Планета Тивит [Александр Харламов] (fb2) читать онлайн

Все события и герои вымышлены.

От начала и до конца это все лишь плод авторского

воображения.

Пролог

1999 год

Небритый мужчина сидел на корточках у стены, сжав свою голову, заросшую длинным кучерявым волосами, ладонями. Он непрестанно раскачивался и что-то шептал. Медсестра прислушалась, с опаской посматривая за ним из-за решеченного окошка.

– Век. Вак…Господи, прости меня! Век…Это просто век…Как…Ленин…Идти вперед… Счастье…

Набор фраз и ничего больше…Все, как обычно. Только теперь еще больше в голосе пациента первой психиатрической больницы города Харькова слышалось надрыва, почти паники. Крупные слезы текли по его лицу. Он продолжал бормотать. Упал на холодный пол.

– Век! Вак! Почему?

Полина только недавно устроилась работать в это отделение для буйно помешанных. Ей говорили, что этот пациент особенный, но такого она предположить не могла. Все стены его палаты были расписаны непонятными фразами, не связанными между собой. Буквы прыгали, иногда путались, перескакивали одна на другую.

– Век. Вак! – прокричал мужчина. Боль скрутила его пополам. Глаза полезли из орбит, и его вырвало.

– Вот, черт! – ругнулась Полина, нажимая тревожную кнопку вызова санитаров.

Из соседней комнаты появились два дюжих молодца, по выражению лиц, которых можно было и их уверенно определять в пациенты клиники, но никак не в медицинский персонал. Один из них Василий, даже пытался за ней приударить, дарил чахлые букетики ромашек, сорванных на клумбе в обширном парке, где прогуливались по хорошей погоде небуйные больные, помогал провести уборку поста перед сдачей смены, да жадно глядел на туго обтянутый халатом зад. Никаких шансов она ему, конечно, не давала, но цветочки стояли в вазе, а сама она старалась не то, чтобы поощрить санитара, но немного попользоваться таким вниманием.

– Что случилось? – уточнил напарник Василия костолом Гриша, засучивая рукава явно маленького ему халата.

– Вон, посмотрите! – кивнула Полина на камеру, где сидел больной. – Кричит что-то непонятное. Воет, как зверь раненный! Сейчас упал, калачиком свернулся. Жуть берет, когда слышишь эту белиберду!

– А…– почти радостно протянул, потирая руки Григорий. – Это Олежек наш! Ты его не бойся! Он совсем того… Как только краски кончаются, он истерить начинает! Сейчас мы ему красок дадим, он и успокоится, – Гриша вернулся к санитарам, оставив их с Василием одних.

– Полин…– начал неловко мужчина, попытавшись взять медсестру за руку, но та ловко вывернулась, сделав вид, что не заметила этого движения. Схватила какой-то журнал и стала там быстро что-то писать ручкой, бросив короткий взгляд на часы.

– Это зачем? – не понял Василий.

– Все резкие ухудшения состояния пациентов мы заносим в этот журнал, чтобы утренняя смена врачей, которая придет на работу, смогла точнее поставить диагноз, – медсестра включила лампу, и в этот момент появился в конце коридора Гриша. В его могучих руках были обычные самые дешевые акварельные краски и вода в пластиковой бутылке.

–Сейчас мы ему их отдадим…– проговорил санитар, отпирая тяжелый навесной замок палаты. – Олежек и успокоится…

– А краски у вас, откуда? – нахмурилась Полина.

– Так мать его, нам каждую субботу приносит! Говорит, что без этой фигни, – Гриша кивнул на разукрашенные разными надписями стены, – совсем ее буйный сынок загнется. Да и Матвей Данилович, главврач наш разрешает…Эй, Олежек! – громко позвал пациента санитар. – Смотри, что тебе дядя Гриша принес!

Он, явно дразня, покрутил в руках набор акварельных красок и бутылку с водой. Сумасшедший мгновенно затих, заморгал глазами из-под густо наросших бровей. Протянул руку вперед, шевеля губами еле слышно.

– Чего? – рассмеялся Гриша. – Ничего не слышу!

– Век. Вак! – более отчетливо пробормотал пациент.

– Нее…– протянул недовольно санитар, делая вид, что прячет краски обратно. – Я твоего попугайского языка не понимаю. Ты мне по-человечески скажи…Гриша, дай краски!

– Любовь…Вера…Уже…Конец…Мир…Ложь…– из глаз расстроенного сумасшедшего снова полились слезы. Он тянул вперед руку, умоляя помочь на единственном ему понятном языке. Полине стало, его жаль.

– Отдай краски! – рявкнула она, пытаясь вырвать их из лап Григория.

– Пусть попросит хорошенько! – улыбнулся зло санитар. – Мы с Васькой его и ползать иногда на коленях заставляем…И песни петь на своем языке. То-то смеху…

– Отдай, я сказала! – почти прокричала Полина, чувствуя, как в ней закипает злость.

– Олежек, а ну-ка собачку нам покажи? – Григорий покрутил перед глазами сумасшедшего красками. – Гав-гав! Не ленись! Ты же хочешь рисовать дальше свои каракули на стенах?

– Отдай! Иначе, я расскажу все главврачу! – применила последний аргумент Полина.

– Ладно, Гринь…Чего ты, в самом деле? – потупил глаза Василий, решивший проявить себя джентльменом. Хотя Полина сомневалась в том, что это мордатый санитар вообще знаком с этим словом. – Отдай придурку краски, пусть дальше малюет Малевич!

Вася забрал акварель у своего напарника и отдал психу, лицо которого неожиданно озарилось такой счастливой улыбкой, что Полине на миг он показался и не сумасшедшим вовсе, а вполне себе милым мужчиной, который просто перестал за собой ухаживать, будучи в командировке или на необитаемом острове. Она радостно улыбнулась, запирая дверь обратно, а напоследок предупредила его, что если кончится вода, то пусть постучится ей в дверь, и она ему наберет еще.

– Век. Вак! – важно согласился с ней псих, устремив все свое внимание на акварели.

– Зря ты так с ними…– покачал укоризненно головой Васек. – Гришу, вот, обидела… Он же тебя развлечь хотел! Шоу показать! – второй санитар, как только краски оказались у больного, тут же скрылся в своей подсобке.

– Издеваясь над больными людьми? – возмутилась Полина. – Нет уж…увольте!

– Да люди ли они?! – округлил глаза Василий. – Ты посмотри на них! Хотя бы на этого! Что это за человек, если он слова ясного произнести не может, только по-своему квакает что-то…Век. Вак! – передразнил пациента санитар. – Чего их жалеть? Лучше меня пожалела бы, а? Сохну ведь по тебе…– его руки скользнули по спине Полины и опустились ниже поясницы, крепко сжали ягодицы.– Может мы это…– вторая рука его быстро метнулась к ее груди и больно сдавила сосок.

– Да пошел ты! – медсестра от всей души влепила санитару пощечину. Ладонь мгновенно обожгло, а на скуле Василия моментально запылала алая полоса от удара. Кулаки его несколько раз рефлекторно сжались, но он удержался.

– Зря ты так…– покачал он головой, потирая ушибленную скулу. – Видать не сработаемся мы с тобой, Поляночка…Зря…

– Да пошел ты! – повторила медсестра. – А будешь еще лезть, так вообще главврачу пожалуюсь! Уволит тебя с работы и вся недолга.

Санитар медленно развернулся и двинулся по коридору. Девушка потрогала грудь. Крепкие мужские пальцы чуть не раздавили предмет ее тайной гордости. Сосок болел. Она поморщилась и решила посмотреть на пациента, из-за которого и произошел весь этот конфликт.

Больной сидел у стены что-то увлеченно писал указательным пальцем. Рядом с ним стояли разведенные краски. Бородатое лицо озаряла счастливая улыбка. Полина пригляделась внимательнее к буквам.

– Счастье мое. Я здесь. И я тебя жду.

Странно…Он оказывается еще и романтик. Буквы были корявыми, наползали одни на другие, а псих увлеченно их выводил, будто на уроке по чистописанию. Как мало человеку нужно для счастья? Ухмыльнулась медсестра, закрывая зарешеченное оконце, через которое буйным пациентам подавали пищу и необходимые для постоянного приема лекарства. Тусклый свет лампы скупо освещал узкий побеленный до половины коридор. Синие больничные стены скрывались где-то в полумраке ночи.

– Век. Вак! – донеслось из-за двери совершенно удовлетворенное.

Полина села за свое рабочее место. Открыла журнал, но тут же его вернула на место. Заниматься работой совершенно не хотелось. Девушка косо поглядела на лежащую рядом книжку какого-то бульварного писателя, купленную по случаю на Балке. На обложке разворачивались поистине мексиканские страсти, роковые красотки, дорогие иномарки и даже блестел вороненым стволом настоящий пистолет. Она лениво пролистала начало: «Один бандитов достал из-за пояса наган и выстрелил в Марианну. Девушка пошатнулась. На ее губах выступила кровь. Сквозь боль она прошептал своему любимому…»

Бред! Полина захлопнула книгу обратно и посмотрела на часы. Почти полночь. Большинство обитателей психиатрической больницы номер один города Харькова уже видят десятый сон. Одна она почему-то не спит! Может вздремнуть? Полина положила голову на скрещенные на столе руки и почти мгновенно уснула, проваливаясь в какую-то непонятную глубокую черноту. Настолько глубокую, что совсем не расслышала, как скрипнула дверь палаты, где находился художник Олег. На пороге появилась его изможденная фигура в полосатой пижаме, измазанной красной краской. Бородатый мужчина взглянул на девушку. Та, мирно спала, даже не пытаясь поднять тревогу, бросил короткий взгляд по сторонам и двинулся к подсобке, где отдыхали санитары. Он не знал, куда следует идти, его что-то вело. В конце коридора он замер, прислушиваясь к ночной тишине психиатрической больницы. Откуда-то доносился храп, кто-то бормотал что-то невнятное совсем рядом.

– Век! Вак! – худая ладонь с длинными не мужскими пальцами коснулась холодной бронзовой ручки. В замке скрипнуло, щелкнуло. Повеяло холодом. Дверь медленно открылась. В подсобке было темно. На узких кушетках спали Василий и Григорий. Оба громогласно и надрывно храпели, со свистом втягивая в себя воздух. На столе в их изголовье пристроилась початая бутылка водки и нарезанная крупными кусками варенка. Олег тяжело вздохнул и сделал шаг вперед. Никто из санитаров не пошевелился. Только Василий причмокнул губами во сне. Ему снилась Полина в одном халатике, без нижнего белья. Прозрачная белая ткань ничего не скрывала, а лишь подчеркивала соблазнительную фигурку новенькой медицинской сестры. Олег порылся в карманах своей пижамы. Выудил оттуда закрытый футляр из-под акварели. Красная краска была начата. Он с удовольствием мазнул по ней большим пальцем, измазывая его почти до основания.

– Вак! – ухмыльнулся он беззубой улыбкой. За долгие годы, проведенные в клинике, он успел их почти все потерять. Теперь алые десны, выглядывавшие из-под полных розовых губ, выглядели отвратно, если не ужасно.

Гриша у соседней стены пошевелился, застонав, и Олег понял, что надо спешить. Время текло неумолимо быстро, а ему еще надо было вернуться обратно в палату и постараться уснуть, чтобы не вызвать никаких подозрений.

– Вак! – прошептал он, касаясь измазанным в краске пальцем лба Василия. Корявые буквы одна за другой складывались в слово. Сумасшедший не знал, что он пишет, что-то внутри него подсказывало, как необходимо правильно все сделать. Какое слово написать, какого размера буквы нарисовать…Через пару минут все было кончено. Олег удовлетворенно кивнул и потер руки. Улыбка снова озарило его совсем не похожее на сумасшедшее лицо. Аккуратно ступая, он вернулся в свою палату. Замок в двери тихо щелкнул обратно, и ничто не могло выдать того, что особо опасный псих может беспрепятственно разгуливать по коридору больницы, когда все вокруг ложатся спать. Ничего…Кроме надписей, написанных красной краской, на лбу санитаров Василия и Григория, но и они почти моментально испарились, словно их кто-то стер мокрой тряпкой.

1

Харьков 2019

Я стоял у окна, в пол уха слушая вяло текущий спор Мишки и Эльвиры Олеговны на кухне. Сигарета медленно тлела, а я, грешным делом, совершенно про нее забыл, наблюдая как по двору, меряет лужи моя Дашенька под чутким присмотром Светки. Все-таки хорошо, что мы завели себе второго ребенка…, Мишка совсем уже вырос. Никто ему не указ. Характер явно не мой, и даже не мамин…Да и откуда же ему быть моим, если папка у него совершенно другой. Правда, молва гласит, что кто воспитал, тот и отец, но не в моем случае. Мишаня полная копия своего биологического родителя от кончиков волос до самого скверного характера, который когда-то мне встречался на моем пути. А повидал я много…От Ковена ведьм, которые мало напоминали тех самых добрых фей из мультиков, до Капитула Инквизиции, тоже мало похожих на мальчиков-с-пальчиков. А если вспомнить моих отцов-командиров в учебно-военном центре, да начальника технического отдела на Турбо атоме, разваливающегося прямо на моих глазах индустриального гиганта Украины…Тоже мне агнцы Божии!

Я хмыкнул, прислушивавшись к предмету спора. Эльвира Олеговна в свойственной ей ультимативной манере требовала Мишку в чем-то ей помочь, тот отказывался, собираясь на какие-то посиделки с друзьями. Бабушка обвиняла его в бессердечности, неблагодарности, ну и еще во всех смертных грехах сразу! Подростку было глубоко плевать на такие пространственные рассуждения, и где-то через пару минут я услышал, как хлопнула входная дверь. Все! Фини та ля комедия…Первый акт закончен, но зная свою тещу, могу предположить, что вечером, по приходу блудного внука домой, нас ждет увлекательное продолжение. Уж, такая она у меня…Никогда не может остановиться, особенно, когда ей так нахально перечат и игнорируют. Помню, в первые годы нашей совместной жизни со Светкой мне тоже доставалось, теперь же все дальнобойные орудия артиллерии воспитателя со стажем обратились на неразумного внука.

– Хам! Просто неблагодарный хам! – рявкнула Эльвира Олеговна так, что услышали соседи на первом этаже нашего многоквартирного дома. Рявкнула просто для того, чтобы оставить последнее слово за собой. А не ради продолжения спора. Тем более спорить…

– Дашуля, нельзя! – я резко обернулся на крик жены, чувствуя, как сердце обрывается в пятки. Моя маленькая, совсем крошечная дочурка, на всех порах ринулась навстречу огромному бульдогу, брызжущему липкой слюной в разные стороны. Метрах в десяти от пса бежал его хозяин, кажется, Мишкин ровесник, с оборванным поводком в руках.

– Фредди! – кричал он, испуганно кривя рот. – Фредди, ко мне!

Что за дурацкая кличка? Мелькнуло в голове. Я бы своей собаки такую никогда в жизни не дал. Дашка, шлепая коротенькими ножками и переваливаясь, как медвежонок, оказалась почти у самой раскрытой пасти бульдога. Тот заинтересованно ее обнюхал и оскалился, коротко зарычав.

– А ну, пошел вон! – топнула добежавшая, запыхавшаяся Светлана, но пса этим было не испугать. Он присел на задние лапы. Его короткая шерсть на загривке встала дыбом под строгим ошейником.

– Фредди! – орал паренек, поспешавший следом.

И тут Дашенька, проявила всю свою могучую волю Срединного мага – единственного и неповторимого во всей Вселенной. Она улыбнулась готовому к броску псу и неловко взмахнула ручкой, отчего сама едва не загремела в лужу, но пес вдруг заскулил, поджал купированный хвост и опустился перед дочкой на лапы. Девочка счастливо взвизгнула и погладил его прямо по влажному носу.

– Доченька моя…– Светка подхватила нашего бесстрашного ребенка на руки и крепко прижала к себе. – Ты цела! Ты моя хорошая! Ну зачем же ты полезла к этому страшилищу, а? Он же может укусить! Ай!

Явно перепуганный паренек, виновато опустивший голову, подошел следом.

– А вы, молодой человек, могли бы и получше следить за свой псиной! – укоризненно покачала жена головой, все еще крепко прижимая Дашку к своей груди, которая не понимала, судя по взгляду, ничего. Ну подошла, ну погладила…

– Я извиняюсь! Простите, но поводок порвался, а Фредди такой игривый…– юный собаковод покосился на свою собаку, замершую в одной позе подле их ног, преданно разглядывая дочку.

– Крепче поводки надо покупать. Раз таких опасных собак заводите. Вот напишу в милицию заявление на твоих родителей…

– Света! – позвал я не на шутку разошедшуюся жену.

– А, вон мой муж! Между прочим, знаменитый писатель…– паренек поднял глаза и удивленно открыл рот.

– Сам Дворкин?

– Да, нет…– отмахнулась Светка. – Дворкин – это придуманный персонаж, а он…

– Света! – снова позвал я. Еще не хватало мне с утра до ночи раздавать юным почитателям моего таланта автографы. Помню я, как пришел на родительское собрание к Мишке в школу…Педсовет превратился в балаган с совместными фотосессиями и подписанными книжками. Это было давно, а похвастаться после выхода «Дитя раздора» мне было и нечем…Жизнь устаканилась, текла своим чередом. После всех приключений мне не хотелось ничего другого, но и книг не было…Елена Эрнестовна не настаивала, но по ее красноречивым вздохам в телефонной трубке, я был уверен, что в редакции мой новый бестселлер определенно заждались.

– Да, мы уже идем! – обернулась жена на меня, стоящего на открытом балконе. Дашка уже что-то улюлюкала на своем пока малопонятном языке на ее руках. – И все же будьте, аккуратны с вашим псом…– обратилась она уже к молодому человеку, которой счастливый, что все так хорошо обошлось, уже тащил бульдога куда-то вверх к общагам на Батицкого.

Сигарета дотлела, теща вроде бы утихомирилась, занявшись просмотром очередного сериала. И нет бы, как все нормальные бабушки, любовалась чем-то типа «Санта-Барбары» или «Просто Марией», нет, ей подавай приключения, охоту на вампиров и прочую ерунду, которой нам и в обычной жизни хватает с головой.

Я зашел в квартиру. Впустив с собой облако дыма и свежего утреннего морозца. Эльвира Олеговна на диване недовольно поморщилась, но промолчала, щелкая клавишами в ноутбуке. Светка вернулась с прогулки и пошла раздевать Дашку, а я плюхнулся на кровать, чтобы хотя бы начать писать что-то новенькое…О чем? Про вампиров? Пошло…После Стефании Майер этих вампиров развелось на книжном рынке больше, чем остальной продукции. Так…Зазвонил телефон, брошенный куда-то на огромном кроватном пространстве под одеяло. Я пошарил рукой в его поисках и выудил его откуда-то из-под подушки. Как вы думаете кто мне звонил? Ну естественно…Куда же без моей лучшей подруги Красовской, которая немного остепенилась с рождением малыша и уже не носилась по Харькову, сломя голову, в поисках очередного остренького сюжета, за который ей периодически угрожали это самую буйную голову и оторвать.

– Привет! – поздоровалась она, когда я принял звонок.

– Привет, Ян, неужели соскучилась? – улыбнулся я, искренне радуясь звонку старой подруги, помня где-то в душе, что именно с ее звонка и начинались все мои основные приключения.

– Я к тебе с предложением…– начала подруга. – Точнее к вам всем! А если еще точнее, то не с предложением, а приглашением!

– Звучит загадочно! – рассмеялся я.– По-моему, ты теряешь навык русской разговорной речи и стремительно догоняешь своего маленького ребенка!

– Ой, не паясничай! – отмахнулась Красовская. – Сам-то далеко от Дашкиного «агу» ушел? Что-то последнее время нет у нас демонстрации чего-то умного, доброго, вечного, вышедшего из-под пера самого гениального писателя всех времен и народов!

– Ладно, не язви! – закончил я нашу традиционную перепалку. – Что за предложение?

В комнату зашла Света. Вопросительно посмотрела на меня с немым укором. Одними губами я пояснил, что разговариваю с Красовской.

– Привет ей от меня передай! – бросила жена, становясь гладить вещи.

– Привет тебе от Светланы! – сообщил я, включая на громкую связь телефон. – Так что у тебя к нам за предложение?

– Что вы делаете сегодня вечером? – выпалила журналистка.

– Все, как обычно…– ответил я, уже начиная догадываться, что моя неугомонная подруга что-то задумала. – Торжественный ужин с тещей, укладываемся спать…

– Тогда я хочу предложить вам немного другую программу! Как вы смотрите на то, чтобы сегодня вечером отметить наше новоселье?

– Красовская, ты уже давным-давно живешь в своей квартире! Или у тебя настолько сильно алкогольное голодание, что надо придумать повод?

– Нет, дорогой мой! Мы с моим Максиком купили обалденную квартирку в центре города по сходной цене! И готовы уже сегодня вас сегодня туда пригласить! Чтобы отметить это событие торжественным ужином.

Я скосил взгляд на свету, которая укладывала на гладильной доске огромные штабеля пеленок. Поймал ее соглашающийся взгляд и тут же проговорил в трубку:

– Думаю, что Эльвира Олеговна будет не против занять свой вечер Дарьей!

– Боюсь, что выбора-то у него особого и нет! – рассмеялась рядом жена.

2

Харьков

1999 год

Полина проснулась, когда по коридору замерцали солнечные зайчики, пробивающиеся в полумрак коридора через неплотно прикрытые желтые шторы. Говорят, что желтый цвет успокаивает. Ерунда! За почти восемь смен, которые она отработала в психиатрической больнице номер один, ее эти цветочки с розочками на ярко желтом фоне стали нешуточно раздражать. Легко представить, что творится с психикой пациентов, которые на всю жизнь заключены в эти сине-белые стены.

В коридоре было пусто…Смена еще не пришла. Старые настенные часы с кукушкой, доставшиеся клинике, бог знает с каких времен, показывали половину седьмого. Теперь все осмотреть, умыться, дописать журнал приема-сдачи дежурств и домой, спать! Девушка зевнула, сделав глоток остывшего чая, стоявшего рядом в потертой кружке. Сразу стало немного легче. Затуманенный сном мозг слегка прояснился, и медсестра решила осмотреть палаты.

В первых двух все было спокойно. Больные сладко посапывали на старых панцирных кроватях, видя последние перед пробуждением розовые сны. Контингент тут был самый разный. От полных кретинов, воображающих себя чуть ли не Наполеоном, до просто слегка подвинутых от постоянного стресса личностей. Один, правда, закоренелый коммунист, из шестой палаты, почему-то представлялся всем академиком Сахаровым, но и он дремал в уголке, зажав под щекой какой-то монументальный труд из больничной библиотеки.

Пришла очередь палаты со странным художником. Полина легко отворила тяжелую решетку, заглянула внутрь. За ночь новых надписей появилось целых три. Теперь они украшали подоконник и часть стены напротив постели психа. Девушка пригляделась, пытаясь разобрать в этом кавардаке, хотя бы что-то похожее на буквы:

–Мир. Есть. Мы. Верьте в людей. Олег. Мама, – прочитала она. Большие буквы мешались с маленькими, прописные с заглавными. Краска кое-где потекла, но художника это не смутило. Счастливый и полностью удовлетворенный, он лежал на полу рядом с окном, зажав в руках банку с акварелью. Правая рука его была измазана красной красой почти по локоть. Полосатая пижама изобиловала кляксами, но Полина будить его не стала. Пусть дневная смена разбирается и переодевает.

– Василий! Гриша! – громко позвала она коридорных санитаров, когда закончила осмотр. – Идите пить чай!

Ей не хотелось портить отношения с людьми, с которыми в последствии придется работать, тем более из-за какого-то сумасшедшего. Она быстро соорудила на столе завтрак на скорую руку. Нарезала ломтями салтовский батон, рядом уложила на круглую тарелочку немного сыра и колбасы. Времена нынче в Украине были непростые, все тотально дорожало. Мировой кризис широкой поступью шагал не только по миру, но и своими липкими щупальцами добрался до Харькова. Зарплаты остались на прежнем уровне, а вот цены взлетели почти в два раза. Хорошо жили только те, кто умел вертеться, да связи кое-какие остались, а вот Полина вертеться не умела. Да и откуда взяться у круглой отличницы медицинского училища такое умение, когда она несколько лет изучала латынь, да ставила уколы? Вот и пошла по распределению в психушку работать. Благо, платят тут достойно, уход за сумасшедшими, оценивая намного дороже, чем в остальных поликлиниках за вполне себе здоровыми людьми.

– Вась! «Ну, где же вы?» —прокричала она снова. Электрический чайник с носиком-свистком выпустил вверх облако пара, надрывно подав сигнал о своем кипении. – Чай уже готов! Просыпайтесь скорее, а то скоро будет обход!

Ответом ей так и оставалась тишина. Только в первой палате кто-то недовольно что-то уронил. Послышался раздраженный голос. Наполеон…Вспомнила Полина. Как же…Его Величество разбудили. Ухмыльнулась она.

Санитары по-прежнему так в коридоре и не появились. Обиделись…Подумала девушка, направляясь в их каптерку. Постучала. Из-за плотно прикрытой двери не доносилось не звука, если бы два закадычных друга спали, то оттуда бы доносился бы могучий храп. Затаились…Ждут, пока извиняться буду! Со вздохом медсестра нажала на ручку, особо не надеясь, что дверь откроется, но к ее немалому удивлению та поехала в сторону, открывая ей небольшую узкую каморку, выполняющую в обычные дневные часы приема роль процедурки. В углах комнаты стояли узкие кушетки, на которых прикрыв глаза, бессовестно дрыхли два санитара.

– Вот гады! – ругнулась Полина, направляясь к Василию. – Я их зову чай пить. А они тут разлеглись! Давай подниматься, а то главврач придет всем троим выпишет…– девушка дернула за край простыни, которым был укрыт ее санитар, но тот даже не подумал пошевелиться. В полумраке комнаты его крупное лицо выглядело каким-то синим и одутловатым. – Вася…Вася…– медсестра дернула парня за руку, но только тут поняла, что случилось что-то неладное. Волосатая крепкая мускулистая кисть безвольно скатилась вниз, повиснув с кушетки плетью. – Вася…– осторожно проговорила он, догадываясь, что произошло. – Гришка, Вася наш, кажется…

Полина обернулась на своего второго напарника и завизжала от нахлынувшей на нее волны ужаса. Григорий лежал напротив, бессмысленно уставившись в потолок. Лицо его исказила предсмертная судорога, пальцы были крепко сжаты в кулаки. Как и Василий, он был мертв…

– Аааа! – закричала девушка, выбегая из подсобки. – На помощь!

Силы покинули ее на середине коридора. Сердце вдруг прихватило. Стянуло железным жгутом всю левую сторону груди. Она захрипела и стала оседать на грязный, плохо вымытый с ночи пол. Воздуха стало не хватать.

– Только без паники. – прошептала она сама себе. – Нужен телефон…

Кое-как, держась за побеленные стены, ей удалось добраться до своего поста, где заваленный отложенными в сторону бумагами стоял дисковый телефон. Одним движением Полина смахнула ненужную ей макулатуру на пол. Быстро, по памяти набрала номер дежурного врача на третьем этаже клиники. Трубку взяли не с первого раза. Она уже начала сомневаться, что в больнице остался кто-то кроме нее живой. Но с пятого гудка, заспанный голос Тамары Николаевны возвестил ей о том, что медсестра все же ошибается.

– Тамара Николаевна, срочно сюда! Тут ЧП!

Заспанная дежурная еще плохо спросонья соображала. Ей пришлось задать еще несколько уточняющих вопросов, чтобы до конца оценить обстановку.

– Кто говорит? Какое ЧП? – спросила она, борясь с желанием положить трубку.

– Это Полина Василенко с пятого этажа! – выдавила из себя девушка, ища параллельно на своем рабочем столе какие-нибудь успокоительные, которых, следуя специфики больницы, должно было быть здесь в достатке.

– Кто говорит?

– У меня два трупа…– прошептала тихим голосом медсестра, глотая какую-то настойку из пустырника, прямо из пузырька.

– Какого…

Через три минуты снизу послышался тревожный топот каблучков дежурного врача. К тому времени весь этаж психически больных гудел, как встревоженный улей. Многие из них уже знали о случившемся с санитарами, которых мало кто любил и уважал. Полина сидела за своим столом, положив голову на скрещенные руки, тихо плакала. Пустырник подействовал, принеся с собой апатию ко всему окружающему.

– Где? «В какой палате?» —спросила полноватая Тамара Николаевна, всклокоченная, словно ворона на ветке, с криво подведенными глазами. Наверное, девушка оторвала ее от утреннего макияжа. Ходили слухи, что с главврачом у них были не просто рабочие и деловые отношения, но Полина старалась в это не вникать. – Ты им что-то колола на ночь? Симптомы? Почему сразу не вызвала? – быстро допрашивала молоденькую медсестру врач.

– Нет…– покачала она головой, показывая дрожащей рукой в сторону каптерки.

– Что нет? – разозлилась Гриценко. – Вася с Гришей их уже отнесли в процедурку?

– Вася…я....

– Говори же толком! – от всей души Тамара Николаевна отвесила Полине пощечину, мгновенно прекратив поток рыданий.

– Санитары наши…Они там…

Недолго думая, Гриценко побежала по коридору в сторону каптерки. Громкий цокот ее каблучков громом среди ясного неба разносился по коридору. Вошла в распахнутую дверь. Мертвые санитары лежали точно так же, как их оставила Полина.

– Твою ж мать…-громко ругнулась врач, бросаясь к Василию. Ловко прощупала на шее пульс. Пусто…Здоровенный мужик был уже холодным, как лед, начиная застывать. Григорий то же не подавал признаков жизни. Смахнув падающую на глаза прядь покрашенных хной рыжих волос, Тамара Николаевна вышла в коридор.

– Звони Начмеду и главврачу! Только потом вызывай милицию. Похоже, что у наших санитаров произошел обширный инфаркт…При чем у обоих сразу!

Полина, путаясь в цифрах, слабо попадая пальцем в диск, еле набрала номер. У начмеда было занято, а вот главврач и вовсе не отвечал. Он появился минут через пятнадцать в начале больничного коридора, видимо, отчаявшись найти Гриценко на ее рабочем месте. Вдвоем с Тамарой Николаевной медсестра отвела его в каптерку, где лежали два мертвых, абсолютно здоровых мужика.

– И что теперь будет? – дрожащим голосом спросила Полина, прижимая к красным от слез глазам фиолетовый носовой платок в полосочку.

– Не знаю…– коротко бросил главврач, осматривая трупы. – Физического воздействия на этих людей я не вижу. Такое ощущение, что они умерли прямо во сне. Как говорят в старых летописях «испустили дух».

– Что это значит? – нахмурилась Гриценко.

– Это значит, что нет какой-то причины их смерти. Они просто умерли.

– Так не бывает!

– Оказывается, что бывает…– главврач отошел от кушетки обратился уже к заплаканной Полине, стоявшей чуть поодаль в уголке.

– Что происходило вчера у тебя на этаже? – нахмурился он, пытаясь посмотреть молодой девушке в глаза. Он почему-то был уверен, что молодая медсестра знала больше, чем говорила. И лучше было бы, если она рассказала бы это все ему, а не прибывающей милиции.

– Я…

– Говори! Иначе, я буду думать, что они пытались изнасиловать тебя, а ты их отравила, – безапелляционно заявил главврач. Рядом сверлила ее злым взглядом Гриценко.

– Они, точнее Вася…они хотели пристать ко мне, но все испортил этот псих…– начала, снова рыдая, Полина.

– Какой! Точнее! Они все тут у нас психи! – дернул ее невежливо за плечи доктор. Девушка нелепо трепыхнулась в его руках, но именно это движение и сломало ее окончательно.

– Они издевались над ним! Над художником, который слова и фразы разные на стенах пишет. Краски ему не отдавали. Заставляли собаку показывать. Особенно Гришка…Его это сильно забавляло. Ну, я и вступилась за убогого. Они краски отдали и пошли к себе в каптерку. Утром я их нашла уже мертвыми.

Гриценко с главврачом переглянулись. Понимающе кивнули друг другу и направились к палате, где находился Олег Митусов.

– Я только что проверяла…Все у него было нормально…Спал на полу возле окна. Весь в краске! – торопилась их догнать Полина. Ей почему-то казалось, что начальство в смерти санитаров хочет обвинить ее или этого сумасшедшего художника.

– Ключи! – главврач, не глядя, протянул руку медсестре, без лишних разговор вложившей тяжелую звякающую связку ему в ладонь. Дверь скрипнула. Он не стал пользоваться специальной решеткой, а может просто на просто в спешке забыл про нее. Толкнул ее, открывая вход к Олегу.

– Ой! – замерла Полина, заглянувшая из-за плеча доктора внутрь. Палата была абсолютна пуста. На узкой панцирной кровати лежало скомканное покрывало, несвежая заляпанная краской простынь, вокруг сплошные надписи, непонятные буквы и символы. Место на полу под подоконником пустовало. Больной исчез из закрытой комнаты, будто испарился. Гриценко с главврачом переглянулись и посмотрели строго на Полину. Та вся, под их взглядом, как будто внутренне сжалась, опасаясь наказания, что-то залепетала в свое оправдание, все еще не веря своим глазам.

– Он был здесь…Этот мужик! Он же псих! Как ему удалось сбежать? Двери были заперты! Вот его краски! А без красок он никуда бы не ушел! В этом рисовании его жизнь. Он только этим и держится…Да, не смотрите вы так на меня! – воскликнула она, разрыдавшись. – Я только утром просмотрела все палаты. Этот был на месте. Спал здесь, возле подоконника, свернувшись калачиком…

Ее взгляд упал на подоконник, густо исписанный непонятными фразами. «Мир. Есть. Мы. Верьте в людей. Олег. Мама» Все это было знакомо и видимо с утра. А вот чуть ниже этого всего бреда белой краской было наляпано что-то новенькое. Полина пригляделась внимательнее, вслух прочла:

– Не. Терять. Веры. В. Людей. Всем. Всему. Живому. И. Не. Живому.

– Жуть берет…– промолвила после долгой паузы Гриценко, пытаясь закутаться в свой белый медицинский халат.

– Страшновато, конечно…Но где сам пациент? И как мы будем объяснять все это милиции и родственникам.

– У него они есть?

– Мать!

– Объявим его мертвым, но только чуть позже! – решил главврач, покусывая нижнюю губу в раздумьях. – Когда все следственные мероприятия пройдут. И помните, милиции, об этом всем…– он обвел рукой расписанные краской стены и пол. – Ни слова! Наши два санитара просто в один момент умерли от обширного инфаркта. Так получилось, просто совпадение! А этот Митусов никак с этой историей не связан!

– Мать его будет искать? – вопросительно взглянула на своего начальника Гриценко.

– Скажем, что кремировали его. А заразился он, скажем туберкулезом…И чтобы не распространять заразу, было принято решение его сжечь, как можно быстрее. Думаю, в наших экономических реалиях, его мать будет только рада такому исходу… Главное, Полиночка и вы Тамара Николаевна должны усвоить, о том, что на самом деле произошло в этих стенах сегодня ночью, не должен знать никто в этом мире!

3

Харьков 2019

Благополучно сбагрив на попечение Эльвиры Олеговны Мишку с Дарьей, мы отправились по указанному адресу на новоселье Красовской. Журналистка «Вечернего Харькова» не соврала – это был действительно центр. Улица искусства была недалеко от Пушкинской в Киевском районе городе, расположенная немного вдали от шумных улиц Первой столицы Украины, где постоянно кипела не только дневная, но и ночная жизнь. Дома старой сталинской постройки поражали своими толстыми стенами и массивными фасадами в стиле ампир, уютные дворики, где еще остались коренные харьковчане с их только им присущими словечками, старыми «москвичами» у подъездов и входными дверьми, обитыми потертым коричневым дерматином, многолетней лепниной и узкими окнами, напоминающими башенные бойницы.

Такси подвезло нас прямо к подъезду, где возле входа нас уже встречала определенно похорошевшая подруга. Со временем она отрастила длинные до плеч волосы, материнство слегка округлило ее формы, придав еще больше женственности, и теперь в ней я уже с трудом мог узнать безбашенную и неугомонную журналистку, ныряющую за мной, словно в омут в очередное приключение. Она стала больше похоже на хранительницу очага, на мать, а не девочку-подростка, с которой я когда-то познакомился, вернувшись из-за Зазеркалья. Нет! Она не стала безобразней, Боже упаси, просто стала другой. И не сказать, что эта ее перемена не пошла ей на пользу.

С ее мужем, пусть и гражданским, мы были знакомы заочно. Друг другу не представлены толком, да и виделись мельком раза три. Максим работал в милиции, с легкой руки нашего правительства, переименованной в полицию. Имел небольшие залысины и внимательный, настороженный по-волчьи взгляд. Ростом примерно с меня, крепко сложен, но без заметного пуза, которое в нашем возрасте появляется независимо от здорового образа жизни и тренировок.

– Ну наконец-то! – бросилась обниматься Янка прямо с порога. – Я уж думала, что вы никогда к нам не выберетесь!

– И когда вы успели переехать? – изумилась Светлана, разглядывая дом со стороны. – Главное, молчала до последнего…Конспираторша! И нам ничего не сказала!

– Максим попросил, пока сделка не состоится никому не говорить…– покраснела слегка Яна, влюбленными глазами поглядывая на невозмутимо стоящего рядом отца своего ребенка. – Кстати, вы толком так и не представлены друг другу! Максик, это тот самый Дворкин. Да, именно он! Наш самый любимый и известный писатель, а эта красавица – его жена Светлана. Мы дружим уже…Сколько же времени прошло…

– Боюсь, что много! Да и о наших приключениях лучше рассказывать под уютной крышей, чем посреди такого ненастья…

Погода, действительно, испортилась. Резко подул пронизывающий ветер, подбрасывая вверх прелые прошлогодние листья. С неба посыпался то ли дождь, то ли снег…В общем какая-то крупа малопонятная, но очень неприятная. Я зябко поежился, приметив, что и моя любимая жена тоже стала переступать с ноги на ногу, замерзая в своем новом платье, купленном по случаю новоселья.

– Ох, конечно же! – хлопнула себя по лбу Янка. – Чего это мы на улице стоим-то? Пойдемте…Светик, я там немного «мартини» припасла…

В понимании Красовской раньше, до беременности «немного» означало, что еще раза три мы пойдем в ближайший супермаркет за добавкой. Со вздохом мы последовали следом за хозяевами, искренне надеясь, что с рождением ребенка Красовская остепенилась…

В подъезде знакомо пахло чем-то старым, пыльным, словно самой историей дышали стены, покрытые зеленой краской. Советские деревянные перила сохранились прекрасно. Тут не было никаких диковатых надписей на стенах, вроде «Машу любит Петя» или «Таня б…дь». Тут все было прилично, солидно, и я даже оглянулся, нет ли консьержа в каморке у входа в подъезд. Пусто…Все-таки это был не тот дом, где жили новоиспеченные богачи, поднявшие себе неплохое состояние перепродажей турецких тряпок на Барбашова, и которым обязательно необходимо было выпендриться. Хотя с годами Харьков в этом смысле, стал лучше и чище. То ли те, кто сорвал в лихие времена куш остепенились и повзрослели, то ли последний финансовый кризис выбил их лидеров гонки благосостояний, вернув с небес на землю.

Мы поднялись на третий этаж. Последний…Все правильно, такие дома строились не для того, чтобы шарахаться от каждого порыва ветра, где-нибудь на двенадцатом этаже «свечки». Здесь все было солидно, по-сталински, по-купечески. Дверь Красовская уже поставила новую. Теперь они блистали в неясном полумраке плохо освещенного лестничного пролета свежим металлом.

– Я Матвея оставила маме, чтобы хорошо провести новоселье. Так что…

Нет, не изменилась! С горечью подумал я. Все такая же взбалмошная и явно настроена напиться…Мы со Светкой переглянулись. Жена печально кивнула, мысленно со мной соглашаясь, что, если Янка себе вбила себе что-то в голову, значит от запланированного не отступит ни на шаг, а значит ночевать нам придется здесь, на улице Искусств.

В кухне, примерно четыре на четыре, уже был накрыт праздничный стол на четыре персоны. Затейливые салаты были явно куплены в ближайшей домашней кухне, сама журналистка готовила плохо и до встречи с Максимом в основном питалась дома свежее сваренным кофе. Мне пришлось когда-то у нее ночевать, и я в полной мере испытал ее гостеприимство. Расселись.

– За встречу! – предложила Яна, а Максим, мгновенно среагировав, тут же разлили по фужерам положенное спиртное. Дамам «мартини», а нам по сто коньяку. Было приятно, что Красовская мои вкусы не забыла, и на столе красовался пятилетний «Арарат».

– А как получилось, что вы купили это квартиру? – спросила Света, когда мы уже набили желудки до отказа, опрокинули еще по одной. Стало теплее и немного посвободнее. Что ни говори, но при муже Красовской я чувствовал себя еще немного скованно. И дело было не в том, что Макс был полицейским. Просто этот внимательный испытывающий взгляд мне очень напоминал Инквизицию, с которой я с некоторых пор, если не в ссоре. То явно не дружу.

– Максиму предложил кто-то с работы посмотреть… Мол, раньше тут был офис. Отличные семь комнат, неплохой ремонт. Вам тут с малышом места хватит за глаза, – затараторила Янка, – и правда, тут можно в футбол играть, не только троим потеряться. Мы приехали, осмотрели. Как раз в это время выносили мебель, стулья, столы, оргтехнику. Мне удалось переговорить с главным менеджером бывшей владелицы этой компании. Она занималась продажей и экспортом компьютеров из Сингапура. Мы мило поболтали. Я уточнила, почему они съезжают… Мария мне объяснила, что компания расширяется, идет набор сотрудников. Необходимо место под склад аппаратуры, часто товар привозят ночью, а тут соседи такие, что моментально жалуются в полицию.

Они с мужем переглянулись, но смысла их взгляда я так и не понимал. Только появилось какое-то предчувствие чего-то нехорошего, словно впереди меня ждали какие-то неприятности. Я поморщился, неожиданно для себя почувствовав себя лишним на этом празднике жизни. Заболела голова, а виски сразу отяжелели. Светка заметила, как я побледнела. Под столом взяла мою руку в свою ладонь и крепко сжала, выразительно на меня посмотрев:

– А курить у вас здесь где-нибудь можно? – с натянутой улыбкой спросил я. Мне очень срочно нужно было на воздух. Не хватало еще сознание потерять на встрече с малознакомым человеком.

– Конечно, Дворкин! Куда же тебя деть с этой вредной привычкой, – рассмеялась Красовская. Уж она-то точно догадывалась, что мой бледный вид – это неспроста. – Тут два замечательных балкона. На какой желаете отправиться?

– На любой…– выдохнул я, шаря по карманам в поисках сигарет. Мой желтый «Кэмел» нашелся почти сразу, только зажигалка осталась в куртке.

– А спички?

– Сейчас принесу…

Я вышел в коридор, напоследок услышав, что моя жена развлекает хмурого милиционера, как может, расспрашивая про особенности его профессии. В коридоре с Янкой мы были одни.

– Саша, ты чего? – озадаченно уточнила Янка, набрасывая на плечи ярко-красный пуховик, собираясь сопровождать меня на балкон– Если это из-за Максима, то не обращай внимание. Он всегда у меня такой бука. Весь из себя серьезный, словно президент Гондураса. Это профессия его накладывает отпечаток…Преступники, наркотики, убийства…

– Дело не в этом…– я оглянулся посторонам, словно стены сдавливали мою голову металлическими тисками.

– А в чем? – тот же самый настороженный взгляд у подруги, который я мог узнать из тысячи. Черт возьми, она что-то знала! Знала или подозревала! Как и ее разлюбезный муженек…То-то он такой серьезный, словно приехал на съезд компартии Северной Кореи. Что-то здесь не так, для этого они меня и позвали, а инициатором всего, конечно же, была она. Да, да, именно Янка, с таким милым и непосредственным видом улыбающаяся мне слегка натянуто, но вполне радостно.

– Что с квартирой? – шепотом спросил я грозным голосом, оглядываясь в сторону кухни, где шла неспешная беседа о политике и нашем политическом курсе, который больше напоминал блуждание ежика в тумане из мультика.

– А что с квартирой? – невинно пожала плечами Красовская, сделав вид ангелочка, которому неожиданно объявили о свержении из рая.

– Ну-ка пошли, подруга дней моих суровых…– я вытолкал ее почти взашей на балкон, не забыв прихватить зажигалку. Щелкнул ее, закурил, чувствуя, как отпускает виски. Боль уходи, Ия хотя бы могу безболезненно двигать глазами. – Рассказывай…

– Да чего ты на меня напал, Дворкин! Все с квартирой нормально. Мы просто с Максимом решили посидеть, поговорить…

– Красовская…

– А что ты почувствовал? – нетерпеливо спросила Яна.

– Ну, ты…

– Брось, Саш, ты же что-то ощутил? Тебе же досталась сила от Агриды, да заберут черти ее душу! Расскажи, не будь жлобом…

– Красовская, давай-ка сначала, дорогая моя, ты…Жалуйся, зачем вы нас позвали…– скрестил я выжидательно руки на груди, в упор рассматривая свою явно смутившуюся подругу.

– В общем, смотри сам…– Яна вздохнула и отвернулась от меня к балконной двери. Возле нее, у самого краешка стены был уже надорван слегка плинтус. Из-под края белой пластмассы виднелась срезанная обоина, наспех приклеенная обратно.

– Ну что там? – нетерпеливо поинтересовался я.

Моя подруга немного поколдовала над стенкой, и я отодвинула в сторону обои. Под довольно толстым слоем клея виднелись какие-то малопонятные надписи, сделанные белой краской на красной стене. Я немного наклонился, чувствуя, как боль в голове вернулась снова.

– Век. Вак…Счастье мое…Дальше неразборчиво…Мама…Олег…Что это за бред? – нахмурился я.

– Это действительно бред, Дворкин! Настоящий бред реального шизофреника…– вздохнула Яна. – Эта квартира в девяностых годах принадлежала известному в Харькове Олегу Митусову. Он занимался торговлей, был директором магазина, писал докторскую диссертацию, но во время поездки на комиссию по защите работы, забыл ее в троллейбусе. Сошел с ума и стал расписывать стены белой краской. Вскоре его забрали в дурку, здесь жила его мать, а там он благополучно скончался от туберкулеза. После смерти матери Олега, квартиру выкупила эта фирма с компьютерами из Сингапура, сделала шикарный ремонт, но почему-то съехала, сбагрив квартирку нам за бесценок…

– А почему ты решила, что сказки о расширении, необходимости складов неправда? – прищурился я, проведя рукой по открывшейся мне надписи под обоями. От белых букв исходило непонятное мне тепло. Они, несомненно, были наполнены какой-то энергетикой, но я больше склонялся не к магии, а просто к следу от не совсем здоровой души.

– Я нашла кое-что…– Красовская задрожала всем, инстинктивно кутаясь в теплый, наброшенный на плечи пуховичок. Развернулась в сторону от меня, покопалась где-то в самом дальнем углу балкона, заваленном хламом, и достала оттуда старую потертую общую тетрадь. Точно такая же была у меня когда-то в далеком детстве, и я написал в ней свой первый рассказ.

– Что это? – кивнул я на нее. Руки Янки подрагивали. Она с трудом могла владеть собой.

– Дворкин, дай сигарету? – попросила она, протягивая ладонь.

– Неужели, все так ужасно? – ухмыльнулся я. Да мне было плохо, да я чувствовал след чужой магии, но он был старым, окостеневшим, словно какое-то ископаемое. К таким следам прислушиваться, с ума точно сойдешь. Ведь магией и загадочными происшествиями пропитан буквально весь Харьков.

– Сигарету…

Я достал из пачки никотиновую смерть и протянул Янке. Она с наслаждением затянулась, немного унимая дрожь.

– А малышу это не повредит, – кивнул я на ароматно струящийся дымок.

– Кормить грудью я бросила почти сразу. Нынче, это не модно, говорят сиськи обвисают, – натянуто улыбнулась она, – а Максик уж потерпит. Тем более сам попросил пригласить тебя, чтобы все до конца выяснить.

– Выяснить что? – напрягся я, закуривая следом еще одну.

– А ты почитай, Дворкин, – подала она мне потертую тетрадь, – почитай и все поймешь…

4

Харьков 1980

Из записей дневника

Олега Митусова

13 марта 1980 года пятница

Сегодня был воистину замечательный день! Дорогой дневник, спешу тебе доложить, что, наконец, дописал последнею страницу своей диссертации. Отдал ее на проверку своему научному руководителю – Самойленко Валерий Павловичу, который не то, чтобы остался доволен, а получил, как он выразился, истинное эстетическое удовлетворение от хорошо проделанной работы. Прекрасные рецензии и великолепная защита, являющаяся еще одной ступенькой к занятию неплохой должности в нашем НИИ, вот что меня ждет в будущем, сказал он. Все готово к моему триумфу! Все мои расчеты, пусть и теоретические оказались верны! Завтра, уже совсем скоро, я смогу утереть всем своим критикам нос. Как они насмехались надо мной, когда я им попробовал представить проект своей диссертации, сколько грязи и помоев было вылито на меня! В чем только меня не обвиняли…А этот товарищ Пшенка? Что теперь скажет он?

– Вы, молодой человек, лучше бы занимались реальными делами и разработками, чем какой мифической планетой, существование какой и доказать практическим путем нереально…

Как он был жесток и самоуверен в своей самонадеянности! И что же? Я сумел доказать, что планета Тивит существует! Ах, да…Я даже от тебя, мой дорогой друг и соратник, хранитель моих самых сокровенных тайн, скрывал истинную тему моей работы. Так вот…Почти десять лет я подбирал ключики к двери под названием Тивит! И подобрал, что самое удивительное.

Что мы знаем об этом небесном теле из официальной теории? Планета Тивит существует в ином измерении, в котором на земле численность населения в тысячу раз меньше. То есть, если сейчас проживает на нашей планете около миллиарда землян, то на Тивите их всего лишь несколько миллионов, а то и меньше…Точных данных ни о кого нет и не было, пока…Впрочем, дорогой дневник, не буду слишком далеко забегать вперед. Это небесное тело – искусственное, кора занимает 50 % всего ее объема. Кто и зачем ее сотворил остается загадкой даже для меня, человека, который, как никто другой продвинулся в исследовании этого феномена. Мантии в общепринятом понимании у нее нет, антигравитационное вещество, находящееся под ее корой настолько мало, что принимать ее за нашу мантию невозможно. К тому же, на поверхность земли в виде лавы она никогда не изливается, а вот гравитационное поле распределено на Тивите по коре, так что, если бурить в недра Тивита, то с определенной глубины предметы начнут не падать вниз, а лететь вверх, пока не зависнут в сфере гравитации. У Тивита с Землей общая атмосфера. А вот магнитное поле у планеты свое, как и гравитация на Северном полушарии Земли. В наше поле Тивит переместился совсем недавно и расположился примерно где-то возле Кольского полуострова. Откуда я это все знаю, мой дорогой дневник? Теперь и мы подбираемся к самому главному и сокровенному в моей истории. К моим исследованиям и опытам!

Я с детства очень любил читать, часто интересовался оккультными науками, которые, как и все запрещенное притягивали меня, как магнитом. К четырнадцати годам я уже изучил легендарный труд Василька Гроха «О магии и ее особенностях». К восемнадцати свободно владел основами спиритизма, проведения ритуалов, установленных и общепринятых, среди магического сообщества.

Ты спросишь меня, откуда в просветленном Харькове, вставшем на путь построения коммунизма и достижения эры всеобщего благоденствия, культура магических обрядов, наведения порч, сглазов и прочей мелкой, занимательной, но не более, ерунды? Спешу тебя разочаровать…В нашем городе, промышленном союзном гиганте существуют маги, ведьмы, чародеи и волшебники! Более того, ты сильно удивишься, что Инквизиция, знаменитая в Средневековье, никуда не исчезла, а по-прежнему продолжает свою кровавую охоту на тех, кто переступил через порог общепринятых норм и правил, чтобы обрести настоящее величие. Я присоединился к ним! Я стал одним из них! Поверил в их идею, что с помощью магии каждый может стать чем-то большим, чем просто обычным человеком, если хочешь, то суперчеловеком! Специалисты говорили о том, что у меня мало способностей, но моя профессия и постоянно желание совершенствоваться позволили мне их развить настолько, что я смог заглянуть в этот тайный мир, полный оборотней, вампиров, колдуний и магов. Они впустили меня в свой круг, где я и нашел первое упоминание о Тивите!

ООО…Это было великолепно, загадочно и безумно интересно! Только представь, древняя планета, некий оазис, населенный людьми, тайными знаниями, позволившими обогнать в своем развитии человечество на много сотен лет вперед? Ты бы не хотел туда попасть, коснуться этих тайн? Вот и загорелся этой идеей, проштудировал все доступные учебники и манускрипты, изучил все материалы, находящиеся в свободном доступе. Все, кроме библиотеки Ковена Ведьм, к сожалению, это бесценное сокровище, для человечества навсегда останется утерянным. Из-за преследования инквизицией самые могущественные волшебницы нашей планеты покинули ее. Не в Тивите ли они оказались?

С помощью астрологических наблюдений, астрономических исчислений и множества исследований, мне удалось установить примерное нахождение Тивита, но ни один телескоп мне не показывал ее, ничего в этом мире не доказывало мою правоту! О, как я сходил с ума! Моих возможностей не хватало для более полноценного исследования и тогда, я обратился в НИИ астрофизики, где познакомился с талантливейшим ученым, академиком, которого смог заразить своей идеей, убедить в своей правоте и заняться вплотную этой работу, написав диссертацию…

Прости, дорогой дневник, мне пора бежать. Завтра утром рано вставать на работу. Приходится иногда ходить в этот дурацкий магазин, чтобы прокормить себя и свою мать. Завтра обязательно расскажу поподробнее о своих исследованиях. Возможно, когда-нибудь, мои записи издадут многомиллионными тиражами им все признают…

5

Харьков 2019

Дальше было непонятно. Чернила потекли, расползшись по поверхности тетрадки в непонятное бесформенное пятно. Кто-то пролил на дневник Митусова воду, и где-то семь страниц пришли в негодность. Я закрыл тетрадь и внимательно посмотрел на Янку.

– И что из этого? Обычному человеку нелегко воспринять мир, где все, что было раньше сказкой, обретает реальность…Ничего удивительного, что этого его слегка повернуло!

– Дворкин! Ты дочитал бы до конца! – уверенно кивнула на дневник Красовская, который так и остался у меня в руках. Я без особого энтузиазма повертел тетрадку в синей оплетке. Теперь было понятно, откуда в квартире фонило магией… если ты хоть раз сотворил заклятие, то его след останется в другом ином пространстве навсегда. Именно его я и ощутил, когда зашел в квартиру. Ничего в этом удивительного не было! Судя по дневнику, Митусов часто и довольно сумбурно изучал колдовство, при чем самого темного происхождения. А, как известно, никакие эксперименты с черной магией не заканчиваются хорошо и не проходят бесследно.

– Лучше расскажи мне, что произошло! И что тебя так сильно напугало во всей этой истории? Неужели призрак покойного Олежки приходит к тебе каждую ночь и требует обменять душу на какие-нибудь блага?

– Дворкин! – Янка выбросила окурок в окно, ощутимо стукнув меня по плечу своим маленьким, но довольно весомым кулачком. – Мне реально страшно!

– Это что-то новенькое…– сострил я.

– Придурок! – разозлилась журналистка. – С этой квартирой явно происходит что-то непонятное. Ночами мне кажется, что кто-то ходит по комнате, наблюдает за нами, хлопает дверьми, шепчет эти проклятые слова…

– Какие? – нахмурился я.

– Ну, эти…– Яна побоялась произносить их вслух, указав на отодранные обои, где белой краской было намалевано «Век. Вак». Даже Максиму стало казаться все это…

– Очень интересно, но скорее всего ты ему проела всю плешь до того, что он стал верить в твои идеи и предположения.

– Если ты сейчас не прекратишь, то я тебя ударю! – погрозила мне кулачком Яна. – Мы в паре мест вскрыли еще несколько обоев, отодрали штукатурку, там тоже самое…Вместе с этим бредом написано эта фраза!

– Господи, Яна, ты всегда была человеком, рационально мыслящим! – обратился я к профессиональной гордости моей подруги. – Поверь, я ничего здесь не ощущаю, никакой магии, темной или светлой, только старый отголосок ворожбы, которая тут творилась! Довольно неумело, кстати…

– Очень даже умело! – скривилась Красовская. – Если бы ты до конца прочитал бы дневник Митусова, то понял бы это…

– Ян…

– Мы вас заждались…– на пороге балкона появились Максим с моей верной супругой. – Уже все темы для разговора исчерпали, а вас все нет и нет…

Взгляд Максима упал на тетрадь в моих руках. Он, безусловно, знал, что это такое…И был явно не в восторге от того, что Яна поделилась этим секретом еще с кем-то.

– Пойдем за стол, – предложила Яна, цепляя на лицо свою преувеличенно бодрую и счастливую улыбку, – а то мы, правда, заболтались с Сашкой. Так можно и легкие все прокурить…

– Это я, как доктор, вам говорю! – рассмеялась Светлана. Теперь и она заметила в моих руках непонятную тетрадку. Кивнула на нее, поинтересовавшись:

– А что это такое?

Максим опустил глаза и первым вошел внутрь квартиры, впустив туда облако дыма от моей недокуренной сигареты. Хитрюга Красовская сделал вид, что не расслышала прямого вопроса, последовав за своим мужчиной, но, а мне пришлось соврать, потому что правду говорить, как-то не хотелось. Уж слишком счастливой был моя жена, когда нас оставили сумасбродные приключения, и мы, наконец-то зажили, как обычные нормальные люди.

– У нашей подруги есть некий товарищ по работе, который очень мечтает стать писателем. Вот, он и попросил мне передать его творения, чтобы я мог их оценить по достоинству…– пожал я плечами, сообщив ей первое, что пришло в голову.

– А вы растете, Александр Сергеевич, – прижалась она ко мне всем телом, обнимая за спину, жарко касаясь своими губами мочки моего уха, – классиком становитесь…Подумать только, мой супруг – главный цензор города Харькова!

–Я рад, что ты мною гордишься… – мои мысли были все же далеки от жены, поэтому я, как мог, аккуратно высвободился из ее объятий.

– Дворкин…– окликнула она меня, когда я уже прошел в комнату, глядя на меня тем самым взглядом, который требовал честного ответа.

– Да, моя дорогая!

– А ты мне сейчас не врешь? – прищурилась Светка.

– Ни в коем случае! Проза и ничего больше…– поднял я руки вверх. Шутливо делая вид, что сдаюсь семейному правосудию. – Нам пора…Нехорошо, когда гостей ждут хозяева!

В комнате висело напряженная атмосфера. Максим уткнулся в свою тарелку, так и не проронив ни слова. Красовская усиленно рассматривала рюмки в своем буфете, еле сдерживая слезы. Что-то между ними произошло, какой-то спор, пока нас не было…Светлан неловко пыталась начать какой-то разговор, но тот явно не клеился. Хозяева квартиры отвечали односложно и никак не хотели идти на контакт. В итоге, через минут сорок наши посиделки, впервые за столько времени, свернулись сами собой, оставив после себя горькое послевкусие.

– Нам, наверное, уже пора и честь знать! – улыбнулась моя супруга, вставая со своего места, вежливо улыбаясь. – Все-таки в гостях хорошо, а дома лучше…

– Да…Да…– поспешно согласилась подруга, ухватываясь за это предложение, как за спасательный круг. – Я вас провожу до такси. Подождите, сейчас Дарье с мишкой отрежу немного торта.

Она засуетилась, забегала по кухне в поисках ножа, жена вызвалась ей помогать. Пока женщины справлялись со своими делами, мы с Максимом остались одни.

– Она тебе рассказала о дневнике и записи на стенах? – спросил неожиданно он, прервав свое долгое вечернее молчание, взглянув на меня исподлобья волчьим взглядом, требующим немедленного ответа.

– Конечно, рассказала! – кивнул я.– Даже дала его почитать…

– Яна считает, что ты большой специалист по этим вопросам…Экстрасенс что ли? – продолжил Максим.

– Почти что…Но кое-какие знания у меня присутствуют! – улыбнулся я.

– Я мало верю во всю эту ерунду! Черные кошки, рассыпанная соль, параллельные миры – это все не для меня! Я сугубо практик. Но через свои каналы в МВД мне удалось выяснить про этого Олега Митусова крайне мало. Если это тебе поможет хоть чем-то, то я готов поделиться информацией, потому что я могу верить или не верить в мистику, но с квартирой действительно творится что-то неладное. Может разберешься в этом ты со своими экстрасенсорными способностями?

Я пожал плечами, ничего не ответив, лишь выжидательно посмотрел на своего собеседника. Пусть делится…Если честно, мне до сих пор казалось, что вся эта история надуманная. Какая планета Тивит? Какие обряды и магия? Какие-то непонятные звуки и открывание дверей? Скорее всего, каждому происшествию в этой квартире можно найти логическое объяснение. Может после всего пережитого вместе со мной Янка дует на воду, капая на мозги своему мужу, а тот в свою очередь из-за постоянного пресса уже начинает верить?

– Я внимательно слушаю…– после небольшой паузы продолжил я.

– Олег Митусов родился в Чехословакии 31 января 1953 года, по крайней мере в его документах была именно такая дата, в городе Карловы Вары. Прославился тем, что в середине 1980 годах в Харькове изрисовал стены домов непонятными надписями, некоторые из которых ты видел в нашей квартире. Предположительно страдал шизофренией. Отец –горный инженер, мать медик в посольстве, неоднократно госпитализировался в нашу «пятнашку». Работал директором магазина на Сумской по продаже хозяйственных товаров. Умер в 1999 году в Харьковской психиатрической больнице от туберкулеза легких. Шизофрению заработал по предварительным данным в тот момент, как, отправляясь на троллейбусе на защиту диссертации, забыл ее в автотранспорте. С тех пор его и повернуло! Но дневник говорит об обратном…

– Я понимаю…– кивнул я, видя краем глаза, как наши девочки собираются в прихожей.

– Это все, что удалось нарыть моим операм! Его мать умерла, квартиру продали офису по производству и продаже компьютеров и комплектующих совсем два года назад. Сестра выехала в Израиль, обнаружив у себя тягу к иудейской вере. Допросить ее или что-то узнать, нет пока возможности.

– Спасибо за информацию, Максим, – я встал из-за стола, пожав ему крепкую ладонь. Я обязательно прочту дневник и попробую разобраться в этом «Век…»

– Не надо слишком часто говорить это слова вслух! – неожиданно прервал меня Макс, посматривая по сторонам.

– Что это значит? – нахмурился я.

– Если оно часто звучит, то творятся не совсем понятные мне дела…

– Что ты имеешь в виду?

– То, что Яна называет магией.

– Мальчики, вы скоро? – прокричала из прихожей Красовская.

– Саш, имей совесть! Я уже минут пятнадцать торчу тут одетая! Не могли за столом поговорить?

– Если бы это были наркоманы, убийцы, кто угодно…– напоследок огорошил меня Максим. – Я бы, несомненно, разобрался, но вся эта чертовщина по твоей части, Дворкин! Помоги нам, а я в долгу не останусь!

– Я попробую…– пришлось мне кивнуть и дежурно улыбнуться.

Быстрым шагом я отправился в прихожую, где спрятал свои глаза от настойчивого взгляда жены. Накинул куртку и зашнуровал ботинки.

– Такси вызвали?

– Уже минут пять, как ждет нас под окнами! – недовольно буркнула Светлана, спускаясь вниз первой. Уж она точно знала меня на все сто, понимала, когда я чего-то недоговариваю и теперь дулась, обижаясь на то, что я с ней не поделился.

Мелкий моросящий дождик противно бил в лицо. Черная «Таврия» была припаркована прямо под крыльцом, так что нам не пришлось долго под ним мокнуть. Женщины обнялись, я поцеловал Красовскую в щеку.

– Прочти дневник…– шепнула мне на ухо журналистка, дежурно улыбаясь.

– Обязательно! – махнул я ей рукой на прощание, усаживаясь в легенду отечественного автопрома на заднее сиденье рядом с женой.

Мотор мгновенно взорвался ревом, но тут же заглох, отказываясь заводиться. Водитель ругнулся, стукнув по рулю кулаком.

– Чертова развалюха!

– Что-то не так? – насторожился я.

– Да не заводится! – он выскочил из кабины, впустив промозглую весеннюю погоду в салон. Светка теснее прижалась ко мне. Минуты три копался под капотом, и движок все же заработал, пусть с натугой и хрипами, но затарахтел.

– Опять свечи залило! – ворчливо сообщил он нам, трогая с места.

На прощание я увидел, как Янка махает нам рукой, оставаясь одна в свете бледно-желтого фонаря у своего подъезда. Когда наше такси скрылось за поворотом из двора, она повернулась к двери, кутаясь в пуховик. Ноги в домашних тапочках совсем замерзли.

– Здравствуйте, тетенька! – звонкий детский голос заставил ее вздрогнуть. Журналистка резко обернулась назад, увидев перед собой четырехлетнего мальчика, совсем небольшого роста, коротко стриженного, с блеклыми, почти незаметными волосами. Он был одет явно не по погоде. В короткие шортики синего цвета и аляповатую рубашку со слониками с коротким рукавом. На ногах у него были старые советские кожаные сандалии и скрывающие ноги почти до колен такие же синие гетры.

– Здравствуйте, мальчик…– ошарашено проговорила она, готовая поклясться, что секунду назад на этом месте было пусто. Двери подъезда не хлопали, и никто из них не выходил. Как получилось так, что этот ребенок бесшумно подобрался к ней, да и еще в таком домашнем виде? – Ты кто? Как ты тут оказался? – спросила она, на всякий случай, хватаясь за ручку двери.

Мальчишка сделал уверенный шаг вперед, и Красовскую пробила крупная дрожь. Его голубые глаза вдруг стали темнеть на глазах, превращаясь в беспросветный черный омут. В этом омуте заплясали огненные языки пламени.

– Я пришел к тебе! – чужим, не детским голосом возвестил он. – Ты позвала, я пришел…

– Не-ет! – закричала Янка. – Изыди, тварь!

Журналистка перекрестила наступающего на нее мальчишку, но это не принесло никакого желаемого результата. Лишь тонкие губы ребенка, бывшего вовсе не ребенком, тронула легкая надменная улыбка победителя.

– Глупости какие…– ухмыльнулся он, показывая ряд ровных, словно искусственных зубов. – Мы считали, что вы избавились окончательно от этих предрассудков уже давно.

– Уйди! Изыди! – прошептала Яна, чувствуя, как волна ужаса захлестывает ее с головой. Тело одеревенело. Руки и ноги совсем не слушались, а рука, держащая ручку двери в подъезд, словно превратилась в камень. Ребенок наступал, приближаясь к ней, а ее легкие все сильнее сдавливал ужас. Почему-то женщина была уверена, что нельзя дать ему коснуться ее. Мальчик протянул руку. Огонь полыхнул в его черных глазах сильнее.

– Нет!!!– закричала Янка, выдавливая из себя слова знакомой с детства молитвы. – Отче наш…

Мальчонка отдернул руку в сторону, будто обжегшись. Лицо его презрительно скривилось, но наступать он уже не мог. Его ноги двигались в такт шагам, но тело находилось на месте. Вид был жутковатый.

– Да святится имя твое! Да будет Царствие твое! – твердила Яна, почти скрываясь на крик, вжавшись в дверь подъезда. Ее сознание предательски тонуло в волне ужаса, и она молила об одном, чтобы успеть закончить молитву, прежде чем оно потухнет окончательно.

– Во веки веков, аминь! – закричала она, видя, как мальчика начинает вертеть из стороны в стороны, раскачивая, словно игрушку.

– Аминь! Спаси Господи, нас грешных…

Дитё завертело в непонятно откуда взявшемся вихре. В глазах Янки помутнело, и она потеряла сознание, опустившись на холодный пол подъезда, полностью обессиленная, но уверенная, что в этот раз ей удалось устоять.

6

Харьков 2019

Очнулась Яна уже тогда, когда над ней вовсю хлопотали медики. Один особенно настырный медбрат совал ей под нос ватку, намоченную в нашатыре, пытаясь привести в чувство, но от особого старания измазал ей почти все губы. Неподалеку, держась чуть в отдалении и предоставив врачам заниматься своими непосредственными обязанностями, топтался Максим. Как и положено настоящему милиционеру, никакого беспокойства он внешне не проявлял, сохраняя каменное выражение лица. Только излишне много хмурился и покусывал губы от волнения.

Наконец, когда заметил, что Красовская шевельнулась и застонала, он подбежал к ней, растолкав в стороны всю медицинскую бригаду.

– Яночка, ты как? – с тревогой в голосе поинтересовался он, наклоняясь так близко, что можно было бы при желании укусить его за щеку. Яне кусать естественно никого не хотелось, не то было настроение. Да и трясло ее еще от пережитого ужаса довольно прилично.

– Уже лучше, Максим, спасибо…– язвить и шутить она была не намерена. С трудом поднялась с холодного каменного крыльца. Ее даже не удосужились переложить на что-то теплое. Видимо, медики только приехали. Ничего удивительного, скорая она то и скорая помощь, чтобы приезжать тогда, когда ее помощь уже не требуется.

– Посмотрите на свет! – доктор с какой-то привязанной трубкой на шее посвятил ей прямо в глаза ярким карманным фонариком.

– Вашу мать! – ругнулась Яна, заслоняясь рукой. – Вы больше ничего умнее не придумали?

– Значит, жить будете, – удовлетворенно кивнул врач скорой, а потом уже обратился к Максиму, стоявшему рядом. – Ваша знакомая в абсолютном порядке. Обычный обморок, скорее всего, случился вследствие какого-то сильного эмоционального потрясения. У нее случались, вы не знаете, последнее время такие?

– Случались, – кивнул после секундной паузы Максим, вспомнив про загадочные надписи на стенах квартиры и постоянную бесовщину, присутствующую у них дома. Именно эти постоянные случаи могли повлечь за собой обморок. В котором неугомонная журналистка «Вечернего Харькова» провалялась минут семь, пока он не спохватился, что ее так долго нет после проводов четы Дворкиных и не пошел искать вниз, где и обнаружил ее лежащую возле крыльца с настолько потрясенным выражением лица, что самому становилось жутковато.

– Конечно, неплохо было бы ее госпитализировать и осмотреть, сделать все необходимые анализы для определения более точного анамнеза…– вяло то ли предложил, то ли наоборот стал отговаривать врач.

– Макс, не отдавай меня никуда! – тут же взревела женщина, отчаянно хватая своего мужчину за руку. – Слышишь, я никуда не поеду! Макс!

– Извините, но пока ей лучше остаться дом под моим чутким присмотром…– после недолгих раздумий проговорил муж Красовской. – Стресс может усугубиться в незнакомой обстановке, да и потом, у нас есть прекрасный врач, который не откажет в такой малости, как определение диагноза.

– Дело, как говорится, хозяйское…– пожал плечами доктор в синей форменной куртке. – Тогда вам необходимо написать отказ от имени вашей подруги от госпитализации. Думаю, что сейчас ей это самой будет сложно сделать…

– Конечно-конечно…– заторопился Максим. – Где?

– В машине лежит бумага и ручка, пройдемте…– вдвоем они двинулись к ярко-желтой «газели», где красной краской была нарисована снежинка и номер 103. Тем временем Яна ощутила, как силы понемногу к ней возвращаются. Она уже могла стоять без посторонней помощи и даже улыбнулась санитару, который так невежливо тыкал ей в губы ваткой с нашатырем. Тот, как раз собирал в открытый ящичек необходимые лекарства.

– Спасибо, вам огромное, – произнесла Красовская, чувствуя, что основательно замерзла. А возможно и даже успела простудиться. Сколько она пролежала на холодном бетоне? Минут десять, пока Максим спохватился и минут двадцать, пока не появилась наша доблестная медицина, но до чего жутко ей было в тот момент, когда на нее наступал этот мальчишка…Не мальчишка, а демон какой-то! При воспоминании об этой ужасной встрече, журналистку передернула. Все уже позади…Проговорила она сама себе, думай о чем-либо другом! Может, это вообще было какое-то видение на фоне стресса, вроде галлюцинаций?

Ее взгляд упал на медбрата, застегивающего свой ящик с красным крестом.

– Крепкого вам здоровья, Яна Викторовна! – улыбнулся он, и в его глазах неожиданно полыхнуло пламя, почти так же, как и в бездонных черных как омут глазах напавшего на нее мальчика. Красовская завизжала, вжимаясь в дверь. Попыталась ее открыть, но почему-то упрямо толкала ее внутрь, хотя та распахивалась наружу.

– Максим! На помощь! Помогите! Кто-нибудь!

Первым от скорой к ней кинулся именно муж, следом несся доктор, и лишь потом встал с колен тот самый медбрат с абсолютно непонимающим видом.

– Помогите! Помогите! Умоляю! Что вам от меня всем надо? – билась журналистка в двери, сбивая ладони в кровь ударами о металл.

– Тихо…тихо, малыш! – Максим аккуратно прижал ее к себе и погладил по волосам, – тихо, моя радость…Тихо, моя сладкая! Я с тобой…Все хорошо! Все прошло! Что случилось? – – – Убей его! Убей! Максим, умоляю, убей его! У тебя же есть пистолет? Есть? Застрели его к чертовой матери! – она тыкала окровавленной рукой в замершего у крыльца медбрата, – он сам дьявол! Он и его дружки! Этот четырехлетний мальчишка, который напал на меня! Он тоже хотел меня куда-то забрать! Убей!

Ее рыдания становились все тише, а рывки все обреченнее. Наконец, Красовская повисла на руках Максима, еле заметно вздрагивая. Ее тушь потекла, помада размазалась, и теперь она сама выглядела растрепанная не хуже любого беса.

– Что случилось?

– Он…

– Я всего лишь пожелал ей хорошего самочувствия, – пожал плечами ничего не понимающий медбрат, схвативший чемоданчик и совершенно испуганным видом стоявший опасливо поодаль, – а она, как закричит, и в дверь давай биться…

– Послестрессовый синдром…– с умным видом кивнул доктор. – Я бы настоятельно советовал вам обратиться за консультацией к психиатру.

– Я не сумасшедшая! – заорала Красовская, встрепыхнувшись. – Посмотрите, посмотрите внимательно ему в глаза, да там пламя адское плещется! – она указывала рукой на медбрата, который стоял совершенно испуганным видом, опустив голову.

– Подними глаза, тварь! – прокричала журналистка, пытаясь вырваться из рук Максима, но то ее удержал, крепко притянув к себе.

– Будьте так любезны, молодой человек…– попросил Максим, желая успокоить жену.

– Бред…– медбрат поднял голову, и Яна увидела совершенно обычные зрачки на сером блеклом фоне.

– Нет…нет…– растерялась она. – Этого не может просто быть…У него огонь такой же…И улыбка эта…Как у мальчишки маленького в шортиках…

– Яна Викторовна, – проговорил тихо доктор, – я сейчас вам сделаю укол успокоительного, а завтра прошу вас съездить на обследование в «пятнадцатую больницу» …У вас явно какое-то стрессовое состояние, ведущее к помутнению рассудка.

– Я не поеду в вашу больницу! – отчаянно закивала головой Красовская. – Не поеду! Макс, они меня хотят, как Митусова! Как Олега в дурке запереть! А там убить! Слышишь! Это демоны…

– Тебе нужна помощь, Ян…– выдавил из себя Макс.– Причем квалифицированная…

– Мне поможет только вера! – глаза Красовской блеснули. – Они боятся молитвы «Отче наш…». Шарахаются от нее. Максим, приведи к нам священника, приведи батюшку, прошу… Сейчас же!

– Максим Анатольевич…– доктору надоела эта истерика. У него впереди была еще целая ночь дежурства, в ходе которого он насмотрится еще и не на таких чокнутых. А нужно было еще выбрать время и перекусить.

– Да, я вас слушаю! – вскинулся Макс, удерживая рыдающую Яну.

– Пусть это будет сегодня не психиатр, а батюшка, хоть кто-нибудь, но приведите ей его. Иначе, судя по состоянию, ваша гражданская жена покинет квартиру ночью уже в смирительной рубашке под присмотром крепких санитаров. Хочет батюшку, дайте ей его. Думаю, что ни один священнослужитель не откажется от помощи в таком случае. А утром…Утром отвезите ее, куда я посоветовал. Там хорошие специалисты, а адрес «пятнашки» вы знаете… Лучше, не затягивайте, чтобы это не стало необратимым.

– Да, спасибо. Конечно, не будем! – Яна зарылась носом в куртку Макса, дрожа всем телом в его объятиях. Скорая, не включая мигалок, уехала из двора, прошуршав шинами по глубоким лужам разваленного асфальта. – Ну, все, малыш, все уже позади, я с тобой…– прошептал Максим, заводя журналистку в подъезд.

Они с трудом поднялись на свой этаж. Ноги журналистки подкашивались, заплетались. Она то и дело теряла равновесие, и максиму приходилось ее поддерживать за талию. В квартире ей стало немного лучше. Дыхание стало более равномерным, а колотящая жуткая дрожь прошла.

– Максим, – остановилась Яна на пороге спальни. Развернулась к мужу, схватив его за отвороты форменной куртки, в которой он выбежал во двор на ее поиски, – приведи батюшку! Прошу тебя! Сегодня…Они снова придут, и ничего не смогу сделать! Их ничего не остановит!

– Кого, малыш? – преувеличенно спокойным голосом проговорил Максим. – Кого не остановит? Что вообще произошло?

– Я проводила Дворкиных, потом позади меня появился какой-то мальчик. В гетрах, сандалиях и рубашке с коротким рукавом. Светленький такой, милый…Только у этого милого в глазах полыхал огонь! Дьявольский огонь, Максим!

– Кажется тебе просто показалось…

– Ты думаешь, что я сошла с ума? – вскинулась Янка.

– Я думаю, что отблеск фонаря дал такой эффект, а ты на фоне нашей бесовщины…

– Максим! Ты подумай, что говоришь! На улице март месяц! Откуда возле подъезда четырехлетний ребенок в сандалиях и рубашке с коротким рукавом?! Ты сам вот в куртке стоишь…

– Хорошо, чего ты хочешь? – спокойно выдохнул муж журналистки.

– Я тебе уже говорила…Нам нужен батюшка! Он пытался до меня дотронуться, но я начала читать молитву, и он исчез! Стоит освятить квартиру, и может все исчезнет! Мы станем жить волне нормально.

– Где я тебе его найду в половину первого ночи? – разозлился Макс.

– Ты же полицейский! – удивленно округлила глаза Красовская.

– Но не Бог, чтобы поднять священнослужителя из постели без особого повода…

– Макс!

– Что Макс?

– Приведи его…

– Хорошо, но для этого мне придется оставить тебя одну! – предупредил он, надеясь на этот последний довод.

Журналистка задумалась, прикусив нижнюю губу. В ее все еще испуганных глазах читалось сомнение. Ей было явно страшно оставаться одной в пустой семи комнатной квартире бывшего сумасшедшего.

– Это стоит сделать сейчас…– после долгой паузы, потраченной чтобы набраться храбрости, произнесла Яна. – Закрой меня на все замки и возьми с собой мобильный телефон, чтобы я смогла до тебя дозвониться, если что-то пойдет не так…

– Все будет хорошо…– с тяжелым вздохом произнес Макс, обнимая свою любимую женщину, уже параллельно обдумывая, где ему найти батюшку в такое позднее время.

– Я тебя люблю, Максим…

– И я тебя! – мужчина поцеловал ее в щеку и потрепал по волосам. – Все будет очень хорошо! Я знаю это совершенно точно! Не бойся, я скоро приду…

Он шагнул в прихожую, где переобулся из домашних тапочек в теплые ботинки, сменил форменную куртку, надев обычный пуховик. Яна за его сборами наблюдала с порога спальни. Максим заметил, что за столь короткое время Красовская включила свет везде, где только можно было включить, и распахнула все межкомнатные двери, а вот окна, наоборот, зашторила.

– Страшно? – спросил он жену, открывая замки входной двери.

– Немного…

– Не бойся, я с тобой, если что набирай…– металлическая дверь захлопнулась, защелкали закрываемые замки. Яна осталась одна в пустой квартире. Холодящий душу ужас прошел, оставив зябкое ощущение беспокойства. Женщина повела плечами, закутавшись в вязанный платок, прошла по всем комнатам, чтобы удостоверить, что она одна…На кухне поставила чайник, чтобы хотя бы немного согреться. Сейчас она не понимала природы своей дрожи, то ли от того, что замерзла, то ли от пережитого ужаса.

Прозрачный чайник с синей подсветкой забурлил, достигая точки кипения. Яна повертела в руках мобильный телефон, копаясь в адресной книге. Последний ее вызов был сделан Дворкину. Именно сейчас ей захотелось ему набрать, чтобы услышать спокойный, рассудительный голос друга. Он точно бы не стал записывать ее на прием в «пятнашку» из-за того, что она увидела демона в образе маленького мальчика. С ним они вместе пережили и не такое! Но Сашка спит, судя по времени на часах уже, как часов пять.

Нет, Максим оставался ее любимым человеком, отцом ее ребенка, но такого искреннего взаимопонимания, как с Дворкиным у нее никогда и ни с кем не было. Чайник выключился, щелкнув прозрачной кнопкой. Вода постепенно прекращала булькать, опадая на дно крупными каплями по стенам. Журналистка достала из ящика зеленый чай и с горкой отсыпала в чашку. Приятный душистый аромат мелисы и бергамота растекся по кухне теплой волной жаркого летнего дня. Помимо воли Яна улыбнулась. Стало намного теплее. Завтра точно слягу с ангиной, подумала она, прихлебывая кипяток, обжигающий искусанные губы.

Раздался звонок в дверь. Женщина вздрогнула и отставила чашку с чаем в сторону. Страх вернулся, закрывшись в сердце неприятным леденящим холодком. По спине шмыгнула пара мурашек, заставляя поморщиться. Кто бы это мог быть? Максим? Но у него есть ключи…Кто-то ошибся этажом? Какой-нибудь пьяный гуляка, припозднившийся по причине выходного дня? Если ошибка, то тогда неизвестный позвонит и уйдет! А если нет? Думать о том, если нет, совсем не хотелось. С другой стороны, когда это нечисти мешали пройти в квартиру металлические двери? Насколько Яна помнила их с Дворкиным приключения, даже он теперь, получив способности погибшей ведьмы Агриды мог спокойно телепортироваться из одного места в другое. Правда, вполне справедливо боялся это делать, потому как телепортация штука опасная, и исчезнув в одном месте, можно появиться в другом, потеряв в пути какую-то часть своего тела.

Звонок настойчиво трезвонил, раздираясь душераздирающим криком, отражаясь даже в бокалах, стоящих в сервантах. Такое ощущение, что какой-то алкаш нажал на звонок, перепутав этажи, да так и благополучно стоя уснул. Еще пару минут такого отчаянного перезвона и начнут просыпаться соседи.

Янка решительно встала из-за стола, нахмурив брови.

– Трусиха ты, Красовская! – обругала она себя. – Где это видано, чтобы демон звонил в демон, просясь войти?

Подбодрить и убедить себя в собственной правоте ей, кажется, удалось. Женщина двинулась в сторону прихожей, но на всякий случай заглянула в глазок.

На лестничной площадке стоял самый настоящий батюшка в черной рясе, клубку и крестом на шее, отливающим золотом. Темная окладистая борода с проседью спускалась почти до середины груди. Сам он был огромный, напоминая своей фигурой то ли бывшего борца, то ли бывшего борца тяжеловеса. Затемненные очки не придавали ему солидного вида, а лишь подчеркивали его габариты, создавая впечатления, что это не священник, а какой-то бандюган из девяностых, наряженный шутки ради в рясу.

Яна облегченно выдохнула. Максим все-таки нашел ей батюшку! Пусть такого необычного, но стоит ли перебирать в почти два часа ночи? Не каждый пойдет освящать квартиру, будучи выдернутый с постели полковником полиции… Только где сам Макс? Почему-то на площадке батюшка был один, настойчиво не отпускал пальца с кнопки звонка, все больше и больше недовольно хмурясь.

На всякий случай, Яна прежде, чем открывать двери, решила все уточнить.

– Здравствуйте! – прокричала она из-за двери. И батюшка звонок отпустил. В ушах еще по-прежнему отчаянно звенело.

– Благослови, Бог! – батюшка широко перекрестился. В другой руке он держал кожаный саквояж, в котором, наверное, хранил свои церковные приспособления. – Меня Максим, муж твой невенчанный послал! Говорит, что квартира необходимо посмотреть! Помощи просил…– пояснил он, не дожидаясь уточняющего вопроса. Нетерпеливо топтался на месте с не совсем довольным видом. Где его нашел среди ночи такого Макс, оставалось загадкой. Красовская улыбнулась.

– А где сам он? – на всякий случай поинтересовалась она, отпирая замки.

– Работа его потребовала, чтобы он был на месте! В Московском районе опять таксиста ограбили! Грех на душу взяли…

Дверь скрипнула и открылась. Батюшка был точно такой же, как и в дверной глазок. Чудаковатый. Но оставляющий хорошее впечатление. Он широко улыбнулся и перекрестил Красовскую.

– Спасибо, батюшка…– склонила она голову, пропуская священника в квартиру.

– Ну, рассказывай! – попросил он, разуваясь на пороге. Черные туфли с длинными загнутыми носками показались из-под длинной рясы и совсем не соответствовали его солидному виду.

– Эту квартиру мы купили совсем недавно…Раньше тут был офис, – затараторила журналистка, следуя за батюшкой, который, ничуть не стесняясь начал осмотр квадратных метров. Следуя из комнаты в комнату, – а до этого жил совершенно сумасшедший человек. Он писал на стенах разную ерунду, вроде…

– Секундочку! – прервал ее объяснения священника, зайдя на балкон с оторванными обоями. – Не вот это ли? – указал он на намалеванные белой краской буквы «Век. Вак»

– Именно! Такими и похожими надписями оказалась вся квартира разукрашена. Хозяева фирмы не стали ее ремонтировать, а просто поклеили обои…

– Обычные слова…– пожал плечами батюшка. – Не хуже и не лучше других! Не припомню, чтобы слуги дьявола использовали нечто подобное.

– Дальше, хуже! – заверила его Красовская, совершенно осмелев. – Нам с мужем постоянно кажется, что за нами кто-то наблюдает…

– Странно, Максим мне ничего об этом не говорил, – священник направился в спальню так бодро, что Яна еле успевала за ним.

– Но не нам, а мне…– смутилась журналистка. – Хлопают двери, стучат тарелки и ложки в буфете. А сегодня ко мне около подъезда подошел мальчик…

– Мальчик? – нахмурился батюшка.

– Да, обычный лет четырех мальчик…

– Что же в этом странного?

– Он был одет вшорты и рубашку с коротким рукавом, летние сандалии…– при воспоминании о событиях вечера Яну передернуло.

– И что? – удивился батюшка.

– Это очень странно для марта месяца…– не поняла его удивления Красовская.

– Да? Ну, хорошо, подошел он к вам и что было дальше?

– Он хотел ко мне прикоснуться, но я осенила его крестным знамением, однако, на него оно не подействовало. В глазах горело пламя, а зрачки черные, как сама тьма!

– Обычно крест, животворящий помогает в таких случаях, – хмыкнул священник, останавливаясь в спальне и открывая свой саквояж. Из него он достал лампадку и пучок какой-то травы.

– Нет…Его остановила только молитва! – заверила батюшку Красовская.

– Какая это? – обрадовался батюшка.

– Отче наш…

– Сильная…Очень сильная, – покивал мужчина, поправив очки, – ее часто применяют в таких случаях, потому, как это единственная молитва, данная нам Спасителем!

– Просто, я ее одну и знаю…– помялась Яна.

– Плохо, – кивнул со вздохом батюшка.

– Что именно?

– Кажется, вы одержимы!

– Что? – округлила глаза Яна.

– Бесы внутри вас! Не вокруг, как вы предполагаете, а в вас самих! – пояснил с готовностью батюшка. – А значит, нам надо провести обряд экзорцизма, пока они не захватили вашу бессмертную душу…

– Но…– растерялась журналистка. Она была готова поверить. Что в квартире живет какая-то не упокоенная душа, что бродит призрак, но то, что в ней сидит бес, оказалось для нее сродни шоку.

– Это не больно, поверьте! – заверил ее батюшка, поджигая лампадку и бросая в огонь какие-то травы, выщипывая их из пучка. – Ложитесь на кровать, я прочитаю над вами молитву, и немного подымлю, можно?

Яна кивнула, укладываясь на теплый плед, сложив руки на груди.

– Вот этого не надо! – указал на руки батюшка. – Когда человек скрещивает руки или ноги, то до его души сложно дотянуться. Он закрывается от постороннего вмешательства.

Красовская кивнула, вытянув руки по швам.

– Господь наш…– начал басовитым голосом священник, дымя прямо перед носом журналистки кадилом с травой. – Избавь нас грешных…

Голова Яны вдруг начала тяжелеть. Веки становились неподъемными, а дыхание ровным, как у спящего человека.

– Именем…– слова священника долетели до нее урывками. Сознание затуманилось, окутывая теплыми клубами серого дыма. Она с трудом могла сфокусировать взгляд на черной фигуре, бродящей возле ее кровати.

Какой-то дурман…Подумала она. Так хочется спать! А в квартире посторонние. Очки…Странные очки…Первый священник, которого я вижу в затемненных очках…Обычно это круглые, нелепые, похожие на очки доброго волшебника…Почему я не подумала о них раньше?

Слабость обрушилась теплой волной расслабления…Яна попробовала пошевелить рукой, но ей это не удалось. Почти пудовая голова тянула к подушке все ее тело.

И все же…Почему он в очках?

– Батюшка…– прошептала она. Губы стали шершавыми и сухими, язык еле ворочался во рту. Ее подташнивало от сладкого запаха дыма. Она только сейчас заметила, что священник не читает никакой молитвы. Просто обмахивает ее кадилом и наблюдает.

– Да, дочь моя…– улыбнулся он ей. И в его улыбке ей показалось промелькнуло что-то зловещее. Или это просто бес внутри нее сопротивляется и не хочет выходить?

– Снимите очки… Снимите их…– сквозь туман прошептал Яна. – Прошу вас…Мне плохо…

– Ничего, это пройдет! От Тивитской мяты еще никто не умирал…– улыбнулся священник.

– Снимите эти долбанные очки…– выдавила из себя Красовская из последних сил.

– Как скажешь, дочь моя…

Батюшка потянул за дужки, снимая затемненные «хамелеоны». Яна присмотрелась к его лицу, с трудом сфокусировав взгляд. В черных, как омут глазах, плескалось огненное пламя.

– Кто…ты…– прошептал она, чувствуя, как силы окончательно оставляют ее.

– Я Координатор! – отчетливо проговорил неизвестный в рясе, коснувшись ее руки. Мир ее закрутился в сладковатом тумане и исчез, полностью погрузив ее сознание во тьму.

7

Харьков 2019

Вы когда-нибудь искали священника посреди ночь в Харькове? Нет…Тогда вам крупно повезло! В столь поздний час в Первой столице Украины можно найти все, что угодно: девочек для веселого препровождения, не отягощенных принципами, легкие и тяжелые наркотики, подпитых гопников, которые вежливо потребуют с вас наличность, даже приключений на свою совесть…Но вот со священниками в городе напряг. Максиму удалось поднять на ноги всех своих подчиненных, прежде чем один из ни Володя Сизых не привез ему в управление совсем молодого батюшку с клиновидной узкой бородкой, сонного и возмущенного столь хамским поведением полиции.

Но, когда он услышал всю историю до конца, то без всяких возражений и упреков согласился помочь в столь богоугодном деле. Около половины четвертого, заехав предварительно в храм за святой водой, они отправились к ним домой, чтобы по просьбе Яны освятить всю их квартиру.

Максим очень переживал за здоровье жены. Такой, какая она была два часа назад, он ее никогда не видел. Сколько ужаса плескалось в ее глазах, как ее трясло от каждого шороха! В конце концов, полковник полиции принял решение, что неплохо было бы, чтобы батюшка действительно провел хоть какой-то ритуал.

Он был материалистом до мозга костей. Для него все эти истории с магией, оккультными науками и экстрасенсорикой были всего лишь рабочими моментами, связанными с надувательством и аферами граждан. Не раз и не два ему приходилось расследовать дела, в которых главными фигурантами дела становились люди, которые называли себя колдунами первой ступени или экстрасенсами высшего уровня силы, выманивающие деньги у доверчивых граждан миллионами. Все это, безусловно, наложило неизгладимый отпечаток на его отношение к потусторонним силам.

Потому то, он и относился так к этому писателю Дворкину, который основу для своих романов, как он сам писал, находил в своих же приключениях. Кто он, как не аферист, обманывающий граждан, зарабатывая на продажах своих произведений?

Машина заехала аккуратно на бордюр одним колесом и заглохла. Благо, от управления полиции до их дома ехать было теперь недалеко. Жестом полковник предложил батюшке выйти.

– Хороший район! – оценил молодой священнослужитель, поправляя рясу, перекрутившуюся во время поездки. – Вроде и центр, а тихо, как будто спальный район…Почти не слышно движения, которое присутствует на Сумской и Пушкинской…

– Да…– кивнул Максим, включая сигнализацию на своем «Лексусе». – Пройдемте, у нас третий этаж.

Довольно быстро они поднялись. Максим спешил, перепрыгивая через ступеньку. Его сильно волновало то состояние Яны, в котором он был вынужден ее оставить одну. В таком состоянии прыгают с балконов, делая шаг в бездну. Уж это, он знал не понаслышке. На нужном этаже было тихо. Жители окрестных квартир все еще не проснулись, хватаясь за последнею возможность перед пробуждением досмотреть самый сладкий сон.

– Сейчас…– Максим осмотрел входную дверь на предмет вскрытия. Еще с давних времен, с начала службы в органах МВД у него появилась удивительная привычка оставлять на своей квартире метки, по которым можно было определить входил ли кто-то в его отсутствие домой или нет. В этот раз длинный волос Яны, прикрепленный чуть выше среднего человеческого роста между косяком и дверью, остался на месте. Щелкнул дверной замок, впуская их с батюшкой в прихожую. Обувь стояла на месте. Тапочки Красовской в истерике, сброшенные как попало валялись под ногами. Макс наклонился и поставил их на месте.

– Наверное, она уснула…– пожал плечами полковник полиции, пропуская батюшку на кухню. – Сейчас я ее позову!

Он повернул в ту сторону коридора, который вел к их спальне, дверь в которую была слегка приоткрыта.

– Яночка…– тихо проговорил он, чтобы не напугать свою жену. Тишина…Только кварцевые часы на стене в форме парусника мерно отбивали свой ритм. Заглянул внутрь. Кровать была пуста. Скомканное одеяло валялось на полу. – Где же ты есть…

Сердце захолонуло от неприятного предчувствия. Мысль о балконе пугало и наводила ужас. Он резко метнулся по коридору, попеременно распахивая двери комнат одну за другой.

– Яна! – уже совсем не стесняясь, громко прокричал Максим. – Красовская!

Батюшка с тревогой наблюдал за его передвижениями, сопровождая напряженным взглядом.

– Яна! Ты где?!– мужчина со страхом толкнул балконную дверь. Пусто! Посмотрел вниз, внутренне надеясь, что все же ошибся… Слава Богу, никаких следов. Асфальт был абсолютно чист, высокие перила не поцарапаны…

– Что-то случилось, сын мой? – наконец, когда Максим обессилено, выдохнул и сполз по стене ведущей на балкон, уставившись в одну точку, спросил батюшка.

– Нет…– после минутной паузы произнес полковник полиции. – Нет, святой отец…Все хорошо! Все просто отлично…

– А где же ваша супруга? – молодой батюшка не понимал, зачем его выдернули с постели посреди ночи.

– Где она…где…– будто сам с собой, проговорил Максим. – Ей, наверное, стало лучше, и она решила прогуляться, подышав свежим воздухом!

– В четыре часа ночи? – удивленно вскинулся батюшка.

– Уж такая она у меня странная…– решение Максим принял. Рывком встал, снова превращаясь в полковника полиции, смелого и решительного, не знающего, что такое сомнение. Если Красовская пропала, то он сам ее найдет! Почему-то Макс был уверен, что это все связано с дневником Митусова и надписями на стенах. А кто у нас главный специалист по этому делу…Дворкин…Ему-то он и наберет! А сейчас…– Я приношу свои извинения, что выдернул вас вот так, среди ночи…Но ситуация была действительно сложная…

– Я все понимаю. В этом нет ничего страшного! Помогать страждущим мое призвание…– батюшка направился к выходу из квартиры.

– Я вызову вам такси! – крикнул ему вдогонку Макс.

– Спасибо, не стоит! – обернулся уже на пороге священнослужитель. – Я, пожалуй, тоже прогуляюсь по ночному Харькову.

Дверь хлопнула, и Макс остался один. Недолго думая, он достал телефон и стал набирать номер Дворкина, то есть меня…

8

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

Яна очнулась оттого, что ледяной холод стал сковывать тело. Кончики пальцев стали, как камень и онемели. Она попробовала двинуть рукой, но ничего не вышло. Ее запястье было накрепко прикручено жестким металлическим обручем к кушетке, на которой она лежала. Двинула ногой, тоже самое… Лодыжки удерживала какая-то малознакомая ей штука, напоминающая своим вешним видом наручники. Пора было бы и осмотреться…

Она осторожно открыла глаза, щурясь от яркого света, заполнившего комнату, больно бьющего по глазам. Огляделась по сторонам. Попыталась повернуть шею, но та тоже была намертво закреплена металлическими кандалами.

Обычная комната, выкрашенная в идеально белый цвет, создающий впечатление, словно находишься где-то в раю. Над потолком закреплены несколько ламп дневного света. Одна из них висит прямо над ее головой. В углу установлен табурет, письменный стол, на котором аккуратными стопками сложены какие-то бумаги, напоминающие личные медицинские карточки из поликлиники. На столе компьютер-моноблок без клавиатуры и мышки, какого-то неизвестного ей производства. И больше ничего!

Она с трудом повернула закрепленную шею в противоположную сторону, пытаясь увидеть еще что-нибудь полезное. В другой части комнаты было расположено окно с каким-то странным пейзажем, словно нарисованным, до того умилительные были птички, порхающие с ветки на ветку в лиственном лесу, мерное колыхание могучих стволов деревьев, шелест ветра. Пастораль!

Красовская снова пошевелилась. Скосила глаза вниз, на свои ноги. Ничего удивительного в том, что она мерзла! Кто-то ее переодел в ночную тонкую бязевую рубашку, спускающуюся почти до щиколоток. Ноги остались голыми. Лежала она на чем-то металлическом, напоминающим по ощущениям медицинскую кушетку. Обруч, который ее держал, светился маленькими неоновыми зелеными огоньками, перемигивающимися между собой с непонятной для Красовской активностью. Но как только она чуть сильнее дернула ногой, пытаясь высвободиться из захвата, цвет огоньков мгновенно сменился на красный. Они замигали интенсивнее, поднимая тревогу.

Яна замерла, обдумывая свое положение. Все вокруг мало походило на обиталище дьявола, скорее, на лечебное учреждение. Мелькнула мысль, что Максим все-таки последовал совету врача скорой помощи, и пока она спала, упрятал ее в «пятнашку», а подставной батюшка был лишь плодом ее разгоряченного воображения. Или вообще ей приснился.

С другой стороны, она никогда не думала, что в психиатрической больнице города Харькова есть вот такие ВИП палаты. Тут было идеально чисто, словно в операционной, чисто и пусто.

Дверь отъехала в сторону почти без скрипа, что тоже было ново для Красовской. В ее понимании больницы выглядели несколько иначе, старые обшарпанные стены, совсем невежливый персонал, смертельно уставший за нищенскую зарплату трудиться на благо Отечества, полное отсутствие современной техники и новых лекарств. А тут сенсорные двери! Может это чей-то личный кабинет? Какого-нибудь сынка олигарха, от нечего делать, решившего заняться психотерапией. Все ее сомнения исчезли, когда в комнату вошла женщина невысокого роста в белом накрахмаленном халате до пят. На голове у нее был одета традиционная врачебная шапочка, стройные ножки были обуты в аккуратные туфельки лодочки с невысоким каблуком.

– Все-таки психушка…– пробормотала Янка про себя, но входящая ее услышала, тут же вежливо уточнила:

– Вы что-то сказали? – улыбнулась она, повернувшись к Красовской. И в этот момент женщине стало страшно. Вместо глаз докторши внутри зрачков плескалось огненное пламя. Точно такое же, как было у маленького мальчика возле их подъезда, точно такое, какое она запомнила у поддельного батюшки, назвавшего себя Координатором.

– Нет…– попыталась покачать головой Яна, но металлический обруч больно врезался ей в шею. Огоньки тут же сменились красными и где-то на пределе человеческой слышимости, Красовская услышала тонкий писк аппаратуры. Значит, это не просто кандалы, но и сигнализация! Вот, почему так быстро пришла их врач, как только журналистка начала двигаться интенсивнее, чем положено во сне.

– Вы абсолютно правы! – улыбнулась доктор. – Эти датчики передают нам ваше состояние в полном объеме, от учащенного сердцебиения, до работы желез секреции. В данный момент вы замерзли и, кажется, хотите в туалет…– врач взглянула на экран небольшого смартфона, умещающегося в ладони, и тут же добавила:

– Кроме того, у вас наблюдаются нервические всплески, вызванные состоянием паники, появляющиеся каждый раз, когда вы видите мои глаза! Если хотите, то я могу надеть очки…– врач достала из нагрудного кармана затемненные хамелеоны, точно такие же, какие были на поддельном батюшке.

– Не надо…– выдавила из себя Янка. Для начала ей надо было успокоиться и выяснить, куда же она все-таки попала, а, падая в обморок и впадая в истерику, это сделать будет совсем нелегко.

– Замечательно! – улыбнулась врач. – Если честно, то вы ведете себя намного спокойнее, чем многие ваши особи. Не кричите, не пытаетесь драться…Достойный экземпляр! – похвалила она журналистку, которая так и не поняла. Радоваться ей или все же бояться!

– Кто вы? Где я?

Врач проигнорировала ее вопрос, сделав вид, что не услышала. Прошла к столу и уселась за компьютер. Со своей кушетки Яна могла наблюдать за ней, решив пока не пороть горячку, а выяснить все, как следует. В конце концов, она была журналисткой, а эта профессия не меньше, чем другие несла в себе опасности и такие ситуации, подобные этой.

Доктор провела пальцем по экрану, запуская экран. Мелькнула знакомая заставка «Windows» только немного необычная. Вместо привычного флажка Яна увидела радугу и цифру 85. В отличие от компьютера Яны, на рабочем столе здесь царил абсолютный порядок. Все значки находились в одном месте, расположенные в строгом порядке. Врач нажала пальцем на один из них, и на экране развернулась какая-то схема с разноцветными пульсирующими линиями синего, красного и белого цвета.

– У вас крепкая нервная система, товарищ Красовская!– с легкой завистью проговорила доктор, щелкая пальцами по экрану, то увеличивая одну из линий, то сворачивая ее обратно до размера ниточки.– Красные нити – это те нервные окончания, находящиеся в состоянии стресса,– пояснила она,– как видите их у вас порядка 25%, синие определяют нормальную работу головного мозга, мышление… Их порядка 60%. Вы сейчас о чем-то сосредоточенно думаете, что неудивительно в вашем положении. Белые – спящие нервы в состоянии покоя…

– Кто вы?– напряглась Яна, стараясь ни о чем не думать. Если эти врачи способны разложить мозг на ниточки, то нет никакой гарантии, что им недоступно и считывание мыслей из ее головы.

– Обычно после встречи с Координатором красные нити преобладают и занимают почти 95%! У вас все на удивление стабильно…такое ощущение, что вас ничего не удивило в происходящем!– проигнорировала снова вопрос доктор.– а что у вас с иммунной системой…

– Скажите, черт возьми, где я нахожусь и кто вы такие!– взревела разозленная Яна. Страх куда-то ушел, оставив место для гнева. Женщина дернулась на кушетке, пытаясь подняться, но датчики обручей, удерживающих ее, неожиданно замигали бордовым цветом, и тело Яны пронзила острая боль электрического заряда, будто сотни иголок врезались одновременно в ее тело, оставляя во рту противное металлическое послевкусие. Она рухнула обратно, протяжно застонав.

– Каждая попытка к освобождению будет приводить к увеличению мощности электрического заряда,– спокойно и вежливо пояснила доктор,– боль будет становиться нестерпимой…Так что не советую вам даже пытаться!

– Иди к черту!– взревела упрямая Красовская и, собрав последние силы, рванулась вперед. Горло обожгло огнем. Острая стрела проникла в мозг, основательно тряхнув черепную коробку. На миг она потеряла сознание от боли, а когда очнулась, то все было по-прежнему. Доктор с улыбкой наблюдала за ней. Обручи были на месте, а огоньки на них горели зеленым.

– Я поняла…– выдохнула журналистка, тяжело признавая свое поражение. Язык во рту набух и еле ворочался, не помещаясь внутри.

– Это хорошо, товарищ Красовская, что мы с вами без особых проблем нашли полное взаимопонимание. Как говорит наш вождь и учитель, товарищ Сталин, все наше общество, наш строй, наши принципы и взаимоотношения зиждутся на взаимопонимании и взаимопомощи.

– Товарищ кто? – не поняла Янка, решив, что знакомая фамилия ей определенно послышалась.

– Товарищ Сталин председатель ЦК Коммунистической партии…– ничуть не смутившись, объяснила терпеливо доктор.

– Тот самый Сталин? – через недолгую паузу уточнила журналистка, выпучив изумленные глаза.

– Тот самый, тот самый, деточка! – улыбнулась доктор, доставая фонендоскоп, вполне обычный, человеческий, без всяких электронных примочек.

– Понятно…– кивнула Яна, терпеливо наблюдая, как доктор задирает ей ночную рубашку и начинает самым бессовестным образом щупать ее. Значит, точно в дурку Максим упек. Решила она. Надо же и Сталин у них тут есть свой…Ничего удивительного в этом не было. Судя по интерьеру палаты, тут квартировали, отнюдь, не схватившие «белочку» работяги с какого-нибудь завода.

– Вы хорошо сложены внешне! Замечательный экземпляр! – похвалила ее врач, но почему-то Красовской стало неприятно, словно лошадь на Конном рынке оценили. – Рожали? – пальцы доктора скользнул куда-то в ту область, в которой другим пальцам, кроме пальцев мужа и быть запрещено. Яна кивнула, куда деваться, когда привязан непонятными устройствами к холодному металлическому столу.

– И недавно…Ребенок где?

– Если вы хоть пальцем тронете…– журналистка забыла про обручи и попыталась дернуться навстречу ухмыляющемуся доктору. Электрический разряд, на этот раз не самый болезненный, сотряс ее тело до кончиков пальцев. От боли она зажмурилась. Но стерпела, чтобы не закричать.

– Ваша агрессия вас не красит! – укоризненно покачала головой врач. – От такого выражения лица, как у вас сейчас, появляются мимические морщины…

– Если вы хоть…

– Вынуждена вас перебить, товарищ Яна. Судя по моим наблюдениям, родили вы совсем недавно. Ребенок должен быть еще грудной. Его необходимо кормить, и, если Координатор прибыл не только с вами, мне необходимо обследовать и вашего малыша, организовать его питание и сон!

– Не дождетесь!

– Тем лучше…– врач закончила осмотр, грубо одернула рубашку и вернулась за компьютер. Что-то там защелкала по экрану пальцем, набирая какой-то текст. Как поняла Красовская, заносила результаты осмотра. Окно было совсем близко. Всего лишь один прыжок, и она окажется на свободе. Судя по пейзажу за стеклом, там было нечто очень похожее на парк для прогулок. Вырваться в лес, а там, пусть ищут среди дубов и сосенок…Голая, без документов, без одежды и снаряжения? Засомневалась Яна.

– Окно – это всего лишь имитация живой природы! – сообщила ей, как бы невзначай, врач, продолжая что-то печатать.

– Вы читаете мои мысли? – негодующе нахмурилась журналистка.

– Можем, но у вас все написано и без всякого чтения на лице…– врач неожиданно встала и прошла к окну. Листнула ладонью по экрану, меняя картинку. Вместо лиственного леса изображение сменилось на голубой водопад, мерно журчащий по круглым валунам, заросшими водорослями.

– Кому-то нравится пустыня…– доктор снова провела ладонью по экрану. И на нем появились желтые песчаные барханы. Легкий бриз гнал песок куда-то в сторону восходящего солнца, а рядом с небольшим камнем полз скорпион, воинственно размахивающий хвостом. – Кому-то лед и холод…

Семья белых медведей брела куда-то по иссини-черному льду, аккуратно переступая через снежные переметы.

– Хватит, я поняла! – остановила женщину Яна.

– Вот и отлично! – обрадовалась доктор. – Спешу предупредить, что за плазменным экраном находится самая настоящая кирпичная стена, усиленная титановой основой с применением суперпрочного пластика.

– А как выглядит пейзаж за окном на самом деле? – прищурилась Красовская.

– Этот вопрос, товарищ Яна, вам лучше задать Координатору. А вот, кстати и он…

Дверь отъехала в сторону, и на пороге стоял тот самый батюшка, с помощью какой-то неизвестной ей магии утащивший ее из собственной квартиры.

9

Харьков 2019

Приехали мы домой со Светкой далеко за полночь. Мишка уже спал, видя десятый сон, а вот из спальни Эльвиры Олеговны доносился недовольный ропот моей много обожаемой тещи. Она громко отчитывала за что-то нашу младшую дочь Дарью, видимо вспомнив, что по призванию она все-таки воспитатель, Светкина мама, что-то настойчиво пыталась вдолбить совсем маленькой девочке.

Мы переглянулись, прекрасно понимая в чем дело. Мишка стал уже совсем взрослым. Имел на каждое предложение свое собственное мнение, и далеко не всегда это самое мнение совпадало с мнением его любимой бабушки. Из врожденного упрямства, доставшегося ему от родного отца, Миша не воспринимал никаких советов, отчего у них регулярно вспыхивали конфликты, на почве несогласия с авторитарным мнением старшего поколения. Эльвира Олеговна, похоже, махнула на внука рукой и переключилась активно на бедную Дашку, которая не то, что сопротивляться тлетворному влиянию бывшей заведующей детского сада не могла, но и ходила то с трудом. Изредка выговаривая вместо слов традиционные «ба», «па» и «ма».

– Вот смотри, Дашуль, это у нас цветочек, а это котик…– ласковым голосом приговаривала теща, показывая что-то сидящей на диване напротив нее Дашке.

– А это… Ну-ка смотри сюда…Кто это у нас?

– Не… – упрямо отвернулась дочка.

– Дашенька…смотри…какая у нас зайчик тут! – я подмигнул жене, плотно прикрывая за собой дверь в тещину спальню.

– Педагогический процесс в действии! – улыбнулась Света, стараясь не шуметь.

– Еще какой!

– Дашка! Черт тебя побери! – раздался разозленный крик Эльвиры Олеговны, больше похожий на рев раненного гепарда. – Почему-то ты меня не слушаешься?! Куда ты смотришь все время? Вот книжка…Вот зайчики…Зачем я тебе тогда ее показываю!

– Но педагогики хватило ненадолго…– заметил я, отходя на всякий случай подальше от спальни, дабы не попасть под горячую тяжелую руку тещи.

– Дашка, не надо!

В спальне что-то полыхнуло. Раздался оглушающий хлопок, и комнату Эльвиры Олеговны озарила яркое огненное зарево. Потом нас, уже бегущих навстречу, догнал отчаянный вопль Светкиной мамы, пулей, вылетевшей из комнаты. Лицо ее было перекошено от злости и вымазано золой.

– Мам, что…

– Ну и дочурка! Вся в папашу! – зло буркнула Эльвира Олеговна, бросив на меня уничтожающий взгляд, пробегая в ванную. Я хмыкнул и заглянул в спальню, где уже Светка с тревогой осматривала сидящую на диване абсолютно спокойную Дарью, весело разбивающую старенький телефон-раскладушку. Рядом с ней, на том месте, где восседала теща в порыве педагогического азарта, на диване лежала аккуратная кучка пепла – это было единственное, что осталось от книги.

От всей души я рассмеялся, понимая, что Дашка не желая рассматривать котиков и зайчиков, разозлилась от настырности бабушки и просто спалила ненавистный учебник.

– Черте что в доме творится! – возмутилась Эльвира Олеговна, заходя обратно, уже умытая, немного ворчливая, но, в принципе, довольно спокойная. – Немедленно поговори со своей дочерью, Дворкин! Подумаешь, не по ее получилось! Зачем книгу сжигать, ты мне скажи?

– Как так получилось? – с интересом поинтересовался я.

– Сидела, показывала ей картинки, а она то туда, то сюда, вертеться, как будто шило у нее в одном месте! – с жаром начала жаловаться теща. – Ну я ей пальчиком и погрозила. Мол, надо слушаться старших…

– И?

– И что «и»? Дворкин?– захлебнулась гневом Эльвира Олеговна.– Посмотрела доча твоя на меня, а у меня книга, как вспыхнет пламенем в руках. Я ее бросила и быстрее руки пантенолом мазать.

–Дай-ка, мне их посмотреть…– попросила жена.

– Да нет там ожогов! – заворчала уже спокойно теща. – Все ваша магия проклятая! Один призраков видит и судьбу всего человечества, вторая глазами предметы может сжигать…Не дом, а какой-то дурдом! Вот посмотрите-ка, смотрите, сидит и ломает телефон…Бандитка!

Мы обернулись на Дашку. Которая, уже зевая, без особого энтузиазма колотила по спинке кровати мобильником.

– Что за шум, а драки нет? – Мишка, подтягивая шорты, протирая с трудом открывающиеся сонные глаза, забрел в тещину спальню, где мы все собрались.

– А чего это вы одетые? – посмотрел он нас. – С Дашкой что-то? – с тревогой уточнил он.

– Мы…– только сейчас я заметил, что за всеми этими событиями мы даже не успели разуться.

– Да тут бабушка…– начала объяснять Света.

– Что опять бабушка! – возмутилась Эльвира Олеговна. – бабушка вам покоя не дает, а у меня, между прочим, сердце и давление! А я с вашими оболтусами и днем и ночью мучаюсь…Нашли себе домоправительницу…– заявила она, гордо удаляясь на кухню, чтобы, видимо, померить подскочившее давление. Втроем мы рассмеялись, сразу вспомнив колоритную фигуру Фрекен Бок из незабвенного Карлсона. Вот уж, точно, домоправительница.

– А Дашка-то уже все…– кивнул сонный сын нам за спину. Света обернулась, мельком взглянула на часы.

– Уже почти два! А она еще не в кроватке! Ну-ка быстро все спать! – если с командами Эльвиры Олеговны мы своим мужским коллективом еще могли поспорить, то если приказ отдавала Света, лучшим вариантом было его исполнить. Миша срочно шмыгнул в ванную. Я в коридор, где меня уже догнала жена с находящейся в полудреме дочкой на руках.

– Саша…

– Да, милая, – устало ответил я, вешая свой пуховик. Усталость и невыспанность навалились как-то сразу и одновременно. Я почувствовал себя разбитым, как старое корыто.

– Можно, чтобы дочка спала с нами?

– Конечно, дорогая, – тут же согласился я, – уж извини исполнитель долга из меня супружеского сегодня никакой…Ложитесь отдыхать, а я немного поработаю и приду.

– В два ночи?

– Как у настоящего писателя у меня ненормированный рабочий день! – улыбнулся я, поцеловав жену в нос. Посмотрел на сопящую малышку, проведя ладонью по белоснежным кудряшкам, спадающим на лоб. Дашка что-то видела во сне, чему улыбалась, причмокивая губами. Интересно, что за сны им снятся? Про манную кашу что ли, что они такие счастливые, когда спят? Правда, если бы мне сейчас приснилась бы полная тарелка манки, то я вряд ли бы выглядел таким ангелочком.

– Как книга? – шепотом поинтересовалась Света, слегка покачивая нашу малышку.

– Пока никак…– Мишка по дуге обогнул нас с закрытыми, чуть не врезавшись в дверной косяк. Громко хлопнул дверью, скрываясь в своей комнате.

– Все так плохо? – с тревогой поинтересовалась жена.

– Пока никак…– хмуро кивнул я, направляясь на кухню.

– Все получится…– догнали меня в спину ободряющие пожелания жены.

Еще бы…Выхода-то у меня нет. Либо я сдам к концу месяца очередной роман, либо Елена Эрнестовна – мой любимый редактор, так же любя меня и растлит где-нибудь на Московском проспекте, заставляя отрабатывать долг перед издательством.

– Как самочувствие, Эльвира Олеговна? – поинтересовался я, открывая ноутбук и окно во двор, чтобы закурить.

– Нормально, – буркнула она, выходя из кухни. Уж запаха дыма она не переносила точно. Особенно когда я курил нагло в ее вотчине, где среди сковородок и кастрюль она в зависимости от настроения чувствовала себя либо рабой, либо богиней.

– Да…– устало проговорил я, косясь на часы. За всеми разговорами, спасениями горящей тещи и прочей ерундой включая дорогу, я не заметил, что утро почти наступило. Светящиеся синим цифры на электронных часах, стоявших на микроволновке, показывали половину четвертого. Щелкнул чайником, надеясь, что хотя бы крепкий кофе отгонит от меня сонную одурь и усталость, уступив место нормальному рабочему настроению. Открыл чистый документ, набрав крупными буквами посередине «Пролог». Начало положено…Только про что писать дальше? Что за пролог? Сигарета почти дотлела до середины, а голова оставалась такой же чугунной и пустой. Ни одной мысли в нее, так и не заскочило. Я распахнул пошире окно, вдыхая аромат харьковского воздуха, густо разбавленного запахами выхлопных газов и речной свежести, и мазутной весенней сырости. По двору промчался чей-то бульдог с дорогущим строгим ошейником, следом за ним в, впотьмах не разбирая дороги семенила хозяйка. Надо же…Кто-то еще собак в такое время выгуливает?

На столе тихо завибрировал мобильный, медленно, но упрямо сползая к краю столешницы.

– Кто там еще…– я бы ничуть не удивился, если бы это была Елена Эрнестовна, мой верный и безумно терпеливый редактор, который все еще настойчиво доказывал руководству издательства, спустя два года после выхода последней книжки, что и я уж на что-то гожусь. Но нет… Абсолютно незнакомый номер. Сто лет мне вот с утра не набирали, не боясь разбудить. Абонент на том конце был довольно настойчив, наяривал упрямо, что позволило мне все-таки трубку снять.

– Слушаю!

– Александр? – голос на том конце провода показался смутно знакомым. Я его даже слышал не так давно, те же хмурые нотки, та же излишняя серьезность и вальяжность. Максим…Муж моей сумасбродной подруги, вот кто это!

– Да, Максим! Что-то случилось? – сердце екнуло от нехорошего предчувствия, кольнув куда-то в области ребер.

– Нам надо срочно встретиться! – коротко отрезал полковник полиции.

– Время-то позднее…– смутился я. Мне совсем не хотелось куда-то срываться на ночь глядя. – Или слишком раннее…Это с чьей стороны посмотреть!

– Яна пропала! – сообщили мне на том конце гробовым голосом, от которого я замер, переваривая с трудом услышанное.

– Что значит, пропала? – изумился я, вспомнив, что каких-то несколько часов назад журналистка «Вечернего Харькова» провожала нас возле своего подъезда.

– Поговорим на месте! – безапелляционно заявил Макс, как будто я уже согласился. – Адрес помнишь?

– Помню…– буркнул я, понимая, что он кругом прав. Не мог я отказаться от этой ночной поездки, когда моя верная подруга, видимо, вляпалась в очередную историю. Сбросил вызов, с грустью поглядев на голубой экран ноутбука, на котором сиротливо смотрелось слово «Пролог». – Извини, Елена Эрнестовна, но, кажется, написание нового романа нам все же придется отложить…

С этими словами я отправился предупредить родных о своем исчезновении, и вскоре ждал возле подъезда заказанное такси.

10

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

– Товарищ Координатор! – медсестра даже подскочила со своего места при виде батюшки, вытянувшись в струнку, что твой солдат на плацу. Из чего Яна сделал вывод, что этот обманщик имеет неплохой вес во всем этом сумасшедшем доме. – Объект обследован. Не имеет никаких ярко выраженных патологий, инфекциями не заражена, нервная система крепкая. Докладывала старший сотрудник НИИ «Медицина» товарищ Кошкина.

– Благодарю за службу, товарищ Кошкина! – улыбнулся батюшка, скривив вялое подобие улыбки из-под своих очков-хамелеонов. – Значит, объект здоров…

– Это наш лучший экземпляр за все время проведения опытов.

Опытов…Яна нервно сглотнула. Куда это ее на этот раз занесло? Какие опыты? Где эта лаборатория? Кто эти люди? Почему они все называют друг друга товарищами, как будто в СССР? Мгновенно вспомнилась история с «Книгой Судеб». Там тоже спецгруппа КГБ пыталась реанимировать союз нерушимых с помощью магии…Может, и эти так же, только на научной основе? Но для нынешних коммунистов все было здесь слишком уж богато и с размахом, достойным самого олигарха Рахметова или Славки Заславского – их общего с Дворкиными друга.

– Лучший, говорите…– задумчиво проговорил липовый батюшка, наклоняясь к Красовской поближе, всматриваясь в лицо Яны, как в лабораторную крысу, которую тут же собирается препарировать. Журналистка взгляд не отвела, хотя страшно было очень. В нос пахнуло запахом дорогого одеколона, мужского тела и каких-то благовоний, наверное, остаточный аромат, после освящения их с Максом квартиры, где же ты милый Максимка, настоящий полковник? Очки вблизи пылающее пламя в глазах скрыть не смогли. Жар обдал лицо Яны, заставив щеки мгновенно заалеть.

– Действительно, хороший экземпляр!– похвалил он ее после минутного разглядывания.– Многие на ее месте теряли сознание, кричали о несправедливости, грозили милицией, а некоторые даже, как это структура у них называется…– Координатор обернулся к медсестре, замершей возле приборов, словно памятник самой себе.

– СБУ, товарищ Координатор! – с готовностью подсказала она, угодливо улыбаясь.

– Вот-вот, даже СБУ! Какое смешное название…– скривился он. – А эта ни проронила пока, ни слова, все лежит, глазами сверлит, будто дырку во мне прожечь пытается…

Медсестра рассмеялась так, словно ее начальник очень удачно пошутил. Журналистку удивила фраза «у них». Она что, попала в руки российской разведки или Ми-6? Да ну, ерунда! Зачем она российской разведке, а тем более англичанам?

– В данный момент она думает…– начала было она доклад, но была прервана.

– Товарищ Кошкина, оставьте нас! Я, думаю, что товарищ Красовская мне сама расскажет о своих мыслях…

– Есть! – коротко, без лишних споров согласилась медсестра.

– Если что, то мы вас позовем…

Негромко цокая невысокими каблуками, Кошкина вышла из палаты, оставив их наедине. Яна выжидательно посмотрела на Координатора, даже не пытаясь двинуться или напасть. Слишком ярок было еще в памяти удар электрическим током, предупреждающий побег.

– Кем вы работали до того, как попали к нам? – нахмурился Координатор, пытаясь угадать. Потом прошел к окну и жестом сменил пейзаж на сосновый лес. За стеклом возникло бескрайнее море сосен, стволы которых густо были облеплены смолой, прямые, они устремлялись куда-то вдаль, в такое далекое и одновременно близкое голубое небо. Полянки вокруг них были усыпаны опавшими иголками. Ощущение присутствия было настолько реальным, что Яне показалось, что в нос ударил смолистый запах свежей ели.

– У вас удивительно крепкая психика… Такая нервная система бывает у врачей, товарищ Кошкина мне не даст соврать, у правоохранителей и, пожалуй, у разведчиков… Вы кто будете?

– А то вы не знаете…– скривилась Красовская.

– Конечно, знаю. Я много чего о вас знаю…Но хотелось бы завязать доверительный разговор…

– Для начала такого разговора хотя бы отцепите меня от этого всего! – Красовская кивнула на обручи, туго стягивающие ее шею, лодыжки и запястья.

– И вы тут же попытаетесь на меня напасть?

– Боже упаси…– при этих словах Координатора передернуло.

– Ну хорошо…И тогда мы поговорим?

– Это и в моих интересах!– попыталась кивнуть Красовская, но острая боль снова свела судорогой все ее конечности.– Да отключите эту ерунду, наконец!– взревела она раненным зверем, сверля Координатора разгневанным взглядом.– Неужели, такой большой и крепкий мужик боится простую женщину?

Батюшка ухмыльнулся, громко и неприятно поцокав языком. Яну передернуло от увиденного. Она была не уверенна, но, кажется, что язык у Координатора был раздвоенным напополам, как у настоящей змеи.

– Хорошо…Но обещайте мне…

– Я все вам пообещаю, товарищ Маузер! – с готовностью согласилась журналистка.

– Кто это?

– Не важно! Отключайте меня от ваших приборов…

Координатор улыбнулся и прошел к погасшему компьютеру. Несколько раз провел ладонью по экрану, запуская систему. Монитор замерцал, запуская заставку с рабочим столом.

– Только не пробуйте…

– Я все уже поняла! – прервала его нетерпеливо Яна, заерзав на холодной кушетки. Спина и все остальные части тела, касающиеся ледяной металлической поверхности, ужасно замерзли. Хотелось горячего кофе, и свалить из этой больничной палаты.

Где-то в области шеи кольнуло, выпуская остаточный электрический разряд. Огоньки замерцали на всех оковах одновременно и так же быстро потухли, мигнув красным светом. Щелкнуло, и браслеты расцепились, освободив Красовскую из заключения. Мгновенно она умудрилась вскочить со своего места, ежась от неприятных мурашек, заскакавших по ее телу, ничуть не озаботясь тем, что короткая ночнушка задралась, оголив довольно стройные ножки.

– Сейчас кофе горячего, и я буду почти готова к продуктивной беседе, – произнесла она, осматриваясь вокруг более тщательно. Палата, как палата, ничего обычного кроме компьютера и окна с меняющимся пейзажем не было. При ближайшем рассмотрении то, что она считала окном, оказалось обычной обманкой. Только теперь, вблизи, журналистка поняла, что перед ней обыкновенный сенсорный экран, вроде электронной фотографии, картинки в которой можно листать, согласно своему разумению.

– Кофе? – удивленно расширил зрачки Координатор, выключая компьютер. – Но этот напиток сильно сажает печень, от него поднимается давление и возможно происходят необратимые изменения сердечно-сосудистой системы!

– Я нахожусь в плену у неизвестно кого, мужика с раздвоенным змеиным языком и огоньками пламени в глазах, меня похитили из собственной квартиры и обещают ставить надо мной опыты, словно над лабораторной крысой. Жутко замерзла, а вы мне говорите про сердечно-сосудистую систему и скачок артериального давления? – возмущенно съязвила Яна.

– Но у нас нет кофе…– растерялся Координатор. – Его запретили производить еще, когда…Впрочем, это не столь важно! – смешался он, чуть не проговорившись, безусловно, о чем-то важном. Журналистка навострила уши, но мужик с бородой был слишком опытен и хитер в делах переговорных, и еще раз поймать себя на оговорках не дал.

– Кофе у нас нет, зато есть прекрасный змеиный чай! Он прекрасно тонизирует, омолаживает кожу…

– Змеиный? – нахмурилась Яна. – Что-то типа цейлонского?

– Какого?

– Понятно…– обреченно кивнула Красовская, которая, сбросив с себя оковы, почувствовала себя намного увереннее.

      Координатор нажал какую-то панель на столе, которая мгновенно вспыхнула разноцветными огоньками. Среди всей этой компьютерной техники, Яна с облегчением рассмотрела знакомый динамик переговорного устройства, на котором белыми крупными буквами было написано «Байкал».

– Товарищ Кошкина, – позвал тот, кто представился ей перед первым знакомством батюшкой, – наша гостья желает змеиного чая!

– Слушаюсь! – на том конце моментально бросились исполнять указание. Ну и дисциплин-ка у них…Подумала про себя Яна. Уже буквально через минуту дверь отъехала в сторону, впустив в палату давешнюю медсестру.

– Разрешите?

Негромко цокая каблучками, она прошла к столу с компьютером, установив на него две чашки ароматного, удивительно пахучего чая. Янтарная жидкость мерно блестела в лампах дневного света, источая аромат, от которого закружилась голова.

– Прошу вас…Вы свободны, товарищ Кошкина! – проговорил Координатор, указывая Яне место напротив себя. Пол неожиданно зашуршал, разъезжаясь в сторону. Стерильно белый пол открылся, поднимая наверх с помощью какой-то хитрой механики, еще один стул.

– Спасибо, – Красовская с жадностью схватила чашку, чуть не обжегшись.

– Возможно, очень горячий! – предупредил Координатор, насмешливо посматривая на нее из-под своих густых бровей. Неугомонная журналистка подула на чай и с наслаждением отхлебнула, сделав хороший глоток. Это был ни с чем несравнимый вкус. В нем, казалось, сочеталось все, что только можно было собрать в черном душистом чае. Аромат солнца, свежесобранных отборных листьев, высокогорного ледяного воздуха и жаркой пустыни. Он пах одновременно и чаем, и мятным взваром и еще чем-то карамельным, почти медовым.

– Ну и как вам змеиный чай? – улыбнулся Координатор, дождавшись пока Яна насладится первым впечатлением.

– Если честно, то великолепно, – похвалила справедливо журналистка, – почему змеиный? Надо было его назвать королевским! С таким-то вкусом…Неужели он делается из яда какой-то змеи? – невинно поинтересовалась она.

– Хорошая шутка! – похвалил ее Координатор, весело рассмеявшись. – Боюсь вас разочаровать, но нет…Просто его выращивают в Красном Змиеве, вот оттуда и название…

– Выращивают где? – чуть не поперхнулась Яна.

– В КрасныйЗмиеве, – улыбнулся мужчина, – там построены огромные теплицы. Мощностей этого предприятия хватает, чтобы обеспечить весь Тивит данным продуктом.

– Тивит…Тивит…Тивит…– задумчиво проговорила Яна, на всякий случай пока отставив чашку с подозрительным чаем. – А что такое Тивит? Не пора ли вам объяснить все с самого начала?

– Что именно?

– Например, что такое Тивит? То вы такие? И зачем меня похитили?

Боюсь, Яна Викторовна, что это будет долгий рассказа…– заметил Координатор с легкой насмешкой в голосе, но Красовская не была бы лучшей журналисткой Харькова, если бы ее легко можно было смутить интонацией голоса.

– Ничего, – спокойно произнесла она. Закинув ногу на ногу в своем фирменном стиле, словно брала интервью у какого-то политического деятеля нашего города, – почему-то мне, кажется, что я сегодня свободна и спешить мне некуда…

11

Харьков 2019

Харьков начинал просыпаться. Серые предрассветные сумерки, когда еще слишком мало машин, когда потухшие витрины блекло смотрят своими черными провалами на опустевшие улицы, а редкие пассажиры толпятся в общественном транспорте, вступили в свои права. Где-то далеко медленно и важно занимался рассвет, освещая брусчатку центра города своими первыми, все еще робкими лучами восходящего солнца. Улицы пусты. Одинокие дворничихи в зеленых жилетках грустно метут узкие тротуары, и мир, кажется, словно вымер, оставив после себя лишь горькое послевкусие тишины и чувства какого-то сюрреализма. Через пару часов жизнь в этом городе, на первый взгляд казавшимся вымершим, снова вспыхнет, забьет ключом. На улицах зазвучат надрывно писклявые клаксоны иномарок. Загудят заводы, заработают магазины, зашагают по своим важным делам люди, все изменится, но сейчас эта тишина носила в себе нечто пугающее, будто предвестник очень нехороших, опасных событий. А может просто мне так казалось из-за звонка Максима? Такси уверенно лавировала сквозь узкие переулки «сталинок» и «хрущевок», огибая особенно большие дорожные ямы, благо машин других на пути нам так и не повстречалось. Лишь одинокий грязный, еще советский, троллейбус, громко звякая всеми своими сочленениями, неспешно двигался в центр.

У подъезда расшагивал Максим, меряя ногами освещенный тусклой лампочкой, участок высокого крыльца. Лицо бледное, глаза, запавшие и впавшие, с огромными синими мешками над набрякшими веками.

– Спасибо! – поблагодарил я таксиста, расплачиваясь. Вместе с бензином и остальными тарифами у нас в городе подскочил и проезд на такси. И многие потеряли возможность пользоваться услугами данного вида транспорта, предпочитая быструю и удобную поездку, экономной давке в маршрутке или трамвае.

– Почему так долго? – мельком глянул на часы Максим, нервно дернув плечом. – Почти сорок минут.

– Извини, но вертолета под рукой не было…– буркнул я, закуривая свой «Кэмел». Ночь спать мне не пришлось. От кофе и табака во рту стало противно. Я сделал пару затяжек и выбросил окурок в урну. Не лезло…Голова стала, как будто чугунная.

– Рассказывай…

– Тут? – удивился Макс.

– Хочешь, давай поднимемся? – предложил я.– мне, в принципе, было без разницы, где слушать гражданского мужа Красовской, просто потом будет просто необходимо подняться наверх, чтобы все как следует осмотреть и прощупать, не только обычным взглядом. Но внутренним магическим, который достался мне от Агриды, чтоб черти ее душу в котле до сих пор жарили.

– Пошли…– кивнул Макс, дергая дверь. Быстро поднялись, перепрыгивая через две-три ступеньки сразу. У двери на корточках сидел пожилой мужчина в сером клетчатом пальто и смешной старорежимной кепке. На его руки были нацеплены белые стерильные перчатки, на переносицы круглые очки. Рядом у ног стоял раскрытый чемоданчик, в котором я разглядел какие-то колбы, пакетики, рулетки и щеточки. Сейчас он увлеченно, чуть высунув язык пытался снять отпечатки пальцев с двери. Заметив мой непонимающий взгляд, Максим тут же пояснил:

– Вызвал из отдела эксперта. Валентин Михайлович – замечательный специалист, лучший криминалист в области. Может он нам что-то сможет подсказать?

Чуть не вырвалось, что не сможет, но я сдержался. Вежливо улыбнулся, протянув руку, для знакомства. В ушах зазвенело чувство опасности, неприятно опустившись в пятки.

– Валентин Михайлович, – поздоровался старичок, заканчивая работу.

– Александр, – ответил я, пожимая крепкую ладонь.

– Уж не Дворкин ли? – улыбнулся эксперт. Сердце екнуло, испуганно сжавшись. Откуда он меня знает? Что это за эксперт? Неужели тут опять каким-то боком замешена инквизиция? Я-то, в отличие от Максима, точно знал, что Управление Министерства Внутренних дел по Харьковской Области лишь красивая вывеска, а вот внутри этой страшной организации работает те, для кого магия и волшебство не пустой звук.

– Да не пугайтесь вы так! – рассмеялся Валентин Михайлович, складывая склянки и пакетики в свой ящичек. – Я иногда люблю читать нечто легче, чем история криминалистики, а на ваших книгах позади обложки расположена фотография автора. А у меня профессиональная память на лица. Это сейчас у нынешней молодежи есть компьютеры с гигабайтами памяти, а раньше все было здесь, в голове…– он постучал себе куда-то в область виска. – Книги, кстати, неплохие!

– Спасибо, – покраснел я. Я знал, что Елена Эрнестовна затеяла переиздание моих шедевров, в отсутствии новых, но не был в курсе. Что теперь в каждой книжной лавке красуется моя физиономия. Слава Богу, что в городе очень мало людей, которые читают и бродят по этим магазинам. Иначе, в противном случае, мне пришлось куда-нибудь переезжать.

– Михалыч, ну что там? – нетерпеливо заерзал рядом Максим. – Удалось чего-то найти?

– Лапали вашу дверь знатно! – посерьезнел криминалист. – Отпечатков разных шаловливых ручек, хоть пруд пруди. Какие из них ваши, какие чужие еще предстоит выяснить. Но сам понимаешь…

– Понимаю, – грустно кивнул полковник.

– Если ты написал бы официальную заяву…А так …

– Понимаю, Михалыч, но все равно спасибо! – Максим обернулся ко мне, открывая входную дверь пошире. – Ты, Саш, пока тут осмотрись, а я Михалыча до машины провожу…

Я кивнул, перешагивая через порог. Только внутри осознавая, что в который раз мое обостренное чувство опасности меня не подвело. В висках заломило острой болью. Во рту появился металлический привкус. Черт…Я пошатнулся, хватаясь ручкой за дверь. Голова отяжелела. Веки набрякли, закрываясь под своей собственной тяжестью.

– Саша…– под руки меня позади подхватил Максим, который успел подняться по лестнице, проводив криминалиста. – Ты чего?

– Секунду…– перед глазами комната поплыла, покрываясь клубящимся туманом, сквозь который я разглядел высокую фигуру крепкого мужчину в черной сутане и монашеском клубке. Он держал в руках что-то вроде кадила, говорил о чем-то со смутной фигурой Красовской и улыбался. Боль в висках стала нестерпимой. Рука поехала по обоям вниз, сдирая наклеенную плотную бумагу.

– Не ходи к нему…– прошептал я пересохшими враз губами, но Яна в моем видении не послушалась. Вместо этого она пригласила священнослужителя в спальню, распахивая дверь.

– Нет! Не надо…

Батюшка обернулся в мою сторону, даже сквозь туман было видно, что его глаза были закрыты темными очками хамелеонами. Он протянул руку ко мне, пытаясь коснуться.

– Сними очки, тварь! – заорал я, отшатнувшись к стене. Я существовал сейчас, как будто в двух измерениях одновременно. Такого со мной не случалось со времен покупки зеркала на Коммунальном рынке, которое запихнуло меня в Зазеркалье. Сознание отчаянно сопротивлялась. Я пятился назад от протянутой руки батюшки. В голове билась мысль, что мне ни в коем случае нельзя дать коснуться себя…

– Я тебе помогу…– голос твердый, суровый, совсем не похожий на монашеский больно резанул по ушам. Открытое бородатое лицо было уже совсем близко, только руку протяни. А по другую сторону тумана меня поддерживал Максим, что-то крича, но я его не слышал практически.

– Сними очки, тварь! Сними! – бился в руках полковника, силясь вырваться из жесткого захвата.

– Сниму, тебе легче не будет! – рассмеялся священник. – Лучше пожми мне руку…Не бойся! Я такой же, как и ты…Человек1

– Ты бес! Бес! – закричал я.– Уходи я тебя не звал…

Ужас сковал мое тело. Я не мог пошевелить ни рукой, ни головой, ни отшатнуться от настырной руки, которая уже была совсем близко от моего лица. Из-за хамелеонов мелькнул робкий огонек пламени. В тот момент оно мне показалось дьявольским.

– Отче наш…– выдавил я из себя единственное, что смутно помнил из молитв. Рука дрогнула и резко отдернулась, словно обжегшись.

– Да святится имя твое! «Да будет воля твоя!» —прокричал я уже смелее, вырываясь из рук Максима, который в реальном мире не понимал, что происходит со мной, просто держал, чтобы в припадке я не разбил себе голову обо что-то из мебели. Он не мог видеть то, что видел я! Не был в этом жутком тумане воспоминания…

– Аминь! – закончил я читать молитву, истово перекрестившись.

Неизвестная фигура в сутане скривилась, съежилась, с легким хлопком исчезнув. Туман растаял, но теперь я уже не видел ничего. По ледяному лбу катились крупные капли пота. Тело, словно сломило, крутило все суставы, но я вяло попытался вырваться из крепких рук полиции.

– С тобой все в порядке? – с тревогой уточнил Макс, отпуская меня. Я съехал по стенке прямо на отодранные обои, стараясь восстановить дыхание.

– Да…Яну похитили! – теперь я это точно знал. И не только из-за видения в тумане, но и из-за ощущения магического следа в квартире. Он тянулся из спальни. Я с трудом встал, пошатываясь направился именно туда. Если все было именно так, как я увидел, то моя подруга в большой опасности. Тот, кто представился ей батюшкой, с церковью не имел ничего общего и опасностью от него веяло поистине жуткой.

– Саш…– окликнул меня Макс, указывая на отодранный довольно приличный кусок обоев. На стене крупными буквами белой краской были написаны непонятные сумбурные слова.

– Тивит…никогда землей не был…и быть не может…– прочитал я, с трудом фокусируя взгляд на надписях. Почерк был неровный, кое-где белая краска потекла, смазав весь фон.

– Что такое Тивит? – нахмурился муж Красовской.

– Если бы я знал…– прошептал ошарашено я.– Но догадываюсь, кто был в курсе…

– И кто?

– Я сейчас…– я бросился в спальню, откуда буквальным образом испарилась Яна не без помощи поддельного священника. Прикрыл глаза, используя всю свою силу, сканируя комнату, словно прибором ночного видения. Прямо над изголовьем, где лежали смятые подушки, напротив стены в воздухе висело кольцо портала, уже давно закрывшегося, но оставившего свой след в энергетической изнанке нашего мира. Временные кольца, открывающие дорогу в параллельный мир, еще светились красными огненными полосами. Такой я видел в Крыше мире, когда оттуда появился харьковский Ковен ведьм, бежавший от инквизиции в другой мир. Тогда, им удалось, благодаря оставленному маяку, найти дорогу домой, но как найти им с Максом правильную тропу, которая увела Красовскую на ту сторону.

– Что происходит? – мои размышления прервал муж журналистки, зашедший в комнату следом за мной. – Меня не оставляет ощущение какой-то нереальности происходящего…Какого-то бреда! Сна, после которого я проснусь…– он сел на край постели, обхватив голову руками. Я сочувственно покивал головой. Таким прагматикам, каким был он, очень сложно признать, что кроме их уютного, всем понятного мирка. Существует еще закрытый от посторонних глаз Харьков, что есть изнанка, где не все так гладко, как кажется на первый взгляд, где вопрос не решишь, обычным звонком в полицию, где царит магия, не всегда похожая на сказочное волшебство. Волею судьбы мне пришлось столкнуться с этим миром, и я помню свое удивление, когда это произошло.

– Увы, это не бред…Янку похитил могучий маг, очень сильный, создав направленный портал в один из множества миров во Вселенной,– рассказал я, закуривая сигарету прямо в квартире, не спросив разрешения у некурящего хозяина, которому, впрочем, сейчас было абсолютно плевать на едкий дым ориенталовских табаков.

– Маг, как ты? – с надеждой спросил полковник полиции.

Я рассмеялся. Эта надежда меня знатно повеселила. Знал бы он, что Мишка у меня хранитель Книги Судеб, Дашка – Срединный маг, самый сильный на земле, владеющая обеими сторонами волшебства, а я наследовал в свое время способности ведьмы Агриды, вернувшейся в Харьков, примерно из такого же портала, как сейчас висел над их семейным ложем, несколько лет назад.

– Нет, я маг-самоучка. Моя магия – это инстинкты. Увы, но я не могу ей управлять, как многие другие, но почти такой же силы знакомый маг у меня есть, точнее магичка…

– Кто? – не понял Макс.

– Колдунья! – пояснил я, набирая номер Агриппины. – думаю, ей надо обязательно посмотреть на это все. А ты пока мне расскажешь, как все происходило…

– На том конце провода потянулись длинные гудки, а потом заиграла незамысловатая мелодия из моего детства про волшебника-недоучку. С чувством юмора у единственной выжившей колдуньи Ковена все было в порядке. Трубку Агрипка сняла где-то через минуту. Когда я уже совсем отчаялся дождаться ответа.

– Дворкин? – изумленно полусонно проговорила она. Я взглянул на часы, мысленно укорив себя. Половина шестого утра…Все нормальные люди еще спят, наслаждаясь последними спокойными минутами. Все…Кроме меня.

– Доброе утро…

– С ума сошел? Ты время видел? – недовольно проговорила она

– Мне нужна твоя помощь!

– Прямо сейчас? – разозлилась ведьма. – А до восьми этот вопрос подождать не может?

– Красовская пропала…

– Что? – колдунья моментально проснулась, сбросив с себя остатки сна.

– Диктую адрес…

Рассказав Агриппине, куда ехать, я откинулся на спинку кровати, тяжело выдохнув. Напротив меня сидел полковник милиции, опытнейший человек, который поймал ни одну сотню особо опасных преступников, но сейчас его глаза были настолько удивленно-испуганными, молящими о помощи, что я не сдержался и рассмеялся, несмотря на всю опасность ситуации.

– Что теперь?

– Теперь остается ждать моего криминалиста, – сообщил я, – а пока ты мне расскажешь максимально подробно о том, что случилось с того момента в вашей квартире, как нас проводила Яна на такси. Слушаю тебя, товарищ полковник, уж извини, но сегодня вопросы задаю я…

12

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

Тивитский чай был действительно недурен. Он придал Яне немного бодрости и свежести. Ломота в суставах ушла, оставив после себя лишь спокойную расслабленность. К тому же, от горячего кипятка она слегка согрелась. Ледяной холод металлической кушетки ушел, оставив после себя приятное тепло и вкус на губах чего-то медового на травах.

– У вас прекрасный чай! – похвалила она Координатора, отставив в сторону чашку.

– Спасибо…Мы долго работали над его рецептом. Можно сказать тысячи лет…– мужчина с бородой с грустью посмотрел в сторону, отведя пугающие глаза-огоньки.

– А теперь, после вкусного чаепития, может, все же расскажите, зачем вы меня похитили? – нахмурилась Красовская. Женщина представила, как сейчас волнуется Максим, как роет носом землю, организовав поиски по всему Харькову. Где это видано, чтобы из собственной закрытой квартиры, исчезали люди? В его, сугубо рациональном понимании, такое вряд ли могло укладываться. Вот, если бы он догадался позвать на помощь Дворкина, тогда бы другое дело…Верный друг непременно нашел бы способ вытащить ее отсюда, но настоящий полковник никогда не пойдет на это… Он для этого слишком самонадеян.

– А что бы вы хотели узнать? – улыбнулся хитро поддельный батюшка. – Что вас конкретно интересует? Я бы мог начать рассказ со времен сотворения мира, но маловероятно, что вам это будет интересно…

– Где я? – немного подумав, уточнила Ян.

– Вы в медицинском центре…

– Очень смешно…

– Хорошо, Яна Викторовна, я удовлетворю ваше любопытство, – кивнул Координатор, отставляя и свою чашку, приготовившись к серьезной беседе, – вы находитесь на планете Тивит!

– Тивит? Никогда не слышала…– нахмурилась журналистка, чуть не потеряв дар речи.

– Планета Тивит – это маленький брат вашей огромной земли, только многократно уменьшенный в размерах. На нашей планете есть атмосфера, пригодная для дыхания человека, города, инфраструктура…Нет стран…Страна у нас одна, имеющая точно такое же название, как и вся планета. Тивит! Вы сейчас находитесь в ее столице, городе Харьков-на-Немышле!

– Харьков на чем? – округлила глаза журналистка. В ее памяти сразу возникла узкая до краев захламленная и заиленная речка, проходящая недалеко от дома Дворкиных, заросшая по берегам густым камышом.

– Харьков-на-Немышле! А что вас смущает? – пожал плечами поддельный батюшка. – Я же говорил, что наша планета – всего лишь маленький брат вашей Земли.

– И столица у вас называется Харьков?

– Именно! На Немышле…

– Отлично…– кивнула головой Красовская, переваривая услышанное. – И как я сюда попала?

– Очень просто, как и все ваши собратья ранее. Порталом!

– Порталом?

– Обычным энергетическим порталом! Хотя, простите. Я знаю, что ваши технологии пока не дошли до такого рода перемещений в пространстве. Портал – это…

– Я знаю, что это!

– Знаете? – глаза Координатора пораженно расширились. – Вы удивительная женщина. Яна Викторовна. – Ну, раз знаете, то и объяснять тонкости квантовой физики вам нет необходимости.

– Зачем я вам?

– Для информации! Видите ли, моя дорогая, – Координатор впервые позволил себе в отношении ее некую фамильярность, которая больно резанула по ушам, – много лет назад, когда мир еще находился на стадии сотворения или что-то близко к этому. Появилось во Вселенной две планеты пригодные для существования человечества: Тивит и Земля были близнецами братьями. Только вот кому-то повезло оказаться здесь, а кому-то на Земле. И все было хорошо. Планеты развивались. Строились государства. Росли города. Только Земля, из-за большого количества живущих на ней, постепенно отставала от нас, переживая войны, глобальные катастрофы, эпидемии, периоды самоуничтожения…

– Самоуничтожение?

– А как назвать времена воин, инквизиции, репрессий?

– Наверное…– смущенно согласилась Яна.

– Долго мы жили порознь! Мы строили единое государство, вы стремились к власти и вымирали. Сейчас, я благодарен судьбе, что родился на Тивите, а не у вас… Все историю нас разделяла изнанка, некая материя между двумя мирами, не позволяющая двум цивилизациям столкнуться. Иногда, мне кажется, что это был чей-то большой эксперимент, вырастить два разных по типу человечества! Нас и вас!

– И что дальше?

– Дальше…Дальше вы полетели в Космос, достигли каких-то успехов, но утеряли знания о нашем общем прошлом, – пояснил Координатор, – а вот мы, напротив…Все свои усилия положили на то, чтобы узнать, как поживает наш старший большой брат. Развивали энергетику, получали знания, учились…Когда наши знания достигли пика, и для нас не стало пространства, времени и расстояния, то мы впервые посетили вашу планету.

– Лет тридцать назад…– ошалело пробормотала одним губами Красовская.

– Откуда вы знаете? – удивился Координатор. – Да, примерно, столько лет прошло с нашего последнего посещения.

– Я живу в квартире того, кого вы посетили ранее! – сообщила журналистка, нахмурив брови. В ее голове непрерывно шел отчаянный мыслительный процесс. Она чувствовала, что где-то во всей этой истории кроется подвох, что-то этот благообразный экс-батюшка не договаривает, и не все так просто, как он рассказывает. Не зря Митусов сошел с ума, после общения с этими рептилиями.

– Как иногда причудливо повторяется история! – притворно улыбнулся Координатор. Хотя Яна была уверена, что дело тут было не только в истории. Она помнила, что когда ведьмы их Ковена возвращались после бегства в другие миры, то наводили портал строго по маяку, который им оставил в Крыше мира Бутус – их верный слуга. Тогда Алаида уверяла, что если бы Инквизиции удалось бы добраться до скульптуры Бутуса, которая и была маяком, то выбраться с той стороны, им было бы не суждено никогда. Неужели, у Тивита есть такие технологии, имеющие возможность строить самонаводящиеся порталы? И если такие технологии есть, то почему они в который раз появились в той же квартире, что и в восьмидесятые годы?

– Возможно…– пожала плечами Яна, нешуточно призадумавшись. Что-то или кто-то спустя столько лет после гибели Митусова активизировал портал в ее квартире. Именно неосторожно брошенная фраза, чье-то действие смогли провести тивитцев в наш мир. – А можно поподробнее узнать о вас?

– О нас? – удивился Координатор.

– Ну, о тивитцах, о вашей планете…Что-то вроде сжатой справки…

– Да легко…– бывший батюшка провел ладонью по экрану, открывая небольшое оконце с надписью краткий курс истории Тивита. Он был расположен на рабочем столе, на самом видном месте, отчего Яне показалось, что файл этот сделали специально под нее. Экран замерцал, разворачивая картинку-слайд. Грубый голос за кадром начал неспешное повествование:

– Планета Тивит существовала, на самом деле, еще глубокой древности, но существовала и существует в ином измерении. Население на Тивите в тысячу раз меньше, чем на земле. Но что самое интересное – она является искусственной планетой. Кора Тивита занимает 50% ее объема. Мантии в нашем понимании у нее нет. Находящейся между ядром и корой слой жидкого антигравитационного вещества нельзя назвать мантией. Это содержимое не выливается на поверхность в виде лавы. Все гравитационное поле распределено по коре. Так что, если бурить в недры Тивита, то с определенной глубины предметы начнут не падать вниз, а лететь вверх, пока не зависнут в сфере гравитации. Политический строй нашей планеты с древних времени можно назвать анархо-социализмом. К 80 годам двадцатого века на Тивите имелась такая экономика, какая должна была быть у СССР в 2070 году, если бы не произошла перестройка и союз не распался. На Тивите собираются машина и техника, похожая на земную только внешне, в остальном кардинально отличающиеся качество сборки и технологиями, используемыми в производстве.

У Тивита с Землей общая атмосфера, пригодная для дыхания человека. А магнитное поле у нашей планеты свое, как и гравитация на Северном полушарии. Язык Тивита– разновидность славянского языка. В качестве письменности использовался греческий алфавит, потом латиница, а с некоторых пор государственным языком установлена кириллица, немного адаптированная под особенности физиологического строения жителей. Как вы могли бы заметить, у населения Тивита своеобразное устройство языка, что является особенностью эволюции, проходившей немного иначе, чем на Земле. И измененные зрачки, позволяющие видеть в темноте, благодаря играющему пламени, как будто днем. По сравнению с землянами, тивитцы морально более устойчивее, ответственее и собранее. Мир природы не отличается от земного. Практически все виды растений и животных идентичны. На Тивите находится одна крупная пустыня Намиб, Елеонские горы и несколько рек, крупнейшей из которых является Немышля, на которой расположена столица нашего государства город Тивит…

После голоса за кадром пошли качественные фотографии, сделанные людьми, знающими толк в этом искусстве. От окружающих пейзажей, ярких красок кружилось голова. Сначала ей показали Харьков-на-Немышле с высоты птичьего полета, те же самые, что и дома высотки, «сталинки» и «хрущевки», широкие проспекты и узкие переулки. Яне даже показалось, что сумела рассмотреть острый шпиль Держпрома. Картинка на экране сменилась. Судя по бескрайнему желтому морю песка, простирающегося, куда хватало диоптрий камеры. Это была пустыня Намиб. Почему-то именно так ее Красовская и представляла – безжизненное пространство, густо пересыпанное песчаными барханами, и могучий ветер, поднимающий в воздух облако зарождающейся бури.

На следующем слайде были сфотографированы Елеонские горы. Безликие каменные склоны уходили куда-то под облако своими вершинами. Длинный хребет этого кряжа тянулся на много километров вперед, теряясь где-то вдали. И если его подножье хотя бы чуть-чуть было покрыто редкой травой и деревьями, то, чем выше поднималась камера, тем неприветливее становилось гряда. Съемка заканчивалась слайдом, где огромные каменные глыбы, украшали ледяные шапки снега, а изо рта фотографа валил пар.

Потом появилась река…Настоящая полноводная река, в которой Красовская не узнала Немышлю, знакомую ей по шашлыкам на заднем дворе у Дворкина. Кадр был сделан с середины моста, разрезающего город напополам, а вдаль простиралась бескрайняя гладь реки, медленно и тягуче несущей свои волны куда-то вдаль. На волнах качались катера и небольшие яхты, по набережной, укрепленной огромными булыжниками, прогуливались беспечные тивитцы.

– Вот и все…– экран потух, закончив краткий курс истории Тивита. Яна заметила, что и сам Координатор с интересом любовался этим коротким видео, с плохо скрываемой гордостью.

– Все отлично! По-моему, вы живете намного лучше, чем земляне, – подытожила Красовская свои наблюдения, – возникает справедливый вопрос…

– Интересно какой? – улыбнулся бывший священнослужитель.

– Зачем вам я?

– Думаю, что вам об этом лучше расскажет наш господин председатель Верховного совета! – сообщил Координатор, бросая короткий взгляд на наручные электронные часы. – Товарищ Кошкина поможет вам в выборе наряда и прочих женских мелочей, о которых я имею, если честно смутное представление…

– Председатель Верховного совета? – не поняла Яна.

– Это глава государства…

– А…– в ее карьере были мэры, губернаторы, у которых она в сое время брала интервью, но вот чтобы так…Сразу президент!

– Через полчаса выезд, советую вам поторопиться, товарищ Красовская, – улыбнулся Координатор, – Верховный ждать не любит!

13

Харьков 2019

Агриппине пришлось добираться где-то минут сорок. Хотя жила она неподалеку от улицы, на которой Яна с Максом купили себе проблемное жилье. Город проснулся, встряхнулся, сбрасывая сонную одурь, и на проспектах и улицах звонко запели надрывные клаксоны, загудели своими мощными двигателями иномарки разных видов и размеров, зашелестели, мерно покачиваясь безразмерные тела троллейбусов. Пришлось ехать в окружную, долго стоять на сумской перед светофором. В общем пока прибыла помощь, я сумел выпить растворимого кофе пару чашек для придания бодрости, и выслушать внимательно до последней детали историю полковника.

      Выходило, что Макс уходил из квартиры, оставляя ну совершенно одну, а вернулся, не найдя ее в спальне. Последний кто ее видел был именно он, о чем я не преминул упомянуть, задев его профессиональную гордость.

– Был еще мальчишка! – робко возразил мне он, наблюдая, как я, разглядывая место, где умудрился содрать им одним движением новые обои. Стена теперь зияла некрасивой дыркой, в просвете которой виднелись буквы, намалеванные много лет назад харьковским сумасшедшим.

– Тивит…– крутилось у меня на языке. Никаких ассоциаций у меня это слово не вызывало, ничего не напоминало и было, безусловно, чужеродным в нашем лексиконе. Что это? Планета? Государство? Агрипка, без сомнения, была знакома с ним. Так что, прежде чем ломать голову стоило дождаться ее. Может чего подскажет или поможет? Зазвонил телефон. С голубого экрана улыбалась жена. Сейчас еще от Светки получу…

– Привет! – поздоровался я, принимая звонок и готовясь к разносу, но моя супруга к моему ночному отсутствию отнеслась с пониманием, что стало для меня настоящим сюрпризом. Видимо, за такое количество приключений, дней, проведенных в месте, она успела принять и сродниться с взбалмошной журналисткой Красовской, и нешуточно теперь переживала за ее судьбу.

– Как у вас дела? – спросила она встревоженным голосом.

– Боюсь, что пока никак…Яна исчезла из закрытой изнутри квартиры, предварительно моля Макса найти ей священника, чтобы причаститься, из-за того, что после наших проводов она на пороге своего подъезда встретила странного, сильно испугавшего ее мальчика лет пяти. Я попытался прощупать комнату на предмет магии…

– И? – поторопила меня Света.

– И кто-то недавно строил в ней портал. Темный портал…

– Ты в порядке? – испугалась за меня жена. Каждое столкновение заурядного человека с черной магией обычно заканчивалось для недотепы плохо. Но моя верная супруга забывала об одном, что Агрида вовсе доброй феей из сказки не была, а значит и моя сила имеет изначально темную структуру.

– Более чем, – поспешил заверить ее я, – созвонился с Агриппиной…

– С ведьмой? – Света прекрасно помнила о том, как в последний раз расставались мы с главой харьковского Ковена. Это было точно не совсем дружеское прощание.

– Она что-то знает обо всей этой истории, сведуща в колдовстве и может помочь…

– Она уже раз помогла! – буркнула недовольно супруга, вспомнив, как пару лет назад Ковен попытался с помощью хитрой и длинной комбинации переманить в ученицы, нашу Дарью, которая стала Срединным магом необычайной силы. Когда вся их операция провалилась, Агрида умерла, передав мне часть своей силы, которой я так еще толком и не научился пользоваться. Алаиду уничтожила инквизиция, преследующая свои цели, Агриппа предлагала мне место в Ковене, рядом с собой, но я вежливо отказал, выбрав жизнь обычного человека, жить которой у меня пока не очень-то и получается.

В дверь зазвонил звонок. Конечно, Агриппа могла пройти и без приглашения, просто просочившись через стену, но все-таки решила соблюдать приличия. К тому же она всегда была большой модницей, и, наверное, просто не стала мять платье.

– Она приехала…– сообщил я Светке, направляясь в коридор, чтобы впустить колдунью.

– В любом случае, дорогой, держи меня в курсе. И помни, что ведьмам доверять нельзя!

– Я помню…– буркнул супруге отключаясь.

– Это кто? – догнал меня Макс у двери, когда я открывал последний замок.

– Прекрасная женщина, хитрая колдунья и очень талантливый маг…Не смотри на ее внешний вид, на самом деле ей лет пятьсот…Доброе утро, Агриппа! – поздоровался я, увидев на пороге недовольную, не выспавшуюся, даже без традиционного макияжа чудесную волшебницу. Сегодня она была в серебристом платье, которое не то, что не скрывало, а наоборот подчеркивало ее фигуру. Каштановые волосы были заплетены в причудливую косу. На плечи была накинута соболиная шубка, спускающаяся до самого пола, из-под края которой виднелись изящные босоножки в тон. Из чего я сделал вывод, что ведьма явно не приехала сюда на общественно транспорте или хуже того, пришла пешком.

– Великолепно выглядишь! – похвалил я, наблюдая, как медленно расширяются глаза Максима. Конечно, так чаще всего на колдунью и реагируют! Если честно, то она настоящая красавица, а полковник-то в своем воображении уже нарисовал образ старой и дряхлой бабы яги в ступе, услышав про пятисотлетний возраст.

– Это Максим. Это Агриппина! – представил я их друг другу, весело наблюдая какой эффект на полицейского произвела глава Харьковского Ковена. Она тоже заметила замешательство Макс, но почему-то издеваться не стала, а просто двинулась мимо, как ледокол среди торосов, раздвигая наши остолбеневшие фигуры.

– Дворкин…– беспечно произнесла она, расшагивая по комнатам квартиры, словно бы и без особой цели, но я своим внутренним зрением видел, как она сканирует помещения. И то, что она видела, колдунье нравилось все меньше. – Неужели, ты не можешь жить спокойно, а? Помнится, ты действительно хотел начать все с нуля, заняться семьей и отойти в сторону, дав силам добра и зла разбираться между собой самим?

– Человек предполагает, а Бог располагает, – пожал я плечами, увлекая колдунью на кухню, где по старой советской привычке и проводились все архиважные переговоры за чашечкой кофе или чего покрепче, – я не сам ищу эти приключения…Они каким-то таинственным образом сами меня находят!

– От судьбы не уйдешь! – погрозила мне шутливо пальчиком Агриппина, заставив Макса изумленно и восхищенно замереть с открытым ртом. Боюсь, что, так вожделея ведьму, он, напрочь, забыл об истинной нашей цели. – И во что вы вляпались мальчики? При чем тут планета Тивит? – спросила она, после недолгого молчания, пока я наводил себе, ей и Максу кофе.

Пришлось ей все рассказать от начала и до конца. По крайней мере то, что я знал и знал Максим. Рассказ получился сумбурным, но ведьму это ничуть не смутило. Изредка вставляя гневные восклицания, она все же дослушала нас до конца и попросила показать ей стены с ободранными обоями.

– Прошу вас, сударыня…– подхватился полковник, но я его приостановил. Попросив сварить нам по чашке кофе, от которого мне за сегодняшнюю ночь уже тошнило, как, впрочем, и от сигарет, которых в пачке осталось три штуки.

– Пошли…– я проводил ее в комнату, где на стене красовалась надпись бывшего хозяина квартиры.

– Тивит никогда не был землей, и не будет…– прочитала Агриппина, разглядывая стену.

– Что это может значить? – подошел я к ней поближе, вслед за ведьмой, которая шагнула вперед, чтобы лучше рассмотреть эту «наскальную живопись»

– Тивит никогда не был землей…– снова прошептала чародейка, прикрывая глаза. Ее тонкая женственная ладонь с тонкими пальцами, густо украшенными перстнями, прошлась по стене, почти не касаясь ее. Несколько раз ведьма ощутимо вздрогнула, словно пытаясь вырваться из транса, в которой загнала сама себя.

– Тивит…Нет…– мужской голос из уст такой красавицы прозвучал ошеломляюще. Я отодвинулся в сторону, понимая, что в теле колдуньи сейчас сидит кто-то, кто говорит с нами. – Тивит…Я не хочу…Не буду…Мама…Олег…Боль…Союз нерушимых…Так не должно было получится…Он никогда не будет Землей! Мама…Мамочка…Я ошибся…

Неожиданно тело Агриппины изогнулось. Она скрючилась от боли, открыв глаза. Громко закашлялась, сплевывая на пол густую слюну.

– Что с тобой? – я бросился к ней, поддерживая ее под локоть, ощутив, как глава харьковского Ковена ведьм дрожит всем телом. Бледная кожа на ее открытом плече покрылась мурашками. Чародейка зябко повела плечами, пытаясь придти в норму.

– Все нормально, Дворкин…– выдавила она из себя. Смахивая выступившие в уголках глаз слезы. – Все отлично…

– Ты бал в трансе! Что ты там разглядела?

– Кофе готов! – в дверях спальни появился Максим с подносом, на котором дымилась порция бодрящего напитка.

– То, что надо…– Агриппина бросилась к подносу, чуть не сбив меня с ног. Схватила первую попавшуюся чашку и одним глотком выпила, даже не почувствовав обжигающего кипятка. – Ух…– выдохнула она, согреваясь, ощущая, как живительное тепло растекается по телу теплой волной.

– Агриппа…

– Да, Саша? – Макс смотрел на нас, как на сумасшедших. И если бы не явная симпатия к ведьме, то давно он уже упрятал нас бы в «пятнашку» обоих.

– Что там? Что ты увидела? – покосился я на жуткую надпись. Судя по реакции колдуньи, вляпались мы на этот раз во что-то намного серьезнее, чем прошлые наши приключения. Такой испуганной и обессиленной, я главу Ковена не видел никогда.

– Эта надпись…– кивнула она на стену спальни. – Это написал нездоровый человек!

– Это мы знаем! – согласился с ней Макс.– Здоровый человек писать такую херню не будет! Олег Митусов дата рождения точно неизвестно, родился в Чехословакии, работал директором магазина, параллельно занимаясь научной работой. По нашим данным, отправляясь защищать диссертацию, забыл ее в общественном транспорте и безвозвратно сошел с ума. После начал писать на стенах вот такие буквы и не связанные с собой фразы, испытывая терпение городских властей, которое скоро кончилось, и его упекли в первую областную психиатрическую больницу, где он скончался от туберкулеза.

– Странно…– хмыкнула Агриппина.

– Что странного?

– Я его не вижу среди мертвых…

– Что значит не видишь? – удивился я.

– Он жив…Его душа при нем!

Мы с Максимом переглянулись. Полковник полиции пожал плечами и залпом опрокинул в себя чашку кофе, вслед за ведьмой. В его рациональном сознании происходящее никак уложиться не могло. Для него все вокруг было дико и чуждо! Какие души? Какие миры мертвых? Это все было из области фантастики, которую он любил почитать на выходных, чтобы убить время.

– Этот человек жив…Очень корит себя за сделанное…

– Что он сделал? Говори…– потребовал я. Мне надоела эта игра в загадки. Мне казалось, что Агриппина переигрывает с драматизмом, но оказалось, что я еще не все знал.

– Он впустил в наш мир зло! И теперь жалеет об этом! – в глаза чародейки плескался настоящий страх. Такой ведьму я еще не видел. Колдунья реально чего-то ужасно боялась! И это было как-то связано с пропажей Яны.

– И это говорит черная ведьма? – попытался разрядить шуткой обстановку Макс, но был остановлен полным ужаса взглядом Агриппины.

– Я просто зло…А она впустил высшее…Худшее, что может быть…

– Что может быть хуже ведьмы? – округлил глаза Максим. Мы вместе с колдуньей на него удивленно повернулись. Тот виновато поступил глаза, пояснив:

– Просто в детстве, рядом со мной жила бабка в деревне. Все говорили, что она ведьма. То мор на скотину напустит, то бабу с соседнего подворья заживо сведет. Зло и есть…

– Зло не есть физическая субстанция! Его нельзя пощупать, взять в руки…Это эмоции, душа, – объяснил терпеливо я, – если человек в душе злой, то какие бы добрые дела он не делал, все будет получаться очень плохо!

– Ребята! – прервала наш теологический спор Агриппина, подняв примирительно вверх руки. – Вы даже не понимаете, о чем говорите…Это, – она указала на ободранные обои, обнажившие надпись. Это намного ужаснее, чем просто свести скотину у соседа, да вытравить плод у загулявшей жены! Все перечисленное, по своей сути, мелочь! Это можно исправить! Но не высшее зло…

– Да, что случилось-то! – разозлился я.– ты можешь рассказать толком! А то высшее зло! Мы все умрем…

– Ты слышал что-нибудь о планете Тивит? – нахмурилась колдунья, внимательно рассматривая надпись.

– Только сейчас первый раз прочитал, – кивнул я на художества Митусова.

– А вы? – обратилась она к Максу, но тот в след за мной отрицательно покачала головой.

– Если совсем честно, то до того момента, пока не пропала Яна, я вообще не верил во всяких экстрасенсов, а Дворкина считал обычным фантазером.

– И очень зря…– прикусила губу чародейка. – Тогда нам предстоит очень долгий разговор…

Втроем мы вышли на кухню. Расселись вокруг круглого стола, за которым еще несколько часов назад весело отмечали новоселье Красовской. Она очень хотела собственную квартиру. Для того день и ночь работала в своей редакции, выполняя самые авантюрные задания начальства. Неожиданно я поймал себя на мысли, что даже думаю о подруге в прошедшем времени. Нет уж! Дудки! Жива моя взбалмошная журналистка! Жива и здорова! И мы приложим все силы, чтобы ее спасти…

– Саша! – из омута моих героических мыслей меня вырвал тихий голос ведьмы, которая заняла место во главе стола, положив руки на зеленую под мрамор столешницу. Ее тонкие хрупкие пальцы заметно подрагивали. Было видно, что она волнуется или испугана. Да что это за Тивит-то такой? Что даже глава Ковена так сильно разволновалась об одном его упоминании.

– Высшее зло…– начала она, откашливаясь, будто читала для неразумных студентов лекцию. – Что это, по-вашему, мнению?

– Но если это не убийство, то даже не знаю…– пожал плечами Макс, все еще восхищенно рассматривая оголенные плечи ведьмы.

– Говори, не томи…– попросил я. Казалось время на спасение Красовской утекала, как вода сквозь пальцы. Необходимо было торопиться, а не затевать теологические диспуты.

– Вам знакомо такое слово, как дьявол? – усмехнулась горько чародейка.

– Еще бы! – улыбнулся Максим, а я предпочел промолчать. Ибо, не поминай лысого, он и не заявится…

– А откуда он появился? Кто это? Вам известно?

– Боюсь, что настолько мы не углублялись в историю Ветхого Завета, – произнес я, закуривая сигарету.

– Тогда проведу вам небольшой экскурс…Когда Бог создал человека, то считал его своим самым замечательным и идеальным творением. В какой-то миг, ему показалось, что он сотворил идеал по своему образу и подобию…И тогда он решил, чтобы ангелы его преклонили колени перед детищем Всевышнего, признали высшую точку разума в человеке…

– И? – по спине моей неожиданно побежали холодные мурашки. То ли от страха перед неизведанным, то ли от жутковатого голоса Агриппины.

– Он собрал всех ангелов и предложил стать на колени перед человеком, – продолжила свой рассказ ведьма, – встали все, кроме одного ангела…

– И чем же этому ангелу не угодили люди? – спросил Максим.

– Звали ангела Люцифер, что в переводе с греческого означает рожденный зарею. И был он послан Богом на Землю, чтобы присмотреть за детищем Господнем. Ибо доверял ему Бог, как самому себе. И знал этот ангел все пороки человеческие, все грехи и слабости наши…И не считал нас чем-то высшим!

– Я не знал, что дьявол – это бывший ангел, – покачал головой изумленно Максим.

– Не бывший, падший…– уточнила Агриппина, смахивая прядь волос, упавшую прямо ей на глаза. – И не согласился он признать человека равным Богу, пожелал, чтобы его признали равным Господу нашему, возгордился собой, потому что знал, что он лучше, чем мы… Ибо, провел среди людей много времени. И пошел войной на Владыку нашего. И сражение было страшным, в котором победило войско архангела Михаила, а сам Люцифер был низвергнут с небес и в наказание обязан был иметь вид ужасный, змееподобный и питаться прахом. С тех пор прошло много тысяч лет, ненависть Люцифера к людям не ослабла, а наоборот стала только сильнее. В Судный день грядет очередная битва добра и зла! И каждая из сторон днем и ночью вербует себе рекрутов, чтобы пополнить свои ряды.

– История, конечно, безусловно, интересная, но как это связано с планетой Тивит, пропажей Яны и этими странными надписями Митусова? – спросил я, поеживаясь от ужаса. Мне как-то не хотелось сталкиваться с такими высшими силами.

– Тивит – это маленькая планета, точная копия нашей земли, только в тысячи раз уменьшенном масштабе, – грустно улыбнуласьАгриппина, – в наказание Люциферу было положено быть на земле, свергнутым с небес. Но ненавидя всей душой род людской, дьявол начал мстить, искушать, призывать на свою сторону слабых верой людей, и тогда Господь наш Всемогущий принял решение отправить его на Тивит, чтобы то создал там свой проект под названием Земля!

– Не понятно…– поморщился Макс.

– Нет…– вырвалось у меня. – Не может быть!

– Может, Саша! Может!

– Да что может? Объясните толком! – возмутился Макс, не догоняя того, что уже пришло мне в голову.

– Все очень просто, товарищ полковник…Тивит – это и есть ад! – пересохшими враз губами прошептал я.– Тот самый ад, где живут грешники! Только они вовсе не мучаются там, а живут своей жизнью, греховной. Они изолированы от нас изнанкой мира! И правит ими…

– Люцифер! – подтвердила Агриппина. – Я не знаю, куда вы вляпались ребята, но дело очень и очень серьезное…– покачала она головой. – И хорошо, если твоя голова, Дворкин, останется в этот раз у тебя на плечах.

– Нам надо спасти Яну! – сглотнув комок, застывший в горле, выдавил я из себя.

– Боюсь, что ее уже не спасти, если она попала на Тивит…

– Как туда попасть? – разозлился я, не намереваясь бросать подругу в смертельной опасности. – Как найти вход?

– Вход на Тивит закрыт…Как туда попасть никто не знает…Хотя…– ведьма встала, прошла по кухне ко входу в спальню, где висели ободранные обои. – Хотя, похоже, что этот парень что-то знал…– кивнула она на ужасную надпись, бросающуюся в глаза белой краской: «Тивит…никогда не был…И не будет землей!»

14

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

Бред…Фантасмагория какая-то! Какие-то Сталины, товарищи, коммунисты – отживший реликт прошлого! Подумал про себя Яна, когда под пристальным взором Координатора, ее уже приодетую в льняное платье далеко ниже колен вели по узкому больничному коридору. Куда же ты в очередной раз вляпалась? Корила она себя, рассматривая больничный пейзаж.

На таинственном Тивите клиника ничем не отличалась от земной. Только стеновые панели теперь, как дань новой моде, были не обделаны пластиком или вагонкой. А традиционной половину покрашены, а половину побелены. Вокруг царила идеальная чистота. По пути им встретились три медсестры в белых халатах с узкими нашитыми бирочками на нагрудном кармане. Рассмотреть их Красовской не удалось, а она тружениц медицины тем более не заинтересовала. Более того, они предпочли сделать вид, что в коридоре кроме Координатора вообще никого нет. Вытянулись при нем по струнке, браво отчеканили приветствие, чуть ли не хором, а потом низко опустив глаза быстро просеменили куда-то мимо по своим делам. Все это для Яны было не только удивительно, но несколько необычно…Сейчас в Харькове мало где встретишь столь кроткий персонал и столь уважительное отношение в паре начальник-подчиненный.

Вдвоем они спустились по пустынной узкой лестнице с деревянными резными перилами. Судя по малому количеству встреченного им народа, а в медицинских учреждениях на всех планетах солнечной системы их, наверняка, много, Яну выводили служебными проходами через самый черный выход, чтобы никакие лишние уши не заметили, как ее вывели из товарищества «Медицина».

На выходе их встретил немолодой офицер в полевом защитном комбинезоне. Его статус журналистка определила по надменному взгляду, привыкшему, чтобы его слушались, а указания беспрекословно выполнялись. Он сухо кивнул Координатору, замершему чуть поодаль и ровным быстрым шагом, выдающим в нем кадрового военного, подошел к Яне.

– Здравия желаю! – поздоровался он, даже не пытаясь выглядеть приветливым. Окинул ее быстрым взглядом и пояснил. – Меня зовут Аркадий Иванович – я начальник охраны товарища Сталина. Прежде чем вы получите у него аудиенцию, мне необходимо будет вас обыскать.

Яна пожала плечами, соглашаясь. Как будто у нее был в данный момент выбор. Блеснет из-под очков-хамелеонов пламенем Координатор и плюхнется она опять без сознания прямо на этих ступеньках, позволив им лапать им себя сколько влезет. Женщина подняла руки и терпеливо замолчала.

Аркадий Иванович был несомненным профи. Он легко, еле заметно касаясь пальцами, пробежался по льняному платью журналистки, не пересекая грани приличия. И уже через пять минут благосклонно кивнул:

– Прошу в автомобиль…

К больничному входу, взвизгнув тормозами совсем не по-нашенски, подкатила черная тонированная наглухо родная «волга». Яна даже ахнула от удивления. Легенда отечественного автопрома выглядела и знакомой, и чужеродной одновременно. Лакированный кузов, блестящий на солнце, дорогие бампера с литыми дисками, мягкий кожаный салон с кондиционером – на какие-то доли секунды, прикрыв глаза, можно было представить, что сидишь на заднем сидении какого-то дорогого линкольна или ягуара. Двери открывались, наоборот. Их вежливо перед ней распахнул Аркадий Иванович. Рядом присел Координатор, весело себе под напевающий какую-то незамысловатую мелодию. Он был, безусловно, доволен, и журналистка догадывалась почему…Теперь она, как только села в автомобиль, стала головной болью начальника охраны товарища Сталина, а не его, что не могло поддельного батюшку не радовать.

– Трогай! – приказал коротко Аркадий Иванович, заставив Красовскую оглядеться непонимающе по сторонам. Она вместе с Координатором сели позади. Впереди, рядом с водителем занял место начальник охраны, а вот место водителя пустовало. Как выяснилось чуть позже. Он в данной модификации «волжанки» был и не нужен. Панель приборов загорелась разными цветами. Замигали зеленые, красные и желтые лампочки. Двигатель мгновенно завелся, довольно заурчав.

– А…– растерялась Яна, улыбаясь, как последняя дура.

– Беспилотный автомобиль типа «ГАЗ– 2110», – пояснил Координатор ей на ухо, – такие могут позволить себе только члены Политбюро. Обычные люди ездят на более простых моделях. Так что вам, несомненно, повезло, товарищ Красовская, прокатитесь с ветерком на правительственном автомобиле.

– Введите конечную точку маршрута…– хриплый мужской голос из динамиков, расположенных по старинке в боковых стенках дверей, сильно испугал Яну. Нет, в ее мире, в настоящем земном Харькове были роботы, разговаривали навигаторы, но, чтобы вот так без водителя машина запрашивала, куда ехать? Такого не было…Хотя где-то журналистка читала, что такого рода транспорт находится на стадии разработки, но, как это обычно бывает в нашем государстве, дальше разработки дело никуда не пойдет.

– Правительственный Дворец! – отчетливо произнес Аркадий Иванович, наблюдая за реакцией Яны в зеркало заднего вида.

«Волжанка» мягко тронулась с места, довольно резво набирая обороты. Двигатель работал почти бесшумно, только меняющийся пейзаж за окном говорил о том, что они едут, а не стоят на месте.

И дороги у них лучше…С грустью подумала Янка. Столько едем, а пока еще ни одной ямки не было. И машины, словно с картинки из фантастического журнала. Может, действительно, дело ни в коррупционном правительстве, ни в ленивых дорожниках, безграмотных инженерах, а в обычных людях? Ведь каждая благополучная страна начинается со своих жителей и отношение их к своему государству.

Машина вывернула из-за корпуса, включив легкую ненавязчивую мелодию в чисто звучащих динамиках. Они выехали в больничный парк, медленно катясь мимо густо посаженных фруктовых деревьев и аккуратных тротуарчиков, мощенных разноцветной легкомысленной плиткой. У каждой скамейки, примостилась урна, вся прошлогодняя листва убрана, кустарники подстрижены декоративными причудливыми фигурами, значение, многих из которых осталось для Красовской загадкой.

– Товарищ Сталин очень не любит, когда к нему на прием опаздывают, – проговорил в пустоту Аркадий Иванович. И тот же миг широкий капот «волжанки» разъехался в стороны и слева возникла синяя сирена, взвывшая длинным протяжным воем.

Ага…Значит привилегированное сословие есть и на Тивите. Решила Яна, но тут же отвлеклась, потому что начальник службы безопасности начал проводить с ней инструктаж:

– Товарищ Сталин не любит, когда к нему опаздывают. Когда зайдете, то постарайтесь поменьше пялиться на него и смотреть в глаза, тем более с вызовом…

– Как сейчас? – Яна взглянула в глаза Аркадия Ивановича.

– Тем более так…Генсек с крутым норовом…Возможно. Взглянув так, даже при всей вашей бесценности, мы будем вынуждены поступить с вами совсем не по-человечески.

– А вы вообще люди? – кротко поинтересовалась журналистка. В которой вспыхнул давно забытый азарт лучшего репортера Харькова. – Что-то у обычных людей я не замечала таких глазок с огоньками, как у вас? – прищурилась она, невинно уложив руки на коленки, будто примерная первоклассница.

Начальник службы безопасности поморщился, как от зубной боли. Из чего Красовская сделал вывод, что ему данная тем неприятна.

– Лучше бы было для вашей собственной безопасности, чтобы вы просто согласно кивали!

Яна замолчала и отвернулась к окну, поняв, что более ничего нового из хитрого гэбиста ей вытянуть ничего не удастся. Тем более они выехали в город, который был знакомым и чужим одновременно. Харьков-на-Немышле…Подумать только! Ее родной Харьков с мещанскими проулками и широкими проспектами на какой-то другой планете-близнеце Земли стал настоящей столицей целого государства! Машина перепрыгнула через невысокий бордюр, выезжая на довольно просторную улицу. С трудом Яна узнала в ней Московский проспект, район универмага «Харьков». Те же сталинские дома, покрытые причудливой вязью лепнины, те же стрельчатые окна, тот же серп и молот на одном из зданий на пересечении Конюшенного и Московского, те же трамвайные пути, хотя…Яна пригляделась к проезжающей мимо «шестерке». Никакого грохота этот вид общественного транспорта не издавал, мерно парил над асфальтом, рассекая воздух вытянутым форштевнем, словно кабина самолета. Узкие окна были не затонированы, и журналистка заметила, что народа в нем мало, кто-то дремал, прислонившись к прозрачному стеклу, молодая пара любовно ворковала на задней площадке, а солидный старичок в драповом пальто с глубочайшим вниманием читал какой-то толстый книжный том, похожий на переиздание трудов Ленина. Если этим народом правит товарищ Сталин, то Красовская решила для себя, что такое вполне себе возможно.

Город был похож на себя и не похож одновременно. По правую руку от нее находился тот же самый Ботанический сад, так же из-за ограды были видны свеже зеленые саженцы каких-то малознакомых ей растений. Девушка себя ни в коем случае не считала себя большим специалистом в области растениеводства, но таких культур на родной Земле не встречала.

На Площади Восстания находился тот же самый подземный переход, точно так же по нему спешили люди, ныряли в приветливо распахнутый зев метро, чтобы через пару минут оказаться уже где-нибудь на Алексеевке или Барабашово. Интересно…Подумала Красовская, а Барабашово тут тоже есть? Вряд ли…Эпоха развитого социализма и рыночные отношения друг другу противоречили.

Машина остановилась на перекрестке, подчиняясь красному сигналу светофора. Рядом затормозили обычные Жигули третьей модели, из приоткрытого окна валил дым, и доносилась какая-та ненавязчивая мелодия. В какой-то момент, Яне стало казаться, что она просто провалилась в прошлое, что на дворе стоит год эдак семидесятый, мама с отцом еще живы, ходят в школу, радуются жизни и еще не знакомы друг с другом. Ее нет еще и в планах, ведь свадьбу они сыграют спустя только пять лет. Вокруг ни одной иномарки. Неоновые яркие вывески обменок не торчать над каждым углом, призывая харьковчан менять валюту, вместо магазина дешевых цен возле универмага висит строгая вывеска с надписью «комиссионный магазин». Все вокруг попахивало каким-то нездоровым сумасшествием и явной фантастикой! И чтобы отогнать от себя это едкое чувство, Яна уточнила у начальника службы безопасности местного генсека:

– А какой сейчас год на Тивите? – Аркадий Иванович вопрос проигнорировал, то ли задумался о чем-то, то ли просто не стал отвечать. Вместо него в разговор вступил Координатор.

– На дворе 2085 год, Яночка! Год рассвета нашей империи! Год, когда наши самые смелые мечты станут сбываться…– наткнувшись на недовольный взгляд Аркадия Ивановича, он тут же замолчал, поняв, что сболтнул лишнего. А вот Красовская сразу засекла перемену настроения ее захватчиков, решив, что разберется чуть позже с их мечтами и планами…

Между тем, проскочив поворот на Конный рынок, они пролетели перекресток на Руднева, мост через Немышлю, которая в этом месте города была туго стянута каменными бортами канала, бурлила и пенилась, образуя яростный водоворот. Пролетели мимо Сумской, которая в этом варианте журналистке совсем не нравилась, без красивых магазинов, мрачно-суровая, с невзрачными бронзовыми вывесками государственных учреждений. И подъехали к площади Конституции, называвшейся теперь площадь Коммунизма. Пик Коммунизма был и в ее мире, теперь появилась еще и площадь в чужом. Перед въездом на брусчатку их остановил высокий статный милиционер в камуфлированном комбинезоне. В руках его Яна заметила какой-то странный предмет, больше напоминающий бластер из звездных воинов, но снова спрашивать, что это, побоялась, слишком серьезен стал Аркадий Иванович и испуган Координатор. Он вообще затих на своем сидении без движения, и Красовская вообще засомневалась, жив ли он? Видимо, и для него поход в столь высокий кабинет был в новинку.

Гэбист приоткрыл окошко «волжанки, нажав какую-то кнопку под своей левой рукой и подал пластиковую корочку красного цвета. Милиционер долго в нее не стал всматриваться, а вместо этого одним движением провел ее у себя по наручным часам. В них что-то запиликало, скорее всего, подтверждая личность Аркадия Ивановича. Шлагбаум моментально поднялся, пропуская их на площадь, где в отличие от настоящего Харькова не было праздно гуляющих жителей, прогуливающих занятия студентов или мамочек с колясками. Площадь была пуста, а над ней темной громадиной возвышалось нечто, чего не было в том, настоящем Харькове, который помнила журналистка.

Огромная двенадцатиэтажная «свечка» возвышалась над всем городом. Каждый черный мраморный валун, из которого были сложены ее могучие стены, был идеально подогнан, словно сделан был нечеловеческими руками. Узкие окна-бойницы, под стать стенам, затемнили черной светоотражающей лентой. Кованые ворота с пиками на вершинах были закрыты, а возле них прогуливались несколько часовых, одетых так же, как и тот милиционер, встретивший их на въезде на площадь Коммунизма. Яна подняла глаза вверх, пытаясь рассмотреть башню, которой оканчивалось здание Тивитского правительства. Вместо флага на ее пике была укреплена специальная решетка, в которой находился огромный человеческий глаз. Словно в фильме Властелин Колец, в котором мелькали ярко-оранжевые искорки молний, точь-в-точь такие же, как и уже знакомых ей местных жителей.

«Волга», коротко взвизгнув покрышками, подъехала к главным воротам, за которыми виднелось узкое крыльцо, выкрашенное в черный цвет с резными лакированными перилами. Отсутствие большого количества охраны сильно удивило мою подругу. В ее представлении дворец генсека должны охранять полки милиционеров, а не два разгильдяя, которые умудрились даже не взглянуть в их сторону. Лишь один из них, скорее всего младший по званию, подобострастно козырнул, бросившись мгновенно открывать ворота. То ли машину начальника службы безопасности тут хорошо знали, то ли так доверяли фейс-контролю на входе…

– Только не спорь с ним…– прошептал ее на ухо перед самым входом с тревогой Координатор, придержав ее за руку. Ладонь ее похитителя была почти ледяная. Яна с трудом аккуратно высвободила кисть из мертвой хватки, легкомысленно хмыкнув:

– Что мне ваш товарищ Сталин может сделать. Если я и без того нахожусь на другой планете с полулюдьми, у которых вместо глаза полыхает пламя, а взамен человеческого языка змеиный?

– Поверь, девочка моя…То, что ты видела до этого, всего лишь легонькая прелюдия! А товарищ Сталин…– Координатор испуганно обернулся по сторонам, будто их кто-то мог подслушать и мгновенно доложить куда следует. – Он может все…

– Учту! – кивнула журналистка, шагая за Аркадием Ивановичем на первую ступеньку, ведущую в здешний Мордор.

Ни на одном из входов их не остановили. Коридорные постовые лишь лениво провожали их спокойным взглядом. Изредка кивая приветливо гэбисту, который в запутанных закоулках здания правительства Тивита ориентировался не хуже, чем с компасом. Яна с Координатором еле успевали за ним, бодро шагающим по мягкому ворсистому ковру, расстеленному в коридоре.

Повсюду была идеальная чистота. Или просто на черных стенах, потолке и полу было не заметно пыли? Вместо традиционных ламп дневного света, используемых на Земле, здесь через каждые два метра на стенах были закреплены электрические свечи, создававшие жутковатую атмосферу какого-то оккультного сооружения. Нарисованные на стенах пентаграммы пугали своей масштабностью, а массивные двери с золотыми кольцами вместо ручек таинственно блестели в приглушенном свете свечей.

Помимо воли, настроение Яны упало окончательно. По спине пробежала ледяная волна ужаса, но она сдержалась, чтобы не доставлять удовольствия своим похитителям. Ведь, наверняка, они этим походом по мрачным коридорам и лестницам этого и добивались. Не могла в этой громадине не существовать лифтов, тем более у такой высокоразвитой цивилизации!

Наконец, после долгих блужданий, в ходе которых никто посторонний им так и не встретился, они остановились перед закрытыми двойными дверьми, на черной поверхности которых белой несмываемой краской был изображен распятый человек. Изображение было настолько реальным, почти осязаемым, что Красовская в первый момент испуганно отшатнулась, поймав на себе довольный взгляд Аркадий Ивановича.

– Товарищ Сталин очень любит ваши библейские картины и черный цвет! – с легкой надменной улыбкой пояснил он, стуча золотым кольцом по дубовой двери.

– Я заметила…– кивнула Яна, стараясь сдерживать эмоции. – У него специфический вкус!

Координатор шикнул на нее, но больше на этого бородатого халдея она внимания никакого не обращала. Теперь, когда журналистка выяснила, что он всего лишь пешка, рядовой исполнитель, «батюшка» потерял для нее всякий интерес.

Двери поехали в сторону, разъезжаясь на каких-то магнитных приспособлениях. В лицо Красовской дунуло жаром, словно она наклонилась над открытым огнем. Через секунду это ощущение исчезло, но остался острый запах чего-то неприятного, щекочущего в носу. Далекая от химии журналистка не могла понять его природу.

– Он вас ждет! – провозгласил Аркадий Иванович, посматривая с опаской внутрь комнаты, в которой царил полумрак. Координатор шагнул первый, набрав в легкие воздуха, будто ныряя в холодную воду. Следом, аккуратно ступая по мягкому ковру, зашла Яна.

В кабинете было темно. Черные плотные шторы завешены, от чего Красовской показалось на миг, что она ослепла. Но с секундным запозданием прямо напротив них вспыхнуло пламя камина и сразу несколько подсвечников, закрепленных на стене. Координатор вздрогнул, шепча что-то себе под нос. Журналистка с интересом осмотрелась. Не сказать, что ей не было страшно, но жгучее любопытство перевешивало все остальное. Ей было интересно и жутко одновременно, тем более кабинет местного генсека, называющего себя товарищем Сталиным, оказался удивительным, если не сказать больше.

Резные деревянные панели из мореного дуба украшали библейские сцены, тут было и убийство Авеля Каином, и изгнание Адама и Евы из рая, распятие Христа на Голгофе и изображение Понтия Пилата, принимающего решения о казни. Чуть левее камина стоял стол с мраморной столешницей, за ним удобное кожаное кресло, вполне современное, резко выделяющаяся своим новоделом из общего интерьера. Несколько шкафов с бумаги у стены и, что больше всего удивило Яну, над камином перевернутое православное распятие. Сатанисты какие-то, подумала она, прикусив от любопытства нижнюю губу. Распятие было выполнено настолько реально, что Красовская могла рассмотреть капли крови на пробитых запястьях Христа. Она сделала шаг вперед, чтобы получше рассмотреть, но позади нее вдруг подуло горячим пламенем. Спину обожгло жаром, и женщина резко развернулась. За Координатором, который ничего не почувствовал, стояла фигура мужчины в черном двубортном пиджаке и черной рубашке без галстука. Статный брюнет с легкой улыбкой наблюдал за ними, скрестив руки на груди, улыбаясь. Именно от него и шел огненный жар. Не сказать, что он был молод. Его волосы тронула первая седина, засеребрившаяся на висках, но четко очерченные скулы, греческий нос и чувственные полуоткрытые губы делали его, безусловно, красавцем. Между тем настоящим Сталиным и этим Тивитским не было ничего общего. Заметив ее испуганный взгляд, Координатор все же что-то понял и повернулся вслед за ней. Лицо его исказилось, глаза забегали, руки по инерции вытянулись по швам, словно у солдата на строевом смотре. Чуть заикаясь, он почтительно промямлил:

– Товарищ Сталин, Старший Координатор центра предсказаний и прогнозирования событий Иван Поливало по вашему вызову прибыл!

Иван Поливало…Так вот, как звали ее похитителя! Подумала Яна.

– Вы хорошо поработали, товарищ Поливало…– заметил мужчина в черном пиджаке, делая шаг к ним навстречу. Жар стал почти нестерпимым. Он, будто сжигал Красовскую изнутри, но, сжав зубы, она решила терпеть до конца. – А это, я так понимаю, наш бесценный кадр с Земли? – генсек Тивита приблизился к ней совсем близко. Теперь женщина могла рассмотреть его поближе. Умные спокойные глаза напоминали омут, в котором легко можно было утонуть, если заглянуть поглубже. Он не носил очков, как остальные тивитцы. В его глазах не плескалось огненное пламя, там царила тьма. От ее глубины и сосущей пустоты на Красовскую накатила тоска. Ей вдруг расхотелось жить, бороться, куда-то возвращаться, о чем-то мечтать. Она забыла обо всей радости в ее жизни, даже о своем маленьком ребенке, в душе стало темно и тоскливо. Генсек, будто высосал из нее все силы, оставив лишь мрак.

– Достойная работа! – похвалил он Поливало, отводя взгляд от Красовской. И в этот миг в нее будто влили свежего воздуха. Она, наконец, смогла вздохнуть, пропихивая в легкие кислород. – Достойная работа требует достойной оплаты…Чего ты хочешь, старший Координатор? – Сталин повернулся к поддельному батюшке, буравя того взглядом. Иван замешкался, не решаясь о чем-то просить.

– Впрочем, наверное, как и все? – с грустью уточнил Сталин, придвигаясь к нему с быстротой молнии. Яна не заметила в полумраке, как он сделал несколько шагов. Он, будто бы парил над полом, мгновенно передвигаясь по кабинету.

– Д-да-да…– подтвердил свое желание, чуть заикаясь, Координатор.

– Ты уверен?

– Так точно, товарищ Сталин…

– Как всегда…– в его стальном голосе Яна услышала явные нотки грусти.– Назад пути не будет!– уточнил на всякий случай он, прикладывая к груди Поливало свою ладонь, с дорогим перстнем на безымянном пальце в виде змеи, обвивающей какое-то дерево. Почему-то журналистка не сомневалась, что это была яблоня.

– Пусть! Я больше не могу…– выдохнул Координатор, и в тот же момент из его груди полился зеленый свет. Он мягко окутывал ладонь генсека, клубясь вокруг него туманом. Глаза Поливало округлились, то ли от счастья, то ли от удивления. Он вздрогнул всем телом и резко рухнул на пол, словно сломанная кукла, нелепо раскинув руки и ноги в стороны. Через какое-то мгновение, показавшееся журналистке вечностью, тело Ивана вспыхнуло, исчезая в языках огненного пламени.

– А сейчас, Яна Викторовна, мы займемся вами…– глаза правителя Тивита повернулись к ней, буравя непроницаемым взглядом.

15

Харьков 2019

После короткого совета, проведенного у них на квартире, больше напоминающего сюжет фантастического фильма вроде Властелина Колец, было принято решение начать действовать. Дворкин с Агриппиной, как разбирающиеся в магии и ее тонкостях, должны были заняться дневником Митусова и таинственной библиотекой Ковена Ведьм, пытаясь оттуда выудить хотя бы какую-то информацию, а вот Максиму досталась более прозаическая миссия, но он все равно был ей доволен. Во-первых, все эти чародеи и прочая ерунда были для него в новинку, а, во-вторых, ему почему-то до сих пор казалось, что пропажа Яны – это не дело рук какого-то дьявола, которого вполне может и не быть на свете, а нечто прозаическое, которому легко найти логичное и более материальное объяснение. А потому, он выбрал себе направление поисков, связанное с прошлым хозяином квартиры, неким Олегом Митусовым. Запросил информацию в отделе, где ему его опера скинули на электронную почту короткую справку, из которой было мало что понятно. Известно, что этот мужчина родился в Чехословакии в СССР, как переехал в Харьков и когда, покрыто тайной мрака. О периоде его жизни заграницей мало что удалось выяснить, как не бились аналитики управления. Более или менее достоверные данные появляются уже в восьмидесятых годах двадцатого века, когда этот Олег вместе с матерью и сестрой неожиданно объявляется в городе, занимая пост ни дворника, ни инженера на одном из многочисленных заводах, а директора одного из самых крупных хозяйственных магазинов Украинской ССР.

Как ему удалось достичь столь невероятных высот, оставалось загадкой. Только общедоступная история его начинается именно с этого. Кем он был до приезда в Харьков? Кем работали его родители? Почему покинули Чехословакию? Оставалось тайной…

Одновременно с основной работой, Митусов занимается научной деятельностью. В частности, пишет докторскую диссертацию по химии. Сразу докторскую…Никаких данных о его кандидатской не сохранилось, что тоже по меньшей мере выглядит странно. Его научный руководитель сам глава НИИ «Химического анализа» профессор Головко, лауреат всех возможных конкурсов и регалий. Митусов, по его словам, подающий большие надежды ученый, и его работа директором магазина, лишь вынужденная мера.

Работа над диссертацией длится почти три года. За это время никаких значимых событий в жизни бывшего хозяина их квартиры не зафиксировано. Он живет на Комсомольской с матерью и сестрой, которая вскоре выходит замуж и покидает родное гнездо.

В 1989 году, когда уже грянула перестройка, когда по всему СССР из-за недостатка финансирования закрывались многие НИИ, работа над диссертацией была окончена. Тема диссертации хранилась в строгой тайне, и знали ее только несколько десятков рецензентов, да руководитель проекта.

Одним прекрасным весенним утром Митусов отправился на Всесоюзную Аттестационную комиссию, готовый защититься и получить заслуженное звание доктора наук, отправился на троллейбусе, не имея своего автотранспорта, что для занимающего столь высокий пост в хозяйстве Харькова было уже само по себе странно. На одной из остановок с ним что-то произошло. Олег вышел из общественного транспорта, будто бы озаренный какой-то идеей, что частенько бывает с людьми науки, напрочь забыв о пакет со своей работой. Опомнился он только тогда, когда добрался все же до института. Разочарование его было столь велико, что именно это послужило толчком для его нервной системы, чтобы слететь с катушек. Митусов бросился на поиски диссертации, но она бесследно исчезла. И поскольку была в единственно экземпляре, не считая черновиков, то все надежды директора хозяйственного универмага лопнули в один момент, как мыльный пузырь.

Его защиту отложили, но нарушения в психики были столь сильны, что он мало того, что забросил свою основную работу, но и перестал появляться в институте, который вскоре канул в лету, вместе с почившим в небытие Советским Союзом.

Универмаг, где работал Митусов, выкупили какие-то бизнесмены, решив в нем открыть супермаркет. Места для заговаривающегося директора в нем не нашлось. Митусов оказался безработным, сидящим на шее у старушки матери с нищенской пенсией. Тут и пошло самое интересное. Болезнь стала прогрессировать. С увлечением Олег стал рисовать везде, где только можно странные фразу и знаки, на первый взгляд никак не связанные между собой, но имеющие вполне логичное продолжение. Когда места в квартире для наскальной живописи стало не хватать, он перешел на подъезд и улицы, а еще через несколько лет, когда соседям это все надоело, они вызвали неотложку и поместили мужчину в психиатрическую лечебницу. Там Митусов находился порядка пяти лет, пока в девяносто девятом году не скончался от туберкулеза. Хоронить его не стали, а тело кремировали. Мать вскоре умерла, сестра отправилась в поисках лучшей жизни заграницу, как многие из соотечественников в тот период. Квартиру продали некой компьютерной фирме, у которой Максим с Красовской ее и выкупили по сходной цене.

Вот, если кратенько, и вся история…Максим откинулся на спинку сидения машины и отложил листок со справкой в стороны. Оставалось два неясных момента в биографии этого сумасшедшего харьковского художника. Откуда он появился? Как стал директором магазина? И почему его тело не выдали матери для нормального традиционного погребения? И куда делась диссертация? Из-за нее ли он сошел с ума, или было что-то еще, о чем официальная хроника предпочитает не упоминать?

Вопросы следовали один за другим, не давая пока что ни одного мало-мальски вразумительного ответа. Для того, чтобы разобраться во всем этом, следовало начать с начала…С чего? Наверное, с бывшего НИИ и руководителя диссертации Митусова профессора Головко.

Через заявку в паспортный стол, сделанную неофициально, Максиму удалось выяснить, что профессор Головко Иван Никитич живет по улице Академика Павлова, недалеко от клуба «Радмир». То есть, практически, на другом конце города, скрепя зубами, полковник отправился туда, радуясь лишь тому, что следующим местом его посещения была Первая Психиатрическая Больница, которая была по пути, но в которой он решил побывать после. Чтобы разобраться в произошедшей ситуации с Олегом Митусовым, а соответственно и с его женой, следовало начать сначала, а сначала была именно диссертация, так и не увидевшая свет.

Он свернул влево, повинуясь властному голосу навигатора, на грунтовку, бывшей когда-то, несомненно, асфальтом. По обе стороны от дороги потянулись небольшие аккуратные домики частного сектора, со старыми деревянными рамами, потертой дерматиновой обивкой, и даже с настоящими сараями, в которых кудахтали настоящие куры. Дом номер шесть, в котором проживал профессор Головко, оказался совсем уж неухоженным снаружи. Часть стены, смотрящей на улицу, пошла трещинами, калитка из потемневшего штакетника покосилась, повиснув на одной петле. Некогда прекрасный яблоневый сад зарос молодой порослью клена. На миг, Макс усомнился, что Головко еще жив. Ведь могло быть и так, что в паспортном столе что-то напутали, до них не дошла информация… Притормозив перед полуразрушенным забором, полковник полиции вышел из машины и огляделся. Дверь на веранду была полуоткрыта. На высоком крыльце стояли стоптанные резиновые галоши, покрытые толстым слоем грязи. Из чего полицейский сделал вывод, что в доме все же кто-то живет. Он негромко крикнул, давая о себе знать:

– Хозяин! Есть кто дома? – но ответом ему стала тишина, тогда он ловко перемахнул через невысокий заборчик и прошелся к дому, аккуратно ступая по мягкой прелой прошлогодней листве.

– Иван Никитич! – позвал он, вглядываясь в зашторенные окна дома. Показалось ему или просто это была его фантазией, но крайняя шторка немного была отдернута, как раз настолько, чтобы легко можно было рассмотреть незваного гостя.

– Иван Никитич! Не бойтесь! Я из полиции! Моя фамилия…

– Стой, где стоишь, сволочь! – раздался позади него напряженный, чуть хрипловатый старческий голос. – Знаю, я вашу полицию…Руки в гору!

Макс медленно, стараясь не спровоцировать Головко, повернулся к нему лицом. Перед ним стоял довольно крепкий для своих лет мужчина годов эдак восьмидесяти. В руках его блестел вороненой сталью револьвер, почти ровесник профессора, рука которого ничуть не дрожала, целясь прямо Максиму в живот.

– Я сказал, руки в гору! – прошипел дед, буравя полицейского ненавидящим взглядом.

– Послушайте, Иван…

– Тихо! – рявкнул тот так, что полковник вздрогнул. – Оружие есть?

Макс кивнул, медленно потянувшись к кобуре.

– Нет, дорогой мой…– покачал головой старик. – Вместе с кобурой снимай! Мы тоже не лыком шиты…Войну прошли.

Какую войну прошел дед, Макс не стал уточнять, потому что если это была Великая Отечественная, то лет Головко должно быть далеко не восемьдесят. Ремень с легким шелестом упал на траву вместе с кобурой.

– А теперь отбрось его ножкой в сторону, мил человек…– попросил химик, указывая вороненым дулом револьвера место, куда Макс должен был точно сдвинуть свое оружие. – Вот после этого можно и поговорить…– хмыкнул довольно старик, не опуская пистолета. – Без свидетелей, так сказать…Только учти, парень, что я человек в возрасте, с нервной системой у меня непорядок, нервишки шалят, знаешь ли, а значит, будь добр, стой смирно! Иначе дернешься, чуть в сторону, а я тебя пришью, и самое удивительное, что за это мне ничего не будет. Ибо не подсуден я с некоторых пор…

– Шустр ты, дед, не по годам! – хмыкнул Максим, успокоившись немного от того, что убивать его прямо сейчас сумасшедший старик не собирается.

– Какой есть…Говори, зачем пришел? – нахмурился он, разглядывая Макса, тем самым давая рассмотреть повнимательнее и себя. Одет он был в старый потертый пиджак и идеально выглаженные брюки, рубашка – вышиванка радовала глаз, выглядывая из черного воротника. Старомодные, но начищенные до блеска, туфли были слегка стоптаны на пятках, но выглядели почти прилично.

– Поговорить…– пожал плечами Максим, поглядывая на руку с пистолетом, которая так и не опустилась, уставившись вороненым дулом куда-то ему в область пупка. Скорее всего, чтобы не промахнуться.

– Были уже такие! Говорили! О чем? – нахмурился Головко, оказавшийся довольно бойким старичком, который своего не упустит.

– Точнее о ком…Я из полиции! – медленно, чтобы не испугать профессора, Максим полез за удостоверением, надеясь, что хоть красная корочка бдительного деда немного успокоит, и он перестанет целиться ему в живот с боевого оружия.

Головко выдержал паузу. Палец на спусковом крючке несколько раз дрогнул, но так и не выстрелил.

– Брось мне его сюда…

Максим шагнул чуть вперед, но был остановлен грозным рыком.

– Я сказал, брось!

Корочка полетела на землю. Да уж… Вот тебе и профессор химии – божий одуванчик. Подумал про себя полковник полиции. Что же тебя так напугало-то в твоей жизни, что ты даже корочкам полиции не доверяешь?

Не спуская глаз с мужа Яны, дед потянулся за удостоверением. Раскрыл его, удовлетворенно хмыкнул.

– Как настоящее! Научились, суки, делать…

Из уст образованного человека столь открытое ругательство было неприятно слышать. Эта комедия Максиму надоела.

– Послушайте, не знаю, кто вас довел до истерики, но будьте уверены, что я не тот, кто это сделал, – торопливо стал пояснять Максим, – мою жену похитили. Она исчезла из пустой квартиры. Я не знаю, где ее искать. И единственная ниточка, ведущая к ее освобождению, это вы!

– С чего вы это взяли? – нахмурился профессор.

– Она пропала в квартире вашего бывшего ученика, Олега Митусова! – выпалил полицейский, чтобы закрепить эффект.

– Значит, они все-таки еще пробуют прорваться…– проговорил Головко, опуская револьвер, немного обреченно вздыхая.

– Кто они?

– Бесы…– коротко выпалил Иван Никитич, посмотрев на Макса испуганными глазами. – Они пытаются захватить наш мир, и, увы, и я, и Олег приложили к этому свою руку.

– Бесы? – нахмурился Максим. Ему уже порядком осточертела вся эта магия и колдовство. Он привык к другому миру, к другим правилам игры. В его настоящем Харькове все понятно…Это наркоман, это убийца… А тут какие-то демоны, дьявол, ведьмы, какие-то бесы…

– Что значит бесы? – снова повторил он, поднимая с земли свое табельное оружие, заметив, что Головко уже не смотрит в его сторону.

– Жители Тивита…Они называют себя Координаторами, но они бесы! Это разговор не для всей улицы, молодой человек. Пойдем, я тебя чаем с малиновым вареньем угощу, – Иван Никитич быстро огляделся по сторонам, словно опасаясь, что их кто-то может подслушать. Улица была пуста. Лишь где-то очень далеко ревела мотором, пытающаяся завестись старая потрепанная «копейка».

– Хорошо…– кивнул Макс.– Можно удостоверение обратно, – протянул он свою руку старику, который неожиданно утратил всю свою боевитость, став изможденным, бесконечно уставшим дедушкой, которому надоело бояться, который только и мечтает о покойной старости в окружении своих внуков.

– Да, конечно…Проходите в дом, сейчас чайник поставлю.

Обстановка в жилище профессора была, мягко говоря, скромная. Так уж повелось в нашей безумной стране, что те, кто в своей жизни прочитал лишь одну книгу, да и ту азбуку, живут намного лучше, чем интеллектуалы с заслуженными степенями. Интеллигенцию у нас не ценят и не любят, потому как она в большинстве своем, кроме как болтать о неудавшихся возможностях ни черта не умеет.

Старенький телевизор, продавленный диван, застеленный потертым покрывалом, панцирная кровать в углу, дореволюционный платяной шкаф и множество фотографий на стенах, аккуратно уложенных в деревянные рамки – все это составляло небогатый интерьер профессорского домика. Круглый сборный стол стоял посередине комнаты. На нем лежали какие-то тетрадки с длинными малопонятными расчетами, в которых Максим ничего не понял. Их Головко сразу же смахнул в сторону, сбросив на один из гнутых венских стульев.

– Чайник вскипел…– сообщил он, торопливо накрывая на стол, не очень уж умело, что говорило о том, что гости в его домике – нынче, большая редкость.

– Олег Митусов – мой лучший ученик! – сообщил с грустной гордостью Иван Никитич, когда все необходимые традиционные процедуры проявления гостеприимства были соблюдены. Обещанное варенье было выставлено на стол, а из кружек, наполненных янтарной жидкостью, исходил просто головокружительный запах жасмина. – Гордость нашего НИИ, надежда всей советской практической химии…

– Хотелось бы узнать, Иван Никитич, как он появился в вашем институте. Ведя это расследование, я не нашел никаких упоминаний о его прошлой жизни, первых работах, кандидатской, наконец…

– Олежка появился у нас в середине восьмидесятых прошлого века, – грустно улыбнулся Головко, прихлебывая янтарный напиток. – Молодой, амбициозный…Сообщил, что прибыл из Праги, где проживал долгое время с родителями. Там закончил Химфак Пражского университета, написав диссертацию кандидата химических наук. Рассказал, что хотел бы заниматься наукой и здесь, наравне со своей основной работой…Он, кажется, был директором какого продовольственного или хозяйственного универмага на Алексеевке…

– Хозяйственного, – поправил Макс старичка, следуя его примеру, сделав приличный глоток обжигающего чая, – а кем были его родители? Чем занимались? Почему оказались в Праге? Он этого не рассказывал никогда?

– Олег был очень скрытным человеком, малообщительным…Единственное, о чем он мог говорить часами была его научная работа, – вспомнил Иван Никитич, – но…

– Что, но? – спохватился полицейский.

– Однажды, между делом, поведал, что отец его служил в нашем консульстве, а мать была домохозяйкой. Из-за высокого положения родителей, ему удалось без проблем поступить в Пражский Университет, где он познакомился с господином Иржи Барышом – большим специалистом в области нетрадиционной химии.

– Что значит нетрадиционной? – не понял Макс.

– Вы слышали про алхимию? Про философский камень? Николаса Фламеля? – улыбнулся Головко так, словно разговаривал с неразумным первоклассником.

– Доводилось…– в голове сразу возникла первая часть Джоан Роулинг с незабвенной сагой о Гарри Потере.

– Вот, примерно этим Иржи Барош и занимался в свое время.

– То есть хотел превращать любой металл в золото? – понятливо кивнул Максим.

– У него была свою теория…Более теологическая…Наука, молодой человек – это не только смешивание определенных веществ друг с другом в точных пропорциях, но и способность думать и анализировать. Вот Иржи в свое время и вывел теорию, что помимо нашей планеты у нас есть планета-спутник под названием Тивит, где проживает такая же цивилизация, как у нас, только более развитая.

– Только при чем тут химия? – растерялся полицейский, у которого в голове уже все перемешалось.

– Иржи предполагал, что при помощи совершения химической реакции, можно будет открыть нечто вроде портала на эту планету. Долго занимался этим вопросом, посвятив ему почти всю свою жизнь. Олег утверждал, что учился именно у него.

– И что? Ему удалось найти способ? – нахмурился Макс.

– Нет…– пожал плечами Головко. – Одним прекрасным пражским утром Иржи Барош исчез из своей квартиры, не оставив никаких следов.

– Что? – поперхнулся полковник малиновым вареньем.

– Просто испарился… Его ученики утверждали, что вход на Тивит он все-таки нашел, другие, менее романтично настроенные говорили об обыкновенном случае пропажи без вести.

– А что говорил Олег? – напрягся Макс, вспомнив о том, зачем он сюда пришел.

– Олег говорил, что господин Барош был очень близок к тому, чтобы найти способ открыть портал. У него остались кое-какие записи господина Иржи, именно с ними он пришел к нам в НИИ.

– И вы загорелись идеей закончить труда чешского алхимика? – кивнул понятливо муж Яны.

– Как не загореться? – изумленно заморгал глазами Иван Никитич. – Это был шанс совершить самое сенсационное открытие за всю историю нашей планеты! Величайшее, молодой человек!

– И в чем суть?

– Суть…Я не буду грузить вас ненужными терминами и понятиями. Если совсем уж кратко, то портал открывается при взаимодействии определенной кодированной фразы, начертанной в определенном строгом порядке специально изготовленной краской, которая, в свою очередь, при взаимодействии с кислородом способна прорвать завесу, отделяющую наш мир от других.

Перед глазами Макс сразу же встали расписанные разными буквамистены квартиру Олега Митусова. Что там было? Кажется, что-то про Тивит…

– Вам удалось сделать эту краску? – уточнил Макс, заранее уже зная ответ.

– Да…Олег вывел идеальную рецептуру, при которой соблюдались все необходимые условия.

– Именно про это и была его диссертация? Иван Никитич? – профессор смотрел куда-то в окно, задумчиво прикусив губу, не обращая внимание на собеседника.

– Да…– Головко встал из-за стола и шагнул к окну, внимательно в него всматриваясь.

– Он смешал необходимую краску?

– Именно…Олежка был талантливым химиком…Здравствуй, Мария…

– Что? Какая Мария? Иван Никитич, что с вами? – Макс вскочил со своего места. Подбежав к схватившемуся за сердце профессору.

– Зачем ты пришла? – прошептал тот побледневшими губами, уставившись в окно, за стеклом которого никого не было.

– Что с вами, профессор?!– почти закричал полковник, подхватывая того под руки.

– Машенька…Жена моя…

– Какой был рецепт краски? – встряхнул его муж Яны, стремясь привести Головко в чувство.

– Он утерян, был в диссертации у Олежки…Она исчезла…Машенька…Девочка моя…– губы старика тронула счастливая улыбка. – Ты же умерла давно…

– А слова? Какие надо было написать слова?!– почти заорал Макс, не понимая, что происходит. Его тело затряслось от ужаса и вида профессора. Тот был уже довольно далеко отсюда. Его взгляд блуждал по сторонам, словно наблюдая за кем-то…

– Ни слова…Звуки…Их нашел в древних книгах еще в Праге Иржи…

– Какие слова надо произнести, чтобы открыть портал?!

– Машенька…Родная моя…Я соскучился…Как же мне тебя не хватало…

– Иван Никитич. Я сейчас вызову скорую! – Макс бросился к телефону, но связь была нулевой, синий мерцающий экран сообщал, что можно использовать только экстренные вызовы. – Сейчас…Сейчас, Иван Никитич… Сейчас…

Полковник усадил старика на стул, бросившись прочь из домика, туда, где можно было уловить «Киев стар». Профессор улыбнулся. Возле окна стояла его жена, молодая и счастливая, совсем, как в молодости, такая, какой он ее запомнил, сохранил в своем сердце.

– Здравствуй, Ваня…– проговорила она, протягивая ему руку. – Пора идти…

– Куда? – прошептал профессор, стараясь не моргнуть, чтобы не спугнуть видение.

– Нас ждут, давно ждут! – улыбнулась Мария. – Возьми меня за руку, и пойдем! – позвала она.

Словно во сне, Иван Никитич протянул свою ладонь вперед, коснувшись прохладной кожи своей умершей супруги. Она стояла перед ним, как живая.

– Машенька…– он поднял взгляд на ее лицо, которое было совсем близко и отшатнулся, поняв, что ошибся, что зря излишне расслабился, и его все-таки поймали…Вместо зрачков в глазах его жены полыхало адское пламя.

– Ты…– сердце перестало биться, испуганно замерев. Острая боль в груди пронзила его до пят, заставив рухнуть со стула, на который его усадил Макс.– Ты…

– Я! – кивнула женщина, улыбаясь.

– Кто…ты…

– Координатор! – коротко бросила та, что прикидывалась его Машенькой, растворяясь в воздухе. Боль в груди стало невыносимой. Он стал задыхаться.

– Иван Никитич, я вызвал скорую…Она сейчас будет…– Макс спешил, как мог, но все равно не успел. Профессор Головко лежал навзничь возле накрытого праздничного стола, уставившись в одну точку. Его губы еле заметно шевелились. Заметив это, полковник полиции бросился к нему.

– Иван Никитич, потерпите…Сейчас…сейчас будет скорая помощь…

– Век…– вытолкнул он из себя, прохрипев.

– Что?

– Слова…для портала… Век…Вак…и…– тело старика содрогнулось в последней агонии. Он захрипел и затих.

– Черт! – выругался громко Максим, поднимаясь с колен, отпустив умершего из своих рук. – Черт!

Оборвалась одна из последних ниточек, которая могла реально объяснить то, куда пропала Красовская.

16

Харьков 2019

После короткого совета, состоящего в основном из моего яркого выступления. Я поделил, между нами, с Максом обязанности. Ему выпало поработать с прошлым Олега Митусова, а вот мне, как главному специалисту по магии пришлось снова окунуться в атмосферу Ковена Ведьм. Прошло два года с того момента, как я был здесь последний раз. За это время торговый центр «Крыша мира», в подвалах которого и базировалось древнее сообщество колдуний, ничуть не изменился, разве что немного разросся, превратившись в одно из излюбленных мест времяпрепровождения харьковской молодежи. Здесь появились уютные кафешки вперемешку с небольшими магазинчиками, торгующими брендовой одеждой, удобные лавочки и фонтаны. Все вокруг искрилось яркими неоновыми вывесками и прозрачными витринами. Вячеслав Заславский – мой хороший друг и по совместительству олигарх, неплохо постарался для чародеек, сделав из их мрачной обители нечто развлекательное. Нынешняя глава Ковена Агриппина взялась меня сопровождать, двигаясь по правую руку от меня, изредка бросая косые взгляды в мою сторону. Так уж повелось, что наши отношения были далеко не идеальны. В какой-то момент ведьмам захотелось перетянуть на свою сторону мою единственную дочь – Срединного мага, обладающего исключительной силой. Для этого им пришлось пожертвовать двумя членами Ковена Агридой и Алаидой, но я жертву не оценил, предоставив право решать Дашке самой выбирать сторону, за которую она в будущем станет играть…С тех пор, я старался избегать любых контактов с ведьмой. И лишь безвыходная ситуация с пропажей Красовской заставила меня вновь обратится за помощью к чародейкам.

Чтобы не молчать и не выглядеть совсем уж по-дурацки, я похвалил торговый центр:

– У вас тут довольно мило…

Агриппина сухо кивнула, направляясь к лестнице, ведущей куда-то на самые нижние этажи, предназначенные для подсобных помещений. Здесь было темно, немного сыровато. Музыка, лившаяся из динамиков наверху, доносилась сюда лишь еле слышными басами. Навстречу нам попалась уборщица в фирменной спецодежде, приветливо кивнула управляющей, быстренько отправившись наверх.

– Не боишься, что вашу тайну раскроют? – кивнул я на удаляющийся силуэт женщины.

– Библиотеку защищают не люди, а заклинания, которые преодолеть простым смертным вряд ли по силам, Дворкин, – пояснила Агриппа, прикасаясь рукой к еле заметному углублению в стене, обшитой пластиком. В тот же миг внутри что-то засветилось, загорелось красными огоньками. Раздался приглушенный скрип, и стена поехала в сторону, освобождая широкий проход. – Ты у нас один такой…

– Уже не такой! – хмыкнул я, вспомнив, что противная старуха Агрида перед смертью наградила меня своими способностями, надеясь заманить через меня в их ряды мою дочку. Жертва оказалась зряшной, потому как Дашка до сих пор остается Срединным магом, не поддавшись влиянию ни Инквизиции, ни Ковена.

      Открывшийся проход оказался еще одним, скрытым от посторонних глаз коридором, пол которого был аккуратно выложен каменной брусчаткой, а стены идеально подогнанными мраморными глыбами. Через каждые десять метров на них были закреплены в специальных держаках самые настоящие факелы. Которые было более чем странно видеть в двадцать первом веке в прибыльном торговом центре, в одном из самых крупных городов старушки Европы. Хотя, мне почему-то казалось, что где-то в Румынии или Чехии хватало и своих скелетов в шкафу, а при ближайшем рассмотрении внутри старинных замков можно было найти не только древние подземелья, но и чего покруче…

– Ты заходил в библиотеку Ковена? – Агриппина повернулась ко мне, и ее глаза в этот момент мне показались еще более завораживающими при мрачном свете факелов.

– Конечно! – кивнул я, стараясь думать о жене и деле, а не о полуоткрытых полноватых губках колдуньи.

– Значит ты помнишь, что вход сканирует тебя. Проверяя твои намерения? Если ты желаешь ведьмам зла, то…

– То я в тот же момент погибну! – подхватил я ее пламенную речь. – Не переживай, у меня и в мыслях не было делать вам что-то плохое…

Агриппина кивнула и медленно отправилась дальше по коридору, призывно качая довольно сексуальными бедрами. Помимо воли, я уставился на нее, сопровождая жадным взглядом.

– Дворкин, если ты перестанешь пялиться на мою задницу, а станешь думать о деле, то догонишь меня в два раза быстрее! – ее насмешливый голос вывел меня из приятного оцепенения. Я ринулся за ней, стуча каблуками туфель по камню. Из-под ног с писком выскочили пару крыс. Агриппина даже не пошевелилась, проводив их долгим печальным взглядом.

– А можно вопрос…– уточнила она, когда я подобрался поближе. Коридор в этом месте настолько сузился, что ее грудь была прямо напротив моей. Две расстегнутые верхние пуговички, неожиданно завели мои мысли на извечную мужскую тропку.

– Задавай…

– Если мы сейчас переспим, то тебе будет стыдно? – жарким шепотом спросила она, впиваясь мне в губы своими. Дыхание перехватило. Голова закружилась на миг, отдаваясь теплой волне наслаждения, окатившей меня с головы до ног.

– Будет…– выдохнул я, когда поцелуй прервался.

– Я так и думала! – хитро ухмыльнулась ведьма, отправляясь дальше. – Осталось пару поворотов, не больше!

Пару поворотов растянулись еще на минут сорок ходьбы. Мое лицо горело огнем. И будь я сейчас на свету, а не в полумраке подвала, то непременно сгорел бы от стыда. В голове билась мысль, что имела в виду Агриппина, целуя меня?

– Это здесь…

Ведьма шагнула на большую площадку, где у входа дремало нечто мало похожие на всех живых существ, которых я видел ранее. Голова льва покоилась на крепком теле дракона, а сложенные перепончатые крылья напоминали о том. Что эта ужасающая тварь умеет еще и летать!

– Это кто? Раньше его тут не было…

– Пуфик! – представила нас колдунья. При ее словах чудовище открыло один глаз и зевнуло, показывая мне три ряда плотных и острых, как хорошо наточенный меч клыков. – Мне все время хотелось домашнего питомца…– пожала ведьма плечами.

– Лучше бы кошку себе завела…– буркнул я, опасливо обходя огромное тело.

– Это и есть кошка, только большая! – отмахнулась Агриппина.

– Ну да…Даже очень…

Обогнув по широкой дуге дракона-льва, мы оказались перед деревянной дверью. Прямо на уровне нашего живота виднелось специально вырезанное углубление под ладонь. Ведьма кивнула на него. Позволяя мне туда засунуть свою руку.

– Библиотека меня знает…Я глава! А вот вам придется пройти процедуру определения личности.

С легким страхом я позволил себя считать. Ладонь легла прямо в углубление, словно оно только меня и ждало. Стало тепло, а в пальцах появилось легкое покалывание, а потом совершенно неожиданно меня обдало ледяным холодом. Я отшатнулся, но ладонь крепко была зажата в углубление.

– Значит, все-таки желал зла…– укоризненно покачала головой Агриппина, наблюдая за моими мучениями. Дракона-лев медленно привстал на мощных лапах, коротко лязгнув внушительной челюстью.

– Как бы вообще да, – помялся я, – но не сейчас и не тебе…

– Верю, – улыбнулась Агриппа, щелкая своими наманикюренными пальчиками. В тот же миг тиски разжались, и я свободно смог вытащить руку из углубления.

– Ты специально?

– Ну да! – рассмеялась ведьма. – Никакой это не сканер добрых или злых мыслей. Дверь подчиняется только мне, выполняя мои приказы. А ты же во всем сразу же сознался…Надо было еще спросить тебя, хочешь ли ты меня или нет? – посмотрела вполне серьезно на меня колдунья. – Пока отвертеться не мог…

– Развела, как дурака, – расстроился я.

– Не переживай, вся магия – это сплошной развод дураков!

Дверь отъехала в сторону, открывая нам путь в святая святых, в книгохранилище Харьковского Ковена Ведьм, в их знаменитую на весь мир библиотеку, за которой долгое время охотилась инквизиция и даже мой родной дед.

С того момента, как я был здесь последний раз, тут все изменилось. При Алаиде в библиотеке царил полный хаос, а теперь манускрипты были сложены аккуратными стопочками, свитки небольшими пирамидками по темам, а огромные тяжелые тома из воловьей кожи складировались на полках на самом верху.

– Я провела тут небольшую инвентаризацию, – пожала плечами ведьма, ведя меня к небольшому уютному столику, где уже был накрыт легкий завтрак на две персоны. Дымилась чашка ароматного кофе для меня и зеленый чай для колдуньи. Несколько бутербродов с красной рыбой и сыром, зелень оставались чуть в стороне, будто бы ненавязчиво предлагая себя вкусить. Недалеко от чашек высились несколько увесистых книжных фолиантов и пергаментные свитки, туго скрученные в трубочку.

– Я подумала, что стоит перекусить…– улыбнулась Агриппина, указывая на кофе с бутербродами.

– Если честно, то с самого вчерашнего вечера и крошки во рту не было, – вынужден был согласиться я, усаживаясь напротив колдуньи.

– Почему-то я так и подумала…– кивнула чародейка.

Мы уселись по разные стороны от небольшого столика, и я с наслаждением втянул носом запах свежее сваренного ароматного кофе.

– Пахнет-то как…– улыбнулся я, запивая немного суховатый бутерброд.

– Я знала, что тебе понравится! – кивнула Агриппина. – Дворкин, ответь мне всего лишь на один вопрос.

Я насторожился. Неужели снова будет убеждать меня сделать выбор за Дарью. Ведьмы – хитрые существа! Но сейчас помощь главы харьковского Ковена была нужна нам с Максом, как воздух. Без нее нам вряд ли удастся спасти Красовскую с планеты Тивит.

– Спрашивай! – кивнул я, прекратив жевать.

– А зачем тебе это надо? Пропал не кто-то из твоих близких родственников, а обычная подруга, да и то, общаетесь вы с ней теперь относительно редко. Зачем тебе это все?

Я не мог никак ожидать от нее столь прямого вопроса. Поперхнулся, не зная, как объяснить женщине, которая привыкла за всю свою долгую двухсотлетнюю жизнь делать людям другим сплошное зло, почему я помогаю Максиму в поисках его жены.

– Понимаешь, Агриппа…Янка, даже не моя подруга, она в первую очередь человек. И если бы на ее месте оказался бы кто-то другой, то я бы точно так же бросился ему на помощь. Люди должны помогать друг другу, тогда, возможно, в этом мире что-то изменится к лучшему.

– Ты идеалист, Дворкин! – со смехом заключила она.

– Так уж вышло…Поверь, мне от этого не легче. Лучше расскажи, как среди сотен тонн этой макулатуры, мы сможем найти нужные нам древние тексты?

– Неужели забыл? – скривилась недоверчиво колдунья. – или с Агридой здесь не был…

Она щелкнула пальцами, и в тот же миг, что-то зашелестело призывно над нашими головами. Комната заблестела тысячами ярких серебристых огоньков. Они порхали где-то на высоте, издавая волнительный писк, который резал слух.

– Феи? – ухмыльнулся я понимающе чародейке.

– Они мало похожи на героев сказок, – пожала плечами Агриппина, – но они мне были кое-что должны в свое время, за что я их определила здесь навести порядок и все тома отсортировать по темам. Когда Аздиаки долг отдали, превратив библиотеку в то, что ты видишь сейчас, то попросили меня оставить их тут смотрителями.

– Аздиаки? – переспросил я незнакомое слово.

– Это такой очень древний народ. Некая помесь бабочки и человека – причуда эволюции. Впрочем, сейчас сам все увидишь… Берта! – громко позвала она, обратив свой взор наверх.

Одна из точек замигала чуть сильнее, а потом стала приближаться, увеличиваясь в размерах. Теперь я мог ее рассмотреть вблизи. Аздиак, летевший к нам, был размером с ладонь взрослого человека. Все его тело покрывали плотные чешуйки, срастающиеся мощными прозрачными крыльями за спиной в области поясницы. Из-за чего был нарушен баланс, и существо летело, словно переломленное пополам. Голова и руки у аздиака были человеческими, а в нашем случае, неизвестная Берта была еще и девочкой, судя по роскошным каштановым волосам, густо спадающим с ее плеч шелковистым водопадом. Чуть полноватые губы, острые скулы делали ее лицо миловидным, и она была бы настоящей красавицей, если бы не полное отсутствие ног, вместо которых судорожно сгибалось острое и несомненно ядовитое жало, похожее на осиное.

– Да, госпожа Агриппина! – Берта вспорхнула на журнальный столик, низко, но с чувством собственного достоинства поклонившись.

– Это, Александр Дворкин! – представила ведьма меня. – А это Берта – наш библиотекарь.

Я улыбнулся, боясь, как бы для такой крохи моя улыбка не выглядела ужасным оскалом.

– Очень приятно! – Берта сделала мне ручкой, сотворив на лице вежливую улыбку.

– Нашему другу нужна помощь…Ему требуется вся возможная информация о Тивите, – отдала распоряжение Агриппина, допивая кофе одним глотком.

Аздиак отшатнулась, изменившись в лице.

– Вся информация о планете Тивит хранится в запрещенной секции.

– Значит, придется ее вскрыть! – коротко и зло отрезала Агриппина. Ей не нравилось, когда с ней спорили.

Девушка-оса печально кивнула, при этом ее цвет с ярко-серебристого изменился на нечто желтое. Она вспорхнула со столика, бодро набирая высоту. Что-то прокричала на ходу, отдавая распоряжение своим товаркам, замершим на темном потолке звездным сиянием. Их сияние мгновенно потускнело, отливая желтым. Эти огоньки заметались по потолку, казалось бы, в полнейшем беспорядке, но, лишь внимательно, приглядевшись, я понял, что, на самом деле. У этих малышек все строго структурировано, и каждая особь знает куда лететь.

– Думаю, что через пару минут у нас будет вся необходимая информация, – сообщила мне Агриппина, уставившись задумчивым взглядом куда-то в сторону от меня.

– Что значит запрещенная секция? – поинтересовался я, допив кофе одним большим глотком.

– Много будешь знать, Дворкин…– усмехнулась ведьма, вырвавшись из пелены своих собственных мыслей.

– Знаю, и все же…Нечто опасное?

– Не более, чем все остальное, – пожала плечами колдунья, – запрещенная секция – это книги и манускрипты, которые хранят в себе информацию о сотворении мира, появлении магии и…

– И?

– И некой высшей силы, которой магия ни к чему.

– Что это за сила?

– Саш…

– Агриппа! – настоял я на своем. Сейчас мне была важна каждая мелочь. Время утекало, как песок сквозь пальцы, с каждой минутой шансы спасти Красовскую становились все призрачней.

– Это сила творца.

– Бога?

– Можно и так это назвать…

– А почему она запрещена? – поинтересовался я.

– Потому что человечеству вредно знать все…– коротко отрезала ведьма. – И перестань меня допрашивать! Мы не в Инквизиции, Дворкин! – ее настроение резко испортилось. Рывком она поправила спавшую с плеча бретельку, встряхнув густыми каштановыми волосами. – Лучше посмотри на это! – она указала пальцем на конец коридора, в котором появился свернутый в трубочку пергамент, залитый с обеих концов воском. На миг показалось, что он сам по себе плывет в воздухе. Но при ближайшем рассмотрении, я увидел вокруг него несколько светящихся точек аздиаков.

– Как я и предполагала…Поиск не занял много времени. Свиток рухнул ей прямо в ладонь. Крылатые существа важно поклонились, стрелой взмыв в воздух, с шелестом рассекая полумрак.

– Что это? – кивнул я на свиток, который даже выглядел очень старым. Изготовлен он был или из папируса, или рисовой бумаг, на его тыльной стороне были начертаны какие-то непонятные мне символы. Я заинтересованно придвинулся поближе.

– Это история образования Тивита.

– Неужели? – восхитился я.

– Ковен хранит в себе много тайн.

Я аккуратно прикоснулся к прохладной, чуть шершавой бумаге. Провел по ней пальцем, окончательно убеждаясь, что это никакой не папирус.

– Что это за язык? – уточнил я, ведя пальцем по странному символу, состоящему из закрученной восьмерки, украшенной королевской короной.

– Язык древних! На нем была записан Ветхий завет.

– То есть…– в моем горле пересохло.

– То есть этому свитку примерно столько лет, сколько и нашей цивилизации, – подхватила Агриппина, прерывая меня. – Я тебе его прочту, а ты внимательно слушай, и лишь потом задавай уточняющие вопросы. Язык древний, учила я его давно, так что передам лишь общий смысл.

И когда призвал наш Создатель к себе своих ангелов верных, заставил он их поклониться своему творению, признав его вершиной всего сущего, не встал на колени Люцифер, не признал совершенство божественного детища, потому что знал все пороки человеческие, все тайные похотливые желания и сомневался.

И разгневан был Творец, и изгнан был с небес Люцифер, став падшим ангелом. Но не готов он был смириться такой несправедливостью, ведь он служил Создателю верой и правдой, любил его, как отца своего. И решил он доказать порочность человеческой породы. Пробрался он тайком в райский сад, где счастливо жили Адам и Ева. Притворился Змеем-искусителем, предложив вкусить Еве запретного плода. И поддалась Ева на его уговоры, нарушив запрет божественный.

Прогремела молния, загремел гром, я явился в рай Творец, узнав о предательстве Евы. Был готов он уничтожить всех троих, но пожалел.

– Вы, – произнес он, – будет жить на Земле, лишь праведной и честной жизнью добиваясь возможности вернуться в рай, да и то, только после своей смерти, когда ваша бессмертная душа, очистившись от всех грязных лживых пороков придет на Высший Суд. Ты, Ева, – обратился он к первой женщине, – в наказание за непослушание будешь вынуждена рожать своих детей, испытывая жуткую боль, как напоминание о своем проступке! И только лишь избранная родит Мессию через много лет, непорочно зачав, который явится искупить ваши грехи своей собственной жизнью. Ибо дети вы мои, какие бы вы не были.

В тот же миг прогремел гром. Ясное голубое небо разрезала вспышка золотистой молнии. Поднялся жуткий ветер, бросающий в лицо опавшие ветки яблони. Еву и Адама подняло в воздух и закрутило, подбрасывая все выше и выше. Широко раскрыв от ужаса глаза, кричал Адам, рядом рыдала Ева, но в шуме неожиданно поднявшегося урагана ее совсем не было слышно. Мелькнула огненная вспышка, и неожиданно все стихло. Первые люди на земле исчезли. Рай опустел.

– Зачем тебе это все? – обратился тогда Творец к Люциферу, дотоле стоявшему молча, склонив голову рядом.

– Я хотел тебе показать, что люди совсем не такие, как ты себе их представляешь,– рухнул он на одно колено перед Создателем,– долгое время я был в раю и наблюдал за ними, помогал им, чем мог, и сделал выводы, не позволяющие мне стать на колени перед этими существами.

– Кто ты такой, чтобы делать выводы? – прогремел Творец, от чего небо снова озарилось огненной молнией. Острый, холодный, как бритва взгляд пронзал Люцифера насквозь из-за насупленных бровей. Его крылья за спиной вяло трепыхнулись. Он знал, что сейчас произойдет. Терять ему было нечего…

– Я ангел, который служит тебе! Я твоя плоть от плоти, кровь от крови…А люди…Люди ужасны! Они хитры, завистливы, алчны, необъяснимо жестоки…Такое свое ты Творение готов назвать величайшим? – с вызовом бросил он, вставая с колена, прямо посмотрев на Создателя.

– Михаил! – коротко бросил Творец. Из-за спины Люциферы вышел ангел. В одно мгновение крылья ослушника оказались у него в руках, мелькнул нож.

– Неужели, твое самомнение и эти жалкие существа тебе дороже, чем истина и твой верный ангел? – брезгливо поджав губы, бросил провинившийся.

– Меня никто не смеет ослушаться! Ты нарушил мой запрет и появился на небесах, за это ты будешь лишен крыльев! Михаил…

Блеснул нож, и боль пронзила Люцифера с ног до головы. Он ощутил, как что-то горячее течет по его спине, капая на влажную землю. Раздался приглушенный шелест, и совсем рядом с ним рухнули его крылья. Толчком в спину Михаил отправил его на землю, прижав шею к песку. Ангел чувствовал себя беспомощным и несчастным. Ненависть вскипела в нем сумасшедшим всепоглощающим огнем, загоревшись пламенем в черных зрачках. С трудом он посмотрел в глаза Создателю.

– В наказание за обман Евы, ты будешь вечно жить на земле вместе с ними, ползая в облике змея, как ты и искусил ее, глотая прах людской и пыль от их сандалий, как наказание за то, что не поклонился им, умерив свою гордыню.

В тот же миг, тело Люцифера исказила страшная боль. Его вывернуло, он дико заорал, но нога Михаила крепко втаптывала его в песке. Он несколько раз судорожно дернулся и затих, прислушиваясь к своей трансформации. Кожа стала покрываться мелкими змеиными чешуйками, которые, словно татуировки, ровно ложились от запястья и вверх.

– И быть потому…– раздался гром. Люцифер изогнулся, почувствовав, что нога Михаила не давит на шею. За его спиной захлопали перепончатые зеленые крылья. Он презрительно улыбнулся, смело посмотрев в глаза грустному Создателю.

– Так знай, что нет у тебя с этого момента худшего врага, чем я, Творец! И всю свою вечность, проведенную в наказание на земле, среди людей я буду сеять самые жуткие, самые ужасные из их страхов и потакать их самым развратным желаниям, раз за разом доказывая тебе, что человек – это червь, не достойный твоего рая.

Люцифер медленно повернулся спиной к Творцу, кивнул Михаилу, замершему напротив с окровавленным ножом.

– Стой, Люцифер! – окликнул его Творец.

– Ты мне больше не Создатель! – брезгливо бросил через плечо падший ангел. – Я создам нечто лучшее, чем ты! Совершеннее…В то время, как ты будешь мучиться от того, насколько ужасны твою люди. Мои существа будут идеальны!

– Я тоже так думал…

– А я сделаю! – ехидно улыбнулся Люцифер, чуть приподняв верхнюю губу, из-под которой вылезли острые кривые клыки.

– Где ты это собрался делать?

– Ну, уж не на твоей земле, это точно…Мне нравится одна планета-призрак. Она перемещается из галактики в галактику, приближаясь к твоему творению лишь раз в тридцать три года. Я не претендую на масштаб, я претендую на качество…

– Люцифер…

– Что?

– Зачем тебе это все?

– Я назову планету…– он не слышал Творца. Все его мысли занимали гнев и ненависть, тугой петлей стянувшие его душу. Пепельно-серая пичуга перепорхнула с ветки на ветку, абсолютно не опасаясь страшное существо, стоящее перед Создателем на земле. – Тивит…– услышав птичий вскрик сообщил Люцифер. – Звучит заманчиво…

– Это плохая идея! – покачала головой Творец.

– Плохая идея была создать человека! – Люцифер расправил перепончатые крылья и взлетел, тут же спикировав вниз с небес, где виднелись среди облаков, далеко внизу человеческие города. На небесах спор занял всего лишь тридцать минут, а на Земле прошли тысячелетия. Планета была населена достаточно, чтобы падший ангел, которого впоследствии назовут дьяволом и порождением зла приступил к плану своей мести.

– Интересная версия! – похвалил я, когда Агриппина закончила чтение.

– Правдивая версия, – поправила меня ведьма.

– Пусть будет правдивая, – согласился я, – только непонятно, как это может помочь нам в поисках Красовской?

– Я не знаю…– пожала плечами ведьма. – Только это все, что у нас есть по планете Тивит…

– И на том спасибо, – вздохнул я. Мне оставалось надеяться лишь только на то, что Максу повезет больше, или необходимую информацию я отыщу в дневнике у Митусова.

17

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

– А сейчас, Яна Викторовна, мы займемся вами…– глаза правителя Тивита повернулись к ней, буравя непроницаемым взглядом. Красовская испуганно отшатнулась, вжавшись спиной в какой-то шкаф. Убийство Координатора и то, с каким наслаждением он его принял, стали для нее чем-то напоминающим фильм ужасов. За время дружбы с Дворкиным она успела многое повидать, многое испытать. На ее глазах рвали на куски живых людей оборотни, вставали из могил живые мертвецы, бродили призраки, но такого ей наблюдать еще не доводилось, чтобы от одного прикосновения человек падал замертво.

– Не бойтесь…– спокойно промолвил с легкой усмешкой правитель Тивита. – У меня нет цели вас убить, да и не убийство это было, а всего лишь награда.

Этот странный человек, носящий имя Сталина, будто читал ее мысли. Янка моргнула и перевела дыхание, вспомнив все же, что она самая бесстрашная журналистка не только Харькова и области, но и. наверное, всей Украины.

– Отличная награда! Достойная, я бы сказала…– скривила она губы в подобии улыбки. Получилось, если честно не очень. Да и кто бы мог храбриться и бравировать в такой ситуации? Похитили из собственной квартиры, увезли на другую планету, ставили какие-то опыты, а потом и вовсе у нее на глазах убили человека, сообщив радостно, что теперь настала ее очередь.

– Для того, чтобы понять моих людей. Надо знать историю появления Тивита, – пояснил мужчина, подойдя к столику с винами и набрав себе немного красного, густого, как кровь напитка. С наслаждением отхлебнул, причмокнув губами. – Видите ли, сударыня, – начал объяснять он, и в его устах это забытое нами обращение вовсе не выглядело нелепицей. Правитель этой непонятной планеты были не из нашего мира, слишком ухожен, подтянут, опытен и красив, будто сошедший с полотен живописцев герой романтических рассказов девятнадцатого века. Ленский? Нет, скорее всего Онегин – прекрасный, но злой гений коварства и обольщения, – мои подданные уже мертвы…

Это объяснение поразило Красовскую, как гром среди ясного неба. Она никак не ожидала такого поворота. От удивления забыв про страх, она внимательно слушала рассказа Сталина.

– Когда-то давным-давно им пришлось уже прожить одну жизни на земле…Грешную, безобразную, которой не стоит гордиться, но жизнь…– правитель Тивита отставил бокал в сторону и занял место за столом. – Хотя понятие греха придумали не здесь…Здесь такого слова нет!

От понимания, пришедшего к журналистке, куда она попала, стало немного не по себе. Противный холодок скользнул под тонкую ткань, пробудив своим появлением сотни мурашек.

– Что все это значит? – нахмурилась Яна.

– Вот представьте себе, Яна Викторовна, жил себе человек не тужил, воровал из казны, изменял жене, снимая в сауне десяток проституток, убивал конкурентов или, что чаще бывает в вашем мире, чтобы не опухнуть с голода похитил из магазина буханку хлеба…Это грех?

– Я…– замешкалась Красовская. – Если про чиновника, то да, а если про работягу…

– То нет? – с улыбкой опередил ее правитель Тивита. – У вас искаженное понятие греховности, сударыня. Воровство всегда грех! – зло бросил он. – Там! – мужчина указал куда-то на потолок, намекая на Бога. – Там не разбираются, убивал ли ты, чтобы не убили тебя, воровал ли, чтобы выжить или просто для собственного обогащения. Наверху считают, что заповеди надо исполнять неукоснительно. Ты воруешь, грешишь с чужой женой, жрешь в три пуза, а невидимый счетчик на небесах все записывает, взвешивая твои поступки на весах. И ему без разницы по какой причине ты нарушил одну из заповедей.

– У вас этого нет? – прервала его гневную речь Яна.

– У нас нет рая…Этого эфемерного пространств, куда попадают праведники, наслаждаясь, в сущности, скучной благообразной жизнью, точно такой же, как и на земле.

– А что у вас есть? – с дрожью в голосе спросила журналистка. В голове билась лишь одна мысль, что теперь уж она точно пропала.

– У нас есть альтернативная реальность, позволяющая человеку реализовать свои способности!– глаза мужчины полыхнули огненным пламенем, почти как у всех, кого она видела на Тивите прежде, но только теперь, после этого разговора Яна поняла, что это за огонь.– Допустим, что умер именно тот человек, который украл булку хлеба в магазине, чтобы выжить…Что ему грозит после смерти? Вечные муки у котла с чертями? Нет…Он попадает сюда, мы даем ему еще один шанс. Шанс прожить жизнь по-другому. Мы вдыхаем в него искру жизни. Он может точно так же жить, трудиться и растить детей, только в более логичном и справедливом мире.

– Искра жизни это то, что у вас горит в глазах? – догадалась Яна.

– Вы очень умная женщина, – похвалил ее с надменной улыбкой правитель Тивита.

– Значит все, кого я встретила на вашей планете…

– Грешники, – подхватил ее мысль Сталин.

– А как же вы поступаете с маньяками, педофилами, убийцами и насильниками? – уточнила Яна. – Им тоже дается шанс прожить заново свою мирскую жизнь?

– Для них у нас уготовлено несколько другое…Именно тот ад, который и предполагает вечные страдания.

– Кто вы? – осмелилась спросить вдруг Красовская в лоб.

Мужчина рассмеялся, отвернулся от нее, глядя задумчиво в окно. Возникла неловкая пауза, в ходе которой Яна уже сотню раз пожалела, что задала этот вопрос. Ожидание наказания было чудовищным чувством, но правитель Тивита всего лишь тяжело вздохнул.

– У меня много имен…Сталин – лишь одно из них. Мне понравилось, как оно звучит, потому я и выбрал себе этот псевдоним. Только стальной человек может управлять таким народом.

– Кто вы? – повторила более настойчиво Красовская.

– Я дьявол, – мужчина резко обернулся к ней и вперил в журналистку свой строгий демонический взгляд, – когда-то очень давно я не поверил в идею рая, что человечество достойно небесной жизни, и создал Тивит.

– Вы сумасшедший…– попятилась Яна. Она предполагала, что в этой истории все слишком непросто, но чтобы вот так вот мило болтать с самим Сатаной?! Это было выше ее сил.

Правитель Тивита улыбнулся. Его приятная улыбка неожиданно начала сползать с лица. Вместо ровного ряда идеально белых зубов появлялись огромные острые, как нож клыки. Кожа стала трескаться на голове, обнажая красную чешуйчатую лысину, украшенную двумя изогнутыми рогами. Руки вытянулись, с треском ломая кости, превращая прямо на глазах в уродливое подобие клешней. Костюм на спине разорвался, и позади мужчины захлопали широкие перепончатые крылья. Пасть изрыгнула пламя, а потом чудовище сделала неловкий шаг вперед к Яне, которая не могла двинуться от парализующего ужаса, сковавшего ее с ног до головы. В глазах мгновенно потемнело, пол с потолком вдруг поменялись местами. Ее обдало ледяным холодом, и она рухнула на пол, опрокидывая вслед за собой несколько стульев, потеряв сознание.

– Яна Викторовна, – ее кто-то хлопнул больно по щеке, приводя в чувство. На голову лилась прохладная вода, попадая в полуоткрытые губы. Журналистка закашлялась, надеясь, что это был всего лишь страшный кошмар. И сейчас над ней стоит Макс, а они вдвоем находятся в их новой квартире, перепив на новоселье с Дворкиным, но нет…

Рядом был уже вполне человеческого вида правитель Тивита, который с легкой улыбкой поливал ее из графина водой. На нем был новый идеально выглаженный костюм, светлые брюки в тон, на левом запястье блестел «Ролекс». Журналистка лежала на тахте, куда ее, видимо перенесли, когда она рухнула в обморок.

– Хватит! – буркнула она, отмахиваясь от тоненькой струйки воды, стекающей ей за шиворот. Мужчина убрал графин, поставив его на журнальный столик.

– Что вам от меня надо? – страх у Яны куда-то исчез. Понимание того, где она, у кого и чем это ей грозит, придало ей уверенности. – Душу?

Дьявол весело рассмеялся. Он долго хохотал, хлопая себя по коленям, будто Красовская сказала что-то очень веселое.

– Душу…Надо же…Душу…– отсмеявшись, выдавил он из себя. – Нет, душа мне ваша без надобности, Яна Викторовна. Мне нужна помощь…

– Дьяволу? – нахмурилась журналистка.

– Да…Душу…Да…– женщина не понимала, чем она так развеселила правителя Тивита. – Эту байку придумали там…– он указал снова на потолок. – Тысячу лет назад…И надо же, люди до сих пор в нее верят!

– Байку? То есть вы не подписываете договор с человеком кровью, исполняя его желания, чтобы потом получить бессмертную душу?

– А зачем она мне? – с улыбкой спросил дьявол. – Что я с ней буду делать?

– Ну…не знаю…– смешалась Красовская.

– Вот и я не знаю…Хотите узнать. Как появилась это вранье? – Яна кивнула, интереса это в ней не вызывало, но спорить с самим повелителем ада, она посчитала опасным. – Раз в восемьдесят пять лет Тивит появляется над Землей. Открывается портал и один из моих Координаторов может телепортироваться на вашу планету. Там он находит талантливого, но непризнанного человека и предлагает ему в обмен на славу и уважение после смерти добровольно отправиться на Тивит. Нам нужен приток новых мозгов, новых технологий, новых идей, как и любому государству. Но когда об этом узнали там…То все переврали, придумали историю про бессмертную душу и мое коварство.

– А это не одно и тоже? Душу вы не крадете?

– Души нет! – зло отрезал дьявол. – Человек, лишь пустая оболочка, набитая потрохами, которая, умирая, разлагается почти два месяца, воняя и смердя. Навоз – это то, что остается после его смерти! Я даю им право жить дальше…Разве это не благо?

– Я далека от религии…

– А зря! Вам годами вбивают в голову, что я плохой, что я сволочь, а я всего лишь хочу вам дать возможность прожить свою жизнь по-другому.

– Звучит заманчиво, но как-то слишком идеально, – заметила Яна, – что-то я не заметила, особой радости от вечной жизни на Тивите у ваших подданных. Некоторые так вообще мечтают о смерти, – она вспомнила Координатора.

– Он жил сотни лет. Ему надоело…– отрезал дьявол.

– Так что вы хотите от меня. Я не талантлива, не несу в себе каких-то необычных знаний. Зачем вы меня похитили? – сменила тему Красовская.

– Я хочу, чтобы на Земле установился новый порядок, такой, как на Тивите. Для этого мне нужны вы…

– Я? – удивилась подруга.

– Именно. Долгое время Координаторы искали психически устойчивого здорового человека, который сможет выполнить мое поручение. Вы тот человек, который нам нужен.

– Вы, наверное, ошибаетесь…– робко заметила Яна.

– Нет, все тесты показали вашу эмоциональную стабильность, хорошую мозговую активность и высокий интеллект. Вы тот человек, который откроет нам двери на Землю, вернув из вечного изгнания и подарив человечеству ту жизнь, которой они достойны, – правитель Тивита мечтательно закатил глаза.

– Боюсь, вы ошиблись…

– Я никогда не ошибаюсь! – бросил зло дьявол. – Вы откроете порталы, через которые мои подданные попадут в ваш мир.

– Е если я не стану этого делать? Вы сведете меня с ума, как Олега Митусова? – вспомнила она про сумасшедшего, квартира которого им досталась.

– Он был слишком слаб для этой миссии, вы сильны…

– Вы наобещали ему с три короба, написали докторскую диссертацию, за это он вам согласился помогать, а когда понял, что собирается совершить пошел на попятную, а вы отняли у него работу и разум, – поняла Красовская.

– Говорю же, он был слаб! – резко отрезал правитель Тивита. В его глазах снова заплясали огоньки. Яна попыталась дернуться в сторону, чтобы не видеть его взгляда, но не могла пошевелить ни одной частью своего тела. Женщину, словно парализовало. Дьявол коснулся ее руки. Журналистка скосила глаза вниз, почувствовав жжение на своем запястье. На внутренней стороне руки от локтя до пальцев расплывалась ярко-синяя татуировка, перевернутая пентаграмма. – Для начала вам проведут экскурсию по Тивиту, чтобы вы не считали нас чем-то ужасным, а потом вы отправитесь на землю и откроете порталы этой татуировкой.

– А если я не захочу этого делать? – боль в запястье утихла. Татуировка слабо пульсировала на покрасневшей коже.

– Тогда эта метка вас убьет! И вы снова попадете ко мне, потому что грешили в своей жизни много и часто, и такой милой беседы у нас уже не будет!– глаза правителя Тивита снова полыхнули огнем, погружая Яну в беспросветный мрак, окутавший ее со всех сторон и утянувший ее сознание на глубину.

18

Харьков 2019

      Максим повернул с Академика Павлова в сторону Первой Психиатрической больницы города Харькова. Светофор приветливо мигнул зеленым, впуская его в кованые решетчатые ворота закрытого медучреждения. На входе его никто не встретил, и муж Красовской спокойно сумел добраться до серого невзрачного корпуса с высоким крыльцом и металлической дверью на входе, украшенную затемненным глазком. Слева от двери располагался звонок с потертой кнопкой. На старых деревянных рамах висели покосившиеся решетки, которые вряд ли стали бы сколь бы серьезной преградой для психов, которым вдруг взбрело бы в голову покинуть столь неприветливые стены.

Потоптавшись на крыльце, мысленно формулируя в голове собственную просьбу, Макс все-таки нажал на дверной звонок. По ту сторону раздалась заливистая трель, а через пару минут шаркающие неторопливые шаги.

– Я вас слушаю! – хриплый голос за стенкой был женским, но будто бы простуженным или прокуренным.

– Меня зовут Максим Переверзев – я полковник полиции, – муж Красовской сунул в дверной глазок свое красное служебное удостоверение, а потом, чтобы окончательно убрать любые сомнения и подставил свою небритую и уставшую физиономию. На той стороне двери наступила короткая минутка тишины, а потом тот же самый голос вполне себе вежливо уточнил.

– По какому вопросу, пан полковник желает посетить нашу больницу? Вы, наверное, в курсе, что мы закрытое медицинское учреждение и не имеем право впускать каждого встречного, пусть он и обладает всемогущими красными корочками нашего доблестного МВД.

– Я все понимаю… – кивнул побритой головой Максим. – Мне пришлось вести расследование одного дела, где скорее всего замешан ваш пациент, для уточнения некоторых деталей, необходимо посоветоваться с вашим главным врачом.

– Наши пациенты все находятся на своих местах, – голос по ту сторону двери резко посерьезнел, из него исчезли доброжелательные нотки, – если вы желаете что-либо узнать про содержащихся здесь граждан, то посылайте официальный запрос через прокуратуру. Мы вам обязательно ответим.

Шаги стали удаляться от двери, и Макс понял, что теряет время. От отчаяния он коротко взвыл и со всей силы ударил по двери кулаком. Раздался глухой стук, а шаги вернулись обратно.

– Будете хулиганить, вызову наряд вневедомственной охраны, и уже им будете объяснять, что вы за полковник такой, и каких внутренних дел начальник…– ехидно подметил голос. Охраной таких больниц в Харькове полиция не занималась. Ее функции тут исполняли частные охранные предприятия, ставшие в нашу безумную эпоху всемирного передела чем-то, вроде феодальных частных армий. С ними связываться, даже работники МВД было связываться противопоказанно. Его корочку могли успешно проигнорировать, хорошенько отколошматить, а лишь потом, разобравшись принести официальные извинения, от которых было ни горячо, ни холодно.

– Простите…Я не хотел вас беспокоить. И речь идетне о ваших нынешних пациентах. Это касается довольно старой истории двадцатилетней давности. Этот человек давно умер, и никак не повредит вашей репутации. Я вас очень прошу, впустите меня…

Несколько минут за дверью царила напряженная тишина. Строгая вахтерша обдумывала стоит или не стоит пускать незваного гостя. И слишком уж эта и ситуация напоминала комедию, потому что теперь судьба спасения Яны зависела от благосклонности обычной пенсионерки.

– С кем вы хотели бы побеседовать? – уточнила она спустя пару минут.

– С вашим главным врачом, если мне не изменяет память, то зовут его…– Макс скосил взгляд на листок бумаги, на котором его опера записали все , что сумели нарыть по этому запутанному делу. Марат Ахмеджанович Сарышев? Верно?

Замок в двери скрипнул, и Максим, наконец-то, увидел того самого Цербера, который его не пускал внутрь. Им оказалась женщина средних лет с короткой прической каре и отличной ладной фигурой, так контрастировавшей с хриплым прокуренным или простуженным голосом.

– Сарышев на месте, – кивнула она, указывая куда-то в длинный полутемный коридор, – сейчас направо, потом по лестнице налево, второй этаж, триста седьмой кабинет.

– Благодарю вас, – кивнул полковник, немедленно отправляясь по указанным координатам.

Коридоры больницы были пусты. То ли все психи были на обеде. То ли свободное посещение и хождение были разрешены в другом корпусе, громада которого виднелась чуть позади основного здания через зарешеченные окна.

Через пару минут брожения по психиатрической лечебнице, муж Яны Красовской остановился перед дверью главного врача и нерешительно постучал, чуть ниже латунной потемневшей от времени таблички, которая извещала посетителя, кому принадлежит сей кабинет.

– Прошу вас…– из-за широкого дореволюционного стола ему навстречу встал довольно крепкий высокий мужчина в коротком халате на распашку и строгими очками половинками на переносице, сдвинутыми так сильно, что Максим вообще не понимал, как они у него держаться. Кабинет главного врача психиатрической лечебницы был обставлен с помпой и роскошью, что совсем не подходило под имидж бюджетной организации. Во время сбора информации ему намекнули, что иногда доблестный доктор практикует частные сеансы, выводит сильных мира сего из алкогольных запоев, а их отпрысков из состояния наркотической ломки, за что вполне справедливо берет неплохую плату, а за молчание получает еще и поощрение.

Кроме антикварного столика из красного дерева, тут имелся неплохой бар, с дорогим подбором изысканных вин, антикварный шкаф и несколько стульев, явно созданных под старину. На один из них и указал Максиму Сарышев, приветливо махнув рукой.

– Меня зовут…– начал представляться полковник, но был прерван доктором, все так же мило улыбающимся в свою седовласую бороду.

– Мне доложили о вас! И что привело столь крупного сотрудника внутренних дел в нашу скромную обитель? Никаких правонарушений мы не совершали,– шутливо подмигнул он, бросив короткий взгляд на золотые часы, пудовой гирей висящие на тоненьком запястье, давая понять, что время его не бесконечно, и пользоваться им Максиму необходимо, как манной небесной.

– Мне необходимо поговорить об одном из ваших бывших пациентов,– начал муж Красовской, не зная, как рассказать о том, что его жена просто-напросто исчезла из собственной квартиры, не оставив никаких следов, а причиной тому стали странные надписи на стенах, которые оставил сумасшедший, давно умерший мужик. Заявив такое, он рисковал остаться в клинике не в качестве гостя, а самого, что ни на есть, настоящего постоянного обитателя клиники, – вы давно занимаете пост главного врача?

Сарышев поднял глаза в потолок, что-то подсчитывая, видимо, вспоминая, сколько командует этой организацией.

– Порядка тридцати лет, – пояснил он, – за это время никаких нареканий со стороны руководства в мой адрес или адрес моих сотрудников не было. Кого можем – лечим, кого не можем – изолируем, согласно букве закона.

– А вы помните всех своих пациентов? – насторожился Максим, вспомнив, что он все-таки начал службу в должности простого опера, и допросы были его насущным хлебом.

– В большинстве своем, – осторожно заметил доктор, – если случай достаточно интересный с точки зрения медицинской практики, то уж точно…

– А некоего господина Олега Митусова?

Главный врач недовольно стрельнул глазами в его сторону. Его острый взгляд пронизал полковника милиции насквозь, заставив на миг растеряться.

– Что-то не припомню…А в каком году он проходил у нас лечение? – протянул он.

– В девяносто девятом году он погиб от туберкулеза в стенах вашего заведения, – подсказал Максим.

– Не могу сказать, так сразу…Митусов…Митусов…

– Вы не могли его не запомнить! – подхватил муж Красовской. – Век…Вак…

Краем глаза Максим заметил, как после этих, вроде бессмысленных сочетаний, главный врач психиатрической больницы испуганно вздрогнул. Лицо его резко изменилось, а холеная надменная благодушная улыбка сползла с лица.

– Что вы сказали? – переспросил он.

– Век…Вак, – повторил полковник, – ваш пациент любил писать на стенах бессвязные слова. Эта фраза была его любимой.

– Олежка! Конечно же…Как я мог его забыть! – спохватился Сарышев. – Их столько через мои руки прошло, что голова кругом. Разве в них во всех сразу сориентируешься. Конечно, я помню этого парня! Милый, добродушный, открытый…Не проявлял никакой агрессии. Мы его заболевание определили, как шизофрению, но там…Там был полный букет! Мы приняли его на лечение за пять лет до смерти, сдала его в психиатрию его собственная мать, которая устала жить, словно в сумасшедшем доме…Вокруг были надписи, сделанные им, не имеющие никакого смысла или подтекста. Ужас…

– А как вы считаете, что могло…сподвигнуть его на эти письмена, – подобрал нужное слово Максим, внимательно слушая доктора.

– Сильная стрессовая ситуация, коей стала потеря его диссертации в трамвае. С тех пор в его голове, что-то повернулось, увы, безвозвратно, – пожал плечами Сарышев, старательно отводя взгляд.

– Это официально, а на самом деле?

– Мозг сложная штука, молодой человек…Его возможности до конца не изучены! Нам остается гадать и тыкаться, как слепым котятам в стену непонимания, подходить индивидуально в ходе лечения каждого из наших пациентов.

– А как вы считаете, какое-то сакральное значение имеют эти предложения?

– Сложно утверждать точно, но в ходе лечения мы пришли к выводу, что «Вак»– это краткая аббревиатура Всесоюзной аттестационной комиссии, а «век» … «Век» нам расшифровать, так и не удалось. Увы…Мы ведь тоже не Боги, а всего лишь доктора.

– Как он умер? – поинтересовался Максим, внимательно все запоминая. В спасении Яны могла сыграть роль каждая, даже самая незначительная деталь.

–Митусов был болен последней стадией туберкулеза. Это частая форма заболевания у наших пациентов, неправильное питание, неблагоприятная среда, все это играет особую роль…– начал пояснять Сарычев, но был тут же прерван полковником милиции, который за счет своего многолетнего опыта работы в органах и постоянных допросов понял, что психиатр пытается увести разговор в сторону. На какие-то доли секунды в глазах Сарышева промелькнуло подобие страха. Это могло быть просто неприятным воспоминанием, а могло и чем-то посерьезней.

– Это не тот ответ, который я хотел бы от вас получить, – резко вскрикнул Максим, грохнув со всего маху кулаком по столу, – как умер Олег Митусов?

– В одно утро, мне доложили, что он найден мертвым в своей собственной палате. Вскрытие показало, что причиной смерти стал оттек легких! – затараторил доктор, отодвигаясь подальше от нависшего от над ним милиционера, но тот и не думал останавливаться, почувствовав слабину собеседника. Допросы были его хлебом, и не таких отъявленных негодяев ему приходилось раскалывать, служа столько лет в полиции. Может Сарышев и говорил правду. Но для того, чтобы убедиться в этом…

– Где история его болезни? Быстро, не думая! Отвечай! – рявкнул он, угрожающе замахав кулаком напротив дорогих очков-половинок психиатра.

– И…история болезни хранится в учреждении не больше пяти лет…– затараторил торопливо врач. – Я вас уверяю…

– От его он умер? – снова задал свой вопрос Макс, у которого начала постепенно лопаться терпение.

– Туберкул…

– Правду, господин Сарышев. Мне нужна правда!

– Я…Что вы себе позволяете, молодой человек! – воскликнул главный врач психушки, наконец, справившись с первым оцепенением.

– Что я себе позволяю? – разозлился Макс.– А что вы себе позволяете? Имеет ли врач право принимать на дому? Или за это стоит у него отнять лицензию?

– О чем вы говорите?

– О наркоманах и алкашах, господин Сарышев, которых выводите из ломки, находясь вне этих стен! Или вы считаете, что милиция настолько глупа, что не замечает ваших милых шалостей? Повторяю, мне нужна правда о смерти Олега Митусова! От нее зависит жизнь моей жены, и если для этого мне придется вас посадить, то, будьте уверены, что я это непременно сделаю.

– Я не понимаю…

Сильный удар кулаком опрокинул доктора с его антикварного стула. Врач завалился назад, мгновенно заливая халат полившейся из носа кровью. Нелепо завыл, закрывая лицо руками. Максим мгновенно обогнул широкий стол, оказываясь прямо над психиатром.

– Говори, б…дь! – мощный удар в область ребер сотряс тело Сарышева. Оно подлетело и опустилось вниз, неприятно хрустнув.

– Прекратите…– прошептал тот, чуть не плача. – Он умер действительно от туберкулеза в своей постели.

– Уверены? – строго спросил полковник милиции, решив, что все-таки ошибся и пройдохе доктору действительно нечего скрывать. – А если я начну вырывать твои ногти плоскогубцами, тварь? – нахмурился он.

– Стойте! Прекратите! Я…я все скажу…– испуганно попятился назад, подальше от разъяренного правоохранителя Сарышев. – Только не бейте больше…

Лицо его стремительно начало опухать. И Макс был уверен, то уже к вечеру на холеной морде врача появится два фиолетовых фингала. Но, если быть до конца честным, ему было глубоко наплевать, главное спасти Яну.

– Говори!

– Он просто исчез из палаты…Простите меня, я не хотел огласки. У меня только-только карьера пошла в гору, я начал набивать себе постоянную клиентуру, и эта история с психом-художником мне была точно не к чему. Мы решили все скрыть, сообщив о его смерти и немедленной кремации…

– Кто это мы? – нахмурился Макс.

– Наш дежурный врач Гриценко и медсестра Полинка. Она после того случая вообще ушла из медицины.

– После пропажи Митусова?

– Да! Той ночью двое санитаров оскорбили его, публично унизили, а утром их нашли мертвыми в процедурке. А сам Митусов исчез. Что мне было делать? Я заявил, что санитары перепились некачественного алкоголя, от того и умерли, такое в то время было не в диковинку. А Митусов от туберкулеза…

– То есть, Олег может быть и жив до сих пор?

– Я его тело не видел! – шмыгнул разбитым носом доктор. – но и побег со строго отделения нашей клиники невозможен. У нас лечатся и принудительно, так что это исключено!

– Тогда как объяснить пропажу Митусова? – спросил Максим, начиная сомневаться уже в своей способности логически мыслить и принимать решения.

– Мистика…– пролепетал доктор.

– В том-то и дело, что мистика…– кивнул Максим, выходя в коридор, набирая знакомый номер Дворкина, чтобы поделиться результатами своих поисков.

19

Харьков 2019

За дневником Митусова мне пришлось ехать домой. Светка с Дашкой пошли гулять, так и не дождавшись моего возвращения. Эльвира Олеговна возилась на кухне, периодически заглядывая в свою комнату, где непонятно для кого работал телевизор, а Мишка отправился куда-то гулять. С Мишкой вообще было все странно. Парень вырос и стал все более и более отдаляться от семьи. Теща пыталась его воспитывать, жена утверждала, что у него всего лишь переходной возраст, и все дети такие в этот период, но мне почему-то все чаще стало казаться, что дело не в этом.

Сын всеми силами пытался доказать всем, и в первую очередь самому себе, что вся эта история с книгой судеб, с его избранностью всего лишь нелепая случайность, что он не имеет к миру магии никакого отношения, что он вполне себе нормальный и обычный человек. В полной мере ощутить все это в нашей семейке, где куда ни плюнь попадешь в колдуна, у него не получалось, поэтому истинный покой он находил на улице, среди своих сверстников, все сильнее и сильнее теряя контакт с нами.

По делу, конечно же, с ним следовало поговорить и все объяснить, но сначала, как всегда, было некогда за написанием очередного романа, Светке за заботами о Дарье, а теперь вся эта история с пропажей Красовской не давала мне заняться этим делом вплотную.

– Здрасте, Эльвира Олеговна! – буркнул я, стаскивая с себя кроссовки в прихожей. Рядом кот Кекс заинтересованно наблюдал за моими манипуляциями с явным намерением нагадить в только что убранную под полку обувь.

– Явился, блудный зять! – проворчала теща, выходя на порог кухни в переднике и измазанными тестом руками. – Есть-то хоть будешь? Вторые сутки на ногах, наверное, и позавтракать времени не было?

– нет, и сейчас, Эльвира Олеговна, – отмахнулся я, рванув в нашу спальню.

– Что там с Яной? Есть какие-то подвижки в ее поисках? – она догнала меня уже там, когда я переворачивал брошенные на кресле, стоящим возле кровати вещи в поисках потерянного дневника Олега Митусова.

– Боюсь, что все очень и очень серьезно, Эльвира Олеговна…– дневник никак не хотел находиться. Куда я его вчера поздно ночью бросил, уже вылетело из головы. Тогда мне казалось это неважным, а страхи Красовской беспочвенны.

– Насколько серьезно?

– Как вы думаете, если Янка находится в руках самого дьявола – это серьезно? – съязвил я, сбрасывая со стула возле гладильной доски, сложенные аккуратной стопочкой вещи Дарьи для глажки.

– Думаю очень, – озадаченно нахмурилась теща, – Дворкин, во что ты опять ввязался?

– Вот он! – воскликнул я, наткнувшись под синей разноцветной маечкой на потертую общую тетрадь. – Как он тут оказался, милая тещенька? – Эльвира Олеговна резко ретировалась на кухню, сделав вид, что не расслышала моего последнего вопроса. Я проводил ее взглядом и нетерпеливо пролистал чуть пожелтевшие от времени страницы, исписанные крупным неровным почерком, зато хорошо читаемым.

Так…Что тут у нас…Глаза быстро забегали по косым строчкам, выискивая нужную информацию. Пошли с мамой в магазин…Прекрасный солнечный день…Дорогой дневник…

Митусов был въедливым и аккуратным до тошноты человеком, с упорством сумасшедшего, а он, собственно, им и стал в конце концов, Олег описывал каждый свой день, тратя на бессмысленное бумагомарание огромную кучу времени. Пролистав несколько десятков страниц, я, наконец, смог найти среди мыслей и переживаний совершенно незнакомого мне человека, нечто похожее на дельную информацию.

22 апреля 1989 года

Дорогой дневник, пишу тебе уже за полночь, когда на улицах стихла городская суета, а распаренный по-летнему город остыл от не по-весеннему горячего денька. Сегодня я впервые попробовал добавить в эликсир немного серы. Запах в квартире стоял ужасный. Мама долго ругалась, но впервые за долгое время опытов мне удалось достичь хоть какого-то результата…

В какой-то момент при совершении вдоха моя голова закружилась, и я на миг потерял сознание, или провалился в так называемый параллельный мир, поисками которого я и занимаюсь все свое свободное время. Даже не знаю, как описать тебе это состояние. Меня сначала обдало холодом. А потом я полетел куда-то вниз, стремительно набирая скорость. Черная непроглядная мгла окутала меня со всех сторон, заставляя отчаянно вопить от нахлынувшего волной ужаса. Не могу сказать, сколько я летел в эту пустоту, но ощущение было сродни тем, когда тебе снишься, что падаешь, но не можешь проснуться.

Очнулся я в холодном поту, на полу своей комнаты, надо мной стояла взволнованная мать, соседка тетя Соня и врач скорой помощи, усиленно тыкающий мне в нос ватку с нашатырем. Если бы они знали, где я побывал! В шаге от какого великого открытия я оказался…Но нет…Меня увезли на карете «скорой помощи» в поликлинику, где моя мамочка заставила меня сделать все анализы. Больничный открывать не стал, чтобы не потерять в зарплате, необходимо будет купить несколько особо ценных реагентов для продолжения опытов.

Я оторвался от дневника, задумчиво почесывая голову. По всему выходило, что работа Митусова заключалась в поиске параллельного мира. Для этого он пытался изобрести какой-то химический эликсир, чтобы начать видеть другую реальность. Ему что-то удалось сделать, но для продолжения опытов нужны были реагенты.

Мне без особого интереса пришлось пролистать еще несколько десятков страниц, прежде чем я снова наткнулся на что-то стоящее. При этом меня смутил прежде всего почерк Олега, которым тот сделал запись в дневнике. Он и раньше писал отнюдь не каллиграфически, но страница, посвященная 22 июню 1989 года выглядела так, как будто ее сделал дошкольник, нарисовав первые попавшиеся каракули. Приглядевшись повнимательнее, я стал медленно разбирать неразборчивый текст:

22 июня 1989 года.

Я уже отчаялся найти способ открыть дверь в другой мир, дорогой дневник. Все мои опыты ни к чему толковому не приводят, а единственный всплеск, который я ощутил много дней назад, теперь я ощущаю, как очередное помутнение моего воспаленного рассудка.

Тупик…Кажется выхода из этой ситуации нет. Реактивы кончаются, и я начинаю думать о том, что все мои идеи лишь плод моего ни в меру разыгравшегося воображения. Мать начала интересоваться моим здоровьем. Говорит, что я выгляжу, как мертвец восставший из могилы. На работе радуются, что я похудел, утверждают, что я влюбился в кого-то. Дуры…Единственное в кого я могу влюбиться это моя работа.

Прочитав эти неровные пляшущие по странице строчки, я приостановился. Скорее всего Митусов был болен задолго до того, как его посетили представители Тивита. Судя по разгоряченной риторике, экспрессии текста им завладела какая-то маниакальная идея открыть дверь в потусторонний мир, корни которой необходимо было искать где-то в глубоком детстве или в Праге, издревле славящейся своей мистикой и богатой чародейской историей.

Я перевернул страницу, надеясь хотя бы там найти что-то важное, но несколько страниц были не то, чтобы перечеркнуты, они были зарисованы так, что разобрать что-то не представлялось возможным. Один из листов был вырван, оставив на корешке кусочки пожелтевшей бумаги.

Что дальше…

28 июня 1989 года

Прости, дорогой дневник, что повел себя так по отношению к тебе. Ты единственный мой друг, которому я могу выговориться и не прослыть сумасшедшим. Ты один можешь выслушать меня, своим молчанием подталкивая к правильному решению. Что делать дальше? Реактивы кончились, необходимого результата я так и не получил… Полный крах…Профессор Гжегож оказался неправ. Нельзя с помощью алхимии открыть эту дверь. Здесь необходимо что-то еще, какой-то толчок, какой-то катализатор, который поможет мне сдвинуть это все с мертвой точки. Третью ночь не сплю, думая над тем, что это может быть?

На работе одни сплошные проблемы. Сегодня продавщица умудрилась обсчитать покупательницу почти на сорок рублей. Пришлось извиняться, звонили из Облисполкома влепили выговор.

Да…Я посмотрел в окно, где начиналась настоящая весна. Запели птички, перепархивая с ветки на ветку, еще холодное мартовское солнце приветливо грело через балконное стекло. Митусов – псих, это факт. Только именно такие, с неустойчивой психикой являются первой жертвой Темных Сил. Именно они первые поддаются соблазнам, которые предлагает Зло, не думая о последствиях.

1 июля 1989 года.

Взял отпуск. Нет сил работать, притворяясь, что все хорошо. Люди вокруг на меня уже косятся, словно я сам только что вышел из преисподней. Одна девушка сказала, что я похож на вампира. Интересно, откуда она знает про существование таких существ?

7 июля 1989 года

Я…Я не знаю…Не могу это описать! Случилось настоящее чудо! Чудо! Боюсь, что не сумею поделиться с тобой неожиданной радостью…Расскажу все позже, как немного приду в себя.

Непонятные каракули, которые мне удалось разобрать, меня насторожили. Что случилось у Митусова 7 июля, что он даже не смог пообщаться со своим единственным другом? В такой восторг его могло привести только лишь одно событие. Что дальше?

9 июля 1989 года.

Вт теперь есть время рассказать все по порядку. Случилось настоящее чудо! Я нашел способ!

Мое сердце испуганно екнуло. Я стал внимательнее вчитываться в текст. Кажется, мы, наконец-то, подошли к самому главному.

1 июля моя старшая сестра вышла замуж. Замуж…Съехав из нашей квартиры! Теперь мне не придется выслушивать ее бесконечное нытье по поводу беспорядка, который называется у любого ученого рабочим. Ее избранником стал полноватый лысоватый мужичок из райисполкома товарищ Карташевич. Его я знаю так себе, но знакомые с ним люди говорили о том, что он не прочь иногда крепко заложить за воротник. Ничего! Пусть им покомандует.

Свадьбу играли в ресторане «Харьков». Жених переросток не поскупился. Гостей было много, довольно шумно свадьбу сыграли, с плясками и драками, как и принято в нашей стране. Идти туда я категорически не хотел. Все мои мысли были заняты проектом, но мать настояла. Нацепила на меня твидовый пиджак, купленный, кажется, еще в Праге. Его пришлось немного ушить, потому что за время своих экспериментов я значительно похудел. Портные постарались, но в нем я все равно чувствовал себя очень неуютно, как огородное пугало. Шумная гулянка была мне не по нраву. Чужой смех резал слух, а счастье было неприятно, оставляя горечь и металлический привкус во рту. Пользуясь моментом, пока все гости и родственники были заняты конкурсами, я вышел на свежий воздух, чтобы покурить. Присел на лавочке, затянувшись крепким едким дымом сигарет «Опал». Курить я начал недавно, чтобы хоть как-то бодрить себя после бессонных ночей, проведенных за опытами.

И знаешь, что, дорогой дневник, тогда я впервые поверил в существование фортуны, фатума, как угодно. Мимо скамейки, на которой я, сгорбившись сидел, полностью погруженный в свои мысли, проходил крепко сбитый дородный мужчина, в черном костюме, тростью в руках и шляпе с широкими по-летнему краями. На глазах у него висели черные очки, и я бы не обратил на этого прохожего никакого внимания, удача прошла бы мимо меня, но на мое счастье этот умный и эрудированный человек выронил подле меня носовой платок, заметив это я его окликнул, чтобы вернуть пропажу…

Как же…Хмыкнул удовлетворенно я, поняв, что в дневнике, наконец-то, появились представители Тивита. Прошла бы удача мимо. Все было точно рассчитано, Олежка…твое настроение, идеально выбран момент для контакта. Да и платок выпал из кармана мужчины в черных солнцезащитных очках, готов спорить, не случайно.

Мужчина обернулся ко мне, и вопросительно взглянул на меня. И впервые в жизни мне стало так страшно, словно я увидел настоящее привидение. Растеряно я мял в руках шелковую ткань, боясь выдавить из себя хотя бы слово.

– Вам плохо, молодой человек? – спросил незнакомец, хотя по виду ему было лет сорок, он ощущался на уровне чувств значительно старше.

– Я…Вы…– слова давались с трудом. Поток силы, который исходил от мужчины был настолько силен, что мое дыхание прекратилось.

– Боюсь, это мой платок, – кивнул он ткань, которую я сжал до боли в костяшках в своих ладонях.

– Да…да…конечно же…вы просто шли и уронили…– промямлил я, чувствуя, что выгляжу нелепей некуда.

– Тогда вы, позволите? – он аккуратно вытянул из моих ладоней ткань, которая выпорхнула из них совершенно незаметно. – И все же вам плохо! – уверенно заявил он. – Прошу вас, присядьте…

И в этот момент, дорогой дневник, мне захотелось рассказать обо всем этому случайному прохожему. Я немедленно затараторил, сбиваясь, путаясь в датах и событиях, боясь, что он развернется и уйдет, как и все посчитав меня сумасшедшим, но он терпеливо слушал, изредка кивая седой головой, словно соглашаясь с моими выводами и выкладками. Когда я закончил, он с улыбкой потрепал мне по плечу:

– А вы большой молодец, товарищ Митусов! Вашему упорству позавидовать можно…Потратить столько сил и времени на идею сможет не каждый…

– Я…Я в тупике! Вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы открыть эту дверь, доказать, что смерти нет! – горячо заверил я его. – а теперь мне кажется, что мир рухнул.

– А может вы делает все правильно? – улыбнулся незнакомец. Глаз я его под черными очками не видел, но по интонации был уверен, что они тоже улыбаются.

– Но результата-то нет?

– Не хватает лишь маленькой детали…– нравоучительно поднял палец вверх мужчина.

– Какой?! Какой? Знать бы ее…

– Как вы думаете, что сильнее всего в этом мире? – с легкой улыбкой спросил он у меня.

– Я даже не знаю…

– Бог дал людям слово свое! – наставительно проговорил незнакомец. – Слово ранит сильнее самого современного оружия. Слово заставляет подниматься и бороться дальше. Только лишь слово способно покорить мир, заставив слепо исполнять свою волю.

– Слово…– это стало для меня настоящим открытием. В первый момент мне показалось, что это полный бред. Не хватать может реагентов, каких-то составляющих, но ни как ни слова.

– Вы зря сомневаетесь! – рассмеялся мужчина, поправив на носу очки. – Правильно подобранная комбинация слов, способна изменить мир! Вот смотрите…– он указал пальцем на воробья, беспечно порхающего подле нас в надежде, что ему от нас перепадет что-то вкусненькое. – Ассурис! Мистарис!

Я ощутил, как по мое лицо обдало ледяным холодом. Показалось ли мне, или под черными очками незнакомца мелькнуло что-то похожее на пламя, я не знаю, дорогой дневник, но в тот же момент, когда последнее слово было произнесено, воробей неожиданно для меня стал плясать на своих тоненьких лапках настоящий гопак, щелкая клювиком. Это было настолько поразительно, что я сидел, открыв рот, не смея отвезти взгляда от необычного зрелища. Мужчина долго наблюдал за мной, наслаждаясь произведенным эффектом, а потом прекратил все это, коротко бросив в сторону сошедшей с ума птицы:

– Мортис!

Воробей замер, так и не разогнув тонкие лапки, моргнул бусинками-глазками и упал замертво прямо там, где только что лихо выплясывал народный украинский танец.

– Слово настолько сильно, что может убить! Со словом мы приходим в этот мир, со словом и умираем…Так может слова вам и не хватает в ваших исследованиях? – улыбнулся мужчина, вставая со скамейки. – С вашего позволения…

Все еще остолбеневший, я провожал его взглядом, переваривая случившиеся. В моей голове никак не укладывалось то, что произошло. Мне хотелось догнать его, расспросить поподробнее, но что-то сковало меня, ноги отказывались повиноваться, и я мог лишь испуганно моргать глазами, наблюдая за погибшим воробьем.

– А слово…– когда оцепенение прошло, спохватился я.– Только мужчина уже скрылся где-то за поворотом, и его нелепой шляпы не было видно среди зеленеющих тополей парка.

Как же в тот момент я был расстроен, что повел себя, как чувствительная гимназистка. Не смог спросить того, что мне нужно было узнать. В сердцах я со всего маху врезал кулаком по скамейки, больно ушибив руку, и только теперь рассмотрел на выгоревшей на солнце краске нацарапанную фразу: «Век. Вак."

Сомнений в том, кто был этот добрый дядечка, подсказавший нужное слово Митусова у меня, не оставалось. Гость с планеты Тивит, и никто иной. Видимо, на той стороне надоело наблюдать за отчаянными потугами Олега открыть портал, и ребята решили ему помочь, послав эмиссара. Век…Вак…именно это словосочетание было нарисовано краской на стене балкона в новой квартире Красовской. Могло ли это заклятие сработать случайно? Открыть портал и утащить Янку на Тивит? Конечно, могло! Еще как могло…Слово…

Дверь в спальню хлопнула. В комнату, держа на руках раскрасневшуюся с прогулки Дашку, закутанную в шарф, вошла Светка. Дочь недовольно хныкала, скорее всего надышавшись свежим воздухом, желая теперь уснуть. Сейчас у них самое интересное время, беззаботное, скажем прямо…Гулять отнесли, покормили, потом уложили спать…И так день за днем. Никаких тебе проблем, скуки или чего иного. Все понятно и размерено.

– Как дела? – спросила жена. Раздевая нашу красавицу. – Что с Яной? Есть ли какие-то подвижки?

– Мы поделили сферы поиска вместе с Максом. Пока с ним не созванивались, но у меня уже есть результаты, – кивнул я, уставившись в окно. С каждой минутой поисков, тревога за подруга возрастала. Зачем ее забрали на Тивит? Что они хотят сделать с ней? Со всеми людьми на земле?

– Поделишься? – посмотрела на меня вопросительно Светка, беря на руки дочку.

Мне, если честно, самому хотелось выговориться, систематизировать всю полученную информацию, чтобы понять, как действовать дальше. Я согласно кивнул, раздумывая с чего начать.

– Ты знаешь, как появился дьявол? – неожиданно спросил я жену, занимая место в кресле напротив моих любимых. Она на миг задумалась, потом пожала плечами.

– Я, выросшая в СССР мало интересовалась религией…

– В старинных манускриптах Ковена ведьм мы с Агриппиной запросили о планете Тивит всю возможную информацию. Оказывается, что дьявол или Люцифер, что в переводе означает «опаленный зарей» есть никто иной, как ангел, любимец Бога, изгнанный из рая.

– Допустим, но как сатана связан с похищением Яны и Тивитом? – кивнула, внимательно слушая Светка.

– Не торопись, сейчас все объясню. Для меня, если честно, это стало настоящим откровением. Бог считал человека своим самым лучшим творением! Для вершины своего архитектурного мастерства он создал рай – идеальные условия существования своего произведения искусства. В один прекрасный момент он призвал всех своих ангелов, что поклониться ему, став на колени перед совершенством.

– И не стал лишь Люцифер! – понятливо кивнула Светка.

– Ты же говорила, что не знаешь этого? – нахмурился я.

– Можно было догадаться…– улыбнулась жена. Она всегда у меня была очень умной и догадливой.

– Не стал лишь он, – согласился я, – видишь ли, Бог для присмотра за Евой и Адамом приставил к ним именно его. Тот провел в раю очень много времени, чтобы понять, человек – не вершина творений Господа нашего, а сосуд для накопления всех смертных грехов. Именно об этом он заявил Богу, когда тот призвал его поклониться нашим прародителям.

– За что был немедленно изгнан из рая, – подхватила Светка.

– Именно! Обиженный такой несправедливостью Люцифер объявил богу войну, которую проиграл в силу своей слабости и несоизмеримости весовых категорий. Но и тут Господь проявил терпение, не стал жестоко наказывать падшего ангела, лишь обрезав ему крылья, но неуемный человеконенавистник провел комбинацию с адамовым яблоком, что стало последней каплей терпения. Люцифер был обречен всю свою жизнь ползать по земле в облике змея и доказывать Богу, что люди греховны.

– По сути, он стал провокатором! – заметила Светка.

– По сути своей да…Хуже наказания не придумаешь. Ослепленный своей ненавистью и обидой. Сатана обустроил свой мир, где мечтал построить идеальное общество, чтобы доказать всем свою правоту. Этим обществом стала планета Тивит.

– И где она находится? – дрожащим голосом спросила жена. – только не говори, что в Харькове, а то я начинаю думать, что в нашем городе собрались все силы зла. Которые когда-либо существовали на Земле.

– Планета Тивит находится в другом, параллельном от нас мире. Портал на нее открывается раз в несколько десятков лет, да и то, чтобы впустить на Землю лишь одного эмиссара дьявола.

– Зачем?

– Люцифер мечтает переманить на свою планету, как можно больше жителей, – пожал плечами я, – или что скорее всего когда-то мечтал.

– А теперь?

– Теперь, скорее всего со времен Митусова, у него другая цель.

– Какая это? – нахмурилась Светка.

– Теперь он хочет Землю превратить в Тивит! – коротко отрезал я.– По крайней мере мне именно так кажется. Для этого ему нужен кто-то, кто сможет навести порталы для грешников, проживающих на Тивите. Некий маяк…Именно им они выбрали Митусова. Именно для этого он писал нас стенах свои непонятные фразы и символы.

– Но как они могли послужить для нечисти маяком? – не поняла жена.

– Слово настолько сильно, что может убить! Со словом мы приходим в этот мир, со словом и умираем… – процитировал я неизвестного собеседника сумасшедшего художника из дневника.

– Понятно, но тогда почему мы еще живем не под властью дьявола? И куда пропала Яна?

– Судя по всему, Митусов оказался слаб. Ему не хватило храбрости, ума или еще чего-то, чтобы закончить строительства маяков. Он попал в психушку, откуда путь на улицу был заказан. Момент был упущен. Планета Тивит скрылась из орбиты Земли, нечисть осталась там. Мы даже не представляем насколько крупно нам повезло в этот момент.

– А теперь портал снова открылся? – догадалась Света.

– Именно. Каким-то волшебным образом фраза «Век. Вак» прочитанная Яной вслух на новоселье в собственной квартире совпала со временем открытия портала из Тивита на землю. За ней явились, чтобы она смогла навести маяки.

– Кошмар…И что же теперь делать? – ошарашенно пробормотала жена.

– Есть один вариант…– задумчиво произнес я, потирая ладонью небритую щеку.

– Какой?

– Янку непременно вернут на Землю, иначе нечего было огород городить, только вернут с определенным заданием. Скорее всего она станет так же носиться по городу, делая совершенно неадекватные надписи на стенах домов и подъездов, как и Митусов. Нет, она не сойдет с ума, я верю в свою подругу, но, боюсь, что деваться ей будет некуда. Вот тогда, возможно, мы сможем что-то сделать…

– Рискованный план! Красовской придется стать двойным агентом, – усмехнулась супруга.

– Но другого выхода нет.

– А что случилось с Митусовым дальше?

– Это надо будет спросить у Макса. Именно он занимался этим направлением, но скорее всего, дьявол просто подчистил свои следы. Вот кстати и он.

Телефон замигал ярко синим, сообщая о том, что меня очень хочет услышать муж моей лучшей подруги.

– Да, Максим!– снял трубку я.

–…

– Удалось кое-что выяснить?

–…

– Отлично! Мне тоже. Я думаю, надо обсудить план дальнейших действий…

– …

– Где я? Дома, жду…

Полковник милиции отключился. Я уныло посмотрел на погасший дисплей, злясь на то, что теперь наступило время, когда от меня ничего не зависит. Мне остается только лишь ждать, надеясь, что в своих выкладках по поводу Тивита я не ошибся. Света погладила меня ободряюще по плечу, поцеловав в щеку.

– Мы найдем Янку. Все будет хорошо…

– Я очень на это надеюсь, если честно,– кивнул я, собрав всю свою волю в кулак.

Чуть левее нас на кровати раздался громкий хлопок, будто лопнул воздушный шарик. Я резко обернулся, готовясь мгновенно метнуть в противника вспыхнувший в руке малиново-огненный боевой шар, но этого не потребовалось. Замучившись слушать наши скучные взрослые разговоры, Дарья решила сама себе сотворить развлечение. Теперь у нас под потолком летали розовые попугаи и хлопали огромными крыльями разноцветные бабочки. Дочь весело улюлюкала на своем языке, показывая тоненьким розовым пальчиком, куда всей этой ораве лететь.

– Дарья!– недовольно окликнула ее Света, но дочурка настолько радовалась такому представлению, что я приобнял жену за плечи и вывел из спальни.

– Не волнуйся, Светик, я все обязательно приберу после. Пусть ребенок развлекается.

– А если она в следующий раз слона перенесет в нашу квартиру?– возмущенно заявила супруга.

– Значит приберем и слона,– заверил я ее,– пошли сварим кофе, а то скоро явится Максим. Да…еще надо позвонить Агриппине, ей тоже не лишним будет все это послушать.

20

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

Сознание возвращалось рывками, словно прорываясь сквозь пелену беспросветного тумана. Сначала Яна рассмотрела неясные силуэты людей над собой, потом услышала чей-то звонкий, почти детский голос, а после всего белые больничные стены. Запястье жгло огнем. Боль стала нестерпимой. Женщина скосила глаза на руку, где бледно оранжевым горела оставленная правителем Тивита пентаграмма, как напоминание о ее миссии.

– Где я…– пробормотала она, с трудом разлепляя глаза. Во рту было сухо, словно она побывала в пустыне без глотка свежей воды.

– Вы в НИИ «Медицина», Яна Викторовна…– знакомый голос медсестры ворвался в ее замутненное сознание колокольным набатом. Журналистка поморщилась, как от зубной боли. Голова раскалывалась, словно после хорошей пьянки.

– Что со мной?

– К сожалению, ваш организм оказался невосприимчив к магии высшего порядка. Наблюдается аллергическая реакция по всему телу, частичная потеря сознания и адекватного восприятия окружающей реальности. Сейчас мы вам прокапаем необходимый стимулятор, который позволит вашему организму свыкнуться с произошедшим,– медсестра, та самая, что осматривала ее перед появлением здесь, деловито крутилась подле нее с капельницей в руке. В небольшом пузырьке переливалась всеми цветами радуги мутноватая жидкость. Яна ощутила небольшой укол, похожий на комариный укус и вздрогнула, но обручи на запястьях крепко удерживали ее на месте.

– Секунду…

Красовская скосила глаза наверх и разглядела, как жидкость по тоненькой трубочки начала стекать вниз, быстро исчезая в ее венах. Почти моментально наступило облегчение. Зуд и жжение возле запястья ушли, а сухость во рту испарилась. Яна вновь почувствовала себя бодрой и готовой к новым совершениям. Эффект был очень похож на какой-то наркотик, а потому она решила на всякий случай уточнить:

– Что это за капельница?

– Не волнуйтесь!– проклятая медсестра мгновенно прочитала ее мысли.– Это всего лишь стимулятор жизненных функции организма. Не вызывает никакого привыкания. Используется повсеместно для людей с тяжелыми и вредными условиями труда, а также для работников трудящихся в длительную смену свыше двенадцати часов.

– Теперь понятно…– откинулась она насколько возможно удобнее на твердом лежаке.– вы опять меня приковали…

– Секунду…– запоры на обручах щелкнули, и Яна почувствовала, как руки стали свободными. Она приподняла руку, чтобы рассмотреть свою новую татуировку. Пентаграмма потухла, приобретя вполне нормальный синий оттенок.

– Товарищ Сталин просил сообщить ему, когда вы очнетесь…

– А домой он меня отправить не просил?– хмыкнула Красовская, вставая с лежака.

– Что?– не поняла юмора медсестра.

– Ничего…– отмахнулась подруга.– Просто шутка…Вы знаете, что такое шутка?

Медсестра нахмурилась, силясь вспомнить знакомое слово. Ничего не вышло. Она пожала плечами и произнесла:

– Боюсь, что мне неизвестно это словосочетание.

– Я почему-то так и подумала,– кивнула Яна.– А что еще приказала ваш товарищ…Сталин в отношении меня?

– Как только вы очнетесь немедленно доложить ему, а потом организовать вам экскурсию по нашей столице, так как вы скоро вас покинете…

– Отлично…Досуг мне организовали…– съязвила Красовская.– а то я все думала, чем бы мне заняться в выходные.

– Ну, можем вам предложить…– начала медсестра.

– Не берите в голову! Это сарказм! Поесть бы…После вашей капельницы очень кушать хочется,– сморщилась подруга, наблюдая, как за искусственным окном сменяет одно другое время года.

– Конечно же!– спохватилась медсестра, хлопнув в ладоши. И, будто по мановению волшебной палочки, на столе материализовался неплохо накрытый достархан. Несколько яиц сваренных «вкрутую», кусочек хлеба, немного сливочного масла в неглубокой плошке, еще дымящийся кофе и тосты с джемом.

– Отличный сервис!– похвалила Яна, приступая к еде, стараясь не думать о том, что совсем скоро ей придется вернуться на землю, чтобы открыть таинственные порталы для обитателей ада, дабы те смогли захватить планету. Еда и впрямь была недурно приготовлена. Все свежее, да еще после этого странного стимулятора аппетит был просто зверский. Странно…Перед тем, как потерять сознание в кабинете правителя Тивита, есть Яне не хотелось. Интересно…Сколько она пролежала в забытье?

– Пару часов,– черт! Красовская в очередной раз забыла, что проклятая медичка умеет читать мысли,– вы проголодались всего лишь из-за вашей печати…

– Печати?– не поняла Яна.

– То, что на вашей руке – личная печать товарища Сталина. Для поддержания силы в ней необходима энергия. Ее печать черпает из вашего организма. Расходы увеличились, от того вам стало необходимо больше питаться.

– Класс! Я и без того была прожорлива, а теперь мне еще посадили и это…

– Личная печать генерального секретаря – знак высшего доверия. Не каждый удостоен носить ее на запястье,– с придыханием пояснила медсестра,– она доступна лишь избранным.

– Лучше бы без нее…– вареные яйца и тосты Яна не заметила, как проглотила. Сделал глоток кофе и оставила чашку в сторону, определенно почувствовав себя намного лучше.– Вот теперь уже легче, можно и на экскурсию…

– Машина ждет вас…– улыбнулась работница НИИ «Медицина».

– Скажите кучеру, что принцесса готова,– бесшабашно тряхнула копной светлых волос Красовская.

– Опять шутка? – робко улыбнулась медсестра.

– Почти…– кивнула Яна.– Показывайте, куда идти…

Мысль о том, что она скоро окажется дома, немного ее успокоила. Там, на Земле, в настоящем Харькове ее ждет любимый муж – полковник МВД, а не просто так, верный друг Дворкин, который обязательно найдет способ, чтобы помочь ей. И пусть с такой серьезной силой они еще никогда не сталкивались, но и пережили уже достаточно, чтобы попытаться все изменить.

– Послушай…эээ…– остановила журналистка на пороге работницу НИИ «Медицина».– А эту печать удалить как-то можно? Или это на всю жизнь? Я понимаю, что носить ее почетно и все такое, но девушке, как-то не пристало, носить пентаграмму. Я понимаю еще бабочка чуть ниже живота или розочка на попе…

– Печать – это не простая татуировка,– пояснила медсестра на пороге бокса,– скорееэто знак. Вы выбраны нашим мудрым вождем для какой-то миссии, как только вы ее выполните, то она сама собой исчезнет.

– А если я ее не смогу выполнить…– задумчиво уточнила Яна.– По разным причинам…

– Тогда знак вас убьет!– просто ответила работник НИИ «Медицина». – все это время печать будет вживляться в ваши жизненно важные органы, питаться вашей энергией, как только вы не выполните задание. Она вас сожрет изнутри, опустошив вас, как сосуд с водой.

– Опустошив?– не поняла журналистка.

– Заберет вашу душу. Вы же имеете душу? – жадно буравя ее взглядом, спросила медсестра.

– Наверное да…

– Как же хорошо ее иметь…– мечтательно проговорила Янкина собеседница.

Только теперь Яна разобралась в природе существования этих существ на планете Тивит. Они все были умершими. Их души были далеко от них, в аду или в раю, но только пламя в глазах, некий огонь, который вдохнул в них дьявол, заставлял их жить и двигаться, работать и переживать, принимать решения и питаться. Этот огонь не мог их научить только чувствовать. От этого они безумно страдали, мучились, и теперь было ясно почему смерть, подаренную генеральным секретарем Координатору, тот воспринял, как самую дорогу награду. Что это за жизнь без души, когда ты не можешь любить, переживать, скучать? От мысли, что именно такая судьба ее ждет, в случае невыполнения, да и выполнения тоже задания Люцифера, Красовская содрогнулась. Ей стало вдруг невыносимо жалко всех этих людей, которые живут в искусственном мире, придуманном лишь для того, чтобы удовлетворить чьи-то амбиции. От понимания того, что точно такой же исход ждет и ее Землю вместе со всеми ее жителями, включая Макса, ее новорожденного ребенка, так и не сумевшего ощутить всю полноту нормальной жизни, стало жутковато.

– Это не больно и нестрашно,– прочитала ее мысли медсестра, грустно отводя взгляд в сторону,– вы зря боитесь…Это никак. Просто в какой-то момент, когда жизнь уходит от тебя вместе с душой по темному тоннелю, ты попадаешь сюда, можешь двигаться, дышать, выполнять те же функции, что и там…– она кивнула куда-то в сторону.– Только нет никаких эмоций. Тебе ни горько, ни сладко, тебе никак…И это никак, ужаснее всего.

– Как ты здесь оказалась? – спросила Яна. Ее поразила та степень откровенности, с которой медсестра разговаривала с ней, не боясь наказания от великого и могучего генерального секретаря товарища Сталина.

– Я погибла в авиакатастрофе над Египтом,– улыбнулась ее собеседница,– сама из Москвы. Мы долго с моим парнем собирали на этот отдых. Я обычная медсестра, он – автоэлектрик. Копили весь год. Мечтали после поездки пожениться, но в какой-то момент наш самолет, когда мы летели обратно начал разваливаться на части. Паника на борту, жуткая паника, слезы, крики, вопли, боль, страх смерти…Мне было двадцать семь, когда он упал. Я кричала, что умирать мне еще рано, что это несправедливо, что мне нужен еще один шанс! Потом был удар, острая боль в ломающихся конечностях, которая замутила рассудок, темный тоннель и свет, к которому я шла. На полпути меня встретил товарищ Сталин. Приятный улыбчивый мужчина, предложивший альтернативу. Жить или умереть…Я выбрала жизнь. Но даже не могла представить, что через пару недель пожалею об этом.

– Неужели все так ужасно?– изумилась Красовская.

– Нет эмоций…Никаких…Нет ничего…Представь, что ты обожглась, а ты даже разозлиться не можешь. Спокойно мажешь ожог мазью и идешь дальше,– пожала плечами девушка.

– А парень, твой парень, который летел с тобой в самолете? Его здесь нет?

– Он выбрал другой путь.

В комнате неожиданно раздался надрывный звонок. Над входной дверью в госпитальный бокс замигала красная лампочка. Красовская с тревогой посмотрела на нее.

– Что это значит?

– Это, значит, что пора идти…– медсестра отвернулась в сторону, спрятав совершенно пустой взгляд, в котором плескалось лишь огненное пламя.

Яне было ее жаль…Жаль всех этих людей, застрявших здесь из-аз того, что в один прекрасный момент перед страхом смерти они смалодушничали. А как бы вы поступили на их месте? Умоляли о продолжении своего существования или стоически приняли гибель в двадцать семь, когда еще и не пожил толком?

– Хорошо, что хоть предусматривает экскурсия? – с улыбкой проговорила она, шагая в открывшийся дверной проем. Но у медсестры снова сделалось каменное лицо, сменив все человеческое на непроницаемую маску.

– Проект экскурсии для вас разрабатывал лично товарищ Сталин. В нее входят основные достопримечательности нашей столицы, посещение музея Тивитского искусства и завода по изготовлению беспилотных автомобилей, – менторским тоном, словно по бумажке рассказала медсестра.

– Спасибо вам…– Яна ободряюще коснулась плеча девушки, в отличии от них от всех, она пока еще была способна испытывать хотя бы какие-то эмоции.

– Наша работа – ваше здоровье! НИИ «Медицина» тысяча лет на страже вашего иммунитета! – такое ощущение, что Красовская разговаривала с роботом. Та девушка, горько сожалеющая о своем поступке много лет назад, испарилась. Вместо нее журналистку провожал хорошо изготовленный робот, лишенный не только эмоций, но и зачатков мимики.

Янке ничего не оставалось, как шагнуть за порог бокса. В конце белоснежного коридора ее уже ждали пара мужчин в черных недорогих пиджаках. Причем один из них был кем-то вроде надсмотрщика, а вот второй – явный интеллигент, с чеховской бородкой, очечках, костюме-тройке и с небольшой элегантной тростью. При подходе моей подруги он вежливо поклонился, приподняв классическую шляпу и мягко улыбнулся.

– Товарищ Сталин приказал провести вам обзорную экскурсию по нашей столице Харьков-на-Немышле. Товарищ Бейтикс любезно согласился нас сопровождать,– представил он соглядатая – мужчину средних лет с по-волчьи острым взглядом. Под легким, почти летним пиджаком легко просматривалась груда накаченных мышц и развитой мускулатуры, из чего Красовская сделала вывод, что Люцифер не стал надеяться лишь на одну печать, подстраховавшись присутствием агента местной охранки.

– Он мало похож на искусствоведа!– улыбнулась Яна.

– Не обращайте внимания, товарищ Бейтикс присутствует здесь лишь в целях нашей с вами безопасности, а рассказать вам о самом прекрасном городе на планете Тивит предстоит мне. Позвольте представиться, товарищ Мацкевич Иосиф Соломонович.

– Яна…Яна Красовская,– невольно улыбнулась подруга. Уж слишком харизматичного экскурсовода ей подобрал дьявол, словно сошедшего со страниц газет начала двадцатого века крепкого интеллигента, заседающего в Государственной думе и увлекающегося идеями князя Львова.

– Это мы уже знаем, товарищ Яна. Попрошу во двор. Нас там ждет автомобиль…Нами предусмотрена пешая прогулка, вы надеюсь не против?

Красовская покачала головой, невольно улыбаясь, что не говори, а повелитель Тивита мог удивить.

Во дворе НИИ «Медицина» стол уже знакомый автомобиль, сделанный под отечественную «Волгу», только теперь черного цвета. За рулем по-прежнему никого не было, а значит этот вариант, так же, как и предыдущий был беспилотным. Мацкевич уселся рядом с ней, предварительно по-джентельменски распахнув двери, а вот молчаливый товарищ Бейтикс занял место впереди. Набрал что-то на сенсорном экране, видимо, забивая маршрут. Автомобиль взревел мотором, особо не напрягаясь по поводу правил дорожного движения, то ли гаишников тут не было, то ли никто бы не решился остановить машину из личного гаража товарища генерального секретаря.

– Посмотрите направо,– предложил Мацкевич, давая знак Бейтиксу немного снизить скорость,– мы проезжаем центральную площадь Харькова-на-Немышле – площадь Судного дня.

Вдалеке, сквозь приоткрытое окошко «Волги», Яна смогла рассмотреть черную громадину резиденции правителя Тивита. Вокруг апартаментов генерального секретаря ютились, чуть более скромные, но не менее величественные здания в стиле сталинского ампира, с колонами, лепниной и затейливо изготовленными балконами, мраморными ступенями и великолепными статуями, по красоте не уступающими известным земным мировым шедеврам.

– На площади находятся государственные учреждения и министерства. В них работает чуть более пятисот человек, что является абсолютным рекордом. На Тивите нет бюрократии, дорогая Яночка – это отличает нас от других цивилизаций.

На этот счет у Красовской было свое мнение. Отсутствие коррупции и бюрократии она относила вовсе не к прекрасной работе судебной системы или системы наказания, а к той особенности жителей Тивита, о которой ей рассказал храбрая медсестра. Тивитцы не испытывали эмоций. Им было чужда радость обогащения или жажда наживы. Воровать? Они просто не понимали зачем это делать.

– На площади Судного Дня установлен памятник нашему гениальному вождю и учителю генеральному секретарю партии Тивита товарищу Сталину,– продолжил Мацкевич, дав команду затормозить напротив огромного монумента с изображенным во весь рост дьяволом. Ничего общего с реальным персонажем Красовская не нашла, потому довольно скептически скривилась, когда Иосиф Соломонович начал расхваливать работу скульптора.

– На площади так же находится Исторический музей, в котором находится значительная коллекция артефактов, относящихся к периоду становления Тивита,– сообщил Мацкевич.

Ну хоть «Исторический музей» на месте, вздохнула Яна, вспомнив родной Харьков.

– Попрошу следовать за мной,– вежливый старик подал ей руку, приглашая посетить очаг культуры. Товарищ Бейтикс следовал за ними неотступно, но все время молчал, лишь изредка бросая по сторонам огненные в прямом и переносном смысле слова взгляды.

Музеем оказалось трехэтажное здание, мало напоминающее старое кирпичное харьковское. Здесь царила эпоха стекла и пластика. Прозрачные стены, голограммы на входе, зеркальный пол, по которому и ступать-то было боязно – все это поражало воображение, заставляя себя чувствовать себя героиней какого-то фантастического фильма.

Внутри их уже ждали. С натянутой улыбкой хранительница экспозиции поинтересовалась, нужна ли ми какая-то помощь, но Мацкевич ее решительно отверг. Все их беседы, споры, улыбки были настолько наигранны, что Яна ощущала себя, словно в плохой театральной постановке, где и актеры ни к черту, да и режиссер сплоховал, если бы не метка, оставленная сатаной на запястье, она бы немедленно попыталась бы отсюда вырваться.

– Вашему вниманию, Яна Викторовна представлена экспозиция, посвященная образованию цивилизации Тивита. Обратите внимание на вот эту скульптуру. Она прекрасно иллюстрирует наше здесь появление.

Прямо посреди зала из мрамора был вытесан воин, павший на колени и пронзенный мечом насквозь. Его глаза был полны непередаваемого ужаса, руки воздеты кверху, а рот застыл в немом крике. Скульптора настолько ярко отразил в своем произведение момент смерти, что на какую-то долю секунды Красовской показалось, что по ее ушам резанул отчаянный крик боли погибшего.

– Согласно легенде, первым изъявившим продолжить свое существование на Тивите был именно этот воин по имени Максимилиан. У него было трое детей, старушка-мать и жена, которые не перенесли бы его гибели. В момент смерти он воззвал к Богу, но тот промолчал, дав возможность нашему великодушному правителю спасти мужчину.

– Спасти, обрекши на вечное мучение? – уточнила Яна.

– А что лучше, на ваш взгляд, плохо жить или не жить вообще? – с любопытством поинтересовался экскурсовод, прищурившись. Журналистка отвечать не стала, потому что была сама не уверена, чтобы выбрала в данной ситуации. Это все мы такие правильные храбрецы, которые непременно выбирают истинно верный путь, когда речь идет о проблемах, заботах и выборе других, а поставь нас на их место, и, возможно, те же самые ошибки, мы совершим вслед за ними.

– Максимилиан выбрал Тивит. Товарищ Сталин, тогда носящий титул Великого кесаря, вдохнул в него искру жизни, построил дворец. Но человеку свойственно грустить в одиночестве. И снова он воззвал к нашему господину, и дал господин наш ему возможность переправить на Тивит всю его семью, которая выбрала вечную жизнь. Так появились первые Координаторы.

В следующем зале были развешены по стенам картины. Эпические полотна полные ужасных сюжетных линий. На одной из них, на которую показывал Мацкевич, мужчина, очень похожий внешне на скульптуру Максимилиана колол огромным мясницким ножом маленького мальчика. На залитой кровью лужайке рядом с ними бесполезной грудой тел валялись жена, мать и еще два ребенка новоиспеченного тивитца. От вида этого «искусства» Яне стало противно. Она еле сдержалась, чтобы не наорать на Иосифа Соломоновича, пытавшегося выдать ужасы ада, за произведение искусства.

– А как вы попали сюда?– неожиданно спросила она, не в силах любоваться бесценными полотнами. – Образованный человек, несомненно, верующий…Как вы оказались на Тивите?

Мацкевич замер на полпути в следующий зал, будто споткнувшись. Отвел глаза в сторону, глядя куда-то в окно, пряча свой настоящий взгляд, полный грусти, даже несмотря на пылающий огонь в белесых от возраста зрачках.

– Яна Викторовна, попрошу пройти в зал народных ремесел. Там представлены знакомые вам образцы…

– Иосиф Соломонович,– прервала его Красовская,– вы не ответили на мой вопрос…

– Боюсь, что это совсем неинтересная история, товарищ Яна…– вздохнул Мацкевич, все еще намереваясь продолжить экскурсию, но моей подруге с головой хватило и того, что она увидела. В истории Тивита не было ничего радостного или светлого, даже искусство на нем было напичкано кровью, насилием и злобой. Каждая картина, каждая скульптура источали ненависть и самолюбование. Никакого желания продолжать у нее не осталось.

– И все же…Странно видеть столь разумного человека здесь.

– А где же мое место по-вашему?– грустно улыбнулся Мацкевич, присаживаясь на бортик массивной композиции, символизирующей пламя, горящее в глазах каждого тивитца.

– Не в этом месте это точно. Уж не знаю грешником вы были или праведником, но вряд ли бы желали себе такой судьбы при жизни.

– Это верно!– тяжело снова вздохнул Иосиф Соломонович.– Там…– он махнул горячо куда-то в пространство.– Там не думаешь о своей собственной смерти. Жизнь кажется бесконечной. Ты строишь планы на следующее лето. И даже представить себе не можешь, что, завтра едя в троллейбусе, ты можешь умереть от сердечного приступа. Как говаривал один мой любимый литературный герой: «Не страшно, что человек смертен! Страшно то, что он внезапно смертен».

– Вы тоже умерли внезапно? – грустно проговорила Яна. На миг ей показалось, что она разговаривает не с бездушной оболочкой, а самым настоящим живым человеком, со своими эмоциями, чувствами и переживаниями.

– Увы…– пожал плечами Мацкевич. – Возможно, случись это внезапно, я бы не оказался бы здесь, а , наконец-то, встретился со своей Софой, хотя бы там,– он указал на зеркальный пол,– или в лучшем случае наверху…Она-то непременно попала на небеса…

– Софа? Это ваша жена?– заинтересовалась Красовская.

– Да…Это моя радость, моя София Марковна…если вы не куда не спешите…Хотя впрочем…– он осмотрел зал, где они были одни. – Куда вам спешить, как и мне, если мы находимся на этом проклятом Тивите, впереди нас ждет вечность? Может, закончим экскурсию?

– И вы мне расскажите…

– Зачем вам это? – нахмурился Мацкевич.

– Возможно понять, почему здесь все вы оказались, это мой единственный шанс не только спастись самой отсюда, но и попытаться помочь вам всем, ставшим заложниками неосторожно высказанного желания…– пояснила горячо Красовская.

– Эка, как сказано,– удивился Иосиф Соломонович,– неосторожно высказанное желание…Пожалуй, это как нельзя лучше отражает нашу судьбу… Все мы стали заложниками этого…желания!

– Так может начнем? Софа это ваша жена? – деловито уточнила Яна, чтобы начать разговор. В ней, словно в цепном псе, завидевшем нарушителя, проснулись все инстинкты журналиста, заложенные с рождения и дотоле дремавшие, пока она находилась в декретном отпуске.

– Да…– начал Мацкевич.– Мы познакомились с Софой на одном из вечеров в литературной гостиной. Юный Берхович великолепно читал стихи собственного сочинения про любовь, а мы с придыханием слушали его хрипловатый голос, рвавшийся будто бы из развороченной несчастной любовью груди. Она сидела напротив меня, такая юная, прекрасная, с огромными карими глазами, блестевшими в отблеске зажжённых для пущего эффекта свечей. Длинные ресницы трепетали в такт бурлящему урагану чувств, а шелковистые локоны, будто бы светились каким-то ярким непередаваемым светом в полумраке комнатки, в которой собралось человек двадцать передовой интеллигенции того времени.

– Того?– не поняла Красовская.

– Начала тридцатых годов прошлого века по земному летоисчислению, Яна Викторовна. Тяжелое, сумрачное было время, но даже тогда люди находили время, чтобы насладиться настоящей поэзией, чистой поэзией, как говорил в свое время Афанасий Фет.

– И в тот же вечер вы влюбились?– подхватила журналистка.

– В тот же вечер я уже провожал ее домой, а еще через неделю непрерывных встреч, сделал предложение руки и сердца. Софочка вышла за меня не раздумывая, ее родители были не против. К этому времени я был не оголтелым сорванцом, а вполне приличным ученым, доцентом кафедры истории и культуры Киевского Университета. Писал докторскую, занимался научной работой, преподавательской деятельностью. От отца у меня осталась на Хрещатике прекрасная трехкомнатная квартира, в которой мы счастливо жили в браке с моей Софочкой почти без малого десять лет.

– А дети?

– Детей нам Бог не дал…Зато наградил той искренней и чистой любовью, которая позволяет прожить в согласии и взаимном уважении долгие годы. Каждый вечер мы с ней гуляли по Хрещатику, бродили по старинным улицам, я рассказывал ей о князе Владимире, крещении Руси, о соборе Святой Софии…– пламя в глазах Мацкевича чуть приутихло, оставшись тлеть неясным красным свечением еле заметных угольков. Погрузившись в воспоминания, экскурсовод зашевелил губами, будто разговаривая со своей невидимой Софочкой, словно на месте Яны сейчас сидела она, склонив голову внимательно слушала своего мужа, как и много лет назад, восхищаясь его красноречием и воспитанием.

– А потом…– робко поинтересовалась Красовская, когда молчание Мацкевича стало тягостным и печальным.

– А потом началась война, и пришли немцы… Мы уже знали, что к евреям у них особое отношение. Эвакуироваться не успели, остались смиренно ждать, как овцы на заклание…Те дни были ужасными, наполненными страхом. Знаете ли вы, Яна Викторовна, каково это вздрагивать, сидя в своей квартире от каждого постороннего шума, надеясь, что это приехали не за тобой? Поверьте, ужаснее смерти, может быть только ее ожидание. Мы с Софией не могли выходить из своей квартиры. Слишком опасно! Любой из соседей мог выдать, доложить в гестапо…Оставалось уповать только на чудо. Ранним утром я увидел, как немцы расклеивают по городу листовку. В них говорилось, что будет создана специальная еврейская зона в Киеве, вроде индейской резервации, где все евреи будет находится под присмотром. Предлагалось явиться на пункт сбора с личными вещами и документами всем желающим переехать. Прочим безопасность не гарантировалась. Любой еврей, которого бы поймали вне пределов резервации, будет расстрелян, обещали они. Мне долго пришлось уговаривать Софию пойти туда. Она ни в какую не соглашалась, утверждая, что немцам верить нельзя…А я…Я впервые настоял на своем! Утром мы были в пункте сбора…

– Не надо дальше…– прервала его Красовская, по лицу которой уже ручьем текли слезы. Она не могла сдержать их, слишком горько было слушать эти тяжелые военные воспоминания.

– Это был Бабий Яр,– внимательно посмотрел на нее, почти безжалостно Мацкевич,– нас всех немцы заманили в ловушку! Всех! Нас были многие тысячи, десятки тысяч обычных людей, надеявшихся на то, что им сохранят жизнь…

– Вас расстреляли первого…– поняла Яна.– Именно поэтому вы оказались здесь!

– Да, я не мог видеть, как мучается моя Софочка…В первый момент, когда душа отходит от тела. Ты не понимаешь еще, что умер. Она тут…летает среди живых…и видит все…Я видел, как рыдала на коленях моя жена! И в тот момент, я мечтал только об одном…Чтобы она не плакала, чтобы я мог увидеть ее, обнять и успокоить. Я хотел жить, ради нее!

– И согласились на предложение товарища Сталина?

– Тогда он не был никаким Сталиным!– отмахнулся Мацкевич.– Наш правитель выбирает звучные имена из земной истории, чтобы быть отчасти на них похожими! Да…Я согласился в надежде, что Софа…что она тоже согласится…

– Но она сделала другой выбор!– поняла моя подруга.

– Она оказалась честнее и лучше меня! – кивнул головой Иосиф Соломонович.– Она там…– он указал снова на небеса с грустной улыбкой.– А я здесь один…Обречен вечно жить.

– Я постараюсь найти способ, чтобы вам помочь! – заверила его Яна.

– Мне никто не может помочь, кроме генсека…

– Я знаю, кто может,– вспомнив обо мне уверенно кивнула она,– дайте мне только срок выбраться отсюда.

– Что ты мы с вами заговорились, Яна Викторовна! Время экскурсии вышло…– улыбнулся Мацкевич.– Извините старика, что за своей болтовней не показал вам нашу столицу. Харьков-на-Немышле прекрасный город! Вам бы он понравился…

– Вы мне очень помогли, Иосиф Соломонович!– заявила Яна.– Ваша история мне многое объяснило.

– Дай-то Бог, Яна Викторовна. А теперь нам надо отправляться в НИИ «Медицина»,– старик взглянул на часы и торопливо засобирался.– нельзя товарища Сталина заставлять ждать!

21

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

Они вернулись к НИИ «медицина» вместе со стариком Мацкевичем, когда на улицу уже опустились первые, еще неясно серые сумерки. На Тивите этот процесс происходил стремительно, чем немало удивил Красовскую. Ярко-оранжевый диск солнца почти мгновенно начинал клониться к закату, очень быстро покидая небосвод, словно кто-то могучий самостоятельно решал, когда дню на этой странной планете заканчиваться.

Улицы пустели. Навстречу им попалось очень мало случайных прохожих, в основном патрули, одетые в странную черную форму, да дворники лениво гоняли пыль по идеально чистым тротуарам. Кое-где в окнах зажигался свет, мелькали неясные тени. Люди готовились ко сну. И никаких тебе прогулок под луной, влюбленных парочек возле фонтанов. Все безжизненно и уныло. Да и какие могут быть пары, если не один житель Тивита не мог испытать самого простого раздражения, не говоря уже о таком сложном и многогранном чувстве, как любовь. Им навстречу прошелестел пустой трамвай, как летучий голландец, бороздящий бескрайние просторы вроде знакомого, но одновременно чужого города. Лишенного той самой изюминки, которая делает город живым, наполненным чувствами, эмоциями и страданиями.

Мацкевич, сидящий на переднем сиденье, мельком бросил взгляд на часы и что-то нажал на панели управления. Больше, с момента выхода из музея, они с ним не разговаривали. Грустный старик рассматривал в окно редких прохожих, начинающие цвести абрикосы, думая о чем-то своем. Яна своей беседой всколыхнула в нем внутри нечто такое, о чем он старался забыть, спрятать поглубже, сберечь внутри себя, как самое дорогое и яркое, что было в той, настоящей жизни.

Знакомый с детства Московский проспект, протянувшийся почти через весь город, вывел их из центра на Салтовку, где высилась знакомая многоэтажка НИИ «Медицина». Мацкевич, наконец-то, повернулся к ней, перегнувшись через высокую спинку «Волги».

– Вот мы почти и приехали, Яна Викторовна…– машина без водителя завернула в узкие ворота, с грохотом закрывшиеся за ними.– на этом моя миссия заканчивается. Рад был пообщаться с умным человеком,– старичок коснулся края своей шляпы, потом замер, словно бы раздумывая над чем-то,– знаете, что я вам скажу, Яна Викторовна. Порой от выбора обычного человека зависит очень многое. Казалось бы, жить или умереть, ответ однозначен, но иногда надо пожертвовать малым, чтобы сохранить нечто большее…

– Это вы к чему?– Красовская увидела, как медленно открылись автоматические двери «волги», поднявшись вверх.

– Это к тому, что порой одна жизнь спасает миллионы других. Сделайте правильный выбор. Вы умная женщина…

Это он про предложение Люцифера открыть порталы на Землю…Догадалась подруга. Немного подумав, все же согласно кивнула, борясь с острым ощущением почти панического страха, нахлынувшего на нее при одной мысли, что придется выбирать между тем, чтобы умереть самой и спасением души всех землян.

– Я понимаю…– кивнула согласно она.– Я все понимаю…Спасибо за экскурсию, Иосиф Соломонович.

– Я надеюсь,– промолвил Мацкевич,– поступите, как моя Софочка, не повторяйте моей ошибки.

Журналистка кивнула и вышла из машины под мерзкий мелкий начинающийся дождик. Холодные капли упали на лицо, заставляя поморщиться. Ей и без них было зябко от страха. Она посмотрела на серое, затянутое тучами небо и впервые в жизни, прошептала:

– Помоги, Господи…– шагнула в темноту узкого коридора НИИ «Медицина», внутренне приготовившись к непростому разговору с товарищем генеральным секретарем.

Но его-то как раз и не было, то ли был сильно занят своими текущими делами, то ли считал, что с такой простой миссией, как отправка Красовской обратно на землю справятся и работники научно-исследовательского института.

Ее встретили в вестибюле несколько неизвестных ей людей в белых халатах. С теми же бесстрастными, наполненными адским пламенем глазами и мертвыми, лишенными эмоций дежурными улыбками, двое мужчин среднего возраста и молодая женщина лет тридцати.

Мужчины подхватили ее мгновенно под руки, не давая опомниться, а женщина, видимо старшая из них лихо отдавала указания.

– Аккуратней с ней,– покрикивала она, когда крепкие пальцы сдавили Яне руки выше локтей,– товарищ Сталин приказал не трогать ее…

Хоть это приятно… проскочила в голове у Красовской глупая мысль. Ее встряхнули, словно мягкую игрушку и повели куда-то в конец коридора, утопающего в зелени комнатных цветов. Она даже не пыталась сопротивляться, хотя мысленно, после слов Мацкевича уже приготовила для генерального секретаря пламенную речь. В которой отказывалась выполнять его задание, готовая умереть, ради того, чтобы остальное человечество жило. Но то ли от того, что Люцифер так и не появился, то ли от того, что ее толком о согласии и не спрашивали, она растерялась, молчала, как кукла механически еле переставляя ноги, вслед за широкими шагами ее конвоиров.

– В седьмой комплекс!– коротко приказала за ее спиной хмурая женщина, и Яна даже представляла, что это может для нее означать. Чем отличается седьмой комплекс, например, от третьего? Или от четвертого? Она смиренно приняла правила игры, оставив надежду в своем сердце лишь на то, что Дворкин, то есть я, или ее муж смогут найти способ спасти не только ее, но и все человечество.

Они свернули куда-то влево, мимо роскошных цветочных горшков с цветущими затейливыми растениями, коих в обычной земной жизни журналистка и не видела, хотя была и далека от ботаники. Навстречу им вывели из одного из кабинетов по левой стороне коридора двое крепких санитаров крепкого круглолицего старика, с густой окладистой бородой и совершенно безумным взглядом. Он отчаянно вырывался, что-то кричал, брызжа слюной, выкручивая себе руки в жестких захватах.

– Вы меня слышите! Слышите ублюдки! Земля никогда не станет Тивитом! Никогда!– орал он, брыкаясь насколько ему позволяли двое крепких молодцов.– Никогда! Верните меня обратно! Обратно к маме…

Воинственное настроение пожилого мужчины неожиданно сменилось отчаянием. Он безвольным кулем, почти как Яна, повис у санитаров на руках и зарыдал:

– Я не хочу…не хочу больше…Я хочу домой! Будьте прокляты со своим Тивитом!

Слезы текли по его изможденному лицо, а он нелепо открывал рот, проглатывая соленые капельки, от этого еще больше расстраиваясь. Яна поймала его взгляд и отшатнулась, дернувшись в руках держащих ее мужчин. В глазах встреченного ей старика не было пламени, характерного для жителей Тивита. Обычный панически испуганный взгляд карих, влажных от слез глаз, с мольбой уставившийся на нее. Он был оттуда, с Земли! Такой же, как и она! Живой!

– Тивит…Никогда не был и не будет землей…– прошептал он, заметив, что она на него смотрит, прекратив рыдать так же неожиданно, как и начал.

– Двигайся вперед, придурок!– его санитары лениво толкнули его вперед.– И не болтай, чего не положено!– старик споткнулся от хорошего толчка. Ноги запутались между собой, и он рухнул на идеально чистый пол коридора, разбив локти, выставленные вперед, чтобы смягчить удар. Яна дернулась, чтобы помочь встать, но крепкие мужские руки держали ее мертвой хваткой.

– Помните это…– поднял он полусумасшедшие глаза на нее, размазывая алую кровь по белому кафелю.– Помните! Чтобы эти твари вам не говорили и не обещали! Тивит никогда не был и не будет Землей! Слышите!

– Хватит!– рявкнула сзади женщина-врач.– Немедленно отвезти больного в палату! Вы не видите, что мешаете делу государственной важности.

Санитары, конвоирующие старичка, немедленно засуетились, подняли его с пола, забрызганного кровью, заплаканного, растерянного, плачущего…Яна обернулась назад, чтобы запомнить его лицо, если придется когда-нибудь вернуться сюда, чтобы выручить старика. Он, словно почувствовал этот взгляд на своей спине, ловко изогнулся, обернулся и прокричал, будто бы прочитав ее мысли:

– Митусов…Олег Митусов меня зовут!

– Я вас прошу, Яна Викторовна,– женщина в белом халате с отстраненной холодностью прервала эту сцену прощания, взятую, как будто из дешевой мелодрамы,– время не ждет!

И слегка подтолкнула ее в спину, намекая на то, что в следующий раз просить уж точно не будет.

– Да, конечно…– Красовская решила не злить эту серьезную тетеньку. Тем более от нее зависела попадет ли подруга домой с Тивита или нет сегодня.

– Нам сюда…– ее провели в отдельную светлую комнату, с такой же металлической кушеткой, на которой она себя обнаружила, когда впервые очнулась в этом фантастическом мире. От кушетки шел целый пучок разноцветных проводов к огромному плазменному монитору, мирно гудевшему на широком деревянном столе, стоящим в углу. По углам кушетки закреплены были уже знакомые ее обручи.

– Думаю, что вы знакомы с этой системой…– кивнула женщина на защелки обручей.

Красовская кивнула согласно, уныло направляясь к металлическому лежаку, внутренне содрогаясь. Таких приключений в ее жизни еще не было.

– Необходимо сбросить всю одежду!– приказала строгая доктор, присаживаясь за компьютером, пошевелив мышкой, мгновенно этим движением пробудив монитор, на котором вспыхнули какие-то непонятные графики и схемы.

– Я раздеваюсь только перед своим мужем!– гневно отрезала Яна, разозлившись.

Доктор удивленно подняла на нее свои пламенные глаза. Тивитцам было незнакомо чувство стыда. Но заметив что-то в глазах Красовской, все же кивнула двум сопровождающим, чтобы те покинули комнату.

– Так вас устроит? – спросила она, слегка прищурившись. Это была типичный синий чулок, невзрачная, безмерно уставшая женщина средних лет, носящая затемненные очки, как многие жители этой планеты Ее блеклые жидкие волосы были стянуты в тугой пучок на затылке, о макияже она, видимо, и не знала. В углу серых глаза с короткими ершистыми ресницами затаились глубокие морщинки.

Яна не ответила, молча начала раздеваться, сбрасывая с себя ненавистную тивитскую одежду. Оставшись в одном трикотажном белье, она, ежась от холода, шагнула к кушетке и улеглась на нее, чувствуя, как ледяной металл неприятно холодит ей спину. Раскинула руки, развела ноги в стороны, чтобы лодыжки и запястья легли точно в расстегнутые обручи. Тяжело вздохнула, услышав знакомое покалывание. Обручи засветились всеми цветами радуги и с легким щелчком замкнулись.

– Вы гениальная женщина, Яночка,– похвалила ее доктор неожиданно знакомым мужским голосом. Красовская с трудом повернула шею, чтобы рассмотреть ее поближе. Черты синего чулка начали расплываться, покрывшись небольшим облаком тумана, и вместо них появилось знакомое лицо самого сатаны.

– И зачем весь этот цирк?– нахмурилась она, когда превращение завершилось окончательно.– К чему это шоу с переодеванием?

– Морок,– коротко пояснил Люцифер,– обычный наведенный морок, Яночка. И никакое это не шоу! Для жителей Тивита я – глава государства. Генеральное секретарь! Если бы я изъявил желание официально, лично проводит вас в путь, то необходимо было соблюсти весь ритуал, а так…Я нахожусь в своей резиденции, принимаю законы, решаю судьбы людей одним росчерком пера.

– Я думала, что вы всемогущ!– ухмыльнулась ядовито Яна.– Но нет! Даже самого дьявола ставит в жесткие рамки чиновничья бюрократия!

– Всемогущих нет…Даже ваш…Даже Бог ограничен в своих решениях. Он сам связал себя по рукам и ногам, придумав свои знаменитые заповеди.

– Но вы-то от них свободны?

– Я связан нечто другим…– резко оборвал ее генеральный секретарь Тивита.– Ну, хватит ненужной риторики. Сейчас вас я отправлю с помощью портала обратно на Землю. Вы хорошо помните, что должны там сделать?– нахмурился он, наклонившись поближе к лежавшей на кушетке Яне.

– Более чем…– дерзко огрызнулась Красовская.

– И все же я напомню…На вашем запястье моя личная печать. Она ваше смерть и ключ к вечной жизни. Несколько десятков лет назад некто Олег Митусов, в квартире которого вы имели несчастье поселиться мечтал о том, чтобы открыть мир в параллельный мир. Его желание было столь поразительным, что он перепробовал все возможные варианты от бабушкиных заговоров, до алхимии. Отчаявшись, он воззвал ко мне, попросив о помощи…

– И вы не преминули этим воспользоваться?– прищурилась Яна.

– Услуга за услугу…– улыбнулся едко дьявол.– В жизни ничего не случается просто так! На Землю был отправлен Координатор, который пояснил ему, что открыть двери в параллельный мир можно в определенных местах силы, но для этого необходимо нанести на них специальные знаки.

– Надписи Митусова по городу…– догадалась Красовская.

– Именно. На первый взгляд бессмысленные фразы несли в себе скрытый смысл и были своего рода маячком для нашего триумфального возвращения на Землю. На них мы были должны в особый день наводить свои порталы.

– Но…

– Но Митусов оказался слаб! Когда мы забрали его сюда. Чтобы нанести печать, которая наделяла силой маяки, познакомившись с нашей цивилизацией, он отказался, испугался и пошел на попятную…

– За это вы свели его с ума, украв диссертацию из трамвая, когда Олег ехал ее защищать,– поняла Яна.

– Мы его хотели просто предупредить, что нужно сдерживать свои обещания,– поморщился дьявол.

– Митусов оказался в больнице, откуда вы его выкрали.

– Он слишком много болтал!

– А теперь вы хотите, чтобы его дело продолжила я?

– Тем более с половиной работы он все-таки справился…Маяки нанесены. Их тринадцать штук. К каждому из них необходимо прикоснуться печатью, чтобы заставить его работать. Вам нужно найти все тринадцать за тринадцать дней! Последний открыть тринадцатого числа этого месяца ровно в полночь.

– А если я не захочу? Не сделаю, что вы скажите…– предположила Яна, вспомнив слова харьковского сумасшедшего, твердящего, что Тивит никогда не был и не будет землей.– Ведь в следующий раз вы сможете попасть в наш мир только через несколько десятков лет? Соответственно и наказание за мое непослушание может и не случиться… Митусову же удалось прожить с конца восьмидесятых до 1999 года?

– Разве десять лет это срок?– ухмыльнулся довольно Люцифер.– Они пролетят, вы и не заметите…Жизнь человеческая коротка, у Тивита в запасе вечность.

– Бездушная вечность…– заметила Яна.

– Но вечность! Хорошо…– кивнул генеральный секретарь.– Вы думаете встреча с Олегом была случайна в коридоре? Я хотел вам показать, что мы вас в любом случае найдем и накажем. Лучше не испытывать мое терпение и не злить меня. Я все-таки зло в человеческом обличии!– он весело рассмеялся.– Мы в этот раз подстраховались. Печать убьет вас через тринадцать дней, если ровно в полночь вы не зажжете нам последний маяк. И после смерти, будьте уверены, Яночка, я приготовил вам отличную развлекательную программу. Так что выбирать вам…Вечная жизнь для всех или вечное страдание лично для вас…

Красовской вспомнились слова Мацкевича в машине, когда он прощался с ней. Выбор в пользу людей или эгоистичный в пользу себя…

– Так чего же мы ждем?– выдохнула она, молясь лишь о том, чтобы Дворкин уже нашел выход.

Люцифер улыбнулся. Повернулся к компьютеру и нажал клавишу. Монитор-моноблок загудел, щелкнув каким-то реле. Мощный удар тока выгнул тело Красовской дугой. Острый иголки пронзили ее голое тело насквозь, заставив закричать от боли.

– У вас есть тринадцать дней!– услышала она над ухом вкрадчивый голос Сатаны, прежде чем окончательно потерять сознание.

22

Харьков 2019

На совет, который мы организовали в новой квартире Красовской прибыли все заинтересованные лица. Через наведенный портал заявилась Агриппина с кучей каких-то магических приспособлений. Мы со Светкой прибыли на такси, а вот Макс приехал на своем автомобиле.

Нервная обстановка последних дней оставила неизгладимый след на всей нашей компании. Особенно плохо выглядел Максим, который здоров осунулся. Красные не выспавшиеся глаза смотрели чуточку отрешенно. В таких условиях Светка не могла его не поддержать. Она ласково похлопала его по плечу и заверила, что все обязательно будет хорошо. Правда это ничего не изменило, но Макс зашевелился и даже сварил нам всем кофе. Когда мы расселись за столом на обширной кухне, именно он первым начал говорить:

– Подведем итоги…– тихо произнес полковник полиции, положив огромные кулачищи на стол. – Яну похитили инопланетяне…

– Не совсем так…– прервала его Агриппина.

– Извините, но мне легче поверить в маленьких ушастеньких зеленых человечков, чем во всю эту религиозную игру с сатаной.

– Боюсь, что это не игра,– покачал я головой,– все намного серьезнее, чем нам кажется.

– В любом случае серьезнее или нет, но Красовскую нам надо вытаскивать оттуда!– решительно заявила Светка.

– Полностью с тобой согласен, дорогая,– я приобнял жену и нежно чмокнул ее в щечку,– но отсюда нам ее не вытащить…

– И что ты предлагаешь?– нахмурилась Агриппина, уже понявшая к чему я клоню.

– Нам необходимо попасть на Тивит, только там с места событий, мы сможем влиять на обстановку, адекватно реагировать и как-то помочь Яне!– заявил я.

– А это вообще возможно?– нахмурился Максим.

– Теоретически да…– задумалась ведьма.– а вот практически…

– Портал открыт! И будет открыт еще предположительно несколько дней,– подхватил и начал развивать я эту сумасшедшую идею,– остается только выяснить, как открывается нужная нам дверь.

– Судя по истории Митусова, то ключом является какая-то кодированная фраза,– через пару секунд раздумий пояснила Агриппа,– написанная или произнесенная вслух.

– Я общался с его научным руководителем, и тот сказал, что для открытия портала были необходимы какие-то химические реактивы…– покачал головой более приземленный и далекий от волшебства полковник полиции.

– Они у меня все с собой!– отмахнулась ведьма.– Я знаю насколько отмороженный у нас Дворкин, и была почти уверена, что он непременно пожелает рискнуть своей жизнью.

– Это же опасно!– возмутилась Светка, глядя мне с укоризной прямо в глаза.

– Не опаснее, чем поход в Зазеркалье, любимая,– отрезал коротко я.

– Он врет!– покачала головой колдунья, мстительно мне улыбаясь. Скорее всего, припоминая мне нежелание целовать ее в библиотеке Ковена.– Если из Зазеркалья он мог вернуться в любое время, найдя нужный артефакт, то с Тивита, если Дворкин вдруг не успеет, вернуться можно лишь через определенный срок, когда планеты станут нужным порядком.

– И сколько это может продлиться?– дрогнувшим чуть голосом уточнила жена.

– Лет двадцать,– пожала плечами ведьма.

– Я против!– отрезала Светлана.– Ты хочешь на двадцать лет оставить меня одну с двумя детьми, Дворкин? Этому никогда не бывать!

– А Яна?– хмуро буркнул я в ответ.

– Яна…– растерялась жена.– Я не знаю…

– Вот, в том-то все и дело. К тому же я буду не один…Макс?

– Конечно, Саш! Я отправляюсь с тобой!– тут же кивнул муж Красовской.

– Значит вопрос решенный. Осталось выяснить, нужное слово…

– Дворкин, ты заигрался!– встала со своего места Агриппина, стукнув кулаком по столу,– почувствовал, что непобедим? Или как? Ты представляешь с кем на этот раз тебе придется схватиться на чужой территории?

– С самим дьяволом!– кивнул я.

– Так просто?!– разъярилась ведьма. – Надо же, кто такой Люцифер по сравнению с великолепным Дворкиным!

– Не перегибай, я осознаю опасность, но Янку надо оттуда вытаскивать, чем дольше мы спорим о неизбежном, тем меньше у нее шансов остаться в живых.

– Я не перегибаю…Просто, поверь мне, что не один воин, сильнее и опытнее тебя сложил голову в попытке побороть сатану. Это не темный маг, не восставший мертвец, это само зло! Его человеческое воплощение!

– И это говорит мне ведьма!– изумился я.

– Ведьма, которая знает, что такое зло…– оборвала она меня резко.

– У тебя есть другой план?– разозлился я.– Тогда, будь добра, представь нам его!

Агриппина смешалась и замолчала, опустив голову вниз. Конечно же, у нее не было никакого плана. Она просто боялась, как и любой на ее месте.

– Вот и отлично! Ты говорила, что у тебя есть все необходимое для открытия портала?– кивнул я на небольшую сумку, лежащую у ног колдуньи. Та сухо кивнула, отвернулась к окну, не участвуя в нашем споре, всем своим видом выражая несогласие с принятым мною решением.

– А у меня есть нужные слова…

– Сашка, откуда?– широко распахнула свои изумительной красоты глаза моя жена.

– Дневник Митусова,– я бросил на обеденный стол пожелтевшую от времени толстую тетрадь,– этот парень не поскупился на точное описание своих опытов, а также того, чем это все закончилось…

– Можно?– Макс взял аккуратно тетрадку и бегло пролистал до самого конца.– действительно дотошный парень…– оценилон.

– Осталось приготовить зелье и произнести необходимые слова! – обрадовался я, но остальные не разделяли моего приподнятого настроения. Светка обиженно надула губы, уверенная, что я бросаю ее с двумя детьми на целых двадцать лет. Агриппина разозлилась от того, что к ее мнению никто так и не прислушался.

– Агриппа…– позвал я колдунью, заглядывая просительно той в черные глаза.

– Отстань, Дворкин!– отмахнулась она.– Если ты хочешь совершить самоубийство, то я не хочу помогать тебе в этом.

– Кроме тебя некому…– виновато потупился я.– Я всего лишь колдун самоучка, который толком и своей силы н знает. Света лишена магической мощи, Макс в нее не верит…

– Что там будешь делать на Тивите? – огрызнулась чародейка.– где искать Красовскую? Ходить и спрашивать, не видели ли вы тут сумасбродную девочку по имени Яна? Или сразу запишешься на прием к Люциферу?

– Кстати тоже идея…

– Дворкин!– зло зашипела Агриппина.

– Брось, все будет хорошо! Начинай…

Ведьма покачала головой, тяжело вздохнула, но начала копаться в сумке, извлекая оттуда различные приспособления для магического обряда. Света испуганно сжала мою руку, будто бы хотела меня удержать подле себя силой. Я чувствовал, как испуганно бьется в ее хрупком теле ее маленькое сердечко.

На вид сумочка главы Ковена выглядела довольно небольшой, но когда колдунья достала оттуда десятилитровый котелок, пару засушенных лягушек, линялые крысиные хвосты, щепотки какого-то непонятного мне красного песка, сухой спирт для розжига и кривой половник с ручкой из слоновой кости, я понял что имею дело с магическим предметом.

– Дамский набор!– хихикнул я, и тут же получил по затылку половником. Ведьма была в плохом настроении от того, что так и не смогла меня переспорить. Она огляделась по сторонам, вернула обратно в сумку сухой спирт, а вместо этого разожгла обычную газовую плиту, наполнила котелок водой почти до самых краев и поставила на огонь. Беззвучно что-то шепча, чародейка бросала в воду засушенных лягушек, размешивала их половником, пока вода в котле не приобрела ярко-зеленый цвет. После этого пришла очередь крысиных хвостов, которые она мелко нарубила столовым ножом.

– Как будто обычный суп варится…– заметил с улыбкой Максим, и это был первый раз за несколько дней, когда мы увидели его улыбку.

Агриппина прибавила огонь и вернулась на свое место.

– Ну и что за фраза открывает, по-твоему, портал на Тивит?– нахмурилась она, не сводя с меня глаза. Вслух говорить я ее побоялся, схватил дневник Митусова и начал листать, ища нужное число. Быстро сориентировался и указал ведьме на нужную строчку. Та медленно и внимательно прочитала ее, а потом удивленно подняла на меня взгляд своих черных, как омут глазищ.

– Ты уверен?– уточнила она, не веря своим глазам.

– Сто процентов!– кивнул я.– Именно после этой фразы Митусов утверждает, что опыт удался. Ее подсказал ему некто на лавочке в парке на свадьбе у старшей сестры. Ее мы прочли по дурости вслух с Янкой, когда отпали обои на балконе…Дело в ней! Я уверен!

– Никогда бы не подумала…– покачала головой колдунья.

– У вас кипит,– робко указала на плиту Светка, на которой из котелка через край начало выплескиваться бурое варево.

– Все готово!– поднялась к плите колдунья.– Ты уверен Саша, назад пути может и не быть?– уточнила она, беря в руку щепотку красноватого песка, словно пропитанного чей-то кровью.

– Давай!– я встал со своего места, чувствуя, ка к спину мне сверлит встревоженный взгляд жены.

– Бросай щепотку песка в воду и говори…– прошептала Агриппина, на всякий случай отходя подальше.

– Максим!– позвал я мужа Красовской. Полковник полиции недоверчиво покосился на котелок, потом на меня, но все же прихватил меня за свободную руку. – Главное держись!

– Ой!– прикрыла рот ладошкой Светлана, чуть не плача. Колдунья приобняла ее за плечи, шепча что-то успокаивающее.

– Именем Тьмы! – я бросил решительно песок в бурлящую воду и громко продекламировал.– Век. Вак. Счастье мое, я здесь, и я жду тебя!

Раздался оглушительный треск, словно раскат грома и молнии обрушился на бедный многострадальный дом. Стены заходили ходуном. Вода вскипела, окрашиваясь ярко-алой кровью. Посуда в шкафчике зазвенела, а люстра закачалась, будто от землетрясения. Раздался неприятный лязг, и я был уже готов отправиться в портал, мысленно настроив себя, что меж пространственные перемещения это всегда больно, но ничего не произошло. Где-то левее в соседней комнате раздался хлопок, небольшой шелест, а потом все стихло. Мы с Максом так и остались стоять посреди кухни, взявшись за руки, как представители нетрадиционной ориентации.

– Ничего не понимаю…– возмутилась Агриппина, бросаясь к котлу. Из которого выкипела все вода, оставив его девственно чистым.

– Может ты что-то упустила?– предположил я, с тревогой наблюдая за манипуляциями ведьмы. Некогда было терять время, любая наша ошибка тут могла стоить жизни Красовской там.

– А может это ты неправильно выбрал фразу?– огрызнулась она, напряженно принюхиваясь к запаху.

– Подгорелым супом тянет?– усмехнулся Максим, относящийся к этой идее с самого начала скептически.

– Серой…– коротко бросила Агриппина и повела носом, словно охотничья собака, взявшая след.

– А чем должно?– поинтересовалась Светка, с любопытством наблюдая за нашими манипуляциями.

– Если портал не был построен, то ничем! Ничего такого не должно было произойти…– прищурилась колдунья, на всякий случай образуя в руках боевой огненный шар и направляясь прочь из кухни.

– Постой, ты хочешь сказать, что…

– Я хочу сказать, что портал был построен, но только к нам, а не от нас…– ответила ведьма.– и что оттуда появилось, одному Богу известно….

В комнате недалеко от кухни раздался шорох и шелест чьих-то босых ног. Максим достал из-за пояса табельный пистолет, жена, ойкнув, спряталась за меня. Все четверо мы замерли у входа на кухню, готовые встретить нечто чудовищное, прибывшее с Тивита.

– Что это за комната?– спросил я у Макса одними губами. Шаги приближались. Стало совсем уж жутко. Мурашки побежали по коже, намереваясь по своему количеству поставить рекорд книги Гиннесса.

– Это спальня…– так же тихо прошептал мне полковник полиции.

– Оно идет…– вскрикнула Агриппина, вскидывая руку, чтобы метнуть огненный шар.

– Умри!– я сотворил молнию, готовый моментально прошить чудовище, вышедшее к нам насквозь, но дверь скрипнула и на пороге спальни возникла растрёпанная и сильно недовольная Красовская. На ней почти ничего не было одето, кроме трикотажного скромного белья. Хмурый взгляд исподлобья говорил о том, что ей пришлось многое пережить.

– Заждались?– с ехидной улыбкой проговорила она, тут же поворачиваясь ко мне и нагло заявляя:

– У нас большие проблемы, Дворкин.

23

Харьков 2019

«День первый»

– Яна!– мои глаза изумленно расширились при виде неожиданно появившейся подруги. Агриппина так и замерла с чудодейственным песком в руках над почти выкипевшим котелком.

– Красовская! Где ты была?– воскликнул ее законный муж, вскакивая со своего места, но моя сумасбродная подруга мало обратила на наши нервные возгласы внимания. Медленно прошла к раковине и набрала полную кружку воды, не обращая внимания, что находится, мягко говоря, в неглиже, с маху опрокинула ее в себя, не обращая внимания на то, что та насыщена сверх меры хлоркой, потом еще и еще одну без перерыва. Ее глаз бездумно смотрели в одну точку, а губы напряженно что-то шептали, кажется эта была фраза, с которой она появилась в комнате:

– У нас большие проблемы, Дворкин!

Первой сориентировалась Светка. Она вскочила со своего места, приобняла журналистку за плечи, только сейчас обнаружив, что ту бьет крупная дрожь, которую Яна унять не может. Жена посадила подругу за стол и укрыла банным халатом, сиротливо висевшим тут же на спинке стула, забытым еще с того ужасного вечера, когда Красовская исчезла из запертой квартиры.

– Ты…Мы же вроде…– промямлил я, с трудом подбирая нужные слова. Яна перевела взгляд в нашу с Максом сторону, выдавила из себя грустную тяжелую улыбку, в которой было трудно определить сколько в ней боли, а сколько радости.

– А ты я вижу быстро мне нашел замену, Максик…– заметила она хрипловатым голосом, кивнув на наши сцепленные руки. Готовясь к переходу на Тивит, мы так и не отпустили ладони, ошарашенные неожиданным появлением журналистки.

– Черт побери, Красовская,– ворчливо ругнулся я, выдергивая словно ошпаренный свою руку из крепкого зацепа полковника полиции, – где тебя носило?

– Я была в полной заднице, Саша…– грустно кивнула она. Кутаясь в махровый халат.– Вы все даже не представляете в какой…

– Отчего же,– оспорила это высказывание Агриппина,– после некоторого расследования знаем!

Света быстро навела подруге чашку крепкого кофе без сахара, подсунула той под локоть, чтобы привести журналистку в чувство.

– Там все мертвы. Планета мертвецов, как в ужастиках Стивена Кинга!– прошептала Яна. Прихлебывая кипяток.

– Теперь обо всем по порядку,– попросил я, садясь рядом,– с чувством, с толком, с расстановкой! Желательно с того момента, как ты осталась одна в квартире, послав мужа за священником!

И Красовская рассказала про то, как Координатор пробрался к ней в квартиру в облике батюшки, как похитил ее через открытый случайно портал, как она очутилась в НИИ «Медицина» на Тивите, как познакомилась с сатаной, как проехалась экскурсией по Харькову-на-Немышле. Каждая сказанная ею деталь. Каждый факт воспринимался Максимом, как нечто сверхъестественное. Он охал и стенал, как старый дед, изредка взмахивая руками.

– …А потом у меня появилось это,– она вытянула руку вперед, показывая на запястье начерченную пентаграмму.

Агриппа успела перехватить ее раньше. Вгляделась в каждую линию, что-то пришептывая про себя. Рассматривала она ее так минут пять, а потом тяжело откинулась на стуле, прикрыв устало глаза.

– И?– нетерпеливо заерзал я.

– Что «и», Дворкин?– резко сорвалась она.

– Что это за фигня?

– Это заговор на смерть…Очень сильный заговор,– покачала головой она.– мне незнакома эта магия, но от нее буквально разит злом, чистым Злом!

– Чем она угрожает Яне?– поинтересовался Максим, не на шутку обеспокоенный таким поворотом событий. После рассказа жены, до него, наконец, дошло, что имеет дело не с выдуманными персонажами, а с реальными темными силами. Мечтающими захватить весь мир. Весь его опыт, все его мастерство были бессильно против этой мощи, а потому он мог лишь удивляться и растеряно переводить взгляд с Агриппины на меня, в надежде, что мы найдем необходимое решение.

– Смотря, на что создан заговор,– задумчиво проговорила глава харьковского Ковена ведьм,– что он Владыка Тьмы говорил тебе еще, давал ли какие-то указания, почему отпустил на Землю?

– В этом-то все и дело,– немного успокоилась Яна. Дрожь прошла. Появилось осознание, что она вернулась обратно, что она в круге друзей, и ей ничего не угрожает,– товарищ Сталин…

– Кто?– не поняла Светка.

– Он так себя называет на Тивите. Говорит, что ему нравится этот политический деятель.

– Я даже представляю почему!– хмыкнул Макс.

– Так вот…У него есть план! Покорить землю и переделать ее по примеру Тивита.

– Что значит по примеру Тивита?

– В его понимании идеальные люди – это люди, лишенные эмоций! Знаете, кто такие тивитцы?– вскинулась нервно Яна, заметно было, что ей многое пришлось пережить за это короткое время.– В момент смерти некоторые люди считают свою гибель очень несправедливой, они умоляют высшие силы спасти их, вернуть к жизни. Этим-то сатана и пользуется. Он предлагает альтернативу, вечную жизнь на Тивите, вместо загробного мира! И многие соглашаются…Только он не упоминает, что душу обратно в человека он вернуть не может, только заставить внешнюю оболочку ходить, дышать, работать. Умершие появляются на Тивите, лишенные способности любить, огорчаться, ненавидеть, вообще, испытывать какие-либо эмоции. Они роботы! Живые мертвецы!

– Вот откуда в их глазах пламя!– понятливо кивнула Агриппина.

– Это то, что их двигает, что заставляет жить! Огонь жизни!– пояснила Яна. Именно таких безмозглых, слепо выполняющих волю генерального секретаря, считающих смерть лучшей наградой, Люцифер хочет сделать из землян.

– И…– не поняла Света.

– И я обязана ему в этом помочь. Портал, через который они могут попасть на землю открывается раз в несколько десятков лет. Всех желающих он переместить не может, так как он не резиновый, но дьявол и тут подстраховался. С помощью Митусова он нанес маячки, на который можно будет навести дополнительные порталы.

– Рисунки сумасшедшего по всему Харькову…– ошарашенно прошептала Агриппина.

– Именно! Среди них тринадцать порталов. Их необходимо активировать, чтобы они заработали. Митусов справился лишь с нанесением маяков, потом, видимо, пошел на попятную, осознал, что может натворить, и начал отказываться, за что Координатор сначала свел его с ума, а потом, когда на каждом углу Олег стал рассказывать про неких инопланетян, и вовсе забрал на Тивит. Из чего я сделал вывод, что постоянно на земле находятся либо добровольные помощники сатаны, либо Координаторы…

– Это точно!– воскликнул Макс.– Именно один из них ликвидировал, чтобы замести следы, научного руководителя Митусова!

– Возможно!– кивнула, соглашаясь, журналистка.

– Ну раз у Митусова получилось нанести лишь маяки, то активировать должна их ты…– сделал вывод я.

– Браво, Дворкин!– улыбнулась подруга.– Ты как всегда бесподобен…Сделав мне эту татуировку, Люцифер предупредил, что есть тринадцать маяков. Их этой пентаграммой я должна открыть за тринадцать дней, иначе…

– Иначе что?– насторожилась Светлана.

– Иначе знак ее убьет!– подытожила Агриппина.– он питается ее силой, а Яна будет питаться силой каждого нового маяка. Если маяк будет не найден в нужный день, то печать дьявола начнет пить ее личную энергию.

– И с какого дня нам надо начинать искать эти маяки?– уточнил Макс.

– Ты что реально собрался впустить на Землю сатану?– огрызнулась Агриппина.

– Я не хочу, чтобы моя жена высохла за неполных две недели!– ответил ей Максим.– И мне плевать на остальных!

– Макс!

– Агриппа!

– Стоп!– неожиданно закричала Яна. Боль скрутила ее руку от самого локтя до кончиков пальцев. Журналистка поморщилась и с трудом повернула ладонь на свет. Чуть ниже татуировки расплывалась под кожей иссини черная единица.

– Кажется счет дней идет с сегодняшнего…– прошептала испуганно Красовская, не открывая глаз от цифры.

– Черт…– ругнулся я.

– Не поминай его!– зло остановила меня ведьма.– нам, по-моему, и без твоих восклицаний проблем хватает! Где теперь искать первый маяк? Понять логику безумца очень сложно…      Все замолчали, понимая, что чародейка права. Где Митусов мог нанести первый маяк? Какой логикой он руководствовался, рисуя на стенах отметины, делая надписи? А может никакой логики там не было и в помине? При всех своих недостатках и достоинствах, этот человек был психически нездоровым.

– Может он сделал это в своей квартире?– предположил после недолгого молчания Максим.– Чтобы далеко не ходить, а сделать пробный эксперимент?

– Предлагаешь отодрать все обои и снять несколько слоев краски со всех стен?– разозлилась журналистка. Единица кровоточила и саднила, словно татуировку на ее запястье нанесли кустарным способом минуту назад. Хотя, впрочем, так оно и было, только вместо обычной иголки и чернил использовалась магия высшей пробы. Рука горела огнем, словно в нее пытались засунуть раскаленный прут. Яна поморщилась и попыталась встать. Ее качнуло из стороны в сторону, и только подоспевшая, раньше всех среагировавшая Света успела ухватить ее под локоть.

– Она вся горит!– попробовав ее лоб, сообщила она нам.

– Началось…– прошептала Агриппина.– Заложенное в ней заклятие тянет из нее энергию. И это только первый звоночек. Через пару часов вместо Красовской будет живой труп.

– Очень оптимистичное заявление,– съязвил я, поморщившись.

– Какое есть,– ответила ведьма, бросаясь к журналистке,– или лучше было бы, если бы я вас всех успокаивала, утверждая, что это обычная простуда?– колдунья подошла к Красовской и попробовала ее лоб, заглянула в полуприкрытые глаза,– сейчас пройдет, но слабеть она будет с каждым часом…

Янка закашляла, слабо шевельнулась, тяжело выдохнула, будто разгрузила вагон песка. Взгляд ее немного прояснился. Она села обратно на стул, попросив воды.

– Что это было? – поинтересовалась она, чувствуя себя разбитой и не выспавшейся.

– Заклятие…Посмотри на свою руку!– попросила Агриппа.

Единица полностью впиталась под кожу. Теперь татуировка выглядела так, словно Яна бродит с нее уже лет десять или не меньше. Удивленно провела журналистка по бледной коже своей ладонью, будто бы не веря глазам.

– Теперь я выгляжу, как закоренелый зэк!– попыталась она пошутить, но выглядело это несколько вымученно.

– Оно теперь живет в тебе. Определенный период времени метка будет красть твою жизненную энергию, чтобы поддерживать магию в себе. Так что будь готова к повторению такого рода приступам,– посоветовала ведьма,– а нам необходимо срочно искать первый маяк, если мы, конечно, не хотим, чтобы к вечеру, вместо Красовской появилась высохшая мумия.

– Харьков огромный город!– засомневалась Светка, набирая нашей подруги немного воды из-под крана.– Митусов мог нанести свой знак везде, где только ему пришло бы в голову. Их тринадцать! Задачка без решения. Вроде, как в сказке, пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю, что…

– Нет…– забарабанил я пальцами по столу. – Для Митусова это было все непросто так…– я отошел к окну, приоткрыл форточку, надеясь, что меня хозяева квартиры не очень-то и осудят, учитывая сложившиеся обстоятельства, с наслаждением закурил, продолжая рассуждать в слух.– Я прочитал весь его дневник. И после прочитанного у меня сложилось о нем определенное впечатление. Это был символист, большое внимание уделяющий именно важности момента, первой встречи, первому поцелую, первой любви…

– А может в дневнике есть какая-нибудь подсказка?– насторожился Максим.

– Нет,– покачал я головой, выдыхая клуб сизого дыма, который мгновенно вытянуло сквозняком,– ни одного слоя о маяках там нет. Я впервые узнал о том, что он не просто так рисовал и писал на стенах, только от Яны… Символизм…

– Может все-таки квартира?– предположила Светка, осматривая стены.

– Маловероятно…Из всех его записей ясно, что больше всего на свете он любил свою мать. Не думаю, что ему бы хотелось, чтобы в какой-то момент к ней из стенки повалила орда жителей Тивита…

– Тогда я не знаю!– подняла вверх руки моя жена,– думайте сами. Я лучше нам сделаю, что-то перекусить, а то сидим, как на похоронах…Лица кислые, хлещем кофе третий день, все на нервах. Такими темпами превратимся в мумии вместе с Яной.

– Как на похоронах говоришь…– повернулся я к ней, туша окурок в горшке с бегонией.– Символ…

В голове промелькнула идея, но ухватиться за нее я не смог. Мне казалось, что я упустил что-то важное, связанное как раз с принятыми в нашей стране ритуалами. Что-то, что было непосредственно связано с Митусовым…

– Похороны…

– Дворкин! Хватит повторять это слово! Беду накликаешь!– разозлилась Агриппина.– говори лучше свадьба или день рождение, а то заладил одно и тоже…

– Свадьба!– осенило меня.– Это символ!

– Безусловно, Саша,– рассмеялась моя верная жена,– и я последнее время уже начинаю сомневаться, что он был хороший.

Уже совсем потухшая и расстроенная Яна немного повеселела.

– Ну уж извините, такие мы с ним проблемные,– пожала она плечами, с трудом вставая со своего места.

– Свадьба! Символ! Как все просто!– рассмеялся я.

– О чем ты?– насторожился Максим.

– Когда я читал дневник Митусова тот довольно подробно описывал их первую встречу с Координатором. Она произошла на свадьбе у его сестры, когда та выходила замуж, оставляя их жить в квартире одних с матерью. Он еще написал там что-то, что начинается новая жизнь. Что теперь никто не будет ему круглосуточно заниматься своими экспериментами, а потом к нему подошел Координатор и рассказал, как открыть порталы!

– И ты думаешь, что именно там Митусов и нанес свой первый знак?– догадался Максим.

– Ну конечно! Свадьба – это символ! Это начала всей этой истории. Не было бы свадьбы, Олег так и бился бы над неразрешимой загадкой параллельных миров! Это для него был знак, знак свыше! Он не мог пройти мимо такого места. Это начало всех начал!– радостно закричал я.

– Идея в принципе неплохая!– оценил Максим.– Как вы думаете?– он посмотрел на наших женщин, спрашивая их мнение.

– Других мыслей все равно нет!– пожала плечами Агриппа.– Надо проверить любое, даже самое безумное предположение. Время утекает…

– Где была свадьба у сестры Митусова?– быстро уточнил муж Красовской.– Это-то сумасшедший не забыл упомянуть?

Теперь, когда цель была определена, он был готов действовать. Планирование было явно не его любимым занятием.

– Конечно упомянул, – кивнул я, набрасывая свою куртку на плечи.– ресторан «Харьков» скамейка напротив входа…

– Ресторан «Харьков»?– нахмурился Макс.– Что-то я не слышал раньше про такой…

– Это бывшая площадь Розы Люксембург. Ресторан «Центральный». Его так многие называли между собой,– тут же пояснила Агриппина, которая в силу своего двухсотлетнего возраста многое помнила из прошлого.

– Площадь Люксембург…Это что у нас нынче?– начала вспоминать Светка.

– Павловская! Я уже все забил в навигатор! Только осталось ли там хоть что-то с восьмидесятых годов?– засомневался полковник полиции.– Столько времени прошло…

– С нашим градостроительством возможно все!– решительно кивнул я.– Нельзя терять ни минуты! Отправляемся…

Мгновенно собравшись, мы все вместе уселись к Максиму в машину. Благо, мест на всех хватило. Плохо, что права себе, я так и не приобрел. Как вспомнишь, сколько я потратил во время предыдущих своих приключений на такси, так задумаешься о личном автотранспорте, но нынешние цены на бензин твердят об обратном.

Мощный внедорожник, взвизгнув шинами, сорвался с места, игнорируя правила дорожного движения. Позади Светка напряженно ойкнула. Она не любила, когда без дела лихачили. Красовскую посадили посередине, между женой и Агриппиной. Ее слегка мутило. Но в общем-то для человека, который возможно вечером умрет, выглядела она неплохо. Видимо, все наши магические приключения ее неплохо закалили.

Максим водил автомобиль отлично. Мы несколько раз вылетали на встречку, игнорировали знаки, но в этой ситуации он чувствовал себя очень уверенно. Сразу было понятно, что не один год проработал опером. Чтобы не смущать местных патрульных, он перед выездом нацепил на крышу синий проблесковый маячок, теперь мы мчались по городу, рассекая утренний поток спешащих на работу людей, с воем сирены.

– Поверните направо…– через минут десять этой сумасшедшей гонки сообщил нам навигатор механическим голосом.– Вы прибыли на место…

Максим припарковал машину возле тротуара и заглушил двигатель. Перед нами открылась площадь, рассеченная трамвайными путями, со знаменитыми на весь мир арочными окнами старинных зданий, фасады которых теперь украшали разноцветные вывески магазинов. По обеим сторонам площади куда-то торопились харьковчане, прячущиеся под зонтами от накрапывающего мелкого весеннего дождика. Мерцала ярко красным неоном буква «Макдональдса» Прошелестел на стыках мимо трамвай, гремя автосцепкой. Мир вокруг нас жил своей торопливой жизнью, не давая остановиться осмотреться, осмыслить происходящее. Люди мчались на работу, с учебы, даже не предполагая, что до того момента, когда их уютный крохотный комфортный мирок рухнет, осталось всего лишь тринадцать дней.

– И где тут может быть нужная нам скамейка?– осмотрелась ведьма. Тротуары вокруг были заставлены машинами. Никакого намека на место для отдыха не было. Голые по-весеннему каштаны сиротливо жались к обочине, впитывая бензиновый выхлоп тысяч автомобилей, пересекающих из дня в день площадь.

Мой план, такой логичный и правильный, рушился прямо на глазах. Я слишком переоценил лень наших градоначальников. До этого места с благоустройством они все же добрались в первую очередь. Из восьмидесятых тут осталась только брусчатка, да здания, а вот скамейки, если они тут и были, убраны, вместо них появились красивые пластиковые остановки, свежие переходы и вывески.

– Да…– промолвил Максим, осматривая площадь.– Кажется, Митусов не предусмотрел, что город в какой-то момент начнет перестраиваться и обновляться. Нельзя было оставлять маяк на скамейке…

Яна всхлипнула, все прекрасно понимая. Наш последний шанс сгребли вместе с проектом реновации могучие работники ЖКХ.

– И что теперь делать?– нахмурилась Светка. Минуту назад она говорила с тещей. Эльвира Олеговна окончательно испортила ей настроение, заявив, что нянькой не нанималась. И если два раздолбая родителя не вернутся хотя бы к вечеру к двоим своим детям, то она тоже уйдет, бросив их на произвол судьбы.

– Даже не знаю…– пожал я плечами.

– Ой…– вскрикнула от боли рядом Красовская. Максим бросился к ней, но опередила его ведьма. На запястье Яны единица засветилась ярко-желтым светом.

– Это знак! Она чувствует, что маяк где-то недалеко…

– Что это значит?– удивилась Света.

– Маяк был нанесен не на скамейке, как мы предполагали. Митусов оказался умнее!– объяснила ведьма.– Заклятие уловила магические вибрации, исходящие от спящего наговора, и тянет его к себе. Что ты чувствуешь сейчас?– обратилась она к Яне, заглянув ей в глаза.

– Острая боль прошла, – пояснила журналистка,– теперь меня, будто магнитом тянет вот сюда…– она указал рукой на здание «Макдональдса».

– Почти ресторан!– рассмеялся Макс.

Вместе мы рванули внутрь, расталкивая редких посетителей. Теперь, оказавшись рядом с маяком, Яна нас вела, словно по компасу. Под ее руководством вся наша сумасбродная компания обогнула несколько столиков и вышла к техническим помещениям.

– Сюда нельзя!– путь нам перегородил крепкий молодой человек в униформе этой кафешке.

– Понимаете, мы ищем туалет…– пробормотала первое, что пришло в голову Светка.

– Все сразу?– нахмурился парень.

– Нет, я один!– рявкнул Макс. Его резкий удар пришелся прямо официанту в кадык. Тот захрипел, схватился за горло, выпучив глаза от боли, и медленно сполз по стенке.

– Его можно было просто усыпить!– укоризненно посмотрела на него колдунья.

– Рефлекс!– пожал плечами полковник полиции, ударом ноги высаживая дверь в подсобку.

Створка отлетела в сторону, словно ее на полном ходу вынес раненный носорог. Яна вошла первой, протянув руку с татуировкой далеко вперед. В полумраке подсобного помещения печать дьявола светилась оранжевым пламенем. Я пошарил по стену ладонью, ища выключатель. Бледный свет ламп дневного света осветил довольно ухоженную комнату, обшитую пластиковыми панелями. В углу стояли несколько швабр с тряпками, по полкам, закрепленным на стенах, аккуратно расставлены моющие средства в разной форме коробочках и флакончиках.

– И?– Макси внимательно выжидающе посмотрел на жену. Его рука рефлекторно легла на пистолет, покоящийся в заплечной кобуре.

– Оно где-то здесь…– прошептала Красовская, кривясь от боли, пронзившей ее руку до самого локтя.– Печать тянет из маяка силу…

Я осмотрелся еще раз никаких намеков на надписи Митусова не было. Тут провели неплохой ремонт, заштукатурили стены, так что даже если маяк и был, то необходимо было разрушить здесь все, чтобы добраться до нужной нам метки.

– Ты чувствуешь что-то?– обратился я к Агриппе, замершей по левую руку от меня и тщательно сканирующей пространство вокруг.

– Я…

– Смотрите!– прервала ее Светлана, указывая нам за спину, где в коридоре толпились изумленные работники общепита. Многие из них были с битами, некоторые с ножами. Все были воинственно настроены, готовые нас разорвать при малейшем сопротивлении.

– Ну-ка, идите сюда!– позвал самый крепкий из них, видимо, начальник смены, поигрывая в руках тяжелой битой.– Полицию мы уже вызвали, а пока…

Он выразительно взмахнул тяжелым орудием, которое сделали орудием пытливые умы гопников по всему постсоветскому пространству.

– Отвали! И пошли вон все отсюда!– рявкнул на них Максим, выступая вперед.– Исчезли быстро!

Но толпа, чувствуя свое нешуточное превосходство в силах, и не думала отступать. Более того, они сделали несколько шагов вперед, заставив нас попятиться обратно в подсобку.

– Я башку тебе отобью за Дениса!– кивнул главный на еще лежавшего без сознания работника «Макдональдса». Его помощники радостно загудели, предвкушая неплохое веселье, которое оборвал Макс, доставая из кобуры свой табельный «Макаров».

– Если хоть один из вас попробует сдвинуться с места,– угрожающе проговорил он.– я отстрелю ему яйца и за это мне ничего не будет, потому что я полковник полиции.

– Рассказывай, дядя!– беспечно улыбнулся главарь и шагнул вперед.

Выстрел грохнул так, что слегка заложило уши. Запахло пороховой гарью, а на полу образовалась черная опалина. Пуля взвизгнула и срикошетила куда-то в сторону, воткнувшись куда-то левее напирающей толпы.

– Твою мать!– храбрец отскочил назад, испуганно вращая широко распахнутыми глазами.– ты псих!

– Ты еще не знаешь какой…– угрожающе прохрипел Максим.– если через десять секунд вас тут не будет, то я завалю вас всех!

Со стороны общего зала послышался вой сирен. Прибыла патрульная полиция, призванная усмирить нарушителей спокойствия. Кто-то тронул главаря за плечо, убеждая, что не стоит лезть на рожон, а дождаться пока органы разберутся. Понимая, что на пушки с шашкой не ходят в атаку, тот кивнул, попросив лишь забрать бесчувственное тело товарища. Макс великодушно разрешил, все это время держа толпу под прицелом.

– Чего теперь будет?– ошарашенно пробормотала Светка.

– Займитесь поисками маяка,– приказал тоном, не требующим возражения, муж Яны,– а я пока попробую все уладить.

– Уладить?– глаза Агриппины удивленно раскрылись.– Ты чуть не убил человека, стрелял в кафе, расположенном в центре города по живым людям! И ты говоришь, что попытаешься все уладить?

– Это Харьков, ведьмочка!– подмигнул Макс ей.– а я начальник одного из отделов областного МВД. Они мне подчиняться…

– Иди…– махнул я рукой.– Яна, нам надо найти маяк!

Подруга кивнула, сосредоточенно прикусив нижнюю губу.

– Ищи место, где печать горит сильнее всего,– посоветовала Агриппина,– боюсь у нас нет времени на то, чтобы содрать здесь все панели.

Свет от руки Яны становился все сильнее, когда она приближалась к стене с полками. Это заметно было даже со стороны. Рука полыхала огнем только там, но как только подруга отходила от полок хотя бы на шаг, то свечение переставало быть таким ярким.

– Этот здесь!– уверенно кивнула она на полки.– Возле них ощущения болезненней всего.

– Ломай!– крикнул я колдунье, которая уже творила заклинание, шепча одними губами на языке древних проклятье. В ее тонких, женских пальчиках формировалось нечто вроде торнадо. Сгустки воздуха стали заметны, даже нам со Светкой. Вихрь раскручивался все быстрее, уплотняясь и становясь смертельно опасным.

– Не разнеси тут все к чертям!– попросил я ее, закрывая глаза, потому что в этот момент колдунья выпустила силу наружу. Поток плотно сжатого воздуха сорвался с ее тоненьких пальчиков и с грохотом врезался в стену, срывая с нее вместе с полками и обшивку. Раздался треск, будто грохнула молния. Я инстинктивно прижал жену к себе, закрывая ее от осколков, даже не подумав, что можно поставить защитный щит. Через мгновение все стихло. На открывшейся нам стене красной краской было нанесена фраза: «Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже».

– Это маяк!– радостно воскликнула Красовская, бросаясь к обшарпанной после удара ведьмы стене.

– Как Митусов забрался в подсобные помещения?– удивилась Света, рассматривая крупные кривые буквы с потекшей когда-то краской.

– Он был директором самого дорогого хозяйственного магазина во всем Харькове, где скупались все бонзы советского периода,– пожал плечами я,– думаю, что связей у него хватало.

Красовская рассматривала надпись на стене. Провела по ней ладонью. Словно хотела что-то понять.

– Это не похоже на Митусова…Во фразе есть смысл.

– Думаю текст ему диктовал Координатор. Это потом уже, когда его насильно свели с ума, он стал писать на стенах полную ересь,– разъяснила глава Ковена ведьм,– в тексте указано, скорее всего, направление, в котором надо искать второй маяк. Прикоснись к стене печатью!

Подруга сделала шаг вперед. Тяжело вздохнула, словно перед прыжком в воду. Представляю, что она сейчас ощущала. Вся ее жизнь зависела от того правильную теорию мы выстроили или нет. Угадали с маяком, или татуировка, нанесенная самим дьяволом мгновенно испепелить ее.

– Давай!– приободрил я ее, приобняв за плечи.

Девушка вздрогнула и протянула свое запястье вперед. И в тот же миг надпись ответила теплым оранжевым свечением. Между печатью дьявола и кривыми буквами, нарисованными Митусовым больше тридцати лет назад, возникла магическая связь. Тонкие нити энергии связали их накрепко, распечатывая одни из врат для прихода Сатаны в наш мир.

Красовская изогнулась от боли, закричала. Ее рука затряслась под воздействием темной силы, а потом там, где у нее появилась единица, тушь начала растекаться, обращаясь в жирную черную кляксу, начинавшую медленно просачиваться из-под кожи, материализуясь в нашем мире неким угольно-темным дымком.

– Тьма…– Агриппина отшатнулась в сторону, да и я ощутил, как мурашки ужаса забегали по моей спине под рубашкой. Сгусток шевельнулся, будто бы приноравливаясь к новому для себя миру, обвыкаясь с новыми ощущениями. Стены подсобки покрылись инеем. Лампочка под потолком замигала.

– Тьма идет!– я увидел, как испуганно выглядит колдунья, как крупные капли пота стекают по ее красивому высокому лбу.– Это сама тьма!– пораженно прошептала она, указывая на черный дым над рукой Яны.

Сгусток, будто бы определился, что ему делать. Повисел немного в воздухе, а потом с легким шипением поплыл к нарисованным на стене буквам. Яна обессиленно рухнула на пол, но помочь ей мы не могли, все трое наблюдая за движением мощнейшей темной силы, попавшей в наш мир. Тьма шевельнулась, будто бы в последний раз оглядываясь на ту, которая носила ее в себе, а потом со всего маху впечаталась в стену. И в тот же миг буквы, тридцать лет назад нарисованные Олегом Митусовым, стали расплываться исчезая, вместо них в стене вдруг открылся огненный провал. Пламя разноцветными языки лизало стену в своей страшной круговерти. Я отшатнулся, закрывая собой Светку с Агриппиной. Жар адского пекла опалил мне волосы, а потом стих, исчезнув, словно его и не было.

На полу слабо шевельнулась Яна, тихо простонав. Жена бросилась к ней, следуя неистребимому инстинкту врача. Осмотрела ее, помогла подняться. Взгляд у подруги был, конечно, уставший, но вполне себе осмысленный. Она даже смогла вяло улыбнуться, первым делом бросив взгляд на свое запястье.

– Единица исчезла…– пробормотала она, пораженно глядя на свою руку. Агриппина рванулась к ней.

– Действительно исчезла!– подтвердила она.– Кроме пентаграммы никаких других татуировок на руке Красовской не было. Я облегченно выдохнул. Слава Богу, что мы успели найти маяк, выбросив туда могучую темную силу сжирающую журналистку изнутри.

– «Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже»,– вслух продекламировала исчезнувшую запись Агриппина, задумчиво кусая губы,– чтобы это могло означать?

– Думать об этом будем завтра,– решил я, помогая встать Яне и помогавшей ей Светлане,– а сейчас нам всем пора отдохнуть…

На входе нас уже поджидало несколько машин патрульной службы с вооруженным до зубов спецназом. Какой-то генерал расхаживал вдоль них, громко матерясь, покрывая на чем свет стоит всех и вся. Позади него, почтительно отступая на полшага, как и положено подчиненному, низко понурив голову брел Максим. Посетителей «Макдоналдса» эвакуировали. Павловскую площадь оцепили, перекрыв движение, и лишь далеко в стороне жалась стайка работников кафе, утешая своего товарища, которого Макс умудрился вырубить одним ударом, когда мы прорывались внутрь.

Судя по крику генерала, затихающему с каждым произнесенным матом, мы подоспели, как раз к окончанию этого восхитительного монолога. Чиновник из МВД стал повторяться, а потом перешел на нормальный литературный язык, видимо, устав, орать.

– И, если еще раз подобное повторится! – угрожающе рыкнул он, глядя убийственным взглядом на своего подчиненного.– Тебе придется не просто уволиться из органов, а посетить тюрьму на Холодной горе! Ты меня понял?

Максим спорить с начальством не стал. Он лишь хмуро кивал, соглашаясь с аргументами генерала. Как теперь все это будут заминать наши доблестные служители закона, у меня не укладывалось в голове.

– Значит так, граждане!– повернулся ко всем любознательным зрителям, окружившим «Макдональдс», где-то левее толпы мелькнуло видеокамера «Седьмого канала», какой-то шустрый кучерявый малый в круглых очках, что-то строчил на телефоне. Я всегда удивлялся способности журналистов оказываться в гуще событий в самые короткие сроки.– Паны та Панове…Харьковское областное управление внутренних дел и войска национальной гвардии провели успешные учения по освобождению захваченного террористами здания. Никто не пострадал. Учения проведены успешно! Все было максимально приближенно к реальности, потому о проведении учений никому не было сообщено заранее. Наши подразделения быстрого реагирования справились с поставленной задачей великолепно, как видите, заложники освобождены, здание не пострадало, предполагаемые вооруженные террористы обезврежены и задержаны. Всем спасибо! Через несколько часов кафе станет работать в штатном режиме,– седовласый солидный генерал бросил уничтожающий взгляд на Максима, который предупредительно открыл перед ним пассажирскую дверь дорогого внедорожника,– а ты, полковник,– зло прошипел он, сменив милую улыбку на злобный оскал крайне недовольного подчиненным начальника, – немедленно приедешь все здесь в порядок, возместишь все убытки из личного кармана, а завтра утром напишешь мне подробный и обстоятельный рапорт на тему, на хрена тебе понадобилось в это…Это заведение!

– Так точно!– радуясь, что все так обошлось, отчеканил Максим.

Внедорожник генерала, взвизгнув тормозами, рванул с места, объезжая расставленные полицейские «Тойоты». Максим повернулся к нам, виновато опустив голову.

– Мне придется, еще некоторое время тут задержаться и все уладить,– сказал он,– у нас все получилось?

– Татуировка исчезла, – кивнула Яна,– но я с ужасом жду завтрашнего дня, когда этот кошмар продолжится.

– Я бы советовала бы всем отдохнуть,– предложила ведьма,– день был насыщенный, а завтра нам предстоит совершить еще один маленький подвиг, так что силы понадобятся всем. Боюсь, что это только цветочки…

– Согласен,– кивнул я,– но раз ты тут останешься надолго, то мы, пожалуй, заберем Яну к себе? Все же будет находится под присмотром.

– Тебе еще рапорт писать…– поддержала меня жена.

– Я буду только рад,– согласился с нашими доводами Максим,– Я люблю тебя…

Он обнял Красовскую и поцеловал в щеку.

– Все будет хорошо!– подмигнул ей, потрепав ласково за волосы.

– Не сомневаюсь,– попыталась улыбнуться она, но улыбка вышла какая-то вымученная.

– Сейчас я поймаю такси…

– Я уже вызвала,– опередила Максима Света,– оно стоит за оцеплением.

– Тогда на звонке!

– Конечно…

Я повел своих девчонок в переулок, где виднелись желтые шашечки местного «30-40». Максим долго провожал наши фигуры глазами, совершенно не замечая, как на него упер свой взгляд тот самый очкарик-журналист, строчивший что-то в своем телефоне. Когда полковник полиции развернулся к работникам кафе, он приспустил свои затемненные круглые окуляры, и под ними обнаружилось то самое адское пламя, дающее жизнь жителям Тивита. Оно радостно и почти счастливо плескалось в его узких зрачках. Легкая самодовольная улыбка тронула тонкие губы. Репортер набрал по памяти номер на телефоне, тревожно вслушиваясь в длинные гудки.

– Да, слушаю тебя, Координатор!– откликнулись на том конце трубки с четвертого гудка.

– Теперь твой выход. – коротко бросил он, тут же отключая мобильник и спеша удалиться подальше. И если за ним мог кто-то наблюдать со стороны, то этот кто-то бы сильно удивился, когда среди толпы прохожих, спина молодого журналиста просто испарилась, будто бы по волшебству.

24

Харьков 2019

«День второй»

Завезя по пути Агриппину в «Крышу мира». Мы втроем отправились домой. Только сейчас я ощутил насколько вымотался за последнее время. Усталость навалилась разом, заставив откинуться на сидение и прикрыть глаза, в которые, будто бы насыпали песка. Кажется, что я забыл, когда последний раз спал.

Так бывает, когда тебе предстоит очень важное и опасно дело. Твой организм мобилизуется для его выполнения, держит себя в тонусе, пока ты его не выполнишь, но стоит прозвенеть победным фанфарам, и ты падаешь на кровать. Мечтая лишь о том, чтобы пару суток тебя никто не трогал, давая нормально выспаться и отдохнуть. За своими мыслями я и не заметил, как мы пересекли почти половину Харькова. Кажется мне удалось даже подремать немного под медленную мелодию засыпающего города, блеска фонарей и шелеста шин. Растолкали меня уже у самого подъезда, по вечернему времени традиционно закрытого.

Мимо прошли несколько собачников из соседней с нашим домом общаги. Вредная баловная такса меня обгавкала и даже попыталась броситься в ноги, за что безжалостно пинком была отброшена в сторону. Не подумайте, я люблю животных. Но такой наглости стерпеть не мог, особенно спросонья, особенно в нехорошем настроении.

В голове настойчиво крутилась надпись на маяке, нанесенном Митусовым в здании бывшего ресторана. Что она означала? «Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже».

Смерть…Ее, после знакомства с тивитцами, Митусов выяснил, можно избежать. Только стоит ли такая жизнь тех страданий, которые несут в себе граждане мира, придуманного Сатаной? О чем думал в тот момент, когда писал этот текст сумасшедший? Что это текст обозначает? И прав ли я, что каждый маяк указывает путь к следующему?

– Саша…– меня за плечо аккуратно тронула жена. Только сейчас я заметил, что торчу, словно истукан под открытой дверью подъезда, глубоко задумавшись. Нет…необходимо отдохнуть, переключиться на что-то другое…Только, как тут отдохнешь, когда перед глазами маячит грустная Яна, сама на себя непохожая. Она-то точно понимает, что найденные маяки – это лишь временная отсрочка. Корень проблемы в другом…Даже, если нам удастся найти все тринадцать маяков, то, что дальше? Отдать мир на растерзание слугам дьявола? Или дать печати убить свою лучшую подругу?

Совершенно случайно я поймал понимающий взгляд Красовской. Кажется, она думала о том же…Как можно веселей я улыбнулся ей, ободряюще подмигнув.

– Сейчас, ты услышишь большой сольный стендап от нашей любимой Эльвиры Олеговны на тему «Безответственные родители и воспитание детей бабушкой».

Подруга улыбнулась и понимающе кивнула.

– Извините, что так вышло…

– Брось, Ян!– отмахнулась Света.– Мама вспыльчивый, но очень отходчивый человек.

Забегая вперед, скажу…С этой характеристикой тещи моя жена слегка погорячилась. Выслушали мы от Эльвиры Олеговны много, со вкусом и полным разнообразием. Самое главное в наших родительских характеристиках ни разу не повторилась. Вот что значит истинный воспитатель детского сада. Доставалось, конечно. Больше мне. Потому как догадливая жена, как только начались нравоучения мгновенно заскочила к нам в спальню, чтобы посмотреть перед сном на Дашулю, а я остался один под напором тещи. Меня спасла Яна, которая попросила у Эльвиры Олеговны накормить ее ужином. И теща моментально переключилась, потому как вторым любым занятием после скандалов, у нее была именно кормежка.

Я заглянул к Мишке в комнату, поздоровался. Тот сидел в телефоне, скупо освещаемый настольной лампой, совсем уже взрослый, солидный, все больше и больше похожий внешне на своего отца.

– Как дела?– спросил я, чтобы не выглядеть глупо. Сын поднял на меня удивленные глаза, словно я спросил у него что-то неожиданное, кивнул, снова вернувшись к своему прежнему занятию.

Так вот…Наш контакт с ним разладился. И виной был тому переходный возраст, или моя постоянная вечная занятость, не знаю…Но уже не было того единения, как раньше, не было блеска в глазах при виде меня, а все чаще появлялось вот такое отстраненное, молчаливое согласие, смирение с моим существованием в его взрослом, как ему казалось мире.

Я медленно попятился, прикрывая за собой дверь в его комнату. Покачал головой, раздумывая над тем, что за практически постоянным спасением мира от разного рода негодяев, упустил из внимания семью. Заглянул в спальню, где Дарья под боком у жены, не ставшей даже переодеваться, сладко посапывала, обняв своими нежными младенческими ручками шею Светланы. Не упустить бы и ее, подумалось мне. Будить я их не стал, пусть спят. День был долгим, странным, насыщенным событиями…Пусть спят.

Эльвира Олеговна с Яной переместились к теще в спальню. Оттуда слышалось горячее обсуждение каких-то последних сериалов, вышедших на голубом экране, политической обстановки в стране и мире. Им мешать тоже не стоило. Единственное место, где было еще не занято оставалась кухня. Да и там, как оказалось, уже расположились. На кухонном уголке во всю свою длину разлегся кот Кекс, нахально приоткрывший лишь один глаз при моем появление, лениво зевнувший и отвернувшийся к окну. Мол, чего пришел. Свет включил, когда я только уснул. Совести у тебя нет хозяин…Сгонять его было бесполезно, я достал телефон и заварил себе крепкого кофе, закурил, читая пришедшую за это время почту. Елена Эрнестовна – мой персональный редактор негодовала по поводу моего долгого молчания. Магазин Comfy предлагал очередные скидки, а Дворец Культуры в Киеве предлагал провести презентацию переиздания моей книги «Время ведьм». Почему-то читателю зашла, как говорит нынешняя молодежь именно она. Хотя мне самому ближе, конечно, та, с чего вся серия и началась – «Игра Отражений», на мой взгляд вещь посильнее.

Я отложил телефон в сторону. Если удастся выжить во всей этой истории, то я обязательно ее напишу…И это будет настоящим хитом продаж. И Елена Эрнестовна, наконец-то успокоится. И все будет снова хорошо. Оставалось только выжить…

Эта простая, как перпендикуляр, мысль вернула меня к событиям сегодняшнего дня. Как спасти Яну? Нельзя же постоянно открывать маяки, обеспечивая приход дьявола на Землю. Похоже Люцифер поставил нам классическую шахматную «вилку». И не спасать Яну нельзя – потому что она близкая подруга и просто хороший человек, но и рисковать судьбой человечества тоже как-то не особо хочется. По рассказу Красовской Тивит – не самое приятное место в этой Вселенной.

– Тивит никогда не был и не будет Землей…– вспомнилась мне фраза Митусова. Он сделал свой выбор, пожертвовав своим умственным здоровьем для благополучия людей. А смогу ли я так? Рискнуть жизнью подруги, чтобы спасти остальных?

– Тивит…– проговорил задумчиво я, глядя в окно, за котором тускло светились редкие окна в общаге напротив,– Тивит не будет землей…

Мысли о Митусове заставили меня вернуться к той фразе, которую мы обнаружили в «Макдональдсе».

– Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже…– по памяти вслух продекламировал я. Смерть…Смерть – это конечный итог нашего существования на Земле. Смерть необратима…Ее невозможно исправить, умершего человека очень сложно вернуть из мира мертвых. Только воспользовавшись некромантией…А некромантия – это очень опасный раздел магии. Иногда, выходило так, что поднятое из могилы существо разрывало своего воскресителя и становилось обычным упырем. А иногда ожидание от воскрешения сильно отличались от полученного результата. Например, любила девица молодого красивого человека, а тот возьми и разбейся в автокатастрофе. Страдает сердечная, мучается. И решает однажды воскресить его, пока душа до сорока дней томится на земле, но пока она приготовилась, пока нашла специальные травы, заговор выучила наизусть на латыни, пока дождалась новолуния, процесс гниения пошел необратимый. И вроде милый рядом, и вроде можно потрогать. Только у любимого живот вспух. Черви из глазниц вылазят, да пришитая после аварии рука для похорон, все время на гнилых нитках отваливается, да смердит от него трупным ядом…И не любимый он больше. Оболочка лишь… И та подпорченная.

– Любимый…– я встал со стула и закурил в окно, наслаждаясь приятным холодком, идущим с улицы, прогоняющим сонливое состояние. Сколько я уже держусь на ногах? Почти двое суток. Пора бы уже и отдохнуть, но мысль, пришедшая мне в голову, не давала мне покоя.– Любимый… Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже…

Так может сказать только тот человек, который испытал ужас потери любимого и родного человека. Любимого…Родного…Можно все исправить, даже смерть. Мысли в голове путались. Сонная одурь мешала сосредоточиться. Глаза болели так, словно в них насыпали земли.

– Любимый…– снова повторил я в слух. Кекс лениво прищурился, с сомнением глядя на меня. Уж не его ли я обозвал таким ласковым словом.

– Пора спать,– голова отказывалась работать. Я согнал кота с уголка, улегшись на жесткое ложе. В спину тут же уперлась какая-то деревяшка. Твердые подушки мгновенно натерли шею. Ноги свесились с краю, будучи много длиннее самого уголка. Но тем не менее я настолько устал, что провалился в сон, едва нашел хоть мало-мальски удобно положение.

Вокруг меня мир моментально изменился, будто я провалился в заранее подготовленную локацию. Зимнее холодное утро, наполненное грязным серым снегом, брызгами черной, раскатанной машинами жижи и накрапывающий дождик окружили меня. На высоких тополях, голых с зимы, растущих вдоль Высочиненко, гулко ухали вороны – иссини черные, со стальным отливом они смотрели на меня осуждающе, сверля серыми бусинками своих внимательных глаз, помнящих еще то время, когда они вот так же внимательно смотрели на людей, живших в Харькове триста лет назад, таких же суетных, невнимательных к мелочам. Для них ничего не изменилось в этом мире. Все так же мы – странные двуногие существа куда-то спешили, что-то делали, старались измениться, и вместе с нами казалось изменялся бы весь мир, но нет, для седого ворона он оставался таким же…Только вместо повозок с лошадьми и карет появились рычащие моторы, а вместо цилиндров на голове мужчин странные вязаные шапочки, напоминающие детские чепчики.

Я помнил этот день…Запомнил на всю жизнь. Он был точно таким же грязно-снежным, когда легковой автомобиль моего товарища по работе попал под не успевший затормозить трамвай. И было это здесь…На Высочиненко…Неужели я опять переживу этот кошмар? Звонко пророкотал трамвай, гремя на стыках автосцепкой. Во сне я мельком глянул на часы. 16-49…Значит снова этот кошмар! Самой трагедии я не видел, отпросился с работы, но последствия были ужасны. Запомнились мне на всю жизнь, в особенности потому, что это был мой подчиненный, за жизнь и здоровья которого я отвечал в течении рабочего дня на этом дурацком Турбо атоме.

Каррр…Протяжно гаркнул над головой огромный ворон, словно подталкивая меня к чему-то. 16-49! Осенило меня! Ну, конечно же! Он еще жив, стоит на перекрестке, не догадываясь, что жизнь его вот-вот так по-дурацки оборвется! Нетерпеливо газует, дожидаясь замешкавшегося трамвая, который вылетит из-за поворота на бешеной скорости и врежется ему в переднее колесо, отбросив на несколько десятков метров легковую машину в сторону.

Осознание того, что хотя бы во сне есть возможность что-то изменить, я побежал на памятный перекресток. В кроссовках мгновенно захлюпало. Я мало обращал внимания на лужи, мокрые сугробы, куда проваливался по самою щиколотку. В голове билась мысль, что я могу все изменить, спасти…Дыхание сбилось, и закололо в боку. В последнее время я забросил спорт, оброс «поясом безопасности», забыв, когда последний раз так быстро бегал. Ноги разъехались в сторону, я упал. Лицо обдала черная жижа. Руки по локоть оказались в грязи, неприятно резали, оказавшись поколотыми грубым настом. Две минуты…Билось в голове. Две минуты…

Я вылетел на перекресток, когда трамвай с грохотом вонзился в серую «двенадцатую модель жигулей».

– Нееет!– заорал я, где-то левее завыла сирена сигнализации. Треск металла отозвался в ушах колокольным набатом. – Нееет!

– Не кричи, Сань! Я здесь…– раздался позади меня спокойный и рассудительный голос товарища, который должен был быть сбитым в этой машине мгновение назад. Я обернулся, чувствуя, как подкашиваются колени. Леонид стоял напротив меня, такой, каким я запомнил его на похоронах, немного опухший, чуть отливающий мертвенно-бледной синевой.

– Лёнька! Ты как…– потерянно пробормотал я, то оборачиваясь на разбитую машину, то на него, стоящего передо мной с легкой, только ему присущей открытой улыбкой.– ты же должен быть…Там…

– Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже…– голос его был хриплым, немного измененным.

– Лёня, прости меня…Не уследил…– я опустил низко голову, чувствуя себя виноватым в его смерти. Ведь случилось это в рабочее время, и будь я чуть более строгим начальником отдела, то может быть трагедии и не случилось. А так…Стрелки моих часов застыли на 16-52…

– Давай обнимемся что ли? – предложил товарищ, приветливо раскинув руки в стороны.

– Ты же мертв! Давно мертв…

– Все можно исправить, кроме смерти. И смерть, как оказалось тоже…– как заведенный повторил друг.

– Это точно…– удивился я, сделав шаг вперед, навстречу его раскрытым объятиям.– Давай раз так обнимемся.

Я двинулся навстречу своему товарищу, и только тут заметил, как его губы шевелятся отдельно от голоса. Его опухшие синюшные губы твердили слово «нет». Он хотел меня спасти! Хотел спасти…

– Нет…– покачал я головой, отступая назад.

– Ну что же ты, обними товарища! – проговорил Лёня, а губы и вся мимика твердили обратное. Это было настолько ужасно, что я похолодел весь от нахлынувшего на меня ужаса.– Или тебе не стыдно за мою смерть? Я был молод, у меня родился ребенок, я хотел жить…

– Я не виноват!– покачал я головой.– Ты сам…Сам поехал!

– Так обними же меня. Мы давно не виделись. Обними и пойдем…

– Никуда я с тобой не пойду!– покачал головой я головой, отступая назад.

– Обними!– он ринулся вперед, стремясь ухватить меня за шею.

– Неет!– заорал я, отталкивая его в назад, что было сил.– Неееет!

От громкого крика я очнулся, прорвав плотную пелену сна.

– Нет…– холодный пот лился по мне рекой, затекая мне за шиворот. Испуганный Кекс, видимо, примостившийся рядом, зло шипел, разозленный тем, что придурковатый хозяин нарушил его отдых.

– Нееет!– раздалось отчаянное за стенкой.

– Твою мать!– ругнулся я, понимая, что кричал не я, а Красовская в спальне у Эльвиры Олеговны.

Быстро двинулся туда, бросаясь вперед перепуганной Светки и всклокоченного Мишки, выглядывающего из своей комнаты. Господи, подруга кричала так, словно рожала в этот момент. С Эльвирой Олеговной, рванувшей мне навстречу, мы чуть не столкнулись на входе. Теща была не на шутку взволнована.

– Я…Дворкин…Спим мы значит…Она, как заорет, за руку схватилась и орет, орет, орет…Я к тебе…Она орет…– Эльвира Олеговна испуганно и тяжело дышала, видя такое впервые в своей жизни. Да, тещенька моя любимая…Жизнь порой ужаснее, чем сериалы по телевизору.

Я вбежал в комнату, ища глазами Янку. Та каталась по полу, ухватившись ладонью за свое запястье и отчаянно выла.

– Яна!– бросился к ней, пытаясь поймать совсем обезумевший от боли взгляд. – Красовская!

С трудом мне удалось отнять ее руку от поврежденного места. Чуть выше печати самого дьявола четко была вытатуирована римская двойка.

– Черт! – мучения подруги были беспредельными. Она снова обхватила поврежденное место и глухо застонала. Из глаз ее текли слезы. Я посмотрел на часы. Половина пятого…Отчет нашего второго дня пошел. За тринадцать часов мы должны найти следующий маяк, иначе наша подруга погибнет.

– Яночка…Яна…– я обхватил ее голову руками и прижал к себе, как маленького ребенка.– Потерпи, прошу тебя…

– Саша…– позвала меня жена. У ее ног топталась заинтересованная происходящим Дашка. Ее волнистые длинные волосы топорщились со сна в разные стороны. Личико искривилось, готовясь вот-вот расплакаться.

– Дочка испугалась…– сообщила мне жена.

– Прости. Дашуль,– выдавил я из себя, успокаивая подругу,– прости, моя маленькая…

Она прошлепала босыми ногами к нам, аккуратно держась стенки, все еще с трудом держа равновесие. Света бросилась к ней, но я остановил ее взглядом. Не надо…Все-таки наша дочь самый мощный Срединный маг на земле, пусть и не знает еще об этом. По мере приближении дочери, плач Яны начал стихать. Даша заинтересованно посмотрела на подругу, а потом провела своим розовым крохотным пальчиком по заплаканным глазам журналистки, весело гукнула что-то на своем ангельском языке и плюхнулась ей на руки.

– А!– громко произнесла она, наклонив голову к груди Яны. Та затихла, стараясь не шевелиться. Боль в ее руке стала понемногу стихать. От каждого движения моей дочери Красовской становилось все лучше. – Угу…– протянула Дашуля, потом медленно сползла с рук подруги и пошлепала обратно к матери, мгновенно ухватившей ее на руки, словно боясь потерять. Все пораженно застыли.

– Она поделилась со мной своей силой,– пораженно объявила Яна,– боль была такой ужасной, когда появилась эта цифра. Мне показалось, что меня выворачивает наизнанку что-то могучее, забирая все, забирая мою жизнь, а когда подошла Дашка, коснулась меня, то мне стало сразу легко и боль ушла.

– Умница, моя девочка!– Света нежно поцеловала дочурку, взяв ее на руки.– Ты спасла тетю Яну, а теперь пойдем еще поспим…

– Раз все удачно закончилось, то тогда и я спать! У меня сегодня зачет,– пробормотал Мишка.

– Пойду кофе сделаю и давление померяю,– сообщила теща,– все равно после случившегося мы спать точно не будем.

Я согласно кивнул. Сон и случившиеся после события стряхнули с меня желание отдыхать, да и Янка не готова была уснуть это точно. Мы втроем побрели на кухню, где уже разносился аромат свеже сваренного кофе.

– А накурил, накурил-то за ночь!– Эльвира Олеговна распахивала все окна на кухне, чтобы проветрить помещение. На столе уже стояли три чашки кофе и прибор для измерения давления.– Ты что ночь совсем не спал?– бросила короткий взгляд на почти пустую пачку сигарет теща, забытую мною на столе вместе с зажигалкой.

– Почти…– уклончиво ответил я, вспомнив свой ночной кошмар. Странно…Что бы он мог обозначать? Все можно изменить кроме смерти…Да и смерть, как оказалось тоже. О чем пытался сказать Митусов в своем послании? Где находится следующий маяк?

– О чем задумался?– тихо спросила Яна, без особого энтузиазма перемешивая сахар. Такой бледной, вымотанной за несколько лет знакомства я подругу свою еще не видел. Римская двойка на запястье почти зажила, покрывшись коричневой корочкой засохших капелек крови.

– Где искать следующий маяк,– вздохнул я, делая глубокий глоток обжигающего напитка. От выкуренных за ночь сигарет во рту сушило. Я поморщился. Неплохо было за столько времени и поесть…

– Саш…– начала Яна, старательно отводя взгляд в сторону, мгновенно наполнившийся слезами.– А может не стоит?

– Что значит не стоит?– напрягся я, боясь, что у Красовской наступил момент, когда человек доходит до определенной точки терпения, когда рушащейся мир вокруг погребает твой характер, твой стержень под своими обломками. И, нет сил бороться дальше, не хочется выползать на поверхность раз за разом, чтобы протолкнуть в свои легкие хоть немного воздуха. Человек ломается, как сухое печенье, и ему больше не важно, что дальше с ним будет. Он отдает себя волне, подчиняясь ее хаотичному движению, даже не надеясь, что спасется.

– Искать второй маяк не стоит,– смахнула скатившуюся по бледной щеке слезинку Яна.

– Что за бред, Красовская?!– разозлился я, стукнув кулаком по столу так, что тонометр выпал из ушей Эльвиры Олеговны, а Кекс спрятался от греха подальше под стол.

– Агриппина права,– вздохнула журналистка,– ты что хочешь впустить в наш мир истинное зло? Погубить весь мир, чтобы дать мне возможность прожить на этой земле тринадцать лишних дней? Так в итоге результат будет тот же…Я была на Тивите, многое видела. Это не жизнь! Лучше умереть.

– Агриппина ведьма,– зло процедил я.

– Ведьма, которая тем не менее желает людям добра,– возразила Янка.

– Ты когда просыпалась, головой нигде не ударилась?– разозлился я.

– Саш…

– Что, Саш? – с негодованием вскочил я.– Мы найдем способ остановить вторжение! Должен быть какой-то выход! И тебя спасем…

– Так не бывает, – покачала головой Яна,– иногда приходится делать выбор, каким бы он неприятным не был бы. И если выбор состоит в том, чтобы спасти все человечество и моего ребенка в их числе от жизни без души, и мною, то я выберу человечество!

– Это делает тебе честь! – похвалил я подругу.– Но пока не время геройствовать. У нас есть еще двенадцать полных суток, чтобы найти выход.

– А потом? – с легкой улыбкой уточнила Красовская.

– А потом, если я не найду способ исправить все, то я сам тебя убью,– выдавил из себя я, выскочив из кухни.

На пороге спальни меня ждала Света. Ей тоже не спалось. Красные воспаленные глаза с укоризной смотрели на меня. Она все прекрасно слышала.

– Ты сказала правду?

– Да, я лично убью ее, потому что не хочу, так же, как и она бессмысленного будущего для своих детей! Дверь хлопнула, закрываясь. Мой ответ жене не понравился. Мне он не нравился тоже, но, пожалуй, взвесив все «за» и «против» я сделаю именно так. Буду убиваться потом, корить себя, возможно, даже не смогу жить с этим дальше, но выполню, если мы не найдем выхода.

На балконе утренний морозец приятно холодил кожу. Наброшенная на плечи куртка не спасала. По рукам побежали мурашки. Я задымил, не с первого раза подкурив на пронизывающем весеннем ветру. Убью…И Агриппина убьет. Она даже сделает это первой, не стесненная дружескими обязательствами. Убьет, как только почувствует, что запахло паленым и пути назад нет. Убьет, чтобы спасти мир людей, где она – чародейка имеет реальную власть и никогда не будет второй. Убьет, чтобы не стать одной из многих слуг с горящими глазами.

Мысли постепенно успокаивались от осознания того, что возможно мне лично это делать не придется. Может, это скорее всего мелко и неправильно, но в душе я этому обрадовался. Сигарета дотлела до фильтра, обожгла мне пальцы. Ругнувшись, я ее затушил о перила, выбросив вниз. Закурил еще одну…

– Все можно исправить в этой жизни, кроме смерти. Да и смерть, как оказалось, тоже…– произнес я вслух, пытаясь разобраться в скрытом смысле этой фразы. Смерть…Смерть близкого, любимого человека ужасна…Вернулись ко мне вчерашние мысли. Любимого, родного, близкого…Кто-то умер, но ты узнаешь о Тивите слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить. У Митусова умер…Стоп! Остановил я сам себя. Это же элементарно!

От осознания простоты идеи я выронил почти полную сигарету. Хлопнул себя по лбу, обзывая себя последними словами. Конечно же! Смерть – это необратимый процесс. Именно так считал Митусов, когда хоронил кого-то из своих близких, но вот пришел дядя Координатор и рассказал Олежке, что все можно было изменить, да уже поздно. Смерть – это кладбище, кладбище – это могила, могила – памятник!

С этой логической цепочкой я вернулся к сидящим за столом хмурым девочкам. К теще с Янкой присоединилась Светка.

– По-моему бред…– засомневалась жена.– какой здравый человек будет оставлять маяк, какую-то надпись на могиле своего близкого человека?

– Здравый не будет!– загорелся я этой мыслью.– А вот сумасшедший вполне себе мог! Особенно, если надеялся, что после прихода к власти на земле Люцифера мертвые обретут жизнь, пусть и полученную с помощью магии Тьмы.

– В логике тебе, зятек, не откажешь!– покачала головой Эльвира Олеговна.

– Надо срочно связаться с Максом и определить, кто из родственников Митусова похоронен в Харькове и на каком кладбище.

– Я звонила ему,– покачала головой Яна,– его вызвали у управления. За наш разгром в «Макдональдсе» идут жесткие разборки. На ковер вызывает его сам мэр.

– Пора бы подключать Заславского!– задумался я над помощью своего друга-олигарха.– У того есть выходы на все силовые структур, и не на последних чинов, в том числе и не мэра.

– Пока, думаю, не стоит…– отказала Красовская.– Максим сказал, что попробует сам.

– Сам так сам,– согласился я довольно быстро, захваченный идеей с кладбищем,– значит на него рассчитывать сегодня нам не приходится.

– Агриппине я уже набрала,– уловила мою следующую мысль Светка. Не зря мы столько лет прожили с ней душа в душу,– сказала будет через полчаса.

– Великолепно! Осталось определить кто умер, когда и когда похоронен,– потер руки я от предвкушения подтверждения своей теории,– поехать туда и обнаружить маяк.

– Звучит просто,– засомневалась Красовская,– но ведь это может быть кто угодно! От любимой бабушки, до троюродного племянника. Круг поисков слишком велик. Пока мы его сузим, пройдут сутки,– она с тоской взглянула на свою татуировку.

– Насколько я помню историю Митусова,– вдруг подсказала Светлана,– он приезжий. Из Праги, кажется…– я кивнул, вслушиваясь в то, что хотела сказать супруга. Она, обладающая математическим складом ума, иногда замечала то, чего я бы никогда не заметил со своим порывистым, эмоциональным характером.– А значит родни у него быть много не должно!

– Судя по его дневнику, он жил с матерью и старшей сестрой, которая потом вышла замуж и уехала,– вспомнил я.

– А с кем он жил в Праге?– спросила Эльвира Олеговна, которая любила всякого рода сериалы про загадочные расследования, и была неизменной участницей всех наших, даже самых отчаянных приключений.

– С теми же…Стоп!– меня озарило.– В Праге он учился в университете, сестра сидела дома с матерью, а вот отец его работал в посольстве.

– Кого нет с ними в восьмидесятых годах, в Харькове?– победно ухмыльнулась теща, делая большой глоток кофе.

– Отца…– пораженно прошептал я. Пазл сложился. Родным человеком, о смерти которого жалел Олег, мог быть только его отец. Именно папу своего Митусов хотел бы воскресить, если бы приход тивитцев на землю удался. Это было гениально!

– Вы умница, Эльвира Олеговна!– на эмоциях чмокнул я тещу в щечку. От чего она зарделась и заулыбалась. – То ли еще будет! А теперь ищи ближайшее кладбище к их дому и езжайте туда! Я так и быть посижу с Дашкой.

– А Миша?

– Миша уже скоро сам со мной будет сидеть. Лось здоровый! – недовольно пробурчала Эльвира Олеговна в свойственной только ей манере.– Спешить вам надо, часики-то тикают…

Я бросил взгляд на электронный будильник. За всеми событиями и разговорами дело клонилось к полудню.

– Сейчас…– торопливо уткнулся я в телефон, копаясь в навигации.

Дзинь…Дзинь…Бодро позвонили в дверь.

– Это, наверное, Агриппина!– встала со своего места Светлана.

– Могла бы и сквозь стену пройти,– буркнул я,– ведьма все-таки…

– Надо собраться…

– Ага!– кивнул я, ища пресловутое кладбище, которым оказалось 2-ое городское кладбище, расположенное по адресу Пушкинская 102. Это было не так уж и далеко от района, где жили Митусовы.

– Я нашел!– крикнул я.– Такси вызвал. Выезжаем.

Янка сухо кивнула. Светка набросила на плечи плащ, понимающе косясь на Агриппину, которая недовольно поглядывала на меня, прикусив губу. Она думала о будущем, о том же самом, что и я утром. Что будет, когда нам останется последний маяк? Какой выбор сделаю я? Не пойду ли на все, чтобы спасти верную подругу.

Такси томилось у подъезда, поджидая наш. Старый синий опель приветливо мигнул нам фарами, оповещая, что уже давно стоит на месте в ожидании поездки. Кое-как расселись. Дамы позади, а я впереди на месте пассажира.

– На второе городское кладбище, – кивнул я водителю, поворачиваясь к своим спутницам,– Агриппа, ты сможешь найти место, где похоронен был отец Митусова?

Ведьма на секунду задумалась, будто бы оценивая ситуацию. С того времени, как Ковен Чародеек вернулся из междумирья, благодаря моим доблестным усилиям, ей такие сложные задачи выполнять еще не приходилось, да и слабее она была, прямо скажем, своих товарок. Алаида и Агрида были настоящими колоссами, лучшими из всех колдуний. Которых я знал, не зря их инквизиция не могла поймать столько лет.

– Я попробую…Хотя сам понимаешь, сколько похоронено там людей…– после небольшой паузы протянула она.– Мне будет необходима какая-то вещь Митусова, что-то что было ему почти так же близко, как и отец.

Я поймал на себе непонимающий, но крайне удивленный взгляд таксиста. Я как-то и подумать не мог, что для обычного и непосвященного человека наши разговоры слышатся несколько чудаковато. Замолчали. Я наблюдал за дорогой, раздумывая над своими словами, сказанными под влиянием эмоций Светке с Яной. А смогу ли я действительно убить Красовскую, если уже совсем никакого другого выхода не останется? Перед глазами встало испуганное лицо журналистки с потухшими мертвыми глазами, наполненными скорбью и непониманием…

Черт…Придет же такое в голову! Усилием воли я отогнал это страшное видение. Машина вильнула, пристраиваясь к узкому тротуару, недалеко от солидной арки, вывеска на которой извещала о том, что перед нами закрытое для захоронений второе городское кладбище. В интернете писали, что первое было расколошмачено доблестными революционерами еще в начале века. Доярки и крестьяне, добравшиеся до власти всеми силами, ломали старое, чтобы на осколках прежнего построить что-то новое. И построили-таки, стервецы!

Расплатились, вышли на улицу все вчетвером под хмурый и неуютный моросящий мартовский дождик, не прибавляющий настроения. У входа примостилась небольшая сторожка, чуть дальше большой комплекс зданий, занимающихся ритуальными услугами. В нашей стране с некоторых пор это стало довольно прибыльным бизнесом. Люди начали умирать, как мухи, что не могло не радовать могильщиков-бизнесменов.

– Мрачноватое место…– заметила Светка, косясь на торчащие из-за ограды могильные плиты.

– Кладбище всегда так выглядит!– кивнула ведьма, поглядывая по сторонам.

У самой дороги, чуть дальше нашего таксиста примостились несколько дорогих иномарок. Какая-то красивая женщина средних лет, закутанная в красное шарф, медленно шла по аллее, зачем-то по такой погоде надев черные солнцезащитные очки. Позади нее, стараясь не отстать, шагали два шкафоподобных охранника. В руках одного из них высился огромный букет красных роз.

– А пишут, что для захоронений кладбище закрыто,– с укоризной покачала головой Светка, показывая на табличку, прикрепленную на воротах.

– Только для простых смертных,– покачал головой я, пропуская вперед эту странную мадам, будто бы сошедшую с модных итальянских журналов,– таких как мы тут не хоронят….

Долгим взглядом Яна проводила их по широкой асфальтированной алее.

– Яныч…– я тронул ее за плечо, каким-то шестым чувством почувствовав ее грустное настроение.

– Приходите ко мне почаще…– прошептала она, в глаза ее стояли слезы.

– Красовская!– заорал я, почувствовав, как у самого холодеют руки.– Я тебя и с того света достану, если ты не прекратишь панику! Я же сказал, что найду выход!

Она вяло улыбнулась, кивнув мне без особого энтузиазма. Какая-то обреченность, боль и ужас застыли на ее лице, превратив очаровательную мордашку в застывшую каменную маску. На это было больно смотреть.

– Агриппа…– я повернулся к ведьме, чтобы самому не разреветься. Чародейка указала на дальнюю аллею, где нас было не видно из сторожки, объяснив, что для проведения обряда необходимо спокойствие.

– Свет…– растеряно пробормотал я жене. Та обняла ревущую Яну за плечи, прижала к себе, словно маленького ребенка и погладила по волосам.

– Ну же, успокойся!– прошептала супруга.– Дворкин – он хоть и оболтус, каких мало, но если пообещал, то старается выполнить. Сказал, что спасет и мир, и тебя, значит точно спасет!

Красовская вяло улыбнулась, всхлипнув. Тени на глазах потекли. Теперь подруга сама выглядела, как восставшая из ада, бледная, с потекшей боевой раскраской и красным от переживаний носом.

– Пора начинать…– напомнила о том, зачем мы сюда приперлись Агриппина. Она всегда была рассудительней нас всех. Мало переживала, редко плакала. То ли солидный возраст сказывался, то ли оставила отпечаток не совсем приглядная профессия, не оставляющая возможностей для сантиментов.

– Давай!– благосклонно кивнул я, наблюдая за колдуньей, готовящейся к обряду. Агриппа уселась на корточки прямо посреди аллеи, достала из своей дамской сумочки пару черных свечей, скрученных так, будто их изжевал какой-то великан, и установила их на небольших подставках в форме человеческих черепов. Узкий фитилек еле виднелся из необычного вида светильников.

– Это что за материал?– наклонился я поближе, не узнавая в свечах парафина.

Агриппина подняла на меня голову и вызывающе посмотрела, будто я спросил очередную глупость.

– Ты пришел сюда зачем? Чтобы просить помощи у мертвых,– зло пробурчала она,– а хочешь, чтобы все выглядело так, словно черная магия тут ни при чем…

– Я…

– Если интересно, то свечи из растопленного человеческого жира,– пояснила она, доставая из того же ридикюля узкую книжицу, покрытую черной кожаной оплеткой. На торце была закреплена застежка из клыков незнакомого мне зверя. Агриппина провела пальцами по ним пальцами, прикасаясь к самому острию. Приглушенно ойкнула, когда кончик ее мизинца наткнулся на особенно острый клык. Розовая капелька крови выступила у самого основания и медленно стекла на книжицу. Лично мне показалось, что это было сделано специально, потому что сразу после этого зубы противно лязгнули, и книга открылась, самостоятельно пролистнув пожелтевшие страницы, залитые черным воском до чистого листа.

– Призываю тебя!– громко провозгласила ведьма, зажигая свечу и водя ею вокруг листа. Запахло чем-то сладким, дурманящим.– Взываю к твоей темной силе и мудрости!

Черная капля растопленного человеческого жира сползла по перекрученному стволу свечки и растеклась бесформенной кляксой по чистой странице.

– Души не упокоенные, души не преклоненные, молю вас о помощи. Нет вам покоя ни на земле, ни на небе! Блуждаете вы во тьме безликой, помощи просите. Так помогите слуге вашей, сестре вашей, должнице вашей, примите в дар кровь мою, оказав услугу.

Я не успел опомниться, как чародейка достала из ридикюля огромный кинжал, украшенный затейливой рукоятью в виде змеи, раскрывшей пасть, и рубанула себя по запястью. Хлынула кровь, смешиваясь с чадящим пятном на странице. Позади чародейки заволновалась Светка, тревожно поглядывая на раненную руку колдуньи.

– Придите!– закричала Агриппина, закрыв глаза и продолжая сцеживать свою кровь на страницу.– Помощи у вас прошу!

В этот же миг аллея деревьев качнулась, подчиняясь неоткуда взявшемуся порыву ветра. Что-то позади нас затрещало, словно сломали старый деревянный ящик, захрустело в полной кладбищенской тишине, и от этого хруста по спине побежали сотни холодных мурашек. Я медленно обернулся назад, чувствуя, что повеяло могильным холодком, но ничего не увидел. Пришлось подключать второе зрение, и лучше я бы этого не делал…

Посреди гранитных памятников второго городского кладбища плыли к нам сотни, нет, тысячи призраков. Эфемерные, полупрозрачные тела серо блеклого света торжественно двигались в нашу сторону. Их было так много, что они заполонили почти все проходы, толкались друг с другом, мерзко шипели и извивались. Кто-то из них улыбался, кто-то корчил страшные рожицы. А мужчина средних лет все пытался поправить полу отрезанную голову обратно, но она все время сворачивалась куда-то набок, мешая тому двигаться прямо к призвавшей их колдунье.

– Дворкин, что там…– прошептала мне на ухо жена, почувствовавшая неладное. Она не могла видеть эти легионы умерших, но замогильный холод коснулся и ее. Светкины руки тряслись и были холодными, как лед.

– Они пришли на мой зов!– вместо меня ответила Агриппина, открывая глаза. Она-то все эти товарищей могла видеть без труда, но вместо страха в ее глазах легко читался азарт от хорошо выполненной работы. В какой-то миг мне показалось, что вызывала она мертвых таким образом впервые и сама была не уверена в результате. – Они явились…

– Кто?– настороженно спросила Яна. Она-то тоже, как и Света не обладала вторым зрением. Для них обоих аллея по-прежнему была пуста, и ничего не предвещало неприятностей.

– Мертвые души здесь…– сообщила им колдунья, вставая с колен.

– Души?– Красовская осмотрелась по сторонам, но, понятное дело, ничего не заметила.

– Тысячи душ!– пораженно прошептал я, рассматривая эту призрачную толпу. Здесь были и маленькие детки, умершие совсем рано, и глубокие старики, убеленные сединами, и мужчины, и женщины. Призраков было так много, что не хватало одного взгляда, чтобы обхватить эту толпу.

– Ты призвала нас! Мы пришли!– из первых рядов, замерших на почтительном расстоянии от нас, выступила темноволосая старушка пенсионного возраста. Лицо ее высохло и напоминало маску мумии. Глаза немного косили, но при этом взгляд оставался острым, будто скальпель хирурга.– Твое заклятие подняло нас из могил! Мы хотим вернуться обратно,– настойчиво проговорила старуха, топнув ногой. У призрака это получилось довольно комично, но мне почему-то сейчас было не до смеха. Каким-то шестым чувством я понял, что ситуация накаляется, и Агриппина, вызвав не упокоенные души, плохо понимает, что теперь со всей этой толпой делать.

– Я попросила вас о помощи, Марфа!– слегка дрогнув под напором вредной бабки, смешалась колдунья.

– Ты всегда была неумна, девочка моя!– рассмеялась старуха, показав гнилые кривые зубы.

– Агриппа, вы знакомы?– обернулась я на чародейку, замершую с чадящей свечкой в руках. Она кивнула, внимательно вслушиваясь в неторопливую речь Марфы. Представляю, что в этот момент испытывали Светка с Яной. Ужас! Стоят два взрослых человека и вежливо беседуют с пустотой. Может они решили, что мы с ведьмой сошли с ума? Не знаю…

– Заклятие надо было делать не на всех, а на того кто тебе нужен,– презрительно скривила губы бабка,– если они,– она обернулась назад,– решат , что ты их подняла из могил без веской причины, то ты навсегда станешь пленницей нашего мира.

– Я не знаю, кто мне точно нужен, потому-то и позвала всех…– пояснила Агриппина, прикусив нижнюю губу. Только поэтому жесту, я понял, что дело пахнет керосином, и идет совсем не так, как рассчитывала глава Ковена.

– Твое право, Агриппа!

– Забрать ее душу!– неожиданно через первые ряды протолкнулась маленькая девочка лет двенадцати, наряженная в белое подвенечное платье с завядшим венком на голове. Оскалилась, показав выбитые зубы.

– Цыц, Ирина!

– То что это твоя ученица не дает тебе право нарушать правила!– проревел призрак огромного мужика в дорогом двубортном костюме, у которого на шее четко был виден след от удавки.– Она призвала нас, пусть озвучит причину, если мы ее сочтем важной для всех,– он подчеркнул слово «всех»,– то поможем, но если нет…Ее душа принадлежит нам!

Ученица значит…Ухмыльнулся я. Так вот откуда они все знают. Я по-другому посмотрел на вредную старуху. Именно она когда-то несмышлёной девушке передала свою силу на смертном одре. Хотела ли этого сама Агриппина? Или ее судьбу выбрали за нее? Скорее всего второе…Ведьмы не спрашивают желания наследника. Боль, которая мучает их во время агонии заставляют передавать все свои знания и умения человеку. Который владеет хотя бы зачатками магии. Так было со мной и Агридой, с той лишь разницей, что старая колдунья все просчитала и умерла специально, чтобы наградить меня даром.

– Говори!– повелительно кивнула Марфа, заставляя одним движением бледной синего цвета руки всех остальных призраков замолчать. Гулкий шепоток прошел по нестройным рядам не упокоенных душ. Они явно были недовольны, что их пытаются лишить жертвы.

– Владыка тьмы желает покончить с человечеством. Для этого он моей подруге поставил свою печать. Которая убьет ее через тринадцать дней, если мы не наведем через заранее поставленные маяки порталы для его войска,– торопливо пояснила Агриппина.

– Печать…– задумчиво проговорила старуха, больше похожая на мумию, шагнула к Светлане и коснулась ее щеки. Жена непонимающе крутила головой. Ощутив легкий ветерок на коже. Она не могла видеть призрака, но могла его почувствовать, и это странное ощущение пугало ее. – Это не она…В ней много силы, материнства, заботы…Жизни!

Призрак плавно оплыл Красовскую нервно втягивая ноздрями воздух. Марфа недовольно поморщилась и провела над волосами Янки своей блеклой ладонью.

– А вот она носит в себе тьму! Истинную тьму! – прохрипела ведьма осипшим враз голосом.– Тьмы в ней очень много. Она сосет из нее силу…Я чувствую, как с каждым днем она умирает…

– Какое нам дело до мира живых!– резко кто-то возразил из толпы. Я поискал взглядом крикуна, но все призраки выглядели одинаково.

– Выпить ее бессмертную душу!– прошипела зло та самая двенадцатилетняя девочка в подвенечном платье.

– Прекращай, Марфа! Причина, по которой твоя ученица вызвала нас, не достойна нашего внимания! Убить их всех– худенький очкарик в рубашке с короткими рукавами шустро придвинулся к нашей компании. По инерции в моих руках вспыхнул огненный шар. Я предупреждающе шагнул вперед, закрывая собой свою семью.

– Увы, Агриппа…– пожала плечами Марфа.– Я не думала, что передаю свои знания такой глупой курице! Мертвые решили, что им мало интересна судьба человечества…

– Постойте!– закричал я, обращаясь в основном к ведьме, понимая, что она у них самая главная.– Если погибнет человечество, то, как будете вы жить? Чем себя развлекать, от чьих эмоций будете питать свои силы? Дьявол приведет с собой тысячи других…

– Других?– нахмурилась колдунья.– Люди везде одинаковы…Ну и что, что прислужники Владыки Тьмы будут чуть более с гадкими помыслами, чем вы? Какая разница чьими эмоциями питаться? Кого пугать ночью? Чью силу пить, чтобы жить дальше?

– Увы, Марфа!– горячо заверил я ведьму.– то, что приготовил вам Сатана намного страшнее. Он создал новый тип людей, которые не могут испытывать никаких чувств. И даже если вы начнете пить из него кровь или тянуть силу, то ничего не изменится! Он будет так же жить, дышать и работать. Вы умрете тоже!

– Такого не может быть! Он врет!– обвинительно ткнула в меня пальцем девочка в подвенечном платье.

– Может! Люцифер придумал следующее…В момент, когда человек резко умирает, неожиданно для самого себя, он мечтает о жизни, сожалеет, что судьба поступила с ним очень уж несправедливо. И в это момент появляется выбор. Либо смерть и забвение, либо вечная жизнь, но без души…

– Жить без души нельзя, мой мальчик,– покачала головой Марфа,– ты, действительно, нам врешь, чтобы спасти свою и жизни своих близких.

– Дьявол забирает душу, которая делает его сильнее, а вдыхает в человека вместо нее пламя жизни, заставляющее уже мертвого жить. Так зачем вам нужен такой исход, если вам нечем будет питаться? Вы иссохните без эмоций и чувств, которые вам дарят люди, живые люди…исчезните, растворившись во тьме.

Мои слова крайне озадачили призраков. Они зашептались, загудели, горячо споря. Судя по возгласам. Сторонников того, что я их нагло обманываю было больше, но их мнение меня мало интересовало, на тот момент, я был уверен, что окончательное решение останется за Марфой, а потому внимательно наблюдал за ее реакцией. Ведьма сосредоточенно думала, водя невесомой, неощутимой ладонью по волосам Красовской. Вместе со Светкой они ничего не понимали, лишь испуганно переводили взгляд с меня на Агриппину, боясь промолвить хоть слово.

– Зачем вы сюда пришли?– после долгой паузы уточнила Марфа, глядя мне прямо в глаза. Ее черная пустота завораживала, затягивала внутрь. Я почувствовал, как слабеет все тело, становясьневесомым, легким, стремящимся в этот бездонный темный омут, за пеленой которого царило то самое спокойствие, которого мне так не хватало.

– Не смотри ей в глаза,– услышал рядом с собой я шепот Агриппины. Ее голос немного меня встряхнул. Я отвлекся и уже не смог позволить заманить себя в ловушку.

– Мы пришли сюда найти могилу одного человека.

– Зачем он вам? Покой мертвых беспокоить опасно…– покачала головой наставница Агриппы.

– Мы хотим лишь найти его могилу… На ней должен быть маяк! Иначе моя подруга погибнет…

– Так может проще убить твою подругу? Чем искать маяки по всему городу и готовиться впустить сатану на землю?– нахмурилась Марфа.

– Нет!– горячо воскликнул я.– Я найду выход…

– Ну-ну…– рассмеялась старуха.– Тебе придется принять это решение, но чуть позже. Я так вижу…и этого не изменить. Я вам помогу! Не потому что ты меня убедил в чем-то или тем более эта…ведьма-недоучка,– она бросила презрительный взгляд на Агриппину,_ помогу из чистой вредности…Мне интересно будет дождаться того момента, когда ты – герой без страха и упрека сломаешься и убьешь ее,– она кивнула в сторону Яны,– потому как жизнь одной не стоит миллиардов других.

– Каждая жизнь бесценна!– горячо заверил я ее.

– Это ты сейчас так думаешь. Когда не делал выбор!– улыбнулась она.– Пошли прочь отсюда!– махнула она рукой остальным призракам.

Я ожидал, что те начнут спорить и сопротивляться, но толпа медленно развернулась и начала растворяться в неожиданно резко опустившимся тумане. Один за одним не упокоенные души исчезали в сером клубящимся у земли мареве.

– Кого вы ищете?– повторила свой вопрос Марфа.– Если его могила здесь, то я вам помогу его найти…

– Митусов!– торопливо выкрикнула Агриппина, боясь, что ведьма передумает.

– Третья аллея справа. Серый гранитный памятник. Могила заросшая, фотографии нет, но вы его найдете довольно быстро. Она одна там такая…

– Спасибо!– поблагодарил я ее вполне искренне. Марфа промолчала, уперев в меня свой тяжелый взгляд из-под насупленных бровей.

– Помни про выбор, Дворкин! Миллиард или одна…Возможно, этот выбор будет твоим самым важным в жизни.

Марфа начала медленно оплывать, стекая неровными с струями серого тумана в землю. Это было удивительное зрелище. Я никогда такого не видел и наблюдал за этим во все глаза. Рядом облегченно выдохнула Агриппина, вытирая пот со лба. Зло затушила свою почти сплавленную свечку о чистую страницу книги, запечатав вход, и захлопнула ее. Звонко лязгнули клыки на необычном замочке.

– Это та, что передала тебе дар?– поинтересовался я у главы Ковена, когда наваждение схлынуло. Ледяной холод потустороннего мира исчез, оставив лишь на спине между лопаток неприятные мурашки.

– Неприятная женщина…– отмахнулась Агриппа.– Она даже Алаиду гнобила, хотя та была самой лучшей ученицей Ковена.

– Она…– понял я неожиданно.

– Марфа – глава всех чародеек Харькова почти двести лет назад. Очень сильная, но почти такая же вредная старуха. Ее сожгла инквизиция на костре возле Благовещенского собора. Как-нибудь я тебе об этом расскажу…Но не сейчас…

Наш милый разговор прервала Света, которая вместе с Яной ничего не видела, а значит и не владела всей ситуацией.

– Вы смогли определить, где находится могила Митусова?– нетерпеливо спросила она, переминаясь с ноги на ногу. Ей было невдомек, что пару минут назад мы счастливо избежали гибели только потому, что старой ведьме стало интересно, какой выбор я сделаю в конце этой истории.

– Третья аллея, справа, заросшая неубранная могила…– книга и все остальные принадлежности Агриппа сложила обратно в ридикюль. Осмотрелась по сторонам, выглядывая третью аллею.– Кажется нам туда, – указала она пальцем несколько ровных рядов черных памятников. Среди которых виднелась женщина в черных очках и с букетом роз, с которой мы встретились на входе.

– Яне совсем туго…Надо спешить,– поторопила нас Света. Я бросил короткий взгляд на подругу. Она была белее мела, глаза неподвижно смотрели в одну точку.

– Идем…

Огибая памятники, мы напрямки рванули к указанному Марфой месту, расположенному чуть левее того, где мы находились. Именно там мы встретили посреди аллеи ту женщину в черных очках с розами, попавшуюся нам на пути перед входом на кладбище. Грустная дама стояла над памятником с блеклой фотографией мужчины средних лет и что-то шептала. Стараясь не потревожить ее уединения, мы обошли ее по широкой дуге, оставив далеко в стороне.

Третья аллея оказалась самой крайне на этой стороне кладбища. Все захоронения датировались здесь семидесятыми-восьмидесятыми годами прошлого века. И только лишь одна из них была не ухожена и заброшена. Именно та, которую мы и искали по совету призрака ведьмы Марфы.

Старая ржавая, покосившаяся ограда заросла густым плющом. За серой глыбой надгробия высился раскидистый клен. Узкая клиновидная гробница провалилась, обсыпав землю. Знаком я остановил свой «женский батальон» на аллее, а сам аккуратно перемахнул через невысокий заборчик. Нога тут же провалилась по самое колено в размякшую глину, захватившую в тиски мою лодыжку. С трудом я сделал шаг вперед, чтобы поближе рассмотреть обелиск.

Фотографии на нем не было. Вместо нее остался лишь один овальный след, да коротенькая полустертая надпись, что здесь покоится прах дипломата и уважаемого человека товарища Митусова. Сердце забилось от предвкушения того, что мы оказались на правильном пути.

Раздвинув ветви клена, надежно укрывшие захоронение Митусова от посторонних глаз, я внимательно осмотрел памятник. Ничего интересного с лицевой стороны не было. Потрескавшийся камень не хранил в себе никаких тайн и таинственных посланий, но это для меня, а вот для Красовской…

– Свет, подведи ее поближе,– попросил я. Взяв ослабевшую журналистку под руки, жена и чародейка ввели за ограду подругу. И в этот момент ее лицо изменилось. Резкая, острая боль исказила ее черты, заставив ужаснуться тем страданиям, что испытывала журналистка. Рука ее с печатью самого дьявола резко взметнулась вверх. Цифра «два» засветилась ярким, огненно-рыжим цветом. Это сияние достигло памятника, пронзив того насквозь. И только сейчас молчаливый гранит открыл нам свои тайны. Монолит затрещал по швам, закачался. Мраморная крошка стала осыпаться. Место, где должна быть фотография вдруг засветилось, и Красовская рухнула без сил на вовремя подставленные руки моей жены и ведьмы.

– Второй маяк найден, Дворкин!– сообщила мне Агриппина, указывая на запястье Яны, на котором исчезла синяя татуировка.

– Посмотрите!– прервала нас Света, тыча пальцем в сторону памятника. Осыпавшаяся крошка открыла скрытую надпись Митусова. Красная краска местами облупилась, но все же слова были ясно читаемы: « Не грех обмануть самого дьявола…»

Одними губами прошептал я.

– Что это?– не поняла чародейка.

– Либо послание, либо подсказка…– я аккуратно подхватил на руки Красовскую, жалобно простонавшую от боли. – Нам пора…

Мысль о том, что параллельно маякам надо искать способ спасти журналистку не давала мне покоя. Слова Марфы о сложном выборе глубоко запали мне в душу, точа ее изнутри. Может поэтому, я не заметил, как женщина в черных очках, скорбящая над каким-то одним из своих родственников поодаль от нас, взяла телефон и набрала знакомый номер:

– Они нашли второй…Твой выход!

25

Харьков 2019

«День третий»

Я сидел в темноте балкона на своем излюбленном месте в потертой кресле-качалке, смоля одну за другой сигареты. Рядом дымилась чашка кофе, ароматным дымком вылетая в распахнутое настежь окно. За полупрозрачной шторкой виднелся силуэт жены, уже спавшей в обнимку с Дарьей на нашей супружеской кровати. События последних дней вымотали ее до предела. Когда мы вернулись со второго городского кладбища, она оставила Красовскую на попечение Эльвиры Олеговны, а сама отдалась на волю материнскому инстинкту, уделив внимание нашей дочурке.

Спать мне не хотелось…В голове оглушительным набатом звучал голос старухи Марфы и ее насмешливая фраза:

– Тебе придется принять это решение, но чуть позже. Я так вижу…и этого не изменить. Я вам помогу! Не потому, что ты меня убедил в чем-то или тем более эта…ведьма-недоучка. Помогу из чистой вредности…Мне интересно будет дождаться того момента, когда ты – герой без страха и упрека сломаешься и убьешь ее, потому как жизнь одной не стоит миллиардов других.

Убьешь ее…А действительно стоит ли жизнь одной, пусть и замечательной женщины, гибели миллионов других? Имею ли я право рисковать населением земли, чтобы был хотя бы призрачный шанс спасти свою подругу? Ведь до сих пор, мне так и не пришла в голову мысль, как выкрутиться из этой ситуации?

Сигарета потухла, догорев до самого фильтра. Я подкурил новую, отхлебнув немного остывшего кофе. Стоит ли…А если все же найти выход не получится? Задумался я. Что ты сделаешь, Дворкин? Спросил сам себя, неподвижно глядя в окно. Рискнешь самим существованием человечества или наступишь на горло своей песни, вонзив в спину кинжал человеку, который тебе доверился? Ответа не было…Я не знал, как поступлю…Единственное, что меня успокаивало, это то, что до активации тринадцатого маяка было еще куча времени. Вчера…

Я мельком бросил взгляд на часы. Половина второго ночи…Да, вчера, мы нашли только второй. Впереди одиннадцать меток, оставленных сумасшедшим Митусовым для прислужников дьявола. И если с первыми двумя мне удалось без труда справиться, то вот уже третий поставил меня в тупик.

Что означала фраза, написанная на памятнике его отца крупными буквами? «Дьявола обмануть не грех…» Как выяснилось Митусов был не таким уж сумасшедшим. Только лишь некоторые фразы его носили бессмысленный характер, никак не связанные между собой. Их он скорее всего наносил на подъезды, пороги и стены лишь для того, чтобы замаскировать маяки Люцифера. Согласитесь, одно дело, когда на памятниках и фасадах зданий рисует взрослый мужик непонятные символы, что уже само по себе подозрительно, а другое дело, когда это делает местный Иванушка-дурачок, к чудачествам которого все вокруг привыкли и относятся, если не с пониманием, то терпением уж точно.

Обман…Обман…Голова разболелась, в висках заухало колокольным набатом, надавив на черепную коробку. Что означает эта странная фраза? Что имел в виду Митусов? Что хотел сказать? Кофе кончилось…Я с сожалением взглянул на пустое донышко большой чашки…Обман…Идти на кухню, чтобы заварить себе нового, значило перебудить весь дом! Не стоит…Да и спать пора ложиться. Потянулся за телефоном, чтобы проверить почту.

Тихо звякнула знакомая мелодия. Гневные сообщения от моего редактора висели непрочитанными с самого утра. Не повезло Елене Эрнестовне с подопечным! Столько нервов она со мной тратит. Разблокировал экран, чтобы все же хотя бы прочесть.

« Здравствуй, Александр Сергеевич!– это было еще около десяти.– Как продвигается новый роман? Кое-кто обещал мне его сдать в конце этого месяца…Мы выбиваемся из сроков. Жду звонка!»

И где-то через час второе. «Дворкин, куда ты пропал, сволочь такая?» Редактор в своем репертуаре. Ее тоже можно понять. Почти год руководство издательство терпело мой вынужденный творческий кризис, но теперь похоже его терпение закончилось, они начали напрягать мою Елену Эрнестовну, а та меня…

«Я, конечно, все понимаю, но завтра тебе необходимо вместе с женой посетить выставку картин художника Ефремова в Палаце. Быть к восьми вечера в парадной одежде. Если не можешь писать новые книги, то хоть торгуй своим лицом!»

      «Ответь, Дворкин!» Последнее пришло где-то с час назад. Его я не услышал, заранее поставив телефон на беззвучный режим. Со вздохом потушил экран. И в этой части моей жизни творился полный бардак! Обман…Кругом один обман…

Скоро утро. Но раз Елена Эрнестовна очень хочет услышать мой ответ, то она его получит. Быстро набрал ответное сообщение, что обязательно буду. Негоже подставлять редактора под гнев издателей, которые когда-то давно поверили в меня и вложили определенные средства. Пиликнул отчет о доставке. Вот теперь можно и лечь спать. Я потянулся, чтобы положить телефон на подоконник, рука соскользнула, потянув за собой гору чистого белья, которое Эльвира Олеговна завтра планировала погладить.

– Вот черт!– ругнулся я, теперь придется вставать, поправлять. Сон пропадет. Мой взгляд упал на то, что осталось на окне. Под Дашкиными платьями лежала потрепанная тетрадка. Тот самый дневник Митусова, о котором я уже и подзабыл. Может в нем есть подсказка?

Сон, как рукой сняло. Я схватил эти записи и быстро пролистал, ища место, где я остановился в прошлый раз. Обман… Дьявола обмануть не грех…Так мог написать человек, который уже догадался , что делает нечто нехорошее, гадкое…Догадался и попытался все исправить. Где же это?

Рука лихорадочно листала пожелтевшие от времени страницы. Мелькали цифры, перечеркнутые слова и предложения, буквы сливались в один сплошной неразборчивый текст. Там должно быть хоть что-то!

Глаза быстро читали страницы одну за другой, вырывая обрывки фраз, придуманных диалогов.

«Мамочка…я тебя очень люблю»

И опять странное утверждение, что Тивит никогда не был и не будет землей. Дьявол…Мне нужно что-то про дьявола! Он не мог это не написать. Митусов со своей скрупулёзностью и педантизмом просто не пропустил бы такого важного события в своей жизни и обязательно поделился бы со своим единственным верным другом и собеседником. Где же ты?

На мгновение я забыл о времени, о том, что за окном далеко за полночь, что я вторые сутки не высыпаюсь, а если вдуматься, то и намного больше. Азарт искателя, первооткрывателя захватил меня. С жадностью, достойной книгомана, я глотал страницы, дневника одну за другой, не всегда понимая смысл написанного, ища лишь необходимую мне информацию. И спустя полчаса был вознагражден по достоинству. Кривым, прыгающим со строчки на строчку почерком психически неуравновешенного человека этому событию в жизни Митусова, была посвящена целая страница.

Апрель 1993 года

Харьков

Дорогой дневник, ты будешь удивлен! Ведь все это время я утверждал, что ближе тебя у меня нет друга и товарища, что только ты понимаешь меня, тонко чувствуешь мое настроение, своим молчанием, лишь в очередной раз подтверждая блеклость и уныние моей настоящей жизни.

Ни раз и ни два я писал тебя, как я отношусь к противоположному полу. Женщина для меня – порождение дьявола! Да, да…Того самого, что предложил мне погубить землю в обмен на всемирную славу и признание. И вот, спустя столько времени, я готов признать, что ошибался! Есть еще на нашем грешном свете те самые тургеневские создания, которыми так живописно восхищался великий писатель.

Не смейся над старым дураком, пожалуйста…Да, я , кажется, влюбился. Глупо, как мальчишка влюбился. Она подошла ко мне, когда я наносил один из ложных маяков. Из чистой любви писал что-то про свою маму. Она у меня теперь осталось одна. Сестра эмигрировала со свои хахалем в Европу. Прекрасно там устроилась , раскоровилась и ждет потомства – маленьких вредных бургеров, которые с утра до вечера будут трудиться в конторе обычными клерками, чтобы потом нарожать уже своих почтенных бургеров и продолжить свой род. Увы, они и знать не знают, что я им приготовил напоследок! Не будет никакого потом, будет вечное сейчас! Но я, как всегда, отвлекся, прости меня, дорогой друг, от переизбытка чувств, мне довольно сложно сосредоточиться. Что такое ложные маяки? Это придумал сатана. Во истину его ум пытлив и смекалист, не зря он столько лет существует в противовес Всемогущему Богу, своего рода диссидент религиозной системы. Они нужны , чтобы его план раньше времени не раскрыли. Инквизиция спохватится, но будет уже поздно. Вторжение не остановить! Все продумано до мельчайших деталей. Он гений! А я оставлю след в истории, как тот, который дал человечеству возможность вечную жизнь…

От замыслов сошедшего окончательно с ума Митусова мне стало жутковато. Получалось, что все эти бессмысленные надписи – это всего лишь отвлекающий маневр, придуманный Сатаной, чтобы праведники не смогли вовремя среагировать. Замысел был коварен и чудовищен одновременно. Выходило, что среди нескольких тысяч записей Олега тринадцать – настоящие маяки, остальные лишь фикция, придуманная воспаленным разумом, мечтающим о мировом признании.

Но я, как всегда, отвлекся…

Сбивчивость изложения своих мыслей характерна для настоящих сумасшедших. Мелькнула у меня в голове мысль, и если раньше, я слегка сомневался, что Митусов псих, то теперь уверился окончательно. Господи…Он радуется тому, что на землю придет Люцифер и заставит всех жить по его законам, стать бездушными существами, по сути, роботами без сердца, чувств, собственных мыслей.

Она подошла ко мне со спины нереальная, неземная, словно данная мне в награду за то, что я задумал сделать. Робко поинтересовалась, чем я тут занимаюсь, а я даже не смог ей ответить, замерев с открытым ртом напротив этого прекрасного создания с голубыми глазами. Она была в легком полупрозрачном платье. Ее темные волосы были распущены и Ниагарским водопадом спадали с плеч каштановыми волнами, от которых захватывало дух. Так мы с ней познакомились…

Да уж…Я отложил дневник в сторону, задумчиво глядя в окно. Даже самые конченные люди в этом мире, способны влюбиться и испытывать настоящие чувства. Я был почти уверен, что следующий маяк был связан именно с этой неизвестной Машей. Только где ее искать? Сколько проживает в миллионном городе Харькове Маш? Десятки тысяч уж точно…Проверить всех за оставшиеся сутки нереально. Оставалось лишь одно. Искать зацепку через этот дневник. Я взглянул на пожелтевшую тетрадь, понимая, что спать не придется сегодня. Оставалось слишком мало времени для того, чтобы умудрится спасти мир и Красовскую одновременно. Переписка Митусова -это своего рода ключ к месторасположению маяков, а значит его изучать его необходимо очень скрупулёзно. Иначе, можно упустить что-то важное, как сделал я это в прошлый раз.

С тяжелым вздохом я снова взялся за чтение. Тусклый свет заставлял напрягать глаза, которые и без того горели огнем так, словно в них насыпали гору песка. Станицу за страницей я стал изучать дневник сумасшедшего художника, пока мои глаза не стали сами собой закрываться, под мерный шелест тетрадных листков.

– Сашка…– голос жены еле вернул меня в мир реальности. Липкий короткий сон не прошел, оставил горечь во рту и тяжелую голову, будто бы набитую ватой. Света стояла у балконной двери, все еще растрепанная со сна, нежная, теплая, домашняя. Ее внимательные глаза смотрели на меня с укоризной и жалостью одновременно.– Ты опять не спал…– подытожила она, покачивая головой.

– Какой сейчас час?– потянулся я в кресле-качалке, пытаясь привести себя в чувство.

– Половина десятого утра!

– Поздно…– выдохнул я, разминая затекшие ноги.

– Ты сладко спал. Я не разрешила тебя будить,– жена была явно чем-то сильно встревожена. Ее я знал уже десять лет, и все перепады настроения моей супруги были мне знакомы.

– А надо было?– уточнил я, пытаясь унять бьющееся от волнения сердце.

– Ну…

– Света…Что случилось?

– У Яны опять был приступ! На руке снова появилась татуировка, только теперь «тройка».

– Она сильно кричала?

Жена покачала головой и подошла ко мне. Резко и порывисто обняла за плечи. В уголках ее глаз появились прозрачные слезинки, похожие на капельки утренней росы. Ненавижу, когда женщины плачут! Для меня это сродни апокалипсису!

– Ты только…Что с нами будет? Все, что происходит действительно очень страшно и напоминает страшный сон…

– Что с Яной?– я отстранил Светку, поглядев ей в глаза, борясь с нехорошим предчувствием.

– Она не кричала…Пойдем…– позвала она меня с балкона, потянув за руку в сторону кухни.

Дверь в спальню Эльвиры Олеговны была открыта. Сама теща встретила меня, выходя из ванной, старательно отводя взгляд.

– Доброе утро, зятек,– бросила она мне, шагая на кухню. Да, что происходит вообще! Я ринулся в комнату, где ночевала Яна. Подруга лежала ничком на кровати, словно сломанная кукла. Ее руки и ноги были неестественно вывернуты, глаза широко распахнуты и смотрели в одну точку. Рука, на которой находилась сине-черная римская «тройка», почернела. По венам расползлись какие-то темные пятна, будто бы журналистка гнила изнутри.

Не в силах на это смотреть я всхлипнул и замер на пороге, не веря, что такое могло случиться. Яна не могла умереть! Просто не могла, потому что ей еще предстояло открыть одиннадцать маяков, впустить в мир сатану, да просто не могла и все…Стало не хватать воздуха…Я не узнавал свою верную подругу, с которой нас свела судьба несколько лет назад в «Игре Отражений» и которой во многом я был обязан тем, что вернулся обратно в этот мир из Зазеркалья.

Красовская высохла, напоминая мумию. Сильно схуднувшие, когда-то очаровательные ножки, сводившие с ума мужскую половину Харькова, торчали из-под одеяла со вздутыми венами на икрах.

– Она жива…Пока…– прошептала мне сзади Света, обнимая за плечи. Только это простое движение самого близкого мне человека, помогло мне не сломаться в этот момент, не разреветься, не заорать от несправедливости этого мира.– Жива, но ни на кого не реагирует. Мама разбудила меня около девяти, когда это случилось…

– Что с ней?– с трудом отвел взгляд я от полумертвой подруги, стараясь сдержать накативший к горлу комок.

– С точки зрения медицины она абсолютно здорова. Сердцебиение в норме, давление и остальные параметры тоже. Я даже взяла экспресс-тест на кровь, но все в порядке. Она просто высыхает. Моя специальность тут бессильна…Скорее всего это магия…А это уже больше по вашей епархии…– рассказал Света, подойдя к Яне переворачивая ее на спину, поудобнее укладывая женщину на спину. Голова журналистки моталась из стороны в сторону, словно тряпичная, ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда жена переворачивала ее с живота.

Я медленно подошел к кровати и взял ее за руку. Яна была еле теплая. Неловко прощупал пульс. Она была жива, но мало напоминала живого человека.

– Саш…– окликнула меня супруга, когда заметила насколько сильное впечатление на меня произвел внешний вид Красовской.

– Да…– мне захотелось завыть, заорать от боли и горя, застрявшего внутри меня тугим комком где-то в области легких. Вытолкнуть из себя все, что накопилось за все это время, заревев от отчаяния, ледяной волной окатившего меня, но я сдержался, сдержался от понимания того, что сейчас вся надежда моей семьи, Яны, ее маленького карапуза, ее мужа, Агриппины и миллионов людей по всему свету связана именно со мной. Почему так? Почему я? Этим вопросом я задавался много раз, так и не найдя на него ответа.

– Боюсь, что она не доживет до вечера,– объяснила Светлана,– у тебя есть какие-то мысли по поводу поисков третьего маяка?

– Есть…– кивнул я, вспоминая прочитанный вчера мною дневник. – Ты помнишь, что было написано на могиле отца Митусова?

– Дьявола-обмануть не грех!– кивнула жена.

– Однажды, Митусов написал на одной из стен, что женщина – это порождение дьявола. Это натолкнуло меня на мысль, что была какая-то любовная история у этого человека, приведшая к глубокому разочарованию…

– Невезучий он какой-то…– пожала плечами жена, поглаживая Красовскую по волосам.– С родными контакта не было, любовная история счастья не принесла, диссертацию потерял. Как тут не сойти с ума?

– Вот и я о том же…Митусов влюбился в некую Марию, случайно встретившуюся с ним в парке. Тогда она заинтересовалась тем, зачем он наносит краской на асфальт какой-то текст. Ее искреннее любопытство Олег принял за немного другой интерес. Стал писать ей длинные прочувственные письма, пытался ухаживать на свой манер, изрисовав все вокруг дома своими надписями. А когда попытался объясниться…

– То получил отказ,– кивнула понятливо Светлана.

– Именно! С того момента он стал женоненавистником!

– И женщина в его письмах стала порождением дьявола, но, Саш, как это связано с фразой «Дьявола обмануть не грех» ? По-моему, это все притянуто за уши…

– Других вариантов все равно нет,– пожал плечами я,– остается искать эту Марию…

– В городе миллионнике? Без каких-либо ориентиров?– скептически поморщилась Света.

– Есть примерный район ее обитания,– произнес я,– недалеко от нас. Возле метро Дворец Спорта.

– Еще лучше…Ты будешь ходить по улицам и спрашивать не живет ли где-то здесь Мария?– улыбнулась супруга.

– Нет…– покачал головой я.– Я буду искать его надписи…

– Не факт, что их за столько времени не закрасили, не заштукатурили или вообще не убрали!– заметила Светлана.

– Я попробую,– уверенно кивнул я на полутруп своей подруги,– иначе Янка…

Мне даже думать не хотелось о том, что станет с Красовской, если я не найду третий маяк. Янка была мне подругой, которая помогла мне, когда я оказался в Зазеркалье, лишь благодаря ее старанием я стал тем, кем я стал, а теперь, когда ей срочно была нужна моя помощь, я не мог поступить иначе.

– Саш…– жена обняла меня, крепко прижавшись всем телом ко мне, настолько близко, что я успел почувствовать дурманящий пряный запах ее роскошных волос, ее тепло и любовь, которую она мне хотела передать своими объятиями.

– Все будет хорошо, моя маленькая,– прошептал я ей на ухо,– все будет хорошо! Мы спасем Яну…И еще,– я отстранился , взяв супругу за плечи,– у нас сегодня на восемь вечера запланировано культурное мероприятие. Елена Эрнестовна очень желает, чтобы посетили выставку каких-то малоизвестных Харьковских художников. Так что к восьми ты должна быть ослепительна.

– Дворкин,– угрожающе нахмурилась Светлана.

– Я понял-понял. Ты всегда у меня ослепительна!– улыбнулся я, чтобы хоть как-то ей поднять настроение.– Главное, чтобы, когда я найду маяк или эту Марию, ты была готова выехать с Яной ко мне. Возьми с собой Агриппину или Мишку, думаю, он не откажется помочь.

– Хорошо!

– И пока я буду искать маяк…Прошу, посади с Красовской Дарью. В прошлый раз наша малышка смогла придать ей сил, может и сейчас она заставит ее ходить?

Света улыбнулась, снова забравшись в мои объятия. Представляю, что сейчас чувствует Макс, у которого жена находится в таком состоянии. Я не могу подумать даже, что было бы, если такая ситуация произошла со Светкой, наверное, я бы сошел с ума.

– Мне пора…Время неумолимо уходит,– я посмотрел на часы, как взбесившиеся, гнавшие секундную стрелку, отсчитывающую жизнь моей лучшей подруги.

– Ты на такси?

– Других вариантов нет…

– Ох, Дворкин,– покачала головой жена. За то время, как я стал известным писателем, я не удосужился не то, что обзавестись своим личным водителем, но и элементарно сдать на права.

– Люблю, целую…– я чмокнул в щечку супругу, быстро направившись к выходу из квартиры, бросив последний печальный взгляд на лежащую без движения Яну.

Накинул на плечи куртку и сбежал по ступенькам вниз, перепрыгивая через одну. Необходимо было спешить. Минуты утекали, будто песок сквозь пальцы, а каждая секунда приближала смерти моей подруги.

Машины еще не было…С нашим районом в этом не было ничего удивительного. Улицу Автострадную помещали на картах навигаторов, где угодно, только не там, где она на самом деле находилась. Периодически мне приходилось их искать по всему району, чтобы хоть куда-нибудь уехать. Закурил, наслаждаясь свежим воздухом, приведшим меня слегка в чувство после бессонной ночи.

Из окна выглянула наша соседка Шуша, помахала мне приветливо рукой, поинтересовавшись куда мы пропали. Я вяло отмахнулся от заданного вопроса, тем более подъехала вызванная машина. Рассказывать про кучу проблем, свалившихся в очередной раз на нашу сумасбродную семейку, не было никакого желания.

– На Дворец спорта…– попросил я, усевшись на заднее сиденье – старая привычка, оставшаяся после бурной молодости, прошедшей под свист пуль и непрекращающихся разборок. Одно время в Ростове-на-Дону было модно вот так грабить ночных гуляк, вызвавших на свою беду такси. Пассажир, ничего не подозревающий, садился довольный на переднее сиденье, а с заднего сиденья напарник водителя накидывал на шею бедняги леску или удавку. Человека спокойно убивали, выворачивали карманы, а потом выкидывали где-нибудь в лесополосе далеко за городом. Только в середине двухтысячных столь прибыльный бизнес удалось приостановить, посадив основную массу бандитов.

– Куда именно?– повернулся ко мне мужчина средних лет, крепко сложенный с красными не выспавшимися глазами на давно небритом лице.

– Там посмотрим…– в моих планах было начать поиски с мест, мне знакомых. Выйти возле кинотеатра, прогуляться по улицам, может где и удастся наткнуться на знакомые рисунки.– Давай пока к "Киеву".

Сколько было связано у меня с этим районом воспоминаний. Именно здесь мы любили частенько гулять со Светой в первые годы нашей с ней совместной жизни. Сколько фильмов было пересмотрено в нем! Именно там, во дворах располагалось кафе "Арсенал", где в тишине спального района мы любили отдыхать, устраивая себе романтический вечер. С тех прошло много времени…Нет "Арсенала" , исчез торговый центр "Таргет" с утра до вечера заполненный людьми, где в полумраке зала мы обожали выпить чашечку классно сваренного кофе, да и метро теперь называется не "Маршала Жукова", а "Дворец спорта"…Время идет, все течет, все меняется… За этими воспоминаниями, я и не заметил, как мы пролетели проспект, слева мелькнул вход в метро, мебельный магазин, небольшой стихийный рынок с небритыми кавказцами и магазин нашего издательства.

– Приехали…– кивнул таксист на небольшое одноэтажное здание кинотеатра.

– Спасибо!– поблагодарил я его, хлопнув дверью. Расчет был произведен заранее, хотя многие бомбила этого не любят, но и мне удобнее отдать необходимую сумму в самом начале поездки.

На небольшой площадке перед кинотеатром разгуливали молодые мамочки с колясками. Правее главного входа стоял рев малышни, беззаботно скачущей на батуте. И ни что их не останавливало в этом мире. Ни довольно зябкая мартовская сырость, ни свежий северный ветер, пронизывающий насквозь мою легкую куртку.

У входа в сам кинотеатр курила небольшая группа молодых людей, чуть дальше мужчины посолиднее, которым в жизни было уже нечего доказывать, в дорогих пиджаках и часах, купленных явно не у вьетнамцев на Барабашово. Пахло весной и талым снегом, кое-где оставшимся в небольших ярках и возле металлической ограды.

Я растеряно огляделся, понятия не имея с чего начинать поиски. Митусов, конечно же, при всей своей педантичности, умудрился не сообщить точного адреса места, где встретил свою возлюбленную, лишь проговорился, что это было метро возле "Маршала Жукова", но и эти координаты напоминали незабвенное на три лаптя правее солнышка. Плюнув на немедленные поиски, я достал сигареты и закурил, с улыбкой наблюдая за тем, как какой-то карапуз, едва научившийся ходить, переваливаясь, словно моряк, только что сошедший на берег, пытается сбежать от своей бабушки, крича что-то на своем, одному ему понятном языке. Строгая бабуля в черных очках-хамелеонах и классической "дулькой" на голове, что-то ворчала, догоняя ребенка, пытаясь усмирить его, но тот, наконец-то добравшийся до возможности ходить, постоянно от нее убегал, весело хохоча…

Когда-то все было здесь точно так же…Так же по парку гуляли дети с бабушками, возле кинотеатра толпился народ в ожидании сеанса, на лавочках сидели влюбленные парочки, гуляли супруги, державшие за руки, воскресные папы вели своих чад на аттракционы, расположенные позади здания кинотеатра…Все было так же…

Я обвел внимательным взглядом бурлящую вокруг меня жизнь харьковчан, которым сегодня повезло не тащиться на работу в промозглой маршрутке, а провести это утро со своими родными. Митусов в день знакомства с Марией, несомненно, делал тоже самое. Только взгляд был не изучающим, а несомненно, победным! Он же был уверен, что несет людям счастье, вечность, то, о чем они так давно и безответно мечтали. Где можно было выразить ему свои чувства, на какой стене из десятков нанести ложный маяк?

Я шагнул вперед. Вряд ли это ему позволили бы сделать на стене кинотеатра. Тогда, в конце восьмидесятых, еще не отменили статью за тунеядство, по Харькову бродили патрули, которые и отлавливали вот таких, как он, нарушителей общественного порядка. Я прикрыл глаза, представляю ту же картинку, только в декорациях прошлого.

Солнечный июньский день. Белых тополиный пух мягким ковром устилает землю. Малыш в коротких шортиках со смехом врывается в это пушистое одеяло. Его родители смотрят на него с укоризной. Чуть левее входа не батут, а автоматы с газировкой. Там очередь. День выдался жаркий, совсем летний. Видение было настолько ярким, что я ощутил жажду. На ступеньках девочки в ярких цветных платьях играют в резиночки. Слышится детский смех.

– Миша! Миша! Я тебе сказала не лезть на эту горку!– я обернулся, увидев, как на лавочке, воспользовавшись тенечком и обмахиваясь газетой, сидит крупная женщина в сарафане с подсолнухами. Ее сын, озорник Мишка, скользя, пытается забраться на детскую горку, расположенную возле детской площадке. Его белая клетчатая кепка сползла на затылок, правая коленка уже сбита и густо намазана зеленкой.

Вздрогнул, ощутив, как меня толкнул в плечо кто-то.

– Извините…– мимо меня, проследовал крупный круглолицый мужчина с академической бородкой. Светлые блеклые глаза упрямо смотрели куда-то вдаль. Несмотря на жару, на нем был теплый свитер и темные брюки, измазанные…

В первый момент я не поверил своим глазам. От самого края брюк до карманов отчетливо виднелись капли красной краски. В руках мужчины была авоська, где виднелась кисть и свежая банка эмали.

– Да что такое…– крупная дрожь пробила мое тело. Я зажмурился, чтобы прогнать виденье, и тут же очутился в своем времени, в сыром зябком марте. где не было ни автоматов с газировкой, ни мамаш в сарафанах с подсолнухами.

– Черт…

– Мужчина тут дети!– с укором посмотрела на меня бабуля в очках. Она, наконец-то, догнала своего внучка почти у моих ног, и теперь вела его обратно к коляске, оставленной возле лавочек.

– Извините!– я не понимал, что это сейчас со мной было. Виденье? Или я уже сошел с ума на почве поисков Митусова и его маяков? Я отчетливо видел Олега, вокруг был июнь, а не март! Каким-то образом мне открылось прошлое! Или это мое второе магическое зрение неожиданно включилось, чтобы помочь? Сосредоточившись, я попытался вернуться обратно, но ничего не выходило. Всякий раз, закрывая глаз и пытаясь провалиться в параллельный мир, я видел лишь неясные тени, бродивших вокруг меня людей. Над головой, с лихом свистом рассекая воздух, пролетела ведьма. А вот парень с татуировкой на шее оказался самым настоящим вампиром, который тут же поспешил ретироваться от входа в кино, поняв, что его раскрыли. Все было не то…

Митусов…Он был рядом! Даже задел меня плечом, я ощутил его! Что это было? Галлюцинации или реальность?

Бросив бесполезные попытки, я посмотрел в ту сторону, куда отправился сумасшедший в моем виденье. Узкая, натоптанная несознательными гражданами тропинка вела куда-то во дворы, под арку пятиэтажки с выщербленными стенами. Над входом висела вывеска, извещавшая прохожих, что именно в этом месте готовится самая дешевая и вкусная шаурма в Харькове. Кто бы сомневался…Подумал я. То-то нет вокруг ни одной бродячей собаки.

Немного подумав, я отправился по тропинке вглубь двора, надеясь, что в этот раз чутье меня не подведет. И уже не слышал, как бабулечка с малышом на руках, неожиданно достала из старого, потрепанного ридикюля телефон и набрала короткий, знакомый по памяти номер:

– Дворкин на месте!– сообщила пожилая женщина, блеснув полыхнувшим пламенем в зрачках, провожая мою фигуру долгим внимательным взглядом.– Да, Координатор, пришлось его немного подтолкнуть! Иначе весь план провалился бы. Он не знал куда идти…Нет…Он так ничего и не понял. Решил, что открылись его способности. Теперь все зависит от Четвертого.

Если бы я слышал этот разговор…Все могло в тот момент пойти по-другому, но я даже не обернулся назад, всецело поглощенный поисками Марии – возлюбленной Митусова.

Во дворе было пусто. Старый остов, давно сгнившего "москвича" примостился у крыльца, как памятник советскому прошлому, от которого, мы так ничего и не построив взамен, отчаянно пытаемся уйти. Грязные оконные стекла, смотрели на меня со всех четырех сторон гнилыми коричневыми рамами. Сломанные качели с мерзким скрипом навевали совсем невеселое настроение. Четыре подъезда чернели новыми металлическими дверями, так несуразно смотревшимися на унылом фоне совсем небогатой жизни. Посередине двора беседка, доставшаяся жителям Бог знает с каких времен. Вокруг нее плотным ковром все усыпано какими-то пакетами, стеклянными бутылками и пивными банками. Переполненная урна и не видна из-под груды мусора.

– Да уж…– пробормотал я, осматривая старую кирпичную кладку. Тем и удивителен Харьков, что такой двор можно найти и в центре города, рядом с неоновыми витринами дорогих магазинов, и в таких вот спальных районах, где доживают свой век пенсионеры, бывшие доценты, кандидаты около всяческих наук, оказавшиеся ненужными в новой жизни под названием, рыночная экономика. Мой взгляд неожиданно уперся в самый дальний угол дома, спрятавшийся под тенью еще не пустивших первые листочки деревьев. На нем красной краской неровными крупными буквами было написано то, что я искал: "У меня отвращение к женскому полу".

То, что это было послание его возлюбленной после того, как оказалось, что Мария не испытывает к нему столь же пылких чувств, как он сам, не вызывало сомнений. Я подошел поближе и осмотрел надпись. Краска уже почти слезла, оставив лишь неясный контур. Ничего удивительного в этом не было, прошло уже почти с той поры тридцать лет!

– Отвращение значит…– проговорил я, оборачиваясь назад. Несомненно, это был не маяк, а личная инициатива Митусова, напоминание, высказанная обида, которая должна была быть легко читаемой из окон возлюбленной, разбившей ему сердце, чтобы каждый день видела и мучилась. Почему-то мне казалось именно так, по крайней мере. если все было бы иначе, то смысла в надписи никакого не было. Хотя как можно искать смысл в действиях сумасшедшего?

Окна нескольких квартир смотрели именно сюда. А значит с подъездом мы точно определились. Оставалось лишь надеяться, что неизвестная Мария по-прежнему проживает по этому адресу.

Быстрым шагом я подошел к двери и толкнул ручку, которая легко подалась. В нос ударил запах сырости, мокрой побелки и кошачьей мочи. Зеленые стены лестничных пролетов напоминали стены города после бомбежки. У входа валялся строительный мусор, какие-то пакеты, приготовленные на вынос. Их я аккуратно обошел, решив постучаться в первую попавшуюся дверь.

Звонок отсутствовал. Вместо него из стены на меня смотрели пара оголенных проводков. Дверь была старая, филенчатая, выкрашенная половой коричневой краской. Именно в нее я и постучал несколько раз, стараясь не перебудить весь подъезд.

– Кто там?– раздался за дверью негромкий приятный женский голос.

– Я репортер газеты "Вечерний Харьков",– вспомнив, что не один раз в наших приключениях нас выручала профессия Красовской, проговорил я.

– Что вам надо?– сварливо уточнили по ту сторону.

– В вашем доме проживает некая Мария?– наобум брякнул я, даже не представляя, как объяснить мне этот интерес совершенно постороннему человеку.

– Что вам от нее надо? – повторил свой вопрос женский голос, а мое сердце забилось от предчувствия того, что я с первого раза, нежданно негаданно попал в точку.

– Видите ли, мы пишем статью о городских художниках авангардистах. В руки мне попал дневник некто Митусова – известного своим необычным стилем выражения своего видения мира…В нем сказано, что он встречался с Марией, предположительно проживающей в вашем доме. Мне бы хотелось бы пообщаться с ней, узнать ее впечатления об этом человеке.

– Нет тут таких! – зло бросили из-за двери.

– Постойте…– за дверью раздался шелест домашних тапочек. Неизвестная женщина решила, что разговор окончен, не намереваясь тратить свое драгоценное время на докучливых журналистов. Я отчаянно придумывал выход из-за сложившейся ситуации.

– Это не бесплатно!– выпалил я. Шаги стихли, а потом вернулись обратно к порогу. Несколько минут стояла томительная тишина, словно по ту сторону раздумывали о чем-то, а потом щелкнул входной замок.

– Ну, я Мария,– на пороге стояла довольно старая женщина, с распущенными седыми волосами в засаленном халате, черт знает каких времен. На крючковатом носу висели огромные очки– стрекозы, из-за которых она меня внимательно разглядывала. Да уж…Ну и вкус был у этого сумасшедшего…Мелькнула у меня в голове шальная мысль.

– Александр Дворкин,– представился я,– мне бы хотелось…

– Сначала деньги…– от женщины отчетливо пахло перегаром, и не возникало никаких сомнений для чего они ей столь необходимы в этот момент.

Пришлось покопаться в бумажнике и выудить оттуда несколько двух соток, передав их в дрожащие с перепоя руки старухи.

– Проходи…– буркнула она, не выразив при этом никаких эмоций. Повела меня узким коридором в какую-то комнату. Из-под моих ног с визгом вылетела черная лохматая кошка. Я споткнулся о сервант, но удержался на ногах, кляня про себя на чем свет стоит старые малогабаритные квартиры. Обстановка в жилье Марии была сродни разрушением после бомбардировки Югославии. Давно немытая посуда горой высилась в грязной раковине. По ней бодро шныряло несколько десятков тараканов. На столе стояла опустошенная бутылка самой дешевой водки, граненый стакан и половинка отвердевшего хлеба. В углу пискнула мышь, скрывшись под платяным шкафом с оторванной дверцей, висевшей на одной петле. Продавленный диван с выпирающими пружинами притаился в уголке. На нем застелена была серая от пыли простынь и мятая подушка. Видимо, я поднял хозяйку с постели.

Шаркая, Мария прошла к столу, печально посмотрела на пустую бутылку и хозяйственно прибрала полученные деньги куда-то в засаленный халат, решив опохмел оставить напоследок. Уселась на стул напротив, подперев лохматую голову ладонью и ворчливо спросила:

– Чего хотел? Я Мария, других в нашем доме отродясь не было…

Ее хриплый голос напоминал карканье ворон,гнилые зубы торчали из-за чуть поддернутой губы в разные стороны, а круглые очки делали ее и без того навыкате глаза еще более крупнее. С трудом я отвел от этого безобразия взгляд, уставившись в пыльное окно, заросшее паутиной.

– Мне бы хотелось узнать, были ли вы знакомы с неким Митусовым Олегом? При каких обстоятельствах произошла эта встреча, что вы помните о нем? Может быть, он оставил вам о себе что-то на память? Нам будет важна любая мелочь…

– А ты что из ментуры что ли?– нахмурилась Мария, внутренне напрягшись.

– Я уже говорил, что репортер…

– Точно…Что-то стареть я стала, запамятовала…

Почему-то, глядя на всю обстановку ее квартиры, я был уверен, что причина проблем с памятью, вовсе не старость, а пагубное влияние алкоголя.

– Митусов…Митусов…– пошамкала она беззубым ртом, будто бы припоминая что-то.– Помню, был такой ухажер. Я в юности красивая была! Половина города гонялась за мной, по пятам ходили, чтобы мое расположение сыскать, а мне всегда мальчики-плохиши нравились. Пьянки, гулянки…Неформалы, как сейчас говорит молодежь.

– Но Митусов никак не подходил под образ плохиша…– заметил я осторожно, боясь спугнуть разоткровенничавшуюся Марию.

– Да, это я потом поняла! А сначала показалось, что именно плохиш. Подумай только! Свободный художник! Малюет на стенах свои буковки, и никто ему не указ! Ни менты, ни гэбисты… Вот и решила познакомиться, а когда поняла, кто он и чем дышит, что обыкновенный придурок, маменькин сынок, было уже поздно. Он влюбился по уши! Ходил за мной, как тень, все бубнил, что подарить мне вечную жизнь, что я когда-нибудь пожалею, что не согласилась быть с ним…

– И?– напрягся я, ощутив, что может так получится, что я тяну пустышку. И вся моя стройная теория полетит ко всем чертям.

– А что и? Послала его, как только бубнить начал, но он еще долго сюда приходил. Вон, все стены исписал своими надписями! – махнула рукой Мария куда-то на улицу.

– И как же состоялось окончательное расставание?

– Он пришел, сказал, что все понял, что его миссия не позволяет ему оставаться вместе со мной. ему некогда добиваться моего расположения, вместо этого он лучше займется спасением мира. Псих, что еще скажешь…Хлопнул дверью и ушел! Будто не я, а он меня отшил, но вы все мужики одинаковые, не можете поверить, что вас могут кинуть, таких прекрасных рыцарей без страха и упрека. Все стремитесь повернуть так, будто бы баба виновата…

– И больше вы с ним не виделись?– уточнил я.

– Не-а!– покачала головой Мария, дыша на меня волной перегара.– мне потом знакомые девчата говорили, что Олежка совсем умом тронулся, в дурку его упекли, да и сгинул он там, то ли от рака, то ли от лекарств, то ли от гриппа…

– От туберкулеза…– машинально поправил я, раздумывая над ее словами. Выходило, что я почти все угадал, построив стройную теорию, ошибившись лишь в том, что Мария с третьим маяком была никак не связана. Хотя…

– А он вам на память ничего не вручал? Ничего не дарил? Может остались у вас какие-то его вещи? Нам было бы полезно дополнить нашу статью, так сказать. натурой…

Старуха выразительно посмотрела на мой карман, утвердительно покачав головой.

– Есть одна вещь. Олежка все твердил, что когда-нибудь за ней придут, и это принесет мне немалую сумму…И надо же ! Не ошибся!

Я с горечью полез в бумажник, достав еще несколько сотен гривен.

– А можно взглянуть?

Старуха мгновенно сцапала деньги, не веря своему счастью, быстро зашаркала прочь из кухни, вернувшись с фотографией Олега Митусова, на обороте которой крупным размашистым почерком было начертано следующее:», а зачем вы тогда воду пьете? Воду? Зачем?"

Кажется, я нашел третий маяк. Вся фраза была построена в стиле Митусова. Это был несомненно его почерк, но, что обозначала надпись, еще предстояло выяснить. Не хотелось терять зря время…По-моему, я даже не попрощался с Марией. пулей вылетев из квартиры. Цель была одна спасти умирающую Яну, и желательно попасть на выставку художников, от которых меня уже тошнило, но идти было надо. иначе спасать от Елены Эрнестовны придется уже меня.

26

Харьков 2019

«День третий, плавно переходящий в четвертый»

Казалось, что даже время сегодня было против меня. Едва выбравшись из злачной квартиры возлюбленной Митусова, оставив там изрядную сумму денег, я стал вызывать такси, но вот беда…Как назло. все операторы были заняты. Складывалось такое ощущение, что все харьковчане решили непременно воспользоваться услугами такси сегодня. Пришлось добираться до дома общественным автотранспортом, который я ненавидел всеми фибрами своей души, в основном, из-за постоянной толчеи и низкой скорости передвижения.

Но на этом мои неприятности не закончились. на половине пути до дома маршрутка обломалась. Люди ругались на водителя, который лениво бродил вокруг поломанного агрегата, пиная со злости колеса, как настоящему шоферу и положено. А вот я, заспешил на троллейбус, успев втиснуться в уже закрывающиеся двери громыхающего всеми своими сочленениями металлического чудовища. В шею мне тут же уперся чей-то локоть, по коленке ощутимо била чья-то женская сумочка. Саму хозяйку из-за большого скопления народа мне увидеть не удалось, но больно было от каждого удара. На следующей остановке народ повалил наружу, а мне пришлось втискиваться круговыми движениями между престарелым дедушкой с палочкой в огромных линзах диоптрий на десять и каким-то подростком, из-за собственной невоспитанности умудрившимся даже не снять объемный рюкзак с плеч.

С трудом поднял руку, чтобы посмотреть на часы, часовая стрелка которых, словно сошла с ума, утекая как вода сквозь пальцы. Наручные "командирские" протикали шесть часов вечера, и сердце заекало от плохого предчувствия, а если я не успел? А если с Яной что-то случилось? От фотографии Митусова шло какое-то внутренне тепло, грея кожу во внутреннем кармане. Маяк требовал, чтобы его распечатали. Темная сила, которой он был до краев, наполнен требовала выхода, коего дать я ему, увы, не мог.

Через пару остановок очень медленной черепашьей езды, когда терпеть уже не было сил, я, подчиняясь бездумному потоку спешащих по домам жителей, вылетел пулей из троллейбуса и побежал в сторону дома. Благо от салтовского шоссе до моей Автострадной набережной было не так много бежать.

Конечно же, сердце тут же бешено заухало, как сумасшедшее, противясь всеми возможными фибрами души, такому халатному отношению. Бок заколол острой болью, выдавая мою леность и заброшенный спорт. Ноги стали подкашиваться, пот струился по лбу крупным градом, застилая мне глаза. мысль о том, что можно было позвонить Максиму, мне пришла уже слишком поздно, когда я увидел его внедорожник возле дверей нашего подъезда. муж Красовской, как раз парковал машину, справившись со всеми своими делами на работе, уладив неприятный инцидент с Макдональдсом. Времени рассказывать о наших дальнейших приключениях не было. Меня вместе с супругой ждали на выставке художников, а мимоходом мне просто было жизненно необходимо спасти от гибели свою лучшую подругу.

На немой вопрос полковника полиции я отмахнулся, оббежал его по неширокой дуге, перепрыгивая через ступеньку, рванул на второй этаж к своей двери. Позади меня гулко ухали тяжелые берцы Максима, слышалось его сиплое дыхание.

– Да, что случилось-то?– воскликнул он в конце концов, догнав меня у самого дверного звонка.

– Потом…Я нашел третий маяк. Яна…Яна при смерти, но сейчас ей станет лучше…– на долгую трель звонка поначалу никто не отзывался. Я испугался, что все же оказался прав, и Красовской стало еще хуже, но минуты через две по ту сторону квартиры зашлепали знакомые шаги моей разлюбезной тещи, а потом на пороге появилась и она, собственной персоной.

– Явился?– строго спросила она. В руках Эльвиры Олеговны был стакан с водой и какая-то мокрая тряпка.

– Как она?– на ходу спросил я, бросаясь в спальню к теще, пинком распахнув туда дверь. Света сидела у постели подруги. Глаза журналистки были закрыты. дыхание редкое и прерывистое. Полные синего цвета губы чуть приоткрыты. Кожа на них потрескалась и ссохлась. Янка была бледна, как сама смерть, и в моей голове, вообще, возникали сомнения, что она жива.

– Яна!– вскрикнул позади меня Максим, бросаясь через всю комнату к жене. Странно, я раньше думал, что наши полицейские не столь ранимые создания, но, еще неизвестно, как бы я сам реагировал, будь на месте Красовской моя Светлана.

– Солнышко мое, я здесь…Я рядом…– он схватил жену за руку, покрывая еле теплую ладошку поцелуями. – Саша все нашел. Дворкин – он молодец! Он может все!

Ну, это он меня явно перехвалил…Скромно потупился я. До всего мне еще очень далеко. Так, чего-то могем....так сказать.

– Ей стало хуже ближе к двум часам,– начала рассказывать Светка, отставляя стакан с водой в сторону. Давление резко упало до самой критической отметки, мы еле сумели его с мамой немного поднять. Температура тело, наоборот, повысилась до почти сорока. Яну бросило в жар. Она забредила. Из ее нескольких фраз едва можно было разобрать слово "семь" и "ложь". Она твердила это без остановки пока хватало сил. Где-то с час назад, когда никакие уколы и капельницы ее перестали брать, она потеряла сознание, а мы стали ее охлаждать народными методами,– она грустно кивнула на стакан с водой,– лечение температуры растирание уксусом в нашей стране еще никаким приказом не отменили…

В глазах жены стояли слезы. Ей было страшно и больно смотреть на то, как ее хорошая, если не подруга, то знакомая угасает. хуже нет для человека, видеть смерть близкого и родного создания, когда ты можешь лишь наблюдать, слегка ослабляя страдания больного, не в силах помочь. особенно тяжело это давалось Светке -врачу по своей основной профессии, то ли инстинкты играли, то клятву Гиппократа вспомнила.

– Ты нашел третий маяк?– с надеждой в голосе спросила жена.

– Да…– я вытащил из внутреннего кармана куртки чуть помятую фотографию Митусова с загадочной надписью про воду. Несомненно, это было очередным ключом, только, как его разгадать, где найти четвертый маяк? Все эти вопросы я решил оставить на потом.

– Зрачки на свет реагируют?– я поднял веко Красовской. Склеры были красными. От резких перепадов давления сосуды в глаза полопались, оставляя кровяные следы.

– Пробовала,– кивнула Света,– все без толку…Она, как будто в коме…

– Сейчас…Секунду…– я отодвинул решительно в сторону Максима, наклоняясь поближе. На свет лампы дневного света зрачки не реагировали. Красовская была почти мертва.

– Скорее фото,– не глядя я протянул руку назад, уверенный, что жена тут же придет на помощь, и вставит в ладонь то, что мне требуется. Над ухом напряженно дышал Максим. В его глазах легко читалась мольба о помощи, но я не Бог. Я всего лишь маг-недоучка, и мне далеко до таких величин, какими были Агрида и Алаида.– Секундочку…

Перевернув фотографию надписью вниз, я коснулся ею запястья Красовской, в том месте, где появилась сама собой римская цифра "три". И тут же отдернул свою руку в сторону. Мощь темного заклятия была столь сильна, что мои кончики пальцев чуть не задымились, касаясь ее лишь краешком. не уверен, что кто-то из ныне живущих мог был совладать с такой силой, какая была заключена в каждом маяке, оставленном Митусовым.

Сначала, ничего не происходило. Фото висело, как приклеенное на запястье, а потом над ним появился робкий черный вьющийся дымок, мрачное облачко всколыхнулось по гладкой поверхности, испаряясь в воздухе. Мне показалось, что меня сначала посадили в хорошо натопленную парилку, а потом с маху кинули в ледяную прорубь, такой мощи я не видел еще нигде. Портрет сумасшедшего тихо стек на пол липкой пластмассой, оставив на коже женщины еле заметный ожог. Татуировка испарилась, словно ее и не было. И если бы я не видел ее бы собственными глазами, то никогда бы не поверил, что такое возможно.

Яна слабо шевельнулась на кровати, вздохнула полной грудью, проталкивая в себя живительный глоток воздуха. Сиплый хрип вырвался из ее легких, заставив Максима испуганно дернуться к ней.

– Не надо…– остановил его я.– Позже…

Обернулся на Светку, призывая ее померить температуру и давление Красовской, та сразу же бросилась за аппаратом и градусником на кухню.

– Саша…– глаза Яны были открыты. Шепот ее пересохших губ был еле слышен. – Да, моя дорогая…– я, как мог низко наклонился к ней, гладя ее по волосам, как маленькую девочку.

– Ложь…Слышишь…все ложь…– торопливо проговорила она.– Все вранье…Се…Семь…

Глаза ее неожиданно закатились, а тело содрогнулось и рухнуло на подушку. Я беспомощно оглянулся на Макса, но и тот, мало что понимал.

– Что значит ложь? Семь?– спросил он пораженно. Для его приземленного, сугубо полицейского, узкоспециализированного мышления, все эти загадки были сродни бином Ньютона.

– Загадка…– я встал с колен, схватившись за голову. Ситуация становилась все сложнее и сложнее. Найденные маяки теперь не приносили облегчение Красовской, а значит я был обречен на то, чтобы наблюдать, как моя самая близкая подруга умирает, не в силах ничего с этим поделать.

– Яна…– Макс склонился над женщиной, погладив ее еле теплую бледную щеку.– Яночка моя…– из глаз мужчины катились слезы. Он что-то шептал ей одними губами, даже не пытаясь скрыть от всех свое раздавленное состояние.– Яночка…

– Максим…– в дверях появилась Светка. В одной руке у нее был тонометр, а в другой электронный градусник.

– Не сейчас…Не надо…– я не мог смотреть на это все спокойно. Слишком больно было видеть мою цветущую и всегда веселую подругу похожую на овощ. И косвенно во всей этой истории был виноват я. Если бы когда-то давно я не втянул ее в расследование и поиски зеркала, чтобы вернуться обратно из Зазеркалья, если бы не встретил ее на улице Харькова спустя почти три месяца и не показал ей весь этот загадочный мир, наполненный магией и волшебством. Она, возможно, так и жила бы спокойно в своем уютном пространстве, обсуждая последние городские сплетни на страницах своего еженедельника, будучи лучшей в Украине журналисткой.

– Не надо…Оставь их одних…– в дверях спальни я оглянулся на эту пару. Максим не верил в происходящее, он гладил Красовскую по растрёпанным волосам, что-то мило приговаривая, изредка всхлипывая, чтобы унять катившиеся слезы и проглотить застрявший в горле комок горя, нахлынувшего на него с такой силой, что даже полковник полиции не мог с ним справиться самостоятельно.

Света тоже была на грани отчаяния, готовая разрыдаться в моих руках, как маленькая девчонка.

– Тише…Тише…– прошептал я ей, вытесняя в коридор.– Все будет хорошо, не волнуйся, малыш, все будет хорошо…

Сам не верил в это, но только потому, что надо было в этот момент говорить, нес всякую ерунду. Нельзя было молчать, я чувствовал это, иначе легко можно было сломать и ее, и себя, навсегда изменив наше мироощущение.

В кармане завибрировал телефон, надрывно, туго, неприятно.

– Прости меня…– я вытащил из кармана смартфон. увидев на экране лицо моего редактора. Черт…Я совсем забыл. Начало девятого…А в восемь мы с супругой должны были торжественно посетить выставку каких-то местных художников. С опаской принял звонок, ожидая крика по ту сторону трубки, но Елена Эрнестовна была само олимпийское спокойствие.

– Дворкин?– уточнила она на всякий случай.

– Он самый…

– Наконец-то ты решил со мной пообщаться! Надеюсь, ты мне скажешь, что уже поднимаешься по лестнице и совсем скоро мы с тобой увидимся в этой галерее?– строгим тоном проговорила она, впрочем, понимая, что я в очередной раз про встречу забыл.

– Елена…

– У тебя есть ровно двадцать минут, Александр Сергеевич, чтобы оказаться здесь,– она не стала меня слушать. ей надоели мои постоянные оправдания.– И если ты не появишься, то можешь считать, что издательство расторгает с тобой контракт!

– Я…

В ответ мне раздались короткие гудки, когда ее достать, редактор могла быть очень строга и упряма, а я, видимо, все-таки довел ее до точки кипения.

– Черт!– повторно ругнулся я, рухнув в кресло со всего маху. Пружины жалобно всхлипнули, но выдержали мой немаленький вес.

– Что еще случилось?– нахмурилась Светлана.

– Помнишь, я тебе говорил, что нам предстоит съездить сегодня на выставку?– жена кивнула. вытирая выступившие на глазах слезы. Тушь слегка потекла, образуя темные ручейки на чуть порозовевших щечках.– Мы должны быть там через двадцать минут…Иначе контракт со мной издательство расторгнет.

– Отлично! Нам не мешало бы развеяться. Макс с Яной побудет. Мама постелила ему на свей кровати. А Эльвира Олеговна обещала, что посидит с Дарьей и мишкой. Платье я себе погладила. а Стас,– наш знакомый таксист, занимающийся тем, что возит торгашей с Барабашово по домам,– нас уже ждет! Минут через десять будем выезжать!

Оказывается, моя супруга, ничего не забыла. а, зная мой характер. даже все умудрилась организовать так, что мне ни о чем не надо было беспокоиться.

– Ты у меня золото1– я порывисто заключил жену в свои объятия, ласково целую в губы.

– Ты главное найди способ спасти и Землю, и Яну,– прошептала она мне, выворачиваясь из объятий,– а я тебе до конца дней буду все организовать!

– Постараюсь,– время уходило неумолимо, а потому я, не раздумывая рванул переодеваться. сонливость и грусть, как рукой сняло. Настроение, пусть и немного, но все же поднялось. Еще не все потеряно! Еще есть куча времени, чтобы найти выход! Еще есть десять маяков, целых десять дней, чтобы спастись!

Наши сборы со Светкой заняли буквально пять минут. Стас-таксист под нашими окнами даже не успел еще толком разозлиться на нашу неторопливость. Вместо обычной лекции о политической ситуации в стране, которая звучала каждый раз, когда он был в плохом настроении, водитель включил негромкую музыку, под которую мы довольно быстро добрались до выставочного зала, но все же все равно опоздали.

Под входом в зал припаркованы были несколько десятков дорогих иномарок. Перед нами от главного входа отъехал внедорожник нашего многоуважаемого мэра, а среди разномастных "мерседесов" и "бмв" на парковке я с удовольствием увидел автомобиль из личного гаража моего хорошего друга олигарха Славки Заславского, который помогал нам и непосредственно участвовал во многих наших приключениях.

– Готова?– посмотрел я внимательно на Светлану, которая наводила последний лоск перед выходом в свет.

– Всегда готова!– речевкой из пионерского прошлого ответила она, шутливо приложив ладонь ко лбу. По ее виду невозможно было сказать, что несколько минут назад она рыдала у меня на плече, умоляя помочь Яне. За это я, наверное, ее и до сих пор люблю. Именно за такое умение собираться в одно мгновение так, что никто не смог бы сказать о том, что по-настоящему творится у нее на душе.

– Тогда пошли…– мы расплатились со Стасом за такси, заранее договорившись, что через пару часов он нас отсюда и заберет, чтоб вечером не добираться назад на общественном транспорте. В нашем случае, каждая минута была на вес золота, ведь в наших руках оказалась не только жизнь Яны – нашей близкой подруги, но и, увы, всего человечества.

Народ все прибывал. Видимо, выставка была довольно популярна, художник модным. потому что непрерывным потоком ко входу парковались машины разной степени социальной обеспеченности. Машины Елены Эрнестовны я там не заметил, но был уверен, что она уже внутри, рвет и мечет, желая придушить нерадивого подопечного. Взяв жену под руку, я важно прошел внутрь, чувствуя себя в дорогом пиджаке не только неудобно, но и слегка скованно. Мне привычней была футболка и джинсы, но статус знаменитого писателя требовал обратное.

В холле я увидел и своего шеф-редактора, которая гневно расшагивала по огромному освещенному фойе, изредка поглядывая то на часы, висящие под потолком, то на телефон с потухшим экраном у нее в руках. она была явно зла и сдерживалась из последних сил. Едва завидев нас на входе, она облегченно выдохнула, как-то сразу сникла, словно из нее выпустили весь воздух.

– Ну, наконец-то, Дворкин…– проговорила она, бросая на меня такие уничтожительные взгляды, на которые была только способна. Лишь присутствие Светы ее немного сдерживало от того, чтобы высказать все, что она обо мне думает.– Здравствуйте, Светлана!– поздоровалась она с ней, мило улыбнувшись, а потом повернулась ко мне своим ледяным взглядом серых глаз.– Тебе кто-нибудь что-нибудь когда-нибудь, Дворкин, рассказывал об элементарной порядочности?– зло прошипела она, не спуская с меня глаз.– Чтобы ты понимал, я уже как почти час отбиваюсь от настойчивого хозяина выставки, который то и дело интересуется тобой?

– Он мой фанат?

– Дворкин!

– Все-все, Елена Эрнестовна!– примирительно поднял я вверх руки.– больше такого не повторится…Я просто занимаюсь написание нового романа из нашего цикла…Немного заработался.

С радостью я заметил, как ее лицо немного просветлело. Слишком долго я не мог родить ни строчки. Редактора постоянно теребили издатели. И вот! Я ей дал надежду, что постоянный террор закончится.

– Только это тебя и спасает!– покачала головой Елена Эрнестовна.– Только ты учти, что если и в этом месяце книги не будет, то у нас будут большие неприятности.

Не стал я ее в этот момент расстраивать и рассказывать, что если я не придумаю выхода из ситуации с Красовской, то и мира-то у нас не будет. Вся земля окажется захвачена бездушными телами Люцифера, и выход очередного моего романа станет самым малым из зол.

– А вот и наш почетный гость!– нам навстречу из большого зала, вход в который был украшен разноцветными праздничными шариками, вышел какой-то бородатый, мне незнакомый, патлатый молодой человек. Он приветливо раскинул руки для объятий, будто мы с ним детей крестили. С натянутой улыбкой я ответил на такого рода приветствие, и даже стерпел, когда нахал чмокнул мою жену в щечку, не особо интересуясь моим разрешением. Может у них, у художников так принято? Богема, что с них взять.

– Мы знакомы?– улыбнулся я.

– Увы, но я являюсь вашим самым преданным поклонником,– рассмеялся художник,– но, надеюсь, что после посещения сегодняшней выставки непременно станет и вы моим…Признайтесь, про что будет ваш следующий роман?– тут же взял он меня в оборот, особо не утруждая себя моими ответами на свои же заданные вопросы.– Вы не представляете. какое впечатление на меня произвело "Проклятие белого лебедя", а "Игра отражений"? Это же бомба! Триллер на века! Я почти неделю боялся подходить к зеркалу…

– К сожалению, – улыбнулась вежливо Елена Эрнестовна,– по контракту, Александр Сергеевич до официальной публикации романа, не имеет права раскрывать ни его суть, ни основные сюжетные линии. Вот дождитесь книгу, а потом…

– Все понятно!– примирительно поднял руки вверх парень. который, судя по полному ненависти взгляду моего редактора, ее действительно достал за этот час, который меня не было.– Тайна есть тайна! придется ждать…А я вот готов вам провести экскурсию, если вы не против по своей выставке? Это первая моя серьезная работа, и мне важно…

– Поздравляю, Валентин!– его непрерывный поток слов прервал какой-то попавшийся нам навстречу солидный мужчина в дорогом двубортном пиджаке.– Прекрасно! Просто прекрасно! Свежий взгляд на избитую тему – это, как глоток чистого воздуха для ценителей художественного искусства.

– Спасибо, а это наш глоток свежего воздуха в литературе,– представил тут же меня парень,– тот самый Дворкин с супругой…

Я вежливо и чуть натянуто улыбнулся, пожав вялую пухлую руку мужчины.

– Рад…– скупо улыбнулся тот в ответ.

И так продолжалось почти всю нашу дорогу до галереи. Валентин непременно знакомил нас с посетителями выставки, хвастаясь моей персоной, как полученной от родителей на новый год дорогой игрушкой, которой ни у кого из соседских мальчишек нет. От этого ощущения меня коробило, но я старательно сдерживался, напоминая себе, то и дело, что это всего лишь моя работа, что встречаться и посещать такого рода мероприятия – крест любого известного человека. Наконец-то, мы добрались до самих картин.

Если честно, то я ожидал увидеть современную мазню, которая сейчас в искусстве стала так популярна. Это когда картина выглядит так, будто ее автор случайно пролил на холст свои баночки из-под краски, подписал, что это закат в вечернем лесу, а эксперты с пеной у рта обсуждают, что же он хотел показать этим произведением, какую мысль донести до ценителя живописи.

Но Валентин меня приятно удивил. Вместо разноцветной мазни, пляски полутонов, перед моими глазами предстали довольно стоящие произведения искусства. На первом холсте был изображен мужчина с искаженным от ужаса лицом, стоящий на коленях. Его руки были по локоть залиты в крови, а на руках и майке виднелись, нарисованные, но выглядящие, как настоящие капли крови. Картина была столь яркой и реальной, что в какой-то момент мне показалось, что этот сумасшедший в мгновение ока выпрыгнет из позолоченной рамы и покромсает меня со Светкой в капусту. Рядом испуганно ойкнула супруга, вжимаясь мне в плечо, ища защиты. Уверен, что она испытала почти такие же эмоции, как и я.

– Это моя первая проба пера,– пояснил горделиво художник,– когда я только начинал работать, мне пришла в голову мысль рассказать через свои картины человечеству историю смертных грехов. Показать наиболее гадкие из них. Рука сама потянулась к кисти, и вот что получилось…– он виновато потупил глаза, жаждущие признания.

– Смертных грехов?– переспросил я, поглощенный созерцанием картины.

– Да…И первый почему-то получился "Не убий…"

– Семь смертных грехов…– я повернулся к супруге, наблюдая за ее реакцией. Та явно была восхищена. – Как тебе?

– Если честно, то великолепно!– улыбнулась Света.

– Но если грехов всего семь, то и картин должен быть столько же,– уточнила она у художника, – маловато для настоящей выставки…

– Семь смертных грехов – это всего лишь начало. Религиозная тема настолько захватила меня, что я пошел дальше! Прочел от корки до корки Библию…– горячо заверил нас Валентин, заманивая дальше в зал.– И чтобы вы думали? Вы читали когда-нибудь священную книгу всех христиан?

– Не довелось…– улыбнулся стыдливо я. Я несколько раз пытался начать, но руки все никак не доходили. Поэтому мои все знания ограничивались лишь школьной программой.

– А вот и зря! Чего стоит только двенадцать заповедей или этапы сотворения мира! Кстати, а вот эта картина получила название "День первый",– Валентин указал на стену левее нас, там в позолоченной раме висело изображение нашей земли в первый день сотворения мира. На черном фоне бесконечного космоса, усыпанного мириадами звезд, располагалась наша земля, покрытая плотным слоем кипящей магмы.

– Мило…Немного наивно, но привлекательно!– похвалила художника Светка, внимательно рассматривая нашу планету на этапе становления.

– Вы правы!– воскликнул Валентин.– Именно наивность я и хотел передать ею! Наивность создателя при сотворении мира, его идеализм…Все семь полотен пронизаны одним и тем же мотивом.

– Семь?– опять мне встречалась эта цифра семь. Уже третий раз за сегодняшний день. Сначала о ней в полубредовом состоянии сказала Яна, потом этот парень плел что-то про семь смертных грехов, а теперь он написал полотна, где изображено семь дней сотворения мира! Не слишком ли много "семерок" для одного дня? Стоп…Я побледнел от нахлынувшего на меня понимания. Немного пошатнулся, крепко уцепившись в ладонь жене. Она взволнованно взглянула на меня.

– Тебе плохо?

– Что случилось?– недоуменно переводил взгляд с меня на Светку Валентин.– Александр Сергеевич, что с вами? Может врача?

– Нет…– простая и ясная мысль поразила меня настолько сильно, что оставалось лишь сожалеть о том, что я не успел понять это раньше.

– Может воды?

– Если только стаканчик…– с вялой улыбкой попросил я.

Художник тут же сорвался искать официанта. Слава Богу, что хоть не побежал звонить в неотложку. Хотя видок у меня был, конечно, краше в гроб кладут.

– Светка, это просто гениально!

– Что?

– Вся эта выставка, Библия, все…

– Да, объясни толком, что тебе пришло в голову!– разозлилась Светлана.

– Сколько у человечества смертных грехов?

– Семь,– не задумываясь ответил супруга.

– За сколько дней Бог сотворил землю?

– Семь…– совсем растерялась жена.

– Что сказал Яна сегодня перед тем, как потеряла сознание?

– Семь…Ложь!

– Вот именно! Дьявол обманул ее! – воскликнул я и чуть приглушённо пояснил, потому что на нас остальные посетители выставки начали оглядываться.– Число тринадцать фигурирует в Библии только один раз. Иуда был тринадцатым апостолом у Христа! И все! Понимаешь? Главное число в религии это число семь! Остальное лишь наши выдумки и суеверия.

– И что?

– А то, что маяков всего семь? И Люцифер дал Земле лишь семь дней, а не тринадцать! Именно потому Яне плохо так, как будто мы распечатали уже одиннадцатый маяк! Потому что половину мы уже сделали!– даже у меня самого от моей догадки побежали по спине мурашки. Светлана тоже дернулась, словно пытаясь мне возразить.

– Но тогда…

– Да! Дьявол всегда лжет! Его цель доказать Богу, что человек не венец его творения, что он глуп, алчен и бестолков! Только поэтому он наплел Красовской про тринадцать маяков. Только вслушайся, насколько хорошо он все продумал, сколько символизма он вложил в эту ложь! Ничего не понимающие мы открываем маяк за маяком, надеясь найти выход и спасти Землю, а он тем временем на седьмой день является со своими тивитцами бездушными сюда и превращает нашу планету в свою колонию. И мы ничего уже не сможем предотвратить! Ничего! На седьмой день создание земли окончилось, на седьмой день Сатана ее и погубит! Вот так вот…

– Идея, конечно, интересная, но это всего лишь твои предположения,– заметила сухо и немного испуганно Светлана.

– Боюсь, что они верны…– угрюмо буркнул я.

– Тогда, что нам делать?– нахмурилась жена.

– Пока не знаю…Одно мне понятно нам нельзя терять ни минуты,– я потянул ее к выходу. Навстречу, сквозь толпу ценителей искусства к нам пробирался Валентин с бокалом минералки в руках.

– Александр Сергеевич…

– Потом!– я рывком отстранил его в сторону, продвигаясь к выходу. Левее нас откуда-то из толпы выскочила шеф-редактор.

– Дворкин! Куда это ты? Впереди у нас еще и пресс-конференция!

– Потом! Все потом, Елена Эрнестовна! Сейчас некогда совсем!– я отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, надеясь, что это загадочное потом все же случится.

– Дворкин!

Мы миновали длинное фойе. Одной рукой я вызывал такси, другой тянул за собой растерянную Светлану. В ушах грозным набатом бухал невидимый секундомер, с грохотом отсчитывающий последние деньки беззаботной жизни на земле.

– Мы разорвем с тобой контракт!– донеслось мне в след от редактора, но мне было уже все равно. Срочно созвать совет! Пригласить всех, кого можно…Может даже пожаловаться в Инквизицию…Возможно, она сможет это остановить. На ступеньках галереи было холодно. Мартовский ветер пронизывал лёгкое кашемировое пальтишко, но его я почти не чувствовал. Наоборот, меня бросило в жар. Что делать с Яной? Как поступить? Мне срочно нужно было подумать. Чувствуя мое состояние, Светка молчала, повинуясь моим порывистым командам. Только, когда приехало такси, она тихо спросила меня, усаживаясь рядом, вопреки своей привычки занимать место рядом с водителем:

– Что теперь будет с Яной?– в ее глаза застыл немой вопрос, на который я, увы, пока ее не знал ответа.

– Мне надо подумать…– коротко отрезал я, уставившись в окно, запотевшее от работающей печки. Машина, взревев двигателем везла нас обратно на нашу Автострадную набережную сквозь плотный поток машин спешащих домой людей, к семье, к родным, чтобы вместе спокойно поужинать, обсудить рабочий день и крепко уснуть в объятиях любимых. Почему со мной такого не случалось? Из-за чего? По какой причине я вынужден постоянно куда–то бежать, кого-то спасать, о чем-то думать? Господи, из-за чего именно на мои плечи легла эта тяжелая ноша?

От грустных мыслей настроение испортилось окончательно. Что делать с Яной? Я хожу по краю острого, как бритва лезвия, пытаясь найти выход из тупика, чтобы спасти и себя, и подругу, и всю землю с ее немаленьким населением? Никогда не думал, что передо мной когда-нибудь станет такой выбор…

Блики светофоров ночного Харькова играли на стеклах машины с капельками начинающегося дождя. Я смотрел в окно, наслаждаясь последними минутами покоя. дальше будет только сложнее…Дальше будет еще ужаснее. Как поступить? Что сделать? Господи, помоги мне…

Пересечение Халтурина и Краснодарской всегда отличался своей аварийностью. Очень часто здесь происходили ДТП по вине нерадивых водителей. Вот и сейчас, едва мы выехали на перекресток под зеленый сигнал светофора. откуда справа вылетел на полной скорости могучий внедорожник, направляясь к нам в лоб. Все это я наблюдал, как в замедленной съемке, не способный воспринимать адекватно окружающую реальность, погруженный в свои невеселые размышления. Рядом испуганно вскрикнула Светка, сжав до боли мою ладонь. Раздался визг тормозов, но столкновения было не избежать. если только не…

Таксист резко вывернул руль вправо, не туда, где по пешеходному переходу шли люди, мирно спешащие с работы, а в обочину, где, одиноко виляя хвостом лениво трусил пес. Глухой удар сотряс белый "ланос", заставив нас откинуться на заднее сиденье.

– Твою ж мать!– брызги крови от сбитой собаки брызнули на переднее стекло. машина перепрыгнула через бордюр и зависла на нем, ревя двигателем. Несколько секунд в салоне царила полная тишина. Мы с супругой никак не могли опомниться от случившегося, а таксист находился и вовсе в состоянии шока. Внедорожник, мигнув фарами, исчез где-то вдалеке проспекта Льва Ландау.– Все живы?– уточнил на всякий случай водитель, выключая зажигание.

– Почти…– буркнул я, выбираясь наружу под промозглый ветер и накрапывающий дождик. "Ланос" висел на бордюре, дымя чем-то под капотом. Левее нас в последних судорогах бился сбитый пес, хрипя и дергая переломанными лапами.

– Тут было два варианта…– виновато потупился мужчина, стараясь не смотреть на агонию животного, кивнув в сторону пешеходного перехода. Рядом с нами росла толпа зевак, горячо обсуждающих произошедшее.

– Понакупили прав!– ворчливо заметила какая-то пенсионерка. Ее горячо поддержала женщина, держащая на руках плачущую девчонку лет пяти.

– А вообще все это из-за коммунистов!

– Распустили народ!

– Да, где ваши либералы? Что они сделали для страны?

– Развалили…

Все это я слушал, словно сквозь плотную вату. Голоса зевак доносилось до моего сознания, будто издалека, а в голове оглушительным набатом бились слова таксиста, что у него было всего лишь два варианта, либо людей, либо пса. Он выбрал меньшее из зол. Так может и мне…

– Извините меня,– мужчина протягивал мне полную сумму поездки,– боюсь до дома я вас уже не довезу, да тут немного и осталось…Мне еще ментов ждать, разборки, протоколы, оформлять ДТП. Только не жалуйтесь начальству…

Я молча кивнул, забирая протянутые деньги, не сводя глаз с пса. Собака уже затихла. Под ней растекалась кровавая лужа.

– Пойдем…– потянул я Светку за руку. Жена расстроилась, побледнела, но все же держалась довольно бодро. Врач все-таки, хоть и женский…Движение по перекрестку восстановилось. Где-то вдалеке по Халтурина уже звенели полицейские сирены. Разборок тут еще часа на три. Я посмотрел на часы. Половина десятого…Еще торчать на ветру мне сегодня не хватало. попав в свидетели.

– Идем!– повторил я, потянув за руку жену. Она послушно пошла за мной, так и не проронив ни слова.

Снег в городе стаял, оставив после себя грязные лужи и прошлогоднюю листву, собранную трудолюбивыми дворниками кучками под деревья. Стыло…Поплотнее запахнувшись в пальто, я спустился на Батицкого, а потом через Рубежанский домой. Наш спальный район затихал, прячась от нелетной погоды в своих уютных мирках с маленькими кухоньками, непрерывными разговорами о политике, скучной телевизионной рекламе и развлекательных сериалах. Несколько местных алкашей медленно ползли за очередной дозой спиртного в наш круглосуточный ларек. И плевать всем было, что через какие-то четыре дня они превратятся в настоящих зомби! Не знают они об этом. Им хорошо в их уютном мирке! И самое удивительное, что для большинства из них ничего толком и не измениться, потому что они будут так же ходить на работу, готовить обеды, смотреть телевизор, общаться с друзьями…Разница лишь в том, что с этого момента они будут бездушными, без эмоциональными, лишаться того, самого главного, что и отличает нас от остального живого. Хотят ли они себе такой доли в обмен на вечную жизнь? Или им нет никакой разницы? Главное, что мне совсем не хочется, чтобы точно так же жили мои дети!

– Зайдем?– голос Светки вырвал меня из липкого тумана моих мыслей. Я с удивлением обнаружил, что мы стоим под нашим подъездом, а докуриваю сигарету.

– Да, конечно…

– Саш…

– Да, любимая?– встрепенулся я.

– Что теперь будет?

– Не знаю…– я легонько подтолкнул ее внутрь. пропуская вперед.– Не знаю…

Поднялись на второй этаж, открыв дверь своим ключом. Из кухни вышла хмурая Эльвира Олеговна. За эти несколько дней ей тоже основательно досталось. Хороши родители, повесили на шею старушке двоих детей и мир спасают!

– Дашку уложила. Сегодня немного капризничала, но потом успокоилась. Мишка вместе с Шушкиным Андрюхой отправился погулять. Максим ушел еще в семь, его срочно вызвали на работу. Красовская спит. Ей стало немного лучше к вечеру.

– Спасибо…– выдохнул я, рухнув на кресло, стоящее в прихожей.

– А у вас как?– поинтересовалась теща, вытирая мокрые руки о передник.

– Я расскажу сейчас. Пойдем на кухню,– Света, видя мое состояние потянула мать прочь, избавляя меня от ненужных вопросов.

Два варианта…Мертвый пес, искалеченный такси, стоял у меня перед глазами. Два варианта…либо пешеходы, либо безродная, непородистая собака. Выбор вроде бы прост…Таксист его сделал.

С трудом расшнуровал туфли и сбросил пальто. Тихонечко вошел в нашу со Светкой спальню, где в уголке стояла детская кроватка Дашки. Дочь сладко спала, улыбаясь чему-то своему во сне, причмокивая полненькими моими губками, раскидав ручки и ножки в сторону. Маленькое детское тельце пахло чем-то сладким, детством, нежностью…Стоит ли жизнь одной миллионов вот таких же, едва начавшихся?

Я аккуратно, стараясь не разбудить, вышел из спальни плотно притворив за собой дверь. В ванной шумела вода. Жена готовилась ко сну. Ей тоже было нелегко в эти дни. Она видела, как мучаюсь я и ничего не могла сделать. Стоит ли это все жизни одной? Два варианта…Либо пес, либо они…

Я вошел в полумрак комнаты Эльвиры Олеговны. Янка лежала на кровати, скупо освещаясь лунным светом, попадающим к нам через неплотно прикрытые шторы. такая же бледная, высохшая, как этот свет. Пес или они?

Дыхание подруги было болезненным и неровным. Темная сила, сосущая из нее жизнь, становилась все сильнее, ее аппетиты росли. Осталось четыре дня…Тивит или жизнь? Душа или вечное существование во тьме?

Я присел рядом, наблюдая за Красовской. Поникшие ее ресницы еле заметно дрогнули. Она открыла глаза и слегка улыбнулась, раздвинув с трудом пересохшие губы. Белки глаз ее потемнели, с ужасом я увидел в ее зрачках всепоглощающее адское пламя, еще только зарождающееся внутри подруги.

– Ты пришел меня убить?– спросила тихо она. Из ее глаз потекли слезы, но она держалась, как настоящий боец, прошедший со мной, рука об руку и огонь, и воду.

– Да…– промолвил я совершенно спокойно, поняв, что свой выбор сделал еще там, на перекрестке, увидев умирающего от переломов пса.

– Сделай это не больно, пожалуйста… – всхлипнула Янка, слабо шевельнувшись.– Я устала от этой боли, сидящей внутри меня.

– Конечно…Конечно, Яныч, тебе будет не больно…– я не смог сдержаться, тоже заплакал, проведя рукой по ее бледной впалой щеке, вытирая хрустальные слезинки, бегущие по некогда шелковистой коже.

– Прости меня, Дворкин…

– За что?

– За то, что заставила тебя выбирать,– улыбнулась горько Яна, отворачиваясь в сторону.

– Вся наша жизнь – это выбор! Между добром и злом! Между жизнью и смертью…

– Я не хочу быть злом!

– Ты не будешь, Яныч, обещаю…– я аккуратно вытянул из-под ее головы подушку, взяв ее двумя руками покрепче, опасаясь, что не смогу.– Прости…

Тихо звякнул телефон, заставив меня вздрогнуть. Я скосил глаза в сторону, увидев, что сообщение пришло от Максима.

– Посмотри,– кивнула на телефон Яна,– я не спешу на тот свет…

Настрой исчез полностью. Я отшвырнул в сторону подушку, со всего маху стукнув кулаком по бетонной стене. На костяшках лопнула кожа, оставляя кровяные следы на розовых обоях.

– С ума что ли сошел! Дашку разбудишь!– в дверь заглянула Эльвира Олеговна и строго погрозила мне пальцем.

– Извините…– я не мог, не хотел убивать Красовскую! Может быть был слаб, может быть был труслив, но не мог…Хотя и был в шаге от того, чтобы сотворить непоправимое. На экране моего смартфона красовалась красное, как у всех младенцев бывает, счастливое личико их с Максом ребенка.

"Проведал малыша…Покажи Яне, может это предаст ей немного сил! Мы обязательно победим!"

Обязательно победим…Какой же я идиот, если сдался и опустил руки! Конечно же мы победим! Или умрем, но в борьбе и все вместе…

– Это твой малыш…С ним все хорошо!– я протянул Красовской телефон с фото улыбающегося ребенка. Она взяла дрожащей рукой. Всхлипнула и разрыдалась, отвернувшись к стене, свернувшись калачиком. Ее ослабевшее тело вздрагивало в такт рыданиям, заставляя мое сердце рваться на части.

– Все будет хорошо…– я подобрал телефон, выпавший из ее ладоней, прочел сообщение дальше.

"Нашел четвертый маяк. Это без сомнений Салтовское водохранилище. С водой у нас тут больше ничего не связано! Утром выезжаем!"

Отлично! Хотя бы одну ночь я посплю, не ломая голову над тем, как найти место для следующего портала.

– Прости меня…– буркнул я, раздираемый эмоциями на части.– Прости, Яныч…

Подруга ничего не ответила. Она рыдала в подушку, чтобы не перебудить весь дом. А я хотел кричать от того ужаса, что чуть не натворил, убив человека.

– Прости…

Молча вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Рука саднила. На пути в ванную я наткнулсяна внимательный взгляд Эльвиры Олеговны.

– Это что там сейчас было?– строго спросила она, кивая головой на разбитый кулак.

– Ничего…– отмахнулся я.– Просто нервы…

Теща понимающе покивала, удалившись на кухню. Ее режим дня с возрастом стал намного отличаться от нашего. Засыпала она в четыре, а просыпалась около десяти. Отчего было так, никто не знал, в том числе и Светка. Смыв кровь с рук, я отправился в спальню. Приглушенный ночник горел на тумбочке со стороны супруги. Я поймал ее испуганный взгляд на себе, но ничего не ответил, что-то объяснять и рассказывать не хотелось. Ни осталось сил что-то говорить. Я мог лишь только лечь рядом, ощутив ее ласковые объятия на своем теле и уснуть. мгновенно погрузившись в сон, словно выключили весь мир вокруг.

Ночь прошла спокойно и без сновидений. Кошмары мне не снились. Виной тому, наверное, была просто нечеловеческая усталость и напряжение последних нескольких дней. Только от звонка Максима я проснулся, когда рядом никого уже не было.

– Ты спишь что ли?– изумился муж Красовской на том конце провода.

– Уже нет…

– Собирайся, Дворкин! Сейчас погрузим Янку и на Салтов. Распечатывать четвертый маяк.

– Откуда такая уверенность, что он именно там?– пробурчал я, вставая с кровати. Посмотрел на себя в зеркало и не узнал. лицо отекло, под глазами круги. Я выглядел так, краше в гроб кладут.

– Я когда от вас уехал, двинулся на квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи малыша и отвезти матери Красовской. Ну, и решил, избавиться от этих надписей на стенах, купил растворителя, содрал все обои. И под ними обнаружил любопытную надпись "Мама. Люблю. Салтов". Учитывая, что последний маяк, который мы открыли был про воду. Что еще может быть известнее в Харькове этого водохранилища?

– Ты прав,– согласился я.– Логика в этом кое-какая присутствует. Ты далеко?

– Уже подъезжаю…Заранее позвонил твоей теще и попросил Яну собрать.

– Спасибо…

– Не за что! – короткие гудки известили меня о том, что максим бросил трубку.

Так…Значит все решили без меня. Почувствовав нешуточное облегчение, я вышел из комнаты. Света пила на кухне кофе с тещей. У жены на коленках сидела Дарья, мгновенно протянувшая мне какую-то свою погремушку, намекая на то, что было бы неплохо наконец-то исполнить свой отцовской долг.

– Не сегодня, моя милая!– я поцеловал дочурку щечку, потом жену.– Доброе утро Эльвира Олеговна.

– И тебе того же зятек!– кивнула теща, наливая мне кофе.– Яна одета. Ей немного лучше. Так что сможет идти сама.

– Спасибо вам,– кивнул я,– а где Мишка?

– Мишка еще дрыхнет!– ворчливо сообщила мне теща.– Вчера приперся в три! Говорит провожали с Андрюхой каких-то знакомых девчонок с танцев, ну и заболтались.

– Вырос парень!– рассмеялся я.

Под окнами посигналили. Значит явился Макс. Пора было выдвигаться.

– Поможете мне ее спустить?– обратился я к своим дамам.

– Конечно…

Втроем, взяв под руки обессиленную Красовскую, мы сошли к подъезду, где нас уже ждал внедорожник Максима. Сегодня он был без формы, на поясе висел не сданный послед дежурства пистолет.

– Это зачем?– кивнул я на кобуру. усаживая Янку на заднее сиденье.

– На всякий случай,– отмахнулся полковник полиции,– мало ли что или кто…

– Как раз, если появится кто, то эта штука его не возьмет,– неодобрительно покачала я головой,– а проблема с гаишниками может доставить очень много.

– Брось, Дворкин,– улыбнулся Максим,– я же мент в конце концов! Договоримся…

Счастливый он человек. Еще не знает, что дьявол, как исстари ему и полагается, обманул и меня, и его, и Красовскую. Счастливый, он даже не догадывался, что жить человечеству осталось всего каких-то три дня.

– Поехали,– не стал я его расстраивать, занимая место рядом с водителем.

Машина резко развернулась, выбросив из-под шипованных колес клочья дерна, чуть не задев моих девчонок, которые провожали нас у порога. Из всех окон на нас поглядывали соседи. Ни в открытую, нет…Но там у тети Светы, то у тети Вали дернулась как-то подозрительно шторка. Плевать! Скоро они превратятся в тивитцев и им будет абсолютно все равно, куда и с кем я отправился, кого загружал в машину в полумертвом состоянии, потому что настоящий тивитец не испытывает любопытства. Он, как робот выполняет свою функции в этом мире, лишний раз доказывая, что такое же бездушное существо на этой планете, как окружающие нас деревья или тучи.

Выехали на Батицкого, обогнув по широкой дуге Мусорку с раскиданными вокруг нее продуктами жизнедеятельности харьковчан. Ну, никак не приучить наш народ к порядку! Вот такая вот расхлябанность у нас не то, что в крови, в генотипе. Этим-то мы и отличаемся от цивилизованных европейцев и это-то становится для нас непреодолимой преградой, когда нас в очередной раз тянет к светлому европейскому будущему.

Движок взревел, поднимаясь на небольшой пригорок, выехал на свежий асфальт, положенный пару лет назад, а потому еще не успевший окончательно разрушиться. Несколько минут по колесили по району, выбираясь из узких проулков Немышли.

– Как дела на работе?– спросил я, глядя в окно, затем, как мимо нас проплывают знакомые издавна улочки заводских кварталов, где общаг больше, чем во всем Харькове вместе взятом. Первые этажи коммуналок наглухо заложены неровными рядами кирпича. Здесь день и ночь на благо рынка Барабашово – самого большого вещевого оптового рынка Европы трудятся украинцы под чутким и мудрым руководством продуманных вьетнамцев, за копейки скупающих нашу рабочую силу, с помощью которой за смену шьют фирменной одежды больше, чем "Адидас" выпускает за календарный год. Несколько местных пивнушек уже открыты. Вокруг них крутится непрезентабельная публика в надежде урвать хотя бы стаканчик на опохмелку. Лениво бродят бездомные собаки по тротуарам в поисках кусочка чего-нибудь съестного. Это часть города мало напоминает тот яркий и праздничный Харьков, который мы видим на открытках к Новому году и билбордах на въезде. Здесь люди не живут, выживают, все еще лелея надежду на то, что все когда-нибудь изменится к лучшему.

– О чем задумался?– после долгой паузы уточнил Максим. Мой вопрос про работу он проигнорировал. Видимо, у оперов не положено рассказывать об этом.

– Смотрю. куда катится наша страна и думаю…

– О чем, если не секрет?– на вчерашнем перекрестке Краснодарской и Халтурина уже не было и следа от вчерашнего ДТП. Мертвого пса убрали. кровь запылилась. а машину невезучего таксиста оттащили в ремонт.

– Что может оно и лучше…

– Что именно?

– Что все закончится именно так, а не иначе,– буркнул я, отворачиваясь.

– Как?

Я не стал отвечать, и так понятно было о чем я говорю. Наш мир несовершенен. Погряз в лжи, коварстве, даже братоубийстве…За деньги у нас можно все…А может дьявол и был прав, когда-то давно, не преклонив колено перед человеком? Какие мы к чертям венцы творения? Какие вершины искусства? Может и задумывались мы, как что-то лучшее, чистое, практически идеальное, но произошел какой-то сбой, какая-то программа слетела к чертям, и мы превратились в то, во что превратились…И вряд ли наш противник был в этом виноват. Все, что мы сотворили со своей жизнью плохого, мы сотворили сами, своими собственными руками, имея лишь привычку кивать на других, забывая о том, что в первую очередь, надо начинать с себя.

Машину слегка потряхивало на колдобинах, но, в целом, дорогая для Украины была неплоха. Мы радуемся и находящимся в более отвратительном состоянии трассам. А тут немного подлатали, непременно списав денег, как будто провели капитальный ремонт, разметку нанесли. так что мы могли свободно лететь под сто километров в час, наслаждаясь вступающей в свои законные права весной, с ее мутными лужами. грязным снегом и первым солнышком, робко выглядывающим из-за хмурых серых туч, затянувших небо до самого горизонта.

– То есть ты намерен открыть последний маяк?– уточнил Максим, стараясь не смотреть в мою сторону.

– А ты хочешь, чтобы я убил твою жену? Извини, пробовал, не вышло…– разозлился я, закуривая сигарету. Салон тут же наполнился ароматным дымом, клубами планирующим по всему авто.

– Пробовал?– глаза полковника полиции изумленно раскрылись. От удивления он чуть не въехал во встречную "девятку", еле успевшую свернуть в сторону. Позади нас раздался разозленный сигнал.

– А то нет…Буквально, вчера ночью. Так что выход у нас один!

– Ты больной, Дворкин!– воскликнул Макс.

– Может быть,– пожал я плечами,– но теперь у нас точно лишь один выход.

– Позволь узнать какой?– ехидно осведомился муж Красовской, которая сидела позади, кажется, задремав. Или, прикинувшись, что спит, дабы не мешать нашему горячему обсуждению.

– Впустить его в наш мир и.…храбро помереть в неравной схватке со злом,– объяснил я свое решение, принятое еще вчера вечером у кровати беспомощной подруги.

– Ты псих!

– Я знаю…– спокойно подтвердил я.– Следи лучше за дорогой. Где-то тут будет съезд на грунтовку.

Мы успели остановиться у магазина, когда-то приносившим хозяевам неплохую прибыль, но теперь с закрытием границы, ставшим в весенне-зимний сезон чуть ли не убыточным, выпили крепкого кофе, купили Яне полуторалитровую бутылку "моршинской". До дамбы оставалось еще с километр. Вон, виднелась она за поворотом! Поросшие камышом берега, с неизменными чайками, мечущимися над серо-стальной гладью поверхности воды в поисках хоть какого-то пропитания.

– Ты уверен, что маяк там?– кивнул я на берег, допивая кофе одним глотком. Обжигающий напиток придал мне чуть-чуть бодрости. Именно того, чего мне не хватало последние несколько дней.

– Почти на сто процентов…

– Тогда поехали!– сел я в машину.– Права на ошибку у нас уже нет…До часа икс осталось сорок минут.

Внедорожник Макса лихо вывернул с парковки, обдав стоящий рядом "лексус" грязно-мутной жижей по самое водительское зеркало. Я неодобрительно покачал головой. Если бы так сделал обычный обыватель, то его обязательно уже догнали, вытащили из машины и долго учили плавать с бетонным довеском в ногах прямо в Салтове, но хозяин "лексуса" еще в магазинчике успел срисовать кобуру Максима, потому погони ожидать не следовало.

Буквально, через пару минут мы вывернули на дамбу, по верху которой была проложена добротная асфальтовая трасса, соединяющая волчанский район с харьковским. Примерно метров через двести на дамбе были сделаны небольшие бетонные ответвления, похожие на мостовые ледорубы. На каждом из них были расположены метки, по которым контролировался подъем воды. Судя по нынешним, половодья в этом году не ожидалось. На одном из этих ледорубов мы и припарковались, включив аварийку.

– Ну и?– осмотрелся я по сторонам, выбираясь из прогретого салона под ледяной ветер, моментально забравшийся под куртку и пустивший в пляс всех моих мурашек. Левее нас, уткнувшись в удочку, с ног до головы закутавшись в теплые вещи, рыбачил какой-то мужик, мало обращающий на нас внимания. Где-то вдалеке дрейфовала утлая резиновая лодчонка. Не завидую, я этим смельчакам сейчас…Подумал я. Мне даже смотреть на их передвижения холодно.

– Что ну и?– хмыкнул Макс.– Если Митусов и оставил здесь знак, то только на этой бетонной штуке. Больше негде…

– И правда…– я легко перемахнул через перила, спрыгнув на каменные плиты, защищавшие дамбу. В кроссовках мгновенно захлюпало. Крякнув, следом перепрыгнул Максим.

– Клюет?– спросил он у рыболова, обернувшегося в нашу сторону. Тот пробурчал что-то неразборчивое, вернувшись к прерванному занятию. Мы были ему неинтересны.

– Значит клюет…– уверенно произнес полковник полиции.– если бы не клевало, то мы бы сейчас много чего выслушали…

Я нагнулся под перила, особо не вникая в болтовню полицейского, пролез по узкому мостику и все же нашел, то, что хотел. Трудолюбивые руки наших работников гидрологов, так и не добрались сюда, чтобы покрасить этот кусочек ледоруба. На верхней полочке красными, чуть кривоватыми буквами был написано ровно тот текст, который мы нашли у прошлого маяка: :" А зачем вы тогда воду пьете? Воду? Зачем?"

– Очень оригинально…

– Неси, сюда Яну,– приказал я, часы неумолимо отбивали последние минуты, отпущенные нам на поиски.

– А рыбак?

– С рыбаком я разберусь…

Вслед за Максом я вылез под накрапывающий дождик. Или это брызги с водохранилища? Хотя сегодня вроде не ветренный день…Значит все же дождь…

– День добрый…– окликнул я рыболова, увидев, что полковник был уже наверху, открыл двери и пытался вытащить оттуда Красовскую.

– Что-то не клюет…

Мужчина медленно повернул ко мне голову. Несмотря на пасмурную погоду он был в темных очках. Сердце напряженно и слегка испуганно екнуло. Чего это он посреди марта расселся в солнцезащитных линзах? Или вода бликует? Поплавка не видно? Посмотрел на серую гладь Салтова. Вода была матовая. никаких бликов, даже ряби обычной не было. Нехорошее предчувствие закололо под ложечкой.

– Так не клюет?– снова спросил я, вспоминая все чему меня когда-то учила Агриппина и Алаида – ведьмы харьковского Ковена, но, как назло, ничего в голову кроме огненных шаров не приходило.

– Я же сказал нет!– зло бросил мужик, приподнимаясь на стуле.

– Да ладно…Я же просто спросил…– пошел на попятную Яну, видя, что Макс уже помогает переправиться через перила супруге.

– А чего в очках? Очки сними! Солнце нет вроде…

– А чего мне у тебя надо разрешения спрашивать, что ли?– довольно грубо буркнул рыбак.

– Да нет…– пожал плечами я, уже предчувствуя неладное.– А снять не можешь?

– Я тебя сейчас сниму голову с плеч!– рявкнул довольно агрессивно рыболов.

– Очки сними, б…ть!– заорал я, бросаясь вперед, одним ударом кулака смахивая солнцезащитные очки в сторону. С треском они разлетелись на бетонных плитах, а вот мужик даже не пошатнулся. Крепкий был, зараза.

– Ну, снял…И что? Легче стало?– в его глазах плескалось то самое тивитское пламя, которое я раньше видел у прислужников дьявола. Не торопясь, явно чувствуя свое превосходство, он шагнул вперед, стремясь обхватить меня двумя руками, как соскучившаяся тетушка своего непутевого племянника. Я отшатнулся и бросил в него комок огня. Пламя вспыхнул возле него, так и не долетев до цели, а потом с легким шипеньем потухло.

– Зря ты так, Дворкин!– покачал головой рыболов, надвигаясь на меня.– Я же просто наблюдал, никому не мешал, а теперь, дай, я тебя обниму…

– Блииин…– мне пришлось отступать до того момента пока моя спина не уперлась в бетонную плиту дамбы.– Макс!– заорал я, растерявшись. Как защитить себя, мне даже в голову не приходило. Шаг…второй…третий…

Два выстрела из пистолета туго разорвали тишину утреннего озера. Рыболова откинуло в сторону. Пули попали ему прямо в яблочко, разорвав лоб почти пополам. Он несколько раз дернулся и затих.

– Спасибо!– поблагодарил я мужа Красовской. А то, я думал мне конец…

– Не за что! – полковник легко перевалил бесчувственное тело Яны через перила, поймав, с другой стороны.

– Его огонь не брал…– пробормотал я, подходя к тивитцу поближе.– А обычная пуля…

Тело рыболова начало мерзко стареть. Кожа одрябла, появились глубокие морщины на лице. Рука, торчащая из-под глубокого рукава, высохла, стремительно превращаясь в какую-то мумию. Зрелище было ужасным и отвратительным.

– А кто тебе сказал, что пули были обычные? С вами поведешься и серебряные себе заведешь…– рассмеялся Макс.– Хватит лясы точить. Время кончается!– подогнал он меня.

– Да-да…– спохватился я, бросив последний взгляд на почти сгнивший полутруп.– Они уже здесь…В Харькове… И сколько их прорвалось сквозь завесу – неизвестно,– от этой мысли мне стало жутковато. Теперь от каждого, кто будет в черных очках идти по улице, придется шарахаться, как от прокаженного. А вдруг он с Тивита? Хотя, они, наоборот, заинтересованы в том, чтобы мы открыли все маяки, а значит убивать нас нет смысла. Лишь после седьмого, сам князь Тьмы сможет появиться на Земле с видом настоящего триумфатора.

– Дворкин!– позвал меня Макс. Они все с Яной уже сделали. Четвертый маяк был открыт. И Красовскую слегка отпустило. теперь она могла соображать и даже адекватно воспринимать реальность. Ноги ее по-прежнему толком не держали, но за стенку она держалась твердо.

– Посмотри сюда…

Краска с прошлой надписью Митусова исчезала, испаряясь в воздухе, а вместо нее появлялась новая, новый путь к пятому маяку, новая подсказка для наших поисков, кажущихся какими-то бесконечными " Ленин. Сразу же сужение ума".

– Да…– протянул я устало.– тут он мудрить не стал…

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Макс.

– Я знаю, где пятый маяк…

– Ленин?

– Именно! Где-то сзади…

– Его перенесли с площади Конституции,– заметил муж Яны.

– Я думаю, что не уничтожили…Тебе не составит труда найти, где он стоит сейчас?

– Нет…

– Тогда едем…Яне нужно отдохнуть, да и я дико устал.

– Саш…– позвал меня Макс.

– Да?

– Они среди нас?– он кивнул на комок одежды, оставшейся после рыболова.

– Несомненно! И с каждым маяком их проникает к нам все больше и больше…

– И что делать?– я впервые видел такие испуганные глаза у взрослого мужика. Он был растерян и не знал, что делать.

– Бороться, Макс.…– покачал я грустно головой.– Нам остается только бороться и верить…

27

Харьков 2019

«День пятый»

Я шел по темному узкому коридору, пробираясь сквозь сплошные завалы из битого красного кирпича и кусков какой-то мне неизвестной скальной породы, постоянно оглядываясь. Ощущение было сродни тому, словно я убегал от преследования, путал следы, непрестанно оглядывался, ища хоть какое-то укрытие и не находил. Страх сковал все мое тело, но я отчаянно раз за разом заставлял себя идти дальше. Силы были на исходе. С удивлением я посмотрел на свои ладони в ссадинах и царапинах, покрытых коричневой корочкой струпьев. Черт…Надо бежать…Шаги преследователей доносились все ближе. Бежать…Я убрал с лица налипшую клочьями паутину и в очередной раз заставил себя двигаться.

Боль в правой ноге стала почти невыносимой. Я испуганно опустил глаза вниз в кромешной темноте еле разглядев глубокий порез, тянущийся через всю лодыжку к колену. Куски вырванной с мясом кожи выглядели ужасно. Темные брюки давно намокли от крови. Меня слегка потряхивало, но я старался держаться. Из последних сил, вперед, только вперед…

Шаги и голоса становились все ближе. Кто-то упрямо двигался за мной, и это упрямство мало напоминало человеческое, слишком наглое, уверенное чувство некоторого охотничьего превосходства…Мол, куда бы дичь не бежала, как бы не запутывала следы. Ей все равно от положенной пули не уйти. Хрен вам…Дыхание, сбитое бегом, немного восстановилось. Боль в боку ушла, выставив на первый план все остальное…И колено…И сбитые в крови руки…Хрен вам, а не дичь…Я оттолкнулся от холодной каменной стены и снова побежал вперед, ноги путались, отказывались передвигаться, но страх гнал вперед, жуткий, необъяснимый, всепоглощающий…Сейчас! Дичь нашли…Я свернул в какой-то закоулок, не особо надеясь на то, что это не тупик. Так просто я вам свою жизнь не продам.

– Он ушел к санитарно-бытовым помещениям!– раздался позади мужской голос.

– Это просто замечательно!– отозвался тут же другой.– Ату его! Ату!

Резкое эхо резануло по ушам. Не возьмете…Не на того напали. Я увернулся от какой-то железяки, торчащей из стены примерно на уровни моей груди, обогнул ее стороной и выбрался в полукруглый тоннель метро. Задышалось немного свободнее. Здесь разрушения были слабее. Обвалилась часть дорогой аляповатой лепнины, сгорела проводка, от чего по всему ходу чувствовался запах паленой резины. Впереди кособок стоял сошедший с рельс электропоезд. В его вагонах, освещенных резервным освещением что-то, искрило, мигало. Раздавался противный треск. В нос ударил запах горелой кожи. Я аккуратно подошел к головному вагону. Сквозь мутное лобовое стекло рассмотрел труп машиниста, пронизанного десятками, если не сотнями крупных осколков. Кровь медленно стекала по искореженным ступенькам.

– Он где-то здесь!– раздалось из тоннеля, из которого я секунду назад вырвался.

– Немедленно найдите его! Он не должен был далеко уйти!

Ага! Сейчас…Жду и волосы назад. Прихрамывая, все же рана на ноге давала о себе знать, я побрел мимо искореженных аварией вагонов метро. Сквозь разбитые стекла я сумел увидеть трупы людей, много трупов, лежащих вповалку, друг на друге. истекая кровью, глядя бессмысленными глазами, оболваненными, в мерцающий потолок. Катастрофа произошла в час пик, на рассвете, когда метро переполнено, а харьковчане спешат на работу.

От приторно сладкого запаха смерти меня затошнило. тело содрогнулось и вырвало прямо на рельс. Закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.

– Он недалеко от зала! За ним! Я его слышу…

– Чертовы твари!– сплюнул я тягучую кислую слюну.– Нет…Так просто вам не дамся…

Нужно немного ускориться. Выйти из метро – это мой единственный шанс! В этой запутанной черед закоулков, кромешной темноте, где не видно дальше собственного носа меня быстро поймают или я сам себе сверну голову. Бежать…Решил я. Только бежать…Страх в голове уступил место тупому оцепенению. Мне не хотелось уже ничего. Может сесть здесь и встретить смерть прямо тут? Хватит уже бегать…От судьбы не уйдешь! Кстати, они мне говорили то же самое…Но нет…Я слишком упрям для того, чтобы со смирением барана, которого ведут на заклание, смириться со своей участью. Нет! Мы еще побарахтаемся немного.

Рывком я заставил свое тело двигать конечностями. Сил особо не было, но надо было спешить. Вперед…Только вперед…Иначе конец…Зачем тогда это все?

Я обернулся назад. Где-то метрах ста от меня светились ярко-желтые лучики ручных фонариков, слышался топот кирзовых сапог по грудам битого кирпича. Появились первые преследователи…

Выйти из метро…Выйти прочь…Пока есть силы. Ноги подгибались. Травмированная лодыжка ныла так, словно в нее со всего маху воткнули раскаленный огненный прут. Ладони, сбитые при побеге, щипали, но все было терпимо. Где-то там, в темноте, даже не заметив, я снес ноготь большого пальца. Теперь оттуда виднелись окровавленные куски мяса, совсем неэстетично торчащие в разные стороны. Бежать…Идти…Пока хватит сил…Тоннель кончился резко. Яркий свет ламп одной из станций ослепил меня, заставив на пару минут зажмуриться.

Я вышел! Выбрался из ловушки!

– Да! Я сделал это!– не в силах сдержать себя, громко заорал, осматривая то место, куда попал. Станция Гагарина…Знал бы Юрка, что ждет его страну в будущем, в космос не полетел бы… Огромный вестибюль оказался совершенно нетронутый катастрофой. Только зеркала разлетелись по перрону мелкими осколками. Еще бы! Преследователи таких вещей не любят, особенно, когда в них не отражаются вовсе. Станция была пуста. Возле перевернутых взрывной волной скамеек валялся чей-то потерянный мягкий розовый медвежонок, испачканный в копоти пожаров.

– Врешь…не возьмешь! – выдохнул я. Тяжело взгромоздился на перрон, еле закинув раненную ногу. – Мы еще побарахтаемся…

– Увы, но спешу вас разочаровать…– перед моими глазами появилась пара армейских высоких ботинок, с треском давящих крепкой подошвой стеклянное крошево.– Хватит, Дворкин, отбегался!– с трудом я поднял пораженный взгляд вверх, чтобы рассмотреть своего преследователя.

– Ну что ты смотришь? Пора к нам…

Это был высокий, худощавый темноволосый короткостриженый мужчина чертами. Одет он был в форменный военный китель и такого же цвета однотонные штаны. От незнакомца веяло Тьмой настолько сильно, что сомневаться в том, кто он, не приходилось.

– Говорили тебе умные люди, убей Красовскую! Убей, а ты не послушался…И вот результат! – мое тело неожиданно взлетело безвольно вверх, при этом незнакомец и пальцем не пошевелил, чтобы применить какую-то магию. Я беспомощно затрепыхался вверху, тщетно пытаясь вырваться из-под воздействия чар.

– Даже не пробуй!– погрозил мне шутливо пальчиком Сатана, опуская меня на бетонный пол станции. Тело шлепнулось со всего маху о плиты, возмущенно взвыв всеми ушибленными членами. На губах появилась теплая соленая кровь. Я смачно сплюнул в сторону, зло зарычав. Броситься вперед, вгрызться этому негодяю в шею и рвать кусками его нежную холеную кожу. пить его кровь, пока трепыхаться не перестанет. Лучше так…Умереть с душой, не став тивитцем!

– Я долго думал, как же тебя убить, Дворкин? Всю свою жизнь ты только и делал, что пакостил мне, срывал мои планы и как мог боролся за добро…В какой-то момент я даже стал тебя ненавидеть, не поверишь,– спокойным голосом стал рассказывать Люцифер,– а потом понял…Тем слаще будет месть, когда придет время…

– Да пошел ты…– все. Конец! Закрыть глаза и умереть, спокойно без надрыва и истерик. Я сделал все, что мог и обязан гордиться собой.

– Нет…Убивать сам я тебя не буду…– покачал головой дьявол с надменной улыбкой. – Думаю, что будет справедливо, если это сделают они…– он щелкнул пальцами и в начале станции появились Янка со Светой, чуть дальше от них медленно брела Эльвира Олеговна с Мишкой и Дашкой. Острая боль пронзила мне сердце. Было ужасно видеть своих родных такими.

– А ты как думал?– рассмеялся сатана.– Добро – штука наказуемая! Жалость вообще ужасна. Сделал бы Бог вас без этих причудливых моральных принципов, авось, я бы и преклонил колено перед вами? И вся история пошла бы по-другому. Ведь, к чему ведет жалость? К ошибкам, а ошибки бывают и роковыми, как твоя, например. Что тебе стоило убить Красовскую? Ни-че-го! А в итоге? Я вернулся на землю и теперь тебя убьет собственная жена на пару с той самой подругой, которую тебе стало жаль. Причудливо, не правда?

Не стал я ему ничего объяснять, много чести! Он и сам все понимает, упиваясь моментом своего могущества.

– Пошел ты!

– И пойду! А ты умрешь, дурак,– процедил дьявол, отступая назад. Хруст битого стекла раздался над моим ухом. Я с трудом повернул голову на звук. Скорее всего повредил шею при падении. Ну конечно! Именно этого и добивался Люцифер, чтобы я был обездвижен! Реинкарнация еще не закончилась и новоиспеченные тивитцы еще были медленны и неповоротливы.

Передо мной стояла Светка. Точнее та оболочка, что от нее осталась. Та же фигура, те же черты лица, только глаза наполнены кроваво-красным пламенем.

– Прости меня, любимая…– прошептал я, пытаясь, где там, далеко внутри, за мечущимися языками огня найти ту, которую любил так долго.

– Тебе надо был меня убить! – прокричала Яна из-за спины жены.– Убить, чтобы ничего этого не случилось…

– Я..я не смог…

– Слабак!– вынесла вердикт Светлана, занося над моей головой огромный кривой нож с остро отточенным лезвием, блеснувшим в полумраке разрушенного метро.

– Нет!– заорал я, просыпаясь. Холодный пот тек по спине, по лицу, заливая глаза.– Нет!– повторил я, садясь в кровати. На меня смотрела встревоженная жена. Я ее разбудил своим отчаянным криком.

– Кошмар?– понятливо кивнула она, обнимая меня за плечи.

– Еще какой…– выдохнул я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Холодный пот заливал глаза, стекая по бровям на набрякшие со сна веки. Я медленно повернул голову на часы, спрятавшиеся за стенкой за шторой. Половина седьмого…

– Да уж…– нервы у меня расшалились не на шутку. Такого не было даже при моем попадании в Зазеркалье, когда, казалось бы, выхода уже не было. оставалось смириться и жить чужой жизнью.

– Может расскажешь?– ласковые пальцы жены забрались под мою кудрявую шевелюру, поглаживая голову, как маленькому ребенку. От прикосновения теплой кожи становилось чуть легче. Пот телу расплывалась теплая волна спокойствия и умиротворения.

– Не стоит…– я аккуратно высвободился из ее объятий, вставая с кровати.– Обычный кошмар…А то, не дай Бог, сбудется!– пришлось выдавить из себя вымученную улыбку, чтобы немного успокоить Светлана.– Сейчас я попью водички и приду.

Шлепая босыми ногами по прохладному ламинату, добрался до кухни. Жадно опрокинул в себя несколько чашек ледяной воды. Стало немного легче. Отпустило…Я выдохнул и открыл окно, впустив в комнату свежий еще по-мартовски морозный воздух. Закурил, задумавшись. А что, если я поступил неправильно? Что если надо было все же…Жизнь одной против целого миллиарда…Дети, старики, женщины…Почему я решил, что могу за них выбирать? Спать перехотелось окончательно. Я щелкнул тумблером электрочайника. В таком состоянии я точно еще раз не усну. Пылающее пламя в глазах моей жены стояло у меня в голове, оглушив, опустошив, заставив задуматься. Сигарета стлела, подарив мне всего лишь две затяжки. С сожалением, я выбросил ее в окно. заварив себе первую чашку утреннего кофе. За окном понемногу рассветало. Дома приобрели серые очертания. Где-то за общагой напротив взошло пока еще робкое алое солнце. Сегодня будет ветрено, если верить народной примете…

Я добросовестно попытался отвлечься от удручающих мыслей, переключившись на пятый маяк, который нам сегодня предстояло открыть. Он оказался пока самым простым из уже найденных. Что может элементарнее, чем нанести несмываемой краской рисунок на памятнике идолу советской эпохи? Столпу, на которого в восьмидесятых молились! Ничего сложного, если не принимать в расчет, что Союз развалился уже давно, Митусов такого и предположить-то не мог, а в Украине к памятникам советского периода отношение последнее время, мягко говоря. не адекватное. Озлобленные своим бедственным состоянием люди, ничего не могущие с этим поделать, вымещают злобу на них, призраках прошлой эпохи, пытаясь найти национальную идею в философии идеализирования своего самоосознания, построенного на исключительности своей нации. Что может быть хуже? Только вторжения слуг дьявола с планеты Тивит, но, благо, в Украине об этом никто и не догадывается, с упоением занимаясь переименованием улиц, разрушением памятников и прочей, совершенно ненужной никому ерундой.

Кофе был горячий. Я отставил чашку, выудив из ящика стола свой ноутбук. Скорее всего, Мишка вчера готовил какой-то доклад в школу, да по своей рассеянности так и забыл его на кухне. Быстро защелкал клавишами, вводя нужный запрос." Где сейчас находится памятник Ленину с площади Конституции в городе Харькове?"

Одно время, я слышал, что предлагали сделать что-то вроде музея под открытым небом, куда будут свозиться эти осколки советского прошлого. Стоило проверить и эту теорию…

Ничего интересного поисковик мне не выдал. Установлен в 1963 году. Являлся одним из самых больших памятников вождю мирового пролетариата в Европе, снесен в сентябре 2014 года. Куда он делся дальше и какова его судьба неизвестно…Об этом википедия умолчала. Только одна деталь меня смутила, указанная в всемирной свободной энциклопедии – это то, что во время демонтажа постамента под толстым слоем облицовки обнаружена надпись красной краской "Жив". Вездесущий Митусов и туда добрался!

Я закрыл ноутбук, услышав осторожные шаги. На кухню зашла не выспавшаяся сонная жена. С закрытыми глазами навела себе кофе, растрёпанная, еще теплая после долгого сна, такая родная и милая, что сердце захолонуло от нежности к ней.

– Уже работаешь?– кивнула она на компьютер, присаживаясь рядом, только после первого глотка кофе приходя в обычное состояние.

– Да, нет…– пожал плечами я.– Узнал, где находится следующий маяк, оставленный нам Митусовым.

– И где?– Светка поджала ноги по-турецки, располагаясь поудобнее.

– Не поверишь! На снесенном памятнике Ленину!

– Круто! И где его искать после сноса?– удивленно хмыкнула супруга.

– Вот это должен узнать Макс! Все-таки, в этом конкретном случае, у него больше возможностей.

Телефон еле слышно пиликнул, сообщая о том, что мне пытался набрать Максим.

– А вот и он, легок на помине!– улыбнулся я, кивая на светящийся экран мобильника.

– Ты мне вчера так и не рассказал, как прошло все на Салтове…– осторожно заметил Светка.– Приехал хмурый какой-то…

– Все нормально,– буркнул я, вспомнив, как тлело и иссыхало тело встреченного нами тивитца.

– Ты мне врешь,– заметила жена.

– Вру…

– Так что случилось?

– Они уже здесь!– решился я.– С каждым открытым маяком на землю просачивается какое-то определенное количество этих существ. Они следят за нами. контролируют. возможно. помогают, чтобы у нас непременно все получилось.

– С чего ты это взял?

– Макс убил одного из них…

– Но это не значит…

– Извини!– телефон в руке снова завибрировал. Макс настойчиво просил выйти на связь.– Да, Макс, привет!

Голос в трубке полковника полиции был бодр и весел, в отличии от моего. Видимо, ему ночные кошмары не снились вовсе. Или, что еще вернее, он сегодня еще и не ложился.

– Мне удалось найти памятник!– обрадованно сообщил он мне в трубку, тяжело дыша, то ли бежал где-то, то ли нес что-то тяжелое.– Так что можем открывать портал!

– И где он?

– Его вывезли вместе с постаментом после сноса на завод Малышева. Бесхозных территорий там море, места навалом. так что там осколок советского прошлого никому не мог помешать. Со слов очевидцев, и статуя, и постамент находятся в отличном состоянии. На девять я договорился с охраной завода, чтобы нас впустили в цеха.

– Отлично!– обрадовался я.– Значит где-то в половину ты будешь у нас?

– Конечно!– что-то в голосе Макса мне не понравилось. Он был слишком возбужденным, нервным, словно под какими-то наркотиками. Веселье его и бодрость звучали как-то наигранно и неестественно, но значения я этому никакого не придал.

– Вот и отлично!– я скосил взгляд на часы. Восемь…Оставалось немного времени.– Тогда ждем…

Положил трубку, попросив Светку разбудить Яну и привести ее в порядок. На тещу надежды не было никакой. Она и без того справлялась с двумя детьми, взвалив на себя кроме домашних дел еще и их воспитание.

Через полчаса под нашими окнами раздался писк автомобильного гудка. Заляпанный грязью внедорожник полковника полиции стоял у подъезда с распахнутыми настежь дверьми. Макс бродил возле него, пиная ногой шины, куря одну сигарету за другой.

– Нервный он сегодня какой-то…– проговорил я, наблюдая за мужем Красовской сквозь неплотно прикрытую тюль. Какое-то непонятное чувство тревоги охватило меня с головой. Неприятно засосало под ложечкой. Как обычно бывает, когда мне грозят крупные неприятности.

– Может переживает за жену?– предположила Света, обняв меня за плечи.-Яна, кстати, готова.

– Как она?– я повернулся к супруге, поцеловав ее в щеку, нежно погладив по волосам.

– Очень слаба! Все показатели давления, температуры в норме, но она уже напоминает живой труп! И я не знаю, чем ей помочь…

– Скоро все закончится! Не волнуйся!– я прижал ее к себе, пытаясь отогнать стоящее перед глазами виденье со Светкой с огромным ножом в руках.

Максим под порогом посигналил настойчивее.

– Да, что с ним сегодня такое!– ругнулся я.– Выведи Яну…

– А ты?

– Я сейчас…

Через десять минут, перепрыгивая через ступеньку, я спускался вниз. Красовская сидела уже в машине, уставившись в одну точку, покрасневшими зрачками. В какой-то момент, мне показалось, что в них вот-вот мелькнет адское пламя, но пронесло…Сатанинского огня в них, я так и не увидел.

– Опаздываешь,– покачал головой неодобрительно Макс, усаживаясь за руль, заводя двигатель. И опять в его поведении мне что-то показалось странным. Его улыбка, нервные порывистые движения. он был неестественен. Теперь, когда я находился совсем близко от него, это было особенно заметно.

– Мне можно…Я официально нигде не работаю!– отмахнулся я, садясь на заднее сиденье рядом с Яной. Поймал на себе внимательный взгляд ее мужа и улыбнулся.

– Ей будет тяжело ехать сзади одной,– полковник пожал плечами и выехал со двора, так ничего мне не ответив.

Машину он вел споро и уверенно. Огибал лужи, колдобины, густо усыпавшие после зимы и сошедшего снега асфальт. Выбрался на проспект Льва Ландау через дворы, хорошо зная наш район. Любой чужой человек бы в нем непременно заблудился, заехав в какой-нибудь тупик. Наши дороги всегда любили обрываться на самом интересном месте, заканчиваясь либо гаражом, либо выходом в какое-то поле, где была натоптана лишь собачья тропинка.

По раннему времени машин было мало. На мосту у московского рынка суетились дорожные рабочие, третий год не могущие закончить ремонт этого искусственного сооружения. Движение было однополосным, а потому нам пришлось некоторое время простоять в небольшой пробке. А я за это время смог насладиться видами моей бывшей работы. Фасад здания отремонтировали, продав огромные заводские корпуса под офисы. Круглые окошки, напоминающие соты, нелепо смотрелись на громадине промышленного гиганта, символизируя переход от одной эпохи к другой. Сейчас, я, наверное, не смог бы там работать. Нынешнее поколение офисных работников все меньше знало о производстве, больше уповая на экономическую выгоду и менеджмент. Не зря один из моих коллег по Турбо атому, предсказывая наше будущее, говорил, что, когда нас – профессиональных инженеров сменят менеджеры, молотка обычного в глаза не видящие, тогда и наступит крах всей промышленности Украины. Не буду утверждать, но, по-моему, так и получилось. Производство замирало, напоминая предсмертную агонию безнадежно больного человека.

– Как тебе удалось договориться с охраной завода?– спросил я Макса, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей. Машина вывернула с моста на Московский проспект, несясь во весь опор к заводу имени Малышева.

– Их начальник охраны-мой бывший одногруппник. Мы вместе с ним с одного курса, – пояснил Максим, и опять я уловил в его словах фальшь. Слишком наигранно беззаботно, будто бы заранее подготовлено, это прозвучало. Да, что это с ним сегодня?!– Я позвонил ему, попросил о помощи. Коля – мужик хороший, пошел мне навстречу…

– Понятно…– я посмотрел на молчавшую, как рыба Яну. Она обессиленно откинулась на спинку, полу прикрыв глаза. Судя по ее состоянию, больше всего ей сейчас хотелось умереть. И только недавно родившийся малыш все еще крепко держал ее на этом свете, одним им известными узами, которые соединяют всю нашу историю мать и ее дитя.

– Твою же мать!– Максим нервно нажал на клаксон, резким и надрывным визгом провожая подрезавшую его машину.– Купили права! Так хоть ездить научитесь…

Повода столь горячо выражать свои эмоции, нам мой взгляд, не было. Я по-новому посмотрел на мужа Красовской. Напряженный взгляд, усталые глаза выдавали с головой его нервное напряжение. Я, конечно, сам чувствовал усталость последних дней. Мы уже многое сделали, еще больше предстояло…Этого не мог не понимать Максим, может от того и сидел, словно на иголках.

Мы еще минут пять ехали мимо полузаброшенных, развалившихся зданий корпусов, некогда промышленного гиганта Украины. Где-то бетонный забор покосился, где-то вывалился, а где-то вообще зарос кустами клена, навевая удручающее настроение. Сколько таких заводов только в нашем городе остается доживать свой век? Сколько уже разрушено, перепродано…И хорошо, если так! А некоторые заводы без заказов и инвестиций становятся на полгода, отпуская своих работников в бессрочные отпуска без сохранения заработной платы. Примеров масса…Завод имени Малышева относился именно к таким. Огромные площади его корпусов были закрыты, оборудование порезано на металлолом, рабочих сократили, пополнив армию безработных и служащих на Барабашово. Насколько я знал, на заводе работало лишь всего несколько цехов, да и те, сидели на неполной рабочей недели в отсутствии заказов. Рыночная экономика стала крахом украинской промышленности. Детали и изделия, отвечающие лишь советским ГОСТам, оказались невостребованные нигде, кроме бывшего СССР, а денег на переоборудование не было. Вот и чахли раньше знаменитые на весь мир предприятия, изредка перебиваясь госзаказами.

Внедорожник свернул к проходной, где уже томился в ожидании нашего приезда однокашник Максима. Это был средних лет, крепко сложенный мужчина, только начинающий заплывать жирком, но все еще сохранивший достойную мускулатуру, абсолютно лысый, с крючковатым носом и остроугольной бородкой доцента, которую он изредка поглаживал, внутренне гордясь ее ухоженностью. Через все лицо его проходил багровый шрам, начинающийся где-то под левым глазом и заканчивающийся у шеи. Именно для того, чтобы его скрыть Николай и отпустил столь солидную растительность на лице.

– Я сейчас…– предупредил Макс, вылазя из машины. По его взгляду я понял, что сейчас лучше не высовываться. Раз он сам договаривался, то пусть так будет и дальше.

Николай с полковником поговорили. Макс несколько раз указал на машину, в чем-то горячо убеждая своего одногруппника. Минуты три они спорили, но все же о чем-то договорились. Начальник охраны завода достал рацию и что-то туда недовольно буркнул. Ворота поехали в разные стороны, освобождая нам проезд.

– Говорит проверка какая-то к ним заехала из МВД,– пояснил Максим. усаживаясь за руль и заезжая внутрь завода,– боится как бы его по премии не наказали, что пустил посторонних.

– А при чем тут менты?– недоуменно спросил я, потом спохватился и поправился.– Я хотел сказать полицейские…

– Ничего я привык!– отмахнулся муж Яны.– Завод работает на оборонку. Тут и СБУ часто очень трется. У каждого свои секреты.

Я кивнул, полагая, что с кем с кем, а со службой безопасности Украины нам видеться точно не стоит. Яна уже была в полуобморочном состоянии. Рука покраснела в месте татуировки, напоминая ожог.

– Она горячая вся,– сообщил я ее мужу, попробовав лоб подруги.

– Скоро доедим,– не поворачиваясь назад, зорко следя за дорогой подтвердил Макс.

Машина несколько раз свернула мимо огромного ангара, обогнула кучу нарезанного металла и каких-то рабочих с газовым резаком. Они усиленно трудились, разрезая уголки и швеллера на удобные для погрузки размеры.

– Далеко они его завезли!– проговорил я, оглядываясь по сторонам, где же находится эта статуя Ленина. Заводские работяги проводили нас напряженным взглядом, о чем-то переговорив. Максим совсем затих, сжав обеими руками руль.

– Это здесь…– он затормозил возле одного из ангаров с распахнутыми настежь воротами.

Ощущение нервозности меня не покидало. Под ложечкой противно засосало тоскливо и безнадежно. Я вышел из автомобиля, оглядываясь по сторонам. Мы заехали в какой-то корпус на отшибе. Вокруг росли огромные клены, все было завалено какими-то горами запчастей, терриконамистроительного мусора.

– Далеко правительство его спрятало…– задумчиво произнес я, оглядев все это великолепие.

– Кого?– уточнил рассеяно Максим, поправляя кобуру на поясе. Он меня не слушал, думал о чем-то своем.

– Ленина…Ты мне поможешь вытащить Яну?

Вдвоем мы кое-как смогли выгрузить Красовскую из автомобиля. Чуть присев, Макс поднял ее безжизненное тело на руки. Голова подруги дернулась и безвольно повисла вдоль тела вместе с руками.

– Аккуратней…– попросил я, пропуская его вперед.

В ангаре царил полумрак. Узкая полоска света падала из открытых ворот, освещая лишь ближнюю часть заводского цеха. Все остальное терялось где-то во тьме безжизненно замерших навсегда балок, консолей, станков и непонятных даже мне инженеру агрегатов.

Левее входа лицом вниз лежала огромная глыба Владимира Ильича. Вождь мирового пролетариата во время транспортировки потерял часть руки, в которой держал кепку. На знаменитой лысине появилась глубокая трещина. Голова лежала отдельно от туловища, поражая своими размерами, а прямо перед нами стоял постамент, накрытый какой-то белой тканью, нелепо смотревшейся среди всеобщего хаоса, творившегося вокруг.

– Неси ее к постаменту!– кивнул я Максу, опасливо заходя в ангар. Ощущение опасности увеличилось в разы. Сердце бешено ухало в груди, предчувствую недоброе. Что-то было не так…Что-то шло не по плану…

Макс не сдвинулся с места. Вместо этого он опустил Янку на бетонный пол и отошел в сторону от нее на шаг.

– Макс, ты чего? Надо спешить…Ей же…– проговорил я, но оборвался на полуслове. Муж Красовской уже направил на меня свой пистолет.

– С ума сошел? – пришлось возмутиться мне. Хотя уже понимал, что дело не во временном помутнении рассудка. Слишком гладко все складывалось, чтобы быть правдой, слишком все правильно и быстро вышло с Лениным и заводом. Да и одноклассник Коля появился из неоткуда. Предчувствие меня, как всегда, не подвело.

– Стой и не шевелись!– приказал полковник мне, дрожащей рукой целя мне куда-то в область груди.– Поверь, я очень редко промахиваюсь…

– Да верю я! Верю…– грустно кивнул я.– Почему, Макс? Зачем? Она ж твоя жена! Мать твоего ребенка!

– Вот потому, что у меня есть ребенок, я и хочу, чтобы это все кончилось! Ты заигрался, Дворкин! Жизнь не приключенческий роман! Нельзя жертвовать миллионами, ради одной, пусть и милой, красивой журналистки…

– Матери твоего ребенка!– уточнил я, стараясь не шевелиться. Максим был явно на взводе, знал о моих магических способностях, а значит мог пальнуть по мне не особо рассуждая, едва заметит что-то подозрительное.

– Ре-бе-нка!– по слогам проговорил он.– И какое будущее ты ему предлагаешь? С мамой, которую он даже любить не сможет, потому что у него не будет души? Пусть он ее любит погибшей, хранит память, но сам останется человеком!

– Жестоко…– покачал головой я.– То есть ты сделал выбор?

– Раз ты не смог…

– И кому ты нас продал? Хотя я догадываюсь…Александр Васильевич! Кравченко! – позвал я главного инквизитора Харьковской области.– Выходите…Итак все ясно! Кому Макс мог настучать? Только в МВД! Только в Инквизицию.

Очень медленно, стараясь не спровоцировать напряженного Максима, я обвел взглядом пустой ангар, который на самом деле пустым не был. Наверху, среди бесконечных ферм, показалось несколько крепких офицер, одетых в одинаковые рясы, а из-за памятника Ленина, накрытого белой тканью вышел их начальник – крупный мужчина средних лет, с круглыми навыкате глазами, с постоянной одышкой от частого курения, с полными губами и начинающей лысеть головой. Это и был всесильный глава Харьковской Инквизиции.

– Я тебе давно говорил, Дворкин, твое любопытство до добра никого не доведет! – укоризненно покачал он свой головой с лоснящимися, будто давно немытыми волосами. Главный Инквизитор города щелкнул зажигалкой и с наслаждением закурил, выпустив облако терпкого дыма. – Ты хоть понимаешь, что собирался натворить, открывая маяки для самого князя Тьмы? Уничтожить человечество! Уничтожить! Ты псих, да?

Яна медленно пошевелилась, простонав от боли. Маяк, который располагался в шаговой доступности требовал, чтобы его открыли, сняли печати, тянул ее к себе неразрывной нитью очень мощного и сложного темного заклятия.

– Я не смог…– аккуратно, для пробы, я попытался сделать шаг назад, но в тот же момент в широких воротах ангара показалась фея Ксения из оперативного отдела Инквизиции.

– Даже не думай! – раздался за моей спиной ее напряженный голос.

– Я же долго тебя терпел…– покачал головой Кравченко. – Все твои выкрутасы…Когда ты стал темным, я стерпел. Когда ты не донес на своих подруг из Ковена я стерпел. Даже, когда твои ведьмы подняли войско Шарук-хана из мертвых, я не стал тебя наказывать, уважая заслуги твоего деда перед нашей организацией. Я позволил тебе, Дворкин, даже оставить Срединного мага, твою дочь у себя, хотя должен был ее изолировать от общества, потому что она может нарушить хрупкий баланс между Тьмой и Светом, и тогда мир полетит в тартарары! Теперь мое терпение лопнуло!

– И что будет? – нахмурился я, хотя знал ответ.

– Трибунал, – с огромным сожалением Кравченко затушил окурок, бросив его себе под ноги, – скорее всего тебя вместе с Красовской сожгут по приговору Инквизиции…

– Очень смешно! – скривился я.

– А я и не шучу…– вздохнул Инквизитор. – Прошу об одном, только без фокусов. Просто сдайся…Мне не хотелось бы, чтобы в ходе твоего задержания были жертвы. Нас слишком много…Тебе не уйти!

– Наверное…– пожал плечами я, бросив короткий взгляд на часы. Стрелки сошлись на двенадцати. Пора…– Наверное, я бы принял ваше предложение, будь действительно психом, но сейчас…Сейчас у меня есть подруга, которую я пообещал спасти! И другого выхода у меня нет…

– Взять его! – коротко приказал Кравченко.

Колдунья Ксения сделал шаг вперед, достав из поясной сумки серебряные браслеты, способные лишить возможности сопротивляться любого, даже самого сильного чародея.

– Из-за кучи строительного мусора вышли еще несколько человек, беспрерывно шепчущих заклинание. Основательно Кравченко подготовился к захвату…

– Я, кажется, пока не готов к сожжению на костре, Александр Васильевич, – пожал плечами я, широко улыбнувшись, может чуть-чуть позже…Но не сейчас!

– Дворкин, не дури!

– Не буду!

Позади меня раздался громкий резкий хлопок, будто лопнул целлофановый пакет. В воздухе, на уровне моей груди возникло огненное пламя портала. Бешеный огонь плясал в нем, обдавая лицо своим горячим дыханием.

– Немедленно блокировать портал! – Кравченко отшатнулся в сторону с удивительной для его круглой комплекции ловкостью, а вот Ксения не успела среагировать. Мощный поток воздуха, свернувшийся в локальный смерч, отшвырнул фею далеко назад, заставив приглушенно ойкнуть от боли. Пламя портала зашипело, и оттуда появилась взъерошенная Агриппина – умница, подоспевшая, как всегда вовремя.

– Ведьма! – закричал кто-то наверху, швыряя в главу Ковена огненным шаром, всего лишь на доли секунды опоздав. Раздался треск ломающихся ферм и металлических пролетов. Конструкция крыши ангара зашаталась, заскрипела. С воем оттуда слетели несколько инквизиторов в рясах.

– Бежим! – ведьма уже была рядом с Яной. Макс остолбенело смотрел на происходящее, так и не опустив оружие.

Я ощутил, как воздух вокруг становится раскаленным, концентрируясь вокруг Агриппы.

– Беги, дурак! – заорала она мне, творя очередное боевое заклинание.

Взмах ее худенькой ручки, украшенной золотыми оберегами, и поток силы взметнулся сначала вверх, тряхнув основательно крышу, а потом растекся вокруг взрывной волной, швыряя в разные стороны бетонные столбы, словно детские игрушки.

– Ты…– прошептал зло Макс, взводя курок на боевой взвод. Нельзя было терять ни секунды. Время для меня замерло, становясь тягучим, будто в замедленной съемке. Палец полковника на спусковом крючке дернулся. Пуля…Если бы я не был магом, то она бы прошила меня насквозь, но тело среагировало раньше, уклоняясь. Звонкий свист над головой, а потом еще один слева…Муж Красовской серьезно хотел меня убить! Расстояние в два шага я преодолел мгновенно. Опрокинул мощным толчком полицейского на спину и умудрился извернуться из его захвата, творя легкое заклинание парализации.

– Инфактам!

Тело Макса дернулось и замерло. Лишь красные белки глаз, наполненные гневом готовы меня, были испепелить.

– Сашка! – Агриппа уже даже не нападала. Просто уклонялась от молний, градом сыплющихся в нее от настырных инквизиторов. – Еще пару минут и все! Мне не хватает сил держать портал открытым и защищать вас…

Черт…Ругнулся я. Яна! Рядом с ней шипением разрезала бетон молния, пущенная инквизиторами. Острые камни больно рубанули по запястью. Некогда…

Рывком перекатился к Янке, хватая ее на руки.

– Сашка…– губы подруги, пересохшие бледные, еле выдавили из себя мое имя.

– Сейчас, Яныч! Сейчас…

Уклоняясь от заклинаний инквизиции, я сумел подобраться к постаменту с журналисткой на руках. Ослабшее, похудевшее тело Красовской было легким, как пушинка. Темное заклинание самого Сатаны сосало из нее жизненную энергию не хуже насоса.

– Сейчас…– отбросил белое полотно. Ища глазами хоть что-то, напоминающее маяк. – Сейчас…

– Именем Господа нашего…– злобный рык Кравченко за спиной я не услышал, почувствовал…Тело среагировало само, как это часто бывало после того, как умирающая Агрида передала мне все свои магические способности, выбрав меня приемником. Узкая полоска пламени сорвалась с моих пальцев, не дав сотворить наговор главному Инквизитору. Кравченко пришлось закрываться, отступить за колонну.

– Где же ты! – заорал я, подтягивая Яну к основанию памятника.

Мраморные плиты, которыми был обложен монумент затряслись. Швы начали трескаться, расползаясь на части. Постамент несколько раз основательно тряхнуло, а потом внизу проступила алая короткая надпись Митусова, очередной, уже пятый маяк по счету " Он жив".

Последним усилием я протянул руку Яны к косым буквам. Раздалось тихое шипение, и подруга с хрипом втянула в себя воздух. Татуировка с цифрой пять исчезла, вспыхнув маленьким темным облачком.

– Где мы? – глаза журналистки испуганно округлились, когда ярдом с нами взорвался, пущенный магами Инквизиции огненный шар. Осколки полетели в разные стороны, рассекая воздух.

– Бежим! – ухватил я ее за руку, помня, что сразу после открытия очередного маяка, Красовской становится значительно лучше.

– Макс.…– она увидела лежащего без движения мужа. Попыталась ринуться туда, но была перехвачена мной.

– Бежим! Агриппа!

Огненный столб возник прямо перед нами, опалив лицо. Кое-как, магу недоучке, мне удалось от него закрыться и закрыть Янку.

– Агри! – вокруг царил хаос. Здание ангара рушилось, готовясь вот-вот сложиться карточным домиком. – Агриппа, портал!

Легкий хлопок раздался левее нас. Круг портала медленно разгонялся, пылая множеством огней.

– Агриппа!

Ведьма возникла позади нас. Сильно толкнула меня вперед, опрокидывая внутрь портала. Следом ойкнула Яна. Мир померк, вспыхнув разноцветными огнями междумирья. Последнее, что я услышал по ту сторону завесы, это был трехэтажный мат руководителя инквизиции.

28

Харьков 2019

«День шестой»

Меня выбросило из портала, словно пробку из бутылки. Следом за мной на бетонном полу оказались Яна с ведьмой. Огненный круг портала повисел пару секунд в воздухе и исчез, оставив после себя противный запах серы. У Агриппины была сильно обожжена рука, а вот Красовская снова впала в состояние комы. Я был вообще не уверен, что она жива. Нормальный человек в обычном состоянии с трудом переносит такие перемещения в пространстве, чего уж говорить о журналистке, на долю которой выпали такие испытания. Глава Ковена глухо простонала и попыталась встать, но сил не хватило. В бою с инквизицией ее основательно потрепали. Кроме руки я разглядел багровый кровоподтек на лице и посеченные колени. Я бросился к колдунье, хватая ее под руку.

– Где это мы?– спросил я, параллельно осматриваясь по сторонам. Недостроенное или наоборот полуразрушенное здание. Повсюду выбитые окна, кирпичная крошка и разлетевшиеся стекла. С потолка свисает оборванная электропроводка. Дверные проемы зияют мрачными провалами, ведущими в темноту. Кряхтя, Агриппина встала с пола, охнув от боли, когда наступила на обожженную ногу. Из глубокой раны сочилась сукровица, оставляя на идеальной лодыжке чародейки тонкий кровяной след.

– Не знаю. Дворкин! Глупо было в тот момент раздумывать, куда лучше всего строить портал, задавая точные координаты. Единственным критерием было подальше от инквизиции… Помоги мне! – попросила она, усаживаясь обратно на пол, чтобы получше осмотреть свою рану. – Всю красоту испортила!– с сожалением покачала она головой, а потом приложила к ране свою ладонь, скривившись от резкой острой боли. Ожог зашипел, зашкворчал, над ним появилось легкое облачко дыма. Ведьма прошептала что-то, и я с удивлением разглядел, как покрасневшая кожа начинает медленно отпадать клочками, а из-под нее выглядывает обычная, вполне человеческая розовая, как у всех людей.

– Теперь я понимаю, почему тебя выбрали главой Ковена,– улыбнулся я, когда через пару минут такого "ремонта" ведьма стояла передо мной, как новенькая. – И так можно излечить любые раны?

– Почти…– отмахнулась Агриппа.– Что с Красовской?

– Не знаю!– вдвоем мы подошли к одиноко лежащей на бетонном полу Яне. Ее грудь еле заметно поднималась в такт дыханию. Можно было подумать даже, что она просто прилегла поспать и сейчас откроет глаза бодрая и веселая, и мы забудем эту историю, как страшный сон.

– Ей совсем плохо!– покачала головой Агриппа, прикасаясь к ее холодной, как лед руке.– Дворкин, ты уверен, что сделал правильный выбор?– подняла она на меня свои карие внимательные глаза, ища в них ответ на свой незаданный вопрос. Глава Ковена считала, что мы должны были убить Яну, так считали все вокруг, но я не мог, не мог отдать подругу на растерзание. Может это стало для меня навязчивой идеей, может я был неправ сто тысяч раз, но иначе не получалось. Как все это было объяснить колдунье, все что творилось у меня на душе каждую ночь, когда я не мог уснуть, делая нелегкий выбор?

– Может и неправильный, зато честный.

– По отношению к кому?– нахмурилась чародейка.– К ней или ко всем людям?

– Агриппа…

– Ты спасаешь ее, хотя знаешь, чем все это закончится…Мы все умрем! Только мы втроем умрем первые, приняв бой с князем Тьмы! Это единственное, что утешает, что наша компания не будет ходить по городу со стеклянными глазами, механически, с упрямством робота выполняя указания дьявола! Но есть альтернатива…Убить одну, чтобы спасти миллиарды, чтобы больше никто не погиб, и он не вернулся! Или у тебя есть другой план? Поделись тогда!

– Плана нет…

– Тогда какого черта, Дворкин!– заорала ведьма, со всего маху залепив мне оглушительную звонкую пощечину.– Какого черта мы не дали ее убить инквизиции!

– Она наша подруга…– осторожно заметил я, даже не пытаясь защищаться от нападок разъяренной колдуньи.

– Какая на хрен подруга! Ты хоть понимаешь, что завтра мир исчезнет только из-за того, что ты не можешь убить свою подругу!– удары сыпались на мое лицо и меня один за другим. Маленькие кулачки совсем не по-женски били меня в грудь, совсем забыв, что владеют магией.– Ты кретин, Дворкин!

– Может быть…– пожал я плечами, отходя к Яне.

– Идиот!– донеслось мне в след. Агриппина остыла, тяжело выдохнула, приводя расшалившиеся нервы в порядок.– Плана точно нет?

– Нет…Кроме, как героически погибнуть в схватке с всемирным злом,– пожал плечами я, вытирая носовым платком капли пота, выступившие на лбу журналистки.

– Впрочем, как всегда! Чему я удивляюсь?! – хмыкнула ведьма. Первый порыв злости прошел, осталась лишь горькая обреченность.

– Нам всегда везло! Может повезет и сейчас?– предположил я, вставая с колен.

– Только поэтому я здесь!– отвернулась Агриппа.– Потому что тебе всегда везет, Дворкин… Теперь, что у нас из минусов…За нами по всему городу охотится инквизиция, передвигаться из-за того, что Яна без сознания мы не можем, осталось два дня до прихода сатаны в наш мир…Я ничего не упустила?– с ехидством уточнила колдунья, прищурившись.

– Есть и плюсы,– осторожно заметил я.

– Да? Это какие же?!

Но как я не ломал голову ничего положительного в нашей кошмарной ситуации не нашел. Чародейка была права. Как не крути, а мы были в полной…В общем выхода не было. Оставалось лишь только смириться и попытаться найти шестой маяк!

– Как ты думаешь, что означает подсказка Митусова?– попытался перевести разговор на другую тему. "Он жив!" О ком эта надпись? О сатане или самом Митусове?

– Я не знаю,– зло выдохнула Агриппина,– ты же у нас главный специалист по загадкам…Вот и думай…

Она отошла от нас с Яной задумчиво глядя в разбитое окно. За ним шумели деревья, покачиваясь под несильными порывами ветрами. Капал мерзкий мартовский дождик, изредка срываясь на снег. Место было абсолютно незнакомое. В этом районе Харькова я точно никогда не был. Подойдя поближе к подруге, я осмотрелся. Нужно было для начала определить наше местонахождение.

Полуразрушенное здание, в котором мы находились, располагалось на невысоком пригорке, возвышающимся над каким-то поселком. Посреди поселка протекала узкая быстрая речушка, заросшая с обоих сторон густым камышом. По обоим берегам ее высились одноэтажные домики. По берегу реки шла широкая асфальтированная улица, по ней громыхая всеми своими сочленениями проехал чадящий трактор, таща за собой какое-то хитрое приспособление для пашки земли. На самом краю деревни загавкала собака. Пастораль…Только за поселком с противоположной стороны высилось серое неприветливое здание, напоминающее своими узкими окнами крепость, над крышей которой возвышалась длинная черная закопченная труба.

– Никаких ассоциаций…– вздохнул я, отходя обратно к Яне.– Я здесь точно никогда не был.

– Это Жихар. Поселок под Харьковом,– пояснила после минутной паузы ведьма, отходя от окна.

– Ты хорошо знаешь это место?– уточнил я.

– Более чем, Дворкин,– усмехнулась ведьма,– я здесь родилась много лет назад. Видимо, чисто интуитивно, мой мозг выбрал именно это место для того, чтобы построить портал. Речка называется Уда, а вот то серое неприветливое здание – главная достопримечательность поселка,– она указала на дом, который в начале показался мне крепостью.

– И что это за достопримечательность?

– Харьковский крематорий,– она отвернулась от окна, обхватив себя ладонями за плечи. Становилось довольно зябко. В здании без окон и дверей гулял сквозняк. Дул сырой промозглый ветер, гоняя по небу иссини черные снеговые тучи.

– Что?– удивился я.

– Крематорий,– спокойно пояснила она,– или ты не знаешь, что людей не всегда хоронят в земле, но иногда и сжигают?

– Знаю, даже вот Митусова…– вспомнил я историю жизни сумасшедшего, который и заварил всю эту кашу, решив оставить след в истории человечества. Замер, пытаясь осмыслить услышанное. Митусова, официально погибшего в психушке было решено кремировать, так как ближайших родственников у него в городе не осталось, которые могли заняться его погребением, были потрачены нешуточные государственные деньги, а он оказался жив…Он оказался жив…Эта мысль промелькнула у меня в голове, словно молния. Перед глазами возникла картинка на постаменте памятника Ленину. "Он жив!". Знал ли, Митусов, какая судьба его ждет, когда наносил маяки? Было ли ему известно, что он не сгорит в пламени крематория, а окажется на Тивите? Мог ли он оставить последний маяк в крематории?

– Смотри, Агриппа,– радостно потер ладоши я,– это чудо какое-то!– я сделал несколько кругов по комнате, давя подошвой кроссовок битое стекло.– Мне, кажется, что я знаю, где находится шестой маяк! Крематорий – это место, где умершие еще находятся на земле, но в шаге, чтобы исчезнут, некая граница между небытием и жизнью! Именно здесь тело превращается в прах. окончательно исчезая из нашего мира! Именно тут надо было оставить маяк с этой фразой! Родственники оплакивают мертвеца, горюют по сгоревшему трупу, а он согласился на предложение дьявола, оказался на Тивите, он жив!

Колдунья скептически посмотрела на меня, уже, наверное, сомневаясь в моем психическом состоянии. Да и я сам не понимал, то ли у меня настолько хорошее логическое мышление, то ли я пытаюсь подогнать факты под результат, то ли схожу с ума, начиная мыслить, как шизофреник Митусов. Однако, бросив короткий взгляд на Яну, лежавшую без движения на холодном полу, она согласно кивнула. принимая мою теорию.

– Что-то в этом есть, Дворкин… – ее глаза внимательно рассматривали серое угрюмое здание крематория, спрятавшегося в тени деревьев за поселковыми домами.

– Все логично! – горячо заверил я ее. – Я больше, чем уверен, что это именно так! Судьба привела нас сюда, в твой родной поселок, заставив тебя построить портал именно в Жихар!

– С каких пор ты стал верить в судьбу, Саша? Именно то, что мы оказались здесь, меня и пугает,– покачала ведьма головой,– из миллиона мест нас вынесло на шестой маяк, будто кто-то позаботился о том, чтобы нам не пришлось долго ломать голову над его загадкой. Нас направили сюда…

– А что в этом плохого?– возмутился я.– Теперь после Салтова нам известно, что некоторые из Тивитцев находятся на Земле…Может они и обеспокоились тем, чтобы мы не сбились с истинного пути.

– Ты сошел с ума,– грустно покачала головой Агриппина.

– Может быть…– упрямо кивнул я, соглашаясь с подругой.– Но это наш единственный шанс спасти Яну.

Чародейка промолчала, устало потерев набрякшие веки. Сил заниматься красотой своей у нее не осталось после схватки на заводе. Она шагнула к Красовской и провела по ее лицу ладонью. Сосредоточенно о чем-то думала, шепча заклинания. От ее руки стелился золотистый туман, обволакивающий голову сумасбродной журналистки.

Так продолжалось минуты три, а после ведьма тяжело выдохнула и встала с колен, утерев пот со лба.

– Она почти безнадежна…– угрюмо проговорила она, приводя себя в порядок.– Если мы надумали дать ей возможность умереть человеком, надо спешить! Только боюсь, что в крематории экскурсии для туристов не проводят…И как туда попасть непонятно…

– Митусов же как-то попал!– резонно заметил я.– Есть у меня одна идейка…

Вдвоем, применив заклятие невесомости для Яны, теперь подруга висела в воздухе, плывя за нами, словно воздушный шарик на ниточке, наведя предварительно морок, который не позволял кому-либо нас рассмотреть, мы выбрались из заброшенного здания, ставшего на некоторое время нашим приютом, оказавшийся при ближайшем рассмотрении бывшим сельсоветом, который в эпоху рыночной экономики оказался традиционно не нужным никому, и его местные предприимчивые жихарцы потихоньку разбирали на составные части.

Улица была пуста. Лениво брехали собаки. Прокукарекал петух, взобравшись на высокий забор. Возле старенькой "копейки" копался мужичок в телогрейке, громко матеря наш автопром.

Укрытые мороком, мы шли, словно в шапке-невидимке. И ощущение своей безнаказанности просило выхода. Хотелось пошалить, как в детстве…Отобрать у мужика какой-нибудь инструмент и спрятать под мороком, чтобы тот подольше поискал. Подшутить над псом, лениво чешущим себя за ухом у ступенек местного магазина. Подергать за косички местных девчонок…Да много бы чего хотелось, будь ситуация немного другой, а сейчас надо было спешить к крематорию, чтобы открыть предпоследний маяк и спасти Яну.

Мимо важно прошла кошка, перескочив нам дорогу уже перед самыми воротами крематория. Скосила на нас свои хитрые глаза и недовольно мяукнула, мол, чего под ногами путаетесь? Морок мог обмануть любого животного и человека, кроме этих проницательных тварей, которые к никакой магии невосприимчивы и никакой не боятся.

– А ну, брысь отсюда!– шикнула на нее Агриппина, направляя висящий живой труп Яны в ближайшие от входа в крематорий кусты. Кошка моментально исчезла, напоследок, видимо, обругав нас на своем кошачьем языке.

Морок исчез, мы оказались на полянке, закрытой со всех сторон густыми зарослями клена. валежником и густо усыпанной строительным мусором. Ворота крематория были открыты. Возле них прогуливался охранник, недовольно посматривающий на небо, затянутое снеговыми тучами, кутая покрасневшее лицо в мягкий теплый воротник бушлата.

– И какой у нас план?– спросила Агриппа, присоединившись ко мне, наблюдающему за воротами.

– А вот и наш план…

Недалеко от ворот остановилась темно-синяя "Газель" с занавешенными черными траурными шторками окнами. Из нее выбрался крепкий мужичок в униформе ритуальных услуг и с наслаждением потянулся. Громко и непринужденно посвистывая, он огляделся по сторонам и спустился с обочины по посадку, чтобы справить нужду. Другого такого момента могло и не случиться. Рывком я оказался за его спиной, молясь лишь о том, чтобы суметь вырубить этого крепыша с одного удара. Размахнулся, как следует, подобранным тут же поленом и клацнул его со всей дури по голове. В последний момент, мужик почуял неладное и попытался повернуться, а потому удар пришелся прямо ему в лоб. Двухметровый гигант зашатался и рухнул на землю, словно подкошенный. Не зря говорят, что против лома нет приема…Оказывается его нети против полена.

Рядом оказалась Агриппа.

– С ума сошел?– она бросилась к упавшему работнику ритуальных услуг и проверила на всякий случай его пульс. Мужчина был жив.– Зачем ты его ударил?

– Если в крематорий могут попасть только умершие и работникам, то мы так и сделаем…– кивнул я на обездвиженное тело. Быстрыми расчетливыми движениями переоделся в его униформу, накинув красно-черный траурный китель. Фуражка мне не подошла, ее я нахлобучил оглушенному обратно на голову.

– Идем!

Охранник на воротах зашел погреться. Теперь возле них никто не маячил. В будке у проходной загорелся бледно желтый свет. Ага…Значит ему пока явно не до нас. Распахнул "Газель". Дверь со скрипом отъехала в сторону. В нос ударил сладковатый запах смерти. В узком маленьком гробу, лежало тело сухонькой худенькой старушки, укрытое парчовой тканью по самое лицо.

– Помоги мне,– попросил я Агриппину, доставая из гроба труп.

– Дворкин, ты псих!– ахнула ведьма, но все же схватила старуху за ноги, помогая мне вынести ее из "газели". Мертвая оказалась на удивление легкой. Уже почти застывшее тело было почти невесомым, лишь на коже возле шеи оставались синие пятна от моих пальцев. Длинное платье, сшитое не по размеру, волочилось по земле, подметая подолом весеннюю грязь. Аккуратно мы уложили старушку рядом с водителем машины.

– И что теперь?– спросила Агриппа, брезгливо споласкивая руки в ближайшей мутной лужи. Никогда бы не подумал, что ведьмы столь ранимы, когда дело касается мертвецов.

– Теперь Красовскую в гроб, я за руль, а ты будешь безутешной родственницей, оплакивающей свою скоропостижно скончавшуюся сестру…

– Псих…– зло прошептала ведьма, снимая наговор невесомости с Яны. не хватало еще, чтобы подруга воспарила из гроба прямо на проходной. То-то работники крематория удивятся…

Вдвоем мы кое-как уложили Красовскую в деревянный ящик, обитый дешевой красной ткань. Он был ей немного маловат, пришлось подогнуть колени журналистки, чтобы та влезла. Прикрыли обратно парчой, и Яна стала под воздействием заклятия Тьмы стала почти неотличима от настоящего трупа. Агриппа рядом всхлипнула.

– Ты чего?– удивился я, обернувшись на чародейку.

– Как, по правде, все…– из глаз колдуньи текли крупные слезы, что, безусловно, играло нам на руку.

– Тьфу ты…– ругнулся я, запрыгивая за руль катафалка. Движок взревел, демонстрируя неплохое состояние. Теперь оставалось вспомнить, как водить автомобиль. После минутного раздумья, мне все же удалось тронуться и медленно подкатиться к воротам, в которых тотчас же появился охранник.

– Матвей…– радостно воскликнул он, но увидев меня за рулем, почти сразу же смешался.– А где Матвей?– непонимающе моргая, спросил он.

– Матвей подмениться попросил,– пожал я плечами, как можно беззаботней,– дома какие-то важные дела…

– Понятно,– сухо кивнул охранник.– что у нас сегодня?– отодвинул дверь в сторону и заглянул в салон, где Агриппа рыдала над телом живой Яны.

– Да, девка молодая!– отмахнулся я.– Машина сбила на пешеходном переходе. Еле в морге собрали…Вон, и колени торчат!– кивнул я на не влезшие в гроб стройные ножки Красовской.

– Люди нынче мрут, как мухи…– заключил охранник, не обращая особого внимания на плачущую Агриппину. Видимо, в крематории такая картина была не редкость. Заглянул в какие-то свои бумажки.

– А говорили ветерана войны, старуху привезут?– нахмурился он, заметив неточность в своих записях.

– Да кто их знает! Сказали вези. Я и везу… Пусть начальство разбирается!

– И то верно,– согласился охранник,– вези ее ко второй печи. Там сейчас свободно…

Где находится вторая печь в этом комплексе зданий, я понятия не имел. Однако, согласно кивнул, заводя двигатель. Машина дернулась и заглохла. Черт…Ругнулся я про себя. Если выживу во всей этой истории, то обязательно сдам на права. Насколько жизнь облегчится.

– Помочь?– подозрительно прищурился вахтер, положив руку на кобуру.

– Нет! Это с непривычки…Я раньше на автобусе работал, на "Богдане", там коробка немного другая.

" Газель" дернулась, но покатилась за ворота. Я облегченно выдохнул. Плач Агриппы стих позади меня.

– Где тут вторая печь? – спросила она, перегнувшись через переднее сиденье.

– Кажется вот…

Ворота крематория были раскрыты настежь. У входа суетились несколько рабочих в серой униформе. При виде нашей машины они прекратили работу, выжидательно глядя на нас.

– Двое…– посчитал я, оглядываясь на вахтера, спрятавшегося обратно в свою будку от пронизывающего холодного мартовского ветра.– Сможешь их оглушить?

– Попробую…– кивнула Агриппина.

С большим трудом мне удалось припарковать свою "газель" под насмешливыми взглядами рабочих. Слегка заехал на тротуар, задев правым колесом мусорную урну.

– День добрый!– поздоровался я, выбираясь из машины.– Принимайте!

Споро и ловко рабочие вытащили из грузового отсека гроб с Красовской. Один из них ловко пробежался по рукам журналистки. проверяя пальцы на предмет колец и прочих украшений.

– Что вы делаете?– возмутилась Агриппина вполне естественно.

– На том свете золотишко девке не пригодится!– хмыкнул один из рабочих, с сожалением заправляя парчу. на Янке никаких украшений не было.

– Совсем молоденькая еще…– покачал головой второй, поднимая гроб двумя руками у изголовья.

– Нынче почти всех таких привозят!– согласился с ним мародер, скаля золотые зубы, вставленные, наверное, за счет обобранных покойников.– Одна молодежь пошла…

Мы с Агриппой переглянулись, но промолчали. В конце концов, они свое сейчас получат от ведьмы, когда зайдут внутрь крематория. Вдвоем рабочие потянули гроб с телом за дверь, несколько раз без ощутимого почтения приложив его о косяк.

– Вася, блин!– заорал мародер, чуть не уронив его.– Смотри куда идешь!

За ними мы аккуратно вступили в полутемное помещение крематория. Широкая комната представляла собой вытянутой прямоугольник, в стены которого были вмонтированы небольшие ящики, где хранился прах сожжённых людей. Возле многих дверей стояли вазы с цветами. Одна из них, усыпанная белыми лилиями, заинтересовала ведьму.

– Сейчас мы подключим оборудование,– пояснил рабочий, ставя гроб возле огромного агрегата, пышущего жаром,– камера немного прогреется и все…– он нелепо хихикнул, будто сказал, что-то смешное.– Желаете посмотреть на процесс?– поинтересовался он, намекая, что неплохо этот самый просмотр оплатить по отдельному тарифу.

– Естественно…– бросила Агриппа, двигаясь к ящику с урной, густо украшенному свежими белыми лилиями.

– Ну, а я подожду ее.– пояснил я рабочим,– докину до города! Все равно туда ехать!

Рабочие понимающе кивнули, ехидно ухмыляясь. Мол, баба видная, авось чего-то перепадет, и если не секс, то денег точно выделит не хило.

– Дворкин!– тихо позвала меня ведьма, раздвинув букеты лилии, стоявших в вазах у подножия стены.

Оглянувшись, рабочие не обращали на нас никакого внимания, растапливая печь, я быстро подошел к подруге. Слишком взволнованно она выглядела.

– Посмотри…

Холодный пот прошиб меня с ног до головы. Мурашки поползли по спине, заползая под куртку. Ящик с прахом, который заинтересовал Агриппину своей свежестью, был украшен широкой табличкой с позолоченными прописными буквами.

– Красовская Яна Викторовна…– прочитал я, не веря своим глазам.– Годы жизни…

Дата рождения совпадала с днем появления на свет моей подруги, а вот дата смерти стояла сегодняшняя. Чуть выше нее, располагался другой ящик, красной краской на нем было начерчено крупными буквами, уже знакомое: "Он жив!" и фамилия Митусова.

– Ты что-нибудь понимаешь?– дрожащим голосом спросила меня ведьма. Кажется, сейчас, именно сейчас ей было очень страшно. Руки дрожали, когда она попыталась откинуть упавшую на лоб прядь волос.

– Уже ни черта…– выдохнул , пытаясь унять занывшее сердце.

– Самая странная наша могила!– позади раздался голос одного из рабочих, заставив нас вздрогнуть. В практически пустом помещении он прозвучал оглушительно громко. – Наши старожилы говорят, что ее выкупили лет тридцать назад. Некий сумасшедший…Заказал табличку, но праха внутри никакого нет. Она пуста! И вот уже сколько лет, каждые выходные за ней приезжают и ухаживают, то женщины, то мужчины, цветы несут…Все богато одетые, в черных очках…

– Очках?– переспросила Агриппа дрожащим голосом.

– Ну да…И зимой, и летом…Блажь городская какая-то, наверное…– пожал плечами рабочий.– А может секта? Их нынче развелось пруд пруди. Самое смешное, знаете что? Что сумасшедший этот, вон выше этой могилки похоронен, так никто ему цветы не несет, только надпись эту жуткую красной краской обновляет и все…Место в крематории купил, а теперь на хрен никому не нужен…Секта одним словом…

Мы понимающе с ведьмой переглянулись. Ходить в черных очках и зимой и летом могли только тивитцы, Координаторы, ухаживающие за маяком в надежде, что придет время, и они все вернутся на землю. Только как тридцать лет назад, когда Яна еще в садик ходила, они могли знать, что человеком, который откроет им двери, наведет портал и активизирует маяки будет именно она? Что значит эта могила? неужели, еще тогда, в далеких восьмидесятых, Люцифер задумал очень хитрую и сложную комбинацию, участниками которой мы стали не случайно, а следуя разработанному дьяволом плану?

А с другой стороны почему бы и нет? Не зря говорят, что сатана хитер и коварен. И что для повелителя тьмы тридцать лет, когда он существует вечно? Всего лишь миг…

– А можно посмотреть поближе?– попросила рабочего колдунья.– Возможно, что для своей сестры я закажу нечто похожее…

– Да, пожалуйста,– кивнул рабочий,– только не затягивайте. Печь прогрелась почти…

Ведьма отодвинула вазы с лилиями далеко в сторону. Аромат свежих цветов кружил голову. Не обращая внимания уже на конспирацию, я помогал ей.

– Шестой маяк это место в крематории Митусова,– торопливо подметила Агриппа.

– Должен быть седьмой…– прошептал я, отодвигая чугунный котелок в сторону.– Но каков план! Как нас использовали!

– Я тебе говорила, Саш, что с Тьмой шутки плохи.

В самом низу таблички, заставленной изгородью из живых цветов, мы, наконец-то, увидели то, что искали…Крупными буквами традиционной красной краской, был отмечен последний седьмой маяк. Надпись гласила: " И душа ее станет тем маяком, что приведет нас к величию!"

– Дворкин…– прошептала потрясенно ведьма.– Это ужасно!

– Они все рассчитали наперед…

– Но как?– ошарашенно заморгала Агриппа.– Сколько всего надо было учесть, просчитать, сколько судеб людей скорректировать! А если бы вы с Яной не познакомились? Или мы с тобой? Если бы ты не владел магией? Или ты все же решил бы ее пожертвовать ради спасения миллиардов других людей? План бы дьявола провалился бы с треском! Магия не терпит столько "если"…

– Это было действительно нелегко!– голос, раздавшийся позади нас, стоящих на коленях перед могилой Красовской, был чуть хрипловатым, резал слух своими суровыми нотками. Я резко повернулся, готовый дать отпор любому, одновременно активируя свою магическую защиту, но передо мной стояла бледная Яна, каким-то непостижимым образом очнувшаяся и вылезшая из гроба, позади нее, чуть поодаль топтались двое рабочих крематория. – Ты упрямо не хотел жить, как все, Дворкин…– Яна – моя верная подруга говорила чужим, мужским, хрипловатым голосом, от которого мурашки бежали по спине.– От того тебя было трудно просчитать! Лишь благодаря Координаторам ты шел туда, куда они тебя направляли…

Я поднял глаза на Красовскую, замершую с ехидной улыбкой напротив меня, скрестив руки на груди. В ее глазах пылал огонь, адское пламя, как и у всех жителей планеты Тивит – почитателей дьявола.

Вдвоем мы с Агриппой попятились, вжавшись в стену крематория. Мысли о сопротивлении, даже не возникло. Страх парализовал нашу волю и все наши умения.

– Есть еще несколько минут…– Яна повернула голову на часы, висящие над огромной растопленной печью.– Если желаете, то я расскажу вам, как нам удалось все это провернуть?

Мысль о том, что я идиот, и все вокруг меня были правы, когда уверяли, что надо пожертвовать Красовской, ради спасения миллиардов, поразила меня. Силы оставили. Я сполз медленно по стене, с замурованными урнами, понимая, что все кончено. Не получится даже красиво погибнуть. На слишком сильного соперника я замахнулся. Сильного и расчетливого…

– Говори…– выдавил из себя я, чувствуя, как рядом дрожит испуганная ведьма, осознавая, что наши дни сочтены.

29

Харьков 2019

«День последний»

– Люди добры, сострадательны и честны, немногие, но большинства из вас именно такие…– принялась рассуждать Красовская, меряя шагами широкое помещение крематория.– А от того, вы легко внушаемы, предсказуемы и управляемы. Именно на этих постулатах и зиждился мой план, который я задумал давным-давно, когда не только вас не было на свете, но и человечество обитало в самом, что ни на есть раю. При всем при этом человек – существо алчное, злобное и мстительное, что тоже самостоятельности ему не прибавляет. Оценив это, я сделал так, чтобы Митусов оставил маяки, а Яне нужно было их всего лишь активировать. Но как помочь обычной девушке, не владеющей магией сделать все, что мне надо? Только лишь с отчаянными друзьями, готовыми рискнуть всем, ради дружбы. И так появились вы…Мне не составило труда предсказать появление среди миллиона харьковчан тебя, Дворкин – человека честного, но далекого от магии, обладающего очень сильными задатками мага, ценящего настоящего дружбу и напичканного идеалами до самого мозга. Для этого пришлось вовлечь тебя в историю с зеркалом. Ты помнишь старика Вышицкого? Дверь где-то в глубине крематория скрипнула и вошел высокий статный мужчина – точная копия того самого ученого, лелеющего мечту о вечной жизни и затянувшего меня в мир Зазеркалья. Именно с него началась наша длинная история. Глаза мужчины пылали тем самым огнем, который плескался и в зрачках Красовской. Ты клюнул на приманку! И попал в удивительный мир, полный магии и чудес. Познакомился-таки с Красовской, и я понемногу начал вас обоих подводить к финалу моей большой игры. Печати с Междумирья были сорваны, когда ты освободил ведьм из заточения, вернул обратно на землю, доказав тем самым, что мое возвращение с Тивита вполне возможно. По сути, ты воспользовался тем же, что и сейчас…Маяком была статуя Бутуса, а Ковен вернулся через портал, наведенный по его координатам. Как же я радовался твоим успехам, Дворкин! Только представь, Инквизиция ставила Печати, пыталась всю свою историю остановить мое возвращение на Землю, а ты все испортил им, свои упрямством, верой в дружбу и любовь, дав возможность мне начать работу по активации порталов. Бутус!– коротко позвала Яна, или я это уже была не Яна, а существо, сидящее внутри нее.

Небольшого роста уродливый карлик выступил из-за колонны, злобно оскалившись. Шутливо поклонился, поймав на себе ошарашенный взгляд Агриппины, громко ойкнувшей рядом, вжавшись в меня всем телом. Даже на таком расстоянии, я ощущал, как ведьма дрожит, как осиновый лист. Ей было страшно! Главе Ковена, самой искусной ведьме было страшно! Чего уж говорить обо мне. Я был раздавлен, опозорен. Оказалось, что все эти несколько лет мною играли. Переставляли, как фигуру в шахматах, направляя туда, куда хотел игрок, а я и был рад стараться…

– Необходимо было заставить тебя поверить в свое предназначение, в твою непоколебимую волю, в способность одному принимать важные решения. Иначе в самый ответственный момент ты подвел бы меня…Для этого я подкинул тебе "Книгу Судеб". Забавно было наблюдать, как в тебе формируется ложное понимание того, что ты можешь быть сам хозяином своей жизни.

В здание крематория вошел Славик Заславский, с горящими огнем глазами и нехорошей улыбкой вурдалака.

– Слава…– прошептал я, осознав, что мною вертели и крутили, как хотели Координаторы – слуги сатаны, а я своими действиями лишь ускорял его приход.

– История в "Белом лебеде" лишь способствовала вашему с Яной сближению. Мне нужно было сделать так, чтобы ты если не влюбился в нее, то хотя бы подружился так, чтобы быть готовым за нее умереть. Лишь рождение твоей дочери спутало мне все карты. Я слегка растерялся. Она – очень сильная! Дать ей вырасти в могущественную волшебницу было бы с моей стороны непозволительной роскошью. И я начала действовать! Мне всего лишь надо было навести Красовскую на это квартиру, показать на дневник и.…– журналистка улыбнулась. Это была не ее милая головокружительная улыбка, от которой мужская половина города Харькова сходила с ума. Нет! От этого злобного оскала пробирал ледяной холодок.

– А можно лишь один вопрос?– уточнил я, отстраняя Агриппу.– Ты все это время сидел в Яне?

– Нет, конечно!– рассмеялся некто внутри моей подруги.– Меня и сейчас тут нет…Когда мой план вышел на финальную стадию, то я посчитал нужным, что пускать все на самотекникак нельзя. Красовская могла взбрыкнуть, ты неожиданно убить ее, а на карту было поставлено слишком многое…Слишком…Рисковать было нельзя!

– И вы забрали ее на Тивит, чтобы оказаться внутри нее…– прошептала пораженно ведьма рядом со мной.

– Верно…– рассмеялось нечто внутри подруги.– Ты всегда была умнее всех своих подруг вместе взятых! Потому-то и осталась в живых…Хотя изначально у меня был план уничтожить вас троих.

– Мы тоже были частью вашего плана?– удивилась колдунья.

– А то! Одной из главных, я бы сказал…Вы сняли печати с междумирья, то, чего мне нельзя было сделать, чтобы не вызвать подозрений. Это раз! И вы дали силу Дворкину, магию, чтобы он смог провести Яну ко всем маякам – это два. Вы – ключевые элементы игры.

– Значит все это время ты сидел внутри нее?– зло проговорил я, цедя каждое слово, не сводя глаз с бывшей подруги.

– Ну, нет…Скорее я наблюдаю за вами, находясь на Тивите глазами Красовской через сложный аркан заклинания. Она для меня, как транслятор. Это было так умилительно, когда ты ее пришел ночью убивать,– рассмеялся Люцифер внутри моей подруги,– прости меня, Яна…Подушка…Полумрак…Придурок, тебя же могли посадить! И тогда все мои старания прошли прахом. Тридцать пять лет работы коту под хвост…Но, что-то мы с вами заболтались, пора открывать два последних маяка и наводить портал,– Красовская кинула быстрый взгляд на часы, показывающие почти полдень.

– Постой!– окликнул я подругу, шагающую к стене крематория, на которой был последний маяк с надписью Митусова "Он жив".– Два вопроса! Последних…

Красовская остановилась на половину дороги и посмотрела на меня. Вдвоем с Агриппиной мы перегораживали ей путь к урнам с прахом.

– Хорошо… Великие знания – великие печали, как говорил кто-то из ваших земных философов. Говори…– он чувствовал себя победителем и мог позволить себе поиграть с нами, как кошка с мышкой. Его план удался! Несколько тысяч лет он мечтал об этом, пока не появился я и не пустил его в наш мир.

– Яна еще жива?– чуть дрогнувшим голосом спросил я, отступая чуть назад и утягивая за собой Агриппину.

– Пока еще да…– кивнул Люцифер.– мне нужно ее тело, чтобы закончить начатое. Она служит моими руками и ногами в этом мире, дает силу для заклинания трансляции. Но, как только я открою шестой портал, она умрет…

– Потому что она и есть седьмой маяк…– понятливо прошептала Агриппина.

– Не буду нахваливать ваш интеллект, Агриппа, лишний раз…– шутливо поклонилась Красовская.– Какой второй вопрос? Поверь, у меня очень мало времени. Это для вас прошло несколько лет, а я ждал этого тысячелетия…

– Почему именно мы с Яной?– уточнил я, пятясь назад и отталкивая за собой Агриппину.

– Признаюсь честно…Ты попался совершенно случайно, а вот Красовская…Она родилась в необходимых числах, связанных с астрологией. если и объяснять, то долго и нудно. Поверь, Дворкин, когда я открою последний маяк, у нас с тобой будет целая вечность об этом поговорить…– Яна рассмеялась неживым, чужим смехом, резанувшим по ушам.

– Не будет…– прошептал я, прикрывая глаза.

– Что?– переспросил дьявол, словно не расслышав, но я уже не обращал на него никакого внимания, громко и четко повторяя про себя один и тот же текст, заученный наизусть несколько дней назад:

– Господи, Боже Великий, Царю безначальный, пошли Архангела Твоего Михаила на помощь рабам твоим Александру, Агриппине и Яне. Защити, Архангеле, нас от всяких врагов, видимых и невидимых. О, Господень Великий Архангеле Михаиле! Демонов сокрушитель, запрети всем врагам, борющимся со мной, и сотвори их яко выцы, и смири их злобные сердца, и сокруши их, яко прах перед лицом ветра. О, Господень Великий Архангеле Михаиле! Шестикрылый первый и Воевода Небесных Сил – Херувимов и Серафимов, буди нам помощник во всех бедах, скорбях, в печалях, в пустыни и на морях тихое пристанище. О, Господень Великий Архангел Михаиле! Избави нас от всякия прелести диявольския , егда услышь нас, грешных, молящихся Тебе, и призывающих имя Твое Святое. Святой Архистратиг Божий Михаил, молниеносным мечом Твоим отжени от мене духа лукавого, искушающего и томящего мя. Аминь!

С последним словом моей молитвы потолок крематория пошел крупными глубокими трещинами. Раздался оглушительный треск и часть его рухнула прямо на пол, подняв облако серой строительной пыли, совсем недалеко от нас с Агриппиной, пораженно замершей рядом со мной, до крови вцепившуюся в мою ладонь. Острые камни посекли мое лицо, руки, но я не сумел закрыть глаза, не захотел, чувствуя, как по коже побежали мурашки, а внутри разгорается что-то благостное, теплое, настоящее, святое… Мне мгновенно стало легче, словно я сбросил с себя тяжелый груз ответственности, переложив его на более могучие плечи.

– Не может быть…– прошептала ошарашенно Яна мужским голосом. Ринулась к ящику с прахом, но не успела. Через разрушенный потолок полился яркий золотистый свет. Стоявшая подле сатаны свита, Вышицкий, Заславский и Бутус ,отчаянно завизжали, едва луч коснулся их кожи, покрывшейся огромными водянистыми волдырями. Их выворачивало наизнанку. Лица становились все больше похожи на ужасные маски, а тела на скрюченные мумии, высохшие под напором этого потока.

– Не-ет!– заорала Красовская, бросившись вперед к ящикам с прахом , рассмотрев в лучах света высокую фигуру с широкими крыльями за спиной, кажется, это был мужчина. Его красивое лицо не выражало никаких эмоций, только меч в руках глухо потрескивал яркими синими молниями. В левой руке у него была полупрозрачная сфера.

– Дворкин…кто это?– пересохшими губами спросила Агриппина, рухнув на пол. склонив голову перед величием Архистратига.

– Это он! Спасибо, Господи!– прошептал я, а потом сфера в руках Архангела Михаила взорвалась. Свет погас. И я потерял сознание.

30

Харьков 2019

«День третий, плавно переходящий в четвертый.

Воспоминание»

Тело наполнилось головокружительной легкостью. Меня подхватило что-то невесомое, подняло вверх, наполнив сердце каким-то добром и теплотой. Голова закружилась от избытка чувств, и я выпустил из своих рук мокрую от волнения ладонь Агриппины. Я полностью погрузился в ярко желтый свет, наполнивший меня до кончиков волос, окунулся в него, ощутив всю красоту и бесконечность представленного мне волшебства. Это было непохоже ни на что ранее виданное мною в жизни. Какой-то фонтан эмоций, идей и воспоминаний, самым ярким из которых была встреча, случившаяся на третий день наших поисков.

Я снова, будто со стороны, увидел все произошедшее, переосмыслив все в который раз. Пустой балкон, кресло-качалка и чашка остывшего кофе на подоконнике. Сигарета почти дотлела до фильтра, я потянулся за новой, но пачка упала на пол, утянув за собой широкое махровое банное полотенце, постиранное Эльвирой Олеговной еще с утра, но по ее всегдашней привычке еще неубранное в шкаф, сваленное горой на окне до лучших времен.

– Вот черт!– ругнулся я, поправляя сползшее белье, в поисках пачки сигарет.

– На ночь я бы не советовал бы вам, Александр Сергеевич его поминать!– раздался у меня над головой чей-то голос. Я испуганно вздрогнул, отшатнулся, рассмотрев сидевшую на распахнутом балконном окне небольшую фигуру бородатого мужчины. Он беспечно тряс ногами в воздухе, напевая что-то еле слышно на незнакомом мне языке.

Я растерянно огляделся по сторонам. Как он попал сюда? Дверь на балкон была закрыта. Да и пройти надо было через всю квартиру незамеченным, чтобы попасть сюда. А за занавеской мирно посапывала Светка, по-детски подложив ладошки под голову, свернувшись калачиком, укрытая одеялом. В коридоре горел свет, там еще бродила моя полуночная теща, засыпающая почти под утро, винившая во всем проклятую старческую бессонницу, не задумываясь, что сама приучила к этому организм, смотря телевизор почти до самых предрассветных сумерек. Нет…Появиться как обычные люди на балконе он не мог…А значит…

Выглянул на полянку перед домом. Второй этаж…Никаких лестниц, веревок или других приспособлений для скалолазания не видно, а забраться сюда мог без снаряжения специального только маг. Значит передо мной волшебник! Сделал я вывод, да и вид у него, больше, чем странный…Одет в какую-то хламиду до колен, наподобие узбекского халата, лицо открытое, улыбчивое.

– Кто вы?– спросил я, немного успокоившись. Хотел бы, в конце концов, незваный гость на меня напасть, непременно напал бы раньше, когда я искал на полу в впотьмах упавшие сигареты, будучи совершенно беззащитным.

– А это столь важно?– улыбнулся мужчина, проведя широкой крепкой ладонью по бороде. Краем глаза я успел заметить, что руки у него вовсе не белоручки, видели они и тяжелую работу, и мозоли, да и сам неизвестный не смотрелся "маменькиным сыночком".

– Ну, если находитесь в моей квартире, то это, как минимум существенно…– кивнул я, устраиваясь рядом с ним, закуривая сигарету. Неизвестный скривился и поморщился. Видимо, не выносил запаха сигаретного дыма. Поделом ему, хмыкнул я. Ни я же к нему домой заявился без приглашения?

– Ох, уж эти дьявольские штучки,– проговорил он, отгоняя клубы дыма,– прости, Господи. И чего вы в этой гадости находите? Только травите себя ею…

– Так все же кто вы?– напомнил я о своем вопросе, заметив, что гость пытается тактично увильнуть в сторону.

– Называете меня Михаил или Михаэль, как вам удобней…

– И зачем, Михаил, вы явились в столь поздний час на мой балкон?– улыбнулся я, пытаясь просканировать своим внутренним зрением гостя. Попытался и отшатнулся, потому как, кроме огромной силы, исходящей от него, я не видел больше ничего, лишь яркий свет, окутывавший его с голов до ног, словно кокон. В этом свете таилась такая мощь, которую я не наблюдал еще ни у кого из живущих в этом мире. Она была всепоглощающа и одновременно отзывалась теплом, словно парное молоко. В этой силе хотелось купаться, наслаждаться покоем и светом, тонув в лучах, исходящих от гостя. Михаил терпеливо дождался, пока я осмотрю его полностью.

– И как?– улыбнулся он в ответ. И от его улыбки мне, будто бы сразу полегчало. Усталость последних дней сошла на нет, и я ощутил себя посвежевшим и отдохнувшим.

– Фантастически,– признал я.

– Я слышал у вас проблемы?– небрежно бросил он, словно эта тема его не интересовала вовсе, а появился Михаил здесь просто так, посидеть на балконной раме, поболтать ножками в воздухе, обсудив то, да се…

– Кто ты?– насторожился я, сделав шаг назад. В голове сразу возникла мысль, что один из Координаторов Князя Тьмы настиг нас с Красовской.

– Не волнуйся, я тот, кто хочет тебе помочь, Дворкин…

– Одни уже помогли,– разозлено бросил я.

– Не все так просто, как тебе кажется, мой дорогой,– с лица Михаила сползла приветливая и беспечная улыбка,– насколько я знаю, твоя подруга носит печать самого дьявола, так?

– Кто ты?

– Если я скажу тебе легче не станет, сын мой!

– Ты…-ошарашенно пробормотал я, начиная догадываться.

– Господь с тобой!– отмахнулся Михаил.– Я всего лишь Его скромный помощник…Моя цель бороться с тем злом, в которое вы умудрились вляпаться, поэтому я здесь, защищать Царство Божие…

– Ты Михаил!– осенило меня, вспомнив про Архангела Михаила – Божьего воина, чаще всего изображенного на фресках с мечом в руках, извергающим молнии или со воздушной сферой. Архистратиг Шестикрылый! Тот самый, что победил Люцифера давным-давно.

– Я рад, что на Земле меня все еще помнят…Но, появился не поэтому…Нельзя допустить, чтобы Князь Тьмы вернулся на Землю! Человечество тогда погибнет!

– Мне все твердят, что для этого мне нужно убить Яну? Выбрать малое из зол, чтобы спасти остальных…

– Убить?– округлил глаза Михаил.– "Не убий!"– сказал Отец Наш Небесный. И был прав…

– Тогда как быть?– воскликнул я.

– Печать на руке твоей подруги непросто Печать…Это след, несущий в себе энергетику самого Люцифера. Он внутри нее, потому ей так плохо. Зло, поселившееся в ней, жрет ее изнутри, высасывает тепло и добро!

– Тогда тем более нужно…

– Не спеши…– прервал он меня.– Во-первых, Красовская не даст тебе себя убить. дьявол не настолько глуп, чтобы ставить под угрозу план, который вынашивал столько времени, исполнение которого зависело бы от твоего желания. Он, несомненно, перестраховался. Когда я уйду, попробуй, ради интереса…Зло внутри нее почувствует твое желание и сыграет на том, на чем обычно любит играть, на сострадании к ближнему, дружбе, чувствам…Наши сильные стороны, есть наши слабости. Тьма их знает и пользуется этим!

– Тогда как быть? Вы же сами говорите, что нельзя допустить прихода Люцифера на Землю!

– Ищи маяки! Тебя будут аккуратно подводить к ним, его прислужники, вести вас, чтобы ты не сбился с пути и навел все порталы, тогда их будет не сдержать! Ищи их, открывай, делай вид, что ничего не понимаешь и не знаешь, а мы будем рядом…И в самый последний момент, когда ты почувствуешь, что все…Конец! Тогда прочти эту молитву…, и я приду! Только помни, что в нее надо поверить, звать искренне, лишь тогда она сможет подействовать,– он подал мне листочек с крупными округлыми буквами, написанными старославянским языком.

– Господи, Боже Великий, Царю безначальный, пошли Архангела Твоего Михаила на помощь рабам твоим…

– Помни, главное поверить…– подмигнул мне мужчина.

Позади что-то заскрипело. Я обернулся, увидев, что дверь на балкон слегка приоткрылась, а жена во сне переворачивается на другой бок.

– А.…– никакого мужчины на балконе уже не было. Распахнутая створка еле заметно качалась под напором слабого ветра, слегка поскрипывая. – Господи, Боже Великий, Царю безначальный, пошли Архангела Твоего Михаила на помощь рабам твоим…– в руках остался лишь кусочек бумаги с написанной на нем молитвой – единственное подтверждение о том, что мне все это не приснилось, не привиделось, а все было более, чем реально.

– Тебя будут направлять…– вслух проговорил я.– Кому мы…

Под сползшим вниз бельем обнаружился давно мною забытый дневник Митусова, который мне, кажется, целую вечность назад, дала почитать Красовская. Они будут тебя вести…Слова Михаила прозвучали в голове колокольным набатом. Им необходимо, чтобы вы открыли все маяки, навели все порталы…Даже, если ты попытаешься убить Красовскую, дьявол, сидящий в ней , не даст тебе этого сделать…Наши сильные стороны, есть наши слабости…

Я поднял дневник и аккуратно пролистал страницы. Именно с тебя все и началось в этой истории…

Теплое течение воспоминаний вдруг неожиданно схлынуло. Я снова оказался в золотистом потоке, где-то далеко впереди, увидев знакомую фигуру жены. Она звала меня куда-то, протягивая ко мне свои руки.

– Дворкин…– донесся до меня женский голос.– Дворкин…

Поток иссяк. Меня тряхнуло, выбрасывая в сторону. Вверх с низом поменялись местами. Щеку обожгла сильная пощечина. Голова дернулась, как от хорошего апперкота.

– Дворкин, мать твою!– голос Агриппины показался слишком громким после того блаженства, в котором мне довелось побывать. Оглушительно громким…– Разлегся тут, как король на именинах! Наши победили! Пора просыпаться…

Я с трудом разлепил глаза, возвращаясь в наш мир. Надо мной наклонилась всклокоченная колдунья, занесшая ладонь для еще одной пощечины.

– Не надо…– прохрипел я. Все тело ныло и болело, словно его прокатили привязанное к машине по нашему харьковскому асфальту.

– Наконец-то! Мы уже думали, что тебе концы! Как спящая принцесса в летаргический сон погрузился,– съязвила Агриппа. После всего пережитого к ней снова вернулся свойственный всем ведьмам сарказм.

– Мы?!– удивленно переспросил я, приподнимаясь на локте, чтобы получше рассмотреть, что это еще за "мы".– И правда мы…– прошептал я, не сумев сдержать радостной улыбки и слез, градом покатившихся по моим щекам. Посреди полуразрушенного крематория, среди обломков стен и пепла сидела, опёршись на покосившуюся колонну Красовская, зажимающая кровоточащую рану на руке, там, где всегда появлялись татуировки с цифрами. Из-под плотно прижатых пальцев сочилась кровь, но даже через нее было видно, что кожа розовая, чистая, без какой-либо Печати.

– Ты вернулась…– прошептал я, вытирая кровь со лба. Во время падения мне прилетело камнем.

– Куда ж вы без меня-то?– просипела Яна. Та самая Красовская, которую я знал, Яныч, моя лучшая и верная подруга…, не, выдержав нервного напряжения, мы начали хохотать, как сумасшедшие. Именно таких нас нашли сотрудники МЧС, прибывшие по вызову жителей Жихара.

Эпилог

– Новости Харькова!– диктор седьмого канала улыбалась так, словно сообщала о том, что с сегодняшнего дня всем харьковчанам поднимут зарплаты и пенсии в десять раз.– Продолжается расследование взрыва одной из печей областного крематория в поселке Жихар. Следствие отвергает версию террористического акта, склоняясь к обычной халатности. Возбуждено уголовное дело. Ведется расследование. Полковник Кравченко, курирующий это расследование, от каких-либо комментариев отказался.

В Великом Бурлуке агрохолдинги готовятся к посевной…

Я щелкнул пультом, выключая телевизор. Новости были какие-то однотипные и быстро надоедали. Больше смотреть по нашему телевидению было нечего. Спасал только интернет.

Звякнул мобильный.

– Да, Елена Эрнестовна!– звонил мой редактор. Сколько же ей пришлось вытерпеть за время моего вынужденного литературного кризиса?

– Дворкин…Если ты мне скажешь сейчас, что рукопись не готова, то я просто тебя убью…Понимаешь…Просто убью!– сколько страдания было в голосе редактора! Сколько горечи!

– Боюсь вас разочаровать…

– Дворкин, сволочь!– процедила она в трубку.

– Но очередной роман готов и уже у вас в почте…

– Слава Богу…И как называется твой вымученный шедевр?– торопливо спросила она, сразу повеселев.

– Пусть будет планета Тивит…– немного подумав я.

– Это о межпланетных путешествиях?– насторожилась она. Фантастика была не ее профилем.

– Это о надежде, вере и любви…– улыбнулся я в трубку, понимая, что почти не соврал ей.

Валуйки

март-июня 2019

Оглавление

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

Эпилог