Созидатель. Вячеслав Заренков [Игорь Вебер] (fb2) читать онлайн

Игорь Вебер Созидатель. Вячеслав Заренков

От автора

В биографической книге «Созидатель» исследуется феномен многогранности и успеха Вячеслава Заренкова, основателя и председателя Совета директоров группы компаний «Эталон» (до февраля 2019 года).

Материал для исследования более чем обширный: Вячеслав Заренков является доктором экономических наук, профессором, заслуженным строителем Российской Федерации. Он автор 189 запатентованных изобретений и свыше 30 строительно-инвестиционных проектов, 10 книг и более 100 научных статей.

Герой этой книги награжден почетным знаком «Строитель Санкт-Петербурга», лауреат общественной премии «Небесная линия» и Царскосельской художественной премии, «Почетный меценат» Санкт-Петербурга с удостоверением № 1.

Указом президента России Вячеславу Адамовичу вручен Орден Почета. Также он имеет ордена Русской Православной Церкви.

Долгие годы Вячеслав Заренков ведет обширную благотворительную деятельность, восстанавливает и строит монастыри и храмы в России и за рубежом, создает памятники, учреждает премии для художников, поэтов, писателей, снимает фильмы, пишет картины, художественные книги и либретто для балетных постановок.

Группа «Эталон», основанная Заренковым в 1987 году, стала одной из крупнейших корпораций в сфере девелопмента и строительства в России. Она специализируется на строительстве жилой недвижимости в Москве, Московской области и Санкт-Петербурге.

За тридцать лет успешной работы под руководством Вячеслава Заренкова компания ввела в эксплуатацию более 8 миллионов квадратных метров недвижимости. В домах, построенных ею, живет примерно 318 тысяч человек. Это как население Кембриджа и Оксфорда вместе взятых! Коллектив группы «Эталон» насчитывает более 5 тысяч сотрудников, а всего на ее стройках работает более 16 тысяч человек.

Начиная с 20 апреля 2011 года глобальные депозитарные расписки Группы «Эталон» торгуются на основном рынке Лондонской фондовой биржи.

В феврале 2019 года Вячеслав Заренков вышел из бизнеса и покинул компанию, передав управление более молодым и активным менеджерам.

С этого момента перед меценатом и основателем социально-культурного международного проекта «Созидающий мир» открылись новые горизонты работы.

В книге, основанной на многочисленных интервью с самим Вячеславом Заренковым, его родственниками и сотрудниками, рассказывается о стремительном становлении личности Героя и его Дела. Динамично и просто повествуется об этапах пути Заренкова, трудностях, которые ему приходилось преодолевать, и, что особенно интересно, о созидающем стиле мышления и православной философии человека.

Ему удалось взять эталонную высоту. Чтобы с этой высоты для людей сделать как можно больше.

Книга будет интересна всем, кто ищет свой путь в бизнесе. Для многих она может стать своеобразным учебным пособием. Вячеслав Заренков щедро делится методологией строительства и ведения бизнеса в современных условиях, дает ключ к решению текущих проблем и формулу для выхода из кризисных ситуаций.

«Созидатель» предлагает уникальную возможность «пройти за спиной» героя по его непростым дорогам, на несколько дней стать очевидцем его неудач и побед, прожить вместе с ним непростой и интересный период нашей истории. Возможно, вы найдете в этой книге то, что давно и безуспешно искали – искреннее, доброе, человеческое. И уж точно, вам не придется скучать.

– Игорь, а чем же он, собственно, удивил лично вас? – спросит меня скептически настроенный потенциальный читатель.

– Помимо всего прочего (о чем кратко сказано выше) Вячеслав Адамович удивил меня тональностью сердца. Что бы ни происходило в моем писательском дне, какие бы проблемы и встречи его не наполняли, всякий раз главным событием дня становилось интервью с Заренковым. У каждого нашего разговора было интересное, всегда одинаковое «послевкусие»: в душе воцарялись покой, ясность, свет. Так бывает после исповеди в храме. Но я не исповедовался – я задавал вопросы, движимый живым исследовательским интересом:

КАК

ВСЕ ЭТО

СТАЛО ВОЗМОЖНО

В СУДЬБЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА?

С уважением ко всем вам, Игорь Вебер.

03.10.2020 года

Часть первая Старт 1967–1987 гг

Семнадцатилетний парень из белорусской деревни Ходулы «случайно» приезжает в Ленинград. Здесь он устраивается на стройку арматурщиком, поступает в институт, женится и заселяется с семьей в общежитие. Молодой человек стремительно проходит все этапы профессионального роста – от бригадира спецбригады до начальника строительного управления. Но после некоторых злоключений весной 1987 года, в самый разгар «перестройки», становится простым безработным.

– А с чего бы вы сами начали эту книгу?

– Наверное, с того момента, когда я вышел из родительского дома и отправился на железнодорожный вокзал, чтобы сесть на поезд, который повезет меня… Я тогда еще сам не знал, куда.

Идеальное начало для любой повести. Человек на пороге своего выбора. Такое было в жизни у каждого. Когда остаешься один на один сам с собой и надо сделать тот самый шаг, первый.

Орша

На заре он оделся во все лучшее сразу. Шляпу на голову, плащ на плечи, ботинки начищены, чемодан в руки. Фотоаппарат «ФЭД-3» на плече, без него никуда. И тридцать рублей в кармане.

Тронул калитку и ступил за порог.

Там осталась стоять мама, там – все его небогатое прошлое, в Ходулах.

От скромной белорусской деревеньки до Орши восемнадцать километров езды на автобусе да еще пять – до автобусной остановки в соседней деревне.

Потом Слава долго стоял на железнодорожном вокзале, не зная, куда ему ехать. Наконец решил: «Какой поезд первый придет, не важно, в каком направлении, на него и покупаю билеты!» В Москву или в Минск… куда угодно!

Он кинул взгляд на скамейку. Кто-то оставил книгу. Взял в руки – Достоевский Федор Михайлович. Пролистал пару страниц и взглядом выхватил фразу: «Петербург – город красивый, но строгий. Пощады от него не жди – работа, работа, работа…»

Первым пришел поезд на Ленинград. Значит – туда! Только вот билеты купить не успел.

– Девушка, может, возьмете? Я оплачу…

Молодая проводница кивнула с улыбкой, и парень запрыгнул в вагон.

«Зачем я делаю это? Куда еду? К чему я стремлюсь?» – размышлял человек.

Конечно, его впечатлило совпадение. И книга с цитатой о Петербурге, и поезд на Ленинград. Значит, все не случайно?

«Я знаю, чего я хочу, – вдруг подумалось Славе. – Достичь большого, чтобы с высоты этого большого делать добро для людей».

И сам себе улыбнулся.

«Ну, чего такого большого могу я достичь? В институт не поступил, какие у меня достижения?»

Поезд тронулся. Через час двадцать будет первая остановка, Витебск.

Витебск

Почему-то вспомнилась школа. 1 сентября 1957 года, его первый класс. Тогда он устроил серьезную сцену, чего мама никак не ждала. Все мальчишки, друзья по уличным играм, собрались идти на занятия, и он, шестилетний, вдруг затвердил: «Я тоже хочу!» Требует – и что с ним поделаешь? Мама забрала у сына ботинки, чтобы дома сидел.

– Ты должен присматривать за младшей сестрой! – настойчиво сказала София Петровна.

Валюша родилась 10 марта 1954 года и была младше Славы на три года и восемнадцать дней. Она и так постоянно при нем как привязанная, везде брат водил ее за руку. Всегда и везде.

Но не сегодня!

Он все-таки убежал, вопреки уговорам. Без ботинок, босиком преследовал первоклашек, которые были старше на полгода, на год. Через лес, через поле, налегке и вприпрыжку. Мальчишки отгоняли его от себя, а он не отставал ни в какую. Все два километра, до самого хутора Болотовичи, где была начальная школа.

Славик робко вошел в класс. Ребят много, человек двадцать пять. С трех окрестных деревень первачки собрались. Есть и знакомые. Саша Дмитриевич, Слава Соломенников – его друзья.

Классный руководитель Николай Григорьевич сказал: «Раз пришел, то садись на заднюю парту и сиди, сколько выдержишь!»

Он был уверен, что уже завтра мальчик успокоится и продолжит свои детские игры. Но Слава не отступил. Что-то там, в этой школе, его зацепило. В итоге мать отдала младшему сыну ботинки старшего брата, чтобы не сидел на уроках босой. А как схолодало, пошила бурки из ватного одеяла. Сверху бурок надеваешь галоши, и тогда грязь не страшна. У мальчишек эта обувь почему-то считалась позорной, не то что валенки. Но валенок на всех не хватало.

В школе выдали букварь и тетради. Все, никаких больше трат. Дерзай, бери знания пригоршнями. Разве что перьевая ручка нужна еще и банка с чернилами.

В начальной школе не было отопления. Деревянное одноэтажное здание грелось печками. И кто лучше учился, того отправляли на лошадке в лес за дровами. Целый день в лесу рубили, пилили, по два воза дров успевали привозить дотемна. Слава учился хорошо, поэтому в лес ездил часто.

– Чего тебе здесь сидеть? Ты и так все знаешь, езжай! – напутствовал классный руководитель.

Однажды валенок у Славы порвался прямо в лесу, пальцы наружу торчат, на снегу следы остаются. Ему лет семь или восемь, он в лесу, с топором, на морозе, еще и босой! А воз дров набрать все равно надо. И он набрал.

«Ну разве это не достижение?» – улыбнувшись сам себе, подумал Вячеслав, глядя в окно торопливого поезда, нехотя сбавляющего ход перед остановкой.

«Станция Витебск», – объявил металлический голос на многолюдном перроне.

Следующая станция Невель.

Невель

А еще у них в начальной школе не было водопровода. Сами воду носили. Не было столовой – ели на перемене, кто что принес. Сало и соленые огурцы, хлеб и яйца. Учились делиться, не жадничать. Даже валенки не у каждого были. Слава, заметив, что его товарищ ходит по морозу в дырявых ботинках, объявил клич: одноклассники принесли свои сбережения, кто сколько смог, и валенки другу купили…

Во втором классе за успехи в учебе Заренкову подарили ценный подарок – книгу «Старик Хоттабыч». Книги были в цене. Они давали основу для жизни: добро должно побеждать.

И даже не абстрактное «добро», а конкретные мечты и желания, если они добрые, – сбудутся. Как у Хоттабыча, которого Слава прочитал несколько раз.

Своя мечта у него тоже была. В журнале «Юный техник» Слава прочитал статью о том, как можно самому сделать фотоаппарат. Пусть простой, но настоящий – можно снимать. Корпус из картона, затвор из металлической пластины, спусковой механизм из пружин и шестеренок от старого будильника. Только бы линзы где-то добыть!

Наверное, линзы стали его первой сознательной целью. Он любил кино, не пропускал ни одного фильма, которые раз в неделю крутили в местном Доме культуры. «Чапаева», например, смотрел несколько раз.

И смириться не мог с тем, что его любимый герой, легендарный начдив, погибает. «Вот вырасту и сделаю фильм, в котором Василий Чапаев переплывает реку и вскакивает на боевого коня», – решил Слава. Он мечтал стать режиссером. А режиссер должен уметь сам снимать, думал он. Для этого ему необходим фотоаппарат и фотоувеличитель. Но о покупке речи не было – не было денег. И как раздобыть эти линзы?

Он разыскал их в Орше, в магазине «Тысяча мелочей». Комплект стоил 5 рублей 40 копеек. Где их взять, эти деньги? Просить у родителей не привык – каждый должен зарабатывать сам. Он стал экономить. Мама давала каждый день 8 копеек на обед в школе – это была уже школа на хуторе Лисуны, в четырех километрах от дома. А еще на кино 5 копеек в неделю. Кино пропустить невозможно, это его будущая специальность. А на обедах сэкономить – вполне.

Через три месяца необходимая сумма была собрана. Линзы куплены. И мальчишка сделал своими руками первый фотоаппарат. Снимки получались не очень четкие, но Слава был рад своему достижению: все получилось!

Чуть позже он купил настоящую «Смену». За свои деньги, заработанные.

Уже со второго класса мальчишка получал трудодни в колхозе. Водил коня в борозде, пока кто-то из взрослых упирался плугом в гряду. Перевозил сено на лошади, восседая верхом на свежескошенных травах в телеге. Полол свекольное поле. Чистил от сорняков огуречные и кукурузные плантации. За каждый вид работы ставили «палочку». Например, сделал за день три рейса с сеном, торфом или навозом – получи на свой счет два или три трудодня. И общий результат работы совхоза «Ударник» распределялся на эти самые «палочки». В итоге по итогам работы за день Слава мог получить 100 граммов пшеницы, 100 граммов сахара, 200 граммов мяса и 10 копеек деньгами.

Эта система казалась ему математически выверенной, реально мотивирующей и справедливой.

Из всего перечня колхозных работ Заренкову не нравилось только одно – пасти свиней, которые вылетали из фермы, дико вопя и толкаясь. Грязные, неуправляемые, обдавали жидким навозом…

Вот лошади – это совершенно другое. Поход в ночное – тут тебе и романтика, и развлечение. Сел верхом, выгнал табун в луга, а потом каждую кобылу надо стреножить, чтоб не ушли далеко. Благо, лошади смирные, не ударят копытом. Как-то такой густой туман разлился по оврагу, что не видно стало ни зги. Слава подошел к кобыле, склонился – глядь, а это не кобыла, а лось.

– А ты что здесь забыл? Ну-ка, пошел!

Ну разве не чудо?!

За каждым деревенским пареньком была закреплена своя колхозная лошадь. Мужики поругивали: «Поменьше катайтесь, а то поубиваетесь!» Но пацаны любили носиться верхом, даже без стремени, без седла. Бывало, что скакун как разгонится, а потом вдруг как затормозит! И летишь мешком, кожа да кости, через мощную шею, почти с двухметровой высоты – ох и больно!

Те же мужики, вчерашние фронтовики, учили мальчишек правильно снаряжать лошадь упряжью, готовить телегу. Едешь на скрипучей, не смазанной, – берегись, за такое могут дать и по шее.

– Вдвоем подняли телегу! Ну-ка, осилите? Так, один держи на весу, второй колесо снимай – не робей, сильнее тащи! Дегтем мажь, чтобы не скрипела! Дегтем! А ты ему, малец, помогай!

Настоящая взрослая жизнь. Вот ее Слава и фотографировал настоящим фотоаппаратом. Друзей, лошадей, мужиков и соседей. Получалось все лучше и лучше. В старших классах парня начали приглашать на свадьбы фотографом. И здесь он всех удивлял своим мастерством и расторопностью. Пока свадьба пела-гуляла, он в соседней избе и пленку проявит, и снимки сделает, высушит. И к столу – смотрите, готово!

«Невель! – объявила проводница, проходя по вагону. – Кому горячего чая?»

Новосокольники

«Еще одна остановка на пути в будущее, – подумал Вячеслав, бросив взгляд на новенький «ФЭД». – Что там у меня будет в кадре? Какие снимки появятся?»

Еще недавно важным событием жизни были первые яблоки, самые сладкие. «Ранние косточки» – так назывался у них этот сорт. На краю деревни жил мужик Алхим, однособник. Тот, кто в колхоз идти отказался. Две войны прошел человек, а за колхоз его недолюбливали. Председатель Алхиму лошадей не давал, ставил палки в колеса. Раз обособился, мол, то живи сам по себе.

Дед держал стадо коз и большой сад, в котором поспевали «ранние косточки». На этот сад они и совершали набеги. Соберутся ватагой, человек шесть-семь, и к старику, почистить его урожай.

А потом поспевала антоновка, и к закату катилось еще одно детское лето. Начало учебного года становилось очередной вехой взросления.

Парень вытягивался ростом, голос ломался, оформлялся характер. В учебе он был «номер один». Самым первым.

Знания давались ему, как воздух, легко. Из школы пришел, забросил портфель, матери по хозяйству помог. И сразу на футбольное поле. Районная команда «Ветерок» у них была сильная. Со всех деревень округи туда собирали лучших. Ребята участвовали в соревнованиях, часто выигрывали. Даже в Минске на первенстве области заняли третье место. Слава был полузащитником, футболка с номером «семь». Он и голы забивал, переходя из защиты в наступление.

Снова осень, другая и третья – теперь уже средняя школа в деревне Зубревичи, третья по счету. Она еще дальше от дома. Начальная в Болотовичах – два километра пути. Семилетка в Лисунах – четыре. А средняя в Зубревичах, – шесть.

И в средней школе за учебниками Слава спину не гнул. Утром встанет пораньше, пока до школы дойдет – уже пять минут до звонка остается. Вот этих пяти минут ему и хватало, чтобы решить пять задач. Он решает, а над ним нависает толпа, все готовое переписывают.

Но бывало, что приходил за минуту, и тут классу становилось понятно, что надо как-то спасаться. Как вариант – забить буки учителю.

– Вера Борисовна, что-то с задачей не так, – выступал самый смелый. – Может, вы условие нам не правильно продиктовали?

Вера Борисовна смотрела на Славу глазами печальными, полными недоумения и разбитых надежд.

– Ну как же так, Слава? Ты ведь мог решить ее, мог!

В школе Заренкова все звали то Славой, то Соломкой. Из-за волос цвета выгоревшей на солнце соломы. Точно так же, Соломкой, называли его друга, Славу Соломенникова.

– Глянь-ка, куда это Соломки бегут?

Побежали домой. Жили они по соседству.

С восьмого по десятый класс сельских ребят обучали вождению трактора. По окончании выдавалось удостоверение тракториста-машиниста широкого профиля. Это удостоверение как лучшая рекомендация для работы в колхозе.

– Научитесь, всему сразу научитесь, когда пойдете в колхоз, – важно рассуждал педагог-тракторист, обещая им мрачную перспективу. – Поэтому я, ребята, у вас экзамен принимать не буду. Его примет жизнь! А я просто всем поставлю «четверки». Согласны?

– Ура!

Кто думал тогда о среднем балле своего аттестата?

Больше думали о девчатах. Ждали выходного, чтобы пойти в клуб на танцы или на очередной киносеанс.

Все, танцы кончились.

Локня

В 1967 году Заренков окончил среднюю школу. К выпуску он начал готовиться заранее. Все предыдущее лето трудился в колхозе, заработал приличную сумму. На эти деньги родители купили ему плащ, достаточно модный по тому времени. Пиджак, брюки, ботинки и шляпу. Все парни носили шляпу, и он захотел. Получилось солидно.

Три товарища – два Соломки и Дмитриевич – решили держаться вместе. Они отправились поступать в Могилевский машиностроительный институт.

Абитуриенты поселились в общежитии. И первая же ночь стала для них серьезным экзаменом. Как только ребята легли в койки, на них ополчились клопы. В Ходулах клопов не было, а здесь целые полчища. Да такие голодные, такие жадные до молодой крови! Кусают нещадно. Что только не делала троица ночью – и матрасы свои перетряхивали, и отодвигали койки от стен на самый центр комнаты. Но насекомые проявляли изобретательность и настойчивость. Они забирались на потолок и пикировали на абитуру сверху. Поспать не удалось.

Помятые и злые они чесались с утра.

– Что это за институт? Как здесь можно учиться?

– Может, и не стоит сюда поступать?

Но шутки шутками, а экзамены сдавать надо. Первый экзамен – сочинение. Вячеслав получил «четверку». Второй – химия. Снова «четыре». Третий – физика. «Три!» Остался последний, его любимая математика. Предмет, который он знал на «отлично».

Заренков спокойно вытащил билет, взглянул на него и обрадовался: так это пустяковые задачки! Сел за парту, только начал писать, и тут сосед справа – помоги! Решил задачу соседу. Сосед слева – помоги! Решил и ему. Взглянул на часы – десять минут до сдачи заданий. Быстро все написал и сдал работу экзаменатору.

И вдруг кольнуло: ошибка!

– Можно я исправлю немного?

– Нет!

До общежития Слава плелся сам не свой: «Ну как же так!» Утром выставили оценки. Ему – «три». Все, баллов Заренков не набрал. Друзья уехали домой, не дожидаясь списков о зачислении. Это потом уже, когда Заренков стал профессором, Могилевский институт приглашал его читать лекции.

А тогда был крах всех мечтаний.

Что дальше? Куда идти? Душа металась, мысли кипели, но выхода не было. Пришлось осень и зиму работать в колхозе…

Однако, сколько станций уже за спиной! За окном пронеслись Сущево, Дедовичи, Дно, Сольце и Батецкая. Поезд заскрипел и напрягся. Мощные мускулы тормозов сдавили колеса, и внутри тоже все сжалось: приехали!

Ленинград

Вячеслав планировал поступить в ПТУ или устроиться на завод, обивал ноги в большом чужом городе, но везде требовалась прописка и паспорт, которого… не было. Жителям деревень в то время его не выдавали, чтобы они не бежали в город.

Старший брат Виктор приютил у себя, здесь можно было пожить какое-то время. Но у брата семья и ребенок, каждый квадратный метр жилой площади на счету, а тут еще он… Надо что-то решать.

– Давай-ка ты лучше к нам на стройку! – посоветовал Виктор.

Когда-то отец брал Славу с собой на стройку в Оршу. Хотел показать, чем занимается, как нелегок его строительный хлеб.

– Смотри, сынок, запоминай. Будешь плохо учиться, придется вот так же месить лопатой раствор…

И вот он стоял перед выбором. С одной стороны, неприятие профессии строителя, которое ассоциировалось с той детской экскурсией. Да ведь и учился он хорошо, в институт поступал. Не поступил по досадной оплошности. А с другой стороны, дороги назад нет. Как выяснилось, только в строительной организации можно получить лимитную прописку и койко-место в общежитии…

Осенью 1968 года 17-летнего Вячеслава Заренкова приняли на работу в Строительное управление 92 (СУ-92) треста 39 на должность арматурщика второго разряда.

Место в общежитии дали.

Он начал работать. Тяжело, очень тяжело было первое время.

По восемь часов тягать железные прутья, тяжелые, упругие, неповоротливые. Промозглый ветер и дождь. Сапоги утопают то в грязи, то в цементе. Перчатки промокают и рвутся. Ладони стираются в кровь. Но Слава подбадривал себя: «Не привыкать!» Да, это чем-то напоминало начальную школу, когда он таскал по снегу, почти босиком, дрова на возок. Да и в колхозе работа не мед.

Не привыкать!

За день Заренков так нарабатывался, что проваливался в сон быстрее, чем голова падала на подушку. До отбоя еще с соседями по общежитию успевал пообщаться, взрослые разговоры послушать – вот, где реальная школа!

В комнате Вячеслав был самым «зеленым». Всем мужикам под тридцать и даже за тридцать, а ему – страшно сказать. Семнадцать! Как огурчик на грядке.

Тут такого наслушаешься – в книгах не прочитаешь!

Пришло время первой зарплаты. На руки выдали сто восемь рублей. Жить можно. Постепенно страх перед стройкой пропадал, улетучивался. На смену приходил интерес, азарт, вовлеченность. Молодой арматурщик начал самостоятельно и довольно легко разбираться в сложных чертежах и с удовлетворением ощущал, как тело набирается силы и крепнет. Но главное – он стал думать иначе. Он, рабочий, ставил себя на место своего бригадира и думал как бригадир: что не так? Что бы он изменил? Как бы организовал рабочий процесс? Вячеслав стал испытывать удовлетворение от реальных результатов труда. С вечера планировал себе задачи на завтра. Словом, втянулся.

Но месяца через два так потянуло домой, неотвратимо и ностальгически потянуло, с защемлением сердца. Вспоминалась мама, как она гладила его, златоглавого, по макушке, садясь ночью на край кровати. И отец, который никогда не учил его жизни словами – только примером. И сестра Валя, его верный хвостик…

Многое вспоминалось, но уже в других красках. Как будто ему показывали картинки из давнего прошлого, картинки прекрасные, но уже не понятно – он на них или не он.

С третьей зарплаты Вячеслав купил телевизор и прямым поездом «Ленинград-Орша» повез подарок домой. От Орши до Ходулов на автобусе. И радость встречи, суета, последние новости…

– Это ж у нас теперь второй телевизор в деревне! – с гордостью констатировал Адам Алексеевич, распаковывая черно-белый «Рубин». – Первый у колхозного бригадира Евгения Дмитриевича.

Выходной пролетел, как стрела башенного крана – вжик, и бадья с раствором уже наверху! Вжик, и пора на работу.

Он опять у калитки. И ему, возмужавшему, взрослому, на прощание мама дает три рубля. Почему так трогает этот простой, почти неуловимый жест?

– На вот, сынок, возьми на дорогу.

И сейчас, и через год, и через пять она, прощаясь, давала свой «рублик». А если не брал, то совала в карман. Этот бережно сложенный пополам «троячок» хотелось сохранить подольше или вовсе не тратить. Он тратил, а слова ее в памяти сохранял.

«Сынок, для людей делай так, как хочешь, чтобы они для тебя делали».

Это запомнилось от мамы.

«Не образование главное для человека, главное – это житейская смекалка и мудрость», – это уже от отца.

Все-таки интересно было бы с ними поговорить, узнать поближе родителей, но все не находилось времени для задушевных разговоров. В деревне надо работать. Да и в городе тоже.

Ведь пощады от Ленинграда не жди. Все работа, работа…

Галина

Но не только она. В конце осени 1968 года Виктор Соломатин, сосед по комнате, предупредил:

– Слава, к нам в субботу девчата придут. Сестра моя Валя с подругой. Они с мельничного комбината, живут тут поблизости.

Девчата пришли, Валя и Галя.

Соломатин был интересным мужчиной. В армии отслужил, здорово играл на гитаре и пел. Галина сидела и слушала его открыв рот. Витя ей сразу понравился. Они решили куда-нибудь сходить вместе, компанией.

– Например, на каток!

14 декабря 1968 года Галине Юнисовой исполнилось двадцать. Красивая цифра, возраст, сулящий счастливую будущность. И уже через день-другой они встретились на катке в парке. Брались за руки и катились, катились! Уставшие, заходили в буфет, Витя угощал лимонадом, покупал конфеты, и снова на лед. Вячеслав тоже пришел. Но Галя почти не обращала на него внимания. Хотя чувствовала, – что же это за орган такой, который включается на расстоянии? – как-то чувствовала, не приближаясь к Славику и почти не общаясь с ним, что вот точно, сейчас, этим вечером, на этом катке, он влюбился в нее.

– Точно влюбился! – подтвердила вечером Валя.

Время начало ускоряться. 15 декабря, 20 декабря, 25 – оно набирало темп, приближая Юнисову к Новому году. Что ни день свободный, то Галина с подругой Валей шла в гости к Виктору. К ним-то в гости никак! В женском общежитии коридорного типа на входе сидел грозный вахтер и каждого строго спрашивал: «К кому? А зачем?» Чужой не пройдет! На Троицком поле общага была квартирного типа. Виктор жил в комнате площадью пятнадцать квадратных метров. Не один, конечно, ребят было трое. А в соседней комнате, десятиметровой, жил Слава с соседом.

Слава заходил в гости выпить чайку и поглазеть на Галину.

Встречать новый, 1969 год, решили здесь же. Наготовили всевозможных закусок, сели за стол, дождались боя курантов, пригубили шампанское. Виктор активно ухаживал за Галиной: стул придвинуть, портвейна подлить, песню сыграть.

– Ну, какую желаете? – и проводил по струнам рукой.

– Хочу «Горы далекие»!

И звучала гитара, и пластинки крутили, и твист танцевали, и был у Заренкова характер, который не позволял пасовать перед трудностями. Галина ему очень нравилась, он не отступал. Слава умело подстроил так, что Галина осталась с ним наедине. И тогда он ее поцеловал.

Ах, если б умел!

Не распухли бы губы от его поцелуев!

Галина ринулась в ванную, чтобы остудить лицо холодной водой, а Слава за ней, и дверь на замочек. Виктор начал стучать кулаком по хрупкой двери. Замок отлетел, он вошел, грозный, злой.

– Значит, так?

Виктор знал себе цену. Он был уверен, что любая девушка за ним побежит, лишь помани. Не Галина, значит, другая. Подумаешь!

– Теперь между нами все кончилось, – строго сказал девушке Соломатин.

А со Славой все началось.

Бригадир

В начале марта 1969 года, накануне своего восемнадцатилетия, Вячеслава Заренкова выбрали (а не назначили!) бригадиром специальной бригады. Одиннадцать мужиков в коллективе. Все взрослые, отслужившие в армии, кто-то уже обзавелся семьей и детьми, плохими привычками, заматерел в кости и в плечах. И вот тебе на! Над ними новый начальник. Не великий, если рассматривать иерархию должностей в строительной отрасли, но все-таки – бригадир!

– Это дело надо отметить, – ядовито отреагировал Владимир, тридцатилетний рабочий, крепкий детина. Время приближалось к обеду. Выпить по стопке на перерыве это не грех. Меси да носи, тут трезвость особая не нужна. Мужики привычно скинулись по рублю.

– Бригадир, сгоняй за закуской. Колбаски, хлебушка и три «Столичной». Обмоем твой взлет, – Владимир ехидно хохотнул и протянул Вячеславу скомканные купюры. – Сегодня гульнем!

Парень вскипел. Это его задевало. Но сдержался, взял деньги, ушел.

На обратной дороге Вячеслав подобрал кусок арматуры, короткий, в полметра, металлический прут, засунул его себе сзади за пояс.

Вернувшись, как ни в чем не бывало, расстелил газетку, нарезал хлеба и колбасы. Чуть поодаль поставил три бутылки спиртного. Мужики, теперь уже члены ЕГО бригады, собрались к столу.

– Шаришь, салапет! – одобрительно крякнул Володя. – А ничего у нас бригадир, да, мужики? С таким работа пойдет!

И снова засмеялся недобро.

В этот миг Вячеслав неуловимым движением выхватил из-за спины арматурину и хрястнул ею по бутылям. Звон стекла, похожий на хруст хрустальных костей, и драгоценная жидкость растеклась по грязному полу бытовки.

– Ты что? Да ты совсем обалдел? – и дальше эпитеты и эвфемизмы, выражающие отношение рабочего класса к революционным маневрам младшего товарища и коллеги.

Владимир буром попер на Заренкова, готовя широкий замах, но тот коротким движением все того же прута огрел его пару раз по бокам. Огулял, как корову, кнутом и пружинисто отскочил, меняя траекторию боя. Он держал «оружие» наготове – еще шаг, и повторит свой прием.

В этот миг кто-то из мужиков что-то понял, кто-то понять не успел, но мысль зародилась, пошла по нейронной цепи, блокируя резкие движения и ненужную речевую активность.

– На рабочем месте пить никто не будет! – твердо сказал Вячеслав. – Кому не понятно? Я повторю! Никто, никогда!

Как-то всем стало не по себе. Кусок в горло не лез.

Так молодой бригадир сказал свое слово. Поставил себя как мужчина.

– Молодец, Славка! – сказал вечером Соломатин. Слух о смелом поступке молодого бригадира быстро разнесся по общежитию. – Настоящий мужик, у нас в армии таких уважали!

Нет, он не злился за то, что Заренков отбил у него Галину.

– У меня таких еще миллион будет! – уверенно говорил Виктор.

– А мне миллион не нужен, – отвечал Вячеслав. – Мне нужна только одна.

Рациональное мышление

Бригадир Заренков внимательно изучал документы, чертежи, проекты, таблицы замен. Всматриваясь в них, старался добраться до сути, увидеть в лабиринтах линий и цифр логику и здравый смысл. Вот, например, арматурные конструкции. Как известно, есть арматура несущая, а есть вспомогательная. Если посмотреть в проект, там указано: диаметр вспомогательной арматуры должен составлять от двенадцати до четырнадцати миллиметров. Но какая в этом необходимость? Ведь она является всего лишь связующим звеном конструкции! В таком случае целесообразнее применять арматуру диаметром не четырнадцать, а шесть миллиметров, и шаг между металлическими прутьями можно делать шире, не двести, а триста миллиметров. И даже в пересчете на один промышленный объект – а это тысячи метров арматуры! – экономия металла получается солидная. Не сотни килограммов, а тонны!

Бригадир изложил свои соображения в рационализаторском предложении, и оно было принято руководством, за что Заренкова на День строителя наградили почетной грамотой и денежной премией.

За первым рационализаторским предложением последовало второе, и третье, и десятое. Вячеслав к каждому этапу, к каждой фазе строительных работ относился… не как бригадир. Все-таки у бригадира есть свои границы ответственности, довольно узкие, а он выходил за них. Смотрел выше, думал шире. Обнаруживая проблему, он анализировал ее с позиций мастера или даже прораба: а как бы я поступил? Как правильнее, эффективнее, рациональнее? Этот процесс было уже не остановить. За рацпредложениями пошли изобретения – настоящие изобретения, на которые в Москве оформлялись патенты. Но это уже потом, потом…

Восемнадцать

Двадцать восьмого марта 1969 года Вячеслав Заренков пригласил на свой восемнадцатый день рождения друзей по общежитию и Галину с двумя девушками, Валей и Машей. Галя купила для именинника скромный букет красных тюльпанов. Подарила, сели за стол.

– Но я ненадолго. Я сегодня в ночную смену работаю.

Было весело, шумно, и Галине казалось, что она ушла по-английски. Тихо, не привлекая внимания, ни с кем не прощаясь. Села на трамвай двадцать седьмого маршрута, подошла к кассе, бросила три копейки, взялась за ручку, чтобы выкрутить билет за проезд. Но из-за спины потянулась чья-то рука. Обернулась – Вячеслав Заренков.

Так он в первый раз ее проводил. И теперь уже мог приезжать внезапно, без предупреждения, чтобы, например, проводить с работы до общежития.

Они стали встречаться.

Все-таки он был скромный. Уже не лез целоваться как тогда, в Новый год. Когда расставались, брал Галю за руку, и она ощущала, как от волнения дрожат его руки. Не наглый, но компанейский. Интересный, всегда что-то рассказывал по дороге в кино и шутил.

Весной Заренков сообщил, что будет поступать в институт на дневное.

– Если я поступлю, то мы поженимся.

«Как поженимся? А на какие деньги жить будем?» – кто тогда думал об этом?

С деньгами у Заренкова была какая-то своя история. Например, кошелька он не имел. К заветным купюрам относился без уважения: комкал их и засовывал, куда придется, – в один карман, в другой, и даже не знал, сколько их, этих денег, у него есть в наличии при себе в данный момент. Он не жадничал. Легко мог на последние купить шампанское и мороженое, лимонад, конфеты, билеты в кино. И никогда не сказал, как другие: «Знаешь, у меня до получки осталась «пятерка», поэтому мы никуда не пойдем». Казалось, что деньги у него есть всегда. И между тем, случались конфузы. Как-то ехали они на автобусе, вошел контролер, стал проверять билеты.

– У меня проездной, – сказал Слава.

– А у вас? – контролер выжидающе взирал на Галину.

– А я без билета! – призналась девушка, когда поняла, что Слава не может за нее заплатить. Не может, потому что кончились деньги!

Из автобуса молодых людей высадили. Было неловко. А кроме того, им пришлось долго тяпать пешком. Но точно одно: отсутствие денег не могло помешать их любви.

– Поступлю, и мы сразу в ЗАГС! – планировал Заренков.

Выходи за меня!

Он подал документы в Ленинградский инженерно-строительный институт (ЛИСИ) и на первом же экзамене «срезался». Вышло глупо, досадно. Поскольку Вячеслав родом из белорусской деревни, где в ходу был и польский язык, и говорили все на суржике, на белорусско-польско-русском наречии, то, естественно, Заренков боялся в сочинении наделать ошибок. Товарищ посоветовал ему сделать шпаргалки. Не хотел, не привык обманывать, но все-таки сделал одну, отчасти, чтобы не расстраивать друга. И надо ж такому случиться: ему выпала тема, которая как раз была на шпаргалке. Вячеслав достал ее, начал неумело списывать, а преподаватель заметила. Заренкова выдворили из аудитории.

Чтобы не терять еще год, он подал документы на вечернее отделение и экзамены сдал успешно.

Увидев свою фамилию в списке зачисленных, тут же поехал к Галине. Вызвал ее из общежития, они пошли гулять по городу. Поднялись на мост через железную дорогу, и здесь Слава остановился, чтобы сказать те слова, которые однажды должен сказать каждый мужчина.

– Выходи за меня! Давай завтра же подадим документы в ЗАГС, а родителям скажем потом, перед свадьбой, пригласим их, и все!

На следующий день отправились во Дворец бракосочетаний на набережной Красного Флота (сегодня – Английская). Встали в живую очередь, двадцать восьмыми по счету.

– Первых двадцать пар мы успеем принять до обеда, – сказала слуга Гименея. – Остальные приходите после полудня.

Вячеслав и Галина пошли погулять. Поднялись на колоннаду Исаакиевского собора, съели мороженое, попили коктейль, бросили копеечку в фонтан «на счастье». Вернулись, документы в окошко передают.

– Вы должны оплатить пошлину. Один рубль двадцать копеек за каждого.

Вячеслав по карманам – там пусто.

– Я все потратил во время прогулки, – сказал он как-то слишком уж просто, легко, как будто сейчас эта женщина из Дворца этот проступок ему тут же простит и все само собой разрешится, без пошлины.

Галина, покраснев, открыла свою сумочку и достала необходимые деньги.

Потом, спустя годы, она часто шутила, что эти «рубль двадцать» стали ее самой выгодной инвестицией в жизни.

– А твои родители знают, что ты жениться собрался? – спросила служительница молодого человека, по-своему оценивая ситуацию…

Бракосочетание назначили на 23 декабря 1970 года.

Договорились, что будут копить. По сорок рублей в месяц сможет откладывать со своей зарплаты Галина, рублей 50–70 – с Вячеслава. Все-таки он зарабатывал больше, примерно 200 рублей. Если регулярно откладывать, то можно подготовиться к свадьбе. Хорошо, что есть еще время. Хорошо, что есть магазин «Весна», где по талонам можно приобрести кольца и наряд для невесты.

Где отмечать? Вариантов не много. В основном все свадьбы справляли в квартирах. Ресторан – это роскошь!

Квартира была у брата Виктора. Двухкомнатная, в новой девятиэтажке микрорайона Купчино.

– Составим столы, что-то приготовим сами, что-то купим в кулинарии, – планировала Галина. – С этим проблем не будет. Проблема у нас одна – где найти для тебя подходящий костюм?

Для себя Галина легко купила короткое кружевное немецкое платье и фату. А вот для Заренкова по его фигуре ничего подходящего не было. Высокий, худой, ничего на него не садилось. В итоге хороший костюм пришлось заказать в ателье. Он и стоил дорого, но зато в нем можно и в институт ходить иногда. Вячеславу пришлось брать кредит.

Но дело того стоило. Когда к ладно сшитому костюму добавилась белая рубашка и туфли, жених стал выглядеть как лондонский дэнди. Никто б не сказал, что этот молодой человек бригадир спецбригады на стройке.

Свадьба

23 декабря 1970 года у Дворца бракосочетаний гостей собралось не густо. Брат Виктор с женой Раей да тетка Нина – вот и все со стороны жениха. За пару дней до того мама Вячеслава попала в больницу с камнями в печени, отец, соответственно, на хозяйстве остался. По линии Гали – мама, брат и сестра. Ну, и еще молодежь – пять девчонок с мельничного комбината, шесть парней со стройки. Итого не более двадцати человек. Если считать с гармонистом, который к вечеру так разошелся, что в запале свой парик потерял.

Торжественная церемония. Застолье в квартире. А вот о первой брачной ночи молодой муж не позаботился. И Галина про себя корила его за это. Когда веселье стихло, когда все были основательно сыты и пьяны и улеглись спать прямо на полу, на матрасах, – тогда молодоженам в коридоре поставили узкий диван.

Целовались они, запершись в ванной.

А на утро поехали жить в то самое общежитие, с которого все начиналось. Троицкое поле, дом 36. В одной комнате трое парней, Витя-гитарист, желанный жених для миллиона девчат, в том числе. В другой – Вячеслав и Галина. А сосед их, Александр, человек деликатный, через пару дней уехал в командировку, чтобы молодым не мешать.

Можно представить себе этот рай коммунальный. Молодые мужчины, их быт и носки, разговоры, общий туалет, который на то и общий, чтобы в нем никто толком не убирал…

– Слава, давай снимем квартиру! – просила жена.

– Если мы уйдем отсюда, строительная компания забудет про нас навечно, и мы точно не получим квартиру, которая нам причитается, – объяснял Заренков. – А пока мы здесь, мы у моего начальства как бельмо на глазу, все-таки молодая семья!

Потом пришла комендант, грозная женщина со скрипучим, как резина на крутом повороте, именем Зина.

Зина вошла в их комнату, как к себе домой, и с порога стала орать, мол, она только что всех семейных расселила, освободила от них общежитие, а тут Слава привел невесть кого…

– Это моя жена!

– Я повторяю! Я только что всех женатиков переселила, а ты мне тут новую семью открываешь!

Галя заплакала.

– Ты же слышала, что всем женатым дали квартиры. Сейчас новые наженятся, нас станет много, мы заполним половину общаги, и года через три нас расселят. Потерпи!

Общежитие

Действительно, семейных пар становилось все больше. Вот и сосед Заренкова в мае вернулся из командировки уже с женой Ларисой. Комендантша выселила троих ребят из пятнадцатиметровой комнаты и поселила в нее две семьи – Славу с Галиной и Александра с Ларисой.

Чтобы разделить общее пространство комнаты, Заренковы купили шкаф. И у соседей шкаф. Два шкафа, каждый лицом к своему хозяину. Вот и перегородка. Ничего, что не до потолка.

Холодильника не было. Зимой продукты висели в сетке за форточкой. Борщ варили с таким расчетом, чтобы все съесть в один день.

В соседнюю десятиметровую комнату поселили тихого паренька «со справкой». Он мог, например, втихую съесть заренковские щи. Вячеслав утром встал, кастрюльку на газ, глядь – а там просто вода.

– Ты съел?

– Я, – признался паренек.

– Мог бы за собой кастрюлю помыть…

Лаборатория

Комендантша Зина парня со справкой переселила подальше, а десятиметровую комнату выделили Вячеславу под лабораторию. Дело в том, что Заренков на общественных началах выпускал «Комсомольский прожектор», газету, освещающую рабочие будни треста. Вот где пригодился его талант фотографа!

В свободные от работы минуты он делал репортажные снимки со стройки, печатал фотографии, писал к ним тексты, рассказывая о кипучей жизни предприятия, о передовиках, представителях строительных династий, свершениях. Теперь целая комната была в его распоряжении. На леске, натянутой от стены к стене, сушились свежие снимки. Почетное место занимали фотоувеличители и ванночки с проявителем и фиксажем. По ночам здесь уютно сиял красным светом фото-фонарь…

Когда строили фабрику имени Веры Слуцкой на Васильевском острове, Заренкову поручили ответственное задание: сделать фото для столичной ВДНХ. Технически это было очень непросто, почти нереально! Как в домашних условиях, без специального оборудования, изготовить фотоплакат размером три на шесть метров?! Вячеслав подвесил фотоувеличитель под потолок, на полу разложил фотобумагу самого большого размера из тех, что имелись в наличии – 60×60 сантиметров. Экспериментировал, делал пробники, полностью устилая пол бумагой. Подбирал выдержку и диафрагму, подсвечивал края комнаты, добиваясь равномерности освещения…

Проявлял, закреплял, глянцевал. Проявитель приходилось готовить ведрами, вместо ванночек использовал кухонные тазы. Готовые фрагменты он склеивал в единое целое на двух фанерных щитах. Такполучилось пять плакатов 3×6 метров. Панорама строящейся фабрики, лица рабочих, станки, краны – все эти фотополотна передавали атмосферу большой стройки, тонко и точно фиксировали рабочую жизнь.

Сын. Дима

А если зафиксировать его личную жизнь, то получилось бы вот такое интересное фото: Вячеслав готовился к очередной сессии в институте, а Галина готовилась к родам.

Утром 8 января 1973 года она проснулась и поняла: начинается!

– Как начинается? У меня сопромат, мне экзамен надо сдавать…

– Вызови «скорую» и поезжай на экзамен, – попросила Галина.

– Ну уж нет, я с тобой!

«Скорая» долго возила по всему Ленинграду. В городе бушевал грипп, часть родильных домов закрылась на карантин. Там не приняли, здесь отказали. В итоге к 16.30 их доставили на Васильевский остров, в роддом на улице Щорса. Галина успела переодеться и сразу в родовую палату.

Вячеслав ждал, когда ему вынесут пакет с вещами жены. Вещи тогда не полагалось держать в больнице, их возвращали «сопровождающим лицам».

Санитарка подала куль с одеждой и огорошила: «Поздравляю, у вас мальчик родился!»

Он не поверил: нельзя же так быстро, точно что-то напутали!

Побежал в телефонную будку напротив, через «09» узнал номер приемного отделения.

– Извините, скажите, родила Заренкова?

– К нам данные еще не поступали!

«Ошиблась санитарка, – думал Заренков по дороге в институт, понимая, что опоздал туда безнадежно. – Рожать – это трудно и долго. Хотя еще неизвестно, что труднее – родить или сдать сопромат!»

На экзамен успел. Влетел в аудиторию, поздоровался и выпалил: «Я готов отвечать!»

– Но вы еще не взяли билет, – удивился суровый профессор.

– Я к любому вопросу готов! – сообщил новоявленный отец, вытаскивая билет. Он не мог тратить время на подготовку, внутри все кипело: событие века – жена родила человека! Или не родила еще? Скорей бы узнать!

– Хорошо, отвечайте.

Он отвечал правильно, но сбивчиво. За жену волновался, не за себя.

– Вот если бы вы все-таки посидели, сосредоточились, могли бы и на «пятерку» ответить, а так – «четыре», – сказал профессор, расписываясь в зачетке.

Выбежав из аудитории, Вячеслав понесся к телефону-автомату, чтобы узнать…

– Алло, Заренкова Галина…

– Да, сын у вас, сын. Богатырь, вес 3600, рост 52, – произнес голос из трубки. Это был самый лучший голос на свете!

– Спасибо, спасибо, спасибо! – повторял он бессчетно, не в силах сдержать распиравшее его изнутри огромное счастье. – Спасибо, спасибо! А когда забирать?

– Вот вы сразу и забирать. Пусть мама с малышом отдохнут у нас пару-тройку дней, послезавтра звоните…

Сына привезли все в ту же половину комнаты, отгороженную шкафом. Хорошо, что хоть соседи на недельку уехали. Имя для ребенка заранее не выбирали. Ведь не знали, кто будет, девочка или мальчик?

– Пусть будет Дима. Мне нравится, – и даже не важно, кто предложил это первый, не спорили. Дима так Дима.

Из бригадиров в мастера

Галина собралась уже выходить на работу, но тут пришлось ложиться в больницу. В девять месяцев у Димы началась пневмония. Молодая мама была вынуждена написать заявление на увольнение.

Жить на одну зарплату сродни проклятию, как говорил герой фильма Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука». А тут еще Вячеслава перевели на должность мастера. Начальник уговорил его, пообещал предоставить квартиру через три года. А это многого стоит, ради такого можно и пренебречь зарплатой. Бригадиром он получал 240 рублей, а мастеру платили 135.

Галина как узнала, так всю ночь проплакала. Но тихо, чтобы муж не услышал. Она не упрекала, понимала, что надо двигаться по карьерной лестнице. Но как устала Галина от этой нищеты, от безденежья! Бывало, она по всему общежитию бегала, чтобы назанимать денег на уколы для сына, на лекарства, которые постоянно покупать приходилось.

Но мысль о собственной квартире не шла из головы. На этой мысли свет клином сошелся. Квартира казалась пределом мечтаний. Ради нее можно многое претерпеть.

Но ведь женщина! И женское в себе не задушишь. Как-то вышла погулять с коляской, собрались мамочки, кто о чем поболтать. И тут одна достает золотой кулончик, подковку, весом в грамм.

– Девочки, продаю! Всего за четырнадцать рэ!

Все стали рассматривать, передавать из рук в руки. И как же захотелось Галине купить этот кулончик, аж до самого жалостливого щенячьего писка в груди – так захотелось! А не смогла.

Если бы не Ходулы, высохли бы они как ходули. Далекий белорусский хутор спасал – оттуда привозилась картошка и домашняя колбаса, специфическая по вкусу, немного пересоленная, но с разными травками. Тушеную картошку даже не солили, просто нарезали в нее колбасу и к столу.

Но колбаса только к празднику. А в будни просто картошка. Вареное яйцо на завтрак. Суп на обед. Картошка на ужин.

– Слава, придумай что-нибудь! Ведь нам еще кредит за свадебный костюм платить надо, – просила Галина.

И он придумал. Вместе с каменщиком Сашкой Базановым стал подряжаться на шабашки в районы. Обкладывали деревянные дома кирпичом. Александр был мастером своего дела, кирпич к кирпичу – на глазах вырастает стена. Скорость как у хоккеиста в наступлении, только поспевай за ним, ни минуты свободной. Хоккей был страстью Базанова. Он старался ездить на все чемпионаты и собрал уникальную коллекцию значков, коллекционеры за ней охотились. Этот внеурочный калым молодого мастера стал подспорьем для семейного бюджета Заренковых. Кредит закрыли.

Ночные бдения

А тут еще Галина взялась за работу. Вячеслав получил «подряд» для жены. Он как-то договорился у себя в управлении, что она будет печатать на дому документы. Тариф – двадцать копеек за страницу текста. Берешь, например, «Инструкцию по технике безопасности», между листами вставляешь копирку, потому что надо сразу пять экземпляров, и пошел бить по клавишам. Десять страниц – два рубля заработал! Муж приносил пачку бумаг домой часам к одиннадцати. Галина садилась на кухне, плотно закрывала дверь и до трех часов ночи печатала. Бывало, что и до утра. Это зависело от важности и срочности документов.

Так неожиданно Галине пригодилась специальность секретаря-машинистки, полученная еще в ранней юности. Теперь она могла пополнять семейный бюджет примерно на 80–90 рублей ежемесячно. Приличные женские сапоги стоили сотню. А хорошая финская куртка – 180. Тут придется залазить в долги, чтобы купить.

Она печатала все больше и больше, уже и ночью, и днем, вошла в ритм. Но Дима этого не любил. Три домашних машины – три злейших врага его: стиральная, шильная и печатательная. Как только мама бралась за одну из них, он начинал расстраиваться и просил поиграть с ним.

Ноев ковчег

Ситуация на коммунальном фронте обострялась. Соседи Коля, Юля и дочь их Инна – это бы еще ничего. Но к Коле приехал двоюродный брат, да с женой, да с двумя детишками. В итоге за стенкой, в пятнадцатиметровой комнате, жило уже не трое, а семеро человек. И с ними приходилось делить пятиметровую кухню, а в душ и туалет – вообще не попасть! Очередь туда была как в ЦУМе на распродаже.

Летом приехала теща Анастасия Ивановна. И вечером жаловалась она со слезами, что смогла зайти в туалет не раньше двенадцати часов дня. Теща забрала Диму на свежий воздух, на вольный выпас в свой тихий город Фурманов. А Вячеслав отправился к заместителю управляющего треста по жилищным вопросам. Изложил ситуацию, просил выделить другую комнату, чтоб соседей поменьше.

– Скоро, скоро свою квартиру получишь, мы же тебе обещали, – успокаивал зам. – А пока там у вас воспитательница увольняется, из вашего общежития. Значит, освобождается однокомнатная квартира. Вот ее и занимайте!

Да, кроме коменданта Зинаиды всякому приличному общежитию полагалась еще воспитательница, даже политрук, и он тоже был! Политрук периодически проводил политинформацию, по-медвежьи неуклюже анализируя «ситуацию в мире». Но никто на нее не ходил.

Вячеслав пошел к воспитательнице.

– Да ни в жизнь Зинка вас в мою квартиру не впустит! – резанула она. – Давайте так: когда буду я выезжать, вы мне подгоните машину и дайте людей. Пусть они мои вещи вынесут и погрузят, а ваши внесут, и я в тот момент передам вам ключи, а сама тут же отчалю из этой рабочей гавани. А вы, главное, оборону держите, когда Зинка нагрянет!

Так и сделали. Вынесли, погрузили, внесли и расставили.

Заренковы остались все в том же доме, но теперь уже в третьем подъезде и в отдельной однокомнатной квартире.

В ту неделю не было счастливее человека во всем Ленинграде, чем Галина. Она возвращалась домой, садилась и думала: «Не может этого быть! Я одна, и соседские дети не носятся гурьбой по моей комнате, и в туалет можно без очереди, и выходить из него можно не торопясь, и на кухне не надо толкаться, и чужая грязная посуда не раздражает! Слава Богу, и Славе спасибо – все-таки решил он этот вопрос!»

Как раз в это время Вячеслав закончил работу на серьезном объекте. Завод «Электросила» успешно сдали в эксплуатацию. Заренкову выписали премию – сто двадцать рублей. На эти деньги семья купила первый свой холодильник. Теперь щи можно не доедать. Не прокиснут!

На радостях они устроили новоселье. Собрали друзей. Первым в числе приглашенных был, конечно, брат Виктор. В отличие от Вячеслава старший брат был невысок. Коренастый, уже с мужским животом, с редеющими волосами, – он казался им уже таким взрослым. Хотя разница в возрасте была относительно невелика, всего тринадцать лет. Виктор был человеком подвижным и добрым. Доброта его граничила с мягкостью. Наблюдая за старшим братом в быту, в компании, мало кто смог бы сказать, что это – начальник участка, большой человек на строительной площадке.

Он пришел с женой Раей, поздравлял, шутил, что-то там подарил, как полагается.

– Наконец-то ты добился, чего так хотел. Молодец! – поздравлял Виктор. – Если посмотреть, каким зеленым мальчишкой ты приехал в Ленинград и кем стал – просто небо и земля! Какую цель теперь ставишь перед собой?

– Цель простая, – улыбнулся Вячеслав. – Работать, развиваться, расти… И, наверное, надо купить цветной телевизор.

Выпили за цветной телевизор. Он стоил дорого. Почти тысячу.

Ключ на веревочке

И только пятилетнего Диму тихая однокомнатная квартира не радовала. А новенький холодильник, грозно ворчавший в углу, даже немного пугал. В 1978 году, когда Диме стукнуло пять, он отправился в садик. Теперь на шее у него висел ключ на веревочке. Возвращаясь из сада, мальчик пробирался через плотную жилую застройку к своему общежитию, сам открывал дверь, входил в коридор, а там – темнота и пугающая тишина. Сначала он ложился на диван и плакал, потом набирался смелости и включал свет. Страх отступал. Оставалось сидеть и ждать, когда вернутся родители. Он знал, что мама устроилась «туда же, где папа», в СУ-92, нормировщицей.

Родители заняты. Вячеслав очень хотел дать ребенку все, чего сам не имел в своем детстве. Но дать на ходу, на бегу невозможно, а молодой муж, отец, мастер и студент-вечерник на месте совсем не стоял. Времени не было так, что сердце стучало в такт, подпрыгивая от нетерпения: «вре-менинет-вре-ме-ни-нет-вре-менинет-вре-ме-ни-нет».

Вячеславу казалось бесценным научить сына думать. Работать мозгами. Он сам их не выключал даже во время обеденного перерыва. В голове постоянно что-то варилось, клубилось и закипало.

Работать мозгами – это, пожалуй, кружок шахмат.

И он отвел Диму на плавание и на шахматы. Привел, записал и был готов водить на занятия, но сын взбунтовался.

– Почему они меня постоянно обыгрывают? Это неправильно! Они должны сначала меня научить!

В бассейне плавал, но шахматы бросил. Хотя дома любили эту игру. Шахматные партии проводили по кругу, по вечерам шел нескончаемый чемпионат. Бывало, что Галина выигрывала у мужа, бывало, что сын побеждал мать, если она чуть-чуть поддавалась.

А недавно она так удачно поддалась на уговоры соседки, которая предложила работу завхоза в детском саду.

– Что ты там зарабатываешь на своей стройке? 130 рублей оклад? А сколько ты тратишь времени и денег на дорогу? А сколько сидишь на больничном с ребенком?..

И Галина на два года стала завхозом: отработала Димкину выпускную группу в детском саду и весь его первый класс. Из школы сын приходил с портфелем к маме, садился делать уроки, пока сама она таскала раскладушки, двигала шкафы, принимала мешки с сахаром и крупами, таскала бидоны с молоком.

Ох, эти бидоны! Весом в тридцать семь килограммов! Галины габариты не рассчитаны на такие нагрузки, но жизнь каждому дает свои испытания…

Черная суббота

И самые роковые удары судьбы со стороны порой выглядят буднично.

Настал день «черной субботы». Предприятия, имея четкий производственный план, все-таки иногда выбивались из графика великих свершений. И раз в месяц или в квартал все недоработанное, недоделанное сбивалось в дополнительный будничный день. Так суббота перекрашивалась из красного календарного дня в черный цвет.

Суббота 22 марта 1979 года стала для семьи Заренковых чернее черного.

В перерыв Виктор Заренков запрыгнул в кабину грузовика, чтобы доехать до магазина. Надо было что-то купить к обеду. Водитель притормозил у кромки дороги. И начальник участка как-то неосмотрительно двинулся наперерез. Как будто отключились внимание и инстинкты у всегда собранного и дисциплинированного человека, всего-то на миг.

И в этот миг страшный удар легковушки отбросил Виктора на встречную полосу, где шел грузовик с прицепом-шаландой, и Заренков еще раз попал под колеса.

Такая нелепая смерть – она никак не лепилась, не рифмовалась со всей его жизнью, деятельной и перспективной. Ему шел сорок второй год.

Не грянули громы, не разорвали полотнище неба всполохи молний, мир не содрогнулся ни одним своим мускулом. Жизнь не остановилась. Только мама София Петровна – она приехала на похороны из Ходулов, – за один день постарела сразу на десять лет. С тех пор мама никогда больше песен не пела, хотя петь умела, любила. Закончились ее праздники. Для нее «Синий платочек» стал траурным, черным.

Обман

Мастер Заренков завершал работу на важном объекте. Впервые в истории СССР в Ленинграде должен был состояться Международный форум работников рыбной промышленности, выставка рыбной индустрии, морепродуктов и передовых технологий. В рамках этого мероприятия было запланировано посещение иностранными делегациями института «Гипрорыбпром». Казус заключался в том, что сам институт располагался на территории Воскресенского Новодевичьего монастыря. До передачи в лоно РПЦ храмов и монастырей еще не дошло, но партийные функционеры понимали щекотливость момента.

– Нехорошо это, – признал кто-то из вышестоящего эшелона. – В том смысле, что не поймут иностранцы, пойдут ненужные разговоры…

Поэтому и было решено построить для института «нормальное» здание за пределами монастырской обители.

Заренкову как мастеру, а затем и прорабу (на этом объекте он пошел на повышение) пришлось активно работать по обе стороны монастырской ограды. Вот тогда в первый раз и пришло осознание, что «все это как-то неправильно».

В зале заседаний стояла трибуна, грозно высилась статуя Ленина, висели знамена, плакаты и прочая атрибутика соцреализма. Ильича демонтировали и перенесли, начали сбивать со стен отслоившуюся от сырости штукатурку. Она отбивалась легко, грузно шлепалась на пол большими пластами. А под ней – смотрите, ребята! – строители как-то разом умолкли. Шуточки, бравурные фразы, шелуха суеты – все угасло. Не мигая, в упор на рабочих смотрел сам Христос. И лик Богородицы. Ангелы и евангелисты один за другим выходили из штукатурного плена десятилетий…

Это всех потрясло.

Напротив монастырской ограды возвели новое здание. В нем и разместились сотрудники «Гипрорыбпрома». А встык институтскому корпусу построили секцию жилого дома. Просто было свободное место, и Заренков предложил его рационально использовать. Десять процентов жилого фонда по договору получает строительное управление. Десять процентов – это, к примеру, пять новых квартир. Кто на них может рассчитывать? Начальник управления – раз. Заренков как автор идеи, как мастер, проявивший себя на объекте, – без всякого обсуждения – два! Ну, и кто-то еще, третий, четвертый и пятый.

Вячеслав Заренков постарался: в доме были проведены отделочные работы по высшему классу. Более того, в квартирах установили телефонную линию! Покупай аппарат, получай номер – готово! Он примерял этот дом на себя, и все ему нравилось – и район, и местоположение, и то, что неподалеку есть магазины и школа для Димы.

Уже в должности прораба он сдал объект и со спокойной душой отправился в двухнедельный отпуск.

Возвращается в строй, идет к начальству, а оно как-то мнется. Недаром «оно». Не смотрят в глаза, больше в сторону.

– Вячеслав, ты понимаешь, нет квартиры. Надо тебе еще подождать!

– Как это нет? Вы же сами мне обещали?! – он не мог поверить ушам. – Я же лично «пробивал» это жилье! Договорился, что не десять, а пятнадцать процентов отдадут нашей организации. Пять процентов, можно сказать, – это законно мои!

– Да, это так. Но ты понимаешь, тут позвонили из главка и попросили. Я не смог отказать, – мямлил управляющий треста.

– Тогда я прошу вас дать мне квартиру в другом месте!

– Дадим, но попозже. Поживите еще в общежитии. Потом придумаем что-нибудь…

Внутри все кипело.

Вот так, значит, да?

Чудовищная несправедливость! Какой-то дикий, первобытный обман.

Заренков подошел к сейфу, стоявшему почти за спиной, слева от кресла руководителя. Он знал, что там непременно стоит то, что ему сейчас нужно. Не ошибся. На этот раз – бутылка коньяка. Сорвал крышку, сел напротив, запрокинул бутылку и добрый стакан вылил в себя, чтобы залить невыносимое пламя внутри.

– Значит так, дай мне бумагу! – на «ты» и без субординационного лоска. – За-яв-ле-ни-е, – писал он, сам себе вслух диктуя. – Про-шу уво-лить меня в связи с тем, что не желаю работать под руководством подлого и нечестного человека.

– Ты еще вспомнишь этот день, Заренков! – затрясся начальник.

«Тринадцать лет своей жизни! И не получил ничего», – тихо стонал Вячеслав, заливая жуткое пламя. А оно все никак не гасло, никак.

Он ушел в никуда.

На новом уровне

И все-таки эти тринадцать лет, с 1968 по 1981 год, – они не прошли даром. В тресте Заренков прошел большой путь, от арматурщика до бригадира спецбригады, в двадцать один год стал мастером строительных работ, затем – мастер участка, прораб, старший производитель работ, начальник участка. Он окончил институт, внес несколько серьезных рационализаторских предложений, сформировался как профессионал. Да, с квартирой его обманули. Но опыт – ценный багаж. Заренкова уже знали в городе как специалиста. И не дали долго сидеть без работы. Прослышав, что Вячеслав не у дел, к нему в общежитие на служебной «Волге» приехал Борис Иванович Пастухов, недавно назначенный управляющим в трест 72.

Трест 72 (Лентурбострой) был организован в 1974 году специально для восстановления Ленинградского металлического завода после пожара. Второй его задачей стало строительство филиала «ЛОМО» в Старой Деревне. Площадь – огромная! Для производства фотоаппаратов предстояло возвести сто восемьдесят тысяч квадратных метров производственных площадей.

Завод должен вырасти на пустыре, на неосвоенной территории, где не было никаких коммуникаций. А значит, предстояло строить и котельную, и понизительную подстанцию, и локальные очистные сооружения, и резервуары запаса воды, и энергоблок, и современную гальванику…

– Пора тебе, Вячеслав, выходить на новый уровень, – серьезно сказал Пастухов. – Работа грандиозная, интересная. Мне нужен начальник участка. Прямо скажу: мне нужен именно ты! А квартиру в течение года я тебе обещаю! За мной не заржавеет, ты меня знаешь!

И привез Борис Иванович Заренкова в чисто поле, точнее – на территорию садового общества. Поставил цель, наметил задачи и сроки.

– Все, действуй! Приступай к исполнению!

– А люди? Где мне людей набирать? Из кого формировать бригады? – спросил Вячеслав.

– Где хочешь. Ты начальник участка, ты и решай.

Пастухов уехал, и остался Заренков один в поле воин, без предводителей и пастухов. Без рабочих, мастеров и прорабов. Призадумался он. И тут телефонный звонок. Звонил один из заместителей Пастухова. Представился, поинтересовался ситуацией.

– Проблема с кадрами у меня. Думаю, как решить…

– А давай-ка мы завтра с тобой вместе съездим в тюрьму, там у меня начальник знакомый, может, выделит человек пятьдесят для начала, – предложил зам.

Тюремные кадры

На следующий день они встретились, взяли три бутылки «Столичной» и закуски с собой, – без этого начальник колонии не разговаривает! – и поехали в поселок Горелово.

– Итак, сколько человек вам надо? – после пары стаканов спросил хозяин.

– Человек сто, – не моргнув глазом, сказал Заренков.

– Сто не дам! Но дам семьдесят пять и одного бригадира.

На том и порешили.

Заключенные – те еще кадры. Но ничего не поделаешь, начинать как-то надо. Через пару дней разношерстная бригада в количестве семидесяти шести человек, разбитая на группы по пятнадцать-двадцать зэка, рано утром прибыла на объект.

Заренков поставил задачу. Фронт работы обширный, бери и делай. Вроде все поняли. Он поехал в трест по делам, но, вернувшись через пару часов, обнаружил в вагончике двух мастеров и прораба. В разгар дня они резались в карты. Рабочие отдыхали на солнышке. Кто спал в тени, кто пиво посасывал, кто просто без дела болтался.

– В чем дело? – спросил начальник участка.

– Да вот, бетон ждем, – нехотя ответил прораб.

– И что? Других дел разве нет? – возмутился Заренков.

– А зачем искать себе работу? Вот привезут бетон, тогда и начнем.

– Значит так! Всем на площадку и организовать работу, – смахнув карты со стола, заявил Вячеслав Адамович.

– А чего жопу-то драть? Все равно зарплату получим и никто нас не уволит, – злобно прорычал мастер. А бригадир-верзила из заключенных добавил: «Нам сидеть «до звонка», срок идет, так что, начальник, ты не командуй особо, мы всяких видели».

– Я тоже видел немало. Всем – за работу!

Вечером, собрав мастеров, бригадиров и прораба, Заренков выступил с речью.

– Мы строим важный объект и должны сдать его в срок. Поэтому будем работать на совесть. Никакого разгильдяйства и нарушения дисциплины! Вы, руководители, особенно должны понимать это! Кто не готов к такому, может завтра на работу не приходить, убирайтесь обратно в колонию. Остальных предупреждаю: приходите на объект за полчаса до начала рабочего дня, организовываете процесс, и чтобы к восьми утра все уже были на своих местах и знали задание на текущий день.

Они смотрели на него снисходительно. Мол, мели Емеля, твоя неделя. Власти за ним они не признавали.

На следующий день Заренков смотрел на часы. Мастера пришли к 8.30, прораб еще позже, рабочие начали выползать к 9 часам. И никто толком не знал, чем заниматься, и кто сколько заработает за день.

Начальник снова собрал троицу «руководителей» в прорабской.

– С сегодняшнего дня вы здесь не работаете, до свидания!

– Брось, не гони. Ты пожалеешь об этом! – набычились те.

– Я лучше здесь буду один, чем с такими помощниками!

На следующий день Вячеслав Адамович с раннего утра был на объекте. Сам расставил всех по местам, закипела работа. Он засел за телефон. Надо дозвониться в диспетчерскую насчет бетона, надо в трест по поводу техники… И тут дверь в прорабскую открывается, входит троица. У одного в руках топор. Поигрывая этим топором, мастер приближался к столу. Двое других окружали по обе стороны. «Такую сцену я видел в кино, – успел подумать Заренков. – Точно: Вицин, Никулин и Моргунов в комедии «Самогонщики».

– Ну что, договоримся или как? – мастер с тупой усмешкой поигрывал обухом.

– Вон отсюда, я сказал! – взорвался начальник. – Пошли вон!

Троица замерла, но уходить не собиралась. Атмосфера сгущалась. Заискрило в бытовке. И тогда Заренков схватил обрезок арматурного прута двадцать второго диаметра, припасенный в углу для подобных случаев. Схватил и тут же, не мешкая, с силой рубанул им по руке, державшей топор. Один взвыл от боли, двое других застыли на месте от неожиданности. Воспользовавшись замешательством, Заренков продолжил воспитательную работу. Огрел второго по плечу, третьего по боку.

– Вон отсюда, чтобы я вас больше не видел!

После этого случая молодого начальника управления за глаза стали называть диктатором. Уважали, шептались, что строг, мол, но справедлив. Трудоголик и пахарь, а если что, может врезать…

Сам себя Заренков диктатором не считал. Он был уверен, что к работе надо относиться со всей душой, приходить вовремя, не халтурить, не сачковать, быть в команде, помогать друг другу. И зарплату зарабатывать, а не получать. Если все это выполнялось, работник был у него на хорошем счету и мог рассчитывать на человеческое отношение, на хорошую зарплату и премии. Если пошли «косяки», то да – он не церемонился: «Все, до свидания! Вам в отдел кадров!» Особенно требования эти касались бригадиров, мастеров и прорабов. Тех людей, которые сами должны показывать пример дисциплины и трудолюбия. Конечно, не всем это нравилось. Кто-то считал подобный подход «диктаторством». Но без порядка никак!

* * *

Борис Иванович Пастухов на высокой должности не удержался. Он постоянно конфликтовал с райкомом партии и вот доконфликтовался – сняли его! Новым управляющим треста назначили Николая Федоровича Саранского, который сдержал обещание своего предшественника: в 1983 году Заренковы получили двухкомнатную квартиру в новом доме на улице Асафьева. Всю мебель для новенькой «двушки» пришлось брать в кредит. Чешский гарнитур стоил приличных денег. Значит, снова – работа, работа…

Натура номенклатуры

Но не у всех так работает логика. Есть довольно людей, которые не видят прямой взаимосвязи между упорным трудом и результатом этого труда, выраженным в денежном эквиваленте. В конце концов, иногда очень важно вовремя прочитать нужные строки из Достоевского.

Заместитель прокурора Калининского района Ленинграда Юрий Приемыхов смыслом своей деятельности видел продвижение вверх. Любыми средствами. Он очень хотел сделать еще один шаг по карьерной лестнице и стать прокурором. Что для этого надо? Раскрутить громкое дело, чтобы о тебе заговорили, отметили и продвинули на уровень выше.

А тут еще и времена настали такие…

В 1982 году генеральным секретарем ЦК КПСС стал руководитель КГБ СССР Юрий Андропов. Он тут же объявил наступление на коррупцию. Главным направлением удара была выбрана самая проблемная отрасль в стране – торговля. Начались громкие разоблачения. В Москве в момент получения очередной взятки был арестован директор Елисеевского гастронома № 1 Соколов. За ним арестовали директора гастронома «Новоарбатский», директора универмага «Сокольники», руководителя столичного Главторга. Всего за короткое время в Москве «зачистили» 775 торговых работников.

14 декабря 1984 года Юрия Соколова расстреляли. Директора плодоовощной базы Мхитара Амбарцумяна, который участвовал в штурме Рейхстага и в параде Победы на Красной площади в 1945 году, тоже приговорили к смертной казни.

Народ, который «торгашей» откровенно недолюбливал, воспринял эту чистку с чувством глубокого удовлетворения. Но за «торгашами» пошли остальные. А за столицей в эту «борьбу» включились региональные сотрудники правоохранительных органов.

Настал золотой час Приемыхова.

По отработанной в Москве схеме Юрий Петрович тоже взялся за «торгашей». Он приступил к проверке крупной овощной базы. Начальник ее находился в отпуске за границей. Но это не страшно. Можно и замов посадить на скамью, начальников складов и завмагов.

В итоге многие получили солидные сроки. А начальник базы так и остался за рубежом. Шума много наделал Приемыхов, но настоящего резонанса-то нет!

Нет громких публикаций в прессе, нет славы принципиального борца с коррупцией и повышения.

А надо – очень!

Стал Приемыхов копать под строителей. Усердно собирал информацию в поисках большой добычи. Фигура заместителя директора по строительству завода «ЛОМО» показалась ему подходящей. Для любого найдется статья, тут нет исключений. К уважаемому человеку вошли парни в костюмах и галстуках и увели за собой. Но план был такой у Приемыхова – не мелочиться, не по одному выкорчевывать, а выявить сговор, разоблачить целую преступную группу. Те же парни пришли к Заренкову, предъявили красные корочки: «Пройдемте с нами, товарищ начальник участка!»

И тут случилось невероятное.

Заренков вскипел, как это уже с ним случалось в прорабской, но за арматурину не схватился, а взял первого же товарища в штатском за грудки и выставил за дверь, грубо и жестко. Следователи опешили от неожиданности и отступили.

Если бы он не сделал этого, то, скорее всего, провел бы в следственном изоляторе месяц или квартал. Или полгода, как его коллега, заместитель директора, которого, отпуская на волю, предупредили, чтобы помалкивал о неправомерном изъятии со свободного поля и не вздумал жаловаться: «Иначе посадим надолго!» Надломили, ни за что сломали жизнь человеку.

Так что, получается, Заренков использовал верную тактику. Но это разозлило Приемыхова. Заместитель прокурора записал Вячеслава Адамовича первым номером в список личных врагов. И начались рейды, проверки, ревизии. Документы изымались, терялись и снова запрашивались. Заренков взрывался: «Да вот же, вот – копия перечня документов, которые я вам уже предоставил! Не можете найти? Потеряли? Ваши проблемы, ищите!»

Его вызвали в райком партии Калининского района.

– Поступают на вас нарекания. Сообщают, что ваше поведение не соответствует высокому званию члена коммунистической партии.

– Все, что надо, у меня соответствует, – резко ответил молодой руководитель. – И партийному уставу, и решениям внеочередных съездов, которые я претворяю в жизнь досрочно, и ГОСТам, и СНИПам! Я работаю, строю завод, а вы мне только мешаете…

– Поймите, что вы не просто руководитель строительной организации – вы номенклатура партии!

– А вот этого я понять как раз не могу! – возражал Заренков. – Что это за слово такое, «номенклатура»? Что это за профессия? Где ей обучают?

Он не сдерживал себя в рамках чинопочитания и умеренного подобострастия – в том стиле, который давно принят для общения с партийной верхушкой, когда тебя вызвали «на ковер».

– Что вы себе позволяете? Почему вы так со мной разговариваете? – возмутился второй секретарь райкома.

– А вы себе – что?

Собрали заседание партийного бюро и влепили Заренкову выговор с занесением в личную учетную карточку. Взыскание по тем временам серьезное.

Гараж

Личного автомобиля у Заренкова еще не было. Но ведь гараж для мужчины – это не просто стоянка для транспорта! Это неприкосновенная территория, зона свободы, запорожская сечь, где можно собраться с друзьями…

Однажды, проходя мимо гаражных массивов, Вячеслав обратил внимание на скромное объявление: «Приглашаем вступить в ГСК». Он тут же пошел по адресу.

– Приглашаете? А что для этого нужно?

– Элементарно! Неси литр водки, пиши заявление, мы ставим печать, и начинай строиться.

Литр водки – не великая мзда.

И скоро он построил гараж из металла.

Снова вызывает, будь он неладен, зампрокурора Приемыхов. Наружное наблюдение за ним установлено что ли?

– Представьте, пожалуйста, объяснение, каким путем вы получили земельный участок для строительства гаража в ГСК № 1214.

Вячеслав Адамович написал объяснение в вольном стиле: шел, мол, одним прекрасным деньком по городу, пребывая в хорошем расположении духа, увидел объявление, написал заявление, и дали участок.

– Что вы тут надо мной издеваетесь? Что значит «дали участок»? Люди бьются годами, а ему просто дали! – негодовал Приемыхов. – Я предполагаю, что здесь мы можем иметь дело с подкупом должностных лиц. Статью о даче взятки никто не отменял. Будем работать по этому направлению. А также попрошу вас представить документы на строительные материалы, из которых вы возвели себе личный гараж, – строение, как я подозреваю, незаконное и построенное со злоупотреблением служебным положением.

Заренков привез квитанции, чеки и накладные на листы железа, уголок, металлический профиль, на цемент, доски и даже на электроды, которые использовал при сварочных работах на своем гараже.

– А квартира? – не унимался зампрокурора. – Насколько мне известно, дом, в котором вы получили квартиру, сдавался с линолеумными полами, а в вашей квартире полы паркетные. Как вы можете это объяснить?

– Откуда я знаю? – простодушно ответил Заренков. – Такая досталась. Захожу, а там паркет на полу. Вот, думаю, как хорошо. Что же мне, по-вашему, менять паркет на линолеум?

– Я вам гарантирую бетонные полы тюремной камеры! – вскипел Приемыхов. – Бетонные полы, стены «под шубу», деревянные нары и очень нехороших соседей по камере!

– Послушай, – придвигаясь поближе, с металлом в голосе, с чапаевской злостью к врагу произнес Заренков. В тот момент ему не хватало шашки в руках. – Ну, вот какого хрена ты пристал? Карьеру на мне хочешь сделать? Так вот, знай – зубы сломаешь! С сопроматом у меня в институте было все в порядке, я знаю, как с такими, как ты воевать. Будешь приставать – вылетишь с работы!

Он говорил с заместителем прокурора жестко, на «ты». Ведь они были ровесники. И к тому же беседовали наедине, без свидетелей.

– Я тебя посажу!

– Да пошел ты…

На том и разошлись.

Публикация

Близилось 9 мая 1986 года, День Победы. Начальник строительного управления № 336 треста 72 Заренков распорядился к концу рабочего дня накрыть стол и пригласить ветеранов. В организации их было всего восемь.

Собрались. Вячеслав Адамович произнес речь, вручил подарки. Подняли по рюмке и выпили. За победу! Закусили и еще по одной. За тех, кто пал на войне!

И тут в приемную врываются чужаки. Два инструктора из райкома партии, два сотрудника прокуратуры и двое из отдела милиции. Рассредоточиваются и занимают позицию для наступления. Следом входит Приемыхов. Оглядывает собрание и тоном человека, зачитывающего приговор, делает заявление.

– Вы нарушаете закон Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева о борьбе с алкоголизмом! Ваше нарушение имеет отягчающее обстоятельство – вы распиваете спиртные напитки на рабочем месте.

Ветераны опешили. Да, такой закон действительно был. Он вступил в силу в 1985 году. Но люди прошли войну и били врага, а вот этот скользкий тип с неприятной холеной внешностью пытается сейчас их унизить. Как с этим быть?

Вячеслав Адамович встал, схватил Приемыхова за грудки и вышвырнул из кабинета, запуская реакцию ускорения пинком крепкой ноги по некрепкому месту: «Вон отсюда!»

И тут же закрыл дверь изнутри.

В дверь начали тарабанить: «Именем закона, откройте!»

На «бобике» прикатил наряд милиции.

– Что у вас тут случилось?

– Да вот, какой-то пьяный ломится в дверь! – объяснил начальник стройуправления, указывая на зампрокурора.

– Шутник! – верещал тот. – Ты у меня дошутишься скоро!

Три патрульных машины (в одну все не поместились) забрали Заренкова вместе с ветеранами и повезли в вытрезвитель.

Начальником вытрезвителя оказалась женщина.

Она оглядела компанию сочувственным взглядом и повернулась к Приемыхову, который держал под контролем «ход дела».

– Ну, и что ты привез их ко мне, идиот? – она была в офицерском звании и могла позволить себе такое неуставное обращение. – Ну, ты хотя бы в честь праздника, Дня победы, постеснялся. Как я буду определять степень их опьянения? Приборов у меня таких нет.

Приемыхов схватил со стола лист бумаги, свернул его в трубочку: «Пусть в нее дуют!»

– Ты это засунь себе, сам знаешь куда, – уже недобро стали реагировать старики с колодками медалей на пиджаках.

В итоге всех отпустили по домам. Концерт по заявкам окончен.

Но на следующий день на столе Заренкова лежал свежий номер газеты «Ленинградская правда». Статья называлась «Их было восемь» и написана она была в едком обличительном стиле. Фельетон – жанр, который умер вместе с советской журналистикой и не дожил до сегодняшних дней, в те времена был грозным оружием. Используя запрещенные лексические приемы, он любого героя публикации изничтожал, превращая в жалкого и не заслуживающего уважения человека. Таков был фельетон сам по себе. А написанный по заказу, – что в данном случае очевидно, – он был заправлен двойной порцией ехидства и несправедливости.

На публикацию в областной газете положено реагировать. Статья всегда являлась курком, а нажать его и сделать выстрел должны были «ответственные на местах».

Ответственным в данном случае был управляющий треста, Николай Федорович Саранский, коммунист до мозга костей. Человек, принимавший волю партии, как высшую волю. Когда звонили из райкома или, тем паче, обкома, Саранский, поживший и повидавший многое, снимал трубку и вытягивался по стойке смирно.

Райком приказал наказать Заренкова и отчитаться о принятых мерах.

Меры приняты

Все, что мог сделать Николай Федорович, чтобы вывести своего начальника управления из-под удара, – это провести рокировку, спрятать его за другими фигурами.

– Переведем тебя на должность технолога треста, а там они успокоятся, и мы все вернем обратно.

Вячеслав Адамович месяца три был главным технологом. Но Приемыхов никак не унимался, он жаловался в главк, писал «разоблачительные» письма и «сверху» потребовали более серьезного наказания.

Саранский понизил Заренкова до прораба. Если бы Вячеслав Адамович тогда взбунтовался и написал заявление, его бы уволили. Но не по собственному желанию, а по статье КЗОТ. Такая отметка в трудовой книжке крайне нежелательна. Это черная метка, клеймо плохого сотрудника.

Заренков очень болезненно переживал эту ситуацию. И она не прошла для него даром. Во время очередного совещания он почувствовал острую боль в груди. Нет, он даже толком ее не почувствовал, просто горячее, раскаленное жало вонзилось в сердце и остановило его. «Какая сильная боль!» – пронеслось в голове еще до того, как Вячеслав Адамович упал без сознания.

Его увозили на «скорой». Неделю пролежал в больнице. А потом врачи сказали, что нужен покой.

– Категорически необходим отдых, примерно полгода никакой работы, никаких нервов.

– Да вы что? С ума сошли? Я здоровый человек! Выписывайте меня!

Еще через неделю все повторилось. Снова жало – так прижало, казалось, что сильнее нельзя – ан можно!

– Вам больше работать нельзя, – говорили врачи. – Оформляйте инвалидность и живите спокойно, государство будет платить пенсию.

Заренков инвалидом быть не хотел. Но к рекомендациям докторов прислушался. Он понял, что первый звонок для него уже прозвенел, дело серьезное.

«Надо просто хорошо отдохнуть!»

Мысли вслух

Но как это делается? Он давно забыл, что такое отдых. Раньше Вячеслав Адамович охотился, еще в Ходулах. Потом, уже в Ленинграде, взял по старой привычке ружье и где-то под Воложбой подстрелил первого зайца. Заяц взлетел, покатился, да как заплачет человеческим голосом. Хоть верьте, хоть нет, это был голос ребенка. И все, бросил даже думать про охоту, отрезало. Оно, может, и объяснимо: в детстве-юности он охотился как добытчик, для пропитания. А тут ради забавы, а это неправильно.

Поэтому купил Заренков себе снасти и стал рыбаком. Добросовестно следуя рекомендациям врачей, километров по десять нахаживал каждый день. И так четыре месяца, один на один со своими мыслями.

Что это были за мысли? Да разве в голову человеку залезешь? Но, скорее всего, именно те, что позже появились у него в книге под заголовком «Мысли вслух». То, что понято, выстрадано за эти годы.

«Если появилась какая-либо проблема, надо ее решать продуктивно с участием всех заинтересованных лиц, привлекая людей, создавших проблему, – размышлял Заренков. – Ни в коем случае нельзя гнобить их и обвинять во всех грехах. Нельзя унижать ничье человеческое достоинство!»

Или вот еще: «Если человек что-то сделал не так или не то, что вам нравится, критикуйте это что-то, но не унижайте того, кто это сделал, его личность».

«Старайтесь увидеть в людях лучшее и отметить его. Стройте отношения со своим собеседником исходя из того, что он такой же, как вы. Доверяйте людям».

«Если вы в течение дня говорите о людях много плохого, значит, вы плохой человек. И наоборот. Надо принимать людей такими, какие они есть».

Интересно, что все эти мысли из «области слова». Они так или иначе вскрывают суть происходящего между людьми. Зло порождает зло. Добро побеждает все. Слово – ключ к человеческим отношениям, и оно – всесильно.

Не о стройке он думал, а о том, что происходит между людьми на строительной площадке. Какие слова говорил он? Какие слышал в ответ?

Эта тема была близка ему еще с детства. Бабушка Аксинья расстилала перед собой и перед близкими разноцветный душистый ковер, потому что слова ее были словами молитвы. А вот школьный товарищ, которого бросил отец, в запале проклял и отца, и всю его большую семью. Прошло время, проклятье мальчишки созрело и стало катализатором трагедии: отец и три его сына и даже жена – все умерли один за другим. Заренков стал невольным свидетелем этой истории.

Или вот в деревне у них у одного старика ветеринар стащил несколько пузырьков мужского одеколона – уж так ему не терпелось выпить. Старик прознал о том и бросил в сердцах: «Да что б тебе лошадь дала копытом по лбу!»

И лошадь, правда, дала. Да так, что ветеринар копыта отбросил.

Сила слова безгранична. Вот и Приемыхов много плохих слов в адрес Заренкова отправил. И пробил его сердце. Но это не повод для ответных слов зла. Может, спасибо сказать ему? За то, что дал возможность остановиться и оглянуться. Подумать о жизни и о своих словах. Не слишком ли строг он, Заренков? Не слишком ли суров к людям «диктатор»?

День за днем он думал и думал, нахаживая свои километры. Так прошло четыре месяца. Вышел срок, по истечении которого он мог уволиться из треста 72 «по собственному желанию».

Заренков написал заявление, Саранский его подписал.

Простой безработный

Вячеслав Адамович, несправедливо пониженный в должности с начальника управления до прораба, весной 1987 года снова ушел в никуда, стал простым безработным.

Что за странное чувство? Он стал ощущать, как пространство вокруг него разряжается. Обычно тугая и плотная атмосфера активного дела, в которой он пребывал, куда он был вкручен органично, плотью и кровью, – она исчезла. Заренков оказался в безвоздушномпространстве, в открытом космосе.

До некоторых из прежних товарищей он не мог уже дозвониться. Никому не нужен, не интересен. Непривычное ощущение, неприятное.

Дошло до того, что безработный строитель начал читать газеты, искать варианты с трудоустройством. Пришел на собеседование в одну маленькую компанию. Рассказал, что работал раньше начальником управления крупного треста, а они ему… говорят, что готовы взять мастером.

Он считал себя профессионалом высокого класса с огромным опытом работы, со знанием строительного дела «от и до» – а не нужен!

И никого рядом нет.

И жена как-то странно посматривает.

– Слава, ты уже второй месяц без работы сидишь! Хватит уже отдыхать, работать иди!

Но куда?

Сто лет назад

Все повторяется в этом мире, все изливается из одного Источника.

И когда-то, лет сто с гаком назад, не в Ленинград, а в Москву тоже прибыл семнадцатилетний молодой человек. Звали его Петр Губонин. Не было у него ни Болотовичей, ни Лисунов, ни Зубревичей – десяти лет обучения. А было всего три класса приходской школы, на большее он рассчитывать не имел права.

Петр родился в 1828 году в крепостной крестьянской семье. Деревня Борисово Коломенского уезда Московской губернии. Отец его, Иона, был камнерезом, и он камнерез. Работа тяжелая, сила немереная. Петр мог руками подкову согнуть. Потому был принят сразу десятником (считай, бригадиром) к купцу Русанову. Губонин тесал камень, и сам характером каменел. Правда, и зарабатывал хорошо. Так что смог прикупить собственную каменоломню. Тогда он наладил производство жерновов и ступеней, поставлял камень для постройки мостов Московско-Курской дороги. А для Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге молодой промышленник поставил партию гранита, которым облицевали цоколь.

Как только в 1858 году собор во имя преподобного Исаакия Далматского был освящен, тридцатилетний Губонин выкупился из крепостной зависимости у помещика Бибикова и записался в третью гильдию московского купечества.

В своем деле он стал профессионалом высокого класса, имел большой опыт работы. Но время от времени и Губонин вставал у распутья: куда направить себя?

– Куда же теперь?

Часть вторая Взлет 1987–2000 гг

Вячеслав Заренков создает с нуля компанию № 9104, известную как «ЛенСпецСМУ». Через несколько лет она становится кооперативом, затем акционерным обществом. В условиях неразберихи начала девяностых годов, при полном отсутствии государственного финансирования, молодое предприятие начинает жилищное строительство в Санкт-Петербурге, привлекая деньги от населения с помощью фирменной разработки своего генерального директора – договора долевого участия (ДДУ). Компания наращивает темпы строительства и получает восторженные отзывы прессы, а сам Заренков отбивается от бандитских наездов и пытается спасти федерацию академической гребли от разграбления.

Надо встретиться

– Алло, Слава? Надо срочно встретиться, есть разговор…

Валерий Алексеев, знакомый прораб, рассказал, что генеральный директор крупнейшего в СССР объединения «Светлана», дважды Герой труда, Олег Васильевич Филатов поручил своему заму Михаилу Николаеву разыскать опального начальника СУ № 336.

– Понимаешь, они тебя ищут, – тараторил Валера. – А тебе же работа нужна? Ну, сходи к этому Николаеву…

«Эх, Валера! Как бы нам с тобой снова не слететь в пропасть…»

Вячеслав Заренков, не имея денег, но имея друзей, занял в долг и купил «Жигули». С Алексеевым они были соседи по даче. И однажды сорвались куда-то в сторону Выборга, то ли по делам, то ли просто. Ехали быстро, взлетели на мост, а мост, как оказалось, был символом перестроечного безвременья. Он, недостроенный, обрывался на середине пути. И никаких знаков, никаких ограждений.

Они летели в пропасть, Вячеслав мертвой хваткой держался за руль. И странно – злился на машину, которая его не слушалась. Полет длился секунду, но в эту растянутую резиной секунду, он, как в фильме, увидел всю свою жизнь по кадрам. От первого маминого шлепка по попе до сего дня. «Нормальная жизнь», – успелось подуматься. А потом был удар о мощные головастые валуны. По счастью, их выбросило из машины. «Жигули» всмятку, а они – так, вкрутую. Вячеслав повредил себе спину, Валерий сломал, кажется, руку.

С тех пор Заренков зарекся брать в долг. Рассчитывать надо на себя, а жить – на свои.

А на «Светлану» идти все-таки надо.

В своей стихии

– Вячеслав Адамович, – многообещающе и веско начал замдиректора «Светланы» Михаил Матвеевич, когда они встретились. – Мы уже третий год не можем организовать строительную компанию. Соответствующий приказ от министерства электронной промышленности у нас есть, фронт работ есть, а компании нет. Потому что нет человека, который возьмется и сделает. Ты готов?

– Я готов.

– Тогда приступай.

Сначала они поехали вместе в Москву, в министерство электронной промышленности, которое структурно входило в министерство оборонной промышленности. Соответственно, здесь был отработан особый подход к подбору сотрудников на ключевые посты. Заренкову пришлось пройти целую череду собеседований.

– Теперь нам нужно еще полгода, чтобы проверить вас и вашу семью по линии КГБ…

– Значит, еще полгода мы не сдвинемся с места? – возмутился Николаев. – Может, мы Заренкова примем, а потом если что, то уволим? Если у него, например, найдутся родственники, работающие в Пентагоне.

– Ну хорошо, мы пойдем вам навстречу. Утверждаем кандидатуру, а в случае чего уволим задним числом.

– Михаил Матвеевич, а откуда вы меня уволите? – поинтересовался все еще безработный Вячеслав Адамович.

– Как откуда? Ты ведь создашь нам компанию! Вот из нее и уволим, если будет приказ из Москвы.

– Интересное дело. Ну да ладно, скажите, с чего начинать?

– Нет, это ты нам скажи, – поправил Николаев.

– Что у нас главное? Бумага с печатью, – улыбнулся Заренков. – Предлагаю подготовить документ о создании строительной компании и о том, что я назначаюсь в ней исполняющим обязанности директора. Чем не начало?

Приказ был подписан 27 июня 1987 года. Так появилась компания № 9104. Все предприятия, входившие в систему министерства оборонной промышленности, были безымянными, номерными, для соблюдения режима секретности.

Сели за стол на заводе «Светлана». Выпили по рюмочке. Пожелали успехов, поздравили с началом нового профессионального этапа…

– Отлично! Теперь я руководитель компании, судя по всему, солидной, – шутил Заренков. – Но мне даже не на чем ездить.

– Это не проблема!

Ему предоставили служебный автомобиль «Москвич». Модель, которую в народе окрестили снисходительно и насмешливо, – «пирожок». Прямо скажем, далеко не представительский класс.

В радиотехническом техникуме под офис строительной компании 9104 выделили помещение четыре на пять. Двадцать метров квадратных. Дали стол, пару стульев и телефон.

Заренков сам напечатал на машинке приказ о назначении прораба Валерия Алексеева на должность главного инженера, парень он пробивной, должен справиться. Подобрали бухгалтера. Объем работ предстоял большой. Во-первых, надо браться за реконструкцию цехов. Во-вторых, у «Светланы» имелись свои филиалы, разбросанные по всей России, от Анапы до Череповца. В каждом филиале, по-хорошему, надо бы организовать подразделения, чтобы начать строительство ведомственного жилья, пансионатов, детских садов и домов культуры – да много чего надо строить!

Заренков энергично приступил к новой работе. Его наполняла радость от того, что он снова в строю, снова активен. Начались поездки по всей стране, деловые командировки, ответственные встречи и обсуждения, новые объекты и организация подразделений в Анапе, Петрозаводске, Бабаево, Устюжино, – он погрузился в дела с головой, оказавшись в своей стихии.

Соломинка, держи

Но перестройка, о которой в середине восьмидесятых объявил Михаил Горбачев как о новом курсе правительства, вела к необратимым последствиям. Отлаженный механизм плановой экономики начинал сбоить. Старые схемы выходили из строя, новые не приживались. Финансовая неразбериха усугублялась национальным вопросом, и к началу 1989 года деньги стали исчезать из оборота. На практике это выглядело просто: строительная компания Заренкова выполняет работы, но деньги от заказчика не получает. А ведь люди зарплату ждут!

Хулиганисто, пьяно, как мужик в автобусной давке, грязно лапая, матерясь и дыша в лицо перегаром, наваливались девяностые годы.

Заводы стали закрываться один за другим. Люди, выброшенные на улицу, шарахались, не находя себе применения. Инженеры, экономисты, конструкторы – все, кто вчера считал себя солью этой земли, – теперь никому не нужны.

«Нет, ребята, мы так не выживем, – крутилось в голове у Вячеслава Адамовича. – Что делать?»

Вовремя появился хит Аллы Пугачевой, из каждого угла тогда доносилось ее пронзительное: «Держи меня, соломинка, держи! Когда вокруг шторма в двенадцать баллов…»

Где бы Соломке – разве забудешь школьное прозвище?! – ухватиться за эту соломинку?

Не видно ее.

Была компания № 9104, был коллектив, уже солидный по численности, около двухсот пятидесяти человек. Была техника – краны, бетономешалки, грузовики и станки. В процессе работы все это приобреталось по мере необходимости. И даже заказы от подведомственных предприятий пока еще поступали.

Но не было денег.

Общая задолженность перед компанией, которой руководил Заренков, составляла очень солидную сумму. Надо было срочно что-то предпринимать, чтобы выжить.

Чтобы выжить

В стране началось кооперативное движение, запустился механизм приватизации государственных предприятий. Но министерство электронной промышленности, к которому относился Заренков со своим подразделением, входило в структуру министерства оборонной промышленности. И создание кооперативов, выделение в самостоятельное предприятие или приватизация здесь были запрещены.

Как это часто у нас бывает: не можешь дать – забери!

Москва не придумала ничего лучше, чем прибрать к рукам технику, приобретенную Заренковым в период работы, а компанию расформировать и закрыть, не выплатив людям даже выходного пособия.

Для этого у главка были формальные основания, ведь средства производства находились на балансе столичного объединения. По закону да и по бумагам молодое предприятие ничего своего не имело.

В ответ Вячеслав Адамович предложил: «Я выкупаю у главка имущество, которое мы и так заработали сами. Официально выкупаю и отделяюсь». Не дожидаясь ответа, он перечислил полную балансовую стоимость транспорта и оборудования, имеющихся у него в арсенале. Деньги ушли на счет, и только потом министерство отреагировало: «Не имеете права!»

Его вызвали в Москву «на ковер» и предупредили, что снимут с работы за самодеятельность.

– Ждите наших распоряжений!

– Но пока я буду их ждать, мой коллектив из 250 человек – эти люди, что они будут есть? Мы сидим без работы и без зарплаты! Что нам делать?

– Ну, вы там держитесь…

Как держаться? Заренков чувствовал свою ответственность за сотрудников. Поэтому, вернувшись из столицы, решил поступить по-своему. Он собрал коллектив и предложил создать производственное кооперативное предприятие.

Кто-то сразу ушел, кто-то позже. Люди боялись, что не получится. Но у Вячеслава Адамовича выбора не было – он должен был идти вперед. И, кстати, костяк, ядро предприятия, сохранил.

Красивое имя

Действия по регистрации кооператива заняли достаточно времени: разработка устава предприятия, хождение по кабинетам за каждой подписью – тогда все это было непросто. Даже на то, чтобы сохранить, отстоять в этих кабинетах свое прежнее название, – «ЛенСпецСМУ» – потребовалось немало нервов.

– Зачем оно вам? Назовитесь «Надежда», «Мария»… Ну, или как, например, вашу жену зовут? Сейчас это модно, называть кооперативы по именам. Может, придумаете что-то звучное, яркое – Антарес, Спаркс, Альтаир… Это ваше «ЛенСпецСМУ» – эхо из советского прошлого. Нет больше Ленинграда, есть Санкт-Петербург, – спасибо мэру Собчаку, что вернул городу историческое название!

– Я все уже придумал! Лена, мне нравится это женское имя. Поэтому «ЛенСпецСМУ».

– Ну, Лена так Лена…

Лоб в лоб

Через несколько дней после регистрации ПКП «ЛенСпецСМУ» Заренков получил приказ из Москвы о своем увольнении. Приказом его снимали с должности, которой уже не было. Ведь на общем собрании коллектива он был избран директором одноименного кооператива. Это разозлило начальников в больших столичных кабинетах. К строптивому выскочке была направлена «спецгруппа» для решения конфликта. Перед ней стояла задача – забрать у Заренкова всю технику и оборудование.

Он подготовился к бою. Укрепил тылы сотрудниками охранного предприятия. И когда решительно настроенные гости вошли в кабинет начинающего кооператора, их напор остудили.

– Присаживайтесь, господа. Давайте без эмоций. Просто поговорим, – на правах хозяина начал Вячеслав Адамович. – Вот документы, из которых следует, что вся имеющаяся у нас техника и оборудование, приобретенные в период работы предприятия, были мной куплены дважды. В первый раз в процессе работы. Во второй – недавно, по балансовой стоимости. Вот выписки банка, пожалуйста, ознакомьтесь.

«Спецгруппа» приехала не для того, чтобы знакомиться с документами. Перед этими крепкими мужчинами стояла другая задача – проучить и забрать. Но тяжелая артиллерия на стороне Заренкова тоже подготовилась к бою.

– У меня предложение, – с обезоруживающим спокойствием сказал Вячеслав Адамович. – Давайте мы, как мужчины, выпьем, закусим, по-человечески поговорим и проводим вас на вокзал, чтобы вы могли вернуться к вашим семьям, которые вас любят и ждут. Как там, в столице, погода? Что нового? Чего ждать от властей? – И он достал из сейфа пару бутылок коньяка, а из соседней комнаты принесли бутерброды. – Угощайтесь, чем богаты, как говорится…

Пожалуй, гости кое-что поняли. Выдохнули, успокоились и не стали загребать жар своими руками, как того хотели от них чиновники из Москвы. Выпили, закусили, пообщались и разошлись друзьями.

Время, вперед!

Как уже было сказано, после разборок с Москвой часть людей из «ЛенСпецСМУ» сразу уволилась. Даже само это слово, «кооператив», – не внушало доверия. Некоторые возвращались обратно. Приходили новые люди. Их надо было учить, организовывать, вдохновлять и вести за собой. И самому Заренкову приходилось учиться работать в сложнейших экономических условиях. А главное – верить, что все получится. Эта вера требовала больших сил души, мощных лидерских качеств, напора и воли.

«Красная нить» за объем проведенных строительных работ рассчиталась нитками. «Светлана» – посудой. «Позитрон» – телевизорами. Чтобы получить наличку, они развозили товар по магазинам, контролировали реализацию. Снабженцы сами стояли за прилавками на углу улицы, продавая посуду и нитки…

В магазинах ввели продуктовые карточки. Но получить товар по этим талонам тоже было непросто. Заренков заключил договора на поставку картофеля с колхозами в родной Беларуси. Он сам привозил эту картошку. Разгружали прямо с ЗИЛа.

– У тебя ребенок один? Значит, бери мешок. У кого два ребенка, тому два мешка отгружаем.

– А как же я это до дома допру? На трамвае?

– Мы довезем, поможем.

Есть гвозди – нет электродов. Есть кирпич – нет цемента. Меняли одно на другое. Кооператив осуществлял первые бартерные сделки еще до начала бартерной эры. Экономика жала на тормоз – они давили на газ, разгоняя свое предприятие, опережая суровое время.

Бартер был и внутри коллектива. Сотрудницы обменивались детскими вещами, штанишками, обувью, теплой одеждой, передавая другим все, из чего уже выросли свои дети. И обедали все за одним столом, еду приносили из дома. Картошку, соленья, кусок колбасы или яйца. Здесь же отмечали и праздники. Жили одной сплоченной семьей. Пятнадцать человек для семьи – это много. А для рабочего коллектива – основа, ядро.

О вреде шальных денег

Начиналась инфляция. Цены подскакивали, как температура в инфекционной больнице в период пандемии. Иногда ее удавалось сбивать, и снова запредельный скачок! Как работать в непредсказуемых условиях стихийного рынка? И вообще: как правильно вести бизнес? Заренков старался учиться, на лету схватывал новое. Развиваться, расти! Ему это было жизненно необходимо. «Союз Петрострой» начал организовывать для бизнесменов поездки за рубеж для обмена опытом. Так Вячеслав Адамович первый раз оказался в Америке, смотрел, как там развивается строительство, какие используются технологии. Заодно и купил пару компьютеров. Один для работы в офисе, второй для Димы, сын проявлял к технике большой интерес.

– А может, правда, попробуем организовать торговлю компьютерами? – предложил тогда кто-то. – На них сейчас можно зарабатывать сумасшедшие деньги!

Да, это так. Заграницей они стоили три-четыре тысячи долларов, а в России продавались за тридцать и выше. И предложения подобного рода, о торговле компьютерами, Заренкову поступали не раз. Была возможность заключить контракт на прямую поставку семидесяти единиц техники. Озолотиться можно!

Но он отказался, понимая, что за шальными деньгами сразу начинают охоту. Потерять можно больше, чем приобрести. Но даже не это главное. Вячеслав Адамович знал строительное дело, любил его и изменять ему не собирался. Он твердо верил, что строительная отрасль в России обязательно возродится. А если сейчас отклониться от вектора, уйти в торговлю или еще куда-нибудь, то вернуться будет не просто. Чтобы быть первым, надо оставаться в строю.

Уроки философии

Хотя, ну какой это строй? Вот, удалось получить подряд на ремонт спортивного зала в школе. И то хорошо, и такая работа нужна. С работой везде стало туго.

– Слава, может, у тебя найдется для меня что-нибудь? – спросил давний товарищ Михаил Иванов.

Еще вчера он изучал философию, преподавал научный коммунизм в институте, был секретарем партийной организации. А сегодня – путч, ГКЧП, попытка государственного переворота, КПСС стремительно теряет позиции, она больше не «ум, честь и совесть эпохи». С эпохой просто беда, сам Людвиг Фейербах ей ладу не даст. А жить как-то надо…

– Вот тебе школа, мы взяли подряд, – Заренков привез Иванова на новый объект. – Потолки здесь, конечно, высокие, шесть метров. Штукатурить, красить, белить – все работы надо делать с лесов. Я знаю, ты справишься.

Иванов ведь в философию пришел из строительства. Начинал-то он с ПТУ, одно время работал на стройке, да и жили они раньше в одном доме, в том самом рабочем общежитии на Троицком поле, 36. И в безденежные общежитские времена вместе ходили на подработки.

– Справлюсь!

В стране происходила необратимая ломка устоев, старое не работало, новое не родилось. Ломались люди и судьбы. Может, кто-нибудь, глядя на институтского преподавателя с мастерком в руках, думал, что человек потерялся. Но нет, Иванов знал, что себя надо искать заново, и шел на свет, на огонь, зарево – похоже, Заренков знает путь.

Рынок недвижимости

Все менялось, и всем приходилось меняться. Сергей Говоров тоже без работы остался и пришел в кооператив. А раз есть человек, под него и дело найдется. Заренков постоянно искал новые направления в своей сфере и теперь думал об операциях на рынке недвижимости. Государственное финансирование строительства жилья прекратилось. Куда ни глянь в городе – везде стоят замороженные объекты. Но рынок недвижимости формируется! Правительство разрешило приватизацию квартир. Три комнаты в коммунальной квартире, если их выкупать по отдельности, стоят дешевле, чем трехкомнатная квартира целиком.

– Сергей, мы можем выкупать комнаты в коммуналках, одна за другой, а потом освободившиеся квартиры продавать по более высокой цене, – предложил новое дело Вячеслав Адамович.

Говоров провел несколько сделок по этой схеме, но позже пришлось признать, что в целом рынок довольно криминализированный: серые риэлторы, черные, просто откровенные бандиты, которые готовы убивать стариков, чтобы завладеть недвижимостью. В итоге было решено отказаться от этой идеи, чтобы не попасть в переплет.

Иванов и «Ивановец»

Одним из направлений деятельности кооператива была торговля строительной техникой. Говоров с Ивановым мотались по командировкам, искали покупателей, заключали контракты, сопровождали технику в регионы. Краны доставлялись в пункт назначения своим ходом. И тут всякое было: они и ломались, и переворачивались на зимних дорогах, их поднимали, чинили, везли, регистрировали в ГАИ…

Популярный в ту пору «Ивановец» был лимитирован Москвой. Просто так его не купить, надо выбить лимит, то есть разрешение на покупку. Заренков нашел в Москве человека, который для кооператива был готов добывать эти лимиты… за определенную плату, то есть за взятку. Вячеслав Адамович всем своим существом восставал против этой порочной практики, но обстоятельства вынуждали. Иначе никак.

Человек приезжал из столицы с лимитами, получал наличные деньги, складывал их в рюкзачок и возвращался обратно, а Заренков потом долго мыл руки и не чаял, как бы с этим скорее покончить.

– Ничего не могу с собой сделать! Противно – и все!

А московский чиновник втянулся, курсировал себе туда и обратно, получая легкие деньги фактически ни за что, за подпись. И однажды Заренков решил его проучить.

В очередной приезд он попросил кассира разменять крупные купюры на мелкие. Тысячи – на пятерки, десятки, рубли. Гостю пришлось покупать на рынке две огромные сумки и два рюкзака, чтобы все это забрать. Потом он еще пересчитывал все скрупулезно. Сбивался, чертыхался и так увлекся, что опоздал на свой поезд. Конечно, все понял, обиделся, и это «сотрудничество» кончилось.

– Вот и хорошо, и слава Богу!

Коттеджи

Они брались за любую работу, чтобы удержаться в строительной отрасли. Решили строить коттеджи в пригороде Санкт-Петербурга, разместили рекламу в газете, пошли заказы. Но нестабильное, сумасшедшее время давало нестабильных клиентов. Один полностью рассчитался, а другой сел в тюрьму. Третий срочно улетел на вечное счастливое жительство в Соединенные штаты, а четвертого застрелили бандиты. Пятый пропал без вести, шестой обанкротился. Но седьмой и восьмой рассчитались наличными и остались довольны работой. Всего построили примерно полсотни коттеджей. Но за десять из пятидесяти своих денег так и не получили.

Сотни строительных организаций по всей России простаивали в ожидании своей участи. Когда очнется Москва? Когда правительство что-то предпримет, определится с решением и возобновит финансирование?

Жизнь на стройплощадках замерла.

Кругом «незавершенка» и долгострой. Еще недавно практически каждый завод, министерство и ведомство вкладывали средства в квадратные метры. Нужно жилье для сотрудников – они выступали заказчиками, забивали в бюджет крупные суммы, на том и стояли.

Что будет дальше? Есть мощности, все эти ПМК, ЖБИ, СМУ, КПД. Есть люди и желание строить. Но нет заказов.

Кто ждал приказа сверху, ждал, когда по разветвленной кровеносной системе загибавшейся отрасли пойдет новая кровь, пустят деньги, – тот умер.

Идея Заренкова состояла в том, чтобы не ждать, не просить, а самим поднимать производство. И общее настроение в небольшом коллективе было ультимативным, категоричным: или – или. Или мы раскрутимся и будем жить, или умрем.

Эта пограничность, эта рубежность восприятия мира и себя в нем придавали азарт, драйв, кипятили кровь. С восьми утра до позднего вечера люди крутились, словно ужаленные своим максимализмом. Они очень хотели, чтобы задуманное сбылось.

* * *

А в это время где-то в центре Ленинграда молодой аспирант Дима Медведев с товарищами расклеивал афиши с агитацией за Анатолия Собчака, своего научного руководителя по кандидатской диссертации. Близились выборы народных депутатов СССР. Собчак стал депутатом и пригласил Медведева за собой в Ленсовет. Чуть позже, в 1990 году, в команду вошел помощник ректора Ленинградского университета подполковник КГБ СССР Владимир Путин.

Новые времена

12 июня 1991 года президентом РСФСР был избран Борис Николаевич Ельцин. Это были первые в истории России всенародные выборы. В тот же день Анатолий Собчак избирается мэром Ленинграда. Одновременно на референдуме было принято решение о возвращении городу его исторического названия – Санкт-Петербург.

19 августа 1991 года, когда Горбачев отдыхал в крымском Форосе, начался путч – попытка отстранения Михаила Сергеевича с поста президента СССР и смены проводимого им курса. Эту попытку предпринял самопровозглашенный Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В него вошли вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр Валентин Павлов, министр внутренних дел Борис Пуго, министр обороны Дмитрий Язов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков и другие.

Основная цель путчистов состояла в том, чтобы не допустить ликвидацию СССР, которая, по их мнению, должна была начаться 20 августа, во время первого этапа подписания нового Союзного договора, превращающего СССР в конфедерацию – Союз Суверенных Государств. Как сказал позже Владимир Крючков, ГКЧП не ставил целью захват власти: «Мы противились подписанию договора, разрушающего Союз».

Анатолий Собчак на чрезвычайной сессии Ленсовета выступил против действий ГКЧП и фактически возглавил сопротивление путчистам в северной столице. По телевидению он обратился с пламенным призывом к горожанам. На Дворцовой площади собрались тысячи манифестантов.

Борис Ельцин возглавил противодействие ГКЧП в столице. Дом Советов России, так называемый «Белый дом», стал центром сопротивления. В первый же день событий Ельцин, выступая с танка на площади перед Белым домом, назвал действия ГКЧП государственным переворотом.

22 августа министр внутренних дел Борис Карлович Пуго застрелился. 24 августа застрелился маршал Сергей Федорович Ахромеев. 26 августа управделами ЦК КПСС Николай Кручина выбросился с балкона пятого этажа своей квартиры…

25 декабря 1991 года Борис Ельцин получил всю полноту президентской власти в России в связи с отставкой президента СССР Михаила Горбачева и фактическим распадом некогда огромной державы – Союза Советских Социалистических Республик.

В страну пришло новое время, у руля встали новые люди.

Тридцать соток

Теперь очередь за идеями свежими, прорывными. С предложением о самостоятельном строительстве жилья Вячеслав Заренков и отправился к мэру Санкт-Петербурга. Анатолий Собчак был человеком доступным, открытым для идей и людей, и по пятницам вел прием населения. Анатолий Яковлевич воспринял предложение Заренкова хорошо, позитивно.

– Но вы должны что-то выделить городу, – отметил резонно. – Мы даем вам участок под застройку, а вы нам 7 % жилья.

Вскоре (тогда это делалось быстро!) появился приказ главы города о выделении тридцати соток земли под строительство 18-этажного кирпичного дома по адресу Комендантский проспект, 39.

Банк «Петровский»

Дело оставалось за малым: где взять деньги? Выражаясь языком бизнеса, как привлечь инвестиции? Пошли в банк «Петровский». Стали думать и обсуждать. Сошлись на том, что банк будет искать клиентов, желающих приобрести квартиры. Клиенты открывают счета, кладут на них деньги, которые затем «Петровский» перечисляет в компанию Заренкова.

– Мы вам платим – вы строите, – кратко сформулировал суть схемы управляющий, господин Головин.

В это время Елена Говорова, подруга Галины Заренковой, работала здесь начальником валютного отдела. На своем месте она тоже внесла вклад в общее дело строительства. Свой человек в банке в те времена – это не сегодняшний безликий менеджер-винтик. Лена могла дать ценный совет или подстраховать, это было немало.

К тому же у нее имелись друзья. А, как известно, человек всегда покупает у того, кого знает. Друзья Говоровой становились клиентами Заренкова. Наверное, в тот период полсотни ее знакомых купили квартиры в компании «ЛенСпецСМУ».

– Слава, тут коллега моя говорит, что у нее всего полторы тысячи долларов и она хочет купить квартиру.

– Лена, нам и эти деньги нужны. Составим для твоей коллеги график платежей, пока будет строиться дом, она как раз рассчитается. Так что, пусть вносит полторы тысячи как предоплату.

Было понятно, что банк в этой схеме всего лишь посредник, имеющий с каждой сделки процент. Но деваться некуда. У «Петровского» были клиенты, а у Заренкова их не было.

Они держались на небольших частных заказах. В 1993 году в Лахте установили ангар и залили фундамент под производственный блок, как-то пережили зиму. Весной приобрели пилораму «Р-63» и станок четырехсторонней обработки древесины. Все это стоило приличных денег. Подвели электричество, закупили лес, завизжала пила. Весной 1994 года здесь начали делать деревянные оконные рамы, наличники и все, что требовалось для их первого дома на Комендатском.

Туго, со скрипом раскручивался строительный маховик. Вот прораб не уследил и нижний каркас арматуры фундамента оказался не забетонированным. Может, подумал, что так проскочит, что не заметят. Но, конечно, ошибся. В прежние времена «диктатор» Заренков серьезно бы оторвался, шкуру снял бы с прораба. Но теперь он изменился. Тот первый «звонок» и время последовавших за этим раздумий сделали Вячеслава Адамовича спокойней, терпимей к людям. Тогда он четко осознал, что работа – это не вся жизнь. В жизни должно оставаться место для простых человеческих радостей, для счастья. Тогда же он вывел свою формулу этого состояния: «Счастье – это когда человек живет в гармонии с самим собой и с внешним миром – природой, животным миром, человеческим обществом. Злодей и плохой человек не может быть счастлив, потому что, оставаясь наедине с самим собой, он в итоге остается со злодеем и плохим человеком. И это его губит».

Теперь Заренкова все чаще называли уважительно «Шеф», иногда – «Адамыч». Но не «диктатор».

Да, прораб допустил серьезное нарушение, но унижать человека не стоит. Шеф всех собрал у себя.

– Кто считает себя виновным в допущенном браке, того я жду здесь, в бытовке, через час, – без крика сказал директор.

Виноватые нашлись и были уволены «за плохую организацию работы на нулевом цикле».

– Ну как такое возможно? – возмущался машинист башенного крана Валера Большаков. – Я бы им руки поотрывал! Да я бы их стер в порошок…

У Заренкова был свой подход, свои правила, которые он выработал за долгие годы работы. Состояли они из семи пунктов. За каждым – его личный опыт, «сын ошибок трудных».

1. К каждому сотруднику относиться с уважением и никогда не унижать его человеческое достоинство.

2. Назначать сотруднику вознаграждение (зарплату и премии) только в зависимости от его вклада в работу компании. Никакого кумовства.

3. Никогда не оценивать работу сотрудника по лизоблюдству, болтовне, самовосхвалению. Со всеми держать одинаковую дистанцию.

4. Всегда предоставлять сотруднику положенный по законодательству отпуск в то время, в которое он желает.

5. Если сотрудник подал заявление на увольнение, всегда удовлетворять его заявление, не поддаваться на шантаж по типу, «если вы повысите зарплату, то я останусь».

6. В случае если в компании между двумя сотрудниками возникают конфликты, после двух предупреждений увольнять обоих, какие бы ценные они ни были. Никогда не делать выбор в пользу одного из них.

7. Никогда не принимать на работу сотрудника, ранее уволенного из компании.

Шуба

«Все конфликты в частной жизни и в мире происходят от неумения и нежелания разговаривать. И слышать друг друга. Все конфликты в частной жизни и в мире можно решить путем переговоров. Главное – научиться слушать и слышать другого», – записал в своем дневнике Заренков.

Конфликтов было, действительно, море. Казалось, из них соткана повседневная жизнь.

– Люда, надо срочно в банк съездить, платежки готовы! Я даю тебе «ЗИЛ», на нем туда и обратно! – торопил шеф сотрудницу.

– Как я поеду в своей новой шубе на грузовике? – возмутилась кассир. Она первый раз пришла на работу в обновке, шуба искусственная, но красивая, модная по тому времени.

Вячеслав Адамович промолчал, вышел. Вошел и положил на стол стопочку мелочи.

– Это тебе на метро! Успеешь вернуться до перерыва.

ДДУ

Был фундамент, окруженный забором, разбитая грузовиками грунтовка, по которой, увязая в грязи, туда-сюда напористо двигалась техника, зло и весело подгоняли и подправляли друг друга задорным матом рабочие, метались снопы искр от сварочных аппаратов, как голова аиста крутилась стрела башенного крана – здесь кипела настоящая жизнь.

За этой жизнью с интересом наблюдали проходящие люди. И время от времени кто-то решался заглянуть в прорабский вагончик: «А какие здесь будут квартиры? А когда? Сколько стоит?»

Заренков хотел работать с этими людьми напрямую, без банка-посредника. И поэтому вот уже пару недель вынашивал мысль, которая, созрев окончательно, обрела жизнь в документе. Вячеслав Адамович составлял первый в современной России договор долевого участия (ДДУ).

Эта идея витала в воздухе. Ее надо было выхватить из эфирного пространства и правильно «приземлить» на бумаге.

«Каждому – по квартире!» – под такими транспарантами тысячи могут собраться. Это лозунг архиважнейший для современного человека. Но что, если хочется, а не хватает? Тогда гражданин становится дольщиком жилого строительства и деньги вносит частями!

Таким образом, он напрямую финансирует стройку!

Мысль настолько простая, что, будучи выраженной юридическим языком, она помещалась всего на одном листе бумаги. Две трети печаталось на машинке, одна треть заполнялась от руки. Никаких особых нюансов и словесной эквилибристики.

Компания «ЛенСпецСМУ», действующая на основании Устава, с одной стороны и гражданин Длинный Прочерк для указания фамилии и паспортных данных с другой стороны. Компания строит – гражданин вносит деньги частями, в размере и в сроки – Короткие Прочерки, подписи, дата.

Однокомнатная квартира в доме на Комендантском стоила 11 тысяч долларов, двухкомнатная – восемнадцать, трехкомнатная – двадцать тысяч долларов США. Расчеты в валюте, понятное дело, были запрещены, но рубль вел себя безобразно – отвязно и непредсказуемо. Однако, назови цену в долларах – сразу осудят. В рублях – выйдет себе дороже. Поэтому Заренков привязал стоимость квадратных метров к условным единицам, у. е. Условная единица условно равнялась доллару. Это изобретение, наверное, можно было бы запатентовать. Оно стало и решением, и спасением для многих в те времена. Газета «Деловой Петербург» опубликовала статью под названием «Компания «ЛенСпецСМУ» изобрела собственную валюту».

Атомный ледокол «Ленин» вскрыл брюхо нетронутых льдин, и за ним по воде побежали кораблики. Точно так же Вячеслав Заренков шел впереди: его уникальные решения с ДДУ и УЕ дали жилому строительству новую жизнь.

Инвестиционный отдел

«Учитесь общаться. В любой беседе будьте корректны, интеллигентны и дипломатичны. Не оскорбляйте человека резкими высказываниями», – записал в дневнике Заренков.

– И что же мы, каждый договор будем на печатной машинке печатать? – возмущался Говоров. – Скоро к нам такие деньжищи сюда потекут, а мы не можем купить компьютер!

Вячеслав Адамович купил. Распечатали сразу кипу договоров ДДУ. Тех самых, которые составил генеральный директор, договора на участие в долевом строительстве.

И отдельно на листе крупным шрифтом: ИНВЕСТИЦИОННЫЙ ОТДЕЛ. Бумагу торжественно приклеили снаружи входной двери в офисе.

– Все, теперь пойдут инвестиции! – потирал Иванов ладоши.

Вошел Заренков.

– Вы бы подумали, где нам рекламу дать, «инвестиционный отдел», – сказал он с легкой иронией. – Может, листовочки на остановках расклеить?

– Много не наклеим, да и не солидно. Лучше сразу в редакцию. Дадим рекламу в «Смене» и в «Вечернем Ленинграде».

Тоненькой струйкой потекли к ним клиенты. Первыми стали кооператоры, которые уже научились зарабатывать деньги и думали об улучшении жилищных условий.

– А теперь, пожалуйста, в кассу, прямо по коридору, – рулил клиентским потоком Говоров, заполнив очередной договор.

И снова шеф на пороге.

– Вы можете делать все то же самое, только быстрее? Быстрее!

Силы небесные

Строительство само по себе – почти чудо. Акт созидания из небытия, когда усилием воли рождается нечто геометрически стройное, инженерно согласованное и дополненное коммуникациями. А уж строительство в эпоху бартерных схем и цепочек – особая ипостась. Когда иссякают ресурсы и кажется, что дальше никак, тогда включаются небесные силы.

Порой они являются в самом неожиданном облике.

С раннего утра Вячеслав Адамович сидел в своем кабинете, записывая очередную главку своих «Мыслей вслух»: «Излучая среди окружающих позитив, вы получаете в ответ многократно отраженный позитив. Излучая негатив, вы получите многократно отраженный негатив. Всегда будьте позитивны!»

Да, но где взять столько позитива? Когда море проблем и деньги нужны позарез, просто срочно!

И тут вошла женщина. Красная кепочка, вязаная, наверное, лет десять назад. Зеленая мятая куртка. Два столь знакомых, близких православному Петербургу цвета, – зеленый и красный. Когда-то они сочетались в мундире офицеров Преображенского полка, в котором служил муж святой блаженной Ксении Петербуржской. А потом эти цвета перешли на ее икону.

Посетительница в красно-зеленом имела вид странный, а возраст совершенно неопределенный.

– Здравствуйте, я ищу работу штукатура, – сказала она. Странно, что ее пропустили прямо к нему, а не в отдел кадров. Куда смотрела секретарь Ирина Сысоева? – Я очень хотела бы работать в вашей организации.

– Но нам не нужны штукатуры, – отозвался Заренков, стараясь излучать позитив. – Эти работы выполняет подрядная организация.

Казалось бы, разговор кончен. Но девушка или женщина или почти старушка – ну никак невозможно понять, – оказалась упрямой и разговорчивой, уходить она не собиралась.

– А какие вы строите дома? А квартиры у вас с отделкой? И сколько стоят?

Вячеслав Адамович добросовестно все рассказал, понимая, что тратит время впустую.

Но она вдруг задумалась.

– А может, мне у вас квартиру купить?

«Шутка?» – пронеслось в голове. А вслух: «Можно, конечно». И показал планировку однокомнатной, самой маленькой по метражу.

– Однокомнатная подошла бы студентке, – она почти что обиделась. – Меня интересует побольше.

Из всех вариантов кандидатка в штукатуры выбрала максимально большую, трехкомнатную квартиру.

– Я готова заключить договор.

– В нашем договоре долевого участия для вас будут расписаны платежи по кварталам.

Через час договор был готов, его принесли шефу на подпись, и снова вошла скромная девушка-женщина в мятой зеленой куртейке.

– Итого, пятьдесят восемь тысяч условных единиц, – произнес Вячеслав Адамович.

– Я могу внести полную стоимость.

В руках у необычной посетительницы была только маленькая сумочка. В ней явно не поместились бы деньги. Тогда где же они?

– Давайте я дам вам машину, вы можете съездить домой за деньгами.

Она посмотрела на директора удивленно и немного хитро.

– У меня все с собой!

Дама расстегнула куртку, из правого ковшика своего бюстгальтера ловким движением вынула пачку, из левого пачку. В каждой по десять тысяч долларов. Повернулась спиной, чуть наклонилась, и стала вынимать пачки, видимо, из трусов, из передней части, из задней. Понятно, что наблюдать за этим невольным стриптизом джентльмену как бы и не прилично, но и отвести глаз невозможно: настоящий иллюзион!

Откуда она доставала последнюю, шестую пачку, он не заметил.

Теперь они все, перекочевав из интимных мест, лежали на столе Заренкова.

– Оплата у нас производится только в рублях! Деньги надо обменять в банке.

– Пожалуйста! Я готова отправиться в банк. Но… может, вы все-таки возьмете меня штукатуром?

«Всегда будьте позитивны!», – повторил про себя свою мысль Заренков.

Реклама как двигатель

Когда-то Ольга Красноперова превратила фанерную перегородку на даче Вячеслава Адамовича в великолепный пейзаж. Потом художница взялась за разработку эскиза акций ЗАО «ЛенСпецСМУ». Сделала черной тушью силуэт коттеджа, подобрала два шрифта, ручной и печатный, представила разные варианты.

– Отлично! – он кое-что сам подправил и утвердил. – Ручная работа! Эти акции никто не подделает. Теперь я вас попрошу найти бумагу с водяными знаками, чтобы мы могли их отпечатать… Кстати, а вы не хотели бы заняться у нас рекламой? Первый дом мы построили, и сейчас есть потребность в клиентах, частных инвесторах строительства. Без рекламы найти их непросто.

– Но рекламой я никогда не занималась.

– Вот и попробуйте!

Так в «ЛенСпецСМУ» появился рекламный отдел в лице одного человека. В числе прочих задач Ольга Викторовна приступила к подготовке первой пресс-конференции Заренкова. Информационный повод был очевиден: «Строительство жилья с привлечением частных инвесторов: опыт и перспективы компании «ЛенСпецСМУ».

Пресс-конференция прошла успешно. Журналисты забросали Заренкова вопросами, и сам Вячеслав Адамович понял, что открытость для СМИ его компании пойдет только на пользу.

Будущее строится сегодня

Как оказалось, «ЛенСпецСМУ» – хороший ньюсмейкер. Жизнь здесь кипела, новости рождались одна за другой. Ольга Красноперова наладила активное взаимодействие с питерскими журналистами. Она знала их поименно, угощала в офисе чаем. Неказистый дом на проспекте Энгельса, 99 теперь качественно справлялся с рекламной функцией. Внутри он выглядел сказочно. После перепланировки здесь была сделана качественная для того времени отделка: в кабинетах деревянные массивные двери, паркет, моющиеся обои, картины… Обои выбирал сам Заренков. Посетители, входя, замирали. Им всем требовалось пару секунд, чтобы прийти в себя: «Ого! Это вы сами так сделали? Своими руками? Мне бы такую отделку!»

– Ольга, надо что-то придумать еще! – Вячеслав Адамович старался опередить свое время, сделать еще один, пусть небольшой, шаг вперед. – Давайте разместим нашу рекламу в метро.

На первых баннерах текст был такой: «Вы можете получить квартиру от «ЛенСпецСМУ» за деньги, по долевому участию или за объем выполненных работ».

Про «объемы» – это, конечно,информация для фирм-подрядчиков. Но люди не поняли, и последовала целая лавина звонков: я готов участвовать в стройке как разнорабочий! Я – как столяр. Я – сварщик, каменщик или маляр…

И каждому приходилось объяснять, что речь идет о лице юридическом, а не частном.

– Вячеслав Адамович, давайте сделаем уже разъяснение, – просила Ольга Красноперова.

– Не надо, пусть звонят, пусть все узнают о нас.

Так весь Питер узнал, что они строят квартиры надежно и в срок. «ЛенСпецСМУ» – это предприятие, которому можно доверять.

Доверие пришло после того, как были построены первые три дома, качественно и без задержек. Тогда же появились и первые аферисты, которые попытались паразитировать на строительной фирме. Одна компания начала продажу квартир в новом доме Заренкова, не поставив в известность самого застройщика. Так могли бы появиться первые в современной истории обманутые дольщики. Но мошенников быстро вычислили. По указанному адресу выехала служба безопасности «ЛенСпецСМУ». Аферистов заставили вернуть деньги по заключенным фиктивным договорам, а дольщикам оперативно подобрали в том же доме другие квартиры.

В течение следующих двух-трех лет Ольга Красноперова облекла идеологию «ЛенСпецСМУ» в простую емкую формулу: «Будущее строится сегодня!» Так у компании появился рекламный слоган, который давно был на вооружении самого Заренкова. В своем дневнике он писал: «Просыпаясь, давайте себе наставление: «Сегодня старайся быть лучше себя вчерашнего». И тогда вы будете развиваться. Остановка наставлений ведет к деградации».

С неба на землю

Только на детей наставления никак не действуют. Дети ищут свой путь. В пять лет Дима Заренков хотел стать летчиком. Ну, или космонавтом. В то время это было модно – все хотели. Но уже в подростковом возрасте парень всерьез увлекся радиотехникой. Потом в городе стали появляться первые компьютеры. Дима с товарищами бегал на рынок, покупал какие-то платы, запчасти, собирал свою самодельную версию, как когда-то отец – свой первый фотоаппарат. Теперь он хотел стать программистом. Времена меняются, мода на профессии тоже. Хотя неизменно родительское желание увидеть в сыне преемника, продолжателя дела отца. Вячеслав Адамович тоже на это надеялся, но ломать планы сына не стал, оставляя ему право на выбор своего пути.

Хотя попытка направить Дмитрия по своим стопам все же была, но мягкая и ненавязчивая. Классе в восьмом-девятом Вячеслав Адамович давал сыну возможность подзаработать во время летних каникул. Вместе со своими товарищами Дима определялся в бригаду бетонщиков, каменщиков или плотников. Ребята выполняли работу подсобников. Заренков поручал молодежной команде строительство семейной дачи. Дача не чужая, своя, но за работу сыну и его друзьям он платил. Приезжал на выходные, давал задание на неделю – выкопать траншею под фундамент, поставить опалубку, залить бетон, сделать лестницу. Они старались, понемногу во всем разбирались, но…

Но Дмитрий Заренков поступил не на факультет ПГС, а в один из самых престижных инженерных вузов страны – Ленинградский институт аэрокосмического приборостроения. И группа у них подобралась сильная, и специальность серьезная – инженер-исследователь аэрокосмических приборов.

Из тринадцати человек, зачисленных в группу, диплом получили десять. Но на повестке дня встал вопрос: что делать с этим дипломом? Времена в стране смутные, сумбурные, космические программы были закрыты, и «Роскосмос» по сути уже не существовал.

И тогда Вячеслав Заренков пригласил сына с одногруппниками-выпускниками к себе.

– Приходите, попробуйте поработать.

– Кем?

– Для начала обычными электриками. Щипцы в руках держать умеете?

Вместе с Дмитрием пришла группа выпускников почти в полном составе. В это время кооператив «ЛенСпецСМУ» строил за городом коттеджи, инженерам-исследователям доверили проводить в них электрику. Стояла зима. В холодных нежилых коттеджах ребята промерзали насквозь. Возвращались домой усталые и сопливые, день ото дня все отчетливее понимая, что деньги просто так не даются, их зарабатывать надо.

Наверное, это было во многом похоже на курс молодого бойца. Трудности и боль ускоряли психическую перестройку. Вчерашние студенты становились мужчинами. Правда, не все прошли этот отбор. Из десяти человек осталось четыре.

С ними Заренков-старший приступил ко второму этапу своей педагогической программы – к подготовке руководящих кадров.

– А теперь задача такая. Каждый день будете приходить в этот офис, вот вам скамеечка. Сидите на ней и наблюдайте внимательно, как я работаю. К концу рабочего дня готовьте свои предложения: что бы вы на моем месте сделали иначе? Что, по-вашему, я сделал не так?

Идея необычная, смелая. Молодые люди критиковали Вячеслава Адамовича. Были дельные замечания, были жесткие. Особенно суров был к директору выпускник Александр Воронин. Он рубил жестко, без обиняков и компромиссов: «Вы сто процентов в той ситуации были не правы! Надо было сделать вот так!..»

За две недели четверка самых настойчивых многое здесь, в директорском кабинете, смогла повидать. Главное, они поняли, что такое руководить коллективом, какая это ответственность.

И тогда Заренков организовал для этих парней компанию «Электронстрой». Она должна была взять на себя весь комплекс работ, связанных с электроэнергией. Один стал директором, второй начальником участка, третий прорабом, четвертый мастером.

Забегая вперед, надо сказать, что «Электронстрой» и сегодня работает. И двое из той самой четверки по-прежнему здесь. Кстати, возглавляет компанию Александр Воронин, жесткий критик. Конечно, теперь это уже совершенно другой человек, уже состоявшийся руководитель.

Послушник Спиридон

Всю сложность и противоречивость политического и экономического периода российской истории начала девяностых годов ощутил на себе киприот Спиридон Георгакис. Он уже окончил лицей в Акрополе, отслужил в национальной гвардии, поступил в духовную семинарию апостола Варнавы в Никосии и был принят послушником в монастырь Божией Матери Киккской, когда встретился с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II. Во время своего визита на Кипр Святейший посетил этот монастырь, а честь сопроводить его по обители выпала как раз Спиридону.

Он старался ничего не упустить, все показать и рассказать о своем любимом монастыре, а когда после экскурсии послушнику сообщили, что Патриарх хочет видеть Спиридона у себя, то разволновался не на шутку.

– Какие у вас планы на будущее? – спросил Святейший.

– Во мне зреет желание стать монахом. Но надо получить хорошее образование, – ответил Спиридон. – Хотел бы отправиться в Бостон, поступить в православный университет.

– Хорошо бы тебе приехать в Россию, чтобы учиться в Духовной Академии, – неожиданно сказал Патриарх и благословил послушника.

Вышел он от Алексия II совершенно ошеломленный. Как это – в Россию? Ведь языка он не знает, планы были совершенно другие…

– Патриаршее благословение промыслительно, – вразумил Спиридона игумен Никифор. – Собирайся в дорогу!

Так киприот из деревни Страволос стал студентом Московской Духовной Академии.

Ректор сразу предупредил иностранца: «Отче, у нас в Москве пока еще не принято ходить в подряснике по улицам».

– Но я привык к подряснику и ходить без него не могу, – ответил рясофорный послушник.

– Отче, я не благословляю вас передвигаться в нем по столице!

Но Спиридон ректора не послушал. И в одном из подземных переходов в самом центре Москвы на него напали цыгане, забрали все деньги и порвали подрясник.

Результат непослушания не замедлил сказаться.

Спиридон был в отчаянии. Он тут же позвонил на родину, своему игумену.

– Владыка Никифор, я послезавтра возвращаюсь на Кипр! Меня обокрали, побили…

– Терпи, брат, терпи!

А потом было первое богослужение в Лавре, и киприот увидел множество людей в храме, увидел их лики и вдруг ощутил, что Христос – здесь! Он вернулся в Россию! Да и сам духовный климат Академии идеально соответствовал запросам пламенной души Спиридона: утренняя молитва, служба при мощах преподобного Сергия, завтрак – молитва, учеба – молитва, вечерняя служба, ужин – и снова молитва!

– Владыка Никифор, я остаюсь!

Но в Академии не было курса русского языка. Со Спиридоном усердно занимался иеромонах Илларион (Алфеев, нынешний митрополит Волоколамский). Он через Евангелие от Иоанна преподавал киприоту церковнославянский, но, чтобы освоить русский язык, надо было переезжать из Сергиева посада в Москву и посещать занятия в Пушкинском институте. Но институт был закрыт – смутные, тяжелые времена…

Спиридон знал по-русски лишь «да», «нет», «мне нужен хлеб» – не густо для первого курса. И вдруг звонок с Кипра.

– Есть в Москве один профессор, который мог бы тебе очень помочь.

Встреча с этим профессором состоялась в здании посольства в Москве. Виктор Григорьевич Соколюк, умнейший человек своего времени, легенда отечественной неоэллинистики, переводчик-синхронист, историк – он был еще и глубоко верующим человеком, а по-гречески говорил лучше, чем греки.

Виктора Григорьевича вдохновил тогда тот факт, что он будет преподавать монаху.

– Невозможно выучить русский язык за три месяца. Но мы сделаем так, чтобы ты все понимал и мог разговаривать с профессорами, – обнадежил Соколюк. И вручил Спиридону видеокассеты с русскими классическими фильмами. – Ты будешь смотреть три фильма в день и станешь понимать русский характер. А вечером будем заниматься с тобой грамматикой, по одному часу.

Эти фильмы помогли понять Спиридону, как много общего у киприотов и русских. Это и похожее чувство юмора, и даже пословицы одинаковые. Например, эта: «Δεν έχουν σημασία χρήματα αλλά φίλοι» – «не имей сто рублей, а имей сто друзей»…

Пройдет почти двадцать пять лет, и одним из ста друзей послушника Спиридона, который к тому времени станет митрополитом Тамасосским, станет Вячеслав Заренков. Точнее – так: не «одним из ста», а одним из лучших друзей.

Но двадцать пять лет – срок немалый…

Новогоднее поздравление

Близился очередной Новый год. Раздался звонок из редакции публицистических программ на областном телевидении: «Мы хотели бы, чтобы Вячеслав Адамович поздравил жителей Санкт-Петербурга с наступающим праздником».

На съемку отправили восходящую звезду телеканала Елену Щербину. Это были те еще времена, когда на обычную съемку выезжала группа из семи-восьми человек. Едет редактор, помощник редактора, режиссер, звукорежиссер, осветитель, оператор и технический гений, который соединит все провода и на месте подпаяет разъемы. Водитель микроавтобуса тоже мог чем-то помочь.

И вот цыгане шумною толпой, по Бессарабии кочуя, бесцеремонно входят со своими колючими штативами и ослепительными фонарями и начинают свою непонятную жизнь.

– Где розетки? А почему шторы такие? Просто кошмар! Есть другой фон? Что у нас с естественным светом? Кажется, звук резонирует…

И тут вошел человек. Открытая, не натянутая на европейский манер, а своя, родная улыбка. Эта улыбка несет мир и заряжает позитивом пространство.

Вячеслав Заренков поздоровался с каждым за руку, сел, куда его посадили и начал говорить поздравительный текст, но… выходило не очень. Люди, камера – он сбивался. Один дубль, пятый, десятый. Все – заклинило человека.

Но вместо того, чтобы нервничать, психовать и срываться – а ведь все-таки вечер и пора бы домой! – вся команда работает на результат.

Потому что видно ведь, что человек перед ними хороший!

Как видно – не объяснить. Просто магия личности.

В итоге все получилось как надо. И смонтировали хорошо, и елочку подрисовали.

«Уважаемые жители Санкт-Петербурга…»

Это был его первый шаг навстречу городу и его людям. Пройдут годы, и люди ответят взаимностью: Вячеслав Заренков станет лауреатом поистине народной премии «Небесная линия».

Не корчма

Но еще задолго до того, как учредили «Небесную линию», Вячеслав Заренков приучил себя ее различать, эту границу между землей и небом, горизонт, на который он шел со своим коллективом.

В канун нового 1994 года в компанию устроилась Ирина Сысоева. Своему новому секретарю директор навалил на стол кипу документации. Да такой специфической, которую Сысоева за всю свою жизнь еще не печатала. Хорошо, что дома машинка была. Ирина брала работу с собой и со слезами отчаяния печатала «всю эту муть зеленую», чуждую лексику и цифирь. Но справилась в срок, догадываясь, что это своего рода проверка. Испытание на готовность к серьезной работе. Потом еще одно испытание – ей пришлось изучать компьютер, который водрузили на стол в приемной. Ирина плакала по ночам. Ничего ей не нравилось. Все казалось непонятным, неустойчивым, зыбким. Своей линии неба она точно не видела. Горизонт устилали тучи. Ее папа и мама, сестра и она – все работали на «ЛОМО». Это была настоящая трудовая династия. И трагедия, когда все пришлось изменить. На заводе перестали платить зарплату, и Сысоева обратила внимание на скромное объявление на остановке: «Организации требуется секретарь-машинистка».

Это куда же? В какую организацию? Неужели в «Корчму»? Была такая забегаловка неподалеку.

– Даже не вздумай звонить! – говорила мама.

– Звони, попытка – не пытка, – советовала родная сестра.

Сысоева всю жизнь проработала секретарем, с семнадцати лет. Начинала печатать у председателя профкома завода. И потом все выше и выше по начальственным кабинетам. Здесь она была как рыба в воде, все ее знали, все двери открыты. Но теперь открытые двери – это холодный сквозняк…

Она набрала указанный номер. Как тяжело далось ей это «алло».

– Алло, здравствуйте, вам требуется секретарь?

И вот она здесь. Дороги назад нет. Построили первый дом. Начали строить второй. В офис хлынули дольщики, жизнь закипела, да и коллектив ее принял.

Со временем Ирина стала отмечать, что Заренков требует от нее совершенно другого, не того, что все предыдущие начальники. Не просто сидеть и печатать, не только регулировать людские потоки в офисе: вам туда, а вам надо чуть-чуть подождать. Она должна добиваться выполнения его поручений. Все держать на контроле и «дожимать». Напечатан приказ – а как он исполняется? Это был новый уровень ее секретарской работы.

Когда уходил в отпуск кадровик, – она брешь закрывала собой. И канцелярией была, и секретарем сразу на пять человек. Универсальный солдат. Человек-оркестр. А ритм работы все нарастал. И количество сотрудников все увеличивалось.

Все свои

Постепенно здесь собирались свои. Те, кто давно уже знал Заренкова. Из «Позитрона» пришел Павел Евдокимов. Следом за ним, в январе 1995 года, на должность начальника производственно-технического отдела заступила Валентина Чулгаева. Когда-то они с Вячеславом вместе трудились на грандиозных объектах.

Валентина Ивановна пришла в маленький отдел, состоящий из четырех человек. Все сидели в одном кабинете, и не было ничего, кроме кипятильника. Даже за водой приходилось бегать в соседнее здание. Это потом уже, чтобы организовать питание сотрудников, Заренков решил обустроить чердак, мансарду двухэтажного здания, но не всю, а только правую его часть. Получилось небольшое, но очень уютное кафе. Первым большим праздником, который здесь отметили, стал пятидесятилетний юбилей Михаила Иванова.

Офис на Энгельса разрастался стремительно. Освоили левую часть мансарды, утеплили, отремонтировали – здесь разместилась служба технического надзора. Как-то незаметно и быстро появилась двухэтажная пристройка со стороны бухгалтерии. Следом одноэтажная – для службы энергообеспечения. И этого мало! Отделу снабжения срочно требовались новые квадратные метры офиса. Расширялся департамент застройки, который возглавил тоже свой человек, Алексей Ожерельев.

Департамент застройки

Алексей Семенович был в годах, человек старой закалки. За плечами высокие должности, управленческий опыт, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Почета. Когда рухнул Советский Союз, Ожерельев выбрался из-под обломков и пришел в «ЛенСпецСМУ».

Он один делал больше, чем весь отдел, который впоследствии был сформирован, – департамент по земельным участкам. Департамент, как можно понять из названия, занимался добычей (а по-другому не скажешь) земли, на которой затем начиналось строительство. Строители эту землю называют «пятном». Есть пятно под застройку – живем и работаем. Нет пятна – не едим ни хрена!

В этом деле добычи, пробивания и оформления пятен Ожерельеву не было равных. Любую дверь открывал он ногой, невзирая на должности. Ничто не могло стать препятствием для этого человека, а уж тем более – смутить его. Но однажды…

Однажды Вячеслав Адамович все же увидел Алексея Семеновича весьма смущенным.

– Что случилось?

– Шеф, понимаешь, у меня просят взятку, а я даже не знаю, что это такое. Я в тридцать шесть лет стал директором крупного завода. Я двадцать лет руководил предприятием и взяток никому не давал. Что это такое – взятка?

– Это когда деньги даешь тайком, лично в руки.

– А сколько дать надо? За «пятно»? Вот дамочка эта мне говорит, что без взятки нельзя. А сколько ей надо?

Заренков не владел информацией о точной стоимости такого вида услуг. Городскую таксу знали те, кто занимался оформлением разрешений в строительстве. Взятка – это хоть и тайное дело, но кто и сколько берет, им известно.

– Так что же мне делать? – недоумевал Ожерельев.

Да, у шефа был принцип: взяток никому не давать. Ну, иногда, в виде исключения, можно оплатить труд, выполненный чиновником в нерабочее время. Это очень тонкая грань, но она все же есть.

А здесь речь конкретно о взятке. Причем ситуация щекотливая – уж больно участок хорош! Не дашь, и он точно уйдет к конкурентам, менее щепетильным.

Шеф смалодушничал: «Решайте сами, как поступить». Он понимал, что это не правильно, он позорно снимает с себя ответственность, но Алексей Семенович успокоил: «Ладно, шеф, не бери в голову, разберемся, решим как-нибудь».

Тайком от Адамыча собрали конверт, и заслуженный трудовой человек повез чиновнице мзду. Пожалуй, на одном этом эпизоде можно снять минифильм. Конфликт поколений, противоборство идеологий и много чего еще между строк. Даже кульминация для фильма готова.

Дама не постеснялась открыть конверт. Заглянула в него и отпрянула. Возмущение, обида, презрение – все смешалось у нее на лице.

– Что это? Я же сказала – зеленью! Зе-лень-ю!

Ожерельев вернулся на взводе.

– Шеф, что творит эта соплячка?! Зелень от меня требует!

Это их тогда озадачило. Ни один, ни другой еще не знали про зеленые деньги. Но просветили другие, дивясь их отсталости.

– Вот динозавры! Вы в каком мире живете? Не в курсе, что доллары называют «зелеными», «зеленью»?

Пожалуй, это был единственный случай, когда Ожерельев «спалился». К обиженной отечественными рублями даме его нельзя было посылать. Да он и сам кричал, что не пойдет.

Пришлось отправить к ней сотрудника молодого, обаятельного, с имиджем сердцееда и ловеласа. Он закружил чиновницу в вальсе давно позабытых эмоций и чувств, купил золотую цепочку и цветы вместо «зелени».

И все. Пятно согласовано.

Мяч в игру

– Не робей, у нас не соскучишься, – встречала Ирина Александровна Сысоева свою помощницу. Людей и дел становилось все больше, одной было не справиться. На укрепление наступательного рубежа (в приемную шефа) взяли новенькую, Татьяну Червинскую.

Работу для Тани нашла ее мама. Вере Павловне приснился загадочный сон: она отчетливо увидела рекламный баннер «ЛенСпецСМУ». Баннер этот имелся в действительности. Он извещал горожан о том, что компания продает квартиры в строящемся доме. Но для Веры Павловны это была совершенно конкретная весть – в этой компании должна работать ее дочь Таня.

Рано утром Танина мама, моложавая и очень позитивная женщина, позвонила в офис строительной фирмы.

– Здравствуйте, вам секретарь случайно не нужен? Женщина грамотная, исполнительная, умеет обращаться с компьютером.

– Сколько вам лет? – деликатно уточнили на том конце провода.

– Я не о себе говорю, а о дочери. Ей тридцать пять, – слукавила Вера Павловна. На самом деле Татьяне исполнилось сорок, но выглядела она замечательно.

– Секретарь нужен. Пусть приходит на собеседование.

Довольная собой Вера Павловна вошла в комнату к дочери: «А я тебе работу нашла!»

И все закрутилось. Печать документов, ксероксы, факсы, чай-кофе, звонки – телефон разрывался! Она таскала пакетами продукты из магазина, резала бутерброды, встречала и провожала гостей. День за днем Татьяна развивала в себе новый талант – четко принять информацию и доложить ее руководителю так, чтобы он все сразу понял. И в обратную сторону – донести посетителю то, чего ждет от него Заренков. Чтобы сам он не тратил на это свое время. Принять подачу. Ввести мяч в игру. Снова принять. В бешеном ритме. С максимальной реакцией. Как в волейболе, который она так любила.

Но темп, который казался предельным, все нарастал. Порой Татьяне казалось, что она теряет чувство реальности, потому что вот именно здесь и сейчас, на ее глазах, создается другая реальность. С восьми до восьми, а чаще до десяти вечера.

Заренков работал по двенадцать, по четырнадцать часов, создавая вокруг себя особое магнитное поле. В это поле не попадали случайные люди. А если и попадали, то совсем ненадолго. Один за другим к нему притягивались «частицы» – люди, способные стать частью Целого. Подбирались сотрудники определенного склада. Вот и для нее приход в компанию стал важным стартом. Теперь она каждый день ощущала, что причастна к большому и важному делу…

Пятна на погонах

В этом деле Заренков был не один. К середине девяностых в городе сформировалось пять-шесть крупных компаний, которые возводили до восьмидесяти процентов жилья. Настоящие бонзы, корифеи строительства. Они были вхожи и в Смольный, и во все комитеты. Все знали друг друга. При случае могли пригубить вместе чарку. Но ухо держали востро, потому что каждый у каждого готов вырвать из горла кусок. Ну, то есть, пятно.

Это и есть конкуренция.

Как-то Алексей Ожерельев присмотрел два гектара земли на Ланском шоссе. По всем прикидкам место хорошее, на нем можно задержаться всерьез и надолго. Подал заявку, но хороший приятель, заместитель главного руководителя строительного комитета, вызвал товарища на откровенный разговор.

– Семеныч, ты брось это дело, сними заявку.

– Чего это вдруг?

– Того, что мы сами хотим на этом месте построить торгово-развлекательный центр, – раскрыл карту чиновник.

– И мы хотим. Но не ТРЦ, а микрорайон!

– Я тебя как друга прошу, сними! Или станем врагами!

– Э! Слушай, брат, не надо так говорить, – добавив для шутки кавказский акцент, попытался смягчить ситуацию Ожерельев. – Давай друзьями останемся, дорогой!

Ни о чем не договорились.

Через какое-то время в офис пришли визитеры. Дело было к вечеру, Алексей Семенович один в кабинете, открывается дверь, входят двое. Рослые, представительные, в самом соку мужики. Один развернул свою корочку.

– ФСБ! Вам говорит о чем-нибудь название данной организации?

– Бэ-бэ-бэ, – улыбнулся Алексей Семенович, передразнивая напыщенного силовика. – Я сам почти тоже самое! Полжизни в оборонке работал. И что?

– Снимите заявку. Вы знаете, о каком пятне я сейчас говорю. Иначе будут у вас неприятности. По этой земле все уже согласовано на самом верху. Лучше не лезьте!

– Секундочку, я схожу к своему шефу, – сказал Ожерельев и вышел. Но двинулся прямиком к проходной, где сидел сотрудник охранной структуры Сережа, атлетического вида мужчина, ростом два метра и в полтора центнера весом.

– Сергей, пойдем ко мне в кабинет, надо выпроводить из него лишних людей.

Охранник без проблем справился с этой задачей.

Но проблема никуда не исчезла!

– Вячеслав Адамович, ставлю в известность, что на нашем пятне пасутся люди с погонами. Надо быть начеку!

И еще много раз приходили к шефу по этому участку люди в погонах и без. Просили и угрожали. И лично ему, и семье, самым близким, родным. Пришлось Заренкову подключать тяжелую артиллерию, людей с большими погонами. Это пятно он отстоял из принципа. А угрозы слышать приходилось не раз. Вячеслав Адамович уже относился к ним как издержкам своего производства.

Ночной гость

В мае 2000 года на телеканале «НТВ» состоялась премьера российского детективного сериала «Бандитский Петербург». Но сценарий его писался жизнью и кровью с конца восьмидесятых. Немного найдется бизнесменов, которые не поучаствовали в эпизодах. Правда, они «снимались» в тиши, без команды «Камера!» и «Мотор!».

Когда в первый раз на пороге кооператива «ЛенСпецСМУ» появились «актеры», – да, стало не по себе. Чего стоит этот, самый распространенный типаж того времени: крепкие мышцы, короткие литые шеи с золотыми цепями и наглый вызывающий взгляд.

– Мы – твоя крыша. Будем вас охранять, – никто даже не пытался придумать более оригинальных диалогов и сцен. – С тебя двадцать тысяч в неделю. Понятно? В пятницу придем за деньгами. Предупреждаем: без шуток!

Перед Заренковым тогда не стояла проблема выбора. Он точно знал, как ему поступить. Никогда не ходил под оглоблей, ни у кого не шел в поводу. Любая попытка давления вызывала в нем органическую реакцию сопротивления, как в сопромате. Он позвонил куда следует. Ведомство предложило заключить официальный договор с охранным предприятием, дали рекомендации, и уже на следующий день молодой предприниматель встретился с руководством фирмы.

Бывшие сотрудники МВД готовы были обеспечить охрану всех объектов и общую безопасность бизнеса.

– Если вам не понравится наша работа, расторгнем договор и разойдемся, нет проблем.

Заренков предложение принял и с примитивным рэкетом больше не сталкивался.

Но время шло, компания развивалась, и серьезные криминальные зубры стали проявлять интерес к успешному предприятию.

«Мне не раз приставляли дуло к виску, – обмолвился как-то Вячеслав Заренков. – Но говорить об этом не стоит. Хотя жить под угрозой физической расправы, не скрою, не просто».

Приемы бандитов становились все более изощренными.

Он обнаруживал под дверью рабочего кабинета письма, в которых были инструкции: как, когда и куда Заренков должен передать деньги, и сколько. В случае если денег не будет, так же подробно описывалось, какими патронами, из какого оружия и в каком месте его расстреляют.

Принимал угрозы: если не откажешься от пятна застройки по адресу N, то «твоя жизнь и жизнь близких людей окажется под угрозой».

Новая «серия» бандитской эпопеи начиналась с того, что в кабинет входили уже не молодые ребята-спортсмены, не пушечное мясо криминальных бригад, а солидные «авторитетные» люди, которым не деньги нужны, а весь его отлаженный бизнес.

– Вы должны включить в состав учредителей нашего человека…

Схема известная.

– Мне нужно сделать срочный звонок, – сказал Заренков, будто не расслышал угрозы. В трубку мобильника он произнес кодовую фразу, и через три минуты в офис врывались автоматчики в полевой форме с засученными рукавами и без разговоров укладывали визитеров лицом в пол. И только потом старший офицер группы вежливо интересовался:

– Вячеслав Адамович, у вас все в порядке?

– Да, спасибо. Просто много работы, трудно, когда отвлекают.

И незваные посетители покидали помещение. «На цырлах» – так, кажется, говорят в определенных кругах.

Но страх оставался. Пусть не за себя, а за жизнь самых близких. Он приходил, незваный ночной гость, и мешал спать. А утром о нем вспоминать не хотелось.

Финансовые кризисы, административное давление, произвол чиновников, несовершенство законодательства – все это можно включить в понятие «предпринимательские риски». А подброшенное под дверь письмо остается за кадром.

И все-таки немного смешно: «Десять миллионов упаковать в черный пакет и положить в перевернутое ведро на Серафимовском кладбище, в секторе N, у могилы W…»

– Ша, ребята! Гребите, гребите подальше и мимо меня!

На веслах

Если бизнес в начале девяностых все-таки развивался, то спорт оказался в загоне. Финансирование прекратилось, ресурсов нет, куда двигаться – не понятно. Примерно такая сложилась ситуация в Санкт-Петербургской федерации академической гребли, которая еще недавно составляла гордость и славу СССР.

– Раньше как было? – с грустью рассказывал трехкратный олимпийский чемпион Юрий Тюкалов. – Пришел человек на лодку, через год ему дают тренера, потом пересаживают в лодку получше. Так шаг за шагом мы готовили спортсменов, победителей. А теперь все разрушено. В городе осталось семнадцать спортивных клубов академической гребли. Ими руководят те, кто сам вышел из спорта. Они не управленцы, не лидеры, как ты, Вячеслав. Ты вот из ничего, с нуля создал свое предприятие и попер вперед и вперед. А мы, кажется, уходим ко дну…

Вячеслав Адамович увлекся этим видом спорта случайно. Сначала оказывал финансовую поддержку федерации, давал деньги, чтобы гребцы могли выехать на соревнования. На инвентарь, на призы, кубки, грамоты. Спонсора пригласили на базу, он посидел в академической лодке, сам стал грести. Это стремительное скольжение по водной глади Заренкову понравилось. Как рукой снимается напряжение рабочего дня.

Потом Тюкалов пригласил строителя вместе с ними съездить на одно-другое соревнование по академической гребле среди ветеранов.

– Все равно ведь ты нам деньги даешь. Без твоей поддержки какой уж там Гамбург, какая Германия! Поэтому давай, так поехали вместе! Все-таки чемпионат мира, хоть и среди ветеранов, а – чемпионат!

Он согласился и не пожалел. В спорте вообще много интересных людей и замечательных встреч.

Взять того же Тюкалова. Ведь это просто уникальнейший человек! Первый советский Олимпийский чемпион, многократный чемпион СССР, шестикратный чемпион Европы! Он был петербуржцем в пятом поколении. Родители, люди весьма состоятельные, имели дом в четыре этажа, два из которых сдавались внаем, а на первом располагался магазин. После революции, конечно, все отобрали. От четырехэтажного дома Тюкаловым оставили одну квартиру. Может, их бы и вовсе сослали в лагеря как «чуждый революции элемент», если бы отец Юрия не воевал за «красных» в дивизии Чапаева.

Пережил блокаду мальчишкой! Подробности его воспоминаний об этом времени тронули тогда Заренкова до глубины души.

– Представь себе, я целый месяц жил в комнате, а за стеной лежали четыре мертвеца, мои родственники, которые умерли от голода один за другим. И знаешь, почему? Трупы не вывозили, потому что сотрудники жилищной конторы получали на покойников продуктовые карточки…

После восьмого класса Тюкалов тайком от родителей подал документы в высшее художественно-промышленное училище им. Мухиной. Он окончил его с отличием в 1956 году, сразу после своей убедительной победы на олимпиаде в Мельбурне.

Еще раньше, в 1952 году, было первое советское золото на олимпиаде в Хельсинки. Спортивное общество «Красное знамя», в котором тренировался Тюкалов, премировало его денежной премией в сумме 3 рубля 20 копеек и ценным подарком – три метра драпа на пошив пальто…

– Но самое смешное не это! – Юрий Сергеевич умел смотреть на жизнь с юмором. – Перед стартом в Хельсинки я решил сменить экипировку. Понимаешь, нам выдали трусы со вставкой из замши, которая очень терла, ну, ты сам знаешь, где. Ха-ха! И шерстяную футболку с гербом СССР на картоне – этот картон впивался в грудь. Поэтому я стартовал в своей старой форме. А когда меня после победы подняли и стали качать на руках, сатиновые трусы порвались. Ну, ты можешь себе это вообразить, Слава?!

Потом он работал художником в Гостином дворе. Потом с головой погрузился в металл, точнее в скульптуру по металлу. Когда в семидесятых годах все известные скульпторы лепили бюсты Ленина (за это неплохо платили), Юрий Сергеевич восстанавливал бюст Петра I работы Карло Растрелли на могиле царя в Петропавловском соборе…

Ветеранский чемпионат

Много интересных историй из своей необычно яркой жизни успел рассказать Тюкалов строителю Заренкову во время их первой совместной поездки в Гамбург.

Да и все они, ветераны академической гребли, были людьми с историей и с «изюминкой».

На чемпионате мира ветеранов делили на две категории: на тех, кому до шестидесяти лет, и тех, кому за. В команде Санкт-Петербурга была 76-летняя Валентина Павловна, на которую сначала мало кто обратил внимание. И вот в первом же заезде наша Валя обходит иностранных гребцов. Не на два-три метра, а с преимуществом гораздо более очевидным. На семь корпусов лодки она всех опередила. Обычно в категории «за шестьдесят» на финише ветераны из лодки вываливаются, их буквально выносят на сушу. Валентина Павловна вышла, проворно выбралась, отказавшись от какой бы то ни было помощи.

– Ну, ребята, где здесь сто грамм победителям наливают?

Иностранные журналисты мигом переключили все свое внимание и все свои фотокамеры на русскую Валентину.

На следующий день соревнований снимали каждый ее шаг, каждый рывок. И она снова оказалась первой!

Вячеслав Заренков организовал прощальный вечер для спортсменов, арендовал ресторан…

– Спасибо, Славочка, но я не смогу сегодня прийти, – огорошила спортсменка. – У меня запланировано свидание с молодым человеком.

Вот у кого нужно учиться, как по жизни грести – сильно, смело, свободно. И главное, не под себя.

Президент федерации

Заренкова все-таки уговорили возглавить федерацию академической гребли Санкт-Петербурга. Им нужен был опытный управленец, лидер. И они его получили. Но довольно скоро Вячеслав Адамович понял, что каждый из семнадцати руководителей клубов хочет лишь одного: оставаться эдаким курфюрстом, князьком на своей территории. Каждый на себя тащит куцее одеяло. Продал лодку-другую, продал лакомый кусочек земли у воды и нормально живет.

– Ребята, такая политика ведет в никуда, – выступил на общем собрании президент федерации. – Она приведет нас к банкротству! Нам надо, чтобы в городе росли новые чемпионы, чтобы крепла материально-техническая база. Сегодня я понимаю, что семнадцать клубов город не вытянет. Да и не нужно нам столько. Предлагаю такое решение: давайте объединяться. Десять клубов реализуем, а семь оставим. Полученные от продажи деньги пустим в развитие этих семи. Это будут богатые, успешные, солидные клубы!

Куда там! Князьки испугались, что они потеряют то малое, что имеют сейчас.

– Если вы этого не сделаете, то на каждого найдется человек, который вас прихватит и выгонит, – убеждал Заренков. – В итоге вы разоритесь.

Долго он их уговаривал. Ведь уже и сам душой болел за этот вид спорта, стал его патриотом. Года три он пытался наладить работу федерации. Организовывал соревнования, приглашал ветеранов на праздники, сплачивал и объединял коллектив. Наконец федерация закупила новые лодки, дорогие и качественные. В Москве их не покупали, ни одной за текущий период! А они сделали это. Но так и не удалось сделать главного – реализовать стратегический план развития, который он предложил. Руководители упирались. И, в конце концов, вышло так, как и предсказывал Заренков: нашлись люди, которые добром или принуждением заполучили территорию «княжеств» в свои руки. Началось полное разорение клубов. Полное! И сегодня город, взрастивший десятки чемпионов по академической гребле, остался вообще без этого вида спорта. Некуда, негде и некому больше грести. Это произошло уже после того, как Вячеслав Адамович снял с себя полномочия президента федерации, окончательно убедившись, что происходящее идет вразрез с его видением ситуации, с его принципами.

Юрий Тюкалов

Он ушел, а дружба с Юрием Сергеевичем Тюкаловым осталась. Более того, она вызревала и крепла. Они стали настоящими друзьями. Лучшими. Даже разница в возрасте – все-таки двадцать один год! – не помешала их отношениям развиваться. Между ними установилось абсолютное доверие. Можно было говорить о чем угодно и знать, что этот разговор никуда не уйдет. А еще Тюкалов удивлял своей самодостаточностью. Он никуда не рвался, ни в бизнес, ни в политику, несмотря на свои регалии в спорте. Есть у него квартира и старинная кровать – и за то Богу спасибо. Он принимал все, что имеет, без ропота: и скромную пенсию, и скромные гонорары за свои работы. Дали ему 3.20 за победу на Олимпиаде, и нормально, не жаловался.

Они встречались семьями, ходили в гости друг к другу. Вячеслав Адамович проделал большую работу на этапе общественного голосования, чтобы именно Тюкалов получил звание Почетного гражданина Санкт-Петербурга, хотя тот не просил, не стремился. Стремился он лишь в свою мастерскую, в которой Заренков любил посидеть, понаблюдать, как Юрий Сергеевич лепит из глины, что-то кует из меди.

Особенно скульптору-олимпийцу удавался образ Петра I.

Из четырех работ, которые купил у него Заренков, две – это как раз скульптурные композиции Петра Великого. Одного Петра Вячеслав Адамович пустил в долгое плавание – ведь тот так любил море! – он подарил скульптуру подшефному атомному крейсеру «Петр I», где царя поставили в капитанской рубке.

Второго – у себя в офисе. А вот полководца Суворова работы Тюкалова бизнесмен Заренков привез в дом.

Три человека, которыми всегда гордился Вячеслав Адамович и с которых старался брать личный пример. Это Петр Столыпин – за его государственный ум, верность России, порядочность. Александр Суворов – за стремление к победе. И третий человек – это мама. Тут понятно, за что. За доброту, мудрость, честность, порядочность и любовь.

Больше не ждет

И страны исчезают с лица земли, и крепости сотрясаются…

Почва ушла из-под ног, когда 30 июня 1995 года позвонила сестра Валентина. Она со слезами в голосе, трясущимся голосом, всхлипывая, сообщила, что у мамы инсульт.

– Слава, мама в коме, лежит без сознания, вот-вот умрет…

Это было немыслимо. Удар в самое сердце! Еще месяц назад Вячеслав поздравлял маму с 77-летием, желал счастья, здоровья и долгих лет жизни, и вот сейчас…

«Не может быть! А вдруг еще есть надежда? – думал он. – Я должен успеть, я должен увидеть ее живой! Хотя бы для того, чтобы попросить прощения… Как редко я ее навещал, как неоправданно редко!»

Теперь все дела, которые еще вчера казались важными, неотложными, – они отошли на задний план, превратились в прах, в пыль.

Вячеслав вскочил в машину, в «Жигули» шестой модели, и дал по газам.

Он мчался в родную деревню, в свои Ходулы.

Долгих восемьсот километров. Гнал вперед, а мысли уносились назад, в прошлое, где была мама. Удивительно, как все помнится, будто не было этих десятилетий. Сколько ему было тогда? Три года? Четыре? Когда она купала его в деревянном корыте, намыливая своими руками соломенные волосы Славика, щекотно натирая подмышки. Эти руки, натруженные ладони ее, их тепло до сих пор пребывает с ним. Неосознанно и неявно, может, лишь в мирных снах, – но все-таки с ним. Укрепляя и поддерживая в трудный час. И если бы не было рук материнских, он был бы не тот. Кажется, как поставила София Петровна Славу на прохладный деревянный пол, поддерживая при первых шагах и радуясь им, так до сих пор не отпустила, год за годом оберегая от неверных шагов и падений.

Он мчал в Ходулы, а в голове крутилось кино из детства. Вот пятилетний Слава нашел в огороде медную гильзу, военный трофей, и зачем-то начал дырявить лист старого фикуса. Фикус, наверное, еще до его рождения посадила бабушка Аксинья. За годы он вымахал так, что теперь занимал почти четверть дома. Ни у кого в деревне такой реликвии не было! И тут эта гильза… Мама тут же увидела. «Ты зачем это делаешь?» – и сочно шлепнула Славу по голой попке тяжелой ладонью. Не сильно, конечно. Но так обидно! А главное – в первый раз. До этого мальчишку никто так не наказывал. Уж лучше б ремнем, чем рукой. Он так любил руки матери! Они одевали его по утрам, накрывали на стол, гладили по волосам перед сном, но по попе – ни разу!

Он тогда убежал, спрятался где-то под деревом, плакал горько и безутешно. Но когда вернулся в дом и заснул, мама рядом присела и снова стала гладить его по голове. Он почувствовал это, только глаза открывать не стал.

Это был урок на всю жизнь: надо бережно относиться не только к людям, но и к природе. Все живое, все сущее на земле надо беречь и любить.

Сколько впереди километров? Шестьсот или больше – до дома. До их деревянного, составленного из сосны, дома времен его безмятежного детства. С пристроенными сенями, с крышей, покрытой дранкой. С деревянным полом и нехитрой мебелью, с тихим светом керосиновой лампы. Это там мама подавала к обеду большую сковороду с яичницей или омлетом. Вместо хлеба – сковородники, похожие на лаваш. И блины, и молоко, и сметану по праздникам.

Ему казалось, что лучше ее никто не готовит. Наверное, так и есть. Больше он такого кулеша нигде не отведывал. София Петровна перемешивала муку с тертой картошечкой, добавляла туда сала или мяса и томила в печи. Деликатесом считался кумпяк – свиной желудок, фаршированный мясом.

Сейчас, в этой машине, которая летит из Санкт-Петербурга в сторону Орши, Вячеслав Адамович думал о том, как незримо мама присутствовала во всей его жизни, начиная с раннего детства. Слава часто гонял с ребятней на рыбалку. Палку вырезал, смастерил поплавок из винной пробки, гвоздь скрутил и нарезал напильником – есть крючок. Уже в четыре часа утра они встречали рассвет на ближайшем пруду, отмахиваясь от комаров. За полчаса можно было наловить ведро карасей!

– Вот сколько, смотри! – гордился он, передавая улов маме.

Она одобрительно трепала сына по голове и принималась чистить рыбу, жарила сразу. По дому распространялся аппетитный запах.

– Все, мойте руки, садитесь к столу…

Рыбачить начинали с весны. А весна начиналась тогда, когда можно плавать на льдинах. Потом появлялись проталины, и детвора до самой осени забрасывала подальше свои ботинки. Открывался босоногий сезон. С занозами, порезами, цыпками. Босые, они скакали по снегу, перепрыгивая от одной проталины на другую. На каждом островке весны надо постоять, согревая озябшие ступни. Так они грязными пятками нетерпеливо торопили ко двору очередное счастливое лето.

– А пятки-то, пятки какие чернущие! – качала головой София Петровна, помогая отмыть Славику ноги перед сном.

Эта жизнь, эта память о детстве, всегда были с ним, как бы про запас. И хранила их для своего сына мама. На всякий случай. Вдруг, если будет совсем тяжело, туда можно вернуться. Чтобы снова отправиться в густые белорусские леса за земляникой или черникой. Смастерить из древесной коры лубок инабрать его доверху. Ведь самое-самое вкусное лакомство – это перетертые с сахаром ягоды, намазанные на свежий, только снятый мамой со сковороды, блин.

В тех лесах они опята собирали мешками, а белые грибы и лисички – ведрами. И снова мама готовила, жарила со сметаной, мариновала.

В той далекой стране у детей были походы. Лет с десяти уже они сбивались в компании, седлали велосипеды и катились, катились, пока ноги не отказывались крутить педали. Километров за сто от дома. В первый же вечер съедали свои припасы. И распластавшись на голой земле, разглядывая звезды, говорили о космосе, о скором полете человека на Луну, а может, даже на Марс. И уходили в сон под этими разверзшимися небесами, воспаряя всем своим существом в отворенную для них высь.

Наутро из лозины плели ловушки, силки, рыбу удили в ручье. Рыбу жарили, картошку пекли, варили уху.

И дня через три, прогоревшие на солнце, худые – аж ребра светились под кожей – возвращались домой.

Там всегда ждала мама.

Первый раз сегодня он едет и не знает, что его ждет. Он понимал, что инсульт в 77 лет, когда врачи бессильны и отказываются, как сказала сестра, везти в больницу, – это конец. Но надежда, где-то в глубине сердца, в подсознании, – она еще теплилась. А вдруг? А вдруг! «Пусть инвалидом, пусть парализованная, но только бы мама жила!» – думал Вячеслав.

И вот знакомая с детства изба, скрип калитки, он входит в дверь. И мама лежит на диване. И дышит! Не замечая никого вокруг, Слава подходит к ней.

– Мама! Мама, ну что же ты! Отзовись, скажи хоть что-нибудь!

В ответ тишина.

Взяв за руку мать, он стал с ней говорить, о чем-то расспрашивать…

– Она хоть слышит меня? – спросил Валю.

Тишина.

Через несколько часов сердце Софии Петровны Заранковой остановилось. Мать лежала спокойная, и муж и все дети рядом, все здесь собрались.

Она дождалась их и со всеми простилась, и только потом ушла навсегда.

Похоронили Софию Петровну на местном кладбище, с отпеванием священника, как и полагается православным.

Птицы на ладонях

На отца было больно смотреть. Адам Алексеевич был похож на ребенка, который остался один в темном лесу.

И это не аллегория. Отец окончательно ослеп, когда ему было шестьдесят три года.

Он очень ждал пенсию. Все-таки тридцать лет работы на стройке в должности бригадира комплексной бригады, полстраны исколесил в командировках. Пора отдохнуть, заняться хозяйством, привести в порядок дом. Да огород в полгектара, да скотина – есть чем заняться. А еще была у Адама Алексеевича мечта – как она у него родилась? – смастерить настоящую русскую карету с коваными накладками на колесах, резными перекладинами и узорчатой дугой с колокольчиком. Эта карета была из другой жизни. Может, поэтому он придумал ее?

От деревни до Орши почти двадцать километров пути. Летом отец добирался на работу на велосипеде, зимой – пригородным поездом, да потом еще пять километров пешком. А хотелось запрячь лошаденку да прокатиться с женой, с которой прожили почти сорок лет, вырастили пятерых детей, пережили коллективизацию, войну, хрущевские времена…

В 1972 году Адама Алексеевича проводили на заслуженный отдых. Вручили благодарность, грамоту, новенький черно-белый телевизор «Неман», который выпускал Минский приборостроительный завод имени Ленина, и двухнедельную путевку в санаторий под Таллином.

Вернулся из санатория, закрутился в домашних делах, но все равно – что скрывать? – скучал по своей бригаде. И уже летом бригада о нем тоже вспомнила. Попросили поработать пару месяцев на объекте, сроки сдачи «горели». Адам Алексеевич с готовностью согласился помочь. Взялся за кровельные работы. Погода стояла адски жаркая. А тут еще горячий битум, который разъедает и слепит глаза. В общем, через неделю зрение стало стремительно ухудшаться. Через месяц он с трудом узнавал человека на расстоянии пять метров. Прогрессирующая катаракта. Оперировать решили в Питере. Прошла одна операция, вторая, третья.

В 1975 году доктора признали, что не могут помочь.

– Как же я буду теперь? Слепой – обуза для жены и для близких – терзался Адам Алексеевич, возвращаясь в деревню. Но с характером был отец Заренкова. Решил не поддаваться унынию, а доказать себе и другим, что даже слепой старик может быть нужным и счастливым.

Он начал тренироваться. Сначала «осмотрел» ближайшую территорию, научился ориентироваться и в доме, и во дворе. Вспоминал, где что лежит, определял для каждой вещи свое место, расширял свою территорию активности. Новой опорой ему стали память, слух, обоняние. Их он совершенствовал каждый день. Виктор купил для отца набор новеньких инструментов. Вячеслав – радиоприемник и «говорящие» часы. Жена, будто не замечая слепоту мужа, подбрасывала ему работенку. То ножи наточить, то вилы насадить, то грабли поправить. Сначала медленно и неуклюже, потом быстрей и уверенней справлялся супруг с заданиями дорогой своей Софии Петровны.

Потом соседи пошли: сделай то, сделай это. Через год Адам Алексеевич так освоился, что мог работать наравне со зрячими. Кроме того, благодаря радио, он знал, что происходит в мире и был интересным собеседником, душой компании.

В очередной свой приезд Вячеслав Заренков был потрясен: во дворе стояла карета! Точь такая, какую отец планировал сделать. Без скидок на слепоту: и кованые накладки на колесах, и резные перекладины, и дуга с колокольчиком!

– Смотри, Слава! Все без исключения я сделал своими руками! – тут было, конечно, чем гордиться.

Какой сильный урок! Значит, даже слепой старик может стать полезным для ближних, может осуществить мечту, наконец, может быть счастливым. Вот как надо противостоять неблагоприятным обстоятельствам жизни. Гвозди бы делать из этих людей – они бы не гнулись.

Двадцать лет Адам Алексеевич не видел свою жену. Не видел лица ее, выражения глаз, ее улыбки и новых морщин. Но слышал, чувствовал присутствие, мог по голосу определить, в каком она настроении.

И теперь ее нет.

Восьмидесятидвухлетний отец был похож на ребенка, оставленного в темном лесу.

– Кому я теперь нужен? – говорил он тихо, ни к кому не обращаясь, сам с собой говорил. – Как я буду в этом доме один? Все кончается: сначала ты создаешь семью, строишь дом, растишь детей – потом шаг за шагом теряешь, теряешь…

– Ты нужен, отец. Ты нам нужен, – Вячеслав Адамович обнял Адама.

Заренков забрал отца с собой в Петербург, поселил в своем загородном коттедже. Адам Алексеевич потихоньку начал осваивать новую для себя территорию. Через какое-то время он уже сам вскапывал грядки, собирал ягоды, топил баньку, вязал веники, знакомился с соседями. Но главное – он не был один, одинок. Вечерами беседовал с сыном, невесткой, внуками. Жизнь вернулась в нормальное русло. Он снова был счастлив, он по-прежнему сохранял свойства прочного материала, способного к сопротивлению обстоятельствам.

Хотя… чему уже было сопротивляться? Оставаясь один, прародитель Адам выходил в сад, садился на лавочку, и на лице его иногда играла улыбка. Птицы совершенно не боялись этого человека в кепке – он любил носить кепку – птицы садились к нему на ладони, на плечи. Губы старика едва заметно двигались. Может быть, он рассказывал что-то Софии…

Так было еще девять лет. Очень мирное, ценное для Вячеслава Заренкова время. Ведь сколько он прожил с родителями? До семнадцати лет, и улетел из гнезда. И вот судьба подарила ему возможность по-взрослому пообщаться с отцом, узнать его, зачерпнуть его опыта, мудрости. Целых девять лет они были вместе, могли говорить, обсуждать насущные проблемы взрослого сына и вспоминать прошлое.

Монолит – взрыв шаблона

Но пока он жил будущим, подстегивал себя день за днем. «Никогда не поддавайтесь лени, – писал Заренков в дневнике. – Лень – болезнь заразная, она разъедает личность изнутри и, в конечном счете, приводит ее к деградации. Находясь длительное время рядом с ленивым человеком, вы рискуете заразиться ленью. И заразить ею своих близких, тем самым причинив им зло. Всеми силами боритесь с этой болезнью на протяжении всей своей жизни».

Компания «ЛенСпецСМУ» построила первый дом, второй, третий. Кажется, они вышли на ровную дорогу и можно идти по ней, набирая опыт и мощь. Но стиль мышления генерального директора требовал постоянного совершенствования рабочих процессов и поиска новых решений. Один из ключевых показателей бизнеса – это скорость. Как ее увеличить? Как строить быстрее? Сколько раз Вячеслав Заренков задавал себе этот вопрос! И появился ответ.

– Мы переходим на монолитное строительство…

Стена непонимания выросла тут же. Как? зачем? невозможно! В советское время жилые дома были только двух типов: кирпичные и панельные, а тут – монолит?!

Эту идею и свои-то не сразу приняли. Что говорить о чужих! В строительной отрасли – а это десятки управлений, инспекций, надзорных органов и чиновничьих комитетов – решение Заренкова вызвало огромное сопротивление.

– Традиционно монолитное строительство применяется на промышленных объектах, и это не случайно, тому есть свое обоснование, десятки веских причин, а вы, получается, умнее других?…

Как трудно признать именно это: то, что кто-то умнее.

Есть ли разница между кирпичным домом и монолитным? Большая, сорок две отличительные позиции. Столько при серьезном исследовании вопроса насчитал Вячеслав Заренков. Он же и доказал, что все они, – все сорок две! – в пользу монолитного дома.

– Ну как же! Ведь очевидно, что в монолите много металла, а это источник магнитного излучения, которое вредит здоровью людей…

– Давайте сравнивать, – спокойно начинал Заренков. – В нашем монолитном доме будет использоваться комбинированная конструктивная система, то есть стены – не монолитные, а из кирпича или керамзитобетона. Второе. Посмотрим на межэтажные перекрытия. И в кирпичном, и в монолитном доме они одинаковые – железобетонные. Так где, скажите, этот самый дополнительный металл и дополнительные вредные излучения? Их нет! Зато мы получаем скорость! При кирпичном строительстве возводить два этажа в неделю категорически невозможно. Потому что несущая конструкция должна устояться, ее загружать нельзя. А при монолитном строительстве мы можем в неделю делать два этажа! А в месяц – до пяти этажей!

– А экономия? – продолжал Заренков. – Согласно последним строительным нормам кирпичная стена должна иметь толщину более одного метра. При нашей технологии достаточно двадцати-двадцати пяти сантиметров! Теплопроводность аналогичная! То есть, мы получаем по семьдесят пять сантиметров экономии по двум сторонам. Это до двух квадратных метров жилья дополнительно…

– Ну, вас послушать, так получается, что все вокруг дураки, а вы один такой…

Никогда русский человек не простит своему соседу ни одного преимущества.

И, понимая это, Вячеслав Адамович решил научно доказать преимущества своей системы монолитного жилого строительства. Он засел за написание кандидатской диссертации об использовании комбинированных конструктивно-технологических систем (ККТС) в жилищном строительстве. Выкраивал время по вечерам, по выходным, отказался на какой-то период от отдыха и в стенах родного ЛИСИ, студентом которого сам был когда-то, успешно защитил свою диссертацию.

Так Вячеслав Заренков, кандидат технических наук, – первая его ученая степень! – теоретически доказал то, что компания ЛенСпецСМУ уже доказала на практике, завершив строительство своего первого монолитного дома, – за этой технологией будущее.

А дальше – пошло. Проектом Заренкова заинтересовались в Госстрое, МЧС, в министерстве обороны. Посыпались грамоты, ведомственные награды, благодарственные письма.

И губернатор в окружении своих заместителей и многочисленных представителей СМИ посетил новый дом «ЛенСпецСМУ» на Васильевском острове. Вячеслав Адамович рассказывал о нем так, как может рассказывать счастливый отец о первых шагах своего сына. Он излучал радость, которая не могла не притягивать. Дом, построенный по новой технологии, внешне тоже выглядел необычно. Он привлекал внимание горожан тем, что балконы в нем были остеклены. Впервые компания-застройщик сама сделала остекление!

Совершенно неожиданно пришло письмо от Французской ассоциации промышленников и предпринимателей. Ассоциация представила Вячеслава Адамовича «за передовые достижения в строительной отрасли» к золотой медали: «Приглашаем Вас в Париж для официального вручения награды».

И был Париж, торжественная церемония в мэрии, ночная прогулка по Сене на кораблике с хоровым распеванием «Катюши» под баян, а после всего этого – горечь возвращения к Родине, где неустроенность, нелюбовь к чужому успеху…

Профессор кафедры

«Когда-нибудь вырастет у нас поколение свободных, сильных и мыслящих людей, которые изменят нашу страну», – думал Заренков. Он часто думал об этом. Поэтому, когда Вячеславу Адамовичу предложили преподавать в ЛИСИ, который он сам окончил, Заренков не стал ссылаться на занятость. Он согласился. Должен ведь кто-то растить «поколение свободных и мыслящих».

Так он стал профессором кафедры управления, работал на четверть ставки.

– Надо непременно готовиться к каждой лекции, – говорил он своим новым коллегам, убеленным сединами профессорам.

– Нам не надо. Мы все уже знаем!

– Как же так? Жизнь меняется каждый день. Эти изменения надо отслеживать и подавать студентам, – спорил Заренков со светилами. – Ведь они смотрят нам в рот, верят всему, что мы говорим. Не дай Бог студенту сказать какую-то ложь, неверную информацию! Это самое страшное, он же запомнит, что его обманул преподаватель!

Вот такой подход к обучению проповедовал Заренков. Такую высокую планку ставил для себя в институте. И студенты это ценили. Записывались в очередь на дипломное руководство, просили взять на работу. Выпускники Заренкова достигли успеха в бизнесе, сделали карьеру во власти и, наверное, им удалось заразиться его деятельным взглядом на жизнь, его философией непрерывного развития. Ведь не только лень подобна болезни, заразна. Успех заразителен!

Эта мысль, кстати, между строк сквозит в книге Вячеслава Заренкова «Эталон успеха», презентация которой состоялась несколько позже описываемых событий.

Но что такое успех, за которым так гонятся люди? И какое значение имеет человеческая успешность перед лицом Бога? Чтобы ответить на эти непростые вопросы, надо отправиться в Ходулы.

Сто лет назад

Но по дороге в Ходулы свернем на сто лет назад на минутку в Москву.

Ощутив свой первый успех, в самом начале вольной некрепостной жизни, Петр Губонин приобрел генеральскую усадьбу на Пятницкой улице. Понимая, что успехом своим он обязан лишь Богу, истинно верующий промышленник стал церковным старостой церкви великомученицы Параскевы Пятницы, в честь которой и названа Пятницкая. За свой счет Петр начал капитальный ремонт, приобретал дорогие украшения для храма. Однажды, на одной из выставок, Губонину приглянулось огромное бронзовое паникадило на 365 свечей. Своды храма Параскевы не смогли бы выдержать эту махину. Тогда кров был разобран, паникадило через образовавшийся проём перенесли в церковь (по-другому оно не проходило) и затем поставили крышу, более прочную.

С середины 1860-х годов Петр Ионович начал участвовать в железнодорожных кампаниях. Им были выстроены Уральская, Балтийская, Лозово-Севастопольская и многие другие железные дороги. При участии бывшего крепостного камнереза построилось двадцать процентов от всех российских железных дорог, за что он получил славу «железнодорожного короля». На этом сделал Петр огромное состояние, исчислявшееся в десятках миллионов рублей.

Но деньги и слава не портили этого человека. Губонин устроил первую конку (прообраз трамвая) на Невском проспекте Санкт-Петербурга, а потом и в Москве. Создал несколько новых предприятий, в том числе Бакинское нефтяное общество. Занялся развитием нефтяной промышленности, привлек к сотрудничеству Дмитрия Менделеева. Теперь к славе железнодорожного короля прибавился статус короля нефтяного.

«Но что все эти звания перед лицом Господа Бога нашего?» – не раз думал промышленник.

Часть третья Притяжение неба

Эта часть книги охватывает временной промежуток от Петра и Адама до строительства первого храма.

Небольшой экскурс в историю рода Заранковых. Адам женится на Софии, любовь которой согревает его в лютые морозы финской войны и спасает в партизанских операциях Великой Отечественной. В соседних селах рушат церкви, и бабушка Аксинья предсказывает внуку, что он станет храмостроителем. Вячеслав Заренков выселяет «Лицедеев» из Иоанновского монастыря, знакомится с Патриархом Алексием II и вместе с министром иностранных дел заводит свою первую корову.

Ходулы

Говорят, Ходулы – это потому, что жили здесь ходоки, грамотные люди, к которым обращались с просьбой написать разного рода прошения. Они писали и ходили во все концы, разносили «документы» панам и вельможам.

Но это не точно.

Точно вот что: жила здесь когда-то Анна Стефановна. И собралась она замуж. Коней запрягли и тронулись к церкви венчаться. На радостях разогнались, сани перевернулись и молодые оказались в снегу. «Плохая примета!» – подумала Анна, но промолчала. Обвенчались, год пожили, и муж умер от дифтерии.

Так Анна стала вдовой. Пошли к ней гонцы – все вдовцы. Один, второй, пятый, но она всем отказывала. Девушка была не из бедной семьи, отец – деревенский староста, и дочь могла себе позволить нарушить традицию: коль вдова – не ищи нового, а иди за вдового. Она хотела жить по любви. Понравился ей паренек из соседней деревни. Работал он на железной дороге. И дело шло к свадьбе, но вдруг жениха занесло под товарняк, он погиб.

И снова к Анне засылают сватов.

Один из них, Петр Максимович Лисецкий, пять раз заносил в дом Анны хлеба. В надежде, что та преломит ломоть и разделит с ним не только трапезу, но и целую жизнь.

У него было четверо деток, жена умерла, хозяйка нужна, вот и упорствовал Петр.

Анна Стефановна согласилась и пришла в дом Петра. Четверым стала мачехой, а семь сама родила. Всего стало одиннадцать ртов. Пересчитать легко, а поднять – пот и кровь. Хоть и копейка была, но все равно тяжело.

Потом копейку отняли, когда в колхозы стали сгонять. Пришли в хату Лисецкого, что стояла на краю Ходулов, у самого леса, и сказали активисты Петру: «Сам решай, чи на Соловки, чи в колхоз»!

Он неделю молчал, думал, как жить. Все было: конь, две коровы, свиньи, овечки, сараи, амбары. Куча детей, все при деле, с рассвета работают. Как нажитое колхозу отдать? Но рисковать не решил, согласился в колхоз.

Адам и София

В 1934 году Софии Лисецкой исполнилось шестнадцать лет. В дом Петра Максимовича пришли сваты.

– Какую дочку замуж отдашь? – вот так было, буднично, без букетов и серенад.

– Вот эту берите, ей пора, – и мачеха указала на Софью.

Адам и София даже не расписывались. Он просто взял и перевел девушку из дома в дом, с одного конца деревни Ходулы на другой. Какая роспись нужна, чтобы стать мужу женой?

Адам Заранков – здесь слышится и звон подков, и раннее утро, на горизонте которого разлилась алая краска зари, и что-то первозданное, райское, и щедрое обещание: «Дам!»

Но если стереть все художества, то останется не просто проза, а суровый быт деревенской жизни, с чугунками, ухватами, ведрами холодной воды из колодца, печью и домашним хозяйством – никаких обещаний и грез о несбыточном, обычная жизнь.

Хорошо, хоть свекровь встретила Софию приветливо. Аксинья Емельяновна Заранкова была рада помощнице. Муж ее, Алексей, еще в Первую мировую во время газовой атаки прихватил себе легкие, с годок дома покашлял и отошел.

В армии Адам уже отслужил, в войсках связи. Теперь два провода разных судеб, два оголенных конца связист Заранков соединил и смотал изолентой, получилась семья.

В 1938 году у них родился первенец, Виктор – тот, который потом уехал работать на стройку в Ленинград.

В том же 1938-м Адам снова встал в строй. Началась война с финнами. Он прошел ее от начала и до конца. Вспоминал, какие жуткие в те года стояли морозы, а у солдатиков наших сапоги да портянки, шинель и винтовка, а к ней десять патронов.

Представьте: зима, лес, ночь, мороз минус сорок. Остановка, ночлег. Солдаты, те, что из деревенских, жгли костры на камнях, ложились на прогретые камни, укрываясь шинелью и лапником, применяя какие-то еще свои хитрости, проверенные дедами в белорусских лесах. А городские утром не просыпались. Вместо солдат сотни холмиков, присыпанных снегом. Ротами вымерзали, погибая не от пуль, а от холода…

Потом началась Великая Отечественная война. Снова Адама призвали на фронт. Его часть, только что сформированную, почти полностью разбомбили под Брестом. Он несколько месяцев лесами пробирался домой. Дошел, а в Ходулах уже стоят немцы, а под Ходулами партизанский отряд. Так Адам ушел в партизаны.

Иногда удавалось пробраться ночью домой, повидать жену, Софию. В результате таких встреч в 1942 году на свет появился второй сын, Сергей – тот, который потом уехал в Донецкие края работать на шахте.

С началом наступления Красной Армии, Адам снова попал в регулярную армию. С боями дошел до Австрии.

В конце мая 1945 года родился третий сын, Михаил – тот, который потом работал в Орше на стройке.

Отвоевав, Адам Алексеевич Заранков устроился в Оршанское железнодорожное строительно-монтажное управление.

А жена его, София Петровна, мать троих сыновей, работала бригадиром льноводческой бригады в совхозе «Ударник».

На заре

28 марта 1951 года София Заранкова почувствовала, что приближаются роды. Она полезла на печь. Побежали за повитухой. Та пришла, старая баба, тоже на печь взобралась. Вот оттуда и снесли позже еще одного сына, Славу. София рожала его еще в старой хате, а крестили уже в новой, но еще с земляными полами, при керосиновой лампе.

В сельском совете напутали, как это часто случалось, и записали Славу не как всех Заранковых, а через «е» – Заренков. Мол, не РАНО он появился на свет, а вовремя, на ЗАРЕ нового времени.

Родители много работали. Детьми занималась бабушка Аксинья, она их растила.

– Что-то куры сегодня ничего не снесли, – жаловалась бабушка невестке Софии Петровне. – Ни одного яичка в курятнике!

Та уйдет на работу, а Аксинья с улыбкой выкладывает яйца на стол.

– Вот, ешьте, детки. Для вас припасла.

Тяжелая была жизнь, только в детстве это не понимается. Пережили коллективизацию, пережили войну, теперь Хрущев все обложил налогами. И плодовые деревья, и скотину. С каждой яблони надо налог заплатить. Отец решил порубить сад под корень. Ругается, на чем свет стоит, а дети ревут.

Ругался Адам, когда обязали сдавать шкуру с забитой свиньи, когда вместо хлеба везде стали сажать кукурузу, когда корову приходилось пасти в лесу, тайно, чтобы не отдавать молоко в виде налога. Куда отдавать? А своих детей чем кормить?

Но под Пасху мама сядет к швейной машинке, начинает строчить для детей новые штанишки, рубашки, да затянет за рукоделием песню. Так красиво поет, кажется, что и жизнь хороша, и все тучи рассеялись разом. К Пасхе готовились основательно – яички накрашены, мясо припасено, и бабушка Аксинья собирается в храм «посвяцать пасочку». Ходила она в поселок Барань – это километров двенадцать от дома. Считалось, что близко. Чаще всего Аксинья обращалась с молитвами к иконе святителя Николая. В доме Заранковых был святой угол, отделенный вышитыми занавесочками, и каждое утро, и перед обедом, и перед сном бабушка вела свой тихий диалог с Господом Богом.

– Слава, если ты себя перекрестил, значит, весь день под защитой Бога находишься, – говорила она.

– Как же он меня защитит, если он не защитил свою церковь?

Этот случай потряс шестилетнего мальчика.

Проклятый род

Недалеко от их дома жила Люба, председатель сельсовета, похожая на комиссара из фильма. Всегда в черной юбке, в кожанке, подпоясанной широким солдатским ремнем. Любовь Федоровна была так беспощадна и требовательна ко всем, что даже муж от нее сбежал, оставив с двумя сыновьями.

А уж как комиссарша ненавидела священников и церковь – не передать. Вот по ее-то приказу бабушкин храм во имя святителя Николая в Барани, куда она ходила в выходные, на праздники – этот храм стали рушить. Люба решила, что здесь будет картофелехранилище.

Когда последний деревенский пьяница отказался карабкаться на купол и цеплять тросом крест, председатель сельсовета полезла сама. Комиссарша взобралась на вершину, обмотала железной петлей сияющий на солнце крест и дала трактористу отмашку: «Давай!»

Слава видел, как тракторист дрожал от волнения, покрывался холодным потом.

– Не могу я это сделать, хоть убейте! Бог накажет нас за такое злодеяние! – он выскочил из кабины и побежал прочь.

Люба села сама за штурвал.

– Не надо! – кричали люди.

– Образумься! – просил старый священник. – Ты и сама умрешь в муках, и род твой будет проклят до седьмого колена!

Комиссарша не слушала. Трактор взревел, трос задрожал натянутой тетивой, и крест рухнул на землю.

Со слезами на глазах Слава рассказывал бабушке, как все происходило.

– Зачем она это сделала?

– Не плач, пройдет время и все образуется. Вот вырастешь ты и еще много церквей восстановишь. Бог даст, и новые храмы построишь. Только не теряй веру в Бога!

Вскоре Люба тяжело заболела, у нее обнаружился рак. Правая рука повисла иссушенной плетью. Ее мучила боль, соседи слышали, как она кричит, запершись в своем доме. Когда она умерла, детей забрали в детдом. Там они выросли. А потом старший попал в тюрьму и там умер, а младший скончался от пьянства.

На кладбище в Ходулах и сегодня можно разыскать могилу Любови Федоровны, увенчанную поржавевшей пирамидкой с красной звездой. Больше ничего от нее не осталось.

Монастырь на Карповке

– Вячеслав Адамович, к вам посетительница, – сообщила секретарь Ирина Александровна Сысоева. – Необычная, из монастыря, наверное, – добавила она.

– Пригласите и сделайте нам две чашки чая…

Из забвения советских десятилетий восставала православная Церковь. 1 ноября 1989 года, в день памяти преподобного Иоанна Рыльского, в день рождения святого праведного Иоанна Кронштадтского, митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Алексий, будущий предстоятель Русской Православной Церкви, совершил чин освящения храма Иоанна Рыльского в Иоанновском женском монастыре на Карповке.

Через два года, уже в сане Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексий II освятил верхний храм этой обители.

Но сколько работы еще предстояло, чтобы вернуть Иоанновскому монастырю первозданный лик, по которому в 1923 году беспощадно прошелся большевистский кулак. В тот год обитель закрыли, монахинь изгнали, арестовали, сослали.

В историческом комплексе зданий бывшего монастыря разместилось более двадцати самых разных светских учреждений. Здесь появились какие-то новые перекрытия, перегородки, стены, туалеты, подсобки…

Настоятельница Иоанновского монастыря, матушка Серафима (Волошина), шла по городу и стучала, как заповедовал Христос в Евангелии, и кто-то открывал ей дверь, кто-то нет. Она просила, давая шанс дающему обрести.

Вячеслав Заренков открыл свои двери настежь.

– Мы поможем, – заключил директор строительной компании, расставаясь с игуменьей Серафимой.

Они начали с малого – что-то подкрасить, подмазать, разобрать, перенести. Одно из зданий монастырского комплекса занимал, например, военкомат, а другое – театр «Лицедеи» Вячеслава Полунина. Театр этот имел поистине дьявольский вид: все помещение было обшито черной материей, и стены, и пол, и потолок. Реквизит, все эти маски-гримаски, ширмы, гримерные – как им здесь жилось? Неужели не отзывалось в ночи, перед сном, тихим ужасом святотатство?

Имелось здесь и общежитие. Тридцать шесть семей на территории монастыря жили – пили, ели, шумели и, конечно, очень мешали, просто категорически противоречили своим присутствием насельницам и монахиням святой обители.

С просьбой об их переселении к Заренкову обратилась сначала настоятельница, а затем губернатор Яковлев и лично Святейший патриарх Алексий II.

Всем тридцати шести семьям, жильцам общежития, надо предоставить жилье. Это значит – минус тридцать шесть квартир в одном из новых домов «ЛенСпецСМУ». Немало.

Святейший патриарх Алексий II

Для Вячеслава Адамовича была организована встреча со Святейшим Патриархом Алексием II. Она состоялась на территории Иоанновского монастыря во время его очередного приезда в Санкт-Петербург.

Заренков волновался. Как себя вести? О чем пойдет разговор? Наконец, как обращаться к предстоятелю Русской Православной Церкви? Он вошел в просторный холл кабинета, который когда-то занимал святой праведный Иоанн Кронштадтский. Здесь Патриарх принимал посетителей. Скромно испросил благословения и они оба присели у журнального столика. Принесли чай и сладости, начался разговор, и через пару минут волнение улетучилось – между ними установилось нечто – контакт, – основанный на доверии, взаимном интересе и приятии друг друга. Патриарх расспрашивал Заренкова о проблемах расселения граждан из общежития, о потенциальной возможности восстановления всего комплекса зданий, о проекте часовни.

– Трудность состоит в отсутствии исторических чертежей, – сказал Заренков. – Ведь сохранилась только потемневшая расплывчатая фотография с тех времен. Восстановить по ней облик часовни будет непросто…

Святейший живо интересовался и городскими проблемами, и планами Заренкова по развитию его строительной компании, а оживился он, когда заговорили о восстановлении Валаама.

Это место для Святейшего было так дорого, так исполнено воспоминаниями детства! Он стал рассказывать, как в первый раз, еще ребенком, посетил этот остров, какое неизгладимое впечатление Валаам тогда на него произвел…

Беседа протекала легко и непринужденно. Протокол ограничивал ее пятнадцатью минутами, но проговорили они не меньше часа.

Но главное в первой встрече – это осадок. То, что остается в душе после расставания с ранее незнакомым тебе человеком. Легкость и свет ощутил тогда Вячеслав Заренков.

Тридцать пять семей из общежития на территории монастыря переехали в новые квартиры, которые им предоставила компания «ЛенСпецСМУ». А тридцать шестой жилец оказался хитрюгой, непростым человеком. Он заготовил огромную палку, которую внезапно вставил в колесо расселения. Пока суть да дело, хитрован каким-то образом договорился с чиновниками, нашел нужных людей и приватизировал не только свою комнату в семнадцать квадратных метров, но и все места общего пользования – туалет, кухню и коридор. Так он стал счастливым обладателем недвижимости площадью сто квадратов в женском монастыре!

– Мне квартиры маловато, я коттедж хочу, – говорит.

– Коттедж? Вот как? И где, интересно?

– На Крестовском острове!

– Недурно у вас со вкусом, – улыбнулся Вячеслав Заренков.

Он пытался поспорить с нахалом, увещевал его, но человек стоял на своем. В итоге коттедж на Крестовском нашли, человек поселился в нем, но пожил недолго. Решил продать по хорошей цене и переселиться в квартиру в Выборгском районе, а на остальные деньги долго еще жил припеваючи. Был ли он счастлив при этом? Этого мы никогда не узнаем.

Валаам

С той поры отношения между Заренковым и Святейшим Патриархом Алексием II завязались и стали именно отношениями, со своим человеческим и духовным контекстом. Интересно, что патриарха не интересовало, как верует Вячеслав Адамович, как часто ходит к причастию, что выучил наизусть. Он не спрашивал и не наставлял его. Но, приезжая в Санкт-Петербург, приглашал Заренкова к себе. И отправляясь на Валаам, звал с собой. Они добирались до острова катером или вертолетом. Патриарх и строитель. Как удивительно эти слова одаривают друг друга своим значением, рифмуются смыслами. Патриарх созидает Любовь и строит храм Веры, если он Патриарх. А строитель проповедует Любовь всем своим делом. Потому что ведь – ну согласитесь! – строить без любви невозможно. Если ты настоящий Строитель.

– Я очень люблю Валаам, – рассказывал Алексий II. – Я впервые здесь побывал в девять лет, меня отец привозил… Ой, смотри, смотри, рыба какая здоровая, любопытная рыбина, нос, видишь, как высовывает!

Это был очень живой и доступный в общении человек, который шел к острову в небольшом катерке, человека четыре рядом. Один из них – Заренков. И никого из охраны. Может, она и была где-то неподалеку, но в глаза не бросалась.

«В этих поездках раскрывалась истинная любовь Патриарха к людям, к России, его духовная мощь, стремление укрепить православную церковь, укрепить веру народа. Люди тянулись к Святейшему. Доверяли ему, стремились к нему. Многие старались оказать посильную помощь в восстановлении церквей и храмов. Алексий II стал объединяющим центром всего православного мира. Именно в те времена был запущен процесс возвращения церковной недвижимости в лоно Русской Православной Церкви. Слава Богу, что процесс этот подхватил Патриарх Кирилл, – он придал ему дополнительный импульс, особенно в плане храмостроительства», – напишет позже в своих воспоминаниях о Святейшем Патриархе Московском и всея Руси Вячеслав Заренков.

Исповедь

В одну из поездок на Валаам Вячеслав Адамович взял с собой и жену.

Суровой красоты Валаам. Монастырь. Галина Николаевна подошла на исповедь.

Монах выслушал ее и спросил: «Вы венчаны?»

– Что? – растерялась и как-то сразу не собралась Галина.

– Брак ваш с супругом освящен таинством венчания? – повторил вопрос строгий монах.

– Нет.

– Это значит, что вы живете в состоянии блуда. К причастию я вас не допускаю.

– Да как же так? – разволновалась бедная женщина. – Я собралась причаститься из рук Патриарха, специально для этого ехала сюда с мужем из Питера, вот и муж мой рядом стоит.

– Да какой же он муж вам, если брак не венчан? – стоял на своем непреклонный монах.

Через месяц на подворье Иоанновского монастыря в Вартемяках, в Софийском соборе, они обвенчались.

Первая корова

Во время одной из таких поездок на Валаам Вячеслав Заренков познакомился с отцом Геннадием Зверевым, настоятелем Софийского собора в Пушкине. Как это иногда бывает, случайное знакомство положило начало дружеским отношениям. Отец Геннадий пригласил Заренкова к себе в гости, в деревеньку Поги, где священник строил пансионат для пожилых людей. Нет, не дом престарелых – дай Бог каждому пожить в таком месте! Но каждому не получится, пансионат небольшой, всего тридцать мест.

Потом у настоятеля родилась идея создания агрофермы, чтобы насельники пансионата могли заниматься полезным трудом на свежем воздухе, да и продукты, выращенные своими руками, вкушать приятнее. Он взял землю в аренду, начал строительство хозяйственных помещений, конюшни, Заренков в это дело включился.

Так у отца Геннадия появился клуб с оригинальным названием – «Моя первая корова». В клуб вступили известные люди: губернатор Владимир Яковлев, Олег Руднов, министр иностранных дел Сергей Лавров… Всего почти сто человек. Каждый купил корову и платил взносы на ее месячное содержание – пятнадцать тысяч рублей. Взамен получали свежее молоко, масло, сливки, сметану и другие экологически чистые продукты. Корову Заренкова звали Зорькой, корову Лаврова – Лаврушей.

Но дело, конечно, не в молоке. Клуб давал возможность общения, свободного, неформатного, которого всем не хватало.

Матушка Георгия

– Хочется отдохнуть где-то подальше, чтобы не тревожили журналисты, не звонил телефон, – сказал как-то губернатор Яковлев.

– Это можно, – ответил Вячеслав Адамович. – Только надо снять костюм и галстук и надеть джинсы. Я предлагаю слетать в Израиль.

Губернатору снять костюм так и не удалось, его срочно вызвали в Москву. А Заренков собрал компанию, человек пятнадцать-двадцать, из числа руководителей строительных организаций и они полетели. Целью путешествия был выбран Горненский женский монастырь, единственная российская обитель Святой земли.

Она поразила их своей неустроенностью, видом брошенной и забытой эмигрантки в чужом краю. Повсюду разруха, ни одной нормальной тропинки, чтобы подняться. Но настоятельница, матушка Георгия (Щукина), встретила делегацию настолько душевно, так искренне была им всем рада, как будто встречала родных после долгой разлуки.

Так у группы бизнесменов из Санкт-Петербурга родилось простое желание – помочь русской обители. Решили, что каждая организация ежегодно будет выделять деньги и специалистов, которые вахтовым методом смогут восстанавливать монастырь.

Каменщики, штукатуры и плотники, рабочие других строительных специальностей, исходя из потребностей «объекта», прилетали из Питера в Иерусалим, жили здесь и вносили свою лепту в благое дело. Сначала приводили в порядок монашеские кельи, затем взялись за ремонт трапезной, закладывали новые корпуса, мостили дорожки, разгребали руины. Территория монастыря большая, примерно семьдесят гектаров, помощь здесь очень нужна.

Два года эта корпоративная договоренность соблюдалась исправно. А потом вступили в действия обстоятельства «непреодолимой силы»: то один не может выделить денег, то у другого рабочих рук не хватает.

Постепенно Заренков остался один, но начатое дело не бросил.

Шаг за шагом силами сотрудников компании шло восстановление монастыря. Вячеслав Адамович старался привлечь к этой работе самых разных людей, чтобы дать шанс сердцам. А вдруг оно, чье-то сердце, прикоснется к святому месту и преобразится? Вдруг именно его осенит, и забьется иначе, ровнее? Трудно сказать, кому этот духовный опыт нужнее – взрослому человеку или совсем молодому? Договорился с Панибратовым, тот стал отправлять в Израиль студентов. Они со всем своим пылом и рвением погрузились в архивы, нашли нужные чертежи…

Приблизились к самому главному, к восстановлению храма. Или все-таки главным было то, что Заренкову удалось «раскачать» ситуацию? Привлечь к Горненскому монастырю как символу русского православия за границей серьезное внимание общественности?

Храм был построен.

Но рабочие руки нужны всегда. Бывало, игумения Георгия прилетала в Санкт-Петербург, Вячеслав Адамович приглашал ее к себе в загородный дом или в офис. Игумения трогательно и деликатно делилась очередной проблемой.

– Виноградник наш, вот хулиган! Пустил свои корни, куда не надо, и пробил ими резервуар с водой, вода вся уходит. Ну, что нам теперь делать?

– Матушка, не волнуйтесь, все проверим, все сделаем.

Или:

– Вячеслав Адамович, вот вы прилетели к нам, а мне вас встретить-то негде, к нам так много людей теперь приезжает, тесненько стало. Трапезную бы нам расширить. Я была бы вам так благодарна…

Вячеслав Адамович год за годом отправлял сюда своих сотрудников, по два-три человека на несколько месяцев. Возвращались они другими людьми, о чем объективно свидетельствовали их жены. Они приходили к директору, чтобы рассказать о свершившемся «чуде».

– Вы представляете, пить и даже курить мой супруг бросил! По вечерам сразу идет домой, не пропадает нигде до полуночи, как было раньше. И все деньги в семью, все в семью…

Но не всех принимал монастырь. Случалось и так, что подберешь плотника да электрика – тех, кто сейчас наиболее нужен, а в аэропорту Израиля их разворачивают в обратную сторону. Как всегда без объяснения причин. Нет, это не козни таможенной службы, а промысел Божий: не место, значит, этому человеку здесь, не место.

Сумасшедшие русские

Одна из поездок в Израиль стала особенной. Вячеслав Заренков решил собрать своих товарищей с женами для того, чтобы здесь, на Святой земле привести их под венец.

– Кто готов на сей решительный шаг?

Готовых набралось несколько пар, все взрослые дяди, которым под пятьдесят или под шестьдесят, все из числа давних друзей и товарищей – Панибратов, Мамошин, Иванов и кто-то еще. Сам Заренков и его супруга Галина уже были повенчаны.

Вячеслав Адамович, как всегда, разведав дорогу к чему-то великому, новому, вел за собой, приобщал, звал к общей трапезе духа. Он взывал, не взывая: «Смотрите же, это правильно, это по-русски, по-христиански, давайте же, люди, ведь других людей нет у Бога, есть Он и мы, почему мы все время бежим от Него!»

Нет, ничего такого сказано не было. Но думалось, возможно, как-то так.

Венчаться запланировали в самом Иерусалиме, в храме святого Георгия, который является центром русской православной миссии.

Обо всем договорились заранее. Прилетели, подготовились, собрались духом, отстояли всенощную. Все. Завтра с утра…

– Я не готов, – огорошил всех Иванов.

– Как это? – жена Михаила Ивановича сумела вложить в эту короткую вопросительную фразу все: и недоумение, и обиду, и праведный гнев. Ведь она шила платье, покупала новые туфли, всем подругам сказала, – ну, можно себе представить, что такое для женщины услышать «я не готов» почти на пороге храма. – Как? это? ты? не готов?

В тот момент показалось, что сейчас, одно только мгновение, и она выцарапает мужу глаза. Михаил Иванович очень вовремя опустил свою голову.

– Ну, не могу я! – простонал человек. – Я всю жизнь преподавал этот, будь он не ладен, научный коммунизм, читал лекции по атеизму, и вот… Мое научное прошлое, моя кафедра философии, Гегель и Кант не пускают.

– Твою ж мать! – прошептала жена. – Пойду в магазин, куплю что-нибудь выпить…

Они все уже собирались ложиться, когда Заренкову позвонила игумения Георгия.

– Вячеслав Адамович, вы собираетесь в храм завтра к восьми утра?

– Да, к восьми, там рядом есть магазинчик, мы купим цветов…

– Я вас прошу, приезжайте на полчаса позже. На полчаса позже, – повторила она, опасаясь, что ее не услышали.

– Хорошо, матушка. К половине девятого будем. Надеюсь, что цветы не разберут.

Утром на подступах к храму толпился народ, по кольцу полицейское оцепление. Что случилось?

Оказывается, ровно в 8.05 цветочный магазин, что в полусотне метров от Георгиевского храма, – там, где они собирались покупать цветы, – его взорвали. Очередной террористический акт. Прогремело шесть взрывов, что-то горит, кто-то кричит, красные лепестки разлетевшихся роз, красная кровь.

А если бы не звонок матушки Георгии? Тогда жертв было бы больше.

Вот так они, несколько семейных пар из далекого Петербурга, в Иерусалиме воочию убедились, как суетна жизнь, как непредсказуем конец, как сильна молитва русской монахини, настоятельницы Георгии, отвратившей своих гостей от погибели без покаяния.

Под прикрытием полицейских их буквально забросили в храм, окнакоторого были выбиты взрывной волной, здесь запах гари смешался с запахом ладана.

– Что нам делать?

– Будем венчаться, – невозмутимо ответил священник.

Это был особый обряд. Проникновенное, высокое таинство. Взрослые и седые мужи, повидавшие жизнь и бывавшие в таких передрягах, теперь взирали на жен своих как на юных невест, как в первый раз – они только что осознали: этот раз мог стать последним.

Заренков держал корону над головой Юрия Панибратова, они обходили по кругу, и в этот момент прогремел еще один взрыв. Да так близко, что нельзя было не пригнуться, не втянуть головы в плечи. Позже выяснилось, что на втором этаже цветочного магазина сработала седьмая бомба.

На следующий день местные газеты писали о сумасшедших русских, которые устроили во время теракта венчание.

Достичь большого

Смертельная опасность обошла их стороной. Жизнь продолжалась, и Вячеслав Заренков понимал, что успех, – то, к чему все так стремятся, – не является целью и ценностью сам по себе. Важно то, к чему ты стремишься, зачем тебе нужен этот успех? Один хочет купить виллу на берегу моря, машину и жить в свое удовольствие. Он говорит: «Каждый должен зарабатывать сам, для себя». И это его философия. Но мысль, которая когда-то давно, по дороге из Орши в Ленинград, пришла в голову Заренкова как озарение, эта мысль все так же в нем и жила: «Достичь большого, чтобы с высоты этого большого сделать больше добрых дел для людей».

Чтобы достичь, надо развиваться, работать. Иначе не восстановишь храм, не поможешь людям.

«Важно не растерять духовные ценности в пути, оставаться честным, порядочным и добрым человеком по отношению к другим. Самое главное, что все хорошее возвращается сторицей. Это как бумеранг – что бросишь, то и возвратится», – делал пометки в своем дневнике Вячеслав Заренков.

Но не все так рассуждают.

Вернувшись из этой поездки, Заренков узнал, что его компанию нагло лишили лицензии. Это были происки конкурентов, они все хорошо просчитали: и время для того, чтобы провернуть свое черное дело, и цепь серьезных последствий, которая может ощутимо отразиться на финансовом состоянии предприятия. Требовалась оперативная реакция, срочное вмешательство для того, чтобы выправить ситуацию, но – какое и чье вмешательство? Кто поможет?

Вячеслав Адамович отправился в Иоанновский монастырь на Карповке. За время усердных работ по восстановлению обители ему довелось много общаться и с матушками-монахинями, и со священниками, которые здесь служили. Эти беседы окончательно утвердили Заренкова в православной вере. По вере и шел он теперь сюда.

– Что мне делать? – спросил строитель, лишившийся строительной лицензии, у протоиерея отца Николая Беляева.

– Давайте мы спустимся в усыпальницу батюшки Иоанна Кронштадтского и отслужим молебен о вразумлении людей, совершивших бесчестный поступок.

Они отслужили молебен. А на утро в офис пришел человек, который и организовал преступную аферу. Он так и сказал: «Прости, это я виноват, но я знаю, как все можно исправить»…

Заренков «заступился» за Иоанновский монастырь, и святой Иоанн Кронштадтский не оставил его без заступничества.

Часовня…

А потом был первая часовня, – нет, не храм еще. Она была построена Заренковым по собственному желанию, по воле растущей к Богу души. Он отправился в деревню Воложба в Тихвинском районе, туда, где когда-то сделал свой последний охотничий выстрел. Помните зайца, заплакавшего человеческим голосом? Теперь в Воложбе Вячеслав Адамович рыбачил с другом. Они вместе прогуливались по живописным местам и опытный глаз строителя обратил внимание на странные очертания одного из холмов.

– А давай-ка поднимемся, посмотрим, что там?

На вершине обнаружили остатки старого фундамента и неподалеку нашли полусгнившую дощечку, на которой смогли разобрать надпись «святитель Николай». Заренков решил выяснить, что все это значит? И в архиве города Тихвина отыскал эскиз часовни во имя Николая Чудотворца. Здесь же он узнал, что развалины на холме находятся «под охраной государства». Были и старинные пожелтевшие фотографии той самой часовни, и снаружи, и изнутри.

Что-то всколыхнулось в душе Вячеслава Адамовича. Какие-то чувства и воспоминания родом из детства, в котором бабушка Аксинья стояла у домашней иконы святого, читая почти по памяти акафист: «Возбранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов…» И пока она читала его при свече, в доме было так покойно, так мирно…

Заренков решил, – нет, это был не результат работы ума, – он почувствовал, что ДОЛЖЕН построить часовню. Испросил благословения у местного благочинного и взялся за дело. Теперь она стоит там, на холме, видная издалека, приметным ориентиром для каждого русского человека.

… И первый храм

Протоиерей Николай Беляев, служивший в монастыре на Карповке, обратился к Заренкову с просьбой о восстановлении Никольского собора в селе Сура Архангельской области. Показал фотографии развалин. Картина была удручающая. Густые заросли деревьев вокруг остовов стен.

Так Вячеслав Адамович, уже завершивший капитальный ремонт зданий монастырского комплекса на Карповке и восстановивший часовню Иоанна Кронштадтского, последовал земными путями святого, в Суру, где родился праведный Иоанн.

Начали завозить кирпич. И даже это было непросто. Для доставки грузов по воде пришлось построить большую лодку, примитивную, но довольно вместительную. К восстановлению Никольского собора активно подключилась матушка Митрофания (Миколко), для этих работ создали Фонд, и вскоре общими усилиями собор восстал из руин к новой жизни. А дальше Святейший Патриарх принял решение возродить в Суре женский монастырь. Матушка Митрофания стала его настоятельницей – сбылась ее давняя мечта. Вся ее жизнь была так или иначе связана с батюшкой Иоанном Кронштадтским, а теперь связалась навек.

И работы Заренкова продолжились. Он поднимал монастырские корпуса, строил часовни, передал в дар монастырю экскаватор, машину, дизельную электростанцию и многое другое, что необходимо для хозяйственной деятельности в этих суровых местах.

Между прочим, игуменья Митрофания познакомила Вячеслава Адамовича с мужичком. Из местных, плотник толковый. И работает хорошо, и водку пьет ведрами, но какие пишет стихи! Прочитав их, Заренков впечатлился.

– Это непременно нужно издать!

Напечатал сборник в тысячу экземпляров и отправил его с оказией в Суру. Все были в восторге. Поэта-плотника настигла настоящая слава!

Будете в Суре, купите экземпляр в монастырской лавке.

Храмостроитель

Вячеслав Адамович крепко встал на путь храмостроительства и потом уже не отступал от него. Теперь он строил не только дома и жилые микрорайоны, – он строил храм Георгия Победоносца в Купчино, Крестовоздвиженский в Приморском районе, Андрея Первозванного и Всех святых в земле российской просиявших – на Кипре. Его стараниями был воздвигнут храм Святых Царственных страстотерпцев в Сербии, Женский Свято-Покровский монастырь в Белоруссии, церковь Ксении Блаженной на Лахтинской и Рождества Христова на Песках (Санкт-Петербург)…

Как в воду смотрела Аксинья: «Вот вырастешь ты и еще много церквей восстановишь. Бог даст, и новые храмы построишь. Только не теряй веру в Бога!»

Летом 1963 года погода стояла теплая, и на душе у двенадцатилетнего Славы часто бывало такое чувство, редкое даже в детстве: «Радость какая! Вот так жить бы да жить бесконечно!» Он, как всегда в жаркую пору, перебрался на чердак – Соломка любил засыпать на сене, вдыхать его аромат, разглядывая в небольшое оконце огромные звезды. Сестра Валя с бабушкой Аксиньей и с мамой спали в доме, внизу.

В то ранее утро, часов в пять, мама разбудила детей.

– Проснитесь, бабушка умерла!

Девяносто лет прожила со своим добрым Богом Аксинья Емельяновна Заранкова. Прожила мирно, в молитве, и так же тихо она ушла от них на рассвете.

Эх, бабушка! Ты ведь все это видишь?

И видит она, и понимает.

Но ни одно интервью Вячеслава Адамовича Заренкова не обходится без вопроса: «Почему и зачем вы строите храмы?» Его задают так часто, что пришлось самому написать исчерпывающий ответ.

Исчерпывающий ответ

«На частые вопросы о том, почему я стал строить храмы, восстанавливать монастыри, устанавливать поклонные кресты и купола с крестами, я сначала пытался отвечать, что это мне нравится, что я православный и должен это делать, что если не я, то кто, и другими привычными фразами.

Я просто делаю это, потому что есть такая внутренняя потребность.

Я не ищу, что и где надо строить, восстанавливать, создавать… оно само собой ко мне приходит. Сами собой случаются встречи, происходят обсуждения, находятся нужные решения. И начинается процесс создания, созидания: приходят нужные люди, появляются необходимые материалы, формируется своеобразный центр притяжения, к которому устремляется созидательная сила. И вот уже, вопреки всем трудностям, появляется каркас будущего храма, устанавливаются купола с золочеными крестами, издалека прибывают колокола и под песнопения и молитвы занимают достойные места. И вот уже на всю округу раздается колокольный звон – сначала робко, будто пробуя голосовые связки, затем все зычнее и мелодичнее – набирает силу и разлетается далеко-далеко по горизонту и вверх, в небеса. И на душе всех слушающих радость необыкновенная. И твоя душа наполняется радостью и гордостью, нет-нет, не гордыней, а гордостью, что ты сумел это сделать. И вот проходит некоторое время, завозятся и собираются конструкции иконостаса, устанавливаются киоты, монтируется паникадило, художники расписывают стены, купол… и наступает момент первой службы в новом храме. Если вы не были на первой службе, вам не понять тех чувств, которые испытывают создатели храма, батюшка и первые прихожане. Словами не выразить. Слезы на глазах от радости! Комок в горле застревает, и ты не можешь ничего сказать… Да и не надо никаких слов, храм говорит за тебя…

Так было при строительстве храма в честь Святого Апостола Андрея Первозванного и всех Святых, в земле Русской просиявших, на Кипре, так было при возведении храма Святым Царственным Мученикам Романовым в Сербии, при строительстве храмов Святого Великомученика Георгия Победоносца в Купчине и Святой Блаженной Ксении Петербургской на Лахтинской улице, при воссоздании храма Рождества Христова на Песках в Санкт-Петербурге. И у каждого храма – поклонный крест. Поклонись, приходящий в храм! Задумайся о своем кресте, который ты несешь в жизни.

Однажды во время поездки в Сербию мы ночевали в одном из местных монастырей, из окна которого высоко на горе был виден большой поклонный крест. Наш гид предложил нам утром вместо зарядки подняться к кресту. И вот рано утром я начал подъем… Скажу честно, это была нелегкая задача. Тропинка после дождя была скользкой, глина налипала на обувь, резкий ветер сбивал с ног. К большому сожалению, я так и не сумел добраться до креста. Частое сердцебиение и одышка заставили вернуться. Спустившись, я долго смотрел на крест и думал. Размышлял о том, что ведь я не один такой, кто не поднялся к кресту, ведь есть и более пожилые люди, и больные… И как сделать, чтобы как можно больше людей могли приблизиться к поклонному кресту, прикоснуться к нему, поклониться, помолиться и поблагодарить Господа.

Вот тогда и пришла мысль ставить поклонные кресты относительно небольших размеров в доступных людям местах: при церквях, соборах, в монастырях. Делать их мраморными, чтобы на века!

И, слава Богу, это получается, и огромное количество людей с радостью им поклоняются. Сегодня нами установлены и находятся в стадии установки семнадцать поклонных крестов. Притом не только в России, но и за ее пределами, там, где люди ждут этого события.

Крест – символ единения всего христианского мира. Православный крест – символ веры и единства всего православия.

Крест есть напоминание о том, что Иисус Христос своею смертью на кресте попрал и победил ту же смерть. Через крайнюю скорбь, через боль и страдания он пришел к главной победе и даровал тем самым спасение другим людям, указав им правильный путь.

И когда человек крестится, он не только призывает на помощь Бога и отгоняет демонов. Возлагая крестное знамение, он добровольно возлагает на себя крест, то есть, подражая Христу, добровольно принимает свои скорби и страдания как единственный путь к спасению.

Ведь если посмотреть вокруг, нельзя не увидеть, что никто не живет беззаботно, что у каждого свои проблемы, свои радости, свои скорби и страдания. От креста нельзя уйти. Крест – это еще и символ человеческой жизни, человеческой ноши. Вопрос лишь в том, будешь ли ты пытаться убежать от неизбежного или примешь это безропотно и сочтешь себя достойным ниспосланных скорбей и будешь смиренно нести свой крест? Ведь практически любому человеку очень сложно увидеть свои грехи, каждый склонен думать: «А меня-то за что?»

Лично для меня нести свой крест значит жить достойно, делать добрые дела, строить храмы, восстанавливать монастыри, церкви, строить дома, фабрики, заводы, школы, детские сады, где будут работать взрослые, будет учиться молодежь, будут играть дети… Нести свой крест для меня – это творить и созидать, познавать мир, делать его лучше, делать людей счастливее. Как бы это ни было сложно, но с Божией помощью все получается. И каждый день я благодарю Господа за такую возможность, такое благо – достойно нести свой крест.

Меня иногда спрашивают, насколько важно сегодня устанавливать поклонные кресты.

Я отвечаю: это очень важно, потому что за семьдесят лет оголтелых гонений на церковь, истребления священников, разорения храмов и монастырей, навязывания атеизма и наглого отрицания божественного, многие люди потеряли веру в Бога, забыли о своем кресте, о добрых делах, настоящей любви и взаимопомощи. Мир впадает в греховность, разврат, жажду стяжательства и накопительства. И вот как раз в этот момент созерцание поклонного креста даст возможность людям встряхнуться, задуматься о своем предназначении, о своем кресте, даст возможность поклониться кресту, покаяться и вернуться на путь истины, добра и любви. И чем больше поклонных крестов появится на пути человека, тем быстрее и осмысленнее будет это возвращение.

Некоторые люди и сегодня выступают против строительства церквей и храмов. Они спокойно живут в тиши своей уютной квартиры, водят гулять собачек в ближайшие кустики, а взрослым дядям и выпить в зарослях проще – никто не видит, подростки и «потусить» могут, и «травки» покурить – никто не заметит. И тут вдруг строительство: краны работают, шум, движение, нарушен их эфемерный покой. Вот они и идут на местные митинги: «Долой строительство…», «Запретить…» и т. п., а провокаторы и желающие подзаработать, поднять опустившийся политический имидж, подзадоривают, подгоняют под эту ситуацию городские проблемы, несовершенство законодательной базы. Это с одной стороны, а с другой – наличие церквей и храмов взывает к совести, заставляет обывателя задуматься, а это не каждому нравится. Внутри них начинает звучать голос совести, и, чтобы заглушить этот голос, они идут протестовать – в толпе-то всяко легче затоптать эти ростки совести. И этим человек губит, разрушает себя, впускает в себя дьявола.

К слову сказать, за пятьдесят лет работы в строительстве я не видел ни одного случая, чтобы храм нарушал архитектуру города, а территория вокруг построенного храма была неблагоустроенной. В большинстве случаев получается новая благоустроенная территория с деревьями, красивыми цветами, тропинками, скамейками для отдыха и многим другим. Территория, радующая глаз.

Создание Храма Крестовоздвижения было нелегким делом.

Место, где сегодня построен храм, и территория вокруг него еще совсем недавно, чуть более десяти лет назад, были пустырем, в некоторых местах с полуразрушенными деревянными постройками.

В 2007 году рядом с этим местом наша компания «ЛенСпецСМУ» начала постройку крупного жилого комплекса «Юбилейный квартал». На освящении закладного камня этого строительства я, несмотря на то что в проекте этого не было, сказал, что здесь должен быть построен храм. В то время я не знал, в каком именно месте, какой храм, кто будет строить, как финансировать… были только мысли, что храм должен быть.

И вот через три года, практически к окончанию строительства квартала, судьба свела меня с отцом Евгением, который уже давно вынашивал планы воздвижения храма в этом месте. При первой встрече за чашкой чая мы поняли, что наши мысли сходятся, и мы, засучив рукава, взялись за претворение нашей мечты в жизнь. Давалось все не просто и не легко. К примеру, только на получение разрешения на проектирование и строительство ушло более пяти лет. Само же возведение храма заняло два года.

Ничто не бывает случайным: и заявление на закладке камня, и встреча с отцом Евгением, и выход распоряжения в день освящения закладного камня, прямо в день Крестовоздвижения, и «случайно» встретившийся мне замечательный человек – киприот Христосомос, бесплатно обеспечивший строительство мрамором, и полученные вовремя дивиденды, направленные на строительство, и многое-многое другое. Все закономерно и происходило по воле Божией и в нужный момент.

Спас на Каменке – первый храм в Петербурге, построенный по монолитному методу.

Фасад храма украшают мозаики и скульптурное изображение святой равноапостольной царицы Елены и святителя Макария, патриарха Иерусалимского. Храм отличает мозаика и скульптура на фасадах.

Внутреннее убранство храма в честь Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня сочетает в себе каноническую живопись и неоклассические детали, древнерусское искусство и искусство Ренессанса, что применяется достаточно редко. На Кипре подобный храм в честь Апостола Андрея всех Русских Святых – единственный храм в стране, да и в странах Средиземноморья, построенный в таком стиле, там его называют русским стилем.

Между собой храмы отличаются внутренним убранством, росписью, витражами, цветом кровли и отделкой фасадов. В остальном они похожи и выполнены по одному конструктивному проекту.

Очень важно, что в обоих храмах находится частичка Животворящего Креста Господня.

Один из приделов Спаса на Каменке освящен в честь святого покровителя князя Вячеслава Чешского.

Конечно же, приятно, когда придел называют в честь твоего святого покровителя. При входе в храм всегда обращаешься к нему. И дай Бог, чтобы этот небесный покровитель всегда помогал нам в богоугодных делах.

Выражаю искреннюю благодарность всем участникам создания этого храма: архитектору Андрею Катцову и главному конструктору Николаю Голованову – за уникальный проект, позволивший создать не один, а два храма: на Каменке и на Кипре; руководителю компании «ЭталонПроект» Константину Рядинских и его команде – за разработку уникальных конструктивных и технологических решений; руководителю компании «Тектоника» Кириллу Яковлеву – за разработку и внедрение дизайн-проекта.

Огромная благодарность руководителю управляющей компании «Эталон-ЛенСпецСМУ» Геннадию Щербине и его команде профессиональных специалистов и инженеров-строителей: Сергею Титаренко, Алексею Жукову, Елене Кутьковой, Антону Дюмину, Наталье Калюжной, Полине Рыжкиной, Елене Рахимовой и другим.

Огромная благодарность руководителю генподрядной организации Сергею Панину и его заместителю Алексею Быстрову, техническому директору Андрею Хрусталёву, начальнику участка Дмитрию Шелпакову, производителю работ Дмитрию Богданову, бригадиру Сергею Копылову, всем субподрядчикам, поставщикам материалов и изделий, всем работникам и рабочим.

Большое спасибо Денису Бессонову – за изготовление и установку золоченых крестов и куполов, мастерам компании «Вера» из Воронежа – за великолепные колокола с волшебным звучанием.

И конечно, никакого храма не получилось бы, если бы не было титанических усилий отца Евгения и его супруги матушки Александры. Их вера, упорство, ежедневные усилия и молитвы оказали решающее значение в создании храма. Низкий поклон и огромное спасибо этим замечательным людям!

Хочу также выразить благодарность моей супруге Галине Заренковой за ее помощь в принятии решений в области строительства, за ее терпение и правильное отношение к происходящему.

Хвала Господу за ту возможность, которую он дал всем нам, – возможность построить этот замечательный храм! За то, что соединил нас, дал сил, терпения и крепости духа!

Хочу закончить свое повествование словами Святителя Филарета Московского: «Крест Господень является возвещающим все Домостроительство Его Пришествия во плоти, и заключающим в себе всю тайну относительно сего, и простирающимся во все концы, и всеобъемлющим – то, что вверху, то, что внизу, то, что вокруг, то, что между».

Ктитор храма в честь Воздвижения

Честного и Животворящего Креста Господня

Вячеслав Заренков

Сто лет назад

Люди, хорошо знавшие Петра Губонина, утверждали, что в быту он был очень скромен и строго соблюдал посты, установленные Церковью. Чинами и регалиями не кичился и продолжал ходить в картузе и долгополом сюртуке.

В 1872 году бывшему крепостному было пожаловано дворянство, а еще через три года Петру Ионовичу присвоили чин действительного статского советника. В ответ Губонин преподнес императору Александру II серебряную чернильницу с изображением народов России и надписью: «От бывшего крестьянина, ныне Твоею милостью действительного статского советника Петра Губонина».

Императору подарок пришелся по душе. Он неизменно держал эту чернильницу у себя на рабочем столе.

Петр Ионович строил храм Христа Спасителя в Москве, был последним старостой Петропавловского собора в Санкт-Петербурге, внес достойный вклад в строительство храма Воскресения Христова (Спаса-на-Крови), заложенного на месте смертельного ранения царя-освободителя. Но за главными храмами России Губонин не забывал о нуждах церквей и в других городах и весях.

На своей малой родине, в деревне Борисово, он выстроил церковь для земляков. А для себя домик, куда любил приезжать, когда позволяли дела, чтобы посидеть на крылечке.

Интересно, что никому другому на том крылечке сидеть не дозволялось. За этим строго следили сторожа. Они, бывало, подкравшись, пугали нарушителей запрета холостыми выстрелами из ружей: «Это место Петра Ионыча нашего!»

Часть четвертая Набор высоты 2000–2010 гг

Эта часть книги наполнена событиями до краев. Вячеслав Заренков начинает писать картины и открывает представительство компании в Норильске, преодолевает административные барьеры и шлифует структуру своего холдинга. Он ищет ключ к вратам Москвы, изучает английский язык в Кембридже, чтобы лучше понимать Майкла Калви. Но самого Заренкова в Санкт-Петербурге понимать отказываются – ему приходится сносить два этажа «Биржи», чтобы подняться к «Небесной линии»…

Все это множество дел и забот ложится тяжким грузом на его спину, которая подводит героя в самый неподходящий момент.

Лавры и Лувры

Оказавшись во Франции в 1999 году по приглашению ассоциации содействия промышленности и предпринимательству, основанной еще Наполеоном, для получения золотой медали за проект «Морской фасад», который был реализован с применением монолитной технологии, Вячеслав Заренков не отступил от своей давней традиции. Он, как всегда, как это бывало в любом новом городе, посетил несколько музеев и картинных галерей. И Лувр в том числе.

Вячеслав Адамович бродил меж полотен, пока не остановился как вкопанный посреди зала. Перед ним была «Святая Анна с Марией и младенцем Христом» кисти Леонардо да Винчи. Работа великого мастера перенесла русского бизнесмена из суеты галерейного бытия в иной мир, который, наверное, и называется «вечностью». Так он стоял перед ними, перед Анной, Марией, Христом, позабыв обо всем. А когда очнулся и посмотрел на часы, с удивлением обнаружил, что, действительно, долго «отсутствовал». Три часа пролетело! С тех пор Вячеслав Адамович стал собирать информацию об этом полотне, все, что только возможно, чтобы еще глубже понять тайны Мастера и раскрыть для себя его грани таланта.

Живопись Заренков очень любил. В советское время, когда покупка картин была немыслимым делом, он украшал стены квартиры репродукциями, купленными в киосках. Но, построив загородный дом, решил, что настало время настоящих полотен, написанных маслом. В один прекрасный день вместе с Галиной он отправился на Невский проспект, в Катькин сад, где художники продают свои произведения. Долго ходили они по рядам, все увидели, но… как-то не тронуло. Так и вернулись ни с чем. На следующий день жена уехала к родственникам, а Вячеслав Заренков с чапаевской решительностью помчался в магазин «Художник». Он купил все, что нужно для рисования. Вернулся домой, поставил мольберт на балконе, закрепил раму с холстом, приготовил краски и – что же дальше? Первый мазок требует смелости. И сюжета. Что будем писать?

Готовая картина была перед глазами. Соседский покосившийся дом с деревянными стенами, черепичной крышей, трубой и вьющимся из нее дымком. Рядом – березы, яблоня, рябина и кусты сирени. Чуть поодаль газон и дорожка к дому. Да покосившийся забор, да старый колодец.

Он приступил. А когда окончил, то снова, как в Лувре, не поверил глазам! – на часах десять вечера.

Дебютант-живописец повесил картину на видное место.

– Ну вот, а ты говорил, что хорошую картину невозможно найти, – вернувшись, одобрительно сказала жена.

– Это моя.

– Конечно, твоя. Сколько стоит?

– Я ее сам написал…

– Хватит сказки рассказывать! – и Галина легонько дотронулась до уголка, где краски еще не подсохли. – Ого! Я и не знала, что ты умеешь писать!

– Я и сам не знал, если честно.

Так, в сорок с хвостиком, Заренков вошел в разряд начинающих художников. Он бы, может, и не входил туда, – зачем ему лавры и лувры? – но жить без кисти и красок больше не мог. Живопись стала его страстью. Теперь он ощущал в себе эту потребность – изображать красоту, транскрибировать Бога. Ведь холст – это память о твореньях Его.

В 2000 году в Санкт-Петербурге у художника Заренкова открылась первая персональная выставка.

– Ну, какой я художник? – скромно говорил Заренков. – Мне кажется, у меня на лбу написано крупным шрифтом только одно слово: «СТРОИТЕЛЬ». Я оживаю только тогда, когда на голову надеваю каску, когда прихожу на объект. Там моя стихия, там моя жизнь. Но писать картины мне все-таки нравится.

На строительной площадке строитель-художник писал свое главное полотно, эпическое, под названием «История «ЛенСпецСМУ».

Норильск

Компания «ЛенСпецСМУ» разошлась не на шутку. Строили много. Осваивали пятно за пятном. Надо было «двигать» продажи. По инициативе Заренкова на Невском проспекте, дом 180, открылся центральный офис, который венчала броская вывеска: «ЛенСпецСМУ» – квартиры в рассрочку!» По сути это было агентство недвижимости, которое возглавила Елена Говорова.

Агентство занимало 150 метров в арендованном полуподвальном помещении. Оно регулярно затапливалось грунтовыми водами, вода поднималась до самых розеток, и сотрудники водоканала стали большими друзьями этого офиса.

Кривая объемов продаж неуклонно двигалась вверх. И как-то в офис на Невском вошел неприметный мужчина. Стал расспрашивать, что строится, сколько, почем, и что за человек Вячеслав Заренков?

– Я бы вам посоветовал съездить в Норильск. Ленинградцев там много. На юг они жить не поедут – слишком тяжелый период акклиматизации, а вот к вам – самое то! Я оставлю вам свой телефон. Меня Олегом зовут, кстати.

Они легки на подъем. 3 марта 2001 года Заренков, Елена Говорова с мужем и Михаил Иванов прилетели в Норильск. Табло в аэропорту показывало минус сорок восемь по Цельсию.

Норильск показался городом мертвым. Неужели здесь кто-то живет? В этих сталинках, спроектированных по большей части ленинградскими архитекторами из числа репрессированных. Дома стоят не на земле, а на сваях. Вечная мерзлота – по-другому строить никак.

Оказалось, что Олег из Норильска был не просто Олегом, а Олегом Бударгиным, главой города. На местном радио объявление дали. В актовом зале администрации собралось человек двести. Люди с интересом шли сюда, чтобы узнать, как приобрести в Петербурге квартиру.

Показали картинки, распечатанные на цветном принтере. Раздали образцы договоров. Все это вызвало живой интерес. Настолько живой, что на следующий день сотрудникам «ЛенСпецСМУ» предоставили целый Дворец культуры с микрофоном на сцене.

Прямо к сцене выстроилась очередь. В договора вписывали фамилии, на месте рассчитывали стоимость квартир.

Цены называть было боязно. За такие цены в приличных домах и побить могут! Однокомнатная квартира стоила миллион рублей! В 1998 году, работая в банке, Говорова получала зарплату в пять тысяч рублей, а в 2001 – пятнадцать. А тут – миллион, два и даже три миллиона. Когда такие цифры набирались на калькуляторе, было неловко, приходилось нули пересчитывать.

Но оказалось, что в Норильске даже водитель мог заработать на квартиру в Санкт-Петербурге.

На сцене выписывали документы. А в коридоре с печатью сидел Заренков. Его никак не представляли, не пиарили, не афишировали. Он скромно расписывался в договорах, которые клал к себе на колени, всякий раз внимательно проверяя, чтобы везде был указан номер дома и номер квартиры. Они очень боялись что-то напутать и сделать двойную продажу.

Ночью в гостиницу приходили инкогнито. Люди, которым не положено афишировать свое финансовое состояние, просили продать им по три, по пять квартир сразу.

– Понимаете, на всякий случай хочу, – поясняли вип-ночники. – Недвижимость ведь всегда будет в цене! Но договора мы оформим не на мое имя, вы понимаете?

Как не понять? У каждого свои проблемы.

Норильск оказался самым успешным региональным проектом. Летать туда пришлось регулярно. Встречали очень тепло. Гостям устроили экскурсию по рудникам, перемещали по суровому краю на вертолетах, кормили местными деликатесами. К ним тянулись – как-никак для северян они были людьми с Большой Земли, по которой здесь тосковали. Итогом всей этой работы стало открытие представительства компании.

8 сентября 2001 года «ЛенСпецСМУ» открыл в Норильске свой офис продаж. На церемонию прибыл губернатор Красноярского края генерал Александр Лебедь. «Интересный человек и нормальный мужик», – таким запомнился генерал-губернатор Вячеславу Заренкову после дружеского застолья.

О теории эволюции

Глядя на то, как легко, органично и ровно держится Вячеслав Заренков с людьми высокого ранга, Елена Говорова вспоминала стройного молодого человека в длинном пальто образца 1981 года – тогда, кажется, Галина ей впервые представила своего мужа. Сколько она его помнила, Вячеслав вечно был занят. Учился, допоздна пропадал на работе. А Димка, их сын, вполне самостоятельный современный ребенок. Поэтому Лена и Галя любили вдвоем «потусить». Пройтись по Невскому, заглянуть в кафе «Север». Там можно было прилично поужинать. Самый шик – это взять цыпленка табака и салат оливье. Обсудить проблемы за бокалом портвейна. Бутылка «777» стоила 4 рубля.

– Галин, я ума не приложу, что мне делать с моей ванной? Ну, издевательство чистой воды: полтора метра площадь – туда только корыто поместится! – жаловалась Елена подруге. – Я вот думаю, может сделать там душ?

– Отличная мысль! Я сейчас Славе скажу, он быстро организует.

Вячеслав приехал, сам вытащил ванну, сложил поддон из кирпичей, облицевал его кафелем, разобрался с сантехникой и все – душ готов.

Через месяц Говоровы купили настоящую чешскую стенку.

– Хорошая стенка, – оценила Галина. – Но что-то она у тебя слишком выпирает вперед.

– А что с этим поделать?

– Давай-ка я позвоню Славе…

Вячеслав снова не отказал. Стенку отодвинул, разобрал, лишнее отпилил, нужное вставил, фанерную стенку на место прибил – готово. Ничего не выпирает. Модернизированная модель!

«Вот ведь легкий на подъем человек и руки на месте», – отмечала Елена.

А теперь она думала, что Чарльз Дарвин со своей теорией эволюции отдыхает: какой удивительный рывок сделал Вячеслав Адамович за столь короткий период! От молодого мастера на стройке до серьезного бизнесмена, у которого все кипит, развивается, спорится.

Елена Говорова даже не представляла, как много свершений у него еще впереди.

Холдинг «Эталон»

В 2001 году Вячеслав Заренков учредил Управляющую компанию «Эталон». Таким образом, вырисовывалась следующая картина: к тому времени уже сформировалась девелоперская группа компаний, которая занимается поиском, юридическим оформлением и технической подготовкой новых территорий (пятен) под застройку. И была, собственно, строительная группа – проектирование, техника, производство строительных материалов. По замыслу основателя Управляющая компания «Эталон» должна быть уютной мансардой, в которой воспаряет стратегическая мысль. Своеобразной надстройкой для существующих структурных этажей – быть над стройкой (служба Заказчика) и над девелоперами.

«С образованием УК «Эталон» структура холдинга Вячеслава Заренкова приобрела законченный вид», – сообщили ведущие российские деловые издания.

Но они не написали – какой? Какой же это вид получился?

Оригинальный. Очень необычный, в том числе для США и Европы, где все ориентированы на узкую специализацию, где у каждой компании есть четкая межа, за которую без чертежа или инструкции никто не выходит. Девелопер – это одно. Строитель – это другое. Смешивать и взбалтывать не рекомендуется.

Вячеслав Адамович решил иначе. Весь процесс – сложная и многогранная цепочка взаимосвязей – от поиска перспективных земельных участков, проектирования, прокладки коммуникаций, производства строительных материалов, самого строительства и продажи жилья до эксплуатации готовой недвижимости, – все это он решил объединить в единый вертикально-интегрированный холдинг. Чтобы весь цикл работ по строительству жилья находился в одних руках и контролировался одной головой. Для этого и нужна Управляющая компания под его управлением.

Для бизнеса это было ново и неожиданно.

И как все новое вызвало споры и недоверие, если сказать мягко. Такую структуру управления категорически не признавали ни в России, ни за рубежом.

Сколько раз все это уже было?

Сколько раз он настолько неординарно подходил к проблеме, предлагая свой вариант решения, что от неожиданности или из вредности начиналась волна отрицания.

Нет инвестиций для жилищного строительства, нет государственного финансирования – он разработал Договор долевого участия (ДДУ), обеспечив мощный приток частных сбережений, чем просто реанимировал целую отрасль.

Нет эффективной для бизнеса скорости строительства – внедрил комбинированные конструктивно-технологические системы (ККТС), которые «легализовали» монолитное строительство в жилом секторе. Теперь дома поднимались как на дрожжах, по пять этажей в месяц! Точнее, не на дрожжах, а на теоретическом, научно обоснованном фундаменте его диссертации.

Нет четкости и согласованности действий между партнерами, нет целостного понимания стратегии – утвердил вертикально-интегрированный холдинг (ВИХ), который цементирует все стадии инвестиционно-строительного процесса.

И, конечно, не оставляет равнодушным название Управляющей компании, венчающей «голову» холдинга. «Эталон» – вот, к чему всегда стремился Вячеслав Заренков. Верх совершенства. Результат непрерывного развития в движении. Пример для тех, кому нужен пример, кому интересны передовые идеи.

Однако не все соглашались с такой стратегией развития. И не все были готовы инвестировать в проекты компании и в саму компанию – ждали, как она пройдет через кризисы.

Во время одного из таких кризисов один крупный «знаток» инвестиционного поля как-то спросил: «Вячеслав Адамович, вы знаете, на кого похожа ваша компания?»

– И на кого же?

– Вы только не обижайтесь. Но она похожа на человека, который стоит на краю пропасти с пистолетом у виска…

Через несколько лет этот человек попросил принять его на работу в Группу компаний «Эталон», когда общая численность ее сотрудников превышала уже пять тысяч.

– Ну, хоть в какое-нибудь подразделение!

– Как же так? Вы ведь считали, что мы похожи на самоубийцу у края пропасти, – напомнил Заренков.

– Ошибался. Время расставило все по местам…

Не стоит ждать, пока это сделает время, – бери и сам расставляй. Так и решил Вячеслав Адамович. Он взялся за написание докторской диссертации, исследуя вопрос оценки эффективности современных компаний и преимущества вертикально-интегрированного холдинга как системы управления в условиях кризиса.

Во время защиты докторской разгорелся нешуточный спор. Оппонент Заренкова, убеленный сединами профессор, почетный член академии чего-то и заслуженный работник отрасли, занял дзот на позициях соцреализма. Полтора часа Вячеслав Адамович пытался выбить его из укреплений.

– А я вам еще раз повторю, что стоимость любой компании – это стоимость ее активов, которые отражены на балансе, плюс человеческий ресурс данного предприятия, умноженный на производительность каждого человека, – повторял оппонент заученную формулу из старого учебника.

– В таком случае, как бы вы оценили «Микрософт»? – парировал Заренков. – Пять ребят собрались в арендованном помещении и создали компанию, которая стоит миллиарды долларов! А домостроительный комбинат в Питере, имеющий огромные активы на балансе и немалый штат сотрудников, – его стоимость равна рыночной стоимости занимаемого земельного участка. По вашей логике ум человека надо определять на медицинских весах. Чем больше вес головного мозга, тем человек умнее.

– Как вы можете возражать такому заслуженному человеку? – возмущались бородатые тузы из высшей аттестационной комиссии. И рекомендовали перезащиту в Москве.

В столице к Заренкову были лояльны. С интересом выслушали доклад, завязались живые прения, задавались вопросы. В итоге все до единого поставили ему положительные оценки.

Валентина Матвиенко

21 сентября 2003 года губернатором Санкт-Петербурга стала Валентина Ивановна Матвиенко.

Губернаторы менялись, а Заренков оставался и продолжал развивать свое дело. С каждым руководителем города он устанавливал нормальные (от слова «норма», а не «так себе») отношения, то есть придерживался, как и в бизнесе, оптимальной стратегии. Агрессивная стратегия, (когда человек лезет в друзья), имеет свои негативные стороны.

– Знаешь, Адамыч, уж лучше бы у меня вообще никаких отношений не было с мэром! – разоткровенничался однажды один коллега.

– Почему?

– Да, я открываю к нему в кабинет дверь ногой, могу поговорить обо всем, что мне надо, но тот – хитрец! – тут же отвечает «взаимностью»: мол, не забудь, что мне для города надо сделать первое, пятое и десятое. И нагрузит по полной! Выхожу я от мэра и не понимаю, то ли я решил свой вопрос, то ли получил кучу проблем. И зачем приходил?…

Заренков предпочитал дружить с властью, сохраняя дистанцию.

Валентину Ивановну он знал давно, еще со времен, когда она возглавляла Ленинградский обком комсомола. Вступив в должность, она совершила эволюционный скачок в строительной отрасли.

Чтобы понять значение этого «скачка», надо сделать небольшой экскурс в историю.

Анатолий Собчак был хорош как оратор, политик и даже пророк, но слаб как хозяйственник. Вещать, править, повелевать умами ему было интересно, а остальное оставалось за кадром внимания. На рабочий народ, в том числе на строителей, он смотрел свысока. А ведь строители – это огромная сила. Пожалуй, что именно они и «усадили» Владимира Яковлева в губернаторское кресло. В решающий момент он обратился за поддержкой к строителям, и они дали тот перевес голосов, который и обеспечил ему победу на выборах.

При Яковлеве стала создаваться законодательная база, устанавливающая и регулирующая правила игры. По его инициативе появился инвестиционный комитет – такой демократический орган, который занимался законотворчеством, выделением земельных участков и координацией множества рабочих вопросов, напрямую касающихся строительства. На этот комитет Владимир Анатольевич и возложил, наверное, процентов восемьдесят ответственности за все, что происходит в отрасли.

Валентина Матвиенко подошла к вопросу глобально. Она с первых месяцев работы в должности решила создать стройную законодательную систему регулирования в сфере строительства. Базу! Для этого Валентина Ивановна начала очень плотно работать со всеми. Два раза в месяц собирала строителей у себя, совещалась, прислушивалась, была всегда в курсе происходящего, знала о каждом крупном проекте, содействовала, продвигала. С этой точки зрения она показала себя энергичнее, чем все остальные. Ей действительно удалось построить систему, залить фундамент основных законов и правил.

Вячеслав Адамович мог говорить с губернатором Матвиенко, и она слышала! Не качала головой, не кивала с участливым видом, а вникала в проблемы.

– Валентина Ивановна, ну когда же закончится этот абсурд! Почему строители должны за свои деньги строить детские сады и школы? Вот мы недавно были в Китае, так там за государственные деньги строят сначала школы, садики, магазины, а потом уже привлекают девелоперов, которые возводят в этом районе жилье. И так во многих странах. А у нас? Мы строим и отдаем социальные объекты бесплатно! Мало того, сначала мы должны построить жилой комплекс, получить прибыль, заплатить все налоги, в том числе и налог с прибыли, и уже потом из оставшейся прибыли построить детский сад! Потому что в соответствии с федеральным законом мы не имеем права использовать деньги дольщиков на другие объекты, кроме как на жилой дом. Нас поставили в такие условия: между молотом и наковальней. Мы не имеем права ни одной копейки дольщика потратить на садик и школу, это карается законом. И в то же время нам говорят: строй и передавай городу социальный объект бесплатно!

Но ведь и это еще не все! Полнейший абсурд – это, когда к нам приходит налоговая инспекция и сообщает, что мы должны заплатить налог на утерянную прибыль!

– Как так? – спрашиваю.

– А вот так: вы ведь должны были получить прибыль, а вместо этого из прибыли построили школу. Вот и получается прибыль утерянная – заплати за это налог!

Это вопиющая несправедливость! Изъять из прибыли миллиард рублей на строительство школы или пятьсот-шестьсот миллионов на детскийсад, уплатить все налоги по второму кругу, в том числе налог на потерянную прибыль и передать объекты на баланс города! Где такое возможно?

А что творится с сетями?

Я прихожу в «Ленэнерго», мне нужно подключиться к сети. А они говорят: ты нам сначала построй подстанцию! Да как же я ее построить могу? Я ведь на баланс себе не поставлю! Получается, что я растранжириваю свое имущество? Не имею на это права. У нас публичная компания, наши акционеры по всему миру, мы перед ними отчитываемся. Интересно, что ведь и «Ленэнерго» тоже не может поставить желаемую подстанцию к себе на баланс, потому что она у них будет отражаться как прибыль…

Валентина Ивановна, я, наверное, когда выйду на пенсию, открою булочную в районе, где у нас живут руководители ресурсных компаний. Придет ко мне директор водоканала за хлебом, а я ему с таким накипевшим чувством скажу: «В цену хлеба мы включили стоимость нашего магазинчика. С вас пятьсот тысяч, пожалуйста». Он бежать – а двери закрыты. Вот мы и поговорим тогда.

Вовремя сказанная шутка сняла напряжение. По залу, где проходило совещание, прокатился смешок.

– Хорошо, Вячеслав Адамович, – посерьезнела Матвиенко. – Что вы предлагаете?

– Я предлагаю: у нас есть территория, земельный участок. Мы его осваиваем. Включаем в проект и садик и школу. Подводим под них инженерные сети. Даже фундамент ставим. Но саму коробку будем строить за деньги городского бюджета. По сути, я считаю, это пятьдесят на пятьдесят.

– Это разумно. Надо проработать ваш вариант, подумать, – пообещала тогда Валентина Ивановна.

При всех губернаторах строители поднимали этот вопрос. Он давно уже застрял костью в горле у каждой серьезной компании. И все бесполезно. Теперь, при Матвиенко, появилась хотя бы надежда изменить ситуацию. Ведь недаром из каждого утюга говорили о снижении административных барьеров для бизнеса.

* * *

В августе 2011 года Валентина Ивановна Матвиенко сложила с себя полномочия губернатора Санкт-Петербурга. Она перешла в Совет Федерации и стала первой в истории России женщиной, занявшей пост председателя верхней палаты парламента.

Вопросы, которые ставил Вячеслав Заренков, так и остались нерешенными. Школы и детские сады продолжали строить за счет своей прибыли.

Административные барьеры

Чем чаще и настойчивее власть говорит о снижении барьеров, тем выше растет частокол. Если рассказывать, не позавидуешь.

Это жизнь на пороховой бочке.

Например, реализует Вячеслав Заренков очередной масштабный проект, который прошел уже все мыслимые и немыслимые согласования. Утвердили генплан, получили разрешительную документацию, в бизнес-плане посчитали ожидаемые расходы и прибыль, определили источники ресурсного финансирования… И приступили к работе. И тут у чиновника междометие: ой!

Условия изменились. Мол, потребность в детских садах на территории микрорайона вашей застройки увеличилась. Соответственно, меняется местная норма по количеству квадратных метров на одного ребенка. Надо переделать проект детского сада, который вы обязались построить в рамках взятых на себя социальных обязательств…

В других странах такие вещи задним числом не внедряются, но у нас это именно так и происходит.

В других странах вообще власть не может обязать строительную компанию возводить социальные объекты ЗА СВОЙ СЧЕТ! Это никак не обосновано. Ну, хотя бы потому, что любое требование должно быть прописано в законе, местном или федеральном. А это – не прописано. Что значит построить школу? Школа – это миллиард рублей. Детский сад – полмиллиарда. То есть, компания за свой счет решает задачи власти, теряя при этом рентабельность.

Если раньше, в начале девяностых годов, «ЛенСпецСМУ» подписывал с администрацией города инвестиционный договор, в котором все требования и обязательства сторон были четко прописаны, то теперь, когда застройщик сам покупает участок, власть начинает резвиться вовсю.

Работа идет полным ходом, и вдруг у кого-то там – раз! – и перемкнуло.

– Согласно новому постановлению меняется высотный регламент застройки. С первого числа текущего месяца в этом квартале запрещено строительство жилых домов больше восьми этажей.

А проект рассчитан на четырнадцать. И что с этим делать?

Или так:

– По соседству с вашим микрорайоном разорилась строительная компания. Мы очень просим завершить начатое ею строительство детского сада и школы.

– Но у нас есть план, все просчитано, – возражает Заренков.

– Ну, как-нибудь! Сделайте это, пожалуйста, вы же миллионеры…

По форме это просьба, а по сути – налагаемое обязательство. Начинаются незапланированные траты, рентабельность стремится к нулю.

Или вдруг, как всегда внезапно, изменяются тарифы на подключение к ресурсам. Вода и газ обойдутся дороже на 20–25 %. Значит, надо считать все по новой.

Или:

– Мы тут посмотрели на карту и увидели, что через ваш участок пролегает городская дорога. Надо эту землю отрезать городу, чтобы мы могли ее сделать…

Что такое «отрезать кусочек земли»? Это надо перекроить весь проект, пройти череду новых согласований. Время уходит. А у строителя каждый лишний день – это затраты. На охрану объектов, на краны, которые без дела стоят, на сваебойки, которые замерли в пугающей тишине.

На подступах к Москве

Так происходит всегда: если человек действительно стремится к росту, то в какое-то время перед ним открываются новые горизонты.

Компания «Эталон» все чаще смотрела в сторону российской столицы. Московское направление стало перспективным вектором дальнейшего развития.

Заренков искал подходящий вариант для выхода на новый рынок девелопмента и строительства, отрабатывал входящую информацию.

Например, поступили сведения, что ЦСКА планирует снести один из своих объектов. В результате появится пятно под жилую застройку в хорошем районе. Вячеслав Адамович заинтересовался этой terra incognita, но, сколько не пытался найти концы, чтобы зацепиться за этот участок, ничего у него не получалось.

Но однажды пришел к нему человек, не мал, не велик, верить велит: «Долго ты будешь ходить вокруг да около и все без толку. Есть у меня один генерал, пойди к нему, он все решит, я помогу организовать встречу».

И пошел Заренков к генералу.

Им оказался довольно молодой еще человек, лет сорока, и щеками и телом как надутый пузырь. Казалось, что все в нем было надуто – плотоядные губы, глаза навыкате, широкая, будто отекшая шея, и неестественно пухлые мочки ушей надуто качались над надутыми генеральскими звездами на широких погонах.

Не успел поздороваться, почти сразу, с порога, вопрос.

– Принес?

– Что принес? – не понял Заренков. – Я пришел, чтобы обсудить, насколько реально получить этот участок под застройку нашей компании. Что для этого надо?

– Простые условия: два миллиона «зеленых» приносишь сюда, и все решим! – генерал даже не пытался наладить контакт, простой, человеческий. Ему все было до фонаря. Кони, люди – все смешалось, размылись границы мира, и остался лишь он, в самом центре, один, генерал.

Крупно повезло ему в жизни, когда в одночасье невесть откуда в руках оказались вожжи власти. Теперь он волен решать, кому дать участок, а кому не дать. Так называемое «служебное положение», которым он пользовался без стеснения. Два миллиона «зеленых» уже казались ему вполне нормальной таксой за свои услуги.

– Разве мы не должны обсудить детали? – все-таки пытался наладить диалог Вячеслав Адамович. – Возможна ли оплата частями, с составлением договора, чтобы платить за этапы выполненных работ перечислением на расчетный счет…

– Что я сказал непонятного? Два миллиона мне сразу, а разговоры потом.

Внутренний голос уже не нашептывал, он возопил к Заренкову: «Нет, не твое это! Эта сделка тебе не нужна! Лучше потерять, чем вот так приобрести».

Директор строительной компании развернулся и, не прощаясь, вышел из кабинета. Проходя по длинному коридору военного ведомства, он с недоумением смотрел на двери, украшенные массивными дорогими табличками, слева и справа. Сколько дверей! И за каждой по генералу. А ведь когда-нибудь этот нарыв прорвется…

Прошло чуть больше недели, когда до Заренкова дошла информация: генерал-пузырь найден в своем кабинете с простреленной головой. Сам застрелился или кто-то помог – это даже не интересно, потому что подобный финал легко прогнозируем.

Сдулся, значит.

Но Москва как будто сама уже искала свои подступы к Заренкову. Раз за разом раздавался звоночек судьбы, призывая в поход на столицу. На этот раз человек сам разыскал Вячеслава Адамовича.

– Понимаете, в центре города стоит фабрика! Мы производим протезы. Они, конечно, не совсем такие, как в Германии. Но спрос на нашу продукцию все-таки есть, – рассказывал гость, крепкий мужчина лет тридцати, ветеран войны в Афганистане, сам с протезом ноги – подорвался на мине.

– На нас сейчас очень давят, денег катастрофически не хватает, и кое-кто хочет этим воспользоваться, – продолжал посетитель. – Я к вам с таким предложением: часть фабрики я вам отдаю под снос, можете строить жилье. А на другой части я делаю современное предприятие! Как говорится, деньги ваши, идея моя. Совместный девелоперский проект!

– В принципе, мысль интересная.

– Вот, я так и знал, что вы одобрите. Но надо получить «добро» у одного чиновника, от его подписи все зависит. Вы мне поможете?

Поехали вместе к чиновнику. По всей видимости, это был родной брат пузыря-генерала. Очень похож. Все то же самое, от одной мамы. Это она приучила их так плотно ужинать на ночь и так с людьми разговаривать. Только чиновник был с красным лицом, постарше и без волос.

– Ну, что приехали?

Заренков молчит, воин-интернационалист объясняет.

– Забудь про фабрику, – сказал краснолицый. – Просто считай, что ее у тебя нет и никогда не было.

– Как же так? Я инвестора нашел, мы готовы работать…

– Забудь, я сказал, тема закрыта.

– Я до Лужкова дойду! – не мог смириться мужчина. – Производство протезов – это социально ответственный бизнес, сколько инвалидов в стране, Афганистан…

– Вы свободны, – сказал брат-близнец покойного генерала.

Пуля пощадила парня на войне, но достала в бизнесе. Не дали ему дойти до Лужкова.

Майкл Калви

Потом приехал Ярослав, солидный и презентабельный. Недаром работал в управлении на Старой площади. Ему точно можно доверять. Его предложение идти на Москву звучало уверенно, как из уст Ярополка.

– Я вижу в этом большие перспективы развития для вашей компании!

– Я тоже вижу, – согласился Вячеслав Адамович.

Специально для работы в столице было создано новое предприятие «Эталон-инвест». Ярослав стал его генеральным директором.

Сняли офис в столице, штату сотрудников платили зарплату, гендиректор время от времени предлагал какие-то авантюрные проекты, но что касается реального дела, то ничего у него не получалось. Не могут бывшие чиновники нормально управлять и развивать компанию. Им продолжает казаться, что все работает само по себе. Надо только дать указания и все будет двигаться.

Пришлось заменить Ярослава. Нашли Александра. Но история повторялась. И новый директор ни одного пятна под застройку не приобрел.

В 2007 году в Москве Вячеслав Заренков познакомился с международным инвестором, управляющим партнером фонда Baring Vostok Capital Partners Майклом Калви. Высокий, стройный, подтянутый, сорокалетний Майкл вызывал симпатию. С ним хотелось работать. Он вызывал безусловное доверие и производил впечатление человека порядочного и профессионального.

Фонд Baring Vostok специализировался на инвестициях в России, а значит, Майк понимал, что компания «Эталон-инвест» имеет хорошие перспективы. Инвестировать в нее можно и нужно.

В результате переговоров было решено, что Фонд приобретает 17,5 % акций компании Заренкова за 175 млн. долларов.

– Но с одним непременным условием! – сказал Калви. – Мы идем на эту сделку, если вы готовы вывести компанию на IPO и капитализировать свои акции. Для нас это очень важно! Можете считать, что это связанная сделка.

Предложение интересное. Оно открывало перед предприятием, созданным Вячеславом Заренковым с нуля, новые горизонты. Вспомним, двадцать лет назад оно начиналось со скромного строительного кооператива численностью в двадцать пять человек! Выйти на биржу – это все равно что вывести спутник на космическую орбиту. Почти то же самое, что шагнуть в открытый космос. Соответственно, и работа для этого предстояла огромная.

– Ничего, мы поможем вам со специалистами, – пообещал Майкл Калви.

Они подготовили документы, провели сделку, и на деньги нового акционера, фонда Baring Vostok, выкупили земельный участок в подмосковном Красногорске под строительство микрорайона «Изумрудные холмы».

Так питерская компания шагнула в Москву.

Земельный участок, приобретенный за 175 миллионов долларов у частных лиц, – примерно пятьдесят гектаров, – это просто земля. «Голая», как говорится. Да, был проект застройки, но его пришлось переделывать. Была разрешительная документация – ее тоже дорабатывали на ходу. И только через год началась стройка нового микрорайона.

В это время работа по подготовке компании «Эталон» к выходу на Лондонскую биржу шла уже полным ходом.

Вячеслав Адамович понимал, что статус публичной компании – это не только деньги, которые принесут инвесторы, приобретая акции. Это еще и корпоративная культура, настройка предприятия по международным стандартам. То есть – рост и развитие! Это совершенствование, движение вперед, новые методы управления и новые подходы к работе. Словом, именно то, что составляет сердцевину Заренковской натуры, ее стержень и смысл. Для него застой и топтание на месте смерти подобны. Год за годом он набирал темп и держал себя в этом высоком ритме, как профессиональный бегун на дистанции. За работой даже не замечал, как летит время. Принесут в декабре на утверждение макет нового корпоративного календаря на следующий год, и он удивлялся: «Что, уже 2008-й? Кажется, что мы неделю назад календарь на 2007 год отдавали в печать»…

Технику корпоративного управления осваивали с помощью самого Майкла Калви. Он прилетал в Санкт-Петербург со своим партнером Алексеем Калининым, с трудоголиком Александром Тяпиным. С компанией Заренкова работала целая команда, где были и юристы, и финансисты. Деловые отношения переросли в дружбу. С Майклом было о чем поговорить не только за рабочим столом, но и в бане, и за игрой в бильярд.

А еще подготовка к выходу на IPO стала для Заренкова поводом выучить наконец-то английский.

Язык

Он всегда понимал, что язык нужен. Но понимал как-то вскользь, походя, и вдруг тема обрела актуальность. Общение с иностранцами уже началось, а впереди его будет все больше и больше. Чтобы не чувствовать себя глупо на переговорах с иностранцами, чтобы обходиться без «костылей», без посредников, Вячеслав Адамович решил учить язык с нуля. Сначала доверился рекламе, обещающей усвоить «английский за две недели». На две недели отправился в Лондон и тогда уже понял, насколько это наивно.

Вернувшись домой, он засел за учебники, нашел репетитора, целый год занимался и уже после этого полетел в студенческую столицу Англии – Кембридж. Два месяца бизнесмен жил в скромном отеле в шести километрах от частной школы, в которой учились студенты разных возрастов из многих стран мира. По утрам, надев джинсы-футболку-бейсболку, Заренков садился на велосипед и ехал на занятия. Никаких автомобилей! Больше движения, больше общения!

Как известно, отчеств здесь нет. И с первых же дней Вячеслав Адамович резко помолодел. Для однокурсников и для своего учителя Джона он стал просто Слава, как в детстве. Давненько его так не называли.

И давно он не жил так, спокойно, расслабленно.

Гулял по окрестным лесам, сидел с Джоном в пабах, смотрел футбол, ходил на бега. Первый же визит на ипподром увенчался для Заренкова выигрышем приличной суммы денег. Странно: он поставил на лошадь, которая первой прийти никак не могла – и возраст солидный, и жокей чрезмерно полноват. Но уж больно красиво смотрелась лошадка, и Слава, погладив ее, попросил: «Покажи, на что ты способна!»

В итоге, уже отставая, кобыла сбросила наездника и вырвалась к финишу первой. После долгих споров ей все-таки присудили победу. А на выигранные в тотализаторе деньги русский студент купил два велосипеда, для себя и для Джона. И на билеты в театр осталось. Московская труппа давала в Кембридже «Три сестры» Чехова. Купив билеты, Заренков устремился к ближайшему цветочному магазину, вернулся с тремя букетами.

– Зачем? – удивился Джон. – Тут не принято.

– Что значит «не принято»? – улыбнулся Слава. – Почему нет? Ведь традиции устанавливаем мы, люди!

В зале все с удивлением смотрели на охапку цветов в руках странного русского. Но когда после спектакля он поднялся на сцену и раздал сестрам по букету, зрители поднялись и стали аплодировать стоя.

– Нам тут еще никто цветы не дарил, – успела шепнуть одна из актрис.

– Они просто не знали, как это здорово, – пошутил Вячеслав. – Ничего, мы их тоже чему-нибудь научим…

А Джона он научил русской бане. Пригласил своего педагога в Россию, показал Эрмитаж, Русский музей, Исаакиевский собор, и Москву, и Кремль, и Арбат. А потом, наконец, привез на свою базу отдыха под Санкт-Петербургом, на Вуоксу. Пар был крутой, березовые веники выбивали английские условности и предрассудки, а прорубь вызывала экстаз рождения заново.

И малиновый чай, и тройная уха на костре с горящим поленом в котле.

Так Джон узнал русских, а Вячеслав Заренков неплохо выучил английский язык.

Уроки для внука

Но как, на каком языке общаться с внуками? К тому времени у Вячеслава Адамовича их было двое, Владислав и Настя.

В какой-то момент Влад начал лениться. Успеваемость снизилась, с пугающей частотой в дневнике замелькали плохие оценки. Нотации не помогали, они только злили подростка. Надо было придумать что-то другое, более действенное.

И тогда дедушка привел внука на стройку, чтобы показать ему жизнь.

– Смотри, вот наш сантехник. А это каменщик. Вот бетонщик, знакомься. Если в школе тебе уже не интересно, то зачем зря штаны просиживать? – рассуждал Вячеслав Адамович. – Ну ее, эту школу. Давай-ка мы с тобой прогуляем недельку!

Влад пару дней ходил по пятам за сантехником. Потом за каменщиком, и так далее. Смотрел, как люди работают. Вместе с очередным наставником промерзал на холоде или мок под дождем.

– А теперь мы будем по гостям ездить, – предложил Заренков. – Посмотрим, как живут твои напарники.

И они приезжали к рабочему в однокомнатную хрущевку, в которой проживало по пять-шесть человек. Проходили на кухню, где не развернуться вдвоем. Угощались лучшими бутербродами с майонезом и огурцом или с колбасой – такой, какую у себя дома Влад есть бы точно не стал. Конечно, их встречали радушно. Они много общались.

Приезжали домой к мастерам и к прорабам. Влад мог увидеть разницу в быте, в уровне жизни. Это был очень хороший урок. Подросток выходил из своей скорлупы, включался в реальность, менялось сознание. Нотации не дали бы такого эффекта. Сколько ни кричи, ни нуди над ухом, что «надо учить уроки» – ничего не сработает. Заренков хотел показать пример жизненный, и он его показал. Неделя прошла, они объехали всех и Вячеслав Адамович вдруг серьезно спросил:

– Ну что, Владислав, посмотрел? Решил, кем ты будешь: каменщиком или бетонщиком? На вот, почитай на досуге, – и дедушка протянул внуку конверт.

Нет, не с деньгами. Там было письмо, которое называлось «Твои перспективы на жизнь». Просто, доступно и очень убедительно дед расписал, что будет, если Влад окончит школу на тройки. Какие «перспективы» его в этом случае ожидают. И что будет, если он приложит труд и усердие, как может измениться его жизнь и судьба.

– Прочитай внимательно это письмо, когда приедешь домой, и храни до тех пор, покуда не станешь нормальным человеком.

Эх, кабы каждому русскому, да в нужное время, да по такому-то деду!

Владислав взялся за ум, поступил в институт на юридический факультет, но Вячеслав Адамович внука не оставляет, он деликатно гнет свою линию, стараясь направить молодого человека в экономику, в управление. Он даже читает ему свои лекции по скайпу. Дает практические навыки в сфере управления компанией. Говорит о смысле лидерства, о миссии компании. В четыре скайп-сессии, которые включали в себя и лекции и проверочные задания, Заренков вместил объем информации, который дают в институте в течение двух семестров.

Стратегии

Отдельной темой в этом цикле лекций для внука стал разговор о стратегиях.

– Управленец, он же лидер, всегда должен иметь абсолютно четкую стратегию! Как известно, есть три модели ведения бизнеса: консервативная стратегия, оптимальная и агрессивная. Лично я всегда выбираю оптимальную, даже чуть близкую к консервативной, – рассказывал Вячеслав Адамович. – Если входим в благоприятный период, то можем действовать… – да, умеренно агрессивно. Но при этом не стоит форсировать рентабельность. Наш темп годового развития я всегда старался держать в рамках 12–18 %. Двадцать – максимум…

Все проверено опытом. За годы работы много повидал Заренков разных людей и, соответственно, разных стратегий.

Бывало, что конкурент перехватывал, утаскивал прямо из-под носа земельный участок. Переплатил на три миллиона долларов больше, и продавец переметнулся к нему. И что? Прошло двенадцать лет, а проект так и не реализован. Земельный участок простаивает – расходы идут. Надо платить за проект, за охрану, налог на землю и прочее. Он уже и сам не рад, что выдернул этот участок, пытается перепродать его, но после кризиса цены упали процентов на сорок, и все. Жадность – плохая модель.

Или так: компания набирает кредиты и начинает позиционировать себя лидером отрасли. Земли скупаются, серьезные деньги идут на рекламу, каждый второй баннер в городе утверждает, что они самые лучшие. Да, агрессивно. Но необоснованно. Самоуверенность – плохая модель.

А можно строить два-три жилых дома в год, идти тихой сапой, никуда не высовываться, жить спокойно, платишь налоги, зарплату, и на масло хватает. Со стороны подумаешь, что это и есть консерватор. Но это не так. Тупиковая ветка развития. Такую компанию непременно поглотят более крупные игроки. Предприятие надо развивать поступательно и непрерывно.

– Это понятно, – кивал головой Влад. – Все стройно и грамотно ты излагаешь. Но ведь есть форс-мажоры там всякие, жизнь ставит подножки. У тебя это было?

– А как же! Взять, например, историю с Биржей»…

Биржа

В феврале 2010 года в Санкт-Петербурге торжественно открылся бизнес-центр «Биржа» на Васильевском острове. Еще недавно его строительство – точнее, разгоревшийся скандал и бурные протесты «петербургской общественности» по поводу этого объекта – могли бы занять первые строки в рейтинге самых громких событий городской жизни 2008 года. Офисный комплекс, предназначенный в первую очередь для размещения «Биржи Санкт-Петербург», как выяснилось, портит вид исторического ансамбля на стрелке Васильевского острова. Холдинг «Эталон ЛенСпецСМУ» обязали снести два верхних этажа уже готового здания.

Конечно, у этой истории была своя подоплека, в которой сам Заренков толком даже не хотел разбираться. Он знал, что есть некие темные силы… Проще – есть люди, которые хотят открыть нефтяную биржу в Санкт-Петербурге. Похоже, они даже плохо себе представляли, что такое биржа по сути. По сути – это небольшой кабинет, где проходят торги, и огромная мощная система, современнейшее оборудование. Люди решили выкупить старинное здание, где еще до революции располагалась биржа. Выкупить, оборудовать его под нефтяные торги, а конкурентов подвинуть – не просто снести два этажа, а закопать их.

Расчет был тонкий: сначала поднять волну в средствах массовой информации, взбудоражить общественность под стягами «защиты исторического ансамбля», затем, где надо, нажать и обязать инвестора-застройщика снести мозговой центр «Биржи», верхушку готового здания.

Во-первых, таким образом удастся рассорить Заренкова (застройщика) с Николаевым (заказчиком), во-вторых, подпортить репутацию холдингу «Эталон», в-третьих, не допустить открытия «Биржи», то есть устранить конкурента.

Они прекрасно были осведомлены, что все техническое оборудование размещается как раз в этих двух этажах, самых верхних.

Но не знали, как работает мысль Заренкова, как его мозг решает такие задачи.

Для начала: они очень дружили. Президент биржи Виктор Васильевич Николаев и председатель совета директоров «Эталон-ЛенСпецСМУа» Вячеслав Адамович Заренков. Один выступал заказчиком, второй – инвестором и строителем. Кстати, строительство началось еще в далеком 2000-м году. Был один инвестор-застройщик, потом второй, но за шесть лет объект так и не вышел из нулевого цикла. В 2006 году в проект вошел холдинг «Эталон-ЛенСпецСМУ». И достроил бизнес-центр за два года! И тут разразился скандал, а потом и команда из Смольного поступила: надо подрезать немножко!

– Валентина Ивановна, мне известен один единственный случай в истории, когда сносили этажи у готового здания. Это было в Эмиратах. В Дубай потребовали демонтировать один этаж 125-этажного здания и то в связи с конструктивными проблемами, – защищал свой объект Заренков в кабинете губернатора Матвиенко.

– Вот и докажи, что мы умеем не только строить, но и сносить не хуже арабов, – мрачно пошутила Валентина Ивановна. – Слава, ничего не поделаешь, надо!

Команда о демонтаже могла бы (и по всем расчетам должна была) вбить клин между партнерами и друзьями. Темные силы верили, что точно рассорят их.

– Что будем делать? – хмуро спросил Николаев.

– Давай сначала выработаем принцип наших взаимоотношений в критической ситуации, – предложил Заренков. – Кто мы? Мы – друзья! А значит, кто бы ни вбивал клин между нами, мы должны решать этот вопрос с позиции дружбы, совместно преодолевая трудности.

Оттолкнувшись от этой платформы, они и начали действовать. Оборудование перенесли на два этажа ниже, предварительно укрепив конструкцию. После чего начался демонтаж, который обошелся ни много ни мало – в шесть миллионов долларов!

Все, вопрос закрыт. И друзьями остались, и проект довели до финала.

Правда, это чисто внешняя сторона. Самые близкие люди видели, как переживал всю эту историю Заренков. Говорят, был чернее тучи, сам не свой, за его здоровье начали опасаться…

А теперь чего ж – торжественная церемония! Небывалое количество гостей собралось в новой «Бирже». Без всякого преувеличения: столько фото и телекамер собирает лишь визит президента страны. Скандал двухгодичной давности подогрел интерес. Церемония открытия началась с экскурсии. На последнем, шестнадцатом этаже, Заренков продемонстрировал результаты кропотливой и тонкой работы по переносу коммуникаций. Окна от пола до потолка открывали потрясающий вид на исторический центр Петербурга! Защелкали камеры – всем надо сфотографироваться.

Общие потери компании, включая затраты на строительство и снос этажей, а также недополученная прибыль от аренды площадей в течение полутора лет простоя составили восемь миллионов долларов. А общий объем инвестиций в проект «Биржи» – сорок восемь миллионов долларов.

– Но у нас есть и хорошие новости, – сообщил Заренков гостям. – Уже сейчас компании удалось продать более шести тысяч квадратных метров офисных помещений. Это немного меньше половины всей площади. Цена продажи составила от трех до четырех тысяч долларов за квадратный метр.

А потом вынесли торт. Он был точной копией бизнес-центра «Биржа».

– Мы предлагаем вам попробовать демонтировать кусочек этого торта, – пошутил ведущий. Люди заулыбались.

«Как легко он делает сложные вещи! И как умело обыгрывает и ситуацию, и людей, которые хотели его поражения», – эти простые мысли в тот день буквально витали в воздухе и не раз озвучивались в кулуарах мероприятия. Многие-то были в курсе, что у конкурентов тандема Заренков-Николаев с нефтяной биржей так ничего и не вышло.

Они не смогли, и это естественно, разместить в старинном здании необходимое современное оборудование. Для современного оборудования нужны современные стены, звукоизоляция, мощное кондиционирование, надо ломать перегородки, передвигать стены, поднимать крышу. Этого им никто не позволил. Закон об охране памятников и сохранении исторического облика Санкт-Петербурга надо чтить. Если уважаешь свой город. Заренков его созидал, как говорится, своим горбом. Пока горб (ну, то есть спина) не дала сбой.

Под самую кость

Это случилось в начале мая 2010 года. Пиар-служба компании «Эталон ЛенСпецСМУ» решила устроить необычную акцию – художники сделали тематическое граффити на заборе, прямо напротив офиса. Заренкову выпала скромная миссия – дорисовать георгиевскую ленточку. Приглашенные журналисты нацелили камеры, Вячеслав Адамович взял в руки кисть, наклонился… а разогнуться не смог. Острая боль пронзила спину. Холодный пот заструился по лицу. Давняя автомобильная авария, которая случилась по дороге в Выборг, – тот страшный полет с недостроенного моста на гигантские валуны – вдруг, так не вовремя, напомнила о себе. Тогда на позвонке осталась трещинка. С годами образовался нарост, который сейчас, в такой неудобный момент, что-то там защемил и сковал так, что не разогнуться, не сдвинуться!

Немцы оперировали Заренкова в Гамбурге в День Победы. Сказали alles ist gut, но хорошего было мало. Вернувшись, Вячеслав Адамович еще месяц находился в лежачем положении, почти не вставал. Рабочие совещания проводил полулежа по скайпу. Писал письма сотрудникам. Это были настоящие программные документы. Вот одно из таких писем, красноречиво характеризующее и текущую ситуацию и самого Заренкова.

«Всем руководителям компаний, входящих в холдинг «Эталон-ЛенСпецСМУ»

Руководителям подразделений ЗАО «Управляющая компания «Эталон»

Уважаемые коллеги!

Период кризисной ситуации, когда я требовал снижения выполняемых объемов работ, отсутствие достаточного финансирования, когда проплачивать было нечем, мое длительное отсутствие и, конечно, «аномальная жара» привели всех к расхолаживанию и апатии по отношению к развитию вверенных вам предприятий. Появилась какая-то самоуспокоенность: «а зачем нам больше, когда и так вроде бы неплохо».

– Все! Забыли!

Призываю ПЕРЕСМОТРЕТЬ эту ситуацию, встряхнуться и засучив рукава начать снова энергично работать:

– сдавать объекты,

– увеличивать объемы,

– активно раскрывать новые объекты,

– работать по внешнему заказу.

Дерзать, изобретать, рационализировать, быть, наконец, конкурентоспособными, заниматься инновациями, эффективностью, качеством, то есть эффективно УПРАВЛЯТЬ компанией!!!

За вами пойдут и субподрядчики и другие. Они тоже пока «спят». Сегодня главное – обрубить все щупальца кризиса, получить свободу и – вперед! И это будет главным лекарством для моего выздоровления. А я уж постараюсь. Надеюсь на понимание.

Председатель Совета директоров В.А. Заренков

16 июля 2010 года»

В августе того же 2010 года пришлось делать повторную операцию на позвоночнике. Уважаемый Доктор, профессионал и профессор Юрий Алексеевич Шулев, провел ее успешно.

– Немцы – они чрезмерно аккуратные, да к тому же риска боятся, – пояснил Юрий Алексеевич. – А тут надо резать смелее, смелее, под самую кость!

Небесная линия

А уже в октябре 2010 года Вячеслав Заренков стал лауреатом первой городской премии «Небесная линия». Эта идея – учредить поистине народную премию – родилась в голове Олега Руднова, президента Балтийской медиа-группы, которая включала в себя самые влиятельные средства массовой информации Санкт-Петербурга. Это и канал «100 ТВ», и радиостанции «Радио Балтика» и «Нева FM», и газеты «Вечерний Петербург», «Смена», «Невское время». Олег Константинович оказался не только талантливым журналистом, но и незаурядным лидером, сильным организатором, умевшим сплотить вокруг себя самых ярких представителей власти, культуры и бизнеса.

Идею «Небесной линии» поддержал «Всемирный клуб петербуржцев». Процесс начался. В течение полугода горожане выбирали самых достойных. Приходили в офис медиа-группы на Петроградской стороне или просто звонили по телефону, чтобы сообщить, кого и за что они уважают в Санкт-Петербурге. Никакого административного давления, никакой агитации и подтасовок, процентов по явке. Иди и скажи. Назови любую фамилию, только объясни, мотивируй – за что?

«Небесная линия» – не бальзам для амбиций, не коммерческое предприятие, – премия была лишена денежного эквивалента. Она призвана была стать общественным признанием Поступка. Уважительным рукопожатием человеку от города.

– За что?

– За то, что любите свой Петербург.

Официально: «за заслуги в области сохранения исторического наследия города, его классического архитектурного облика».

В итоге лауреатами стали трое. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, кинорежиссер Александр Сокуров и заслуженный строитель России Вячеслав Заренков. Церемония награждения состоялась на 24 этаже жилого комплекса «Золотая гавань» на Приморском проспекте. Отсюда, с восьмидесятиметровой высоты, открывается потрясающий вид на Финский залив, на старый город, на новые жилые массивы.

В тот вечер здесь высокие гости произносили высокие речи.

– Можно строить по-разному, – говорил почетный гражданин города Михаил Михайлович Бобров. – Мы видим, как это делали великие люди, архитекторы Росси, Монферран, Кваренги. Но сегодня появились строители, которые разрушают историю, нахраписто забираясь со своими творениями в самый центр. А есть и другие, как наш лауреат Заренков, профессор архитектурно-строительного университета. Вячеслав Адамович талантливо и достойно вписывает в страницы прошлого новые строки…

Поздравить лауреатов «Небесной линии» приехала губернатор В.И. Матвиенко.

– Только вдумайтесь! Ведь наш Петербург – это единственный российский город, исторический центр которого полностью занесен в список охраняемых ЮНЕСКО памятников! – сказала Валентина Ивановна. – Несколько лет назад мы приняли Стратегию сохранения культурного наследия, она основывается на принципе «развития через сохранение». И сегодня я хочу поблагодарить наших победителей, которые этот принцип сделали своим личным девизом…

Вместе со знаком премии, элегантно исполненным в яшме, каждому лауреату вручили уникальное, изданное в единственном экземпляре издание – книгу, в которой собраны слова благодарности петербуржцев в ходе народного голосования.

Играла живая музыка, гости церемонии с любопытством осматривали выставку шикарных костюмов, пошитых для новой картины Сокурова «Фауст», знакомились с новыми пейзажами строителя Заренкова. Весь цвет питерской интеллигенции, собранный в одном месте, как водится, был занят обсуждением последних новостей городской жизни. В этой суете к Вячеславу Адамовичу подошел писатель Даниил Гранин, добрый друг его.

– Слава, я тебе вот что сказать хотел, – негромко произнес Даниил Александрович, которому уже перевалило за девяносто лет. – Я знаю, какая непростая у тебя была история со сносом этажей этой «Биржи». Да-да, мы с тобой уже говорили об этом… Но сейчас я хочу сказать другое. То, как ты поступил, то, как ты вышел из этой ситуации, – это большой поступок! Дай пожму тебе руку!

– Комплимент действительно умного человека перекрывает тысячи обид от пошляков, – улыбнулся в ответ Заренков, воспроизводя по памяти одну из известных цитат Писателя, Воина, Гражданина.

И подумал: «Как причудливо с нами играет судьба! Еще юношей я читал его книги. Они многому учили меня. Но разве мог я предполагать, что сам Даниил Александрович, лично, тоже станет моим учителем, собеседником, другом!».

– Ты на премьерный показ моего фильма остаешься? – спросил Александр Сокуров, тоже друг и лауреат.

– Конечно, иду. Непременно иду!

Церемония награждения премией «Небесная линия» завершалась премьерой фильма «Фауст». Она состоялась здесь же, в «Золотой гавани», на высоте Заренкова.

Такие разные друзья

– Ну, как тебе фильм? – поинтересовался Александр Сокуров после завершения частного просмотра, уже на выходе.

– Ох, Саша, теперь всю неделю я буду в церковь ходить, чтобы избавиться от всей этой дьявольщины, которую ты в своих героях выворачиваешь наизнанку, исследуя бездны падения личности, – отшутился Заренков.

– Тонкая рецензия, – улыбнулся Александр Николаевич. – Но, заметь, «Фауста» не я написал, я его экранизировал! А избавляться от таких ощущений лучше всего у тебя в баньке. Бесы боятся березовых веников!

– Приходи, без вопросов, попаримся. Всегда тебе рад.

Какие разные они, эти друзья. Например, с Сокуровым они не просто одногодки – у них и судьбы похожие. Оба родились в отдаленной глубинке. Александр – из причудливой Подорвихи, что под Иркутском. Сын военнослужащего, он много где побывал, вбирая впечатления для будущих фильмов. Учиться начинал в Польше, а окончил школу в Туркмении…

Сошлись они, режиссер и строитель, в детстве мечтавший стать режиссером, во время совместной работы в общественном Совете Балтийской медиа-группы, где самых разных, но однозначно, талантливых и прорывных в своей отрасли людей собирал Руднов. И с тех пор время от времени могли посидеть за бокалом вина, пообщаться, точно зная, что их слова воробьями по городу не разлетятся.

Или адмирал Михаил Васильевич Моцак. Тоже друг. Герой России, заместитель командующего Северным флотом. После катастрофы, которая произошла в августе 2000 года с подводной лодкой «Курск», вице-адмирал лишился своего поста и по собственному желанию уволился в запас. Но не потерялся на суше. Его опыт и знания пригодились на должности заместителя полномочного представителя Президента России в Северо-Западном федеральном округе. Он так легко, органично влился в это чиновничье море, но при этом не растворился в нем, не покрылся слоем коррозии, а сохранил офицерскую честь.

Встречаясь, они могли говорить, о чем угодно. Кроме одной темы – кроме непростой истории с АПРК «Курск».

– Вячеслав, знаешь, как бы хотелось мне собрать здесь, в Петербурге, всех четырех командующих флотами!

– А в чем дело?

– Да вот, сколько ни пытался я – никак не получается. Кто-то непременно не может. У всех дела, понимаешь, – сетовал адмирал.

– Тогда давай я возьму все на себя!

Заренков лично позвонил каждому, и – получилось! Все четыре командующих в назначенный день прибыли в расположение его офиса на Богатырском бульваре.

Два дня просидели, вспоминая былое за накрытым столом. И время от времени сами дивились: «Никогда и никто еще нас, главнокомандующих, всех вместе не собирал. Обязательно у кого-то найдутся дела неотложные!»

У Даниила Гранина Заренков много раз бывал на писательской даче в Комарово. Брал бутылочку хорошего ликера и приезжал, чтобы поговорить обо всем. Интересно, что тот интересовался действительно всем, что происходит в городе, в мире, в стране. Не боялся публично высказать свою точку зрения по острым вопросам. А еще помогал советом и делом начинающим писателям, которых Заренков с ним знакомил.

– Прочел недавно замечательную книгу о Белоруссии, «Надлом» называется. Писатель, Василь Яковенко, крайне талантливый человек, мой земляк, кстати.

– А почему я его не знаю? – удивлялся Даниил Александрович. – Ты не мог бы его ко мне привезти?

Острый ум, широта интересов и глубина суждений, любовь к жизни без примеси пессимизма – все это не могло не притягивать к писателю с мировым именем. И еще одно важное качество, которое Вячеслав Адамович ценит в людях, – это способность меняться, способность к развитию. Автор романов о войне, соавтор «Блокадной книги» – она была написана совместно с Алесем Адамовичем – Даниил Гранин написал «Она и все остальное. Роман о любви и не только». Вячеслав Заренков, прочитав эту книгу, был удивлен: как молодо и свежо звучат строки, написанные человеком в преклонных летах, о любовных переживаниях, о юности, девушках.

Значит, не стареет душа?

– Душа-то она, может, и не стареет. А вот сердце надо беречь, – время от времени напоминал знаменитый хирург и тоже друг Федор Углов.

Большая разница в возрасте никак не сказывалась на их отношениях. Федор Григорьевич родился в Иркутской губернии на заре века, в 1904 году, в типичной крестьянской семье: шестеро братьев и сестер, бедность, изнуряющий труд. Но насколько силен должен быть человек, сколько атомной энергии нужно душе, чтобы пробить себе путь через непроходимые льды российского бытия – из далекой деревни Чугуево до Ленинграда, где Федор поступил в аспирантуру мединститута, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, написал свои первые научные труды. Он оперировал в медсанбате на Финском фронте. Под бомбежкой, в невероятно тяжелых условиях оперировал в блокадном Ленинграде, получая самый обычный паек работающего человека. Его автобиографическая книга «Сердце хирурга» стала мировым бестселлером, а слава о Федоре Григорьевиче вышла далеко за пределы СССР. Американский кардиохирург Майкл Эллис Дебейки однажды сказал: «Углов – это национальное достояние России. Он двинул хирургию так же высоко, как Гагарин и Леонов – покорение космоса».

Вячеслав Заренков прочитал «Сердце хирурга» несколько раз. А из личного общения с Угловым, из его рассказов за чашкой чая мог бы, наверное, набрать материала еще на одну книгу об этом человеке, вошедшем в книгу рекордов Гиннеса. Он стал старейшим практикующим хирургом в мире! Одну из своих операций Федор Григорьевич проводил накануне своего столетнего юбилея…

Вот кто действительно любил жизнь! Он планировал встретить 2054 год, год своего 150-летия. Выработал собственную систему долголетия: каждый день обливался ледяной водой, делал по сто приседаний, много ходил пешком, относился ко всему с оптимизмом, сам водил автомобиль «Жигули», был трижды женат и в последний раз стал отцом в шестьдесят шесть лет.

Знаменитый хирург приезжал в гости к именитому строителю и мог два-три часа беседовать с его отцом Адамом Алексеевичем. А потом строитель ездил на дачу к хирургу в Комарово. Удивительно здесь проходили вечера. Хозяйка подавала пироги, Федор Григорьевич угощал всех грибами собственного посола. Собирались дети и внуки Углова, музицировали, пели романсы, читали стихи, просто общались, как в дореволюционных светских салонах. И всем без вина было весело и хорошо.

Интересная вещь: наблюдая за Федором Григорьевичем, Заренков отмечал, что в основе его системы долголетия, краеугольным ее камнем были все-таки не физическиеупражнения, умеренность в питании и трезвость, нет. Ее фундамент – философия непрерывного развития. То, что у японцев называется «икигай». Выбрать цель и постоянно идти к ней, совершенствоваться, не останавливаясь на достигнутом. А для здоровья сердца был у Углова уникальный рецепт: «Делай добро. Зло, к сожалению, само получится».

Сто лет назад

Став сказочно богатым и влиятельным человеком, потомственным дворянином, кавалером множества российских и иностранных орденов, Петр Губонин и его сыновья значительную часть своих доходов тратили на помощь сирым, больным, обездоленным и увечным. Особенно впечатляет строительство Брянского машиностроительного завода, на голом месте, в заболоченных лесах! Это крупнейшее в России предприятие выпускало рельсы, паровозы, вагоны, сборные элеваторы и прочую продукцию из металла. Даже броню для броненосца «Князь Потёмкин Таврический».

На территории завода, кроме цехов и других необходимых заведений, была также больница из пяти павильонов с аптекой и амбулаторией. Мужская и женская школы. Церковно-приходская школа, ремесленное училище, два парка, пруд, птицеферма, народная столовая на полтысячи человек, заводской продовольственный магазин с паровой мельницей и бойней, детский сад…

Под силу ли все это одному человеку?

Губонину было под силу!

Он обустроил здесь триста усадеб с огородами, коровниками и ледниками. Две церкви, вмещавшие четыре тысячи человек.

Петр Ионович открывал технические училища в Москве, Коломне и Борисоглебске. Построил здание духовной семинарии в Твери. Не сосчитать, сколько именных стипендий он учредил…

И между тем, на пике активности, он уже думал о том, как и где ему встретить спокойную старость.

«Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря», – писал Иосиф Бродский.

К Черному морю устремил свои взоры каменный Петр. Для своего пристанища он выбрал захудалое татарское село Гурзуф, которое купил в 1881 году. Этот укромный уголок в двенадцати верстах от Ялты за короткое время промышленник превратил в курорт мирового уровня. Ударными темпами он построил здесь шесть больниц, разбил парк, устроил фонтаны, провел освещение. К услугам отдыхающих были его рестораны, прачечные, телеграф, магазины и, конечно же, храм.

Церковь Успения Пресвятой Богородицы была возведена в византийском стиле и отличалась изысканным убранством внутри. В храме находилась икона Николая Чудотворца кисти Константина Коровина. Алтарь и образ Спасителя освещались электрическим светом. Во время всенощных служений осуществлялась электрическая подсветка креста над церковью. Моряки ориентировались в бурю на этот крест, как на маяк.

А еще он увлекся вдруг виноделием. Вино Петра Ионовича составляло значительную часть всего церковного вина, потребляемого в дореволюционной России.

Часть пятая На космической орбите 2011–2016 гг

Строитель-художник Вячеслав Заренков становится еще и писателем. Он отправляется в грандиозное road-show, в ходе которого за три недели посещает тридцать шесть стран. Выход на IPO позволяет привлечь более 500 миллионов долларов инвестиций. Американский астронавт Томас Стаффард становится акционером компании, а советский космонавт Алексей Леонов – соавтором идеи создания «Аллеи космонавтов» и просто другом. Вячеслав Заренков создает благотворительный фонд «Созидающий мир», строит храм на Кипре и в Санкт-Петербурге и… рождается во второй раз.

«Сопромат» и другие

Накануне своего шестидесятилетия, примерно за год до знаменательной даты, Вячеслав Адамович задумался: чем он встретит гостей? Они, понятно, будут что-то дарить, говорить – а он? Надо бы придумать некое «алаверды» – то, что оживит гостей за столом, объединит их и поддержит веселье. Написать картину? Но картина одна, а людей будет много.

Написать… книгу. Вот это идея! Она привлекла Заренкова еще и тем, что писать он до этого серьезно не пробовал. Хотя не раз ловил себя на мысли, что сюжетов для интересных рассказов набралось предостаточно.

Например, почему не рассказать, как он строил свой первый объект в должности мастера? Работы тогда подходили к концу, началась штурмовщина, по всем этажам сновало более двухсот человек, а весь груз ответственности – на нем, молодом двадцатидвухлетнем человеке, потому что прораб постоянно был на больничном. Забавная там приключилась история. Сварщик закрутил роман с отделочницей, в обеденный перерыв они возлегли на строительных лесах в межэтажном проеме. В самый ответственный момент деревянный настил треснул, и любовники с грохотом рухнули на этаж ниже. Девушка сломала ногу, парень отделался ссадинами, а на Заренкова завели уголовное дело за нарушение правил техники безопасности. Он отказался от адвоката, сам штудировал юридическую литературу и в суде защищался отчаянно и настолько успешно, что следователь, закрывая дело, предложил мастеру перейти на работу к ним, в правоохранительные органы.

Или вспомнить ту зиму, когда ударили морозы под минус тридцать, и лопнула главная труба теплотрасс. Жители района остались без тепла и горячей воды, надо было срочно спасать ситуацию. Удивительно, как находчив русский народ! Бригадир сантехников Василий практически сходу придумал решение: обрезать трубу на входе и выходе и в старую затолкать новую, меньшую диаметром. Заварить с обоих концов и готово! Это была совершенно новая для того времени технология ремонта трубопроводов, можно было подавать заявку на изобретение. Они с Василием так и сделали. Но дело заволокитилось в кабинетах чиновников. А вот финн Йоке, которому Заренков эту историю рассказал, запатентовал технологию на свое имя, и его маленькая фирмочка за пару лет превратилась в мощную компанию!..

Много, много о чем он мог рассказать в своей книге, – только начни вспоминать! Как там в известной песне поется: «Лето – это маленькая жизнь». Стройка, в отличие от лета, воспетого бардом, – жизнь большая, кипучая, многогранная.

Заренков засел за работу, но не сразу. Сначала несколько дней думал над заголовком. Как назвать свою первую книгу? Это ведь не просто название – оно должно отражать смысл всего, чем он до сих пор занимался. Созидал, строил – это понятно. Но как? Через что?

В какой-то момент в гости в голову заскочило знакомое со студенческих лет словцо – сопромат. Как они тогда говорили – «сдал сопромат – можно жениться». Нечто настолько сложное, этапное, рубежное. Как шестидесятый юбилей Заренкова. И очень подходит ко всей его жизни. Год за годом ему приходилось преодолевать сопротивление внешней среды, закаляя свой характер до такой степени, что он приобретал свойства металлов. Однозначно – название подходящее.

Он вывел на чистом листе: «Сопромат». И написал в предисловии честно: «Не судите строго мою скромную попытку изложить на бумаге то, что для меня действительно важно и интересно».

А дальше пошло и легче, и веселее. Страница за страницей Вячеслав Адамович вспоминал свою жизнь. Писательство увлекло Заренкова. За первой книгой «Сопромат» потом пошли новые сборники. «Данность жизни», «Записки оптимиста», «Избранное». Человек пишущий, как и художник, во время творчества уходит от текущих забот, прерывает контакт с реальностью, создавая другую реальность. Сидишь за столом, мучительно подбирая слова, то попадаешь в струю и сам улыбаешься ладно скроенному фрагменту, то упрешься в монолитную стену так, что башенным краном не сдвинуть.

Коварство данного ремесла состоит в обнажении. Писатель – почти стриптизер. Расставляя слова на бумаге, человек раскрывает все свои тайны. Каждый текст имеет свой дух – есть книги тяжелые, вязкие, от которых тянет ко сну. Или хочется выпить, или вымыть руки, бежать и кричать. Или жить полной грудью. Читатель, даже если он не изучал психолингвистический анализ текста, все равно чувствует, что за человек скрывается за написанным текстом. Всегда можно сказать: хороший или плохой. Как он относится к женщине, к людям, к труду и к стране – все в наших написанных и ненаписанных книгах.

Если взять на себя смелость рецензента, то я бы сказал, что великое счастье, когда тебе скрывать нечего, как Заренкову. Все у него понятно, просто, по-доброму. Альтер эго не торчит из его текстов шпильками. Читатель получает в собеседники мудрого и тонкого человека, философа, который красной нитью через все свои книги проводит мысль: все мы, любой человек – сам творец своей судьбы, своего счастья или несчастья: что посеешь, то и пожнешь, как аукнется, так и откликнется. Он говорит: созидай добро и будешь добром окружен, уважай людей и будешь уважаем, почитай Бога и родителей и будешь благословен. И если в советское время было в ходу утверждение, что «книга – лучший подарок», то к книгам Заренкова это относится в полной мере.

28 марта 2011 года на юбилей Заренкова собрались все, кто должен был там собраться. Люди большого полета – губернаторы из нескольких регионов, в том числе, конечно, и губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко. Генералы, люди из Смольного, политики, священнослужители, бизнесмены, конкуренты, партнеры. И просто люди, без которых не было бы компании «ЛенСпецСМУ». Все они пришли с подарками и ушли от Вячеслава Адамовича тоже с подарком, с его первой книгой «Сопромат».

В кулуарных разговорах и юбилейных здравицах друзьями не раз был помянут непростой 2010 год, который начался с открытия «усеченной» на два этажа «Биржи Санкт-Петербург», продолжился проблемами со спиной, вылившимися в две сложные операции, а между ними – аномальная жара аномального лета, остужающая энтузиазм созидания у руководителей подразделений холдинга…

Приятнее всего было вспоминать финал того года, увенчанный народным признанием в виде «Небесной линии».

Но главное происходило сейчас, в 2011-м.

Road-show

Road-show потребовало от Заренкова концентрации всех его сил и энергии.

Так называемое road-show необходимо было провести непосредственно перед выходом на IPO. А уж само значение этого события для холдинга трудно переоценить. То есть, как не оцени его (IPO) – все будет мало. Оно сыграло решающую роль для дальнейшего развития компании, которая за двадцать три года прошла путь от строительного кооператива до международной компании.

Тогда за три недели «дорожного шоу» команда Заренкова (финансовый директор, менеджеры и представители трех крупных банков) объехала тридцать шесть стран. Всю Америку и Европу. Иногда в одном городе проходило по шесть-восемь встреч с потенциальными инвесторами, где надо было рассказать о своей компании, ее истории, позиции на рынке и перспективах. Факты, цифры, графики, таблицы, аналитика…Это была международная презентация «Эталона». Ведь ни один инвестор не вложит ни доллара, пока не узнает из первых рук все, что ему важно знать об этом бизнесе.

День за днем, от страны к стране, заполнялась книга заказов. И вот пул из долгосрочных инвесторов и хэдж-фондов сформирован. Настал долгожданный день, который команда профессионалов приближала целых три года.

В апреле 2011 года в старинном здании Лондонской фондовой биржи на площади Патерностер состоялось символическое нажатие красной кнопки. С этой секунды компания «Эталон» стала международной. Старт новой жизни. Промежуточный итог трудовых достижений ее основателя, Вячеслава Адамовича Заренкова.

В тот знаменательный день, открывая торги, он испытал мощное, невероятное чувство. Наверное, оно знакомо спортсменам, которые поднимаются на высший пьедестал Олимпиады. Или ученым в миг озарения, выстраданного годами труда.

– Слушай, Вячеслав, – сказал президент Лондонской биржи, лорд Джонсон. – Ты как советский атомный ледокол «Ленин»! Ты взял и пробил огромную толщу льда недопонимания между нашими странами. И открыл за собой дорогу другим компаниям из России. Меня очень впечатлила твоя биография! Ты настоящий self-made-man. При том что в России, как я понимаю, «сделать себя» намного сложнее, чем в Европе.

Да, есть у них такая интересная традиция: перед важной встречей с человеком президент биржи изучает жизненный путь своего собеседника.

Вряд ли знал господин Джонсон, как шестилетний Слава бежал в первый класс без ботинок, движимый тягой к учебе. Как рубил и складывал в зимнем лесу дрова на возок в рваных валенках, преодолевая усталость и холод. Как собирал из картона свой первый фотоаппарат, приближая мечту. Как, не поступив в институт, работал в колхозе, а потом устроился в геологическую экспедицию…

Это было весной далекого 1968 года. В Ходулы прибыла геологическая экспедиция, веселые молодые ребята, выпускники института. Они колесили по всей Белоруссии, изучали геологию местности. Попросились на постой в добротный дом Заренковых. А дальше все вышло само по себе.

– Может, с нами? – предложили они. – Поработаешь, развеешься, что-то придумаешь, как дальше жить.

Он согласился. И несколько месяцев провел в экспедиции. Сверлил буром грунт. Полметра просверлишь – достал. Берешь пробу. Снова сверлишь, насаживая на бур удлинитель и уходя все глубже в недра земли. Глубина каждой скважины достигала тридцати метров. По плану надо было делать по две-три лунки в день. Ну, или как пойдет. Бывало, что грунт такой твердый, что и одна скважина два дня отнимает.

Вольная жизнь кочевая, ночевки в палатках, ужины у костра, интересные разговоры. Все это расширяло границы сознания, все это открывало молодому человеку необъятные горизонты. Они есть в этой жизни. Только к ним надо идти и ничего не бояться.

Геологи все-таки сыграли свою роль в дальнейшей судьбе Вячеслава. Может, без них он застрял бы в деревне, стал осторожничать и терять легкость. С ними он понял, что надо делать свою карту жизни, наносить на нее новые города и страны, бурить и брать пробы – не грунта, а пробы себя. Вот тогда и пошел на вокзал, сел в свой поезд и начал свой путь…

IPO компании стало важнейшей вехой в истории группы компаний «Эталон». Выход на международную биржу позволил привлечь более 500 миллионов долларов дополнительного капитала. Это те деньги, которые были необходимы для дальнейшего развития и роста. Уже в июне 2011 года председатель совета директоров холдинга Вячеслав Заренков в интервью деловой прессе сообщил, что группа «Эталон» выступит застройщиком своего третьего по счету жилого комплекса в столице. На этот раз на севере Москвы. Инвестиции в новый проект оценивались в 300 миллионов долларов. Это более половины средств, полученных в результате IPO.

А еще, кроме денег и новых знаний в области корпоративной культуры, «Эталон» приобрел акционеров по всему миру. Людей, которые теперь делились своими идеями, опытом, дружбой.

Одним из таких акционеров стал американский астронавт Томас Стаффард, давний друг легендарного летчика-космонавта, дважды Героя Советского Союза Алексея Архиповича Леонова.

Для Заренкова он был просто Архипычем.

Архипыч

– Славочка, я тебя поздравляю! – Леонов позвонил одним из первых. – Международная биржа – это твой выход в космос, твой звездный час!

Да, знакомства с известными людьми у Заренкова случались часто. Кого только не было среди них! Актеры, артисты, музыканты, писатели, генералы, политики, архиереи, губернаторы…

И космонавты тоже встречались.

В 2008 году, например, Вячеслав Адамович был приглашен на 50-летний юбилей Сергея Крикалева, рекордсмена по суммарному времени, проведенному в космосе, – 803 дня за шесть стартов.

Но не всякое знакомство перерастает в настоящую дружбу. С Алексеем Леоновым вышла именно дружба, без натяжек и преувеличений. «Славочка», – так просто и тепло он его всегда называл.

В этом человеке Заренкова поражал уникальный заряд сердечности и доброты. Откуда, казалось бы? Ведь жизнь складывалась настолько непросто, что можно было сто раз озлобиться на весь мир. Алеше было два года, когда отца репрессировали из-за конфликта с председателем колхоза. Многодетная семья осталась без крова, без пропитания. Приют нашли в грязном бараке, в небольшой комнате ютилось одиннадцать человек. Будущему космонавту определили место на полу, под кроватью. Голод и нищета беспросветная. В первый класс он пошел поздно, в девять лет. Когда отца освободили, семья перебралась из Кемерово в Калининград. Там мальчишка увлекся рисованием, поступил в рижскую академию художеств, но, узнав, что общежитие студентам предоставляют только с третьего курса, забрал свои документы: денег на съем жилья у него не было.

Вот тогда Леонов и сделал свой первый шаг к авиации – подал документы в авиационную школу, стал летчиком-испытателем, а осенью 1959 года познакомился с Юрием Гагариным.

– Мы с ним крепко дружили, – рассказывал Алексей Архипович. – Знакомство с Юрой круто изменило всю жизнь. Через год я уже был зачислен в первый отряд космонавтов…

Вячеслава Адамовича притягивала к этому прославленному человеку, совершившему первый в мире выход в открытый космос, его простота. Абсолютная простота и чистое, без темных пятен и лунных кратеров, сердце. Еще – схожее понимание жизни. Свою философию однажды Леонов выразил так: «Без веры человек превращается в животное, которое руководствуется инстинктами. Не обязательно это должна быть вера в Бога, но во что-то чистое, светлое верить надо. Не следует гневить Бога, даже если не веруешь. Его, возможно, и нет, но наказывает он очень серьезно. В непростых ситуациях я всегда просил небо о помощи и получал ее, на этом и строится моя вера. Знаю одно: ничто с нами не происходит случайно, все предопределено, надо лишь не упустить шанс, который дарит судьба».

Судьба подарила им эту возможность – дружить. И они не упустили свой шанс. Часто вместе отправлялись в поездки, на встречи, и Леонов рассказывал охотно, умело. Сколько было у него интересных историй, которые надо было, конечно, записывать.

Как-то они собрались на инаугурацию губернатора Калининградской области Георгия Бооса. Их пригласили обоих. На свой самолет опоздали, следующий рейс только через четыре часа. Друзья устроились в зале ожидания, взяли по бокалу вина, и Алексей Архипович снова оседлал своего конька, начинал перелистывать страницы своей истории. Говорил очень просто, подперчивая, где надо, крепким словцом…

– Мы ведь очень торопились тогда с этим выходом в открытый космос, надо было опередить американцев, дело престижа страны. А спешка, как известно, хороша при ловле блох. И вот наш «Восход-2» на орбите, на мне скафандр, который весит почти сто килограммов. Он рассчитан на тридцать минут пребывания за бортом. Я перехожу в шлюзовую камеру, диаметр ее один метр, особо не развернешься, открываю люк и вижу небо! Представь, Слава, абсолютно черное небо. У меня в руках камера, я снимаю, две камеры установлены стационарно, Павел Беляев, командир корабля, сообщает на землю, что, мол, все идет по плану, выход в открытый космос состоялся в штатном режиме. А я горю! Такая высокая температура там, за бортом, что меня заливает потом. И скафандр от жары раздувается. Понимаю, что обратно в люк не пройду. Начинаю стравливать давление в скафандре и пытаюсь пролезть головой вперед, хотя по инструкции это было строго запрещено – только вперед ногами, как полагается любому покойничку. Ну, это ладно. Вернулся, и слава Богу. Двенадцать минут и девять секунд за бортом корабля – есть, чем гордиться перед американцами. А дальше отказывает автоматическая система ориентации, и Паша вручную ведет корабль, включает тормозной двигатель. В результате мы приземляемся не там, где запланировали. В 180 километрах севернее Перми, в тайге. Снега глубокие, сосны высокие, а мы лежим неподвижно – и сколько придется ждать, когда нас тут найдут? Подняли гражданский вертолет «МИ-1», с него в район посадки опустили двух лесников. Эти ребята пробирались сквозь тайгу четыре километра. Потом еще три вертолета с лесниками. Надо было валить лес, чтобы вертушка могла опуститься и забрать нас. Две ночи мы там провели, чуть все себе не отморозили… ТАСС сообщает, что «товарищи Беляев и Леонов чувствуют себя хорошо, программа научных исследований выполнена полностью». Нет, дорогой, мы себя очень нехорошо тогда чувствовали…

Алексей Архипович рассказывал, как в январе 1969 года чуть не погиб, когда автомобиль, в котором он ехал вместе с другими космонавтами, и Георгием Береговым, и Валентиной Терешковой, обстрелял младший лейтенант Виктор Ильин. Он хотел убить генсека Леонида Брежнева, но перепутал машины в кортеже.

Как в 1975-м стыковался с американским кораблем «Аполлон». Символично, что стыковка произошла над Эльбой, где в сорок пятом наши солдаты братались с войсками союзников.

– Мы тогда не просто пожали друг другу руки – мы подружились с Томасом Стаффордом. Вместе с американским астронавтом работали на борту, учили язык, отдыхали. Томас приезжал в Советский Союз, гостил у меня. Полюбил русских людей, наши фильмы, наши книги. А теперь вот стал еще и твоим побратимом.

– Акционером, – уточнил Заренков.

– Ну, это ж почти одно и то же. Мой друг – твой друг и инвестор! – смеялся Архипыч. – Вот как американские астронавты живут! А ты знаешь, что Томас мне еще и детьми своими обязан?

– Как это?

– А вот так, Славочка: Стаффорду было уже 74 года, а его жене Линде чуть за шестьдесят, и решили они усыновить детей. Прилетели ко мне, мол, помоги. Я с ними объехал несколько детских домов в Щелково. Они, конечно, хотели взять маленьких, но я посоветовал присмотреться к ребятам постарше. В итоге познакомились с Мишей Морозовым, ему было двенадцать. И со Стасом Барановым, тому девять. Их усыновили. Майк уже окончил университет тамошний, а Стас пошел по стопам отца, поступил в военную академию. Вот так! Томас – человек замечательный. Его, как и тебя, деньги не портят. Ему за полет в космос правительство заплатило, кажется, пять миллионов долларов. Или больше. И дом, большой дом подарили. Ну, что с них возьмешь – это Америка! Там за все платят деньги. Это русский человек на подвиг идет в кандалах и радуется, если ему потом эти кандалы в знак благодарности снимут.

– Да, тут ты прав, Архипыч, – согласился Адамыч, думая о чем-то своем.

А дальше?

В последнее время он много думал о том, что все имеет свой срок, свой черед. Молодость – это энергия, стремление к неизведанному, это рост и подъем к своей высоте. Ты вскакиваешь и хочешь бежать, лететь и любить, и дерзать. Молодость вообще соткана из самых лучших глаголов, выражающих действие во всей своей полноте. Потом приходит пора зрелости. Она состоит из имен существительных, в каждое из которых ты доходишь до сути, вникаешь в смыслы сущих имен: а что же такое любовь? жизнь, отношения между людьми, родительство, родина, труд? Зрелость приходит к одному в двадцать лет, к другому в тридцать, к третьему вообще не приходит. А длиться этот период может до бесконечности, в отличие от энергии – она у людей не бесконечна.

Теперь Заренков это чувствовал. Его тридцать лет ничем не отличались от сорока, а сорок от пятидесяти – он жил в одном ритме, держал темп, с удивлением отмечая, что после сорока пяти время стало стремительным, оно измеряется уже не годами – те мелькают, как деревья при дороге – оно скачет уже пятилетками. А после шестидесяти энергии стало не хватать, эффективно работать с утра до отбоя, как раньше, не получалось.

Он это чувствовал и думал: что дальше?

Это очень сложный вопрос. Начало шахматной партии всегда легче, чем ее завершение, завязать проще, чем развязать, и войти – не проблема. Как и куда ему выйти?

Ведь шестьдесят – это возраст уже пенсионный. И это не просто так придумано, у этого рубежа есть медицинские и антропологические основания.

– Слава, да что ты усложняешь, смотри, вон Ден Сяопин сколько лет стоял у власти в Китае? И ничего…

– Но он же не был первым лицом в руководстве страны! Он был хорошим идеологом, советником и в какой-то степени исполнителем в отстроенной системе. А в бизнесе по-другому! Руководитель должен отдавать себя компании 24 часа. Надо постоянно находиться в напряжении, реагировать на любые ситуации, пропускать их через себя. А у меня это уже не получается. Я поработаю с девяти до трех и чувствую усталость. И понимаю, что некоторые вопросы просто не успеваю решать.

– Слава, но кому передать бизнес, который ты строил с нуля, которому ты отдал жизнь? Пять тысяч человек работает в холдинге, 70 миллиардов рублей годового дохода, 21 миллиард ты отдаешь на зарплаты, ты платишь налоги – для города это очень жирный кусок. И что? Теперь все это развалится, рухнет? А поверь, так будет, когда ты уйдешь…

Примерно такие разговоры все чаще случались с людьми близкими, для которых он Слава, на «ты».

– Надо все делать вовремя – это я знаю. А что делать дальше – я думаю.

У Заренкова была задача: сделать компанию публичной, вывести ее на международную биржу, а потом готовить свой выход из бизнеса. Как – пока непонятно. Но, размышляя, чем бы он занимался, Вячеслав Адамович постоянно приходил к одному: он чувствовал в себе тягу к творчеству. Это то, чему бы он мог себя посвятить в дальнейшем.

Созидающий мир

Во время «дорожного шоу», когда они за три недели исколесили десятки стран, его поразило, насколько шаблонны, стереотипны представления бизнесменов, чиновников, людей образованных о России. Ничего в их головах за десятилетия не изменилось. Все также в европейских и американских головах гуляют бурые медведи по Невскому, а люди пьют водку на завтрак и закусывают черной икрой.

Вот тогда-то у него и появилась идея – донести до людей информацию о реальной России, а с другой стороны, – дать русским людям больше знаний о жизни за рубежом. Как это сделать? Лучше всего – через творчество, через искусство. Для этого можно создать Фонд. Фонд, целью которого стало бы объединение людей на платформе порядочности и честности, независимо от их национальной и религиозной принадлежности, на платформе искусства.

Тогда же и родилось название для Фонда – «Созидающий мир». Название емкое, интересное. С одной стороны – это часть речи, причастие, точнее причастный оборот, в котором «выпало» опорное слово. Человек, созидающий мир. Для Заренкова это был новый рубеж: до сих пор он, как строитель, созидал дома, кварталы, микрорайоны – теперь мир.

С другой стороны, здесь ощутима отсылка к святому Серафиму Саровскому, с его известным призывом: «Стяжи дух мирен и тысячи спасутся вокруг тебя». Стяжать и созидать в этом смысле синонимы. Созидать мир, в котором люди могли бы, хотели бы быть, пребывать и спасаться.

Благотворительный фонд «Созидающий мир» появился на свет в 2012 году как плацдарм для отхода, для выхода Заренкова из бизнеса. Но сам бизнес, живое дитя, на дороге не бросишь. В конце концов, это и по отношению к акционерам не честно, тот же астронавт Томас Стаффорд – он шел под имя Заренкова, доверяя лично ему. Впрочем, как и многие.

Бизнесом надо заниматься всерьез, тем более, что надвигался очередной шторм, финансовый кризис.

Кризисы

Финансовый кризис 2008 года серьезно не затронул компанию «Эталон». Тогда дунуло, качнуло, но не сломало. В большей мере от него пострадали банки и инвестиционные фонды. Частные банки начали закрываться, большие жадно поглощали маленьких. А люди в очередной раз убедились, что деньги на счетах хранить небезопасно. Куда их вкладывать? Конечно, в недвижимость.

Но прошло шесть лет, и вот новый кризис. Международные биржи зафиксировали падение акций крупных и средних российских компаний в разы. Стоимость капитализации группы «Эталон», зафиксированная в 2011 году при выходе на IPO более чем в два миллиарда долларов, тоже существенно снизилась. Получилось невероятное: компания по всем показателям выросла примерно в два раза, а ее стоимость на бирже в два раза понизилась! Совершенно нелогичная ситуация.

Рынок недвижимости начало лихорадить. Люди не понимали, что делать, чего ждать в этот раз?

Спустя год из-за неясности с льготной ипотекой продажи жилья почти встали. Тут и там появлялась информация о крушении столпов. Именитые застройщики рушились с треском. Многих в этот период охватывала паника, которая приводила к необдуманным действиям и, как следствие, к банкротству.

В любой ситуации важно сохранять трезвую голову.

Вячеслав Заренков мыслил логически. Согласно учению Карла Маркса кризис вызывается перепроизводством. «А ведь перепроизводства не было ни в 2008-м, ни в 2014 году», – рассуждал он логически. Значит, объективных причин для паники нет.

– Кризисы придумывают люди, – говорил он. – Это все из головы. Прежде всего нам приходится сталкиваться с кризисами мышления, когда человек заходит в тупик, начинает пугаться и принимать неверные решения.

Взять, например, крах СУ-155, о котором на первых полосах сообщала деловая пресса. Заренков считал, что это не следствие кризиса. Компанию загубило правительство Москвы, которое обременило предприятие чрезмерным грузом социальных обязательств. Выделяя очередной земельный участок, чиновники нагружали СУ-155 объектами инфраструктуры: вы должны построить дорогу, детский сад, школу, госпиталь. Обещали помочь кредитами. Руководитель брал под козырек и соглашался. И все больше сгибался под гнетом кредитов, не имея финансовой подушки безопасности. Вот и конец предприятию. Закономерный финал, и кризис здесь не причем.

Оставаясь верным себе и своему стилю непрерывного совершенствования, Вячеслав Заренков продолжал идти вперед и искать новые решения для эффективной работы компании. Все говорят о кризисе, а он открывает представительства за рубежом, чтобы продавать недвижимость в Питере и Москве.

Разрабатывает идею строительства арендного жилья: «Кто первым займет эту нишу в России, тот выиграет!»

Несмотря на риски, продолжает внедренную еще в 2010 году работу с «ипотекой». Эта смелая идея тоже принадлежит Заренкову. Когда не банк, а сама компания предлагает собственную гибкую систему рассрочки (до десяти лет!) на жилье при ставке 1 % на убывающий остаток. Условия выгоднее, чем в банке. И никаких для этого специальных департаментов и раздутых штатов! Один-два сотрудника просчитывали и оформляли продажу недвижимости по этой программе. Десять-двенадцать процентов всех сделок в «Эталоне» совершалось в рассрочку. Это не много, но это важно. Тонкий технический и психологический прием позволял опережать конкурентов, разворачивал клиентов лицом к компании. Людям выгодно сотрудничать напрямую с «Эталоном», ведь не все банки могут одобрить ипотеку!

Инвесторы протестовали против этой программы: очень уж рискованно!

– Но мы свои риски компенсируем тем, что можем в любой момент изъять квартиру у недобросовестного плательщика, продать жилье и вернуть дольщику то, что ему причитается, – объяснял Заренков свою позицию. – Главное наше преимущество состоит здесь в том, что нам легче реализовать залог, нежели банку!

Компании банкротились. И для кого-то это было подтверждением реальности существующего кризиса. Но Вячеслав Адамович подмечал, что эта участь настигает тех, кто по сути не является профессионалом. С рынка уходили предприятия, которые управляются не специалистами, а людьми, пришедшими в строительство «по расчету». В результате поднималась волна обманутых дольщиков. Начались демонстрации, пикеты, письма в администрацию президента с просьбой защитить, поддержать. Сверху поступила команда решить проблему. Как? Губернатор обратился к крупным застройщикам.

– Вот вам объект, достраивайте его, как хотите, но чтобы вопрос с обманутыми людьми, оставшимися без денег и без жилья, был урегулирован!

Группу компаний «Эталон» «попросили» взять на себя судьбу жилого комплекса «Кристалл-Полюстрово».

Заренков начал считать. Налицо сплошные убытки! Деньги дольщиков компания получила и потратила, неизвестно куда. То ли здесь имело место заведомое жульничество, то ли непрофессионализм. Вячеслав Адамович отправился со своими выкладками к вице-губернатору Санкт-Петербурга, с карандашом доказывал убыточность проекта, который вешают на компанию. Нужна поддержка властей! Нужна компенсация…

Под напором убедительных аргументов и логики Заренкова чиновники отступали. Искали консенсус, власть шла навстречу бизнесу.

В итоге жилой комплекс «Кристалл» был достроен, люди получили свое жилье. «Эталон» практически ничего не заработал на этом проекте. Но иногда даже работа в убыток полезна. Потому что это работа на имидж, на имя, когда ты на деле доказываешь, что ты – лучший. Ты – эталон, пример того, как нужно вести бизнес. А кризис – он в головах.

Что же касается головы Вячеслава Заренкова, то она по-прежнему была занята планами дальнейшего развития компании. Он выстраивал стратегию выхода на другие регионы и за рубеж.

Настоящий лидер обязан не только вести за собой, но и генерировать идеи. В любой мощной компании генератор идей – это именно ее лидер. Не директор, не главный инженер, а лидер. Заренков как раз таковым и являлся.

– Первая идея такая: каждый маленький городок – я имею в виду города-стотысячники – непременно нуждается в том, чтобы построить два-три новых высотных дома, – озвучивал свой план председатель совета директоров. – Нуждается остро. Но эти дома не строятся, потому что нет строительной компании, которая могла бы технически и финансово проект вытянуть. Но, учитывая нашу комбинированную конструктивно-технологическую систему (ККТС), которая отличается высочайшей степенью мобильности и скоростью возведения жилья, мы можем реализовать этот план. Начинаем строить и тут же начинаем продажи недвижимости!

Для тестирования этой идеи был выбран городок в Калининградской области. Встретились с мэром, убедились, что запрос на строительство есть, получили добро и заложили дом на сто десять квартир. Объявили о начале продаж. Ну никак! Хоть убей, не продаются квадратные метры! Практика показала, что в небольших городах и доверие к строителям небольшое. Покуда дом не построится, народ сидит тихо. В итоге получается, что продавать недвижимость приходится ниже себестоимости.

– Пока закрываем эту идею. Форсировать ее точно не будем, – как ни трудно признавать свои ошибки, но делать это необходимо.

Важно, чтобы ошибки не приводили к параличу, чтобы руки не опускались, а голова продолжала включаться на поиск.

– Попробуем выходить в города-миллионники. Психология у людей там другая, доходность населения тоже выше, чем в маленьких городах. Но на этот раз начнем не со строительства, а с аналитики. Давайте считать, какой будет наша рентабельность…

Изучали, считали, пришли к выводу, что рентабельность в миллионниках ниже, чем в Москве и Санкт-Петербурге. А раз так, то зачем тогда это нужно? Есть три региона: Петербург, Москва и Московская область – здесь есть серьезный ресурс для долгосрочного развития. А значит, не стоит распыляться. Надо развивать наступление на этих трех направлениях.

Больше, чем ноль

Работы было действительно много, несмотря на кризисы. И своих проектов, и на подряде. Еще в 2014 доля выручки компании «Эталон» от подрядной деятельности не превышала 10–12 %. «Больше не надо», – думал Заренков. Но прошло всего два года, и он пришел к мнению, что внешний заказ вполне можно увеличить и до 30 %.

Ведь в этом и состоит интеграция вертикально интегрированного холдинга. Если бы «Эталон» строил и продавал только свое, то в какой-то момент (кризис, спад производства, падение спроса) компания могла бы оказаться в непростом положении. Всегда нужен резерв.

– Если у нас есть резерв, мы сможем спокойно продолжать работу как строители и как подрядчики, – рассуждал Заренков. – Получая меньшую рентабельность, мы все-таки продолжаем работу, а не стоим. Для этого и нужен внешний заказ.

Настоящие, надежные строители были тогда в дефиците и в Питере, и в Москве. Зарекомендовавшая себя эталоном компания стала получать вал предложений по подрядным работам. И не стала от них отказываться. Да, на строительном заказе зарабатывали они меньше, не 10–20 % рентабельности девелопера, а пять, максимум десять процентов.

– Но это больше, чем ноль! Лучше иметь 5 %, чем ничего, – отвечал Заренков, когда инвесторы спрашивали, зачем «Эталону» подрядная деятельность. – Разве плохо иметь в качестве резерва большой заказ на промышленное строительство от «Газпрома»? Или от «РЖД»?

И немного авантюризма

Но иногда хотелось чего-нибудь… эдакого. Ведь строители в душе авантюристы, в хорошем смысле этого слова. У каждого есть какая-то своя, может, непрофильная немного мечта. Мысль работает, генерирует новое, смелое. Офис в «Золотой гавани» на 25 этажей построили. А почему бы из офиса прямо на стадион «Зенит» не сделать канатную дорогу? Это можно осуществить элементарно! Поставить всего одну вышку!

– Да что ты придумываешь? У нас тут кризис, а ты… Никто не разрешит! – сказали в Смольном.

И на том дело застопорилось. А потом Заренков узнал, что Алексей Миллер вынашивает нечто похожее: хочет проложить канатную дорогу от самого высокого здания России и Европы, от башни Лахта центра, где находится штаб-квартира «Газпрома». Вячеслав Адамович готов был включиться в этот проект, но расчетной мощности газпромовской башни для реализации идеи оказалось недостаточно.

А ведь красота была бы невероятная. Как одно из развлечений для миллионов туристов, приезжающих в Санкт-Петербург. Целый километр – от «Золотой гавани» до «Зенита» – проскользить по канатной дороге, рассматривая красивейший город с высоты, выше, чем чайки над Финским заливом. Ну, не получилось. Не все ведь должно получаться.

Время первых

– Славочка, тут мне Миронов Женя звонил, – сообщил по телефону Леонов. – Оказывается, он случайно увидел документальный фильм о первом выходе человека в открытый космос и загорелся идеей снять об этой истории художественный фильм. Как думаешь, что-то получится?

– Непременно, Архипыч!

– Он завтра собирается ко мне ехать в гости, с диктофоном, чтобы собирать материал для сценария. «Время первых» будет называться кино, – рассказывал Алексей Архипович. – Я все-таки очень переживаю: поймут ли меня люди? Меня в исполнении Жени Миронова. Кстати, а Павла Беляева играть будет Костя Хабенский.

– Я поздравляю тебя, уверен в успехе и не понимаю, почему ты волнуешься?

– Я боюсь только двух вещей: или преувеличения или упрощенности. Хочется, чтобы все было реально, как оно было тогда.

Алексей Леонов не пропускал ни одного дня рождения Вячеслава Заренкова. Дарил он обычно какие-то вещи, сделанные своими руками. Чаще всего картины. Любовь к живописи космонавт пронес через всю свою жизнь. Еще в 1967 году вышла его серия почтовых марок, посвященная Дню космонавтики. Леонов стал членом Союза художников СССР, регулярно вставал у мольберта, участвовал в выставках. А однажды он подарил другу настоящую реликвию – фотографию отряда космонавтов, где были и Юрий Гагарин, и Терешкова, и другие герои эпохи, – фото с оригинальным автографом каждого! На обороте одной из своих картин Алексей Архипович сделал подпись, которая очень выразительно демонстрирует его отношение к Вячеславу Адамовичу: «Славочке Адамовичу, Великому Строителю…»

Эскиз на тарелочке

А разве не таким же великим строителем был сам Алексей Архипович? Всю свою жизнь он созидал – пусть не дома, но славную историю освоения космоса. И однажды они все-таки построили совместно свой первый объект… памятник.

Это была идея Архипыча. В Красногорске, в девяти километрах от МКАД по Волоколамскому шоссе, вовсю шла работа над проектом жилого микрорайона «Изумрудные холмы». Двадцать многоквартирных домов класса комфорт вместе со всей необходимой для жителей инфраструктурой. Общая площадь застройки – около миллиона квадратных метров.

– А давай мы здесь поставим памятник героям, погибшим на войне! – предложил космонавт.

Они вошли в строительный вагончик, стали искать, на чем бы эскиз набросать. У Леонова всегда при себе имелся фломастер: «Я нарисую!» Взял со стола пластиковую тарелочку, задумался и стал набрасывать макет памятника.

– Ну, а фундамент ты сам дорисовывай, – сказал Архипыч.

Когда макет был готов, они поставили прямо на тарелочке свои подписи.

– Все, готово! Можешь отдавать в работу, – Леонов был явно доволен результатом. – А назовем давай так: «Они ушли в вечность».

За полгода получили все разрешения и изготовили монумент.

Вскоре перед домом № 1 по бульвару Космонавтов в торжественной обстановке торжественно открывали обелиск высотой три с половиной метра «Они ушли в вечность». Памятник, посвященный битве за Москву, установили в том самом месте, откуда в 1941 году Красная Армия перешла в контрнаступление, отогнав врага от столицы.

Эх, сейчас бы найти ту пластиковую тарелочку с эскизом! Раритет! Цены бы ей не было!

Аллея космонавтов

Второй совместный проект Заренкова и Леонова, запечатленный на обычном листе бумаги, у Вячеслава Адамовича сохранился. Это память о том, как они создавали «Аллею космонавтов», уникальный проект, музей космоса под открытым небом. На вершинах уникальных арок, каждая из которых имеет свои особенности, размещены макеты знаменитых космических кораблей – «Восток-1», «Восток-2», «Союз»… И все – в натуральную величину.

Не трудно догадаться, какой именно корабль появился на Аллее в «Изумрудных холмах» первым. Конечно, тот самый «Восход-2», на котором подполковник Леонов совершил свой легендарный подвиг, приземлившись на Землю уже Героем Советского Союза. С него и началась «Аллея космонавтов».

12 апреля 2016 года, в 55 годовщину со дня исторического полета Юрия Гагарина, на Аллее появился макет корабля «Восток-1». Потом «вышел на орбиту» Аллеи макет «Союза», который участвовал в экспериментальной программе «Союз-Аполлон». Музей космонавтики в «Изумрудных холмах» стал популярен у жителей всего Подмосковья. Космические корабли, граффити-портреты Юрия Гагарина, Сергея Королева, Валентины Терешковой, Алексея Леонова.

А начиналось все в вагончике, в прорабской бытовке, с листа бумаги и с идеи, которая родилась одновременно – так бывает у близких по духу людей, у настоящих друзей.

Несвадебный генерал

Между прочим, последняя должность космонавта Леонова – это председатель Совета директоров в одной из дочерних компаний группы «Эталон». Можно сказать, что это должность почетная, символическая. Но сам Алексей Архипович свадебным генералом себя не считал. Он начал работать засучив рукава, невзирая на возраст. Стал во все вникать, всем интересоваться и частенько удивлял Заренкова своей подкованностью.

Однажды им предстоял визит к губернатору Подмосковья Борису Громову. Надо было обсудить ряд вопросов. Вячеслав Адамович взялнесколько архитектурно-конструктивных альбомов, стал объяснять Алексею Архиповичу кое-какие моменты, чтобы обозначить стратегию их визита к Громову. Но Архипыч слушал как-то без внимания, без интереса. И Адамыч подумал: да зачем ему, действительно, все это знать? Я ведь сам буду рядом и сам все объясню.

Они пришли к Громову, разложили все эти массивные альбомы, и тут Леонов начал подробнейшим образом объяснять все, что в них изображено, со знанием дела, с пониманием проблемы, выстраивая линию разговора так, чтобы логически подвести губернатора к искомому знаменателю. Да, память у космонавта была замечательная. Он никогда не смотрел на написанный текст. Он даже никогда, наверное, не готовился к выступлению! Говорил, как жил. А жил, как верил. Потому что «без веры человек превращается в животное».

Оксана Сердюк

2 сентября 2014 года Оксана Сердюк вышла покормить животное, соседскую кошку. Шагнула из своего дома в Донбассе и попала под артиллерийский обстрел, который вели точно «люди без веры». Муж нашел Оксану лежащей в пыли. Правая нога красавицы-жены была рядом. Как что-то чужое, пугающе мертвое она валялась рваным кровавым обрубком. У него помутился разум. На какое-то время он точно сошел с ума. Обстрел продолжался, а мужчина метался по двору, зверино кричал, выл от боли, не понимая, что ему делать. В чувства его привели ополченцы. Они же и доставили молодую женщину, чуть за тридцать, в госпиталь. Оксана выжила. Сюжет о ней снял Валерий Татаров, талантливый питерский журналист и друг Заренкова. Валерий рассказал и показал в кадре, как круто и несправедливо в одночасье переменилась жизнь человека – женщины, матери и жены. Как страшна и беспощадна эта война на востоке Украины, которая нас, может, и не касается. Но Татаров, человек искренний, деятельный, не ограничился только сюжетом. Он обратился к Вячеславу Адамовичу, чтобы тот «включился» в эту историю. Это было непросто. Вывезти Оксану Сердюк, не имеющую гражданства России, из воюющей Украины. Заренков преодолел массу бюрократических препон, чтобы ее доставили в Санкт-Петербург на протезирование и реабилитацию в Центр имени Альбрехта.

Психическое состояние молодой женщины было критичным. Она действительно была красивой и яркой, молодой и здоровой. Матерью для своего сына и любимой женой. Теперь мир ее рухнул, нет больше смысла, нет сил для того, чтобы продолжать эту жизнь. Вячеслав Адамович оплатил все расходы, связанные с пребыванием в клинике и протезированием. По сути, крестил ее для новой жизни. Отец Геннадий Зверев, автор проекта с коровами для известных петербуржцев, разместил Сердюк у себя на подворье. Там она была окружена теплом, заботой и молитвами милосердных людей.

– Может, останетесь? Зачем вам ехать туда, где война?

– Там моя родина, муж и сын – там. Я поеду…

И вдруг ни с того ни с сего Заренков звонит Татарову в канун Рождества.

– Валера, мне Оксана приснилась. Что-то недоброе. Свяжись с ней, пожалуйста.

Татаров звонит – Сердюк не берет трубку.

Позже перезвонил ее сын: «Мама в реанимации, она хотела покончить с собой».

– Поклянись, что как только она придет в себя, ты наберешь мой номер и дашь ей трубку.

– Угу.

– Поклянись! – требовал жестко Валерий.

– Клянусь.

Вечером перезвонили. Оксана была никакая. Как выяснилось, она сначала выпила горсть таблеток, а потом полезла в петлю…

Когда-то давно, в прошлой жизни, у Татарова на руках умирала дочь. Ни тещи, ни жены дома не было. Сашка умирала от приступа астмы, синела. И он, не зная, что делать, окунул ее в бочку с ледяной водой, которая стояла в сенях. Откуда это пришло ему в голову? Неизвестно. Но это Сашу спасло. Она получила мощный всплеск адреналина и глубоко задышала. Позже выяснилось, что приступ спровоцировал запах ели, которую поставили к Новому году.

И теперь он сделал почти то же самое. Не было ледяной воды, но он обрушил на женщину поток такого грубого мата, что она отрезвела.

– Ты, так тебя и раз эдак! Мы за тебя бьемся, столько потрачено сил! Да и денег немало! Столько людей в тебя верят! Ты ведь для многих стала примером! И куда же ты теперь собралась? Ты не знаешь, что случается с самоубийцами на том свете?

Это был поток благородного гнева. Но в этом гневе было много любви, любви – точно больше.

– Завтра же! Слышишь меня? Завтра же первым маршрутом приезжаешь сюда! Меня не волнует, как ты это сделаешь, слышишь? Манатки в руки и бегом из своей реанимации…

На следующий день, уже ближе к ночи, Сердюк была в Питере.

А потом в Донецке был конкурс «Особая красавица» для девушек с ограниченными возможностями здоровья. Оксана прошла в финал. И в своей речи выразила робкую надежду на лучший протез. Самый лучший, который ученые изобрели к тому времени.

«Оксана, ваша мечта уже исполнена», – написал ей Вячеслав Заренков в Фейсбуке.

Сегодня Оксана и на велосипеде катается, и танцует, но главное – в ней произошла большая внутренняя перемена.

– Я поняла, как милосерден Господь, который вразумляет и учит нас испытаниями, – говорит эта стойкая девушка. – Да, я многое потеряла. Но немало приобрела. После тяжелого ранения я встретила в своей жизни столько добрых людей, побывала в стольких новых местах, что остается только удивиться своей собственной судьбе. Отчаяние отступило… Нет, оно, конечно, крадется ко мне по ночам, когда боль усиливается… Но я научилась его встречать. В такие минуты я вспоминаю, как я жила до того трагического дня, до начала войны. И я, прежняя, не нравлюсь себе нынешней. Я вспоминаю своих новых друзей, которые молятся за меня и готовы протянуть руку помощи. И отчаянье отступает. И теперь я могу определённо сказать, что я ни о чем не жалею.

Оксана жива, потому что есть Заренков, который в этой истории то ли чудотворец, то ли сам Бог, а Татаров сработал за архангела Гавриила, отвечающего за доставку вестей.

Где-то в Сети промелькнул совершенно обычный сюжет. Молодая журналистка задает вопрос Вячеславу Адамовичу.

– Скажите, почему вы решили Оксане помочь?

– Как же я мог оставаться равнодушным, когда увидел, что с ней стало? Только бесчувственный человек может пройти мимо, имея возможность помочь продолжать жить, не разуверившись в людях.

Подобных историй у Заренкова сколько угодно. Но он их не записывает в специальный блокнот, и если попросить его рассказать «что-то еще», то с этим будет проблема. Обратились – он помог и забыл, как того и требует Евангелие. Причем, помощь такого рода не имеет отношения к фонду «Созидающий мир». Фонд – это фонд, у него свои задачи, цели, проекты, очень масштабные. Но есть вещи, которые Заренков делает лично, сам от себя. Они «небольшие», потому что касаются одной, всего одной чьей-то жизни, когда кому-то так тяжело, что человек уже не может молчать.

Кстати, о благотворительности

Интересно, что все благотворительные проекты у Заренкова никогда не делались деньгами компании. Всегда – только частными лицами. Во-первых, потому что компания публичная, у нее огромное количество инвесторов и акционеров по всему миру и решение о том, чтобы проявить благотворительность, неизбежно пойдет вразрез с позицией определенной части инвесторов. Их права не могут быть ущемлены. А во-вторых, хочешь сделать благое дело – сделай его! Сам, за свой счет.

Случалось, что некоторые наемные сотрудники, чтобы поднять свой личный имидж, предлагали: «А давайте мы поможем тому или этому!» Вячеслав Адамович в таких случаях отвечал: «Да ради Бога, без проблем. У вас карманы есть? Вынимайте из кармана и помогайте!»

– Но ведь компанией проще! Ну что там один миллион. Для компании немного!

– Это, может, и так. Но владелец этого миллиона – не я и не ты! А инвестор, акционер.

Когда Заренков в интервью белорусскому порталу немного рассказал о своей благотворительной деятельности, к нему хлынул поток писем забавного содержания. Эти письма в целом характеризуют распространенное представление обывателей о благотворительности, их отношение к бизнесу. Оно прямолинейно-потребительское, оно – ДАЙ!

«Уважаемый Вячеслав Адамович, я так поняла, что вы человек богатый, а я очень бедная, купите мне двухкомнатную квартиру в Минске», – читал Заренков электронную почту.

Купите компьютер. Купите ноутбук. Купите автомобиль. Ну, это, допустим, люди определенных качеств ума. Бывает намного печальнее, когда человек, кажется, неглупый начинает на тебя обижаться. Пример: помог Вячеслав Заренков жителю планеты Земля, оплатил ему дорогостоящую операцию. Оплатил реабилитационный курс в санатории. Оплатил поездку на юг к морю. И стал житель планеты подходить к Заренкову как к банкомату: дай, дай еще и еще.

– Ваша карта более недействительна. Слезьте с шеи и обратитесь к оператору совести, не мешайте работать.

На одной волне

В феврале 2015 года издатели альбома «Монастыри Кипра» обратились к Заренкову с просьбой.

– Вячеслав Адамович, было бы очень хорошо, если консультантом и редактором нашего альбома станет владыка Исаия. Попробуйте поговорить с ним об этом…

Кипрский друг Петрос взялся организовать это знаковое, как окажется впоследствии, знакомство – встречу бывшего студента Московской Духовной Академии рясофорного послушника Спиридона, а ныне – митрополита Тамасосского Исаии и бизнесмена и мецената из Санкт-Петербурга, основателя фонда «Созидающий мир» Заренкова.

Митрополит по-русски говорил превосходно. Мало того, он старался всячески помогать русским на Кипре. Тем, кто оказался в тяжелой жизненной ситуации и нуждался в его искренней помощи. Боролся против торговли женщинами, которых против воли вовлекали здесь в проституцию, – он способствовал их возвращению домой или подыскивал достойную работу для россиянок. Он стал первым духовником российских заключенных в тюрьмах Кипра, крестил, исповедовал, причащал. И у верующих киприотов не встречал такого раскаяния, которое видел у русских преступников. Это было покаяние глубокое, по Достоевскому, оно разрушало стереотипы: мол, воры и убийцы не способны к духовному возрождению! Способны! И понимают промысел Божий, действующий в их судьбе и приводящий их к вере.

– Не осуждайте! Наша задача – не осуждать, а помочь оступившемуся человеку вернуться к правильной жизни, – говорил владыка на проповеди. – Мы должны словом любви исцелять, а не воевать словами вражды!

Первая встреча митрополита и мецената протекала легко. Они разговаривали непринужденно, владыка Исаия провел русского гостя по всей митрополии. Между прочим, показал деревянную церквушку.

– Это румыны построили. Но у меня есть мечта поставить небольшую, такую же деревянную церковь во имя всех русских святых. Я уже представляю себе ее внутреннее убранство, иконы, алтарь. Только с финансированием, как всегда, есть проблемы.

– Почему вы, владыка, говорите о русских святых?

– Они совершают многие чудеса в греческом мире, – ответил митрополит. – Например, я лично знаю одного священника, который здесь, на Кипре, попал в аварию. Врачи сказали, что он умрет, все с ним попрощались, но священнику явились преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский, и он выжил. Когда он выздоровел, и постригал в монашество своих духовных чад, то дал им имена Серафим и Сергий. А до аварии он даже ничего не знал о них, понимаете? От многих киприотов я слышал, как преподобный Серафим присутствует в их жизни. А в последнее время и святитель Лука…

Владыка так увлеченно говорил о своей мечте, что Заренков не удержался и показал ему фотографию церкви, которую он построил в Сербии. Это была небольшая, выполненная в чисто русском стиле красивая деревянная церковь. Сруб ее делался недалеко от Санкт-Петербурга, а потом на семи грузовиках везли его в Сербию и там собирали. Иконостас и всё внутреннее убранство сделали российские мастера.

Владыка загорелся.

– Очень, очень красивая, вот бы нам такую построить!

– Хорошо, мы возьмемся за это, – пообещал Заренков.

Через несколько дней он улетел в Санкт-Петербург. И три ночи спал плохо, всё думал, какой же храм построить на территории Тамасосской митрополии, чтобы это выглядело достойно для Кипра и напоминало о России так, как того заслуживает Русская Православная Церковь и ее святые угодники.

К тому времени уже был выполнен проект храма Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня в Санкт-Петербурге. Мечта отца Евгения Шогенова, казалось, вот-вот исполнится, но из-за бюрократических проволочек получить разрешение на строительство никак не удавалось. «А почему бы по этому проекту не построить храм на Кипре?» – подумал Вячеслав Адамович. И в ту же ночь написал о своей идее владыке, приложив виды этого храма.

Ранним утром из Кипра пришел ответ: «Я не верю своим глазам. Это чудо! Мы, конечно, согласны и очень благодарны вам за эту идею».

Тогда Заренков впервые отметил, что они – он и владыка Исаия, – находятся на одной частоте, на одной волне мыслей и чувств. А дальше это удивительное дежавю, что они знакомы не пару недель, а долгие-долгие годы и понимают друг друга без слов, – это ощущение только крепло и прочилось.

Отец Евгений

– Помогите на храм! – просил отец Евгений Шогенов. Фамилию свою он «привез» в Санкт-Петербург из Кабардино-Балкарии, из Нальчика, и когда лет в двенадцать в первый раз переступил порог храма во имя Дмитрия Солунского в Колымягах, еще сам не знал, что «шоген» в переводе с адыгейского языка значит «священник».

– Сейчас никак помочь не могу, отец, – ответил на просьбу один из потенциальных благотворителей отца Евгения. – Малому надо жеребца купить, дачу достроить, конюшню. Извини, не время сейчас.

Помогать или не помогать – дело личное, тонкое. Даже в среде священников есть разногласия: надо ли подавать каждому просящему? Вот Иоанн Златоуст в одном из своих трудов говорил, что когда у тебя просят, ни в коем случае нельзя размышлять, достоин ли просящий подаяния. Потому что никто не достоин! В любом человеке найдется изъян. И чем больше ты будешь думать, тем более будет причин, чтобы не дать.

Отец Евгений понимал это и просил, просил, понимая, что другого пути у него нет. Он ведь не бизнесмен, а священник. И все, что у него есть и будет – это то, что дадут или не дадут ему люди.

Он все же построил свой храм во имя иконы Божией Матери «Живоносный источник». За сто дней на двадцати пяти сотках было воздвигнуто небольшое по размерам «временное сооружение» каркасного типа на свайно-винтовом фундаменте. Между сваями плавали утки, а вокруг – груды мусора, накопившегося за долгие годы на отшибе жилого квартала. Здесь, в этом спальном районе, чего только не было! И «точка», где проститутки стояли, и машины тут жгли, и людей убивали. Мамы с колясками обходили стороной это место.

Теперь надо было привести все в порядок. Специалисты выставили счет за благоустройство – полтора миллиона. Это вместе с забором.

Такая сумма просто в голове не укладывалась. Откуда взять деньги? Надо молиться, пусть Бог управит.

Через неделю пришел человек: «Вам помощь нужна?» Священник поделился своей проблемой. И на следующий день ему привезли полтора миллиона, наличные деньги, перетянутые цветными резинками и завернутые в пакет.

Территорию благоустроили, с рабочими рассчитались.

Теперь отец Евгений со своей матушкой мечтал построить здесь церковь в честь Воздвижения Креста Господня. Ведь крест – не боль, не страх и страдание, хотя и это тоже. Крест – это символ любви Бога к людям.

О Воздвиженском храме отец Евгений молился со своими прихожанами. По воскресеньям после Божественной литургии они совершали молебен у креста, установленного на месте будущей стройки.

– Господи, благослови нас начать строительство святого храма в честь Воздвижения Креста Твоего!

И так каждое воскресенье.

Через полтора года состоялось знакомство с Вячеславом Заренковым. Один прихожанин знал одного человека, который знал человека, знавшего известного всем основателя компании «ЛенСпецСМУ», который как раз в этот период возводил здесь, в Приморском районе, в радиусе слышимости колокольного звона, квартал «Юбилейный». Цепь замкнулась. Есть контакт.

– Вячеслав Адамович готов к вам заехать, но учтите, что у него есть всего пятнадцать минут.

В трапезной, за чаем, они проговорили часа три.

На прощание Вячеслав Адамович сказал: «Не волнуйтесь, храм мы построим».

Он ушел, а отец Евгений вспомнил алтарный возглас диакона на литургии: «Время сотворите Господеви, владыко благослови!»

Это означает, что настало время действовать Богу.

Но действует Он через людей. Мы позволяем Ему созидать через нас или не позволяем.

Не без нашей свободной воли все совершается.

У вас попросили, и вы даете – это не вы, а Бог дает вашей рукой. И во всем так. Или не так.

Был у отца Евгения один прихожанин, разведенный, очень богатый, с искрой в душе человек. Они вели переговоры о том, чтобы начать строительство. Но вдруг человек сошелся с женщиной. И когда священник в очередной раз ему позвонил, трубку сняла она.

– Вы больше мужа моего не беспокойте, – сказала она. – Мы ждем ребенка, все деньги должны идти в семью, а не на сторону.

Так и сказала – «на сторону», отделяя жирной чертой семью, которая есть «малая церковь», от Церкви Христа.

И больше отец Евгений не видел того прихожанина.

Пришло время действовать Богу, и одно из подразделений холдинга В.А. Заренкова, фирма «Эталон-проект», приступило к работе над проектом нового храма. Концепцию задавал сам Вячеслав Адамович. Думали, что выбирать: питерский стиль или псковский? Купол-маковка или как шлем?

– Надо русские купола, – сказал он. – Тут – так, а здесь нечто такое, – Вячеслав Адамович набрасывал на ватмане линии карандашом.

Отец Евгений все торопил, торопил. Мол, давайте начнем, а все вопросы с землей решатся по ходу. Но Заренков, человек опытный, на эти провокации не поддавался.

– Надо ждать, пока все окончательно не оформим. Зачем начинать строительство храма с проблем?

Время шло. Год, второй, третий, пятый! Но получить постановление правительства о выделении земельного участка никак не удавалось. Проволочки, затяжки, кадровые перестановки, дополнительные условия, изменения в земельном кодексе – казалось, этому нет конца.

Проект готов! По этому проекту – один в один, не пропадать же трудам! – Вячеслав Заренков построил храм во имя Андрея Первозванного в чужом государстве, на Кипре! А в родном Петербурге дело не двигалось с мертвой точки.

Семь лет прошло. На дворе 2016 год. И отец Евгений, видимо, уже достал Вячеслава Адамовича. Достал, но не отстал.

– 27 сентября как раз престольный праздник Воздвижения, а там и зима не за горами, – говорил он. – Давайте начнем?! Мы даже копать ничего не будем, просто привезем огромный валун, на нем установим табличку: мол, сей камень установлен на месте будущего строительства… Освятим его!

Заренков согласился. Пригласил на чин освящения высоких чиновников из министерства, правительства. Прилетел с Кипра владыка Исайя. Приехал владыка Варсонофий, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский.

Обстановка торжественная. Настроение приподнятое. Помолились.

И вот представитель администрации зачитывает документ, в котором говорится, что ровно сегодня, 27 сентября 2016 года, на заседании правительства принято решение о выделении участка в безвозмездное пользование.

Чудо свершилось! Ведь невозможно так подгадать! Чтобы в престольный праздник Воздвижения состоялось заседание, на котором постановили выделить землю под храм Воздвижения!

Итак, это был день 27 сентября 2016 года.

Последние капли

А через месяц, 4 ноября 2016 года, в день, когда Русская православная церковь празднует память Казанской иконы Божией Матери, примерно в четыре часа утра Вячеслав Адамович проснулся в своем доме на Кипре. Что за странный сон? Ему приснился медный кран в родительском доме.

В Ходулах о водопроводе никогда не мечтали. Сначала воду брали из колодца, потом пробурили скважину и установили колонки, по одной на десять жилых домов. Но мама в письмах все равно жаловалась, что руки болят и ходить за водой тяжело. Тогда Вячеслав в очередной выходной прихватил с собой пару друзей и отправился в родную деревню. Они ударно работали: выкопали траншею, проложили трубы, установили раковину. Полный дом народа собрался.

– Мама, поворачивай кран!

София Петровна, вытерев руки о фартук, осторожно повернула медную ручку краника, полилась тонкая струйка родниковой воды. Это был первый водопровод в деревне.

И вот приснилось на Кипре, что он в Ходулах. Стоит у развалин родного дома, поросших бурьяном. Отводит в сторону заросли крапивы и видит трубу, торчащую из земли, и медный кран на конце. Он поворачивает его, но вместо чистой воды в ладонь падают ржавые капли…

«Воды!»

Вячеслав Адамович привстал на кровати и решил спуститься вниз, чтоб попить. Но опять, как когда-то, – такое однажды уже случалось, – раскаленная игла пронзила грудную клетку. Так больно, так остро, что он потерял сознание. Галина проснулась от страшного звука падения.

Она вызвала «скорую», помчали в больницу. Там привели в чувство уколом и отправили в другой медицинский центр, американский. Обследовали и сказали, что «все нормально, ничего страшного». Да, шесть минут без сознания, но… «вы можете собираться домой».

Вячеслав Адамович дошел до двери и снова упал.

Операция на сердце длилась шесть часов. Как выяснилось, причина потери сознания – аритмия сердца, и справиться с ней можно только с помощью метода абляции сердечной мышцы, когда она (мышца) прижигается в определенных точках. Это кропотливая, ювелирная работа, которую опытные хирурги могут осуществить на современном оборудовании без разреза грудной клетки.

– Мы сделали все, что смогли, сказали в клинике. – Но не исключена возможность повторной операции через два-три месяца.

– А почему сделали не до конца? Так, чтобы не потребовалось повторять? – задал наивный вопрос Заренков.

– Потому что шесть часов под наркозом – это максимум. Семь часов вы бы не выдержали.

В итоге снова реанимация. Но уже в Москве.

Утром, на следующий день после операции в столичной клинике, Вячеслав Адамович проснулся здоровым.

– Как вы себя чувствуете? – спросил кардиохирург, невысокого роста, худощавый и веселый, с чувством юмора армянин.

– Все хорошо, сердца в груди даже не ощущаю.

– А мы, армяне, такие – мы сердце прикарманим себе, а пациенту об этом даже не скажем, – хирург улыбался.

– Когда мне можно домой? – поинтересовался Заренков.

– Надо еще полежать, отдохнуть.

Он ушел в сон, а когда открыл глаза, то увидел жену. Галина сидела рядом, неизвестно, как долго.

Улыбнувшись, негромко, только для нее, произнес Вячеслав. Когда-то он сочинил эти стихи накануне Восьмого марта, возвращаясь из Лондона в Санкт-Петербург. Прямо в самолете и сочинил, в воздухе, на высоте десять тысяч метров.

Галина

– Спасибо, что живой, Слава.

– Я рад тебя видеть.

Сколько лет они уже вместе? Кажется, он знал о ней все. Знал, что где-то между Иваново и Ярославлем была станция Середа, которую позже назвали в честь земляка, писателя и революционера Дмитрия Фурманова, автора знаменитого романа «Чапаев». Символично, что Слава, так любивший фильм про Чапаева, повстречал девушку из тех мест, где родился автор романа о легендарном командарме. А потом и сам поучаствовал в съемках фильма «Чапаев-Чапаев» с режиссером Виктором Тихомировым. В их авторской версии Василий Чапаев в исполнении актера Ивана Охлобыстина не утонул в реке, а выжил и дожил до сегодняшних дней. Фильм-фантазия, фильм-оливье, в котором все перемешано густо. О нем можно спорить. Но главное – заренковский Чапаев жив и здоров, несправедливая ошибка судьбы исправлена!..

Так вот, там, в Фурманове, появилась на свет Галина. Анастасия Копрова, будущая теща Вячеслава Заренкова, родила ему жену поздновато по меркам того времени, аж в тридцать девять лет. Это был ее третий брак, Анастасии Ивановны. Первого мужа репрессировали. Вернулся он только перед войной. Его тут же призвали на фронт, где он погиб на второй год войны. От него был сын Юрий.

И второй муж погиб на войне. От него была Валя. Отцом Гали стал третий муж, фронтовик Николай Васильевич Шишов. Он форсировал Днепр, имел боевые награды и человек был неплохой. Но брак регистрировать не хотел, и в свидетельстве о рождении девочки напротив графы «отец» стояла не его фамилия, а унизительный прочерк.

Все потому что мужчин после войны на всех не хватало. Те, которые остались в живых, могли иметь и одну семью, и вторую, и больше. Они могли давать родившимся детям свою фамилию, а могли не давать, и даже не платить алименты. Таковы были реалии того времени. У Николая Шишова первая семья тоже имелась. С Анастасией Ивановной он прожил лет двенадцать и вернулся туда, к своей первой жене и выросшим детям.

А его Галя носила фамилию первого мужа своей матери – Юнисова.

В их районе не было десятилетки. Поэтому Галя, окончив восемь классов, поехала в город Иваново поступать в педучилище. Хотела стать учителем начальных классов. Перед началом вступительных экзаменов надо было сдать «музыкальный урок». Девушку завели в класс, педагог взял ноту на фортепиано, – Галя впервые увидела инструмент именно здесь! Но ни ритм, ни тональность, ни песня ей не дались.

– И хорошо, что так, – успокоила дома мать. – На какие бы деньги я учила тебя? Моя пенсия всего 52 рубля, ни на что не хватает.

Анастасия Ивановна последние годы своей трудовой жизни работала кондуктором в общественном транспорте. Она сидела на переднем сидении в вывернутом наизнанку овчинном тулупе, огромная, толстая, но очень добрая женщина.

– Не горюй, дочь, – сказала мать. – Пойдешь работать – туфли себе сможешь купить. Эх, не горюй! Эка беда – не поступила!

Настоящую беду Анастасия Ивановна знала в лицо.

Сама она родом была из Костромской губернии. Родители жили в селе, дом был в два этажа. На первом торговали, на втором жили. Продавали пряники, которые сами пекли. Деньги вкладывали то в лес, который нужен в строительстве. То в землю, на которой пахали, чтоб была своя мука для пряников. Не богато, но точно не бедно жили Анна и Иван Копровы. Рожали детей и работали, пока не пришла новая власть. Началось раскулачивание, из амбаров все выгребли, хозяйство разорили, а дом селяне подожгли из зависти.

Иван не смог этого пережить. В один час он лишился всего, что всю жизнь строил. Умом тронулся, поместили его в скорбный дом. Анна, жена его, померла вскоре. А дети пошли в люди. Анастасии тогда было четырнадцать лет. Взяли ее в соседнем селе в няньки. Работала девочка за еду. И была счастлива, когда смогла купить себе свою первую вещь – плюшевую тужурку с рукавами.

Эту тужурку она сохранила. Даже Галя ее повидала – они ею укрывали в подвале картошку, чтоб не померзла.

Анастасия в зрелых годах стала женщиной крупной. А вот родная сестра ее, Прасковья, была тоща. Она ходила целыми днями с одного конца города Фурманов на другой, не ходила, а бегала. То одна, то с попом. Они крестили детей по округе. Прасковья жила под Богом и не боялась, кто чего скажет. Анастасия дома иконы хранила, но веру никому не показывала. Да и кому это надо? В Фурманове храм переделали под овощехранилище. А потом под молочный завод. И когда тимуровский отряд, где состояла Галина, пришел сюда на экскурсию, то все объелись мороженого и от счастья так забылись, что потеряли ключ от штаба тимуровского. Никто ни слова не сказал тогда про то, что раньше здесь была церковь…

– Мама, а куда мне работать? Кто меня примет в пятнадцать лет? – вернула Галина свою мать из омута воспоминаний.

– Придумаем что-то.

Все образовалось само по себе. Женился брат, и невестка с диковинным для этой глуши именем Луиза (назвали ее так в честь героини какого-то французского фильма) сказала, что у них в процедурном кабинете есть вакансия.

Так Галя стала санитаркой в поликлинике. Приходила в самую рань, мыла полы, кипятила шприцы, фильтровала воду. К началу приема все должно быть готово. Три месяца зарабатывала она «минималку» – по тридцать семь рубликов. Купила себе туфельки на шпильке за сорок пять. При росте метр шестьдесят шпилька очень нужна. Еще бы веса прибавить, но с этим сложнее. Весила девушка меньше пятидесяти.

Потом дюймовочка устроилась на передвижную автобазу секретарем-машинисткой. Так прошло еще три года ее молодой трудовой жизни. Между делом Галя училась в вечерней школе при ткацкой фабрике и… писала стихи.

Она мечтала вырваться из маленького городка, выбиться в люди, учиться в Москве, на факультете журналистики МГУ, стать известной поэтессой. Но публикаций у Юнисовой не было, и в журналисты не взяли. Подруги предложили махнуть в Рыбинск.

– Там есть курсы, после которых направляют в Ленинград на работу!

Хоть куда-то, лишь бы сменить обстановку. Курсы готовили специалистов по обслуживанию мельниц и комбикормовых заводов. Галина получала стипендию в четырнадцать рублей. Для директора доклады печатала, за что он давал ей талоны в столовую на бесплатное питание.

По окончании курсов оказалась Юнисова в Ленинграде, на мельничном комбинате имени Кирова. Технология производства – английская. Спецодежда чистая, красивые синие комбинезоны. После работы – своя душевая. Оклад – сто четыре рубля.

Общежитие на Обуховской стороне. Нева рядом. Место потрясающее. Условия проживания барские – комната на восемь девушек, шторы на окнах, кровати по стенкам. По выходным Галина с подругой ходила кататься на коньках в парке Бабушкино. Или на стадион завода имени Ленина, там была беговая ледяная дорожка. Хватало времени и запала даже на стрелковый кружок. Юнисова стреляла из винтовки с любой позиции – стоя, с колена и лежа.

На какое-то время стихи отошли на второй план. На первом была реальная жизнь. Надо было думать, как одеться красивее – парней за Галиной много ходило. Их привлекала в этой хрупкой миниатюрной девушке ее веселость, легкость и оптимизм. Да и в подругах не было недостатка.

И однажды Соломатина Валя, бойкая девушка из Рязани, позвала Галю в общежитие, навестить брата.

Там и повстречались они. А через год подали заявление во Дворец бракосочетаний…

Вячеслав Адамович прекрасно понимал, что тогда, на Казанскую, 4 декабря 2016 года, он мог умереть. И думал, что даже если бы это случилось, его жизнь прошла бы не зря. Он многого добился в работе, но и в семье состоялся как муж, отец, дедушка. Однажды он записал в своем дневнике: «Человек всю жизнь ищет истину, а найдя ее, умирает. И тот, кто действительно постигает истину, умирает достойно, с покоем, а тот, кто не может ее найти, умирает в страхе все потерять».

У него не было этого страха.

Сто лет назад

Пётр Губонин к смерти относился с большим уважением. Он очень любил Гурзуф, подолгу там жил и местом своего упокоения завещал сделать это село. Заблаговременно под мраморным алтарём Успенского храма был подготовлен фамильный склеп…

Кончина его стала внезапной. На шестьдесят седьмом году жизни, 30 сентября 1894-го, грандиозного русского человека не стало. Отпевали Губонина в Москве, в храме на Пятницкой. А затем отправили тело в Гурзуф.

С великим промышленником, строителем и храмостроителем, благотворителем и меценатом прощалась Россия. Дорога от Москвы до Гурзуфа заняла больше недели. Немалую часть этого пути запаянный металлический гроб пронесли на руках. Позже рядом с Петром была похоронена и его верная супруга, Марина Севастьяновна.

Осталось два сына, Сергей и Николай Губонины. Эти добрые православные люди не обладали, к сожалению, талантами своего отца. Они не смогли удержать в своих руках его дело и разорились ещё до 1917 года.

Гурзуф перешёл к другим владельцам и поблек. Храм Успения Пресвятой Богородицы был уничтожен в 1932 году – звон его колоколов мешал отдыхающим революционерам. Семейную усыпальницу тоже не пощадили. Прах Губонина и его супруги оказался на свалке истории.

А еще через два года разорили церковь Параскевы Пятницы, о которой почти тридцать лет неустанно заботился её верный староста Петр.

Часть шестая К планетам и звездам 2016–2051 гг

В этой части книги герой намечает перед собой задачи на ближайшие десятилетия. Он преодолевает детские страхи и ныряет с акулами, следуя по следам Жака Кусто, восстанавливает монастырь на своей малой родине, учреждает международный фестиваль «КипРус», пишет либретто для балетных постановок, снимает фильмы, ваяет памятники и храмы и приступает к строительству самого большого в Европе планетария. А на прощание дает читателям один простой совет.

По следам Жака Кусто

Жить – видеть и подмечать детали, мыслить и открывать новые горизонты, действовать и созидать, с высоты большого делать добро для людей и, наконец, с благодарностью принимать этот дар Божий, нашу жизнь.

Последняя операция на сердце прошла успешно, и в дневнике Вячеслава Заренкова появилась новая запись, одна из тех, что потом вошла в его главу «Мысли вслух».

«Каждый человек должен знать, что у него в жизни есть выбор среди трех типов существования.

Активное на протяжении всей жизни позитивное развитие личности.

Деградация личности – антипод развитию.

Прозябание – среднее между развитием и деградацией.

С рождения и до восемнадцати лет все люди проходят процесс развития. А дальше пути расходятся по-разному на разных жизненных этапах. Деградация личности является прямым следствием болезни под названием лень…»

– Вячеслав Адамович, у меня к вам необычное предложение, – на прием к Заренкову пришел профессиональный питерский путешественник, член Русского географического общества и, кстати, выпускник архитектурно-строительного института Александр Ингилевич. – Что если нам совместно взяться за фильм с рабочим названием «По следам экспедиций Кусто»?

– Интересная идея, – согласился строитель, начисто лишенный лени.

Правда, в отличие от Кусто, с водой у Заренкова отношения складывались непросто. Еще семилетним мальчишкой, прыгая по льдинам в радостном приступе начала весны, он с головой рухнул в холодное озеро и начал тонуть. Спасли его вовремя. Но страх остался на долгие годы. С тех пор он не мог окунуться под воду. Уже в зрелом возрасте Вячеслав Адамович решил избавиться от этой фобии. Нашел инструктора, начал первые занятия дайвингом. Сначала, чтобы перебороть панику, собирал шарики со дна бассейна. Дальше – больше, пошли погружения. В разных морях, на разную глубину, и с друзьями, и в окружении стаи акул. Кстати, вид акул его не пугал. Хотя однажды прямо на глазах Заренкова одна из хищниц перекусила пополам туристку из Франции, которая, отбившись от группы, плавала у берега с маской…

Для Вячеслава Адамовича время, проведенное на глубине, стало ценной возможностью погружения в гипнотический, таинственный мир, в совершенно другую реальность!

Итак, не удивительно, что он отозвался на предложение путешественника-профессионала.

Они собрали команду, начали планировать экспедиции в разные страны, следуя дорогами популярного океанографа, который в свое время грезил об авиации, но ушел под воду и изобрел акваланг. Съемки проходили на Филиппинах, в Египте, Тунисе, на Кипре…

Заренков загорелся идеей приобрести знаменитое судно «Калипсо» – что ж оно без дела стоит в ангаре, во Франции! И ничего, что от легендарного корабля остался лишь остов, – восстановим!

Начались переговоры с Франсиной Триплет, второй женой исследователя морских глубин. Они познакомились, когда Жаку было уже почти семьдесят лет. Он летел в самолете, на борту которого Франсина работала стюардессой. Разница в возрасте – 36 лет. Но это не помешало молодой женщине родить от Кусто двух детей. Однако верной помощницей и продолжателем дела своего мужа она так и не стала.

– Хотите покупать – покупайте, – заявила она. – Пятнадцать миллионов евро. Такая будет цена.

– А ведь когда-то ирландский миллионер предоставил Кусто бывшее военное судно «Калипсо» в аренду. Годовая плата за него составляла всего один франк!

– Вы хотите его за один франк купить у меня? – злилась Франсина.

– Нет, конечно. Но судно нуждается в очень серьезном и дорогостоящем ремонте.

– Это ваши проблемы. И еще я предупреждаю, что если в вашей программе будет использоваться имя моего дорогого мужа, я вас засужу. Договор, деньги, и только тогда возможно упоминание имени Жака.

Франсина делала все, чтобы разрушить мир, который созидала ее предшественница, первая жена и верная помощница во всем, Симона Кусто.

Ну, нет, значит, нет.

В конце концов, разве это препятствие для того, чтобы жить и любить океаны?

Колыбель

Теперь два раза в год, осенью и весной, Вячеслав Заренков с творческой командой, в которую входили и режиссер, и операторы, уходил в экспедицию, улетал в дальние страны. А возвращаясь, чувствовал такую острую, почти физическую потребность встречи со своей малой Родиной, что часто поддавался этому зову и ехал домой, в Ходулы.

Дома уже не было. Да и самой деревни практически не существует. По пальцам можно пересчитать жилые хаты, а ведь в его детстве стояло не менее ста дворов. Но это Родина. На эту тему есть хорошие строки у супруги Галины: «Беларусь – ты моя колыбель, а Россия – мое становление». Так и есть, колыбель. Походит, посмотрит вокруг того места, где когда-то стоял их домик, а теперь останки фундамента, бурьяном заросшие. Он отчетливо помнит каждую ступеньку крыльца, какие и где были двери, защелку на входе, что было внутри. Этот свой дом Вячеслав по памяти написал на холсте и картину назвал «Родина», очень светлая получилась работа.

Как много он здесь делал своими руками. Приезжая из Питера в отпуск, Вячеслав вместе с отцом постепенно улучшал этот дом, делая его удобней, комфортней, красивей. Менял окна, правил крышу, ставил забор, устанавливал новые межкомнатные перегородки…

Из этого дома в школьные годы Слава ездил в город на олимпиады по алгебре, геометрии. Как бедно жили! Это только сейчас понимается. Ведь даже одежды нормальной не было. Мама заботливо подшивала для «олимпийца» парадные отцовские брюки, под брюки Слава напяливал огромные кирзовые сапоги, надевал перелицованную рубашку и ехал в таком виде в город. И, что показательно, щелкал задачки получше городских «аристократов», одетых с иголочки.

Да, было время.

А теперь дома нет. Но стоят деревья. Он гладил липу и дуб, говорил что-то с ними. Приветствовал яблоню, которую полсотни лет назад – страшно сказать! – сам прикапывал и в первый раз поливал. И часто думал, что надо бы возродить родительский дом, а может, даже всю деревню, построить неподалеку рыбную ферму или страусиную… Но не с кем и не для кого: дома – не проблема, а вот кто в них будет жить? Людей нет.

Школа

Их и в Зубревичах немного осталось, всего под четыреста человек, из них девяносто два ребенка, если считать всех, от «нуля» до восемнадцати лет. Количество жителей с каждым годом все уменьшается.

В Зубревичи, в свою школу, Вячеслав Адамович непременно заворачивает по дороге из Ходулов. Не просто заворачивает – она находится под его патронажем. С директором им всем очень повезло. Елена Александровна Ивановская двадцать пять лет работала воспитателем в детском доме. Дети, лишенные родительского попечения, по очереди, по специальному графику приходили на выходные к ней в семью, отогревались.

Елена, став директором школы, сразу позвонила Вячеславу Адамовичу, чтобы представиться.

– Очень приятно, давайте готовиться к поездке на Кипр.

Для детей из села, которые мало что видят, где бывают, это стало событием, сенсацией, шоком. Первый в их жизни полет на самолете, первая «заграница», первая настоящая гостиница, а какая еда! В восемь тридцать у них начинались экскурсии, школяры из Зубревичей исколесили весь Кипр на шикарном автобусе вдоль-поперек. За восемь дней – восемь экскурсий. Побывали и на освящении собора Андрея Первозванного, который построил их выпускник. И на концерте с раздачей мороженого. И с патриархом знакомились, и с Заренковым общались.

– Расскажите, каким спортом вы занимаетесь? Какие у вас есть увлечения, какие кружки? – все ему интересно! – В наше время мы все «болели» лыжами, коньками, летом пропадали на озере, а вы как живете сегодня?

Заренков дает все новые и новые шансы своим землякам, своим соседям по колыбели. Покупает компьютеры, готовит подарки к Новому году, оплачивает туристические поездки по другим городам…

Но, может, для кого-то из этих детей большим шансом найти свою дорогу в жизни станет связь с монастырем в Толочине. Заренков познакомил и директора школы, и учеников с его настоятельницей, игуменией Анфисой.

Игумения

Было время, когда игумения Анфиса была Антониной. Тоня Любчак росла в верующей семье. Религия всегда для нее была миром, состоянием души и… игрой. Да, в детстве она играла в Царство небесное и еще в доктора. Находила с подружками птичек, «отпевала» их и хоронила, жалела и кормила животных.

Ей было шестнадцать, когда маме приснился сон, из которого явственно следовало, кем она станет – монахиней.

Но сначала современная девушка поступила в политехнический институт. Она получила образование инженера, работала по специальности. До тех пор, пока серьезно не заболела. В состоянии клинической смерти Антонина Стаховна Любчак увидела монастырские врата и, очнувшись, стала искать их, пошла навстречу зову души.

Так Свято-Покровский женский монастырь города Толочина Витебской епархии республики Беларусь обрел свою настоятельницу.

Было время

Было время, и канцлер Великого Княжества Литовского Лев Иванович Сапега на свои деньги построил здесь, в Толочине, деревянный храм, в 1604 году. Через полторы сотни лет на его месте воздвигли храм каменный. Потом школу и жилой корпус монастыря.

В 1812 году на территории обители останавливался Наполеон Бонапарт. Здесь французский император был шокирован новостью – мост через Березину разрушен, отступать больше некуда. Великий полководец был вынужден признать свое поражение. В Свято-Покровском монастыре он провел решающее заседание штаба и отдал приказ жечь военный архив и знамена, эмблемы своих корпусов.

При отступлении французская армия сожгла и Толочин. Но монастырь уцелел, хотя его иразграбили. Добивали уже в советское время: здание монастырского корпуса было передано военкомату, а здание школы – вневедомственной охране.

Когда игумения Анфиса сюда приехала, в храме была температура плюс семь, матушки кутались в трех платках, спали одетые. Надо было браться сразу за все. И братский корпус ремонтировать, и храм спасать. Она забила тревогу, писала во все инстанции, настойчиво убеждая освободить территорию древнего монастыря. Подробную историю памятника архитектуры шестнадцатого века настоятельница излагала на пяти листах в приложении к официальным письмам. В итоге добралась и до президента Беларуси. Александр Лукашенко лично поставил на обращении матушки свою резолюцию: «Передачу данной территории монастырю считаю нецелесообразным».

В это же время одно из писем игумении уже летело в Санкт-Петербург. Его и получил Вячеслав Заренков. Он тут же приехал – это Родина, родительский дом находился всего в тридцати километрах отсюда. Как он мог не приехать?

Монастырь

Взору Вячеслава Адамовича предстало печальное зрелище. Собственно, его и не было, Толочинского женского Свято-Покровского монастыря. Монастырем игумения называла неотапливаемое здание братского корпуса, похожее на разваливающийся сарай, в котором ютились монахини. А молились они в Покровском храме с протекающей крышей, облупившейся штукатуркой, покосившимся крестом на ветхом куполе. Рядом пара-тройка домов, населенных обычными жителями града Толочина. Как положено, с поголовьем скота и птицы, с музыкой на полную громкость, машинами, шашлыками и застольями по выходным и праздникам. Здесь же, на монастырской территории, как хозяин стояло двухэтажное здание районной вневедомственной охраны. А поодаль – грязь, мусор, все навалено в кучу, не пройти, не проехать.

Итак, вход к президенту Лукашенко был перекрыт. Но Вячеслав Адамович решил обойти его с фланга – он добился встречи с министром МВД Беларуси. В ходе переговоров удалось договориться о том, что вневедомственная охрана освободит занимаемое здание… после того, как известный бизнесмен из Санкт-Петербурга построит новое, больше и лучше прежнего.

На этапе строительства аппетиты у офицерских чинов из полиции стали расти, уже и два этажа им мало – подавай четыре! Да не просто построй, а еще оснасти современным оборудованием. Снова время уходит на переговоры, на поиски компромисса…

В итоге вневедомственная охрана осталась довольна, а в освобожденном здании начались работы по организации воскресной школы. Обитателям частных домов на территории монастыря – а это три семьи – пришлось приобрести благоустроенные квартиры, как это было уже при восстановлении Иоанновского женского монастыря в Санкт-Петербурге, на Карповке.

Когда вычистили авгиевы конюшни и привели в порядок жилой корпус, взялись за храм. Начали восстанавливать его с куполов, с крыши, с мозаичного фасада. Теперь сюда можно было привезти своего друга Исаию, митрополита Тамасосского и Оринийского.

– Вячеслав, я чувствую, что людям здесь будет хорошо, – сказал владыка из Кипра. – Это настоящая духовная больница, место, где человек может отдохнуть, помолиться, помечтать о добрых делах. Здесь Божия благодать действует…

И действует Заренков. Уже построены церковная лавка, пекарня. Доделывается воскресная школа с компьютеризованными классами и кинозалом для просмотра православных фильмов. Во дворе запланирован небольшой спортивно-игровой комплекс, Валаамская ротонда с источающим чистейшую воду крестом…

Так шаг за шагом, год за годом приблизилось время расцвета древнего монастыря. Правда, получилось как в поговорке про сапожника без сапог. Строитель так и остался без дома. Вместо того, чтобы восстановить родительский дом, он восстановил монастырь на своей малой родине, в своей «колыбели». Здесь в ежедневных молитвах поминают и Софию Петровну, и Адама Алексеевича, и благотворителя храма сего, раба Божия Вячеслава.

Задачка «со звездочкой»

А молитва – великая сила. Она вразумляет врагов и конкурентов, как это было уже однажды, когда Заренкова лишили лицензии. Она усмиряет неразумных хазар и полчища печенегов, которые топчут русскую землю, собирая там, где не сеяли. Нет, речь сейчас не о бандитах. Кроме них есть преступники сертифицированные, наделенные властью, – инспектора десятков инспекций, налоговики и так далее. Бывало, в офисе Заренкова разыгрывались целые пьесы. Например, приходит пара очень серьезных налоговых инспекторов и начинается диалог, исполненный внутренней драматургии.

– Ни копейки вы не получите, – поняв, в чем дело, перебивает Вячеслав Адамович.

– Как это? Вы с Луны упали? У нас есть план, согласно ему мы обязаны выявить нарушений минимум на три миллиона рублей. После этого вы сможете нормально работать. Мы же все равно что-то да найдем у вас! Понимаете?

– Когда найдете это «что-то», тогда я подам на вас в суд, – спокойно отвечал бизнесмен. – Не на абстрактную районную налоговую инспекцию, а лично на вас. И все мои затраты вы оба оплатите лично, из своего кармана.

Это отрезвляло и заставляло задуматься. Хазары уходили в свои степи ни с чем.

Но следом шли печенеги-пожарные. Они начинали нудеть про выявленные нарушения на объектах…

– Я вас понял. Но вы план объекта на начальной стадии видели? Вы со всем соглашались? Все подписывали? А теперь говорите мне о моих нарушениях! Давайте-ка я сейчас же позвоню вашему начальству и мы обсудим лично вашу профессиональную компетенцию и моральный облик.

Это тоже действовало отрезвляюще. Их как ветром сдувало.

И с чиновниками, и с бандитами приходилось вести себя жестко. Один раз заплатишь – сядут на шею, не отскребешь.

А ведь, казалось бы, чего прощу победить коррупцию! Много Заренков думал об этом и решил задачу «со звездочкой», как говорили у них в школе. Он даже где-то в блокноте у себя зафиксировал ход рассуждений.

Первое: мотивировать чиновников на конечный результат, обозначив четкую цель их работы. Будет результат на вверенной территории – будет хорошая зарплата и наоборот. Второе: разрешительную систему надо заменить системой уведомительной. Решил открыть бизнес – поставил конкретную структуру в известность и начал работать. Иначе начинается старое как мир «дам добро – не дам», «разрешу – не разрешу». И, наконец, третье – это сменяемость власти. Несменяемость – это ржавчина всех «болтов» и «узлов», лучшая питательная среда для коррупции.

Вот так, все и просто и сложно одновременно. Но, как часто говорит Заренков, – нет такой проблемы, которую невозможно решить, если перед тобой стоит четкая ясная цель. А если нет цели, то все становится проблемой, все сложно.

Маски и люди

Конечно, есть у коррупции и еще одна проблема, чисто психологическая. Она состоит в том, что испытание деньгами и властью – самое серьезное, страшное испытание. Которое лично Заренкова не затронуло, миновало. Потому что деньги для него никогда не были самоцелью. Помните, как он хранил их? Без кошелька, по карманам, никогда не зная точно, что их у него в наличии. Настолько не ведая, что даже на госпошлину в Доме бракосочетаний ему не хватило в далеком 1970 году. Деньги ему нужны для того, чтобы закупать арматуру, бетон и кирпич. Это всего лишь материал, из которого он строит дома. И к власти Вячеслав Адамович не рвался. Не баллотировался в депутаты, не метил в теплые кресла. Потому что всегда понимал иллюзорность власти чиновников. Люди дали чиновнику определенный фронт работы – какая же это власть? Сегодня она есть, завтра – нет. Но ведь не все это понимают, отсюда и начинаются проблемы с «масками».

Сколько он встречал этих масок – людей в образе носителя власти. А когда маски падали, про этих людей все забывали мигом. Они ждали, что к ним придут, верили, что они нужны кому-то – ан нет! И сами шли к Заренкову с плетками опущенных рук: «Вячеслав, послушай, ну, помоги…»

Вот и у заместителя прокурора Юрия Приемыхова, который столько крови Заренкову попортил, маска упала с лица. Он не только не смог подняться по карьерной лестнице – он вовсе лишился работы. И пришел к Заренкову просителем.

– Возьмите меня хоть куда-нибудь…

– Зачем же вы пришли ко мне? Это вам в отдел кадров надо.

Так некогда всесильный Приемыхов устроился рядовым сторожем на один из строящихся объектов компании.

А заместитель начальника главка? Да он такую маску надел, что не подступиться! Дорос до начальника, а когда время пришло и маска упала, на него стало больно смотреть.

А сколько было начальников пожарных инспекций, которые уверовали в свое всемогущество и шли, все шли к ним на поклон. Но вот очередная рокировка, человек остается без кресла, и приходит уже не то, что без маски, а вообще без лица.

Насмотревшись таких примеров в жизни, Вячеслав Адамович решил написать рассказ или повесть под рабочим названием «Маски и люди». Идея у него четко оформилась: каждый человек, рождаясь, надевает какую-то маску. Он делает выбор, под который потом все подстраивает: я – доктор. Или политик. Или губернатор. Или писатель. Эту маску мы часто представляем как свою суть, как квинтэссенцию своего «я». Но «я» – это нечто другое. И начинается конфликт маски, выбранного нами образа, и личностной сути. Человек думает: «Губернатор – это и есть «я». Но это не так! Это не к тебе идут колонною на юбилей с дарами – это к твоей маске идут…

Вот такая зрела у Заренкова идея.

Он сидел в кресле-качалке и все думал, чем завершить это произведение. Финал – самая сложная часть, как всегда. Прикрыл глаза и стал представлять, как бы все это выглядело на сцене. В голове рождались образы: люди в масках танцуют, страсти кипят, маску пытаются сорвать, но как это больно и страшно – оказаться наедине со своим «я»!

– Да ведь это балет! – произнес Заренков. И стал обсуждать свою идею с композитором Михаилом Крыловым.

– Интересно, давайте попробуем ее реализовать, – поддержал тот.

И закрутилось. Заренков засел за либретто, начался поиск балетмейстера, выбор труппы, поездки, знакомства, переговоры с театрами…

«А какая у меня маска? – думал между тем Заренков. И тут же отвечал себе на этот простой вопрос. – Я строитель. Кажется, это слово, «СТРОИТЕЛЬ», написано у меня на лбу огромными буквами. Стоит мне выехать на объект и надеть каску, я оживаю и загораюсь. Но ведь так не может быть вечно! Подходит время, когда и каску и маску надо снимать».

Сделка жизни

За сложную и многоходовую операцию по выходу из бизнеса, из управления компанией, по запуску «Эталона» на новый виток развития Вячеславу Заренкову на телеканале РБК вручили диплом «За лучшую сделку года». И действительно, за тридцать лет работы на памяти самого Вячеслава Адамовича не было таких прецедентов. У крупных бизнесменов было всего три варианта, три способа освободиться от своей тяжкой ноши: либо в тюрьму, либо в могилу, либо банально все отберут.

Ни один из этих вариантов ему не подходил.

Три года Вячеслав Адамович готовил «лучшую сделку» – не года, а всей своей жизни – по выходу из компании. Вот это точно задача не из простых. Учитывая сверхзадачу, которую Заренков перед собой ставил: без него в компании должно быть лучше, чем с ним. Компания не должна ни то что пострадать – она не должна ощутить его ухода.

И наконец это свершилось.

В феврале 2019 года Вячеслав Адамович Заренков на пресс-конференции сделал официальное заявление о своем выходе из компании «Эталон».

Все, эта история завершена.

Достойная история, надо отметить.

За тридцать лет работы на рынке недвижимости компания возвела более трехсот домов в Санкт-Петербурге, Москве и Московской области. Общая площадь жилой застройки составляет более восьми миллионов квадратных метров! Он как-то подсчитал, что на этих «квадратах» проживает примерно 318 тысяч человек – целый город! Или два небольших.

Но дальше компания пойдет уже без него.

Журналисты, собравшиеся в офисе на 24 этаже «Золотой гавани», буквально забросали основателя «Эталона» вопросами.

Как могут отнестись к происшедшему событию миноритарные акционеры? Да они уже отнеслись к ней положительно. Это доказывают торги за последние два дня: акции выросли почти на 15 %.

Доволен ли он стоимостью проданных акций? Доволен! Цена, за которую продан пакет, абсолютно разумна.

Почему он решил выйти из бизнеса? Потому что ему идет шестьдесят восьмой год, и работать в режиме «24×7» ему уже трудно, а работать вполсилы – вредно для бизнеса, да и не в его это характере.

Не было ли варианта передать бизнес в управление доверенным лицам, например, сыну Дмитрию, который в свое время возглавлял Совет директоров? Да, Заренков рассчитывал, что сын примет бразды правления, и это был бы вариант оптимальный. Но у Дмитрия другие приоритеты, у него на первом месте семья, а потом уже все остальное. Наверное, это правильно.

Будет ли у основателя компании свой представитель в новом Совете директоров? А зачем? Новый Совет должен быть абсолютно свободен в принятии новых решений.

Как он оценивает условия для ведения бизнеса в Санкт-Петербурге после смены губернатора и кураторов строительной отрасли? Нормально оценивает. Смена власти и губернаторов всегда влияла на тех, кто пользуется благосклонностью власти или просто рассчитывает на нее. Заренков просто делал свое дело, работал четко, соблюдая все нормы и правила.

– Вячеслав Адамович, скажите, как вы планируете распорядиться средствами, которые получите по итогам продажи акций?

– Основная часть денег будет не инвестироваться, а жертвоваться на благотворительные цели. Я выбрал для себя следующие направления: первое – это образование, второе – здравоохранение, третье – интеллектуальная собственность, интеллектуальное развитие. Четвертое – культура. Вся эта работа будет проводиться через наш фонд «Созидающий мир», который существует уже семь лет и много чего успел сделать значительного. Так что, сидеть на диване перед телевизором я точно не буду…

Новая книга

Полет нормальный

Там, где другой поставил бы точку, – мол, главное дело всей жизни завершено. Там, где для кого-то прозвучала бы финальная кода симфонии, – Заренков начал писать даже не главу, а новую книгу своей новой жизни.

На память о прошлом он оставил всего одну визитную карточку: «Вячеслав Адамович Заренков, генеральный директор ГК «Эталон», заслуженный строитель России». Одну на память, остальные – на свалку истории.

С первых же месяцев работы благотворительный фонд «Созидающий мир» заявил о себе мощным международным проектом – «Мир глазами художников». Группа художников, которую объединил под своим началом Вячеслав Заренков, стала выезжать за границу на пленэры. Они получили возможность пожить и поработать в самых разных городах Европы. Одновременно с этим европейских живописцев приглашали в Россию, отправляли по «нехоженым тропам», в самую что ни на есть глубинку – в Красноярский край, Псковскую, Новгородскую области. Иностранцы узнавали страну и людей изнутри, это рушило стереотипы, это приводило к катарсису, становилось мощным источником вдохновения. В результате рождались полотна, более тысячи уникальных картин! «Созидающий мир» представил их публике. В центральном выставочном зале «Манеж» была организована выставка: на первом этаже – мир глазами российских художников, на втором – Россия глазами зарубежных художников.

Но это было только начало.

Поэтический фестиваль

Вячеслав Адамович и его фонд включились в поддержку поэтического фестиваля «Петербургские мосты», на который съезжаются авторы со всего мира. Учредил премию «Созидающий мир» в нескольких номинациях – для писателей, поэтов, художников. Интерес к ней оказался огромен, он выходит далеко за пределы Москвы и Санкт-Петербурга. В жюри – самые именитые мастера кисти и слова.

КипРус

Благотворительный фонд шагнул за узкие рамки «фонда» – теперь это международный социально-культурный проект, одним из столпов которого стал фестиваль «КипРус». Его задача – единение людей разных национальностей на базе духовного просвещения, науки и творчества. За один день разноплановые мероприятия фестиваля с участием артистов из России и Греции посещают не менее пятнадцати тысяч человек. Он ежегодно проходит на Кипре, на площади у храма во имя Андрея Первозванного и всех святых, в земле Российской просиявших. Это место становится центром притяжения для всего православного мира.

И, конечно, возрождаются из небытия и строятся новые храмы.

Новые храмы

Храм Рождества Христова на Песках в Санкт-Петербурге появился еще в 1787 году. В 1934 году он был разрушен до основания, даже фундамент выкопать не поленились. Сверху место засыпали щебнем и закатали в асфальт, чтобы о святыне не вспомнил никто. Этот храм можно считать «отраслевым», строительным. Так его и прозвали в народе. Здесь молились те, кто возводил Петербург ценой своей жизни, здоровья, поднимая его из болот, а сам селился на окраинах города. В те времена здесь нестройными рядами стояли бараки, забитые беспокойным рабочим людом.

Вячеслава Заренкова пригласили вступить в попечительский совет по возрождению этого старинного храма в надежде, что он сможет раскачать попечителей.

– Главная причина отсутствия подвижек в строительстве – это финансирование, – выступил на первом же заседании строитель и меценат. – В нашем Совете я вижу более двух десятков состоятельных, достойных людей. Предлагаю: давайте каждый внесет по миллиону рублей, через полгода еще по одному миллиону – и так, пока мы не построим храм. Лично я завтра же переведу на счет два миллиона.

Он перевел, а в ответ тишина. Через какое-то время собираются вновь попечители. Долгие годы этот Совет для многих был своеобразной площадкой для встреч, где можно пообщаться, обсудить и решить свои вопросы. Да и статус попечителя при случае, например, когда даешь интервью, звучит красиво, поблескивает, словно орден. За битву, которая никак не начнется.

– Уважаемые друзья, – снова взял слово Заренков. – Так мы никуда не сдвинемся, давайте же что-то решать. Никто не заплатил ни копейки! При этом находятся какие-то посторонние люди, которые не входят в Совет. Они приходят и предлагают свою помощь. Кто иконы готов оплатить, кто колокол, кто иконостас. Что же вы-то сидите?

Друзья взоры потупили, головами кивают. Но время идет – денег нет. Между тем, когда пришел назначенный день очередного заседания, все исправно явились.

– Коллеги, мы собираемся здесь уже в который раз, но толку от наших заседаний ноль, – сказал, наконец, Заренков. – Если вы не хотите участвовать в возрождении храма своим рублем, тогда нет смысла встречаться в дальнейшем. Зачем тратить время впустую?

И все началось как всегда. Вячеслав Адамович утвердил смету расходов и сам начал финансирование работ. Вывели цокольный этаж, проложили канализацию, ливневку, утеплитель, залили полы, и вдруг городская ливневая канализация переполняется в сезон активных дождей, и вода, вместо того, чтобы уйти в насосную станцию, хлынула в цоколь храма, затопив его сантиметров на двадцать. Утеплитель под стяжкой намок. Сначала было решено делать шурфы и активно сушить. Сушили недели две – ничего не получается.

– Будем все менять полностью, – решил Заренков. – Вскрываем бетон, убираем намокший утеплитель, переделываем ливневую канализацию и заливаем полы керамзитобетоном. Это огромный объем работ, который требует, соответственно, серьезных затрат. Достаточно сказать, что площадь цокольного этажа без малого тысяча квадратных метров…

И вот храм Рождества Христова на Песках стоит, сияют золотом купола и кресты, и звон колокольный призывает людей подняться мыслями к небу.

А на другом конце Санкт-Петербурга завершилось строительство еще одной святыни – первого в городе храма во имя святой блаженной Ксении Петербургской. Интересно, что Ксения, которую здесь все так почитают, до сих пор не имела ни одного «своего» храма. Только небольшая часовня на Смоленском кладбище устроена в память о ней. «Созидающий мир» исправил это недоразумение. Теперь на Лахтинской улице появилось большое двухъярусное здание с уникальными росписями внутри. По преданию, Ксения Блаженная жила со своим мужем именно здесь.

При каждом храме открываются музеи – это новая практика фонда «Созидающий мир». Самый первый музей стараниями мецената появился в Иоанновском монастыре на Карповке. Необычная экспозиция ждет прихожан на Лахтинской улице. Богатейшая история храма Рождества Христова на Песках тоже диктует необходимость собрать воедино коллекцию артефактов. Замечательный музей организован на Кипре при храме святого апостола Андрея Первозванного и всех святых, в земле Российской просиявших. Много интересных экспонатов предоставил для него лично владыка Исаия.

Балетные постановки

Новыми главами жизни Вячеслава Адамовича стали его балетные постановки.

В феврале 2019 года в Самаре состоялась премьера балета «Три маски Юлия», для которого либретто написал Заренков. Слаженными усилиями большой творческой команды получился шедевр, новое слово в балете. Иначе как объяснить то, что люди стоя аплодируют двадцать минут!

Триумф «Трех масок» повторился в ноябре 2019 года на сцене Мариинского театра в Санкт-Петербурге.

В Минске, в Большом театре Беларуси, в постановке балетмейстера Александры Тихомировой с невероятным успехом идет балет «Орр и Ора». Билеты на него раскупают заранее. Либретто Вячеслав Заренков написал по мотивам своего одноименного рассказа – это история большой любви из жизни орлов и людей, свидетелем которой он стал на Кипре.

Сегодня в Самарском академическом театре оперы и балета готовится и, скорее всего, к моменту выхода этой книги в свет, уже будет представлен публике новый балет по рассказу Вячеслава Заренкова «Возвращение к жизни». Это история о возвращении после падений, после пандемий и болезней, после упадка сил и ошибок – о возвращении к настоящей, активной и созидающей жизни.

Книги

Заренков готовит к очередному переизданию свою книгу «Управление проектами», которая стала своеобразным итогом его пятилетней преподавательской деятельности. За этот труд Вячеславу Заренкову в Оксфорде вручили орден королевы Виктории. Книга переведена на семь языков, ее читают преподаватели и студенты. Также он работает над новым сборником рассказов, делает наброски к повести и поднимает из-под векового спуда забвения новые для нас имена.

Фильмы

Под его руководством подходят к финалу съемки серии документальных фильмов из цикла «Забытые великие», к которому его подтолкнул любопытнейший документ, найденный однажды в архиве. Ему попались на глаза бумаги, длинный список фамилий, на котором диагональю смертного приговора стояла резолюция Ленина: «Предать забвению».

Забыть навсегда полагалось самых лучших, самых талантливых, самородков, вышедших из народа и отдавших талант и силы России. Тех, кто с большой высоты сделал для людей очень много. Одним из таковых был Петр Ионович Губонин. И фильм о нем для канала «Культура» уже готов. Работа над другими историями героев из «списка забвения» продолжается. Идет она в соавторстве с Борисом Токаревым – и это еще один символичный зигзаг судьбы. Еще в детстве Вячеслав Заренков полюбил картину «Два капитана» по роману Вениамина Каверина. «Бороться и искать, найти и не сдаваться» – это оттуда. Тогда Борис Токарев сыграл Саню Григорьева – эта роль принесла ему всесоюзную популярность и стала одной из самых ярких в фильмографии актера. Теперь режиссер Токарев снимает документальный цикл с Заренковым.

Памятники

Много, очень много работы без «маски и строительной каски» у Вячеслава Адамовича. В соавторстве с женой своего сына, скульптором Юлией Заренковой, они делают памятник «Семья – залог мира». Он посвящен победе в великой войне. Но ваяют Заренковы не богиню Викторию, не патриотичное «ура» – это памятник результату победы, времени, которое наступает после нее. Ради чего все – кровь и подвиг? Ради крепкой семьи, без которой немыслимо возрождение крепкого государства.

Меценатство

В апреле 2020 года Вячеславу Заренкову было присвоено звание «Почетный меценат города», о чем свидетельствует протокол Законодательного собрания Санкт-Петербурга и удостоверение мецената под символическим номером – № 1. Условием, определяющим статус мецената, был вклад в развитие культуры, науки, образования и искусства не менее чем в 10 миллионов рублей.

Вклад Заренкова составил в десятки раз больше – более половины миллиарда рублей. И это не считая того, что потрачено на строительство многих храмов, часовен, монастырей. Не считая той помощи, когда левая рука не знает, что делает правая (Евангелие от Матфея, 6:3).

Эти деньги были выделены на поддержку работ Староладожской археологической экспедиции и на установку барельефа в память о подвиге спортсменов-альпинистов в Петропавловской крепости. На техническое оснащение магазина «Книжная лавка писателей» на Невском проспекте и на реконструкцию театрального института имени Бориса Щукина. На воссоздание культурно-исторического комплекса храма Рождества Христова на Песках и многое, многое другое. На секунду задумайтесь. А ведь он мог бы этого и не делать. Галина Николаевна, супруга, наверное, нашла бы, как распорядиться деньгами, ведь у каждой семьи есть свои интересы…

Но тогда это была бы совершенно другая история.

Планетарий

А пока все ближе к своему воплощению еще одна смелая и масштабная идея Вячеслава Адамовича. На Кипре, неподалеку от величественного храма Андрея Первозванного, запланировано строительство планетария, одного из самых больших и современных в Европе. Согласно проекту новый комплекс будет состоять из четырех частей. Первая – это сам планетарий. Вторая – это астрономическая площадка, поднятая на высоту пяти метров в виде греческого амфитеатра. Здесь будут установлены телескопы, в которые люди смогут смотреть на небо, а изображение звездного неба по сети можно транслировать на сферу, размещенную в самом планетарии. Третья часть – выставочный зал, магазин сувениров, два конференц-зала. И четвертая – большая библиотека имени Юрия Гагарина с художественной и научно-популярной литературой на бумажных и электронных носителях.

Здесь же, на пространстве между комплексом планетария и храмом, в самом центре, установят скульптуру «Семья – залог мира»…

Смелые планы

Нет конца проектам и планам, потому что из одного следует второе и третье. Идеи рождаются в голове Заренкова и приходят извне. Он уже думает о том, чтобы заложить «Парк Европы», где будут представлены культурные срезы всех европейских стран и России…

Жизнь продолжается, полет нормальный.

На сто лет вперед

– Дел, которые вы запланировали, хватит на сто лет вперед. Но ведь надо чем-то закончить эту книгу, Вячеслав Адамович. Каким мог бы стать ее финал?

– Знаете, в народе бытует мудрая истина: каждый мужчина должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Я бы дополнил: настоящий мужчина должен построить дом, в котором тепло и уютно всем членам семьи и гостям. Посадить и вырастить дерево, дающее плоды и тень для отдыха. И не просто родить, а воспитать своего сына, будущего главу семьи, который построит свой уютный дом, свой плодоносящий сад и воспитает детей, устремленных ввысь, к высоте…

Чтобы с большой высоты сделать много больших дел для людей. Чтобы стать Созидателем, а не разрушителем.

Коротка наша жизнь, и по-разному ее можно прожить. Можно стать живительным источником для людей, а можно – лужей, которую все сторонятся.

В работе над книгой были использованы:

Книги Вячеслава Заренкова: «Сопромат», «Записки оптимиста»,

«Данность жизни», «Избранное»,

«Управление проектами», «Эталон успеха»

«История ЛенСпецСМУ, рассказанная ее творцами и участниками» под редакцией С.А. Станковской, И.А. Шнуренко

«Купола над Друтью» Николая Коняева

«Сердце хирурга» Федора Углова

«Выхожу в космос» Алексея Леонова

Материалы газет «Коммерсант», «Фонтанка», «Деловой Петербург», «РБК», «Вестник Кипра».

А также личные интервью с Вячеславом Адамовичем Заренковым, членами его семьи и коллегами.

Оглавление

От автора

Часть первая Старт 1967–1987 гг

  Орша

  Витебск

  Невель

  Новосокольники

  Локня

  Ленинград

  Галина

  Бригадир

  Рациональное мышление

  Восемнадцать

  Выходи за меня!

  Свадьба

  Общежитие

  Лаборатория

  Сын. Дима

  Из бригадиров в мастера

  Ночные бдения

  Ноев ковчег

  Ключ на веревочке

  Черная суббота

  Обман

  На новом уровне

  Тюремные кадры

  Натура номенклатуры

  Гараж

  Публикация

  Меры приняты

  Мысли вслух

  Простой безработный

  Сто лет назад

Часть вторая Взлет 1987–2000 гг

  Надо встретиться

  В своей стихии

  Соломинка, держи

  Чтобы выжить

  Красивое имя

  Лоб в лоб

  Время, вперед!

  О вреде шальных денег

  Уроки философии

  Рынок недвижимости

  Иванов и «Ивановец»

  Коттеджи

  Новые времена

  Тридцать соток

  Банк «Петровский»

  Шуба

  ДДУ

  Инвестиционный отдел

  Силы небесные

  Реклама как двигатель

  Будущее строится сегодня

  С неба на землю

  Послушник Спиридон

  Новогоднее поздравление

  Не корчма

  Все свои

  Департамент застройки

  Мяч в игру

  Пятна на погонах

  Ночной гость

  На веслах

  Ветеранский чемпионат

  Президент федерации

  Юрий Тюкалов

  Больше не ждет

  Птицы на ладонях

  Монолит – взрыв шаблона

  Профессор кафедры

  Сто лет назад

Часть третья Притяжение неба

  Ходулы

  Адам и София

  На заре

  Проклятый род

  Монастырь на Карповке

  Святейший патриарх Алексий II

  Валаам

  Исповедь

  Первая корова

  Матушка Георгия

  Сумасшедшие русские

  Достичь большого

  Часовня…

  … И первый храм

  Храмостроитель

  Исчерпывающий ответ

  Сто лет назад

Часть четвертая Набор высоты 2000–2010 гг

  Лавры и Лувры

  Норильск

  О теории эволюции

  Холдинг «Эталон»

  Валентина Матвиенко

  Административные барьеры

  На подступах к Москве

  Майкл Калви

  Язык

  Уроки для внука

  Стратегии

  Биржа

  Под самую кость

  Небесная линия

  Такие разные друзья

  Сто лет назад

Часть пятая На космической орбите 2011–2016 гг

  «Сопромат» и другие

  Road-show

  Архипыч

  А дальше?

  Созидающий мир

  Кризисы

  Больше, чем ноль

  И немного авантюризма

  Время первых

  Эскиз на тарелочке

  Аллея космонавтов

  Несвадебный генерал

  Оксана Сердюк

  Кстати, о благотворительности

  На одной волне

  Отец Евгений

  Последние капли

  Галина

  Сто лет назад

Часть шестая К планетам и звездам 2016–2051 гг

  По следам Жака Кусто

  Колыбель

  Школа

  Игумения

  Было время

  Монастырь

  Задачка «со звездочкой»

  Маски и люди

  Сделка жизни

Новая книга

  Полет нормальный

  На сто лет вперед