И на Солнце есть пятна [Сергей Чебаненко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

<p>


        </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p style="margin-left:108.0pt;">


 </p>


<p style="margin-left:108.0pt;">


 </p>


<p>


                    Антоний ЧАСОВ</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>



И  н а  С о л н ц е



е с т ь  п я т н а


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                               Луганск</p>


<p>


                                     2008</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


ББК 84(4УКР-4ЛУГ) 6-445</p>


<p>


Ч 24    ISBN 966-8383-08-7</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


       Часов А.  Ч 24 И на Солнце есть пятна: -Луганск:</p>


<p>


       Издательство «ЧП Медведева», 2008.</p>


<p>


       80 с.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


Герои фантастических произведений Антония Часова тайно высаживаются на Луну, общаются с «людьми в черном», с легкостью становятся американскими президентами. Им по силу с помощью бутылки водки и нехитрой закуски остановить вторжение инопланетян на Землю, выиграть президентские выборы в масштабах всей Галактики и даже похитить писателей – диссидентов из Советского Союза, в котором не было Михаила Горбачева и его «перестройки».</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


ÓЧасов А., 2008.</p>


<p>


ÓИздательство «ЧП Медведева», 2008.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


ISBN 966-8383-08-7</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>



                                   Б Р Е М Я    У Ч Е Н И К О В


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                   "В сущности, они по воспитанию своему  и</p>


<p>


                                                     в самой своей основе были - большевики.</p>


<p>


                                                     Комиссары  в  пыльных  шлемах.  Рыцари</p>


<p>


                                                    святого  дела.  Они  только  перестали</p>


<p>


                                                    понимать - какого именно".</p>


<p>


                                                                                               С.Витицкий,</p>


<p>


                                                    "Поиск предназначения, или двадцать</p>


<p>


                                                      седьмая теорема этики".</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


     Жилин вышел из метро на станции "Аэропорт". Теперь, если идти  по  Ленинградскому проспекту вдоль похожего на дворец здания автодорожного  института, можно было хорошо  отследить  любой  "хвост".  Суетливые  и  веселые группки студентов перемещались навстречу Ивану от институтских  учебных корпусов и одна за другой исчезали за  массивными  деревянными  дверями  станции  метро.  В  противоположном  направлении,  в  сторону  Волоколамского шоссе, проспект оставался почти совершенно безлюдным до  самой аптеки на углу Рязанской.</p>


<p>


     Жилин сунул руки в карманы плаща, зябко поежился  от  налетевшего  невесть  откуда  холодного  осеннего  ветерка  и  не спеша  зашагал  по  проспекту, старательно обходя большие лужи, усеянные  оранжево-желтыми  корабликами опавшей листвы. Денег у Моссовета в  последние  годы  едва  хватало только на уборку и ремонт проезжей части дорог,  а  пешеходные  дорожки  даже   на   центральных   улицах   постепенно   трескались  и  проваливались, заполняясь после дождя водой вперемешку  с  песком  и  мелким мусором. Несколько раз, обходя очередную лужу, Жилин исподтишка  бросал взгляд назад и словно бы фотографировал глазами  идущих  следом  за ним редких прохожих. Впрочем, если не считать всю дорогу  маячившей  метрах в ста у него за спиной толстой дородной тетки с двумя огромными  авоськами в руках, никого больше у себя на "хвосте"  Жилин  так  и  не  обнаружил. Хотя тетка по всем канонам шпионских романов явно не тянула  на профессионального топтуна, Иван на всякий случай решил  провериться  тщательнее. По нынешним временам от полиции госбезопасности можно было  ждать любой пакости.</p>


<p>


     Возле  гастронома  "Маяк",  чуть  правее   подземного   перехода,  выходящего прямо в вестибюль станции метро  "Сокол",  змеилась,  почти  перекрывая пешеходную часть проспекта, длиннющая разномастная  очередь.  Было где-то около половины третьего, винно-водочный отдел  в  магазине  только начал отпускать  товар  и  количество  страждущих  и  жаждущих,  выстроившихся на асфальте перед стеклянными дверями гастронома, еще не  успело  ощутимо  уменьшиться.  После  известного  указа  "О  борьбе  с  пьянством и табакокурением",  изданного  шесть  лет  назад,  партия  и  правительство  пошли  на  радикальное   уничтожение   виноградников  и  табачных плантаций по всей стране. И уже через  полгода  население,  ­­­как всегда испытывающее  чувство  глубокого  удовлетворения от решений  родных и любимых вождей, - покорно и поголовно выстроилось  от  Бреста  до Владивостока и от Мурманска  до  Кушки  в  бесконечные  очереди  за  вожделенными продуктами, а барыши  подпольных  спекулянтов  табаком  и  спиртными напитками превысили все мыслимые размеры. Тогда  неугомонное  и по-молодецки активное партийное руководство в своей праведной борьбе  с "зеленым змием" шагнуло еще дальше и ввело предельные месячные нормы  потребления водки на одного человека. Ну, а поскольку на Руси  еще  со  времен Рюриковичей пили много больше,  чем  два литра  на  брата  в  месяц,  на  широких  просторах  Советского  Союза   тотчас   же  стало  стремительно  расти  количество  неудовлетворенных   жизнью   граждан.  Смягчить последствия очередного судьбоносного излома  партийной  линии  героически взялись многочисленные  советские  пенсионеры  и  ветераны,  которые за сравнительно небольшую  доплату  брались  выстоять  очередь  любой длины и получить  бутылку  с  животворящим  продуктом  по  своей  личной карточной квоте, на пару емкостей в месяц  превосходящей  квоту  трудящихся граждан. Народная мудрость тут же  весьма  метко  окрестила  участвующих  в  этом  мелком  частном  бизнесе  женщин  -  пенсионерок  отстойницами, а мужчинам присвоила хотя и двусмысленное,  но  в  целом  очень почетное наименование стояльцев.</p>


<p>


     Спросив крайнего, Жилин пристроился  в  конец  очереди,  краешком  глаза  незаметно  отслеживая  приближающуюся  тетку  с  авоськами.  Но  женщина лишь на мгновение  притормозила  у  хвоста  очереди,  переводя  дыхание  и  оценивая  перспективы  стояния   присутствующих   граждан,  мысленно сделала какой-то явно не оптимистический вывод, и, перехватив  свою поклажу из  руки  в  руку,  переваливаясь  с  ноги  на  ногу  как  выбравшаяся на берег утка, двинула  по  проспекту  дальше,  куда-то  в  сторону Волоколамки. Жилин еще пару минут  провожал  ее  настороженным  взглядом, а потом облегченно вздохнул и, совершенно потеряв интерес  к  удалявшейся женщине  с  авоськами,  собрался  уже  было  совсем  сдать  очередь и продолжить свой  путь,  когда  к  магазину,  весело  сигналя  клаксоном,  подкатил,  ослепительно   посверкивая   стеклами   окошек,  новенький  желто  -  синий  милицейский  "газик".  Дверцы   автомобиля  стремительно распахнулись и на все еще не  успевший  просохнуть  после  моросившего утром дождика асфальт  один  за  другим  спрыгнули  три  милиционера, одетые в короткие серые куртки, мешковатые брюки - галифе  и высокие, почти до самых колен сапоги. Следом степенно и  неторопливо  выбралась из машины крупная и холеная немецкая овчарка.</p>


<p>


     - Облава, блин, -  испуганно  просипел  стоявший  впереди  Жилина  сгорбленный  старичок  в  перешитом  в  гражданское  платье  поношенном  армейском плаще. - Ах, ты твою мать!</p>


<p>


     - Трое в  машине,  не  считая  собаки!  -  процедил  сквозь  зубы  невысокий чернявый парнишка с дипломатом - "мыльницей" в руках. -  Ну,  мужики, щас начнется...</p>


<p>


     Очередь сразу напряженно замерла и как-то  даже  поджалась.  Пару  минут  приехавшие   о   чем-то   негромко   и   смешливо   похахатывая  переговаривались между собой, словно бы и не замечая  направленных  на  них сотен глаз. Овчарка на длинном  кожаном  поводке  широко  зевнула,  лениво повела  головой  сначала  направо,  потом  налево  и,  наконец,  остановила свой скучающий взгляд на копошащихся около лужи воробьях.</p>


<p>


     Троица  в  сером,  в  конце  концов,   о   чем-то   договорилась,  развернулась и неторопливо двинулась в  сторону  очереди.  На  полшага  впереди  группы  с  дистанционным  спирт   -   индикатором   наперевес  горделиво вышагивал высокий  плечистый  старшина.  На  его  широком  в  крупных  оспинах  лице  словно   маска   застыла   легкая   и  немного  высокомерная улыбка. Старшина явно предвкушал предстоящее развлечение.</p>


<p>


     Первой жертвой облавы оказался хлипкий понурый мужичонка в черной  поношенной куртке, мятых серых брюках  и  стоптанных,  давно  нечищеных  туфлях. Едва патруль поравнялся с  ним,  спирт  -  индикатор  радостно  застрекотал и плотоядно замигал  своим  единственным  красным  глазом.  Старшина тут же одним профессионально отработанным и мощным  движением  руки ухватил мужика за шиворот, выдернул из очереди и развернул  лицом  к себе.</p>


<p>


     - Та-ак, - его оценивающий взгляд скользнул по фигуре  жертвы. - ­­Ты когда принимал в последний раз, родной мой?</p>


<p>


     - Товарищ старшина, - мужичонка принялся нервно облизывать  губы,  - я только лекарство пил... Честное слово, только лекарство. Вот...</p>


<p>


     Он полез куда-то во внутренний  карман  своей  куртки  и  вытащил  стеклянный флакончик с "Корвалолом":</p>


<p>


     - Сердце пошаливает... Врач вот прописал...  Три раза в день...</p>


<p>


     - Ну, ты мне только тут не звезди, понял? Больные у нас за пойлом  не стоят. Больные у нас в койках  лежат.  В  окружении,  тля,  любящих  детей и внуков. Или ты без ста грамм с утреца загнешься, а? - старшина  зло сплюнул себе под ноги прямо на асфальт и сказал в висевшую у  него  на нагрудном ремне портативную рацию:</p>


<p>


     - Первый, я - седьмой. Коля, высылай фургончик.</p>


<p>


     Рация что-то одобрительно крякнула в ответ. Лицо извлеченного  из  очереди мужика сделалось мертвенно белым:</p>


<p>


     - Товарищ старшина, я ж не себе... У племяша юбилей.  Десять  лет  свадьбы. Я...</p>


<p>


     - Разберемся, - старшина отмахнулся от него,  как  от  назойливой  мухи. - Если не брешешь, отпустим...</p>


<p>


     Он щелкнул пальцами и стоявший рядом с  ним  востроносый  сержант  молниеносно вогнал иглу парализатора в  левое  плечо  все  еще  что-то  бормотавшего себе под нос мужика.  Старик  дернулся,  выгнулся  вперед  дугой и, коротко и жалобно всхлипнув, повалился кулем прямо на  мокрый  асфальт. Третий милиционер, тоже с сержантскими нашивками на погонах и  коротким копьем парализатора в руках, брезгливо пнул упавшего в  живот  носком лакированного сапога и озабоченно заметил:</p>


<p>


     - Бледноватый он какой-то... Слышь, Федорыч, как бы этот хмырь  и  впрямь не загнулся...</p>


<p>


     - Жить захочет - не помрет,  -  жизнерадостно  изрек  старшина  и  громко захохотал, неестественно широко  растянув  губы.  Зубы  у  него  оказались крупные и желтые. - А чтоб не отдал концы, мы ему  для  пары  сейчас боевую подругу подберем! Пусть папашке сопли повытирает!</p>


<p>


     Взгляд  старшины  скользнул  вдоль  очереди   и   остановился  на  невзрачной и аккуратной старушке в клетчатом пальтишке и сером  теплом  платке:</p>


<p>


     - Ну-ка, мамаша, предъявляй свои документики.</p>


<p>


     Бабка  всполошено  встрепенулась,  вытащила  откуда-то  из  недр  своей хозяйственной сумки красную  и  засаленную  серпасто-молоткастую  книжечку и молча протянула ее старшине. Он длинным ногтем  на  мизинце  подцепил обложку и раскрыл паспорт:</p>


<p>


     - Та-ак... Марьина Авдотья Прохоровна... Отстойница, а?</p>


<p>


     - Господь с тобой, сынок, - бабка испугано шарахнулась от него. ­­- ­Себе я беру, вот тебе крест - себе!</p>


<p>


     - Какой еще Господь? Какой крест? Ты чё?  -  серо-стальные  глаза  старшины хищно сузились. - Публичное отправление  религиозных  обрядов  проводишь, мать твою налево? Ну-ка, топай к дедуле.  Сейчас  поедем  с  тобой в отделение разбираться...</p>


<p>


     - Сыночек, - по морщинистым щекам бабки поползли мелкие бисеринки  слез, -  прости  ты  дуру  старую.  Ну,  невзначай  вырвалось...  Я  ж  неверующая... У меня и медали есть, сыночек...</p>


<p>


     Трясущимися  руками  она  снова  полезла  куда-то   внутрь  своей  тряпичной  сумки  и   извлекла   на   свет   зеленый   прямоугольничек  ветеранского удостоверения.</p>


<p>


     - Это, мать, ты раньше была комсомолкой и спортсменкой. А  сейчас  ты - злостная отстойница и религиозная фанатичка, - бросил через плечо  старшина, даже не повернув в сторону бабки головы. - Топай  к  дедуле,  тлень, пока я добрый!</p>


<p>


     Один из сержантов подхватил бабку под локоть и с силой подтолкнул  в сторону распластавшегося на  асфальте  и  уже  успевшего  обмочиться  парализованного мужика:</p>


<p>


     - Ну-ка, стерва, стой здесь и не рыпайся!</p>


<p>


     - Гарантированные  пятнадцать  суток  принудиловки  и  месяц  без  пенсии, - прошептал почти на ухо Жилину парень с "дипломатом".  -  Ох,  зверье, ох, зверье...</p>


<p>


     Старшина   отступил   пару    шагов    назад,    окинул   очередь  бесшабашно-веселым  взглядом  и,  явно  копируя  актера   из   старого  комедийного фильма, гаркнул:</p>


<p>


     - Ну-ка, граждане тунеядцы и алкоголики, приготовить  документики  к проверочке! Стояльцы и отстойницы, шаг вперед  марш!  Добр-ровольное  признание о-облегчает наказание!</p>


<p>


     Очередь приглушенно зароптала и недовольно зашевелилась, доставая  из карманов и сумок книжечки паспортов и картонные месячные абонементы  на закупку табака и спиртных напитков.</p>


<p>


     "Вот черт, - выругался про себя Жилин, - мне для полного  счастья  еще только в облаву попасть не хватало!"</p>


<p>


     Документы у него были в порядке, но из  своего  опыта  общения  с  московскими правоохранителями, он уже  знал,  что  придраться  патруль  сейчас мог к чему угодно. Все же разбирательства в отделении  милиции,  как правило, заканчивались жестоким избиением задержанных, несколькими  сутками принудительных работ на расчистке городских свалок и  солидным  денежным штрафом. Что же тут поделаешь, если в последние  годы  городу  очень была нужна дармовая рабочая сила и дополнительные поступления  в  местный бюджет? Количество  задержанных  за  "табак-водку"  и  религию  особенно выросло после того, как в июне прошлого  года  Лихачев  своим  указом  ввел  обязательные  поощрительные   премии   для   сотрудников  правоохранительных органов в размере  пятидесяти  процентов  от  суммы  наложенного на задержанного нарушителя штрафа. Проще всего  патрульной  службе оказалось  брать  пенсионеров  -  заутюженные  пропагандистской  машиной  и  вышколенные  за  десятилетия  работы  до  беспрекословного  подчинения любому начальству, они и помыслить не могли даже  о  робком  сопротивлении властям и жалобах в вышестоящие инстанции.</p>


<p>


     Жилин уже было полез за паспортом во внутренний карман пиджака  и  стал мысленно собираться, готовясь к предстоящей  проверке,  когда  из  передней части очереди вдруг  стремительно  выскочил  молодой  высокий  парень в джинсах  и  кожанке,  пулей  промчался  мимо  пыльных  витрин  гастронома и магазина фотопринадлежностей "Юпитер" и, почти не  снижая  скорости на повороте, резко вильнул вправо за угол.</p>


<p>


     В следующие несколько  мгновений  самодовольная  улыбка  медленно  сползала с лица старшины, постепенно  вытесняясь  выражением  горькой,  почти до детских слез, обиды. Но где-то среди немногочисленных извилин  его мозга,  глубоко  спрятанного  под  фуражкой  с  высокой  тульей  и  толстыми  костями  черепа,  замкнулась  цепочка  заученных   служебных  команд, и уже в следующую секунду рот старшины страшно осклабился и он  рявкнул во всю мощь своих могучих легких:</p>


<p>


     - Взять его! За ним, быстро!</p>


<p>


     - Дракон, фас! -  один  из  сержантов  спустил  с  повадка  бурую  плотную  псину  и  та,  недовольно  рыкнув,  молнией   устремилась  за  беглецом.</p>


<p>


     - Вперед, бегом! - румянец охотничьего  азарта  заиграл  на  щеках  старшины и он перекинув спирт-индикатор на ремень за плечо,  рванул  с  места вслед за собакой. Мгновение  спустя  и  оба  сержанта  бросились  следом, на ходу вытаскивая из кобур на поясных ремнях  свои  вороненые  "макаровы". Оторопевшая очередь проводила бегущих глазами и уже  через  секунду, вся, разом, мгновенно позабыв  про  "табак-водку",  пришла  в  движение и прыснула в  разные  стороны,  оставив  лежать  на  асфальте  только все еще совершенно беспомощного парализованного мужика.</p>


<p>


     Жилин быстро  шагнул  за  щит  объявлений  около  дороги,  поднял  воротник плаща и широкими шагами торопливо зашагал по проспекту  прочь  от гастронома. Сзади, уже вдали, послышались свистки, крики, неистовый  собачий лай, а потом, перекрывая все звуки, грохнули два выстрела.</p>


<p>


     - Все, при  попытке  к  бегству,  -  испуганно  охнул  кто-то  из  прохожих за спиной у Жилина и тут же от греха подальше опасливо юркнул  в двери ближайшего подъезда. Жилин, больше не оглядываясь назад, дошел  до книжного магазина "Мир", потянул на себя тяжелую  входную  дверь  и  шагнул внутрь помещения.</p>


<p>


     В обширном торговом зале магазина, несмотря на дневное время, почти  никого не было. Слева, около  стендов  отдела  научной  и  технической  литературы, копался в пыльных залежах справочников и  учебных  пособий  хмурый худощавый  мужчина  средних  лет.  Девчонка  лет  пятнадцати  в  выглядывающей из-под короткого пальтишка отутюженной школьной юбочке и  аккуратно заштопанных на коленках колготках, читая названия  книг  про  себя и смешно шевеля при этом полными губами, искала что-то на  полках  под  броской  красной  вывеской  "Советская  русская  литература".  За  круглым окошком кассы, устремив взгляд куда-то в  мировое  пространство,  скучала средних лет продавщица в синем форменном халатике.</p>


<p>


     Скользнув взглядом по  залу,  Жилин  свернул  вправо  от  дверей,  оказался в отделе политической литературы и остановился у стенда новых  поступлений. Из большого  окна  около  стенда  хорошо  просматривались  редкие прохожие и ползущие друг  за  другом  автомобили.  Периодически  бросая взгляд за оконное стекло, Жилин  сделал  вид,  что  неторопливо  просматривает политиздатовские новинки.</p>


<p>


     После  десятилетней  давности  идеологического  пленума  ЦК  КПСС  количество  партийных  и  пропагандистских  изданий  в   стране  резко  возросло, почти  иссушив  и  без  того  тонкий  ручеек  художественной  литературы. Даже Толстого, Тургенева и Пушкина теперь издавали  только  для школьных библиотек в исковерканном и урезанном  до  крайности  виде.  Современные же литераторы были представлены, в основном,  многотомными  пудовыми трудами секретарей Союза писателей и лояльными к  руководству  страны зарубежными авторами - коммунистами. Для компенсации духовных и  культурных  потерь  слегка   зароптавшей   интеллигенции   в   учебных  программах  школ  и  вузов  появился  обязательный двухгодичный  курс  "Советская партийная литература", в рамках которого молодое  поколение  советских людей могло получить глубокое удовлетворение,  например,  от  "Малой   земли"   Брешнева,   "Свершений   и    судеб"    Грикина  или  многостраничной эпопеи воспоминаний нынешнего Генсека Лихачева.</p>


<p>


     Жилин взял со стенда толстый  тяжелый  том  в  красно  -  зеленой  обложке. Виктор Протопопов, "Торжество ленинских идей  в  Афганистане.  Двадцать лет Апрельской  социалистической  революции,  1978  -  1998".  По-прежнему настороженно  кося  глазом  на  прохожих  за  окном,  Иван  раскрыл том на лощеной вкладке с цветными фотографиями. Могучий  Т-82М  в противорадиационной защите, с навесными  ракетами  класса  "земля - ­­­земля" на бортах, подняв гусеницами  в  воздух  облако  песчано-желтой  пыли,  неуклюже  разворачивался  на  узкой  городской   улочке.  Сбоку  испугано жалась к  глиняным  стенам  домов  группка  женщин  в  темных  национальных  платьях  и  оборванных   грязных   детей.   Подпись  под  фотографией гласила: "1995 год. Население  Кабула  радостно  встречает  освободителей".</p>


<p>


     "Оставшееся население Кабула, - мысленно  поправил  автора  книги  Жилин. - Боже мой, сколько же там народу полегло?"</p>


<p>


     Почти четыре года назад Третья ударная  армия  под  командованием  генерал  -  лейтенанта  Калинина,  совершенно  очумев  от   пятилетней  бессмысленной кровавой бойни  на  границе  с  Пакистаном,  в  одну  из  холодных зимних ночей совершенно неожиданно вдруг перебила  замполитов  и военных  партработников   и,   объявив   себя   Русской   народно - ­­­освободительной армией, при поддержке партизанских отрядов из местного  населения, двинулась на Кабул,  по  дороге  разоружая  вторые  эшелоны  Ограниченного воинского контингента Советской Армии и части афганского  цорандоя. Московское руководство во главе с Лихачевым  было  настолько  шокировано восстанием  боевых  воинских  частей,  что  несколько  дней  пребывало в абсолютном ступоре и смогло прийти в себя только в  начале  марта, когда части мятежного  генерала  взяли  Кабул  и  с  ходу,  уже  практически  не   встречая   сопротивления   и   обрастая   афганскими  добровольческими силами, повернули  на  север,  к  советской  границе.  Говорят,  что  Лихачев  больше  всего  опасался  даже  не  перелома  в  афганской войне, а именно встречи калининцев с частями  Туркестанского  военного округа. Якобы были совсем немалые шансы,  что  войска  могут,  окончательно   наплевав   на   московское    партийное    руководство,  объединиться в совместном марше в глубь страны. Может быть, так все бы  и получилось, если бы Калинин не решил устроить  перед  броском  через  границу большое совещание командиров  верных  ему  воинских  частей  и  отрядов  добровольцев  в  освобожденном  Кабуле.  Советская  разведка,  конечно же, не дремала...</p>


<p>


     Жилин вспомнил, как три с половиной года назад мартовской  стылой  ночью  он  лихорадочно  крутил  ручки  настройки  своего   старенького  "Меридиана", пытаясь сквозь надсадный вой  глушилок  уловить  передачу  хотя бы какой-то из западных  радиостанций.  Но  на  частотах  "Голоса  Америки", "Свободы" и "Свободной  Европы"  непроницаемой  акустической  стеной стоял оглушительный переливчатый визг. Только  под  самое  утро  Иван наткнулся  на  чью-то  едва  пробивавшуюся  сквозь  искусственные  помехи  радиопередачу.   Диктор   что-то   скороговоркой   говорил  на  незнакомом - может быть,  арабском,  -  языке.  Напрягая  слух,  Жилин  вслушивался в незнакомые слова и несколько минут совершенно ничего  не  понимал. Не понимал до того  момента,  пока  далекий  радиокомментатор  вдруг не оборвал свою речь на полуслове  и  после  короткой  паузы  не  произнес, а скорее даже прошептал в микрофон срывающимся, дрожащим  от  едва сдерживаемых слез голосом: Хиросима, Нагасаки, Кабул...</p>


<p>


     Партийное руководство,  конечно  же,  немедленно  после  разгрома  военного мятежа устроило "разбор  полетов".  Полетели  сотни  голов  в  армии, авиации и даже на флоте. Комитет  государственной  безопасности  был зашельмован с самых высоких трибун за  отсутствие  бдительности  и  разогнан. Впрочем, свято место  пусто  не  бывает.  Уже  через  неделю  вместо бесславно почившего КГБ Политбюро ЦК  КПСС  приняло  решение  о  создании  еще  более  крупной  структуры  -  полиции   государственной  безопасности, ПГБ. Острословы на кухнях за бутылкой водки шутили: "Кто  попался Пэ-Гэ-Бэ - тот, конечно, по-ги-бэ".  Смех  смехом,  а  в  этой  мрачной шутке была немалая доля истины.  Уровень  репрессий  в  стране  после разгрома калининцев взлетел  едва  ли  не  до  отметки  тридцать  седьмого года.</p>


<p>


     Ладони у Жилина  вспотели. На  долю  секунды  ему   даже  вдруг  показалось, что он сейчас держит в руках  не  толстый  многостраничный  том, а огромную, мертвую и  холодную  зеленую  жабу,  с  тела  которой  срываются на пол большие кроваво-красные капли. Ком подкатил к горлу, и  Ивана едва не стошнило от отвращения. Только невероятным усилием  воли  он смог сдержать вдруг охватившее его желание тотчас же  не  запустить  тяжелой книгой в красно-зеленом  целлофанированном  переплете  прямо  в  уныло-безразличный мир за оконным стеклом.</p>


<p>


     "А вот это уже нервы, товарищ пилот, - тут же укорил он сам себя,  чувствуя, как холодные струйки пота медленно ползут по  спине.  -  Что,  нервишки у тебя сдают, парень? Н-да..."</p>


<p>


     Он  сделал  несколько   глубоких   вдохов,   чтобы   окончательно  успокоиться, закрыл книгу и  аккуратно  поставил  ее  на  место.  Бегло пролистав еще несколько тощих бело-красных брошюр,  Жилин  купил  тоненькую книжечку с материалами  последнего,  июньского,  пленума  ЦК  КПСС и вышел из магазина. Он на секунду  замешкался  на  ступеньках  и  внимательно оглядел улицу. Затем сунул  купленную  брошюру  глубоко  в  карман плаща и зашагал к перекрестку.  Слежки  за  собой  он  пока  не  обнаружил.</p>


<p>


     "Хотя это вовсе не означает, что слежки и в  самом  деле  нет, - подумал Жилин, остановившись у полосатой зебры перехода.  -  Они  ведь  вполне способны вести меня на расстоянии. Кто может гарантировать, что  сейчас  из  проезжающих  мимо  машин  не  следят  за  мной  чьи-нибудь  внимательные и, конечно же, бесконечно любящие глаза?"</p>


<p>


     В круглом глазке светофора зажегся зеленый свет. Жилин  быстро  перешел на другую сторону улицы. Справа, на пересечении Ленинградского  проспекта и улицы Алабяна, стоял огромных размеров стенд,  на  котором  традиционно с начала восьмидесятых годов вывешивали  цветные  портреты  Генеральных секретарей ЦК КПСС.</p>


<p>


     "Сколько  их  сменилось  за  эти  годы?  -  Жилин  на   мгновение  задумался. - Брешнев, Антропов, Черненок, Грикин, Ромаков... А  теперь  вот Лихачев"...</p>


<p>


     В последние полтора-два десятилетия стране и партии  фатально  не  везло на правителей. Старика Брешнева подкосил обыкновенный насморк. У  Антропова неожиданно сдали больные почки. Черненок в последние  месяцы  своего секретарства едва мог дышать от непроходящих приступов астмы...  Сменивший Черненка в руководящем кресле бывший партийный  босс  Москвы  Грикин выглядел на этом фоне бодреньким здоровячком и сначала вселил в  партаппарат уверенность в долгом и беспроблемном  своем  царствовании.  Кое-кто уже всерьез предвкушал скорое  возвращение  к  хлебосольным  и  пьяным брешневским временам, порушенным антроповскими  дисциплинарными  новациями, но судьбе было угодно распорядиться иначе. Всего через  два  с половиной года  после  своего  избрания  на  очередном  внеочередном  пленуме, аккурат на  семидесятилетие  Октябрьской  революции,  товарищ  Грикин  сильно  перебрал  на  банкете  в  ЦК  партии  и   выйдя  из-за  праздничного стола в туалет по малой нужде, не удержался  на  ногах  и  рухнул головой прямо в мраморный  итальянский  унитаз.  Новый  Генсек,  ленинградский  выходец  Ромаков,  оказался  человеком   вспыльчивым  и  чрезмерно крикливым. В конце концов, это  его  и  сгубило.  Узнав,  что  информация о пьяном кураже его племянника в Грановитой  палате  попала  на  страницы  зарубежных  газет,  Ромаков  вызвал  к   себе   министра  иностранных дел и первого зампреда КГБ и устроил им  разнос  со  швырянием папок  в  лицо  и  битьем  кулаком  по  столу.   Но его  горячее  партийное сердце  на  высшей  ноте  самого  крутого  и  эмоционального  выражения не выдержало нагрузки и просто остановилось. И с  тех  пор,  вот  уже  восемь лет, страну твердой рукой вел к полной и  окончательной  победе  коммунизма новый Генеральный секретарь - Кузьма Егорович Лихачев.</p>


<p>


     Жилин поднял  взгляд.  С  портрета  на  стенде  на  него  смотрел  седовласый упитанный  человек.  Пепельно-серые  брови  над  глубоко  посаженными небольшими карими глазками Генсека слегка приподнимались к  переносице. Это сочетание пухлых розовых щек  и  подчеркнутых  густыми  бровями почти затененных глаз делали Лихачева похожим  на  надувшегося  от собственной значимости хомяка.</p>


<p>


     "Зверушка, - ухмыльнулся про себя Жилин. - Добродушный и ласковый  хомячок с маленькой лапкой на красненькой ядерной кнопочке... Наш Кузя  так любит, когда его хвалят и дарят ко дню рождения яркие цацки!"</p>


<p>


     Этим летом товарищ Лихачев получил очередную, уже шестую,  звезду  Героя Советского Союза, переплюнув таким образом личный рекорд  своего  предшественника -  сентиментального  и  слезливого  скромняги  Леонида  Ильича.  Теперь  шесть  экземпляров  высшей  награды  страны   сияющей  перевернутой пирамидкой  украшали  на  всех  официальных  мероприятиях  горделиво выпяченную грудь Генсека. Звание Генералиссимуса  благодарные  народ и партия дали Кузьме Егорычу еще раньше, как только над  Кабулом  рассеялся радиоактивный пепел, а гусеницы танков заутюжили баррикады в  мятежных Праге, Варшаве, Кракове и Гданьске.</p>


<p>


     Жилин перешел по подземному переходу к  стеклянно-бетонной  башне  "Гидропроекта", еще  раз  бросил  стремительный  взгляд  назад,  снова  пытаясь отыскать за спиной "топтунов",  а  затем  широким  размеренным  шагом двинулся по Ленинградке к седьмому учебному корпусу авиационного  института. Финт с обнаружением возможного "хвоста" и  уходом  от  него  через территорию режимного объекта придумал Горбовский. Не  бог  весть  что, конечно, но в случае чего могло сгодиться и это.</p>


<p>


     Жилин легко взбежал по ступенькам вверх, нырнул внутрь  здания  и  сунул вахтеру под нос стандартный институтский пропуск, взятый вчера у  владельца во временную аренду за две бутылки пива. Вахтер лениво повел  глазами и молча кивнул. Иван  прошел  сквозь  металлический  турникет,  опустился  по  лестничному  пролету  на  пол этажа   вниз,   в  сторону  гардероба, остановился и  настороженно  оглянулся  назад.  Отсюда  ему  хорошо был виден и сам пропускной пункт, и все входившие  в  институт.  "Топтун" - если он, конечно, был, - непременно должен был  сунуться  в  здание института следом за Жилиным.  И  вряд  ли  в  кармане  рядового  сотрудника московского ПГБ мог  бы  заваляться  пропуск  МАИ,  поэтому,  пересекая пропускной пункт, "топтун" непременно предъявил  бы  вахтеру  свое пэгэбэшное удостоверение. Вот тут-то, по убеждению Горбовского, и  должна  была  возникнуть  та  мимолетная  пауза,  когда  вахтер  будет  осознавать,   чем   предъявленная   красная   корочка   отличается  от  стандартной голубой институтской и почему  владелец  красной  книжечки  имеет право беспрепятственно пройти  на  территорию  любого  режимного  объекта.  Этот  момент  преодоления   "топтуном"   институтского  КПП,  утверждал Леонид Андреевич, расхаживая по своей просторной гостиной в  Мытищах, можно с высокой вероятностью засечь и окончательно  убедиться  в наличии или отсутствии "хвоста".</p>


<p>


     Жилин простоял  на  площадке  между  этажами  почти  пять  минут,  внимательно рассматривая всех заходящих в двери учебного корпуса. Была  середина дня, занятия уже давно начались и  за  все  время  наблюдения  через пропускной пункт промчался только очкастый  вихрастый  парень  с  дипломатом под мышкой и неторопливо продефилировали, радостно о чем-то  щебеча,  две  девчонки  -  младшекурсницы.  Не  обнаружив  "хвоста"  и  облегченно вздохнув, Жилин все же решил совершить то,  что  Горбовский  на вчерашнем вечернем инструктаже  назвал  "маневром  запланированного  ухода".  Перепрыгивая  через  несколько  ступенек,  Иван  спустился  в  гардероб, круто свернул вправо и оказался в длинном, совершенно пустом  и темном коридоре хозяйственного  сектора.  Прогрохотав  ботинками  по  металлическим  плитам,  устилавшим  пол   в   коридоре,   Жилин  снова  оглянулся назад. Пространство у него за спиной по-прежнему  оставалось  совершенно безлюдным. Удовлетворенно фыркнув, Жилин,  насвистывая  под  нос мотив  популярной  песенки,  поднялся  по  лестничному  пролету  к  запасному выходу из корпуса. Здесь Иван  отодвинул  тяжелый  засов  на  обшитой  стальными  листами  фанерной  двери  и  оказался  на  широкой  пешеходной аллее между институтскими корпусами.  Он  повернул  налево,  миновал  пятый  учебный  корпус  и   небольшой   гранитный   монумент,  установленный прошлой весной в память о погибшем при посадке  "Бурана"  экипаже полковника Бородина, и вышел на институтскую площадь.  Площадь  еще со времен основания авиационного института именовалась  студентами  "сачкодромом" за разбитый  в  центре  ее  тенистый  сквер  с  удобными  лавочками,  на  которых  так  хорошо  было  расположиться,   сбежав  с  очередной нудной лекции  по  политэкономии  или  марксистско-ленинской  философии.</p>


<p>


     Мимо  возвышавшихся  над  газонами  скульптур   Ленина   и  Серго  Орджоникидзе, Жилин направился к выходу из института.  Со  скульптурой  наркома Серго была связана одна из давних институтских историй.  Якобы  первоначально скульптура изображала совсем другого известного уроженца  Грузии. Но после двадцать второго  партийного  съезда  КПСС  и  выноса  второй мумии из Мавзолея, руководство института решило не отставать от  передовых партийных веяний. В ректорат срочно был приглашен  известный  советский  скульптор,  который  всего  за  одну  ночь   превратил  нос  посмертно впавшего в немилость товарища Сталина в  более  крупный  нос  наркома Серго Орджоникидзе. Все бы ничего, история  с  пребыванием  на  территории  института  скульптуры  отца  народов  была  бы  постепенно  забыта, если бы не одно весьма неприятное обстоятельство. Дело в  том,  что скульптор изготовил нашлепку на нос товарища  Сталина  из  другого  материала, чем тот, из которого в свое время изваяли скульптуру.  Нет,  по  плотности  и  цвету  материал  был  абсолютно  такой  же,  но  вот  коэффициент термического  расширения  у  нашлепки  и  носа  неожиданно  оказался совершенно различным. Поэтому каждый год, сразу после  зимних  холодов, как раз в  первых  числах  марта  нашлепка  самым  аккуратным  образом отваливалась от могучего носа скульптуры и легендарный  нарком  на некоторое  время  вновь  превращался  в  покойного  генералиссимуса.  "Иосиф Виссарионович прибыл для празднования очередной годовщины своей  смерти", - вполголоса шутили преподаватели. "Весна началась, -  весело  улыбались в ответстуденты. - С земли сошел снег, а  с  лица  товарища  Сталина - нос товарища Орджоникидзе".</p>


<p>


     Жилин вышел из ворот института, мимо студенческого Дома  культуры  и нагромождения стеклянно -  бетонных  кубов  нового  учебного  здания  дошел до уныло-коричневых многоэтажных корпусов жилых домов и  свернул  в первую  же  подворотню.  Здесь,  в  проходном  дворе,   он  еще  раз  внимательно осмотрелся вокруг и, по-прежнему не обнаружив даже  намека  на слежку,  быстрым  шагом  вошел  во  второй  от  угла  дома  подъезд. На одном дыхании  преодолев  несколько  лестничных  пролетов,  Иван остановился около обитой черным дерматином двустворчатой двери на  четвертом этаже, чуть помедлил, прислушиваясь, не  поднимается  ли  по  ступенькам кто-нибудь снизу следом за ним, а затем решительно нажал на  маленькую металлическую кнопку электрического звонка. Изнутри квартиры  прозвучала приглушенная переливчатая  трель,  отдаленно  напоминавшая  радостный птичий щебет, и несколько секунд спустя уши  Жилина  уловили  звук легких, почти невесомых шагов. Щелкнул замок, заскрежетал тяжелый  засов и дверь приоткрылась на длину металлической  цепочки.  В  темном  приоткрывшемся проеме тотчас же возникло белое пятно женского лица.</p>


<p>


     - Вам кого, товарищ? - девушке было на вид  не  больше  двадцати.  Свежее розовое лицо с едва заметными веснушками обрамляли  золотистого  цвета прямые волосы. Большие зеленые глаза настороженно  рассматривали  гостя.</p>


<p>


     - Нельзя изменить законы истории...  -  негромко  произнес  Жилин  хорошо заученную фразу пароля.</p>


<p>


     -  ...но  можно  исправить  некоторые   исторические   ошибки,  ­­­заулыбалась  в  ответ  девушка.  Улыбка  у  нее  была  светлой  и  еще  совершенно детской.</p>


<p>


     -  ...эти   ошибки   даже   должно   исправлять,   -   монотонной  скороговоркой закончил  Жилин,  чувствуя,  что  уголки  его  рта  тоже  начинают растягиваться в улыбке.</p>


<p>


     - Входите, - девушка откинула металлическую цепочку и  решительно  распахнула перед Иваном дверь. Жилин не мешкая шагнул в прихожую.</p>


<p>


     - Меня зовут Сельма, - веселым голосом сообщила девушка,  щелкнув  у него за спиной дверным замком и задвинув щеколду. - Сельма Нагель. А  вы - Иван, так ведь?</p>


<p>


     - Да, - Жилин повернулся к ней лицом и слегка поклонился.</p>


<p>


     - Я вас именно  таким  и  представляла,  -  девушка  окинула  его  откровенно оценивающим взглядом и одобрительно кивнула.</p>


<p>


     - Каким? – весело фыркнув, поинтересовался Жилин.</p>


<p>


     - Ну, - Сельма явно смутилась и ее щечки порозовели еще больше. - ­­­Вот таким... Мужественным и решительным.</p>


<p>


     - Постараюсь полностью оправдать ваши ожидания, сударыня, - Жилин  вдруг обнаружил, что уже улыбается в полный рот. -  Может  быть,  даже  завтра.</p>


<p>


     По лицу Сельмы промелькнула легкая  тень.  Глаза  девушки  как-то  сразу вдруг сделались совершенно серьезными:</p>


<p>


     - Раздевайтесь и проходите, Иван. Все наши уже в сборе.</p>


<p>


     "Наверное, зря я напомнил ей о завтрашнем дне, - огорчился Жилин.  - Переживает девчонка... Или может быть, просто  боится...  Чурбан  ты  бесчувственный, Ванюша Жилин! Деревяшечка безмозглая!"</p>


<p>


     Он кое-как пристроил на вешалке свой  плащ  и  вслед  за  Сельмой  двинулся в гостиную.</p>


<p>


     В гостиной,  оказавшейся  большой  светлой  комнатой  с  высоким  потолком, уже действительно собралась вся группа. У мерцающего  экрана  телевизора расслабленно развалился в кресле длинный и  какой-то  очень  уж нескладный парень лет тридцати со светлыми, почти совершенно белыми  волосами и едва заметными  на  бледном  худом  лице  тонкими  белесыми  бровями. На просторном диване у левой стены сошлись в шахматной партии  еще два гостя:  плотный,  плечистый  мужчина  с  изрезанным  глубокими  морщинами загорелым до черноты лицом и большими залысинами на  высоком  лбу  и  худощавый  черноволосый  молодой  человек,  почти  совсем  еще  мальчик, со съехавшими на нос очками в легкой металлической оправе. За  их игрой с некоторым интересом следила высокая русоволосая  девушка  с  длинной, до самого пояса косой и  слегка  вздернутым  вверх  маленьким  носиком. Еще одна женщина - худенькая брюнетка с короткими и аккуратно  подстриженными волосами,  -  сидела  в  кресле  у  окна,  перелистывая  прошлогоднюю подшивку "Огонька".</p>


<p>


     - Жилин Иван  Константинович,  собственной  персоной,  -  сказала  Сельма, делая шаг в сторону и пропуская Ивана вперед. - Прошу любить и  жаловать.</p>


<p>


     - Здравствуйте, товарищи, - Жилин нерешительно  переступил  порог  комнаты. Пять пар глаз рассматривали его с нескрываемым интересом.</p>


<p>


     Первым нашелся игравший в  шахматы  плотный  коренастый  мужчина.  Резво поднявшись с дивана, он  с  протянутой  рукой  шагнул  навстречу  Жилину:</p>


<p>


     - Рад  познакомиться,  Иван  Константинович,  -  его  рукопожатие  оказалось крепким и сильным. - Я  -  Репнин  Савелий  Петрович,  можно  просто Саул.</p>


<p>


     - Ну, а я, естественно, просто Иван, - в тон собеседнику  ответил  Жилин и улыбнулся.</p>


<p>


     - Ой,  вы говорите, как в кино! - высокая девушка с  русой  косой  засмеялась  и  захлопала  в  ладоши.  -   "Просто   Иван"!  Вот  замечательно! А я - Рада, Рада Гаал.</p>


<p>


     - И где же это вы насмотрелись запрещенных фильмов  по  сценариям  идеологически невыдержанных авторов, Радочка? - Жилин шутливо погрозил  ей  пальцем.  -  Вы  знаете,  на  какой  дальней  полке  сейчас  лежат  "Чародеи"?</p>


<p>


     - Нашу память они  на  полку  не  засунут,  -  мрачно  и  немного  высокопарно изрек черноволосый юноша в очках и представился:</p>


<p>


     - Амперян Эдуард Аванесович, для друзей - Эдик.</p>


<p>


     - Ну, я очень надеюсь, что мы с вами как раз и будем  друзьями,  ­­- ­Иван слегка потрепал его по плечу.</p>


<p>


     Нескладный белобрысый  парень,  наконец,  выбрался  из  кресла  у  телевизора и сделал шаг к Жилину:</p>


<p>


     - А я - Дауге Григорий Иоганнович, Григорий.</p>


<p>


     Ладонь его руки была длинной и холодной.</p>


<p>


     - Если не ошибаюсь, коллега, - сказал с лукавой усмешкой Жилин, - ­­­мы с вами в не столь  уж  далеком  прошлом  даже  совершили  несколько  совместных космических рейсов, не так ли?</p>


<p>


     - Да, это так, -  совершенно  серьезно  закивал  головой  молодой  человек, но в глазах его Иван заметил веселые огоньки. - В  частности,  на Амальтею в системе Юпитера, на Марс и, кажется, в пояс астероидов.</p>


<p>


     - И как вы  с  вашим  чудным  богатырским  ростом  поместились  в  космическом корабле, Гриша? - обескуражено развела руками Рада.  -  Я  ума не приложу!</p>


<p>


     Все дружно рассмеялись.</p>


<p>


     Жилин подошел к маленькой худенькой женщине у окна,  по-офицерски  щелкнул каблуками и представился:</p>


<p>


     - Иван Жилин, пилот.</p>


<p>


     - Глумова Майя Тойвовна, - женщина слегка наклонила свою красивую  головку, рассматривая Ивана. На вид ей можно  было  дать  чуть  больше  тридцати. Зрачки ее глаз, несмотря на черные как  смоль  волосы,  были  яркого небесно - голубого цвета, а  улыбка  доброй  и  приветливой.  ­­­Специалист по внеземным культурам. А вы настоящий пилот, Иван?</p>


<p>


     Жилин осторожно взял ее  под  локоть  и  зашептал,  почти  касаясь  губами ее ушной раковины:</p>


<p>


     - Хоть в этом и можно усмотреть нарушение  конспирации,  но  вам,  Майя, я признаюсь с величайшим удовольствием.  Я  -  настоящий  пилот.  Ну, то есть самый обычный летчик. Девять типов освоенных  самолетов  и  вертолетов. Почти две тысячи часов налета. Как, достаточно информации?</p>


<p>


     - Для начала знакомства - да, - так же шепотом ответила женщина и  заговорщицки подмигнула Ивану. - Тогда и я вам признаюсь.  Я  -  почти  настоящий специалист по внеземным культурам.</p>


<p>


     - М-м? - брови Ивана удивленно полезли вверх.</p>


<p>


     Женщина игриво приложила палец к губам,  обхватила  рукой  голову  Жилина и шепнула ему в самое ухо:</p>


<p>


     - Я -  астроном  Пулковской  обсерватории  и  специализируюсь  по  поиску внеземных цивилизаций.</p>


<p>


     - Ну вот, - сказала от порога Сельма, капризно надувая губы, - не  успел человек переступить порог, как его тут же берут в плен...</p>


<p>


     Она бросила в сторону  Ивана  и  Майи  озорной  взгляд  и  смешно  фыркнула носиком.</p>


<p>


     - Селечка, милая, - Саул пальцами коснулся локтя девушки, - а  не  найдется ли в вашем чудном холодильнике бутылочка - другая запрещенных  к употреблению  напитков?  Хочется,  знаете  ли,  чего-нибудь  этакого  употребить за наше знакомство...</p>


<p>


     - Разумеется, найдется, - Сельма гордо повела плечом и  двинулась  на кухню.</p>


<p>


     - А если к бутылочкам найдется еще и чуть-чуть закуски, -  сказал  ей вслед Саул, - я буду вам обязан до конца жизни!</p>


<p>


     - Кстати, - лицо Рады стало  серьезным,  -  Иван  Константинович,  может быть,  у  вас   будут   какие-нибудь   распоряжения?   А   то  мы  тут  совершенно расслабились...</p>


<p>


     - Пока будем отдыхать, - ответил  Жилин,  скользнул  взглядом  по  лицам присутствующих и продолжил:</p>


<p>


     - Все вы знаете, что нам предстоит в ближайшие дни, ребята.  Есть  ли смысл обсуждать все это еще раз?</p>


<p>


     - Но кое-какие детали все еще не ясны, - заметил из своего кресла  Дауге. - Детали и сроки...</p>


<p>


     - Сроки нам должен сообщить Горбовский, -  жестом  остановил  его  Жилин. - А детали... Что ж детали действительно стоит обсудить. Только  давайте вначале и вправду перекусим, а?</p>


<p>


     - Я сразу вас раскусила, Иван, - хохотнула Рада. - Вы  -  отпетый  чревоугодник!</p>


<p>


     - В известном смысле, да, - откровенно признался  Жилин.  -  И  в  определенные  моменты  времени,  -  тоже  да.  А   вообще-то,  ребята,  последний раз я ел вчера  днем,  еще  во  Владивостоке.  Поэтому  есть  хочется просто зверски!</p>


<p>


     - Соловья баснями не кормят, - изрек Саул, картинно подняв  вверх  указательный палец. - Обедать, обедать, и еще раз обедать - вот  общее  настроение трудящихся масс!</p>


<p>


     - Путь к сердцу  командира  лежит  через  желудок.  Параграф  два  устава строевой службы Советской Армии,  -  смешливо  нахмурив  брови,  сообщила Рада. - Поэтому,  господа  офицеры,  я  с  вашего  позволения  командируюсь на кухню помогать Сельме.</p>


<p>


     - Не желаете пока сразиться в шахматишки,  Иван?  -  Саул  кивнул  подбородком в сторону шахматной доски. - А то наш друг Эдуард  сегодня  несколько рассеян для серьезной игры...</p>


<p>


     - Откровенно говоря, Саул, я не большой любитель шахмат, -  пожал  плечами Жилин. - Мой опыт в этой сфере ограничивается, пожалуй, только  знанием названий фигур...</p>


<p>


     - Реванш, только реванш, - Эдик шутливо погрозил Репнину кулаком.  - Вам не уйти от справедливого возмездия, Саул!</p>


<p>


     - Ну, это мы еще посмотрим, - Репнин взглянул  на  свои  наручные  часы и обратился к Дауге:</p>


<p>


     - Гриша, вы не могли бы переключить телевизор  на  первый  канал?  Трансляция должна начаться через пару минут...</p>


<p>


     - Конечно, Саул, конечно, - Григорий потянулся к телевизору.</p>


<p>


     - Что, снова напутственное слово? - хмуро поинтересовался Жилин.</p>


<p>


     - Оно самое, - ответил Репнин,  рассеянно  расставляя  фигуры  на  шахматной доске. - Напутственное слово. Для наших...</p>


<p>


     - Ну, и что вы собираетесь от него  услышать,  мальчики?  -  Майя  недоуменно пожала плечами. - Снова будет едва ли не площадная ругань и  набор казенных обвинений...</p>


<p>


     - Нам все-таки нужно иметь больше информации,  Майя,  -  возразил  Дауге и вздохнул. - Любой информации. Пусть даже и в таком  искаженном  виде.</p>


<p>


     - А мне лично нужно больше ненависти, -  сказал  Саул  и  на  его  щеках заходили желваки. - Я, друзья мои, просто заряжаюсь  ненавистью,  глядя на тупые свинячьи рыла лихачевского отребья!</p>


<p>


     - Не такие уж они и тупые, к сожалению, - покачала головой  Майя.  - А что касается ненависти... Я считаю, что это плохо, когда ненависть  становится  движущей  силой,  Саул.   Мы   рискуем   превратиться в таких же ничтожеств, как и они все...</p>


<p>


     - Согласен, -  Саул  почесал  пальцем  переносицу.  -  Но  только  отчасти, Майя, только отчасти! Да,  ненависть  не  должна  быть  нашей  движущей силой, но вспомогательным приспособлением... Я ненавижу, да ­­­именно ненавижу, и товарища Лихачева,  и  всю  его  грязно  -  красную  чиновничью свору!</p>


<p>


     - О волке помолвка, а волк - тут как тут, - сказал Дауге и кивнул  подбородком в сторону экрана телевизора. - Представление начинается.</p>


<p>


     На зеленоватом экране старенького "Фотона"  появилась  золотистая  на красном фоне заставка: "Выступление Генерального секретаря ЦК КПСС,  Председателя  Президиума  Верховного  Совета  СССР  Кузьмы   Егоровича  Лихачева на собрании представителей творческой  интеллигенции.  Прямое  включение".</p>


<p>


     - Врут, - Эдик принялся энергично протирать стекла очков  носовым  платком и близоруко прищурил глаза. - Это  запись.  Запаздывание  идет  примерно на пять минут.</p>


<p>


     - Разумеется, запись, - криво ухмыльнулся Саул. - А  ну-ка,  если  вдруг кто-нибудь из присутствующих позволит публично не согласиться  с  нашим дорогим Генеральным секретарем?</p>


<p>


     - Это совсем уж из области маловероятного, Саул, - на  лице  Майи  появилась скептическая улыбка. - Вы  знаете,  какой  отбор  кандидатов  проходит на эти встречи членов Политбюро с народом?</p>


<p>


     - И несмотря на этот отбор  и  толпы  переодетых  пэгэбэшников  в  зале, они все равно боятся, - с иронией  в  голосе  произнес  Эдик.  - ­­­По-моему, это вообще признак нынешней власти: править - и одновременно  трястись от страха.</p>


<p>


     - Это признак любой тоталитарной власти, Эдуард, -  Жилин  присел  на краешек дивана.  -  Любой  владыка,  не  опирающийся  на  подлинную  систему народовластия, труслив. Наши нынешние правители в этом  смысле  вовсе не являются исключением.</p>


<p>


     Заставка на экране телевизора  сменилась  изображением  Колонного  зала Дома Союзов. Лихачев уже стоял  на  трибуне.  Кашлянув  и  грозно  сверкнув  в   зал   стеклами   очков,   он   начал   говорить.  Текст,  подготовленный референтами загодя и  заботливо  напечатанный  крупными  буквами, был разложен прямо перед ним. Престарелый Генсек  -  впрочем,  как и большинство его предшественников, - не  любил  экспромтов  ни  в  государственной политике, ни в собственных речах:</p>


<p>


     - Дорогие товарищи! Наша страна сегодня переживает один из  самых  непростых моментов в своей истории. Сегодня,  на  рубеже  тысячелетий,  непримиримые противоречия между  реальным  социализмом  и  загнивающим  империализмом обострились как никогда...</p>


<p>


     - Как вы думаете,  -  Майя  оперлась  подбородком  на  сплетенные  пальцы рук, - а в нашей истории  за  последние  сто  лет  вообще  были  счастливые годы?</p>


<p>


     - На ваш вопрос вряд ли возможно  однозначно  ответить,  Майя, -        отозвался Дауге. - Ведь счастье - это очень субъективная категория...</p>


<p>


     - С точки зрения работников партийного аппарата, - Саул достал из  нагрудного кармана рубашки пачку дешевых сигарет и прикурил от спички,  - очень неплохими были семидесятые годы.  Ни  Сталина,  ни  хрулевских  реформ - тишь да благодать...</p>


<p>


     -  Я  недавно  читал  сборник  статей  Збигнева   Збежинского,  ­­­задумчиво начал  Эдик.  -  Самиздат,  конечно...  Так  вот  Збежинский  утверждает, что если бы Горбанев не погиб  вместе  с  женой  в  начале  восемьдесят пятого года в автомобильной аварии, история  нашей  страны  могла бы пойти совершенно  по  другому  пути...  Горбанев,  по  мнению  этого американского профессора,  вполне  мог  стать  тем  человеком  в  Политбюро, который, в конце  концов,  решился  бы  на  демократические  преобразования...</p>


<p>


     - Ерунда, - Саул нервно стряхнул пепел  с  сигареты  в  стеклянную  пепельницу на столе. - Неужели, Эдик, вы всерьез верите, что  в  нашей  стране начались бы какие-то политические реформы? Горбанев  был  таким  же динозавром, как все эти старцы из Политбюро. Разве что чуть -  чуть  помоложе...</p>


<p>


     - Все-таки теоретически он мог бы стать хотя бы вторым  Хрулевым,  - поддержал Амперяна Дауге. - Подтянул бы в руководство  партии  молодых и здравомыслящих работников...</p>


<p>


     -  ...И  закончил  бы   свое   доблестное   правление   принятием  многопартийной системы и признанием  декларации  прав  человека,  -  с  убийственным сарказмом продолжил Саул. - После этого он  бы,  конечно,  приостановил свое членство в КПСС, распустил КГБ и Советский  Союз,  а  затем публично отрекся от власти.</p>


<p>


     - Блистательная перспектива, - Майя грустно улыбнулась. -  Только  боюсь,  что   еще   задолго   до   воплощения   в   жизнь   всех  этих  радикальных перемен коллеги  по  Политбюро  потрудились  бы  запихнуть  Горбанева в какую-нибудь элитную психушку.</p>


<p>


     -  ...Участились  и  попытки  империализма   подорвать   реальный  социализм в нашей стране изнутри,  -  продолжал  между  тем  вещать  с  экрана  Лихачев.   -   К   сожалению,   нашлись   в   нашем   обществе  немногочисленные отщепенцы,  которые  с  готовностью  откликнулись  на  призывы зарубежных подрывных центров и  занялись  открытым  и  скрытым  очернительством нашей истории, созданием идейно незрелых и более  того  - вредных  для  дела  строительства  коммунизма  произведений.  Особый  размах   деятельность   этих   отщепенцев   приняла    после   попыток  международной реакции четыре года назад силой свергнуть власть  трудящихся  в Народной Республике Афганистан, Чехословацкой Социалистической  Республике и Польской Народной Республике...</p>


<p>


     - Как вы думаете, с кого он начнет?  -  Жилин  кивнул  в  сторону  телевизора. - С наших, с киношников или с эстрадников?</p>


<p>


     - Из всех искусств для нас важнейшим является  кино,  -  к  месту  процитировал Ленина Саул. - Михайлов, Резанов, Меньков...</p>


<p>


     - А что эстрадников уже тоже? - удивился Эдик.</p>


<p>


     - Вчера, - тихо сказала Майя. - Саул, будьте добры, угостите даму  сигареткой...</p>


<p>


     - Пожалуйста, Майечка, - Репнин снова извлек из кармана  пачку  с  куревом и протянул Майе.  -  А  кого  именно  из  эстрадников,  вы  не  помните?</p>


<p>


     - Много фамилий, -  Глумова  прикурила  от  услужливо  протянутой  Эдиком зажигалки. -  Я  всех  и  не  упомню...  Тальнов,  Преснянов  и  Леонтов, кажется, - по пять лет с поражением в правах...</p>


<p>


     - Леонтов?! - округлив глаза, изумился Саул. -  А  Валерку-то  за  что?</p>


<p>


     - За развратное поведение на сцене. Да мало ли к чему они  вообще  могут придраться? - Майя раздраженно пожала плечами. - Разину вместе с  Кристой и внуками сослали в Оренбург. Без права заниматься  концертной  деятельностью.</p>


<p>


     - А Филипп? - живо поинтересовался Эдик.</p>


<p>


     - Его выслали в Болгарию, к нашим верным братушкам по соцлагерю. Въезд  в Союз ему теперь заказан.</p>


<p>


     - Так что  сегодня  напутственное  слово  должно  быть  общим,  ­­­заключил  Жилин.  -  Не  будут  же  они  трижды  собирать   московскую  интеллигенцию, в сущности, по одному и тому же поводу?</p>


<p>


     - Там, в Колонном зале, Иван, сейчас нет интеллигенции, - Саул  с  силой раздавил окурок в пепельнице.  -  Там  -  холуи  и  прихлебатели  товарища Лихачева и его камарильи. А вся интеллигенция  у  нас  сейчас  валит деревья в Сибири и на Дальнем Востоке. Или  торчит  в  ссылке  в  каком-нибудь Богом забытом Мухосранске!</p>


<p>


     - Но даже своих холуев,  Саул,  они  трижды  подряд  собирать  не  станут...</p>


<p>


     - Поверьте мне, Иван, - губы Саула побелели от едва сдерживаемого  гнева, - если все пойдет дальше так, как идет сейчас, скоро они  будут  собирать  публику  для  напутственных  речей  Кузьмы   Егорыча  каждый  понедельник! Знаете, как в армии: каждый понедельник с  утра  -  шагом  марш на политзанятия?</p>


<p>


     С декабря позапрошлого года, после партийного пленума об усилении  идеологической работы  в  массах  и  ликвидации  подрывных  элементов,  страна, не спеша  и  размеренно,  по-социалистически  планово,  вошла  в  очередную полосу  политических  репрессий.  Сначала  за  "очернительство  советского общественного  и  государственного  строя"  свои  "пятерки"  получили известные юмористы и сатирики - Петрокян, Загорнов и Хазаров.  Потом  в  Москве,  Ленинграде  и  Киеве  был  выявлен  так  называемый  "виртуальный заговор". От Бреста до Курил прокатилась  волна  разгрома  вычислительных центров и изъятия под контроль полиции  госбезопасности  всей компьютерной техники.  Затем  настал  черед  врачей  и  биологов,  физиков - ядерщиков и космонавтов - вредителей... И каждый раз,  сразу  же  после  завершения  закрытых  судебных  процессов,  но   еще  перед  отправкой осужденных в  лагеря,  Лихачев  с  компанией  собирали  цвет  партийной и государственной элиты в Колонном зале, и  Генсек  выступал  перед присутствующими с длинной речью, в  которой  на  бюрократическом  "новоязе" поносил "отщепенцев"  и  воспевал  подлинно  ленинский  курс  КПСС. Эти речи Лихачева в обязательном порядке транслировались по всем  радио- и телеканалам на всю страну и почти сразу же  были  прозваны  в  народе "напутственным словом".</p>


<p>


     -    ...С     особым     цинизмом     действовали    развращенные  империалистическим  влиянием  мастера  литературного  цеха,  -  сказал  Лихачев с экрана.</p>


<p>


     - О! - Дауге поднял вверх указательный палец, призывая  товарищей  к молчанию. - Начинается!</p>


<p>


     - Все-таки с наших начинает, гад!  -  зло  процедил  сквозь  зубы  Саул.</p>


<p>


     Все тесной группой сгрудились около  телевизора.  Даже  Сельма  и  Рада оставили свои кулинарные дела и прибежали из кухни в гостиную.</p>


<p>


     - ...И  не  просто  литераторы,  а  так  называемые  фантасты, - ­­­чеканя слова, продолжал Лихачев, - Те самые, которых трудящиеся  давно  уже и по-пролетарски точно рифмуют с другим известным словом.</p>


<p>


     Генсек сделал небольшую паузу, явно ожидая от слушателей  реакции  на свои слова. По рядам в зале послушно прокатилась  волна  оживления.  Телекамера крупным планом показала улыбающиеся и смеющиеся лица.</p>


<p>


     - Что это он имеет в  виду?  -  нахмурив  брови,  поинтересовался  Эдик.</p>


<p>


     - Вчерашняя  редакционная  статья  в  "Правде"  была  озаглавлена  "Фантасты - педерасты", - Саул от злости даже заскрипел зубами.</p>


<p>


     Лихачев кашлянул и снова нырнул взглядом в разложенный перед  ним  текст:</p>


<p>


     - Главным закоперщиком махровой антисоветчины в  среде  фантастов  стала  группа  московских  и  ленинградских  литераторов  во  главе  с  братьями Строгановыми. Строгановы почти четыре десятилетия  испытывали  терпение  наших   партийных   и   правоохранительных   органов.  Начав  писательскую деятельность в конце  пятидесятых  годов  романом  "Земля  лиловых облаков", который, в целом, верно был ориентирован на воспитание  подрастающего поколения в духе марксизма-ленинизма, всего через десять  лет они скатились в болото  махрового  критиканства  и  оскорбительных  полунамеков на нашу советскую действительность. Уже роман  "Перелетные  гуси" в извращенной форме поднимал так  называемую  проблему  отцов  и  детей...</p>


<p>


     - У нас в стране Строгановы  его  так  и  не  издали,  -  шепотом  заметил Эдик.</p>


<p>


     - А разве такую книгу вообще можно было у нас  издать?  -  Сельма  удивленно пожала плечами. - Не надо надеяться на невозможное, Эдик...</p>


<p>


     - "Гуси" были  изданы  только  за  рубежом,  -  сказала  Рада.  - ­­Кажется, где-то в Западной Европе...</p>


<p>


     - ...Последние романы Строгановых, - продолжал говорить с  экрана  Лихачев, - "Разрушенный город", "Утяжеленные злом", "Двадцать  седьмая  аксиома" - вообще являются сплошным пасквилем на наше социалистическое  общество...</p>


<p>


     - Интересно, - Дауге иронически хмыкнул,  -  он  сам-то  хотя  бы  что-нибудь из книг Строгановых читал?</p>


<p>


     - Говорят, что  у  них  в  подвале  ЦК  на  Старой  площади  есть  спецбиблиотека, - Рада тряхнула головой и закинула свою  длинную  косу  за спину. - Там собрано все, что ПГБ и партия не пустили в печать...</p>


<p>


     - Вот где бы покопаться, - мечтательно протянул Эдик.</p>


<p>


     - Не будьте  наивными,  ребята,  -  Саул  горько  ухмыльнулся. - ­­­Неужели вы думаете, что Лихачев и его банда будут что-то  читать?  Тем  более Строгановых... У них  же  мозги  устроены  совершенно  иначе.  В  принципе иначе. Жрать, спариваться, издавать очередные  постановления,  чтобы укрепить свою власть, - и все, больше они ничего не умеют  и  не  хотят!</p>


<p>


     -  ...Партия  и  правительство  вынуждены  были  пойти   в  конце  восьмидесятых годов на полное запрещение публикаций  разлагающих  наше  общество  произведений  братьев  Строгановых,  -  в  голосе   Лихачева  прорезались металлические нотки. - Но дело  усугублялось  тем,  что  к  середине   прошлого   десятилетия   при   попустительстве   тогдашнего  партийного и комсомольского руководства в крупных городах  страны  как  грибы-поганки после дождя начали появляться самодеятельные организации  приверженцев антисоветской пачкотни Строгановых - так называемые клубы  любителей фантастики.  В  молодежной  среде  возникло  явление,  позже  названное партией клюфизмом.</p>


<p>


     - Мне всегда хотелось  узнать,  -  попыхивая  сигаретой,  сказала  Майя, - кто первым наклеил на клубы этот ярлык? Это надо же додуматься  - клюфизм!</p>


<p>


     - Сам термин, кажется, придумал Волков  из  "Молодогвардейца",  ­­­ответил Жилин. - В январе девяносто  второго  вышла  его  статья,  где  впервые КЛФ были названы клюфами, а их члены - клюфистами.</p>


<p>


     - Да-а, - на лице Саула появилась ироническая улыбка. -  Вот  где  сразу чувствуются свежие комсомольские мозги.  Прямо  таки  по  запаху  ощущаются! Лихачу и его партийным склеротикам такой сложный ярлычок  в  жизни бы в голову не пришел!</p>


<p>


     - Клюфистская среда не ограничилась только чтением  антисоветской  по своей сущности литературы и ее активным  обсуждением,  -  продолжал  греметь с экрана голос толстощекого Генсека. - Из этой  идеологической  плесени  начали  постепенно  вырастать   молодые   последыши   братьев  Строгановых.  Особенно  этому  способствовали  проводимые  на   деньги  зарубежных спонсоров регулярные псевдолитературные сходки в Маленьевке  и Переделово.  Из  всех  подворотен   клюфистские   выкормыши   начали  раскрывать свои  грязные  клювы,  постоянно очерняя  партию,  народное  государство и Советскую власть.</p>


<p>


     "Вот ведь бредятина!" - подумал Жилин и устало прикрыл глаза.</p>


<p>


     Он  вспомнил,  как  полтора   десятилетия   назад,   в   середине  восьмидесятых, после погромных публикаций  в  "Комсомолке",  партия  и  органы  стали  искоренять  клубы.  КЛФ   вышвыривали   из   библиотек,  участников движения под любыми надуманными предлогами начали  изгонять  из высших учебных заведений и увольнять с режимных предприятий. Многие  испугались репрессий,  отошли  в  сторону,  а  остальные...  Остальные  перебрались на частные квартиры, в гостиные  и  на  кухни,  забросили  свои карьеры и  почти  готовые  к  защите  диссертации,  и  продолжали  заниматься любимым делом  -  читать,  обсуждать  прочитанное,  писать.  Тиражировались книги Строгановых, запрещенные повести Ивана Ефимова  и  Кира Булавина, издавался самиздатовский альманах фантастики.  Несмотря  на преследования  со  стороны  властей,  движение  росло  и  ширилось,  охватывая все новые и новые города Союза.  И,  конечно,  уж  вовсе  не  клюфистами стали именовать сами себя члены ушедших в подполье  клубов:  любители фантастики - ЛФ - эль-эфы  -  "эльфы"...</p>


<p>


     -  Особенно  далеко  в   своей   антисоветской   деятельности,  ­- ­­голос  Лихачева  звучал  монотонно  и  неторопливо,  -  зашли  молодые  выкормыши зарубежных подрывных центров литературный критик Перелыгин и  литератор Лазарук. Эти с позволения  сказать  писатели  дописались  в  своих антисоветских пасквилях до того, что задним числом отдали победу  в Великой Отечественной войне фашистской Германии. Произошло то, о чем  партия не раз предупреждала советский народ: за идейной размытостью  и  расхлябанностью обязательно  следует  переход  на  позиции  классового  врага. Клюфисты окончательно сбросили  свои  маски  литераторов  и  на  поверку оказались обыкновенными фашистами...</p>


<p>


     По залу  прокатился  хорошо  отрепетированный  рокот  возмущения.  Крупным  планом   телекамера   показала   гневно   сжимающего   кулаки  седовласого военного в парадном  светло-сером  мундире  с  несколькими  рядами орденов на груди.</p>


<p>


     - Генерал армии Линичев,  -  оперативно  прокомментировал  Саул.­­ - Бывший начальник Главного политуправления Советской Армии.  Почти  всю  жизнь прослужил в Москве... Гм,  тот  еще  шаркун  паркетный...  После  восстания армии Калинина в Афгане был тихо уволен на пенсию.</p>


<p>


     - И откуда вы все это  знаете,  Саул?  -  глаза  Рады  восхищенно  округлились.</p>


<p>


     - Пришлось заниматься по долгу службы,  Радочка,-  Репнин  развел  руками и улыбнулся несколько смущенно. Чувствовалось, что и похвала, и  внимание Рады были ему очень приятны.</p>


<p>


     "А ведь горит синим пламенем  вся наша система конспирации, -  Жилин  почти  физически ощутил, как постоянное напряжение последних полутора  суток,  в котором  он  находился  всю  дорогу  в  Москву,  сейчас   постепенно  сменяется вязкой и тяжелой  пеленой  усталости  и  апатии.  -  Из  под  слоя маскировки в каждом из нас все равно проступает настоящее "я".</p>


<p>


     Он, как старший их боевой  группы,  единственный  знал  настоящие  имена и фамилии всех ребят. Когда стало ясно,  что  над  арестованными  строгановцами будет суд, а после завершения процесса  покатится  волна  репрессий и против еще остающихся на свободе "эльфов", в  подмосковных  Подлипках,  с  соблюдением  всех  возможных  мер   предосторожности  и  секретности, собралось совещание представителей КЛФ  со  всего  Союза.  Выбор был очень простой:  или  молча  сидеть  и  покорно  ждать  своей  очереди арестов, или все-таки начать хоть какую-то борьбу с  Системой.  В милосердие власти уже не верил никто, поэтому  почти  без  дискуссии  единогласно решили - нужно бороться. И первое, что следует сделать, - ­­­не дать лихачевской своре расправиться со  строгановцами.  Тогда-то  и  вызрело  дерзкое  и  отчаянное  решение:   вооруженным   путем  отбить  арестованных, когда их из Лефортово повезут на железнодорожную станцию  для  отправки  в  лагеря.  Отбить,  а  потом  по  воздуху,  самолетом,  переправить через финскую границу.</p>


<p>


     Скептических  голосов  в  начале  обсуждения   конкретного  плана  операции было много. "Это терроризм", - говорили одни, но им отвечали,  что  террором  занялось  как  раз   государство,   а   "эльфы"  только  защищаются. "Не хватит сил и опыта, -  сомневались  другие.  -  Отбить  заключенных у вооруженной до зубов охраны просто  невозможно!"  Но  их  уверяли, что сил и опыта хватит: среди "эльфов" были и бывшие афганцы,  и специалисты  по  рукопашному  бою,  и  опытные   организаторы.  Было  предложено создать  для  выполнения  задания  боевую  группу  из  семи  наиболее подготовленных "эльфов". А чтобы исключить любую  возможность  утечки информации, решили дать всем членам группы и связанным  с  ними  людям псевдонимы  из  книг  братьев  Строгановых.  Настоящие  имена  и  фамилии участников  предстоящей  акции  знал  только  один  человек - ­­­назначенный командиром боевой группы военный авиатор,  который  выбрал  себе в качестве псевдонима имя Ивана Жилина.</p>


<p>


     "А команда у нас действительно  подобралась  боевая!"  -  подумал  Жилин и довольно улыбнулся.</p>


<p>


     Маленькая  Сельма  Нильсен  была  обладательницей  черного  пояса  по каратэ. С виду неуклюжий Гриша Дауге специализировался  по  военным  боевым искусствам  и  до  увольнения  из  вооруженных  сил  шесть  раз  участвовал в  разведоперациях  в  глубоком  тылу    моджахедов.  Рада  заведовала детской библиотекой в небольшом городке на севере Украины и  одновременно была двукратным чемпионом  Европы  по  пулевой  стрельбе.  Майя Глумова отлично разбиралась в радиотехнике и владела  несколькими  иностранными языками. Эдик Амперян считался в Ереванском  университете  компьютерным гением и  очень  талантливым  физиком.  Самой  колоритной  фигурой в их группе был, бесспорно, Саул. Бывший  майор  бронетанковых  войск, чудом уцелевший после атомного удара по  освободительной  армии  генерала Калинина и считавшийся погибшим, он тайком перешел  советскую  границу и уже четвертый год жил в Союзе на нелегальном положении.</p>


<p>


     - ...Наш советский  суд  воздал  должное  литературным  эмиссарам  зарубежных  подрывных  центров,  -  даже  на  экране  телевизора  было  заметно,  что  лицо  Лихачева  угрожающе  налилось  кровью.  -  Братья  Строгановы приговорены к семи, а девять их последышей -  к  пяти  годам  лишения свободы.</p>


<p>


     -  Бурные  и  продолжительные  аплодисменты,  все   встают,  -  с  презрительной ухмылкой заключил Дауге.</p>


<p>


     Словно услышав его  слова,  публика  в  Колонном  зале  пришла  в  движение.  Аплодируя  словам  Генсека,  поднимались  со  своих  кресел  вальяжные партийные и советские чиновники, увешанные орденами генералы  в отглаженных    мундирах,    разукрашенные    импортной    косметикой  дамы  неопределенного  возраста  и  необъятных  размеров.   На  экране  появилось  сытое  довольное  лицо  лучшего   исполнителя   партийно-революционных песен Петра Пиндерясова. Отвесив нижнюю губу,  хлопал  в  ладоши автор многотомной и многословной  эпопеи  из  жизни  трудящихся  масс Федор Завирюхин. Радость светилась в  заплывших  жиром  маленьких  поросячьих  глазках  потомственной  номенклатурной  ткачихи  Валентины  Какановой.</p>


<p>


     - Быдло, - произнес Саул едва слышно. - Вы, товарищи, как хотите,  а с меня хватит.</p>


<p>


     Он демонстративно отвернулся от экрана.</p>


<p>


     - Сельма, - Рада поднялась с дивана, - а не закончить ли нам наши  кухонные дела?</p>


<p>


     - Угу, - Сельме дважды повторять не пришлось.</p>


<p>


     - Действительно, на сегодня, пожалуй, хватит, -  Дауге  покосился  на Жилина. - Вы как считаете, Иван?</p>


<p>


     - Более чем хватит, Гриша, - Жилин щелкнул пальцами. - Я,  братцы  мои, сыт по  горло  речами  дорогого  Кузьмы  Егорыча.  Укушался,  так  сказать....</p>


<p>


     - А я бы вообще его век не видела,  -  Майя  снова  потянулась  к  подшивке "Огонька".</p>


<p>


     - Откровенно говоря, коллеги, - сказал Эдик, раскидывая  руки  на  спинке дивана, -  проникновенная  речь  Кузьки  -  сына  своей  матери  полностью  отбила  у  меня  желание  смотреть  передачи   Центрального  телевидения на ближайшие пару месяцев вперед.</p>


<p>


     - Прекрасно, - Дауге щелкнул выключателем  на  панели  управления  телевизора и экран погас. - Как все-таки  приятно,  когда  собственное  мнение человека совпадает с мнением коллектива!</p>


<p>


     - Хотите, я вам покажу одну техническую новинку? - предложил  Эдик  и весело подмигнул Ивану. - Уверяю вас, вы ничего  подобного  в  жизни  еще не видели!</p>


<p>


     Он быстро наклонился и вытащил из под дивана длинный фанерный ящик.  Щелкнув металлическими замками, Эдик широко распахнул его крышку:</p>


<p>


     - Любуйтесь! Гордость лаборатории спецтехники нашего университета  во всей своей красе!</p>


<p>


     Пристегнутый к стенкам несколькими  ремешками  -  фиксаторами,  в  самодельном ложе из пенопласта лежал странныйпредмет. Он больше всего  напоминал фотоаппарат с удлиненным объективом -  трубкой,  опирающейся  на крупную пластиковую рукоятку, похожую на рожок автомата.</p>


<p>


     - Что это такое? - Майя опасливо провела  пальцем  по  отливающей  металлической синевой поверхности трубки. - Оружие?</p>


<p>


     - Увы, - Эдик развел руками. - В нашей ситуации мне, может  быть,  действительно придется использовать этот предмет в качестве оружия.  А  вообще-то это дистанционный звуковой генератор.</p>


<p>


     - И как действует  этот...  э-э...  генератор?  -  спросил  Саул,  присев на корточки у ящика.</p>


<p>


     - Очень просто, - Эдик освободил  от  фиксаторов  свой  прибор  и  извлек его наружу. - Звуковые волны могут очень  многое,  товарищи.  В  зависимости от своей длины и частоты, они способны, например,  усыпить  человека на  расстоянии.  Или  размягчить  металлическую  поверхность.  Причем все это делается за доли секунды.</p>


<p>


     - Любопытно, любопытно, - на лице Саула появилось сосредоточенное  выражение. - Как я понимаю, ваш генератор как раз  и  может  сотворить  все эти чудеса?</p>


<p>


     - Может, - с озорной улыбкой подтвердил  Амперян.  -  И  еще  как  может! Представьте себе, Саул, что имеется некий металлический объект,  в котором находятся люди и в который нам с вами необходимо проникнуть.  Я выставляю на табло генератора определенные значения частоты и  длины  звуковой волны...</p>


<p>


     Эдик передвинул несколько рукояток - регуляторов  на  поверхности  небольшого продолговатого параллелепипеда у основания трубы.</p>


<p>


     - Затем я прицеливаюсь в наш объект, - Амперян  поднял  генератор  на уровень плеча и навел на окно  гостиной.  -  После  этого  остается  только  нажать  кнопку  пуска...  Вот   здесь,   смотрите...   Сейчас,  разумеется, я ее нажимать не буду. Но можете  мне  поверить,  что  уже  через пару секунд после того,  как  звуковая  волна  достигнет  нашего  металлического объекта, все люди в  нем  и  в  радиусе  примерно  пяти  метров от  него,  погрузятся  в  глубокий длительный  сон.  Дальность  действия генератора, кстати, порядка двухсот метров...</p>


<p>


     - Очень любопытно, - сказала Майя. - А что будет с вами? Стрелком  или оператором - я не  знаю,  как  вас  называть?  В  воздушной  среде  звуковые волны распространяются, если мне не изменяет память, по  всем  направлениям. Значит, и вы тоже заснете, Эдуард?</p>


<p>


     - Это непременно произойдет, если  у  меня  на  голове  в  момент  выстрела не будет надета вот эта чудная шляпка, - Эдик достал из ящика  сложенный вчетверо и очень похожий на обычную купальную шапочку  шлем.  - Эта  конструкция  надежно  защищает  меня  от   звуков   собственной  стрельбы.</p>


<p>


     -  Хорошо,  допустим,  -  Саул  удовлетворенно  кивнул.  -  Будем  считать, что все люди заснули внутри  металлического  ящика.  Как  нам  теперь попасть туда, если замок открывается только изнутри или  у  нас  нет ключа?</p>


<p>


     - О, нет проблем, - Эдик снова сдвинул регуляторы на трубке. -  Я  уже говорил, что  генератор  способен  размягчать  металл.  Производим  настройку и, подойдя к нашему ящику на расстояние примерно  два  -  три  метра, стреляем. Людям внутри ящика выстрел, кстати сказать, вреда  не  приносит.  А  вот  металл  в  районе  замка  становится   мягким,  как  пластилин. Теперь достаточно просто поддеть чем-нибудь дверь - и  все,  можно совершенно свободно перегружать людей из ящика в любое подвижное  транспортное средство и увозить в  любом  направлении.  А  все  другие  люди, которые могли бы нам помешать провести  такую  операцию,  в  это  время будут пребывать в сладостном мире грез...</p>


<p>


     - Занятно, - Дауге скрестил на груди руки.  -  Вы  так  живописно  описали нашу  предстоящую  операцию,  Эдуард,  что  я  вообще  начинаю  сомневаться, понадобиться ли нам настоящее стрелковое оружие?</p>


<p>


     - К сожалению, есть некоторые проблемы,  -  Амперян  вздохнул.  ­­­Металлический предмет, в котором находятся наши пленники, а  попросту  говоря,  тюремный  "воронок",  -  в  момент  первого  выстрела  должен  находиться в состоянии покоя...</p>


<p>


     - Ну, это как раз не проблема, - уверенно сообщил Саул и беспечно  взмахнул рукой. - Остановка у светофора,  железнодорожный  переезд,  в  крайнем случае, аварийная ситуация на дороге. Но стрелковое  оружие  я  бы все-таки взял... Как говорится, на всякий случай...</p>


<p>


     - Мы его и  возьмем,  -  поддержал  Иван.  -  Десантные  варианты  "Калашникова", несколько пистолетов "беретта" и ручной гранатомет...</p>


<p>


     - Отлично, - Дауге довольно заулыбался.  -  Так  как-то  все-таки  надежнее. Извините, Эдик, я верю в ваш  технический  гений,  но  любое  железо способно отказать в самый критический момент. Это я уже  хорошо  знаю по своему горькому опыту...</p>


<p>


     - Я и не спорю, - Эдик аккуратно  положил  трубу  и  шлем  внутрь  деревянного ящика. - Поэтому, кстати, у нас будет на операции не один,  а целых три генератора. Это несмотря на то, что мы испытывали его  без  малого в течение года и отказов почти не было...</p>


<p>


     - Я, признаться, и не слышал никогда ни о чем подобном этой вашей  машинке, Эдик, - сказал Саул. - Секретная разработка?</p>


<p>


     - Секретная... В рамках программы "Сила есть - ума не надо"! - на  губах Амперяна снова заиграла озорная улыбка.</p>


<p>


     - Результат "Утечки мозгов"? - догадался  Саул  и  широко  развел  руками. - Ну, товарищи, тогда я снимаю все вопросы!</p>


<p>


     В восемьдесят восьмом, когда тогдашний Генсек Ромаков от большого  ума в одностороннем порядке  прервал  окончательно  все  переговоры  с  Западом  о  взаимном  разоружении  и  объявил  о   начале   ускоренной  милитаризации околоземного космического пространства,  находившийся  в  ссылке в Горьком  опальный  академик  Захаров  обратился  к  советским  ученым с призывом не делиться результатами своих научных разработок  с  властями. Поначалу призыв не нашел широкого отклика  среди  работников  науки, но когда - уже при генсеке Лихачеве - руководство страны, чтобы  сохранить  идеологическую  монополию  партии,  стало  брать  под  свой  жесткий    контроль    компьютерную    и    видеотехнику,    произошел  спонтанный и молчаливый всплеск протеста в научной среде и  количество  научных сотрудников  и  инженеров,  не желающих,  чтобы  плоды  их  ума  служили  укреплению  до  нельзя  бюрократизированного   режима,  стало  стремительно расти. Нет, научные разработки продолжались, как и  ранее,  но правительство в Кремле вдруг с некоторых пор стало получать в  свое  распоряжение  лишь  очень  скромные  результаты.  А   в   подполье,  в  лабораториях,  наспех  созданных  в  гаражах   и   сарайчиках,  начали  появляться совершенно  невиданные  механизмы  и  технологии.  Вся  эта  неформальная и никем  не  координируемая  программа  в  среде  научной  интеллигенции получила название УМ - "Утечка мозгов".  На  недоуменные  вопросы  различного  уровня  парткомов,  почему  постоянно   снижается  эффективность научных разработок, ученые  только  пожимали  плечами  и  отвечали  непонятной  и  с  точки  зрения  партийного   чиновничества,  совершенно неуместной в данной ситуации пословицей: "Сила есть  -  УМа  не надо!"</p>


<p>


     - Кроме этого, - Эдик запихнул ящик с  генератором  под  диван  и  выпрямился,  -  творческий   коллектив   нашей   научной   лаборатории  уполномочил меня презентовать нашей группе еще один предмет.</p>


<p>


     Амперян на минуту скрылся в прихожей и  вернулся,  неся  в  руках  длинную запыленную бутылку.</p>


<p>


     - М-м? - Дауге задумчиво наморщил лоб. -  Судя  по  слою  пыли  и  паутине, внутри должен быть коктейль "Молотов - Риббентроп", никак  не  иначе...</p>


<p>


     -  Одномерно  мыслите,  Гриша,  -   хохотнул   Эдик.   -  Хотя  к  воспламеняющим жидкостям содержимое бутылки имеет некоторое отношение.  Армянский коньяк, десятилетняя выдержка.</p>


<p>


     - О!  -  брови  Саула  взметнулись  вверх.  -  Эдик,  а  в  вашей  лаборатории случайно нет вакантного места  сторожа?  Ну,  может  быть,  хоть на полставки...</p>


<p>


     - Так, - Жилин шутливо нахмурил брови. - Политическая  оппозиция,  кажется, плавно перерастает в алкогольную...</p>


<p>


     - Нужно быть ближе к народу, Иван, - захохотал  Саул  и  похлопал  Жилина по плечу. - Кстати, а где, в конце концов, наш обед?</p>


<p>


     Он сложил руки рупором и крикнул в коридор:</p>


<p>


     - Сельма! Рада! Девочки, господа офицеры голодны и хотят есть!</p>


<p>


     - Почти все уже готово, - откликнулась из  кухни  Рада.  -  Самые  голодные офицеры могут возглавить группу доставки!</p>


<p>


     Саул с  готовностью  устремился  на  кухню.  И  в  это  мгновение  стоявший  на  подоконнике  желтый   пластиковый   телефон   разразился  пронзительной трелью. Майя, которая уже успела вернуться в свое кресло  у окна, протянула руку и подняла трубку:</p>


<p>


     - Алло... Да... Иван, это вас.</p>


<p>


     Жилин быстро пересек комнату  и  взял  трубку.  Все  замерли,  не  отрывая от него глаз.</p>


<p>


     - Иван? - Жилин сразу узнал приглушенный голос Горбовского. - Мне  только что звонил Рудольф. Десятого числа, через четыре дня. Завтра  с  утра поедете на дачу. Машины я пришлю. Наши все в сборе?</p>


<p>


     - Да, - кивнул Иван. - Мы отдыхаем.</p>


<p>


     - Очень хорошо, - одобрил Горбовский. - Я буду ждать вас на даче.  Сикорски присоединится к нам попозже. До встречи!</p>


<p>


     Жилин положил трубку, сел на диван, неторопливо закурил и  только  после этого сообщил:</p>


<p>


     - Звонил Леонид Андреевич. Ребят повезут из тюрьмы  через  четыре  дня, в среду. Завтра начинаем тренировки на загородной базе. А сегодня  - расслабляемся!</p>


<p>


     Сельма и Рада  превзошли  своими  кулинарными  способностями  все  ожидания. По нынешним  нищенским  и  полуголодным  временам  стол  был  накрыт просто по-царски. Здесь был и  жареный  с  луком  картофель,  и  аккуратно нарезанное ломтиками проперченное сало, и трех видов  домашняя  колбаса. Источали пряный запах маленькие,  всего  с  мизинец  размером  маринованные  огурчики  и  кругленькие,  похожие  на  красные  надутые  мячики, соленые помидоры.</p>


<p>


     Эдиков коньяк решили приберечь к кофе,  а  мероприятие  начали  с  более традиционного для русских застолий напитка. Первый  тост  Жилин,  которого на сегодняшний вечер единогласно утвердили тамадой, предложил  поднять  за  знакомство  и  дружбу.  С  должным  количеством  шуток  и  прибауток тост был общественностью принят, выпит  и  обильно  закушен.  Эдик тут же выдал на-гора  основы  научной  теории  об  эйнштейновском  сокращении промежутков  времени  за  обеденным  столом  после  первого  принятия "на грудь". "Между первой и второй - промежуток небольшой", - ­­­Саул подтвердил верность "теории застольной  относительности  товарища  Амперяна" меткой цитатой  из  кладезей  народной  мудрости  и  попросил  многоуважаемого тамаду  обозначить  контуры  следующего  тоста.  Жилин  предложил наполнить рюмки за здоровье, счастье и удачу.  Тройной  тост  был с  немалым  удовольствием  общественностью  тут  же  употреблен  и  количество закуски на столе стало стремительно  уменьшаться.  К  этому  времени  выяснилось,  что   Дауге   является   потомственным   скрытым  анекдотчиком, а Саул готов хоть до самого  утра  рассказывать  смешные  истории из своей армейской жизни. Когда  товарищество  уже  совершенно  изнемогло  от  неотвратимо  накатывающихся  волн  смеха,   Эдик  вдруг  вспомнил, что предыдущий  тост  был  тройной  и  у  него  цифра  "три"  вызывает   совершенно   определенные   ассоциации.    Жилин   попросил  присутствующих  "свести  к  нулю  количество  незаполненных  жидкостью  емкостей  на  столе"  и  после  выполнения  этой   просьбы,   произнес  совершенно  шикарный  тост  за  присутствующих  милых  дам.   Господам  офицерам было предложено выпить стоя. Тут  же,  вопреки  всем  законам  конспирации, выяснилось, что офицерские звания имеют  только  трое  из  сидящих за столом мужчин, а Эдик Амперян, - хоть и ни дня не служил  в  армии, - является в прошлом отличником университетской военной кафедры  и имеет звание лейтенанта запаса.  По  предложению  Саула  за  большой  творческий  вклад  в  развитие  теоретической  физики  и   организацию  нынешнего стола товарища Амперяна  было  предложено  считать  временно  призванным на военную службу со всеми  вытекающими  из  этого  решения  льготами.</p>


<p>


     Вскоре после третьего тоста был  сделан  первый  привал:  сначала  выяснилось, что запасы "огненной воды" и закуски на  столе  совершенно  уже   иссякли   и   требуют   пополнения    из    кухонного   "резерва  Главнокомандующего", а потом товарищество почувствовало вдруг  вкус  к  дискуссиям на самые различные темы. "Интересно,  кого  же  они  теперь  будут издавать?" - вопрошал Саул, тыча вилкой в  сторону  выключенного  телевизора. "О, с этим нет никаких проблем, - смеялась в ответ Рада. ­­­Вы слышали о новом издании собраний сочинений Казанеева? А  потом  еще  всякие "комсомольцы"... "Слушайте, - удивленно округляла глаза Сельма,  - а правда, что Свиноройцев все свои  рассказки  просто  передирает  у  Гаррисона? Ну, прямо слово  в  слово?"  "Ничего  подобного,  -  качала  головой Майя. - Он только разбавляет диалогами из Гаррисона  материалы  очередного  пленума  ЦК"...  "Это  все  потому,   Эдуард,   что  вы  ­­­антикоммунист, - горячо доказывал Дауге. - Коммунизм - это, вобщем-то,  очень хорошая идея. И если бы не искажения"... "Гриша,  опомнитесь,  ­­­возмущенно всплескивал  руками  Амперян.  -  Перпетум  мобиле  -  тоже  хорошая идея, но ведь не работает! Не ра-бо-та-ет!"</p>


<p>


     Жилин незаметно выскользнул из-за стола и вышел  на  балкон.  Уже  почти совсем стемнело. Было слышно, как шурша шинами по Волоколамскому  шоссе проносились машины. Где-то вдали, кажется,  у  самого  парка, коротко прогрохотал по рельсам пустой трамвай. От  пятиэтажного  корпуса  общежития  факультета   двигателистов,   расположенного  чуть  наискось, через дорогу, доносилась музыка и  веселый  смех.  В  темном  школьном дворе напротив тлело полдюжины оранжево -  красных  огоньков:  несколько долговязых парней - старшеклассников совершенно не спешили в  этот теплый осенний вечер по домам  и,  сложив  горкой  свои  сумки  и  портфели,  курили  самодельные  сигаретки,  вполголоса   матерились  и  отчаянно резались в карты.</p>


<p>


     А на  небе  одна  за  другой  загорались  звезды.  Сначала  из-за  плывущих над головой обрывков туч робко мелькнули  лучики  одной,  еще  почти  совсем  незаметной  глазу   звездочки.   Потом   небосвод  стал  стремительно очищаться от остатков серых осенних облаков и взору Ивана  открылись сперва беспорядочные звездные острова, а  затем  величаво  и  красиво обозначилось в зените над домами созвездие Ориона. Прошло  еще  немного времени - и состоящая  из  миллионов  точечек  светлая  полоса  Млечного пути рассекла холодную черную бездну пространства.</p>


<p>


     "А потом будет рассвет, - подумал Жилин и мечтательно  улыбнулся.  - Обязательно будет рассвет"...</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                             * * *</p>


<p>


 </p>


<p>


     Он ждал телефонного звонка  весь  день,  но  Горбовский  позвонил  только поздно вечером:</p>


<p>


     - Все в порядке. Вся группа уже собралась на явочной квартире.</p>


<p>


     - Вот и замечательно, - он облегченно  вздохнул.  С  плеч  словно  свалился невидимый груз. - Работаем по плану?</p>


<p>


     - Конечно.</p>


<p>


     - Как тюремная охрана? Предупреждена?</p>


<p>


     - Мы заменили всех милиционеров нашими сотрудниками. После выезда  с тюремного  двора  машина  с  заключенными  будет  под  нашим  полным  контролем. Кстати, наши друзья собираются использовать  при  нападении  звуковой парализатор конструкции Амперяна.</p>


<p>


     - Вот как? А это не опасно для ваших людей? - забеспокоился он. ­­­Леонид  Андреевич,  запомните:   вся   операция   должна   пройти  без  человеческих жертв!</p>


<p>


     -  Конечно,  конечно,  -   поспешно   согласился   Горбовский. - ­­­Нет,  парализатор   абсолютно   безопасен.   Мы   проверяли   его  уже  неоднократно. И не только в лабораторных условиях.</p>


<p>


     - Как они собираются покинуть Москву после побега?</p>


<p>


     -  В  Кузьминках  группу  эльфов  и  освобожденных писателей  будет  ждать  туристический "Икарус". На нем они беспрепятственно  проследуют  почти  до самой границы. Передвигаться  будут  под  видом  возвращающейся  на  родину  профсоюзной  делегации  из  Финляндии.  Ну,  а  в  Карелии  на  небольшом  аэродроме  для  них  уже  приготовлен  небольшой   грузовой  самолет. У Жилина есть опыт пилотирования  АН-2.  Я  уверен,  что  все  пройдет нормально.</p>


<p>


     - Финны не могут их сбить? Случайно.</p>


<p>


     - У финнов пока нечем  сбивать  низколетящие  цели.  Кроме  того,  окраска у самолета гражданская.</p>


<p>


     - Гм... - он ухмыльнулся в телефонную трубку. - Окраска... Мы вот  сбили  южнокорейский  "Боинг"  в  восемьдесят  третьем.   Несмотря  на  окраску...</p>


<p>


     - Финны - это не мы, - Горбовский коротко хохотнул. - И к тому же  "Боинг" летел ночью, а наши пассажиры полетят на АН-2 днем.</p>


<p>


     - Ладно, вам виднее, - отступил он. - Значит, вы  даете  гарантию  безопасности всей операции?</p>


<p>


     - Стопроцентную. Можете считать, что они уже за границей.</p>


<p>


     - Хорошо.</p>


<p>


     Он медленно опустил трубку на рычаг телефона и устало расслабился  в кресле. Кресло было удобное, кожаное, французского  производства.  В  прошлом году такие кресла  закупили  по  дипломатическим  каналам  для  кабинетов всех ответственных работников ЦК КПСС и Совета Министров. По  коридорам административных  зданий  на  Старой  площади  пошла  гулять  шутка: "Первый этап мировой революции  состоялся  -  члены  ЦК  теперь  имеют возможность попирать своими задницами лучшие  образцы  продукции  загнивающих империалистических фирм".</p>


<p>


     "Это хорошо, что Горбовский абсолютно уверен в успехе, -  подумал  он. - Очень хочется, чтобы вся наша операция прошла, как по маслу".</p>


<p>


     Он достал из ящика стола кожаную папку, в которой  были  подшиты  все материалы по подготовке предстоящей операции.  От  первого  замысла полтора года назад  до  вчерашних  рапортов  агентов  внешнего  наблюдения. Открыл папку,  полистал.  Да,  большая  проведена  работа,  серьезная. Целые коллективы подключились. И  полиция  госбезопасности,  конечно же. Куда же в таком деле без наших рыцарей плаща и кинжала?</p>


<p>


     Так, а кстати, кого из своих сотрудников они  внедрили  в  состав  эльфовской  группы?  Ну-ка,  ну-ка...  Ага,  вот.  Гм,   агент  Б-812,  агентурный псевдоним "Родник". Источник, так его и растак. Честности и  человеколюбия.</p>


<p>


     Интересно, как же он выглядит, наш бесстрашный рыцарь?  Так,  это  биография...  Ого,  опытный  кадр!  Четыре  нелегальных   внедрения  и  соответственно  четыре  раскрытых  группы  врагов  народа.  Горяч  наш  "Родник", горяч. Прямо крутой кипяток на вражьи головы. Ага, вот и его  фотокарточка.</p>


<p>


     Он повертел в руках фотоснимок и удивленно присвистнул.</p>


<p>


     Добрая  и  открытая  улыбка,   чуть   озорные   глаза.   Умное  и  интеллигентное лицо.</p>


<p>


     "Ха, а ведь посмотришь на это лицо, и ни за что не  скажешь,  что  перед тобой секретный сотрудник  ПГБ,  -  он  довольно  заулыбался.  ­­­Хорошо работает в последние годы наша безопасность, очень хорошо. Надо  бы после завершения операции наградить орденами всех причастных.  Само  собой  Горбовского,  потом  этого  тренера-боевика...  Как   его  там?  Вот проклятый склероз! Черт с ним, пусть пока так и остается Сикорски!  Ну, и всю сошку, что помельче. Слава Богу,  в  последние  годы  партия  больше не скупится на награды верным сынам Отчизны. Вот при  Антропове  награды стали придерживать, давать только за самое-самое... Ну, и  что  получили? Калиниский бунт  в  Афгане!  Нет,  награждать  нужно  щедро.  Нужно тащить верных людей вверх, обеспечивать себе надежный тыл. Тогда  и бунтов в армии не будет. И не снимут втихую друзья и  соратнички  по  партии, как когда-то сняли Никитку с поста  Первого"...</p>


<p>


     Он закрыл папку и спрятал ее в ящик стола.</p>


<p>


     Полуобернулся в кресле и снял с книжной  полки  томик,  аккуратно  обернутый в белую бумагу. Обернутый не  столько  для  того,  чтобы  не  повредить обложку, а чтобы не  смущать  глаз  товарищей  по  партии  и  сотрудников фамилией авторов на переплете.</p>


<p>


     Раскрыл книгу на первой  странице.  Андрей  и  Борис  Строгановы,  "Земля лиловых облаков". Читано-перечитано, а вот иногда тянет...</p>


<p>


     Он бережно погладил рукой страницу.</p>


<p>


     Когда все началось? В конце пятидесятых? В  начале  шестидесятых?  Сейчас уже и не вспомнить...</p>


<p>


     Как-то  ему,  молодому  и  перспективному  партийному  работнику,  попалась на глаза вот эта самая книжица. "Земля лиловых облаков". Взял  он тогда ее просто от скуки - нужно  было  скоротать  как-то  вечер  в  гостинице: в Москве пришлось задержаться по  партийным  делам  еще  на  сутки, хорошей компании, чтобы провести вечер  не  было,  и  он  решил  удариться в чтение. Повысить, так сказать, свой культурный уровень.</p>


<p>


     Фантастику,  кстати,  он  терпеть  не  мог.  Все  эти  Казанеевы,  Адамишины, Белякины... Тут голова и  так  кругом  идет  от  хрулевских  обещаний построения коммунизма через двадцать лет. А еще  писательские  бредни читать про это самое будущее коммунистическое общество. Нет, уж  увольте, дорогие товарищи инженеры  человеческих  душ!  Мозги  даже  у  партработника не железные. Мозгам тоже нужно давать перекурить.</p>


<p>


     Поэтому он тогда и не стал брать ни книг  Адамишина,  ни  тяжелых  томов Казанеева. Выбрал на магазинной полке вот  эту  не  такую  уж  и  толстую книжку никому тогда  еще  не  известных  братьев  Строгановых.  Триста пятьдесят страниц - как раз хватит, чтобы чем-то занять вечер.</p>


<p>


     Он вернулся в номер, растянулся  на  кровати,  раскрыл  купленную  книгу и...</p>


<p>


     Когда он перевернул последнюю страницу "Земли  лиловых  облаков",  была уже половина третьего ночи.</p>


<p>


     Он долго еще не мог  заснуть,  лежал,  устремив  взгляд  в  белый  гостиничный потолок, и думал.</p>


<p>


     Вот как нужно писать книги для  тех,  кто  завтра  будет  строить  наше светлое будущее! Для тех, кто станет у мартенов, поведет трактора  в целинной степи, отправится  к  планетам  и  звездам  на  космических  ракетах. Братья Строгановы! Вот на чьих книгах нужно учить  коммунизму,  воспитывать настоящего советского человека!</p>


<p>


     А потом в его жизни еще были "Дорога  к  Юпитеру",  "Новобранцы",  "Непросто стать божеством"... Каждая книга была  открытием,  раскрытой  дверью  в  будущий  чудесный  мир  коммунаров.  Он  читал  Строгановых  взахлеб. Мало помалу  вся  его  жизнь  начала  выверяться  по  героям  строгановских  книг.  Он  часто  ловил  себя  на  том,   что  пытается  одновременно быть похожим на мужественного и  немногословного  Быкова,  интеллигентного и ироничного Юрковского, веселого и улыбчивого Жилина.  Нет, он не фиглярничал, не  красовался  сам  перед  собой.  Он  просто  пытался  быть  коммунаром  и  жить   по-коммунарски.   Он   был  живым  воплощением  литературных  героев  из  книг   Строгановых,   их  живым  учеником.</p>


<p>


     Но в конце шестидесятых все вдруг сломалось. Строгановы  в  своем  творчестве начали заруливать явно не в ту  степь.  "Перелетные  гуси",  "Разрушенный  город",  "Утяжеленные  злом"...  Куда  и  делся  светлый  полуденный мир двадцать второго века! Сплошная диссидентщина...</p>


<p>


     Два  десятилетия  заблудших  Строгановых  пытались  хоть   как-то  вразумить и  наставить  на  путь  истинный.  Любыми  методами.  Годами  держали в опале, конфисковали тиражи уже отпечатанных книг,  методично  и больно долбили в партийной прессе. Все без толку. Становилось  только  хуже и хуже. Последней каплей, переполнившей чашу терпения  Политбюро,  стала   "Двадцать   седьмая   аксиома   этики".   Откровенно   злой  и  антисоветский пасквиль.</p>


<p>


     Партийные старцы были готовы в клочья порвать  и  Строгановых,  и  десяток их самых талантливых  учеников.  Вот  тогда  в  его  голове  и  родился этот план с похищением приговоренных...</p>


<p>


     Ведь это очень  глупо  просто  сослать  фантастов  куда-нибудь  в  сибирскую глушь. Нет, они должны работать. Они должны писать.  Ах, из- под их пера выходит только откровенная антисоветчина?  Ну,  и  черт  с  ними. Пусть пишут свою антисоветчину. Но за границей. И чтобы  эта  их  продукция через границу Союза - ни-ни. Здесь  и  сейчас  -  в  стране,  которая строит коммунизм, - новые романы  Строгановых  просто  вредны.  Вот когда мы построим наше светлое будущее, когда  капитализм  сдохнет  за океаном как бешеный пес и  поворот  назад  исторического  процесса  будет  уже  невозможен  -  вот  тогда  пожалуйста.  Тогда  мы  откроем  спецхраны и опубликуем все романы и  Строгановых,  и  их  учеников.  С  комментариями,  конечно.  Как   пример   идейных   исканий   советской  интеллигенции   в   годы   развитого   социализма.    Тогда   все  эти  рефлексирующие и слабохарактерные Баневы, Воронины, Сельмы  будут  уже  идеологически безопасны. Кого сейчас интересуют романы  девятнадцатого  века? Никого. Вот так  будет  и  с  современными  фантастами.  Твердой  партийной рукой мы прополем сегодня их писательские грядки. И выбросим  весь сор за границу. На время.</p>


<p>


     А здесь  мы  сохраним  в  библиотеках  "Землю  лиловых  облаков",  "Детеныша" и "Возможность сбежать". И будем учить на  примере  Быкова,  Юрковского, Крутикова тысячи и миллионы завтрашних коммунаров,  парней  и девчонок,   преданно    и    беззаветно    любящих    свою   великую  социалистическую  Родину.  Тех,   которые   потом   смогут   правильно  разобраться в упадочническом творчестве авторов строгановской школы  в  советской фантастике двадцатого века. И сделать правильные выводы.</p>


<p>


     Долг  учеников  в  том  и  состоит,   чтобы   вовремя   поправить  заплутавших учителей.  Поправить,  подправить  и  превзойти.  И  пойти  дальше. Все дальше и дальше к сияющим высотам коммунизма.</p>


<p>


     Он встал из-за стола и подошел к окну. Уже стемнело  и  в  стекле  четко обозначилось его отражение. Пепельно-серые брови  над  глубоко  посаженными  небольшими  карими   глазами   слегка   приподнимались  к  переносице. Щеки уже  давно  округлились  и  чуть  обвисли  вниз.  Лоб  покрылся глубокими морщинами.</p>


<p>


     "Старею, - с легкой грустью отметил он.  -  Да  и  работа  не  из  легких. Страшно подумать, судьба едва ли не третьей части земного шара  - в моих руках. И очень важно не  ошибиться  и  не  дрогнуть  на  этой  дороге в будущее!"</p>


<p>


     Он поправил чуть покосившуюся  перевернутую  пирамидку  из  шести  геройских звездочек на своем пиджаке и снова взглянул в окно.</p>


<p>


     Над  кремлевскими  башнями  одна  за   другой   зажигались  яркие  рубиновые звезды.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                            * * *</p>


<p>


 </p>


<p>


     Закончив разговор  с  Генеральным  секретарем,  Леонид  Андреевич  отключил радиотелефон и удовлетворенно потер руки. Все  шло  в  полном  соответствии с разработанным им планом. А  это  значит,  что  все  шло  просто замечательно.</p>


<p>


     Всю эту дурацкую затею с побегом осужденных фантастов за  границу  задумал сам Лихачев. Пробило, понимаешь ли, нашего старичка на  склоне  лет  на  рискованные  политические   авантюры.   Да,   стареет  Лихач,  стареет... Сдает  потихоньку  свои  позиции.  Хватило  духу  долбануть  бомбами по мятежной армии предателя Калинина,  решительно  скрутить  в  бараний  рог  всю  эту  гнилую  интеллигенцию  -  эстрадных   певичек,  самовлюбленных    актеришек,     дешевых     юмористов.    А   вот  на  писателях-фантастах  наш  старичок  сдох...  Сломался  психологически.  Правда, Сашка Берсенев, - доктор наук, светило отечественной и мировой  психиатрии, закадычный друг еще со студенческих времен, - говорит, что  дело тут не только и не столько  в  старости.  Просто  у  Лихача  есть  какой-то "пунктик". Что-то там у него такое было в молодые  годы,  что  незримой цепью намертво связало его  со  Строгановыми.  Есть,  есть  в  прошлом нашего дорогого  товарища  Лихачева  какая-то  психологическая  связочка! Если и не  цепь,  то  та  самая  ниточка  незримая,  которая  прочнее каната.</p>


<p>


     Полгода назад, сразу после ареста Строгановых и  их  литературной  банды, Лихачев вызвал Леонида Андреевича в свой  рабочий  кабинет  на  Старой площади, почти  час  говорил  на  самые  общие  темы,  а  затем  неожиданно приказал подготовить план тайной  переброски  фантастов  на  Запад. Леонид Андреевич фыркнул, вспомнив свою первую реакцию на слова  престарелого генсека. Он поначалу чуть с ума не сошел, услышав из  уст  генерального  такое:  чтобы  врагов  народа  -  и  вдруг  за  границу?  Немыслимо! Совершенно невозможно! Шутить изволите, товарищ Генеральный  секретарь?</p>


<p>


     Однако Лихачев не шутил. С лихорадочным блеском в  глазах,  часто  заикаясь и сбиваясь с речи от  нервного  перевозбуждения,  он  тут  же  изложил свой план  будущей  секретной  операции.  Достаточно,  кстати,  продуманный  план,  нужно  признать.  Хотя  во  многом  и   откровенно  дилетантский. А местами - так и просто смешной. Ну,  вот,  к  примеру,  Лихач даже заранее дал клички-псевдонимы всем  участникам  предстоящей  операции. И не сам их выдумал, а просто позаимствовал.  Взял  из  книг  все тех же  братьев  Строгановых,  разумеется.  Сам  Лихачев  сделался  Канцлером. Леонид Андреевич, первый заместитель председателя ПГБ, стал  Горбовским. Начальник  третьего  оперативного  отдела  Ян  Рудольфович  Лациус был переименован в некого Рудольфа Сикорски. И все это в  целях  якобы конспирации... Вот ведь старческий бред!</p>


<p>


     Леонид Андреевич из интереса  набрал  в  спецхране  книг  братьев  Строгановых и целых полдня убил на  то,  чтобы  детально  уяснить  для  себя, с кем ему предстоит иметь дело в ходе операции. И,  кстати,  кто  такой  этот  Горбовский,  фамилией  которого  его   нарек   занявшийся  планированием побега фантастов генсек?</p>


<p>


     Оказалось, что общего у книжного Горбовского с настоящим - только  имя да отчество. Книжный Горбовский был высок и худ, а реальный Леонид  Андреевич, напротив, - невысокого роста, с хорошо заметным, нависающим  над ремнем животиком. А уж о схожести характеров говорить и  вовсе  не  приходилось...</p>


<p>


     Поначалу  Леонид  Андреевич  относился  ко  всей  этой   затее  с  освобождением  фантастов   только   как   к   чудачествам   постепенно  выживающего из ума престарелого генсека.  А  потом,  когда  с  помощью  глубоко внедренной в полуподпольные клубы фантастов агентуры состоялся  тайный слет "эльфов" в Подлипках и бредовый замысел  первого  лица  в  партии  и   государстве   начал   обретать   плоть,   превращаться  из  любительского весьма расплывчатого замысла в реальный  план  операции,  новоиспеченный Леонид Горбовский быстренько  просчитал  все  возможные  варианты развития событий и прикинул, как эту лихачевскую свистопляску  вокруг "фантастов-педерастов" можно разрулить с  ощутимой  собственной  выгодой.</p>


<p>


     С некоторых пор Леонид  Андреевич  стал  в  определенной  степени  тяготиться собственной должностью. По коридорам Лубянки уже  несколько  десятилетий гуляла злая шутка о том, что самые  крупные  враги  народа  появляются как раз  из  зампредов  председателя  ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ-ПГБ.  Первый зам, мол, никогда не станет председателем. Зато шишек и тумаков  перед неизбежным  дембелем  отгребет  от  партийного  руководства  что  называется "по самое не хочу". Н-да... Карьерный тупик, короче говоря,  уважаемый товарищ Горбовский. Тупик, из которого никак не  выберешься.  А выбраться так хочется! И с  хорошей  перспективочкой  бы  выбраться.  Куда-нибудь, например, в Совмин или - на худой конец - в МИД.</p>


<p>


     Понятное дело, если операция по  освобождению  фантастов  пройдет  нормально,  Кузьма  Егорович  исполнительности  и   верности   Леонида  Андреевича не забудет. Тут главное шепнуть старику  вовремя:  дескать,  засиделся очень верный товарищ на посту  первого  зампреда  ПГБ.  Пора  верного товарища двигать наверх. Есть, есть надежные люди в  окружении  генсека, которые нашепчут в старческое  ухо  эти  сладкие  слова.  Ну,  и сам  Леонид  Андреевич,  конечно,  постарается  не   оплошать.  Тоже  подсуетится. И тогда можно будет сказать, что новое хорошее назначение  - уже почти что в кармане.</p>


<p>


     Да... Все бы хорошо, но есть еще и Политбюро ЦК. Которое ни сном,  ни духом не знает о  лихачевской  затее  с  фантастами.  А  в  составе  Политбюро есть товарищ Полозов Иван Демьянович, второй  секретарь  ЦК.  Который, учитывая преклонный возраст нашего дорогого Лихача,  если  не  сегодня, так завтра станет у руля партии и государства.  Не  в  обиду,  конечно, Кузьме Егоровичу будет сказано, но  Лихачев  по  сравнению  с  Полозовым - это все равно,  что  генсек  Черненок  рядом  с  товарищем  Сталиным. Крутоват наш Иван Демьяныч, ох, крутоват! И когда через  год  или два сядет товарищ Полозов во главе стола  на  заседании  Политбюро  ЦК, разве ж мало найдется умников, которые побегут к новому начальству  с чемоданами компромата? Гм, нужно быть очень  наивным,  полагая,  что  нынешняя  лихачевская  затея  по  тайному  освобождению   фантастов - ­­­диссидентов  рано  или  поздно  не  будет  извлечена  на  свет  Божий.  Всплывет, обязательно  всплывет  вся  наша  тайная  операция!  Шептуны  помогут всплыть. Ну, и что тогда? "Как же это ты, Леонид Андреевич, - ­­­спросит товарищ Полозов, - скатился до  того,  что  позволил  уйти  за  кордон матерым врагам советского народа? Почему  своевременно  не  дал  знать  об  идейных  ошибках  товарища   Лихачева   нашему   ленинскому  Политбюро?" А как дашь знать в ЦК, если сейчас вся власть  в  руках  у  Кузьмы Егоровича? Попробуй только заикнись... Н-да,  сурово  сдвинутся  брови Ивана Демьяновича и покатится головка Леонида Андреевича с плеч.  И пожалуй, отставкой здесь уж не  обойдется.  Тут  явно  разжалованием  пахнет и хорошим сроком. Если даже не "вышаком".</p>


<p>


     Вот так, дорогой друг Леонид Андреевич.  Куда  не  кинь  -  везде  клин. Замараться в этой лихачевской возне с фантастами - плохо,  а  не  замараться - еще хуже. Вот и думай, новоиспеченный товарищ Горбовский,  космический ас и председатель Мирового Совета. Думай, как спасти  свою  шкуру. Чтобы, значит, и рыбку поймать и ноги не промочить.</p>


<p>


     Он и думал. С первых дней операции думал.  Ночами  не  спал,  все  мысленно  рисовал  разные  варианты  своих  действий   в   сложившейся  ситуации.</p>


<p>


     Решение  оказалось  до  смешного   простым.   Ему   нужно  просто  постараться угодить всем - и нынешнему генсеку  Лихачеву,  и  будущему  партийному вождю Полозову.</p>


<p>


     Хотите вы, уважаемый Кузьма Егорович, освободить  фантастов?  Нет  вопросов,  освобождаем.  Имитируем   нападение   на   конвой,   сажаем  Строгановых и всю компанию в туристический автобус и везем  к  финской  границе. Там пересаживаем в АН-2 на полевом аэродроме и машем им вслед  белым платочком.  Встречай,  мол,  Европа  борцов  с  коммунистическим  режимом.</p>


<p>


     А вы, любимый  народный  вождь  Иван  Демьянович,  хотите,  чтобы  преступники,  растлевающие  народные  души  своей   псевдолитературной  стряпней, понесли заслуженное наказание? Чего  уж  проще!  Мы  заранее  вводим в состав  группы  "эльфов"  своего  человечка.  Чтобы,  значит,  контролировать всю  операцию  изнутри.  И  даем  ему  маленький  такой  приборчик  размером  с  половину  спичечной  коробочки.   Радиомаячок,  значит. Чтобы АН-2 в воздушном пространстве Финляндии не  потерялся  и  все время был под дистанционным контролем наших служб радионаблюдения.  И агент наш по инструкции должен включить маячок сразу же, как  только  самолет пересечет финскую границу. Нет никаких сомнений,  что  товарищ  "Родник", - наш агент то есть, - выполнит это  простенькое  задание  и  запустит радиомаячок. Потому что очень верный товарищ. Очень  надежный  и многократно проверенный агент. Одни словом, лучший из лучших агент.</p>


<p>


     Правда, не знает товарищ  агент,  что  не  только  маяк  запустит  нажатая его пальцем черная  кнопочка  на  приборчике.  Сигнальчик  придет и на смонтированный прямо  под  кабиной  пилота  радиодетонатор  специально изготовленной и заложенной в самолет мины...</p>


<p>


     Кузьма Егорович будет, конечно,  очень  недоволен  тем,  что  его  любимые фантасты так  и  не  добрались  до  свободной  Европы.  Кузьма  Егорович будет хмурить брови, раздраженно кричать и топать ногами.  Но  мы-то тут причем, дорогой Кузьма Егорович? Мы со своей стороны сделали  все так, что  комар  носа  не  подточит.  А  катастрофа  в  небе  над  Финляндией...  Просто  летчик  Жилин  не   справился   с   управлением  самолетом. Летчик Жилин на радостях после взлета принял на грудь целый  стаканчик водочки. И даже закусывать не стал, дурак. Ну и по пьяни  не  удержал самолет на сверхнизкой  высоте...  Вот  и  "черный  ящик"  это  подтверждает. Тот самый,  который  финны  нашли  на  месте  катастрофы  случайно сбившегося с курса советского грузо-пассажирского самолета. И  поверьте, дорогой Кузьма Егорович, мне  искренне  жаль,  что  так  все  произошло. Но надо жить дальше. Вот тут у  меня  в  папочке  несколько  интересных задумок, которые можно реализовать, если в  Совмине  или  в  МИДе окажется доказавший вам свою преданность человек...</p>


<p>


     Ну, а вам, уважаемый Иван Демьянович, можно сказать и всю правду.  Да, ваш предшественник  Лихачев  явно  выжил  из  ума.  Да,  он  хотел  сохранить  от  народного  возмездия  выкормышей   западных   подрывных  центров. Но долг коммуниста, верного ученика ленинской партии, конечно  же, выше лояльности к спятившему на  старости  лет  генсеку.  Приговор  приведен в исполнение. Так сказать, при попытке к бегству.</p>


<p>


     "Вот так и будет, - подумал Леонид Андреевич, остановившись перед  висевшим в кабинете зеркалом и стряхнув едва заметную пылинку с рукава  мундира. - Вот так все и произойдет. Будут и новая должность, и  новые  перспективы"...</p>


<p>


     И новые большие звезды на погонах.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                               * * *</p>


<p>


 </p>


<p>


     - Четыре десятки, три девятки и  восьмерка,  -  сообщил  инструктор,  отрываясь от окуляра. - Неплохо, товарищ полковник!</p>


<p>


     -  Угу!  -  Ян Рудольфович  довольно  кивнул  и  принялся  перезаряжать  пистолет.</p>


<p>


     В последние годы  у  него  выработалась  привычка:  перед  каждой  операцией приезжать сюда, в тир управления ПГБ на юго-западе  столицы,  и тренироваться в стрельбе. Стрельба давала  ему  возможность  немного  успокоить  нервы  и  сосредоточиться.  Всаживая   пуля   за   пулей  в  появляющиеся в дальней части стрелкового зала мишени,  Ян  Рудольфович  приводил в порядок свои мысли и выстраивал планы  предстоявшей  ему  в  ближайшем будущем работы.</p>


<p>


     Вот и сейчас дело ему предстояло весьма серьезное.</p>


<p>


     Завтра он выезжает  на  дачу,  где  четверо  суток  ему  придется  тренировать и натаскивать банду молодых "клюфистов". Конечно, при ином  раскладе он бы перепоручил должность инструктора кому-нибудь из  своих  подчиненных. Кому-нибудь из десятков вертящихся под ногами капитанов и  старлеев с минимальным оперативным опытом. Но  в  данном  случае...  В  данном случае ставки в будущей игре  слишком  высоки,  чтобы  рискнуть  передоверить   непосредственное   исполнение   операции    кому-нибудь  постороннему.</p>


<p>


     К операции с этим "клюфистским" отребьем Лациуса  привлек  первый  зампред  ПГБ  Леонид  Андреевич  Ведерников.  Сначала  Ян  Рудольфович  воспринял предложение организовать побег этих писателишек как одну  из  стандартных   проверок,   которые   периодически   проводились   среди  сотрудников ПГБ: тебе в любое время от  кого  угодно  могло  поступить  самое  заманчивое  предложение,  на  которое  нужно  было  всего  лишь  правильно  среагировать.  Так,  как  надо  среагировать.  По   велению  партийной  совести,  то  есть.  Поэтому  полковник   и   не   удивился  неожиданному   предложению   своего    непосредственного    начальника  поучаствовать в явно антиправительственной  операции.  Значит,  таковы  условия задачи. Условия предстоящей  оперативной  проверки.  Проверки,  которую проводят, быть может, перед выдвижением его, Лациуса, на более  высокую должность.</p>


<p>


     Но следующий разговор о  побеге  из  тюрьмы  группки  зарвавшихся  бумагомарателей состоялся в месте, которое даже теоретически не  могло  предназначаться  для  проведения  стандартных  операций  по   проверке  сотрудников ПГБ, - прямо в рабочем кабинете Генерального секретаря  ЦК  КПСС товарища Лихачева. И  когда  престарелый  генсек  впервые  назвал  Лациуса нелепой фамилией  -  псевдонимом  "Сикорски",  Ян  Рудольфович  понял, что дело  затевается  очень  серьезное.  С  хорошей  внутренней  интригой дело. Которое - если только  не  пороть  горячку  и  не  тупо  следовать в показной верности планам Лихача,  а  поступить  с  умом, -  ­­­сулит неплохие перспективы. И прежде всего карьерные.</p>


<p>


     Откровенно говоря, начальник  третьего  оперативного  отдела  ПГБ  полковник Лациус терпеть не мог генсека  Лихачева.  Страна  на  пороге  третьего тысячелетия - особенно после афганского мятежа армии Калинина  - несмотря  на  все  усилия  партии  и  ПГБ  стремительно  катилась  в  пропасть. Трещала по всем швам  социалистическая  экономика,  явно  не  выдерживая   навязанной   СССР   еще   во    времена    Рейгана  гонки  ракетно-космических  вооружений.  Энтузиазм   строителей   коммунизма,  присущий советскому  обществу  в  первые  годы  Советской  власти,  на  восьмом  десятке  лет  существования  страны  победившего   социализма  бесследно  выветрился  и  сменился  полной   апатией   и   пессимизмом  населения. Чтобы конкурировать на равном уровне с Америкой, НАТО и  их  прихлебателями по всему миру, сегодня нужна была  не  просто  политика  сдерживания империализма, а самое  решительное  наступление  по  всему  фронту. А главное - нужно было отказаться от того половинчатого  курса  обновления страны, который вел Лихачев в течение  всего  срока  своего  правления. Страну нужно было не тащить в  будущее  за  уши,  а  менять  резко и радикально. С  большой  кровью  менять.  Не  жалея  летящих  в  стороны щепок и срубленных голов.</p>


<p>


     Время  Брешневых,  Черненок  и  Лихачевых  уходило  безвозвратно.  Сегодня первой мировой социалистической державе нужен был  уже  другой  руководитель. Жесткий и решительный. Такой, каким  в  свое  время  был  товарищ Сталин. Лидер, который будет не спасать клюфистскую плесень, а  просто и без лишних слов поставит к стенке и самих Строгановых, и  всю  их писательскую  шатию-братию.  А  участников  подпольных  клюфистских  клубов нужно немедленно выловить и отправить в  исправительно-трудовые  лагеря. Творческий труд где-нибудь  на  казахстанских  урановых  копях  кого угодно быстро излечит от  избытка  фантазий  и  лишних  мыслей  в  голове.</p>


<p>


     К счастью, такой решительный и жесткий человек, способный повести  за собой страну к новым высотам и победам, в Политбюро ЦК  есть.  Иван  Демьянович Полозов уже давно готов взять всю власть в свои руки. Взять  и очистить страну от накопившейся скверны и разжиревших номенклатурных  перерожденцев. Таких, например,  как  шеф  полковника  Лациуса  Леонид  Андреевич Ведерников. Время "Горбовских" прошло так же,  как  и  время  Лихачевых. Настало время учеников - людей,  точно  знающих,  чего  они  хотят и лично для себя, и для державы в целом.</p>


<p>


     А Лихачевым и "Горбовским" нужно просто помочь  уйти.  Для  этого  крайне необходимо, чтобы сторонники решительных  перемен  объединились  в единую силу. В единый разящий кулак. И чем скорее такое  объединение  свершится, тем будет лучше.</p>


<p>


     После разговора в  кабинете  у  Лихачева  на  Старой  площади  Ян  Рудольфович провел бессонную ночь.  А  утром  был  уже  в  приемной  у  Полозова.</p>


<p>


     Второй секретарь принял полковника Лациуса  и  очень  внимательно  его выслушал. Потом снял очки и принялся неторопливо протирать  стекла  носовым платком. Закончив процедуру, вернул очки на нос и только после  этого осведомился:</p>


<p>


     - Ну, и чего же вы хотите?</p>


<p>


     - Решительных действий, - Лациус чуть наклонил свою бритую  налысо  голову.</p>


<p>


     - Вы и в самом деле намерены встать на пути у  Кузьмы  Егоровича,  полковник? -  на  лице  Ивана  Демьяновича  появилась  снисходительная  улыбка. Он смерил Лациуса скептическим  взглядом  своих  серо-стальных  глаз. - Можете не сомневаться, даже если вы вдруг доберетесь до уровня  Политбюро с вашей информацией о готовящемся с ведома  Лихачева  побеге  клюфистов из тюрьмы, члены ЦК партии единодушно примут сторону  Кузьмы  Егоровича. Таковы уж принципы  политической  власти  в  нашей  стране,  товарищ полковник. Начальник не может ошибаться, пока он начальник.</p>


<p>


     - Я знаю, - Лациус чуть прищурил  глаза,  изучая  выражение  лица  собеседника. - Я не настолько  наивен,  чтобы  идти  с  сообщением  об  измене Лихачева к вашим товарищам,  Иван  Демьянович.  Лихачев  сейчас  неуязвим.</p>


<p>


     - Гм... Тогда я не понимаю цель вашего прихода ко мне, полковник,  - около рта Полозова залегли жесткие складки.</p>


<p>


     - При теперешнем политическом раскладе  Лихачева  нельзя  свалить  изнутри Политбюро, - с готовностью пояснил Лациус. - Однако он  весьма  уязвим для внешнего воздействия.</p>


<p>


     - То есть? - левая бровь Полозова вопросительно изогнулась.</p>


<p>


     - Я думаю,  что  в  наших  интересах  дать  возможность  событиям  развиваться  естественным  образом.  Мы  подготовим  и   проведем  всю  операцию строго по планам  Лихачева  и  Ведерникова.  И  действительно  выпустим всех этих писак за рубеж.</p>


<p>


     - Не понимаю, - Полозов тряхнул головой. - Я что-то не  улавливаю  суть вашего замысла, полковник.</p>


<p>


     - После побега фантастов в  Финляндию,  мы  переправим  на  Запад  аудио- и видеозаписи  всей  подготовительной  части  операции.  Съемки  тренировок клюфистов на секретной базе ПГБ в  Подмосковье,  задушевные  беседы Лихачева и моего  шефа  о  ходе  подготовки  всей  этой  акции,  видеоотчет о разыгранном  нападении  на  тюремный  конвой...  Все  это  непременно попадет в буржуазные средства массовой информации. С нашими  комментариями, конечно. Лихачев будет представлен как тайный либерал в  Политбюро.   Как   сторонник    самого    тесного    сотрудничества  с  капиталистическими странами. И одновременно, как политический интриган  самого дешевого пошиба. Это будет грандиозный публичный скандал,  Иван  Демьянович.  Скандал,  который  бумерангом  вернется  обратно   в  нашу  страну...</p>


<p>


     - Да, это будет  хороший  скандал,  -  Полозов  задумался.  -  И,  конечно, после такого скандала позиции Лихачева в партии и государстве  существенно пошатнутся...</p>


<p>


     - Разумеется, - Лациус кивнул. - Даже те ваши товарищи  по  ЦК  и  Политбюро, которые  сегодня  стоят  на  позициях  Лихачева,  неминуемо  придут к выводу, что выживший  из  ума  человек,  грязный  интриган  и  наполовину уже изменник Родины не может руководить крупнейшей  в  мире  ядерной державой. Вам останется только выступить инициатором  кадровых  перемен, Иван Демьянович.</p>


<p>


     - Занятно, занятно...  -  Полозов  нервно  постучал  пальцами  по  поверхности стола и снова поднял  на  Лациуса  свой  холодный  колючий  взгляд. - Ну, а что вы хотите  для  себя,  полковник?  Что-то  мне  не  очень  верится,  в  то,  что  вы  числитесь  по  разряду  бескорыстных  служителей наших партийных  идеалов. Или я не прав?</p>


<p>


     - Я хочу приложить  все  свои  силы,  чтобы  работать  под  вашим  непосредственным руководством, Иван Демьянович, - Лациус снова склонил  голову в легком поклоне. - Нашей стране нужен новый порядок.</p>


<p>


     - Да, стране нужно обновление, - Полозов широко улыбнулся.  -  Но  обновление невозможно без новых и хорошо проверенных в деле кадров. Не  так ли, товарищ Лациус? В частности, без нового, решительного и умного  человека на посту руководителя ПГБ...</p>


<p>


     Колесо    подготовки    операции    стремительно     завертелось.  "Сикорски"  -  Лациус  прилагал  теперь  все  силы,  чтобы  оказать  и  Лихачеву, и Леониду Андреевичу максимальную помощь в предстоящем деле.  Буквально из кожи лез, стараясь все предусмотреть  и  спланировать  до  малейших деталей.</p>


<p>


     Учесть нужно было все возможные факторы воздействия. В том  числе  и личные, человеческие. Сикорски  самым  внимательным  образом  изучил  агентурные досье и персональные дела всех участников операции. Чуть ли  не на месяц зарылся в подробное чтение уголовных дел сидящих в камерах  на Лубянке фантастов. Потом взялся за чтение их книг. Но в отличие  от  Ведерникова, потратил на них  не  половину  дня,  а  почти  целых  две  недели. И к своему удивлению, обнаружил в этих книгах кое-что весьма и  весьма любопытное. То, что  вполне  могло  быть  перенесено  на  почву  реальной советской действительности и  стать  серьезным  подспорьем  в  политической модернизации страны.</p>


<p>


     Вот,  например,  придуманный   Строгановыми   КОМКОН-2.   Комитет  по контролю за развитием науки и технического прогресса. А ведь  какая  богатая  идея,   если   распорядиться   ею   с   толком!   Следить  за  перспективным развитием науки не только в нашей стране, а  и  во  всем  мире. Следить, чтобы вовремя отсекать все то, что не  нужно,  все  то,  что сегодня или завтра может оказаться вредным. Так, а если пойти чуть  дальше в наших мечтах и планах  и  следить  не  только  за  наукой?  А  литература? А музыка? А изобразительное искусство? Поклонников  разных  "попов-артов" в стране просто не возникнет, если они не возникнут и на  самом Западе. Это будет уже даже не идеологическая оборона. Это  будет  наше развернутое идеологическое наступление.  Наш  идейный  триумф  во  всем мире.</p>


<p>


     А   башни    -    психоизлучатели    из    "Островной   обители"?  "Противобаллистическая защита", ха-ха... Разве не прелесть сам замысел  такого дистанционного воздействия на население? Да,  пока  нет  еще  в  нашем  распоряжении  таких  вот  башенок,   чтобы   за   один  присест  выворачивать наизнанку мозги разных там  идеологических  выродков.  Но  есть ведь обычные радио и телевидение, кино и пресса. Разве важно, чем  промывать головы человеческому быдлу? Главное - это  результат.  А  он  будет одинаков в обоих случаях.</p>


<p>


     Или  вот  идея  использования  "Бойцовых   котят"   из   "Адского  парнишки"... Гм, а почему бы и вправду не посылать наших курсантов  из  военных училищ в Афганистан? Для стажировки в условиях реальных боевых  действий. Польза для дела укрепления армии будет несомненная.</p>


<p>


     Так  что  у  Строгановых  и  их  учеников  можно   даже  кое-чему  подучиться. Кое-что перенять и творчески  воплотить.  С  учетом  наших  советских реалий, конечно.</p>


<p>


     -...Приготовьтесь к стрельбе, товарищ  полковник,  -  напомнил  о  себе инструктор.</p>


<p>


     Мишени в конце стрелкового зала уже  сменились.  Ян Рудольфович  закрыл  левый глаз, прицелился и начал стрелять.</p>


<p>


     Ему показалось,  что  вспышки  выстрелов,  которые  отражались  в  боковых зеркальных витражах, чем-то напоминают вспыхивающие звезды.</p>


<p>


     Вспыхивающие звезды его счастливой судьбы.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                 * * *</p>


<p>


 </p>


<p>


     Мне не спалось.</p>


<p>


     Ребята давно разошлись по своим комнатам и, наверное, уже  видели  десятый сон. А в мою голову все лезли и  лезли  мысли,  совершенно  не  дававшие возможности сомкнуть глаза. Нервы шалят. Волнуюсь...</p>


<p>


     Операция, в которой мне предстояло принять участие, была задумана  очень давно. При  выполнении  анализа  этой  ветви  времени  историкам  удалось выяснить, что на рубеже второго и третьего тысячелетий  группа  очень талантливых писателей-фантастов и  несколько  их  самых  горячих  почитателей - в этом мире их называли "эльфами" - погибла при  попытке  угнать грузовой  самолет  в  зарубежье.  Наши  сотрудники  зарылись  в  местные архивы и обнаружили, что гибель  литераторов  и  их  товарищей  была  далеко  не  случайной.  Если   местное   партийное   руководство  рассчитывало просто сплавить  фантастов  и  "эльфов"  за  границу,  то  верхушка государственной полиции и часть  членов  Политбюро  вовсе  не  горела желанием плодить будущих  диссидентов.  Затесавшийся  в  группу  ребят - "эльфов" агент ПГБ после пересечения самолетом финской  границы  простым нажатием кнопки привел в  действие  портативную  мину.  Агент,  впрочем, не знал, что в его руках взрывное  устройство.  Он  до  самой  смерти был уверен,  что  должен  просто  включить  радиомаяк,  который  позволит более  точно  следить  за  передвижением  в  небе  небольшого  грузо-пассажирского самолетика...</p>


<p>


     Все это и предопределило мое появление в этой реальности. Было бы  очень расточительно с точки зрения принятых в нашем обществе моральных  критериев  и  воззрений  на  историю  человеческой   цивилизации  дать  погибнуть  целой  плеяде  талантливейших  людей,   умеющих   создавать  настоящие Миры. Тех людей, по книгам которых мы когда-то строили и наш  собственный мир.</p>


<p>


     Проникнуть в группу готовящих покушение "эльфов" было не так уж и  сложно. Ребята имели весьма поверхностное  представление  о  том,  что  такое настоящая конспирация.</p>


<p>


     Сложнее оказалось внедриться в структуру ПГБ, чтобы оказаться тем  самым агентом, который и должен будет через несколько дней привести  в  действие адскую машинку на борту летящего самолета. Зато теперь у  нас  была полная уверенность,  что  события  будут  развиваться  по  нашему  сценарию.</p>


<p>


     Через неделю в  карельских  лесах  действительно  найдут  обломки  АН-2, вылетевшего в Финляндию. Отыщут даже части тел  его  пассажиров.  Наши спецы  из  группы  имитации  поработают  на  славу.  И  партийное  руководство, и ПГБ будут уверены, что беглецы  погибли  в  авиационной  катастрофе.</p>


<p>


     Перед самым вылетом самолета я открою писателям  и  "эльфам"  всю  правду. И у каждого будет возможность выбора.</p>


<p>


     Можно остаться здесь. Скрываться, жить на нелегальном  положении.  Писать и распространять в самиздате свои книги. Бороться словом с этим  дурацким режимом, который, несмотря на все попытки  реанимировать  его,  все-таки исторически обречен.</p>


<p>


     Можно  перебраться  на  сытый  и  самодовольный   Запад.  Жить  в  эмиграции, тайком переправлять в Союз свои  новые  книги...  Верить  и  надеяться, что когда-нибудь вернешься в  обновленную  и  восставшую  из  пепла страну.</p>


<p>


     И можно отправиться в наш мир. В  тот  мир,  где  любят  и  умеют  создавать Миры. Где всегда найдется работа и для Учителей,  и  для  их  Учеников.</p>


<p>


     Я не знаю, какой выбор сделает каждый из тех, кто сейчас  томится  в тюремных камерах или спит в соседних комнатах. Но что бы  каждый  из  них не выбрал, этот мир уже не будет прежним.</p>


<p>


     И зажгутся во Вселенной новые звезды...</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                             * * *</p>


<p>


 </p>


<p>


...Эх, пожрать бы чего-нибудь!</p>


<p>


     Нет, все-таки Петрович скотина. "Особый режим содержания,  особый  режим содержания"... Какой там он особый, если кормят по-прежнему  три  раза в день? И пайки... Гм, ну, пайки, конечно, все-таки стали больше.  Кто бы и спорил. Но все как-то пресно. Слишком уж  обычно,  что  ли...  Могли бы и расстараться  для  своего  агента,  козлы.  Нет,  экзотики,  пожалуй, не надо. Зачем, например, омары в  винном  соусе  в  тюремной  камере? Глупость... Но вот обычную  еду  из  ресторана,  салатики  там  всякие, витаминчики... Вот этого могли  бы  и  подкинуть,  сволочи.  А  так... Двойная порция еды с тюремной кухни. Большое  спасибо,  дорогой  Павел Петрович за вашу заботу о своих новоиспеченных кадрах.</p>


<p>


     И с выпивкой, кстати, тоже  могли  бы  посодействовать.  Коньячок  там  какой-нибудь  армянский...  Или  винца   бы   бутылочку  подкинули... Да любой алкоголь пошел бы  за  милую  душу  после  почти  полугодового воздержания! Так нет  же.  Зажилили.  Козлы  они  и  есть  козлы. Шкуры! "Особый режим содержания", твою мать!</p>


<p>


     Нет, но с другой стороны,  конечно,  лучше  все-таки  стало.  Тут  Павел Петрович свое слово сдержал. Вот в одиночную камеру  перевели...  Гм, хотя когда я об этом попросил, у бедняги Петровича прямо глаза  на  лоб полезли. Сидит, воззрился  на  меня  широко  открытыми  глазами  и  похохатывает тихонько. Будто сдвинулся маленько.</p>


<p>


     - В чем дело? - недовольным тоном осведомился я. Что приятного  в  том, когда с тебя смеются? Да и Пал Петрович просто  так  хихикать  не  станет. Это я уже прочно усвоил за время нашего общения.</p>


<p>


     - Ах, Николай Львович, рассмешили, - Петрович взмахнул рукой. - У  нас зэки наоборот в общие камеры просятся. В одиночке сидеть ой как не  сладко. И не поговоришь ведь ни с кем...</p>


<p>


     Ха, не поговоришь... А шесть месяцев подряд  видеть  перед  собой  только щекастую перелыгинскую рожу - это как? Слушать его высокоумные  рассуждения на политические темы. Ах, этот злодей  Лихачев!  Ах,  этот  тоталитарный режим! Свихнуться же можно!</p>


<p>


     - Ну, да ладно, - Павел Петрович  пожал  плечами.  -  Пойдете  на  оставшееся время в одиночку. Это же,  слава  Богу,  не  надолго.  Дней  через десять вас уже отправят на поселение.</p>


<p>


     - А куда отправят? - я сразу насторожился. Как-то не хотелось мне  оказаться где-нибудь на Колыме или в жарких казахстанских степях.</p>


<p>


     - Не волнуйтесь, - Павел Петрович  усмехнулся.  -  Как  я  вам  и  обещал, очень недалеко от Москвы. Владимирская область.  Места  там  ­­­почти курортные. Зона, конечно, но  вы  будете  совершенно  на  особом  положении. Жить и работать вам предстоит в библиотеке войсковой части,  которая  охраняет  заключенных.  Режим   передвижения   у   вас  будет  свободным,  но  в  границах  зоны,  естественно.  Как  мы   с  вами  и  договаривались, годик подышите  свежим  воздухом,  а  там  и  амнистия  подоспеет.</p>


<p>


     - Амнистия точно будет?  -  мне  страшно  не  хотелось  оказаться  лохом. За все свои заслуги перед следствием трубить потом полный  срок  - это знаете ли не входило в мои планы...</p>


<p>


     - Будет, будет, - Павел Петрович уверенно закивал. - Какой бы мне  был смысл затевать нашу с вами игру, если бы вы тянули зэковскую лямку  на всю катушку? Вы мне сейчас нужны, Николай Львович.  Ну,  в  крайнем  случае, через годик. Писатель,  вернувшийся  из  зоны...  Непримиримый  борец с коммунистическим режимом... Ореол мученика и  большие  тиражи  ваших книг на Западе вам обеспечены.</p>


<p>


     - Ну, книги еще написать нужно, - осторожно заметил  я.  -  Хотя,  конечно, и прежние мои работы пойдут...</p>


<p>


     - И прежние  пойдут,  и  будущие,  -  в  голосе  Павла  Петровича  сквозила железная уверенность. - В течение ближайшего года вы  столько  напишите! Куда там Александру  Сергеевичу  с  его  Болдинской  осенью!  Книги, рожденные в советских застенках... Разве это не то, что  пойдет  там, на Западе, на "ура"? Пойдет, Николай Львович, пойдет. Даже  и  не  пытайтесь спорить. Можете полностью довериться моему  опыту  и  знанию  психологии!</p>


<p>


     Да, психолог Петрович действительно  неплохой...  Тут  перед  ним  нужно снять шляпу.  Меня,  например,  он  перетащил  в  свои  союзники  буквально за одну беседу. Полутора часов обычного разговора наедине  с  ним  хватило,  чтобы  подающий  надежды   молодой   писатель-диссидент  сделался преданным  сторонником  существующего  строя.  Более  того  ­­­глубоко  внедренным  агентом  госбезопасности.  Так  сказать,   тайным  столпом коммунистического режима.</p>


<p>


     Появился Петрович на моем горизонте внезапно. Выпрыгнул откуда-то  из недр ПГБ, как чертик из коробочки. В тот день шел обычный, рутинный  допрос, к которым я уже за три месяца после ареста  успел  привыкнуть.  Следователь, старший лейтенант госбезопасности Свиридов, из  кожи  вон  лез, чтобы выведать у  меня  адреса  каких-то  несуществующих  явочных  квартир,  на  которых  якобы  происходила  передача   моих   рукописей  эмиссарам зарубежных подрывных  центров.  В  обмен  на  толстые  пачки  советских рублей, естественно. Я ничем товарищу  Свиридову  помочь  не  мог, поскольку все эти явочные  квартиры  существовали  только  в  его  богатом, но, увы, больном воображении.</p>


<p>


     Вспотевший от усердия бедняга старлей что-то бубнил себе под  нос  о моей гражданской ответственности, о чувстве советского патриотизма и  прочей белиберде, когда входная дверь чуть скрипнула и в кабинет вошел  стройный, высокий мужчина среднего возраста.</p>


<p>


     - Товарищ полковник, разрешите доложить... -  Свиридов  вскочил  на  ноги,  собираясь отрапортовать, но вошедший отмахнулся от него, как  от  назойливого насекомого, и распорядился:</p>


<p>


     - Оставьте нас вдвоем, товарищ старший лейтенант.</p>


<p>


     Свиридова словно корова языком слизала. Мухой вылетел в коридор и  даже не пикнул.</p>


<p>


     Мужчина присел на краешек письменного стола прямо напротив  моего  стула и воззрился на меня своими темно-карими глазами. Взгляд  у  него  был пронзительный, острый и чуть ироничный. Честное слово, у меня даже  побежали мурашки по спине от этого его взгляда. Наверное,  именно  так  чувствует себя кролик, на которого в упор смотрит удав.  Я  беспокойно  заерзал на стуле.</p>


<p>


     - Не волнуйтесь, Николай Львович, -  голос  незнакомца  прозвучал  мягко и успокаивающе. Он явно заметил мои телодвижения. - Нам  с  вами  предстоит еще множество бесед. Надеюсь, что очень приятных бесед. И на  интересные нам обоим темы.</p>


<p>


     - А я и не волнуюсь, - я пожал плечами. - Что же касается  бесед,  то я все, что  знал  уже  рассказал  следователю  старшему  лейтенанту  Свиридову...</p>


<p>


     - Знаю, знаю, - закивал он. - Я читал ваши  показания.  Вы  очень  подробно все изложили. И честно. Будь я судьей,  я  бы  освободил  вас  прямо в зале суда. Вы абсолютно невиновны с точки зрения буквы закона.</p>


<p>


     Я навострил уши. Это было что-то новое в скрипучем и неторопливом  механизме следствия по моему делу. Следователь Свиридов, напротив, изо  всех сил пытался уверить меня в том, что я  прожженый  антисоветчик  и  отщепенец.</p>


<p>


     - Простите, а  вы  кто?  -  поинтересовался  я.  После  тупого  и  ограниченного Свиридова новый собеседник явно располагал к себе.  Даже  внешне.</p>


<p>


     - Ах, да! Я забыл представиться, - он поднялся с  краешка  стола,  прошелся по комнате и остановился у зашторенного окна. - Я - полковник  ПГБ Синицкий. Но для вас я - Павел Петрович.</p>


<p>


     Костюм на нем был  темно-синий,  дорогой.  Брюки  отглажены,  без  единой складочки.  Безукоризненно  белая  рубашка.  Модный  галстук  в  широкую полоску с золотой заколкой.</p>


<p>


     -  Очень  приятно,  -  фыркнул  в  ответ  я.  Представляю,  каким  убожеством выгляжу  сейчас  я  в  своем  засаленном  свитере  и  мятых  спортивных штанах по сравнению с этим джентльменом из органов.  -  Не  считаете ли, гражданин полковник, что заявление  о  моей  невиновности  из ваших уст звучит, мягко говоря, странно? Хотя бы на фоне того дела,  которое упорно шьет мне ваш подчиненный Свиридов?</p>


<p>


     - Не считаю, - он уселся на один из стоявших  в  ряд  около  окна  стульев и вытянул ноги. Туфли  у  него  были  тоже  не  из  дешевых  и  начищены до зеркального блеска. - Повторяю еще  раз:  с  точки  зрения  советского законодательства, Николай Львович, вы абсолютно невиновны.</p>


<p>


     Он сделал паузу и продолжал:</p>


<p>


     - Но есть еще то, что выше  закона.  Партийная  целесообразность.  Слыхали про такого зверя?</p>


<p>


     Я усмехнулся и кивнул. Виновен человек или  не  виновен  в  нашей  стране давно уже решали не судьи, а партийные органы.</p>


<p>


     - А посему свой срок заключения вы неминуемо получите. Моя задача  - сделать так, чтобы этот срок оказался минимальным.</p>


<p>


     - Понятно. И за эту услугу с вашей  стороны  я,  конечно,  должен  сдать все наши пароли и явки...</p>


<p>


     - Какая чепуха! - он расхохотался. - Мне совершенно не нужны ваши  пароли и явки, Николай Львович! Тем более, что никаких паролей и  явок  в вашем писательском кругу вовсе и не было!</p>


<p>


     -  Ваш  подчиненный  Свиридов  придерживается  иного   мнения,  ­­­осторожно заметил я.</p>


<p>


     -  Свиридов  туп  от  рождения,  -  на   лице   Павла   Петровича  обозначилась брезгливая гримаса. - Мне не нужны ваши  пароли  и  явки.  Мне нужны вы, Николай Львович. Точнее говоря, мне нужны ваши  рассказы  и повести.</p>


<p>


     -  Никогда  не  думал,  что  в  ПГБ  найдутся   почитатели  моего  творчества, - я скептически покачал головой.</p>


<p>


     - И тем не менее таковые нашлись, - он  снова  устремил  на  меня  свой пронзительный взгляд. - Я  полагаю,  что  ваше  творчество  очень  полезно для нашей страны, Николай Львович.</p>


<p>


     - Опомнитесь, Павел Петрович, - я впервые решился назвать его  по  имени и отчеству. - Если руководство ПГБ узнает о  ваших  литературных  вкусах, то боюсь, что ваша служба на Лубянке окончится очень быстро!</p>


<p>


     - Поверьте, мне увольнение не грозит, - Синицкий пренебрежительно  взмахнул рукой.  -  Я  готов  любому  замшелому  партийному  чиновнику  доказать, что ваше литературное творчество работает на общее дело.  На  построение коммунизма в нашей стране.</p>


<p>


     - Вот как? Интересно... Ну, а мне  самому  вы  не  могли  бы  это  доказать? Я как-то уже привык относить себя к тем, кто стоит по другую  сторону идеологических баррикад...</p>


<p>


     - И  напрасно,  -  он  откинулся  на  спинку  стула,  готовясь  к  длительному  разговору.  -  Ваше  творчество  очень  ценно  для  нашей  идеологической работы, Николай Львович. Нет, ваши повести и  рассказы,  конечно, не являются  переложением  на  литературный  язык  материалов  съездов и пленумов ЦК КПСС.  Они  достаточно  ершисты  и  критичны  по  отношению к Советской власти, но...</p>


<p>


     Он сделал паузу, словно  пытался  тщательно  подобрать  слова,  а  потом продолжил:</p>


<p>


     - Вас совершенно зря  причисляют  к  литературной  школе  братьев  Строгановых, Николай Львович. Нет,  формально  вы,  конечно,  с  ними.  Участник  литературных  семинаров.  Всех  этих  подпольных  "Аэлит"  и  "Звездных мостов". Ученик, одним словом. Очень талантливый ученик.  Но  если копнуть глубже... Вы ведь совсем другой, Николай Львович. Вы наш.  Глубоко советский человек.</p>


<p>


     - Ну-ка, ну-ка, - он и впрямь  меня  заинтриговал.  -  И  что  же  такого просоветского вы обнаружили в моих опусах?</p>


<p>


     - Я очень внимательно прочитал все  ваши  произведения,  -  Павел  Петрович прищурился и взгляд его сделался еще острее. - Все, даже  те,  которые вы так и не успели напечатать и которые мои сотрудники  изъяли  у вас во время обыска. Прочитал и пришел к очень любопытному выводу...  Ваши книги воспевают маленького человека,  Николай  Львович.  Человека  общей системы. Человека единой команды. Обычного рядового  человека  в  выдуманных вами фантастических мирах.</p>


<p>


     - Мещанина будущего, иными словами, - ухмыльнулся я.</p>


<p>


     - Может и так, - согласился он. - Хотя это ваше  определение  мне  не совсем нравится. Выражение "простой человек" звучит все-таки  более  приятно, чем "мещанин". Да, так вот... В той системе ценностей, в  том  мире, который конструируют братья Строгановы и их ученики, вы занялись  разработкой темы простого человека. Человека, встроенного  в  систему,  покорного этой системе. Человека, который по духу своему  не  является  бунтарем, носителем  идей  радикального  свойства.  Человека,  который  получает удовольствие от того, что  живет  в  стабильном  обществе.  В  обществе, где все размеренно, своевременно  и  четко  спланировано.  А  ведь партии и правительству как раз и нужны  именно  такие  люди.</p>


<p>


     - Винтики! - фыркнул в ответ я.  -  Ошибаетесь,  уважаемый  Павел  Петрович! Да, я пишу о простых людях. Но это люди будущего. В  котором  вашему сегодняшнему миру места нет!</p>


<p>


     - Ну, это как сказать! - Павел Петрович широко  улыбнулся.  -  Мы  ведь как раз и строим это  светлое  будущее.  И  моя  задача,  Николай  Львович, просто убедить ваших читателей в  том,  что  светлое  будущее  начинается уже сегодня. Убедить в том, что идти в общем строю, в  ногу  со всеми, - это единственно верный путь.  А  для  этого  нужно  просто  перебросить мостик между простым человеком из вашего светлого будущего  к рядовому советскому труженику.</p>


<p>


     -  Да,  оригинальный  подход...  Использовать  мои  опусы,  чтобы  укрепить ваш режим...</p>


<p>


     - Наш общественный и государственный  строй,  -  поправил  он.  ­­­Привыкайте к правильной терминологии, Николай Львович. Как будущий наш  сотрудник.</p>


<p>


     -  У  вас  богатая  фантазия,  -  я  едва   сдержался,  чтобы  не  рассмеяться. - Писатель-фантаст на службе у ПГБ! Павел Петрович, а  вы  сами фантастику писать не пробовали?</p>


<p>


     - Увы, я реалист. И прагматик. С хорошо развитой интуицией.</p>


<p>


     - И что же, интуиция подсказывает вам, что я  начну  работать  на  госбезопасность?</p>


<p>


     - Непременно  начнете,  -  в  голосе  его  прозвучала  абсолютная  убежденность в сказанном. - И чем скорее начнете, тем будет  лучше.  И  для вас, и для нас.</p>


<p>


     - Гм... Откуда такая уверенность?</p>


<p>


     - Я уже довольно  долго  изучаю  вас,  Николай  Львович.  Заочно,  конечно. Вы не созданы для борьбы с советской властью. Легкая фронда ­­­это да. Это для вас. На кухне пошептаться, фигуру из  трех  пальцев  в  кармане  показать,  пару  рассказиков   с   антисоветским   подтекстом  в каком-нибудь альманахе тиснуть... Вот и  вся  ваша  оппозиционность.</p>


<p>


     - А вот посмотрим, - попытался задиристо возразить я. Собственный  голос  почему-то  показался  мне   совершенно   чужим.   -   Жизнь  не  заканчивается сегодняшним днем.</p>


<p>


     - Тюрьма, суд, колония, ссылка...  -  Павел  Петрович  продолжал,  словно и не слышал моей реплики. - Вы о таком будущем  мечтали,  когда  посылали ваш первый рассказ в редакцию "Техники  -  молодежи"?  Долгие  годы за решеткой, потом несколько десятилетий в  какой-нибудь  деревне  Мухоморово в восточно-сибирской глуши. Там,  где  из  литературы  есть  только сборник постановлений пленумов нашего ЦК за прошлую  пятилетку.  А телевизор - только в  кабинете  председателя  местного  леспромхоза.  Хамство, бескультурье, пьянство... И разумеется, полная  невозможность  писать. Поверьте, об этом позаботятся в первую очередь.  Ведь  намного  проще лишить вас возможности кропать  ваши  чудные  опусы,  чем  потом  перехватывать на пути за рубеж ваши рукописи.  Перефразируя  Пруткова,  нужно рубить под корень!</p>


<p>


     Он замолчал и некоторое время буквально буравил  мое  лицо  своим  цепким взглядом. Потом его губы тронула едва заметная улыбка:</p>


<p>


     - А вы слегка побледнели, Николай Львович. Что,  слишком  мрачную  картину вашего ближайшего будущего я вам нарисовал?</p>


<p>


     - Да, мрачновато, - согласился я и закашлялся. В горле совершенно  пересохло.</p>


<p>


     - Но альтернатива этому мрачному будущему все-таки есть! -  Павел  Петрович щелкнул пальцами. Как фокусник, который собирается достать из  перевернутой шляпы белоснежного  крольчонка.  -  Тюрьма  или  свобода,  забытье или слава...  Выбор  теперь  будет  зависеть  только  от  вас,  Николай Львович!</p>


<p>


     - И в чем конкретно состоит эта ваша альтернатива? Что  я  должен  сделать, чтобы выйти из этих стен?</p>


<p>


     - Как я уже говорил, мне вовсе не интересны мелкие секреты  вашей  писательской тусовки, Николай Львович. Мне нужно только одно: чтобы вы  дали свое согласие писать так,  как  пишите  сейчас.  Мне  нужно  ваше  согласие писать о маленьком человеке из нашего светлого завтра.</p>


<p>


     - И это все? И я могу быть свободен?</p>


<p>


     - Да, но не сразу, - брови его слегка сдвинулись к переносице. - ­­­Правила игры есть правила игры. Их не может нарушить никто. Ни  я,  ни  вы.  Вам  предстоит  пройти  через  суд  и  вы  получите   свой  срок.  Стандартный срок. Лет пять-шесть, не больше.</p>


<p>


     - Тогда какой смысл... - начал было я, но  Павел  Петрович  резко  прервал меня:</p>


<p>


     - Не спешите с оценками, Николай Львович! Ваш суд и тюремный срок  уже давно предопределены. Как всегда будет шум  в  западной  прессе  о  репрессиях интеллигенции в нашей стране,  слегка  пошумят  в  подполье  ваши  фаны,  всплакнет  в  подушку  о  загубленной  жизни  молодого  и  интересного  писателя  парочка-троечка  девиц...   Ваша   новая  жизнь  начнется сразу  после  выхода из  зала  суда.  Вместо  лесоповала  вы  попадете в относительно комфортные условия. Поверьте, что там, куда  в  скорости отправятся ваши коллеги по  писательскому  цеху  о  должности  скромного библиотекаря в войсковой части внутренних войск можно только  мечтать! А у вас еще будет и возможность писать. Более того, я  берусь  организовать доставку ваших книг в зарубежье. Фантастика из-за колючей  проволоки... Да издатели на Западе набросятся на ваши книги стаей! Ну,  а я  через  подставных  лиц  перекуплю  большую  часть  тиражей  и  по  нелегальным каналам верну ваши повести и  рассказы  нашему  советскому  читателю. Самиздат  будет  буквально  завален  вашими  произведениями,  можете в этом даже не сомневаться. Ваши книги  будут  читать,  Николай  Львович.  И  не  просто  читать,  а  любить.  Любить   созданный  вами  фантастический мир, любить придуманных вами персонажей...  И,  конечно  же, многие читатели захотят быть похожими  на  своих  любимых  героев.  Быть похожими на маленьких людей из прекрасного светлого будущего...</p>


<p>


     - Ну, а если я не соглашусь на ваше предложение? Или начну писать  иначе? Будущее ведь можно нарисовать и без простых людей. Какой-нибудь  мир сплошных героев...</p>


<p>


     - Ну, именно так и пишут большинство наших советских фантастов. И  что,  их  книги  пользуются  спросом  у  читателей?  Их   произведения  обсуждают на полуподпольных литературных тусовках? Нет.  Я  не  думаю,  что вы пожелаете примкнуть  к  когорте  безликих  борзописцев,  Николай  Львович.</p>


<p>


     - Я вообще могу оставить писательство.</p>


<p>


     - Не можете, - Павел Петрович покачал головой.  -  Вы  достаточно  амбициозный человек. А  реализовать  свои  таланты  можете  только  на  литературной стезе. Поэтому выбор у вас очень  ограниченный:  либо  вы  остаетесь писателем и продолжаете  идти  по  уже  проторенной  дорожке  воспевания маленького человека из будущего на страницах ваших повестей  и романов, либо вы навсегда сгинете в таежной глуши  очень  далеко  за  Уралом. Третьего не дано.</p>


<p>


     Он произнес это таким ледяным тоном, что у меня  по  спине  снова  замаршировали колонны мурашек. Я проглотил ком в горле и сказал:</p>


<p>


     - Значит, я должен стать вашим орудием... Идеологической  бомбой,  которую вы подкладываете под мир будущего...</p>


<p>


     - Идеологической бомбой? - Павел Петрович  расхохотался,  вытащил  из кармана белоснежный носовой платок и слегка коснулся им глаз. - Ну,  вы юморист, Николай Львович... Смешно до слез, честное  слово.  Это  ж  надо придумать - "идеологическая бомба"! Талант, талант...</p>


<p>


     Он еще раз  промокнул  платком  выступившую  на  глазах  влагу  и  продолжал:</p>


<p>


     - Нет, друг мой. Вы - не "идеологическая бомба". Вы - мой рычажок  влияния на тот самый светлый и счастливый  мир,  который  когда-нибудь  будет. Мой маленький  сюрприз  для  никому  не  нужного  мира  великих  героев. У ваших учителей Строгановых есть в книгах такое  понятие  как  прогрессорство.  Мир  великих   героев   будущего   столетия   берется  подправлять  соседние  слаборазвитые   цивилизации.   Будущее   правит  прошлое.  А  вы,  Николай  Львович,  будете  моим  прогрессором.  Моим  прогрессором в  мире  будущего.  Человеком,  который  сделает  слишком  холодный и неуютный мир героических творцов и умничающих героев  более  мягким и более удобным для нормальной жизни. И самое главное  -  более  управляемым теми, кому и надлежит принимать настоящие решения. Ведь  в  любом мире, дорогой мой писатель, есть и будет элита, сливки общества.  И всегда будут низы, те  самые  простые  люди,  которыми  нужно  уметь  управлять. А вы... Вы смертельно опасны для мира творцов, Николай Львович.  Если бы вы даже сами оказались в таком мире, вы бы  просто  постепенно  стали бы разрушать его изнутри.  Ведь  в  любое  время  и  для  любого  общества очень соблазнительна та альтернатива, которую вы предлагаете.  Стабильный,  предсказуемый  и  управляемый  мир.  Мир  простых  людей,  которыми можно умело и незаметно манипулировать.</p>


<p>


     - Только это уже получается не прогрессорство, а... Гм,  какое-то  регрессорство, что ли... Приземление великих целей и замыслов...</p>


<p>


     -  Ну,  само  название  зависит  от  точки  зрения.   От  системы  координат, если хотите, - заметил Павел Петрович. - Вы хоть  и  ученик  Строгановых, а в своих произведениях фактически выдвинули альтернативу  их миру. Альтернативу полдням будущего столетия.  Мир  стабильности  и  порядка, основанный на общих интересах множества простых людей.  Очень  приятный и хороший мир. Мир, в  котором  хочется  жить.  Мир,  который  большинство ваших читателей захотят строить уже сегодня.</p>


<p>


     - А мне уготована роль прораба...</p>


<p>


     - Проектировщика, - поправил Павел Петрович.  -  Прорабами  будут  другие, Николай Львович. Я и мои коллеги, например.</p>


<p>


     - Логично, - кивнул я. - В любом проекте могут быть недоделки...</p>


<p>


     - Могут,  -  согласился  Павел  Петрович.  -  Да  и  мусор  нужно  периодически убирать. Те самые щепки, которые летят при рубке  леса...  Итак,  как  я  понимаю,  вы  согласны  с   моим   предложением  слегка  подкорректировать будущее, Николай Львович?</p>


<p>


     Его лицо озарилось лукавой улыбкой.</p>


<p>


     А что я  мог  ответить?  Сказать  "нет"  и  сгинуть  безвестно  в  какой-нибудь  сибирской  глуши?  Или  все-таки   продолжать   творить?  Творить,  чтобы  постепенно  создавать   мой   собственный   мир,  мое  собственное будущее?</p>


<p>


     ...Эх, коньячка бы  сейчас!  Честное  слово,  полжизни  отдал  бы  сейчас за маленькую рюмашку коньячка! Какое-то наваждение...  Закрываю  глаза и вижу бутылку коньяка. И пять звездочек на этикетке!</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                                        Июнь 2001 года</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>



               Ч У Ж И Е:  У К Р А И Н С К И Й   В А Р И А Н Т


<p>


 </p>


<p>


                         (Рассказ из цикла "Про перцовку и сало")</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                  I</p>


<p>


 </p>


<p>


     Тварь прилетела на Землю  из  космоса.  Миллионы  лет  ее  носило  где-то в межгалактических пространствах, перебрасывало гравитационными  волнами от звезды к звезде,  пока  не  прибило  к  границам  Солнечной  системы. Ей понадобилось еще несколько десятков лет,  чтобы  добраться  от заледеневшего безжизненного Плутона к теплой и живой Земле.</p>


<p>


     В течение этих неисчислимых миллионов лет  твари  не  нужна  была  никакая пища. Ей  вполне  хватало  для  поддержания  жизнедеятельности  собственных энергетических ресурсов. Но все же и жизненные ресурсы  не  беспредельны. Когда тварь, свернувшись  в  плотный  комок,  нырнула  в  атмосферу третьей от Солнца планеты,  она  почувствовала,  что  вместе с потоком газов, омывающих раскалившееся  от  трения  о  воздух  тело, ее начинают покидать и последние силы.</p>


<p>


     Ярким  метеором  она  пронеслась  над  материками  и  океанами  и  вонзилась  в  почву  в  северном  полушарии   планеты,   где-то    посередине между полюсом и экваториальной зоной. Уже почти  совершенно  обессилев, тварь выбралась из кратера, который образовался от удара ее  панциря о  землю,  и  впервые  за  миллионы  лет  своего  космического  путешествия развернулась в свой полный рост.</p>


<p>


     Со стороны она  была  по-своему  даже  красива.  Покрытое  черным  блестящим панцирем тело в высоту достигало почти трех метров. Гладкий,  покатый и совершенно безглазый череп  постепенно  переходил  в  мощный  гребень, круто загибающийся к спине. От верхней части головы шли  вниз к массивной челюсти толстые  кожистые  сухожилия.  По  длинным  и  узким зубам твари стекала и падала на землю  вязкая  желто  -  зеленая  слюна. Когда тварь открывала свою  пасть,  изнутри,  почти  из  горла,  высовывался  наружу  костистый  стержень  языка,  заканчивающийся  еще  одной, меньшей по размеру, пастью и острым жалом гарпуна.  На  длинных  членистых лапах твари было всего по три пальца с  толстыми  и  кривыми  когтями.  Тело  удерживалось  в  вертикальном   положении   на  мощных  голенастых ногах, между которыми свисал  кольчатой  трубой  гигантский  яйцеклад. Гребень на спине постепенно переходил  в  длинный  и  гибкий  хвост с шипастым жалом на конце.</p>


<p>


     Тварь приземлилась на вспаханном поле.  Сейчас в этом полушарии планеты была ночь и местность вокруг оказалась  совершенно  пустой  и  безжизненной.  Но  издалека  легкий  прохладный  ветерок приносил разные запахи. Запахи органики, запахи живых существ.  Тварь  страшно  проголодалась  за  миллионы  лет  своего  космического  путешествия. Но сил, чтобы отправиться сейчас  на  охоту,  у  нее  уже  совсем не осталось. Ее сознание  медленно  и  неотвратимо  угасало  от  истощения. И все  же,  даже  пребывая  в  этом  состоянии  бессилия  и  полузабытья, она поняла, что утром сама, скорее всего,  станет  объектом  охоты со стороны сытых и сильных аборигенов.  Поэтому  тварь  и  стала  искать место, чтобы  спрятаться.  Схорониться  хотя  бы  на  время  от  алчущих и хищных взглядов.</p>


<p>


     Еще  раз  внимательно   оглядев   окружающее   пространство,  она  обнаружила на северо-восточной  окраине  вспаханного  поля  длинную  кособокую постройку, сколоченную из стволов местных растений. Медленно  передвигая  ногами  и  опираясь  на  хвост,  чтобы  не  упасть,  тварь  поковыляла через поле к темному скошенному прямоугольнику сарая.</p>


<p>


     Ей понадобилось почти четыре часа, чтобы преодолеть расстояние  в  полкилометра, которое отделяло ее от постройки. Когда  тварь  доползла  до полуразрушенной деревянной хибары, силы уже практически оставили ее.  Забравшись через распахнутую настежь дверь внутрь, тварь свернулась  в  клубок  около шершавой влажной стены и совершенно отчетливо осознала,  что  до  утра ей не дотянуть. Миллионы лет космического путешествия и падение в  атмосфере планеты отобрали слишком много сил. Слишком много сил, чтобы  теперь надеяться выжить.</p>


<p>


     Она злобно заурчала и в последний раз распрямила свое  длинное  и  гибкое  тело.  Инстинкт  беспрекословно  требовал,  чтобы  она  сейчас  оставила потомство. Тварь сконцентрировала на своем яйцекладе  остаток  сил  и  напряглась.  Это  будет  ее  последнее  потомство.   Необычное  потомство. Ему предстоит  жить  здесь,  на  этой  голубой  планете.  И  поэтому  ее  ребенок  должен   уметь   максимально   адаптироваться  к  окружающей среде.</p>


<p>


     По кольчатой трубе яйцеклада вниз от туловища поползло утолщение.  Через несколько минут кожистое овальное яйцо вылезло  наружу  и  мягко  шлепнулось на землю.</p>


<p>


     Роды   отобрали   последние   остатки   сил   и   сознание  твари  затуманилось. Она зло зашипела, сделала несколько неуверенных шагов  в  сторону от яйца и рухнула на землю. Уже умирая,  тварь  подняла  вверх  свой хвост и, подчиняясь все той же программе животного  инстинкта,  с  силой ударила им себя в живот. Шипастое жало пробило  кожу,  разорвало  артерии и вошло внутрь тела почти до  самого  позвоночника.  Кислотная  кровь твари  хлынула  наружу,  обжигая  внешний  панцирь  и  растворяя  ее туловище. Тварь сдавленно зарычала от пронзившей ее мозг чудовищной  боли, дернулась всем телом и издохла.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                 II</p>


<p>


 </p>


<p>


     Глубокую округлую яму посреди поля  обнаружил  колхозный  агроном  Федор Григорьевич Алиенко.</p>


<p>


     В то утро  Алиенко  шел  с  хутора  Свинюково,  где  заночевал  у  косоглазой Дашки Отморозовой, в деревню Бутылкино. Близилась  посевная,  и Алиенко собирался зайти  в  колхозное  правление  и  переговорить  с  председателем Митрофаном Демьяновичем Навознюком о состоянии посевного  фонда.</p>


<p>


     Позавчера   поздно    вечером    он    звонил    председателю  из  Чертово-Куличкино, в котором вот уже почти  десять  лет  жил  со  всем  своим семейством -  женой  Марусей  и  двумя  детишками,  -  и  просил  прислать за ним председательский "газик".  Митрофан  Демьянович  молча  выслушал просьбу агронома, громко икнул в телефонную трубку и  ответил  в том смысле, что с бензином в колхозе напряженка и что Алиенко  -  не  премьер-министр Контюх и даже не председатель парламента товарищ Хрющ.  А поэтому пусть он оторвет от стула ту мягкую  область,  что  природой  помещена ниже спины, и своим ходом, на собственных ногах,  преодолеет  расстояние в десять километров от забытого Богом Чертово-Куличкино  до  Бутылкино - признанного во всем мире  районного  центра  духовности  и  культуры. Так сказать, ик твою  мать,  совершит  паломничество.  Хадж,  значит, ик и еще раз ик. А по дороге  дорогой  товарищ  агроном  пусть  заодно заглянет и к своей ненаглядной  Дашуньке  с  хутора  Свинюково,  которая несколько дней назад в сельском магазине прилюдно  жаловалась,  что в ее роскошном теле - ик! - кое-что и  кое-где  уже  заржавело  от  долгого не использования по прямому назначению.</p>


<p>


     Пока  Митрофан  Демьянович  с  присущей  ему  эмоциональностью  и  напором произносил эту тираду, в трубке  явственно  слышалось  мерзкое  хихиканье его молоденькой разбитной секретарши  Аллочки  Стервенец,  у  которой, ясное дело, ничего и никогда не ржавело. Алиенко тактично  не  стал уточнять, какой это срочной работой  занята  Аллочка  в  кабинете  председателя в половине десятого вечера,  молча  выслушал  пространное  напутствие Митрофана Демьяновича и положил трубку на рычаг.  Ему  было  очень обидно, но ссориться с жестоким и злопамятным  Навознюком  из-за  такого пустяка не хотелось. Кроме того, брошенная  председателем  идея  насчет Дашки  Отморозовой  показалась  Пете  Алиенко  не  такой  уж  и  неинтересной.</p>


<p>


     Поэтому на следующий день  после  полудня  Алиенко  отправился  в  путь, свернул на  ночь  в  Свинюково  и  сегодняшним  утром,  ровно  в  половине  шестого,  оказался  на  уже  успевшей  подсохнуть  грунтовой  дороге,  ведущей  с  хуторского  подворья  через  распаханные  поля  и  еще не успевшие покрыться листвой лесополосы прямо в деревню Бутылкино.  Состояние    головы и желудка агронома после обильного вчерашнего застолья и бурной  ночи  в  объятиях косоглазой Дашуньки явно  оставляло  желать  лучшего.  Голова  раскалывалась от дикой  боли,  в  желудке  что-то  самым  мерзким  образом  по  лягушачьи  квакало  и  периодически  пыталось  выпрыгнуть  наружу, по ногам и рукам разливалась  неприятная  ватная  слабость.  В  очередной раз утерев рукавом плаща холодный  пот  со  лба  и  мысленно  помянув Дашуньку и ее слишком уж  горячее  гостеприимство  по матушке,  Федор Алиенко свернул  с  грунтовки,  огибавшей  распаханные  поля,  и  принял мужественное решение пересечь пространство по кратчайшей линии:  по прямой, через пахоту.</p>


<p>


     Вот тут-то, когда Федор Григорьевич, чертыхаясь и  проклиная  все  на свете, проковылял по вспаханному полю метров триста  в  сторону  от  дороги, он и заметил в некотором  удалении  от  своего  магистрального  пути округлую яму, похожую на свежевырытый колодец.  К  этому  времени  чистый,  свежий  и  прохладный  воздух  отчасти   уже   успел  оказать  благоприятное воздействие на измученный излишествами  организм  Федора  Григорьевича.  Поэтому   с   детства   присущее   сельскому   агроному  любопытство взяло верх над еще остававшимися проблемами со  здоровьем,  и Алиенко круто свернул прямо к округлому отверстию.</p>


<p>


     Нужно отметить, что Федор Григорьевич, несмотря  на  свое  высшее  сельскохозяйственное  образование  к  сорока  двум  годам   так  и  не  удосужился прочитать бессмертный роман Герберта Уэллса "Война  миров".  Именно поэтому он    не  имел  понятия,  как  опасно  приближаться  к  округлым отверстиям, вырытым посреди поля неизвестно  кем,  неизвестно  как и неизвестно с какой целью.</p>


<p>


     Впрочем,  в самой  дыре  с  оплавленными  краями  Федор  Григорьевич ничего существенного  не  обнаружил.  Гораздо  больше  его  заинтересовали следы, которые тянулись от округлой свежевырытой ямы  в  сторону заброшенного склада  сельхозинвентаря.  Следопыт  из  агронома  Алиенко  был  совершенно  никудышный.  Поэтому  единственной   мыслью,  которая  пришла  во  все  еще   слегка   затуманенную   голову  Федора  Григорьевича, была далеко не тривиальная мысль о том, что  кому-то  из  односельчан попала в руки  древняя  секретная  карта  сокровищ  и  под  покровом ночи клад, захороненный столетия  назад  как  раз  посередине  колхозного поля, был тайно вырыт,  проволочен  прямо  через  пахоту  и  сокрыт под прелой соломой внутри старого склада.  С  детства  привитая  Феде Алиенко тяга к всеобщей справедливости и имущественному равенству  сказала свое веское слово и колхозный агроном, еще раз  скорректировав  маршрут своего движения, направился в сторону просевшей от  времени  и  сырости деревянной постройки на краю поля.</p>


<p>


     Когда агроном переступил порог заброшенного  склада,  в  нос  ему  сразу же  шибанул  едкий  и  острый  запах  разлитой  кислоты.  Внутри  постройки было наполовину темно, но  Федор  Григорьевич  все  же  смог  различить у деревянной стены справа от входа бесформенные останки явно  органического происхождения.</p>


<p>


     "Корову тут  в  серной  кислоте  купали,  что ли?  -  подумал  он  раздраженно,  ковырнув  носком  сапога на  половину растворившиеся  в  кислоте  кости. - Эх, до чего только люди не додумаются! Хуже зверей  стали,  в  самом-то деле!"</p>


<p>


     Федор Григорьевич  уже  сообразил,  что  никакими  сокровищами  в  заброшенном складе и не пахнет и  что  лучше  бы  отсюда  убраться  по  добру, по здорову и не дышать вредными испарениями, когда его внимание  привлек округлый предмет в противоположном углу постройки. Любопытство  снова взяло  верх  над  осторожностью.  Федор  Григорьевич  подошел  к  округлому  предмету  вплотную  и  присел  на  корточки,   чтобы  лучше  рассмотреть свою находку.</p>


<p>


     Предмет больше всего походил на полуметровое, покрытое  сморщенной  толстой кожей яйцо. В своей верхней части темно - коричневый  кожистый  овал заканчивался тремя плотно сомкнутыми лепестками.</p>


<p>


     - Чертовщина какая-то, - буркнул себе под нос Федор  Григорьевич.  – Гм, эта штука чем-то похожа на цветочный бутон...</p>


<p>


     Он протянул руку и робко коснулся указательным пальцем  кожистого  предмета.  Овальное   яйцо   отреагировало   на   прикосновение  самым  неожиданным образом. Лепестки на верхней части предмета  вздрогнули  и  стали  медленно  раскрываться.  Федор  Григорьевич  испуганно   охнул,  отдернул руку и сделал попытку встать.</p>


<p>


     Вчерашнее опьянение,  однако,  сыграло  с  координацией  агронома  Алиенко весьма дурную шутку. Ноги его еще  не  успели  разогнуться,  а  туловище Федора  Григорьевича  уже  резко  повело  назад.  Поэтому  он  потерял равновесие, качнулся на спину и совершенно по-детски опустился  на пятую опорную точку.  Это  маленькое  предательство  вестибулярного  аппарата в конечном итоге и решило судьбу колхозного агронома.</p>


<p>


     Федор Григорьевич  попытался  подняться,  отталкиваясь  от  земли  руками, но ноги его вдруг сделались  совершенно  ватными  и  перестали  слушаться. Он открыл рот, чтобы выругаться, да так с раскрытым ртом  и  застыл.</p>


<p>


     Лепестки на кожистом яйце  уже  полностью  раскрылись.  Изнутри  овального предмета наружу выбралось существо совершенно ни на  что  не  похожего вида. Внешне более всего оно походило на мертвенно  -  белую,  отсеченную от руки кисть огромных размеров. Четыре длинных суставчатых  пальца - ножки лениво покачивались в воздухе. Короткое  тело  существа  оканчивалось толстым хвостом, похожим на сильно вытянутый и загнутый в  сторону большой палец. Ни головы, ни глаз, ни рта на  теле вылупившегося из яйца  хвостатого паука на четырех ногах Федор Григорьевич не заметил.</p>


<p>


     - Твою  мать!  -  только  и  успел  произнести  колхозный  агроном  Алиенко.  В  следующее  мгновение  хвост  паука  мощно  распрямился  и  четырехногая тварь сиганула прямо в лицо Федору Григорьевичу.</p>


<p>


     Алиенко сдавленно  вскрикнул,  оторвал  руки  от  земли,  пытаясь  заслониться от летящей к нему твари, окончательно потерял равновесие и  рухнул на спину. Паук тем временем мягко шлепнулся ему под  подбородок  и тут же властно обхватил голову Федора  Григорьевича  своими  лапами.  Алиенко с ужасом увидел, что всего в  нескольких  сантиметрах  от  его  лица прямо из гладкого живота твари  вдруг  вылезла  толстая  покрытая  слизью  трубка,  и  слегка   покачиваясь   в   воздухе,   двинулась  к  приоткрытому в немом крике рту Федора Григорьевича. Он дико завизжал и  с силой  сжал  зубы.  В  следующее  мгновение   толстый   хвост  твари  молниеносно обвился  вокруг  его  шеи,  перекрыв  доступ  кислорода  в  легкие агронома.  Кровь  ударила  в  голову  Федора  Григорьевича,  он  почувствовал, что задыхается, непроизвольно снова открыл рот и в ту же  секунду покрытая слизью трубка четырехногой  твари  рывком  раздвинула  его зубы, прижала вниз язык и прошла в  самое  горло.  Разум  агронома  Алиенко окончательно затуманился, он закатил глаза и потерял сознание.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                  III</p>


<p>


 </p>


<p>


     Очнулся Алиенко только после полудня. К тому времени четырехпалая  тварь уже успела впрыснуть свой эмбрион в пищевод Федора Григорьевича,  отползла в сторону и мирно издохла прямо посреди кислотной лужи  около  деревянной стены сарая.</p>


<p>


     Федор Григорьевич открыл глаза и некоторое время не  мог  понять,  где   он   находится.   Постепенно   мысли   его    прояснились  и  он  последовательно начал  вспоминать  разговор  с  председателем,  жаркие  объятия  Дашутки  Отморозовой,   круглую   загадочную   дыру   посреди  колхозного поля, странную кожистую яйцевидную  находку  в  заброшенном  складе и, наконец,  страшного  четырехпалого  паука.  Последний  пункт  воспоминаний был настолько  ужасен,  что  Федор  Григорьевич  отчаянно  вскрикнул  и  рывком  поднялся  на  ноги.  Испуганно   оглядевшись  по  сторонам, Алиенко никакой твари не обнаружил,  облегченно  вздохнул  и  пытаясь унять бешено колотящееся сердце, вышел из  старого  сарая  на  свежий воздух. Здесь, под ласковыми лучами мартовского солнышка, Федор  Григорьевич окончательно пришел в себя.</p>


<p>


     - Все, - решительно произнес он вслух. - С сегодняшнего дня -  ни  капли. А то так можно и до зеленых чертиков упиться!</p>


<p>


     Окончательно  списав  свое  утреннее  приключение  на  остаточное  воздействие спиртовых паров обильно принятой вчера в гостях у  Дашутки  перцовки, Федор Григорьевич продолжил свой путь в деревню Бутылкино.</p>


<p>


     Тот день прошел  для  агронома  Алиенко  весьма  плодотворно.  Он  побеседовал "за жизнь" с председателем, взял пробы семенного  фонда  в колхозных  амбарах,  строго  отчитал  кладовщицу  Дуську  Гапченко  за  повышенную  влажность в зернохранилище.  И  часам  к  пяти  -  видимо,  от  трудов  праведных, - почувствовал страшный, прямо таки  зверский  голод.  Есть  ему захотелось так, что окажись он вдруг снова за  вчерашним  обильным  столом у косоглазой  Отморозихи,  все  закуски  без  разбору  были  бы  употреблены Федором Григорьевичем в один присест и в рекордно короткие  сроки.</p>


<p>


     Он с  тоской  скользнул  глазами  по  центральной  улице  деревни  Бутылкино, на секунду остановил взгляд на заколоченных  досками  окнах  колхозной столовой, закрытой еще в прошлом году  из-за  своей  ставшей  вдруг очевидной нерентабельности, и тяжело вздохнул.  Ужин  мог  ждать  его только дома, в Чертово-Куличкино, до которого  нужно  было  пешком  протопать в сумерках еще добрый десяток километров.</p>


<p>


     Живот несчастного агронома совсем свело и  внутри  желудка  даже,  кажется, что-то  с  явным  неудовольствием  завозилось.  И  тут  Федор  Григорьевич  к  своей  радости  вспомнил  о   небольшом   сверточке  с  провизией, который дала  ему  сегодня  утром  в  дорогу  заботливая  и  любящая Дашутка Отморозова.</p>


<p>


     Алиенко дошел до окраины деревни, свернул к реке, где как  нельзя  кстати обнаружил  огромных  размеров  деревянную  колоду.  Эта  колода  валялась на песчаной отмели возле самой воды еще с лета прошлого года,  когда  председателю  Навознюку  неожиданно  приспичило  спилить  самые  старые деревья около реки, чтобы, - как он на одном дыхании  выразился  на общем собрании колхозного актива,  -  "улучшить  у  приезжающих  из  района руководителей  общее  благоприятное  впечатление  от  посещения  деревни Бутылкино". Мысленно поблагодарив председателя за своевременно  проявленную заботу о привлекательном имидже  районного  центра,  Федор  Григорьевич присел на колоду и  достал  из  глубокого  кармана  своего  плаща  завернутый  в  полиэтилен  сверток.  Руки  его  даже  несколько  подрагивали  от  нетерпения,  когда  он  развязывал   узелки   розовой  ленточки, которой Дашутка Отморозова любовно  перевязала  сверточек  с  провизией.</p>


<p>


     Содержимое  свертка  превзошло  самые  радужные  ожидания  Федора  Григорьевича. Во-первых, внутри  оказалось  несколько  скибок  свежего  хлеба, прикрытого толстыми  аппетитными  ломтями  хорошо  просоленного  сала. А во-вторых, рядом с бутербродами  обнаружилась  наполненная  по  самое горлышко двухсотграммовая "чикушечка".  Отвинтив  пробку,  Федор  Григорьевич поднес  горлышко  бутылки  к  носу  и  вдохнул.  Чутье  не  обмануло его. Внутри "чикушки" находилась прославленная на всю  округу  перцовка, изготовляемая Дашуткой Отморозовой по специальной, тщательно  скрываемой от многочисленных конкурентов технологии.</p>


<p>


     Федор Григорьевич энергично потер руки, довольно хохотнул  и  тут  же, что называется в один присест,  принял  на  грудь  все  содержимое  бутылочки.  Отбросив  в  сторону  теперь  уже  совершенно  бесполезную  стеклянную тару, Алиенко удовлетворенно крякнул и стал наминать, почти  не разжевывая, бутерброды с салом. Так у небольшой речки Поганихи,  на  прелой деревянной колоде и свершилось событие, сыгравшее  немаловажную  роль в истории страны, в которой жил агроном Алиенко.</p>


<p>


     Здесь следует сделать  небольшое  отступление  от  текста  нашего  рассказа и отметить, что  контакт  двух  цивилизаций  всегда  является  деянием абсолютно непредсказуемым. Проверенные и отточенные в  тысячах  миров за миллионы лет схемы летят  под  откос  при  соприкосновении  с  совершенно незначительными на первый взгляд факторами. В нашем случае именно  порция перцовки, обильно  закушенная  салом,  и  стала  тем  фактором,  который опрокинул стандартную схему проникновения космических монстров  на очередную обитаемую планету.</p>


<p>


     Ко времени,  когда  Федор  Григорьевич  принял  на  грудь  двести  граммов обжигающей горло жидкости, эмбрион  внутри  его  пищевода  уже  успел сформироваться в  небольшую,  но  вполне  жизнеспособную  тварь.  Тварь отчаянно хотела есть, передавая это свое ощущение через  нервную  систему прямо в мозг агронома  Алиенко.  После  получения  пищи  тварь  намеревалась немного вздремнуть,  чтобы  подкопить  силенок,  а  потом  разорвать изнутри грудную клетку  несчастного  Федора  Григорьевича  и  отправиться  бродить   по   окрестным   селам   для   самостоятельного  удовлетворения своих пищевых потребностей. Но не тут-то было.</p>


<p>


     Ни тварь, ни ее многочисленные родственники по материнской  линии  никогда и нигде за время своих миллионолетних странствий не потребляли  спиртных напитков. Тем  более,  разумеется,  не  пивали  они  огненной  перцовки,   созданной   народным   гением   Дашуткой   Отморозовой  по  собственным секретным рецептам. Стоит ли после этого  удивляться,  что  совершенно наперсточная для любого опытного землянина  доза  в  двести  миллилитров, произвела  в  голове  твари  настоящую  революцию?  Проще  говоря, возросший  внутри  Федора  Григорьевича  эмбрион  космического  монстра уже через пару минут после принятия  сельским  агрономом  даже  столь незначительного объема перцовки был абсолютно и очевидно пьян.</p>


<p>


     А тут еще в пищевод Федора Григорьевича  подоспела  и  закуска  в  виде  просоленного   ароматного   сала.   Тварь,   чьи   родственники,  конечно  же,  никогда  не  едали  ничего  подобного  ни  в  Туманности  Андромеды, ни на широких просторах Млечного Пути,  проглатывала  кусок  за куском и получала абсолютно ни с  чем  не  сравнимое  удовольствие.  Когда последний кусочек жирного, белого, в меру просоленного  вещества  был уже съеден, тварь в полном блаженстве и удовлетворении  устроилась  в желудке  Федора  Григорьевича  и  предалась  размышлениям   о  своей  нелегкой доле.</p>


<p>


     "Ну и что  дальше?  -  думала  она,  сидя  в  пищеводе  сельского  агронома.  -  Вот  сейчас  отлежусь,  посплю  -  и  все,  конец  моему  санаторию: придется выходить наружу".</p>


<p>


     Она  представила,  как  снаружи  холодно  и  слякотно,   с  какой  жестокостью и охотничьим азартом аборигены начнут за ней охотиться,  и  содрогнулась. Теплый, уютный и сытый  мир  внутри  пищевода  агронома  Алиенко нравился  ей  много  больше,  чем  таящие  опасности  просторы  этой планеты.</p>


<p>


     "А какого черта, собственно, я должна выходить наружу? -  забрела  вдруг в голову твари случайная шальная мысль.  -  Это  какой  еще  там  авторитет мне такое приказывает?"</p>


<p>


     Не откладывая дела в долгий ящик, она тут же покопалась в залежах  своей генетической памяти и не обнаружила искомого  авторитета.  Более  того на самом  дне  фамильных  родовых  мозгов  отыскалось  требование  максимальной адаптации к окружающей среде.</p>


<p>


     "Баста!  Хватит!  -  поразмыслив,  тварь  приняла   революционное  решение. - Никуда я не выхожу! Мне и здесь хорошо!"</p>


<p>


     Придя к этому выводу, тварь тут же  намертво  вросла  в  организм  агронома Алиенко. Мозг ее соединился с мозгом Федора  Григорьевича,  а  яйцеклад вытянулся вдоль его прямой кишки.</p>


<p>


     Все эти революционно - эволюционные изменения  внешне  совершенно  никак  не  отразились  на  здоровье  и  личности  колхозного  агронома  Алиенко. Единственное, что отметили бдительные односельчане,  так  это  сильно возросший интерес  Федора  Григорьевича  к  обжигающей  желудок  перцовке и  подсоленному  аппетитному  салу.  Впрочем,  односельчанам,  конечно, и в  голову  не  пришло  связать  этот  интерес  с  проблемой  контакта с инопланетными цивилизациями.</p>


<p>


     С тех пор и стали мирно жить в одном  общем  организме  колхозный  агроном Федор Григорьевич Алиенко  и  прилетевшая  из  глубин  космоса  неизвестная науке кровожадная тварь. И продолжалась эта идиллия как раз  до того времени, пока тварь не вступила в период полового созревания.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                              IV</p>


<p>


 </p>


<p>


     С некоторых пор прижившаяся внутри пищевода  Федора  Григорьевича  тварь стала ощущать заметный дискомфорт. Нет, слава Богу, еды и  питья  ей вполне хватало.  Федор  Григорьевич  теперь  ел  за  троих,  немало  удивляя проснувшимся вдруг аппетитом и жену, и друзей. С точки  зрения  физиологии все было в полном порядке в этом  спонтанно  образовавшемся  благодаря  перцовке  и  салу   симбиозе   человеческого   организма  и  космической твари. А вот с точки зрения духовной...</p>


<p>


     Тварь хотя и была тварью, однако с определенного возраста  начала  вдруг испытывать острое желание пообщаться  с  себе  подобными.  После  сытного обеда, переваривая очередную  порцию  сала  с  перцовкой,  она  любила понежиться и помечтать о таких  же,  как  и  она  сама  тварях.  В общем-то, для процесса деторождения себе подобные существа были  ей  не  особенно и нужны, поскольку размножалась тварь  бесполым  почкованием.  Но духовный голод все-таки требовал своего удовлетворения. Ну, хотя бы  иногда. Ну, хотя бы по мелочам.</p>


<p>


     Вот тут-то как раз и  подоспело  важное  политическое  событие  в  обычно скучной и размеренной жизни Бутылкинского колхоза.  В  гости  к  своему закадычному другу председателю Навознюку  заехал  погостить  на  денек - другой сам первый секретарь Главной Оппозиционной Партии  Петр  Николаевич Мисоненко. Тот самый, которого продажные буржуазные писаки­­­ - журналисты часто ошибочно называли  Мисюненко,  а  враги - "дерьмократы"  прозвали  Писюненко  за  постоянное   и   неуемное   стремление  Петра  Николаевича охаивать все и вся по любому поводу и  на  каждом  удобном  углу.  Знающая  толк  в  политических   веяниях   в   парламенте  и  в  администрации президента бабка Табачниха, по  прозвищу  "наша  Глоба",  жившая  у  околицы  деревни  Бутылкино,  тут  же   поведала   сельской  общественности,  взволнованной   визитом   столь   высокопоставленного  партийного лица, что прибыл к ним  известный  всей  стране  персек  не  просто так, с Навознюком водочки попить, а для  плодотворного  решения  важнейшей внутрипартийной проблемы. Дело в том, что в скором времени в  стране предстояли очередные парламентские выборы и  товарищ  Мисоненко  на скорую руку сколачивал избирательный блок своей ГОП - партии, особо  рассчитывая на голоса совершенно обедневших при нынешнем режиме рабочих  и крестьян. Вот, вещала сельская Глоба, полузгивая семечки, и возникла  у Петра   Николаевича   проблема   с   представителем   от   трудового  крестьянства - таким, чтобы и особо рот не раскрывал, и голосовал так,  как нужно руководству ГОП - партии. А в особых случаях - на  практике,  впрочем, не так уж и редких, -  мог  бы  активно  поддержать  и  любую  застольно - политическую  компанию.  Основательно  порывшись  в  своей  памяти, разбухшей в последние  годы  как  старая  записная  книжка  от  неисчислимого  множества  имен  и  фамилий   партийных   соратников  и  соратниц, товарищ Мисоненко и обнаружил вполне приемлемую  кандидатуру  в лице  своего  старого,  еще  со  школьной  скамьи  друга   Митрофана  Демьяновича Навознюка.</p>


<p>


     К   приезду   персека   Мисоненко   сельчан   собрали   в  срочно  отремонтированном  по  такому  случаю  и  протопленном,  -   чтобы  не  простудить высокого гостя, - колхозном клубе.  Выйдя  на  трибуну,  на  которую ради такого торжественного случая впервые за последние  десять  лет  даже  водрузили  стеклянный  графинчик  с   водой   и   маленьким  стаканчиком  на  макушке,   Петр   Николаевич   произнес   стандартную  зажигательную речь о его с  товарищами  -  гоппартийцами  непримиримой  борьбе с антинародным режимом,  ответил  на  заранее  заготовленные  и  накануне под контролем председателя заученные назубок немногочисленные  вопросы  слушателей  и  мирно  уселся  на  свое  место  в  президиуме.</p>


<p>


     Следующим слово  взял  сам  Митрофан  Демьянович  Навознюк.  Хотя  председатель  и  посверкивал  весьма  красноречивым  и  проникновенным  взглядом на ставших уже подремывать  сельчан  и  периодически  в  такт  своим  словам   долбил   по   трибуне   пудовым   кулачком,   от  чего  вышеупомянутый графинчик с водой  под  нежное  дребезжание  маленького  стаканчика совершал героические попытки преодолеть земное тяготение, в  целом его выступление отличалось от  речи  высокого  партийного  гостя  только обилием словесных конструкций типа "значить"  и  "твою  мать",  которые председатель ухитрялся вставлять в самых  неожиданных  местах.  Поскольку  включение  председателя  Навознюка  в  предвыборный  список  ГОП-партии по просьбе сельчан было уже практически предрешено, на этой  жизнеутверждающей ноте партийная тусовка в  глухом  селе  Бутылкино  и  могла бы благополучно завершиться. Но именно в этот момент у сидящей в  животе у агронома Алиенко  твари  не  на  шутку  разыгрались  гормоны,  отвечающие за общение с себе подобными.</p>


<p>


     Нужно сказать, что за несколько месяцев  жизни  в  кишках  Федора  Григорьевича космическая тварь вполне  сносно  успела  изучить  основы  человеческого языка. Поэтому при первых  же  словах  уважаемого  Петра  Николаевича о необходимости отнять, разорвать на части и уничтожить до  конца, произнесенных с  трибуны  в  сельском  клубе,  тварь  сразу  же  интуитивно почувствовала  в  товарище  Мисоненко  родственную  душу  и  навострила свои уши.</p>


<p>


     И представьте себе удивление Митрофана Демьяновича, который после  своего ответного слова уже совсем было собрался  закрыть  внеочередную  сельскую  сходку,  когда  в  зале  вдруг  поднялась   рука   желающего  выступить, и тут же к трибуне  широкими  шагами  направился  колхозный  агроном Алиенко. Поскольку  Федор  Григорьевич  никогда  не  отличался  особой речистостью и на производственных планерках, и  на  канувших  в  небытие партийных собраниях никогда больше одного предложения вслух не  произносил, его добровольное появление  на  сцене  зала  произвело  на  односельчан эффект разорвавшейся бомбы.</p>


<p>


     К тому моменту, когда Федор Григорьевич  открыл  рот  и  произнес  с трибуны  свое  первое  слово   в   качестве  публичного   политика,  внутриутробная  тварь  уже  успела  полностью   подчинить   себе  мозг  сельского  агронома.  Поэтому  в  своей  десятиминутной  речи  агроном  Алиенко подробно поделился с жителями Бутылкино своими мыслями о  том,  как именно  нужно  поступать  с  пособниками  антинародного  режима  и  представителями  компрадорской  буржуазии.  Речь   изобиловала   таким  количеством живописных подробностей и была произнесена таким  простым,  доходчивым  и  глубоко  народным  языком,  что  по  окончании  вызвала  невиданную ранее под сводами сельского клуба бурю аплодисментов.</p>


<p>


     Товарищ Мисоненко сидел за столом в полной  прострации.  Сказать,  что персек был просто ошарашен - это значит ничего не  сказать.  Он  и  предположить не мог, что здесь, в  далекой  сельской  глубинке,  может  найтись оратор, который по своим  речевым  данным  превосходит  самого  Цицерона, а по партийной принципиальности - страшно даже и подумать, а  не то что вслух сказать! - Владимира Ильича, Иосифа  Виссарионовича  и  товарища Гюзанова вместе взятых. Короче говоря,  агроном  Алиенко  был  тут же взят высоким партийным гостем на  карандаш  и  уже  через  пару недель на партийном съезде внесен  в  предвыборный  список  ГОП-партии  сразу же следом за кандидатурой Митрофана Демьяновича Навознюка.</p>


<p>


     Как известно, наш народ, особенно на  востоке  страны,  любит  на  досуге погоревать об  относительно  сытом  и  обеспеченном  прошлом  и  поэтому легко покупается на сладкие обещания членов ГОП-партии,  умело  эксплуатирующих именно эту черту широкой народной души. Голосование за  ГОП-партийцев идет так весело и жизнерадостно, что  иногда  избиратель  даже  не  удосуживается  взглянуть  хотя  бы  на  фотокарточку  своего  будущего  избранника.  И  уж  совсем  никому  и  в  голову  не  придет  потребовать  у  потенциального  народного  депутата  сделать   рентген  пищевода.</p>


<p>


     Поэтому ранней  весной  энного  года  Федор  Григорьевич  Алиенко  уверенно прошел в парламент по партийному списку ГОП-партии.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                   V</p>


<p>


 </p>


<p>


     Под сводами высшего законодательного органа страны  угнездившаяся  внутри Федора Григорьевича тварь к своей  радости  обнаружила  великое  множество близких ей по духу существ. Чего-чего, а уж желающих отнять,  порвать на части и уничтожить  до  конца  в  нашем  парламенте  всегда  хватало с лихвой. Бывший агроном Алиенко при поддержке  многочисленных  партийных единомышленников стал председателем  парламентского  комитета  по сельскому хозяйству и животноводству и на этом основании получил  в  стенах парламента в личное пользование  хотя  и  небольшой,  но весьма  удобный и уютный кабинет.</p>


<p>


     Поначалу  Федор  Григорьевич  и  вросший  в  его  тело  монстр  с  удовлетворением внимали  сладким  речам  своих  партийных  соратников.  Однако спустя какое-то время прижившаяся внутри бывшего агронома тварь  стала все чаще ощущать растущее  разочарование.  Даже  в  самых  своих  пламенных речах  ГОП-партийцы  не  решались  переходить  определенный,  почти незаметный глазу психологический барьер - неудержимо горячие  на  словах, на деле они оказались слишком уж мирными, слишком уж  дорожили  все-таки такой мелочью, как единичная человеческая жизнь.  Поразмыслив  над этой особенностью поведения своих партайгеноссе,  тварь  пришла  к  выводу, что причина этой совершенно излишней для любого  практикующего  политика мягкости - вне зависимости от того, кем он по своей  сути  на  самом  деле   является:   космическим   монстром   или   же   двуногим  прямоходящим, - кроется в  том,  что  в  партийных  соратниках  Федора  Григорьевича  Алиенко  осталось,   к   сожалению,   еще   очень  много  человеческого.</p>


<p>


     "Вот и нужно помочь им избавиться от человеческих предрассудков",  - пришла к твердому убеждению тварь. Ну, а тут как на грех  и  подошел  срок, когда волей миллионолетнего  инстинкта  она  вступила  в  период  интенсивного  полового  размножения.  И  под  покатым   лобиком  твари  постепенно стал вырисовываться коварный и хитрый план...</p>


<p>


     Чтобы не испугать Федора  Григорьевича,  который  ни  слухом,  ни  духом так и не подозревал, что делит собственный организм с приблудным  космическим  монстром,  тварь  решила  временно   отключать   сознание  депутата  Алиенко.  Однажды  утром,  в  перерыве   между   заседаниями  парламента, предварительно получив полную власть над несчастным бывшим  агрономом, тварь заперлась в его кабинете и  посредством  извлеченного  из штанов яйцеклада отпочковала прямо на  пол  полтора  десятка  своих  кожистых яиц. Надежно замаскировав кладку за книжным шкафом, она снова  включила мозг Алиенко и не терпящим ни малейших  возражений  внутренним  голосом  скомандовала  ему  срочно  закупить   перцовки   и   сала  на  Центральном  рынке,  что   Федор   Григорьевич   тут   же   с  немалым  удовольствием  и  рвением  и  исполнил.  Потом,  уже   не   только  по  нашептыванию  коварной  твари,  а  и  по  собственной   пробудившейся,  наконец, инициативе, Федор Григорьевич  пригласил  к  себе  в  кабинет  ровно  полтора  десятка  самых   близких   ему   по   духу   партийных  ГОП-товарищей. Выпили - закусили, выпили - закусили... Уже через  пару  часов друзья по фракции оказались совершенно обездвижены в  результате  массированного комплексного воздействия перцовки  и  сала.  Тут  тварь  снова  вырубила  сознание  товарища  Алиенко  и  вовсю  пользуясь  его  покорным, как марионетка на  веревочках,  телом,  принялась  по очереди  подтаскивать совершенно уже невменяемых ГОП-партийцев к  кладке  своих  яиц. Вылезавшие из кожистых овалов руко-пауки  исправно  творили  свое  черное дело и к  вечеру  пятнадцать  депутатов  парламента  уже  стали  носителями растущих внутри их желудков эмбрионов.  Тварь,  гнездящаяся  внутри Федора Григорьевича, сразу же упоила  своих  молодых  сородичей  перцовкой, угостила отменным подсоленным салом и тут же провела первое  партийное собрание членов новорожденной депутатской  группы  с  кратким  объяснением      сложившейся      политической       ситуации.   После  непродолжительного  обсуждения   курс   твари   -   родоначальницы  на  внутриутробное внедрение в человечество был единогласно  и  единодушно  одобрен.  Твари  договорились  о  совместных  действиях  на  ближайшее  будущее и отправились  отдыхать,  вновь  включив  сознание  депутатов,  внутри которых они теперь обитали.</p>


<p>


     По такой схеме всего за пару недель  космические  твари  овладели  пищевыми трактами  примерно  трети  депутатов  парламента.  Оставшихся  парламентариев они решили пока не трогать. Во-первых, перцовки и  сала  из буфета Верховной Рады могло  на  всех  просто  уже  не  хватить,  а  закупки на стороне могли вызвать у землян совершенно ненужные  колонии  монстров подозрения: ну, где, скажите на милость, вы  видели  депутата  парламента, который, совсем как рядовой пенсионер, закупается салом  и  перцовкой  в  обычном  гастрономе  на  Крещатике  или  на   Подоле?  А  во-вторых, в число оставшихся входили те  немногочисленные  избранники  народа, которым было совершенно  чуждо  желание  урвать,  разорвать  и  уничтожить. Таким хоть десяток эмбрионов  засади  в  пищевод  -  толку  совершенно никакого не будет.</p>


<p>


     Поэтому, посовещавшись на закрытом заседании теперь уже в  полном  смысле  слова   своей   фракции   ГОП-партии   и   примкнувших  к  ней  окологоповских групп,  твари  решили,  что  полтораста  инициированных  внутри  депутатских  пищеводов  сородичей  -  это  вполне  достаточное  количество для нормального существования их первой колонии  на  Земле.  И процесс дальнейшего размножения было решено приостановить вплоть  до  начала следующих парламентских выборов.</p>


<p>


     Вот так  и  стали  депутатствовать  в  парламенте  полторы  сотни  внутриутробных инопланетных тварей.  Со  временем,  кроме  перцовки  и  сала, у  них  появились  и  другие  развлечения:  например,  постоянно  тусоваться, переходя из одной депутатской группы  в  другую  и  делать  мелкие пакости тем тварям, которым повезло  попасть  на  жительство  в  пищеводы известных депутатов - политиков. Поговаривают, что ради смеха  совместными  скоординированными  усилиями  парочку  -   троечку  таких  парламентариев они даже загнали в тюрьмы то ли в Европе, то ли  вообще  где-то на противоположном полушарии планеты.</p>


<p>


     Но главным занятием депутатствующих  тварей  стала,  конечно,  не  охота  на  себе подобных,  а  законотворческая  работа,   проводимая  с  классических позиций урвать, разорвать и уничтожить. Особенно полюбили  прибывшие   из   глубин    космоса    монстры    принимать   законы  о  совершенствовании   налогового   законодательства,    усилении   сбора  финансовых средств в государственный бюджет и политической реформе.</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


                                                               VI</p>


<p>


 </p>


<p>


     Семья полгода назад потерявшего работу инженера Иваненко  ужинала  на кухне и смотрела  телевизор.  Второй  национальный  канал  как  раз  передавал подробный отчет об очередном дне работы парламента страны.</p>


<p>


     Глава семейства восседал  за  столом,  большой  деревянной  ложкой  хлебал из глубокой  тарелки  суп  из  овсяных  хлопьев  и  попеременно  поглядывал то на экран телевизора,  то  в  книгу,  которую  еще  вчера  взялся читать. Жена его  уже  управилась  с  первым  блюдом  и  теперь  сосредоточенно  жевала  котлету  все  из  тех  же   овсяных   хлопьев.  Пятилетние  сыновья  -  близняшки  как  всегда   устроили   за  столом  соревнование по скоростному поеданию пищи и сейчас находились  уже  на  финишной прямой, допивая овсяный кисель из граненых стаканов.</p>


<p>


     - Нам,  товарищи,  нужно  обложить  акцизами  и  гербовым  сбором  приходящие по импорту в нашу  страну  омары  в  молочном  шоколаде,  ­­­причмокивая губами, говорил с  экрана  полный  вальяжный  депутат,  от  которого даже сквозь экран телеприемника и сеть кабельного телевидения  за три версты несло перцовкой и салом.  -  Несмотря  на  экономический  кризис, потребление народом омаров в шоколаде по сравнению  с  тем  же  периодом  прошлого  года  выросло   в   восемь   раз!   Теперь  каждая  среднестатистическая семья в стране ежедневно  съедает  за  обедом  по  шесть килограммов этого ценного и легко усваиваемого продукта. А налоги  с этого дела никто, товарищи,  не  платит!  Вот  поэтому  политическая  реформа в нашей стране постоянно пробуксовывает!</p>


<p>


     - Не понимаю я что-то наших депутатов, - бывший инженер  Иваненко  горько вздохнул и отодвинул в сторону пустую тарелку  из-под  овсяного  супа. - Послушаешь, о чем они говорят, и начинает казаться, что у  нас  в стране правят не  люди,  а  какие-то  пришельцы  с  другой  планеты!  Монстры!</p>


<p>


     И он раздраженно хлопнул  ладонью  по  глянцевой  обложке  книги,  которую накануне начал читать. На обложке была нарисована космическая  тварь с острыми зубами, покрытыми вязкой желто - зеленой слюной.  Язык  ее оканчивался еще одной маленькой пастью и заостренным жалом гарпуна.  Безглазая покатая голова постепенно  переходила  в  мощный  гребень  и  панцирь. Чудовище стояло на длинных задних лапах и  хищно  протягивало  вперед трехпалые руки с кинжалоподобными когтями на пальцах.</p>


<p>


     Чистой воды фантастика, короче говоря.</p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                         Март 1999 года</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>



                 ТОНКИЙ ХОД ДЛЯ КОСМИЧЕСКОГО ПИАРА


<p>


 </p>


<p>


                           (Рассказ из цикла "Про перцовку и сало")</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


     Эй, уважаемый... У вас  за  столиком  местечко  не  занято?  Нет?  Позволите присесть странничку? Ну, вот и прекрасно!</p>


<p>


     Что-то сегодня здесь, на лунной базе, непривычно многолюдно.  Что  вы говорите? Конгресс? По пчеловодству? И вы,  стало  быть,  участник?  Ах, еще и докладчик! Доктор?  Почетный  член  пчеловодческой  академии  имени Кузьмы Лихачева? Солидно, солидно... А зовут вас  как,  если  не  секрет? Шмель? Док Шмель, значит. Хорошая фамилия. И главное,  редкая.  Ну, а родом вы откуда? Земля? Украина? Ого! Конечно, знаю! Стыдно было  бы не знать метрополию, проматерь галактического человечества.</p>


<p>


     А я - Шухттердэмитий Хурриагча Таймарттшавын Хонзорра  Лурра.  О,  не пугайтесь вы  так,  дорогой  мой!  Меня  можно  ведь  и  сокращенно  называть - просто Лурра. Знаете, если вы не против,  давайте  перейдем  на  "ты",  а?  Ага,  вот  и  ладненько.  А  то   что-то   мне  сегодня  официальничать совершенно не хочется. Устал я маленько,  док.  Хочется  вот  так,  спокойненько,  в  хорошей  компании  посидеть  с   приятным  собеседником, поболтать о  том,  о  сем.  Перцовочки  попить,  сальцом  закусить. Что говоришь? Ты больше по пиву? Я, док, пиво тоже люблю. Но  перцовка... Перцовка с салом - это для меня высшая ценность, док. Была  у меня, знаешь ли, одна история... Н-да... Рассказать? Гм, а почему бы  и нет?</p>


<p>


     История эта произошла не так уж, чтобы совсем давно...  Э...  Ну,  где-то пару лет назад. Работал я тогда обычным пилотом, гонял грузы на  своем ржавом  корыте  от  одной  космической  базы  до  другой,  нырял  периодически в атмосферы обитаемых планет и затаривался продукцией  на  местных рынках по заказам наших космических  начальников.  Обычное,  в  общем-то, житье - бытье космического дальнобойщика.</p>


<p>


     И все шло, как у вас людей говорят, чики-пики,  пока  однажды  во  время нырка в гиперпространство не нарвалась моя колымага  на  скрытую  сингулярность. Вообще-то вероятность такого события ноль, запятая, еще  куча нулей и шиш при раздаче, но мне персонально подфартило. Вытянул я  в лотерее свой счастливый билетик, так его и растак.</p>


<p>


     Знаешь, док, сама-то сингулярность  -  всего  ничего  будет.  Ну,  аккурат размером с вашего земного шмеля. Смотришь со стороны - висит в  гиперпространстве такая себе  лапусечка,  тюти-пути.  Н-да...  Но  вот  когда идешь на гиперсветовом  режиме,  эта  самая  тюти-пути  может  в  кораблике твоем сквозную дырочку запросто провинтить. Что она,  стерва  космическая, как сам понимаешь, с моим ржавым корытцем и проделала.</p>


<p>


     Нет, ну ладно бы, если бы эта стервоза воткнулась  куда-нибудь  в  обшивку  или  даже  в  двигательный  отсек.  Ха,  невелик  урон!  Кожа  корабельная моментально дырищу затянула бы - и никаких сквозняков. Но!  Эта ж радость мироздания впиндюрила мою колымагу в  самое  что  ни  на  есть интимное место. Прямо в... Ах,  да!  Ты  ж  в  нашей  космической  терминологии ни бельмеса не смыслишь... М-гу. ..  Ну,  будем  считать,  что вмазала эта самая сингулярность в штуку, которую  я  для  простоты  назову не дублированным фазоциклером.</p>


<p>


     Почему,  спрашиваешь  он  не дублированный?   Это   ты   прав,  на  космическом корабле все должно быть дублировано, с запасом, значит. Но  тут дело такое... Наши корабли в общем - и  мое  корытце  как  частный  случай -  от  ваших  "Союзов",  "Шэньчжоу"  и  "Шаттлов"  знаешь,  чем  отличаются? Вы свои  корабли  из  металла  собираете,  а  мы  свои  из  металлоорганики выращиваем. Ну, и сам понимаешь, некоторые  органы  на  теле продублировать никак не возможно. Гены  там  какие-то,  хромосомы  радикально друг  с  другом  конфликтовать  начинают.  Иксы  и  игреки,  значит,  вместо  того,  чтобы  делом   родопродолжения   добросовестно  заниматься, в  слова  непотребные  сбиваются.  И  вместо  космического  корабля получается... Н-да...</p>


<p>


     К-ха,  так  вот  поэтому  фазоциклер   у   меня   на   корыте  и  не дублированный... И  отвечает  этот  глубокий  индивидуалист  как  ты  думаешь за что? Не, док, не  угадал.  Корыту  моему  это  ни  к  чему.  Космические корабли у нас все однополые. За  всю  энергетику  на  моей  колымаге фазоциклер отвечает. То есть, чтобы совсем тебе было понятно:  если он фурычит - электричество в сетях есть, а  ежели  отрубился  или  выпендривается по какой-нибудь причине - значит, кранты. Сиди,  милый,  без света, воды и топлива.</p>


<p>


     И вот эта самая сингулярность спокойненько так протыкает прямо  в  гиперпространстве мой не дублированный фазоциклерчик  насквозь.  И  все  рабочее  тело  -  специальный  водно-солевой  раствор,  между  прочим, - потихонечку  начинает  стравливаться  прямо   в   глубины   окружающей  вселенной. Тоненькой такой струйкой...</p>


<p>


     Нет, будь у  меня  нормальный  новый  корабль,  он  бы,  конечно,  среагировал как надо, тревогу бы забил.  Молодые  космолеты  сейчас  о  собственном здоровье знаешь как пекутся, док? Но мое корыто...  Ему  ж  все пофигу. Прет через космос напролом, песни времен  туманной  юности  моей прабабушки себе под нос мурлычет и наплевать ему совершенно,  что  из собственного фазоциклера жидкость постепенно - тю-тю!</p>


<p>


     Н-да, и вот когда жидкость уже совсем тю-тю, мое корыто мирно так  сдыхает. Без оха и пука, так сказать. Полный  энергетический  ноль  по  всем системам. А раз ноль - гипердвижок моментально перестает работать  и вываливаемся мы с моей окочурившейся колымагой в обычное  трехмерное  пространство где-то на полпути между Фомальгаутом и Денебом.</p>


<p>


     Анабиоз, естественно, тоже перестает работать. Вот прямо как твой  холодильник на кухне; выключи его из сети - разве ж долго он протянет,  чтобы не разморозиться? Короче говоря, не прошло и получаса, а  я  уже  сижу свеженький как огурчик  и  спросонья  рассматриваю  свою  мерзкую  рожу,  отражающуюся  в   стеклянных   глазах   неработающих   бортовых  мониторов. Рожа, кстати, та еще - опухшая как после недельной  пьянки,  глаза какие-то погасшие, уши трубочками  свернулись.  И  настроение  у  меня, сам понимаешь, под  стать  внешнему  виду.  А  чего  радоваться,  скажи? До ближайшей базы пара сотен световых лет, а энергии на борту у  меня  ни  шиша.  Настолько  ни  шиша,   что   даже   сориентировать  в  пространстве свое корыто я уже  не  могу:  болтаюсь  как  органические  отходы в проруби  в  произвольном  движении  по  всем  шести  степеням  свободы. В общем, как  говорят  пилоты  космических  трасс,  полный  и  окончательный звездец.</p>


<p>


     И вот, док, сижу я, значит, в пилотском  кресле  и  медленно  так  околеваю.  Система  терморегулирования  корабля,  ясный   перец,  тоже  гавкнулась и спасает меня от холода космического  только  мой  старый,  сто лет не стираный и латаный – перелатаный скафандр. И то  уже  чувствовать  начинаю, как холод приятно так подхолаживает кончики моих щупальцев. Эх,  никогда  в  детстве  не  мечтал  стать  большим  эскимо,  а  вот  ведь  придется...</p>


<p>


     Но тут что-то во  мне  начинает  постепенно  протестовать  против  безысходности  судьбы.  Вот  так  сдуру  тихо  помереть,  в   сосульку  бессловесную  превратиться  -  кому  же  хочется?  Помирать  -  так  с  музыкой. Так ведь у вас на Земле говорят, да?</p>


<p>


     А чтоб гульнуть, ясное дело, катализатор нужен.  Наркоту  всякую,  ширялово и таблетки - это у нас ни-ни, таких не  берут  в  космонавты.  Другое дело различных сортов спиртовые растворы. Официально в полетных  инструкциях, конечно, они тоже запрещены,  но  под  хорошую  закусочку  почему бы и нет? Тем более,  что  они,  спиритусы  эти  самые,  еще  и  радиацию лишнюю из организма выводят.</p>


<p>


     Ну, и вот… Слез я, значит, со своего пилотского насеста и  на  уже  успевших слегка одеревенеть от холода  ногах  почапал  на  корабельный  камбуз. Открываю дверцу бортового холодильника и...</p>


<p>


     Н-да, те  слова,  лексика  там  всякая,  которые  я  тогда  вслух  произнес, они, док, в информационном плане тебе  ничего  не  скажут...  Ну, не сдержался я, так  сказать.  Несмотря  на  всю  свою  врожденную  интеллигентность, не сдержался. А ты бы сам как поступил, дорогой  мой,  если бы вместо тщательно подобранного набора  напитков  увидел  бы  на  полке в холодильнике записочку от техников с  космической  базы?  Мол,  уважаемый пилот, распитие спиртных  напитков  на  борту  запрещено.  И  подпись: общество сторонников трезвого образа жизни. Юмористы хреновы,  так твою и растак.</p>


<p>


     Ну, что делать? Вышел я мрачнее тучи из камбуза и поплелся к себе  в пилотскую кабину. Как не крути, а помирать мне, видно,  придется  на  трезвую голову.</p>


<p>


     Н-да... И вот бреду я, значит, по коридорам,  стены  которых  уже  начинают покрываться серебристыми кристалликами инея, и  настроение  у  меня сам понимаешь... Минорное, мягко говоря. Вот прямо камень на душе  лежит, веришь? Но все-таки, где-то в темных безднах моего подсознания,  робко так забрезжила светлая мыслишка: а ведь на  моем  ржавом  корыте  есть еще и грузовые склады. А в них  -  всякое  инопланетное  барахло,  которое я перевожу за умеренную плату  от  одной  звездной  системы  к  другой. Ну, сам знаешь, что там  обычно  бывает  -  посылочки  всякие,  образцы местных  товаров  для  коммерческих  фирм,  материалы  научных  исследований.</p>


<p>


     "Вот зуб даю, - говорю я тут сам себе, -  шлюньей  попандарийской  буду,  если  среди  всего  этого   хлама   не   найдется   чего-нибудь  спиртосодержащего!"</p>


<p>


     Короче говоря, поворачиваю я в сторону грузового трюма.</p>


<p>


     А корытце мое ржавое, хоть и профукало собственный энергетический  коллапс из-за течи в фазоциклере, все-таки еще в стадию окончательного  маразма не впало. Потому как учет  на  складах  вело  строгий  и  даже  распечатки загруженных товаров  и  образцов  делало  вовремя.  Поэтому  сейчас,  когда  все  бортовые  компьютеры  из-за   истощения   энергии  вырубились, мне не пришлось вслепую рыться среди наваленного  в  трюме  добра. Взял щупальцами застрявшую на выходе из принтера распечатку и в  два счета определил, в каком тюке содержится  требующийся  мне  сейчас  спиртовый   растворчик.   Выбор,   кстати,    оказался    минимальным:  спиртосодержащая  жидкость  нашлась  лишь   среди   образцов   пищевых  продуктов, взятых с вашей Земли.</p>


<p>


     Ну,   наплевал   я,   значит,   на   все    правила   сохранности  транспортируемого груза, вскрыл тюк с соответствующим номером на  боку  и извлек на свет среднего размера сверточек  из  фольги.  В  сверточке  обнаружилась  цилиндрообразная  прозрачная  емкость   из   кремниевого  расплава с оранжево-коричневой жидкостью  внутри.  Слова  "бутылка"  я  тогда, док, не знал. Жидкости у нас давно хранятся в тетропаках или  в  сосудах из электромагнитных полей.</p>


<p>


     Повертел я эту емкость в руках, присмотрелся. Гляжу, а  на  самом  ее дне плавают два удлиненных сморщенных тельца густо-красного цвета.</p>


<p>


     "А это что еще за фрукты? - недовольно крякнул я  про  себя.  Вот  совсем мне не улыбалось найти  вместо  нормальной  спиртовой  настойки  каких-нибудь заспиртованных земных пиявок. На боку емкости  я  углядел  этикетку   и   принялся   внимательно   изучать    химический   состав  обнаруженного продукта. Этикетка была на украинском языке,  но  ты  же  знаешь, док, что в любой школе  космогаторов  всегда  преподают  языки  самых развитых космических наций. Ну, и украинский  само  собой  тоже.  Так что с прочтением текста сложностей у меня не возникло. Жидкость  в  бутылке, как ты уже, наверное, догадался, док, была перцовкой.</p>


<p>


     Э, так вот... Напрасно я  вертел  носом:  тельца  красного  цвета  оказались всего  лишь  стручками  местного  растения,  добавленного  к  жидкости для предания вкусовых качеств и цвета.</p>


<p>


     Пробка открутилась с коротким хрустом. Я слегка взболтал жидкость  в сосуде  и  осторожно  понюхал  краешек  горлышка.   Запах   оказался  приятным.</p>


<p>


     Еще  пару  секунд  я  боролся  с  последними   сомнениями,  потом  отважился, коротко выдохнул и отхлебнул  оранжево-коричневой  жидкости  прямо из горла емкости.</p>


<p>


     Обжигающая огненная волна влетела  в  мое  горло,  промчалась  по  пищеводу и стремительно ухнула в желудок.  Секунда-другая  и  по  телу  стало разливаться приятное тепло.</p>


<p>


     Я сделал второй глоток.  Мой  многощупальцевый  организм  немного  согрелся, и теперь можно было больше не спешить и распробовать напиток  более основательно. Хотя вкус у жидкости оказался немного горьковатым,  но пить ее было вполне возможно и даже приятно. Во всяком  случае,  по  своим  вкусовым  данным  спиртовая  настойка   с   Земли   многократно  превосходила  пойло  вроде  "Невадского  троллейбуса"   или   коктейля  "Самкокозец Захлебатский", которым потчуют своих  посетителей  быстрые  закусочные с планеты Мерикана.</p>


<p>


     Конечно, хмель быстро ударил мне в голову. Ясное  дело,  я  ж  ни  крошки в рот не брал после того, как  ударными  темпами  вывалился  из  гиперпространства и  отморозился  из  состояния  анабиоза.  Мучительно  захотелось чего-нибудь пожевать. Вот представляешь себе, док, - именно  пожевать, не съесть в один присест, не проглотить мгновенно, а  именно  неторопливо и тщательно пожевать, полностью насладиться пищей то есть.</p>


<p>


     Снова плестись  на  камбуз  мне  не  хотелось.  Поразмыслив,  что  спиртной напиток вряд ли мог бы быть  заказан  нашими  научниками  без  соответствующей местной закуски, я пошуршал щупальцем  среди  остатков  фольги и действительно обнаружил в них небольшой кубообразный  пакетик  в полиэтиленовой упаковке. Разодрав когтями на  присосках  обертку,  я  вытащил тонко нарезанные кусочки очень жирного белого мяса с  розовыми  прожилками и тут же отправил одну из этих  белых  пластиночек  себе  в  рот. Н-да... Это уже  потом  я  узнал,  что  этот  продукт  называется  "сало".</p>


<p>


     В сочетании с перцовкой вкус оказался божественным!  В  последние  часы моей жизни Высший Разум Космоса милостливо  дал  мне  возможность  насладиться одним из самых  совершенных  продуктов  в  известной  всем  мыслящим существам части Вселенной.</p>


<p>


     Хмель, между тем, постепенно стал  переходить  в  соответствующее  качество. Не знаю, как кто, а я люблю во  хмелю,  когда  тело  приятно  расслаблено, когда на душе  становится  тепло,  попеть  с  друзьями  в  хорошей компании. И пусть компании у меня сейчас не  было,  но  запеть  мне захотелось просто неодолимо. Я  откашлялся,  набрал  полные  груди  становившегося с каждой минутой все более прохладным воздуха и  басом,  во всю мощь своих легких, запел:</p>


<p>


     - Сам пью, сам гуляю, сам стелюся, сам лягаю...</p>


<p>


     Песня, понятное  дело,  была  украинской,  из  тех,  которым  нас  обучают в обязательном  порядке  в  космической  школе.  Чтобы  каждый  курсант, значит, помнил, с чего началось  окультуривание  космического  пространства нашей Галактики. И подходила эта песня  к  моей  нынешней  ситуации как нельзя кстати: она очень точно передавала  мое  состояние  одиночества и потерянности.</p>


<p>


     Ну, а когда выпьешь, закусишь, разве ж можно  устоять  на  месте?  Душа и тело  рвутся  вперед,  рвутся  к  жизни,  к  движению.  Попивая  небольшими  глотками  жидкость  из  емкости  и  закусывая  божественно  вкусным белым мясом, иногда даже  приплясывая  от  полноты  охвативших  меня чувств, я вновь двинулся по коридорам моего ржавого корыта.  "Вот  обойду в последний раз все мое  хозяйство,  как  и  положено  капитану  корабля, - решил я, - вернусь в пилотский отсек - а там уж и  помирать  можно. С чувством, значит, полностью выполненного долга и пункта шесть  - два - "бэ" полетной инструкции".</p>


<p>


     Иду  я,  попиваю  настоечку,  закусываю,  мурлыча  себе  под  нос  исключительно украинские песни, и кривые коридорчики моей  колымаги  в  конце-то концов приводят меня прямиком в энергетический отсек. Как раз  к торчащей  из   пола   конической   приемной   воронке   злополучного  не дублированного фазоциклера. В эту  воронку  я  обычно  всякий  мусор  ссыпал - чтобы  вещество  ненужное  в  космосе  зря  не  болталось,  а  своевременно превращалось в реакторе  в  полезную  для  моей  колымаги  энергию.</p>


<p>


     И вот стою я над этой охладившейся едва ли не  до  нуля  градусов  причиной моих теперешних страданий и такое, понимаешь  ли,  док,  меня  вдруг презрение к этому торчащего из пола  куску  биометалла  одолело,  что я... Эх, стыдно, конечно, признаваться...  Если  б  не  ситуация  безысходная да не хмель в голове, - разве ж я себе когда-нибудь  такое  хулиганство позволил? Ну, в общем, так... Скажу тебе цитатой  из  моего  послеполетного отчета. Фраза несколько суконная  получается,  но  зато  точная. Я... "Расстегнул нижний клапан скафандра и справил малую нужду  в приемную воронку не дублированного фазоциклера".</p>


<p>


     И как ты думаешь,  что  потом  случилось,  док?  Кха-ха...  Н-да,  веселый ты парень... О том, что на душе и  в  мочевом  пузыре  у  меня  полегчало, - об этом  бы  даже  какой-нибудь  полуразумный  трюллик  с  шестой планеты Альдебарана мог бы догадаться.  Нет,  дорогой  мой,  не  успел я толком застегнуть молнию на  скафандре,  как  случилось  чудо.  Настоящее чудо, док.</p>


<p>


     Рядом  с  приемной  воронкой  фазоциклера  есть  маленький  такой  экранчик   индикатора    энергетического    заполнения.    Когда  весь  водно-солевой    раствор    вытек     из     фазоциклера    наружу,  в  гиперпространство,  значит,  этот   экранчик   и   погас   себе  самым  примитивным образом:  нет  рабочего  тела,  нет  электрики,  -  нет  и  соответствующей индикации.</p>


<p>


     А тут вдруг... Блым-блым и появляются на нем три цифирочки   и  маленькая такая запятая. Я, док, эти цифирочки до самой  своей   смерти  помнить буду. Пять, запятая, четыре и три.</p>


<p>


     Не понимаешь?  Все  просто,  док.  Не  к  столу,  конечно,  будет  сказано, но жидкий продукт переработки моим организмом перцовки и сала  - это тот же водно-соляной раствор. И вот - в том-то чудо и состоит:  ­­­этот самый  жидкий  продукт  моему  корыту  как  раз  и  подошел.  Как  временный заменитель топлива  для  фазоциклера,  значит.  А  цифирочки  пять, запятая, четыре и три,  -  которые  засветились  на  индикаторе,  всего лишь значили, что для нормальной работы  бортовых  систем  моего  ржавого корыта этого водно-солевого  раствора  хватит  ровнехонько  на  пять целых и сорок три сотых секунды. Так-то... Я, док, когда эти  три  цифирочки  на  экранчике  увидел,   чуть   емкость   с   настойкой  от  неожиданности из щупальцев не выронил. Застыл на месте,  как  вкопанный.  Стою посреди энергетического отсека столб столбом  и  во  все  фасетки  пялюсь на экран индикатора. Пять сорок три! Живем же, док!</p>


<p>


     Эх, если бы ты видел, как я пер по коридорам обратно, в пилотскую  кабину! Хочешь - верь, хочешь - нет, а за те секунды побил я  все  рекорды  скорости, превзошел все высшие достижения и в прыжках через барьеры, и  в прыжках в длину. Не устояли ни олимпийские рекорды, ни  те,  что  из  книги вашего Гинесса. Это уж я могу тебе гарантировать. И не успел еще  костяной  нарост  в  нижней  части  моей  спины  коснуться  пилотского  седалища, как я уже стучал щупальцами по клавиатуре ожившего на пять с  небольшой шишечкой секунд компьютера. Раз - и  отключились  запирающие  замки на аварийных солнечных батареях, два - и  начал  разворачиваться  во всю свою ширь солнечный парус по периметру моего корыта,  три  -  и  аварийные буйки дружной стаей рванули в таймер, гипер, пупер и обычное  пространство, дико вопя о том, что грузовое транспортное средство типа  "Клевинджер" терпит бедствие в районе с координатами  альфа-бета-гамма  и его пилот нуждается в срочной помощи.</p>


<p>


     Вот что успело мое ржавое корытце сделать за те пять секунд, док.  Успело, и снова ножки свои  аккуратно  вытянуло.  Потому  что  солевой  раствор в фазоциклере закончился, а аварийные солнечные батареи только  еще начали жадно впитывать в свои  кремниевые  поверхности  слабенькие  лучики  далеких  звезд.  Но  солнечный  парус  уже  успел  надуться  и  худо-бедно  начал  стабилизировать  мою   биометаллическую   скорлупку  относительно потоков космического излучения.  Но  добрые  два  десятка  буйков уже вопили что есть мочи  в  пространстве  о  помощи  и  только  мертвый мог бы их сейчас не услышать в  окрестностях  ближайшей  сотни  парсеков.</p>


<p>


     Эх, и так у меня сразу стало радостно на душе от  этой  какофонии  вопящих "СОС" микроавтоматов, что я  отхлебнул  из  емкости  еще  пару  глотков  чудотворной  жидкости,  упер  взгляд  левого  глаза  в  центр  созвездия Козерога, а правого  -  в  вымя  Тельца,  и  в  унисон  моим  кричащим в космическую бездну роботам, снова запел. А поскольку  запас  известных мне украинских песен  уже  весь  в  моем  репертуаре  вышел,  пришлось  обратиться  к  ближайшему  родственному  языку  -  русскому.  Правда, русскую песню я затянул  в  собственном  вольном  переводе  на  украинский - это, как  мне  казалось,  больше  подходило  по  стилю  к  перцовке и салу:</p>


<p>


 </p>


<p>


     "Ой, завмэрло усэ до свитанку.</p>


<p>


      Цап не бэкне, не мэкнэ тэля.</p>


<p>


      Тилькы дэсь у ночи биля ганку</p>


<p>


      Одынока гармонь выхиля"... *</p>


<p>


     Но едва успел я допеть один куплет, как -  вот  те  нате  хрен  в  томате!  -  в  сотне  километров  от  моего  корыта   вываливается  из  гиперпространства спасательная экспедиция: головной корабль огромадных  размеров и всякая шушваль поменьше в качестве свиты.</p>


<p>


     Присмотрелся я и обмер. Мама дорогая! Пылит по звездным просторам  прямо к моей ржавой колымаге не  какой-нибудь  спасатель  с  ближайшей  базы, а  правительственный  корабль  серии  "Членовоз  Отец  Федор"  с  лейблом  самого  Вице-гетьмана  нашей  Галактики  на  белоснежно-белом  борту. Чтоб тебе было понятно, док, Вице-гетьман при  нашем  верховном  правителе - это по сути своей что-то вроде главы  администрации  около  вашего президента. Второй по значимости человек во всей  галактической  империи.</p>


<p>


     Ага, так вот... Не успел я и дух перевести, как свита  из  мелких  кораблей,  сопровождающих  правительственный  флагман,   выстраивается  вокруг моей ржавой скорлупки аккуратным таким  кольцом.  Окинул  я  их  взглядом - и вообще дышать перестал. Папа любимый! Висят вокруг  моего  застывшего в пространстве  корыта  информационно  -  корреспондентские  модули крупнейших теле- и радиокомпаний со  всей  Галактики.  Висят  и  ведут, значит, прямой репортаж о проходящей  прямо  у  них  на  глазах  спасательной операции.</p>


<p>


     Ну, а дальше все  пошло-поехало,  как  по  маслу,  по  накатанной  схеме,  значит,  спасения  терпящего  бедствие  корабля.  От  флагмана  отпочковалась десантная шлюпка, пошла в сторону  моей  колымаги  и  не  успел я толком даже себя в порядок привести, как стучат в мои  люки  и  самым наглым образом лезут в иллюминаторы ушлые  и  проворные  господа  спасатели. Н-да... И берут, понимаешь, они меня под белые  щупальца  и  аккуратненько так переносят в свою шлюпку. Вместе с бутылкой  перцовки  и упаковкой сала, которые я как  самую  дорогую  ценность  прижимаю  к  груди.</p>


<p>


     В общем, не успел я и пару раз фасетками моргнуть,  как  оказался  прямо в зале для официальных приемов на флагманском  корабле.  А  пока  меня спасали и перевозили с  моего  ржавого  корыта  на  флагман,  вся  вице-гетьманская рать, все собкоры из средств галактической информации  успели уже к залу подтянуться и пестрой такой толпой распределились по  периметру вдоль стен помещения.</p>


<p>


     И вот переступаю я в своем стареньком и латанном  -  перелатанном  скафандре порог зала и снова дышать перестаю. Щупальца мои с  зажатыми  в них бутылкой перцовки и  пакетом  с  салом  прямо  судорогой  свело.  Веришь, док, никогда я столько начальства на единицу площади не видел,  как в том зале на космическом флагмане. У  нас,  бывало,  прилетит  на  базу с инспекцией  очередной  завалящий  контр-адмирал,  походит  по  коридорам, поорет по матушке на подвернувшихся под руку подчиненных  ­­­- и все. Ты для него - ноль, песчинка, перхоть. И  все  твое  общение  с  высокопоставленным визитером сводится к коротким и емким  фразам  типа  "Так точно, вашбродь!" или "Не могу знать, вашбродь!"</p>


<p>


     А тут... Иду я на  негнущихся  ногах  к  центру  зала,  а  вокруг  фотовспышки сверкают, телекамеры жужжат,  операторы  и  корреспонденты  суетятся, словно муравьи  с  вашей  планеты  вокруг  оброненного  тобой  кусочка сахара. И лица, лица!  Вот   томным   взглядом  </p>



<p>


 </p>



<p>


*) Первый куплет песни «Снова замерло все до рассвета»… - А.Ч.</p>


<p>


 </p>


<p>


скользит  по  моей  нескладной фигуре сама Донна Ясна, прошлогодняя гетьманская фаворитка,  богатейшая скотопромышленница из Четвертого рукава галактики. Вот выпятив  челюсть, взирает на меня с высоты своего гигантского роста центр-пилот  Его Императорского Величества Сержик Бирюлевский  по  кличке  "Второй"  ибо лучше него пилотировать в мире может только "Первый", то бишь  сам  Господь Бог. А вот... Держись крепче за  табурет,  док,  не  поверишь.  Самовлюбленное двухголовое существо  Лжезек-Таня  из  системы  Нарцисс  перестало миловаться да целоваться друг с дружкой и двумя парами своих  глаз восхищенно лупает в мою сторону.</p>


<p>


     А в центре зала... В центре зала стоит такое простенькое складное  золоченое креслице, в котором, закинув ногу на  ногу,  восседает  сам  Вице-гетьман нашей Галактики.  Восседает,  лениво  теребит  мизинчиком  свисающий на лоб длинный чуб-"оселедец" и с милой и  доброй  улыбочкой  смотрит, как я  грохочу  ботинками  своего  допотопного  скафандра  по  начищенному паркету, направляясь в его сторону.</p>


<p>


     Я под этим взглядом, сам  понимаешь,  док,  живот  подобрал,  шаг  запечатал. Боец-молодец, одним словом.  Прямо  курсант  первого  курса  космической  академии  на  строевом  плацу.  Н-да...  Вот   только  со  щупальцами своими ничего поделать не могу, свело их нервной  судорогой  окологруди, а разогнуть - ну никак!</p>


<p>


     И вот останавливаюсь я почти у самого креслица, на котором  сидит  Вице-гетьман, и уже рот раскрываю, чтобы отрапортовать, что такой-то и  такой-то по приказанию Его Высочества прибыл и благодарит за спасение,  как где-то под самым потолком рявкают вдруг динамики и некто невидимый  хорошо поставленным голосом сообщает присутствующим:</p>


<p>


     -  За  мужество  и   героизм,   проявленные   при   осуществлении  разведывательной экспедиции в систему Таррида, указом  Его  Величества  Гетьмана Галактического присвоить командующему флота Цэ генерал-аншефу  Шухттердэмитийю Хурриагче Таймарттшавыну Хонзорре  Лурре  орден  Белой  Звезды первой степени в бриллиантах с вручением витой алмазной ленты.</p>


<p>


     Веришь, док, меня словно обухом по башке кто-то хватил. Стою олух  олухом, глаза выпучил, челюсть от удивления отвалил... Нет, ну,  всего  я ожидал, но не этого! И, в конце-то концов, даже не  то  удивительно,  что высшей наградой Галактики меня  наградить  собираются,  что  я  из  простого капитана - командира  ободранного  почти  до  самого  каркаса  "Ржавого  корыта"  стал  в  одночасье,  минуя  все  пролеты  служебной  лестницы, сразу генерал-аншефом, да еще и командующим каким-то  флотом  Цэ. Не то удивительно, что  полет  мой  значится  уже  не  стандартным  грузовым рейсом,  а  оказался  разведывательной  миссией  аж  на  саму  Тарриду, находящуюся, по слухам, где-то у  черта  на  куличках.  А  то  удивительно, док, что оглашавший  указ  Его  Величества  Гетьмана  без  запинки произнес мое полное родовое имя!</p>


<p>


     А вокруг после прозвучавших из динамика слов  как  -  будто  буря  поднялась. Аплодисменты, восторженные  выкрики,  корреспонденты  хищно  вытягивают в мою сторону свои  микрофоны,  операторы  целятся  в  лицо  видеокамерами. А Его Высочество Вице-гетьман пружинисто поднимается из  своего  креслица,  достает  из  кармана  расшитого  золотом  парадного  мундира сине-желтенькую коробочку и, не успеваю я и дыхание перевести,  как его ловкие пальцы уже шпилят прямо мне на  грудь  сияющий  мелкими  звездочками кружочек ордена и  перекидывают  через  мою  шею  поданную  кем-то из прислуги расшитую алмазами почетную ленту.</p>


<p>


     "Бог мой, - тупо начинаю соображать я, - да они же меня просто  с  кем-то спутали!  Имя  там,  может,  похожее  или  название  корабля...  Господи, а что же потом будет? Когда настоящий генерал-аншеф из  своей  разведывательной миссии появится?"</p>


<p>


     Нет, врать и жульничать, док, я с детства не приучен. Батяня мой,  бывало, со мной работу на  этот  счет  крутовато  проводил.  В  место,  которое ниже спины, частенько поглядывал. С ремешком, значит. Н-да...</p>


<p>


     И я уж  набираю  воздуха  в  грудь,  чтобы  честно  сообщить  Его  Высочеству Вице-гетьману, что я, мол,  -  не  я,  как  вдруг  чувствую  ощутимый толчок в левый бок и чей-то нежный шепот почти в самое ухо:</p>


<p>


     - Молчи, дурак! Молчи!</p>


<p>


     "Кто-то из охраны старается",  -  соображаю  я  и  уже  собираюсь  сделать выдох, как с правого бока следует еще один ощутимый  толчок  в  бок:</p>


<p>


     - Благодари, дурень! Его Высочество благодари!</p>


<p>


     Толчок этот и тон, которым было  сделано  предложение,  оказались  настолько красноречивы, что я тут же рявкаю во всю мощь своих легких:</p>


<p>


     - Рад стараться Ваше Высочество! Служу народу Галактики!</p>


<p>


     -  Ах,  молодец!  -  довольно  щурится  Вице-гетьман  и  дружески  похлопывает меня по плечу. - Герой!</p>


<p>


     Тут взгляд его глаз останавливается  на  бутылке  с  перцовкой  и  куске сала, которые я по-прежнему судорожно прижимаю к груди:</p>


<p>


     - А что это такое у вас в руках, мой  генерал?  Образцы  почвы  и  жидкости с Тарриды?</p>


<p>


     - Никак нет! - скалю я зубы в ответ. Чуток  уже  пришел  в  себя,  понимаешь ли. - Это, Ваше Высочество, продукты питания.  Исключительно  на них я и держался во время своего полета!</p>


<p>


     - А не позволите ли  мне  отведать  вашей  космической  провизии,  генерал? - мило улыбаясь, Вице-гетьман берет бутылку из моих скрюченных  судорогой пальцев и достает  из  упаковки  кусочек  сала.  Взболтав  в  бутылке придонные остатки моего чудо - напитка, он отхлебывает прямо  из  горла, восхищенно крякает и отправляет в рот кусочек сала:</p>


<p>


     - О, недурственно! Весьма и весьма недурственно, господа!</p>


<p>


     Толпа ревет  от  восторга.  Носы  придворной  братии  вытянулись,  пытаясь уловить запахи сала, а руки со всех сторон  так  и  тянутся  к  бутылке с перцовкой. Не успеваю я и глазом моргнуть, как и бутылка,  и  пакет с салом исчезают где-то в глубинах восторженно вопящей толпы.</p>


<p>


     - Еще раз благодарю вас за  службу,  генерал!  -  произносит  Его  Высочество и уже  было  поворачивается  ко  мне  спиной,  чтобы  снова  прошествовать  к  своему  золоченому  креслицу,  как  из  толпы  вдруг  выныривает маленький такой седенький старикашка, энергично  берет  Его  Величество под локоток и, встав на цыпочки,  начинает  что-то  шептать  прямо в ухо Вице-гетьману.</p>


<p>


     - Да что вы такое говорите, Фима! - Его Высочество делает попытку  отстраниться, но старичок цепко держит  его  за  локоть  и  настойчиво  что-то продолжает  втолковывать.  А  сам  то  и  дело  зыркает  своими  маленькими черными глазками в мою сторону. Вице-гетьман слушает его, и  тоже переводит на меня свой взгляд.  Скользит  оценивающе  глазами  по  моей нескладной фигуре, потом улыбается, весело  хлопает  в  ладоши  и  объявляет восторженной публике:</p>


<p>


     - Господа, сегодня к обеду  будут  поданы  продукты,  спасшие  от  голода генерала Лурру во время  его  героического  рейса!  Перцовка  и  сало, господа!</p>


<p>


     Придворная рать и корреспонденты восторженно визжат. Меня тут  же  подхватывают  под  щупальца  и  на  руках  волокут   куда-то  в  глубь  флагманского корабля.</p>


<p>


     Вот здесь у меня, док, в памяти полный провал. Сознание мыслящего  существа, скажу я тебе, - вещь тонкая. Наверное, от свалившихся на мою  голову в тот день переживаний, я просто на время отключился.  То  есть  не совсем так чтобы  полностью  вырубился,  а  просто  вся  окружающая  действительность пошла вдруг  цветными  пятнами  и  завертелась  перед  глазами, словно в каком-то гигантском калейдоскопе. Пришел  я  в  себя  только посреди огромной каюты, когда  меня  -  уже  чисто  вымытого  и  тщательно побритого  -  три  грудастенькие  самочки  с  Дельты  Персея  облачали в мой новый генеральский мундир. Каюта, док,  была,  конечно,  высший класс! Отродясь в таких не бывал. И полное кондиционирование, и  все виды гравиорежимов... А  в  углу,  на  хрустальном  столике  стоит  последней марки стереовизор, по которому самый  центральный  из  наших  каналов как раз гонит последние новости. И слышу я то, что не  слышал,  и вижу я то, что не видел. И про себя, грешного, в частности.</p>


<p>


     - Генерал-аншеф Лурра спасен!  -  торжественно  сообщает  на  всю  галактику  телеведущий.   -   Сегодня   после   многодневных   поисков  спасательная экспедиция под командованием Его Высочества Вице-гетьмана  Всегалактического  обнаружила  разведывательный  корабль  космического  героя!</p>


<p>


     На экране крупным планом мое дорогое "Ржавое корыто" и стоящий на  его поверхности Вице-гетьман  в  позолоченном  скафандре.  Взгляд  Его  Высочества суров и устремлен куда-то в звездные дали.</p>


<p>


     -  За  мужество  и  героизм,  проявленные   в   ходе   выполнения  космического полета, генерал - аншеф  Лурра  награжден  орденом  Белой  Звезды в бриллиантах с вручением витой алмазной ленты.</p>


<p>


     И миллиарды  зрителей  в  тысячах  обитаемых  планетных  системах  Галактики видят на своих экранах,  как  в  тронном  зале  флагманского  корабля Его Высочество прикалывает на грудь  какому-то  взлохмаченному  существу в ободранном скафандре сияющую  звездочку  ордена.  С  трудом  узнаю в дураковато таращащейся в телекамеру небритой морде свое лицо.</p>


<p>


     - Выжить в  условиях  космического  пространства  генералу  Лурре  помогли  чудесные  напиток  и  закуска  -   перцовка   и   сало!  -  с  воодушевлением произносит где-то за кадром телеведущий.  А  на  экране  стереовизора Вице-гетьман  как  раз  отхлебывает  из  моей  бутылочки,  отправляет в рот кусочек сала и, причмокивая, произносит:</p>


<p>


     - О, недурственно! Весьма и весьма недурственно, господа!</p>


<p>


     Далее следуют кадры веселящейся толпы придворных, а потом крупным  планом  появляется  лицо  командора  Сержика  Бирюлевского  по  кличке  "Второй". То ли мне показалось, то ли так оно и было, но глаза Сержика  словно бы заволокло туманной поволокой, а его подбородок, несмотря  на  героические усилия командора, так и норовил коснуться груди.</p>


<p>


     - Мы поинтересовались у присутствующих на  торжественном  приеме,  скороговоркой проорал  на  всю  Галактику  телеведущий,  -  так  ли  в  действительности хороши перцовка и сало?</p>


<p>


     Командор Сержик громко икнул в микрофон и басом прорычал в ответ:</p>


<p>


     - Благодаря перцовке и  салу  я  теперь  могу  ориентироваться  в  межзвездных просторах без навигационных приборов!</p>


<p>


     Видимо,  в  доказательство  последнего  тезиса  глаза   командора  Сержика сначала съехались к переносице, а потом стремительно разошлись  в разные стороны.</p>


<p>


     Новостной    кадр    мгновенно    сменила    рекламная   вставка.  Сногсшибательных форм белокурая бестия, кокетливо  улыбаясь  зрителям,  медленно наливает  в  граненый  стакан  янтарно-золотистый  напиток  и  острым ножичком нарезает снежно-белое сало с розовыми прожилками мяса.  Потом грациозным  движением  подхватив  стакан  с  поверхности  стола,  делает длинный глоток, блеснув жемчугом безупречных зубов,  отправляет  в рот маленький кусочек сала и восторженно сообщает:</p>


<p>


     - Перцовка и сало! Напиток космических героев и настоящих мужчин!</p>


<p>


     На экране снова мы  с  Вице-гетьманом.  Вице-гетьман  похлопывает  меня по плечу. В руках у него бутылка перцовки и упаковка сала.</p>


<p>


     - Мы всегда выбираем лучшее и лучших!  -  безапелляционным  тоном  заявляет за кадром девица. Изображение снова стремительно  меняется  и  галактические  телезрители  теперь  видят  на  своих  экранах  портрет  Вице-гетьмана, одетого в парадный мундир при всех регалиях и орденах и  улыбающегося народным массам своей доброй, отеческой улыбкой.</p>


<p>


     Вот тут-то, док, я  все  и  уразумел.  И  почему  вдруг  случился  внезапный  мой  карьерный  рост  от  капитанишки  грузового  судна  до  генерал-аншефа,  командующего  целым  космическим   флотом.   И  зачем  понадобилось  мое  награждение   высшей   галактической   наградой  за  мифическую разведывательную миссию к системе Тарриды. И  кому  выгодна  вся эта свистопляска вокруг обычной бутылки перцовки и простого  куска  сала.</p>


<p>


     Политики, док, были, есть и будут всегда. И раз  в  четыре  года,  перед выборами  то  есть,  когда  нужно  заручиться  доверием  народа,  политики и в Галактике в целом, и на вашей Земле в частности буквально  сходят с ума. Чтобы получить поддержку избирателей  и  набрать  нужное  количество голосов в ход идут любые  средства.  Поверь  мне,  они  что  угодно сделают - только чтобы выборы выиграть!</p>


<p>


     Н-да... Ну, а как раз  перед  началом  моего  грузового  рейса  в  Галактике были объявлены очередные выборы.  Старый  Гетьман  отбыл  на  своем посту положенные конституцией два срока и настало время передать  скипетр и державу молодому преемнику. Претендентов было много  -  штук  пятнадцать или шестнадцать, я уж точно всех и не упомню. И среди  них,  конечно, был и наш Вице-гетьман. Тот, кто стоял на  второй  ступеньке,  всегда норовит подняться на первую, док. Се  ля  ви,  как  говорят  на  вашей Земле поедатели мелких зеленокожих земноводных.</p>


<p>


     А народ галактический, док, за восемь  лет  от  чудачеств  нашего  Гетьмана уже маленько приустал. Проще  говоря,  народ  в  массе  своей  хотел  серьезных   перемен   по   кадровому   вопросу.   Поэтому  и  к  потенциальному наследнику - нашему Вице-гетьману  -  относился,  мягко  говоря, без должного  воодушевления.  Избирательная  кампания  второго  лица галактического государства шла ни  шатко,  ни  валко.  Так  себе,  короче говоря, шла. На заведомый проигрыш. Ну,  и  чтобы  хоть  как-то  поднять свой падающий рейтинг, наш Вице-гетьман и устроил предвыборный  круиз по регионам Галактики. И наткнулся во время  перелета  от  одной  звездной системы к другой на терпящее бедствие "Ржавое корыто" с твоим  покорным слугой на борту.</p>


<p>


     Спасение  терпящего   бедствие   космонавта   -   это   разве  не  медиа-повод, док? Не способ еще раз  блеснуть  в  глазах  избирателей?  Ого-го какой повод! Рейтинг Его Высочества, мужественно карабкающегося  на фоне бездонной звездной бездны к  люку  терпящего  бедствия  судна,  вырос бы сразу процентов так на пять или шесть! Ну, и конечно, спасать  второе лицо Галактики  должно  было  не  капитанишку  -  замухрышку  с  грузового судна, а настоящего "звездного волка", генерала космического  флота, посланного в разведывательный  полет  к  далекой  и  загадочной  Тарриде. Таковы уж законы избирательного жанра, док!</p>


<p>


     Хорошо задумано, говоришь? Хорошо-то, хорошо. Но  для  победы  на  выборах этого было мало. Вице-гетьман по своего рейтингу  отставал  от  основных конкурентов не на пять или шесть процентов, а много больше. И  поправить дело только репортажем об одной спасательной  операции  было  уже невозможно. Нужен был какой-то  радикально  новый  рекламный  ход,  чтобы резко уйти вперед, обогнать соперников.</p>


<p>


     Вот тот старикашка седенький, по имени Фима...  Ну,  который  все  что-то Вице-гетьману на ухо нашептывал  в  тронном  зале  флагманского  корабля.  Он,  оказывается,  был  главным  придворным   имиджмейкером.  Мордоделом, по простому говоря. Он-то и нашептал Его  Высочеству  свою  гениальную идейку про перцовку и сало.</p>


<p>


     Согласись, док, женщины - существа не глупые. Нет, ну, по крайней  мере некоторые из них. Н-да, так вот женщины уже давно  просекли,  что  путь к сердцу мужчины лежит через  его  желудок.  А  Фима,  старикашка  седенький, допер, что путь к сердцу избирателя  тоже  пролегает  через  пищевой тракт. Простенький такой вывод, но...</p>


<p>


     Но сочетание  избирательной  кампании  Вице-гетьмана  с  рекламой  перцовки и сала дало потрясающий результат. Электорат массово бросился  в магазины покупать янтарного цвета горилку и бело-розовую  закуску  к  ней. Сначала в процесс дегустации была втянута практически вся мужская  половина населения. Потом женщины-феминистки. А затем  уже  подтянулся  основной женский контингент.</p>


<p>


     Ясен хрен,  что  за  остававшийся  до  дня  выборов  месяц  народ  Галактики был надежно упоен перцовкой и укормлен салом. На конкурентов  Вице-гетьмана уже почти никто не обращал внимания. Они  ведь  говорили  только красивые слова,  а  за  Его  Высочество  готовились  голосовать  желудки, которые  предвыборных  речей  не  понимали,  но  зато  хорошо  разумели божественную симфонию вкуса - дуэт перцовки и сала.</p>


<p>


     Борьбы на выборах, док, можно сказать, почти и не  было.  В  день  голосования Вице-гетьман получил  свыше  девяноста  процентов  голосов  избирателей в свою поддержку. Даже никаких шахер-махерских  технологий  с бюллетенями для голосования и избирательными кабинками применять  не  пришлось - можешь мне поверить, я в  день  голосования  в  центральном  штабе Его Высочества отсидел от звонка до звонка.</p>


<p>


     После  выборов  каждый  получил   свое:   Вице-гетьман   сделался  Гетьманом, старикашечка Фима стал министром пропаганды, а  я...  Меня,  док, тоже не забыли. Я теперь  тем  самым  флотом  Цэ  и  командую.  В  натуре, так сказать. И  поставлена  передо  мной  одна,  но  важнейшая  задача:  обеспечить  своевременность  поступления   перцовки   и  сала  элитного сорта к  галактическому  потребителю.  Спрос  потребительский  ведь с окончанием выборов на нет не сошел; наоборот, вырос едва ли  не  десятикратно. Кто-кто, а наш галактический  народец  толк  в  питие  и  закуси всегда знал. Где только можно, в каждой  планетной  системе  от  Альфы до Омеги, наши  любители  принялись  выращивать  на  сало  ваших  земных хрюшек и плантации перца для спиртовой настойки. Но  это,  док,  все считается суррогатом. Настоящая перцовка с салом, элитный сорт  то  есть, признается только одна - ваша, земного  происхождения.  То  есть  сама перцовка и сало могут быть приготовлены  где  угодно,  но  основа - спирт, перец, свинина - должны быть обязательно  с  самой  Земли.  Вот  поставками всего этого я сейчас,  док,  и  занимаюсь.  Имея  с  каждой  сделки, разумеется, свой довольно таки немаленький процентик.</p>


<p>


     Поэтому и сижу сегодня на  этой  космической  станции,  док.  Жду  очередной поставки. И перцовочку с сальцом потребляю, само собой.  Как  же без нее-то, без родимой?</p>


<p>


     Урожай в этом  году  выдался  хороший.  Дожди  прошлым  летом  мы  придержали над Европой. Так что в твоей родной Украине, док, уродились  и пшеница, и перец. А хрюшек ваших мы на станции Хацапетовка загрузили  целых пять железнодорожных эшелонов. На  всю  Галактику,  конечно,  не  хватит, но двор гетьманский  теперь  продуктом  до  следующего  сезона  обеспечен будет, будь спок.</p>


<p>


     Опаньки! А ведь мне, пожалуй, пора,  док.  Видишь  вон  троица  у  входных дверей нарисовалась?  Это  моя  команда.  Тот,  что  слева,  в  тельняшке и скафандре нараспашку - это боцман Моржов, за  розовость  и  округлость щек прозванный Хрюном. Высокий, худощавый, в очках-пенсне ­- ­­это наш штурман. Кличка у него АИ0282 -  он  шутя  бортовой  компьютер  этой модификации в шахматы обыгрывает. Девушка с длинной косой рядом с  ним, Аннушка, - это наше все. Стюардесса, программист, врач. И все  в  одном лице и на самом высоком уровне. К-ха... Это хорошо, док, что она  не слышит твоих слов про крутую попку. Она у нас дама строгая, и  даже  весьма. Вона, в  прошлом  году,  один  наш  коллега  ее  по  интеркому  в шутку Анкой - пулеметчицей назвал. За способность произносить совершенно невообразимое количество слов в единицу времени. Н-да... Так Анечка его потом  так  достала, что он ни на одной работе больше  двух  дней  задержаться  не  мог, все мимо и мимо проскакивал. Мы  его  с  тех  пор  так  и  зовем:  Прохожий-Перехожий. За принудительную склонность к перемене мест.</p>


<p>


     Так что пора мне, док. Команда в сборе, значит, стартовать скоро.  Держи мое щупальце на твою пятерню. Может, когда-нибудь еще и свидимся.  Где-нибудь в укромном кабачке на самом краю Галактики.</p>


<p>


     Эх, завидую я тебе, док! В таком прекрасном  мире  ты  живешь!  В  мире, где океан перцовки  и  целые  материки  сала.  А  что  еще  надо  человеку для счастья, а, док?</p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                                    Ноябрь 2002 года</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>



                             И НА СОЛНЦЕ ЕСТЬ ПЯТНА


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


     Этот небольшой мемуар я пишу исключительно для себя. По  условиям  заключенного мной соглашения, история, о  которой  пойдет  речь  ниже,  НИКОГДА не должна быть оглашена. Даже после моей смерти.</p>


<p>


     Тогда зачем же сейчас я стучу кончиками  пальцев  по  светло-серым  кнопкам лежащего у меня на коленях ноутбука? Зачем  мучаюсь,  подбирая  слова и составляя связный и читаемый текст? Кому все это нужно?</p>


<p>


     Это все нужно только мне. Мне одному.</p>


<p>


     Во-первых, я очень боюсь, что когда-нибудь меня начнет  подводить  память. Старческий склероз, например, или - не дай Господи! -  болезнь  Альцгеймера. А навсегда потерять в черных дырах собственной памяти эту  во всех отношениях замечательную историю я просто не хочу. Ибо  именно  эта история круто изменила всю мою жизнь.</p>


<p>


     Во-вторых, происшедшие со мной за последний год  перемены  таковы,  что я просто не  могу  держать  все  это  только  в  своей  голове.  А  поделиться с кем-то своими переживаниями не имею права. Уж таковы  дух  и буква соглашения, под  которым  год  назад  появилась  моя  подпись.  Поэтому моим доверенным лицом, моим маленьким  другом  и  исповедником  стал домашний компьютер. Набирая сейчас на  клавиатуре  эти  слова,  я  словно бы веду разговор сам с собой. Со своим вторым "я".</p>


<p>


     Чтобы этот текст никогда не попал никому на глаза, я  защищу  его  тремя весьма и весьма надежными  паролями  -  из  числа  тех,  которые  закрывают доступ к крупнейшим государственным секретам и кодам запуска  ядерных ракет.</p>


<p>


     Правда, вот будет хохма,  если  я  сам  когда-нибудь  забуду  эти  пароли... Гм, наверное, и в самом деле  придется  что-то  придумывать,  какую-нибудь подсказку. Подсказку, понятную только мне  самому.  Но  я  сделаю это уже потом, после завершения всей работы.</p>


<p>


     Итак, перехожу к сути дела...</p>


<p>


     В один из летних  вечеров  прошлого  года,  бесцельно  шастая  по  астрономическим и космическим сайтам Интернета, я обратил внимания  на  многочисленные дискуссии в форумах о реальности высадки американцев на  Луну сорок лет назад.  Неисчислимая  рать  скептиков  доказывала,  что  американские космонавты на Луне не были ни разу и даже в принципе быть  не могли. Еще большая армия доморощенных специалистов по  космонавтике  убеждала, что Нил Армстронг и  его  коллеги  все-таки  прогулялись  по  лунной поверхности.</p>


<p>


     Внимательнейшим  образом  ознакомившись   с   аргументами   обоих  спорящих  сторон,  я  почесал  пальцем  в  затылке,   некоторое  время  задумчиво поизучал засиженный мухами потолок моей комнаты в комуналке  и пришел к твердому выводу, что весь этот  информационный  шум  вокруг  реальности посадок на Луну затеян явно неспроста.  Эта  кутерьма  явно  устроена  кем-то   для   того,   чтобы   отвлечь   внимание   пытливой  международной общественности от чего-то действительно важного и крайне  скандального в истории американской космонавтики. Так мне подсказывала  моя никогда не подводившая меня прежде интуиция.</p>


<p>


     И  какое  же  "черное  пятнышко"   может   скрываться   в  сиянии  блистательных американских высадок на Луну?  Аварию  на  "Аполлоне-13"  Штаты не скрывали -  наоборот,  представили  едва  ли  не  как  пример  мужества и героизма своих космонавтов. А больше вроде бы и скрывать-то  нечего...</p>


<p>


     Правда, остаются еще полеты без высадок на Луну. Два  орбитальных  околоземных и два беспосадочных  полета  вокруг  Луны.  В  орбитальных  околоземных полетах "Аполлонов" ничего особенного не обнаруживается:  ­­­обычные испытательные полеты, в целом даже  очень  и  очень  успешные.  "Аполлон-8" - первый полет  людей  вокруг  Луны.  Там  тоже  все  было  "чики-пики", не подкопаешься.</p>


<p>


     В остатке у нас  теперь  только  полет  "Аполлона-10".  Репетиция  высадки на Луну,  которую  успешно  выполнили  в  мае  1969  года  Том  Стаффорд, Юджин Сернан и Джон Янг. И тоже  все  прошло  о`кей.  Вполне  успешная получилась репетиция. Ну, и что тут скрывать?</p>


<p>


     Кстати, кто бы стал заниматься таким  сокрытием?  ЦРУ?  ФБР?  Или  какие-нибудь "Люди в черном"? Ну, например, спецкоманда под  названием  "Люди в черном - Аполлон-10". Ха-ха...  А  как  это  на  английском-то  будет? "Men in black - Apollo-10"? А если сокращенно? "MiB-A10"?</p>


<p>


     А  теперь  представим,  что  у   нашей   спецкоманды   есть  свой  собственный сайт в Интернете... Правительственный сайт!</p>


<p>


     Я расхохотался, набрал на клавиатуре ноутбука  электронный  адрес  www.mib-a10.gov и щелкнул клавишей "мышки".</p>


<p>


     Конечно, я ожидал, что комп  тут  же  возмутится  и  пошлет  меня  по другому и совершенно не электронному адресу, но...</p>


<p>


     Но  на  серый  экранчик   моего   компьютерного   старичка  вдруг  действительно выползла черная как смоль заставка  с  мигающими  белыми  буквами "MiB-A10"! Надпись на  английском  языке  в  маленьком  окошке  внизу экрана предлагала немедленно ввести пароль.</p>


<p>


     От удивления я едва не вывалился из кресла. Сайт "MiB-A10"  действительно существовал!</p>


<p>


     Но пароль... Как узнать пароль?</p>


<p>


     Пароль  может  содержать  неизвестное  мне  число  цифр  и  букв.  А уж вариантов их взаимного расположения могут быть миллионы!</p>


<p>


     Так что на сайт загадочного  "MiB-A10"  мне  уж  точно  никак  не  прорваться.  А  жаль...  Вот  бы  хоть  одним  глазком   взглянуть  на  космические секреты дядюшки Сэма!</p>


<p>


     Я вздохнул и совершенно машинально набрал  на  клавиатуре  имя  и  фамилию человека, без технического и управленческого гения которого  ­­­как я считаю - американский лунный проект  никогда  бы  не  состоялся:  "Verner-fon-Braun".</p>


<p>


     И... Хотите - верьте, хотите - нет, но сайт раскрылся!</p>


<p>


     Нужно  ли  говорить,  что  я  немедленно  с  головой   зарылся  в  сокровищницу загадочной службы "MiB-A10"?</p>


<p>


     И был вознагражден сверх  всякой  меры!  "MiB-A10"  действительно  занималась  подчисткой   "хвостов"   американской   лунной   программы  "Аполлон". И самым главным "хвостом" -  тем,  который  я  и  обнаружил  путем  своих  интеллектуальных  изысков,  -   оказался   именно  полет  "Аполлона-10"!</p>


<p>


     Нам врали. Почти тридцать лет правительства  двух  сверхдержав  ­-США и СССР - России - кормили нас басней о генеральной репетиции  лунной  высадки. Да, генеральная  репетиция  изначально  и  планировалась.  Но  потом  вмешалось  то,  что  принято  называть  человеческим  фактором.  Стаффорду и Сернану не  удалось  удержаться  от  соблазна.  На  высоте  примерно 15 километров  от  поверхности  Луны  Том  Стаффорд  выключил  телевизионные камеры внешнего наблюдения, систему радиосвязи с  Землей  и перешел на ручное управление. Это случилось 22 мая 1969  года  в  23  часа 45 минут. Ну, а потом... Впрочем, о том, что случилось потом лучше  всего расскажет запись переговоров  экипажа  "Аполлона-10"  с  Землей,  которую я отыскал на сайте таинственного "MiB-A10" и тут же скачал  на  свой старенький комп.</p>


<p>


 </p>


<p>


     "23 мая 1969 года, 0 часов 05 минут.</p>


<p>


     Стаффорд (радостно): Хьюстон, ку-ку!</p>


<p>


     Центр управления полетом в  Хьюстоне  (облегченно):  Слава  Богу,  Том! Что случилось? Связь с вами прервалась почти на двадцать минут!</p>


<p>


     Стаффорд (с легким смешком): Можете нас поздравить,  Хьюстон.  Мы  уже на Луне и как раз собираемся выйти наружу. Сейчас бросим монетку и  разыграем, кто выходит первым - я или Юджин.</p>


<p>


     Хьюстон (раздражаясь):  Хватит  шутить,  Том!  Доложите,  где  вы  сейчас находитесь?</p>


<p>


     Стаффорд  (весело  хохочет):  Мы  действительно  на   Луне,  сэр!  Хьюстон, вы сейчас сами убедитесь! Включаю внешнюю телекамеру!</p>


<p>


     (Пауза. Слышен щелчок тумблера).</p>


<p>


     Хьюстон (потрясенно): Матерь Божья...</p>


<p>


     Сернан (торжествующе): Ну, что убедились?</p>


<p>


     Хьюстон (растерянно): Том, Юджин, как вы  могли?  И,  скажите  на  милость, какого черта вы будете делать на  Луне  без  нашего  флага  и  послания президента всему человечеству?</p>


<p>


     Сернан (с легкой издевкой): А хотите, я  вместо  флага  на  лунной  пыли носком ботинка нарисую надпись "Бог любит Америку"?</p>


<p>


     Хьюстон  (скептически):  Юджин,  у  тебя  всегда  было   плохо  с  правописанием. Да и почерк хромает...</p>


<p>


     Стаффорд  (со  злобой  в  голосе):  Насчет  послания   президента  человечеству, ребята, я вот что думаю: пусть  этот  полосатый  звездюк  поднимет свой зад из президентского  кресла  и  пообщается  с  нами  в  прямом эфире. И я все ему скажу,  что  думаю  о  финансировании  нашей  космической программы!</p>


<p>


     Хьюстон  (смущенно  закашлявшись):  Боюсь,  Том,  что  те  слова,  которые ты приготовил для общения  с  президентом  как-то  не  принято  произносить публично. И потом у президента сейчас легкое  недомогание.  Э... Легкая диарея в  связи  с  нашими  новыми  военными  успехами  во  Вьетнаме. Короче говоря, ребята, президент занят.</p>


<p>


     Стаффорд (решительно): Ну, тогда, сэр, на болте от входного  люка  я видел и флаг, и вашего Никсона... Мы бросаем монетку и выходим.</p>


<p>


     Хьюстон (со злорадством): Том, мы не будем транслировать в прямом  телеэфире ваш выход! И вообще  не  будем!  Даже  в  записи  ничего  по  "ящику" не покажем! Никто и никогда не узнает, что вы ходили по  Луне!  Вот!</p>


<p>


     Стаффорд (со смехом): Ха, испугал! Мы вернемся  на  Землю  и  все  сами  расскажем!  Как  говорится,  при  большом  стечении   публики  и  журналистов!</p>


<p>


     Хьюстон (скрипя зубами): А мы... Мы собьем вас противоракетой  во  время спуска в атмосфере! Летите, голуби, летите!</p>


<p>


     Сернан (с чувством оскорбленного человеческого достоинства):  Это  кто там каркает? Ты, Уэббс? Хочешь я сейчас публично заменю букву  "э"  в твоей фамилии на шестую букву из русского алфавита?</p>


<p>


     Хьюстон (задиристо): Слышь, парниша, ты  там  типа  не  кипятись,  понял? Ты сам-то кто? Конкретно обозначься в натуре!</p>


<p>


     Голос из-за Потомака (заинтересовано): Алло, парни,  это  ЦРУ.  С  чего это вы стали обсуждать нюансы употребления словесных конструкций  в русском языке?</p>


<p>


     Хьюстон (истерично хохочет): Вы хотите знать?!  Вы  действительно  хотите  это  знать?!  Так  я  вам  скажу!   (кашляет   и   с  чувством  декламирует): "Да будь я негром преклонных годов - и то без  унынья  и  лени, я русский бы выучил только за то, что  им  разговаривал  Ленин!"  Ты понял, грязный наймит американского  империализма?!  (срывается  на  крик): Да здравствует сотая годовщина со дня рождения великого Ильича!  Да  здравствует   Коммунистическая   партия   США   -   организатор  и  вдохновитель  всех  наших  побед  в  космосе!  Правильной  траекторией  летите, дорогие товарищи!</p>


<p>


     Стаффорд (растеряно): Хьюстон,  вы  там  что,  переутомились  или  перепили?</p>


<p>


     Голос из ЦРУ (облегченно): Так, Уэббс, теперь с вами все ясно.  Я  уже давно подозревал, что именно вы тайно передали  русским  секретные  чертежи нашего секретного  лунного  бомбера  Н-1.  Ну,  а  вы,  Юджин?  Стопроцентный и честный американец. Как вы могли  клюнуть  на  дешевую  русскую удочку?</p>


<p>


     Сернан (откашлявшись, проникновенно): Начнем с того, господа, что  на самом деле я не Юджин, а Евгений, не Сернан, а Сернин  и  мой  папа  был простым юристом в маленьком  украинском  городе  Бердичеве...  Моя  давняя мечта - побывать на папочкиной родине. Поэтому после  полета  я  собирался попросить политического убежища в Советском Союзе.</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (величественно и торжественно): Внимание!  Говорит Москва! Говорит Москва! Работают все  радиостанции  Советского  Союза и Центральное телевидение! Сегодня советский  космонавт  Евгений  Сернин успешно высадился на поверхности Луны!</p>


<p>


     Голос из-за Потомака (с нескрываемым восхищением): Мама  дорогая!  Как оперативно работают эти кремлевские хлопцы!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента  (жизнерадостно):  Привет,  ребята! Говорит официальный представитель президента США. Если  вы  не  поддадитесь на эту бесстыжую коммунистическую пропаганду и  останетесь  американцами, мы готовы исполнить кое-какие ваши сокровенные  желания.  Для начала правительство  намереваемся  выплатить  по  пять  миллионов  долларов каждому из вас. И тебе, Том, и тебе Юд... Тьфу! Евгений!</p>


<p>


     Янг (обиженно): Эй, там, на околокапиталийских холмах! А про меня  вы не забыли? Где мои пять миллионов?</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (раздражаясь): А вы  здесь  причем, Джон? Вы же сейчас не на Луне.  Крутитесь  вокруг  планеты  на  своем корабле и не лезьте в разговор серьезных парней!</p>


<p>


     Янг (возмущенно): Здрасьте! Как кораблем управлять - так Джон.  А  как деньги получать - так Том!  Ну,  раз  так,  то  я  сейчас  включаю  двигатель корабля и возвращаюсь на Землю сам!</p>


<p>


     Хьюстон (расстроено): Джонни, но ведь Юджин и Том погибнут!  Они  не смогут сами вернуться на Землю!</p>


<p>


     Янг (деловито): Вот  и  замечательно...  Готовьтесь  объявить  их  американскими героями. Посмертно. Тогда у нашего любимого президента к  постоянной диарее добавится еще и острый энурез!</p>


<p>


     Хьюстон (с негодованием): Джон, имей совесть!</p>


<p>


     Янг (цинично): Я свою совесть обменял на жвачку в  первом  классе  церковно-приходской школы. Даю обратный отсчет времени перед  запуском  маршевого двигателя: десять, девять, восемь...</p>


<p>


     Голос  из  американского  госдепартамента  (истерично):  Янг,  вы  войдете в мировую историю как первый космический террорист!</p>


<p>


     Янг: Вот и превосходно! (декламирует с торжественными  нотками  в  голосе): Был первым в космосе Гагарин, а террористом - Джонни Янг!</p>


<p>


     Хьюстон (возмущенно пыхтя): Нет, у меня просто нет слов!</p>


<p>


     Янг (с удовлетворением): Вот и хорошо, что нет!  Помолчите  и  не  мешайте мне считать. Восемь, семь, шесть...</p>


<p>


     Голос  из  американского  госдепартамента  (заискивающе):   К-ха,  Джонни... Мы  здесь  посовещались  с  президентом...  Он  нашел  время  выкроить минутку и оторваться от... Э... От  своего  занятия.  Н-да...  Так вот, мы решили дать и вам  пять  миллионов  долларов...  Если  вы,  конечно, не улетите сейчас от Луны  и  дождетесь  возвращения  Тома  и  Жени.</p>


<p>


     Янг (ликуя): Ур-ря! Наша взяла!</p>


<p>


     Хьюстон (мрачно): Так, господа... А мне что-нибудь перепадет  или  как? А то есть данные, что система связи и управления  полетом  грозит  вот-вот выйти из строя...</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (взрывается  возмущением):  Нет, ну какие бессовестные нахалы и вымогатели работают в этом НАСА! А  потом налогоплательщики спрашивают, в какую черную  дыру  проваливаются  наши финансы, которые мы выделяем на космос!</p>


<p>


     Хьюстон (с издевкой): Ой, Вашингтон, а что-то я вас плохо слышу!</p>


<p>


     Голос  из  американского  госдепартамента   (поспешно):   Хорошо,  хорошо! Вам тоже пять миллионов!</p>


<p>


     Хьюстон (с надеждой): Каждому?</p>


<p>


     Голос   из    американского    госдепартамента    (подавившись  и  откашлявшись, обречено): Ладно, уговорили...</p>


<p>


     Голос из-за  Потомака  (обеспокоено):  А  как  же  ЦРУ,  сэр?  А  как же без обеспечения секретности всей операции, сэр?</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента  (совершенно  подавленно):  Хорошо, включаем в общую калькуляцию и вас...</p>


<p>


     Голос  из-за  Москва-реки  (торопливо,  скороговоркой):   Говорит  Москва! Говорит Москва! Всем, всем, всем! Том, Женя! В  случае  вашего  выхода на Луну и посадки на территории СССР при возвращении на  Землю,  мы со своей  стороны  предлагаем  вам  горящую  бесплатную  путевку  в  Трускавец, автомобиль "Запорожец" 1965 года  выпуска  и  звезду  Героя  Советского Союза!</p>


<p>


     Хьюстон: А нам что же? За техническое обеспечение полета, а?</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (великодушно):  И  вам  тоже  -  путевка,  "Запорожец" и золотая звезда!</p>


<p>


     Хьюстон (озабоченно): Это на всех или каждому?</p>


<p>


     Голос  из-за  Москва-реки  (после  слегка  затянувшейся   паузы):  К-ха... Скромнее нужно быть, товарищи. Не устраивать,  понимаешь,  тут  всякие волюнтаризмы и культы личности. М-да.</p>


<p>


     Хьюстон (разочарованно): Нет, ну тогда мы так не согласны!</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (с нарастающей экспрессией): Эх, была  не  была! Гулять -  так  гулять!  Летать  -  так  летать!  Согласны:  даем  каждому! Как у нас говорят, от каждого - по способностям, каждому - по  заслугам!   Вот,   товарищи,   главный   принцип    нашего   развитого  социалистического общества!</p>


<p>


     Хьюстон(растрогано): Ну, тогда конечно... Тогда мы...</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (встревожено): Стоп! Всем  - по десять миллионов!</p>


<p>


     Хьюстон  (после  секундного  замешательства):   ...тогда   мы  не  согласны с русскими предложениями. Десять миллионов - они и  в  Африке  десять миллионов. А куда цеплять вашу геройскую звездочку, Москва?</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (с плохо скрытым отчаянием): Даю всем  по  две звездочки!</p>


<p>


     Хьюстон (заливаясь счастливым смехом): О, ну  это  совсем  другое  дело! Природа, товарищи, любит симметрию!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента  (перекрикивая  неожиданно  включившиеся в Москве "радиоглушилки"): Пятнадцать миллионов! Каждому!  Стаффорд, а вам лично - четыре звездочки на погоны за немедленный  старт  с Луны! Без всяких выходов и выходок!</p>


<p>


     Стаффорд (браво): Есть, сэр! Слушаюсь, сэр!</p>


<p>


     Голос  из-за  Москва-реки  (осуждающе):  Вот  они  волчьи  законы  международного капитализма!  У  вас  даже  космонавтика  продается  за  деньги!</p>


<p>


     Сернан (явно фальшивя): Ах, ах, ах! У меня кружится  голова!  Ах,  я падаю на Луну! Падаю прямо через выходной люк!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (устало): Жень, ну а  тебе  еще чего?</p>


<p>


     Сернан (хнычет и в припадке стучит кулаком  по  крышке  выходного  люка): Хочу на Луну! Слышите?! Я хочу на Луну!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента  (надменно):  А  ху-ху  не  хо-хо?</p>


<p>


     Сернан (обиженно шмыгает носом): А хи-хи не ха-ха! И вообще  наши  гуси сегодня не взлетают!</p>


<p>


     (Слышится какая-то возня и металлический скрежет).</p>


<p>


     Хьюстон (встревожено):  Том,  что  это  там  у  вас  так  мерзко  заскрипело?</p>


<p>


     Стаффорд (с воодушевлением): Юджин открывает входной люк, сэр!</p>


<p>


     Хьюстон (срываясь на крик): Что?! Том, немедленно остановите его!</p>


<p>


     Стаффорд (с легким смешком): Поздно, сэр! Он уже снаружи  корабля  и спускается по лестнице!</p>


<p>


     Хьюстон (севшим голосом): Матерь Божья!</p>


<p>


     (Слышится сопение, шум, неразборчивый вскрик и громкий шлепок).</p>


<p>


     Сернан (в сердцах): Фак ю!</p>


<p>


     Хьюстон (обеспокоено): Том, что случилось?</p>


<p>


     Стаффорд: Не волнуйтесь, сэр! Юджин уже на поверхности Луны.</p>


<p>


     Голос  из  американского   госдепартамента   (торжественно):  Это  историческое событие, господа! На Луну ступила нога человека...</p>


<p>


     Стаффорд (прерывает, смущенно кашлянув): Извините, сэр...  Боюсь,  что вы заблуждаетесь.  Юджин  коснулся  поверхности  Луны...  Э...  Не  ногой, сэр!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента, Голос  из-за  Потомака  и  Хьюстон (одновременно, с изумлением): А чем же?</p>


<p>


     Стаффорд  (с  трудом  подбирая  нужные  слова):  На  лестнице  он  поскользнулся на забытой кем-то из монтажников банановой  кожуре  и...  Э... Сэр, в  общем,  Юджин  коснулся  лунной  поверхности  своей  пятой  точкой!</p>


<p>


     Хьюстон (озадаченно):  Вы  хотите  сказать,  что  первый  человек  ступил на Луну... задницей?</p>


<p>


     Стаффорд (с явным облегчением): Именно так, сэр!</p>


<p>


     Хьюстон (почти шепотом): И эти слова... Фак ю... Это первое,  что  сказал Юджин на поверхности Луны?</p>


<p>


     Стаффорд (бодро): Так точно, сэр!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (потрясенно): Боже  мой...  Какой  позор...  Какой  вселенский  позор!  Истратить   двадцать  пять  миллиардов  долларов,  чтобы  усесться   на   Луну   задницей!  И  еще  выматериться при этом!</p>


<p>


     Голос  из-за  Потомака  (с  абсолютной   уверенностью   и  легкой  иронией): Не расстраивайтесь так, господа! Никто, ничего и никогда  не  узнает о легком конфузе нашего Юджина! Ведь мы контролируем  ситуацию!  Могу дать вам стопроцентную гарантию: в прессу не просочится ни слова!</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (похихикивая): А вот тут  вы  ошибаетесь,  батенька! Вы знаете, какой замечательный репортаж о ваших  космических  успехах напечатает завтра наша "Правда" на первой странице?</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (обречено): Проклятье! Мы  забыли об этих русских парнях!</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (заливисто  хохочет):  Ну,  теперь  вы  в  наших руках, господа хорошие! Теперь мы покажем вам кузькину мать! Гуд  бай, дорогая Америка!</p>


<p>


     Голос из  американского  госдепартамента  (торопливо):  Погодите,  погодите, Москва... А как  вы  посмотрите  на  вывод  наших  войск  из  Вьетнама?</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (заинтересовано): Гм, допустим...  А  что  вы хотите взамен?</p>


<p>


     Голос из  американского  госдепартамента  (с  недоумением):  Ваше  молчание об этом инциденте с Юджином, разумеется!</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (поразмыслив): Хорошо, мы  даем  обещание  впредь писать о  ваших  космических  успехах  не  на  первой  странице  "Правды", а на четвертой. Или даже на пятой.</p>


<p>


     Голос из-за Потомака (скептически): Эй, Москва, ну а как  быть  с  русскими радио и телевидением?</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (надменно): При социализме со  средствами  массовой информации не  бывает  проблем,  господа!  Мы  даем  обещание  вообще не транслировать вашу высадку на Луну! Никогда!</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента  (удовлетворенно):  Вот  и  славненько! Умные люди всегда могут договориться!</p>


<p>


     Сернан  (кряхтя):  Эй,  там  на  Земле!  А  моя   судьба  вас  не  интересует?</p>


<p>


     Хьюстон (поспешно): Юджин, чего ты еще хочешь?</p>


<p>


     Сернан  (твердо):  Я  хочу  быть   среди   тех   парней,  которые  прогуляются по Луне.</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (удивленно): Какого черта,  Женя? Ты же и так стоишь на Луне!</p>


<p>


     Сернан (с усмешкой): Я хочу побывать здесь официально. С кино-  и  фотосъемками в качестве доказательства!</p>


<p>


     Хьюстон  (после  замешательства  и  паузы):  Хорошо,   Юджин,  мы  включаем тебя в состав экипажа "Аполлона-17"! Командиром! Годится?</p>


<p>


     Сернан (удовлетворенно): Приемлемо. И  есть  еще  одна  маленькая  просьбочка к нашему родному американскому правительству.</p>


<p>


     Голос из американского  госдепартамента  (настороженно):  Женька,  тебе чего, опять денег мало?</p>


<p>


     Сернан (возмущенно плюется): Тьфу! Да причем здесь деньги! Что за  дурацкая манера мерить все долларом?</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (обескуражено):  Чего  же  ты еще хочешь?</p>


<p>


     Сернан (поет с капризными интонациями в голосе): "А  я  в  Россию  домой хочу, я так давно не видел маму!" Понятно? На родину меня тянет,  на родину!</p>


<p>


     Голос  из  американского  госдепартамента  (обречено):   Хорошо,  Сернан, поедешь в свою Россию...  Сразу  же  после  окончания  полета!  Прямиком в родной Вер... Пер... Бердичев!</p>


<p>


     Янг (разочаровано): Нет, пацаны, вы тут как хотите базарьте, а  я  полетел. Покедова. Даю обратный отсчет времени. Десять, девять...</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (всхлипывая): А тебе чего,  супостатушка?</p>


<p>


     Янг (капризно): Я тоже на Луну хочу!  И  на  крылатом  корабле  в  космос полететь хочу! Два раза!</p>


<p>


     Хьюстон (радостно): Джонни, мы  включили  тебя  в  экипаж  лунной  экспедиции "Аполлон-16"! Командиром!</p>


<p>


     Янг (возмущенно фыркает): И это все?!  Не,  ну  базары  у  вас  в  натуре гнилые... Я полетел, братаны... Семь, шесть...</p>


<p>


     Голос из американского госдепартамента (скороговоркой, поспешно):  Джон, Джон! Только что президент  подписал  указ  о  начале  программы  разработки крылатого космического корабля "Спейс Шаттл"!  Вы  полетите  на нем первым! А потом слетаете еще раз!</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (ядовито): А позвольте спросить,  на  чем  это ваш президент мог  подписать  указ,  если  у  него  сейчас  легкая  диарея?</p>


<p>


     Голос  из  американского  госдепартамента  (с   достоинством):  У  американского президента всегда найдется под рукой бумага, сэ-эр!</p>


<p>


     Стаффорд (мечтательно): Кстати, о русских... А я вот хочу  вместе  с ними полететь в космос! (Тихо, чтобы на Земле его никто не  услышал,  обращается к Сернану, который уже влез обратно в лунный модуль)  Может  быть, эти русские парни дадут мне пятую звездочку за совместный полет,  а, Юджин?</p>


<p>


     Сернан (тоже почти шепотом): Нет, Том,  пятую  звездочку  русские  тебе не дадут. По крайней мере, до тех пор, пока у их  Леонида  Ильича  тоже не будет пять звездочек! Такова уж русская национальная традиция,  Том!</p>


<p>


     Хьюстон (с радостным возбуждением): Том, мы только  что  включили  тебя  в  состав  совместного  советско-американского   экипажа.  Полет  состоится лет эдак через пять-шесть!  Ты  как  раз  успеешь  бесплатно  отдохнуть на Гавайах  на  нашей  туристической  базе  для  заслуженных  сотрудников НАСА!</p>


<p>


     Голос  из-за  Москва-реки  (возмущенно):  А  нас   вы   спросили,  империалисты хреновы? А может мы не хотим, чтобы наши парни  летели  с  вашим Стаффордом на эту раздолбанную Луну? А может орбитальные  полеты  - это наш магистральный путь в космос?</p>


<p>


     Голос  из  американского  госдепартамента   (поспешно):   Хорошо,  пусть ваши и наши ребята летят вокруг Земли. Да, и года через  три  мы  будем готовы подписать с вами договор о разрядке  и  взаимном  ядерном  паритете! Согласны?</p>


<p>


     Голос из-за Москва-реки (восторженно): Туды его в качель! Вот это  мужской разговор! По рукам!</p>


<p>


     Стаффорд: Хьюстон, я  включаю  двигатель  лунного  модуля!  Старт  (слышен грохот ракетных двигателей)! Мы летим!</p>


<p>


     Все вместе - Голос из американского госдепартамента, Голос  из-за  Потомака, Голос из-за Москва-реки, Хьюстон, Стаффорд, Сернан и  Янг  ­­­дружно и с душевным подъемом поют:</p>


<p>


     "Мы  рождены  чтоб  сказку  сделать былью,</p>


<p>


     Преодолеть пространство  и  простор!</p>


<p>


     Нам  разум  дал  стальные руки-крылья,</p>


<p>


     А вместо сердца - пламенный мотор!"</p>


<p>


 </p>


<p>


     Вот, собственно, и все, что я смог узнать на  таинственном  сайте  "MiB-A10" о самой главной тайне проекта "Аполлон".</p>


<p>


     Конечно же, я собирался раскрыть эту тайну первой  высадки  людей  на Луну всему человечеству.</p>


<p>


     Но человек предполагает, а судьба располагает.</p>


<p>


     Не прошло и  суток  с  того  во  всех  отношениях  замечательного  вечера, когда я позволил себе прогуляться по  секретному  космическому  сайту,  как  в  дверь   моей   коммуналки   настойчиво   позвонили.  Я  чертыхнулся, оторвал свой зад от  кресла  перед  телевизором  и  пошел  открывать.</p>


<p>


     За   дверью   оказалась   пара   весьма    симпатичных   ребят  в  одинаковых    антрацитово-черных    отутюженных     костюмах,   черных  лакированных туфлях и темных как сама  ночь  очках.  Просто  близнецы,  если не учитывать их цвета кожи и возраста. Тот, который  постарше,  как  две капли воды был похож на американского актера Томми Ли Джонса, а второй, более  молодой,  афроамериканец, сильно смахивал на еще одну голливудскую звезду - Уилла Смита.</p>


<p>


"Прямо Каннский фестиваль на дому", - мысленно усмехнулся я.</p>


<p>


     - Мистер такой-то и такой-то? - осведомился двойник Томми Ли на  чистом русском языке с едва заметным английским акцентом.</p>


<p>


     Я молча кивнул и жестом пригласил нежданных гостей в квартиру. Дар речи еще не вернулся ко мне. Согласитесь,  не  каждый день можно увидеть на пороге своей квартиры парней в черном. Тех самых, которые, по слухам, гоняются по всему миру за инопланетянами и скрывают от прогрессивной мировой общественности  следы случайно залетевших на Землю пришельцев.</p>


<p>


     Двойник Уилла Смита достал  из  кобуры  под пиджаком  вороненый  "Смит-и-Вессон", громко зевнул и  принялся  меланхолично  накручивать  на  ствол пистолета глушитель.</p>


<p>


     При виде оружия способности соображать и говорить немедленно вернулись ко мне и я на чистом английском -  в  рамках пройденного в свое время школьного курса,  конечно,  -  сообщил  дорогим гостям, что стенограмма переговоров экипажа  "Аполлона-10"  не  только была скачана мной на старенький ноутбук, стоящий на журнальном  столике, но еще и скопирована, а затем разослана ста  моим  друзьям  и  знакомым в самых  разных  странах  мира.  И  в  том  случае,  если  я,  например, поскользнусь  на  арбузной  корке  и  случайно  окажусь  под  колесами  проезжающего  мимо  автомобиля,   текст   стенограммы  будет  немедленно  выложен  на   самых   посещаемых   информационных   сайтах  интернета.</p>


<p>


     "Уилл Смит" тут же отвинтил глушитель со ствола и сунул  пистолет  обратно в кобуру. "Томми  Ли  Джонс"  обескуражено  крякнул  и  сходу  предложил мне за молчание пять миллионов долларов.</p>


<p>


     Я скептически улыбнулся.</p>


<p>


     "Томми Ли" вытер снежно-белым  носовым  платком  враз  вспотевший  лоб, почесал пальцем переносицу и попытался  соблазнить  меня  суммой,  эквивалентной   той,   которую   получили   все   участники   аферы  с  "Аполлоном-10" за свое коллективное молчание в течение последних почти  сорока лет.</p>


<p>


     Я расхохотался ему в лицо. А потом назвал свою цену.</p>


<p>


     Следующие пять минут "Уилл Смит"  на  ощупь  искал  на  грязном  полу  полутемной  прихожей в моей коммуналке вставную челюсть, которая  выпала из его раскрывшегося от  удивления  рта. Тем временем "Томми Ли" извлек  из  кармана  маленький  мобильный телефон и начал  с  кем-то  весьма  интенсивные  и  судя  по  интонациям очень непростые переговоры. Не знаю, кому и куда он звонил,  но всего лишь через полчаса все мои условия были приняты.</p>


<p>


     И вот прошел почти ровно год с того памятного дня, когда  я  влез  на  сайт  секретной  службы  "MiB-A10".  Той  самой,   которая  теперь  находится в моем непосредственном подчинении.</p>


<p>


     Мои нынешние имя и фамилия ничем не  напоминают  прежние.  Лучшие  пластические хирурги мира немало поработали над моим  лицом.  На  моих  счетах  в  банках  сейчас   такие   суммы,   что   Билл   Гейтс  порой  представляется мне просто привокзальным нищим.</p>


<p>


     Но не это главное.</p>


<p>


     По вечерам, после окончания напряженного  трудового  дня,  я  сижу  в  удобном  мягком кресле и не спеша пью апельсиновый сок из  высокого  хрустального  стакана. Отдыхаю и рассматриваю  открывающийся  взгляду   городской  пейзаж.</p>


<p>


     Американский президент не соврал,  когда  передавал  мне  свои    полномочия после процедуры инаугурации: отсюда, из овального кабинета в  Белом доме, открывается действительно замечательный  вид  на  вечерний  Вашингтон.</p>


<p>


 </p>


<p>


                                                                                       Май 2008 года</p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>


<p>


 </p>