ванную, что была отдельно в ее спальне, — подмывать.

Демитрий взял грязное полотенце. Закинул в мусорку.

— Вообще-то можно постирать, — усмехнулся Сомов.

Шарясь в голубой сумке, достал пеленку, постелил на клеенку. Достал полотенце, открыл пачку памперсов. Вытащил и расправил один.

— Ты у нас, по ходу, опытный дед, — улыбнулся молодой с виду парень.

— А то ж, — улыбнулся Сомов.

Вернулась Дора, уложила сына на пеленку и замерла, пристально смотря на него. В спальню вошел Пелегин и тоже замер возле внука. Даже глаза закрыл. Затем с улыбкой сказал:

— Все хорошо. Все в балансе. Человеческого в нем 60 процентов. Марсианского — 20, урайского и ардонийского — по пятнадцать.

— Почему так гены распределились? — спросила я.

— Потому что папа очень хотел этого, когда его делал, — улыбнулся Сомов.

Я выдохнула. Сердце защемило болью и обидой.

— Кто с ним был? Кто на него давил? И зачем? Найдите!

— Все узнаю, только не переживай. А то молоко пропадет.

Демитрий щелкнул меня по носу и, улыбнувшись внуку, умильно сосущему палец, ушел.

— Мы тоже поедем, наверное. Поздно уже, — Влад обнял дочь, — ты звони мне каждый день, звони утром и вечером. Нет, я сам буду звонить. И если не возьмешь, я с ума сойду! Честное слово. Так что бери. Пожалей старика.

— Буду, папочка, конечно, буду! Клянусь.

Девушка порывисто обняла отца.

— Прости меня.

— Вот твое прощение. — Влад взял внука на руки и поцеловал в лоб. — Счастье мое.

* * *

Влад вошел в палату и с нескрываемым презрением уставился на бывшего друга, нынешнего зятя. И чего такая красавица в нем только нашла. Тело, конечно, спортивное, накачанное, но он же лысый, ушастый и в очках. Рядом — как небо и земля. Впрочем, и они, надо признать, пара.

Выглядел Олег лучше, чем три дня назад, но не отлично. Под глазами темные круги, глаза потухшие, пустые. Может, не говорить ему, что они живы. Пусть еще помучается… Хотя, если не сказать, сей же ночью повесится. Огромное чувство вины, ненависти к себе и пустоты переполняло Аверина. По глазам видно. Он любит ее, всегда любил нежно и нерушимо. А теперь еще и дикое сексуальное притяжение появилось. Которое тоже, наверное, было давно, но он не позволял ему развиваться.

— Вставай, одевайся, отвезу тебя домой, — сухо сказал Влад.

— Ты все знаешь, они тебе сказали.

Аверин отвел от него пристальный взгляд.

— Поверь, что худшего наказания, чем уже есть, для меня и быть не может. Если бы можно было вернуть все назад.

— Только «если бы» мешает, да? — зло оскалился Влад.

Молча отвез его на его квартиру. Отдал ключи.

— Сумки с вещами в спальне, продукты в холодильнике есть тоже. Надумаешь повеситься, прежде вызови полицию, а то провоняешь тут все.

— Прости меня, Влад, — тихо проговорил Аверин, жалобно смотря на друга, как побитая собака.

— Простить? За что? За то, что пока я умирал от горя, ты ее… ты с ней… спал с моей дочерью? Втайне от меня? — Влад навис над зятем, прижимая к стене. — За то, что сделал ей ребенка? А потом вдруг начал сомневаться, твой ли? А что ж так, Олеж? Силенок на молодую не хватало, да? Не по силам ноша оказалась? Проще напиться и пристрелить, как собаку, нежели отпустить?

— Ее не было дома каждую ночь, я что должен был думать, что бы ты на моем месте думал?

— А я бы уже через неделю собрал вещи и ушел, а не копил в себе злобу и ненависть почти год, доводя потом до убийства.

— Я не смог. Я все осознаю, но я ее любил.

— Хороша ж любовь до гроба, блин. И ладно бы ее убил, так ты ж еще и в невинного младенца пулю пустил персонально! Он-то в чем виновен, чей бы ни был?!

— Я был пьян! — Олега трясло от ужаса.

— Алкоголь просто развязал твои руки, и ты сделал, что давно хотел! Подавись.

Влад кинул ему конверт с результатами ДНК: Илюша был его сыном с точностью 99, 9 процента.

Аверин открыл конверт, прочитал, побледнел и затрясся, сдерживая рыдания.

— После всего, что ты сделал, она за тебя, мразь болотная, на коленях умоляла сохранить твою ничтожную жизнь. Живи и помни это, тварь.

Влад с трудом сдерживался, чтобы не врезать по ненавистной теперь морде.

— Малыш в порядке? — оживился Олег.

— В полном. Но ты их больше не увидишь.

* * *

— А кто это у нас тут хорошенький такой? Кто у нас тут сладкий у дедушки такой?

Я смотрела на деда с внуком, и челюсть буквально отвисала. Никогда прежде не видела Сомова таким счастливым и нежным. Даже представить себе не могла, что он может быть таким. Прям аж тает, как масло на солнце, от близости с внуком.

— Пойдем купаться, да? Пойдем.

Сомов взял малыша и понес в ванну. Там аккуратно положил на матрасик, и мы начали обмывать кроху.

— Расскажи мне историю Тарха, — попросила я, зная, что дома нет никого. — По легенде он ведь сын Перуна и русалки Рось, дочери Дона.

— Ага, и выдолбил его из камня, на котором оставил свое семя Перун, сам Сварог. Сама-то подумай, разве возможно такое? Интрижка была, но детей не было у них, эти виды при скрещивании не дают потомства. Не разродится Русалия человеческим дитем. Органы детородные не так устроены.

— А как же он с ней? — конкретно зависла я. И даже покраснела с ног до головы.

— Вот я даже думать, знаешь, не хочу. Скорее всего, чисто платонические отношения были. Русалии довольно приятные собеседницы. А историей этой он любимую свою прикрыл. Тогда на свадьбе Велес ведь похитил Диву. И была война на пол Сварги небесной такая, что сами вышние вмешались и вернули жену Перуну, чтобы прекратить брань. Была она там недолго, но понести, видать, успела. А как малыш родился, увидал громовержец, что не от него дите, и понес топить во гневе. Тут Рось и упросила не губить младенца, ей оставить. Потому матерью его и считается. Потом через много лет они встретились. Повинился Перун в содеянном и принял Тарха в семью. Быстро смекнув, что, если он однажды к родному отцу примкнет, ему же, Перуну, больше всех и не поздоровится в итоге.

— Боже! — я представила, как у несчастной матери вырывают дите из рук, и мне стало плохо. — Он не мог, не мог так поступить!

— О, еще как мог. Жене объявил, что дите мертворожденное — и все.

Из моих глаз брызнули слезы. Еще одно смертельное разочарование в дорогом человеке.

— Не стоит, — улыбнулся Виталий, — все в жизни совершают ошибки, особенно по молодости. И он за свою сполна заплатил.

— А Дива, правда, потом стала-таки женой Велеса?

— Да, стала. Не без упорного настояния свекра и свекрови. Пожалели девку молодую, 120 лет, по-нашему, без мужика маялась. А тот все кругами ходил, слюни пускал, не один раз подкатывал, да все от ворот поворот получал. А потом на хитрость пошел.

— Оболгал отца?

— Да, сказал, что другая семья у него там, в чертогах огненного дракона, и думать не думает он о ней. Та со злости драться кинулась, ну, а чем закончилось, известное дело. Пять лет прожили, сына Яра, или Ярилу, как у вас принято называть, родили. А Перун возьми да явись, живехонек- здоровехонек.

— И опять война была?

— Нет, оставили выбор за женщиной. Она смекнула, в чем дело было, по морде Велесу от души съездила, пред мужем на колени пала. На том и порешили. Перун куда больше на родителей обиделся, чем на них. Хотя с Велесом, конечно, тоже разговорчик был. Неласковый.

— И что, до сих пор на ножах?

— Да не, помирилась через пару тыщ лет. Когда Ягиню искали все вместе, жену Велеса. Каждый живет теперь со своей истинной парой и счастлив. Хотя былой дружбы, как раньше, теперь нет, конечно. И путь им на Землю и Глорию до сих пор заказан. А жаль.

— Почему? — я завернула выкупанного Илюшу в полотенце и вынесла в комнату.

— Не одевай его, пусть голеньким полежит, подвигается свободно, — посоветовал дед, — температурный режим тела подберет для себя сам, не бойся.

— Потому что Велес на вроде инквизитора, смотрящего над Люцифером, одного его он лишь и боится, а так вседозволенность вон почуял и творит что хочет.

В дверь постучали и, не дождавшись ответа, в спальню вошел Перун.

— Утро доброе. Илюша уже покушал?

— Нет, мы только что искупались.

— Покорми его. И Демитрий отвезет его к Олегу. Он должен его увидеть, Илюша должен восстановит с ним контакт. Ему не хватает папиного тепла.

— Да что ты говоришь! А мне вот маминого не хватало, и тебя это не заботило что-то. — Дора злобно посмотрела на отца. — Впрочем, ты прав, пусть эта сволочь увидит, на кого руку поднял.

Часть 60

— Отчет где? У нас конец года на носу, — навис над Олегом Пелегин.

Олег вытащил папку из стола и подал Пелегину. Тяжко вздохнул и решился.

— Пожалуйста, позвольте мне поговорить с ней.

— А ей никто не запрещает. Она сама не хочет тебя видеть. Она обижена. Ее можно понять. Дай ей время. И делай выводы пока.

Громовержец, как всегда, был образцом хладнокровия.

Вот уже неделю где-то без него жил и рос его сын, вот уже неделю с кем-то была его жена. Дай бог ей счастья с Тархом. Даже если сейчас они не вместе, то скоро сойдутся. В этом Олег был уверен. Вот ему она простит все, потому что искренне Любит. То, что она с ним не спала эти месяцы, нечего не значит. Тот взгляд в кафе, когда она преклонялась перед ним, и то, как потом себя вела. Вроде бы смеялась, а на самом деле рыдала, не желая с ним расставаться. Я без него — как монах без бога. Лучше ее чувства и не опишешь.

Первое время — реально хотелось руки на себя наложить. Но, помня слова Влада, что она на коленях вымолила, чтобы ему, ничтожеству, жизнь сохранили, эту мысль отбросил сразу. Не должна ее жертва пропасть даром. И, может быть, когда-нибудь ему позволят увидеть Илюшу.

Он не ждал ни от кого прощения, да он и сам себя простить не мог. Не было содеянному оправдания. Особенно пуле, пущенной в живот. Такое не оправдаешь ни алкоголем, ни даже гипнозом, если он имел место быть. А, видно, имел, раз Корнеева больше здесь не работает. Не зря сучка все эти месяцы в друзья набивалась. Подпитывалась его эмоциями, вампирша чертова!

Понимал, что никакими словами не оправдаешься. И «прости меня» здесь звучать будет неуместно — как насмешка, но все же. Пробовал вчера позвонить. Все время срывалось. Он в черном списке. Перевел ей на карточку свою новогоднюю премию. Возникла идея купить им подарки и передать через Демитрия. Он, вроде, к нему лоялен, сказал только, что он редкий дебил, и, если еще раз выпьет хоть грамм, ящер ему лично голову откусит.

В обеденный перерыв Олег поехал в город в торговый центр, купил малышу 2 костюма, плюшевого медведя и красивый музыкальный ночник. Доре — красное платье с большим разрезом и декольте, на ее фигуре оно будет смотреться потрясающе. То, что она уже восстановилась после родов, он не сомневался. Цепочку из белого золота. И подвеску с черным жемчугом.

— В зимний сад пройдите, пожалуйста, — попросила его одна из секретарш Пелегина, когда возвращался, — срочно, Вас там ждут.

Спустился на минус 12 этаж, где были комната отдыха, кафе и зимний сад. Пройдя в сад, остолбенел: у Димы на руках был малыш. Коляска с сумкой стояли рядом.

— А вот и наш папа пришел, — ласково сказал ящер, улыбаясь малышу в теплом голубом костюмчике с ушками зайчика, — пойдем знакомиться?

Олег пошел им навстречу и аккуратно взял сына на руки, приложив все усилия, чтобы руки не дрожали, при этом еще не веря своим глазам. Аверин уставился на сына. Он был такой хорошенький, как ангел, смотрел на отца своими синими ясными глазенками и сосредоточенно сосал свой палец. Ноги полковника подкосились, он осторожно сел в плетеное кресло. На глаза навернулись слезы. У Малыша был его нос, его брови, подбородок, губы. Дома в Анапе в гостиной до последнего дня висело его черно-белое фото. С того дня, как его привезли из роддома. Так вот сейчас Олег держал свою стопроцентную копию того времени.

— У вас на общение полчаса, — беспристрастно сказал Дима, — в сумке все нужное. Зашлепает губками — дай ему воды.

Дима вышел, а Олег держал сына на руках, и слезы его катились из глаз и падали прямо на малыша. Одна упала на щечку, другая на лоб. Малыш недовольно скривился и закряхтел.

— Прости, родной, прости. Папа просто очень рад тебя видеть. И, если ты помнишь, что я сотворил, тоже прости, если можешь. Я очень виноват перед вами. Безумно виноват, и я сделаю все, чтобы искупить вину. Хотя и знаю, что это невозможно. Я очень тебя люблю, тебя и твою маму. Я постараюсь сделать все, чтобы быть с вами рядом всегда. Обещаю, мое солнышко. Ты и мама — это все, что у меня есть.

Малыш забавно кряхтел и озирался по сторонам.

— Что там, мой хороший? Цветочки красивые? Пойдем, посмотрим.

Олег носил сына на руках, еще не веря своему счастью. И вдруг почувствовал, как ардонит на шее потеплел впервые за долгое время. Она оттаивала вместе с ним, его сердце подпрыгнуло от радости!

— Спасибо за сына, любимая, — обратился он к ней ментально.

— И тебе спасибо, — пришел сухой ответ.

— Послушай, я знаю, что то, что я сотворил, ужасно, и даже прощения просить глупо, наверное. Но я прошу и каюсь, ты ведь все видишь и чувствуешь.

— То, что ты сотворил — это следствие твоего тотального недоверия мне. Не получится у нас с тобой жизни с недоверием таким.

— Я понимаю, ты права. Ты ведь и жизнь мне спасла, после всего, что я сделал. Хотя я сам понимаю, что недостоин был жить после всего, что сделал. Прости, что не верил тебе. Прости за все, любимая.

* * *

— Слезы катились по моим щекам, мне до безумия хотелось туда, к ним, обнять их, к себе прижать.

Я лично отрезала голову нагайне, все эти 5 месяцев питавшийся негативными вибрациями, исходившими от Олега, и нарочно усугублявшей их. Это они умеют, как никто. Но изначальные мысли были его. И за них он и должен отвечать, а еще за пулю, пущенную в сына.

Я притащила пылесос и начала делать уборку, чтобы отвлечься. Через час Дима привез Илюшу, он мирно спал в сумке-переноске.

— Вы задержались почти на полчаса, — заметила я.

— Ну, мы еще к дедушкам сходили, повидались. Пока попку подмыли. Вот вам от папы вашего подарки к празднику, — мне протянули большой пакет. — Может, новый год уже вместе встретите, а? У них такая связь потрясающая, единая, не меньше, чем с тобой. Да и ты, я вижу, оттаяла.

— Прежде сделай так, чтобы больше я никогда не смогла забеременеть. Случайно.

— Хорошо. Подстрахую тебя, хотя ты, вроде, уже не маленькая, думал, знаешь, для чего нужно содержимое разноцветных коробочек, что в аптеке продаются.

— Я знаю, Дима, но вся же…

— Ощущения не те? — подмигнул беспардонный ящер.

— Демитрий!

— Да понимаю я все, — улыбнулся отец.

Сей же ночью меня подняли на корабль где, подвергнув излучению яичники, сделали меня бесплодной.

— Год точно можешь не париться. Потом добавим, если нужно будет.

* * *

Сердце Влада до боли сжималось при взгляде на пустые, потухшие глаза дочери. Еще бы, сегодня было 31 декабря, а ее любимого не было рядом. И Влад готов был все ему простить и забыть, и даже зятем называть готов был, смириться с тем, что он, его единственный друг с детства, делит постель с его единственной дочерью. Пусть делит, если ей с ним хорошо. Если она будет счастлива. В конце концов, Влад знал, что по доброй воле он бы ее не обидел никогда. Она ему и Свете была, как дочь, а то, что спустя много лет оказались в одной постели, то тут как раз про всем известную пословицу о собачках. Не силой же он ее брал, в конце концов. А смотрел на нее на свадьбе так же, как он на Женю — с любовью и нежностью.

— Ну, хорош уж дуться, позвони ему, пригласи к нам. Он же, по сути, ни в чем не виноват, сама теперь знаешь, — сказал Влад, подойдя к окну, в которое Дора тупо пялилась вот уже минут 40.

— Я не о нем грущу, — покачала дочка головой.

— А о ком?

— Сегодня твоей внучке исполнилось бы 6 лет.

— О, моя ты хорошая. Бедняжечка ты моя, — Влад обнял дочь за плечи и почувствовал, как она вся дрожит. — Что, правда, не было другого выхода?

— Да. Увы. Все знаю, понимаю, но все равно ненавижу его за это.

— Ты настолько ненавидела мужа, что отдалась его убийце в первую же ночь?

Влад реально чувствовал, как волосы на голове шевелятся, ей-богу…

— Во вторую, — поправила Дора, — к моменту его якобы смерти я уже настолько ненавидела его, что была просто благодарна Олегу за избавление. И эту ненависть он мне сам внушал по капле каждый день, начал еще года за полтора до расставания.

— Но он любит тебя. Значит, им нужно было, чтобы родился Илюша, и от Олега. А больше, как я понимаю, Олег им не нужен.

— Одно я знаю точно: вреда ни ему, ни Илюше причинить я не позволю никому.

— Да ну что ты, у кого только рука поднимется на такую прелесть, — в гостиную дома Пелегина вошла

Женя, держа капризничавшего младенца на руках, — он проснулся и кушать хочет, кажется.

— Иди ко мне, мой родной, — Дора взяла на руки сына, и тот сразу успокоился и даже заулыбался, — да мое ты счастье! Улыбается… Моя радость!

— Так, постойте. Поверни его личиком ко мне.

Влад вытащил из кармана айфон и запечатлел первую улыбку внука, блаженно покоившегося на груди матери. Она нежно прижимала его к себе, улыбалась, а в глазах стояли слезы. Сердце Влада опять сжалось.

— Потрясающее фото.

— Мы сейчас переоденемся, покушаем. И вернемся к вам на фотосессию, — дочь украдкой смахнула слезинку. — И кстати — в качестве подарка я брата хочу.

— Мы бы и рады, но у меня с этим проблемы.

Женя смутилась, в глазах появились слезы.

— Поверь мне, Женечка, под новый год и не такие чудеса случаются. Если в них верить, конечно, — подмигнула Дора.

Вышла Дора минут через 40 и выглядела просто шикарно: яркий, но к месту макияж, потрясающее красное платье с практически голой спиной, откровенным декольте и глубоким разрезом справа потрясающе подчеркивали ее идеальную фигуру, не добавляя не грамма излишней откровенности, на ногах были открытые красные босоножки на шпильках, на шее на золотой цепочке висел кулон с черной жемчужиной, на правой руке — тонкая золотая цепочка. Ирка, взвизгнув от восхищения, помчалась за фотоаппаратом, и тут же предложила Доре тысяча и одну позу для съемки.

Позже пришли другие ее, с позволения сказать, отцы, принеся уже готовую еду из ресторанов и подарки. В 9 часов, когда все хотели пойти погулять, Дора вдруг стала чесать руку и уставилась со злобой на Пелегина:

— Че ему надо?

— Пойди, спроси, — пожал тот плечами.

— Там прибраться в одном месте малость надо, — как ни в чем не бывало, заявил Дима.

— Марсианский патруль грохнулся нечаянно так, — подмигнул он Сомову, — ребята, конечно, уберут все до утра, но сегодня новый год. Всем хочется к семьям успеть. А тебе ж с ним — это как раз чихнуть, не парясь.

— Вот сам бы и чихнул, не парясь, — проворчала дочь.

— Я вчера уже так начихался, до сих пор голова болит, давай, давай, хранительница, поработай, вон сколько энергии — того гляди, лопнешь. Тут недалеко, в Самарской области. Минут за часок управитесь.

Влад округлил глаза. Он слышал уже про то, как они путешествуют, куда им нужно, по геомагнитным разломам, открывающим пространственные переходы, но в голове это не укладывалось никак.

— Проводи ребенка, — улыбнулся Демитрий Владу, — держи навигатор с координатами.

Дима протянул Владу наручные часы, вроде обычные с виду, только в средине циферблата мерцал синенький огонек. Он закрепил их на руке.

— Сейчас Илюшу укачаю, — заторопилась Дора.

— Да ладно, не справимся, что ли? Иди ко мне, мой красавец!

Демитрий взял из рук дочери внука.

— Ой, кто б мне сказал, что у меня в моем возрасте уже будут внук и взрослая человеческая дочь, не поверил бы ни в жизнь.

— Ты что, так пойдешь? — уставился Влад на дочь, выпорхнувшую на улицу, как была, в открытом платье и на шпильках.

— А мне не холодно. Поехали скорее.

— Куда?

— Из поселка прямо, потом направо. Потом налево и чуть по тайге. Тебе навигатор подскажет, пищать будет. Прибавь скорости, нам никто не встретится.

Влад прибавил до 100, навигатор и правда пищал. И совсем скоро Дора велела сворачивать в тайгу, ну, проехали по прямой еще метров 200, и Влад увидал еще метрах в 30 от них, словно северное сияние, поднимающееся от земли, оно было густое, сияло и переливалось.

— Езжай прямо в него, — велела дочь, — все будет хорошо, не бойся.

Дора погладила отца по плечу, и волнение прошло. Я чуть сбавил скорость и въехал в сияние. Оно расступилось, как туман, и они оказались на дороге возле заснеженного поля. Там было уже много машин и людей в военной форме, все суетились вокруг огромного полукруглого объекта, расколовшегося от удара на 2 части и ушедшего в землю примерно на метр. Чуть поодаль был еще один объект — сигарообразный аппарат. Он весь ушел в землю и торчал из нее чуть-чуть, как всплывающая подводная лодка из воды. Все поле было усыпано осколками. Военные собирали их и закидывали в грузовики. Другие откапывали аппараты обычными лопатами. Все поле подсвечивалось мощными прожекторами. Влад сразу заметил машину Аверина и едва сдержал смешок. Молодцы, папаши, ничего не скажешь.

Дора вышла из машины Соколов последовал за ней. Сделав два шага, Дора утонула на шпильках в снегу. И от души выругалась.

— Держи! — протянула она отцу босоножки и уверенно направилась куда-то по полю.

Впечатление было невероятное. Была легкая метель. А она шла босиком по снегу в вечернем платье с открытой спиной и, кажется, немного светилась даже. Влад еле поспевал за ней. К ним навстречу бежал мужчина. Влад без труда узнал Аверина.

— Вы что здесь делаете? — опешил он. — Ты чего в таком виде? Холодно же.

Он скинул с себя плащ и попытался накинуть на Дору.

— А я женщина горячая, — отмахнулась она, довольно грубо оттолкнув его, — прибраться велели и по домам всех побыстрее распустить за стол. Живые есть?

— Забрали уже. И живы, и мертвых.

— Черные ящики?

— При них были. Более ничего ценного нет. Прибраться осталось.

— Понятно. Уводи их всех и сам уходи.

— Сил-то хватит? Уверена?

Аверин протянул к ней руку, инстинктивно пытаясь прижать к себе, до того хрупкой она казалась на ветру в открытом платье.

— Делай, что говорю, полковник! — рявкнула девушка, отшатнувшись от мужа.

Ее глаза вдруг загорелись серебряным светом. Воздух вокруг нагрелся и затрясся. Аверин резко развернулся, будто получил пощечину и, замахав руками, закричал во весь голос.

— Уходим, ребята, уходим! Все по домам! Две минуты на сборы. И домой праздновать.

Поле опустело минуты через полторы. Не ушел только Аверин. Дора подошла к краю поля и замерла. Подъехала еще одна машина, остановилась невдалеке от нас, и из нее вышел высокий статный мужчина. Одет он был тоже не по погоде, в брюки и рубашку. Он вежливо кивнул, и Влад его узнал — это был его бывший или же не бывший-таки зять?

На Дору он, кажется, даже не взглянул и, кажется, в 3 шага оказался на другом краю поля.

Дора раскинула руки, и воздух вокруг словно завибрировал, и появилась какая-то сизая дымка, отгораживающая периметр от Тарха до Доры. Затем в их руках появились серебряные искрящиеся посохи на вроде тех, с какими ходит Дед Мороз. Они синхронно с силой ударили ими о землю, и она затряслась, и начала расходиться в разные стороны ровно до огороженного дымкой периметра, а Дора и Тарх парили над землей, разводя руки в стороны все больше. И земля разъезжалась все шире, повинуясь их плавным движениям. И вот уже корабль, торчавший носом из-под земли, провалился в пропасть. Второй сигарообразный вдруг поднялся в воздух и медленно поплыл к двухметровому уже в ширину разлому, словно сам собой развернулся над ним вдоль и резко рухнул в пропасть. А Дора и Тарх начали медленно сводить руки, и земные плиты начали медленно приближаться друг к другу. Когда сошлись, Дора опустилась на землю. Ее шатало. Аверин было направился к ней, но она остановила его, подняв руку вверх. И уверенно пошла в поле, чуть пошатываясь. Тарх почти бежал ей навстречу и крепко прижал к себе. Словно пытаясь согреть. От него пошел едва заметный теплый свет. Он отдавал ей свою силу, поддерживая, хотя сам, наверное, потратил немало. Она подняла голову и он, склонившись, коснулся ее губ.

Владу отчего-то стало жутко неловко перед поникшим Авериным.

Часть 61

— Отпусти!

Я со всей силы оттолкнула от себя целующего меня бога. Кто бы сказал мне раньше, что его поцелуи будут мне так неприятны, не поверила бы никогда!

— Ну, вот и ожила богиня! — засмеялся он. — Чудесно выглядишь, детка. У твоего мужа шикарный вкус, потрясающее платье. У меня тоже есть для тебя подарок.

Он махнул рукой в сторону машин.

— Помнишь, я обещал вам и сыну охранника.

Я обернулась, по полю к нам бежала девочка, маленькая белокурая девочка

— О, боги!

Сердце мое остановилось. Я забыла, как дышать, и бросилась к ней, опустилась перед ней на колени и протянула руки. Девочка влетела в мои объятия, и мы крепко обнялись, из моей груди вырывались рыдания. Я не могла сказать ни слова. От шока и переполнявших душу чувств, но это была она, наши ауры тянулись друг к другу, как единые.

— Не плачь, мамочка. Все хорошо, — улыбаясь, сказала девочка, чуть отстранившись от меня и с любопытством рассматривая мое лицо.

А я смотрела на нее: у нее были мои глаза и губы, а вот нос, скулы и брови — Тарха.

— Прости, родная. Мне пришлось сотворить эту иллюзию ее гибели для тебя, чтобы уберечь ее от Люция. И дать возможность научиться контролировать свои силы. До четырех лет она была погружена в искусственный сон. Что позволило ее мозгу и силе оптимизироваться и позволить развиваться нормально. Потом я отдал ее в приют, но каждую ночь занимался с ней ментально. Самоконтроль у нее потрясающий, тебе у нее учиться и учиться. Она будет охранять вас с Илюшей. Она превосходит нас всех, вместе взятых, силой и знаниями, но она не опасна. Раскрываться она будет постепенно. Илюша будет стабилизировать ее, а она — его.

— Спасибо тебе, спасибо! — я кинулась на шею Тарху и начала осыпать его лицо поцелуями.

— Эй, тише, жрица, тише, — засмеялся он, — я не железный. Разрушить твой ардонит мне проще, чем плюнуть.

— Если хочешь, пойдем. Вместе, — прошептала я, готовая от счастья на все.

— Нет. Ты его пара, не моя. Ты его любишь, не меня, я — как первая страсть, что накрывает и быстро проходит. Лиза родилась. Пророчество исполнено, все будет хорошо теперь.

— Какое пророчество? — насторожилась я.

— Хорошее, доброе, придет время, узнаешь. Сейчас у меня будет много дел, и я не смогу уделять ей достаточно внимания. Теперь твоя очередь заботиться о ней. Но когда дети вырастут, и твой полковник окончательно изведет тебя ревностью, приходи, я буду ждать тебя. Сколько бы времени ни прошло. И прости за Аверина. Он реально не виноват почти. Это была проверка для него, я думаю, он усвоит все уроки и впредь будет жить своим умом.

Мы оба взяли Лизу за руки и пошли к машинам. Отец и Аверин смотрели на нас во все глаза. И смахивали слезы умиления. Тарх открыл багажник своей машины, подал Владу большую сумку с вещами Лизы и присел перед ней на колени.

— Ну что, принцесса. Сейчас ты поедешь с мамой. И будешь там ей помогать во всем, как мы и договаривались. Заботься об Илюше. Береги его. Слушайся маму и Олега тоже, он станет твоим другом. Не потеряй карточку с денежками и покупай все, что захочешь. Денежки буду класть каждую неделю. Если я буду тебе нужен, просто позови меня мысленно, как всегда, и я всегда тебя услышу. И помогу, а когда уснешь, я буду тебе сниться. Договорились?

— Хорошо, папочка, — кивнула девочка, — я все помню.

Она крепко обняла отца и поцеловала в щеку.

— Вот и умничка.

Тарх расцеловал дочь в обе щеки, встал и быстро, не оборачиваясь, пошел к своей машине, сел в нее и быстро уехал.

— Поедем домой, моя хорошая.

Я открыла дверь, усаживая дочь на заднее сидение.

— А он разве с нами не едет?

Лиза указала пальцем на все еще стоявшего столбом возле своей машины Аверина.

— А зачем он нам? — махнула я рукой.

— У Илюши первый новый год, и ему без папы будет грустно. Я-то знаю, — насупилась девочка, сделав жабные глазки.

Затем выпрыгнула из машины подошла к Аверину, взяла его за руку и подвела ко мне.

— Ну пожалуйста, — девочка снова сделала жалобные глазки, — сегодня же новогодняя ночь, миритесь уже.

— Ну, реально, блин, миритесь скорее, я задубел, — тут уже вставил отец, усаживая в машину Лизу.

— Ладно уж, езжай за нами, — смилостивилась я в честь такого чудесного вечера.

* * *

Первым, к кому бросилась Лиза, был Пелегин. Он упал перед девочкой на колени, они крепко обнялись и стояли так, не шевелясь, минуты две.

— Здравствуй, дедушка, — наконец выдохнула девочка, счастливо улыбаясь.

— Здравствуй, Лизонька, — кивнул Перун.

Девочка побежала дальше, подошла к Дмитрию и изменилась. Стала, как я, азиаточкой с черными раскосыми глазками и черными прямыми волосами.

— Здравствуй, дедушка, — кивнула Лиза, улыбаясь.

— Привет, красотка! С днем рождения! — улыбнулся он, подхватив ее на руки.

— Спасибо!

Лиза чмокнула деда в щеку и, спрыгнув с колен, побежала к Сомову и тоже изменилась в соответствии с его расой. Он подхватил ее, закружил и чмокнул в нос, отчего она заливисто рассмеялась.

Лиза ответно чмокнула в нос Сомова, он отпустил ее, и она подбежала к Владу. И тоже изменилась, приняв человеческую зеленоглазую ипостась, он крепко обнял ее, посадил на колени, девочка прильнула к человеческому деду всем телом и вздохнула как-то надрывно, словно собираясь заплакать.

— Во всей вселенной только вы, люди, такие теплые, — прошептала она, прижимаясь к деду плотнее.

— Ты тоже теплая, — Влад поцеловал ее в макушку.

— От твоей крови.

Девочка вздохнула, закрыла глаза и обмякла на руках Влада, заснув, как и я, мгновенно. Папа поудобнее взял ее на руки и начал покачивать на коленях, как меня когда-то давно.

— Прости за ложь, дочь, — шептал Перун, обняв меня, — прости за боль, что причинили. Но так было нужно. Иначе бы он нашел ее и убил. А так проще, когда все думали, что ее нет. Мы спокойно погрузили ее в сон, не боясь за ее судьбу. А то, например, в случае с Колядой очень много сложностей было. Но теперь-то мы уж ученые.

— Постой. Коляда же вроде не спал, спал ты, — припомнила я легенду о рождении Перуна.

— Верно, спал и я, в меня, видать, внуки, — улыбнулся Громовержец, — Коле легче было, у него был брат-двойняшка, что забирал на себя часть силы.

— Люций ей теперь не навредит?

— Главное, что она теперь не навредит ни себе, никому-то еще, а с остальным разберемся, — улыбнулся отец, затем вложил руку Олега в мою. — Отправляйтесь-ка домой, поговорите, к половине двенадцатого возвращайтесь.

* * *

Пространство задрожало, размылось, и мы оказались в нашей гостиной в тайге. Я выдернула свою руку у Аверина и отошла к окну.

— Почему ты не осталась с Тархом? Ведь хотела же.

Олег не спрашивал, он утверждал.

— Если б хотела бы, осталась бы… — меня взяло зло на мужа, так бы и стукнула! Опять за свое! — Я же тебе объясняла о своих отношениях и чувствах к нему. Я думала, ты понял. А ты! Напела что-то тварь чешуйчатая, а ты и рад был ухватиться. Подкормить своих демонов. А если бы искренне меня любил, ее слова прошли бы мимо ушей твоих и действия не возымели. А ты… Ты — самое большое разочарование в моей жизни, Олег. Самое обидное, что без вины виновата, блин! Я о нем и не вспоминала со дня нашей свадьбы. А вот ты думал о нем каждый день. Думал и накручивал себя. Прав был папа. Ты жутко ревнив, болезненно ревнив. Очень жаль, что раньше не предупредил!

— Я просто очень тебя люблю. Очень, — тихо сказал Олег, подойдя, но обнять не решился.

— Любить — значит доверять, Олег. Без доверия нет любви. Я для тебя, как аппетитный кусок мяса для голодного волка, не более.

— Неправда! Не правда, любимая!

Олег-таки решился. Схватил меня за плечи и развернул к себе.

— Я знаю, что прощения мне нет. Я и сам себя никогда не прощу.

В его карих глазах было столько боли и раскаяния, что у меня аж сердце защемило.

— Об одном прошу, позволь мне видеть сына хотя бы раз в неделю, хотя бы ненадолго!

Я взяла голову Олега в свои руки, надавив на виски большими пальцами, и хоть сил было мало, но все же собрала все, что осталось. И буквально прожгла его мозг своим внушением, искренне веря, что во благо.

— Не пей больше никогда! Ни капли, слышишь! И живи лишь своим умом!Слушай лишь свое сердце! Оно тебя не обманет никогда.

Я так старалась что, закончив, упала Олегу в руки без сил.

— Что с тобой, моя хорошая, что? — зачастил Олег. — Прости меня! Прости Бога ради! Я знаю, что ты у меня самая хорошая, самая лучшая. Я больше никому не поверю, никого не послушаю! Что с тобой? Чем помочь?

— Поцелуй меня, — попросила я, едва дыша.

И когда его губы коснулись моих, начала пить его энергию жадно и бессовестно. Не хуже откормленной лярвы. Энергии оказалось неожиданно много.

Поцелуй тут же перетек в страстное соитие. Муж прижал меня к стене. Задрал платье, порвал белье, быстро расстегнул свои брюки. Чуть приподнял меня над полом. Я тут же обвила его бедра своими ногами, и Олег вошел в меня резко и до конца. Такого наслаждения я не испытывала еще никогда в своей жизни. Это были минуты чистой страсти, чистого безумия. Олег уперся руками в стену, помогая себе. Он совершал сильные, резкие движения, буквально пронзая меня. Я всеми силами выгибалась ему навстречу, стараясь прижаться к мужу как можно плотнее. Его жаркие губы ласкали мои налившиеся груди. Когда его горячий язык стал дразнить мои закаменевшие соски, мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Мои руки безжалостно терзали спину мужа. Его громкие стоны сводили меня с ума.

— Еще! Еще! — задыхаясь от наслаждения, повторяла я, пока не забилась в волнах невероятного наслаждения, прижавшись к мужу всем телом.

— Люблю тебя! — плача то ли от обиды, то ли от наслаждения, то ли от облегчения, шептала я.

— Прости меня, любимая, прости.

Олег, плача, опустился передо мной на колени, держа мои руки.

— У сына проси, а не у меня, балда.

Я оттолкнула мужа от себя и царственной походкой удалилась в ванную.

Часть 62

— Мамочка пришла!

Мое сердце чуть не остановилось от этого радостного крика дочери. — Я угадала! Угадала! Я знала, что ты ардонийкой придешь!

Девочка тоже выбежала в ардонийской ипостаси.

— Да ты что!

Я подхватила девочку на руки и прижала к себе. От нее так чудесно, сладко пахло, что на мои глаза навернулись слезы. Я крепко прижала к себе дочь, ее ручки обвили мою шею, голова устроилась на плече.

— Помой ручки и покорми Илюшу, а то он сейчас уже заплачет, — тихо сказала девочка.

— Хорошо, — кивнула я.

Прошла в комнату, шепнув Олегу поставить подарки под елку. Пришлось совершить срочный налет на ювелирный салон, ввиду большого заказа и большой покупки нам даже скидку в 25 процентов сделали.

Я поднялась с Илюшей в свою комнату. Лиза пошла с нами. Я сидела, на одной руке держа сына, а другой прижимая к себе дочь. Такую близкую, такую родную, такую нежную. И хоть мне хотелось ей многое сказать, о многом спросить, слова сейчас были не нужны. Мы просто сидели, молча наслаждались теплом друг друга. Я вдруг подумала, какого же терпения Тарху стоило сохранить свою тайну и терпеть меня. Видать, действительно было важно сохранить, что она жива, втайне…

— Папа не сердится на тебя, он все понимает, — улыбнулась девочка.

— Как ты жила все это время? Ты помнишь, что тебе снилось, пока ты спала?

— В меня вкладывали все нужные знания и навыки, учили управляться с силой.

— А когда проснулась?

— Отдали в приют для социальной адаптации среди людей.

— В четвертый?

— Да.

— Значит, я тебя видела. Почему ты убежала от меня?

— Не время было еще встречаться. Я еще не прошла к тому времени всю необходимую программу, — спокойно сказала девочка.

— Тебя никто там не обижал?

— Нет. После папиного воздействия коллектив и дети там просто образец добродетели. С тобой только хотелось увидеться.

— Никуда тебя не отпущу больше.

— Ну, к папе-то можно будет?

— Если только ненадолго…

Илюша всегда наедался пока с одной груди, вторую я обычно сцеживала для следующего кормления. Но тут почувствовала просто невыразимую потребность отдать это молоко Лизе. Уложила спящего сына в колыбель. И взяла дочь на руки.

— Мне не нужно, мам. Я свое уже выпила, хоть и не все. Но я помню его вкус, помню все песенки, что мне пела, когда кормила. Оставь Илюше, ему нужнее.

— Хорошо.

Я сцедила молоко, пока Лиза покачивала Илюшу в люльке, напевая колыбельную про котика. И так ласково нежно и по-матерински, что у меня аж сердце сжалось который раз за день.

— А можно мы здесь останемся на несколько дней? Мне хочется с дедушками пообщаться, они уже все согласились!

— И даже Влад?

— Да, и Женя. Она тебе завидует, тоже лялечку очень хочет. Так что мы с дедом Перуном помогли немножко. И у них сегодня плановое зачатие будет.

— Лиза! — взвизгнула, смущенная, я.

— Чего? Естественный процесс на благо рода нашего. Ничто так не сближает, как общие дети. И Илюше друг будет.

Рассуждения дочери были настолько серьезны, что я не сдержала улыбки.

— Кстати. Я сплю очень крепко и много, по 12–14 часов. Так что, если не добудитесь вдруг, не пугайтесь. Моя адаптация еще продолжается.

— Хорошо. Буду иметь в виду, — кивнула я.

— Идем за стол. Илюша спокойно проспит до трех ночи.

— Откуда? — удивилась я.

— Просмотрела его биологические часы, — просто ответила девочка.

Мы вышли к столу как раз к половине двенадцатого, пространство под елкой все было завалено подарками. Но сначала сели за стол. Лиза села между Олегом и Владом и чувствовала себя вполне комфортно. После встречи нового года, как водится, пошли запускать салюты — невероятной красоты цветы и узоры. Я понимала, что Перун так расстарался для внучки, а она после окончания салютов выдала свое чудо, перейдя в урайскую ипостась и написав в небе своей энергией: «Люблю вас всех очень-очень». Просто водила пальчиками по воздуху, а надпись появлялась в небе голубоватым свечением. Погода была чудесная, мы еще немножко побаловались, кидаясь снежками друг в друга, дурачась и веселясь, как малые дети

А потом вдруг подъехали еще гости. Здешняя жена Сомова, тоже марсианка, и двое их приемных человеческих детей. Мальчик и девочка, кровные брат и сестра шести и семи лет. Марсиане, что решили остаться здесь, на Земле, часто усыновляли человеческих детей, поскольку своих здесь иметь не могли: в экзекоже может жить только взрослая особь. Я впервые видела семью марсианского отца. И они мне очень понравились. Дети добрые, светлые, хорошо воспитанные. Жена Сандра — вполне себе добрая дружелюбная. Молодая женщина.

Вместе с ними из другой машины вышли две женщины, одна — высокая черноволосая азиаточка, которая с радостным визгом бросилась к Демитрию, а он к ней прямо полетел. И я сразу поняла, что это и есть Диера, его невеста.

— Тебя отпустили? — не веря своим глазам, спрашивал Демитрий.

— А что им еще оставалось? Я объявила полное безоговорочное затворничество. Плюс твой отец словечко замолвил, и мой сдался. Все равно ведь уже твоя.

— Как же здорово! Здорово! — Демитрий закружил свою любимую. — Давно ты здесь?

— Достаточно, чтобы адаптироваться к местным условиям, нравам и обычаям.

— И как тебе?

— Здорово! Домой уже не хочется.

— И это ты еще не все знаешь! — заговорщицки подмигнул Демитрий. — Пойдем, я тебя с доченькой познакомлю.

Слово «доченька» тронуло меня до глубины души, и я пошла навстречу паре в ардонийской ипостаси.

— Какая она красивая! — восхитилась Деера, с любопытством смотря на меня.

— Ты знаешь, что ты очень на дедушку похожа? Спросила миленькая миниатюрная Китаяночка.

— Нет, я его не видела. А Дима сам мне не говорил.

— Похожа, правда, — кивнул отец.

— Я — Диера, — мне протянули руку.

— Я — Дора. Доротея.

Мы крепко обнялись. Я чувствовала, что рептилия настроена ко мне искренне благодушно. И дружелюбно. Если меня любит ее суженый, значит, и она любить будет. Ибо я хоть и небольшая, может, но все же часть мира ее любимого мужчины — мужа.

Когда Перун, ласково обнимая за плечи, вывел свою гостью на свет, я натурально взвыла и упала в сугроб, в секунду залившись краской от кончиков волос до кончиков ногтей.

— Ядрит твою же в маникюр ваш мать! — прорычала я из сугроба, нервно хохоча.

— Ну прости, прости! — женщина кинулась меня обнимать. — Ну да, пришлось схитрить, но они ж, враги этакие, ничего ж мне не рассказывали. Я сначала из интереса, посмотреть, в кого там обалдуй мой опять втюрился. А потом гляжу, затравили девку совсем, козлы рогатые, и поделиться ж даже бедной не с кем. Ну, я и осталась, чтоб хоть немного душеньке твоей полегче было.

Дива подняла меня из сугроба и старательно и любовно отряхивала меня.

— Не понял! — протянул Перун задумчиво.

— Че опять учудила, рассказывай, — обратился он к жене излишне строго.

— Душу ребенку вашему, вами же затравленную, отогревала, как могла, — сухо пояснила женщина.

Затем подошла к Олегу, взяла за руку и вложила мои руки в его.

— Не отдавай свое ни Богу, ни Дьяволу, ни свету, ни тьме. Верь ей. И существа вернее и преданнее во всей Сварге Небесной не сыщешь. А коль обидишь, вот тогда лишь на себя одного и пеняй, ибо характер у нее взрывной, в урайского отца уродилась, сначала делаем, думаем потом.

— Ну, уж скажешь, — смутился Перун.

— Да уж скажу! Идите в дом греться и подарки открывать.

Диера тем временем принесла из машины целую кучу больших пакетов.

Перун предусмотрел все и для всех. Детям Сомова обычные подарки для обычных детей. Мальчику конструктор и вертолет. Девочке куклу с одеждой и книгу. А Лизе большой набор карандашей и толстенный альбом с профессиональной художественной бумагой. Девочка обрадовалась подарку, словно весь год его ждала.

— Любишь рисовать? — спросила я.

— Очень! Папа говорит, это мой дар! — глаза девочки горели.

— Здорово!

Я раскрыла бархатную коробочку, в которой лежали золотая цепочка и подвеска в виде крыльев ангела.

— Нравится?

— Очень! — девочка искренне обрадовалась.

Ире и Жене купила по золотому браслету, довольно-таки широкому, еще четыре купила на всякий случай: один себе, один свекрови, два их жадности по скидке, но пришлось как раз для Сандры и Диеры и Дивы.

Отцам я купила золотые подвески в виде букв, сложив которые, получалась ДОРА.

— Потому что каждый из вас, дорогие мои, это частичка моей души, частичка меня. И не передать словами, как я рада сейчас тому, что мы все за одним столом и можно ни от кого не таиться и ничего не бояться. Создав меня, вы поделили мою душу и тело на 4 равные части, и пусть эти 4 равные части меня будут теперь у каждого из вас. Люблю вас каждого в равной степени. Вы меня создали как гаранта мира между вашими мирами, прошу вас самих не когда не забывать об этом. Потому что у меня нет матери, но 4 таких замечательных отца, по-моему, даже куда лучше. Но не делайте больше подобных инее химер, душа порой мечется как ошалелая. Не зная к какому из берегов прибиться правильнее.

Так, а че метаться уж теперь то. — Усмехнулся Демитрий, — Во всех мирах для наших женщин, заповедь одна — Муж твой — берег твой, женщина. Будь ты хоть ардонийкой, хоть марсианкой, хоть глорианкой, хоть землянкой.

Ну, на такой берег я, пожалуй, согласна, — улыбнулась я, обнимающему меня мужу.

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17

Часть 18

Часть 19

Часть 20

Часть 21

Часть 22

Часть 23

Часть 24

Часть 25

Часть 26

Часть 27

Часть 28

Часть 29

Часть 30

Часть 31

Часть 32

Часть 33

Часть 34

Часть 35

Часть 37

Часть 38

Часть 39

Часть 40

Часть 41

Часть 42

Часть 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Часть 48

Часть 49

Часть 50

Часть 51

Часть 52

Часть 53

Часть 54

Часть 55

Часть 57

Часть 58

Часть 59

Часть 60

Часть 61

Часть 62