Мир тесен [Вацлав Вацлавович Михальский] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (123) »
ВАЦЛАВ МИХАЛЬСКИЙ МИР ТЕСЕН
МИР ТЕСЕН РОМАН
Все требуют милосердия, благородства, мужества. Но многие никогда не задумываются, что всё это нужно иметь и в своей душе, ни на час, ни на день, а до конца жизни. Мир тесен. И ничто не пропадает — ни хорошее, ни плохое — всё отзовётся.
I
Поезд ушёл из Москвы около полуночи. Соседи по купе не понравились Славе. Старший из них, красивый рослый мужчина лет тридцати, два раза назвал его «солдатиком», а младший, щуплый невысокий юноша с чёрной, словно приклеенной бородой, показался ему пижоном. Как только проводница отобрала билеты и принесла постель, все трое улеглись спать. Слушая гул колёс, Слава думал о доме. «Слава, — писала ему мама в последнем письме, — не дождусь тебя, Славочка…» Он спешил. Он считал часы, минуты, секунды и выходило, что ехать до родного дома оставалось две тысячи минут, или сто двадцать тысяч секунд. «Другим попадаются в попутчицы симпатичные девчонки, а мне всегда или мужики, или старухи», — огорчённо подумал Слава, повернулся лицом к перегородке и уснул крепким солдатским сном. Проснувшись поутру, он взглянул на часы и засмеялся: пятьсот минут кануло в прошлое! За окном плыла ослепительно белая, тепло укрытая снегом, неоглядная степь. Тонко пахло лимоном. Славины попутчики пили чай. — Вставайте, — дружелюбно улыбнулся бородач. Умываясь, Слава с неудовольствием поглядывал в зеркало. Ему всегда казалось, что он некрасив: «Уши, как у осла, лоб низкий, глаза непонятного цвета». Слава сильно преувеличивал. Уши у него были чуть больше обыкновенных; глаза серо-зелёные, миндалевидные; лоб высокий, чистый; зубы ровные, белые. Если ещё добавить, что от всего облика Славы веяло юношеской чистотой и здоровьем, то следует сказать, что он зря расстраивался и наговаривал на себя. Слава вернулся в купе румяный, бодрый, казалось, каждая кровинка его молодого сильного тела пробудилась от сна навстречу солнечному мартовскому утру. — Как у нас говорят: «Биринжи инсана к «айдади»[1], — сказал бородач, пододвигая Славе стакан круто заваренного горячего чая в мельхиоровом подстаканнике. — Икинджи жана файдади[2], — подхватил Слава, и оба рассмеялись. — Вы азербайджанец? — Нет. Просто знаю азербайджанский. Я дагестанец. — Земляки. Будем знакомы: Слава! — Сергей Алимович! — назвался бородатый юноша, пожимая Славину руку. — Я тоже ваш земляк, меня зовут Борисом, — устало улыбнувшись, представился старший. — Садись сюда, отец, здесь удобней, — сказал он Славе, уступая место за столиком, — вот колбаса, сыр нажимай, не стесняйся. В отпуск? — Нет, совсем. Демобилизовался. — Ну! По такому поводу и хлопнуть не грех. Может, коньячку? У меня есть. — Спасибо, — покраснел Слава, — я не пью. — Ну и вымотался я в этой Москве, до чёртиков! — В командировке были? — спросил Сергей Алимович. — Что-то в этом роде. Диссертацию защищал. — О-о! — протянул Сергей Алимович, и Слава отметил, что в его маленьких, близко посаженных карих глазах невольно засветился огонёк восхищения. — А я был в Ленинграде, в нашем НИИ, возил образцы бетона. — Ты где работаешь? — В горах, на строительстве гидростанции. — Лаборантом? — Что-то в этом роде, — сдерживая улыбку, сказал Сергей Алимович, — начальником экспериментальных работ строительства. — A-а! Интересно. Ваша газетка? — Борис взял со столика многотиражку. — Наша. «Гидростроевец» — прочитал Слава название газеты. Борис развернул её, пробежал глазами, зевнул: — Ночью плохо спал, в голове туман, лучше ещё придавить. — Вы что окончили? — поинтересовался у Сергея Алимовича Слава. — Бакинский политехнический, строительный факультет. — Давно? — В прошлом году. Мне уже двадцать три. «Всего на год старше, а уже инженер, а я…» Славу очень волновало что ему «уже двадцать два, а он ещё никто». — Я перед армией тоже начинал учиться. В нашем университете, на филфаке. Исключили. — За что? — За драку. Была у нас межвузовская неделя дружбы, из четырнадцати городов приехали. Так глупо вышло… Там и драки, как следует, не было. Он меня ударил, я ответил. Через минуту нас растащили, а разговору было на год. — Бывает, — улыбнулся Сергей Алимович. — Можно восстановиться. — Я лучше поступлю на отделение журналистики в Москве или Ленинграде. А вы на стройку приехали по распределению? — Да. Я там в прошлом году был на практике, понравилось. Тогда начальником экспериментальных работ был Трофимов, очень хороший, мыслящий инженер. Его осенью перевели в Карелию. Должен был приехать человек из Москвы — не приехал. И теперь я, как полковник Скалозуб: «Вакансии на все места открыты — иных уж нет, иные перебиты». Приезжайте к нам, не пожалеете, у нас много работы.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (123) »
Последние комментарии
2 часов 24 минут назад
11 часов 16 минут назад
11 часов 19 минут назад
2 дней 17 часов назад
2 дней 22 часов назад
2 дней 23 часов назад