Прощание на двоих [Вера Львова, Вячеслав Первушин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


ВЕРА ЛЬВОВА

ВЯЧЕСЛАВ ПЕРВУШИН

«ПРОЩАНИЕ НА ДВОИХ»

Отсканировано и обработано: https://vk.com/biblioteki_proshlogo





Журналист Сергей Слюняев на вопрос: «Какая она, Вера Львова?», не задумываясь, ответил: «Вы видели ртуть?.. Живое серебро?»

Писатель Вячеслав Первушин на минуту ушел в раздумье, затем чуть медленно выговорил: «Вера Львова — мощный трансформатор, к которому на близкое расстояние лучше не подходить…, но затягивает. Если уж подошел, то назад хода нет... Пепел так пепел».

Писатель Александр Бурмистров о Вере Львовой написал: «Вера - совершенно неоднозначная личность, она подобна метеору... Сразу заставляет обратить на себя внимание. Ее жизнь сопровождается скандалами и яркими событиями, она сама пишет книги, сама их издает и сама продает...

Ее поведение неадекватно ее возрасту и многих шокирует... Жизнь для нее — это тоже творчество. Она стала живой достопримечательностью нашего города. Без нее было бы скучно...


Дуэт


Он и Она любили друг друга. Но решили расстаться, потому что больше всего на свете Он любил себя, а Она — себя.

— О, я так люблю тебя, — прислушиваясь к своему страстному голосу, ломала она руки.

— Нет, я люблю тебя сильней, — перебивал он ее, а сам думал: «Не перегибаю ли я палку? А вдруг она и в самом деле поверит, а вдруг я сам в это поверю?»

Он был поэтом. Хорошим поэтом, жил в нормальной двухкомнатной квартире, и увлекался спиртным. Он мечтал выпустить трехтомник своих талантливых стихов.

Она была писательницей. И не просто писательницей, а красивой и страстной женщиной, из которой вулканом била любовь... к себе.

Они уже восемь месяцев писали друг другу страстные письма. Каждый из них хотел получить любви больше от другого, но они делали вид, что отдают свою любовь бескорыстно. Даром. Дудки! Кто-то из них должен был признаться в этом и сказать правду, но не признавался и не сказал. Они продолжали тянуть волынку и играть в ЛЮБОВЬ. Чтобы игра не затянула их, они решили расстаться.

— Я буду помнить тебя всю жизнь, — выдохнула она, уткнув свое печальное лицо в его не совсем свежую рубашку.

— Я знаю, — самоуверенно произнес он, и неизвестно чему улыбнулся.

Она была умная и наблюдательная. «Рано улыбаешься, — зло подумала она. — Еще не вечер. Нервы я тебе еще подпорчу».

Любопытная ночь, затаив дыхание, наблюдала за ним. «Во дают! Артисты».

— Прощай, — облегченно сказала она.

— Пока! — выпалил он, уставившись на грозовое небо, прежде чем навсегда уйти от той, которую любил.

«Глупец», — решила она про себя. — «Выше своей любви к себе не прыгнешь».


1999 г.


Она рассмеялась. И уже не могла остановиться. Захлебывалась от смеха, вздрагивая всем телом. А пластмассовые фигурки все продолжали падать. Он складывал свое длинное и худое тело пополам, поднимал с пола очередную пластмассовую миниатюрную фигурку и, разогнувшись, пытался вставить ее в ободок люстры, но его длинные, тонкие пальцы скрючивались и задевали другую, и она соскальзывала с крючочка и плавно опускалась на крашеный деревянный пол. Она наблюдала за ним, задыхаясь от смеха.

Он продолжал автоматически сгибаться и разгибаться, но фигурки все падали и падали. И тогда он, решив передохнуть от бесполезного занятия, вытянулся во весь свой рост — метр девяносто, и его светлый хохолок коснулся пыльной люстры. Его расширенные от ожидания зеленые глаза в упор уставились в ее карие, светящиеся искорками беспечного веселья. Она смутилась и резко оборвала смех.

Она стояла на краешке дивана и потому сравнялась с ним в росте. Она была почти наполовину меньше его, но никогда в этом не могла признаться, так как чувствовала свою взрослость, а, значит, и величие.

«Лицом к лицу лица не увидать...», — ярко вспыхнуло есенинское.

— Есенин все же не прав, — вслух произнесла она. — Лицом к лицу даже морщины можно увидеть, не только грусть или любовь.

Он молчал. Он это уже слышал. Днем. Они лежали на горячем песке, и она вслух читала ему Сергея Есенина, «Письмо к женщине». «Вы помните, Вы все, конечно, помните...»

Он тоже все помнил. И то, что они познакомились пять лет назад, и он все эти годы ждал этого мгновения. Ждал и боялся. Он все помнил, но не проронил ни слова. Он просто ждал. Она съежилась под его пристальным, даже суровым взглядом и автоматически, как бы защищаясь,