Пять притч [Андрей Ангелов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пять притч
Андрей Ангелов

© Андрей Ангелов, автор, 2020

ISBN 978-5-0051-9843-3

© Андрей Ангелов, редактор, 2020

© Андрей Ангелов, корректор, 2020

№1 — «Притча о совести» (май)

* * *

Когда ты делаешь мерзости другому — ты радуешься. Реже — жалеешь об этом. А когда твои мерзости оборачивают против тебя, тогда ты гневаешься. И слово «реже» тут не применимо ни в качестве существительного, ни в качестве прилагательного. Априори. И без всяческих моралей.


* * *

Сие майское утро Сифак Сергеевич начал обыкновенно. Ну, почти. Покушал, покакал, задумчиво прочесал левую грудь и вышел во двор. На лавочке, у подъезда, расположила свои добрейшие косточки бабка Варька, админша домового чата и соседка сорокалетнего мужчины по этажу.

— Идите нахуй! — любезно улыбнулась ему старушенция.

Сифак Сергеевич кивнул в приветственном смысле. Через пять шагов суть бабкиных слов дошла до сознания, и мужчина оглянулся на инерции. При оглядке Варька показала ему «факин ю» и ухарски подмигнула.

Сифак Сергеевич нахмурил и без того вечно нахмуренную личность, соображая, что делать. Но делать нечего, как и сделать.

— Блять, — рефлекторно пробормотал Сифак. Настроение удивилось, впрочем, без особого удивления. И смирилось.


* * *

Через десять минут Сифак Сергеевич сел в маршрутку, призванную довезти его до средней школы. Где он являлся заместителем директора по хозчасти, проще говоря, завхозом. Колымага еле передвигала колёса, часто тормозила или притормаживала, а соседи чихали, хмыкали, пердели и зевали. И, казалось, не спешили. Пассажир был сроднен иным пассажирам, хотя ситуация и вымораживала каждое утро тупой обыденностью.

Из кабины шофёра донёсся аромат табака, водила явно закурил.

— Вот гондон! — пробормотал Сифак Сергеевич. Равнодушно и раздражённо одновременно. Он сам курил, но, как и любой курящий, ненавидел других курящих. Особо тогда, когда не мог закурить.

Маршрутка резко затормозила. Окурок полетел в свежую майскую травку на обочине, а в салоне нарисовался шоферюга — такой здоровый угрюмый парень, с монтировкой в волосатой руке. Молвил сквозь зубы:

— Короче! Кто назвал меня гондоном — отзовись, паскуда.

Салон оживился, невнятная какафония звуков трансформировалась во внятную.

— Что Вы творите! — воскликнул упитанный субъект. — Не надо паники, подумаешь, как-то назвали… Меня вон каждую минуту обзывают жирным, если не вслух, то про себя! — Толстяк огляделся с приосанкой. — Если каждый раз обращать внимание на слова, то чокнешься! Опустите монтировку и везите нас как везли. Верно, господа?

Господа в маршрутках не обитают. Поэтому слово взял не господин.

— Правильно, шофёр, мыслишь! — отозвался тощий чувачок, наверняка один из тех, кто любит жирных обзывать жирными. — Врежь тому поганцу, который нарёк тебя презервативом!

— Презерватив и гондон — это разные штуки! — авторитетно заявила некая особа в очках. Типичнейшая хрестоматийная мышь.

В современном обществе постоянно идёт борьба за выживание своего Чувства Собственного Величия (ЧСВ). Каждый сапиенс норовит притянуть к себе внимание, любым способом и в любом месте. Эволюция сознания XXI века.

Сифак Сергеевич не испугался и не расстроился. Хотя и не признался.

— Может, эээ, — он по очереди взглядывал то на пассажиров, то на водилу. И недвусмысленно крутил кистью правой руки, имитируя езду.

— Я — мент, — вклинился в беседу широкоскулый мужик с противной мордой. Чем именно она противна — было непонятно. Но было понятно, что морда противная. Таков был единодушный вердикт салона. Молчаливый и непоколебимый.

— Вот мои позорные корочки российской полиции, — мужик нахально махнул красным прямоугольником. — Есть вопросы?

— Ок, я понял, — нехотя проворчал водила. Он трахнул менту по голове монтировкой и вернулся за руль. — Следующая остановка — «Школа»!

Мент заткнулся, на какое-то время. И то ладно.


* * *

— Чмо!

— Урод!

— Дебил!

— Хуйнапутало!

— Траляля!

— Олигофрен!

— Пидар ёбманный!

Такие эпитеты встретили Сифака, едва он переступил порог школы. Ему задорно кричали учителя и ученики. Некоторые на ходу пожимали завхозу руку.

— Мудило! — широко ухмыльнулся трудовик, дружески хлопая коллегу по плечу.

Работник школы, в натуре открыв рот, миновал школьный коридор со школьной тусой, и попал прямо в объятия школьного директора.

— Сифак Сергеич, пойдём ко мне, — подмигнул начальник.


* * *

— Я не хочу тебе предлагать чайку и иного фарса, — с доброжелательной улыбкой объяснил директор, как только парочка мужчин очутилась в кабинете. — К делу! — Начальник достал лист бумаги, показал его издалека. — Это приказ о строгом выговоре с последующим увольнением. За что — не так и важно. — Руководитель присел и навострил ручку. — Ты куда желаешь пойти, Сифак, — на хуй или в пизду?

— Чё?


* * *

Ближе к вечеру Сифак вернулся в свою квартирку и в спальне обнаружил девушку в пеньюаре. Она сидела, нога за ногу, на стульчике, и призывно смотрела на Сергеича.

— Я твоя Совесть, — заявила Она без прелюдий. — Я сегодня осталась дома, и ты весь день куковал без меня.

— М-да, — грозно произнёс мужчина, поскрёбывая грудину в общем. Кажется, он не удивился. Современного человека вообще нельзя удивить, ему можно только сочувствовать. Или не делать сего бесполезного занятия. Ему всё похуй, вообще всё. Кроме полуголых женских сисек у себя в спальне.

— Почему ты в неглиже? — спросил завхоз. — Хочешь меня соблазнить, а потом обвинить в изнасиловании?.. Сразу предупреждаю, что денег нет, и ничего нет.

— Ха-ха, — усмехнулась Совесть. — Я бесстыжая, хотя и не конченная. Можешь посмотреть на других, — Она щёлкнула пальцами. И:

Мужчину со всех возможных сторон обступили картины чужих ментальных связей. Сифак увидел бабку Варьку и её абсолютно голую совесть в виде обрюзгшей старухи, где всё тело представляло собой сплошной целлюлит. Вместо титек — сало с огромными сосками, а вместо задницы — искусанная временем пельменина.

— Тьфубля, — школьного завхоза чуть не вытошнило.

Совесть маршрутчика представляла собой раскованную девку, в фирменных трениках, делающую гимнастику. Совесть мыши-попутчицы мыла посуду; совесть жирдяя, такая же жирная, валялась на диване рядом с хозяином, — закутанная в шубу; совесть мента, сидела голой в ванной и занималась мастурбацией;

— А совесть директора? — спросил Сифак, щурясь по сторонам.

— Добывает гранит! — девушка повела вокруг прелестной ручкой и картинки поблекли, исчезли.

Совестью мы обычно называем то, чего не понимаем. Да и нужно ли сие понимание.

— Для чего весь цирк? — спросил Сергеич невозмутимо.

— Не цирк, — ясно ответила девушка. — Случайно, типа сбой души. Забей.

— Шутя, — легко согласился мужчина. Правда, не очень уверенно.

Совесть встала и шагнула к порогу. Размыслила вслух: — Пойду ужин приготовлю. Хочешь?

— Ты знаешь, я… так думаю, что смогу обойтись без тебя, — невпопад заметил Сифак Сергеич. — Например… я могу выпить бутылку водки, потом задушить тебя нахрен и выкинуть в помойку. А вот ты так не можешь, представляешь?!

Сифак с гадкой усмешкой взглянул на Совесть. Та глянула пристально в ответ и развязала пояс сорочки, развела полы в стороны, обнажив живот и грудь.

— Ничё так бельишко, — не сдержался мужчина, покатывая нечто в кармане.

— Раздеваешь меня, специально, — констатировала Совесть. — Знаешь, лицемерие опутало вас, всех вас, драной паутиной. Вы — люди, уже задрали сами себя, но не можете остановиться, и поэтому продолжаете.

Она нервно запахнула халат и растаяла. Испарилась. Как спецэффект.

— Не могла свинтить без пафоса, — проворчал хозяин. И добавил через паузу. — Надеюсь, без ужина всё же не оставит.

— …авит… ит… — нервничая, отозвалось квартирное эхо.


* * *

— Доброе утро! — любезно улыбнулась бабка Варька, админша домового чата и соседка школьного завхоза по этажу.

Мужчина приветственно кивнул и поспешил далее, мимо лавочки с бабкой. Вдруг встал, задумчиво прочесал левую грудь и обернулся.

— Счастливого пути! — помахала ему Варька вслед.


Через некоторое время Сергеич уже находился в маршрутке. Из динамиков по салону разносился бодрый голос водителя:

— Уважаемые пассажиры! Благодарю Вас за своевременную оплату проезда! Конечная остановка через десять минут, а следующая остановка «Школа» через полторы минуты, по графику…


— Здравствуйте!

— Ура!

— Семён Сергеевич!

— Привет-привет, мил человек!

— Ого, классный у нас завхоз!

— Суперски!

— Семён Сергеевич, ты моя гордость! — в конце школьного коридора завхоз столкнулся с директором. — Пришёл приказ из районо о твоём награждении!.. Щас всё расскажу, заодно конвертик с баблом выдам… Пошли на по-чайку, — руководитель подмигнул, увлекая работника в сторону своего персонального кабинета.


* * *

— Со мной однозначно лучше! — усмехалась Совесть, с комфортом лёжа в сердце дорогого мужчины. — Не так ли, Сифак Сергеич?

№2 — «Притча о ревности» (июнь)

* * *

Ревность — то понятие, которое стоит между любовью и ненавистью. И не может принадлежать ни одной из Сторон в чистом виде, более того, ревность — сие вовсе не понятие, а довесок. Емкий, но. Тем не менее.

Тем не менее, без ревности не жизнеспособны как любовь, так и ненависть. Точнее, жить-то они способны, однако без эмоций сие не жизнь. И не смерть. Не пойми что, как-то так. Слишком много частицы «не» потому что.


* * *

— Упокой, Господи, раба твояго Алексея, — бодро пел батюшка, стоя в изголовье открытого гроба.

Кладбище. Июньский полдень. Покойник Лёха с инфарктом. И два десятка провожающих тело. Разумеется, проводы в могилу, а дальше как повезёт…

— Простите, — рядом с одиноко стоящей женщиной затоптался мужчина. Приблизительно её возраста, лет тридцати. — Вы знали Лёху?

— Да, — ответила она, не удостоив мужчину и взглядом. Неприлично смотреть на мужчин на кладбище, таков был первый порыв.

— Я — Виталий, и я родственник Лёхи, — голос однозначно приятный, вежливый.

Когда мужчина подходит к женщине, то цель у него одна — познакомиться. Кладбище — лишь условность, без всякого (так сказать) шовинизма к покойнику. Хотя до сегодняшнего полдня с Ольгой в городе для мёртвых — не знакомились.

— Я Вас вижу первый раз, — не отставал голос. Со всем возможным тактичным шёпотом. — Ээээ…

Повод взглянуть на подошедшего всё-таки проявился. Виталий глаза не отвёл, более того — улыбнулся.

— Оля, — слегка улыбнулась дамочка в ответ. — Я коллега Алексея, пришла от имени коллектива почтить… наша группа программистов разбросана по стране и миру, и я единственная, кто жила с ним в одном городе.

Вообще. Для женщины открыть своё имя незнакомому мужчине — это значит подарить надежду. Поэтому женщины обычно свои имена первым встречным не раздают. Но. На кладбище назвать себя — это исключение из правил. То бишь, можно, тем паче сей мужчина симпатичен… насколько оный может им быть в женских глазах.

— Я — дальний родственник, — дополнил Виталий. — Можно сказать, восьмая вода на седьмом киселе, гм… однако… пришлось помочь на этапе организации печального торжества. Блин.

Ольга еле заметно усмехнулась. Теперь ясно, что её конкретно «клеят», но подспудно ревнуют к почившему программисту.

— Я Алексея Александровича вижу впервые, — ответила она сугубо деловым тоном, кивая на открытый гроб. — Даже телефон его не знаю, общение шло через переписки.

Облегчение быстренько проскакало по лицу Виталика. Он облизнулся как самодовольный кот.

— Хотите, я вас подвезу, куда скажете, — спросил мужчина непросяще. — Наверняка, на поминки вы не пойдёте… а без меня обойдутся.

Ну, такова примета нашего времени — с кладбища в койку. Если пропустить никчемные формальности. Впрочем, так было во все времена, просто мы — среднестатистические люди, не думаем о прошлом. По крайней мере, столько же, сколько думаем о настоящем или о будущем. (Бомжи не в счёт).

Тем паче, что конкретный покойник имеет к парочке опосредованное отношение. Осуждать — глупо, а порицать — странно, пусть оба глагола и одинаковы по смысловой нагрузке.

— Опускайте гроб в сыру землю! — певуче распорядился батюшка.

— Не поеду на поминки, — решилась женщина. — Но кушать я хочу.


* * *

Ольга вошла в кафе первой и остановилась, отсматривая позиции обеденного зальчика. Суета присутствовала в привычном для москвичей количестве, примерно на 2/3 мест.

— Вон свободный, — кивнул Виталик на чистый столик.

— Угу, — шагнула туда спутница. Сопроводитель держался чуть сзади, придерживая дамскую талию, ненавязчиво.

Ненароком мужская рука интимно провела по женским ягодицам, обыкновенно так лапают свою девушку, как бы ненароком, на пару секунд, соскальзывая ладонью с талии на задницу.

— Стоп! — Оля резко встала и прямо глянула на спутника. Тот смутился, убрав шкодливую пятерню за спину, инерционно. С языка чуть не слетело: «Я нечаянно», вкупе с тупой виноватой ухмылкой вполне отмазка.

— Так! — Оля почмокала губками и… чуть пихнув спутника, расчищая дорогу, — прошла к ближайшему столику с остатками еды, опустилась на стульчик, схватила недоеденный кем-то гамбургер и с наслаждением зажевала. Чавканье разнеслось на всё кафе.

— Блять! — в натуре прихуел Виталик.

— Вкусно! — проговорила Ольга, запихивая в ротик остатки булочки. — А ты есть не хочешь?

Родственничек программёра на автомате опустился напротив.

— Может, запоздалая реакция на смерть Лёхи? — размыслил он насколько мог логично. — Чисто ёбнулась с задержкой?

Мат — это аналог смайлика, эмоция. Когда смайликов не существовало, то мат являлся реакцией. Впрочем, к чёрту никчемный психоанализ, надо отойти типа в туалет и больше не прийти. Как с Ней целоваться-то теперь, неизвестно, чей она там чебурек дожёвывает…

— Хлеба вкусили, теперь зрелищ, а? — подмигнула Оленька, облизывая, с причмокиванием, пальцы.

Виталий смог лишь молча глядеть. Его глаза медленно открывались всё шире.

— Что-то не так? — удивилась Оля, отвечая на взгляд спутника. Достала зеркальце и придирчиво осмотрела своё лицо. — Помада чуть слезла, — пробормотала она.


* * *

— А-ха-ха! — громко смеялась Ольга. Показывая на ростовых кукол — пингвинов, которые устроили представление посреди июньской улицы. Маленькие прикольные мизансценки, — своего рода театр под открытым небом. Такое частенько встречается на московском Арбате и в исторических местах провинциальных городов.

— Согласись, бомбически! — орала программистка Виталию. — Браво, чуваки и чувихи!

Публика, из числа случайно проходящих мимо граждан, отдала внимание беспокойному зрителю. Мизансценки ещё недолго продолжались по инерции, после — застопорились.

— Вау! — Ольга подбежала к куклам, насильно стала жать им передние лапки. — Эй, зрители, дайте этим прекрасным людям бабла! — залихватски крикнула она.

Лицедеи смущённо перебирали задними лапками и переглядывались. Публика наблюдала с интересом, её собиралось всё более, ведь любая толпа порождает массу.

— А-ля пиздец, — сокрушался Виталик, раздумывая как слинять.

— Держи! — Ольга всучила свою сумочку ближайшему пингвину, после — набросилась на спутника, схватила его за рукав и выволокла на асфальт-сцену. — Виталий, друг мой, отдай пингвинам всё, что у тебя есть. А я обещаю, что дам тебе бесплатно!.. Ну, в половом смысле.

— Хе, — прокатился по толпе смешок.

Вырываться и брыкаться стрёмно, но и линять — ещё стрёмней. Виталик с тоской мотал башкой, наверняка проклиная. И кого — вопрос вторичный.

— Вот, возьмите, — пингвин учтиво отдал сумочку женщине. — Мы — честные пингвины! И это… вы бы ушли как-нить.

— Без проблем, — легко согласилась Оленька. Повесила сумочку на плечо, а нежной ручкой, на глазах у сотни зрителей, взяла Виталика за яйца. Подержала. Ухмыльнулась:

— Большой лучше, чем маленький, — сказала она звонко. — Думаю, что другие бабы согласятся. Если исключить из опроса вариант «Средний»… Верно, бабы?

— Охуительный комплимент! — выразил мнение впереди стоящий увалень, и показал палец в жесте «здорово».


* * *

Сегодня женщина может сама предложить мужчине секс. Шлюханские ярлыки — это уже не актуально и не обидно. И если девушка немножко ёбнулась, то сие не повод отказываться. Женская дырочка к её женской поехавшей крыше отношения не имеет. А целоваться и не обязательно, главное — вставить по самый корень!

— Ведро! — ударило в самый мозжечок. Но. Можно кончить и в ведро, когда яйца разрывает весь день от близости женщины, несмотря на её закидоны… как-то этак.

Виталий наполнил половое ведро примерно наполовину. Не парясь, что и как там партнёрша. Отрубился. Обычная эмоция/реакция мужчины на свою разрядку.

— Хррр! — мощный храп Ольги выдернул сознание из бессознания.

— Сука! — мужчина оделся и убежал из чужой квартиры. Без разглагольствований. Ольга и не пошевелилась. Основательно темнело. Прохладный вечерний воздух остудил разгорячённый разум.

У каждого человека свой ад и рай… тот, что он хочет видеть. По сути, твой персональный ад или рай — это зеркало твоей души, сердца, духа…

— Что? — поразился Виталик новым для него мыслям. — Что за такая хрень?

Он сплюнул на крылечке подъезда. Тотчас из подъезда нарисовался некий хмырь, возрастом с четверть века. Звучит солидно, а в натуре — салага. Худенький интеллигентик, в диоптральных очках. Грустный обликом.

— Плевать с крылечка некрасиво, — хмырь встал рядом и удостоился снисходительного взгляда ловеласа.

Ну, окей, идём прямо, коли криво ходить не получается…

— К Ольке винтил? — спросил очкарик как можно небрежней.

— Тебя, в смысле, колыхает? — усмехнулся Виталик. — Ты, в смысле, кто, типа, такой?

— Ты, правда, хочешь узнать, кто я? — меланхолично спросил собеседник, через паузу.

Странный ответ на не странный вопрос. Так бывает. Виталий честно подумал и решительно глянул на ботаника:

— Да, хочу!

— Сей момент, — оживлённо кивнул очкарик. — У тебя есть мобильное приложение для вызова такси? Надо доехать кой-куда…


* * *

И вновь кладбище. Очкарик и Виталий почесали среди множественных могил. Почти стемнело. Фонарик мобильника выручал, разгоняя мрак.

— Там могила Лёхи, — махнул ботаник, — где мы утром находились. А я — в паре метров от него.

Очкарик встал у могилы, явно не свежей. Вымолвил развязно:

— Вот тут моё тело, — топнул ножкой по земле. — Пять лет тому… Ну, а сам я обитаю ныне, — он поднял голову вверх, к небу, — там. Я — ангел.

Виталик мельком отметил на попутчике синие носки без признаков обуви. Ладно, хоть копыт нет. Усмехнулся и буднично спросил:

— Зачем ты меня сюда привёз? Сериал о покойниках можем и в кафе глянуть. Как вариант.

— Смотри, — очкарик приблизил своё лицо к могильной плите с фотографией.

Виталий направил фонарный луч на плиту, поводил им слева направо.

— Действительно копии долбанного Перро и фотки на памятнике, — шепнул подсознанию древний страх, сидящий с незапамятных пор в любом человеческом теле. Однако. В последние сто лет страх был напрочь изгнан цивилизацией. И каждый цивилизованный мужик об этом знает и помнит.

— Очкарики все похожи, — убедительно заявил Виталий подсознанке. — А тут чего написано?..

Луч выхватил надпись: на надгробии:

«Умер из-за желания заработать 800 рублей».

— Было бы смешно, если б… — иронично вякнул ботаник. — Надпись — моя завещательная воля. Я последние дни ходил по массовкам в кино, ну, я — актер массовых сцен. Был. На съёмках подхватил инфекцию и… не откачали.

— Понятно, — процедил Виталий, чувствуя, что остатки страха вытесняет злость. — Актёр, значит. Кто бы сомневался… Может ты ещё… туда, — он сделал характерный жест нырка пальцами, — в могилку — прыг!.. И назад. Туда и сюда. Для полнейшего впечатления. Копперфильд, блять! Ха-ха, — он осклабился.

Ангелы — в целом, мудрые сущности. Даже ангелы-ботаники. Но и в ангельском семействе есть долбо… точней, ангелы тоже люди. Неким образом. По меньшей мере, так утверждают сами ангелы.

— Сегодня в полдень я находился здесь, — поделился новостью очкарик. — Гулял и предавался трепетным мечтам. — Он деликатно кашлянул. — Я не знаком ни с Лёхой, ни с Олькой, ни с тобой… Случайный посетитель, который и заприметил Ольку на похоронах её коллеги. И влюбился напрочь! Ты её увёл, а я взревновал! — очкарик, вроде, всхлипнул.

— Слышь, Отелло, — с угрозой вымолвил Виталий.

Очкарик его оборвал монологом, частя словами, чуть заикаясь:

— Ангелы не имеют доступа ни к человеческой душе, ни к тел-луу. И перевлюбить Ольку в себя я не м-мог! Зато я… короче, не мне и, значит, не тебе! Я заставил Ольку чавкать в кафе, выставил её дур-рой у пингвинов… кстати, я — тоже бывший пингвин… а во время вашего с Олькой коитуса подставил тебе в-ведро!

— Ты чего несёшь, клоун?! — Виталий сжал кулаки и сделал шаг к ботанику. — За такие разговоры морду бьют, в курсе!

— Ты не сможешь меня ударить! — неловко улыбнулся ботаник. — Я соткан из небесного тумана, я — дух, и то, что ты меня видишь — не более, чем дорисовка твоего воображени…

— Хляск! — точный хук в челюсть свалил очкарика с его необутых ног прямо на его потрёпанную могилу. Оборвав на полуслове.

— Сучёныш! — Виталий тряхнул рукою и добавил, горько морщась. — Ты, блять, забыл сказать, что Ольга ещё и храпит!.. А-ха-ха! — Ловелас сплюнул в сторонку и крупным шагом ушёл прочь, светя фонариком. Оставив ёмкое напоследок: — Не верю!

Для актёра такие слова смерти подобны. А коли уже умер — то просто обидно. Ангел, кряхтя, поднялся, слизнул кровь с прикушенной губы и покосился на небеса:

— Ну, спасибо, — вымолвил он с кривой усмешкой. Земля под ступнями завибрировала, из оных брызнул мощный огонь, и… подобно реактивной ракете, ангел вознёсся ввысь. Непрерывно жестикулируя руками и лицом. Явно проигрывая гневный монолог.

№3 — «Притча об арбузах» (июль)

* * *

Арбузы неизменны. Прогресс будет развиваться вплоть до атомной войны, — человек освоит новые планеты, гаджеты и Интернет претерпят значительную эволюцию, роботы войдут во все сферы деятельности… — и только арбузы чужды всеобщих изменений. Веяния их не коснутся, — и не потому, что люди сего не хотят, — а невозможно приручить арбузы.

Так было во времена Месопотамии, и так будет в квантовую эпоху. И, разумеется, есть, — в наш промежуточный век.


* * *

Филипп не знал, кем он являлся до того, как стал оценщиком арбузов. И являлся ли — вообще — кем-нибудь. Как только к палатке Ашота подгребал покупатель, и — щуря носом — начинал приглядываться к арбузной горе, — на первый план выходил мужик русскоязычной внешности, в белом чистом халате и в шапочке, с бэйджиком.

— Здравствуйте, уважаемый клиент! — говорил он с искренней улыбкой. — Я — оценщик арбузов, и я хочу помочь Вам сделать выбор!

Оценка арбузов — как бы дело лёгкое. Об этом рассказывают даже в детских мультиках, ну, а в Сети целиком подробный разбор. Да и продавец всегда подскажет…

Но. Одно дело читать или смотреть об арбузах, а другое дело — выбирать практически. Продавец же покупателю только помеха, ибо аферист априори.

— Все Ашоты мошенники, — так скажет любой покупатель арбузов, включая покупателей по имени Ашот. Также как про Ваней утверждают, что все они дураки. Никакого национализма! Так просто говорят.

Когда ты сталкиваешься с арбузом лицом к лицу, — ты теряешься, в общем. Хотя и строишь из себя крутого оценщика арбуза. Однако: когда рядом возникает настоящий оценщик — ты проникаешься к нему доверием. Ведь это не продавец, а это отдельная штатная единица. К тому же «ваня», не «ашот».

— Итак, — без запинок говорил Филипп покупателю. — Какой бы Вы хотели арбуз: большой, средний, маленький? Также, могу посоветовать сорт арбуза, а ещё Вы можете выбрать национальную принадлежность арбуза, степень его зрелости, мясистости, толщину корочки по отношению к мякоти, количество косточек, и…

Иногда покупатель молча разворачивался и убегал. Иногда грубил оценщику и после тоже сваливал прочь. Однако. Сие было редким исключением из правила.

— Хуясе! — в большинстве случаев восклицали покупатели от избытка чувств. Оглядывая практически монолитную горищу арбузов, в коей (оказывается) есть множество скрытых ништяков.

Ашот с довольной миной посиживал в уголке своей плодовоовощной палатки. Не вмешиваясь и не претендуя. Он тот единственный, кто знал происхождение знатока арбузов. По крайней мере, свято в сие верил. В пятницу Филипп приехал к нему палатку как волгоградский арбуз, а уже в субботу, через ночь — вовсю заправлял в палатке как оценщик.

— Ностальгия? Нет, просто вспомнил. Так случается.


* * *

Арбузы в Столице обитают всего-то 4 месяца, — оставшиеся дни года Ашот торговал финиками, бананами и хурмой.

Филипп в первое же своё межсезонье оказался не у дел, попробовал переквалифицироваться на оценщика бананов и прочей хурмы, но.

Выручила некая толстозадая дама — как раз в начале второго сезона Филиппа.

— Э, дорогая, а мой оценщик закончил Институт! — для солидности соврал Ашот покупательнице, которая (судя по свиноморде) не верила никому, и из палатки не уходила, пытаясь самолично перерыть новую горищу арбузов. Воспринимая оценщика как деталь интерьера.

— А чё, есть така кафедра в янститутах? — показала дама интеллект. И тут же забыла про вопрос, елико ответ её мало колыхал.

— Будет! — твёрдо сказал Филипп, после некоего раздумья. Мысль запала и дёргала арбузную душу. В октябре, когда Ашот распродал все арбузы и ему привезли финики, — Филипп ушёл в закономерный отпуск и начал создавать Институт оценщиков арбузов.


* * *

Институт начинается с первого студента, а лицензия и аккредитация — это лишь элементы бюрократии. Первым студентом «Института оценщиков арбузов» стал сам Филипп, он же являлся преподавателем. Новатор создал учебную программу, куда вложил весь свой теоретический и практический опыт. Программа была рассчитана на 8 месяцев и состояла из 36 насыщенных конспектов.

— Главная идейная основа курса — это правда, — так подытожил Филипп. Сдавая итоговый экзамен самому себе. — Ибо.

Филипп угадал, как знал. А может, знал и лишь выразил. Будущее, которое уже наступает — в нём ценится именно правда, потому что самая дорогая материя, — будет и уже (отчасти) есть.

Диплом оценщик попросил сделать ребят из типографии на углу. Чисто технически.

— Ай, красота! — одобрил Ашот, и диплом занял наиболее видное место в палатке.

Филипп «на отлично» отработал практику, то бишь свой третий сезон. Арбузная правда покоряла эвересты покупательских сердец, и у палатки Ашота начали создаваться очереди из страждущих купить арбуз только здесь.

— Институт случился не зря, — довольно потирал натруженные руки Филипп.

— Што за херня? — рассуждали другие Ашоты. — Эй, брат, расскажи секрет? Готовы башлять, понимаэш!

— Всё путём, — польстился таким вниманием согражданин конкурентов. А оценщику молвил: — Надо помочь братьям.

С наступлением очередной осени — Филипп арендовал аудиторию в МГУ и прочитал курс своих лекций доверенным лицам Ашотов из числа Иванов.

Следующий арбузный сезон ознаменовался появлением в плодовоовощных палатках Ашотов дюжины оценщиков арбузов. У каждого (разумеется) был диплом и твёрдое идейное представление о правде.

Оценщики, с честными глазами, хрустели арбузами, постукивали их, катали по прилавку… говорили по методике нужные фразы. Правда яростно фонтанировала из всех арбузных точек, орошая восхитительными брызгами вне-пределы овощных палаток. Множество людей в сей сезон познали правду в её истинном значении.

На следующий межсезонный курс было взято в аренду уже сразу десять аудиторий. Преподавателями стали предыдущие выпускники. Само собой, ректорат МГУ как арендодатель — не мог не заинтересоваться таким наплывом чужих студентов.

Занятие лично посетил ректор МГУ, после чего отвёл в сторонку Филиппа, и завёл далеко идущий разговор. На пятое межсезонье диалог привёл к тому, что МГУ официально объявил о создании нового факультета с государственной аккредитацией.

— Миру нужны оценщики арбузов! — твёрдо сказал ректор МГУ. — Обучение бесплатное, точней за счёт казны. Будем отбирать самых достойных из лучших.

Государство было не против профинансировать мнение авторитетного профессора, академика восьми академий, лично знавшего инопланетян.

Помимо собственно занятий — при МГУ развернули сеть семинаров, провели одну международную конференцию и два внутренних симпозиума. Разработали программу аспирантуры и схему получения научных званий для оценщиков арбузов: кандидаты наук и доктора наук.

— Орден хорошо б создать! — стукнуло в десятое межсезонье кому-то из мужей в его государственную голову.

Не вопрос, если правильный ответ. А в пятнадцатое арбузное межсезонье появилась политическая партия Оценщиков арбузов, председателем выбрали Филиппа.

— Други, спасибо за честь! — поклонился идейный вдохновитель всей круговерти. — Но, не сотворите себе кумира.

— Точняк, — кивнула паства, простите, партия. — Необходим прижизненный памятник отцу-основателю.

За памятником, — последовали и выборы царя, благо, предыдущего лжеца и вора свергли в результате арбузной революции. С большим перевесом выиграл Филипп, причём, не прилагая к сему усилий. Более того, физически и не участвуя в выборах. Достаточно было его имени, которое уже стало легендой. Кто именно соперничал с оценщиком — История не сохранила.

— И всё благодаря арбузной правде, — высказался ректор МГУ, который и вёл избирательную кампанию. — Да, друзья мой народ, правда вроде бы явление простое. Да не простоисполнимое. Слава Филиппу, который открыл нам механизм действия правды…

— Аве! — грянул митинг в поддержку избранного правителя.

На трибуну поднялся и сам царь. Молвил строго, тиская в руках гербовую бумагу:

— Мой первый указ! — разнесли его слова телевизоры и мировая Сеть, в онлайн-режиме. — Я объявляю оценщиков арбузов сектой, всех тех, кто будучи в профессии — занимается чем-то ещё, кроме оценки арбузов. — Царь с грустью оглядел толпу. — Главари секты, включая меня, должны покаяться и отречься от того, что не касается арбузов. Да, и памятник себе — я приказываю снести.

Плавала недоумённая тишина. Как на Красивой площади, так в студиях и у экранов гаджетов.

— Я ничего не имею против арбузов, — закончил Филипп умиротворённо. — Если арбузы присутствуют в нашей жизни как арбузы. Сам же я не могу без арбузов, поэтому оставляю свой государственный пост и возвращаюсь в палатку к Ашоту.

— Ай, брат, уважаю! — прослезился продавец арбузов. — Знай, у меня всегда будет работа для тебя. — Ашот, в окружении других Ашотов, сидел у себя в плодовоовощной палатке. Все смотрели трансляцию на чьём-то ноутбуке.

Царь снял корону и отдал её ректору МГУ, сам же спрыгнул с трибуны и неспешно последовал прочь, — от Исторического музея, через Воскресенские ворота, — к Манежке со своим памятником, а там спустился в м. Охотный ряд — и далее к м. Новые Черёмушки, с 1 пересадкой.

№4 — «Притча о бомже» (август)

* * *

Бомж — это человек без определённого места жительства. Иногда не человек.

Бомж — это экзотический образ бытия, хотя сами бомжи экзотику отрицают.

Бомж — это тот, кто владеет свободой, а не свобода владеет им.

Бомж — это занятие, наполненное житейской мудростью. Куда бы мы не пытались от житейства деться, никуда не денемся.

Бомж — это сердечное существо, оно всегда поможет и обнимет. Примешь ли ты сие от бомжа — вопрос другой, и проблема вовсе не бомжеская.

Короче. Бомж — крут. Не у каждого есть силы стать им, чаще и проще лечь и сдохнуть, без борьбы. Если жизнь дала такого рода пиздюлей инфантильному придурку, в коего превратился мир.


* * *

Петрович являлся бомжем так давно, что уже и не помнил, кем же он был до сей ипостаси. Ну, точнее, помнил, но не вспоминал. Ибо банальностями и так забито существование. Много лет назад Пётр Петрович Смирнов купил «Мерседес-Бенц», в кредит. Жизнь подставила ножку, Пётр Петрович упал с карьерной лестницы и на него наехала кредитная организация.

— Плати, или?.. — сказали взиматели долгов.

Раньше люди грабили банки, а теперь банки грабят людей. Эволюцию не остановить, хотя и сбежать от неё можно. Пока — можно.

Петрович сел в свой полуоплаченный «Мерс», и укатил в никуда, дабы не подставлять ни жену, ни тёщу. Детей строгануть не успели.

Прелесть Столицы заключается в том, что здесь можно ездить на любой машинке, — украденной, кредитной, разыскиваемой за преступления, — и всем похуй. Никто и никогда тебя не остановит, ведь поток в 5 миллионов автомобилей — неподвластен кучке дрянных полосатых жезлов. Главное, не попадать в аварии, а от них Петровича Бог в натуре миловал. Дорожные камеры с каждым днем, конечно же, умнели… однако зубрёжка и понимание действий — это разные штуки, а камеры идут как раз по пути тупого запоминания, путь логики при обучении ИИ инженеры не применяют. Возможно, Петрович до сей эры не дожил, оно и к лучшему. Говоря прямо, — до розыска машинок камеры не доросли.

Петрович не думал о прошлом настолько, насколько не интересовался будущим. Ведь кроме настоящего у Петровича ничего и не.

Когда зародилась эпоха Интернета, то она прошла мимо бомжа, всем своим целиком и полностью. После — правда — подумала и вернулась. Ненадолго.

Петрович иногда гонял на «Мерсе», зато постоянно в нём спал, ел и курил. Ходил в туалет под ближайший куст. И зимой, и летом. Не пил, но дрочил. Питался сначала с таксования, а когда агрегаторы сожрали частный извоз — зарабатывал как придётся.


* * *

В пятницу Петрович ехал в Столицу. От друга из ближайшего МО, жившего под сломанным деревом, в землянке. Ну, не то чтобы друг, но дружили, — с какого-то такого. Пару дней с корешем гуляли по лесам, искали клады в августовской земле. Нашли пару старинных монет, которые предстояло продать Петровичу.

Нежданно шофёр приметил «Инфинити» на обочине, рядом отчаянно голосовал мужик. Похеризм машинок соперничал с похеризмом их водителей — все равнодушно проезжали мимо. Но бомж сделан не пальцем, в отличие от. Притормозил. Подошёл, подмигнул и молвил простецки:

— Помогу.

— Здравствуйте! — воспрял мужик. Возрастом примерно как Петрович, лет пятидесяти, в хорошем деловом костюме и даже при галстуке. Окутанный дорогим парфюмом. — Вы можете подвезти меня до моего дома? Я хорошо заплачу!

— Не баблом единым… — туманно отозвался Пётр Петрович. И тут же добавил: — Сколько? Спрашиваю чисто из любопытства!


* * *

— Воняет? — ухарски спросил Петрович, видя, как его пассажир морщится и непроизвольно зажимает нос.

— Типа того, — попытался усмехнуться приличный мужик, обнажив белые ровные зубы. — Ты неделю не мылся? Ну, без всяких.

— Мы с тобой хантраст, бля! — залыбился Петрович, показывая мужику гнилую пасть. — Я — бомж и в бане шкрябался год тому.

— Да уж, — призадумался мужик. — А я заместитель мэра Красногорска. Сергей Лютиков.

Бомж следил за дорогой, крутя баранку и слушая. Кондиционер прежде (всё-таки) включил.

— У меня случился коллапс, — рассказывал заммэра, осторожно принюхиваясь в такт «кондишну». — Сел аккумулятор, кончился бензин, а оба телефона разрядились! Сразу и вдруг! — он со значением посмотрел на шофёра. — И ни один… — чиновник проглотил матерное слово, — не остановился! Даже таксисты!

— Если у Бога сломается тачка и Он выйдет голосовать, не тормознут, — ответил бомж. — Никто Его не узнает. А ты не Господь, Серёга, а лишь мелкий чинушник, вкуриваешь.

— Я не про то, — занервничал Лютиков. — Моя должность ни при чём!

— В курсе, — согласно покивал Петрович. — Так и сдохнут. Как и жили. Никчемно. Оне, все.

Мы ненавидим тараканов, а тараканы точно также ненавидят нас. Вестимо. Да, и хрен с ними, глупо менять мир, если в Красногорске не можешь асфальт уложить. То денег нет, то их украли, то у намедни отстроенной больницы кусок отвалился…

— Знаешь, Петрович, я думаю, что ты — Знак! — размыслил Лютиков. — Послан мне зачем-то.

Бомж — конечно — мудрая сила. Только вот не нужно фанатизма. Пётр Петрович ухмыльнулся:

— Нет никаких Знаков, Серёга. Ты не заморачивайся, живи проще, без стерэотипов, — в приоткрытую фортку полетел беспечный плевок. Последовала недолгая пауза. — Я — лишь твоё долбанное совпадение.

Каждая задача, включая потенциально мистического толка — подлежит проверке. Дабы получить внятный ответ. Или не внятный. Хоть какой-то. Решение не пришлось искать долго, чиновник его родил без проволочек.

— Петрович, а ты знаком с таким понятием, как «трава газона»? — вкрадчиво спросил Лютиков.

— Естессно, — осклабился мерседесовладелец. — Я часто на траву сру своей жопой, а жопу вытираю — тоже ею, травой. Норм для знакомства?

— Норм, — усмехнулся в ответ чиновник. — Мне нужен второй садовник. Ты как?

Решать чужие задачи — не уровень бомжа. Хотя есть один нюанс и вот ради него…

— Готов сутки быть садовником! — залихватски объявил Петрович. — Если ты ублажишь мою мечту.

— Какую?


* * *

Что сможет сделать второй садовник за одни сутки в небольшом околорублёвском поместье, с учётом отсутствия сегодня первого садовника. И это не вопрос, а приказ.

— Полей тут всё, — неопределённо повёл рукою Лютиков, вылезая из «Мерседеса».

Через полчаса Петрович держал садовый шланг, рассеивая из него поливочную воду по окрестностям.

— Йааах! — орал бомж восторженно, во весь голос, осыпая струями окрестности. Он стоял на границе газона (ака открытого пространства) и рощицы. И наслаждался своим занятием как мог.

— Лол?! — из рощицы выглянули трое юношей и одна девушка. Квартет пил вино в любимой беседке, когда некто поблизости закричал, а в столик вдарила вода, всем своим напором сметя бутылку вместе с закуской. Уже через минутку источник дискомфорта был перед глазами молодёжи.

— Ты кто такой, чувак? — наехали парни в унисон. Критически рассматривая чучело, в невнятной одежде невнятного цвета и с запахом помойки.

Девушка же метнула острым взглядом и туда, и сюда, — и настроила мобильный телефон на нужный функционал:

— Запись!

Петрович с сожалением опустил шланг, глянул насуплено. Обломал кайф не только он, но и ему.

— Бомж я, — молвил просто. — А чё?

— И что вы делаете в нашей усадьбе? — спросила девушка. И тут же развернула камеру к себе и сказала туда жеманно: — В усадьбе Сергея Сергеевича Лютикова, заммэра Красногорска и моего папы.

— И моего папы, — рыкнул один из вьюношей, сжимая золотомолодёжные кулачки.

Камера вернулась в состояние обозрения внешней картины.

— Мне плевать, — нагло ответил бомж. — Идите потяфкайте в другое место, а я тут выполняю поручение вашего папаши. У нас с ним — сделка!

— Капец! — вьюнош-сын мигнул друганам и троица набросилась на мужичка. Свалили его на землицу и хорошенько попиздохали. Ногами.

— Ну и вонища, — воротила морды тройка долбоёбов, танцуя у податливого тела, под чутким присмотром камеры.

— Сенсация! — пищала камервумен от удовольствия.

— Довольно! — скомандовал сын. — Эй, бомж, ты знаешь, почему схватил?

Пиздюли — это такие штуки, которые можно получить за всё, что угодно. Точней за всё, что не угодно. Петрович молча лежал, закрыв голову руками, — так спокойней. Поколение сцыкунов — трое на одного, да ещё херачить лежачего, но законы этики сильно мутировали, увы и ах.

— Мы тебя отмудохали на эмоциях, — признался сынок чиновника. — А по факту ты нам должен заплатить за разлитое элитное вино и за испорченный сыр «Пармезан».

— Паштет и помидоры, — высказался второй парень.

— Согласно экономической доктрине, — поддержал третий участник избиения.

Выводы звучали на полном серьёзе. Как на таком же серьёзе случились и пиздюлины. Парочка древних монет лежала в бардачке, дожидаясь оценки антиквара, там же — пять красных денежных банкнот от папаши. Четвертак.

— Что это? — девушка узрела нечто через объектив. Нагнулась и подняла с газона понтовитый брелок. Наверняка выпал из кармана садовника.

— Ключи от «Мерса»?! — удивились парни и огляделись. Заприметили невдалеке, во дворе, машинку. — Реально, ребзя, «Мерседес»! Старинный, но реально! Раритет типа!

— Не трогайте мою тачку, — пробухтел Петрович, выглядывая из-под руки.

Бомж на «Мерседесе»! Что может быть пикантней? Только бомж без «Мерседеса». Парни подхватили ключи, ничего более не слушая, и умчались, уехали на раритете. Кататься. На сцене остались Пётр Петрович и девушка с мобильником.

— Меня Настя зовут, — представилась она через камеру. — А тебя, бомж?

Садовник осторожно сел, после встал, и… поскользнулся на мокрой травке. Стал падать прямо на камервуменшу. Дыхнув всем своим запахом прямо ей в лицо. Настя грохнулась на спинку, расставив ножки в юбке. Мобильник влип в руку.

— Бляяаа! — Петрович всё-таки удержался в стоячем положении и уставился на оголённый живот Насти. Спросил в раздумье: — Эй, дева, хде у вас джакузи?

Девушка словила взгляд, вновь повернула к себе зрачок камеры и прошептала туда:

— Бомж смотрит на мои голые ноги и спрашивает, где у нас джакузи! — лицо отразило гримасу отчаяния, несколько постановочного.

Повернув камеру на Петровича — она ответила, придав тонутревожную ноту:

— У нас нет джакузи. Есть только десятиметровый бассейн с гидромассажем на стенках. А… зачем тебе, бомж?!

Чем натуральней эмоции — тем больше просмотров соберёт репортаж на канале юной блогерши. Итак, эпоха Интернета решила Петровичу если не себя показать, то показать его с помощью себя. Мужик вдвинул в объектив заросшую вонючую харю, и рявкнул:

— Моё имя — Петрович. И я обосрался от страха, бля! Посему надоть вытереть жопу. И подтиральщиком станет джакузи, такова моя мечта, вкуриваешь, дева!


* * *

Лютиков руководил разгрузкой «Инфинити» с эвакуатора, в своём околорублёвском дворе, когда ему в мессенджер постучало сообщение от мэра.

«Сергей Сергеевич, ты уволен. Жду заявление по собственному, завтра. Ты — позор нашего города!». И ссылка на известную социальную сеть любителей видео.

— А?! — чиновник открыл ссылку и увидел на экранчике лицо своей дочери. Бойко ведущей репортаж.

— С Вами снова Настя Лютикова! Папа нанял на работу бомжа Петровича, а мой папа, напомню, — заместитель мэра Красногорска, у которого много денег. Наворовал, а как вы хотели… — девушка застенчиво хихикнула. — Как видите, Петровича отметелили мой брат с друганами, и уехали кататься на его «Мерсе»!.. Чисто за неуважение с его бомжеской стороны, хотя, по сути, брательник развращён высоким статусом отца, и бомж получил не за что………… Подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки!

Монолог блогерши иллюстрировали известные видеокадры.

Эвакуатор, взревев мощным мотором, уехал. Лютиков огляделся, не видя. По лицу пробежала тень. Отец в автоматическом режиме «прострация» напечатал и отправил коммент к видосу:

«Зачем Настя Лютикова подставила папу?!».

Сергей Сергеевич горько вздохнул. И увидел выскочивший ответ от блогерши:

«Я хотела внимания и лайков, и добилась своего. А каким путём — не важно, так меня папа сам и учил!».


* * *

— Петрович, ик! — хозяин подошёл к бассейну, с открытой бутылкой водки. Сел на край, опустив ступни в воду. Долго глотнул алкоголя.

Бомж нахохлился в бассейне как воробушек, подставив задницу гидромассажным струям.

— Супер! — поделился он радостными чувствами с Лютиковым.

— Пиздец! — меланхолично отозвался Сергей Сергеич.

— Ну, ты особо не парься, — ободрил бомж. — Я понимаю, что тебе неудобняк… Ты мне наврал про джакузи, Серёга, по факту у тебя лишь бассейн с гидрома… как его, бля… понял, короче! Твоё вранье не критично, если… исполнишь мою мелкую просьбу, тогды ты не пиздобол в моих глазах, отвечаю!

— Что?!

— Твой сынок с дружками спёрли мой «Мерсик», — скривился бомж. — Со всеми «бабками» и пожитками. И ты бы не мог…

— Не мог бы! — резко перебил экс-заммэра. — Нихуя бы не мог! Давай, Петрович, вытаскивай себя из моего десятиметрового бассейна с гидромассажем, и чеши на все четыре! Немедленно!

Хм. По ходу у чинушника обострился геморрой головного мозга. Петрович недовольно засопел.

— Слышь, Серёга, я… это… как бы твой Знак. Забыл?!

— Нет никаких Знаков, — кисло напыжился Лютиков. Он ещё разок приложился к водке. — Ты — просто долбанное совпадение! — Плевок хозяина полетел в его ладонь и был размазан о голову бомжа. — Никаких больше стерэотипов!

№5 — «Притча из морга» (сентябрь)

* * *

Морг — это сам по себе философский столп. Для обывателя. Но для трудящегося в морге — это всего-то место работы. Обычно там делают дела не совсем нормальные люди, с точки зрения большинства. В целом, подобное утверждение оправданно, — быть мясником человечины не самое достойное занятие, и не самое эстетичное. Хотя в полиции говорят, что рубить и пилить трупы — дело всё-таки нужное. Ментам вторят медики, из числа обычных хирургов и иных эскулапов Гиппократиуса.

Самим трупам наплевать, смею предположить, однако точно не знаю.

Итак, как-то раз…


* * *

Санитар Глаша влюбилась в покойника Мишу с первого взгляда. Да-да, любовь бывает только с первого взгляда, всё иное — есть другие чувства, не хуже и не лучше любви, просто другие. Глаша сего не знала, да и знать было не с чего. И не от кого.

Глаша выросла под два метра ростом, что для женщины непростительно. Фигура ширококостная, что прелести не добавляло. Руки жилистые, налитые бицепсами, — ведь ворочать приходилось тушки от сотни килограммов и выше. Часто одной. Лицо представляло круглую тарелку, посреди коей сияли большущие карие глазищи под пушистыми длинными ресницами. Шедевральные глаза, если бы не «бы» — упрямая частица. Слишком много минусов в Глаше — заслоняли этот её единственный дамский плюс.

С самого детства Глаша ходила по маршруту: дом — иногда школа — морг, где поломойкой робила мамка.

— Ма, а кто мой папка? — однажды спросила Глаша.

— Покойник он, — нехотя проворчала мамка, яростно ворочая шваброй. Имея в виду, что дочкин пропойца-отец замёрз под чьим-то забором, и для них обеих его нет, и как бы никогда и не было.

Глашка поняла буквально, ведь по-другому думать не умела. В десять лет такое сплошь и рядом. И более ничего и не спросила. И далее не морочилась.

По достижении совершеннолетия — вопрос о профессии даже не попытался встать. Глаша заняла место мамки, упорхнувшей на пенсию. А однажды, дохляк Кеша попросил уборщицу помочь с разгрузкой сильно вспухшего трупа.

— Отойди, — девушка пихнула Кешу в сторонку, легко сняла тело с каталки и закинула на раз-два в холодильник.

Заведующий их Судебно-Медицинским Бюро случайно увидел сие на мониторе видеокамеры, оценил действие, вызвал мускулистую девушку к себе и сказал, кося опытным взглядом:

— Тебе повезло, ты прирождённый санитар! Бросай швабру, вставай к прозекторскому столу.

Так в глашину жизнь конкретно вошли трупы, с коими она стала адски работать. Из года в год. Везение заключалось в хорошей стабильной оплате, временами девушка зарабатывала больше судмедэкспертов, ибо приработок для санитара — в морге всегда есть. В отличие от панатомов, — продажи трупов «налево» не в счёт.

Отметим. Каждый санитар — это художник по гриму трупов и художник по костюмам трупов. А также: вскрыватель черепов трупов, зашивщик трупов, обмывщик трупов, бальзамировщик трупов и транспортировщик трупов, и, конечно, трупогрузчик. Часть обязанностей — стоила хороших денег, и отбоя от клиентов, как и отказов — не случалось. Не было альтернативы, ведь морг не магазин, который можно сменить, а труп — не покупка, которую можно обменять на более качественный товар.

Мужчины на Глашу не смотрели, а Глаша не смотрела на них. Она любила свою работу и никуда кроме оной — не ходила.

— Некогда, — односложно отвечала на мамкины ворчания Глаша. И действительно — санитар жила в морге, а когда не жила — её вызывали на внеурочные.

Вот и сегодня ночью её позвали на Мишу. Ранее девушка им не занималась. Её воззвали сделать посмертный марафет — для церемонии прощания.

— Прошу! — молвил судмедэксперт. Позвонивший Глаше в три часа ночи. — Больше тупо некому!

Вестимо, морг — одна из немногих контор, где обслуживающего персонала всегда не хватает. Хотя. Люди в морг никогда и не требуются, — по крайней мере, на Досках объявлений нет вакансий в морги. А если с Досок приглашают в морг, то косвенно и лишь в качестве трупа: например, организации требуется шофёр или бармен… в первого врежется некий лихач-мудак, а второго зарежут в пьяной ссоре, вспыхнувшей в баре… не очень часто, но бывает. Морговские служители смотрят на мир именно под таким углом. Поэтому, в общем, неудивительно, что им приходится влюбляться в трупы барменов вместо самих барменов, елико самим барменам такого рода философии неприятны. Как минимум и максимум одновременно.

— Так что, твои, Глашка, скупые оправдания о неудачной телесной фахтуре… мол, мужики на двухметровых кобыл не зырят — лишь отмазка, — зачастую высказывала дочери мамка, как и каждая мамка, мечтавшая о внуках. — Любая баба желанна ввиду наличия в ней пизды… а пригнездить мужика — дело техники.


* * *

Глаша приехала в морг в 3.30 утра. Бармен Миша лежал в секционке с проколотой печенью. Какая-то разборка из-за кого-то и где-то. Столица необъятна, как и ея родина.

Первое, что Глаша увидела на прозекторском столе — широко распахнутые голубые глаза.

— Ох, ё! — девушка в глазах утонула, сразу же и несомненно. Спасательный круг бросил голос дежурного санитара Кеши.

— Вот ТЗ, — он передал листок бумаги. — Всё, в общем, стандартно… К восьми утра.

Дохляк вышел.

— Мальчик с бездонными глазами! — нежно прошептала двухметровая кобылка. — Надо ему сделать ямочки на щеках.

За 13 лет мертвяцкой страды Глаша повидала всяких-разных покойников, к ним санитар относилась как к колбасе, то бишь как к неодушевленному предмету. А Миша колбасой быть не пожелал. Категорически.

— Я понимаю, что ты — труп, Миша, — усмехнулась Глаша. — Я не извращенка, не бойся. Ты просто невероятно глазастый мальчик, который останется в моём сердце.

Уговаривать труп не бояться — это нонсенс. Ну, а разговор с бездушным телом — это типа как монолог с той самой колбасой. Бесполезное в хлам занятие. Но когда женщина влюблена — она, как правило, болтает чуть больше глупостей, чем обычно.

— Щас, для начала, я тебя обмою, Миша, — и Глаша осторожно приступила к таинству трупомарафета. После душа из шланга — зашила покойнику рот, побрила, одела, навела тональный грим и сделала причёску. И так далее. Приклеить веки не смогла себя заставить, так и остался Миша с ясными очами. Не по правилам, но.

— Вполне! Пусть полежит с открытыми глазками, — так обмолвились утром родственники. Критически осмотрев дорогое тело. — Вы как чувствовали, уважаемая.

Денег за марафет Глаша не взяла. Категорически. Вышла на морговское крылечко, помахала ручкой вслед машинке, увёзшей от неё Мишу:

— Счастливого пути, глазастый мальчик!

Санитар повернулась, дабы войти назад в помещение и столкнулась во входных дверях с… Мишей. Только с живым. Мужчина порывался из морга выйти. Те же самые широко распахнутые голубые глаза и ямочки на щеках, что самолично сделала ночью Глаша. И причёска точно прям!

— Простите, — мужчина посторонился из дверного прохода. Теперь они оба стояли рядом на сентябрьском крыльце.

— Вы, видимо, Глаша, — улыбнулся невольный хам. — Хочу сказать вам Спасибо, Глаша!

Глаша молча хлопала карими глазищами с длинными ресницами. Явно в прострации.

— Девочка с бездонными глазами, я в них тону! — полушёпотом восхитился мужчина, привставая на цыпочки. — Мне всегда говорили, что мои глаза бездонны, а тут я вижу… — он усмехнулся и продолжил громче. — Знаете, Глаша, а ведь подобное тянется к подобному, ваши глаза не менее, точнее, более моих, поэтому… наши глаза нашли нас друг в друге!

— Что? — удивилась санитар со средним школьным образованием. Было приятно, хотя и ни черта не понятно. Тем приятней, когда не понимаешь…

— Я новый судмедэксперт, — сообщил глазастик, вновь с улыбкой на ямочках. — Михаил, можно просто Миша. Вот, сегодня устроился работать к вам в Бюро, а завтра первый выход на смену.


* * *

— Блять, блять, блять! — три раза сплюнула ма через левое плечо. — Тьфу-тьфу-тьфу! Ну, наконец-то, Глашка! Кто он?

От мамки влюблённое возбуждение не скрыть. Как известно.

— Миша, — призналась дочь. — Он был трупом и… воскрес ради меня.


* * *

На следующее утро от ворот морга отъехала «Скорая помощь». Глаша заприметила машинку, подходя на смену, и сердце неприятно ёкнуло.

— Предварительная причина смерти — остановка сердца, — сказал судмедэксперт. — Возможно, коронарная недостаточность. Умер в первый рабочий день…

— Готовим открывать труп? — равнодушно спросил санитар Кеша.

— Ты бездушный ебанутый кретин! — заорала Глаша на Кешу. Выбежала прочь.

— Иногда такое бывает, — заключил судмедэксперт. То ли про Мишу, то ли про Глашу.

Самое интересное началось через час, когда выяснилось, что у несостоявшегося патологоанатома нет с собой паспорта и иных документов. У заведующего БСМЭ тоже не нашлось бумаг на Мишу.

— Как он устроился на работу? — спросил следователь Букашкин. — Типа, с улицы нарисовался и вы его взяли?

— Миша пришёл по распределению от аспирантуры ВУЗа, — оправдался заведующий Бюро. Не особо и оправдательным тоном. — Парень — дипломированный специалист, видно после пары минут собеседования! Документы он позже занесёт, он сказал.

— Так вот обыденно? — съехидничал следак.

— В нашей жизни всё обыденно, — вежливо ответил главный судмедэксперт. — Кроме смерти. Когда вы сами окажетесь на моём прозекторском столе, вы поймёте.

— Чур блин!.. Мне главное — быстрее дело закрыть, доктор, — оправдался Букашкин с кислой усмешкой. — Как хоть фамилия, вашего… экс-работника? И что за ВУЗ?

— Хрен знает, — напыжился заведующий Бюро. — Не помню… Не спросил…

В следующую минуту на мобильник трупа позвонил женский голос и потребовал от Миши внести арендную плату за съёмную квартиру, за месяц вперёд.

— Все сроки давно истекли. Или вы съезжаете? — резюмировал голос.

— Ваш арендатор только что умер, — ответил Букашкин. — И я как следователь…

— Ой! — ойкнула трубка. — Я ошиблась, похоже.

— Стоять! — вцепился следак. — Как фамилия вашего постояльца?

— Сам стой! — нагло ответила трубка. — Будет ордер — приходи. Если найдешь.

И трубку положили. Вполне нормально, хотя и аморально. Но. Аморальные морали — это тоже морали. Надо — ищите, а не надо — отвалите.

— Причина — оторвавшийся тромб, — заявил дежурный судмедэксперт ближе к вечеру. — Никакого криминала. Чистейшая медицинская смерть.

— Значит, дело отказное, — выдохнул Букашкин. — Кто именно труп — не так и важно.

Ментовской похеризм случается чаще, чем не случается. А в морге есть реальный покойник, который непонятно кто и откуда. Поэтому, согласно закона, — тело лежит в морге две недели. Пока его кто-нибудь не истребует.

— Миша ещё чуть побудет со мною, — убеждённо прошептала Глаша. — Не вместе, зато рядом… Ведь он временно явился из рая, штоб сказать мне Спасибо и похвалить наши с ним глазки.

Две недели пролетели как два часа. А ещё точней, как две секунды. Глаша ворочала покойников, параллельно жмясь к драгоценному Мише. Открыла закрытые уродом Кешей — бездонные голубые глаза и любовалась ими.

— Мой глазастый мальчик, — бормотала Она в умилении.

Передвинула зазнобу на обособленное место в холодильнике, всматриваясь в бездонные холодные зрачки, рассказывала ему о потугах Букашкина и морговские анекдоты. Иногда, делилась с трупом его (покойницким) будущим.

— Если тебя, Миша, никто не заберёт у нас, то через 14 дней ты уедешь в хранилище, — щебетала девушка. — Там ты будешь один год. А, если владельцы тела не объявятся, то тебя зароють на кладбище, на пять лет. А вот опосля… выроют и спалят в крематории. Всё сложно.

Труп, казалось, слушал. А может, даже слышал. Но вида не подавал. Глаша верила.


* * *

Через две недельки Глаша напросилась ехать с ритуальной машиной, с Мишей, — как сопровождающий санитар. А ещё через недельку — вышла на новую работу, в Лианозовское хранилище, в качестве хранителя неопознанных тел. Обязанностей тут было меньше, зарплата — тоже. На что способна любящая женщина! И без ироний.

— Впереди целый год, а дальше… — думать не хотелось.


* * *

— Где номер 4343? — спросил седовласый мужик в золотых очках. Профессор судебной медицины! Он нарисовался в Лианозово спустя месяц, и сразу же узнал Мишу как своего лучшего аспиранта.

Тело лежало в холодильнике как почти новенькое. Глаша тайком проводила поверхностное бальзамирование, чтобы предотвратить распад молекул, проще говоря — гниение. Расплатилась за опознание, — можно и так.

— Я забираю Мишу, — грустно молвил профессор. — Все расходы на похороны ВУЗ берёт на себя. Родителей у Миши нет, увы, погибли.

Глаша испытала облегчение. Как будто рубец из сердца выскочил. Удивилась себе, но факт фактом. Любить покойника — утомительно. И со временем надоедает.

— Хорошо, что так, — подытожила телохранитель.


* * *

— На съёмной квартире нашли удостоверение личности, — рассказал позже Глаше судмедэксперт.

Девушка после съезда Миши попросилась назад, в родной морг. Ведь наваждение испарилось.

— Установление объекта следователь передал в специальный отдел полиции, они пробили адрес арендодателя, ну и… дальше ты, Глафира, знаешь.

(с) Андрей Ангелов.
г. Москва.
25 ноября 2020 г. — 13 декабря 2020 г.

Оглавление

  • №1 — «Притча о совести» (май)
  • №2 — «Притча о ревности» (июнь)
  • №3 — «Притча об арбузах» (июль)
  • №4 — «Притча о бомже» (август)
  • №5 — «Притча из морга» (сентябрь)