Верь (СИ) [Funny-bum] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Виэль протянула руки — но Трандуил уже поднимался со снега, оставив на белом отпечатки своей крови, проступившей из-под кафтана и кольчуги. Выпрямился, подняв голову. Отстранил целительницу, и та задавила крик и рыдания, прижав обе руки к лицу — а когда отпустила, выражение ее было уже обычным, непроницаемым. Черты застыли.

Как и у самого Владыки Сумеречного леса.

Голубая лента исчезала в небе — и казалось, над пустошью все еще стоит безумный мужской хохот.

— Немыслимо… — простонал Элронд. — Аннатар Аулендил в собственном облике, во плоти… немыслимо!

— Белый совет, — плюнул Торин. — Эльфы. Ты… ты! — и протянул Оркрист в сторону Трандуила.

Эльф опустил на него взгляд — голубые, сапфировые глаза ничего не выражали. Как и прекрасный лик, казалось, помолодевший на много лет. На гнома смотрела изумительной работы фарфоровая статуя, украшенная драгоценностями, и ее не портили даже ржавые потеки крови на торсе.

Торин опустил оружие и попятился. Его подхватили Кили и Двалин — плечи подгорного короля дрожали.

— Оленя, — коротко сказал Трандуил.

Мэглин, по лицу которого беззвучно текли слезы, рвано вздыхая, подал неоседланное животное. Трандуил запрыгнул на его спину и неспешно направился вдоль эореда Тенгеля.

Сам Тенгель держал за гриву всхрапывающего Азара.

— Владыка… ты… я до своих земель. А там соберем армию и атакуем Дол Гулдур. Нечего там делать Темному Властелину. Отыщем Ольву. Убивать он ее не станет, слишком ценна.

— Ее — нет, — прошептала Синувирстивиэль. — Ее, наверное, нет… ее — нет…

Торин отвернулся и ткнулся лбом в плечо Двалина.

Бард бросился к эльфийке и попробовал обнять — но та отстранилась.

— Благодарю, — холодно сказал Трандуил. — Эльфы также выставят воинство. Поезжай, принимай власть, король рохиррим. А затем - в битву.

— Дейл даст бойцов.

— Эребор… Эребор также даст.

Владыка Сумеречья изящно поклонился.

— Мэглин… Лантир. Я отправлюсь вперед. Распорядитесь пешими воинами, изготовьте коней и догоняйте.

Элронд молча вскочил на своего жеребца и поехал рядом. Ему незачем было возвращаться в Дейл. Виэль резко повернулась влево, вправо… меарас не было.

— Владыка!

— Оставайся там, где решила быть. Не следуй за мной.

Два витязя неспешно удалялись.

Эоред стоял молча, и даже кони не ржали. Затем двинулся, выстраиваясь в живую ленту — сперва надо было следовать тем же путем, которым уезжал лесной король.

Виэль ахнула и, повернувшись, все-таки припала к груди Барда, закрыв на миг глаза. Прижалась, одновременно отцепив задранный подол платья - и оно с шуршанием укрыло ноги целительницы.

Торин встряхнулся, выпрямился. Подошел к белому варгу, вырвал из его окровавленной глазницы засапожный нож, который ковал сам. Отер о снег.

— Может, уцелеет, — неловко сказал Двалин. — Лапушка… лапушка. Она везучая ведь. Ольва Льюэнь.

Торин молчал.

Люди, гномы, эльфы, лошади — все пришло в движение. Эльфы отправились следом за своим Владыкой. Синувирстивиэль, вопреки словам Трандуила, также, пообещав королю Дейла, что вернется после первой же стоянки назад; Бард отправил с ней четырех стражников. Стремительной лавиной унесся эоред — и впервые в жизни Тенгель сожалел, что воспитал своего коня столь нетерпимым к другим всадникам. Но Азару в вину ставить было нечего — Ольва оказалась чрезмерно неосторожной.

Тауриэль, на миг пав в объятия Кили, уезжала с эльфами — на Зиме. Не объясняя ничего, она неотлучно держалась возле Мэглина.

Глорфиндейла не нашли. Как не нашли и меарас.

***

Лорд Ривенделла довольно долго ехал молча.

Затем…

— Трандуил!

Нет ответа.

— Трандуил, она не могла стать тебе столь дорога. Она… не могла понести… Виэль ошиблась.

— Ольва Льюэнь беременна, — ровно сказал лесной король.

— Но ты сам…

— Я не давал себе времени осознать то, что чувствую.

— Послушай…

— Тут не о чем говорить.

Нагнал волшебник. Поехал с другой стороны.

На бесстрастном лице Владыки Сумеречья не отражалось ничего. Чело казалось вырубленным из куска льда.

— Будешь воевать с Дол Гулдуром? — безнадежно спросил Элронд. — Как тогда… как тогда, атаковать любую тень зла, чтобы избыть боль?

— Я буду воевать с Дол Гулдуром. Аннатар вернулся в истинном обличье. Это плохо, Элронд. И я думаю, что это его истинное обличье связано с Ольвой. Что ради этого… именно ради этого он сплел с ее судьбой свою собственную.

— Трандуил… я понимаю твою боль, — с горечью сказал Элронд. — Но послушай сам себя. Ты пошел за его волей… за волей Темнейшего. Ты избрал деву, которую для тебя… приготовил… Саурон! Ты покорился…

— Не совсем… нет. Совсем не так.

Снова поехали молча.

От Дейла нагоняли отставшие эльфы. Эоред Тенгеля уже давно обогнал трех неспешно едущих всадников, и снежная пыль, поднятая копытами их лошадей, успела осесть.

— Я следую в Рохан, за эорлингами, — подал голос волшебник. — Я должен возвратить Светозара в его табун. И вот что я скажу тебе, великий король Сумеречного леса, повелитель лесных эльфов Трандуил.

Трандуил чуть повернул голову — на лице замкнутое, капризное выражение; черты неподвижны, глаза сухи.

— Верь.

========== Глава 1. Любимый ==========

Голубой дракон заложил вираж и прошел низко над фигурками на пустоши. Над эльфами, гномами, людьми, лошадьми.

Ветка дернулась — но сильная мужская рука прижимала ее, а заостренные чешуи угрожающе сжали ноги, протыкая ткань платья, прижимая лезвиями бедра, голени, щиколотки. Ветка увидела серебристую, стальную фигуру на снегу… и ахнула, закрыв ладонями лицо.

Мужчина сзади издевательски захохотал.

Плавный толчок ускорения; Ветка, трясясь не от холода, а от жуткого ощущения непоправимости собственного глупого, неосторожного поступка, догадалась, что дракон набирает высоту.

Чешуи отпустили ее, и рука исчезла с живота. Седок, который находился позади, откинулся назад и заорал.

Это был крик, полный ликования, мощи, неприкрытого торжества; крик победителя, и в то же время — крик зверя. Без слов, на единых надрывных нотах — Саурон выплескивал все, что накопил за время бестелесности.

Рвал горло.

В клочья, в кровавую дымку, раскинув руки.

У Ветки зазвенело в голове; она сжалась, съежилась, но…

Виэль!

Беременность?..

Ребенок!

Ребенок эльфийского короля!

Решение пришло вмиг. Что делать, как себя вести, как держаться. Ни единой слезинки; никаких сомнений. Только мрачное отчаяние. Ах, если бы Синувирстивиэль сказала это до того, как ее взгляд упал во дворе на Азара… ах, если бы отмотать время назад — ненадолго, минут на двадцать…

Пока Аннатар выражал небесам восторг собственной персоной, Ветка успела пять раз заново прокрутить тот разговор с Трандуилом. И пять раз ответить ему иначе — поцелуем, нежностью, пониманием, готовностью простить и выслушать до конца. Дома. Он сказал — поедем домой. Он сказал…

Ветка подставляла сухое лицо холодному ветру.

Сзади ее обхватили руки мужчины — снова. Горячие.

Саурон тяжело дышал прямо в ухо; одной рукой накрыл грудь, другую почти спустил между ног. Саурон пах пеплом, горелой травой и отчего-то сладкими тополиными почками — смолистый, навязчивый запах, стоящий весной в больших городах.

— Детка… посмотри вниз, — голос был сиплым. Еще бы, так орать. — Это тебе бесплатная воздушная экскурсия по северному Средиземью. Ты больше никогда не увидишь такого, поэтому советую быть внимательной.

Ветка глянула.

Дракон разворачивался очень высоко — Эребор, Одинокая гора и Долгое озеро узнавались безошибочно. Резная бусина Дейла. Горстка мусора Эсгарота. И край безбрежного океана деревьев — могущественный остов Эрин Гален, все еще полный сил и великолепия. Макушки невысоких гор, грядой перерезающих северную окраину Леса. И всюду переплетение ветвей, уже подернутых первой дымкой листвы, и кроны хвойных деревьев, сияющие зеленым и голубым перламутром.

Спину девушки согревало тепло мужчины — казалось, он просто полыхал.

Наконец, удалось заговорить.

— Ч-что ты будешь со мной делать?

— Любить, детка. Любить, — тяжело упало сзади.

— Не будешь обменивать… требовать за меня каких-то условий?

— Вас у меня двое. Но балрогов гордец не уступит и шага леса. Я выставлю и вышлю ему условия, но я бы не обольщался, детка.

— Т-т-ты тоже считаешь, что я ношу ребенка?

— Я не считаю, я чувствую его тут, под своей ладонью. Это очень… сладко, детка. Сын Трандуила… желтоглазый сын. Волосы, как у отца, проклятая масть синдар. А глаза твои, детка.

Ветка пережила несколько кувырков внутреннего мироощущения, перестраиваясь, прилаживаясь к новой реальности. Теперь все приобрело иную ценность и выглядело в совсем другом ракурсе. Рушились целые пласты, которые были важны в прошлом; и воздвигалась необоримая твердыня, в которой Ветка была намерена оберечь сына. Любой ценой. Ерунда, что это дракон; пусть Трандуил ее и не любит, а лишь заглаживал вину Костика, доставшуюся ему в наследство; фигня, что она в плену.

Сохранить сына.

Сберечь желтоглазого принца!

— К-как мне тебя называть?

— Меня многие называют Хозяин. Но ты можешь звать Майрон. Я не люблю имена Саурон и Гортхаур, хотя за давностью лет и снисхожу отзываться на них… неплохи также имена Аннатар или Аулендил.

Ветка замолчала, обдумывая следующую фразу. Едва ей стоило двинуться, как чешуи топорщились, намекая на ранение или ампутацию.

Лес внизу все не кончался. Море, море деревьев. Бескрайние владения… ее короля.

Ее любимого короля.

Молчать и терпеть. Теперь даже это не так важно. Даже это.

Впереди показалась скалистая вершина, и на ней высокая башня. Черная, частично разрушенная.

— Когда этим местом владел Орофер, — сказал Майрон прямо в ухо Ветке, — он велел насадить на уступах башни и Голого Холма дикого винограда и вьюнов, цветущих белыми ароматными гроздьями, и других — с голубыми цветами. В те времена весь Дол Гулдур, звавшийся Амон Ланк, был оплетен зеленью и усыпан душистыми кистями. Мои орки не стали поливать цветочки. И они погибли. Нежная весна больше не цветет здесь. Символично, не так ли? Правда, и виноградом темное воинство не лакомится… но мы обходимся. Обходимся.

Ладони Саурона стиснули виски Ветки.

— Спи.

***

Глаза открывались с трудом.

Ветка лежала очень удобно, на мягкой постели. Раздетая. Только отчего-то под пальцами, на ключицах, покоилась эреборская бляха, чуть покалывая подушечки острыми уголками.

Сон покидал голову тяжело, как мед стекает с ложки… и первое, что вспомнилось — стоны лесного короля. Стоны страсти, жизнь, бьющаяся под пальцами; белоснежное тело, радость ритма и слияния.

Так.

Нет-нет-нет, что-то другое. Другое было важнее.

Ветка открыла глаза.

Высокие серые стены круглой башни, сложенной из гладко отесанного камня. Никаких окон. Словно это Эребор; но это не Эребор. Совсем под потолком две крошечные вертикальные щели — то ли бойниц, то ли просто вентиляции.

Круглая, не слишком большая комната. Как дно колодца.

Тяжелая дверь, явно запертая снаружи.

В середине — кровать, небольшой стол, сундук. Ковры. И, что Ветке совсем не понравилось, еще столик — ковш, тазик, и под столиком нечто медное с крышкой, на диво напоминавшее туалетное ведро из далекого другого мира. Вещь удобная, а в чем-то незаменимая. Но!

Ветка снова вспомнила последний разговор с Трандуилом, и с шипением повалилась лицом в постель. Ложе было огромным. А она была дура.

«Прости, прости, прости… прости, мой король… Я люблю тебя, прости, прости…» Перевернулась на спину. Положила обе руки на живот. Как оно там… бьется? Живет? Делятся клеточки? Не оно — он! Сын. Сын с желтыми глазами и мастью синдар.

Подышала, проглатывая слезы. Не надо. Смысла нет. Все и так предельно ясно.

«Мой мальчик, не бойся. Ты же воин, принц. Мы выберемся. Что бы ни было — не бойся. Я, твоя мать, Ольва Льюэнь обещаю тебе. Все. Будет. Хорошо. Верь мне».

Ветка некоторое время воображала себе неощутимый и невозможный ответ, поглаживая плоский живот пальцами. За это время она выносила, успешно родила в каком-нибудь экологически чистом водоеме, приложила сына к груди и разом увидела, как он, уже взрослый, на олене едет вслед за своим отцом.

Так, про отца не надо. Не надо.

Что же, будем считать, что малыш услышал и поверил.

Ветка встала — воспользоваться ведром. И едва успела закрыть крышку и начать искать свою одежду, как дверь распахнулась. Полностью.

Секунду не происходило ничего…

Затем в проеме показалась светящаяся белым и голубым морда, окруженная ореолом полупрозрачных кинжалов-щетин.

Чудовище плавно втекло и улеглось вдоль стен, замкнув круг. Последним с шуршанием втянулся тонкий хвост, плоский с боков, как у угря или мурены; его тончайший кончик дракон, смахивающий на змея, взял в пасть, и затих, закрыв глаза.

Дверь захлопнулась.

— Привет, — сказала Ветка. — Ты приполз поспать, пресмыкающееся? Или ты земноводное? М?

По боку чудовища, сразу за щетинами заостренных чешуй позади головы, пошла волна. Ветку передернуло — из тела дракона вытаивал нагой мужчина. Рука прорвала тонкую голубую шкуру… нога, колено, лицо… и вот Майрон упал на ковер, хватая воздух ртом.

Ветка попятилась.

— Охренеть… ты так эффектно будешь появляться все время?..

Мужчина встал, еще задыхаясь. Подошел к столу. Налил вина, выпил залпом. Налил еще раз.

— Мне просто удивительно везет на пьющих, — прошептала Ветка.

— Такова твоя судьба. И тебе не уйти за ее границы, ни в чем, — усмехнулся темный майа. — Все предопределено и расписано, Ольва.

— Быть твоей… верной служанкой?

— Не могу не отметить — тут получилось не все, не все, — Саурон сел на край ложа. — Балрогов Глорфиндейл, Моргот его побери. Столько лет сидел тихо, сволочь. И нате. Ступай ко мне.

Ветка смотрела неприязненно.

Двадцатилетний красавец аниме, видимо, остался в Москве двадцать первого века. Перед ней был рослый, отлично слепленный мужчина с великолепными руками музыканта… на вид ближе годам к сорока, а то и постарше. Плечистый, с подобранным животом. Волосы его пламенели — становились то цвета огня, то цвета темнейшей копоти, а глаза отсвечивали лиловым. Узкое, костистое лицо, полные губы, тонкий нос с горбинкой, залысины надо лбом, делающие Майрона на вид еще чуть старше. Впрочем, кто тут говорит о возрасте?..

— Зачем тебе я?

— Я долго свивал это уютное гнездышко, — с удовольствием сообщил Темнейший, и упал спиной на шелк постели. — Долго. Теперь я хочу вознаградить себя за старания. Дракон не помешает, он часть меня… а я часть его. Когда рядом он… и ты, я обретаю телесность.

Мужчина потерся спиной о постель, выгибая торс. Закрыл глаза. Ветка метнулась взглядом по столу — хлеб под чистым полотенцем, кувшин с вином, пара бокалов. Ножа или вилки нет.

— Иди же! — Голос ударил резко.

— Не пойду! Я хочу знать, каковы гарантии!

— Что-о?

— Сделка!

— Что?

— Я выполняю все, что ты хочешь, — быстро сказала Ветка, — как хочешь. Сколько хочешь. Что угодно, Майрон. Хоть полы мыть в костюме Мальвины. А ты даешь гарантию, что не трогаешь ребенка. Дашь мне его родить. Оставишь мне. Можешь торговаться с Трандуилом за лес, — имя проскочило, как морской еж, но Ветка все же сумела не запнуться, — а со мной — так. Верная служанка. Цена — жизнь и… здоровье сына. И ты не будешь нас разлучать.

Саурон сел, внимательно изучая Ветку.

— Да, я думаю, что в обмен на собственную жизнь и собственное здоровье ты не будешь давать мне таких смелых обещаний. Что же. Ты клянешься выполнять все, буквально все, что я прикажу. Называть меня Хозяином. А я в ответ обещаю тебе, что твой плод будет сохранен, и после его появления на свет он останется с тобой.

Ветка мысленно пробежалась по всем сказкам, какие помнила — договор был чреват подвохом, но что делать, что делать?

— Я клянусь… Хозяин.

— Теперь я могу безнаказанно убивать вас обоих ежедневно, — с удовольствием сказал Саурон. — Я некромант, и к утру вы будете оживать, сохраняя шрамы и переломы… духа. Полезнейшая практика для того, чтобы получить вконец сломленного смертями и болью эльфа — сломленного еще до его рождения, о! Я уже люблю этого желтоглазого мальчика, мое произведение, мой шедевр… уже люблю. Правда, напрямую твой дух мне недоступен. Только косвенно, косвенно.

— А его? — севшим голосом просипела Ветка.

Майрон помолчал, недовольно.

— Лишь через тело, Ольва, лишь через тело… зачатый эльф слишком сильно защищен любовью отца и матери. От зачатия и до рождения, и затем еще год. Но физические страдания — твои, Ольва — и страх смерти… смертельный ужас, смертельная бездна ему будут знакомы. Потом добавлю остальное. Чтобы получить слугу и воина, какого не видала Арда. Он поведет мои темные армии. О-о… но ты голодна. Поешь.

Ветка, с колотящимся сердцем, подумав, что двум смертям не бывать, обошла туалетный столик, за которым пыталась прятаться, отломила хлеба, села на край ложа.

— Сними бляху.

— А почему ты сам ее не снял?

— Ты обещала слушаться.

Ветка неохотно разомкнула замочек… бросила черный кулон Майрону. Тот задел предплечье; пошел дым, темный майа отдернулся. Тряхнув краем одеяла, сбросил бляху на пол.

— Хорошо… так намного лучше. Без эреборской железяки…

Нагой мужчина взял и себе вина, хлеба. Ветка жевала и ощущала вкус плохого картона. Но надо было есть.

Ей было несказанно страшно — милый дядька, который так охотно с ней обсуждал ее будущее (о, ведь плохие, как правило, много трындят!) пока что не делал ничего дурного… и в то же время пугал до икоты.

Но показывать этого не следовало. Нельзя.

— С сегодняшнего дня, — медленно сказал Майрон, — ты будешь меня любить. Слышишь?

— Я поняла, Хозяин.

— Я хочу слышать от тебя только это. Что я любим. Я буду причинять тебе боль — но ты будешь говорить о любви. Ты оставишь любые попытки бежать, иначе я нагоню — и вырву плод из твоего тела. Ты оставишь надежду. Ты будешь звать меня Майрон, любимый, возлюбленный, и говорить это часто.

— Я н-не… умею…

— Ну, ты актриса, — ухмыльнулся Саурон. — Актриса… дубляжа, да? Ты сможешь. Мне достаточно слов, я так неизбалован. Я так одинок… тебе должно быть меня жаль. Вокруг одни орки и орчихи. И никто не понимает моих идеалов. Моей цели.

— А он-ни у тебя есть? Идеалы?

— Так печально быть творцом по натуре, — доверительно сообщил Саурон, — и не мочь сотворить ни единой песчинки. Я могу только изменять или искажать. Но создать с нуля — нет. Все, что я делаю, направлено на то, чтобы преодолеть это бессилие. Бессилие творца… перед могуществом Эру. Как только я постигну тайну сотворения — я сотворю собственную твердь. Собственную складку Арды. И полностью погружусь в нее… так что мои эксперименты выгодны всем, маленькая Ольва, зеленая веточка Трандуила.

Ветка дернулась.

— Но отсюда ты уйдешь не просто так… с прощальным поклоном, не так ли?

— Разумеется. Тут слишком много… проклятых витязей и магов, которых я искренне ненавижу. Слишком много, Ольва. И маловато тех, кого я люблю. А ведь я тоже буду тебя любить, детка. Я давно не играл в любовь. Вкусная, маленькая глупышка… ты насытилась? Видишь, я добр.

— Ужасно, — пролепетала Ветка, — ужасно добр…

— Любимый.

— Л-люю…

— Давай же! — Саурон неожиданно рявкнул так, что дракон открыл глаз. — Давай же! Я отправил условие Трандуилу — он и его эльфы, до последнего, покидают Эрин Гален, оставляют лес мне, а его старший сын отправляется заложником в Дол Гулдур! Если белобрысая тварь рискнет… рискнет выполнить это, ты и твой ублюдок свободны! Но этого не случится — у него тонка кишка, а потому тебе любить! Меня! Вечно! И только! Меня-я…

Ветка загородилась локтем; сердце ее колотилось.

Надо, надо, надо.

— Мой любимый Хозяин, — так проскочило легче.

— Замечательно, — прошипел Саурон, — иди ко мне… Ольва Льюэнь, испепеленная глупостью и гордыней. Иди ко мне. Может, тебе даже достанет духа когда-нибудь надеть черную корону и править Средиземьем вместе со мной. Иди сюда. Вставай на колени.

Ветке в кошмарном сне не могло присниться такое. Темный Властелин кричал что-то на страшном, рычащем наречии, грохочущем, как каменная осыпь; и хохотал. Ей было нечем дышать, и казалось, связки рвутся в клочья под его ударами. В углах рта выступила кровавая пена. Затем мужчина вздернул ее наверх — и собирал с ее рта слюну и кровь… и целовал — до укусов. И это совершенно не походило ни на какую любовь.

Ветка старалась не рыдать — и была уверена, что больше никогда в жизни не сможет сказать ни слова. Но Саурон неожиданно уложил ее рядом… боль в горле прошла, а его руки стали нежными — и девушка с новым приступом ужаса ощутила, что, хотя и воспринимала происходящее как пытку, внизу у нее влажно и горячо. Тонкие прекрасные пальцы, музыкальные пальцы Темнейшего ласкали ее внутри, там, где, как она думала, никогда в жизни не окажется никто, кроме эльфийского короля. А она плакала от наслаждения и от остервенелой обиды на себя саму. Старалась скулить тихо — но Саурон слышал каждый звук, каждый вздох, и неизбежно оказывался все ближе и теснее.

Наслаждаясь каждой нотой ее эмоций.

— Говори…

— Л-любимый…

— Разве тебе плохо так? — горячий шепот в самое ухо, а пальцы проникают все глубже и требовательнее. — Ведь хорошо?..

— Д-да… Хозяин… мой возлюбленный…

— Ты покорная… покорная… ты будешь стонать от наслаждения… от всего, что я делаю с тобой. Ты моя, Ольва Льюэнь. Моя…

— Д-да… Майрон… да.

Мужчина разбросал ее ноги, убедившись, что Ольва дошла до предела возможного ожидания, и вбился в ее тело — не щадя, забросив ноги девушки на плечи. Он снова кричал; Ветка, всхлипывая, могла лишь подумать о том, что будет вечно ненавидеть его голос… его крики, его хохот.

Но ее настигло и наслаждение.

Черные, алые пряди бились над ней, лиловые глаза горели — он, этот, снова кричал, и выгибал торс, и Ветка, в свою очередь, хрипела от протяжной, жуткой разрядки… и от того, что предала — себя. Любовь. Мужчину. Единственного на всей Арде, того самого…

А эльфийка бы гордо умерла.

А она, тварь, решила выжить — любой ценой. Причем не одна.

Ветка скрипнула зубами так, что чуть не открошила краешек, и рывком притянула к себе вспотевшего мужчину. Свирепо прошипела ему в ухо — «любимый», и укусила — чуть хрупнул хрящ.

Но Майрон не возражал. Наоборот, он снова закричал от возбуждения, бросил ее на живот, и взял, вцепившись в крепкие бедра, вбиваясь так, что было больно, очень — и девушка была уверена, что сейчас по ногам хлынет кровь, и тогда конец договору…

И снова извернулась после оргазма — и ударила. Хлестко, целенаправленно. Вспоминая все уроки учителей.

Саурон корчился и подставлялся под удары… а когда ему прискучило, схватил ее за руки, скрутил, прижал.

— Глупенькая… глупенькая… тому, кто так долго был бестелесен, каждый твой удар — как великий подарок… я чувствую боль… я чувствую тебя… вы, могущие чувствовать, так ли часто цените это?.. Спасибо, детка…

И Ветка снова тряслась от непонимания и ужаса, когда его руки стали мягкими и нежными. Саурон гладил ее, шептал короткие теплые слова, убирал поцелуями со щек слезы, тревожил кончиком языка соски, раздвинул пальцами и обласкал губами лоно. Это было невозможно чувственно, невероятно страстно. И дико страшно.

— Я хорошо выбрал приманку для короля, — прошептал, наконец, Аннатар Аулендил. — Как для себя старался. Рвись. Пробуй одолеть меня. Это так сладостно… ты никогда не попадешь к своему эльфу. Я не допущу, чтобы это случилось. Все орки, подвластные мне, станут между вами, даже если ты и вырвешься отсюда. Пока он слаб и надеется, я пошлю в Сумеречье договор. Затем — орды моих слуг, и сделаю Пущу своей. Пока ты у меня, я буду пить тебя. Как сегодня. Моя маленькая зеленая веточка… моя.

Он, казалось, заснул. Ветка отползла на другой конец ложа, пытаясь оценить ущерб. К балрогу такую любовь, вот честное слово. И, положив пальцы на живот, снова мысленно повторяла: «Мы выберемся. Верь мне, малыш. Честное слово. Выберемся. Выберемся. Только потерпи, мой светлый… потерпи».

Комментарий к Глава 1. Любимый

Саурон в исполнении замечательной Jul_ar!

http://f5.s.qip.ru/N7LfbY7d.jpg

http://f6.s.qip.ru/N7LfbY7e.jpg

http://f6.s.qip.ru/N7LfbY83.jpg

В доспехах

http://tenderoviki.ru/upload/blogs/811ac1f71ee5fbcf3bff19406814f4af.jpg

========== Глава 2. Ночь ==========

Комментарий к Глава 2. Ночь

Эта глава посвящается сестрице Тихе.

Трое гномов сидели в гостиной у камина.

Торин пододвинул ближе к огню и занял кресло, которое полсуток принадлежало Глорфиндейлу. Бард, распорядившись об обеде, стоял, задумчиво вертя в руках серебряный кубок. Хотя златой витязь, бесследно исчезнувший вместе с Асфалотом, изрядно опустошил винные припасы короля Дейла, чем угощать гостей, нашлось.

Кили, никак не способный пережить вид Тауриэль, уезжающей бок о бок с Мэглином (лесные эльфы! Оба!), постукивал костяшками пальцев о подлокотник. Шепот девы: «Я вернусь, как смогу, мой подгорный принц… неладно в лесном королевстве, я не могу оставаться тут, я нужна там». Да. Тауриэль не могла сидеть на одном месте. Тауриэль не вынесла обилия гномов — настоящих, не вкусивших путешествий и общения с другими народами; гномов, прибывших с Синих гор. Не смогла противостоять горе — запертой горе.

Она любила простор, лес, лук.

Торин, погруженный в свои думы, ответил на мысли Кили.

— Я приехал в твой город, человеческий король, чтобы купить или начать тут строить дом… а то и дворец. Для племянника и его девы.

Кили поежился — короли условились именовать Тауриэль женой… а у Торина все равно вышла дева. Не верит дядя?..

— Только теперь желаем ее дождаться. Из Сумеречья. Если надо будет, поедем туда, посольством.

— Нет, Торин, — Кили говорит тихо, но решительно. — Если и поеду… если и поеду, то я один. Она эльфийка. Дорогу знает. Неволить не стану, и напоказ выставляться — тоже. Достаточно.

— Ольва… — Бард осекся. — Ольва Льюэнь говорила, что недурно было бы выстроить полуденный приют. На половине дороги между Эребором и Дейлом. Там и так кострища… останцы. Единым маршем не все добираются, а ну пойдут караваны. Но ставить крепость надо. Орки же. Будет Кили Полуденным подгорным принцем, а крепость — Полуденным приютом. Не Ривенделл… но почетно. Мастеров дадим. Отстроим не хуже старых замков.

— Мастеров у нас и самих хватает, — тяжко бросил Торин. — Хороша идея. Камня много, две тысячи гномов далеким путем идут с Синих гор. Как дойдут… так приступим. Кили?..

— Да. Полуденный приют.

— Кто-то из людей туда захочет, — сказал Бард. — Кто-то, может, и из гномов, кто давно в людских селениях жил. Соберем славный форт. Широкий двор для повозок и конных. Сменных лошадей на продажу. Да.

Двалин полоскал усы в кубке с вином.

— Лошадей Ольва хотела купить в Рохане.

И снова молчание.

Бард ударил ладонью по каминной полке.

— Вот ведь вышло…

— Я был рядом, — сухо сказал Торин. — Я не смог уберечь. А ведь в руках держал. Прямо в руках. Птичку…

— Король-под-горой… это дракон, — прошептал Бард. — Не такой, как все привыкли, холодный, водяной. Бьющий неведомой силой — но дракон же. Что ты с мечом против дракона?.. Виэль тоже не смогла, хотя и меч у нее был не эльфийский. А мой.

Кили поднял голову:

— Синувирстивиэль же тоже уехала? Каково тебе, Лучник?

Бард помолчал… и усмехнулся. Светло, печально.

— Не сравнивай, принц. Я знаю, она вернется. Не могу никак объяснить, просто знаю. Сердцем уверен в Виэль. И она открылась, и я открылся. Будет в Дейле легендарная королева. Надо же. А я ведь тоже… Ольва… она… такая… а меня вот как настигло.

— Ольва? Перевал? — хмыкнул Торин. — Разведка ваша лихая? Дети. Люди.

— Было такое, да. Люди, гном, должны быть с людьми.

— Да, вот тебе об этом сейчас самое время говорить, — сказал Кили. — И тебе все верят.

— Не думай на лаиквенди, наугрим. Не думай. Он не такой.

— Я не думаю, — сказал подгорный принц. — Ничего не думаю. Думаю, что Тауриэль с гномами не ужиться. Разве что… хорошая идея с Полуденным приютом, Бард.

— Ольвы.

— Моргот! — Торин тиснул подлокотник и рыкнул.

— Не казни ты себя, — сказал Двалин. — Лучше давай думать. Пока наши с Синих гор дойдут, второй караван. Их с пути сразу на Дол Гулдур бросать негоже. Как бы отобрать хоть сотню гномов, которые пойдут твое слово исполнять. Сам поведешь?

— Подумаю, — жестко бросил Торин. — Ты или Ранк не хуже повоеводите.

— Ворона Даину пошли. Может, тоже пришлет подмогу. Он с волей Саурона весьма тесно столкнулся. Торин… не веришь, что она уцелеет?

Торин думал о другом.

О словах Синувирстивиэль. О том, что Ольва в тягости.

И медленно произнес вслух:

— Н-нет. Не верю.

Когда беловолосая лесная тварь успела? Когда?

Совсем у него под носом? Или сразу накинулся, как вывел девушку из Эребора?

С чего?

Это создание не умеет любить.

Но…

Но в этом своем мнении Торин поколебался.

На пустоши, несколькими часами ранее — когда хотел вызывать Владыку Сумеречья биться… и не смог — заглянув в остановившиеся, помертвевшие глаза. В глаза, так хорошо ему, гному, знакомые.

Такими глазами Трандуил смотрел на уничтоженный народ гномов. С таким же надменным ликом.

Но если это правда…

Торин нервно опрокинул бокал вина.

Если это правда! То как же он ошибался насчет высокомерного эльфа!

Пальцы гнома смяли тонкий металл. Бард забрал кубок из его пальцев и дал новый. Наполненный.

— Ужин принесли, гости. К столу.

Пришли и дети Барда. Семеро сотрапезников расселись за столом. Сигрид также была грустна — тосковала по Тенгелю и не могла понять, на чем же расстались. Чужеземку, хоть она и не понравилась принцессе Дейла, тоже было жаль. Ольва все время словно отнимала внимание статного эорлинга — тот вроде и не влюблен был, а следил.

Но не уследил до конца.

За столом не утерпел Баин.

— Отец… все говорят, ты женишься на эльфийке. А нам ничего не говоришь…

— Такое обсудим без гостей, — мягко сказал Бард, — но да, так и есть. Как только ее король даст позволение.

— А как же мама?

— Маму мы проводили, принц, — строго сказал Бард, — а городу нужна королева. Кто, как не Виэль?..

Младшая девочка завздыхала, но — гости за столом, надо держаться.

— Синувирстивиэль красивая…

— И добрая. И оставим это пока. Пусть сперва вернется. Заночуете, Торин Дубощит?

— Нет. Надо все обдумать. Отвезти новость. Начать собирать воинов.

— Дейл при лучшем раскладе соберет сотни две, — задумчиво сказал Бард. — Вряд ли сам поведу, отдам под руку эльфам. Лучше объединиться.

Кили поднял голову.

— Дядя, дай мне повести. Буду отыскивать Ольву… как для себя самого. Пойду с войском.

— Вот и славно, — проворчал Двалин, — и я рядышком, если возьмешь меня в помощь.

— Эребор поведет общее воинство к Лесу. А там уже пусть король Трандуил берет под свои знамена, — решил Бард. — Я отправлю Илса, он не великого ума, но двумя сотнями людей управить сможет. Торин…

— Что?

— Не кори себя.

Гном посмотрел исподлобья.

— Глорфиндейла нету. Асфалота нету. Штурм Дол Гулдура… да. Только я бы верил в витязя. Это как-то… убедительнее.

***

Эльфы вставали на ночь, немного не дойдя до окраины Леса, вставали неуютно — шатров, палаток нет. Погода по границе поздней зимы и весны промозглая, сырая.

Из плащей взметнули небольшое укрытие — Синувирстивиэль и Элронд стащили с Трандуила кольчугу, доспехи, запекшиеся кровью.

— В Сумеречье Галадриэль… она там, — шептал лорд Ривенделла. — Это хорошо. Виэль, ты можешь положить повязки и скакать со своими людьми назад.

Целительница колебалась.

— Ну же, — сердито шепнул Элронд, — ему нестерпимо видеть тебя. Вы знаете, оба. Ты поняла, он нет. Уезжай.

— Я все слышу. Синувирстивиэль… — Трандуил стянул с пальца один из перстней. — Я отсылаю тебя не из-за твоего знания. Я благословляю тебя. Изберите день свадьбы, я прибуду, — и протянул украшение целительнице. — Я бы предпочел летнее солнцестояние. Сделай повязки, хотя кровь уже и остановилась, и поутру ступай. Ты… ты поняла? Кто?..

— Я думаю, сын, — горько сказала Виэль. — Сын. Младший принц Сумеречья. Было всего несколько часов. Несколько… часов. Я едва услышала его биение. Я так давно не слышала… такого чуда. И тоже… не сразу, не сразу. Позволила себе поверить не сразу. Мой король…

— Эру, — Элронд отвернулся. Виэль быстро клала на раны мазь, травы, прибинтовывала — холодно, полевое укрытие из плащей не давало удержать тепло. Владыку надо было снова одеть и укутать. — Трандуил, ни в коем случае не вини себя. Не впускай тьму.

— Но я виновен, — слова легли легко. Интонации были ровные, как будто Трандуил приветствовал послов на официальном приеме. — Не следовало… затевать… разговора. Следовало убедить ее… дать время… убедить сперва. И затем…

— Насколько я знаю Гортхаура… и насколько ты его знаешь… он будет торговаться. У него душа торгаша. Послушаем условия.

— Они будут неприемлемыми, — так же ровно. Дивный низкий голос стелется рокотом, словно бархатом. — Они. Будут. Неприемлемыми для меня, для Сумеречного леса. Для эльфов. Ради одной жизни, хоть она и означала бы краткий новый рассвет эльдар, на такое пойти будет нельзя. Я готов.

— Эру! — снова выкрикнул Элронд. — Ладно. Виэль… соединим песни? Трандуилу Орофериону нужно много сил.

— Соединим. Я для этого с вами и поскакала. Лесной король, я с тобой с самого твоего младенчества. С Дориата. Трандуил… надо надеяться.

— Надежды нет, — сухо сказал повелитель сумеречных эльфов, — надо не надеяться, а понимать, что случилось, и что следует делать дальше. Просто понимать. Однако я могу верить. Тут истари прав. Доедем домой… вопросим Галадриэль.

Всю ночь Трандуила обнимали четыре руки. Элронд, Синувирстивиэль. Всю ночь он слышал тихий голос, напевающий целительную песню, то низкий, мужской, то чистый, высокий — женский. Всю ночь боролся со льдом, оковывающим сердце.

Войска.

Изнуренное боями Сумеречье соберет войска. И пойдет на Дол Гулдур.

Давно было пора.

Всю ночь Мэглина обнимали четыре руки. Тауриэль, Даэмар. Всю ночь он слышал тихий голос, напевающий мотивы надежды. То спокойный мужской, то красивый женский. Всю ночь боролся со льдом, оковывающим сердце.

Как он мог отпустить ее руку? Как мог не ощутить силу боли, толкнувшую в лапы дракона?

Лаиквенди не уснул до самой зари, когда, оставив Тауриэль и Даэмара, вышел подержать стремя Виэль.

Целительница поцеловала лесного эльфа в лоб, отерла его щеки.

— Ни пяди скорби и унынию, — шепнула. — Я верю в весну. Цветущую. В то, что весна близко. Так сказал Бард. И еще я верю в златое цветение липы. Если ты не окажешься рядом, лаиквенди, королю будет совсем худо. Даже если ты сам померк — пусть он этого не увидит.

— Я буду рядом, Виэль. Я всегда рядом. Счастья тебе, королева Дейла.

— И тебе, лесной эльф.

И эльфийка, окутанная темным теплым плащом, в сопровождении четырех человек, поскакала обратно к Дейлу.

Тауриэль смотрела вслед.

И в спину Мэглину.

Лагерь поднимался — еще два перехода, и эльфы вернутся домой.

***

Над пустошью стояла огромная луна — Торин не пожалел, что выехали в ночь.

Крупные сильные лошади — опять Ольва, опять! И ее неприязнь к скромным спокойным пони, — шли ровно.

А узбад вспоминал.

Тогда, впервые за целых двадцать восемь суток, Ольва собралась выехать на прогулку. До этого, после битвы, в которой пали драконы и был ранен Трандуил, она словно утратила задор и смелость, и часами пролеживала в своих покоях, под одеялами, напротив полыхающего камина. Всего боялась. Никуда не хотела. И ее внезапная хрупкость ранила Торина так сильно, что он и вовсе сторонился ее — не показывался на глаза. Благо, в Эреборе дел всегда хватало.

Фили возился с Ольвой - под ежедневное неодобрительное ворчание Дис. Однако Торин видел — племянник рад отдать долг и принимает иноземку как друга. И не возражал, потому что боялся приближаться сам… боялся начать настаивать. Она же просила. Не пугать.

Он не пугал.

Но в тот день она поднялась, покаталась на лошади. Затем, набросив роскошную меховую накидку, Ольва брела по Эребору — такая маленькая. Потерянная. Даже сейчас было видно, как тяжело ей, ослабшей, дается каждый шаг. Пошла на балкон над Золотым залом. И Торин сам не заметил, как последовал за ней. Выбрался на балкон и встал, положив тяжелые руки на ремень. Ветер, налетающий с пустошей, трепал его волосы и драгоценный мех белого волка, наброшенный на плечи.

— Что же, тебе лучше? Долго ты болела, Ольва Льюэнь. Я смотрел — и не узнавал тебя.

Подошел.

Взял Ольву за плечи — и поцеловал, с силой, до боли. Надеясь на ответ. Но…

— Итак… ты не отвечаешь мне, майа Ольва. Я так и думал. Тогда тебе было достаточно лишь бережности… и терпения. А теперь? Что переменилось в тебе, Ольва? Теперь ты хочешь быть королевой Эребора?

— Нет, Торин… зачем ты так?..

— Я просто стараюсь понять тебя. Что с тобой сделали эльфы? Ты… Трандуил относится ко всем - и к людям, и к эльфам - как к пустому месту, к игрушкам. Это коварное ледяное сердце, слава о котором идет по всему Средиземью. Здесь ты уберегла бы саму себя, уберегла бы от холодного колдовства эльфов, которым, в сущности, все равно, живы мы или умрем! Но ты сбежала. К ним. Ты ушла ночью, не попрощавшись со мной… бросив нас. Я посажу тебя под замок, пока ты не забудешьдумать о ком-либо еще. О, я буду очень нежен. И нетороплив. Но ты останешься здесь. И не говори мне, что я действую силой. Это валар сделали так, что после великой битвы ты опять в Эреборе.

— Если ты запрешь меня, я погибну…

Она еще говорила, а он уже отпустил ее плечи. Никогда гном королевского рода, рода Дурина, не принуждал женщину.

Торин много скитался, и к человеческим женщинам привык относиться просто. Очень просто. Вдовушка, давшая ночлег. Трактирщица, не взявшая платы за ужин. Король-под-горой бродил по свету, скрывая свое имя и лицо, и мечтал только о горе. Устроил свой народ в Синих Горах… отстроил Чертоги Торина, и снова ушел — к своему Эребору.

Вот Эребор.

И вот человеческая женщина. С желтыми драконьими глазами.

Ольва Льюэнь.

Она извинялась за то, что не смогла полюбить. Тихо-тихо положила руки на плечи Торина, уткнулась лицом куда-то в шею около уха и расплакалась в его густые волосы. И Торин одолел жадность.

Тяжелые руки гнома легли тогда на ее плечи — нежно, почти невесомо. Он стремился успокоить. Ее. Человеческую женщину.

Отпустил… сделал полшага назад, и вышел к парапету, глядя на пустошь, озеро и город.

— Слышал от Дис, ты собралась в Дейл?

— Да.

— Барда навестить?

— Торин, ну что вот мне Бард? Я же теперь знаю. И ты знаешь. Сойдет снег… вернется Синувирстивиэль.

— Ага, так, значит, что-то все же было? В разведке, не иначе…

Тогда он решил дать ей бляху и покровительство Эребора. Она будет его — хотя бы его подданной. Тогда она говорила о Враге. О своей с ним связи. Они беседовали на балконе, и затем отправились в его покои. Просто говорить. О бое, о мире, из которого она пришла. О драконах. Об эльфах.

Об эльфе.

— Торин! Жив ли Трандуил?

— Ольва… это холодный, бессердечный негодяй, который легко обрек на гибель и муки целый народ. Мой народ…

— Торин! Жив ли Трандуил?

Слова Торина не помогали — она хотела узнать только о нем, о несносном, надменном гордеце.

Торин крепился. И снова объяснял.

И опять:

— Так он жив?

Наконец, поговорили. В висках Торина бился алый, болезненный пульс; узбад желал проводить ее отсюда… проводить и с силой захлопнуть дверь. Дать себе время подумать.

Девушка, выпившая бокал сладкого королевского вина, двинулась к выходу… запнулась. Начала падать.

Торин едва успел ее подхватить.

Остановился в нерешительности.

Бережно уложил на свое ложе.

Пригладил широкой ладонью лоб — холодная испарина… сердце бьется неровно, странно. Странная Ольва, странная иноземка Ольва Льюэнь. Посмевшая присвоить короля.

Душа узбада рвалась; дверь приоткрылась — Дис. Шепнул — не заходи и не пускай никого. Мне надо отдохнуть. Пусть не ломятся попусту.

Свечи, драгоценные свечи белого воска ровно горели. Торин, отлично видевший в темноте, затушил две из трех. Хватит и этой. Ольва вынырнула из забытья, что-то пролепетала, повернулась на бок, и уснула — вот уже честно, так сладко, словно была уставшим ребенком. Торин тихо перевел дух. Натянул на девушку тонкое покрывало. Собрался выйти… и остался возле. Подумал. Скинул сапоги, растянулся поверх одеяла и простыней. Заложил руки за голову.

Не быть эреборской королевой человеческой женщине. Ни один из гномьих родов не поймет; только обрели Аркенстон, только обрели гору — и такой позор.

А что же делать с сердцем? Поначалу-то казалось, все проще.

Поначалу.

Узбад приподнялся на локте, нагнулся. Ткнулся в шею, пощупать губами пульс. Дышит ровно, глубоко. В ответ на поцелуй что-то пролепетала — только он не расслышал, что.

Проснется, снова поговорю.

Торин же видел, как она обнимает его, как тянется. Как трогает пальцами его тяжелые волосы, прошитые сединой. Не может не быть такой тяги без причины.

А то и настоять. Вот сейчас. И уже оставить возле себя. Пусть и не королевой, пусть. Наследников Фили с Кили наделают. Ну, ладно. Один Фили.

Снова повернулась. Огонь мешает? Торин задул свечу, но продолжал видеть ее лицо, сомкнутые ресницы, открытую шею. Иноземка… Ольва Льюэнь.

Не утерпел. Долго смотрел — пляшущее пламя больше не тревожило ее веки, и сон углубился.

Нагнулся и поцеловал. Легко, не пугать, не будить.

Она поймет, что в эльфах нет жизни. Каждый из них помнит такое количество весен, что запутался в том, что истинное, что нет. В них нет пламени. Они красивы, но бездушны; они смотрят на море, смотрят в грядущее, видят обещанное им вечное блаженство — блаженство в звуках арф, в прелести невянущих цветов. Пока жива Арда. Блаженство в полной остылости чувств, когда уже не к чему стремиться. Некого искать. Она поймет.

Отпустил губы — и Ольва прямо в его короткую бороду сквозь сон пролепетала:

— Трандуил…

Торин отпрянул. Да не может быть.

Поправил подушку, покрывало. Сделал круг по опочивальне, мягко, без сапог. Подумал, не отнести ли деву в ее комнаты. Перерешил. Снова вернулся.

Сел, наклонился. Мягко провел рукой по щеке. И снова в ответ Ольва всхлипнула:

— Трандуил… я не могу… без…

Торин запустил обе руки в волосы. Балрогова магия, магия — бездушной твари, морготовой лесной феи. Зачем ему Ольва? Однако же требовал, требовал — прислал гонцов. Вынь да положь ему Ольву!

Узбад откинулся на ложе, сцепив руки на груди.

Ольва спала долго — он и сам успел раз или два задремать. С пустотой в душе, не думая особенно ни о чем.

Какая роковая ошибка.

Какое проклятие. Для них — всех троих.

Наконец, девушка завздыхала, зашевелилась… Торин щелкнул огнивом и запалил свечи.

Смотрел.

Затем, видя, как смущена и напугана Ольва, сел и молча принялся обуваться.

Она неловко, резкими движениями попробовала разгладить ткань платья, но спохватилась и тоже обулась, отыскав в отблесках огня сапоги у кровати.

Встала, пытаясь поймать равновесие; Торин подошел сзади, набросил на ее плечи накидку, и мягко повел, не давая падать и ушибаться о мебель. Распахнул дверь, вывел ее в коридор мимо двух гномов-стражников, которые теперь круглосуточно находились при его покоях, и проводил по галерее — к ее собственным комнатам.

— Я думал, ты проспишь до утра. Погасил весь свет, чтобы тебе не мешать.

— А я сколько проспала? — пролепетала девушка.

— До полудня.

— И ты оставался со мной?..

— Мне тоже иногда отдохнуть не повредит. Приведешь себя в порядок, приходи в кузни, — решительно сказал Торин. — Будешь считаться не человеком заокраины, а гномкой Эребора.

— Торин, — спросила она, чуть не плача, — Торин! Объясни! Мне так страшно!

— Ты говорила во сне, Ольва Льюэнь. И говорила не со мной…

И узбад быстро ушел по галерее, ушел в кузню — выпить пива с Двалином, отковать бляху. Забыться.

***

…Торин встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Их ночь. Ее ровное дыхание, ее легкий человеческий профиль. Короткие растрепанные волосы. Не красавица, нет. Просто майа. Майа гномов, иноземка Ольва Льюэнь.

Его майа.

Понесшая от эльфа.

Вот так, сразу, женщины принимают в себя жизнь, когда любят. Когда не могут без. Махал.

Торин гикнул и огрел коня плеткой — мощный жеребец разом взбодрился. Рванул галопом к горе — вот она, уже рядом.

Воинов. Наилучших. Кили? Да нет, пожалуй, он сам.

Верно?

========== Глава 3. Голос ==========

Если Майрон и намеревался придумать Ветке испытание пострашнее — ничего хуже, как ей казалось, изобрести бы не смог. Он попросту оставил ее на какое-то время одну. В запертом помещении. В круглой зале, в башне, с потолками под десять метров — и с узкими бойницами высоко-высоко над полом.

Воды ей не хватало, вода была лишь в единственном кувшине, и для умывания, и для питья.

Кое-как помывшись и обнаружив, что на теле не осталось ни единого синяка, ни единого пореза от тонких драконьих чешуй-кинжалов, и даже, кажется, половина мелких родинок с тела и совсем старые отметины исчезли бесследно, Ветка уверовала, что этот гад вправду будет ночью исцелять все, что наворотил днем. Ладно. Я выдержу.

Вот только как его магия скажется на маленьком?..

Свернула ковры, перетрясла постель, проверила все до последней нитки и щепки. Меблировали ее тюрьму с умом. Ковры были роскошными, чистыми; ворс бархатистый — Ветка отчего-то была уверена, что это ковры старинной эльфийской работы. Постель выше всяких похвал, расшитое шелковое белье. Два на два. С высокой резной спинкой в изголовье, что было совсем не лишним в середине круглой комнаты — но спинка наводила Ветку на неприятные размышления. Майрон произвел впечатление затейника.

Бойницы под потолком давали поток свежего воздуха… и очень мало света. Самым опасным предметом в круглой башне было огниво. Ветка с грустью вспоминала рассказы учителей о том, что оружием может быть тазик, кувшин, тряпка — что угодно. Но выходило, что убивать собственно Саурона смысла не имело.

Когда он наигрался — попросту исчез, втянувшись в дракона дымом. И тут же тусклый, частично прикрытый радужной пленкой глаз зверя засиял лиловым огнем, а тело ожило, запульсировало, медленно выплывая из круглой залы прочь.

Ее пленитель был бесплотным. Несмотря на весьма увесистые телесные ощущения, с ним связанные.

Надо было присмотреться к дракону, а убить здоровущую гадину было намного труднее, чем даже крепкого и рослого мужчину.

Ветке и в голову не приходило, что она вовсю нарушает данное слово — любить, звать Хозяином. Не думать о побеге. Мысли были весьма практичными и текли сами собой.

Через некоторое время, разобрав все доступные комоды, Ветка смекнула — она не знает, какое нынче время суток. Как измерять время. Не представляла себе, на что ориентироваться. Факелы чадили и догорали, а когда они погасли совсем — Ветка оказалась одна, без пищи, и почти без света.

Бездействие убивало. Масса упражнений, медитативных практик. Десятки раз — причесать волосы, натереть тело маслом, найденным во фляге, сделанной из долбленой тыквочки. Ветка даже подумать боялась, зачем Саурон приволок сюда прозрачное масло с приятным еле уловимым запахом, но использовала его просто как молочко для тела. Кстати, масло горело — она плеснула чуть на факел, для пробы. Но для изготовления масштабного пожара его было недостаточно.

Отрадным было то, что в сундуке нашлось ее платье, в котором Ветку похитили, а в рукаве платья - заветная щепочка Гендальфа. Ветка много раз прикинула, сколько музыкальных композиций она сможет извлечь из этой деревяшки… и в итоге запрятала ее подальше, решив, что будет применять только совсем уж в минуты депрессии и упадка.

Волосы заметно подросли. Она и не заметила, когда, хотя еще там, на свободе… эх… мыльцем Дис пользовалась при каждом удобном случае.

Через неопределенное количество времени, обнаружив, что комоды — да, закончились, и остался один неразобранный чердак — ее собственный — Ветка поняла, что, если Саурон срочно не появится мучить ее, готовую ко всему, она свихнется.

С этого начинается стокгольмский синдром. Ее непревзойденная стрессовая реакция, когда в момент опасности разом включаются все резервы, оборачивалась против нее самой, пережигала ее.

Ветка помедитировала, поспала, поделала в темноте растяжку, поизучала себя пальцами. Как обхитрить этого урода? Что сделать такого, чтобы не она его слушалась, а он ее?.. Вспомнила Азога… нет, с этим не пройдет. Не пройдет. С тем, по сути, тоже ведь не прошло.

Снова нацепила эреборскую бляху. Каким-то образом ее острые края не давали спятить. И Ветка временами до боли сжимала подарок Торина в ладони.

Обнаружила, что пол в башне теплый — словно снизу он подогревался огнем или горячей водой.

Еще раз поспала. И еще раз сделала растяжку. Потеряться во времени суток и в днях было мучительно.

Проголодалась, поколотила в дверь. Захотела пить — вода оставалась только та, что после умывания попала в тазик, и Ветка корила себя за непредусмотрительность.

И еще раз поспала. Постель доставляла удовольствие — плотный матрас, видно, набитый шерстью, ласкающее тело белье, пушистое одеяло.

Покачала пресс — осторожно, пытаясь вспомнить, что можно и что нельзя делать в интересном положении. Разобрала сундук — выяснила, сколько и какой одежды ей предоставили.

Временами у Ветки возникало стойкое ощущение, что она не одна. Ощущение это было иллюзорным, но все же казалось, что ее, например, по интернету поддерживает могучий друг — он далеко, он за океаном, но даже его мимолетное «привет» в социальной сети успокаивает. Такое чувство не-одиночества было внове; Ветка даже не знала, с чем это сравнить.

Почему, кстати, друг?

Сын.

Ветка почему-то представляла его себе уже взрослым, рослым витязем, обтянутым шелком вышитой рубахи, с желтыми яркими глазами — и схваченными в неопрятный, озорной хвост белыми, серебрящимися волосами. Кончики ушей протыкают потоки прядей. Когда ему будет столько, сколько Тенгелю, ей — около шестидесяти…

А Трандуил будет таким, какой он сейчас.

Но о Трандуиле и Мэглине — нельзя. Эти воспоминания ослабляли. Вот почему-то о Торине и об Эреборе можно было думать сколько угодно.

И все равно крыша ехала. Ветка пыталась убрать сопротивление, убрать ненужные мысли, собраться. Подстроиться под свой плен, сделаться пластичной, податливой, и в то же время отыскать свои преимущества. Они должны быть. И возникало ощущение, что она о них уже знает. Но никак не вычислит, чтобы начать пользоваться осознанно.

Когда Ветка уже здорово проголодалась и мучительно захотела пить, присматриваясь в грязной воде в тазике, дверь открылась.

Но это был не Саурон.

Первым к ней явилось самое жуткое существо, какое только можно было себе представить. Орк, искореженный и уродливый просто рекордно; тварь двинулась к туалетному столику, попутно задрав кожаную юбку и показав ужасный шрам — в силу травмы, пола это создание не имело.

Ветка запрыгнула на кровать и тряслась там, пока орк выносил ведро, доставлял чеканные кувшины с холодной и горячей водой, осуществляя функции водоснабжения и канализации. Входить с ним в контакт не хотелось категорически, несмотря на то, что одинокое сидение в башне на манер Рапунцель Ветка переносила очень плохо.

Когда девушка оклемалась от впечатления настолько, чтобы посмотреть в дверной проем и подумать о побеге… стало еще страшнее.

Там, в тени, не перешагивая порога, стояла высоченная фигура в доспехах и шлеме, закрывающем лицо. Видна была только нижняя половина физиономии — два ряда отличных, чуть заостренных зубов, полностью открытых, до самых десен, обрамленных обкромсанными губами. Тем, что осталось от губ, чудовище слегка улыбалось.

Ветка, истосковавшаяся по живому общению, немедленно возлюбила уединение.

— Меня зовут Голос Саурона, но, если пожелаешь, ты можешь называть меня Ома, — голос вправду был великолепным; он тек без хрипотцы, убеждая и обволакивая. Оторвать взгляд от причудливых движений обрезанных губ было невозможно. — Я служу Темнейшему давным-давно, но я смертный человек, как и ты. Приятно познакомиться, Ольва Льюэнь… рад, рад, что господин обрел тебя, и сейчас именно мне поручено присматривать за тобой. Удобно ли тебе тут?

— Нет, — пискнула Ветка прежде, чем успела подумать головой. — Темно, мало воды, чтобы вымыться, долго не несли поесть — я проголодалась, я не понимаю, какое сейчас время суток, какой день, и вообще.

— Эльфы не научили тебя повелевать, — иронично сказал Голос, не переступая порога. — Ты и не приказываешь, и не просишь. Ты словно рассказываешь мне о себе. Ты думаешь, мне интересно?.. Но я учту все, что услышал, раз Хозяин велел. Ты просто не понимаешь всего счастья, что обрушилось на тебя, ничтожная.

— Ох, не понимаю, — подтвердила девушка, наблюдая за манипуляциями искалеченного орка, ползающего по залу, — не понимаю… если ты человек, почему служишь ему?

— Он сильнейший из господ Средиземья. Самый достойный. Ради такого стоит полоснуть себя клинком по лицу, а-а? — Голос явно ухмылялся, и было это несказанно жутко. Руки в черных перчатках потянули шлем… Ветка прижмурилась, чтобы не видеть новых кошмаров. Осторожно открыла один глаз…

Высокие, ровные брови. Прекрасные серые глаза, опушенные густыми ресницами. Умное чело, перерезанное наискось складкой; четко подрезанные скулы. И выпавшая из-под шлема волна черно-пепельных, сильно убеленных сединой, волос. Глаза смотрели мудро и прямо — вопреки экзотике, которая творилась на нижней половине лица.

Ветка замерла.

— Не обольщайся, Ольва Льюэнь. Я предан Хозяину давно и буду с ним вечно. Что бы тебе ни примерещилось в одном из последних Темных Нуменорцев — не ставь на это, — усмехнулся Ома. — Твоя мысль, что благодаря мне ты сможешь бежать, просто нарисована на твоем лице. Я буду учить тебя, немного — манерам. Письму. Скрытности. Умению повелевать. Если Хозяин желает, чтобы ты оставалась возле него и была достойна его, твоя задача воспитать в себе Черную Королеву. Это хорошая цель, не так ли, бывшая любовница лесного короля?

Мысли Ветки бегали по злополучному чердаку кругами, натыкаясь на прежние представления о жизни и о себе, о приоритетах и о разумности поведения.

— Н-ну я пообещала быть покорной… ему. А с какой стати покоряться тебе, п-понятия не имею… Зачем… ты сделал такое… с лицом?

— Он потребовал присяги, — высокий статный мужчина в черных доспехах дернул плечом, и снова надел шлем, немедленно сделавшись воплощением кошмара. — Руки мне было жаль. Как и кое-чего другого. У меня также нет одного уха, это было наказанием за строптивость и собственное мнение. Тебе будет вода, пища и оповещение, что настал новый день… если не запретит Хозяин.

Прихрамывающий покалеченный орк покинул Веткину камеру, а девушка осталась сидеть на кровати, трясясь от оживляющих впечатлений дня. Да.

Успокоилась. Постепенно успокоилась. Ну, что же.

Саурон не был ее тюремщиком самолично. Может, и на этом можно сыграть.

***

Утро началось с хриплого крика оскопленного орка:

— Утро!

Ветка подскочила на кровати.

И снова бесцветный, пустой день. И еще, и еще. Воды и пищи приносили теперь чаще, но бездействие просто выматывало.

Много мыслей, много страхов. Как рожать, где. Как сберечь сына, как… иногда закрадывались и крамольные мысли — если Майрон вернется и будет продолжать в том же духе, не повторится ли выкидыш?.. Но он Некромант… и он хочет себе полуэльфа в слуги. Вот и думай, что хорошо, а что плохо.

Одно Ветка знала точно — что бы ни случилось, назад пути нет. Насилие ее больше не сломает. Это уже отработанный урок.

И снова — проверить каждый камень стен, каждый камень под коврами. Попытаться залезть по стене до отдушин, до узких окон под потолком. И упражнять, все время упражнять тело — растягивать, напрягать, качать мышцы. Благо режим Ветка вспомнила быстро и выставила на максимум. Когда бы ни получилось бежать — это будет кстати. Хорошая физическая форма всегда кстати.

И еще.

— Утро!

И снова…

— Утро!..

В очередной раз Ветка, не удержавшись, кинула в орка тазом, который громко грохотнул по камню. Заорала:

— Майрон! Выруби эту кукушку! Лучше я не буду знать, сколько я тут сижу! — и тут же пожалела — а ну как вправду перестанут говорить?..

Факелы меняли исправно, и теперь Ветка постоянно жила в трепещущем и не слишком ярком свете живого огня. Днем она видела полосы белого света, пробивающиеся из отдушин, но это было недолго — стены, видно, толстые, и впускали хоть какие-то отсветы, только когда солнечные лучи били в них прямо. Логики вычислить стороны света Ветке недоставало, да и что бы это дало?..

А там наверняка начиналась весна.

В один из дней покалеченный орк притащил не только еду, воду и факелы, но также несколько толстых книг на эльфийском и на вестроне. Ветка не могла читать, но разглядывала нарисованные вручную гравюры — их было много. Эльдар были изображены столь прекрасными, сказочными, что девушка ни за что бы не поверила в таких — если бы не видела вживую.

Еще через пару дней порог ее темницы осторожно переступил высокий нуменорец.

— Опять ты? — спросила Ветка. — А сам где?

— Саурон собирает войска, — сказал верзила. — Я принес тебе вот это, — и поставил на стол клетку, самую настоящую клетку, в которой сидела небольшая серенькая пичуга. — Ты просила другую… побудку.

— Меняем звонок в будильнике? — буркнула Ветка. — Кто это?

— Соловей. Просто лесной соловей. Он будет ощущать рассвет… весну… и петь. На первой песне, на утренней заре — тебе пора просыпаться. На второй, на заре вечерней — спать.

— Сколько я тут дней? — сердито спросила девушка. — Я считала, но могла сбиться.

— Всего лишь десять.

— Так где Майрон?

— Он собирает войска, оборонять башню. Короли отвергли его предложение обменять тебя — и теперь желают отбить, идут войной на Дол Гулдур. Саурон не желает отдавать, стягивает силы, — нуменорец снял шлем, вынул большой тонкий черный платок и завязал его на манер ковбоя, скачущего пыльной прерией.

Ветке немедленно стало намного комфортнее.

— Так тебе проще сосредоточиться на буквах и прекратить изучать мои зубы, — хмыкнул Голос из-под повязки.

— Какие условия отвергли короли?

— О, оба получили одинаковые ультиматумы. Трандуил — оставить Эрин Гален и уйти, уведя свой народ до последнего эльфа. Торин — оставить Эребор со всеми сокровищами и уйти, уведя свой народ до последнего гнома. Хозяин сильно смеялся, комментируя, как мало в королях осталось истинной храбрости. Он предложил тебя — и оба отказались, Ольва. Понимаешь?

Ветка подумала и сказала:

— Так это нормально. Саурон не мог ожидать, что целый лес… или целую гору ему отдадут за нас.

— О, ты привыкла к своему положению? — ухмыльнулся Ома. — Значит, так. Сегодня я покажу тебе начертания — будешь учиться читать на вестроне и на синдарине. Постарайся усваивать быстро… у меня нет времени подолгу тут с тобой сидеть. Я также готовлюсь к обороне.

— Это он просил?

— Это я утомился наблюдать, как ты носишься тут по кругу вдоль стены, приседаешь под счет и принимаешь непотребные позы. Не такая, как ты, смогла бы заинтересовать Хозяина — странно, что он выбрал тебя. Я хочу занять твою голову, чтобы ты перестала так истошно упражнять тело.

— А ты меня можешь видеть? — пролепетала Ветка. И тут не такая. Но собственно, и не надо.

— Ну, ты все-таки не в своем доме, а в плену. Так или иначе, и что бы ты не делала, за тобой наблюдают, — Ветка живо представила, как иронично, в тон голосу, кривятся обрубленные губы.

— Кошмар.

Ома медленно стянул черные, набитые металлом перчатки. Подтянул стол ближе к ложу — стульев или кресел тут все равно не было. Выложил маленькую, плотно закрытую чернильницу, несколько листов пергамента, несколько очиненных перьев.

— Зачем ты помогаешь мне? — спросила Ветка. — Зачем… подсказываешь? Я же все поняла…

— Все время, Ольва. Все время чьи-то глаза. Итак. Смотри. Сперва вестрон, и сразу немного эльфийских рун. Короли требовали от Хозяина, чтобы он тебя показал. Он отказался, сказав, что им придется верить ему на слово. Но он может и передумать. В идее показать тебя Торину Дубощиту и Трандуилу Орофериону кроется для него большое искушение, так как с тобой он может продемонстрировать и себя самого — в собственной мощи и красе. В противном случае от тебя можно показать часть. Ты готова?

Ветка кивнула и послушно нагнулась над пергаментом. Голос Саурона пах застарелыми незаживающими ранами, псиной, сажей и сиренью. Что было очень, очень странно…

Руки его были сильными, с длинными пальцами, с твердыми ногтями, обведенными по краю темным — но отчего-то эта грязь не смутила Ветку. Видно было, что Ома любит и умеет обращаться и с пером, и с книгами.

Когда тюремщик ушел, Ветка зарылась в постель и суммировала сказанное и осознанное самостоятельно.

Безгубый ужас симпатизировал ей. Либо — играл в хорошего полицейского. Никому не верить, не дождетесь.

Если ее повезут показывать, надо быть готовой удирать. Пожалуй, это единственный шанс. Башня необорима. Она все проверила — остается метод Монте-Кристо, но тут нечего было копать… только камень. Только.

Если оставаться — вспомнить слова Саурона. Он хочет, чтобы его любили. Сыграть любовь так, чтобы она дрожала на грани правды. Темная Королева — это намного лучше, чем дрожащая в плену беременная игрушка.

Каждый выигранный для сына день — это выигранный день.

И есть, что дадут.

Ветка, составив план, открыла дверцу клетки, сплетенной из ивовых прутьев — соловей выпрыгнул, миг посидел на ее пальце, взмыл наверх — полетел кругами, достиг вентиляционных окошек, и исчез.

— Если сможешь, — уныло сказала вслед пичуге Ветка, — если сможешь, сообщи ему, что я жива. Что мы живы. И пусть держит лес как следует. А то, ишь… набежали охотники. Нет уж. Нет уж…

Комментарий к Глава 3. Голос

http://1.bp.blogspot.com/-uGhucZD3Gvs/UDf8NRe6_kI/AAAAAAAANFQ/yO4_bIIpnWs/s1600/mouth-of-sauron.jpg

http://www.resimbul.com/sonuc/yuzuk/yuzuk-savasi/yuzuk-savasi-fc5886.jpg

http://www.vmir.su/uploads/posts/2013-09/1380465445_065.jpg

https://www.youtube.com/watch?v=To_RJ_mPNqM

Голос Саурона - канонный персонаж, в самом деле Темный Нуменорец. Когда начал возрождаться Барад Дур, его бессменный комендант и глашатай Саурона (у которого тогда с телесностью стало совсем плохо). Но Голос Саурона служил Гортхауру и ранее, он не взялся из ниоткуда, и на момент описываемых событий уже был, естественно. Это, так сказать, идейная фигура - как сам Саурон в свое время избрал Моргота, так Ома (“голос”, квенья) избрал Саурона.

========== Глава 4. Слово ==========

Комментарий к Глава 4. Слово

Прошу прощения за долгую задержку!

И огромное спасибо: с ЯК ****75 мне был сделан подарок.

Мне очень приятно!

Едва Виэль исчезла за поворотом дороги к Дейлу, едва эльфы вскочили на коней и собрались продолжать путь к Сумеречному дворцу — им навстречу вылетели трое всадников. Морды лошадей в пене; сами конники эльдар, похоже, скакали всю ночь.

Яркое, уже по-настоящему весеннее солнце расчертило каменистое предлесье и деревья причудливо графичными тенями. Необычно глубокий для этого места и для этого времени года снег оседал, будто на глазах — теперь никакая холодная, безжалостная воля не сопротивлялась наступлению весны. Воля была занята в другом месте.

Трандуил, высоко подняв подбородок, выслушал от гонцов новости. Все, как он и думал — к Дол Гулдуру стягивается немыслимое воинство.

— Принц Леголас отправил в южные пределы всех следопытов, собрал войско. Владычица Галадриэль предрекла, что Владыка Трандуил вот-вот вернется, — говорил эльф, захлебнувшийся скачкой, — велела нести новость навстречу. Там собрались все — поналезли тролли, идут орки, хотя, казалось бы, их ряды должны были сильно поубавиться. Варги, тоже много. В самой башне полыхает пламя. В ночи ее бойницы светятся так, что видно на много лиг. Лес вблизи снова стал гибнуть — древние деревья не выдерживают того, что там происходит…

— Новая заря, да? — тихо сказал Элронд. — Новая, последняя заря эльдар… пожалуй, нет, мой друг. Пожалуй, новая война. И мы все послушно пойдем на эту войну. И я, и Галадриэль, и Саруман. Надо призвать орлов. Потому что, не могу не признать, и надежда велика.

Трандуил сидел на олене молча, тонкие ноздри его трепетали.

— Мы едем во дворец, — слова упали серебряными каплями. — Там я приму войско.

Двинулись; изнуренные конники, принесшие весть, остались отдохнуть ненадолго — с тем, чтобы позже пойти с пешими воинами, не мучая больше лошадей скачкой.

Мэглин, спокойный и сдержанный, ехал на понуром Герцеге, Тауриэль рядом — на Зиме; следом Лантир, Эйтар-следопыт, и прочие эльфы из тех, что сопровождали Владыку верхом. Пешая часть отряда двигалась своим распорядком.

Элронд оставался вблизи Трандуила.

— Тебе не нужно в Ривенделл? — спросил Трандуил. — Эта война будет навязана Сумеречью и пойдет по законам темной воли. Последний Приют надежно закрыт как горами, так и воинской силой; и все же.

— Я пока останусь, — мягко сказал Элронд. — Противник знаком, а друг нуждается в верной руке. Я знаю, тут много достойных воинов. Но желал бы помочь. Более того, я пошлю гонца за воинами. У меня здесь всего шестеро ривенделльцев… двух и пошлю. Дол Гулдур не может быть только твоей проблемой, Трандуил. Это касается всех.

— А Ривенделл? Ты не беспокоишься за свое владение?

— Элладан, Элрохир. Они управятся не хуже, — чуть резковато сказал мудрый полуэльф. — Дети — наши наследники и опора. Леголас же управился с Лесом. Не гони меня, Трандуил.

— Дети, говоришь? — усмехнулся вдруг повелитель леса, и Элронд услышал, как лед скорби треснул, треснул. Глаза Владыки вспыхнули сиянием сапфиров. И этот внезапный свет, клинком вырвавшийся из сердца лесного короля, напугал полуэльфа намного больше, чем уже привычная отчаянная боль, затмеваемая блеском драгоценных камней, заливаемая потоками отличного вина.

Трандуил должен был ронять ядовитые слезы, ядовитые, прожигающие до самого нутра. Как прожег, уничтожил он свою душу тогда — несколько тысяч лет назад. А он…

Осанка лесного короля и так была безупречной, но Элронд словно увидел, как вдоль спины Трандуила протянулось нечто вроде стальной ветви, стальной — с живыми, зелеными листьями.

— Я не понимаю, — чуть беспомощно сказал Элронд. — Трандуил? — и встретился взглядом с изумрудными глазами Мэглина.

Лесной эльф, едущий поодаль, он понял. Понял.

— Морготов прислужник сильно пожалеет, — надменно сказал Трандуил, — что связался с моей невестой… женой. Верить, говорит Гэндальф? Да. Я поверил. Я слышу, она жива. И слышу, что жив сын. Она не даст его в обиду. А мое дело… мое дело — война. Я не позволю себе колебаться. Ольва вернется.

И повелитель лесных эльфов Эрин Галена, Владыка Сумеречья резко толкнул ногами оленя — скакать домой, скакать навстречу новой войне Великого Леса.

Мэглин на секунду притормозил около Элронда.

— А когда Саурон бросит к его ногам ее искалеченное тело, начнется эра короля Леголаса, — горько сказал Владыка Ривенделла. — Ему не выдержать второго удара.

— Пусть сначала бросит, — легко ответил Мэглин, и поднял Герцега, зажавшего уши и пытающегося тяпнуть Элронда за колено, в галоп.

Слово нашлось.

Даже два.

***

Бард, оставшись без гостей, никак не мог вернуться в привычный распорядок. Успокоиться душой, отдаться городу.

Виэль в подоткнутом платье, Виэль с его мечом в руке, скачущая на меарас, нападающая на дракона, была столь непохожа на себя обычную, что Барду казалось — он узнал новую деву.

Бард вспоминал Виэль — тонкую, как хлыстик; а скорее — узкую как мифриловый стилет, сияющий угрожающе ослепительным светом. Вспоминал ее наряды — когда Виэль прибыла, вскоре за ней доставили две повозки сундуков с целительскими сосудами, снадобьями, книгами и травами — и с ее платьями. Она редко надевала два дня подряд одно и то же, и каждый наряд был произведением искусства, идеально обрамляющим ее красоту.

Виэль избегала садиться верхом; была строга, сдержанна; никогда не надевала одежды, открывающей ноги — лишь тонкие сверкающие платья до самого пола. Бард, который успел обдумать вариант, что грядущая королева никогда не позволит ему прикоснуться к ее телу как мужу, в принципе, был согласен на целомудренное супружество. На политическое супружество, если угодно. На бесконечное ожидание. Они все равно будут достойны гравюр и картин, все равно станут символом Дейла и нового союза между эльфами и людьми.

А бездетность такого брака никого не удивит. Равно как и его долголетие, если Виэль и Глорфиндейл не ошиблись.

Пока Бард никаких особых перемен в себе не ощущал.

Синувирстивиэль.

Представить это тонкое тело обнаженным Барду, отцу троих детей, было отчего-то сложно. Хотя он пробовал — но каждый раз натыкался на запрет, как будто прекрасная целительница могла управлять его думами. Супруга Барда была намного плотнее — невысокая красавица с полной грудью, широкими бедрами, веселая, домовитая, живая. Человек. Виэль на нее наверняка не похожа. А какая она?..

Но теперь…

Город жил своими заботами — королю задавали вопросы, к нему шли с разными воинскими и хозяйственными мелочами. А Бард горько жалел, что не поскакал вместе с Виэль и лесным королем, отдавшись не воле сердца, а воле долга. Но не стоило лукавить — Бард попросту не представлял, что и как мог бы сказать лесному королю, и остался утешать короля подгорного. Он и сам скорбел, но в его скорби был свет… а у Трандуила? На что мог надеяться Владыка лесных эльфов?

Стон, подслушанный у покоев Трандуила и Ольвы. Н-да.

Несмотря на всю везучесть этой странной женщины, несмотря на то, что сам он говорил Торину, Бард думал, что он слишком мало верит в ее счастливое возвращение. Хотя…

И еще король славного города людей не мог перестать думать о Виэль.

Ее взрослеющее лицо, из которого почти невидимыми морщинками вырезается характер. Неизвестный ему характер, а ведь она уже немало времени провела в Дейле.

Руки, решительно задирающие подол.

Стройные ноги в узорных сапожках.

Меарас, летящий по крышам. Сбивающий черепицу.

Виэль с его мечом в руках, атакующая дракона. Он думал, тяжелее тонкого врачебного ланцета и вилки за столом она ничего поднять не сможет. Виэль, бывало, стояла с надменным видом у затухающего камина — и не снисходила до полена из поленницы. Она ждала слугу. И вот — меч. Атака. На дракона.

День прошел в заботах — Бард понятия не имел, вернется ли его придворная целительница, по доброй воле присягнувшая людям, нынче, или будет сопровождать своего короля до самого Сумеречного дворца. Он не знал, какая помощь требуется Трандуилу — дружеская ли, целительская. Вначале, когда и король, и его олень катились от жестокого удара хвоста дракона по снегу, Бард подумал — не встанут оба, но встали — и эльф серебряной тенью мчался туда, где Синувирстивиэль встретила дракона, мчался, на ходу высвистывая из ножен свои мечи.

И еще раз Бард подумал, что Владыка Лихолесья не поднимется — когда он упал, точно подрубленный, глянув на Ольву, прижатую к груди Саурона — в небесах, на драконьей спине.

Но он встал.

Бард покачал головой. Насколько он успел узнать Виэль, целительница скоро не возвратится.

Вспомнил, что за событиями и насыщенным хлопотами днем и не ел — крикнул слуге. Тот принес запеченного мяса, наполосованного ломтями, хлеба — еще горячего, испеченного на завтра, овощей; налил вина. Смеркалось. Вот-вот стемнеет…

Вино.

Глорфиндейл.

Может, все-таки есть надежда?.. В ком она может крыться — в безвестно исчезнувшем златом витязе, в самой Ольве Льюэнь?..

Едва Бард рассек пополам луковицу и поднес ко рту ломоть хлеба с мясом, собираясь запить ужин вином — во внутреннем дворе, наполненном отзвуками событий вчерашнего дня, загрохотали копыта. Бард высунулся — всадник в длинном темном плаще, в надвинутом капюшоне спрыгивал с лошади. Лошадь знакома, а из-под плаща метнулся подол сияющего платья… Бард бросил еду и помчался вниз по лестнице — той же самой, по которой они с Элрондом кинулись на зов Виэль, когда Азар разнес Ольву.

Синувирстивиэль, легкая, как пушинка, и намного опередившая в скачке людей, данных ей в сопровождение, неслась ему навстречу, на ходу скидывая плащ. Бард, не готовый к атаке, едва устоял, когда эллет с разбегу кинулась ему на шею, прижалась, почти сбивая с ног. Но долго размышлять не пришлось — секунда, и Бард сжал Виэль в объятиях, а в голове его засверкали фейерверки, перемежаемые глупостями — не поужинал; как славно, что не успел укусить луковицу; вернулась; не случилось ли чего?

— Целительница! Не случилось ли чего? — чуть отвел от себя эльфийку за плечи и глубоко заглянул в глаза. — Что Трандуил?

Виэль, видно, плакала, пока скакала — на щеках были видны засохшие светлые полоски. Она подняла руку — на тонком пальце был надет перстень лесного короля, один из тех, что тот носил постоянно.

— Владыка благословил наш союз, — шепнула Синувирстивиэль, — и, если ты не передумал, Бард Лучник, человек, победивший дракона, я твоя.

Дворец крутнулся под ногами Барда — хотя это и было условлено, но когда вот так…

— Виэль! Королева моя…

Сквозь расшитое платье сердце Синувирстивиэль колотилось прямо в грудь Барда. Он встряхнул эльфийку:

— Объясни же!

— Великая беда, — сказала она, и слезы снова покатились по щекам, обновляя подсохшие дорожки. — И великая надежда, Бард. Нельзя ждать до летнего солнцестояния. Ради жизни… будущего… нельзя…

Бард обхватил шею, затылок Виэль, притянул эльфийку к себе. Поцеловал, стараясь сдержаться… но не вышло — и поцелуй все равно случился слишком жадным, горячим, совсем непохожим на те, что были ранее, когда ее губы вежливо вздрагивали в ответ, а глаза смотрели строго и словно сквозь. Да, буду твоей королевой — тогда звучали слова. Да, буду твоей королевой — рыдало сейчас все ее тело, руки, грудь, талия, узкие бедра, подавшиеся к человеку. И человек потерял голову окончательно.

Все смешалось — низкий стон лесного короля и дракон над пустошью, Виэль на меарас и король гномов, угрюмо сидящий у огня, топот копыт эореда Тенгеля — и снова Виэль, Виэль со сверкающим клинком в руках. Бард подхватил эльфийку на руки, не разрывая поцелуя, и еще успел подумать — к себе, в опочивальню, в которой как-то раз спала Ольва; туда — потому что в иных местах их могут застать дети.

Виэль рвала кафтан с его плеч, и плакала, и вздрагивала от поцелуев — весь ее лед растопился от горя и от непонятной пока Барду надежды, породившей страсть. Эльфийка освободила от сорочки его плечи — одно из которых спасала сама, и теперь на нем навеки застыли пламенные завитки зажившего ожога, великое клеймо дракона — точно знак отличия, символ небывалой доблести. Бард не знал, каким его видит его эллет — он не эльф, он с бородой, да и грудь не безупречно гладка, тело смуглое, поджарое, сухое, хоть и сильное; плоский живот…

Зато она, она — Бард и помыслить не мог о таком совершенстве.

Но совершенство не давало ему ни минуты на любование, на то, чтобы привыкнуть, отстраниться, осмотреть круглую грудь с небольшими светлыми сосками, тонкую талию, налитую силой, узкие бедра. И Бард едва поспевал за светлым пламенем тонкого тела, которое билось в его руках. Брызнули в разные стороны сверкающие заколки, бусины и зажимы из прически, и короля Дейла с его невестой накрыла волна ее волос — вместе с ароматами черемухи и дикого шиповника.

— Виэль!

— Не медли же, Бард! Я ждала тебя… тысячи лет…

В такую толщу времени не верилось; но окрик девы ударил, словно хлыстом. Бард застонал вее губы, а в висках бились искры и остатки здравого смысла… так редко покидавшего Лучника, который даже в миг величайшей опасности сумел выстрелить. Сделать Тот Самый выстрел.

И это здравомыслие удерживало его от резкости и рывков — и давало возможность хоть немного отвлечься на ласки, уговаривая больше не себя, а Виэль, почти обезумевшую в своих слезах и надеждах. Ласкать, целуя губы и шею, спуститься губами к груди, накрыть сосок губами; руки сжимали деву, гладили по спине, бедрам, проскальзывая в ложбинку между ягодиц, и Виэль льнула к нему, прикрыв глаза, выгибаясь под каждым движением, под каждым касанием, как лоза.

Целительница выставляла дистанцию, как хотела; приказывала — и ее все слушались. Бард, несмотря на тайну, открытую ему Ольвой, чувствовал себя перед Синувирстивиэль нерадивым школьником. Но не сейчас. Сейчас он был мужчиной — и знал, что делать, и в ее горячих жестах и несвязных просьбах с изумлением и счастьем видел девичью неопытность… девичью страсть… и лишь страха не было ни капли.

Виэль.

Бард провел пальцами вдоль нежного живота, спустился ниже — и понял, что в этой нежности, мягкости рукам делать нечего. Поцелуями провел дорожку до самого лона — эльфийка заметалась в сомнении, застонала; развел ее бедра, и начал ласкать языком, губами, щекоча короткой бородой. Сомнение стихло — доверилась, забилась в страсти. Бард же, поняв, сколь бережным с ней следует быть, и — не стоит лукавить — убедившись, что в главном эльфийка схожа с любой человеческой женщиной, уже не колебался.

Виэль все равно сделалось больно; но она просила еще, отдаваясь с такой страстью, которую Бард никогда не мог предположить. Постель измялась, стала сырой — от Барда, от капель крови женщины и пота мужчины. Огонь в камине не успевал просушивать ткань… но это не смущало ни короля, ни королеву — и в какой-то момент Бард понял, что, почти кусая острую ключицу, стройную шею Виэль, рычит и стонет.

И ему был знаком этот стон.

А она вскрикивает — и гнется в его руках.

Пламя в камине постепенно угасало, но в опочивальне плясали язычки огня толстых свечей — их хватало до утра. Эльфийка задремала, но человек продержался чуть дольше, разглядывая, наконец, всласть свое сокровище, дарованное ему, видно, все же за драконов. Теперь он сумел отвести в сторону длинные волосы, налюбоваться острыми ушами, изящной шеей, точеным подбородком, тонким телом. Однако сон сморил и его… И, устраиваясь щекой на животе невесты, сонно пробормотал:

— Любимая… Виэль… что же ты так возгорелась-то, эллет?.. Что?..

И услышал ответ:

— Были причины… скоро узнаешь, Лучник, — и тихий сонный смех.

***

Кавалькада эльфов двигалась по лесной тропе. Надежда, а скорее вера, сверкнувшая в Трандуиле с утра, не угасла — но словно ушла внутрь. И король сделался замкнутым и горделивым.

— Ты будешь атаковать открыто? — спросил Элронд. — Может, вылазка?..

— Я дождусь обещанной подмоги, — ответил Владыка, — хотя и сомневаюсь, что Эребор даст ее. Ни Эребор, ни Дейл не сильны сейчас настолько, чтобы делиться воинами. Эорлинги придут со своей стороны, сразу к южной оконечности Эрин Гален, но их не следует ждать быстро. И да, я буду атаковать открыто. Однако думаю, что нам скоро предъявят ультиматум. Очень скоро. Что же до вылазки… я не могу рисковать никем из тех, у кого был бы шанс провести ее удачно. Увы. Судя по донесению, Ольву охраняют очень серьезно.

Достигли Чертогов; проехали узким мостом. Бросили лошадей стремянным, прошли в тронный зал. Лантир и Мэглин неотлучно держались чуть позади Трандуила, Элронда сопровождали его эльфы из Ривенделла.

Леголас радостно кинулся навстречу, но, натолкнувшись на взор Трандуила, закаменел лицом и сам. Галадриэль ждала обоих Владык — и Сумеречья, и Ривенделла, сложив руки на груди… точнее, стиснув пальцы.

— Дивные дела мне удалось узреть в снах, — прошептала великая Владычица. — Что случилось? Трандуил… что?

— Я сообщу об этом всем, — лесной король мельком сжал руку сына, и пошел к трону. Отбросив длинный плащ, поднялся по ступеням. — Я буду говорить, как только сюда, в тронный зал, соберется достаточно свидетелей и вестников, чтобы затем передать новость всем.

— Трандуил! — воскликнул Элронд.

— Пусть делает как чувствует правильным, — шепнула Галадриэль. — Иначе нельзя, Владыка Элронд. Враг противостоит не просто Эрин Галену…. Враг противостоит всем нам. Каждому эльфу Средиземья.

Леголас отдавал приказания… и в смятении столкнулся взглядом с Тауриэль, которую уже не ждал тут увидеть. Эльфийка покраснела и…

Ушла к Мэглину, встав рядом с ним. На секунду принцу показалось, что она возьмет сейчас правого оруженосца Трандуила за руку. На секунду. Леголас больше ничего не понимал, но взгляд Мэглина остался спокоен и был устремлен на трон.

Огромный скрытый камнем и проросший деревьями, могучими корнями, чертог Сумеречья наполнился эльфами. Когда Трандуил счел, что слушающих достаточно, и сказанное без труда распространится по всему Великому Лихолесью, он встал.

— Скорбь по утраченным супруге и дочери утихла, хоть и не покинула меня. Я сумел открыть свое сердце, но не эллет, а, как случалось в давние времена, о которых сложены легенды, человеку. Ольва Льюэнь стала моей невестой и женой и понесла от меня дитя.

Сотня или более эльфов не двинулась и не вздохнула. Лишь Галадриэль устремила взор на Элронда, а, когда тот едва заметно кивнул, прижала тонкую руку с сияющим на пальце перстнем ко рту, накрыв губы.

— Возле Дейла Ольву Льюэнь захватил враг, Гортхаур, обретший теперь облик дракона. Я думаю, моя избранница заточена в Дол Гулдуре. Мне брошен вызов. Не завтра, уже сегодня я начинаю собирать войска. Башню надо взять так, чтобы пленница не пострадала.

Зал вздохнул — единым, слитным дыханием.

— Я желаю, чтобы каждый воин, встающий под знамена Эрин Гален, понимал, за что и почему он сражается. Это будет великая битва всех эльфийских Владык. Услышавшие, шлите весть тем, кто не слышал. Собирайте воинов. Tawar tur, Эрин Гален!

— Tawar tu-u-ur!

========== Глава 5. Четверо ==========

Кличи стихли.

Последовавшие за ними разговоры и распоряжения отняли много времени. Элронд держался вблизи Владыки, зорко присматривая, не потребуется ли помощь; но Трандуил, вознесшись на трон ввысь огромного зала Сумеречных чертогов, не дрогнул ни разу. Он оставался в дорожной одежде и доспехах — грозный и блистательный, как его собственный клинок.

Сумеречный дворец был словно охвачен пламенем новости — все двигалось, все зажглось странным возбуждением; казалось, эльдар, потрясенные услышанным, были готовы выступать немедленно.

Избранница Владыки Сумеречья, короля эльфов Лихолесья, Трандуила.

Ольва?.. Та, которую после долгих лет скорби, избрало сердце Владыки? Ольва Льюэнь?..

Когда, наконец, большая часть эльфов покинула тронный зал, Владыка медленно спустился вниз. Элронд, Галадриэль, Леголас и еще несколько приближенных ожидали его; Галион пошел впереди, провожая к столу, окруженному легкими узорным креслами.

— Тебе надо переодеться, — шепнула Галадриэль, — смыть усталость, — и тронула Трандуила за рукав. Отдернула руку, как ожегшись, едва слышно ахнув, ощутив его мысли и чувства. Владыка учтиво поклонился, повел плечами; Мэглин принял от него плащ.

— Успеется. Тауриэль… желаешь ли ты снова участвовать в делах стражи? Или намерена возвращаться в Дейл? Ты получишь сопровождение. Я не могу не напомнить…

— Я пока останусь, Владыка, — лесная эльфийка склонила голову.

Трандуил умерил шаг. Посмотрел на нее сверху вниз. Сухо сказал:

— Ты горяча, Тауриэль, ты не помнишь прежних времен и прежних битв. Тебе кажется, что ты можешь и должна менять порядок вещей. Возможно. Жизнь эльфа достаточно длинна, чтобы делать ошибки, и чтобы уходить от них, изглаживая последствия. Это последнее, что я скажу тебе, и дальше буду полагаться лишь на твое решение.

Тауриэль, которая неотрывно держалась возле Мэглина, поочередно встретилась глазами с Леголасом и Галадриэль… Владычица Лотлориена ободряюще кивнула и чуть улыбнулась.

— Благодарю, Владыка Трандуил…

Король Леса снова зашагал в соседнюю небольшую залу, и через несколько минут он, Элронд, Галадриэль и Леголас были оставлены за столом, на котором был накрыт легкий ужин. Галион остался разлить вино и служить Владыкам и принцу. Лаиквенди и Лантир удалились; Тауриэль хвостиком пошла за Мэглином, который направился к себе, а Лантир — к целительнице, оставшейся во дворце взамен Синувирстивиэль. С самой схватки с драконом он так и не оправился, хотя и нес службу с честью.

Трандуил молчал.

— Ты сможешь есть? — спросил Элронд.

— Нет. Но я выпью вина, — отозвался лесной король. Брови его были нахмурены, на лбу лежала горькая складка.

— Они живы, — прошептала Галадриэль.

— И их мучают, — ровно сказал Владыка, принимая от Галиона кубок. — Когда я ощутил их… обоих… сперва было безмерно больно. Но они живы. Постепенно звуки их фэа затухают в моей душе. Возможно, я не все время сумею ощущать их. А хотел бы.

— Я не могу доподлинно судить о том, что происходит, — прошептала Галадриэль. — Но Трандуил… я поняла. Это важно. Я использовала все свои силы, всю магию… и итог так прост.

Трандуил, чьи глаза светились опалами, а лицо застыло в резной недвижности, воззрился на великую, прихлебывая вино.

— Сложный замок не отпереть простым ключом, — Владычица смотрела в бокал, на поверхность вина, словно вопрошая свое зеркало, а не перебродивший виноградный сок. — Старый шрам не иссечь без боли. Мы думаем, что ошиблись в том, что выбросили Аулендила прочь за рубеж, из-за которого явилась Ольва. Мы думаем, что все происходящее суть его замысел. Но есть силы более великие и благие, чем он. Чем он… куда как более великие…

— О чем ты говоришь? — Элронд сдвинул брови. — О чем, Владычица?

— О воле Илуватара, — едва слышно прошептала Галадриэль. — О том, что ошибка Белого Совета и чрезмерная сила, проявившаяся в наших действиях и заклинаниях, на самом деле сила не наша… мы сами лишь орудие… склонитесь, проявив смирение… если я права, и все мы — ноты великой песни, новой песни, которой даровано зазвучать громче и мощнее, на днях нам будет весть… подтверждение благой силы творца, а вовсе не некроманта, каким изворотливым и сильным он ни казался бы…

Элронд опрокинул бокал вина и встал. Походил влево-вправо. Остановился.

— Возможно, — ровно сказал он, — наше предназначение решено изменить? Возможно… не все пути эльфов ведут в Валинор, и не все наше время исчерпалось? Я верно понимаю тебя, светлейшая Галадриэль? Это… испытание? Проверка на прочность, на умение меняться?.. Ценой такой надежды… такой боли?

Трандуил, выпрямившись, слушал, придерживая пальцами ножку кубка. Губы его были сжаты. Воля Илуватара. Не морготова слуги.

— А где Митрандир? — спросила вдруг Владычица. — Где истари?

— Он отправился с рохиррим, — выговорил Трандуил. Он, слушая Галадриэль, неотрывно смотрел на сына. — Отдать предводителя табунов… вернуть его на зеленые луга Рохана. Помочь Тенгелю в коронации и восшествии на престол. Эорлинги пойдут сразу к Дол Гулдуру. Тенгель не задержится. Это добрый друг… Ольвы Льюэнь… и Эрин Гален.

— Когда выходим мы? — спросил Элронд. — Немедля? Завтра?

— Нет. Сперва я жду известий от гномов и людей. И от Саурона. Они должны быть. Я хочу услышать то, что предполагаю. Два или три дня — войну нужно готовить. Хотя бы два или три дня.

— Отлично. Я отсылаю гонцов в Ривенделл.

— Я — в Лотлориен…

— Леголас?

— Границы были неспокойны все время, — сказал принц Сумеречья. — Мы держали оборону, но посты вблизи Дол Гулдура отошли вглубь Леса в последние дни. Сила, скопившаяся там, непривычно грозна. Единый удар необходим. Ада…

— Позже.

— Да. Да…

— Что же, — Трандуил поднялся. — Я понял вас, великие эльдар. Элронд. Галадриэль. Вы ищете высшего объяснения простому. Я король, и я воин, унаследовавший Пущу от моего отца, Орофера, и прилагающий все силы, чтобы сохранить ее цельность… силу… доблесть. Вы пытаетесь понять меня и мой поступок — пусть через волю Илуватара. Вестница ли Ольва Льюэнь перемен, ожидающих всех эльдар, ставленница ли она Майрона или же орудие Эру, ключ к сложному замку — мне неважно. Мои решения и поступки от этого не переменятся. Она моя любимая и моя жена. Я поведу войско к Дол Гулдуру в надежде, что смогу вернуть ее. В надежде. Вот и все.

— Трандуил… — совсем тихо проговорила Галадриэль, и улыбнулась. — Трандуил…

— Да, почти так же, как тогда, — решительно сказал Владыка. — Почти. Но я другой. Хоть в это и сложно поверить. Я не тот эльда, которого вы держали за плечи в Гавани, не тот, который рыдал, провожая супругу и дочь. Я не тот. Я прошел в другой мир. Я ощутил на своей фэа плоть человека. И я вернулся сюда, когда Ольва Льюэнь воткнула меч в мое сердце. Я говорил об этом вам, вам всем, кто сидит сейчас за этим столом. И только вам. Остальное вы… знаете.

Галадриэль и Леголас также встали.

Трандуил коротко поклонился и отправился к себе; Леголас, в богатых дворцовых одеждах и светлом венце, серебристой тенью скользил следом.

***

Мэглин шел по коридорам Сумеречных чертогов, преодолевая подвесные мосты и ворота, с лицом спокойным и задумчивым. Тауриэль забегала то слева, то справа, стремясь заглянуть в его изумрудные глаза… и так добежала до его комнат в той части снаружи Сумеречных чертогов, где жили воины. Мэглин откинул тяжелый плотный кожаный полог комнаты и обернулся на эллет.

Тауриэль юркнула внутрь.

— Надо было взять еды, вина…

— У меня есть тут лембас и вино, — сказал лаиквенди.

Тауриэль наконец схватила его за руки и повернула к себе.

— Мэглин! Мэглин, ты не можешь!

Нандо улыбнулся. Спокойно.

— Мэглин, не надо, слушай! Трандуил… приказ…

— Ты тоже ослушалась в свое время приказа, следуя за гномом, — сказал Мэглин. — И что? Ты выиграла, Тауриэль — спасла немало жизней, помогла в битве с драконом. Оказалась рядом с любимым.

— Но и напутала немало, — Тауриэль сжала губы, — с чем еще предстоит разбираться, Мэглин! Ты правая рука Владыки…

— Нынче тут справа сам Элронд, — возразил Мэглин, перебирая свои доспехи и одежду, — мне кажется, замена надежная, а?

— Что ты можешь сделать?..

— Тауриэль, — Мэглин повернул девушку к себе за плечи и улыбнулся, нежно, спокойно, глядя ей в глаза. — Каждый делает, что может. Я верю Глорфиндейлу, так как много раз становился свидетелем его необоримого мужества и воинской доблести. Я верю Трандуилу, который поведет войско на Дол Гулдур. Но все это потребует времени. Я верю также, что иногда большие дела делаются малыми силами… и хочу оказаться около темной башни или внутри нее как можно скорее. Возможно, мне удастся нагнать Глорфиндейла и помочь ему. Возможно, нет, но оставаться здесь я не могу.

— А ты не думал, что можешь — помешать? И златому витязю, и Трандуилу? — воскликнула Тауриэль.

— А о чем думала ты, когда очертя голову бросилась в Эсгарот, и принц полетел тебя нагонять? — чуть резко сказал Мэглин. — Я достаточно в себе уверен. В своем решении и в умении вести себя разумно. Я отправляюсь на вылазку. Как ты — за Кили. Как Ольва и Бард — на перевал. В обоих случаях было спасено много жизней… а мне надо спасти одну.

— Ну почему я так и думал? — полог откинулся, вошел Даэмар. Когда он был не в лесной облегающей одежде, а в обычном эльфийском кафтане цвета неба и стекающем серебрящемся плаще, он походил на юного ослепительного валу — белоснежные волосы разбросаны по плечам, тонкие черты лица точно выточены из слоновой кости.

— Даэмар, — сказал Мэглин, — не надо.

— Ну почему? — Даэмар приветливо кивнул Тауриэль. — Надо. Я несколько сотен лет засыпал, сжимая твою руку, зачем мне изменять привычкам, м? И эллет с нами — так ведь, Тауриэль? Ты же тоже теперь не отпустишь его одного?

— Нет, конечно, — Тауриэль порывисто бросилась на грудь Мэглину, обхватила его, обняла. Прижалась на секунду носом — нандо провел ладонью по ее волосам. Даэмар скроил кислую мину, покивал головой, рассмеялся. Тауриэль вдруг тоже тихонько рассмеялась.

— Вызволим Ольву, а? Она… она хорошая. Странная, но хорошая. У эльдар Эрин Гален будет самая странная королева, которую только можно себе вообразить.

— Да, — тихо сказал Мэглин, — не такая, какая покорила бы сердце Владыки, да? — и тоже чуть горько рассмеялся. Даэмар покачал головой, блистая ослепительными доспехами и светлейшим венцом, усыпанным бриллиантами.

— Но она его покорила, Мэглин. И кое-кто это увидел давно… а то и прямо сразу. Так ведь?..

Мэглин подумал, глядя на синду, на лицо Тауриэль, обращенное на него снизу… и решился.

— Конечно, — сказал коротко, — конечно… увидел. Идем. Втроем, если вы не передумаете. Теперь вот что. Оружие самое легкое, плащи темные, доспехи кожаные, лембас и фляги. Без лошадей, налегке. Собираемся на вечерней заре — уходим в ночь.

— Прямо с марша, без отдыха?

— Сразу. Каждая минута… когда она там… — Мэглин покачал головой.

— Я иду собираться, — Тауриэль чмокнула Мэглина в щеку и выскочила, подобравшись, словно зазвенев рыжей огненной струной. Оба эльфа посмотрели вслед.

— Ну куда ей к гномам? — вопросил потолок Даэмар. — Ну куда? Только свистни — лес, приключение, кто первый в дозор? Тауриэль. Все пауки ее. О, Эру…

Мэглин усмехнулся.

— Все должны быть на своих местах, Даэмар.

— Эльфы с эльфами, люди с людьми, гномы с гномами?..

— Не всегда так… не всегда, мой друг. Тебе стоит снова сделаться следопытом, — ласково сказал Мэглин. — Ты ослепляешь меня, когда наряжаешься, словно принц, и вспоминаешь о своем происхождении. Я привык к другому соседу в палатке.

— Ее, кстати, возьмем? Палатку?..

— А как же…

— Пойду собираться, — легко сказал Даэмар. За ним упал полог у двери, и лицо лаиквенди снова омрачилось.

— Если у нас будет время и желание спать, — прошептал он.

И тоже начал сбрасывать тяжелые боевые доспехи, собираясь переодеться в путь.

***

Тяжелые двери закрылись за Владыкой, и Леголас, распираемый вопросами, едва успел подхватить отца, который пошатнулся от усталости и отчаяния.

— Что?.. Целительницу?..

— Позови, — Трандуил опустился в кресло, чуть отстранив сына. — Нет, позовешь позже. Сперва мы поговорим.

— Ада… я… я не знаю даже, с чего начать, — растерянно сказал Леголас. — Посуди сам. Что я мог видеть и знать об Ольве?.. То, что рассказал ты… про иной мир… ошеломило меня еще тогда, но я и подумать не мог, что ты отправляешься в Эребор… сделать Ольву Льюэнь… да. Сколько времени ты провел с ней?.. И… у меня будет брат?..

— Если будет, — Владыка выпрямился. — Мне еще нужно спасти их… их обоих. Моя неосторожность… всему виной.

Леголас, который торопился высказать свою тревогу, замер.

На лбу Владыки была испарина; спина натянута струной, плечи развернуты — не касаются спинки кресла. Лицо его постепенно словно отмерзало, и проступающие чувства поразили Леголаса.

— Ты смог так полюбить? Забыть маму? — ошеломленно прошептал принц.

— Кто же говорит о забвении, — горько усмехнулся Трандуил. — Но полюбить Ольву Льюэнь… да. Смог. И стал с ней близок, не объявляя помолвки, не обручаясь прилюдно — право супружества, закрепленное ложем. Я… взбалмошная и опасная лесная фея. Мне… это позволительно.

— Что ты такое говоришь?.. Ты… ты думаешь… я буду… — Леголас сглотнул. — Я очень люблю маму… и помню о ней и о сестре. Но я никогда… не видел… тебя таким — после Гаваней. Ты такой… какой был до них! Ради этого я готов принять и полюбить Ольву, и конечно, я буду рад брату. Ты можешь полагаться на меня во всем… Ада…

И Трандуил дрогнул — он протянул руки; через секунду Леголас прижимался головой к груди отца, бросившись на колени у кресла, а Владыка гладил светлые ровные пряди его волос.

Едва минута; Владыка разжал руки, принц поднялся. Тяжело встал и повелитель Сумеречья, опираясь на его руку. Обронил:

— Помоги мне раздеться…

— Владыка… — Леголас сглотнул, — мы спасем ее. Нешуточные силы собираются, нешуточные! Давно пора было…

— Спасем. Она будет жива для меня до тех пор, пока я не увижу ее мертвой и не похороню своими руками, — ровно сказал Трандуил. Сбросив одежду, прошел к купальне, оплетенной корнями могучих деревьев, проросших сквозь резной камень гномьей работы. Погрузился.

— Нас многое ждет, сын. Призови ко мне целительницу… и ступай проследи за сборами войска. Если нужно, спроси помощи Элронда. Мне надо отдохнуть.

— Да, ада, — и принц, встретившись взглядом со взглядом Трандуила, закусил губу, пошел к двери.

— Леголас…

— Да, ада?

— Попробуй снова… заглянуть в себя… в глаза Тауриэль.

— Да… ада, — и принц вышел, притворив дверь.

Владыка положил затылок на край купальни и затих. Лицо его снова разгладилось, восстановив бесстрастность и мраморную четкость черт, юный облик и безупречную гладкость кожи.

В покои неслышно вошла целительница, несущая на сгибе локтя корзинку с травами, настойками и полотном на повязки в корзинке, и бокал ароматного сонного отвара в руке.

***

Под покровом ночи три легких силуэта покинули лихолесский дворец.

Мэглин, Даэмар и Тауриэль знали деревья, чувствовали их — и понеслись по огромным ветвям, перескакивая с одной на другую подобно теням. Отбежав с лигу, лихая троица остановилась посовещаться.

Даэмар скрыл ослепительные волосы невзрачным серым капюшоном; Тауриэль снова была в привычных коричневых и зеленых одеждах, и, хотя ничего радостного не происходило, глаза ее сияли. Мэглин только усмехался, глядя на друзей — оба они были много моложе его.

— Что ты будешь делать? Просто проведешь разведку вблизи Дол Гулдура? Или намереваешься проникнуть внутрь?

— Внутрь, — решительно сказал Мэглин. — Я один из тех, кто бывал в Дол Гулдуре, когда его строили, и хорошо помню крепость. Я сумею проникнуть туда, но нам желательно скрываться не только от орков, но и от своих постов — от стражи.

— Стража отошла от горы, — сказал Даэмар. — Но она может нам встречаться по пути. Мы ее обойдем.

— Ты один из лучших следопытов, — сказала Тауриэль. — Я редко выбиралась в лес с тобой, но…

— Ах, ах, — сказал Даэмар. — Я да, я лучший.

Мэглин рассмеялся.

— Я пойду до конца, друзья. Я старше, опытнее, знаю, ради чего рискую, и бывал там много раз. Поэтому вы будете слушаться меня. Я знаю крепость. Нет нужды идти внутрь втроем — там, на месте, мы распределим силы. Я… я буду искать Ольву, сколько я жив.

— Мы поняли, — легко сказал Даэмар. — Тауриэль, он совсем сбрендил. Но ладно уж, так хоть весело.

Перекусили, выпили по глотку вина… Луна серебрила стволы и листья; эльфы поднялись двинуться дальше — и из-за ствола в лицо Мэглина уперся острый кончик стрелы, лежащей на упруго согнутом луке.

— Лучший? Ты, Даэмар, лучший?

— Да, мой принц. Я слышал тебя от самого дворца, — с удовольствием сказал Даэмар. — Ты отлично шел.

Леголас сбросил стрелу с лука и всмотрелся в глаза Мэглина.

— Я иду с вами.

— Но принц, — заговорил лаиквенди…

— Я говорил с отцом. Я понял меру его… любви и боли. Я пойду с вами. И да, нандо, я буду слушаться тебя, слушаться эльфа из Дориата, который помнит моего великого деда, — сказал Леголас. — Я пойду с вами.

Мэглин покачал головой.

— Что будет с Трандуилом, если ты сгинешь в этой разведке?

— Не тебе решать за меня, — сказал Леголас. — Ты знаешь, каков я — как лучник и как боец. Я знаю, что будет с отцом, если он потеряет жену и моего нерожденного брата. Я уже видел это однажды.

Мэглин склонился. Выпрямился.

И стремительно бросился вперед по ветвям, зная, что трое молодых эльфов, рожденных уже тут, в Сумеречном лесу, не отстанут от него.

Даэмар устремился следом.

Леголас на секунду сжал плечо Тауриэль и заглянул ей в глаза. И, не дожидаясь смущения или каких-либо слов девушки, исчез в ветвях.

Дол Гулдур. Дол Гулдур…

========== Глава 6. Эмин Дуир ==========

Мэглин несся по ветвям, спрыгивая на корни огромных деревьев, как тень — лишь взвивался серо-зеленый плащ. Даэмар, давно знающий быстрый лесной ход нандо, старался держаться вблизи Тауриэль, предполагая, что недавние печали могли ослабить легкую на подъем эльфийку; Леголас бежал и прыгал, улавливая направление движения Мэглина заранее. Поначалу принц полагал, что сумел бы задать темп и получше… но спустя два… три… четыре часа…

Мэглин не озирался и не притормаживал, уверенный в своих спутниках, как в привычном — синде-следопыте, так и в Тауриэль и Леголасе. Не останавливался, не предлагал отдыха. Наоборот, казалось, к пятому часу гонки он вошел в ритм, который не намеревался терять.

Светало.

Громадные деревья пробуждались навстречу весне, снега оставалось совсем мало, тепло брало свое не по дням, а по часам. Кое-где из-под толстого лесного опада пробивались подснежники; кричали птицы, приветствуя новый день и новое тепло — а четверка эльфов все бежала, удаляясь от дворца, следуя на юг, к темному оплоту некроманта.

Леголас несся легконогой тенью, но ближе к полудню начал тревожиться за Тауриэль. Та, безусловно, могла поспорить с мужчинами в выносливости, в меткости, а иногда и в силе… и все же была эллет.

Подгорной принцессой?..

Леголас встряхнул головой и нагнал Мэглина. На миг изумился собранному и жесткому выражению лица всегда спокойного лаиквенди, окликнул.

— Мэглин… ты собираешься бежать сутки напролет?

Мэглин обернулся, чуть притормозил. Посмотрел в глаза Леголасу.

— Страшное сомнение гложет меня, принц. Я хочу скорее проникнуть внутрь Дол Гулдура. Я хочу быть уверен в том, что Ольва жива. Я побегу вперед и сделаю стоянку, а вы следуйте за мной — у Красной скалы встретимся, Даэмар знает.

— Это же немного в сторону?..

— Да, мы теряем чуть-чуть времени, но так будет безопаснее. Ночью или хотя бы к утру я хочу быть за горами, в Малых Чертогах, мне нужно туда, — решительно сказал Мэглин. — Не нагоняйте меня сейчас, отдохнете у Красной скалы.

Леголас собрался было возразить — но Мэглин вдруг словно превратился в лесной ветер. Прыснул по ветвям и исчез. Легконогий принц не мог понять, как такое удается оруженосцу отца?.. Рванул было следом — сзади свистнул Даэмар, намекая, что лучше не разделяться.

Спустя три часа эльфы достигли Красной скалы. Солнышко почти пекло, ручей, бьющий из-под скалы, бодро журчал, переполнившись талой водой; дымил небольшой костерок, на котором на толстых прутьях, прикрытые широкими прошлогодними листьями, коптились толстенькие рыбки, наполненные икрой.

Мэглин, полностью обнаженный, стоял в ледяном ручье по колено и растирал тело листьями и песком. Даэмар потянул воздух носом.

— Ты всерьез собрался идти в Дол Гулдур, — и также начал сбрасывать одежду. — Маскирующий лист!

— Со мной не обязательно, — коротко сказал лаиквенди.

Тауриэль опустилась у костра — сделать вид, что занята рыбой… ноги не держали девушку. Она поймала внимательный взгляд Леголаса и улыбнулась.

— Принц, — сказал Мэглин, — можно вернуться. Тебе и Тауриэль. Не поздно.

Леголас снял одну рыбу, прихватив листом, и начал есть, дуя на еду и на пальцы.

— Зачем тебе в Малые Чертоги, Мэглин?

— Хочу взять там кое-что, — неопределенно сказал нандо. — Если найду. Может потребоваться.

— Я оставил записку отцу.

— Я пошлю ему весть из Малых Чертогов, — отозвался лаиквенди. — Трандуил и так знал, что я пойду. Лес давно остановил бы нас, если бы Владыка был против.

Леголас замер. Сам Лес остановил бы четверку ослушников - волей Владыки. Лес не всегда мог различить орков или иных грязных тварей, но эльфов слышал безошибочно. И он, принц Сумеречья, помнил об этой магии, настолько древней, насколько древним был Эрин Гален.

— Это верно. Но…

— Всегда хочется иметь одной надеждой больше, — сказал слегка позеленевший Мэглин, выходя из ручья. Даэмар певуче ругался и плясал в холодной воде, растираясь песком и листом, убирая, маскируя запах эльфа. — Мы — еще одна малая, но все же надежда. И Трандуил знает, что я найду способ дать ему знать, где мы и что узнали. Поэтому нам и надо в Малые чертоги. Они были любимы твоей бабушкой, Леголас, могущественной супругой великого Орофера. Она как никто умела заклинать живое. Я хочу открыть ее опочивальню, закрытую с момента ее отправления в Гавани.

Леголас покачал головой.

— Он всегда так, — легко сказал Даэмар, — всегда-а та-ак, смотришь — душа эльф, простой такой, лесной, а начинает говорить, и понимаешь — это старая гвардия. Это Дориат.

— Я знаю, — пробормотал Леголас, — и все же…

— Он удивительный, да, — сказала Тауриэль. И Леголас коротко, внимательно глянул на рыжую эллет… та опустила взор.

Мэглин оделся и взял себе рыбку. Даэмар, также позеленевший, наскоро одевался, ругаясь и напевая. Потом пробежался кругами вокруг Красной скалы — посмотрел, как дела. Нашел токовище, где недавно дрались насмерть величественные глухари, подобрал три пера. Вернулся к костру, закрутив волосы на затылке в жгут и затем в тугой круглый узел, закрепив его тремя глухариными перьями. Широкая прядь с правого виска упала на лицо.

— Поедим и побежим? — спросил Леголас.

— Нет, ляжем и проспим до заката, и дальше — ночью, — сказал Мэглин. — Иначе ночь не выдержим. Наутро будем в Малых Чертогах, по ту сторону Эмин Дуир.

— Перейдем горы ночью?

Мэглин посмотрел в лицо принцу. Улыбнулся.

— Луна будет яркой, Леголас. Сюда темные твари пока не приходят, хотя всякое может быть. Мы перейдем наши горы в нашем собственном, эльфийском лесу ночью и наутро окажемся в Малых Чертогах, у Ключника. Ложитесь спать.

Даэмар, не дожидаясь окончания разговора, устроил гнездо из своего одеяла, потянул к себе Тауриэль; та, хоть и хотела еще посидеть, послушно упала рядом с синдой. Пара плащей сверху — и они уже спали, сохраняя тепло друг друга.

Мэглин гасил костер, засыпал кострище прошлогодними листьями.

— У нас есть шанс пройти в Дол Гулдур, — сказал Мэглин, искоса посмотрев на Леголаса. — У нас. Даэмар не питает иллюзий. Ты… ты не считаешь, что Тауриэль надо отослать? Вы бы…

— Я не уйду, и она не уйдет, — напряженно сказал принц. — Тебя гонит цель, меня гонит цель.

— Даэмара гонит дружба, а Тауриэль — страх, — сказал Мэглин. — Она не хочет оглядываться пока, а хочет нестись вперед, и чтобы лес пел под ее ногами. Кто достигнет цели?.. Кто?

— Какие подозрения тебя терзают?

— Я скажу тебе… позже, у Ключника. Ты все узнаешь, принц. А теперь — спать.

***

Эльфы-вестники, конные и пешие, собирались в тронном зале и без устали докладывали, как идут дела.

Трандуил восседал на троне в доспехах, откинув в сторону плащ; принимал донесения и отдавал приказы невозмутимо, будто и не страдал от драконьих ран. Впрочем, и Галадриэль, и Элронд были уверены теперь в его силах. Владыка Сумеречного леса окреп за единственную ночь в собственных покоях, и твердо сжимал резной посох, ничуть не колеблясь в своих решениях и действиях.

И все же он ждал.

Немалые войска были готовы выходить походом на следующий же день; неспокойные времена приучили лесных эльфов жить в постоянной готовности бросить мирные занятия и ринуться на защиту дрожащих под ударами темных сил рубежей.

Но Трандуил, прочитавший записку сына, не разгневался. И он не торопился. Он ждал.

Армия оживала, восставала по всему Сумеречному лесу; оруженосцы в сверкающих доспехах скакали по лесным тропам. Отдельные отряды, блистающие оружием, двигались в сторону Южного Сумеречья, но Трандуил ждал и дворец пока не покидал.

Даже Элронд начал терять терпение; впрочем, он ожидал вестников из Ривенделла. Подкреплению из Последнего Приюта приказано было идти не к замку Трандуила, а спускаться по Андуину через Росгобел, соединяться с эльфами Лориэна, за которыми отправился Халдир, и атаковать Амон Ланк с другой стороны. Кисет гончего листа разошелся в один день.

По всему Великому Лесу, подернувшемуся туманной зеленой дымкой первой весенней листвы, дрожало нетерпение и пели боевые рога.

Но Трандуил ждал.

***

Четверка эльфов спустилась с гор измотанной до предела. Перевалы ночью дались много труднее, чем они ожидали; отдых и сытная копченая рыба накануне были кстати, но и сил на ночную пробежку вверх и вниз по склонам ушло очень много.

Малый Чертог когда-то был путевым замком Владык Великой Пущи. Гномы не касались его, не помогали в его строительстве, тут работали только эльфы и магия — и почти весь он был выращен из могучих древ, некоторые из которых теперь погибли. Стволы, корни и ветви оплетали высеченные из белого нездешнего камня основные контуры Чертога, и был он нынче тих, заброшен, но обитаем.

Здесь жил хранитель Чертога — Иргиль, эльф, с самого детства Орофера служивший ему и отказавшийся покидать любимейший дворец супруги великого короля. С ним всегда оставалось десятка два стражников — вблизи древней гномьей дороги было неспокойно, ибо именно по ней временами пытался пройти в сердце Леса или пересечь с какой-либо целью Сумеречье враг. Иргиль слыл отшельником, необщительным, замкнутым, и никогда не оставлял Малый Чертог, спасая оставшиеся древа, образующие его. Это был эльф-призрак, одинокий, неразговорчивый. Его видели и знали в лицо даже не все лесные стражники.

Но сейчас он вышел навстречу четверке, вместе с первыми лучами солнца сбежавшей со склонов лихолесских гор.

Узкий кафтан, длинные черные волосы — ниже талии, заплетенные в косы у лица. Светлый венец, меч у пояса. Леголас хотел опередить Мэглина и поздороваться… но замер, переводя взгляд с тонкого строгого лица Ключника на запыленного, тяжело дышащего Мэглина.

— Неужели, — сдавленно проговорил Иргиль, не тратя времени на приветствия, — неужели стражники принесли верную весть, и Лес может снова услышать детский смех?..

— Да, Ключник, — напряженно сказал Мэглин, — может, если у меня… или у Владыки… или у иных добрых сил получится исправить страшную ошибку.

— Какая помощь может потребоваться? — спросил Иргиль. Тауриэль глядела во все глаза. Ключник был так же юн на лицо, как все они; но ей отчего-то казалось, что он с трудом двигается и с трудом, через силу разговаривает. Прозрачные глаза удивительного сиреневого цвета смотрели так пристально, что, казалось, могли прожечь насквозь. — Раз ты пришел, нандо, и раз ты пришел с принцем, тебе что-то нужно от меня.

— Отдых для нас, — сказал Мэглин; Иргиль кивнул. — Для начала. Стражники сейчас есть здесь?

— Меньше, чем обычно, — сказал Ключник, — многие ушли еще вчера, их призвали вестники. Я же ждал кого-то вроде тебя, Мэглин. Я был уверен, что и обо мне вспомнят.

— О тебе не забывали, — учтиво сказал Мэглин, — но ты сам отошел в сторону от дел, назначив себя хранителем мертвых чертогов. Я же помню те времена, когда слава о тебе как об одном из лучших мечников нолдор гремела во всех землях Арды. Иргиль! Я хочу войти в покои королевы.

Черноволосый эльф вздрогнул и смертельно побледнел:

— Нет!

— Иргиль! Во имя новой жизни, во имя сына и нерожденного внука Королевы, в присутствии Леголаса Трандуилиона, который стоит рядом со мной, прошу — дай мне открыть ее покои скорби, которые ты хранишь столько тысяч лет! — рявкнул Мэглин; и Иргиль, и Леголас, и даже Даэмар, из тугого пучка волос на затылке которого торчали три глухариных пера, вздрогнули. Тауриэль, не подумав, прижалась к руке Леголаса, схватив его за пальцы.

— Ты желаешь что-то из ее старинной магии, — прошептал Иргиль. — Но ты не маг, Мэглин. Ты мог бы, да. Но ты научился только простым песням. Простым. Ты не… не одолевал грамоту волшебства.

— Я справлюсь, она использовала заклинания лаиквенди, — упрямо сказал Мэглин. — Я хочу найти кошель с путеводными перьями. И детских жуков Трандуила.

— Детских жуков? — растерянно сказал Иргиль. — Детских… жуков!

— Которых она делала еще в Дориате, помнишь? Позже Трандуил подрос, и ни то, ни другое больше не требовалось, — сказал Мэглин. — Я точно помню, что оставались и жуки, и перья. Надо найти их в вещах королевы, в ее рукоделии.

— Ну, о чем вы? — не удержалась Тауриэль.

Иргиль вздрогнул… и, наконец, пригласил уставших разведчиков пройти в Малый Чертог.

Светлые террасы у подножия горы, оплетенные живыми и мертвыми корнями, заливало солнце — Малый Чертог был устроен так, что ловил частью открытых залов восточные лучи, а частью — западные. В Чертоге было на удивление чисто, опрятно — видно было, что, хотя дворец уснул тысячелетним сном, он не заброшен. Иргиль предложил гостям умыться и пройти к мраморному столику на террасе; Даэмар откровенно зевал. Да и Тауриэль думала, что предпочла бы спать возле веселого синды-следопыта, а не выслушивать старинные предания, но любопытство пересилило.

Леголас знал малый Чертог как место грусти и запустения; он бывал здесь редко, а Трандуил — с некоторых пор — никогда.

Теперь же принц по-новому смотрел на гобелены, изображавшие не просто пару эльфов, а троих — отец, мать, ребенок. На одном гобелене был выткан Орофер, его королева и маленький Трандуил; принц тронул ткань пальцами — и показалось, что ветхие волокна рассыплются от прикосновения. Леголас подумал о крошечной искре жизни, которая билась сейчас в теле Ольвы Льюэнь; он подумал о том, что могут быть вытканы новые гобелены, на которых Трандуил стоит возле иноземки, а перед ними - светловолосый мальчик, как на старых гравюрах и рисунках, рассказывающих о его собственном детстве. Как призрачно светло, как невероятно радостно…

Дыхание захватило до боли; принц сжал губы и мельком встретился взглядом с Мэглином - словно вспыхнула горячая искра… затем перевел взор на Тауриэль – та отчасти пряталась за плечи Даэмара, и ее взгляд под заломленными бровями был чуть виноватым… и также полным надежды, боли, радости.

Разведчики расселись, выпили вина, поели жареного мяса и лембаса.

Затем Иргиль заговорил.

— Много лет назад король Трандуил был ребенком. Очень непоседливым — как только научился ходить, убегал, прятался так, что его подолгу не могли найти. Он любил уединение и самостоятельное познание мира. Королева набрала жуков и сотворила над ними ворожбу. Отныне жуки должны были из любого места лететь к Трандуилу и, если надо, передавать ему вести или показывать маленькому принцу, как выбраться, если он заблудился. Если сказать проще, жук отыщет Владыку Эрин Гален, и сообщит ему любую весть, как далеко они ни находились бы друг от друга… и жуки оставались, да, четыре или пять. Они возвращались к королеве, в заговоренную коробочку, но все же и терялись иногда, и становились жертвами птиц. Что ты хочешь, Мэглин?

— Я хочу проникнуть в Дол Гулдур, — сказал лаиквенди. —Но у жука будет намного больше возможностей выбраться наружу с известием, чем у меня. Мне нужен вестник, который направится прямо к Трандуилу, когда я обнаружу Ольву.

— А перья? — спросил Даэмар.

— Колдовство того же времени… маленькие, легкие перышки, которые королева заговорила на поиски выхода. Трандуил обожал заброшенные дворцы, крепости, постройки людей и гномов. Если ему доводилось заблудиться, он доставал перышко, бросал в воздух — и оно выводило его наружу, — сказал Мэглин. — Я хочу взять перья себе, в крепость. Я… сам когда-то набрал их для королевы — от одной живой птицы по одному перу, испросив у небесного создания разрешения. Иначе благое колдовство не становилось действенным. Я надеюсь, и жуки, и перья сохранились в ее опочивальне… в ее рукоделии… и добрая сила великой Владычицы еще жива в них.

Иргиль тяжело размышлял.

— Если бы это был не ты…

— Думай о другом, — сказал Мэглин. — Думай о детских голосах, которые снова могут зазвенеть в Лесу.

— Ладно. — Иргиль поднялся. — Я пойду с тобой, нандо.

— В опочивальню?

— Нет, я не войду туда. Я не решусь осквернять своим присутствием память любимейшей из королев, — грустно сказал нолдо. — Я пойду с вами в Дол Гулдур. Правда, я тысячи лет не покидал Малого Чертога… но тем больше поводов выбраться. Пусть она человек. Пусть человеческая женщина родит полуэльфа, Новую Зарю. Ради этого… я готов. Да. Ты возьмешь меня, Мэглин?

— Почту за честь, — поклонился лаиквенди. — Идем же.

Дверь на втором этаже Малого Чертога не была заперта, но ее оплетали тонкие корни растений и паутина. Иргиль остановился поодаль, жестом предложив оставаться возле себя Даэмару и Тауриэль. Леголас не отставал от Мэглина, который, глубоко вздохнув пару раз, решительно толкнул дверь.

Патина времени, тончайшая пыль и паутина лежали повсюду. Леголас озирался, примечая чудесное зеркало, изысканную резьбу мебели, развешенные на рогах оленя полуистлевшие платья; Мэглин прошел по комнате так, словно хорошо знал ее, и уверенно взял плетеную корзинку, стоявшую на небольшом комоде. Встряхнул. Перебрал пальцами содержимое; вынул плоскую коробочку. Порылся еще… отыскал маленький кожаный тисненый кошель; прихватил его. Окликнул Леголаса.

— Принц! Надо уйти. Иргиль с трудом пустил нас сюда. Не стоит дальше осквернять чертог его памяти.

Леголас, пытавшийся вспомнить бабушку, вздрогнул и вышел.

Ключник с облегчением захлопнул дверь и на секунду прижался к ней лбом. Выпрямился.

Мэглин смотрел ему в глаза… поднял руку, смахнул светлую паутину со лба, сединой легшую на угольно-черные пряди.

Затем встряхнул кошель. Вынул оттуда одно перо… пошептал. Дунул. Но перышко бессильно спланировало и упало на пол.

— Так, — сказал Мэглин. - С этим чуть позже… - и открыл коробочку.

Высыпал на ладонь штук шесть разных жуков — божью коровку, оленя, майского жука, пожарника, и еще парочку ярких лесных жучков. Внимательно глянул, присмотрелся. Накрыл другой рукой. Пошептал.

Поднял руку; все, включая невозмутимого Ключника, столпились вокруг, стукаясь лбами, словно дети. Мэглин улыбнулся — разнородное жучиное братство, отловленное Владычицей несколько тысяч лет назад и заговоренное искать Трандуила, ползало и скреблось на ладони.

Лаиквенди выбрал одного из жучков, загнал остальных обратно в коробочку.

Посадил на руку.

Громко сказал:

— Владыка Трандуил, я войду в Дол Гулдур, чтобы определить, там ли Ольва Льюэнь в самом деле. Это не единственный оплот Врага, есть и другие, и ошибка будет роковой. Жуки Владычицы, твоей матери, принесут тебе весть от меня, — дунул, и божья коровка взлетела с его пальцев.

Леголас смотрел на Мэглина.

И Иргиль смотрел, не отрываясь.

Даэмар и Тауриэль — тоже.

— Прикрывайте меня в пути, — сказал Мэглин. — Я войду через подземный ручей. Шансов выйти немного, но способ послать весть вы видели. Трандуил должен знать. Я… — голос его упал до шепота, — я должен знать.

— Да, — сказал Леголас, — отдохнем, и в путь. Да.

========== Глава 7. Вести (1 часть) ==========

Послание от Саурона доставили к Трандуилу спешно, как только оно прибыло во дворец, привезенное необычно человекообразным могучим орком на роскошном животном цвета пламени. Варг щелкал зубами на лошадей и эльфов, рослый всадник с яркой кожей медно-красного оттенка и татуировками восседал на своем звере горделиво, как будто был наследным эльфийским принцем.

Огненный гонец был статен и невозмутим. Вид его указывал на то, что орки вновь обрели непростых предводителей, изъявителей воли Темнейшего.

Но привезенные огненным орком требования Гортхаура были невыполнимыми.

Трандуил бесстрастно отказался исполнять изложенное в послании и начертал на свитке несколько рун, предлагающих его настырному темнейшему соседу по доброй воле вернуть королеву в целости и сохранности, освободить Амон Ланк и Дол Гулдур и полностью очистить Южное Сумеречье… а в противном случае обещал войну.

Переговоры Владыка назначил на выходе из Сумеречного леса, напротив дворца, около места, с древних времен именовавшегося Плоской скалой – огромный камень, ровный, как стол, высотой в два роста эльфа, стоял там на равнине, а недалеко протекал ручей. Когда-то многие встречи правителей и важнейшие события северного Средиземья происходили именно тут. «Прежде чем двинуть хотя бы бровью, - сообщал Владыка Лихолесья своему могущественному врагу, - прежде чем выслушать хотя бы еще одно слово от тебя, я желаю видеть Ольву Льюэнь в добром здравии».

Встречные требования столкнулись, как грозные валы вешнего Андуина, взрывающего северные льды; орк понесся обратно быстрее ветра, пламенем мчась по тропам Эрин Гален.

Трандуил был так уверен в своем решении и горделиво-отстранен, пока принимал посла, так равнодушен и прекрасен, что Элронд и Галадриэль не знали, что думать. Увидев первоначально степень его боли, трудно было теперь мириться с обликом и поведением истинного короля – мудрого, рассудительного, великолепного.

Владыка постоянно был в доспехах, армии собирались по всему Сумеречью, но – кроме того единственного, первого дня, когда он только прибыл из Дейла, потеряв Ольву – никто из эльфов не видел на его лице никаких чувств. Даже когда исчезли Мэглин, Тауриэль, Даэмар и Леголас, когда Владыка читал записку сына – он лишь кивнул, не выказав ни гнева либо огорчения таким неосмотрительным поступком, ни радости, что отважная четверка решилась на рискованную вылазку. Глаза его сияли, чело оставалось недвижным, лишь вертикальная морщинка на лбу очерчивала меру осознанной ответственности и тяжесть принимаемых решений.

Элронд страдал по отсутствующему тут Митрандиру и без конца прокручивал в голове тот день, когда исчезла Ольва. Он пытался определить, вспомнить момент, куда и с какой целью ускакал Глорфиндейл… и не мог. Просто не заметил. Вот Виэль наподдала тому по коленке… и витязь, пребывавший не в наилучшем состоянии ума и тела, взвыл от боли и неожиданности… без доспехов, расслабленно лежащий в кресле… вот Виэль уезжает на меарас Асфалоте; вот появляется дракон. Элронд, летя во весь опор к месту событий, видит, что целительница и гном пытаются противостоять чудовищу… а меарас? Благородный конь словно растворился. И Глорфиндейл – также. И это давало мудрому полуэльфу невероятную надежду, подтвержденную лишь репутацией и прежними подвигами витязя.

После отъезда орка Трандуил кликнул собственных гонцов и направил двоих с вестями - в Дейл и в Эребор.

Галадриэль следила за Трандуилом зорко. И когда тот покинул тронный зал, отправилась за ним в его покои. Владыка без лишних слов пропустил повелительницу Лотлориена и плотно прикрыл дверь.

- Итак, - сказала Галадриэль, - вы с Сауроном словно пытаетесь расставить солдатиков на игровом поле, он – своих, ты - своих. Каждый из вас знал, что первый обмен требованиями не завершится результатом. Он издевается… ты, Трандуил… на что ты рассчитываешь, требуя показать Ольву?

- На нее… – ответил Владыка, и вот теперь Галадриэль увидела цену, которую он платил каждый день за уверенность и невозмутимость. – На себя, на тебя, на Элронда. Я не планирую ничего на эти переговоры и жду… жду, открывшись надежде. Саурон не упустит возможности похвастаться драконом, пленницей, собой. Он много… говорит впустую и красуется, и это может его подвести.

- Да, он всегда был таков, - согласилась Галадриэль. Она понимала, что королю мучительно необходимо увидеть любимую, услышать пульс жизни в ее теле… и оттого он рискует теперь - и дерзит темному майа.

Трандуил опустился в кресло, и Владычица подошла, сняла легкий мифриловый венец с его чела, обняла ладонями голову.

- Чего ты ждешь на самом деле, Трандуил Ороферион? Неужели чуда? – прошептала мудрейшая. – Мне кажется иногда, что ты смотришь на двери зала с надеждой, словно они могут распахнуться и впустить твою смертную.

- Она могла бы, - сказал Трандуил. – Могла бы – именно так. Нет, Галадриэль. Я понимаю, что слишком толсты стены темной крепости и мощна стража. Саурон не упустит Ольву. Я жду весть, добрую весть, которую ты предрекла, и которая придаст сил не только мне… но и каждому взявшему оружие эльфу. Без доброй приметы нельзя начинать эту войну. Ты и сама это знаешь.

- Но я могла и ошибиться, - тихо сказала Галадриэль, поглаживая светлые пряди. – Я да, я ощущаю доброе… но оно так нежно и слабо пока, что даже источник этой вести я не могу тебе указать, лесной король.

- Я терпелив, - сказал Трандуил, - я подожду.

- Даже зная… зная, что…

- Тревоги и пустая торопливость не помогут ни Ольве, ни моему сыну, - решительно сказал Трандуил. – Я уже поторопился раз, сочтя, что все понятно – и это обошлось мне чрезмерно дорогой ценой. Теперь же я эту ошибку не повторю.

- Я так боюсь, что твои надежды окажутся миражом, - проговорила Галадриэль.

- Они… – начал Трандуил, и тут на его запястье опустился небольшой пятнистый жучок.

Галадриэль ахнула.

Сам Трандуил замер – рот его приоткрылся, губы округлились; глаза воссияли.

- Магия Владычицы! – вскричала Галадриэль. – Твоя мать шлет тебе… послание?!.

- Не мать, - прошептал Трандуил, - хотя сейчас я словно ощущаю ее ладонь на щеке… Эру, как давно это было… Мэглин отыскал и оживил жуков. Лаиквенди.

- Что, что говорит он? – нетерпеливо воскликнула Владычица Лотлориена. – Я всегда считала, что ты недооценивал этого нандо из Дориата…

- Я всегда ценил его как следует, - отозвался Трандуил. – Он говорит, что пойдет внутрь Дол Гулдура. Мой старший сын, Тауриэль, благословленная тобой на брак с гномом, синда-следопыт Даэмар… и Ключник Путевого дворца, Иргиль Одиночка, следуют с ним. Лаиквенди предполагает, что его могут задержать в Дол Гулдуре, и чтобы послать весть оттуда, берет с собой оставшихся жуков.

- Это благое известие, - прошептала Галадриэль. – Надежда никогда не бывает лишней. И я слышу голос твоей матери, благословляющий, поющий песни любви и веры, Трандуил, и я тоже. Ее голос.. эта весть… и вестник… и магия – все из далекого светлейшего прошлого, мой друг. О да. И я надеюсь, во имя будущего, надеюсь…

Трандуил внимательно посмотрел на Галадриэль. Собрался ответить – и тут, постучав, в покои вошел Галион, почтительно неся на руке огромного черного ворона.

- Эребор! – воскликнул Трандуил, вставая. Птица наклонила голову и заговорила скрипуче, сверкая сине-золотым глазом.

- Требование Саурона оставить Эребор со всеми сокровищами в обмен на Ольву Льюэнь гномы отверрргли. В ответ Саурону было сообщено, что ему прррредлагается возвратить подданную подгорного королевства в целости и сохрррранности, в пррротивном случае гномы рррода Дурррина вступят в войну с Дол Гулдуррром.

- Вы в чем-то схожи с молодым королем Эребора, - совсем тихо сказала Галадриэль.

- В большем, чем ему или мне было бы удобно признать, - так же тихо сказал Трандуил. – Благодарю, мудрая птица. Вернись в Эребор и передай твоему королю, что дальнейшие переговоры пройдут у Плоской Скалы. Если гномы желают принять участие в них, пусть направляются туда.

- Наш нарррод из Синих Горрр прибыл на днях, - сообщила птица. – Эррребор наполнен жизнью и воинами, и печи его ррразожжены и полыхают. Я перрредам твои слова, лесной король, но рррешать будет лишь коррроль подгорррный.

Трандуил церемонно кивнул.

- Воды, зерна вестнику, любые пожелания исполнить, - Галион чуть поклонился и вынес ворона из покоев Трандуила.

Галадриэль едва слышно смеялась.

- Что же, и это доброе известие. Гора оживает. Гномы возвращаются. Волшебные птицы снова приносят вести в Средиземье. Наугрим, конечно, позже вновь уйдут от дневного света вглубь горы, но пока они более открыты переменам и миру. Так, Трандуил Ороферион?

- Гномы открылись миру в скитаниях, в жестоком испытании драконом и нищетой, и многое взяли от других народов. С гномами бок о бок пришлось много сражаться мне и моим эльфам в последнее время. Они славные бойцы и… и даже верные друзья, - сказал Трандуил. – И хочу я или нет, с Эребором теперь отношения навсегда будут особыми, - щеки его прорезали лукавые складки; король улыбался. Галадриэль знала цену этой улыбки и снова обхватила голову возвратившегося в кресло Трандуила ладонями, прижавшись к светлой макушке поцелуем.

- О, ты…

- Молчи, Галадриэль. Каждый из нас сделает то, что должно, и то, что может, - сказал Владыка Лихолесья, принимая ее ласку. – Но пора. Вернемся в тронный зал. Я отдохнул… и получил два известия, которые можно счесть… можно счесть светлыми. Мать шлет мне весть из-за Гавани, сквозь толщу лет, через лаиквенди, напоминая, что я был ребенком… мой сын принял мое решение и пытается освободить Ольву сам. Гордец наугрим отправил посла Саурона теми же словами, что и я. А ведь мы не сговаривались. Что скажешь, Владычица? Выступаем к Плоской скале, а?

- Непременно, - ответила мудрейшая, - ибо войны не избежать, мой друг. Не избежать… Гортхаур взял слишком большую власть, а в теле дракона…

И вновь стук в дверь. На сей раз Галион вошел в сопровождении запыленного человека, несущего пакет, запечатанный воском; с вестником вместе шли Элронд и Лантир.

- Гонец из Дэйла, Владыка, - представил Галион, - он разминулся в пути с нашим посланником.

Человек, робея, протянул пакет Трандуилу и неловко поклонился.

- Пищи, вина и отдых гонцу, - сказал Владыка, разламывая восковую печать.

Человек в сопровождении дворецкого покинул покои короля.

Трандуил вчитался. Прочитал снова. Лицо его засияло.

Поднял взор – Элронд, Галадриэль, Лантир.

- Синувирстивиэль понесла, - сказал Владыка. – Король Дэйла Бард Лучник и Виэль ожидают первенца. И это воистину светлейшая из всех возможных вестей, несущих надежду.

========== Глава 7. Вести (2 часть) ==========

- Галадриэль… – Элронд шел возле самой могущественной из Владык нолдо, - все, что происходит тут – почти безумие.

- Любовь всегда безумна, повелитель Ривенделла, - отвечала эльфийка, чуть отвернувшись.

Вблизи дворца Лес еще хранил величественную силу древнейшей Пущи, древа были прекрасны, воды чисты, но сам воздух звенел тревогой и непокоем.

- Галадриэль… – Элронд сглотнул.

- Я тоже думаю о ней, - звучно сказала Владычица Лотлориена и вздернула подбородок. – Я тоже думаю о Келебриан. Если Трандуилу в его лихорадочном заблуждении и будет дано вызволить свою возлюбленную, нет никакой уверенности в том, что она вернется к нему той же самой.

Элронд плотно сжал губы.

- Я также думаю о Келебриан. О том, что несколько дней в плену у орков, у грязной бродячей орды, даже не у самого Темнейшего, сломили мою ненаглядную супругу и твою дочь настолько, что ни целебные песни, ни магия не сумели возродить в ней желания жить. Мне… нам… осталось только проводить ее в Гавани. Она говорила о том, что…

- Что не чиста более, - звучно и четко выговорила Галадриэль. – Что ей не пережить случившегося, не перенести осквернения и насилия. И лишь светлейшие чертоги Валинора могут дать ей покой.

- Никто из нас не мог докричаться до нее… – пробормотал Элронд. – Ни дети, ни я, ни ты.

- Я помню. – Галадриэль все так же горделиво несла белокурую голову, высоко, несгибаемо. – Ты думаешь, что человеческой женщине тем более не выстоять, если не сумела эльфийка?

- Мы потеряли Келебриан, - так же тихо говорил Элронд, - и я приложу все силы, чтобы Трандуил вызволил свою неожиданную возлюбленную. История его путешествия в иную складку Арды ошеломляет. Но что он получит? Опустошенное изувеченное тело с искаженной душой? Навсегда сломленную служанку Темнейшего? Гортхаур умеет же… убеждать.

- Но он не орк. Не орк.

- Он хуже, - убежденно сказал Элронд, и Галадриэль странно скосилась на него.

- Сколько времени мы знаем друг друга, повелитель Ривенделла?

- Это неисчислимо, Владычица.

- Я не помню, чтобы ты был так мучим сомнениями. Покой и мудрость свойственны тебе, и умение прозреть будущее. Что видишь ты? Что?

Элронд смотрел на Галадриэль.

Та вдруг живо потянула полуэльфа к овалу давно не работающего фонтана; на поверхности воды, совершенно недвижной сейчас, отражались облака.

- Здесь нет моей Чаши, и я не скоро вернусь в Лориен, - теперь сильный голос прекрасной эльфийки звучал грозно, - но я провижу многие вещи, которые не могу осознать. Ты, муж, обладавший моей дочерью, ты, посмотри сюда, и скажи, что видишь?

Галадриэль встряхнула над водой небольшим стеклянным флаконом; мерцающая пудра медленно осела на поверхность воды, и та сама собой начала закручиваться водоворотом.

- Я вижу… – Элронд вглядывался в воду, а Галадриэль – в его лицо, - я вижу… варга. Я вижу варга, и это страшно, в пасти его пылает… звезда… свет… Эру… я вижу кровь, словно кровь затягивает варга, и… и мне хочется его спасти… я вижу изрубленного Глорфиндейла, это его кровь, и он… оберегал морготову тварь… он…

- Достаточно! – вскрикнула Галадриэль и схватилась за руку Элронда. Тот тяжело дышал, стирая пот со лба.

- Как это понимать? – прошептал полуэльф.

- Понимать, - раздался голос Трандуила, - понимать так, что нынче многое темное и светлое перепуталось и поменялось местами. Я не желаю думать о том, что происходит сейчас с Ольвой. И не надо предсказаний, Галадриэль, хотя я также помню Келебриан… и разделяю вашу боль. Но я желаю вернуть свою возлюбленную. Войска завтра наутро выходят к Плоской скале.

- Да, прошло достаточно времени, чтобы даже наугрим, если король Торин впрямь даст бойцов, достигли скалы переговоров, - прошептала Галадриэль. – Все силы эльфов приведены в движение. Воины Ривенделла соединились у Лориена с моими и следуют к Дол Гулдуру.

- Мы будем у плоской скалы на двенадцатый день от пленения Ольвы, - сказал Элронд. – Это благое число и добрый знак.

- Не напоминай мне, сколько прошло времени, - прошипел Трандуил, - н-не напоминай. Мы просто идем туда. Просто идем. Люди Дейла и гномы будут также.

**

Плоская скала светилась в лучах весеннего солнца, сияла красноватыми отблесками прожилок кремня и переливалась серыми гранитами. Спереди, к Пуще, она словно была срезана ножом и окружена неглубоким оврагом; дальше в Пустошь она спускалась длинным пологим горбом кита. Лучники, стоявшие перед оврагом, доставали тех, кто приходил на Скалу, лишь неопасным излетом стрел, и все же видно и слышно переговорщикам было отменно.

Когда Трандуил, сопровождаемый Элрондом и Галадриэль, явился к скале, люди Дэйла с Бардом Лучником во главе, а также Торин и полторы сотни мрачных гномов с широкими окованными металлом щитами были уже тут. Торин гарцевал на высоком вороном, как ночь, жеребце, подтянув повыше стремена. Волнистая грива коня чем-то неуловимо напоминала тяжелые локоны самого подгорного короля.

Но его было не узнать. Украшенные самоцветами шлем и доспехи; Оркрист в бесценных ножнах, усыпанных драгоценными камнями. Даже узда и седло коня были отделаны так, что никаких сомнений не оставалось – подгорное королевство жило, и жило богато.

Трандуил был в привычных мифриловых, лиственных доспехах, кованных лучшими мастерами-эльфами; недвижен на боевом олене, величественен.

Эльфы, люди и гномы расположились широким полукругом за оврагом, выставив дозорных. Не сговариваясь, и Торин, и Трандуил, и Бард привезли сюда остатки черных и мифриловых стрел, не сговариваясь же, лучшие лучники из всех трех войск, считая Кили, постарались выбрать себе места так, чтобы оставаться тут незримо, но в удобных для стрельбы точках.

Три короля снова сошлись под пологом эльфийского шатра. Сюда же явились Галадриэль и Элронд, Кили, а Лантир привычно занял место у входа. С другой стороны шелкового полога теперь стоял Эйтар.

- Чего ты ждешь? – угрюмо спросил Торин, не тратясь на приветствия. – Ты думаешь, он так и отдаст тебе Ольву, просто за красивые глаза?

- Я жду, что я ее увижу, - надменно сказал Трандуил. – Что я удостоверюсь, что она жива, и дальше…

- Две сотни эльфов, - резко сказал Торин. – Полторы сотни гномов. И сотня людей.

- Дейл не мог дать больше, - сказал Бард.

- Ты и сам напрасно приехал, - сказал Элронд. – Ты должен был оставаться в городе.

- Я, возможно, и не поведу войска к Дол Гулдуру, - проговорил король Дейла, - но в переговорах я участие приму. Мне Саурон не слал никаких условий, возможно, что… нейтральная сторона не повредит.

- Это ты, при твоих отношениях с драконами, нейтральная сторона? – усмехнулся Трандуил.

- Все же, каков план? – спросил Бард.

- Мы подождем тех слов, что скажет нам Темнейший. Он не прибудет сюда с большим войском, и должен представить нам Ольву Льюэнь, раз просит за нее так много, - сказал Трандуил. – Я готов отрезать от Пущи ее южную часть, и предоставить Гортхауру четверть древнего Леса, выставив новые границы. У нас есть сокровища. Торговаться можно.

Торин глянул на Трандуила насмешливо.

- У гномов есть также, что предложить… – и вынул из небольшого кисета на поясе сияющий овал бесценного камня.

- Ты готов отдать за свою подданную Сердце Горы? – Трандуил вздернул бровь. – Обездолить свой народ, лишив его символа надежды и силы, объединяющей непокорных наугрим под твоей рукой?

- Символ надежды носит Бус, - решительно сказал Торин. – Гномов под рукой короля объединяет честь и отвага. Аркенстон, годами владевший моей душой, всего лишь камень. В нем – та магия, которую мы желаем увидеть в его гранях. Гномы не бросают своих. Никогда. А Ольва наша с той поры, как она своими малыми силами выступила на льду Вороньей высоты против Азога Осквернителя.

Кили кивнул.

- Что же, - медленно произнесла Галадриэль, - речь, достойная короля-под-горой. Нам есть, что предложить Гортхауру. Я… слишком часто обжигала его. Я буду молчать, чтобы не… злить его. Предлагаю, чтобы говорил Бард или Элронд.

- Я готов, - произнес полуэльф.

- И держим воинов наготове, - Торин поднялся. – Мы так оковали щиты, что они если и не отразят, так хоть смягчат драконье пламя. Если что, пусть другие воины прячутся за ними также. За спинами моих воинов и их щитами.

Трандуил тонко усмехнулся.

- Отличное предложение…

- Махал, - сердито сказал Торин.

- Владыка, где Тауриэль? – подал голос Кили. Эльфы разом посмотрели на молодого наугрима.

- Дай ей время, - мягко сказала Галадриэль, - такие решения, как жизнь в подгорном королевстве, трудно даются эльфийке.

- Мы послали каменщиков, - прошептал Кили, - строить Полуденный приют. Замок для путников на полдороге от Дейла до Горы. Она не будет заперта без света и воздуха. Без леса…

- Просто дай ей время, - повторила Галадриэль. – Сейчас твоя жена ушла на разведку к Дол Гулдуру. Ты не отыщешь ее тут. Она желает проверить еще раз свою доблесть… и свои чувства к тебе, подгорный принц.

Кили понурился… но тут же встряхнулся.

- Мы встретимся у Дол Гулдура. Война с Темной Крепостью, пятнающей мантию Владыки Леса, все равно неизбежна.

- Хорошо сказано, - негромко проговорил Элронд.

- Итак, - Трандуил поднялся, - войска наготове. Может быть… что угодно. Внимание… ко всему. Мы поймем, что делать.

И, мучительно помолчав, выговорил то, что незримо висело в воздухе:

- Если мы не вызволим Ольву Льюэнь завтра, далее это будет сделать намного сложнее.

**

Позже, когда, не разбивая лагеря, воины трех народов устраивались на ночь, Бард подошел к Трандуилу, напряженно и недвижно стоящему напротив Плоской скалы.

- Владыка…

- А, - Трандуил повернулся и улыбнулся. – Я поздравляю тебя, Бард Лучник. И я…

- Я счастлив, - прошептал Бард. – Неблагородно говорить это тебе, но…

- Благородно. Ты должен быть счастлив. Ты… должен, - Трандуил отвел взор. – И я должен сказать тебе кое-что. Лишь эльф, имевший семью, может сказать тебе… Синувирстивиэль…

- Виэль, - с нежной дрожью выговорил король Дейла.

- Так вот… что бы ни вышло завтра, отправляйся обратно в Дейл, - твердо произнес Трандуил. – Будь с Виэль. Когда эльфийки обретают в себе жизнь… когда… в это время они становятся телесно страстными. Неукротимыми. Это время, когда супруг ни в коем случае не должен покидать их. Как бы… – Трандуил усмехнулся и чуть горько, и озорно, - как бы тяжко ему ни приходилось. Ты поймешь, о чем речь. Ты одарен айнур и валар сверх всякой меры, победитель драконов, любимчик Эру.

- Я уже чуть понял, о чем речь, Владыка, - Бард осекся, так как Ольва в том же положении была в руках Врага, и… о балрог… и Лучник потупился, не зная, куда деваться от собственного счастья - и от горя лесного короля.

Подошел Торин.

- Не спится, подгорный властитель? – чуть надменно спросил Трандуил, становясь вполоборота к Барду.

- Мы, гномы, подолгу можем не спать, - не менее горделиво ответил Торин. – Смотрю, ты любуешься на вечернюю зарю, и…

От ближайшего дерева на плечо Трандуила вдруг порхнула малая птаха, лесной соловей. Владыка Леса едва слышно ахнул, округлив губы; глаза его засияли.

Пичуга пела, и отчего-то, хотя песнь ее не была понятна Барду и Торину, у обоих навернулись слезы на глазах.

Соловей вспорхнул, а Трандуил все еще стоял, как пораженный громом, глядя вслед пернатому вестнику.

- Это от Ольвы? – тихо спросил Торин.

- Да… спим же! – голос Трандуила окреп и зазвенел мифрилом. – Всем отдыхать! Завтра… мы попробуем вернуть Ольву Льюэнь, подданную Эребора, мою супругу и Владычицу Лихолесья. Завтра Враг, подстегиваемый гордыней, предъявит ее и предстанет сам – во плоти. Завтра!..

**

Наутро цепочки воинов стояли беззвучно, словно вытаивая из клочьев тумана. Трандуил сидел на олене, а Герцега, оседланного для боя, но без всадника, удерживала в поводу Галадриэль, восседавшая на Зиме.

Эльфийка чуть морщила лоб – с утра ненасытная гнедая утроба стащила у нее кисет с гончим листом, которого тут и так оставалось немного, и сожрала весь. Коню полагалось пасть, но он косил дурным глазом, терся, как кот, чуть ли не выгибал спину. Всадника на него Владычица сажать запретила. Трандуил неохотно, но согласился.

- Так бывает иногда, - негромко сказал Элронд, - конь становится жертвой гончего листа, ищет его повсюду, и затем все же погибает. Это случается… с необычными конями.

«Я необычный конь», - застриг ушами Герц и по привычке попробовал куснуть нелюбезного его ганноверскому сердцу Элронда за ногу – заскрежетал зубами по изукрашенному набедреннику. «Железка, подло, подло! И фигушки вам я паду, не дождетесь»…

- Плоская скала лучше всего освещена ближе к полудню, - сказал Трандуил. – Я думаю, Саурон явится именно тогда.

- А вот и Гэндальф, - выговорила Галадриэль.

По едва видной дороге неслась белоснежная молния. Волшебник на Светозаре подскакал к замершим королям и великим эльфам, и вопросил с улыбкой:

- Что я пропустил?

- Ты вовремя, - ответил Элронд, и истари занял свое место среди сильнейших.

Солнце медленно поднималось.

========== Глава 8. Манеры ==========

Манеры, скрытность, умение повелевать — сказал нуменорец.

Люби меня — сказал дракон.

Ветка сидела по-турецки, и между попытками порыться в памяти и повспоминать, что, когда и с какими особенностями происходило с беременными подругами в том, безнадежно оставленном позади мире, настраивалась.

Особым образом.

Учителя говорили ей о таких глубинных настройках, когда следует обращаться напрямую к мышечной, подсознательной энергии инь, энергии, недоступной разуму.

Но в прошлой жизни Ветка думала, что ей не пригодятся эти настройки.

Когда — все или ничего.

Ничего.

Интересно, Ома нарочно дал ей ключи? Она верила серым глазам Голоса, прекрасным серым глазам, затененным густыми ресницами, с сияющими на дне искрами, но обостренная двойной ответственностью подозрительность не давала полностью принять то, что он говорил.

И все же.

Манеры. Очевидно слабое место.

Со скрытностью тоже плохо дело.

Любить Саурона?.. Любить. Так, чтобы поверил. Накачать саму себя, и… и попробовать. Ради безопасности. Рассудочно, искренне. Это сочетается между собой, или как?

Умение повелевать. По-ве-ле-вать. Что-то тут было, какая-то подсказка. Майрон любит, когда женщина ему приказывает? Один раз подобная попытка чуть было не закончилась совсем дурно, хотя и дала необходимую отсрочку. Орк был намного страшнее и противнее человеческого обличия Саурона.

Приказывать и повелевать — одно и то же, или повелительность должна прийти изнутри, и быть… убедительной для того, кто сам повелевал много сотен лет?

Скрытность. Манеры. Повелевать. Любить.

Охохо.

Война. На башню идут войной.

Ветка покосилась на рукав. Обломить щепочку Гэндальфа, и — «вставай, проклятьем заклейменный, весь мирррр голодных и рррабов»…

Ну нет, плеер — это на крайний случай. На самый-самый крайний.

Ладно.

Снова.

Скрытность.

Умение повелевать…

Манеры.

Ветка, оставаясь сидеть в позе лотоса, уйдя в свои мысли, почти упустила момент, когда дверь неслышно распахнулась, и чудовище, едва шелестя мелкой сверкающей голубой чешуей, проползло и улеглось магическим кольцом, зажав в зубах кончик хвоста.

Саурон отделился от тела змея; чуть клубящийся силуэт с огненно горящими глазами облекся мышцами, кожей; мужчина сел возле Ветки и заглянул ей в глаза.

— Ты слишком надолго оставил меня одну, — четко и очень громко выговорила Ветка, напрягая спину — не глядя на своего поработителя.

— Твои волосы… растут быстро, — усмехнулся Саурон. — Ты… причесана… одета? Мне докладывали, ты долго носилась тут голой.

Ветка чуть не возмутилась, что прямо голой она, она — нет, она… но, несмотря на предательскую дрожь ужаса где-то под ребрами, трепет, как будто там была замурована живая птаха, только вздернула подбородок.

— Я могу делать, что мне вздумается, Майрон. Любимый. Ты понял? Что мне вздумается.

— Ты можешь, — темный майа рассматривал ее с каким-то болезненным интересом. — Мне очень любопытно, что же тебе могло бы вздуматься, милая… но у нас мало времени.

— У нас — мало? — Ветка сумела задать уточняющий вопрос тем же надменным и спокойным тоном. — У меня полным-полно времени.

— Короли не верят, что ты еще жива, — тем же задушевно-ласкающим тоном выговорил Саурон. — Они не верят. Они желают тебя видеть. Я покажу им тебя. Тебя… и себя также.

— Я не желаю никому показываться, — решительно сказала Ветка. — И не желаю… никого видеть.

— Придется, моя храбрая нахалка, — усмехнулся Саурон. — Увы, у меня были дела, и я не сумею показать тебя горячей от моего семени, сломленной моими руками, моей властью. Но и так будет неплохо, и так. Ты сумела зацепить мое внимание, пленница. Но это мы обсудим позже. Процедура не будет долгой, не переживай. И ты очень быстро вернешься в наше уютное гнездышко…

Ветка хотела еще что-то сказать, возразить, повелеть; но время вдруг потянулось тугой резиной; Саурон начал терять очертания, а саму девушку повело, словно перед обмороком; мягко звучали слова «ммыыы обссуууди-им поо-зже… проооцеду-ура не бу-удет дооолгой… ууююютноооее гнездыыышкоооо»…

Потолок с полом перемешались, и Ветка, успев выдать собственным голове и телу последние директивы, уже не почувствовала, как ее прямо пастью подхватил дракон — и странным образом ни один заостренный, полупрозрачный, как стекло, зуб не поранил тела и не проколол одежды.

***

На самом рассвете пространство вокруг Плоской скалы заполнилось орками; их было немного, около сотни, и с ними был рыжий гонец, который уверенно командовал прочими, выстраивая их вдоль рва, разделяющего Плоскую скалу и самый край Сумеречного леса, заполненный эльфами, людьми и гномами. Его уже знали — Агнир, который благодаря яркой масти, уму и огненно-рыжему, пламенному варгу, помеси обычного варга и чудовищной горной лисицы, сумел привлечь к себе внимание.

Орки закрылись щитами и ощерились копьями, секирами и топорами. Они образовали по краю рва, дном которого протекал неширокий ручей, недлинное, но убедительное сплошное заграждение. Орочьи воины на самых выносливых и мощных варгах сновали вблизи Плоской скалы, выискивая у ее подножия лазутчиков, но нет — не находили никого. Приглашенные на переговоры соблюдали честные условия.

Эльфы, волшебник, Бард, гномы — недвижно ждали. Только Герцег крутился и пританцовывал, то тянулся к траве, то лез под руку Галадриэли, как большой коричневый кот, ласкался мордой, обсасывал шершавыми губами тонкие пальцы.

Когда медленно восходящее весеннее солнце проткнуло утреннюю дымку острыми, как иглы, лучами — именно в этот момент самые зоркие углядели в глубокой синеве неба тонкий сверкающий силуэт дракона.

Саурон прибыл на переговоры…

***

Ветку шатало, но она понимала, что стоит на двух ногах — и ее при этом не слишком деликатно поддерживает крепкая рука. С трудом распечатав глаза, девушка увидела солнце — резануло так, что молниеносно вспомнилась пара недель при факелах и свечах и прояснилось в голове, словно от нашатыря… из глаз потекли слезы; Ветка болезненно сощурилась. И тут сердце ее жестко ударило о ребра — она услышала голос Торина.

— Не всю гору, но ее сердце я отдам тебе, Темнейший. Моя подданная ничего не решает в этой войне, не добавляет тебе ни сил, ни власти, а ее пленение не ведет ни к какому проку. Ольва Льюэнь — и Аркенстон. Взвесь как следует.

— И как же ты решился, Торин, сын Траина? — насмешливый голос Саурона прозвучал прямо около уха Ветки.

— Аркенстон нашли всего лишь при моем отце, — равнодушно сказал Торин. — Гномы были сплоченным и сильным народом до него. Будут и после. И суть этой сплоченности — в том, что мы не бросаем своих. Никогда. И в подтверждение этого — вот камень. Тебе согласиться бы, Гортхаур. Четверть Сумеречного леса от эльфов, которые говорили до меня, и Аркенстон. Это щедро. Я мог бы предлагать злато бочками и возами, если пожелаешь; ты умеешь торговаться, да и гномы всегда были мастера это делать. Запрашивай свою цену. Надо завершить торг, раз ты здесь, мы здесь, и Ольва Льюэнь тоже здесь.

— Мне кажется, — голос Саурона звучал издевательски, — жизнь покупается лишь жизнью. Чьи жизни вы можете предложить мне, в добавок к кучке деревьев, которые и так мои, и камню, который, сведя с ума одну гномью семейку, затем годами валялся в лапах дракона?

Ветка, наконец, прозрела, сморгнув слезы с ресниц: ряды воинов. В три шеренги стоят гномы и эльфы с людьми; в три же — орки. Ширина рва — метров семь. Высота скалы… не видно… от подножия скалы до рва — метров пятнадцать. Под скалой… девушка вытянула шею… кусты. В шеренге с эльфами — Гендальф… Герцег. Трандуил. Торин. Бард.

Не смотреть и не вдумываться.

Трандуил.

Не смотреть.

Проверила мышцы — она не связана; запястья заведены за спину, их — оба сразу — держит крепкая рука Саурона, на самом краю скалы.

Дракон валяется полукольцом здесь же, затянув глаза радужной пленкой, лишенный вложенной в него великой темной души — просто сонная животина.

Скосилась — Майрон щеголял в натуральном виде.

«Вот так родился нудизм», — подумала Ветка. Еще раз коротко остановила взгляд на Герце.

— Будь разумен, Гортхаур, — голос, кажется, Элронда. — Лесной король и король подгорный предлагают тебе достойные условия. Разумный обмен. Соблюдение границ. И…

Ветка слышала возбужденное, глубокое дыхание за своей спиной. Ах ты пижон, показать меня, показать себя, да? Ладно.

Пора.

— Н-не отдавай м-меня, любимый… — вышло тихо, но ее услышали.

Еще как.

Замерли все, включая орков, которые перестали шебуршаться, сморкаться и греметь оружием. Ветка не сомневалась, что первые же слова, сказанные ею, разнесутся над воинствами как гром с ясного неба — так и вышло.

— Что-о? — встряхнул ее Саурон. — Что ты… сказала?..

— Не отдавай меня, любимый! — выкрикнула Ветка, еще раз стрельнула взглядом по скале, по шеренгам воинов — светлого и темного воинств, и завопила русской народной дурниной, извиваясь:

— Я-а-а-а люблю тебя-а-а-а, не отдава-а-ай меня никому-у-у, сокол мой ненаглядный, повелитель ты мо-о-ой темный, ты же сам хотел, чтобы я любила-а-а тебя, вот я и люблю-ю-ю!

Лицо Трандуила замерло; брови взметнулись, а зрачки расширились, как от боли — голубая радужка затопилась темным.

Торин приоткрыл рот, также изумленно задрав брови. Бард вцепился в лицо Ветки взглядом и потянул с плеч лук. Галадриэль торжествующе улыбнулась, и потихоньку опустила руку с поводом Герцега. Герц, услышав голос Ветки, замер, нехорошо выставив уши топориками. Элронд в растерянности двинулся к Владыке, собираясь хоть что-то сказать. Гэндальф предостерегающе поднял руку…

И все это заняло миг.

Рука, удерживающая Веткины запястья за спиной, дрогнула и ослабла. Саурон рывком развернул девушку к себе и уставился прямо в ее лицо.

— Т-ты-ы…

— Любимы-ы-ый! — злобно заорала Ветка, резко выворачиваясь из его рук, и отвешивая — наконец-то, сколько раз не пригодилось! — свой коронный, много раз отработанный с учителями единоборств удар в пах, в обнаженный пах великого Темного Властелина, Некроманта этих мест, тщеславно желавшего показаться королям Севера во плоти — которой он так долго был лишен.

И сколь бы ни был Майрон могуч, согласившись на утехи плоти, он согласился и на ту боль, которая она может доставлять. Ветка впечатала коленкой всю ненависть, которую она годами испытывала к своему обидчику, оставшемуся там, в Москве в луже крови на ипподроме; весь страх, в котором она — не показывая слабости никому — так долго жила, весь ужас, осевший от встречи с Азогом Осквернителем, все бешенство и отчаяние, вызванное новым насилием. Все или ничего. Для Ветки это был момент истины, момент приложения максимальных сил. Она тоже понимала — сейчас… или, может, никогда.

Саурон беззвучно сложился пополам, не сумев дажепикнуть и перестав дышать.

— Ге-е-ерц! Герцее-е-ег!

Галадриэль бросила повод коня и выкрикнула:

— Noro lim!

Шеренги пришли в движение — все действие заняло считанные секунды, и вот уже гнедой конь стрелой вырвался из рядов светлого воинства; взгляд Трандуила воссиял, Торин чертыхнулся и воздел топор, Бард наложил стрелу на тетиву, Элронд завертелся на своем коне, понимая, что ров не перескочить…

Но стиплер, конкурист, призер, прирожденный боец, слопавший гончий лист — перескочил.

Ветка увидела тугое гнедое тело, летящее с одного берега рва до другого — прямо в гущу пик и обнаженных мечей, и волшебника, наставившего посох — оружие орков словно легло в две стороны, создав над головами в черных шлемах воздушный коридор.

И прыгнула в этот момент сама.

Голдшлегер Герцег длиннейшим оленьим скачком, без разгона, с места преодолел ров, который доселе не перепрыгивала ни одна лошадь Средиземья, и вторым — перелетел сразу все три шеренги орков, а третьим оказался у подножия плоской скалы. Конь прыгал молча, ожесточенно — уши теперь были вжаты так, словно их вовсе не было, а глаза сверкали белками.

Ветка промахнулась совсем чуть — вместо спины коня приземлилась в крону какого-то невысокого густого дерева, раздирая платье, пролетела сквозь сучья и листву, и на излете падения все же вцепилась в шею Герцега; чуть не соскользнула под копыта — и невероятным рывком забросила себя в седло, подтянувшись за гриву. Голова была пуста, никаких идей, кроме — «любой ценой!» там не наблюдалось. В седле девушку охватила дичайшая эйфория — она чувствовала, что Герц летит птицей, видела, что он на скорости курьерского поезда расшвыривает орков, бросающихся под копыта, опережает копья и стрелы. Она не видела, что оттуда, сзади, где размещалось воинство гномов, эльфов и людей, ее поддерживают всеми силами магии и эльфийской благодати — и просто неслась вдоль отрога Плоской скалы в единственном открытом направлении — к пустоши, оставляя позади сошедшиеся, как по команде, шеренги воинов, и Сумеречный лес, и даже Трандуила.

Главное — удрать.

— Ге-е-ерц! Соба-а-аки! Соба-а-аки…

Рявкнув, конь еще ускорил ход, ускорил — и вырвался на открытое место. Круглые копыта звенели о сухую землю ритмом Веткиного лихорадочного пульса.

Позади, правда, неуклонно отставая, скакал лишь огненный орк — несся на своем стремительном звере цвета пламени, с узкой, вытянутой хищной мордой.

Ветка ощущала, что с Герцегом что-то неладно; но он и так явился внезапным бонусом — ее планом до того, как она заметила коня, было просто прыгнуть со скалы и рассчитывать на спасение лежа, с переломанными ногами. Она свято верила в силу эльфийской медицины и в силы Синувирстивиэль в частности, и заранее решила, что будет бежать, вырываться — ценой любых травм. Но свободный, заседланный Герцег изменил баланс сил, и Ветке удалось выполнить лучший в ее жизни каскадерский трюк. Пусть с помощью Галардриэли и Гендальфа, пусть с волшебной поддержкой с той стороны, пусть…

Ноги прочно встали в широкие узорчатые стремена эльфийского седла; с каждым ударом черных копыт в зазеленевшую травой землю, Ветка все яснее осознавала — свобода. Она смогла. Ее охватила невероятная радость, дыхание перебивалось и рвалось криком.

Как только девушка спрыгнула с края скалы, упруго направив прыжок в самый пышный замеченный куст — оказавшийся деревом — который заметила сверху, как только Герцег рванулся и, дополнительно подстрекаемый Галадриэлью, перелетел ров — воинства пришли в движение.

Заранее подрубленные гномьими топорами, ухнули два высоких дерева, образовав мосты.

Наугрим бросились по ним на врага, блистая оружием.

Эльфы ринулись по склону рва вниз, чтобы там встретить часть спустившихся орков — и схватка закипела прямо в русле речушки, протекавшей по дну.

Люди поддерживали и гномов, и эльфов; Бард стрелял по оркам раз за разом.

И только одно животное сумело повторить прыжок Герцега — это был могучий олень Трандуила.

В долгой скачке олень, за счет громадных рогов, существенно уступал лошадям — но непродолжительные рывки давались ему прекрасно, а мощные ноги и высокий рост подчас творили чудеса; Владыка первым и единственным из эльфов врубился в гущу орков, прорываясь к Ольве Льюэнь.

Там, где несколько минут назад предполагались всего лишь разговоры, кипела схватка; но Галадриэль, Элронд и Гэндальф, все три члена Белого Совета, неотрывно следили за тем, что творилось на скале.

Ошеломленный болью, униженный ею Саурон не смог сделать даже единственного движения — схватить Ветку за руку… Согнувшись, он так и простоял те несколько мгновений, которые девушка еще находилась на скале; а как только она коснулась шеи Герца, ободранная, засыпанная листьями и древесным мусором — силуэт темного властелина словно взорвался изнутри дымом и втянулся в тело дракона. Дракон тут же свился в тугое кольцо, восприняв боль, испытанную мужским, человеческим воплощением Саурона — и взревел, наугад выкидывая языки ослепительнейшего белоснежного пламени.

Гэндальф вскинул посох; Галадриэль подняла руки — на тонком пальце грозно сияло одно из колец. Элронд оставался на месте, сидя на пляшущей лошади, опустив руку с мечом вниз, и ожидал момента вмешаться.

— Трандуил нагонит ее, — торжественно возгласил волшебник. — Ольва простейшей хитростью отвлекла Врага, и…

Враг пришел в себя.

С жутким свистом, с воплем дракон бросился на край скалы и перегнулся, поливая пламенем схватку — неважно, своих, чужих; эльфы, презрев гордость, бросились под широкие щиты гномов. Орки смрадно вспыхивали; Кили, крепко обхвативший ногами пушистую вершину одного из деревьев, старательно целился одной их двух последних черных стрел, откованных королями.

Волшебник растянул прозрачную защиту над эльфами, которые не успели укрыться под щитами, и громко выговаривал заклинания, остужающие пламя, усмиряющие зверя.

Галадриэль рванулась вперед.

— Ты! Гортхаур! Давно не испытывал мощи Белого Совета? — закричала она. — Иди ко мне, Темнейший, поиграем по-серьезному! Я тебе не беременная девочка, слышишь, червяк?

— Что ты… — шепнул Элронд, оказываясь рядом.

— Дай время Ольве ускакать, — прорычала эльфийка, — дай время…

— Манве!.. Да!

Тройка магов приготовилась к схватке с чудовищем…

Пламя и вопли обгоревших орков; и где-то там, уже достаточно далеко — коричневая точка стремительно удаляющегося Герцега с Ольвой, вжатой в его тугую шею, и следом — гордый силуэт раскинутых рогов оленя Трандуила, нагоняющего обожравшегося гончим листом коня.

Нагоняющего.

Дракон неспешно вытянулся в струну, перестав жечь своих; просвистела черная стрела — и, хотя лучник был близко, чудовище чуть выгнулось, и стрела скользнула по мелкой чешуе. Вторым выстрелил Бард — но увы, с тем же результатом.

Не отвечая, не вступая в переговоры, дракон плавно взвился в небо, игнорируя магические атаки Гэндальфа и Галадриэль, и устремился за удаляющимися ганновером и оленем.

— Не-е-ет! — закричала Галадриэль; могущественный враг понял ее хитрость, и просто проигнорировал ее.

Дракон прошел низко над скачущим во весь опор оленем, и, казалось, едва задел его. Животное смялось, точно бумажное, и кубарем покатилось по земле, перекатываясь через всадника.

И точно так же, как показалось, сверкающий синью и небом силуэт едва коснулся мордой Ольвы — и вот уже Герцег несется пустошью один, а дракон, не обращая внимания на происходящее позади, плавно взмывает вверх и направляется к югу, раскинув легкие крылья над Сумеречным Лесом.

Галадриэль ахнула и прижала ладони к щекам.

Элронд, не медля, осадил коня, и, разогнавшись галопом, перескочил ров, по пути срубая головы обожженных и обезумевших орков — там, далеко, Трандуил поднимался, пошатываясь — а перед ним стоял Агнир с огромным пламенеющим ятаганом наголо. Дракон оставил поверженного Владыку Лихолесья своему наиболее могущественному слуге…

Гэндальф заломил брови. Встретился взглядом со взором Галадриэль.

— Если она и теперь уцелеет… Н-да. Н-да…

— Еще не вся надежда потеряна, — отчаянно сказала эльфийка. — Я буду верить. Мое сердце говорит, что это еще не все.

Это еще не все.

========== Глава 9. После. Часть 1 ==========

Ветка снова пришла в себя.

Снова.

Сердце радостно стукнуло – ускакала; получилось; но нет – вокруг были те же самые стены кругом, те же самые камни, изученные до ряби в глазах, те же отсветы факелов, такие омерзительные после настоящего весеннего солнца.

Ветка была в своем узилище. На широком ложе. В разорванном, распоротом зубами дракона платье, в царапинах, порезах и синяках.

Осознав, что случилось, девушка повалилась ничком и зарыдала.

Она вспомнила тонкий свист полупрозрачных крыльев, перекрывающий стук копыт, храп коня, собственный лихорадочный пульс; прикосновение к спине, к бокам, жесткое, сминающее, рывок вон из седла… и с этим рывком из нее выскочило дыхание, выскочило сердце, намертво застряв в горле и перекрыв воздух.

Все. Это конец. Больше ничего не получится.

Ветка представила, что будет, когда до нее доберется униженный, обиженный болью Темный Властелин, и с привизгом зарыдала, понимая, что теперь простым насилием ей не отделаться.

Было страшно так, что в какой-то миг она внутренне взмолилась всем известным богам – а нельзя просто умереть, просто, прямо сейчас?

Шелест чешуи, царапанье коротких лап с мощными когтями по камню – Ветка перестала выть в подушку, и, дрожа, сжалась, уткнув лицо поглубже в складки ткани.

На спину легли широкие теплые ладони. Девушка затряслась… но ее гладили. Всего лишь. Гладили. И постепенно, по секунде, по крошечному шагу из пропасти отчаяния наверх… Ветка если и не успокоилась, то обрела способность думать.

- Ты…

Девушка снова сжалась.

- Повернись ко мне. Ты… я знаю, каково тебе сейчас. Ты долго придумывала этот… трюк, так? И… ничего не вышло. Я понимаю.

Ветка чуть оторвала лицо от постели – скосилась. Услышанное ей понравилось намного меньше удара бича по спине. Жалость? Сочувствие? От него? От него?

Ветка взметнулась и набросилась на Майрона.

Ей в прежние времена в голову не приходило кусаться – теперь она кусалась, когда доставала, как дикая кошка вцеплялась зубами и царапалась; удары ее рук ложились хлестко, все в цель. Она била его так уже один раз, но, пожалуй, без нынешнего безумного азарта, еще не понимая, чем это чревато – а сейчас она хотела убить. Вот так, своими руками. От ужаса, от понимания неизбежно предстоящего кошмара, от адского отчаяния неудавшейся попытки бежать.

Мужчина лишь чуть прикрывался руками, а в итоге перехватил ее запястья, и…

Лицо девушки было сплошь залито слезами, она не могла вытереть ни их, ни неизбежный спутник рыданий – сопли; Саурон скрутил ее запястья за спиной, прижал к себе, и покачивал, удерживая на коленях, как разбушевавшегося ребенка. И что-то даже приговаривал – не надо так, ты сама себя покалечишь, ну что ты, что… ну не получилось, и не могло получиться, я же тебя предупреждал. Я. Предупреждал.

Понемногу девушка перестала всхлипывать. Пытаясь восстановить хоть какое-то душевное равновесие, глянула вверх. Лиловые глаза глядели сочувственно, в них не было ни издевки, ни торжества, лишь сполохи огня; черно-алые пряди разметались по широким плечам.

- Почему? – сиплым басом выдавила Ветка.

- Потому что я поверил тебе. И это была лучшая минута за многие тысячи лет моей жизни, - серьезно ответил Майрон. – Она стоила боли… стоила унижения. Скажи, почему Трандуил? Чем эльф лучше меня?

- Хотя бы тем, что он не насиловал меня в рот, - уже без сипа выговорила Ветка. Тело заболело везде – где ее оцарапали сучья; заныли мышцы ног, сведенные до каменного состояния скачкой на Герцеге; запульсировало растянутое запястье – она упала неловко и повредила руку, которая уже опухла и посинела; отчего-то спина, немного – живот. Пока девушка предавалась отчаянию и агрессии, она не ощущала всего этого, но теперь тело буквально передергивало множественным дискомфортом, пугающим ощущением слабости, боли и внутренней дрожи. Майрон отпустил руки, усадил Ветку удобнее, прижал.

- Все пройдет, - его голос звучал задумчиво. – Утром не останется ни боли, ни даже синяков со ссадинами. Ты же знаешь.

- Не трогай меня, - беспомощно сказала Ветка. – И не заколдовывай. Я сама поправлюсь. Я ничего не хочу от тебя, понимаешь – ничего! Ни тебя. Ни твоей магии. Ни твоей силы. Я не хочу твоих слуг и не хочу учить этикет, чтобы как-то достойно выглядеть рядом с тобой. Я не хочу оставаться с тобой. Ты понимаешь?

- У тебя нет выбора, - примирительно сказал Майрон. – Зато я хочу все, что ты перечислила. Я хочу тебя, я хочу, чтобы ты повторила сказанное там, при королях Севера, с ребенком Трандуила в чреве – хочу, чтобы ты повторила это в страсти, мне. Мне одному.

- Ты же был в моем мире. История Калиостро – полный провал, - сказала Ветка. – Формула любви… я не могу и не хочу.

- Калиостро несчастный любитель, - надменно выговорил темный майа, – неудачник. Шарлатан.

Ссадил Ветку, встал, подошел к столику. Налил себе вина.

Ветка забилась в угол кровати и баюкала покалеченное, деформированное запястье. Надо же, а когда забросила себя в седло, даже не ощутила этого. Не ощутила. В голове было пусто, но ужас не отпускал, несмотря на мягкость Саурона.

- Ч-что ты со мной сделаешь, что?

- Ну, - снисходительно сказал Майрон, - наказать тебя, естественно, надо. Ты нарушила слово, которое дала мне. Стало быть, и я относительно свободен от каких-либо обязательств в твой адрес. Я подумаю. Как тебя наказать. Подумаю.

В Веткиных глазах пламя факелов сделалось фиолетово-черным, а силуэт мужчины, обнаженного, красивого мужчины, с бокалом вина в руке стоящего у столика – чеканно-металлическим, словно облитым вороненым серебром.

- Н-не… – проскулила девушка.

- Да?

- Н-н-не…

- Я знаю, что ты скажешь, - тем же ровным тоном выговорил Аннатар Аулендил. – Я знаю. Можешь не стараться. Ребенок. Ты снова соберешься с духом и пообещаешь, что будешь звать меня Хозяином, и любимым, как я приказывал тебе, и что ты будешь честна, и что даже если Трандуил ворвется сюда – ты отвернешься и скажешь, что ты моя. Ты пообещаешь мне все это снова. Но Ольва, раз нарушенное слово не восстановишь. Почему я должен поверить тебе?

- Потому что… у меня теперь… нет другого выхода… только быть честной, - прошептала Ветка.

- Аргумент, - усмехнулся Майрон. – Но у меня есть встречный… аргумент. Встречный. Посмотри на меня. Посмотри.

Ветка отчаянно собралась внутри – собрала сквозь боль, сквозь дрожь и дикий страх, сквозь слабость и ужас поражения – собралась. Повелевать. Манеры. Скрытность.

Это усилие было куда большим, чем прыжок с высоты трехметрового дома; чем попытка удержаться одной рукой на бешено скачущей, прыгающей лошади.

Ветка выпрямилась.

- Это ты посмотри на меня, Майрон. Любимый, черт тебя побери.

Мужчина резко повернулся. Всем корпусом, прямо на нее.

- У тебя не будет женщины лучше, чем я, - раздельно сказала Ветка… нет, Ольва, Ольва Льюэнь, подданная Эребора. – У тебя. Никого. Не будет. Ты знаешь это. Только я – дочь другого мира. А потому – давай разберемся, кто кому ставит условия, ты, яичница.

Аннатар замер неподвижно.

Ветка также стояла прямо, натянув спину дичайшим напряжением. На шее сверкала бляха, выкованная Торином, а в животе жарко пылал огонь, дарованный королем эльфов, огонь жизни, который следовало оберечь и раздуть.

Девушка не могла разглядеть лица Саурона, которое оказалось сейчас во тьме – всполохи факелов ложились на стены неровно, и видны были лишь сияющие лиловым пламенем глаза.

Шаг, другой. Мужчина оказался рядом. Смотрел сверху вниз.

Смотрел.

- Отличная попытка, Ольва… – узкие губы едва шевельнулись.

И Ветка потеряла равновесие. Руки и ноги перестали ее слушаться, и она плавно, как-то заторможенно повалилась на спину – как тогда, когда Саурон вознамерился нести ее напоказ королям.

Но на сей раз ее сознание не было погашено полностью – и она видела все, что Некромант делал в ее узилище.

Саурон вскинул руки, повторяя одно за другим заклинания на темном языке; как когда-то в Эреборе, на стены словно легли темные знаки, отбрасываемые вместо света факелами; потянулись тени – хищные, остроконечные, опасные, как клинки тьмы. Ветке показалось, что она видит сияющий серебром силуэт с длинными светлыми волосами, который пытается противостоять темной магии… пытается – и проигрывает. Слишком далеко. Слишком слаба пока связь, слишком…

Руки и ноги не двигались; Ветка просто смотрела, как узкая правая кисть Майрона опустилась к ее животу, как пальцы прошли сквозь кожу, сквозь нежную плоть – куда-то внутрь нее самой. Захрипела, но сделать ничего было нельзя; сжатая в кулак рука Темнейшего покинула ее живот – без единой капли крови, не оставив никакого следа.

- Я подумал вдруг, - голос Саурона тек, обволакивая негой, убаюкивая, но боль – не телесная, иная – была сильнее его магии, - я подумал, что пока ты носишь принца, ты не сможешь по-настоящему освободиться от Трандуила. Я не желаю третьего на нашем ложе, моя повелительница. Не желаю. И поэтому делаю тебя такой, какой ты достойна быть – могущественной, отпущенной из любых оков предрассудков или долга. Ты оценишь мой дар. Это дар, помни. Дар. А теперь усни и исцелись. Усни.

И Ветка провалилась в самый страшный кошмар – который перебивал все, пережитое ею раньше.

В кошмар, в котором она бесконечно бежала за светловолосым мальчиком, а он так же бесконечно погибал в неукротимом огне вулкана.

Огне дракона.

***

Голубой дракон лежал на скале, вытянувшись всем своим сияющим телом.

Перед мордой, возле тонких лап, которые чудовище могло поджимать к телу до полной незаметности, стоял широкий, ослепительно сияющий серебряный кубок.

- Как это неудобно… что я могу принимать истинное обличье только там, возле… нее…

Кубок был словно наполнен светом, сиянием. На этом сиянии, как на подушке, лежал еле видный рубиновый огонек, такой крошечный, такой крошечный.

- Выпить это? Единый глоток, и младший принц Эрин Галена пополнит мои силы. Уникальная жизнь, бесценная жизнь Средиземья… любой эльда, не задумываясь, отдал бы себя за эту малость.

Огонек дерзко полыхал.

- Сколько силы в этой капле… мог ли я подумать, что магия, влитая в девчонку, даст настолько волшебный плод?..

Порыв ветра заколебал марево, сияющее в чаше, и дракон сам не заметил, как растопырил вокруг нее тонкие пальцы лап, оберегая от опасности.

- Это существо дорого и мне… почему? Почему я не могу просто уничтожить ублюдка эльфа и человека? Зачатого без брака, в искажении…

Ветер стих, дракон бережно поправил чашу, и поднес морду ближе.

- Как бы тебя назвали? Надежда? Звезда? Заря? Наверняка, что-то вычурное и невозможно помпезное. А как тебя назову я?..

Дракон встряхнул головой, сдаваясь, понимая, что не убьет чадо Трандуила, хотя и вырвал его из тела матери.

Возле скалы лежал огромный, пепельно-седой варг. Услышав бессловесный приказ, зверь поднял голову.

- Молодую волчицу ко мне, - сказал дракон. – Молодую, не рожавшую, которую не крыли. Самую сильную, самую отважную. Она станет моей супругой. И выносит мое дитя. Вот это – вот оно станет моим ребенком, моим сыном во плоти, который не просто подчинится мне, но воспримет мою мощь и силу. Теперь он только мой. Что же делать, раз моей собственной телесности не хватит на такое. Но это лучшее, что со мной могло случиться. Лучший из детей Средиземья. Мой.

Белый одноглазый варг коротко рявкнул, и вскочил, отправляясь искать требуемое.

========== Глава 9. После. Часть 2 ==========

Воины стаскивали орков в кучи, и, обложив сучьями, которыми была богата окраина Сумеречного леса, поджигали.

Снова была выиграна битва, но не выиграна война.

Трандуил сидел на камне лицом к Плоской скале – щеки расчерчены ссадинами, рука на перевязи и нога, забранная в шину поверх перелома, скрыты просторной мантией.

Мантия скрыла все. Стук сердца, доспехи, кровь, рваный кафтан, раны.

Владыка сидел так довольно долго, парой слов приказав распоряжаться Лантиру и остальным. Элронд, упустивший огненного орка, не рискнул соваться к нему и занимался оленем; животное потеряло часть рога, одна нога также была сломана.

Галадриэль тихо беседовала с Гэндальфом. На совсем отвлеченные темы – об украшениях.

Смеркалось.

Бряцая оружием, грохоча коваными сапогами, к эльфу подошел Торин. В руках короля гномов было два серебряных кубка, до края налитых вином. Наугрим сунул один кубок Трандуилу, так, что вино чуть плеснуло на мантию.

Эльф помешкал и взял предложенный сосуд.

Торин умостился рядом.

- Вот ты настырный, эльф, - проворчал. – Настырный же. Переломанный, и в бой. Я знаю, что ты бегал по Эребору. Тогда. Я знаю, где ты был… где была Ольва. Если бы просто шли – не успели бы к рассвету. Вы бежали.

Эльф молчал.

- Как дети, взявшись за руки. Я понимаю – она. Она! Но ты? Владыка! Ты бегал по моей горе, подобрав свои юбки, как фея. Выпьем?

- Выпьем. Это кафтан, наугрим.

- Ну конечно…

Хлебнули вина. Из сгущающейся темноты появился Бард – в каждой руке по две бутылки. Сел рядом, вынул из кармана еще кубок, обтер. Поставил на камень.

- Я оставлю тебе свою сотню, лесной король, и отправлюсь в Дейл.

- Да.

- Осада Дол Гулдура может быть долгой.

- Да.

- Я возглавлю тех кхазад, которые уже тут, - задумчиво произнес Торин. – Я оставил Фили править Горой. Кили все равно не сидится там. Мне тоже. Но больше воинов я не могу дать. Я не могу выводить из Горы ее защитников, и подвергать опасности… мой народ, - Торин выговорил это и осекся, уставившись прямо в глаза, опаловые глаза Владыки Трандуила.

- Вот как это может выглядеть, да, наугрим? – грустно усмехнулся эльф.

- Ты надменный упрямец, - выговорил Торин. – Ты же ничего не объяснил.

- Я объяснил все. Привлеки мы внимание Смауга – и Эрин Гален пылал бы с севера до юга, а власти Саурона на Севере некому было бы противостоять, - тихо сказал Владыка. – Я буду считать, ты не расслышал тогда, король-под-горой.

- Было слишком больно расслышать.

- Да. Больно.

- Я присмотрю за окраинами Дейла, за Горой, за севером Пущи, - уверенно сказал Бард. – Виэль поможет мне. Виэль, с ее силой, даром, светом души. Ступайте на юг, короли. Возвращайте Ольву Льюэнь из Дол Гулдура.

Трандуил опустил чело. Сейчас он был в короне, не в венце; ресницы скрыли выражение глаз.

Выпили еще по бокалу.

- Откуда он берет столько орков? Такое ощущение, что они множатся, как крысы, - проворчал Бард. – Противники не опасные, но когда их тьма…

- Воняют живые, и слишком чадно горят мертвые, - сердито добавил Торин.

- И все же бросать их тут гнить не дело. Люди, гномы и эльфы собрали всех. Наших павших на диво мало, - выговорил Бард.

- Это отрадно, - Трандуил кивнул.

Снова забулькало вино.

- Владыка, может, отдохнуть тебе? – слова дались Торину с трудом. – Ну… лечь. Послушать этих ваших песен. Что скажешь?

- Я посижу еще.

- Ну и мы с тобой. Ты вот так… поломанный завтра в путь?..

- Да. Галадриэль споет мне позднее. Я смогу возглавить войско.

Неслышно приблизился Лантир.

- Владыка… Герцега не нашли. Конь убежал.

Трандуил кивнул.

- Он, видно, не сумел остановиться, его гнал гончий лист, - неловко сказал оруженосец. – Наши лошади не могут…

- Оставьте. Если суждено, конь вернется.

- Варги… после битвы остались варги. Часть их разбежалась. Герцег…

- Мы завтра выходим к Дол Гулдуру, - выговорил Трандуил, - если Герцег жив, он вернется до утра, нагонит нас. Если нет – я не желаю тратить время и искать его труп.

- Я понял, Владыка. – Лантир потоптался, но не ушел, а примостился тут же на корточках – от таких поз эльфов у Барда всегда ныло под коленками, - и достал из небольшой котомки у пояса деревянную походную кружку. Бард набулькал туда вина, и Лантир задумчиво потянул напиток.

Зашуршали шаги. Элронд в полном боевом облачении, мужественный, как сам воитель Оромэ, вынырнул из темноты. Правую руку его скрывал плащ, но под плащом звякало.

- Твой олень поправится, но в бой на нем ехать нельзя, - звучно сказал полуэльф. – Красота… рогов… пострадала, но это совсем не страшно. На ногу благодаря помощи он может наступить, но не сумеет нести веса всадника.

- Я отдам тебе Серого, - сказал Бард. – Я буду в городе, мне не нужна боевая лошадь.

Элронд потихоньку выставил бутылки; Торин сковырнул кинжалом сургучные пробки, откупорил, и как бы невзначай разлил.

- Воины отдохнут к утру, - продолжал Элронд, - и мы выступим с рассветом. С первыми лучами солнца. Но тебе бы подумать о твоих ранах, Владыка. Галадриэль…

- Да. Я обращусь к Владычице… позже, - ответил Трандуил.

Загремели шаги – металл по камню; Кили сел, прислонившись боком к дяде, и подставил чеканную походную кружку.

- Я попал же, - виновато сказал молодой гном, - даже не вскользь, прямо. Но вот не пробил.

- Может, он повзрослел, - задумчиво выговорил Бард, - может, напитался силой Темнейшего. Я тоже попал и тоже не пробил.

- Это все-таки с рук, с луков. Не со стреломета, - вставил свое слово Элронд. – Это все-таки дракон.

Дракон.

Снова выпили.

- Владыка, - сказал принц наугрим, - мы с тобой. До конца. Мы…

- Благодарю.

…- и обрати внимание, светлейшая, при том, что каждый из них взял напиток и сосуд, никто не потрудился прихватить пищу, - раздалось недалече.

- Ты прав, истари, и мудр, как всегда… и у них нет света, сидят во тьме, - певучий голос Галадриэль, и ее легкий смех.

- Давай же сотворим свет?

- Сотворим… Айа Эарендил Эленион Анкалима!

Прозрачная бутылка из-под вина, налитая, видно, обычной водой, засияла магическим светом. Никто из эльфов не возразил против такого расточительного использования благодати света звезды Эарендила; костры воинов пылали дальше, и в наступившей ночи светильник явно не помешал.

В бутылку тут же ударились крупные ночные мотыльки; Галадриэль выставила две руки с зажатыми кубками, волшебник извлек откуда-то из своего одеяния еще пару полных бутылок и изрядный копченый окорок.

Торин для вида чиркнул кинжалом по камню – словно подточил - и тонко напластал мясо.

Бард налил вновь прибывшим вина.

- Война будет тяжелой и длинной, - выговорил Элронд, и нахмурил лоб.

- Война будет, - легко сказала Галадриэль, - в данный момент этого довольно. Не сгущай сумерки, мудрейший, они и без того настали.

Компания чуть притихла.

- Сумерки непременно сменяются рассветом, - медленно, раздельно сказал Трандуил. – Последняя Заря эльфов уже провозглашена. Что бы ни было с моим сыном, дочь Последней Зари эльфов, вестница возрождения, дочь Барда и Синувирстивиэль в безопасности в Дейле и в срок появится на свет. Уже поэтому все было не напрасно. Ни унынию, ни сомнениям не должно быть места в наших сердцах. Но обида и ущерб, нанесенные мне, таковы, что теперь я соберу все силы, чтобы выбить Гортхаура с древних эльфийских земель. Слишком долго я попускал ему. А потому – ни шагу назад. Все темные твари охраняют сейчас Дол Гулдур. Все скопились там. И на них я пойду без колебаний, и поведу все войска, которые окажутся под моей властью.

Сидящие выпили. И снова торопливо разлили вино по бокалам, опасаясь спугнуть то, что происходило сейчас тут, вокруг светильника Галадриэли.

- Я видела ее, - сказала Владычица. – Я видела ее. Ее. Она… я слышала и голос принца. Я…

- Я верю Мэглину и моему старшему сыну, - раздельно сказал Трандуил. – К Дол Гулдуру они ушли ранее всех. И могут прислать нужные вести в нужный момент. Разведчики укрепляют мою надежду.

- Лесные стражи доложили, что и Иргиль Ключник с ними, - добавил Лантир. – Это серьезная помощь там, где надо рубить паучьи лапы.

- И благодать великой Владычицы, - сказала Галадриэль. – Еще вина, Олорин. Твой лаиквенди умен и предан, Трандуил.

- Это так, - светлая голова Владыки чуть склонилась.

- И…

- Да, Галадриэль?

- Тут даже я понял, - хмыкнул Торин. – И Глорфиндейл ваш, балрог бы его подрал. Где-то же шляется витязь? Ну куда он делся, что говорит ваша магия?

- Он для меня незрим, - чуть обижено сказала Галадриэль. – Сумел скрыться ото всех, и от света, и от тьмы. Но он – да. Златой витязь есть златой витязь.

- Я ехал передать, - сказал Гэндальф, - что рохиррим выйдут к южной оконечности Эрин Галена, к Дол Гулдуру, спустя пять дней. Для такой вести они снова позволили мне взять Светозара. Так что и Владыка Коней Рохана с нами, и король Тенгель идет на выручку.

- Надо было тебе на Светозаре искать Герца, - буркнул Лантир.

- Добрая весть, - кивнул Трандуил. – Рохиррим верные союзники и отменные бойцы. Кони не слишком полезны в лесах, но Гортхаур устроил там достаточно пожарищ и просек, и они пройдут.

Остатки вина бережно поделили по посудинам; куски мяса быстро разошлись.

- Идем в шатер, - сказала Галадриэль Трандуилу. – Иначе ты не сядешь завтра на коня.

- Бард оставляет мне своего Серого. Сяду.

- Трандуил Ороферион, а ну-ка…

В кустах затрещало; воины вскочили, изготовив оружие – в круг света выломился Герцег. Глаза у коня были выпучены, язык свешен, седло сползло и болталось под брюхом, плечи исцарапаны, а бока перепали; но, хотя животина тяжело дышала, хватая воздух пастью, она была относительно цела.

Увидев Трандуила, конь рванулся к нему и по самые уши засунул голову в мантию. Владыка обхватил животное руками, словно это был добрый друг, много лет пропадавший на чужбине. Король тихо зашептал что-то, выбирая тонкими пальцами, унизанными кольцами, ветки и репьи из гривы.

- Ну вот, - сказал истари.

- Не сдох, - выговорил Элронд, и ганновер злобно всхрапнул подмышкой у короля. – Рогов нет, ломать нечего.

- Вернулся. Хороший знак, - одобрительно произнесла Галадриэль. – Им я тоже займусь. Сразу после Владыки. Лантир, срежь подпруги, освободи его…

Оруженосец отвел Герцега в сторону и занялся дурной скотиной. Конь прихрамывал – в круглом коричневом крупе торчала пара стрел, орочьих отравленных болтов – но мощь гончего листа переборола яд.

- Вот везучая зверюга, - восхищенно сказал Торин. – Везучий, как…

- Как его хозяйка, - договорил Трандуил. – Да. Ольва такая.

В светильник шумно стукнулся здоровенный жук. Зацепился лапками, потоптался и заговорил.

- Мы уже вблизи Дол Гулдура. Сегодня над нами пролетел дракон, следуя к башне, и скрылся в ней. Я буду искать возможность войти в крепость. Владыка, твой сын не слушается меня, и желает войти вместе со мной, но я хотел бы, чтобы он дождался твоего войска и тебя, и, если нужно, смог бы помочь мне извне. Мы сделаем все, что можем. Пока мы - вместе. Нас пятеро. Ждите вестей.

========== Глава 10. Один за всех ==========

Места делались все более страшными; даже разведчики забредали сюда не так часто. Паутинные паруса кое-где затягивали деревья сплошь, и двигаться пяти эльфам надо было очень тихо, очень быстро и совершенно не задевая сигнальных нитей пауков.

Время от времени, затаившись на толстых ветвях, Мэглин, Леголас, Даэмар, Иргиль и Тауриэль видели отряды врага, следующие понизу – орков, варгов, странных тварей вроде горных троллей, и других чудовищ, которых не могли ни описать, ни назвать. Темная воля, окрепшая и воцарившаяся, порождала создания, словно появившиеся тут из иного мира.

Эльфы питались теперь почти исключительно лембасом, а пили очень мало – все здесь было отравлено, заражено. Но выносливость их тел, закаленных многими столетиями войн и походов, не страдала ничуть – напротив, движения делались еще легче и стремительнее, глаза зорче, уши чутче, а руки уверенно сжимали оружие.

Огня больше не разжигали – в Южном Лихолесье было не до костров. Все они, за исключением, разве что Иргиля, тысячелетиями не покидавшего оплот своей оставившей Средиземье Владычицы, бывали тут. И понимали, как опасен каждый шаг в этой части леса, захваченной врагом.

Дважды они сталкивались с отрядами орков лоб в лоб – и оба раза поубивали всех темных тварей до единой, чтобы никто и никаким образом не выдал разведчиков.

В день, когда с вершины одного из деревьев Леголас хорошо рассмотрел башни Дол Гулдура, а Мэглин и Иргиль беспомощно следили взглядами за тонким, ослепительно сиявшим в небе силуэтом дракона, эльфы собрались на совет.

- Вражья Твердыня уже видна, - шептал Леголас. – Мэглин, отчего ты уверен, что войдешь в нее?

- Еще до твоего рождения наполовину построенный Дол Гулдур был, на недолгое время, отбит у Темного Властелина, - ответил лаиквенди. – Я был там, и помню некоторые проходы наружу, которые, возможно, сумею отыскать. Принц, нам не войти туда вдвоем. И более того – следует поделить отряд на две части, так как, двигаясь впятером, мы можем быть заметнее. Мы не в тылу, но уже на территории врага.

- Мы все - лесные стражи, - отозвалась Тауриэль, - мы не будем шуметь. Зато у большого отряда больше и шансов перебить орков.

- Тауриэль, - ласково сказал Мэглин, - мы собрали немало нужных сведений. Их хорошо бы передать Трандуилу, описать путь, которым мы прошли, и все то, что мы видели на подходах к Амон Ланку. Я могу использовать для этого жука, но предпочел бы, чтобы ты выбрала себе спутника и вернулась к эльфам. Скоро здесь будет армия, самая крупная, собранная в Лихолесье за последнюю тысячу лет. Ее следует встретить и верно направить. Что скажешь?

Девушка упрямо мотнула головой.

- Тяготы отравленного леса не пугают тебя, я знаю, - Мэглин говорил мягко, - но это будет разумно. Послушай…

- И ты слушай, - раздался голос Даэмара, и следопыт, который сидел около своих на толстой ветке, свисавшей почти до земли, настороженно поднял руку. – Послушай, идут орки, много. Надо подняться на ветви.

Пятерка легкими тенями скользнула наверх кроны гигантского дерева и затаилась в дуплистом, рассеченном временем стволе.

- Дракон нес Ольву? – спросил Леголас. – Я не увидел.

- Я также не увидел, - шепотом ответил Мэглин, - но то, что он летел в Дол Гулдур, обнадеживает. Если она там…

Внизу двигались орки, пешие, низкорослые, плохо и неряшливо вооруженные.

- Я не останусь снаружи крепости, - сказал Леголас, глядя прямо в глаза нандо. – Не останусь. Я войду с тобой.

- Следует сперва достичь стен, вокруг должно быть сплошное кольцо лагерей темных тварей, - подал голос Иргиль. – Затея почти наверняка обречена на провал, но я понимаю, лаиквенди, какие мысли гонят тебя, помимо жара, полыхающего в сердце. Ты не так уж неправ, но разведка мало что поменяет.

- Почему? – спросил Мэглин.

- Потому что атаки все равно будут направлены на Дол Гулдур. Потому что война начата, и никакая правда ее не отменит и не направит к иной цели.

- Вы о чем? – спросила Тауриэль.

- Мы о хитрости Врага, - спокойно ответил Иргиль. – А тебе, лучница, избравшая наугрима, следовало бы внять совету и вернуться под защиту Трандуила.

- Я пойду с вами.

- А я намереваюсь проникнуть вместе с тобой в крепость, - упрямо сказал Леголас. – Мэглин, там, где две руки всего лишь кидают веревку, четыре строят из нее мост. Ты мудр, силен. Ты правая рука отца. Но я принц, и я иду вызволять своего брата. Вдвоем мы…

- Я глава этой вылазки, - спокойно сказал Мэглин, прослеживая взглядом последних орков. – Я. Я не позволю тебе входить в Дол Гулдур. Ты думаешь о том, чтобы найти там Ольву и вывести ее потихоньку наружу? Напрасно. Ключник уже понял цель, и она в ином. И ты обещал слушаться, принц. Ты обещал.

- Я буду тебе полезен там, - упрямо сказал Леголас, чуть покосившись на Тауриэль.

- Я же не стану спорить, Леголас, - Мэглин улыбнулся, и достал одного из жуков. Подул. - Мы уже вблизи Дол Гулдура. Сегодня над нами пролетел дракон, следуя к башне, и скрылся в ней. Я буду искать возможность войти в крепость. Владыка, твой сын не слушается меня. Он желает войти в Дол Гулдур вместе со мной, но я хотел бы, чтобы он дождался твоего войска и тебя. Мы сделаем все, что можем. Пока мы - вместе. Нас пятеро. Ждите вестей.

- Зачем ты!.. – вскинулся Леголас, но Мэглин продолжал:

- Идите осторожно, враг устроил множество засад. Вода отравлена, зверей нет, - и выставил ладонь. Жук тут же взлетел, басовито гудя, и скрылся в ветвях.

- Мэглин! – укоризненно вскричал Леголас.

- Я напоминаю ему о тебе, - сухо сказал Мэглин. – А тебе о нем, и о твоем долге принца. Еще одно слово, Леголас, и ты возьмешь за руку Тауриэль, и вы вдвоем отправитесь обратно. Ты понял меня? Ты обещал слушаться, Зеленолист.

- Я обещал, - Леголас вскинул подбородок.

Мэглин встал на ветке, чтобы спуститься вниз – и в ту же секунду черный болт пригвоздил край его плаща к стволу.

Отряд орков на сей раз был больше предыдущих; твари напали словно со всех сторон, и продолжали прибывать. Эльфы кружились, как кружатся осенние листья, падающие с ветвей; серые, коричневые, зеленые плащи мелькали веерами. Свистел непревзойденный клинок Иргиля Ключника; пели стрелы Леголаса и Тауриэль.

- Можно и не отбиться, - выдохнул Даэмар; Мэглин коротко глянул в его глаза, и крикнул:

- Кто прикроет?

- Идите! – Тауриэль, взлетев на ветвь, била орков стрелами. – Идите быстрее, я задержу их… ничего! Вперед!

- Я с ней, - и Даэмар бросился в сторону, перекатываясь под градом ударов секир. Откинулся назад, ругнулся – орочий полукруглый ятаган снес косичку, заплетенную на виске синды.

- Мы задержим этих орков и доставим весть Трандуилу, идите же! – снова выкрикнула Тауриэль. – Как ты хотел, Мэглин, уходи, ну!

Мэглин замешкался лишь на секунду – миг, и нандо взлетел по ветвям, намеренно взяв иное направление, в сторону от Дол Гулдура. За ним последовал Иргиль, и Леголас, встретившись взглядом с Тауриэль, бросил ей набитый битком запасной колчан со стрелами.

Было не место и не время для разговоров. Орки атаковали; часть из них, заметив убегающих эльфов, с воем рванула следом. Даэмар крутился, как балрог, ругаясь Мелькором и его мерзкими прихвостнями; меч его летал мифриловой птицей.

Время стучало пульсом и было на вес бриллианта; и все же Леголас замер, не отрывая взора от Тауриэль.

Лесная эльфийка, закинув на спину запасной колчан, стреляла по оркам – но миг, когда поверх узкого тела стрелы она глянула в глаза лесному принцу, показался нестерпимо длинным.

- Все-таки гном? – спросилЛеголас, отмахиваясь мечом от врага.

- Ступай… твой брат… ты хотел ведь, - выкрикнула в ответ Тауриэль.– Спасай!

- Ответь мне! Кили?

- Да!

Леголас, коротко кивнув, бросился бегом по веткам, легкий, как весенний ветер. Не оборачиваясь.

Орки разделились – большая часть отряда осталась вокруг Даэмара и Тауриэль, часть понеслась по земле, пытаясь подстрелить Леголаса, а часть безвестно канула в паутинной пуще, погнавшись за Иргилем и Мэглином.

Иргиль и Мэглин нашли Леголаса спустя несколько часов; принц увел своих преследователей далеко в сторону и разделался с ними.

Иргиль и Мэглин вышли из паутины с трудом; дичи в этой части леса было мало, точнее, ее не было вовсе, и пауки остервенело набрасывались на все, что шевелилось в их владениях. Орки закончили свои дни плохо, но стремительные эльфы уцелели. Длинный меч Иргиля рубил лапы пауков легко, словно тонкие сухие травинки.

- Что Тауриэль?.. – спросил Леголас, пытаясь отдышаться.

- Я слышал сигнал от Даэмара, - ответил Мэглин. – Он пел мне пересмешником. Они перебили всех и следуют навстречу Трандуилу и армии.

- Конечно, перебили. Ни один синда не простил бы покушение на свои волосы, - буркнул Иргиль. – Следопыт был достаточно рассержен. У девушки хватит здравого смысла не пробовать нагнать нас? Она согласится вернуться в безопасное место?

- Мало какое место в Лесу нынче совсем безопасное, - выговорил Мэглин.

- Она обрела то, за чем шла, - сухо сказал Леголас. – Обрела внутри себя. Теперь ей необходимо вернуться. Тем более, что и Даэмар не пустит ее к Дол Гулдуру. Следопыт понимает, чем может закончится попытка нагнать нас тут, почти в сердце вражьей армии. Они пойдут обратно.

- Мы опередили их очень сильно. Мы подойдем к стенам крепости прямо сегодня… – сказал Мэглин. – Давайте снова натремся маскирующим листом и будем верить, что все идет как надо.

- Расскажи мне теперь, - попросил Леголас.

- Расскажу, - Мэглин поежился. – Я не уверен, что Ольва Льюэнь в Дол Гулдуре.

- Слишком похоже на отвлекающий маневр, - спокойно согласился Иргиль. – Привлечено внимание, собраны армии. Идет освободитель, который будет тут стоять около стен, пока не обретет утраченную супругу. Зачем Темнейшему в такой ситуации в самом деле рисковать пленницей? Можно ослабить врага, то есть эльфов, затеяв изнурительную войну, которая не может закончиться хорошо – мы ослабнем, наши союзники отвернутся от нас, Эрин Гален вздрогнет от потерь и рек крови, и Гортхаур обретет в итоге весь Лес, как он и хотел. Ему даже не нужно особо бояться потерь в черном воинстве – Дол Гулдур выстроен в почти неприступном месте. Атаковать его, разбивая армии о склоны Амон Ланка, и защищать его можно небольшими силами и почти бесконечно. Цель Гортхаура – измотать Трандуила бессмысленной войной, иногда показывая Ольву. При этом, так как он дракон…

- Так как он дракон, то он может переносить ее куда угодно – надо просто подняться повыше, чтобы его не узрел ничей взор с земли, и доставить ее в любое место Средиземья, - прошептал Леголас. – Так в чем смысл…

- Я иду, чтобы войти в крепость, но не затем, чтобы из нее выходить, - сказал Мэглин. – Я иду войти, и убедиться, что Ольва там – либо что ее там нет. Если получится отыскать ее там и бежать, это будет чудо. Но если бежать не выйдет – я пошлю Трандуилу жука.

- Дракон. В любой момент Саурон может как возвращать ее в башню, так и снова уносить в какой-либо из своих иных оплотов, - горько сказал Леголас. – Ради этого ты собираешься погибнуть, Мэглин? Я думал, у тебя есть план, как ее спасти…

- Я попробую, - спокойно сказал нандо. – Если она там. Я буду пробовать спасти ее. Иногда то, что не удается армиям, удается одному эльфу. Теперь мы знаем то, что знаем. Сообразно с этим знанием будем действовать. Ведь верно?

Иргиль вынул флягу, побулькал – там были остатки хорошего вина, последние пара глотков, захваченных им из Путевого Дворца древних могущественных Владык. Отпил сам. Предложил вина Леголасу и Мэглину.

- Если предположить, что Владычица не в Дол Гулдуре, - сказал Ключник, - где она может быть?

- Я бы исключил Ангмар и Гундабад, - сказал Мэглин задумчиво. – При всей силе и скорости дракона, разворачиваться и пересекать Средиземье слишком накладно.

- Мория? – спросил Леголас, сдвинув брови.

- Мория словно бы за Дол Гулдуром, - сказал Иргиль, - но путь туда пролег бы над Лориеном или так или иначе вблизи него. Магия Владычицы не попустила бы такого, и Трандуил через подданных Галадриэль уже знал бы истину. Да и для Саурона рискованно – слишком могуч пока Благой Лес, слишком старые счеты у Врага с повелительницей Лотлориена и Келеборном.

- Тогда… – сказал Мэглин, - тогда либо все же Дол Гулдур, либо…

- Мордор, - коротко, резко выговорил Леголас. – Темные разрушенные крепости Черной Страны в объятиях Пепельных и Тенистых гор. Мордор. Кто из эльфов может последовать туда?

- Я знавал… одного, - усмехнулся Иргиль Ключник. – И, судя по тому, что вы рассказываете мне, именно он и последовал. Он умел делаться незаметным, как серая гадюка, когда снимал свои солнечные доспехи. Двигаться тише летнего ветерка. Проникать в щели, как родниковая вода. Быть томным, как солнечный свет после полудня, и опасным, как лесной пожар сухим летом. Я знавал одного. Может, ради этого и стоило мне проснуться и покинуть Чертог моей Владычицы. Повидаться вновь.

- Кто на мечах был сильнее? – спросил Мэглин. - Я помню один турнир…

- В конном бою – он, - лукаво сказал Ключник, - а в пешем я, хотя мой меч всегда был на два пальца уже и на ладонь короче его.

- Ты пойдешь искать его, если Ольвы Льюэнь не окажется в Дол Гулдуре? – спросил Мэглин.

- Да. Я пойду. То, что витязь Гондолина так внезапно исчез, давно наводит меня на размышления, - сказал Иргиль. – Он неспроста скрылся с глаз. Вино кончилось, разговоры тоже. Если Дол Гулдур – пустая приманка, то путь тех, кто из нас уцелеет, поведёт не обратно, к Трандуилу, а далее к югу, к Мордору.

Леголас склонил голову. Мэглин улыбнулся.

Три эльфа, легкие, как тени облаков, снова двинулись в путь.

Окрестности Амон Ланка были страшны. Деревья погибли и почернели; голодные пауки в отчаянии высасывали жизнь из самих деревьев и хватали союзников, пренебрегая волей Темнейшего и попыткой более могущественных орков наводить порядок в армии. Застывшие в облаках истлевшей паутины трупы встречались каждую сотню шагов; варги, орки, непонятные твари, осушенные до скелетов. Эльфы двигались, стараясь подойти к Амон Ланку с определенной стороны, где у подножия еще было видно русло реки, выложенное когда-то самоцветной светлой галькой. В давние времена по этому руслу протекла река крови, и воды не вернулись более в своё поруганное ложе, но Мэглин двигался именно к нему.

В какой-то момент сторожевая нить все же указала паукам на неприятеля, и за эльфами устремилась добрая дюжина чудовищ.

Иргиль Ключник замер.

- Вот поляна, - раздельно сказал он, - на открытом месте я справлюсь, а в деревьях и с помощью лучника уцелеть шансов немного. Следуйте далее. Я задержу их. Вон там, на открытом месте.

- Мэглин? – спросил Леголас, глядя на нандо.

- Уходим. Иргиль знает, что говорит. Иргиль?..

- Я или найду вас, или отправлюсь на розыски Глорфиндейла, - сказал Ключник, высвистывая светлый меч из ножен. – Я решу. Ступайте быстрее. Там, за прогалиной, деревья свободны от паутины.

- И там они подступают вплотную к Холму…

- И там когда-то был Говорящий ручей, который потом называли Кровавым, - Мэглин двинулся вперед, и приостановился. – Спасибо, Иргиль Ключник. Удачи тебе, и увидимся.

- Увидимся, лаиквенди…

И вот только две фигуры в неярких плащах, сливающихся с листвой и корой деревьев, прижались к стволу огромного дерева, нависающего над отрогом Амон Ланка. Над головами громоздилась черная крепость, подпирающая небо, затянутое тучами; несколько башен грозно возвышались над умирающим Южным Лихолесьем, отбрасывая изломанные зловещие тени.

- Надо отдохнуть, Мэглин, - тихо сказал Леголас.

- Я знаю, принц. Поспим понемногу по очереди. Мы у цели, - отозвался Мэглин и горько улыбнулся.

***

Отбежав после боя на безопасное расстояние, снова увидев живые, расцветающие древние деревья, Тауриэль и Даэмар остановились.

Тауриэль бросила пустой колчан, оставив себе колчан Леголаса, еще наполовину наполненный стрелами. Хорошими стрелами, она знала; она много раз стреляла ими и ранее.

На душе у лесной эльфийки было тяжело и светло одновременно.

- Может, пойдем за ними? – с надеждой спросила она.

Даэмар затих над ручьем, разбирая светлые пряди пальцами и вглядываясь в отражение.

- Даэмар… мы еще можем нагнать Мэглина и Леголаса.

- Паскудная, мерзкая тварь, отрыжка Моргота, пятая собачья лапа! – злобно сказал синда. Тауриэль подпрыгнула.

- Даэмар!

- Чтоб его и теперь, после кончины, жарили на балроговых сковородках голодные тролли, - продолжил следопыт.

- Даэмар!

- Проклинаю его и весь его род, орчих, орков и орчат, которые были, есть и будут! – объявил Даэмар и встал. Ухо было чуть ранено, и на голове алела глубокая царапина, но основной убыток оказался налицо – голый, словно выбритый висок справа, почти до макушки.

Тауриэль не удержалась. Хотя ей было трудно сейчас, она фыркнула, подошла к Даэмару. Дернула того за рукав, чтобы сел на камень у воды. Вытащила гребешок, вынула из прически синды перья, расплела косы, расчесала волосы. Срезала кинжалом неровные окровавленные прядки, подровняв линию волос над виском. Погладила пальцами. Тепло, колюче.

Даэмар сидел молча, нахохлившись.

- Не пойдем за ними, - буркнул сердито. – Нам велено идти к Трандуилу, и быстро. Мы можем помочь там тем, что видели.

- Ты так переживаешь за Мэглина?

- А ты нет? – рявкнул Даэмар. – Он пошел умирать! А я не готов… не готов… без него… тут… я…

- Следопыт, - Тауриэль села на корточки перед Даэмаром.

- Ну? Что?

Эльфы помолчали, глядя глаза в глаза.

- Поступим правильно. – выговорила Тауриэль. – Просто – правильно. И, если хочешь, я срежу тебе волосы на другом виске. Тогда будет одинаково. И… необычно. Ну… даже… нарядно! Хочешь?

- Н-н-нет! – взвыл Даэмар. – Ты еще предложи мне ходить без штанов, эллет… принцесса… подгорная!

Тауриэль помолчала – казалось, на ее глазах навернулись слезы.

И вдруг она рассмеялась – звонко, от души. Обхватила Даэмара за шею и прошептала:

- Да! Подгорная принцесса!

Комментарий к Глава 10. Один за всех

http://www.youtube.com/watch?v=0ZuwGCGpaas

========== Глава 11 (первая часть). Дол Гулдур ==========

- Почему ты думаешь, что пройдешь туда?

- Потому что у меня нет вариантов, Леголас. Орки глупы; ручей тек из самого сердца холма, и в прошлые битвы, после великого количества штурмов, решетки были выломаны. Думаешь, там кто-то стал бы заниматься… ремонтом?.. Но в замке слишком много башен, он огромен. Я помню, как бродил по нему когда-то, и мы считали, что темные силы навсегда выбиты из Леса… но нет; они вернулись. Я многое запомнил, хотя и не думал тогда, что это пригодится.

Эльфам приходилось туго – такого множества темных сил, как собралось вокруг Дол Гулдура нынче, они не видели уже очень давно. Оставаться незамеченными было трудно; опасность подстерегала каждую минуту.

В данный момент и Леголас, и Мэглин находились в кроне высокого, давно погибшего дерева, густо опутанного паутиной. Они еще один раз натерлись листом, маскировавшим запахи и тепло тел, и пока что им везло.

- Мерзкие отродья Унголианты, - ругнулся Леголас. – Как ты считаешь, Ключник выжил?

- Безусловно, - спокойно отозвался нандо, и открыл коробочку с жуками. Пошептал. Невольно среброволосый принц улыбнулся, глядя, как жучиное братство бодро карабкается по каштановым волосам Мэглина… и затем улыбка его угасла.

- Если меня схватят, - пояснил Мэглин, - руки мои могут быть не свободны. Жуки не разбегутся, хоть один да останется. И я смогу послать с ним весть.

- Я хочу войти в крепость, - уже без прежнего настойчивого азарта, спокойно сказал Леголас, – и открыть ворота. Просто. Открыть ворота изнутри. Я думаю, армия уже на подходе.

- Ты видел просеки с южной стороны… они слишком заросшие, там много погибших и поваленных деревьев. Рохиррим не пройдут по лесу, по крайней мере, не пройдут быстро, летящим конным строем, как они привыкли, - задумчиво сказал Мэглин, старательно проверяя всю свою одежду, неброский серый плащ, оружие. – Поэтому-то их тут, наверное, еще и нет. Застряли где-то. И конница не такая уж сила, когда речь идет о подобной осаде. Башня в тройном кольце чудовищ и орков. Столько варгов, как тут, я не видел вообще никогда – а в лесу они гораздо более скоры и тихи, чем кони… и люди. Такое ощущение, что Саурон призвал все варжье войско, и оно снова понимает речь и обладает разумом…

- Я еще помню последних говорящих варгов.

- Да. Эти ветки Великих Говорящих угасали медленно, но угасали. Как среди коней остались лишь меарас, так и среди варгов оставались несколько семей, умеющих разговаривать и понимать каждое сказанное им слово на многих наречиях Средиземья. Но, как и многое, что было порождено темными силами с темными целями… они постепенно сделались просто зверями, смешавшись с остальными, и помнят лишь, что надо слушаться единственного господина… Принц, ступай к отцу.

- Как договорились, Мэглин. Не думай обо мне. Я буду ждать тебя тут, между стеной Дол Гулдура и кольцами его обороны, три дня. Затем я выскользну отсюда и отправлюсь навстречу армии.

- Возможно, армия уже будет тут. Леголас…

- Да?

- Ты сумеешь уважать выбор Тауриэль?

Принц задумался.

- Нет, пожалуй. Я не вижу в коротко живущем наугриме никакого… прока. Он не убивал дракона, хотя и пытался, этот Кили Лучник, гном-без-бороды. Он не получил того же дара, что и Бард. Отец был резок, но точен, когда говорил об этом в Дейле. А Тауриэль… Тауриэль и раньше делала странные вещи, и потом жалела. Помнишь, она пожелала отправиться к Морю Рун?

- И ведь она добралась до него. Ракушки… из одной Трандуил велел сделать себе кубок, который предпочитал остальным очень долго. Перламутровое ожерелье…

- И рвалась обратно в Лес полумертвая! Я нашел ее за несколько лиг от восточных границ, на пустоши, отбивавшейся от жалкой кучки варгов и оборванных орков! Провалялась пять дней под неусыпной заботой Виэль… Оправилась и помчалась в Ривенделл, и воевала с гоблинами вместе с Элладаном и Элрохиром, помнишь?

- Но оттуда она вернулась, став настоящей девой-воином, и после выучки Элронда и его сыновей сделалась капитаном одной из лесных страж. Трандуил лично выходил с ней в лес и смотрел, какова она в бою.

- Она сбежала тогда из замка… отправилась за чужаками, за гномами…

- И ты понесся за ней, - усмехнулся Мэглин. – Четверо эльфов следовали за вами с приказом не проявлять себя без нужды. Не проявлять. Чтобы не обижать тебя лишней опекой, принц. Ты оторвался от охраны только прицепившись к этой балроговой летучей мыши…

- Великий Эру, - буркнул Леголас, - я не заметил. Я… был увлечен… другим. Начинаю чувствовать себя ребенком…

- Мне кажется, это хорошее чувство.

- Она наставила на отца оружие! Прямо во время военных действий! На своего короля!..

- Я стоял за спиной Трандуила, и видел, что он может снести ей голову за такое. Он был зол в тот момент, зол и напряжен. Он думал, что олень погиб, и он не знал, уцелел ли ты. Тауриэль часто… нет, как правило… ведет горячность… и неравнодушное сердце. И все же ты, принц, несмотря на ее… недостатки… собираешься выждать, пока Кили из рода Дурина уйдет к праотцам, и вдова станет твоей.

- Я тут подумал, - чуть ядовито сказал Леголас, - что обычаи наши много говорят о том, что эльф может любить лишь единожды. Эльда эллет. И наоборот. А что насчет других народов? Тауриэль, полюбив Кили, и потеряв его, сможет освободиться от краткого смертного наваждения… и полюбить так, как это делают эльфы. Я знаю, что в ее сердце будет… место… для меня.

Мэглин смотрел, и его изумрудные глаза лучились.

- Леголас… ты сам понял, что ты сейчас сказал?

- А что? А я… я найду, чем заняться двести-триста лет, подумаешь. Что?..

- Мне пора.

- Ступай.

Эльфы на миг погрузились взглядами друг в друга… и, так как сказано и сделано было все, что только возможно, Мэглин просто стек серой змеей с мертвого древа, простирающего голые руки-ветки в небеса, и растворился в камнях пересохшего русла. Пара минут – и мимо подножия дерева, бряцая разрозненным оружием, прошел отряд невыразимо смердящих орков, а Леголас приметил движение в кроне. Туда явился голодный паук, привлеченный ароматами орков, их жизнью и биением крови в их венах.

Надо было уходить.

Даже зорчайший из многих, эльфийский принц, великолепный, молниеносный синда не мог больше разглядеть серого плаща. Мэглин припал к тайному входу в Дол Гулдур… и сделался невидимкой. А вот сам Леголас должен был оставаться тут, в кронах окружающих замок деревьев, отыскивая поутру капли настоящей, живой росы на листьях, и питаясь последними крошками лембаса из походной сумы – чтобы выждать оговоренный срок.

И затем все же войти в темную крепость.

Леголас никогда не был послушным мальчиком.

***

На исходе вторых суток Мэглин отыскал нужную башню.

Внутри крепости и замка царил порядок, который можно было бы назвать образцовым для орков.

Все дворы и открытые террасы охранялись варгами, голодными до последней степени; власть, нагнавшая сюда несметные войска, и не подумала озаботиться о провизии. Ручей бил, как и ранее, источник Амон Ланка оставался живым – только теперь всю воду выпивали досуха вереницы беспрестанно жаждущих орков, варгов и даже тролли, которые временами, когда темнело, ложились в мутные грязные лужицы, позади всех остальных, и сосали мокрую глину.

Внутри башен бродили пикеты, в армии постоянно кто-то умирал, и тела стаскивали вниз – там в бесконечных примитивных кузнях ковали и чинили оружие, и там же варили умерших, не слишком беспокоясь о том, чтобы их раздеть или разделать. Многие вещи, о которых Мэглин лишь слышал, он видел теперь своими глазами.

Он видел, как двор накрыли прозрачно-радужные крылья – и дракон бросил прямо на камни внутри ограды гигантскую рыбу, столь большую, сколь невозможно было себе представить. Мэглин вспомнил картины в книгах, повествующих о морях, и даже об океане, разделяющем Средиземье… и Валинор. Но даже на тех гравюрах подобное чудовище найти было нельзя, возможно, их попросту не видели - доселе. Однако туша морского жителя на какое-то время накормила защитников крепости…

Орки много говорили о том, что лаиквенди уже видел своими глазами – Амон Ланк окружен, опутан тройным кольцом защиты. Орки говорили, что эльфийская королева теперь их, и никакой лесной король сюда не пробьется. Оркам было непривычно и тщеславно иметь королеву; мысль о том, чтобы стать державой, затмевавшей все прежние, держала их в великом напряжении. Они гордились собой, драконом, крепостью, голодали, умирали, и гордились.

Наблюдая, скрываясь, сливаясь с камнями, Мэглин постепенно выследил – несколько раз в день к ручью приходил люто покалеченный орк. Он набирал воду в чистейшее серебряное ведерко, и удалялся, ругаясь, на чем свет стоит. Он был без оружия, зато на нем болтались относительно чистые тряпки.

Также эльф проследил, что лучшие части рыбы были отделены и унесены в небольшое помещение, которое можно было бы назвать кухней.

Так Мэглин вычислил башню, где удерживали в плену Ольву. Внутри было рекордное количество орков; рослые, непохожие на более мелких и уродливых, которые окружали Дол Гулдур снаружи, эти перекрывали пикетами и караулами все коридоры и все лестницы башни. Мэглин проникал все глубже и глубже… и все яснее понимал, что был прав – назад ему не выйти.

Убедившись, что чистую воду в ведерке и аккуратно сготовленную без орчатины и варжатины пищу носят именно сюда, Мэглин провел пальцами по волосам, и достал одного из жуков. Он долго наговаривал гонцу, какова оборона Дол Гулдура; где, в каком состоянии и с какими условиями был оставлен Леголас; в какой башне, предположительно, находится Ольва; какие слабые места он нашел внутри укрепленной твердыни, подпирающей грозовое, вечно неспокойное тут небо. Стан врага напоминал Мэглину голодное чудовище – если бы не дракон с его громадной добычей, рано или поздно слуги тьмы, невзирая на возвышенные чувства, обуревавшие их, бросились бы жрать друг друга, уже не дожидаясь, пока кто-то умрет.

Это войско можно было победить. Эту крепость можно было взять.

«Я вижу чистую воду и чистую пищу, которую носят в единственное место во всем проклятом замке, - шептал Мэглин, - это западная круглая башня, чуть выше прочих. Крыша на ней проломлена, и дракон прилетает именно туда. Но там несколько этажей, и каждый из них охраняется орками, подчиненными только Агниру. За эти дни я не видел огненного орка тут, лишь слышал его имя. Я буду пробовать пробраться внутрь башни… и подать оттуда весть. Лишите эту армию дракона. Лишите ее пищи и воды, и она пожрет сама себя. Задача страшна, но она решаема».

Жук взлетел и исчез в сером, пропыленном воздухе башни, а Мэглин, вжавшись в темную нишу у окна, пытался пройти в круглую западную башню. Туда, на этаж выше, по причудливой лесенке, со всех сторон занятой орками. Эльф помнил, как башня выглядела снаружи – окон не было, лишь узкие крохотные бойницы… лишь они. Пытаться лезть по стене башни снаружи было бы бесполезно.

Бесполезно.

А потому он таился и искал возможность пробираться внутри, когда услышал крики, пролетевшие по темному воинству неспокойными волнами – рога, рога, эльфийская армия приближается к охранникам Дол Гулдура снаружи, и рохиррим, ведущие своих коней в поводу и оставляющие за собой достаточно широкую расчищенную просеку, идут к крепости с другой стороны.

Орки обсуждали эльфов, гномов и людей, передавая от одного другому численность подходящих войск, и гордо хохотали, считая, что их самих много, много больше; в остром предчувствии битвы воздух затрепетал, зазвенел, охранники расслабились, и Мэглин сумел ящерицей юркнуть вверх по полутемной лестнице.

========== Глава 11 (вторая часть). Дол Гулдур ==========

Армия эльфов, гномов и людей встала длинной полосой вдоль последнего в Южном Сумеречье живого, незараженного ручья, того самого, около которого следопыт пятью или шестью днями ранее переживал утрату приличной пряди волос с виска. Ближе подходить к Дол Гулдуру было неразумно — там не осталось ни дичи, ни воды. И, хотя бросок до крепости занял бы почти половину дня, Трандуил велел разбивать лагерь.

— Это не осада, — сказал Элронд. — Это Мелькор знает что. Вот морготовы дети, все время выбирают такие неудобья, щели и дыры, в которых их трудно доставать…

Галадриэль, в легких доспехах и мужском кафтане, в узорчатых сапогах на изящных ножках, легко рассмеялась.

— Не бывает удобных войн, мудрейший.

— Истину речешь, — одобрил Гэндальф, и начал неспешно набивать трубочку. — Светозар чует своих — рохиррим близко. Они по ту сторону Амон Ланка.

— Я выслал навстречу им Даэмара, — Трандуил изучал очертания башни, черным зубом впившейся в небо. — Тенгель должен знать о том, что ждет его тут. Заодно… Даэмар… проверит рубежи — не идет ли назад кто-то из разведчиков.

— Вон там, за Последним Ручьем, — Тауриэль, в доспехах, как и Галадриэль, сидела на подобранной для нее лошадке; рядом, также верхом на большой лошади, замер Кили. Выражение лица подгорного принца не поддавалось никакому описанию. С плеч его на круп коня стекал великолепный синий плащ; на голове сверкал шлем, грудь и плечи защищали широкие пластины металла. Мальчишка наугрим с хитрыми глазами превращался в мужа и воителя, хоть и не столь быстро, как ожидалось. — Там высокие погибшие деревья. В кронах паучьи гнезда и много наплетенных сетей. Мы прошли самым краем, только рассмотрев врага — всюду ловчие нити и западни. Пауки голодны, быстры и беспощадны.

— Я думаю, тут поможет вот это, — и Гендальф ловко вытащил из складок мантии пару небольших глиняных, залитых сургучом горшков.

— Шутихи? — Элронд выгнул и без того крутую бровь. — Фейерверк?

— Поджечь паутину! — воскликнула Галадриэль.

— Поджечь сухие погибшие деревья, — прошептал Трандуил. — Торин…

— Я здесь.

Оба короля отчего-то вздрогнули и миг глядели друг на друга.

— Торин, гномы сумеют вырубить вдоль ручья деревья? По нашу сторону?

— Надо дождаться ветра, чтобы пал пошел на замок, — сказал Элронд. — Я думаю, Саурон не ожидает, что мы можем подпалить лес.

— Надо послать кого-либо вслед Даэмару, — добавила Галадриэль. — Мы не можем сжечь армию Тенгеля вместе с ним самим.

— Союзники для доброй битвы подошли отлично, чтобы ударить с другого фланга, но для такого плана их расположение неудачно. Что же до самого Дол Гулдура — пламя не пойдет наверх так высоко, там просто нечему гореть. Но оно очистит подходы и прогонит темное зверье и орков. Так что…

— Так что для начала это хорошая стратегия. Торин…

Синеглазый король кивнул и развернул огромного вороного коня — отдать приказ. Гномьи топоры, соскучившиеся по настоящей работе, застучали по толстенным стволам, расширяя просеку вдоль Последнего Ручья.

— Не могу не признать, — медленно выговорил Трандуил, — для некоторых дел гномы… незаменимы.

Кили улыбнулся.

Тауриэль тоже.

— Вестей от рохиррим ждать не меньше суток, — сказал Элронд. — Чем займемся?

— Надо постараться дать отдохнуть воинам. Сильнее прочих изнурены люди, и они пришли сюда без предводителя, отданные под другие знамена. Илс лишь исполняет приказ Барда, самому ему вся эта война ни к чему, — проговорила Галадриэль. — Люди могут дрогнуть.

— Люди понимают, что дело не только в личной жизни Лесного короля, — Элронд спрыгнул с лошади. — Оставим коней, тут есть немного травы, и отдохнем — я вижу, Трандуил, большой королевский шатер уже стоит. Мы снова осмотрим твои раны.

Роскошный шатер, один из тех, которыми был славен в походе Владыка Сумеречья, и вправду раскинулся под защитой двух величественных, живых, расцветающих деревьев чуть в стороне. На том берегу Последнего Ручья лес, многократно оскверненный черными тварями, погибал, и очищение огнем не казалось лесным эльфам кощунством — лишь милосердием последнего удара.

Галадриэль меняла повязки на тонком, могучем теле лесного короля, а сам он вспоминал последний разговор с Бардом. Тогда, при прощании, Трандуил отвел человека в сторону, когда тот уже собрался отправляться в свой город, и позвал гордеца наугрима.

— Что ты собираешься делать, Бард Лучник, победитель дракона?

— Защищать Дейл всеми силами и всеми средствами… но…

— Но ты понимаешь, что в случае атаки чудовища городу не устоять? — прямо спросил тогда Трандуил.

— Я понимаю, — Бард посмотрел на Торина. — И я думаю о том, что любой ценой надо сберечь Синувирстивиэль.

— Ваша разлука будет нестерпимой, — выговорил Трандуил. — Ни один супруг-эльф не оставит жену в бремени… и тому есть причины… но…

— Я понял, — сказал Торин, стаскивая с пальца кольцо. — Бард, отправляйся к Фили и Дис. Вот им послание от меня. Укрой Синувирстивиэль в единственной твердыне, полностью недоступной дракону. Пусть под горой нет солнечного света, но там есть друзья… и безопасность.

— Даже если чудовище спалит Дейл, — беспощадно выговорил Трандуил, — Синувирстивиэль и твой ребенок, полуэльф, выживут. И я и ты знаем, что сейчас это важнее всего. Укрой там же и своих младших человеческих детей. Сейчас не время распрей и гордыни.

— Это ты хорошо сказал, — ухмыльнулся Торин, и чуть ткнул Владыку кулаком в целый бок. — Про гордыню. Я запомню эти слова, лесная… лесной король.

— Я понял. Я испрошу приюта у Фили для Виэль, и останусь оберегать Дейл. Стреломет…

— Договоришься с Фили.

— И постарайся уцелеть сам, Бард Лучник, — добавил Трандуил. — Иногда будущее города или государства — это будущее его властителя. Ты понимаешь?

— Я понимаю.

Полог откинулся — пропустить Лантира, и вместе с темноволосым красавцем эльфом, забранным, словно Оромэ, в сверкающие доспехи, в палатку влетел жук. Ударился о плечо Трандуила и начал говорить. Тихим, чуть сдавленным голосом Мэглина.

Когда все послание было сказано, насекомое ослабило лапки и сухим безжизненным комочком упало на пол — прожив долгие тысячелетия, оживленное доброй магией лаиквенди, больше оно не могло продолжать свое существование.

— Нашел, — сказал король. — Нандо… нашел Ольву.

— Ну, он так думает, — выговорила Галадриэль. — Он так думает, Владыка. Он ее не видел.

— Что там с гонцами к рохиррим? — рявкнул король.

— Вести будут завтра, когда второй посланник нагонит Даэмара и расскажет наш план. Мы должны быть уверены, что не зажарим союзников, — сказал Элронд. — Митрандир…

— Святозар не пройдет по бурелому. Скакать открыто перед такой многочисленной армадой неразумно даже для волшебника, — отозвался Гэндальф. — Переговоров больше не будет? После последней попытки Саурон долго не рискнет показываться нам на глаза. Он не любит, когда его высмеивают.

— Не до них, не до переговоров. Усилить пикеты. Половина войска спит, половина несет караул. Людей разместить так, чтобы не разбегались… по одному, — сказал Трандуил. — Погибнут. Охотников послать искать дичь, хоть какую. Лес давно разграблен и съеден, но вдруг повезет.

***

Часы тянулись нескончаемой патокой.

Мэглин ждал, вжавшись в камень. Его смущало, что, когда орк охранник уходил перекусить или справить нужду, он не нес ключ от толстенной дубовой двери, окованной металлом, с собой, а вешал его на массивный кованый крючок, вделанный в стену напротив. Да, охрана была надежной — по дороге сюда размещались три поста орков, на лестницах, возле лестниц, на нижнем этаже — а сверху спуститься мог разве что дракон.

Больше никто.

Ключ могли оставлять для других тюремщиков, желающих навестить пленницу, и на тот случай, если калека падет где-нибудь по пути к воде или на кухню. Это можно было объяснить, но…

Мэглин ощущал подвох, сердце его колотилось.

Но и не войти было невозможно.

И когда калека-орк, охая и стеная, прихватив серебряное ведерко, в очередной раз покинул свою лежанку в нише стены напротив двери, и устремился вниз по лестнице, проклиная пленницу и свою высокую честь служить ей, тонкие пальцы эльфа сдернули стальное кольцо, бесшумно отомкнули дверь; Мэглин повесил ключ на место и скользнул в узилище, плотно притворив за собой створку, не издав ни единого звука.

В круглой комнате оказалось полутемно и тихо. Тут горели свечи — пара хороших, белых свечей, и один факел. В середине комнаты были настелены ковры, стояла огромная кровать, заваленная ворохом одеял. Мэглин тяжело дышал, сердце его билось, но душа молчала. Что же не так? Что не так?..

Столик, пища на подносе — видно было, что к ней чуть прикоснулись. Между стеной и обстановкой в середине круглой башенной залы — промежуток. Ни одного звука, ни одного лучика солнца не проникало сюда.

Ничего.

Эльф тихой тенью подобрался к кровати, готовый в любой момент прянуть назад или закатиться под ложе и затихнуть там — больше тут было укрыться негде. Протянул руку и тронул теплое плечо…

Тронул, уже зная, что это не Ольва.

Огненный орк выпрыгнул из одеял молниеносно; двери распахнулись, и спустя считанные минуты Мэглин уже висел на цепях, прикованный за запястья, на одной из стен. С него сорвали плащ, кольчугу, кафтан; отобрали оружие.

— Здесь нет Ольвы! Vilcuina! — выкрикнул Мэглин; Агнир легко сбил рукой огромного жука-оленя, и наступил на хитиновое тельце лапой.

— Жук-посланник, да? Отличная идея, эльф, — орк глядел прямо в лицо пленника. — Я комендант Дол Гулдура в данный момент… и я придумал эту ловушку, сладкую ловушку. Мы были уверены, что ваши не остановятся, и подло пролезут сюда. Но мы ждали кого-то более маститого. А ты… ты даже не сойдешь на менку, лаиквенди. Поэтому я просто поиграю с тобой. Ты понял?

Нандо молчал.

— Это была моя идея… моя… имитировать, что королева здесь — даже для своих. В курсе всего несколько орков из моей личной стражи, и я вырвал им языки, чтобы не болтали — всем, кроме калеки. Он не будет болтать и так, так как не желает быть сожранным.

Эльф смотрел и пока молчал.

— А она далеко, далеко отсюда, и в безопасности, ты, идиот! — Агнир расхохотался. — Я сделаю для нее сапоги… из твоей кожи. Хотя ты тонкокожее создание. Сделаю перчатки. А ты посмотришь, как я буду их шить. Понимаешь?

— Кто твои предки, орк? — спросил Мэглин. Факелы бросали на стены отсветы и тени; лицо Агнира резко выделялось в их причудливой игре. — Кто?

Огненный орк замолчал.

Надолго.

— О, вот ты о чем. Что же. Мне будет интересно с тобой… нандо из Дориата. Интер-ресно.

***

Пауки и орки ударили по лагерю Трандуила ночью, разом перейдя ручей по всей длине.

Вырубленные гномами деревья в два обхвата сослужили хорошую службу — их использовали как укрытие, и атака была отбита.

Под утро явился еле живой Даэмар, получивший пару отравленных стрел, и с ним второй эльфийский гонец — рохиррим узнали все, что нужно, и отступили вместе с лошадьми в защищенную долинку, укрытую двумя сходящимися скалами. Тенгель надеялся пережить пал.

Дракон не объявлялся, но Трандуил поделил войско на малые части и велел рассредоточиться — чтобы, в случае атаки сверху, не погибнуть всем скопом.

Гендальф раздал шутихи, и воздел посох, заклиная ветер. Галадриэль встала рядом, призывая благие силы, еще дремлющие в этой части Великой Пущи, призывая орлов и помощь Эру.

На самом рассвете стена ревущего огня пошла на Дол Гулдур по всей линии Последнего Ручья.

Пауки, орки, варги выскакивали из огня и гибли, а часть их бросилась, обезумев, на Амон Ланк.

Дракон не объявлялся.

Через два или три часа на доспехи закопченного, изнуренного Трандуила, вращающего почерневшими от крови врага мечами бок о бок с Элрондом и Торином, упала еле заметная, опаленная божья коровка.

— Это была ловушка. Ольва Льюэнь находится в какой-то из крепостей Мордора. Прощай, мой Владыка.

========== Глава 12. Сын ==========

Время тянулось тугой патокой.

По большому счету, жизнь бессмысленна, размышляла Ветка. Ну в чем прикол — бесконечно рыпаться, словно поступками и помыслами отчитываться перед незримым, всевластным Добрым Папой, стремясь быть храброй, все преодолевающей умницей-дочкой. Вера в исходную справедливость и способность все учесть и все вознаградить окружающей вселенной пошатнулась в ней, как гнилой зуб в десне ведьмы — последний зуб, на котором можно было клясться. Ветка осталась собой. Слабой. Потерявшейся в серых камнях круглой башни.

Потому что никакого Доброго Папы не существует.

Девушка не понимала, какой нынче день заточения; она перестала вести свой календарь зарубками, не стремилась осознавать, что за время суток. Мыслей было мало, они были внезапно пронзительно-возвышенными, белоснежными, как вычерченная бестеневыми лампами операционная, и — ни о чем.

Она отказывалась есть, пить. Калека-орк приходил и угрожал; когда она по-прежнему отказалась питаться, кротко сказав, что не хочет, сторож призвал двух омерзительных орков покрупнее — те держали, этот кормил и поил, используя продырявленный рог какого-то животного. Это было так унизительно и гнусно, что Ветка согласилась съедать что-то, что периодически ставили прямо перед ней на тарелке. По большому счету, это было безразлично; все размышления о витаминах и протеинах улетучились бесследно.

Иногда приходил Саурон. Сперва голубой лентой втекал дракон, ложась неплотным кольцом, затем из его тела вытаивал мужчина, и присаживался на ее ложе. Он что-то говорил — про военные действия, про ее друзей, прежних друзей, которых она, Ольва Льюэнь, так ценила когда-то. Гладил ее горячими руками, ласкал, пытаясь пробудить тело, которое раньше взрывалось возбуждением и на насилие, и на страх, и на надежду, и на ироническую провокацию — а теперь оставалось сухим и безмолвным.

— Я освободил тебя, — говорил Темнейший, и его лиловые глаза пылали у ее лица. — Освободил. Ты свободна от эльфа. От эльфинита, ибо это тяжкий груз для смертной женщины. Ну, для почти смертной. Я так много тебе дал… пробудись, моя госпожа. Будь той, кем ты можешь быть. Я дам тебе время, сколько угодно. Глупцы штурмуют башню, разбивая о неприступные стены свои армии. Но ты в безопасности. Скажи же, что любишь меня. Скажи — Хозяин. Я жду. Я жажду…

Ветка единственный раз ответила ему — показав выразительную фигуру из нескольких пальцев, родом из своего мира.

Майа покачал головой и исчез в плоти дракона.

Ветка помнила, как можно умирать от отчаяния. Она занималась этим ранее, и занялась теперь. Правда, однажды она встала именно в таком состоянии — встала, шатаясь, выползла на пробежку в парк, в домашних тренировочных и прогулочных городских тапках, в пятнадцать лет потеряв силы, как дряхлая старуха. Тогда после двухмесячного лежания пластом у нее не двигался ни единый сустав, все затекло, спина потеряла тонус — пробежав триста метров, далекая московская Светлана одышливо повисла на каком-то дереве, и поклялась отныне быть сильной. Спустя год она пробежала марафон на тридцать километров и пришла к финишу в числе первой двадцатки, хотя бегать и не любила.

Теперь и бежать было некуда.

Ветка копалась в памяти — беспристрастно, словно пинцетом, пытаясь выудить какой-то мотив из тех, что у нее были тогда. Было ведь, зачем жить. Были мотивы. Два мотива. Мама, которую надо было поддерживать, так как мама раскисла и ослабла еще больше, чем она сама, ежедневно заливаясь слезами, пустырником и валерьянкой, и месть.

Да ну.

И снова жесткие пальцы встряхивают ее, кладут на губы кусочки еды, поят вином и водой.

— Оживай же… ну…

И Ветка качала головой — ну как непонятно, нет же. Незачем оживать. Мама давно умерла, а месть — глупое занятие.

А самой как-то не хочется.

***

Темный майа покинул комнату и прижался к закрытой двери в коридоре. Его нагота пылала в полутьме; на выпуклых мышцах плясали тени и отблески факелов.

Ома стоял напротив. Тут же вдоль стены вился дракон.

— Сколько времени она такая? — резко спросил Саурон. — Не отвечай, я знаю сам. Почти месяц.

— Я осмеливался подсказать вам, Хозяин, что следует сделать, — высоченный нуменорец встал на колени, держа в руках черный шипастый шлем, и почти прикоснувшись макушкой к обнаженному паху своего повелителя. — Дайте ей правду. Дайте ей уверенность, что ее дитя живо. Она захочет спасать себя, его. Она захочет жить. Она — захочет. Она слишком долго боролась, и теперь ее фэа бродит по черным лабиринтам, без единого светильника — так позвольте занести туда хоть искру света.

— Она не поверит.

— Тогда у вас есть лишь ее тело, — сказал Ома. — Вы можете брать ее так,Хозяин. Хотя, возможно, она и не заметит. Кто угодно из ваших слуг может брать ее — а вы будете любоваться. Так бывало и ранее, мой лорд. Так можно сделать и теперь. Это мягкая, послушная игрушка, которая хоть на что-то, да отзовется. На боль. Здесь сумеют сделать больно. Агнир…

— Огненный орк занят в осаде. Он руководит войском, — недовольно сказал Майрон. — Ты сам нацелился на нее, и, возможно, я дам ее тебе. Но… если не теперь, то через год она оживет. У меня много времени. А умереть я не позволю ей, даже если она снова попытается перестать есть и пить.

— Я — нет, мой господин. Мне не интересно тело без искры того духа, который бился там, и теперь так глубоко заперт, — сказал Голос. — Я не возьму тела.

Пальцы Саурона легли на темные волосы, чуть сжали.

— Верный пес, Ома… верный. Я хорошо тебя вымуштровал. Но я знаю тебя. Она не могла не разбередить твое сердце. Твое гордое сердце. Гордое, но покорное мне… покорное. Так ведь, Ома? — пальцы сжимались и отпускали густые пряди волос нуменорца.

— Я хотел бы сейчас разбивать эльфов и надменных рохиррим, и гномов — там, у стен крепости, у подножия Амон Ланк, — горько сказал Ома, сгибаясь под давлением длани Саурона. — Я не хочу быть только ее тюремщиком. Но…

— Что?

— Хозяин… любые пленницы. Гномки, эльфы, люди. Вот здесь, возле ее покоев, где вы сохраняете ваш прекрасный облик. Отчего только она? Вы можете насыщаться так разнообразно, как только пожелаете.

— Понимая, что моя телесность при этом зависит всецело от единственной драгоценной женщины? — усмехнулся Саурон. — Нет, Ома. Мне интереснее заниматься восстановлением Барад Дура, пока эти глупцы бьются о крепость, которая мне не очень-то и нужна. Истинная мощь в Мордоре. Ангбанд пойдет на соединение с Мордором и Морией, а потом — к побережью, сметая глупые гордые городишки и королевства людей. А Ольва… она пробудится. Ты говоришь, черные лабиринты? Иногда блуждание во тьме изрядно обостряет зрение.

Саурон шагнул прочь от двери, и контур его тела начал смазываться, словно сдуваться сквозняком; дракон жадно потянулся навстречу этому едва видимому шлейфу слияния.

— Голос, — сказал темный майа, и тон его речи был задумчив, — ты можешь поиграть в Ольву. Я не брезглив. Я думаю, и впоследствии, когда она сделается Владычицей Мордора, мне придется оставлять ее надолго — и я предпочитаю знать, с каким конкретно рабом ей будет не скучно. Я не спрашиваю, Ома. Я приказываю.

— Слушаюсь, Хозяин. Могу ли я…

— Что с волчицей?

— Бурая варжиха с белой отметиной, Хозяин. Пока я держу ее отдельно от других варгов. Учуяв в ней жизнь эльфинита, ее могут растерзать, — сказал Ома. — Ей нет пути обратно в стаю. Хотя она чрезвычайно сильна, ловка и умна. Вожак сделал достойный выбор.

— Отменное мясо, Ома.

— Да.

— Мяса эльфов пока нет, но его доставят, Ома.

— Да.

— Пока что…

— Оленина, кабан, зайцы, мой Хозяин.

— Отлично. Как ты пометил ее?

— У нее разные глаза, темный и голубой. И я сжег ей одно ухо, на треть. Ее трудно спутать с другими варгами.

— Хорошо… хорошо…

Силуэт Саурона почти пропал.

— И, Ома… если ты считаешь, что она поверит тебе… если ты сможешь сделать пленницу… поживее… ладно. Будем считать, что в этот раз ты дал мне совет, который я выслушал и счел разумным. Опиши ей будущее принца. Будущее наследника Барад Дура, повелителя Мордора, моего приемного сына, который был зачат вне брака, освященного традициями, человеческой женщиной от эльфийского короля, и который родится от плоти варжихи. Попробуй. Хуже не будет.

Дракон зевнул и его глаза зажглись лиловым пламенем.

— Развлекайся, слуга… я чту твое стремление отправиться в бой, но нынче твой бой — тут. Ты понял меня?

— Да, Хозяин.

***

Ветка давно не вполне понимала, спит она или нет. Факелы, масляные светильники и свечи теперь меняли реже. Единственный крохотный огонек давал лишь отблески на камнях, и если раньше Ветка сновала тут по кругу как любопытная лисица, то теперь девушка лишь лежала неподвижно, то открывая, то плотно смеживая веки.

Саурон всегда являлся к ней нагим, но теперь над кроватью высился черный шипастый силуэт.

Доспехи.

— Мы забросили наши занятия, девочка, — сказал нуменорец, усаживаясь. Как и раньше, он завязал лицо черным платком, снял шлем; покалеченный орк добавил света, и ушел прочь. — Ты ведешь себя неразумно.

Ветка скосилась.

— Майрон, прекраснейший Аннатар Аулендил пытается быть добрым к тебе.

Ветка молчала, даже не облизывая сухие и давно растрескавшиеся в кровь губы.

— Я скажу тебе простыми словами то, что ты понимаешь и так, — Ома неспешно снимал латные перчатки. — Тебе не умереть. Твой Хозяин, который готов покориться твоей воле… готов… если ты правильно себя поведешь… некромант. Он может делать неживое — живым. Он может… разные вещи. Вспомни, как ты засыпала — и просыпалась полной сил и красоты, даже после самых неприятных… травм. Повреждений плоти.

Ветка подняла голову.

— Властью некроманта не сделать живым камень, — продолжал Ома, положив теплую руку на узкую спину с торчащими лопатками и позвонками. — Но то, что некогда было живо, может жить снова. А то, что живет, может с помощью темной магии, смешивающей жизнь и смерть, сохранять свою суть в иных формах.

Ветка резко села, сбросив со спины ладонь Омы.

Вокруг ее глаз пролегли черные круги, нос и скулы заострились, ключицы торчали, а небольшая грудь чуть опала. Выпирали ребра, позвонки и косточки таза, но глаза словно пробудились и засияли навстречу серым глазам Голоса, опушенным богатейшими ресницами.

— Т-ты… — Ветка не говорила очень давно, и голос ее сейчас был похож скорее на карканье вороны. — Т-ты… еще более немилосерден, чем Саурон…

— В Темном стане нет места милосердию. Здесь есть место разуму. Ты неразумно ведешь себя, Ольва Льюэнь. Пусть ты полагаешь, что жизнь твоего чрева утрачена навсегда — но сама ты жива. Просто подумай. Тебя хорошо… содержат. Не бьют. Не подвергают насилию.

— Или скажи прямо, или проваливай.

— Я говорю прямо. Твой сын жив в иной плоти, и в срок появится на свет, когда следующей весной день сравняется ночи.

— Сволочь, — беспомощно сказала Ветка, и повалилась лицом в подушки. — Зачем? Это? Зачем? Делать? Говорить? Сволочь. Ты. Он.

— Ольва, — руки Омы снова легли на ее плечи, спину. — Ольва… Льюэнь. Я сейчас принесу еды. Ты оденешься, и поешь со мной. Хорошо?

— Гад! Ненавижу!

— Это комплимент, — усмехнулся нуменорец. — Твои первые слова после месяца молчания.

— Месяца… — растеряно сказала Ветка. В ее памяти зашелестел шепот Темнейшего — эльфы сгрудились вокруг Дол Гулдура; рохиррим; осада; твои друзья; я стараюсь щадить; ты можешь немного помочь им, если будешь добра ко мне… — Месяца?

— Да, — отозвался Ома от двери. — Твоему ребенку уже полтора месяца.

— О боже, — беспомощно вякнула Ветка. — О боже. О боже.

Следующие полчаса она ела — отменно разваренное мясо, суховатые лепешки, клубнику; пила вино. Ома перебирал книги с гравюрами, изображающими прекраснейших эльфов, раскрашенные вручную, свитки, рассказывал об идущей войне — кратко, без подробностей. Ветка, у которой в голове пока осело не все, сказанное ей нуменорцем, вцепилась в тающие во рту, вкуснейшие волокна мяса с голодным азартом.

Сын, возможно, жив.

Желтоглазый сын, которому она пообещала, что все, все будет хорошо!

Остановившись, не насытившись полностью, Ветка, шатаясь, добрела до умывальника, ополоснула лицо. Машинально провела по волосам руками — ахнула. Волнистая гривища, через которую, небось, мог продраться не всякий гребень, упрямой волной легла от макушки почти до лопаток. Ветке, которая половину своей жизни стриглась коротко и обладала покорными прямыми волосами, выбеленными до звездного сияния, ощущение дикой растительности под руками показалось ошеломительным.

— Ома, — с отчаянием сказала она, — я тебя умоляю. Умоляю. Я сделаю все, что ты только пожелаешь. Пожалуйста. Слова. Голос, пожалуйста.

— Ладно, — нуменорец смотрел поверх ковбойской повязки чуть тревожно. — Слова таковы. Сын твой недоступен магии темнейшего напрямую, и после рождения еще будет защищен год. Отец его ворожит непрестанно, и их связь не может быть оборвана, так как неподвластна тьме и любым расстояниям. Трандуил ни разу не проснулся утром, и не лег спать вечером, не спев своему ребенку. Но теперь ваш сын, принц Лихолесья, живет и растет, чтобы в срок появиться на свет, в теле волчицы. Самки варга. Вот на нее Гортхаур может влиять. Он может избивать ее, запереть во тьме, кормить человечиной, пустить к ней самцов варгов. Все, что испытывает невольная мать, будет ощущать и плод. Фэа его не исказится до означенного мной срока, но что такое страдания и темная сторона силы и власти, он будет знать очень хорошо.

— Зачем? — простонала Ветка. — Зачем?..

— Саурон не может иметь детей, так как не имеет собственной плоти, — нуменорец чуть пожал плечом — в этом он превосходил господина. — Он желает предложить зачатому принцу престол посерьезнее, чем лесной пенек с рогами. Он желает наследника, Ольва.

Ветка пялилась беззвучно.

— И он желает королеву. Повелительницу, — чуть слышно сказал нуменорец. — Он…

— Он подкатывал тут со своими пожеланиями, — громко сказала Ветка. — Если сунется, я зубами отгрызу то, что у него осталось, после нашего прошлого… тесного общения.

Глаза нуменорца сузились; густые ресницы затенили глаза.

— Это, возможно, не такое плохое решение, Ольва. А теперь, раз ты сказала, что можешь сделать все, что я пожелаю… сделай.

========== Глава 13. Победа ==========

Трандуил держал на латной перчатке крохотное сухое тельце, мгновенно потерявшее цвет. Наклонил ладонь – божья коровка упала на землю.

- Что ты будешь делать? – прокричал Элронд. – Огонь еще не угас, и не угаснет быстро, что, что ты будешь делать? Класть тут армии, зная, что Ольвы нет в Дол Гулдуре? Или отступишь?

- Я не отступлю, - ровно сказал Владыка. – И Мэглин не мог осмотреть весь замок. И где-то за пожаром могут быть разведчики… может быть Леголас. Это люди бы не укрылись от пожара, но Иргиль и Леголас – уцелеют. С другой стороны наступают рохиррим, и их уже не предупредить. Да и настало время выжечь это черное пятно в моем Лесу. Мы продолжаем атаку. Мы… продолжаем.

- Мордор велик, - прокричал Торин, отбиваясь от пары пауков, - и это горы, эльф, горы! Как искать Ольву там, как?..

- Единственным способом, - Галадриэль сражалась наравне с мужчинами, - единственным, с воздуха-а! Нам нужен орел, великий воин, чтобы выследить дракона сверху-у!

- Орлы получили весть, - выкрикнул Гэндальф, - орлы должны прибыть!

- Tawar tur! – взревел Трандуил. – Очистим лес! Движемся к Дол Гулдуру!

- Tawar tur!

- Барук казад! Казад ай-мену-у-у!

Атака была ужасной. По дымящемуся пепелищу, под последними еще пылающими деревьями, армия гномов, людей и эльфов, добивая обугленных врагов, шла безумным маршем – и следом взвивался пепел, тучи праха пожарища, застилая небо.

Доспехи, плащи, все покрылось пеплом, словно это атаковали не Перворожденные, не благородные эльдар и наугрим, а исчадия самых страшных балрогов, прошедшие огненные подземелья Мории.

Огонь расчистил путь, и полудневный переход до Дол Гулдура воины прошли намного быстрее; и к ночи, плотной весенней ночи, звезды которой затянуло дымом, войско встало полукругом вокруг основания Амон Ланка, чтобы соединиться с точно такими же изнуренными и припорошенными прахом пожара рохиррим.

Нестерпимо смердело жареным, паленым; гигантская армия противника, согнанная вокруг Дол Гулдура, или погибла в огне, или бросилась в крепость искать защиты; часть впустили, но многих попросту оставили снаружи умирать под натиском объединенного воинства. Не медля, короли и мудрейшие собрались на совет.

Палаток нынче не было, вина, да и воды тоже – лишь та, что плескалась во флягах.

- Мы не выдержим осады, - сказал Тенгель. – Лес мертв и сожжен до самых южных пределов, нету воды, чтобы поить коней.

- Остается лишь стремительный бой, но как мы преодолеем ворота, как? Дол Гулдур всегда был хорошо защищен. Воинство орков теперь отлично видит нас и не даст приблизиться, - сказал Элронд. – Или мы уходим, сняв осаду и поверив Мэглину, или придумываем, как молниеносно прорвать оборону и ворваться в крепость.

- Мне кажется слишком удачным план с огнем, - выговорила Галадриэль, - должен быть подвох, все чересчур хорошо удалось! И – если нам нечего есть и пить, им, внутри крепости, тоже…

- Я согласен, - кивнул Трандуил. – Отчасти они заточили сами себя. Но… мы знаем теперь, что это была ловушка, и неизвестно еще, с чем мы столкнемся, пытаясь отойти от Амон Ланка.

- Нам нужны орлы, - сказал Гендальф, - и они вот-вот должны появиться…

- Кроме того, - добавил Владыка, - я не уйду, не отыскав Леголаса. Ситуация тяжела, но мы были готовы к ней. Сейчас воинства отдохнули, и я намерен трубить атаку.

- Владыка, - к совещающимся подлетел Лантир, - Владыка, вокруг Дол Гулдура встают тролли! Они лежали свернувшись, как камни, а сейчас, когда стемнело, уцелевшие под огнем поднимаются и идут на нас!..

- И много?

- Сотни!..

***

- Ты красив, эльф, - выразительные оранжевые глаза пылали возле самого лица Мэглина. – Что заставило тебя так неразумно рисковать собой? – Кривой кинжал очерчивал круги и дуги у шеи Мэглина, касался его груди напротив сердца, нежной, чуть смуглой кожи на животе. – Ты-ы… красив… как все вы, да? Что вело тебя? Преданность? Любовь? Желание стать героем – сейчас, когда народ ваш уже движется к закату? М?

- Агнир, - сказал Мэглин, - кто были твои предки? – Руки его были грубо и неудобно заломлены назад; эльф мог или повиснуть, или стоять, напряженно выпрямившись и чуть приподнявшись на цыпочках. – Саурону нужны военачальники, но эльфы давно бы приметили такого, как ты. Таких, как ты. Ты не мог взяться из ниоткуда.

- Тебе интересно? – Огненный орк вычерчивал незримые руны по груди эльфа.

- Ты знаешь… лесных эльфов считают очень наблюдательными.

Агнир выпрямился – во все два метра роста. Роскошные широченные плечи, украшенные черными татуировками, правильные черты лица…

- Три поколения назад в моем роду была эльфийка. Она попала к оркам, и стала пленницей предводителя, его наградой, его игрушкой. Я не знаю толком, как все устроено у эльфов, но она понесла. Этого никто не ждал. Но раз так – грех не воспользоваться, ведь так, оруженосец Трандуила, ведь так?.. Моя прабабушка родилась у нее, у той эльфийки, доказав, что наши народы когда-то были единым целым. Орк был добр к эльфийской пленнице, по-своему добр, и она, посидев лет двадцать в плену, полюбила его и понесла от него. Затем была бабушка. Затем мать. Всего по одному ребенку, всего… хозяин не терял надежды получить воина, предводителя, и получил – меня. Да, эльфийской крови уже почти не видно. Да, мои предки по женской линии умирали, как мухи. Но я жив. Я рос в Минас Моргул, под надзором самых лучших, самых преданных из слуг Хозяина… и теперь я руковожу обороной Дол Гулдура. И прямо сейчас вырежу тебе то, чем ты можешь поведать эту историю…

Орк сунул руку в рот Мэглину, умело ухватив язык у корня; в дверь застучали. Эльф извивался на своих оковах, но ничего не мог сделать.

- Кто? Я занят! – рявкнул Агнир.

- Эльфы подожгли лес!

- Балрогово пламя! Что значит подожгли лес?..

- Пауки… пауки бегут из огня на крепость, что нам делать?

Агнир отпустил пальцы, хлопнул Мэглина по щеке.

- Ты ведь подождешь меня, красавчик?

И бросился вон из круглой башенной залы.

Мэглин, очухавшись и сплюнув, тихо позвал:

- Vilcuina!

Последний из жуков-вестников, божья коровка, и в прежние времена изрядно потрепанная неусидчивым мальчишкой, еще тогда лишившаяся нескольких лапок, выползла из каштановых прядей.

- Это была ловушка, - прошептал Мэглин, - Ольва Льюэнь находится в какой-то из крепостей Мордора. Прощай, мой Владыка. Я…

Шум за дверью заставил его скорее дунуть на жучка, и божья коровка взвилась, направляясь к крошечному окошку под потолком.

Два или три напряженных часа Мэглин демонстрировал чудеса акробатики, но ни подтянуться и вывернуть хотя бы наручники вперед, ни освободиться не удалось. Это было тем горше, что меч его, отблескивающий в прыгающем свете факелов, лежал на разворошенной постели.

Ни шума битвы, ни криков защитников Дол Гулдура – ничего не было слышно, такие толстые стены были у этой башни, и так высоко возносилась она над лесом. Лишь в окошки потянуло дымом и запахом горящей плоти.

Спустя это время, показавшееся Мэглину вечностью, Агнир вернулся снова – разъяренный, закопченный, раненый пауком.

- Мерзкие твари! Мерзкие, тупые, неразумные!.. Мы впустили орков и варгов, но нам пришлось сражаться с пауками… с нашим собственным заградительным кордоном…

Мэглин тяжело дышал, был залит потом; мышцы его вздулись, запястья в наручниках были стерты в кровь, волосы спутаны.

- О, - обрадовался Агнир, - так ты еще борешься? Ты надеялся сбежать? Удра-ать? Это еще интереснее… интереснее…

Орк приблизился и снова вытащил свой огромный кинжал.

- Жаль, некогда с тобой возиться, эльф… я просто разрежу тебе живот и вытащу кишки, размотаю их по этому любовному гнездышку, чтобы ты видел, как пульсирует твоя жизнь… а так – рассказать тебе, что я сделал бы, если бы у меня было время?..

- Убивать безоружного и беспомощного не так уж и просто, Агнир? – спросил Мэглин, тяжело дыша. – Не так просто, да? Что-то не дает тебе это сделать. Азог уже давно закончил бы со мной, но у тебя вытравлен не весь свет в душе. Как ты думаешь, может, эльфийка и вправду… полюбила своего поработителя? А любовь – это всегда священная искра, которая горит в потомках. Все, что рождено от любви…

- Заткнись! Посмотри, сколь остер мой нож…

- Агнир…

На секунду эльф и орк замерли, глядя друг другу в глаза.

- Агнир… Владыка любит. И Ольва Льюэнь любит короля эльфов. Никакие силы не вынудят ее стать Темной Хозяйкой. Искра священного света уже трепещет в ней, - тихо сказал Мэглин. Агнир коротко сильно замахнулся… и в дверь забарабанили.

- Что-о-о?..

- Рохиррим! Разведчики докладывали – но никто не думал, что кони пройдут по лесу! Рохиррим атакуют с другой стороны, король Тенгель и отборные бойцы!

- Крепость неприступна! – рявкнул Агнир. – Внутрь не пройти! Скоро стемнеет, и встанут тролли!

- Что нам делать, что нам делать?

- Тупицы…

- Это трудно, - с сочувствием сказал Мэглин. – Трудно руководить обороной, хотя ты постарался. Орков сложно подчинить дисциплине. Ты молодец, Агнир.

- Балрог! – рявкнул огненный орк. – Мне не нужны похвалы от эльфа, не нужны, нет!

- Я не буду тебя хвалить, - тихо и очень мягко сказал Мэглин. – Не буду. Иди, справляйся с обороной. Тебя зовут.

Агнир глянул на огромный острейший клинок в руке, словно впервые его заметил. Снова поднял неистово горящие оранжевые глаза на Мэглина.

- Иди, мальчик. Играй в солдатики и лошадки, - сказал Мэглин. – Сколько тебе лет? Ста нет еще?

- Н-нет… какое это имеет значение? – зло выплюнул слова Агнир. – Какое?..

- Может, никакого. Ступай.

- Ты-ы…

- Я подожду.

И снова Мэглин забился в путах, стараясь освободиться.

И снова впустую.

Лаиквенди отлично понимал, что вечно играть с огненным орком в вопросы и ответы не выйдет – но шансов спастись оставалось исчезающе мало.

Снаружи кипела невероятная бойня – стемнело, и битва продолжилась во тьме.

Мэглин, задыхаясь, повис. Рано или поздно явится дракон… и тогда жизнь его прервется.

Нандо был близок к тому, чтобы впасть в отчаяние и спеть последнюю песню. Он облизал сухие губы, и…

И дверь снова начала открываться…

Леголас и Иргиль ворвались разом – как два ужа, распластавшись по стенам; миг – и оба бросились к измученному борьбой с оковами лаиквенди.

Мэглин молниеносно повис на своих цепях всем телом, а Иргиль, не медля ни секунды, с размаху нанес сокрушительный удар. Плохо скованные, хрупкие толстые звенья цепи разлетелись перед натиском клинка древних эльфийских мастеров; Мэглин упал на пол, и через секунду выхватил собственный меч из тряпок ложа.

- Ольвы тут нет! – выкрикнули все трое.

- Гэндальф поджег лес… ничего не оставалось, как войти в Дол Гулдур и переждать! – сказал Леголас.

- Я также вернулся по этой причине… лес пылал до самой южной границы, - Иргиль привередливо изучал клинок – не повредил ли его удар. Мэглин растирал руки – мощные наручники остались на нем. – Наша задача – открыть ворота. Ты готов умереть, принц? Ты готов, лаиквенди? Готовы такой ценой освободить южные пределы Сумеречья?..

- Мы постараемся не умереть, - выговорил Мэглин. – Ударим в тыл защитникам врат… и, если удастся спустить цепи с воротов, мост рухнет, мы выйдем к своим. Тут все слишком основательно – чересчур много бойцов разных рас, слишком тяжелые каменные подъемные врата. Если они упадут, быстро их не поднять.

***

Тролли, бестолковые, но почти неуязвимые, сражались так, словно им была обещана жизнь в Валиноре.

Галадриэль и Гэндальф то тут, то там ослепляли чудовищ вспышками волшебного света; тогда неповоротливых, но опасных и чудовищно сильных бойцов можно было побороть. На стенах крепости языком пламени метался огненный орк; исход битвы предрешить было невозможно.

Трандуил сражался отчаянно: парные мифриловые мечи свистели сверкающими стрижами. Бок о бок с ним бились Элронд и Торин; гномы оказались опасными бойцами, знающими, как повалить тролля – воинам из Синих гор не было равных в этой битве. По ту сторону Дол Гулдура ревели рога – рохиррим спасались скоростью и маневренностью своих коней.

Не было пока ни дракона, ни орлов… их не было; крепость высилась темной, нерушимой твердыней.

И все изменилось вмиг.

Внутри Дол Гулдура вдруг точно так же полыхнуло пламя, высочайшее багровое пламя – чадно загорелись бочки со смолой, заготовленные обороняющимися возле стен. Чисто зазвенел одинокий эльфийский рог, рог Леголаса; подъемный мост, врата в Дол Гулдур, не опустился – он рухнул, обкрашивая края рва и рассыпаясь по углам щебнем. Эта плита толщиной в рост человека, длиной в пятнадцать лошадей намертво впаялась в землю и криво застряла, не удерживаемая больше толстенными цепями.

В сполохах пламени, в яростном пении эльфийского рога – трое отступали из крепости, обнажив, открыв ее для атаки.

Оборванные, залитые смолой, обожженные и раненые, Ключник Иргиль, один из лучших мечников эльдар, тысячи лет не вступавший ни в какие битвы, принц Леголас, известный своей скоростью и силой, и нандо Мэглин, правый оруженосец короля Трандуила, спешно покидали Дол Гулдур, повернувшись к нему лицом, спинами – к своим соратникам на выжженной долине возле крепости.

Воинству, бьющемуся у подножия Амон Ланк, не требовалось никакого особого приглашения. Спустя несколько минут наступающие, оставив медленно двигающихся и медленно соображающих троллей позади, заполнили мост; Мэглин, Иргиль и Леголас утонули в водовороте мечей и трепетании шелков плащей.

Проход в Дол Гулдур был неширок; эльфы, люди и гномы – яростны и неукротимы. Реки черной крови заливали темные камни; занимался рассвет, и с рассветом в небе появился дракон.

Что задержало темного властелина – неизвестно, но голубой, нестерпимо сияющий дракон пал с небес с первыми лучами солнца, с пронзительным воплем злобы и отчаяния. Замерли как нападавшие, так и оборонявшие крепость; ясно было, что, если чудовище пожелает, все погибнет в огне, противостоять которому невозможно. Что ради наслаждения уничтожить врагов дракон истребит и соратников.

Но миг – и в небе захлопали тяжкие крылья; Корхаур появился с двумя воинами ветров, и, едва дракон изготовился для атаки, растопырив острые иглы вокруг головы и разинув пасть, на него пали лучшие бойцы крылатого воинства.

Леголас, взбежав на высокую башенку, кричал:

- Корхаур! Корхаур, возьми меня на спину, возьми!

Но орлы не слышали; схватка с драконом увела их выше облаков, и оттуда раздавалось лишь пронзительное шипение и громкий клекот.

Войска вздрогнули, и битва закипела дальше.

В разрыв облаков упал один из орлов – израненный, обожженный; Галадриэль и Элронд бросились к нему, но небесный воин умер, широко раскинув крылья.

Трандуил серебряной метлой очистил крепость… рассвет парализовал троллей вокруг Дол Гулдура, и гномы дробили их на куски; орки и варги бежали – и попадали под копыта и стрелы конницы рохиррим, которая закрутила свой привычный смертельный водоворот вокруг подножия холма. Крепость освободили от темных сил – освободили величайшей ценой; но цель, главнейшая цель не была достигнута.

Протрубив победу, Трандуил также взбежал на одну из башен, и тревожно вглядывался ввысь.

Элронд пел прощальную песню павшему орлу…

Тучи разорвались, и два других, Корхаур и еще один молодой воин, тяжко опустились на зубцы крепостной стены Дол Гулдура. Оба тяжело дышали; Корхаур никак не мог собрать крыло, другой орел был опален.

- Надо преследовать дракона, - воскликнул Трандуил, - надо посмотреть с высоты, в какую из крепостей он полетит!

- Мы прогнали его величайшей ценой, - тяжело выговорил Корхаур. – Он поднялся так высоко, как не может никто из нас. Нам придется восстановить силы, король Сумеречного леса, и лишь затем попытаться его отыскать. Ты победил – крепость пала.

- Я победил, - горько выговорил Владыка. – Я – победил.

Леголас подошел и молча встал рядом. С другой стороны приблизился наполовину нагой, изнуренный Мэглин, на запястьях которого все так же болтались толстые наручники, и без сил опустился у ног своего короля.

Трандуил смотрел поверх голов, поверх зубцов крепости, поверх сожженного леса – в сторону Мордора.

========== Глава 14. Минас Моргул ==========

Ветка раскачивалась вперед-назад, обхватив костлявыми пальцами костлявые плечи.

Ну и как теперь выполнить обещание, данное Оме?

Мысль о ребенке внутри тела варжихи как-то угнездилась в ее голове, преисполненной знаниями об ЭКО и суррогатном материнстве. Ветка три раза потребовала сообщить ей все приметы этой самой самки, но уже после первых слов Голоса она знала – нуменорец не лжет. Нуменорец из каких-то соображений сообщил ей правду.

«Просто будь с ним. Будь так, как он требовал – будь горячей, проси ласки, если надо, приказывай. Просто будь собой, Ольва Льюэнь. Это все, что я от тебя потребую. Не отказывай Хозяину на ложе. Выполни его просьбу, зови любимым».

Зачем ему это?

Ветка медленно встала, подошла к металлическому зеркалу в рост. Выпрямилась.

Косточки таза жалко торчали, промежуток между бедрами стал шире желаемого, грудь опала, ключицы выступили.

- Ну какого хрена я? – вопросила Ветка кувшин. Быть горячей и страстной любовницей совсем не хотелось. Хотелось есть, это да. И данный признак был расценен как благоприятный. – Ну чего он, падла, во мне нашел?

Тяжело вздохнув, она перебрала тряпки и напялила что-то нарядненькое. Нарядненькое повисло унылыми складками. Надо было еще привыкнуть к мысли, что твой ребенок от любимого мужчины – в теле волчицы, то есть, простите, варжихи, а ты сама за его жизнь и благополучие дала обещание демонстрировать испанские страсти с тем, кто издевался над тобой и удерживает в плену.

Логистика не увязывалась – в Веткином сознании все равно получалось, что надо бежать. Просто теперь – вместе с волчицей.

Голос не пожадничал и рассказал довольно много. Выходило, попади волчица к своим, ее растерзают.

Выходило, эта молодая самка теперь везде изгой. Вне Мордора ее убьют люди или эльфы, в самом Мордоре - свои.

Пока что, как поняла Ветка, ее содержали где-то неподалеку – так как ее присутствие помогало сохранить жизнь ребенку, растущему в теле другой матери.

- Господи, Эру Илуватар, - выговорила Ветка, продираясь гребнем через собственные гномьи кудри, густо прошитые сединой, - мама дорогая, это очень страшная сказка. Если подумать – очень.

- Я рад, что ты поела, - дракон медленно тек на свое место вдоль стены, на руки Ветки легли теплые широкие ладони. – Я все же держу свое слово. Слово, которое давал тебе. Твой сын жив.

Ветка посмотрела сама себе в глаза – в отражении на полированном металле.

Посмотрела.

Улыбнулась.

Повернулась и запустила пальцы в густые волосы – красные, черные, перепутанные. Такие густые и тяжелые, пахнущие чем-то сложным, будто восточным.

Лиловые глаза мужчины были очень близко.

Ветка подумала о сыне и простонала прямо в узкие губы:

- Любимый…

Ночь длилась и длилась; Саурон был нежен, и отдавался любви целиком. Ветка играла изнурительнейшую в своей жизни роль.

Снаружи ее узилища, закусив обрезок губы, плотно прижавшись телом к камню, стоял у потайного окошка нуменорец.

К нему не раз и не два подбегал встревоженный орк, но Ома только отпихивал его ногой – прочь, не сметь тревожить, не см-м-меть…

И лишь когда Хозяин провел с желанной ему женщиной весь день и всю ночь, насладившись, как только возможно – нуменорец, почти не спавший, покрытый красными и белыми пятнами, с черными кругами у глаз, изволил выслушать гонца.

И тут же бросился будить Аннатара, который заснул поперек кукующей в потолок, изнуренной Ветки.

Атака на Дол Гулдур, начавшаяся вчера, завершалась – победой сторонников Трандуила. А Саурон наслаждался любовью в объятиях пленницы… не имея ни малейшего представления, что теряет крепость.

Саурон слился с драконом; узкое тело метнулось наверх, сверкая льдистой чешуей.

Ома погладил Ветку по голове, и на секунду нагнулся – прикоснулся лбом ко лбу. «Умница, девочка, умница»…

- Пошел ты, - выговорила девушка. Обаяние черного рыцаря истаяло вместе с зачатками стокгольмского синдрома. – Чтобы вы там все сдохли. От всей души желаю.

***

Дракон вернулся спустя несколько часов – с длинными рваными следами когтей и клювов на боках. Выйдя из тела дракона, Саурон час кричал на всех известных ему языках, и громил обстановку в соседней комнате. Бросился к варжихе и прижал черный клинок к мохнатой шее; волчица скулила и пятилась. Опомнился; набросился на Ому – что же тот не сказал вовремя? Голос лишь склонялся, осознавая степень своей вины.

Плоть дракона была подранена, и сам Саурон был слаб.

Восстанавливать силы и думать, что же делать дальше с истощенным атакой на Дол Гулдур Сумеречьем, он решил, оставаясь у пленницы.

***

Ветка обнимала мужчину, ощущая в себе его горячее присутствие…

Гортхаур отдавался близости целиком, отчаянно, будто это была битва. Девушка сперва невольно сопротивлялась, а потом ломалась и принимала его, как возлюбленного, открываясь навстречу ласкам Темнейшего. Именно этот отказ от сопротивления особенно ценил Аннатар; и неважно, чем он был вызван – любовью или же страхом за крошечную сияющую жизнь.

Ветка же, несмотря на это, впадала в забытье далеко не каждый раз, и даже сейчас, прижимая плотную кожу горячими ладонями, ощущая, как живет его тело, его мышцы под пальцами, а его плоть в глубине ее тела, она думала – как? Как отыскать путь на свободу?

Это Торин ее ограничивал?.. Не пускал?.. Ха-ха…

Как отыскать оружие в этой продуманной клетке для птички, кукольном домике для куклы?..

Темный Хозяин насытился, мощно выгнулся, и, не дожидаясь ее разрядки, растянулся на полу – на спине, красиво и широко раскрыв руки, разметав черную, подпаленную алым, гриву волос. Он делал так иногда – и Ветка знала, он отдохнет, опрокинет пару бокалов вина, поест, и будет ласкать ее – чтобы она билась в его руках, чтобы взорвалась от его пальцев и губ, будет смотреть и затем пить капли пота с ее лба.

Не забывать – дух, дух бестелесный. Злой. Хоть и бог. Низшей категории. Лейтенант в стане богов…

Аулендил откатился по покрывалам, устилающим пол. Протянул руку – взял бокал, налил вина.

Приподнявшись, выпил. Ветка следила за ним, как мышь за кошкой. За игрой мышц, за бликами света на матовой коже.

Затем Темнейший обнял подушку, уткнувшись в нее лицом.

Девушка снова осмотрела длинное тело подраненного, ослабленного змея, пожиравшего свой хвост, лежащее вдоль комнаты и замыкающее ее.

Разбить бутылку? Что дадут осколки? Мягкий серебряный нож… тоже ерунда, но лучше, чем ничего.

- Ольва, - раздалось из подушки.

Ветка скосилась, не отвечая.

- Я могу дать тебе вечность. Вечную юность. Бессмертие перерождений.

- Во-первых, позаботься о себе. Во-вторых, хочешь что-то дать – дай свободу. А дальше я подумаю. А ну как и вернусь к тебе по доброй воле?..

- И я подумаю. Отпустить такую славную игрушку?.. Ну нет.

Ветка поджала губы. Орки могли наловить Гортхауру десяток женщин, и людей, и гномок, эльфиек – да хоть мирных пугливых хоббитянок… но Ветка крепко помнила – истинный облик, которым ужаснейший майа, оказывается, дорожил, он мог принимать лишь с ней. Слишком долго он направлял на нее свое внимание. Слишком много провел времени в месте, которое Белый совет считал заокраиной мира – запредельем, и которое являлось Веткиной родиной.

Ветка еще раз посмотрела на мужчину. Повелевать? Любить?..

Пересела к нему поближе, откинула в сторону гривищу волос, начала целовать основание шеи. Саурон протяжно застонал.

Ветка зашевелила губами совсем вблизи его уха:

- Ну зачем я тебе? Только от дела отвлекаю. Сколько хлопот с охраной. С устройством этого… жилища. Ты же понимаешь, я всегда буду рваться наружу. Всегда.

- Я хорошо выбрал приманку для короля, - глухо ответил в подушку Аннатар Аулендил. – Как для себя старался. Рвись. Пробуй одолеть меня. Это так сладостно… ты никогда не попадешь к своему эльфу. Я не допущу, чтобы это случилось. Все орки, подвластные мне, станут между вами, даже если ты и вырвешься отсюда. Пока его армия слаба после бессмысленной войны, я найду силы атаковать снова. А эльфинит, рожденный варгом, станет звездой моей армии… ее путеводной звездой.

- А может, я могу откупиться? – Ветка ласкала мочку его уха языком. – Вдруг, все-таки, смогу?

- Все, что у тебя есть, уже мое. Что ты еще можешь дать?

- А вдруг?..

- Тогда и поговорим… - прекрасный мужчина заснул, сказав несколько слов на черном наречии.

Ветка легко встала и пошла вдоль дракона. Коснуться длинного узкого тела она могла – но получалось это с усилием, словно через силовое поле. От ее руки сине-серебристая кожа вздрагивала, а мелкая мягкая чешуя топорщилась.

Змей, как и всегда, когда Хозяин спал, прикрыл глаз радужной пленкой, не выпуская изо рта кончик хвоста.

Сыпануть что-нибудь, чтобы он чихнул и раскрыл круг?..

Но Саурон просто проснется и вернется разумом в тело змея.

Просто.

И тут сверху раздался легкий звук – легчайший, совершенно невесомый. Было даже непонятно, что это – словно кто-то тихо свистнул, или чуть запела незримая струна…

Ветка, стоявшая возле головы дракона, подняла голову…

И увидела эльфа – полностью затянутого в темные, серые одежды, в тонкой темной кольчуге, который, растянувшись в щели между гигантскими камнями, из которых была сложена башня, недвижно удерживался над залом.

Пришелец держал двумя пальцами сверкающий меч.

За самый кончик.

Рукоятью вниз.

Думать было некогда.

Голубой змей тревожно открыл глаз.

Ветка вытянула руки – меч отделился от пальцев эльфа…

Секундой спустя Ветка, схватив рукоять двумя руками, запрыгнула на спину голубого чудовища – на то же место, где видела Трандуила на драконе перед Эребором - и вогнала клинок в сочленение головы и шеи. Силы и отчаяния на один удар у нее хватило – но ни повернуть, ни вытащить меч она не смогла.

Ужасно закричал Гортхаур, вскакивая, протягивая к ней руки, но уже теряя плоть, теряя очертания…

Ужасно закричал змей.

Серой птицей слетел вниз эльф – и, двумя руками схватив меч, вырвал его из спины чудовища, и снова ударил. И снова. Ветку отбросило прочь.

Вот шея зверя почти перерублена – комнату залила черная тягучая дымящаяся кровь.

- Не руби, не руби до конца! – закричала Ветка; эльф послушался и повернулся. Змей в агонии захлопнул пасть.

- Может, Саурон окажется здесь в ловушке…

- А может, нет!

Ветка зажмурилась… раскрыла глаза…

Нестерпимо сияло огненное марево, в котором Ветке виднелся грозный силуэт в черных доспехах.

Эльф стоял перед маревом, вытянув руку, выставив почерневший меч, и громко произносил на древнем квенья четкие, прекрасные слова; а навстречу ему звучала хриплая музыка черного наречия, угрозы и проклятия. Открылась дверь; вбежал оскопленный орк… Эльф, не отвлекаясь, снес ему одним ударом голову. Ветка в полном отчаянии, не зная, как помочь, схватила ятаган своего охранника и мучителя, и последним ударом перерубила плоть, соединяющую голову дракона с его телом. Нажала плечом, уперлась ногами – и откатила голову прочь.

И отпрыгнула на середину своей темницы, приготовившись оказаться на ипподроме, в Москве, перед окровавленным телом…

Но нет – марево вздрогнуло, и с ужасным криком исчезло; начала рушиться часть башни, посыпались камни – дракон был мертв, Черный Властелин лишился плоти, а она все еще оставалась тут!

Эльф скупым движением содрал с убитого орка кольчугу и так же разом напялил ее на голую Ветку. Тяжёлая кольчуга из грубого металла повисла до колен; но было не до удобств. Эльф замер на долю секунды, схватил девушку за руку, и сказал ей прямо в лицо:

- Бежим, Ольва!

Наконец она узнала Глорфиндейла – его тонкие, четкие черты лица, изящные заостренные уши; его ли она приняла в Дейле за истомленную скукой и негой девицу?..

И они побежали.

Ветка с орочьим ятаганом.

Глорфиндейл со своим потемневшим от крови дракона мечом.

- Глорфиндейл! Варжиха! Мне нужна… варжиха… волчица… ее держат где-то неподалеку…

- Не до животных…

- Ты не знаешь? В ней мой сын, мой и Трандуила, мой сы-ы-ын!

Глорфиндейл остановился, точно в спину ему вогнали стрелу. Схватил Ветку за подбородок, заглянул в глаза.

- Ты не знал? – жалобно всхлипнула девушка.

- Нет. Я – нет.

Коридор, решетка; крупная бурая волчица лежала в самом дальнем углу помещения. Витязь ринулся на атакующих орков-охранников, а Ветка, под звон металла, крики и топот ног, бросилась кживотному.

Что делать? Как увести ее отсюда?

Варжиха рычала; выворченные ноздри и сверкающие глаза, прижатые уши…

- Тише, тише, девочка… девочка моя, хорошая собачка…

- Быстрее! Ты должна приручить ее!

- Девочка моя… Нюкта… Я буду звать тебя Нюкта… иди ко мне…

Варжиха рычала.

- Мы с тобой одной крови… пожалуйста, иди ко мне, пожалуйста… я люблю тебя, хорошая собачка, - Ветка сама не соображала, что она несла, но варжиха вдруг убрала клыки и понюхала ее руку.

- Садись верхом! – Рявкнул Глорфиндейл.

Медлить было некогда – Ветка вцепилась в жесткую шерсть и взметнулась на спину варжихи.

Навстречу попадались орки; девушка верхом на варге и воин вбежали в огромное помещение, в котором, видно, и ковали орки свое оружие. И пронеслись бы прочь, да Ветка вспомнила какие-то мельком сказанные при ней в кузнях Эребора слова про перегретое масло. Вот бочка масла, вот еще; она направила волчицу к бочкам, сбила одну… Глорфиндейл понял ее замысел, помог; и несколько секунд спустя они неслись по пылающему аду.

Рушились камни, визжали и разбегались орки, всегда теряющие свою цель, когда исчезал повелитель, направляющий их своей волей. Ревело черное пламя – как будто башня была сложена из угля, и он занялся от пролитого масла кузниц.

Глорфиндейл мчался и разил; девушка вжалась в спину варга и держалась изо всех сил. Длинный парапет, остаток мощной оборонительной стены; они добежали до самого края и остановились. Идти дальше было некуда. Стена обрывалась зияющим проломом.

- Надо прыгать! – выкрикнул Глорфиндейл, и повернулся к преследователям, выставив клинок. Свистнул.

Со стороны башни надвигался Ома, видно, просто проспавший появление врага… и гибель телесной оболочки своего господина. Ома, неумолимый Голос, с громадным мечом наголо.

- Гло-о-орф! – в ужасе истерически завопила Ветка.

- Я не брошу тебя, Ольва…

Орки во главе с Голосом подступали. За их спинами рушилась башня и бушевало пламя, в котором слышались крики отчаяния Снова Развоплощенного.

Прямо на стену к Ветке и Глорфиндейлу взлетел меарас. Эльф запрыгнул на его спину, глянул на Ветку – варжиха растерянно пятилась и щелкала зубами, но слушалась, слушалась – слившись со всадницей воедино…

- Прыгаем!

Взвился белый конь.

Взвилась молодая, полная сил бурая волчица.

Животные приземлились по ту сторону пролома на остаток крепостной стены, и понеслись рядом – благородный белоснежный скакун с не менее благородным седоком, и бурый варг с голой лохматой девушкой на спине, одетой лишь в черную орочью кольчугу, сжимающую ятаган, дымящийся драконьей кровью…

Путь был открыт лишь в одну сторону. Оставив позади огонь, полуразрушенный Минас Моргул и перевал Кирит Унгол, оба всадника, пролетев по остаткам широкой зубчатой стены, во всю прыть устремились в Мордор, огибая рваные острые скалы и стремясь затеряться на безжизненной равнине.

Комментарий к Глава 14. Минас Моргул

Арт Greennie к этой главе - внимание, наконец-то Ветка!

Спасибо большое!

https://pp.vk.me/c627728/v627728260/15c86/2sJTdHa-ecI.jpg

========== Глава 15. Вперед ==========

В черной, частично разрушенной крепости не было ни припасов, ни воды, никакой обстановки, достойной королей и волшебников.

Единственная мало-мальски убранная комната вызвала столь живую реакцию Мэглина, что ее облили смолой и запалили. Огонь полыхал везде, где плоть Дол Гулдура могла дать ему пищу.

Трандуил, Торин, Тенгель, Гэндальф, Галадриэль, Илс – представляющий тут людей по воле Барда, а также Кили и еще несколько эльфов сидели и стояли на одной из верхних площадок, с огромной высоты Амон Ланка озирая лес, проложенную огнем широкую рану к его южной окраине, дымящееся черное кольцо вокруг подножия холма.

- Что ты собираешься сделать с крепостью?

Трандуил ответил, не поворачиваясь к Элронду:

- Оставлять малую стражу неразумно. И в любой момент может вернуться дракон. Мы положили здесь большое количество врага, и некоторое время Лес будет более безопасен. Я отступлю. Уходя, мы разрушим некоторые стены и башни, чтобы Дол Гулдур никогда более не восстановил в полной мере свою целостность и неприступность.

- Здесь некоторое время не смогут жить ни эльфы, ни темные твари, - согласно кивнула Галадриэль. – А вот дракон может вернуться, да и огненный орк сумел ускользнуть от нас с частью своей стражи, поэтому - да, разумнее отступать. Владыка… оруженосцы нашли воду и разбили небольшой лагерь.

- Мы поим лошадей, - Тенгель был ранен, но выглядел, как молодой вала – чуть отпущенная светлая борода, сияющие из-под шлема голубые глаза, – мы поим лошадей и завтра на рассвете уходим, иначе мы погубим тут конницу. И народ мой я не могу надолго оставлять, своих павших мы заберем и сложим для них курган. Мне жаль, король Трандуил… мне безмерно жаль.

- Я найду ее, - ровно сказал Владыка. – Орлы помогут отыскать место, куда улетает дракон. Корхаур?..

- Мы полетим тотчас, как только небесный воин отдохнет, - сказал Леголас, сидящий возле могучей птицы. – Элронд залечил его крыло.

Орел гордо наклонил голову.

- Облететь Мордор – великая задача, король Трандуил. Но мы справимся с ней.

- Отправь с нами Герцега, - сказал Тенгель. – Отправь его в Рохан. Мы выходим и восстановим коня, и вернем его тебе в прежнем боевом виде.

- Нет. Конь останется при мне.

- Мы сделали все, что смогли, - сказал Илс. – И сложили костры для погибших людей. Они уже догорают. Мы уходим. Ольвы Льюэнь тут нет и не было, многие черные твари порублены. Куда следовать дальше, мы знаем – возвращаться домой, в Дейл.

- Мои бойцы тут с тех самых пор, как соединились с твоей армией, Трандуил, - выговорил Элронд. – Что будешь делать ты теперь? Что делать нам?

- Ривенделл и Лориен пришли по воде, - добавила Владычица Галадриэль. – Назад путь долгий и трудный.

- Нельзя подчинять силы и волю трех эльфийских воинств одному горю, - решительно сказал Трандуил. – Созывайте своих, ступайте – возвращайтесь в свои земли. Ваш долг дружбы отдан стократ… никто не посмел бы требовать большего. Признательности моей нет предела.

- Может, это и будет разумно, - веско произнес Гэндальф, - разойтись. А может, и нет. Может, и нет.

- Я не принадлежу нынче к стану разумных, - надменно сказал Владыка. – Я забираю Герцега и невеликую стражу, и иду с рохиррим до окраины леса, а затем – к Мордору.

- Там десятки заброшенных башен, крепостей, - сказал Элронд. – Десятки занятых орками. Полчища вражьих сил, варги. И это лишь в горах, опоясывающих Черную страну. И Герцег не выдержит такого. Конь едва жив.

- Я рискну, - проговорил Трандуил. - Я – рискну.

- Я с тобой, - подал голос Торин. Он не смотрел на эльфа и медленно набивал трубочку. – Фили прирожденный правитель. Эребор не осиротеет. Кили отправится к брату.

Кили издал протестующий звук.

- Ты затеял строить Полуденный приют, - сурово выговорил Торин. – Там нынче заправляет Двалин, но это твоя вотчина. Ты избрал жизнь под солнцем, а не в подгорном царстве, и избрал ради жены. Так поезжайте и сделайте все, как надо. Больше не время быть детьми. Я оставлю при себе троих гномов из тех, что ездят верхом и не отстанут от долговязого эльфа в его скачке.

- Вылазка, если подумать, много разумнее открытой атаки на Мордор, - Гэндальф вроде как и не смотрел на разговаривающих, попивая из фляги. – Я, глядишь, тоже разомну старые кости.

- Видно, нам вправду стоит уйти и неприступно оберечь собственные земли, - печально сказала Галадриэль. – Сила, столь удивительно собранная, может быстро потеряться здесь – южное Сумеречье почти мертво, тут нет достаточно воды, пищи, лошади и люди ослабнут, эльфы также.

- Эх, добрая была битва, - буркнул Тенгель. – Стало быть, два короля идут дальше? А остальные по домам…

- Кили проведет гномов вместе с людьми Илса до Дейла и затем отправится в Эребор, - сказал Торин. – И уходить надо быстро, иначе мы сделаемся жертвами собственной победы.

- Крепость не разрушена, - веско заявил Элронд. – У темной силы может достать духу восстановить тут свой оплот.

- Я не стану тратить силы на то, чтобы ровнять камни, - ответила Галадриэль. – Всего предвидеть невозможно, да и не нужно. Лотлориен и Ривенделл обнажены, множество воинов сейчас тут. Соберем наших павших и отступим.

- Леголас, - сказал Трандуил и взглянул прямо в глаза сына, - ты отправишься во дворец. Ты будешь править, как правил, когда я был ранен. Ты уведешь армию прочь и дашь ей отдых, и поручишь лесным стражникам обследовать лес заново – до самых границ. Мы должны понимать, сколько врагов и нечисти сбежало от огня и разбрелось под деревьями, нечисти озлобленной и опаленной. Я заберу Лантира, Мэглина, Иргиля и еще пять эльфов.

- Я хотел… хотел…

- Ты сделаешь так, как я прошу тебя, - лязгнул мифрилом низкий, красивый голос короля. Леголас в досаде сжал пальцы на гладких перьях Корхаура, и великий орел чуть отодвинулся от принца, наклонив голову набок.

- Владычица, - поклонился Халдир, приведший войска из Лориена, - позвольте и мне сопровождать короля Трандуила. Вместе с его воинами… вместе с Иргилем Ключником.

- Хорошо, пусть так, - задумчиво сказала Галадриэль. Потерла руками виски. – Иди. Я не понимаю… что-то готовится… или уже происходит… что-то… дайте воды.

- Так что, - нерешительно проговорил Тенгель, - чего время терять, мы собрали павших и готовы…

И тут на небо словно накинули черную вуаль.

Неслышимый звук, который, тем не менее, заставил каждого скривиться от ужаса, накрыл крепость. Оба орла напряглись и, раскинув крылья, разом повернули головы в сторону Мордора.

Черные стены Дол Гулдура вздрогнули, отражая неслышный вопль – вопль невероятного гнева, отчаяния… Тенгель ничего не слышал, но каждый из эльфов и Гэндальф невольно прикрыли пальцами уши – а величественные птицы заклекотали.

- Дракон пал! – воскликнул Корхаур. – Он пал где-то в пределах Мордора, и Некромант более не обладает его плотью!

- Огненное Око возжглось на Барад Дуре, - вскричал Гэндальф, - все это время Гортхаур восстанавливал свою излюбленную твердыню, все это время… а мы думали, он намертво держится за Дол Гулдур…

- Кто мог сразить дракона, кто? От чьей руки погибло чудовище? – вскочил Тенгель. – Лучшие бойцы Северного Средиземья тут, разве что, кроме Барда Лучника…

- О, - проговорил подошедший Иргиль, - о, я знаю одного. Кто мог бы. И его как раз нету тут, какое совпадение!

- Глорфиндейл, - торжествующе выговорила Галадриэль. – Владыка, свет надежды и так не меркнет в твоей душе, пусть же он теперь станет ярче!

Трандуил склонил голову… но на челе его не было сияния. Жесткая складка пролегла между бровей. Дракон пал. Где именно теперь затерялись Ольва и Глорфиндейл, если это был он?.. внутри они Темной страны, или сумели выйти за ее границы?

Где и как их искать, если Око теперь пылает на башне Барад Дура?..

Лицо короля исказилось, он резко откинул голову назад.

- Я не слышу их более. Не слышу фэа Ольвы и сына. Я не слышу их.

- Что… это… значит? – прошептал Торин, и надолго повисла невероятная тишина, когда, казалось, каждое дыхание гасло в остывающем пепле Дол Гулдура, залитом кровью.

Молчал и Трандуил, ощущая каждого эльфа в башне и на выжженной пустоши вокруг нее.

- Ты сдашься? – сдавленно проговорил Тенгель. – Тогда я…

- Тогда я… – также начал говорить Торин.

- Нет, - медленно, холодно выговорил Трандуил. – Я не сдамся. Я сказал, что буду верить, пока не увижу ее мертвую плоть. Она человек. Мы слишком мало были вместе. Я просто перестал слышать их… в силу ее природы, не обязательно рокового события, разрушающего мои надежды. Я отправляюсь к Мордору, как и собирался.

Галадриэль неслышно перевела дух.

Гэндальф смотрел отчего-то на Тенгеля.

Леголас затих возле орла.

- Мои гномы снимут с Мэглина наручники, - медленно проговорил Торин.

- Да, волшебник, Светозар нужен в табунах, - так же неспешно сказал Тенгель. – Великий конь говорил мне, что после битвы отправится в Рохан.

- Мне он также сказал, - подтвердил Гэндальф.

- Дракон пал! – вскричал Элронд. – Может, последний дракон Средиземья… дракон пал!

- Небо свободно, - подтвердил Корхаур. – Мы можем возвращаться к нашему повелителю.

- И все равно это не победа. Не та победа, которую мы все ждали, - Трандуил опустил ресницы и сам медленно опустился на черные камни, пятная серебряный доспех смолой и сажей.

- И все-таки – это победа, - Галадриэль подошла к Владыке и крепко обняла его.

Металл лязгнул о металл и согрелся теплом душ.

***

Эльфийские войска были готовы уходить.

Блистательный Элронд во главе ривенделльцев, Галадриэль, снова сменившая бранный доспех на длинное платье, Илс с остатками людей – их полегло очень много, Кили и Тауриэль, забирающая в Полуденный приют Зиму – с плотным отрядом гномов, уносящих свои огнеупорные щиты.

Трандуил оставался с Гэндальфом, Торином, пятью гномами, Мэглином, Лантиром, Иргилем, Даэмаром, Халдиром и еще двумя эльфами – девой-воительницей Теннарис, пришедшей с ривенделльцами и попросившейся у Элронда сопровождать короля Трандуила, и Арвилем. Они собирались пройти под защитой Тенгеля и его конницы до внешней границы леса… и затем свернуть к мрачным горам, опоясывающим Мордор.

Герц стоял – краше на бойню пускают. После отравления гончим листом он так и не набрал мышцы, ребра торчали в разные стороны, хвост забился репьями. Однако, так как и среди рохиррим были павшие, Тенгель подобрал в отряд Трандуила трех запасных лошадей – была надежда, что постепенно конь придет в себя даже в походе.

Галадриэль покрыла несчастного ганновера лориенской, шитой шелком, попоной, чтобы его торчащие маклаки не так сильно резали глаз. Герцег задумчиво зажевал рукав платья владычицы, захрустел бисером.

Орлы, убедившись, что древнему договору отдано должное, поклонились и взмыли в небо, ненадолго накрыв прощающихся людей тенью распахнутых крыльев.

Трандуил вполголоса давал последние указания Леголасу. На повозке были плотно уложены тела эльфов, павших в битве у Дол Гулдура.

В поддержку Леголасу в лесной дворец уходил Эйтар.

Леголас держался прямо и уверенно.

Силами войск, силами воинств не удалось сделать великое дело, и теперь все менялось. Словно течение времени направляло по-иному свой ход, словно положение вещей переиначивалось – и казалось, что это Леголас незримо держит в руке резной королевский посох, что его чело венчает живая лесная корона, что это с него до пола стекает мантия.

Трандуил, отказавшийся от полного доспеха, был лишь в тонкой кольчуге древней эльфийской ковки, украшенной чернеными вензелями и завитушками. Простой дорожный плащ, не похожий на серебряно-лиственный, истощенный конь под седлом, светлые волосы откинуты назад, лоб перевит плетеным посеребреным шнурком, глаза яркие – высокий, узкий, король эльфов, собираясь после изнурительной битвы в еще более дальний путь, выглядел как мальчишка двадцати лет.

Леголас вздыхал.

- Ты передашь королю Барду, что нет нужды более Синувирстивиэли пребывать под горой, - говорил Трандуил. – Пошли весть с Илсом. Пусть Бард Лучник, победитель дракона, едет за супругой, и ее звезда открыто сияет в Дейле. Град достаточно возрожден и защищен, а угрозы небо более не таит.

- Да, ада.

- Передашь подарков и пошлешь к Виэли двоих эльфов – из тех, что пожелают жить среди людей. Просилась Тиллинель… позволь ей. И пусть поедет кто-либо из воинов.

- Да.

- Не покидай дворец. Новая война заново всколыхнула как торговые пути, так и весь лес. Постарайся сделать старую дорогу наугрим снова проходимой.

- Да, отец.

- Идите осторожно. Уничтожайте всех врагов, уцелевших после битвы у Дол Гулдура…

- Да.

Трандуил замолчал… потянулся, обнял Леголаса за плечи.

- Я многое обдумал, пока ты был в этой вылазке, Леголас. Независимо от того, найду я Ольву или нет, я – отец взрослого сына. И сейчас мое бремя временно ляжет на твои плечи. Но это почетное бремя, Леголас, оно не тянет к земле, в которую впиваются корни наших деревьев, оно заставляет выпрямить спину, точно молодой ствол. Я сделаю, что должен… и вернусь, когда смогу.

- Да.

Они постояли так несколько ударов сердца… и разняли руки.

Еще через мгновение армии пришли в движение – все попрощались. Все слова были сказаны. Все уходили туда, куда должны были идти.

***

Трандуил все смотрел и смотрел перед собой.

Рохиррим послушно ждали, а отряд Трандуила собрался вокруг него – верхом, с вьючными лошадьми. Торин, также дававший в стороне указания Кили, сидел в седле на черном жеребце, плотно укутавшись синим плащом с белой опушкой; Гендальф чему-то мягко усмехался, пуская кольца дыма из трубки, Тенгель уже нетерпеливо ерзал по спине Азара.

- Отходим и мы, король Трандуил? – спросил он. – Отходим?

- Отходим. Слушайте все, - выговорил Владыка, - по дороге мы зорко ищем следы огненного орка. Если теперь кто-то и приведет нас к Ольве… то это Агнир. Он уцелел. Пустим следопытов в лес. Арвиль? Даэмар?..

Названные кивнули.

- Покинем пределы Леса… увидим, куда следовать дальше.

- Куда бы ни решили – все равно к Мордору, - буркнул Торин. – Мерзкие пустые горы, жадные мелкие орки и гоблины, выедающие их нутро.

- Да, к Мордору, - Гэндальф любовался на свой посох. – И знаете что, я, пожалуй, скажу, куда.

- Куда? – без особенного доверия в голосе спросил затянутый в узкий кафтан Иргиль Ключник – тонкий, суровый.

- В Минас Моргул. Отсюда, - палец волшебника уперся в посох, - я в свое время отщепил толику, чтобы подарить одной ретивой девице.

Трандуил вскинул голову; взор его засиял.

Тенгель подпрыгнул в седле.

- И нынче мой посох отыскал свою частицу. Она там.

- Она была в рукаве Ольвы, в том платье, - не удержался Мэглин, - она воткнула поющую щепу в кружево, она…

- Я сказал бы ранее, если бы получил такое известие, - грустно сказал Гэндальф. – Но видно, и щепа, и платье, и сама дева были накрыты такой магией, что голосок малой части даже моего могущественного посоха не мог пробиться сквозь. Что бы там ни произошло – нам сперва туда. Или щепа…

- Или платье, - выдохнул Мэглин.

- Или сама Ольва Льюэнь, - подытожил Гэндальф, - нынче там.

- Рохиррим проводят вас до Кирит Унгола, это небольшой крюк, - решительно сказал Тенгель. – Сложнее будет пройти посуху мимо болот, но и то осилим. По коням! Вперед!

- Вперед, - прошептал Трандуил, и уже громче выговорил:

– Вперед.

========== Глава 16. Одна ==========

Пыльная скачка соединила серое небо и серые валуны истощенной земли, когда-то сплошь залитой ядом и уничтоженной огнем. В Мордоре плодородных и благих мест, лишенных недоброго взгляда и способных дарить жизнь растениям, оставалось немного; спустя длинные часы, а то и дни, как показалось Ветке, дичайшей гонки животные остановились под защитой огромных круглых камней.

Тут была какая-то травка, несколько чахлых кустов боярышника, готовящихся цвести, и совсем крошечный родничок, который, проложив неуверенное русло длиной в два или три шага, уходил в почву, так и не образовав ручья.

Ветка глотала тонкую струйку воды, серебристо сбегающую на выдолбленный временем камень, и никак не могла насытиться. Рукой она крепко придерживала Нюкту за мохнатое ухо – варжиха лакала из выемки в камне, разом собирая всю воду широким языком, и с трудом дожидаясь, пока влага наберется снова.

Витязь и его меарас стояли поодаль – недвижно.

Ветка, наконец, заподозрила недоброе и подняла голову.

Глорфиндейл смотрел на нее и на варжиху странно. Взор его был напряжен, туманен, меч в запекшейся крови был зажат в руке.

Нюкта вздыбила шерсть на загривке и зарычала; облизала шею и щеку Ветки, пахнув острым звериным запахом, и снова завибрировала гортанью, выпуская низкий угрожающий звук.

Ветка, вдруг поняв мысли эльфа, попятилась и выставила ятаган.

- Всем будет лучше, если надругательство прекратится здесь и сейчас, - напряженно сказал Глорфиндейл. – Это черное колдовство, темнейшее из всех возможных. Я жалею о твоей утрате… и сверх всякой меры буду сочувствовать горю Трандуила, но… лучше я. Ольва Льюэнь, ты боец. Ты поймешь. Это лучше. Я. Я не знал, и… и выжидал момента, чтобы именно ты нанесла дракону роковой удар. Ты… чтобы ты… обрела долголетие, сопоставимое с жизнью эльфов. Я… это моя ошибка, и ее следует исправить. Ты…

- Долголетие, - сказала Ветка. – Нахрена оно. Даже не пробуй. Даже не… – голос ее сорвался, девушка попыталась сглотнуть и зашлась в сухих рыданиях. – Я никуда не пойду. Я никому не покажусь. Мы с… с Нюктой… будем прятаться ото всех. Сколько надо. Не смей даже думать. Не надо, Глорфиндейл, не н-надо… мы… попробуем выжить… просто забудь, что мы есть, - Ветка вцепилась в шею животного отчаянно, двумя руками, не выпуская ятагана; варжиха то рычала, то растерянно поскуливала. – Если надо, мы никогда сроду не появимся там, где живут эльфы. Мы найдем, где нам выжить… мы… нет, не надо. Не смотри так, нет…

Эльф длинно шагнул вперед. Ветка завизжала, но звук получился не задорный, а словно задушенный. Нюкта вскрикнула не по-волчьи, как человек - переполошенной бабой, тонко и истерично, и встала над упавшей девушкой, бьющейся от ужаса, накрыв ее косматым брюхом. Боевой варг готовился встретить врага. Как мог.

Эльф шагнул еще раз.

Белый конь замер с высоко поднятой головой.

- Тогда и меня, - выговорила с трудом Ветка, щелкая зубами, обхватив себя руками за плечи. – Тогда – и меня. Ты понял?.. Иначе нет смысла. Тогда – и меня.

Глорфиндейл остановился, глядя на оскаленную, вжавшуюся задом в скалу бурую варжиху, и на девушку, беспомощно валяющуюся под ее брюхом. И вдруг вздрогнул и обернулся…

- Alhortha, - четко выговорил меарас. – Lastaind.

- Ты говорил последний раз…

- Когда ты положил этот камень, ровный, как яйцо, под этот родник, - благородный конь сиял серебром, но голос его был старым и грустным. – Мои годы близятся к концу, и ты найдешь на зеленых равнинах моего сына, который придет к тебе, также отозвавшись на имя Асфалот. Теперь в камне вода проела чашу, и я заговорил напоследок твоей речью, чтобы удержать тебя от ошибки, мой друг, мой всадник, мой витязь.

Глорфиндейл глянул на меч, поспешно воткнул металл в сухую жадную почву, выдернул чистым и вбросил в ножны.

- И я повторю тебе, - продолжал конь, - не торопись. Послушай сердцем.

Фыркнул и опустил голову к чахлой траве, укрывшись пеленой сияющей гривы.

Ветка перестала подвывать и, пытаясь завернуться в кольчугу, так как от подступающих прохладных весенних сумерек ее начало потряхивать, смотрела разом на коня и на Глорфиндейла, собравшись в комок под широкими твердыми лапами Нюкты. Она не слышала ни слова… но по выражению крайнего изумления на лице Глорфиндейла поняла - случилось что-то удивительное.

Витязь шагнул. Пальцы его потянулись к ужасной морде с вывороченными ноздрями, огромными зубами; Нюкта, подрагивая губами в извечном волчьем оскале, следила за рукой.

- Дай ему тебя потрогать, - сипло прошептала Ветка, - пожалуйста… Нюкточка… ради нашего сына. Пожалуйста.

Пальцы эльфа зарылись в густую шерсть на морде варжихи.

Почесали широкий упрямый лоб.

Витязь убрал руку, сел на камень и какое-то время злобно ругался.

- Ну что? – спросила Ветка, словно мамаша с ребеночком на приеме у знатного диагноста. Ужас постепенно отпускал ее, отпускал изнутри, как будто развязывались тугие узлы, затянутые прямо на сердце.

Эльф стер пот со лба.

- Сын Трандуила, - раздельно выговорил он, - впрямь в этой… в этом… жив там. Он не затронут искажением, до него не дошла пока страшная магия Темнейшего. Он защищен, в том числе и мной, духовной броней моей магии, ведь он частица тебя… и я думаю, я знаю, чем еще, какая благая сила ежедневно хранит его. Темнейшему было не добраться до него сразу и напрямую. Как и до тебя, Ольва Льюэнь, до твоей сути и до твоей души. О, но сколь проще было бы все, если бы я знал, и… но я преследовал дракона стремглав, и… иначе я упустил бы его, и…

- Ты не тронешь нас? – нервно выскулила Ветка.

- Я буду оберегать каждый волосок, коими вы две теперь богаты, - сердито сказал Глорфиндейл, - я проведу вас тайными тропами в Сумеречный лес, так как этой… твоей… твари любые темные создания опаснее людей и эльфов. Почуяв такое, ее разорвут вмиг, и тогда искра эльфинита будет утрачена вовсе. Он должен родиться. Я так считаю. Это противоестественно, о такой магии ранее никто не слыхал… видно, мощь некроманта и впрямь возросла стократ… но это есть. Я должен выпить.

Ветка смотрела, как эльф глотает крепкое вино из своей фляги и не могла поверить.

- Мы можем… жить? Ты не будешь убивать нас? Ты нас защитишь?

- Да, - тяжко выговорил эльф. – Я – да. Я не буду. Я стану защищать всей своей жизнью, чтобы вы, Моргот вас дер-ри, добрались целыми и вдвоем… втроем… к Трандуилу. Если Галадриэль и Элронд и маг подтвердят… что… а если нет, пусть казнят они. Возможно, когда эльфинит уже будет рожден. Я же не слышу зла и не могу взять на себя вину убить первого младенца эльфа за три тысячи последних лет.

- Балрог знает что, - зубы Ветки лязгали. – Выходит… урок такой… скрываться ото всех, белые придут – грабят, красные придут – грабят?..

- Я не понимаю, о чем ты. Но суть верна. Прятаться ото всех, как прятался я в Мордоре, проникая в Минас Моргул, выбирая подходящий момент, чтобы ты сумела вырваться на свободу, - голос Глорфиндейла был все еще досадлив, почти отчаян. – Скитаться по окраинам болот, по тайным тропам, только лишь найдя выход из Мордора – тут нам не прожить и не пропитаться. Твоя… твой зверь… она признала тебя, и будет тебе служить, но варги плохо переносят голод. Ее надо кормить. Для нее надо охотиться, и дичь должна быть чистой. Понимаешь? Варги жрут орков и трупы пленников. В орочьих станах плохо с чистой едой. Поэтому для начала я подумаю, как нам выйти из Темной страны. Я подумаю, - витязь понурился; золотые волосы потекли вниз потоками со склоненной головы.

- Как было бы просто, - снова с досадой прошептал он, - я посадил бы тебя на Асфалота, и меарас перенес бы тебя через гряды скал. Я… но я даже фэа небесных витязей не слышу – орлы улетели, едва погиб дракон. Они должны возвращаться и сторожить свои небеса. Они не могут долго участвовать в делах нашего мира. Что теперь делать?

- Для начала – у тебя вино осталось? – зубы Ветки били барабанную дробь. – И одежда-а… хоть какой-то клок ткани… Глорфиндейл, спас-сибо, ты же спас меня, спасал, и спас… это фигня, что потом чуть не пр-ришил…

Витязь перекинул девушке флягу и пошел к меарас. На сей раз на белоснежном скакуне был накинут чепрак, пристегнутый через грудь и под брюхом мягкими сыромятными ремнями. Седла не было, но небольшие сумы оказались довольно туго набитыми.

Глорфиндейл достал тонкие штаны из плотного сукна, такую же рубаху. Ветке было не до разведения этикета – она скинула грязную тяжелую кольчугу, как смогла, в наступающей темноте оттерла тело, подставляя ладони под скудный ручеек, напялила одежду – витязь все так же молча подровнял кинжалом низ штанов, явно предназначенных для него самого, и рукава рубахи. Ветка утянула шнурок в поясе, и бросила кольчугу в песок – долго терла, почти ссаживая в кровь руки, но каким-то образом убрала с металла всю грязь. Снова влезла в кольчугу.

- Будешь ходить так? – спросил витязь, доставая несколько пресных лепешек – не лембаса, обычного хлеба, который пекли люди. – Мне некогда и негде было создавать запасы… я и так благодарен, что Асфалот согласился нести на себе груз. Обойдемся тем, что есть.

- Я б-буду ходить так, - Ветка чистила в песке черный ятаган. – Б-буду. Я выживу. Мы выживем. Надо уже не так долго продержаться. Лето, осень, зиму. И все. Он родится.

Нюкта, наконец, перестала топтаться и улеглась, положив голову на передние лапы.

- У меня нет для тебя обуви, Ольва Льюэнь, - прошептал витязь. – Но я что-нибудь придумаю.

- Т-ты знаешь, как выйти из Мордора? – спросила Ветка.

- Страна защищена злой волей и сплошными стенами неприступных скал, - грустно выговорил Глорфиндейл. – Проходов не так много. Я знаю один. Он не самый приятный, и труден для Асфалота, но… это наш последний шанс. Последний.

Подумав, эльф встал и снял с коня чепрак и упряжь. Ремни пошли на портупею Ветке и на нечто вроде шлеи варжихе, а плотный ковер, который покрывал спину меарас, Глорфиндейл раскроил и начал хитрым способом сшивать в подобие высоких шнурованных сапог, измерив длину босой ледяной стопы Ветки своей ладонью.

Девушка уже не соображала совсем ничего – ей было холодно, а глоток крепкого вина ударил в виски… сжимая в руке половину лепешки, она доползла до бока Нюкты, и рухнула в густую шерсть, воняющую зверем, вжалась, запустила руки, подтянула ноги. Волчица округло подобралась, собрав из лап нечто вроде люльки. Ветка слепо тыкалась в волчий бок, прижимаясь ухом, пытаясь выслушать что-то в этом огромном теле, шептала бессвязные ласковые слова, обрывки детских стишков, песен.

- Я не боец, Глорфиндейл… я мать… мать… пусть и так… такая у меня ядреная карма, - услышал витязь. Девушка еще покопошилась на волчице, и, пригревшись, крепко уснула. Нюкта слизнула выпавший кусок хлеба и глотнула. Потом пристально поглядела на витязя – и, решив, что он безопасен, уложила на Ветку тяжелую башку, наполовину прикрыв глаза.

Глорфиндейл, посмотрев на них, отсел спиной и продолжил шить самодельную обувку…

Меарас поднял голову и глядел, как по щекам витязя, по капризному тонкому лицу текут слезы, которых никому, кроме него, никогда не доводилось видеть.

***

- Вставай, Ольва.

- Что, утро? – сонно спросила Ветка.

- Нет. Рассвет еще не настал. Но нам пора, если мы хотим пройти Запретным перевалом. В Мордоре нам не выжить, еще день или два – и волчица станет слишком голодна. Чтобы она оставалась с тобой, ты должна ее кормить. Со своих рук. Понимаешь? Нам надо за пару дней добраться до мест, где есть дичь. Вот, обувайся.

Еще одна лепешка была поделена на четыре части; все путешественники старательно напились. Глорфиндейл сел на корточки и долго нашептывал что-то ручью, благодаря его за спасение жизни и благословляя.

Нюкта послушно тряслась за Асфалотом; прямой, как его собственный меч, витязь ехал неспешной рысью.

- Мордор большой? – спросила сонная Ветка.

- Это огромная страна, в которую ведут лишь несколько проходов, - ответил Глорфиндейл. – Можно было направиться в ее середину – там есть места, где воды больше, и где орки пасут свой скот, свиней, овец. Иные тут не приживаются. Стада кочуют почти дикие, дожди нечасты, и животные идут за травой. Почти нет зимы, но и лето таково, что дает слишком мало пищи и радости. Я в свое время изучил Мордор… и нашел легендарный Запретный перевал. Белый Асфалот будет на нем как на ладони, позже мы наберем грязи и измажем меарас. Путь труден и часть его лежит на горной тропе прямо перед одним из постов орков, стражи мордорских рубежей. Но у нас нет другого выхода. Иные тропы и тоннели слишком далеко и заполонены чудовищами. Крепись, Ольва Льюэнь.

- Если нас с Нюктой… без тебя… увидят вне Мордора?

- Попытаются убить.

- А в Мордоре?

- Попытаются убить.

- Понятно… именно так я вчера и поняла, - прошептала Ветка.

Глорфиндейл остановил Асфалота и спрыгнул. Меарас лег в темную пыль и принялся кататься.

Витязь обнял девушку за плечи и прижался губами ко лбу.

- Я благословлял тебя уже… и благословлю еще. Ты справишься, Ольва Льюэнь, хотя я и не знаю, какой ценой и каким образом. Я верю тебе… и верю в тебя. Ступай.

- Ты говоришь странно…

- После того, как ты войдешь на тропу, просто гони волчицу. Она сама найдет путь. Там некуда деваться, хотя иногда приходится прыгать вверх и карабкаться. На вершине перевала выходы огромных пещер – там обитают страшные летучие мыши. Отчасти из-за них перевал запретен. Их помет – страшнейший яд; в пещеры не входи, чтобы не надышаться им. Наивысочайшая точка защищена магией, там может быть гроза и удары молний… весь путь – за день ты должна справится. Если мне надо будет… надо будет… ты просто двигайся вперед.

- Глорфиндейл…

- Я должен отвечать за свои ошибки. Возможно, мне придется задерживать врагов, - сурово сказал витязь. – За тобой наверняка будет погоня… но ты не оглядывайся и не останавливай Нюкту. Вы справитесь.

- Каков знак, что мы можем передохнуть? – шепотом спросила Ветка. – Что я должна увидеть, чтобы остановиться?

- Позади тебя, - терпеливо продолжал говорить Глорфиндейл, - будет постоянно выситься Огненная гора и за ней Башня Ока. Не поворачивайся и держи путь так, чтобы они были за спиной. По левую руку будет башня Минас Моргул, в которой тебя держали. Впереди – только горы и пещеры с мышами на перевале. Спустившись с перевала, рано или поздно ты наткнешься на Харадский тракт – он отмечен многими костями, черепами по обеим сторонам дороги… вдоль него, но не по нему, двигайся направо. Хоронись в предгорьях Хмурых гор… пока не достигнешь Северного Итилиена – там забирай влево, подальше обойди Хеннет Аннун, и уходи в Мертвые болота…

- Хеннет Аннун?

- Скрытое убежище гондорских воинов… просто обходи все красивые и богатые дичью места, - усмехнулся Глорфиндейл. – Эти витязи воюют с комфортом. Хеннет Аннун и его скрытое священное озеро можно узнать по небольшой речке, притоку Андуина, который берет там начало… но, разумеется, если мы будем вместе, тебе нечего опасаться.

- И потом?..

- Потом – полагайся на чутье Нюкты, - тяжко выговорил эльф. – На болотах немало дичи, но и опасностей тьма, магических, обычных. Но именно там вы можете схорониться, постепенно продвигаясь к северу. Выйдя из болот точно к северу, ты сможешь идти как вдоль Лихолесского тракта… так и вдоль Андуина, против течения. Рано или поздно ты придешь к южной оконечности владений Трандуила.

- Глорфиндейл, - как зачарованная, выговорила Ветка.

- Забудь о слабости, о лапах Нюкты и о принце. Вцепись в шерсть и гони во весь дух. Сейчас мы выедем на открытое место перед лагерем орков, и тысяча балрогов понесутся за нами, - жестко выговорил витязь. – И никому не показывайся. Не показывайтесь вдвоем. Ты поняла меня, Ольва Льюэнь, королева Лихолесья?

Ветка кисло усмехнулась. Волосы топорщились огромным вороньим гнездом.

- Ты готова?

- Да. Я – да. Я готова.

***

Камни летели навстречу бурыми гнилыми зубьями.

Открытый участок перед лагерем орков всадники пронеслись единым духом – хорониться тут было негде.

Ветка краем глаза заметила высоченную фигуру в рогатом шлеме на вороном жеребце… и решила больше никогда не оглядываться.

Нюкта громадным прыжком вознесла всадницу на начало тропы Запретного перевала… и стремглав понеслась по камням, прыгая так, что Ветка едва держалась, вцепившись в шлею.

Позади доносился рев целой орды и вой варгов; в какой-то момент Ветка услышала исполненный боли выкрик Глорфиндейла… и еще сильнее сжала бока варжихи.

Взвизгнул меарас.

Звуки битвы были несомненными, и, взлетая все выше и выше, Ветка еще расслышала громко выпетое заклинание – часть скалы позади нее обрушилась, навсегда прекратив существование тропы через Запретный перевал.

Сверху падали вонючие черные туши, и когти скребли по металлу кольчуги, тщась стащить девушку с варга; Нюкта кусалась, на лету перемалывая кожистые тела огромными клыками, Ветка со свистом рубила над собой ятаганом. Били молнии, и шкура Нюкты встопорщилась и пошла синими огоньками; варжиха выла от страха, но продолжала двигаться.

Спуск был похож на бесконечное падение; Ветка то соскакивала и неслась по осыпям и острым камням, то снова запрыгивала на Нюкту, а далеко позади над вершинами скал сияло Багровое око и стоял беззвучный вопль.

Когда солнце уже село, Ветка убедилась, что преследования нет… а под ногами мелкие пологие осыпи предгорий; они преодолели Хмурые скалы. В горле стоял вкус крови, варжиха дышала, вывалив язык набок, лапы ее были изрезаны и до половины покрыты брызгами крови.

Витязь остался в Мордоре.

Ветка плакала без слез, отыскивая расселину поглубже. Они забились в самую глубь под нависающий камень, и в самом сердце низкой, мрачной пещеры нашли немного воды, испарины, натекшей по камню. Ветка сделала глоток – и отдала остаток воды варгу… а затем просто упала, свиваясь в комок на боку варжихи, в густой шерсти Нюкты.

«Пожалуйста, - думала Ветка, - Эру, если ты есть, пожалуйста, я так редко прошу о помощи. Дай нам выспаться. Просто выспаться и с утра пару спокойных часов подумать обо всем и наплакаться. Я потом сама… подключусь. А сейчас – пожалуйста, если ты есть, прикрой нас буквально на одну ночь и на одно утро. Пожалуйста…»

Сон был сродни непроглядной тьме, бездне безвыходного отчаяния; ночь укрывала скалы синей пеленой, а в недосягаемой выси сияли любимейшие эльфийские звезды.

========== Глава 17. Отряд ==========

Первый же переход дал возможность преодолеть выжженную полосу и достичь сени уцелевших деревьев. Кони рохиррим даже после битвы двигались легко и неустанно, но задача была отыскать воду, и до тех пор, пока не нашелся ручей, способный напоить всех эорлингов и всех их лошадей, они не остановились.

На небе воссияли звезды, а усталость была такова, что некоторые из всадников буквально падали с седел. Эльфы, запас сил которых был больше, и гномы встали на стражу, а рохиррим во главе со своим предводителем уснули, едва разневолив своих четвероногих соратников, убрав железо изо ртов коней и распустив подпруги.

Чтобы армия была защищена, эльфы и гномы разбились по двое и встали на стражу вдоль всего воинства Рохана. Небольшие костры загорелись тут и там.

Трандуил, глянувший искоса на Торина и на своих эльфов, избрал все же напарником по ночному дежурству Халдира. Тот, расчесав после утомительного перехода светлые волосы, поджаривал на огне на прутиках ломтики самой обычной человеческой, чуть зачерствевшей лепешки, которой поделился Тенгель перед тем, как упасть и уснуть, и передавал их владыке Лихолесья.

На высоком камне поодаль на фоне просвета в высоченных кронах отчетливо виднелся силуэт волшебника и вспыхивал огонек его трубки. Гэндальф ехал пока на Светозаре, но ему рохиррим уже подобрали другую лошадь, так как знали, что повелитель коней отправится в Рохан по своим весенним делам.

- Ты же не считаешь, что битва была напрасной, - не то утверждая, не то спрашивая, выговорил Халдир.

- Вовсе нет. Даже малость может создать нужный баланс сил в грядущих битвах с Некромантом, - задумчиво сказал Трандуил. – Ему нельзя позволять навек оставаться в Средиземье. А уж такое поражение… это весомый груз на чашу грядущей неотвратимой и полной победы над ним. И пока мы отвлекали внимание дракона, что-то случилось. Что-то. Что позволило Глорфиндейлу уничтожить его плоть, плоть дракона. Когда Гортхаур заперт в одном единственном месте, привязан к заклятым камням и лишен тела, его… с ним…

- С ним проще, - усмехнулся Халдир. – Это так, Владыка. Я тоже думаю, что это была рука Лаурэфинделя, ибо кому еще подобное по силам?..

- Глорфиндейл всего себя поставил на исполнение доблести и воинского долга, - задумчиво выговорил Трандуил. - Иногда его стремления оберечь мир и одновременно постичь границы, доколе простирается Арда, а также беседы с чернокнижниками и разными людскими колдунами,смущают меня. Но в нем горит пламень дома Золотого Цветка, такой пламень, который редок нынче у нолдор и ничуть не угас в этом витязе. Ложись спать.

- Я помню ваши длинные и непростые отношения с Глорфиндейлом, король, - улыбнулся эльф Лориена. – От поклонения до неприязни, да. Я буду сидеть с тобой, владыка. Пусть отдохнут люди, - и Халдир придвинул ближе колчан, полный длинных стрел, и лук.

- Нападения сегодня не будет. Лес полон проклятых тварей, но они слишком напуганы, чтобы атаковать немедля. Я ошибся, позволив так долго пребывать Аулендилу в моей земле, - тихо выговорил Трандуил. - Зло окрепло и пустило тут корни. Тьма расплодилась и преумножилась… Однако несколько лет освобожденная крепость простоит пустой. Никто не посмеет и не пожелает снова занимать ее. Отходя, мы наложили чары, отпугивающие зло. Естественно, ни одни чары не будут вечны. Даже скалы рассыпаются от дождей и ветров.

- Что будет, когда мы пересечем Лес и выйдем на Чернолесский тракт? Маршем через Бурые равнины, прямо к Дагорланду, открыто?.. И далее в тени проклятых мордорских гор до самого Кирит Унгола?..

- Рохиррим переправились через Андуин южнее Лориена, вблизи от реки Кристалинки и старого Летнебродья. Зима была малоснежной, и воины смогли плыть, взявшись за гривы лошадей. Все деревни давно мертвы там… никто не живет. Старые причалы разрушены, дома пусты, Южный Рованион слишком опасен орками и грабителями из людских народов… жаль. Рохиррим там же хотят переправиться и обратно. Тенгель был бы рад скакать с нами к Минас Моргулу, но не сможет этого сделать. Он должен возвращаться к своему народу. А потому нас останется не так много, как хотелось бы, эльфы да гномы, может, кто-то из людей.

- И? - спросил Халдир.

- Можно было бы у бродов собрать плоты… но дальше Рауроса мы не спустимся по реке, а выбираться из нагорья Эмин Муил, из Привражья, удовольствие небольшое, а крюк изрядный. Так что мы расстанемся с рохиррим на Чернолесском тракте, - задумчиво выговорил Трандуил. - Как бы мне ни хотелось снова увидеть великие статуи Гондора, это будет не в этот раз. Нам придется двигаться так, чтобы не привлекать большого внимания, выбирать пути и тропы, ибо, погибнув в сражениях, мы не сумеем…

- Да, Владыка. Если Ольва Льюэнь еще жива, если она с Глорфиндейлом, если они вправду были в Минас Моргуле… все, кто пошли с тобой, готовы отдать жизнь ради того, чтобы ее выручить. Слишком давно эльдар не видели такой любви - достойной войн и побед, достойной короля… и владычицы его фэа, - чуть высокопарно, но очень искренне сказал Халдир. - Слишком ценна та надежда, которую вы посеяли в сердцах. Ты сам решил взять как можно меньше воинов, двигаться тайно, а за тобой ведь пошла бы и вся армия.

- Леголасу, как и всей армии, будет чем заниматься в Лихолесье. Нас ведет лишь малая надежда, подаренная, - Трандуил усмехнулся, - поющей щепочкой Митрандира. Я знаю, эльфы хотя и надеются, но при этом недоумевают. Я слишком много столетий не покидал Лес. Но всему свое время, Халдир. Сейчас нет больше короля Лихолесья, а есть путник, который как можно более тайно будет следовать своей цели. И этому путнику очень повезет, если он встретит кого-то из дунадайн.

- Никто не оспорит, что бы ты ни решил. А Следопыты… да.

- Спи. Я останусь у огня. Отдохни, Халдир. Мне не уснуть все равно. Чересчур велика была надежда, и слишком близко отчаяние.

…Халдир спал, плотно завернувшись в серый дорожный плащ, застегнутый лориенской пряжкой с переплетенными листьями… а Трандуил вглядывался в звезды, в Луну, очертившую мага на скале серебряным контуром, в силуэты лошадей, опустивших головы к скудной лесной траве меж могучих стволов деревьев Лихолесья, в фигуры спящих после сечи людей.

В себя.

И еще Владыка знал, что по ту стороны лощины, в которой расположилась армия рохиррим, точно так же не спит Торин Дубощит, рискнувший отправиться в путь всего с пятью гномами.

Владыка прислушался к темным существам, которые бродили неподалеку, не решаясь напасть на измотанную, но все же большую армию рохиррим. Нападать было незачем, орки, варги, тролли и прочая пакость – все шли теперь на зов Темного Властелина, на его отчаянный безмолвный крик туда, в Мордор, в Барад Дур, огибая воинственных людей как можно дальше.

Едва слышно зашуршало.

Трандуил лениво встал, глянув на Халдира. Беззвучно сверкнули в отблесках костра мифриловые мечи – огромный паук, отчасти опаленный, потерявший одну лапу, темным силуэтом крался к Герцегу. Тощий конь стоял, низко свесив голову, на дрожащих, почти согнутых ногах…

Владыка Лихолесья легко двинулся к пауку. Герц, не просыпаясь и не поднимая головы, чуть изменил позу, переступив копытами – и от внезапного удара могучих задних ног призового стиплера паук со скрежещущим писком отлетел прямо на клинки.

Гнедой вздохнул и коромыслом развесил уши. Отвратная жижа заляпала его новенькую попону… но ганновер уже привык к опасным и невкусно пахнущим субстанциям, которые преследовали его в этом мире вместо шампуней, ментоловых растирок и всевозможных кондиционеров для шкуры и копыт.

Трандуил очистил клинки. «Отродья Унголианты… позор Лихолесья».

Луна вычертила гордый профиль мужчины, его стать. Халдир, поднявший было голову, убедился, что все хорошо, и вновь заснул, бросив руку на лук.

Трандуил полностью расседлал Герцега, завел его в неглубокий, еще очень холодный ручей. Прихватил с берега шлем одного из рохиррим, и совсем тихо, едва шевеля губами, принялся напевать древние песни – на квенья, на синдарине, такие старые, какие в детстве ему пела мать – и сама не помнила, когда и кто из эльфов их сочинил. Конь вздыхал, припадал губами к воде, и его мокрая шкура постепенно начинала сверкать в отблесках занимающегося рассвета. Владыка Лихолесья, сам мокрый до нитки, в штанах и рубахе, плотно облепившей тело, пел и пел, поливая из шлема, нашептывая ему слова, помогающие собраться с силами и избавиться от дурноты и слабости.

- Мы повоюем с тобой еще, Голдшлегер Герцег… Ольва рассказывала, ты славных боевых кровей, древнего рода. Как и я. Мы подходим друг другу.

Конь вздохнул. Куда от тебя денешься, чего уж.

- И мы найдем Ольву. Мы найдем же?

Герцег смотрел на Трандуила. Темные глаза коня не сверкали сейчас белками, были умными и глубокими. Затем жеребец вздрогнул ноздрями, потянулся и начал жевать прядь серебряно-белых волос.

- Мы – найдем.

И снова вода из шлема полилась на гнедую шкуру, а первые эорлинги уже начали пробуждаться и раздувать костры, чтобы завтракать и идти дальше, на юг, в благословенные зеленые равнины Рохана, на родину славных коней.

Где-то поодаль кобыла рохиррим, отдохнувшая за ночь, внезапно тоненько и призывно заржала.

И первым ей в ответ затрубил полуживой Герцег; Трандуил уронил шлем и заткнул пальцами уши.

Герцег встряхнулся всем телом, разбрызгивая вокруг серебряный веер капель, засверкавший в утренних лучах. Владыка Сумеречного Леса отнял пальцы от ушей и сказал, улыбаясь:

- Конечно, мы ее найдем.

- Весь в хозяина, - неприязненно сказал Торин, пришедший умываться именно сюда, глядя на Герцега, который выгнул тощую шею и бил копытом по воде. – Гарцует. А мог бы и издохнуть.

Эльф усмехнулся и вышел из воды, сушиться.

- Не завидуй, гном. Или по крайней мере не завидуй так открыто.

- Было бы чему!

- Вам к Минас Моргулу идти вместе, - потягиваясь, сказал Тенгель. Затем рохиррим зевнул и продолжил:

- Вам бы поискать общий язык. Вестрон, видно, не подходит.

- О, - Трандуил тонко улыбался, глядя на короля наугрим сверху вниз, - мы отлично понимаем друг друга.

Торин шумно плескал водой в лицо и ничего не ответил.

***

Два дня переходов вместе – и отряд гномов и эльфов отделился от эорлингов. Короткие стычки с остатками поверженного воинства Дол Гулдура, варгами и пауками не остановили рохиррим – длинная вереница всадников с облегчением покинула сень великого леса и по более пригодным для коней местам понеслась к западу, к Андуину. Лавина двигалась величественно, а малый отряд гномов и эльфов, к которым присоединились три эорлинга, остался стоять на холме.

- Мы возьмем южнее и постараемся быстро достичь Чернолесского тракта. Но мы не пойдем по дороге, - сказал Трандуил. – Отряд укроется в камнях Бурых Равнин ближе к Андуину, и будет стремиться передвигаться тайно.

- Хотя гномы и не большие мастера быстрой езды, - сказал Торин, - мы поскачем наравне с эльфами. Скорость нам так же важна, как и незаметность. Мы не должны себя обнаруживать или подвергать лишнему риску.

- Я согласен, - наклонил голову, увенчанную тонким мифриловым обручем, Трандуил, и набросил капюшон. – Тенгель добрый друг, он оставил нам вьючных и сменных коней… нет никаких препятствий нашим планам.

Отряд двинулся; Гэндальф теперь ехал на крупной черно-белой лошади, покрытой большими, как у коровы, пятнами. Мирный вид никак не отражал могучей силы и неудержимого нрава Белобочки, и кобыла стремилась держаться впереди отряда. Герц трусил позади, вытянув шею – обзор на огромный раздвоенный круп несказанно вдохновлял перепавшего, но несомненно живого ганновера.

К Трандуилу приблизился Даэмар.

- Владыка, - негромко сказал следопыт, - у нас гости.

- Что такое?

- За нами следуют пять или шесть варгов со всадниками. Совсем тихо, умело, и у них были шансы остаться незамеченными.

- Мы далеко от нашей цели, - подумав, сказал лесной король. – Наблюдай за ними и подай сигнал, если орки приблизятся. Надо найти возможность атаковать их первыми. Но у нас пока есть время.

- Не опасно ли передвигаться вот так, мой король? Врагов может стать больше. Они идут тем же путем, что и мы – к Мордору. Мы отдохнули под защитой рохиррим и можем ударить прямо сейчас.

- Я предполагаю, что только один из орков обладает такой дерзостью и жаждой мести, - негромко проговорил Трандуил, - что осмелился бы выследить нас и теперь следовать за нами, чтобы выслужиться перед своим Хозяином. Если это огненный орк, я хотел бы задать ему несколько вопросов. Это не простой убийца, Саурон готовил Агнира на место Азога. Но с другой стороны, он отправил его в крепость, предназначенную быть захваченной. Гортхаур не дурак.

- Как знать, - отозвался Иргиль Ключник, приблизившийся к беседующим. – Основная ставка была сделана на дракона… кто знает, что было бы, если бы чудовище не пало.

- Словом, Агниру отчаянно надо оправдаться в глазах своего повелителя. Мы понаблюдаем еще за ним немного. Даэмар… Арвиль. Сменяйте друг друга и дайте знать, если что-то будет меняться.

- Они шушукаются, - с неудовольствием проговорил Бофур, с трудом балансирующий на большом роханском коне. – Эльфы шушукаются.

- Наверное, если будет что-то важное, нам скажут, - ответил Торин со своего вороного жеребца, - хотя эльфам и свойственно вести себя так, словно других народов нет на белом свете.

- Лучше бы мы шли пешком, может, и быстрее бы вышло, - подал голос еще один гном. – Кони конями, но одно дело проехать от Эребора до Дейла… и другое – скакать с эльфами до Мордора!

- Ничего, - буркнул король-под-горой, - вытерпим. Йэ-эх!

Торин полоснул Воронка плеткой – и громадный конь вырвался вперед. Взвизгнула и понеслась Белобочка, проснулся и вышел из ступора Герцег – скачут, и без меня?

И хотя опасность следовала по пятам отряда прямо за холмами, позади был то ли выигранный, то ли проигранный бой, а впереди двух королей и их соратников ждали мрачные мордорские горы, кавалькада сорвалась на безумный, вольный галоп, лишь свистел ветер в ушах всадников, трепал дорожные плащи, да поднималась пыль из-под копыт лошадей.

========== Глава 18. Болото (первая часть) ==========

Ветка лежала на сухой, высокой полянке. Таких полянок на болоте было немного, и они оказались подобны драгоценностям, усыпанным рубинами. Было ранее утро; в уголке рта выспавшейся, сытой, довольной и выкупавшейся девушки чуть шевелилась закушенная травинка с мохнатым колоском на конце.

В прошлой жизни ей никак не удавалось наесться земляникой. Но последние три дня окупили все недостаточно ягодные годы детства.

Болота уже были богаты и грибами, и Ветке казалось, что она узнает привычные формы – скрюченные, сморщенные шапки сморчков и строчков. Грибы она пекла или жарила на широком лезвии черного ятагана, и жалела, что неодушевленные дары природы никак не решают проблему питания Нюкты.

Харадский тракт позволил ей разжиться луком и стрелами, истлевшей одеждой, шлемом. Там впрямь было множество едва захороненных тел и могильников, которые пришлось ограбить.

Ветка не желала вспоминать этот путь.

Она не желала вспоминать, сколько раз они с Нюктой находились на самом краю гибели, встречая то орков, направляемых гневным, неостановимым и оскорбленным Багровым Оком, то южан, группой идущих за какой-то нуждой на север, то варгов, то хорошо вооруженных, собранных людей. Она не могла печалиться о Глорфиндейле… ей не хватало сил; не могла думать о будущей встрече с Трандуилом; поначалу Ветка еще вела календарь, ставя зарубки на палочке, а потом бросила и это. Девушка и волшебный варг, несущий драгоценный груз, шарахались, как два зайца, от каждого движения, от любого живого существа.

Нюкта особенно тщательно избегала других варгов; неизвестно, ощущала ли она свое особое положение, но, едва услышав дальние голоса или унюхав что-то в ветре, варжиха тут же залегала, затихала и замирала.

На десятый или двенадцатый день бегства ее чуть не застукала кавалькада всадников. Нюкта залегла, уже освоив эту науку, в остывающие после дневной жары камни; Ветка прикрыла себя и волчицу ветошью, глядя сквозь пыльную ткань на очертания всадника, поднявшего худую лошадь темной масти на высокий камень метрах в двадцати от нее. На лбу конника под надвинутым грубым серым капюшоном чуть взблескивал светлый металл, точно там был венец.

Плотные сумерки летнего вечера делали всадника страшным, словно призрачным; варжиха лежала тихо и только тепло дышала в Ветку, почти беззвучно, а девушка, напуганная Глорфиндейлом, не шевелилась и старалась даже не смотреть на проезжего. Послышались голоса и топот копыт остальной кавалькады, конь спрыгнул с камня и поскакал догонять своих, и всадники унеслись к югу, к Мордору, лишь взметнулись пыльные плащи. Ветка еще долго отходила от страха, и решила с той поры выбирать еще более нехоженные тропы.

В первые дни Ветка не отпускала от себя Нюкту, и дело дошло до того, что голодная волчица оборвала поводок и убежала. Ветка рыдала, упав на камни, пока зверь не вернулся – с трепещущим олененком в пасти. Все гуманистические заморочки тут же покинули девушку – и уже через пять минут она сырым ела сердце, твердой рукой вырезанное из груди животного – в сердце, говорил ей кто-то из эльфов, не бывает паразитов, это мясо по идее можно есть сырым и горячим.

Потом Ветку рвало, так как дичайший голод, испытываемый несколько дней до охоты Нюкты, не позволил сразу переварить кровь и свежую плоть. В организме начавшей терять зрение от переутомления Ветки позже прижился только крошечный запеченный на костре кусочек печени… а вот Нюкта спокойно сглотнула сырым всего олененка вместе с копытами.

Потом Ветка снова рыдала – это я, я должна охотиться для тебя, а на самом деле ты кормишь меня… Нюкта ворчала и уже привычно сворачивалась в люльку плотной шерсти, обволакивая Ветку густым запахом животного.

На другой день Ветка испекла оставшуюся ей голову олененка, и съела глаза, мозг, язык. В этот момент их бегство из судорожного метания в полубреду в панических попытках не упустить друг друга из виду превратилось в какое-то осмысленное движение к северу, а полный хаос в голове и истерические метания внутри невероятной безвыходности упорядочились. Девушка ощутила себя живой, сытой и даже полной неких сил, снова пробившихся из неизвестного, глубоко скрытого в каждом человеке источника.

Просыпаясь на рассвете, Ветка следила, чтобы утреннее солнце всегда оставалось справа, и каждый день уточняла направление. Иначе она не умела ориентироваться, а на берег Андуина выйти все никак не удавалось.

И она шла в Сумеречье. Мысль вертелась вокруг единственной темы. Можно идти, но нельзя прийти – пока не родится ребенок. Если уж Глорфиндейл обнажил против них меч… то даже самые лучшие, любимые и родные могут сделать то же самое, так как светлейшее дитя оказалось в грозном и хищном сосуде. Элронд так точно – не одобрит.

Или все-таки можно надеяться на помощь и понимание?

Аргументов, как доказать, что все хорошо, у Ветки не было. Да и хорошо ли?..

А если не идти в Сумеречье, то где зимовать? У нее не было одежды, она не умела выделывать шкуры, и даже огонь с помощью огнива, найденного у давно выветренного до костей покойника у Харадского тракта добывала с трудом – камень был побитый, побелевший, боек истерт.

Или все-таки идти?..

Будет ли Трандуил достаточной защитой, или он первым взмахнет сверкающими клинками – это не мое, это грязь, это осквернение?..

- Мы вдвоем с тобой, Нюкточка, - шептала Ветка, вжимаясь в густой мех, - вдвоем. Надо держаться нам. Ради маленького. Ты же слышишь его? Слышишь? – и снова принималась лепетать детские сказки, уткнувшись лицом в живот огромной волчицы, и глотать слезы.

Нюкта перестала казаться ей страшной – Ветка узнавала малейшие изменения мимики зверя. Это была совсем молодая, веселая, подвижная волчица, недавний щенок. Она играла, отбегала и возвращалась, и Ветка, убедившись, что силой Нюкту не удержать, каждый раз лишь судорожно выдыхала – я должна доверять, иначе ничего не выйдет, я должна доверять.

Временами Ветке казалось, что варжиха разумна и понимает речь. Она то выполняла команду «принеси две палки», или «ляг и перекатись на спину», то вдруг начинала пугаться и шарахаться около крошечного ручейка, делая вид, что перейти не может никак. Попытки Нюкты поиграть поначалу доводили Ветку до бессильных истерик… пока она не вспомнила, как в далеком прошлом занималась собаками. Нюкта явно была больше, чем собака, но отношения выровнялись и наладились. Нюкта стала больше слушаться ровного и спокойного тона, чаще показывала свою разумность, а Ветка вынуждала себя не подпрыгивать и не визжать каждый раз, когда варжиха скрывалась из поля зрения.

Когда они добрались до этих благих болотистых и нехоженных мест, наступило лето – яркое, солнечное, ароматное. Болота радушно встретили девушку в растрепанной странной одежде, черной кольчуге, перепутанными волосами, и бурую варжиху, инстинктивно сторонящуюся всех живых существ, кроме дичи, и показались раем.

Густые шапки мхов и окна трясин; могучие валуны и кусты, зацепившиеся за скудные огрызки твердой почвы, болотные цветы и обитатели, редкие полянки, поросшие разом всеми видами болотных ягод и ранних грибов… и везде – огромные, гигантские останцы стволов, почерневших и окаменевших, древние великаны умершего здесь когда-то леса.

Пищи на болоте было много.

Ветка наивно полагала что это уже Мертвые болота, исполненные дурнейшей славы, но на самом деле она застряла на относительно небольшом болотце Северного Итилиена, невдалеке от Хеннет Аннуна, которого велел опасаться Глорфиндейл. С высокого камня она еще видела тени гор, ограждающих Мордор; здесь вблизи были и утесы, и деревья, и роскошные луга, и на самом деле она была на много миль южнее, чем если бы добралась до Мертвых болот. Двигаясь на север, слева она оставляла Андуин, который мог бы быть путеводной тропой для нее, а справа скалы Мордора.

Но география чужого мира, которую ей приходилось изучать либо мало, либо в слишком экстремальной ситуации, оставалась непознанной, место – определенным неверно.

Ногти отросли, были обкусаны и обточены о шершавый камень. Волосы спутанной львиной гривищей лежали сейчас ниже шеи, до лопаток. Ветка едва разбирала их руками и мечтала, чтобы блохи, обитающие на Нюкте, не перебрались на нее. Расчесок у харадских трупов не было, и Ветка обходилась крепкой развилочкой рябины, выломанной и обструганной.

Девушка опасалась рассматривать свое тело, и особенно – покрывавшие его слои грязи, с которыми удалось разобраться только тут. Болотце показалось ей щедрым, укрытым от всех и вся, наполненным прогретой на июньском солнце теплой водой в бочагах, уютным и даже красивым.

Нюкта охотилась на водных птиц, жестких, как каучук, и совсем не жирных. Съедобными были опять же сердце и печень, но Ветка не сразу приспособилась потрошить дичь так, чтобы не залить всю тушку желчью. Варжиха всегда с большой осторожностью и благоговением принимала пищу, если самой Ветке удавалось метко пустить стрелу и добыть какую-либо дичь. Ветка же даже не останавливалась мысленно на ровной безжалостности, с которой она скручивала шеи шальным зайцам…

Необходимость бояться всех и вся изнурила Ветку до последней степени. Не считая дней, она просто отсыпалась под громадным нависающим погибшим стволом, выеденным временем. Она набрала веток и насыпала ложе из упругих белых лишайников и мхов, высушенных солнцем – спать на Нюкте было слишком жарко. Но девушка радовалась, когда волчица оставалась рядом, прихватывала ее оставшееся ухо рукой и поглаживала упругий, более нежный, чем на туше, мех.

Пищи было достаточно, чтобы желудок не бурчал бесконечно; Ветка приводила в порядок, как могла, отстирывала тряпки, решала свои небольшие женские проблемы, попробовала промыть с золой волосы и даже добилась частичного успеха в деле их расчесывания. Нюкта в какой-то день явилась измазанная соком едких трав – и через некоторое время Ветка убедилась, что блохи покинули животное.

Лето казалось безграничным, а необходимость куда-либо двигаться, дальше рискуя шкурами – сомнительной.

Так продолжалось довольно долго – Ветка, если бы она умела наблюдать солнце так, как эльфы, отметила бы, что близится летнее солнцестояние. Итилиенское, ошибочно принимаемое за Мертвое, болото дарило покой, тепло и пищу.

Ветка потянулась и благостно вздохнула.

В кустах, с одной стороны окружавших Веткин островок (с другой стороны были бочаг и трясина), раздался треск – и Нюкта задом, задорно рыча, вытянула на полянку добычу и принялась жрать, полной пастью вырвав брюхо лошади и заглатывая кишки.

Лошади.

Ветка подпрыгнула и замерла в сторожкой позе; молнией метнулась к стволу и вмиг вооружилась черным ятаганом. Она была боса, только в застиранной, порванной и прожжженой рубашке Глорфиндейла, с обкромсанными рукавами; глаза ее дико горели желтым огнем, волосы тут же встопорщились агрессивным африканским манером, хотя волна, благоприобретенная Дисовым мылом, и не была столь крутой; но за лошадью, поседланной лошадью в добротной сбруе никто не последовал.

Ветка пять минут успокаивала сердцебиение, и затем, переступая босыми ногами по мхам, проваливаясь по щиколотку до самой сырости, пошла вперед – легко, как тень.

Следы, откуда Нюкта тащила лошадь, были видны – поломанные кусты, борозды на мхах; но тянуть добычу долго варжиха не смогла бы, и не сочла нужным закидывать ее на спину, как она делала с оленями и болотными кабанами.

Шагов через пятьсот местность стала выше и суше – в эту сторону Ветка еще не ходила; большой валун скрывал чуть наезженную тропу, едва заметную, похожую на кабанью, которую ранее не заметили. На тропе лежал неброско, но весьма хорошо одетый молодой мужчина в темном плаще, с черным болтом в плече, вогнанным до самого оперения.

Ветка замерла как вкопанная.

С одной стороны, лошадью этого человека пообедала Нюкта… заодно проложив прямую и достаточно заметную дорогу до самого их убежища.

С другой – других людей не видно, а если они появятся, начнется охота.

Ветку жестко рвануло в две стороны. Мчаться одеваться, вспрыгивать на поевшую Нюкту, и нестись прочь отсюда, прочь, на север.

Другая сторона – исполненная веры в людей и добро, воспрявшая от регулярной пищи, чистого тела, продолжительного безопасного сна – вынуждала оказать помощь. Вдруг он тут один и никто не появится? А такие болты, с еле заметной продольной нарезкой, орки, как правило смазывали ядом.

Орки.

Далеко ли мужчина получил стрелу?.. Судя по следам, лошадь скакала во весь опор – куда? Всадник сверзился, когда случилось – что? Нюкта вцепилась в лошадь или он потерял сознание сам, и животное остановилось, чтобы стать обильным обедом варга?

Ветка чуть свистнула – Нюкта, слизывая с морды кровь и ошметки мяса, появилась спустя минуту. Девушка больше не сомневалась – рывком затащила мужчину на спину варжихи, и та, как призрак, заскользила по мхам.

- Натоптали, - прошептала Ветка. – Натоптали-и-и!

Меньше трех минут ей потребовалось, чтобы одеться, зашнуровать снаряжение и собрать все пожитки. Еще спустя две минуты Нюкта неслась по болотам, осторожно ступая широкими лапами, почти не оставляя следов, стараясь не уронить двойной груз. Ветка знала, что позже варжиха вернется и съест лошадь целиком, но сейчас надо было убраться в безопасное место.

========== Глава 18. Болото (вторая часть) ==========

Мужчина все еще лежал на песчаном полу небольшого грота, образовавшегося под вывороченными корнями гигантского дерева. Ветка выдернула из плеча раненого болт, выдавила всю кровь из раны, какую смогла, долго промывала ледяной водой, потом прижгла раскаленным клинком и натерла разжеванным подорожником – дальше ее умения травницы не распространялись.

Плечо теперь было туго перебинтовано располосованной сорочкой, найденной Веткой в его суме. Сама девушка изучала разложенные документы и карты, которые были там же – и ничегошеньки не могла прочесть. Вроде руны и похожи, но картинки не складывались воедино, а карта, хоть и была относительно понятной, не давала никакого представления о том, где они находились прямо сейчас.

Сутки уже прошли – мужчина мирно почивал, горячий, в забытьи, но не впадающий в бред. Ветку это устраивало.

Она тщательно обыскала его вещи, совершенно не стесняясь своих действий. У нее была теперь расческа, и эта находка стоила дорогого; также удалось отыскать моток ниток и иголку, завалившиеся в самый угол сумы – видно было, что этот обзавод путник возит с собой давно, но пользуется им редко.

А маленькие ножнички? Ветка уверенно обкусывала все свои ногти, иронично вспоминая иногда, как старый и глупый сон, рекламу из другого мира - про «труднодоступные места» человеческого тела. Но теперь воспользоваться ножничками – это оказалось счастьем. Самые простые вещи могут его доставлять, если давать себе труд замечать подобные вещи.

Отсиживаться на одном месте не пришлось – Ветка постоянно меняла местоположение. Нюкта закидывала раненого на спину и покорно перетаскивала в новое убежище, не пытаясь загрызть и съесть.

В лесу что-то изменилось – то тревожно взлетали птицы, то наступала какая-то особенная тишина. Ветка удесятерила осторожность, и Нюкта слушалась ее, залегая и даже не отправляясь на охоту. Впрочем, молодая варжиха вправду убежала ненадолго и доела лошадь, а покушав так плотно, она затем могла голодать целую декаду, только щедро напиваясь водой, которой тут было много.

Ветка пощупала лоб мужчины. Жар спадал, и девушка начала думать, что путника попросту надо оставить тут – сложить костер, оставить воды в чем-нибудь, так как его собственную флягу и кожаное ведро она собиралась присвоить, и неслышно исчезнуть. План был хорош. Но Ветка никак не могла решиться его осуществить – и только теперь поняла, как истосковалась по обществу людей, по возможности поговорить.

Да и карты… карты.

- Кто ты такая?

Подпрыгнув, молодая женщина обернулась.

Поднявшись на локте, раненый путник, скиталец по болотам, смотрел на нее прямо.

- Кгхм!

- Ты умеешь говорить?

- Кхе, кхе… да… я – да, - Ветка попятилась и положила руку на свой ятаган.

- Ты орк? Ты – орк, - утвердительно сказал мужчина, садясь. – Я в плену? Я не связан…

Нюкта заворчала.

- Мои карты! Бумаги…

- Я не орк! – обиделась, наконец, Ветка вслух, вспомнив подходящие слова.

- Да? Так кто же ты, назови себя!

«Он шишка, - смекнула вдруг Ветка. – Он умеет управлять людьми. Привык, что его приказы исполняют. НЛП, программирование, голосовые установки…»

- Я тебя забинтовала, - сказала Ветка и указала пальцем на плечо. – Убрала стрелу. Промыла рану и забинтовала плечо.

- У тебя варг, - темноглазый, длинноволосый мужчина в ответ указал на Нюкту, которая развалилась неподалеку от входа в грот. – У тебя орочья кольчуга и оружие. Это хитрость. Ты изучала мои бумаги. Но тебе недолго осталось жить, орк.

- Не тебе решать, - тут же ощетинилась Ветка.

- Чего ты хотела? Ты хотела, чтобы я был обязан тебе? Заплатил чем-либо? – допытывался оживший. – Ты странно говоришь на вестроне. Откуда ты такая, орк? Мой кинжал… мой кинжал у тебя на поясе. И моя фляга…

- Да, я тебя ограбила немного. Меня зовут О… Ве… Лана. Нет, я не хочу от тебя никаких обязательств. Я помогла тебе, потому что ты был ранен. Укрывала тебя. Тут, на Мертвых болотах, стало неспокойно…

В лице мужчины что-то дрогнуло, и Ветка с прискорбием поняла, что болота эти Мертвыми не были. Значит, она находится где-то в другом месте неизвестного ей Среиземья. В другом.

- Перед тобой лежала карта, и ты рассматривала ее так, словно понимала, - обвиняюще сказал он. – Ты не знаешь, где находишься?

- Я пытаюсь найти реку Андуин… и пойти вверх по течению, - сказала Ветка. – если ты чувствуешь себя достаточно хорошо… я оставила бы тебя. Вот там, снаружи, я воткну твой меч. Кинжал я возьму, да, мне долго еще скитаться, и он пригодится. И флягу. Ты окрепнешь и пойдешь своей дорогой.

Лежащий мужчина внимательно разглядывал женщину.

- Не пойму… не пойму.

- Не поймешь, - Ветка отрицательно покачала головой. – Не пробуй даже.

- Куда лежит твой путь?

- Я сказала тебе. К Андуину и на север. Я иду на север, человек.

- Ты так назвала меня… словно привыкла общаться с кем-то иным. Ты не спрашиваешь имени. Ты знаешь, кто я? – тон мужчины сделался тревожным. – И где моя лошадь?

- Лошадь задрала Ню… варжиха, - показала рукой Ветка. – Она бегала по лесу, когда тебя подстрелили.

- … твои сородичи, - снова несколько обвинительно сказал мужчина.

- Нет же. Я не орк. Я нашла тебя и поняла, что тут что-то неладно. Птицы… и лес вообще… вел себя по-другому. И… в общем, я у тебя кое-что взяла, - обреченно выговорила Ветка. – Иголку, ножницы. Расческу.

Повисла длинная пауза.

- Ладно. Не орк. Зачем ты скитаешься, что мешает тебе пойти к людям?

- Нельзя, - прошептала Ветка, и внезапно ее глаза наполнились слезами; она заморгала. – Никак нельзя. Раз ты спросил – я отвечу. Научи меня читать карту. Дай мне одну или дай мне ее срисовать, пожалуйста. Мне никак нельзя заблудиться. Я должна прийти к определенному моменту в определенное место. Мы должны прийти, с Нюктой. С моей варжихой. Она бесценна, человек. Мне очень нужна карта. Если ты мне чуть-чуть поможешь с этим, я… мне… я…

Мужчина был насторожен и недружелюбен. У него были руки бойца, но холеные, словно, потренировавшись с мечом, он затем отмачивал их в сливках с медом. У него была очень ухоженная борода и ухоженные волосы, а отлично сшитая одежда пахла чистотой. Ветка не имела никакого основания доверять ему, но что-то в ней надломилось – под орочьей кольчугой, под обносками Глорфиндейла, в самом сердечке. Ей хотелось, чтобы эти руки обняли ее, а человеческий голос сказал бы хотя бы одно ободряющее слово – единственное. Что все будет хорошо, что она на верном пути, а карта приведет ее прямо к вратам Лихолесского дворца. Единственное.

Мужчина смотрел прямо и строго.

Нюкта коротко вякнула, Ветка подпрыгнула – слезы ее мгновенно высохли; оружие наголо – женщина танцующим шагом бросилась вон из пещерки…

Четыре высоких фигуры вокруг Нюкты: в пасти волчицы толстая палка, узлы на которой затягивали крепкие руки.

- Нет! – выкрикнула Ветка, и, подняв ятаган, бросилась вперед. – Нет, нет, не-ет, не-е-ет!..

***

Теперь уже Ветка медленно приходила в себя.

Руки ее были связаны, голова болела.

Нюкта со стянутыми лапами, с палкой в пасти лежала в углу просторной пещеры; свет проникал в нее через завесу ровно шумящей воды.

Ветка пыталась сморгнуть влагу с ресниц и оглянуться.

Пещера… вода… воины… воины, которые воюют с комфортом…

- Хеннет Аннун… Хеннет…

- А, так ты все же знаешь больше, чем говорила, - давешний раненый подошел и сел на твердое ложе, застеленное старыми коврами. – Все же знаешь.

- Мне говорили обходить это место как можно дальше… я иду на север… я иду… мне надо…

- Куда? Куда ты идешь, наездница на варге?

Ветка плакала, глотая слезы. «Если выберусь – никаких людей. Никаких гномов, никого – до самого весеннего равноденствия. Тайные тропы и самые скрытые пути, самые дурные, где никто никогда не ходит, самые страшные места – вот наш с Нюктой путь. Я расслабилась и вот результат. Самые безлюдные леса и болота… самые мертвые, только так мне спасти наши жизни. Мою. Ее. Его. Его!»

- Я… иду…

Она не знала ничего на севере. Ничегошеньки.

- Я… иду…

Только Эребор, Дейл и Лихолесье.

- Иду…

- Погоди, - мужчина постарше, под низко надвинутым капюшоном, отозвал давешнего раненого в сторону.

Они заговорили, но речь была неизвестна Ветке.

- На упряжи варга – бляхи со златыми цветами, Эктелион, сын Тургона. Дева одета в эльфийскую дорожную одежду, хоть и обрезанную ей по росту. Сохранилась вышивка. Лишь один витязь в Средиземье еще имеет право на эти вензеля и знаки. Она – в одежде Глорфиндейла.

- Что это значит? Она раздела великого эльфа? – вскинулся Эктелион.

- Слушай дальше. Варжиха ее – ручная, она понимает речь и бережет себя. Сейчас она лежит тихо, а дикий или орочий варг уже изошел бы на кровавую пену. Варжиха разумна и ждет приказа от девы.

- Положим, такое иногда случается.

- Слушай дальше. Одежда изношена, по деве примерно видно, сколько она скитается. На ятагане и на кольчуге – клейма крепости Минас Моргул, как она зовется теперь, орков тамошнего гарнизона.

- Это и я заметил.

- Крепость была сожжена и разрушена неизвестно кем, когда дева начала свои скитания по тутошним местам… и именно тогда исчезла напасть в виде голубого дракона, но на Барад Дуре возжглось Багровое око, - закончил мужчина в низко надвинутом капюшоне. – Дивные совпадения, ты не находишь, Эктелион? Вспомни и о том, что говорили о событиях на Севере. О великой войне с Молодыми Драконами, о тех вестях, что приносили рохиррим, об осаде Дол Гулдура.

- Я не вижу, как связать это с бесноватой женщиной, которая… – Эктелион осекся и надолго замолчал.

- Смотри, - терпеливо продолжал тот, который говорил из-под низко надвинутого капюшона. – Нельзя Гондору оказаться глупее иных правителей. Вот ее сапог, смотри. Под обувью, подобранной на Харадском тракте, видно, снятой с покойников, на ней – сапожки, сшитые эльфом из чепрака эльфийской лошади. Эльф по доброй воле сшил ей обувь по ее ноге, Эктелион. Некий эльф. Какой-то. Примерно тогда же, судя по нитям и швам, когда неведомая сила уничтожила гарнизон Минас Моргула и дракона.

- Некий. Которому это под силу, - выговорил раненый. – Некий.

- Да, Эктелион. Будь мудрым. Тургон слабеет, и скоро тебе становиться наместником Гондора. Ты хотел посмотреть, что и как делают тут, в Хеннет Аннун дунадайн – смотри же. Вот так мы и работаем. Мы, следопыты.

***

Ветка успокоилась и смотрела в глаза Нюкты.

Мужчины, обступившие разговаривавших, теперь внимательно смотрели на связанную девушку.

- Куда ты идешь? – вдруг резко крикнул Эктелион.

- В Эребор! – крикнула в ответ Ветка и снова расплакалась в голос. – В Эребор, в Эребор!

- Это она, - тихо сказал на ухо Эктелиону человек в капюшоне. – Это иноземка Ольва Льюэнь, принятая дочь наугрим Эребора, ради которой Трандуил пошел войной на Дол Гулдур, ради которой собралось великое воинство эльфов и людей, какое не собиралось с давнейших времен. Надо помочь ей, Эктелион. И Гондор снова сможет доказать свое величие, мудрость и укрепить узы дружбы с Роханом и великими королями Севера.

- Эру, смотреть же не на что, - сказал Эктелион, и человек под капюшоном едва заметно покачал головой.

***

В великолепной одежде, полностью экипированная к наступающей осени, сытая, хорошо вооруженная Ветка стояла на лесной тропе. Нюкта резвилась неподалеку, пытаясь поймать глухаря.

- Мы проводили тебя до самых границ Итилиена, - сказал мужчина под капюшоном. – Мы пошли бы с тобой и дальше, защищали и сопровождали бы тебя, но ты хранишь свою тайну и не признаешься, отчего должна идти только одна.

- Я должна идти только одна, - выдохнула Ветка. – Но спасибо вам, я не думала, что, не сказав ни слова, я обрету тут такую помощь и поддержку. Представить не могла.

- Лучшие пути я обозначил тебе на карте, - терпеливо продолжил человек в капюшоне. – Ты хорошо все запомнила, но наилучшая карта – в твоей голове. Так что часы, потраченные на изучение бумаг, становятся главным залогом твоего успешного пути. В кошеле деньги. Одежда и снаряжение не несут никаких знаков. В этот раз знаки спасли тебя, но в другой – могут погубить, Лана.

- К-какие знаки? – чуть растеряно спросила Ветка. – А, клеймо на ятагане…

- Не только. Твой могущественный друг спас тебя еще раз, - человек под капюшоном, судя по голосу, улыбался. – У тебя есть деньги, но судя по тому, что и как ты говоришь, тебе вправду лучше и близко не подходить к поселениям. Особенно с варгом. Я дал тебе полог из лучшего меха, это не палатка, но поможет не замерзнуть по осени. Делай и дальше все точно так, как делала последнее время. Но станет сложнее – за благолепным окончанием лета и плодородной осенью придет осень поздняя и затем зима.

- Я понимаю. Вы не сказали мне ни единого имени, - проговорила Ветка. – Кого я буду благодарить, когда… когда смогу сделать это?

- Тебе не нужно никаких имен. Кроме одного. Когда ты достигнешь могущества, назначенного тебе волей самых благих валар, я верю в это, - ответил мужчина, - ты сможешь послать весточку Эктелиону, наместнику Гондора. Это тот, из чьего плеча ты вытащила стрелу. Наши же имена тебе ни к чему.

Ветка посмотрела на человека в капюшоне.

Приблизилась, крепко обняла его, на долгие две или три минуты прижавшись к неброскому плащу, вдыхая запах леса, почти такой же, как у одежды эльфов, и все же человеческий.

- Да. Я буду знать, кого благодарить. Буду. Я ухожу, следопыт.

- Счастливого тебе пути, столь счастливого, который только возможен, - тихо ответил мужчина. – Счастливого пути, Лана.

Неподвижные силуэты в плащах, с луками, стояли неподалеку. Некоторые из дунадайн подняли руки в прощальном жесте. Ни одного лица Ветка так и не увидела, и ни одного имени, кроме имени Эктелиона, не услышала.

Долгие проводы – лишние слезы. Ветка отшагнула, коротко свистнула Нюкте, запрыгнула на спину варжихи и унеслась по еле видной тропе.

***

- Напишет ли Эктелион правителям Севера?

- Не знаю, - медленно ответил дунадайн и откинул капюшон. – Эктелион ждет пост наместника. Он получил козырь… но сумеет ли его разыграть – я не знаю. Я не буду сообщать никому, если только не повстречаю эльфов, прямо идущих в Лихолесье. Они нечасты тут в последнее время, не часты.

- Можно передать весть через рохиррим, Тенгель теперь в дружеских связях с Севером.

- Ты слышал, что она сказала? Ей год надо скитаться в тайне от всех. Она говорила, что не может явится туда, куда идет, раньше. Не может. Что ей необходимо год быть одной. Что может случиться с женщиной, что она так жаждет уединения? Как ты думаешь?

- Она не выглядела на сносях, - растеряно сказал молодой дунадайн. – А если это так, выходит, мы отпустили беременную женщину, возлюбленную Владыки Леса, одну, скитаться с варгом!

- Много дивного и тайного тут, - сказал старший. – Не мне решать, что и как делать. Я бы сделал все по воле девы. Она напугана страшно, каждая минута у нас давалась ей с трудом, и больше, чем за себя, она боялась за своего варга. Тут мое понимание завершается, а потому – мы сделали что могли. Молчание и наблюдательность, следопыты. Нам есть чем заниматься. Та, которая назвала себя Ланой, ушла своим нелегким путем. Пожелаем ей удачи и вернемся к делам.

***

Ветка неслась верхом и не могла поверить своим чувствам. Мужчины, хорошие люди, обещали ей поддержку и сопровождение.

Но взгляд Глорфиндейла в тот момент, когда он узнал правду оваржихе, и его поднятый меч были хорошей прививкой от лишнего доверия.

Ветка ощущала огромное облегчение и уверенность в избранном пути – благодаря карте, которая покоилась у нее за пазухой, благодаря подробным беседам с предводителем отряда дунадайн в Хеннет Аннун.

Вперед. На Север!

Путь займет как раз все время, которое есть до весеннего равноденствия.

Вперед.

========== Глава 19. Лилии ==========

- Какого балрога мы терпим орков позади себя? Трандуил, давай разделим отряд - гномы налево, эльфы направо, и избавимся от преследования!

- Ты столь нетерпелив, Торин, - на своих конях короли были почти вровень. Герцег, раздувая ноздри, неприязненно косился на Воронка, временами сердито прищелкивая удилами и пуская пену. - Они не атакуют, а лишь считают, что незаметны нам и потому могут безнаказанно преследовать. Арвиль, Теннарис и Даэмар поочередно присматривают за Агниром. Мне любопытно, что именно красный орк хочет от нас. Его господин вновь изменил ипостась… лишился телесности. Продолжать ему служить – значит проявлять искреннюю преданность. Вот только ради чего?

- Ну мы-то от него хотим одного, - буркнул Торин. - Хотим узнать, где Ольва. Куда именно ее могли еще перевезти из Минас Моргула, если волшебник прав и ее содержали именно там.

- А куда еще податься орку? – подал голос Мэглин. – Положим, в его сердце вытравлен не весь свет. Он горяч, молод, в его роду были… хм… но в Средиземье нет иного места орку, кроме как среди себе подобных. Не уйти и не обрести пристанища ни у людей, ни у гномов, ни у эльфов. Его везде убьют, он везде будет изгоем, тем более, что силен и умен. Такова же была судьба и Азога. Лучше избирать сознательное служение и стремиться стать наиболее могущественным из темных, чем наипоследним у иной стороны.

- Ты заступаешься за него? – резко спросил Торин.

- Я, как и мой Владыка, полагаю, что в данный момент Агнир безопасен. У него нет связи с Барад Дуром, слишком внезапно все случилось и слишком сокрушительно мы разбили у Дол Гулдура его войска. Как комендант крепости, он… ну да ладно. Он видит нас, он знает, как мы ценны… и как опасны. Он идет за нами вслепую, надеясь, что случай подскажет ему, что делать. Он не решается атаковать и не решается потерять из виду двух королей.

- Я соглашусь с Мэглином, - выговорил Иргиль. – Халдир?

- Я в данном случае согласен скорее с гномом и уничтожил бы этот отряд, не давая ему висеть у нас на хвосте. Мэглин философ и всегда ценит любую жизнь, я – глава лучников стражи Лориена и вижу мир в основном нанизанным на острие моей стрелы, - усмехнулся Халдир.

- Пока подождем, - подытожил Трандуил. – У нас есть цель, и, если огненный орк помешает ее достичь – вот тогда мы поговорим иначе.

- В уборную Махала эльфов, - ворчал Бофур, - Торин, давай сами ударим по оркам, мне не по себе, что они следуют за нами…

- Еще день потерпим. Может быть, Трандуил знает, что делает, - тоном глубочайшего сомнения выговорил Торин и хлестнул Воронка.

- Может быть, может быть, - сказал Гэндальф, едущий чуть поодаль.

***

Ранний рассвет, ранний рассвет в пути. Кони пасутся, едва видные в тумане и камнях Бурых равнин, путники спят, стражники оберегают небольшой лагерь.

Лето вступило в свои права – даже эти унылые места, обычно безжизненные, цветут и сияют.

Трандуил, Владыка Лихолесья, облаченный нынче в простой дорожный плащ, с тонким венцом на лбу, удерживающим длинные серебряные волосы, вспоминает, сидя на камне.

Полоска рассвета, пробивающегося сквозь завесу водяной дымки; нарастающие с каждым днем травы, и надежда, которая гонит всадников вперед.

Ольва Льюэнь.

Она и вполовину не такая, как эльфийка. Не назвать ее прекрасной или подобной звезде; не воссияет она бессмертной королевой бессмертного народа, и не будет такой, как та, что ушла навеки.

Но отчего-то скорбь по утраченной супруге перестала быть тягостью и стала почетной, словно бесценный бриллиант в венце. Память не предана, она сохранена всецело – а тревога, тревога вся, без остатка, отдана не возрождающемуся Лихолесью, не Леголасу, сыну, который все понял и поддержал, а той крошечной искре счастья, что теплится сейчас в теле человеческой женщины.

Никому, лишь себе, признался бы Трандуил – да, он сомневался, что полюбил.

Как отделить волнение плоти, жалость, любопытство; как принять то, что он, бессмертный Владыка величайшего лесного королевства, повелитель авари, снова сумел отдать сердце и свет фэа…

Человеку? Человеческой женщине?

Плод, который был зачат в теле Ольвы, изгнал последние сомнения.

Любовь. Какой бы она ни была. Любовь не эльфийская, но от того не менее страстная. Глубочайшая. Любовь, позволившая памяти о незабвенной супруге засиять драгоценным бриллиантом… и перестать бередить душу, подобно отравленному куску металла, застрявшему в ране после битвы.

Ольва Льюэнь, желтоглазая майа Торина. Подданная Эребора, выходец из другого мира, странного мира; владелица Герцега, неугомонная и непоседливая, как ребенок, несмотря на тот возраст, в котором люди обычно делаются уже матронами и матерями многочисленного потомства…

Ее короткие волосы, покрашенные ядовитой краской, ее морщинки около глаз, ее фигура не то мальчика, не то эльфийки, ее причудливые умения и навыки, способ себя держать – все это заворожило царственного эльфа… и покорило сперва его разум, а затем фэа и плоть.

Для какой новой великой цели предназначил его Эру, что позволил вновь испытать такое чувство? Оживил взгляд, воспламенил сердце, вернул молодость духа, интерес к миру? Позволил пройти складкой Арды и убедиться – мир не един, но множественен, как и предполагал неугомонный златой эльф…

Позволил получить удар мечом в сердце, умереть и воскреснуть, обретя любовь.

Любовь.

Вот первый плод этой любви – победа, одержанная в Дол Гулдуре; Враг, выбитый из оплота, занимаемого много десятков лет.

Или он, Трандуил Ороферион, врос корнями в почву Эрин Галена, и сам сделался подобным древу – могущественному, но косному, неспособному идти куда-либо, навеки приросшему к одному месту?.. И его надо было встряхнуть, оживить, вынудить снова двигаться, измерять конским шагом пространства Средиземья, чтобы вернуться иным – ибо в дорогу мы всегда выступаем одними, а возвращаемся всегда новыми?..

Трандуил вспоминал балы и праздники, которые назначал и возглавлял, тоскуя по прошлому, по Дориату, сияя, подобно звезде, с черной пустотой в душе. Водопады вина, позволяющие иногда забыться. Глорфиндейла считали пьяницей?.. Никто не видел и не знал, как временами пил он – юный внешне, прекрасный и величественный, неизменно мудрый, хотя и капризный, Владыка Лихолесья, тысячелетний вдовец. Витязь пил открыто, оплакивая просчет или обмывая победу, не тая своих чувств… а он…

Трандуил встряхнул серебряными волосами. Теперь всему этому конец. Настолько молодым и живым он не помнил себя – но знал, что был таким. Пришло время вернуться к себе, что бы ни случилось. Длиннейший путь скорби, существования прошлым завершен – а впереди, сколько бы ни было, жизнь и свет.

Ольва не может погибнуть. Ребенок не может погибнуть. Они слишком ценны для Некроманта.

Красный орк будет изловлен и подвергнут пыткам; где бы ни была маленькая человеческая женщина – ее надо отыскать и спасти.

Во влажном рассветном мареве Трандуилу виделись десятки свиданий, которых не было, и которых, возможно, не будет.

Ольва, полностью нагая, вступает в серебристые струи водопада.

Ольва беззаботно скачет на белой оленихе и радуется скорости и цветущей в лесу весне.

Ольва снисходит на шелковое ложе – уверенно, как повелительница и Владычица, и тонкие шитые шелка стекают по ее сильному телу на ковры Сумеречного дворца.

Ольва закидывает руки ему на шею – избавившись от сомнений, приняв все как должное, открывая душу и вытравив из нее страх, страх, который всю жизнь, вместе с волей Темнейшего, гнал и гнал ее прочь от счастья.

Трандуил едва слышно застонал и тут же осек сам себя. Никому и никогда не следовало постичь глубины того, что чувствовал сейчас лесной король.

Никому и никогда не следовало видеть его ранее, подвергнутого чрезмерному влиянию дорвиниона.

Никому и никогда.

На широкое плечо Трандуила легла теплая ладонь – Владыка знал буквально десяток эльфов, которым была бы позволена такая вольность. Мэглин уселся рядом, рассматривая край солнечного диска, проявившийся в тумане.

- Думаешь о ней? – голос Трандуила лег бархатом, голос, которым он без труда покорял и очаровывал, когда хотел.

- Я думаю, Владыка. Я вспоминаю лилейное озеро. Ее истерзанное тело, которое, однако, Азог не повредил так, как мог бы. Ее невероятный ужас, который заморозил ее душу, как замерзает пичуга, попавшая в ледяной смерч. Пленение было для нее страшным отзвуком уже пережитого ранее… она старалась справиться… и не справилась.

- Ты помог ей справиться, - ровно выговорил Трандуил. – Я знал, что ты сможешь. Но к чему это… сейчас?

- Владыка…

- Говори, Мэглин. Я слышу – все, кто вокруг нас, спят.

- Мы можем найти разное, Владыка. Насилие, пленение – это очень страшно для Ольвы. Саурон после ее побега мог быть непредсказуемо жестоким.

Надолго повисло молчание.

- Владыка…

- Ты же понимаешь, - тем же ровным тоном выговорил Трандуил, - что лилейного озера больше не будет. Ты говоришь мне, что Ольва может быть искалечена, сломлена, она может потерять ребенка… и ты готов снова забрать ее и исцелить. И оставаться с ней ее человеческий век.

- Да.

- А ты понимаешь, что за такую дерзость, - голос Трандуила начал наливаться гневом, - я могу вынуть меч из ножен и казнить тебя прямо сейчас?

- Я понимаю, Трандуил Ороферион. Но однажды ты уже сказал…

- Забудь.

- Это вряд ли, - не менее заносчиво, чем говорил сам Трандуил, выговорил лаиквенди. – Я не забываю, сын Орофера. – Тон его снова сделался искренним и нежным:

- Будь готов к разному, мальчик мой. В любом случае я буду рядом… ваше счастье, твое и ее, драгоценны для меня.

Трандуил старался успокоиться, утишить гнев, раздувающий его резные ноздри. Затем он негромко выговорил:

- Если что-то случится с Ольвой – я сам снова сделаюсь мертвым, нандо. Я не хочу даже думать о том, что могло происходить в Минас Моргуле… отчего замолчала ее фэа… и какой, как и где я обрету ее снова. Я оценил и запомнил все, что ты сказал мне… и все, что не сказал. Человеческой безумице или калеке не должно будет сидеть на троне рядом со мной.

Повисла тишина. Солнце золотило Бурые равнины, и путь к зубцам Мордорских гор пролегал, петляя, по не самым гостеприимным местам Средиземья.

- Но она будет сидеть, - тихо упали слова с губ Владыки Сумеречья. – Какая бы ни нашлась. Будет. Верь.

Эльфы снова замолчали – а лагерь тем временем неспешно поднимался. Раздули костры, повесили котлы с водой над вспыхнувшим огнем…

- Я верю, мой король, - совсем негромко выговорил Мэглин. – Иногда мне кажется, что Ольва совсем рядом, что стоит прислушаться – и я услышу ее фэа. Иногда.

***

Путники в очередной раз поседлали коней. Герцег, чуть восстановившийся в дороге, все еще был худ, но не производил такого впечатления, что прямо сейчас падет под своим царственным всадником. В немалой степени оживлению ганновера способствовала Белобочка Гэндальфа и ее мирный и покладистый дамский нрав.

- К вечеру мы окажемся у Харадского тракта. До Мордорских гор рукой подать. Дальше путь проляжет по более открытым местам… но и более опасным. Воздеть доспехи, оружие наготове, - скомандовал Трандуил. – Не снимать тетивы с луков.

После скромного завтрака кони шли и шли по камням и сухой, не напитавшейся дождями земле, выстукивая вечный путевой ритм.

У Харадского тракта, ближе к вечеру, Трандуил поднял Герцега на большой плоский камень и долго вглядывался в горы, равнину позади, пыльную ленту дороги. Сердце его билось неровно, и король эльфов мучительно перебирал в памяти, что же он забыл; казалось, какая-то важная отгадка должна буквально лечь ему в руки, лечь прямо сейчас – но нет, ничего не удалось услышать или вспомнить, и лишь тревога, терзающая душу, оказалась реальной.

Трандуил решил, что это отзвук утреннего разговора с Мэглином.

Послышались голоса и топот копыт остальной кавалькады, Герцег спрыгнул с камня и поскакал догонять своих, и всадники унеслись к югу, к Мордору, лишь взметнулись пыльные плащи.

Минас Моргул приближался с каждым днем.

========== Глава 20. На север ==========

«Куда бы ты ни пошла сейчас – везде тебя ждут только опасности и самые сложные пути. Если ты пойдешь точно на север, тебе придется пересечь огромные пространства Мертвых болот. Если попробуешь обойти болота восточным краем и достигнуть, например, Чернолесского тракта, чтобы по нему идти в Рованион – ты окажешься на холмистой местности, прямо напротив главных врат Мордора и напротив башни Барад Дур, на которой возжглось Око. Следопыты говорят, множество отставших орков и прочих чудовищ, покалеченных, обозленных и обожженных недавней войной в Лихолесье стремятся этим трактом в Мордор, повинуясь воле и зову Темного Господина. Это путь бесконечных сражений и игр со смертью. И наконец, ты можешь забрать от Северного Итилиена, где я попрощаюсь с тобой, к западу, и выйти на берег Андуина. Берег не одинаков, где-то к нему примыкают топи и заболоченные лощины, где-то сухо и можно пройти. Тебе выбирать твой путь. Лето было достаточно жарким и благодатным, многие болота подсохли. Река не даст тебе заблудиться. У Андуина всегда можно найти пищу, рыбу, птицу. Там практически нет никаких поселений. Этого берега Андуина сторонятся.

Рано или поздно местность станет иной, и ты мимо огромного водопада, вскарабкавшись наверх, подойдешь к большому озеру, которое образует река, Нен Хитоэль. Остров посередине озера - Тол Брандир, Запретный остров гондорских стражей. У Андуина там будут стоять огромные статуи, Столпы Аргоната, обозначавшие когда-то границу Гондора»…

Человек в надвинутом капюшоне хлебнул из кубка. Ветка с энергией работающей кофемолки уничтожала хлеб и сыр, не упуская ни слова.

«Болота таят опасность, но это ничто по сравнению с опасностями Эмин Муйл. О тропах, по которым там можно пройти, я попробую рассказать тебе, но нагорье имеет дурную славу, и заплутать там очень легко. Пока Раурос направляет путника своим голосом, еще ничего. Было бы, может, проще, если бы ты смогла еще раньше переправиться и шла бы к своей цели землями Гондора и Рохана. Там много меньше орков, но намного больше людей. Когда ты услышишь голос Рауроса – переправляться уже поздно, совсем поздно. И через озеро, каким бы оно ни показалось тебе мирным, не переправляйся – течения и мощь водопада там таковы, что даже могучим мужам не под силу было высадиться на Тол Брандир, ни разу.»

«Эмин Муил – это невысокие горы и сплошные перевалы, изъеденные пещерами холмы, одинаковые и поросшие лесом. Во многих местах там растут высокие травы с острыми краями, которые могут изрезать в кровь всадника и лошадь. Это гиблое место, и как только ты отойдешь от Андуина – сразу возникнет проблема воды. Если ты пойдешь этим берегом, то пересечь Эмин Муил тебе надо как можно быстрее. У опытных следопытов путь через нагорье от восхода до заката, если не повстречалось никаких врагов, занимает три дня.»

«Найти там воду ты сможешь только по особым деревьям с темной и жесткой листвой. Если есть такое древо – в оврагах окрест можно будет отыскать питье тебе и варгу. Этот путь будет наименее безлюдным, и орков тут может оказаться менее всего. Дичи хватит, должно хватить. Твоя задача – до начала зимы выбраться за пределы болот и Эмин Муила и оказаться в Южном Рованионе.

Не стоит забирать к востоку – держись Андуина. Восточнее будет Привражье, место, где отсиживается множество орков перед возвращением в Мораннон. Путь вдоль Андуина станет проще, ты уйдешь в сторону от возможных опасностей, хотя они подстерегают тебя буквально везде. Невозможно представить простой и легкий путь для тебя, путь длиной в год. Увы.»

Ветка смотрела, как молодой дунадайн играет с Нюктой – не откидывая, впрочем, капюшона, и думала, что уже не год. Не год. Следопыт пояснил ей продолжительность местного года и рассказал, как его делят тут. Важнее было то, что под деревьями в изобилии уже произрастали съедобные грибы, земляника отошла, а душистая малина – началась. Время шло. Надо было уложиться в назначенный ей путь быстрее, чем за год.

«Места делаются благими, и на этом берегу Андуина появятся поселения людей. Излучины реки образовали Южные и Северные отмели, богатые рыбой и заводями. Здесь же к реке ближе подходит Чернолесский тракт, который, однако, не делается менее опасным, так как все еще связывает Лихолесье и Мордор. Места – чередующиеся каменистые низкогорья, леса и равнины. Пройдя Северные отмели, останется только достичь Лориена – который будет на западном берегу великой реки. Эльфийские владения ты узнаешь по деревьям, которые будут сиять зеленью и багрянцем даже зимой. А на восточном берегу, забрав также к востоку, ты выйдешь на оконечность Лихолесья. Узнать нужные места будет нетрудно – могучий пожар выжег черную полосу от Дол Гулдура до самого края леса, и образовалась громадная просека. Прямо во время битвы ей дали название Наур Сирион – Путь Огня. По краю Пути Огня, опасаясь равно темных существ и эльфийских пикетов, если ты считаешь и их опасными для себя, ты дойдешь до Дол Гулдура. Но можно и не ступать на Наур Сирион – ты вольна обойти Лихолесье как с запада, минуя Росгобел, так и с востока, преодолевая окрестности Долгого озера, минуя останки Эсгарота. Путь западом длиннее, но путь востоком не намного короче и гораздо опаснее. Так что, чтобы пробраться к Эребору, тебе придется в любом случае приложить значительные усилия. Это много дней, декад и месяцев, Лана. И все это время ты вправду должна хорониться и от орков, и от людей, и от гномов, и от эльфов. Я сужу по тому, как ты смотришь и как реагируешь на мои слова».

«Лана!»

- А? – Ветка очнулась от своих размышлений.

- Судя по тому, что ты перестала меня слушать на описании Дол Гулдура, твоя цель – не Эребор.

- Ну-у… Мне нужно на север, дунадайн. Какая разница, куда именно. Спасибо тебе. Эктелион уехал, не попрощавшись…

- Ему не хотелось вспоминать, что ты спасла его, Лана. Мы нашли бы его, но не исключено, что не так скоро – мы выслеживали и уничтожали малый отряд орков, которые и ранили его. Затем мы выследили тебя. Вас, - капюшон чуть повернулся в сторону Нюкты, которая, рыча, трепала по земле крепкого и совсем молодого парня – тот хохотал и отбивался.

- Я бы хотела забрать ятаган и кольчугу.

- Нюкта не повезет груз, как вьючная лошадь. Тебе все вещи все равно надо будет держать на своей спине. И я бы оставил клейма Минас Моргула тут, нечего тебе их таскать с собой. Ты хорошо поняла карту?

- Я пойду вдоль Андуина, следопыт. Я так поняла, если я попробую переправиться до Рауроса – я попаду в заболоченное устье Энтавы, в котором нетрудно совсем потеряться. И затем мне снова придется переправляться, не вступая в границы Лориена. Так что лучше уж теми самыми безлюдными тропами. Лучше – ими. Западный край Мертвых болот, а затем Раурос, Нен Хитоэль и Эмин Муил. Держаться Андуина. Слушать водопад до тех пор, пока он будет способен подсказывать мне верное направление. Так?

- Эх, - выговорил старший из дунадайнов, - отчего ты не даешь себя проводить?

- Я не одна. И провожать меня не надо. Это… запретно, - Ветка и сама не знала, отчего у нее вырвалось это слово. Но именно так она и чувствовала – рядом с этими людьми слишком трепетала, словно на ветру, магия, поддерживающая ее сына. Тревогу объяснить было никак нельзя, и все же Ветка была уверена – то сияющее волшебство, которое теплилось в Нюкте, не выдержало бы рядом людей, эльфов, гномов, никого. Слишком легко было погасить чары, созданные злом – и со злой целью. И обернувшиеся, как истово верила женщина, в добро.

В свет.

В ее свет, свет надежды, в путеводную звезду.

***

И вот уже четвертую декаду Ветка не могла выйти из Мертвых болот.

Вот теперь она поняла разницу – только не понимала, в какой момент она так безнадежно и страшно заблудилась. Сутки напролет ее одежда и шкура Нюкты были промочены насквозь; голодной варжихе было тут почти нечего есть, и, хотя ночами они еще не мерзли, но охотиться тут было не на кого. Жирные нагулявшие за лето тело птицы не всегда попадались, да стрелы у Ветки кончились быстро – она сполна оценила, что сочетание «меткий глаз, косые руки» может прямо вести к гибели.

В отдельных бочажках водилась рыба – странно спокойная и жирная. Но пожарить ее было невозможно, так как сухие островки с хоть каким валежником встречались крайне редко. Ветка питалась сашими, Нюкта съедала остатки рыбин, которых женщина била острогой… но вкус к такой пище пропал после того, как однажды Ветка увидела в бочаге лица.

Странные, тонкие, прекрасные в своей смертельной искаженности лица витязей; оскаленные морды лошадей, провалившиеся глазницами, латные перчатки, сжимающие призрачное оружие… до утра Ветка просидела, вцепившись в Нюкту, скуля и плача, как и варжиха; а вокруг них на болоте танцевали бесконечные голубые огоньки, заманивая встать и шагнуть в никуда.

И снова Ветка на рассвете, заметив положение солнца, пыталась идти в другую сторону, на запад – и снова к вечеру оказывалось, что она шла не туда, сильно забирая то ли влево, то ли вправо…

Нюкта отощала и одичала, норовила удрать – она отсутствовала все дольше и дольше. Ветка то плакала, падая лицом в мокрый мох, то кричала во весь голос, убедившись, что иных бесноватых на болотах просто нет.

Она забыла ту внутреннюю тревогу и неудобство, которое ощущала возле дунадайнов. Они были тут с Нюктой вдвоем, и Ветке не с чем было сравнить то тянущее, отбрасывающее прочь чувство. Но сейчас в этом мокром кошмаре, в сырости и испарениях, от которых мутило и ее, и Нюкту, отказ от помощи следопытов казался ей верхом безумия. Она спятила, и даже не заметила, когда.

Ночами Ветка разговаривала с густым мехом на животе варжихи. Несгибаемая, но такая глупая теперь вера заставляла ее петь песенки и вспоминать сказки, обращаться к неродившемуся – и неизвестно доподлинно, существующему ли вообще – сыну. И даже имя для него нашлось само собой.

Ветка все равно видела перед внутренним взором не ребенка, а статного выросшего витязя, с белыми, серебряными волосами ниже плеч – как у Трандуила, и с желтыми глазами – как у нее самой… и хохотала, пугая выпей, так как эти видения ей самой казались теперь порождением странной лихорадки, вызванной сыростью и голодом.

Нюкта сильно изменилась – перестала играть, бегала беззвучно и бережно, сказки слушала внимательно.

Но голод есть голод.

Переходы от отчаяния к снова возрождающейся надежде были почти невыносимыми, и Ветка попросту не знала, что делать. Ни чутье зверя, ни знания человека не помогали найти путь к Андуину – или хотя бы к Мораннону.

***

Ветка забылась странным, лихорадочным сном. Проснулась она от того, что рядом с ней, прямо рядом, раздалось шлепанье и хныканье.

Женщина открыла глаза – и подпрыгнула.

Рядом с ней сидело странное создание, скорченное, бледное, с широкими стопами и тонкими паучьими пальцами рук – оно было поцарапано, и в характерных отметинах Ветка немедленно узнала отпечатки зубов Нюкты… создание это, однако, не выглядело забитым и слабым – оно шипело и плевалось, и проклинало варжиху, как только могло.

- Мы голодны, голодны, и нам от голода холодно, холодно! А мерзский, мерзский волк хватает з-субищами, как мы не просили, не просили…

- Ты разговариваешь? – подскочила Ветка. – Ты… кто ты?

- Мы бедный маленький крас-савчик, мы обворованный Смеагорл, обворованный, да, мерзским хоббитсом, хоббитсом… он украл нашу преллесть, и нам пришлось покинуть уютные пещерки! Мы долго шли, мы притомились, а тут волчиц-са, со своими зсубищщами….

Нюкта заворчала, сжевывая голодную пену. Ветка смотрела на странную тварь зачарованно.

- Тебе удобно так ходить… голым?

- Мы любим болот-цсе… любим… нам не мокро, отпустите нас, и мы пойдем восвояс-си! Голодные, обворованные, нищие, несчастные, мы пойдем восвояс-си… искать справедливос-сти…

В бочаге неподалеку плеснуло. Тварь, которая назвала себя Смеагорлом, замерла.

Ветка встала, перехватив острогу прочнее, сделала два танцующих шага – и замерла также.

В рассветных лучах чешуя всплывающей рыбы сверкала тусклым золотом. Огромная тварь, размером почти с этого Смеагорла – отличная цель; девушка изготовилась и ударила.

Она попала, но что произошло затем – ей было неведомо. Рыбина сдернула ее с зыбкого края бочага; странные силы тянули вниз – но цепкие невероятно сильные руки дергали вверх. Противный голос что-то орал, на другой ноге сомкнулись клыки Нюкты, а собственные пальцы Ветки накрепко вцепились в разом ставшую скользкой и словно живой острогу.

Снизу поднимались призраки воинов, и тоже кружили, пытаясь то ли отнять у женщины ее рыбину, то ли утянуть саму Ветку на далекое илистое дно…

И разом все кончилось – солнце взошло окончательно, мокрые насквозь Нюкта, женщина, странный голый чудик и рыбина тяжело дышали на мшистом холме.

- Помоги мне, пожалуйста, - быстро сказала Ветка, глядя в прозрачные глаза нечаянного спасителя. – Я понимаю, Нюкта поймала и прикусила тебя. Извини. Пожалуйста, помоги мне выйти к Андуину. Я заблудилась тут, и я не люблю жить в болотах. А я буду ловить рыбу. Всю дорогу.

- Вот так будешь ловить рыб-цсу, вот так, женщ-щинка, вот так? – засмеялось создание, и Ветка увидела, что зубов у Смеагорла мало, чтобы не сказать, что почти и нет. – Эдак ты нам будешь долж-шна, долж-шна. На что-то и сгодишься когда-нибудь. Давай клятву, што спасешь Смеагорла, когда сможешь. Когда он попрос-с-сит.

- Я клянусь, - сказала Ветка. – Клянусь спасти тебя, когда смогу, - и ударила кинжалом по рыбине – одно филе с бока себе, другое Смеагорлу, а голову и все, что осталось, кинула Нюкте. Варжиха с ворчанием схватила подачку.

- Без-столковая женщина, так много хорош-шего скормила варгу, глупому варгу… все глупцс-сы, и только хоббитс, мерзский хоббитс, лгун, предатель, мерзский хоббитс… о, моя прелес-сть…

Ветка рассталась со Смеагорлом вблизи от Рауроса. Когда голос водопада стал очевиден, странная тварь, с которой женщина даже немного подружилась, странно умная и житейски весьма непростая, удалилась обратно в Мертвые болота, сказав напоследок, что путь ее лежит к Темному Властелину, искать справедливости.

Ветка осталась в уверенности, что «его прелесть» - это самка того же вида, которую за какой-то надобностью отбил хоббит, имени которого Смеагорл при ней так и не произнес.

Безумие, владевшее Веткой на болотах, отступило в тот момент, когда она посмотрела в каменные глаза великих статуй. Мощь и державная гордыня Гондора была воплощена в них, и прототипами статуям были люди.

Люди.

Озеро лежало перед Веткой, слева, с западной стороны, оно медленно продвигало свои воды и низвергалось водопадом. А справа, с восточной стороны, начиналось нагорье, поросшее редким лесом, уже загорающееся алой и желтой листвой, предвещающей осень.

Ветка перевела взгляд на Нюкту и испугалась – сердце замерло и снова забилось, преодолев паузу.

Вокруг носа варжихи и у глаз появились прядки седой шерсти.

Нюкта смотрела в глаза женщины не отрываясь. Вот так, мудро и прямо.

Ветка обняла волчицу и прошептала: «Ты же все понимаешь, Нюкта… ты же все чувствуешь… Эру, что же делать…»

Варжиха вздохнула и повернула морду к северу.

*Согласно канону, Горлум три года бродил по подземельям, где у него забрал кольцо Бильбо, и только потом пустился на поиски «его прелести». Но я допустила ускорение событий – по хронологии «ЯЗВеря», Горлум выбрался из пещер спустя всего лишь примерно год, и продвигался в сторону Мордора. Далее все события, происходящие с ним, будут канонными.

Пребывая в плену у Трандуила (что произойдет в положенные сроки), Горлум залезет на дерево и откажется спускаться. Ольва отвлечет стражу и даст сбежать пленнику – в исполнение данной клятвы.

Комментарий к Глава 20. На север

https://fantlab.ru/edition168754

Если вы устали ждать “ЯЗ” в бумаге, но сдавали на этот проект деньги - я могу предложить вам “Попаданца”. Просто напишите мне, если вас устраивает такой обмен.

========== Глава 21. Кирит Унгол ==========

Отряд был так силен, что небольшие группки орков, попадавшиеся на пути, попросту сносил, не проявляя к остаткам врага никакой жалости.

Мэглин часто ехал в самом хвосте кавалькады вместе с Иргилем, временами о чем-то негромко беседуя. Гномы держались особняком, но ничуть не тормозили продвижение отряда — привязывали себя к седлам и терпели.

Однако появился и повод для тревоги — красный орк со своей малой ватагой вблизи от края гор исчез, и даже такие следопыты, как Арвиль, Теннарис и Даэмар не смогли его отыскать снова.

— Надо было убить раньше, — ворчал Торин. — Балроговы горы, балрогова дорога и морготовы кони, раздери их варги… лучше бы на своих двоих.

— Ты ноешь и ноешь, гном, — надменно выговаривал Трандуил, — а между тем ты не так долго правил, чтобы привыкнуть к комфорту. Кем ты там… работал?.. до того, как сумел вернуть себе Эребор? Кузнецом? М?

— А хоть бы и работал, — ничуть не менее надменно отзывался внук Трора, — все жизненный опыт! А вот что умеешь ты, кроме как рыться в побрякушках и пить вино, неизвестно…

— Зато я делаю это красиво, — сладко пропел Трандуил, — а ты даже на лошади едешь как мешок с мукой!

— С мукой? — сердито буркнул гном. — Поскакали?

— Поскакали!

«Ась?» — уточнил Герцег, которому его соревновательный дух не давали проявлять давным-давно. Два коня, могучий вороной и тощий, но уже прорезавшийся мышцами гнедой, вздернув хвосты, выстрелили под всадниками.

Гэндальф придержал Белобочку, которая нервно взвизгнула — кавалеры упылили вперед по Харадскому тракту. Синий плащ Торина и плотный серый Трандуила трепал ветер мордорских предгорий, а из-под копыт коней брызгали мелкие камешки.

Короли скрылись за поворотом, за большими камнями, и невольно прочие всадники поднялись вскачь. Однако две запыленные фигуры уже возвращались, молча, встали в общий строй, и даже по глазам было не понять, кто же одолел в скачке.

— Дети, — сказал Халдир и улыбнулся. — Короли. Престол делает нечто такое с рассудком правящего, что любые границы и правила перестают иметь значение. Тот, кто рожден повелевать другими, виден в любом поступке.

— Если встать на ночевку пораньше и отдохнуть как следует, завтра к полудню мы будем около Кирит Унгола, — невпопад сказал подъехавший Лантир. — И можно будет атаковать.

***

Вокруг вечернего костра собрался весь отряд.

— Оружие к бою, — негромко говорит Трандуил. — Доспехи и луки наизготовку. В Минас Моргуле Враг всегда держал немалый гарнизон.

— Давайте оставим лошадей за Придорожными скалами, — предложил Халдир. — Пусть разведчики осмотрят крепость, и тогда мы решим, как нам ее брать. Атаковать наугад будет неразумно.

Трандуил дернул бровью — видимо, отсрочка, хоть и оправданная, рассердила его.

— Ривенделлец говорит дело. Агнир мог опередить нас, и в Минас Моргуле устроена засада, — сказал Торин. — Попавшись, как мальчишки на чужой яблоне, мы обездолим наши народы… и совершенно не поможем Ольве.

— Разумеется, — раздраженно выговорил Владыка Сумеречья. — Именно так и нужно сделать. Но, разделяя малый отряд, мы ослабляем его. Разведчикам надо приложить все усилия, чтобы вернуться как можно быстрее. Кроме того… Харадский тракт и эти предгорья небогаты водой. Мы останемся в таком месте, где напоить коней будет непросто.

— Есть еще вариант, — подал голос Гэндальф. — Расседлать и отпустить всех лошадей. Они достаточно умны, чтобы не пропасть… и вернуться по домам. Белобочка поведет роханских коней дальше на юг, Воронок и Герцег отправятся на север. А мы пешком, не разделяясь, тут уж сами.

— Если придется идти в Мордор, кони все равно не помогут, — проговорил Иргиль. — В Темной стране мне доводилось скитаться… но очень давно. Как и тут, в предгорьях, она выпивает всю воду, и даже гнилых болот там не так много. Сгинуть можно и пешим, и конным, и в основном от голода и жажды. Орки едят… и пьют зачастую своих… и пленников, которых они ведут с собой на прокорм. Такой способ нам не годится. Сам воздух там едва пригоден для дыхания. Искажение во всем. Так что, пока кони набрались сил и могут за себя постоять — может, что сказал волшебник, и есть самое стоящее предложение.

— В Минас Моргул ведет узкая лестница. Туда придется подниматься пешком, уж точно без лошадей, — выговорил Гэндальф.

— Хорошо, — подытожил Трандуил. — Мы ночуем и на самом рассвете шлем в крепость Даэмара и Арвиля. Они доложат, что там и как. И дальше мы решим. Сегодня у нас есть чем поить лошадей, меха наполнены под завязку, а завтра мы все обдумаем заново и решим так, как будет лучше.

Отряд расположился на ночевку.

Трандуилу не спалось.

Лето уже вступило в свои права. Там, в Лесу, птицы учили птенцов летать, а звери принесли детенышей — с тем, чтобы до осенних холодов малыши окрепли. Многие растения отцвели и готовились плодоносить. Там на лужайках созрела ароматная земляника, а в ручьях плескалась рыба…

Там, в Лесу, было все, что много столетий составляло драгоценнейшее наследие Орофера и гордость и заботу Трандуила. Владыка Сумеречного леса обходил бы сейчас свои владения, в мантии и цветущей короне, и следил бы за нерушимыми рубежами Эрин Галена.

Вместо этого он сидел на пыльном камне у Харадского тракта и надеялся всей душой, обращаясь мысленно к Эру Илуватару и валар, стремясь отыскать огоньки двух фэа в темноте надвинувшихся Мордорских скал.

Лунный свет серебрил его волосы, стекающие по плечам и спине, а взор не отрывался от нависающих зубцов черных гор.

К Владыке эльфов подошел Торин и встал, заложив большие пальцы за широкий кованый пояс. Постоял молча.

— Отдохнул бы ты.

— Ты не нянька мне, — вздорно ответил Трандуил.

Торин помолчал, повздыхал. Потом совсем тихо спросил:

— Ты… вовсе не слышишь ее? Совсем? Ты…

— Я не слышу, Торин. — Трандуил гибко встал и ушел к своему месту, завернулся в плащ. Торин вздохнул снова и отправился к костру — дежурить.

***

Наутро разведчики неслышно покинули лагерь. Прочие, постепенно пробуждаясь, приводили в порядок оружие и доспехи.

Арвиль и Даэмар вернулись быстро — много быстрее, чем отряд ожидал их.

— Там пусто, — проговорил Даэмар. — Часть Минас Моргула выдержала пожар, помещения для караульных, кузни, нижние галереи — все разрушено. Отсюда этого не видно, но внутри как будто приключилось сражение. Крепость не защищена и засады там мы не обнаружили. Можно войти.

— Ольва? — спросил Трандуил.

— Нету и ее, мой король, — Даэмар встал на одно колено и нагнул голову.

— Давайте отправимся туда и посмотрим сами, — мягко выговорил Гэндльф. Не зря же проделан такой длинный путь. Надежда не умирает от такой малости, как пустая крепость Врага. Вперед.

Расседланные — на всякий непредсказуемый случай — кони были отпущены, а спешившиеся люди, гномы и эльфы отправились в крепость на перевале Кирит Унгол.

Трандуил несся впереди, обнажив один из своих мечей. Зоркие глаза примечали все — брошенное покореженное оружие и доспехи орков, сожжённые и обрушенные галереи, надежные, но сорванные со своих петель решетки. Теннарис нагнулась и подняла острейшую голубую чешую… дракон был тут — несомненно, был.

Пустота была несколько зловещей — по одному не расходились, лишь по двое или трое, стремясь отыскать в брошенной крепости хоть какие-то признаки Ольвы.

— Отчего нету тел, трупов? — шепотом спросил Халдир Иргиля.

— В прежние времена ходили слухи, что одна из дочерей Унголианты, Шелоб, обитала тут, вблизи Кирит Унгола, — так же вполголоса ответил Ключник. — Она могла забрать и сожрать раненых… а трупы своих охотно доедают сами орки.

— Шелоб? Паучиха?

— Да. Но она никогда не вползает в помещения, построенные чьими-то руками, если на то нет крайней нужды. Я не вижу паутины и пятен яда… Кроме того, она не любит огня — а тут горело, и горело сильно…

***

— Вот.

Круглая зала на самом верху главной башни.

Груды заостренных голубых чешуй… череп дракона, тонкие спицы разом истлевших крыльев.

— Голова отдельно, — почему-то прошептал Торин. — Могучая рука отделила эту голову от туловища…

— Вот он, голубой дракон, — так же вполголоса проговорил Трандуил. — Вот оно, узилище Ольвы. Распахнуто настежь.

Гэндальф шагнул мимо, вытянув вперед посох. Разоренная постель, небольшой столик. Всюду чешуи, острые края которых могли бы прорезать даже края добротных кожаных сапог. Следом за волшебником зашагал Торин, безжалостно давя останки дракона коваными подметками.

Гэндальф откинул крышку сундука и поддел посохом платье. Желтое платье Ольвы Льюэнь.

Взял в руки — помял, показал Трандуилу щепу, вдетую в кружево манжеты.

Торин между тем встал на четвереньки и заглянул под кровать. Пошарил там и вылез, держа в руке черную эреборскую бляху.

— Нам нечего делать здесь больше, — сказал один из рохиррим. — Мы отправляемся назад, Владыка Сумеречья. Наш долг исполнен. В Мордор за твоей призрачной надеждой мы следовать не желаем, а весть, что девы не оказалось в Минас Моргуле, мы отнесем королю Тенгелю. Прощай.

— Пока кони ускакали недалеко, мы еще можем их призвать, — сказал второй из эорлингов. — прощайте, гномы, прощайте, эльфы. Тут наши пути расходятся.

Люди покинули зал… а Трандуил молча передал платье Ольвы Мэглину, который убрал его в суму, и стоял, замерев, посередине, словно пытаясь провидеть все, что тут происходило.

— Прикончить тварь мог только Глорфиндейл, — выговорил Иргиль. — Я предлагаю отправиться в Мордор. Огромный риск идти туда тебе, Трандуил Ороферион, ибо ты не имеешь права обездоливать Сумеречье… но мы можем спуститься из башни внутрь темной страны, и мы пойдем.

— Надо было оставить стражу около входа в Минас Моргул, — снова невпопад выговорил Лантир. — Мы вошли, не оставив стражу. Пустота и безлюдье здешних мест могут быть крайне обманчивыми.

— Ты, фея, — Торин с силой сжал предплечье Трандуила железной рукой. — Все, что здесь случилось — уже прошлое. Она сильная. Она жива. Мы найдем ее. Не нужно тебе здесь колдовать и постигать ужасы происшедшего. Решай, что делать.

— Мне нет хода в Темную страну, — проговорил Гэндальф. — Все орки Мордора тут же окажутся возле нас.

Трандуил встряхнул головой, словно очнувшись от страшного морока.

— Пусть уходят рохиррим. Иди и ты, волшебник. Ты и верно словно яркий маяк для темного взора — и если он не настигает тебя в Средиземье, то в Мордоре настигнет немедля. Я вправду желаю спуститься в Мордор… хотя бы в предгорья… и убедиться, что не найду никаких следов Ольвы Льюэнь, моей супруги и матери моего ребенка. Я помню о долге перед Сумеречьем, и выйду из Темной страны спустя не более чем через двадцать дней. Однако здесь мы отыскали первые неоспоримые следы ее пребывания. Длительного… пребывания. Я не могу этим пренебречь.

— Двадцать дней. Если не находим других следов, затем выбираемся и отправляемся по домам, — выговорил Торин. — Это разумно, Трандуил.

На лестнице раздался топот… в зал ворвался один из рохиррим — из плеча эорлинга торчала черная стрела.

— Засада! Там Агнир… с отрядом. Двое других погибли сразу… мы заперты в Минас Моргуле! Нам не выйти отсюда в сторону Харадского тракта…

========== Глава 22. Андуин ==========

Вместе с преодоленным нагорьем пришла и новая напасть — холод.

Нюкта обросла шикарной шубой, а Ветка только могла догадываться, какой будет зима тут, в южном Рованионе. Были надежды на мягкую погоду. Помнится, зима и на севере, в Дейле и Эреборе, не была особенно свирепой — хотя основные холода женщина тогда попросту проболела, валяясь под неусыпным присмотром Фили.

Варжиха сделалась не только напарницей и подругой, но и единственным спасением от холода, если не считать костерков, которые Ветка жутко опасалась оставлять на ночь. Следить за огнем и дымом от негосквозь сон было невозможно. А никаких знакомств в пути Ветка по-прежнему не желала. Их путь был тайным ото всех, скрытым от любых глаз.

Варжиха ложилась на бок и подгибала лапы, Ветка падала в меховую люльку и накрывалась легким пологом, который дали ей дунадайн.

Чтобы не забыть человеческую речь, женщина подолгу рассказывала сказки волчице, пела ей песни. Временами приходилось настойчиво убеждать себя в том, что человек способен продержаться в одиночку в экологически чистой местности без источников пополнения оружия или одежды, год. Вспоминались какие-то полумистические истории о староверах Сибири, о людях, которые заблудились и вышли обратно к человеческим поселениям спустя пару лет… но факт оставался фактом — одежда и обувь ветшали, ночи делались все более прохладными, по утрам под ногами хрустел сахаристый иней, оружие тупилось, и не всегда находился подходящий камень, чтобы его направить, а седых волосков на мохнатой морде Нюкты становилось все больше и больше.

Река вела и кормила девушку. Преодолевая Эмин Муил, она несколько раз натыкалась на непогребенных или погребенных недостаточно тщательно орков, и грабила покойников. Выделка или хотя бы нормальное снятие шкур с убитых животных было ей не по умениям, а потому, избавившись от кольчуги и ятагана из Минас Моргула, к первым настоящим холодам Ветка уже снова была в меховой куртке какого-то давным-давно павшего орка и в его же кольчуге.

После того, как ее покинул Смеагорл, много недель женщина не видела никого, кто ходил бы на двух ногах — ни орка, ни человека, ни гнома. Следопыты рассказали ей, что вблизи Отмелей есть несколько рыбацких деревушек, в которых некогда обитали полурослики, люди и немного гномов — но ныне, говорили они, практически все опустело. Слишком много орков, слишком непонятно, кто, в случае пробуждения Мордора, будет защищать эту часть Рованиона, а также слишком высока угроза со стороны истерлингов и всякого сброда, который грабит кого ни попадя, путешествуя по Великой реке…

Ветка не торопилась. У нее созрела идея, что, если она дойдет до сожженного Дол Гулдура, то там и зазимует — наверняка среди пристроек огромной крепости найдется помещение, где можно будет потихоньку поддерживать малый огонь. Вряд ли крепость кто-то охраняет — орки слишком сильно потрепаны, а эльфы Трандуила давно не держали там никаких пикетов, с чего бы им выставить таковые теперь?..

Были моменты одуряющей слабости, когда Ветка часами перебирала в голове, у кого, как могла бы получить приют и помощь. У нее коротило рассудок, когда она репетировала возможный спич, поясняющий ее особое отношение к Нюкте. А что случилось бы со слушающим?.. и десятки, если не сотни раз в ее воображении суровый Тенгель, непреклонный Торин, драматически вскинувший брови Бард — или даже сам… сам… но тут Ветка как правило даже мысленно поджимала хвост и замолкала, — поднимает меч, Нюкта скулит, и…

Нет, только когда все разрешится благополучно, только тогда…

Для надежности Ветка надумала скитаться до лета. Срок по эльфийским канонам наступал в марте, определить который женщина предполагала по снеготаянию и цветению ивы и вербы, по первой невесомой зелени на привычных ей, не эльфийских, деревьях, по другому цвету неба. А если она ошибется — тогда… тогда она пойдет мимо Лихолесья к Эребору, когда начнет цвести земляника. Не ранее.

Чтобы уж наверняка.

Но тогда очень многое перестанет иметь значение, и останется только вина за бессмысленно павшего в горах Мордора златого витязя.

А пока она двигалась неспешно, то чуть отдаляясь, то приближаясь к реке снова.

Дичи было предостаточно, да и стрелять Ветка научилась намного лучше. Разок она наткнулась на заброшенную деревушку навроде той, которые описывал ей следопыт. Там в полуразрушенном домике она обзавелась еще небольшим количеством скарба — и полным колчаном простеньких, без кованых наконечников, но когда-то очень хорошо вырезанных сбалансированных стрел. Тогда же она решилась прожить там несколько дней, скупо топя уцелевшую печурку и регулярно стукаясь головой о невысокую притолоку.

Но теперь она снова шла — и отлично понимала, почему Рованион именуют также Глухоманью или Пустоземьем.

Временами они с Нюктой голодали, но такое все же случалось теперь нечасто. Однако последние ягоды, орехи и грибы отходили, а дичь становилась все более осторожной. Труднее стало и бить рыбу — заводи, как на болоте, тут встречались реже, а зайти в воду стало слишком холодно.

Размышления о том, как пережить зиму, делались неприятными… и Ветка все чаще жила по принципу Скарлетт О’Хары — «я подумаю об этом завтра». Действие стало для нее лекарством и сделалось превыше размышлений — только верить, только неистово двигаться к поставленной цели, отсекая то, что осталось позади, не позволяя себе запугать себя призраками грядущего, не сомневаясь в том, что путь исполним, и придерживаясь в пути всего десятка жалких правил, первое из которых гласило — никаких попутчиков и случайных знакомых.

У берегов Андуина начал вставать ледок, хотя дунадайн и предупредил, что величайшая река не замерзает полностью, в отличие от рек поменьше. Ветке жестоко не хватало перчаток, одежды, еды; она безумно соскучилась по хлебу; и только сна, отдыха в теплой Нюкте было вдосталь — они научились отыскивать надежные местечки, защищенные как от ледяных затяжных дождей поздней осени, так затем и от порывов холодного ветра со снежной крупкой, и, пока не стало действительно холодно, спали столько, сколько хотели.

Время от времени Ветка даже словно позволяла себе забыть, во имя чего она скитается, что именно хранит, потому что вера была тяжелейшей ношей… посильной, но требующей очень многого, чересчур много подчас.

Беда случилась у небольшого озерка, протокой соединенного с Андуином. Через протоку предстояло переправиться, а еще Ветка приметила в неглубоком озерке коряги и заподозрила там сомов. Ветер принес нечто, похожее на запах дыма, и женщина предположила, что далее может быть небольшое поселение хоббитов или людей, которое придется обойти — следовало подкрепиться и уйти от берега реки.

Ветка ступила на слабый ледок с острогой, примерилась…

Сома она добыла, но из холодной, словно засасывающей воды ее вытянула Нюкта, ворча и ругаясь на своем волчьем языке. Они отыскали укрытое огромными корнями выворотня место, Ветка разожгла костер; Нюкта сожрала двадцатикилограммового сома, оставив, как обычно, женщине голову.

Одежда была выжата, высушена, сколь возможно, и снова надета. Голова запечена и съедена. Варжиха подставила мокрый пушистый бок, тяжело воняющий зверем… и обе уснули.

Проснуться и встать на ноги Ветка уже не смогла.

***

Ветер выл не переставая, и он был хуже горстей колкого снега. Приходя в себя от лютой температуры, сотрясаемая кашлем, Ветка видела, что Нюкта старается не уходить от нее — но варжиха была растеряна, скулила, не понимая, что такое могло случиться с ее человеком. Место было негодное для зимовки, следовало идти — но Ветка не могла.

Разок Нюкта исчезла и вернулась с оленихой в пасти — но разжигать огонь и готовить мясо Ветка не смогла… она отогрела руки в горячей утробе оленихи и съела ее сердце.

Затем ее вырвало, и все стало еще хуже.

***

Когда Ветка пришла в себя, то долго рассматривала потолок над собой. Бревенчатый добротный потолок, заботливо оструганный умелыми руками — не слишком высокий, но и не обветшавший, как в том заброшенном доме, в котором она жила какое-то время.

Затем женщина сообразила, что Нюкты рядом нету, и что эти стены и этот потолок она уже рассматривала раньше… возможно, ненадолго включаясь сквозь бред.

— Ага, — сказал низкий, тихий дрожащий голос, — ага.

Ветка попробовала сесть, но сесть не вышло — она была слишком слаба.

— Варг… варг…

— Умница твоя в хлеву, — ласково сказал тот же голос, а в губы полилось теплое. — Сама себе поохотилась, теперь спит. Она притащила тебя в жуткий буран. Я вижу, варжиха ручная, хотя мы и поопаслись пускать ее в дом.

— Она… она…

— Все хорошо с ней. А вот ты приболела очень сильно. Пей, девочка.

— У меня есть… есть…

— Все, что у тебя есть, мы с мужем уж нашли, и деньги тоже, — старческий голосок захихикал, — только нам ни к чему это. Все ушли, мы одни тут остались, живем потихоньку. Слишком уж давно, слишком. Решили не бросать насиженного места. Тут когда-то был причал и большая крепкая деревня… а теперь уж ничего не осталось.

— Где… я?..

— Излучина за Северными Отмелями. Когда-то тут место называлось Летний Брод… когда Андуин мелел после жарких лет, можно было переправиться — и течение не такое сильное, и река не такая широкая… да только много времени прошло. Вот мы — последние Летнебродские.

Ветка, наконец, рассмотрела старушку — старушку… да только не человеческую.

За ней ходила убранная в яркие, хотя и старые одежды, да еще и в окованный бляхами на манер боевой куртки жилет, пожилая гномка. И да, она была с усами, усами, украшенными бусинами и металлическими зажимами.

— Нюкта?..

— Ну что ты будешь делать… Фофур, позови-ка волчицу!

В ответ раздалось кряхтение и лязгание — и через некоторое время широкий, коренастый гномий дед впустил в дом изрядную порцию ледяного воздуха и Нюкту, которая тут же заняла три четверти небольшой жарко натопленной комнаты.

Завоняло.

— Она тебя тащила как убоину, — буркнул старец с таким огромным носом, которому позавидовал бы даже Балин. — Но я сразу приметил, что на варжихе упряжь, и решил все ж таки посмотреть. Гостей у нас давно не было… но вот и ты…

— Я тебя расчесала, — радостно сказала старушка. — Ты легонькая, мы тебя и подняли, и положили. Я лечу тебя вот… уж сколько дней лечу. И помыла, и помогаю, чем могу…

— Спасибо… спасибо…

Нюкта лизала шершавым языком Веткину руку, не сводя с нее умного взгляда.

— Волчица-то ручная, — снова вмешался дед, — и нас кормит. Понимаешь, я уж не такой резвун, чтобы на дичь ходить. А эта и оленя притащила, и кабана…

— Спасибо… спасибо…

— Только пусть выйдет, а то нам запаха потом вовек не вывести…

— Нюкта…

Волчица покинула комнату, и Ветка обессиленно растянулась на ложе.

— Я уйду как смогу…

— Никогда гномы народа Дурина не гнали обессилевших путников, — важно выговорил дед. — И за все мои двести восемьдесят лет жизни я никогда такого не делал и не собираюсь.

— Дурина?..

— Да. Мы поселились тут после того, как Смауг захватил Эребор. Сколько могли, ковали, работали, — добавила старушка, — а вот когда последние люди решили уйти отсюда, пришла наша старость. Смысла уж не было никуда следовать… вот мы и остались.

— Ваша старость?..

— Она не как у людей. Это в одночасье просыпаешься и понимаешь, что теперь ты стар, — задумчиво сказал Фофур. — И отныне ты в обузу. И лет тебе осталось ну десять… пятнадцать, а то и того меньше. Верно, Лис?

— Все верно. Вот уже двенадцать лет мы тут совсем одни, детка. Но помочь тебе в нас жизни еще хватит, — усмехнулась в усы старушка. — Может, Махал нас для того и держал, чтобы тебя выручить.

— Я сумею, — в горле Ветки стало совсем тесно, — сумею… отплатить… добром.

— Может, и сумеешь. Да мы только совсем ничего такого не ждем. Это нам самим надо… и в последние свои месяцы делать добро. Ты не орк, не служанка Моргота, хотя и в орочьей кольчуге, — медленно проговорил дед. — А, стало быть, помогать тебе можно. И нужно.

— Вы не побоялись варга…

— Говорю же, я упряжь сразу приметил. И она уж больно разумно вела себя, твоя варжиха.

Спустя три дня Ветка уже вовсю хлопотала по хозяйству.

Лис и Фофур двигались страшно медленно. Быстро они лишь прихлопывали дверь от сквозняка. И Ветка с изумлением поняла, какой бывает истинная старость гномов — почтенная, глубокая и немощная, но недлинная по их жизни. Также стало понятно, что возраста, в котором гном делается стариком, Балин, несмотря на все его седины, к примеру, еще не достиг.

Фофуру был тяжел топор, а вблизи и дома соседей, покинувших Летнебродье, уж были разобраны, и хворост весь выбран. С легкой волокушкой старец ходил к домам подальше, постепенно разбирая и их.

Лис могла с дотошностью по часу расспрашивать Ветку о ее пути, о ее варге, мусоля и медленно подготавливая к варке рыбу, которую старики ловили на уды и закидушки.

Были у них куры, которые вызывали самое пристальное внимание Нюкты, две козы и козел.

Ладный добротный дом мог выдержать проживание еще не одного поколения гномов. Выстроен он когда-то был на совесть, но силы его владельцев медленно иссякали…

Старики не знали о том, что Торин Дубощит вернулся в Эребор и воцарился — и эти рассказы интересовали их намного больше, чем все приключения самой Ветки, которая быстро выздоравливала на горячих чаях и заботе гномов.

— Зимуй у нас, — говорила Лис. — Куда тебе рваться, что ни дорога — одна беда. Андуин встанет, дичи сделается меньше. А как весна настанет, и пойдешь.

И Ветка думала — почему бы не согласиться? Она так намерзлась и наголодалась, что вариант зимовки в теплом и надежном доме казался ей неплохим, да и Нюкте старики очень нравились.

И еще — женщина видела, что и пожилым гномам ее помощь ой как пригодится.

Словом, все снова шло замечательно.

Но, как водится, недолго.

***

Фофур влетел, сколь применимо было такое слово к деду, в дом и закричал:

— Конные! Конные, Лана! Пока далеко, но я увидел — поднялся на крышу соседского дома… Нюкта в дальнем сарае… ты говорила, что должна хорониться ото всех — иди же, скорее, прячься, мы все твои вещи приберем!

Сердце в груди Ветки подскочило, а расслабленное теплом и пищей тело мгновенно напружинилось. И трех минут не потребовалось — она была одета, собрана и юркнула в заднюю дверь дома Фофура и Лис.

Нюкта плотно вжалась в старое-старое сено и замерла, а сама Ветка прижалась к щелям в двери и вслушивалась в ночную пургу.

К дому старых гномов подъехали пять всадников, в которых женщина без труда опознала рохиррим. Кони чуяли варга и танцевали, изнуренные всадники тяжело спешивались.

-… по приказу короля Тенгеля…

-… ищем… не видели ли?..

— Никого не видели! — голос Фофура. — Варг шляется кругами, замучил совсем, вы следы, небось, видели, а двуногих никого не было, уж лет пять… вы первые…

— Награда…

— Остановимся у вас переночевать… завтра буран уляжется, и варга вашего пристрелим… поохотимся…

— Коней бы в сарай?..

— Вон в том скотина подохла… разберу его потом на дрова, зараза в нем… а сюда, с этой стороны к дому ближе, ставьте, там козы…

— Заходим… Спасибо, гном…

Ветка, не дыша, прислушивалась.

В глухой ночи Фофур принес упряжь Нюкты, припасы в дорогу, одеяло и прочные, гномьей работы сапоги на меху с окованными носами.

— Пришлось последнюю бутыль браги откопать, — сердито выговорил дед. — Упились и спят, коням тоже подмешал браги и сон-травы. Они хорошие, рохиррим, да уж больно ищут какую-то деву из человеческих, с желтыми глазами. По приказу Тенгеля. А я твои глаза-то и не разглядел… но, если тебе надо, чтобы не нашли — уходи сейчас. Завтра они коней выведут — кони покажут, где варг. Нюкту одну отпустить прятаться в холмы — отыщут и пристрелят. Так что… эх…

— Я поеду, Фофур, — прошептала Ветка. — Спасибо за все. Было бы слишком хорошо, если бы удалось остаться у вас.

— Повези привет от нас Торину Дубощиту. Скажи — Фофур и Лис… Фофур и Лис, — беспомощно проговорил старик и сунул в руку Ветки широкий кованый браслет с самоцветами. — Может, вспомнит. Мы не у двора были. Но, может, вспомнит…

— Я скажу, Фофур. Спасибо за все, — Ветку давили слезы, а Нюкта беспокойно вслушивалась в голос вьюги.

— Не опоздай, детка, — прошептал совсем тихо старик. — Благословение тебе от Лис… и… не опоздай. Так хотелось бы вернуться в Эребор… хоть на день… и почить там.

Ветка склонила голову… затем плотно затянула шнурки капюшона, жестко насадила сверху шлем и взялась за упряжь Нюкты.

Фофур открыл дверь и так и остался стоять рядом.

Варжиха скакнула в ночь, холод и тьму… вернулась. Ветка спрыгнула, крепко обняла старого гнома, поцеловала и снова бросилась в свой нелегкий путь.

========== Глава 23. Реванш ==========

Орки, намного больше числом, чем видели разведчики отряда Трандуила, полукругом выстроились перед выходом из крепости Минас Моргул. Два рохиррим и правда лежали тут же, убитые выстрелами в упор, но лошадей видно не было. Это и понятно — подъем ко входу в крепость был достаточно крутым и каменистым, трава тут не росла…

Трандуил выпрямился и заложил руки за спину. Серебряный плащ волос мерцал на фоне нависающего силуэта Минас Моргула.

— И чего же ты хочешь, Агнир?

Тонкого плетения кольчуга стекала с плеч Владыки. Голова его, сияющая серебром, была гордо вскинута.

— Тебе же нужно что-то. Ты следовал за нами и устроил засаду, но со стороны Мордора войск нет — ты один.

— Реванш, — коротко и очень зло выговорил Агнир. — Очень многое было поставлено на оборону Дол Гулдура. Очень многое… для меня. Я хотел стать кем-то… особенным в глазах Хозяина. А ты и твои эльфы разбили меня.

— Там были и гномы, — встрял Торин, — и люди!

— С людьми я уже немного поквитался… твоя очередь, лесной король.

— Эру Илуватар, уж не поединка ли ты просишь? — глумливо выговорил Трандуил. — Не верю своим ушам…

— Они у тебя достаточно большие, уши, чтобы услышать то, что я говорю. Да, выходи со своими знаменитыми парными мечами, и посмотрим, кто чего из нас стоит, — заносчиво произнес огненный орк.

— Владыка будет сражаться, — злым шепотом выговорил Лантир. — Удостоит. Новый удар слишком силен… Ольвы нет и тут… поединок — способ избыть боль.

— Я согласен, — так же шепотом ответил Иргиль. — У орка нет шанса. Доверяй Орофериону, он лучший боец…

— Все, связанное с этой… женщиной… делает его неосмотрительным, — подытожил Лантир. — Внимание, Ключник, полное внимание…

— Чудные дела творятся тут… — вроде невпопад выговорил Гэндальф.

— Агнир, — сказал Мэглин тем временем, чуть выступая, но все же не выходя вперед Трандуила, — ты знаешь, где Ольва? Хотя откуда тебе — ты был в Дол Гулдуре… и, видимо, на сей момент даже не понимаешь, до какой степени Хозяин бросил тебя на произвол судьбы. Крепость была разменной монетой, ее попросту обрекли на гибель и поражение. А ты… твоим мечтам не суждено сбыться. Никогда и ни в каком виде, орк.

— Вот моя мечта, — орк показал оружием на Трандуила. — Биться с лесной феей, опозорившей меня перед Хозяином. Ну, вне своего королевства — так ли ты могуч и умел, король эльфов?

— Если бы он хотел признания Саурона, — тихо и с огромным напряжением сказал Иргиль, — он бы просто атаковал. Не так важно было бы, кто убил бы королей — главное было доставить доказательства, что они пали… и Агнир получил бы войска и признание. Ему лично нужно отомстить за поражение в Дол Гулдуре.

— Это хорошо, — так же совсем тихо выговорил Лантир, — это значит, он не ждет никакого подкрепления, и осадил нас теми силами, которые собрал на скорую руку. С этими, — оруженосец Трандуила обвел взглядом полукольцо орков, — мы сладим.

— Не орки тут опасны, — снова подал голос волшебник, почти сливающийся в своей серой одежде с окрестными скалами. — Не орки…

— Ладно, отчего бы не размяться, — лениво сказал Трандуил. Оба меча его серебряными птицами выпорхнули из ножен. — Я давно не убивал никого, подобного тебе.

— Мне что-то не нравится, — шепнула на ухо Мэглину Теннарис. — Может, я мнительная, но…

— Не тебе одной, — выговорил стоящий рядом Торин. — Я ощущаю что-то, что не могу объяснить. Словно рокот горы снизу… но мы спустились из башни и стоим перед ней, а вот — древние врата Минас Моргула, наглухо закрытые… под нами нет галерей или вулкана, который мог бы так рокотать…

— Галереи как раз есть, — возразил Гэндальф, — древние ходы Шелоб, которые она прогрызла в тутошних скалах за многие столетия!..

— Ходы? Ходы внутри скал? — уточнил Бофур.

— Я на всякий случай вернусь наверх, — выговорил Арвиль и ящерицей вскарабкался по скале на ворота, — мы допустили оплошность, мы все, но больше такого не случится. Я буду наблюдать за обеими сторонами, потому что, когда Владыка леса прикончит огненного орка, вся эта шваль разом атакует.

Между тем тускло-дымчатый, будто присыпанный золой меч огненного орка сшибся с сияющими клинками повелителя Сумеречного леса.

Трандуил танцевал, и в его движениях не было ни отчаяния, ни усталости. Он словно понимал, насколько красив поединок — громадина орк с медно-красной кожей, исчерченной черными татуировками, широкий резной ятаган из тусклого металла, кованый в Мордоре — и он, высокий, гибкий, облитый длинной мифриловой кольчугой с двумя ослепительно сияющими поющими мечами, с развевающимися волосами.

— Позер, — сердито прошипел Торин и осекся, так как уже понял, сколько боли временами было в нарядном позерстве, в великолепной и возвышенной неприступности лесного короля.

Каждый из присутствующих уже наметил себе двух-трех орков; каждый не сводил взгляда с поединка. Теннарис вырвала стрелу из плеча эорлинга и быстро накладывала целебную повязку, достав травы и скрутки полотна из сумы, и так же быстро и негромко напевала целительную песнь.

Трандуил развлекался — огненный орк был умел и опытен, но Владыке требовалось время привести мысли в порядок, успокоиться, дать время отряду решить, что делать дальше…

— С той стороны врат Минас Моргула орки! — вдруг выкрикнул Арвиль сверху. — Они… вышли из какой-то норы, из-под земли! Немного… тридцать… сорок… очень хорошо вооружены, это настоящий отряд… они открывают ворота!

— Открывают ворота? Зачем? — прошептал Торин и приложил ладонь к камню. — Зачем? Выйти в подкрепление этим, чтобы не подниматься по многим лестницам сторожевой башни?

— Владыка! Заканчивай поединок! — выкрикнул Иргиль. — Тут творится что-то неладное!

Ворота дрогнули, с них посыпались мелкие камни, песок… с тяжелым скрипом створки начали расходиться.

Агнир исхитрился и чиркнул секирой по мифриловому плечу короля эльфов. Тот отпрыгнул и снова атаковал; отчего-то в движение пришла вся ватага орков, собранная Агниром и приведенная к Минас Моргулу. Рокот, сотрясение земли слышали уже все — орки закричали на темном наречии, бросились вперед, к поединщикам.

Выхватив мечи, вперед бросились и эльфы, и гномы с топорами… ярко блеснул Оркрист, закричал Арвиль наверху ворот.

Из плотного клуба пыли на старой, давно нехоженной дороге — ответвлении Харадского тракта, ведшего к вратам Минас Моргула — показалось такое, чего давно не видели ни северяне, ни эльфы, ни рохиррим, ни гномы.

К перевалу Кирит Унгол неслось несколько мумаков.

— Два, три… семь… двенадцать молодых мумаков без седоков, четыре взрослых, с боевыми паланкинами! — выкрикнул Даэмар, от неожиданности чуть не спикировавший вниз.

— Их ждут с этой стороны Мордора, им открыли ворота! — заорал в ответ Арвиль. — Владыка, берегитесь, наверх, в крепость, или на скалы, береги-итесь!

Мумаки были страшны, как самый ужасный ночной кошмар — у боевых гигантов бивни, окованные металлом, запеклись чьей-то кровью. Огромные ноги били в землю неумолимо и неотвратимо, хоботы вздымались, уши злобно топорщились. Орда, собранная Агниром, бросилась врассыпную. Трандуил достал противника, на миг оцепеневшего от неожиданности, и плечо огненного орка залилось горячей кровью; но оторопели все в равной степени, и Агнир, прорычав что-то сквозь зубы, бросился на своего рыжего зверя, помесь варга с гигантской горной лисицей… и вот уже языком пламени зигзагом понесся между громадными, как столбы, ногами мумака.

Южане из боевых паланкинов палили без разбора во всех, кого видели, а мумаки один за другим врывались тем же бешеным галопом внутрь Мордора. Часть орков, которые встречали такое подкрепление Темной страны, была смята их ногами, часть перестреляли всадники. Воины Харада всегда были именно такими союзниками, равно опасными для своих и чужих…

Один из мумаков забился в воротах, почти застряв; его плечи, бивни, гигантский хобот сокрушили крайнюю сторожевую башню Минас Моргула, на которой сидели несколько эльфов… полетели камни, столбом поднялась пыль. Гэндальф взмахнул посохом — сноп огня ослепил и отогнал мумака, тем самым спася жизни тем, кто находился на башне.

Еще пара секунд — и все мумаки оказались внутри. Ворота немедля пришли в движение — уцелевшие из орков, как по волшебству, не приметив Арвиля, едва держащегося на обломке башни где-то наверху, начали закрывать громадные кованые створки. Мгновение, еще мгновение — рокочущий топот удалился прочь… а перед Минас Моргулом медленно оседала пыль.

— Эру Илуватар! — выкрикнул Халдир. — Владыка?

— Я здесь, — недовольно сообщил Трандуил со скалы, на которой висел на приличной высоте. — У них там, в Хараде, видимо, целые поля гончего куста!

— Эти звери бесспорно были опоены! — подтвердил Даэмар. — И… наши лошади, я думаю, уже далеко, ужас-то какой… никакие скакуны не выдержат такого зрелища.

— Орки Мордора не пошли сюда и снова скрылись в пещерах под землей, — выговорил Гэндальф, — я приложил все свои умения, чтобы им не пришло в голову подняться в разоренную башню Минас Моргул…

Остаток смятого отряда Агнира, частично затоптанный, поднимался из обочины, из-за камней.

Сам Агнир, на лисице, выскочил откуда-то из-за валуна и атаковал.

Тут уже было не до этикета и не до поединка один на один. Миг — и на узком, крутом перевале Кирит Угнол в бою сошлись все, кто уцелел после прохода мумаков.

— Саурон! Собирает! Войско! — кричал Иргиль между ударами. — Мумаки! Страшная! Сила! Надо! Вспомнить! Как! С ними! Сражаться!

— Лошадей не приу-учить к ним, — протяжно отзывался Мэглин, — нужен хотя бы один мумак, а они и в Хараде большая редко-о-ость…

— Значит! Надо самим! — выкрикивал Лантир между ударами, скалясь и разя. — Мы! Не боимся! И раз мумаки пошли в Мордор — значит…

— Р-рано или поздно мы столкнемся с ними! — Подытожил Трандуил, нанося очередную рану Агниру.

Тот скорчился, отпрыгнув назад, и оскалился, глядя на Владыку Сумеречья.

— Наши счеты не завершены, — прорычал он, и, снова запрыгнув на красного зверя, унесся прочь.

— Твои счеты скорее со мной, — выговорил ему вслед Мэглин, — постарайся не забыть и этого…

Остатки орков добили без труда.

Потерь в отряде не оказалось — ранили Арвиля и одного из гномов. Эорлинг, перебинтованный Теннарис, вполне мог передвигаться сам.

Суета у ворот все же не могла остаться незамеченной стражами Мордора. Разговор был короткий и очень насыщенный; в итоге Гэндальф, забрав трех раненых и эльфийку Теннарис, отправился обратно к Харадскому тракту, искать лошадей.

Уменьшившийся отряд, как и ранее, возглавляемый двумя королями, неслышными тенями снова поднялся в Минас Моргул.

Халдир открыл свою дорожную суму и оделил всех невзрачными лориенскими плащами, осененными благословением Владычицы Галадриэль. Как так много плащей поместилось в его дорожной суме, никто не спросил.

Не уточняя деталей, отряд сговорился поискать следы Ольвы Льюэнь по ту сторону Мордорских гор.

Гэндальф, Арвиль и Теннарис должны были встретить Трандуила, Торина и остальных на Харадском тракте ровно через две декады.

========== Глава 24. Алиса в стране чудес ==========

Ветка зазимовала в небольшой пещере, образованной скалами и камнями неподалеку от берега Андуина.

Из ее убежища можно было рассмотреть край Благого леса на другом берегу — Лориен в редкие солнечные дни сиял красно-зелено-желтым светом, далеко, очень далеко. Такие дни радовали Ветку.

А радостей было мало. Их следовало беречь и относиться к ним, как к сокровищам, как к редчайшему подарку судьбы.

Каждый день стал борьбой за скудное топливо, которое позволяло согреть немного воды или пожарить мяса, за тепло, за жизнь. Морозы полностью остановили продвижение Ветки — она не рисковала отправиться по неглубокому снегу по Пустоземью к Сумеречью, оторваться от пещерки, где хотя бы можно было жечь костер и ночевать вместе с Нюктой.

Варжиха очень переменилась. Надолго не убегала, лишь поохотиться. Иногда отказывалась от пищи и холодной воды и лакала иссиня-серым языком, обложенным слизью, только подогретую в щите. С готовностью и подолгу спала, прогревая пушистыми боками стены пещерки, укрытой от снегопадов и сильного ветра. Но все же проход в пещеру был слишком велик, и она остывала, хотя Ветка сплела нечто вроде заслона из прутьев и толстых веток и натянула на этот заслон кое-как ободранные шкуры всех животных, которых приносила Нюкта.

Ветка потеряла счет времени окончательно и дорого бы дала за хоть какую-то информацию о будущем… даже более того — просто за понимание, какое теперь число. Перевалила зима середину или нет, например.

Временами она снова заболевала, но уже не так сильно, как в тот раз, когда выздоравливать пришлось у гномов. Достаточно большого и жаркого костра, чтобы просушить и прогреть как обувь, так и одежду, разложить не получалось. Иногда Ветка раскачивалась над скудным костерком, обхватив тонкими пальцами плечи, отчаянно натягивая на себя всю наличную одежду, и глядела в никуда.

Она давно не задавалась вопросами — получится ли, когда, где, как. Просто работала программа, которую она умудрилась установить сама себе. Яркие эмоции, переживания — все отступило перед голодом, холодом, отчаянием. Ветка, которая решила не выходить ни к каким поселениям, теперь и не смогла бы этого сделать.

Нюкта уходила, и временами Ветка, оставаясь одна, бессильно падала на пол около едва теплящегося огонька… и думала, что будет, если инстинкты победят и волчица, предположительно несущая в себе искру бесценной жизни, попросту не вернется. Но у нее не было сил ни сопровождать Нюкту, ни удерживать ее.

Были мысли и вернуться к гномам — но они слишком далеко ушли, прежде чем остановиться на зимовку, и Ветка опасалась заблудиться… да еще и на пути, обратном тому, которому она следовала.

В полном отчаянии, ледяной неподвижности и голоде, пройдя множество кругов бессмысленного внутреннего ада, Ветка обращалась мысленно к Трандуилу. Она перестала бояться думать о нем и просила помощи — так, как будто он был всемогущим, всевидящим и мог протянуть к ней нити благого колдовства через зиму, темень, безнадежность и бессилие. В воспоминаниях король лесных эльфов представал ослепительно сияющим, невероятно прекрасным, чудесным… отстраненным. Неземным. Мудрым и могучим… но почти безразличным.

«Я уже не знаю, что это было, — шевелились губы Ветки, — что это было… какая невероятная цена за любовь, за надежду, за крохи счастья… как много приходится преодолевать — смерть… смерть… стать убийцей… жизнь… хранить варжиху в вере, что это темное колдовство можно сделать благим… избегать друзей, наживать врагов… скитаться вот так — во тьме, не зная сроков, не помня чисел, не понимая целей, теряя себя, теряя дар слова… вот так. А дальше будет ли рассвет — все держится лишь на вере и осколках теплых воспоминаний… будет ли… рассвет… сдаться… так просто… просто не вставать, не подкидывать дров… это будет сон. Я хочу сдаться. Я не могу больше бороться. Я не могу. Я хочу сдаться. Холод возьмет руки, пальцы… ноги… до локтей, до колен… поднимется к сердцу… и я усну. Просто усну, и не буду ощущать холода и боли, и мои надежды превратятся в лед. В красный лед. Это милосердно и почти не больно. Надо только решиться»…

Ввалилась Нюкта и тяжело растянулась подле Ветки, свернулась вокруг нее, сгребая в сторону твердыми лапами остывающие угли. Лизнула. Вонь слюны варга как всегда была нестерпимой… Ветка начала тереть лицо, чуть очнувшись.

— Ты без добычи, маленькая?

Нюкта смотрела Ветке в глаза и не улыбалась.

— Нам надо отсюда уходить?

Варжиха вздохнула.

— Мне иногда кажется, что ты понимаешь мою речь, — медленно сказала Ветка. — Всю, до слова. Убегай, оставь меня. Ты родишь его… ты же чувствуешь его… и станешь его матерью. Или отнесешь его к отцу. Ты. У меня нет сил. Я сдаюсь, Нюкта.

Варжиха смотрела, не мигая. Затем вдруг потерла огромной лапой морду.

Ветка посмотрела на почти седую морду волчицы. К холоду снаружи присоединился холод изнутри, идущий из самого сердца.

— Но варги же живут долго?

Нюкта медленно положила голову на лапы.

Женщина запустила пальцы в шерсть на широком лбу. Нюкта смотрела.

— Ты хочешь сказать… хочешь… что отдаешь свою жизнь ради того, чтобы родился он? Ответь мне. Хоть раз. Сейчас. И я больше никогда не стану просить тебя говорить.

Нюкта вздохнула и медленно закрыла глаза.

— Почему? — зашептала Ветка, ощущая, как по щекам поверх слюны варга потекли горячие слезы. — Почему ты оберегаешь меня, не пробуешь сбежать, почему отдаешь ему свою жизнь? Ты совсем не обязана это делать, Нюкта. Ты не обязана. Это злое колдовство, которое связало нас. А теперь ты стареешь… и отдаешь ему жизнь. И значит, он есть. Он есть, Нюкта. И значит, все не напрасно. И значит… но почему?..

Нюкта подняла голову и перелегла в позу сфинкса — горделиво, подняв голову. Ее целое ухо поднялось топориком.

Ветка смотрела молча.

Долго.

— Ты просто приняла это… как испытание… как дар, Нюкта?.. Ты получила меня… сына… призвание, цель… возможность изменить мир… возможность… обрести разум?

Глаза варжихи светились во мгле пещеры.

— Так много смирения… — прошептала Ветка. — Так много силы… мне никогда не сравниться с тобой… я любила отца… того… кто в тебе. Но ты — ты… он родится. Обещаю. Он никогда не забудет тебя, Нюкта. Я не позволю ему забыть. И теперь я сдалась и хотела бежать… в Чертоги… а ты готова сражаться за него до конца. Мне стыдно, маленькая.

Нюкта вздохнула и снова потерла лапой морду.

— Ты не сможешь заботиться о нем. Ты умрешь, — выговорила Ветка. — Тебе нужна я. Ему нужна я. Ты передашь его мне… ты чувствуешь его…

Воцарились тьма и молчание.

Много недель спустя Ветка будет вспоминать каждый миг этого разговора… и столько же раз, сколько считать его истинным, она будет думать, что варг просто слушал ее голос, просто почесался, просто перелег в другую позу — и это ничего не значило. Потому что верить в истинно чудесное — тяжелый труд.

— Так чего же мы ждем, — жестко сказала Ветка, — собираемся и двигаемся, пока мы совсем не ослабли. Надо переместиться туда, где будет дичь, Нюкта. Нам надо двигаться на север. Нам надо двигаться к Дол Гулдуру. Мы же хотели зимовать там.

Нюкта коротко тявкнула.

С первыми лучами солнца они были в полной готовности для дороги. Ветка последний раз посмотрела через черные воды Андуина на едва сверкающий край леса Лориен на горизонте… и повернулась спиной к путеводной реке, которая столько месяцев помогала двигаться к цели.

Теперь задача становилась сложнее — направляясь на северо-восток, выйти к краю Сумеречья. Никаких ориентиров по пути больше не предполагалось.

А ошибка могла стоить слишком дорого.

Вечер первого же дня возобновленного пути принес долгожданную дичь — Нюкта, сбросив Ветку, изловила двух зайцев, тощих, но съедобных. На окраине перелеска нашлось много хвороста, и женщина развела жаркий костер под укрытием камня. Прежде чем Нюкта сглотнула заячьи тушки, оставив головы, Ветка плакала, разбирая густую заячью шерсть.

Потому что белый пух легко выщипывался, а под ним был хорошо виден серо-рыжий подшерсток, густой и гладкий.

Потому что шла весна.

— Видишь, малышка, — шептала Ветка, — иногда мнимая безопасность и попытка отсидеться оборачивается смертельной опасностью… а любое движение к цели становится спасительным. Я всегда так думала, была в этом уверена, а теперь это надо было только вспомнить. Только вспомнить, Нюкта. Мы больше не остановимся и не сдадимся. Мы. И он будет. Ты же знаешь.

Двух тушек тощих зайцев Нюкте было мало, но это все же лучше, чем ничего — особенно после продолжительной голодовки. Нюкта сыто облизнулась и привычно свернулась люлькой.

Ветка накрылась пологом и до самого утра разглядывала звезды на темно-синем, внезапно прояснившемся небе.

«Когда-нибудь… кто-нибудь… расскажет мне, как они называются. Они все. А я расскажу тебе, Даня. Любимейшие светила твоего народа будут сиять тебе, малыш. Будут сиять. А ты обязательно сложишь из них новое созвездие — созвездие Большой Волчицы. Ты будешь играть звездами… звездами».

Ветка опять плакала, Нюкта вздыхала сквозь сон, звезды сияли, а зима, перевалив за половину и двигаясь к весне, затаила свое ледяное дыхание.

***

… Ветка, видимо, уже приблизилась к Чернолесскому тракту. Из-под снега тут и там торчали черные камни, ветром снег выдуло, зато в укрытиях или около крупных останцев сугробы были еще очень высокие.

Отряд орков, покалеченных, едва ковыляющих, появился неожиданно — видно, они также пытались пересидеть, переждать холода, и так же, как и Ветка, не выдержали затяжного ненастья и голода.

Орки были пешие. Одному Эру было известно, отчего они сочли Ветку дичью, а не одним из них; не успела женщина осознать степень опасности, как вокруг уже свистели болты, выпущенные из черных арбалетов.

Нюкта испуганно взвизгнула и бросилась вскачь; пешие орки отставали, но внезапно волчица остановилась как вкопанная. Впереди простиралась гладкая равнина, гладкая, как…

— Там озеро, Нюкта!

Ветка оглянулась — орки растянулись цепочкой и бегом наступали от камней.

— Мы перепрыгнем их?

Нюкта взвизгнула.

— Придется рискнуть! Подумаешь, лед…

Варжиха шумно выдохнула и бросилась на идеально ровную снеговую целину.

Сильные лапы и когти прогребали снег до льда на каждом прыжке, но Нюкта не скользила, уходя от преследователей, которые также высыпали на лед скрытого зимой и окованного морозами озера. Ветка не сомневалась, что на варге, который хоть немного, но поел, она без труда уйдет от погони.

На другом берегу озера что-то мелькнуло — высокая фигура, вроде бы человек…

И в этот миг Нюкта с визгом провалилась вниз. Ключи истончили лед посередине озера, и не прошло и мига, как Нюкта, Ветка и весь ее скарб оказались подо льдом…

Наверху что-то бабахнуло; снег с поверхности льда исчез, словно сдутый великанским выдохом, и, снова застывая в ледяной жиже, теряя воздух в невольном выдохе, Ветка увидела нечто вроде потока огня, прокатившегося над озером.

***

— Одна… одна ничего, но вас две, две! Как же тут сладить, ну как, ну как… вот. Открыла глаза. Открыла.

Ветка лежала на горячем сухом боку зверя… и это была не Нюкта.

Не Нюкта.

Женщина подскочила и начала тереть глаза, ощупывать тело руками, охлопывать себя в поисках оружия, пытаясь понять, что же происходит…

— Не вертись, — низкий, грубый голос снизу. Ветка схватилась руками за голову — говорил медведь, на котором она почивала.

Медведь.

Нюкта лежала поодаль — Ветка ошалело оглянулась… Комната? Дом?

Нет.

Это был полый ствол огромного дерева. Гигантского. Дупло в самой середине древа уходило вертикально далеко вверх, и там, наверху, хорошо было видно облако поседевшей паутины — и иссушенное скорченное тело паука размером с человека.

— Ты в Сумеречном Лесу. На самой окраине, — тяжело, густым баритоном выговорил медведь. — Даже если ты шла не сюда, ты здесь. Куда-то же ты шла, чтобы оказаться где-нибудь.

— Беорн вытащил тебя, Беорн, — теперь говорил странный, смешной дед в ушанке набекрень. — Беорн, Беорн. Я бы вытащил тебя, но варга, варга, я — нет. Я не вытащил бы варга. А вас надо было непременно тащить двоих. Так ведь, Беорн?..

— Мне странно то, что тут есть, — выговорил медведь. — В них, в этих двоих. Поэтому я уйду. Я помог тебе, а теперь разбирайся сам с этим, Айвендил.

Ветка, которую громадное животное просто спихнуло с круглого бока, схватила голову обеими руками — то, что она, наконец, свихнулась, было несомненным и немедленно осознанным фактом. Но ей было тепло, она была сыта и в сухой одежде. Она…

— Иди, иди. Спасибо тебе. Я разберусь, подумаешь, —проворчал старик. — Я разберусь. Все мы где-то оказываемся, когда куда-то шли. Для этого и существует зачем. Оно вынуждает двигаться. Даже через силу.

Он снял ушанку… и Ветка, отпустив голову, принялась тереть лицо, убедившись, что там у деда действительно гнездо с живой какающей птичкой.

— Я бросил Росгобел… бросил дела, — выговорил дед, обращаясь, казалось, к круглому медвежьему заду — зверь медленно уходил. — Перестал делать весну. Бросил. Представляешь? Потому что меня звали… звали на помощь. Может, не совсем меня. Не обязательно меня, конечно. И даже, вероятно, не на помощь. Не совсем человек, не совсем зверь. Но звали. Ты звала меня?

— М-медведь, — заикаясь, сказала Ветка. — М-медведь… орлы… Эребор…

— Беорн был там, да, был, все были там, — закивал дед. — Ты была там тоже? У Эребора? Это ты звала на помощь? Не то чтобы звала… и не совсем нас… Достать тебя было не так просто, не так просто.

— Я не… звала… не тебя… я звала…

— Ну не меня, не меня. Но пришел я, я смог услышать и вот пришел. Меня зовут Радагаст. Кажется. Можешь называть меня Айвендил… или как-нибудь еще… словом, как тебе угодно, это совсем неважно, — радостно завершил свой спич дед. — Твоя варжиха в порядке. Она даже сыта, сыта, хотя есть кроликов я ей не дал, не дал. Обошлась кабанчиком она, кабанчик был дурной, он притоптал спящего ежика. А тебе я дам грибов. У меня есть грибы!

— Я не сомневаюсь, — сказала Ветка. Нюкта втиснулась в дупло и заняла все свободное место. Нюхнула длинный клок бурой шерсти и зачихала. — Грибы. Ежика. Притоптал. Мишка не заблудится?

— Беорн? Заблудиться в Рованионе? Ну что ты, как такое можно, — снисходительно выговорил дед, глядя на Ветку, как на…

Как на сумасшедшую.

Ветка, как зачарованная, пару минут смотрела, как коричневые, морщинистые руки набивают трубочку, как Радагаст раскуривает ее и благостно закатывает глаза.

— Ладно, — сказала она. — Спасибо. Я помню, мы провалились под лед. И были орки. Если это правда, и я не в Средиземском аду… раю… черт его знает… то я вправду благодарна и хочу есть. Я согласна на грибы.

— Давно бы так, — мирно проговорил Радагаст.

В дупло один за другим начали заскакивать упитанные кролики и располагаться вокруг Ветки, образуя теплое живое одеяло… Ветка снова зажмурилась, и, призвав на помощь Льюиса Кэррола, Эйгена Блейлера и призрак дедушки Фрейда, выдохнула.

— Медведь символизирует то, что мне нужна защита и поддержка, — медленно выговорила она. — Кролики — потребность в чем-то безопасном и теплом, — один тем временем заскочил ей на колени и щекотно дышал в ладонь, напрашиваясь на ласку. Нюкта с аппетитом чавкала слюной, но дичь не трогала. — Ненормальный дед в ушанке похож на дядю Васю, сторожа из гаражей… это, наверное, ностальгия по родине. Птичка под шляпой — надежда, которая меня ведет. Маленькая, но живая и чирикает. Хотя и… кгхм… ну, у всего есть два конца, к примеру, клюв и… а труп паука… это мои страхи и символ места, куда я иду. Символ Дол Гулдура. Все нормально, я спятила. Но беременности Нюкты это не помешает.

— Конечно не помешает, — бодро сказал Радагаст. — Только грибов я тебе не дам и курева не дам, ты сама горазда нести бред. С головой у тебя совсем плохо, хотя тьмы я не ощущаю в тебе. А что я в тебе ощущаю… то, скорее всего, придумано не для моего разума. Выспись-ка, и потом попробуем все начать сначала…

Широкая теплая рука легла на Веткин лоб, голова закружилась, и женщина провалилась в шерсть Нюкты.

Снилось лето, земляника в руке друга, тепло чьих-то глаз и много-много золотого света.

***

— Спасибо тебе, — с чувством сказала Ветка.

— Тебе спасибо. Я хоть понял, где искать витязя. Понял, чей глас призывает меня. А он жив, ты не сомневайся, — выговорил Радагаст. — Направление ты знаешь, день, два — и ты окажешься у истоков Сожжённого Пути Лихолесья. Держись его края, не выходи на огненную дорогу, и, если Эру и дальше будет хранить тебя, ты к марту, к таянию снегов достигнешь Дол Гулдура. И этот путь непрост, так как лес все еще полон темных тварей, а эльфы ушли отсюда. Возможно, тебе придется сражаться. А мне надо торопиться. Очень торопиться, девочка, — сказал Радагаст. Он неловко и слишком сильно притиснул Ветку к своему зипуну, но она не сопротивлялась. — Жизнь витязя в опасности, в самой настоящей, да-да. Вас две, вы сдюжите. А он…

— Я все запомнила, Айвендил. Спасибо еще раз, — Ветка стояла, положив руку на упряжь отоспавшейся и немного откормленной, но понурой и ослабшей Нюкты. На поясе Ветки висели два убиенных кролика — не тех, которые ходили в радагастовой упряжке, а диких, пойманных специально им с варжихой на пропитание. — Спасибо. И за то, что Глорфиндейл жив, тоже. За то, что ты слышишь его зов.

Дед странно хлюпнул и заскочил на хлипкие саночки. Вожак кроликов топнул лапкой, и весь цуг поднялся.

— Береги себя, — крикнул Радагаст. — Береги вас всех!

— Я буду очень беречь, — тихо сказала Ветка.

Когда кроличья повозка исчезла из виду, женщина повернулась к варжихе.

— Нюкта… это ведь все-таки был бред?.. Мы как-то спаслись сами? Но мы на краю Сумеречного леса, Нюкта. И это главное. Все мы где-то оказываемся, когда куда-то шли. Это ведь главное?.. Это?..

Комментарий к Глава 24. Алиса в стране чудес

https://pp.vk.me/c626928/v626928622/fd6/OSfMtQgbf_0.jpg

Ветка и Нюкта в исполнении Джул Ар!

Спасибо!

========== Глава 25. Обратно ==========

Трандуил недвижно сидел на огромном сером валуне.

В его руке были зажаты обрывки изрядно загрязнившейся и потрепанной золотистой ткани — эльфийского шелка с тонкой вышивкой.

— Здесь находится чуть ли не единственный на этом склоне Темных гор потаенный источник, — говорил Иргиль, не глядя на Владыку. — Хорошая вода. Мало, но хорошая. Глорфиндейл, Асфалот и Ольва были здесь. И она была жива. Витязь обрезал рукава своей одежды, чтобы одеть ее.

— У Ольвы постоянные трудности… с гардеробом, — без интонаций выговорил Трандуил. Его лицо, покрытое пылью, застыло прекрасной, неподвижной маской. — Постоянные. Куда отправились Мэглин и Даэмар?

— Иргиль рассказал, что тут недалеко есть тайный перевал через Мордорские горы. Он высокий, узкий и очень опасный, но Ключник утверждает, что тот, кто отдыхал у этого вот источника, мог дальше направиться лишь туда. Последняя надежда, — сухо проговорил Лантир. Он стоял около Владыки, держа в руке флягу из тонкого серебра — готовый дать умыться или попить по первому требованию.

— Я чувствую, что перевал запечатан, — сказал Трандуил. — Мы не можем вечно скитаться по Мордору, заглядывая во все его потаенные крепости. Кроме того, Око возжглось на Барад-Дуре. Если Ольва и Глорфиндейл попали в плен, они могут быть только там. Поэтому и недоступны моему взору.

— Штурмовать главную твердыню Мордора — это чересчур даже для нас с тобой, — усмехнулся Торин, сидящий на соседнем камне.

— Если перевал и вправду больше не существует, мы пойдем обратно через Минас Моргул, — выговорил Трандуил. И тихо добавил, скорее себе самому, чем своему отряду:

— Вовремя отступить — также мудрость правителя. Что уж поделать. Пришла пора возвращаться в Сумеречный лес.

Легкое шуршание — из камней поднялись Мэглин и Даэмар, перепачканные тутошней черной, словно зола, мертвой почвой, которая не могла дать пищу даже скудной траве. Лица их были напряжены — Мэглин выложил на камень длинную прядь белоснежных конских волос, Даэмар развернул полу плаща и показал обломки светлого лезвия.

— Перевал закрыт. Там случился обвал, — отрывисто выговорил Мэглин. — Асфалот завален, наружу торчат обглоданные задние ноги. Мы не стали доставать тело меарас. Сами Мордорские горы будут ему могильником, достойнейшим из достойных. Светлейшего нету, доспехов его тоже — лишь обломки клинка… они завалились за камень. Если он в плену или погиб, то рукоять забрал Враг.

— Итого… — тяжело выговорил Трандуил и взял из рук Лантира флягу, — мы не знаем ничего. Прошел кто-то по перевалу или нет. С Ольвой Глорфиндейл или они разделились. Кто из них остался в Мордоре, а кто, возможно, отправился вперед.

— Я бы пропустил вперед женщину и защищал бы перевал, — подал голос Торин. — Это простая логика, Трандуил. Но эльфы всегда мыслят сложно. Смотрите, все сходится. Ольва ушла… в рубашке вашего витязя. Ушла вперед. Глорфиндейл на Асфалоте защищал перевал, а может, и решил сам обрушить его и держал оборону до последнего. Пока его меч, — гном взял обломки меча в руку и повертел, — добрый, кстати, меч, хоть и не подгорной работы… не разлетелся осколками. Так как мы не нашли никаких других примет, он в плену. Будем ли мы его искать? Не знаю. Два отряда, которые напали на нас, мы уничтожили полностью. Но если хоть один обнаруживший нас орк уцелеет… мы погибнем. Вся мощь Мордора обрушится на нас. Вся.

Мэглин и Даэмар переглянулись.

— Мы можем остаться и поискать светлейшего, — спокойно сказал Мэглин. — Заодно и другие следы Ольвы. А вы снаружи… поищете ее снаружи. Вдруг она преодолела перевал.

— Здесь это очень непросто. Тайный проход был заклят, там обитали чудовища. Одна девушка, полуголая, пешком… шансов не было бы. Почти, — добавил Иргиль, посмотрев на лицо Трандуила.

— Это Ольва, — ровно выговорил король эльфов. — У нее всегда есть шансы. Я ощущаю здесь что-то… что-то, дарующее надежду. Но не могу распознать, что это могло бы быть. Мэглин, Даэмар. Все вместе мы пробьемся через Минас Моргул. Я думаю, пока мы бродим по Темной стране, там снова разместили гарнизон. Если мы разделимся, не будет шансов ни у вас, ни у нас.

Мэглин склонил голову. Даэмар, как всегда, прекрасный как вала и расслабленный, точно гулял по родному Лесу, кивнул, соглашаясь с волей своего Владыки.

— Восстановим тут силы, у источника, — выговорил Иргиль. — Затем замаскируем его, он спас много случайных эльфийских жизней… так как был известен еще с тех пор, когда эти земли не были Темными. Орки, слава Эру, так и не отыскали его. И отправимся к Минас Моргул.

— Прорываться с боем, — задумчиво сказал Трандуил. — Наверное, это то, что нужно. Мне. Сейчас.

***

В полном составе, не потеряв ни одного бойца, хотя и получив несколько ран, отряд Трандуила выбрался из Минас Моргула на Харадский тракт.

Проскитавшись несколько дней, короли, эльфы и гномы встретились с Арвилем, Теннарис и Гендальфом, а также выздоровевшим гномом и всадником Рохана, которые нашли небольшой выпас у источника и берегли коней. Здесь же они сложили курган из камней, скрывший тела погибших.

Всего один день на восстановление сил — и отряд был готов идти дальше.

Эорлинг с Гэндальфом, забрав коней рохиррим, отправлялись в Ристанию.

— Передай королю Тенгелю — есть малый шанс, что Ольва выбралась из Мордора и бродит где-то вдоль Пепельных гор. Если его всадники смогут прочесать Итилиен, пределы между Мордорскими горами и Андуином, окраины Болот, возможно, они отыщут ее следы, — сказал Трандуил выздоровевшему эорлингу. Тот кивнул.

— Мы сделаем все возможное, Владыка Сумеречного леса, — торжественно, но немного грустно выговорил Гэндальф. — Иные дела гонят меня прочь. Дорога домой всегда легче, чем путь, уводящий вдаль. Вы успешно вернетесь сами, пусть поют камни под копытами ваших коней.

— Мы вернемся. Только дорога легка, когда едешь с победой, волшебник.

— Я же был прав, — сказал Гэндальф. — Мы нашли следы Ольвы, которую вправду держали в Минас Моргул. Мы увидели много… разного.

— Может, даже слишком много, — совсем тихо сказал Трандуил. — Я был в этой комнате. Я… неважно. Поезжай, Митрандир. Время великих дел временно завершено. Мы должны восстанавливать наши королевства.

Волшебник остро глянул на короля эльфов из-под островерхой шляпы… поклонился и ударил Белобочку ногами. Кобыла резво приняла в галоп, эорлинг и две другие лошади, потерявшие своих всадников, поскакали за ней следом. Герцег печально заржал вслед прекрасной кобыле.

— Ты не сдаешься даже теперь, — сказал Торин, подъезжая к Трандуилу. — Я слышал, что ты просил передать Тенгелю. Рохан ближе, и им будет проще направить сюда разведчиков и стражу…

— Я не сдаюсь особенно теперь, — надменно сказал король эльфов. — Я не сдамся, пока своими руками не похороню ее тело. Мне следует вернуться в Лес… а тебе под Гору. Но уладив дела, я снова отправлюсь на поиски Ольвы Льюэнь.

Король-под-горой помялся, словно собирался что-то сказать, но никак не мог решиться. Трандуил откинул серый капюшон — ярко засиял мифриловый венец с чистейшим сапфиром, таким же, каким был потаенный свет глаз Владыки эльфов.

— Ладно, — буркнул гном, придерживая Воронка, тоже расстроенного отбытием Белобочки и норовящего цапнуть Герцега за морду. — Если вдруг отыщешь Ольву первым, я буду рад именем великих подгорных королей, именем Эребора благословить ваш брак. По-честному, лесная… лесной король. Я отдам ее тебе добровольно и от чистого сердца, с достойным приданым, как принцессу кхазад.

— Летописцы обоих народов содрогнутся, описывая этот союз, — выговорил Трандуил. — И сколько же сундуков с камнями ты дашь за Ольвой?

— Ну… поскольку она все же не урожденная принцесса гномов, а просто взяла и прибилась в трудный момент, — неспешно выговорил Торин, доставая и прямо на ходу набивая трубочку, от которой приходилось воздерживаться в Темной стране, — два сундука, думаю, будет достаточно. Я наполню их самоцветами, собственноручно…

— Я проверю до самого дна, — утонченно заулыбался Трандуил. — Я переберу все камни и оценю каждый. Твоя прижимистость… и склонность к драконьей болезни… широко известны… в узких кругах. Ты вполне можешь накидать булыжников там, где это не будет видно. И я бы настаивал на трех сундуках. На трех. В третьем пусть будут достойные ее украшения, гном.

— А кстати, где подарки, что сделал ей мой кузен Даин? — сварливо выговорил Торин. — И мои собственные? Где огромный бриллиант чистейшей воды? Где желтая диадема с топазами и бриллиантами? А? Ты-то подарил ей только негодную кобылешку, предварительно отобрав нормального коня…

— Все в целости дождется Ольву, — пропел Трандуил, — а пока перечисли мне, гном, какие именно самоцветы ты дашь за ней. Я желал бы опалов и бирюзы, а еще рубинов, драконьей крови, но в том лишь случае, если твои криворукие гномы достойно огранят их и не испортят бесценные камни…

Короли нудно торговались, словно уже теперь наполняя сундуки приданым. Кони перебирали по сухой дороге копытами, справа чернели зубцы Мордорских гор, а впереди горизонт застилал пыльный ветер.

И ничего не было видно.

Мэглин, который ехал справа и чуть сзади от Трандуила, отвернувшись, беззвучно плакал. Лантир глянул на его залитое слезами лицо и тихо, беспомощно скрипнул зубами. Даэмар и Иргиль подняли коней вскачь и умчались вперед.

Халдир старался не прислушиваться и не смотреть.

Поздно ночью на привале к Торину подобрался Бофур.

— Ты поступил как истинный король, Торин, сын Трайна, внук Трора, — сказал он с уважением. — Я знаю, чего тебе стоит сегодняшний день. И, может, только я и оценил все величие того, что ты сделал.

— Не только ты, — Торин, устраиваясь на ночевку, коротко глянул на силуэт Трандуила, ведущего Герцега к воде. — Не только ты оценил, поверь. Но этот день я запомню навсегда.

***

Спустя несколько дней ривенделльцы Теннарис и Арвиль, а также Халдир засобирались по домам.

— Я расскажу Владычице Галадриэль все, что видел здесь, — говорил Халдир. — Возможно, она пожелает вопросить волшебное зеркало… и провидит больше, чем сумели узнать мы. Дай мне клок ткани рукава Глорфиндейла и один обломок его клинка.

— Я прошу то же самое и отвезу найденное мудрейшему Элронду, — выговорил Арвиль. — Большой честью было сопроводить тебя, Владыка Трандуил Ороферион, в этом странствии… видеть твою надежду и твое горе. Большой честью.

— Благодарим и тебя, Торин, сын Трайна, внук Трора, — обратился Халдир к Торину. — После того, как вы вместе ковали черные стрелы… после этого путешествия в Мордор мы будем спокойны за королевства Севера. Одинокую Гору и Сумеречный лес, а также вас, восседающих на величественных престолах, связывают теперь столь нерушимые узы, что Север навсегда будет непобедим и неподвластен злу.

— Спасибо и вам за поддержку и добрые слова, — Трандуил нагнул голову. — Лориен и Ривенделл всегда желанные гости в Сумеречных пределах. Скачите… и ждите вестей. Они будут. Рано или поздно.

— И они будут добрыми, — прибавил Торин. — Добрыми, Перворожденные.

========== Глава 26. Принц ==========

Нюкта скулила, ей было плохо; волчица, по которой не было заметно никаких признаков беременности, вставала, вертелась, скребла лапами по обугленным камням, ложилась снова. Морда ее, и без того поседевшая в последнее время, словно запорошилась белым до самых ушей — целого, пушистого, и скрюченного сожженного. Ветка, снова беззвучно рыдая, таскала Нюкте воду из крошечного, еле капающего родничка, обнаружившегося в глубине разоренной, пустующей крепости.

Иногда слышались далекие голоса варгов, и тогда Нюкта болезненно затихала, лишь подрагивая огромными стертыми лапами.

Ветка, как сумела, забаррикадировалась в их жалком убежище — Нюкта отказывалась уходить отсюда; в широком, глубоком щите с чеканкой на маленьком огне накипятила воды; и это все, что у них было. Меха и одежды обтрепались, ноги и лапы были сбиты в кровь, животы подведены от голода, причем давно; серая, тусклая погода последних дней не давала никакой надежды на радость.

Человеческая женщина лишь на полчаса метнулась вон из крепости, в подлесок — поискать хоть какую-то дичь; дичи не попалось, и Ветка лишь успокаивала и уговаривала Нюкту потерпеть еще чуть-чуть… и все будет хорошо…

Глаза варжихи чуть загноились, а нос покрылся горячей коркой и запекся. Ветка неотрывно сидела рядом и тянула заунывные песни, какие только подсказывала ей память, и гладила, гладила, гладила Нюкту… они были без сна и еды слишком, слишком давно, обе. Пальцы девушки шарили в густом меху на животе варжихи — соски были крошечными, плотными и сжатыми. Как и собственные соски Ветки.

Мысли бродили по кругу — колдовство не удалось; без поддержки Некроманта погиб и принц, и погибает Нюкта, отравленная мертвым плодом. Все было напрасно. Ничего не удалось. Все напрасно.

Сгущалась ночь; давно научившуюся не спать Ветку вело, как будто она натощак выпила полстакана коньяка… но руки гладили, а губы все выпевали и выпевали бесконечные песни. Богатырь ты будешь с виду, и казак душой; провожать тебя я выйду — ты махнешь рукой… Сколько горьких слез украдкой я в ту ночь пролью!.. Спи, мой ангел, тихо, сладко, баюшки-баю…

На несколько минут, буквально минуток Ветка вырубилась, упав в Нюкту лицом. А очнулась от того, что варжиха переменила позу — и тщательно вылизывала громадным шершавым языком лежащего на расстеленном драном и грязном плаще, служившем варжихе подстилкой, крошечного младенца.

Пуповина в прожилках вен была словно оборвана и болталась; ручки и ножки не двигались, светлые волосики слиплись, а черты крошечного личика так невероятно напоминали Трандуила, что Ветка, никогда не видевшая новорожденных, замерла, открыв рот. Но для долгого замирания снова не было времени.

Она пропустила…

Что делать?..

Нож, прокаленный на огне; нитки, выдернутые из одежды и вываренные в кипящей воде. Младенец совсем тихо вякал, и это никак не походило на могучие вопли, вылетавшие из колясок в парке, к которым в свою московскую бытность привыкла Ветка.

Ушки, похожие на остроконечные листики, были драматически тоненькими и приклеенными к головке величиной чуть больше кулака. И вообще весь принц был узенький и худенький, совершенно не похожий на плотных рекламных карапузов, показывающих первые два зубика в улыбке. Пустой ротик кривился в тихих, едва заметных попытках поплакать…

Ветка зарыдала — слезы потекли водопадом, чего не случалось уже очень давно. Нюкта бессильно поскуливала, уронив голову на камень.

Ветка истово прижалась губами к крошечному лобику… и затем осторожно выкупала принца в щите с водой, в орочьем широком щите, выгнутом чашей — первая купель новорожденного — и, облупив с себя одежду, старательно и неумело придерживая головку, прижала ребенка к телу, к теплу, наконец-то услышав биение его крошечного сердца; остатками тряпья примотала его к себе, чтобы обе руки были свободные — слинг, слинг, так это называлось?.. напялила сверху всю одежду, куртки, меха, плащ, пытаясь согреться.

Нюкта дотащилась до щита, в котором купали принца, и выпила всю воду до капли. Затем упала и закрыла глаза. Ветка повалилась ей на бок… и то бормотала невнятное, стирая с лица слезы, то улыбалась и начинала тихо смеяться, глядя на морщащееся личико сына, то судорожно вспоминала — надо ли ребенку пописать? Покакать? Надо ли его напоить? Сколько он сможет продержаться без пищи? Завтра, завтра; птицу, зайца — все равно, не будет молока, буду в кашицу жевать мясо, и все равно не дам погибнуть, ну теперь-то, ты же родился, ты, ты… родился…

Дичайшая усталость взяла свое, и на пару часов перед рассветом Ветка уснула на стонущей варжихе, крепко обнимая сына.

Сына.

Сына!

***

И проснулась от предостерегающего щелканья челюстей.

Подпрыгнула, как будто ее толкнули — снаружи било солнце. Мрачная непогода сменилась ярчайшим ясным утром, небо было высоким и пронзительно голубым, и лишь у горизонта — Ветка видела — снова собирались серые тучи; слышались голоса… топот копыт; протрубил рог — чисто, ясно, звонко.

Сын у груди едва слышно попискивал, посасывая пустой сосок. Ветку затрясло, как будто через тело пропустили ток высочайшего напряжения; Нюкта уже стояла у выхода из ниши, которую они избрали убежищем, напружинив лапы и беззвучно оскалив зубы.

— Мы справились, — губами выговорила Ветка, посмотрев в светящиеся глаза варжихи. — Теперь нам ничего не страшно, — и выхватила черный ятаган. Надела шлем, щелкнула забралом. — Нам не пройти мимо конных. И не отсидеться тут. Ты готова?

Варжиха клацала зубами и скалилась.

Ветка взлетела на ее спину… и Нюкта, преодолев слабость, мощным прыжком вынесла ее из ниши, и взлетела на высокий парапет, находящийся неподалеку — чтобы видеть все, что происходит, чтобы не дать себя окружить и пленить.

Чтобы снова сражаться.

***

Невдалеке, на черном пепелище, стоял величественный олень, на спине которого восседал мужчина в мантии, стекающей с тонкой кольчуги, в ветвистой короне, озаренной крошечными весенними цветами.

Вокруг него были всадники на лошадях — нарядные, в плащах и легких доспехах; один опускал рог. Ветка смотрела и из толщи памяти, как изо льда, вытаивали имена — Мэглин, Леголас, Лантир, Эйтар, Даэмар…

Мэглин?.. Леголас?..

Трандуил.

Она замерла; замерла и варжиха, из последних сил напружинивая дрожащие лапы.

Черный ятаган ничуть не дрожал в отведенной руке. Солнце весеннего равноденствия лучом вычерчивало ярчайшую искру по остро заточенному лезвию.

Свита короля ощетинилась стрелами — пять острейших наконечников были готовы прошить грязного, мелкого орка, неосмотрительно выскочившего навстречу кавалькаде короля из опустошенного Дол Гулдура, в один миг.

Но король не давал команды, король медлил, мучительно вглядываясь в темную тварь на буром варге.

Увиденное медленно проникало в голову Ветки — она никак не могла понять, что делать. Снова истово драться, драться до последней капли крови, до последнего вздоха, или… или что? Теперь — что?

Решить, что делать, надо было немедленно, немедленно, и Ветка, не отпуская и не убирая ятагана, сняла шлем. Металл, брошенный на камни, гулко забренчал.

«Он, наверное, и не узнает».

Трандуил, выехавший к Дог Гулдуру еще пять дней назад… потерявший последнюю надежду, желавший проститься с Ольвой — тут, где разбивалась о стены захваченной крепости его вера, и где она обреталась вновь, Трандуил смотрел — и также не мог поверить.

Женщина на варге была, вне всякого сомнения, Ольвой.

Ольвой Льюэнь.

Год странствий и скитаний отточил черты ее лица до чеканной точности; все, что ранее было милым и человеческим, приобрело жесткость и законченность, как будто Эру прошелся по ней резцом еще раз, дорисовывая изначальный замысел. Неимоверно грязная, но неукротимая неукрощенная; с пышной перепутанной шевелюрой, закрывающей плечи и спину, в орочьих одеждах и грязных шкурах, невозможная, невероятная Ольва Льюэнь светила на него желтыми драконьими глазами и не двигалась с места.

— Владыка, — Лантир опомнился первым — настолько, что заговорил, — Владыка… это она, но она безумна, посмотри ей в глаза! — и снова вскинул лук.

Мэглин, сорвавшись с лошади, карабкался на камень — туда, наверх.

— Мэглин, уйди в сторону, не приближайся к ней! — выкрикнул Лантир.

— Ада?.. — Леголас был готов в любой момент снова вскинуть стрелу. — Отец!

Трандуил, наконец, выдохнул; и в этот момент там, наверху, куда уже почти добрался Мэглин, тихо заплакал младенец.

Через секунду там, наверху, были все — разом; взметнулись плащи, легкие узорные сапоги пролетели по камням; Нюкта отступила и вжалась в камень стены. Ветка на ее спине все так же недвижно сидела, вцепившись в густую шерсть, наставив ятаган на всех разом.

— Ольва! — вскрикнул Владыка. — Ольва-а…

— Она, похоже, правда лишилась рассудка, посмотри, — шепнул Леголас. — Надо забрать у нее ребенка…

— Ольва, — Трандуил шел вперед на ятаган, — посмотри на меня, Ольва-а…

Ветка посмотрела — внимательно, цепко. Трандуил показал ладони.

— Я здесь, я здесь… все хорошо… опусти ятаган, слезай с варга… ты… ты смогла, мы вместе… ты…

Ветка уставилась на собственное оружие, как на нечто, никогда ею не виденное раньше.

Бросила на камни — все равно бесполезно против луков, — облизала растрескавшиеся, сухие губы, и хрипло проговорила:

— У меня нет молока. Мне нужно молоко для сына. И дичь для варга. Мне нужно…

Нюкта скалилась и огрызалась; Ветка начала терять сознание — и мягко повалилась на руки Мэглина, который тут же передал молодую женщину Трандуилу; но она вывернулась и бросилась к волчице.

— Нюкта!

Та медленно оседала — лапы больше не держали ее; варжиха глянула прямо в глаза Владыке леса, и, беспомощно заскулив, вытянулась в последней судороге. Ноги перестали держать и Ветку, и она опустилась рядом; свет померк.

Ветка уже не видела и не слышала, как кинжалы срезают с нее пропахшие длинной бесприютной зимой шкуры и тряпки, как снимают кольчугу; как отбирают от груди младенца, который немедленно нашел свое место у тела Трандуила, и затих в мощном биении сердца отца…

Не слышала, как эльфы собрали хвороста на погребальный костер Нюкты и затащили громадную варжиху наверх, пока что не возжигая огня.

Не слышала и не видела, как олень Трандуила, горделиво топнувший копытом, ревет, трубит, вскинув корону рогов; и навстречу этому мощному призыву через некоторое время из тени сохранившихся тут деревьев выходит олениха с тонконогим олененком, жмущимся к ее боку.

***

Обморок, похожий на сон, или же сон, весьма смахивающий на смерть, прекратился достаточно быстро. Ветка привыкла спать по два-три часа, оставаясь начеку, навзводе. Вот и теперь — кто-то коснулся ее, и это был не нос Нюкты; оскалившись, Ветка, не просыпаясь, захватила шею врага и метнулась пальцами по пустому бедру — она была безоружной; вывернулась, откатилась, вскочила…

— Ш-ш, тише, тише, дружок, все кончилось… ш-ш…

Ветка вскинулась, не понимая вообще ничего.

Время — после полудня; о том говорили тени. Люди… эльфы — сидят кругом у небольшого костра. Лошади, олени.

Высокое кострище, и на нем… на нем…

Трандуил медленно поднимался — его сын лежал на сгибе руки, умело завернутый во много слоев шелковой рубахи. Сытый мальчик сладко спал; на щечках появился нежный розовый отблеск, которого не было раньше.

Ветка всхлипнула и до боли закусила указательный палец. Глянула в сторону — Нюкта, Нюкта покоилась на хворосте, на сухих ветвях, словно разом иссохшаяся до состояния мумии. Громадная варжиха, защитница, надежная подруга и такая же мать принца, как и сама Ветка…

— Что? Что? — Мэглин был рядом. — Ольва…

— Наш сын здоров, — заговорил Трандуил, и голос его тек бархатом и с трудом сдерживаемым счастьем. — И пока что накормлен. Ольва…

— Мы пошлем гонца в Дейл, — проговорил Мэглин. — Виэль, слава валар, разрешилась крепкой и сильной девочкой… и у целительницы будет молоко для принца. Надо торопиться. Мальчик здоров, но… Ольва…

Ветка, словно чумная, переводила взгляд с одного знакомого лица на другое. Натолкнулась на закрытый, горящий взор Лантира; почему-то именно это придало ей сил.

Ветка вытянула руку и ткнула в Нюкту:

— Клык!

— Что? Что ты хочешь? — Мэглин был близко, и Трандуил со спящим младенцем на руке — тоже.

— Мне нужен клы-ы-ык…

Лантир остался неподвижен, но Леголас вспрыгнул на сложенные дрова, ударил рукоятью кинжала, повозился — и вернулся, протягивая окаменевшей женщине громадный клык варжихи. Ветка повернулась к Трандуилу и решительно вложила клык в крошечную ручку ребенка. Тот сжал во сне неловкие и еще совсем слабые пальчики.

Владыка не возражал, лишь глядел — и глаза его тревожно сияли.

— Факел.

Мэглин бросился вперед и подал Ветке сухую палку, смоченную маслом. Та решительно сунула конец в огонь костра… и затем, пройдя несколько неуверенных шагов, подпалила дрова, на которых лежала Нюкта.

— Будет смрад, — сказал Лантир. Ветка лишь коротко глянула на него. Посмотрела на себя; плащ и меха, кольчугу и оружие с нее сняли, но остальное… чудовищные лохмотья, помогавшие пережить зиму.

Чудовищные.

-Ольва… — снова заговорил Трандуил, передавая ребенка Мэглину, — Ольва Льюэнь…

— Я не знаю, кто я сейчас, — отрезала Ветка. — Мне нужна яма.

— Яма?..

— Яма.

Каким-то образом ее намерение было понято и достигло сердец собравшихся тут мужчин; тело Нюкты пылало, словно было лишено перед смертью и капли крови, и столб дыма уносился сразу ввысь. Эйтар и Даэмар бросились копать яму мечами. Когда их труд был завершен, Ветка сказала:

— Воды.

Леголас показал — вода была, два полных меха.

Ветка, тихо что-то бормоча, чертыхаясь, сдирала с себя все то, в чем шла от Мордора до Дол Гулдура, что подбирала и выпрашивала по дороге; все полностью, ни нитки, ни единого кусочка кожи. Только на запястье остался обжатый по ее исхудавшей руке широкий темный браслет гномской работы…

Указала рукой — Леголас метнулся и подал кольчугу, шлем, оружие — Ветка все, до последнего ремешка, побросала в яму. Закидала яму землей, спихивая ее ногой и ожесточенно притоптала, шипя сквозь зубы: «Чтобы я… еще раз… оружие… доспехи… никогда… к балрогу такую силу, к балрогу-уу»…

Мэглин стоял боком, прижимая к губам головку мальчика, удобно удерживая принца на обеих ладонях; Трандуил выступил вперед и поднял мех.

Прозрачная, ослепительно искристая струя воды полилась на острые плечи, выступающие ключицы, смывая пыль и песок, пот и боль. На этом худом теле, покрытом синяками, потертостями, шрамами разной свежести, была целая летопись прошедшего года.

Ветка терлась и чесалась, ничуть не заботясь, что на нее смотрят столько глаз; когда второй мех закончился, она осталась стоять на нежарком мартовском солнце, босая, полностью нагая, трясясь от озноба.

— У тебя опять проблемы с одеждой, — выговорил Трандуил, отбрасывая мех; и интонации слова Владыки не поддавались никакому описанию.

Лесной король шагнул к оленю, гордому своим участием в общем деле, и откинул клапан чересседельника — на плечи Ветки легло тонкое шелковое полотно, и затем…

— Ты привез для меня платье? — хрипло спросила девушка.

— Я всегда возил его с собой, каждую минуту оно было у меня, — ответил Владыка, — с того самого мгновения, как я отыскал его в разоренном Минас Моргуле. Вот.

Ветка уставилась на платье… в котором много тысяч лет и несколько жизней назад она вздумала сесть на Азара.

Нет, не несколько жизней.

Одну жизнь.

Единственную.

Принц спал, и солнце золотило тонкие волосики на его головке.

Полминуты — и Ветка была одета, обута и плечи ее укрыл теплый плащ. Бросила взгляд — костер полыхал.

— Нюкта… — горько выдохнула она. — Нюкта.

Заржал конь; Герцег, который привез сюда Мэглина, прядал ушами неподалеку, ожидая, когда же хозяйка его признает. Ветка подошла и задумчиво погладила огромную морду.

Герцег.

— Я могу только представить, что ты вынесла, — ровно выговорил Трандуил, сдерживая дыхание, стремясь, чтобы слова его звучали спокойно. — Но, Ольва… я здесь, с тобой. И… Эйтар даст гончий лист коню. Надо как можно скорее попросить Виэль прибыть во дворец. Молоко оленихи, да и никакое другое, не сможет взрастить эльфинита, это лишь временная пища. Сын здоров, но очень слаб. Как только ты немного отдохнешь… будешь готова…

— Слаб? Слаб?

Ветка оказалась около Мэглина и приняла ребенка; кончики пальцев нандо подрагивали…

Маленькое тельце вдруг оказалось таким сладким, таким невероятно теплым и родным, таким бесценным, что Ветка чуть не завыла, чуть не завыла, как это сделала бы Нюкта; она замерла, прижимая к себе ту бесценную искру, которую безжалостный Некромант вырвал год назад из ее тела.

— Так я поскачу в Дейл. Разве можно рисковать?..

— Ольва, ты едва стоишь!

— Дай мне мирувор… дай мирувор и кусочек лембаса. И Герцега. Я поскачу к Виэль сама. Разве можно рисковать? Разве можно?..

— Ольва, — почти простонал Трандуил. Затем, видно, приняв решение, выкрикнул:

— Герцега! И еще двух коней! Олень останется здесь, Леголас, ты поедешь на нем… со мной Мэглин. На Герцеге — Ольва.

— Ада, ты поскачешь в Дейл с Ольвой Льюэнь, поскачешь вот так, без стражи? — Леголас тревожно заглядывал в голубые глаза отца.

— Я поскачу. Она же поскачет. Посмотри на нее.

— Мне нужен еще плащ, крепко привязать ребенка, — сказала Ветка, воспоминания которой отыскали тот момент в невероятно далеком прошлом, когда Герцег несся по пустоши, подгоняемый силой гончего листа.

— Ты должна знать, — подал голос Мэглин. — Герцег был отравлен листом… он может не выдержать скачки. В этот раз.

Ветка вздрогнула, провела пальцами по гнедой морде. Ганновер смотрел умно и спокойно, только прихватил зубами рукав платья. Привет, мать.

— Есть нечто важнее лошади, — вышептала девушка. — Важнее… важнее.

— Можно не торопиться. Гонцы также поедут на лошадях, накормленных гончим листом, — сказал тревожно Лантир. — Что за спешка? Принц… он продержится два или три дня, я уверен. Я…

— Я нет, — сказала Ветка, глотая лембас, как голодная собака куски мяса, — я — нет. Пока я не увижу сына у груди Виэль, я не остановлюсь, я — нет. Я — нет.

Трандуил и Мэглин уже стояли с лошадьми в поводу.

— Леголас, — сказал Трандуил. — Леголас…

— Я все понял, ада.

Вскочили по коням; Ветка проверила стремена, оправила непривычно легкую и чистую одежду, утвердила у груди спящего ребенка, насытившегося в первый раз в своей жизни — молоком лесной оленихи.

— Ольва, — тихо сказал Трандуил.

— Не пытайся отговаривать, — огрызнулась та. — Не. Пытайся. Я… я должна. Мы просто едем. Я знаю. Я чувствую.

— Я не возражаю тебе, Ольва Льюэнь. И ничего не говорю.

Ветка насупилась и глянула исподлобья — что за новая шутка?.. Эйтар достал бережно запрятанный кисет с гончим листом, и разделил зелье на четыре части. Две части отправились в широкую пасть немедленно оживившегося Герцега, и еще по одной достались другим лошадям.

Ветка смотрела на костер, допивая мирувор из фляги.

— Все, больше нет листа в лесном королевстве, — сказал стражник. — Теперь добывать его только у скальных орков в Серых Россыпях.

Герцег заплясал; Ветка, оправляясь в седле, хрупнула чем-то тонким в рукаве платья.

Воздух зазвенел и задрожал; девушка прислушалась…

— Берем к югу, чтобы выехать на дорогу, — спокойно сказал Трандуил. — Надо скакать вокруг леса, так как в лесу не будет никакого смысла в силе гончего листа. К югу, и затем огибаем лес. Держимся рядом. Ольва, ты не хочешь отдать сына мне?

— Нет, — рявкнула Ветка. — Вперед! — и под первые аккорды песни, уже звучавшей под этими небесами, всадила пятки в гнедые бока Голдшлегера Герцега. Усталость снова была забыта, забыта во имя голодного ребенка, во имя будущего, во имя жизни; ганновер взвизгнул, осел назад и принял с места в галоп, сразу набирая скорость, попирающую самых волшебных меарас.

День требовал подвига, и Герц был к нему готов.

Да здравствует ветер, который в лицо!

========== Глава 27. Финиш ==========

Трандуил увидел фэа Ольвы Льюэнь и ребенка в тот же миг, в который узнал их. Как будто разорвалась тонкая пелена незримости, отделившая его женщину и плод их любви от короля; и вот, вот они. Ровное золотистое сияние Ольвы — и ослепительная белоснежная искра эльфинита, много более яркая, чем можно было бы представить по крошечному и совсем слабенькому мальчику.

Сияние сущности любимых били по внутреннему взору, обжигали; и Владыка знал — Леголас увидел то же самое. Не раз и не два в унисон ударили сердца отца и старшего сына, не раз и не два они одновременно вздохнули, принимая невероятное. Не надо было слов — древняя магия семьи, родства, истинности окутала тех, кто был связан узами крови.

Ольва, Ольва, которая столько месяцев была скрыта от волшебной силы Трандуила — и от чьих-либо взоров — вот она, и вот искра жизни, сбереженная ею.

Сомнения, замкнутость, отстраненность, сосредоточенность лишь на сыне — словом, все странности Ветки Трандуил видел в ее поведении, читал по жестам, по выражению лица; пламень же ее человеческой фэа был несомненен и чист.

Но теперь они оба, и она, и ребенок, открылись Владыке; коротко собрав повод лошади, пригнувшись в гриву, король не спускал взгляда с фигуры в трепещущем плаще, в синем плаще Даэмара, с бьющегося в потоках встречного ветра подола желтого платья, с напряженных плеч и каскада перепутанных нечесаных волос, в котором русые пряди причудливо перевились со снежно-седыми. Губы короля непрерывно шептали, тихо-тихо, и ветер срывал с них слова — такие древние, как окружающие скалы, такие искренние, как жар его великого сердца, тихие слова-заклинания, обращенные к женщине и ребенку — помочь им выдержать путь, не потерять силы, достичь цели.

Вся его властная магия обрушилась на них — водопадом, каскадом, незримо укутывая и укрывая, поддерживая их силы и направляя невероятный, ровный ход коня.

Но и лаиквенди, который несся на взмыленной лошади по другую сторону от Ольвы, также чуть отстав, смотрел, не отрываясь, и шептал, шептал, шептал.

Двое мужчин вкладывали в эту скачку все, чем были одарены, всю любовь, всю силу душ; женщина и ребенок должны были достичь Дэйла невредимыми.

Отгремела чужая музыка, и только пела дорога под копытами трех коней, одурманенных силой гончего листа, под копытами, стучащими в ритме нескольких сердец.

***

Ветка не могла сильно нагнуться вперед — малыш у груди заставлял сидеть ровнее. Пел под копытами торговый Сумеречный тракт. Путь лежал мимо Росгобела к началу знаменитого Мен-и-Наугрим, чтобы пересечь лес по дороге гномов и вдоль Быстротечной достичь руин Эсгарота и далее — Дейла…

Путь этот для крепких лошадей и умелых всадников считался бы десятидневным. Десять дневных переходов, не менее, чтобы преодолеть изрядные расстояния; но Ветка, если бы умела узнавать места, уже определила бы пролетающий мимо славный Росгобел, богатый упитанными кроликами. Часа полтора потребовалось Герцегу, чтобы пролететь расстояние хорошего конного перехода от рассвета до заката; Средиземье знало такие скорости только ценой жизни лошадей.

И это была восьмая часть пути до Дэйла.

Копыта часто били в дорогу с неумолимой мощью; конями овладел лишь долг, а неслыханные силы гончего листа сжигали их мышцы и кровь. Их нельзя было остановить, и можно было лишь направлять; уже теперь все тело Ветки свело, словно скрутило тугой веревкой. Руки намертво сжались на поводе, а голова была пуста, словно встречные потокиветра выбили из нее все мысли. Ветка превратилась в зрение: камень, варг, отряд орков, отряд людей, кролик, перебегающий дорогу, небольшое озерко, роща, препятствие на дороге — прыгать, кролик, варг, всадник, торговый людской обоз из трех телег, лось, кролик…

Немногочисленные зрители лишь хватались за шапки и капюшоны, которые сносило небольшой летящей кавалькадой. «Что это?» «Да это эльфы, глядишь, сам король из Сумеречного леса пожаловал на тракт…» «Это эльфийская магия?» «Говорят, есть у эльфов такой лист, гончим называется, от него лошади дохнут, но до смерти своей — скачут вот так…» «Вот бы нам обзавестись, а то трясись вот так до самого Фрамсбурга, обратно-то просто, по Андуину, а туда…»

Орки стреляли — но стрелы не догоняли лошадей, гонимых листом; варги вскидывали голову и выли — и в их голосах Ветке слышался голос Нюкты, но слезы, едва зародившиеся в уголках глаз, немедленно сушил ветер.

К началу Мен-и-Наугрим морды коней были в пене и крови; теперь копыта били не в плотную землю хорошо протаявшей и просохшей дороги, а в древние камни, отесанные и уложенные гномами в незапамятные времена. Ветке казалось, что она попросту умрет сейчас в седле, умрет она, умрет малыш, но она откуда-то знала — сын спит, просто спит. И он несомненно жив — она слышала частые удары его крошечного сердечка, а это главное, главное.

Останавливать коней было нельзя. Не в человеческих силах было бы выдержать такую скачку, но Ветку питала могучая магия эльфов, хотя она и не осознавала ее; и в моменты, когда сознание готовилось покинуть тело, а сведенные в камень пальцы — отпустить повод, ее словно поддерживали с двух сторон теплые сильные руки.

Бесконечная дорога под сводами величественных дерев; раз или два показывался эльфийский патруль, который немедленно оставался далеко позади. Пара конных стражей бросилась было следом — но куда там.

Уши заложило от ветра, а жилы на ногах готовы были полопаться, несмотря на постоянные неслышимые песни короля и его оруженосца.

Доскакать. Просто доскакать.

Дорогу гномов преодолели во тьме, лишь неяркими огнями вдали промелькнул Путевой дворец… Ветка временами закрывала глаза и вцеплялась в гриву Герцега.

Сколько он скакал от Эребора до Дейла?

Намного, намного меньше.

Скрипнуть зубами — и продолжать путь…

Вот и окончание Мен-и-Наугрим — лес пересечен, вот и Быстротечная; едва заметная тропа в перелесках и камнях, ранний рассвет, солнце пронизало мир светлейшими лучами; вот и озеро, и развалины Эсгарота, обугленные, поднимающиеся над водой…

Первым не выдержал конь Мэглина — лаиквенди все силы отдал Ольве и эльфиниту, и Герцегу, и никак не поддерживал собственного скакуна. Животное грянулось о землю где-то у Долгого озера, недалеко от Эсгарота вмиг, не притормаживая, и лесной эльф только вскрикнул, когда через него, не успевшего даже вынуть ноги из стремян, прямо на протаявшей дороге перекатился погибший конь.

Ольва, которая уже практически ничего не видела и не слышала, да и скакала впереди, даже не обернулась. Трандуил бросил взгляд через плечо — но что увидишь, когда скачешь столь быстро; король, направив свои силы на оставшихся, невероятным усилием ускорил собственного жеребца, вынуждая его идти вплотную к Герцегу.

Рывок, еще рывок; ноги ганновера были разбиты, копыта расщеплены; но он все так же неумолимо колотил дорогу, выдыхая пену и кровь. Конь Владыки пал; Трандуил перекатился в сторону серебряным клубком и мгновенно встал, опираясь о камень, и направляя свою песню вслед Ольве.

Скачи.

Осталось совсем немного.

***

От большого города, все больше завоевывающего былую славу, в разные стороны разъезжались повозки с товарами; часть караванов направлялась в Дейл, часть — из Дейла окрест.

День достиг середины, солнце стояло в зените. Ноздреватый серый снег, сколь его еще местами осталось, таял на пустоши. Врата града были открыты.

В числе подъезжающих к залитому лучами солнца Дейлу была славная пара — девушка в добротном плаще, с огненно-рыжими волосами, и невысокий мужчина с небольшой бородой, на громадном коне, в светлом венце, коже и металле. Тауриэль и Кили в сопровождении нескольких мастеров ехали в город — договориться о новых работах в Полуденном Приюте, повидать новорожденную девочку-эльфинита, выразить почтение королю Барду и его блистательной королеве Синувирстивиэль.

Когда мимо пронесся, распугивая людей, собак, птиц, которыми наполнился Дейл, Голдшлегер Герцег, словно вырвавшийся из балроговых подземелий, кони гномов шарахнулись — все, кроме толстой спокойной кобылы, запряженной в телегу.

Кили рывком встал на стременах.

— Гаин!

Подскакал молодой гном на светлой, танцующей лошадке.

— Гаин… — голос Кили упал до еле слышного шепота, — во весь дух в Эребор. Скажи дяде — Ольва… Ольва Льюэнь вернулась.

Гаин кивнул и развернул кобылу, тут же сорвавшуюся в галоп; Кили и Тауриэль, бросив мастеров и телегу, поскакали за Ольвой.

Но куда там.

Расшвыривая горожан, в своем последнем усилии ганновер достиг широкого двора правителя Дейла, и рухнул оземь — копыт у него почти не осталось, из лопнувших на плечах жил и по паху текла кровь, морда и гнедая шкура залита пеной. Могучее сердце истинного бойца остановилось враз, изорванное в клочки любовью, преданностью, бесстрашием и неукротимым желанием быть первым; Голдшлегер Герцег, освобожденный от упряжи и поводьев, от необходимости служить, исполнивший свой долг настолько всецело, как это только могла сделать лошадь, устремился галопом по радуге в край вечных зеленых лугов.

Ветка едва успела собрать окаменевшее тело, собрать в комок, защищая ребенка у груди; но падение коня было слишком внезапным, а сил так мало; плечами, телом защитив сына, она ударилась виском о мощение двора — и затихла.

Волной лежал синий плащ, волной растрепались перепутанные волосы; ногу придавил изуродованный волшебной скачкой конь, поседланный эльфийским седлом… а у груди, в кольце судорожно сведенных рук, тихо мяукал еле живой, беспредельно изнуренный скачкой, мокрый и грязный малыш, младший принц Лихолесья.

Виэль вынеслась из дворца подобно сверкающей молнии — тяготы материнства ничуть не сказались на ней, только располневшая грудь решительно распирала роскошное платье. Сигрид, прижимая к груди сводную сестренку, завернутую в шелка и кружево, выбежала следом; по Дейлу катилось, словно эхо — Ольва! Ольва Льюэнь, Ольва! Магия, колдовство, чары леса…

Бард влетел во двор верхом, галопом — он был на рыночной площади, спрыгнул с коня; стража толпилась нерешительно, не рискуя приблизиться. С другой стороны во врата ворвались Кили и Тауриэль.

— Это правда Ольва! — в голос завопила стражница, — Тиллинель! Бард! Кили!

Миг — и крепкие руки гнома и человека, Тиллинель, перебравшейся к Синувирстивиэль в Дейл, Тауриэль и пары осмелевших воинов Дейла подняли иссушенную магией тушу коня; Виэль взмахнула тонким кинжалом — плотная ткань плаща распоролась, и ребенок оказался у груди целительницы.

— Эру, Эру, — лепетала Виэль, — Тауриэль, Бард, Тиллинель, несите Ольву в покои, скорее, скорее! Мне надо торопиться… помогите ей, мне надо заняться сыном Трандуила, скорее же! — и бросилась в дом, унося малыша, шепча:

— Вот зачем Эру послал и мне младенца… все верно, все верно, таков и был замысел валар, вот что толкнуло меня к людям… к человеку… внук Орофера — как много жизней надо отдать, чтобы он стал тем, кем назначен быть… и счастье мое будет вдвойне сиять, если я вскормлю сына Трандуила вместе с его молочной сестрой…

Сигрид с девочкой на руках бежала следом.

Бард, не зная, как прикоснуться к Ольве, едва узнавая ее, подсунул руки под твердое тонкое тело; Тауриэль бережно придержала голову — женщину, почти погибшую, почти последовавшую за своим конем, понесли во дворец.

— Стража! — крикнул Бард, — проверьте ближайшие вокруг Дейла дороги — вдруг она скакала не одна…

Ветка не шевелилась и не подавала никаких признаков жизни. Кили умчался — возглавил один из поисковых отрядов, а Тауриэль осталась помогать Ольве.

Ольве Льюэнь.

***

Трандуил оглянулся по сторонам — он был на окраине Лихолесья, равном расстоянии от собственного дворца… и от Дэйла. Эта дорога занимала день — можно было направиться или туда, или туда.

Выбора, собственно, не было, и Владыка Сумеречного леса бегом бросился по торговому тракту, едва начавшему оживать после зимы. Роскошные серебристые сапоги месили грязь, но, едва Трандуил, глотнув мирувора, успел взять верный ритм, навстречу ему, наперерез, выскочили три варга.

Крупный, словно поседевший самец — и две самки поменьше. На всех варгах болтались остатки орочьей упряжи — видно было, что хозяев своих варги потеряли, и теперь охотились стаей.

Эльф оскалился и выхватил мечи.

Варги теснили короля назад, к трупу лошади, атакуя жестко и неумолимо, со всех сторон; но вот свистнул мифриловый клинок — одна сука упала, и через некоторое время погибла и другая.

Голова короля была занята совершенно не поединком — он все еще стремился всей своей силой вдаль, вслед Ольве, подгоняя ее и ее гнедого жеребца, он все еще думал, как скорее достичь возрождающегося Дейла…

И остановил взгляд на горящих ненавистью, свирепых глазках варга.

Трандуил медленно пошел вперед, поигрывая мечами; кобель рычал, зажав уши так, что их и вовсе не было видно.

Король эльфов вдруг ощутил, что фэа ребенка в безопасности. Пока он пел вслед Ольве, пока приходил в себя после скачки и падения — они достигли города.

Владыка посмотрел в глаза варга пристальнее и ухмыльнулся.

Варг зарычал в ответ, отступая назад… отступая… и лег брюхом в грязь.

Солнце серебрило длинные волоски на презренной твари; Трандуил вбросил клинки на место и направился к павшей лошади, доставая кинжал.

***

Дворец Барда и широкий двор кипели — всем хотелось узнать, что же происходит.

Синувирстивиэль требовала воды, еще воды, неведомых трав у знахарок, вина, меду, козьего молока — и бесконечно купала младенца во всевозможных отварах и смесях, впевая в него жизнь и силу. Заново перевязала и прижгла пуповину, прочистила ушки и носик, промыла глазки, выцеловывая каждый крохотный участочек маленького сияющего тела. Долгие, долгие часы — вот уже вечер сгущался над Дейлом, и, наконец, чисто отмытый, выкупанный в трех волшебных ваннах, наевшийся ребенок уснул в одной люльке с Лаириэль, и свободные от пеленок дети, еще не способные ни поднимать головки, ни переворачиваться, соединили крошечные ручки в подобии рукопожатия.

Сигрид, накрывая их тончайшими пеленками и легким одеялом из нежного пуха, рыдала в три ручья, а Виэль, освобожденная на несколько часов от молока, помчалась к Ольве.

Тауриэль и Тиллинель, а также две самых толковых ученицы Синувирстивиэль отмыли Ветку, привели в порядок ее руки и ноги, ногти, промыли и расчесали гребнями густые волосы до талии, непокорно ломавшие любые зубцы, кроме металлических; Тауриэль плакала, Тиллинель скрипела зубами — но больше уже не от гнева на нахальную человеческую иноземку, а от безысходной беспомощности, от неумения исцелять — каждый шрам, свежий или заживший, сбитые до мяса о седло бедра, стертые о путлища голени, содранные пальцы говорили слишком о многом.

Чистая, со смазанными и забинтованными ранами и ссадинами, на которые положили толстый слой целебной мази, с расчесанными волосами, Ветка, умиротворенно-бессильная, то ли в обмороке, то ли в глубочайшем сне, лежала на ложе истинной королевой, и не собиралась подавать никаких признаков жизни. Девы закончили смазывать обветренную до пергамента, воспаленную и потрескавшуюся кожу на щеках, сгрызенные губы, и далее не знали, что сделать.

Виэль бросилась к ложу и сжала руку женщины в пальцах, вглядываясь в ее лицо. Простонала:

— Где же Трандуил? Знает ли Владыка? Я чувствую его магию на них, она была на Герцеге… но где он теперь?..

Отчаяние прошло — или же было запрятано вглубь; миг — и Виэль из матери и подруги превратилась снова в сияющую бриллиантами и холодом деву-целительницу.

— Петь возле нее следует все время, не прерываясь ни на миг… я скажу, что делать, и все мы будем возле Ольвы. Ее следует звать от очень дальних рубежей; фэа ее истощена, и слишком устала, изможденная одиночеством, страхом и отчаянием. Следует направить вестников во дворец Трандуила. Что с конем?

— Сложен костер на пустоши, — сказал Бард от двери. — Его покрыли алыми шелками, и на них возложен Голдшлегер Герцег. Конь Ольвы Льюэнь достоин такого погребения.

— Если бы они опоздали… если бы они прибыли позже хоть на несколько часов… но они успели, — прервала сама себя Виэль. — И довольно об этом. Каждый делал и сделал все, что смог. И мы сделаем все. Теперь они в Дейле, где все и началось, в Дейле, откуда Темнейший забрал Ольву; круг замкнулся, а конь, который прошел вместе с королевой леса границу миров, погиб. Ничто не связывает теперь ее с ее прошлым, она наша, Ольва Льюэнь принадлежит Средиземью и Арде. И Арда не даст ей пасть после ее великого подвига. А теперь выйдите все. Я скажу, кому и в какой срок надлежит вернуться.

Просторная комната, которую когда-то занимали Трандуил и Ветка, опустела.

Виэль возжгла пучок лечебных трав и начала песню, пробегая чуткими пальцами по телу Ветки. Спустилась с плеч по груди, коснулась впалого живота, бугорка лобка, едва выступающего под широкой белой рубашкой и простынями. Прервала пение, нахмурилась, вслушалась. Покачала головой, и запела снова.

Ей надо было связать целебную сеть мелодии и слов в то время, которое принц и его молочная сестра, принцесса Дейла, будут спать. Потому что на первый же призыв младенцев Виэль — она точно знала — прервет заклинания, передавая Ольву другому голосу, и отправится к тем, кто нынче важнее.

К Новой Заре эльфов.

К Последней заре.

***

Солнце было готово рухнуть за горизонт, а ворота Дейла медленно закрывались.

Но Баин, командовавший нынче вечерней стражей, прикрикнул вдруг со смотровой башни — подождите, пропустите всадника!

Охранники на воротах задержали массивные створки… и бросились врассыпную.

Трандуил мчался на варге — морда животного была замотана ремнями лошадиной упряжи, а направлял владыка леса его ход, крепко скрутив уши. Громадный кобель, матерый, покрытый темно-серой с проседью шерстью злобно рычал сквозь стиснутые челюсти, но слушался; ворвался в город, промчался беззвучным волчьим скоком через замирающие улицы и оказался во дворе дворца.

Волосы короля вытянулись от колкого ветра, от бешеной скачки; он был в грязи, которая обильно покрывала непросохшие проселочные дороги и пустошь, лишь на челе сиял светлый венец…

Бард, который только что объяснил собравшимся тут горожанам и купцам, что случилось, и разогнал их, сперва бросился к оружию и схватил лук — а затем ринулся к эльфу, помогать. Вдвоем они за уши и за ремни, которыми Трандуил обмотал варга, затащили того в пустующее каменное стойло; Трандуил взмахнул кинжалом, распарывая импровизированный намордник, и выскочил наружу; Бард захлопнул дверь.

— Я слышу их, слышу! — выкрикнул король леса. — Они достигли твоего дворца…

— Да, Владыка. Они тут, — говорил Бард уже в спину летящего по ступеням вверх Трандуила, поспешая следом.

Не спрашивая дороги, король ворвался в комнату, где под постоянным надзором спали дети. Заглянул в плетеную люльку — всего один взгляд; и помчался в покои, где лежала Ольва.

Виэль уже поднималась ему навстречу, поднималась, прекрасная в своей тревоге и в своем великолепии, утонченная, сверкающая, несгибаемая.

Трандуил кончиками пальцев коснулся ее лица… и упал возле ложа Ольвы, не смея притронуться к жене.

Виэль провела рукой по его волосам.

— Переоденься… вымойся. Выпей бокал вина. И приходи. Нам предстоят долгие часы возле них. Но они успели.

— Я видел костер и Герцега, когда подъезжал, — ответил Трандуил, не сводя взора с лица Ольвы. — Я видел. Они успели.

— Это разумная цена, — сдержанно выговорила Синувирстивиэль. — И она всецело оправдана. Вымойся, Владыка, ты также скакал и утомлен, поешь, и приходи. К тебе сюда принесут сына.

— Я вымоюсь позже. Я… пока останусь здесь. Я не могу сделать и шагу прочь, — ответил Трандуил. — Я буду тут, целительница, королева Дейла, мать эльфинита, молочная мать моего сына. Я не могу сделать и шагу прочь. Пошлите дозоры, найдите Мэглина. Павшая лошадь придавила его около южной оконечности Долгого. А я буду здесь. Я — здесь…

— Все будет хорошо, — сказала Виэль. — Должно быть. Я верю, Владыка.

— Это и остается, — отозвался эльф, и приник губами к тонкой руке женщины.

========== Глава 28. Дороги ==========

Никто из жителей Дейла в первую ночь пребывания Ольвы в городе не спал спокойно. Мир полнился странной силой, текущей по улицам, заползающей в щели окон и дверей; кто-то боялся, кто-то, наоборот, прославлял благую силу целительницы Синувирстивиэли, даже не зная толком, что же происходит.

Трандуил недвижно просидел на полу возле кровати жены несколько часов, до рассвета, бесконечно выводя древние напевы. Когда лучи утреннего солнца коснулись заострившегося, неподвижного лица женщины, король пережил страшный миг… но только лишь миг — сердце Ветки билось ровно, хотя и слабо. И, хотя Владыка точно знал, что сейчас происходит с Ольвой, он все равно невольно представил, что теряет ее — уже окончательно, буквально взяв в руки и не сумев удержать.

Виэль, накормившая детей и оставившая их Сигрид и нянькам, снова атаковала короля лесных эльфов.

— Я позволила тебе провести тут ночь… отлично. Слуги нагрели ванну — пожалуйста, вымойся и переоденься. Ты пел Ольве беспрестанно, но, — интонации голоса Виэль стали растянутыми, словно она собиралась рассказать старинную эльфийскую легенду, — фэа ее пребывает вдали от чертогов Арды, и ей необходимо завершить путь обратно. Я могу предположить, что именно позовет сюда твою супругу, король леса. Но пока этого не нужно — пусть тело ее заживет, сколь сможет. Она точно знает сквозь свое забытье, что принц вне опасности, иначе бы не позволила себе оставить его. И помимо изможденной фэа… — тут голос целительницы сменился на вовсе обыденный, даже резкий тон, — она еще и головой сильно ударилась. Ее сон закономерен. Она не умирает. Чем дольше она проспит, пробудет в забытьи — тем более здоровой проснется. Я, напротив, опасаюсь, что она слишком скоро выйдет на зов. Иди в купальню и оставь там грязную одежду, тебе подали чистую, и еще — король Бард ждет тебя, чтобы выпить. Прямо с утра. А я воскурю здесь травы.

Трандуил, грязь на одежде и лице которого засохла и превратила блистательного правителя в подобие глиняной статуи, вздрогнул. Поднял взгляд на Виэль. Затем медленно встал, отпуская руку Ольвы.

— Вот, — удовлетворенно сказала эльфийка, и кончики острых ушек ее чуть оттопырились от удовольствия — король повиновался. — Рашель, Тиллинель, Тихе, приведите Ольву в порядок, смените повязки, осмотрите еще раз раны и ушибы, заново расчешите!

Указанные девушки Дейла, которые прилежно учились у Синувирстивиэли целительскому ремеслу, а также воинственная эльфийка, считающая себя личной телохранительницей девочки-эльфинита, бросились к ложу Ольвы.

— Ри пусть примет грязную одежду у короля, — распоряжалась королева Дейла, — и передаст прачкам. Иди, Трандуил, следуй в купальни — девушка укажет тебе путь. Когда ты отмоешься и придешь в себя, я позволю тебе взять на руки сына. Теперь все закончилось, для вас всех. Для троих. Надо лишь дать друг другу время и сменить отчаяние радостью.

— Я понял, — сказал эльф, и щеки его прорезали складки — король улыбался. — Ольва проснется, когда ты положишь ребенка возле нее.

— Скорее всего, скорее всего, — усмехнулась Виэль. — Ты убедился, что она здесь — дай ей встать с ложа прекрасной и здоровой. Ты так долго ждал… подожди еще день или два.

Эльф склонил сияющую серебром волос голову… и последовал в купальню.

Потертости и ранки на теле изможденной женщины заживали почти на глазах. Помогавшие Ольве девушки переговаривались — худое подобранное тело, беспомощное, неподвижное, тем не менее, не вызывало жалости. Уже сейчас — хотя тому причиной могли быть и целительные песни лесного короля — большая часть синяков, повреждений кожи, ран и царапин сошла; ногти ее отшлифовали до лунного сияния, пятки и локти оттерли до нежной розовой кожи, волосы вычесали и смочили ароматными цветочными водами, целебные масляные повязки с самых больших ран сняли.

Переменили простыни и роскошную ночную сорочку из тончайшего вышитого полотна на свежую.

И вновь уложили на кровать.

Ветка немало бы напугалась, если бы смогла видеть себя со стороны — с сияюще-прозрачной, белоснежной после зимы кожей, с богатейшими кудрями, пышным русо-седым потоком окружающими лицо, шею, плечи; в тончайшем кружеве, с бережно уложенными на груди руками… она была достойна сейчас эпоса, сказки.

И ее чисто отмытая весенняя сказка, бережно баюкая младенца на ладонях, стояла в дверях спальни, не решаясь теперь беспокоить целебный сумрак, в котором курились травы Синувирстивиэли.

***

Многие сердца рвались в Дейл, и многие дороги испытывали на прочность ноги лошадей.

И не только лошадей.

Вдоль Долгого скакала кавалькада стражников Дейла, которую возглавлял Кили. Они нашли правую руку Трандуила уже на рассвете, кое-как отдохнув несколько самых темных часов в скалах. Мэглин сильно расшибся при падении его погибшего коня, и был атакован грязными, озлобленными и одичавшими орками, голодными и оборванными. Остатки орочьих ватаг, по три, по пять-семь голов бродили по всему Сумеречью и вдоль трактов, временами собираемые мордорскими вестовыми, а по большей части брошенными на произвол судьбы. Даже людские поселения и караваны были слишком сильны для этих обломков великой мощи, собранной Сауроном для решения его собственных задач — но и неприятностей орки доставляли немало.

Эльф выстоял против орков, но несказанно обрадовался подмоге; и теперь на одной из запасных лошадей, приземистой и крепенькой, он летел в Дейл, наскоро перетянув раны и зажав сломанную ногу подобранными ветвями и шелком, срезанным с плаща. Вровень с ним, оставив стражу далеко позади, скакал и Кили, повыше подняв стремена на седле своего коня.

— Не несись так! — выкрикивал Кили. — Побереги себя! Ты всю ночь сражался с этой мразью, а Ольва — она уже давно у королевы Синувирстивиэли, там все хорошо, не может быть плохо, поверь мне!

— Я знаю, чувствую! — отвечал Мэглин, и ветер вытягивал его каштановые волосы. — Но и медлить не могу! К вечеру мы будем в Дейле! Пусть люди отстают — они нагонят потом, они не сумеют так понукать лошадей, чтобы быть с нами наравне!

— Ты ненормальный, стражник! И нам было бы неплохо дать роздыху и себе, и животным, мы искали тебя чуть ли не сутки напролет!

— Никакого отдыха, вперед, подгорный принц, вперед, господин Полуденного Приюта!

— Ладно! — рявкнул Кили, сдаваясь. — Скачем!

***

Дальними переходами, по никому не известным тропам, скрытым в россыпях камней, по руслам уснувших рек, текших тут многие столетия назад, к Дейлу торопился волшебник.

Гэндальф, дороги которого около целого года пролегали намного южнее этих краев, спешил, точно мог опоздать. В Рохане он испросил Светозара — но предводитель всех ристанийский табунов был не единственным спутником истари.

Возле великого коня, то исчезая в кустах, то снова выныривая белоснежной птицей, несся совсем молодой жеребец — уже не истинный меарас, но их потомок, несущий особую кровь, гладкий, тонконогий и очень рослый. Круглый круп, прорезанный рельефом великолепной мускулатуры, густая грива, великолепный хвост — все говорило о породе и высшем предназначении.

Следуя без недоуздка, без привязи, ослепительный скакун не уходил далеко, и на привалах и ночевках пасся недалеко от Светозара. Два коня сияли во тьме весенних ночей, доказывая принадлежность к единой благороднейшей ветви.

Гэндальф же сдвигал мохнатые брови, с веселым недоумением всматриваясь то в горизонт на севере, куда он держал путь, то на восток, куда все время оборачивался. Посох в его руках то и дело сменялся мечом, но далеко не каждый враг, пытавшийся напасть на мудреца, мог его нагнать, и главным его преимуществом была сейчас скорость, а не оружие или магическая сила.

— Поспеем ли мы, Светозар? Или поискать пропавшего витязя по дороге, отвлекшись от цели нашего путешествия? — вопрошал истари Предводителя Табунов. И тот лишь усмехался в ответ — что так, что так, старый друг, а все одно — мои ноги измеряют все лиги этого края.

— Нам следовало бы убедиться, что светлейший преодолел рубежи Мордора, — вздыхал Гэндальф. — ему назначена великая миссия в предстоящей войне. Нам следовало поискать бы его у Туманных гор. Но что-то подсказывает мне, что мы встретим друг друга в Дейле. Что добрые силы уже помогают Глорфиндейлу, а крепкие ноги несут его в Сумеречье и в белостенный город, на встречу с предначертанным…

Светозар кивал и смотрел на тонкий белоснежный силуэт своего потомка, попирающий туман у реки.

И снова готовился в путь, испив студеной воды.

***

Вырвавшийся из Мордора, израненный Глорфиндейл не давал Радагасту ни минуты покоя. Бурый маг суетился, пытаясь отыскать целебные травы, грибы, мхи — но витязь едва дал себя забинтовать, наскоро остановив кровь, промыв застарелые черные раны и смазав ожоги от пыток.

— Это неважно, Айвендил, поехали уже! Ты все так же управляешь упряжкой полевых мышей?..

— Да нет же, светлейший, мышей никогда не было, ты запамятовал — кролики, кролики!

— Полно, это ты запамятовал, а как же тот год, когда в Дол Гулдуре впервые обнаружили зло?.. ты был на мышах…

— Росгобельские кролики!

— И как быстро они доставят нас двоих в Дейл?

— Дейл! — подпрыгнул Радагаст. — Двоих! Мне не надо в Дейл! В городе нет места ни для животных, ни для трав, ни для птиц… я отвезу тебя до ближайшей окраины Сумеречного леса, и пересеку его, следуя к себе, в Росгобел. А ты поймаешь кого-нибудь из своих… возьмешь лошадь… варга, наконец — вот новая мода пошла у народов Севера, на варгах скакать…

— Когда, ты говоришь, странница на варге рассказала тебе обо мне? — жадно вопрошал витязь, скручивая грязные, тусклые волосы в тугой жгут, — когда ты видел ее живой и здравой?

— Здравой не сказал бы, но и меня самого именуют не совсем здравым, — Радагаст засуетился около повозки, а вожак кроликов затопал широкой лапой, поднимая цуг, — видел зимой, и, Глорфиндейл, им пришлось съесть, съесть кролика, я не сумел воспрепятствовать, и даже дал его сварить…

— Валар будут признательны тебе за эту жертву, — с чувством выговорил Глорфиндейл, — времени мало, я чувствую, нам надо на север, скорее же, скорее!

Маг, сдаваясь, запрыгнул на повозку — и витязь устроился позади него, кутая тонкое сильное тело в меховом плаще, уступленном Радагастом.

— Если мы встретим эльфов, я отдам тебя им! — выкрикнул Радагаст. — И разбирайтесь сами, сами! У меня полным-полно дел и так! Весна… гнезда полны яиц… норы — детенышей!

— Истину речешь! — рявкнул эльф, — детеныши! И я понимаю… сморчки, стручки…

— Что?

— Вперед! Ты выручил меня у Мордора — так не медли и теперь!

***

Новость взорвала Эребор изнутри, как не взорвало бы гору даже еще одно яйцо дракона. Гном Гаин напугался, сколь ошеломительным оказалась весть, которую он доставил.

Торин рванулся к конюшням — и одумался, остановившись на полпути. На голове его мерцала корона, с плеч текла мантия, подбитая драгоценным мехом, а изрядно отросшая борода была причудливо заплетена.

Торин правил, дождавшись переселенцев из Синих гор, а часть — и с Железных Холмов.

Он правил.

Узбад стоял, насупившись, глядя в пол.

— Я поеду, — тронул за локоть Торина Фили. — Бус останется с сыном, с тобой и Дис, тут, в горе… а я — поеду. Принцу Эребора не зазорно навестить… навестить…

— Отыскавшуюся подданную Одинокой Горы, — напряженно выговорил узбад. — Бери лошадей, бери, — пошарил под одеждой на шее, дернул, — бери вот это, — в широкую ладонь Фили легла угловатая черная бляха, когда-то выкованная самим Торином из небесного металла. — Отвези ей. Ольва, что бы с ней ни произошло, должна знать, что есть место, где ее всегда примут.

— Я понял, дядя. Я поскачу. Никто не усомнится в достоинстве и чести короля-под-горой. Тебе не придется встречаться там с… с…

— Если, — Торин сгреб Фили за одежду, подтянул к себе поближе и заглянул ему в глаза, — если ты хотя бы заподозришь, что ей грозит опасность… что ее и теперь следует защитить… если…

— Я понял, я немедля доставлю Ольву в Эребор. Я пошлю гонцов. Но, дядя, что за опасность…

— Я не знаю… но если, — прорычал Торин, — ты понял? И немедля пришли мне весть.

— Ладно! Двалин, передай на конюшни — коней, повозку, стражу! Я с Гаином и еще несколькими гномами поскачу вперед…

— А стража, надежная и хорошо вооруженная стража, последует за вами, — подытожил Торин. — Верно!

Дис, в тяжелых парчовых и меховых одеждах, которая слушала этот разговор молча, только покачала головой.

Ольва Льюэнь.

— Она жива, — сказал Торин, глядя в глаза сестре. — Жива.

***

Через Великую Пущу насквозь, тайными тропами неслись стражники Трандуила. Сперва бегом, затем взяв сменных коней в Путевом Дворце Эмин Дуира, оповещая Сумеречье о том, что королева и наследник нашлись, Лантир, Эйтар, Даэмар и еще два десятка эльфов, добавившихся к ним по пути, стремились в Дейл, скорее достичь своего повелителя. Но путь пролегал не в один день — и все же воины делали невозможное, сокращая лиги, срезая удобные дороги тайными тропками, подкармливая лошадей лембасом и добавляя мирувор в воду.

Леголас на олене добрался до сумеречного дворца и остался там. Мыслями и сердцем он рвался следом за стражниками, так как, коснувшись крохотной фэа брата, никак не мог опомниться от потрясения — но Лес не должен был оставаться без властной длани.

***

А между тем в Дейле царила благоговейная тишина…

Нарушаемая лишь копытами, временами грохочущими по белокаменным мостовым.

Дворец Барда выглядел будто заколдованным, подернутым странным магическим флером — и не удивительно, ведь тут находился сам маг Сумеречья, лихолесский король, Владыка эльфов. Люди невольно начинали говорить и ступать тише, минуя королевский дворец.

Прибыли оба гномьих принца — великолепно одетый и вооруженный Фили, с помпой, на роскошном коне, крытом парчовой попоной, и уставший Кили, взъерошенный, словно вырвавшийся из балроговых подземелий. Мэглин, лишь чуть убедившись, что Ольва и ребенок живы и в безопасности, попал в крепкие руки целительниц — Виэль, осмотрев ногу эльфа, напустила на него целый хоровод девушек. В задачи Джул, Сороки и Гринни, помимо собственно целительских практик, входило кормление стражника и удержание его на кровати — хотя бы пока не заживет кость, на что целительница после должных процедур и напевов давала дня два. Три.

Трандуил внешне успокоился и часами сидел в кресле в комнате Ольвы Льюэнь, укачивая и без того спокойного, крепко спящего сына, который уже обзавелся круглыми розовыми щечками. Время шло; пусть и не столь долгое, но все же дни сменялись днями, а весенние ночи все более пахли пробуждающимися почками деревьев и травой.

Прибыла свита Трандуила — с одеждой и доспехами для Владыки, хорошо вооруженные эльфы стояли теперь на страже у дворца Барда вместе с воинами-людьми. Синувирстивиэль проводила много времени с Владыкой, но Бард не ощущал себя заброшенным и обделенным — скорее он был горд неслыханной близостью к двору короля лесных эльфов, и счастлив, что именно в Дейле Ольва Льюэнь обрела все, в чем нуждалась. Семью, врачевание, молочную сестру для своего сына.

Оправившийся Мэглин был раз и навсегда назначен наперсником и оруженосцем маленького принца. Лаиквенди принял отставку у Трандуила с затаенной улыбкой и, преклонив колено, смиренно согласился на новую должность. Справа от Трандуила встал теперь Лантир, а слева — Иргиль-Ключник.

Владыка Сумеречного леса как-то обращался к сыну, тихим, нежным шепотом — но никто не слышал, как именно.

А Ветка спала. Ей понемногу вливали в рот молоко и мед, но Виэль запретила тревожить Владычицу Сумеречья даже пищей.

И вот в такое затишье в Дейл въехал волшебник на белоснежном коне.

Второй жеребец следовал за ним свободно, без привязи. Сияющий, как мифрил в свете Луны, молодой конь горделиво выгибал шею, ожидая долгожданной и предначертанной ему встречи.

Комментарий к Глава 28. Дороги

Писала быстро и урывками, буду благодарна за отлов опечаток! Спасибо!

========== Глава 29. Варг ==========

— Что же ты, дружок, — Мэглин сидел у кровати на полу и разглядывал лицо Ветки. — Ты сама на себя не похожа. Такая тихая, такая спокойная. Что с тобой сделалось, что ты в забытьи так долго? Виэль отрицает, что ты спишь, и говорит о том, что твоя неугомонная фэа должна сама обрести путь обратно в тело. Как я бы хотел увидеть, что ты пробудилась, улыбаешься, берешь на руки сына… моя королева. Королева…

Эльф покачал головой, словно сам не верил тому, что говорил.

Трандуил стоял у окна — лаиквенди видел его точеный силуэт, голову, увенчанную цветущей весенней короной, прямой разворот плеч.

— Я говорю с ней ежедневно. Зову. Я пою ей, — ровно сказал Владыка. — Ты поешь ей. Ее потрясение было чрезмерным… и пока она не готова прийти сюда.

— Может, попросить истари воззвать к ее силам? — без большой уверенности спросил Мэглин.

— Я много раз замечал, что Ольва связана с Луной, — так же спокойно выговорил лесной король. — Даже молодой наугрим подтвердил, что в Эреборе она болела ровно лунный месяц. Я не буду перечить Синувирстивиэли… и не буду торопить Ольву. Уж если я выдержал тот год, то продержусь еще немного. С той радостью, которая дарована Ольвой Сумеречью… всем нам… мне… это вполне возможно.

Мэглин поднялся, мельком дотронувшись до волос Ветки, нежно поправив мизинцем снежно-седой локон у виска.

— Герцега пришлось накрыть плащами. Конь высох, словно пал столетие назад, и созерцать такое жителям Дейла излишне. Когда Ольва встанет, она сама зажжет этот костер. Владыка…

— Ступай, Мэглин. Все хорошо. Оставайся с девушками, ухаживающими за принцем, оставайся с Сигрид. Виэль не один раз приносила младенца сюда… клала возле Ольвы — но нет, Ольва не услышала даже его. Пусть путь ее будет столь длинен, сколь она того захочет. Сколь ей нужно.

— Бард пирует, волшебник и подгорные принцы там. Ждут и тебя, Трандуил, — Мэглин чуть поклонился и вышел прочь.

В мантии, великолепный как никогда, сжимающий тонкие пальцы, охваченные изысканно шитой тканью и холодом сияющих колец, король лесных эльфов подошел к кровати. Провел, как Мэглин минуту назад, по пышным локонам, обрамляющим тонкое, бесстрастное лицо.

— Я вижу, что все хорошо, — низкий, прекрасный голос короля тек неспешно. — Я вижу, что тело твое исцелилось, и я знаю, что рано или поздно ты вернешься к нам. Но как же мне хочется приблизить этот миг… Ольва. Ольва Льюэнь, мать моего сына, королева моего леса, владычица моего сердца, иноземка Ольва Льюэнь…

Трандуил нагнулся и на миг коснулся лбом лба безмолвной женщины, поднялся и вышел прочь.

У покоев Ольвы стояло два стражника — человек и эльф. Эйтар улыбнулся своему королю чуть печально, и коротко заглянул в комнату.

Ольва.

Король удалился. Наступала ночь; в каминном зале гасли отзвуки пира. Бард часами мог беседовать с мудрейшим королем эльфов и его оруженосцами, Иргилем, Мэглином. Гэндальф после дальней дороги налегал на пищу и доброе вино, окутывая помещение клубами ароматного дыма. Сидел тут и Фили, которому за несколько дней порядком прискучила жизнь в Дейле. Сидел; но где же он теперь?

***

Подгорный принц, в великолепном плаще, подбитом волком, в роскошной одежде, отрастивший за год изрядно волос как на голове, так и на лице, бросил честное общество, и шел по коридору к Ольве. Лишь глянул на стражу у двери и показал черную угловатую эреборскую бляху, на которой сверкали бриллианты… и вошел внутрь, в спальню, ставшую в последнее время храмом тишины, благовоний и ожидания.

Фили видел ситуацию по-своему.

Удостоверившись, что Ольва в самом деле жива, да еще и доставила в Дейл невредимым крошечного остроухого эльфинита, Фили немедленно возжелал разбудить подругу. Он не постеснялся потрясти и потеребить ее, похлопать по щекам и подергать за волосы, спел пару озорных куплетов на кхуздуле во весь голос, и собрался было брызнуть в лицо водой — но тут уже эльфы воспротивились столь бесцеремонному обращению с их королевой и запретили дальнейшие эксперименты.

Фили было забавно, что каждый, входящий навестить иноземку, втайне надеялся, что именно теперь-то она и пробудится. Эта надежда была огромными рунами вычерчена на Мэглине и Трандуиле, буковками помельче — на Барде, Виэли и всех прочих почитателях бесшабашной и такой непривычно тихой сейчас Ольвы. Даже Таркун и тот, хотя наотрез отказался будить Ольву своей волшебной силой, как-то задумчиво потеребил бороду, и вроде как выказал удивление тем, что она не очнулась от одного его могущественного присутствия.

— Я догадался, — прошептал Фили и воровато оглянулся. — Я догадался, Ольва. Я много вспоминал, как ты ходила за мной тогда… в Эреборе. Вспоминал истории, которые ты рассказывала. Мы просто неправильно тебя будим. Тебя надо позвать по законам твоего собственного мира. Не нашего. М?

Гном потянулся и осторожно застегнул замочек цепочки — эреборская бляха, откованная Торином, легла на ключицы Ольвы.

Сел на стул в изголовье кровати.

— Может, тебе и полезно спать, не знаю, — продолжал Фили, — но разреши, я тебе кое-что напомню. Итак. Жила-была прекрасная принцесса. И у нее была злая мачеха. Так? Эта балрогова женщина, порождение Моргота, обладала чудесной стекляшкой, которая рассказывала королеве, как она хороша. Кажется, так. Я не все запомнил, это же сказка твоего мира. Так вот. Зеркало сказало мачехе, что она теперь не самая прекрасная в королевстве. Это само по себе глупо — всякая женщина прекраснее всех остальных для своего мужчины. Для меня это Бус, ты же понимаешь. Ну, в том смысле, в котором… а, ладно. А эта хотела быть прекрасной для всех. Это немного чересчур, не находишь?

Через полуоткрытую дверь стражи, воин Дейла и Эйтар, слушали ровный, жизнерадостный голос молодого гнома.

— Глупая баба велела своей падчерице, прекрасной принцессе, уйти в лес. Но и там дева не померла — с чего бы ей?.. Хороша, свежа, даже лесничий отказался ее убивать, хотя и получил прямой приказ. А принцесса нашла дом, где ее приютили… приютили… витязи, отчего-то проживающие в самой глуши целым отрядом. Кажется, так. Они милостиво позволили прекрасной принцессе — самой прекрасной, как сказало стекло, — готовить им пищу и убираться в их… тереме, — в голосе Фили звучало глубочайшее сомнение. — Достойное применение девы, ничего не скажешь. Помнишь, сколько разных вопросов я задал тебе в этом месте? И вообще в разных местах твоих удивительных историй? Одна жабья шкурка чего стоит… ну ладно. Зеркало немедленно наябедничало гадкой бабе, что принцесса жива. Королева превратилась в старуху и подкинула наивной деве отравленное яблоко. Та укусила и померла было, но, когда примчались витязи, оказалось, что все-таки не померла, а уснула. Великие праотцы, сколько же там было витязей? Забыл. Но все они не имели никакого значения. Ведь всегда имеет особое значение только кто-то один.

Фили вздохнул.

— Деву уложили в хрустальный гроб, сделанный, надо думать, все-таки гномами — кто еще может создать такое? И на златых цепях повесили внутри горы, стало быть, в подгорном королевстве. Точно. Вот и думай, что это были за витязи, которых она назвала своими братцами. Под горой, знаешь, витязей полно — и хрустальный гроб сработать, и хрустальную обувь… эх, нет, это из какой-то другой истории. В общем, только избавитель, который был намного храбрее всех этих витязей, мог расколдовать спящую принцессу. Ты говорила о нем. Он кого-то побеждал по дороге. А главное — он знал, как ее будить. И я знаю. Ты рассказала мне, Ольва Льюэнь. Ты сама.

Тени ложились Ветке на лицо, делая черты особенно заострившимися и безжизненными.

— Я думал подсказать Трандуилу, — пробормотал рыжий гном. — Но он такой надменный, такой…неприступный… такой почтительный с тобой… они целуют тебе руку или лоб. Но в сказке-то было по-другому… в твоей сказке. В сказке твоего мира. Я счастливый гном, у меня есть мать, дядя, жена, ребенок, брат, и еще — такой друг, как ты. Просыпайся уже!

Фили глянул в сторону двери… приподнялся и решительно чмокнул Ветку в губы, прежде чем Эйтар или стражник Дейла сумели этому воспрепятствовать.

— Довольно, — негромко, но очень сердито сказал Эйтар, выросший за плечами Фили. — Довольно, наугрим. Ступай прочь.

— Эх, — Фили коротко вздохнул и дал себя вывести, не сводя взгляда с Ольвы — не шевельнулась ли. Но нет.

Нет.

Порядок был восстановлен, тишина снова окутала спальню, и, закрывая дверь, никто из стражников не увидел, как Ольва перевернулась было на бок и подвернула под щеку обе руки…

Дверь захлопнулась — подбитая войлоком по косяку, почти беззвучно; встревоженно взметнулись язычки свечей, и Ветка села на постели.

***

Ветка села в постели и уставилась перед собой.

Последнее, что она помнила — летящие навстречу плиты двора.

В зеркале отражалось кентервилльское привидение — волосы, белая кружевная сорочка, тонкое лицо. Даже цепь на шее.

Ветка запустила пальцы в шевелюру — и призрак в зеркале сделал то же самое.

Рассудок, память — все возвращалось, но сознание отказывалось зарисовать внятными картинками интервал между падением с Герцега и нынешним мигом.

Трандуил.

Мэглин, Леголас, они все, они все, они…

Цепь.

Ветка вцепилась в эреборскую бляху, оставшуюся когда-то валяться в Кирит Унголе, и реальность в ее голове сделала курбет. А был ли мальчик? Или сейчас эта дверь откроется, и в комнату втечет голубое тело дракона, и потом…

Нет.

Нет!

Мальчик был. Есть.

Ветка и сама не понимала, как она ощутила, поняла, почувствовала, где сейчас находится ее сын.

Стражник Дейла отошел прочь — он ждал сменщика и счел, что эльф достаточная стража у двери Ольвы…

А Эйтара от прямого удара дубовой дверью спасла только феноменальная реакция эльфа, лучника и воина — он отскочил, увернулся и, мгновенно сообразив, что случилось, бросился в большой каминный зал, а широкая белоснежная сорочка в пол настоящим привидением утекла по коридору в сторону детской.

Ольва не просто шла — королева бежала, да как.

Ветка отыскала сына безошибочно — его, накормленного Синувирстивиэлью, укладывала спать Сигрид, а за колыбелью стоял Мэглин, который не успел даже подпрыгнуть — Ветка выхватила одного младенца из колыбели, своего, ни на миг не усомнившись, и вжалась в угол детской, обнимая малыша, прижимая его к себе.

Словно незримая волна побежала от нее, от них с младенцем; и навстречу со двора, из Дейла понеслось:

— Маг, маг, бурый маг! Витязь! Глорфинде-е-ейл…

— Дружо-ок! — то ли в бескрайней радости, то ли в ужасе прошептал Мэглин, а в дверях детской выросла фигура Трандуила — в мантии, короне, величественная и великолепная; губы короля были приоткрыты, а глаза полыхали ярчайшими голубыми опалами.

— Ольва!

Детская разом заполнилась людьми, эльфами и гномами. Эта большая комната, до краев напоенная ароматами трав и цветов, молока и уюта, не предназначенного для толпы вооруженных мужчин, стала похожа на городскую площадь в день торжеств. Ветка наскоро ободрала длинную сорочку до колен, выхватила тупой меч из настенного щита, повешенного тут в незапамятные времена для красоты, и тихонько зарычала, прижимая сына к груди. Тяжелое старинное оружие вздрагивало в ее ослабевшей руке.

Тонкие босые ноги, светящиеся желтые кошачьи глаза, растрепанные полуседые волосы до талии — вмиг от достоинства и возвышенной, идеальной неподвижности магического сна не осталось и следа.

Ольва Льюэнь шипела дикой кошкой, видно, не слишком хорошо соображая, что, почему, где и как сейчас происходит.

— Ольва! — Трандуил широко шагнул вперед; Сигрид схватила и утащила прочь люльку с принцессой-эльфинитом. К королю, вперед скользнула Синувирстивиэль — в длинном, сверкающем великолепным шитьем платье…

— Ольва!

— Погоди, мой король! — и Трандуила за локоть крепко ухватил Лантир. — Погоди, посмотри на нее, послушай…

— Что-о? — Владыка Леса коротко повернулся. Оруженосец отступил и крикнул:

— Ольва Льюэнь была и остается ставленницей Темнейшего! Владыка, ты должен услышать, должен!

Бард и Иргиль шагнули одновременно — удержать зарвавшегося оруженосца…

Ветка в углу оскалилась. Оскалилась, как это делала Нюкта, и тихонько зарычала.

У дверей кто-то вскрикнул; толпа чуть расступилась; опираясь на Радагаста Бурого, точнее, держа его подмышкой, в детскую ввалился длинный, измазанный грязью, копотью и кровью, с суком, прибинтованным к сломанной в нескольких местах ноге, Глорфиндейл.

— Светлейший? — воскликнула Синувирстивиэль…

— Послушайте витязя! — отчаянно вскричал Лантир. — Ольва Льюэнь не была матерью принца! Его…

— Его родила волчица, — серыми губами выговорил Глорфиндейл, встретившись взглядом с горящим взглядом Ветки. — Но его фэа…

— Ты думаешь, — яростно крикнул Трандуил, — Лантир, ты думаешь, я не знал этого с первого мига, как увидел их… троих? Ты думал, я велел оказать королевские почести варжихе просто потому, что она носила на спине мою жену? Ты думаешь, Синувирстивиэль не знала истины? Ты считаешь, что вправе кричать на весь Дейл такие вещи… обсуждать их в присутствии людей и наугрим?.. Ольва!..

— А что такого в присутствии наугрим? — рявкнул Фили — и в единый миг между эльфами и Веткой выстроился частокол крепких фигур в железных доспехах и шлемах. — Ольва удочерена нашим народом, и Эребор — место, где она всегда найдет убежище и защиту! Ольва… мы здесь, я здесь, по приказу Торина, и если…

— Прочь с дороги! — закричал король эльфов, в единый миг выхватывая мечи. — Прочь от моей жены!

— Владыка, опомнись! И она, и ребенок, увы, во власти Саурона и его темных планов! — Лантир, упав на колени, отчаянно склонил голову — метнулись угольно-черные волосы. — Я так и знал! Такого просто не может быть… не может… иноземка — королева эльфов!..

— Жена?! Ты еще не получил согласие дяди на ее брак с тобой! — выкрикнул в ответ Фили и зажмурился, готовясь к тому, что не успеет отразить бритвенно-острые мечи величайшего из эльфов, и сейчас его голова покатится по теплому деревянному полу детской.

— Остановитесь немедленно! — взвизгнула Синувирстивиэль. — Глорфиндейл, заканчивай! Го! Во! Ри!

— Свет фэа Трандуила, его песни и его любовь, свет моей фэа оберегли и Ольву и ее плод, и несмотря на все, что пришлось перенести этой великой женщине, она чиста и светла, как и эльфинит, — прошептал во внезапно наставшей тишине златоволосый витязь. — Она убила дракона, последнего дракона, тело которого являлось пристанищем Гортхаура… она, не я. И она обрела многолетие, невероятное для человека… я…

Радагаст не удержал падающего витязя — и тот рухнул длинной изломанной фигурой и замер на полу.

— Ольва? — выкрикнул Трандуил, ногой отпихнув Лантира. — Ольва!

Но угол, так надежно защищенный звеном гномов, был пуст. Владыка лишь заметил, как вон из комнаты, в коридор метнулся Мэглин, и за ним — Эйтар.

***

Меньше трех или четырех биений сердца потребовалось Трандуилу, чтобы оказаться во дворе. Люди, гномы, Бард, Гэндальф — все бросились следом, и даже Виэль, которая, усмотрев в коридоре двух девушек-учениц, коротким приказом отправила их к Глорфиндейлу. Тихе и Рашель пытались привести витязя в чувство, поднять его, начали разматывать наскоро сделанные, пропитавшиеся кровью и гноем повязки…

А во дворе Трандуил подбежал к Мэглину, неподвижно стоящему…

… перед стойлом, в котором заперли варга.

Створки были распахнуты, и там, за серо-седым матерым варгом, в дальнем углу, скорчившись и закрыв руками свою голову и прижав к себе ребенка, сидела Ольва.

Варг же не торопился выбегать.

За время своего заточения он не раз и не два прогрызал створки стойла, нападал на людей, которые кидали ему пищу и пытались дать воды. И вот теперь лютейший из лютых зверь стоял неподвижно, вкопавшись всеми четырьмя лапами в грязную подстилку, защищая маленькую женщину и ребенка. Зубы его были оскалены, с клыков капала слюна, а глаза горели.

На миг зависло молчание.

— Владыка, — горько сказал Лантир, — Владыка… посмотри. Просто посмотри.

========== Глава 30. Итог ==========

В единый миг на широком дворе разом сцепились все.

Гномы набросились на эльфов; эльфы, возмущенные происходящим, полукольцом обступили своего короля и обнажили оружие… люди во главе с Бардом пытались остановить стычку.

Даэмар и еще несколько лучников из числа эльфов, забравшись повыше, целились в глаза варгу. Миг, неосторожное движение — и огромная башка будет прошита насквозь. Но пока варг лишь грозил, рычал, защищая Ольву — и лучники не стреляли.

Мэглин рвался к стойлу — его схватили за плечи и оттащили, а Трандуил неподвижно стоял напротив варга и смотрел…

Смотрел туда, где к стене грязного помещения жалась Ольва с его сыном на руках. С их сыном.

Оборванная, босая, в огрызках ночной сорочки, в загаженном зверем стойле, засыпанная русыми с проседью волосами, сбегающими на спину богатой волной, с ребенком на руках, сжавшаяся в комок…

Лантир, которого, наконец, ухватили как следует Иргиль и Эйтар, смотрел на Владыку не отрываясь — с надеждой, что вот-вот Владыка прозреет…

Прозреет.

Выражение лица Трандуила было совершенно непроницаемым. Он стоял расслабленно, глядел внимательно, разве что руки за спину не заложил.

— А ну тихо! — выкрикнула Синувирстивиэль, и Гендальф, стоящий возле нее, ударил в плиты двора посохом…

Молчание воцарилось — все замерли, кто как был. Поединщики, успевшие начать драться, теперь устыдились и старались беззвучно расплести руки и ноги.

— Даже теперь, — горько выговорил Лантир, — даже теперь одно только ее присутствие сеет вражду и рознь между народами Севера. Даже теперь, Владыка.

Но Трандуил не повернул головы.

Он смотрел, как Ольва медленно отнимает от лица руку.

Встает, опираясь о стену.

Сжавшись, дрожа плечами, медленно переступая босыми ногами, подходит к варгу.

— Сидеть… сидеть.

Шепот был еле слышным, но его услышали все — теперь был слышен даже трепет бабочки у посоха волшебника.

Варг покосился на Ветку… убрал клыки и сел, точно был обученным придворным песиком. Сидя он возвышался над Веткой, наверное, на вытянутую руку или более — огромный, седой кобель.

— Лежать…

И варг лег.

Ветка шла, как будто каждый шаг давался ей огромным трудом.

Несколько эльфийских воинов беззвучно метнулись вперед — и как только женщина оказалась вне стойла, створки захлопнули и заложили толстыми брусьями.

Ветка осталась одна напротив Трандуила.

Но король не двигался ей навстречу. Он стоял недвижно и смотрел. Сверху вниз, подняв подбородок и надменно сжав губы.

Шажок, еще шажок. Те, кто стояли рядом, видели, как трясутся плечи Ольвы, а по щекам ее текут слезы. Сама Ветка, много раз стоявшая на грани помутнения рассудка от страха, думала, что так она еще никогда не боялась — не только и не столько за себя… сколько за крошечную жизнь, лежащую на руках.

Последний суд. Последний рубеж ее скитаний, последний.

И ничего тут не сделать. Вот она. Ей не убежать, хотя мысль запрыгнуть на варга и попробовать проскакать через Дейл и посетила ее.

И еще один шаг.

И еще пятьсот ударов сердца, рвущегося перепуганной птичкой.

И еще.

Ветка дошла до Трандуила и смотрела на костяшки его руки, сжимающей рукоять меча. Она уже видела витязя, который вот так сжимал меч. И вот так смотрел на нее.

Надо было решиться на самое последнее.

Когда-то, вот так же вплотную подойдя к Трандуилу, почти упершись в него носом, Ветка встала на одно колено.

Сейчас ей было холодно и люто страшно.

Но надо было…

Надо было поднять взгляд. И Ветка медленно задрала подбородок и посмотрела в голубые глаза Владыки Сумеречья.

Вот так.

— Я вижу, — спокойно сказал Трандуил, — что даже теперь у тебя проблемы с одеждой, Ольва Льюэнь. Даже теперь.

Ветка прислушалась к звукам его голоса… всмотрелась в опаловые, сияющие глаза. И неуверенно, робко заулыбалась — самыми уголками губ.

Трандуил не мог сдерживаться дольше — он распахнул крылья мантии и разом обнял женщину и ребенка, не просто обнял, вздернул на руки, так, чтобы босые грязные ножки оторвались от холодного камня двора, обнял и склонил голову, прижавшись ко лбу Ольвы поцелуем…

Когда он повернулся, чтобы отнести Ветку во дворец — двор был пуст. Волшебная… а может, и не совсем волшебная сила раскидала всех, кто присутствовал тут до этого, по углам, дворовым пристройкам; и только Бард, Виэль и Мэглин стояли на ступенях. И они проследовали за королем до самой двери спальни Ольвы.

— Вы позволите забрать принца? — прошептала Синувирстивиэль, и отступила, когда Ветка упрямо замотала головой, боднув Владыку в плечо.

— Я… хочу на него… посмотреть. Просто посмотреть, — хрипло выдавила она. — Я… отдам. Да. Потом. Когда-нибудь. Я же его толком… не видела.

Мэглин распахнул дверь…

И тихо закрыл ее за своим королем. Встал на стражу.

Бард и Виэль, переглянувшись, почти бегом бросились к собственной дочери, а по другую сторону входа в покои Ольвы Льюэнь неслышно встал нарисовавшийся в коридоре Эйтар.

Эльфы синхронно обнажили мечи и скрестили их. И замерли статуями.

***

Как только Владыка и Ольва покинули двор, все, кто словно бы исчез, заново возникли из углов и подсобок.

Не прошло и секунды, как возле стойла со злобно рычащим, начавшим снова бросаться на закрытые ворота варгом разыгралась удивительная сцена.

Громкие крики на синдарине; блеснули два меча — Лантир сцепился с тонким, как бич, Иргилем в развевающихся черных одеждах. Речь их мало кто понимал, но искры сыпались веерами, гневный, почти отчаявшийся Лантир проигрывал…

Гномьи принцы, не сговариваясь, вцепились в эльфов — остальная гномья стража, люди Барда повисли на поединщиках, которые рычали друг на друга на благозвучнейшем из языков, но с такими интонациями, что даже орки позавидовали бы им.

Виэль, проводившая лесного короля и его человеческую избранницу, уже резво неслась сюда.

— Прекратите!

Лантир и Иргиль замерли, не столько послушавшись голоса королевы Дейла, сколько обвешанные закованными в металл гномами.

— Не смейте окрашивать этот день кровью, — выговорила Синувирстивиэль. — В наказание за то, что вы сделали, садитесь на коней, оба. Один в Ривенделл, другой в Лориен. Доставьте весть. Ольва Льюэнь нашлась, и сын Трандуила воссоединился со своим отцом. С ответом от владык ожидаю вас так скоро, как позволят лошадиные ноги.

Иргиль недоброжелательно скосился; Лантир, который, судя по его виду, был в полном отчаянии, мотнул головой… и также склонился, признавая правоту Виэли.

Бард посмотрел на гномов, медленно отцеплявшихся от эльфов. На прочую пеструю компанию во дворе; взгляд его остановился на крупном кролике, который, выбившись из цуга, стоял на задних лапках и заглядывал через щелочку в стойло с варгом. Матерый зверь рычал и грыз дерево, летели щепки; росгобельский уроженец поводил пышными усиками и ушками, и, усевшись, принялся умываться.

— Стражники, по местам, — вполголоса сказал король, и треть двора очистилась. — Гэндальф, Радагаст… вас ждут трубочки и добрый обед в каминном зале. Витязю оказывается вся возможная помощь. Лантир, Иргиль… вы можете взять ваших лошадей, а можете выбрать любых на моих конюшнях. Я снаряжу гонца к Тенгелю. Гномы… Эребор оповещен?

Фили кивнул.

— На заднем дворе вам выставят пиво в бочках и добрую снедь. На этом все. Пусть тишина временно воцарится в моем дворце и его окрестностях… кроме заднего двора, но тут уж ничего не поделаешь. Эльфы… Даэмар, свита Владыки Трандуила не нуждается в моих указаниях?

— Нет, король Бард, — синда поклонился.

***

Трандуил посадил Ветку на ложе.

В комнате, где она так долго спала, сейчас сияли свечи и пылал ярко разожженный камин. Тут было тепло, даже жарко. По стенам метались оранжевые отблески и тени.

Разбуженный всевозможными происшествиями, захныкал мальчик на руках Ветки.

Ветка автоматически начала его встряхивать, не слишком умело — зорко следя за каждым движением Трандуила.

— Чего ты так боишься? — мягко спросил Владыка, опускаясь на пол, чтобы ничуть не возвышаться над женщиной.

— Ну-у, — уклончиво ответила та, и коротко глянула на сына, — ну-у…

— Ты боишься за ребенка? Это и мой сын тоже.

— Ну-у, видишь ли, Глорфиндейл был не так уж и неправ… его… я не его… его не я. — Ветка замолчала так, словно вдруг онемела. Подумала. Трандуил ждал. — Я думала, это может быть поводом… эээ… его…

— Ты довольно долго бродила в своих запредельных краях, — чуть грустно сказал король эльфов. — Ты спала, твоя фэа была далеко отсюда. А я каждый день баюкал Анари на руках и пел ему. Если бы я хоть на миг допустил, что он… или ты… осквернены Темнейшим, у меня была сотня возможностей прервать его жизнь.

— Ну-у, — Ветка засопела. — Кто знает… я не… уверена, в общем. Ладно. Про сына — уговорил. Но есть еще я. А я… эээ… осквернена. Все, что случилось — категорически против ваших правил, правил эльфов… законов и обычаев эльдар. Я… хочу забрать ребенка, и мы уедем. Мы просто исчезнем в Средиземье и никогда не побеспокоим тебя. Правда.

— Отчего ты так мало доверяешь мне, Ольва Льюэнь? — грустно спросил Трандуил. — Отчего ты, выйдя ко мне королевой там, в Дол Гулдуре, теперь так боишься, и так мало доверяешь мне?

Ветка подумала. Она невольно сопела — сопела громко, так как изо всех сил удерживала слезы, и пауза была ей просто необходима.

— Я не слишком хорошо помню, что было в Дол Гулдуре, — призналась наконец. — Если мое поведение там — это образец, тебе придется все мне рассказать. Я помню, что там… пала Нюкта.

— Варжиха не могла жить дальше после того, на что ее обрек Некромант, — Трандуил отвернулся. — Ее жизненная сила питала эльфинита, и животное иссякло до последней капли. Но Саурон желал…

— Он желал наследника, — невольно жестко выговорила Ветка. — Себе.

— Он желал неискаженного эльфинита, воина над воинами, сильнейшего и равного Перворожденным. И наш сын будет таким, только поведет он не орочьи полчища, а эльфийские войска, Ольва. Благодаря тебе он не достался Врагу.

Ветка снова засопела, покачивая ребенка.

— Как вариант, — вдруг сменил тон Трандуил, — ну, если ты вдруг захочешь. Может, ты оденешься?

— Я-а-а? — Ветка повертела головой — и увидела подготовленные платья, разложенные на нешироких лавках у окна, на выбор. Коричневое, желтое, алое.

Ветка посмотрела на одежду… и начала негромко смеяться.

— Что? — спросил Владыка.

— Ты бы знал, во что я одевалась этот год, — выговорила женщина, — что я ела, как я спала, и… и вообще. Я даже не всегда была уверена, что все еще умею разговаривать. Я… как ты его назвал?

— А ты? — с интересом спросил Владыка.

— Я? Данила. Даня. Даниил.

— А я Анариндил, Друг Солнца. Что означает имя Даниил?

Ветка секунду посидела в состоянии культурного ступора, потом неуверенно сказала:

— Эээ… Эру мне судья.

Трандуил улыбнулся — щеки его прорезали складки, но на лбу залегла резкая морщинка.

— Вот уж точно… и скажи, ты ведь наверняка не задумывалась о значении избранного имени — до сих пор?

— Я? Не-ет, — протянула Ветка. — Просто, эээ, мне это имя всегда нравилось. Всегда. И все.

— Прекрасно. — Трандуил встал с пола и отправился к двери. Она распахнулась, словно под порывом мощного весеннего ветра.

— Мой сын и сын повелительницы Ольвы Льюэнь наречен Даниил Анариндил. Первое имя взято от народа его матери, и означает «Эру мне судья». Да будет так, и пусть никто не возразит этому!

— Мне забрать принца, Владыка? — Мэглин стоял возле дверей. Трандуил глянул на кровать.

— Нет еще. Позже.

И дверь снова плотно затворилась.

Ветка тем временем распеленала мальчика и жадно осматривала его. Заживший пупочек, который соединял его не с ней, а с волчицей. Крошечные светлые ручки и ножки с ноготками, которые заботливо подровняла Синувирстивиэль. Беззубый ротик, светлые пряди волос, светлое, вкусно пахнущее молоком и медом тельце…

— Мне кажется, он уже умеет улыбаться, — прошептала Ветка.

— Тебе не кажется. Он умеет. Он будет расти быстро, — тихо сказал Трандуил. — Быстрее эльфов. Он эльфинит. Он — соединение тебя… и меня. Даниил. Анариндил.

Ветка посмотрела прямо в глаза Трандуилу и отчаянно покраснела.

Владыка снова улыбнулся.

— Почему ты так мало любишь меня, Ольва Льюэнь?

— Я немножко забыла, что это такое, король, — ответила Ветка. — Я немножко забыла. Мне надо было любить другого.

— Другого. — Трандуил встал. — Другого?

— Вот этого, — Ветка чуть защекотала мальчика, и тот загулил. — Вот этого. Никого и ничего для меня больше не существовало. Саурон да, велел звать его любимым. Я думаю, ты знаешь, что он делал со мной. Но важнее Дани никого и ничего не было, с того самого момента, когда я поверила, что он жив и внутри волчицы. Понимаешь?

— Я понимаю. И не буду торопить тебя. Но эльфы ждут твоего появления, — Трандуил сел назад на ложе и медленно потянулся к женщине и ребенку. — Они ждут… возможности отправиться в Эребор. Где я испрошу твоей руки у Торина.

Ветка автоматически схватилась за шею, за эреборскую бляху из черного металла… и выпучила глаза.

— Ну? — Трандуил растянулся рядом.

— Руки-и? У Торина-а?

— А ты думаешь, я постоянно буду скрываться с тобой по разным углам, как ранее? — чопорно поинтересовался Трандуил.

Ветка перебрала кое-что в памяти… потом честно сказала:

— Если это считалось скрыванием по углам, то я ничего не понимаю в углах. А Торин?

— Ты подданная Эребора, к моему величайшему прискорбию, — проворчал Трандуил. — Поэтому да, у него.

— Эру Илуватар, — нервно сказала Ветка. — Мне надо это пережить.

— У тебя будет сколько угодно времени, — выговорил король лесных эльфов. — У тебя будет все, что ты только пожелаешь, Ольва Льюэнь. Ты согласна?

— Я-а-а…

— Я не так спросил. До встречи с достопочтенным узбадом, я хочу услышать от тебя — ты согласна стать моей супругой?

Ветка, не отрываясь, смотрела в глаза Трандуила.

-…Потому что я люблю тебя, иноземка Ольва Льюэнь.

Трандуил, высоченный, широкоплечий, одетый сейчас в роскошный кафтан и корону, показался вдруг Ветке совсем юным парнем, который из последних сил выдавил заветное признание и готов чуть ли не в слезах сорваться и бежать, если вдруг услышит «нет». Ветка и представить себе не могла, сколь приблизилась она сейчас к фэа великолепного, мудрого короля, к той тончайшей, трепещущей серебром живой сути каждого Перворожденного, которая обычно совершенно сокрыта от людей. В голове у Ветки коротили высочайшие энергии; она все еще скиталась, голая, голодная, оборванная, по лесам вблизи Дол Гулдура с варжихой; все еще — и вот она тут, возле того, о ком запрещала себе думать весь этот год.

Саурон, все надругательства Гортхаура, все пережитое — все это сдуло, как сдувает весенний ветер прошлогодние листья со скал; Ветка чувствовала, что сейчас, здесь существует только она и он.

Только они.

И теплое сияние того, кто был подвластен лишь суду Эру Илуватара, и рожден вопреки любых правил и обычаев как эльдар, так и людей.

— Целовал — значит, женись, — прошептала Ветка.

Опаловые глаза оказались близко, очень близко, а губы, вкус которых Ветка совершенно забыла, накрыли ее рот.

Мальчик зачирикал, как пичуга — Ветка испуганно отшатнулась, но сильная рука удержала ее.

— Пусть смотрит. Любовь матери и отца никогда не могла повредить ребенку. Пусть смотрит, Ольва Льюэнь.

Комментарий к Глава 30. Итог

Продолжение, возможно, следует, но не скоро.

В настоящий момент автор считает, что логический путь героев друг к другу завершен, ХЭ можно дорисовать самостоятельно.

Возможности писать в какое-то ближайшее время у него не будет, и потому ставится статус “завершено”.

Большое спасибо за внимание к тексту!

========== Глава 31. Пустошь ==========

Губы обнимали губы; Ветка, сколь смогла, ответила на ласку.

Даня не спал, но и не мешал, лежал тихо и был явно занят какими-то своими новорожденными размышлениями о судьбах мира.

Король долго посмотрел в желтые — и, несмотря на задорный тон, растерянные — глаза, и тихо встал с ложа. Ветка, напуганная вдруг этим движением, потянулась за ним — но король взял с подоконника корзинку, накрытую белоснежной салфеткой, налил густой напиток из серебряного графина.

— Вино? — бдительно спросила Ветка.

— Ягодный отвар. Сладкий, пей.

Женщина пригубила — и только теперь поняла, как она голодна. Неэстетично выхлебав весь кубок одним глотком, потянулась на запах еды — в корзинке был один-единственный пышный хлебец.

Трандуил снова устроился рядом и отщипнул пальцами от хлебца совсем немного, протянув кусочек прямо к губам Ветки. Та подумала и осторожно забрала подношение, вспоминая, как кормила когда-то синиц и белок в московских парках…

Желание выхватить этот хлебец и вмиг сжевать его целиком сейчас доминировало над любыми философиями, и даже над тем волнением, которое вызвал вдруг в ее обессиленном теле Владыка леса. Но Трандуил не давал ей торопиться. Церемонно, даже лениво отщипывал по чуть — и кормил сам, вот так — сам.

Кусочек, еще кусочек… еще кубок сладкого отвара, и Ветку начало клонить в сон. Тело потяжелело; куда бы она ни посмотрела — она встречала взор сияющих сапфиром глаз, настолько невероятных, насколько и… родных. Ей хотелось сохранить какое-то достоинство, как-то объяснить, что она чувствует, что она делает, но подобрать слова не получалось.

— Твое тело потеряло слишком много сил… тебе нужен иной сон, простой, человеческий длинный сон, — прошептал мужской голос. — Ты проснешься в безопасности и любви, Ольва Льюэнь. Немного пищи даст возможность телу пробудиться. А потом ты поешь как следует… спи… спи.

Зазвучали слова на синдарине. Ветка упустила тот момент, когда начала засыпать прямо сидя; ее подхватили крепкие руки и уложили рядом с сыном, укрыли пуховым одеялом. Твердые губы коснулись лба, а затем век, щек и губ; Ветка что-то благодарно, но совершенно невнятно заявила, и провалилась в иной сон — плотный, без сновидений, ласковый и крепкий, как в детстве, накануне Нового года или дня рождения.

***

Трандуил вышел из комнаты и замер, затворив дверь, прислонившись лбом к теплому дереву.

Стражники, разомкнувшие мечи, чтобы выпустить своего короля, не двигались.

— Она спит, — бархатом, совсем тихо, растекся голос Владыки. — Они — спят.

— Король Бард передавал, что ожидает тебя, — тихо сказал Мэглин.

— Пойду.

Владыка шагал твердо, широко; но в душе его все еще не было покоя; вот Ольва, вот ребенок. Но что будет дальше?..

Бард поднялся навстречу из глубокого кресла. Кроме него, в многолюдном обыкновенно каминном зале никого не было.

— Все хорошо? — вопрос прозвучал скорее утверждением.

— Да.

Фигуры великолепно одетых мужчин были невыносимо гравюрны; сверкали камни, стекала мантия эльфа, туго сидел кафтан стройного черноволосого мужчины. Отсветы огня, пылающего в камине, звездочки свечей, роскошь восстановленного дворца…

— Пойдем, — Бард коротко кивнул. Трандуил, который стоял, словно потерявшись внутри себя самого, внутри своих образов, недосказанных слов и не пережитых страстей, просто пошел за королем Дейла.

Просто пошел.

Бард двинулся незнакомым Владыке коридорчиком, откуда обыкновенно выруливали слуги с подносами снеди; поворот, еще поворот, каменные арки сделались чуть ниже, и повелитель лесных эльфов вдруг приободрился, сообразив, куда его ведет человек.

Это помещение совершено явно было убежищем. Пострадавший от времени диванчик, накрытый парой старых плащей; несколько кресел, набитых конским волосом — некоторые с подушками на сиденьях, другие без. Столик, набор посуды на паре узких полок и бесконечные стеллажи вин, как припорошенных пылью и затянутых паутиной, так и более новых — видимо, уже теперешней закупки.

— Люди бросали город. Было не до напитков, — сказал Бард. — Кое-что осталось тут со времен атаки Смауга. В Эреборе тоже уцелел один… подвальчик.

Эльф собрался высказать свое скептическое мнение о запасах Барда… как вдруг бросил взор в полуоткрытую дверь, ведущую в следующее помещение.

Там были уже не бутылки — в сыром, прохладном погребе, наклонно уходящем куда-то вглубь, были выставлены бесконечные бочки, не так давно наполненные, опечатанные сургучом. Там же виднелись подвешенные окорока копченой свинины и оленины, круглые сыры…

— Знаешь, — сказал Бард, — после того раза, когда Глорфиндейл… словом, я решил, что лучше запастись. Мало ли что. Бывает — надо. И я король. У меня должно быть.

Трандуил уставился на Барда молча.

— Поверь мне, — так же задушевно продолжал Лучник, — тебе надо выпить. Просто поверь. Мне. Я знаю. Они спят, вы поговорили. Неважно о чем. Она женщина и проснется все равно в другом настроении. Все равно. Честное слово. Снимай свою мантию, садись и выпей. За весь прошедший год.

— Тебе Виэль подсказала? — довольно холодно спросил Трандуил.

— Ни в коем случае, — жарко возразил Бард. — Я сам знаю. Я отец четверых детей, в том числе одного полуэльфа. Я вдовец и женат второй раз. И я правлю этим городом. Понимаешь?

Владыку вдруг попустило — изнутри. Странным, человеческим образом.

— Я понимаю, Бард Лучник.

Владыка сел в кресло, автоматически бросив вокруг сверкающие складки мантии.

— Наливай.

Бард рыскнул — поставил на стол два бокала… подумал миг, и заменил бокалы громадными старинными кубками, украшенными камнями. Перебрал пальцами горлышки бутылок, выдернул две, откупорил и разом вылил по целой в каждый из кубков.

— А чего два раза ходить?..

— Два? — темная бровь Владыки скептически приподнялась.

Едва тонкие пальцы, украшенные сияющими кольцами, коснулись ножки бокала, послышались шаги. Трандуил было наморщил нос — но в убежище предполагаемого алкогольного угара, сильно прихрамывая, затащился Глорфиндейл, воинской чуйкой определивший место и характер намечающегося события. Не спрашивая разрешения у двух королей, достиг стеллажа, взял кубок и себе, набулькал вина, затем сунулся к еде, потянувшись своим длинным телом, содрал окорок, настругал щедрые ломти на поднос на столе. И почти упал в свободное кресло, немедленно приняв такой вид, точно он тут был с самого начала и даже ранее, прилагаясь к интерьеру как идеальный собутыльник.

— Ну, пьем?

— Где Радагаст? — почему-то шепотом спросил Бард.

— Спорит с Гэндальфом. Они с гномами устроили кутеж на заднем дворе, — ответил Глорфиндейл. — Пиво. Светлое. Мне там не интересно. Мы начинаем?

Кубки соприкоснулись с серебряным звоном, смягченным налитым напитком…

Примерно через три тоста, перемежающегося батальными повествованиями всех трех участников мероприятия, было решено, что открывание бутылок — дело слишком хлопотное и недостойное мужчин.

Дорвинионское причудливо перемешалось с винами жаркого юга и кислыми западными, и высокие расслабляющиеся стороны решительно откупорили бочонок. По его завершению вино в нем было признано недостаточно хорошим для утонченного вкуса королей, в том числе и бывших; а потому Бард указал на бочонок сладчайшего, но пока незрелого муската почти под потолком, установленного на двух других бочках.

Пока Бард исхитрялся силой мысли вызвать слуг с лестницей, а наголодавшийся за год витязь объедал сало и аппетитную подкопченую кожу с громадного свиного окорока, обрадовавшись перерыву в возлияниях, Трандуил встал, сделал пару шагов, вытянулся и кончиками пальцев снял бочонок вниз — и тут же вышиб затычку вместе с сургучной печатью.

Время слилось в сплошной поток с каскадами темно-красного, золотистого и почти коричневого алкоголя; здесь не говорили о женщинах, детях, здесь не было места гламурному и домашнему — в подвальчике под бывшей ратушей Дейла, которая теперь стала дворцом его правителя, гремели копыта, свистели стрелы, звенели клинки.

Глорфиндейл пятый или шестой раз пытался рассказать о своем времяпрепровождении в Мордоре, и каждый раз сбивался на терминах, описывающих идиотизм орков. Он заимствовал слова из кхуздула и темного наречия, и все равно не мог передать эпичности картины. Трандуил сочувственно кивал и обращался к таким стародавним военным кампаниям, о которых Бард, ведший в Эсгароте не самый аристократический и начитанный образ жизни, и не слыхал.

Бард, следуя правилу, что всяк говорит о том, что его беспокоит, пытался описать эльфам запасы муки, зерна и солонины в Дейле, поясняя, что наружное великолепие вовсе не означает того, что город и вправду ожил. Все зависит от провианта и защиты, пояснял Лучник, от натоптанных торговых путей, которые несколько десятилетий огибали этот край, да и Эсгарот надо бы восстанавливать…

Не смея отвечать за эльфов, Бард отметил, что их становится то четыре, то шесть, то снова два. Магия, магия Перворожденных, решил человек.

Глаза вдруг сделались сверхчувствительными, и норовили покинуть предназначенные им места, когда кто-либо резко ставил бокал на стол.

Глорфиндейл кидал кубок в стену, возмущаясь, что посуда не бьется. Трандуил резонно отметил, что это металл, и его можно лишь расплющить, но если хочется что-то расколошматить — вот ведь целый стеллаж бутылок…

Бард горячо признал, что эти запасы никак не повлияют на политическую автономию Дейла, а потому Моргот с ними. Но витязь, умаявшийся на кроликах, и до сих пор выбирающий характерные шарики из своей одежды (так как цуг гадил прямо на ходу, а скорость была весьма приличной), ограничился тем, что разбил одну-единственную бутылку и, получив моральное удовлетворение, попытался свернуться в кресле калачиком. Локти и колени, как обычно, торчали в разные стороны, золотые волосы мели каменный пол. Трандуил, влекомый эльфолюбием, встал и, пошатнувшись, накрыл великого воина своей мантией, предполагая, что отдых тому не повредит.

Бард, решив, что теперь конкуренция меньше, и можно вкусить лакомого деликатеса, достал пузатую бутылочку недавнего изобретения контрабандистов. Разлил пополам себе и Владыке, лаконично пояснив:

— Портвешок…

Время остановилось. Напряжение и боль бесконечных утрат уходили, уступая место временному расслабленному благолепию.

— Чего ты так напрягся? — стараясь выговаривать все буквы слов, спросил Бард, убедившись, что златой витязь вправду уснул.

— Она человек, — драматично проговорил Трандуил. — Человек.

— Ты что-то имеешь против человеков? — вопросил Бард.

— Нет. Но она может разлюбить. Может!

— Вот балрог, — Барду потребовалось очень серьезное логическое усилие, чтобы понять. — Ведь правда. Если у вас это вот так… то выходит… эльфы и эльфийки — не могут? Никак?

— Видишь, как тебе повезло, — прошептал Владыка и снова набулькал себе портвейна.

Бард подумал, связывая в голове концы с концами. И, прихлопнув стол ладонью, решительно сказал:

— Она — не разлюбит.

Трандуил просветлел лицом… брови его приподнялись, губы округлились — Бард нервно подпрыгнул в кресле и обернулся.

Ольва стояла в дверях, закутавшись в светлый парчовый халат, подбитый нежнейшей белкой. Халат окутывал ее целиком, но что-то подсказывало Владыке, что под халатом — все та же ободранная ночная сорочка, в которой Ольва бегала по двору, и в которой она заснула.

Бард сделал героическую попытку встать; Ветка прошла вперед и села на колени Трандуилу, прижавшись лицом к плечу. Сильные руки, унизанные кольцами, накрыли ее, прижали.

— Пошли, пошли отсюда, пошли же, — Бард Лучник пинал Глорфиндейла, — ты опять все проспишь, алкоголик…

— Куда пошли?.. — сонно спросил витязь.

— Во двор, отлить! — рявкнул человек, и, кое-как выковыряв знаменитого воина из кресла, потащил прочь.

— А, ну отлить… — послышалось из коридора.

— Я выпил, — мягко сказал Владыка Ольве, чуть поглаживая пальцами пышные локоны.

— Ну и ладно.

— Много.

— Подумаешь.

— Очень много!

— Я уже видела тебя пьяным и устраивала похмелительные мероприятия, — буркнула Ветка. — Не страшно. Сын проснулся, заплакал, тут же набежали… все… но я оставила его только Синувирстивиэли и Мэглину.

— Ольва…

— Я — да. Я — здесь, — сообщила Ветка, и зарылась лицом в кафтан, шитую шелком сорочку на груди своего Владыки.

Сколько прошло времени — неизвестно. Очень большую часть ночи, весенней, пахнущей остатками сырого снега в оврагах, первыми цветами, раскрывающимися зелеными листочками, Трандуил и Ветка просидели в погребке Барда, перекидываясь отдельными словами, короткими, насыщенными страстью. Трандуил не выпускал свою женщину. А Ветка думала, что в руках этого блондина с темными бровями все страхи, вся боль и пережитые страдания уходят, как уходит ноздреватый мартовский снег. Она ощущала стук сердца — под мантией, под кафтаном, и не в силах была ни разомкнуть рук, ни встать с крепких колен длинных ног.

Затем Трандуил, ощутив, что уже может отправиться наверх, осторожно поднялся и отнес Ольву в спальню. Даню забрали, и он, видимо, хорошо покушав, крепко спал со своей молочной сестричкой. Ветка выползла из парчи и меха; Владыка скинул мантию, кафтан, снял корону. Пальцы вновь переплелись с пальцами, и двое уснули — так тесно, как только смогли, улавливая дыхание друг друга.

***

Ветка проснулась как от толчка — как только первый луч солнца коснулся ее босой ноги.

Трандуил спал.

Решение было принято еще накануне, и теперь женщина, стараясь не начать думать слишком громко, рыскнула в сторону. Глянула на дверь; на цыпочках добралась до туалетной комнаты, и затем пробралась в крошечную дверку для прислуги.

Тут обычно спала одна из девушек Синувирстивиэли, но сейчас аккуратное ложе, вокруг которого были развешаны пучки засушенных цветов и трав, пустовало. Видимо, ученицы были заняты с Глорфиндейлом, подумала Ветка.

По стенке, тихо, беззвучно; вот комната, которую она искала. Комната Баина.

Спустя еще пять минут женщина уже была одета и обута. Подросток был чуть выше нее ростом, но в целом все подошло — штаны, сапоги, рубаха, кафтан. Попутно Ветка прихватила легкий меч Баина.

Дворец словно вымер — не было никого и нигде.

Научившись беззвучности, как тень, Ветка метнулась по коридорам, стараясь не начать думать. Главное — не думать.

Трандуил спит, после вчерашних событий многие могли переволноваться и спали.

Синувирстивиэль выкормит и вырастит ребенка.

А она…

В конце концов, ее звали в Шир. Сколько там яблонь было на участке, который прочил ей Бильбо Бэггинс? Три, пять?

Она не может быть эльфийской королевой. Не теперь, после всего, что с ней было. Не она. Короче — нет.

Трандуил настолько чист и великолепен, что…

Двор был также пуст и тих. Варг едва слышно ворчал. Ездовые кролики Радагаста нахально устроились на ночевку вдоль стены стойла, как толстые пушистые бусы.

Ветка, несколько одичав в лесах, мельком удивилась, что даже стражи Барда во дворе нет. Возникло желание навести порядок… и пропало.

Она сбросила доску, запирающую стойло, и, сложив губы трубочкой, почти неслышно свистнула.

Варг словно понял — вышел беззвучно и замер, вглядываясь пламенеющими,злобными глазками в новую госпожу.

— Я буду звать тебя Сет, — тихо объявила Ветка. И бросилась в седельный сарай — состегнула две подпруги, подобрала шлею, сложила вчетверо старую попону — собрала снаряжение на варга. Запрыгнула на спину зверя и направила его к легким воротам двора Барда.

Улицы города также были пусты. Ветка глотала злые слезы, изнемогая от чувства собственной ничтожности. Не оказалось стражи и у главных ворот. Хорошо смазанные засовы подались молниеносно, беззвучно — и Ветка выехала на Пустошь.

Эреборская бляха холодила ключицы.

Эребор возвышался на горизонте, и казался призрачным в тающем утреннем тумане. От Дейла в самые разные стороны расходились широкие, утоптанные дороги.

Ветка тронула Сета, который пока что ворчал, привыкая к ремням и весу всадницы… но, отъехав от города совсем недалеко, Ветка остановила варга.

Спрыгнула.

Подошла к высокой поленнице, накрытой алыми плащами.

Контуры тела под плащами не оставляли никаких сомнений. Женщина задрожала, откинула край одного из них — и уставилась на иссушенную, оскаленную морду коня.

— Герц… Герц!

Запаха не было — Ветка провела пальцами по бархатистой шерсти… и слезла с дров.

— Огня мне.

Трандуил, Даэмар, Эйтар, Мэглин — большая часть эльфов свиты, а также Глорфиндейл, которого поддерживали два волшебника, Фили и Кили, гномы, стражники Барда и сам Бард, и даже Баин, который ждал Ольву около ворот и вовремя убрал стражу — все были на пустоши. Все были вокруг нее.

Владыка протянул руку — Эйтар вложил в нее факел. Даэмар высек огонь, и Владыка Леса передал факел Ветке.

Ветка подумала, сурово сжав губы, и ткнула факел в самый низ высокого погребального костра.

Мэглин, гномы поджигали погребальный костер Герцега с других углов — после нее.

Глядя в бушующее пламя, Ветка, не оборачиваясь, спросила:

— Что это было?

— Я знаю тебя, — мягко сказал Трандуил. — Я знал, что тебе надо было разок успешно убежать. Я дал тебе возможность сделать это, выбраться на Пустошь. Ольва, ты никогда больше не будешь одна. Это трудно, для тебя может быть трудно, но это почетно. И это — твоя судьба. Вот. Ты убежала. Перед тобой лежат пути во все стороны от Дейла. Выбирай. Выбирай окончательно, Ольва Льюэнь.

Ветка напряженно вглядывалась в горизонт.

В очертания Эребора.

Сет, взъерошив шерсть так, что казался вдвое больше себя обычного, неприязненно ворчал на Трандуила, зажав уши.

Затем Ветка развернулась и уткнулась лицом в кафтан Трандуила. Шепотом произнесла:

— Прости, пожалуйста. Вот и все, моя дорога потребовала сделать всего один шаг. Прости, пожалуйста. Но я совсем, совсем разучилась жить. Я умею только сражаться и выживать.

— Я помогу тебе вспомнить, — шепнул король эльфов.

— Внимание, — выговорил вдруг Глорфиндейл, который, в отличие от всех остальных, не вглядывался в великолепную пару, а рассматривал россыпи камней на пустоши. — Внимание, балрог! Или в Дейл, или к бою!

Первыми из камней, из плотного тумана выступили два силуэта — грозный, высокий черный рыцарь на закованном в металл коне…

И рядом огненный орк на рыжем варге.

Один или два удара сердца — и вот вокруг Трандуила, Барда и Ветки построилось плотное кольцо из эльфов, гномов и стражников Дейла. На стенах города тревожно запели рога.

Затем стало видно орочье воинство — немногочисленное, но хорошо вооруженное.

— Ольва Льюэнь на пустоши, — весело выговорил Бард. — Великие валар, мы были готовы и к этому!

========== Глава 32. В атаку (1) ==========

- Попался, - хищно выговорила Ветка и потянула меч Баина из ножен.

- Ольва, ты закопала свое оружие, - спокойно сказал Трандуил и попробовал положить руку на запястье ее руки… но Ветка, устремившись к Сету, только крикнула:

- Что один раз закопали, то завсегда откопать можно!

- К бою! – скомандовал Владыка Леса; один из эльфов свиты подал ему коня – люди, эльфы и гномы, выбежавшие на пустошь вслед за Ольвой, стремились двигаться как можно тише. Из всех верховых животных тут был лишь этот конь.

Трандуил вскочил в седло. От Дейла спешным порядком шел отряд солдат. Ворота укреплялись, а стены ощетинились лучниками - однако для стрельбы из лука расстояние было слишком велико.

- Вернуть тебя в Дейл – никак?

- Нет, - Ветка не сводила недоброго взора с Омы.

Но счеты с верным слугой Темнейшего были не только у нее. Много чего насмотревшийся в Минас Моргуле Глорфиндейл разом пришел в состояние предельного бешенства. Сам по себе он стоял крайне нетвердо, несмотря на великолепную шину, старательно закрепленную на его бедре многими женскими ручками. Витязь встряхнул гривищей золотых, теми же ручками вычесанных волос, и заорал:

- Асфало-от!

Белая молния пронзила пустошь – одна, мигом позже вторая. Святозар подскакал к волшебнику, а молодой жеребец с тонкими ногами и шикарной белоснежной гривой подошел на зов Глорфиндейла.

Тот, не медля ни секунды, ухватился за гриву и забросил длинное тело на широкую спину жеребца.

Ома и огненный орк медленно подъезжали.

- Возможно, они желают что-то сказать, - Гэндальф с посохом наперевес был уже на Святозаре. Трандуил на одном из коней стражи Дейла, Ветка на варге и двое всадников на ослепительных потомках меарас двигались навстречу Оме и орку.

- Мы не будем их слушать, - немедленно отозвалась Ветка. – Мы их атакуем.

Трандуил улыбнулся. Глорфиндейл, пылая скулами, видимо, всецело разделял точку зрения Ольвы Льюэнь.

Гэндальф щурился.

Четыре и два всадника, сопровождаемые своими воинами, встали друг перед другом на пустоши.

- Извращенец! – крикнула Ветка, не дожидаясь, пока грозный нуменорец заговорит. - Тебе не уйти отсюда, ты понимаешь? Чего ты приперся?

- Шлюха, - отозвался черный рыцарь. – Господину ты все еще интересна. И поэтому ты можешь спасти этот сброд, если последуешь со мной.

- Твой господин – слабак и трус! – выкрикнула Ольва. – С ним справится любая баба или полурослик! Сложи оружие и умоляй – и может быть, я пощажу тебя, цирковой урод!

Выражение лица Трандуила было трудноописуемым, но те, кто его знали хорошо, могли бы поклясться, что Владыка едва сдерживает смех. Смотрел он в основном на Ветку, все благоприобретенные локоны которой сейчас взъерошились подобно шерсти Сета, а желтые глаза ярко и грозно сверкали.

- Если ты думаешь, что капризный лесной царек - после всего, что с тобой было - согласится… – начал Ома, но Ветка вполголоса прорычала сквозь зубы:

- Трындит! В атаку!

Командовать дважды не пришлось.

Повелительницу лесных эльфов послушались все без исключения. Слегка похмельные гномы, люди и эльфы, пережившие невероятные эмоции в течение предыдущих суток, нуждались в том, чтобы спустить энергию.

- Tawar tu-u-ur!

- За Де-е-ейл и Барда-а-а!

- Барук казад! Казад ай-мену-у!

========== Глава 32. В атаку (2) ==========

Элитный отряд орков, который, видно, Саурон где-то прятал, был отменно вооружен, настроен решительно, хорошо управлялся. Воинов было около двухсот, некоторые – на варгах, и можно было только догадываться, какая сила утаила их тут, на пустоши, совсем недалеко от кострища, сложенного для Герцега. Никакие дозорные не заметили врага доселе.

Но на стороне тех, кто окружал сейчас Ветку – а их было около сорока, и от Дейла бежали на выручку солдаты - были яростный азарт и глубочайшая уверенность в том, что победа окажется на их стороне.

Многие гномы, эльфы и люди были без доспехов и кольчуг, вооружены наспех - но тут находились и воины, которые готовились встретить неприятеля, следуя на пустошь за Ольвой и отлично помня, чем это обычно заканчивалось.

Движение врагов навстречу друг другу было почти молниеносным.

Варг под Веткой сделал громадный скачок вперед. Ветка, от злости забывшая саму себя, взмахнула коротким клинком Баина…

- Эйтар, - коротко бросил в сторону Трандуил, высылая коня и высвистывая из ножен оба клинка. Брызнула черная кровь.

Даэмар, на спине которого волшебным образом оказались целых три колчана, плотно набитых стрелами, птицей взлетел на высокий камень и стрелял по оркам, не останавливаясь. На нем был нагрудник, но руки и плечи оказались открытыми, и следопыт вертелся, пропуская черные отравленные болты орков мимо.

Принцы-гномы с залихватскими воплями и воинственным кличем, во главе своего отряда врубились топорами в ряды неприятеля. Клин гремящих металлом воинов наугрим двигался неостановимо, тараном вбиваясь в отряд орков.

Люди вместе со своим королем старались не отставать от эльфов и гномов; Гэндальф скакал стороной и разил со спины Светозара мечом.

Черный всадник же, полагаясь на численный перевес, двинулся навстречу Ветке, издевательски захохотав. Ветка взвыла…

И словно смерч снес ее с седла – Эйтар, кошкой прыгнув снизу, сдернул женщину с варга. Своим телом смягчил удар, кубарем прокатился вместе с ней. Попутно эльф успел полоснуть кинжалом по упряжи кобеля – импровизированное седло упало, и зверь оказался совершенно свободен.

- Ты что делаешь! – возопила Ветка… и не успела хотя бы пнуть воина: тут же рядом оказался Мэглин с кольчугой в руках, Тиллинель, и еще два или три эльфа. Ветка даже не пискнула – ее мгновенно упаковали в широкую и длинную кольчугу, надели шлем, и эльфы встали вокруг нее плотным кругом, выставив наружу мечи и снаряженные луки.

- Какого-о-о! – взвыла Ветка. – Я должна его-о! Ему-у! У него-о-о! – Ударилась о широкие спины… и не смогла пробить оборонительное кольцо.

- Бой не будет долгим, дружок, - мягко сказал, не поворачиваясь, Мэглин. – Если тебе нужна конкретная часть Омы, отрезанная или оторванная, скажи, какая – воины принесут.

- Пустите!

- У тебя слишком короткий клинок, - заметил Эйтар. – Никакого шанса, у Голоса он в три раза длиннее.

- Да что же такое-е-е!

- Все, орки бегут! - воскликнула Тиллинель, как и Даэмар, безостановочно стрелявшая. – Возле нас только солдаты Дейла!

Пока Ветку удаляли от эпицентра событий, серый варг, направленный ее гневом и ненавистью, пролетел сквозь бой и достиг черного рыцаря. Тот взмахнул мечом… но кобель, с клыков которого текла пенная слюна, сшиб громадного нуменорца вместе с конем, смял их, и, перескочив, унесся в пустошь, рыча и огрызаясь.

Трандуил не мог достичь Омы – он сражался с несколькими здоровенными орками. Конь под ним был недостаточно силен и верток, и Владыке приходилось трудно. Но он крикнул:

- Глорфиндейл!

Пролетел ослепительный силуэт, ударили в оживающую землю пустоши твердые копыта – витязь оказался около поверженного Голоса Саурона… и суматоха боя, а также стоящая отдельно скала скрыли их и их коней.

Орков направляла лишь воля их повелителя; люди же шли сражаться за свой город, эльфы – за повелительницу, а гномы – за друга и подданную Горы, за честь казад. Подоспело и подкрепление от Дейла, в том числе конное; орки гибли или бежали.

За скалой-останцем что-то происходило – там ругались на темном наречии, на всех живых и мертвых эльфийских языках, ржали кони и периодически взлетали вверх какие-то черные клочки и куски. Мэглин вгляделся и вслушался в происходящее там и расхохотался.

- Узнаю почерк витязя…

Осталась совсем небольшая группа неприятеля, в центре которой вертелся, как яркий язык огня, красный орк. Мэглин, оценив обстановку, кивнул Эйтару и бросился туда. Еще стрелы и звон мечей – и Агнир, потеряв варга, остался напротив Мэглина с ятаганом в руках.

- Это мой, - крикнул лаиквенди.

Солдаты Дэйла, гномы и эльфы добивали орков, прислужников Темного властелина, не давая убежать ни единому из них, будь то пеший или всадник на варге.

Мэглин медленно кружил вокруг огненного орка.

- Сдавайся, Агнир!

Тот лишь оскалился.

- Сдавайся, и твоя жизнь будет сохранена, - сказал Трандуил, вытиравший мечи о подобранный на поле битвы плащ. – Вы проиграли. Ольва Льюэнь никогда больше не попадет в плен. Время игр Саурона истекло.

- Будущее покажет, - скалился огненный орк.

Мэглин сделал обманное движение в сторону – орк рванулся за мечом нандо, но второй рукой Мэглин бросил короткий аркан, который тихонько снял с пояса; мига, на который руки орка были заблокированы, хватило, чтобы лесной эльф прыгнул и сбил врага с ног. Еще несколько секунд – и Агнира связали ремнями.

- Довольно, - взмахнул рукой Трандуил. – Бард подыщет ему уютную темницу. Что с Омой?

Злющая Ветка, довольный своими солдатами Бард, эльфы, волшебник, гномы – все посмотрели в сторону скалы.

Оттуда выхромал Глорфиндейл, почти повиснув на поводу черного коня Омы. Белоснежный Асфалот-младший танцевал рядом, раздувая ноздри, привыкая к запаху битвы и крови.

Черный жеребец оказался без доспехов и без седла. Сам нуменорец, раздетый до штанов, был намертво примотан поперек спины коня, как труп барана; его голова моталась ниже конского брюха, а волосы почти мели землю пустоши.

- Так, - сказал Трандуил.

Практически все защитники Ветки захохотали – и этот многоголосый смех, как ничто другое, ознаменовал: на Севере появилась новая сила, единая, непобедимая.

Глорфиндейл отпустил повод черного коня и, падая, ухватился за белоснежную гриву Асфалота.

Ветка злобно брыкнулась в руках Эйтара и Тиллинель и оскалилась.

- Что же, - сказал Владыка леса. – То, что произошло здесь сейчас, сложно даже назвать достойной попыткой, Ома. Пусть твой конь отвезет тебя к твоему господину, ты доедешь живым, если тебе повезет. Ольва Льюэнь оказалась стократ сильнее мерзостного Гортхаура, и мой сын не попал в его грязные лапы. Пусть Саурон скроется в Барад-Дуре, и сделает так, чтобы о нем никто не слышал более, никогда, иначе и Белый Совет, и все народы Средиземья, обучившись единству и пониманию друг друга, восстанут против - и окончательно сотрут с лица Арды его твердыни и его воинства. Следуй прочь.

Тиллинель и Даэмар, вскинув луки, выстрелили одновременно; стрелы ударили в землю у копыт коня. Вороной жеребец подскочил, и, развернувшись, галопом поскакал в пустошь.

- А где-то там Сет, - сказала Ветка, перестав вырываться. – Голодный, наверное.

И вокруг нее снова захохотали – эльфы, люди, гномы.

Ольва.

Ольва Льюэнь.

Комментарий к Глава 32. В атаку (2)

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%80%D0%B4_(%D0%B4%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%B5%D1%85)

========== Глава 33. Пир ==========

- Вот и все, - Ветка смотрела в окно, положив руки на подоконник. – Вот – и – все.

- Я рад, что стычка на пустоши вернула мне тебя, - мягко выговорил Трандуил, наклоняясь к ее плечу. – Ты снова похожа сама на себя, Ольва.

- Боюсь, что нет. Это еще Гендальф говорил – нельзя отправиться в Путешествие и вернуться из него прежним, - тихо сказала Ветка. – Я совсем другая, но пока не знаю, какая именно.

На пустоши догорали горы тел орков. Для них, подальше от города, сложили отдельные костры, не притрагиваясь к жаркому пеплу погребального костра Голдшлегера Герцега.

- Это была идиотская попытка, - выговорил Глорфиндейл, сидевший около камина за спинами Владыки и Ольвы Льюэнь. – Я не могу представить, что подвигло Саурона, в общем-то неглупого же майа, на такое. Ты глубоко его задела, Ольва.

Трандуил поморщился.

- Простая арифметика, - продолжил тем временем витязь, - у него больше нет сил для такого рода ударов. Пройдут годы, и все эти годы Ольва сможет, если пожелает, и если будет необходимость, свободно передвигаться по пустоши – и по всему Средиземью.

- Кстати, она может и захотеть, - задумчиво сказала Ветка. – Может же.

В зал стремительно вошел Бард.

- Порядок наведен. В большой трапезной накрыт стол. Гномы, собственно, уже приступили… Ольва? Ты отлично выглядишь.

Ветка прошуршала платьем от окна к Барду и на секунду коснулась лбом его лба.

- Я пойду к Синувирстивиэль и детям. Потом приду в трапезную.

- Я с тобой, - кивнул Владыка.

Бард кивнул и отправился управлять пиром.

В коридоре Ветка скосилась на Эйтара, который неслышно следовал за ней, отстав на пару шагов, и спросила у Трандуила:

- Мы теперь никогда не будем оставаться вдвоем?

- Будем, и регулярно, - невозмутимо сказал король лесных эльфов, - разумеется, после свадьбы, так как до свадьбы это неприлично. Но у тебя теперь есть личный телохранитель. Я выбрал того, с кем ты никогда не заигрывала, и который не умирает от восторга от новой королевы, и который не считает ее исчадием Саурона. Это было трудно, ты внесла раскол в ряды наших подданных.

Ветка остановилась и вытаращилась.

- Неприлично?

Трандуил напыщенно кивнул.

- С кем я не заигрывала?

Еще один кивок.

- Исчадие Саурона?

Ветка наконец-то рассмотрела искорки в голубых глазах короля, скрытые густыми ресницами, и расхохоталась. Вытерла кончиком пальца слезинку и буркнула:

- Блин, это в самом деле смешно.

- Ты все еще ругаешься блинами, - выговорил Трандуил и улыбнулся. – Еда, Ольва, там еда, в зале. Ее много, но боюсь, блинов нет – мы в замке, а блины еда простых людей. Но если попросить…

- Я очень хочу есть, - Ветка положила руку на живот, и он в ответ что-то тихонько буркнул. – Но мне надо увидеть Даню. Я не кормлю его… ощущаю себя из-за этого не настоящей мамой. Он только спит и улыбается. И все равно хочу постоянно видеть его, касаться и даже нюхать. Он так вкусно… пахнет.

Эйтар отступил к стене и растворился в тенях. Взгляды Ветки и Трандуила встретились, эльф и женщина потянулись друг к другу, утолить жажду, сильнее которой не может быть. Пальцы короля проскользнули по шелку тончайших рукавов, Ветка подняла подбородок, потянулась наверх.

- Ты настоящая, Ольва. Поверь. Это был такой интересный год, - прямо в губы Ветке выдохнул Трандуил, тепло и очень нежно, но все же воздерживаясь от поцелуя, - нам очень многое захочется друг другу рассказать, Ольва, очень…

Воздух в коридоре словно ожил и искрился ароматами весны, оседая на губах незримой сладостью. Ветка согрелась дыханием короля, чуть прикрыв глаза… и встрепенулась.

- Так идем?

- Идем, - сильные пальцы отпустили ее плечи, и женщина чуть пошатнулась, как будто утратив некую серьезную опору, но эльф подхватил ее руку, и они вдвоем вошли в детскую.

Здесь были цветы и кружева, легчайшие полотна и нежные вышивки, два или три котенка и пара отмытых до ослепительной чистоты щенков, Мэглин в шелковой сорочке и шелковых штанах, босой, который лежал на спине – а на его груди спала Лаириэль.

Тиллинель, которая после боя тоже успела вымыться и переодеться в тонкое светлое платье до пола, тормошила Даню. Сигрид зашнуровывала сверкающее платье на Виэль. На подоконнике лежала усыпанная каменьями легкая корона, такая, как носили люди – венец королевы.

- Родители, - чуть надменно выговорила Синувирстивиэль и улыбнулась. – Ну заходите. Эльфиниты сыты, сухи и чисты. Пока вы развлекались на пустоши, мы с Сигрид занимались расстройством животика принца.

- Это, безусловно, важнейшее из твоих деяний, целительница, - Трандуил нагнулся и коснулся губами щеки Синувирстивиэль.

Ветка таращилась на молочно-медовую обстановку детской. Протерла кулаками глаза и вытаращилась снова.

- Теперь все будет только так, дружок, - сообщил с ковра Мэглин, обкладывая маленькую девочку щенком и котенком. – Все страшное позади.

- Выглядит клево, - сказала Ветка. – Тиллинель теперь постоянно сопровождает Лаириэль, а ты – Даню?

- Это так. Чем бы ни были заняты родители, в какие дороги их ни позвала бы судьба, я и Тиллинель незримо будем возле этих детей.

- Материализация идеи ангелов-хранителей. Ладно. – Ветка принюхивалась, ее ноздри раздувались – ваниль, травы, корица, молоко, мед, радость, тепло, уют.

Ветка подошла к эльфийке, которая с готовностью протянула пытающегося заснуть Даниила. Взяла малыша на руки, поцеловала теплый лобик. С нежностью посмотрела на мальчика.

Трандуил и Синувирстивиэль глядели на Ольву.

- Но я никогда не забуду, - раздельно сказала Ветка, - что ты появился на свет в сожженных приделах Дол Гулдура, на поле отгремевшей битвы, и я перерезала твою пуповину орочьим кинжалом и выкупала тебя в щите неведомого павшего бойца, Даниил Анариндил. Ты сын эльфа, человека и варга, и только Эру тебе судья. Самый первый бой ты принял еще до рождения, бой с самим Сауроном, и ты победил.

Тишина стала нестерпимой.

Мэглин, удерживая на себе теплые тельца, сказал, не поднимаясь с ковра:

- Повелительница права.

- Он будет славным воином, - мягко сказал Трандуил. – Не один Саурон маг в Средиземье, я также могу провидеть будущее. Думаю, и Галадриэль с Элрондом, которые наверняка торопятся сюда во всю силу коней, смогут многое рассказать. Даниил рожден для необычной судьбы, Ольва. Как и Лаириэль. И я, и Синувирстивиэль уверены, что то чувство, которым наделили ее валар, было ниспослано ей ради рождения вот этой чудесной девочки.

Синувирстивиэль еле слышно вздохнула и провела пальцами по одежде, оправляя платье на ставшей пышной груди, не умещающейся в тесных и жестких вышивках драгоценными камнями и бисером.

- Но путь к тому, чтобы стать воином, длинен, - продолжал Владыка, - и в данном случае он будет устелен шелками и мехом, украшен добрыми чудесами, богат друзьями и прекрасными сказками, песнями и радостью, Ольва. Я обещаю тебе.

Эйтар у двери улыбался.

Мэглин смотрел на Ветку из-под ресниц, и тихий изумрудный огонь его глаз согревал ее.

Данила икнул и трогательно зевнул. Ветка передала мальчика обратно Тиллинель.

Синувирстивиэль надела корону.

Трандуил, Ветка и Виэль направились к выходу. За их спинами засеребрился смех и зазвучала эльфийская речь.

- Наилучшего исцеления раненым сердцам было невозможно придумать, - сказала Синувирстивиэль. – Тиллинель, отправившись служить мне в городе людей, и представить не могла такого счастья. Теперь она будет наперсницей Лаириэль, сколь потребуется той, а то и всю жизнь.

- Новая любовь – любовь к ребенку – светлее и чище любви к мужчине, - кивнул головой Трандуил. – Я рад за Тиллинель и за то призвание, которое она обрела. Она славный боец. Она вспомнит это, когда девочку будет пора обучать.

- Ты взрастила в себе истинную Владычицу, - сказала Виэль Ветке, глядя той прямо в глаза.

- Это не я взрастила, - возразила Ветка. – Все-таки у меня был достаточно талантливый садовник, что бы им ни руководило. Но вообще говоря, я больше таких экспериментов не желаю ни в каком виде, уж простите… еда!

Эйтар распахнул двери зала…

Гномы, которые не стали переодеваться после боя на пустоши, эльфы свиты Трандуила, а также люди, часть из которых уже попадала под стол, заорали во все голоса. Ветка тронула шею – эреборская бляха на месте.

Бард подошел к Виэль, подал ей руку; пары медленно разошлись к двум концам стола. В одном торце стояли два резных кресла с высокими спинками для короля и королевы города Дейла, в другом – для Владыки и Владычицы леса.

Остановившись на секунду (Трандуил направлял движения Ветки прикосновением пальцев), пары сели; присутствующие, напротив, повскакивали с кубками и приветственными криками.

- Ты замечательно сказала в детской, - тихо выговорил Трандуил. – Я… я не могу не заметить, Ольва, что… куда ты смотришь?

- Еда!

Трандуил словно осекся, затем улыбнулся и кивнул.

- Эйтар?..

Эльф налил Ольве Льюэнь вина в бокал. Что до других услуг – они оказались излишними, так как Ветка уже успела накидать полную тарелку, не без помощи Фили, приключившегося неподалеку, разной еды, и теперь жадно всматривалась и внюхивалась, чуть подвернув ажурные рукава роскошного платья и отключившись от всего остального вокруг. Руки ее с вилочкой и ножом зависли над тарелкой.

- Эйтар, - негромко сказал Трандуил. – Напомни мне пригласить учителя этикета для повелительницы. С этим надо работать.

- Непременно, мой король, - отозвался лаиквенди и улыбнулся.

========== Глава 34. Владычица ==========

Ветка проснулась и подняла голову, отягощенную волной чуть волнистых волос, со сгиба руки Трандуила.

Владыка не спал – глядел на женщину и чему-то едва заметно улыбался. Глаза, затененные густыми ресницами, тихо сияли звездами. Эльф был совершенен даже сейчас – со сна, в неверном свете утра, едва пробивающемся через достаточно плотные шторы.

- Снова хочу… есть, - выговорила Ветка зачарованно.

- Я не сомневаюсь. Ольва, ты сможешь примириться с тем, что в то время, когда Солнце уходит с небосклона, я буду грустным и погруженным в себя?

- Смогу ли я отстать от тебя на полчаса, чтобы ты вспомнил свою жену-эльфийку? – прямо спросила Ветка. – Разумеется. Это как-то… правильно. Нормально. Я вот… ты сегодня… в общем, я… ты знаешь, я вот как-то поверила, что эльфы и люди – разные расы. Только точно пересказать, в чем отличие, не выходит.

- И не нужно. Но твоя фэа не вполне человеческая теперь, - задумчиво проговорил Трандуил. – В тебе больше силы и сияния, которое видно эльфам, и роднит тебя с нами. Сияние… – Владыка медленно провел пальцами по впалому животу Ветки, задел подушечками торчащие косточки таза. Глаза его опалово блеснули, а женщина заметно вздрогнула. – Сияние…

- Ну уж и сияние, - недоверчиво сказала Ветка, стыдливо натягивая на себя поплотнее простыню. – Я бы не сказала, что я такая же, как раньше, но и не сияющая.

- Я рад, что ты будешь со мной долго, - мягко сказал Трандуил. – Очень долго.

- По человеческим меркам, я буду с тобой всегда, - твердо выговорила женщина. – И не надейся от меня отделаться. Я не эльфийка, конечно, но я, эээ, консерватор. Вот.

- Так много надо проговорить, - прошептал Владыка. – У нас даже не было времени обсудить то, что ты сделала… что ты смогла сделать там, в своем мире. Понять то, что происходило там. А теперь еще понять бы, что происходило тут.

- Расскажи, как ты меня искал, - попросила Ветка и тут же покраснела, так как просьба показалась ей нескромной. Трандуил улыбнулся.

- Мы сражались и взяли Дол Гулдур. Оттуда Владыки Ривенделла и Лориена увели свои войска по домам, ушли и гномы, и часть лихолесских эльфов. Я передал правление Леголасу и с небольшим отрядом устремился к Мордору. Митрандир сказал, что посох его нашел верное направление к поющей щепке, которую он дал тебе. Мы… разнообразно… достигли Минас Моргула. Башня была разрушена пожаром, но комната, в которой Саурон держал тебя, оказалась цела. Там Торин отыскал бляху, а я – платье с щепкой в кружеве манжета. Мы долго пытались найти твои следы или следы Глорфиндейла, но время шло, а Сумеречье после большой войны нуждалось во мне. Я вернулся, сделал необходимое, и спустя ровно год устремился туда, где по моим надеждам был нанесен сокрушительный удар. Я ехал к Дол Гулдуру скорбеть о тебе, Ольва. А вместо этого нашел там великое счастье. Вас двоих. Эру… великие валар вели нас друг к другу, точно двух потерявшихся в лесу детей. И каждому из детей… было непросто, Ольва.

- А все-таки… тебя ни капли не смущает… ну… Нюкта? – осторожно спросила Ветка. – Это все-таки… так нереально… невозможно.

- Я говорил уже, нет. Древнее волшебство… великая ворожба, - задумчиво сказал король лесных эльфов. – Может, это самое могущественное колдовство Саурона… и самое светлое, так он хотел неискаженного эльфа. Наследника. Сына. И перехитрил сам себя. Тут достаточно тех, кто зрит как маг, Ольва. И никто не беспокоится. Печати огненного рока нет на принце. На нашем сыне, Ольва Льюэнь, нет такой печати, он чист. Но прибудут Галадриэль и Элронд, и члены Белого совета смогут сказать еще точнее.

- Ну… а если они скажут как-то не так?.. Элронд… он… – Ветка замялась.

Трандуил тонко усмехнулся.

- Я, кстати, понятия не имею, кто за кем поскакал. Точнее, за кем поскакал Лантир.

- Я сейчас, по здравому размышлению, не боюсь его, - задумчиво сказала женщина.

- И не нужно. Это преданное сердце, непреклонное в своем желании служить. Но если Лантир не изменит своего отношения к Владычице Сумеречья, то мне придется отослать его в Ривенделл или Лориен, куда он пожелает.

- Кстати о Владычице, - Ветка заерзала. – Ты говорил о… о браке, женитьбе…

- Вставай, одевайся, а я буду рассказывать, - с некоторым неудовольствием проговорил Владыка леса, скидывая с кровати длиннейшие ноги. Затем вдруг ринулся назад, и Ветку еще на несколько минут накрыли веером длинные белокурые волосы… и запахом, таким родным теперь - леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужчины.

- Мама дорогая… – выдохнула женщина, когда Владыка все же поднялся и принялся одеваться.

- Вставай. На самом деле почти полдень.

- Рассказывай… – Ветка ощупывала себя, острые ключицы, острые косточки таза, острые локти… впрочем, Трандуил не выглядел исколотым или недовольным. Женщина хмыкнула.

- После того, как наши тела впервые слились, мы стали супругами для любого из эльфов, - неспешно говорил Трандуил, застегивая кафтан. – То, что фэа моя принадлежит теперь тебе, очевидно каждому, кто сумеет внимательнее посмотреть на меня, проникнуть сквозь магическую защиту моей фэа. А такая защита требуется, но не от подданных. Множество семей складывались в походах или дальних лесах, на праздниках, и от них никто никогда не требовал большего. Как таковой свадьбы, похожей на свадьбу людей, у нас не было.

Ветка слушала внимательно.

- Но, поскольку я не обычный эльф, а предназначен быть защитником и опорой своему народу, - продолжал Владыка, застегивая кафтан, ладно обтянувший стройную фигуру, - поскольку я король, в честь нашего воссоединения и в честь нашего сына в Лихолесье будет дан пир. На него я приглашу именитых гостей из людских городов и стран, знатных гномов и волшебников, которых знаю.

Ветка кивнула, облекаясь в шуршащие расшитые ткани.

- Королева Эрин Галена могла быть единственная, - с грустью сказал Трандуил. – И потому, хоть эльфы и признают тебя моей супругой, Владычицей и правительницей Лихолесья, тебя не будут именовать королевой.

- Справедливо, - вздохнула Ветка с чуть заметным облегчением – титул королевы и ей мысленно «не лез», словно был скроен местными традициями не по ее плечу.

- Я обязан сделать тебе подарки к этому событию, - чуть лукаво продолжал Трандуил. – И, надеюсь, они будут достаточно великолепными. Великолепнее этого, - тонкая сильная рука эльфа извлекла из ящика комода небольшой замшевый мешочек, в котором были все Веткины сокровища – диадема, подарки Даина Железностопа и Торина…

- Ой! Я думала, все потерялось…

- С чего же? Так вот. Но самым интересным событием, - Трандуил заговорил, чуть растягивая слова, как будто ему совершенно не хотелось продолжать, - будет наша поездка в Эребор.

- К Торину? Обязательно! – Вскинулась Ветка, поймала предостерегающий взгляд Трандуила, осеклась. – А, эээ… а?

- Тебя угораздило считаться дамой наугрим, - проворчал Трандуил. – Мне надо испросить разрешение Торина на брак с тобой и позволение увезти тебя в лес.

- А… а! – женщина понятия не имела, смеяться ей или плакать; но, представив некоторые возможные подробности грядущего события, все-таки фыркнула.

- Честно, я бы второй раз взял Дол Гулдур, - недовольно выговорил Владыка.

Ветка метнулась и оказалась возле него, заглядывая снизу вверх в невозможные, сияющие сапфиром глаза.

- Несносный гордец, позер, самый заносчивый, самый высокомерный… это все, что ты взял бы второй раз?

Пальцы Трандуила легли на Веткины плечи; король эльфов вздохнул тяжелее. Женщина облизала губы, но не помогло – в дверь уже скреблись.

- Входи, - Владыка отпустил супругу. Бочком вдоль стены сделал два шажка Эйтар.

- Там варг, Владыка… Владычица. Ваш варг вернулся, вошел в прежнее стойло и спит. Он чрезвычайно сыт. Чрезвычайно.

- Отъел нужный кусок Омы? – вскинулась Ветка. – Надо пойти к нему! Проверить, не отравился ли!

- Будешь ездить на варге? – спросил Владыка, следуя за неугомонной человеческой женщиной.

- Пока да, - грустно сказала та, - пока – да. Я не представляю коня вместо Герцега. Даже Зима не то. Понимаешь?

- Понимаю. После потери своего первого коня я сел на оленя.

- Интересно выходит, - ворчала тем временем Ветка, спускаясь по очень памятной лестнице дворца Барда во двор, - я урожденный человек, который сейчас продвинулся по эволюционной лестнице к эльфам, мать эльфинита, по местным законам считающаяся наугрим. Плюс всякие эманации темной стороны, чтоб ее пылающий глаз затушило цунами. Не человек, а просто средиземский интернационал какой-то… точка межрасового воссоединения…

- Я не все понял, но основной смысл ясен, - сказал Трандуил, не опуская горделиво задранного подбородка. - Я думаю, в этом и есть некий замысел Эру, недоступный пока для понимания. Добавь, что ты воссоединяешь два мира и уже дала начало новому, особому роду, который будет существовать очень долго.

Ветка чуть притормозила – в памяти возникли воспоминания из уроков биологии, как одна пара особей могла при благоприятных условиях заселить какой-нибудь континент… потом решила, что они с Трандуилом ни на крыс, ни на дрозофил не тянут, и выдохнула.

- То, что я видел в твоем мире – это Арда, - выговорил Владыка раздельно. – И те, кто там живут, несли в себе крошечные капли крови эльфов и гномов. Кто знает, не здесь и не сейчас ли начинается будущее, которое станет твоим миром в некоей непредставимой разуму дали?..

Но Ветка уже отвлеклась от размышлений о генетике и, пав в своих юбках на солому около Сета, почесывала варга за ушами. Морда его была правда измазана запёкшейся кровью, бурые брызги покрывали плечи и лапы. Чудовище вывалило длинный язык и заулыбалось. Вокруг него притулились три или четыре бесстрашных радагастовых кролика.

Ветка поерзала, потом позвала:

- Эйтар!

Эльф приблизился, впрочем, удерживая пальцы на рукояти кинжала. Он не верил в добродушие варгов.

- Иди сюда, дай руку.

Ветка прижала ладонь своего телохранителя к вывернутым ноздрям варга, приговаривая «свой, свой» - и Сет перестал ворчать и показывать зубы.

- А теперь, - весело сказала новоявленная правительница эльфов, - раздобудь редкие гребни, ведра два… три воды, мыло. Если мне на нем ехать в Эребор, он должен быть чистым и пушистым. Понимаешь?

***

Двумя ведрами не обошлось. Все, абсолютно все собрались во дворе, смотреть на невиданное зрелище. Трандуил не вмешивался; он сидел на парапете лестницы, повыше, с Анариндилом на руках и заразительно смеялся. Ветка с Эйтаром умудрились намылить и многократно окатить водой не только варга, но и друг друга. Остальные эльфы свиты без конца подносили ведра, и двор вокруг стойла превратился в ароматную пенную лужу, благоухающую лучшими духами Синувирстивиэль.

Сет огрызался, пугливые кролики разбежались, чтобы не замочить лапки. Когда процедуры груминга были завершены, Гэндальф прошептал заклинание, и с кончика его посоха сорвалось светлое сияние; Сет, Ветка и Эйтар высохли, шерсть и волосы распушились и поднялись дыбом.

Изгвазданная всеми грязями Средиземья зверюга превратилась в импозантное подпалое создание, серо-седое, пышно вычесанное и сыто умиротворенное, хотя и растревоженное мокрой возней.

- Вот так, - с удовольствием выговорила Ветка. – Теперь не стыдно и к Торину. Надо будет только сделать упряжь. Я придумала, как. Все-таки конские седла подгонять по варгу совсем неудобно. Другой принцип посадки, да и вообще… и вообще… а когда у нас завтрак? Обед?.. Ужин?..

- Как проводим гномов, - сообщил Бард. – Принцы, Тауриэль и их воины отправляются сегодня восвояси.

- …хотя у вас тут недурно кормят, да и славных заварушек вдосталь! – воскликнул один из гномов.

Выводили лошадей, выкатывали подводы, на которых прибыла большая часть наугрим. Фили в пышных одеждах, с расчесанными и заплетенными усами и гривищей волос подошел к Ветке.

- Я думаю, мы скоро увидимся, Ольва. Буду тебя ждать. Твоя просьба… твое поручение уже исполняется, - Фили кивнул, один из гномов, стоящих поодаль, поднял руку и показал широкое запястье, украшенное темным старинным браслетом.

- Торопитесь, Фили… пусть твои гонцы не мешкают на пути к Летнебродью. А… разве нельзя поехать всем вместе? – пролепетала Ветка, подставляя (чуть присев в подобии реверанса) лоб Фили.

- Будет лучше, если мы отправимся вперед. Хозяева Полуденного приюта подготовятся к прибытию особых гостей… как и собственно Эребор, Ольва Льюэнь. Хотя в Эреборе тебя всегда ждут и всегда готовы принять, что бы ни случилось.

Ветка поймала взгляд Трандуила. Снова посмотрела глаза в глаза Фили и прошептала:

- Спасибо… спасибо. Спасибо.

Затем был завтрак и послеобеденный сон, прогулка вокруг Дейла (Ветка с час слушала хозяйственно-политические рассказы Барда с восторгом, а потом почти задремала на толстой спокойной лошади), разговор с шорником, которого Сет не подпустил, щелкая зубищами; потом длинный ужин, перемежающийся умильными обсуждениями очаровательных эльфинитов, и, наконец, город и дворец Дейла начали погружаться в сон.

***

Близ полуночи Гендальф баюкал на руках маленькую светлейшую девочку, будто сияющую внутренним светом. Дочка Барда крепко спала. А чуть раньше Синувирстивиэль, которой тут не было в данный момент, даже бровью не повела на то, что оба мага курили, как два дракона.

Гендальф причудливо пускал колечки, а Радагаст выдувал струи густого дыма из ноздрей.

- Чудные дела творятся, вот ведь, - проговорил Радагаст.

- Ох, не более чудные, чем уже бывало тут, и не один раз, - отозвался Гендальф.

- В чем-то ты прав, да вот только…

- Ну вспомни истории, что мы сами видели, - мирно сказал Гендальф. – Вспомни и те, что случились до нас. Подумай и о тех, которые случатся…

- Ты все такой же, - тихо выговорила Ветка, подходя к камину и запахивая плотнее длинный халат, чрезвычайно смахивающий на мантию Владыки.

Около двери скользнула и замерла фигура Мэглина.

Ольва держала на руках заснувшего сына; подумала, посмотрела на двух старцев. И сунула маленького мальчика Радагасту.

Старый маг ухватил его вроде неловко – но тут же пристроил на сгиб локтя и умильно заворковал.

Ветка пододвинула низкий стульчик и села прямо перед огнем. Взгляд ее был неподвижным, лицо – спокойным.

- Терзаешься по пустякам? – поинтересовался Гэндальф. Радагаст поглаживал узловатыми пальцами светлую головку ребенка.

- Не знаю. Не могу привыкнуть, - сказала Ветка. – Мне все кажется, что настоящая жизнь там, в постоянной борьбе. В лишениях, голоде, холоде, страхе. Тут все такое… я совсем потерялась в мирах. Не понимаю, чего я хочу. Как мне теперь быть.

- У замужних женщин на такой случай есть супруг, - сварливо сказал Радагаст. – Делай, что скажет Трандуил, и чувствуй себя счастливой. У тебя вот детеныш, да какой, и варга ты привадила, кому еще такое удавалось? Ну варг-то по совести пришел служить не тебе… не тебе. И Трандуилу покорился как его отцу, а то что за манера, за уши, варг же не кролик какой…

Ветка фыркнула.

- Гэндальф…

- Ну что тебе, беспокойное создание?

- А какие подарки делает, эээ, эльфийская невеста супругу?

- А, вот ты о чем,- Гэндальф улыбнулся, и от его глаз побежали смешливые лучики морщинок. – Ну что же. Есть такой подарок. Это песня или танец, музыка или поэма. То, что супруга умеет сочинить и исполнить сама.

- Он мне не сказал.

- Он знал, что ты разузнаешь. Поэму писать не советую, - лукаво проговорил волшебник, - эльфы страсть какие привередливые к рифмам и образам. Это вам не какие-нибудь мордорские частушки…

- Не напоминай про Мордор, - выговорило кресло в углу и затем стеклянно звякнуло. – К балрогу его, Эру Илуватар…

- Спи-спи. Лучше бы наверное тебе…

- Спасибо, я сама решу. А Гэндальф… у вас принято на свадьбу делать подарки? Ну… главным виновникам торжества, так сказать?

- Вообще-то да, а что? – изрядно насторожился волшебник.

- Гэндальф… ты такой хороший… умный, сильный и магический! – заклинательно произнесла Ветка. – Настругай мне щепочек с посоха, а?..

Детиспали. Оба истари посмеивались, покачивая на своих ладонях будущее Арды, такое, как они могли провидеть сквозь толщу времен. Мэглин и Тиллинель тихо разговаривали, готовые унести младенцев к Синувирстивиэль.

Глорфиндейл покачивал длинной ногой, свешенной за подлокотник кресла.

За окнами зашелестел весенний дождь. Одновременно с дождем явился Трандуил и беззвучно встал за спиной супруги, легко положив ладони на ее плечи и не сводя взгляда с языков пламени в камине. Чуть позже пришли Бард и Виэль.

Никто из присутствующих не вымолвил больше ни слова.

Долго-долго.

========== Глава 35. Суд. Часть 1. ==========

Ветка вонзила клинок в грудь мужчины, повернула, выдернула и вонзила снова.

Кровь темными густыми тяжами пятнала светлую, кое-как застегнутую рубаху. Но человек стоял, и его светлые глаза опалово сияли. И отчего-то пахло рыбой…

- Ты ничего не сделаешь мне, моя пр-релесть. Ничего. У тебя нету с-силы, нету с-силы…

- Неправда! – выкрикнула Ветка, но голос сделался плотным и осыпался прахом вниз. Она опустила взгляд за падающими частицами пепла – но вместо травы середины ипподромного круга увидела песок, кое-как припорошенный снегом.

- Мы верим… мы ждем, Ольва… мы ждем… – старческие, узловатые руки царапали мерзлый берег. – Мы хотим умереть в Эреборе… в Эребор-р-ре…

Фокус зрения сместился вниз, и Ветка поняла, что ее, с клинком, капающим кровью, накрепко зажатым в руке, несет высоко в небе какая-то сила. Странная, могущественная.

- Ты думаешь, что Даниил ничего не взял от меня? Что он в самом деле чист, как древний источник в эльфийских землях, первосозданный Илуватаром? – зашептало над ухом. – Ты отлично знаешь, что это не так. Н-не так…

- Даня наполовину человек, - твердо сказала Ветка, выпуская клинок. – А это значит, что он наполовину волен выбирать свою судьбу. Нюкта отдала ради него жизнь, что может быть чище и светлее такой жертвы? Тебе никогда не дотянуться до него. Я больше не верю тебе. Я не принадлежу тебе. И я сумею защитить всех, кого люблю…

Земля стремительно ухнула навстречу, и Ветка растопырила руки, пытаясь планировать – но твердые камни, как гнилые зубы, торчащие из-под снега, приближались слишком быстро…

И там же, острием вверх, накрепко зажатый булыжниками, торчал ее собственный меч. Черный орочий клинок, выкованный в Минас Моргуле…

***

- Ты отчего-то думаешь, что жизнь эльфа предначертана, а человек свободен, - тихо выговорил Трандуил, обнимая Ветку. Та дернулась, дернулась снова – и поняла, что лежит на полу, даже не на ковре, у окна, а ее король сидит рядом.

- Что…

- Прости, я не успел проснуться первым… твой сон затянул, как сражение, я желал понять, - так же тихо сказал Владыка. – И увлекся. Я не должен был позволить тебе смотреть это.

- Ты и сны мои смотришь? – проворчала Ветка. Трандуил поднялся и понес ее обратно к ложу. – Мысли читаешь, поступки критикуешь, правила устанавливаешь…

- У нас теперь слишком много общего. Я и желаю не смотреть… но не всегда успеваю отдернуть свои мысли от твоих, свои чувства от твоих. Я слишком долго шел к тебе, Ольва, и слишком соскучился… слишком… соскучился. Ложись, я испрошу горячего вина и накрою тебя. Ты холодна как лед.

- Даня?..

- Он с Мэглином, с Тиллинель. В детской. Так отчего ты считаешь, что эльфы несвободны, а люди – свободны?

- Я так не считаю. Я вообще на эту тему не думала.

- Думала.

- Может… что-то сказанное Глорфиндейлом навело меня на такие мысли. Не знаю. Мне в голову не придет считать, например, тебя… несвободным.

- Я наименее свободен из всех лесных эльфов, Ольва. Я – король. Последний из эльфийских королей Средиземья, - негромко проговорил Трандуил. – Эта ноша почетна и нестерпимо тяжела.

- Ты хорошо справляешься, Трандуил, - с уважением сказала Ветка. - Это – твое.

- Я не хочу того, к чему рвется сердце златого витязя, - негромко выговорил Владыка. – Мне достаточно моей доли и известных мне пределов мира. Но я уважаю его неукротимость… хотя и не во всем согласен с его взглядами. Чего ты хотела бы для сына?

- Чтобы он жил счастливо, - твердо сказала Ветка. – Как угодно, хоть бродягой, хоть принцем – чтобы нашел свое и осознал выбор. Чтобы смог рано созреть и определить истинное. Чтобы ощущал свободу и силу. Я буду знать, сердцем знать, если он счастлив.

- Ты видишь его взрослым. Но он так прекрасен, когда он младенец, - прошептал Трандуил. Ветка согрелась в пледе и в кольце его рук, и страшный сон полностью стерся из ее памяти. – Так прекрасен! Я вспоминаю каждый миг детства Леголаса и счастлив проживать все это вновь. Эльфинит… светел. У него будет такое детство… которое он не забудет никогда, даже созрев и обретя свой путь нищего принца, как жаждет его мать.

Ветка уловила в голосе эльфа лукавую отцовскую угрозу и расхохоталась.

- Нам предстоит много страшного и непростого, - другим тоном сказал Трандуил. – Я не хочу находить тебя нагой, холодной и плачущей во сне под окном, но мне придется. Это будет повторяться. И я всегда буду рядом. Я здесь, Ольва.

- Угораздило же, - прошептала Ветка, - полюбить чернобрового блондина. Угораздило же…

Трандуил прижал ее к себе, зарывшись носом в густые кудри.

- Гномы, - сказал он чуть глуховато. – Гномка. Ты пахнешь гномами, Ольва. Я закажу тебе лучших благовоний…

- Я пахну тем, чем меня надушили Сорока с Тихе и другими девочками, - гордо ответила Ветка. – Гномы – это твой кошмар. Но меня настораживает, что ты так хорошо знаешь, как они пахнут… что ты так близко обнюхивал их в прошлом, что можешь судить…

- Ольва! – Трандуил расхохотался. – Ольва Льюэнь…

- Да!

***

Спокойный завтрак двух королевских пар, ухоженные сияющие дети, двор, залитый солнцем – гномы покинули Дейл, Радагаст тоже, тишина и благолепие не нарушалось абсолютно ничем. Ветка с большой живостью отдавала должное пекарям и кондитерам Барда, уничтожая творожные слойки с пряными цукатами, пышные кексы, пропитанные сладким вином, ломтики белого и твердого желтого сыра, орехи.

- Что мешает нам отправиться в Эребор? – спросила Ветка, держащая на коленях Даниила. Парень, понятия не имеющий о том, какие страсти разыгрались вокруг него самого и его будущего, страсти, которые пока не собирались утихать, цеплялся окрепшими пальчиками за отделку платья мамы. – Раз надо, так поехали.

- Соскучилась по Дубощиту? – лениво спросил Трандуил. – Он стал толстым и бородатым, Ольва.

- Не внешность главное в мужчине, - рассеянно выговорила Ветка, отбирая у малыша прядь волос, сплетенных в тонкую косицу и украшенную нитками бус.

- Победительница дракона говорит верно, - сообщило кресло, стоящее у камина.

- Радагаст уехал, но Глорфиндейл остался, - усмехнулся Трандуил.

- У Торина мои доспехи. Мои любимые доспехи. Пора собираться в Гору, Трандуил.

- Я соберусь, дождавшись вестей из Ривенделла и Лориена. Лантир и Иргиль еще не вернулись.

- Мы с Виэль решили ехать вместе с вами, - мирно сказал Бард. – Светлейший… прикажете принести еще вина?

- Конечно.

- И снова наш день начинается тем же, чем закончился предыдущий! – гордо сказал из другого кресла Гендальф, тискающий Лаириэль. Девочка в крошечной кружевной рубашонке слушала мага внимательно, засунув кулачок в рот. Около Гэндальфа на небольшом резном столике стоял чуть помятый серебряный кубок, наполовину налитый густым вином. – Как славно отдохнуть от трудов дальних дорог и пожить в мире и радости!

- Ваш да, - подтвердила Синувирстивиэль. – День начинается.

- Виэль, Гендальф с похмелья и курит. А ты доверила ему дочь, - усмехнулась Ветка. – Педиатры моего мира четвертовали бы тебя на месте, как мать-ехидну.

- Тиллинель нуждается в отдыхе, - легко сказала Синувирстивиэль. – Дочке не может повредить то, с чем она, когда вырастет, будет сталкиваться достаточно часто. А польза от покровительства Митрандира превышает вред от его грязных рук и прокуренного дыхания.

- А любых… педиатров… я четвертую первым, прежде, чем они осмелятся указывать королеве Дейла, как ей растить ребенка, - выговорил Бард, стоявший у окна. – Владыка, скачут из Ривенделла. Я вижу дорогу и узнаю лошадь и плащ Элронда, и Лантир с ним. Свита невелика, великий правитель Последнего Домашнего приюта очень торопился. Слуги встретят его и проводят прямо сюда, к столу. Вот-вот они будут здесь.

Ветка чуть тревожно посмотрела на Трандуила. Владыка забрал ребенка из ее рук едва заметно кивнул.

- Как только захочешь, Ольва, ты покинешь трапезную.

Бесшумно появился Мэглин и встал у двери. Сейчас лаиквенди выглядел совсем юным… и настолько прекрасным, что Ветка ненароком залюбовалась. На миг. Разумеется, на миг, и не больше.

Лоб вошедшего спустя совсем короткое время Элронда был нахмурен, одежда пропылена, а окованные сапоги чеканили шаг по натертому полу дворца Барда.

Лантир, следующий за ним след в след, плотно сжимал губы.

На несколько мгновений Элронд замер, обозревая залитый лучами зал.

- Я осведомлен о великом бедствии, постигшем тебя, Трандуил, - раздельно выговорил он. – И готов делить с тобой всю тяжесть тех решений, которые, возможно, придется принимать.

- Приветствую тебя в Дейле, Владыка Ривенделла. Тебе подадут умыться, и прошу к столу, - попытался перевести разговор в другое русло Бард. Появилась чуть запыхавшаяся Тиллинель и скользнула вдоль стены ближе к Мэглину.

Элронд шагнул вперед и уперся взглядом в ребенка на коленях у лесного Владыки. В ручке ребенок держал, как погремушку, отшлифованный клык Нюкты.

- Трандуил!

- Я готов принять поздравления, Элронд, - медленно выговорил и так же медленно встал король Лихолесья. – Я готов. Я слушаю.

Синувирстивиэль гибко поднялась, взяла на руки Лаириэль из рук Гендальфа, Даниила – у Трандуила, и, прижав к себе обоих деток, которые тут же сладко загулили, царственно направилась к выходу. Два телохранителя беззвучно последовали за ней.

Бард вздохнул.

Ветка сжала кулачки и прямо смотрела в глаза Элронду, подняв подбородок.

- Я рад, что ты жива, - нехотя выговорил повелитель Ривенделла. – Я рад. Многое было сделано ради этого… многое.

- Привет, - из кресла поднялась угловатая каланча, и, хромая, направилась к Ольве. Высоченный, отощавший, тонкий, как лоза, эльф был накрыт, словно плащом, златыми волосами, спускавшимися каскадом ниже пояса – но одет в простые штаны и рубаху, не в доспехах. Его капризное лицо, иногда казавшееся слишком красивым для мужского, было сложено в надменную гримасу. – Ольва… оставь мудрых. Будет много доводов самого разного толка, но главное унесла Виэль и до последней капли крови будут защищать Мэглин и Тиллинель. Прогуляемся.

Ветка вдруг ощутила, что в ней лопнула какая-то предельно натянувшаяся было при виде знаменитого эльфинита и Лантира жила. Стало легко и не страшно.

- Пойдем, Глорфиндейл. Тебе велели гулять, а ты в основном торчишь в подвале и у камина. А вы, эльфы, народ дивный, любите природу, леса, первозданные источники…

- Ага-ага, - согласился Глорфиндейл, - а еще мы любим звезды…

И они с Веткой покинули зал, оставив в воздухе позади себя дрожащую напряжением весеннюю грозу.

========== Глава 35. Суд. Часть 2 ==========

- Трандуил не все рассказал мне о твоем мире, Ольва. Он не желает вспоминать это, а может, не желает открываться именно мне, - говорил Глорфиндейл. Он и Ольва медленно шли по едва разбитому, пока еще не слишком пышному королевскому саду Дейла. - Но Владыка сказал главное - что видел в людях, во множестве людей, обитающих там, капли, живые искры крови эльфов и гномов. Я так понимаю, что Эру, пока был велик, молод и могуч, создал эльфов как ему казалось правильным, и потом пожалел о своем замысле… кто знает почему. Кто знает. Но он уже не мог переделать целую судьбу целого народа, своих Перворожденных детищ.

Ветка нагнулась и сорвала маленький цветок, пристроила себе на платье.

- Однако Эру сумел разорвать ткань завесы между мирами… или проколоть ее… чужими руками - руками Саурона, так как в итоге даже Темнейший не может действовать вопреки воле Илуватара и благих сил Арды. Чтобы создать… лазейку…. дать шанс… который он не мог даровать напрямую, Ольва, не мог пойти против собственных правил. Все водят хороводы вокруг Анариндила. Элронд ругается с Трандуилом, однако молчит про Синувирстивиэль и дочь Барда… которая ничуть не менее удивительна.

- Она родилась нормальным путем. А ты почему удрал оттуда? Из зала? – спросила Ветка.

- Я хотел увести тебя и дать великим вдоволь погреметь друг на друга, - усмехнулся витязь и надолго замолчал, сжав узкий рот, похожий на шрам.

- Ольва…

- Погоди. – Ветка остановилась и положила пальцы на его рукав. – Глорфиндейл… послушай меня. Я бы хотела тебе рассказать о своем мире. Очень. О машинах, самолетах и космических кораблях. Об электричестве… паровых двигателях… и атомной бомбе. Хотела бы. О том, как у нас живут люди. Но каждый раз, когда я собираюсь это сделать, у меня словно прерывается дыхание. Я поняла, что такие слова не должны звучать под этими небесами. Что-то воспрещает мне слишком много и подробно говорить о моем мире. Я не то чтобы не могу совсем… я могу… но… не стоит. Ты поймешь меня?

- Пойму, - грустно сказал Глорфиндейл. – Я ждал жадно, когда можно будет тебя расспросить. Скажи одно. Люди… коснулись звезд?

Тут на Ветку вопреки только что сказанному снизошло вдохновение. Она безо всяких препон рассказала о Гагарине, Армстронге и искусственных спутниках, об орбитальных станциях и Байконуре, о Циолковском и многом другом… пока не увидела, что в серых глазах эльфа плещется откровенная зависть, а зрачки расширились, как у ребенка при виде заветной игрушки.

- Коснулись, - выговорил он и надолго замолчал.

Ветка перевела дух и подумала, что пора перекусить. Откуда-то возник Эйтар с корзинкой, поднял салфетку, которой та была накрыта – там были булочки, пирожки и еще какая-то мелкая ароматная выпечка.

Она набрала сдобы в обе руки, Глорфиндейл тоже взял. Эйтар, буркнув что-то про молоко, рассосался в жидком молодом кустарнике.

- Значит, ты думаешь, это замысел Эру? – спросила Ветка, набив рот чем-то воздушным с джемом. – Эйтар, Эйтаааар, не надо молока, а принеси… огурчика, что ли? Или кусок солонины…

- Я – да. Я думаю именно так. Творцу нестерпимо стало, что Арда будет жить… и жить без эльфов. Теперь будут еще дети, дети Новой зари, Ольва. Новой, Последней зари эльфов. И я думаю, среди них будут еще эльфиниты. Я думаю так, Ольва. Я думаю, великая ошибка пытаться проникнуть в сознание своего сотворителя… в его замыслы. Но я не могу не пытаться. Так уж вышло.

- Всем перемешаться, - весело сказала Ольва, - я говорила это давно, еще в купальне девочкам. Почему нет? Если не видеть трагизма в том, что в будущем тут будут жить не чистопородные эльфы и гномы, но гены… эээ… свет этих народов сохранят люди. Знаешь, в моем мире похожая проблема. У нас люди разных… пород. Рас. Одни более темные, другие светлокожие, третьи, ммм, раскосые. И все они смешиваются в огромном котле во что-то среднее, что будет жить дальше. Есть такие, которые, как Лантир, кричат о чистоте расы. Чтобы белые оставались белыми, коричневые – коричневыми… а есть такие, которым все равно, как будет выглядеть далекий потомок – раз уж народы пошли на смешение, их не остановить.

Ветка, прожевавшая булки, с удовольствием взяла из рук Эйтара кубок с квасом и бутерброд с крепко перченой солониной, отрезанной длинным тонким пластом.

- Ладно… доем и надо идти туда, обратно. Все-таки дело касается моего сына. Я должна присутствовать при гневе Владыки Ривенделла.

- Будь осторожна! – вдруг широко улыбнулся Глорфиндейл, словно что-то решив. – Будь… осторожна, Ольва.

- Почему? – Ветка с аппетитом жевала еду.

- Ты выйдешь к Элронду, и его понесет с новой силой, - лукаво улыбнулся Глорфиндейл. – Он увидит… новый повод… второй повод к гневу, Ольва Льюэнь.

-Что-о-о? - Ветка перестала жевать, уставилась в серые, наполненные сейчас искрами глаза витязя с тонким и капризным лицом… и медленно соображала. - Что-о-о? А можно… хоть иногда! Без последствий?… - взвизгнула она, сразу и безоговорочно приняв его правоту.

- Ой, ну я не знаю, - ответил Глорфиндейл и засмеялся, - я не знаю. Будущее покажет. Я никогда не становился отцом. Но сейчас ты носишь дочь короля эльфов. Я вижу ее трепетную фэа… трепетную… но уже сейчас сильную и яркую, Ольва! Новый эльфинит уже с нами.

- Один раз, - злобно зашипела Ветка. - Ну ладно, два, три… полгода… но один! Раз! И сразу!

Глорфиндейл хохотал уже во все горло.

- Извини… Трандуил должен был. Он. Но я не смог удержаться. Это так… волшебно. Я счел, что имею право. Я! В силу… многого случившегося.

- Дочка! Эру Всемогущий!

Витязь перестал хохотать и забрал из рук Ольвы надкусанный бутерброд. Укусил его сам.

- А знаешь, - сказал он, жуя, - что это означает?

- Повышенную и ранее неизведанную фертильность? – буркнула Ветка. – С другой стороны, в общем-то, изведанную…

- Я не знаю такого слова. Подумай. Трандуил маг и король эльфов. Но даже ему неподвластны были вопросы жизни… с супругой он прожил много лет, и Эру одарил его всего лишь двумя детьми. Отчего так легко ты несешь от него новую жизнь?

- Я думаю, нам не стоит размышлять на эту тему, - выговорила вдруг Ветка очень серьезно. – Это чудо, Глорфиндейл… и это любовь.

- Если бы был второй сын, - завистливо сказал Глорфиндейл, - я попросился бы в телохранители. Как Мэглин к Анариндилу. А раз девочка…

- Подождешь, пока вырастет, и женишься? – буркнула Ветка, которая только теперь по-настоящему начала переживать полученную новость.

- Как вариант, - хмыкнул витязь. – Но претендентов на эту руку будет столько, что придется идти по головам. Пойдем. И иди как Владычица и повелительница Сумеречья.

Ветка расправила плечи, подняла подбородок, втянула живот… потом хмыкнула и звонко выговорила:

- Да вот еще чего! – и вприпрыжку понеслась обратно в главный зал дворца Барда.

***

Ветка так и впрыгнула в зал – слегка растрепанная, потому что, как ни старались девушки Дейла, уложить ее буйную гривищу гладко им не удавалось… Глорфиндейл проскользнул далее, и тут приключился безмолвный, но очень выразительный разговор. В итоге Трандуил укоризненно уставился на Глорфиндейла, скулы Элронда и Лантира окрасились румянцем, Бард вопросительно переводил взор с одного эльфа на другого.

- Значит так, - сказала Ветка. – Этого ребенка я выношу и рожу сама, эээ, в муках и все такое, и сама буду кормить. И только попробуйте что-то сказать мне, что я в чем-то неправа или что мои дети не такие как надо – только попробуйте! Пусть я сама не такая как надо ни в одном месте Средиземья, пусть, но мои сын и дочка вырастут самыми сильными, здоровыми, умными, красивыми и любимыми. Владыка Элронд, ты сам эльфинит. Чего ты взъелся?

- Ни одна эльфийка не будет так говорить, как говоришь ты, - чуть заносчиво произнес Элронд.

- А я хоть разочек пыталась прикинуться, что я эльфийка? Рассчитываете перевоспитать? Забудьте это сразу, - отрезала Ветка, согреваемая тихим голубым пламенем глаз мужа – Трандуил искренне поддерживал ее сейчас, и она ощущала его поддержку. – Скитаясь по Средиземью, оберегая волчицу больше чем себя, я поняла единственную вещь. Но уж поняла так крепко, что теперь не откажусь от этого. В счастье и в беде, в благоденствии и в нищете важнее всего оставаться собой. Каждый может так много, что нет границ этим свершениям – но может лишь если не изменяет себе. Я не изменяла, Владыка Элронд. Ты не можешь меня упрекнуть в этом. Что бы я ни делала – все было направлено на единые цели и вело меня… – голос Ветки упал. Она замолчала. И совсем другим тоном добавила:

- Вело меня сюда.

Ветка повернулась, подошла к Трандуилу, который встал ей навстречу, и забилась подмышку, в складки мантии. Длинные сильные пальцы, унизанные кольцами, легли ей на волосы.

- Верно сказано, - серебром прозвенел от двери голос Галадриэль. – Я прибыла с Иргилем Ключником, Халдиром и другой моей стражей, и согласна с каждым словом, которое произнесла Ольва Льюэнь, повелительница Сумеречного Леса. А поскольку я согласна с ней, и вне всякой меры счастлива эльфинитами, то задаю резонный вопрос. Трандуил, сын Орофера, когда ты отправляешься в Одинокую гору испросить ее руки у короля-под-горой официально?

- Приветствую тебя, Мудрейшая, - Трандуил нагнул голову. – Я ждал, пока Ольва окрепнет… и пока прибудете вы с Элрондом. Если единое мнение по поводу моей семьи достигнуто, мы можем выступать хоть завтра.

- Выступим завтра, - согласно кивнула Галадриэль. – Ольва… разреши мне обнять тебя. Невозможно представить, что ты вынесла. Разреши… мне.

Ветка отлипла от Трандуила и сделала шаг к мудрейшей эльфийке… в голосе Галадриэль было столько искренности и боли, и одновременно радости и счастья, что Ветка разрыдалась на сильном плече, уткнувшись носом в парчу, ощущая аромат удивительных духов Владычицы Лориена. Галадриэль гладила ее по плечам и шептала по-эльфийски и на всеобщем:

- Ну-у… все будет хорошо… особое благословение снизойдет на твою дочь, она будет красива, умна, непокорна нравом, и счастлива, обязательно счастлива… ты сделала все, что могла и должна была, позволь теперь другим заботиться о тебе, позволь… все хорошо, все хорошо.

Откуда-то появилась и Виэль, пахнущая медом и цветами, и три женщины, словно в волшебном хороводе, закружились и удалились в детскую…

- Выступаем? – спросил Элронд, глядя в глаза Трандуилу. – Сказано так, словно мы едем воевать, а не свататься….

Владыка Сумеречья как-то неопределенно хмыкнул.

- Утро вечера мудренее, Элронд.

========== Глава 36. Прощание славянки ==========

Утро заливало Дейл яркими солнечными лучами.

Все было готово, было готово давным-давно.

Голова Ветки шумела – события вчерашней ночи помнились не слишком отчетливо. К вину изрядно приложилась даже Виэль, которая в ответ на резонные опасения Ветки наивно удивилась. Дескать, это когда превосходный дорвинион, наполненный ароматами жаркого лета и спелых плодов, вредил качеству грудного молока?

Педиатрического спора Ветка не осилила, тем более, что Галадриэль на этот момент перешла от мудрейших высказываний и афоризмов, которые хотелось немедля высечь на камне, к сагам. Выходило темпераментно - наклон корпуса и взлетающие над столом рукава создавала эффект фанданго, а голос драматически дрожал и переливался.

Когда великая Владычица дошла до стадии искренне-плаксивой, все трое отчего-то забились под балдахин на широкую кровать, завалившись подушками. И там, в теплом алкогольном уюте, Ветка, наконец, услышала историю Келебриан, исполненную двумя прекрасными и очень грустными голосами.

Галадриэль скорбела о дочери… а Виэль ясным, звонким и вызывающе трезвым голосом не стеснялась проводить параллели, которые открывали для Ольвы Льюэнь ее собственную историю с новой стороны. Она поняла, сколько раз поступала и вела себя и вправду не так, как благородная эльфийка. И в тысячный раз Ветка не знала, радоваться или печалиться. Она повисла со слезами на шее у Галадриэль, и через пень-колоду, наконец-то, попыталась рассказать о Нюкте и о том, как дался ей год эльфийской беременности, самой невероятной под всеми известными небесами.

- Не считай Элронда букой, - шептала в ответ Галадриэль, наглаживая буйные кудри Ветки. – Он слишком сильно ожегся, слишком… и не желал бы того же Трандуилу… он отчасти видит в тебе Келебриан… которая устояла и смогла остаться тут. Которая… устояла. Но она – нет. И он никак не может принять этого. Она была нежным цветком, ранимым, который пал под ударом ятагана…

- Конечно я не цветок, - шептала в ответ Ветка, – и не претендую даже… я человек… и это важно… а тот ятаган… я сама… носила год.

- Тсс, тсс-с, - и Синувирстивиэль обнимала обеих, а ее тонкие, плотно заплетенные косы падали на плечи и Владычицы Лориена, и Ветки, - тсс… теперь все хорошо, теперь все иначе. Теперь…

- Теперь у Перворожденных снова есть дети, - шептала в ответ Галадриэль, - дети, Виэль… она все равно не поймет… тысячи лет… Последняя Заря… Новая Заря, прямо перед окончательным закатом… прямо перед последней схваткой. Как будто все нарочно сошлось здесь… сейчас Трандуил изрядно истрепал Врага. И она, она, Ольва, она ослабила Гортхаура, хотя ему-то как раз мнилось все наоборот. Она не понимает, Виэль…

- Да, да… и ей не нужно понимать, - отвечала Синувирстивиэль, - ей не нужно, достаточно нашего понимания, а она пусть просто будет собой… и вот это она знает очень хорошо.

- Собой… знаю… я… да, - отвечала Ветка, и балдахин, подчиняясь дорвиниону, плясал перед ее глазами, как испанская танцовщица, вертя складками и бахромой. – Да…

И снова лилось сладкое вино. Время от времени на ковер в комнате, где засели Синувирстивиэль, Ветка и Галадриэль, ступали сапоги – узорные Трандуила, гладкие Элронда, с узкими окованными носами Барда, но никто не решился разогнать уютную компанию. Мужчины напряженно совещались снаружи… дамы беседовали о своем.

И только когда утро расчертило пол в комнате косыми лучами солнца, сильные руки выхватили из-под балдахина, из подушек сперва Ветку, уныло и не очень мелодично выводящую «черный ворон, что ж ты вьешься», почти задремавшую Виэль и ослепительную Галадриэль, в унисон с вороном напевавшую балладу о Берене и Лучиэнь. По мнению тактичных наблюдателей, содержательная часть девичника закончилась.

Ветка уже не видела, как Тиллинель и Мэглин, посмеиваясь, усадили Синувирстивиэль в кресло. Мэглин отошел и встал у окна, а Тиллинель приложила по очереди к груди королевы Дейла обоих малышей. Дорвинион все же просочился и к ним… и детки после такой кормежки уснули крепчайшим сном вместе с целительницей.

Осталось незамеченным, как Элронд сердито выговаривал отчего-то Гэндальфу, что последний раз Владычица Галадриэль позволяла себе такое, когда родилась Арвен… а это – что за повод?.. Ольва! Ольва Льюэнь!

Не видела она и как Иргиль, Халдир и одна из эльфиек, прискакавших вместе с Галадриэль, помогли той выбраться из мягкого плена одеял и балдахина… и, неожиданно выпрямившись струной, Владычица Лориена прошествовала в свою комнату, где у входа лучисто, хотя и кривовато улыбнулась Халдиру, Иргилю, сопровождавшей эллет… и беззвучно растворилась внутри спальни, куда никто последовать за ней не рискнул. Внутри что-то прозвучало, наподобие упавшего рулона ковра, однако дверь осталась закрытой, а завеса тайны - опущенной.

Ветка жмурилась и стеснительно улыбалась в ответ на прикосновения теплых рук Трандуила, который раздевал ее и шептал на ухо, что она очень плохая девочка и ее надо будет наказать, когда она хотя бы будет понимать этот факт. Сама Ветка громко проговорила «представляешь, Келебриан ушла в Гавани», и еще – «ну подумаешь - орки, чего в жизни не бывает», и пустила слезу.

«Элронда жалко».

Трандуил покачал головой. Тайны эльфийских владык слишком неожиданно и стремительно приоткрылись его супруге. Ветка обмякла и сладко засопела.

Дверь приоткрылась, Мэглин встретился взглядом со взглядом Владыки и чуть кивнул. Все хорошо, дети сыты, спят. Трандуил наклонил голову в ответ и устроился на локте рядом с Веткой, глядя в лицо странной женщины – сейчас изрядно раскрашенное вином.

И задумался. Очень крепко.

***

И вот теперь, когда все было готово, а утро заливало Дейл жаркими лучами, Ветка сидела на Сете в середине двора, и больше всего ей хотелось темноты, тишины и покоя.

Хотя Синувирстивиэль прислала ей сырое яйцо, взболтанное с какими-то травами, глаза не фокусировались, а голова не переставала трещать.

- Этот ваш дорвинион, - выговорила Ветка сипло, с упреком глядя на Глорфиндейла. – Это ваше эльфийское здоровье… предупреждать надо.

- Никто не посмел, - усмехнулся златой витязь, сидевший на Асфалоте. – Зато беспокойство столь сплотило вокруг вас великих, что все разногласия улажены, и теперь мы отправляемся в Эребор. Владыке надоело жить с гномкой без дозволения на такое со стороны ее короля… и после нынешней ночи он пожелал максимально ускорить события.

- Беременная гномка на варге вместо лошади, - буркнула Ветка.

Несмотря на внутреннюю разруху, Ольву одели и причесали. Дорожное платье идеально облегало ее, варг был вымыт и распушен. Внешнее благополучие являлось лишь фасадом, скрывавшим моральный и физический упадок, но Ветке стыдно не было ни капельки.

Откуда-то из недр дворца Барда появилась Галадриэль, опирающаяся на руку Элронда. Причем Ветке было очевидно, что галантность знаменитого эльфа не была излишней. Галадриэль улыбнулась Ветке и отдалась рукам зятя, который легко усадил ее на черную, как ночь, громадную кобылу, не пытаясь взобраться на коня самостоятельно.

- После недавней войны, после возникшей дружбы с Роханом, хорошие кони – не проблема, - сказала Галадриэль. Посмотрела на Ветку и уточнила:

- Как ты себя чувствуешь?

- Я себя чувствую, - буркнула та. Галадриэль рассмеялась.

- Когда кончился дорвинион, нам кто-то подсунул это новое… порто. Это было зря.

- Ну да.

- Мы скоро будем готовы двигаться, - выговорил Трандуил. Он снова был на олене, в доспехах и переливающемся всеми тонами багрянца плаще, стекающем по плечам, величественный до предела. – Ольва, ты выдержишь переезд до Полуденного приюта? Тауриэль и подгорный принц ожидают нас.

- А куда я денусь, - буркнула Ветка. – Ехать с бо… простите… после бурной вечеринки все же проще, чем голодной на морозе пару суток удирать от стаи диких варгов. Синувирстивиэль сказала вчера, что она поедет с нами. Зачем?

- На то есть причины, - Трандуил смотрел на Ветку. – Я буду просить твоей руки. Наш сын должен присутствовать при этом. Телохранители берут обоих младенцев, и Виэль поскачет с нами наравне.

- Это безопасно? – Ветка сглотнула. – Безопасно? Я хочу, чтобы Мэглин держался поблизости.

- Он будет возле меня, как и Тиллинель. И даже если отстанет, его защиту не сможет пробить даже дракон. Все хорошо, Ольва. Все… хорошо…

От звуков низкого голоса, от шепота Трандуила Ветку затопило горячим; она снова сглотнула, но уже по другой причине, и уставилась в глаза Владыки леса. Неотрывно, желтыми круглыми глазами. В ее руку легла фляга с чистой водой – вложил Эйтар, и Ветка сделала несколько жадных глотков.

От конюшен подъехала Синувирстивиэль. Она была в сиреневом, нестерпимо сверкающем платье, в короне и тускло-розовом дорожном плаще. Королева Дейла ехала на великолепной белой лошади. Ветка в желтом – на серо-седом варге, Галадриэль в белоснежном одеянии с длиннейшими рукавами – на вороной кобыле.

Мужчины, стража, свиты королей и Владык – все залюбовались, а Ветка перестала истерично сглатывать. В голове немного прояснилось, и она с признательностью посмотрела на Эйтара, чуть кивнула.

- Выступаем? – спросил Элронд, уже давно теребивший руками, окованными узорными перчатками, повод своего гнедого. – Выступаем?

- Выступаем!

Взметнулись длинные медные трубы, украшенные вымпелами.

Распахнулись все ворота, установленные от дворца Барда и до выезда из Дейла на торговый тракт, который еще год-полтора назад был всего-навсего выездом на Пустошь, разоренную Врагом и испепеленную Смаугом.

Ветка нашла взглядом Мэглина – Даня крепко спал у его груди, а сам зеленоглазый эльф одарил ее счастливейшей из улыбок, наполненной тихим сиянием. «Все будет хорошо, дружок. Все будет хорошо».

Процессия, размер которой изрядно превысил все, что Ветка могла себе представить, двинулась к выезду из города. Трандуил как-то особенно лукаво поглядывал на Ветку, желая снова поймать золотой отсвет ее глаз, но женщину после бурной вечеринки начало укачивать на варге, и она всеми силами стремилась сохранить достоинство и прямую осанку. Однако, когда верхушка кавалькады выехала из главных ворот города, Ольва снова сглотнула и замерла от изумления, забыв о шевелящихся в горле лягушках .

Сколько хватало взгляда – перед городом в боевом порядке были построены эльфийские войска. Блистали на солнце шлемы, стекали с плеч шелковые плащи; на отличной лошади сидел Леголас, по такому случаю также полностью снаряженный в чеканный металл. Чуть в стороне построилось боевое звено воинов Дейла.

- Что это? – чуть сипло спросила Ветка у Трандуила. – Ты идешь на Торина войной?

- Я еду свататься, - звучно выговорил Владыка. – Просить твоей руки. Сопровождение должно быть достойным. Такого не случалось в Арде. И, кроме того, хотя Враг наказан и обессилен, рисковать тобой и детьми я не могу.

- Ольва на Пустоши, - весело сказал подъехавший Бард. – Мы обожглись достаточное количество раз, чтобы совсем не принять никаких мер.

- Ничего себе, - шептала Ветка, оглядывая войско. – Ничего себе… ничего себе…

- Солнце все выше, - сообщил очевидное Гэндальф. – Пора двигаться, чтобы успеть в Полуденный приют хотя бы к ужину. Пора.

Ветка, не оборачиваясь на серую шляпу, протянула к волшебнику руку. Тот как-то глухо и не очень довольно крякнул и вложил в ее ладонь длинную щепку. Ветка, забывшая о состоянии похмелья, вытолкнула пятками Сета на высокий каменный холм метрах в тридцати от ворот Дейла и обозрела воинов Леса.

Трандуил с любопытством следил снизу. Синувирстивиэль и Галадриэль оказались рядом с Ольвой и тоже смотрели сверху вниз.

- Ты можешь сказать, когда будешь готова ехать, Ольва, - мирно сказал Владыка, глядя на прекрасную компанию, увенчавшую холм. – Войска слушают твоего распоряжения. Это не военный поход, можешь не опасаться за своего разлюбезного гнома. Почти не военный. Ну же!

- Да, - прошептала Ветка, - да. – И сломала щепку от посоха Гэндальфа. – Интересно, знают ли они, что такое военные парады?

Кони, люди – вздрогнула пустошь, когда ее залили звуки бессмертного «Прощания славянки».

- Вот так! – выкрикнула Ольва. – Я готова! Поехали! – и, не сумев махнуть рукой, так как, оглушенный духовыми инструментами, Сет подпрыгнул и завертелся юлой, Ветка вытолкнула варга вперед и, спрыгнув с холма, понеслась вдоль выстроенного воинства.

Трандуил хохотал, Бард хохотал. Хохотал и Глорфиндейл.

Элронд насупился и качал головой, Гэндальф пыхтел трубочкой, а Синувирстивиэль и Галадриэль сверкающими стрелами неслись рядом с Веткой и очень скоро ускакали вперед, вдоль шеренг блистающих пеших воинов. Жажда скорости и азарт обуяли дев, и они неслись и неслись, не оглядываясь назад – не видя, что олень легкими прыжками летит позади, и скачет Эйтар на поджарой темно-серой лошади, и Бард, и Глорфиндейл, Халдир, многие другие воины, вырвавшиеся вперед. Тут же скользил на белом меарас и старый маг. Но никто не опережал сорвавшихся с цепи дев.

А Мэглин с Тиллинель заняли положение в середине ослепительного, ощетиненного остриями эльфийского звена и неспешно двигались с войском. Мэглин лишь улыбался и заключал с Тиллинель пари, как быстро Ольва Льюэнь снова пересядет с варга на лошадь.

Всадники преодолели переход до Полуденного приюта намного быстрее, чем пешие войска. Люди Барда отстали, легконогие эльфийские когорты были где-то на полпути, а конные уже спешились и ели приготовленное на открытых жаровнях мясо и пили вино. Азарт охватил всех участников великого сватовства, и купцы, оказавшиеся у Кили с Тауриэль в это время только дивились – эльфы и витязи, волшебник и прекрасные девы, и Ольва – Ольва Льюэнь на варге, саги о которой уже пелись во всех как эльфийских, так и людских владениях! Ольва смущалась, Виэль размышляла, как выдержат дети переезд, а также не стоит ли выехать в сумерках навстречу Мэглину с Тиллинель. Галадриэль наслаждалась всем, что происходило – полевой трапезой с ножа, суетой и даже теснотой, так как Приют не мог пока обеспечить должного уюта всем высокопоставленным и коронованным особам, нагрянувшим ныне. Однако охотой Тауриэль и мудрой торговлей Кили пива, вина и мяса хватало всем, а один проезжий купец, видя, что делается, поднес Трандуилу и Ольве в дар подводу с мукой, маслом и медом. Несколько эльфийских воинов, закономерным чудом оказавшихся эллет, сняв доспехи, встали к походным жаровням, и скоро в воздухе сладко запахло хлебом. И блинами. Блины теперь жарили непременно, и, хотя Ветка не всегда это замечала, тарелочка с этим яством обычно оказывалась рядом с ней.

Эльфы и люди пели, ели и пили. Виэль дождалась прибытия телохранителей и заперлась с ними и детьми в спальне Тауриэль и Кили, уступленной дорогим гостям. Трандуилу и Ветке, Барду и прочим разбили шатры в широком, заваленном строительным материалом дворе, и теплая ночь, усыпанная звездами, опустилась на Пустошь и Полуденный приют, укрытый от посторонних глаз могучей стеной, возведенной наугрим самой первой.

Ветка лежала в руках Трандуила на кипе шкур и шелков и молчала.

Счастье было слишком огромным, чтобы пугать его хоть единым словом.

Комментарий к Глава 36. Прощание славянки

https://www.youtube.com/watch?v=X7lDfE5rSdI

========== Глава 37. Будьте счастливы ==========

- Рога! – вскричал юный гном, опрометью скатываясь со смотрового балкона Эребора. – Рога на Пустоши! Узбад, там…

- Я ждал, - Торин, сидящий на троне, скованном наугрим из орочьего оружия, коротко кивнул. – Я ждал. Двалин… выводи войска.

- Ты хорошо подумал? – спросил громадного роста гном, наклоняя татуированную лысую голову. – Торин…

- Я подумал, - сказал король-под-горой, проводя пальцем по ободку драгоценного кубка. – Я – подумал. Выводи. Как договаривались.

- Ты бы не горячился, кузен, - буркнул Даин, стоящий тут же. – К чему такая помпа?..

- Дис, - вместо ответа королю Железных Холмов Торин обратился к сестре. – Готовы ли сокровища?

- Как ты велел, - сухо выговорила невысокая, богато одетая гномка, качавшая на руках крепко спящего ребенка. – Как велел. Все готово. Но лучше бы, Торин…

- Она вернулась, - сказал Торин. – Она вернулась. С сыном. Все будет так, как я захочу. Держите свое недовольство при себе.

- Разумно или неразумно, - подал голос Двалин, - а Ольва Льюэнь наша… лапушка. Мы приняли ее как свою, а эльфы держали в путах. Еще перед сражением пяти армий. Пусть и я считаю, что можно было бы и иначе – сделаем, как велит узбад.

Факелы, освещавшие Золотой зал Эребора, вздрогнули от порыва ветра.

Луч ослепительного сияния Аркенстона, для которого сделали новую оправу на спинке трона Торина взамен пустой на осиротевшем троне Трора, проколол зал до самого дальнего уголка.

В зал, грохоча окованными сапогами, вошел Фили.

- Гости близятся, дядя, - и голос его звенел радостью. – Вот повеселимся! Воображаю лицо эльфа. Что вы все такие кислые?

- А что ты такой умный? – сердито спросила Дис. – Вот тащит сюда эта человеческая женщина свою тощую задницу и все снова идет кувырком!

- Я рад, что Ольва жива, - все так же жизнерадостно сказал рыжий гном. – Очень рад. Все остальное в этой истории, конечно, важно. Но важнее всего… эх.

- За первым отрядом показались войска! – крикнул вестовой. – Владыка Трандуил движется сюда с изрядной военной силой!

- Я так и знал, - удовлетворенно сказал Торин. – Я так и знал.

***

Бесконечное, сияющее войско эльфов неспешно подходило к неприступной Горе.

Чувства, обуревавшие Ветку, были более чем сложные – но преобладала в этом коктейле ослепительная радость. Она не представляла, как могла бы жить постоянно в Горе; но она не представляла и то, как могла бы обойтись без Горы. С Эребором, как она с изумлением выяснила сама у себя, ее связывало нечто намного более глубокое и прочное, чем она сама ожидала. Именно об Эреборе как об убежище в ее скитаниях она мечтала по дороге. Мечтала, потому что защита и любовь Трандуила казались волшебной сказкой, а надежность многокилометровых стен она успела испытать в полной мере. Эребор. Именно туда, а вовсе не в Великую Пущу, она собиралась направиться, когда волчица родит…

Все это Ольва наивно выложила Трандуилу, сверкая желтыми глазами; и теперь мужчина ехал поодаль, сохраняя на своем олене величественнейшую осанку. И молчал.

Ольва сперва огорчилась, затем, подумав, расшифровала поведение мужа. Мысленно прокрутила свои слова – нет, ничего обидного там не было. Ничто не мешало ей любить гномов, которые первыми признали ее пригодной для жизни тут, в Средиземье. В Арде. Ничто. И в ее ожидании встречи с Торином не было ничего оскорбительного для Трандуила.

Ветка уловила лучик одобрения голубых глаз Галадриэль,которая ехала неподалеку, и успокоилась совершенно. Мучиться виной, когда Эребор так соблазнительно приближался, не хотелось – тем более что день был яркий и теплый, путь легкий, похмелье отсутствовало, а причесанный Эйтаром Сет слушался беспрекословно, хотя и ворчал временами.

Гора постепенно приближалась; Ольве хотелось толкнуть варга пятками и пронестись оставшиеся лиги… но еще утром перед выездом Трандуил просил ее не уезжать от войска и приблизиться к горе вместе с основным отрядом эльфов.

- Дружок, - раздалось рядом. Ветка вздрогнула и заулыбалась.

Мэглин покинул свое место в середине звена воинов с тяжелыми щитами и подъехал к ней.

- Даня? – живо спросила та.

- Принц спит. Все хорошо, - Мэглин чуть откинул полу плаща и показал еле видный из-под шелкового шарфа, перевязывающего торс нандо, носишко мальчугана. – Повелительница, я хотел бы поговорить о другом. Насколько твое сердце стойко к гномам?

- Оно вообще не стойко, - ответила Ветка. – Я так по всем соскучилась! Я так рада, что смогу со всеми повидаться – не голодная и ободранная, не в войну, не истощенная ранами, а вот так. Трандуил ревнует к Торину, я знаю. Я…

- Послушай, - совсем тихо выговорил Мэглин, - они искали тебя. Вместе. Понимаешь? Длинный поход к Мордору… к Минас Моргулу. И каждый день они терпели друг друга. Объединенные одной целью. Одной мыслью. Тогда они вынуждены были объединиться. Но…

- Ты думаешь, мне стоит готовиться к чему-то плохому? – день словно обрушился на Ветку черным куполом. Она встревоженно встала на стременах, оглядывая Эребор, бесконечные когорты эльфийских воинов в сверкающих доспехах. Затем ее взгляд остановился на секунду на Трандуиле… на личике сына. Она вскинула подбородок и глаза в глаза уставилась на Мэглина. Робко улыбнулась. – Нет, ничего не может быть. Иначе…

Мэглин тоже улыбнулся и потянулся к Ольве ближе. Его рука опустилась на ее руки, стиснутые на поводе. Эльф зашептал что-то супруге Владыки на ухо, так, что его губы почти касались ее пышных локонов, которые сегодня эллет расчесывали и заплетали особенно тщательно. Ветка слушала и чуть кивала, выражение ее лица сделалось сдержанным.

Мэглин выпрямился и отпустил руку Ветки. Снова улыбнулся и придержал коня, давая защитному звену нагнать его и сомкнуться вокруг.

Ветка какое-то время ехала молча, тихо, изучая грозный силуэт Горы, чем-то напоминающий очертания боевого шлема гномов. Затем поняла, что сжимает и разжимает пальцы руки, которой коснулся Мэглин – словно стараясь сохранить тепло ласки друга, удержать разорванное прикосновение… повернулась – Трандуил ехал все так же молча и величественно, задрав подбородок. Ветка дернула повод Сета и через секунду была рядом с ним. Гора близилась, а немного посерьезневшая Ольва, не нарушая гордой осанки, все ехала и ехала рядом с Владыкой Лихолесья. И вот, наконец, Трандуил повернулся и чуть наклонился к ней. Опаловый свет голубых глаз затопил мир, и Ольва Льюэнь на полминуты перестала существовать. Что увидел сам Владыка, осталось тайной. Яркую искру фэа дочери, мысли и свет самой Ольвы, которая в своей искренности и радости не учла его возможных чувств, близкое будущее, которое предстояло пережить двум народам Средиземья… так ли это важно? Они ехали рядом и улыбались, улыбались, и волны счастья прокатились по бесконечным шеренгам вооруженных эльфов, как прокатывается волна ветра по полю спелой ржи. Мэглин кивнул и нежно посмотрел на личико мальчика у его груди.

Глорфиндейл, ехавший на меарас чуть поодаль, таял от умиления и отмахивался от сонмищ бабочек, слетевшихся на его сентиментальность как на самый сладкий нектар. В конце концов ему надоело изображать громадный золотой медонос, и витязь громко ругнулся на черном наречии.

Бабочки вспорхнули, войска подобрались и загремели металлом, Ольва и Трандуил разорвали взгляд. Ветка потупилась и чуть покраснела, а Владыка, напротив, довольно улыбнулся.

- Мы приближаемся. Боевой порядок, Леголас.

Ветка приосанилась. Она была уверена, что Гора встретит их по достоинству. И у нее не было никакого желания видеть один из народов сильнее другого. Но тихие пояснения Мэглина позволили ей хотя бы отчасти подготовится к тому, что открылось ей при виде Горы.

Сильно изменилось каменистое поле около Врат. Навалы камней и остатки старых ворот – все это исчезло, зато появились длинные оборонительные стены, которые крыльями расходились вправо и влево. Гномы, прекрасно понявшие, что времена переменились, создали тут широкие закрытые дворы, защищенные стенами, воздели к небесам башни, возвели подъездные пути. Просто подойти и упереться носом в запертые эреборские врата больше было нельзя.

Сколько хватало глаз, на стенах, перед ними, у легких кованых ворот, вделанных в новую крепость перед въездом в Гору – везде были выстроены гномьи воины, закрытые могучими щитами, щитами, которые, как знала Ветка, могут выдержать даже поток драконьего пламени. Недолго, но могут.

Металл сверкал везде – суровое железо гномов, золоченые и серебреные легкие доспехи эльфов. Ветка ехала, не отставая ни на шаг от Трандуила, который словно не замечал гномью армию, которая выглядела ничуть не менее внушительно, чем шеренги эльфов.

Хотя Ольва больше не смотрела на мужа, а смотрела вперед, только вперед, она словно ощущала все, что он думал и хотел ей сказать. Как будто на ее плечах лежали его сильные ладони, направлявшие, ничего не навязывая, но предлагая вести себя именно так. По мере приближения к вратам Эребора это ощущение пропадало… пропадало. И исчезло совсем, но горделивая осанка осталась.

Ветка ехала на Сете. Рядом Владыка Лихолесья на олене, и следом, растянувшись, его сопровождавшие Бард, Синувирстивиэль, Мэглин, Тауриэль, Кили, Тиллинель, Эйтар, Глорфиндейл, Гэндальф, Галадриэль, Элронд…

Халдир, Лантир, Даэмар и другие воины и стражники выстроились за великими и могущественными в идеальном порядке. Плащи стекали на крупы лошадей, осанки эльфов были ровными, точно струны. Сверкали драгоценные пряжки, сверкали шлемы и доспехи – величественная процессия медленно въезжала во врата. В первые, кованые ажурно – врата выстроенный Привратной крепости, и затем в главные врата Эребора, распахнутые по такому случаю настежь.

Глаза Ветки сверкали ярче ее топазовой желтой диадемы на голове… а на шее, на открытых платьем ключицах лежала черная угловатая бляха, украшенная лаконичной россыпью мелких бриллиантов. Бляха из черного небесного металла, откованная для нее Торином Дубощитом в знак того, что она принята в семью наугрим.

Вот суровый Двалин – он словно стал в полтора раза шире! Доспехи богато украшены… вот другие гномы, хорошо знакомые Ветке. Но нельзя соскочить с варга – можно только неспешно двигаться рядом с Трандуилом и смотреть сверху вниз.

Возле самих врат Эребора Ветка остановила Сета.

Трандуил спешился и снял с седла чудовища жену. Спешились и прочие эльфы свиты – соскочили с коней и Бард, и волшебник. И как только ноги Ольвы и Трандуила коснулись земли, грянули гномьи барабаны – грозным, переливающимся рокотом, заполнившим мир.

Ветка тем временем двигалась вперед, точно по натянутой нитке. Она и узнавала Эребор и не узнавала его – ликование переполняло так, что давило на горло, а интуитивное понимание того, что и как надо делать – хотя ее и не предупредили об этикете такого рода мероприятий – не оставляло места ни для каких сомнений. Барабаны вели ее, она плыла по плотным, материальным звукам, сопровождавшим на сей раз ее возвращение…

Домой.

Перед последним переходом Ольва переменила платье на свежее – и отдалась в руки эллет, которые создали из ее волнистых волос, наполовину русых, наполовину седых… лунных, как говорил Трандуил… самую волшебную из возможных причесок. В прядях сверкали драгоценные камни и металлическое кружево мифрила, платье идеально облегало худощавую фигурку, и на сей раз ткань также была расшита – богаче, чем сверкающее от плеч до подола роскошное одеяние тонкой, словно лоза, Синувирстивиэли. Платье Тауриэль также переливалось изумрудами и рубинами, а скромнее всех, пожалуй, выглядело платье Галадриэли, белоснежное, как первый снег, слоистое, как облака. Тонкие шелка текли за великой эльфийкой, окутывая ее аурой магии и красоты.

Трандуил, прямой, как копье или меч, следовал рядом с Веткой. Мантия тянулась за ним следом, а узорные сапоги под колено беззвучно ступали на камни переходов Эребора. Ветка не видела лица Владыки, но с легкостью могла представить себе его выражение.

Вот и Золотой зал.

Вот и трон, откованный из орочьего черного оружия.

Справа от трона стоял сверкающий всеми подгорными камнями Фили. Слева – Дис и возле нее полурослик, Бильбо Бэггинс, который, видно, так и не решился покамест уехать к яблоням Шира.

Ветка шла. Теперь она смотрела в синие глаза под нахмуренными широкими бровями, синие, каким бывает небо в разрывах облаков, и шла к трону. Подойдя к Торину, Ветка чуть присела в едва заметном реверансе… и, резко развернувшись к эльфам лицом, встала между Фили и троном – рыжий гном корректно посторонился, показав ей место, которое следовало занять.

Барабаны смолкли. В Золотом зале, в Зале Смауга повисла прозрачная тишина, разрываемая отблесками многих сотен факелов, сиянием Аркенстона.

Теперь, стоя рядом с троном Торина, Ветка видела Трандуила. Видела его иначе, чем когда-либо ранее – владыкой рядом с другим королем, величественным и грозным. Корона на его голове и стекающая с плеч мантия, ровно лежащие волосы, которые, как убедилась Ветка, редко расчесывались расческой, чаще пальцами… длинными сильными пальцами прекрасной руки, которая теперь каждый день касалась…

Ветка потянулась к Трандуилу, мысленно, через разделяющее их сейчас пространство зала. Потянулась и чуть прикрыла глаза ресницами.

Торин между тем заговорил, не оборачиваясь на нее:

- Я благодарен тебе, лесной король, за то, что ты возвратил в Эребор мою подданную.

На «подданную» Ветка едва заметно улыбнулась.

- Я также рад, что она в здравии и целости.

Взгляд Ветки, приметивший много нового по пути сюда, скользил по залу. И уперся в пару невысоких кресел в стороне от трона, в тени колонн… в кресла, на которых сидели совсем старенькие, согнутые Фофур и Лис, которых, переодетых в чистую, даже парадную одежду, Ольва узнала с трудом.

Фофур, видимо, совсем ослеп, и слушал происходящее, без конца оглаживая кованый подлокотник. Лис тихо плакала, не отводя взгляда от Ветки. Ветка сглотнула – Фили едва слышно пробормотал «их едва разыскали в этом забытом Махалом месте»…

Ветка оторвала взор от старичков и снова вернулась в нынешний момент.

- Чего ты хочешь, лесной король? Какого вознаграждения ты ожидаешь за то, что Ольва Льюэнь снова стоит под этими сводами?

Трандуил тянул.

Ветка заулыбалась.

И вот…

- Ольва Льюэнь, человек, принятый здесь как подданная Эребора и внесенная в списки наугрим, - голос Трандуила тек густым медом, - Ольва Льюэнь согласно законам и обычаям эльдар еще до своего исчезновения и без позволения своего короля сделалась моей супругой. Сейчас, спустя более чем год, я стою здесь перед твоим лицом, Торин, сын Трайна, внук Трора, король-под-горой, и прошу ее руки согласно обычаям наугрим и людей. Пусть наш союз и не был своевременно внесен в списки и благословлен валар, он дал плоды. Вот мой сын, - Мэглин выступил вперед, - который также является сыном иноземки Ольвы Льюэнь, подданной Эребора. И ныне Ольва носит мою дочь, фэа которой уже теперь сияет подобно утренней звезде. Теперь решение за тобой. Скажи свое слово, король-под-горой. Она сама и будет моим вознаграждением.

Ветка видела, как напряжено квадратное плечо Торина – облитое драгоценным мехом, окованное сверкающими камнями и металлом… но голос был спокоен и ровен.

- Ты не оставил никакой возможности тебе отказать, Трандуил, король эльфов. А очень бы хотелось, вспоминая ту ночь, в которую Ольва сделалась твоей… согласно обычаям и законам эльдар. Что же, на твоей стороне два слишком увесистых аргумента.

Главный аргумент захныкал, но Мэглин мягко успокоил мальчика.

Ветка с интересом ждала. Она не была бы так спокойна, если бы телохранитель ее сына не шепнул ей несколько слов.

Элронд стоял, чуть расставив ноги и крепко взявшись за рукоять меча. Глорфиндейл изучал своды Золотого зала и отмахивался от двух или трех бабочек. Гэндальф хитро улыбался в пространство, Галадриэль не сводила взгляда с подгорного короля, Синувирстивиэль чуть стесненно повела плечом – ей было пора избавляться от молока.

- Теперь я хотел бы знать, что получит Эребор взамен за эту прекрасную женщину. Какие подарки ты привез в подгорное королевство за то, что совершил? За жену, которую уведешь отсюда, после того, как твое имя также внесут в списки, и оставишь при себе навеки?

- Выкуп? Ты хочешь выкуп, король-под-горой? – Иронично спросил Трандуил. – Выкуп за иноземку, которая лишь чудом стала принятой нагурим… за иноземку… с ее характером?

Ветка на миг застыла – потом снова скользнула взглядом по эльфам, стоящим позади Трандуила. Негодовал и не понимал, что происходит, лишь Элронд, которого, видимо, никто не предупредил. Взоры знаменитого эльфинита были подобен молниям, которые, впрочем, никого не разили.

- Да за то, что я избавлю подгорное королевство от этого счастья, я требую приданое, - голос Трандуила не осекся ни на миг. – Два… нет, три сундука камней. И я проверю каждый камешек до самого дна, король-под-горой.

- Приданое, если подумать, - отозвался Торин, - дают, чтобы подсластить пилюлю. А в Ольве все прекрасно, что в ней сластить? И тебе не скучно, эльф – впервые за столько столетий никому не скучно. Что может быть ценнее? Так что, полагаю, ты все же поставишь в сокровищницу Эребора те два или три сундука, о которых говоришь. Размер подарка оценен верно, а вот даритель – нет.

- Позволь возразить тебе, - и своды Золотого зала снова трепетали от бархатного голоса царственного эльфа. – Ведь, если подумать…

Торг живо напомнил Ветке тот, когда короли делили наследство Смауга, сокровищницу дракона. Трандуил не отступал ни на шаг. Короли грозили друг другу войной и расхваливали стоявшие около Эребора войска – каждый свое, затем переходили то к восхвалению внешности Ветки, то к порицанию ее скверного характера; торг длился и длился. «Зря весь этот цирк, - отчетливо сказал за троном Двалин Дис, - что за муха укусила Торина? Почти остановил шахты, призвал Даина, выгнал всех в доспехах вон из горы – и все ради вот этого вот, чтобы не ударить в грязь лицом перед эльфами, тьфу», «Прекрати, ему и так тяжело… пусть делает так, раз решил», - сердитым ворчанием ответила Дис. «Может, тут есть что-то, чего мы не понимаем… пусть торгуется».

Диалог внезапно прервался голодным воплем Даниила Анариндила. Минута – и его поддержала Лаириэль с рук Тиллинель.

- Кгхм, - выразительно сказала Синувирстивиэль. – Кгхм.

Оба короля замолчали.

- Забирай Ольву, - буркнул Торин. – Забирай ее законно, законно по обычаям всех народов Севера. Балин впишет это в свитки… забирай.

- Спасибо, король-под-горой, - серьезно ответил Трандуил и наклонил голову. Затем сделал пару длинных шагов вперед. Торин встал и сошел с трона. При разнице в росте мужчинам было непросто обняться, но Ветке показалось, что именно это и произошло, хотя они не коснулись один другого.

Даэмар и Лантир вынесли огромный сундук и с заметным усилием утвердили его перед Торином.

- Лучшие украшения работы эльфийских мастеров. Лучшие, что я нашел в своих сокровищницах, король-под-горой. Прими это в знак дружбы и породнения с Горой, - тихо сказал Трандуил.

Два дюжих гнома вытащили почти такой же сундук основательной гномьей работы.

- Лучшие камни из тех, которые мы добыли в Горе с момента нового открытия шахт, - гордо сказал Торин. – Камни возрожденного Эребора, которых еще не касались руки мастеров. Будьте счастливы. Ты. И Ольва. Будьте.

- Мы будем, - сказал Трандуил. – Мы – уже.

========== Глава 38. Сильные чувства ==========

Комментарий к Глава 38. Сильные чувства

С осенним равноденствием, дорогие друзья!

Теплейшие оранжевые обнимашки. Не забудьте сегодня накрыть стол с вином, дарами осени и свечами, да пребудет со всеми нами магия изобилия!

http://www.deviantart.com/art/Korol-Thranduil-335694650

В Золотом зале смешались гномы, люди из свиты Барда и эльфы. Торин, Трандуил и Ветка, сопровождаемые Бардом, Фили и Галадриэль, уходили прочь.

- А еще, уважаемый мистер Бэггинс, - слышался гулкий голос волшебника, - в помолвку принято угощать, угощать как следует, и если вы, как и ранее, состоите при кухне…

- При кухне невозможно состоять одновременно с госпожой Дис, досточтимый волшебник, однако могу вас заверить, что хлебов, паштета, сыра и вина хватит на всех…

- А жаркое, жаркое, мой маленький друг – какую дичь нынче предложат уставшим путникам в Эреборе?..

Ветка улыбнулась. Она приметила, что Виэль, Мэглин, Тиллинель и еще несколько эльфов покинули зал.

Ей очень хотелось подойти к Лис и Фофуру, обнять старичков… но она послушно шла за Торином, как-то уж больно грозно чеканящему шаг.

- Ну вот, - буркнул король-под-горой, отступая в сторону. За небольшим кованым столиком сидел, обложенный по уши пергаментами, Балин, наточивший самое роскошное перо. – Теперь, Балин, дело за тобой.

Трандуил заложил руки за спину, но приветливо кивнул – невербальный контраст был очевиден Ольве, та чуть не хрюкнула непочтительно. Сдержавшись, вместо этого она подошла к гному и обняла его за плечи, ткнувшись носом и губами в жесткую щеку.

- Ладно-ладно, - выговорил тот. – Встаньте как положено.

Ветка вернулась к своему Владыке. Торин и Фили стояли чуть поодаль, и с другой стороны мерцающим призраком трепетала Галадриэль.

- Итак. Ты, король лесных эльфов, - голос Балина был спокоен, - просишь в супруги Ольву Льюэнь, признанную подданной Эребора, с согласия нашего узбада, Торина Дубощита.

- Да, все верно, - Трандуил чуть наклонил голову; скрытые в веточках лиственной короны бриллианты засверкали, как росинки.

- А ты, Ольва Льюэнь, можешь подтвердить твое собственное согласие на такой брак?

Ветка удивилась. Почему-то ей казалось, что ее тут и не спросят – ситуация-то совершенно очевидная.

- Я согласна, - сказала она. Трандуил весело и отчего-то чуть досадливо скосился на нее.

- Право супруга, - невозмутимо бурчал Балин, - было осуществлено указанным эльфом по взаимному согласию, без принуждения с его стороны? Ты сама, понимая, что ты делаешь, дозволила ему прикоснуться к себе и сделалась его?

Ветка посмотрела на свидетелей – Фили улыбался, Торин смотрел в сторону, Галадриэль мечтательно прищурилась. Бард дипломатично покачивался с пятки на носок.

- Эээ… по доброй воле, без принуждения.

- Твой узбад может наказать тебя, - укоризненно сказал Балин. – Но, учитывая все обстоятельства, он не станет этого делать. Теперь я прочитаю вам подгорное уложение о супружестве. Вы готовы?

Длинный свиток раскатился на четыре или пять шагов. Балин решительно взял его за самую верхушку и выжидательно поглядел на Трандуила и Ольву.

- Вам это подписывать, - сказал он через минуту полного молчания.

- Читай, - с некоторым ужасом выговорила Ветка. Бард явственно хмыкнул.

«…если оскорбит словом или оставит более чем на год без веской на то причины, то гномке положен подарок в виде драгоценного камня размером в вишневую косточку, ограненного по всем правилам, или украшения, не менее чем браслета или ожерелья, или слитка золота размером не менее чем кулак обидчика…

… если более двадцати лет она не принесет ему ребенка, то на то воля Махала, и пенять ей нельзя, но по общему согласию возможно взять в семью ребенка приемного и воспринять его как всецело своего, и ни один гном ни в какие времена не откроет такую тайну…

…если более трех лет супруга оставалась без обновки, будь то вещи или украшения, она может жаловаться своему узбаду, и тот заступится за обделенную женщину рода Дурина…»

Голос Балина тек и тек под каменными сводами Эребора – или, быть может, долбил, как капли, падающие со сталактита. Трандуил стоял на редкость кротко; Ветка вслушивалась и подавляла в себе желание хохотать на некоторых избранных местах. Галадриэль улыбалась. Через некоторое время Ветка поняла, что Трандуил попросту спит стоя, грезит с открытыми глазами.

- …Вот и все.

Ветка дернула Трандуила за палец, и он сморгнул и устремил взгляд на Балина.

- Я делаю запись? – спросил старый гном.

- Делай. Я подпишу это, - голос Владыки бархатом прокатился по залу. Затем он наклонился к Ольве и выговорил ей в ухо, тихо-тихо:

- Ты будешь мне должна. Очень должна.

- А ты мне должен слиток… размером с кулак, - шепнула Ветка в ответ. – Или браслет или колье! Я теперь знаю права гномских женщин в Средиземье, не отвертишься…

- Будет тебе слиток. С кулак.

Шепот был таким, что Ветка немедленно ощутила все обещание, которое в нем крылось… ее захлестнуло жаром, она потупилась и раза два медленно вздохнула. При Торине, Балине, Фили – даже думать такие вещи не стоило. Не стоило.

- Погодите, - подал голос Торин. – Есть одно но.

Возникло ощущение, что лязгнул металл. Трандуил распрямился пружиной, вскинул взгляд на гнома.

Но и подгорный король глядел не менее выразительно.

- А ты показывал супруге то, что мне? Или ей предстоит увидеть это внезапно, в какой-нибудь самый неподходящий момент?

Трандуил поджал губы. Ветка посмотрела на одного, на другого…

- Слушайте, вы меня пугаете, вы, двое. Трандуил… у тебя есть то, что видел Торин, но не видела я?

- Вон там стоит ширма, - сказал король-под-горой и широко улыбнулся. – Если что.

Трандуил вздохнул. Напряжение отпустило Ветку, но она по-прежнему переводила взгляд с одного на другого.

- Покажи, - подала голос Галадриэль. – Я же расскажу. Торин, ты прав, бесспорно. Но… Ольва… Много лет назад, когда Трандуил был молод, он сражался с великими змеями севера. Это были такие бескрылые урулоки… атаковавшие жестко и создавшие изрядные трудности эльфам.

Ветка тем временем неотрывно смотрела на лицо Трандуила.

- Трандуил был и остается одним из самых могучих витязей. Он всегда был и остается впереди прочих. Вы оба драконоборцы, Ольва. Так вот. Огнем змея ему опалило лицо.

Торин ухмыльнулся.

Трандуил смотрел на Ветку.

- Магическими песнями, травами, силой целительниц глаз Владыки и кожа, и мышцы полностью восстановились, - продолжала Галадриэль. – Но все же лицо его несет отпечаток драконьего огня, который глубоко въелся в его плоть и кости. Ожог захватил те части, которые не защитил шлем и доспехи. Когда Трандуил гневается или испытывает иные сильные чувства, он может выглядеть вот так. Но это – морок, а истинное лицо Владыки Эрин Гален ты видела. Злая магия проступает сквозь здоровую плоть. Иные же, кто не знает истину, могут считать нечто противоположное, что эльфийская магия лишь скрывает уродство, а не наоборот.

- Мы оба обожжены жизнью, - сказала Ветка, не отводя взгляда от лица Трандуила. – Ты вот так… а я внутри. Ты мои ожоги знаешь. Там тоже раны и шрамы, которые много раз, в гневе или от других сильных чувств могут вскрываться и кровоточить. Теперь я видела все, что должна? Увиденное не будет препятствием, Балин, Торин, Фили. Не будет. Все абсолютно понятно и справедливо. И даже если бы ожоги были незажившими – это не имело бы никакого значения.

Торин склонил голову. Трандуил отвернулся и некоторое время стоял вполоборота, а затем выпрямился, как раньше.

Балин заскрипел пером.

Неспешные царапающие звуки раздражали и словно баюкали.

- Я списываю твое полное имя, Трандуил Ороферион, со свитка тысячелетней давности. В твоем имени и титуле ничего не поменялось?

- Нет.

- Ольва, Ольва, - проворчал Балин, продолжая выводить руны. – Ты понимаешь, сколько ему лет. У эльфов не хватило даже фантазии хоть что-то приписать к титулам… на что ты обрекаешь себя?

- Балин, все будет хорошо, правда, - мягко сказала Ветка. – Все уже замечательно. Если здесь вправду спросили меня о том, чего я хочу – я ответила. Мне не нужно иного. Но…

Трандуил повернулся к ней.

- Мне нужны друзья и Гора, - твердо сказала Ольва. – Мне и моим детям.

- Они также будут внесены в Списки, - мирно сказал Балин. – Как и Трандуил Ороферион. Союз Эребора и Леса да продлится во веки вечные, как бы странно он ни выглядел. Народ Дурина никогда не забывает и не бросает своих, и всегда знает каждого наперечет. Подписывайте.

Трандуил медленно поставил длинную руническую вязь; Ветка завороженно следила за движениями его руки, за пальцами, сжимающими перо.

Затем взяла перо сама, обмакнула в чернила…

- Трандуил… я не знаю, как написать тут мое имя. Я не научилась расписываться на синдарине, - шепнула она.

- Пиши на своем языке, так, как ты делала дома, - твердо сказал Трандуил, и Торин согласно кивнул.

Ветка, ощущая, что у нее почему-то начала кружиться голова и подкашиваться ноги, вывела до последней буквы полностью имя и фамилию…

И почти упала на руки Владыки.

- Тот мир не хочет более звучать здесь, - проговорила Галадриэль. – Ты всецело и полностью оторвана теперь от него, Ольва Льюэнь. – Эльфийка подошла и также поставила свою подпись; за ней – Фили и Бард.

- Ладно… не будет звучать… Торин… Балин… Можно мне к смотровому окошку? Или на балкончик? Очень хочется подышать… – прошептала Ветка. Сильные руки подняли ее, и через некоторое время прохладный аромат вечернего воздуха позволил постепенно прийти в себя.

- Все сделано, Ольва, - тихо проговорил Трандуил ей на ухо. – Теперь ты моя супруга в глазах гномов, эльфов и людей, на весь срок, который отмерен нам Эру Илуватаром. Гномы внесли нас в свои списки. Дыши, моя индиль, индиль малинэ, желтая лилия…

- В зале выставили пиршественные столы, - сказал Фили, вышагивая на небольшой балкон. – Если Ольве лучше, с ней хочет поговорить ее король. Она спустится через несколько минут.

Руки Трандуила чуть сжались.

- Докучливый наугрим все равно найдет способ… ладно. Ольва, Эйтар явится за тобой. Не задерживайся. Ты… ты сможешь?.. Хочешь?..

- Все в порядке… в порядке. Я скоро приду. Правда.

Ветка встала на ноги на небольшом сторожевом балконе, глубоко вдыхая, и крепко взялась за перила, огораживающие его. Трандуил и Фили ушли.

Раньше Пустошь была видна от самых Врат до самого горизонта. Теперь прежде всего была видна крепость, возведенная перед вратами, и лишь затем – костры, шатры и сверкающие доспехи эльфийского воинства, расположившегося на ночной привал.

- Эльф пришел пускать пыль в глаза, - сердито сказал Торин.

Король-под-горой встал рядом и также оглядывал эльфов.

- Он оставил своего старшего сына при войске. Что же.

Ветка ждала.

- Я хочу спросить, - чуть горько сказал Торин. – Хочу спросить. Ты своя здесь и сама это чувствуешь. Один раз, и больше я никогда к этому не вернусь. Почему все-таки? Почему эльф, а не я?

- Я думала об этом, - мягко сказала Ольва. – Думала, потому что у меня было время. Никому не было спокойно и мирно этот год, Торин. Я считаю, что такова была воля Саурона. Он выбрал меня еще до моего рождения, мог смотреть сквозь время и пространство… он ставил ловушку для Леса. Все было предопределено слишком задолго. Но он не мог, видимо, в точности предугадать, как все обернется.

- Если ты считаешь, что твой выбор – морок Саурона… – начал Торин, но Ветка покачала головой.

- Был вначале. Может быть. Ты же видел нас рядом, Торин. Ты видел… видишь…

- Наугрим не видят нерожденных младенцев, - буркнул Торин. – Но я верю, что ты в тягости. Да, ушастые без любви не могут зачать младенца. Это… только это… и то, что ты перенесла…

- Спасибо тебе, узбад, - тихо сказала Ветка. – Спасибо за все. Я каждую минуту знала, что мне есть, куда вернуться. И это знание помогало мне в самые страшные минуты моего пути на север. Правда. Сила Эребора… и ты… вы помогали мне выжить тогда, когда другая надежда меркла.

- Ты говоришь как настоящая гномка, - недоверчиво сказал Торин. – И я вижу, что в каждом твоем слове – правда. Правда, Ольва Льюэнь.

Оба помолчали.

- Что же. Все решено, - медленно проговорил Торин. – Я смирился, но это не значит, что я… забуду. Будь счастлива, иноземка Ольва Льюэнь, принятая наугрим рода Дурина как подданная Эребора, наезница-на-варге, повелительница Леса, моя майа. Будь счастлива. И никогда не забывай всего того, что ты сама сказала. Здесь тебя всегда ждут и примут, что бы ни случилось – здесь твой дом. Тебе есть куда вернуться.

- Спасибо, - тихо пискнула Ветка. Она низко присела, и Торин прижался к ее лбу губами.

- А еще, - добавил он другим тоном, когда она встала, - Дис приготовила тебе целый ларец гномьего мыла. Она говорит, мыльце пошло впрок, но если супруга лесного короля внезапно облысеет без простецкой магии наугрим, эльфы могут решить, что мы подсунули негодную женщину. Пойдем в зал, Ольва. Твой оруженосец уже мается тут, а я ощущаю, как там, в зале, на лице Трандуила проступают старые ожоги. От сильных чувств. Я всегда их у него вызывал, кстати.

- Ты имеешь право говорить со мной сколько угодно, - рассмеялась Ветка, протолкнув небольшой ком в горле куда-то по пищеводу. – Ты мой узбад, я могу даже нажаловаться тебе, если долго просижу без подарков!

- Это правда, - Торин нагнул голову, увенчанную тяжелой короной. – Я твой узбад.

========== Глава 39. Новый день ==========

В Золотом зале творилось невообразимое. За то время, которое потребовалось, чтобы официально внести в списки Эребора произошедшее событие со всеми его участниками и всеми титулами оных, обстановка тут стала сперва теплой и дружеской, а затем веселой и разгульной.

Глорфиндейл обсуждал с лучшими оружейниками гномов свои доспехи – их выправили и заново позолотили для витязя, и теперь он привередливо изучал, не нанесли ли наугрим какого ущерба древнейшей эльфийской работе. Элронд, смирившийся, наконец, с происходящим, сидел вместе с Дис и подгорными принцами и на что-то жаловался. «Арвен ужасно интересно, она так просилась вместе со мной, - расслышала Ветка, пробегая мимо, - но я, разумеется, запретил… союз эльфа и человека – не совсем тот пример, который я хотел бы показать дочери…»

Трандуил спокойно выждал, возвышаясь в своей мантии и короне посередине зала, меж накрытых столов и толчеи, пока Ольва обнимала двух старичков наугрим. Затем она на секунду припала к Фили, излучающему радость, спокойствие и яркий позитив, затем к Двалину и прибежала к Владыке Леса. Больше отлучаться, даже к Анариндилу, сегодня она не собиралась, это раз. И чувства ее для такого момента были слишком скомканными и неоднозначными – это два. Ветка не была довольна своим поведением и не вполне понимала поведение Трандуила, и, что было самым ужасным, ей остался непонятен статус происходящего. Поэтому она ухватилась за длинные сильные пальцы, наполовину скрытые складками стекающей с прямых широких плеч мантии, и искательно уставилась в глаза Владыки, пытаясь разобраться в происходящем – и в себе.

Галадриэль, Бард, оруженосцы – эльфы, гномы и люди, все смешались в огромном зале, который кипел и грозил взорваться, как паровой котел.

Трандуил чуть склонил голову; бриллианты на его короне засияли утренней росой в свете сотен факелов.

Торин явился в зал и прошел к трону, утвердился на нем. Вокруг него образовалось нечто вроде зоны молчания, которая очень быстро снова заполнилась тостами и гвалтом.

- Виэль унесла детей? – крикнула Ветка.

- Да. Она жила тут какое-то время, пока… словом, жила, - ответил Владыка, но по щекам его ходили недобрые волны желваков. – У нее тут есть покои. С ней Тиллинель и Мэглин и дополнительная стража. Им ничего не грозит. Гномы Эребора любят ее. Ты голодна?

- Нет! Не знаю! Не думала об этом! Что-то случилось?..

Трандуил огляделся и поднял руку.

Нестройный гул затих почти разом, как по волшебству. Торин сидел с прямой спиной и не мешал эльфу.

- Я благодарен каждому, кто присутствует тут в зале, - медленно выговорил Владыка леса. – Я признателен и тебе, Торин Дубощит, сын Трайна, внук Трора, король-под-горой. Длинный путь вел нас всех сюда, в этот зал… к тому, что сегодня свершилось. Чтобы показать мой союз эльфам, людям и гномам, в день осеннего равноденствия совершится большой бал. Все, кто присутствует тут сегодня, приглашены и на него. Гостеприимство Леса, вне всякого сомнения, превзойдет радушие наугрим, так как туда прибудут и рохиррим, отсутствующие сегодня.

Зал взорвался воплями; загремели кубки.

- Там вы сможете чествовать нас так, как положено. Сегодня же я лишь получил позволение подгорного королевства увезти свою невесту по меркам наугрим и людей и жену по меркам эльфов открыто, не опасаясь никакой молвы, так как три… даже четыре народа и истари стали свидетелями доброго согласия всех сторон.

Вопли и ор, топот кованной обуви гномов оглушили Ольву, и она прижалась к Трандуилу. От Глорфиндейла к ней направилось две или три бабочки, и вопли восторженных слушателей словно стали чуть глуше.

- Невозможно отправляться в Шир, не пообедав в Лесных Чертогах, - услышала она неожиданно ясно и словно совсем близко, - и потом, лучше прибыть домой весной, чтобы успеть засеять грядки и клумбы, так что…

- Ты совершенно прав, мой маленький друг…

- Но зиму я провел бы в Дейле, невзирая на искреннюю привязанность к Торину Дубощиту, но вот госпожа Дис…

Ветка прислушивалась; бабочки вспорхнули с ее волос, и шум зала снова заполнил пространство. Зато теперь женщина, упустившая часть спича мужа, ощутила, как ее довольно энергично куда-то тащат.

Трандуил шагал быстро – и, как это ни удивительно, никто его не останавливал и не спрашивал, куда же направляются главные виновники торжества.

- Глорфиндейл прислал мне своих бабочек! – крикнула Ветка, восхищаясь энтомологическому волшебству витязя. – Но они улетели…

- Вот они. Благодаря им мы смогли покинуть зал без особых хлопот, - усмехнулся Владыка; несколько бабочек вправду сидело у него на волосах и плечах. – Витязь направил их мне, и я усилил их собственными желаниями.

- А зачем? Кстати, о желаниях, я все же хочу есть…

- Я знаю. Я подумал об этом. Просто не могу сказать, что мне нравится находиться в Эреборе. Торин не настаивал, чтобы ты провела ночь, две или три под его кровом. А мог бы, кстати. Ну, а мне – то есть нам, Ольва – естественно, выставили шатер на Пустоши напротив Привратной крепости.

- Шатер! – Настроение Ветки скакнуло, как по волшебству. – Здесь! Тот!

- Мы скоро выберемся, Ольва,- лукаво выговорил король эльфов, однако в глазах его все равно ходили отзвуки не совсем понятной Ветке грозы. – И нет, тот был потерян при отступлении. Ты вызывала тогда сильное оживление своим появлением на пустоши. Имущество приходилось попросту бросать. Но этот шатер лучше и стоит на том самом месте. На том же самом… месте… Ольва Льюэнь…

- Эру Илуватар, - выговорила Ветка; воздуха почему-то стало резко не хватать. – Матушка Йаванна!

- Я рад, что ты не упомянула блин, - расхохотался Трандуил, - потому что обычно ты взываешь именно к нему.

В тысячный раз Ветка пожелала себе следить за чистотой речи. Щеки ее пылали, сердце колотилось, а нервы постепенно успокаивались от множества сложных эмоций, которые пришлось испытать сегодня на протяжении дня и половины ночи. Если ясности и не наступало – то хотя бы какое-то спокойствие все же пыталось снизойти на нее.

Гномы, выставленные караулом вдоль переходов и галерей Эребора, отдавали честь, но не удерживали. И вот наконец перед эльфом и его избранницей медленно и тяжело раскрылись главные врата горы, а затем кованые ворота Привратной крепости. Суматоха и шум пира остались далеко позади.

Леголас, сияющий доспехами, встретил их прямо около стены, сложенной из дикого камня. В поводу у него были две лошади. Но следом за Владыкой и Веткой из Эребора выскользнул еще и Эйтар – с небольшой корзинкой в руках, из которой на редкость аппетитно пахло.

- Ага, - сказала Ветка. Эйтар протянул корзинку – в руку круглым горячим боком лег свежайший пирожок.

Трандуил же почти рывком забрал из рук сына чеканную фляжку и сделал несколько длинных глотков. Резко выдохнул.

- Ада? – уточнил Леголас.

- Все закончилось, хвала валар, - буркнул Трандуил. – Балроговы подгорные зануды переписали все и всех. Это не делает моих младших детей наугрим, но…

- Не делает, - сказала Ветка. – И все же Балин внес Даню и тебя в свои списки и пообещал дружбу…

- Гномы вносят в списки всех, кто так или иначе соприкасается с ними узами клятв или родства. Сейчас, дав тебе почти неведомый статус нареченной наугрим, они, конечно, интересуются, куда ты делась и кого родила, - чуть раздраженно сказал Трандуил. – Я был готов к этому, так как знаю многие из обычаев гномов. Однако оказалось неприятно. Торин смягчил как смог, но не ему и не мне противиться тысячелетним традициям народов. Ольва… покатаемся?

Ветка посмотрела на Трандуила внимательнее.

…Конечно, ее подвиг был куда как беспрецедентен. Хотя она сама воспринимала годичное скитание с Нюктой как один большой кошмар, когда задача выставлена, и, хочешь не хочешь, ты все равно как будто проходишь квест, преодолевая очередные препоны и препятствия – в главном у нее не было никаких сомнений. Она отчего-то смогла почти уберечь себя от бесплодных размышлений о будущем и всецело сосредоточилась на настоящем, и в этом было спасение и благо.

Но вовсе не так подробно, как ей бы хотелось, она представляла себе этот же год Владыки.

А ведь была война, был тот день, когда она при Трандуиле закричала Врагу, что любит его.

Был его поход к Мордору, его поход вместе с Торином Дубощитом. Что еще могло поставить гнома и эльфа во главе общего отряда?..

А ведь были взлеты и провалы надежды, такой хрупкой и такой сильной одновременно, которые Ветка и представить себе не могла.

И было понимание, что все, что делает король лесных эльфов, идет вразрез с обычаями и законами эльдар. Ведь Владыка и сам говорил, что в его сердце, невзирая на любовь к ней, навсегда останется место для его супруги – эльфы так устроены, так выпеты Эру Илуватаром, и ничего тут не поделать.

Все, что происходило сейчас в Горе, хотя и соответствовало благородным традициям наугрим, надменным королем эльфов на самом деле могло восприниматься как почти невыносимое.

Ветка поймала ситуацию на том, что Эйтар, Трандуил и Леголас, все трое, внимательно смотрят на нее.

Внимательно и неотрывно. Как будто на ее лбу бегущей строкой проскакивали мысли и чувства.

- Ада, - негромко сказал Леголас. – Прибыл гонец из Леса. Буквально пару часов назад. Я думаю, я должен сообщить новость именно сейчас… именно здесь.

Трандуил посмотрел на сына.

- Одна из эллет беременна. Случилось чудо, и теперь Эрин Гален ожидает рождения не только твоей дочери, твоего четвертого ребенка, моей сестрички, - тихо выговорил Леголас, - но также и маленького эльфа, зачатого от союза, который долгие сотни лет оставался бесплодным. Трандуил… каждый из эльфов Леса будет стоять за Повелительницу как за свою сестру и как за свою королеву, хотя королева, моя мать и твоя первая жена, и отплыла в Валинор. Память не осквернена, титул не перешел к Ольве Льюэнь. Но на смену памяти приходит новая жизнь. Это трудно объяснить… но так случилось. И это того стоит.

Перед Эребором, стоя около поседланных лошадей, три эльфа и женщина замерли – на ночной Пустоши, под звездами, в тени нависающего Эребора.

- Это стоит того, чтобы выдержать несколько мгновений власти Торина и его архивариуса, - медленно сказал Трандуил. – Ольва… ты понимаешь, какое это огромное счастье? Ты… понимаешь?..

- Нет, - честно сказала Ветка и прижалась к королю лесных эльфов. – Но я слышу голос Леголаса и вижу твои глаза; мне достаточно. Я не понимаю, но я чувствую. Мне достаточно. Мне достаточно быть матерью и женой, достаточно просто жить и не испытывать страха. Пусть хоть недолго все будет просто и счастливо, просто и счастливо! Я так желаю этого себе, моим детям, их отцу – и всем эльфам Леса, и всем народам Севера. Я желаю, Трандуил. Пусть будет так!

Тишина воздвиглась звездным куполом.

Одна из лошадей потянулась и мягко забрала губами из руки Ветки надкушенный пирожок.

- Пусть будет так, - словноочнувшись, звучно выговорил Трандуил.

Бабочки вспорхнули с его волос и плеч. Где-то далеко за Долгим озером загрохотала сухая летняя гроза, рассекая тьму зарницами.

- Ада, - совсем тихо выговорил Леголас.

- Да. Спасибо, что выполнил мою просьбу, - Трандуил взял из руки сына повод одной из лошадей. – Не хочешь ли прокатиться, Ольва? Сета отпустили, и он отбежал подальше, долго его звать и ловить. Но, возможно, ты пожелаешь проскакать со мной просто верхом?

Ветка неуверенно положила руку на холку лошади.

Год! Год она не сидела верхом на лошади, год ее нога не касалась стремени седла, лежащего на лошадиной спине, если позабыть о последней скачке доблестного ганновера.

Год спутником Ольвы были запах шерсти зверя, ужас, одиночество и мрак.

Страх, боль, сомнения постепенно преодолевались – и вот настал новый момент преодоления.

Герцег.

Нюкта.

Сет.

- Ладно.

Эйтар, куда-то девший корзинку, подсадил – так мягко и ловко, что Ветка и сама не заметила, как оказалась в седле с высокими удобными луками. Трандуил сбросил мантию, снял корону – длинный подол роскошного кафтана покрыл круп коня.

- Поехали?

- Мы уже не вернемся в Эребор? – тихо спросила Ветка. – Ты не хочешь сам идти туда и не желал бы, чтобы шла я?

- Я все понял об отношениях тебя и Горы. Мне достаточно этого, - сказал Трандуил. – Теперь, можно, ты побудешь только моей? Это нетрудно, Ольва. Мы оба слишком долго шли к этому. Слишком.

- Я побуду, - пискнула Ветка. Ее снова облило поочередно жаром и холодом, но она упрямо тряхнула длинными русо-седыми кудрями и вжала ноги в конские бока. Колени и бедра сами легли на привычные места, талия напряглась и прогнулась, плечи чуть подались назад – тело вспомнило посадку.

- Тогда вперед, Ольва Льюэнь, - усмехнулся Трандуил. – Помнишь скачку с варгами? Помнишь день, когда погиб Виллин?

- Виллин?..

- Белый конь. Я получил его в подарок, и он много лет служил мне верно, но не сумел оказаться проворнее Герцега, - усмехнулся Трандуил.

- Герцега, - приуныла Ветка, осторожно высылая своего коня на неширокую рысь.

- Знаешь, - лукаво сказал король леса, - мы, эльфы, можем смотреть на мир иначе, чем люди. Герцег пал, спасая Анариндила. Герцег явился в этот мир, спасая меня. Но только ли скорбь в его смерти? Может, в ней новая радость, новая жизнь? Мы можем видеть, как день сменяет ночь, зима – лето, одна жизнь – другую, один человеческий король – следующего, одна эпоха – эпоху совершенно на нее непохожую…

- Спасибо что напомнил, - рассмеялась Ветка, - я как раз человек, хотя и не король. А мое долголетие вследствие того, что Глорфиндейл подстроил убийство дракона, еще не доказано…

- Поверь, - проникновенно сказал Трандуил, - ты будешь жить долго и всю свою жизнь будешь прекрасна, как эти звезды.

- Спасибо, что не сказал – как Луна, - отозвалась Ветка. – Луна мне всегда казалась слишком одинокой. Это не мой параметр светимости. Поскакали?

Две лошади поднялись в галоп, и сухая земля билась им в твердые копыта, знаменуя ритмы нового дня.

На всей Пустоши, казалось, король и Ольва Льюэнь были одни, но внимательно наблюдавшие звезды заметили нескольких всадников, которые следовали за королем на некотором удалении, на лошадях с копытами, замотанными шкурами.

Уединению тех, кто так долго шел друг к другу, нельзя было мешать – но и оставлять их без охраны вовсе не желали те, кто слишком хорошо помнил, чем чревато появление Ольвы Льюэнь на пустоши.

Трандуил и Ветка поднялись галопом на длинный пологий склон, откуда открывался вид и на Эребор, и на Долгое озеро, и даже на едва очерченные на горизонте угрюмые зубцы Железных гор, там спешились и встретили рассвет, не упустив ни единого луча, который небеса сочли нужным пролить на них.

Весь Север лежал, как на ладони, и ни один враг с пустоши не подошел близко. И даже чересчур любопытного кролика тихо убрала длинная стрела Даэмара, а сам кролик был привязан к поясу следопыта, чтобы послужить затем вкусным обедом.

Рука лежала в руке. Все слова были сказаны и все долги отданы. Новый день наступал в прямом и переносном смыслах.

Ветку посещали самые странные грезы, грезы наяву.

И Трандуил провидел будущее – более осознанно, намеренно проникая взором через пелену времени.

Когда яркий солнечный круг оторвался от горизонта, король встал, протянул руку женщине, помог ей подняться. Немного побледневшая Ветка уставилась ему в лицо.

- Мы справимся, - сказал Трандуил. – Я верю. И ты… верь.

========== Глава 40. Осеннее равноденствие ==========

- А в Гондор? В Гондор ты будешь слать приглашение? – спросила Ветка, шевеля ворох пергаментных листочков, рассыпанных по кровати.

- В Гондор? – рассеянно спросил Трандуил. – Зачем мне Гондор?

- Я бы хотела увидеть тут Эктелиона, сына наместника Тургона, - лукаво отозвалась Ветка.

- Он уж сам наместник, - ответил Трандуил, глядя на жену. – Но что я слышу, ты интересуешься политикой?.. Ты?

- Доводилось с ним встречаться, - сказала Ветка. – Я была в Хеннет Аннун… дунадайн помогли мне.

- А как с дунадайн связан Эктелион? Правители редко вмешиваются в дела Следопытов и еще реже такие вельможи из числа людей шляются по дальним закоулкам Итилиена…

- Ну… был в общем эпизод, - рассмеялась женщина. Даня дополз до приглашений, засунул в рот два или три и жевал, выпуская обильную слюну. – Пригласишь?

- Отправлю гонца. Мне готовить казематы или награду Эктелиону?

- Да ни того, ни другого. Поест, попьет. Посмотрит на меня…

- Ладно, майа гномов. Сделаю все, как ты желаешь. Сделаю. Как ты… желаешь…

Ветка потянулась и уткнулась носом в плечо, затянутое узорчатым кафтаном. Ощущение его волос у щеки, запах леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужчины. Аромат одежды и тела Владыки был едва уловимым, но Ветка узнавала его безошибочно. Даже с закрытыми глазами.

Потому что это был запах отца ее детей и ее мужа.

Трандуил прерывисто вздохнул – этот вздох Ветка также хорошо знала, и, не открывая глаз, потянулась наверх, лицом, шеей, всей собой. Великое благо – мысли покидали ее голову в такие моменты, совсем, и только все пять чувств включались на полную мощность.

Даня притаился между подушек и уснул, как котенок. Ветка ощущала, как на закрытые веки ложились горячие прикосновения губ ее Владыки.

- А платье ты уже выбрала? – услышала она теплый шепот у уха.

- А платье, - гордо сказала Ветка, - я поручила выбрать Синувирстивиэли и двум эллет, которые давным-давно шьют одежду ей самой. Я поняла по протоколу, что мне нужны три платья – самое пышное для первого дня, когда я буду сидеть рядом с тобой на рогатом троне, второе – для второго дня, дня танцев, и третье – для дня пиров и прощаний. Цвета не регламентированы. Так что, я думаю, все будет замечательно.

- А, то-то Виэль так решительно распотрошила все, что подарили тебе гномы, и мою сокровищницу впридачу, - усмехнулся Трандуил. - Что же, пусть. А подарок… что ты приготовила мне в подарок?

- Это кроме меня самой и вот этого? – Ветка положила ладонь Трандуила на живот и уставилась на него максимально укоризненно. – Ты хочешь еще какого-то подарка? Правда?

Владыка рассмеялся и обнял жену, стараясь не уничтожить остатки приглашений и не придавить младшего сына.

- Ты права… этого достаточно… более чем достаточно…

***

Подарок, разумеется, Ветка готовила.

Талия отяжелела пока совсем незначительно, ловкие белошвейки без труда исполнили задуманный наряд, менестрель с одного раза, услышав ритмы и переливы музыки, уловил требуемое.

Туфли стачали гномы, такие, что звонкие щелчки каблучками были слышны далеко-далеко; а Эйтар с какой-то десятой или двадцатой попытки вырезал кастаньеты.

Ветка попросту не знала, как еще она может выразить отношение к мужу – и упрямо, до седьмого пота репетировала и репетировала мало известное ей фламенко, фламенко с кастаньетами – стирая пальцы, пятки. Эйтар раз за разом подправлял кастаньеты и туфли, дивясь, что такая простая вещь, как танец, может требовать таких сложностей.

Женщина не думала, что мероприятие, условно приравниваемое к свадьбе, может ее как-то особенно сильно разволновать – но по мере приближения даты осеннего равноденствия все больше и больше нервничала. Трандуил раз за разом спокойно рассказывал, как все будет – главное «пересидеть» первый день… и раз за разом Ветка искала в предстоящем празднике подвохи.

Желтое, светло-лимонное платье для первого дня, сшитое по всем канонам и традициям эльфов. И мантия – апельсиново-канареечная, точно солнышко. На голове будет гномья диадема, на шее – черная эреборская бляха.

Алое платье для дня второго, с умеренно открытыми плечами. Без мантии, зато вышитое тонко и богато. На ключицах – бриллиант Даина Железностопа.

И шоколадно-коричневое великолепие с искрой, с полностью открытыми плечами и многослойной юбкой-бутоном – для третьего дня. К нему украшения из природного авантюрина и россыпи бриллиантов, которые делал придворный ювелир Трандуила специально к этому дню.

Подарок должен был быть вручен в первый день… и Ветка заранее уговорилась с доверенными эллет о переодевании на скорость. В данном случае это было совсем непросто.

Ночь накануне осеннего равноденствия Ветка провела на подоконнике окна одного из верхних ярусов дворца.

Трандуил стоял в соседней нише и тихо употреблял дорвинион. Возможно, даже злоупотреблял – они были вместе, им не требовалось обсуждать трудности прошедших месяцев или запугивать себя неизвестным будущим.

Ветка вспоминала разговор с Мэглином.

«Трандуил не просто полюбил тебя… избрал тебя. Таким выбором он навсегда отрекается от возможности вернуться в Валинор, - серьезно говорил лаиквенди. – Если ты оставила позади привычный тебе мир, то и Владыка оставляет позади привычный ему мир и соглашается на все, что будет происходить в Средиземье… в Арде без эльфов.»

«Совсем без эльфов? – в ужасе спросила тогда Ветка. – Совсем?»

«Я думаю, кое-кто останется с ним… кое-кто. Но по большей части эльфы покинут этот мир. Через сто… двести лет тут будет всего горстка тех, кто являлся Перворожденными этой земли», - грустно ответил Мэглин.

«А… ну сто лет… двести… это много», - неуверенно сказала Ветка.

Мэглин посмотрел ей в глаза и рассмеялся.

«Будет еще много войн… потерь и обретений. Не грусти, дружок. Ты права, двести лет – это очень много.»

«А ты?..»

«Я тоже делал выбор и тоже не пойду в Валинор», - решительно сказал тогда нандо.

И в его словах была какая-то странная справедливость.

Ветка сидела на подоконнике и думала, что даже мечтать не могла о таком не-одиночестве. Когда ты сидишь на подоконнике, а вон там, в соседней нише, точно так же думает о своем и глядит на звезды самый прекрасный мужчина из всех, которые когда-либо могли привидеться Ветке… Думает и шевелит губами, беззвучно вознося старинные слова почтения на умирающей квенья эльфийским звездам. Они порознь, и все же вместе – до такой степени, какую только можно вообразить. Понимать и чувствовать друг друга через камень и дерево, и вдвоем ощущать биение крохотного сердечка – вот что такое обретение второй половинки. Доверять, не задавая никакого лишнего вопроса, и раз и навсегда переплести пальцы, чтобы, наконец, идти в одну и ту же сторону, что бы ни предложила судьба.

Когда небо чуть посерело, Трандуил шагнул в нишу к Ветке.

- Пойдем… ты поспишь несколько часов. А дальше к полудню будут собираться гости. Пойдем, моя лилия. Пойдем.

***

Сентябрьское солнце было ослепительным.

Желтые, красные и коричневые осенние листья сверкали всеми оттенками увядающего багрянца, пламенели каплями ягод, струились ветвями древ.

Ветка и Трандуил медленно вышли в тронный зал, в тронный зал – где высоко, почти под потолком, парили рога древнего оленя. Под троном мирно лежал вымытый и вычесанный Сет, добавляя залу нового колорита.

Ветка не дрогнула и не зажмурилась – почти пустой, гулкий дворец сейчас был наполнен жизнью и движением. Играла музыка, всюду стояли накрытые столики с вином и закусками; середина зала оставалась пустой, но вокруг бурлила толпа, яркая и великолепная.

В зале на собранных возвышениях стояли шесть кресел, более похожих на троны.

Ветка сморгнула. Мантия тянула плечи назад, Трандуил высоко удерживал ее руку, заставляя выпрямить спину и поднять подбородок. Медленно он провел супругу наверх и усадил на второй трон – тут всегда было для него место, но многие столетия оно пустовало. Новый трон изготовили Ветке специально, чуть меньше и чуть ниже трона Трандуила, и обили желтым бархатом.

Трандуил сел, Ветка села.

Зал замолчал точно по волшебству.

Медленно с другой стороны в зал прошли почетные гости.

Торин Дубощит, Тенгель Ристанийский, Эктелион, известный Ветке по странствиям, незнакомый эльф, Элронд из Ривенделла и Бард заняли свои места. За троном Барда встала Виэль, за троном незнакомого эльфа – Галадриэль, за троном Тенгеля…

- Это кто? – шепотом, одними губами выговорила Ветка.

- Это Келеборн, муж Галадриэли, - ответил Трандуил. – Дамам подадут кресла чуть позже, после торжественной части.

- А это?

- Это дева из Лоссарнаха, на которой женился Тенгель… она подруга его детства и он выписал ее себе недавно, чтобы заключить брак.

- Бедная дочка Барда, - посетовала Ветка.

- Она не останется одинокой, - сдержанно усмехнулся Трандуил и поднялся.

- Всем, кто почтил наш двор сегодня, мы благодарны. Всем, кто сражался с нами бок о бок в прошедших войнах, кто прошел через тяготы и лишения, кто верил в лучшее – мы благодарны. Новым гостям и союзникам мы предлагаем присоединиться к великому празднику в Сумеречье, потому что такого никогда не случалось ранее, и неизвестно, случится ли впредь.

- За Элрондом колготит девушка, кто это? – шепнула Ветка.

- Его дочь Арвен, - тихо прошелестел снизу Эйтар. – На правах старого друга ее сопровождает на балу…

- Я вижу. Глорфиндейл…

- Сегодня, в день осеннего равноденствия, я показываю открыто могущественным королям… и друзьям Сумеречья ту, которая восседает справа от меня. Это Ольва Льюэнь, иноземка, принятая наугрим, мать моих младших детей и моя супруга.

Ветка встала. Мантия прошуршала и опустилась, стекая по ступеням трона, словно каскад осенних листьев.

- И мало, и много времени прошло с того дня, когда я впервые увидела солнце Средиземья. – Ветка сделала паузу и посмотрела на Трандуила. – По месяцам и годам мало, по свершившемуся – много. Я человек, но прожитое мной достойно эльфа, и я это приняла. Я приняла любовь и ненависть, радость и отчаяние, я приняла себя и жизнь в этом мире, который стал отныне моим домом. И я благодарна всем, кто пришел сегодня в наш дворец почтить наш союз и приветствовать Владыку Трандуила и меня, Ольву Льюэнь.

- Будьте как дома, гости, - провозгласил Трандуил, - будьте как дома.

Видимо, у всех, кто сидел сейчас на пышных креслах там, внизу, существовал то ли уговор, то ли заранее вытянутый жребий.

Первым встал Келеборн. Пока он говорил, Галадриэль из-за его плеч разве что не показывала Ветке язык, легко и радостно улыбаясь. Подарки Лориена поставили в сундуках возле Сета. Варг осознавал важность миссии и, казалось, даже пересчитал подношение, чтобы ничего не прошляпить.

Далее речь, недлинную и изобильную на двусмысленные образы, произнес Элронд. И его сундуки заняли место там же, но Ветка и так знала, что оба эльфийских владычества прислали поваров, доставили снедь и многое другое к этой свадьбе.

После Элронда поднялся Эктелион.

- Мы рады, что приглашение великого лесного короля доставили в Минас Тирит. Столица бессмертного Гондора и я, наместник, ожидающий возвращения короля, приветствуем Владыку Трандуила Орофериона и его прекрасную супругу Ольву Льюэнь. Мы гордимся, что после многих лет скорби взор великого эльфа пал на женщину из числа людей. Мы были в курсе того, что делалось на Севере, и по первому зову Гондор был готов вступить в битву с Темнейшим. Наш подарок – оружие лучших гондорских кузнецов.

- Скажи ему подняться сюда, - выговорила Ветка уголком губ. – Он не может рассмотреть меня, не узнает, - и погладила кончиками пальцев небольшой деревянный сундучок, стоящий на подлокотнике кресла.

- Эльфы нередко вступали в союз с Нуменором и готовы способствовать возвращению в Гондор короля, - милостиво сказал Трандуил и чуть нагнул голову. – Поднимись сюда, наместник.

Эктелион встал; на груди его черной одежды засияло вышитое серебром и бриллиантами дерево. Шаг за шагом – наместник великой державы поднялся наверх и склонился перед королевской четой.

- Мы благодарны, наместник Эктелион, за то, что ты не стал препятствовать нашему с волчицей пути в Итилиене, - негромко проговорила Ветка. Эктелион выпрямился и уставился ей в лицо молча.

- Мы благодарны настолько, что передаем эту безделицу, - Ветка протянула сундучок и наместник Гондора, вздрогнув, взял его, - тем, кто хранит покой Хеннет Аннуна и священного водопада, тем, кто обучил и одел меня, обогрел и помог выйти на верный путь к моей цели. Благодарю. Надеюсь, ты передашь подарок по адресу.

Трандуил чуть повел пальцами, и Эктелион, так и не сумевший ни слова выговорить, медленно спустился вниз.

Далее слово взял Тенгель.

- В мирное время и в военное, пешими и конными, рохиррим всегда будут друзьями Леса и прочих королевств Севера. Дружба, закаленная в боях, становится нерушимой навек. Ольва! Лучшие кони из наших земель стоят теперь в конюшне Трандуила… а это – мой личный подарок тебе!

Загрохотали копыта – два дюжих парня втащили в зал великолепного жеребца-пятилетку, ослепительно белого, точно облитого лунным сиянием.

- В этом жеребце есть кровь меарас. Он дальний родственник Асфалота и Святозара, того же рода, но больше все же конь, - проговорил Тенгель. – Родня он и моему Азару. Никто и пальцем не прикасался к жеребцу – это конь одного хозяина, одних рук. Ты сама должна укротить его, Ольва Льюэнь. Я точно знаю, что ты сможешь это сделать.

Ветка машинально встала. Опомнилась, села.

- Благодарю, Тенгель, повелитель эорлингов. Это поистине… королевский подарок.

Трандуил чему-то улыбался.

- Дейл всегда готов видеть вас в своих стенах, - поднялся Бард. – Вместе, объединившись, короли Севера станут непобедимыми, а слава наших краев снова прогремит во всем Средиземье. Мы дарим припасы, масло и мед, вина и зерно, колбасы и готовые хлеба; а от наших лучников – подарки Владыке Леса и его повелительнице!

Поверх прочих подарков легли два великолепных, подбитых драгоценнейшими мехами, плаща.

- Зима близко, - пояснил Бард, и сел.

- Ольва, - Торин не посчитал нужным встать. – Мое пожелание тебе – будь счастлива. Счастья достойна ты, и пусть лесной король только попробует огорчить тебя. Эребор – твое убежище, если оно тебе потребуется… но впервые в жизни я говорю от всей души – лучше пусть оно никогда не потребуется тебе. Оружие и ткани, припасы, животные – все это есть у тебя. Я долго думал, чем же могу порадовать тебя и сделать прочнее твое положение среди эльфов. И вот… однажды этот камень уже предназначался для выкупа твоей свободы. Пусть он принесет тебе счастье. Что до того, что его именуют Сердцем Горы – так именно после того, как его нашли, мой дед лишился разума, отец бесследно исчез, а Эребор захватил дракон. У гномов достаточно традиций, на которых зиждется наше могущество и единство. А эта вещь – по плечу только тебе, моя… майа Ольва Льюэнь.

Фили вышагнул из-за высокой спинки кресла Торина и медленно, шаг за шагом взошел на трон, держа на бархатной подушечке ослепительно сияющий Аркенстон.

Ветка молча взяла камень…

Встала, выпрямившись, и подняла его высоко над головой.

Блики легли на всю залу – и отчего-то собравшиеся неистово возликовали. Аплодисменты и крики заполнили Сумеречный дворец.

Ветка положила камень на место и Фили медленно спустился, присоединив поистине королевский подарок к прочим дарам. Сет коротко рявкнул.

- Уел, коротышка, - почти беззвучно проговорил Трандуил. – И заодно камень с его дурной славой удачно спихнул с рук.

- Не будь злюкой, - отозвалась Ветка, стараясь незаметно смахнуть слезу.

- Не буду. – Владыка встал и медленно, шаг за шагом спустился с трона. Поднял руку.

Снова зал разорвал топот копыт, но на сей раз конь вбежал свободно, без коновода, недоуздка и каких-либо привязей. Гнедой жеребчик ткнулся храпом в ладонь лесного короля и остановился.

- Ольва… вот мой подарок. Не совсем мой, конечно, - усмехнулся Трандуил. – Это лучший из жеребят Голдшлегера Герцега. А всего их двадцать восемь, Ольва. Кровь Герцега останется с нами, и не угаснет его род никогда.

Ветка медленно встала.

Она действительно обходила конюшни подальше. Ей отчего-то и в голову…

В голову не пришло…

Ветка разрыдалась прямо в ладони и стремительно сбежала с лестницы. Припала на секунду к груди Трандуила и скрылась в малом кабинете, примыкавшем к тронному залу, сопровождаемая двумя эллет.

Менестрель взмахнул рукой – музыканты из прибывших затихли, а лихолесские начали выводить странный, неслыханный ритм… сперва тихо, лишь давая понять, что это за музыка – музыка, никогда не звучавшая в здешних краях.

Трандуил, который было двинулся следом за Ольвой, что-то смекнул и поднялся на трон. Обоих коней вывели, а несколько эльфов споро настелили в центре зала невысокий подиум из гулких, оструганных и натертых до зеркальной гладкости воском досок.

Музыка взлетела и упала.

Остановилась.

Еще минуту назад Ветка сидела на троне без единой капли косметики, с волосами, сложно и изысканно заплетенными в тонкие косы и уложенные локонами, в пышном желтом платье и мантии. Сейчас ее тело облегало малиново-красное платье, закрывавшее одно плечо. Пальцы сжимали темные отшлифованные деревяшки, волосы были туго затянуты в круглый пучок, открытые по колено ноги тонули в пене оборок, а глаза густо начернила сажа из камина.

Зал ахнул.

Ударили каблуки – и вместе с ними зазвучала музыка, более свойственная здесь, возможно, наугрим, но не эльфам. Владыка полуоткрыл рот – впрочем, зал был полон куда как более открытых ртов…

Фламенко звучало огненной притчей о неизвестной тут земле, выжженной солнцем; о страстях и победах, ревности и кровавых дуэлях, битвах с быками и победах неведомых идальго… Ветка, увидевшая сына Голдшлегера Герцега, получила последнюю каплю эмоций, заряд страстной чувственности, которая требовалась ей для этого танца.

Скитания с волчицей и ужас голода и смерти, помощь друзей и преследование врагов, огненное око Саурона и Средиземье с высоты драконьего полета, жизнь, бьющаяся около сердца матери – все это вошло в танец. Каблуки гремели, кастаньеты гремели, а менестрель, который постоянно невольно замедлял эти ритмы на репетициях, не отстал ни на один такт, воспламенившись вместе с Ольвой Льюэнь.

Когда танец завершился, Ветка, тяжело дыша, замерла на деревянном щите.

Зал молчал.

Трандуил медленно встал.

- Она одна… и десятки народов преломились в ней, как свет преломляется в камне, подаренном ей гномами. Она принята в Эреборе и Средиземье – и все же несет в себе созидательное зерно своего мира. Она всегда разная и всегда несгибаемая… она, Ольва Льюэнь. Чествуйте ее! Подарок принят!

Гости выдохнули и закричали; Ветка смутилась и убежала.

Она вернулась в прежнем одеянии только когда гости немного утихомирились.

В зале поставили больше кресел, но все же гости беседовали и перемещались по залу; играла музыка. Поочерёдно к трону подходили и поднимались либо чествовали снизу царственную пару гости; Ветка видела Радагаста и знакомых гномов, эльфов, Халдира, сыновей Элронда и многих других ривенделльцев и гостей из Лориена, знатных людей Дейла и рохиррим…

Тенгель представил свою супругу – Ветка приветливо кивнула, а сердце ее медленно, очень медленно успокаивалось, что было непросто, потому что на ее запястье лежала теперь рука Трандуила.

Владыка как-то особенно подчёркнуто смотрел в разные стороны… не поворачиваясь к жене лицом и удерживая пристойное выражение для гостей.

И Ветка, понимая, какой это добрый знак, счастливо улыбалась.

Но вот к трону пробился Лантир.

- Истари, Владыка. Все гости, вообще-то, уже прибыли. Впустить?..

Комментарий к Глава 40. Осеннее равноденствие

https://www.youtube.com/watch?v=EQ8e-9_CGzI

Примерно с 1.45. Подзвучка там идет кастаньетами, но их можно держать и в руках )

========== Глава 41. Все будет хорошо ==========

Танцующая толпа вдруг затихла и начала расступаться. Радагаст замер с пучком зелени во рту, Глорфиндейл провел ладонью над бедром, отыскивая рукоять меча…

Через зал, между нарядными людьми, эльфами и гномами быстрым шагом шел Гэндальф - с сосредоточенным и серьезным лицом. Ветка некстати вспомнила, что вездесущего деда иногда называли Горевестником, но сердце ее осталось спокойным.

Трандуил медленно поднялся.

- Приветствую тебя, Владыка, и тебя, Ольва Льюэнь, - торжественно выговорил старый маг. Одна рука его оставалась под широким плотным, изрядно ободранным плащом, удерживая там какой-то крупный предмет. - Приветствую вас и поздравляю от души… однако дело, с которым я прибыл, не потерпит отлагательств. Оно не будет долгим и не отвлечет вас от бала. Король эльфов, не уделишь ли ты мне несколько минут?

Трандуил чуть кивнул и сделал легкое движение пальцами, унизанными кольцами - музыка грянула с новой силой, а гости, решив, что ничего особенного не происходит, бросились в пляс. Трандуил сошел с трона, Ветку потянуло за ним, как на веревочке - лесной король не возражал. Втроем, деликатно сопровождаемые внутренней стражей дворца и вездесущим Эйтаром, они прошли в небольшой кабинет за троном.

- Что же, Митрандир… основания для такого появления и твоих слов должны быть вескими, - выговорил Трандуил, наливая два бокала вином. Сидя на троне, паря над залом ни он, ни Ольва не имели возможность перекусить, и поэтому Ветка теперь от души хлебнула легкого вина. Взял свой кубок и Владыка.

- Они более чем веские, повелитель Сумеречного леса. Более чем веские, - Гэндальф плеснул вина и себе и опрокинул бокал разом. - Саурон должен быть повержен. Повержен окончательно.

Трандуил смотрел, задрав подбородок.

- Скучно, истари. Если это все…

- Тебе ли не знать, - голос Гэндальфа зазвучал вдруг так, что даже скептически настроенная к волшебнику Ветка насторожилась и сделала полшажка ближе, - тебе ли не знать, могущественнейший из ныне оставшихся в Средиземье королей, что грядет еще она великая война. Величайшая. Последняя. Тебе ли не знать!

- Сегодня чествуют меня и Ольву Льюэнь, признанную моей супругой людьми, эльфами, наугрим и полуросликами, - тихо выговорил Трандуил. – Ты врываешься… и вместо подарка и поздравлений пугаешь грядущими бедами. Война, которая предстоит, уже не тайна для живущих вечно. И кромешная тьма и ярчайший свет понемногу тускнеют, распадаются искрами; абсолютные величины уходят в прошлое, и я знаю, что будущее Арды – это будущее Земли Ольвы, будущее людей. Предстоящее от этого не меняется. Я приму участие во всем, встану с мечами в любые битвы. Но… отчего сегодня, Серый Странник? Ты не мог подождать хотя бы до завтра, истари?

Гэндальф наконец сделал широкий жест рукой и распахнул плащ. Там, спеленутый эльфийской веревкой, закрученный в обрывок мешковины, в непередаваемом ужасе замер кто-то живой, кто-то, вглядывающийся в участников разговора огромными, наполненными слезами глазищами.

- Что это? – без большого восторга спросил Трандуил. Каждый бриллиант на его пышном кафтане и усыпанной самоцветами мантии выражал недовольство. - Подарок, видимо?

- Помести его в казематы, Трандуил, - торжественно сказал Гэндальф. – Помести, потому что только твой дворец достаточно укрыт от возжегшегося на Барад Дуре Ока. Помести и поставь самую надежную стражу, потому что с этого существа может начаться та самая война. И, сдается мне, возможно, она уже началась.

Ветка, не отрываясь, глядела в голубые глаза, текущие прозрачными слезами.

Трандуил собрался сказать что-то еще, но Ольва положила руку ему на рукав.

- Пожалуйста, - мягко сказала она, - давай правда развяжем его, пусть посидит в тюрьме. Ну, к примеру, где сидел Фили, он с позиции гнома рассказывал мне, что там все невзламываемо. Они ковыряли решетки всеми своими инструментами, которые вы просмотрели… а у пленника даже этого нет. Только одна жалкая тряпка вместо… трусов. И кляп надо вытащить.

- Ольва?.. – Трандуил воззрился на жену. – Ольва? Опять… ты? Что тебе в этом создании?

- В скитаниях, - твердо выговорила Ветка,- и ему довелось меня спасти. У парня серьезное раздвоение личности, странные вкусовые пристрастия и мания преследования, но мне неприятно смотреть, как ему плохо в веревках. Посмотри, они сами по себе причиняют ему боль.

- Горлум пропитан тьмой и темной магией, - возгласил Гэндальф. – Его уже невозможно исцелить и вернуть к свету… потому что после совершенного преступления, открытый Тьме и угнетенный волей Саурона, Горлум столетиями развоплощал свою душу… и слишком мало осталось от нее. Мы можем лишь содержать его под стражей, чтобы он не причинил этому миру еще большего зла.

- Сдается мне, что у нас не совсем одинаковые представления о зле, - буркнула Ветка.

- Ладно, - решительно проговорил Трандуил. – Я хочу вернутся к празднованию. Мне надо было предусмотреть и это, зная Ольву… Что ты хочешь, маг?

- Ах, и тут я виновата?

- Идем к темницам! – провозгласил Гэндальф. – Зови стражу!

Легкие сапоги эльфов неслышно ступали по нижним переходам; Ветка не отставала, стараясь все время ободрительно смотреть в заплаканные глаза Горлума. Наконец, тонкие кинжалы освободили несчастное, голое и грязное существо, о котором старый маг говорил так высокопарно; Горлум даже не завизжал, а лишь тонко заскулил и отполз в самый темный угол.

Два эльфа из внутренней стражи дворца встали на караул.

- Мы даже гномов попросту заперли и ушли, - надменно сказал Трандуил. – Много чести твоему жалкому пленнику, Митрандир. Но раз ты просишь, с него не спустят глаз.

- И чем кончилось твое пленение гномов, Владыка? – громогласно возразил Гэндальф и пристукнул посохом; Трандуил поморщился.

- Довольно! Я возвращаюсь в зал. Ольва?..

- Мне нужна пара минут, - сказала Ветка. – Иди, я догоню тебя. Хочешь, оставь тут Эйтара.

- Это уж само собой… само собой. Я поднимусь наверх и жду тебя как можно скорее.

Ветка подошла к решетке и встала рядом. В полутьме грязное худое тело Горлума было еле видно – он вжался в камень и поскуливал, временами ковыряясь пальцами во рту, где был кляп, ощупывая десны и несколько еще остававшихся там зубов.

- Ты, - сказала Ветка. Один из караульных выпрямился и кивнул. – Тебя подменит мой личный телохранитель. На десять минут. За это время найди ведро воды и сырую рыбу. Пленнику здесь слишком сухо и голодно. Можно найти сырого зайца… птицу. Неси все сюда. Я обязана этому созданию жизнью.

Эйтар и второй караульный отступили в стороны; Ветка всмотрелась в Горлума. Молча.

- Надо же, - донеслось робко, дрожащим голоском изнутри. – Они вспомнили нас, вспомнили нас. Они признают, что мы были полезны, что мы были добры. Но они все равно держат нас в мерзкой клетке, за решеткой, за решеткой! Мы постараемся никогда больше никому не помогать, правда, наша прелесссть? Правда?.. Все равно все неблагодарны и злы, все равно сажают несссчастных нассс под замок, великие, гордые… а мы помним других – оборванных, голодных, и мы помогли им, помогли-и-и…

- Я тоже тебе помогу, - сказала Ветка, не таясь. – Я найду способ уговорить мужа вернуть тебе свободу. Потому что…

- Почему же, наша прелесссть? Мы не верим, не верим красссивой эльфийке, не верим! Оборванной девочке, которая тонет в болотах, мы поверили бы. А могучим и прекрасссным до нассс никогда не было дела, никогда…

Ветка села на корточки.

Горлум приблизился изнутри. Секунду он смотрел на Ветку молча. Затем вдруг вздохнул и положил рядом с ее рукой на кованый прут решетки тонкие грязные, но несомненно сильные пальцы. Лязгнули кинжалы, но Ветка покачала головой.

- Мы ценим только две вещи, наша прелесссть. Это…

- Это вещь, которую ты потерял…

- Которую у нассс отняли, отняли! Мерзкий, мерзкий обманщик отнял у нас нашу прелесссть…

- И свобода, - тихо сказала Ветка. – Я постараюсь помочь тебе, потому что… потому что…

- Почему же?

- Потому что я была такой же, как и ты, - твердо проговорила Ветка. – Я ценила только свободу, хотя попросту не понимала, что на самом деле подчинена чужой воле. Я хотела только одного, потому что не знала, что еще можно хотеть, кроме мести. Я думала и действовала во имя единственной цели, которая, как я теперь понимаю, была недостойна… но она придавала мне сил и словно собирала воедино. Помогала жить. Все остальные чувства, мысли и желания были отложены и забыты. Они вырвались на свободу только когда пришло время. Мы одинаковые с тобой, Смеагорл.

- Твой король никогда не позволит выпустить меня, - выговорил Горлум. – Рогатый лесссной король, он зол, волшебник скажет ему – и он не выпуссстит, не выпуссстит… они говорят странное, наша прелесссть, что они, прекрасные, счастливые, такие же, как и мы, как и мы… Лесссной король никогда не позволит выпустить меня.

- Значит, мы что-нибудь придумаем, - шепнула Ветка. – Может быть, не сразу. Я знаю, что это такое – любить только свободу… и быть одержимым только одной целью, Смеагорл. А пока не вреди сам себе… отдыхай и ешь. У тебя будет столько еды, сколько ты только потребуешь.

- Пища, добытая руками эльфов, в эльфийском застенке? Ты очень добренькая, очень, - проныл Горлум. – Мы будем давиться этой едой. И самая жирненькая рыбка будет нам как пепел Мордора, как пепел Мордора…

- Не капризничай, - строго сказала Ветка. – Ты и так получил все мыслимые гарантии. Ты понял меня?

Горлум смотрел на нее – и пламя факелов играло в его прозрачных глазах. Гримаса на лице Горлума словно поплыла, как восковая, и на секунду Ветка увидела изнуренного, совсем старого человека, на котором чугунными колодками было надето чувство вины перед давнишним грехом – такое же она много лет носила после смерти матери, считая, что мама умерла именно из-за нее. Горлум же потянулся тонкими узловатыми пальцами и коснулся самыми кончиками лица Ольвы Льюэнь, чуть припорошенного мерцающей пудрой.

***

…Мир раскололся на несколько осколков, и в каждом осколке, как в телевизоре, показывали что-то свое. Ветка не могла уловить какое-то одно изображение, и…

…Здоровенный парень с белыми волосами и желтыми озорными глазами. Рядом Мэглин – оба в пепельно-серой, странной одежде, точно слившись со стенами, проклятыми стенами, забрызганные черной кровью…

- Он не должен нас видеть, - выводит губами Мэглин, - мы расчистили путь, пусть он думает, что справился сам… что орки перебили друг друга…

Отсветы факелов вырисовывают громадную тень, громадную и грозную; на камень ложатся блики голубоватого света – невысокий плотный юноша в коричневом лориенском плаще с кинжалом в руках бежит вверх по лестнице, издавая воинственные кличи. Но враг не отвечает ему – враг пал, изрубленный двумя отличными клинками. Юноше не до изучения ран и оружия – он бросается к опутанной белыми нитями фигуре, лежащей на полу, и тут один из недобитых орков шевелится и встает…

- Мы и к Ородруину за ними потащимся? – шепчет парень, и золотые искры пляшут в его глазах. – Давай возьмем балрогово кольцо и отнесем сами… надоело быть хранителями этих троих…

- Нельзя! – Отвечает Мэглин. – Нельзя! Невысоклики не должны перестать верить в себя… они должны думать, что в самом деле со всем справляются сами… только их вера позволит победить добру…

Наверху звенят клинки, но эльфы не вмешиваются – и невысоклик успешно упокоивает подраненного орка.

Минас Моргул, вздрагивает Ольва. Минас Моргул.

…Роскошный двор прекрасного замка. Гребни скал вокруг, сияющее белое дерево в пятне идеально постриженной изумрудной травы.

Возле дерева стоит темноволосый юноша в темной одежде, ладный, опоясанный мечом, и рядом – высокая девушка в эльфийском платье. Чуть поодаль Ветка видит Трандуила, который держит на руках, на бархатной подушечке белоснежные эльфийские камни. За его плечом от души рыдает Эллениль… Эллениль?..

…- Это елефанты! Елефанты! – осыпанная веснушками русая голубоглазая девчонка на рослой лошади откидывает забрало роскошного шлема. – Папа… это елефанты!

Месиво боя – негде упасть стреле, так, чтобы не поразить чье-то сердце. Ветка видит тонкий изукрашенный клинок, и понимает, что его держит ее собственная рука.

- Ада-а-а!

- Там Леголас! – Голос Трандуила перекрывает шум боя и вопли умирающих. - Смотри, что он делает – он знает слабое место елефантов! И ты сможешь!

- Юлька! – Ольву оглушает ее собственный голос, но девушка срывается в галоп, буквально протаскивая себя и лошадь по смертельному тоннелю копий и мечей, на ходу разматывая тонкую веревку.

- Ты спятил! Куда ты ее послал! Вернемся в Лес, я тебя убью! – визжит Ветка.

- Все будет хорошо! – отвечает Трандуил, и его парные мечи поют смертельную песню. – Я сам зачаровал доспехи детей, все будет хорошо!

- Юленькааа! – вопит Ветка и рубит, рубит перекошенные морды, глядя краем глаза, как медленно оседает гигантский зверь, а по его серой шкуре мечется язычком пламени фигурка в золоченых доспехах.

…Глорфиндейл держит на коленях кареглазого мальчика… Гэндальф выпрямляется перед ним, грозный, строгий.

- Грядет время, предсказанное тебе. Грядет то, что ты должен исполнить, витязь. Ты исполнишь предначертанное и будешь свободен. Так ты исполнишь волю валар, позволивших тебе покинуть чертоги Мандоса, и отправишься своим путем к тем звездам, которые изберешь сам, витязь.

Глорфиндейл медленно ссаживает мальчика на пол.

- Я так давно ждал, Митрандир…

Золотые волосы стекают волной.

- Ты обретешь свою свободу, ту, которую чаешь, - говорит маг. – Только будет ли она по нраву тебе?

- Ради единственного мига, ради единственного поступка… так долго в оковах воли Илуватра… когда каждый шаг я должен совершать, помня о Предначертанном…

- Ты о чем, дядя Глорф?

- Не усекай, - хором выговаривают Гэндальф и Глорфиндейл.

- Ну я-то не эльф, я полуэльф, и еще не выбрал стезю, могу обзываться, - Даня высовывает розовый язык редкой для такого маленького мальчика длины и убегает, спасая заостренные уши.

…Лицо знакомого гнома.

- Ты должна знать, - голос Двалина звучит скорбно и размеренно, - ты должна знать, лапушка…

***

- Я не хочу! – истерично взвизгнула Ветка. Тут же сильные руки оторвали ее от решетки и женщина упала в объятия Эйтара. – Я не хочу! Этого знать! Ничего! Не делай так, Горлум!

- Но мы ничего не делали, - заскулил побелевший от ужаса пленник, - мы вас только потрогали, потрогали, вы красивые, как болотная лилия, мы только потрогали… мы же трогали вассс, когда ссспасали раньше, трогали, и вы не верещали, не верещали…

- Что ты видела? – прошептал Эйтар. – Что? Истинное ясновидение – большая редкость, скажи скорее, чтобы не забыть. Раз это было дано – стоит это сохранить…

- Я… оно… – Ветка растерялась. Как описать трехмерные картины, насыщенные запахами и вкусом, образами и эмоциями. – Ну в общем… они там… и я… элефант… бело дерево… Эйтар. Все будет хорошо. Все будет… непонятно… но хорошо. Так сказал Владыка. Это все, что я запомнила.

- Хорошо? – недоверчиво уточнил Эйтар.

- Хорошо! – Ветка услышала вдруг сама себя и просияла. – Эйтар… пойдем скорее в зал. Пойдем. Потому чтовсе будет – хорошо! Его же покормят и напоят? Пленника?

- Конечно.

- Тогда туда! Скорее, скорее! – и Ольва Льюэнь, подхватив юбки, привычным вихрем понеслась по переходам Сумеречного дворца.

***

Ступени к трону - их так много и так мало. Ветка, которая никогда не теряла дыхание, обычно поднималась к Трандуилу чуть запыхавшись.

- Ты поговорила с твоим очередным странным другом? - спросил Трандуил, глядя поверх голов танцующих и радующихся гостей. - Скольким еще мне придется быть обязанным, м?

- У меня часто не было выбора, - ответила Ветка. - Протяни мне тогда лапу помощи хоть сам Азог Потрошитель, поверь, я пожала бы ее с радостью. Бывают ситуации…

- Ольва, - Владыка повернулся к Ветке, и опаловые сияющие глаза его смеялись, - разве ты правда думаешь, что должна хоть что-то мне объяснять? Пусть сегодня больше ничто не омрачит наш вечер, - на секунду он перевел взор на Эйтара, глядевшего снизу, и едва заметно кивнул. - Ничто не омрачит.

Ветка села на свое место, а король лесных эльфов встал.

Музыка стихла, но не замолчала совсем.

- Я благодарен каждому сердцу, бьющемуся сегодня под сводами сумеречного дворца, - негромко выговорил Владыка, и его голос растекся до самых дальних уголков огромного зала. - Я благодарен. Вы явились с подарками, разделить такую радость, которой давно не случалось в Лесу. Пусть ни одна душа не останется сегодня отягощенной заботами. Пусть в качестве ответного подарка каждому сбудется какое-либо одно, пусть небольшое, но важное для вас желание. Пусть волшебство снова кружит меж людей, эльфов, гномов и полуросликов, почтивших меня и Ольву Льюэнь.

Король эльфов вскинул руки - и с длинных пальцев, унизаных перстнями, сорвались словно тысячи огоньков. Ветка открыла рот - она впервые видела, как Трандуил колдовал.

На короне лесного короля распустились мелкие белые цветы, смешавшись с ягодами рябины…

С потолка, словно было не осеннее равноденствие, а праздник Первого Снега, посыпались крошечные снежинки, обжигающие подставленные разгоряченные щеки.

Некоторые, в том числе и Галадриэль, также подняли руки; стены зала покрылись весенними и летними цветами, прямо на глазах превращаясь в сплошной яркий, ароматный ковер.

Многие эльфы засмеялись; губы касались губ и щек, а пространство плыло музыкой. Лучшие менестрели всех трех эльфийских владычеств сочли за великую честь играть сегодня здесь.

***

Господин Бильбо Бэггинс прижался к стене в коридоре и глядел на Горлума, пожирающего рыбу в зарешеченной камере. Два эльфа сидели слева и справа, переговаривались и смеялись. На небольшом столике была разложена закуска и стояло несколько бутылок вина.

Господин Бильбо Бэггинс уже бывал здесь ранее - хотя и недолго, он запомнил каждый переход и каждую нишу, позволяющую прятаться.

Шум происходящего в зале смутно доносился и сюда, так как в честь торжества были открыты почти все двери внутри дворца.

Бильбо думал, что желал бы спрятаться за углом, снять с пальца кольцо, подойти к камере не таясь. Бросить золотую штучку Горлуму, пусть подавится. Потому что жить все же с ней было неспокойно, хотя Бильбо и нашел кольцо, оброненное скользкой тварью, а вовсе не похитил его.

- Горлум, горлум, мы сожрем его глазсцы, - ворчал тем временем пленник, кусая рыбу, - горлум, горлум, сожрем глазсцы мерзссского вора, мерзского, укравшего у нас нашу прелессссть… сожжжрем…

- Эру, - с чувством выговорил совсем тихо Бильбо Бэггинс. В зале меж тем все как бы затихло, и был слышен только голос Владыки, - пусть эта прелесть много-много лет лежит себе тихо и никому не причиняет вреда. Пусть о ней словно бы забудут… даже я пусть забуду на время. И пусть ее никто не видит и не найдет, пока я сам…

В зале снова заиграла музыка.

Бильбо словно очнулся.

- Нет, хватит, - сказал он, всмотревшись в то, как Горлум выгрызал сырые рыбьи кишки. - Хватит с меня драконов, войн, и даже гномов. Тем более что Торин собрался в новый поход, а мне надо бы убедиться, что дома все хорошо. Завтра же попрошу кого-нибудь из Верзил или эльфов, едущих восвояси, подбросить меня в сторону Шира… а там возьму пони и до зимы как раз доберусь. Не стану оставаться в Дейле. Дома все ж милее. А вы уж тут сами как-нибудь.

Хоббит попятился и медленно стянул с пальца кольцо. Сунул его в кармашек для часов и плотно застегнул кармашек на пуговичку.

Вот и славно.

Хоть и не завтра, так как свадьбу играли три дня и три ночи, а несколькими днями позже уважаемый хоббит отбыл в Ривенделл вместе с Элрондом. Далее его обещался подбросить на меарас Глорфиндейл, также покидающий Сумеречный лес.

========== Эпилог ==========

Отчего-то Ветка точно знала, что имеет полное право толстеть, не тренироваться, отдаваться мужу каждую ночь, не опасаясь никакого вреда, пить вино, ездить верхом, плавать в горячих источниках, скрытых в Лесу.

Вкусная еда — такая вкусная, какую только можно было вообразить, много сна, превосходная одежда и крепкие руки, обнимающие ее, казалось бы, с утра до вечера.

Мысли Ветки притормозили и приняли пинеточно-пеленочное направление. Если Даня, который уже соглашался вкушать скобленое мясо, печеные яблоки, разваренные крупы, протертые с лесным медом, сразу воспринимался Веткой как Взрослый Сын, принявший первый бой еще до своего рождения воин… то на дочке она намеревалась оторваться со всей истеричностью влюбленной в свое чадо мамашки.

Трандуил лишь посмеивался такой покладистости самой нашпигованной шилами и прочими острыми предметами пятой точки Севера. Он знал, что благолепие продлится еще какое-то время после рождения дочери, а затем все будет так, как оно должно быть.

Но пока Владыка наслаждался тем, как под его пальцами в чреве жены билась вторая крошечная и такая сильная жизнь. И самой Веткой — томной, плавной, расслабленной и постоянно жаждущей близости.

Повелительницу ограждали от любых новостей извне, особенно от дурных новостей. Эйтар, когда Ветке приходила в голову такая причуда, а Владыка отвлекался по неотложным лесным делам, занимался с ней эльфийскими языками, географией, подолгу ползал по огромным картам, рассказывая где что расположено, водил по лесу и показывал растения.

Временами Ветка навещала Горлума, который теперь походил на арбуз с тощими ногами и руками. Она даже добилась для пленника права прогулок — во дворе росло одинокое дерево, с которого нельзя было никуда деться, и два лучника отпускали Горлума посидеть в его кроне.

Синувирстивиэль, убедившись, что Мэглин успешно справляется с ролью кормилицы и воспитателя Анариндила, отрастившего уже изрядное количество зубиков, удалилась в Дэйл к истосковавшемуся Барду.

— Такие сытые и спокойные времена всегда заканчиваются какой-нибудь гадостью, — временами говорила Ветка Мэглину или самому Трандуилу.

— Но пока они длятся, что мешает пользоваться каждой минуткой счастья? — возражали ей, и Ветка смеялась, услышав об очередной эльфийке, которая понесла. Она хорошо помнила рассказ об одной бухгалтерии, где после первого, так сказать, почина девушкой двадцати восьми лет поочередно забеременели прочие — двадцати трех, тридцати четырех лет и сорока одного года. Начальница в возрасте за пятьдесят была вне себя. «Так что это заразно, вот и все», — смеялась Ветка.

Ранней весной, когда Ветке уже было тяжеловато ездить верхом, да и прогуливаться она предпочитала вблизи от уборной или густых кустиков, два орка под недюжинной охраной эльфийского эскорта доставили свадебный подарок от Саурона. В черном запыленном сундуке было сложено немало драгоценностей. Трандуил лишь провел пальцами по камням и злату…

— Аннатар Аулендил был знатнейшим златокузнецом, но то, что лежит здесь — это не его работа. Это следует отправить в Гору и расплавить в самом жарком тигле, чтобы хоть немного осушить кровь, пролитую за эти вещи, — вынес он свой вердикт. Но Ветка пошепталась с мужем, не заглядывая в сундук, и Эйтар покинул на несколько дней дворец и вернулся уже без проклятого подарка.

Самих родов Ветка, не испытавшая ни единого мига дискомфорта от беременности, ждала с содроганием. Целительница, заменившая Виэль, только смеялась серебряным смехом и говорила, что все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Роды начались в темноте, утром, за полчаса до рассвета. Ветка сперва испугалась, разбудив Трандуила; но тот рассмеялся таким счастливым смехом, что неловкость рассеялась. «Это огромное счастье, видеть такое, прикоснуться к этому… это священно», — выговорил Владыка леса, вслушиваясь пальцами в тянущие конвульсии живота. Он поднял Ветку на руки, набросив на нее покрывало, и понес к Каскадным водопадам. Была уже поздняя, истинно цветущая весна. Трандуил согрел воду в омуте под водопадами несколькими словами заклинаний, опустил в воду жену.

Ветка уцепилась за корень, напряглась — по мышцам пробежала одна, другая упругая волна, Трандуил опустил ладони в воду — и вот уже у его плеча заплакала маленькая хорошенькая девочка.

Взошло солнце.

— В рубашке? — спросила Ветка. Бедра тянуло, но счастье заполняло ее всю, от кончиков пальцев на ногах и до самой макушки, где пульсировали жилки.

— Она будет счастливой девочкой, сильной и красивой, как мама, — сказал Трандуил. К водопадам подбежал Эйтар, целительница, Мэглин с Даней подмышкой, еще эльфы и эльфийки…

Каждый говорил слова на синдарине и квенья и старался хоть пальцем прикоснуться к малышке. Эйтар подал сухое покрывало и широкую мантию, окутавшую Ветку; другой эльф так же подал одеяние королю.

— Радуйтесь, — тихо сказал Трандуил, — принцесса пришла в мир, принцесса!

Ветка прижала ладони к опустевшему животу. Вот так? Так просто? Так счастливо?

Следующие три дня прошли в кошмаре попыток добыть молоко из груди. В ход пошло молоко оленухи, но на третий день совместными усилиями голодной, упрямой и сердитой Йуллийель, Ветки, целительницы и даже Трандуила молоко все же появилось.

Ветка выдохнула и снова провалилась в блаженную нирвану. Идея, что после рождения дочки она тут же начнет снова вставать в шесть и тренироваться до упаду, сейчас казалась совершенно невыполнимой.

Но время счастья, сладкое, как пастила, воздушное, как зефир, невесомое, как пуховое перо совы неизбежно подходило к концу. И когда девочке исполнилось три месяца, к Ветке допустили гонца из Эребора.

Гнома. Очень хорошо знакомого Ольве гнома.

***

— Ты должна знать, — голос Двалина звучит скорбно и размеренно, — ты должна знать, лапушка…

— Нет, — прошептала Ветка, прижимая к груди обоих детей, и розовая вуаль бездумного счастья словно отдернулась перед ней. Забряцало оружие, налились усталостью лица лесных стражников, понурили лепестки цветы, украшающие стены Сумеречного дворца.

— Ты должна знать. После твоей свадьбы Торин и Балин вновь собрали ватагу и отправились в Морию… с Флои, Фраром, Лони, Нали и многими другими. Я остался с Фили и Кили… сперва Торин прислал весть, что все идет, как надо, и отряд даже начал очищать верхние галереи. Но уже несколько месяцев мы не имеем оттуда никаких новостей. Фили собрал новый отряд и также двинулся к Кхазад-Думу. Кили не пожелал оставить Полуденный приют, а потому в Эребор прибыл Даин, дабы держать трон… который, в случае чего, все же должен перейти к Кили, а затем к Трорину.

Сердце Ветки заныло.

Трандуил не сводил с нее взгляда.

— Это не все, что ты должна знать, — сказал он. — В стычке с пиратами возле реки был сильно ранен Тенгель. Морвен Стальной Блеск из Лоссарнаха, его супруга, увезла его и его старшего сына Теодена в Гондор. Рохиррим правит наместник… народ остался без короля.

— Эорлинги не пропадут, — выговорила Ветка. — Ими издавна правило вече, если король был слаб, ранен или мал по годам. Именно вече избирает наместника и помогает ему во всем. А вот Торин…

— Дис сковали дурные предчувствия, — грустно сказал Двалин. — Признаться, и я бы пожелал пойти туда, в подгорные чертоги Мглистых Гор. Но за самим присматривающим тут Даином Железностопом требуется присмотр.

Ветка посмотрела на лица детей. Поцеловала в лоб одного и другого.

— В общем, жизнь продолжается… со всеми ее тяготами и страхами, со всеми ее возможностями и тупиками, с радостями и невосполнимым горем. Я укрылась в материнстве на целый год, окруженная любовью и лаской. Но теперь, мне кажется, мой Трандуил, мне пора восставать ото сна.

— Я подобрал для Йуллийель наставницу, — неспешно сказал Владыка Леса. — Ею станет Эллениль, равно как Мэглин — Даниилу. Что до восставания… всем пора, Ольва. Всем правителям Севера пора восставать ото сна и собираться на совет. Всем королям Севера.

Ветка встала.

Эллениль приблизилась робко — она вообще старалась не показываться на глаза Ольве Льюэнь. Но Ветка уже знала, что влюбленный эльф может перенести свою преданность и чувства на ребенка… и это будет лучше, чем вечно страдать от неразделенности.

Она не ревновала.

Эллет трепетно приняла из рук Ветки Йуллийель, Мэглин забрал Даню.

Ветка выпрямилась, повернула голову и встретилась взглядом с Трандуилом.

— Гостю — лучшие палаты, ужин и добрую постель, — Двалин поклонился. — Мне завтра на рассвете выведите на поляну гнедого. Посмотрим, что за зверь. Сколько в нем от Голдшлегера Герцега. Я заезжу его сама.

— Как скажешь, Ольва Льюэнь, — по губам Владыки пробежала тонкая улыбка. — Как скажешь.

— Я здесь, — сказала Ветка, — и я твердо верю, что хорошая лошадь мне пригодится в самое ближайшее время, мой король. Действительно хорошая. Лучшая.

— Да будет так, — Трандуил склонил голову, и глаза его смеялись.