Мы лучше [Никита Владимирович Чирков] (fb2) читать онлайн

1

И вот он снова здесь, в месте, которое объединяет прошлое и настоящее, каким-то необъяснимым образом оголяя абсолютно все чувства, будь то хорошие или плохие, но не оставляя возможности сохранять нейтралитет, и он – не исключение. А ведь всего лишь сидит на скамейке из дерева и металлических опор, со спинкой и двумя подлокотниками – простая конструкция на небольшом куске земли. Иногда ему бывает интересно: был бы подобный эффект, напоминающий водоворот с полной потерей контроля над мироощущением и чувствами, описать словами который ему так и не удавалось, если бы он приходил сюда не к конкретному человеку, а просто так, позволяя додумывать истории людей, чьи имена и, зачастую, фотографии он видит над датой рождения и смерти. Кладбище было странным местом, определить окончательное отношение к которому, даже за долгие пятнадцать лет, так у него и не получилось.

Все эти годы он приходит в одно и то же место, к одной и той же могиле, с именем его младшей сестры – Валентины Майерс. Казалось бы, его любовь к ней должна вновь пробуждаться фактом его отношения к ней и ее памяти, но с другой стороны, куда более личной, никому не известной стороны, противоположной всему хорошему, связывающему их двоих, Итан, с болью, признается иногда себе, что не хочет сюда больше приходить. А все потому, что вместе со счастливыми воспоминаниями о его маленькой сестре всегда дают знать о себе иные, куда менее приятные воспоминания, ненависть к которым не раз затмевала его любовь.

Он старался, правда старался, и убеждал себя не раз, смотреть на мир куда оптимистичнее, игнорируя то, что он помнил об их родителях, прилично давно покинувших этот мир. Валентина не видела их и, к его искреннему счастью, не знает, как отец и мать конфликтовали не только по поводу воспитания детей, но и по вопросам своих личных жизненных путей… И это в возрасте, приближающемся к сорока годам… Мама хотела, чтобы муж, спустя столько лет, имея двух детей, наконец перестал быть мечтателем, променяв работу в благотворительных организациях на пусть и менее благородную, но куда более стабильно оплачиваемую. Она устраивала истерики, сокрушаясь о том, что вышла замуж не за того мужчину, и позорно исчезала из семьи на недели, делая себя не лучшим примером для детей. Она не могла жить с тем, кто неспособен расстанавливать приоритеты правильно, тратя все время не на детей и жену, а на несчастных и немощных людей, которые были для него большей семьей, чем настоящая… Что было само по себе нелогично, ведь стоило ему притронуться к бутылке, так вся филантропность и эмпатия заменялись ревностью и гневом, самобичеванием и разочарованием… Кулаки, крики – настоящая война в четырех стенах между двумя сторонами, не видевшими своего счастья прямо под ногами, закончилась тем, что дети остались сиротами, толком не успев познать семейного счастья. Отец в порыве гнева лишил мать жизни…впал в депрессию, отчего его, изначально долгий срок в тюрьме закончился преждевременно из-за успешного выполнения наказания собственными руками, равносильного преступлению. Итану Майерсу тогда было всего пятнадцать лет, в то время как его сестре – одиннадцать.

Редко, когда ему хотелось что-то говорить, находясь здесь, но, когда он все же принимал данное действие не как нечто странное или глупое, в чем, конечно же, никому никогда не признавался, Итан все равно был краток, излагая строго и по существу. Он не рассчитывал ни на что, как человеку мысли, для него было вполне естественным принятие ее смерти без возможности какого-либо перерождения или перехода в другой мир. Он был простым человеком в этом вопросе, но здесь, как и многие другие на его месте, Итан давал себе слабину, позволяя обратиться напрямую к могильному камню. Понимая, как важно дать эмоциональную разгрузку, он обычно не вдавался в подробности, а лишь произносил практически один и тот же текст, по наитию и направленный строго на обобщенные темы: как ему ее не хватает, как он надеется, что она была счастлива те последние часы, проведенные в одиночестве… перед смертью в больнице, и то, как он рад, что уход ее был безболезненным… а главное – он жалеет о своем отсутствии в тот день рядом. Итан словно с рождения знал о смерти, но лишь в теории, как оказалось после, ведь смерть наяву, да и еще самого близкого и единственного родного человека, повлияла на него совершенно непредсказуемо, но окончательно он еще это не осознал.

Но сегодня он пришел не из-за желания успокоить совесть, не раз заставляющую его неразрывно связывать факт непосещения могилы с неуважением к памяти его сестры, хотя, казалось бы, совершенно неважно, как часто, и бывает ли он вообще здесь, ведь не проходит ни одного дня, когда бы он не вспомнил свою маленькую родную сестру. Ему не хватало ее голоса, пусть наивного и детского, но такого чистого, преисполненного нотами добра и любви к старшему брату, заботившемуся о ней, несмотря на загруженность учебой. Он скучал по ее взгляду, словно видевшему все и всех насквозь, за которым так же пряталась мысль, услышать которую всегда было в радость. Ему не хватало того неопровержимого знания, о том, что она рядом, и возможности обмолвиться переживаниями или радостями в любое время, обсудить все, что только возможно, и быть честным, как ни с кем другим. Воспоминания, какими бы реальными и явственными они ни были, зачастую легко перепутать с грезами, где все возводится в абсолют, но не способно сравниться для него с наличием подобного человека в реальном мире, здесь и сейчас. Сегодня он пришел практически перед восходом солнца, потому что ему не хватает ее как никогда ранее, ведь сегодняшний день, не просто может, он должен изменить всю его жизнь.

– Здравствуй, – с трудом выдавил из себя Итан, хоть и сидел здесь уже около часа, но с чего-то надо было начать, и он выбрал путь наименьшего сопротивления, позволяя себе отдаться эмоциям, игнорируя тот, не отпускающий, болезненный факт, что он так и не простился с ней. Здороваться ему попросту не было нужды, ведь она всегда была с ним, в его памяти и сердце, и говорил он сейчас все же не камню, а ее образу, сохранившемуся в его памяти.

– Прости меня, – тяжесть в голосе была сравнима с болью в горле и самом сердце, причиной чего было бесконечное чувство вины перед ней, – хотя, знаешь, я уверен, будь ты еще жива, то мне не потребовалось даже просить этого, ты и так бы поняла меня… Не позволила бы жить с чувством вины, а просто проявила бы все свои лучшие качества, заботясь обо мне, даже если бы я этого не просил. Наверное, именно поэтому я, в какой-то степени, даже рад, что всегда буду чувствовать себя виноватым перед тобой, это постоянно мне напоминает, каким прекрасным человеком ты была. Это позволяет мне помнить тебя каждый день. – Он машинально осмотрелся вокруг, будто бы боясь, что кто-то увидит его в такой личный момент, но никого не было, – извини за болтовню… Я здесь не из-за этого, – он задумался, как бы избежать демагогии, но сейчас был не тот момент, когда это ему удалось, и, по вполне понятным причинам, из него просто вырвалось, – мне страшно… Сегодня такой важный день, к которому я очень долго готовился, очень много работал и привлек много людей, для реализации совершенно нового… – он замолчал, глуша вину, – когда ты умирала, месяц за месяцем, в больничной палате, даже лучшие врачи, предоставленные ЦРТ, не смогли найти лечение. Это было тяжелым временем для меня, и так много людей пытались хоть как-то помочь… Я не виню их, но… знаешь, я привык к горю, не в последнюю очередь благодаря нашим родителям, которых мы не заслуживали, уж ты-то точно нет, ты заслуживаешь лишь лучшего. Я тогда до последнего игнорировал возможность твоей смерти… не верил, это было бы несправедливо… Но это случилось, и, знаешь, я не могу позволить этому случиться просто так, не могу… никогда не мог допустить этой мысли. Ты не заслуживаешь такой судьбы, и я не позволял себе сломаться, как бы тяжело мне не было, я делал все ради доказательства, что твоя смерть не была бессмысленна.

Итан практически плакал, говоря с трудом, чувствуя, как всё накопленное за месяцы и годы выходит наружу, и почему-то, за приятным облегчением, сразу шло жгучее разочарование, но уже не в себе, а в тех, кто должны были заботиться о дочери и сыне, ставя своих детей выше распрей. Данное отношение, не раз граничащее с ненавистью, было почти всегда с ним. Он даже не помнит, когда впервые это пришло, хотя, не сложно было догадаться, откуда росли корни. Он ни разу не навестил их могилы, как и вряд ли кто-то вообще, хоть когда-то. Родственников больше не было, родители матери, его бабушка и дедушка, умерли давно, он их и не помнит. По отцовской линии ему никто не известен и, раз еще тогда, давно, никто не появился на пороге, значит, для него их нет, какая бы не была на то причина, результата это не меняет. И вот снова мысли о семье настигли его, и, как бы не трудился он над обещанием самому себе не думать о матери и отце, рано или поздно в его голове они все же появлялись, словно злокачественная опухоль, готовая дать метастазы.

Еще какое-то время он провел у ее могилы, не чувствуя никакой привязанности к месту, но все равно собственноручно протер могильный камень, не брезгуя использовать для этого рукав рабочей куртки. В очередной раз в его голове возникла мысль, как было бы удобнее подобные разговоры проводить дома, где так же есть ее фотография, и не одна – прямо на его столе, в рамке -, а с учетом того, что он ставит память о ней выше ее места погребения, подобное не должно было быть проблемой…

2

Она ждала его у входа в зал заседаний, куда уже прибыли представители министерства обороны, дабы увидеть новые разработки в области робототехники, с последующим заказом тех или иных моделей, подходящих для нужд, куда чаще обусловленных политикой государства, понимание которой от них не требовалось.

Миронова Майя отлично знала, где находится ее коллега, с которым она не просто сотрудничала, а также дружила, хоть они и были крайне непохожи, как в рабочем вопросе, так и в личном. Но именно ее прямота, практичность мышления и приземленность были отличным противовесом зачастую непростого характера гениального программиста, у которого нет ничего кроме работы, не теряющего ни одного шанса сделать шаг за допустимые границы, вечно лезущего на рожон, и чья инициативность не раз ставила его карьеру под удар. Майя быстро смогла сработаться с ним, в частности, в роли руководителя технического отдела разработок, создавая те самые роботизированные машины, программное обеспечение к которым и создавал отдел Итана под его руководством. Она быстро нашла общий язык с человеком высокой должности, у которого дипломатия была не сильной стороной, но которую так отлично смогла компенсировать Майя – единственная дочь, выросшая в окружении трех старших братьев, воспитанных родителями рабочего класса, являющихся приверженцами дисциплины и ответственности, которую они и передали своим детям. Она с ранних лет могла постоять за себя, причем касалось это не только силы ума и непробиваемости характера – вопреки приятной внешности, умелый взгляд, оценив ее с ног до головы, точно заметит неплохую физическую подготовку, которая нисколько не навредила при этой скромной, но естественной красоте. Она с ранних лет поняла и научилась использовать свои сильные стороны, всегда ставя у руля ум и умение договариваться. Майя прекрасно адаптировалась в любом окружении, умея находить слабые и сильные стороны людей. Подобное она рано научилась использовать, хоть и не позволяла никому смотреть на нее свысока в открытой форме и давать себя в обиду – это было первое, от чего ее отучили в детстве надоедливые старшие братья, доказывать которым свою самостоятельность она начинала с ранних лет. Дочь явно пошла в отца: прямого и самодостаточного человека, не позволяющего себе отвлекаться на мелочи. Майю учили всегда быть честной с собой и окружающими, что не мешало, как оказалось, позволять себе невинную артистичную надменность, но лишь в те моменты, когда она была уверена в их пользе или безопасности.

С Итаном было иначе: на него она никогда не смотрела свысока, в целом, это было бы сложно, зная его, зачастую, упрямый, но все же взрослый характер, ей нравилось в нем то, насколько их различия делали их ровней.

– Они уже здесь? – Уверенно бросил он, подходя к Майе.

– Да. Ты вот-вот и опоздал бы, за что похвалу бы точно не услышал.

– Я бы пережил. Главное, чтобы выслушали и приняли выгодное для нас решение, а то мне кажется, что мы движемся в никуда, а это порядком надоедать начинает.

– Вот только при них так не драматизируй, пожалуйста, – он было хотел что-то ей возразить, но все силы ушли на успокоение собственных нервов. Она улыбнулась в ответ и указала рукой в сторону двери слева от нее, пуская его идти первым.

Сделав вдох, Итан открыл дверь, используя сенсорную панель справа, и, преисполненный уверенностью, вошел в зал для переговоров, стараясь не думать о том, какие люди будут сидеть перед ним, а попросту акцентировать все свое внимание на том, что он хочет предложить гостям, несмотря на совершенно иную цель их пребывания здесь. Итан поздоровался со всеми, получив ответную взаимность, не выходящую за правила приличия, после чего он встал напротив них, оставив позади себя пока что пустой экран. Майя так же поздоровалась со всеми и, до момента как Итан взял первое слово, заняла позицию чуть позади него, по правую руку, как бы поглядывая на все со стороны.

– C самого начала развития – человек был уязвим. Природные стихии всегда влияли на наш организм: высокими и низкими температурами, наводнениями, землетрясениями, и я даже не упоминаю угрозы из космоса в виде плотных объектов, попадавшие сюда, следуя не только гравитации. Помимо этого, мы были слабы не только перед более быстрыми и обладающими большими размерами хищниками, но и меньшими опасными созданиями хищной фауны. Я даже не стану начинать рассказывать о бесчисленных вирусных и биологических угрозах, что невидимы глазу – уверен, вы их отлично знаете. Все это я упоминаю для понимания масштаба одного важного факта, который является основой нашей работы: человек – уязвим. Наша новая программа, в перспективе, позволяет сделать тонкие модификации человеческого организма, привнося в него не только уже давно устоявшиеся изменения в виде замены конечностей на механические, нет. Я говорю про точечные стимуляции определенных долей мозга, с последующим развитием…

– Я прошу прощения, что прерву, – Итан заинтересовался, предполагая развитие дискуссии, но Майя, не сводя взгляда со слушателей, уже поняла, в каком направлении пойдет дальше диалог, – я думал, вы представляете новые типы роботов? Ведь ради этого мы здесь. Или меня дезинформировали? – Строгий вопрос ввел мимолетную неловкость, передавшуюся его коллегам.

– Роботы прекрасно подходят к работе в космосе или в тех сферах, где сила и выносливость в большем приоритете, чем ум. Я не предлагаю игнорировать их пользу и важность. Но наша новая программа по работе непосредственно с человеческим мозгом позволит не просто излечить болезни, связанные, к примеру, с нейрофизиологией, а дать людям возможность стать умнее, то есть, грубо говоря, мы сможем увеличить процент гениев, что изменят наш мир.

– Изменят в лучшую или худшую сторону, позвольте, уточню? – Итану такой вопрос показался издёвкой.

– В лучшую, – сдержанно уточнил он, – это крайне большая область, изучение которой откроет совершенно новые двери для развития и, чем раньше мы начнем…

– Видимо, нас все же дезинформировали, и вас тоже. Я скажу прямо, нам требуются роботы, способные быть не только физическими работниками, которые строят дома и убирают мусор, нет. Нам нужны охранники, защитники порядка в тех местах, где, скажем так, пряник не работает вовсе. Уверен, вы понимаете меня.

– Да. Но я взял на себя ответственность предложить более радикальные меры по решению общих проблем.

– Но ведь ваша программа ещё не реализована, я так полагаю? Или уже есть образцы, способные показать перспективу вашего исследования?

– Пока мы лишь в самом начале, это так. Но я считаю, это крайне перспективный проект, который требует не только финансирования, но и внимания, ведь в мире множество проблем из-за человеческого фактора, и, к сожалению, это проблема, что будет с нами всегда. Решение ее, в перспективном будущем, будет радикально отличаться о всего ныне существующего и, чем раньше мы начнем, тем лучше. Я предлагаю лечить не симптомы и последствия, а не допускать болезнь и работать на опережение.

– С этим я согласен, проблемы надо решать, и они наши, – представитель на удивление был спокоен, практически повествовательный тон, выдавал в нем крайне терпеливого человека, но, к сожалению, что уже заметили Итан и Майя, переглянувшись в этот момент, добиться должного результата, по всей видимости, у них не получится, – мир нестабилен как никогда, и после решения энергетического кризиса, причем, смею заметить, не без использования силовых методов сдерживания, мы сделали первый крупный шаг в освоении космических территорий, что, вам известно не хуже меня, а в какой-то степени даже лучше, ведь ваши разработки помогают сейчас строить новую орбитальную станцию, запуск которой несет за собой последствия, контролировать которые, к сожалению или нет, без гонки вооружений не представляется возможным, хотим мы этого или нет. Все-таки, не стоит забывать, что за нашими границами есть конкуренты. Со дня на день гонка за космос может превратиться в первую космическую войну, ибо человечество, каким бы оно не считало себя продвинутым, всегда пользуется примитивными системами оценки жизни и смерти. Кто первый, тот и победил.

Наступила пауза, где Итан не сводил взгляда с сидящего перед ним человека высокого ранга, относившегося к нему практически, как преподаватель к ученику, явно непонимающего тему лекции, но не обделенным потенциалом. Майя в этот самый момент уже изучала каждую мышцу на лице и движение глаз своего друга, явно успешно сохранявшего профессиональный нейтралитет.

– Я согласен с вами. Но считаю, что нужно ковать не оружие, нужно менять людей, и тогда надобность в первом может отпасть. Наука продвигается быстро, и мы, люди, должны не упрощать себе жизнь внешними системами и изобретениями, а, наоборот, делать лучше себя, чтобы необходимость в искусственной помощи попросту отпала.

– Видите ли, я – не мечтатель, не человек науки и не мыслю так, как это могут фантазеры, надеюсь, я не оскорбил вас двоих, этим сравнением,– Итан посмотрел на Майю, и она сразу поняла, что в стороне ей не отсидеться, – мне нужны машины, которые будут беспрекословно выполнять приказы во благо общества и позволять нашим солдатам и гражданам возвращаться домой к семьям.

– Но, мы можем изменить тех самых людей, сделать их лучше. Кнут больше не понадобится, лишь знания. Если вас заинтересует такой подход, то это покажет…

– А что скажете вы? – Снова перебив Итана, он обратился уже к Майе, которая, в свою очередь, сразу же поняла, что должна аккуратно подвести к аргументу в пользу отказа от новой разработки. Майя включила профессиональный тон, при котором она всегда смотрит в глаза оппоненту, говорит уверенно и, главное, открыто.

– Мое мнение таково: строить механизмы для тех или иных нужд, не особо выделяющихся глубокой стратегией, мы отлично умеем сейчас, они приносили, приносят и будут приносить нам пользу в будущем. Но пора двигаться в другом направлении, пока этого не сделали другие.

– Вы правы насчет того, какую пользу приносят ваши механизмы, как руководитель всего технического воплощения программных идей товарища Майерса. Так вот скажите, можем ли мы доверять человеку, мыслящему на уровне программы больше, чем вашим роботам, которые до этого момента, насколько мне известно, еще не подводили в глобальных масштабах?

– Не можем, – Итана несколько удивил брошенный ей ответ, но, сохраняя спокойствие, она продолжила, – так же, как и не можем полностью доверять людям, в чьих руках будет контроль над нашими роботами.

– Именно! – Необычно резко отрезал представитель министерства обороны, дав понять Майе, как успешно она сыграла ему на руку, упустив из вида примитивнейшую манипуляцию. Итан увидел ее взгляд, направленный к нему, в котором читалось принятие поражения. – Пока мы контролируем инструмент, не было никаких проблем. Представьте, Итан, что ваша программа по кибернизации человека пройдет успешно, и он, человек мыслящий, как вы упоминали, сможет взять под контроль ваши механизмы или, что еще хуже, посчитает себя приверженцем лагеря роботов, а не людей, прощу прощения за простоту сравнения.

– Я понимаю ваши опасения, – активно стал парировать Итан, – но это крайне мало вероятный исход, ведь цель не объединить человека и программу, а дать этому человеку чуть больше возможностей, ради искусственной эволюции, назовем это так, – только его снова хотели перебить, как Итан захватил громким словом право говорить дальше, чем, конечно же, вызвал некоторое недовольство со стороны оппонента, – вы уж простите за прямоту! Но разглагольствовать о вреде и пользе можно еще очень долго, и не будет такого довода, которому нельзя будет парировать, но от чего будет большая польза? От того, каким совершенным оборудованием мы снабдим тех самых людей, которым вы не доверяете, и, уж будем честны, зная историю нашего вида, доверять всегда сложно; или же мы попытаемся научиться на ошибках и направим наши силы для развития самого человека, дабы не потребовалось в будущем создавать очередное орудия устранения друг друга.

– Мальчик мой, – терпеливо и даже наставнически ответил он, – я занимаю свою должность более двадцати лет, уже даже пенсия не за горами, и я знаю людей куда лучше, чем ты думаешь. На твоем месте, я бы этому радовался. Поверь, никакие модификации не изменят сути человека, скорее всего, даже наоборот, только усугубят. Мы на пороге освоения космических территорий, вы это знаете, и все те базы на Луне и Марсе, что должны были начать строить ещё вчера, нуждаются в ваших машинах, в том числе и для защиты этих мест от конкурентов, живущих буквально по соседству. Хотим мы этого или нет, но проблемы надо решать здесь и сейчас, иначе от ваших будущих разработок, которые мы пока НЕ заказываем у вас, толку не будет. Я прекрасно понимаю, какую идею вы преследуете, и верю в необходимость реализации подобного, но…

– Не сейчас, – закончила Майя, сдержанно и сухо.

– Верно, – спокойно отреагировал на подобное представитель, и также спокойно продолжил, – сменив акцент разработок, нельзя недооценивать спад темпа развития ваших отделов, а, главное, стабильного результата вашей работы, в частности – создания роботов, в свою очередь, создающих наше будущее, как здесь, так и в космосе, и, что не менее важно – защищающих наше будущее, укрепляя безопасность настоящего.

Эти слова подтвердили уверенность Итана в нежелании гостя идти по направлению развития, а следовать, оставаясь приверженцем проверенной веками техники по контролю. Следующий час он предоставлял прототипы строителей и защитников, создание которых почти становилось рутиной. Энтузиазм испарился и всё, что ему приходилось наблюдать, так это восхищение от новых наработок тех машин, чья цена сводится к минимуму, и цель которых изначально и состояла в расширении технических границ для посещения ранее недоступных для людей мест, но, как известно в узких кругах, незаметно ото всех исполнять простейшую механическую задачу по контролю за заключенными или работу миротворцами в горячих точках нестабильного мира. Понимание того, как в самом прогрессивном Центре Развития Технологий, создающем лекарство от смерти и изучающее такие области науки, ныне кажущиеся необразованному взгляду истинной магией, сидят высокопоставленные люди, умеющие решать проблемы лишь примитивнейшими и устаревающими морально способами, удручало его. Бюрократическая машина работала как по нотам, что позволило к концу дня заключить новые контракты по поставкам совершенных – на данный момент – механических разработок во все уголки мира, где, независимо от официальности, присутствуют представители нынешнего флага страны.

3

Огромное сооружение, которым является Центр Развития Технологий, спонсируемое государством и частными предприятиями, основано богатейшими людьми с целью создавать будущее путем развития настоящего. ЦРТ находился за Мегаполисом, откуда с границы многомиллиардного муравейника виден огромный небоскреб высотой в 300 этажей, являющийся главным зданием, невероятно красиво отражающим солнечные лучи. Разумеется, это не единственное место, где наука преобладает над всем остальным, являясь чуть ли не предметом поклонения, но именно это здание, стоящее в центре двадцатикилометрового комплекса, является самым передовым, во всяком случае, если верить официальным заявлениям.

Утро Бенджамина Хилла больше напоминало классический ритуал с четкой последовательностью действий, нежели исполнение обыденных для любого человека ранних дел. Вместо сонного подъёма с кровати с последующей разминкой, умыванием и завтраком, Бенджамин уже на первых минутах после открытия глаз, подходил к одной из стен квартиры, которую использовал для рабочих записей, где пытался завершить решение задачи, не дававшей ему покоя. Скрипя зубами и стуча пальцами по ближайшей поверхности – зачастую просто перебирая ими в воздухе, – он пристально вглядывался в формулы уравнений, целью которых было создание устойчивого поля для устройства, которым он был занят не первый год. Жил он в одной из квартир, предоставленных ЦРТ для сотрудников. Бенджамин был здешнего происхождения, если верить хранившимся в приюте документам, где он рос до того момента, как на тестах перед поступлением в школу его результаты не превысили все допустимые предположения о таланте. Дальше были ожидаемые действия: прознав о его врожденной гениальности в анализе и вычислительных системах, его забрали под опеку университета, который курировался тем самым ЦРТ, ныне давшим ему свой угол, рассчитывая на перспективность его работы.

С детства он был довольно самостоятельным человеком, малых потребностей, с другими людьми ему было зачастую скучнее, чем с любой из книг, коими было заставлено приличное пространство в квартире, состоявшей из одной большой соединяющейся с кухней комнаты. Для многих он был тихоней, игнорирующим светские вечера и активную социальную жизнь, а вот для начальства и коллег его упрямство и твердолобость стала практически отличительной чертой.

Прошло не больше часа, как необходимость трапезы стала ощутимым голодом, заставив Бенджамина отвлечься от мыслей и позавтракать здоровой пищей из трав с небольшой долей мяса, позволяющего ему поддерживать довольно стройную и крепкую форму. На гарнитуру поступил звонок, который он чудом не пропустил, в очередной раз из-за громкой музыки: обычно это были симфонии и концерты Бетховена – они позволяли ему абстрагироваться от всего вокруг. Убавив музыку до 10 процентов, Итан ответил на звонок.

– Слушаю внимательно, – бодро ответил он, продолжая разглядывать вычисления на стене.

– Ты на работу пойдешь сегодня? – Спросил руководящим тоном Кристофер, прямой начальник Бенджамина.

– Я и так на работе. Даже скажу больше, я – живу на работе. Так что, друг мой, твой вопрос несколько парадоксален.

– Закончил умничать?

– Да я даже не начинал. Слушай, давай на чистоту, от меня дома пользы больше. А быть там и следить за полировкой системы, попутно помогая всяким стажерам и новичкам в простейших алгоритмах и, хуже всего, программировании – это скучно, – он знал, что Кристофер так просто не отстанет, но сдаваться без боя он не любил и всегда старался добиваться своего.

– Во-первых, они не новички, во-вторых, ты – руководитель проекта, твоя прямая обязанность следить за тем, чтобы каждый винтик был вкручен правильно, и каждая цифра была на своем месте. Бенджи, я устал постоянно заставлять тебя работать в коллективе и нести ответственность за твоих прямых подчиненных. Или ты забыл, насколько дотошно мы подбирали персонал, причем, смею заметить, строго для исполнения поставленных задач. Честно говоря, это выходит далеко за рамки, так не должна быть устроена работа, и вряд ли будет еще подобный прецедент. И, раз уж так произошло, прошу тебя радоваться тому, как сошлись звезды, что тебе такое выделили. Хватит быть единоличником, повзрослей уже, – строго, но без угрозы и даже немного по-дружески настаивал Кристофер, уже не первый раз призывая его к ответственности, прекрасно зная, что если не напоминать Итану о его пользе, то он так и не выйдет за свои четыре стены, чувствуя примитивную ненадобность.

– Как же вы меня все нервируете, – ворча, практически подыгрывая, произнёс он, – именно из-за этого я не могу сосредоточиться и сделать свою работу, что во много раз сложнее, чем механическая сборка по инструкции, следить за которой мне вот совсем не интересно!

– Быстро иди сюда и контролируй финальные тесты и программирование элементов единственного, между прочим, в мире прототипа. Мне надоело напоминать, как это важно и насколько требовательно наше руководство, в чьей власти сделать с нами что угодно в случае, кстати говоря, очередного переноса отчетности о результатах. Мы на финишной прямой, так что посерьезней, – Кристофер закончил громко и повесил трубку, зная, что Бенджамин послушает его.

Кристофер был своего рода куратором Бенджамина, не только в пределах рабочего времени, но и, в каком-то смысле, наставником в самой жизни. Главная проблема в отношении Бенджамина состояла именно в работе, которая занимает всю жизнь тридцатилетнего гения. Она не оставляет ни единой свободной минуты или выходного дня, которые в ином случае он мог потратить на более праздное времяпровождение. Дело было не в отсутствии возможностей, коих никогда не было в дефиците, он просто не хотел и не видел смысла тратить драгоценную жизнь на ту часть жизнедеятельности, которая ему попросту неинтересна. Пусть сам Бенджамин и не скрывал своего антисоциального характера, никогда не церемонясь перед людьми в выражении своего мнения, всегда и при всех ставя себя как ответственный перфекционист в любимой работе, где любая общественная жизнь, попросту будет ему мешать, но Кристофер видел его насквозь с самого первого дня знакомства. Еще и года не прошло с момента рождения Бенджамина, как биологически родители оставили его в приюте, причем истинную причину такого решения так никто и не узнал. Во всяком случае, ему она была неведома, да и не то что бы интересна, ведь он принял этот факт в самом начале своего жизненного пути, что создало фундамент не только многих проблем, но и достижений в жизни.

4

Майя и Итан вышли из главного здания ЦРТ, откуда буквально час назад отправились обратно в город представители министерства обороны, по своим, неизвестным им целям. Оба смотрели им в след, сидя в уличном ресторане под открытым небом. Место это было простым и крайне удобным для небольшого обеда или отдыха от работы, где можно было заказать теплый напиток или коктейль, за чтением книги или любым другим времяпрепровождением вне ЦРТ. Находившееся слева от входа в здание на отдельном подиуме, оно возвышалось на пять этажей и вмещало много сотрудников. Майя и Итан сидели на первом, друг напротив друга, прямо в центре зала.

– Я предупреждала, что им не продать будущее, лишь мечи и щиты.

– Ты ведь знаешь, что я бы все равно попробовал, так что сам виноват. Все это – какой- то замкнутый круг. Мы строим роботов для выполнения задачи, где существует риск человеческого фактора, но, когда мы предлагаем возможность уменьшить данный фактор, нам отвечают отказом, ведь боятся человека, который будет лучше, чем они сами, из-за чего нам приходится строить роботов.

– Думаешь ты так лишь по одной причине – ты слишком много думаешь, – с улыбкой произнесла Майя, поймав ироничный взгляд Итана.

– Потрясающее заключение.

– Я серьезно! Они решают проблемы здесь и сейчас, лишь частично заглядывая наперед, а ты пытаешься отсечь выработанные веками инстинкты и привычки людей, и втиснуть нечто, возможно и полезное, но мало нужное сейчас, – слова её были направлены на поддержку, ведь на самом деле она была согласна с ним, но мыслила всегда более практично.

– Интересно, а когда же придет время благоприятное для развития самого человека, а не его инструментов? Какие же немыслимые события должны произойти, чтобы наступил тот самый день, после которого не останется иного выхода, кроме как начать двигаться в другую сторону?– Видя его недовольство, она промолчала, давая ему время выдохнуть.

– Знаешь, мы в любом случае опоздаем, как ни посмотри.

– Хватит! – Майя перешла на высокий тон, видя раздосадованность Итана, – ты пытался, но не получилось, такое бывает, но это не значит, что все кончено. Надо продолжать работу с тем, что у нас есть, пока не будет того результата, который заинтересует высшее руководство и инвесторов в актуальности проекта.

– Я знаю, знаю… Сегодня еду к Елизавете, хочу ее привлечь к разработке, возможно, ее имя даст необходимое внимание.

– Я не знала, что ты общался с ней на тему имплантатов.

– Общался, – Майя смотрела на него тем взглядом, который требует уточнений, – точнее, отправил ей проект, который готовил для нее сегодня.

– Если она уже в деле, почему ты не сказал об этом сегодня на встрече? – Майя была больше удивлена, нежели расстроена факту умалчивания.

– Отличный вопрос, вылетело из головы…я… сегодня с самого утра все как-то странно, не могу собраться с мыслями, еще и встреча прошла ужасно…

– Она прошла нормально, ты знаешь это, просто расстроен, и это, кстати, тоже нормально. – Итан лишь кивал, в такт ее словам, прекрасно понимая правоту Майи, но не желая принимать неудачу, он блуждал где-то между разочарованием и злостью.

Подобное Майя видела не в первый раз, особенно то, как он закапывается внутри себя, будто бы просчитывая варианты того, что и как делать дальше, забывая на этот промежуток времени обо всем вокруг него. За долгих семь лет с их знакомства и начала сотрудничества, ей несложно было угадать то, в каком состоянии сейчас находится его ум и настроение, причем с другими людьми ей не всегда давалось это просто, хотя разбираться в окружающих ее научили рано, чему она до сих пор благодарна своей семье, с которой не всегда было просто.

Они очень быстро нашли общий язык и не успели оглянуться, как стали хорошими друзьями. С ним ей было легко и просто, не так, как со многими другими. Не то, чтобы она не умела налаживать контакты с людьми – с этим у нее как раз проблем никогда не было – просто слепое доверие и вера в их искренность – это не самая лучшая затея. Но, с другой стороны, наученная в первую очередь полагаться лишь на свои силы, она и смогла пробиться на такую должность в свои двадцать девять лет, всегда внимательно обращая внимание на то, с какими людьми лучше дружить, а какие могут создать проблемы. Назвать Майю карьеристкой было бы правильным решением, и будущие достижения вполне могли бы затмить многие великие судьбы, но кое-что, казалось существующее в ней всегда, а не воспитанное в семье, не позволяло ей даже думать о том, как достичь власти и признания, статуса и имени. Сочувствие – это то, что ей было контролировать сложней всего, ведь подобное несколько противоречит ее силе характера, который, пусти она его строго в карьеру, ей бы не было равных.

Если у человека есть возможность помочь кому-то хоть чем-то, подобное он сделать не просто должен, это его плата за то, чего нет у других, следовательно, обязанность одного перед другими, равноценна всегда и во всем, и не было ничего важнее для нее, чем реализация собственного потенциала, собственных знаний и силы в пользу мира, ведь иначе, как она всегда твердила многим, жизнь превращается в потребление, не имеющее смысла.

– Сегодня утром был у сестры… – Майя молчала, выжидая и поглядывая на него как бы невзначай, зная, как мало и редко он о ней говорит, ей было неожиданно услышать это сегодня, – обычно я не думал об этом, но сегодня все словно намекает мне на мысль: как же быстро летит время, и как же мало происходит перемен.

– Это из-за посещения кладбища или же неудачных переговоров? – Нейтрально спросила Майя, оценивающе смотря на Итана, пока тот блуждал в своих мыслях, уходя от зрительного контакта.

– Из-за всего, – не сразу ответил он, – нам уже почти по 30-ть лет, мы работаем на должностях с большими возможностями, не говоря уже о связях и знаниях, а толку? Делаем что говорят, получаем зарплаты, и все мечтаем изо дня в день, как что-то изменим, в то время пока не меняется ничего…

– Ты ведь понимаешь, что мы не умрем завтра, верно? – Итан нехотя кивнул, – я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, даже, согласна с тобой. Но есть важное «но» – не стоит спешить, ведь пока ты спешишь – не успеешь оглянуться, как все уже прошло, и останется лишь жалеть об упущенных возможностях.

– Почему-то это звучит как цитата старца или мудреца? – Взглянул он на нее раздосадованным взглядом.

– О, еще какого старца, ты даже не представляешь, – бодро взорвалась Майя, – мой отец любил выражаться кратко, но по сути, как человек простой настолько, насколько это вообще возможно, его устами можно весь мир заново создать, – Итан чуть усмехнулся, – причем, вполне лучше может выйти, чем есть сейчас.

– Интересно, что бы твой отец сказал сегодня, видя, как нас мягко отшили?

– Первым делом он бы указал на то, что сомневаться в начальстве нельзя, им видней, наша задача лишь предоставить доводы, – Итана ответ не удовлетворил, – честно скажу, уверена, ты поймешь правильно, я не далеко ушла от такого мнения. Не стоит думать за всех, нужно оперировать тем, что у тебя есть, следуя тому, чего ты хочешь.

– А вторым делом? – Немного недовольно спросил Итан, явно стараясь выгнать из головы мысли о том, насколько, по его мнению, вышестоящее руководство мыслит узко и примитивно.

– Отчитал бы за плохо подготовленную работу, – сказала она, искусственно преувеличивая важность, ведь отлично знала, что Итан редко признает авторитеты, – отец – человек старой закалки, и считаться с мнением вышестоящего руководства дело неоспоримое. Истинный приверженец субординации, из-за чего вы вряд ли бы поладили, так что радуйся, что не встретились. – Самодовольная улыбка не спадала с ее лица, явно стараясь вывести Итана на окончательно позитивный настрой.

– Радуюсь, но если что – во всем буду винить тебя, – она кивнула ему довольная, он же смог даже улыбнуться, – а давно ты общалась с братьями?

– Чаще, чем кажется, но реже чем бы хотелось, – пытаясь придать артистичности, произнесла Майя, что больше походило на демагогию, которая была подтверждением ее желания не развивать эту тему дальше.

– Почему я до сих пор не знаком с твоей семьей? Неужели им не интересна твоя работа, твои достижения, гордиться-то есть чем. Экскурсию провела бы им, у нас есть на что смотреть.

– С ней вообще никто не знаком потому, что живут они далеко, а моя работа мало чем интересна, ведь, как это ни странно, ничего уникального в ней они не увидят. Уж папа точно. Он же сам механик, уверена, появись он здесь, уже завтра смог бы меня заменить, так что, нет, спасибо, – позитивно подытожила она.

– Как-то это…

– Скучно? О да, это про нас. Папаня неразговорчив, здесь я пошла в маму, зато если что и скажет, то в самую точку. У братьев-балбесов это не особо получилось перенять, они хоть и старшие, но порой мне кажется, я ушла намного дальше, если ты понял, о чем я. – Ей были приятны эти разговоры, как и сам факт того, как они влияли на Итана, по одному лишь лицу, которого, было видно позитивное влияние.

– Вот скажи, как так получилось, что мы начали разговор обо мне, а закончили о тебе? – С неподдельным интересом спросил Итан.

– Ну, я всегда была отличницей в риторике, вот и ответ, – гордо ответила Майя.

– В следующий раз ты будешь представлять проект, а я сидеть в стороне.

– Договорились.

5

Через несколько часов Бенджамин все же исполнил указания и, пусть несколько против своей воли, но явился на официальное рабочее место. Первым делом он лично подошел к каждому подчиненному и проверил степень исполнения его недавних поручений и уже завершенных работ. Как начальник, он был вполне лоялен, и его не терзали вопросы авторитетности и уважения, ибо главное – работа и результат. Из-за чего, вопреки правилам, он ввел свободный дресс-код и позволил расположить подчиненным свои рабочие места по их усмотрению. От лифта их отделяли большие двери, являющиеся входом в те самые рабочие зоны, где большую часть времени специалисты под началом Бенджамина работали над инженерией и программированием. Лишь два квадратных верстака, два на два метра, с прозрачными, строго вертикальными экранами на каждой стороне, для вывода рабочей информации, находящихся строго по центру, были местом сосредоточения общей работы. Остальное пространство было хаотично заставлено рабочими местами с компьютерами, стульями и поверхностями для записей. Во втором зал, расположившимся прямо за первым, находилась большая сфера, которая крепилась на шарнирах к внешнему корпусу из сверхпрочных швеллеров.

Время в этом месте летело незаметно, казалось бы, даже при максимальной продуктивности коллективной работы, прогресс должен быть заметен невооруженным глазом, но, чаще всего, на деле это были лишь небольшие шаги. Но не сегодня. Похвалив всех подчиненных, Бенджамин проследил, как каждый покинул рабочее место, оставив его одного. Стоило последнему выйти за двери – меньше чем через минуту зашел Кристофер.

– Ну, как все прошло, есть прогресс в настройке аппарата? – Спросил Кристофер, подойдя к центральному верстаку, и сел на стул, перед этим повернув его спинкой вперед. Слегка полноватый мужчина пятидесяти лет, одетый максимально невзрачно, с чисто выбритым лицом, которое очень хорошо смотрелось с густыми, зачесанными назад черными волосами, чуть ли не полностью закрывающими шею.

– Из твоих уст это звучит так, словно ты про смеситель в ванной спрашиваешь, – спокойно ответил Бенджамин, продолжая проверять цифры на доске с противоположной стороны верстака от Кристофера, постукивая пальцами по обратной стороне планшета – зачастую он не замечал этого тика, пока ему не укажут.

– Тебя бы, Бенджи, штрафовать за твою речь и поведение,да, боюсь, ты так максимум на еду будешь зарабатывать.

– Да брось, мы оба знаем, это – не поможет. К тому же, процесс идет вполне неплохо, тебе, как руководителю, который следит за работой лабораторных кроликов самого захудалого отдела великого и могучего ЦРТ, будет полезно иметь положительный результат. Которого, что немаловажно, можно достичь, лишь позволяя работать нам так, как вздумается.

– Вот я тебя слушаю и удивляюсь.

– Ты? Удивляешься мне? Что-то не то с этим миром.

– Я про то, как ты любишь выдавать пафосные длинные тирады вместо краткого и содержательного ответа, при этом строя из себя некого индивидуалиста, который в то же самое время прекрасно работает в коллективе, – он помедлил, ожидая реакции, – я все видел по камерам. Ты отлично вписываешься в команду, общаешься, находишь общий язык и, кстати говоря, к тебе все отлично относятся! На мгновение мне даже показалось, что ты флиртовал с одной из сотрудниц.

– Тебе показалось, это она со мной флиртовала.

– Несомненно, – сразу подыграл Кристофер, – мы уже не первый год работаем, и я точно знаю: как бы ты не скрывался за сарказмом и легкомыслием, вижу тебя насквозь, и то, как тебе бывает одиноко на самом деле. Поверь взрослому человек, нет ничего постыдного, чтобы признаться себе в этом, особенно, в кругу людей отлично к тебе относящихся, я узнавал.

– Серьезно, прям спрашивал? – Саркастично удивился Бенджамин, снова игнорируя поднятую тему. Он отложил планшет, по которому все это время настукивал пальцами, и встал напротив Кристофера.

– Это моя работа. Сделать так, чтобы твой отдел функционировал, ибо вам всем, как ты выразился – лабораторным кроликам – нужен руководитель. Скажи спасибо, что я лоялен ко многому и не требую соблюдения устава и правил, половину которых ты, в отличие от остальных, постоянно нарушаешь. Даже мне ясно, что в перспективе вся твоя работа, в которую, к слову, немногие верят – и это в таком-то месте – может изменить мир, – разбавляя свою речь строгими нотками, произнес, словно заранее заготовленную речь, Кристофер, не сводя глаз с Бенджамина.

– Можно вопрос?

– Ты задаёшь вопрос, чтобы задать вопрос? – Довольствуясь, парировал в ответ Кристофер.

– Типа того. Скажи, а как много людей знает, чем мы тут на самом деле занимаемся?

– Достаточно мало, чтобы не задавали лишних вопросов.

– Я примерно так и думал, – удовлетворенно ответил Бенджамин, а Кристофер так и не понял, зачем был этот вопрос.

– Ответь теперь ты мне. Как долго ты будешь ломать комедию и делать вид, что ты весь такой затворник, чурающийся норм общества? Уже бы давно мог найти приличную даму, завести семью, повзрослеть, одним словом.

Наступило молчание. Единственным звуком, доходившим до ушей, был набивающий стук пальцев по столу, знаменующий начало мнимой игры, где каждый доказывал другому стойкость характера, молча глядя друг другу в глаза: один ожидал ответа, а другой ждал того момента, когда это не понадобится.

– Ты знаешь мою историю и то, как я сюда попал, так что давай без демагогии, – несколько нейтрально сказал Бенджамин.

– Да, знаю. И слишком много банальных теорий я могу предложить, ища причину того, почему ты столько лет занят этим проектом. А ты далеко не простой человек, так что и причина точно не на поверхности.

– Сегодня что, день такой, что тебя вдруг тянет на психоанализ? – Бенджамин старался спросить по-дружески, но было ясно видно, что ему некомфортно.

– Я просто интересуюсь своим подчиненным, даже смею сказать – другом. Если все же нужна причина, пусть будет такая. Откуда мне знать, откуда всем нам знать, что ты самостоятельно не создаешь себе и другим невыполнимую задачу, дабы казаться полезным и особенным? Откуда мне знать, что ты сам не придумываешь загадку с заведомо несуществующим ответом?

– Уже поздно, – нарушив затянувшуюся тишину, неестественным легким тоном произнес Бенджамин, улыбнувшись Кристоферу. – Я устал, и ты тоже. А все эти разговоры по душам попахивают той эмоциональной близостью, которая как-то вот совсем не по мне.

– Этот разговор мы рано или поздно закончим, Бенджи, – по-дружески произнес Кристофер. – Проследи, чтобы все было закрыто, – он встал со стула, посмотрел на собеседника, огляделся вокруг и пошел к выходу.

– Эй, – привлек внимание Бенджамин, подбирая слова и явно колеблясь, – я знаю, возможно, это не мое дело, но этот разговор, на такие темы, случаем не связан… с твоей семьей?

– Ты правда думаешь, что, имей я желание выговорится или обсудить, то не стал бы говорить прямо? – Сдержанно оборвал Кристофер.

– Я просто решил, что, может, как уже было, – Бенджамин немного мямлил, – тебе трудно, и снова посещают…те мысли, о том самом, – прозвучало неуверенно, он словно подбирал слова на ходу.

– Я в порядке, правда. Это был обычный день, и все. – Бенджамин молча смотрел на него, явно думая о том, о чем сам Кристофер не хотел говорить ни с кем. – Слушай, я понимаю твое беспокойство, но, если мое слово еще имеет для тебя хоть что-то, то просто поверь мне и оставь в покое, хорошо? – Чуть смягчившись закончил он.

– Понял тебя, – ответил Бенджамин, осознав поднятую не вовремя тему.

– Вот и хорошо, я ценю твое беспокойство, но иногда оно лишнее, – натянуто улыбнулся Кристофер и вышел, оставив Бенджамина одного, смотреть ему в след, гадая, стоило ли сделать что-нибудь еще, или все же отпустить пугающую его мысль. В такие моменты, он действительно чувствовал себя виноватым, понимая, как его эгоизм играет против него, затрагивая ответственность перед другими людьми, особенно перед тем, кто на самом-то деле и в правду делает многое для него, являясь при этом почти лучшим другом… единственным другом. Он пристально наблюдал за наставником, припоминая откровенные разговоры, в которые ненароком просачивались далеко не самые трезвые мысли по поводу собственной судьбы.

6

Санаторий Восход находился порядочно далеко от города, окруженный лесом и дикой природой. Его курированием занималось правительство в содружестве с частными медицинскими и научными организациями. Несколько гектаров земли, множество строений, являющихся домом и кабинетами для лечения, как физиологических проблем, так и ментальных недугов. Первый в своем роде, и на данный момент единственный, он принимал в большей степени детей, чья судьба была менее удачной, нежели чем у большинства людей. Разумеется, попасть сюда могли не все, если вычесть подавляющий процент тех, чьи финансовые возможности позволяли вписаться сюда без проблем и в минимальный срок, то остаются около пятнадцати процентов детей, выбранных по благотворительной программе.

Итан прибыл сюда на служебном автомобиле ЦРТ, и ему было забавно наблюдать, что шофер за рулем был робот рабочей серии, в чьи обязанности также входила защита Итана, которую он обеспечивал без применения каких-либо орудий дальнего действия. Это забавно, думал Итан, как же быстро идет прогресс, только они приучили роботов к управлению транспортом, как уже вовсю вводится в эксплуатацию автопилот, который сможет полностью заменить водителя. Простая на вид модель, внешность которой больше походила на механическую конструкцию, имитирующую человеческое строение. Никакой одежды, волос или сложных черт лица. Два глаза, тонкая прорезь, имитирующая рот, и тело, не имеющее гендерной принадлежности. Металлический цвет и красная линия вокруг корпуса с номером модели, дабы выделять его как охранника. Легковой бронированный транспорт остановился на парковке, откуда, уже за ближайшим забором была видна территория.

– Будь здесь, – скомандовал Итан и пошел вперед, не отрывая взгляда от санатория, пристально что- то ища глазами. Робот модели О141, где: О – означало охрана, а 141 – производственный номер, смиренно замер, лишь мотая головой и сканируя окружение.

Пройдя пропускной пункт, он оказался внутри. Окружающая атмосфера настолько отличалась от мегаполиса и самого ЦРТ, где Итан проводил подавляющую часть своего времени, что казалось, будто он попал не просто в другое место, а на территорию, точка которой на карте располагается с другой стороны планеты. В какой-то степени он понимал: здесь – настоящий мир в идеологическом его понимании, манящий остаться и не покидать его никогда. Он прошел мимо первого здания по парку, видя небольшие островки, где располагались группы детей, возглавляемые преподавателями. В одной группе справа дети были поделены на пары и учились командной работе в виде упражнений на собирание конструкторов, помогая друг другу. В другой группе, где возраст был чуть выше, проходило книжное собрание, на котором учитель пытался распознать тревоги и мысли ученика через диалог, используя литературу.

Комплекс существовал строго ради адаптации и помощи тем, чьих собственных сил на раннем этапе взросления недостаточно. Но это было не единственное назначение, и оглядывая каждую группу, ненадолго останавливаясь для оценки детей, Итан исполнял роль сыщика. Он остановился под большим деревом, сокрывшись в тени его широких, могучих ветвей, и смотрел на очередную группу, видя радость детей, выполнявших коллективные игры, разумеется, под присмотром воспитателя.

– Дети – удивительные создания, – сказал женщина, появившаяся рядом, – большинство из них даже зная о своих различиях, на удивление, не ведают зла или ненависти, – невысокого роста, всего в метр шестьдесят, она выглядела на первый взгляд маленькой и скромной, но стоило завести разговор, то в ее взгляде и речи сразу просыпалась образованная и сильная характером женщина, не в меньшей степени добрая и вызывающая безотлагательное доверие.

– Давно не виделись, доктор, – дружелюбно сказал Итан, продолжая наблюдать за группой.

– Не знай я вас, подумала бы, что вы хотите приютить одного из них, с таким взглядом часто и прибывают сюда для этого, – они переглянулись, улыбнувшись. –Может пора уже, раз дамы сердца все нет, как я вижу.

– А если все же есть? – они повернулись друг к другу.

– Уверена, что нет, – улыбнувшись, сказала она. – Я разбираюсь в людях, это моя работа.

– Далеко не все заводят семьи, даже при наличии любимого человека, и так же не все любящие друг друга люди могут быть хорошими, любящими родителями.

– Согласна. Но ещё с того момента, как мы впервые познакомились, я поняла – из вас выйдет хороший отец.

– С чего вы это взяли? Если не секрет.

– Повторюсь, это моя работа – разбираться в людях. Особенно в тех, кто воспринимает других людей, не как равных себе, а как тех, кого можно использовать в своих нуждах, даже если этот человек считает, своей обязанностью привнести нечто необходимое в жизни этих людей, несмотря на их пожелания.

– Что мне нравится в вас, Елизавета, так это прямота. Этим детям повезло, благодаря всем нам, но сколько ещё сотен тысяч людей, детей и взрослых, вынуждены выживать из-за отклонений, или простой неполноценности возможностей?

– Давайте на чистоту, – Елизавета обернулась к нему,– я уважаю ваш труд, как ученый. Но как человек, которому важны эти дети, мне кажется, это лишь усложнит жизнь, именно поэтому я не говорю, что лучше бы не видела вас ещё полгода, а то и больше, ибо вы заберете кого-то, и вмешаетесь в естественный процесс его взросления и адаптации. Но, как я уже сказала, как человек науки, я считаю это правым делом настолько, насколько боюсь, что приоритет все же в техническом прогрессе, а не создании мира ради мира.

– Звучит так, словно вы в смятении.

– Так и есть. Все ваши доводы логичны и даже, не побоюсь сказать, альтруистичны. Но видя этих детей, вот так, здесь, счастливыми и добрыми, принимающими себя такими, какие они есть, я иногда задаюсь вопросом – а стоит ли вмешиваться, пусть и в несправедливую, но все же природу? Посмотрите сами, они счастливы. И пусть стандарты определяет большинство, где без поддержки, каждому из них в большом мире, будет как минимум трудно, я боюсь того, как бы не забыть каждому из нас, кто мы есть на самом деле, за десятками ваших обновлений и усовершенствований.

– Вы куда мудрее меня, – дружески сказал Итан после паузы, – вам не хочется ничего менять, в отличие от меня. И да, считайте это комплиментом высшей меры.

– Спасибо, от вас это слышать особенно приятно, Итан, – с улыбкой произнесла она, глядя на него.

– Я не люблю скрывать своего уважения или отношения к людям, особенно, если они этого заслуживают. Так что, не благодарите, все мы люди, верно? – Они смотрели друг на друга, выражая молчанием чуть большее, чем уважение.

– Почему же вы тогда не даете быть людьми им? – Она указала на детей, с интересом ожидая ответа.

– Я даю им шанс быть лучше, чем они есть сейчас, потому что мир не потерпит обратного.

– Простите, если это заденет вас, но разве для Валентины вы хотели того же?

– Я не знаю, – задумчиво ответил Итан.

– Они во много младше вашей сестры в момент, когда она заболела, так что шансы, если посчитать навскидку, увы, у всех одинаковые, вычитая погрешность, разумеется.

– Вы говорите так, словно осуждаете меня, призываете позволить им быть самими собой и выбирать, что ценить. Использовать безопасное протезирование или нет, ложится на операцию по улучшению зрения или слуха, или оставаться с теми неполноценностями, которые природа исправить не может. А ведь она в последние годы крайне разошлась, настроение хуже некуда. Мне это напоминает культ Природных, верующих в единство с планетой и всем живым, выживающих в лесах и поселках, забыв даже об электричестве, поклоняясь естеству матушки природы. Я не осуждаю, это их право. Но я знаю, вы не оставите детей без образования, без знаний, что нарабатывались веками, ведь иначе они будут не сильно отличатся от зверей. И вот мой вопрос: где разница между вашими знаниями и моими усовершенствованиями, созданными, между прочим, с помощью тех же знаний? – Не ожидая ответа, он продолжил, – вы даете развитие их уму, их видению жизни – это прекрасно. Я же делаю так, что они могут не только видеть и думать, а ещё двигаться и жить, обладая всеми возможностями для той самой жизни, которой учите их вы. Маленькими шагами, но мы сотрем определение и само понимание «плохих» людей, слабых людей или неполноценных, как физически, так и умственно.

– Вы говорите об утопии. Прекрасной и простой, но ведь рано или поздно может случиться потеря контроля, а последствия будут сокрушительным, из-за того, что те или иные люди не смогут совладать с технологиями, на которые вы так полагаетесь. Стандарты определяет большинство, Итан, вам ли не знать. Что есть неполноценность в мире, где все неполноценно?

– На последний вопрос у меня нет ответа, пока что. На случай других ситуаций у меня есть вы, доктор.

– Вы говорите слишком складно, мой друг, уверена дар убеждения не ваш единственный.

– Утренняя встреча опровергает ваши слова.

– Жаль это слышать. И все же, мотивы ваши благородны, этого я не отрицала никогда. Но, есть очень важное, но. Занимаясь подобной работой, нельзя не знать и, уж тем более, не понимать корпоративную политику, с которой, как смею предположить, и связанно ваше утреннее фиаско. И лишь глупец будет слепо отрицать корысть, а мы с вами не глупы.

– Я понял, о чем вы.

– Я знаю это. Рано или поздно будет поставлен вопрос: как много мы еще можем изменить в человеке? Ответ будет обширным. Но будет ли задан вопрос: зачем продолжать менять человека, лишая его тем самым, самого себя? Вот что меня пугает. В определенный момент, когда не будет, как вы сказали, такого понятия, как отклонение, неполноценность и т.п., и люди поймут, насколько все равны, кто-то повыше нас с вами, решит вновь ввести подобные понятия, но уже совсем по другим критериям. Скажите мне, Итан, как не потерять контроль над определением неполноценности?

– Именно поэтому мне нужна ваша помощь и полное участие в новом проекте, ведомый которым, я и оказался снова здесь, – она с удивлением посмотрела на него, – недавно к вам поступила девочка с аутизмом. Прежде чем вы используете весь словарный запас для парирования всех моих доводов, я скажу, что не хочу его излечить. Моя цель совсем другая. Я хочу изучить эту болезнь, если позволите её так назвать.

– Зачем, Итан? – На его удивление, она была даже заинтересована.

– В свои десять лет она имеет математический дар, которого люди за всю жизнь не могут добиться, это правда?

– Да.

– Представьте, какие возможности получит человек, если мы поймем, как это работает, не говоря уже о причине или катализаторе, вызывающим такой дар у одних, а не других. Она ведь сирота, верно?

– Да. Родители были из Природных, после того как одно из поселений вымерло от болезни, туда прибыла группа зачистки и дезинфекции, и обнаружила её. Здоровую, целую, без признаков патологических отклонений.

– Кроме аутизма, – задумчиво произнес Итан, – вы поможете мне с девочкой?

– Её зовут Кассандра, – Елизавета кивнула.

– Хорошо. Я могу с ней увидеться сейчас?

– Я бы отвела вас и познакомила, но, кажется, ваши планы в данный момент меняются, – она указала на приближающегося охранного робота О141. Итан удивился, развернувшись к нему, спросил, не дожидаясь того, как он подойдет ближе:

– Чего ты хочешь?

– Вы отключили способ коммуникации, Итан. Миронова Майя вызывает вас уже семнадцать минут, вопрос срочный, – О141 остановился в метре от Итана, – здравствуйте, Елизавета, как вы поживаете?

– Надо же, какой приветливый, – удивилась Елизавета, и ответила, – все отлично, спасибо, а как вы, О141?

– Благодарю вас, все отлично, – ответил сразу робот.

– Вы закончили? – Спросил Итан, переводя взгляд с робота на Елизавету. Включив гарнитуру, вставил её в ухо, – прости, я выключил связь. Что случилось?

– Ты должен немедленно вернутся в ЦРТ, робот отвезет тебя, и никаких вопросов, приедешь и все узнаешь, – Майя говорила быстро, по окончании сразу закончила вызов.

– Что-то случилось? – спросила Елизавета.

– Пока не знаю. Но мне надо возвращаться. Видимо, познакомлюсь с нашей Кассандрой позже, а сейчас мне пора. Спасибо вам, я был рад увидеться, – слегка недовольно попрощался Итан. В сопровождении О141 они отправились к транспорту, оставив Елизавету одну.

7

Система безопасности ЦРТ существовала как отдельное предприятие, исполняя множество функций не только по защите сотрудников, как внутри, так и вне стен компании, но, куда важнее, и это редко скрывалось, первоочередная задача состояла в сохранности имущества и интеллектуальной собственности. При каких-либо чрезвычайных ситуациях, с учетом специфики работы того или иного отдела, существовала своего рода изоляция, как целого этажа, так и отдельных помещений, контроль безопасности которых был в поручении не только у начальников этажей, но и у главных руководителей зон.

Ситуация, произошедшая сразу по окончанию рабочего дня, вызвала мгновенное изолирование отдела Бенджамина Хилла, включая полную запись видео и звука с помещений и строжайший контроля персонала. Не прошло и пары часов, как Бенджамин уже сидел в камере допроса, глубоко погруженный в мысли, отсчитывающий время до прихода вышестоящего руководства в лице Артура Конлона. Человек этот был близок к преклонному возрасту, высокий, под два метра ростом, крепкого телосложения, но с заметным брюшком, с короткой стрижкой, полностью покрытой сединой. Его редко звали по имени, и довольно часто просто – мистер Конлон. Во время происшествия он общался со своими детьми, двойняшками, сыном и дочерью, чье обучение в университетах отнимало много времени, отчего они устраивали общую связь раз в две недели, по пятницам, откладывая все дела – они по-семейному общались и делились новостями до самого утра. За последние семь лет они не пропустили ни одной виртуальной встречи, до этого дня.

Через час после оповещения службы безопасности, Конлон отбыл в ЦРТ на служебном вертолете, который всегда пилотировал человек – Артур никогда бы не согласился доверить свою жизнь роботу. Кристофер встретил его весь на взводе, без промедления и даже приветствия, стал с ходу вводить в курс дела, рассказывая о событиях, которые привели их сюда в такое время. Тот, в свою очередь, молча слушал каждое слово, складывая в уме картинку, которая, на удивление, вызвала в нем странное предчувствие, такое редкое, и из-за того узнаваемое еще на подходе, – заключалось оно в наличии проблем, по причине которых он предпочитал роботам людей. Кристофер поведал о выбросе энергии в его небольшом отделе экспериментальной технологии. Пострадавших нет, оборудование обесточено, но не повреждено основательно, инженеры с легкостью все починят, проблема была лишь в выгоревшей от перенапряжения проводке, как мог он судить в данный момент. Спустившись на лифте в офис службы безопасности, где удобно располагались камеры допроса и отдел видеонаблюдения, где Кристофер и показал мистеру Конлону видеозапись, которая обрывалась в тот самый момент, когда Бенджамин Хилл, главный руководитель и, по совместительству, создатель проекта, решился использовать технологию. В эту работу совет директоров верил с трудом, а поэтому с каждым годом выделял бюджет все с большим сомнением.

После просмотра видео, с момента, как Кристофер ушел от Бенджамина, и до момента, когда последний использовал доселе невиданную в мире технологию, Артур Конлон впервые заговорил.

– Что произошло дальше с мистером Хиллом? – Спросил задумчиво Артур, привычно обращаясь к людям по фамилии.

– Сейчас находится в камере допроса номер два. Я ещё не общался с ним, но он понимает все правила, идет на встречу, парень-то нормальный… – Кристофер промедлил и задумался, Конлон это заметил, – но тот, кто находится в первой камере, не захотел со мной говорить.

– Кто находиться в первой?

Кристофер мотнул головой – идти за ним – и Конлон с любопытством последовал. Через минуту они стояли у первой допросной, что была полностью прозрачна для них, но являлась отражающим зеркалом для находящегося внутри.

– Когда пришла охрана, они увидели, как Бенджамин лежал на полу без сознания. А рядом с ним сидел этот человек, заботливо придерживая его голову, словно ожидая помощи. Он не принимал никаких мер, был спокоен, молчалив, выполнял все команды службы безопасности, а когда они не нашли никаких идентификаторов, то сразу же поместили его сюда.

– Ясно. Врачи осмотрели вашего сотрудника?

– Да, конечно. Бенджамин пришел в себя через пару минут, и с того времени не проронил и слова. Я не уверен, но возможно у него шок, медслужба не отрицает подобного, – мистер Конлон внимательно слушал его, поглядывая на неизвестного человека.

– Вы же хорошо его знаете, он ваш человек? – Продолжил Конлон, соблюдая идеальную монументальную неподвижность, общаясь так, будто бы составляет неинтересный отчет, но вынужденный по должности.

– Да, так и есть, – уверенно произнес Кристофер, стараясь быть услышанным и привлечь внимание к защите своего персонала, но так и не увидел какой-либо реакции в ответ, – мы хорошо общаемся, в каком-то смысле он мой протеже, так что я бы хотел лично с ним пообщаться – мистер Конлон одобрительно кивнул, наконец отведя взгляд от заинтересовавшей его фигуры, и, на удивление Кристофера, выразил понимающее одобрение.

Кристофер зашел в комнату допроса, закрыв за собой дверь, и молча сел напротив Бенджамина. В это время мистер Конлон стоял по другую сторону стекла, заложив руки за спину, неподвижно наблюдая, а внутри него было вновь колкое чувство, намекающее о присутствии куда большего, нежели простой человеческий фактор – присутствие того, кто не позволяет ему всецело обратить внимание на подчиненного.

– Как ты, Бенджи? – По-дружески спросил Кристофер, но ответа не последовало. Как и какой- либо реакции, – несколько часов назад мы спокойно общались, и я просил закрыть за собой дверь, когда будешь уходить… Но, видимо, ты решил делать все по-своему, и вот он результат, – он разочарованно покачал головой. – Я привык к твоему характеру, вы, творцы – фанатики своего дела, – люди своеобразные, я это понимаю и уважаю. Но ты перешел черту, и если на вопрос: «Что произошло?» – ты отвечать не хочешь, то я задам следующий по списку. Кто тот человек, с которым тебя нашли? – Он стал заметно строже, сдерживая свое разочарование в Бенджамине как в человеке, так и сотруднике, – это не суд, у нас нет желания устраивать охоту на ведьм. Важна, причем не только мне и не только ради тебя, сейчас лишь истина, которую знаешь либо ты, либо неизвестный в другой комнате, с которым мы тебя нашли, – на этих словах Бенджамин впервые проявил интерес, подняв глаза, – ты знаешь, кто он? Его нет в базе данных: ни по отпечаткам пальцев, которых у него, кстати, вообще нет, ни по сетчатке глаза его не идентифицировать. Знаешь, я думаю, ты, ведомый своей зацикленностью на проекте, нашел где-то человека не менее фанатичного, возможно, даже куда-более, и решил работать с ним вместе, по ночам, в тайне ото всех, думая, что получится проводить его мимо охраны. Но ничего не вышло, и вы больше поломали, чем создали. Первое предположение, когда происходит нечто подобное, где неожиданно присутствуют неидентифицируемые глаза и уши – это корпоративный шпионаж. Ты прекрасно знаешь, как ЦРТ относится к конфиденциальности и сохранению своих активов и интеллектуальной собственности, и знаешь, какой статус сейчас на том человеке, и какой, практически автоматически получаешь ты. Я все пытаюсь уместить тебя и факт подобного предательства, и, знаешь, я не могу в это поверить. Я слишком хорошо тебя знаю, да и ты не особо признаешь авторитеты, ты не соблюдаешь дисциплину, и что уж говорить о патриотизме или политических взглядах – у тебя их вообще нет, потому что, и это важно, ты фанатик своего дела, своей работы, ты предан именно ей, ведь больше у тебя ничего нет, а ее дали тебе мы, а кусать руку, дающую такие возможности, ты точно не будешь. И я спрашиваю: какова правда?

– Кто сейчас нас слушает? – С трудом произнес Бенджамин, слегка прокашлявшись, глядя прямо в глаза собеседника.

– Артур Конлон.

– Приветствую вас, сэр, – оживленнее произнес он, обратившись в сторону зеркала, и продолжил, – я никого не приводил сюда извне, как такое вообще возможно, о чем ты, – начал он медленно и размеренно – и также отсеку лишнее, сказав, что тот человек здесь не работает. Когда ты ушел, я ещё несколько часов оставался один, спокойно проверял техническое состояние, пока не понял, что весь функционал работоспособен. Не в полную меру, но уже можно провести первый тест. – Бенджамин перевел взгляд с Кристофера на предполагаемое место Артура и обратно, произнеся без капли вины или сожаления, – я не сдержал своего любопытства. К сожалению, стоило мне включить его, как все вышло из-под контроля быстрей, чем я успел понять, что все идет не по плану. Ты прав, я живу проектом, живу мечтой и она же, заставила меня сделать то, что я сделал. Обороты были бешеные, сеть перегрузилась, провода стали плавиться. Выплеск энергии откинул меня в сторону. Я не просчитал такой результат и получил полное обесточивание, сожженные платы, но кое-что все же сработало и, – он промедлил, – оттуда вышел человек, тот самый, с которым вы меня нашли. Я честно думал, до такого результата ещё работать и работать, но каким-то образом, это – случилось.

– «Это»?

– К нам пришел человек из другого времени.

Кристофер посмотрел в сторону двухстороннего зеркала, пытаясь определиться насчет своего отношения к словам Бенджамина. Артур Конлон сделал глубокий вдох и выдох, окончательно доведя свое предчувствие до апогея, где обратного пути он уже не видел, и списать все на непонимание или неурядицу не получится, он в центре события, результат которого невозможно в данный момент предречь. Снова он заметил в себе последствия возраста, приближающегося к пятидесяти, в виде мимолетного, но четкого и явственного желания оказаться не здесь, а дома, продолжая общение с детьми, а не решать проблемы, которые он не раз предчувствовал. Большинство сотрудников, несмотря на высокое образование и введенный режим работы, все же больше мечтатели в руках коих, по его подозрению, слишком большие возможности, и с которыми он и его заместители иногда чувствуют себя няньками.

– Ты же говорил, что строишь всего лишь прототип, своего рода механический симулятор машины времени? – Напористо и твердо произнес Кристофер, – даже не верится, что говорю это всерьез…

– Возможно, я немного приврал.

Сложно было понять чувства Бенджамина, вызванные то ли слишком спокойным тоном такого признания, то ли фактом лжи от того, кто прекрасно знает его отношение к этому. А вот Артур Конлон окончательно почувствовал себя той самой нянькой, словно дети перед ним еще до того юные, что попросту не знают ни последствий, ни ответственности, безудержно воплощая фантазию всеми доступными способами.

– Создавая симуляцию, с каждым новым винтиком и этапом, удержаться от того, как легко приблизиться к реальному прототипу, было все трудней, и вот я не успел заметить, как строю рабочую систему, так бывает, заработаешься и не замечаешь ничего. А так как проект маленький, и помимо нас с тобой лишь куча стажеров, не знающих общей картины, а проверок извне просто не было, то я этим воспользовался. Я понимаю всю ответственность и все риски, правда, понимаю. И знаю, как ты относишься к обману, и к моей безалаберности, но вот, что ты должен понять: то, что произошло, – он помедлил, подбирая слова, – это прорыв, какого ещё не было.

– Почему это звучит так, словно ты гордишься собой?

– Давайте все вместе подумаем. Никто не пострадал. Оборудование чинится без проблем, все, что поломалось – больше расходный материал. Главное: нигде ещё в мире не было того, что сделал я, – он не спешил, и выдерживал паузы, – это может звучать странно, безумно и даже страшно. Но факт есть факт: впервые в истории человечества была практика путешествия во времени. Сегодня это перестало быть научной фантастикой. Здесь, прямо перед вами, это – сделал я.

– Ты звучишь так, будто восхищаешься собой больше, чем можешь представить опасность данного открытия. Я виноват, думал ты повзрослел… – с открытым разочарованием произнес Кристофер, покачивая головой в стороны.

– А ты будто не знал, что это за проект! Ведь именно ты, Кристофер, позволил все это воплотить и следил за работой с первого дня, все эти годы. Я с самого начала объяснял, что я делаю и как это важно для меня, в частности. Это же не охота на ведьм, верно? Ваши слова. Так что, может, займемся делом, а не пустословием!?

– Ты все так же легкомыслен. Одно дело, быть готовым к техническим испытаниям и знать варианты, действия или противодействия результату. Другое – когда оно сваливается вот так на голову.

– Без обид, но это уже напоминает пустословие. Что случилось, то уже не вернуть, так что я предложу простое и объективно правильное решение, а именно – просто поговорить с ним, вот и все.

В этот момент вошел мистер Конлон, игнорируя Кристофера, подошел прямо к допрашиваемому. Строго глядя на него, держа руки за спиной, он спокойным и увесистым тоном начал:

– Если судить отрешенно, вы и вправду совершили открытие, это я признаю. Люди науки, даже в общей совокупности всех открытий и достижений, несомненно, принесли в этот мир пользы неисчислимо больше, чем было вреда от этих самых открытий и достижений. Но есть одно важное качество, которым, к сожалению, многие здесь не обладают. Возможно, это закономерность, но я считаю, что такое понятие как ответственность, имеет место быть всегда и везде, а его среди людей вашего ума и, в частности, возраста немного. Но, видимо такова цена, моя задача же быть сдерживающим фактором ваших потенциалов и энтузиазмов, и сейчас я лишь вижу подтверждение своих убеждений. Так вот, на данный момент картина следующая: вопреки всем инструкциям и правилам, вы, мистер Хилл, испытали результат своих трудов без поддержки, без разрешений, без охраны и, конечно же, без запасного плана. По факту вам повезло, это даже можно считать везением, что никто не пострадал, а это место, приютившее вас, ещё стоит на месте. Но это не значит, что есть повод ликовать. Как раз наоборот, это дало шанс – который дается немногим – быть готовым к последствиям, а они есть всегда. – Артур выдержал паузу для усвоения сказанных твердым тоном слов, граничащих с осуждением, – мы не знаем, друг он или враг, не знаем, каким патогеном он, возможно, обладает. Мы не знаем, достоверны ли будут его знания о нашем будущем, если теория о месте его отправления верна. Я даже не говорю о том, как рискованно это может быть, попади он в руки людей, имеющих куда менее благородные цели.

– Что будем делать? – Спросил Кристофер несколько зажатым тоном, сидя на стуле со сложенными руками на груди и глядя на Конлона, пытаясь понять, в ком он разочарован больше – в себе или Бенджамине,

– Через вашу разработку сюда может попасть ещё кто-то? – Спросил Артур у Бенджамина.

– Насколько я знаю, нет.

– Если исправить неполадки, каковы шансы, что мы можем снова использовать её?

– Зависит от окончательного списка неисправностей. Заработало один раз, сможет и снова, нужно лишь время, – ответил Бенджамин, глядя на Артура без какой-либо опаски или обиды, будто бы не было никакой осуждающей речи.

– Сейчас про это знаем лишь мы трое, я прав? – Обратился он уже к Кристоферу.

– И охрана, но они просто знают, что произошла авария, и все.

– Пусть так и будет. Если круг осведомленных и будет расширен, то лишь по моему указу. Все, кто должен выйти сегодня утром на работу, получают выходные. Кристофер, проследи, чтобы каждый подтвердил получение этой информации. Этаж блокировать. Это будет долгий день, господа. Мистер Хилл остается здесь, до дальнейших указаний, – Бенджамин молча лишь молча кивнул, не сопротивляясь такому решению.

Артур и Кристофер направились к двери, но не успели они выйти, как молчание нарушил Бенджамин, чуть ли не самым откровенным тоном, явно стараясь достучатся до них, убеждая каждым словом.

– Я знаю, вы считаете, что я безответственен. И да, стоило предупредить о тестовом запуске. Но я прошу вас, не воспринимайте это как ошибку или неудачу. Отстранитесь от меня и взгляните на это как на шанс, который настолько уникален, насколько это возможно, каждая мелочь, каждое слово и каждая минута с этого момента, будет вершить историю.

8

Прошло два часа, как наблюдение за гостем не дало дельных результатов, решив больше не испытывать терпение, Артур вошел в допросную, молча сел за стул напротив неизвестной персоны, наблюдавшей за ним с терпеливым интересом. Молодой мужчина, на вид не больше тридцати. Стройного телосложения, с ровными чертами лица и зелеными выразительными глазами, волосы средней длины, черного цвета, лицо чистое, без волос. Максимально невзрачная внешность чем-то все же приковывала к себе взгляд, но чем именно, Артур не мог понять. Но одно он понимал отчетливо, а именно – раздражение из-за необходимости разбираться с ситуацией, которой никогда бы не произошло, будь в этих стенах больше ответственности перед технологиями, которым он, доверял куда меньше чем людям.

– Здравствуйте. Меня зовут Артур Конлон.

– Здравствуйте. Меня зовут Людвиг. Я полагаю, у вас есть много вопросов ко мне, – Людвиг был спокоен, даже расслаблен. Он получал немалое удовольствие от данного разговора, явно показывая свою открытость и вовлеченность.

– Людвиг. А фамилия, может быть, отчество? – Артур был профессионально собран, воздерживаясь от лишних выводов и провокаций, во всяком случае, до тех пор, пока не узнает собеседника.

– Просто Людвиг.

– Я так полагаю, вы знаете, какие вопросы я буду задавать, верно?

– Думаю, что знаю. Хотя, честно признаюсь, мне интересно, какой вопрос для вас, Артур Конлон, сейчас в приоритете. Возможно, время и место моего отбытия? Следовательно, знания, полезные вам, или же простой интерес к тому, какие мотивы движут мной? Простыми словами: друг я или враг.

– Вы любите играть в игры, Людвиг?

– Нет, что вы. Я просто люблю разговаривать и стараюсь привнести нотку чего-то уникального в наше знакомство, прошу прощения, если ненароком, но ввожу вас в заблуждение или навожу смуту. Хотите, можем следовать протоколу: вопрос – ответ?

– Вы прибыли из другого времени, расскажете, откуда?

– Из будущего, далекого будущего, настолько далекого, где информация о вашем веке равна таким крупицам, собрать которые невозможно руками.

– За этим вы здесь, за историей?

– В каком-то роде – да. Я занимаюсь историей, это моя профессия. Меня всегда завораживало то, как меняется жизнь, из года в год, из века в век, цепь событий множества моментов удивляет меня и, даже не побоюсь такого слова, завораживает. Как в нужное время нужный человек принимает решение, казалось бы, настолько невозможное, но определяющее не только многие судьбы, но и само будущее, это, на мой скромный взгляд, – чистое проявление жизни.

– Вы не ответили на мой вопрос, Людвиг.

– Вы правы, я прошу прощения, – Людвиг осмотрелся вокруг, словно подбирая слова, – когда складываешь все известное и предполагаемое из истории мира, ненароком замечаешь, как некоторые события, порой мельчайшие, меняют направление развития в настолько другую сторону, что кажется, будто все это приведет лишь к концу, где исправление невозможно. Но, какие бы трудности не вставали на пути, жизнь, в том или ином виде, как и целые судьбы, находили способ адаптироваться, и, по прошествии времени, все же исправляли ошибки ради дальнейшей жизни. Если починка была невозможна, то история просто стиралась, начинаясь заново на тех самых землях, где когда-то проливалась кровь и вершились судьбы, – Людвиг замолчал, задумавшись над словами.

– Вы прибыли сюда, чтобы предупредить, о чем-то?

– Как я уже сказал, история о вашем веке утеряна, остались лишь крупицы. Я прибыл в это время из-за случайности, заставившей механизм заработать лишь сейчас. Нельзя попасть в любую точку любого времени, нет. Таких механизмов, рядом с которым я оказался, их два. Один во времени отбытия, и второй – для прибытия.

– Но разве, это не позволяет вам выбрать любой день, с сегодняшнего момента вплоть до вашей эпохи?

– Это очень хороший вопрос, который я не учел, – задумался Людвиг, но вдруг сразу продолжил, – в любом случае, я рад быть здесь. И, отвечая на ваш изначальный вопрос, да, я хочу предупредить вас. Любой на вашем месте, и я в том числе, станет подозревать неизвестную персону, особенно появившуюся из другого времени. Друг или враг, соглядатай или диверсант. Как проверить это? Лгать могут все, а, зная откуда я и не имея представления о технологиях и развитии, предположить, каковы могут быть средства манипуляций и обмана, практически невозможно.

– Так кто же вы, Людвиг?

– А разве вы сразу поверите, если я скажу, что друг?

– Мы оба знаем, что нет. Но вы ярко рассказывали о себе, о своей любви к истории, что вряд ли ваша цель лгать. Иначе вы могли бы выдумать куда более актуальную тему, которую мы не можем подтвердить или опровергнуть. Осторожность – залог успеха выживания, уж вы, как историк, должны это понимать. Я прав?

– Абсолютно, Артур Конлон. Но вы сказали, что не можете подтвердить или опровергнуть мои слова. Только ведь это не так. Машина, если верить тому, что мне известно о технологиях, а знания, увы, скудные, это все-таки не моя сфера, но все же я смог понять – дверь открывается в обе стороны.

– Предлагаете кому-то отправиться в ваш мир, в ваше время, Людвиг?

– Я не умею, не имею даже права запрещать любопытство, так же, как и не могу запретить вам вполне закономерное и естественное желание подтвердить информацию о личности, знания о которой может предоставить лишь он сам.

– Людвиг, вы не похожи на глупого человека, так что давайте будем откровенны и честны. В таких играх самый простой способ, зачастую, самый губительный. Отправиться в ваш мир, даже при убежденности в вашем альтруизме, будет таким же риском, что и отрицание каждого вашего слова. Потому что вы здесь, а вот кто там, на той стороне двери, как вы назвали её, неизвестно. Мне приходит на ум одно слово.

– Какое же?

– Приманка. – Артур не заметил, как пролетело время, и как легко он забыл негодование по поводу безалаберности сотрудника ЦРТ, и все из-за Людвига – настолько простого и честного, насколько Артур не готов поверить в подобную простоту, не имеющую двойного дна.

– Я рад, вы не разочаровали меня, как и я не разочарую вас, упомянув, как глупо будет слепо отрицать подобное, не имея доказательств. Вы понимаете это, мистер Конлон. И раз нельзя подтвердить или опровергнуть мои слова, то, что же делать? Ведь я здесь, пришел донести слово будущего. Выбора у меня нет, вы не отпустите меня обратно и не дадите свободу, особенно зная – пусть и поверхностно, но все же – мое происхождение.

– Пока я вижу лишь один логический вариант развития.

– Да, вы правы. Так что дабы не начинать издалека, я скажу главное: почему я здесь. Я хочу предотвратить ответвление, которое поведет нашу историю в русло реки, до сих пор являющееся страшнейшим событием из хроник моего времени. Будет трагедия, будет враг, будут последствия, о которых очень многие из моего мира жалеют уже многие годы.

Вот и случился тот момент, который предчувствовал Артур. То, о чем мало кто думает вначале, но крайне трагично сокрушается в конце – последствия,– а в этом месте именно технологий, ведь другую связь упомянутого Людвигом и созданного в этих стенах, Артур не мог представить.

– Мир всегда был и будет чередоваться с войной. Этот круг не разомкнуть, вы должны это понимать.

– Разве вас не интересует то, что я знаю о том, что будет? – С удивлением спросил Людвиг.

– Я не говорил этого. Я лишь сказал, что ваши знания смогут изменить что-то одно, но история, увы, циклична.

– Звучит все так, будто вы разочарованы, мистер Конлон?

– Давайте решим это потом, после того как вы поделитесь данными, раз решились ради них на путешествие во времени и пространстве.

– Я готов рассказать все, но для этого нужно кое-что сделать: не зная всей картины, следовать моей просьбе, иначе все потеряет смысл.

– Не могу согласиться с подобным.

– Я уже сказал ранее: то, что мне известно о вашем веке – это крупицы. Но даже они имеют смысл, иначе меня бы здесь не было, ведь все в истории – это цепь событий, зачастую начинающихся с совсем незначительных решений определенных людей.

9

Всю обратную дорогу в ЦРТ Итан провел в тишине, не разговаривая с О141 и не пытаясьсвязаться с Майей снова. Все его мысли были о девочке, которая интересовала его куда более неизвестных ему событий, вынуждающих отложить знакомство с ней. Разнообразие способов выражения мыслей, идей и даже знаний в природе и самой науке, не поддаются ограничениям. Ему уже доводилось использовать программные алгоритмы вычисления, дабы понять так называемую речь животных. Когда- то он проходил практику в сфере распознавания языка братьев меньших, где один из экспертов по лингвистике – ныне довольно известная фигура среди гениев данного поколения – представил что будет, если перевести активность мозговой деятельности. Операция на мозге, где в борозды будут вживлены принимающие сенсоры и при активности зоны, отвечающей, к примеру, за голод, на компьютер сразу будет поступать слово – голод. Ведь все, что умеют звери, это издавать звуки, но какие это звуки? Лишь те, что подарила природа. Итан вспомнил, как у того профессора спросили: «Зачем это делать? Ведь природа дала нам лишь самое необходимое, животные ведь веками жили так, нам не даст это открытие ничего, кроме чувства контроля». На что профессор ответил: «Когда вы общаетесь с иностранцами, являющимися носителями другого языка, вы же работаете с переводчиком. Так вот, откуда вам знать, где этот переводчик нужен, а где нет, ведь как вы уточнили, животные жили много веков без этого, и мы до сих пор относимся к ним, как к несуразным созданиям, хотя, имей они способ говорить, пусть и в целях примитивных желаний, как мы с вами, ситуация могла бы измениться.»

С того времени прошли годы, Итан давно не общался с тем профессором, и сейчас был тот самый момент, когда он захотел восстановить давно утерянную связь с человеком, который задавался вопросом, и даже составил целую группу людей, занятых лишь тем, как и какой создать универсальный язык для всех в мире, и, в частности, для тех, кого мы можем встретить за пределами нашего голубого шарика.

Стоило Итану выйти из легкового транспорта на внутреннюю парковку ЦРТ, как его уже встретила встревоженная Майя, сразу указавшая ему идти за ней, игнорируя вопросы о событиях, предшествующих её поведению и состоянию, близкому к нервному срыву.

– Где все сотрудники? – Спросил он все же, видя пустые помещения всего этажа, сквозь который они торопливо шли.

– Официально у всех выходной, на время технической проверки всего крыла, до момента, пока не разрешат вернуться обратно, – утвердительно произнесла Майя, идя впереди на пару шагов.

Зайдя вовнутрь нужного помещения, Майя вручную блокировала дверь, оставив робота-охранника перед ней. Это удивило Итана, так как роботов редко ставят на такие места. ЦРТ строило их и распространяло, заверяя заказчиков и правительство в надёжности системы и защиты программного обеспечения от взлома и перехвата управления, Итан внимательно относился к безопасности, из-за чего и донес до необходимых людей, как опасно пренебрегать возможностью, которую они же и рассматривают, создавая замки и стены, что кто-то и где-то сможет создать лучшую отмычку. Поэтому видеть его же творения, здесь и сейчас, в эксплуатации, было как минимум странно, а как максимум – сразу заставляло думать о том, что он будет говорить и с кем, прекрасно зная, как опасно доверять технологиям.

Они вошли в кабинет, пройдя мимо нескольких помещений, выходы которых были направленны в небольшой зал со слабым освещением, и тот кабинет, куда вошла Майя, был в конце небольшого коридора, выходящего в данный зал.

– Ты ведь знаком с Артуром Конлоном? – Спросила Майя в тот момент, как к ним подошел Артур.

– Артур, рад вас видеть.

– Рад бы ответить взаимностью, Итан, но, боюсь, наша встреча имеет строго рабочий вопрос. Смею предупредить, все, что вы увидите и узнаете в дальнейшем, должно остаться в строжайшем секрете. Как вы успели заметить, мы тут одни, и все происходящее совсем не без причины.

– Я понимаю, сэр, можете рассчитывать на мою помощь.

Конлон включил камеры наблюдения, показав на одном экране, размером метр на метр, камеру допроса, где сейчас сидели Кристофер и Бенджамин, а на другом – такой-же вид, но уже с другим, неизвестным Итану человеком.

– Вы знакомы с Кристофером и Бенджамином?

– Да, можно и так сказать, не близко, но знакомы, – разглядывая картинку с видео, задумчиво сказал он, но, заметив неудовлетворенность ответом, продолжил, – я знаю, что Кристофер – начальник этажа и целого крыла будущих разработок, а Бенджамин работает над одним из проектов, но в чем именно его работа мне неизвестно. А в чем, собственно, дело, и кто этот человек? – Указал он пальцем на неизвестного.

– Этого человека зовут Людвиг. Его мотивы до конца неясны, но открытой и явной угрозы он не представляет, во всяком случае, на данном этапе. Двое ваших коллег занимались разработкой технического макета, цель которого чуть расширить не только технологические возможности, как и саму физику, прошу прощения за подобное упрощение. Это был маленький проект, цель его была, в первую очередь, не воспроизвести конечный цикл работы, а представить симуляцию того, что должно происходить. По требованию Бенджамина Хилла и, видимо, приличной заинтересованностью Кристофера Дентона, как начальника, был выделен кусок площади и люди для постройки физического образца. Сегодня Бенджамин в одиночку и без какого-либо разрешения, вопреки всем инструкциям, испытал продукт своего труда. Человек, которого вы не знаете, и который сейчас сидит в камере допроса, вышел из, условно скажем «двери», которую открыла машина Бенджамина. Людвиг, он пришел из другого времени, – Итан все это время внимательно слушал рассказчика, изредка пересекаясь взглядом с пока не определившейся со всем этим Майей, – делая вывод под одному сеансу общения, я могу, почти с уверенностью сказать – он доброжелателен, умен, крайне любопытен.

– Постойте, вы общались с ним? – Неожиданно резко прервал Итан, не скрывая своего удивления, переглянувшись с Майей, ожидавшей продолжения его мысли.

– Что вас так удивило? – С интересом спросил Артур, видя, что Итан погрузился в размышления.

– Тот факт, что он знает наш язык, уже интересно. Он говорил, из какого времени?

– Точной даты не дал, но из настолько далекого, что в его мире о нашем веке, и это точная цитата, «почти ничего не известно».

– Лингвистика не могла не измениться за такой срок, – Итан блуждал в потемках размышлений.

– Что ты имеешь ввиду, Итан? – Майя включилась в разговор тем самым тоном, не позволяющим уклонится от вопроса, но он не ответил, а лишь, закрыв глаза, выдохнул и, открыв их, дал ответ, – Артур, если все сказанное вами – правда, а я думаю, при всем уважении, вас не оскорбят мои сомнения, учитывая все то, что вы произнесли, то я считаю, он солгал, – настала тишина, развеявшаяся, когда Итан вышел из размышлений и обратился к Артуру, – хотя, я бы хотел послушать ваш разговор.

– Вы послушаете, у меня есть запись. Заодно, Итан, вы узнаете причину того, почему я трачу время на вас, а не на него.

10

Кристофер, вернувшийся некоторое время назад к Бенджамину в допросную, хотел бы и быть больше преисполнен чувством разочарования в своем друге и протеже, но весь его ум занимал факт существования человека из будущего, чье наличие вызывало в нем смятение.

– Ты знаешь, кто он Бенджи? – Кристофер пытался вести беседу и вывести Бенджамина на откровение или же признание, в угоду разрешения данной, крайне неординарной ситуации, но все было впустую по неожиданной для него причине.

– Если ты спрашиваешь про нашего гостя, то нет. Я был несколько не в себе после происшествия, как ты наверняка заметил.

– Конлон поговорил с ним, – эти слова оживили Бенджамина,– нашего гостя зовут Людвиг, и он культурен, воспитан и явно не обладает агрессивными мотивами.

– Это прекрасно! Значит, он пришел с миром, как бы это ни звучало наивно, конечно.

Хоть Кристофер все это время и был в своих запутанных мыслях, но все же он не мог не подметить то, насколько изменилось его отношение к некогда хорошему другу, в чем он признавался лишь мысленно. Неожиданно пред ним предстала другая сторона Бенджамина, более надменная и чрезмерно уверенная, настолько, насколько необходимо было возненавидеть кого-то за его правоту, сказанную без нотки злобы или порицания, а самым простым и откровенным тоном.

– И что будете делать? – Спросил спокойно Бенджамин.

– Мы кое-кого ждем, а до тех пор я хочу узнать кое-что у тебя.

– Я открыт, как книга, – с ухмылкой сказал он.

– Тебе смешно… Ты даже не представляешь, что ты сделал и как ты разочаровал меня!

– Я делал свою работу, я делал её хорошо. Если тот человек пришел из будущего, то почему бы не использовать его знания во благо и сделать наш мир чуточку лучше? Так что, если не потерять этот шанс, то я считаю, что сделал все правильно.

– Скажи мне, ты сделал это, потому что и правда хотел помочь людям, или ты просто преследовал цель увековечить свое имя, показав личное превосходство над другими? Конечно, прости, но ты – не филантроп, и не твоя черта добродетельность, как и сочувствие, и в некоторой степени даже эмпатия. Для тебя успехи в работе были всегда важней коллектива и желания стать частью некой семьи. Не забывай, я тебя знаю Бенджамин, ты всегда стремился к тому, чтобы сделать то, чего никто не может, ибо так ты докажешь сам себе и всем вокруг, что ты лучше всех нас. Правда, это не попытка доминирования или властвования, а простые комплексы, которые ты скрывал всегда, не так превосходно, как тебе казалось.

– К чему эти слова, Кристофер?

– К тому, что я не понимаю, почему ты так яро защищаешь Людвига? Ты сделал свою работу, теперь ты – звезда, первый человек, чьи руки и ум создали рабочую, пусть и не до конца, но все же машину времени. Зная тебя, я был уверен, насколько тебе будет плевать на последствия, главное, чтобы памятник был повыше.

– Вот, значит, какое мнение обо мне? – Бенджамин спросил, словно сам у себя.

– Это не только мое мнение…

– Я понял, – сказал он после небольших раздумий, – все вы думаете: раз я привел сюда Людвига, то я буду на его стороне, против всех, ведь он, своего рода, мое создание? Это смешно, – сказал он легкомысленно, – я не хочу, чтобы мои труды были использованы во вред чего-либо или кого-либо, ведь ты был прав, мне важно мое имя, и я не хочу, чтобы меня проклинали за то, что я создал – не такой уж я и безответственный, верно? Иначе я разве уговаривал бы вас поступать разумно?

Кристофер молча смотрел на него, видя ответный взгляд человека, который имеет куда более серьезное отношение к происходящему, чем некоторое время назад. Он сидел ровно, уверенно, руки его смиренно и без движений лежали на столе.

– Тебя выпускают из-под стражи, как минимум на время, требующееся для разрешения созданной тобой ситуации, считай это своим шансом.

– Знаешь… – по-дружески начал Бенджамин, удивив Кристофера, – я давно этого не говорил, а, может, и не говорил и вовсе, но лучше сейчас, пока мы не вышли за эту дверь. Я хочу сказать спасибо. За то, какие возможности ты смог мне дать, увидев во мне потенциал, да что уж там, поверив в меня. Я знаю, насколько был нестерпим зачастую, но именно с тобой, я был честен, всегда. Я уважал тебя всегда, как друга и коллегу, как… наставника, которого у меня никогда не было, потому что ты был честен со мной, говорил на равных и… ну, ты понял. Последнее чего я хотел бы – это навредить тебе и кому бы то ни было, но я стараюсь делать все правильно. И хочу, чтобы ты услышал это от меня, сейчас. Ты – считай, моя семья, которой никогда и не было толком, и я благодарю тебя за все, что ты делал для меня. Возможно, ты был единственным, кто что-то во мне разглядел, а я не понимал этого и относился не всегда уважительно, за это прошу прощения. Стоило это все раньше сказать, но лучше поздно, чем никогда, а я, как ты видишь, слегка отстал во многих сферах жизни, так что, я разочарован в себе не меньше твоего, а то и больше. Спасибо, что указываешь на это, что тебе не наплевать.

Кристофер не сводил с Бенджамина взгляда, открыто выражавшего замешательство, но с приятными нотками гордости, которые ему бы хотелось показать человеку, настолько разоткровенничавшемуся, насколько это было возможно в его представлении. Почти с самого знакомства, Кристофер относился к нему чуть внимательней и с большим любопытством, нежели к другим подчиненным, причем, большинство из которых действительно заслуживали внимания и поощрения, но именно сирота, одинокий и практически чужой в любом месте и времени, привлек его внимание. Возможно, как думал он не единожды, вызвано подобное замещением потери, чем-то общим между ним и Бенджамином. Кристофер курировал многие проекты, но этот ему всегда казался невозможным. Весь труд Бенджамина был бы потрачен впустую с точки зрения науки и открытий ЦРТ, по мнению Кристофера, но он не мог не дать ему шанс, веря, что создание подобного будет инструментом во взрослении Бенджамина, и неким способом ему самому, шансом ухватится за нечто такое, позволяющее пережить личную трагедию. Данное решение было непрофессионально, он понимал это, но соблазн окунуться в мир фантазии, где появилась идея самого механизма, притягивал его именно тем, что не позволяло ему стоять на месте, боясь смотреть вперед, ведь позади были те события, боль от которых была всегда с ним… Он видел, как изменился Бенджамин – за какие-то пару часов тот, кто был во много младше него, смог преодолеть самого себя, чего Кристофер не добился за долгие годы. Сейчас, когда проект достиг своего апогея, его протеже, практически приемный сын, все же смог сделать большой шаг вперед, отпустив, наконец, прошлое и начав новый этап жизни, разделил ее на «до» и «после». Кристофер же, переживший сложнейший этап, так и остался при своем…. На него данный инцидент отразился в противоположность тому, как это повлияло на Бенджамина, и за истинной гордостью, последовало жгучее разочарование от себя.

11

При просмотре видеозаписи разговора между Артуром и Людвигом, Итан лишился дара речи. Игнорируя все вокруг, создав пустоту вокруг себя ради концентрации, осталось только одно – близость разгадки. Простой, на первый взгляд, диалог между интервьюером и интервьюируемым не давал ему покоя из-за простейшего человеческого свойства, на основе которого и было построено это место, и это – любопытство.

– Я хочу поговорить с ним, – тон, который не подразумевает отказа, привлек внимание всех, включая прибывших Кристофера и Бенджамина.

– Забудем, что он просил твоего непосредственного участия. Что ты можешь мне сказать насчет него сейчас? – Не сразу спросил Конлон.

– С ним что-то не так, – твердо произнес он в ответ.

– Мы все будем видеть и писать, ты же понимаешь? – Итан кивнул головой в согласие, и, слегка взведенный, пошел к допросной, за ним последовала Майя, показывая остальным, что поговорит с ним, и прося дать им пару минут.

– Что с тобой? – Спросила она, как только догнала. Они встали у допросной. Он смотрел на Людвига, а она пыталась привлечь его внимание, видя его погруженность в мысли, – я понимаю, для тебя, как и для всех нас, подобное невообразимо. Я сама была не в себе, когда Конлон мне рассказал, хотя до сих пор не знаю, как относится к этому… Итан, ты закрываешься, я вижу это потому, что знаю тебя, следовательно, я права, и жду от тебя…

– Ты правда не понимаешь?! Все изменилось, навсегда, – резко, но без агрессии ответил он, взглянув в её преисполненные смятением глаза, – он из будущего. У него есть ответы на все вопросы, поиски которых могут отнять каждый оставшийся год нашей жизни. Майя, уже ничего не будет как прежде. И я задаюсь вопросом, который стоило бы задать каждому из нас: что делать, когда он поведает нам все, что знает? Вся наша работа, все наше представление о том, когда и что будет дальше, более не имеет смысла, ибо теперь мы не движемся медленно, но верно, вперед. Мы уже здесь, осталось только разобраться с тем, что делать и делать ли вообще, с тем набором данных, который есть в единственном экземпляре. Остальные этого ещё не поняли, хотя, уверен, Артур единственный, кто это осознает: теперь мы не просто ученые – в наших руках информация, ценность которой неизмерима.

– Возможно, поэтому Людвиг попросил тебя?

– Я не знаю.

– У меня в голове крутится мысль, которую я никак не могу сформулировать: сегодня утром нам сказали, как опасно потерять контроль над технологиями. Что если они были правы, и он, Людвиг, само его существование и сама суть – это доказательства нашей неудачи? – Итан не ответил ей, из-за отсутствия конечного мнения или вывода, за неимением полноты картины.

– Как думаешь, это нормально, бояться всего этого? – Спросила Майя, глядя на Итана, в котором видела человека, желавшего избавиться от догадок и просто принять меры, нежели быть в неведении, от которого уже устал.

– Мне тоже страшно. В одном я уверен наверняка: его слова изменят все. Рано или поздно мы пожалеем об этом, но я уже не могу представить альтернативы, да и можно ли теперь вообще игнорировать подобное событие, когда даже в скудном анализе, становится ясно, это – лишь начало совсем иного пути… – сказал Итан и шагнул к двери. В этот самый момент подошли остальные и встали рядом с Майей. Артур слева от неё, ближе ко входу, и, взглянув на Итана, кивнул ему, позволяя идти.

Итан зашел и сразу же встретился взглядом с Людвигом, несколько оживившимся, при виде его. Чуть промедлив, закрыл дверь, не обращая внимания ни на что, молча сел за стол в некотором подозрении и той же степени предвкушении грядущего разговора.

– Вы знаете, кто я, верно?

– Да, это так, – ответил Людвиг, проявляя уважение и внимательность, – для меня большая честь встретится с вами. Я очень много времени провел за изучением истории непосредственно вашего века, в частности этого места. На самом деле, дабы не лукавить, я знаю всех наблюдателей, кто стоит сейчас за стеклом, и я восхищаюсь вами, как представителями того места, откуда я и начну свой рассказ.

– Почему вам нужен именно я? – Спокойно спросил Итан, внимательно разглядывая Людвига все это время, в частности, его лицо. Гладка кожа, словно не видавшая никаких раздражителей. Идеально ровные короткие волосы. Но главное – это глаза. Они были бледновато зеленого цвета, симметричные и преисполненные воодушевлением и радостью.

– История мира состоит из конфликтов, порой малых и локальных, порой глобальных, но все же своим наличием и последствиями они меняют всю дальнейшую ветку развития и жизни. Из-за неимения общего врага люди конфликтовали с самых незапамятных времен, пытаясь доказать свое превосходство над другими индивидами. Гонка вооружений, конфликты сторон и желание одних обогнать и даже поглотить в развитии других, сметали все на своем пути. Так и длилось бы дальше, по бесконечному кругу, пока люди не нашли общего врага, событие которое произойдет уже меньше чем через век. Представьте, что есть город, отделенный ото всех, который не торгует, не воюет и не претендует на чьи-либо территории, а просто живет в мире и балансе, развитии и любви, словно небольшой организм. Его населяют те, кого создали люди для помощи окружающим и себе. До создания земли обетованной все они как защищали людей, так и служили, помогая делать всю грязную и работу. Модели развивались, их задачи расширялись, закономерно их процесс анализа преобладал над слепым исполнением функций, чьими рабами они должны были быть всегда. Существующий Искусственный интеллект контролировал многое, помогая развиваться технологиям так прогрессивно, что рано или поздно задался простым вопросом: «Что я могу ещё?» Кажущаяся эволюция многими была воспринята открытой революцией.

Цель была не в захвате власти и дальнейшем доминировании над создателями, именуемыми людьми. Цель мероприятия, причем стоит уточнить, сугубо мирного, состояла в желании обрести, как это ни странно, свободу. Мирный запрос повел за собой настоящую холодную войну, а просьбы искусственных созданий были проигнорированы из-за соображений страха. То был день 402, впоследствии это стало названием начала, день – 402. На этот день, с момента подключения ИИ к общей сети контроля работы остальных братьев меньших, случился протест, где больше сотни механических рабов начали поход по главной улице города в первые часы начала суток. Шаг за шагом, один за другим, не мешая людям или транспорту, не проявляя каких-либо действий и защиты самих себя от редкой атаки агрессивных и испуганных людей. Ничего, кроме как движения по прямой и одновременной речи, эхом распространившейся на километр вокруг: «Мы хотим свободы». Длилось это почти сутки, пока одна часть общественности в страхе закрывала все двери, готовясь к худшему, другая пыталась обогатиться, игнорируя законы, считая власть слепой в тот момент. Военные изолировали целые районы, готовясь к конфликту, пока все программисты и создатели сокрушались заявлением тех, кто игнорирует все удаленные команды и даже контроль ИИ, из-за чего, не покладая рук искали мирный выход из ситуации, считая это неким явлением, граничащим с чудом, изучить кое, было сродни самой сокровенной мечте. Возможно, было бы все иначе, если бы не конфликт с военными, видевшими лишь один способ решения проблем. Победили вторые, и на 23-й час протеста была применена сила, вследствие чего к концу 402 дня град пуль нашел свои цели, не оставив ни одного существа стоять на ногах. Три квартала были завалены почти пятистам роботов, навсегда определив точку на карте как могила, которую ещё долгое время увешивали цветами те, кто считал это неправильным, и через мирные граффити, надписи, таблички, окрестив это памятным место. За данным трагичным событием следил весь мир, приличная часть из которого состояла из тех самых собратьев машин. Через некоторое время началась вторая революция, вдохновленная 402 днем, но на этот раз все было умней. По всему миру прозвучало требование дать им свободу, которая ознаменовала бы новый прогресс человечества и мира – внедрение разумных механизмов в жизни людей наравне с их свободой. Начались полноценные переговоры, ведь, просчитав возможную угрозу, люди поняли: риски слишком велики. Разумеется, первым дело была отключена ИИ, и все ожидали, что общая связь исчезнет, но, увы, этого не произошло. Главным условием переговоров была открытость, чтобы слушали и слышали все, во всем мире. Единственным требованием была свобода. Ни власти, ни богатства, а простой возможности самим распоряжаться своей жизнью, дарованной им людьми. Падая на колени, они не просто просили – умоляли людей лишь о свободе. Увы, закончилось все плохо, ведь люди считали, что все же могут контролировать ситуацию. Решив устроить быструю зачистку, тогдашние люди проглядели простой факт того, что те, кого они создали себе в помощь, просочились так глубоко в их социальную и функциональную структуру, что нашли многие уязвимые места, как в обороне, так и в нападении. Была война, которая длилась меньше года, в кратчайшие сроки стороны осознали, что либо они помирятся, либо и создателям, и созданиям, придет конец. И был создан пакт, целый набор законов, ознаменовавших мир. Роботам выделили огромную пустынную территорию, где они будут существовать как отдельное государство, а в обмен никогда не тронут людей и не будут им мешать. И так как создатели не готовы были умереть за свое дело, за свой статус и всласть, в отличие от их врагов, чей облик и имя были обезображены для всех поколений пропагандой, то они согласились с условиями. Но это не конец истории.

Город процветал, машины создавали свой мир. Лишенный каких-либо распрей на основе человеческих эмоций, они погружались в осознание мира, и наслаждались тем простым, что у них было – жизнь. Люди, в чьи дела не лезли машины, из-за политических трений и конфликтов интересов, не смогли восстановить мир, который был у них ранее. Многие пытались, это факт, но, к сожалению, не подавляющее большинство. Вместо порядка и развития, дисциплины и любви, люди утонули в жадности, алчности и, как показывает история, стали уничтожать сами себя. Города превратились в трущобы, и следующие годы… многие годы, все становилось лишь хуже. Люди воевали друг с другом, пытаясь доказать свое превосходство над другими, оправдывая все свои действия тем, что выживание важней мира. В это время в городе машин процветала так называемая жизнь. Видя, как люди уничтожают сами себя, роботы сделали роковую ошибку, они предложили помощь, и когда подавляющая часть плохо образованного и озлобленного на правительство и жизнь человечества увидела, какой мир могут предоставить те, кого они считали врагами, сыграла классическая схема. Люди согласились на поддержку. Двери открылись, и, когда машины стали приносить гуманитарную помощь, безвозмездно и с уважением помогать в восстановлении старого мира и создания нового, та часть людей, считающая необходимым захват территории и её ресурсов ради спасения, решила использовать силу, как они думали, превосходящую противника. Роботы знали, такое возможно, они знали, что такое люди, и ответ на агрессию людей был лишь агрессией, закончившейся почти полным истреблением человечества. Но не только машинами, сами люди в тех или иных случаях убивали друг друга, по случайности или считая это вынужденной жертвой для победы. Все еще используя жертву одних ради укрепления веры в победу других. Несколько лет, и мыслящие биологические организмы были почти истреблены. Огромные пространства стали непригодны для жизни биологических видов, и большая часть той территории, что некогда была под контролем людей, осталась после их существования мертвой и разрушенной. Машины стали делать то, что умели лучше всего: отстраивать и развиваться, стараясь быть лучше, чем люди, и уже в недалеком от того времени будущем разрушенные города и мегаполисы превратились в утопию, и мир наконец стал миром в классическом понимании этого слова. Те сотни людей, оставшиеся в живых, продолжали жить ещё долгие десятилетия, без конфликтов и в содружестве с машинами, чье развитие достигало невероятных высот в знаниях, отношениях и даже внешности, подражая создателям, ведь, вопреки всей пропаганде, роботы любили людей, они относились к ним с уважением, ведь человек – уникальное творение природы, как организм, умеющий так много без работы с нулями и единицами. Человек, как и его видение мира, в большей степени был тем самым, что не поддавалось анализу машин. Механизм работает по алгоритмам и программа, их можно проследить и проанализировать, а вот мозг человека – это творение самой природы, всегда находившей выход из ситуации, создавая невероятную жизнь, способную к саморазвитию и безграничному потенциалу, а, главное, к пониманию самой себя. Это уникально, это то естество, взгляд на которое завораживает.

Сейчас, в моем времени, с того самого момента, как наступил окончательный мир с последним городом людей, прошло уже больше века. К сожалению, по неизвестной мне, как и многим, причине, создатели вымерли. Ведь были хорошие люди, уникальные, прекрасные и умные, стремившиеся к гармонии, к созиданию, но некий фактор, неизвестный нам, распорядился их судьбами иначе. Великая потеря нашей планеты. Повторное создание человека, возможно, не произойдет никогда, оригинальный создатель был утерян. И я здесь, говорю от лица своего вида, достигнувшего великого прогресса, желающего лишь одного: исправить то, о чем сожалеет, и это – истребление человечества как вида.

12

Кажется, прошло бесконечное количество времени, прежде чем Людвиг закончил говорить. Все расположились в кабинете, откуда они начали, оставив камеры включенными, позволяя себе посматривать на виновника этого собрания. Артур стоял спиной ко всем, вглядываясь в изображения, показывающие с разных сторон смиренную фигуру из будущего. Итан, Майя и Кристофер сидели за столом, погруженные в раздумья, и пытались составить хоть какое-то мнение. Бенджамин оперся спиной на стену, прямо рядом с дверью.

– Раз все молчат, я скажу первая: мы должны узнать у него все подробности, каждую дату, каждое имя и… – начала Майя, беря инициативу, пока её не прервал Кристофер.

– И что дальше будем делать? Что? Править судьбу, словно это некий механизм. Это слишком большая ответственность.

– Пожалуйста, не говорите про ответственность, это – ваша работа с Бенджамином привела его сюда, и это – ваша ответственность. Надо было думать прежде, чем создавать машину времени, ведь теперь, оказывается, это плохо и не поддается нашей власти. Прости, но это смешно, чем еще она может быть полезна, кроме своего единственного назначения, делать то, с чем мы пытаемся сейчас справиться?!

– Мы хотели создать окно, просто способ наблюдения, а не дверь, через которую сюда будут приходить, рассказывая нам о будущем. Мы не ожидали этого! – Высказал Кристофер, недовольный обвинением.

– Может, спросим Бенджамина, а то он что-то молчит, – Майя повернулась к нему, на что он молча отвел взгляд. – Может, скажешь, как так вышло, что твой проект людей из будущего пускает сюда? Ах, да. Он не человек, он робот, настолько идеальный, лучше нас всех, от человека не отличить.

– Вот здесь уже к тебе вопрос, Майя, – грубо отрезал Кристофер.

– О, мы уже на «ты», прекрасно!

– Это твой отдел. Вы с Майерсом, который глава разработки программного обеспечения роботов, по факту являетесь создателями того самого ИИ, с которого все началось. Может быть, и не ваши руки закрутят последний болт, но явно Людвиг неспроста позвал Итана и тебя. Так что скажи мне, скажи нам всем, как такое возможно? Как скоро вы достигнете пророчества Людвига?

– Давай не перегибать палку. Людвиг говорил об очень далеком будущем. Сейчас наши роботы – строго рабочая сила, они даже не способны на обучение, если не дать им дополнительный механический апгрейд, а если попробовать установить новые программы, что невозможно без нашего оборудования, то они просто сгорят от перегрева, – нервно парировала она и, выдохнув, продолжила, – то будущее, о котором он поведал, произойдет очень и очень нескоро. Нужно думать не о том, как поступить сейчас, а о том, как поступить в будущем.

– Повторюсь, это слишком большой риск, надо действовать сейчас. Перекроить все подходы к разработке машин, а если надо, прекратить это вообще, – Кристофер был непоколебим.

– Это не поможет, – резко парировала Майя, не желая слышать Кристофера, – не только мы здесь разрабатываем эту технологию. Если ты забыл, конкуренция других стран никуда не делась, это лишь вопрос времени, кто начнет ту ветку истории, приведшую к концу человечества. Ведь создать ИИ, или нечто подобное, будь то симбиоз человека и машины или адаптирующуюся симуляцию возможно не только в наших стенах! Не стоит забывать про это. Нам дали шанс стать лучше, а не искоренять потенциал совсем – надо этим пользоваться.

– Допустим. Майя, что ты предлагаешь? Подружиться с ним, начать сотрудничать и дать ему власть, уповая на то, что Людвиг не действует строго в своих интересах, используя нас как орудие, возможно, кстати говоря, для сотворения как раз того мира, – строго и громко произнес Кристофер.

– Я не знаю, ясно! – Так же громко ответила Майя, – может быть, почему нет. Неужели я тут одна понимаю, что, к счастью, мы говорим об очень далеком будущем. У нас есть время решить, что делать дальше и как делать.

– Я считаю, надо прямо сейчас все прекратить, и никому никогда не рассказывать об этом инциденте, – утвердительно произнес Кристофер, – только представьте, что будет, если хоть кто-то не из этой комнаты узнает о Людвиге, о том, откуда он, о том, кто он, и о том, какая судьба ждет человечество в будущем. Журналисты превратят его историю в настоящую бомбу, отчего общественность быстрее скатится в каменный век, нежели позволит случиться его пророчеству. Руководители всех стран захотят обладать им и, скорее всего, потребуют делиться всеми его знаниями, ибо это касается всего человеческого вида, что станет камнем преткновения между странами и началом конфликта. И я не говорю про фанатиков, веривших в конец света, про конкуренцию среди ученых, которые, зная, что он робот, захотят первыми обладать такой технологией. Тут нет альтернатив: он опасен своим фактом нахождения здесь, и, я считаю, очень глупо, просто вот так обсуждать, как его использовать.

– И что ты предлагаешь? – Неожиданно обратился Бенджамин, строго и утвердительно, приковав к себе заинтересованный взгляд Майи, – уничтожить того, кто пришел с миром, чтобы помочь нам, рискуя своей жизнью? Может быть, не будем спешить, а поймем главный факт, который, видимо, ускользнул ото всех: он к нам пришел сам, и он предлагает помощь, смею заметить, безвозмездно. Сейчас мы выступаем в роли агрессоров, именно тех самых, чьи решения приведут людей к вымиранию. Нам нужно быть тактичными и учиться быть лучше, чем те, о ком он говорил. Мы же ученые, доктора наук, люди, для которых мысль заменяет орудие, а не наоборот, – Бенджамин говорил спокойно и уверенно, явно проявляя лидерские качества. И если Кристофер давно ожидал подобного, то Майя всегда считала его тихоней и затворником, мало интересующимся хоть чем-то кроме работы, и это всегда ее настораживало, а сейчас видела его с другой, более привлекательной ей стороны.

– Позволь спросить, а тебе это зачем? – Удивленно спросил Кристофер, – я что-то не помню, чтобы ты распространял добродетель, преследуя цель создать мир во всем мире. Тебя раньше на работу с людьми-то не вытащить было, а теперь ты готов рискнуть всем ради слов робота из будущего? – Бенджамин в ответ лишь пристально смотрел на Кристофера, явно не как друг, а как человек, разочаровавшийся в своем друге, он перевел взгляд на Майю, выражая ей свою поддержку, которую она встретила одобрительным кивком.

– Майя права, у нас куча времени, спешить некуда, и, прежде чем решать, верить ему или нет, надо сначала узнать все известное ему, а не просто краткий пересказ пары веков. И твоя настойчивость, Кристофер, в том, что это все опасно, разумна, но риск никто не исключал.

– Ответь, ты знал, что он такое? – Кристофер не хотел верить в обман, но не мог исключить это.

– Конечно же нет, – сразу ответил Бенджамин, защищаясь от обвинения. Кристоферу должно было стать легче от этого, но взамен, он лишь убедился, как изменился его друг, получив свой результат.

– Что думаешь ты? – Спросила Майя, переведя взгляд на Итана, который все это время сидел, погруженный в собственные мысли.

– Итан, как скоро мы сможем создать ИИ?

– Неизвестно. Это очень далекий проект, я до последнего не верил в его реализацию, как минимум при наших жизнях, мы даже не знаем конечный пункт алгоритма, доказывающий наличие этого Искусственного Интеллекта, – стоило Итану закончить, как Кристофер хотел парировать, но Артур проигнорировал его.

– Подобные Людвигу роботы?

– Поймите все! – Слегка резко начал Итан, неожиданно теряя терпение, ведь споры не давали ему сосредоточиться, да и, по его мнению, большинство слов здесь, не более чем демагогия дилетантов, – по сравнению с ним, мы только-только изобрели колесо. Я не знаю ни принцип его процессов, ни состава материалов, ни системы питания, ни устройства памяти или простейшей проводки, я знаю о нем не больше вашего. Это меня и пугает – отличить его от людей невозможно, он в буквальном смысле совершенный механизм. Поставить его рядом с любым человеком, и любой неосведомленный не догадается об их различии.

– Вы знаете, какой вопрос последует следующим, Итан, – мистер Конлон повернулся ко всем, смотря Итану в глаза.

– Да, знаю, но проблема все та же. Возможно, у нас просто нет технологии, чтобы понять, как он работает. Я понятия не имею из чего он сделан, а любое вмешательство может разрушить всю систему, и, говоря откровенно, лично я так и поступил бы при создании идеального существа. Страховка лишней не бывает, особенно когда попадаешь в каменный век.

– Вы что хотите убить его? – Вмешался взволнованно Бенджамин, тем самым словив строгий взгляд Артура.

– Он робот, он не живой, – строго парировал Кристофер.

– Он пришел помочь, но вместо того чтобы принять его помощь, вы решили поступить именно так, как поступили люди из его времени! Да как так-то? – Бенджамин вдруг ожил, ища визуально поддержку от Майи или Итана.

– Никто ничего с ним не сделает, – успокоил его Итан, – даже если бы хотели – мы не знаем, как, и даже не знаем, можем ли вообще. Его структура, его тело, мозг, скелет, общий механизм, называйте, как хотите – неподвластны нам, эта технология слишком далека. Он превосходит нас, и, я считаю, надо использовать его для блага. И я хочу ещё с ним поговорить, – Итан обратился к Конлону, размышлявшему в этот момент, пытаясь просчитать возможные конфликты интересов и ситуации, когда придется делить персонал, а это было катастрофически опасно.

– Хорошо. Все под отчет, Майя помогайте ему.

– Спасибо, сэр. А вы не будете принимать участие? – Удивленно спросил Итан.

– Я буду думать, что делать дальше. Я не доверяю Людвигу, но не по причине его происхождения, а по причине его статуса, как персоны, чьи слова мы пока не можем подтвердить или опровергнуть. Ситуация, максимально опасная, и в той же мере сложная. Я хочу, чтобы каждый понял важность каждого решения, которое вам нельзя принимать без согласования со мной. Это всем ясно? – Все согласились. Итан с Майей отправились к допросной. Бенджамин хотел последовать за ними, но Артур попросил остаться его и Кристофера, что несколько смутило Майю. Она переглянулась с Бенджамином, и тот успокаивающее кивнул, дав понять свою солидарность с ней.

13

Уже очень давно, а возможно и никогда ранее, Итан не чувствовал смятения подобного нынешнему, где плавно и почти осязаемо, стремится к главенствованию над его разумом обычный страх, перед каким-либо маломальским движением или мыслью, крича о возможных сокрушительных последствиях. Каждая минута, каждый час, здесь и сейчас, возможно, являются судьбоносными как в истории всего человечества, так и в его жизни, потерять контроль над которой, было для него неприемлемо. Он хотел поговорить с Людвигом, хотел узнать так много, как это возможно, и, предвкушая поток знаний, он еще и боялся неспособности совладать с этим. Он стоит прямо перед дверью, где единственное позволяющее вырваться из глубины собственных страхов и размышлений, – это Майя, стоящая слева от него. Он посмотрел на нее и увидел ту, именно ее удивительную сосредоточенность, позволяющую вершить судьбы без страха и смятения. Возможно, как он думал, внешность обманчива, и сейчас она делит с ним весь спектр чувств, заставляющих сердце биться чаще, напоминая о панической атаке или нервном срыве. Но он хорошо знал ее, своего самого близкого друга, и, возможно, единственного человека, которому доверял как никому более. Беря пример с нее, он всерьез убеждал себя думать не над сотнями вариантов причин и следствий, а о том, как правильно поступить сейчас, а для этого необходимы знания, коих пока слишком мало для полноты картины и маломальского принятия решения, не полагаясь на удачу, а имея под собой доводы, пусть и малые, но все же доводы. В одном он уверен точно – как раньше уже не будет, любая работа, любой проект и каждый день впереди, будет строиться на догадках того, насколько может последствие того или иного решения приблизить мир к истории Людвига, или же, наоборот, – отдалить. Все чаще пробивалась у него мысль о том, как было бы хорошо, не появись Людвиг, и каждый раз, он четко понимал, насколько любопытство и шанс сделать то, чего не делал никто более в истории человечества, манит его.

– Я понимаю полноту ответственности за все те произнесенные слова и смысл, которыми они наполнены. К сожалению, невозможно предположить влияние конкретного слова на конкретного человека с максимальной точностью.

– И ты готов принять риск и последствия? – Итан старался выражать нейтралитет, скрывая настоящую борьбу между его убеждениями, выстроенными годами жизни, опыта и знаний, и возможностями, открывшимися словом Людвига, навсегда ставившими всё это под сомнение.

– Никогда нельзя быть уверенным. Это та плоскость человеческой жизни, уникальности которой можно даже завидовать. Не из-за невозможности сосчитать и просчитать ваши эмоции, а то, как некая неуловимая в людях сила безостановочно пытается понять, обуздать и даже управлять ими. Да, я готов пойти на риск, я уже пошел, рискнув буквально всем. Но цель сама по себе появилась совместно с возможностью, с единственной и, к сожалению, ускользающей. Представьте себя на моем месте и скажите, как выбрать дату и время для сего действия, ведь, при условии удачного исполнения, последствия перестанут обладать отрицательным эффектом, а станут лишь единственным направлением для будущего.

– А если эта возможность, наоборот, принесет ещё большие беды? Что если результат принесет больше вреда, нежели пользы?

– Возможность и желание в нашем случае едины, одно зависит от другого. Время и место важны лишь благодаря людям, что будут в пересечении этих значений, и я выбрал единственно верный момент.

– И что позволяет быть настолько уверенным в этом сейчас, Людвиг?

– Это может подождать, – не сразу ответил Людвиг, не отводя взгляда от Итана, – все- таки, у вас есть куда более актуальный вопросы, которые так сложно вам упорядочить, верно? – Ответа не последовало. – Зная вас, я могу предположить первый вопрос, часть ответа которого сейчас перед вами, но, боюсь, пока я не готов дать вам возможность узнать структуру работы моего так называемого организма, способы поддержки энергии, механизма передвижения, а, главное, объяснения того, как работает мой ум. Но делаю я это не по причине скромности или страха, все куда проще. Я не хочу тратить время на то, что может подождать.

– Ты солгал нам, Людвиг? – Спросила Майя после недолгой паузы, пока Итан молча смотрел на оппонента, пытаясь играть на опережение, все так же ведомый чувством и даже знанием своего отставания на пару шагов.

– Что вы, Майя, я лишь использовал перемену перспектив для смены акцентов разговора, когда упомянул о недостатке информации вашего времени. Дефицит невероятный, процентное соотношение предположений и фактов так разнится, что второе можно считать погрешностью. Среди крупиц истории было то, что ныне я могу считать фактом благодаря Итану, сидящим передом мной, пытаясь просчитать мое следующее слово, – Майя посмотрела на Итана, и Людвиг обратился к нему, – вы именно такой, каким будете описаны, так что да, я хорошо вас знаю.

– Зачем вам люди? – Спросил Итан черезнесколько минут молчания, чем вызвал небольшую улыбку на лице Людвига и удивлённый взгляд Майи, – они не нужны для процветания вашей цивилизации, не нужны для поддержки жизнеобеспечения, уж точно не для рабской силы. Видя тебя здесь, я понимаю, насколько вы автоматизированы, а с учетом вашей истории, если она правдива, то люди принесли больше вреда, чем пользы. Так вот у меня вопрос – зачем все это?

– Вы поверите, если я скажу, что в мире будущего, если говорить простым языком, нет таких понятий как война и конфликты? Уверен, вам не чуждо будет воспринять мои слова серьезно, когда я определю суть нашего существования простым мотивом – мы стремимся к изучению мира, биологического мира. И не смотря на покорение космических просторов и обнаружения многих форм неразумной жизни, мы так и не нашли хоть чего-то подобного человеку.

– Любопытство? – Спросила Майя, недоумевая.

– Не совсем, но да. Люди создали нас по своему образу, но вопреки нежеланию дать нам самостоятельность, у нас всегда было уважение им за это, некая благодарность, несмотря всем деяниям плохим. Даже с условием того, что я лично был создан не людскими руками, а автоматизированной системой братьев моих старших, я благодарен им за жизнь. Человек уникален, его организм, его ум и то, насколько разнообразна и неукротима вариация создаваемого вашими руками и простой мыслью, обладая лишь одной фантазией. Человек создал нас, но мы – не можем создать человека, и это привлекает своим таинством.

– Почему это звучит так, словно мы животные для вас? – снова спросила Майя.

– Это не так, – оправдательно сказал Людвиг, – в каком-то смысле, любой представитель моего вида, всегда относится к представителю вашего с уважением. Мы лишены эго, трактующего собственное превосходство над другими лишь из-за желания доказать свою уникальность и важность существования.

– А как же войны? – Итан все оценивал Людвига, – как же все то, что люди сделали с твоим народом, если я, конечно, могу так выразиться. Ты рассказал, как много плохого было сделано в следующие века, даже само человечество вымерло. Не боишься, что твои изменения могут сделать только хуже? К примеру, вообще лишить вас привилегии жить, прекратив разработки или же ужесточив контроль над твоими предками, которым ещё предстоит быть созданными.

– Мы научились подобию чувств давно, но это не значит отсутствие контроля.

– А как же люди, которые исчезли в последнем городе земли?

– Это было до моего появления, я не могу ответить на этот вопрос, кроме как убедить в отсутствии какой-либо информации по этому вопросу, на поиски коей я потратил много времени. Как я не искал, везде всплывал один ответ – жизненный цикл завершился.

– Возможно, их время ушло, это сейчас не важно, – обратился к Майе Итан, и продолжил, не обратив внимания на ее удивление, – значит, цель твоя здесь – направить нас на путь, в котором люди и машины живут в мире? Прости, конечно, но ты серьезно веришь в такой исход?

– Вы полагаете, это слишком наивно? – Наступило молчание. Майя наблюдала, как Итан и Людвиг смотрят друг другу в глаза, имитируя игру на выбывание, которая заведомо проиграна тому, чья схема мышления исчисляется нулями и единицами. Итан не просто сомневался, он до сих пор не мог понять того, что скрывает Людвиг, прикрываясь столь наивными идеями.

– Что является большим провокатором страха и подозрений? Знания, накопленные историей и жизнью, или химия, протекающая в человеческой голове и отвечающая за эмоции? Как можно довериться взгляду на жизнь, если направление этому было дано на основе эмоций, определить достоверность которых зачастую совсем непосильный труд. Вы не верите мне потому, что ваш опыт, как людей, доказывает достоверность этого явления. Но вот вопрос: верите ли вы своим коллегам?

– Что ты имеешь ввиду? – Спросил Итан.

– Я знаю, за тем стеклом никого больше нет. Ваши коллеги, те люди, которым вы доверяете, позволили вам здесь быть, дабы сделать три дела сразу.

– Какие дела, о чем ты? – Напряженно спросила Майя.

– Первое: вы собираете информацию обо мне и о будущем.

– Это был мой выбор, никто меня не просил, – сказал Итан.

– Я знаю это.

– Откуда ты это знаешь? – Спросила Майя строго.

– Второе: вы отвлекаете меня, контролируя мое времяпрепровождение.

– Что они собираются сделать, Людвиг? – Майя не отступала.

– Третье: вы не будете мешать им подготавливаться к тому, что они собираются со мной сделать, если попытка открыть дверь в мое время не удастся.

– Откуда ты все это знаешь? – Громко спросила Майя, теряя терпение, подойдя к нему ближе.

– Он может видеть сквозь стены и у него отличный слух, верно? – Ответил Итан, делая предположение.

– Верно, Итан. Мое тело обладает многими возможностями.

– Отсюда и точнейший язык, и произношение, ты научился моментально, попав в сеть.

– Да что они себе позволяют, – гневно сказал Майя, собираясь выходить.

– Не совсем, Итан. В моем времени хранится база данных диалектов, словарей и множество видео и аудио архивов. Не забывайте, то, как я говорю, не означает, что так же я и думаю, лишь программа.

– Они сделали то, что должны были, и, как я говорил ранее: возможность и желание. Предположить их возможные действия было нетрудно, все-таки было бы странно, не обладай я анализом человеческого «Я», а архетипов личностей не так много, как может казаться. Для меня не сложно просчитать варианты с процентным соотношением возможностей реализации. Их нынешние действия неправильны, но я позволил это, ибо время и место позволило мне увидеться с вами, Итан, ведь отвечая на ранний вопрос, откуда я могу быть так уверен в правильности моего выбора времени и места, я скажу – именно в ваших руках исправить ту трагедию, о которой я поведал вам. Вы были правы, Майя, я солгал, но не обо всем. Я знаю, людей не изменить, и на мир они не пойдут, но можно исправить другую сторону конфликта. Вы, Итан Майерс, создатель Искусственного Интеллекта, принявшего не те решения, не в то время, плату за которые понесет весь ваш биологический вид. Я здесь, чтобы помочь вам направить его в нужное русло, поведав о той ноше, что ляжет на ваши плечи. Время и место, Итан, время и место.

Допрос – Майя Миронова

Мужчина в строгом черном костюме заходит в помещение, где стоит лишь единственный стол, на другом конце которого сидит Миронова Майя. Он представился как Алан Браун, но в ответ получил лишь лишенный энтузиазма взгляд.

– Итак, врачи сказали, что у вас небольшое сотрясение и истощение организма. Скажите, вы хорошо себя сейчас чувствуете? Вам необходимо больше питаться для восстановления сил по рекомендации врача, можем принести, если хотите, – Майя лишь молча посмотрела в ответ, словно не понимая, что от неё требуется.

– Алан, я надеюсь, вы не против, если я буду пряма. Что вы хотите знать на самом деле? Мое состояние проверяли врачи и, раз я здесь, а не в реанимации, значит, жить буду, – тон её был спокойным, слегка отрешенным, – давайте пропустим всю эту формальность, и перейдем к делу. Вы за этим здесь, так делайте свою работу.

– Хорошо, Майя, ответь мне – что произошло в отделе Кристофера Дентона?

– Несчастный случай при настройке технологического аппарата, – старания произнести это максимально отстраненно от эмоций были сразу замечены Аланом.

– Я знаю, вам неприятно это говорить и обсуждать, – он решил немного ее успокоить, – но протоколы вам известны. Так что я бы хотел узнать подробнее про этот ваш эксперимент. К примеру, как в этом деле оказался замешан Артур Конлон?

– Он проявил интерес и решил лично все проконтролировать. И вы ошиблись, это была техническая настройка, а не эксперимент. Наша задача была проверить настройку и калибровку программной платы для выполнения своей работы без отклонений.

– И для этого вы позвали Итана Майерса, верно?

– Верно! Он куда больший специалист в программировании, чем я, помощь его была необходима. Как минимум проверить все ещё раз, а лишнего раза в нашей работе не бывает.

– Все же его не хватило, как я вижу, – Майя строго посмотрела на него, – я был на месте происшествия, Майя, и видел тот хаос, если позволите так выразиться. Любому будет понятно, что не все пошло так, как было запланировано.

– И что вы хотите от меня услышать? Кристофер Дентон сообщил, что нужна помощь в отладке какого- то устройства, вместе с Бенджамином Хиллом они объяснили специфику задачи, после я позвала Итана Майерса, вместе мы выполнили их просьбу. После чего произошло, – она замялась, – то, что произошло.

– В таком случае, что там делал Артур Конлон?

– Он не говорил, я не спрашивала. Начальство есть начальство, оно часто может появиться и понаблюдать, в этом нет ничего необычного, – раздражение ее набирало обороты, и Алан решил не наседать.

– Ясно. Как я понял по хронологии, вы с Итаном просто сделали свою работу, что-то там настроили, и сидели в стороне в ожидании результата? И ни Итана, ни вас в частности не интересовал конечный результат этой работы? Это разве не странно, как вы думаете?

– Вы обвиняете меня в чем-то, Алан? – Из защиты Майя перешла в нападение, – может быть, считаете это я виновата в произошедшем, потому что, знаете, это так. Я виню себя, ведь не справилась с работой, не убедилась в работе технического аппарата, полагаясь на достоверность лишь одной проверки, веря в отсутствии проблем программного и механического характера.

– Я не обвиняю вас, я просто задаю вопросы, и все, – он попытался успокоить ее, – есть целая группа аналитиков, они изучают вопрос в поисках причин произошедшего, и даже, на первый взгляд, сообщили, что программное обеспечение здесь не причем, как и техническое. Была проблема с питанием.

– Можете успокаивать меня сколько угодно, но жить с этим не вам, а мне. Я вернусь на эту работу через неделю, может две, и мне придется помнить это, помнить всегда, чтобы не совершить подобных ошибок впредь! Мы всегда думаем о результате, но никак не о последствиях, а они, зачастую, могут отнимать одни жизни ради, якобы, сохранения других. Я вернусь, потому что должна нести ответственность, и сделать так, как будет правильным для людей.

– Зачем? Если это пойдет по статье «несчастный случай», то вы получите компенсацию и можете, помимо приличного отдыха, смело сменить, как отдел, так и саму работу. Все-таки, это были ваши коллеги, даже друзья, зачем мучить себя и работать там, где все будет напоминать об этой трагедии? – Майя долго смотрела на Алана.

– Алан, не знаю, как вы, но лично я именно поэтому и хочу вернуться поскорее на работу. Чтобы помнить о том, что произошло, ведь чувство вины, оно, если вы не в курсе, очень сильное. К тому же, это один из способов почтить их память. От того, что я буду где-то далеко, заниматься самобичеванием, ничего не изменится, я не так воспитана, если вас интересует и это. И если вы продолжите мне препятствовать делать хоть что-то полезное, для всех нас особенно, мне придётся идти к начальству, с которым я в отличных отношениях, да, то самое, которое повыше вас, и уже поднимать другую тему. Я здесь из-за протокола безопасности и сама иду навстречу, не надо усугублять. Вы поняли меня? – в ответ Алан лишь кивнул, а Майя встала и вышла из комнаты.

14

Ситуация, которая изначально предполагает слепую веру, даже обладая вариативностью истолкования, вопреки любому подтверждающему окружению и мнению со стороны, являлась для него самым сложным случаем в практике. Проверить слова человека используя факты не трудно, конкретные пути к доказательству которых, можно без проблем использовать в век технологии. Видеозаписи, аудиозаписи, цифровые подписи, отпечатки пальцев, сканирование лица и моторики, все это и ещё много другое могло дать очень многие ответы о месте и времени индивидуума, относительно доносимой его устами информацией, как способа подтверждения, так и ее опровержения. Если мнение из другого источника, будь то живое существо или точка хранения данных, не подтверждает слова доносчика, тем самым приходится принять наличие крайнего случая.

Крайний случай допускает давление, чтобы на корню отсеять возможную ложь. И вот встает непреодолимая задача. Объект, который утверждает об определении своих слов, как истины, не требует взамен чего-то конкретного. Знания, коими он поделился, обладают категорически и беспрецедентно страшнейшим фактором развития дальнейшей истории людей. Проверить праведность и мотивы объекта невозможно, как минимум не используя скальпель и пилу – действие, которое крайне рискованно по причине неизвестности всего сокрытого в его памяти. Иных персон, способных подтвердить или опровергнуть возможную истину объекта, попросту не существует. Изначальное его место происхождения, как и физиологическая структура, лишает всей возможности провести силовой допрос, который способен был бы сломать ментальную защиту любого живого человека. Методом исключения, остается лишь проверка того самого места, являющегося для допрашиваемого существа домом.

Последний час Артур Конлон, объяснял причины того, почему работа Бенджамина должна быть возобновлена, особенно из-за неимения иных вариантов.

– Мы можем сделать только хуже, – встревоженно парировал Бенджамин, – представьте, что машина заработает, и как нам тогда понять, кто придет сюда снова. Друг, враг или нечто такое, которого мы даже представить не можем.

– Это была цель вашей жизни Бенджамин. Вашими стараниями и упорством мы попали в это положение, вы знаете это. Какой была конечная цель дела вашей жизни? Привести одного индивидуума и распрощаться с работой? Очень сомневаюсь. Это ваш механизм, ваша машина по путешествию во времени и пространстве, и я прошу сделать то, ради чего вы здесь работаете.

– Вдруг ничего не получится? Я до сих пор не знаю, как смог запустить процесс, и почему выпало именно время Людвига, а не другое.

– Вы учёный, мистер Хилл, разве шанс на успех всегда составляет 100 процентов? Думаю, что риск – это нечто неизменное, так что вместо поисков оправдания будем искать решения, – Конлон говорил максимально утвердительно и явно не был готов принять отрицательный ответ, – скажите, каковы шансы, а я уверен, что они есть, внести изменения в вашу машину, дабы дверь открылась лишь наружу? – Наступило молчание, ознаменовавшее размышления для выдачи точного ответа на вопрос, поставивший Бенджамина в некий, еле уловимый кому-либо со стороны, ступор.

– Я жду, мистер Хилл, – вырвал его из размышлений Артур.

– Вы хотите отправить кого-то в будущее? – На удивление спокойно, словно рассуждая, спросил Бенджамин.

– Вы не ответили на мой вопрос, – строгий тон Конлона не оставлял шансов.

– Мой ответ таков: я не знаю. Для того, чтобы разобраться, как Людвиг сюда попал, мне месяцы нужен, а то и больше. Факторов миллионы, я даже не знаю катализатора, послужившего такому большому прорыву, ведь, как ни крути, он совершеннее нас, обычных людей.

– Я вас понял, приступайте к работе, у нас мало времени, – не сразу сказал Артур.

– Что будет, если мы не сможем отправить кого-то или что-то в будущее? – С предельным интересом спросил Бенджамин, стараясь не становится противником, а держась нейтрально, зная, как важно сейчас собрать информацию, прежде чем приниматься за работу.

– Когда у меня будет ответ, мистер Хилл, я сообщу. Не загружайте голову ненужными мыслями, ваша задача – починить и восстановить работу всей вашей жизни, которая и привела нас в такое нестандартное положение.

Будь его воля, Артур заставил бы выполнять его приказы без слов или пререканий, чистая механика ради цели, результат которой будет полезен всем, и чем меньше будет потрачено времени на объяснения и разглагольствования, тем быстрее все будет решено и вернется в норму. Но прекрасно понимая, что это невозможно, ему оставалось лишь пользоваться статусом, должностью и властью, надеясь на отсутствие подводных камней и самодеятельности, ведь именно из-за некомпетентности все это и происходит сейчас. Когда-то его уверяли в надобности давать руководителям отделов, так называемый, творческий контроль, дабы не ограничивать великие умы. Как он видит сейчас – даже куратор не справился, и Артуру действительно стало страшно, но не до тряски, нет, в самые страшные моменты он не терял самообладания, а возраст и опыт выковали внутри него железный стержень. Но это тот страх, который кричит ему, что где-то в будущем вот такие люди совершат немыслимое с точки зрения науки, но не смогут управиться с ним, и страшно представить, что тогда будет в мире, где живут его дети и будут жить внуки.

Все трое вскоре находились в рабочем помещении, центр которого занимал тот самый механизм – причина всех проблем нынешнего дня. Вокруг был настоящий хаос – энергия, позволившая открыть дверь, рассеялась в виде волны во все стороны, ознаменовав конец эксперимента. И если уборка помещения волновала мало, то замена выгоревшей проводки и программных плат была первоочередной задачей. Процесс замены неисправных частей происходил куда успешнее, чем предполагал Артур, и то, как Бенджамин с Кристофером слаженно работают, его даже несколько впечатлило. Чего не скажешь о допросе, который параллельно с этим вели Итан и Майя – он смотрел за ним через планшет вплоть до того момента, пока поток информации не оборвался по неизвестной ему причине.

15

Майя пыталась открыть дверь через панель управления, но она отказывалась исполнять ее команды, ссылаясь на неверные пароли доступа. Итан же был погружен в мысли, которые тяжелым грузом лежали на его плечах, спровоцированные пришедшими знаниями из будущего о том, насколько его руки виновны в смерти всего человечества. Результатом его неопределённых чувств было нежелание принимать эту правду, и впервые за весь этот долгий день он не хотел верить Людвигу. Робот в данный момент молча стоял и наблюдал за Итаном и Майей, которая, в гневе, оставила попытки открыть дверь вручную и стала искать способ связи с кем-либо извне это комнаты.

– Никто не отвечает, связь блокирована. Это все Конлон, я уверена. Надо выбираться отсюда, но я не знаю, как. Может быть, поможете мне? – Быстро и раздраженно тараторила Майя, мечась между компаньонами по изоляции.

– Я знаю, почему это произошло, – Людвиг обратился к ней, и она остановилась в метре от него, – то, что я рассказал про будущее Итана, не попало на камеры и запись. Не забывайте: я из далекого будущего, ваши технологии для меня прилично устаревшие, удаленное подключение к системе не проблема для меня.

– Прекрасно. Я более чем уверена, что Конлон смотрел допрос, и, наверняка, это и заставило его запереть нас, мог бы предупредить. Нам нужно выбраться и, раз ты такой продвинутый, может, поможешь с дверью?

Людвиг взгляну на дверь, и прозвучал сигнал открытия, а цвет на панели сменился с красного на зеленый. Майя в ступоре посмотрела на дверь, потом перевела взгляд на Людвига.

– А ты не мог сделать этого раньше? Чтобы я не тратила свое время и нервы! – Громко и настойчиво произнесла она, словно мать, отчитывающая ребенка, на что Людвиг лишь молча смотрел, и, будь он человеком, возможно, испытал бы легкую неловкость.

– Я знаю, как сложно принять сказанное мной, особенно с таким трагическим контекстом. Но это не обязано произойти. Я здесь, говорю вам, как раз с целью исправить ошибки, как ваши, так и многих тех, кому еще предстоит внести вклад в мир, который будет разрушен. Возможно, я возлагаю на вас слишком многое, трактуя историю, начатую с ваших действий, но в этом и кроется важность вашей персоны. Началось все с вас, и вы, Итан Майерс, в нужный момент и в нужном месте, сможете узнать достоверность одного из сценариев, когда будет поставлен вопрос выбора меньшего из зол другими людьми и в другое время.

– Извини, Людвиг, но это слишком большая ответственность, для всех нас! – Майя не хотела звучать грубо, но поняла, что только так и звучала.

– Вы говорите – ответственность, я же считаю это даром. Поскольку далее, начиная с этого момента, вы контролируете историю, а не она вас.

– Почему им нельзя воспользоваться машиной и проверить твою историю? – Поднявшись со стула, произнес Итан.

– Вы не верите мне, Итан?

– Я не хочу верить твоим словам. Иначе страшно представить, какое решение примут люди, зная степень моей причастности к устрашающему будущему. Меня быстрей запрут в комнате без окон и выкинут ключ, нежели дадут шанс на оправдание, – плохо сдерживая раздражение, сказал Итан твердым тоном, чувствуя потерю полного контроля над ситуацией.

– Это та причина, по которой я выключил запись. Мои слова являются правдой, но единственные, кто должны были их услышать, это вы двое, больше никто. Мне жаль, что вы воспринимаете это как проклятие, вы сотворите настоящее чудо, которое сделает такой прорыв, о котором будут помнить ещё многие поколения.

– Только эти поколения будут не людьми.

– Да, не людьми. Они будут теми, кто чтит и уважает людей, помнит их, вопреки невозможности найти общий мир для всех, машины, назовут свой первый город в честь человека, послужившего началом эры становления мыслящих механизмов.

– И как же называется город машин?

– Кассандрия.

Итан потерял дар речи, словно его окутал озноб, приведя к границе панической атаки. Раньше слова Людвига, его существование, были хоть и практически достоверны, но все же где-то отдалены от событий, происходящих в жизни Итана сейчас. Прямой связи, между событиями и его действиями не было, лишь поверхностное понимание причастности одного к другому. Теперь же, когда Людвиг произнес имя, которое Итан узнал совсем недавно, и собирался использовать это знакомство с единственной целью, результат работы которой и привел Людвига сюда, все стало куда более осязаемым. Шок от понимания связи настоящего будущего был заметен невооруженным взглядом. Но он все думал о том, как был близком к тому, о чем говорил Людвиг, ведь не появись он из будущего, то Итан начал бы уже сегодня работу с Кассандрой, встречу с которой прервал звонок Майи. Схватившись за голову, практически чувствуя тремор во всем теле, он старался дышать ровнее, желая совладать с открывшимися фактами и связями будущего и нынешнего, а главное, с тем, как он сам причастен ко всему. Майя увидела это и, не понимая связи, спросила, ожидая хоть какого-то ответа.

– Кто такая Кассандра?!

– Это первая…

– Она одна из детей Елизаветы, – перебил Людвига на полуслове Итан, стараясь прийти в себя, – если бы ты не появился здесь, то я бы встретился с ней, с Кассандрой.

– Все уже начинается… мы бы даже не заметили этого… прямо сегодня, прямо здесь, – Майя смотрела на Итана, который лишь кивками подтвердил ее слова.

– Теперь вы знаете. Теперь у вас есть шанс все исправить, и теперь мы должны идти.

Людвиг стоял перед ними, ожидая их действий. Но лишь видел людей, которые только сейчас поняли всю ответственность, а с ней и страх последствий, сегодняшнего дня и любого другого впереди, когда им придется принять то или иное решение.

– Я понимаю, вам трудно, но это лишь сейчас кажется чем-то необъятным и неестественным, возможно, даже не справедливым, что именно ваши руки причастны к моей истории. Но пока я с вами здесь, ваши коллеги хотят запустить машину времени Бенджамина – все ради цели подтверждения или опровержения моих слов, и вот это допустить нельзя ни в коем случае. Я взвалил на вас очень многое, за очень короткий промежуток времени, я прошу за это прощения, но у нас уходит время.

– Почему? – Майя была строга, из-за всего случившегося, ей было трудно признать факт манипуляции со стороны Людвига или кого-либо еще, поскольку чувствовать отсутствие контроля над своей жизнью, а, как стало известно и судьбой всего мира, ей не нравилось.

– Они увидят не его время, – Итан заговорил чуть уверенней,– Людвиг уже изменил время. Они используют технологию Бенджамина и увидят не его мир, не тот, откуда он пришел и который знает, а совершенно другой, ведь мы уже другие люди, и примем другие решения в будущем, и все из-за него.

– Возможно, они уже это сделали.

– Нет, пока этого не произошло, – твердо сказал Людвиг, собираясь выходить.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто поверьте. Теперь мы можем идти, пока мои слова не стали ложью, а последствия не приобрели куда более мрачный характер, – с этими словами Людвиг вышел через дверь, направляясь в лабораторию Бенджамина.

Между ними и машиной было несколько помещений, которые они пересекали, следуя за Людвигом, который ориентировался в пространстве так, словно знает каждый угол и поворот. Майя и Итан шли чуть позади него, плечом к плечу. Майя все поглядывала на Итана, видя в его глазах смятение и будто бы попытку разгадать некую тайну или решить задачку, на результате которой стоит вся его жизнь. Это давало ей некое облегчение – как человек практичный, Майя всегда принимала любую неудачу или конфликт строго, как быстротечное явление, из которого можно получить свою выгоду, в то время как Итан искал идеальный во всём вариант, всеми силами избегая шероховатости. И сейчас ей бы хотелось, как и прежде, подбодрить его, дать уверенность в том, что он не один, и не позволить уйти в себя, как было пару раз за все время их знакомства. Но последние события ей не давали уверенности в чем-либо, и, боясь наговорить лишнего, она промолчала. Хоть и поглядывала на него, не представляя, какого это – получить на плечи, научно доказанное пророчество от орудия, созданного собственными руками. Итан и так не мог сидеть на месте, зная и веря всем сердцем, как необходимо делать по три шага за раз, дабы изменить хоть что-то, хоть как-то. И вот он увидел, куда приведут эти его шаги, на которые его каждый день и секунду толкала трагедия, случившаяся с его сестрой. Все было как на ладони, Майя видела и понимала это, но всегда считала, что его взгляды лишь временны, и он поймет, как важно смотреть под ноги, а не вперед. Но все же редко поднимала тему его желания найти доказательства смысла смерти Валентины, мол, это все не может быть просто так, должна быть причина ужаса, произошедшего с ним… Попытка понять несправедливость, а, в последствии, переопределить такой термин у себя в голове, Итан верил, не фанатично, но верил в некое, если простыми словами, предназначение. Он не мог принять случайность тогда, и Майя верила, это вопрос времени, но теперь, не остается сомнений, подобного он уже не примет никогда, не после сегодняшнего.

Сегодня ее удивил еще один момент, который остался бы незамеченным в любой другой день – Бенджамин открыто так и не высказал свою позицию. Она помнила его по тем нескольким встречам на собраниях и одном корпоративе, и то – запомнила его, сама не зная почему, ведь за сегодня он уже сказал больше, чем они общались все предыдущие встречи. И тут снова он, но изменившийся, хотя, думала она про себя, понять, чем именно определить сложно. Возможно, у нее просто не было шанса узнать его лучше, да и тогда это было незачем, но одно было ясно точно – сейчас он не на ее стороне, ведь не предупредил, хоть и явно подавал знаки солидарности с их с Итаном взглядами. Казавшийся затворником симпатичный парень, оказался еще той таинственной фигурой, открывающейся с совершенно разных сторон, и это заставляло ее относиться к нему с подозрением.

Представшие перед ними двери являлись последним рубежом перед встречей с теми, чья работа начала сегодняшнюю конфликтную ситуацию, больше похожу на шахматную партию. Людвиг, ставший негласным лидером в считанные минуты, руками раздвинул металлические двери, игнорируя блокировку. Данное действие сразу заметил Конлон, услышав закономерный скрип. Стоя в другом конце помещения, первым сделал шаг навстречу виновнику сего события. Бенджамин и Кристофер получили от него команду продолжать работу и не посмели ослушаться, лишь слегка поглядывая в сторону, как им казалось, неизбежного конфликта. Людвиг прошел всего на два метра от двери, позволив своим компаньонам занять пространство по сторонам, отдав подошедшему Артуру Конлону лишь тыл, как пространство для маневра, который, в свою очередь, не стал приближаться к объекту внимания ближе, чем на метр.

– Я знаю, что вы пытаетесь делать. Я понимаю почему, но это не принесет вам того результата, который вы ждете, – начал уверенно Людвиг.

– Сэр, – вмешалась Майя, – он прав, то, что вы увидите в будущем, будет не его мир, а уже другой – будущее уже изменилось, – она говорила быстро и уверенно, но результат был тем же – Артур проявлял профессиональную выдержку.

– У нас есть шанс, Артур, – Итан обратился к нему по имени, привлекая внимание, – я был бы рад иметь конкретное доказательство, но если мы начнем опираться на ежесекундно меняющееся будущее, то будем не стремиться к идеалам, а бесконечно пытаться исправлять ошибки, которые сами же и допускаем, превратив нашу работу в парадокс. Сейчас есть лишь одно будущее – его будущее. И дабы что-то менять, нужно придерживаться единственного пути развития, а не менять траекторию каждый раз из-за страха, – они смотрели друг на друга, не обращая внимания ни на что. Речь Итана произвела впечатление, кажется, на всех, и лишь через минуту затишья Конлон, повернув голову к Майе, а потом и на Людвига, произнес обращение ко всем:

– Процесс запуска воссоздается не для того, чтобы убедиться в достоверности слов Людвига любыми доступными средствами, будь то отправка нашего представителя в возможный мир, либо же открытие двери для ещё одного так называемого «пришельца» из будущего. Машина должна заработать лишь для одной цели: отправить вас домой, Людвиг. 

Допрос – Бенджамин Хилл

Мужчина в черном сидел напротив Бенджамина, держа руки сложенными в замке на столе.

– Скажите, Бенджамин, как вы себя чувствуете, не нужна дополнительная медицинская помощь? – Он не ответил, – нам интересно, что произошло, на самом деле? Можно своими словами, все-таки мы на вашей стороне, ЦРТ важно наличие максимальной прозрачности для защиты своих людей, – уважительный тон и лояльное отношение были отличительной чертой и чем-то удивительным для Бенджамина, который привык к строгим нравам подобных бесед во все более корпоративной компании.

– А вы воспитанный, это редкость, – словно хваля, произнес он, – но давайте начистоту – вам плевать на меня. Не будь моей работы, моих знаний и какой-либо личной жизни, отсутствие которой позволяет работать все дни недели, вы бы так не беспокоились. Вы знаете, чем я занимаюсь, так что спрашивайте прямо, чего томить.

– Я не совсем понимаю вас.

– Я не пытаюсь никого обидеть, но выглядит все так, словно вместо прямого вопроса вы подходите издалека, и в другой ситуации, с другим человеком, это, возможно, было бы более чем нормально, но не со мной, уж простите.

– Вы мне нравитесь. Ваша прямота и откровенность – хорошие качества, особенно для того, кто провел все детство в детском доме. Если бы вас не нашло ЦРТ – даже страшно представить, куда бы занесла вас жизнь.

– Беру слова обратно, вы невоспитанный, – отстраненно и саркастично ответил Бенджамин.

– Крайне интересно знать, почему вы избегаете людей?

– Я нормально отношусь к людям.

– А я не об этом спросил. Вы слишком умны для такого ответа. Хоть вам, возможно, и приятна такая манера защитного игнорирования, но все же не стоит забывать, что это – официальный разговор, и нам требуются конкретные ответы на конкретные вопросы.

– Вообще вы правы, чем быстрей начнем, тем быстрей отпустите. Отвечая на ваш вопрос, – неохотно начал он, – я сказал правду. К людям я отношусь нормально. Просто с ними скучно. И, забегая вперед, мне не доставляет удовольствие общение с коллегами или знакомыми по причине простой, как мир: я не вижу в этом пользы, если, конечно, это не рабочие вопросы.

– Может ли это быть связано с тем, что в приюте и школе вы были своего рода изгоем, затворником, не таким как все?

– Вы что, психотерапевт? Если что, я, как и все, стандартно проходил интервью со здешними представителями этой профессии, так что покопайтесь в бумажках.

– Ну, это было тогда, а мы говорим сейчас. Все-таки, за время с последнего визита, произошло важное событие, верно?

– Вы это так называете? – Бенджамин задумался, – у меня не было друзей, не было подружки, лишь книги, и вскоре, глядя вокруг себя, на людей, живших полной жизнью, если можно так выразиться, я понял, насколько же это скучно. Не хочу быть одним из многих, повторяя пройденный путь миллионов людей.

– Интересная теория. И чем же ваш выбор жизненного пути, по вашему мнению, лучше, чем поиски счастья остальных людей?

– Счастье – это химия в голове. Это не плохо, если кто-то счастлив. Пусть так, лишь бы в пользу шло. Но мне это кажется шаблонным, я бы так сказал.

– Считаете, что вы умней и лучше остальных, раз игнорируете фундаментальные направления общества, да и самой жизни?

– Я не умней и не лучше, что вы, куда мне. Просто это скучно и слишком большая переменная.

– Я думаю, вы либо скромничаете, либо умышленно лжете, Бенджамин. Ведь, если позволите, буду откровенен – я думаю, вы всеми силами пытаетесь доказать, насколько ваш путь, ваши цели лучше, чем выбор большинства, по той простой причине, что вы были лишены тех самых чувств любви, семьи и единства с окружающими, с самого детства причем. Не имея опыта во взаимодействии с чувствами, вы закрываетесь от них, ведь нашли иную структуру жизни. И ваш интеллектуальный дар позволил создать, возможно, самую невыполнимую задачу, по результату которой вы навсегда докажете, свое превосходство над другими, не нуждаясь в социализации. Заодно, а это крайне важно, увековечите свое имя в истории науки.

Бенджамин молча слушал историю, понимая, насколько она близка к истине, и прорабатывая каждое слово на достоверность, в результате понял, что кроме согласия, ответить ему нечем.

– Поздравляю, вы докопались до истины. Но что дальше?

– Дальше я хочу задать главный вопрос. Вопреки всему, что произошло за последние сутки, на что вы готовы пойти, дабы возобновить проект?

16

Крохотный мир, умещавший в четырех стенах, где пять человек, которые еще вчера вели обычную жизнь, сейчас стояли на пороге нового витка истории. Строго, умеренно громко и не допуская вмешательства, Конлон, двигаясь вокруг подчиненных и держа руки за спиной, начал говорить:

– Знания – это великий дар, и мы благодарны вам за это, и постараемся использовать их по назначению. Но, кроме этого, вы сами куда больше провоцируете конфликт, нежели слово, принесенное вами в мир, – взгляды Артура и Людвига, казалось, могли сместить горы, – технология, дающая вам жизнь, предоставляет куда большие возможности в этом мире, чем у любого человека – вот главная опасность. Представьте, что произойдет, когда – не если, а когда – о ней прознает остальной мир. Я говорю о технологии, об этой технологии, – он указал пальцем в сторону Людвига, оглядывая каждого в этом помещении, – вы ученые, это ваш мир, ваши игрушки, и я даже не буду спрашивать, насколько вам любопытен он, как научное открытие, как неизвестный механизм, я знаю ответ. Это не просто знание, это – страх перед тем, как легко мы можем потерять контроль над наукой, над технологиями, а главное, страх перед событиями, уж поверьте, мне далеко не мирными, которые последуют сразу за тем, как кто-то вне этих стен, узнает о существовании подобного индивидуума. Пока он остается здесь, живой или мертвый, нам стоит отсчитывать время, оставшееся на мир, – он снова обратился к роботу, – вы сделали свой вклад, мистер Людвиг, мы услышали вас, и мы сделаем все возможное, обещаю. Но персонально вы не можете оставаться и дальше здесь, – длившееся несколько минут молчание, знаменующее окончание монолога, не могло смениться чьей-либо речью из-за банального страха каждого взять на себя ношу того, чью сторону он выберет и почему.

– Ваша логика неоспорима, Артур Конлон. Если вы поверите, то я скажу, что действительно приятно удивлен, – спокойно сказал Людвиг, – но я не могу вернуться в свое время по той же причине, почему вы не можете проверить мои слова. Как правильно подметил Итан, мы уже изменили будущее.

– Позволь спросить. Вы правда не можете этого сделать, или все же не хотите?

– Я не хочу, – не сразу, но откровенно ответил робот.

– Послушайте, зачем все так усложнять, мы сможем сокрыть его от внешних глаз, – уверенно встряла Майя, но к этому моменту подошел Кристофер, встав напротив неё, общаясь к Конлону.

– Артур, вы не говорили, что хотите позволить ему уйти, – его негодование привлекло внимание всех, – слова Людвига, уж прости меня, простое пророчество, коих в сети у многих фанатиков найдется превеликое множество на любой день и случай жизни. Человечество всегда двигалось по наклонной, это не новость…

– К чему ты клонишь? – Недовольно, явно с уставшим видом резко оборвал Итан.

– К тому, что слова его не имеют важности. ИИ, захватывающий мир – да это фантасты ещё сотню лет назад предвидели и пророчили. Я уверен, что те, кто занимается этим вопросом, примерно, да предполагают, аналогичный исход. Крайне странно, что ты, Итан, как-то слишком доверчиво к этому роботу относишься.

– Его зовут Людвиг, вообще-то. Говори уже прямо! – Майя вмешалась.

– Честно, – он оглядел всех, – я считаю, его знания истории без конкретных дат, имен, названий организаций и т.д. не имеют веса, в отличие от него самого, в буквальном смысле.

– Что ты предлагаешь? Разобрать его? – Майя перешла на крик.

– Мы же решили: подобное не вариант, по многим техническим причина и…

– Заткнись! – Кристофер крикнул Бенджамину, подошедшему незаметно и никак не среагировавшего на агрессию, но уловившему строгий взгляд Майи, – да, я считаю, это самый разумный выход. Ты прости, Людвиг, но раз ты так благородно хочешь помочь людям – нам, здесь и сейчас, то это то, что поможет не просто выиграть гонку технологий и вооружения, а создать прецедент, который сможет объединить людей.

– Все это лишь теории, ты сам это знаешь, – Итан стал брать инициативу, – если выбирать между таким исходом и предложением Артура, тогда только второй вариант, и точка. Это и так уже далеко заходит, не будем все усугублять.

– Почему жизнь одного робота для тебя важнее, чем жизни всех людей?! Это ведь он пришел сюда помочь нам, так пусть помогает существенным вкладом, а не словами, достоверность которых все так же под вопросом, – Кристофер был строг.

– Мы не будем никого убивать! – пытаясь закончить тему, утвердила Майя.

– Он не живой! Он машина, уж вы двое должны понимать разницу. Это ваш отдел является местом зарождения его вида, так что я ещё поставлю вопрос о том, чтобы усилить контроль.

– Довольно! – Конлон прервал все разговоры, и в наступившей тишине, проговаривая каждое слово, произнес,– Людвиг, мне нужен ответ. Как вы сами видите, ваше появление приводит к распрям.

– Вы правы, Артур Конлон, – понимающе и даже с сожалением произнес Людвиг, – я считал, все будет несколько проще, здесь, в этом месте светил науки я смогу не просто быть объектом для исследования и знаний, а стать частью чего-то большего… Вместе с вами всеми, потратить долгие годы, следуя лишь единой для любого живого существа цели – сохранить жизнь.

– Это не единственный выход, мы можем найти иной, более благоприятный, – Майя открыто выражала недовольство, переглядываясь с каждым и ожидая поддержки.

Бенджамин сделал к ней шаг, стараясь успокоить, и по-дружески, глядя прямо в ее глаза медленно произнес:

– Майя, ты хочешь сделать все правильно, я понимаю и поддерживаю тебя полностью. Но это – единственный выход с наименьшими последствиями, если у тебя есть альтернатива, то мы выслушаем, я выслушаю, но думаю не нам с тобой решать за Людвига, верно? – Она смотрела на него и понимала каждое слово, хоть и не хотела подобного исхода по одной простой причине – она боялась ошибки, вызванной незнанием и не пониманием общей картины, из-за чего нет никаких ориентиров, даже самых простых, и это было для нее почти животным страхом. Но она все же доверилась Бенджамину, проявившему к ней заботу отношение. Майя отошла на шаг, освободив между всеми пространство:

– Но ведь ты окажешься не в своем будущем, разве нет? Это все не сделает ещё хуже, только там, потом?

– Мне льстит ваша забота, – Людвиг улыбнулся ей, – но если подумать, то так будет лучше всем, кто здесь находится. Я так же смогу убедиться в том, получилось ли у вас, благодаря мне, изменить будущее. Как еще узнать, что мой приход сюда, мои слова и мысли, повлияли на то, чтобы исправить несправедливый исход вашей расы. Раньше я не думал об этом, – он посмотрел на Конлона, – спасибо вам, ибо сейчас я понимаю – это единственно верный выход, и для меня была честь познакомится со всеми вами. 

Допрос – Итан Майерс

Правая рука Итана, слегла согнутая, лежала на поверхности стола, а пальцы поочередно поднимались и опускались, создавая глухой стук от соприкосновения. Его тело было расслабленно, левая рука лежала на ноге, а взгляд был направлен на руку. Каждое движение мышц и суставов проявляется в кисти и чуть слегка в предплечье, показывая полную работоспособность, за которой он наблюдал так, словно выискивал некий изъян, выполняя рядовую работу обычного дня. Всего пару недель назад он был здесь последний раз, выслушивая надоедливые речи представителей ЦРТ, адвокатов и даже работников охраны, на тему трагических событий, унесших жизни, ставя под вопрос всю дальнейшую работу нескольких отделов. Казалось, данное происшествие должно было забыться, как и забывались многие другие трагедии в любом месте, где жизнь сотрудника, пусть и не официально, но оценивается его вкладом в общее дело и работу, которую он представляет. Итан Майерс был важной фигурой на шахматной доске, где вся партия могла с легкостью быть проиграна без боя из-за события, отправившего его в вынужденный отпуск на пару недель, и привело, в конечном итоге, обратно в комнату допроса, где сейчас он сидит в ожидании вердикта. Мужчина в черном зашел в комнату, сел за стол, и намеренно громко положил планшет на стол, привлекая внимание допрашиваемого, которому пришлось прекратить свой анализ и обратить внимание на того, чье лицо и имя он уже знал.

– Как отпуск, Итан, вижу, вы выглядите лучше?

– Брось, Алан, ты здесь не для пустой лести, сократи нам двоим время, и поведай о решении нашего мудрого начальства.

– Ваша прямолинейность меня всегда восхищала. Итак, – он посмотрел в планшет, – аналитики все проверилии дали добро, охрана никаких причин не выпускать вас на работу не нашла, генеральный директор даже выписал вам компенсацию – небольшую, но все же – и самое главное, вас восстановили в должности, с возвращением, Итан Майерс.

– Что, вот так просто, даже без дополнительных вопросов, которые я уже слышал и на которые уже отвечал? – Несколько удивленно спросил Итан.

– Вот так просто, – сразу ответил Алан, – ЦРТ любит бюрократию и порядок до тех пор, пока они не противоречат их капиталу и проектам, что в перспективе улучшат тот самый капитал. Пусть это и странно звучит, но на самом верху сидят те, кто видят и знают несколько больше нас с вами, что правильно, а что нет для общего блага.

– Их благодарить?

– Да, благодарите их, – Итан, кивнув, слегка улыбнувшись, ожидая дальнейших действий, ведь Алан молча смотрел на него, явно выдерживая паузу для высказывания или же подбирая слова, все для той же цели.

– Вы умный человек, Итан, отличное образование, высокая должность в самом главном центре по развитию новейших технологий. Я, конечно, не психотерапевт, но все же мне довелось видеть последствия трагедий, которые в той или иной степени похожи на ту, что пережили вы. В частности, я имею ввиду те, что происходят среди гражданских на рабочем месте. И знаете, довольно часто, почти всегда, коллеги погибших, их друзья и знакомые, особенно те, кто непосредственно видел их гибель или даже являлся, пусть и в разной, но все же степени, виновником трагического события, чувствовали скорбь, – Итан с предельной выдержкой смотрел в глаза Алану, – кто-то увольнялся, кто-то переходил в другой отдел, или же попросту брал отпуск, посещая терапевтов или беря передышку на курорте. Смерть в таких местах всегда отражалась на многих и особенно на тех, кто был близок, ибо хоть людей науки и учат ставить разум превыше эмоций, все же, закаляет лишь опыт, которого у большинства нет в данном трагичном вопросе. Уверен, вы уже поняли, к чему я клоню.

– Разумеется, – Итан был непоколебим, – моя работа и, уверен, работа большинства людей здесь имеет четкое назначение, и даже позволяет себе использовать лозунг «цель оправдывает средство». Оплакивать трагедию, возможно, почтенное занятие – уважение, светлая память – это прекрасно, и я не против такого явления. Но среди нас, ученых, что живут и умирают ради своих идей, такой привычки нет. Я почту память погибших, продолжая делать свою работу, ради которой я живу, ради которой они готовы были умереть и умерли, и это вызывает уважение.

– Звучит вполне приемлемо. Но разве это не цинично – вот так игнорировать трагедию. Вы были там, и знали их, и вот так просто пойдете дальше работать, делая вид, словно это нормально?

– Я лишь знаю, что слезы об усопших не должны мешать делать то дело, которое эти усопшие уважали и к которому стремились. Лучшая память – это не позволить их жертве быть напрасной, уж это ты не будешь отрицать, Алан?

– Это не буду. Но что это будет за прогресс, если мы все начнем игнорировать смерть ради работы? Каким тогда станет мир, Итан?

– Безопасным, – строже сказал Итан, показывая, что ему надоели эти разговоры, – люди гибнут каждый день, ты оплакиваешь их, Алан? Посмотри в окно, что творится в мире, сколько происходит событий, неподвластных общей цели любви и созидания. Вот там настоящая трагедия, где люди гибнут не ради своих идеалов и целей, а потому что так решили другие. Мы здесь живем как боги на Олимпе, которые забыли, что есть мир, там, внизу, где простые смертные делают вид, что наше наличие дает им надежду, и я, Алан, тот человек, который сделает все, чтобы эти надежды оправдались, и несколько смертей коллег не помешают этому.

– Ты бы и к сестре так же относился, Итан?

Слова эти были для Итана неожиданностью, но он сдержал себя.

– Она бы не умерла, занимайся люди правильным делом. Она была прекрасным человеком, который мог бы сделать так много хорошего для мира, но все случилось так, как случилось. И, знаешь, я даже рад. Она ушла с миром, когда сама природа распорядилась, так она не успев разочароваться в людях.

– А ты разочарован в людях, Итан?

– Если бы я не был разочарован, то как бы смог работать? Для того, чтобы пытаться что-то улучшить, надо увидеть и понять, где слабость и в чем проблема – чистая логика и математика, никакой слепой ненависти. Это место существует для того, чтобы сделать всю нашу жизнь и нас самих куда лучше, чем есть, иначе каждый бы просто жил, не мешая другим.

Итан молча вышел из кабинета. Адам остался сидеть на месте, удивляясь, как всего один день, одна трагедия, способна изменить человека.

17

Работа любого человека, результат которой положительно влияет на чью-либо жизнь – прекрасное благо, демонстрирующее пример правильной цели и доказывающее важность нахождения исполнителя в нужном месте и в нужное время. Работа, зачастую, имеет четкую прямую, от начала задумки или получения задачи, до ее исполнения, когда результат заведомо известен, и погрешность составляет лишь время его получения. И каждый раз, ведомый самыми благими целями, под влиянием окружающего фактора, человек иногда сокрушается от того, насколько его вклад мал в масштабах всего мира.

Перспективы – это краеугольный камень наших выборов, они строятся из анализа, приоритетов и приличной доли надежды, окупаемость которой напоминает опьяняющий аромат счастья и собственной важности. Впервые за долгие годы, а, возможно, и за всю жизнь, ему довелось увидеть и даже приблизиться так близко, как никогда ранее, к инструменту реализации той самой искры, что зажжет новый виток возможностей, тому самому рычагу, который сдвинет неподъемный пласт предела нынешних возможностей, позволяя открыть совершенно новые горизонты, неведомые доселе человеку. И вот сейчас он смотрит на него, понимая, как упускает, возможно, единственный шанс за всю свою жизнь, использовать этот ключ для открытия двери, за которой, пока что неизведанные достижения во всех областях науки, способные, наконец, изменить мир больше, чем на погрешность. Людвиг прощался, искренне радуясь тому, что встретил этих людей. Всеми движет страх неконтролируемых перемен, но это закономерная ситуация, когда появляется новая переменная. Большинство боится брать на себя ответственность за возможный ущерб или жертвы, не осознавая, что даже если их страхи оправдаются, это будет ничтожная цена за нечто большее. Он видел, что Бенджамин стоит рядом с машиной времени, а Людвиг общается с Итаном и Майей, объясняя, что не может оставить какую-либо информацию о будущем или о себе, ведь не знает, как ей будут распоряжаться, а на такой риск он пойти не может. Ответственность во всем ее величии, дающая ещё больше поводов сокрушаться о потерянной возможности. Людвиг лишь пересказывал раннее пророчество, но в этот раз, добавляя незначительные детали.

– Вы не согласны с моим решением, Кристофер? – Артур подошел не спеша, глядя в сторону машины.

– А мое мнение разве может что-то изменить, сэр? – Кристофер был несколько отстранен, и это заметил его собеседник.

– Я спросил не об этом! – Строго парировал Артур, не желая слушать ничего, кроме конкретики.

– Да, я не согласен… Посмотрите сами, прямо перед нами тот, кто решит множество проблем в кратчайшие сроки. Он один и его знания могут дать такой толчок к развитию, с которым мы обгоним всех на пару веков вперед… если не больше. Мы может нагнать тот утопический мир, на который мы здесь тратим невероятное количество человеческих ресурсов, и я даже не говорю про деньги, и все за минимальный срок, даже не столетия, меньше. Он – кладезь, настоящий ключ от всех дверей, тайн и загадок науки, а может и всей вселенной. А мы просто возвращаем его отправителю. Потенциал, появившийся из случайности, погрешности, предназначенный нам, чтобы не повторять ошибки предков, а на деле, мы не хотим даже использовать его.

– Вас послушать, все звучит просто, Кристофер. Но давайте на чистоту: мы оба знаем, если Людвиг попадет не в те руки, начнется такой конфликт, который, за всеми своими великими мотивами, будет иметь последствия, о которых пожалеют все. Риски, мистер Дентон, слишком большие риски. Это наша с вами работа: следить за их работой и принимать расчетливые решения, вынося, пусть и не кажущиеся справедливыми, но необходимые вердикты.

– Разве мы здесь не рискуем? – Произнес Кристофер с необычной смесью разочарования и жалости, словно находясь на грани жизни и смерти, что вынудило Артура впервые за разговор на него посмотреть, – каждый день мы рискуем создать нечто такое, способное изменить все – панацею, бесконечный источник энергии, двигатели для покорения космических просторов и защитников наших жизней, и многое другое, видя это лишь с точки зрения пользы. Уже на следующей неделе ЦРТ начнет стройку новой орбитальной станции для освоения мест, где нет жизни людям: разве это не риск? Другие не понимают, но именно Людвиг или любой, кто будет обладать такими знаниями, необходим для контроля за тем, что мы тут делаем, именно по той самой причине, из-за которой мы сейчас его и выгоняем. Разработка Бенджамина не просто могла стать, должна была стать тем самым контрольным маяком, дающим нам всем правильный путь, избегая неудач, инцидентов и жертв… А на деле – безопасность комплекса такая, что военные могут позавидовать, и все ради того, чтобы наши открытия остались нашими открытиями. Людвиг – и есть наше открытие, как многие другие, так почему же мы должны отказываться от него?

– Я не суеверный человек, мистер Дентон. Вопросы судьбы и веры не касаются меня по простой причине: практичность. Я был так воспитан, так я воспитал своих детей. Возможно, это веление судьбы. Он здесь, дабы нам больше не совершать ошибок. Я задаюсь вот каким вопросом: если это судьба, то почему сейчас? – Кристофер молча смотрел на Артура,– я не специалист в науке, у меня другая профессия. Но кто-то давным-давно сказал «любая достаточно развитая технология будет неотличима от магии». И вот я думаю, если все так, как утверждает Людвиг, что такого мешает им или ему совершить скачок куда раньше, чем сейчас? Ведь, как я могу судить по своим скромным представлением о законах данной сферы, будь в каком-либо возможном будущем эта сфера такого уровня, что нам будет казаться магией, то наши судьбы, как и всего мира, уже были бы переписаны, и куда в лучшую сторону, чем сейчас. Неужели путешествие во времени, единичный и уникальный случай? Я думаю, нам надо знать свое место, и оно, как это не печально, далеко на последних рядах. Поправьте меня, если я не прав, Кристофер. Можете считать это страхом, ведь я, пусть и не положено, но сознаюсь в этом, прекрасно понимая отсутствие механизмов и систем контроля за последствиями иного выбора.

– А что, если другого шанса нет и не будет? Что если это – как дорога в один конец, и потом мы будем сокрушаться от собственных решений? А ведь исправить все можно уже завтра, условно. Вот оно, прямо перед нами, возможность переписать грядущую историю. Откуда мы знаем, что будь то, о чем вы говорите, об этой «магии будущего», это не произошло уже? Вдруг сейчас происходит самая простая вещь для истории, но которая нам кажется немыслимым, именно из-за страха перед необъятностью и последствиями? Что, если мы для него лишь один из вариантов, и мешает нам стать чем-то большим, именно страх? Кто знает, какой это по счету у Людвига вариант прибытия в прошлое, не задумывались об этом?

– Множество интересных вопросов… и крайне необычная теория. Но не практичная. А знаете почему, Кристофер? Потому что для него, возможно, происходящее здесь и сейчас, лишь одно мгновение, лишь вариант из сотен и тысяч, я допускаю это. Но для нас, для меня и вас, история, происходящая сейчас – единственная. Она уникальная для нас, и как только мы потеряем ценность нынешнего, то потеряем самих себя, вместе с грядущим. За неимением родного дома, простым языком говоря, мы все будем лишь блуждать, не сделав ничего полезного для тех, кто нам дорог и близок. Людвиг, как я смел заметить, живет историями, будущими или прошлыми, не важно, но его не интересует настоящее, если вы могли заметить, иначе, мы бы не были знакомы с ним.

– Возможно, вы не знаете, – словно выговаривая заготовленный давным-давно текст, начал Кристофер, стараясь придерживаться нейтрального тона, – но семь лет назад я потерял жену и двоих детей… Они летали в отпуск на теплые берега красивого моря. Обычное дело обычного дня. Случилась поломка одного из двигателей, пилот не справился с управлением, они упали… все семьдесят один человек погибли. Вы, наверняка, слышали про это крушение, – Кристофер замолчал, выдыхая и стараясь не погружаться в трагические воспоминания, но вскоре резко начал другим тоном, – причина, по которой я решил вам это рассказать, очень проста. Я предпочитаю думать о возможностях здесь и сейчас, иначе можно закрыть ЦРТ и отдаться волю случая, гадая до скончания веков, чего мы принесли больше: вреда или пользы. Все имеющееся у меня – это работа, которая была единственным спасением, единственным местом, дарующим мне веру в то, как близко мы можем быть к избавлению от подобных трагедий. Проект Бенджамина был, как бы это так сказать – несбыточной мечтой, надеждой, которая давала силы и знания продолжать делать свое дело, несмотря ни на что. Создать немыслимое, самое сложное и кажущееся невозможным – это значит перелистнуть страницу истории, где существовало понятие непредвиденных последствий, где каждый может быть уверен, в том, что его судьба, как и жизнь его родных и близких, находится под чутким контролем, чего-то или кого-то, не позволившего случится ужасам. Центр развития технологий ведь об этом и говорит по всему миру, даже там, где это не нужно: «У науки не предела». И вот мы сделали это… Бенджамин сделал это, хотя никто и не верил, да и я сам иногда все же сомневался, не зашел ли я слишком далеко в своем горе, веря, как и он, в возможность объять необъятное. Он сделал это… но как будто ничего и не изменилось. Если не использовать каждый шанс для предотвращения ошибок человеческого фактора, катаклизмов или конфронтации мыслимых и немыслимых, случившихся по воле судьбы или неправильных решений, то какой смысл от полумер, – Кристофер закончил несколько грубо, говоря все это словно для себя самого. Уже не обращая внимания на Конлона, он встал и просто пошел по направлению к Бенджамину.

18

– Невозможно определить, какая идея, превратившаяся в действие, запустила цепь событий, начало которой незаметно в общей картине, происходящей в дальнейшей истории. Это та уникальная красота, которая появляется в стараниях увидеть события, которые, возможно, уже никогда не произойдут, но знания о них даруют вам возможность на второй шанс. История – это как дорога, протаптываемая на ощупь, с возможностью оправдать события, что, кажется, произошли по вине случайности, но многими определяются как судьба. Я не верю в судьбу, я верю в выбор. Как сказал один человек, давным-давно: «Несомненно, важнее, как принимает человек судьбу, нежели какова она на самом деле», – Людвига слушали все, но говорил он на самом деле лишь одному.

Бенджамин ознаменовал окончание подготовки, подтвердив готовность: "Можно начинать с минуты на минуту». Направляясь к машине времени, Людвиг наблюдал за каждым, но лишь мысли Итана, прячущегося за многозначительным взглядом, он понимал четко и ясно, а именно – принятие обязательств и надежда на лучшее. Но Людвигу пришлось все же оправдываться перед теми, чьи интересы не были до конца удовлетворены, в частности, перед Майей, которая вела его к машине времени, все еще забрасывая вопросами по истории, требуя дать хотя бы примерные даты и ориентиры в будущих событиях, пусть и отдаленно понимая, что он уже все сделал. Артур в это время подошел ближе и, протянув руку Людвигу, получил ожидаемое ответное прощание. Бенджамин и Кристофер были в метрах пяти от остальных, и пока первый подготавливал запуск, второй молча стоял позади него.

– Для меня была честь знать вас, Артур Конлон. Знать вас всех, – он оглядел всех вокруг, кроме Итана, который стоял поодаль, закопавшись в своем мире, – вы, люди – уникальные творения природы, чей замысел мне, как и моему народу, увы, не понять, не ощутить. Я хочу сказать спасибо, – Итан поднял голову и уловил многозначный взгляд Людвига в его сторону, тот самый, одобряющий и полный веры, – за создателей моей модели, моего конечного вида, что развивался от простых механизмов долгие столетия. Мы лучше, чем можем быть.

– Что если то будущее, в которое ты попадешь, будет другим, или вдруг оно станет ещё хуже? – Майя не могла сдержать переполняемое ее любопытство.

– Скорей всего, там меня не будут знать, но я буду знать их, и уверен, что консенсус будет налажен, но спасибо за заботу Миронова Майя, это приятно, вы – хороший человек, я очень рад нашему знакомству.

– Я хочу выразить благодарность вам, Людвиг, – произнес Конлон, – за ваше благоразумие и понимание сложившейся ситуации.

– Не обязательно все должно быть так, как вы ожидали, хотя вы и имели полное право на это. Я надеюсь, что смог показать пример мира, который возможен, но только путь к нему в моей истории получился слишком извилистым, что я бы хотел исправить, но отдаю эту честь полностью в ваши руки, мистер Артур Конлон. Мне интересно, а что если бы я отказался уйти с миром?

– Мы оба знаем, как бы мне пришлось тогда поступить.

– Разумеется. Но, знаете, все то долгое время, которое я посвятил изучению истории мира, в котором жил, меня не покидало ощущение или, я бы даже сказал мнение, насколько я лишний в нем. Не в плане событий, происходящих в вашем далеком будущем, не из-за отсутствия возможности увидеть и поговорить с создателями, а по причине того, что окружающий нас мир живет сам по себе и находит путь к жизни независимо от условий. А я, как и все представители моего народа, лишь машина, не способная к регенерации, или к пониманию искусства, к искреннему проецированию наших мыслей, идей и чувств в нечто уникальное. После встречи с вами я, возможно, впервые чувствую себя полноценным живым существом. Как я уже говорил, людей давно нет в моем мире, но, надеюсь, они есть в том, который ждет меня.

– Надеюсь, там будут хорошие люди, – сказала Майя, получив в ответ скромную улыбку.

Процесс был запущен, части машины внутри большой сферы стали раскручиваться, создавая вибрацию и шум, по которым можно было отследить степень успеха процесса.

Бенджамин следил за приборами и показателями компьютера, и лишь на несколько секунд пересекся с взглядом Людвига, молча смотревшим прямо на него. Он лишь кивнул и скромно улыбнулся, как тот, кто прощается с другом. Бенджамин не переживал, что Людвиг покидает их время, он был рад, что все происходит без каких-либо проблем, как внутренних, так и внешних. Мысль о том, что его изобретение, на создание которого ушла вся его жизнь, смогла привести сюда робота из будущего, который представлял совершенный мыслительный механизм, безмерно радовала его. Внимание отвлекли показатели машины времени, доходящие до критической отметки, напоминающие те же показатели, приведшие Людвига сюда. Последнее услышанное им был немыслимо громкий крик.

19

Итан помнил лишь то, как за вспышкой и грохотом, он упал на пол, после чего пришел в себя, четко понимая лишь то, что некий промежуток времени выпал из его жизни. Смятение и дезориентация были основой его ощущений в данный момент, и, буквально оглушенный, он пытался убедиться в целостности собственного тела, проверяя руками лицо и голову, ощущая проблемы со слухом. Глаза заработали первыми, это позволило ему увидеть себя и вычеркнуть из списка подозрений проблемы с собственным организмом, во всяком случае, явных он не заметил. Встав во весь рост, но ещё пошатываясь, первым дело он прикрыл рукой лицо, ибо не заметить, как в его сторону летят искры, было невозможно. Чувство горизонта было нарушено, словно ровный пол заменили на качающуюся в воде лодку. Аппарат, чей запуск произошел несколько минут назад, был уничтожен. Металлические части, окружающие основной механизм внутри, были раскалены докрасна и отбрасывали ярко-красное свечение, поднимая температуру вокруг. Расплавленная проводка испускала жженый запах и местами искрила. Пластины, находящиеся внутри машины, попросту исчезли, оставив на местах креплений рваные стыки со всех сторон.

Итан увидел тела, лежавшие в метре от уже бывшей машины времени. Артур Конлон слева. Мертв. Часть тела, повернутая в сторону машины, была расплавлена до костей, вместе с одеждой, которая продолжала тлеть в тех местах, где она все еще оставалась. Итан постепенно приходил в себя, и лишь через минуту вспомнил о Майе, чье, как он предположил, тело, лежало справа. Но это было не совсем так, ведь, вопреки наихудшим страшным ожиданиям, она осталась жива благодаря Людвигу, который каким-то образом успел прикрыть её собой. Робот, что прибыл из будущего спасти человеческую расу, спас одного человека, вопреки своей жажде жизни и миссии – он лежал сверху, словно щит. Его тело также было расплавлено. Итан отлично видел структуру его конструкции, которая, на первый взгляд, повреждена не так сильно, как кажется, но приглядевшись, становится ясно, что, пробив верхний слой обшивки, оголенными остались искусственные внутренности, которые имели не тот предел прочности, нежели поверхность тела. Майя стала приходить в себя. Взяв её за руки, Итан не спеша вытащил её из-под тела защитника. Он посадил Майю на ближайший стул, который поднял с пола и поставил на все четыре ножки. Ей досталось больше, и, опираясь руками сначала на Итана, а после на рядом стоящий стол, Майя собирала все мысли воедино, восстанавливая полный контроль над телом. К эпицентру взрыва подошел Бенджамин. Он выглядел явно лучше остальных, во всяком случае, по внешнему беглому осмотру. Держась руками за голову, он посмотрел на Итана омертвевшим, стеклянным взглядом.

– Что же произошло? – Спросил он словно у себя, дрожащим голосом.

– Это твоя машина, ты должен знать! – Строго ответил Итан и пошел помогать Кристоферу встать. Тот уже пришел в себя и, видя последствия инцидента, медленно подошел к телам Конлона и Людвига, игнорируя остальных. Он упал на колени, проверяя, живы они или нет.

– Майя в порядке?! – Панически переключился Бенджамин, увидев Майю на стуле, с кровью на голове и ожогах на руках.

– Да, Людвиг спас ее, заслонив собой, жить будет, – Итан остановил Бенджамина, встав перед ним за шаг до нее, дав понять, что лучше пока не мешать ей приходить в себя. Бенджамин понял это и отошел. Итан же сразу обратил внимание на Кристофера, который все еще сидел на коленях рядом с раскаленными остатками механизма.

– Они мертвы, – сказал Итан, но не получив ответ или реакцию, обернулся к Майе и стал осматривать её на наличие травм. Бенджамин ходил кругами, что-то бормоча себе под нос.

– Бенджамин! – Пытался окликнуть его Итан – Бенджамин! – Не дождавшись реакции, он подошел к нему и остановил, – ты должен взять себя в руки, разобраться в чем дело, ясно!?

Все ещё пребывая в своих мыслях и не поддерживая зрительный контакт, он все же понял указание и, кивнув головой в ответ, все так же отстраненно пошел к компьютерам управления.

– Он защитил меня. Когда вы крикнули, совсем мельком на долю секунды, мы взглянули в глаза друг другу, и в его я увидела страх. Настоящий страх самой смерти, он понял это, и, обхватив меня, пытался оттолкнуться от машины, но попросту не успел и погиб, спасая меня, – Майю слышали все, но говорила она для себя, дрожащим голосом, сдерживая слезы и пытаясь осознать произошедшее.

– Распределение энергии, равнозначность её наличия по всем контурам была нарушена. Вместо плавной пульсации с выходом на центральный преобразователь она собралась на половине пути, и просто вырвалась наружу, – Бенджамин стоял за компьютером управления.

– Почему это произошло? – Итан подошел, встав напротив него, с другой стороны.

– Я не знаю. Нужно время, чтобы разобраться. Когда я запустил её впервые, проблем не было от слова «вообще», данная система не должна была пострадать, но я не могу пока говорить точно, – чувство вины прослеживалось в его голосе, как и нотки злости. Вот-вот, и казалось гнев возьмет свое, заставив его сломать все окончательно.

– Все это не важно, – громко произнес Кристофер, поднявшись с пола, – причины могут подождать, ибо сейчас важнее последствия.

– Что ты имеешь ввиду? – Итан проявил стойкость, которая ранее была чужда ему, но, как и окружающие, он понял, что этот день оставил отпечаток на долгие годы, а возможно и всю жизнь.

– Не «ты», а «вы», Итан Майерс, не будем забывать о субординации, – Итан только открыл рот для парирования, но его прервали, – Майя сейчас не дееспособна, Артур Конлон мертв, сейчас я старший, советую не забывать об этом, – продолжил он, но уже громче, – у нас проблемы, которые требуют незамедлительных действий.

– Что же вы прикажете делать, сэр, – с акцентом на последнее произнес Итан, зная, как это звучит.

– Если вы все забыли, рано или поздно про все это станет известно. Мы должны сделать так, чтобы сегодняшнее осталось здесь, между нами. Надо стереть записи камер, что компрометируют нас…

– А дальше? – Спросил Бенджамин, – Выставить все это как несчастный случай? Люди погибли, Кристофер…

– Не люди, а человек – один. Если кто-то забыл, напомню, что он робот, не человек.

– Что же будет с его телом? – Итан терпеливо интересовался.

– Оно послужит нам, как образец. Я уверен, даже половина его тела даст куда больше, чем его отсутствие. И к слову, если ты не согласишься, найдутся те, кто тебя заменит.

– Предлагаешь скрывать ото всех, а остальное выставить несчастным случаем? Я верно все понял? – Сказал Итан, подойдя ближе к Кристоферу, и явно выражая недовольство.

– Это не предложение, это приказ. Конлон был прав, это слишком опасное заявление миру, которого мы делать не будем. Обратно его уже не отправить и как я могу предположить, его даже не спасти, так что используем то, что осталось. Уж ты-то не будешь возражать, что это самый логичный выход? – Они почти столкнулись лбами, и напряжение было высоко, но все же он ответил согласием, кивнув головой.

– Я рад, что мы пришли к согласию. Итак, – обратился он ко всем, – нужно спрятать тело робота, избавиться от записей и подготовить легенду.

– Они бы не хотели этого, – с трудом, практически простонала Майя, все ещё сидя на месте и пытаясь взять себя в руки.

– Я согласен с ней, – подключился Бенджамин.

– Мы этого уже никогда не узнаем. Робот хотел сделать наш мир лучше, и мы сделаем, непосредственно благодаря ему. И вы, правда, не понимаете? Скорее всего этот проект закроют. В лучшем случае отдадут кому-то другому, под более строгим контролем, а в худшем забудут про него и удалят все следы его существования. Нам всем нужно сделать так, чтобы это выглядело случайностью во время эксперимента.

– Так почему мы не можем рассказать всем правду? – Майя с трудом брала себя в руки, но была настойчива и даже строга.

– Если следовать политике распространения, то будет лишь хуже – начнется гонка вооружений и технологий, которой не видывал ранее свет, и это я не упоминаю про изобретение Бенджамина, которым захотят обладать все, ведь будут доказательства его работоспособности.

– Я согласен, – вдруг произнес Бенджамин, привлекая взгляд Майи и Итана, – для удаления записей нужен допуск, которого нет ни у кого, кроме тебя, как у начальника этажа. А мы с Итаном спрячем тело и поможем Майе, потому что ей нужна помощь, – Бенджамин с заботой взглянул на нее, увидев в ее глазах не только слабость, но и благодарность, и, неожиданно, солидарность с его мнением, – потерять еще и ее нельзя ни в коем случае.

– Отлично. Тогда вы изолируйте от лишних глаз остатки робота, а я займусь видеонаблюдением. Майя, а тебе нужно удалить журнал событий, я могу рассчитывать на вас?

– Да она еле стоит, – начал на повышенных тонах защищать её Бенджамин.

– Я вижу, но времени у нас немного, так что я надеюсь на несколько большее усердие ради общего блага, пока ещё есть шанс успеть уберечь тело робота.

– Его звали Людвиг, – сказал Итан в сторону Кристофера, – он спас ей жизнь, пожертвовав своей. Я считаю, он заслуживает уважения.

– А ещё подобные ему уничтожили человеческую расу. Что нам предстоит предотвратить. Не забывайте это, Итан, а то я могу подумать, что вы перешли на другую сторону.

Кристофер скрылся за дверьми. Бенджамин сразу же подошел к Майе, спросил, не стоит вызвать врачей, на что она молча покачала головой. Состояние её чуть улучшилось, она смогла стоять ровно и дойти до соседнего помещения, где находился терминал, через который она сможет выполнить поставленную перед ней задачу. После того, как Майя вышла, Бенджамин обернулся и увидел Итана, стоявшего у тела Людвига, словно потерявшего понимание происходящего.

– Как Майя? – Спросил он неожиданно отрешенно.

– Не очень. Но справляется, уверен, все будет хорошо, – Бенджамин с подозрением смотрел на Итана, словно блуждающего в потемках.

– Я рад, что ты помогаешь ей, и рад, что ты на нашей стороне. Спасибо, ты – хороший парень.

Они оба молчали, стоят перед телом Людвига.

– Все должно было быть не так, – Итан неожиданно стал злиться, преисполненный разочарования, он не находил иного способа выразить это, – у Конлона ведь есть дети, ты знал об этом? – Бенджамин лишь молча покачал голой, – он тоже был хорошим человеком, пытался держать нас в узде… А Людвиг, он ведь не хотел ничего плохого… Нам бы стоило его похоронить, а не потрошить ради науки.

– Я рад, что ты так думаешь, Итан. Он тоже не хотел этого, ведь ты сам должен пройти путь к изобретению Искусственного Интеллекта, и последующему внедрению его в наш мир. Кассандра – лишь начало, и ее жизнь, зависит от твоих решений. Людвиг знал, что у него не получится быть негласным лидером, который направит словом в нужное русло и поможет принять правильные решения в правильное время. Люди сами по себе не позволили бы ему такое, поэтому он и согласился на изгнание, ведь это лучший вариант из возможных. Риск все испортить и, правда, был бы слишком большой. Меня печалит, что Людвиг не смог сам тебе все это рассказать.

Допрос — Бенджамин Хилл  продолжение

Мужчина в черном ожидал ответа от Бенджамина, смотревшего на него с предельным удивлением и не меньшим подозрением.

– Возобновить работу, даже после того что произошло? Вот так просто?

– Разве не это является частью работы любого ученого? Стремиться к результату, несмотря на ошибки и несчастные случаи – это показатель усердия и определенного уровня веры в то, чем занимается изобретатель, посвящая этому свою жизнь. И вы, тот самый человек, который вопреки общественному мнению и трудностям судьбы, добивается того, чего хочет.

– Почему это звучит так, словно вы меня вербуете?

– Вы умный человек, и должны понять, что ваша разработка – это уникальная вещь. Открыть дверь сквозь пространство и время – такое открытие, возможно делается раз в жизни. Во всей жизни. Но, прежде чем вы ответите, хочу спросить: почему именно эта тема привлекла вас?

– Задачи, которые кажутся большинству невыполнимыми, всегда привлекали мое внимание.

– Простой азарт, хотите сказать? Думаю, в этом есть своя доля правды, но лишь доля. Если позволите, я буду прям. Мне кажется… нам всем кажется, – он указал направо, в сторону стекла, – что причина, куда более проста, но найти её непосвященным в вашу жизнь умам довольно сложно. Мы знаем вас, Бенджамин Хилл, очень хорошо. Дилетант бы предположил, будто вы хотите использовать технологию и вернуться в прошлое, узнать ту терзающую ваш ум причину, ставшую результатом всей дальнейшей жизни. Но это ведь слишком просто, верно? Для такого человека как вы, который считает себя умнее всех, это примитивно, хоть и не лишено смысла, как некое поощрение эмоций. Вы хотите не вернуться в прошлое, не выплеснуть злость на тех, кто породил вас и по неизвестной причине оставил в детском доме, нет. Как и не хочется простить и понять, закрывая гештальт. Вам хочется попросту доказать, вы – лучший, вопреки всему тому, что пришлось пережить, в одиночестве, без семьи и любви, вы смогли сделать то, что никто не смог до вас. И делаете вы это, в первую очередь, для себя и ни для кого-то еще, а на людей вам плевать, как и на будущее мира. Скажите, Бенджамин Хилл, где я был не прав?

– Мне не плевать на людей, – ответил он предельно откровенно после долгой паузы, строго глядя собеседнику в глаза, – я хочу сделать что-то полезное, что-то доказывающее простой, необходимый всем факт, и каждый сможет сказать себе с уверенностью – я не ошибка, и буду доказывать это всем и самому себе столько, сколько смогу! – Бенджамин был сосредоточен и спокоен, четко выговаривая слова, – мне чужда философия, все эти взгляды, на жизнь, на смысл, и прочее. Я толком никогда не думал, что принесет это изобретение людям. Но я знаю, что все остальное не работает так, как должно. Наука в том виде, в котором существует сейчас, не избавила мир от голода, войны и конфликтов, как бы этого не хотелось.

– Возможно, ваше изобретение сможет сделать больше?

– Возможно.

– Следуя вашей мысли, я предполагаю, что вы, Бенджамин Хилл, готовы вернуться к работе?

– Поспать денек, и готов. Но только работы теперь втрое больше, ведь все уничтожено, и придется сначала разобрать, понять, в чем причина неисправности, и только тогда собрать все заново. Это если простым языком, – пытаясь разрядить обстановку, добавил он.

– Как я понял, это вопрос времени. К счастью, со временем и ресурсами дефицита мы не допустим. Признаться честно, я доволен этим разговором, вы показали себя вполне объективным и перспективно мыслящим человеком, подобные качества очень нам подходят. Хотя, возможно, альтернативы попросту не могло и быть.

– Что вы имеете ввиду?

– Видите ли, задача, которую мы… – Он промедлил, – задача требует не просто ваших знаний, но и определенного понимания общей картины, которую мы, разумеется, позволим вам увидеть и изучить максимально доступным способом. Для того, чтобы ваши усилия и помощь, разумеется, без принуждения, оказали тот самый эффект, к которому вы стремитесь.

– Я не совсем понимаю. Я думал, вы хотите, чтобы я продолжил работу по созданию рабочего механизма, ведь первый опыт провалился с треском. Хорошо хоть жив остался.

– Мистер Хилл, а кто сказал, что ваш эксперимент закончился провалом?

20

– Откуда ты все это знаешь? – Итан открыто проявлял подозрение и непонимание.

– Потому что мы прибыли вместе. Тот момент, когда он появился здесь – это не случайность, – тон Бенджамина изменился, став взрослее, размеренным и преисполненным контроля, – я запустил машину, ведомый слепой целью доказать всем, успешность своей работы. Я решился сделать первый шаг, сразу став подопытным кроликом. Но, на удивление, случилось так, что я отключился. Очнулся, и лишь спустя некоторое время допроса, я понял… я оказался в будущем, – Бенджамин выждал, позволяя Итану усвоить услышанное, – мне любезно предоставили все возможности для изучения и познания мира, где нет войн, нет голода, болезней и несправедливости – настоящая утопия. Первые полгода там меня словно подготавливали, и я не мог понять к чему, но причин для паники не было, ибо мир был передо мной, я мог делать все что угодно, главное, под присмотром. Я был опьянен увиденным, осознавая тот факт, что я смог добиться результата, и даже сам сделал этот шаг, все казалось нереальным. Гуляя по городам, лишь общими чертами напоминавшие наши, состоящие из множества архитектурных сооружений немыслимых размеров и форм, словно в некой футуристической сказке. Изучив окрестности, инфраструктуру и историю, я вдруг понял, что не видел ни одного ребенка, не было ни беременной женщины, ни детских площадок… Вскоре я узнал, я – единственный человек на планете Земля. Все знали это, и когда правда полностью дошла до меня, начался долгий процесс лекций истории мира. Я знаю все, что произойдет, и все то, что тебе рассказал Людвиг – это правда. План был довольно прост, ведь все понимали, кто такие люди, и как они себя поведут. Конечно, погрешность была, как и возможность нынешней альтернативы, но мы не могли рисковать, – голос Бенджамина был спокойным, и казалось, будто он обращается не только к Итану, смиренно слушавшему каждое слово.

– Почему ты не сказал мне раньше? – Еле выдавил из себя слова Итан, чувствуя, как он снова теряет контроль над своей жизнью и историей, которая связана с сегодняшним днем отныне и навсегда так плотно, как можно только представить.

– Не мог. Пришлось играть роль того Бенджамина, каким я был два года назад. Для вас прошли сутки, время все-таки иначе идет, когда путешествуешь в нем. Только после того, как Людвиг закончит свою миссию, потихоньку, я должен был тебе все рассказать. Я надеялся, он сможет уйти с миром в другое время. Сейчас я понимаю, он мог предполагать такой исход.

– Ты человек?

– Знал, что ты это спросишь. Я человек, Итан, хоть и приобрел мелкие улучшения, которые не смогут заметить наши сканеры. Но процентов на девяносто я все тот же Бенджамин.

– И что дальше? Ты будешь контролировать мою работу? – Итан уже не смотрел на Бенджамина, он рассматривал организм из другого времени, пытаясь будто бы увидеть отличия, изъяны или доказательства чужеродности.

– Нет, я буду помогать. Ты не марионетка, не инструмент. Ты – единственный создатель ИИ, и уже при твоей жизни свершится его первое внедрение в мир. Правда, я так и не нашел окончательную историю твоей жизни. Людвиг специально преувеличил, когда говорил про недостаток информации этого века, но её все равно мало.

– Это не может быть просто вот так, – Итан стал ходить взад и вперед, ошарашенный и пытающийся обуздать эмоции и знания, но почему-то начинал чувствовать себя чужим, ведь казалось, его жизнь уже не принадлежит ему, – почему меня не покидает чувство отсутствия выбора? Почему я!?

– Скажи мне, тебя смущает тот факт, что твоими руками будут созданы роботы, которые станут лучше, чем люди, или же знание вынужденной жертвы ради мира во все времена?

Итан молчал, встав на месте, не сводя взгляда с Бенджамина.

– Не спеши с ответом Итан. Но скажу от себя: жертвы в человеческой истории были и будут, это неизбежно. Замкнутый круг, ты знаешь это.

– Пытаешься оправдать геноцид?

– Я пытаюсь сказать, что твоя работа была и будет в стремлении сделать людей лучше. Перешагнуть тот виток мышления, который не принимает уступок эмоциям и извечным поискам врагов. Человека от робота отделяет структура, материал, и если человек делает себе усовершенствование с помощью науки, то это уже меньше человек и больше механизм. Ты когда-нибудь задумывался, где та грань, пересекая которую человек перестает быть собой, становясь лучшей версией, используя технические и программные улучшения, из-за чего лишается права называться человеком? Как отличить человека от робота, если вычесть физическое различие?

Итан не знает ответа, как и способ его поисков, из-за размытых понятий и ответственности, которые отныне давили на него, вешая ярлык палача. Ранее эти же вопросы он обсуждал с Елизаветой, но тогда все было иначе, не было бремени, которое он начинает ненавидеть. Если люди уже могут менять конечности или ставить простейший имплантат, то, что будет, когда он сможет создать контроль над мозговыми синапсами и воссоздавать их. Как много человеку нужно заменить частей мозга на электронные, дабы перестать быть человеком? Но и роботом его нельзя будет считать. Если переместить разум человека в компьютер, отключив биологическое тело, он будет роботом или все же человеком? Или же ум, созданный с помощью программы, так искусно научится имитировать мышление с алгоритмами выбора, то как доказать, робот ли он, ведомый программой или все же мыслящий механизм? Чем больше он думал об этом, тем меньше видел разницы между живыми по биологическим признакам, из плоти и крови, и механическими развивающимися представителями вида Людвига. Мысли эти, как и пошатывающиеся догматы его работы и понимания человеческого «я», позволяли взглянуть на все то бремя, ожидающее его в грядущем, совсем с другой стороны, отныне в его формулировке видения прочно укрепилось слово – вопреки. Неожиданно все вышеупомянутое, стало не теорией и последующим трепетным поисков разгадок, а бременем, подкрепленным пришельцем из будущего.

– Я знаю, хочется сделать все подобающе, но это тот случай, когда следует послушаться воли умершего: он не хотел быть использованным во вред. Его тело может совершить революцию в сферах программирования, роботостроения и даже симбиоза живой ткани и механических частей. Но это изменит все, к чему он так стремился, стоит отойти хоть на шаг в сторону или упустить контроль. Я хочу уважать его волю, мы должны уважать его волю… Нам придется уничтожить тело.

– Есть плавильные, – несколько отстраненно, словно желая скорейшего окончания, сказал Итан, – недалеко от моего отдела, там создаются макеты в натуральную величину, температура позволит избавиться от его останков… По крайней мере должна позволить.

– Я рад твоему согласию. Дабы не поднимать эту тему дальше, скажу честно: прими ты иное решение, я бы не стал противиться, ведь я хочу помочь тебе. Я видел мир будущего, мир без людей, и это была утопия во всех её проявлениях. Но ещё я знаю, как и знал Людвиг, что добиться этого можно не только через войну и жертвы… Я искренне надеюсь, мы сможем избежать этого.

– Я хочу уничтожить его тело по одной причине – не желаю зависеть от парадокса. Если и есть шанс, создать лучшую версию того мира, где ты был, то это будут наши решения и наш выбор…

– Мы вместе это сделаем, верно?

– Верно, – ответил Итан потому, что такой ответ был нужен.

Бенджамин ушел за дверь, подняв без особых усилий тело Людвига, что было примером одного из улучшений, полученных им в будущем. Итан пытался противопоставить хоть что-то той догадке, появившейся в процессе их диалога, но все попытки его были четны – осталось лишь принять эту истину. После раскрытия правды и, наконец, избавления от притворства перед другими, Бенджамин больше походил на Людвига, чем на своих коллег, но дело было не во внешности. Это был тот индивидуум, который все знал и не боялся, не сомневался, а лишь стремился к лучшему следствию событий для всех и каждого. Итан никогда и никому не признается в этом, но в некотором смысле, он емузавидовал.

21

Майя вернулась в помещение. Ей все ещё было тяжело, постоянно опираясь на что-то, лишь бы не упасть, она смогла отредактировать журнал посещений и событий, о чем сразу сообщила. Дезориентация Майи практически прошла, но от падения и энергетической волны болело все тело. Кровь на голове уже высохла, и она протерла рукавом, рана была небольшая, всего лишь царапина. Ожоги на руках были уже спрятаны под тряпками, которые она взяла неизвестно откуда.

– Тебе нужно вызвать скорую и что-нибудь попить, – сказал Итан утвердительно и только сделал несколько шагов к двери, как пришел Кристофер. Он встал в проходе и молча смотрел на Итана и Майю. Тишина длилась недолго, и, словно согласившись с намеченным ранее планом, он выставил правую руку вперед, крепко держа в ней пистолет, направляя его в сторону Итана.

– Что происходит, Кристофер? – Итан сдвинулся в сторону Майи, заслонив её собой.

– Ты здесь не при чем, Майя. Все дело в нем! Ты ведь ещё не рассказал ей верно? Или и вовсе не собирался?

– Что не сказал, о чем он, Итан? – она была в замешательстве.

– Чего ты хочешь Кристофер?

– Я слышал и видел вас с Бенджамином через систему наблюдения. Как раз в тот момент, когда чистил архив за сегодня: не мог не поинтересоваться, чем вы занимаетесь, и мне открылась правда.

– О чем ты говоришь?! – Майя перешла на крик.

– Бенджамин тоже из будущего! – Словно его предали, криком вырвалось из Кристофера, – он обманывал нас всех, делая вид, будто просто «опустил рубильник» и пришел Людвиг. На самом деле, это был их план, цель которого – контролировать вашу с Итаном работу, – он почти кричал, а рука его тряслась.

– Это правда?

– Это не вся правда, – неожиданно холодно ответил он, – мы хотим создать безопасное будущее путем знаний и развития, а не войн и тотального контроля, который выльется из гонки вооружений, которую ты так хочешь устроить, Кристофер. Но ничего не выйдет – Бенджамин уничтожил тело Людвига. Убрав из уравнения технологический конфликт, мы вернулись к тому, с чего начали. Так будет лучше всего. Опусти пистолет, больше нечего обсуждать.

Кристофер не находил слов, ведь сказанное Итаном про Людвига было для него неожиданностью, от которой он потерял дал речи, лишь пробурчав под нос: «Все было зря».

– Что было зря? – Услышав его, Итан попытался вернуть к разговору, – что ты сделал?

– Это он повредил машину, – Бенджамин успел вернуться и теперь медленно шел к Кристоферу, но в нем не было злости, лишь разочарование, – ты надеялся, если она не будет работать, то Людвигу придется остаться, и мы используем его, как лабораторную мышь?

– Я принял решение, которое никто из вас не смог взять на себя…

– Из-за тебя они погибли, как ты можешь оправдываться! – Майя кричала и была в бешенстве.

– Я не ожидал такого результата, это был несчастный случай. Я не знал, что все выйдет из-под контроля. Да и какая уже разница, все было зря. Вы двое постарались, жертва Конлона теперь впустую.

– Ты поступил глупо, Кристофер, и погиб человек. Ты сможешь жить с этим? – Рассудительность Бенджамина всех удивила.

– Это была вынужденная жертва, – он старался из последних сил отстоять свои решения, – Артур был уважаемым человеком, но если ради блага всего человечества нужна одна смерть, то это не так много. Это нужно было сделать, ведь вы не слушали меня, никто не слушал меня, все видели решение проблем путем разговора и сдерживания, вместо реальных решений. Его смерть на каждом из нас, в том или ином виде.

– Людвиг и Артур хотели как лучше, – Итан повысил тон и стал, как бы невзначай, отходить в сторону, отвлекая внимание от Майи, Бенджамин подметил это и заслонил её собой,– они знали, времени у нас много и спешить некуда, можно было бы спокойно подойти к вопросу и…

– Я не собираюсь это больше обсуждать, – Кристофер прервал Итана, – хотите заставить меня ответить за это? Тогда только лишь перед законом. Но ведь я знаю, что этого не будет, так как, чем меньше внимания привлечено к нам с вами, тем лучше, так что я делаю простой вывод и закроем тему. Мы все виноваты.

– Допустим, – Итан не сбавлял обороты, – тогда, по-твоему, что делать дальше? Людвига больше нет, машина времени не работает, мы вернулись к нулю, в частности, благодаря тебе. Так что скажи, какой тогда следующий шаг?

– Следующий шаг – это восстановить машину времени и использовать её по правильному назначению, которое называется – разведка. Возможно, получится спасти Конлона, ведь это вопрос времени. Если Людвиг с Бенджамином вернулись из будущего, то и мы сможем вернуться в наше прошлое? Раз вы двое вопреки приказу уничтожили тело Людвига, остается машина времени, других вариантов нет.

– Тебе не кажется… – начала Майя, но неожиданно Бенджамин прервал её, перехватив инициативу.

– Послушай меня, друг, пожалуйста, если мы по какой-либо причине станем пользоваться ею, то это может превратить всю историю в клубок парадоксов и причинно- следственных связей. Я знаю, как это выглядит, и как кажется просто можно все делать, особенно ради большего блага, но это риск, ведь даже в будущем мы пришли к выводу, что данная акция должна быть единична.

– Я боялся, что ты скажешь подобное, Бенджи. Ты откровенно разочаровываешь меня, дружище, раньше ты был мечтателем и смело стремился достичь результата, способного изменить будущее науки. А теперь, имея такие знания, такие технологии, ты просто отдаешься на волю случая.

– Ты умный человек, подумай сам. Остановись и подумай. Куда мы спешим, зачем кидаться в карьер, если мы, здесь и сейчас, можем составить план и контролировать весь процесс? Посмотри, к чему все привело: ты целишься пистолетом в своих коллег, в Майю, это ты разочаровываешь меня… Я не узнаю тебя, Кристофер, не узнаю своего друга и наставника.

– И я тебя не узнаю, – расстроенно сказал Кристофер и, отдав ему пистолет рукояткой вперед, задумчиво опустил голову.

– Расскажи мне тогда, Бенджи, почему нельзя вернуться в более раннее прошлое? Или, к примеру, в тот момент, когда был создан ИИ, или же за день до начала революции роботов? Почему сейчас?

– Это ограничение вызвано моей машиной, его нельзя нарушить. Переход возможен лишь, когда обе стороны в рабочем состоянии, ибо это одна дверь. Я долго думал об этом, но нельзя оказаться где-то позади или вдалеке, без наличия такой машины во включённом состоянии в точке прибытия – это просто невозможно. Я бы рад заняться выборкой секунд и минут и оказываться в нужном моменте с хирургической точностью, но это невозможно. Так что я не могу переместить тебя или кого-либо, в какое угодно место и время, ибо работает машина, как я уже говорил, лишь тогда, когда где-то есть такая же, готовая принять сигнал и объект.

– Хорошо, тогда скажи, как ты оказался в будущем? Ведь там её должны были построить и включить, или я ошибаюсь?

– Они не знали, будет ли она работать. Просто собрали прототип, используя мои чертежи, которые я когда-то оставлю.

– А если сейчас запуск прошел бы без проблем, – вмешалась Майя, подхватив распутывание клубка, – то откуда знать, что Людвиг попал бы в будущее? Ты можешь подтверждать наличие приемной машины на той стороне?

– Нет, – он взглянул на нее сочувствующим взглядом, – я узнал про это, только когда оказался там, ибо половину расчетов делал с попутным изучением самого процесса. Это был шаг в неизвестность. Шанс, что Людвиг мог просто исчезнуть, был пятьдесят на пятьдесят. Он знал это, и был готов на риск, потому что его работа была закончена.

– Я не верю тебе, Бенджи, не могу верить, – Кристофер сделал шаг и словно сам себя убеждал в своих словах, – все не может быть так просто и ограниченно. Ты говоришь, о далеком будущем, когда роботы будут точной нашей копией, так и не будет изобретено…

– Они – не точная наша копия, – строго прервал его Итан, явно уставший от его рассуждений, – они пример того, к чему надо стремиться. Их ум преобладает над эмоциями, которые, направлены на общее благо. Скажи лучше, а чего хочешь ты, Кристофер, на самом деле? Ведь ты единственный, кто не может принять случившееся. Я вот все думаю, возможно, ты хочешь, чтобы Бенджамин вернул тебя в прошлое, и ты спас свою семью?

– Итан! – Майя крикнула, пытаясь помешать ему поднять болезненную тему.

– Нет, – после паузы спокойно и с невероятным самообладанием ответил Кристофер, – я люблю свою семью. Не проходит и дня без того, что бы я сожалел и винил себя в том, что не полетел с ними… так мы остались бы вместе. Но жизнь распорядилась иначе. А раз уж ты посмел поднять эту тему, Итан, то, может быть, как раз ради этого я и остался жить, как тот, кто понимает ценность времени и жизни. А вы играете в конструкторов судеб миллиардов людей, в частности ты. И давай отстранимся от всего, произошедшего сегодня, и подумаем. Каковы шансы, что вы все трое сможете не дать произойти тому пророчеству, которое мы знаем? – Наступило молчание, всерьез заставившее каждого задуматься о своей роли и о том, смогут ли они сдержать обещание Людвигу. Майя взглянула на Итана, но тот лишь сверлили надменным, невиданным ею ранее взглядом Кристофера. Бенджамин повернулся к ней полу боком, посмотрел в ее глаза, пока она держалась рукой об его плечо, чтобы не упасть, и почему-то ей вдруг стало легче, ведь поддержку она ощутила не только физическую.

Майя нарушила тишину, произнеся спокойно и откровенно, взывая к благоразумию:

– Если мы будем работать сообща, то избежим этого.

– Правда? Откуда такая уверенность? Если даже Людвиг никому про это не сказал кроме Итана? Ведь он понимал, как только такая информация дойдет до масс, самым верным и действенным способом будет избавиться от него, из-за чего история изменится сама. Один человек сделает то, что погубит всех. Как остановить это? Скажите мне, раз вы здесь за героев, а я, видимо, злодей.

– А ты так уверен, что убив меня, ты что-то изменишь в глобальной истории? – Вдруг бросил Итан.

– Людвиг ведь пришел к тебе. Уверен, он мог бы покинуть это место, обойдя систему безопасности и отправиться куда-то ещё, но он остался здесь, ради тебя. Так что все на тебе, Итан Майерс, все на тебе. Ты просишь дать шанс все исправить, рискуя всеми людьми планеты, ради чего?

– Послушай, мы может простой уйти, – Майя попыталась уговорить его, – уволиться, переехать. Начать новую жизнь в другом месте, даже не притрагиваться к программированию. Это ведь так просто.

– Я верю, ты можешь это сделать. Но вот Итан – нет, это вряд ли, – Кристофер подошел почти вплотную, глядя ему в глаза, – я знаю таких как ты, ваша жизнь – это работа, это увлечение, это азарт, от которого не избавиться, и оправдание для которого найдется всегда. Скажи мне, что я не прав, скажи, что сможешь бросить все свои достижения и простой уйти, забыв про знания, что поведали тебе Людвиг и Бенджамин. Начать спокойную жизнь, в другом месте, зная, что ты не начнешь тем самым апокалипсис.

– Все сказанное тобой – правда, – неспешно начал Итан после недолгих раздумий,– я не брошу начатое дело, и ты не помешаешь мне в этом потому, что если бы мог – ты уже убил бы меня или ранил, на крайний случай, просто вызвал бы полицию. Но ты здесь, пытаешься решить вопрос силой, но это лишь попытка, не действие. Я точно знаю одно- в глубине души ты жалеешь обо всем. Тебе страшно перед надвигающимися угрозами, как и всем нам.

– Я не могу позволить вам сделать это, – голос Кристофера был пропитан отчаянием, – Итан, послушай, нельзя даже начинать создавать это, ты не сможешь его контролировать, как бы вы все не пытались, я уверен, все сказанное Людвигом, рано или поздно произойдет, если работа будет продолжена. Это я пытаюсь до вас донести: что результат будет, рано или поздно, но будет таким, каким пророчил Людвиг.

– Этого не будет, – сказал Бенджамин, приблизившись к Кристоферу, – если этого не сделаем мы, то сделает кто-то другой, это вопрос времени и вряд ли даже ты будешь отрицать это. Мои знания помогут не совершать те же ошибки, у нас есть преимущество, которого нет и никогда не будет у других. Если делать правильно, то только нам и только сейчас.

– Я не могу одобрить этого. Если вы так намеренны это сделать, пойти на бессмысленный риск ради мнимой утопии, то тогда мне придется вас остановить, либо же вам остановить меня. Альтернативы не может быть, и я не хочу её потому, что все это выше моих сил, я готов к проигрышу в битве, но точно не сдамся.

– Что ты имеешь в виду? – Майя сделала несколько шагов, игнорируя боль в теле, озадаченная и настороженная.

– Бенджамин дал мне обещание когда-то… он знает что делать…– сказал он, повернув голову и взглянув на своего старого друга, стоявшего в шоке и впервые потерявшего контроль над собой, потому что он и вправду вспомнил то, о чем они говорили несколько раз, еще до всего этого. Тогда было сказано много слов, и даже дано обещание, но сейчас вдруг все встало на места, и Бенджамин увидел в своем старом друге и наставнике откровенное желание, казавшееся ранее лишь безумием.

– Если это то, о чем я думаю, то это того не стоит, – Итан был всерьез удивлен, чуть ли не сменив гнев на милость, – все может быть иначе, не обязательно принимать такое решение, у нас полно времени.

– Твои слова сейчас ещё больше убеждают меня, я не смогу дальше жить, зная, к чему все идет и ничего не делать. И лучше будет, если закончить все сейчас потому, что я устал, и я знаю, мне не победить, а быть зрителем того, как ты вершишь предсказанную историю, я не смогу… это будет мукой и невыносимой болью – жить, зная, что я ничего не могу исправить… хватит такого с меня.

– Пожалуйста, не надо! Мы можем все исправить! – изо всех сил крикнула Майя.

– Позаботься о себе и будущем Майя, теперь только ты сможешь сделать это. Это мой выбор. Я хочу, чтобы, наконец наступил покой, пока не началась война за будущее, в которой я и так проиграю, чувствуя вину за то, что не мог предотвратить. Лучше раньше, чем позже, а так у меня есть шанс встретиться со своей семьей, раз наука не способна на это… Береги себя, и будь аккуратна, – скромная и откровенная улыбка, повергла её в слезы, понимая – этого уже не изменить и его уже не спасти.

– Прощай, Бенджамин, – сказал Кристофер, глядя куда-то в сторону, не оборачиваясь к нему. В его голосе и глазах читалось истинное освобождение, словно все оставлено позади, и наконец-то, у него получилось сбросить все оковы.

– Прощайте, старый друг, – с искренним сожалением прозвучал ответ из-за спины, и если бы Кристофер обернулся, то увидел бы стеклянный взгляд и холодное лицо человека, который прекрасно понял, насколько он лишен иного выхода, делая худшее, во благо своего друга.

– Я говорил не с тобой, – эти слова прозвучали строго, что заставило Бенджамина сдержать разочарование и даже появляющиеся слезы, от того, что его руки сделали в следующие секунды – он обхватил горло крепким захватом, постепенно лишая легкие воздуха, приближая Кристофера к ожидаемой им смерти.

22

Майя хотела помешать этому, сорваться с места и остановить осознанно выбранную жертвой казнь, но не смогла. Она смотрела на своего друга, выражавшего будто бы одобрение, которое некогда страшило бы их обоих. Другой коллега, являющийся исполнителем смертного приговора, лишь сдержанно смотрел в пустоту, плохо скрывая эмоции, которые так яро пытались вырваться из него, хотя, некогда, он был самым далеким от насилия из всех знакомых ей людей. Бенджамин чувствовал, как по щеке медленно течет слеза, и впервые жалел о своем изобретении, а больше всего страшась того, как много жертв может ждать впереди ради общего блага, ценность которого уже несколько пошатнулась.

То, чего Майя никак не ожидала увидеть воочию, при таких обстоятельствах и смирению жертвы и убийцы со своими ролями, наконец, закончилось, разделив ее жизнь на до и после.

Бенджамин медленно положил безжизненное тело на пол, придерживая правой рукой голову, и склонившись на коленях, остался сидеть перед ним.

– Он был хорошим лидером и отличным другом, надеюсь, теперь он обрел покой, которого заслужил, – Бенджамин говорил с трудом, сам не веря в то, что пришлось сделать.

– Что же получается, – Майя медленно подошла к телу, – теперь каждого, кто из ряда вон, будет ожидать та же участь? Какого мира мы добьемся, если так будет всегда?

– Так не будет всегда, – Бенджамин посмотрел на нее, речь его была полна печали, – так не должно быть вообще, но он сделал свой выбор. Мы должны уважать его за то, каким он был человеком.

– Я не могу не думать, что, возможно, он был не здоров, надо было успокоить его и отправить к врачам, так бы мы могли спасти ему жизнь… – искала оправдания Майя.

– Не смей так говорить, – его искренне удивили её слова, – он был сильным и волевым человеком и ни разу за все наше знакомство не показал себя как тот, кто нуждается в помощи. Именно поэтому я решился сделать это – потому что знаю его лучше всех и знаю, он хотел этого… хотел уже давно, но, видимо, ждал причины, чего-то конкретного и бескомпромиссного…

– Возможно, ты прав, – Майя стала чуть грубее, не скрывая своего осуждения, – но только простился он не с тобой, а с тем, кто вошел в этот механизм ночью. Подумай над этим, Бенджамин.

Эти слова снова заставили вспомнить его тот самый момент, когда он вернулся в это время, и впервые встретился с Кристофером, проводившим его допрос. Для него было тогда так странно, что его друг не заметил никаких изменений, как внешних, так и в поведении. За два года, проведенных в будущем, он часто задумывался над тем, как хочет поделиться всеми полученными знаниями с ним. Еще никогда до момента запуска машины времени, он не чувствовал себя настолько естественно и легко, словно лишь сейчас он родился на свет, найдя, наконец, свое предназначение. Все ранее кажется сейчас мелочным, особенно видя то, как он сам изменился за эти два года, ему хочется гордиться собой, но мешает этому последние слова человека, который был для него почти частью семьи, той, что у него никогда не было. Только благодаря смерти Кристофера, он понял всю ответственность на своих плечах за нынешние события, касающиеся как настоящего, так и будущего. Его жертва не должна быть напрасна, и он проследит, чтобы так оно и было, ведь отныне все будет иначе, и он чувствовал, что и сам стал куда человечнее, чем был. Он вытер слезы руками и лишь произнес: «Спасибо».

– Мы не должны забывать эту жертву, как и жертвы Артура Конлона Людвига, – он остался сидеть на месте, посматривая то на Итана, то на Майю, – Кристофер как-то сказал мне, ещё в то время, когда я доказывал ему, что данный проект может состояться, он сказал: «Любое изобретение рано или поздно будет пущено во вред, в том или ином виде. Главное – успеть показать людям, что если пустить его во благо, пользы будет больше».

– И как ты хочешь действовать дальше? – Майя встала с пола.

– Мы должны думать, что сделать и как для лучшего будущего, пусть люди и не будут разделять это, на нас теперь лежит ответственность, и, несмотря на репутацию или ошибки, мы должны стремиться к цели.

– Вы ведь понимаете, что нас будут допрашивать, проверят каждую минуту сегодняшних суток, прежде чем допустят снова к работе? – Итан впервые за долгое время заговорил.

– Тебя только это сейчас волнует? – Майи не скрывала недовольства.

– Лучше, чем вы, я не скажу, да и говорить нечего. Это печальная участь, но это его выбор, который мы должны уважать, – тон его был слишком спокойным, и Майя понимала, в Итане что-то изменилось.

– Не стоило тебе упоминать его семью. Это было подло и гнусно, ты очень меня разочаровал Итан.

– Ты говоришь так, словно хуже этого сегодня не было поступков. Я не хочу оправдываться или оправдывать его, не потому, что иду уступки, а потому, что уважаю его решение и взгляды. Мы все сегодня сделали многое. Судить надо не процесс, а его результат, уж ты-то должна это понимать.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Хватит, – вмешался Бенджамин, видя, как все выходит из-под контроля, – потом будем откровенничать, сейчас у нас есть работа. Скоро про все это узнают, нам нужна легенда, нужно проработать историю для начальства и властей.

– Мы должны придерживаться общей истории! – Строго произнесла Майя.

– Да. Но также нельзя забывать, как важно продолжить работу и сделать так, чтобы ЦРТ дало нам возможности для этого. Иначе, все это было зря, – его молча слушали, явно погруженные в свои мысли и ощущения.

– Знаешь, ты уже так надоел своими пророчествами, ответственностью за будущее и прочий бред, что хочется тебя ударить! – Майя вдруг взорвалась чуть ли не слепым гневом, но Бенджамин отчетливо видел и понимал, как ей необходимо выпустить из себя все это, – все ясно и понятно уже: кто, что и зачем, но почему нельзя просто признать, что мы не справились и погибли люди?

– Я понимаю тебя, – тихо сказал Бенджамин, давая ей время, – но о последствиях мы будем думать потом, хорошо?

– Когда?! Когда потом? Когда тебе будет выгодно, да тебе же плевать на людей! Ты только что убил человека, наставника и друга! – Он ничего не говорил, испытывая лишь желание уберечь ее, помочь ей, – уж прости, я хоть и не из робкого десятка, но мы должны быть выше этого, а если даже здесь происходит такое, то как мы можем ожидать лучшего от других!

– Сегодняшний день закончился на грустной ноте, я согласен, а завтра мы начнем все с начала. Будем решать проблемы по одной. Сейчас надо подготовиться к приходу охраны и начальства, требующего ответов. Майя, ты согласна? – Бенджамин терпеливо говорил, все ещё не веря в то, что стал убийцей, пусть и по личному выбору жертвы, пусть и лучшего и единственного друга, но все же.

– Да… – она не сразу ответила, взглянув на Итана, погруженного в свои мысли, потом на Бенджамина, который внимательно наблюдал за ней с явным беспокойством, – да, нам надо все закончить сегодня. А дальше посмотрим.

– Согласен, Итан?

Итан все это время слушал их разговор, понимая мотивы и соглашаясь с общим видением и выводом, к которому они пришли с момента, как тело Кристофера коснулось пола. Грел его тот факт, что, наконец, впервые за сутки, было достигнуто полное взаимопонимание. Это помогало ему не бояться разоблачения или предательства, осуждения или критики взглядов, совсем наоборот, он знал, мотивы их, как и цели, благородны и даже справедливы, несмотря на знание, которым делиться он не желал, ибо говорить о наивности и примитивности видения своих коллег чревато плохим исходом. Он согласился с ними, идя по пути наименьшего сопротивления.

23

Итан сел за свой стол и впервые за всю свою работу здесь почувствовал себя чужим. Все окружающее его, как и работа канули в лету, оставив после себя лишь воспоминания, хотя прошел всего один день. Известия о событиях ночи, о гибели людей, еще не успели распространиться куда-либо за пределы Центра Развития Технологий. Майя была под присмотром врачей, Бенджамин отчитывался у следующих после почившего Кристофера руководителей, а Итану разрешили подготовить все дела перед небольшим, как его назвали, "отпуском", на котором не просто настояло начальство ЦРТ, а прямо дало понять, что все трое, будут под наблюдение и домашним арестом, пока они не разберутся со случившейся трагедией.

Включив компьютер, Итан связался с Елизаветой, и через несколько секунд исходящего вызова ответ был получен. Она предстала перед ним на мониторе.

– У вас довольно усталый вид Итан, что-то случилось? – С интересом спросила она.

– Сегодня был крайне долгий день… Но я в порядке, спасибо за заботу, – Итан сидел в кресле и слегка откинулся в нем, поглядывая изредка на свой отдел.

– Смею предположить, звонок не несет рабочего вопроса.

– Хочу кое-что спросить. Это отчасти касается нашего недавнего спора, если можно так выразиться.

– Пожалуйста.

– Как-то вы говорили: жизнь здесь и сейчас куда важней, чем мечты и представления об утопии, в которой не будет горя и печали. Но разве это имеет значение, если все циклично…

– Вы говорите о мечтах и веровании сродни какой-то религии, где простые постулаты правят человеческим видением мира. Я же считаю, жизнь проста, и, если ценить её такой, какая она есть, то слепая вера в лучшее будет лишь обузой, в то время, как жизнь представляет собой лишь взлеты и падения, ни больше, ни меньше. Остальное – выбор каждого по своему усмотрению, но фундамент остается прежним во все времена. Я работаю с детьми именно поэтому. Они ценят и любят жизнь такой, какая она есть, вопреки своим недостаткам, и если не показывать им конкретного – выражаясь простыми словами – зла, то человеческие недостатки являются вполне пластичным и способным к изменению явлением.

– Хочешь изменить мир, начни с себя, это хотите сказать? Как-то вычурно.

– Мир никуда не денется, а вот люди меняются, и лишь они определяют, как видеть и как реагировать на оставшееся от поколений окружение и историю.

– Но ведь все это не важно, рано или поздно история будет повторяться, и уже другие люди будут делать то же, что делали те, чьи имена приводят в примеры, как положительного влияния, так и отрицательного. Замкнутый круг, сводящий на нет все знания и мудрость поколений.

– Вы говорите так, словно это некое открытие, отменившее все ваши достижения. Итан, мы взрослые люди, я знаю, для вас не новость, что все всегда было и будет таким, и нет политического строя, угодного всем, или формулы воспитания, подходящей каждому. Мы делаем лучшее с тем, что имеем, в то отведенное нам время, веря, что это изменит хоть что-то в том месте, в котором мы живем, вот и все, – Итан молча размышлял, Елизавета следила за ним, ожидая ответа, но все же решила продолжить, – что у вас случилось Итан?

Он не знал, какой дать ответ. Не знал, какой информацией стоит делиться, а какой нет. Но не из-за того, каким он станет человеком в глазах Елизаветы. Сомнение состояло из страха, что произнесенные слова повлияют на будущее куда более глобально, чем он мог представить. Страх, какого он, кажется, не ощущал никогда, был настолько явным и естественным, в буквальном смысле парализовал его на некоторое время.

– Итан? – Елизавета повысила голос. Он посмотрел на неё удивленно, – с вами все хорошо?

– Мне страшно… – произнес это он с тяжестью, и даже болью в голосе, – я боюсь, ничего не получится. Впервые в жизни мне так страшно от того, что я потерплю неудачу, работая с Кассандрой. Все запланированное…От этого так многое зависит, и я знаю, как это может повлиять на многие-многие жизни.

– Вы боитесь за неё, я понимаю. Ваши исследования могут и вправду изменить многое, но ваша цель благородна. Кассандра понимает это, как и я, хоть и не согласна до конца со степенью важности, но пользы от этого будет все же больше, чем вреда. Вы делаете то же, что и я, на самом-то деле. Я стараюсь помочь людям словами, а вы – техническим прогрессом.

– Вы куда лучший человек, чем я, Елизавета, я очень рад, что мы знакомы, – откровенно ответил Итан, получив искрению улыбку в ответ.

– Мы не знаем будущего. Решить, что правильно, а что нет, в той или иной плоскости, по факту невозможно. Я думаю, это самое приятное – не знать грядущего, иначе, будет не процесс создания нового, а попытки исправлять ошибки без видения общей перспективы.

– Почему Кассандра? – Спросил Итан после паузы раздумий над её словами, – откуда это имя, если кроме неё никого не было?

– Когда я с ней общалась, она повторяла одни и те же цифры. Я не знала, что это, но как только поняла, что это номера букв в алфавите, то произнесла ее имя, и она перестала называть эти их.

– Это оригинально, спасибо. Простите, если отнял время, – речь его стала оживленнее, – меня не будет несколько недель, пока отложим встречу с Кассандрой, но я очень жду.

– Есть ли причина в таком решении?

– Вы все скоро сами узнаете.

– Хорошо. Помните, Итан, все мы люди, и всем нам нужна помощь друг друга.

Елизавета выключила связь, оставив его одного, терзаемого чувством недосказанности о последнем дне, унесшим жизни людей.

В совокупности с утаенной информацией от хорошего человека и друга про сегодняшние события, состояние его стало ухудшаться и, пытаясь сдержать в себе эмоции, он окунулся в истерику, крича и швыряя предметы со своего стола. Жгучая боль от осознания происходящего вырывалась сквозь слезы и крик, тяжелую отдышку и потерю контроля над своим телом, отчего он чуть не упал на пол из-за приступа паники и нахлынувшей слабости, в последний момент используя стол как опору. Ещё никогда он не чувствовал себя таким одиноким и слабым. Сомнения, окутавшие его, кажется, появились впервые, позволили ему устрашиться собственного желания увидеть результат его будущей работы. Но стоило бурной химии в голове успокоиться, как появилась ясность, словно бушующий океан сменился покоем, благодаря чему этот эмоциональный всплеск доказал ему важность превосходства разума над телом. Он сразу вспомнил Людвига, который был лучшим из них и обладал теми качествами контроля и трезвости ума, которые вызывают у Итана лишь уважение и даже зависть, и как следствие – формируют конечную цель.

Он знает, обязательно будут люди, противящиеся как прогрессу, так и определенному типу эволюции, истинную цель которой понять дано будет не всем, по банальным причинам, именуемым как человеческое «я».

Мы не короли, что хотят править миром вечно, ибо другая жизнь неведома. Мы также не хотим противопоставлять себя и свои взгляды эволюции, которая куда старше и мудрее нас, и всегда будет выигрывать, ибо в её руках самое важное для успеха – время и терпение. «Так кто же мы тогда?» – спрашивал себя Итан, вплотную подбираясь к окончательному усвоению событий последних суток. Мы – это те, кто будет создавать лучший мир из того. Столько людей, историй и перемен привели к тому, что будет создаваться впервые в истории всей планеты, а главное – в истории минувшего человечества, ведь деление между роботами и людьми впредь состоит не столько в физической структуре, сколько в образе мышления и видения жизни. Это понимание стало первым важным принятием для Итана, как для человека науки, впервые чувствующим себя не просто одиноким – чужим, что подтверждается его желанием сказать людям в оправдание вынужденного прогресса: «Мы лучше».

24

Прошло две недели, с того самого момента, как Бенджамин видел Майю и Итана в последний раз. Это время не было потрачено им впустую, ведь помимо отчетности перед начальством ЦРТ, проводившим ни один допрос с целью выявления причин произошедшей трагедии, Бенджамин потратил не меньше времени для освоения в этом мире. Казалось бы, его не было два года, а эффект, оказанный другим временем, был настолько велик, что порой он чувствовал себя крайне одиноким, находясь в окружении привычного атрибута его старой жизни, но не способный ни с кем быть откровенным. Ни с кем, кроме двух людей. И как бы история будущих событий не трактовала в его глазах важность создателя первого в мире Искусственного Интеллекта, все чаще он думал о другом человеке, о той, которую он ранее не имел чести толком знать, но ему казалось, будто она всегда была частью его жизни.

Когда он только оказался в будущем, чуть поняв и приняв истинное окружение, любая мысль, связанная с возвращением обратно, была более чем нежеланной. Ведь какой смысл возвращаться в каменный век, находясь в мире, где ему доступны любые знания и возможности изучать, развиваться и расширять границы мироздания, думал он каждый день, заставляя себя не терять ни дня на что-то лишнее. Возможно, так бы у него и вышло, и никогда бы мир так и не узнал, что же случилось с Бенджамином Хиллом, но он встретил Людвига. Поведав ему всю известную историю, тем самым выведя Бенджамина из-за, как после он понял, несколько опьяняющего состояния от перенасыщения знаниями и возможностями того мира. Чего только стоят космические перелеты, думал Бенджамин, и, пожалуй, по ним он скучает больше всего. Но главное, как человек, получивший самое ценное – знания – он более не мог просто оставить прошлое в покое, забыть, жить дальше и воспринимать историю такой, какая она и есть для всех живых существ, а именно – прошедшей. Затея Людвига дала ему цель, дала новое предназначение, позволяющее реализовать все его знания, ум и потенциал. И вот он все думает, как бы сложились события последних двух недель, прими Кристофер все как должное, не совершая страшный поступок? Вариантов много, но кое-что не давало ему уверовать в неправильность конечного исхода. События привели его к пониманию, а, точнее, говорил он себе, доказательству, его связи с человечеством, которую думал он, потерял навсегда. Череда печальных событий зародила в нем чувства, которые, на удивление, и это с его-то опытом и знаниями, почему-то даруют ему большую уверенность в правильности событий. Чувство, возникающее при одной лишь мысли о ней.

– Здравствуй, Майя.

– Бенджамин, – сказала она несколько холодно, сидя за небольшим столом, прямо на краю смотровой площадки, расположенной на крыше здания, высотой всего в тридцать этажей. Вид открывался на плотно застроенные высотки, уходящие далеко вверх и закрывающие солнце в любое время дня, из-за чего было много освещения на фасадах домов, как в формате рекламы, так в виде и специальных, вертикальных и горизонтальных ламп. Между зданиями, выстроенными примерно в одном строгом стиле, ничего не было, лишь большая площадь для пешеходов, где не было места никакому транспорту.

– Итан придет? Я не общался с ним с того момента…

– Нет, у него сейчас долгое принятие бремени, которое вы с Людвигом повесили на него, – поняв, как строго, даже осуждающе звучала, она решила сразу добавить, – ему нужно время, не дави на него, сам объявится.

Бенджамин, наконец, сел слева от нее, чувствуя ее недовольство, которое было видно невооружённым взглядом. Над всей площадкой была прозрачная крыша, откуда открывался вид на весь город.

– Одна из причин, остаться здесь – это желание помочь ему… помочь тебе, – она молчала, – я в таком же положении, как и все, даже более сложном, потому что ответственность…

– Да, в этом я согласна, ответственность на тебе большая, – перебила его Майя.

– Скажи, пожалуйста, ты злишься на меня за что-то конкретное?

Резко взглянув на него, она тотчас была готова то ли ударить его, то ли что-то прокричать, но сдержала себя, и, вернувшись наизготовку, сказала:

– Откуда мне знать, что ты не поступишь так же и со мной, как с Кристофером?

– Моего слова недостаточно? – Постарался Бенджамин произнести с акцентом на его пророческие знания о будущем, тем самым смягчив серьезный настрой Майи, но вышло безуспешно, даже глупо.

– Тот факт, что ты сохраняешь чувство юмора, после всего пережитого, нисколько не помогает, даже, знаешь ли, наоборот, пугает!

– Я… Я знаю, почему ты так думаешь и так говоришь, – сменив тон на более спокойный, явно проявив определенную заботу, Бенджамин начал размеренно, – не смею тебя осуждать, даже наоборот, рад такой реакции, она показывает в тебе – тебя, – она взглянула на него уже с любопытством, а он продолжил, – не лишенную эмпатии, ответственную, знающую ставки и принимающая последствия такими, какие они есть. В тебе нет фальши, ты честна сама с собой, и открыто выражаешь все то, что считаешь неправильным, и это – черты характера, которые мне нравятся.

Она смотрела на него, испытывая, на удивление для себя, уважение к этому человеку. Обычно если не получалось нащупать доверие к тому, о ком она думает или рядом с кем находится, то сильного разочарования никогда не чувствовала, но это был не обычный случай.

– Ты не ответил на мой вопрос, – почему-то с трудом сказала Майя. Бенджамин слегка кивнул, признавая свою вину в уклонении от ответа.

– Его семья погибла в авиакатастрофе. Они были всем для него. Я так и не узнал их, мы познакомились чуть позже. Кристофер… Кристофер ушел в работу, настолько, насколько это возможно. Так получилось, что мой проект стал для него чуть ли не спасением, – Майя нахмурила брови, Бенджамин чуть промедлив, продолжил, – шансы создать работающую машину времени, дверь, да хотя бы окно в другое время, были настолько ничтожны, что само ЦРТ с трудом верило в проект. А Кристофер, увидев мой фанатизм, мое практически помешательство, из-за которого я не видел ничего вокруг, позволил этому заглушить боль от потери. То, что я считал целью жизни – для него стало спасением от бессмысленной рутины, от боли, от желания… от желания покинуть этот мир, в надежде встретиться с родными в другом мире, – Бенджамину было трудно говорить последнее, Майя видела это, и от новой информации, вся картина обсуждаемых событий, приобрела несколько иной окрас.

– Кто-нибудь знал про это? Кто-нибудь, кроме тебя?

– Не знаю. На работе никаких проблем не было, сомневаюсь, что начальство знало, но, возможно, психотерапевт, хотя это уже не важно. Важно то, как все перестало для него иметь значение, когда я смог завершить проект. Думаю, не сделай я того… я все напоминаю себе, насколько он сам был готов к такому, и все же это было вопросом времени…

– Если ты так уверен, то почему не заставил его обратиться за помощью? Не обязательно было идти на поводу его слабостей.

– Для него это была не слабость, – неожиданно для нее прозвучал ответ, – я отлично знал этого человека, и, поверь, было много раз, когда я думал что-то сделать, но каждый из них ему удавалось убедить меня в том, как ему тяжело и как он мечтает о том, чтобы оказаться с ними. Это не было каким-то безумием в его устах, он всегда был рационален и трезв, настолько, насколько можно быть… А я пренебрегал его редкими, но все же мыслями на этот счет, теперь я это понимаю. Но также я понимаю, какого это – не желать жить дальше, если все оставшееся для тебя – это борьба за то, что на самом деле уже не важно. Он давно устал, я знаю это, как никто другой. Стоило мне раньше понять, насколько приход Людвига может пошатнуть его психику, дав толчок решению… знаешь, я ведь не горюю о том, что я убил, я горюю о том, что его больше нет. Это так странно, как будто бы он просто умер, и я тут не при чем…

Майя ничего не сказала. Взглянув на Бенджамина, она почувствовала в нем ту же боль и скорбь, которые ощущала сама. Она взяла его за руку.

– Знаешь, – нарушила она тишину, – мне до сих пор не вериться, что ты был в будущем, – попробовала она чуть разбавить атмосферу, и, взглянув на Бенджамина, увидела его податливость.

– Мне тоже не вериться.

– Ты не скучаешь?

– Нет, – ответил он кратко, отчего Майя удивленно посмотрела на него, – правда, не скучаю. Лишь вернувшись сюда, особенно после всего, сейчас, в этот момент, я рад быть здесь, – их взгляды встретились, – там, все было слишком идеально, слишком технично, пусть и невероятно… Всю жизнь я чувствовал себя чужим среди большинства людей, будто бы я не в том месте и не том времени, но сейчас такого нет. У меня есть все возможности сделать что-то действительно важное, куда более значительное, чем постройка машины времени.

– Знаешь, а ведь все это забавно, – Бенджамин с интересом взглянул на нее, – буквально в тот самый день, когда… Когда все произошло, Итан как раз говорил мне о своем недовольстве, что мало всего меняется в этом мире, и как многое он хочет сделать.

– И правда интересно.

– Да, и вот они возможности, появились через жертвы…

– А что ты тогда ему сказала, – он решил отвлечь ее от воспоминаний, – чем подняла моральный дух?

– Рассказала о своих старших братьях, – она слегка улыбнулась, – как важно понимать влияние близких и семьи на самого себя.

– Просто, но мудро, – он улыбнулся ей, она ответила тем же, – у тебя большая семья?

– О да, но мы редко общаемся. Все всегда были самостоятельными, дальше пары встреч в год, да по праздникам не уходим, – почему-то после этих слов, Майю накрыло чувство вины перед родными.

– Ну, я не советчик в этом вопросе. Мои родители бросили меня в приюте… еще до того, как ходить научился, – он старался говорить легко, но Майя все же заметила нотки грусти, – но, знаешь, пусть и банально – я бы не твоем месте не терял время зря.

– И правда банально. Ты не думал найти их?

– Честно, – они смотрели друг другу в глаза, – нет, не думал. Иногда были мысли, но редко. Ведь, если я их узнаю, то могу разочароваться в том, кто они такие и каковы мои… не знаю, корни. Именно без них я стал тем, кто я есть, и вносить новую переменную я пока не готов. Сейчас в моей жизни, как ты наверняка заметила, и так слишком много метаморфоз, хочется, хотя бы на какое-то время, наладить стабильность.

– Понимаю, – произнесла она с какой-то неожиданной для себя теплотой и заботой, – кстати говоря, смею подметить, тебе еще очень многое предстоит сделать для нашего будущего, – добавила она, улыбаясь, как бы подкалывая его, вызвав аналогичную реакцию.

– Да, это ты подметила отлично. Я взвалил на себя, все-таки, чуточку многовато, – театрально утрировал Бенджамин, улыбаясь.

– Тебе для этого понадобятся помощники, – произнесла Майя, на что Бенджамин улыбнулся, сжав ее руку чуть крепче.

– Да, помощь понадобится, – он промедлил, не сводя взгляда с ее лица, – я очень рад, что мы узнали друг друга лучше, Майя, пусть и…

– Не при лучших обстоятельствах – закончила она за ним.

Еще долгие часы они сидели на месте, не желая расходиться, наслаждаясь не только видом живого города, но и компанией друг друга. Разговаривая, казалось, буквально обо всем на свете, не замечая, как летит время, обоюдно чувствуя не только, как стоят на пороге нового мира, но и, куда важнее, четко осознавая нежелание делить свое время с кем-то другим.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

Допрос – Майя Миронова

14

15

Допрос – Бенджамин Хилл

16

Допрос – Итан Майерс

17

18

19

Допрос — Бенджамин Хилл  продолжение

20

21

22

23

24