Забирая жизни. Трилогия (СИ) [Вячеслав Бец] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Заблудшие

Пролог

1
Зима в этом году разошлась не на шутку. Снег беспрерывно сыпал уже третий день, заставляя людей и снегоуборочную технику работать почти круглосуточно.

Высокий, широкоплечий мужчина, одетый в зимнюю камуфляжную форму, не без труда пробирался через сугробы, но совершенно не раздражался из-за этого. Он всегда любил снег и не роптал, даже когда снегопад доставлял ему проблемы.

Несмотря на то, что погода полностью владела инициативой, небольшая площадка перед крыльцом невзрачного серого здания все-таки была убрана. Мужчина, топнув ногами и стряхнув с бушлата снег, бегло осмотрелся, а затем резким движением открыл дверь и скрылся в темном коридоре. Температура внутри здания была лишь немного выше, чем на улице, но в кабинете, где работал старенький масляный радиатор, было по-настоящему тепло.

– Доброе утро, – произнёс вошедший, плотно закрывая за собой дверь.

Он снял бушлат и аккуратно повесил на стоящую возле двери древнюю вешалку. Затем по привычке окинул взглядом кабинет. Помещение четыре на четыре метра, оклеенное выцветшими обоями, еле-еле вмещало, собственно, саму вешалку, два таких же древних письменных стола, стеллаж для папок с документами и небольшой сейф. За одним из столов, склонившись над бумагами, сидел его старый друг и коллега Павел Гронин.

– Здарова, Витек. Рановато ты сегодня, – не поднимая головы, ответил Гронин, и взглянул на именные наручные часы. – Хотя нет, как всегда вовремя. Это я что-то с самого утра заработался.

Мужчины были довольно похожи: оба высокие, крепкого телосложения, с тяжёлым сосредоточенным взглядом, который, казалось, просверливает собеседника насквозь. Оба выглядели так, что любой, кто когда-либо имел с ними дело, подсознательно чувствовал ‒ с этими ребятами лучше не шутить. И это было правдой. Они прошли такую школу и имели за плечами такой опыт, который навсегда изменил их взгляды и на жизнь, и на людей.

– Что-то я не припомню за тобой пылкой любви к работе по утрам, – Виктор внимательно взглянул на товарища. – Что-то случилось?

Павел поднял глаза и слегка прищурился. Он не спешил с ответом, потому Виктор сделал шаг и протянул другу руку для приветствия.

– Как тебе сказать, ‒ Павел ответил на рукопожатие, затем собрал бумаги, сложил в папку и пододвинул её на край стола. ‒ Лучше сам глянь.

Он откинулся на спинку стула и беззаботно потянулся, делая вид, что разминает затекшее тело, а сам принялся внимательно разглядывать Виктора. Пока тот пробегал глазами по нескольким документам, Павел с большим вниманием отмечал про себя реакцию товарища на прочитанное.

– О как, – крякнул Виктор, складывая просмотренные бумаги обратно в папку. – Почти полсотни тысяч инфицированных и без малого тысяча жмуров. Так быстро?

Он многозначительно поднял палец и добавил:

– И это в Японии, где медицина на уровне, а не то, что у нас. Хреновые у них дела.

Гронин, который на секунду отвлёкся, снова пристально посмотрел на товарища.

– Там дальше есть сводка – ты, наверное, до неё не дошёл. В ней речь идёт о нескольких случаях у нас, – сообщил он.

– Да-а?

Виктор ещё раз пересмотрел документы в папке, на этот раз более внимательно. Некоторое время он сосредоточенно читал один из документов, затем отложил папку в сторону и ненадолго задумался. Павел не торопил его и терпеливо ожидал, когда товарищ выразит свое мнение.

– Полсотни тысяч за две недели, Паша, это не шутки. Не тысяча и даже не десять – полсотни.

Павел медленно кивнул.

– Да, официально наши ещё не отреагировали, но неофициально во Владивостоке уже начали разворачивать прибывающих из Японии.

– Откуда знаешь?

– Звонил тут одному товарищу.

Павел почему-то решил ограничиться таким неопределенным ответом, но Виктору хватило и его.

– Ясно, – он погладил ладонью подбородок и задал следующий вопрос. – Что ещё он говорит?

– Ничего такого. Никто ничего не знает. Кашляет человек, как при любом ОРЗ, температурит, врачи делают анализы и находят возбудитель болезни, только вот убить его не могут. А он убивает.

Оба затихли и некоторое время молчали, обдумывая складывающуюся ситуацию. Они были неглупыми людьми, обладали аналитическим умом, но ни один не представлял себе истинного масштаба проблемы, и потому оба в эту минуту ошиблись в выводах.

– Два болезных у нас… И дальше может пойти по стране… – задумчиво сказал Виктор.

– Может. Ещё как может, ‒ в том же тоне ответил Павел и посмотрел на белую пелену в маленьком окошке. ‒ Если честно, я начинаю немного напрягаться.

Виктор несколько секунд сверлил товарища недоверчивым взглядом, но затем его лицо разгладилось.

‒ Ладно, отставить, товарищ полковник! ‒ шутливо скомандовал он и натянуто улыбнулся. – Прекращай нагнетать.

Гронин повернулся к нему, и выражение его лица сменилось на вопросительное.

‒ Ну его к черту, ‒ продолжил Виктор. ‒ Давай решать проблемы по мере их поступления. На востоке уже не в первый раз вылезает очередная болячка, и со всеми из них справлялись – справятся и с этой. Давай лучше о хорошем – мне дали две недели отпуска. Хочу повидать Иру с пацанами, пока они в Волгограде, а то опять уедут по бабушкам-дедушкам.

– Жаль терять товарища, – искренне расстроенным голосом сказал Гронин, а потом уже веселее добавил. – Признаюсь, чисто из эгоистических соображений, мне будет скучно, да и работы прибавится.

Оба засмеялись, но не так весело, как могли бы, поскольку предыдущий разговор наложил на их настроение неприятный отпечаток.

– Ну, спасибо, старый друг, – улыбался Виктор. – Работы ему прибавится… Засранец ты.

Обстановка в кабинете до конца рабочего дня оставалась лёгкой и непринуждённой. После обеда Виктор передал немногочисленные дела и, попрощавшись с другом, ушёл домой, чтобы утром отправиться в городок неподалёку, а оттуда выехать на поезде в Волгоград. На душе стало легко и спокойно – впереди предстояла встреча с дорогими и близкими людьми.

2
На улице снова пошёл густой, пушистый снег, преследовавший его всю дорогу из части до самого Волгограда. Виктор выглянул в окно на кухне, но белая пелена закрыла собой всё вокруг, и с шестого этажа высотного дома улицы было совсем не видать. Казалось, что её там и нет вовсе, но кое-где сквозь падающий снег пробивались чуть заметные огоньки фар проезжающих автомобилей.

– Пап, думаю на этот раз тебе точно не выкрутиться.

Сидевший за столом русоволосый мальчишка лет десяти, хитро улыбаясь, передвинул фигуру на шахматной доске.

– Сейчас узнаем, Андрюша, – задорно ответил Виктор, возвращаясь к столу.

Он помнил всю ситуацию на доске и намеренно надолго отвернулся, желая проверить станет ли сын жульничать. Андрей не жульничал. После проверки Виктору понадобилось лишь несколько секунд, чтобы просчитать всю угрозу чёрному королю, на которого метил мальчик. Но от исполнения его плана мальчика отделял ещё один ход, а сам Виктор видел отличную возможность проверить сына ещё и на выдержку, и если он провалится – быстро победить.

Он сделал ход ферзем, явно подставляя его под удар белого коня. Андрей увидел это и, радостно улыбнувшись, ухватился за свою фигуру. Он замер лишь на секунду, будто начал что-то подозревать, но затем возобладало желание убрать с поля сильную фигуру противника, и мальчик сделал свой ход.

Виктор тихо хмыкнул и снисходительно улыбнулся. Может, он слишком многого ждет от мальчишки, все-таки он ещё совсем малец.

– Шах, – Виктор немедленно перешёл в контратаку.

Андрей, недолго думая, отошёл белым королём. Победоносно вскрикнув, Виктор походил ладьёй, заставив белых капитулировать.

– Шах и мат!

Мальчик, словно не веря в происходящее, внимательно осмотрел расположение фигур и с кислой миной признал своё поражение. Очередное, и оттого ещё более досадное.

– Так не честно. Ты всё время выигрываешь, – обиженно пробубнил он.

– В шахматах, как и в жизни: чтобы чего-то достичь – нужно чем-то пожертвовать.

Виктор, тепло улыбаясь, похлопал сына по плечу. Ему бы очень хотелось, чтобы это правило не коснулось его детей, чтобы обошло их, пощадило, чтобы они никогда ничем и никем не жертвовали, как приходилось ему.

Он знал, что дети, которым не хватает мозгов и характера жить собственным умом, которые обожествляют и чтут своих родителей, как неоспоримый кладезь мудрости и жизненного опыта, не анализируя их решения и ошибки, часто неосознанно повторяют их путь. Поэтому Виктор старался учить своих мальчишек всегда думать собственной головой и поступать соответственно. Он знал, что это поможет им в жизни.

Вдруг в кухню, где они играли, заглянул ещё один мальчишка, примерно того же возраста, но темноволосый. Его звали Игорь.

– Папа, иди скорей! Ты просил позвать на новости, – выпалил он.

Игорь умчался, а Виктор вместе с Андреем прошли в гостиную следом. Там на диване сидела женщина, лет сорока, черноволосая, с приятными чертами лица. У неё были большие и выразительные, слегка печальные тёмные глаза, которые сразу притягивали взгляд, заставляя растворяться в них, тонуть. Эти глаза в своё время и покорили Виктора. Сейчас они смотрели на него с особенным теплом и радостью, которую только он способен был разглядеть, потому что предназначались они ему одному.

Игорь уже вернулся за стол и продолжил складывать пазл. Он вообще очень любил логические игры, головоломки или пазлы и мог сутками сидеть за какой-то математической задачкой, которую обычно задают на школьных олимпиадах для старших классов. Игорь любил создавать и придумывать всякие планы, но очень редко доходил до их воплощения в жизнь. Андрей был из другого теста. Он предпочитал ставить цели и действовать ради их достижения. Например, если братья хотели «похитить» у бабушки варенье, то Игорь разрабатывал сложный, слишком уж заумный план, из которого Андрей выбрасывал все лишнее и шел исполнять. Оплеухи, конечно же, получали оба, но старший – всегда больше.

Виктор остался стоять и переключил внимание на телевизор, на экране которого ведущий новостей как раз приступил к интересовавшей его теме.

– По последним данным, – сообщал ведущий, – эпидемия охватила почти весь северо-восточный регион Китая. Напоминаем, что в Японии зарегистрировано около ста тридцати тысяч случаев заболевания, но врачи сообщают о крайне низком количестве осложнений или летальных исходов. Несколько часов назад стало известно, что японские ученые создали экспериментальный препарат, который сейчас проходит испытания. По заявлениям доктора Арата Миури, руководителя группы исследователей, первые испытания препарата прошли обнадеживающе, и скоро он поступит в массовое производство. Это стало первой радостной новостью и немного воодушевило мировую общественность, с напряжением следящую за борьбой отважных японцев с этой неизвестной ранее формой вируса. В превентивных целях в Токио, Киото и ещё нескольких японских городах объявлен карантин. В Российской Федерации случаев заражения не зафиксировано, но медики внимательно наблюдают за всеми пациентами, обращающимися в медицинские учреждения Владивостока с подозрением на ОРВИ. Границы с Китаем закрыты, а министерство здравоохранения настойчиво рекомендует воздержаться от поездок в восточные регионы страны и за рубеж. Оставайтесь с нами и будьте в курсе последних событий.

– Ну, слава Богу, – вздохнула Ира. – Наконец-то придумали, как это лечить. Даже не припомню такой страшной эпидемии в наше время. Хорошо хоть, что умирают немногие.

Виктор, до этого стоявший, опустился в кресло и задумался. Он умел читать между строк, плюс обладал некоторой информацией, поэтому быстро сложил в своей голове примерную картину.

Опасения Павла подтвердились – вирус в России. Фразы диктора «внимательно наблюдают» и «воздержаться от поездок в восточные регионы страны» означали именно это. Даже если не учитывать вранье СМИ ‒ у вируса бешеная скорость распространения: позавчера они с Пашей читали в сводках про пятьдесят тысяч инфицированных в Японии, а сегодня диктор озвучил сто тридцать… А если устанавливают карантин, значит, реальная ситуация ещё хуже и продолжает ухудшаться.

Также сказали, что есть лекарство… Это тоже больше похоже на хорошую мину при плохой игре – при такой скорости распространения и относительно недавнем обнаружении вируса так быстро сделать лекарство почти нереально. Но люди поверят. Яркий тому пример – его собственная жена. Виктор взглянул на Иру, сидевшую на диване рядом, и встретил её вопросительный взгляд. Она хорошо знала мужа и поэтому его задумчивость настораживала её.

– Что ты об этом думаешь? – спросила она, выпроводив детей играть в их комнату.

– Пока ничего, – Виктор с легкостью скрывал волнение. – Но вирус распространяется очень быстро. Гронин даже предполагает, что эпидемия коснётся всех.

– Не думаю, – Ира отрицательно покачала головой. – Вспомни все предыдущие вирусы, которые проявлялись на востоке. Например, вирус САРС, или птичий грипп, да и все прочие ‒ разве они сильно навредили в России? К тому же уже создали лекарство.

– Да, тут я с тобой согласен, но разве САРС распространялся со скоростью восемьдесят тысяч инфицированных за два дня?

На лице женщины отразилось замешательство, и Виктор пожалел о сказанном. Это она ещё не подумала о том, что СМИ, конечно же, будет умалчивать о реальных масштабах проблемы.

– Пожалуй, это я упустила. Ты тоже считаешь, что мы в опасности?

Виктор пересел с кресла на диван и обнял жену.

– Нет, не считаю, – убедительно ответил он, хотя сам в своих словах уверен не был. – Медицина сейчас на высоком уровне… ну, по крайней мере, в остальном мире, так что нечего опасаться. Видишь, уже даже есть какой-то препарат. Посмотришь – вирус остановят гораздо раньше, чем он сможет сюда добраться.

Виктор и сам хотел бы верить в то, что говорит, но слова диктора и Павла Гронина звенели у него в ушах. Паша оказался прав: всё гораздо серьёзнее, чем кажется. Если сопоставить все факты: новый вирус – далеко не первый, просочился из восточных стран в Россию – тоже не первый случай, но сорок тысяч, а на самом деле гораздо больше инфицированных в среднем за день, сводки от командования по армейским частям… Что власти собираются делать?

Будто в подтверждение его мыслей, в последующие несколько дней СМИ назвали ещё более ста тысяч инфицированных в Японии и Китае, а также сообщили о закрытии на карантин нескольких крупных городов в юго-восточной части Китая. Учёные всего мира забили тревогу, но уже пора было подумать и о панике…

3
Виктор вместе с женой внимательно смотрели очередной выпуск новостей, когда в дверь позвонили. Ира пошла открывать, а через полминуты позвала мужа. Тот нехотя поднялся с дивана и прошёл в коридор. Там, переминаясь с ноги на ногу, ожидал военный курьер, которого Виктор уже встречал раньше. Заметив, и скорее всего, узнав Виктора, он уточнил для проформы:

– Подполковник Виктор Романов?

– Так точно, – по-военному, но с явным огорчением ответил тот – появление курьера означало досрочный конец его отпуска.

– У меня для вас срочное письмо, а также телеграмма из штаба дивизии. Распишитесь о получении, – посыльный протянул Виктору бумагу.

Отключенный телефон и намеренное, несмотря на запрет, игнорирование электронной почты не помогло – в штабе вспомнили о старой доброй почте с курьером.

Виктор молча расписался и вернул курьеру документ. Парень отдал почту, козырнул и ушёл восвояси. Закрыв дверь, Ира недовольно посмотрела на мужа, но он не обратил на неё внимания. Сама она по его лицу не смогла бы точно сказать, что из полученной корреспонденции беспокоило его больше.

– Я так понимаю, ты уже не в отпуске, – слегка раздраженно сказала она после непродолжительной паузы.

– Наверное.

– А что за письмо?

– Не знаю. Походу, Паша решил добавить что-то от себя, – пояснил Виктор, умело скрывая своё недоумение и снова взглянул на конверт.

Адрес отправителя и способ доставки сужал круг возможных корреспондентов до нескольких человек, и интуиция подсказывала Виктору, что автором письма был именно Паша. Они служили вместе уже почти два года, и за это время Гронин ни разу не писал писем и не слал смс-ок или сообщений в мессенджерах во время отпуска коллеги, даже если случалось что-то экстраординарное. Он всегда говорил, что в их работе нет проблем, с которыми он не смог бы разобраться сам. Поэтому теперь получение бумажного письма от него само по себе выглядело странно, и факт этот настораживал.

Ира вздохнула и ушла в гостиную, решив не мешать мужу, а Виктор прошёл на кухню, небрежно бросил телеграмму на стол и взялся распечатывать конверт. Из него он вынул небольшой листок и стал внимательно его читать.

«Здарова, Витёк. Не хочу нагнетать, но ситуация, похоже, выходит из-под контроля. Вирус распространяется очень быстро и практически не поддаётся лечению: медики могут только немного притормозить его развитие в организме. Разумеется, правительства не хотят паники, поэтому вовсю кочегарят СМИ, отсюда и басня про волшебный препарат. Знакомые «наверху» говорят, что дело чрезвычайно серьёзное, а количество жертв достигает сотни тысяч. Количество инфицированных вообще уже никто не в состоянии посчитать. Но самое плохое то, что никто не знает, что делать.

Теперь главное. Нас отрезали от любой связи, кроме войсковой ‒ ни мобильников, ни интернета, а войска начали перебрасывать под крупные города.

Вчера я получил приказ о переводе на соседний объект (тот самый) и назначении командиром охраны. Здесь есть несколько башковитых мужиков и все они утверждают, что эпидемию остановить уже не удастся. Они предлагают в случае подтверждения их опасений закрыться в бункере здесь, на базе. Говорят, что ограничение контакта с внешним миром поможет избежать заражения, а в случае активного распространения вируса по воздуху ‒ система вентиляции оборудована многочисленными фильтрами и не должна пропустить заразу извне. Правда, я даже не представляю сколько мы так сможем просидеть, но всё же.

Знаю, о чём ты первым делом подумаешь, но если эти ребята окажутся правы – никакие трибуналы нам с тобой будут не страшны. Нас просто некому будет судить.

Сейчас мы готовим запасы. Того, что у нас есть должно хватить на четырнадцать-шестнадцать месяцев, а это более, чем достаточно. Поэтому бери семью и приезжай сюда. Не знаю есть ли у нас лучший вариант. Поспеши».

Подписи не было, но Виктор и без того прекрасно понял, кто автор письма. Работа требовала умения контролировать эмоции, но если бы Ира видела мужа во время чтения, она пришла бы в ужас от выражения его лица, настолько потрясли Виктора новости Паши. Получается, что апокалипсис всё-таки наступил, и теперь не ядерная война, не метеорит, не землетрясение и не цунами уничтожит мир. Смерть будет косить человечество с помощью маленьких невидимых организмов, которые так просто убивают людей…

Несколько минут потрясённый Виктор простоял в глубокой задумчивости, но потом вспомнил о том, что помимо письма ему пришла ещё телеграмма из штаба. Он положил конверт с листком и взял со стола телеграмму, предварительно догадываясь, о чём в ней говорится.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, чего от него хотят. Нужно явиться в штаб не позже двадцать третьего числа. Вопрос, к чему такая спешка, отпал сам собой. Теперь всё и так было ясно. Что ж, придётся ехать прямо сегодня, а то можно не успеть на место вовремя. Виктор нехотя поднялся со стула, засунул письмо Павла в карман и направился в комнату, но остановился на полпути. Подумав пару секунд, он вернулся на кухню и вышел на балкон, стараясь прикрыть за собой дверь так, чтобы жена его не услышала. Затем достал мобильник и набрал нужный номер.

Через несколько секунд холодный неживой голос сообщил ему, что в данный момент связь с абонентом отсутствует. Виктор набрал другой номер ‒ то же самое. Такой же ответ был и после третьего. Вот теперь он заволновался. Поколебавшись немного, он набрал четвертый номер… Послышались гудки, но трубку долго никто не брал.

‒ Да, ‒ наконец, ответил решительный голос.

‒ Привет. Это Витя Романов, ‒ назвался Виктор.

‒ Здарова, Витек. Извини, друг, времени в обрез, так что давай оперативно ‒ что там у тебя? – собеседник говорил быстро: то ли был занят, то ли очень спешил.

‒ Ответь на пару вопросов. Первый – что происходит? И второй – кто и зачем отдал приказ вырубить нашим мобильную связь и интернет?

Невидимый абонент молчал. Пауза длилась секунд пять, после чего из динамика донесся хлесткий приказ оставить его на пару минут. Виктор был слишком уважаем даже на таком уровне, чтобы его могли игнорировать без причины. Он знал это, но никогда не пользовался ни своими связями, ни заслугами. Это был первый такой случай и потому, наверное, ему собирались ответить, даже несмотря на большую занятость.

‒ Витек, расклад такой, ‒ напряженно заговорил собеседник. ‒ Мы закрываем границы и все виды транспортного сообщения, чтобы не допустить заразу к нам. Для этого нам сейчас нужны все без исключения, особенно такие надежные люди, как ты. А по поводу связи ‒ не мне тебе объяснять, что в такой ситуации нужен информационный вакуум, иначе скоро получим панику и дезертирство. Зомбоящик сейчас тоже подрихтуют и выпуски новостей станут «нормальными».

На последнем слове собеседник сделал особое ударение.

‒ Понял тебя, Николаевич. Но ответь честно ‒ закрытие границ и карантин реально могут помочь?

Николаевич, как его назвал Виктор, снова выдержал короткую паузу.

‒ Не знаю, Витя. Честно. Утром был на совещании у Самого ‒ там собрали всех светил нашей сраной науки и задали им конкретные вопросы, жестко задали. В итоге получили ответ, что да, карантин поможет. Главное ‒ локализовать и не выпускать тех, кто уже заражен, а также минимизировать перемещения людей в приграничных регионах, а для этого мы должны мобилизовать все силы…

Собеседник вдруг умолк, но через секунду снова заговорил. В его голосе появились сомнение и подозрительность.

‒ Слушай… Только не говори мне, что ты или Гронин подумываете спрыгнуть с поезда…

‒ Не подумываем, ‒ уязвленным тоном соврал Виктор. ‒ Просто волнуемся за семьи.

‒ Ну и ладушки. Я даже думать не хочу, что такие заслуженные и уважаемые люди способны на нечто подобное. Кто угодно, но только не вы.

От таких слов Романову на мгновение стало стыдно за друга, да и за себя тоже. Однако потеплевший было голос собеседника снова стал подозрительным.

‒ Слышишь, а ты как вообще звонишь? Где находишься?

‒ В отпуске я. В Волгограде. Только что получил письменный приказ возвращаться в часть, вот и решил тебе позвонить.

‒ Понятно. Ну, лады тогда. Давай, дуй на свое место, а меня труба зовет.

‒ Спасибо, Николаевич.

‒ Да не за что. Ну, бывай.

Из трубки полились короткие гудки. Виктор выключил телефон и задумчиво уставился в окно. Кто же был прав? Гронин или человек, с которым он только что разговаривал? Человек этот находится в самых верхах, ежедневно общается с президентом и наверняка знает ситуацию. То, что его голос звучал честно и уверенно это, конечно, ничего не означает ‒ их учили так делать, но все же…

Что ж, в первую очередь Виктор – офицер, о чем Николаевич ему вскользь и напомнил, а офицер должен выполнять свой долг при любых обстоятельствах, невзирая ни на что. Да и реально ‒ не было ещё такой заразы, с которой бы ученые не справились. Справятся и с этой. Надо скорее ехать в часть, связаться с Пашкой и отговорить его от опрометчивых решений. Меньше всего Виктору хотелось, чтобы его друг после всего, что он сделал для страны, попал под трибунал, да ещё и за дезертирство и неподчинение.

Размышляя над этим, Виктор вернулся к жене.

– Ну? Что там? – нетерпеливо спросила Ира, поднимаясь с дивана и делая пару шагов навстречу мужу.

– Да вот, в штаб вызывают. Похоже, что-то срочное, – сообщил Виктор, скрывая свои настоящие мысли. – Придётся тебе, родная, собирать меня в дорогу. Займись этим, а я пока гляну в инете расписание поездов.

– Да, конечно.

Странно, но Ира согласилась с мужем без малейшего ропота, хотя на её лице можно было прочитать неприкрытую досаду и печаль. Небольшие отпуска мужа часто заканчивались именно вот так – срочными вызовами. Этот раз не оказался исключением, но за годы совместной жизни она так и не сумела к этому полностью привыкнуть.

– Игорь! Нужно срочно сходить в магазин! – крикнула она сыну.

Из дверей соседней комнаты показался недовольный Игорь.

– А почему я? Пусть Андрей идёт, – заканючил он.

– Пойдёте оба, – тоном, не терпящим возражений, сказала Ира и с грустной улыбкой глянула на мужа. – Вредные, спасу нет. Ничего друг другу не уступят. Вроде бы и взрослые уже, а ума нету.

Виктор тоже улыбнулся, но улыбка получилась вымученной и какой-то неестественной. Ира поняла, что мужа что-то тревожит, но не стала ни о чем спрашивать – она знала, что если бы он мог, то рассказал бы обо всем сам.

Ира пошла на кухню, чтобы приготовить нехитрую еду мужу в дорогу, сыновья быстренько оделись и побежали в магазин, а Виктор быстро просмотрел расписание поездов и принялся собирать в дорожную сумку тот минимум вещей, который он всегда возил с собой в поездки.

Тревожные мысли никак не уходили из головы. Виктор никогда не верил в глобальные катаклизмы. Он считал их чем-то невероятным, невозможным. Только не в нашем мире, не при нашем уровне технологий. Он всегда смеялся в лицо предрекателям гигантских цунами, извержений вулканов, столкновений с астероидами и прочей чепухи, но в этот раз все выглядело более чем серьезно.

«А что, если Гронин окажется прав? Что тогда ждет меня, моих близких? Что, если отказываясь от его предложения, я обрекаю их на гибель?», – думал он.

Какой ответ правильный? Что дороже ‒ собственное я, честь, достоинство и принципы, которым всю жизнь был верен до конца, которые являются твоим наполнением, твоим характером, твоей сутью, как человека? Принципы и честь, которые были главнее всего даже перед лицом смерти, которой ты не раз заглядывал в глаза? Или семья ‒ родные и близкие люди, без которых ты не представляешь своей жизни, потеря которых кажется невосполнимой, такой, что ты не чувствуешь в себе сил пережить? Близкие люди, ради которых ты так же готов сойтись лицом к лицу со смертью и даже проиграть, если это им поможет?

Победить в этой борьбе могло только что-то одно.

Приняв решение, Виктор быстро собрался. Семья вышла за ним на лестничную площадку. Словно неумолимые судьи смотрели на него три пары глаз, будто зная, что происходит у него в голове и в душе.

– Я так надеялась, что ты ещё хоть немного побудешь дома, – с грустью сказала Ира.

– Я тоже, котёнок.

Виктор нежно поцеловал жену, потом детей. С печальной улыбкой погладил мальчуганов по головам, взъерошивая волосы.

– Папа, когда ты снова приедешь? – спросил Игорь.

– Надеюсь, что скоро, – бодро ответил Виктор. – Ладно, бегите в комнату, мне ещё нужно сказать несколько слов маме.

Мальчишки послушались и, по очереди пожав отцу руку, наперегонки умчались к себе, оставив родителей наедине. Проводив их тоскливым взглядом, Виктор снова взглянул на жену.

– Послушай. Я бы хотел, чтобы ты собрала самые необходимые вещи и приготовилась уехать.

Ира хотела было спросить, почему и куда нужно уезжать, но этот вопрос оказалось не трудно предвидеть, что Виктор и сделал.

– Ситуация с эпидемией меня немного волнует. Всем нам будет лучше, если вы уедете к родителям. Может, я впадаю в паранойю, но сейчас будет лучше держаться подальше от больших скоплений людей. Так, на всякий случай. Ну… не волнуйся, всё будет хорошо. Я люблю тебя.

Ира ничего не сказала. Лишь кивнула в знак согласия.

Виктор ещё раз крепко обнял и поцеловал её. Ему не хотелось оставлять семью, не хотелось уходить, но долг звал его. Долг… На миг Виктору захотелось забыть про приказ, забыть про то, что он офицер, забыть о своем слове и принципах. Россия стала уже не той, какой была когда-то, в ней мало что осталось от той страны, которой присягали его отец и дед, а затем и он сам: у властей совсем другие желания и ценности, им плевать на людей… но ведь он давал присягу. Кем он будет, если нарушит свои принципы, нарушит слово, данное себе? Что сказали бы его отец, дед и прадед ‒ кадровые боевые офицеры, каждый из которых жертвовал жизнью за эту страну?

Ответив на поставленный самому себе вопрос, Виктор отпустил жену, ещё раз заглянул ей в глаза, тихо попрощался и пошёл к лифту. Непонятное ощущение ожило и крепло внутри него. Что-то подобное чувствовала и Ира.

– Счастливого пути, – кротко, что было для неё не характерно, сказала она.

Ира стояла в дверях и пристально смотрела на мужа, ожидая, что он ещё хоть что-то скажет, пока не вошёл в лифт, но он лишь помахал на прощание рукой.

Выйдя на улицу, Виктор уже не чувствовал сомнений. Желание вернуться, забрать семью и уехать к Гронину было, но оно больше не могло взять верх.

«Время ещё есть, так что не нужно торопиться с выводами», – с этой мыслью он сел в подъехавшее такси и направился на вокзал.

Когда Виктор уехал, Ира ещё долго стояла на площадке возле лифта и размышляла о словах мужа. Она догадывалась, что это именно письмо Павла так подействовало на него, но о содержании письма она, разумеется, знать ничего не могла. Неожиданно вышедший на площадку сосед вывел её из задумчивости. Она поздоровалась с ним и вернулась в квартиру.

Сообщения новостей стали выравниваться. С каждым выпуском дикторы рассказывали о новых успехах в борьбе с вирусом, и Иру это почему-то начало настораживать. Взяв в руки телефон, она решила посмотреть, что об этом пишут в интернете, но к её удивлению, большинство новостных сайтов говорили либо то же самое, либо оказались недоступными. Заблокирован был даже Youtube. Решив, что проблема может быть только у неё, Ира позвонила нескольким знакомым, но у них с интернетом творилось то же самое.

Ира никогда не было глупой. Она сразу догадалась, что происходит, и первой её идеей было позвонить мужу, но здесь её ожидало разочарование: телефон Виктора оказался отключен, электронная почта и мессенджеры тоже молчали. Тогда она попыталась связаться с коллегами мужа, но и здесь оказалось то же самое.

Через два дня бесплодных попыток связаться с Виктором, испуганная и взволнованная Ира вместе с детьми уехала к родителям в Брянскую область и сделала это как раз вовремя, потому что ещё через три дня Волгоград закрыли на карантин.

Она так и не дождалась весточки от мужа, а скорое, скомканное прощание на площадке у лифта оказалось их последней встречей…

Глава 1. Цена жизни

Лениво поднимаясь из-за гор, солнце разбрасывало лучи света по ещё сонной земле. Только-только отступила суровая зима, отдав природу на попечение нежной весны, которая, впрочем, нежной быть не желала и началась с обильного снегопада, а затем оттепели, превратившей свежий снег в жидкую грязь. И это обстоятельство заставляло некоего человека передвигаться по открытой местности, чего ему очень не хотелось.

Вероятно, это весеннее солнышко, хоть оно и не было таким тёплым, как хотелось бы, кому-то грело душу, но определенно не этому человеку. Его больше волновали порывы пронизывающего, холодного ветра, проникающие сквозь плохонькую одежду. И как бы ни хотелось ему верить, что солнце сможет его согреть – грязь и голые деревья продолжали напоминать, что до настоящего тепла ещё очень далеко.

Этого человека вообще не радовали ни наступление весны, ни, тем более, наступление дня. Весна на улице, зима, лето или осень – сейчас это не имело для него никакого значения. А вот наступление дня таило в себе скрытую опасность, ощущение которой не оставляло его уже несколько дней, постоянно нарастая. И солнечный свет означал для него лишь одно – вероятность быть обнаруженным, а вместе с тем и убитым…

Человек этот брёл по поросшей прошлогодней травой дороге. Сквозь пожухлую траву можно было видеть остатки асфальта, разбитого за долгие годы в каменную крошку. Когда-то эта дорога часто использовалась, а сейчас, размытая дождями и снегом, разрушенная замерзшей водой и добиваемая упорно пробивающейся травой, на первый взгляд была совсем незаметной.

Мужчина, бредущий по ней, если присмотреться ближе, был молодым парнем, лет двадцати-двадцати двух, худой и высокий, с сильно осунувшимся лицом, запавшими щеками и болезненным взглядом, полным смертельной усталости. Порой он падал, но вскоре поднимался, собирая в кулак последние силы, и ковылял дальше. Весь его вид источал слабость и опустошение, почти полное отсутствие жизненных сил.

Он был обут в старые видавшие виды ботинки, на теле, под распахнутой истертой курткой, тряпкой болтался грязный, рваный и растянутый вязаный свитер, из-под которого торчало какое-то подобие то ли не заправленной рубашки, то ли футболки, а довершали картину потёртые джинсы непонятного цвета. В таком виде парень более всего был похож на бродягу. Если обратить внимание на грязное лицо, синяки под впалыми глазами и ошметки прошлогодних листьев в светло-русых волосах, то можно прийти к выводу, что это попросту пьяный бомж.

Зацепившись за что-то ногой, парень в очередной раз упал, но сил подняться у него больше не было. Он даже не двигался, и со стороны могло показаться, что он умер. Однако жизнь ещё теплилась в нём, выдавая своё присутствие слабым еле заметным дыханием, которое лёгким, чуть заметным паром вырывалось изо рта.

Ветер засыпал его пожелтевшей листвой, ворошил сухую траву вокруг, постоянно вертелся рядом, словно жалел своего мимолётного друга – такого же бродягу, как сам. Казалось, что он хотел помочь человеку подняться на ноги, не дать ему пропасть, но несмотря на все его старания, парень так и продолжал неподвижно лежать. Убедившись, что его усилия напрасны, небесный дух решил оставить всё как есть и стремглав помчался дальше, поднимая в воздух всё новые и новые редкие порции грязно-желтой прошлогодней листвы. Этот человек был лишь одним из многих непонятных ему существ, присутствие которых ничего для него не значило.

Спустя непродолжительное время издалека принесло звуки рычания автомобильного двигателя, и через полдесятка минут рёв мощного мотора заполнил окрестности. Вскоре возле парня притормозил военный джип «Хамви». В люке у пулемета торчал человек в камуфляже, но когда машина остановилась, он скрылся внутри машины.

Мотор заглушили и практически сразу же из «Хамви» вышли трое мужчин, двое из которых были в камуфляже, а третий – в дутой зимней куртке ярко-желтого цвета. Громко переговариваясь на блатном жаргоне, они все втроем подошли к лежащему на дороге человеку. Тот по-прежнему не двигался. Один из вояк с силой пнул парня ногой, и, не увидев никакого движения, достал пистолет и навёл на него. Грянул выстрел. С деревьев неподалёку поднялась стая ворон и с шумным карканьем закружила над дорогой. Теперь лежащих стало двое – незнакомый парень и мужчина с пистолетом. Грянул ещё один выстрел. «Попугай» в желтой куртке отправился на тот свет вслед за своим товарищем.

Последний из троицы что есть духу бросился назад к «Хамви», схватил с заднего сидения автомат и спрятался за машиной. Лицо его перекосилось от ужаса, руки дрожали, широко раскрытые от страха глаза безумно вращались. Страх смерти не позволял бедняге сдвинуться с места, но и стрелять тоже перестали.

Вороны кружили над дорогой в предвкушении обеда, но пока не осмеливались приступить к трапезе. Вояка продолжал сидеть за джипом, пытаясь успокоиться и понять откуда пришла смерть к его товарищам. Он до боли в пальцах зажимал в руках автомат, и боялся даже пошевелиться, надеясь лишь на то, что его каким-то чудом пронесёт и он останется жив. Лишь глаза, всё ещё широко раскрытые от страха, по-прежнему нервно двигались. Так прошло несколько минут.

Когда бедняга немного успокоился, взял себя в руки и собрался предпринять какие-то действия для своего спасения, первым, что пришло ему в голову, было абсолютно нелепое решение выглянуть из-за машины, чтобы оценить обстановку. Сразу за этим решением ему в голову пришла и доза свинца – раздался ещё один выстрел. Тело мужчины безжизненно повалилось набок, а глаза навеки застыли, выражая страх ещё недавно живого человека.

Вороньё продолжало, шумно каркая, кружить над дорогой. Через пару минут из небольшого леска, находящегося рядом, на прилегающую к дороге поляну вышли двое уже немолодых мужчин. Один высокий, плотно сложенный, с тёмно-русыми волосами, в которых уже было немало седины, был вооружён снайперской винтовкой Драгунова, а второй, такой же крепкий, черноволосый, с глубоко посаженными глазами – автоматом «Калашникова». Как и двое из убитых, оба были одеты в камуфляж, но рисунок у них была совсем другой. Уверенным, неторопливым шагом, соблюдая небольшую дистанцию и не говоря друг другу ни слова, они направлялись к машине.

Выбравшись на дорогу и ещё раз осмотревшись, один из них, наконец, подал голос.

– Макс, осмотри тела на дороге, все полезное тащи в машину, а я здесь разберусь, – сказал снайпер напарнику.

Тот отправился выполнять указание. Кроме двух автоматов, пистолета и пары запасных магазинов у убитых вояк ничего полезного не оказалось. Осмотр карманов помог разжиться парой зажигалок и несколькими пачками сигарет, при виде которых Макс восхищенно присвистнул. Подойдя к последнему, мужчина присел, и внимательно осмотрел его. Не обнаружив ран, он пощупал пульс.

– Паша, бродяга живой, – возвестил он напарника.

– О! А почему не встаёт? Ранен? – поинтересовался тот, кого назвали Пашей, и выглянул через окно.

– Леший его знает. Без сознания, кажется, – Макс пощупал шею парня. – Пульс слабоват. Чего делать с ним будем?

Паша выбрался из машины. Открыв заднюю дверь, он начал деловито наводить порядок, будто это была его машина и вещи в ней тоже принадлежали ему. Здесь обнаружился пистолет Макарова, который сразу попал в поле зрения опытного солдата, потёртая кожаная куртка, и ещё какие-то лохмотья. Всё это, скомканное могучими руками, быстро перекочевало в багажник. На месте осталась только куртка, а рукоять ПМа теперь торчала из-за пояса. Все его движения были неторопливыми, но чёткими и уверенными. Каждое из них наводило на мысль, что этот человек всегда знает, что делает. И всегда готов к любым неожиданностям.

– Положим его в машину. Нам нужна информация о происходящем вокруг. Может, удастся из него что-то вытянуть.

Труп солдата, убитого возле машины, без малейшего сожаления бросили в кусты, а вскоре за ним последовали и тела его напарников. Парня в лохмотьях хотели сначала связать, но он был так немощен и жалок на вид, что после недолгих раздумий его, словно мешок с картошкой, просто бросили на заднее сидение. Паша только сейчас получил возможность рассмотреть своего будущего пассажира, но на грязном, осунувшемся лице парня, покрытом недельной щетиной, особо не было что рассматривать, и он вернулся на водительское место.

Напарник уже занял сиденье рядом. Паша завел двигатель, который сразу же отозвался мощным рыком, нажал на педаль и машина тронулась.

Джип бодро двигался по заросшей дороге, его пассажиры чувствовали себя спокойно и порой непринуждённо перекидывались короткими фразами. Похоже, им было абсолютно всё равно, что они только что отправили на тот свет троих, ничего не сделавших им людей.

Спокойствие нарушила внезапно заговорившая рация, установленная в машине. Хриплый, прокуренный голос требовал выйти на связь. Водитель и его напарник равнодушно переглянулись, ожидая друг от друга каких-то действий, но ни один так ничего и не предпринял. Паша продолжал молча вести машину, а напарник без особого интереса прислушивался к голосу, костерившему кого-то из рации. Рация ещё немного пошипела, изрыгая проклятия, угрозы и разнообразные ругательства, что лишь вызвало самодовольные улыбки на лицах мужчин, и угомонилась.

Тем временем, от постоянной тряски на неровной дороге, парень на заднем сидении пришёл в себя. Прислушиваясь к мощному рёву мотора, он с трудом заставил себя подавить страх и открыть глаза. Этот страх, который обуревал его с момента, когда к нему вернулось сознание, сменился ужасом, когда он осознал, что бандиты поймали его и везут обратно. Он внимательно осмотрелся: два мордоворота сидели спереди, даже не удосужившись связать его. Самоуверенные типы. Впрочем, его состояние слишком бросалось в глаза – он не представлял для них никакой угрозы. Даже сбежать он был не в силах.

Некоторое время парень пытался ответить самому себе на вопрос, почему его до сих пор не убили. Затем, прежде чем он смог решить собрались ли его пытать, или показательно казнить, его внимание привлекла одежда мужчин впереди – те, кто мог гнаться за ним, обычно одевались иначе. Он рассматривал их меньше десяти секунд, прежде чем сидевший на пассажирском месте здоровяк заметил это и повернулся к нему.

– Тормози, – бросил он водителю.

Машина резко остановилась, да так, что парень свалился с сидения на пол. Раздался протяжный стон, и он предпринял слабые попытки подняться. Эти попытки не принесли никакого результата, но довольно скоро могучая сила подняла его за шиворот, заставляя трещать одежду, и усадила на сидение. Парень повернул испуганное лицо и увидел, как в открытую дверцу лезет небольшой «шкаф», занявший добрую часть пространства на просторном заднем сидении.

«Шкаф», окинув парня внимательным взглядом, сделал первое, чего не сделали бы бандиты, гнавшиеся за ним ‒ он просто сел рядом и положил себе на колени АК, направив ствол в сторону пленника. Его колючий взгляд сверлил парня и казалось, видел его насквозь, а палец лежал на спусковом крючке, готовый к любым неожиданностям. Бандиты скорее всего вырубили бы его и связали. Затем последовало второе, чего они бы никогда не сделали:

– Пить хочешь? – вопрос оказался неожиданным, но очень своевременным.

– Да, ‒ просипел парень и его глаза загорелись.

Пленник ухватил протянутую флягу и принялся жадно пить. Вода была прохладной и казалась невероятно вкусной. Утолив жажду, он закрыл глаза, пытаясь преодолетьвнезапно нахлынувшее головокружение. «Шкаф» тем временем закрыл дверь и сделал водителю знак трогаться. Машина снова поехала.

– Как звать? – строго спросил «шкаф», когда парень закончил пить.

Тот слегка затуманенным взглядом осмотрел своих новых знакомых, пытаясь сообразить кем же они могут являться и что им отвечать. Его преследователи вряд ли стали бы задавать ему подобные вопросы.

– Андрей.

– Я – Макс, – представился «шкаф». ‒ Если будешь вести себя хорошо – мы тебя не обидим. Даю слово.

Андрей попытался совладать со своим телом, которое била дрожь то ли от холода, то ли от волнения. Он не сильно верил в такое понятие как «слово», кто бы ему его не давал. Лишь бартер нынче мог иметь какой-то вес, но ему нечего было им предложить в обмен на свою жизнь.

– Ладно, – смиренно ответил он, когда дрожь, как ему показалось, немного уменьшилась. – Что вам от меня надо? И как я здесь вообще оказался?

Водитель разглядывал его в зеркальце заднего вида. Его взгляд был острым и пристальным, иногда он хмурился, но Андрей готов был поклясться, что это добрый взгляд.

– Случайно успели отбить тебя у плохих ребят, – ответил Макс. – Они хотели тебя завалить, но на твое счастье нам понравилась эта тачка и мы решили завалить их. Так что в благодарочку ты ответишь на некоторые вопросы. Идёт?

Андрей некоторое время немигающим, полным недоверия взглядом, смотрел на Макса, затем все же кивнул. А что ещё он мог сделать? Другого выбора у него не было.

«Эти странные и, судя по внешнему виду, определенно опасные дядьки, убили «волков» просто ради машины. Серьёзно?!», – думал парень.

Не в силах принять такой ход событий, он с изумлением озвучил свои мысли вместо ответа.

– Конечно, нет, – ухмыльнулся Макс и, подумав, признался. – Ну ладно, из-за неё тоже, но в основном, потому что тебя пожалели.

– Нам показалось, что гораздо проще будет найти общий язык с тобой, чем с ними, – подал голос водитель.

– Во-от, – протянул Макс, все ещё ухмыляясь. – Ну что, ты будешь отвечать или придется тебя пытать?

Андрей поежился и инстинктивно немного отодвинулся. Улыбка Макса казалась искренней, но совсем не совпадала с его словами, и Андрей волновался по поводу того, что не может разгадать что же именно на уме у этих двоих. Слишком уж необычно для бандитов они себя вели. Чтобы упростить для себя картину Андрей решил отталкиваться от мысли, что они его не убьют. Пока что, по крайней мере.

– Конечно, буду говорить, – сказал он и попытался улыбнуться, но улыбка вышла уж чересчур натянутой.

– Ок. Тогда для начала расскажи откуда ты взялся на этой дороге? И почему тебя хотели завалить хозяева машины?

Андрей собрался с мыслями. Это оказалось не так уж просто.

– Я бежал от них. Три дня шёл на юг. Старался держаться в лесу, чтобы не попасться им на глаза, но в конце концов настолько устал, что решил выйти на дорогу.

– От кого бежал? ‒ уточнил Макс.

– От «волков», от кого же ещё.

‒ Что за «волки»?

Впервые Андрей позволил себе сомневающийся взгляд. Что же все-таки здесь происходит? Что это за вопрос? Как могут люди, находящиеся в самой глубине территории местной банды, не знать кто такие «степные волки»? Может, это какие-то разведчики банды конкурентов? Но как может быть, чтобы они пришли на чужую территорию, не владея вообще никакой информацией?

‒ «Степные волки», – объяснил он и стал перечислять варианты. – Бандиты, сукины дети, ублюдки, не знаю как ещё их можно назвать…

«Стоп! Это что, какая-то новая извращенная игра «волков»?», – от такой мысли у Андрея внутри снова все похолодело, но Макс задал очередной вопрос и на него следовало отвечать.

– Бандиты? Расскажи подробнее, – заинтересовался он.

– Эм-м-м… – Андрей все ещё был в замешательстве.

Подумав немного, он принял решение просто ничему не удивляться и отвечать на любые вопросы как ни в чем не бывало. Такая тактика показалась ему наилучшей. И будь, что будет – все равно деваться ему уже некуда.

– «Степные волки» – местная банда. Они хозяева территории на сотню километров вокруг или около того – не знаю сколько точно. У них много оружия, они всех держат в страхе и регулярно требуют дань.

– Ого. И почему они гнались за тобой?

Андрея передернуло, когда он подумал о причине ненависти к нему «степных волков» – от воспоминаний о произошедшем его до сих пор бросало в дрожь.

– Я убил одного из их людей… Кажется… В порядке самообороны. Но они такое не прощают и устраивают показательные казни.

‒ Тебя хотели убить не показательно. Собирались пристрелить, как собаку, когда ты валялся на дороге.

‒ Непохоже на них. Может, думали, что я уже и так не жилец? Впрочем, не знаю…

– За что убил? – впервые подал голос водитель.

Его интересовало насколько быстро парень ответит на этот вопрос. От скорости ответа зависело правду он говорит или нет. Разумеется, никто не станет верить, основываясь только на такой простой проверке, но всё же это могло быть началом.

Андрей ответил сразу.

– Пытался спасти девушку. Эти уроды когда приехали в Прохоровку…

– Прохоровку? – перебив его, уточнил Макс.

– Моя деревня. Я жил там долгое время…

– Ты сказал приехали в Прохоровку. Что дальше? ‒ снова бесцеремонно перебил Макс.

– Дальше… Дальше начался кошмар. Такого ещё никогда не было. Они приехали за людьми и забирали всех, кто попадался им на глаза. Стариков убивали. Изнасиловали нескольких женщин. Мы с братом прятались в сарае и один из них затащил туда девушку… я не мог смотреть на это и застрелил его из ружья. А после нам оставалось только бежать.

На лице автоматчика не отражались никакие эмоции. Выглядело это зловеще.

‒ И где же тогда твой брат? – буднично поинтересовался он.

‒ Не знаю. Мы разделились. Так было больше шансов спастись хотя бы одному из нас.

Возникла короткая пауза.

‒ Окей. Давай дальше. Что значит «забирали людей»? Куда? Зачем? ‒ продолжил свой допрос Макс.

Андрей задумался, но совсем ненадолго.

‒ Я не знаю. Они просто сажали людей в грузовики и увозили.

‒ Куда увозили?

‒ Говорю же ‒ не знаю.

‒ А кто знает?

Манера, с которой сейчас задавал вопросы Макс больше походила на издевательство, но Андрей старался на это не реагировать и отвечать дальше.

‒ Не знаю. Поверьте, я действительно ничего не знаю об этом. Как-то раз кто-то в деревне рассказывал о подобном. Что «волки» приехали в какое-то поселение, погрузили всех в машины и увезли. Но никто не знает куда. И ни один из тех, кого увезли, не вернулся.

Оба мужчины молчали. Вопросы на короткое время перестали сыпаться, словно из рога изобилия, но ненадолго.

– Твоя Прохоровка ‒ далеко отсюда?

– Да, – коротко ответил парень.

– И много там жителей?

– Теперь не знаю, – вздохнул Андрей. – Наверное, уже ни одного.

Его ответы становились все более расплывчатыми. Водитель допускал, что парень им не доверяет, и размышлял стоит ли надавить на него, но решил пока этого не делать.

Вскоре Макс продолжил прервавшийся было допрос.

– Расскажи-ка нам ещё раз, кто такие эти «волки» и где берут такую технику, – предложил он.

Андрей, за время разговора почувствовавший себя чуть свободнее, скептически посмотрел на собеседника. Эти странные вопросы все равно вызывали в нем сомнения, хоть он и обещал себе ничему не удивляться.

– Это шутка? – недоверчиво спросил он.

– А я похож на шутника? – вопросом на вопрос ответил автоматчик и в голосе его прозвучал металл.

Андрей снова задумался о том насколько странные эти двое. Со времён эпидемии прошло уже почти десять лет. Все вокруг изменилось до неузнаваемости. «Степные волки» уже лет восемь контролировали все территории в радиусе километров, наверное, ста, если не больше. За эти годы с ними невозможно было ни разу не иметь дела, но эти двое вели себя так, как будто только сегодня узнали о том, что Деда Мороза нет, как будто почти ничего, что происходило: голод, бандитские разборки, убийства, грабежи и вымогательства ‒ их не коснулось.

– Что-то я ничего не понимаю, – Андрей почесал затылок.

– Понимать не надо – надо отвечать, – жестко направил его Макс.

От такого напора Андрей немного струхнул. Да, лучше ему не забывать кто здесь кто.

– Конечно, я буду, – он энергично, насколько мог в своем ослабленном состоянии, закивал головой. – С чего начинать?

– Начни с того откуда взялись эти парни в НАТО-вской форме и откуда у них «Хамви».

Несколько непонятных слов запутали Андрея, но не нужно заканчивать «Гарвард», чтобы понять о чём спрашивал Макс. Догадался и Андрей.

– Повторюсь ещё раз – эти, как вы выразились, парни, называют себя «Степные волки». Они хозяева всего, что я знаю на ближайшие километров сто… и те ещё отбросы, – в голосе парня чётко слышалась нескрываемая ненависть. – Они управляют всем, заставляют работать на них, отнимают часть заготовленной еды, могут увезти с собой женщин из деревни, причём не брезгуют ни женщинами в возрасте, ни малолетними. Иногда потом привозят их обратно, еле живых. Иногда мертвых. Чаще не привозят вообще… Могут приехать пострелять ради забавы, пугать, угрожать, насиловать. В общем – делают то, что им вздумается.

– Беспредельщики, – вставил водитель.

– Что? А, да… наверное, – согласился Андрей, которого голос водителя выдернул из нахлынувших вдруг воспоминаний.

Прохоровка всегда была под защитой Акима и «волки» ни разу не позволяли себе нападать на неё. Это было частью сделки – Прохоровка неприкасаема, но она не принимает к себе беженцев и переселенцев из других деревень, потому многое из того, что он только что описал этим двоим, он знал лишь по рассказам самого Акима и редких мимолетных гостей деревни. Что же изменилось?

Он снова вспомнил свою деревню и приезд «волков», вспомнил тот кошмар наяву, который никогда уже не сможет забыть. Сначала, не обращая внимания на просьбы и мольбы, они заставили отдать им абсолютно все припасы, даже то, что хранилось для посева. Затем стали загонять людей в грузовики. Не щадили никого – мужчин били, над женщинами издевались, некоторых насиловали прямо на глазах у их детей и мужей, а пытавшихся заступаться просто убивали. Всех способных работать взрослых, а также здоровых детей, словно скот погрузили в грузовики и увезли. Стариков и маленьких детей убили. Жестоко, на глазах у всех. Крики и истерики матерей… Он никогда этого не забудет.

– Рассказывай дальше, – поторопил автоматчик. – Я так и не услышал, откуда у них посреди российской глуши американский военный «Хамви» и НАТО-вская форма?

– Этого не знаю. Одежда, как одежда. Разумеется, качественная, не то, что наша, ну и тёплая очень.

– От-ку-да? – по слогам повторил свой вопрос автоматчик.

Андрей от такого давления разволновался и задумался ещё сильнее. Он вспомнил, как однажды кто-то из бандитов пожалел мальчишку из его деревни и подарил ему свою куртку, бушлат кажется… Такой одежды им точно было не достать – прочная, тёплая, приятная на ощупь… Внезапно Андрея осенила догадка.

– Знаете что – может, они получили всё это через гильдию? – то ли спросил, то ли констатировал он.

– Гильдия? Это что ещё такое? – чуть ли не в один голос спросили водитель и его товарищ.

Взгляд Андрея был достоин картины. Однако он не осмелился задавать вопросы.

– Торговая гильдия, – пояснил Андрей очевидный для себя факт, – занимается торговлей.

– Парень, да ты гений! Ну, прям все встало на свои места! – воскликнул Макс, а затем его тон стал жестким. ‒ Я тебе прямой вопрос задал ‒ отвечай нормально ‒ что за гильдия? Чем торгуют? Неужели деньги до сих пор в ходу?

Андрей покачал головой, в очередной раз напоминая себе свой зарок ничему не удивляться. Всё происходящее, все, к чему он привык и что является для него обычной картиной, для них – новость. Что ж, хотят ответов – получат.

– Нет, денег уже нет. Ну, по крайней мере, в том значении, какое они имели когда-то. С торговцами расплачиваются бартером: территориями, сырьём, произведенными товарами, техникой, информацией, услугами, много чем ещё. И-и… Их армия – одна из самых лучших. Уже лет пять никто не рискует диктовать гильдии свои правила.

– Хм… И что именно они поставляют?

– Гильдия? – переспросил Андрей.

– Да.

– Подумайте, что вам надо и подайте запрос торговцам – у них это есть. Вопрос только в том, что вы готовы дать взамен, – парень, глядя в пол, вскинул брови и покачал головой. – Да, у них есть все. Даже дрожжи, если надумаете открыть хлебопекарню.

Андрей кисло усмехнулся, но улыбка быстро сползла с его лица – при словах о еде он почувствовал, как неприятно выворачивает наизнанку его желудок.

– Я давно не ел. У вас есть что-нибудь съестное? – с надеждой спросил парень.

Водитель какое-то время испытующе смотрел на Андрея через зеркало заднего вида, а потом, пожав плечами, остановил машину и полез в бардачок. Макс всё это время, не моргая, следил за пассажиром.

– Извини, парень, – вскоре развёл руками водитель. – Тут ничего нет. Наши запасы тоже закончились. Накормим тебя как приедем.

Андрей сокрушенно вздохнул и бросил на бардачок разочарованный взгляд.

Машина снова заревела двигателем и тронулась с места, быстро набирая скорость.

– Скажи, а регулярная армия ‒ от неё что-то осталось? – спросил автоматчик.

Андрей не заметил, как напряглись его собеседники. Оба они с нетерпением ждали ответа на этот вопрос.

– Это военные? Которые были до эпидемии?

– Да.

– Не знаю. Я слышал, что большая часть выживших военных создали банды или растеклись по ним. Хотя, говорят, что некоторые остались там, где их застала эпидемия, и те, кто выжил, сейчас держаться автономно и очень дружны с гильдией. В нашем регионе военных не осталось совсем, хотя… – Андрей подумал несколько секунд, стоит ли говорить, и, указав рукой на скалы, возвышающиеся впереди на горизонте, продолжил. – Когда-то говорили, что где-то в этих местах есть долина, она находится прямо между скал, в своеобразном природном колодце.

Он слегка нахмурился, вспоминая что-то. Никто его не перебивал и не торопил.

– Ходили слухи, что там есть военная база, но единственный тоннель, ведущий сквозь скалы, завален и попасть в долину невозможно. Ещё говорили, что база заброшена. Поначалу некоторые пытались туда забраться, но скалы оказались неприступными. Несколько таких деятелей даже не вернулись с вылазки. Надо сказать, что находится эта база далеко от населённых деревушек и главных дорог, которые используют банды, поэтому сейчас об этом месте никто даже не вспоминает.

Автоматчик взглянул на напарника. Эти их взаимные взгляды заставляли Андрея нервничать. Он не знал, что они могут значить и, на всякий случай, ни к чему хорошему не готовился.

– Похоже, нам просто очень сильно, невероятно повезло, что никто не пожелал пробиться через завал, – задумчиво сказал автоматчик.

– Похоже на то, – согласился водитель.

После этого обмена репликами Андрей начал догадываться, что его спасители пришли именно оттуда, с той базы. Но почему они настолько плохо ориентируются в новом мире оставалось для него загадкой.

В прошлом большая дорога, по которой они сейчас ехали, уходила в сторону от высившихся скал. Они свернули на поросшую травой, еле заметную асфальтовую дорожку, проехали по ней ещё километр-полтора и остановились у небольшого углубления в скале. По команде Макса Андрей вышел из машины и с интересом заглянул в это углубление. Там был проход, в который легко мог протиснуться человек. Неужели эти люди пробились через завал?

Выпотрошив из машины все ценное, включая ленту из пулемета, установленного на крыше, водитель загнал «Хамви» в кустарник. Кустарник на такое безобразие ответил лишь укоризненным треском.

– Дальше пешком, – сказал Макс, делая Андрею знак идти вперед.

Он проследил за Андреем, пока тот решался войти в тоннель, и пошёл следом. Лаз в скале был немаленьким, лишь метров через двадцать, а может, даже тридцать, они оказались в просторном тоннеле, укреплённом плитами и бетоном, удивительно хорошо сохранившимся за все эти годы. Конечно, в некоторых местах отделка раскрошилась и с потолка свисал какой-то странный мох, но в остальном тоннель казался надёжным.

На вопрос Андрея о тоннеле, водитель, шедший последним, рассказал короткую историю о том, как они создали завал в начале эпидемии и о том, как сами же потом потратили очень много времени, пытаясь через него пробраться. Но кое-какие вопросы до сих пор остались для Андрея открытыми. Получалось, что эти люди жили в долине со времён катастрофы, а это целые десять лет. Почему они не выбрались оттуда раньше?

Пройдя длинный, почти стометровый тоннель, они снова вышли на солнечный свет. Окрашенные пятнами мха скалы уходили в стороны, охватывая долину большим, диаметром километра в полтора, кольцом. Почти сразу за тоннелем показался КПП с поднятым ржавым шлагбаумом, скрытый разросшимися деревьями. Прямая дорога проходила через него и вела прямиком к бетонному ограждению военной базы, виднеющейся впереди.

– Интересно, с чем вернётся Дьяков? – спросил Макс товарища. – И кто мог услышать взрывы?

– Наверное, мы повели себя слишком опрометчиво, полагая, что остались почти одни на весь мир, – не глядя на напарника, ответил тот. – Впрочем, чувствую, что мы скоро всё узнаем.

Андрей задумался, пытаясь представить сколько же с этими мужчинами ещё людей и кто они вообще такие. До базы добрались быстро, и, миновав ворота, Андрей принялся внимательно рассматривать всё вокруг. База оказалась достаточно обширной и вмещала много объектов. Здесь были большие бараки, несколько складов, боксы, лазарет и прочие строения, включая вертолётные площадки с несколькими ангарами.

Постройки казались Андрею огромными, и он с интересом их рассматривал. Они были совершенно непохожи на те маленькие, срубленные кое-как домики, которые вот уже много лет являлись самыми изысканными архитектурными сооружениями, что ему приходилось видеть. Эти здания хоть и выглядели не новыми, но всё же внушали трепет, чувство защищённости, монументальности того, что тебя окружает.

А вот с людьми на базе дела обстояли не так хорошо. Андрею вскоре удалось насчитать от силы человек тридцать, и почти все, в отличие от Макса и его напарника, были в привычной Андрею грубой деревенской одежде. Эти люди странно себя вели, будто бесцельно слонялись туда-сюда, дико и ошарашено осматривались. Несколько человек сидели просто на асфальте, кто-то даже лежал. Вокруг суетились какие-то двое мужчин в непривычных белых халатах, будто врачи. Спутники Андрея, похоже, искренне удивились, увидев этих людей, из чего парень сделал вывод, что их здесь раньше не было.

Андрей настолько углубился в созерцание и размышления, что не сразу обратил внимание, что они остановилась возле небольшого двухэтажного здания, и лишь резкий голос водителя вернул его в реальность.

– Видишь, Дьякову точно будет что рассказать, – сказал Максу водитель.

– Ага, – только и сказал Макс, скептически оглядывая толпу.

Андрей хотел что-то спросить, но им навстречу вышел высокий худощавый мужчина с острым подбородком и таким же острым взглядом из-под бровей, который словно буравчики, проникал вглубь тебя, чтобы увидеть самые потайные мысли. От этого взгляда у Андрея по спине пробежал холодок. Что-то было в его глазах не только излишне внимательное, но и злое, неприятное.

Мужчина тут же по-военному поприветствовал водителя и Макса, бегло осмотрел Андрея, а потом обратился к водителю:

– Товарищ полковник, у нас куча новостей, – с серьёзным видом оповестил он.

«Полковник? Неужели они действительно из военных?», – спросил сам себя Андрей.

– Отстань со своей субординацией, Коля, – отмахнулся водитель-полковник. – Зайди ко мне минут через двадцать.

– Так точно.

Коля снова покосился на Андрея, чей бомжеватый вид привлёк его внимание, но времени на долгие смотрины у него не было, и он удалился по своим делам. Войдя в здание, именуемое, как потом узнал Андрей, штабом, они с полковником поднялись по скрипучей лестнице, прошли до середины коридора и вошли в приоткрытую дверь. Макс куда-то запропастился.

В кабинете, если обшарпанное с выцветшими грязными обоями помещение ещё можно было назвать этим громким словом, было вымыто и проветрено. Полковник сел за стол, а Андрей устроился на одном из нескольких ветхих стульев напротив. Ещё ряд таких же стульев стоял у стены. Вскоре явился Макс с миской пшеничной каши, заправленной малюсенькими кусочками мяса неизвестного происхождения, и передал это сокровище Андрею. Какому животному принадлежало это мясо парень не смог разобрать ни на вкус, ни на запах, но и бог с ним. Он был поглощен едой и не обращал внимания, что самой каше присутствующие удивлялись не меньше, чем Андрей всей этой базе.

Затем пришёл Коля в сопровождении какого-то седого, но добродушного на вид старца, высокого рыжеволосого и слегка угрюмого мужчины по имени Сергей, и молодого парня, которого звали Олег. Старик был одет в не совсем белый докторский халат, накинутый поверх старенького свитера, черные, в некоторых местах рваные штаны, и носил очки. Высокий морщинистый лоб, густая седая борода и светлый взгляд больших серых глаз придавал ему вид мудрого старца. Звали его, как представил старика Макс – профессор Эрик Бернштейн. Такое странное имя ввело Андрея в некоторое замешательство.

Когда все собрались, и хозяин кабинета представил им Андрея, Коля Дьяков, тот который встретил их у входа в штаб, начал рассказывать о событиях последних трёх дней. Рассказ шел активно и по-деловому, с частыми уточняющими вопросами. В кабинете вообще все держались довольно просто, можно было даже сказать, по-братски, что тоже немного удивляло Андрея.

В ходе разговора Андрей узнал, что полковник Павел Гронин, майор Максим Родионов и ещё трое людей покинули базу три дня назад с целью разведки и в поисках выживших в результате эпидемии. Безрезультатно проблуждав некоторое время, группа разделилась, и дальше Паша с Максом пошли вдвоём. Во время своего небольшого путешествия они видели пепелище маленькой деревеньки и тела людей, но вот живых встретить им не посчастливилось. Лишь в самом конце, по пути назад они случайно наткнулись на Андрея и его преследователей.

Ещё одна группа во главе с капитаном Николаем Дьяковым отправилась в противоположную сторону и оказалась намного удачливее. Дьяков рассказал, что они обнаружили целых два небольших селения. После короткого знакомства с тамошними обитателями, он узнал о «Степных волках» и их нравах, и сразу понял, что драки не избежать. Но куда в драку без людей? Вот он сходу и предложил жителям примкнуть к нему. Переговоры были тяжелыми, но Дьяков смог одержать в них верх – он мог предложить скрытое и неизвестное банде безопасное место для жизни, а также оружие для самозащиты и возможность поквитаться с обидчиками. Нельзя сказать, что последнее сильно воодушевило людей, но вот первые два аргумента имели немалый вес.

– Это здорово, что ты добыл людей, – похвалил его полковник, – пусть и необученных. Вопросы к тебе такие – чем будем их кормить и чем вооружим?

– Они перебираются сюда со всеми своими запасами, – ответил Дьяков, явно довольный собой. – Так что на первое время мы кое-как обеспечены. А с оружием – кое-что у нас есть, а что-то возьмем трофеями.

– Ну, допустим, – кивнул Макс. – А подготовка? Что толку от зеленых мужиков, никогда не державших в руках даже пистолет?

– Это как раз не главная беда, – не согласился с ним Паша. – Хоть немного, но обучим. К тому же зря ты так – там наверняка много охотников. Вон, даже Андрей вроде бы кого-то пристрелил из ружья, как ты помнишь. И вообще, не хотелось бы заблуждаться, но судя по повадкам, что я успел заметить, «волки» эти – типичные гопники. У таких обычно беда с навыками и дисциплиной, так что если это подтвердится – будем с ними на равных. Я вот только не пойму – как люди решились бросить все и уйти с тобой, Коля?

– Все просто. Говорят, что бандиты в последнее время совсем озверели – раньше они просто собирали дань, а сейчас тупо зачищают деревни под ноль. Это всех очень пугает, вот люди и согласились с моими доводами, что в скрытой от посторонних глаз скалами и достаточно просторной для такого количества людей долине, у них действительно будет больше шансов выжить, чем в их деревнях, о которых бандиты прекрасно знают.

Полковник согласно кивнул.

– Ясно. Ну, что сказать – молодец, Коля. Судя по обстановке, люди нам сейчас будут нужны, как воздух. Кстати, а почему они сами не организовали сопротивление? Андрей, что скажешь?

Андрей вздрогнул от неожиданности, совершенно не ожидая, что его станут ещё о чем-то спрашивать.

– Не знаю. Я слышал рассказы о подобном, но в них бандиты всегда побеждали – сопротивленцам каждый раз не хватало то оружия, то ещё чего-то. К тому же в местах, где возникало и действовало сопротивление, бандиты жгли деревни и убивали жителей, так что в итоге сопротивление теряло всякую поддержку. Я мало что знаю – к нам банда до этого приезжала только поторговать, но другим было сподручнее платить дань и жить дальше, чем начинать заранее безнадежную войну.

– Интересно. А чем это Прохоровка была такой особенной, что банда вас не трогала? – поинтересовался Макс.

– Так у нас был Аким.

Андрей ответил так, будто всем все сразу должно быть понятно. Увидев по их лицам, что это далеко не так, он, не дожидаясь дальнейших вопросов, разъяснил.

– Аким – представитель торговой гильдии, а с торговцами «волкам» не справиться. Аким жил в Прохоровке, и потому деревня была под его защитой.

– Кажись, хреноватая из него крыша, – скептически заметил Макс, и спросил. – Но вопрос пока другой – почему тогда жители местных деревень не перебрались в Прохоровку?

Это был простой вопрос и Андрей сразу же ответил.

– Нельзя было. Это территория банды – они устанавливают правила, и гильдия это поддерживает. Прохоровку не трогали, потому что таково было требование Акима. Но банда согласилась на это только из уважения к нему и с условием, что Прохоровка не будет принимать переселенцев. За это Аким отвечал лично. А жители деревни благодаря слухам знали, что творится у соседей, и не желая повторить их судьбу, сами охотно выставляли всех непрошенных переселенцев.

– Мда-а… Очень интересно. А как связаться с этим твоим Акимом? – поинтересовался полковник.

– Не знаю. Банда, наверное, сожгла деревню, а людей увезла. Акима тогда в Прохоровке не было, но где он сейчас и жив ли – я не знаю.

– Секундочку! – воскликнул Макс. – Так это что же получается – этот твой Аким продавал банде «Хамви» и оружие?

И снова Андрей вздрогнул от бурной реакции. Покачав головой, он ответил.

– Вряд ли. Во-первых, Аким не единственный торговец в мире. А во-вторых – он техникой никогда не торговал. Как он сам говаривал – не тот масштаб. У него другие вещи можно было выменять – топливо, лекарства, еду, одежду, запчасти, инструменты. Из оружия разве что порох и патроны, да и то под заказ.

– Окей, – кивнул полковник. – Кстати, такой ещё вопрос – а в банду людей принимают?

– Очень редко, – ответил за Андрея Дьяков. – И только если новенький может доказать свою полезность. Банде новые рты не нужны, там их и так хватает.

– Понятно. Андрей, расскажи, пожалуйста, ещё о новом мире и его устройстве. Все, что знаешь.

Дальше присутствующие с интересом слушали, как позже выяснилось, довольно поверхностный рассказ Андрея об обстановке в мире, а в частности, в округе. Исходя из этого рассказа, современный мир оказался под завязку набит бандами. И хоть людей на планете поубавилось раз эдак, в пять, плотность населения оказалась немалой, раз Дьякову удалось обнаружить сразу две деревни на достаточно небольшой площади. Эта же плотность населения прямолинейно влияла и на количество и численность банд. Каждая группировка располагала приличным количеством оружия и живой силы, имела свои базы, склады, опорные пункты, а некоторые особо крупные обладали даже серьезной военной техникой и кое-каким производством. Торговая гильдия, как самая большая из всех, владела даже собственными шахтами, нефтедобычей, заводами и электростанциями. И бог знает чем ещё.

Присутствующие слушали парня с таким неподдельным интересом, что ему хотелось говорить ещё и ещё, но, к сожалению, скудный запас его информации довольно быстро иссяк. Правда, теперь он почувствовал за собой право и самому задать интересующие его вопросы. Почему Павел и Макс направились на поиски только сейчас? Почему так долго ждали? Так же было непонятно почему они не попытались вступить в контакт с «волками», если не знали кто они такие.

‒ Мы собирались, как ты выразился, вступить в контакт, с тобой, ‒ ответил Макс. ‒ Но потом появились эти «веселые ребята». Опыт подсказывал, что они те ещё «плохиши» и, как видишь, мы не прогадали. Впрочем, если бы они не решили замочить тебя, то вероятно, мы бы попытались как-то с ними сговориться. А вот по второму вопросу ‒ история длинная…

‒ Поэтому к ней вернетесь позже, ‒ прервал его полковник. ‒ Сейчас я хочу выработать план наших дальнейших действий. Мы покинули свое убежище, вышли в мир и досадили зверю, который нам пока что не по зубам. Во всей этой ситуации мне ясно одно ‒ в новом мире выживут только сильные, а мы к ним пока не относимся. Так что я хочу услышать ваши мысли по поводу того, как это исправить.

Люди задумались. В размышлениях прошло около минуты. Слово снова взял Макс:

– Скажу очевидное, но так, для старта. Мы на территории банды, замочили их патруль, и нам в любом случае придётся иметь с ними дело. Если они такие отмороженные, как утверждает парнишка, то пытаться договариваться с ними – херовая затея, значит, придется выжечь их гнездо калёным железом. И поскольку силушки для лобовой атаки нам ещё долго будет не хватать, то сперва придется здорово попартизанить.

‒ Принимается. Я того же мнения. На нашей стороне все ещё остается фактор внезапности. Дьяков ‒ выясни у своих «переселенцев» все ли переехали. Может, кого-то не хватает? Вдруг кто-то остался, чтобы настучать этим «волкам». Мы должны быть уверены, что они все ещё не знают о нашем существовании и не узнают как можно дольше.

– Понял, – кивнул Коля.

– Наша главная задача ‒ нарастить мускулы, – продолжил полковник. – Для этого нам нужны люди, оружие, техника – все, что сможем добыть. Многим мы сможем разжиться в деревнях, в которые приезжают бандиты. Какими силами они это делают?

– Небольшими, – медленно ответил Андрей. – В Прохоровку прибыла группа из трех-четырех грузовиков и легковой машины. А самих бандитов человек пятнадцать.

– Если так, то можно устроить засаду в одной из деревень или даже в нескольких, и застать их врасплох, обогатившись трофеями, – вставил Дьяков.

– Именно, – поддержал его полковник.

Андрея удивляла их сплоченность. Никогда прежде, ни в одной деревне или даже группе людей он не видел такого единомыслия. Тут никто ни с кем не спорил, не лез во что бы то ни стало с критикой для того, чтобы показать свою важность и значимость на фоне остальных. Все они будто совершенно не боялись безумных идей, которые здесь сейчас рождались. Создавалось впечатление, что все тут размышляют одинаково. Или наоборот, вообще не размышляют, а слепо следуют за своими лидерами, которые заблуждаются и будто совсем не понимают, что не просто рискуют жизнями, а что все они умрут, если попытаются тягаться с бандой. И он решил сказать им это.

‒ Вы что, действительно собрались биться со «степными волками»? ‒ спросил он, не пытаясь скрывать изумления. ‒ То есть, вы сейчас не шутите? Все это всерьез?

– Ясен пень, – кивнул Макс, нахально улыбаясь.

Андрей обвел всех недоверчивым, изумленным взглядом.

– Вы понимаете, что у вас нет ни единого шанса? У них там горы оружия, у них даже есть боевая техника, даже танки! Они всех вас перебьют! – закончил он свою мысль.

Повисла тишина. Кто-то смотрел на Андрея снисходительно, кто-то – недоверчиво. Кое-кто даже укоризненно. Взгляд Макса выражал нескрываемую нотку презрения, а улыбка с его лица исчезла.

‒ Наш новый друг ещё не понял, где оказался, ‒ не сводя с Андрея тяжелого взгляда, холодно разъяснил он всем. ‒ Он думает, что повстречал кучку слабаков-землепашцев, которых выстрел пугает, как зайца треск ломающейся ветки.

Он сделал короткую паузу, но никто не стремился ничего добавить и тогда он сам продолжил.

– Да, Андрей, мы вступим в бой с этими «волчинами», потому что среди нас нет слабаков и ссыкунов. И потому что все здесь понимают, что выжить, пряча голову в песок, нельзя. Можно только перегрызать глотку врагу, чтобы завоевать себе место и показать другим, что с тобой лучше не иметь дела. И мы будем драться за свое будущее. Мы не для того почти год прятались под землей, а потом ещё много лет просидели в заложниках в этой долине, чтобы выбраться и стать молчаливым скотом, который погрузят в грузовики и увезут неизвестно куда. И, к сожалению, мне всего лишь показалось, что ты тоже не из ссыкунов.

Андрея эта речь задела за живое. Напомнила ему, что он тоже ещё недавно мечтал отплатить банде за их бесчинства, но потом, заглушенное страхом за собственную жизнь, это желание притупилось.

– Я не ссыкун, ‒ смущенно сказал он, потупив взгляд.

‒ Может и так. Но теперь тебе придется это доказывать.

Голос Макса на версту отдавал сталью. В нем не осталось ничего от того строгого, но все же доброго и справедливого тона, которым он обращался к Андрею раньше. Парню стало очень стыдно. И хоть никто из остальных ничего не добавил, он почувствовал, что они разделяют точку зрения Макса.

‒ Если вы закончили, ‒ продолжил полковник, ‒ то я хочу ещё кое-что добавить. Во-первых, раз в новом мире всем управляют бандформирования, то хотим мы этого или нет, а нам тоже придётся стать бандой, иначе никак. А во-вторых: у меня есть кое-какие планы на ближайшие пару дней, но я изложу их в более узком кругу. Все свободны. Макс, Коля, Эрик – останьтесь.

Выйдя в коридор, Андрей чувствовал на себе пренебрежительные взгляды остальных. Он правильно понял, что утратил кредит доверия, который был ему предоставлен Максом и Павлом. Он ещё не верил, что они могут победить в схватке с бандой, но их самоуверенность была достаточно заразной и настойчиво подталкивала его к мысли, что возможно, у них есть шанс. А вместе с ними и у него. Ему захотелось доказать им, что они ошиблись на его счет, что рано списали его в трусы. Доказать без кредитов доверия. В честной драке.

В это время оставшиеся в кабинете полковника Родионов, Дьяков, доктор Бернштейн и хозяин кабинета обсуждали своего нового знакомого. В отличие от Андрея, большинство из остальных жителей деревень на поверку оказались затюканными крестьянами, которые хорошо знали с какой стороны держать лопату, но мало что смыслили в том, что происходит в мире вокруг них. И эта разница между ними и Андреем была слишком уж заметной для того, чтобы оставить её без внимания. Самым логичным объяснением казалось то, что парень как-то связан с бандами. И похоже, что не говорит им всей правды. Подумав, они решили поручить кому-то надежному приглядывать за ним.

Андрею, как и всем недавно прибывшим, отвели место в обветшалой казарме, давно требовавшей ремонта. Условия были не намного лучше, чем на улице: было холодно, сильно донимали сквозняки, но зато хотя бы на голову не капало. Улегшись на проржавевшую кровать, издавшую дикий скрип, и укутавшись в старое, немного подранное колючее одеяло, Андрей ещё долго думал о том, что произошло.

Ему несказанно повезло, что Павел и Макс спасли его, но не для того ли, чтобы он сгинул в безуспешной попытке свергнуть установившийся порядок? Кто знает. Что же ждёт его впереди? Увидит ли он брата, и вообще, выживет ли сам в этом мире анархии? Эти вопросы будоражили настолько, что сон ещё долго не шёл, хотя смертельная усталость и требовала закрыть глаза и дать телу отдых.

Андрею даже стало немного страшно от всех этих мыслей. Люди, с которыми он сегодня познакомился, были не такими, как он привык – в них не чувствовалось сомнений, они не боялись. Здесь, на этой сильно потрепанной временем базе, он увидел и ощутил мир людей, для которых не могла идти речь о том, чтобы прятаться, прозябать, страдать и молча сносить издевательства из-за боязни расстаться с полной лишений жизнью. Для них существовал только один сценарий – выжить во что бы то ни стало и ответить на удар. Именно эта мысль приводила к выработке адреналина и разгоняла сон – Андрей понимал, что ему тоже хочется участвовать в нанесении этого удара, быть на его острие, лично мстить ненавистным бандам. Но вместе с тем понимал он и уровень риска, и свою слабую подготовленность к такому.

Как сказал Гронин – выживут только сильные. А чтобы стать сильным, нужно здорово потрудиться и пролить немало крови. И не исключено, что это будет своя собственная кровь…

Глава 2. Крещение огнём

1
Из тех, кто присутствовал на совещании, большинство теперь смотрели на Андрея либо с пренебрежением, либо со снисходительностью, а кое-кто даже с презрением. Один только старик-доктор по-прежнему относился к парню с теплотой, как, впрочем, и ко всем остальным. Кроме него разве что Сергей Воробьев ‒ молчаливый мужчина лет тридцати, с вечно устремленным сквозь собеседника взглядом, тоже никак не изменил своего отношения к Андрею.

Впрочем, для самого Андрея Воробьёв выглядел довольно странным субъектом, поскольку ко всему относился как-то отрешенно, абсолютно индифферентно. Казалось, что он всегда думает о чем-то своем, находится где-то в другом месте. Однако, несмотря на впечатление, будто он совершенно не слушает, о чем идет разговор, слушал он всегда внимательно, в чем Андрей очень скоро убедился.

Когда на следующий день они вместе в составе небольшого отряда, продирались через густой бор, Андрей завел с ним беседу. Вернее, монолог, потому что Сергей отвечал крайне редко, а сам рассказывал что-то ещё реже.

Отряд, состоящий из шести человек, направлялся в сторону расположенного относительно недалеко военного аэродрома, в надежде, что там осталось что-нибудь полезное после многих лет разграбления куда более проворными охотниками. Руководил походом сам Павел Гронин, но и майор Родионов тоже был с ними. Андрей, конечно, был ещё слаб и не восстановил даже половины сил, но желание участвовать в борьбе с бандой в целом, и доказать Максу свою полезность в частности, прибавляло парню сил.

Аэродром находился в двенадцати километрах севернее «Убежища», как с не совсем легкой руки Макса Родионова теперь именовалась их база. Андрей не верил, что после десяти лет бардака и разграбления они найдут там хоть что-то полезное, но после конфуза на совещании обсуждать приказы или выражать вслух сомнения он теперь не решался.

‒ Как вы выжили во время эпидемии? ‒ поинтересовался у Сергея Андрей, когда монолог ему окончательно надоел.

Воробьев не торопился с ответом и по его виду Андрей не мог понять собирается ли тот вообще отвечать. Вместо Сергея до ответа Андрею снизошел шедший впереди сын полковника Гронина Олег – высокий голубоглазый блондин. Вероятно, эта тема была для него наболевшей, и ему хотелось кому-нибудь об этом рассказать.

Говор у Олега был специфический. Как позже узнал Андрей, такую манеру изъясняться Олег перенял у одного из живших с ними в «Убежище» солдат, но тот человек скончался примерно год назад.

– Это длинная история. Мне было всего девять лет, когда началась вся эта движуха с вирусом, – тоном одолжения начал рассказывать Олег. – Батя уже тогда был главным на этой базе. Прямо перед началом эпидемии меня привез сюда один чувак по его просьбе, мы зашились в бункере и проторчали там чуть ли не год. Стремное было время. Сидишь, как крыса, развлекухи почти никакой, нифига, ваще нифига нет. Только пол, потолок и стены. Ну, и мебель кое-какая, но заняться ваще нечем. Если бы не старик Бернштейн, мы бы, наверное, все котелком двинулись. Через какое-то время жратва стала заканчиваться, и старшие долго терли, что делать, но в итоге таки решили выбраться наружу. Оказалось, что это была офигенная идея. Ну, а потом мы жили в этой долбаной долине долгих восемь лет, большую часть из которых даже не подозревая, что выжило ещё много народу. И поверь, очень скоро эта новая тюрячка стала ничем не лучше старой. Разве что солнце и воздух свежий. Солярка всегда была дефицитом, так что генератор врубали только по большим праздникам, но каждый раз Бернштейн садился за радиостанцию: он все надеялся поймать сигналы или какие-то разговоры выживших. Наконец, позапрошлым летом ему это удалось. Тогда-то мы и просекли, что не одни, хотя я и до этого говорил, что это так, но только никто ж меня не послушал. Короче, долго решали какие есть риски, если выбираться из долины, и что вообще делать, потому что не врубались, что там снаружи. Та передача, что мы поймали, была стремной – там речь шла о каком-то бое, а других передач не было. Самим выходить в эфир батя запретил, пока не станет ясно, что за хрень творится. Но выбираться решили полюбэ. Сам подумай: когда ты чуть ли не десять лет зыришь на одни и те же хари, через силу впихиваешь в себя рыбу, от которой давно тошнит, дикие ягоды и кое-какие овощи, которые подфартило вырастить, то желание послать всё это куда подальше и посмотреть, что ещё осталось от мира, побеждает даже здравый смысл. Охотиться в долине уже давно не на кого – дичи и зверей почти не осталось. Только долбаная рыба, да и той, кажется, все меньше. Мы и до этого помаленьку разгребали завал, а когда приняли решение – бросили на это почти все силы. Но самая мякотка была в конце – там были такие каменюки, которые достать или сдвинуть мы не могли. Тогда батя с Максом придумали раскрошить их направленным взрывом. Это было рисково – можно было заново все завалить, но терять нам все равно уже было нечего, и в итоге мы оказались фартовыми. Ну, а дальше ты знаешь.

Олег вел свое повествование с таким видом, будто это лично он принимал все самые важные решения, влияющие на жизнь его отца и людей вокруг. Будто все, что произошло ‒ его непосредственная заслуга.

– И много вас было в начале? – поинтересовалсяАндрей, для которого, несмотря на раздражающие манеры Олега, мозаика начала более или менее ровно собираться только сейчас.

– Пятнадцать человек, – ответил за него Сергей, – двое из них не дожили до освобождения и покончили с собой через пару месяцев после начала. Ещё один умер от болезни год назад.

Андрей промолчал, не зная что сказать. Выждав некоторое время, он решился задать следующий вопрос.

– А как среди вас оказался иностранец? – поинтересовался он, подразумевая профессора.

– Профессор не иностранец. Просто у него редкие имя и фамилия, – сразу ответил Воробьев.

Сергей умолк. Видя, что он не собирается продолжать, эстафету перехватил Олег.

‒ Когда начались карусели именно Бернштейн уболтал всех остаться. Расчехлил, что спасти близких не выйдет, да и самим ласты не склеить шансов мало. Правда, сначала все боялись трибунала – военного суда, но потом стало ясно, что наказывать их тупо некому. Так что теперь на профессора никто не в обиде, а даже наоборот, ведь это он всем шкуры спас.

Олег слегка улыбнулся, показывая желтоватые зубы, и продолжил.

– Конечно, как теперь стало понятно, выжили многие, но, по предположению профессора, процентов семьдесят народу нашей планетки таки загнулось. После начала эпидемии, пока мир окончательно не скатился в канаву, профессор ещё какое-то время поддерживал связь с некоторыми своими корешами, получал от них всякую инфу, и таким макаром наскреб кое-какие знания о вирусе, что если и не помогло нам выжить, то хотя бы позволило понять, что творится в мире, – закончил он.

Дальше каждый погрузился в свои мысли. Андрей обдумывал услышанное, остальные тоже не были особо словоохотливыми и лишь иногда обменивались репликами, предупреждая друг друга о скосах, оврагах, и чересчур густых зарослях. Андрея ходьба по пересеченной местности не пугала ‒ в этом мире почти все дороги были таковыми. А вот что его действительно волновало, так это снова разгулявшийся живот, который после трехдневной голодовки мстил ему, как мог ‒ вчера парень набил его до отказа, за что сегодня и расплачивался.

Собственно сам аэродром оказался со всех сторон окружён минным полем, и плюс с двух сторон – с севера и востока – лесом, который, как выяснилось, тоже был в некоторых местах обильно заминирован. Об этом им сообщил полковник, когда они подошли совсем близко. Выбравшись на опушку, они увидели в трех сотнях метров правее покореженный и покрытый ржавчиной остов бронетранспортёра, который, вероятно, пытался когда-то преодолеть минное поле. Теперь он стал назидательным примером для других подобных камикадзе. Бегло осмотрев его через бинокль, Гронин удрученно хмыкнул.

Как-то раз Андрею приходилось видеть, что случается, если наступить на мину, и те воспоминания ещё долго стояли у него перед глазами. Поэтому теперь он не был в восторге от перспективы прогуляться по минному полю, в результате чего поднявшийся адреналин временно решил проблемы с кишечником. Но Гронин не собирался вести группу по минному полю. Зачем это делать, если можно, сделав небольшой крюк, войти по дороге через главные ворота?

Впрочем, даже от опушки к дороге шли медленно, след в след за полковником. Фантазия рисовала разнообразные малоприятные перспективы, и Андрей из-за этого сильно переживал. Ему казалось, что стоит сделать лишь шаг в сторону и кто знает, может, его останки будут клевать вороны рядом с этим остовом…

– Перед самой катастрофой охрану военных баз снимали, и живую силу приходилось заменять разнообразными альтернативами, – зачем-то стал объяснять полковник. – Не то чтобы кто-то боялся вражеского вторжения, но оставлять военные объекты совсем без охраны всё-таки было нельзя.

– Что-то не вижу нигде табличек, – осматриваясь, заметил Родионов. – Не парились, что можете гражданских положить?

– Макс, всё происходило в такой спешке, что мы даже и заминировали то не всё, что хотели, иначе хер бы мы прошли по лесу, – посетовал Павел. – А колючку и таблички ставить уже вообще было некому. Так и бросили всё, убегая.

– Ну, слава богу, а то я уж было подумал, что спёрли, – весело сообщил Макс.

Все засмеялись, и только Гронин ограничился коротким смешком.

– Да, в нашей стране возможно и такое, – покачал головой полковник.

Само лётное поле окружало ограждение из натянутой рядами колючей проволоки, выполняющей формальную роль обозначения периметра. Ворота у въезда на аэродром отсутствовали, поэтому группа вскоре рассматривала взлётно-посадочную полосу, которую понемногу оккупировали вездесущие сорняки, пробиваясь сквозь трещины в асфальте. Прямо перед ними находился ряд сильно потрёпанных ангаров с дырявыми крышами и раскрытыми настежь воротами. Не во все ангары можно было отсюда заглянуть, но те, которые были перед ними, откровенно говорили о состоянии остальных. Никаких летательных аппаратов там явно не было. Были кучи ржавого хлама, дырявые крыши и абсолютно унылая атмосфера.

В стороне от ангаров находились несколько бетонных построек и башня управления полётами. Олега, Воробьева и Джери полковник отправил обследовать ангары, а остальные направились к башне.

Андрей оказался прав, ожидая увидеть внутри полнейшее запустение. Здесь не было ничего. Совсем ничего. Даже диспетчерское оборудование кто-то демонтировал и вывез. Остались только металлические остовы, обрывки проводов да обломки сломанных стульев. Через разбитые окна внутрь со зловещим воем врывался ветер, будто хотел напугать и прогнать вошедших.

Гронин молча покусывал губы, глядя на все это с порога диспетчерской. Непоседливый Родионов прошёлся вокруг обломков, пнул ногой непослушные провода. Затем бросил на Павла вопросительный взгляд.

‒ Да, Макс, уходим, ‒ вздохнув, согласился тот. ‒ Заглянем в жилой блок.

Прежде, чем уйти, они окинули взглядом весь аэродром, который с высоты казался ещё больше.

‒ Если немного подшаманить, то в принципе, можно пользоваться, ‒ сказал Макс, имея в виду взлетно-посадочную полосу.

‒ Ну да. Осталась только самая малость – найти самолет, пилота и топливо, ‒ съязвил полковник.

Макс на мгновение вскинул брови, пожал плечами и вышел из диспетчерской. Остальные двинулись за ним.

Жилой блок находился немного в стороне и был обычной казармой с длинными рядами двухъярусных коек и арсеналом в конце. Арсенал отделяла от остальной части казармы решетка с толстыми стальными прутьями. Кто-то вырезал замок и оставил решетчатую дверь открытой настежь. Внутри под ногами повсюду хрустела каменная крошка, а стены в некоторых местах были сильно выщерблены. Целый ряд стальных шкафов кто-то вскрыл тем же грубым методом, что и решётку, но вот с одним из них такой фокус окончился плохо ‒ его дверца была сорвана с петель и сильно деформирована, вторая вообще валялась в конце арсенала, и тоже выглядела не очень презентабельно.

‒ Ой, придурки! ‒ смеясь, воскликнул Макс. ‒ Там определенно хранилось что-то взрывчатое, а они, похоже, газовым резаком решили вскрыть сейф.

Осмотревшись, они нашли потрёпанный шланг от резака, остатки баллона и несколько крупных пятен въевшейся в стены и пол крови.

‒ О! А вот и мозги. Теперь ясно, где они были, ‒ заметил Макс, указывая на кровь.

‒ Мда-а-а, ‒ протянул Гронин. ‒ Тяжело в деревне без нагана…

Андрей не понял, что значит его фраза. Да и не сильно пытался понять ‒ его внимание привлекли два сейфа в конце арсенала. Они были закрыты и, казалось, никем не тронуты. Он обратил на них внимание остальных.

‒ Оп-ля! ‒ обрадовался Родионов. ‒ Кажется, нам тоже что-то оставили.

Не успел Андрей спросить как они собираются открыть сейфы, как Павел достал из кармана связку ключей, выбрал нужный, и вставил в замок. Оказывается, он все эти годы хранил ключи от арсенала. С тех самых пор, как лично его закрыл.

Замок ожесточенно сопротивлялся, не желая открываться. Паша и Макс по очереди пытались открыть его, но тот не поддавался. В неравной борьбе прошло минут десять, во время которых Родионов произнес, наверное, все известные ему увещевания, угрозы, матерные выражения и даже одну молитву. Удивительно, но замок открылся именно после молитвы.

В сейфе ожидали двадцать заботливо выложенных в два ряда АК-74М. На полке вверху лежали коробки с патронами. Лицо Родионова было мрачным. Бог его знает, что он ожидал там увидеть.

‒ Ты что, думал там Анджелина Джоли? ‒ спросил Павел, но Родионов промолчал.

Второй сейф открылся почти сразу. И его содержимое обрадовало Макса куда больше. Тут были гранатомёты, боекомплекты к ним и гранаты.

‒ О! А вот и артиллерия, ‒ удовлетворённо отметил он.

2
Пока Павел с компанией ходили к аэродрому и таскали оружие в «Убежище», Дьяков сформировал из местных несколько маленьких отрядов по три человека и направился с ними на поиски деревень, в которые бандиты ещё не наведывались. Два дня от разведчиков не было никаких вестей, но на третье утро они, наконец, вернулись.

Андрей уже второй день ходил в предвкушении новой вылазки. Ему не терпелось вновь покинуть базу и заняться делом. Ожидание здорово облегчали инструктажи Воробьёва по владению оружием и взаимодействию с отрядом. Стрелять, правда, не разрешали ‒ боялись, что выстрелы могут привлечь посторонних. Тот факт, что восемь лет они стреляли в долине дичь и никто этого не услышал Макса не переубедил. То, что они взрывали проход в тоннеле и этого тоже никто не услышал ‒ так же его не убедил. «Волки», по его мнению, могли искать пропавшую машину и исчезнувших вместе с ней людей, а значит, могли шнырять поблизости, чего раньше не делали. С таким аргументом спорить было невозможно.

Помимо тренировок и обучения в «Убежище» было немало и другой работы. Люди ремонтировали сооружения, переоборудовали некоторые из них в амбары и сараи, расчищали территорию, которая раньше не использовалась и поэтому руки коренных обитателей убежища к ней не прикасались. Многие к тому же предпочитали молоток и лопату оружию. Очень многие не желали идти в бой и никакие увещевания на них не действовали. За долгие годы «волки» нагнали на людей такого страха, что одно их упоминание заставляло несчастных трепетать. Чтобы перебороть этот страх, предстояло проделать серьезную, просто титаническую работу.

Андрей был уверен, что свой-то страх он переборол. Во всем, что делали Гронин и Родионов ощущалась уверенность, и она передавалась остальным. Рядом с ними он чувствовал защищенность, верил в свою безопасность, поэтому «волки» больше не пугали его, а перспектива применить против них свои новые умения горячила кровь. Убийство, конечно, всегда претило ему, было противоестественным его натуре, но он оправдывал его, если человек, по его мнению, заслуживал смерти. Так что теперь он частенько представлял, как будет убивать «волков», как отомстит им за все обиды и унижения, которые испытал по их вине, как восстановит справедливость. Наивный ребенок.

Андрей с немногими бойцами занимались на плаце, когда там появились первые разведчики. Люди тут же оживились и несколько из них поспешили навстречу вернувшимся друзьям. Андрей тоже потянулся следом.

Разведчики выглядели сильно уставшими, были грязны и наверняка голодны, но в глазах их светились гордость за выполненное задание и радость от возвращения домой. Позади них тащились четверо мужчин и женщина, вероятно, жители одной из деревень, пожелавшие присоединиться к новой банде. Один из них показался Андрею знакомым, он внимательнее пригляделся к плохо скрытому под капюшоном старого плаща лицу, а серые глаза из-под капюшона внимательно присматривались к нему самому. Обмен взглядами продолжался нескольких секунд, а затем человек в плаще решительно направился к нему.

‒ Ах ты чертов сукин сын! ‒ заорал он, бросаясь с кулаками на Андрея. ‒ Я просил, я умолял тебя, кретина, не стрелять! Я просил, твою мать! Мы оба могли сдохнуть! Ты долбаный кусок идиота!

Люди вокруг с недоумением уставились на странного человека в плаще, пытавшегося ударить Андрея в лицо, но тот ловко уворачивался от его неуклюжих попыток. Возможно, многие бы кинулись на помощь Андрею, если бы не странное выражение блаженного идиота, которое застыло на его лице и заставляло окружающих ещё больше недоумевать от этой сцены.

‒ Арргх! ‒ человек в плаще зарычал, сбросил капюшон, явив всем копну немытых русых волос, а из его глаз полились слёзы. ‒ Ты, говнюк, живой, твою ж мать! Ненавижу тебя!

Он перестал махать руками и полез к Андрею обниматься. Это оказался Игорь ‒ его родной брат. Несмотря на все злоключения они оба выбрались живыми из лап «волков» и даже более того ‒ смогли вновь воссоединиться, а это было уже немало.

После нескольких секунд объятий Игорь таки изловчился и заехал Андрею кулаком в скулу. Тот отшатнулся и ошалело глянул на брата.

‒ И все равно ты говнюк, ‒ оправдывал свой поступок Игорь. ‒ Никогда, слышишь? Никогда больше не смей рисковать моей жизнью! Если тебе, балбесу, твоя недорога, то это не значит, что я такой же дебил.

Поначалу Андрей хотел дать брату сдачи, но быстро передумал и вместо этого снова обнял его. Не верилось, что это действительно он, что он жив, что они снова вместе.

– Я думал, что ты уже на том свете, – сказал Андрей, крепко обнимая брата.

– Ты почти отправил меня туда, – невесело ответил Игорь.

Они отошли друг от друга на шаг, чтобы получше рассмотреть, всё ещё не веря своим глазам.

– Перестань ныть, мы ведь живы! Лучше расскажи, как ты тут оказался?

Разведчики ушли почти сразу. Окружающие тоже стали понемногу расходиться, вдоволь насмотревшись на встречу братьев, и с сожалением понимая, что ожидаемой драки все-таки не будет. Осталось только несколько зевак, которым хотелось послушать рассказ Игоря.

– Ногами пришел, как. Вот этими, ‒ Игорь показал пальцем на потертый ботинок с рваной, вязаной на узлы шнуровкой.

‒ Троица эта… ‒ он огляделся в поисках разведчиков. ‒ О, а где они? А, неважно. В общем, наткнулся я на них в Огарке. Они там пытались втихаря сагитировать старосту присоединиться к новой банде, но, заразы, не раскрывали никаких деталей. Сказали только, что если кто-то не захочет воевать, то людям мирных профессий тоже всегда рады. Я случайно их подслушал, подумал и решил рискнуть ‒ чего терять? Сидеть в Огарке или ещё где, и ждать пока эти ублюдочные «волки» притащатся за мной ещё раз? Ну нет, думаю, первое апреля прошло, больше я так не лоханусь. Присоединился к ним и пришел сюда, а тут на тебе ‒ ты.

Игорь осмотрелся и, выпятив губу одобрительно закивал головой.

‒ А ты неплохо устроился, как я посмотрю, ‒ заметил он.

‒ Долго рассказывать, ‒ махнул рукой Андрей. ‒ Чуть позже поделюсь впечатлениями. Расскажи лучше, как до Огарка добрался?

Игорь вздохнул. По лицу пробежала тень.

‒ Наверное, они погнались за тобой, ‒ сказал он, ‒ потому что за мной не было никого. Я отбежал, может, на километр, и выдохся. Пришлось залечь в рощице, чтобы отдышаться. Знаешь, это были одни из самых ужасных минут в моей жизни… Бежать нет сил, а прятаться страшно – вдруг они ищут меня? Вдруг я их просто не заметил? Ох-ох, аж дрожь пробирает как вспомню… Короче, пролежал я так часа два, наверное, успокоился немного и стал думать, что дальше делать. Думал-думал, да и решил вернуться обратно в Прохоровку. Не спрашивай меня чем именно я думал и как вообще на такое решился, но почему-то тогда мне это показалось хорошей идеей.

Андрей ждал, вопросительно и с волнением глядя на брата. Он догадывался, что услышит, но все равно хотел знать. Прохоровка долгие годы была его домом, а люди, жившие в ней – его семьей. Особенно Аким, о котором теперь вообще ничего не известно. Однажды Андрей уже потерял родителей, и сейчас снова ощущал себя брошенным. Родители – это тыл, к которому ты всегда можешь прийти за помощью или советом, это люди, которые всегда тебе рады, но в их с Игорем короткой жизни они уже второй раз теряли такую возможность.

‒ Короче, к вечеру добрался я туда, ‒ ответил Игорь на немой вопрос, ‒ и застал пожарище. Кое-где ещё дымилось, но всё уже было кончено. Остатки домов и несколько обгоревших тел… Если бы ты слышал этот запах… О, господи… Это ужасно, Андрюха, мерзко, подло. Зачем они так поступили?

‒ Не знаю, Игорь, ‒ опустив голову, согласился Андрей, ‒ но мы отомстим. За всех. За Машу, за Сергея Павловича, за Свистуна ‒ за всех отомстим.

Игорь ничего не ответил. Лишь стоял и молчал, низко опустив голову, чтобы Андрей не мог видеть вновь набежавших на глаза слёз.

3
‒ Нет-нет-нет! ‒ яростно упирался Игорь. ‒ Андрей, ты совсем больной, что ли? Тебе мало того, что ты рисковал моей головой, и мы оба лишь чудом спаслись, так ты хочешь ещё и самостоятельно в пасть к тигру влезть? У тебя голова как, не болит нигде? Может, тебя кто-то ударил чем-то по ней, а ты не заметил? Лопатой, может? Нет? Точно?

‒ Перестань ехидничать, ‒ нервно осадил его Андрей. ‒ Эти люди ‒ профессионалы. Они из бывших военных, знают что и как нужно делать…

‒ Да хоть инопланетяне с бластерами ‒ им конец! Ты будто не знаешь, кто такие «волки» и что они делают с теми, кто пытается им противостоять. От твоих профессионалов останется только испорченный воздух. Ну, может, куча ещё коричневая. Нет, братец, ты точно башкой двинулся.

Андрей сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая нервы и собираясь с мыслями. Он уже битый час пытался убедить Игоря в правоте Гронина и его позиции.

‒ Ладно. Я тебе вот что скажу. Я тоже недавно ныл, как ты сейчас, что вот де «волки» страшные-ужасные, противостоять им смерти подобно, всех половят и кожу живьем сдерут. Выл, как побитая шлюха, в общем.

Игорь недовольно поморщился, но промолчал, хоть ответная колкость и рвалась наружу.

‒ Майор Родионов сказал мне кое-что на этот счет, ‒ продолжал Андрей. ‒ Он сказал, что когда засовываешь голову в песок ‒ задница остается неприкрытой, и тебя в нее обязательно поимеют. Для тех, кто в бронепоезде, поясняю: это значит, что прятаться, скулить и умолять о пощаде ‒ удел слабаков. И побитых шлюх. Майор сказал, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. И знаешь, Игорь – я с ним абсолютно согласен.

Брат хотел что-то вставить, но Андрей жестом остановил его и продолжил.

– Мы с тобой полгода бродили, как два малолетних идиота, не зная в какую сторону идти. Мы вообще ничего не знали и блуждали бы всю жизнь, тщетно пытаясь добраться до Волгограда, а по окончании лета – просто умерли бы от голода. Наше решение остаться в Прохоровке стало самым верным, какое мы с тобой когда-либо принимали самостоятельно. Может, мы бы прожили там всю жизнь, копаясь в земле, охотясь и собирая ягоды в лесу, одичали, смогли бы, наконец, забыть, что когда-то обладали мозгами, а не с детства разбирались только в сортах говна… Зная тебя я уверен ‒ ты был бы дико «счастлив» до конца жизни ковыряться в коровьих лепёшках.

Он выделил жестом слово «счастлив», сделал небольшую паузу, снова жестом заткнув Игорю рот, и продолжил.

‒ Но «волки» не дали нам даже такой никчемной жизни. Даже ее они хотели отнять… и чуть было не преуспели. Но, несмотря на твой сарказм, на твои выпады и глупости, которые ты тут нёс, я знаю ‒ ты не дурак, и прекрасно понимаешь, что где бы мы не спрятались, где бы не осели, убежав от них ‒ «волки» придут туда. А если не они, то какие-нибудь «тигры», «кабаны» или «дикие скруджи мак-даки» ‒ придут, и снова все у нас отнимут. И возможно, тогда они будут удачливее, и мы с тобой уже никуда не сбежим.

Игорь сосредоточенно глядел в точку на стене и больше не пытался ничего говорить. С его губ не слетело ни одно едкое замечание. Андрей понял, что его слова доходят до адресата, и это ещё больше воодушевило его.

‒ Люди, которые заправляют здесь ‒ не такие, как «волки». Да, они суровые, возможно даже не менее жестокие, чем бандиты, но добрячкам типа нас с тобой в этом мире не выжить. Если бы нам не повезло попасть к Акиму – мы давно бы уже сдохли. Но несмотря ни на что, эти люди не используют свою силу для зла. Да, они убивают, но убивают, защищая других, как убили троих, спасая меня. В них нет ни капли того безумия, которое есть у бандитов. Они не увозят людей непонятно куда, угрожая оружием, не похищают, не грабят, не насилуют. Они хотят достойной жизни. Для всех. И я верю, что они способны нам её дать, и поэтому хочу им помочь. И очень хочу, чтобы ты присоединился к нам… ко мне, в этой борьбе за лучшую жизнь.

Игорь перевел взгляд на брата. Его губы дрогнули, какое-то слово хотело сорваться с них, но он так и не издал ни звука.

‒ Но я ещё не сказал тебе самого главного, ‒ Андрей слегка понизил голос. ‒ Тут есть учёный, да и все остальные тоже не деревенские тупицы. Они могут многое нам дать, научить нас. С их помощью мы, возможно, сумеем добраться до Волгограда, и тогда, если повезет, сможем найти отца.

Глаза Игоря расширились при упоминании отца. Его поиски были их единственной целью долгие годы. Эта цель придавала им сил, не позволяла пасть духом, разувериться в жизни. Используя такой аргумент, Андрей был уверен, что теперь-то брат точно согласится с его доводами.

Игорь сосредоточенно смотрел на него. Было заметно, что внутри него происходит сильное внутреннее противоборство.

‒ Ты ослеплен их самоуверенностью, братец. И в глубине души знаешь, чем все это закончится, ‒ наконец, выдавил он. ‒ Поэтому НЕТ. Нет, Андрей. Я не стану рисковать жизнью за безнадёжное дело. И тебе тоже горячо советую отказаться.

Андрея словно током ударило. Волна напряжения прокатилась по всему телу и остановилась в груди, угрожая вырваться мощным толчком ярости. Внезапно он почувствовал, как ярость сменилась на отвращение. Он всегда знал, что Игорь, скажем так, чересчур осторожен. Но сейчас он своим осязанием ощутил липкую и мерзкую сущность труса, смог дотронуться до неё и в ужасе отпрянул. Теперь Андрей знал, что почувствовал на совещании Родионов по отношению к нему самому, и сейчас устыдился ещё больше, чем тогда.

‒ Ты просто трус, Игорь, ‒ сказал он с нескрываемым презрением. ‒ Иди, прячься, сиди в углу. Ты будешь до конца жизни оглядываться, бояться каждого шороха и дрожать от страха. Мне жаль тебя, брат.

Андрей поднялся со стула и, больше не глядя на брата, вышел из комнаты. Игорь остался сидеть на своём месте, словно каменный истукан, так и не проронив ни звука.

4
У Гронина и его товарищей не было времени, чтобы долго раскачиваться – еда, несмотря на серьезные запасы, перевезенные на лошадях из деревень, все равно быстро заканчивалась. Необходимо было действовать и как можно скорее.

Всего три дня смогли выделить Гронин и Родионов для подготовки своей маленькой армии. Из людей, которые послушались Дьякова и пришли в «Убежище» лишь немногие выразили желание взяться за оружие. Из них лишь двое знали, как это оружие выглядит и что с ним нужно делать. И как ни сокрушались командиры над уровнем подготовки своих бойцов, но ждать дольше было нельзя, ведь никто не мог точно сказать, чем сейчас заняты «волки» и как скоро они выйдут к «Убежищу».

Помимо нападения на бандитов, Гронин рассчитывал получить дополнительные ресурсы и от жителей других деревень. Ожидалось, что когда они увидят и убедятся, что бандитам можно эффективно противостоять, то охотнее согласятся примкнуть к нему. Да, люди и ресурсы ему сейчас нужны были как воздух, но не стоило забывать, что могут появиться такие, кто захочет выдать бандитам всё, что увидят в долине. Именно поэтому из «Убежища» без специального разрешения и надежного сопровождения никого не выпускали, а тоннель усиленно охранялся сразу шестью хорошо вооруженными бойцами под надзором Олега Гронина. Разумеется, нужно было сделать сильную поблажку понятию «хорошо вооруженные», учитывая уровень обеспеченности Гронина и его парней оружием.

Это было одной из причин, почему добыча трофеев стала второй по важности задачей, возложенной на Родионова и Дьякова. А первой было ‒ дать первый серьезный бой бандитам и выяснить на что они способны.

Поднятое на рассвете отделение готовилось выступать. Новоиспечённые солдаты подшучивали друг над другом, пытаясь скрыть нервозность и волнение перед первым боевым заданием. Кому-то это удавалось лучше, кому-то хуже, но в целом решимости хватало всем. Оно и не странно, ведь среди них почти никто не сталкивался с тем, что убивает эту решимость: с тяжелыми, ужасными ранениями, разорванными органами и иссеченными осколками в кровавое месиво телами товарищей.

Нет, все это им только предстояло. Наконец, оружие и снаряжение были в очередной раз проверены, и ничто больше не могло задержать отряд в долине.

Андрея зачислили в отделение, которым командовал Родионов. Всего лишь одиннадцать человек, вооруженные автоматами Калашникова, двумя пулеметами и сразу четырьмя противотанковыми гранатометами «Муха», которыми заведовали Воробьев и сам Родионов. Не так уж много, учитывая сложность задачи и уровень подготовки личного состава.

«Убежище» покидали с первыми лучами скудного мартовского солнца. Некоторых бойцов вышли провожать родные и всхлипывания двух женщин заставили мужчин немного приуныть. Несмотря на разногласия и на то, что после последнего разговора они с Игорем избегали друг друга, Андрей все же надеялся, что брат придет проводить его. Тщетно вглядывался он в предрассветную мглу, ожидая увидеть силуэт Игоря – тот так и не показался.

Погода им не слишком сопутствовала. Дважды в пути их застал кратковременный, но мерзкий и холодный дождь. Затем, промокших, обдул ветер в поле. К вечеру, когда они, наконец, добрались до деревни, в которой должны были укрепиться, ни у кого зуб на зуб не попадал, а отогреться оказалось непросто. Но, несмотря на это, настроение осталось боевым.

Люди в деревне были предупреждены разведчиками о прибытии солдат новой группировки, которые собирались защитить население от посягательств банды. Верилось им в это с трудом, ведь все, кто до этого пытался дать отпор «Степным волкам» – были убиты. Жестоко, в назидание другим. Ещё полгода назад предложение, наподобие того, что сделали люди Гронина, в любой деревне встретили бы в штыки, и с высокой долей вероятности сдали бы их «волкам» в надежде на то, что последние хотя бы не будут вести себя ещё более жестоко, чем обычно.

Но сейчас кое-что изменилось. Слухи о бесчинствах, которые банда устраивала в последнее время, распространились почти по всей территории «Степных волков», и все боялись их появления и того, что может за этим последовать. Находилось много страусов, которые верили, что беда обойдет их стороной, что бандиты насытятся другими деревнями, а к ним не доедут, но не меньше было и тех, кто понимал – отсидеться не выйдет.

Эти люди понимали, что с одной стороны позволить конкурирующей банде дать отпор «волкам» именно в их деревне означает навлечь на себя тяжелые последствия, но с другой ‒ ещё неизвестно, что хуже: последствия, или то, что «волки» творят безо всякой причины. Из-за этого прибытия солдат Родионова в деревне ждали с нервозным нетерпением, а староста и его самые надежные помощники обещали проследить, чтобы никто из жителей не улизнул и не доложил банде о засаде.

Разумеется, Павел с Максом слабо верили в эти гарантии и пытались разработать запасной план на случай, если что-то пойдет не так. Но проблема заключалась в том, что ни один из этих планов не коррелировал с планом «А», а он, в свою очередь, был наиболее эффективным, если рассматривать уровень подготовки бойцов отделения, их количество и качество вооружения. Да и Родионов выразил упрямую решительность пойти ва-банк, когда понял, что другие варианты заметно ухудшают их шансы.

Само поле битвы, если так можно назвать малюсенький, спрятанный в лесу хуторок, представляло из себя двенадцать расположенных полукругом одноэтажных бревенчатых домиков и несколько ветхих сараев. Жило здесь немногим больше сорока человек и почти все они скрылись в лесу. Все, кроме двух мужчин, которые выразили желание присоединиться к Родионову в предстоящей заварушке.

Хоть это были отец и сын, выглядели они совершенно непохоже. Отца звали Толя. Он был широкоплечим, истинно деревенского могучего телосложения, лет сорока пяти на вид. Недельная щетина, хмурый взгляд карих глаз и огромные, словно кузнечные молоты, кулачищи многое говорили о твердом и решительном характере этого человека. Кроме природных данных он внес в огневую мощь отряда небольшое дополнение в виде двуствольного охотничьего ружья. Его сын – Кирилл был ну совершенно непохож на отца: невысокий, щуплый, молчаливый, он выглядел скорее как деревенский простачок, и некоторые бойцы даже пошутили, что он, наверняка приёмный.

Слушая их шутки, Андрей невольно подумал о том, что Толя ответит на них, если услышит. Сам Толя присоединился к основному составу, но пока отсутствовал, а Кириллу Макс дал задание укрыться неподалеку от деревни и следить, не появятся ли собственно те, кого здесь так напряжённо ждали.

Прежде, чем бойцы разошлись оборудовать позиции, Родионов обратился к ним с небольшой речью.

‒ Ну что, салабоны, готовы к драчке? ‒ улыбаясь, поинтересовался он.

В ответ раздался слабый неоднородный гул голосов. Энтузиазма было маловато, но Родионова это не смутило. Его вообще, похоже, мало что могло смутить.

– Готовы, стало быть. Ну и ладненько. Я вот что хочу сказать. Вы сейчас боитесь, не скрывайте – я-то знаю. Но это означает только то, что вы осознаете, что справитесь, иначе вы бы просто не взяли в руки оружие. Для тех же, кого ещё грызут сомнения, если такие есть, я вот что скажу – я знаю, что такое убийство и как оно влияет на человека, знаю, что бой ‒ это безумие, которое навсегда останется в сердце. И знаю, что все вы думаете об этом. Но когда он начнется… – Макс обвёл всех взглядом. – Не забывайте ни на секунду, что если вам не хватит духу стрелять ‒ вы подохнете, потому что враг стрелять будет, в этом не сомневайтесь. Помните, что ваш враг – это не люди, а зверье, отребье, мрази, которые грабили вас, убивали и насиловали, угоняли в рабство, издевались над людьми, такими же, как вы. И если не убить их всех до единого – они проделают все это с вами, с вашими женами, дочерями, друзьями и родственниками, возможно даже, на ваших глазах. Поэтому мы всех их убьем! За дело!

5
Едва они укрепились на хуторе, как вновь пошёл дождь и не прекращался уже второй день. Бойцы сидели без дела и явно скучали. Напряжение немного спало, но не настолько, чтобы люди смогли расслабиться. Лишь Родионов мог откровенно томиться от скуки ‒ для него предстоящее не было чем-то новым. Хоть с даты его последнего боя прошло больше двенадцати лет, но инстинкты и рефлексы, выработанные за годы службы, никуда не делись – они просто дремали, а теперь вновь проснулись. Макс намеревался принять самое активное и непосредственное участие в бою, хоть Гронин и просил без весомой причины в самое пекло не лезть и жизнью не рисковать, поскольку потерять такого профессионала организация не имела права.

Просьбы просьбами, но Макс не мог себе позволить не выкладываться на полную, особенно, когда он шёл не просто в составе отряда, а являлся его командиром.

Родионов понуро ковырял ножом столешницу деревянного стола, вырезая на нем разную белиберду. Рядом, облокотившись на стол и зажав голову руками, сидел задумчивый Андрей. Родионов иногда косился на парня, но не разговаривал с ним. Вообще.

Так прошло около часа. То ли Максу надоело истязать стол, то ли надоело молчать, но он почему-то заговорил. Впервые после памятного для Андрея совещания у Гронина, майор обращался к нему.

‒ Волнуешься? ‒ внезапно спросил он.

Андрей вздрогнул от неожиданности.

– Что?

– Спрашиваю, как настрой?

Несколько секунд Романов отрешенно смотрел на командира, затем снова опустил голову и уставился в столешницу.

– Волнуюсь, – коротко бросил он.

– Боишься помереть?

Андрей подумал немного, прежде, чем ответить.

– Нет. С этим я как-то смирился и осознанно принимаю риск. Меня пугает то, что мне самому придется убивать…

‒ Ты же говорил, что уже убивал раньше? В Прохоровке.

‒ Да, и позже меня это мучило. Но тогда я заступился за беззащитную девушку, а здесь мне самому предстоит быть на их месте ‒ стать хищником и убийцей.

Родионов смотрел на Андрея с недоумением.

‒ Ты понимаешь, что они убьют тебя, если ты не убьёшь их? ‒ будничным тоном поинтересовался он, словно речь шла о копании картошки.

‒ Да. И я надеюсь, что готов убить их раньше. Но мне всё равно страшно представить, что я стану таким как они.

Выражение лица Макса изменилось на мгновение, стало более дружелюбным. Но лишь на секунду, поэтому Андрей ничего не заметил.

‒ Ты никогда не станешь таким как они, если тебя волнуют такие вещи, ‒ уверенно сказал он. ‒ Конечно, если сам этого не захочешь. Эти скоты убивают ради удовольствия, из прихоти, а ты будешь убивать, чтобы защитить угнетенных… Говоришь, они хищники? Ты не прав. Хищник убивает для того, чтобы выжить. Он не выйдет на охоту, будучи сытым. Убийцы же убивают, потому что это им нравится, они кайфуют от самого процесса, от осознания совершаемого. А мы вообще третья категория – солдаты. Мы убиваем, защищая то, что нам дорого: родину, дом, родных и друзей, свои принципы или идеалы… У каждого свои причины.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями и вскоре продолжил.

‒ Моя первая боевая операция проходила далеко от дома. Это была разборка на ближнем востоке, в которой мы участвовали неофициально. Я поехал туда добровольцем. Был полон юношеского дебилизма, называемого идеалами – хотел сделать что-то полезное для родины. Но больше всего, наверное, хотел отличиться, показать всем, всему миру, чего я стою. Вернулся оттуда я уже другим и на всю жизнь уяснил один урок ‒ когда начинается бой все свои амбиции и страхи нужно засунуть поглубже в задницу, потому что отвлекаясь на них, ты рискуешь не только своей собственной жизнью, но и жизнями своих товарищей. Любая твоя необдуманная самодеятельность, любая нерешительность может стоить им жизни. Поэтому помни первое ‒ под моим командованием все сражаются, никто не прячется и не бежит. И второе ‒ если ты зассал и не стреляешь, это значит, что враги в это время стреляют в твоих товарищей, и прямо сейчас кто-то из них умирает. А если ты не готов рискнуть жизнью за товарищей, то кто захочет рискнуть своей за тебя?

После этого разговора слова Родионова постоянно крутились у Андрея в голове.

Справится ли он? Сможет ли? Сможет. К тому же, однажды ему уже приходилось убивать… Правда, тогда он выстрелил неожиданно даже для себя самого и толком так не понял как это вышло, а сразу после выстрела они с Игорем бросились бежать и еле унесли ноги от погони. Из-за этого у Андрея не было возможности увидеть результат своих действий и обдумать произошедшее. Но как бы он реагировал, если бы увидел, что натворил? После того Андрей не раз возвращался к той ситуации, но эмоции, владевшие им в момент выстрела, уже прошли, и он не мог даже вспомнить убил ли на самом деле того бандита, или всего лишь ранил.

Сейчас, когда каждая минута приближала его к реальному бою, его смелость давала все большую слабину. Даже несмотря на аргументы Родионова и сильное желание отомстить бандитам за погибших или потерянных друзей, Андрея все равно раздирал внутренний конфликт. Было что-то, что заставляло его сомневаться, мешало легко принят необходимость убивать. Совесть или человечность… или что-то ещё.

На следующий день, сидя в ветхой хибарке, гордо именуемом «избой», Андрей с интересом наблюдал за молчаливым Воробьевым, который за все три дня не обмолвился ни словом. Сергей сидел на столе, упершись в него руками у себя за спиной, и сосредоточенно наблюдал через окно за дорогой. Иногда он доставал одну из самокруток, не без труда добытых у местных, и с наслаждением курил. Тогда его лицо приобретало вид нескрываемого удовольствия.

Воробьев отличался своей флегматичностью и абсолютно бесстрастным отношением к происходящему вокруг. Над ним иногда даже подшучивали, называя Сергея Чаком Норрисом из-за его невозмутимости, поэтому Андрею непривычно было видеть выражение эмоций на обычно бесстрастном лице Воробьева. Ему вообще казалось, что Сергея совершенно не волнуют никакие продлемы этого мира, даже смерть, с которой они скоро могут встретится.

И действительно ‒ в возможность своей смерти Воробьев не верил, как не верил в неё никто из тех, кому не приходилось побывать на краю жизни и осознать чужую смерть, как свою собственную. Увидеть её в смерти другого человека, возможно, оттянувшего на себя роковой удар судьбы, который предназначался вовсе не ему. Да, он видел мертвецов, знал, что в бою люди гибнут, но ни разу не наблюдал, как именно это происходит.

‒ Что? ‒ с претензией спросил Сергей, заметив, что Андрей смотрит на него.

‒ Ничего, ‒ пожал плечами Романов и отвернулся.

Воробьев затянулся, закрыл глаза и откинул голову назад. Подержав дым в лёгких, выпустил несколько колышущихся колечек.

‒ Стремаешься? ‒ внезапно спросил он, не меняя позы и не открывая глаз.

Андрей снова взглянул на него. Это прозвучало не как вопрос, а скорее как утверждение, заданное вопросительным тоном.

‒ Да, есть такое, ‒ честно признался он.

Воробьев ухмыльнулся, по-прежнему не открывая глаз. Затем сделал ещё одну глубокую затяжку и выпустил очередную пару колечек.

‒ Я тоже, ‒ сказал он.

‒ Я думал, ты бывал в таких переделках, ‒ удивился Андрей.

‒ Не-а. Для меня это тоже впервые.

‒ Как же так? Ты ведь с Родионовым с самого начала всего этого?

‒ Во-первых, мы жили в долине, забыл? В кого там стрелять?

Андрей кивнул, мол, понятно.

‒ А во-вторых, Родионов ‒ спецназовец. У него большой опыт, он даже воевал в горячих точках. Он нами командовал на базе, пока Гронина не прислали. А я ‒ простой солдат. До эпидемии четыре года служил в армии, много раз бывал на полигоне, так что стрелять умею, но не в людей.

Он замолк и подался вперед, сосредоточенно всматриваясь в дождь – с холма немного неуклюже, но быстро спускалась одинокая фигура.

‒ Они здесь, ‒ бросил он, вскакивая со стола.

У Воробьева, как одного из самых обученных бойцов их отряда, кроме автомата Калашникова были два из четырёх гранатометов. Он уверенным движением закинул их на плечо, схватил автомат и полез по лестнице на чердак. Андрей поднял свое оружие и подбежал к окну. Руки, словно по команде, бешено затряслись.

Кирилл буквально ворвался в дом, где находился Родионов, чуть не сорвав с петель дверь.

– Едут, – откашлявшись и тяжело дыша, еле выговорил он.

Макс тут же вскочил и схватил оружие.

– Сколько их? ‒ хлестко спросил он, надевая шлем.

– Бронетранспортёр, машина и грузовики, может, ещё что-то было – дождь сильный, не смог разобрать.

Макс скривился, словно от оскомины. Затем махнул рукой и выскочил на улицу, оставив Кирилла отдышаться.

‒ Пора обедать! ‒ громко прокричал он.

Это был сигнал, означавший скорое начало боя.

Дождь ещё больше усилился и буквально заливал дома. С крыш текло потоком, и майора сразу же искупало. Он выругался, но отряхиваться и сушиться было некогда, особенно если учесть, что Кирилл обогнал бандитов буквально на минуту. Свет фар маячил метрах в двухстах впереди, и оттуда, заглушаемый шумом дождя, периодически рывками доносился рев двигателей. Кирилл наблюдал их приближение с холма, и выиграл время лишь благодаря тому, что дорога, по которой они ехали, огибала этот холм и сильно раскисла.

Шесть человек отделения были рассредоточены по двое по нескольким домам. Ещё две пары с пулемётами засели на чердаках по разные стороны хутора, чтобы обеспечить перекрёстный огонь. Внутри полукруга образовывалась большая площадка, на которую по плану должны были попасть «волки». Вдоволь наслушавшись рассказов очевидцев о бандитах и их привычках, Родионов не без причины надеялся на их самоуверенность и наглость. Именно на этом была построена стратегия боя.

Макс окинул взглядом дома: ставни чердаков закрыты, значит пулемётчиков не видно. В одном из них находился Сергей с гранатомётом. Родионов возлагал надежды сразу на обоих, но и сам не собирался расслабляться.

Когда, несмотря на шум дождя, стало хорошо слышно рычание двигателей, Макс заскочил обратно в дом, притаился у окна, у которого заблаговременно были сложены «Мухи», и принялся внимательно следить за колонной бандитов, въезжающей в деревню. Уверенные в своих силах бандиты действительно вели себя расхлябанно и самонадеянно, всей колонной вваливаясь на площадку. Значит никто из местных все же не сдал. Ва-банк оправдался.

Первым двигался БТР-80, за ним УАЗ с самодельной железной крышей, на которой был установлен пулемёт. Вслед за ними – крытый рваным тентом «Камаз», а за ним ещё один. Машины по-хозяйски, чтобы удобнее было загружать, расположились на площадке, и из них, беспечно оглядываясь по сторонам, начали выбираться разномастно одетые бойцы в бронежилетах. До этого момента всё шло по плану.

Но осмотр Максу закончить не удалось. Ствол КПВТ на БТР-е был развернут как раз на один из чердаков, и у кого-то из новобранцев не выдержали нервы – началась стрельба. По плану в случае наличия у врага бронированной техники, бой должен был начаться с выстрела Воробьёва или Родионова, в зависимости от того, кто быстрее сориентируется, или у кого будет лучше позиция. Они должны были первым делом обезвредить боевую технику, и только потом бандитов планировалось накрыть кинжальным перекрестным огнем. Но планы часто оказываются бесполезными.

Первые выстрелы на несколько секунд привели «волков» в замешательство. Похоже, такой прием им явно оказывали нечасто: один из бандитов упал, остальные кинулись за бронетранспортёр. А вот сам БТР отреагировал на удивление быстро – в мгновение ока орудие немного скорректировали и к быстрой автоматной и пулеметной стрельбе присоединились громкие, ритмичные хлопки КПВТ. Крупнокалиберные пули буквально в щепки разнесли чердак вместе с находившимися там людьми. Ещё до того, как БТР развернул свое грозное оружие, Макс нажал на спуск гранатомета, но ничего не произошло. Осечка. Недолго думая, он схватил второй, но и здесь его ждало разочарование.

Что же до Андрея, то с первыми же выстрелами границы осязаемого мира для него сузились до стука бешено колотящегося сердца. Конечно, звуки стрельбы никуда не делись, но уши их совершенно невоспринимали. Казалось, тело старалось ужаться до размеров лесного орешка, который мог легко провалиться в любую трещину в земле. В этот момент вокруг него творилось черт знает что, но позже он готов был поклясться, что не слышал даже и малейшего звука, ничего, кроме гулкого стука собственного сердца.

Воробьев не успел всего лишь немного, каких-то четыре-пять секунд. Поначалу из-за отсутствия боевого опыта он растерялся, озадаченный тем, что бой начался не по плану, но затем опомнился, прицелился и выстрелил. В отличие от Родионова его гранатомет сработал и выпущенный заряд попал в цель, но жизнь обстрелянных бронетранспортером товарищей к тому моменту уже оборвалась.

Полностью игнорируя безопасность, Воробьёв с волнением и каким-то даже благоговением наблюдал, как дверцы БТР-а под воздействием сильного давления слетели с петель, словно кеглю сбив с ног одного из бандитов, как погнуло и выворотило крышки люков и вспышки пламени лизнули машину со всех сторон. Так был повержен самый опасный противник.

Близкий взрыв кумулятивной гранаты выбил хлипкое окно и грохотом прокатился в голове Андрея, выводя его из оцепенения и обдавая осколками стекла. Ведомый непонятно какими эмоциями, он во весь рост поднялся в окне и с неистовыми воплями принялся стрелять в дождь. Если бы перекрёстный огонь открывших стрельбу обороняющихся буквально не скосил застигнутых врасплох бандитов, Андрей скорее всего, не прожил бы и пяти секунд.

Автомат быстро выплюнул весь боезапас и затих, но Андрей не замечал этого и продолжал неистово жать на спуск с такой силой, что палец побелел. Он совершенно не отдавал себе отчет, что все уже кончено, а автомат не стреляет.

Стрельба стихла. Весь бой занял от силы полминуты и теперь лишь дождь всё не унимался и продолжал лить, пытаясь потушить огонь на БТР-е.

Прежде, чем его бойцы смогли осознать, что бой окончен, Макс выбрался из своего укрытия, держа автомат у плеча, и направился к бронетранспортёру. Что бы там, в БТР-е, не взорвалось, экипаж вряд ли мог выжить, но у Макса имелся печальный опыт, когда это каким-то непостижимым уму образом оказывалось не так. Удостоверившись, что живых нет, он направился к УАЗу, заглянул внутрь и быстро вынул оттуда всё, что могло пригодиться. Сам УАЗ представлял из себя сплошное решето и для езды больше не годился. Из радиатора ближайшего грузовика валил дым, и он, как и УАЗ, тоже был весь истерзан пулями.

Когда стрельба затихла, Андрей медленно опустился на пол и прислонился спиной к стене, а оружие выпало из дрожащих рук. Парня трясло, как припадочного, но он не понимал этого. В голове не было ни одной мысли – полное отупение. Он даже не обратил внимания на неуверенно спускающегося по лестнице Воробьева. На середине лестницы Сергей сорвался и с грохотом свалился на пол, но и это осталось для Андрея незамеченным.

Выругавшись, Воробьев встал на четвереньки, дополз до стола и, ухватившись за него дрожащими руками, поднялся на ватные ноги. Сергей снова уселся на стол и не с первой попытки, но все же достал из кармана сигареты. Кое-как он вынул одну, но вот спичку достать не получалось. Зарычав, он отбросил спички, туда же хотел отправить и сигарету, но, подумав, спрятал её обратно в карман. Затем повернул свое снова ставшее невозмутимым лицо к Андрею, с видом полнейшего отрешения сидевшего под окном.

‒ Живой? ‒ спросил он.

Ответа не было.

В ушах звенело, и Воробьев решил, что он просто не слышит Андрея. Он слез со стола и, слегка пошатываясь, подошел к товарищу. Повторил вопрос. Снова тишина. Тогда он дал Романову пощёчину. Это подействовало, Андрей рефлекторно прислонил ладонь к щеке и поднял на Сергея мутный взгляд.

– Ты цел?

Шум в голове начал понемногу проходить. Романов кивнул и попытался встать. Не без труда, но у него это вышло. Он выглянул в окно: дождь лил, как и раньше, но теперь перед его глазами появился искореженный взрывом, слабо горящий бронетранспортер, изрешеченный пулями УАЗ, дымящийся грузовик и десяток трупов, разбросанных вокруг них. Лужи вокруг понемногу окрашивались в цвет крови. У одного из домов стоял Родионов и с сожалением разглядывал остатки растерзанного чердака. Андрей почувствовал новый прилив адреналина.

– Мы сделали это, – задыхаясь, выдавил он.

– Да, сделали, – вздохнув, подтвердил Воробьев.

– О, господи…

Они медленно, будто два инвалида, вышли на улицу и присоединились к остальным бойцам, тоже покинувшим свои позиции. Все, ведомые странным стадным инстинктом, растерянно столпились возле одного из домов и молча созерцали результаты своих действий, не в силах отвести взгляды от трупов и не обращая никакого внимания на дождь. Некоторые чувствовали отвращение, некоторые сомнения, но большинство ощущало радость победы, прорывающуюся через треснувшую корку страха. Родионов медленно отошёл от изувеченного дома и взглянул на своих солдат. Одному богу известно, о чём он подумал, глядя на них – ошарашенных, с дикими глазами и дрожащими руками.

Кроме Родионова абсолютно спокоен, по крайней мере по виду, был только Толя Черенко. Он медленно переходил от одного убитого бандита к другому, переворачивая ногами трупы, подбирая оружие и проверяя карманы. Вдруг он что-то увидел и быстро приблизился к одному из трупов. Никто не заметил, когда именно в руках у Толи успел появиться большой охотничий нож, но прежде чем хоть кто-нибудь успел сообразить что происходит, Черенко одним мощным ударом разворотил горло ещё живому человеку. Затем таким же образом он добил ещё двоих.

Какой-то слабонервный дядька принялся блевать. Остальные смотрели на Черенко выкатывающимися из орбит глазами. Андрей тоже с трудом сдерживал рвоту.

Родионов же созерцал сие действо совершенно спокойно. Со стороны даже казалось, что он полностью одобряет действия Толи. Так на самом деле и было.

– Молодцы, – коротко бросил майор, отвернувшись от кровожадного охотника.

Затем он указал на распотрошенный бронетранспортером чердак.

– Вот к чему приводит глупость! – громко сказал он всем, а потом, ткнув пальцем на горящий БТР, добавил. – У нас за неё заплатили двое, а у них – все.

Люди все ещё таращились на трупы и охотника с окровавленным ножом, и не двигались с места. Как только последний добитый перестал хрипеть, захлёбываясь кровью, самочувствие Андрея начало мало помалу улучшаться.

Он понял, что скорее всего, не успел никого убить и теперь смотрел на валяющиеся в грязи тела так, будто лично он не имел к ним абсолютно никакого отношения. Парень понимал, что это были плохие, злые люди, которые без раздумий расправились бы с ним и его товарищами, если бы знали о засаде, но с другой стороны – всё-таки ведь это были люди… думающие, желающие жить, имеющие какие-то планы… Хотя нет, Родионов был прав – они были убийцами, кровожадными маньяками, а их планы – очередной жестокостью. И не стоит их жалеть.

Когда шок у большинства начал проходить, Родионов принялся раздавать приказы.

– Ты и ты, – тыкал пальцем Макс, – займитесь нашими убитыми на чердаке. Воробьев, проверь можно ли ещё использовать грузовик. Кирилл, дуй за людьми в лес и веди сюда – пусть полюбуются. Остальные – помогите Черенко и соберите все, что может нам пригодится.

Грузовик, замыкавший колонну, хоть и был на вид при смерти, но критических повреждений не получил, и к всеобщей радости за полчаса Воробьев сумел его завести. Тела погибших товарищей погрузили в него вместе с добытым оружием и пожитками деревенских жителей. Максу не пришлось даже объяснять им, что бандиты рано или поздно вернуться и всё равно заберут или убьют их – все это они и сами знали, поэтому выбор у них был небогатый.

Обратно шли все вместе, одной колонной, под неутихающим дождем. Грузовик поехал другим маршрутом – по расквашенной дороге до асфальтового шоссе, где Родионов намеревался замести следы и не дать поисковому отряду банды, который обязательно будет тут рыскать, выследить нападавших. Размокшая земля, сильно затрудняла переход, предательски разъезжаясь под ногами. Насквозь промокшая одежда противно липла к телу, совсем не согревая, но мало кто замечал это – вышедшие из шокового состояния, солдаты осознали, что могут противостоять бандитам, могут дать им отпор и даже победить их. Это чувство передалось и жителям деревни, и теперь оно согревало всех.

Воробьёв тоже окончательно пришёл в себя. Хоть он и был солдатом еще до эпидемии, но убивать людей ему не приходилось. Всю дорогу он молчал, находясь в глубокой задумчивости, и не реагировал на попытки Андрея завязать разговор. Он обдумывал свою теперешнюю жизнь. Обдумывал уже в сотый раз и приходил к одному и тому же выводу…

Сергей Воробьёв оказался в бункере случайно. Он остался служить по контракту после «срочки», потому что не знал, куда податься на гражданке, но в один из отпусков встретил девушку, ради которой решил попытать счастья вне армии. Ему оставалось отслужить всего полтора месяца, а после его возвращения они собирались пожениться, но вирус изменил эти планы. Войска спешно передислоцировались, всюду была неразбериха и каждый день поступали новые приказы, часто противоречащие друг другу. Все его друзья, которые служили вместе с ним в одной части, были переведены в карантинные зоны, и вероятно, там встретили свою смерть. Сергею же несказанно повезло – его и ещё одного парня зачислили во взвод, который оставили для охраны базы. Там он узнал о планах профессора и после сильных внутренних колебаний все же примкнул к нему.

Но теперь не было ничего, что привязывало бы его к жизни. Никаких желаний, никаких целей. Всё, что он любил и что было для него дорого осталось там, наверху. Вернее, погибло наверху. Когда они решили выйти на поверхность из опостылевшего бункера, державшего их в себе долгие, бесконечные месяцы, которые казались ему вечностью – лучше не стало. Радость от временной свободы быстро улетучилась – ведь они по-прежнему находились в тюрьме, хоть она и стала просторней бункера. Рацион сменился, но и новый скоро приелся. Новые занятия тоже со временем осточертели, и тогда Воробьева впервые в жизни посетили мысли о самоубийстве.

Но когда «узники» случайно узнали, что они не последние люди на планете, Сергей понял, что можно ещё пожить. Ему стало интересно, как теперь устроен мир. Да и если случай, или судьба, или бог – кому что больше нравится – зачем-то дали ему шанс выжить, то он не мог просто так его потратить. Стоило доиграть свою роль до конца.

Теперь он окончательно утвердился в своих выводах. Он знал, что нужен людям, которые его окружают.

Глава 3.1. Гильдия

1
Аким был давно не молод. Павел не знал его возраста, но на вид ему можно было дать лет шестьдесят пять. Однако, несмотря на бросавшиеся в глаза старость и дряхлость, во взгляде и движениях Акима было достаточно энергичности и это немного сбивало с толку. Возможно, на самом деле он помоложе, чем выглядит, а его внешность – следствие непростого и наверняка нервного образа жизни.

Аким стоял под одиноким деревом посреди поля, прислонившись к стволу спиной. Поскольку стороны плохо знали друг друга, то специально выбрали место, позволяющее избежать неприятных сюрпризов. Гронин приехал в сопровождении Воробьева, но Сергей остался возле машины и в разговоре не участвовал.

Встреча стала возможной, благодаря Игорю, который узнал Акима среди жителей одной из деревень, в которой бандиты ещё не побывали. Он знал, что их группировка заинтересована в контакте с торговцами, а в разговоре с названым отцом с удивлением выяснил, что и сама гильдия проявляет точно такое же желание. Стало быть, интересы сторон совпали.

– Рад, что нам удалось встретиться, – пожав протянутую руку, сказал Павел.

– Я тоже, – кивнул Аким, внимательно разглядывая Гронина.

– Наслышан о вас от Андрея Романова.

Аким поначалу не отреагировал, но вскоре позволил себе легкую улыбочку.

– Надеюсь, только хорошее?

– Разумеется, – Паша тоже улыбнулся. – Итак, с чего начнем?

– Давай наперво поясню цель нашей встречи, – Аким сразу перешел на «ты». – Мне поручено познакомиться с вами, оценить и ежели оценка будет положительной – устроить тебе или иному вашему представителю встречу с моим начальством.

– О как, – Гронин скривил губы. – Даже не знаю, что сказать. И как же будешь оценивать?

– Старым проверенным методом – загадки буду загадывать.

Аким снова улыбнулся. Паша улыбкой не ответил.

– Шутю я. Задам пару вопросов.

– Что ж… – теперь Гронин позволил себе ухмылку. – Стреляй по готовности.

Аким не понял суть фразы и на мгновение нахмурил одну бровь. Затем его лоб снова разгладился, а взгляд стал оценивающим. Он был не так прост, как хотел казаться, но Гронин и не считал его простаком. Простакам в этом мире при такой работе было не выжить.

– Откуда вы тут взялись? – задал, наконец, первый вопрос Аким. – Имею в виду – на этой территории, на землях «волков»?

– Хех… – Павел медлил с ответом, пытаясь подобрать слова. – Не знаю, как ответить, чтобы и корректно, и тайну не выдать… Материализовались.

– Хм… Ладно, – Аким принял этот ответ и сделал какой-то вывод – Паша видел это по изменению в мимике старика. – Вы укусили зверя – что дальше собираетесь делать?

Гронин на мгновение потупил глаза и пожал плечами, будто его вынуждали отвечать на очевидные вещи.

– Все по инструкции – укусим его ещё раз, а потом ещё и ещё. Столько, сколько понадобится, чтобы его свалить, – жестко ответил он и поднял взгляд на Акима, оценивая эффект.

– А не боитесь, что зверь может укусить в ответ?

– Не боимся. Нам терять нечего. Да и волков бояться… Извини за каламбур.

В этот раз мимолетная улыбка Акима оказалась теплее.

– Опыт подсказывает мне, что самоуверенность может быть признаком силы и глупости, а может – одной только глупости. Я про вашу банду мало что знаю, но все равно сдается мне, что силы за вами немного.

Гронин хладнокровно выдержал это заявление.

– Не хочу вступать в философские дебаты. Скажу только, что в отличие от «волков» мы – понимаем с кем имеем дело, знаем чего от них ждать и что с ними делать, а они о нас не знают вообще ничего.

– Ну… ладно. Принимается. Тогда такой вопрос – для чего все это? Что будете делать потом, когда с «волками» разберетесь?

Гронин молчал. Не хотелось ему забегать так далеко вперед, да и не было у него готового ответа. Кто знает, как все сложится…

– Не знаю. Я серьезно. Для начала надо перебить этих отмороженных и отобрать у них все, что они награбили, а там разберемся. Если ты имеешь в виду какие у нас цели, то могу ответить – жить хотим по-человечески, а те порядки, что тут установлены, нам не по нраву.

Аким в ответ на эти слова рефлекторно сделал несколько слабых кивков головой, затем поймал себя на этом, и на его лице проскочило выражение легкого испуга, что позабавило Пашу.

– Лично мне такой ответ очень по душе, – решился объяснить свою реакцию старик. – Эти, как ты говоришь «порядки», мне и самому уже во где сидят.

Он приложил пальцы к своему горлу. Паша в ответ лишь сделал рукой жест, как бы говорящий: вот видишь, мы одного мнения. Аким задал следующий вопрос.

– Зачем тебе торговая гильдия? Чего хочешь от неё?

– Хочу сотрудничать. Мне нужны ресурсы и оружие.

Гронин ответил уверенно, с налетом наглости, будто диктовал условия. Аким слегка изогнул бровь, услышав это.

– Хех, а вы-то гильдии зачем? – усмехнулся он.

– Были бы не нужны – мы бы не разговаривали, – Паша тоже улыбнулся. – Ведь так?

Аким слегка качнул головой и потупил взгляд.

– Да, тебя не проведешь, полковник.

Он медленно и бережно, будто боялся повредить, достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо карту и протянул Гронину.

– Завтра в одиннадцать ноль-ноль по координатам, туточки отмеченным, вашего посланника будет ждать вертолет. Вернут или на то же место, или как договоритесь.

Ни по выражению лица, ни по глазам старика Паша не смог определить ничего из того, что его интересовало, а интересовало его многое. Придется спрашивать в открытую.

– Посланнику может что-то угрожать?

Вопрос был наивным и Паша это знал, но его интересовали форма и тон ответа, а также возможные изменения в мимике и поведении Акима, когда он будет отвечать. Конечно, Аким мог и не знать ответ, но попробовать стоило.

Старик задумчиво скосил глаза и выдержал короткую паузу.

– Всяко бывает, но не должно. Мы в первую голову торговцы. Во вторую – со всеми ведем дела одинаково, и ко всем относимся нейтрально. Ежели твои люди не делали нам пакостей – мы вам тоже не сделаем.

Гронин кивнул и принялся сверлить Акима взглядом, обдумывая формулировку следующего вопроса. Он хотел задать его по возможности так, чтобы получить ответ, а не завуалированный отказ или тем более посыл на три буква.

– Аким, не сочти за наглость, но можешь теперь ты ответить мне на пару вопросов?

– Не забывай, что я в первую голову торговец, – без раздумий ответил Аким и, хитро подмигнув Паше, спросил. – Что я с этого буду иметь?

Павел засмеялся.

– А просто по доброте душевной не ответишь? – вопросом на вопрос ответил Паша, отсмеявшись.

– Что ж я буду за торговец, ежели буду все по доброте душевной раздавать?

Паша, посмеиваясь, покачал головой.

– Давай так – я задаю вопрос, а ты устанавливаешь цену, и тогда я решаю – хочу я ответ или нет.

– Справедливо. Как там ты говорил? Стреляй по готовности? – Аким показал, что хоть и с опозданием, но верно понял смысл выражения.

– У меня простые вопросы. Так сказать, хочу понимать с кем имею дело. Конкретно о тебе. Я думал, что иметь дело с гильдией – это наладить контакт с тобой, а тут выясняется, что все куда серьезнее.

Морщины на лице Акима на пару секунд стали глубже. Он размышлял то ли над формой ответа, то ли над самой необходимостью отвечать.

– На такой бесплатно отвечу. Я – простой представитель. Это в гильдии самый младший чин. Мое дело – обмен проводить, поддерживать контакт со всеми желающими сотрудничать на доверенной мне территории и знать об этой территории все. Переговоры я могу вести только если сверху поручат.

– Ясно. И как же ты один со всем справляешься?

– Я не один. У меня всегда есть помощники. Поначалу жена была, но умерла. После взял пацанят – Романовых. Жаль их было, бедолаг. Сначала сомневался, думал ещё кого-то постарше брать придется, но они молодцы оказались: и научились быстро, и справлялись со всем, что поручал.

– Это ты красавчик, Аким, – искренне похвалил старика Паша. – За это мое тебе почтение. Ну, а над тобой тогда кто стоит? К кому я поеду на переговоры?

– Надо мной – координатор. Начальник района. Ему такие, как я отчитываются обо всех торговых делах, находках и прочем, у него же находится большой склад. Над ним и такими, как он стоит начальник региона. То уже большое начальство, которое серьезные вопросы решает. Думается, к нему и поедете.

– Так, понял. А скажи, Аким, как такое может быть, что «волки» тебя чуть не убили, разрушили твой дом, деревню сожгли, а гильдия молчит? Что ж она с ними разобраться-то не хочет?

Аким молчал, но по его реакции и мимике Паша заподозрил, что старик что-то знает. Почему же не хочет говорить?

– Торговая гильдия такое безнаказанным не оставляет, – выделяя каждое слово, медленно ответил торговец. – Посмотришь – так или иначе, а «волки» за свои дела будут покараны.

Несколько секунд Паша оценивающе смотрел на собеседника, затем продолжил.

– Понял. А про самих «волков» можешь что-то рассказать?

– Могу, но не стану. Даже за плату.

– Странная позиция. Они же тебя убить хотели…

– Торговая гильдия ко всем нейтральна, – напомнил Аким. – Ну все, устал я. Пора заканчивать. Бывай, полковник. Приятный ты человек, авось, свидимся ещё.

Гронин хотел бы ещё позадавать вопросов, но Аким отвернулся и сложил руки на груди, давая понять, что отвечать больше не намерен.

– Бывай Аким. Мне тоже было приятно поболтать и спасибо за все.

Пожав друг другу руки, они разошлись каждый в свою сторону. Вдруг, Паша понял, что кое о чем забыл.

– Аким! – позвал он, обернувшись.

Старик остановился и медленно развернулся.

– Как с тобой связаться?!

– Пока никак! – крикнул в ответ Аким. – Если что – я сам с вами свяжусь!

Старик повернулся и продолжил путь. Паша некоторое время задумчиво провожал его взглядом, а затем поспешил к машине.

Разумеется, обратно в «Убежище» Гронин сразу не поехал. Вместо этого они с Воробьевым некоторое время петляли по заранее согласованному маршруту, потом спрятали машину и несколько часов скрытно наблюдали за ней, проверяя нет ли хвоста, но его не было.

2
Год выдался «урожайным» на весенние дожди. Лило часто и интенсивно. Это мешало как бойцам Гронина, так и «волкам». Первые дважды с опозданием приходили в ещё вчера обитаемые деревни, и застали в одном случае пожарище, а во втором – пустые дома. Бандиты же «удачно» застряли на превратившейся в кашу грунтовке, разделились и были под корень уничтожены отрядом Дьякова.

Но глобально погода не могла ни на что повлиять. Численность и вооруженность группировки продолжали медленно, но уверенно расти, а главное ‒ росла уверенность людей в своих силах. Годами они жили в страхе и не могли предпринять ничего действенного для обеспечения собственной безопасности и свободы. Годами их угнетали, каждый раз вдалбливая в головы, что сопротивление повлечет за собой только жестокие репрессии и наказания. И вот мало-помалу, день за днем эта порочная установка в сознании людей сдавала позиции. С каждым новым успехом боевых отрядов в них вливались новые добровольцы.

Андрей долго обдумывал свой первый бой, и каждый раз сгорал со стыда, осознавая, как ничтожно и бесполезно он выглядел со стороны. Хорошо, что Воробьеву было не до него, иначе позора было не избежать. Хотя… Сергей не был желчным или любителем над кем-то смеяться. Наверное, он не стал бы никому рассказывать, но Андрею в любом случае было стыдно, как минимум перед ним.

Романов тогда испугался, позволил коктейлю из страха и адреналина взять верх над собой, диктовать разуму свои условия. И теперь он страдал из-за своей слабости. Когда Андрей решил присоединиться к вооруженной борьбе, он не так себе это представлял. Он не знал, как все будет, но точно не ожидал, что с трудом сможет вспомнить хоть что-то из первого боя, кроме оцепенения и отстраненности.

После произошедшего Андрей сделал выводы и дал себе слово в следующий раз во что бы то ни стало сохранить рассудок и не позволить страху овладеть им. Неплохо было бы побеседовать на эту тему с Родионовым или с полковником Грониным, но Андрею было стыдно признаваться им, что он действовал, как перепуганный слабак. Оставалось лишь готовиться к следующему бою, в котором он не позволит себе снова опозориться.

Ночью дождь, ливший без устали несколько дней, наконец, закончился, и Андрей решил прогуляться по базе. Он по-мальчишески дурачился, наступая в лужи, выгребал из них воду ботинком, разглядывал своё отражение, а один раз даже попытался уцепиться за ветку раскидистого дерева и использовать её в качестве турника, но руки соскользнули, и он чуть было не свалился в грязь. Ему был всего двадцать один год, полжизни он провел в страшном и опасном мире, но, несмотря на это парню все равно хотелось побыть ребёнком… Вернуться хоть на миг в детство, которое у него украли. Дурачиться оставалось недолго ‒ менее, чем через час на плаце будут проводить всеобщий сбор и явка обязательной.

Жаль, что Игорь не захотел с ним погулять. Брат был хмур и задумчив: в последнее время это стало его обычным состоянием. А ещё он научился брюзжать и постоянно жаловаться.

Но даже несмотря на это Игорь все равно оказался полезен – принимая участие в рейдах разведчиков, именно он встретил Акима и дал группировке такой жизненно важный контакт. После этого отношения между братьями вновь потеплели.

Андрею не хотелось бы, чтобы его брат отсиживался на базе в то время как многие другие готовы драться с врагом. Слова Родионова возымели на него такой эффект, что теперь Андрей примерял их на каждого мужчину в группировке и вешал ярлыки. И если бы брат оказался в числе тех, кто предпочел трусливо прятаться за чужими спинами, Андрею стало бы так же стыдно, словно он сам так поступал.

Пока Андрей гулял и дурачился в кабинете у Гронина, кроме самого полковника собрались Родионов и Дьяков, и атмосфера в помещении была очень далека от приятной. Паша со свирепым выражением лица сердито стучал огрызком карандаша по столу. Видя настроение полковника и зная его характер, Дьяков молчал и старался даже не смотреть в его сторону. Сказать что-то в такой обстановке мог только Родионов, но Макс, сидя на подоконнике, лишь задумчиво посматривал то в окно, то на Пашу и открывать рот не спешил. Он и так уже сказал достаточно.

Именно он принес неприятное известие, из-за которого Паша теперь скрипел зубами. Гронину понадобилась минута, чтобы успокоиться, потому что поначалу ему сильнее всего хотелось достать пистолет и немедленно пойти решать проблему. И это несмотря на то, что он осознавал: его просто обуяла ярость и скоро это пройдет. Именно этого «скоро» он и ожидал.

Успокоившись, Павел вздохнул, и, наконец, заговорил.

– Что меня больше всего убивает, так это то, что мы ещё ничего не достигли, а они уже взялись за интриги. Суки неблагодарные.

Макс лишь пошевелил бровями в ответ. Дьяков молчал.

– Замочить бы их, и дело с концом, – зло добавил Гронин.

Коля поднял глаза и посмотрел на полковника, пытаясь оценить насколько серьезно тот говорит. Все в кабинете понимали, что такой шаг приведет к неприятным и совсем не нужным в сегодняшней ситуации последствиям.

– Всеобщий сбор, конечно, оказался очень кстати, – продолжал Павел, – только тему теперь поднимем другую. Повтори-ка ещё раз, что у них там на уме?

– Из того, что мне рассказали, я понял следующее, – ответил Макс, – несколько деревенских старост скучковались и втихаря подминают под себя народ. Они разделяют нас – тех, кто вышел с этой базы, и всех пришлых. Ясное дело, что в боевых отрядах подавляющее большинство людей повязываются между собой, многие из них хорошо знают этих старост и ясен пень, что они друг другу понятнее и ближе, чем мы. Вот с их помощью старосты и подбивают остальных выступить на их стороне против нас. По их словам мы – жестокие убийцы и сволочи. Для победы над бандой мы им нужны, но потом мы сами, по их словам, станем новыми бандитами, так что лучше после победы от нас избавиться, либо если не получиться, то навязать нам свою волю силой. Как-то так.

Гронин снова в ярости сжал кулаки и заскрипел зубами. Такие обвинения он не мог простить или подарить. Он ещё не знал, как он отплатит этим ублюдкам, но то, что возмездие будет – это точно.

– Фамилии, имена этих старост есть?

– Есть.

– Кто рассказал вообще?

– Да один охотник. Толя Черенко зовут.

Паша хмыкнул, почесал затылок.

– А чего он вообще решил рассказать? Почему их не поддержал? – подал голос Дьяков.

– Вот и я его о том же спросил. Если дословно, то он ответил, что мы – волки. В хорошем смысле. А эти – стадо баранов. А сам он на заклание не спешит.

– Да уж, сравнение, конечно, не самое удачное, – снова хмыкнул Паша. – Ладно. Действуем так – проследите, чтобы все боевые отряды были разоружены. Четверых надежных парней, кого-то из наших, кому точно доверяем – поставьте охранять арсенал. Еще шестерых я проинструктирую, чтобы держались немного в стороне и были готовы в случае чего оперативно вооружиться и прийти нам на помощь. А вот что делать с зачинщиками… Ладно, разберусь во время сбора.

Гронин задумчиво уставился в стол. Остальные молчали, ожидая, что он что-то добавит. Выждав с полминуты, Паша вновь поднял глаза и посмотрел на друзей.

– Ну, за дело, мужики, – сказал он, вставая.

3
На плаце установили небольшой помост, возле которого крутились Макс и Паша. Дьяков стоял несколько в стороне вместе с маленькой группкой верных людей. Большинство обитателей «Убежища» уже собрались рядом с помостом и непринужденно болтали, изредка бросая взгляды в сторону командиров. Ещё несколько небольших групп направлялись к ним от бараков. Не было только четверки из охраны тоннеля, ведущего из долины, и четверых людей, оставленных охранять арсенал.

Гронин выглядел спокойным и уверенным в себе. Если его в этот момент и обуревали какие-то эмоции, то он их мастерски скрывал. Он взглянул на наручные часы и вскочил на помост, чтобы всем было хорошо его видно. Он повторно осмотрел людей и убедился, что к плацу больше никто не торопится. Что ж, можно начинать.

– Здравствуйте, друзья! – начал Павел громким, уверенным голосом.

Толпа бодро поприветствовала его в ответ. Паша обвел людей внимательным взглядом, пытаясь прикинуть сколько же их тут. Глазомер подсказывал, что не менее сотни.

– Уверен, все знают кто я такой, – продолжил он, – так что не вижу нужды представляться, а сразу перейду к делу. Итак, почему же я вас собрал. На сегодняшний день у нас на повестке есть два очень важных вопроса. Первый из них: структура нашей организации.

Гронин выдержал небольшую паузу, то ли собираясь с мыслями, то ли давая людям возможность понять смысл последней фразы.

– Когда мы вас сюда пригласили, то понятия не имели, что со всеми вами делать. Хотели для начала просто защитить, но нужных ресурсов для этого у нас не было, да и сейчас нет, это вы и сами знаете. Все делалось по наитию – мы просто чувствовали, что так надо, не могли бросить вас на произвол судьбы. Но не буду кривить душой – пока что мы никого из вас не спасли. Даже самих себя мы ещё не спасли. Пока существуют «Степные волки» – мы все в опасности. Более того – не факт, что мы будем в безопасности, когда «волков» не станет, ведь сейчас не известно, кто ещё может претендовать на эти территории, но мы работаем над тем, чтобы никто больше не смел творить здесь беззаконие. Наша цель – нормальное, вменяемое и адекватное общество, главными принципами которого будут порядок и безопасность. Мы все объединились для достижения этой цели.

Паша снова сделал паузу, во время которой внимательно оглядывал толпу, полукругом огибающую помост. Пока что все молчали, внимательно слушая его. Никто даже не пикнул – их внимание всецело принадлежало ему.

– Но в хаосе мы ничего не достигнем. Нас стало много и появилась потребность все систематизировать и привести в порядок. Для этого нам нужна четкая организационная структура, такая, в которой у каждого будет своя роль и зона ответственности. Я, как человек в прошлом военный, с точки зрения дисциплины и порядка не вижу ничего лучше армейской формы организации. Поэтому объявляю, что с сегодняшнего дня, с этой минуты, в нашей группировке будут действовать порядки и правила, схожие с армейскими.

Павел принялся в общих чертах описывать правила, как он их видит, внимательно наблюдая за реакцией людей. По большей части все слушали с интересом, но были и такие, на лицах которых читалось неодобрение, и Паша с нетерпением ожидал, когда же они достаточно созреют для того, чтобы выразить свои мысли.

– И как главный на этой базе, я беру на себя ответственность за жизни всех нас, – в конце своей речи заявил он. – По крайней мере, пока не появится кто-то, кто сможет делать это лучше меня. Это мое требование, как человека, в дом которого вы пришли. Если такое положение вещей вас не устраивает – сообщите об этом сейчас.

– Полковник, это неправильно, то что ты говоришь, – почти сразу подал голос высокий мужчина по фамилии Табунин – один из старост-интриганов.

– И что же именно неправильно?

– Это узурпация! Вот что! Вы обещали нам свободу и безопасность, а сейчас ты говоришь, что хочешь сделать из нас армию. Разве ж мы хотим воевать? – последний вопрос он задал толпе.

Из толпы донеслись как одобрительные, так и неодобрительные возгласы. Похоже, особо большой поддержкой Табунин пока не пользовался.

– Не армию я хочу сделать, – ответил Гронин, когда гул голосов пошел на убыль. – А организацию, построенную на армейских принципах. Все просто – у каждого своя зона ответственности, свои обязанности и свои допуски. Отличился, показал незаурядные навыки или сделал что-то стоящее для общества – получил награду и повышение. Только вместо названия «бригадир» будет, например, «сержант». Здесь уже собралось много людей – если не создать четкие правила и порядки мы получим бардак.

– И кто же будет главным, когда бандитов прогоним? – влез в разговор ещё один староста с седыми волосами.

Гронин попытался вспомнить фамилию этого седого, но не смог. Его фамилии, в отличие от Табунина, Макс не называл, стало быть седой либо был малоактивным, либо ни на что особо не претендовал и никого ни к чему не понукал, а просто плыл по течению. Тем не менее, именно он задал самый главный для них вопрос.

«Что ж, нужно поиграть с ними и выяснить, что они прячут в своих мелочных душонках», – решил полковник.

– Ты как это видишь? – задал седому встречный вопрос Гронин. – Или все вы?

Под пристальным взглядом Гронина седой замялся и опустил глаза, что-то бормоча. На выручку ему пришел Табунин.

– Выборное все должно быть, – ответил он. – Кого люди выберут, тот и будет главным.

– А из кого выбирать будут? – послышался грубый голос из толпы. – Кто готов отвечать за всех?

Табунин замялся, скосил взгляд на седого, который стоял в паре шагов от него.

– Да хоть бы и я, – сказал он, поймав взгляд седого. – Я староста уже пять лет. Все меня знают, что я за человек…

– Вот именно! – зло крикнул все тот же голос. – Мы тебя знаем! Ты за пять лет только жопу «волкам» подставлял! Вертел я тебя, лидер сраный.

Толпа зашумела, поднялся крик. Кто-то защищал Табунина, кто-то поддерживал его критиков.

– А ну тихо! – видя, куда идет дело, прервал спор Паша. – Отставить балаган!

Толпа понемногу стала затихать, но прежде, чем это произошло, кто-то успел получить по морде от агрессивного крикуна.

– Мы к этой теме чуть позже вернемся, – продолжил Гронин. – А сейчас я хочу рассказать и о втором вопросе нашей повестки. Это единство.

Он снова выдержал короткую паузу, давая людям возможность подумать над этим словом.

– Сейчас мы объединены только одной целью – выжить в борьбе с бандой. Казалось бы, мы боремся за свои жизни – что может сильнее сплотить людей? Но нет, даже сейчас среди вас есть крысы, которые уже пытаются колотить, засирать людям мозги и плести интриги против нас – людей, которые дали вам приют и занимаются тем, что спасают вас, причем по собственной инициативе. Так вот, эти крысы строят планы на счет того, как устранить меня, майора Родионова и других людей, в чьем доме вы сейчас находитесь. Они хотят захватить власть, когда мы вместе с вами решим проблему с бандитами. Такова их благодарность.

Паша смотрел прямо на Табунина, как одного из главных зачинщиков. Он видел, как меняется в лице староста, как под действием презрительного взгляда полковника он непроизвольно делает маленький шажок назад, видел страх и недоумение в его глазах.

– Так вот. Хочу сообщить этим крысам. Ребятки, без нас – вам конец. Если за пять лет вы не придумали ничего для того чтобы справиться с бандой, то даже когда её не станет – вы просрете все следующим бандитам, которые неминуемо придут сюда, узнав, что «волков» больше нет. Вы погибнете или будете проданы в рабство, но точно не выживете. Поэтому отдать свой дом и жизни в руки придурков типа Табунина, которые…

– Что за оскорбления? – поднял голову Шпичко – ещё один староста, ближайший сподвижник Табунина.

– Закрой пасть! – рявкнул на него Гронин, и Шпичко сразу съежился. – С тобой и с Табуниным у меня будет отдельный разговор. Персональный. Наш корабль идет в шторм, а вы двое ломаете его, помогая стихии взять верх. Вы своими действиями вносите разброд в умы людей, и тем самым помогаете банде. Уже только за это я бы пристрелил вас прямо сейчас, на этом месте.

Табунин и Шпичко испуганно переглянулись.

– Но не стану, – продолжал Гронин, сверля их по очереди взглядом. – Потому что я не убийца. Вашу участь решат люди, жизни и благополучие которых вы поставили ниже своих собственных интересов.

Многие взоры обратились сейчас на пару старост, но лишь некоторые были злыми, а остальные – удивленными и осуждающими. Люди порой бывают слишком добры.

– Итак. Дальше расклад у нас будет такой. Главным, как вы выразились, с этого момента будет человек с самым высоким званием, а пока что это я. Чтобы вам не казалось, что что-то несправедливо, напоминаю ещё раз – именно в наш дом вы пришли, именно мы дали вам защиту и благодаря нам вы все ещё живы, и я надеюсь, что будете жить ещё долго. Повторюсь – для получения любого звания нужно будет доказать, что вы его достойны. Служили в армии? Разбираетесь в технике? Обладаете особыми навыками? Имеете специальные знания? Квалификацию? Организаторские способности? Покажите себя и вас оценят. Да, звание не будет давать преимуществ – никто, даже я, не будет лучше питаться или не получит лучших жилищных условий, по крайней мере пока мы не покончим с «волками» и не почувствуем, что можем дать достойные условия каждому. Но ваши умения могут значительно приблизить нашу победу, а потом мы поговорим о наградах особо отличившимся. Если кому-то ещё есть что сказать – я готов выслушать.

Паша подождал немного, но никто не рвался возражать. Возможно, из-за его угроз в сторону старост, а может, толпа просто была с ним согласна… Или же им просто нечего было сказать, ведь большинство людей предпочитают следовать за кем-то, даже если это будет нести риск для жизни.

– Если так – решаем последний вопрос. Что делать с этими двумя гнидами? – он указал на Шпичко и Табунина. – Видите, никто из вас, даже они сами не отрицают моих обвинений в их сторону, потому что большинство или даже все вы знаете, что я не лгу. Мне немного обидно, что среди вас нашелся только один человек, решившийся сообщить мне о готовящемся предательстве. Это…

– Неправда!

Раздался в толпе сильный молодой голос. Присмотревшись, Паша узнал Андрея Романова.

– Я ничего не знал об этом! Иначе и я бы рассказал.

Из толпы раздалось ещё несколько десятков голосов людей, одобряющих слова парня, но ни одного, порицающего его. Что ж, может, не так уж все и плохо, как Гронину показалось. Конечно же, это если они говорят правду.

– Ну, тогда я извиняюсь перед теми, кто ничего не знал. К таким людям у меня претензий нет. Итак, что будем с ними делать?

Толпа молчала.

– Сразу скажу, что изгнать их мы не можем, потому что есть риск, что они подадутся к «волкам» и выложат им местоположение «Убежища».

– Мы этого не сделаем! – смог выдавить Табунин.

– Может и так. В любом случае варианты есть такие: мы можем либо закрыть их в камере, что глупо, ведь их все равно придется кормить; либо оставить их под чью-то поруку, пока мы не сможем их изгнать без риска для нас либо принять какое-то другое решение.

После озвучивания второго варианта из толпы послышались одобрительные возгласы.

– Есть и третий вариант, но в этом случае я его не предлагаю – это казнь. За предательство, – толпа в ошеломлении затихла. – Раз уж здесь собрались почти все, то я хочу вас предупредить – если среди вас заведутся новые крысы, если я кого-то заподозрю в предательстве – наказание будет неминуемым и жестоким. Хочу отметить, что я никому не угрожаю. Просто это справедливая кара за предательство всех, кто здесь находится.

Люди молчали. Табунин и Шпичко, в мгновение ока растеряв всю поддержку, выглядели особенно подавлено. Дуралеи думали, что хитрее всех, но на деле выяснилось совсем другое. Чем бы они ни руководствовались, они явно недооценили ситуацию и людей вокруг.

Не услышав ни вопросов, ни предложений, Гронин подытожил все, что сказал ранее, и распустил людей. Несмотря на его опасения все прошло намного скучнее, чем он рассчитывал. Он-то ожидал от старост яркого сопротивления, упорства, а они оказались самыми обычными слабаками, да ещё и дураками.

После сборов Паша поручил Дьякову, как главному идеологу, по своему усмотрению организовать иерархию и весь рабочий процесс, а так же создать службу внутренней безопасности. Такую, которая будет контролировать всех сомнительных личностей, пытающихся расшатать пока ещё слабое единство молодой организации. Таким образом Гронин хотел развязать себе руки для стратегического планирования, которое с каждым днем требовало все больше сил.

4
Андрей старался быть пунктуальным. Эта черта казалась ему правильной, особенно в полувоенной организации, которой они являлись. К тому же он где-то вычитал, что точность – вежливость королей, и эта фраза так пришлась ему по нраву, что с тех пор он и сам всегда старался быть точным и пунктуальным.

Он пришел в штаб специально на пару минут раньше назначенного времени и, выждав в коридоре оставшееся время, постучал в дверь нужного кабинета. Услышав бодрое «войдите!», он решительно шагнул внутрь. Полковник, о чём-то оживлённо беседовавший с Родионовым, жестом указал Андрею на один из стульев, стоявших возле огромного дубового стола, который притащили сюда для проведения совещаний.

– Есть дело, – коротко бросил Павел, а Макс отошёл к окну и закурил.

Андрей опустился на указанный стул, перевел взгляд с Макса на полковника и обратился в слух.

– Ты уже в курсе, что через Акима мы наладили контакт с гильдией?

Романов кивнул.

– Хочу, чтобы ты ещё раз рассказал мне о ней.

– Не вопрос. Но мне особо нечего добавить к тому рассказу…

– Не беда. Тогда меня это не интересовало так, как сейчас, я мог что-то упустить. Расскажи-ка ещё раз всё, что знаешь о гильдии. Вообще всё.

Андрей кивнул и подумал немного, решая с чего начать.

– Впервые я услышал о гильдии ещё когда мы с братом скитались в попытках добраться до Волгограда, но тогда я не сильно обращал на это внимание. Покинув Рёвны – деревню, куда мы с матерью приехали во время эпидемии, мы много чего наслушались и насмотрелись в пути. Но про гильдию большая часть моих воспоминаний приходится на Прохоровку, когда мы устали от скитаний и решили тамостаться. Селяне пообещали со временем соорудить нам домик, а на первое время выделили один из сараев. В принципе, их дома были не намного лучше.

Он взглянул на полковника и тот кивком велел ему продолжать.

– Вскоре мы поближе перезнакомились со всеми жителями и быстро влились в их коллектив. Аким, которого вы уже знаете, жил особняком. У него был хороший, добротный дом с зарешеченными окнами и крепкими дверьми, не чета халупам остальных. И стоял он на отшибе. Ещё у него была машина – он ласково называл её «Нивкой». Старая и потрепанная, но проехать могла где угодно. Аким не принимал участия в жизни деревни, но жители его очень уважали и старались во всем угодить. Он со снисходительностью принимал их помощь, но к дому никого не подпускал. Когда мы спросили односельчан, что он там хранит, нам строго настрого запретили подходить к дому Акима и пригрозили поколотить, если ослушаемся. Потом мы узнали, что Аким был членом «торговой гильдии» и что благодаря ему «волки» не трогают деревеньку. Тогда же стало понятно откуда у него берутся самые удивительные вещи, например, сахар или лекарства.

Полковник внимательно слушал Андрея. Макс давно докурил и тоже сверлил Романова взглядом.

– Ты говорил, что в деревню не принимали беженцев, – напомнил Макс. – Как так, что вас взяли?

– Не знаю. Может, для нас сделали исключение, потому что мы были подростками. Или на тот момент соглашение Акима ещё никем из банды не контролировалось. А может оно вообще никогда не контролировалось, но в Прохоровке его все равно на всякий случай соблюдали. Не знаю – мы с Игорем никогда не задавали этот вопрос. Даже боялись задавать – вдруг нас бы вышвырнули или выдали бандитам? Знаю только, что никого, после нас в деревню не приняли.

– Понятно. Продолжай.

– Как-то раз Аким привез неудобные и тяжелые ящики. Я проходил неподалеку и увидел, как он пытается в одиночку перенести их в дом, ну и предложил помощь. Аким согласился. Я тогда впервые увидел как выглядит его дом изнутри – там было шикарно: ковры, картины, мебель. Но самое главное – у него была большая библиотека! Кроме всего этого в одном из углов в полу Аким сделал люк, а внизу устроил небольшой подземный склад. Мне он запретил спускаться – залез туда сам и принимал у меня ящики. После того я ещё несколько раз помогал ему, иногда по своей инициативе, а иногда и по его. Вскоре он предложил мне перебраться к нему и помогать, но без Игоря я не соглашался. Это ему не понравилось, но со временем он все же согласился, чтобы мы оба переселились к нему, и выделил нам комнатку на чердаке. С этого момента у нас началась совсем другая жизнь.

Андрей замолк. Павел, видя, что парень предался воспоминаниям, попросил его не отвлекаться и продолжать.

– Аким оказался очень умным, – продолжил Андрей. – Иногда в свободное время он учил и нас. Мы подтянули позабытые школьные знания и научились много чему новому. Кроме того он много рассказывал о прошлой жизни, о том, как всё было раньше. И вот с первых дней, что мы жили у него, нам стало регулярно попадаться слово «гильдия». Это было лет восемь назад, а может, чуть больше… Дом у Акима был не маленький, но и не сильно большой. На первом этаже находилась большая комната и кухня, где жил он сам, а в комнате на чердаке жили мы с Игорем. Разумеется самым интересным местом в доме был подвал, но мы никогда там не бывали. Аким строго-настрого, под страхом изгнания из деревни запретил нам лезть туда в его отсутствие, и велел тщательно прятать вход, если бы в дом внезапно пожаловали незваные гости. Впрочем, даже при желании, что-то сделать с двумя хитрыми замками и тяжеленной металлической дверцей, которую даже сам Аким поднимал не без труда, мы бы не смогли. Но часто, когда он сам забирался внутрь, а потом тащил оттуда тяжёлые ящики, мы видели на них знак гильдии. Сначала мы не знали, что это за знак, но потом он нам объяснил. Ещё позже, за пару месяцев до того, как на деревню напали «Степные волки», Аким начал понемногу знакомить нас со своей работой. Оказалось, что в доме он хранил только самое ценное. Для габаритного и менее ценного товара у него был склад, но я не помню как называется место, где он находится. Кажется, что там даже работал кто-то ещё. Наверное, Аким хотел сделать нас своими помощниками, потому что в эти последние месяцы мы узнали большую часть из того, что я позже смог рассказать вам, когда вы отбили меня у «волков».

По лицу Павла можно было догадаться, что рассказ Андрея хоть и был интересным для него, но никакого света на интересующие его вопросы не пролил. Он не пытался скрыть своего разочарования, но поглощенный воспоминаниями Андрей ничего не замечал.

– Ну а что-то особенное? Что-то, чего ты ещё не рассказывал, ты не припоминаешь? – с надеждой спросил Павел.

Андрей пожал плечами.

– Я рассказал всё, что знал о гильдии. Можно ещё поспрашивать Игоря, но вряд ли он что-то добавит, – Андрей на мгновение задумался, и тут же его осенила догадка. – А почему не расспросить самого Акима…

– Во-первых, подумай сам, как отнесётся Аким к такого рода расспросам, – перебил Андрея Павел. – А во-вторых, я не смогу найти его. Контакта с ним у нас нет, а ваш дом в Прохоровке был взорван…

– И скорее всего им самим, – впервые с начала разговора подал голос Макс.

– Не суть кем он взорван. Суть вот в чем – я еду на встречу с его руководством. Мне нужен кто-то, кто хоть как-то разбирается в гильдии. Я надеялся на тебя, но уже понял, что зря. Беда в том, что взять с собой все равно некого, поэтому несмотря на то, что я ошибся, ты полетишь со мной. Скажем так – в качестве прогулки.

– Ты сказал, что рассказал все, что знаешь, – вдруг заметил Макс, делая ударение на последнем слове. – То есть все, что узнал от Акима и видел сам. А может, ты вспомнишь какие-нибудь слухи? Истории?

Андрей задумчиво посмотрел на Макса.

– Они хотят сделать нам предложение, – добавил Паша. – Как ты думаешь – с чего вдруг? Что у нас есть такого, что может быть им нужно?

Теперь Андрей изумленно уставился на Гронина. Он хотел знать его мнение? Впервые в жизни люди уровня Гронина и Родионова интересовались его мнением. Это было приятно, поэтому Андрей изо всех сил напряг память, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь.

– Из того, что я помню, получается, что гильдия сотрудничала со всеми, кто мог оказаться ей хоть немного полезным…

– Они могут быть заодно с «волками» и пригласить нас на встречу, чтобы выяснить где находится «Убежище»? Или чтобы убить меня и обезглавить группировку? – спросил Гронин.

– Я не знаю.

Андрей пожал плечами, опустил глаза и снова задумался. Лицо Родионова помрачнело. Гронин тоже с досадой отвернулся.

– Но по поводу вашего предыдущего вопроса – я, может, не так хорошо разбираюсь в гильдии, как вы ожидали, но одно я знаю точно – они никогда не пойдут на поводу у кого либо. По крайней мере, точно не у «Степных волков». Они предпочитают делать дела чужими руками, а не самим делать что-то за других.

Гронин оценивающе взглянул на парня, затем обменялся взглядами с Максом. Некоторое время все молчали. Макс закурил ещё одна самокрутку, а Павел поигрывал карандашом, перекручивая его между пальцами. Андрей лишь переводил взгляд с одного на другого.

– Ну, что скажешь? – озабоченно спросил Гронин, поворачиваясь к Максу.

– Я поеду, – коротко бросил тот.

Павел покачал головой и взглянул на Андрея.

– Нет. Поедем мы с Андреем.

– Ты – мозг организации, Паша. Уверен, что это хорошая идея – рисковать собой? – попытался было возразить Макс.

– Моя затея – мне и рисковать… и расплачиваться, если что. А ты останешься. Судя по всему, там сидят хитрые ребята, а с такими надо разговаривать на их языке. Без обид.

Паша улыбнулся, а Макс поначалу состроил угрожающую гримасу, но потом тоже улыбнулся.

– Да, альтернативы у нас нет. Ну а чтобы не рисковать, как ты сказал, «мозгом» – я поеду с Андреем, а не с тобой или Дьяковым. Даже если с нами что-то случится – вы вдвоем дело точно не запорете.

Макс скривил губы и отвел глаза, что означало «как знаешь». Это выражение лица в спорах с Грониным он использовал не впервые.

«Был бы здесь Витька, он бы дал дельный совет», – подумал Гронин. Родионов – толковый мужик и отличный боец, но он человек действия, а когда у тебя на руках почти ничего нет – нужна хорошая стратегия, иначе действия могут быстро закончиться в какой-нибудь яме. И вот тут уже Родионов мастером не являлся.

Андрей вдруг понял, что дело предстоит рисковое, раз Гронин говорит такие вещи. А вдруг их там убьют на этих переговорах или что оно там такое? У него даже появилась мысль попросить не брать его с собой, но он тут же сам себя заклеймил трусом и представил выражение лиц Макса и Павла, когда они услышат эту просьбу. Нет, будь что будет, но он больше так не опозориться. Ни в их глазах, ни в своих. Раз Гронин – старый тертый калач – готов рискнуть, то рискнет и Андрей. К тому же, это ведь можно рассматривать, как проявление высокого доверия, раз его хотят взять с собой на такое дело. Этот момент Андрей решил уточнить.

– Павел Константинович, а… – начал было он и тут же поправился. – Товарищ полковник…

Гронин покачал головой и снисходительно улыбнулся. Затем кивком предложил Андрею продолжить.

– Так вот, – неуверенно выдавливал Андрей, – я лишь хотел уточнить – возможно, среди новоприбывших есть люди, которые получше меня разбираются в вопросе и подходят для такого дела?

– Боишься, что ли? – тут же спросил Родионов, подозрительно косясь.

– Нет, – поспешно ответил Андрей, который опасался, что Макс или Паша могут такое подумать. – Вопрос чисто рациональный. Хочется, чтобы результат был как можно лучше.

– О, какие словечки знает, – хитро щурясь, бросил Макс.

– Может, и есть такие, – серьезно ответил Павел, проигнорировав реплику Родионова. – Но вопрос в том, кому мы можем доверять?

– Мне, стало быть, доверяете? – не сумел скрыть самодовольства Андрей.

– Пока да, – с нажимом ответил Гронин.

Такой ответ опустил Андрея обратно на землю.

– Завтра на рассвете выезжаем, – добавил Павел. – Будь готов.

– Так точно, – твёрдо ответил Андрей.

Глава 3.2

5
Как и сказал полковник, они выехали на рассвете. Трофейный «Хамви», захваченный Максом и Павлом, когда они спасли Андрея, бессовестно выжирая дефицитный бензин, бодро вез их по неровной дороге. Романов развалился на заднем сидении. В люке стоял Воробьев, одной рукой облокотившись о крышу, а другой держась за установленный там пулемет. Сергей, помимо самого Павла, в их компании был единственным, кто хорошо разбирался, как не только стрелять из пулемета, но ещё и попадать, потому водительское место доверили другому человеку.

Сам Гронин сидел возле водителя, а машину вел Толя Черенко – крепкий, как Родионов, суровый охотник. Он хмуро смотрел на дорогу и прислушивался к урчанию мощного двигателя, распугивающему, по его безусловно важному мнению, всю дичь в округе. Еще он постоянно комментировал происходящее в стиле «вертел я что-либо или кого-либо». Если долго послушать Толика Черенко, то могло показаться, что он вертел вообще все, и нет ничего на свете, что не было бы близко знакомо с его гениталиями.

На машине проехали около тридцати километров на северо-восток. Оттуда их должен был забрать вертолет гильдии. Даже когда их привезут обратно… если привезут, потому что Павел все ещё не был в этом уверен, то высадят в другом, заранее оговоренном месте, откуда Черенко и Воробьев должны будут их забрать.

Ехали осторожно, часто останавливались и высылали вперед Андрея, чтобы тот разведал обстановку, особенно если впереди наблюдался какой-нибудь холм. То ли им повезло, то ли бандиты из-за навалившихся на них в последнее время проблем не были особо активны, но никто им по дороге не встретился, поэтому до места назначения добрались быстрее, чем рассчитывали, и пришлось немного подождать.

Вертолёт прилетел точно в назначенное время. Это был старый «Ансат», слегка покарябанный, но вполне приличный на вид. На сером корпусе красовалась эмблема в виде круга, в центре которого был изображен кулак. Пилот не стал глушить двигатель и поднял машину в воздух, как только пассажиры заняли свои места.

Вертолёт взлетел плавно, повисел несколько секунд на одном месте, пока пилот что-то нажимал, и направился в нужную сторону. Андрей с неподдельным интересом наблюдал за действиями пилота, но вертолёт после взлёта спокойно летел в заданном направлении и пилот вскоре перестал привлекать внимание парня. От нечего делать, он уставился в окно.

Машина быстро летела на восток. Внизу ещё черные или грязно-желтые поля перемежались с начинающим зеленеть лесом, изредка попадались небольшие речушки и озёра. Андрей несколько раз замечал плохо замаскированные укреплённые точки и небольшие колонны разнообразной техники. Кому они принадлежали было открытым вопросом, но скорее всего – «Степным волкам».

Вертолёт не мог быть незамеченным. «Волки» видели его, и похоже знали, кому он принадлежит, потому что не стреляли. Гронин не знал, что вертолеты в новое время – непозволительная и дорогостоящая роскошь, диковинка, доступная очень немногим, но в первую очередь – торговцам. Впрочем, Паша особо о таком и не задумывался. Вместо этого он пытался на основе информации, полученной от Акима, выстроить максимум возможных вариантов развития событий и разработать план действий. К слову сказать то, что в итоге вышло, он тоже предусмотрел, но немного не в таком виде и не отработал до конца, но польза от этого в итоге все равно была.

По пути им попался небольшой городок. Павел с Андреем впились в него взглядами, жадно рассматривая остатки строений – городок был полностью разрушен, и лишь кое-где среди руин попадались частично уцелевшие дома. Сгоревшие машины, поваленные столбы линий электропередач, заваленные горами обломков и мусора улицы… Серость и уныние царили в этих руинах, когда-то бывших человеческим муравейником… Разрушения, которые принёс вирус, впечатляли. А самым неприятным было понимание, что сам вирус ничего не разрушал – это сделали люди, которых он не смог убить. Действительно: самый страшный враг человечества – это оно само.

Подлетая к территории гильдии, картина немного изменилась. И хоть городов больше не было видно, но организация войск была совсем другой. Тщательно замаскированные и изредка замечаемые даже опытным взглядом Гронина позиции разительно отличались от показа мод, наблюдаемого у бандитов чуть ли не кем угодно. Здесь все было сделано четко и качественно. Это был совсем другой уровень.

Наконец, вертолёт приземлился на специальной площадке базы гильдии. Она находилась в маленьком городке, который выглядел вполне прилично. По сути, весь городок и был базой. В нескольких стареньких пятиэтажках точно кто-то жил, потому что окна здесь были застеклены, во многих из них виднелись тюли или занавески, а изредка на подоконниках можно было увидеть даже цветы в горшках. Все это выглядело для Андрея настоящей диковинкой, ведь в последний раз он видел такое в далеком детстве.

Ещё несколько многоэтажек были сильно повреждены, а местами разрушены почти до основания, потому для жилья не годились. Эти дома больше смахивали на укрепления – на уцелевших этажах выше первого здесь оборудовали огневые точки. Явно жилыми были и небольшие одно- и двухэтажные дома, с внешней стороны окружающие пятиэтажки, а сами многоэтажки в свою очередь окружали базу по периметру, как будто были здесь для этого специально построены. Сама база представляла собой больше даже не военную базу в прямом смысле этого слова, а, скорее, большие склады.

Как только Андрей и полковник вышли из вертолёта, к ним направился незнакомый пожилой мужчина в сопровождении вооруженного бойца. Если гильдия переняла военные знаки различия, то погоны на хорошо выглаженной форме говорили о том, что их хозяин пребывает в чине генерал-полковника. Он был тучен и неприятен на вид: с небольшой головой на широких плечах, низким морщинистым лбом, большим носом с горбиной. Но наиболее неприятно на его выглядели глаза – глубоко посаженные, они смотрели на прибывших нагло и высокомерно.

Генерал шёл навстречу и широко улыбался, но даже издалека было заметно, что улыбка не искренняя. Да и вообще, весь его вид не располагал, а наоборот – отталкивал. Непонятно как такой человек мог вообще вести переговоры, если любое желание иметь с ним дело он отбивал уже с первого взгляда. Разве что в этом конкретном случае он делал это специально, чтобы показать гостям, что они для него никто. От такого человека можно было ожидать чего угодно.

– Добро пожаловать, – сказал он, стараясь придать своему скрипучему голосу побольше фальшивого дружелюбия, – надеюсь, вам у нас понравится.

– Спасибо. Я тоже искренне на это надеюсь, – ответил полковник. – Полковник Гронин. Это – мой помощник. С кем имеем честь говорить?

– Люблю деловых людей. Знаете, с ними приятней иметь дело, – уже более холодно продолжал генерал. – Я генерал-полковник Леонелли – управляющий торговой гильдии в этом регионе.

Шум вертолёта усилился – он начал взлет.

– Если с формальностями покончили, то прошу за мной, – перекрикивая гул, предложил Леонелли.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и вальяжной походкой пошёл вперед. Охранник подождал, пока Андрей с Павлом пойдут следом, и замкнул процессию.

Идя за генералом по улочкам между складами, Андрей с Павлом всё время осматривались, пытаясь запечатлеть в памяти любые детали, которые попадут в их поле зрения. Бывшая военная часть, а теперь база гильдии очень хорошо охранялась и была буквально забита людьми и техникой, по большей части ещё советского производства.

Генерал вошёл в одно из зданий, попросив гостей остаться на улице. Сопровождающий их боец тоже остался там. Он все время держался на некотором расстоянии, явно для того, чтобы успеть среагировать, если гостям придет в голову выкинуть какой-нибудь фокус.

– Будь на чеку, – шепнул Андрею Павел, когда они остались одни.

Андрей с тревогой посмотрел на него, но Гронин больше ничего не добавил.

Через несколько минут к зданию подъехал большой бронеавтомобиль. Тут же появился и Леонелли.

– Теперь можно отправляться ко мне, – повелительным тоном сказал он.

Машина, несмотря на брутальный внешний вид, внутри оказалась очень комфортабельной, и Андрей рассматривал её с большим интересом. Понятие комфорта совершенно отсутствовало в его сознании. Долгое время для него существовали только параметры полезности и надежности любого предмета, от ножа до автомобиля, поэтому сейчас Андрей оказался всецело поглощен изучением машины.

Покинув пределы городка, машина ехала по хорошей асфальтированной дороге, а вокруг в радиусе примерно километра отовсюду виднелись таблички «Осторожно! Заминировано!». Кроме этого минные поля преграждали многочисленные ряды колючей проволоки и траншей соединения, попадались даже хорошо оборудованные ДОТы. Гронин все мотал на ус, пытаясь понять по какой причине гильдия превратила это место в укрепрайон.

Дорога заняла минут десять. Усадьба генерала находилась недалеко от города, но охранялась не хуже, чем склады. Она представляла собой большой трехэтажный дом, целый ряд хозяйственных построек, находящихся на расстоянии, и небольшой парк. По лужайке слева, лениво помахивая хвостами, ходили лошади. Рядом с домом был даже бассейн, чего Андрей вживую вообще никогда не видел.

Снаружи дом выглядел большим, но изнутри он оказался ещё больше. Из просторной прихожей, в которую они попали, войдя в большую парадную дверь, наверх вела широкая мраморная лестница, а сама прихожая была обставлена не хуже, чем жилище аристократа: по бокам от лестницы стояли две большие мраморные статуи красивых обнаженных женщин, на стенах висели картины с пейзажами в шикарных рамах, огромные декоративные пальмы в больших расписных горшках… Там было ещё много всего, но одной лестницы и статуй с лихвой хватало, чтобы понять, что Леонелли тот ещё сноб. Андрей всего этого не понимал, а просто таращил глаза, пытаясь ничего не пропустить. Особенно ему понравились статуи. А вот Гронин искренне удивлялся такой роскоши, которую ему нечасто доводилось видеть даже в прежние времена.

Леонелли подождал немного, давая гостям прийти в себя от изумления, а затем свернул в короткий коридор справа, увлекая их за собой.

– Я проголодался, а у меня есть правило – сначала обед, потом дела. Так что прошу в столовую, – пригласил он, дойдя до массивных дубовых дверей и пропуская своих гостей вперёд.

Столовая не сильно отставала от прихожей по роскошности. Она была небольшой, но тоже хорошо обустроенной: старинная или, по крайней мере, выглядящая так, мебель с причудливой резьбой и утонченными изгибами, в углу ещё одна мраморная статуя, похожая на пару из прихожей. В конце столовой находился камин, возле которого стояли две огромные фарфоровые вазы. Назначение этих ваз Андрею было решительно непонятно, но он не бросал попыток разобраться, как именно их можно использовать в хозяйстве. Воду в них наливать что ли? Или это для вазонов?

Стол был прекрасно сервирован, и забывшие вкус нормальной пищи Андрей с Павлом уплетали за обе щёки, почти не обращая внимания на колкости генерала, постоянно делающего разнообразные замечания, в основном Андрею. За обедом им прислуживали две молоденькие служанки, не старше семнадцати, что окончательно добило и так с трудом державшегося на ногах от впечатлений Андрея. Никогда в жизни ему никто не прислуживал! Он даже понять не мог как такое может быть. Девочки старались улыбаться и быть приветливыми, но по их лицам Гронин прекрасно видел, что живется им здесь нелегко, а спектр их обязанностей куда больше и гораздо тяжелее в психологическом плане, чем прислуживать за столом.

После обеда Леонелли сразу же приступил к делу, но в свой кабинет он пригласил только Гронина, а Андрей в обществе ещё одной милой девушки, которая тоже находилась в доме в качестве прислуги, провёл время в гостиной, размышляя о том, какие ещё функции ей приходится выполнять при старом генерале. Додумался далеко не до всех.

Он пытался убить время расспросами, но девушка была тихой и немногословной, отвечала неохотно, в основном ограничиваясь односложными ответами, и постоянно натянуто улыбалась, будто кто-то следил за тем, чтобы она это делала. После ряда бесплодных попыток её разговорить, Андрей бросил это дело и дальше сидел тихо, периодически нагло разглядывая красивую девушку.

Генералу и его гостю понадобилось более двух часов, чтобы прийти к согласию, и Андрей не понимал о чем там можно было так долго разговаривать. Когда переговорщики вышли из кабинета, Леонелли выглядел самодовольно, а вот Гронин наоборот – подавленно. По его виду было заметно, что разговор был не из приятных, и сказанное там Павлу не сильно нравилось – он то и дело кидал на Леонелли взгляды, полные откровенной неприязни. Создавалось впечатление, что он готов в любой миг расторгнуть заключенное в кабинете соглашение, но пока сдерживался.

Пока они ехали обратно в город, оба не проронили ни слова, и по их лицам Андрей больше не мог ничего понять, хоть как бы ни старался. Расставались ещё прохладнее, чем здоровались. В вертолёте и Андрей, и Павел тоже молчали – присутствие пилота совершенно не располагало к откровенной беседе.

На месте их должны были ожидать Черенко и Воробьев на машине, но их там не было. Полковник озабоченно осматривался, пока вертолет шел на посадку, но молчал. Высадив пассажиров на широкую поляну у опушки леса, вертолет незамедлительно поднялся в воздух и быстро улетел.

– А где наши? – вертя головой, решился спросить Андрей.

Словно в ответ на его вопрос, из леса, как подстреленный выскочил перепачканный Толик, на плече у которого болтались сразу три автомата «Калашникова». Он махнул им рукой, приглашая следовать за ним, и снова скрылся в чаще.

– Где машина? Где Воробьев? – строго спросил Павел, когда они догнали Толика.

– Машины нет, – коротко ответил Черенко, жестом показывая, что нужно двигаться.

– Ты просто сама очевидность! Докладывай, – тон Павла стал ещё холоднее.

– По дороге сюда мы нарвались на «волков». Я высадил Серегу, а сам дал ходу от них. Они погнались было за мной, но вертел я этих уродов…

– Хорошо, что вертел, но где машина?! – перебил его словоблудие Гронин.

– Её нет.

– Да я, б. ть вижу, что нет! Где она?!

Остановились. Черенко был здоровый черт, он превосходил Гронина в массе и телосложении, но несмотря на это весь сжался под грозным взглядом Павла и казался загнанным в угол зверьком.

– Я её взорвал парой гранат. Так вышло, иначе пришлось бы им оставить, – сглотнув, промычал Толик.

Павел прикрыл глаза ладонью и застонал.

– А Воробьев? – спросил он через пару секунд.

– Скорее всего возвращается в «Убежище». Сюда ему пешком было не успеть.

Гронин думал недолго. Тяжело вздохнув, он отобрал у Толика два автомата, один из которых протянул Андрею. Черенко с виноватым видом молча передал им по два запасных магазина и по гранате.

– М-да, негусто, – промычал Павел. – Ладно. Карта есть?

Толик достал из-за пазухи сильно помятую карту и передал Гронину. Тот быстро пробежался по ней глазами, затем осмотрелся и, сложив её, вернул Толе. Это была старая карта, каких осталось немало на складах в «Убежище». По приказу Гронина на десяток таких карт перенесли все пометки с захваченных карт «волков», поэтому она годилась не только для общего ориентирования на местности, но и предоставляла более менее сносное понимание районов возможной концентрации сил противника.

Двинулись строго на юг, периодически сверяясь с картой и компасом, который у Толика был всегда с собой. По дороге предстояло обойти несколько скученных деревень, которые банда использовала в качестве ферм, и маленький городок, где находилась одна из их баз и стоял сильный гарнизон.

Около деревень прошли легко. Это был один из двух известных, и, скорее всего существующих, аграрных районов банды. Разведчики Дьякова уже не раз бывали здесь и хорошо изучили как саму местность, так и объекты, которые на ней находились. Здесь скучились четыре густонаселенные деревни, в одной из которых был небольшой элеватор, цех для помола муки, миниэлектростанция, а также пекарня. И серьезный гарнизон. Ещё в двух деревнях занимались животноводством: разводили свиней, крупный рогатый скот и птицу. В последней базировалась техника для сельхозработ. Везде было полно народу, как простых сельских жителей, так и вооруженных бандитов. Отношения между ними на первый взгляд выглядели вполне мирными.

Ещё сутки добирались до второго района активности банды, который был на их пути и который тоже нужно было проходить особенно осторожно. С момента высадки прошло уже больше двух дней. Запасы воды пополняли в лесных ручьях, а вот с едой дела обстояли гораздо хуже. Черенко на ходу мастерил силки, пытаясь расставлять их на стоянках, чтобы поймать какое-нибудь подходящее животное, и, мастеря, однажды попутно рассказал свою историю жизни.

Родился, вырос и половину жизни он прожил на Урале. С раннего детства отец брал его с собой на охоту и рыбалку, и вскоре Толя пристрастился к этим занятиям чуть ли не больше, чем сам отец. Затем он уехал учиться в Москву, нашел там работу и женился, но идиллия продлилась недолго. Шумный перенаселенный город, скучная работа и тоска по любимому образу жизни толкнули его на радикальные перемены – он вернулся обратно в родную деревню, бросив в Москве работу и жену, которая ожидаемо не разделяла его интересы и не захотела ехать вместе с ним. В деревне он во второй раз женился и стал одним из самых успешных охотников в округе. Благо, крепкое телосложение, стальная хватка, упёртый характер и умение добиваться своего позволяли ему преуспевать в выбранном деле. А когда родился сын, а за ним второй, Толик осел окончательно и бесповоротно и был уверен, что точно знает, что такое счастье.

Но вирус внёс в его жизнь, как и в миллиарды других, свои коррективы. В результате эпидемии жена умерла, а он с сыновьями, после того, как их деревня с невероятной скоростью начала вымирать, подался на юг. То были чёрные времена для Черенко. Страх заразиться настолько глубоко сидел в них, что сначала они даже не могли похоронить Асю – жену Толика. С болью в голосе он вспоминал, как искал в себе силы для того, чтобы прикоснуться к тому, что когда-то было его женой – огромному раздутому куску человеческой плоти, который с большим трудом можно было назвать человеком. Теперь он был уверен, что именно за это Бог оградил его от вируса.

Затем были странствия. Долгие, изнурительные походы в поисках лучшего места. В этих походах, в схватке с бандитами погиб старший сын – Артем. Спасаясь, Толя с Кириллом даже не смогли похоронить его, и он так и остался лежать там, где его настигла бандитская пуля. В дальнейших скитаниях Толя видел ещё немало звериной жестокости двуногих хозяев планеты, видел деревни, под ноль выкошенные эпидемией, а видел такие же, но выкошенные уже людьми. И редко когда они сильно отличались друг от друга.

Нетронутыми вирусом в итоге оказались лишь самобытные медвежьи углы, которые редко контактировали с остальным миром, да немногочисленные новые поселения, которые основывали выжившие уже после эпидемии.

– Значит, вирус не смертелен на 100 %? Были те, кто излечивался? – изумился полковник.

– Нет, – одновременно ответили Андрей и Толик.

– Во всех случаях, что я видел, – продолжил Толик, – не было ни одного излечения. Просто некоторых болезнь почему-то не брала.

– Да, я тоже хотел это сказать, – добавил Андрей.

На ночь устроились в глубоком овраге. Толик на каждой стоянке искал подходящее место неподалеку, и расставлял силки. На этот раз ему повезло – к утру в силок попал заяц. Наконец-то у них будет нормальная еда.

После завтрака они продолжили путь. Сытость приятно согревала и придавала сил, поэтому шли заметно быстрее, чем накануне. Городок, как и продрайон, лежавший прямо у них на пути, собирались оставить в стороне, но событие, которому они стали свидетелями, немного изменило планы.

Выбравшись из очередного оврага, они несколько часов продирались сквозь густые заросли кустов и молодых деревьев, местами по косточки утопая в прошлогодних листьях. К часу дня они подошли к опушке, по которой проходила грунтовая дорога, двумя светлыми змейками петляющая с юга на северо-запад. За дорогой чернело пока ещё голое, обработанное поле, через полкилометра опускающееся в балку. По другую сторону поля вдалеке виднелся лес.

– Хреново, – брякнул Гронин, разглядывая поле.

– Почему? – поинтересовался Андрей.

Гронин выдержал короткую паузу, все ещё разглядывая поле, а затем перевел взгляд на Андрея.

– В балку спустимся без проблем. Тут недалеко. А вот когда начнём карабкаться на противоположную сторону – будем хорошо видны любому проезжающему болвану. Ещё и дорога с хорошо выбитой колеей, травы в середине почти нет – значит, загруженность у неё хорошая.

Словно в подтверждение его слов, через несколько минут до них донесся рокот двигателей. На всякий случай все трое отползли подальше в начинающий зеленеть кустарник и стали наблюдать. Вскоре мимо них проехала колонна, состоявшая из шести грузовиков, двух бронеавтомобилей «Волк» и БМП-3 без каких-либо опознавательных знаков. Рядом с автоматическими гранатометами из люков бронемашин торчали очень хорошо экипированные бойцы, совсем не чета боевикам «Степных волков», которых они встречали раньше. Эти были в качественных касках новейшего образца, бронежилетах и темной камуфлированной форме без шевронов, за спиной у каждого можно было разглядеть короткие антенны приборов индивидуальной связи, чего за «волками» не водилось.

– Ого, – восхитился Черенко при виде БМП.

– Кто это такие? – поинтересовался Павел, но оба его спутника в ответ лишь покачали головами.

– На технике «волков» нарисованы волчьи головы, а здесь ни на одной машине их не было, – поделился размышлениями Павел, когда колонна удалилась. – И у бойцов отличное снаряжение. У «волков» такого не замечалось.

– Стало быть, не «волки», – ляпнул Черенко.

Паша одарил его взглядом, полным сожаления. Ему постоянно хотелось переименовать Черенко в капитана Очевидность.

– Так что дальше делать-то? – Толя значения взгляда не понял.

Паша коротко вздохнул и задумался на пару секунд.

– Они поехали на юг, в городок банды. Это километров пять отсюда. Идем, глянем что там.

– А разве мы не знаем что там? Городок же осматривали разведчики, – напомнил Андрей.

– Кажется мне, что хреново осматривали. Пошли.

Двигались по лесу, чтобы не быть замеченными с дороги. Лес ещё был серым и невзрачным, пахло прелыми листьями, но на ветках уже набухали почки, а на некоторых кустах даже начинали распускаться. Иногда приходилось прорываться через кустарник, а в некоторых случаях он был таким густым, что проще было его обойти, несмотря на значительные крюки. Черенко шел далеко впереди, иногда останавливался, опускался на колено и к чему-то прислушивался. Павел с Андреем шли рядом, делая остановки вслед за Черенко. Во время одной из остановок Андрей решился задать вопрос.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Андрей, давай без этого. Если нет посторонних можешь обращаться ко мне по имени-отчеству.

– Почему так? – удивился Андрей.

– Всю жизнь только это и слышу. Поднадоело оно мне уже. Да и отвык за годы, проведенные в долине. Хочется хоть на старости пожить, как все нормальные люди.

– Хорошо. Павел Константинович. Хочу спросить, что вам сказал Леонелли?

Гронин взглянул на Андрея, но лишь на миг, потому что Толик продолжил движение, и Павел тоже поднялся.

– Позже, Андрей, – ответил он. – Как вернемся – все узнаешь.

Через минуту Толя вновь остановился и пригнулся. Он что-то слышал, и чем ближе они подбирались к городку, тем чаще он останавливался.

– Ответь-ка лучше ты мне на пару вопросов, – предложил Гронин во время очередной такой паузы.

– Спрашивайте.

– Как звали твоих родителей?

– Отца звали Виктор, маму – Ира, – не раздумывая, ответил Андрей.

– Чем они занимались?

– Мама работала учительницей, а отец был военным.

Павел замолчал, следя за Черенко. Тот что-то слишком уж нервничал.

– Где служил? – уточнил Паша, когда Толя медленно пошел вперед.

– Я не знаю. Он никогда не рассказывал, а если я спрашивал – менял тему. Отец не любил говорить о работе.

– А где вы жили до эпидемии?

– В Волгограде.

– Значит, он там и служил?

– Не-а. Он служил где-то в другом месте. Мы редко его видели.

Павел медленно шел, несмотря на то, что Толик ещё оставался на месте. Он хотел скрыть волнение, которое охватило его, и с которым он почему-то не мог совладать. Было очень похоже, что он случайно спас сына своего друга – одного из немногих людей, которым он по-настоящему доверял. Андрей шёл следом и они немного приблизились к Толику. Тот развернулся к ним и недовольным жестом показал, что хочет, чтобы они остановились и не шумели.

Пока ждали, Андрей, отвечая на вопрос Гронина, шепотом кратко описал отца, каким он его помнил. Черты лица сильно расплылись в памяти, но его привычки и манеры Андрей помнил хорошо. Выслушав парня, Павел был почти уверен, что Андрей и Игорь – сыновья Виктора Романова. Это открытие взбудоражило его, чего не происходило уже очень давно. Неужели такие чудеса и совпадения действительно бывают?

Гронин начал внимательнее приглядываться к чертам лица Андрея, силясь найти в них черты Виктора, но после десяти лет детали внешности товарища несколько смазались. Казалось, что он видит сходства между отцом и сыном, но через секунду Павел уже не был так уверен. Впрочем, после рассказа Андрея даже без внешнего сходства сомнений на счет родства братьев и Виктора Романова у Гронина почти не оставалось.

На жалкие пять километров ушло больше двух часов. За это время они ещё дважды слышали гул двигателей на дороге, что в очередной раз подтверждало слова Павла о значительной активности в этих местах. На подходе к городку лес сильно поредел, и идти дальше было просто опасно. Теперь стало понятно, почему разведка оказалась, как выразился Гронин, «хреновой».

Со стороны дороги в очередной раз зарычали моторы. Новую колонну, быстро следовавшую по ней, было хорошо видно даже с их позиции. Гронин и остальные залегли за большим кустом и стали наблюдать за проезжающей в ста метрах от них техникой. Павел сразу узнал бронеавтомобили, виденные ими ранее, узнал грузовики, которых стало на один меньше. БМП не было вообще. Он готов был руку дать на отсечение, что это не колонна «волков». Вероятно, грузовик и БМП были платой за что-то. Но за что банде могли так хорошо заплатить?

Гронин не решился рисковать, пытаясь пробраться в городок. Предложение Толика сделать это ночью он тоже отбросил. Вместо этого он отдал приказ, который понравился его отряду больше всего – возвращаться домой. Такая дорога всегда кажется легче, поэтому троица выдвинулась в путь с радостью и шла довольно быстро.

До «Убежища» оставалось около сорока километров. К югу от городка, в который они так и не смогли попасть, у бандитов не было ни одного объекта, и сами они в те места заявлялись крайне редко по той простой причине, что там нечего было взять. Поэтому по прикидкам Павла, по пересеченной местности переход должен был занять около полутора дней и пройти без приключений. Но приключения так не думали.

Они появились словно из-под земли – ни чуткий и зоркий Толя, ни чуть ли не задницей чувствующий опасность Гронин не заметили, как двое вооружённых людей подкрались к ним, пока они ужинали остатками зажаренного на костре зайца. Впрочем, ничего странного в этом не было – в темноте разглядеть что-то было очень трудно, а слабенькие отблески догорающего костра давали мало света и лишь ещё больше сгущали окружающую тьму. Вероятно, когда костёр горел сильнее, огонь привлёк внимание посторонних, случайно оказавшихся неподалёку. Двое невысоких, вооружённых автоматами мужчин выскочили из темноты и в два прыжка оказались возле расположившихся у костра Гронина и Черенко. Они непростительно расслабились после ухода с территории банды, думая, что в глухом лесу их никто не заметит, и теперь предстояло расплачиваться за беспечность.

– Всем поднять руки! Так чтобы я видел! – целясь из АКМС, взвизгнул один из нападавших – невысокий, смуглый, с большим носом и хитринкой в огромных черных глазах, отчего Павел про себя назвал его «армянин». – Кто рыпнется – стреляю без предупреждения!

Толик и Паша повиновались и нехотя подняли руки. По нападавшим трудно было определить, кто они такие, но оба не сомневались, что это «волки». Их испачканная, видавшая виды одежда не была похожа на форму, а скорее смахивала на тряпьё обычных крестьян, но манеры и речь не были крестьянскими. Гронин ещё до конца не понял, как они их вычислили, и теперь гадал сколько бандитов на самом деле. Эти двое взяли их на прицел и теперь несомненно чувствовали себя хозяевами положения. Либо они не знают про Андрея, ещё полчаса назад ушедшего в лес, либо они убили его, либо за ним охотятся их друзья.

– Кто вы такие и чего хотите? – спросил Павел.

– Слышь, Серж? Он не знает, кто мы, – хмыкнул армянин.

Его напарник что-то пробубнил в ответ, закидывая на плечо два стоявших у дерева автомата. Третий – Андрея – стоял в другом месте и его, похоже, не заметили.

– Которого из них замочим, а которого оставим? – снова спросил армянин. – Не тащить же обоих в Рыбное?

Этот вопрос армянина с АКМС почти ответил на вопросы Павла. Названный Сержем напарник снова что-то промычал, затем отхаркался, выплюнул струю мерзкой черной гадости, и наконец, заговорил членораздельно.

– Кто вы такие? – тяжелым прокуренным басом прохрипел он.

– Я задал вам тот же вопрос, – ответил Гронин, сверля Сержа взглядом.

От такой наглости тот немного растерялся, но быстро вернулся к первоначальному настрою.

– Мы хозяева этого края, этого леса… и твои, – с нажимом объяснил Серж. – Я вижу ты сильно дерзкий, но это ничего – я это из тебя выбью. Ты, сука, будешь башмаки мне лизать, ты…

Он не успел договорить, что еще, по его мнению, должен будет делать Гронин, потому что позади них что-то просвистело и с шелестом упало в листья. Оба на секунду развернулись на звук, но этого времени хватило, чтобы Гронин в два прыжка доскакал до армянина и могучим ударом кулака в голову свалил того на землю. Серж успел развернуться и выстрелить, но только в набегающего на него Черенко. Тот кулем свалился к ногам бандита.

Добивать армянина не было времени, поэтому Гронин уже развернулся к Сержу, сделал шаг, и хорошо отработанным движением попытался выбить оружие из рук противника, но добился лишь того, что тот раскинул руки в стороны и сделал два случайных выстрела. Пули вспороли листья, разбрасывая их и поднимая в воздух облачка их обрывков, но не причинили никому вреда. Гронин прыгнул на Сержа и повалил на землю, завязалась борьба. Краем глаза Павел видел как с трудом, медленно, но все же поднимается армянин, и понял, что проиграет, если немедленно не расправится с его напарником.

Армянин поднялся на четвереньки и стал шарить по земле руками, пытаясь нащупать оружие. В голове у него все гудело, в глазах рябило. Гронин уже не обращал на него внимания – он вырвал из рук Сержа нож, который тот успел достать, и силился вонзить противнику в горло. Несмотря на свою внешнюю хилость, Серж оказывал достойное сопротивление, но с Павлом ему было не справиться – сантиметр за сантиметром лезвие неумолимо приближалось к кадыку бандита.

Армянин, наконец, нащупал автомат и хотел издать торжествующий вопль, но вместо этого противно захрипел и забулькал. Гронин не мог отвлекаться, но внезапный окрик заставил его ослабить усилие.

– Товарищ полковник, не убивайте его! – голос принадлежал Андрею.

Павел все так же пристально смотрел в преисполненные страха глаза Сержа. Он помедлил несколько секунд, затем ослабил нажим, но совсем немного – ровно настолько, чтобы Сержу хватило сил сопротивляться.

– Малейшее подозрительное движение, –угрожающе процедил полковник, – и нож в горле покажется тебе божьей благодатью. Ты понял?!

Тот чуть заметно кивнул. Павел ослабил хватку. У Сержа промелькнула мысль, что можно выхватить из кобуры на бедре пистолет, но не успел он её додумать, как получил сильнейший удар кулаком в район виска. Взгляд его помутился, и было хорошо заметно, что он полностью дезориентирован. Павел знал, что это ненадолго и быстро принялся разоружать противника. Он вынул пистолет Сержа из кобуры и отбросил в сторону, затем схватился за разгрузку, рывком перевернул его на живот и прижал коленом. Автоматы, захваченные Сержем слетели с плеча ещё во время борьбы и во многом поспособствовали Гронину. Павел заломил правую руку Сержа да так, что тот моментально пришел в себя и завыл, словно дикий пес.

– Вставай, – грозно скомандовал Павел, убрав колено со спины пленного.

Серж, не переставая выть, быстро поднялся на колени, но дальше не смог – Павел не дал. Гронин только сейчас мельком взглянул на Андрея – парень стоял над трупом армянина. Даже в отблесках костра было видно, что лицо у Романова белое, словно мел. Армянин лежал на земле, уставившись стеклянными глазами в своего напарника. Лицо его было в крови и грязи, из шеи на затылке торчала рукоять ножа.

Гронин снова переключился на Сержа. В одном из карманов его штанов он с некоторым удивлением нашел пластиковые наручники.

– Какая удача, – недобро промолвил он и затянул их на руках Сержа, а потом поднял его на ноги.

Затем последовал мощный пинок в район таза, от которого Серж за счет чистой инерции пролетел добрых три метра и грузно плюхнулся на землю, не подавая признаков жизни. Гронин окликнул Андрея, но тот не ответил. Обернувшись, Паша увидел, что пацан все так же пристально пялится на труп. Он понимал, что чувствует Романов, но времени на сопли не было – нужно было срочно решить две важнейшие задачи: осмотреть Черенко и допросить пленного.

– Романов! – повторно окликнул Гронин.

Андрей обернулся и отрешенно уставился на Павла.

– Присмотри за пленником. Пошевелит хоть пальцем – убей.

Вторая часть приказа предназначалась больше пленнику, чем Андрею, потому что Романов в данный момент был не полезнее качественно сделанного манекена. Гронин понимал в каком состоянии находится парень, но ему остро нужна была его помощь.

Убедившись, что Андрей выполняет его приказ, он подошел к Толику и, склонившись над ним, пощупал шею. Раздался слабый стон.

– Толя, ты меня слышишь?

На этот раз Черенко промычал что-то нечленораздельное, вероятно, означающее согласие или, что гораздо вероятнее, рассказ о том, как и на чем он вертел всех этих «волков».

Гронин аккуратно перевернул его. На земле под Толиком оказался бронежилет. Из всех троих бронежилет был только у него, потому что свои Паша с Андреем оставили в машине ещё перед посадкой в вертолет. На каждой стоянке Черенко снимал жилет, чтобы отдохнуть от его веса, но когда он бросился на Сержа, то успел схватить его и прижать к телу. В результате пуля попала в бронежилет, что и спасло Толе жизнь, но все равно доставило целую гамму «приятных» ощущений. Павел уже догадывался, что Черенко цел, но все равно внимательно осмотрел его – ран не было.

– Будешь жить, – констатировал Гронин и, похлопав Черенко по щеке ладонью, вернулся к пленному.

Тот лежал ничком и не издавал ни звука. Андрей стоял рядом, но был в такой прострации, что не будь пленник скован страхом, он мог бы просто встать, пожать Романову руку, обнять на прощание и не спеша уйти в лес. Мог бы, наверное, даже сигарету перед этим выкурить и поболтать за жизнь.

У Андрея перед глазами стояло перекошенное лицо армянина. Если оно начинало исчезать, Романов просто поворачивал голову и картина обновлялась. Он почти не помнил, как убил этого человека. Он услышал агрессивные голоса и шум и заподозрил неладное. Тихо подкрался и стал наблюдать, пытаясь заглушить страх и придумать, как помочь товарищам. Он никогда так и не вспомнит, что творилось в тот момент у него в голове, и как он придумал отвлечь бандитов, бросив кусок земли, но главное – что он собирался делать после этого?

Ну, а когда Гронин и Черенко среагировали, все происходило настолько быстро, что Андрей замер и просто оцепенело смотрел на происходящее, будто был зрителем в театре. Оцепенение прошло, когда до него стало доходить, что Черенко только что получил пулю и, возможно, умер. Только тогда внутри Андрея за короткую секунду образовалась и стала закипать ненависть. Именно она толкнула его на тот поступок, благодаря ей он подбежал и хладнокровно всадил в шею армянину нож, непонятно когда оказавшийся у него в руке.

Паша подошел к Андрею и похлопал его по плечу.

– Молодец, парень. Хреново бы нам пришлось, если бы не твоё пищеварение и смекалка.

Андрей промолчал. Павел проследил направление его взгляда, но ничего больше не добавил. Затем ухватил пленного за воротник и бесцеремонно поволок к ближайшему дереву. Там он усадил его и присел рядом, глядя ему в глаза.

– Сколько вас тут? – голос Павла был холоднее арктического льда.

– Двое, – прохрипел Серж.

Гронин никогда не любил допросов, но имел богатый опыт их проведения. Основной причиной его неприязни к ним были ограничение в способах, продиктованные якобы моралью и человеколюбием системы. Условно. Однако система давно перестала существовать, и никакие принципы и мораль Гронина больше не сдерживали, а главное – он не желал тратить много времени на такую мерзость, как этот Серж.

Недолго думая, Павел приставил острие ножа к ноге бандита чуть выше колена и нажал. Острие легко прошло через холщовые штаны и вошло в плоть.

– Не надо! Двое! Двое нас! – истошно заорал Серж, чувствуя, как твердая сталь упирается в кость, и превозмогая боль.

– Ты уверен?

Павел легонько повернул нож в ране, не ослабляя давления и таким образом ковыряя кость. Серж завыл так, что будь в округе настоящие волки – они бы немедленно его поддержали, а затем бросились наутек.

– Да, сука! Не надо! Богом клянусь! Двое только. Мы разведчики. Возвращались из рейда. Засекли ваш костерок и решили проверить, – Серж вываливал все, что только знал, лишь бы проклятую сталь хотя бы перестали проворачивать.

Павел ослабил давление, подождал немного, с презрением глядя на поверженного противника, и вынул нож. Потом оставил Сержа и подошел к Андрею.

– Хорошая оказалась идея, Андрей, – похвалил он. – От живого ещё может быть польза.

Романов по-прежнему молчал. Гронин вздохнул, положил руки ему на плечи и заглянул в глаза.

– Ты все сделал правильно, – вкрадчиво сказал он. – Или мы – или они.

Взгляд Андрея немного прояснился. Самую малость.

– Я понимаю. Просто… я впервые умышленно убил человека… Осознанно, понимаете? Я хотел его убить. Я… я желал этого, стремился… Я знал, как я это сделаю… – тихо говорил он.

– Исходя из того, что я уже успел повидать – я удивлён, что за десять лет ты только сейчас впервые с этим столкнулся.

Андрей сделал несколько глубоких вдохов, помотал головой, будто отгоняя наваждение, и заговорил уже более твердо, но все ещё с сильным волнением.

– Понимаете, у меня с детства внутреннее отвращение к членовредительству и тем более убийству. А тут… странно все. Мне не хочется убивать. Отняв жизнь, обратно уже не вернешь… Но с другой стороны – вы правильно сказали: или мы, или они. Вот и пытаюсь привыкнуть и разобраться, как же все-таки будет правильнее.

– Мир изменился, люди изменились – ты привыкнешь, парень, – Павел по-отечески похлопал его по плечу. – А теперь – возьми-ка у Толика веревку.

Сержа ещё раз тщательно обыскали, затем забинтовали рану на ноге, заткнули рот и привязали к рукам длинную веревку. Поначалу его вел Андрей, потом уже немного пришедший в себя Толя, который не стеснялся дергать пленника и всячески над ним издеваться. Для бандита этот поход был особенно мучительным.

6
Утром, когда в «Убежище» уже давно разгорелась ежедневная суета, в ворота вошли трое людей, которых сразу было и не узнать – грязная, потертая и ободранная одежда, небритые, осунувшиеся лица, но с радостным блеском в глазах. После возвращения Воробьева постоянно шли споры на тему: вернутся остальные, или нет. Некоторые успели причислить их к погибшим, другие не хотели в это верить и продолжали надеяться. Больше всех радовался возможной кончине Гронина Табунин, но радовался недолго.

Троица вела за собой на веревке хромающего человека. Пленный имел жалкий вид: грязный, с затравленным взглядом, на лице – длинная кровавая ссадина, на ноге чуть выше колена – грязная, пропитанная кровью повязка. Он испуганно и с удивлением озирался, пытаясь понять, где находится. Было заметно, что о существовании «Убежища» он и не догадывался. Руки у него были крепко связаны, от них тянулась верёвка, которую держал Толя Черенко. Когда пленный сбавлял шаг, Толя, не церемонясь, сильно дёргал верёвку, да так, что пленник чуть не падал, но это действовало, и он шёл быстрее. Толя же в такие моменты даже не смотрел на пленного, и многим было интересно, что было бы, если бы пленный упал – поволок бы его Толя за собой, как упирающуюся на поводке собачонку, или нет.

Новость о том, что Гронин и остальные вернулись, да ещё и схватили живым одного из бандитов, мигом облетела базу, и когда Толя дотащил пленника до штаба, Родионов и Дьяков уже ожидали их на улице, издалека рассматривая схваченного «языка» и кидая друг другу короткие реплики. На лице у обоих можно было прочитать радость и удивление.

– Гронин, старый ты хрен, – Макс сделал шаг навстречу и крепко обнял Павла. – Я верил, что ты жив, но ты заставил меня поволноваться.

Дьяков был куда более сдержанным в выражении эмоций и ограничился сухим приветствием.

– Что это у вас? – поинтересовался Родионов, указывая на Сержа.

– Плата за неудобства. Забирай его. Потом поговорим.

Макс выхватил верёвку из рук Черенко и снял её с пленника, но рук ему не развязал. Потом вынул пистолет, обошёл его сзади и толкнул к двери штаба.

– Давай иди. Дернешься – прострелю ногу, – спокойным голосом пригрозил он, и пленник, низко опустив голову, побрёл в здание.

Полковник проводил их взглядом и, когда бандит и его конвоир скрылись в коридоре, обратился к Андрею.

– В двадцать ноль-ноль у меня. А теперь идите, отдыхайте.

Полковник развернулся и скрылся в дверях штаба вслед за Родионовым. Андрей посмотрел на Толю – тот пытался потянуться, но закряхтел и опустил руки – ребра сильно болели.

– Вертел я такие походы, – потрогав рукой ребра, серьёзным тоном заявил Черенко. – Все, спать.

– Да, это будет не лишнее, – согласился Андрей.

Впервые с того памятного вечера, когда Родионов назвал Андрея трусом, его снова позвали на совещание. Он с волнением переступал порог кабинета полковника, и встретился взглядом с шестью парами глаз. Некоторые из них смотрели на него тепло, некоторые безразлично. Во взгляде Дьякова читалось пренебрежение, а Олег Гронин смотрел с вызовом и не стремился ничего скрывать.

– Я все-таки против! – сказал он, обращаясь, вероятно, к отцу, потому что смотрел он по-прежнему на Андрея.

Романов смутился от такой встречи и остановился в дверях, догадываясь, что речь идет о его присутствии в этом кабинете.

– Последний раз повторяю – твое мнение в этом вопросе никого здесь не волнует, – холодно и строго ответил Павел.

Бернштейн сидел в углу у стола для совещаний. Рядом с ним со своим фирменным усталым флегматичным взглядом сидел Воробьев, и ковырял в ухе мизинцем. Через одно пустующее место от него, хмуро глядя на Олега, развалился на стуле Макс. Дьяков сидел напротив него, а Олег стоял возле стола полковника.

– Садись, Андрей, – дружелюбно пробасил полковник, – ждали тебя одного.

Андрей, слегка задетый поведением Олега, присел возле Макса. Тот скосил на него глаза и подмигнул, таким образом выражая доброжелательность и поддержку. Полковник, стоявший у стола, занял свое место, и Олег последовал его примеру.

– Итак, если все успокоились – начнем.

Олег демонстративно фыркнул в ответ на реплику полковника, чем моментально вызвал реакцию Павла.

– Вон отсюда! – вскипел Гронин.

Олег посмотрел на отца изумленным взглядом: он понял, что переборщил.

– Немедленно! – крикнул полковник.

Парень медленно поднялся, с силой задвинул стул.

– Из-за кого? Из-за этого… – процедил он, все ещё держась за стул руками и сверля Андрея неприязненным взглядом.

Гронин поднялся и Олег, хорошо зная своего отца и понимая, что сейчас его запросто могут спустить с лестницы, быстро покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Павел некоторое время свирепо глядел ему вслед, затем повернулся и окинул присутствующих суровым взглядом. Его черты понемногу стали разглаживаться, и дальше он заговорил своим привычным, спокойным и деловым тоном.

Поначалу Андрей чувствовал себя не в своей тарелке, но по ходу совещания понемногу отвлекался от неприятных ощущений: обсуждаемые вопросы были важнее, а главное – интереснее его проблем с Олегом. Их он как-нибудь позже будет решать.

В первую очередь обсудили проблему провианта. В «Убежище» не было значительных запасов еды, а ртов прибавилось. Новоприбывшие, конечно, пришли не с пустыми руками, но много унести они не могли, поэтому Дьяков регулярно отряжал людей по покинутым деревням, чтобы вывезти оттуда оставшиеся припасы, пока это не сделали бандиты. Это были опасные поездки – «волки» искали их, желая выяснить, кто нападает на бандитов, но вопрос добычи провизии стоял остро, поэтому приходилось рисковать.

Дальше разговор пошёл о пленнике. Когда Макс рассказал, что ему удалось выяснить, в комнате воцарилась тишина. Исходя из полученной информации, «волки» не просто так начали заниматься набегами на деревни, которые раньше посещали редко. Они вывозили людей с определённой целью – продать, как рабов, то есть, как скот. Что интересно, особого спроса на рабов в этих краях нет. Мелким бандам они ни к чему, а вездесущая гильдия почему-то предпочитает наёмную рабочую силу. Возможно, потому что люди, обеспеченные в такие суровые времена всем необходимым, работают с полной отдачей и более надёжны, чем безвольные рабы. А, может, причина в чём-то другом.

Короче говоря, спрос на рабов «волкам» обеспечивают две неизвестные банды. Одна уже давно периодически покупает у них небольшие партии, но только сильных и здоровых людей. Другая – недавно объявилась откуда-то с юго-запада. Эти скупают людей в больших количествах и им подходят почти все. Что это за банда пленник не знал. Да и лидер «волков», по его словам, тоже смутно понимал, кто они такие. Приезжали обычно пара каких-то монахов в рясах в сопровождении охраны, осматривали товар, грузили в грузовики и уезжали. По крайней мере, на вид они были похожи на монахов, а вот их охрана выглядела очень внушительно, причем настолько, что у «волков» сразу отпал интерес пытаться диктовать монахам условия. Тем более, что платили они щедро, даже слишком щедро.

За двух рабов давали десять автоматов, за двадцатерых – военный «Хамви» или тонну солярки, а за сотню – что угодно, вплоть до танка. Боеприпасы, снаряжение, горючее, медикаменты, провиант – купить можно было все. Чем была вызвана такая щедрость, где монахи все это брали и зачем им столько людей – оставалось загадкой. Но то, что гильдия, скорее всего, не одобряла дальнейшего усиления «волков» стало понятно сразу. Особенно когда Макс рассказал, что монахи предложили «волкам» союз и щедрую награду, если «волки» согласятся изгнать гильдию со своих территорий и прекратить с ней сотрудничество.

– Теперь все становится более менее понятно, – подытожил Павел. – У гильдии есть сильный и влиятельный оппонент, который не боится настраивать против нее других игроков и снабжать их. Соответственно, гильдия решила действовать теми же методами и снабжать нас.

Он обвел присутствующих взглядом и добавил с кислой иронией.

– Отличная идея загребать жар чужими руками. Никогда не обожжёшься.

Бернштейн поинтересовался может ли пленник лгать, на что Павел и Родионов ответили такими ухмылками, что ответ стал очевиден. Похоже, методы допроса Родионова исключали это. К тому же бандит вряд ли мог быть подослан с целью сдаться в плен и подать дезинформацию организации, о существовании которой «волки», как оказалось, даже не догадывались.

– А как с ним теперь быть? – поинтересовался Андрей. – Он же видел «Убежище», знает где оно находится. Будем держать его здесь?

Гронин снисходительно улыбнулся наивности парня.

– Ему конец. Его нет смысла содержать, и тем более нельзя отпускать. Не забывай, что он собирался допрашивать и убить нас всех.

Андрей согласно кивнул. Ему сейчас такое решение казалось жестоким, но он не рискнул высказывать свое мнение и поступил абсолютно правильно.

Далее полковник рассказал о результатах своей встречи с Леонелли. Как он сказал ранее, гильдия желала ни много ни мало, а полной ликвидации «Степных волков». Торговец предлагал для начала ликвидировать лидеров банды и таким образом обезглавить её. Чтобы помочь исполнению этой задачи Леонелли даже не пожалел карты с отмеченными на ней укреплёнными пунктами «волков», их базами, инфраструктурой и местами, где могут находиться их главари. Стоит ли говорить, что карта торговцев оказалась гораздо более детальной, чем захваченная людьми Павла ранее. Ну и, разумеется, гильдия пообещала в недельный срок снабдить Гронина оружием, снаряжением и даже четвёркой бронетранспортёров. А как дополнительную награду за выполнение Павлу пообещали так же доставить медикаменты, топливо, провиант и два танка. Причём Леонелли смеялся и обещал дать танки и топливо авансом, намекая на положение дел с техникой у Гронина.

Эти два часа были не самыми приятными в жизни Павла. Он вдоволь наслушался насмешек, издевок и заносчивости «хозяина жизни», и не раз удерживал себя от намерения немедленно задушить Леонелли. В итоге ему пришлось переступить через себя, принимая условия торговца. Стать наёмником для него всегда считалось позором, и он много лет отстаивал свою офицерскую честь, неоднократно отказываясь от подобных предложений, но новая суровая реальность требовала переступить через эти принципы ради будущего многих людей. К тому же он больше не был офицером: теперь он был обычным человеком, ответственным за множество чужих жизней и, к счастью, интересы торговой гильдии и его собственные совпадали.

– Итак. Что мы имеем: «волки» – от трехсот до четырехсот человек по прикидкам гильдии. Это не всего людей, а количество стволов. Наши засады проредили их ряды человек на шестьдесят, допустим, их осталось триста сорок. По числу бойцов это в три раза больше, чем у нас. Засады в деревнях больше не приносят результата – бандитов теперь прибывает слишком много, поэтому, чтобы не рисковать людьми, нужно менять тактику. «Волки» пока ничего не знают о нас наверняка, но они понимают, что их потери не случайны, что кто-то дает им организованный и эффективный отпор. Нам нужно в кратчайшие сроки нанести им максимально возможный ущерб перед решающим сражением. Уровень их подготовки невелик, организации – тоже, дисциплины практически нет. Разница между ними и простыми жителями деревень – наличие оружия и желания его применять. Это значит, что у нас хорошие шансы.

Он сделал паузу, ожидая вопросов, но их не последовало.

– Масштабы действий вырастут, поэтому нужно доформировать новые соединения, – продолжил Гронин. – Коля, Макс – вас двоих мало. Нужны люди, которые смогут командовать отделениями. Надежные люди. Да, я знаю, что у нас дефицит кадров, что много толком необстрелянных бойцов, но время не терпит. Сейчас мы находимся в ситуации, когда количество важнее качества.

Павел отхлебнул воды из стакана, стоявшего у него на столе, и продолжил говорить.

– В течение недели гильдия организует две колонны подальше от глаз «волков» и доставит нам обещанное. Мы получим провиант, амуницию, топливо, оружие и технику. За эту неделю мы должны как следует подготовиться, поэтому нужно сделать следующее: Родионов – организуешь учебку для командиров отделений. Возьмёшь людей – проверенных, которым можно доверять, но желательно с наличием логики и мозгов. Навскидку могу предложить Петрова, Чурко, Олега и Андрея Романова. Воробьев пройдёт подготовку для повторения, заодно сможет что-то подсказать новичкам. Ещё троих выбери сам.

Андрей непроизвольно раскрыл рот, слушая Павла. Макс легким движением руки помог ему его закрыть.

– Товарищ полковник, – подал голос Воробьев.

– Явление Христа народу! Он говорит! – пошутил Макс.

– Слушаю, Сергей? – Гронин не обратил внимания на шутку, хотя остальные, включая самого Воробьева, засмеялись.

– Прошу исключить меня из списка. Я понимаю, что нам не хватает командиров, но я не гожусь. Вы знаете это не хуже меня.

Гронин медлил с ответом. На его лице не отражалось недовольства замечанием Сергея, как ожидал Андрей. Или же Гронин очень хорошо скрывал свои истинные эмоции, но похоже, Воробьев действительно не годился.

– Ладно. Тогда пойдёшь в отделение к Романову. Будешь помогать. А до того поступаешь в помощь Дьякову. Коля – на тебе подготовка рядовых бойцов. Физическая, но главное – тактическая и стрелковая. Постарайся обучить их взаимодействию в парах, в группах и в отделении.

Андрей тоже намеревался возразить, но прежде чем снова открыть рот, вспомнил о том, что однажды он уже умудрился неприятно удивить всех в этом кабинете. Он хорошо помнил и свои собственные ощущения после этого, и отношение остальных тоже, поэтому решил рискнуть и в этот раз просто плыть по течению. Хотят, чтобы он что-то делал? Хорошо. Посмотрим, что из этого выйдет.

Знай он к чему это в итоге приведет – вряд ли согласился бы. Лишь через много месяцев спустя он смог принять свой выбор, сделанный в тот день. И ещё больше времени у него ушло на то, чтобы смириться с ним.

– Я займусь разведкой и сбором людей и провианта, – продолжил полковник. – Вопросы?

Вопросов ни у кого не было. Задачи были поставлены и каждому предельно ясны. Оставалось засучить рукава и работать, чем все и занялись.

Глава 4.1. "Освобождение"

1
Обучение оказалось чересчур насыщенным. Андрей ожидал, что будет трудно, но Родионов превзошел всякие ожидания. Макс совершенно не жалел парней. Буквально по восемнадцать часов в сутки они сидели над картами и образцами оружия, учились ориентироваться на местности, грамотно выбирать, оборудовать и маскировать позиции, отмечать ориентиры, наступать и обороняться. В качестве отдыха для мозгов он гонял их по округе в темпе напуганного хищниками стада антилоп, и сам носился с ними, матом и затрещинами подгоняя отстающих. В конце концов постоянный недосып и усталость начали сказываться на его подопечных и они всё чаще теряли концентрацию и, как говорил майор, «тупили». Казалось бы – не пора ли ослабить давление? Нет! От этого Родионов становился ещё свирепее.

Лично для Андрея сложности добавлял ещё и Олег Гронин. Он всячески демонстрировал своё презрение к Андрею, позволял себе нападки в его адрес и даже откровенно провоцировал. Сначала Романов пытался по-хорошему поговорить с ним и разобраться в чем дело, но когда несколько попыток закончились неудачей, он тоже стал испытывать к Олегу ненависть. И чем дальше, тем больше все усугублялось. Макс почему-то игнорировал их грызню, встревая только когда дело могло дойти до драки.

Поэтому окончание обучения Андрей встретил не без радости. Он с гордостью смотрел на себя в зеркало. Оттуда на него глядел уставший, с осунувшимся лицом и кругами под глазами парень, во взгляде которого сквозила покорность судьбе. Теперь он – командир отделения, наспех обученный, неопытный, не совсем уверенный в том, что готов к предстоящим испытаниям, но все равно полный решимости эти испытания пройти.

Он много размышлял о том, как все это будет. Пытался предугадать сложности, придумывал варианты их решения, но все равно был катастрофически далек от реальности. Больше всего его волновала ответственность за жизни людей. Справится ли он с ней? Сможет ли отбросить свои страхи в трудную минуту? Но в любом случае отступать было некуда, так что он разумно решил разбираться с проблемами по мере их поступления.

Гронин испытывал серьезные сомнения на счет того насколько хорошим командиром может стать парень, который боится и не хочет убивать? Впрочем, время покажет. Сейчас он испытывал большой дефицит людей, которым можно было доверять, и которых можно было допустить к маленьким тайнам их организации. А навыки и психологическая готовность Андрея – здесь он перестраховался, зачислив к нему в отряд Воробьева. Тот тоже был не лучшим вариантом, но в критической ситуации мог взять дело в свои руки и хотя бы не допустить катастрофы.

Людей в своё отделение Андрей набрал ещё до курсов. Разумеется, первым делом он пригласил Игоря, перед этим долго и тщательно продумывая свою речь, но к его удивлению она не понадобилась. За время, проведенное в организации, Игорь сам сменил свое мнение. Теперь он тоже верил, что успех в борьбе с бандой возможен и чувствовал в себе готовность внести свой вклад. Не то чтобы он рвался в бой, но его подзадоривали достижения Андрея – он немного завидовал и не хотел уступать брату.

Также в отделение попали оба Черенко. Толя был лёгким, честным и отзывчивым человеком, впрочем, как и многие деревенские жители. Он легко шёл на контакт, всегда был готов помочь и моментально вскипал, если кто-то пытался его зацепить. К тому же он говорил то, что думал и этим вызывал симпатию. Ещё семерых набрал Воробьев, высмотрев во время учений самых толковых парней, и выдернувший их буквально из-под носа у Олега, которого как и Андрей, тоже не любил, хоть и никогда не показывал этого открыто.

Подготовка к проведению большой операции была почти завершена. Несколько дней назад удалось захватить в плен ещё одного бандита. Он повторил историю Сержа и добавил ещё несколько незначительных, но дополняющих общую картину деталей. Исходя из полученных разведданных и опыта боёв с бандитами, командование во главе с Грониным окончательно убедилось, что банда является плохо организованной структурой, со слабой дисциплиной и боевой подготовкой. Старожилы из деревень в один голос утверждали, что изначально «степные волки» были шайкой бывших уголовников и отморозков – жестоких и беспринципных людей. Они грабили, насиловали и убивали, а поскольку их становилось всё больше и они были вооружены, то дать им отпор было делом нелегким. Поначалу многие пытались сделать с ними что-то, но такие попытки всегда заканчивались плохо – бандитов было больше, они были лучше вооружены и в итоге все равно побеждали. С годами банда стала еще более сильной, осела, окончательно подмяла под себя округу и ещё лучше вооружилась. Гильдии здешние территории были неинтересны, поэтому она здесь не активничала, да и конкуренты сюда почти не совались. Но паразитический образ жизни для банды оставался основным: они мало что производили и лишь потребляли, «доя» округу.

По-прежнему проблемой оставались скупщики рабов. О них почти ничего не было известно, но из слов пленников было ясно, что они отлично вооружены, обучены и организованы. Из серьезных структур, подходящих под описание, Гронину пока что были известны только торговая гильдия и остатки регулярной армии, о существовании которых поведали все те же «волки». Гильдия вряд ли стала бы покупать рабов – она могла их и по своим территориям «наловить». А вот бывшиевояки… бог их знает, что они теперь из себя представляют и на что способны.

В любом случае покупатели были серьёзной угрозой и играли роль тёмной лошадки. Слухи про них тоже ходили разные. Кто-то из новоприбывших деревенских слышал рассказы про монахов, которые таким образом набирают людей в свою секту, другие рассказывали про сатанинские ритуалы, культы, жертвоприношения и ещё какую-то чертовщину, третьи выдумывали своё. В таком бедламе «мистических» историй трудно было составить объективное суждение на этот счет.

Что же до «Убежища», то за последнее время сюда прибыло очень много нового народа и теперь в просторной долине обитало уже больше трех сотен человек, и Гронин немного опасался утечки информации. В целях конспирации о своих планах он рассказывал только Дьякову и Родионову, а они уже доносили до подчиненных ровно столько, сколько было нужно для выполнения задачи.

План, который Гронин и Родионов разработали совместно, был весьма амбициозен, что отображалось даже в названии операции: «Освобождение». Что же планировалось?

Во-первых, после проведенной большими силами разведки, Гронин проанализировал степень загруженности инфраструктуры бандитов и определил точки наиболее подходящие для нанесения ударов. Планировалось с помощью хорошо скоординированных засад истребить значительные силы «волков» вне их укрепленных пунктов. Тактика опиралась на атаку объекта «волков» или проходящей колонны, их ликвидацию, а затем уничтожение подходящих подкреплений. Сделать все это нужно было в минимальные интервалы времени, в идеале одновременно во всех точках, но достичь такого можно было бы только при сверхудачном стечении обстоятельств, поэтому полковник небезосновательно полагался на глупость «волков» и их неорганизованность. Из слов пленных выходило, что они все ещё не отдавали себе отчет, что у них появился реальный противник.

Во второй стадии «волки» после серьёзных потерь наиболее вероятно перестанут разъезжать, как хозяева жизни, и начнут концентрировать силы на базах и наиболее важных для них объектах. Это даст Павлу время для маневров. Вполне ожидаемо, что банда не захочет бросить районы с развитым сельским хозяйством и запасами продовольствия, а эти деревни были наименее укрепленными и оборонять их так же эффективно, как печально известное Рыбное, они не смогут. Да и сил им попросту не хватит. Главная ставка опять же делалась на недостатки организации и дисциплины. Допускалось, что основные силы будут сосредоточены в Рыбном, Волчьем логове, которое полковник считал их главной базой, и на старой военной базе, где они хранили и ремонтировали значительную часть своего небогатого парка военной техники. Рыбное и Волчье логово разделяло около тридцати километров, а военная база была почти за сотню от них. Поэтому оперативно перебрасывать силы, особенно не зная где будет следующий удар, «волки» не смогут. Все остальные укрепленные пункты волки либо бросят, либо быстро потеряют.

На третьей стадии полковник планировал захватить Волчье логово и по возможности взять в плен главаря банды.

В теории все звучало не так уж сложно. При условии, что Павел располагал хотя бы двумя взводами хорошо обученных бойцов. На деле же он имел чуть больше ста человек наспех обученных деревенщин, кто раз, а кто дважды бывавших в бою. Больше трети были совсем необстрелянными. Гильдия дала ему четыре миномёта, но у него не было обслуги для них; она дала ему четыре БТРа и два танка Т-72, но удалось наскрести только водителей и одного наводчика, и теперь этот куцый экипаж с напряжением всех сил пытался обучить ещё хоть кого-то. В общем, головной боли у полковника хватало с избытком.

Управлять ходом событий на местах предстояло Дьякову и Родионову, которые поделили зону проведения операции на две половины, а части, задействованные в ней – по четыре между собой. Андрей подчинялся Родионову. В его отряде было двенадцать человек, они были относительно хорошо вооружены и экипированы. Но главным оружием выступал их высокий боевой дух, насквозь пропитанный жаждой мщения.

Около половины четвертого утра перед началом операции отряды собирались на плаце, готовые выступать. Все были напряжены, но полны решимости взять у банды реванш за все прошлые обиды. Здесь присутствовали все, включая Гронина. Наблюдая за последними приготовлениями и настроем своих людей, он решил обратиться к ним с речь.

– Сегодня – важный день, – начал он громко. – Сегодня мы узнаем чего мы стоим. Мы в открытую бросим вызов несправедливости, алчности и жестокости. Мы завоюем свою свободу, завоюем право жить так, как МЫ хотим, гарантируем безопасность родным и близким. Вас отделяет от этого кучка зарвавшихся, отмороженных сволочей, которые годами издевались над вами и теперь вы отомстите им за все! Вперед! К победе!

Его слова были встречены одобрительным ревом, который не стихал несколько минут. Группировка Гронина в подавляющем большинстве случаев побеждала неорганизованного противника и ещё не несла серьезных потерь. Люди верили и в свои силы, и в талант своих командиров, и главное – что на их стороне правда. Но прочность своей веры им ещё предстояло выяснить.

В четыре часа утра отделения с интервалом в десять минут начали выдвигаться в путь. Покинув долину, отделение Андрея направилось строго на северо-восток, пробираясь через не сильно густые заросли кустарника в небольших лиственных лесках. Листочки на деревьях уже давно распустились и с восходом солнца начали радовать взгляд своей девственной зеленью. Андрей не раз останавливался, чтобы осмотреться и вдохнуть полной грудью чистого лесного воздуха.

Он был очень воодушевлен, покидая ворота базы. Он желал действовать, хотел проверить полученные знания и навыки в деле, мечтал отомстить «волкам» в конце концов. Но каждый сделанный шаг, каждый пройденный метр, порождали возрастающую тревогу: справится ли он? И чем ближе они приближались к цели, тем сильнее становилось волнение. Хотелось бы с кем-то поговорить об этом, но Андрей не решался. Ни в коем случае командир не должен давать бойцам поводов для сомнений в нем – одна из заповедей Родионова, которые он заставил курсантов зазубрить на зубок.

Привыкшие к частой ходьбе по пересечённой местности бывшие крестьяне, а теперь солдаты маленькой армии бодро, лишь с небольшими остановками на перекус и короткий отдых, преодолели неблизкий путь. К шести часам вечера отделение уже находилось в районе проведения операции. По дороге несколько раз попадались опорные пункты и редкие патрульные разъезды банды, поэтому отряду приходилось делать приличные крюки, чтобы их обойти. За день они преодолели почти тридцать пять километров по пересечённой местности, что было для них достаточно серьезным расстоянием.

Перейдя широкое поле и углубившись в лес, они остановились в небольшой ложбине. Было почти восемь и сумерки уже начали окутывать землю. Андрей решил разбить лагерь именно здесь – уж больно место было подходящее. Это был очень старый лес, заполненный гибкими, раскидистыми березами, ясенями с изящными, ажурными кронами и древними как сам лес дубами, которые и втроём-то вряд ли обхватишь. Такие исполинские деревья создавали впечатление, будто попал в сказку, где леса наполнены волшебными животными, говорящими человеческим голосом, живыми деревьями, феями, колдунами и прочими бессменными сказочными атрибутами.

Андрей с детства любил лес. Эту любовь ему привил отец, с которым они ходили за грибами и на рыбалку к лесному озеру. Это бывало в те редкие дни, когда Виктор бывал в отпуске. Зануда Игорь оставался в Волгограде вместе со своими задачками и головоломками, а Андрей с отцом ехали к бабушке в деревню.

Осмотрев ложбину, Андрей приказал остановиться.

– Здесь остановимся на ночь, – указал он. – Черенко! Осмотритесь вокруг ещё раз. После моего последнего ночлега в лесу у меня постоянно дурные мысли в голове вертятся.

– Понял, – криво ухмыльнулся Толя, затем сделал Кириллу знак, и оба удалились.

Вскоре они вернулись – вокруг все было в порядке. Выставив дозоры, отделение взялось за ужин, но Андрею есть не хотелось, и онвместо этого стал устраиваться под огромным дубом на ночлег.

Во время ужина, как водится, начались разговоры, в которые Андрею влезать не очень-то хотелось, но послушать, что за люди находятся рядом с ним было интересно.

– Наконец мы им врежем… – азартно бросил молодой парень по имени Саша, отпив из металлической кружки.

– Ага, смотри шобы тебе не врезали, – осадил его неприятный тип по кличке Кулик.

Это был типичный сельский мужлан лет сорока с неприятным взглядом маленьких поросячьих глазок и вечной вонью изо рта. Андрей бы в жизни не взял его в свой отряд, но в данном случае его мнения не спрашивали.

– Не врежут, не волнуйся, – парировал Саша. – И я б на твоем месте лучше помалкивал. Из-за таких как ты нас столько времени прижимали.

– Да прямо таки? – взвился Кулик.

– Э, братва, а ну-ка поспокойней.

Это Сева – высокий, крупный мужчина, почти не уступавший Толе Черенко нравом и телосложением, решил пресечь назревающий конфликт.

– Что мы могли сделать? – продолжил он, отвечая вместо Кулика. – С камнями партизанить? Вот сейчас да, другое дело. Спасибо Гронину и другим, что дали нам возможность освободиться.

– Ага, конечно, держи карман шире, – снова начал брюзжать Кулик. – Загребут они жарок нашими-то руками, ещё посмотришь.

– Счастье твое, что Толяна тут нет, – заметил Сева, который успел подружиться с Толиком. – Он бы тебе таких слов в адрес начальства не подарил.

Все притихли ненадолго, представляя себе реакцию вспыльчивого Черенко, известного своей лояльностью к руководству «Убежища». Даже Кулик не решился вставить никакой гадости, разумно опасаясь, как бы его слова не передали Толе.

– А я вот не пойму, – после паузы снова подал голос Саша. – А чего ж ты тогда тут делаешь, дядь Вань? Начальников хаешь, да и настрой у тебя какой-то не боевой совсем.

– Чего хочу то и делаю, – огрызнулся Кулик. – Мне бандюги тоже много нагадили. Только вот в отличие от вас, дубоголовых, я вижу, что начальство наше ничем не лучшее их будет. Такие же сволочи.

– Дядь Вань, прикройте-ка лучше рот, а то воняет. Аппетит портите, – грубо, но без агрессии предложил парень с необычной фамилией Вурц.

– Сопляк, я тебя научу старших уважать! – изо рта Кулика вылетел целый сноп слюней.

Неизвестно как именно Кулик собирался учить Вурца уважению, учитывая, что парень был явно покрепче, чем он, и большинство с интересом на это «учение» посмотрело бы, но появился Толя. Он ворвался в лагерь, с треском продираясь через кусты. Позади него, пыхтя, так же продирался Кирилл.

– Орете, как бабы на ярмарке, – зло прошипел он, обводя товарищей по оружию неприязненным взглядом. – Вы, бл. ть тут не на прогулке.

Андрей понял, что это должен был сказать он и укорил себя за промах. В любом случае все быстро и молча доели и разбрелись спать, и каждый получил возможность выучить свой урок, но вот воспользовались этой возможностью, как всегда не все.

2
С самого подъема Андрей был задумчив. Ему снился отец, снилось, что они снова бродят по чаще, собирая грибы, разговаривают, беззаботно дурачатся. Снились прежние времена, когда все было иначе, когда он ещё и понятия не имел, что такое голод, жестокость и насильственная смерть.

Проснувшись, он долго не мог прогнать из головы свой сон, хотя обычно наутро и близко не помнил, что ему снилось. В голове снова и снова всплывал образ улыбающегося отца.

«Профессор Бернштейн рассказывал, что часть людей обладает какими-то антителами и вирус им не страшен. То же самое и Толя говорил – не всех зараза берет. Раз мама умерла именно от вируса, а нам с Игорем хоть бы что, то иммунитет этот достался нам от отца. Получается, отец не мог заразиться и умереть… Но тогда где он? Почему не нашёл нас? Ох, знать бы откуда взялся этот чёртов вирус!»: так Андрей впервые подумал о том, что о вирусе ему действительно известно очень мало. Берншейн рассказал им с братом немало интересного об эпидемии и её причинах, но он сам знал не так уж много и потому новых вопросов тоже создал немало.

Помимо этого голову Андрея занимали и куда более прозаические, но от того не менее важные вопросы. Когда он соглашался стать командиром отделения он не отдавал себе отчет в том, что ему придется не просто командовать людьми, а отвечать за них. Позже, открыв для себя этот неприятный довесок, он был немало удручен. Ведь как можно нести ответственность за жизни других людей, если ты и за свою-то не сильно способен отвечать?

Неуверенности добавил и Кулик, который Андрею так не нравился. Он был единственным, кого им безапелляционно всучил Дьяков. И этот «элемент», как его тут же окрестил Игорь, сразу же принялся оспаривать решение командования поставить командиром отряда молодого пацана. К счастью Толик Черенко был на стороне Андрея, а против мнения охотника мало кто готов был идти. Он быстро заткнул Кулика, но зерно сомнения, посеянное в Андрее ещё во время курсов, после этого случая дало всходы. Он начал чаще колебаться.

В трех километрах от цели отряд остановился и укрылся в овраге. Выслав разведчиков, Андрей по рации доложил Родионову о готовности и получил приказ ждать выхода на позицию отделений Чурко и Стахова, задача которых была – отсекать возможные подкрепления «волков», спешащие к позициям Андрея.

Вернулся Толик. Он доложил, что в деревне очень тихо, «волков» там почти не видать, но у них есть два БТР. Правда, некоторые из бандюков пьяные или обдолбанные – издалека не разобрать. Возможно они все там не в себе. А вот население, похоже, почти все на полях.

Это были очень хорошие вести, но, несмотря на это, Толя вел себя немного нервно, а поскольку скрывать это он и не пытался, то Андрей быстро это заметил.

– Ты какой-то взвинченный, Толя. Все в порядке? – спросил он.

Черенко впился в командира взглядом. Затем неопределенно покачал головой, махнул рукой и ушел.

Через час на связь вышел Родионов, сообщил, что Чурко и Стахов на позиции и готовы. Так же он напомнил, что нужно всячески стараться избегать жертв среди мирного населения. Легко ему говорить!

Отключив рацию, Андрей осмотрел свой отряд – бойцы молчаливо поглядывали на него из-под низко посаженных шлемов. Никто не выглядел напуганным или подавленным, все хорошо понимали куда и зачем они идут, но все без исключения волновались, что не было удивительным. Да, их волнение бросалось в глаза, но решимости все равно было куда больше. Один только Воробьев был как всегда невозмутим – по нему никогда нельзя было разобрать, что творится в его рыжей башке.

– Все слышали приказ, – несмотря на сомнения, одолевавшие его в последнее время, в этот раз голос Андрея был твердым, как и полагается командиру. – Выступаем.

Часа за полтора отделение добралось до своей цели – расположенной рядом с лесом деревни. Поселение было по современным понятиям средних размеров, включало в себя около трех десятков домов, большой амбар и боксы для сельхозтехники. Для двенадцати человек это было многовато, но Родионов не ставил задачу захватить и удерживать деревню или вычистить её гарнизон – Андрей должен был лишь совершить неожиданный набег, а затем скрыться в чаще. «Волков» тут было человек двадцать, может двадцать пять и, застав их врасплох, можно было натворить немало дел, прежде чем они опомнятся. А там у страха глаза велики – бандиты вызовут подкрепления и Чурко со Стаховым дадут им прикурить. Впрочем, было ещё два направления, которые некем было прикрыть, но эти пути вели, по сути, в никуда, и Родионов был уверен, что оттуда на помощь «волкам» явиться просто некому.

Андрей долго взвешивал все за и против, пытаясь выбрать тактику для нападения. Его нерешительность чувствовали не все, но Кулик был среди тех, кто чувствовал. Он начал обращать на это внимание бойцов, чем подстегнул Андрея быстрее определиться с тактикой. Романов разделил свой отряд на четыре группы по трое. Одной командовал он сам, другой, несмотря на протесты, Воробьев, третьей – Толик. Четвертую Андрей доверил веселому и решительному Вурцу.

– Не пойму, почему не ночью? – недовольно ныл Игорь, когда они заняли позицию, готовясь к атаке. – Мы бы их как детей перебили.

– Потому что у нас неопытные бойцы, – резко ответил Андрей, не желавший слушать подобную критику, особенно от брата. – Ты ночью своих от чужих не отличишь. А ещё можно много жителей положить.

Группы окружили деревню и ждали заранее указанного Родионовым времени для начала штурма. Два отделения должны были одновременно начать атаку на разные объекты, а остальные – прикрывать их от вероятных подкреплений противника.

Игорь прикипел взглядом к стрелкам на наручных часах Андрея. Оба ощущали нарастающую внутри дрожь и изо всех сил старались сдержать её – куда там! Их просто захлестывало. Третьим в их расчете был тот самый Кулик. Андрей имел немало сомнений на его счет, но все же почему-то решил, что лучше всего будет держать его при себе. И из них троих пока что именно Кулик проявлял больше всего самообладания.

Часы показали двенадцать ноль-ноль. Пора.

– Вперёд! – скомандовал Андрей, и первым выскочил из чащи.

Кулик бежал следом, Игорь слегка отстал. Добежав до ближайшего дома, Андрей остановился и прислушался – в деревне уже началась редкая стрельба. Либо кто-то начал раньше, либо сразу же столкнулся с сопротивлением.

В группе Воробьева Сергей первым добежал до ближайшего дома и выглянул из-за угла – БТРы были припаркованы у большого сарая в пятидесяти метрах впереди. Сергей услышал, как дверь дома, рядом с которым он находился, отворилась, и на улицу прямо перед ним высыпали шестеро бандитов. Они столпились во дворе, озираясь и матерясь. Двое на ходу застегивали пуговицы на куртках.

– Чё за херня? Кто стреляет? – спросил один из них.

– Я тебе справочная или что? – огрызнулся другой. – Братва, дуемк бэтрам, пока не просечем, чё за беспредел творится.

Все они трусцой посеменили к БТРам. Воробьев быстро сообразил, что делать.

– Мочим их, – только и сказал он.

Втроем его группа выскочила из-за дома и в мгновение окаони расстреляли всю бандитскую шестерку. Те не ответили ни единым выстрелом.

– Ву-ху! Вот это мы им задали! – завопил Шелковский и тут же получил подзатыльник от Севы.

– Заткнись, балбес, это тебе не игры, – осадил его Сева.

– Кто сможет вести БТР? – спросил Воробьев, не обращая внимания на их возню.

– Думаю, я смогу, – ответил Сева. – В прошлой жизни я ездил на таком, когда служил в армии. Авось вспомню чего как.

Убедившись, что на подмогу бандитам никто не идет, расчет направился к машинам. Сева немедленно забрался в ближайший БТР, немного повозился в нем, прежде чем смог завести, и перегнал его. Воробьев и Шелковский прикрывали его во время этой процедуры, а затем Сергей бросил внутрь второго БТРа две гранаты и спрятался за сараем.

Расчет Андрея вел бой с закрепившимися в одном из домов бандитами, когда где-то неподалеку раздался взрыв, затем почти сразу же ещё один, а потом рвануло так, что бревенчатые дома вокруг затряслись мелкой дрожью. Причем Андрею показалось, что это была целая серия взрывов, больше похожая на оглушительный треск. Они шли один за другим с интервалом в какие-то сотые доли секунды.

– Что это было? – испуганно спросил Игорь.

Кулик высунулся из-за укрытия, намереваясь стрелять, но противник встретил его попытку шквальным огнем.

– Неважно, надо что-то делать, – сказал он. – Мы тут не справимся.

С неба вдруг начали сыпаться какие-то ошметки, куски дерева и разной формы обломки, заставляя людей недоумевать. Даже находившиеся в безопасности бандиты на короткое время прекратили огонь, изумленные внезапныминеобычными осадками.

Со стороны улиц слева и справа показались еще семеро бандитов. Прикрывая головы, они попрятались за постройками, но как только дождь из обломков начал стихать – выбрались из укрытий и открыли огонь. Ситуация быстро могла стать критической. Если до этого Андрей пытался придумать как справиться с бандитами, засевшими в доме, то теперь в голову приходила только одна идея, подкрепленная предложением Кулика.

– Отходим к гаражам! – приказал он.

Он первым отбежал за угол ближайшего дома и прикрыл отходящего Кулика. Когда тот перебежал, наступила очередь Игоря, но он не двигался с места.

– Игорь! Давай к нам! Мы прикрываем! – крикнул Андрей, но Игорь лишь испуганно оглянулся, держась рукой за шлем.

Бандиты начали наседать, плотность огня увеличилась. Двое из них предприняли попытку обойти Игоря с фланга, но Кулик вовремя их заметил и сумел ранить одного. Второй укрылся за поленницей и никак не реагировал на истошные вопли раненого товарища.

Кулик злобно матерился.

– Прикрой, я заберу его, – бросил Андрей и рванул к брату.

Игорь лежал на земле, закрыв голову обеими руками, автомат лежал рядом. Андрей со злостью треснул брата кулаком по шлему и резко перевернул – лицо Игоря было в грязи и мокрое от слез.

– Твою ж мать!

Если до этого Андрей ощущал смесь эмоций в виде страха, отваги и зашкаливающего адреналина, то теперь он не на шутку разозлился. Первой мыслью было хорошенько врезать брату и бросить его, но он не мог так поступить.

– Игорь, надо выбираться, иначе нам обоим конец, – начал Андрей, но Игорь не реагировал.

Тогда Андрей принялся тормошить его и бить ладонью по лицу.

– Игорь, твою мать! Нас из-за тебя убьют!

После пары увесистых пощечин в глазах Игоря, кажется, что-то промелькнуло. Он тряхнул головой и жалобно взглянул на Андрея.

– Я не готов к такому, – промямлил он. – Я не хочу умирать. Не хочу… Я не готов…

– Будешь сидеть тут и ныть – наверняка подохнешь! – срывающимся голосом крикнул Андрей. – Вставай, нам надо…

Пули засвистели настолько близко, что Андрей и сам придвинулся как можно ближе к укрытию. Они находились посреди остатков давно сгоревшего дома, прячась за огромной каменной печью. Один Кулик не мог обеспечить им должного прикрытия – бандитов было слишком много.

– Игорь, нужно стрелять или погибнем! – потребовал Андрей.

Он попытался высунуться, чтобы выстрелить, но как только сделал это – пули засвистели прямо у самого уха. Они вгрызались в печь, высекая из неё искры и осколки камня.

В этот момент очень вовремя на помощь подоспел расчет Вурца. Тройка ворвалась в бой внезапно, зайдя в спину бандитам, прячущимся за поленницей, и быстро расправилась с раненым и двумя его товарищами, таким образом ослабив давление на Романовых. Игорь, казалось, немного пришел в себя и даже взял в руки оружие, но по-прежнему не решался высунуться из укрытия, лежал и всхлипывал. Андрей же по мере сил помогал тройке Вурца и Кулику.

Один из бойцов Вурца попытался подбежать к дому, из которого велся самый интенсивный обстрел, и забросить в окно гранату, но был убит – бандиты, пришедшие с правой улицы, прикрывали своих товарищей. Заметив активные действия Вурца, они перенесли огонь на его расчет, укрывшийся за все той же поленницей, полностью подавив их.

Кулик был ранен и тоже не мог стрелять. А тут к бандитам подошло подкрепление – ещё пятеро бойцов, и ситуация снова из шаткого равновесия перешла в их преимущество. Андрей судорожно пытался что-то придумать, но в голову ничего не приходило. У него три боеспособных бойца, Кулик ранен, Игорь не способен вести бой, все они прижаты к своим укрытиям и с радостью слились бы с ними, если бы могли. Полное отсутствие опыта не позволяло ему оперативно принять какое-то адекватное ситуации решение.

А тут, наверное, чтобы окончательно добить его боевой дух и тактическую смекалку, позади бандитов показался БТР, медленно и чинно подползавший к месту боя. На «волков» он подействовал более чем воодушевляюще. Они начали улюлюкать, перекрикиваться и всячески демонстрировать уверенность в своей победе.

– Бросайте оружие и сдавайтесь! – уверенно и нагло крикнул кто-то из бандитов. – И мы гарантируем вам жизнь!

– Конечно, как же, – злобно прошипел за поленницей Вурц, но никто его не услышал.

Андрей вдруг четко осознал, что совершенно ничего не помнит из того, о чем только что думал. Все его попытки найти выход были абсолютно бесплодны из-за паники, незаметно охватившей его, и ни одна мысль в мозгу не закрепилась. Такое ощущение, что он вообще ни о чем не думал и даже не существовал последние пару минут.

Теперь, когда стрельба в непосредственной близости притихла, он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь собраться и заново оценить обстановку. Выглянув ещё раз из-за своего укрытия и быстро оценив ситуацию, онсразу понял, что дело плохо. Вряд ли они выберутся отсюда живыми – даже если не обращать внимания на большое количество самих бандитов, то с БТРом им точно никак не справиться. Остается либо сдаться и, скорее всего, подвергнуться пыткам и издевательствам, либо драться до последнего вздоха.

Бандиты заметно расслабились, чувствуя свое превосходство, и некоторые даже опустили оружие, ожидая, что противник сдастся. Но беда пришла откуда не ждали – приводы автоматической пушки БТРа коротко прогудели, она навелась на цель, и округу заполнили уже знакомые Андрею грубые, пугающие звуки стрельбы КПВТ. Двоих бандитов буквально разорвало, ещё одному оторвало руку, другому – обе ноги. Остальные бросились врассыпную, но большинство из них были убиты Севой и Шелковским, до этого прятавшимися в БТРе. Ещё одного беглеца успели настигнуть крупнокалиберные пули, и его изуродованное тело упало у порога дома, в который в последний миг забежали двое его товарищей. Теперь в этом доме было восемь «волков», и это были последние бойцы гарнизона деревни, чего штурмующие, правда, пока не знали.

– «Убежище» рулит! – крикнул Шелковский, чтобы поднять боевой дух товарищей и развеять последние сомнения, что БТР на их стороне.

Сева вернулся в бронетранспортер и, подчиняясь указаниям Воробьева, принялся менять позицию машины. Почуяв перспективы кровавой бани, «волки» открыли по ней огонь из всего, что у них было, несколько пуль даже пробили броню, но БТР ответил им куда более весомо. КПВТ стал поливать дом длинными ритмичными очередями, разрывая в клочья старые брёвна, доски, и людей, укрывающихся за ними. Даже гранат ни у кого из бандитов при себе не оказалось и это, вкупе с потерей бронетранспортеров стало главными причинами их поражения.

За домом уже ждал комитет по торжественным встречам в составе Шелковского и Вурцасо своим бойцом. Попытавшихся выбраться в окно бандитов, они встречали по всем правилам гостеприимства, и оба таких хитреца теперь лежали в лужах крови – один внутри дома, а другой снаружи. Напоследок, когда Воробьев перестал стрелять из КПВТ, Вурц, помня опыт своего бойца, осторожно приблизился к окну и бросил внутрь две гранаты. От взрывов крыша пошатнулась и обвалилась внутрь дома, погребая под собой останки погибших бандитов.

Убедившись, что всё кончено, Андрей с огромным трудом поднялся на ноги, которые вели себя, будто ватные. Его немного занесло, но он быстро пришел в себя и как только почувствовал, что уверенно стоит на ногах, первым делом дал увесистого пинка Игорю.

– Вставай б…ть, и залазь в БТР, – в сердцах бросил он. – Потом с тобой разберусь. Вурц! Ву-урц!!!

Вскоре Вурц подбежал к командиру.

– Я здесь, командир! Вот это праздник! Ты только глянь…

– Иди ты нахрен с такими праздниками! – дикая смесь эмоций рвала Андрея на части и ему стоило больших усилий держать их в узде. – Медик жив?

– Да, – довольное выражение с лица Вурца словно ветром сдуло.

– Осмотрите Кулика, он ранен.

– Понял.

Вурц махнул рукой медику, который был в его расчете, и они поспешили к Кулику, а Андрей направился к Воробьеву. Тот находился внутри БТРа и рылся в находившихся там ящиках.

– Зачем расстреляли дом? – недовольно спросил Андрей. – Надо было дать им возможность сдаться! Они ведь нам предложили!

Воробьев секунд пять с легким недоумением смотрел на командира, затем оставил ящики и подошел поближе к Андрею.

– Ты в своем уме? – тихо, чтобы никто больше не мог его слышать, ответил он. – Они могли ещё долго там сидеть, решая стоит им сдаваться или нет. А сюда в любой момент могут нагрянуть чип-и-дейлы. А ещё они могли продолжать сопротивляться и увеличить наши потери. Решение было правильным.

Несколько секунд Андрей пристально смотрел в карие глаза Воробьева, затем махнул рукой, нехотя соглашаясь. Он не желал проливать лишнюю кровь, но Сергей был прав – у них не было времени на возню.

Очень вовремя появился Толик. Андрей как раз подумывал отправиться на его поиски.

– Рад тебя видеть, – холодно сказал Андрей, хотя радость была искренней. – Что у вас?

– Потерял Сашку, – немного подавленно доложил Толик. – Ну и рацию вместе с ним. Местные разбежались по лесам, когда началась стрельба, да и вертел я их!

– В последнем я и не сомневался. Что с бандитами?

– Уложили шестерых. Кажись, больше вроде бы нет.

– Хорошо. Значит, нужно забрать тело…

– Это далеко – у нас нет времени.

– У нас есть БТР, – отрезал Андрей.

Адреналин и ещё бог весть что в крови понемногу отпускали, но эмоции все равно ещё зашкаливали. Андрея трясло и он с трудом концентрировал свое внимание. Нужно было быстро определяться, что делать дальше, но в таком состоянии он не мог этого сделать, поэтому решил дать себе минуту, чтобы прийти в порядок.

– Отделение! Подбираем все, что можем унести, пополняем боезапас, и грузимся в БТР! Две минуты на сбор! – проорал Андрей, перекрикивая шум и треск разгорающегося пожара.

Сам же он присел у стены и, обхватив голову руками, будто задумавшись, принялся глубоко дышать. Где-то он читал, что это помогает успокоиться.

Раненого и матерящегося Кулика тем временем перетащили в БТР. Завидев Игоря, он разразился просто неимоверной бранью, обвиняя его во всем случившемся и угрожая оторвать ему яйца, когда поправится. Игорь молчал, опустив голову, и полностью ушёл в себя, ни на что не реагируя. Все произошедшее оказалось для него шоком. Ещё никогда он сознательно, по собственной инициативе, не влезал в передряги, где ему угрожала смерть, и теперь, когда сделал это – получил сильнейшее потрясение.

Что-то в нем надломилось. Нет, не сломалось совсем, но определенно его психика получила удар, оправиться от которого ему будет непросто.

Успокоившись, Андрей все таки признал, что метаться по деревне в поисках тела радиста – не самая лучшая идея, потому он изменил решение, и они направились прямиком через поле в лес на востоке. Толика и Кирилла выгрузили на опушке – они должны были наблюдать за деревней, пока Андрей не разберется в ситуации и не решит, что делать дальше. Углубившись в чащу настолько, чтобы густая растительность обеспечила им хорошее укрытие от обзора, бронетранспортер остановился.

Больше всего сейчас Андрей хотел бы связаться с Родионовым, чтобы узнать обстановку и получить дальнейшие инструкции. Это был самый легкий и правильный путь, но рация была уничтожена, а значит весь груз ответственности за дальнейшие действия в полной мере ложится на него. По крайней мере, пока он не найдет способ связаться с Максом. Словно подтверждая его мысли БТР наполнили матюги Севы, который вместе с Воробьевым некоторое время безуспешно пытался оживить рацию в машине.

Андрей тем временем сосредоточился на оценке обстановки. Он предполагал, что если подмога бандитам все-таки придёт – им понадобится время, чтобы сориентироваться что к чему, и ещё некоторое время, чтобы найти следы их БТРа и выслать погоню. Это при условии, что они вообще найдут эти самые следы. Он поймал себя на мысли, что назвал бандитов тупицами. Это был опасный прецедент. Никогда не смейте недооценивать противника, даже если он ведет себя как полный имбецил – ещё одна заповедь Родионова, которую он хорошо запомнил.

– Кто расскажет – что за взрыв был в деревне? – поинтересовался Чеканкин – выживший боец из расчета Вурца и по совместительству медик отряда.

Воробьев скорчил гримасу, показав ровные слегка желтоватые зубы. Вместо него ответил Сева.

– Это наш затуп. Мы перебили экипажи БТРов, но не докумекали заглянуть в сами машины. Один мы могли угнать, а в другой посадить было некого, вот мы и придумали его зафигачить. Серега забросил внутрь две гранаты и отбежал подальше. Но оказалось, надо было вообще уматывать из деревни к ебени матери – в БТРах были гранатометы и боеприпасы, может, ещё что, не знаю. Рвануло так, что мы просто охренели. БТР здорово разломало, избе рядом тоже влетело будь здоров, кругом ошметки всякие, бревна, опилки, дым – дурдом короче. Шелковскому вон один из осколков лицо рассек.

Саша Шелковский похвастался всем ровным, длинным рассечением на щеке и скуле, которое постоянно кровоточило. Небольшая ссадина была заметна и на ухе – пройди осколок на пару сантиметров глубже – Саша был бы мертв. И всё это его почему-то веселило…

– Нас чуть не прибило вашими ошметками! – недовольным тоном выкрикнул Кулик, и болезненно застонал.

– Это что же получается, у нас теперь есть ещё гранатометы? – уточнил Андрей, пропуская мимо ушей брюзжание Кулика.

– Так точно! – улыбаясь, довольно ответил Сева.

– И много?

– Четыре РПГ-7 и двадцать восемь выстрелов, – спокойно ответил Воробьев.

Вурц и Толя Черенко синхронно присвистнули.

– Воистину добрая новость. Кажется, это чуть ли не больше, чем было у всей нашей банды, – засмеялся Вурц.

– Ну ладно. Вроде бы все понятно. Теперь дальше – Серега, какие есть соображения? У нас нет рации и нужно подумать, что нам теперь делать? – поинтересовался Андрей.

– Если тебя интересует мое мнение – я думаю нам нужно двигаться. Сейчас нельзя останавливаться, – предложил тот.

– Согласен, – задумчиво покачал головой Андрей. – Но куда двигаться? По лесу на БТРе далеко не уедем. Выехать на дорогу все равно, что совершить самоубийство. Идти пешком – слишком много снаряжения – трудно будет его утащить, а бросать гранатометы, если честно, мне жалко. Ну и главное – погоня. Если «волки» пробьются через Чурко или Стахова, или придут с другой стороны, а мы окажемся неготовы – у нас будут бо-ольши-ие неприятности. Поэтому я предлагаю вот что: выбираем в лесу место для хорошей засады, выгружаем из БТРа боеприпасы и оружие и прячем. БТР оставляем приманкой – пусть думают, что мы его бросили. Сами маскируемся, ждем и наблюдаем. Если подмога придет сильная – уходим в лес и черт с ними с гранатометами. Если нет – оцениваем шансы и если они реальные – заманиваем их в засаду и бьем. Готов ручаться – у них найдется рация. А если нет – она может быть в деревне. Если помощь бандюкам не придет – сами идем в деревню и ищем рацию. А там нам уж точно скажут что делать. Что скажете?

– Ты командир – тебе и решать, – твердо сказал Сева.

– Говно он, а не командир! – снова заорал со своего места Кулик. – И братец его говно! Сука ссыкливая! Это из-за них меня ранили, а ещё двоих убили!

Андрей опешил от такого поворота, уставился на Кулика и не мог выдавить ни слова. Даже Игорь, после боя все время пребывавший в прострации, после слов Кулика приподнял голову. На помощь пришел все тот же Сева – он подошел к матерящемуся Кулику и недобро посмотрел на него.

– Закрой пасть, – угрожающе сказал он. – Откроешь ещё раз – разорву тебе её до ушей.

Затем обернулся к остальным.

– Кто ещё хочет высказаться о сержанте?

Он обвел людей тяжелым взглядом, но все молчали, переваривая сказанное.

– Да, командир у нас ещё молодой, в чем-то неопытный, – Сева продолжал сверлить всех недобрым взглядом, – и я тоже поначалу был не в восторге, что должен подчиняться пацану, но именно он придумал план атаки и именно поэтому мы смогли сделать все как надо и остаться в живых, хотя врагов было намного больше, чем нас. И именно его почему-то назначили командовать. Не меня, не Кулика, а его. Так что у кого там есть какие-то размышления на этот счет – идите нахрен. Как вернемся – можете свалить из нашего отделения.

– Сука, так и сделаю! – прорычал Кулик.

Сева развернулся и с силой врезал ему по морде. Кулик всхлипнул и потерял сознание. Андрею показалось, что Игорь украдкой взглянул на Севу с благодарностью.

– Все, хватит! Прекратить дрязги! – воодушевленный доверием Севы, Андрей вернул себе самообладание и резко поднялся. – Я не рвался командовать. Меня поставили перед фактом, как и всех вас. Заслуживаю я быть командиром или нет – сейчас неважно. Важно, что вместе мы – команда. Что Вурц со своими ребятами пришли мне на выручку, когда дело было плохо. Что расчет Воробьева спас нас всех, а возможно, и всю операцию, не раздумывая чем это может закончиться для них самих. Все что важно – это люди. И наше единство, желание приходить друг другу на выручку, быть командой.

Андрей сделал небольшую паузу.

– Я знаю, что у меня мало опыта, понимаю, что накосячил, что чуть всех вас не угробил, поэтому если кто-то недоволен, то Сева прав – вы сможете покинуть отряд по возвращении. Но пока что хотите вы того или нет – я остаюсь вашим командиром. Есть вопросы?

Послышалось дружное «Никак нет». Кулик не мог протестовать – он был в отключке.

3
Подмога «волкам» все-таки пришла. Им понадобилось около полутора часов, но они пришли как раз тем путем, который Родионов считал маловероятным. Игорь как раз уже почти уболтал брата идти в деревню на поиски рации и согласись Андрей на это – часть отряда сейчас застряла бы там в очень паршивом положении. Это был ещё один урок для Андрея, как командира: хочешь прислушиваться к чужому мнению – прислушивайся только к тем, у кого есть реальный опыт в вопросе, но решение все равно принимай сам.

Толик остался на своем наблюдательном пункте, а Кирилла отправил к Андрею с информацией.

– Шестнадцать человек насчитали, – сообщил он, – из техники не пойму что оно такое – то ли танк, то ли бронетранспортер. Вроде и похоже на наше, но с гусеницами. Идут по нашим следам.

– БМП, наверное, – догадался Андрей и содрогнулся от своей догадки. – Какое у него вооружение?

– Пушка… – озадаченно ответил Кирилл.

– Одиночная, сдвоенная? Большая, малая?

– Кажется одна, – все так же неуверенно отвечал Черенко.

На курсах Родионов хорошо обучил их какие бывают типы и разновидности техники, какие её слабые стороны и чем она опасна. Но имело большое значение с каким именно противником они имели дело. Старый БМП-1был опасен, но с ним легко было справиться, БМП-2 не так уж сильно отличался от него, но если у них БМП-3 – ситуация становилась куда сложнее. В любом случае Андрею ещё не приходилось иметь дела ни с одним из них. Поздно было что-то менять – придется ещё больше рисковать, надеясь на удачу.

Для засады Андрей вместе с Воробьевым выбрали место с густой растительностью, и оврагом с одной стороны. БТР поставили так, чтобы овраг был на фланге наступающих, и там легко было укрываться сидящим в засаде.

– Кирилл, дуй обратно – смени отца. Передай, что он мне срочно нужен здесь. Сам переберешься вон туда, – Андрей указал рукой на пригорок в двухстах метрах перед их позицией. – Оттуда будешь наблюдать их перемещения – если начнут что-то мудрить – дашь знать.

Кирилл стремглав бросился выполнять приказ. Андрей осмотрелся, оценивая позиции своих бойцов. Пятеро из них разместились на краю оврага, скрытые кустиками и прикопанные листвой. У них было два пулемета и гранатометы. Воробьев был самым опытным гранатометчиком, поэтому Андрей попросил его показать Шелковскому как обращаться с КПВТ в бронетранспортере, а самого отправил в овраг. По направлению движения «волков» встречал БТР, а на другом фланге, под углом достаточным, чтобы исключить стрельбу по своим, в густых зарослях находились Сева и сам Андрей с пулемётом и гранатометом соответственно.

– Самая опасная позиция у Саши, – Андрей поделился с Севой своими опасениями. – Если мы не сможем раздолбать БМП – Саша будет его первой жертвой.

– Мы справимся, командир, – Сева попытался поддержать и успокоить сержанта. – План толковый. Точно справимся.

– Спасибо, Сева, – с теплотой поблагодарил Андрей. – Ты очень меня выручил.

– Так и должно было быть. И все меня поддержали бы. Один Кулик – гнида. Но мы от него избавимся.

Наконец, послышался хриплый рев БМП. Он был ещё за пригорком, но глухой рык дизельного двигателя становился все отчетливее и поначалу от него по коже бежали мурашки. Андрей почувствовал, как внутри него снова зарождается страх, как тогда, в день его боевого крещения. Всеми силами он старался отогнать это неприятное чувство, понимая, что он может стать причиной беды, но бороться с пронизывающими, разливающимися по телу волнами страха было непросто.

Отряд приготовился. Заметив открытые люки БТРа, бандиты должны будут решить, что он брошен, и направиться к нему. Тогда им придется пройти примерно в пятидесяти метрах от Андрея и его ребят. Вот уже двое их разведчиков показались на пригорке, с которого наблюдал за ними Кирилл, давно сбежавший оттуда. Разведчики лежали в траве и разглядывали в бинокль грязно-желтого цвета БТР, противно контрастирующий с растительностью. Рёв БМП все ещё доносился откуда-то из-за холмика и, судя по звукам, бронетранспортёр объезжал его, как и ожидал Андрей.

Разведчики принялись осторожно спускаться с пригорка, направляясь к засаде. Это не входило в планы Андрея – они подойдут слишком близко и могут заметить его ребят до того, как они смогут уничтожить БМП. Но бандиты, решив, что техника брошена, вновь совершили свою уже классическую ошибку – расслабились. Они неторопливо, но с некоторой опаской двинулись мимо замаскированных позиций Андрея, совершенно не утруждая себя более тщательным осмотром местности на предмет засады. Пройдя немного, один из них махнул рукой, очевидно, подавая знак своим товарищам, находящимся на показавшемся из-за пригорка БМП. Затем разведчики направились к БТРу.

Расстояние между ними и бронетранспортёром быстро сокращалось, а выстрелить по БМП всё ещё не было возможности. Тип БМП сам Андрей все ещё не мог разобрать, но в этом ему помог Сева, который немного разбирался в военной технике – он определил, что это БМП-1. Это была старая, можно сказать – древняя модель. Их гранатометов будет более чем достаточно, чтобы с ней разобраться. Разумеется, если они попадут.

«Совсем скоро они дойдут до БТРа и увидят Шелковского. Или же Саша начнёт стрелять раньше времени»: нервничая, размышлял Андрей, пытаясь рассчитать успеет ли БМП выползти куда надо.

Обстановка накалялась, в руках вновь появилась лёгкая дрожь, которую он с таким трудом смог приглушить. Всё тело напряглось и сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Разведчики бандитов были уже в каких-то двадцати метрах от БТРа… пятнадцати… десяти… БМП все так же медленно полз далеко позади них. Вот они уже в паре шагов… остановились. Осматриваются.

– Неужели что-то заметили? – разволновался Андрей. – Ну же, БМПшечка, давай, родная, ползи…

БМП успел. Прежде, чем разведчики заглянули в БТР, из-за деревьев, подминая кустики, выехал БМП с сидящими на нём бандитами и, проехав ещё пару метров остановился. Наверное, его водитель чувствовал что-то пятой точкой, потому что он навёл своё орудие на БТР. Вряд ли он мог знать, что в нем сидит Шелковский с нервами на пределе. Саша видел приближение «волков» и понимал, что его скоро обнаружат, но хорошо помнил инструкции Андрея и знал, что если начнет стрельбу раньше времени – гарантированно погибнет. На крайний случай он готов был убить незадачливых разведчиков с помощью автомата, если бы те подошли слишком близко, и попытаться укрыться в зарослях. Не знал водитель БМП и о прицелившихся в его машину гранатометчиках.

Андрей выстрелил первым. Громкий хлопок, с которым вылетает граната из РПГ, а за ним и ещё два услышали и солдаты на БМП и горе-разведчики. Три гранаты с негромким шипением устремились к бронетранспортеру. Прошло, наверное, меньше секунды до того, как граната Воробьева угодила в борт БМП и произвела просто катастрофические для бандитов последствия.

Немногих выживших бандитов, сброшенных с брони взрывной волной, ожидал неприятный сюрприз, который понять они, впрочем, не успели. Почти сразу после попадания БМП сильно дёрнуло, некоторые его люки вздулись, другие совсем были сорваны со своих мест и отброшены далеко в стороны, из машины повалил дым, и её начало буквально рвать на части – сдетонировал боекомплект. Начавшуюся канонаду, сердитое шипение разлетающихся осколков и вопли случайно выживших бандитов дополнил шквальный огонь БТРа и бойцов Андрея. Гранаты Черенко и Романова не попали в цель, а пролетели мимо и обе врезались в деревья неподалеку, взрывом разломив стволы. Деревья с треском упали на землю, поставив финальную точку в этом представлении.

Когда стрельба утихла, Андрей ещё какое-то время заворожено глядел на горящий БМП, затем передал разряженный гранатомёт Севе, и медленно поднялся с колена. Со стороны оврага послышался радостный возглас:

– До чего же красиво подохли, суки!

И тут же чуть менее громкий ответ:

– Вертел я их красоту!

– Скорее! – скомандовал Андрей. – Проверьте не осталось ли выживших и уходим!

Двое солдат осторожно подошли чуть ближе к горящему БМП, опасаясь, что не весь боезапас сдетонировал – никто из бандитов не подавал признаков жизни. Тишину нарушал лишь треск огня горящего бронетранспортёра и гул двигателей БТРа. Убедившись, что выживших нет, отряд, наспех собрав трофейное оружие, снова погрузился в бронетранспортер и тот, ревя мотором и, ломая молодые деревца и кусты, устремился в лес. Андрей снова отлично справился с ситуацией и думал об этом не без гордости, но проблему с рацией они пока так и не решили.

Пришлось снова спрятаться, обустроить засаду, и отправить несколько человек обратно в деревню, в надежде отыскать там работающую рацию. Потеряли на этом три часа, но рацию так и не заполучили – в деревню понемногу стали стягиваться жители, да и «волки», присланные на подмогу, додумались оставить там небольшой гарнизон с ещё одной БМП, а вступать в очередную драку в таких условиях Андрей опасался. К тому же его бойцы хоть и были в приподнятом настроении, но перенапряжение и усталость были заметны даже после первого боя, а теперь и подавно.

Поэтому он решил оставить эту деревню и штудировал карту на предмет других возможных целей. И они нашлись – в восьми километрах был небольшой блокпост, который контролировал лесной разъезд. Там можно было нарваться на большие проблемы или, учитывая беготню и неразбериху в рядах бандитов – добыть вожделенную рацию у слабого гарнизона. В любом случае других вариантов дальнейших действий у Андрея пока что не было.

Глава 4.2

4
Дважды БТР чуть было не застрял в лесу, и ценой невероятных усилий им удавалось спасти его. Кулик пришел было в себя, начал что-то требовать и повторно получил по голове, на этот раз от Толика. Шелковский с гордостью и никак не проходящим возбуждением в десятый раз пересказывал, какого нервного перенапряжения стоило ему не начать стрелять. Когда Вурц назвал его мистером «стальные яйца» Саша ощутил себя чуть ли не терминатором и все время твердил, что разорвет всех бандитов до единого чуть ли не голыми руками.

– Ну все, мужики, банде гайки, дальше можно не ехать, – смеялся Вурц. – Саня с Толиком и вдвоем справятся – один будет всех вертеть, а другой – рвать в клочья.

Шутку оценили и начали и дальше крутить тему. Веселье и хорошее настроение помогали людям легче переносить сумасшедший стресс, в котором они находились уже продолжительное время. Даже Игорь под воздействием такой позитивной атмосферы немного оклемался, но на вопросы по-прежнему не отвечал, и был раздражителен, поэтому его не трогали. Когда надо было вытаскивать БТР – он помогал наравне со всеми, но все равно молчал, погруженный в свои мысли.

Подобравшись поближе к нужному месту, БТР оставили на Игоря и Кирилла в полутора километрах от блокпоста. Кулик стал настолько неадекватен, что его решили связатьот греха подальше. Остальная часть отряда подошла к цели и ждала Толика, как обычно отправленного вперед. Ждали довольно долго.

По его возвращении узнали следующее: блокпост находился на небольшой высотке и был оборудован четырьмя пулеметными точками с крупнокалиберными пулеметами на них. Внизу у холма находились какие-то сараи, на самом холме среди боевых позиций под маскировочной сетью стояла большая палатка, из которой доносились голоса. Почему бандиты оставили свои посты и чем они там занимаются было неясно.

Где-то вдалеке ударила молния, на мгновение осветив небо вспышкой. Андрей взглянул на тяжелые тучи, которымионо уже некоторое время было затянуто, размышляя сколько времени у них есть, прежде, чем начнется ливень. Землю все сильнее окутывала темнота, снова послышались глухие раскаты грома. Не стоит дожидаться дождя – лезть под гору по хлипкому грунту под огнем пулеметов – слишком экстремальное развлечение.

Андрей осмотрел холм в бинокль и заметил бандитов. Вместо того чтобы находиться возле пулемётов в боевой готовности, что в условиях, сложившихся в данный момент для «волков» просто жизненно необходимо, они собрались возле палатки и занимались непонятно чем, изредка издавая громкие радостные возгласы, доносящиеся даже до бойцов Андрея.

Разделившись по двое, Романов и его люди осторожно, стараясь издавать как можно меньше шума, окружили блокпост. Раскаты грома раздавались все чаще, играя им на руку.

Блокпост, как и описывал его Толик, состоял из большой открытой палатки из грязно-зелёного брезента и маскировочных сетей, растянутых рядом с пулемётными позициями, ограждёнными мешками с песком и колючей проволокой. Каждая из позиций находилась по свою сторону холма, но в случае необходимости могла помочь огнем своим соседям. Для «волков» даже такая организация позиции была большой редкостью.

Каждая пара атакующих медленно ползком подбиралась к беспечным врагам, а те продолжали заниматься своими делами, ни о чем не подозревая. Подобравшись ближе, Андрей подтвердил свою догадку – бандиты были просто пьяны. К тому же они играли в карты, а это, ясное дело, увлекает куда больше, чем бдение у пулемета.

Захват превратился в детскую забаву – пока до пьяных вдрызг «волков» дошло, что происходит, Черенко и Сева уже крепко связали их, найденной тут же проволокой. Страх моментально протрезвил их головы, и в мутных глазах некоторых из них стали появляться проблески такого сложного в этих условиях умственного процесса. Все они судорожно вертели головами, испуганно вращали глазами, глядя на неизвестных им вооружённых людей, и с ужасом ждали развязки. Когда человек беспомощен и понимает, что его ждёт – становится ещё страшнее, ведь он не может сопротивляться, не может даже попытаться отстоять свою такую хрупкую и легко отнимаемую жизнь. Штабель пустых бутылок, несколько полных, ящик и карты на нём уже совсем их не привлекали.

– Рация. У вас есть рация? – громко спросил Черенко.

Никто из пленников не ответил. Андрей гадал почему – от страха или от алкоголя. Черенко, поняв, что они так и будут молчать, резко передёрнул затвор автомата.

– Я спрашиваю ещё один раз – потом один из вас помрёт. Рация есть? – рявкнул Толик так, что даже Андрей посмотрел на него с опаской.

– Д-да, – еле выдавил один из пленников и кивком головы указал на брезент в метре от него.

Ситуация ненадолго разрядилась. Толик сдёрнул брезент, и на лице у него появилось выражение облегчения.

– То, что нужно, – оценил Сергей и, положив рядом автомат, с видом знатока взялся за рацию.

Он что-то там крутил, переключал, клацал, рация в ответ шипела, затем хрипела, но никаких внятных звуков так и не издала. Толик скептически смотрел на задумавшегося Сергея, который никак не мог разобраться с ней. Андрей молча ждал, искоса поглядывая на пленных бандитов, которые по-прежнему не знали, какая участь их ожидает. Остальных бойцов Андрей отправил к пулеметам следить за дорогой, чтобы в случае чего их не постигла та же участь, что и нерадивых сторожей блокпоста.

– Ты же говорил, что умеешь пользоваться этой штукой? – начал нервничать Толик, когда Сергей спустя десять минут терзаний радиостанции так ничего от неё и не добился.

– Скажи спасибо, что я ещё спросил частоту, на которой связистобщался с базой, иначе ты бы с сосны орал, – огрызнулся Сергей и добавил. – И вообще, я не радист.

Черенко отошёл в сторону и, вытащив сигарету, добытую в карманах у пленников, нервно закурил. Сергей ещё немного повозился и, наконец, сумел связаться с отрядом Родионова. Правда, пришлось подождать, пока к рации доберется сам Макс.

– Романов?! Какого хрена ты пропал?! – послышался знакомый, но слегка раздраженный голос. – Где вас черти носят? Давай докладывай.

Андрей кратко пересказал о своих достижениях и потерях, а также о злоключениях, связанных с потерей рации.

– Ну, засранец, – радостно ответил Макс, когда Андрей закончил докладывать. – РПГ это хорошо-о. Значит так, обстановка следующая: на нас с тобой поперло много народу. Чурко справился со всеми, а Стахов осилил только первую волну – потом ему пришлось отступать, а из-за него и мне. Чурко ждал тебя сколько мог, но сейчас уже подошел ко мне. Ты тоже давай бери ноги в руки и дуй на Волчье логово. «Волки» сильно распылили силы, которые у них там были, поэтому мы перегруппировались и попробуем связать их тут и удерживать, пока вы все не соберетесь. Дьяков тоже на подходе. Будешь рядом – выйдешь на связь и я сообщу с какого направления можно входить в городок. Вопросы?

– Вопросов нет.

– Тогда удачи. Конец связи.

Родионов отключился. Похоже, обстановка складывалась в их пользу, и нужно было только поспешить, пока банда не опомнилась. Слушавшие разговор бойцы были очень воодушевлены услышанным.

Но Макс не сказал Андрею, что Стахов потерял восьмерых и чудом унес ноги. Не сказал, что Дьяков полностью потерял одно отделение, второе понесло большие потери, а Олег вместо «волков» случайно атаковал колонну скупщиков рабов и скорее всего огреб по полной, потому что после этого на связь больше тоже не выходил. Соответственно у Коли осталось всего лишь одно отделение.

Андрей и его бойцы всего этого не знали и искренне радовались успехам своих товарищей. До Волчьего логова от их позиции было не больше двадцати километров, и Андрей решил рискнуть и отправиться к Родионову на БТРе. Риск, конечно, был велик, но время поджимало и стоило попробовать. Он отправил Севу за бронетранспортером, и на всякий случай выслал разведчиков. Оставалось только ждать.

Оставшиеся бойцы были на улице. Внутри были только пленники, Воробьев и Андрей. Воробьев, сидя у выхода, достал последнюю сигарету и неуверенно теребил её в руках, поглядывая на пулеметы, установленные на позициях.

– Давай и пулеметы заберем, – предложил он. – Тяжелое оружие всегда представляет ценность.

– Хорошая идея, – кивнул Андрей. – Возьми это на себя.

Воробьев кивнул и вышел из палатки. Наконец, он остался в палатке один. Не считая пленных бандитов. Жалкие и испуганные, они со страхом и одновременно с надеждой смотрели на него.

– Что же с вами делать? – спросил он.

Бандиты молчали, наверное, понимая, что этот вопрос Андрей задал сам себе. Романов уселся напротив них, положил автомат на колени и принялся разглядывать небритые и осунувшиеся от постоянных пьянок лица пленников, пытаясь найти как можно больше аргументов, чтобы сохранить им жизни. Раньше, когда он был слаб, он ненавидел подобных им всей душой, и не раздумывая поубивал бы их всех, если бы имел возможность. По крайней мере, так он всегда думал.

Теперь, держа в руках оружие и имея возможность это исполнить, он по-другому смотрел на вещи. Теперь он имел власть над ними, имел право выбирать жить им или умереть. И когда у него появился такой выбор, ему не хотелось убивать. Он больше готов был защищать чужую жизнь с оружием в руках, чем с тем же оружием стремиться отнять её.

Но какой выбор будет правильным?

Севе понадобилось чуть меньше часа времени, чтобы вернуться. На звук двигателя подтянулись и разведчики. Шелковский, Чеканкин и Воробьев взялись грузить в БТР пулеметы и патроны к ним и остальные тут же к ним подключились – как раз начал накапывать дождь, поэтому они торопились, чтобы не дать оружию намокнуть. Когда дело было сделано, остался последний вопрос.

– Что будем делать с пленниками? – поинтересовался Андрей.

– Мочить, конечно, – удивленно ответил Толик не раздумывая ни секунды.

– Тебе лишь бы мочить…

– А что же тогда? – на лице Толика проявился трудный мыслительный процесс.

– Я предлагаю сохранить им жизнь, – ответил Андрей.

Все взгляды устремились на командира. Похоже, никто больше такую идею не поддерживал.

– Этоглупо с нашей стороны, командир, – сразу же высказался Вурц. – Во-первых, эти ублюдки – наши враги. И они бы нас не отпустили, это я тебе гарантирую. А во-вторых, за все, что они творили…

Бойцы зашумели, обсуждая судьбу пленников. Те, слыша разговор, в свою очередь тоже взбудоражились, моля о пощаде и наперебой обещая никогда в жизни больше не брать в руки оружие. Неожиданно для всех слово взял Игорь.

– Они жгли наши дома, насиловали женщин, убивали наших друзей. А если не они – то те, с кем они заодно и кого они поощряли. Если мы их отпустим – они вернутся к своим, и завтра будут снова стрелять в нас. Просто потому, что другого они не умеют, не знают, и не хотят. Поэтому приговор им только один – смерть.

Он говорил громко и твердо, чего в свете последних событий никто от него не ожидал. В нотках его голоса Андрей расслышал твердый голос отца.

Некоторые раскрыли рты, слушая такую речь. Шире всех он был открыт, наверное, у Андрея, никак не ожидавшего от всегда благоразумного и совсем неагрессивного брата ни такой речи, ни тем более такой кровожадности. Никто не промолвил ни слова. Большинство – потому что были согласны, но при этом все равно все ждали, что ответит на это Андрей. Лишь пленники продолжали слезно умолять, но на их стенания, доносившиеся из палатки, никто не обращал внимания.

– Если честно, – после долгого молчания начал Андрей, – я в замешательстве. Вы предлагаете перебить их, словно мы какие-то мясники. Но я так не могу – мне мучительно трудно слушать их стенания и мольбы, и все равно хотеть их казнить.

– И что же будем с ними делать, командир? Выпьем на брудершафт и отпустим?

Это были слова Севы. Сказаны они были с плохо скрываемым недовольством. Этот тон и молчание остальных стало для Андрея сигналом к тому, что отделение не разделяет взгляды своего командира. Пошли бы парни на нарушение приказа или нет было тем ещё вопросом. Важнее было – насколько сильно пострадает авторитет Андрея, если он не их поддержит? Вероятно, катастрофически.

Поразмыслив немного, Андрей предпринял последнюю попытку переубедить своих людей.

– Я вот что скажу – убийцы они или нет сейчас неважно. Важно то, что они наши пленники и ничто не мешает нам погрузить их в БТР и отвезти Родионову, а потом, когда все закончится, мы отдадим их на суд всех людей, которых они угнетали. Но если мы казним их сейчас – мы будем ничем не лучше их.

Андрей выдохнул. Эта попытка подобрать нужные слова стоила ему больших усилий, но он чувствовал, что сделал все, что было в его силах. Пока что никто не ответил. И никто до сих пор не посмотрел ему в глаза.

– Итак, моё мнение вы знаете. Поскольку оно отличается от вашего и я в меньшинстве – отдаю их в ваше распоряжение, а вы уж решайте кто вы. У вас пять минут – жду всех в БТРе.

Закончив говорить, он сразу же ушел, не дожидаясь пока кто-то что-нибудь скажет и опасаясь, чтобы его не остановили. Пленные, понимая, что он ‒ их единственная надежда, осознали, что с его уходом потеряли последние шансы сохранить свои жалкие жизни. Двое принялись рыдать, что-то неразборчиво мямля, остальные сначала просили, затем умоляли, а потом уже сыпали проклятиями и угрозами, тем самым лишь ещё больше настраивая людей против себя.

Андрей поглядывал на часы – отведенное им время прошло, но бойцы не возвращались. Выстрелов тоже не было. Промелькнула надежда, что он подумал о своих парнях хуже, чем они заслуживали. Улыбнувшись краешками губ, он стал размышлять непойти ли поторопить их, но в дверях показался Воробьев. С мрачным взглядом он жестом показал Андрею, чтобы он оставался в машине. Длинная автоматная очередь окончательно развеяла уверенность, что рядом с ним вовсе не кровожадные убийцы, ведомые жаждой кровавой мести. Но самое ошеломляющее было ещё впереди.

БТР стремительно несся по ухабистой дороге. Воробьев находился в рубке, готовый к неожиданностям, Сева – за рулем. Остальные с угрюмыми лицами сидели в десантном отделении, молчали и избегали смотреть на командира, сверлившего их разочарованным взглядом.

– Кто исполнил? – не выдержав, спросил он, наконец.

Некоторое время никто не отвечал. Андрей уже собирался повторить вопрос, когда ответ дал Игорь.

– Я, – мрачно сказалон.

‒ Почему именно ты? – не веря своим ушам, выдавил Андрей.

– Сам предложил, сам и сделал. Они это заслужили.

Андрею было что сказать, было много эмоций, готовых выплеснуться, но он сдержался. Сделал пару глубоких вдохов, помолчал, и лишь чуть дрожащим голосом, сдерживаясь, спросил:

– А если нет? Если они годами пьянствовали на этом блок-посте и никому не причинили зла?

– Я в это не верю, – парировал Игорь. – И ты в это не веришь. И никто из наших не верит. Они убийцы, садисты и насильники. И получили по заслугам.

Скривив губы, Андрей покачал головой. Он сильно разочаровался в брате. Причем дважды всего лишь за один день! Захотелось спросить почему же он не был так храбр во время боя? Что, стрелять по безоружным легче, потому что они не стреляют в ответ? Но последняя мысль внезапно привела к другому выводу ‒ стрелять по безоружным гораздо тяжелее. Для этого нужна чистая, незамутненная ненависть. Ведь в бою ты защищаешь свою жизнь и поэтому там не нужно искать мотивацию, чтобы убивать. Но стрелять по беззащитным, слушая их мольбы и глядя им в глаза…

Внезапно он почувствовал страшную усталость. Будто у него отняли что-то, что давало ему силы, вынули батарейку. Расхотелось что-либо говорить.

– Пусть будет так, – выдавил Андрей, не глядя на брата.

5
Повторный сеанс связи с Родионовым вновь вернул напряжение. Отряд Андрея в глубине души наивно надеялся, что пока они доедут, бой уже закончится, но Макс быстро развеял их надежды.

Несмотря на большие потери и рассредоточение, банда все ещё располагала достаточными силами в Волчьем логове. И позиции для обороны у них были хорошо подготовлены, что немного удивило атакующих. Оказывается, «волки» разгильдяйски относились к чему угодно, но не к своей главной базе: тут у них все было оборудовано как надо, и бойцов везде тоже хватало. Оборонялись они хоть и тактически бестолково, но упорно, а порой и отчаянно. Нечего было даже надеяться, что они уступят и побегут. Возможно, потому что им просто некуда было бежать.

Бандиты имели чуть ли не пятикратный перевес в людях и могли запросто организовать контратаку и смести Родионова с позиций. Проблема и комичность ситуации была в том, что ни одна из сторон об этом не знала.

Макс, понятное дело, ожидал сопротивления, но совсем не такого, как ему оказали. Волчье логово оказалось слишком крепким орешком и слишком нужным банде, чтобы она вот так просто его сдала. Поначалу ребят Родионова встретили шквальным, но плохо организованным огнём легкого и тяжелого стрелкового оружия, бронетранспортеров и гранатометов, и отогнали обратно в лес. Со второй попытки маневрами и хитростью Родионов сумел подавить значительную часть огневых точек и уничтожить три бронетранспортера, включая один БМП, но в итоге все равно вынужден был снова отступить.

Защищавшихся было намного больше, они уже дважды имели возможность перейти в контратаку и разбить атакующих наголову, но ни разу не сделали этого. По мнению Макса либо командир у них был бестолковым, либо они, наученные горьким опытом попадания в засады, опасались что Родионов и тут припрятал какой-нибудь туз в рукаве. В любом случае их упертая усидчивость позволяла Максу немного расслабиться и начать диктовать противнику свои условия боя, издалека планируя штурм и подавляя огневые точки и технику «волков», чаще всего вообще без каких-либо потерь.

В результате бандиты заметно ослабли, и с третьейпопытки Макс таки вошел в город и даже сумел закрепиться в нем, но продвинуться дальше не мог – сказывался дефицит огневых средств и людей. Толковых, башковитых кадров Максу тоже сильно не хватало. Что уж говорить про профессионалов? Многое приходилось делать самому, а это сильно замедляло темпы наступления и временами даже бестолковым «волкам» давало время среагировать.

Один раз они все таки решились и предприняли массированную атаку, которая закончилась для них большими потерями как в технике так и в живой силе. Родионов заманил их в улицы, уничтожил с помощью гранатометов головную и замыкающую машины, а остальные забросал гранатами и трофейными коктейлями Молотова, которые его бойцы нашли в большом количестве на одной из захваченных бандитских позиций. После такого разгрома «волки» немного поумнели и технику в город больше не отправляли. Живой силы для ещё одной подобной операции им теперь тоже не хватало, но зато запасы позволяли сидеть в осаде очень долго.

Так они и сидели, грозно глядя друг на друга. С обеих сторон по позициям противникаизредкапроводилась беспокоящая стрельба, а от бандитов иногда прилетали и выстрелы из РПГ, чего Родионов позволить себе не мог – боеприпасов было критически мало. Но в остальном и бандиты, и бойцы Родионова вели себя пассивно. Положение должен был исправить Романов, поэтому его ждали с нетерпением.

Макс и ещё двое бойцов прятались за догорающим БТРом, перегородившим узкую улицу. В полусотне метрах впереди из окна второго этажа ободранной пятиэтажной «хрущевки» по ним изредка постреливал пулемет. Родионов, абсолютно игнорируя огонь пулемета, объяснял бойцам как снайперы выбирают себе позиции и как эти возможные позиции определять. Оба внимательно слушали и кивали, но только один пытался что-то понять. Другой просто слушал и с фальшивым заинтересованным видом кивал. Позже, когда они отправились выполнять задание, он погиб.

Рука Макса иногда показывалась из-за БТРа, указывая что-то на «хрущевке», но сам он не высовывался. Обозленный пулеметчик уже несколько раз открывал огонь по руке, но та мелькала совсем ненадолго, и попасть в нее он не мог. Один раз, правда, рука эта задержалась чуть подольше, демонстрируя пулеметчику средний палец, но, прежде чем тот открыл огонь, стремительно исчезла. Больше она не показывалась.

Вернувшись на свой командный пункт, Родионов испытующе взглянул на радиста. Тот виновато посмотрел на командира, будто все зависело от него.

‒ По-прежнему ничего, ‒ сказал он, исподлобья глядя на Макса.

Родионов вздохнул.

‒ Ладно, давай полковника.

Он достал сигареты, которые ему посчастливилось найти в карманах одного из погибших «волков» и принялся грязными руками выбивать одну из них из пачки. Где их взяли сами бандиты оставалось загадкой, но Макс с радостью взял бы адресок.

– Ну? Что там с помощью? У них там есть пара танков и мне нечем их бить, – голос Макса был совершенно спокоен.

– Дьяков сообщил о приближении колонны с юга, – ответил Павел совсем не то, что хотел бы услышать майор.

– И что мне с ними делать?

– Мы мчимся на всех парах, но вряд ли успеем раньше Романова. Продержитесь до его прибытия.

Макс на секунду отвлёкся, чтобы закурить сигарету. Потом снова взял в руки рацию, хотел что-то съязвить, но передумал.

– Сделаем. Конец связи.

Отложив рацию, Макс немного нервно докурил сигарету и отправился к площади, которая вот уже три часа была самым горячим местом в городе. Площадь была почти квадратной со стороной около двухсот метров. На одной её стороне по уши окопались «волки», удерживая ряд зданий, за которыми располагались их склады, на другой находились бойцы Родионова. «Волки» вели себя вольготно и в последнее время частенько постреливали в сторону противника, но атаковать и выбросить захватчиков из своего города все равно не пытались, вероятно, ожидая подкреплений.

Минометы бандитов притихли, но у них оставалось ещё два танка, которые постреливали прямой наводкой по позициям Родионова, убив осколками одного бойца и создавая серьезное психологическое давление на остальных. Но вскоре на продолжительное время утихомирились и они, а следом и вообще какая-либо стрельба. Бойцы удивленно переговаривались, пытаясь понять, что происходит. Ответ дали сами бандиты ‒ с их позиций медленным шагом через площадь шли трое невооруженных мужчин, один из которых размахивал большой белой тряпкой, привязанной к куску арматуры.

‒ А вот это уже интересно, ‒ улыбаясь во весь рот, Макс потер руки. ‒ Замаскироваться и повысить бдительность! Ерошин! Разведку на фланги, о любой активности докладывать немедленно!

Троица тем временем, удостоверившись, что их намерения поняты правильно и стрелять по ним никто не собирается, немного ускорилась. Двоим было лет по сорок пять, оба с пропитыми лицами, пустыми рыбьими глазами и наглыми мордами, одеты в форму с нашитыми на рукавах ощерившимися волчьими пастями, какую носили почти все боевики банды. Налицо были все признаки праздной и разгульной жизни, и Макс подумал, что на деле они могут быть лет на десять младше, чем выглядят. Третий же, судя по виду, был птицей повыше чином, одет в слегка потрепанную, распахнутую дубленку, утепленные штаны и тяжелые блестящие ботинки с болтающимися по бокам цепями. Все руки у него были в золотых перстнях и печатках, из-под дубленки тоже выглядывали толстенные золотые цепи, которые, казалось, должны были согнуть своего носителя пополам. На голове у него ничего не было. Волос тоже. Зато лысина блестела даже в такой пасмурный день, и Родионов не смог не подумать о том, чем именно, а главное ‒ зачем он её натер.

– Есть разговор! – тяжелым басом прокричал лысый. – Проведите нас к командиру!

Макс осторожно выглянул из-за разрушенной стены.

– Он не здесь! – с опаской крикнул он.

Его бойцы удивленно взглянули на него.

– Тогда отведи нас к нему.

– Можете мне все сказать. Я тоже могу вести переговоры.

Лысый смерил его презрительным взглядом.

– Я буду базарить токо с тем, кто все решает. Так что давай, говнюк, веди меня к главному.

– Не хотите говорить – не надо, – Макс пожал плечами и указал рукой на позиции бандитов. ‒ Ваши ‒ там.

Лысый задрожал от гнева, оглянулся на своих и неуклюже махнул рукой, вероятно, намереваясь что-то им сказать. Затем, немного подумав, согласился, потребовав гарантии безопасности. Просьба была наивной, особенно если учесть с кем именно Макс имел дело, но онничего не терял и потому заверил лысого, что с ними все будет в порядке.

Поразмыслив пару секунд, Лысый неуверенно двинулся внутрь разваленного огнем банды здания, а сам Макс спустился к нему, держась у стены, чтобы в случае чего можно было быстро укрыться. Бандит стоял напротив и веселил Макса блеском лысины. Его сопровождающие держались немного позади, опасливо осматриваясь.

– Ну, чем обязан? – торопливо спросил Родионов.

– Слушай сюда, говнюк… – начал лысый, но Макс тут же замахал руками.

– Я сегодня нервный, – без тени доброжелательности сказал он. – Так что, если собираешься меня оскорблять – предупреждаю: все зубы отсюда не унесешь. Если вообще уйдешь. И твои болванчики тебе ничем не помогут.

Лысый побагровел, сверля Макса злобным взглядом, потом сплюнул Максу под ноги. Тому вспомнился Черенко и его любимая фраза: «Вертел я тебя».

– Окей, братишка, – сказал бандит, выставив перед собой ладони. – Проехали. Короче, слушай сюда. Расклад такой, что мы хотим сохранить ваши жизни. Вы дерзкие, четкие мужики, шарите воевать, а нам такие пригодятся. Передай командиру, что мы предлагаем такую тему – вы всей бандой переходите к нам. Будете подчиняться нашему главному, а за это получите награду. Все что у вас было до того, как вы сегодня утром напали на Сосновку – оставим вам. Чисто потому что зауважали за ваш навык. Но все остальное – это уже не ваше и придется вернуть.

– И какая вам выгода? Мы вас неслабо поимели – вы вот так просто нам это простите? – поинтересовался Макс, когда лысый умолк.

Лысый снова сощурился и взглянул на собеседника из-под бровей.

– Расклад вокруг нас всех – вас и нас – накаляется. Учитывая ваши умения, мы согласны закрыть глаза на эти неприятные комариные укусы и один раз вас простить. Живите себе дальше, делайте что вы там делали, а когда понадобится – поддержим друг друга.

Макс отметил, что чем дольше они разговаривают, тем больше Лысый вспоминает нормальных слов, которыми явно давно не пользовался. Бандюкам в основной их массе вообще был присущ блатной жаргон.

– Угу. То есть ты предлагаешь драться за вас. А если мы не согласимся?

– То вам пи. ц, – спокойно заметил лысый.

– Да ладно? – недобро ухмыльнулся Макс.

Лысый смерил его презрительным взглядом.

– Сколько вы ещё продержите осаду? – спросил он. – К нам вот-вот подтянетсяостальная братва и перемешает ваши тела с землей. Меня прислали сюда только потому, что я вижу возможность сохранить вам жизни, чтобы мы все получили от этого пользу. Да, вы чего-то там шарите, застали нас врасплох, но вы бомжи, вы никто. И через день-другой мы вас всех вырежем, как свиней. Я предлагаю тебе единственное будущее, которое для вас возможно.

Макс задумался. Да, у «волков» ещё много сил, и они действительно имеют все шансы победить в этой войне, но так ли все радужно на самом деле, как говорит этот лысый хрен? Такая подмога, которую нельзя осилить – с военной базы – к ним придет не раньше поздней ночи. Если вообще придет. До того от «волков» в Волчьем логове не останется и следа. Как только подойдут Дьяков, Гронин и Романов, сил станет достаточно, чтобы смести «волков» к чертовой матери. А что могут значить слова лысого о том, что расклад вокруг них накаляется? Макс задал этот вопрос.

– Есть ребята, которые никому из нас не по зубам, – уклончиво ответил лысый. – Эти люди даже не заметят нас, если захотят сожрать. Но мы кое-что замутили в этом направлении и нашли годную крышу. Поверь мне, расклад такой, что без нас у вас вообще нет шансов выжить. Даже если случится чудо, и вы сможете выстоять против нас, то с тем, что скоро начнется, вам не справиться. Стычка с нами – это как поссать против ветра – вы окажетесь замоченными.

Лысый ухмыльнулся, довольный своим корявым остроумием.

– Ну а если струя у вас будет сильной, то потом придется ссать против бури. И тогда…

Откуда-то принесло глухое раскатистое эхо канонады. Лысый вздрогнул, но на его лице почти сразу же растянулась самодовольная улыбка.

– А вот и мы, – противно растягивая слова, елейным голоском протянул он и мерзко улыбнулся.

– Ерошин! – крикнул Макс.

Из-за угла выскочил боец с автоматом наперевес. Сопровождающие лысого напряглись. Как и он сам.

– Выясни что происходит. Если надо – от моего имени свяжись с полковником. Пулей! – резко приказал Макс.

Услышав командирский тон Макса, и заметив, как тот переменился, Лысый посмотрел на него иначе. Он начал догадываться, что Макс водил его за нос, но пока молчал, заново изучая оппонента. Родионов больше ничем не выдал своего волнения. Он просто оперся спиной о кирпичную стену и смерил взглядом троицу напротив, размышляя стоит ли отпускать их обратно. Парламентеры парламентерами, но бандиты не были похожи на людей чести. Они пришли к нему только потому, что проигрывают и Макс был уверен в этом, даже несмотря на то, что где-то на подступах к Волчьему логову шел серьезный бой, от результатов которого зависели жизни его людей и его собственная.

Сверля друг друга взглядами, провели минут пять. Максу даже курить не хотелось, хотя лысый очень медленно, чтобы не провоцировать, полез за борт дубленки, достал оттуда блестящую металлическую зажигалку и пачку сигарет, одну из которых предложил ему. Искушение было велико, но Макс проигнорировал предложение. Прикурив, лысый снова приковал все свое внимание к Родионову. Неопределенность волновала его. Родионов теперь был для него непредсказуем, а то, что он по сути был загнан в угол в глазах лысого делало Макса ещё более опасным.

– У тебя все меньше времени, – решил поторопить он. – Ты еще можешь спасти своюбратву. Отступите, и все будет тип-топ.

Макса невозможно было расшатать такой примитивной провокацией. В своей жизни он побывал во многих боях, так что начало очередного из них не могло заставить его нервничать. Поэтому ни во взгляде, ни в выражении его лица ничего не изменилось, и лысый немного смутился. Ещё больше он смутился, когда вернулся Ерошин.

– Полковник сообщает, – доложил он, – цитирую: ведем бой с большими силами «волков», Дьяков со мной, Романова отправил к вам. Не допустите прорыва «волков» из города.

При последних словах Родионов резко оторвался от стены и направил оружие на лысого и его людей. Ерошин, не понимая, что происходит, интуитивно сделал то же самое. Теперь лысый и его сопровождающие по-настоящему занервничали.

– Мы парламентеры. Вы не можете нас убить! – проревел он.

– С волками жить – по-волчьи выть, – спокойно парировал Макс. – Так что можем. Но не станем. Ерошин, позови кого-нибудь – нужно их связать.

Ерошин вышел и через минуту вернулся ещё с двумя бойцами и веревками. Парламентеров связали и перевели в более безопасное место.

– Это для вашего же блага, – с леденящим душу спокойствием сказал Макс, присев рядом с ними. – Вы же побежите к своим, расскажете, что тут слышали. Зачем нам эти проблемы?

Макс поднялся, глядя на пленников абсолютно безразличным взглядом.

– Ты, наверное, уже понял, что мы не отступим. Так что не обессудь. Поскольку вы парламентеры – обещаю, что ваши жизни мы сохраним, чем бы все ни закончилось.

6
Гронин со свежими двумя отрядами и Дьяков с остатками своих сил лоб в лоб столкнулись с подкреплением бандитов под Волчьим логовом и сумели уничтожить значительную их часть, а остатки рассеять. Победа не далась легко, но и трудной Гронин её бы не назвал. Бандиты были слабым противником, часто паниковали и делали ошибки там, где достаточно было лишь проявить характер и стоять до конца. Несмотря на всю свою браваду и показную крутизну, на деле они обладали психологией простейших гопников – беги, если противник тебя не боится. Поэтому во многих случаях достаточно было лишь надавить посильнее, и «волки» бросали все и бежали что есть духу с тактически выгодных позиций. И этот раз не оказался исключением.

Те, что окопались в городе, после разгрома так сильно ожидаемой помощи, заметно упали духом, и вечером, во время финального штурма, быстро сдались. Серьезное подспорье в обоих боях оказали гранатометы, добытые отделением Романова.

В так упорно удерживаемых складах было все, что душе угодно: провиант, топливо, оружие, техника, одежда, патроны, запчасти, медикаменты и ещё много-много всего. Но самое главное – там были люди. Четыре сотни людей, вывезенных бандой из деревень, были разделены по половому признаку и заперты отдельно в специально созданных больших камерах под охраной десяти вооруженных бандитов. Охрана, конечно же, сразу сдалась – что ещё ей оставалось?

– Да уж, полковник не промахнулся с названием операции, – с удивлением отметил Дьяков, когда увидел несчастных узников.

Помимо всех прочих радостей, удалось также поймать лидера банды. Понтов тот кидал столько, что хватило бы на всю банду. Макс с Грониным некоторое время забавлялись, слушая его пустые угрозы, а потом, наигравшись вдоволь, Родионов устроил ему допрос с пристрастием и узнал много интересного.

Лысый парламентер был полностью раздавлен. Он был уверен, что «волки» победят и с трудом смог смириться с тем, что они проиграли толпе оборванцев. Макс собирался сдержать слово и отпустить его. После допроса. Без пристрастия. И с напутствием никогда больше не попадаться на пути.

В итоге лысый легко отделался. В основном потому, что его слова полностью совпадали с тем, что говорил лидер банды и другие выжившие командиры. А говорили они весьма страшные и волнующие вещи.

Выяснилось, что недавно с ними связалась мощная группировка с юго-востока Украины. Называлась она «Чаян». Это большая и сильная банда, о которой в этих краях ходили лишь слухи. Она контролировала полуостров Крым, часть юга Украины по линии Херсон-Каховка-Мелитополь-Бердянск, а также значительную часть Краснодарского края вместе с самим Краснодаром. С «Чаяном» в свою очередь контактировала ещё более сильная организация, находившаяся в Европе. Её восточные территории заканчивались Карпатами. По эту сторону Карпат, начиная со Львова и дальше на север и восток, находились по большей части ничейные территории, поделенные между мелкими местными бандами, разделенные островками анклавов торговой гильдии. Так вот, банда из Европы предложила «Чаяну» союз с целью выпнуть торговую гильдию из Украины. Ну а «Чаян» в свою очередь начал подряжать под это дело всех заинтересованных соседей. «Степные волки», по их мнению, дураками не были, реально оценили, как выразился лысый, «расклад», и «быстро вкурили кто на районе будет смотрящим». Поэтому, недолго думая, записались в друзья к «Чаяну». С этого момента их рынок рабов сильно оживился. Помимо старых клиентов, которые периодически покупали небольшие партии, подключился сам «Чаян» и плюс ещё их европейские союзники – странные на вид монахи, которые приезжали вместе с бойцами «Чаяна». Эти хотели очень много рабов, и платили за них очень щедро. Зачем им возить рабов из такой дали «волки» не знали. То ли в Европе люди совсем закончились, то ли сам «Чаян» уже продал им всех, кого мог – неизвестно.

В общем, «волки» процветали. Правда, после заключения союза с «Чаяном» они перессорились между собой и часть банды, обретающаяся на старой военной базе, отделилась, не разделяя позицию основы. Именно поэтому они не прислали помощи, когда на Волчье логово напали Родионов с компанией.

Ещё удалось узнать, что от старой армии, которая теперь называется «Булат», остался неслабый кусок, и он очень дружен с торговой гильдией. А ещё в голову к Родионову пришла интересная мысль, и он тут же выразил её устно.

– Слушай, Череп, а что слыхать про эпидемию? Откуда взялась? Куда делась? – спросил он.

– Ну, мать твою, и вопросы, – удивился лысый, которого свои звали Черепом.

– Мы долго сидели в изоляции, – пояснил Макс. – Вылезли бы раньше – то и звездюлей вам вставили бы раньше.

Череп с кислым выражением лица глядя в пол, улыбнулся краешками губ.

– Да ничё толком неизвестно, – ответил он, прикуривая очередную сигарету. – Никто особо-то и не пробивал эту тему. Слыхал, правда, отдельные слухи, мол, то ли азиаты, то ли арабы, наваяли этот долбанный, сука, вирус, и выпустили где-то в Японии, а оттуда пошло по свету.

– А от кого слыхал?

– Да был тут один хрен из «Нового порядка» года два назад. Вот он и рассказывал.

– Обана, что за «Новый порядок»? – оживился Макс, услышав что-то новенькое.

Череп уже третий раз за время их беседы с ироничной улыбочкой уставился на Макса, словно перед ним был не опытный тёртый мужик, а какой-то малолетний идиот. Макс мимикой и жестами показал, что он уже объяснял – они находились в изоляции, мало знают.

– Есть такая банда… Или не банда… Короче, это типа объединения городов. Есть большие, укрепленные, обнесенные стенами города, и вот из них состоит «Новый порядок».

– Что ещё про них знаешь?

– Ну-у… – задумался Череп. – Варят химию. Крутую, в натуре крутую химию. Все остальные по сравнению с ними – лабухи безрукие. Но, сука, дорого за неё хотят.

– Что за химия? Наркота, что ли?

– Ну да… Хотя они и обычную тоже варят, в смысле лекарства.

– Они, наверное, лучшие друзья торговой гильдии, – предположил Макс.

– Щас, разогнался, – фыркнул Череп. – Они гильдию на дух не переносят. Даже этих, как их сука… Представительств, во! Не разрешают в своих городах открывать.

– Интересно. Так чего ж гильдия их не проглотит?

– А я знаю? Иди у них спроси. Да и «Новый порядок» – крутые мужики. У них армия не только сильная, но и прохаванная. Лохов, типа моих бывших бойцов-мудозвонов, к ним не берут. Так что, гильдия может и в торец выхватить, если к такому противнику залупнется.

– Ясно.

Макс докурил сигарету и с сожалением взглянул на пустую пачку, которую они с Черепом активно курили последние два часа. Череп заметил его взгляд.

– Не вешай нос, братуха. У меня ещё есть, – улыбнулся он, доставая из-за пазухи новую пачку Кемела.

– Вот все хотел спросить – где вы их взяли? – засмеялся Макс, беря предложенную Черепом очередную сигарету.

– Все те же монахи. Суки, знают же, чего хотят люди! – заржал Череп. – За очередную партию привезли нам шесть ящиков…

Макс изменился в лице и взглянул на Черепа своим неприятным буравящим взглядом. Череп смутился и опустил взгляд.

– Извини, братишка, – искренне попросил он. – Я восемь лет жил среди этого. Может, не все правильно делал, но что было, то было.

– Знаешь, Череп, – ответил Макс после недолгого раздумья. – Мне-то ты по сути ничего не сделал, и встреться мы при других обстоятельствах, я бы забухал с тобой, потому что нормальный ты мужик, когда вот так напротив сидишь, да за жизнь говоришь. Но я знаю твоих друзей, знаю, что они делали последние восемь лет и уверен, что ты от них не отставал. И за это вас всех надо отдать на суд людям, которых мы освободили из клеток.

Череп молчал, потупив глаза.

– Но я дал тебе слово, что отпущу, а я свое слово держу. Даже найду тебе одежду и жратвы на дорогу. Потому что если тебя так выпустить – ты и ста метров не пройдешь. И ты это знаешь. Поэтому цени мою доброту.

Макс и правда сдержал слово – Череп смог беспрепятственно выбраться из Волчьего логова. Лично проводив его до окраины, где ему уже ничего не угрожало, Макс остановился.

– Дальше ты сам, – сказал он.

Череп обернулся и, с тоской посмотрев на городок, который ещё недавно был его домом, спросил.

– Так и не врубаюсь – как оно так вышло, что мы проиграли?

Родионов криво ухмыльнулся, но лишь на мгновение, а затем стал серьёзным и ответил:

– Вы не поняли самого главного. И ты тоже до сих пор, похоже, так и не понял.

– Эт чего?

– Что мы не люди, маскирующиеся под собак. Мы волки, маскирующиеся под людей.

Время шло, а Череп все молчал и молчал, переваривая услышанное. Похоже, он недооценил этих оборванцев даже больше, чем мог себе представить. Макс не стал дожидаться его ответа и решил прекращать это бессмысленное прощание:

– Удачи тебе, Череп. Пусть тебе повезет больше никогда не попадаться на моем пути, потому что если мы встретимся ещё раз – ты эту встречу не переживешь.

Сказав это, Макс развернулся и пошел прочь.

7
Паралич оказался внезапным. Создалось ощущение, что все это время, все эти сумасшедшие сорок или сколько их там было часов что-то держало его, словно кукловод, дергало за ниточки, не позволяло упасть. Но как только все закончилось, как только затих шум последнего выстрела и оборвался крик последнего погибшего, кукловод будто исчез, и ноги Андрея подкосились. Он бессильно опустился на землю прямо посреди улицы, лег на спину и прикрыл глаза.

Он физически ощущал, как выходит из него напряжение и расслабляется тело. Остальные были далеко впереди и ничего не заметили. Лишь Кирилл Черенко, шедший замыкающим, остановился и с подозрением уставился на Андрея.

– Сержант? Все нормально? – с легким волнением в голосе спросил он.

Андрей приоткрыл один глаз и посмотрел на него. Худая, заросшая светлой щетиной, осунувшаяся физиономия с впавшими, покрасневшими глазами… Парню явно тоже досталось.

– Падай рядом.

– Посреди улицы? – засомневался Кирилл, оглянувшись.

– Да пофиг вообще, – безразлично ответил Андрей и снова закрыл глаза.

Кирилл постоял немного, размышляя, затем положил на потрескавшийся асфальт оружие и присел рядом. Он был почти ровесником Андрея, но лица обоих, несмотря на молодой возраст, выглядели сурово. Конечно, сказывалось влияние последних дней, оставившее на них отметины в виде синяков, царапин и рассечений, но и без них эти парни уже не выглядели желторотыми юнцами. В свои двадцать с маленьким хвостиком они давно не были детьми.

– Устал я, – тихо сказал Андрей после долгой паузы. – Ощущение, будто из меня вынули батарейку. Нет больше сил ни на что.

– Угу, – умкнул в ответ Кирилл.

Андрей приоткрыл глаза и лениво следил за свинцовыми тучами, медленно ползущими над ним. Эти тучи казались ему отражением его внутреннего состояния. Такие же безликие, неприятные, тяжелые…

Справился ли он? Возможно. Был ли полезен? Судя по результатам, похоже, что да. Может быть, Родионов и Гронин даже похвалят его. Полковник – скупо, но с теплотой, а майор – с присущей ему хитринкой и легкой издевкой, но тоже с теплотой… Однако у самого у него не было ощущения, что он был достаточно хорош. Наоборот, его грызли сомнения, раскаяние, что не смог уберечь всех, и стыд, что растерялся в ситуации, когда делать этого было категорически нельзя. А больше всего его беспокоило, что если бы не Воробьев и его БТР – они все бы погибли. Стало быть, его заслуги в успехе операции не было. Все, что он делал, приводило только к проблемам, которые за него решали другие, иногда ценой собственных жизней.

– О чем думаешь, командир? – заметив, что Андрей задумчиво смотрит на низкие тучи, спросил Кирилл.

Андрей скосил на него взгляд. Стоит ли отвечать? Может, лучше промолчать или ответить что-то нейтральное и прекратить разговор… Или все-таки сказать? Если выговориться, может, станет легче…

– Думаю, что облажался, – ответил он, отведя взгляд.

Кирилл в недоумении вскинул брови.

– Облажался? Это имеется в виду что?

– Хреново все было. Не так, как надо, – Андрей запнулся, не решаясь сразу добавить, то что хотел. – Не справился я.

Черенко отвернулся в задумчивости. Некоторое время молчал, грязной рукой почесывая щетину.

– Не знаю, чего ты ожидал и как было надо, – растерянно сказал он после паузы. – Мне кажется, что надо по результату на все смотреть. Мы живы, а бандитов поубивали много. Бронетранспортер захватили, много оружия. Разве ж это хреново?

– Нет, наверное. Но не я привел к этому. А должен был.

– Не знаю даже, – Кирилл опустил глаза и пытался подобрать правильные слова. – Как бы… М-м… Командир то ведь ты. Вот, например, мы с отцом когда на охоту ходим, то неважно кто больше подстрелил – важно, что мы вместе это делали. И решения куда идти, где искать зверя или птицу – их отец всегда принимал. И бывало, что возвращались с добычей, но всю её я добыл – это ведь никогда не означало, что он хуже меня, просто… В общем, ты не можешь делать все за всех, но ты указываешь направление. И как команда, идя в этом направлении, мы все делаем что можем, вносим свой вклад, складываем свою добычу в общий котел… Вот. И чем лучше результат – тем лучше команда и человек, задающий направление. Как-то так.

Андрей подумал, что Кирилл просто хочет его успокоить. Старается поддержать, как умеет. Но как оно все на самом деле…

Послышался шум гравия, по которому ступали тяжелые ботинки. Кирилл быстро схватился за оружие и взглянул в ту сторону, но затем отложил автомат. Андрей лишь приоткрыл глаза, наблюдая за ним – ему казалось, что у него нет сил ни на что другое.

Шаги приближались, а затем затихли рядом с ними.

– Чего разлеглись? – донесся хриплый и неприятный голос.

Пришедший закашлялся. Андрей перевел взгляд на него – это был Игорь.

– Чего тебе? – грубо спросил он.

Игорь с неприязнью посмотрел на брата, уязвленный таким обращением.

– Ничего. Ищут тебя все.

Андрей это заявление проигнорировал. Игорь закусил губу и повертел головой, собираясь с мыслями. Лучше было бы, конечно, если бы Кирилла тут не было, но и при нем Игорь говорить не стеснялся.

– Чего ты дуешься на меня? Чего шипишь? – спросил он, обращаясь к Андрею.

Тот выдержал долгую паузу, размышляя, а затем, не открывая глаз, ответил обычным тоном, без язвительности или упрека.

– Потому что ты палач.

– Сам ты…

Игорь начал было отвечать, но запнулся. Видя, что брат не собирается ничего говорить, он подумал немного и продолжил:

– Ты делаешь то, что считаешь правильным и я тоже. Так что давай без ярлыков.

Андрей молчал, по-прежнему не открывая глаз. Игорь ожидал какой-то реплики от брата, но, не дождавшись, развернулся, собираясь уходить. Сделав первые шаги, он услышал брошенную ему в спину негромкую фразу.

– Каждый сам выбирает на что направить свет, который он держит в руках.

Глава 5.1. Призрак

1
Чай. Настоящий чай. С бергамотом. Невероятно…

Андрей чувствовал себя, будто перенесся в прошлое. В то время, когда такой чай они вместе с матерью пили каждый день, иногда по три раза, а теперь это даже не дефицит… Это роскошь, доступная единицам, кнопка, прикасаясь к которой, ты переносишься назад во времени.

Он сидел в плетеном кресле на просторной мансарде потрепанного, но в его понимании роскошного дома, в котором, вероятно, раньше жил кто-то из «волков». В руках у него была чашка с напитком из прошлого, которым он наслаждался уже некоторое время, задумчиво поглядывая в окно.

Времени, которое можно было посвятить только себе, как правило, всегда было мало, и Андрей старался тратить его с пользой, но сейчас ему не нужно было ни латать вещи, ни ремонтировать или обслуживать оружие, ни заниматься личной гигиеной. Это был редкий случай, когда он мог просто посидеть и подумать, а подумать было о чём.

Хлебнув из кружки, Андрей оторвал взгляд от горизонта и взглянул вниз, где по двору, что-то увлечённо обсуждая, гуляли бойцы его отделения. До ушей парня доносились лишь сами звуки речи, а вот слов он разобрать не мог. У ворот стоял грузовик, возле которого Толик с блаженным видом курил последнюю трофейную сигарету – «Кемел», которому он так искренне, по-детски радовался, когда нашел пачку на теле убитого бандита. Неподалеку на лавке сидела Катя – дерзкая и порой свирепая девица, которая из-за своего непростого характера немного пугала Андрея. Её к нему в отделение назначили новым медиком.

Чеканкин, который выполнял функцию медика до неё, разбирался в медицине на уровне санитара-самоучки, а Катя училась у городского хирурга, пересиживавшего в её деревне эпидемию, потому знала о членовредительстве и способах исправления его результатов куда больше. К тому же эта светловолосая бестия хорошо дралась и неплохо стреляла, так что от её прихода отделение в любом случае выиграло. Был, правда, вопрос сексуального характера, но сама Катя быстро его разрешила, выбив Вурцу левый резец за попытку полапать её задницу. Вурц, правда, таки успел ее потрогать и потом заявил, что резец хоть и жаль, но он того стоил. Впрочем, на предложение Толика потрогать её ещё и за грудь и заплатить за это вторым резцом, он почему-то ответил отказом.

Что же до Андрея, то его не очень симпатичная, но обладающая характером девушка, конечно, тоже привлекла, но он старался этого никак не показывать. В любом случае опыта в отношениях с противоположным полом у него было немного, да и не хотел бы Андрей, чтобы в отделении из-за этого возникли какие-то сложности.

Однако если подумать, то раньше он как-то иначе на них реагировал, краснел, терялся, но теперь что-то изменилось. Может из-за стресса, может, из-за того, что он сосредоточился на командовании и развитии своих навыков в этом направлении, но Андрей перестал реагировать на женщин, как на объект первостепенного интереса. Подумав так, он вздрогнул и чуть не разлил чай. Где-то он читал о таком. Кажется, там это называлось импотенция. Ой-ой…

«Если бы не вирус, не вся эта каша с переездами и жизнью в постоянном страхе, может быть, я сейчас оканчивал бы институт где-то в Москве или Петербурге… И жизнь была бы совсем другая, безоблачная и полная надежд. А вместо этого радуюсь тому, что впервые за столько лет пью настоящий чай и что до сих пор жив», – с легким раздражением подумал Андрей.

Он осторожно, чтобы не обжечься, снова отпил из кружки.

Ситуация с Игорем была непростой. Разочарованный в брате, Андрей хотел по возвращении в «Убежище» выгнать его из своего отряда, но ничего не вышло.

Во-первых, самого Игоря будто подменили, он как-то совершенно внезапно превратился в абсолютно другого человека. Андрей догадывался, что это произошло после расстрела пленных, потому что после этого Игорь, сцепив зубы и преодолевая страх, дрался уже если и не наравне со всеми, то по крайней мере не сильно хуже. Андрей видел, что брату страшно, но тот сумел удержать себя в руках и больше таких срывов, как в начале «Освобождения», себе не позволял.

Во-вторых, сам Игорь не захотел покидать отряд. Когда после задания они вернулись в «Убежище», Андрей собрал своих бойцов и устроил разбор полетов. Кулик, как и обещал, к вящей радости остальных покинул отряд ещё до этого, а вот кандидатуру Игоря Андрей сам вынес на всеобщее обсуждение, и к его удивлению это предложение никто не поддержал. Игорь защищался, что-то доказывал, говорил, что все понял, что больше не подведёт, но это было лишним – люди сами всё видели, и как позже выяснилось, давно всё решили. Черенко постфактум рассказал об этом Андрею, мотивируя все короткой фразой: «он изменился». Потом, правда, добавил: «он же твой брат». Странно, что не сказал: «вертел я вас обоих».

Так что, несмотря на то, что отношения между братьями охладели, Игорь оставался в отряде. Пока что Андрей не решил для себя лучше это или хуже.

Сам Андрей тоже изменился. Стрессы, пережитые во время «Освобождения», потери, постоянный риск и ответственность поначалу выжали его досуха, но потом он понял, что именно они и мобилизовали его, заставили соображать быстрее, показали, что он на это способен, хоть результат и не всегда был таким, как ему бы хотелось. Во многом помогли сами бойцы – их поддержка, понимание, и то, что они не разбежались из отряда. К тому же никто не винил Андрея за погибших, чего тот очень боялся, более того – по результатам всей операции его отряд понёс наименьшие потери. Трудно сказать случайность это, везение или что-то ещё, но факт был налицо и благодаря такому результату во многом развеялись и его собственные сомнения в своих силах.

После генеральной битвы с бандой, когда они вернулись в «Убежище» на отдых, Андрей имел достаточно времени, чтобы переосмыслить произошедшее. Самым удивительным для него оказалось то, что он ни разу не задумался о том, что будет убивать. На фоне беспокойства о своих бойцах и об управлении отрядом он совсем забыл о себе и ему это понравилось. Если отбросить случай с пленными, то Андрей вообще ниразу не задумался о судьбе бандитов.

Очерствел ли он? Нет, вряд ли. И случай с пленными доказывал это. Но операция раскрыла ему глаза на очевидную для большинства вещь, которую он упорно не хотел замечать до неё – его люди для него ценнее, чем все остальные, и их жизни это всё, что его реально заботит во время боя.

Под повязкой на плече зачесалась рана, и Андрей осторожно помассировал её. Рука уже почти не болела – сквозная рана плеча, которую Катя классифицировала как «комар укусил», затянулась и лишь изредка напоминала о себе. Однако поначалу это стало для парня большим событием: он испытал боль и страх, были даже мысли о смерти, но на деле всё оказалось пустяком. Из-за этого в дальнейшем Андрей испытывал неловкость перед товарищами и пообещал себе, что больше так не опозорится.

Он допил чай и поставил кружку на стол. Затем вновь осмотрелся. Дом был неплохо обставлен вполне приличной мебелью, хоть и заметно уступавшей той, которую парень видел у Леонелли. Андрей подумал, что не только Леонелли любит всё красивое. Вероятно, здесь тоже жила какая-нибудь шишка, только из местной банды. Может, даже именно Череп.

Андрей спустился вниз по лестнице и уловил в воздухе отчётливый запах ржавчины. Он распространялся от большого пятна крови, которая впиталась в мягкий палас, расстеленный в одной из комнат. Там же лежало тело убитого бандита – единственную деталь, неприятно контрастировавшая с уютом дома. Окинув тело презрительным взглядом, Андрей покинул дом и вышел на улицу. Заметив командира, к нему подошёл Толик.

– Полковник где-то рядом. Велел ждать его здесь, – сообщил он.

– Ну и отлично, – ответил Андрей и посмотрел на дорогу, откуда как раз донеслись звуки мощного мотора «Хаммера». – Ты смотри, легок на помине.

Через полминуты «Хамви» остановился у ворот. Точь-в-точь такой же, как потерянный Толиком и Воробьевым. Из него немного неуклюже выбрался Гронин и, заметив Андрея, сразу направился к нему. Оглянувшись, Андрей нигде не мог заметить Черенко. Да уж, навык растворения в воздухе при появлении начальства у охотника работал исправно.

– Вижу, ты неплохо устроился, – вместо приветствия сказал Павел и на лице у него появилась улыбка.

– Ну что вы, товарищ полковник, – решил отшутиться в ответ Андрей. – Как можно? Наоборот – мы вам нашли кабинет попросторнее. Вот, как раз квартирантов закончили выселять.

Оба засмеялись.

– Молодец, Андрей. Не ошибся я в тебе, – внезапно похвалил парня полковник.

Андрей удивлённо посмотрел на него и немного покраснел. Похвала Гронина была для него самым приятным поощрением в мире.

– Ну-ну, не смущайся, ведь все заслуженно. Не хотел тебя раньше хвалить, но сейчас уже можно.

– Спасибо, – смущенно выдавил Андрей, глядя в пол.

– Во всей операции ты был одним из самых ценных звеньев. Твоё отделение уничтожило много бандитов, вы раздобыли транспорт, оружие, которое сыграло одну из решающих ролей во всей операции – что ещё добавить? Ты отлично проявил себя.

Полковник посмотрел на него, прищурившись. Затем перевел взгляд на дом.

– И думаю, что у меня есть для тебя задачка поинтереснее, чем бегать за прячущимися по лесам бандитами, – закончил он.

Договорив, Павел направился к дому и вошел в коридор первого этажа. Бегло осмотрев комнаты и их обстановку, он прошёл в гостиную, где запаха крови не было слышно. Андрей шёл за ним.

– Короче, организация у нас развивается малость быстрее, чем мы могли себе представить даже в самым смелых мечтах, – сообщил он. – И мы с майором Родионовым решили повысить тебя и доверить взвод. Понимаю, что это немного быстро, но у нас особо не из кого выбирать, а ты хорошо себя зарекомендовал. Думаю, справишься. Ты ведь справишься?

– Так точно!

Андрей давно решил, что впредь будет соглашаться со всем, чего от него потребуют Гронин и Родионов. Они уж точно лучше него понимают, что ему по силам, а что нет.

– Хорошо, – кивнул Гронин, разглядывая обустройство гостиной. – Так, а здесь у тебя что?

Полковник шагнул к красивой резной двери, и распахнул её. Андрей последовал за ним. За дверью оказалась большая кухня, на электроплите, питавшейся от солнечных батарей, расположенных на крыше, стоял всё ещё горячий чайник. Эти батареи стали, наверное, чуть ли не самым ценным трофеем организации за последние две недели.

Романов, уже немного ориентировавшийся на этой кухне, по-хозяйски достал из шкафчика кружки и взялся разливать чай.

– Этот чай… Для меня это прямо вкус из детства… – наливая, мечтательно поделился мыслями Андрей.

Услышав его слова, Павел подумал о том, как тяжела была жизнь Андрея, скольких обыденных вещей и элементарных детских радостей он лишился. И все равно, несмотря на это, парень не сломался, не стал безликим и безвольным слабаком. Вот Игорь – этот из другого теста. Пообщавшись с ним, Павел не сразу понял, как такого человека могла не сломить жестокая среда, в которой он оказался. Понадобилось время, чтобы найти ответ и теперь он знал – воля Андрея удержала их обоих на плаву.

– Да, Андрей, я и сам уж не помню, когда в последний раз пил настоящий чай.

– Жаль, что из-за банды так много людей уже не смогут этого сделать, – вырвалось у Андрея.

– Если ты о тех, кто погиб, то здесь твоей вины нет, – наставительно ответил Гронин. – Мы дрались за наше будущее, и каждый прекрасно понимал, что оно будет не у всех.

Полковник с шумом втянул немного горячей жидкости.

– Я тебе больше скажу. Фраза Наполеона «кто не хочет кормить свою армию – будет кормить чужую» в сегодняшних реалиях стала аксиомой. Жизнь и в те времена была не сахар, а теперь так и вовсе превратилась в сплошную войну, а война есть война, друг мой – она всегда одинакова. Люди будут умирать в боях ещё много лет, и мы ничего не сможем с этим поделать.

– Как-то жестоко это у вас звучит… Будто жизнь ничего не стоит.

– А разве не так? – с ноткой превосходства спросил Павел. – Что стоила твоя жизнь на той дороге? Ничего. Они просто хотели тебя убить, и будь мы чуть медлительнее – убили бы. Сколько раз ты чуть не погиб уже в наших рядах? А знал бы ты сколько раз в жизни я сам был на волосок от смерти… Жизнь – она обретает ценность только тогда, когда её не стремятся отнять, когда человек в безопасности, когда раскрываются его таланты помимо умения выживать. Выживание – всего лишь один инстинкт, а все остальные бесценные навыки: строить, выращивать растения, учить детей, писать музыку и многие-многие другие – они в условиях выживания в принципе бесполезны. Вот какая тебе в бою польза от архитектора?

– Никакой.

– Именно. В бою важнее умение этого архитектора воевать. И так для всех. Но в безопасной обстановке он может спроектировать укрепление, дом, школу, больницу. На войне же он просто ещё один солдат, единица. И почему его жизнь должна быть ценнее, например, твоей, особенно если ты более умелый солдат? А раз жизнь всех людей стоит одинаково – значит…

– Стоят они ничего? – перебив, закончил Андрей.

Павел вздохнул. Оглянувшись, он прошел обратно в гостиную и уселся на диван. Андрей присел на стул напротив него.

– Неужели ты думаешь, что для меня вы все – оловянные солдатики? – спросил Гронин.

Андрей вспомнил Кулика, его слова про то, что руководство их организации ничем не лучше «Степных волков». Павел, не дождавшись ответа, продолжил.

– Ты должен понять жестокую, но простую истину – вступая в бой, человек вне своей воли становится смертником, пешкой. Я, ты, Родионов – пуле все равно. И задача командира – сделать все возможное, чтобы погибло как можно меньше его людей.

– Меньше? Почему же не сделать так, чтобы не погиб никто?

– Можно, – кивнув, ответил Гронин. – Есть такой способ.

– Какой же? – удивлённо спросил Андрей.

– Не вступать в бой.

Полковник сделал паузу, глядя на реакцию Романов. Тот опустил лицо и молчал.

– Ты знаешь способ разобраться с угрозой без боя? С «волками», например?

Андрей отрицательно покачал головой.

– И я не знаю. А значит, победа будет стоить жизней, как бы нам не хотелось другого.

Романов вздохнул. Полковник прав – всем выжить не удастся. Андрей видел, что происходит в бою, как пули пролетают рядом с тобой, как ранят, как убивают. Видел, как угасает в глазах жизнь, которая мгновение назад била ключом.

– Когда мы разобьем банду – мы ведь остановимся?

На лице Гронина появилась грустная улыбка. Он давно уже понял, что остановиться невозможно, потому что остановка в этом мире теперь только одна – смерть.

– К сожалению, нет, – он покачал головой. – И не потому, что мне этого не хочется. Уж поверь, я за свою жизнь так навоевался, что сыт этим по горло.

Полковник вздохнул и отхлебнул чаю. Андрей терпеливо ждал, пока он продолжит свою речь. Ему было интересно послушать, почему же Гронин не видит возможности остановить кровопролитие.

– Все дело в том, что «волки» это низшие хищники – шакалы, падальщики. Они питались слабыми и беззащитными. Но как и в любой пищевой цепочке над ними есть другие – более развитые, более хитрые и более смертоносные. И единственный способ выжить – стать одним из них.

Вот она истина. Вот то, что так долго не мог уловить Андрей: чтобы выжить – нужно стать высшим хищником. Нет никакого смысла созидать, если ты не способен сберечь свое творение от уничтожения. Нет смысла рожать детей, если ты не можешь защитить и вырастить их.

Вообще невозможно создать что-либо, если нет возможности это сохранить. Сперва нужно приложить все усилия для того, чтобы ликвидировать угрозы. Вот как изначально размышляли Гронин, Родионов, Дьяков. Как, быть может, размышлял отец, когда ушел накануне эпидемии. Может, он тоже знал, что будучи крысой на тонущем корабле, пытаясь спастись самому, он тем самым не сделает ничего для того, чтобы спасти весь корабль и вместе с ним экипаж?

Андрей попытался восстановить в памяти последние слова матери об отце. Что же она говорила? Общие фразы, что он сильный и умный, у него очень важная работа, и он вроде бы что-то знал о происходящем. Но что именно? Эх, если бы спросить её сейчас…

– Наш отец уехал буквально за день до эпидемии, – внезапно начал делиться воспоминаниями Андрей. – А мы с матерью прямо на следующий день поехали к её родителям в деревню. Но это не помогло. Когда она заболела и поняла, что умрет, то постоянно рассказывала нам с Игорем об отце. Просила никогда не забывать ни его, ни её. Говорила, что он отправился исполнять свой долг, что не мог иначе. Позже я много раз думал о том, была ли у неё на него обида за то, что он нас бросил, потому что у нас с братом она была. Сейчас я думаю, что наверное, слишком плохо его знал.

Павел мог бы на пальцах одной руки пересчитать случаи в жизни, когда его чувства и эмоции были настолько сильны, что он не мог удержать их в себе, обязан был их выпустить. Сейчас был как раз такой случай – сын его друга открывался ему, но блуждал в потемках собственной души. Раньше Гронин не хотел говорить Андрею, что знал его отца, но теперь понял, что больше не должен этого делать.

– Она любила его как раз за это – за принципы, за честь, которой он дорожил, за нежелание быть винтиком, – с волнением сказал Павел. – Она с самого начала отдавала себе отчет, что всегда будет для него на втором месте, но этого ей было достаточно.

– Звучит так, – голос Андрея дрогнул, – будто вы знали их.

– Да, знал.

Андрей бросил на полковника взгляд полный самых разнообразных чувств. Были здесь и недоумение, и обида, и даже злость.

– Это правда? – спросил он после паузы.

– Да.

– О господи, почему же вы раньше не сказали?! – вскричал Романов, с грохотом поставив кружку и разбрызгав чай по всему столу.

– Я не был уверен, что ты именно его сын.

– Тогда в лесу, после поездки к Леонелли, вы расспрашивали меня о родителях, об отце. Я ещё тогда подумал, что вы можете его знать. Не знаю откуда… ай неважно, – во взгляде Андрея, направленном на полковника, было нескрываемое разочарование.

Почему он молчал? Если знал, то почему молчал? Но даже не это было сейчас главным вопросом.

– Расскажите мне о нем, – с напором потребовал он. – Где и когда вы его встречали, что о нем знаете? Где он служил? Я должен найти его…

– В первую очередь ты должен успокоиться, – резко и строго сказал Павел.

Андрей прикрыл рот, изумленно уставившись на полковника, хотя из горла стремились вырваться и другие вопросы.

– Так-то лучше, – тон Павла не стал мягче. – Я понимаю, что ты ошарашен, взволнован, но держи себя в руках. Если я не сказал тебе раньше, значит, у меня были на то причины.

Андрей повиновался и молчал, хотя эмоции внутри него неистовствовали. Павел тоже долго молчал, собираясь с мыслями. Он не любил вспоминать о погибших друзьях, но сейчас это нужно было сделать.

И затем он рассказал Андрею все, что помнил о Викторе Романове: об их дружбе, совсем чуть-чуть о службе, и о том, как предлагал ему укрыться в бункере. А после долгого рассказа несколько минут молчал. Растерянный Андрей тоже молчал, отрешённо глядя в стену.

– Ты не представляешь себе, как мне его не хватает, – сказал вдруг Павел, глядя в сторону. – Твой отец был для меня больше, чем другом, он был мне, как брат. Эх, ну и завертели бы мы здесь, будь он жив…

Гронин ненадолго умолк, задумавшись. Потом продолжил:

– Хоть я знал его не так долго, как хотелось бы, я могу с уверенностью сказать – он был отличным человеком. И я чувствую свою вину в том, что мы – я, ты, твой брат – потеряли его. Поверь, я сделал всё, что мог, чтобы помочь вам… и я не знаю, почему всё так вышло.

Андрей с трепетом слушал Павла, жадно впитывая каждое слово, сказанное об отце, ожидая чего-то ещё, но полковник усилием воли отогнал от себя воспоминания. В бункере у него было много времени и он долго горевал по своему другу, но теперь не мог позволить себе раскисать. Поставив кружку на столик у дивана, он взглянул на Романова.

– Павел Константинович, я должен найти его, – серьезно сказал Андрей.

– Как это понимать?

– Я должен отправиться за ним. Туда, где вы вместе служили…

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – холодно перебил его Павел. – Если ты что-то и должен, так это успокоиться. Прошло почти десять лет.

– Я могу найти там что-то, напасть на след, может, что-то узнать… – Андрей его явно не слышал.

– Ты был там.

От такой новости Андрей растерялся.

– Что? Когда?

– Аэродром, на котором мы раздобыли оружие перед тем, как вступили в первый бой с «волками». Там мы служили. Это было последнее место, где я его видел.

– Но… – глаза Андрея заблестели.

– Я не знаю где он теперь, Андрей, не знаю жив ли он вообще. И ты не знаешь. Так что сейчас не время гоняться за призраками. Вместо этого нужно сосредоточиться на более насущных проблемах, а к этой ты вернешься позже, когда появятся время и возможность.

Андрей отрешенно смотрел на Павла. Слышал он его или нет понять было невозможно.

– Я рад, что встретил тебя, – сказал Гронин. – За это короткое время ты стал мне, как сын. А если бы не вернулся Олег – ты мог бы остаться моим единственным сыном.

Романов дрогнул, потом дернул головой, будто прогоняя какое-то наваждение.

– А я рад, что он вернулся.

Андрей сказал это искренне, но Гронин все равно бросил на парня пристальный взгляд.

– Я знаю, что у вас хреновые отношения, – сказал он. – Отчасти в этом виноват я. Ты сам знаешь, что Олег вспыльчивый, и часто ведет себя, как пацан. И раз уж мы заговорили о нем, я хочу попросить тебя быть умнее и не реагировать на провокации с его стороны.

– Я понимаю. Постараюсь просто держаться от него как можно дальше.

– Хорошо.

Наступила долгая пауза. Гронин потягивал чай, Андрей постукивал пальцами по столу. Оба думали о своем: Андрей – об услышанном, Павел – о том, что стареет.

– Итак, – наконец, нарушил молчание полковник. – Как я уже говорил, у меня есть для тебя задание. Гильдия очень довольна нашими действиями и предложила ещё одно дело. Нужно сделать для них кое-какую работу, а за это они пообещали очень щедрую плату и, что интересно, как раз тем, чего нам катастрофически не хватает – топливом и медикаментами. Не знаю пока, кто информировал их о том, что именно у нас в дефиците, но собираюсь это выяснить.

Полковник сделал паузу, размышляя. Затем продолжил.

– Скажу сразу – мы не для того воевали за свободу, чтобы стать наемниками. Поэтому буду с тобой откровенен – дело вовсе не в вознаграждении, хоть оно нам и позарез нужно, а в том, что методы гильдии мне очень не нравятся. Они привыкли со всеми играть в игры, и мы – не исключение. А раз так, то неплохо бы узнать с кем мы играем и какие правила. В общем, все ваши текущие задания отменяются – пока что пару дней отдохните здесь, а вскоре я с тобой свяжусь и дам инструкции. Все понятно?

– Так точно, – задумчиво ответил Андрей.

– Ну и отлично. Тогда последнее – не забивай себе голову тем, что сейчас тебе не нужно, не теряй концентрацию. Знаю, это трудно, но ты должен это сделать. Договорились?

Андрей кивнул, не глядя на Павла. Полковника это, похоже, не устроило.

– Я могу на тебя положиться? – Гронин пристально смотрел на Андрея, ожидая ответа или хотя бы взгляда.

– Да, Павел Константинович. Конечно, можете.

На этот раз Андрей, понимая, чего от него ждут, посмотрел полковнику в глаза.

– Ну и ладушки. Все, давай, сержант, отдыхайте.

Полковник поднялся, поставил на стол кружку и быстрым шагом вышел.

Гронин изначально планировал уже во время этой встречи разъяснить Андрею суть предстоящего задания, но разговор о Викторе Романове оказался слишком трудным для них обоих. Особенно для Андрея, которому теперь нужно было дать время прийти в себя. Да и без этого Павлу стало ясно, что парню нужен отдых, как минимум для того, чтобы залечить рану под повязкой, вот полковник и решил отложить разговор на потом, тем более, что время позволяло.

Андрей и раньше верил, что отец жив, но тогда это была пустая, ничем не подкрепленная вера, которую он упорно лелеял в душе и благодаря которой шёл вперед. Это упорство иногда было настолько сильным, что больше походило на паранойю, но чем бы оно ни было – для Андрея это был сильнейший мотиватор, цель, к которой он стремился и ради которой был готов на всё. Именно она не дала ему сгинуть в пучине безнадежности.

Теперь же Гронин дал ему глоток чистого воздуха, подпитал эту веру, и за это Андрей был ему очень благодарен.

2
Два беззаботных дня пролетели, как весенний ветер: быстро и незаметно. Короткий отдых, больше похожий на передышку, закончился, и Андрей вместе с отрядом прибыл в «Убежище» для получения снаряжения и инструкций к предстоящему заданию.

Он ничего не рассказал Игорю о разговоре с Грониным – в последнее время он вообще почти не разговаривал с братом. Игорь тоже не стремился к диалогу, и такое положение вещей устраивало обоих.

Все два дня Андрей прокручивал в голове рассказ полковника, совмещал его с тем, что сам помнил об отце и строил в голове его новый образ. Конечно, Гронин ничего не рассказал о том, чем именно они с отцом занимались или какую выполняли работу, но зато он немного рассказал о том, каким был Виктор Романов. Это был честный, решительный человек, всегда уверенно отстаивавший свои взгляды. Он никогда не оставлял друзей в беде, никогда не отступал перед трудностями, а такие качества импонировали Андрею, и он решил, что будет стараться поступать так же.

Жив ли отец? Андрей всегда твердо верил, что да. Но сейчас впервые засомневался. Может, пришло время перестать тешить себя иллюзиями и смириться с реальностью? За десять лет отец не смог найти их с братом, не смог добраться до Гронина, хоть и знал, где искать. Возможно, он был возле «Убежища». Может, наткнулся на завал или даже смог преодолеть скалы, но уперся в запертые двери бункера и ушел? Что ж, в любом случае для того, чтобы искать его нужны зацепки, а пока их нет нужно делать то, что должно – выполнять приказы Гронина.

Для предстоящего задания в подчинение к Андрею попали ещё два отделения, которых он пока что даже не видел. Командовал ими Воробьев, которого специально для этого полковник два дня назад забрал с собой.

По прибытии в «Убежище» Андрей сразу отправил Толю Черенко разыскать Сергея и своих новых бойцов, а Игоря – разобраться с обеспечением. Сам же направился к Павлу, но в штабе выяснил, что тот куда-то уехал вместе с Родионовым. Значит, можно было самому заняться организационными вопросами, чтобы ещё до возвращения руководства уже подготовиться к действиям.

Первым делом Андрей отправился в арсенал, где встретил Игоря, показавшегося ему слегка подавленным.

‒ Как наши дела? ‒ сухо поинтересовался Андрей.

– Ты мне скажи, – буркнул в ответ Игорь. – Куда нас отправляют?

– Пока не знаю.

– Нам дают кучу оружия, БТРы, – голос Игоря соответствовал его виду. – Такое чувство, что нам предстоит новое «Освобождение».

Игорь был уверен, что после того, как они разделаются с «волками» боевые действия прекратятся. Он каждое утро настраивал себя, что это последние дни, что ещё денек-другой и всё закончится, и все они вернутся к своим делам. Потому набор оружия и снаряжения, которое ему показали в арсенале, его совершенно не воодушевил. Постоянное напряжение, риск быть убитым – всё это угнетающе действовало на любого человека, но Игорь оказался ещё более чувствительным к таким вещам. Он не рвался в бой, хоть и пытался скрыть это.

Андрей подумал, что возможно, стоит ещё раз предложить Игорю покинуть отряд. Меньше всего ему хотелось снова рисковать жизнями бойцов из-за того, что в критический момент Игорь опять расклеится.

– А ты чего ожидал? – резко спросил Андрей. – Прогулку? Это тебе не книжки. Здесь по скверам не гуляют. Даже сейчас, когда мы дали «волкам» под зад – они все ещё остаются силой, с которой стоит считаться, а ведь есть ещё куча других банд, есть гильдия, которая вообще смотрит на всех, как на еду.

Игорь молчал, опустив взгляд. Андрея это побудило продолжить говорить. К тому же ему было, что сказать брату.

– Может, думаешь, что мне легко? Думаешь, я рад снова лезть под пули и убивать людей, которые будут пытаться убить меня? А что ещё хуже – ты думаешь, что я прыгаю от радости от того, что на мне лежит ответственность за жизни других людей? Каждая смерть в нашем отряде ложиться на меня бременем, потому что они расплачиваются своими жизнями за мои ошибки, а тут взяли и навешали на меня ещё два отделения. Как мне ими командовать? Да, Родионов учил нас как должны взаимодействовать отделения во взводе, учил на случай своей гибели, как управлять взводом, но мне от этого ни хрена не легче! И несмотря на это я не ною, хоть мне и просто песец как стрёмно. Гронин и Родионов верят в нас, уверены, что мы справимся, значит, мы не имеем права их подвести. А ты… Если не готов – всегда можешь остаться здесь. Ты знаешь – я тебя осуждать не стану.

Игорь ничего не сказал. Даже не взглянул на брата. Просто развернулся и ушел.

От разговора с братом на душе осталось неприятное чувство, прогнать которое не удавалось. Чтобы отвлечься от него Андрей решил познакомиться со своими новыми бойцами. Это были переформированные на базе старых отделений Чурко и Стахова отряды, самой серьезной проблемой которых было то, что оба бывших командира погибли во время проведения «Освобождения».

Но половина бойцов в отделениях была обстрелянной, а вторая прошла обучение в три раза более интенсивное, чем то, которое проводилось до «Освобождения», а это уже было хоть что-то. Оставалась только проблема с командирами и пока что Андрей не знал как её решить и подумал, что, возможно, половник что-то подскажет.

Полковник Гронин, вопреки ожиданиям Андрея, приехал только на следующий день утром. Через несколько минут после того, как мощная фигура полковника исчезла в дверях штаба, Романов уже знал, что его ждут.

Дверь в кабинет Гронина была приоткрыта, чтобы создать в помещении хоть какой-то поток свежего воздуха – в начале мая жара уже была невыносимой. Андрей, остановившись на пороге, заметил, что Павел изучает карту, развёрнутую у него на столе. Сосредоточенный взгляд быстро бегал по карте, отмечая детали, которые тут же обрастали карандашными пометками.

– Проходи, проходи, – пригласил полковник Андрея, не отрываясь от карты. – Присаживайся.

Андрей подошел к столу и уселся на стоявший рядом стул. Затем взглянул на карту. Кажется, на ней был обозначен какой-то город и его окрестности.

– Мое задание? – уверенно поинтересовался Андрей.

– Да, – спокойно ответил полковник, не отрываясь от своего занятия. – Эту карту привезли от Леонелли. А тому её в свою очередь передал некто Штерн.

– Штерн? – задумчиво повторил Андрей, пытаясь вспомнить, мог ли он слышать ранее такую фамилию. – А кто это?

– Не знаю. Но тебе нужно с ним связаться, по прибытии на место. Это карта города, который находится примерно в двухстах километрах на севере. Называется – Ольховка. Суть задания изложат на месте, исходя из обстановки на момент прибытия. Скорее всего, предстоит боевая операция, потому что заявили, что требуется боевая группа не меньше взвода, но наверняка узнаешь только по прибытии.

Павел отпил из чашки, стоявшей на столе, прочистил горло, и продолжил.

– Я планировал отправить Родионова, но обстоятельства изменились – он нужен здесь, чтобы обучать сержантов, в том числе и для твоего взвода. Через неделю получишь своих и немедленно приступишь к делу. Ещё через неделю, думаю, Родионов подготовит новую партию и сможет освободиться. За это время мы доукомплектуем ещё один взвод, и с ним уже пришлю Макса, а ты перейдешь в его подчинение. Твоя задача: пока будешь ждать Родионова – выяснить чего хочет гильдия, провести разведку и оценить обстановку. Затем, если гильдия сможет обеспечить связь – доложишь, и мы вместе примем решение по поводу дальнейших действий. А если не сможет… Будешь ждать Родионова.

– Понял.

– Хорошо. Чтобы упростить путь гильдия даст тебе проводника, который поможет добраться до Ольховки. Майор уж как-нибудь сам доберется.

– Ну, вроде бы все понятно, – немного неуверенно сказал Андрей после короткого размышления.

Павел внимательно посмотрел на него. От него не ускользнуло настроение Андрея, но он сделал вид, что ничего не заметил. Скорее всего, парень боялся уходить далеко от «Убежища», ставшего ему домом, возможно, боялся потерять контакт с людьми, поддерживавшими его. И конечно же, боялся рисковать людьми, но что-то не позволяло Андрею признаться в своих страхах, а значит, он был готов бороться с ними.

– В таком случае собирайтесь. Я даю твоему взводу особый статус, и подчиняться ты будешь непосредственно майору Родионову и мне.

«Особый статус? Получается, меня выделили? Вау…», – подумал Андрей, но вслух это сказать не решился.

– Понял. Разрешите идти?

– Погоди. И вот ещё что…

Паша сделал короткую паузу, будто задумался, хотя на самом деле он заранее продумал, что скажет.

– Я хочу, чтобы ты собрал кое-какую информацию о гильдии. На месте держи глаза и уши открытыми, постарайся выяснить, как устроена их структура, как они организованы, чем конкретно занимаются, откуда везут то, чем торгуют. Но только так, чтобы гильдия не заподозрила, что ты копаешь, иначе у тебя могут возникнуть неприятности. Понимаешь меня?

Андрей одобрительно кивнул. Его и самого интересовали некоторые из этих вопросов, поэтому выполнять такое поручение будет вдвойне интересно.

Павел выдержал ещё одну паузу, на этот раз гораздо длиннее предыдущей: он всё же не решался сказать то, что хотел ранее. Возможно, это не входило ни в сферу интересов группировки в целом, ни в сферу интересов Андрея и его окружения в частности, но это входило в интересы Павла и Родионова.

Он вышел из-за стола и подошёл к приоткрытым дверям, отворил их и выглянул в коридор – там было пусто. Несмотря на жару, он закрыл дверь, потом прошел к окну, проверил не стоит ли кто внизу. Тщательно закрыв окно, он не спеша вернулся к Андрею и сел на своё место за столом.

– Как считаешь, какую роль в этом мире играет гильдия? – негромко спросил он вскоре и взгляд его, блуждавший по кабинету, устремился на Андрея.

– Какую роль? – переспросил Андрей. – Не знаю… Важную.

– Важную, – усмехнулся Павел. – Это понятно. Насколько важную? Что они из себя представляют? Какую реальную власть имеют? Откуда взялись вообще?

– Павел Константинович, мы с вами ведь уже говорили об этом и я тогда рассказал всё, что знал.

Гронин продолжал сверлить Андрея внимательным взглядом. Казалось, что ни одна мысль парня не могла проскользнуть мимо него.

– Да, было дело, – подтвердил он. – Но подумай ещё раз. Ты жил в этом мире последние десять лет, слышал больше, чем я, видел вещи, которых я не видел. Какие попадались слухи? Какие приходилось слышать истории? Ведь есть же люди, путешествующие по миру в поисках лучшей жизни, не оседающие в деревнях и не вступающие в банды. Попадались тебе такие?

Андрей задумался, пытаясь вспомнить всё, что он знал о гильдии, или что ему приходилось слышать о других краях, где он никогда не был. Когда началась эпидемия, он был слишком мал, чтобы успевать делать какие-то точные выводы или умозаключения, чтобы отмечать для себя действительно значимые моменты из того, что изредка удавалось услышать. Сначала он шёл за матерью, потом, когда её не стало, они с братом старались держаться поближе к другим старшим людям, которые внушали им доверие.

Конечно, многое доводилось слышать, особенно поначалу. Были и страшные рассказы о мёртвых городах, о трупах людей, напоминающих раздутые свиные туши, как описывали их очевидцы. Про жестокость выживших в городах, убивающих друг друга за сухари или флягу с водой. Мир будто взбесился в тот момент… сошёл с ума и, конвульсивно дергаясь, пожирал всё больше и больше жертв. Приходилось слышать и про конец света, о котором кричали религиозные фанатики, и другие не менее интересные версии происходящего.

Но в деревнях люди всегда были духовно и морально чище, сильнее городских жителей, расслабившихся на благах цивилизации, привыкших за деньги покупать всё, чего требовали их прихоти. Деревенские жители были добрее, дружнее, мудрее. Они ценили добродетели, которым не было места в сердцах и умах горожан. Отчасти именно поэтому Андрей с братом выжили – старшие люди просто не отвернулись от двух малолетних сирот. И по той же причине некоторые рассказы скитальцев позже, когда Андрей повзрослел, въедались в его мозг, привыкший к совсем другим идеалам и понятиям. Но гильдия… слышать о ней ему приходилось давно. Очень давно. Она просто была. Всегда.

Андрей озвучил свои мысли в надежде, что Павлу это хоть как-то поможет, но по взгляду полковника понял, что это было совсем не то, что ему хотелось бы услышать.

– Ладно. Вижу нужно объяснить тебе кое-что, – вскоре медленно заговорил Гронин. – Давай вместе посмотрим на торговую гильдию. Что мы видим? Сильная, хорошо организованная, вооружённая и обученная армия. Огромные территории, которые они контролируют. По слухам есть у них и добыча ресурсов, и переработка, и сложное производство. Они сами производят оборудование, оружие, медикаменты и много чего ещё. Границы их влияния мне неизвестны. Как далеко простираются их территории неясно, сколько сил имеют – тоже. Мне понятно одно – эта организация, преследующая неизвестные, хотя и вполне предугадываемые цели, сумела во всеобщем хаосе и беспределе построить такую мощную систему, что вряд ли кто-то может с ними сравниться. Но как они это сделали?

Полковник все это время смотрел на Андрея, отмечая реакции парня, но пока что тот выражал только замешательство и ничего полезного Гронин не разглядел.

– Кто был основателем? – продолжил он. – Вряд ли это был один человек, скорее всего группа, потому что для такого нужны единомышленники, причём сильные, с ресурсами. Как можно было предусмотреть…

Павел вдруг задумался. Надолго. Андрей смотрел на него в ожидании, но Гронин все молчал и молчал, уставившись в одну точку. Потом он встал и принялся ходить по кабинету, сложив руки за спиной. О чем он думал? Андрей пробовал гадать, но это было тыканьем пальцем в небо. Устав ждать, он решился заговорить.

– Павел Константинович? Все нормально?

Гронин остановился и перевел взгляд на Андрея. Прищурившись, он хмыкнул и вернулся на свое место за столом.

– Извини, просто надо было подумать. Наш разговор навел меня на одну мысль… Ладно, неважно. На чем мы остановились?

– О том, что торговую гильдию невозможно было создать в одиночку.

– Да… Так вот, как можно было из группы единомышленников за пару лет выстроить такую машину и так её организовать? Ведь они развиты всесторонне. Насколько я понимаю, они добывают ресурсы и строят всё сами, а значит нашли специалистов и не самых худших рабочих, организовали производство, добыли оборудование, восстановили заводы. Это процесс не одного десятилетия, ведь людей теперь мало, а специалистов, хорошо знающих своё дело, среди них и того меньше.

Андрей слушал полковника и его слова разжигали в нём такой же интерес, как и у самого Гронина. Конечно, Павел думал об этом не один день. Гильдия действительно слишком отлаженная организация, но почему Гронина всё это внезапно начало так волновать? Ну, не всё ли ему равно, откуда взялась гильдия и что там в ней происходит? Она дала им оружие, чтобы победить «волков», дала возможность завоевать себе авторитет и право жить. Она существовала до Гронина, и будет существовать после.

– Зачем вам всё это знать? – решился, наконец, спросить Андрей. – Гильдия ведь не представляет для нас угрозы. Они нам помогли.

Гронин встал из-за стола и подошёл к окну. Ему стало совсем душно, но он пока намерен был терпеть это.

– Святая наивность… – хмыкнул он. – Да, не представляет. И для «волков» не представляла, а нас всё-таки буквально наняла уничтожить их. А знаешь почему? Потому что «волки» заключили союз с организацией, способной бросить гильдии вызов. Поэтому сейчас гильдия занялась наймом таких, как мы, для зачистки своих рубежей и обрастания временным щитом. Но где гарантия, что мы не будем следующими «волками» и нас тоже не захотят уничтожить? Или что ещё хуже – не бросит ли гильдия нас на растерзание, если начнется какая-нибудь большая заваруха?

– Монахи, – вспомнил Андрей. – Они те, кто может бросить вызов гильдии?

– Да, – подтвердил Паша. – Но что за монахи, зачем скупают людей, куда увозят и откуда приезжают – «волки» не знают. Мы кучу времени гнили под землёй, сходили там с ума. Потом ещё много лет сидели взаперти в этой долине, пахали землю, охотились, ловили рыбу – выживали, короче говоря. И если тогда я наивно полагал, что мы чуть ли не последние люди на свете, то сейчас я понял, что мы по-прежнему песчинки в этом мире. Если гильдия играет другими, как куклами, то я хочу знать, зачем они это делают, и по возможности быть готовым к удару в спину. Я, Андрей, хочу жить среди людей, а не зверей, которых теперь называют бандами. И чтобы выжить – нужно знать в лицо своих истинных врагов и их возможности.

– Кажется, я вас понял, – после значительной паузы задумчиво произнёс Андрей, а потом немного смущенно добавил. – Что конкретно я могу сделать? Просто я не разбираюсь в шпионаже.

– Я хочу, чтобы ты внимательно осмотрелся в этом городе. Попытайся поговорить с простыми людьми, которые, вероятно, там живут, но будь осторожен – ни в коем случае нельзя дать понять гильдии, что мы наводим справки. Возможно, тебе удастся выйти на следы бывших военных частей – я знаю наверняка, что они существуют. Это тоже будет очень полезно. Так же меня интересуют эти монахи. Судя по поведению Леонелли, они действительно являются серьезной угрозой для гильдии. В таком случае было бы неплохо знать, что они из себя представляют. Хотя бы примерно. Нельзя исключать, что выгоднее будет принять их сторону в этом конфликте.

– Но ведь они покупают рабов! – изумился Андрей, не веря, что Павел действительно мог такое сказать.

– И мы до такого никогда не опустимся, – успокоил его Павел. – Но лучше быть живым союзником работорговцев, чем мертвым другом их противников.

– Согласен, ‒ Андрей опустил голову и легонько кивнул. – Простите.

В кабинете стало прямо невыносимо душно. Паша вытер пот со лба, затем взглянул на наручные часы.

– В дату, которую я тебе позже назову, в покинутой деревне в семи километрах севернее Волчьего логова будет ждать проводник. Он будет там с трех до четырех часов в течение двух дней. Дорога на север от Волчьего логова только одна, так что ошибиться или пропустить не получится – она проходит прямо через эту деревню. «Волков» поблизости вроде как нет, но не вздумай расслабиться, иначе какие-то недобитки могут наделать тебе проблем. Как получишь приказ – сразу выдвигайся.

– Понял. Ещё что-нибудь?

– Да. В арсенале и в боксах уже всё готово. Выделю вам два БТРа – используй осторожно и только при острой необходимости.

– Да я уже в курсе, – улыбнулся Андрей. – А что с пополнением? Что за парни?

– Толковые ребята, все – добровольцы. Сержантов назначь сам и пришли к Родионову. Он их немного поднатаскает, а в остальном пока что сам будешь с ними заниматься.

– Ясно.

– Меня может не быть на месте, когда будешь выступать, так что удачи тебе.

Полковник обошел стол, подошёл к Андрею и по-отечески обнял его: крепко, с душевным теплом, которого Андрей так давно не ощущал. Это на миг расслабило его, ввергло в какую-то странную эйфорию. Но лишь на миг.

– И вам удачи, – пожелал в ответ Андрей, когда полковник отошёл от него, и лёгкой походкой покинул кабинет.

Глава 5.2

3
Равнинная местность всё больше изгибалась. Колонна из двух грузовиков и двух БТР-ов всё чаще ныряла в овраги, а потом вздымалась на очередной холм. Лиственные деревья перестали преобладать и среди них все чаще стали появляться редкие группы хвойных. Чем дальше продвигались Андрей и его люди, тем больше и гуще становились леса, и тем меньше оставалось ровной местности.

Деревня, в которой они должны были встретиться с проводником, находилась в низине между тремя небольшими холмами, сплошь покрытыми лесом. Место отлично подходило для засады, поэтому Андрей не решился сразу же входить в деревню, а потратил более часа на разведку холмов. Ждать проводника предстояло долго и торчать всё это время на открытой местности было бы большой ошибкой, поэтому Андрей решил сам устроить засаду.

Убедившись, что всё чисто, он разместил отделения на холмах, тщательно укрыв в зарослях технику, и таким образом окружив деревню. Напряжение, которое он постоянно испытывал, решая тактические задачи, сильно давило на него, поэтому он радовался любой возможности хоть немного ослабить его. Покончив с приготовлениями, Андрей осмотрел позиции отделений и остался доволен – сунься сюда кто-то чужой и ему придётся не сладко. Довольный собой, Андрей, наконец, смог немного расслабиться.

А дальше потянулось скучное, томительное ожидание.

Многие сильно удивились, когда ни в указанное время, ни позже, никто не появился. Кто-то занервничал, кто-то обрадовался, кто-то просто вздохнул с облегчением, в надежде на то, что можно будет вернуться обратно. Но оставался ещё один день.

Даже находясь просто вблизи «Убежища», все ощущали себя в безопасности. Большинство верило, что даже случись что ‒ оттуда быстро придет помощь. Здесь же, вдали от дома, вне защиты его неприступных скал, ночь прошла очень напряженно. Немногие смогли нормально поспать, а большинство лишь тревожно дремало, просыпаясь от каждого подозрительного шороха или крика выясняющих отношения белок.

Пожалуй, один только Воробьев дрых, как сурок. Его даже не разбудила всеобщая беготня и суета, вызванные громким кашляньем, донесшимся далеко за полночь откуда-то с подножия холмов. Люди вовсю напрягали глаза, пытаясь разобрать, что там происходит. Добрых полтора часа они нервно всматривались в темноту, готовые в любой момент открыть огонь, а Воробьев продолжал спокойно спать в одном из грузовиков, в панике забытый всеми.

Кашель повторялся дважды, но потом до самого утра ничто, кроме белок, больше не нарушало тишины. Когда все немного успокоились ‒ принялись гадать, что это могло быть. Выражались самые разные идеи, но большинство бойцов придерживались мнения Толи Черенко, который авторитетно заявил, что скорее всего это кашлял лось. Лоси действительно издают странные звуки, сильно похожие на кашель человека, и многие это подтвердили, что сильно упрочило позиции этого предположения. Утром все прояснилось, причем весьма неожиданным образом: высланные на рассвете разведчики к десяти часам привели этого «лося».

На вид «лосю» было лет шестьдесят-шестьдесят пять, он был невысок ростом, имел жилистые, крепкие руки и весьма неплохую, как для своего возраста, физическую форму. Помимо этого обладал острым внимательным взглядом и носил небольшую ухоженную бородку. Бедро у него было обмотано грязным, испачканным кровью бинтом, но держался он уверенно, и даже можно сказать, что молодцевато.

Андрей уже понял кто это. Седые волосы, морщинистый лоб, такая же, как и волосы, седая бородка, сутулая, чуть-чуть сгорбленная осанка – Андрей хорошо знал этого человека, а вот разведчики стояли в недоумении, не понимая странного выражения лица своего командира. Игорь, стоявший рядом с братом, тоже расслабился и загадочно заулыбался.

– Где вы его откопали? – спросил Андрей разведчиков, не отводя взгляда от незнакомца.

– В зарослях у подножия холма, – ответил один из них, указывая рукой. ‒ Он был вооружен, но нам повезло застать его врасплох.

– Вернёте ему оружие, – приказал Андрей, удивив незнакомца, который после этих слов внимательнее взглянул на него.

На его лице тут же пробежало сначала выражение недоверия, затем облегчения, а потом и неподдельной радости.

– Вот те раз! – мужчина одной рукой протер глаза. – Не подводит ли меня зрение?

– Не подводит, – подтвердил Андрей и указал на рану на ноге. ‒ Тебе нужен медик.

‒ Ежели нужен, так нужен, ‒ мужчина пожал плечами.

Андрей распорядился позвать Катю, а сам подошёл ближе и обнял человека, бывшего ему почти как отец.

Откуда ты здесь, Аким? ‒ спросил он.

‒ Дела, Андрей, дела, ‒ уклончиво ответил тот.

Катя, видимо, была где-то рядом, потому что уже явилась. Она осмотрела рану и немедленно уложила Акима на землю, а затем принялась ее обрабатывать. Аким морщился, иногда напрягался и стискивал зубы, но не издал ни звука.

– Рассказывай, ‒ предложил Андрей, когда Катя закончила.

‒ Что? ‒ Аким сделал такое выражение лица, будто действительно не понимал, о чем ему говорят.

‒ Так, старый еврей, перестань юлить, ‒ снова улыбнулся Андрей. ‒ Что здесь делаешь? Почему ранен? И где «Нивка»?

Аким пощупал заново перебинтованную ногу, удовлетворенно хмыкнул и теплым взглядом поблагодарил Катю. Девушка почему-то посмотрела на старика с прохладой.

‒ Обстреляли вчера рано утром мою «Нивку», ‒ пожаловался он. ‒ Недалеко отсюда. Пришлось её бросить и драпать. Еле ноги унес. Вот добрался как-то сюда, а тут меня твои молодцы сцапали.

Этот короткий пересказ событий целых суток был обычной манерой Акима, к которой Андрей уже давно привык. Сухо, кратко, но зато всё понятно.

– Кто обстрелял видел? – напрягся Андрей.

– Да кто? Эти самые, волки позорные.

– Как далеко? Они могли идти за тобой?

– Километров пять на юг, не боле того. Короче, сразу за вами.

‒ Обана. Черенко, Серебряков! Усилить бдительность! Всех поднять и приготовить к бою! – посыпались приказы.

‒ Думаю, это лишнее, – мягко заметил Аким. – Они очень слабые и не бросят свои машины ради того, чтобы погоняться по лесу за стариком. А раз они до сих пор тут не появились, стало быть или заметили вас и не рискнули связываться, или двигались в другую сторону.

Несмотря на уверенность слова старика Андрей приказы отменять не стал.

– Жаль машину. У меня с ней связано много воспоминаний, – продолжил Аким.

– Я думаю, ты переживёшь такую серьёзную потерю, – пошутил Андрей. – Твоя колымага всё равно давненько должна была отправиться на металлолом.

Аким сделал недовольную мину ‒ он всё равно жалел о своей, как выразился Андрей, «колымаге». Она была полна секретов, о которых знал только он. Рядом со своей машиной Аким не боялся ничего: спрятанный под задним сиденьем гранатомёт, гранаты, удобно прилепленные внизу возле рычага КПП, ПМ под сиденьем водителя, лист бронированной стали в левой передней дверце – это далеко не полный список самодельных «модификаций», проделанных Акимом. Но, к сожалению, ничто не вечно. И мудрый старик хорошо это знал.

Андрей вызвал Сергея Воробьева и приказал доложить в штаб о группе гастролирующих по округе «волков». Отсюда радиосвязь ещё должна была работать без проблем.

‒ Ты нам вот что скажи, ‒ попросил Андрей. ‒ Мы здесь ждем человека от гильдии ‒ он должен быть нашим проводником. Вчера в назначенное время он не появился. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Аким смотрел на Андрея с таким видом, будто вообще не слышал, что тот сказал. Но и эту его манеру братья хорошо знали.

‒ Ну, стало быть, дождались вы своего проводника, ‒ наконец, ответил он.

‒ Даже так, – Андрей оценивающе глянул на стрика. – Хорошо. Раз так, тогда нечего больше тут рассиживаться. Куда нам ехать?

– На север отсюда ведёт только одна дорога, так что не ошибётесь. Где поеду я? – в свою очередь поинтересовался Аким.

– Со мной.

Стоянку быстро свернули, подготовили технику и выгнали на дорогу. Андрей забрался в один из БТР-ов и помог сделать то же самое Акиму. Старик проворно заскочил в машину, почти не обращая внимания на перевязанную ногу, и уселся поудобнее на скамейке. Затем вынул откуда-то из-за пазухи карту и передал Андрею. Тот вопросительно посмотрел на него.

– По ней доберёмся до пункта назначения, – коротко объяснил Аким очевидную вещь.

Романовкивнул в знак согласия, махнул рукой водителю и колонна двинулась в путь.

По дороге Аким по просьбе Андрея рассказывал о пункте назначения. Ольховка ‒ солидный торговый узел гильдии, в котором сходилось много путей, был аэродром и большие склады ‒ все, как любят торговцы. В ближайшей округе от городка обитали сразу две банды, одна из которых являлась осколком первой. Когда они были ещё одним целым, то назывались «Инквизиторами». Теперь такое название носила только одна, а названия второй Аким не знал. Банды враждовали между собой и регулярно устраивали стычки, но до серьёзных потасовок дело пока не доходило. Гильдия стояла в стороне и пока что их не трогала, хотя происходящее ей очень не нравилось. Собственно, это было всё, что Аким смог рассказать.

Вскоре холмы и лесистость закончились, и дорога потянулась по огромному, казалось, необъятному полю. Во время одной из коротких остановок Андрей в бинокль рассматривал горизонт, но сколько ни всматривался, а заметить хотя бы одно деревцо или лес так и не смог. И лишь через полчаса езды заветные деревья узкой полоской вырисовались на горизонте. Эта полоска становилась всё больше и больше по мере приближения и вот прохладная тень упала на их головы, а приятный лесной воздух заполнил лёгкие. После жары, которая уже долгое время мучила людей, тень деревьев показалась им раем.

Километра через полтора дорога разветвлялась, и было решено сделать остановку, дабы обследовать близлежащую местность и выбрать путь, по которому двигаться дальше. Судя по карте, особой разницы не было, но карта это всего лишь бумага, поэтому доверять ей в таких случаях – не самая лучшая затея. На разведку как всегда отправился Черенко с парой человек. Остальные принялись разгуливать по дороге, разминая ноги и негромко переговариваясь.

Тем временем разведчики вскоре нашли кое-что интересное.

Метров за четыреста от развилки, где остановился взвод, Толя увидел огороженную мешками с песком пулемётную точку, а за ней – большую, но очень старую брезентовую палатку. Оружия не было видно, да и сами укрепления выглядели заброшенными, но осторожность в таких вопросах – залог выживания, тем более, что кроме палатки и укреплений в глаза бросалось свежее пепелище костра, а в нос била вонь разложения: где-то рядом точно что-то сдохло.

Не увидев больше ничего подозрительного, они решили подобраться поближе. Пригибаясь, Толя быстро двинулся налево, а Кирилл – направо. Ещё двое разведчиков остались позади, прикрывая их. Передвижения по лесу были для Черенко обычным делом: тренированный, привыкший к частой ходьбе по пересечённой местности, прирождённый охотник, сейчас он был именно на охоте. И горе тем, кто должен стать его добычей.

Встретившись снова на другой стороне от укреплённой точки, оба Черенко поделились наблюдениями и сошлись во мнении, что возле палатки действительно никого не было. Они осторожно приблизились, затем Кирилл подал знак отцу заглянуть внутрь, а сам встал наизготовку, готовый стрелять по первому признаку опасности. Толя быстрым движением заглянул в палатку, а затем молнией бросился внутрь. Никакой борьбы не последовало, но послышалась возня, как будто что-то волокли, и из палатки показался сосредоточенный Толя и вытащил за ноги какого-то мужика. Тот ничего не понимал и даже не пробовал сопротивляться. У него было странное выражение лица, такое, будто он не понимает ни что с ним, ни где он, да и само лицо выглядело, как у распоследнего алкаша: сильно осунувшееся, худое и болезненное. В остальном внешний вид у него был настолько неопрятным, что невозможно было составить какое-то впечатление даже о том, сколько же ему лет.

Толя выволок его на середину периметра, отпустил ноги и ткнул стволом автомата в грудь.

– Ты кто? – жестким тоном спросил он.

– Я… я… я… – заикаясь, пытался что-то ответить мужик заплетающимся языком.

Он вращал глазами и все никак не мог сосредоточить взгляд. Похоже, он до сих пор так и не понял, что происходит.

– Кто ты такой и какого хрена торчишь здесь? – продолжал наседать Толя.

Мужик очень медленно приходил в себя и мутным взглядом пытался рассмотреть людей, которые осмелились ему угрожать. Рот его только беззвучно открывался и выдавить что-то членораздельное он смог только через какое-то время после ряда тумаков и тычков.

– Я ж-же сказал – живу я здесь…

– Не слыхал, чтоб ты такое говорил. И давно живешь?

На лице оборванца отразился труднейший мыслительный процесс и вскоре он изрек его результат.

– Н-ну да-а… – потом он попробовал было встать, но Толя ногой прижал его обратно к земле.

– Лежать! – рявкнул он.

Мужчина разочарованно и осуждающе уставился на него. Странно, но страха он, похоже, не испытывал.

– Что ты тут делаешь? Из какой ты банды?

И вновь на лице допрашиваемого возникло выражение мучительного мышления.

– Я-я просто ж-живу тут, – выдавил он, а потом в его речи появилось негодование. – Д-да что вы вообще п-прицепились?

В Толе негодование боролось с бессилием. Выдавить вменяемый ответ у этого чудика было чрезвычайно трудно, но очень хотелось. И как быть? Пока он размышлял, а скоростью мышления в таких случаях Толя похвастаться не мог, мужчина немного оклемался. Когда в дело решил вступить Кирилл, его речь уже была немного понятнее. Кирилл все это время сушил себе голову – пьяный мужик или нет. И если да – где взял алкоголь?

– Послушай, друг, где же ты тут живешь? Тут же ничего нет, – недоверчиво спросил Кирилл.

– А я не прямо тут живу.

– А где же?

Ответом был взгляд, полностью состоявший из подозрительности и сомнений.

– Говори, заячья ты душа, а не то яйца оторву, – пригрозил Черенко и показал кулак.

Похоже, эта часть тела была оборванцу важна, потому что он почти сразу ответил.

– Землянка у меня есть. Там и живу.

– А тут что делал?

– Вертался из города… Не все донес и часть тут оставил, а как вернулся… Туточки и выпил. Немного…

– А-а, ну я так и думал, да все не верилось, – улыбнулся Кирилл, но Толя не собирался так быстро верить.

Далее последовал короткий диалог на тему как давно этот странный человек обитает в этом лесу, и почему именно здесь. Ответы были малоинтересны и почти неинформативны, но у Толи был план. По крайней мере, он сам так думал.

– Ты про город говорил – Ольховку имел в виду?

Оборванец утвердительно кивнул. Его очень давно не мытые волосы качнулись.

– По дороге туда есть какие-то опасности? Вооруженных людей не видел?

– Нет, не людей видел, – замотал головой мужик, – скорее нелюдей.

Толя с Кириллом переглянулись.

– Нелюдей? Ого. Это как?

– Нелюди значит не люди, – серьёзно объяснил оборванец.

– Что за бред, – простонал Толя.

– Не знаю, но не люди это, – вздохнул мужчина.

Парадоксально, но речь его исправилась. Если раньше было трудно вытянуть из него хотя бы одно полностью вменяемое и членораздельное слово, но говорил он обыденные вещи, то теперь все стало наоборот – говорил внятно, но что-то совершенно невразумительное.

– Что. За. Бред? – беззлобно, но с раздражением спросил Толя.

Теперь уже мужчина посмотрел на Толю с раздражением. Он явно был недоволен, что ему не верят.

– Смейтесь-смейтесь, – обиделся он. – Да только то были порождения ада!

Он перекрестился, и прежде чем кто-то из Черенко успел что-то сказать, продолжил.

– У них из рук вылетал огонь. Прямо перед моими глазами они напали на ехавшие грузовики и всех убили, а потом на куски разорвали двух мужчин. Это самые нестоящие демоны, – в конце он перешел на шепот и закивал, глядя на Кирилла, который, видимо, казался ему более благоразумным.

Но Кирилл лишь рассмеялся.

– Ого, что-то забористое пьет, – сказал он. – Или головой ударился.

– Вот когда они вас поймают – вы мне поверите! Поверите! – недовольно крикнул мужик.

– Ладно, добрый человек, пойдем мы, пожалуй, – сказал Кирилл и повернулся к отцу. – Да?

– Пошли.

Толя ещё раз окинул мужика внимательным взглядом на предмет оружия и пошел прочь. Кирилл двинулся за ним.

По возвращении Толя рассказал обо всём Андрею. Тот почему-то задумался, чем развеселил Черенко.

– Да, давай, скажи ещё, что веришь в такую чушь, – ржал Толик.

Андрей немного надулся и ничего не ответил, но на всякий случай приказал бойцам усилить бдительность. Колонна снова двинулась в путь и совсем скоро проехала мимо оборванца, неуклюже что-то перебиравшего возле палатки. Больше по дороге им никто не встречался, и вскоре они выехали из леса.

Сразу за лесом дорога вошла в узкую ложбину между холмами и потянулась на запад. Приближаясь к городу, они проехали несколько укреплённых постов гильдии, на которых Андрей увидел большое количество солдат и оружия. Бойцы на постах были злы, агрессивны и в крайней степени подозрительны. Андрею быстро стало понятно, что не будь с ним Акима проблем было бы не избежать.

Андрей, а особенно Игорь с интересом наблюдали за поведением бойцов гильдии. Они по-прежнему не общались между собой, но выводы делали схожие – гильдейцы явно сильно обеспокоены. Что-то тут у них происходит. Что-то очень нездоровое.

– Что нас там ждет, Аким? – спросил Андрей, надеясь, что старик что-то расскажет.

– Откуда ж я знаю, Андрюша? – мягко ответил тот.

Старик часто называл его так. Кроме него так делала только их мама.

– Ну, ты же один из них. Должен знать.

В ответ Аким только ласково улыбнулся, сморщив лоб, и покачал головой.

– Я пылинка, – сказал он после долгой паузы, – просто маленький винтик в большущем, гигантском механизме.

Под вечер погода резко переменилась. Жара быстро куда-то улетучилась, небо затянуло тучами, и подул холодный, непривычный для этого времени года ветер. Он порывами налетал на машины, пробираясь под тенты грузовиков и пронизывая людей, не так давно изнемогавших от жары, а потом радовавшихся прохладе леса.

Наконец, к девяти часа вечера, когда солнце уже начало скрываться за горизонтом, впереди показался город. Он появился внезапно за одним из холмов и представлял собой тотальные руины. Глядя на все это, Андрей никак не мог понять, почему торговцы обосновались именно здесь, где нет ни одного целого здания, но вскоре, когда он увидел склады, о которых ему рассказывал Аким, то все стало ясно. Вероятно, раньше в городе был какой-то большой завод, а теперь его цеха переделали под огромные склады. Вполне возможно, что где-то в них даже что-то производилось, а руины города вокруг служили отличными укреплениями.

Колонна миновала небольшой район одноэтажных домиков и усадеб, затем полностью заброшенный центр города. Андрей с близкого расстояния смог рассмотреть, как умирают человеческие творения, когда людям нет до них дела, как мрачно выглядят пустые глазницы окон в давно брошенных людьми домах, как неприветливы и угрюмы серые стены древних панельных многоэтажек, которые, кажется, вот-вот развалятся, и как безжалостен дух времени, неумолимо разрушающий всё это. Помимо этого картину дополняли обветшалые двери подъездов, заросли кустарника прямо на тротуаре, навеки впечатанная в асфальт некогда белая, а теперь покрытая слоем пыли и грязи краска, которую нарисовали на площадке дети, игравшие здесь когда-то в «квадрат», останки детских площадок, качелей ‒ все это выглядело, словно оторванным от реальности и порождало странные, ноющие ощущения внутри, пугало.

Наконец, вырвав Андрея из молчаливого оцепенения, в которое он впал при виде города, колонна ещё раз круто повернула и въехала на тщательно охраняемую, освещенную фонарями территорию складов, а «УАЗ» гильдии, который ехал впереди с момента въезда в город, остановился возле небольшого и очень старого на вид здания. Обшарпанные стены этой постройки не позволяли понять, какую функцию она выполняла когда-то, но сейчас тут явно обитали люди.

Яркое освещение территории удивило Андрея. Он не понаслышке знал, что обходится оно очень дорого. В «Убежище» был генератор, но Гронин позволял включать его лишь на несколько часов в день или при экстренной необходимости, потому что он потреблял просто прорву драгоценного дефицитного топлива, которое было так нужно для транспорта. Ситуация изменилась только когда они захватили запасы топлива «волков», но и тогда электричество использовали в основном для мастерских и других важных зданий, потому что мощность генератора не позволяла использовать его для освещения территории базы. Гильдия же явно не заморачивалась такими проблемами, но откуда они брали эти драгоценные киловатты?

Андрей спрыгнул с БТР-а и осмотрелся. Затем прошёлся немного взад-вперёд, разминаясь и потирая затёкшую задницу.

– Не привыкли ездить на броне? – услышал он приятный мужской голос позади.

Андрей повернулся и присмотрелся к немолодому мужчине, который к нему обращался: умные серые глаза, внимательно разглядывающие приехавших людей, нос с горбинкой и широкий лоб с глубокими горизонтальными морщинами создавали впечатление о нём, как о человеке умном или, по крайней мере, много размышляющем. Короткая стрижка, которую в наше время назвали бы «полубокс», опрятное легкое пальто нараспашку, тонкая летняя рубашка под ним, аккуратно выглаженные штаны свободного покроя из какой-то лёгкой на вид ткани, совсем новые военные ботинки и резко контрастирующая со всем этим большая, затёртая кожаная папка для документов – дополняли его образ. В целом на вид мужчине можно было бы дать лет сорок пять, не больше. Позади него в расслабленных позах стояли двое вооруженных бойцов, но выражения их лиц свидетельствовали о готовности в любой момент отреагировать на опасность.

– С кем имею честь говорить? – ответил вопросом на вопрос Андрей.

– Игорь Алексеевич Владов, – немного растягивая слова, представился мужчина. – Считайте полковником. А кто вы?

– Старший сержант Андрей Романов. Я от полковника Гронина. Мы прибыли из «Убежища», – вежливым тоном ответил Андрей.

– Ну, вот и познакомились, – улыбнулся Владов.

Андрей про себя отметил, что этот человек намного приятнее Леонелли. Он опасался, что попадись ему и здесь подобная Леонелли нечисть, работать будет невероятно трудно, но теперь все его опасения развеялись. Возможно, преждевременно.

– Добро пожаловать в Ольховку, – продолжил полковник Владов. – А теперь прошу за мной. Сейчас перекусим чего-нибудь, а там и о делах поговорим.

– А как же мои люди? – замялся Андрей.

– Не волнуйтесь, о них позаботятся, – заверил Владов, жестом приглашая Андрея следовать за ним.

– Тогда вперёд, ведите, – повиновался парень и пошёл за торговцем, размышляя над тем, почему все в гильдии стремятся сначала накормить гостей, а после уже устроить им трудные, изматывающие переговоры, в чем он не сомневался.

Владов уверенной походкой вёл парня за собой. Всё в его облике и движениях говорило о том, что он здесь безоговорочный, авторитарный хозяин. Его слегка надменный, но вместе с тем вполне учтивый тон, которым он приветствовал встречающихся офицеров или отдавал им распоряжения, деловитая походка уверенного в себе человека, манера речи, добротная, но всё же очень необычная для новых времён одежда.

Андрей искренне заинтересовался этим человеком. То, с каким почтением все, кто встречался им на пути, относились к Владову, поражало парня. Это было не просто уважение, а какое-то прямо благоговение, поклонение, что ли.

«Наверное, он очень добрый и хороший человек, раз его так уважают», – подумал Андрей. Мысль о том, что всё наоборот и Владов может быть слишком злым и жестоким не пришла ему в голову в тот момент.

Некоторое время они шли по территории, проходя сквозь большие склады или обходя их, за ними неотступно следовала всё та же пара бойцов. Склады были просто огромны, и только сейчас Андрей окончательно разобрался, почему гильдия устроилась именно здесь: трудно найти место лучше этого, когда почти всё лежит в руинах. Странно было, что Владов вообще решил так долго идти пешком. Леонелли, например, сразу посадил их с Грониным в машину, а этот вот поступил наоборот. Почему? Может, решил похвастаться? Кто знает…

После довольно длительного перехода Владов завёл Андрея в какой-то командный пункт, который совсем не был похож на виллу Леонелли, чего ожидал Андрей. При входе парня тщательно досмотрели и отобрали всё оружие. Затем они с Владовым прошли дальше, а охрана осталась в коридоре.

Они вошли в просторный и удобно обставленный кабинет хозяина, который, несмотря на свою респектабельность, по сравнению с хоромами Леонелли выглядел так себе. Тут было два больших, сверкающих лаком стола. Один – рабочий, на котором лежали бумаги и стоял ноутбук – вещь, которую Андрей в последний раз видел перед катастрофой, и которая сейчас буквально приковала его внимание своей аурой старой жизни. У стола стояли четыре удобных мягких стула с одной стороны – для гостей полковника, и большое черное кожаное кресло с другой – для хозяина кабинета. Второй стол, за которым сейчас они сидели, выглядел попроще и использовался, наверное, для приёма пищи. В противоположном углу кабинета в большой кадушке росла красивая декоративная пальма внушительных размеров, с длинными и острыми на кончиках темно-зелеными листьями.

Также в кабинете стоял длинный книжный шкаф, заваленный папками с бумагами, о содержании которых Андрей мог только догадываться, и закрывавший собой буквально всю стену. Парень помнил о просьбе Гронина, поэтому мысль о том, что интересно было бы заглянуть в эти папки, не один раз посещала Андрея за время пребывания в кабинете. Почти сразу за ней возникали догадки о том, что ему за это будет.

Наблюдая за гостем, Владов пытался угадать его мысли, и вскоре на лице у него появилась кислая улыбка.

– Наверное, Леонелли принимал вас в более приятном месте?

Романов расценил вопрос как провокацию и побоялся ответить честно.

– Ну, не знаю, это как кому нравится, – неуверенно ответил он и добавил. – Лично я люблю, когда обстановка простая.

– Да ладно, бросьте. Люди любят роскошь, просто она не всем доступна. Дайте любому человеку пожить лучше, чем он привык, и старая жизнь покажется ему неполноценной. Впрочем, вернёмся к разговорам после ужина. Вы, наверное, проголодались с дороги?

Андрей сделал неопределённый жест, который можно было трактовать как угодно. Владов промолчал, крутнулся в кресле, а затем поднялся и подошел к окну. Андрей тоже робко встал, и видя, что хозяин кабинета ему не запрещает, осторожно выглянул из окна. Внизу рабочие разгружали какие-то ящики – ничего интересного.

Этот Владов… Он как-то странно себя вёл. Вроде бы гостеприимно, но чувствовалось в нём что-то не очень приятное, что-то такое, что заставляло Андрея нервничать. Возможно, такой эффект вызывала манера хозяина кабинета начинать разговор, а потом резко прерывать его.

‒ Кстати, ‒ сказал внезапно Владов, ‒ руки можете помыть вон там.

Он указал рукой на дверь рядом с входной. Предложение Владова было более чем уместным, ведь оно позволяло Андрею увеличить дистанцию от торговца и немного уменьшить охватившее его напряжение.

Открыв указанную дверь, Андрей удивленно открыл рот: это был полноценный, функционирующий, пахнущий чистотой санузел. Помимо умывальника с блестящим хромированным краном здесь были огромная ванна-джакузи и душевая кабина, в углу находился чистый, сверкающий белизной унитаз. Такого Андрей давно не видел и некоторое время он оцепенело глазел на все это великолепие, поражаясь тому, каким комфортом окружают себя шишки из гильдии.

Пока он был в ванной, дверь в кабинет отворилась и на пороге появилась симпатичная молодая девушка с подносом, на котором лежали столовые приборы и посуда. Закончив с мытьём, Андрей вышел и невольно замер, увидев девушку.

Таких красавиц он ещё не встречал. Она была среднего роста, худенькая и хрупкая на вид. Её вьющиеся тёмные волосы то и дело спадали на лоб и закрывали такие же тёмные миндалевидные глаза под пушистыми ресницами. Овал лица был точен и изящен, будто его вылепил искусный ваятель, а черные шнурочки бровей и пухленькие нежные губки гармонично довершали это прекрасное личико. Девушка буквально источала женственность настолько сильную, какой Андрей ещё никогда не встречал.

Одета она была довольно просто, но так, будто носила траур – лёгкая черная кожаная курточка с коротким рукавом поверх бежевой блузки с причудливым серебристым узором и светло-серые джинсы. На ногах ‒ кроссовки, чего Андрею давно не приходилось видеть.

Владов что-то говорил ей, но Андрей, полностью увлёкшись девушкой, не запомнил ни одного слова. Даже если бы полковник выдал прямо сейчас все свои тайны, которые так хотел бы знать Гронин, Андрей всё равно ничего бы не услышал. Когда девушка уходила, Андрей до последнего, пока она не вышла, смотрел ей вслед, что не укрылось от внимательного взгляда Владова. Уйдя, она больше не возвращалась, а еду в кабинет приносила другая девушка, гораздо менее красивая и одетая, как горничная. Кто была та девушка Андрей спросить не решался.

Ели молча. Андрей – потому что ждал, пока хозяин начнёт разговор, Владов – потому что имел привычку не обсуждать дела во время еды. Тем не менее, он внимательно следил за парнем, отмечая про себя, что и как тот делает, куда смотрит, как ест. В старые времена это было бы похоже на знакомство зятя-простака с будущим тестем из высшего сословия, только без привычных расспросов. Когда с ужином было покончено, они пересели за рабочий стол и полковник, наконец, заговорил:

– Я полагаю, вам не нужно объяснять, что вы приехали сюда не для того, чтобы отдыхать или бегать за женщинами? – он сделал паузу, давая понять, что от него не укрылись наблюдения Андрея.

Тон Владова, такой мягкий и приятный ещё недавно, стал жёстким и бескомпромиссным. Андрей, понимая о чем говорит хозяин кабинета, немного смутился, но тут же взял себя в руки ‒ он ждал подобной смены настроения от торговца.

– Да, конечно. Просто, очень красивая девушка, – честно признался он.

– Поговорим о деле, – полковник не собирался заострять внимание на девушке. – Вы знаете, что от вас требуется?

– К сожалению, нет.

– Задача следующая, – деловым тоном начал Владов. – В этом регионе существуют две банды – «Инквизиторы» и отколовшиеся от них неофашисты. И те и те сходят с ума, убивая себя наркотиками, орут всякую фашистскую ерунду с утра до ночи и занимаются прочей сомнительной деятельностью, которая нам очень мешает. В последнее время между ними произошёл конфликт. Не знаю, что они там не поделили, но теперь они воюют между собой, тем самым сильно мешая нам вести свои дела. Мне нужно чтобы вы разрядили обстановку. Любым путём. За неделю.

Андрей был ошеломлён услышанным.

– Неделя?! – возмутился он, когда шок от услышанного прошёл. – Но что я могу сделать с двумя бандами за неделю?

– Меня это не интересует, – невозмутимо ответил Владов и с лёгкой въедливой усмешкой посмотрел на Андрея. – У вас есть задача, у нас – плата за её выполнение.

– И все-таки – как мне это сделать? – не унимался Андрей. – У меня всего взвод – как вы себе это представляете?

Владов спокойно выслушал реплику Андрея и так же спокойно заметил:

– Да, я немного разбираюсь в военном деле и тоже думаю, что приехали вы налегке, но вы попробуйте – это не так трудно, как вам кажется.

Поначалу торговец казался Андрею человеком рассудительным, хоть и жестким, но сейчас он стал совершенно другим. Эта перемена казалась Андрею странной, но понять её причину парень не мог, как ни пытался.

Владов сверлил его взглядом. У него был план, что и как сделать, и рассчитывал он как раз на небольшую группу посторонних наёмников, которая бы не привлекла внимания со стороны местных банд. А ещё он не собирался говорить того, что только что наговорил парню, но кое-что в поведении Андрея ему очень не понравилось.

То, что только что случилось было редкостью. Владов имел железное самообладание и мог держать себя в руках в таких ситуациях, что любой позавидовал бы его выдержке, но существовало одно-единственное средство, способное вывести его из себя, и так вышло, что Андрей невольно это средство применил. Все без исключения в торговой гильдии знали, что при Владове ни в коем случае нельзя делать только одну вещь – неприкрыто и нагло позволять себе проявлять интерес к его дочери.

– Хорошо. Но если они вам так мешают – почему вы сами не хотите ничего с ними сделать? – спросил, наконец, Андрей.

– Это не ваше дело, – отрезал Владов, но добавил после паузы. – Мы предпочитаем созидание, а не стрельбу.

– А мы, по-вашему, стало быть, любители пострелять?

– А разве нет? Тогда что ещё вы умеете? – язвительно поинтересовался Владов. – Паяете электронные схемы? Или, может, сталь выплавляете? Нет?

Андрей промолчал. Плотно сжав губы, он смотрел в пол. Видя, что оппоненту нечего сказать, Владов надменным тоном победителя продолжил.

– Все свои возможности вы уже показали в драке со «Степными волками», а мы вас должным образом оценили.

Всё верно. Романов и его люди, как и все остальные в «Убежище» сейчас могли продавать только свои жизни. Больше у них пока что ничего ценного не было, и гильдия это знала. Именно поэтому она требовала их жизней в обмен на остро необходимые «Убежищу» товары, такие как топливо и медикаменты.

– Торговцы кровью… – вырвалось у Андрея.

– Как-как? – Владов сделал вид, будто прислушивается. – Замечательно сказано, старший сержант. Очень точно. Обязательно запишу себе, чтобы впредь только так вас и называть. Торговцы кровью.

Андрей очень жалел, что сказал это, но как говорится – слово не воробей. Ему очень не нравилась риторика Владова, хотелось встать и уйти, перед этим забив наглого торговца его же гребаным ноутбуком. И вдруг эта мысль зацепилась за какой-то переключатель в мозгу.

– Да чёрта с два! – взорвался он. – Плевать я хотел на вас и на вашу торговлю! Никто из моих людей не станет за вас умирать!

Он резко поднялся из-за стола, намереваясь уйти, но Владов остановил его буквально одним взглядом, от которого у Андрея внутри все похолодело. Позже, разбирая эту ситуацию, он ещё долго не мог поверить, что воля человека может оказаться настолько сильной, чтобы одним лишь только взглядом заставлять людей трепетать. Это был очень полезный урок.

– Ну-ну, – тон полковника был холоден, как могильная плита. – Присядьте, Андрей Романов, присядьте. Для вашего же блага.

Повинуясь его голосу, Андрей невольно сел. Если бы его спросили почему он это сделал – он не смог бы объяснить.

– Если вы ещё раз встанете из-за этого стола до того, как я вам разрешу ‒ это будет последняя ошибка в вашей жизни, – медленно продолжал Владов. – И никогда больше не смейте повышать на меня голос. Помните ‒ в ваших руках не только ваша жизнь, но и жизни ваших людей.

Тон его голоса был пугающим. Очень сильно, до смерти пугающим. Романов чувствовал себя кроликом, идущим в пасть к удаву. Эмоции, эта извечная человеческая слабость, взявшая над ним верх всего на какие-то мгновения, поставили его в крайне невыгодное положение, и теперь страх подсказывал ему единственный путь к спасению.

– Простите, я позволил себе лишнее, – опустив голову, сказал он.

Владов оценивающе смотрел на парня, но молчал. Впрочем, недолго.

– О да, позволили. Однако хоть я и торговец, но одну элементарную мудрость дам вам бесплатно – за всё в этой жизни придется заплатить.

Андрей поднял глаза и вопросительно посмотрел на Владова. Его слова пугали парня.

– Я прощаю вас, но это значит, что теперь вы мой личный должник. И долг я взыщу с вас тогда, когда он мне понадобится и в той форме, в которой захочу.

– А если я не захочу его вернуть? – само собой напросился вопрос.

Владов ничего не ответил. Он просто улыбнулся снисходительной, но очень неоднозначной улыбкой, оставив Андрею возможность придумать ответ самому, а подумать тут было над чем.

– Слыхали такое понятие как «банк услуг»? – спросил Владов после паузы.

– Не припомню.

– И правда. Откуда такому человеку, как вы, знать подобное? Объясню коротко: люди делают друг другу разные услуги. В долг. И когда нужно – должник возвращает долг ответной услугой.

Торговец выдержал короткую паузу, и испытующе глядя на собеседника.

– Вариантов множество. Например, кто-то сидит на наркотиках, а их сейчас не так просто найти, как когда-то. И вот, за бесперебойные поставки он платит чем-нибудь…

Снова короткая пауза.

– Например, в нужный момент убивает нужного человека.

Владов особенно выделил интонацией последние слова, открыто намекая Андрею. Тот молчал.

– А если он тоже не захочет выполнять свой долг?

– Хм… Люди, состоящие в банке услуг, как правило понимают его условия. И даже если нет… у них всегда есть близкие, друзья, репутация, что-то ещё, чем они дорожат и что можно отнять. Видите – все просто.

«Ничего себе просто!», – подумал Андрей, но вслух этого не сказал.

– И много у вас таких «должников»? – спросил он.

– Больше, чем вы можете себе представить. Торговля имеет свои преимущества.

Вот каким образом гильдия получала информацию – она тотально за всеми шпионила, содержа множество таких вот «должников». И, похоже, во времена глобального дефицита всего и вся стоило это для неё не так уж дорого.

– Что ж, вы ответили на мой вопрос, – задумчиво протянул Андрей, и, подняв глаза на Владова, продолжил. – Ответьте тогда ещё на один: почему при таких возможностях вы не решаете свои проблемы с этими «Инквизиторами» сами?

Владов прищурился, подумал немного, стоит ли отвечать. Решил, что стоит.

– Именно так мы и делаем – решаем эту проблему сами.

– Мы-то тогда здесь зачем?

– Это же очевидно – мы купили ваши услуги, или как вы сами выразились – вашу кровь.

Андрей стиснул зубы, не в силах сдержать эмоции. Владов, заметив это, криво ухмыльнулся.

– А если мы откажемся? – выдавил Андрей, и улыбка Владова исчезла.

– Тем хуже для вас, – прозвучал неопределённый ответ.

Парень пытался понять, что это значит, но Владов резко сбил его мысль.

– Одна неделя, старший сержант. Разговор окончен. Всего доброго, – холодно попрощался Владов.

Даже если Андрею и было что сказать, он не решился этого делать. За всю встречу он понял одно – Владову на его территории перечить ну никак нельзя, а он и так позволил себе наделать глупостей. Романов встал, сдержанно попрощался и вышел, ругая себя за сделанные ошибки. Молодость и вспыльчивость, неумение держать себя в руках, отсутствие опыта – все это сыграло против него, но кто же в молодости не делал ошибок? Правда, в случае Андрея цена была высоковата.

Ему нужно было подумать, просто погулять, подышать свежим воздухом, успокоиться и обдумать все до единого слова Владова. Если он что-то и понял из их разговора, так это то, что такие люди, как Владов, всё говорят и делают обдуманно. Они, словно калькуляторы – рассчитывают до мелочей каждое слово, каждую эмоцию, а значит, у них стоит поучиться.

Спускаясь по ступенькам, он заметил девушку, которая приносила ужин. Она как раз тоже выходила на лестницу и звучным, очаровывающим голосом крикнула кому-то в полуоткрытую дверь:

– Я к Тане ненадолго! Скоро вернусь.

Невероятная девушка. И внешне красавица, и голос такой, что уже от него одного можно голову потерять.

Андрей замедлил шаг, чтобы пропустить её вперед. Девушка заметила его, окинула беглым изучающим взглядом, какой обычно женщины уделяют мужчине при первой встрече, и, не заметив ничего интересного для себя, пошла по своим делам.

Настроения не было никакого. И хоть ещё недавно Андрей бы всё отдал за возможность познакомиться с такой красавицей теперь ему этого совершенно не хотелось. Гораздо больше он хотел обдумать произошедшее и понять, что именно ему сказал торговец, поэтому, забрав свое оружие при выходе из здания, он просто поплёлся следом за девушкой, пока она не скрылась из виду за одним из зданий.

Андрей медленно дошёл до угла, за которым скрылась девушка, тоскливо посмотрел ей вслед и пошёл в другую сторону. Он шёл куда-то, сам не зная куда, но в совершенно другом направлении от места, где находились его друзья. Более того – он даже не удосужился никого спросить где их, собственно, устроили.

В голове крутился одни и те же вопросы. Что и как делать дальше? Браться за это задание или нет? И что означает «тем хуже для вас» Владова? Вариантов ответов было много, от прекращения сотрудничества между организациями до смерти. Воображение Андрея, разумеется, рисовало только худшие исходы. Возможно, так было потому, что парень чувствовал – здесь, в Ольховке, Владов способен сделать всё, что угодно.

Значит, нужно браться за это дело. По крайней мере, хотя бы попытаться, а там посмотрим, как пойдёт. Но с чего начать? Нужна информация, данные разведки, и всё это у гильдии наверняка есть, только вот как попросить Владова… Вдруг он опять разозлится? А что, если он просто решил припугнуть другую сторону, чтобы сделать посговорчивее, и позже изменит своё решение? Черт его знает.

Звёзды и молодой месяц давали очень мало света, и что-то разглядеть можно было только на очень близком расстоянии. Вдалеке от охраняемой и хорошо освещаемой территории складов лишь изредка попадались одинокие фонари, да порой проходили патрули с собаками, освещая себе путь ручными фонариками. Но Андрею только того и надо было. Ему не хотелось никого видеть и тем более ни с кем разговаривать. Позже он даже придумал себе занятную игру, чтобы отвлечься: прятался от патрулей, стараясь быть к ним как можно ближе. Он долго играл в неё, один раз даже чуть не попавшись.

Так он развлекался, пока окончательно не успокоился. Пора было возвращаться. Только сейчас Андрей внезапно осознал, что не имеет ни малейшего понятия о том, где он и куда идти. Похоже, в игре с патрулями всё-таки придётся проиграть.

Он молча шёл по улице в поисках патруля, погружённый в свои мысли, и ни на что не обращал внимания – всё равно в темноте ничего не рассмотреть. Как назло, патрулей нигде не было видно, и у Андрея даже появились шуточные мысли: а не играют ли они сами с ним в его же игру? Проходя один из многочисленных тёмных переулков, он услышал какой-то шум, чем-то похожий на человеческий голос, но уж слишком приглушённый. Затем ночную тишину прорезал ужасающий вопль, оборвавшийся на середине, будто кто-то резко выключил звук.

Андрей остановился и оторопело уставился в темноту. По спине побежали мурашки. Судя по крику, человек чего-то очень сильно испугался, но его очень быстро заткнули. Романову стало до жути страшно и он уже готов был бегом припустить подальше от этого места, когда ему послышались звуки торопливых шагов. И тут же к ним прибавилась чья-то тяжелая, ритмичная поступь.

Кто это мог быть? Возможно, патруль, но тогда мелькал бы свет их ручных фонарей. И кто так страшно кричал? Андрей начал пятиться и на всякий случай достал пистолет. Шаги прекратились. Андрей снова остановился и, прислушиваясь, простоял ещё добрых полминуты, но всё вновь затихло, будто бы ничего и не было.

Внутренности начало переворачивать и завязывать в узлы. В бою и то не так страшно – там хотя бы все понятно и враг известен, а здесь…

Романов осторожно прошёл в узкий переулок между домами, скрылся в темноте и вновь вгляделся в переулок напротив – тщетно. Если там кто-то и был, то маскировался он очень хорошо. Андрею показалось, что где-то справа мелькнул фонарь, и он решил отправиться в ту сторону в надежде, что это один из патрулей, который тоже примчался на крики. Пройдя несколько метров, он снова отчётливо услышал громкий топот – кто-то бежал ему навстречу.

Внутри все похолодело, но не из-за того, что к нему направлялся незнакомый человек, который мог представлять опасность – страх вызвал новый душераздирающий вопль умирающего человека, резко прервавшийся, как и первый, который он слышал несколько минут назад. Сразу после этого к топоту вновь прибавились гулкие шаги. Где-то недалеко начала злобно лаять собака и к ней тут же присоединились другие чуть ли не по всему городу. Через несколько мгновений последовали выстрелы и собака, жалобно взвизгнув, затихла, но остальные начали лаять ещё агрессивнее.

Душа ушла в пятки, и Андрей замер, не зная, что делать. Краем глаза он что-то заметил в темноте, какую-то тень, что ли, но прежде чем парень приготовился обороняться, что-то выскочило оттуда, набросилось на него и ударило словно таран. Задыхаясь от удара и страха, Андрей повалился на асфальт и выронил пистолет. Сверху плюхнулся тот самый «таран». Андрей рывком сбросил человека с себя, вскочил и приготовился к драке. Незнакомец тоже быстро вскочил на ноги, но нападать даже не думал. Вместо этого он короткое мгновение тупо пялился на Андрея, пока тот, не сводя глаз с противника, пытался ногой нашарить в темноте пистолет.

– Бежим скорее! – услышал он испуганный женский голос, который показался ему знакомым.

«Так это девчонка!», – подумал Андрей, а вслух спросил.

– Куда? Что происходит?

– Беги, или умрешь! – с нотками истерики крикнула девушка и, не дожидаясь ответа, сорвалась с места и скрылась в переулке.

Растерянный Андрей нащупал, наконец, своё оружие, подобрал его и побежал вслед за девушкой. Он быстро догнал её и они какое-то время бежали друг за другом, пока она не выдохлась и не остановилась, тяжело дыша. Звук шагов преследователя, сначала такой гулкий, замедлился, а потом и вовсе исчез, заглушенный неистовым лаем собак.

– Сюда! – скомандовал Андрей и ухватил девушку за руку.

Она не сопротивлялась и позволила ему затащить себя в развалины старого дома. Там они притаились за кучей битого кирпича и стали напряжённо вглядываться в темноту, но по-прежнему ничего не видели. Сквозь собачий лай издалека пробивались звуки автомобильных двигателей, но вблизи ничего невозможно было разобрать. Даже если к ним кто-то шел, то они этого не слышали.

Самому Андрею было страшно, но не до такой степени, чтобы потерять самообладание. А вот рука девушки, которую он держал, сильно дрожала, и её тяжёлое, прерывистое дыхание и постоянные содрогания говорили о том, что она очень сильно напугана. Как известно страх – штука опасная, и если человек не один – становится заразным вирусом. Достаточно одному начать сеять панику, как все остальные тут же начинают ей поддаваться, а выдержать сумасшедшую атаку напуганной толпы, выстоять, не поддаться всеобщему настрою, способны только сильные духом люди.

Андрей же был нев толпе, а в компании напуганной девушки.

«Я ссыкло что ли? Стыдно будет перед девчонкой», – подумал он и вступил в борьбу со страхом, мерзким слизнем ползающим внутри. Немного вернув самообладание, Андрей шепотом обратился к девушке:

– Может, объяснишь, почему ты так напугана?

Девушка молчала. Не дождавшись ответа, Андрей легонько потряс её ладонь, но никакой реакции не было. Тогда он сильнее сжал ладонь девушки в своей.

– Эй, ты меня слышишь?

– Да, – содрогнувшись, еле выдавила она.

– Ну, так ответь, чего ты испугалась?

– Я не знаю, – медленно, чуть не плача, на выдохе произнесла она. – Я не знаю что это.

– Что значит «это»? – не понял Андрей.

Девушка сделала несколько глубоких вдохов, легонько всхлипнула и тоже сжала ладонь Андрея.

– Это не человек. Это просто не может быть человеком… Это какой-то кошмар. Боже, видел бы ты, что он с ними сделал…

Девушка заплакала навзрыд, и гулкие звуки шагов вновь прорезались сквозь начинающий понемногу затихать собачий лай. Похоже, человек стоял где-то неподалёку и прислушивался. Услышав их, девушка панически вздрогнула и резко поднялась на ноги.

– Теперь он знает, где мы, – быстро сказал Андрей, тоже поднимаясь. – Беги, а я выясню, что здесь происходит.

Девушка сделала пару шагов, их руки разомкнулись, и Андрей вдруг ощутил себя совсем одиноким. Но она не ушла.

– Ты ничего ему не сделаешь – бежим вместе! – давясь слезами, попросила она.

В её голосе девушки столько страха, что Андрей чуть было не передумал.

– Быстро беги! – прикрикнул он, слыша, что тяжелые шаги раздаются уже где-то неподалёку.

Андрей подтолкнул девушку и она побежала. Пару секунд он смотрел ей вслед, а затем развернулся и оказался лицом к лицу с… чем-то непонятным: по другую сторону оконного проёма была темнота, но в ней отчётливо светились два красных глаза. Это казалось безумием, но Романов готов был поклясться, что он отчётливо видел их… От ужаса Андрей заорал и инстинктивно сделал единственное, что мог ‒ тут же разрядил свой пистолет в оппонента. Пули высекали искры и непонятно было откуда – из стены позади или из самого противника. В обоих случаях это был нонсенс – промазать на таком расстоянии Андрей не мог, а высекать искры их живого человека пули точно были не в состоянии.

Что бы там ни происходило, к изумлению Андрея, противник просто исчез. Романов ещё не верил в происходящее, но нутром чуял – надо бежать. Он побежал к окну в противоположном конце развалин и выпрыгнул в него в момент, когда позади начал гулко стрелять ручной пулемёт. Пули свистели прямо у него над головой, высекая искры, откалывая осколки бетона и куски кирпичей. Ни одна из них в Андрея не попала, но град острых осколков бетона и кирпича немного посёк парня.

– Твою ж мать! – выругался ошеломлённый Андрей и бросился бежать по переулку всё ещё не понимая, каким образом противник пережил столько попаданий из ПМа в упор.

Пробежав пару сотен метров, Андрей прижался к стене спиной и прислушался к уже знакомым гулким шагам этого «нечто». Противник следовал за ним, поэтому парень сразу снова пустился бежать, стараясь как можно чаще сворачивать за углы. Преследователь спешил за ним, изредка успевая сделать несколько выстрелов. Пули вгрызались в стены, рикошетили, свистели за спиной, но каждый раз Андрей находился в поле зрения преследователя лишь считанные мгновения, так что ни одна из них не попала в цель. Романов дважды зацепился за что-то плечом, порвал одежду и даже сильно оцарапал плечо, но всё равно нёсся что было сил, а стрельба и топот позади не утихали и не отдалялись.

В таких бегах прошло минут пять, но Андрею они показались вечностью. С переменным успехом он то немного отрывался от преследователя, то тот снова настигал его и тогда округу вновь наполнял грохот пулемета. Адреналин зашкаливал, мобилизуя все силы организма, но Андрей начал понемногу уставать, а невозможность отдышаться начала сбивать дыхание, но его преследователь продолжал погоню, как будто он не знал усталости, и в какой-то момент Андрей понял, что ему не уйти.

Однако и сдаваться он не собирался. Новый магазин уверенным движением занял своё место в пистолете. Вокруг вовсю лаяли собаки, где-то неподалёку урчали двигатели и раздавались крики людей, но в темноте Андрей не мог точно определить направление. Он поднялся и выглянул из-за угла, готовый к любой неожиданности, но к его удивлению там никого не оказалось. Андрей прислушался, пытаясь выделить в сложившейся какофонии шаги преследователя и боясь их услышать, но тщетно. Впрочем, этот человек уже дважды обманывал его, находясь очень близко, но не выдавая себя.

Как только в голову пришла мысль, что преследователь оставил его в покое, пули снова просвистели рядом с ним, вгрызаясь в стену, извергая в свежий ночной воздух пыль и осколки, которые больно ранили лицо. Андрей выставил руку за угол и несколько раз выстрелил наугад. Затем снова побежал вдоль стены. Гул шагов позади сначала послышался отчётливо, но потом резко исчез, а через несколько секунд Андрей увидел впереди яркий свет фар. Парень из последних сил помчался туда, откуда доносился спасительный звук моторов и где брезжил свет надежды на спасение. Вынырнув из-за угла, он отшатнулся и почти ослеп от яркого света, излучаемого фарами бронетранспортёра и двух легковых автомобилей. Подняв руки, Андрей быстрым шагом направился к ним.

Возле БТР-ов было полно солдат. Проморгавшись, Андрей вроде бы узнал среди них Владова. Полковник стоял возле одной из машин и с кем-то разговаривал. Кажется, это была женщина.

«Господи, неужели спасен?», – с облегчением подумал Андрей.

Всё оборвалось внутри него, когда он почувствовал, как в затылок ему упёрлось нечто твёрдое и холодное. Первое, что пришло в голову – противник всё-таки настиг его. В голове, словно электрические разряды, хаотично заметались мысли о том, что теперь делать и как спастись, но все они перекрывали друг друга, заглушали, не давая выбрать что-то одно.

– Тихо, парень! – резко скомандовал незнакомый голос, от которого Андрею захотелось засмеяться – его преследователь вряд ли сказал бы эти слова. – Вот ты и добегался. Очень медленно, без глупостей отдай мне пистолет и иди вперёд.

Андрей повиновался и, не оборачиваясь, медленно протянул руку с пистолетом назад. Оружие из неё мгновенно вырвали, но Романову было все равно – он был невероятно рад, что вместо преследователя его настиг солдат гильдии.

– Иди вперёд. И без глупостей, – прозвучала жесткая команда.

Еле волоча ноги, Андрей доковылял до ближайшей машины и сразу же обратился к Владову:

– Игорь Алексеевич, что у вас тут творится?

Владов с нескрываемым подозрением уставился на Андрея.

– А ты как здесь оказался? И что за вид?

Андрей был весь в пыли и грязный, а по лицу сочилась кровь. Вид действительно был не самый презентабельный, но зато настроение было хоть в пляс пускайся. Хотелось смеяться, кричать, выть, танцевать… Да всё сразу.

‒ Просто гулял. Затем меня сбила какая-то женщина. Потом обстреляли. Потом гнались за мной и хотели убить, – словно из пулемета радостно выпалил Андрей.

Женщина возле Владова оказалась совсем молодой девушкой которая если и не билась в истерике, то очевидно, что пребывала в шоковом состоянии. Владов первым делом подумал, что в происшествии замешан Андрей и даже подумывал начать разбирательства с добротного превентивного избиения, но девушка нашла в себе силы, чтобы выдавить несколько слов.

– Пап, это он…

– Что он?! – в голосе Владова послышалась злость.

– Он меня спас, – всхлипывая, промямлила она.

Теперь уже Андрей, тоже прикинувший в уме, как всё выглядит и догадавшийся по хорошо заметному даже в плоховатом свете фар выражению лица Владова, чем все может закончиться, с интересом поглядел на него и его спутницу. Точно, вот откуда ощущение, что он уже слышал её голос – это та самая девушка, что приносила им ужин. Она его дочь?! Черт вас всех возьми, ревнивые отцы! Так вот почему он распсиховался во время ужина ‒ Андрей позволил себе глазеть на его дочь! Похоже, папуля этого не любит.

– Аня, ты уверена? – жестко спросил Владов, глядя Андрею в глаза. – Уберите оружие.

Солдат опустил автомат и отошёл на шаг в сторону. Девушка, обняв себя одной рукой, опустила голову и коротко ответила:

– Да.

Несмотря на слова дочери, Владов не спешил менять свою точку зрения, но и силовой метод решил пока отложить. Ему очень хотелось выместить на ком-то свою злость, но если Романов и правда спас её – не стоило делать это на нем. По крайней мере не сейчас.

– Поедешь с нами, – тоном, не предполагающим отказ, сказал Владов. ‒ До утра я выясню, кто всё это устроил. Вот тогда и поговорим.

– Договорились, – только и сказал Андрей.

Происшествие вытянуло из него все силы. Что бы сейчас ни сказал Владов ‒ у Андрея не было сил с ним спорить, даже если бы он знал, что это имеет смысл. Он даже не обратил внимания на то, что его буквально запихивали в БТР, словно какой-то груз, а отцы уж точно не ведут себя так с теми, кто спасает их дочерей.

Андрей не знал, что Владов живёт по принципу старой поговорки: «Держи друзей близко, а врагов ещё ближе». Торговец не верил Андрею – у него была собственная, куда более правдоподобная версия случившегося.

4
Резко и с грохотом отворилась дверь. Разбуженный внезапным шумом, Андрей вскочил с кровати, сонный и дезориентированный.

‒ Одевайся. Быстро!

Стоявший в дверях боец бросил Андрею одежду. Романов автоматически поймал её, но всё ещё стоял в растерянности, не понимая что происходит.

‒ Тебе что ‒ дважды надо повторять?! ‒ солдат сходу начал нервничать.

‒ Не надо, ‒ ответил Андрей, потирая глаза. ‒ Что за спешка?

‒ Сейчас все узнаешь. В твоих же интересах поторопиться.

Андрей пожал плечами и принялся одеваться. Куда делась его форма он не знал, а то, что ему сейчас дали было очень далеко от его замечательных форменных штанов и легкой летней куртки. Недружелюбный боец нервно переминался с ноги на ногу, ожидая.

Одевшись, Андрей последовал за ним. Они вышли на улицу и быстрым шагом пошли через склады. Вскоре у одного из них Андрей увидел кучу вооруженных людей. Напряжение прямо витало в воздухе и казалось, электризовало его. Бойцы гильдии нервничали, некоторые держали на прицеле одну из казарм, рядом с которой были припаркованы хорошо знакомые Андрею БТР-ы и два грузовика. Тут же неподалеку, но на безопасном отдалении крутился и Владов.

‒ Черт возьми, Романов, вы должны были решать мои проблемы, а не создавать их! ‒ вместо приветствия раздражённо заявил торговец.

‒ Простите, что? – Андрей с изумлением уставился на него.

‒ Твои подчинённые забаррикадировались вон в том здании, прихватив в заложники четверых работников склада. Угрожают, что начнут убивать их, если тебя им не вернут, а затем всех не отпустят. Иди и разберись, – Владов перешёл на «ты» и не пытался скрывать злость.

Андрей нахмурился. В перипетиях ночных событий он совершенно забыл, что его товарищи не имеют ни малейшего понятия о том, куда он подевался. Бог его знает, что они там решили, но действовали она весьма отчаянно, поэтому Андрею стало стыдно и перед ними, и перед Владовым.

– Простите. Сейчас я всё исправлю, – виновато сказал он и, оставив Владова, пошёл к одноэтажному зданию их красного кирпича.

Внутри здания рядом с замызганными окнами были заметны его бойцы. Они видели, как их командир шёл к ним, но когда Андрей потрогал ручку на двери та не поддалась – дверь оказалась заперта. Прежде чем он открыл рот, чтобы позвать кого-нибудь, замок щёлкнул, затем дверь приоткрылась, и могучая рука Толика, схватив Андрея за воротник, втянула его внутрь. Дверь вновь захлопнулась.

Прежде чем Андрей успел что-то сказать, на него вновь набросился Толик и заключил в короткие медвежьи объятия. Ободранное плечо немедленно отозвалось болью. Не успел Андрей вслух выразить своё мнение о происходящем, как тиски разжались, и Толя бегло осмотрел его, недовольно хмурясь. Ссадины на лице парня обработали ещё ночью, но они все равно были хорошо заметны, а вместо привычного камуфляжа он был одет в гражданскую одежду, скрывавшую поврежденное плечо.

‒ Что они с тобой сделали? ‒ подскочил Сева. ‒ Какого черта, командир? На тебе места живого нет!

Услышав его голос, Андрей, наконец, опомнился и принялся командовать.

‒ Так, спокойно! ‒ крикнул он, рукой делая Севе знак замолчать. ‒ Слушай мою команду! Всем опустить оружие и отойти от окон! Со мной всё в порядке! Случилось недоразумение! Гильдия нам не враг!

‒ Какое в порядке? Посмотри на себя! ‒ реплика принадлежала Игорю.

Большинство бойцов смотрели на Андрея с недоумением. Парень вернулся без формы, без оружия, с посеченным лицом, и при этом говорит, что с ним все в порядке. Звучало странновато.

‒ Повторяю ‒ опустите оружие и подойдите ко мне! Произошло недоразумение.

Сомнения продолжались секунд десять, затем поочередно бойцы стали опускать оружие и стягиваться к командиру.

‒ Мужики, прошу извинить меня! ‒ начал он, когда собралась большая часть бойцов. ‒ Всё выглядит так, будто я вас бросил, и мне стыдно за это, но у меня есть смягчающие обстоятельства. Ночью произошли события, участие в которых отняло у меня все силы. Возможно, вы слышали стрельбу: кто-то в городе охотился на бойцов гильдии, и я случайно чуть не попал под раздачу. Спасся просто каким-то чудом, но всё нормально, и гильдия тут ни при чем. Поэтому опустите оружие и приготовьтесь при необходимости выйти на улицу, чтобы они видели, что инцидент исчерпан.

Наступила гробовая тишина. Каждый переваривал услышанное.

‒ Кажется, кто-то погорячился, ‒ отметил Кирилл, взглянув в сторону отца.

Толя, впрочем, смотрел на Андрея с сомнением, явно не желая признавать, что ошибся в своих выводах. Казалось, что он скорее готов переубеждать командира, чем менять собственную точку зрения.

‒ Спасибо вам, что беспокоились обо мне, но вы действительно малость погорячились, – он обвёл всех взглядом и вздохнул, заметив четверых насупленных мужчин, что связанными сидели посреди большого помещения. – Отпустите заложников, а я пойду просить прощения у командира торговцев. Как закончу там ‒ сразу вернусь и все вам расскажу.

Андрей упустил из виду, что его бойцы в первую очередь беспокоились о себе. Находясь в логове потенциального противника и не понимая, что случилось с командиром, многие из них закономерно выражали опасения на счёт их собственной судьбы, хоть и была группа людей, которые действительно беспокоились об Андрее.

Успокоив своих товарищей, Андрей вернулся к Владову и не без труда смог найти нужные слова, чтобы успокоить разозленного торговца. Поначалу Владов требовал наказать «обнаглевшую солдатню», но Андрею удалось убедить его, что произошедшее – вина исключительно командира и если кого-то и нужно наказывать, то только его. После такого заявления Владов успокоился, ограничившись ещё парой колких замечаний. А затем в приказном порядке потребовал следовать к нему в кабинет, чтобы продолжить разговор в спокойной обстановке и без лишних ушей.

В кабинете Владова всё было без изменений. Лишь сам хозяин сегодня был в куда худшем расположении духа. Андрей с виноватым выражением лица сидел на стуле, а Владов – в кресле напротив с хмурым видом щелкал какой-то кнопкой на ноутбуке. Так продолжалось минут десять.

‒ Я всё ещё подумываю над тем, какие меры предпринять к вам после утреннего инцидента, ‒ голос Владова был спокоен, хотя этого нельзя было сказать по его виду.

‒ Я повторно приношу свои извинения, Игорь Алексеевич. Уверяю вас ‒ такое больше не повторится.

Андрей был настолько учтивым, насколько мог. Пришлось вспоминать все возможные речевые обороты, какие только он находил в книгах. Ему казалось, что с такими людьми, как Владов, разговаривать нужно только так.

Торговец оторвал взгляд от экрана и взглянул на Андрея.

‒ Допустим. А что скажешь по ночному происшествию? Зачем ты всё это устроил?

«Это что ещё за поворот?!», – изумился Андрей.

Его глаза, казалось, сейчас вылезут из орбит.

‒ Ч-что? ‒ еле выдавил он. ‒ Вы это о чем?

‒ Что ты собирался делать с моей дочерью? Похитить её, чтобы давить на меня? Или у тебя были какие-то более грязные мыслишки?

‒ Вы с ума сошли?! – воскликнул он.

Никогда и ни за что Андрей бы не стал издеваться над женщиной и тем более не пошел бы на насилие. Он вдоволь наслушался и насмотрелся на «Степных волков», чтобы понимать, насколько низки и ужасны такие действия, и ни за что в жизни сам не опустился бы до подобного. Андрей моментально забыл, что пытался быть учтивым, ведь речь шла о его чести и добром имени, а их он намерен был отстаивать. Позже он вновь будет жалеть, что дал волю эмоциям, но пока что ему было не до этого.

‒ Какие мыслишки?! – с негодованием продолжал он. – В темноте я понятия не имел на кого наткнулся. Я даже не знал, что это ваша дочь! А если бы и знал ‒ вы оскорбляете меня, приписывая мне такие подлости.

Владов прищурился, глядя на парня. Несмотря на возникшие между ними накануне сложности Романов ему нравился. Он был из людей со стержнем, честный и прямолинейный, хоть и глуповат. Молодой ещё, всё-таки.

‒ Ладно, ладно, успокойся, ‒ сказал он примирительно. ‒ Я знаю, что это не ты. Хотел посмотреть на твою реакцию.

Андрей фыркнул, пытаясь сдержать негодование. Хотел посмотреть?! Козел! Затем парень сделал несколько глубоких вдохов, стараясь расслабиться. Владов, глядя на него, чего-то ждал.

‒ Что вы выяснили? Что это было ночью? ‒ успокоившись, спросил Андрей.

Владов в ответ лишь нервно махнул рукой и вновь нахмурился. Андрей не понял, как трактовать этот жест и решил ничего больше не спрашивать – после вчерашнего разговора он кое-что понял о том, как общаться с этим человеком.

Торговец поднялся и нервно зашагал по комнате, потом вернулся обратно за стол и принялся оценивающе оглядывать Андрея.

«Прямо как Гронин», – подумалось Андрею.

Через какое-то время Владов заговорил.

– Вот ты спрашиваешь, что это было, а я ничего не могу сказать. Этот урод как в воду канул: никто его не видел, никто ничего не знает. Всё что удалось найти, так это два растерзанных тела патрульных, убитую собаку и около сотни гильз от калибра 7,62. Ночью я был уверен, что всё это устроил ты или кто-то из твоих, но сейчас знаю, что ошибался. Расскажи, что видел ты?

Слова Владова немного задели Андрея.

– А разве дочь ваша вам ещё ничего не рассказала? Она тоже была там.

– Рассказала, но ты остался с этим ублюдком один на один. Или ты хочешь сказать, что перепуганная девчонка опытнее и полезнее тебя?

С такими очевидными доводами и неприятными для него сравнениями Андрей спорить не стал и пересказал всё, что произошло после того, как Аня убежала, а он остался один. После этого Владов снова долго думал. Кое-что из того, что рассказал Андрей, звучало просто фантастически, поэтому он делал большущую скидку на то, что парень испугался, и добрую часть выдумало его разыгравшееся от страха воображение. Или же у молодого человека просто разгулялась фантазия.

Сам он знал чуть больше Андрея. Он видел зверски растерзанные тела патрульных и понимал: чтобы за короткое время сделать такое нужно быть, во-первых, невероятно сильным физически, а во-вторых ‒ с напрочь отбитой головой. Иначе как может обычный человек оторвать другому руку, а главное ‒ зачем это делать? Из того, что он знал сейчас, выходило, что в городе действовал либо псих-одиночка, либо группа людей, вооруженных ручными пулеметами. При этом они настолько сильны физически, что способны отрывать другим людям конечности и разбивать лица в неопознаваемую кашу, а значит, и психологических тормозов у них тоже скорее всего нет.

И тут опять вопрос ‒ патрульные ходят парами, а погибли они на одном месте. Причем у одного оторвана рука, а у другого напрочь отсутствует половина лица. Если Андрей не фантазировал, утверждая, что противник способен выдержать в упор выстрелы из ПМ, а потом, как ни в чём не бывало устроить погоню со стрельбой, тогда этот супермен мог бы и голову патрульному снести, и руку второму оторвать. Почему нет? Инопланетяне с Криптона всё могут. Владов мимолётно ухмыльнулся своим мыслям, чем озадачил Андрея.

Самым логичным казалось, что действует просто очень сильный физически и под завязку накачанный наркотой отморозок. Скорее всего, кто-то из банды. Но слабо верилось, что здорово вмазанный нарк способен совершенно бесшумно подкрадываться к патрулю с обученной собакой, и тем более быть в состоянии отрывать людям конечности. Вопрос с лицом был более очевиден – такой эффект мог дать какой-нибудь кастет или иное холодное оружие.

Андрей тоже недоумевал. Он разрядил в своего противника чуть ли не всю обойму. Какой бы ни был бронежилет или каска, а последствия должны быть самые неприятные, тем более парень был уверен, что минимум две пули попали в голову. Что-что, а вот это пережить уж точно невозможно. Андрею невольно вспомнился рассказ Толи Черенко про бредни о демонах, которые нёс пьяница в лесу. Может, он говорил правду? Может, он не напился?

– Ладно, – наконец заговорил Владов после долгого молчания, которое, как показалось Андрею, уже никогда не закончится, – кто бы это ни был ‒ он заплатит за все. Я найду его. Или, скорее всего, их ‒ вряд ли он действовал один. Что же касается тебя… Я благодарен за спасение моей дочери. Твой долг погашен.

Владову было очень непросто выражать постороннему человеку благодарность, а тем более ‒ свое признание. Андрей это почувствовал и решил как-то смягчить ситуацию.

– Спасибо, конечно, но я ведь в первую очередь свою шкуру спасал, – оправдался он.

Андрей пока не умел хорошо лгать, поэтому фальшиво-небрежный тон немедленно выдал его, заставив Владова проницательно взглянуть на парня.

– Да, конечно, – торговец задумчиво смотрел на Андрея, словно решая, говорить дальше или, может быть, не стоит. – Между нами ‒ я удивлен, что ты рисковал своей жизнью ради незнакомого тебе человека. Я бы совершенно не удивился, если бы ты оставил её как приманку, а сам сбежал. Это было бы больше похоже на правду. А так: то ли ты сумасшедший, то ли тормоз, то ли рыцарь. Я пока не понял, какой из этих вариантов.

Андрей приоткрыл рот, озадаченный сказанным. Затем закрыл, осознав, что самому сказать нечего.

– Ладно, оставим эту тему, ‒ предложил Владов. ‒ Вчера я немного погорячился. На то были причины, одна из которых ‒ твоя несдержанность, а я страх как не терплю несдержанных людей. Но в свете последних событий давай вернемся к твоему заданию. Сам видишь, почему его нужно выполнить как можно скорее. Неделя это, конечно же, было нечто вроде шутки, но в любом случае не затягивай дольше, чем на три недели. У меня есть кое-какие идеи, но я хочу, чтобы сначала ты сам осмотрелся и придумал, что делать, а потом мы поболтаем и посмотрим у кого предложения будут лучше. Например, послезавтра. Успеешь?

На лице Андрея промелькнула радость.

– Послезавтра? – переспросил он.

Владов утвердительно кивнул.

– Успею.

– Хорошо. Тогда у меня всё.

На этом разговор был окончен, но у Андрея всё ещё оставался один вопрос, который его очень беспокоил и он решил попробовать задать его снова.

– Позвольте вопрос?

– Давай.

– Не сочтите за дерзость – я просто хочу понять. Почему вы сами не разберетесь с бандами?

Выражение лица торговца не изменилось. Он выдержал длинную паузу, и Андрей уже успел разволноваться, что снова навлечет на себя его ярость, но всё закончилось благополучно.

– Мы торговая гильдия, а не военная. Вот тебе и весь ответ.

– Но армия у вас ого-го, так что вы кривите душой, когда так говорите.

– Эта армия – для защиты. Мы не агрессоры.

Андрей вздохнул, набираясь решительности, чтобы продолжить.

– Игорь Алексеевич, такими ответами вы только приводите меня в ещё большее замешательство, – как можно старательнее строил из себя дурачка Андрей. – Вот вы же нанимаете нас на разбирательство с этими «Инквизиторами», значит нападать вам всё-таки тоже иногда надо. Вот я и спрашиваю – почему так? Почему не своими силами? Ваши ребята ведь куда эффективнее нас. Можно даже банально пригрозить силой и тогда банды сами успокоятся. Разве нет?

Владов молчал. Он мог бы просто послать пацана на три буквы, но во-первых, он был ему обязан за дочь, хоть и не выразил этого, а во-вторых, вопросы сержанта были резонными и ответить на них стоило – чисто чтобы разъяснить позицию гильдии и сохранить репутацию.

– Гильдия не воюет, если это не действия защитного характера, – сказал он. – Все это знают. В принципе, это необходимое условие для торговой организации, иначе у нас было бы много врагов и воевать приходилось бы просто со всеми. Но иногда возникают случаи, когда утихомирить зарвавшихся надо, но сделать это без серьезного ущерба для репутации нельзя, потому что нет прямых доказательств их агрессивных действий, понимаешь? Но это не означает, что мы дураки или лохи и тем более не означает, что мы должны терпеть, потому что мы и не терпилы тоже. Вот в таких случаях бывают нужны наемники. Опять же не забывай, что мне нужно прекращение конфликта, а не массовое убийство среди банд, но если ты решишь, что прекратить конфликт можно только через убийства – делай, как знаешь.

Торговец сделал короткую паузу, прищурился и добавил:

– Твоё руководство в курсе, и я думаю ты тоже должен понимать, что о таких вещах лучше помалкивать, а за работу и за молчание мы щедро заплатим. Я ответил на твой вопрос?

– Да, пожалуй. Спасибо. А чем именно так мешают банды? Что делают? Спрашиваю чисто для того, чтобы понимать, чего лучше не делать нам самим, – улыбнулся Андрей.

Владов тоже улыбнулся в ответ. Парень молодец. У него определенно есть потенциал.

– Воюют между собой, часто на линиях наших коммуникаций, после чего в неожиданных местах наши колонны могут напороться на мины, либо дорога становится непроходимой, либо страдает посторонняя инфраструктура, которая нам нужна, но не принадлежит. Да много чего. Например, несколько раз на наши колонны были совершены нападения и мы понесли огромные убытки. Может, это случилось по ошибке, но обе банды отрицают свою причастность, а у нас нет доказательств, только вот проблема в том, что больше подобное устраивать просто некому.

– Странно. Ведь ваши бойцы могут подтвердить с кем вели бой. С той стороны ведь тоже должны быть потери, – заметил Андрей.

– Ага, только у нас выживших либо не было, либо они были в тяжёлом состоянии, либо вырывались всеми доступными методами, даже не оказывая сопротивления. Сам понимаешь как все это для нас выглядит. Ну, думаю теперь тебе точно понятно почему вы здесь.

– Нда-а, – задумчиво протянул Андрей. – Понятно, ещё как. Что ж, я могу идти?

– Да, иди.

Владов махнул парню рукой и тот покинул кабинет.

Закрыв за собой дверь, Андрей впервые за последние три дня почувствовал облегчение. Ожидание проводника, путь до Ольховки, переговоры с Владовым, ночное происшествие, конфликт между его людьми и торговцами ‒ все это отняло у него слишком много сил. Единственным желанием сейчас было просто прилечь и расслабиться. Хотя бы на час.

С утра над городом висели свинцовые тучи, но к обеду они поднялись выше и с запада на город уже наползало огромно черное пятно, грозящее разразиться серьезным ливнем. Первые порывы ветра заставили Андрея поторопиться ‒ до расположения его отряда было еще далеко, а дождь обещал начаться с минуты на минуту. Размокшая почва, наверное, усложнит разведку, но Андрея это не сильно волновало, ведь сейчас его переполняла радость и облегчение – кажется, дела налаживались.

Глава 6.1. Рассвет

1
Родионов приехать не может. Вместо него пришлют Олега Гронина. Двух этих предложений Андрею было достаточно, чтобы понять, что у него начинается новый виток сложностей.

Работать с Олегом он не сможет ‒ тот захочет командовать, а свои командирские навыки он уже показал, и далеко не с самой лучшей стороны. Павел объяснил, что отправить просто некого и предупредил, что по прибытии в Ольховку Олег поступит в полное подчинение Андрея, но Романов знал ‒ Олег будет ставить столько палок в колеса, сколько сможет, и повлиять на это, не устроив конфликт, вряд ли получится. Вероятно, предполагал подобное и сам полковник, потому что инструктируя сына, в жесткой форме предупредил его, что если он не будет подчиняться приказам последствия будут самыми суровыми.

Впрочем, Андрей не собирался выяснять будет Олег следовать приказам или нет, а решил попытаться закончить дело до того, как тот прибудет.

Информация Владова и проведённая собственными силами разведка давали Андрею некоторое представление о ситуации. Он выяснил, что город не полностью принадлежит гильдии ‒ его северо-восточная окраина была заселена, скажем так – «нейтралами», которые очень удачно прописались. Основными родами деятельности у них было производство патронов из сырья, получаемого от гильдии, охота и сельское хозяйство. Львиную долю произведенных товаров выкупала гильдия, остальное хорошо продавалось бандам. При этом торговцы защищали людей от произвола банд, потому чувствовали себя местные вполне свободно. У Андрея возник только один вопрос ‒ гильдия защищает гражданских, потому что они её соседи или потому что они ей нужны? И что с ними будет, если она вдруг перестанет в них нуждаться?

Ещё Романова заинтересовало то, что здесь намного уважительнее относились к женщинам, чем в тех местах, где он бывал ранее. Тут они не были низшим сословием и своеобразной собственностью, как даже в той же Прохоровке. К ним относились почти как к равным. До этого такое он видел только в «Убежище», да и то на этой почве там несколько раз разворачивались серьезные трения, которые удавалось успокоить лишь с помощью вооруженных солдат. Деревенские мужики, за годы после эпидемии привыкшие властвовать над женщинами, никак не хотели соглашаться с политикой Гронина, что женщина сама имеет право выбирать, что ей делать, и вообще в праве самоопределяться. Только когда это правило, несмотря на сопротивление, все же было насаждено силой, в боевые отряды начали поступать и женщины, например, такие как Катя. Парадоксально, что многие женщины хотели, чтобы старые порядки продолжали действовать, чем вводили Павла и его сторонников в ступор.

Что же до банд, то обстановка была следующей. Менее чем в двух километрах северо-восточнее Ольховки на территории почти полностью разрушенного завода железобетонных конструкций расположилась банда, называющаяся «Инквизиция», но простой народ в округе называл их «реквизиторами». Как выяснилось, это была лишь небольшая часть банды. Основные силы «Инквизиторов» располагались далеко на севере и в случае чего на помощь местным могло подойти сильное подкрепление. От местной группировки откололась большая её часть и ушла на вольные хлеба. Как они назывались Андрея не сильно волновало. Сам он называл их осколками, а Толик ‒ отколышами. Этих отколышей было значительно больше «Инквизиторов», но всё, что они имели, было здесь. Их база находилась в семи километрах восточнее Ольховки на деревообрабатывающем комбинате.

Как оказалось, у «нейтралов» в Ольховке была своя забегаловка, где можно было выпить и даже что-то поесть. Андрей случайно попал туда, возвращаясь поздним вечером с парой ребят из разведки. Небольшой серый оштукатуренный домик привлёк внимание Андрея цветной вывеской, освещённой самодельным фонарём, что в гражданском районе было редкостью. На погнутом куске ребристой жести, прибитой над входом, красовалась большая надпись «У Серого», написанная аккуратными буквами тёмно-зелёной краской. Романову стало интересно, что там, и он решил зайти внутрь.

Отворив тяжелую металлическую дверь, Андрей увидел просторный, вероятно, никогда и никем не убирающийся зал, в конце которого было что-то типа барной стойки и дверь, ведущая в подсобные помещения. В нос ударил неприятный запах давно немытых тел, курева и пролитого алкоголя. Посреди зала в хаотичном порядке были расставлены незатейливые деревянные столики явно собственного производства и такие же корявые стулья. Вокруг спящей на одном из столов ободранной кошки крутились мухи… по крайней мере Андрей хотел бы считать, что она всего лишь спит. Повсюду валялись пустые бутылки и мусор, а под стенкой в обнимку спали двое вдрызг пьяных мужиков, на которых всем, включая ближайших соседей, было наплевать. Их храп гармонично вплетался в общий шумовой фон и вносил в него свой неповторимый колорит.

Освещалось все это великолепие тусклым светом нескольких ламп, висящих под потолком в разных концах зала ‒ скорее всего, у хозяина был свой собственный генератор либо какой-то другой источник электроэнергии. Резкий запах перегара моментально впивался в ноздри вновь вошедшим, но к нему быстро привыкали. В целом, обстановка в заведении полностью соответствовала его контингенту.

Вошедших встретили с двадцать пар удивлённых глаз. Как не трудно догадаться, в основном тут всегда бывали одни и те же люди, и даже если иногда заходил кто-то из гильдии или бандиты, то их тоже всех знали. Андрей и его спутники были новенькими, а новенькие встречались здесь крайне редко и поэтому всегда привлекали всеобщее внимание. Сначала гул голосов затих и все не без интереса принялись разглядывать пришедших, пытаясь понять, кто это такие. Наступившую тишину прерывал только храп алконавтов у стены, который временно вышел на первые роли в этой опере. Они храпели в унисон, причём так, что казалось, дребезжат стёкла. Довольно быстро удивление прошло, и зал снова привычно загудел. Правда, обсуждали в основном пришедших.

Андрей переступил спящих мужиков и не без труда пробрался к стойке. За нею стояли двое – грузный бородатый мужчина лет сорока пяти, с нечесаными длинными вьющимися волосами, и женщина примерно такого же возраста и телосложения. Скорее всего, мужчина и был этим самым «Серым». Он был одет в видавший виды свитер и такие же старые и запачканные джинсовые штаны. Поверх всего этого был напялен засаленный передник, который когда-то очень давно наверняка был белым. Женщина же при виде вооружённых автоматами и экипированных людей сразу скрылась в подсобке, так что Андрей совсем не успел разглядеть её в тусклом свете.

– Вы кто такие будете? – сразу настороженно спросил хозяин вместо приветствия.

– У вас тут всегда так гостеприимны? – ответил вопросом на вопрос Андрей и впился взглядом в глаза хозяину.

Тот ещё раз изучающе осмотрел Андрея и двоих его спутников. По опыту он знал, что если человек позволяет себе сразу же отвечать дерзко или резко ‒ с ним лучше не задираться. Хоть он и у себя дома, и клиентура все свои, но всё же то был простой народ, хоть некоторые и вооружены, а эти выглядели совсем уж серьёзно. Не так, конечно, как ребята из гильдии, но всё же весьма внушительно. К тому же не ясно кто такие и чего пришли.

– Вам что подать? – снова спросил хозяин уже более дружелюбно хотя и по-прежнему с опаской.

– А что есть? – поинтересовался Андрей, указав своим ребятам на свободный столик неподалёку.

Хозяин пару секунд задумчиво смотрел на Андрея, затем немного порылся под стойкой и достал оттуда почти чистый лист картона, на котором такими же аккуратными буквами, как и на вывеске, с обеих сторон были написаны какие-то названия. Андрей догадался, что это было что-то наподобие меню, и принялся его изучать. Судя по относительно чистому виду, «меню» здесь никто никогда не смотрел и существовало оно именно для таких, как он.

– Чем заплатите? – поинтересовался хозяин, поняв, что Андрей таки собирается что-то заказать.

– А чем у вас тут платят?

– Обычно жетонами гильдии. Но я могу взять патроны к автомату, – предложил хозяин, затем, осмотрев Андрея, кивнул на запястье. – Или часы. Может, что-то другое у вас найдется.

Андрей слегка улыбнулся. Про жетоны он слыхал, но пока что ещё ни разу не видел. Это была собственная валюта торговой гильдии, которая ходила на подконтрольных ей территориях. Она представляла из себя бумажные купюры, очень похожие на русские рубли, с такой же защитой и схожим дизайном. Разбирающиеся в вопросе люди готовы были поклясться, что эти купюры печатают на тех же станках, на которых раньше печатали рубли. Она даже название имела такое же ‒ рубль, только выглядела иначе. Почему в народе их называли жетонами Андрей не знал, но слово «жетон» он слышал всегда, когда речь заходила о деньгах гильдии.

После короткого опроса хозяина, он выяснил, что из меню у того почти ничего, кроме выпивки нет, зато как раз был готов тушёный заяц к собственному столу. После недолгих уговоров, которые больше были похожи на торги, он выторговал этого зайца, хлеб и три кружки пива. Отдать пришлось по полному рожку патронов на каждого из ребят и солнцезащитные очки одного из них. Слышавшие этот торг мужчины, сидевшие неподалёку, хитро заулыбались, покачивая головами – хозяин явно содрал с этих залётных лопухов тройную цену.

Андрей присел к своим парням и принялся внимательно изучать «население» зала. Запах перегара настолько принюхался, что ни сам Андрей, ни его спутники уже не обращали на него никакого внимания. На вопрос одного из парней, зачем они вообще сюда зашли, Андрей ответил, что просто хотел посмотреть, как живут люди на территории торговцев, а заодно проверить не удастся ли раздобыть здесь ещё какую-то информацию про банды. На самом же деле он гораздо больше хотел узнать что-нибудь интересное о самой гильдии. Хозяин явно должен быть неплохо информирован о делах в округе. Кто как не он знает все здешние слухи или домыслы?

Вскоре им поднесли заказанное. И если пиво было пивом только по названию, то заяц оказался воистину великолепен. Наверное, даже если бы Андрей знал, что хозяин здорово нагрел на них руки, он бы не пожалел об этом.

Заяц был уже почти съеден, когда Андрей оставил ребят доканчивать дело, а сам снова подошёл к хозяину заведения.

– Хотите что-нибудь ещё? – тут же с надеждой поинтересовался тот.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Андрей. – Заяц просто объедение!

Хозяин самодовольно улыбнулся – его Ленка и не такое может приготовить.

– Мы тут проездом, – продолжил Андрей. – Хочу разузнать кое-что. А кто может знать, что творится в округе лучше, чем хозяин такого заведения?

Хозяин, которого Андрей сумел расположить к себе похвалами его зайца, благодушно кивнул и облокотился о стойку.

– Да, тут всё что угодно можно услышать, – согласился он. – Правда, я торчу тут чуть ли не сутками, так что не могу проверить, что из услышанного правда, а что выдумка.

– Ну-у мне не военные тайны выспрашивать, – улыбнулся Андрей. – Мне интересно, как тут живётся, какие порядки… и какие могут быть опасности. Нам надо дальше двигаться, на запад, вот и хочу быть в курсе возможных неожиданностей…

Разумеется, на запад Андрею было совершенно не нужно. Это был ещё один трюк, чтобы в случае чего Андрея нельзя было приплести к каким-либо из возможных событий. Хозяин поставил на стойку кружку пива, заказанную одним шумным клиентом. Тот забрал её и пошёл к своему столу. Андрей хотел уже повторить свой вопрос, думая, что Серый ничего не услышал, но оказалось, что слышит тот замечательно.

– Как живётся? – переспросил Серый, снова повернувшись к Андрею и снова облокотившись о стойку. – Это зависит от того, с чем сравнивать. Мне – неплохо. Кому-то другому, может быть, и не очень. Порядок тут поддерживается всеми нами, и правила у нас простые ‒ не трогай нас и мы не тронем тебя. Наша община ни к какой «конфессии» не принадлежит. «Инквизиторы» забегают иногда, но только горло промочить ‒ близкое соседство гильдии не позволяет им тут хозяйничать.

При слове «конфессия» хозяин заулыбался. Андрей догадался, что таким образом тот именует группировки.

– Гильдия? – с деланным удивлением спросил Андрей. – Тут есть гильдия?

– А вы не знали, что ли? – хозяин недоверчиво покосился на Андрея. – Путешествуете и не знаете, куда направляетесь?

Андрей понял, что прокололся. Ведь действительно – если они путешественники, то должны хорошо разбираться в картах и хотя бы номинально знать местность, по которой идут. Он никогда не отходил дальше пары километров от Прохоровки, а походы на «волков» в последнее время вряд ли можно было назвать путешествиями. Но хозяин сам спас положение.

– Вы в Ольховку попали, – подсказал он, истолковав удивленное выражение собеседника тем, что молодой парень неумело прочитал карту и немного заблудился.

– Вот оно что! – Андрей хлопнул себя по лбу. – А я думал мы пройдём южнее. То-то я думаю, что город великоват. А что гильдия? Хозяйничает, как и везде?

На лицо хозяина снова вернулось былое выражение.

– Да, гильдия тут все решает. Но в последнее время «Инквизиторы» что-то там не поделили, раскололись и начали бить друг друга. Говорят, разнесли в щепки конвой торговцев и они из-за этого теперь нервные. Если пойдёте на юг, то вряд ли нарвётесь на банды, а вот севернее это запросто. Впрочем, если вы двигаетесь с востока, от Коптиловки и тамошних деревень, то точно должны были повстречать кого-то из них.

– Было дело, – соврал Андрей. – Неподалёку от комбината.

– Да-а, – протянул хозяин, – там они сидят, эти отморозки.

Возникла пауза. Андрей по-прежнему ещё не услышал ничего, что могло бы его заинтересовать. Он быстро перебирал в голове варианты продолжения разговора, пока Серый не отвлекся.

– Ну, а вы-то давно здесь живёте? – спросил он, имея в виду самого Серого и его жену.

Серый задумался ненадолго, глядя в дальний угол зала, где один из клиентов вскочил, матерясь, и врезал другому по морде. Тот завалился на спину, поломав под собой стул. Закончилось всё тем, что потревоженные соседи наваляли обоим драчунам. За всё время, пока шла потасовка и ломалось вдребезги его имущество, Серый не проронил ни звука и ни один мускул не дрогнул на его лице. Кремень, а не человек.

– Да с тех самых пор, как эпидемия закончилась, ‒ сказал он так, словно совершенно ничего не произошло. ‒ Может, пару месяцев прошло после того.

Серому было интересно рассказать о себе, предатьсявоспоминаниям. Он пережил тяжелые времена, как и очень многие люди, и сейчас по нынешним меркам жил совсем неплохо. Андрей ещё не знал, но надеялся, что он на верном пути.

– Интересно послушать, – предложил он.

– Мы с Ленкой – женой моей – давно сюда перебраться хотели – старики её тут жили, – охотно продолжил Серый. – Правда, поздно собрались. Как приехали из своего захолустья, то умирали уже люди повсюду, как мухи. И старики её померли, ну а мы решили – будь что будет и поселились тут, в их старом доме. Думали, что раз уж людей тут больше, чем у нас в деревне, то и выжить будет легче. Но не так это оказалось на самом деле. Люди тут оказались плохие – грабили, убивали. Защита нашего добра забрала двоих моих сыновей, а третий ещё во время эпидемии умер, но не от болезни.

Серый вздохнул и выдержал небольшую паузу.

– Те, кто был понормальнее быстро смекнули, что выжить получится только объединившись. Так получилась наша община. Все вместе мы кое-как отстаивали своё, но скоро пришли солдаты гильдии. Эти не грабили, но вели себя жестко. Заняли почти весь город и объявили его своим, а нам запретили туда показываться. По нарушителям стреляли без предупреждения. Потом, когда мы немного друг к другу попривыкли, они повадились к нам, но не отнимать, а больше хотели купить, выменять. Ну и запросы у них были, конечно! Однако, мы неплохо с ними сработались. Ну и порядок более менее при них стал…

– То есть гильдия тут что, с самого начала после эпидемии была, что ли? – перебил его Андрей, почуявший, что разговор наконец-то заходит в нужное ему русло.

– Ну, почти, – Серый почесал голову, напрягая память. – Если мы приехали, считай под конец эпидемии, то… ну, может, полгода где-то прошло до того, как я их первый раз увидел.

– И что же им тут понадобилось? Город как все. Небось, и разрушен сильно? – Андрей делал вид, что действительно ничего не понимает и Ольховки в глаза никогда не видел.

– Хе-хе, – Серый криво улыбался, подавая очередное пиво новому клиенту и дождавшись, когда тот отошёл, продолжил. – Тут серьёзно всё у них, склады большие – перевалочная база, так сказать.

– А, ну тогда понятно. Если в городе были склады, то ясно, почему они сюда пришли, – согласился Андрей.

– Те склады, что были, насколько я помню, особо размерами не отличались, – не согласился Серый. – Достроили они тут много. Вот как пришли – так и начали строить. Долго строили. Года полтора. А мы им жратву поставляли: охотились, разводили скотинку, поля сеяли, а некоторые даже трудились на ихней стройке… Они нам тогда и технику дали, и топливо, и крышу. Если бы не эта связь с гильдией, то и не знаю выжили бы мы тут или нет.

«Вот оно!», – обрадовался Андрей.

Наконец-то он услышал что-то полезное.

– И что, их было так много, что они сразу же банды заткнули? – спросил он.

– Банд тогда ещё не было. Ну, или я про них тогда не слыхал. У нас было гораздо больше проблем с местными, которые всё пытались нашим добром поживиться. Вот они были настоящей бандой! – хозяин тихо выругался, вспоминая нешуточные драки тех времён. – А как гильдия пришла – почти сразу они нас и оставили в покое.

– Понятно, – коротко бросил Андрей.

Романов решил, что пора заканчивать разговор, чтобы не вызвать лишних подозрений – он и так уже узнал достаточно. Но чтобы окончательно отвести подозрения, он решил задать ещё пару вопросов, погрузившемуся в воспоминания хозяину бара.

– А банды откуда взялись? – поинтересовался он.

– Они позже появились. Сначала с севера стали приезжать сюда бандюки, потом небольшая часть здесь осела. Тогда местные, кто хотел легкой да вольной жизни, к ним потянулись.

Он сделал паузу, наблюдая за ситуацией у двери, в которую очень неуверенным шагом вошел странный посетитель, с трудом поднял голову и окинул всех мутным взглядом, а затем его понесло назад и он буквально вылетел обратно в дверь, открыв её собственным затылком. Серый лишь на мгновение скорчил изумленную гримасу, вскинув брови и скривив уголок рта. Андрей в свою очередь наблюдал эту ситуацию, вытаращив глаза. Такого он ещё точно никогда не видел.

– Ты смотри – там мозгов ни у кого нет, – посоветовал хозяин, когда стало понятно, что посетитель не сможет вернуться обратно. – Стреляют, не задумываясь. Лучше обходи их, если встретишь.

– Спасибо на добром слове, – искренне поблагодарил Андрей, делая своим парням знак, что пора уходить. – Я запомню ваши советы.

Он ещё раз поблагодарил хозяина забегаловки и вместе со своими бойцами направился к выходу, оставив хозяину ещё десяток патронов из рожка. Тот просиял от счастья – таких щедрот ему ещё не выпадало ни от заезжих, ни тем более от своих. Это стало причиной ещё одного тщательного осмотра «пришельцев», пока они выходили.

«Вряд ли пешком. Хоть и грязные, как будто своим ходом идут, да поклажи никакой нет – значит на машине», – подумал Серый.

Как только Андрей вышел, к Серому тут же подскочил один из клиентов. То был невысокий полненький человек, в расхристанной до пупа рубахе, бриджах и тяжёлых кирзовых сапогах. Маленькие тёмные глазки делали его щекастое лицо похожим на какого-то небольшого зверька вроде хомяка.

– Кто такие? – командным тоном бросил он хозяину.

Тот окинул подошедшего брезгливым взглядом.

– Проезжие, – ответил он, немного подумав.

– И чего хотели? – не унимался «хомяк».

– Спрашивали какая обстановка в округе. Им дальше двигаться, и они немного заблудились. Вот и интересовались, что да как, чтоб в передрягу какую не попасть.

– А чего тогда про гильдию выспрашивали? – мужичок показал хозяину, что слышал его разговор с Андреем.

– Да не выспрашивали они! Просто поговорили о прошлом и всё, – развёл руками хозяин, немного занервничав.

– О прошлом, говоришь… – тихо сказал клиент и тоже направился к выходу.

Серый провел его неприязненным взглядом. Он знал, что это за фрукт и кому он доносит всё, что удается разнюхать. Ох, хоть бы не было беды этим проезжим…

2
Гильдия в этот день что-то праздновала. Все были навеселе, ходили расслабленные, много улыбались и шутили. В обед солдатам накрыли большие столы, забитые разнообразной вкуснятиной и выпивкой. Бойцов гильдии и так кормили хорошо ‒ Андрей и его подчинённые смогли сами в этом убедиться, ведь они обедали вместе с ними, но в этот раз обед был особенным. Ещё до его начала Сева поинтересовался у одного из офицеров, что за праздник, на что тот с гордостью ответил.

– День основания торговой гильдии! – с пафосом сказал он, поднимая вверх руку с вытянутым указательный пальцем.

Сева по понятным причинам не чувствовал никакой важности в этом празднике, поэтому кивнул офицеру, и направился к своему отряду. Обед проходил шумно и весело. Рекой лилась выпивка и постоянно оглашались тосты типа: «За гильдию!».

Бойцы Андрея тоже немного поучаствовали в веселье, а затем направились обратно в свое расположение. Там, в небольшой комнатке, Андрей, Сева, Игорь, Толик и Воробьев изучали уже слегка затертую карту местности. Черенко с Севой присутствовали, как командиры отделений, Воробьева Андрей считал самым опытным среди всех, кто был у него под рукой, а Игорь… Несмотря на их разногласия, глупо было не воспользоваться его внимательностью к мелочам, когда дело касалось планирования.

Комнатка была скудно обставленной, вмещала только стол, пять стульев, маленькую тумбочку и лампу, свисающую с потолка на длинном шнуре, за которую кто-нибудь периодически цеплялся головой. Но Андрею и его друзьям этого было более чем достаточно. Подперев рукой голову, Воробьев в который раз не спеша разглядывал уже пройденную в действительности местность, в очередной раз сверяя данные на карте с реальным положением вещей. Все пятеро сосредоточенно думали, при этом Воробьев и Черенко курили, с умным видом пялясь в карту.

После очередной глубокой затяжки заговорил Черенко:

– Даже если Владов предлагает захерачить только одну банду, то это не сильно облегчает нашу задачу. Там куча народу, они хорошо вооружены и вряд ли полные идиоты. Не понимаю, почему торговцы сами свои проблемы не решают…

– Не могут, – перебил его Андрей. – Владов объяснил их позицию ‒ гильдия ни с кем открыто не воюет, кроме случаев, когда вынуждена защищаться. А в данном случае у них ещё и нет четких доказательств. В любом случае агрессивные действия, по словам Владова, вредят репутации торговцев в глазах других банд.

– Херня какая-то, – не понял Толик. – Если одна банда пропадет, то вторая только рада будет. Разве нет?

– Нет, – раздраженно заявил Игорь. – Наваляют одним – вторые поймут, что чуть что ‒ им тоже достанется. В этом фишка гильдии ‒ не нападать, чтобы со всеми в мире жить, но давать жесткой сдачи, если что. А иногда пользоваться услугами темных лошадок, типа нас.

– Крысюки, – индифферентно констатировал Воробьев.

– А если им договориться с одной бандой против другой? – не унимался Толик.

– Толик, прекрати тупить! ‒ не выдержав, раздраженно воскликнул Игорь. ‒ Тебе же сказали ‒ гильдия ни на кого не нападает. Если она выступит на стороне одной из банд, это все равно, что сама нападет. Они не хотят, чтобы их хоть как-то приплетали к этой ситуации.

Толик задумался и морщины на его лбу стали глубже. Но продлилось это недолго.

– Вертел я их приплетания! Пусть дадут нам пару «Градов» и мы сами все порешаем! – воскликнул он вскоре.

– Господи, дай мне сил… ‒ нервно простонал Игорь.

Воробьев, как всегда, воспринял всё гораздо спокойнее. Его не выводили из себя тупая упертость Черенко и выпады нервничающего от этого Игоря, потому его взгляд был чистым и, казалось, даже пустым. Андрей решил, что как-нибудь при удобном случае испытает пределы терпения этого человека.

‒ Толян, ну ты сам подумай, – спокойно заговорил Сева. ‒ «Град» – это тебе не граната. У кого ещё здесь, кроме гильдии, они могут быть, и главное – кто ещё может уметь ими пользоваться? Ты, например, умеешь?

Толя промолчал. Пользуясь его заминкой, Андрей, тоже начинавший понемногу выходить из себя, решил прекратить эти затянувшиеся бесполезные разговоры.

– Короче, нам нужен другой план, – вставил он. – И у меня он есть.

Все с интересом посмотрели на командира. Андрей откинулся на стуле, окидывая компанию задумчивым взглядом. Он немного волновался и никак не решался начать излагать свои мысли. Он впервые самостоятельно создал конкретный план, последовательность действий, от успешности которых зависело не просто выполнение задания, а жизни. Да, он опирался на некоторые идеи, полученные со стороны, но все равно на восемьдесят процентов это был его план и его ответственность.

Возможно, прямо сейчас, в этот момент, он решает судьбу своих людей… нет – друзей. И страх ошибиться создавал чудовищное давление. Вот она, истинная тяжесть этой непростой роли – вести за собой людей.

Напряженно вздохнув, Андрей отогнал от себя все посторонние мысли. Он командир, в него верят, и сам он в себя тоже верит. Значит, все получится.

‒ Мы не можем, как выразился Игорь, навалять бандам, – уверенно начал он. – Во-первых, у нас не хватит сил, а во-вторых, это не «волки» – эти при первых же признаках опасности не разбегутся. Поэтому нам нужно сделать другое…

Он выдержал паузу, оценивая лица товарищей. Все с интересом ожидали.

– Сейчас они периодически устраивают небольшие хаотичные перестрелки, в которых, бывает, даже потерь не несут, но мы стравим их по серьёзному. И сделаем это таким образом, чтобы им не оставалось ничего, кроме как уничтожить противника, либо свалить к чертовой матери. Оба варианта нас устроят.

‒ И как мы это сделаем? ‒ с сомнением в голосе поинтересовался Игорь.

Андрей не ответил сразу. Он выждал немного, переводя взгляд между присутствующими и нагнетая интригу, но делал он это не ради неё. Он просто не был уверен в плане, хоть в глубине души и понимал, что он хорош.

– Устроим диверсию, – сказал он, наконец.

– Чего? – энтузиазма в голосе Игоря не прибавилось. – Какую ещё диверсию?

‒ Такую. Маленькая группа проберется ночью на базу одной из банд и заминирует ключевые объекты. Ну, или хотя бы то, что сможет. Помните бар «У Серого», который я обнаружил? В одно время с подрывниками зашлем туда пару ребят. Это будет вечер, народу там будет много. Они там выпьют по кружке пива и, типа как по-тихому, между собой пошепчутся о том, что их якобы наняла одна из банд для разборок с конкурентами. Разумеется, шептаться будут так, чтобы пару «лишних» ушей в баре гарантированно услышала весь этот разговор. Если все пойдет как надо, то слух очень быстро распространится и когда ночью или к утру он дойдет до главарей пусть даже обеих банду сразу, то одна из них уже серьезно пострадает и ей не останется ничего другого, кроме как разобраться с конкурентом или окончательно свалить. Второй вариант был бы предпочтительнее, но это так ‒ мечты. Даже если «виноватая» банда попробует отрицать свою причастность, то переговоры вряд ли удадутся ‒ слухи штука серьезная, в них долго разбираться, а отвечать на агрессию надо быстро. Даже если они договорятся ‒ одна из банд сильно ослабеет, и мы сможем придумать что-нибудь ещё, чтобы добить её. Ну, и самый вкусный вариант ‒ уцелевшая банда захочет добить оппонента. Это было бы очень удачно.

Андрея не перебивали, и даже когда он закончил, остальные ещё долго молчали. В конце концов тишину нарушил Воробьев.

‒ Красиво звучит, ‒ бросил он. ‒ Но есть пару «но».

Все взгляды сосредоточились на нем. Молчаливый и замкнутый Воробьев редко когда желал выразить свое мнение.

‒ Во-первых, нужно тщательнее изучить поведение банд, схемы охраны, расположения постов, дисциплину этой охраны, вооружение и, конечно же, размещение и назначение объектов на базах.

Договорив, он замолк и над чем-то задумался. Некоторое время все ждали, что он продолжит, но когда ожидание затянулось, Сергея поторопил Толя.

– Ну? Спишь, что ли? А во-вторых что?

– Во-вторых… если запущенная легенда по какой-то причине провалится и не дойдет до банд ‒ всё могут свалить на гильдию…

‒ А могут и не свалить, ‒ грубо парировал Толик, намекая, что дальнейшее обсуждение его не интересует. ‒ Хороший план, командир.

Остальные его поддержали, и Андрей улыбнулся, довольный их реакцией.

‒ Как ты до такого додумался? ‒ спросил Игорь.

‒ Если честно, то меня натолкнул на эту идею Владов. Но он смотрел на это несколько иначе. Предлагал переодевания, засады… Мой вариант нравится мне больше.

– Наговорились? – внезапно спокойно уточнил Воробьев, пресекая дальнейшие вопросы.

Разговор оборвался и все взгляды снова сосредоточились на нем. Убедившись, что ему дадут говорить, он продолжил.

– Тогда дайте закончить. Итак, в-третьих – если в баре окажутся люди банды, то что будет с нашими «сливалами»? И если их там убьют или возьмут в плен, а мы этого не будем знать, то поставим под угрозу всё – и наши жизни, и саму операцию.

Замечание было очень серьезным, и оно заставило Андрея сомневаться. Почему он сам выпустил из поля зрения такой вариант?

Все напряженно молчали. Молчал даже Черенко, который за все совещание ещё ни разу не задумывался над ответами больше, чем на три секунды.

– Значит, придется выделить парням группу прикрытия, – вздохнув, сказал Андрей. – Человек пять, думаю, хватит.

– Ага, и памперсов, – саркастически вставил Игорь и тут же продолжил. – А вариант, что диверсанты провалятся ты рассматриваешь?

Звучало всё это как-то нагловато и с вызовом. Андрею это не нравилось.

– Рассматриваешь, – с легким раздражением ответил он. – Для того там и будут все наши.

Второй раз за всё совещание голос подал Сева.

– Если начнется бой – хватит нам людей? – уточнил он.

– Не знаю, – честно признался Андрей. – Но на нашей стороне будет всё, кроме численного превосходства: и преимущество атакующих, и факторы скрытности и внезапности, и пора суток, и позиция. Мы справимся. Обязаны справиться.

– Тогда, может, не стоит уменьшать эти силы ещё больше, оставляя прикрытие в баре? – осторожно предложил Игорь.

Андрей бросил на него презрительный взгляд.

– А если их там убьют?

– А если диверсанты провалятся, начнется бой и из-за нехватки людей убьют нас всех? – с легкостью парировал Игорь.

Андрей не нашелся, что ответить. Сева с Толей с интересом наблюдали за перепалкой братьев и встревать в неё не спешили. Воробьев, как всегда, сидел с таким видом, будто его тут вообще нет.

Понимая, что захватил преимущество, Игорь решил дожимать.

– Вот видишь? Не получится быть хорошим для всех, – с прижимом разъяснил он. – И раз жизнью рискуют все, я считаю, что силы надо сосредоточивать на самом важном направлении.

Первым делом Андрею захотелось отправить в бар к Серому именно Игоря. Раз такой умный, то пусть сам и рискует, может, тогда поймет какого это. Но подумав, он вынужден был согласиться с братом – у них тридцать два человека и нельзя оставлять шестую часть отряда в Ольховке в то время, когда на главной сцене на счету может оказаться каждый человек.

– Как ни прискорбно это признавать, но ребятам в баре действительно придется рискнуть, – согласился он, склонив голову. – Оставим одного человека с рацией им в прикрытие. Если что-то пойдет не так – он нас предупредит.

Возражений не последовало. Как и других замечаний.

‒ Итак – кого выберем козлами отпущения? ‒ задал вполне ожидаемый вопрос Толя.

‒ Думаю, осколков, ‒ сразу предложил Андрей, явно готовый к этому вопросу. ‒ Инквизиторы могут получить подкрепление и все вернется на круги своя, а у осколков больше ничего нет. От тяжелых потерь они могут и не оправиться.

Посыпались наводящие вопросы, уточнения деталей, сомнения. Но сколько они ни обсуждали, а в итоге все равно сошлись во мнении, что ничего лучше им не придумать. Самым ярым скептиком оказался Игорь. Он не был самым сильным тактиком, не все его вопросы и замечания были к месту, но все равно именно от него пришло их наибольшее количество. Как и ожидал Андрей, Игорь оказался самым внимательным к деталям.

Наконец, когда все задачи были поделены и расписаны, все, кроме Андрея и Игоря удалились, а братья остались наедине, чего давно не случалось. Некоторое время они молча и с безразличием разглядывали друг друга, словно давно не виделись, но встрече были не рады. Наконец, Андрей стал раздражаться.

– Если собираешься сидеть тут и молчать, то лучше иди делом займись, – не выдержал он.

– Не собираюсь, – твердо ответил Игорь.

Что именно из предложенного Игорь не собирался делать он не уточнил. Андрей воздержался от дальнейших расспросов и продолжал сверлить брата взглядом, ожидая, что тот будет делать дальше. Игорь же покачивался на хлипком стуле, рискуя сломать его и растянуться на полу, чего Андрей втайне желал. Взъерошив волосы, он перестал раскачиваться и взглянул на Андрея.

‒ Надо поговорить, ‒ сказал он.

Андрей на мгновение безразлично вскинул брови. Впрочем, ничего другого он и не ожидал.

‒ Валяй, ‒ бросил он в ответ.

‒ Тебе не кажется, что отношения между нами в последнее время испортились? ‒ начал Игорь.

Андрей неопределенно кивнул головой.

«В последнее? Уже больше месяца прошло», – проскочила у него в голове ядовитая мысль.

‒ То есть, тебя это не волнует? – спросил Игорь.

Андрей скорчил задумчивую гримасу и уставился в пол, но через пару секунд поднял взгляд и вперил его в брата.

‒ Я разочаровался в тебе. А затем привык к этому разочарованию и теперь уже ничего от тебя не жду, ‒ безразлично ответил он.

‒ И что же тебя так разочаровало? ‒ глаза Игоря блеснули, а в голосе прозвучали ядовитые нотки.

Это встряхнуло Андрея. В кровь будто кто-то впрыснул яд, который тут же проявился в словах.

‒ То, что мой брат ‒ убийца, ‒ с нажимом сказал он. ‒ А ещё, что он как баба ревел, обхватив ладошками свою бесценную головушку, в то время как его товарищи вокруг рисковали жизнями и даже умирали, пытаясь его спасти.

‒ Мы все тут убийцы… ‒ начал было оправдываться Игорь, но Андрей его перебил.

‒ Нет! Среди нас нет убийц ‒ только ты. Все мы убивали, потому что боролись за свои жизни, а это ‒ самозащита. И ни один из нас не убивал, глядя в глаза беззащитным жертвам, никто не становился палачом, чтобы что-то кому-то доказать. Кроме тебя.

‒ Иди ты к черту, моралист хренов! ‒ сжав кулаки, крикнул Игорь, вскакивая со стула. ‒ Да, я убил их, потому что так было нужно, потому что у тебя оказалась кишка тонка сделать то, что должно! Тебе не хватило духу отомстить!

Андрей выслушал эту тираду с пугающим хладнокровием.

‒ Отомстить кому, Игорь? ‒ спокойно уточнил он. ‒ И за что? Что конкретно ТЕ люди тебе сделали?

‒ Не они, так их дружки! Все они одинаковы и все заслуживают смерти! Твоя никому не нужная доброта доведет тебя до могилы.

Игорь кричал, наклонившись через стол, и с каждым словом все ближе приближался к Андрею. Тот лишь покивал головой, опустив глаза, затем снова впился взглядом в глаза брата и ледяным ядовитым тоном спросил:

‒ Что ж ты не был так смел, когда их дружки стреляли по тебе, а ты прятался за старой печкой? Что ж ты тогда ни разу не выстрелил?

Руки Игоря мелко задрожали, глаза предательски заблестели, но губы были плотно сжаты. Ему не было что ответить. По крайней мере в этот момент.

‒ Я тебе скажу почему, – ответил за него Андрей, ‒ потому что ты трус. И убийца. Потому что мой брат ‒ ссыкло и кровожадный палач. Мне больше нечего сказать тебе, Игорь.

По щеке Игоря медленно скатилась слеза, хоть взгляд был полон злобы. Слова Андрея резали его, словно нож, но он не мог найти в себе сил отвечать.

‒ Иди ты нахер, братишка, ‒ с трудом выдавил он, выпрямляясь.

‒ Прежде, чем ты выйдешь, ‒ ответил Андрей, подавшись вперед и схватив брата за рукав, ‒ хочу тебя предупредить. Наши взаимоотношения ‒ только наша проблема. Если узнаю, что ты мутишь воду среди бойцов ‒ вылетишь без всяких голосований. Ты меня понял?

Игорь рванулся, вырываясь. Затем бросил на Андрея испепеляющий взгляд, и вышел.

Через пару минут после его ухода в комнату заглянул Толик. Он просунул голову в приоткрытую дверь и виновато посмотрел на Андрея. Видя, что тот никак не реагирует, Толя кашлянул и постучал по двери.

‒ Можно? ‒ спросил он.

‒ Заходи, ‒ не глядя на него, ответил Андрей.

Толик тихонько прикрыл дверь и сел напротив Романова. Взгляд у него все ещё был виноватый, но теперь с оттенком жалости. Андрей посмотрел на него и сразу заметил это.

‒ Что? ‒ черство спросил он. ‒ Ты все слышал, что ли?

‒ Многие слышали, ‒ кивая, ответил Толя.

‒ И что? Осуждаете меня?

‒ Ну, теперь мы хотя бы понимаем твою позицию, ‒ Толя тщательно подбирал слова, чтобы было огромной редкостью.

‒ Хотя бы? Что это значит?

‒ Никто не понимал что между вами произошло, ‒ объяснил Толик. ‒ Но все видели, что у вас проблемы и считали, что ты несправедлив к брату. Теперь хоть ясно, почему.

Андрей вздохнул, успокаиваясь и подавляя разыгравшиеся эмоции. Толя продолжал.

‒ Андрей, он ‒ твой брат. Вы ‒ семья, важнейшая опора друг друга. Разве он так уж виноват?

Андрей вновь нахмурился. Ещё как виноват! Неужели только он один понимает это? Неужели для них всех Игорь не сделал ничего такого, за что его стоило порицать?

‒ Мы все могли погибнуть из-за него, ‒ ответил он совсем не то, о чем думал. ‒ Представь себе, что в его руках была бы судьба операции? Что это он оказался бы возле тех БТР-ов? Или должен был прикрывать твою спину? Что тогда случилось бы с нами?

Толя плотно сжал губы и слегка отвел взгляд. Андрей задал хороший вопрос, но была разница между ТЕМ Игорем, и этим.

‒ Он теперь ‒ другой человек. Больше такого не будет, – уверенно заявил Черенко.

‒ Разумеется. Потому что теперь он ‒ убийца безоружных. Палач. Смельчак. Герой.

Толик вздохнул и задумался. Его желание защищать товарищей во что бы то ни стало нравилось Андрею, но вот нежелание признавать факты и уперто стоять на своем – нет.

‒ Тогда после твоих слов никому из нас не хватило духу сделать это. Мы просто стояли, как валенки, и смотрели на них, но выстрелить никто не решался, хотя всем хотелось. Как в той поговорке – и на елку влезть и задницу не поцарапать. Тогда Игорь взял это на себя, и поверь ‒ он до сих пор мучается. Если бы он мог вернуть время назад, то не стал бы их мочить. Он надеялся, что так сможет доказать тебе и всем нам, что способен сделать что-то такое, что не могут сделать другие, даже ты.

‒ Что ж, у него получилось, ‒ криво усмехнулся Андрей. ‒ Такого я действительно сделать не могу.

Толик молчал, Андрей глядел в стену и, как недавно его брат, раскачивался на стуле, рискуя упасть.

‒ Ладно, ‒ махнул рукой Черенко. ‒ Это ваши дела. Но если хочешь знать мое мнение ‒ все совершают ошибки и потом расплачиваются за них. А я думаю, что вы должны помириться. Ведь он – твой брат…

‒ Это все? ‒ недовольно перебил его Андрей.

‒ Нет.

‒ Чего еще ты хочешь?

Последняя фраза прозвучала грубо и даже зло. Андрей начал раздражаться. Задумываясь над ситуацией, он и сам уже не знал, что правильно, а что – нет. Может, ошибался он, а все были правы? Может, действительно нужно убивать всех людей, творящих зло, не давая никому шанса искупить свою вину? Так сказать, рубить злу руки и ноги? Ведь люди не меняются. Или меняются?

Толя проигнорировал грубость Андрея.

‒ Есть ещё одно дело, ‒ сказал Толя уже более уверенно. ‒ Помнишь алкера, которого мы нашли в лесу по пути в Ольховку?

‒ Помню, ‒ буркнул Андрей, смягчаясь от того, что тема разговора переменилась.

‒ Я привез его тогда с собой.

‒ Охренеть. Зачем? Почему мне не сказали? И где он?

‒ Ну, его бредни показались мне странными, что-то в них было. Не знаю, как это объяснить… Чуйка, что ли. Вот я и решил поговорить с ним в спокойной обстановке. А тебе не сказали, потому что не успели ‒ ты тогда ушел с Владовым, а потом как-то было уже не до него. Ну, мы с Севой немного почирикали с ним и решили, что чердак у него напрочь снесло, но после того, как ты попал в эту переделку ночью…

Толя сделал паузу и поглядел на Андрея. Тот вопросительно смотрел на него в ответ.

– Не совсем понимаю, как всё это связано, – Андрей почесал затылок.

– Короче говоря, в его словах есть что-то… хотя и звучит оно нереально.

‒ Ты можешь объяснить нормально? – раздраженно спросил Андрей. – Вы тут сами пили, что ли?

Толя немного поразмышлял, складывая в уме факты, которые он считал наиболее значимыми. История и правда была совершенно фантастической, но что-то в ней было… до ужаса правдивым.

– Не кипятись, будь другом, – попросил Толя. – Сейчас все объясню. Мы с Севой думали над твоей историей. Вышло у нас вот что: крепкий мужик в бронике, с пулемётом и кучей патронов, скорее всего один, в городе, набитом солдатами, за здорово живешь вертит всех, как хочет, и мочит патрули гильдии, а заодно и чуть не убивает тебя – многовато для того, чтобы казаться правдой, да?

Толя говорил медленно, специально заставляя Андрея обдумывать каждое слово и следя за его реакцией. Пока что парень слушал с выражением легкого недоумения на лице.

– При этом никто его не видел, кроме тебя, а если тебе верить, то выходит таки правда… И если сравнить с рассказом алконавта, то… в общем истории у вас очень похожие. Я не понимаю только некоторых вещей. Например, как этот человек выживает при прямом попадании в лицо… Да и очередь из Калашникова ему ни по чём… – Толя на мгновение задумался.

– Но я не стрелял по нему из автомата, – поправил Андрей.

– Ты ‒ нет, но стреляли другие. По рассказу алкера ‒ какие-то люди в лесу.

– Ладно. Может, у него бронежилет какой-то особенный? Даже наши возьми ‒ их Калаш так просто не берет.

– Не берет-то не берет, но напяль на себя броник, а я в тебя выстрелю ‒ сразу все поймешь. Уж я-то знаю.

И правда, у Толи был практический опыт ловли пуль собственным телом, и к нему стоило прислушаться.

‒ Так, не понял, ты имеешь в виду, что этот человек не реагирует на попадание?

‒ Ну да. Ты же сам видел.

Андрей задумался. Он был уверен, что неоднократно попал в своего противника той ночью, но плохо помнил, как тот реагировал ‒ было темно и все происходило очень быстро. Но тот факт, что его оппонент бросился в погоню сразу после выстрелов Андрея, он помнил очень хорошо. А ведь многочисленные попадания с близкого расстояния как минимум должны были вырубить его или хотя бы на некоторое время обездвижить. Допустим, он избежал болевого шока, потому что был накачан наркотой, но физическое воздействие то должно было остаться? Ну там, сбить его с ног, или хотя бы отбросить? Ребра сломать в конце-то концов!

‒ В общем, прибавь к этому ещё и то, что и на постовых Владова, и на тебя он напал в одиночку, значит, либо псих, либо был уверен, что провернет вас на раз. А ещё при таком снаряжении он быстро бегает как по городу, так и по лесу, здорово ориентируются в тёмных переулках незнакомого города и потом – его так и не смогли найти. Куда он такой весь громыхающий и огромный делся?

– А если это был кто-то из своих? – предположил Андрей. – Съехала у кого-то из гильдии крыша? Вот и кинулся на своих же.

– Да? И заодно по-тихому забацал себе иммунитет к попаданию в тело пуль? И каску с защитой лица, которая выдерживает попадания из ПМа в упор и даже не озадачивает носителя? А ещё… хотя, нет, вот это уже точно полный бред.

– Что? Что ещё? – Андрей всё больше и больше переходил от скептицизма к живому интересу.

Толя прищурился и смотрел на Андрея с большим сомнением. То, что он собирался сказать и правда не укладывалось в его голове.

– Алконавт сказал, что видел, как этот человек исчез…

‒ То есть… как это? ‒ удивился Андрей.

‒ Типа вот он есть ‒ оп! И уже его нет. На ровном месте. Как-то так, ‒ объяснил Толик, скривившись.

Некоторое время Андрей молча смотрел на него, пытаясь разгадать шутит тот или говорит всерьез. Ответить ему определенно было нечего.

– Но даже без такой магической способности, представь себе, сколько силищи нужно иметь, чтобы тягать на себе весь этот металлолом и ещё и бегать с ним! – продолжал Толя.

Казалось, что Толика очень удручает тот факт, что есть кто-то, кто может быть сильнее его. Может, потому, что он впервые задумался о том, что на свете существует кто-то или что-то, что он не сможет вертеть.

Пауза затягивалась. Толя ожидал реакции, Андрей завис в собственных размышлениях. Наконец, он тряхнул головой и заговорил.

– Ерунда какая-то, – пробормотал он и уже гораздо внятнее продолжил. – Допустим, что в твоих словах есть доля правды. Тогда кто это был такой? Кто-то из банд? Вряд ли они могли… хотя, Владов говорил, что они там чуть ли не все сидят на наркотиках…

– Ага. Могли обожраться чем-то и йу-ху!

Андрей одобрительно закивал.

– Могли, да, но сдается мне, что это не они, – не согласился Толя. – Даже под наркотой надо быть недюжинной силы человеком, чтобы с такой лёгкостью выдерживать подобное да ещё и разделывать людей, как свиные туши.

– Ну, знаешь! Мы же не знаем легко или не легко ему все это давалось.

– Если он в своём барахле бежал быстрее тебя и ещё и на ходу поливал тебя из пулемета, не парясь об отдаче, то… Едрить тя в корень, да тут вообще как-то всё не клеится!

Толя уже и сам запутался и начал сомневаться во всём, что только что наговорил.

Андрей сидел на стуле и задумчиво глядел на Черенко, переваривая полученную информацию. С одной стороны, всё что они уже минут двадцать обсуждали, было полнейшим бредом и пустой тратой времени. С другой стороны, это было хоть и невозможно с физиологической точки зрения, но, тем не менее, вполне реально с точки зрения ощущений Андрея, когда он всё это переживал на собственной шкуре.

Черенко добавить больше было нечего. Все, чего он хотел – поделиться с Андреем их с Севой умозаключениями, и этого он достиг. Дальше пусть парень сам думает, потому что они больше ничего толкового на этом поприще родить не смогли. Так что Толя поднялся и подошел к двери.

– Ладно, я пошёл. Нам всем надо быть поосторожнее. Банды опасны, но новая встреча ночью с такой же… мифической хренотенью, – он сделал продолжительную паузу перед словом «мифической», пытаясь подобрать подходящее название, – ох, гребаный икебастус, не хочется мне такого.

Толя вышел. Когда он открыл дверь, легкий шумовой фон, постоянно доносившийся из-за неё, на короткое время превратился в довольно громкие голоса. Похоже, Вурц снова взялся подначивать Катю и, судя по её разъяренным ответам, рисковал лишиться ещё какого-то из зубов.

Оставшись один, Андрей некоторое время размышлял над рассказом Толи. Могло ли такое быть, существовать? Хоть они и нашли правдоподобные версии того, как все могло быть на самом деле, в душе Андрей в это не верил. Потому что даже от их правдоподобных версий веяло огромной кучей несостыковок. Многое было нелогичным, натянутым, а местами вообще не выдерживало критики. Он не мог понять, что это был за человек или существо, и невольно подумал о магии, о которой читал в книгах. И сразу вспомнил слова известного писателя: «любая достаточно развитая технология неотличима от магии». Но кто в новом мире может обладать такими технологиями?!

3
Олег со своим заместителем стоял во главе колонны на развилке в лесу, неподалёку от места, где Романов и его бойцы обнаружили пьяницу-выдумщика. Он хорошо помнил карту и знал, что особой разницы в выборе маршрута нет. Посмотрев сначала на одну дорогу, а затем на другую, Олег проговорил в уме детскую считалку и выбрал вариант. Затем знаком показал водителю головной машины направление движения и вернулся на свое место в одном из грузовиков.

Колонна двинулась. Ехали не очень быстро ‒ территория была чужой, и Олег побаивался сюрпризов. Впрочем, всё было тихо и ничто не предвещало проблем. Лес совсем как лес: деревья, кусты, снова деревья, снова кусты. Сквозь ветви пыталось пробиться солнце, но густая чаща слабо пропускала свет. Через час Олег приказал остановиться и снова развернул карту. К нему подошёл командир одного из отделений.

– Товарищ сержант, дорога сильно заросла, кажись, здесь давно не ездят. Вы уверены, что мы двигаемся правильно? – с некоторой озабоченностью поинтересовался он.

– Ясен пень уверен! – своеобразно заверил его Олег. – Скоро будет ущелье, а после него уже Ольховка нарисуется.

Олег вдруг почувствовал легкий холодок, пробежавший по спине, и неприятное липкое чувство охватило его целиком. Резко развернувшись, он осмотрелся, но заросли не позволяли ничего увидеть. Внезапно невдалеке зашелестел куст и хрустнула ветка, будто кто-то прошел. Боец рядом тоже услышал это и насторожился. Оба напряженно вглядывались в зелёную стену, но всё будто умерло: ни звука, ни шороха. В то же время ощущение опасности охватило Олега и волной разлилось по всему телу. Он быстро достал из грузовика автомат и начал медленно пятиться к середине колонны, продолжая напряженно вслушиваться. Боец последовал за ним.

Молчание продолжалось. Сколько Олег ни вслушивался, как ни напрягал слух ‒ он ничего не слышал, кроме далекого пения птиц. Кажется, все было тихо, но страх не покидал его. Некоторые бойцы, шушукаясь, с интересом наблюдали за ним, сидя в грузовиках, кто-то засмеялся. Олег разозлился на них и на себя, но все равно дошел до второго БТР, находящегося в середине колонны, и в этот момент звуки пулемётного огня моментально заполнили округу.

– Засада! – крикнул боец, стоявший неподалеку и тут же рухнул, словно подкошенный.

Стрельба не нарастала: огонь сразу же оказался не просто шквальным ‒ он был словно стена. Пули буквально в клочья рвали тенты грузовиков и тела несчастных людей внутри, с искрами отскакивали от брони БТР-ов, рикошетили, внося ещё больший хаос в панику, начавшуюся среди бойцов Олега.

С первыми же выстрелами Олег ощутил легкий толчок в спину и упал на землю. Не понимая, что происходит, в страхе он пополз к БТР-80 ‒ единственному средству, в котором он видел свое спасение. С грузовиков прямо на него вываливались трупы его солдат, двое пробежали рядом, вопя и стреляя по кустам, но вскоре упали бездыханные. Кто-то орал, звал командира или медика, кто-то спрашивал, что делать, но никто им не отвечал. С перекошенным от страха лицом Олег уверенно полз вперед, стараясь ничему не придавать значения и ни на что не отвлекаться. Ему было все равно, что происходит вокруг, судьба его людей – второе дело, а первое – добраться до спасительного БТР-а.

Ряды его бойцов стремительно редели. Солдаты пытались что-то делать, вслепую стреляли по кустам, но это не давало абсолютно никакого эффекта ‒ они всё ещё не видели нападавших. Заметны были только вспышки выстрелов, но разглядеть больше было невозможно, даже несмотря на то, что кусты измельчались пулями до малейшего листочка, а небольшие деревца просто распиливались и падали в разные стороны.

Олег лишь каким-то чудом до сих пор не был ранен. Он дополз до стреляющего наугад бронетранспортера и забрался внутрь. Со сторон головы и хвоста колонны послышались взрывы – это взорвались первая и последняя машины.

‒ Скорей! Ходу! ‒ закричал Олег водителю.

Тот был в легком шоке и отреагировал не сразу. Понадобилась ещё одна команда, прежде чем водитель нажал на газ, по касательной ударился в борт горящего перед ним грузовика, и рванул вперед. Несколько пуль пробили броню и пронеслись через десантное отделение. Тело стрелка остановило две из них, он обмяк и повалился на пол. Обернувшись, Олег заметил, что в десантном отделении тоже полно раненых. Только двое бойцов продолжали куда-то стрелять через шаровые установки.

Вдруг машину тряхнуло, да так, что она поначалу даже потеряла ход. Люди внутри полетели со своих мест, словно куклы, разбросанные детской рукой.

– Что это было?! – заорал Олег, тряся головой.

Но никто не ответил. Водитель снова нажал на газ и БТР, заревев, объехал пылающую главную машину и на всех парах помчался прочь из этого ада.

Олег всё ещё не верил, что остался жив. Взрывы и стрельба начали понемногу затихать и вдруг прервались так же внезапно, как и начались. Находясь в оцепенении, он непроизвольно опустился на лавку. Командир машины был легко ранен и возился с бинтами, водитель и один из бойцов были целы, все остальные ‒ погибли. Опустив взгляд, Олег с удивлением заметил, что тоже ранен: штаны на бедре намокли от крови и сделались липкими. Странно, но он не чувствовал боли, лишь легкое головокружение и тошноту. Но затем, словно от осознания своего ранения, с ним что-то произошло: краски вокруг стали понемногу тускнеть, а ощущение тела наоборот ‒ становиться четче. Наконец, начала проявляться и боль в ноге.

Командир БТР-а закончил со своей перевязкой и повернулся к десантному отделению. Увидев истекающего кровью Олега, он, шипя и отдуваясь, перебрался к нему и принялся перевязывать его рану. В этот момент Олег отключился.

Глава 6.2

4
Андрей постучал в дверь кабинета Владова, но оттуда никто не отозвался. Андрей повторил попытку, но результат не изменился.

– Отца нет.

Услышав приятный звонкий голос, Андрей обернулся и столкнулся с приветливым взглядом прекрасных черных глаз – на лестнице внизу стояла дочь Владова, Аня, такая же красивая, как и в тот день, когда он увидел её впервые. Андрей с удивлением отметил, как при виде неё внутри у него все сжалось.

– Он на складах, – добавила девушка, с интересом глядя на Андрея.

Сперва он впился в неё жадным взглядом, но тут же осознал, что Ане вряд ли по душе, когда её так откровенно разглядывают, и опустил глаза. Теперь он стоял в растерянности и не знал куда себя деть. Он несколько раз размышлял о том, что скажет ей при следующей встрече, придумывал как поведет разговор, чтобы показаться ей классным парнем, но теперь, когда эта встреча состоялась, стоял как столб, не зная что делать. На помощь пришло самое простое – рабочая необходимость.

– А ты не знаешь, где его можно найти? – слегка дрожащим голосом спросил Андрей.

Это был лишь повод не молчать, потому что меньше всего ему сейчас хотелось искать Владова.

– Нет, – ответила Аня. – Он тебе прям так сильно нужен?

Она вопросительно посмотрела на парня. Андрей снова замялся и немного покраснел. Аня это заметила и чуть заметно улыбнулась. Мужчины вокруг неё, как правило, делились на две категории – те, кто боялся её отца и лишь незаметно пожирали её глазами, и смельчаки, пытавшиеся приставать в надежде, что их наглости и упорства хватит, чтобы её покорить. Но ещё никогда никто из них не был так застенчив. Наверное, за это потом и расплачивались.

Аня росла в изобилии и вседозволенности, поэтому была не из тех, кто позволял себе плыть по течению, а предпочитала сама проявлять инициативу, когда это нужно.

– Смешной ты. Пойдём прогуляемся? Заодно и отца поищем, – предложила она, глядя Андрею в глаза.

– Давай, – обрадовался Андрей и робко начал спускаться к девушке.

Она не стала его дожидаться и первой пошла вниз. Чтобы не отстать, Андрею пришлось преодолеть свою робость и поспешить за ней.

Выйдя на улицу, он быстро поравнялся с девушкой и дальше они пошли рядом. Поначалу разговор не сильно клеился. После стандартных и довольно сдержанных благодарностей за спасение оба некоторое время молчали, лишь изредка вставляя короткие фразы, но затем постепенно разговорились, и вскоре Аня полностью захватила инициативу, что вполне устраивало Андрея.

Она оказалась интересным человеком. Независимая, активная, умная ‒ она разительно отличалась от тех, часто психологически травмированных, забитых девушек, с которыми Андрей контактировал до этого. Он и сам был травмирован, хоть и не понимал этого, вероятно потому, что такие травмы в мире после эпидемии стали таким же признаком обычного человека, как руки и ноги.

А вот Аня наоборот, выглядела и вела себя так, будто была из другого мира, в котором не было никаких эпидемий: она буквально заряжала своей энергией, увлекала рассказами и манерой говорить, умела непринужденно выпытать, что хотела и казалось, что может говорить о чём угодно. С каждым сказанным ею словом она очаровывала Андрея всё больше, а он радовался возможности открыто, а не украдкой,смотреть на неё и просто разговаривать. Порой она прикасалась к нему, когда хотела на что-то обратить его внимание, и в такие моменты Андрей переживал целую гамму эмоций и чувств.

Как ты выжил после катастрофы? Что делал? Как оказался в банде? Почему такой молодой парень командует оравой взрослых мужиков? Вопросы сыпались на Андрея градом, и он еле успевал отвечать. Наконец, девушка над чем-то задумалась, и Андрей воспользовался случаем, чтобы и самому что-нибудь спросить.

– Ты уже всё про меня выведала, расскажи что-нибудь и о себе, – невзначай предложил он.

– Например?

Андрей на миг задумался.

– Хм… про отца твоего я уже и сам кое-что знаю, а вот про маму ты пока ничего не рассказывала, – придумал он.

Аня отвернулась и выдержала короткую паузу.

– Её убили, – спокойно ответила она.

Когда в жизни человека есть кто-то, без кого эту жизнь невозможно представить ‒ это большое счастье. Когда теряешь такого человека ‒ это ещё большее горе. И оправиться после такого удара непросто. Нужно заставить себя подняться, заклеить возникшую в душе пустоту, закрыть её новыми картинами, обоями, шторами ‒ чем угодно, хоть заклеить скотчем, лишь бы её не было видно, лишь бы не мешала жить дальше, но каждый раз окружающие будут норовить снять эти картины или разорвать скотч, вновь обнажая зияющую пустоту.

Если бы Андрей мог заглянуть Ане в глаза, то увидел бы в них ещё не ушедшую боль утраты и блеск слёз, которые девушка изо всех сил старалась подавить. Память о матери была для неё ещё слишком свежа. Андрей понял это сразу, ведь сам прошел через такое, и замолчал, ожидая, что и девушка не станет больше ничего об этом говорить, но Аня смахнула слёзы и, как ни в чём не бывало, продолжила. Она просто должна была продолжать, потому что знала, что сделает только хуже, если будет сбегать от этих чувств.

– Я очень любила её. Она была для меня всем: мамой, другом, кумиром. Я во всём стремилась быть похожей на неё… Но её больше нет, так что теперь мои стремления могут равняться только на воспоминания и фотографии.

– Ты так спокойно об этом говоришь… – озадаченно отметил Андрей. – А я ведь совсем чужой человек…

– Спокойно… – девушка вздохнула. – Может и спокойно. Знаешь, если ты что-то пережил, принял и превратил в опыт… Что угодно, даже ошибки, за которые тебе стыдно – если ты сделал из них выводы, то нечего их стыдиться. Не скрывая их, ты делишься этим опытом, позволяешь другим использовать его, чтобы решить собственные проблемы. Таким образом я делаю добро, а заодно и сама постепенно отпускаю собственную боль.

Кое о чем она умалчивала. Она не рассказала Андрею, как после смерти матери несколько месяцев страдала, не в силах принять и переварить этот, как она сейчас сказала, опыт. И сколько сил и слёз было потрачено, чтобы прийти в себя.

Андрей задумался над её словами. Он всегда был иного мнения: открываясь чужим тебе людям, становишься уязвимым, даешь им оружие против себя, показываешь слабости. Он решил высказать эти мысли Ане, но девушка с ним не согласилась.

– Да ну? – она остановилась и посмотрела на него, как на глупенького мальчишку. – Не согласна. Даже наоборот – открытость как раз таки признак силы. Она показывает, что ты со всем способен справиться, что у тебя нет слабых мест. Она скорее дезориентирует противника, чем даст ему оружие против тебя.

Ничего не ответив, Андрей в задумчивости медленно пошел вперед, и девушка двинулась следом. То, что оба они потеряли своих матерей, помогало им понять чувства друг друга на этот счет, но в остальном их жизнь была совершенно разной. Интересно, от чего умерла её мать? Неужели тоже от вируса? Задумавшись, Андрей не заметил, как выдал это вслух.

– Почему она… – начал было он и тут же осекся.

– Умерла? – закончила за него Аня, сразу угадав, что он хотел спросить. – Командовала колонной с грузами и попала в засаду. Никто не выжил. Восемь месяцев назад.

Андрей молчал, боясь снова спросить или ляпнуть что-нибудь не то. Несмотря на все заявления Ани, по напряжению, появившемуся в её голосе, ему стало понятно, что это событие она пережить и превратить в опыт все ещё не смогла.

– Ну, ничего не поделаешь, – снова заговорила она. – К тому же – жизнь продолжается и нужно принимать её такой, какая она есть, а смерть – всего лишь одна из её составляющих.

Андрею такое отношение было близко. Он и сам давно уже смирился с тем, что люди смертны и нет никакого смысла зацикливаться на том, что кто-то умер. Но есть большая разница между смертью человека от старости или болезни, когда близкие видят, как он постепенно угасает, и имеют возможность подготовиться к этому, и внезапной и непредсказуемой гибелью в бою. Там у тебя нет времени ни на что. Вот он, этот человек – живой, здоровый, с какими-то планами… И внезапно его больше нет. Остаётся лишь пустой взгляд…

– Кстати – ты боишься смерти? – спросила Аня, выбив Андрея из его размышлений.

Она остановилась и уставилась на Андрея. Парень с удивлением отметил, что она почти угадала его мысли.

– Трудно ответить, – задумчиво протянул он, глядя на неё. – Если рассматривать все с точки зрения, какой смертью умереть, тогда да – я боюсь мучений, которые может вызвать, например, тяжелое ранение или неизлечимая болезнь. А если смотреть с точки зрения, что смерть это конец нашего существования, тогда все сложно. Например, раньше я не боялся умереть, мне просто было всё равно. Не смотри на меня так – я не выделываюсь. Просто мне нечего было терять, да и цели в жизни тоже не было, а в таком случае и сама жизнь становится чем-то малоценным.

Андрей умолк, задумавшись. Он сравнивал себя сегодняшнего с тем, каким он был еще полгода назад.

– Это ужасно, когда нечего терять. Я только сейчас это понял… – закончил он вскоре.

– Могу себе только представить, – сочувственно произнесла Аня. – А теперь? Что изменилось сейчас?

– Что теперь? – Андрей стряхнул с себя задумчивость.

– Теперь ты боишься смерти?

– Хех… Теперь я хочу жить. Теперь у меня есть, что терять, есть за что бороться и к чему стремиться. В моей жизни наконец-то появились цели.

– Расскажи мне, – настойчиво предложила Аня.

Романов немного замялся. Эта девушка призывала его к разговору о таких вещах, которые он мог сказать только себе. Его стремления и мечты касались только его, и ему казалось кощунством обсуждать это с кем-нибудь. Особенно с посторонними людьми, которых он почти не знает. Но он почему-то не мог ей отказать.

– Даже не знаю. Может, не стоит… – вслух раздумывал Андрей, не глядя на Аню.

– Ну, пожалуйста, – она обошла его кругом, повернула к себе и приблизила свое лицо к его.

Сердце парня затрепетало. Её глаза завораживали его, заставляли делать то, что он не сделал бы при других обстоятельствах. Они полностью околдовывали его, лишали воли. Хотелось сделать что угодно, лишь бы угодить этой необычной красивой девушке, поддержать её интерес к нему, чтобы она оставалась рядом ещё хотя бы чуть-чуть.

Андрей встрепенулся и немного отстранился от неё. Ох, пролетающие мимо пули пугали его меньше, чем она, когда подходила так близко. Глупость какая-то. И чего он так переживает?

– Хорошо. Попытаюсь, но ты не наседай, хорошо?

– Ладно, – согласилась девушка, подняв и разведя в стороны ладони.

Они снова перешли на медленный, прогулочный шаг. Андрей какое-то время молчал, а Аня не торопила его, опасаясь, что он снова упрётся.

– Если честно, – начал Андрей, – то я как-то не задумывался о том, как правильно сформулировать мои цели, пока ты не спросила. Просто в один момент в моей жизни появились вещи, которые меня не устраивают и которые я пытаюсь изменить. Это, наверное, и можно назвать целями. Как-то так.

– Слишком путано. О чем конкретно идет речь?

– Например, о том, что мир вокруг – мерзкая штука, что нигде нет порядка, что люди настолько ненавидят друг друга. Все это мне очень не нравится. Знаешь, вот я никак не могу понять: неужели намного проще убить другого человека, чем попытаться найти с ним общий язык? Ведь вместе можно добиться большего, чем поодиночке?

Аня не сразу ответила. Она тоже не раз задумывалась о природе такого поведения людей.

– Наверное, – неуверенно начала она, – это заложено в человеке от рождения. В генах что ли. Моя жизнь отличается от твоей. В моем распоряжении обширнейшая библиотека, учителя, благодаря которым я разобралась во многих вещах, в которых ни за что в жизни не разобралась бы сама. Так вот, из книг по истории и бесед с некоторыми из моих наставников я поняла, что жажда убийства в природе человека существует с самого начала времён. Всю человеческую историю люди воевали друг с другом. Даже когда они боролись за выживание, когда сама природа, казалось, хотела избавиться от них, они всё равно продолжали убивать друг друга. Чем больше развивалась цивилизация, тем более изощрёнными становились методы убийства, тем массовее и всё более жестокими они были. Наверное, так и должно быть. Может, так задумал Бог, или провидение, или такова судьба человечества… Не знаю, называй, как хочешь. Вот, например, та же эпидемия – она ведь не возникла из ниоткуда. Этот вирус не существовал где-то под землёй, а потом внезапно появился на свет. Я почти уверена, что его придумали люди. Вот только как они умудрились уничтожить им самих себя – это останется для меня вечной загадкой.

Андрей слушал Аню с таким неподдельным интересом, что чуть не ударился головой о трубу, коварно висящую между зданиями. Аня вовремя заметила его увлечённость и со смехом обратила на это его внимание.

Андрей опомнился и вовремя остановился прямо перед трубой, несколько секунд оторопело глядя на неё, прежде чем пригнуться и пройти дальше. Слова Ани об искусственной природе вируса стали для него в некотором роде шоком, озарением, и наглухо засели в голове. Почему он не размышлял об этом раньше? Почему не обсуждал эту тему с профессором Бернштейном? Ведь действительно – вирус не мог внезапно материализоваться из воздуха – это невозможно. Так же он не мог существовать ранее – о нём бы уже знали на момент эпидемии. Андрей хорошо помнил сводки новостей того времени, там говорилось: неизвестный новый вирус. Его действительно могли создать искусственно… Но кто? И зачем?

– Я знаю, что ещё я хочу сделать, – внезапно сказал Андрей, остановившись посреди улицы и глядя прямо перед собой.

Проходивший мимо солдат остановился и подозрительно уставился на парня. Аня схватила Андрея за руку и увлекла за собой, подальше от глядящего им вслед бойца. Андрей настолько задумался, что даже не заметил, что она крепко держит его руку.

– И что же? – спросила девушка, когда пристально наблюдающий за ними солдат остался далеко позади.

– Я хочу разобраться, почему возникла эпидемия, – серьёзным тоном медленно произнёс Андрей и перевёл задумчивый взгляд на Аню. – Знаешь, ты только что заставила меня взглянуть на мир по-другому… Что, если всё, что произошло в прошлом, не было случайностью? Хочу надеяться, что я ошибаюсь, и на свете нет человека, который виновен в таком количестве смертей, но что, если на самом деле он есть?

Тут Андрей замолчал и понял, что не так. Они стояли возле заборчика небольшого парка, глядя друг на друга, и Аня сильно сжимала его ладонь в своей. Пошевелив пальцами, он легко дернул рукой, намекая, что хотел бы её освободить. Аня озорно улыбнулась и разжала ладонь.

– Извини, – невзначай бросила она.

– Все нормально, – ответил он, опустив взгляд и краснея.

Возникла неловкая пауза. Нарушила её, конечно же, Аня.

– Так что ты намерен делать? – спросила она. – Как будешь искать то, не знаю что?

Андрей нахмурился, не понимая, что она сейчас сказала. Аня быстро догадалась, что именно на него так подействовало.

– Сказка есть такая, – объяснила она. – Называется – «Пойди туда, не знаю куда – принеси то, не знаю что». Вот и ты собрался сделать то же самое.

– У меня впереди вся жизнь, чтобы это сделать, – по-прежнему серьёзно заметил Андрей и уверенно добавил. – И если оно есть, это твоё «не знаю что» – я его найду.

Аня загадочно и несколько скептически смотрела на Андрея, размышляя над его словами. Его уверенность и целеустремленность могли вызвать восхищение, но утопичность его идеи с лихвой перекрывала любые достоинства. По крайней мере, на первый взгляд, но до второго взгляда она пока и сама не дошла.

Подувший ветерок принес нотки знакомого голоса, которые заставили Аню взглянуть в сторону.

– А вот и отец.

Она указала на одно из зданий, возле которого стоял Владов, и что-то записывал в свой блокнот. Ох, и дорого бы дал Гронин за этот блокнот!

– Пока, Андрюша, – пропела Аня и быстро пошла вдоль склада, оставив парня одного.

От такого внезапного прощания Андрей оторопел, но быстро понял, что Аня ушла и уже не вернется. Он с тоской заворожено глядел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а затем вздохнул и направился к Владову. Поздоровавшись, он хотел заговорить о своих делах, но в ещё не начавшийся разговор вмешался посыльный, который буквально бежал к ним. Андрей решил подождать, пока посыльный уйдёт, прежде, чем начать разговор.

Парень-посыльный подошёл к Владову почти вплотную и, косясь на Андрея, принялся что-то шептать полковнику на ухо. Андрей заметил, как внимательно Владов слушал посыльного, заметил и косые взгляды самого посыльного, однако сам полковник не подавал вида, что речь идёт в частности и об Андрее. Когда посыльный ушёл, Владов, наконец, повернулся к Андрею. Пару секунд он молча смотрел на парня.

– Олег Гронин, – коротко бросил он. – Знакомо?

– Да, а в чём дело? – не подавая вида, спросил Андрей.

– Только что доставили. Ранен. Рвался сюда, так наши чуть не добили. Его бойцы рассказывают, что были в составе колонны – всех убили, а они сами чудом выжили.

Андрей онемел и изумлённо уставился на Владова. Как это может быть, чтобы разнесли их колонну? ИХ колонну? Это же и люди, и техника… Это ж какие потери…

– Чего молчишь? – спросил Владов.

– Не знаю, что сказать. Нужно его увидеть, – выдавил Андрей.

– Пойдём.

Владов отдал несколько распоряжений находившемуся неподалёку офицеру и направился в лазарет.

Лазарет торговцев выглядел гораздо чище, чем в «Убежище», в нём было большое изобилие медицинского оборудования и препаратов, хранящихся в холодильниках, шкафчиках с прозрачными дверцами и прочих местах, которых тут было великое множество. Впрочем, Андрей не сильно удивлялся, потому что с самого начала не сомневался, что гильдия и здесь покажет себя самой передовой организацией.

Олег, весь бледный, лежал на блестящем медицинском столе в окружении доктора и двух медсестёр. Они уже вынули пулю из бедра, и сейчас врач заканчивал накладывать швы. Местный наркоз, заранее вколотый Олегу, делал своё дело, и парень ничего не чувствовал, но всё равно то и дело кривился, будто от боли. Завидев в дверях Владова, врач пальцами правой руки показал ему растопыренную пятерню, что значило просьбу подождать. Так они и сделали. Владов вышел перекурить, а Андрей остался наблюдать через стеклянную дверь за работой врачей.

Хирург не соврал. Через несколько минут он действительно отошёл от Олега, снял окровавленные резиновые перчатки и махнул как раз подошедшему Владову рукой. Сам он помыл руки и вместе с медсёстрами удалился.

– Пошли, – приказным тоном бросил полковник Андрею.

Романова не надо было просить, они быстро вошли в помещение и остановились возле Олега. Тот выглядел измученно и хоть и был весь бледный, но, завидев Романова, таки не сдержался и смерил Андрея презрительным взглядом.

– Я управляющий этим регионом Игорь Алексеевич Владов, – быстро представился полковник. – Его вы думаю, знаете.

Олег кивнул.

– Расскажите – куда вы направлялись, зачем, и что произошло, – тоном приказа продолжил Владов.

Андрей заметил, что при знакомстве с новыми людьми Владов всегда начинал с учтивости, обращался на «вы» и так далее. Но потом довольно быстро он занимал жесткую позицию, начинал прижимать, повелевать и требовать. Это создавало эффект холодного душа и ломало первое впечатление, заставляя собеседника теряться.

Олег окинул полковника осторожным, малость испуганным взглядом. Стоящий немного позади Андрей мимикой и жестами показал Олегу, что надо отвечать.

– Сержант Олег Гронин, – по форме начал Олег, и Андрей отметил, как дрожит от нервного перенапряжения его голос. – Командир взвода. Направлялись в Ольховку в подкрепление старшему сержанту Романову. В состав колонны входили: два бронетранспортёра БТР-80 и один «БПМ-2», а также два грузовика. По дороге на колонну напали. Сколько было нападавших и кто такие – неизвестно. Нас накрыли шквальным, просто ураганным огнём. Ответить не смогли – буквально за пару минут взвод, как боевая единица был полностью уничтожен. Спаслись четверо: я и часть экипажа БТР-а, на котором мы и прибыли.

Андрей слушал Олега и не мог поверить в то, что он говорил. Как может быть, чтобы целый взвод при боевой технике вырезали за пару минут, словно на расстреле? Но он следил так же и за выражением лица Владова, и выражение это менялось по мере того, как Олег продолжал свой рассказ. В операционную через стекло заглянул доктор и, увидев, что Владов ещё не ушел, остался стоять снаружи.

– На подступах к городу ваши нас остановили и под конвоем привезли сюда, – закончил Олег.

Последнюю фразу Владов уже не слушал. Он медленно развернулся и пошёл в сторону двери, на ходу показывая доктору, чтобы вошел.

– Ухаживать, ничего не жалеть, поставить на ноги в кратчайшие сроки, – бросил он, обращаясь к нему, а затем уже шёл черёд Андрея. – Андрей – пройдёмся.

Покидая операционную, Андрей бросил на Олега сочувствующий взгляд. Несмотря на их вражду, ему было жаль Гронина – за последнее время тот потерял уйму людей, и наверняка теперь переживал по этому поводу. Но он ошибался. Олег не забивал себе голову подобными глупостями: главное, что выжил он сам, а люди… Люди будут другие.

Владов медленно, прогулочным шагом шёл по улице. На лице его можно было прочесть ярость и растерянность одновременно. Он что-то знал. Если бы Андрей умел так хорошо читать лица, как Гронин или как сам Владов, он бы без труда догадался, что похожий рассказ торговцу уже приходилось слышать. Возможно, неоднократно.

– Что думаешь? – задал он короткий вопрос, когда они с Андреем поравнялись.

– Я в шоке! – честно признался Андрей. – Как такое может быть?

Владов заскрипел зубами. Он с трудом сдерживался.

– За последние два месяца я слышал девять подобных рассказов, – сказал он через какое-то время.

Андрей удивлённо взглянул на полковника. Раньше Владов о таком не заговаривал. Может ли быть такое, что его жена тоже погибла в результате одного из таких нападений?

– Засада, в шести случаях – ночью, – Владов обрывками вёл рассказ. – В трёх – далеко от Ольховки и днём. В семи случаях никто не выжил. Специалисты выезжали по докладам патрулей, нашедших место боя, и устанавливали картину происшедшего. Засады не особо гениально спланированы с тактической точки зрения, но несмотря на это, командиры колонн в большинстве случаев даже не успевали отдать хоть один вменяемый приказ. Высокая плотность огня – нападавшие вооружены гранатомётами и пулемётами, в двух случаях было отмечено использование крупнокалиберных пулеметов, но под НАТО-вский патрон.

Заметив, что при незнакомом слове Андрей немного нахмурился, Владов разъяснил.

– Если ты не в курсе – это не наше, и здесь его не достать. И вообще это оружие используется в основном на стационарных позициях. Откуда и как его тащили и устанавливали в лесу, как туда доставляли, и почему нет никаких зацепок кроме гильз, скоб, пустых лент и вытоптанных позиций – совершенно непонятно.

Андрей зачарованно слушал Владова, стараясь не пропустить ни единого слова. Рассказ полковника звучал немного странно. Не верилось, чтобы гильдия при её размахе не могла разобраться ни в одном из девяти случаев нападения на свои колонны на своих же территориях. Но то, что рассказчиком был такой человек, как Владов, заставляло верить в каждое слово.

– В округе нет никого, кроме этих обдолбаных наркоманов, – продолжил полковник. – Поэтому, Романов, я не пожалею награды, поверьте. Я дам всё, что вам может пригодиться. В разумных пределах, разумеется. Сделайте то, зачем приехали. Как можно скорее.

Как раз об этом Андрей и хотел поговорить. Они ещё немного пообщались на улице, а затем прошли в кабинет Владова, где за картой и чаем просидели далеко за полночь, обсуждая план Андрея и внося коррективы. В целом идея была одобрена полковником и он ещё раз заверил, что выделит для её успешного осуществления всё необходимое.

5
Подготовка к операции заняла ещё почти целую неделю. К тому же два холодных дождливых дня вывели из строя Андрея и ещё добрую четверть бойцов взвода: все жаловались на головную боль, насморк и покашливали. Правда, была тут и обратная сторона медали – пару раз парня приходила навещать Аня, а это с лихвой компенсировало отрицательные стороны простуды.

Приходила девушка не с пустыми руками. Каждый раз после её визита у Андрея появлялась то баночка малинового варенья, то мёд, то витамины в таблетках, что вообще было невероятной диковинкой. Несмотря на простуду, они подолгу болтали, что временами здорово раздражало товарищей: не желая нарушать хотя бы временного счастья своего друга и командира, они были вынуждены обходиться без него на планерках, когда очередная группа разведчиков приносила какую-то новую информацию.

Что до Гронина, то его выписали из лазарета и теперь он отравлял Андрею жизнь в его «штабе». Впервые увидев Аню, он тут же выдал кучу пошлых шуточек, а позже спровоцировал конфликт с Андреем. Разумеется, из-за неё.

– Ну и телку ты себе отхватил, Романов, – гремя костылями, бросил Олег, входя в комнатушку, где проводились совещания. – Как такая красотка могла повестись на такого неудачника?

– Тебя сюда никто не звал, – стараясь держать себя в руках, ответил Андрей, вставая.

– Ты, вижу, подзабыл, кто я, – не обращая на него никакого внимания, Олег знаком приказал Воробьеву уступить ему место.

Сергей нехотя поднялся, окинув всех бессильным взглядом. Усевшись, Олег бросил костыли на пол рядом с собой и вновь, прищурившись, уставился на Андрея.

– Ну, не томи, рассказывай: вдул ей уже? И как она? Огонь-баба, наверное, да? Могу себе представить.

Андрей покраснел и стиснул кулаки. Внутри все кипело, руки задрожали, словно ему предстояло сейчас ринуться в бой. Глаза Олега округлились, затем он засмеялся, откинув голову назад.

– Что, не дала? Аха-ха-ха! Не-е, скорее, это ты просто не знаешь где у девки перед, а где зад. Слышь, если сам не пользуешь, то, как в следующий раз придет – не мешай, я сам её завалю и покажу кто тут настоящий мужик, ок?

Андрей сорвался с места и мгновенно подскочил к Олегу. Одной рукой он ухватил его за воротник футболки, а другую занес для удара. Вскочивший со своего места Толик успел ухватить его руку в последний момент.

– Ссыкло, – презрительно фыркнул Олег. – Ты даже мокрощелку свою не можешь завалить, куда ты скачешь? Или ты такой герой, потому что я ранен? А?

После этих слов Андрей почувствовал, что его руку отпустили. Он тут же, не задумываясь, что было сил врезал Олегу. Тот завалился на пол вместе со стулом. Прежде, чем он успел прийти в себя, Андрей насел сверху и врезал ему еще два раза, но затем Воробьев и Толик все-таки его оттащили.

В комнату заглянул взволнованный Сева, позади него маячили ещё несколько лиц. Они увидели Олега, барахтавшегося на полу и плевавшегося кровью, и Андрея со сбитым кулаком и налитыми кровью глазами, еле удерживаемого могучим Черенко. Между ними стоял Воробьев, помогающий Толику и пытающийся успокоить Андрея. Игорь безучастно сидел на своем месте, с интересом зеваки наблюдая за развитием событий.

– Зайди, – тяжело дыша, приказал Андрей, увидев Севу.

Тот вошел и тщательно прикрыл за собой дверь. Андрей указал ему пальцем на матерящегося Олега, только что выплюнувшего зуб.

– Это говно нужно убрать отсюда, – сказал он, даже не пытаясь скрыть ярость и презрение. – Закройте его где-то, если надо – свяжите, заткните рот кляпом, привяжите к батарее – мне все равно, но чтобы я его больше не видел и не слышал. Ясно?

– Так точно, – ответил Сева и рывком поднял Олега на ноги.

Олег застонал и выдал ещё порцию ругательств.

– Сука, я тебя сгною, – пообещал он. – Только вернемся обратно – тебе конец. Ты понял, падла?

Сева хотел помочь ему выйти, но после таких слов он просто поволок Олега из кабинета за шиворот. Тот продолжал угрожать карой всем, а особенно Севе и Андрею. Призывал других бойцов встать на его сторону, сулил им положение, какие-то привилегии, выгоды. Вскоре он затих, вероятно, Сева действительно заткнул ему рот кляпом. Или врезал ещё пару раз, отчего тот отключился. Про умения Севы на этом поприще многие знали не понаслышке.

Когда Олега стало не слышно, Андрей поднял упавший стул и сел на него.

– Урод. Ведет себя, словно он наш хозяин, – зло бросил Толик.

– Хуже, – поправил Воробьев. – Словно он ‒ самый главный и всё решает. Будто Павел Константинович и майор Родионов никто и делают всё, что он скажет.

– Так, всё! Забыли про него! – жестким тоном приказал Андрей, снова поднимаясь с места. – Перерыв пятнадцать минут. Тут многим нужно успокоиться.

Андрей вышел. Ему нужно было проветриться и привести мысли в порядок. Сцена, участником которой он только что стал, перевела на новый уровень их и без того сложные отношения. Олег был чрезвычайно злопамятным и мерзким. Это был опасный и непредсказуемый человек, от которого можно было ожидать чего угодно: и ножа в спину, и выстрела из-за угла, и нападения впятером на одного. И никакой авторитет Павла или Родионова здесь не поможет. Да Андрей и не стал бы обращаться к ним по такому вопросу – это дело касалось только его и Олега. И похоже, все шло к тому, что остаться сможет только кто-то один.

На улице было прохладно. Холодный фронт уже прошел, но его отголоски ещё были заметны. Температура воздуха по-прежнему не поднималась выше плюс двадцати градусов и частенько дул прохладный, порывистый ветер. Разозлённый Андрей не отошел от своей казармы и ста шагов, как лицом к лицу столкнулся с Аней. Она шла навстречу, неся в руках очередной презент. Её элегантный бежевый плащ и лёгкий цветастый шарф развевались вместе с волнистыми черными волосами. Легкий пуловер, узкая юбка до колена и высокие замшевые сапожки дополняли её образ. Стоило Андрею только увидеть её, как он забыл об Олеге и она стала для него центром вселенной.

За то короткое время, что они были знакомы, Аня успела немного изучить Андрея, и, подойдя ближе, сразу же заметила, что с ним что-то не так. Когда она протянула ему свой презент и увидела на его руке ссадины, то поняла, что не ошиблась с первым впечатлением, и её лицо омрачилось.

– Что произошло? – спросила Аня, держа его за пальцы и разглядывая ссадины.

– Ударился, – Андрей на мгновение отвел взгляд.

Он подумал всего лишь какую-то секунду, но этого хватило, чтобы Аня заподозрила его в обмане.

– Ты обещал мне…

Она смотрела на него с укором. Он смутился, опустил голову.

– Извини. Просто не хочу об этом говорить. Если честно, я и предписание твое нарушил, потому что мне нужно немного остыть.

– Тогда рассказывай, – потребовала Аня. – Выговоришься – станет легче.

Андрей замотал головой. Не хотел он обсуждать с ней свои разборки с Олегом. Особенно их причину. Потому что как только вспоминал, что тот наговорил, хотелось вернуться и стереть его в пыль.

– Я сказала – рассказывай. И не вздумай больше мне лгать. Никогда. Больше я не стану закрывать на это глаза. Ты меня понял?

Андрей кивнул. Строила она его построже командира.

– Так, кончай корчить из себя немого, – её брови сползлись к переносице. – Лучше тебе начать говорить, Романов, иначе…

– Хорошо, я все понял, – улыбнулся Андрей и взглянул ей в глаза. – Начинаю говорить.

Аня тоже улыбнулась, ухватила его под руку, и они неспешно пошли по улице, словно обычная парочка. Это было уже не в первый раз, и Андрей с интересом наблюдал, как вылезают из орбит глаза у некоторых бойцов или офицеров гильдии, которые, по-видимому, знали Аню Владову в лицо. Поначалу их реакция его пугала, но теперь стала веселить. В такие моменты его переполняла гордость, а сердце готово было взорваться от счастья.

Аня не торопила Андрея с рассказом, ожидая, когда тот сам начнет говорить. Он долго молчал, размышляя, как поступить. Лгать ей он не хотел, а рассказывать всю грязь – тем более.

– В общем, подрался с одним… – Андрей сделал паузу, подбирая слово, – придурком.

Аня придирчиво осмотрела его лицо.

– По тебе не скажешь, что ты участвовал в драке, – выдала она вердикт.

– Он не мог ответить. Он ранен…

– С Олегом Грониным подрался, что ли? – перебила его Аня.

Андрей остановился и посмотрел на девушку с подозрением.

– А ты его откуда знаешь?

Она игриво захихикала.

– Смешной ты. Отец рассказывал. Это же сын главаря твоей банды. И не стыдно тебе было бить раненого?

– Не стыдно, – твердо ответил Андрей. – Он заслужил гораздо большего, чем получил.

– Интере-есно, – протянула Аня. – Я видела его несколько раз, и каждый раз он пялился на меня, как будто я Мерилин Монро. Уж не из-за меня ли вышла драка?

Она хитро улыбнулась и взглянула на Андрея. Тот промолчал, но Ане хватило и этого.

– О! Благородный рыцарь защищал честь дамы!

Она снова захихикала, чем сначала вызвала у Андрея досаду и недоумение, но затем внезапно чмокнула его в щеку, что привело парня в замешательство. Он слегка покраснел, и покосился на мило улыбающуюся Аню, пытаясь совладать с собой.

– Ты такой милый, Романов. Спасибо за твою заботу. Это и вправду очень мило, – она внезапно запнулась, а улыбка на её лице сменилась волнением. – Слушай, а тебе ничего не будет за это? В смысле, Олег не наделает тебе проблем через своего отца? Если что оставайся в Ольховке – папа тебя пристроит куда-нибудь.

Андрей снова покраснел. Аня совершенно случайно попала в самое яблочко – больше всего на свете ему хотелось бы остаться рядом с ней, но сказать ей такое он не мог.

– Не волнуйся, проблем у меня не будет. В этом я уверен. А за предложение спасибо – оно очень заманчивое… Я над ним буду много думать, – пообещал Андрей, смущаясь.

– Думай-думай, – улыбнулась Аня. – Только смотри, как бы твое «много» не превратилось в «вечно».

Они ещё долго гуляли. Солнце окрасилось в ярко-оранжевый цвет и начало понемногу приближаться к горизонту, когда Андрей вернулся к своим товарищам.

Игорь, Толик и Сергей уже несколько часов сидели в «штабе», нервно ожидая Андрея. Увидев в каком расположении духа вернулся их командир, они сразу догадались, где и с кем он был. Наверное, это было самым лучшим средством от того состояния, в котором он вышел, но только слишком уж много времени отнимала у Андрея эта барышня.

Стрелки часов проскочили десять, но есть мужчинам, толком даже не обедавшим, совершенно не хотелось. Сто раз повторенный и обдуманный план пересказывался снова и снова, как на репетиции. Каждый уже настолько чётко знал, что должен делать и где быть, что казалось, можно разбудить их ночью, и они не просто без колебаний озвучили бы всё это, но ещё и моментально выполнили.

Но поскольку права на ошибку они не имели, Андрей без устали заставлял всех в который раз повторять план операции. Он уже знал, что всё никогда не идет по плану, но все равно надеялся, что хотя бы в этот раз будет именно так, как задумано.

– Ребята, которые будут работать в баре, хорошо проинструктированы? – Андрей задавал последние вопросы.

– Да, – кивнул Игорь – этот вопрос Андрей задавал ему только сегодня уже раза три. – Отобраны самые толковые и проверенные ребята.

– Хорошо. Взрывчатка в порядке?

– В полном. Детонаторы проверены. Спецы гильдии провели толковый инструктаж, – отвечал Сергей. – Даже я почерпнул для себя кое-что полезное. Да ты сам там был и всё слышал.

Андрей затих, пытаясь придумать, что бы ещё спросить. Ему постоянно казалось, что они что-то забыли.

– Ладно, – выдавил он, наконец, и окинул товарищей сомневающимся взглядом. – Похоже мы действительно готовы. Что ж, друзья, желаю нам всем удачи. Ни пуха, ни пера!

– К чёрту! – чуть ли не в один голос ответили присутствующие.

Взвод готовился к выходу. В расположении оставалось только двое бойцов, не считая Олега, их задача была держать связь с Грониным и сторожить его сына. Ясное дело, что самому Павлу никто ни слова не сообщил о том, что произошло между Андреем и Олегом.

Бойцы проверяли оружие, паковали в подсумки запасные магазины, бинты и гранаты. Владов снабдил их новыми, высококачественными бронежилетами с керамическими элементами и набором подсумков. Эти бронежилеты были не только качественнее с точки зрения защиты, но и легче и гораздо удобнее. Ещё они получили балаклавы, новые, более качественные шлемы, приборы ночного видения и самое главное – индивидуальные средства связи, гарнитуры с ларингофонами, водонепроницаемые, со сменными аккумуляторами на тысячу часов работы каждый – это был поистине королевский подарок. На всякий случай выдали ещё и простые рации, а ведь даже их у Андрея и его бойцов раньше не было. Привычные АК-74 предложили заменить на «Вал»: эти автоматы были бесшумными и не давали вспышек, поэтому Андрей быстро согласился, но таким оружием захотели вооружаться не все его бойцы. С таким снаряжением они уже не выглядели как земледельцы, охотники или тем более рабы, а скорее были похожи на отряд спецназа. Правда, к сожалению, спецназом они не являлись.

Андрей отобрал самых крепких и подготовленных бойцов для активной фазы операции. Остальные должны были находиться в засаде на случай непредвиденных обстоятельств или если что-то сорвётся. Как ни старались специалисты гильдии, а обучить хотя бы основам работы со взрывчаткой они так никого толком и не смогли. Единственный Воробьёв, который и до этого немало в этой области знал, смог улучшить свой навык, да Игорь с его природными способностями быстро учиться тоже кое-что запомнил. Но никто не смог постичь это рискованное ремесло настолько, чтобы Андрей оказался готов доверить ему самую важную часть операции. Впрочем, оно и не странно – за день таким вещам не научишься, тут нужна практика.

Проблему отсутствия в распоряжении Андрея опытных сапёров пришлось решать с помощью Владова. Скрепя сердце, он выделил им одного из своих спецов. Его, как и Воробьёва, звали Сергеем. Это был молчаливый, серьёзный мужик лет сорока, неразговорчивый, реально похожий на Воробьева по характеру. Он игнорировал всех, кроме Андрея, к которому относился с плохо скрываемой надменностью, но подчинялся беспрекословно. Было ли причиной такого поведения его презрение ко всем, кто не имел отношения к гильдии, или он сам по себе был таким – осталось загадкой.

Готовились бойцы без нервозности, и Андрея это радовало. Ему очень хотелось, чтобы его отряд стал самым профессиональным в организации и сейчас, наблюдая как серьезно и уверенно все готовят своё снаряжение, он не пытался скрыть, что доволен.

– Чего радуешься? – спросил Толя.

Он был единственным, кроме Игоря, кто позволял себе в дерзкой, а порой даже грубой форме разговаривать с командиром.

– В смысле? – вздрогнул от неожиданного вопроса Андрей.

– Сияешь, как медный таз.

– А-а… – протянул Андрей, а затем шепотом добавил. – Так заметно?

– Ага.

– Да просто радуюсь, что у нас такой классный, надежный коллектив.

Вурц стоял неподалеку и, хмурясь, проверял своё оружие. Он слышал отдельные обрывки разговора и решил присоединиться.

– Ну, надежность ещё предстоит проверить, – вставил он, а потом обернулся к Кате и добавил. – А что классный – то это да. Особенно задница у Катюхи классная. Да, мужики?

Он уже несколько раз получал от Кати на орехи за подобные подколки, но так и не усвоил, что отворачиваться от неё в такие моменты нельзя. Или же он делал это специально, провоцируя её на агрессию. Воспользовавшись тем, что Вурц на мгновение утратил бдительность, Катя взяла со стола нож в чехле и с силой швырнула в Вурца, попав ему в грудь.

– Охо-хо… – сдавленно простонал он. – Зачем же так жестоко…

– Нож принеси, – с нажимом потребовала Катя, глядя на него.

Вурц, потирая грудь, нагнулся и подобрал с пола нож. Задумчиво покрутил его в руках и бросил на Катю косой взгляд.

– Разбрасываешься тут… Я тебе слуга что ли? Приди и забери.

Народ сбавил обороты в сборах и стал вполглаза наблюдать за развитием ситуации, зная, что Катя обязательно что-то выкинет. Эта боевитая девчонка просто не могла оставить всё, как есть – она должна была ответить на вызов. Такой чертой она очень быстро заслужила себе уважение, как минимум, Толи и Севы, которые теперь считали её чуть ли не дочкой. Катю такое их отношение только подстегивало.

Но к всеобщему разочарованию в этот раз она просто пожала плечами и сделала вид, что ничего не случилось. Вурц ещё немного подождал и, бросив короткое «так я и думал», принялся одевать бронежилет. И в этот момент, когда Вурц был наиболее беззащитен, Катя, словно лань, в несколько прыжков подскочила к нему и, вложив в удар всю силу, на какую была способна, двинула в живот. Вурц заметил её движение, но не успел среагировать. Согнувшись пополам, он со стоном опустился под стол.

Катя презрительно хмыкнула, взяла со стола свой нож и развернулась уходить, но в этот момент Вурц вскочил, будто пружина, и обхватил её руками, зажав и её руки. Катя зашипела, рванулась, но ничего не изменилось. Она рванулась ещё раз и ещё, но вырваться не могла. Вурц задыхался, ещё не успев отойти после удара, но все равно нашел в себе силы на победоносный выкрик. Взбешенная Катя рванулась ещё сильнее и взвыла так протяжно и злобно, будто её тут пытались изнасиловать. Её голос моментально сбил всеобщее веселье и наэлектризовал атмосферу. Сева отреагировал немедленно.

– Все, Вурц, отпусти её! – прикрикнул он, отложив экипировку и сделав пару шагов к парочке. – Поиграли и хватит.

– Ок! – сразу же согласился Вурц, которому тоже стало не по себе.

Он бы и рад немедленно выполнить требование Севы, да вот только Катя этого так не оставит.

– Только пусть пообещает, что спокойно отойдет от меня.

Катя была с ними совсем недолго, но все уже знали, что его просьба вряд ли будет удовлетворена. Чтобы хоть немного застраховать Вурца от возможных неприятных последствий, Сева быстро подошел, встал перед Катей и заглянул в её дикие, как у кошки, глаза, намереваясь успокоить. Но в них он увидел не ярость и жажду отыграться, а страх и слезы.

– Вурц, отпускай или я сам тебе врежу, – жестко потребовал Сева.

Понимая, что Сева не шутит, Вурц собрался с духом, и разжал руки. Как только он это сделал, Катя рванулась, высвобождаясь, и с разворота врезала ему локтем по скуле, отчего Вурц завалился на пол и разумно предпочел не вставать. Кто-то выдавил смешок, кто-то похвалил девушку, но большинство промолчало.

– Ты как, дочка? – с теплотой спросил Сева, но Катя его не слышала.

Вурц только грохнулся на пол, а она оттолкнула плечом Севу и умчалась на улицу, оставив отряд в недоумении. Андрей, как и остальные наблюдавший за подобной сценой с участием Кати и Вурца уже не впервые, не ожидал такого финала и счел нужным что-то сказать.

– Какого хрена вы творите, придурки великовозрастные? – раздраженно спросил он. – У нас на носу серьезное дело, а вы устроили тут черт те что!

Вурц сидел на полу с виноватым видом и тер скулу. Сева стоял, опустив голову. Ему казалось, что в произошедшем есть и его вина. Заглянув в глаза Кати, он увидел в них что-то ужасное. Что-то такое, о чем она молчала, о чем ни с кем не хотела говорить. И он догадывался что это. Теперь многое в поведении девушки стало ему понятным.

– Вурц, – теперь Андрей обращался персонально к нему. – Иди и извинись перед ней.

– Не надо, – вмешался Сева. – Он её только ещё больше раздраконит.

– Я пойду, – вызвался Игорь. – Мы с ней ладим… Вроде бы.

Последние слова он сказал так тихо, что никто, кроме Вурца не услышал, но тот выдавать его не собирался.

Вернулся Игорь минут через пятнадцать. Все уже почти закончили сборы. Он вошел один и тут же приковал к себе взгляды присутствующих. «Ну что?», – без слов спрашивали они. Игорь ничего не сказал, а просто зашагал к своему месту у длинного стола и взялся за снаряжение. Катя вошла почти сразу за ним. Выглядела она немного подавленно, на лице были заметны следы слез, а привычной резкости в движениях не было. Глаза она старалась держать опущенными.

Что бы там ни говорил ей Игорь – он был молодец. Сумел успокоить её и заставить взять себя в руки. Андрей отметил про себя, что потом обязательно расспросит Игоря, что именно он ей сказал. Кто знает, быть может, когда-нибудь ему самому понадобится её успокаивать. Паршиво, конечно, что в отряде есть женщины – они были эмоционально менее стабильными, да и физически более слабыми, но иначе тоже было никак. Людей в боевых частях катастрофически не хватало, потому они вынуждены были использовать всех, кого можно, особенно тех, кто обладал специальными навыками, как Катя.

Как бы там ни было, а обстановка разрядилась, и все вздохнули спокойно. Вурц, немного помявшись, даже решился что-то сказать.

– Кать, прости меня, я поступил, как мудак… – сказал он при всех, чем заработал себе немало очков в глазах товарищей.

– Да, – только и ответила Катя.

– Что «да»? – уточнил Вурц.

– Как мудак.

Послышались смешки, но Вурц не обратил на них внимания. Он опустил голову, уходя в себя, и сосредоточился на своём деле. Катя, выждав немного, украдкой взглянула на него, а затем тихо добавила.

– Прощаю.

Услышал Вурц её слова или нет было непонятно, потому что он ничего больше не сказал.

Глава 6.3

6
Ольховку и базу «осколков» разделяло семь километров. В дополнение к этому Андрей на всякий случай решил сделать крюк побольше, выбрав такой участок, гдевстреча с местными оказалась бы минимально возможной – он не хотел светиться, потому что любая лишняя пара глаз, которая их увидит, могла сорвать все планы. Вышли, когда стемнело, это тоже влияло на скорость, так что путь к месту проведения операции занял более трех часов, но зато Андрей был почти уверен, что об их присутствии никто не догадывается.

Прибыв на место, отряд разделился. Паре подрывников предстояло выполнить самую трудную часть операции: пробраться на территорию банды, заминировать ключевые объекты и выбраться обратно незамеченными. Остальные бойцы были поделены на две группы, и заняли позиции с северной и южной сторон лесопилки – они были прикрытием для отступающих диверсантов на случай непредвиденных обстоятельств. Северной группой руководил Толя, а южной – сам Андрей.

Все находились на исходных позициях и ждали команды. Ночь выдалась не особо тёмной – луна уже набрала три четверти и не позволяла краскам мира полностью утонуть в ночном мраке. Впрочем, тускло горящие на территории лесопилки фонари и мерцающие в темноте костры тоже вносили свой вклад.

Гильдия снабдила их парой светосильных биноклей. Андрей периодически следил с помощью одного из них за бандитами, патрулирующими свою территорию, и с нетерпением поглядывал на часы. Чем дольше затягивалось ожидание, тем больше росло напряжение, но время ещё не настало, и парню приходилось задействовать своё уже немного тренированное самообладание, чтобы унять нервную дрожь в теле.

Прибор ночного видения лежал рядом. Андрей никак не мог привыкнуть к необычной цветовой гамме, которую давало это устройство. К тому же фонари и мерцания костров частенько засвечивали картинку, поэтому он решил пока что пользоваться более традиционными средствами наблюдения.

За последние недели Андрей видел лесопилку уже столько раз, что мог бы с закрытыми глазами нарисовать её план, поэтому очередной осмотр не принёс ничего нового. Разве что… Он внимательнее присмотрелся к троим мужчинам, появившимся из дверей одной из построек. Все были при оружии и одеты в длинные чёрные плащи, которые носили многие из членов этой банды. Один шёл немного впереди, а остальные следовали за ним. По вальяжной походке первого Андрей предположил, что это кто-то из руководителей. Вся процессия чинно преодолела расстояние между зданием, из которого они появились и небольшим сараем, расположенным неподалёку, и скрылась в нём.

«Что им там понадобилось?», – подумал Андрей, снова глядя на часы – ждать предстояло ещё около часа. Он вновь приник к биноклю. Взглянув на сарай, в котором скрылись бандиты, он заметил, что двери распахнуты настежь, хотя парень точно видел, что мужчины в плащах их закрывали, когда заходили внутрь. Двое из бандитов стояли теперь на улице рядом с сарайчиком, а третий буквально выволок изнутри какого-то мужчину в странной одежде, похожей на плащ бандитов, только светлый, и бросил на землю. Караульные с интересом наблюдали за происходящим, но не вмешивались. Расстояние не позволяло Андрею услышать хоть что-нибудь, но было нетрудно догадаться, что эти трое чего-то хотят от своего пленника – двое из них периодически били его, а третий угрожал пистолетом.

Раздалось несколько пистолетных выстрелов и казалось, что пленника застрелили, но это было не так. «Босс» нагнулся и что-то сказал пленнику, а потом один из его сопровождающих схватил того за одежду, затащил обратно в сарай и закрыл дверь на засов. Затем все трое удалились восвояси.

– Видел? – раздался в наушнике голос Толика, означающий, что он тоже следил за этими тремя.

– Да, – подтвердил Андрей.

– Похож на доктора, – снова коротко бросил Толик, имея в виду пленника.

«Точно! Это был докторский халат. Зачем они издеваются над врачом?», – подумал Андрей. Впрочем, пленник не имел никакого отношения к заданию, и очень скоро Андрей забыл о нём. Этому способствовало и движение на территории лесопилки – откуда-то появился видавший виды пикап с несколькими бочонками в кузове. Остановившись у здания, в котором скрылись «босс» и его спутники, водитель заглушил мотор и направился внутрь. Его напарник открыл борт кузова и принялся выкатывать бочонки. Вскоре из дверей с криками и улюлюканьем появился добрый десяток бандитов. Они радостно что-то вопили и изредка постреливали в воздух.

– Ах ты ж елы-палы, да им же бухло привезли, – с завистливым вздохом заметил Толик.

Похоже, он не ошибся. Бандиты ещё немного пошумели, а затем забрали привезённые бочонки и вернулись внутрь, бросив открытый пикап стоять там, где он остановился. Караульные с завистью смотрели им вслед.

7
Приближалось время «Ч». На лесопилке всё было спокойно, только изредка до ушей доносились какие-то странные звуки, издалека похожие на музыку, да отголоски гулянки проникали через периодически открывающиеся двери. О пленнике Андрей уже совсем забыл, но о нём неожиданно напомнил Толик.

– Слушай, а давай заберём его, а? – предложил он.

– Кого? – не понял Андрей.

– Терапевта, – со смешком в голосе уточнил Толик.

– Кого?! – снова не понял Андрей – такого слова ему слышать ранее не приходилось.

– Доктора.

– А-а. Зачем?

Толик притих ненадолго.

– Ну, не знаю. Чуйка у меня, что он нам пригодится, – снова возник в эфире его голос.

– Не занимайтесь ерундой. Мы тут не для этого, – в эфир ворвался недовольный тон Воробьёва.

Все умолкли. Сергей как раз вовремя пресёк дурацкие идеи Черенко, иначе Андрей мог бы согласиться, а менять план операции в последний момент было чревато плохими последствиями.

В воздухе появился небольшой ветерок, который порывами налетал на всё вокруг, создавая дополнительный шумовой фон. Он играл на руку парням Андрея, а особенно помогал им какой-то неизвестный предмет, который, расшатываемый порывами ветра, ударялся обо что-то металлическое, и тогда до уха доносился либо громкий удар, либо противный скрежет металла.

Время настало. По команде оба Сергея устремились к ограждению. Андрей с частью своих ребят, скрываясь за зарослями кустарника, подобрались ближе, чтобы в случае чего быстрее предоставить помощь. Ночные караулы у бандитов были не намного лучше организованы, чем у «волков». Они просто изредка и в случайном порядке шатались по территории или чаще всего стояли на постах, скучая и завидуя веселящимся товарищам. Такой подход значительно упрощал задачу Андрея и его бойцов.

– Метров двадцать справа от вас. Двое. Удаляются, – сообщил Андрей, следя за бандитами.

– Видим, – подтвердил Воробьёв.

Когда бандиты отошли достаточно далеко, Сергей с напарником с помощью мощных кусачек быстро проделали небольшой лаз в проволочном ограждении и через него проникли на территорию лесопилки. Они специально выбрали участок за одной из построек, куда не падал тусклый свет фонарей, чтобы проходящие тут караульные не смогли случайно заметить дыру в ограждении. Но вот дальше диверсанты разделились – у каждого была своя задача.

Скрываясь за постройками и густо разбросанными кучами разнообразного хлама, избегая освещённых участков, парни пробирались каждый к своей цели. Им нужно было заминировать по два объекта: большое здание, похожее на склад, мастерскую с техникой, две находящиеся рядом небольшие цистерны, в которых предположительно хранилось горючее и как раз ту постройку, из которой доносились звуки веселья, и в которой, вероятно, находился генератор.

Всё шло чётко по плану. Казалось, сам бог помогает им: ветер принёс откуда-то тучи, которых до этого нигде не было видно, и закрыл ими луну. Теперь всё вокруг, куда не проникал свет от фонарей и костров, находилось в кромешной тьме, и Андрей даже не различал своих ребят, залегших рядом с ним.

Караульные совсем расслабились. Одни стояли на постах, втупившись в темноту, другие бесцельно слонялись по территории, а несколько человек сбились в кучу и курили. Все было так здорово, что даже Андрей немного расслабился. А когда диверсанты без каких либо проблем закончили своё дело и доложили, что возвращаются, Андрей вообще удивился насколько просто всё оказалось. Воробьёву как раз предстояло миновать тот сарайчик, в котором находился пленный врач. В эфире появился Толя.

– Серёга – освободи его, – убедительно произнёс он.

Андрей как раз следил за Воробьевым, перебегающим в свете фонаря, и заметил, как тот остановился и прижался к стене, укрывшись во тьме. Романов лишь смутно видел очертания своего бойца и если бы не знал, что он там, то никогда бы его не заметил.

– Ты что, издеваешься? – прошипел Воробьёв.

– Просто сделай это, – не отступался Толя.

Сергей не отвечал. Андрей тоже молчал, взвешивая слова Толика. Пленник действительно был им ни к чему, тем более, не исключено, что он был одним из бандитов. Вдруг он просто провинился в чём-то? Сергей то ли ждал, что скажет Андрей, то ли сам размышлял, что ему делать, но его напарник уже находился возле лаза, а вот Сергею ещё нужно было преодолеть около сотни метров, чтобы оказаться снаружи. И те секунды, что он потерял, размышляя, стоили ему седых волос, потому что с этого момента все пошло уже совсем не по плану.

Громко сигналя к лесопилке приехала ещё одна машина – старенький УАЗик, на котором небось, ещё во времена Брежнева ездили. Машина быстро проскочила ворота, заставив постовых бежать за ней следом. Не переставая сигналить, она подъехала к пикапу, но водитель затормозил позже, чем было нужно, и УАЗ врезался в пикап. Впрочем, водителю было всё равно. Не глуша двигатель, он выскочил из машины, как ужаленный, и принялся палить в воздух из автомата. На улицу начали выбегать люди и только тогда стрелять перестали, но теперь на территории всё кишело бандитами, сбежавшимися на звуки пальбы, и выбраться оттуда стало трудной задачей.

Водитель УАЗ-а что-то кричал, и Воробьев, с трудом разбирая отдельные слова, понял, что ребята в баре «У Серого» справились со своей частью плана. Бандиты начали метаться по территории, кто-то отрывисто выкрикивал нечто, похожее на команды.

– Ребята в «рыгаловке» справились, – заметил Игорь, наблюдая за хаотичной на первый взгляд беготнёй бандитов.

Это действительно было так. На УАЗ-е приехал член банды, которому донесли «случайно» подслушанную информацию о возможной диверсии. Тот мчался во весь опор, чтобы предупредить «своих» и был уверен, что успел вовремя.

Андрей нажал кнопку на часах и взглянул на подсветившийся циферблат.

– Сергей, сколько до взрыва? – спросил он.

– Семь минут, – после небольшой паузы ответил Воробьёв.

– Выбраться сможешь? – спросил Андрей и заметил, что на территории зажглись дополнительные фонари.

– Вряд ли, – взволнованно ответил Сергей. – Их слишком много.

Внутри Андрея проснулось какое-то неприятное чувство и начало нагнетать напряжение, но ему сейчас было не до него. Андрей не знал, что предпринять. Он не мог оставить Воробьёва там, но и не мог ставить под угрозу весь отряд, пытаясь его спасти. Пока что бандиты ещё не знали наверняка, что к чему. Может, повезёт и всё как-то образуется?

– Спрячься где-то подальше от мест, где рванёт, – предложил, наконец, он Сергею. – Как взорвётся – беги. Мы прикроем.

Наверняка Воробьёву было что сказать на этот «шикарный» план, но он промолчал. А может, и сказал что-то, но не в микрофон.

Сергей осторожно выглянул из-за угла. Бандиты были повсюду и двое быстро направлялись прямо к нему. Он осмотрелся, затем отошёл немного назад и укрылся за стоящими у стены металлическими бочками. Ближайший к нему заряд находился метрах в пятидесяти. В принципе, не так уж далеко, но его прикрывал от взрывной волны тот самый небольшой сарай, за которым он прятался и в котором находился пленный врач. Андрей наблюдал за перемещениями бандитов и передавал Сергею информацию о них.

– Двое, идут к тебе, – предупредил Романов.

Сергей приготовил оружие. Эти двое остановились буквально в десяти шагах от него и принялись осматриваться вокруг. Сергея они не видели, но ещё пара шагов и они его заметят.

– Один двигается прямо к тебе – приготовься стрелять! – не в силах скрыть волнение, сообщил Андрей.

Сергей внимательно следил за обстановкой в небольшую щёлочку из-за своего укрытия и даже без подсказки легко заметил идущего в его сторону бандита. Второй остался стоять на своём месте, ничего не подозревая. Воробьёв понял, что нужно действовать, иначе они заметят его и даже если он обоих убьёт – успеют поднять шум.

Он рывком выскочил из-за бочек и открыл огонь. Глушитель делал выстрелы почти бесшумными, но звон гильз и особенно лязг затвора, казалось, слышат на всей лесопилке. Не ожидавший такого поворота событий и не успевший ничего понять бандит рухнул на землю, как подкошенный. Второй успел поднять свой АК и даже открыл рот, чтобы закричать, но слова застряли у него в горле – Сергей снова нажал на спуск, и бандит, как в замедленной съёмке, медленно осел на землю, так и не издав ни звука.

Андрей с волнением следил за происходящим, пытаясь даже не моргать чтобы ничего не пропустить. Он видел, как хладнокровно и решительно действует Сергей и каждое удачное действие товарища усиливало веру Романова в благоприятный исход.

– Молодец, – переведя дух, похвалил он.

– Сам знаю, – буркнул в ответ Воробьёв. – Что за углом?

– Подожди… Э, чёрт! Они заметили что-то – мы идём к тебе!

Кто-то из бандитов действительно увидел, как был убит один из его товарищей. Вскоре об этом знали почти все. Сразу десяток людей устремились к сараю, за которым притаился Сергей. Парень, предупреждённый Андреем, сменил магазин в автомате и приготовился к стычке. Надо было отвлечь врагов на другую сторону, и у Андрея был только один способ это сделать.

По его команде с севера ударили Толя и его бойцы. Они накрыли мечущихся по базе бандитов пулемётным огнём и посеяли в их рядах панику, отвлекая большую их часть от Воробьева. Впрочем, ненадолго. Бандиты быстро, не понеся потерь, попрятались в укрытия и открыли ответный, но неприцельный огонь по Черенко. В темноте они не могли видеть атакующих, но и это тоже продлилось недолго – прямо над головами у бандитов внезапно заработали два мощных прожектора и залили позиции Толика ярким светом.

– Назад! В лес! – занервничав, приказал Толя.

Его бойцы, отстреливаясь, поползли обратно к лесу, из которого пришли. Кто-то пытался стрелять в прожектора, но бандиты открыли плотный ответный огонь, пресекая эти попытки.

Чтобы хоть немного отвлечь противника от группы Черенко, отряд Андрея ударил с юга, заставив тех снова заметаться в панике. Но очень скоро противник окончательно пришёл в себя, и Романова встретил шквальный ответный огонь, дополнительные прожектора и пара БТР-80, появившихся под шумок и незамеченные Андреем ранее.

Впрочем, всё это уже было неважно. Раздался оглушительный хлопок и почти моментально за ним – взрыв. В воздух взлетело огромное вихрящееся облако пламени и на несколько секунд вокруг стало светло, как днём. Потом огненное облако стало таять, но огромный костёр на месте взорвавшихся топливных цистерн и вылившиеся остатки горящего топлива освещали округу получше любого прожектора. Многих людей накрыло взрывной волной и обломками, а последовавшее за ними облако гари и поднятой с земли пыли закутало часть базы густым туманом. Не успели бандиты понять, что случилось, как раздался второй взрыв – на этот раз не такой сильный, но нанёсший не меньший урон. Вокруг полетели щепки и обломки, а фонари и прожекторы погасли. Генератор был уничтожен.

Вот теперь среди бандитов началась настоящая паника. Стрелять почти перестали, раздавались лишь одинокие выстрелы. Погасшие прожекторы позволили Толику вернуться и забрать раненых. На лесопилке начался такой хаос, передать который словами просто невозможно. Ругань, вопли, причитания и стоны перемешались с треском огня, облизывавшего чудом уцелевшую стену мастерской, находящейся рядом с уничтоженными цистернами, рокотом двигателей и редкими выстрелами. Андрею казалось, что среди всей этой суматохи он слышит истерические команды и призывы к порядку, но чтобы остановить этот бедлам нужно было время, а третий взрыв и вовсе сделал эту задачу невыполнимой.

Теперь сработала взрывчатка у мастерских. Получилось эффектно, но таких последствий, которых ожидал Андрей, не возникло. Мастерские оказались построенными на совесть, или взрывчатка была заложена неудачно, в общем, по непонятной причине пострадала не такая большая часть здания, как рассчитывал Андрей. Но зато четвёртый взрыв удался на славу: склад с оружием и боеприпасами находился не в таком удачном месте, как мастерские, и после очередного оглушительного хлопка и последовавшего за ним облака пыли и обломков началась такая канонада, слышать которую Андрею и его ребятам ещё никогда не приходилось.

– Не поднимайте головы! – пронзила Андрея дельная мысль. – Шелковский, Чеканкин – остаетесь со мной. Остальные – отступайте в лес!

Тем временем Воробьёв, кашляя, свободной рукой сбросил с себя пустую бочку, поднялся с земли и, пригибаясь, добрёл до угла сарая, за которым прятался. Перед ним на сумасшедшей скорости с гулом пронеслось что-то черное и с грохотом плюхнулось на землю. Выйди он из-за угла на пару секунд раньше и его бы снесло к чертовой матери. Даже если Андрей что-то и говорил ему, Воробьев этого не слышал. В голове гудело, и он почти не различал звуков этого мира. Но, несмотря на это, он понимал, что всё ещё находится среди врагов и должен выбираться.

Покрутив головой и осмотревшись, Сергей понял, что во всеобщей суматохе до него уже никому нет дела. Стараясь следить за происходящим вокруг, он перебрался за угол и прижался спиной к дверям сарая, а левой рукой открыл засов. Затем шагнул внутрь…

Андрей видел в бинокль, что Воробьёв выводит из сарая того самого человека в докторском халате. Он дал Сергею несколько советов и велел Толику открыть неприцельный огонь со своей стороны, чтобы оттянуть бандитов подальше от Воробьева, но большой необходимости в этом не было: бандиты и без того в большинстве своём позабивались в щели и сидели тихо, офигевая и пытаясь понять, что произошло. Сергей без приключений добрался до лаза, пропустил вперёд доктора, и сам пролез следом. На этом операция, по сути, была успешно завершена. Дальнейший её ход от Андрея и его ребят уже не зависел.

Толик получил приказ отходить в сторону Ольховки и ждать остальной отряд в обусловленном заранее месте примерно в километре от лесопилки. Сам же Андрей со своими ребятами дождался Сергея и его спутника, и все вместе быстрым шагом направились к месту встречи. Созерцание последствий взрывов и возни бандитов в их планы не входило.

Черенко со своими парнями ждали в маленьком овраге, окружённом со всех сторон густой растительностью и удалённом от ближайшей действующей дороги на значительное расстояние. У него было двое легко раненых бойцов, но все могли передвигаться самостоятельно. Спустившись в овраг, Сергей сразу направился к Черенко и, прежде чем тот успел понять, что сейчас произойдёт, здорово врезал Толику по лицу. Удар был сильный. Многие от такого свалились бы на землю, но Толя был парнем крепким. Он выдержал удар и почти сразу кинулся в контратаку. Сергей приготовился защищаться, но подоспевший вовремя Сева и ещё несколько бойцов успели их разнять.

– Я чуть не погиб из-за тебя! – с нескрываемой яростью крикнул Сергей, пытаясь вырваться из крепко держащих его рук. – И парни из твоего отряда получили пули тоже из-за тебя!

Слова Сергея не сразу дошли до него, и Толик вырывался, желая съездить Воробьеву по роже. В разборку пришлось вмешаться и самому Андрею.

– А ну-ка быстро позакрывали рты! – приказал он. – Если хотите выяснять отношения – выясните их потом. Или вы хотите, чтобы нас тут накрыли, услышав ваши вопли?

Сергей и Толя замолчали, грозно глядя друг на друга. Воробьёв начинал понемногу остывать, видя, что Толя не оправдывается и не пытается ответить ему. Голос Андрея окончательно охладил его пыл. К Толику, кажется, начало доходить, что Воробьев в общем-то прав. Он опустил руки и как будто бы успокоился, по крайней мере, внешне так казалось.

– Если хотите искать виновных – валите всё на меня, – продолжил Андрей, убедившись, что участники инцидента держат себя в руках. – Я командир. И я должен был принимать решения. И за всё в ответе тоже я.

Ни Сергей, ни Толя ничего не сказали.

– Отпустите их, – приказал Андрей.

Бойцы повиновались и осторожно, готовые в любой миг снова кинуться разнимать драку, отошли на пару шагов, но драться уже никто не собирался. Толя потирал скулу, а Сергей молча отошёл в сторону и устало повалился на землю. Сильнейшее нервное напряжение уже почти отпустило его, а подпитывавшая до этого злость выплеснулась и поутихла, поэтому он почувствовал такую усталость, что стоять на ногах просто не было сил. Андрей, окончательно убедившись, что всё нормально, обратился к Толику:

– Что у тебя? Есть потери?

– Двое раненых, – глухо ответил Толя. – Оба могут идти.

– Хорошо. Привал десять минут, – известил Андрей не очень громко, но так, чтобы все его услышали. – А теперь давайте выясним ради чего Серёга рисковал.

С этими словами Андрей включил ручной фонарь и направился к давно небритому и нечесаному человеку в порванном, когда-то белом докторском халате. Этот человек лежал на земле под бдительным присмотром одного из солдат и даже не помышлял о бегстве. «Терапевт», как его назвал Толя, был невысоким худым мужчиной, лет тридцати пяти на вид, с заросшим лицом, испуганными карими глазами и взъерошенными длинными тёмными волосами, в которые забилась трава. На лице у него были видны следы побоев: рассечения, синяки и ссадины. Он лежал на боку на земле, закрыв глаза, и казалось, что пытался уснуть. Впрочем, оказалось, что он следил за происходящим вокруг и глаза его были закрыты не полностью, потому что он заметил, что к нему кто-то направляется, подтянул колени под живот, прижал локти к телу и весь напрягся, не ожидая ничего хорошего. Но, к его удивлению, бить его не собирались.

– Кто ты такой? Почему тебя держали взаперти? – «в лоб» спросил Андрей, устремив на «терапевта» хмурый взгляд.

Тот не отвечал и какое-то время испуганно щурился, пытаясь разглядеть людей, у ног которых он лежал. Его глаза быстро бегали от одного лица к другому, ненадолго останавливаясь на каждом из них, но направленный на него свет не позволял ему ничего разобрать.

– Ты будешь отвечать или нет?! – в голосе Андрея проскочили угрожающие нотки.

– Только не убивайте меня, прошу вас! – заскулил пленник, повернув голову и с мольбой глядя на Андрея.

– Отвечай на вопросы и останешься жить, – холодно ответил Романов.

– Хорошо, хорошо, – быстро согласился мужчина. – Меня зовут Саша.

– Просто Саша? Бесфамильный?

– Ильченко.

Чтобы лучше слышать разговор, к ним поближе подошли ещё пятеро бойцов.

– Чего от тебя хотели? Почему держали взаперти?

– Хотели, чтобы я варил наркотики, но я не умею, честно.

– А с чего они взяли, что ты умеешь это делать?

Глаза Ильченко снова забегали между лицами.

– Я не знаю, – ответил он.

– Лжешь, – угрожающе ответил Андрей и достал из кобуры пистолет. – Спрашиваю ещё раз – чего они от тебя хотели?

– Я же сказал ‒ чтобы я варил наркотики!

Андрей задумался на несколько секунд, но быстро придумал, что сказать дальше.

– Короче, вот как сейчас все будет происходить: ты мне быстро рассказываешь, кто ты такой, откуда, как и почему оказался в сарае и что от тебя хотели. Если нет – мы тебе прострелим ноги, потом руки, а потом убьем.

Будь все иначе Андрей был бы спокойнее и вряд ли пошел на такие угрозы, но после пережитого стресса он изменился, и привычный всем Андрей Романов ещё не вернулся.

Ильченко раздражающе захныкал. Андрей, видя, что тот не собирается начинать говорить, передернул затвор пистолета, но Ильченко лишь продолжал хныкать. Андрей помнил кое-что о допросах из рассказов Родионова, помнил как себя вёл с пленными «волками» Павел. Он пригнулся, крепко схватил Ильченко за ногу и приставил пистолет к его колену.

– Считаю до трех.

– Нет! Пожалуйста! – сразу завопил Ильченко и слабо задергался.

– Раз! Два!

Андрей прижал его лодыжку своим коленом и сильнее нажал стволом пистолета на ногу пленника. Это было неудобно, но Андрей все равно не собирался стрелять.

– Хорошо! Хорошо! Я скажу! О, господи, только не стреляйте, пожалуйста!

– Говори. Если усомнюсь хоть в одном слове – выстрелю без предупреждения.

– Хорошо-хорошо! Меня зовут Александр Иванович Ильченко. Я физик, ученый, вернее, ассистент. Два дня назад попал в плен к этой банде и они решили, раз я ученый, то должен хорошо разбираться в химии и умею варить наркотики. Но я не умею! Это не мой профиль.

– Ученый? Настоящий? Такой, который в лабораториях сидит и глядит в микроскоп? – удивленно произнес Толя.

– Нет, то есть да, ну… примерно такой.

Игорь, до этого стоявший в стороне и не проявлявший к Ильченко особого интереса, после вопроса Толи вышел немного вперед.

– У вас что, есть лаборатория? И там есть ещё ученые? – спросил он.

– Больше нет. Остался я один.

Наступила пауза, которую быстро прервал Андрей.

– Расскажи подробнее, – потребовал он.

– Что тут рассказывать… Место, где мы жили и работали нашли какие-то бандиты и напали на нас. Была тяжелая битва, мы победили, но ценой больших потерь. Наш лагерь очень сильно пострадал, многие погибли. В живых остались человек сорок. Мы собрали всё, что могли, и отправились искать новое место для жизни.

– Вот так просто? Как из Москвы в Питер переехать, что ли? – ехидно спросил Толя.

– Понятное дело, что все это не так легко. Мы планировали сначала остановиться в одном из городов «Нового порядка», продать кое-какое оборудование и наработки, и как-нибудь протянуть, пока наши разведчики не найдут подходящее место, но нам не повезло – по дороге мы попали в засаду и почти все погибли. Выжил только я и один из солдат. Прежде чем мы разобрались, что произошло, набежали бандиты, убили Толмакина, а меня схватили. Сначала и меня собирались убить, но потом их командир решил, что я могу пригодиться, и так я попал к ним, а потом вы меня освободили. Вот и вся история.

Наступила пауза. Толик с интересом слушал Ильченко, Игорь ‒ с сомнением, а Андрей сначала с недоверием, затем с сочувствием, а под конец даже с жалостью. Походило на то, что этот бедолага в халате действительно узнал почем фунт лиха. Молчание нарушил Игорь.

– Что-то ты темнишь. Ты сказал, что вы попали в засаду и почти все погибли. Потом сказал: прежде, чем мы разобрались, что произошло. Как это понимать? Когда по тебе стреляют – сразу все ясно, не надо ни в чем разбираться.

– Я объясню. Понимаете, когда нас начали обстреливать, я думал, что на нас налетела какая-то банда, чтобы ограбить. Но дело в том, что после того, как колонна была уничтожена, к ней никто не приблизился. Кто бы ни устроил засаду – он не вышел ни добить раненых, ни собрать трофеи. Да и если честно, раненых не было. Только Толмакин. А я ударился головой о борт грузовика и почти весь бой пролежал на земле без сознания. Придя в себя, сначала я долго лежал и ждал, что из леса вот-вот кто-нибудь выйдет, но время шло, а никто так и не появился. Тогда я рискнул подняться и сразу же обнаружил Толмакина. Он был легко ранен. Мы принялись искать других выживших, но все остальные погибли. А минут через сорок появились бандиты…

– Хочешь сказать, что колонну зафигачили просто так? Без какой-либо цели? – во фразах Игоря по-прежнему сквозило недоверие.

– Именно так.

– Не может такого быть. Какой смысл? – не унимался Игорь.

– Не знаю. Я все время над этим гадаю.

– Давай лучше вернемся к другой части твоего рассказа, – решил перевести тему Андрей. – Ты сказал, что у вас было место, где вы жили и работали, нечто вроде лаборатории, как я понял. Чем вы там занимались?

– Пытались сделать мир лучше, – кратко ответил Ильченко.

– Каким образом?

– Хотели возродить науку, восстановить утраченные технологии, может, изобрести что-то новое.

– Вот так новость! – изумился Игорь. – Вы возрождаете науку? Но как? И для кого? Мир одичал. Кому теперь нужна наука? Кто будет вам доставать сырье, реактивы, материалы, мощности? Или вы работаете на гильдию?

– Нет, – покачал головой Ильченко. – С гильдией мы не связаны. Так, поторговывали иногда – надо же на что-то жить.

Ильченко уже давно понял, что эти люди ошеломлены встречей с настоящим ученым. Они думали, что ученых больше нет. Глупцы! Он не знал, кто они такие, откуда, и что собираются делать с ним дальше, поэтому, пока они задавали ему вопросы и больше ничего не требовали, он решил им отвечать. Такая перспектива выглядела куда лучше, чем сидеть в плену у банды. Это успокоило его и прибавило уверенности.

– Говорите, наука не нужна? – менторским тоном продолжил он. – Наука всегда будет нужна. Всем. Да, вы правы, мир одичал, но остались люди, которые не хотят быть дикими, не хотят жить при свечах, которые ещё нужно достать, не хотят откатываться в каменный век. Вот эти люди и сбиваются в группы, находят единомышленников, и делают то, что могут.

– Нам пора двигаться, – прервал разговор Воробьев.

Он был прав. Они и так потратили на разговоры значительно больше времени, чем планировали. Быстро отдав распоряжения, Андрей вернулся к Ильченко и сам помог ему подняться. Он решил отвезти его в «Убежище» и передать полковнику Гронину. Если Ильченко говорил правду, он мог пригодиться их организации, а пока весь дальнейший путь к Ольховке Андрей шел рядом с ученым и продолжал расспросы. Игорь тоже старался находиться неподалеку.

– Расскажи, как ты попал в твою организацию? – поинтересовался Андрей.

– Да как… Случайно. Я был совсем ещё пацаном, только закончил химфак, когда началась эпидемия. Мне повезло – есть категория людей, которую вирус не поражает, и я оказался одним из таких счастливчиков. Я учился не в родном городе, так что моя семья была далеко. Возможности выбраться и уехать к ним не было… вернее, когда она была, я ею не воспользовался, а потом было уже поздно.

Ильченко глубоко вздохнул. Видимо, ему нелегко давались эти воспоминания. Или же он намеренно пытался вызвать такое чувство у слушателей. Игорь, внимательно слушавший их разговор, например, не верил почти ни во что из рассказанного ученым, больше склоняясь к тому, что тот очень хороший актер, поэтому на него вздохи Ильченко никак не действовали.

– В общем, когда всё рухнуло, я еле сводил концы с концами, – продолжил Ильченко. – Это продолжалось некоторое время, пока я совершенно случайно не столкнулся с группой людей, которые сумели буквально в последний момент до полного развала сплотиться и даже собрать вокруг себя небольшую охрану. Как сейчас я помню нашу встречу: это были двое учёных и пятеро солдат-охранников, все в химзащите и противогазах, вооружены. Я встретил их в лаборатории химзавода, где до эпидемии проходил практику. Они вывозили оттуда оборудование и разную лабораторную утварь, а я слонялся по территории в надежде найти что-нибудь полезное… В общем, так получилось, что они забрали меня с собой…

– Вот так просто? – прервал его Игорь. – Что ж они тогда всех подряд не брали?

Ильченко бросил на Игоря неодобрительный взгляд, но в темноте этого никто не мог увидеть.

– Ну, там была целая история. В общем, я сумел им доказать, что чего-то стою и могу быть полезным.

– Если ты ученый, то не можешь ничего не знать об эпидемии, – с надеждой в голосе сменил тему Андрей. – Ты слышал что-нибудь о вирусе? Откуда он взялся?

– Вирус! – с отвращением процедил Ильченко. – Эта тема оказалась довольно сложной… Никто в рассвете не хотел…

Внезапно он запнулся. Игорь, внимательно его слушавший и анализировавший каждое слово, уловил эту паузу и был тут как тут.

– Рассвет? Что ещё за «Рассвет»? – тут же вскинулся он.

– Что, простите? – Ильченко попытался исправить ситуацию.

– Ты, ублюдок, уже битый час морочишь нам голову!

Прежде чем Ильченко успел что-то сказать, Игорь схватил его за халат и с силой прижал к ближайшему дереву. Раздался глухой удар и сдавленный стон. Отряд остановился, обескураженный начавшейся в хвосте возней. Андрей сначала хотел было осадить брата, недовольный его поведением, но быстро передумал, решив посмотреть, что из всего этого выйдет. Игорь всегда был внимательнее него в деталях, возможно, он действительно уловил в рассказе Ильченко что-то такое, чего сам Андрей, сочувствующий ученому, не замечал.

– Ты сказал: «в рассвете». Что за «Рассвет»? Что это такое? Отвечай!

– О чем вы говорите? Какой рассвет? Может, вы что-то не так поняли?

Игорь бросил Ильченко на землю, затем пнул ногой по ребрам. И откуда только в нём взялась такая жестокость? Сева рванулся было отбивать ученого, но Андрей остановил его движением руки. Ильченко стонал, валяясь под деревом, а Игорь сначала достал пистолет, потом понял, что пистолет наделает много шума, позвал Воробьева, взял у него «Вал» и недолго думая выстрелил в землю рядом с учёным.

В воздух взлетели листья и пыль, а в лицо ученого ударили какие-то малюсенькие комочки. Он сразу же перестал стонать, поднялся на четвереньки и попытался уползти, но получил ещё один крепкий удар по ребрам, теперь уже от Вурца, который решил подыграть Игорю. Андрею показалось, что он услышал хруст ломающейся кости, а это уже был перебор. Он сделал шаг к Игорю, но теперь уже Сева его остановил.

– Помогите! Он убьёт меня! – сдавленно крикнул Ильченко, морщась и прижимая руки к ребрам.

– Да, убьет, – ответил ему Вурц. – Только скорее всего сначала ты будешь сильно страдать. Если, конечно, не ответишь на его вопрос.

– Я не знаю, чего он хочет, ‒ простонал Ильченко.

Он вел себя очень правдоподобно, но Игорь ему не верил. Он выстрелил ещё раз. Пуля прошуршала в траве, снова обдав Ильченко земляной крошкой, затем ещё раз, и ещё. Ильченко вскрикивал каждый раз, когда автомат выбрасывал очередную пулю. Наконец, Игорь прижал ствол к коленке ученого.

– Говори! – злобно процедил он. ‒ Или я прострелю тебе колено.

– Пожалуйста! Не надо! Я не понимаю о чем вы!

Игорь нажал на спуск, и Ильченко вскрикнул. Автомат выдал щелчок, но не выстрелил – магазин был пуст. Просчитал это Игорь или нет? Ошарашенный таким поведением брата Андрей не решился узнать правдивый ответ на этот вопрос.

Что же до ученого, то сначала Ильченко думал, что эти люди как-то связаны с гильдией и спасут его, поэтому он не верил в их угрозы. Теперь же до него дошло, что угроза расправы более чем реальна.

– Серега! Дай магазин! – решительно потребовал Игорь.

Его руки слегка тряслись, но в темноте никто, кроме него самого этого не видел. Воробьев подошел и без колебаний дал ему новый магазин. Игорь перезарядил оружие и снова приставил ствол к ноге ученого. Теперь тот понимал, к чему приведет дальнейшее сопротивление.

– Я скажу! Скажу! «Рассвет» – это научная организация! – быстро затараторил он.

– Вот видишь? Можешь, когда захочешь, – поощрил его Вурц.

– Что за организация? Как устроена? Где находится? – спросил Игорь, чуть сильнее прижав оружие к ноге Ильченко.

– Это сеть лабораторий, которые занимаются наукой! Она большая, никто не знает сколько точно существует лабораторий и как они управляются. Каждая лаборатория работает над одним проектом, иногда в связке с другой или несколькими, обмениваясь данными, ресурсами и в редких случаях, если надо – людьми. Есть лаборатории выше уровнем, лучше оборудованные или более крупные, мы перед ними отчитываемся, а они, может, ещё перед кем-то, я не знаю. Я простой ассистент в одной из таких лабораторий низшего уровня, я не могу знать сколько их всего, где находятся, что делают. Я всего лишь винтик! Пожалуйста, не убивайте меня, умоляю!

Его голос надорвался и он зарыдал. Никто, правда, больше не верил в его эмоции, но как раз сейчас они были искренними. Он только что сказал то, за что сотрудников «Рассвета» казнят без разбирательств. Если, вернее ‒ когда это всплывет – ему точно конец, но иначе боль и страдания ожидали его прямо сейчас, а их Ильченко боялся больше всего.

Небо уже слегка посерело – приближался рассвет. Настоящий.

– Игорь, подними его. Потащите его до города вместе с Вурцем, – приказал Андрей. – Готовимся к быстрому темпу! Нужно успеть в Ольховку пока не рассвело.

Затем он взглянул на рыдающего Ильченко.

– А с тобой мы закончим в Ольховке.

«Терапевт» ничего не ответил.

8
Путь в Ольховку преодолели быстро и без приключений. Главарь банды погиб, а оставшиеся не рискнули преследовать нападавших – командир, отправившийся в погоню, рисковал пропустить выборы, а соответственно, мог вернуться уже под нового главаря. А поскольку стать боссом было важнее, чем отомстить обидчикам, то никто за отрядом Андрея не погнался.

Андрей этого не знал и продолжал поддерживать высокий темп, постоянно подгоняя своих ребят. Координатор от Владова несколько раз связывался с ними, кратко посвящая в складывающуюся обстановку. Про освобождённого «рассветовца» он пока что не знал. Игорь пятой точкой чувствовал, что лучше про Ильченко никому не рассказывать и посоветовал это Андрею, а тот быстро согласился.

Но взбудораженные новой информацией люди не обратили внимания, что боец гильдии, который был с ними, давно исчез. Вспомнили о нем лишь когда прибыли в Ольховку. Он состоял в свите Владова, который лично вышел встречать их и сразу же бесцеремонно потребовал отдать «рассветовца». Бойцы торговцев в тот момент действовали так, что Андрей сразу же понял – если он не подчинится, то они запросто могут начать стрельбу. Такое положение дел вряд ли могло кому-либо понравиться, поэтому когда ближе к вечеру Владов, наконец, выделил время для встречи, Андрей тут же, без длительных вступлений высказал ему всё недовольство, что в нём накопилось.

– Как это называется? – возмущался он, стоя перед Владовым в его кабинете. – Ильченко – мой трофей! Мой человек рисковал жизнью, спасая его, а вы и ваши люди бесцеремонно забрали его. Ещё и угрожали нам!

– Во-первых – успокойся и присядь, – твёрдым, властным голосом, разделяя каждое слово, предложил Владов.

Когда голос Владова приобретал ледяной металлический оттенок, он действовал не только на его собственных подчинённых, но и на других людей. Подействовал он и на Андрея. Парень затих, немного помялся, но все же сел на стул.

– Во-вторых, – продолжил Владов, убедившись, что Андрей готов его слушать, а главное – слышать, – никто тебе не угрожал.

– Как же! Конечно! Не держите меня за идиота, пожалуйста.

– Именно потому, что я не считаю тебя идиотом, мы сейчас и разговариваем, – тон Владова немного смягчился, но все ещё оставался довольно жестким. – «Рассвет» – секретная организация. Мало кто знает о ней. Даже в гильдии для сохранения секретности за работу с «Рассветом» отвечает особый отдел, подчиняющийся только управляющему регионом. К счастью, вышло так, что Сергей оказался знаком с этой организацией, вовремя мне всё сообщил и теперь ты не наделаешь ошибок.

Владов имел в виду приданного к отряду Романова подрывника. Андрей недовольно фыркнул.

– К чьему счастью? Явно не к моему.

Владов прикрыл веки и закинул подбородок. Шумно выдохнув, он вновь открыл глаза и бросил на Андрея взгляд, полный раздражения и нетерпения. Увидев его, Андрей, наконец, понял, что это не диалог – это расстановка точек, которую Владов проводит исключительно потому, что он проникся к Андрею уважением или ещё по какой причине. Любому другому он, возможно, не стал бы ничего объяснять, а просто вышвырнул из города. В лучшем случае. А ещё Романов понял, что от перехода во вторую категорию его отделяет самое большее ещё одно любое выражение недовольства. Пусть даже одним словом или взглядом.

– «Рассвет» – слишком хороший клиент, чтобы я мог позволить себе закрывать глаза на их проблемы, – продолжил Владов после продолжительной паузы. – Поэтому я вынужден был так поступить. Ничего личного, Андрей. Просто смирись с этим.

Просто было это сказать, а вот сделать… Но у Андрея не было выбора, это он уже понял. Оставалось только глубоко вздохнуть, что он и сделал.

– Я понимаю, – пересилив себя, выдавил он.

– Недавно их колонну обстреляли примерно так же, как вашу. Многих убили. Мы думали, что всех. Ты доказал, что мы ошибались. Так что за спасение Ильченко с меня причитается.

Владов улыбнулся. Он буравил Андрея внимательным взглядом, пытаясь угадать, о чем думает парень, а Андрей размышлял над тем, какая именно связь существует между торговой гильдией и «Рассветом». Того, что он знал, было достаточно для построения логической цепочки: «Рассвет» является научной организацией с сетью лабораторий, явно очень самостоятелен и скрытен. Но им нужны ресурсы: продовольствие, материалы, оборудование. Гильдия дает им их, а взамен получает их наработки. И вряд ли в новом мире есть другие научные организации, поэтому вполне логично, что гильдия ценит «Рассвет» и отстаивает их интересы.

– Это хорошо, – вновь выдавил Андрей.

Видя, что парень явно не смирился с произошедшим, Владов нахмурился. Помолчав немного, спросил:

– Зачем он вообще тебе сдался? Чего ты от него хочешь?

Андрей задумался, не зная как ответить. Он понимал, что Гронин сумел бы получить нужные и полезные ответы от этого засранца Ильченко, но говорить Владову о том, что они собирались его расколоть для получения информации вряд ли было хорошей идеей.

– Я хотел расспросить у него о вирусе, – отвернувшись, выпалил Андрей.

– О вирусе?

Владов нахмурился, будто не мог понять, о чём говорит его собеседник.

– О том, который стал причиной эпидемии, что ли? – продолжил он.

Андрей кивнул.

– Но тебе-то оно зачем, друг мой? – теперь Владов улыбнулся. – Уж не хотите ли вы заняться поиском вакцины?

– Нет, – серьёзно ответил Андрей. – Меня гораздо больше интересует, почему погибло столько людей, и как возникла эпидемия. Жизни миллиардов оказались разрушены из-за неё. Мы с братом, например, потеряли всю семью, но понятия не имеем, как все это случилось. Так что назовем это обычным любопытством.

Владов уже не смотрел на Андрея. Он задумчиво разглядывал шкаф, в котором стояли папки с документами. Изредка он бросал на Андрея быстрые взгляды, но тут же возвращался к своему дубовому шкафу и сереньким папкам. Андрей понял, что торговец размышляет. Вдруг он хочет поделиться чем-то с ним? Рассказать что-то, что мог бы рассказать Ильченко? Владов ещё немного посидел, затем поднялся и отошёл к окну, сложив руки за спиной.

– С такими вопросами необязательно ходить к «Рассвету». Я тоже могу тебе кое-что рассказать.

– Тогда расскажите, пожалуйста. Что вы знаете об эпидемии? Как, где и почему она началась? Как все происходило?

Владов помолчал некоторое время, а затем заговорил, и Андрей сразу навострил уши, стараясь не пропустить ни одного звука из того, что скажет торговец.

– Известно, что вирус впервые появился на востоке. Быстро продвигался оттуда во все стороны, но по Азии распространялся просто с бешеной скоростью. Очень скоро ведущие страны мира поняли, что в краткие сроки изобрести вакцину не удастся, особенно когда количество смертей из поразительно большого превратилось в катастрофически огромное. Тогда многие запаниковали, очень многие. А когда от вируса умерла почти вся верхушка японского правительства, включая их монарха, паниковать начали даже самые ярые оптимисты, ведь многие верили, что кто-кто, а правительства развитых стран от заразы уж точно уберегутся. На тот момент эпидемия фактически только набирала обороты, но уже тогда было известно, что вирус поражает не всех и что даже после тотальной мировой пандемии представители человечества останутся на этой планете. Но что будет с самой планетой было неясно. Существовало много сложных и опасных производств, которые нельзя было остановить или законсервировать просто щелчком кнопки, а квалифицированный персонал таял буквально на глазах. Тогда ведущие страны на экстренном совещании, понимая, что мир ждет новый порядок, который они вряд ли будут контролировать, обязались ликвидировать все запасы ядерного и прочего оружия массового поражения, а также разрушить производственные мощности, необходимые для его создания. Кроме этого было принято решение попытаться заглушить все атомные реакторы, чтобы предупредить потенциально возможные новые «Чернобыли», и многие опасные производства в других отраслях, которые могли нести в себе угрозу глобального масштаба для людей или окружающей среды. Это делалось для предотвращения возможных катастроф техногенного и военного характера и для возможности дать людям, которые выживут, шанс снова восстановить общество. Формировались целые команды добровольцев, которых изолировали на этих производствах, чтобы они могли продолжать их вывод из эксплуатации без контакта с внешним миром. Разумеется, не обошлось без громких международных скандалов и взаимных обвинений, поэтому доподлинно неизвестно всё ли сделано так, как было задумано. Вполне возможно, что где-то есть и действующие атомные электростанции, и боеспособные ракеты с ядерным зарядом.

Владов повернулся к Андрею и увидел с какой жадностью парень впитывает каждое его слово. Он вернулся в кресло и продолжил.

– Вирус оказался довольно простым и к нему на удивление быстро смогли разработать вакцину, но когда это произошло, было уже слишком поздно. На тот момент уже не оставалось ни достаточно квалифицированного персонала для её производства, ни работоспособных производственных мощностей, ни нужных объемов сырья, ни тех, кто мог и готов был работать, чтобы его добыть. Да, вакцина нужна была гора-аздо раньше. Впрочем, вирус был дико кровожаден и быстр. Примерно за четыре месяца большая часть тех, кто мог заразиться, заразились и умерли. Вирус жил в воздухе очень недолго, поэтому, когда реальных носителей, не обладающих природным иммунитетом, сильно поубавилось, он исчез сам по себе вслед за ними. Видел бы ты то, что происходило после этого в больших городах, которые назывались когда-то сердцами и бастионами культуры! Там творился форменный хаос. В общем, на фоне всего этого бедлама находились те, кто не хотел умирать или драться в одиночку. Из них и выросли организации нового мира, такие как Торговая гильдия или «Рассвет». Но откуда взялся вирус – не знали тогда, и не знает никто сейчас. По крайней мере, Ильченко этого точно не знает. Я уверен.

Владов закончил своё повествование и продолжал наблюдать за эффектом, который произвели на Андрея его слова. Парень неподвижно сидел на стуле и, не моргая, смотрел в крышку ноутбука Владова. Если бы глаза не были открыты, то можно было бы с твёрдостью утверждать, что уставший после ночного боя и сильного нервного перенапряжения парень, просто уснул. Но это было бы ошибкой.

– Не знает Ильченко, но ведь кто-то в «Рассвете» должен был этим заняться? Иначе что же они за учёные, если не захотели разобраться в произошедшем? – выразил он вслух свои мысли.

Владов помедлил с ответом.

– Может и так, – скептически протянул он, и добавил. – Но мне кажется, что если бы они выяснили что-нибудь стоящее, то нашли бы способ рассказать об этом.

– Или они не собираются никому ничего рассказывать, ‒ парировал Андрей. ‒ Какое им дело до других людей?

Владов пожал плечами.

‒ А вы? У вас ведь есть связи в «Рассвете», вы можете запросто добыть такую информацию? – с надеждой спросил Андрей.

– Связи? Мои связи там заканчиваются списком товаров, которые им нужны, – ответил Владов. – Я даже приблизительно не знаю ни одного точного местоположения их опорных пунктов или лабораторий. И вообще ‒ хватит об этом. Я рассказал всё, что знал, но только потому, что я перед тобой в долгу, а тебя слишком задело, что я забрал Ильченко. Скажем так: справедливость восстановлена. А теперь вы можете отправляться обратно к вашему полковнику с гордо поднятой головой. Награду мы вам доставим сами.

Андрей не мог понять, почему Владов при своих возможностях сам не попытался ничего выяснить? Неужели ему совсем не интересно что к чему? Или он пытался, но понял, что здесь не в чем разбираться и всё получилось природным путем. Но если так, то идея Андрея о том, что у вируса была искусственная природа ‒ вымысел?

Владов открыл ноутбук и переключил на него свое внимание. Андрей понял, что разговор закончен и нехотя поднялся со стула. Он уже взялся за ручку дверей, когда Владов окликнул его и парень обернулся к хозяину кабинета.

‒ Кажется, я забыл тебе сказать ‒ не вздумай распространяться про «Рассвет» и передай это своим людям. Там не любят, когда кто-либо раскрывает их тайны. Очень не любят.

Последние слова Владов проговорил с особым ударением.

‒ Я понимаю, что ты не сможешь не рассказать о них своему командованию, но не забудь передать им то, что я тебе только что сказал.

Андрей кивнул и открыл дверь. Владов снова окликнул его.

– Ты сильно рисковал, допрашивая Ильченко. Рекомендую впредь быть очень осторожным, особенно если, не дай бог, твои пути с «Рассветом» снова пересекутся.

– Спасибо за совет.

– Не за что. Скажи… – Владов помедлил секунду. – Как далеко ты готов зайти, чтобы узнать ответы на свои вопросы?

На традиционно серьёзном лице Владова можно было прочитать живой интерес к заданному вопросу. Он не мог знать, что ответ на этот вопрос – чуть ли не единственная реальная цель Андрея в жизни. Он не предполагал, что стремление к этому «не знаю чему» захватит парня полностью и без остатка и будет вести вперёд даже если за это ему будет грозить смерть. И, конечно же, Владов не мог даже представить, к чему в итоге это может привести.

– Хоть в ад, Игорь Алексеевич, – несколько претенциозно ответил Андрей.

Владов хмыкнул.

– Прощайте, Андрей Романов.

Он переключился на ноутбук и больше в сторону своего гостя не смотрел. Парень вышел.

Спускаясь по бетонным ступенькам, Андрей размышлял об услышанном. Сначала ему показалось возмутительным, что такой человек, как Владов, имея такие возможности, даже не подумал попытаться выяснить, что нарушило его жизнь. Но обдумав все ещё раз, он пришёл к другому выводу – зачем это Владову? Для чего забивать голову тем, что ему на самом деле не нужно? У него есть всё: еда, семья, удобства, крыша над головой, власть, в конце концов. Ведь «от добра добра не ищут», как гласит старинная поговорка. Полковнику и так хватает забот, и Андрей не вправе его осуждать. Всё-таки Романов сам выбрал свой путь, а Владов выбрал свой.

Чтобы переварить услышанное и привести свои мысли в порядок, Андрей решил немного прогуляться. В любом случае спешить ему было уже некуда. Выйдя из здания он остановился в задумчивости и настолько погрузился в свои мысли, что не услышал, как его окликают. Из этого состояния его вывело лишь лёгкое прикосновение к его плечу женской руки.

– Ну? И как это называется? – деланно обиженным голосом спросила Аня.

Андрей повернулся и оказался лицом к лицу с девушкой.

– Я его зову, зову, а он не отвечает – идёт себе прямо и хоть бы что! – пожаловалась она. – Или ты хотел меня обидеть?

– Извини, Аня ‒ что-то я слишком глубоко ушёл в себя, ‒ попытался оправдаться Андрей. ‒ Рад тебя видеть.

Звучало это кисло, и для проницательной Ани не составило никакого труда это заметить. Она с привычной пристальностью посмотрела на Андрея, и этот взгляд напоминал парню Владова. Дочь определенно унаследовала его от отца.

‒ О чем это ты так задумался?

‒ Да так… Были кое-какие проблемы во время выполнения задания, ‒ Андрей решил уклониться от прямого ответа. ‒ Прогуляемся?

Аня согласно кивнула и они пошли вместе по улице.

Из окна своего кабинета Владов видел, как Андрей разговаривает на улице с его дочерью. Трудно было бы по выражению его лица в этот момент определить, о чём он думает. Владов был очень умным, хитрым и организованным человеком. Он редко показывал свои истинные эмоции, зато хорошо умел имитировать и всегда вводил людей вокруг в заблуждение. Многие находились в заблуждении, думая, что хорошо знают этого человека, но никто на самом деле его не знал. Даже его дочь.

Владов спокойно наблюдал за молодыми людьми на улице, перебирая в пальцах руки ребристый оранжевый карандаш. Он подолгу пережимал карандаш пальцами, затем проворачивал его между ними и зажимал уже фалангами других пальцев, помогая им гнуть карандаш остальными пальцами руки. Эта игра продолжалась несколько минут, пока Андрей с Аней не скрылись за углом одного из домов, а Владов не сломал ни в чём не повинный карандаш и не вернулся к своему столу. Сломанный пополам кусочек дерева без малейших колебаний полетел в мусор, а в руках у хозяина кабинета появился новый, точно такой же остро заточенный оранжевый карандашик.

Тем временем Андрей с Аней продолжали свою беседу.

– Расскажешь? ‒ спросила она.

‒ Уверена, что хочешь это слушать? Это не совсем женская тема.

‒ Не хотела бы ‒ не стала бы спрашивать. И вообще ‒ не решай за меня, что для меня интересно. Рассказывай уже.

Андрей помялся немного, не зная с чего начать. Он помнил последний совет Владова и меньше всего хотел бы впутать Аню в неприятности. Впрочем, она была дочерью большого начальника торговой гильдии, поэтому вряд ли ей могли грозить неприятности.

– Помнишь, я говорил тебе, что хочу разобраться в причинах эпидемии?

Девушка кивнула.

– Так вот, на задании мы спасли одного человека. Я думаю, он может что-то об этом знать.

– Ну так расспроси его?

– Не могу. По прибытии сюда твой отец забрал его у нас. Причем процедура изъятия была довольно жесткой и бескомпромиссной.

– Странно, – удивилась Аня. – Мой отец ‒ авторитарный человек, но в его действиях всегда есть логика. А в чем именно заключалась «жесткость»?

Андрей задумался на мгновение, как правильно ответить на этот вопрос. Ему не хотелось жаловаться на Владова его дочери и не хотелось втягивать Аню в его разборки с ним, но он уже начал говорить, а значит, Аня не отстанет, и если прервать разговор, будет только хуже.

– Мне показалось, ‒ осторожно начал Андрей, ‒ что люди твоего отца были готовы отнять у нас этого человека силой.

Аня остановилась и бросила на Андрея недоверчивый взгляд из-под нахмуренных бровей.

‒ Хочешь сказать, что он готов был приказать стрелять в вас?

Андрей смущённо отвел взгляд.

‒ Слушай, давай лучше оставим эту тему, ‒ предложил он, чувствуя, что попадает в ловушку. ‒ Я мог что-то неправильно понять, или чего-то не знать, и теперь делаю ложные выводы. Мы с твоим отцом уже все обсудили и…

‒ Нетушки – ты меня заинтриговал, Романов. Я хочу разобраться, что происходит. Зачем отцу угрозами заставлять тебя отдать твой же трофей? Расскажи мне все: кто этот человек, откуда взялся, что он вам рассказал?

Аня была настолько настойчивой, что Андрею не оставалось ничего другого, кроме как коротко рассказать ей историю Ильченко, упуская лишь самые пикантные детали типа побоев и угроз. Рассказал он ей и про то ли совет, то ли угрозу Владова держать рот на замке, который сам Андрей нарушил всего за каких-то полчаса.

– «Рассвет»? – Аня напрягла память, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь про каких-либо учёных или организацию с таким названием. – Странно, но я никогда ничего такого не слышала, а я неплохо знакома с политической картиной современного мира.

– Если они такие скрытные, то в этом нет ничего странного. Но я тебя очень прошу ‒ не говори об этом ни с кем, хорошо? Если слух дойдет до твоего отца, он легко догадается, что ты узнала от меня, а тогда добром это не кончится. Причем мне кажется, что для нас обоих.

‒ Не будь трусом, Романов, ‒ снисходительно сказала Аня, и похлопала его по плечу. ‒ Прорвемся.

Гуляли они ещё долго, предусмотрительно навестив бойцов Андрея. Отряд как раз заканчивал собираться в обратную дорогу, но поскольку спешить было некуда, Андрей предложил им немного отдохнуть, а сам решил, что просмакует каждую из тех немногих минут, которые он ещё может провести рядом с Аней.

Находясь рядом с ней, Андрей испытывал странные и не совсем понятные ему чувства: она ему не просто нравилась, в этом было что-то более глубокое, чего прежде он ещё никогда не ощущал. И чем дальше, тем сильнее он к ней привязывался. С ней было весело, с ней было интересно, она казалась такой… особенной. Был момент, когда Андрей всерьез задумался над её предложением остаться в Ольховке, но здравый смысл быстро взял верх, и парень понял, что слишком серьезно воспринял обычную шутку. Даже если бы это было не так – кто Аня и кто он? Ему никогда не быть с ней вместе. Даже если бы она влюбилась в него, даже при всем её напоре и упрямстве ‒ Владов человек с несгибаемой волей и стальным характером, он никогда не позволит Андрею строить отношения с его дочерью.

Да и сама Аня… Она немного заботилась о нем, была с ним милой и приветливой, но больше ничего. Им было интересно вдвоем, но как она сама сказала: в Ольховке давно закончились интересные люди. Андрей просто был для неё чем-то новым, может, даже другом, но скорее приятелем, с которым можно поболтать и весело провести время. Не более. Да и не может он подвести своих друзей ‒ они стали его новой семьей, а Павел Гронин так вообще отцом. Андрей не чувствовал за собой права бросить их ради девушки и теперь стыдился, что посмел всерьез об этом думать.

На улице давно стемнело. И Андрей, и Аня хорошо помнили ночное происшествие и старались не уходить далеко от центральной части города, набитой уличными фонарями и патрулями. Они совсем потеряли счёт времени и не замечали, что стрелки часов давно перевалили за полночь. Оба понимали, что это их последняя встреча, что новой может никогда больше не случиться, и им хотелось говорить и говорить, не останавливаясь.

Сначала они не обращали внимания на проходящие иногда патрули, потом эти патрули стали раздражать их. Тогда они, перебарывая страх и прижимаясь друг к другу от любого шороха, принялись бродить по закоулкам, превратившись в две серые тени, сливающиеся с такими же серыми в бледном свете луны бетонными стенами.

Смертельно опасное приключение, пережитое ими недавно, объединило и сблизило их, пусть и ненадолго, как объединяют людей яркие пережитые эмоции. Они часто прислушивались, инстинктивно боясь вновь услышать тяжелые, гулкие шаги, но желание ещё хоть немного побыть вместе было сильнее страха, да и здравый смысл подсказывал, что после произошедшего в ближайшее время никто с подобными намерениями в Ольховку не сунется. Хотя, если подумать, здравый смысл штука ненадежная – он работает только до того момента, пока не случится нечто, что ему противоречит.

Так они и гуляли дальше, болтая и взявшись за руки. И оба переживали. Он – потому что не мог понять нормально ли то, что с ним происходит. Она – потому что удивлялась тому, как её влечет к этому парню, ведь до этого она ни к кому ничего подобного не испытывала.

Спохватились уже ближе к утру. Андрей, наконец, вспомнил о времени и взглянул на часы.

– Чёрт! – воскликнул он. – Четыре часа утра – твой папа меня убьёт!

Они негромко захихикали, стараясь не привлекать внимания почти вездесущих теперь патрулей.

– Ты знаешь, как ни странно, но ты прав, – заметила Аня, перестав смеяться. – Мы совсем забыли о времени. Отец действительно может очень переживать.

– Тогда давай я проведу тебя? – предложил Андрей.

– Нет, – Аня покачала головой. – Мне кажется, что для тебя безопаснее будет просто исчезнуть. Он человек своенравный и очень меня бережёт. Как бы ему действительно какая-то ерунда в голову не взбрела. Давай лучше здесь распрощаемся?

– Ну, хорошо, – нехотя согласился Андрей, его голос дрогнул и оба замолкли.

Аня ждала. Она допускала, что у Андрея никогда не было девушки, и давно заметила, что парень немного теряется в её компании, но сегодня этого не было. Андрей вёл себя весело и непринуждённо – что-то рассказывал, что-то спрашивал, порой смешил её, а иногда они оба с увлечением обсуждали что-то, что интересовало обоих. Было удивительно, как он, при его-то нелегкой, полной лишений жизни, умудрился прочесть целую гору книг, которые теперь им было так интересно обсуждать, и вообще сумел сохранить в себе человечность. Он нравился ей. Чуть-чуть, совсем немножко, но нравился. Возможно даже, она им восхищалась, что было тем базисом, с которого начинаются сильные и серьезные отношения. Это восхищение привело к увлечению, а оно в свою очередь к желанию чего-то большего, чем просто общение. Теперь, когда настала пора прощаться, Аня ждала, что Андрей попытается её поцеловать. Или хотя бы сделает намёк, а она уже тогда проявит смелость и сделает шаг навстречу.

Однако неловкое молчание продолжалось. Андрей не предпринимал никаких попыток. Он стоял перед Аней, то опуская взгляд, то глядя ей в глаза с каким-то непонятным, двояким выражением, и ничего не делал. Даже не улыбался. С одной стороны Ане казалось, что в его взгляде можно прочесть напряжённое волнение, а с другой – он был растерянным и почти пустым. Но на самом деле внутри у парня тоже всё вибрировало. Создавалось ощущение, что каждая клетка организма пустилась в пляс и подбивала соседей делать то же самое. Ему очень хотелось поцеловать девушку, но он так и не смог решиться. Вот если бы она подала ему какой-то сигнал, попыталась сама, а он бы уже перехватил инициативу, ответил бы ей!

Так они и стояли, как истуканы, думая об одном и том же, и теряясь в нервных догадках.

– Прощай, Аня, – наконец, грустно выдавил Андрей, в очередной раз опустив взгляд. – Может, ещё увидимся когда-нибудь.

Аня молчала, не в силах поверить, что он ничего не сделал. Это уязвляло её самолюбие.

«Почему не пытается? Почему ничего не делает?», – думала она. Внезапно она подумала, что не нравится ему. Что она ошиблась. И чем она только думала? А он сам-то кто такой? И зачем ей нужен? Накрутила себе что-то и чего-то ждёт. Да посмотри на него – потерянный и перепуганный мальчик. Стоит перед ней и даже не шевелится. Тоже мне – мужчина! Ха!

– Прощай, Андрей Романов, – холодно бросила девушка, и, резко развернувшись, зашагала прочь, оставив парня в недоумении.

Андрей удивлённо смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, не понимая, почему её тон вдруг стал таким холодным, ведь всё, казалось, было так хорошо… Пока что это будет для него загадкой никому не понятной женской души. Он не мог знать, что женщины – это удивительные существа, которые способны любить, а через секунду ненавидеть, уважать и презирать за одно слово, бережно хранить, а через минуту выбрасывать, смеяться и начинать плакать от одного-единственного взгляда. Он не мог знать, что ни одна женщина в мире сама толком не знает чего хочет. У него не было отца, который мог его этому научить, рассказать ему, как нужно действовать и чего можно ждать от этих коварных и непредсказуемых, но в то же время таких нежных, добрых, ласковых и прекрасных созданий. И помимо отца – у него не было юношества, не было отрочества – не было ничего из того, что так привычно для многих детей и о чём они с тоской вспоминают, повзрослев. Вместо этого у него была борьба за жизнь, закалявшая характер, изнурительная работа, укреплявшая мускулы и силу духа, и чужие люди, ставшие для него новым, искаженным подобием семьи.

Ани уже давно не было видно, а Андрей всё ещё стоял, чего-то ожидая. Чувство досады появилось где-то внутри, и начало разливаться по телу, пока не захватило парня полностью. Андрей был недоволен собой. Теперь, когда Аня ушла, он вдруг понял, как просто было сделать то, на что он не отважился. Нужно было всего лишь сделать полшага вперёд и всё! Как всё просто! Ну почему он такой болван? Как он мог не решиться на такую элементарщину? Ну как возможно, чтобы человек с большей легкостью шел под пули, рискуя умереть, чем пытался поцеловать девушку, которую, к тому же, он скорее всего больше никогда не увидит?

С этими мыслями он развернулся и, раздосадованный, медленно побрёл в свою сторону. Предстоял неблизкий путь домой.

Глава 6.4

9
В коридоре что-то гулко и ритмично стучало о дощатый пол, будто кто-то бил по нему молотком. Павел непроизвольно нахмурил одну бровь – старая привычка срабатывала рефлекторно, хотя когда-то давно, ещё до эпидемии, он с ней успешно боролся. В дверь постучали, но не дожидаясь ответа тут же стали её открывать. Людей, которые могли себе позволить такое можно было пересчитать на пальцах одной руки. Причем даже на руке инвалида с двумя пальцами. Либо это был Родионов, который обычно и не стучал, либо Олег.

В кабинет, гремя костылем, вошел сын. Ещё с порога он бросил на отца недовольный взгляд, а затем, не дожидаясь приглашения, закрыл дверь и поковылял к стулу. Гронину всё это не нравилось, но пока что он молчал, наблюдая за происходящим и ожидая, что будет дальше. Он долгие годы многое прощал своему сыну. Ему было жаль парня, который почти все время рос без отца, воспитывался улицей и был обижен за это на весь мир. Эта жалость была единственной слабостью, которую Павел позволил себе в жизни.

– Здарова, батя, – сухо бросил Олег, плюхнувшись на стул и с грохотом бросив костыль на пол.

Он ожидал, что отец поздоровается первым, но раз этого не произошло, значит он недоволен, а стало быть возможности давить на него, что и так случалось очень редко, не будет.

– Ну, здравствуй, сын, – так же без особого энтузиазма ответил Павел.

Паша отлично разбирался в людях и своего сына тоже знал достаточно хорошо. Если Олег вел себя подобным образом, значит, имел к нему какие-то претензии, и Павел спокойно ожидал, когда они будут озвучены.

– Как тебе мой видок? – Олег улыбнулся, показывая во всей красе челюсть без верхнего зуба.

– Получше видал. Читал твой отчет – чтоб меня молния ударила, если я хоть что-то понял.

Желая прояснить для себя картину, Павел начал задавать вопросы по поводу нападения на колонну в лесу. Олег долго, часто нервно отвечал на вопросы, иногда спорил, но Павел все жестче и жестче прижимал его и распекал за неудачу. Олег второй раз потерял почти всех доверенных ему людей, а это было уже чересчур. Такого Павел не мог простить никому.

– Пока будешь восстанавливаться мы найдем тебе работу. Боевые операции явно не твой конек, – решительно резюмировал Павел.

– Это ещё почему? Каким боком я виноват, что на меня устроили засаду? – недовольно нахмурился Олег.

– Вопрос закрыт.

– Вопрос закрыт? Вот так, да? Ну, ясен пень, у тебя же есть кого хвалить! Во, какой молодец, Романов! И дело сделал, и зубы родному сыну повыбивал – молоток!

– Это сделал Романов?

Гронин удивился, но никак этого не показал.

– Представь себе, да! А потом эти ссучата ещё и связали меня, прикинь? И я так сидел очень-очень долго. А ты нахваливай эту падлу, давай.

– Успокойся.

Павел все ещё сохранял хладнокровие, но чем более спокоен он был, тем больше распалялся Олег.

– Да не успокоюсь я, пока он не огребет за беспредел! Он напал на меня, а я был ранен, понимаешь? Как сука последняя напал, ублюдок.

– Зачем он это сделал?

– Из-за бабы, прикинь? Дебил. Она ему даже не дала, а он её защищал, как я не знаю кого.

– Бабы? Что за баба?

Олег пересказал Павлу все, что знал об Ане, не постеснявшись добавить столько мерзкой отсебятины, сколько мог. Разумеется, в его версии он Андрею ничего зазорного не сделал и не сказал, а Романов чуть ли не лег под Владова из-за девушки.

Павел знал, что в фундаменте произошедшего лежит личная неприязнь между Олегом и Андреем, во многом подпитываемая ревностью его сына, но как это решить он не знал. В его арсенале были суровая дисциплина и муштра, которые могла сломить и перепрограммировать человека, была психология, в которой он отлично разбирался по долгу службы, но не было ничего о любви или воспитании детей. Впрочем, воспитывать детей надо от рождения и всю жизнь, а не тогда, когда им двадцать три.

С выводами он спешить не собирался. Стоило послушать и вторую сторону конфликта, прежде, чем что-то предпринимать.

– И для чего все это? Чего ты хочешь? – спросил Павел, когда покончил с расспросом.

– Справедливости. Он должен ответить за всё. Ты же не допустишь, чтобы твоего сына опускали на глазах у всех, как последнего лошару?

Павел вздохнул. Если заслуженно – допустит. Ещё как. Возможно, даже добавит.

– Я выслушаю всех участников инцидента и тогда приму решение, – ответил он.

– Что тут слушать? Тебе что, мало того, что ты тут видишь? – нетерпеливо бросил Олег. – Или ты мне не веришь? Не веришь собственному сыну?

– Верю, конечно. Но чтобы всё было по справедливости, которой ты так жаждешь – мне придется выслушать обе стороны и всех свидетелей.

Олег смотрел на отца с недовольством и был похож на озлобленного, голодного волчонка. Может, ему и было что сказать, но он тоже неплохо знал своего отца и не решился.

– Ну давай, батя, – сказал он, поднимая костыль. – Как разберешься – свиснешь.

Олег доковылял до дверей и вышел в коридор, не закрыв их. Павел откинулся на спинку и тяжело вздохнул: за десять лет он так и не смог наладить отношения с сыном. Возможно потому, что поначалу пытался делать это с помощью дисциплины и потому лишь ещё больше обозлил парня. Или Олег просто такой, какой есть и его природу невозможно переиначить?

Грохот костыля стал ещё яростнее, и Павел невольно порадовался мысли, что темперамент сына не позволяет ему научиться конвертировать свою злость в коварство, иначе проблем от него было бы куда больше.

10
Краски мира постепенно прятались от глаз в медленно сгущающихся сумерках. Андрей наблюдал за этим процессом, периодически поглядывая в окно кабинета Гронина. Павел сидел за столом напротив, подперев руками подбородок и глядя на Андрея таким взглядом, что парню становилось немного не по себе: создавалось впечатление, что полковник смотрит прямо сквозь него и таким образом пытается заглянуть ему в душу. Но в действительности Павел впал в глубокую задумчивость, пытаясь систематизировать и переварить информацию, полученную от Андрея. Романов добыл гораздо больше информации, чем Гронин мог ожидать и он был этим очень доволен. Все, что позволяло ему внести очередную деталь в сложный пазл нового мира, приносило Гронину большую радость, потому что мало кто котировал фразу «осведомлен, значит вооружен» так высоко, как он.

Андрей давно допил свой чай, заботливо приготовленный лично хозяином кабинета, а вот напиток Павла так и ютился в стакане, уже совсем холодный. Андрей иногда поглядывал на давно потерявшую цвет чашку, отгоняя желание протянуть руку и выпить чай полковника.

Он пересказал Павлу почти всё, что происходило с ним в Ольховке. Умолчал только о встречах с Аней и о ночном происшествии. О первом, потому что не знал, как это правильно подать и как отреагирует полковник, а о втором, потому что решил, что полковнику подобное будет не интересно. Ну и о драке с Олегом он тоже пока что не решился говорить.

Всё остальное Павел теперь знал, и его задумчивость продолжалась уже достаточно долго, чтобы Андрею начало становиться скучно, а в голову стали забредать разнообразные глупые мысли, наподобие желания выпить чай полковника.

Гронин был недоволен, что Андрей умолчал об Ане и о драке с Олегом, но пока не спешил делать выводы. Он знал, что Андрей честен, и если парень молчит, значит у него есть на этот счет какие-то мысли. Нужно просто разговорить его, припереть к стене, и тогда он сам всё выложит.

Наконец, Гронин задвигался на своём месте, выбравшись из размышлений, и взглянул на чай.

– Если хочешь чаю – пей, – небрежно бросил он.

Андрей покраснел – от полковника не укрылись его мысли. Удивительный человек этот Гронин: кажется, что он полностью ушел в себя, что можно сделать что угодно, а он и не заметит, но нет ‒ Павел всегда начеку.

– Хорошо, Андрей, – начал Гронин, уже забыв про чашку. – Не буду скрывать, что ты сделал гораздо больше, чем я ожидал. Молодец. Хвалю.

Андрей смущённо заёрзал на стуле, опустив взгляд – всё получилось как-то само собой, и эта похвала полковника смущала его. Парень честно считал, что ничего особенного не сделал, он лишь использовал появляющиеся периодически возможности.

– Но вернёмся к рассказанному. Сам что думаешь?

– На счёт чего именно?

– Начнём хотя бы с этого Владова, – предложил Павел. – Как он тебе?

– Вроде бы неплохой человек, но очень строгий, властный, – отвечал Андрей, напрягая память, – не любит, когда ему перечат…

– А ещё бескомпромиссный, своенравный, деспотичный, – закончил за него Павел.

Андрей удивлённо посмотрел на полковника.

– Тебе не кажется, что при таких замашках он как-то высоковато забрался? – Павел бросил на Андрея внимательный взгляд, ожидая, что тот ответит.

– Я не совсем понимаю… – замялся парень.

– Ну, вот смотри. Гильдия – это организация, которая занимается торговлей. Так?

Андрей кивнул.

– Попробуй что-то продать или с кем-то договориться, если ты не только не собираешься ни в чем уступать, но ещё и давишь на собеседника.

Андрей задумался, а полковник продолжал.

– Даже если гильдия начала своё становление сразу после катастрофы, другие не менее сильные на сегодняшний день группировки, наподобие того же «Рассвета», не пошли бы на контакт, если бы к ним подъехали такие люди, как Владов. Его характер подходит только для случаев, когда у тебя явная инициатива в переговорах и ты можешь диктовать условия.

– Не понимаю к чему вы клоните, товарищ полковник, – Андрей всё ещё не мог уловить суть.

Павел непродолжительное время молча смотрел на Андрея, затем скривил уголок губ и перевел взгляд.

– Ладно, забудь, – безапелляционно бросил он. – Я могу ошибаться. Надо самому встретиться с ним, тогда и делать выводы. В любом случае ты молодец. Я никак не ожидал от тебя таких новостей.

Полковник всё-таки отхлебнул холодного чая и на мгновение скривился.

– Пока тебя не было мы тут тоже на месте не сидели, – продолжил он. – Удалось выяснить, что существует как минимум четыре очень сильных организации. Первая ‒ «Новый порядок» – что-то издалека похожее на описанный тобой «Рассвет», только без секретности. Пытаются заниматься сложным производством и науками, но не направленными на военную промышленность – в основном это сельское хозяйство, медицина, электроника. Также продвигают образование. Имеют много бойцов и техники. Содержат небольшие хорошо укреплённые города, аэродромы, инфраструктуру. Короче говоря, они пытаются возродить общество таким, каким оно было когда-то, но говорят, что гайки там затягивают жёстко, так что не всё так просто.

Полковник отхлебнул ещё раз с той же реакцией.

– Вторая – остатки регулярной армии. Я знал, что они не могли исчезнуть – уж слишком сильно в армии желание старшего состава ничего не делать за счёт младшего, – полковник криво улыбнулся. – Так что выжившие собрались и вернули всё на свои места. Теперь они тоже считай как банда и называются «Булат». Информации удалось получить немного, но ни у кого не вызывает сомнений, что это сила, с которой в современном мире считаются и ещё как. Третьи – наши знакомые монахи. Про них вообще почти ничего не известно, кроме того, что это очень-очень большая организация. Ну и четвёртая – гильдия. Информации когда и где она появилась собрать не удалось. Достоверно известно, что гильдия является одной из самых старых и могущественных, если не самой, организаций в современном мире. С ней считаются все – и сильные, и слабые. По структуре гильдия поделена на регионы. Во главе каждого региона стоит серьёзный опытный человек, который отвечает за работу всего региона и – внимание – ведёт ВСЕ переговоры от имени гильдии на своей территории. Лично. Никому не передоверяя. Таким образом, информация обо всех делах гильдии завязана на этих управляющих регионами ну и, разумеется, на верхушку, которая неизвестно где находится. Кто в гильдии главный, как его зовут, один он или это группа людей – неизвестно. На сегодняшний день у гильдии самые большие производственные и сырьевые мощности, самые большие территории, самые лучшие технологии, какие удалось восстановить, и самая сильная армия.

Полковник снова отпил чаю.

– Нет только ядерных ракет и космической лазерной пушки, – пошутил он и криво усмехнулся.

Андрей ошарашено смотрел на Гронина. Он то думал, что его информация будет чуть ли не глотком воздуха, а оказалось, что полковнику, сидя на базе, удалось выяснить куда больше, чем ему, проехавшему полтысячи километров.

– Ну и теперь приписывай сюда ещё свой «Рассвет» – интуиция мне подсказывает, что они тоже ребята не промах, – добавил Павел.

Он поднялся со стула и принялся ходить по комнате, на ходу разминая руки, то разводя их в стороны, то складывая вместе и закидывая за спину. Временами он бросал на Андрея быстрые взгляды, наблюдая за выражением его лица и пытаясь понять, о чём тот думает.

– Значит, вы думаете, что Владов главный в гильдии? – делая паузы, медленно произнес Андрей.

Полковник засмеялся.

– Нет, ну что ты, – возразил он. – Вряд ли сердце гильдии находится в Ольховке. Если честно, то я вообще не могу понять твою логику. В принципе, он мог вести себя заносчиво только с тобой – молодым, неопытным парнем. Впрочем, всё это неважно. Главное, что я теперь знаю достаточно, чтобы понимать: что бы ни задумала гильдия – мы ей ничего противопоставить не можем. И вряд ли сможем. По крайней мере, сами и, по крайней мере, в ближайшее время.

Да, тут Гронин Андрею Америку не открыл – это всем и так было давно понятно. Зато непонятно парню было кое-что другое.

– Павел Константинович, позвольте вопрос?

– Задавай.

– По сути – я никто. Зачем вы делитесь со мной этой информацией?

Полковник снова улыбнулся.

– Никто? – переспросил он. – Ты – доверенное лицо, Андрей. Проверенное и потому особенно ценное. Но это не значит, что у тебя есть какие-то привилегии, так что не вздумай задирать нос. Запомни навсегда – незаменимых людей не существует.

– Понял. Возьму на вооружение, – Андрей слегка покраснел.

– И раз уж мы об этом заговорили… Мы с Родионовым высоко ценим твои способности и твой отряд. И хотим выделить вас в отдельную единицу, которая будет подчиняться и отчитываться только нам. Как тебе такое?

У Андрея перехватило дух. Его оценили, выделили среди всех! И кто? Люди, которым он безраздельно доверял и которые являлись для него самыми большими авторитетами. Ничто не могло воодушевить парня больше, чем такая похвала.

– Готов и в огонь, и в воду! – вырвалось у него на радостях.

– Ну, хотелось бы сказать, что до такого не дойдет, – посмеиваясь, сказал Павел, – но как сам видишь за все время существования нашей организации мы в основном только в эти стихии и попадаем.

– Это уж точно.

Андрей тоже засмеялся, вспоминая сколько раз он уже мок под дождем и попадал под пули.

Внезапно в кабинет без стука ввалились Родионов и Дьяков. Завидев тут Романова, Макс сразу же подошел к Андрею, тепло обнял и пожал руку.

– Красавчик! – констатировал он, похлопывая парня по плечу.

Дьяков ограничился кивком. Гронин поздоровался с пришедшими и вернулся на свое место.

– Ну что, господа, Романов в очередной раз отличился и узнал кое-что интересненькое, – сообщил он. – Собственно потому вы и здесь. Ну-ка, Андрей, повтори ещё раз свой разговор с этим Ильченко.

Андрей пересказал все, что удалось вспомнить из разговора с «рассветовцем», а помнил он очень многое. Гронин слушал невнимательно, иногда отвлекаясь на какие-то свои мысли, а вот пришедшие, наоборот, ловили каждое слово. Вот только Дьяков почему-то частенько чуть заметно кривился.

– Вот – ты заговорил с ним о вирусе. Зачем? – остановил его посреди рассказа полковник.

Андрею не хотелось выдавать своего интереса к этой теме, но раз уж Павел обратил на это внимание, то нет смысла молчать, тем более, что с ним всегда можно было говорить открыто, поэтому колебался Андрей недолго.

– Я хотел знать известно ли что-то об эпидемии, – честно признался он. – Один человек, с которым я познакомился в Ольховке, навел меня на мысль, что катастрофа могла быть не случайной, что в ней есть что-то искусственное.

Все трое, не мигая, уставились на Андрея и молчали несколько секунд. Первым из оцепенения вышел Родионов. Он бросил на Павла долгий взгляд, потом достал неведомо где добытый портсигар и блестящую металлическую зажигалку с изображением орла на одном из боков, вставил в зубы сигарету и прикурил. Кабинет понемногу начал заполнять сигаретный дым, которого Андрей так не любил.

‒ Кто навел тебя на такую мысль? ‒ поинтересовался Гронин.

Он долго обдумывал услышанное и теперь серьезный тон его вопроса означал предельное внимание к нему.

Андрей вздохнул. Скрывать дальше было нельзя, поэтому, отвечая на вопрос, ему пришлось подробно рассказывать об Ане, его встречах с ней, а после отвечать на новые вопросы и более детально описывать ночное происшествие. Теперь полковник слушал очень внимательно, но было видно, что какие-то моменты вызывают в нём больший интерес, а какие-то меньший. Андрей догадался, что Павел откуда-то знал о девушке. Скорее всего от Олега.

– Как думаешь, она могла сдавать тебя Владову? – спросил Павел, когда Андрей закончил рассказ.

– С чего вдруг? – удивился Андрей. – Да и что сдавать? Мы с ней ни о чём серьёзном не разговаривали. Ну, разве что в последнюю встречу разговаривали про «Рассвет», но Владов о нем знает больше нас всех вместе взятых.

– Ты наводил справки о гильдии, как тебе и приказали. Возможно, Владов узнал об этом, и зная, что ты общаешься с его дочерью, использовал её, чтобы держать тебя на коротком поводке. Это легко было сделать после того, как ты спас ей жизнь и между вами возникла связь. Возможно, что и ночное происшествие было всего лишь инсценировкой, хотя, если верить твоему рассказу, то такой вариант маловероятен.

– Я не могу поверить, чтобы она меня закладывала, – неуверенно сказал Андрей. – Это невозможно. Этого просто не может быть. Между нами что-то было… Симпатия… или дружба. Нет, я не верю.

Павел посмотрел на Андрея с сочувствием, Родионов улыбнулся краешком губ. Дьяков сидел, словно изваяние, приложив руку к лицу.

– Эх, мой наивный друг! ‒ покачал головой Гронин. ‒ Ты ещё очень молод и не разбираешься в женщинах, а Владов ‒ хитрый старый лис. Он знал, что ты клюнул на его красотку дочь, и использовал её, чтобы тайно контролировать тебя. Вот только зачем? Мог ли ты как-то угрожать ему? Вряд ли. Сорвать операцию и сдать планы гильдии противнику? Допустим, но какой смысл? Да и вряд ли тебе бы кто-то поверил. Считал тебя шпионом? Вполне возможно, но если так, то чьим? Ильченко у тебя отняли не по её наводке, а жаль ‒ если бы к тебе в отряд не подсадили ещё более опытного соглядатая, то у нас была бы возможность наверняка узнать, кем на самом деле являлась Аня.

‒ Ещё интересно почему они так оперативно изъяли этого Ильченко? Что ещё он мог рассказать? ‒ добавил Дьяков.

‒ Не думаю, что что-нибудь ценное, но для лучшего понимания картины нашего террариума вполне подошло бы, ‒ вставил Макс, туша сигарету о подоконник.

Павел заметил это.

– Макс, я же просил!

Родионов скорчил гримасу пойманного на горячем злодея и наигранно потупил взгляд.

– Чего ты? Все равно же надо тут делать ремонт.

Павел лишь бессильно покачал головой и снова задумался.

– Хотел бы я знать какую роль играет этот «Рассвет» и как тесно они связаны с гильдией, – вслух размышлял он. – Может они являются каким-то их научным отделом?

– Ильченко говорил, что это не так, – напомнил Андрей.

Дьяков издал короткий смешок.

– Конечно, он категорически отрицал подобную связь. Ещё бы! – сказал он.

‒ Мы пытали его, угрожали ‒ я уверен, что он не врал.

‒ О, Андрей! Как мало ты ещё смыслишь в оперативной работе! ‒ покачав головой, сказал Павел. ‒ Если они действительно так скрытны и законспирированы, то их сотрудники должны быть очень хорошо подготовлены на случай попадания в лапы к противнику. Я сам не раз готовил таких людей. Если они попадают в плен, то рассказывают легенду с небольшой примесью правды, которую можно проверить. Когда их начинают допрашивать жестче ‒ легенда немного меняется, обрастает деталями, но все равно остается вымыслом. А когда начинают пытать ‒ она становится максимально четкой,появляются новые детали, все становится последовательно и логично, но она все равно остается всего лишь легендой! И пускает противника по ложному пути. Так же и Ильченко ‒ он рассказал вам одну историю. Когда вы его прижали ‒ эта история немного изменилась, к ней добавились новые детали. А в конце он выдал всю свою легенду… Или я слишком высокого о нем мнения, и он действительно сказал правду…

Полковник откинулся на стуле и принялся тереть давно поседевшие виски. Голова отказывалась думать. Отвыкнув за десять лет от аналитической работы, Павлу было трудно мобилизовать свой мозг и заставлять его по тридцать шесть часов усиленно обрабатывать и искать уязвимые места в планах, схемах, чертежах и картах, как это часто случалось в былые времена. А ещё до того разрабатывать планы операций оперативных групп и спецназа, с которыми он так блестяще справлялся. А ещё до того служить в группе «А»…

– В общем, послушай мой совет, – сказал полковник, продолжая массировать лоб и не открывая глаз, – никогда, вообще никогда не позволяй женщинам отвлекать тебя. Они будут часто попадаться на твоем пути, будут казаться самыми обычными и невинными и делать вид, что не знают или не понимают чем ты занимаешься. Природу не обмануть, и все мы здесь это понимаем, но делу время, а потехе час. Научись не обращать на них внимания, не позволяй им затуманить твой мозг, отвести тебя от правильного пути, сбить с толку. То же касается алкоголя. Алкоголь и женщины – два главных врага разведчика.

– Так я ж не разведчик? – заметил Андрей.

– А об этом чуть позже, – ответил Павел и открыл глаза.

Андрей с откровенным удивлением смотрел на полковника, и тот не стал долго молчать.

– Ты хочешь знать о вирусе и эпидемии? – многозначительно спросил Павел, и Андрей кивнул в ответ. – Зачем?

– Версия о том, что эпидемия была вызвана намеренно потрясла меня, ‒ честно признался Андрей. ‒ И мне очень хочется узнать действительно ли это было так.

‒ И что будешь делать, если выяснишь, что эпидемия и правда была искусственной? ‒ дымя новой сигаретой, спросил Макс.

Андрей задумался. В словах Макса был резон ‒ даже добыть информацию оказалось ой как непросто, но когда он её получит, и если его подозрения подтвердятся ‒ что тогда?

‒ Не знаю, ‒ ответил Андрей, не придя ни к какому выводу.

‒ Вот именно, ‒ Дьяков заерзал на стуле.

Гронин снова отпил чаю, посмотрев на Николая, но ничего не сказал.

‒ Твоя идея на счет эпидемии ‒ интересна, ‒ мягко сказал он. ‒ Я бы с удовольствием послушал, как все было, хотя бы из праздного любопытства, но в данный момент это ничего нам не дает, а значит, мы не станем тратить время и силы зря, и сосредоточимся на том, что действительно важно. А важно сейчас ‒ дожать «волков», до сантиметра изучить их территории и установить над ними надежный контроль. «Степные волки» были слабой бандой, и мы не должны повторять их ошибки, поэтому мы будем много и упорно работать и выжмем из наших территорий все, что сможем. У них не было почти никаких ценных ресурсов или производства, значит, во многом по-прежнему придется полагаться на гильдию. Торговцы всегда хоть и недорого, но с радостью покупают продукцию сельского хозяйства, значит, мы сосредоточимся на его производстве и купим у них то, чего нам не хватает. Наши задачи остаются прежними ‒ нам нужны люди, материально-техническая база и максимально возможная автономность. И напоследок ‒ мы будем собирать информацию. Всю, какую только сможем: о бандах, о гильдии, о «Рассвете» и других организациях, и о монахах – они меня интересуют больше всего. Занимаясь этим, ты по возможности сможешь продолжать свои поиски по эпидемии.

В дверь постучали. Павел разрешил войти и на пороге возник Лебедев ‒ он пришел за Дьяковым, который кому-то срочно понадобился. Николай нехотя поднялся, козырнул Максу и Павлу, небрежно кивнул Андрею и покинул кабинет.

– Хорошо, что он ушёл, – в свойственной ему манере заметил Макс. – Его кислая рожа портила здесь атмосферу.

– Майор, я тебя просил, – Павел был недоволен репликой Макса.

‒ Приношу свои извинения.

Макс изобразил какое-то странное движение, которое, по его мнению, должно было подкрепить извинения, но на самом деле больше напоминало павиана в брачный период. Гронин вздохнул и продолжил разговор.

– Значит так, наша задача сейчас ‒ окончательно решить проблему «Степных волков» и установить контакт с бывшими армейскими частями. Если удастся связаться с «Булатом» ‒ есть вероятность, что мы сможем присоединиться к ним и таким образом сразу решить целый ряд своих проблем.

Макс шумно затушил окурок, будто пытался пробить дыру в пепельнице, которой всё-таки воспользовался.

– Мы слабые, – немного раздражённо отметил он. – Отваги и желания добиться своего у нас немало, но по материальной части мы слабее даже этих драных «волков». «Булат» может нам пригодиться, так что ты должен прилагать максимум усилий, понимаешь?

Понимать-то Андрей понимал, но в голове у него было другое. Ему очень не понравилось, что ни Гронин, ни Родионов не разделяют его взгляды на проблему эпидемии. Они готовы были жить дальше, приспособиться к новым условиям, попытаться прогнуть их под себя, в крайнем случае ‒ бороться с ними. Он же чувствовал себя жертвой и жаждал мести, а Аня, сама того не ведая, совершенно случайно задала ему вектор движения, точно такой же сильный, как в случае с отцом. Вопрос Родионова, что он будет делать, когда получит интересующую его информацию, всколыхнул что-то внутри, но здравый смысл не смог возобладать, и Андрей все равно остался полностью поглощен своей идеей.

‒ Понимаю, – задумчиво кивнул Андрей. – А гильдия не может предоставить нам информацию по «Булату»?

‒ Леонелли делает вид, что понятия не имеет, что это такое, ‒ ответил Павел.

‒ Сукин сын, ‒ в сердцах бросил Макс.

‒ От Владова с нами разговаривает какой-то Штерн. У него любимый ответ ‒ «я не уполномочен предоставлять такую информацию». Если подытожить все наши разговоры, то создается впечатление, что он уполномочен только повторять эту фразу. Так что придется пробиваться самим.

Андрей вздохнул, догадываясь, что случится после того, как он озвучит вопрос, который сейчас крутился у него в голове, но все равно сделал это.

‒ Значит, эпидемия интересна только мне?

Родионов громко выпустил воздух через сжатые губы, а Павел прикрыл лицо рукой. Андрей почувствовал, что сейчас разразится буря. И не прогадал.

‒ Парень, во-первых, ты забыл, где находишься и с кем разговариваешь! ‒ внезапно взорвался Макс. ‒ Во-вторых, тебе уже объяснили ‒ мы не можем заниматься всякой хернёй, когда стоит вопрос об элементарном выживании. Особенно надо обратить внимание на тот факт, что все твои домыслы исходят от неудовлетворенного интереса некоей дамочки, которой что-то там примерещилось. Так что давай уже снимайся с этой туфты и начинай рассуждать здраво. Я даже тебе помогу и покажу в каком направлении ты должен думать ‒ одному Богу известно, кто и где располагает достоверной инфой об эпидемии. Допустим, только допустим, что ты найдешь эту информацию и даже подтвердится, что вирус создали чьи-то грязные ручонки – что дальше? Узнаешь ты, что вирус вырастил Вася Пупкин и жил он в Америке ‒ что делать будешь? Вплавь через океан попрешь? Искать Васю? А если окажется, что никто в эпидемии не виноват, и все сделала сама природа, что тогда? Огромные усилия, потраченные впустую? Всё, Андрей! Снимайся с этого дерьма! Нужно жить дальше, стремиться умереть от старости среди нормальных людей, а не страдать херней и из-за этого сдохнуть, как раб, в канаве.

Андрей сидел, низко опустив голову. Каждое слово, сказанное Родионовым, было абсолютно верным и логичным, а тон напоминал тот памятный для Андрея вечер, когда его назвали трусом. Макс, несмотря на свою показную прямоту и наигранную простодушность, умел подобрать слова и интонацию, когда это было нужно. Мало кто мог тягаться с ним в вопросах логики и мотивации. И допросов. Павел и бровью не повел, слушая его, чем окончательно разбил Андрея, надеявшегося хоть на какую-то поддержку.

– Извините. Я все понял, ‒ смиренно сказал Андрей, вздыхая. ‒ Есть последний вопрос – почему я?

– Потому что мы тебе доверяем, – ответил Павел без раздумий, словно Макс только что не выдавал никакой тирады. – Ты толковый парень. Хоть ты и молод, и иногда горяч, но я чувствую, что ты нас не подведёшь. Ведь я прав?

– Да, Павел Константинович.

– Тогда последний вопрос. Личного характера.

Павел выделил интонацией последние слова, и Андрей с волнением уставился на него, догадываясь, что речь пойдет об Олеге. Он бросил быстрый взгляд на Макса, и Павел понял в чем дело.

– Не переживай на счет майора, – успокоил его Гронин. – Он свой и в курсе событий.

– Понял. Тогда спрашивайте.

– Что у вас стряслось с Олегом?

Андрей опустил голову и чуть заметно вздохнул. Ему очень не хотелось это обсуждать, особенно с Павлом, и он в тайне надеялся, что этого не случиться. Глупо было с его стороны ожидать, что Олег не поднимет этот вопрос. Для Олега Гронина не существовало понятия чести или достоинства. Для него существовали только он и его интересы, которые он готов был отстаивать любыми методами. Андрею не оставалось ничего другого, кроме как рассказать свою версию случившегося.

Вчера Гронин спрашивал об этом случае Воробьева, которого за годы, проведенные в долине знал очень хорошо. Сергея он ценил за честность в делах и суждениях, а ещё Воробьев не умел лгать и знал об этом. Возможно именно потому он был всегда честен. Даже если бы он хотел прикрыть Романова, то Павел быстро бы его раскусил.

Андрей честно рассказал все, как было, описав свои эмоции и мысли на счет действий Олега и произошедшего в целом. Поделился чувствами и сомнениями, откровенно, как перед отцом. Даже Родионов, имеющий репутацию черствого и циничного, но справедливого человека, слушал Андрея с интересом и иногда даже вставлял добродушные замечания или давал советы, будто и ему Андрей приходился за сына.

Когда Андрей закончил рассказывать Павел ещё некоторое время сидел в задумчивости. Андрей, по сути, поступил по-мужски, когда врезал Олегу, но вот дальше это уже было слишком. И как поступать с этим Гронин не знал, да и не хотел знать. Пацанам не по десять лет, чтобы отец разводил их в стороны после драки. Они уже мужчины и должны сами решать свои проблемы.

– Что тут скажешь, – вздохнув, заговорил Паша. – Вы взрослые мужчины и должны сами разобраться в своих отношениях. Я бы очень хотел, чтобы между вами было взаимопонимание, потому что внутренние дрязги не идут на пользу общему делу, но понимаю, что добиться этого в данном случае непросто. У Олега тяжелый характер. И ни я, ни ты, и никто другой ничего с этим поделать не сможет.

– Понимаю, – согласился Андрей.

– Все, что могу сказать – постарайся больше не устраивать ничего подобного, хорошо?

– Постараюсь, – энергично закивал Андрей, чувствуя облегчение, что все так быстро и бескровно закончилось.

На том разговор был окончен. Родионов, конечно, ещё остался, но Андрея отпустили и он покинул кабинет Гронина не без облегчения.

В тот вечер Андрей долго не мог уснуть. Сначала ему мешало одеяло. Несмотря на тёплую летнюю ночь, без него почему-то было холодно, а под ним жарко, да к тому же оно ещё и кололось и жгло, как будто было сделано из крапивы. Кое-как приноровившись к одеялу и, наконец, уснув, на него навалилась другая напасть: ему приснилась Аня. Во сне они стояли рядом под цветущими акациями и беседовали. Она мило улыбалась, но при этом всё время держала руки за спиной. И стоило только Андрею отвернуться, как Аня вынула руки и быстро подняла их вверх. Как только Андрей снова повернулся к девушке, то увидел занесённый над собой нож и презрительную улыбку его убийцы…

Проснувшись в холодном поту, Андрей снова долго не мог уснуть, размышляя о сне и о том, что ему сказал Гронин, но ответов у него пока что не было.

Глава 7.1. Спец

1
Всё вокруг было зелёным и пахло свежестью. Листья колыхались в такт ветру, тихонько и загадочно шелестели. Андрей отогнул рукой мешающую пройти ветку и шагнул в заросли кустарника. Рядом шёл Игорь. Сразу за зарослями резво бежал небольшой ручеёк, журчание которого они услышали издалека. Им хотелось пить и они искали этот ручеёк уже минут пять. Наконец, они нашли его.

Игорь первым зачерпнул воды и жадно выпил. Затем ещё и ещё. Андрей последовал его примеру, засучил рукава и набрал в ладони воды. Вода была чистой, словно слеза, и Андрей сначала выпил несколько глотков, а потом умылся, стараясь смыть с лица липкий пот. Снова зачерпнул воды, а когда поднес её к лицу, ему показалось, что в воде что-то плавает. Он пригляделся внимательнее – там были какие-то маленькие тёмненькие точечки. Их было много и они кружили и кружили, словно в каком-то безумном танце. Андрей держал ладони сомкнутыми и не двигал ими, но несмотря на спокойствие воды, точечки продолжали танцевать, словно они были живыми. Внезапно они начали расти перед глазами Андрея, обретая форму. Сначала они вытянулись и стали похожими на малюсенькие стручки фасоли, затем у них начали расти ворсинки, похожие на ручки и ножки. Затем ворсинок стало много, они покрыли всё тело и стал просматриваться рот, уродливый и зубастый. Через мгновение он изогнулся в кривую ухмылку. Парню стало не по себе, и он выплеснул воду обратно в ручей.

«Что это было?», – подумал он и заметил, что весь ручей внезапно стал коричневым. Он бросил быстрый взгляд на брата и увидел, что тот ухватился за живот, упал на колени и судорожно кашляет.

«Игорь? Что с ним? Нужно помочь!», – всплыло в мозгу, но тело не двинулось с места. Андрей почувствовал лёгкое жжение где-то внутри. Оно нарастало и быстро распространялось по телу. Прежде чем он успел что-то понять, всё тело уже жгло, словно огнём.

«Вода отравлена!», – догадался Андрей. В животе начались спазмы и парень, как и Игорь, упал на колени и схватился руками за живот. Искажённое болью лицо обратилось к брату – тот лежал ничком и конвульсивно дергался. Андрей обвёл взглядом всё вокруг и увидел, что возле ручья лежат десятки, нет – сотни скрюченных в предсмертных муках тел. Как они с Игорем могли не заметить их раньше?!

Внутри всё буквально горело огнём, боль застилала глаза, на корню уничтожала мысли. Всё тело напряглось, из последних сил пытаясь защититься от неизвестной заразы. И тут Андрей заметил двух людей в белых халатах. Они стояли среди трупов, безразлично смотрели на тело Игоря и совершенно никакого внимания не обращали на умирающего Андрея.

– Все, как ожидалось, – бросил один из них короткую фразу.

Андрей рванулся в постели, словно на него вылили ведро холодной воды. Тело напряглось, готовое защищаться, но вокруг всё было тихо: люди в их казарме спокойно спали, никто не ходил, и тем более не было видно никаких белых халатов.

Он не смог заставить себя снова лечь – ужас, испытанный во время сна ещё не отпустил. Успокоив дыхание, Андрей поднялся с постели, подошёл к стоящему на тумбочке ведру и зачерпнул кружкой холодной воды. При скудном свете далекой слабой лампочки он долго смотрел в кружку, боясь обнаружить там что-либо и тщетно пытаясь отогнать приснившийся кошмар. Ужасно хотелось пить, но недавний сон настолько взбудоражил парня, что он не решался даже поднести кружку к губам. Проиграв в своей внутренней борьбе, он аккуратно поставил кружку на место и направился к выходу.

На улице стояла тёплая летняя ночь, и лишь лёгкий ветерок колыхал траву, да сверчки пели свои извечные песни. Для Андрея этот ветерок был как нельзя кстати. Он прислонился спиной к холодным металлическим дверям и прикрыл глаза.

С момента последнего разговора с полковником прошло несколько дней, но Андрей постоянно думал о том, что там было сказано. Да, он обещал, что отбросит свои глупые идеи, на время забудет о невыполнимых планах. Прежде всего, он обещал это себе, но, тем не менее, как раз себя и не мог обмануть. С помощью Ани, как бы она к нему не относилась, в его голове поселилась мысль, что мир, каким его все знали, был разрушен не случайно. Пусть другие не верят, относятся скептически или даже высмеивают ‒ ОН в это верил, а этого было достаточно.

Не найдя поддержки у Гронина, Андрей решил поискать её у тех, кто находился ближе к нему и поделился своими размышлениями с теми из них, кому доверял больше всего: с Толей, Сергеем и Игорем. Все они вроде бы разделяли его взгляды, попытаться узнать что-то про эпидемию, хотя бы между делом, казалось им неплохой идеей, но ни в ком из них он не почувствовал такого рвения, какое переполняло его самого. Что ж, не страшно. Просто пока что ему придётся идти по этому пути в одиночку.

Андрей услышал шуршание и шлепанье по полу босых ног. Вскоре из казармы вышел Толя и остановился рядом с ним. Не глядя на командира, он медленно набрал полную грудь прохладного ночного воздуха.

– Что, не спится? – тихо спросил он, выдохнув и устремив взгляд к небу.

– Кошмар приснился, – ответил Андрей после паузы.

Толя протяжно зевнул.

– Хлебни воды и ложись спать. Нам рано выходить, – по-отцовски посоветовал он и вернулся обратно в казарму.

«Хлебнуть воды? Ага, сейчас», – подумал Андрей, уставившись в землю.

Он постоял ещё немного, прислушиваясь к сверчкам. Ночь теперь часто напоминала ему его последнюю встречу с Аней. Вот и сейчас кошмар понемногу стал отходить на второй план, а на первый снова вышла она. Он вспоминал тепло её рук, звонкий голос, счастливое выражение её красивого лица… И не хотел верить, что она просто использовала его. Не могла она так. Не могла…

– Не обманывай себя, – почти беззвучно прошептал он.

Это так больно, понимать, что тебя предали. Захотелось закричать. Андрей уже даже набрал воздуха в грудь, но в последний момент опомнился и, шумно выдохнув его, опустился на землю у стены.

Неужели это может быть правдой? Как бы ни хотелось ему это отрицать, но Гронин обладал богатым жизненным опытом и скорее всего был прав. Андрей и сам мог бы догадаться. Он ещё тогда говорил себе, что по сравнению с ней он – никто. Она ведь тоже это понимала. Как и то, что он уедет и они больше никогда не увидятся, и ей никогда не придется ни за что краснеть.

«Глупо было даже мечтать о том, что между нами что-то может быть. Идиот», – злился сам на себя Андрей.

Сказав себе это последнее слово, он явственно ощутил, как на его и без того израненном сердце появилась ещё одна рана. Но спустя мгновение она затянулась, оставив вместо себя грубый, уродливый рубец. Уже не первый, но далеко не последний.

Андрей просидел у входа почти до самого утра. Рана, несмотря на то, что зажила, все равно доставляла ему боль.

2
Проводить их пришел только Родионов. Он стоял в углу помещения и, покуривая, молча наблюдал, как солдаты проверяют оружие перед выходом, осматривают снаряжение и докуривают самокрутки из самосада, который нынче так непросто раздобыть, что сигареты с легкостью могли стать валютой.

Их было девять человек. Большой отряд привлекал много внимания, поэтому решили отправиться «налегке». В группу вошли Толя и Кирилл Черенко, Игорь, Сергей Воробьёв, Сева, Вурц, Чеканкин и один из новичков с забавной кличкой Фигура. Снаряжались основательно: камуфляж, бронежилеты, подаренные Владовым удобные средства связи, большие вещмешки, набитые снаряжением и провиантом. Из подарков решено было отказаться только от оружия ‒ автоматы «Вал», конечно, были хороши, но только на ближних дистанциях, к тому же использовали дефицитные патроны, и Родионов на брифинге задал Андрею резонный вопрос ‒ что будешь делать, когда патроны закончатся? С этой точки зрения старый проверенный АК-74 был гораздо более рациональным выбором.

– Ни пуха, ни пера! – ответил Макс на доклад Андрея о готовности.

– К чёрту, товарищ майор.

Андрей нахмурился и скомандовал своим ребятам выдвигаться.

В качестве транспорта им выделили две телеги и по паре лошадей, да и то не на весь путь. Отряд Андрея шел к самым отдаленным территориям «Степных волков», а там транспорт мог только демаскировать их, так что на телегах они доедут до границ своих собственных территорий, а дальше – пешком. Да и сложности с топливом тоже сказывались – запасов у «волков» захватили немало, но все равно не так много, как хотелось бы, а выменивать горючее у гильдии было очень-очень дорого.

Последние оплоты «волков» находились достаточно далеко и были сильно разбросаны. В принципе, они уже не являлись «Степными волками» – банда после разгрома разбилась на отдельные группки, каждая со своими лидерами, и эти группки пытались жить независимой жизнью. Некоторые предпринимали попытки договориться с Грониным, но при этом ещё и чего-то требовали от Павла. С такими, разумеется, разговаривать было не о чем, и их судьба была предрешена. Другие шли на серьёзные уступки, лишь бы их не трогали, и таким образом две из этих групп всё же получили желаемый нейтралитет, хоть и временный, потому что мириться с ними Павел не собирался ни в коем случае.

Были и такие, что находились слишком далеко и пострадали от группировки из «Убежища» меньше всего. Такие осколки сохранили относительно серьёзные силы плюс к ним стекались группы недобитков. По причине редких встреч со своими принципиальными противниками попыток вести переговоры они не предпринимали, рассчитывая набрать силу и отомстить Гронину и его людям. Такие группы представляли самую большую угрозу и потому были первоочередной целью Павла на ближайшее время.

За самым крупным из таких осколков «волков» Андрей и должен был несколько дней внимательно понаблюдать: установить их численность, возможности и распорядки. Общая разведка, проводившаяся недавно, доложила лишь о местоположении укрепленной деревни, в которой базировались «волки», и примерном их количестве, а также о том, что бандиты продолжали контактировать как минимум с таинственными монахами.

Но это не было главной задачей группы Андрея. «Волков» ему поручили только потому, что путь к главной цели пролегал мимо их территорий, а основная задача состояла в налаживании контакта с организацией под названием «Булат». И вот для этого транспорт Андрею уже наверняка понадобится, но поскольку проехать через территорию «волков», не привлекая их внимания и не нарываясь на неприятности вряд ли получится, раздобыть его придётся чуть позже.

В этом Гронин рассчитывал на торговцев. Он намеренно не взял у Владова всю обещанную «плату» за операцию в Ольховке, чтобы иметь возможность без проблем получить её, когда она понадобится. На этот случай существовала заранее оговоренная фраза-ключ, с помощью которой Андрей должен был получить у гильдии все необходимое. В теории звучало неплохо, но Романов не безосновательно волновался на счет того, как все пройдет на деле.

Противника Андрей и его бойцы встретили почти сразу же, как ступили на территорию банды. Толя, шедший с Кириллом в авангарде, из леса заметил на полевой дороге «Камаз» с нарисованной на дверке ощеренной волчьей пастью. Возле него крутились двое мужчин, а присмотревшись, Толя увидел под машиной и ещё одного.

Андрей, шедший с основной группой, услышал, как зашипела рация на плече и остановился.

– Это я, – шипел в рации грубый голос Толи. – В полукилометре от вас «волчины» на дороге трахаются со сломанным грузовиком… Кажется, сломанным. Их всего трое.

– Понял тебя, – кратко ответил Андрей. – Наблюдайте пока.

– Принято.

Андрей совершенно спокойно отреагировал на обнаружение противника и был доволен своим хладнокровием. Прежде, чем он решил, как поступить дальше, рация снова зашипела.

– Командир, а давай их того… Мы с Кирюхой даже вдвоем справимся.

Андрей призадумался ненадолго. На первый взгляд идея казалась здравой. Почему бы и не уменьшить численность противника сразу на троих, ничем при этом особо не рискуя? Это уже станет подспорьем для ударной бригады, которая скоро сюда прибудет. Возможно, убийство этой троицы даже спасет чью-то жизнь.

– Хорош… – начал было Андрей, но его тут же перебил Воробьев.

– Нет! – он дернул Андрея за плечо, и тот недовольно обернулся.

– Подожди, – сказал Андрей Толику и вопросительно уставился на Сергея.

– Не надо их трогать. Нам поручили наблюдение, поэтому нам не надо светить своё присутствие, иначе разворошим улей.

– Согласен, дело говоришь. Спасибо, – кивнул Андрей и заговорил в рацию. – Толя, отставить. «Волков» не трогать. Повтори.

Некоторое время ответ не поступал. Андрей даже начал волноваться, что Черенко успел предпринять какие-то действия без приказа.

– Понял тебя, командир, «волков» не трогать, – наконец, с досадой ответил Толя, и у Андрея отлегло от сердца.

Черенко не знал, почему Андрей запретил убить врагов, но ему этот приказ не понравился. Эх, такая отличная возможность…

– Ничё, ещё увидимся, – зло бросил Толя, глядя на скучающих возле грузовика мужчин.

Сплюнув на землю, он сделал знак сыну и они, скрываясь в лесу, двинулись дальше вдоль дороги. Минут через десять по ней, поднимая в воздух столбы пыли, резво пронеслись две машины, быстро выскочили на пологий холм и умчались дальше на запад, вероятно, в расположенную в той стороне деревню.

– Кажись, здорово, что мы к ним не полезли, – сказал Кирилл, имея в виду троицу с «Камазом», но Толя не ответил.

Вскоре они добрались до одной из двух деревень, обстановку в которых должны были разведать. Деревня по новым меркам была очень большой. Как-то так сложилось, что после эпидемии она не оказалась заброшенной, покинутой или разрушенной временем, природой или боями. Непонятно что послужило этому причиной – сплочённость местных жителей, которые, даже умирая от вируса, пытались помогать друг другу, чем могли, словно одна большая дружная семья, или же сильное фермерское хозяйство, которое могло прокормить не только такую деревню, но заодно и ленивые банды. В любом случае люди в деревне и после эпидемии продолжили работать на фермах и сумели вернуть всё на круги своя. Почти всё.

Благодаря большим объёмам выращивания овощей и зерна, а также немалому поголовью скота, жители сумели наладить активную торговлю с гильдией, а заодно и со всеми желающими. Банды не могли диктовать тут свои условия – гильдия была заинтересована в местных людях и не позволяла никому их трогать. Впрочем, местные тоже были не лыком шиты и ещё до прихода банд успели здорово вооружиться с помощью гильдии. Таким образом, деревня превратилась в своего рода нейтральный перевалочный пункт, узловую станцию. Здесь можно было добыть провиант, относительно спокойно провести ночь или связаться с гильдией.

Минус же состоял в том, что гильдия хоть и гарантировала неприкосновенность местных жителей, но гарнизон здесь не держала. Солдат гильдии в деревне находилось от силы человек десять, да и то в основном для охраны небольшого склада и, собственно, самого торговца, поэтому реальной силой в деревне были «волки». Трогать местных они, разумеется, не рисковали, но всё, что к ним не относилось, бандиты считали своим. Ясное дело, что всего этого Андрей не знал, поэтому предпочёл начать осмотр издалека. Причем непременно захотел участвовать в разведке сам.

В прошлом деревня была большой – более чем на тысячу домов, сейчас же тут постоянно проживало около ста пятидесяти семей плюс остальные «гости». В основном они скучились в северо-восточной части поселения, а остальная его часть пустовала.

На окраинах преобладали заброшенные, разрушающиеся дома. Немного побродив вокруг, Андрей, Толя и Кирилл, оставив остальной отряд в лесополосе, отправились вглубь. Солнце клонилось к закату, но у них в запасе было ещё часа полтора.

Мужчины перебежками продвигались от двора ко двору, минуя заброшенные усадьбы, заросшие высокой травой и кустарником. Андрей уже успел повидать такие развалины, не раз видел повисшие на одной петле двери или распахнутые окна, растрескавшиеся, осыпающиеся стены, растущие прямо внутри домов заросли и обрушенные крыши. Но все равно этот вид вызывал у него мурашки, которые целыми «стаями» пробегали по телу при виде очередного символа чьей-то жизненной катастрофы. В каждом доме когда-то жили люди, целые семьи, а теперь их нет… Очаги не греют дряхлые кости мудрых старичков, выцветшие и потрескавшиеся стены больше не создают домашнего уюта счастливым молодым парам, заросшие дворы не становятся местами для игр шумной детворы, а насквозь прогнившая собачья будка не станет больше домом для верного сторожевого пса. И вроде бы не было Андрею никакого дела до всей этой энтропии, но почему-то созерцание разрухи нагоняло на парня тоску. К счастью, постоянно подгонявший его Толя не позволял надолго отвлекаться.

– Давай-давай, Андрей! – шептал Толя. – Скорее, не спи.

И Андрей забывал о своих мыслях, чтобы через несколько минут, оказавшись в следующем точно таком же дворике, снова лицом к лицу столкнуться с гнетущей пустотой заброшенного жилища.

Оставив позади безлюдную окраину, они вышли к заселённой части деревни. Здесь все выглядело иначе: домики по большей части были ухоженными, а дворы убранными. Такие старались обходить подальше, чтобы не засветиться или не нарваться на собаку, которая уже привлечёт ненужных свидетелей.

Вскоре троица вышла к крутому спуску и, засев в зарослях, стала разглядывать округу с помощью бинокля. У подножия склона оказался небольшой пруд, а рядом с ним серела маленькая заасфальтированная площадь. Возле неё находилась церквушка, а неподалёку ютились каменные домики, совсем непохожие на те, в которых жили местные ‒ в прошлом в этих домиках работали фельдшер, участковый, сельский совет и другие административные органы. Что там находилось сейчас было неизвестно, но две машины, стоявшие на площади рядом с БТР-ом, принадлежавшим, судя по опознавательным знакам, торговой гильдии, Толя сразу узнал.

Справа от их позиции неподалеку находился ветхий дом, который Андрей посчитал покинутым. Он понял свою ошибку, когда во дворе дома показался высокий, немолодой мужчина. Впрочем, судить о его возрасте было довольно сложно, потому как выглядел хозяин странновато. Он был одет в потрёпанную светлую рубаху, поверх которой накинул такой же затёртый чёрный плащ или какой-то балахон. На лицо спадали спутанные, давно не стриженные темные волосы. Солидная, но не в пример волосам ухоженная бородка и большой крест на шее вызывали ассоциации со священником. Мужчина медленно подошел к скамейке, стоявшей у стены, присел, достал из кармана небольшую деревянную дощечку, перочинный ножик и принялся что-то вырезать.

Романов некоторое время следил за ним, пока не убедился, что ничего интересного не увидит. Потом снова переключился на площадь внизу ‒ там как раз появились трое мужчин в гражданской одежде, шедшие за грузным бородатым типом в шортах и футболке. Они размахивали руками и громко переговаривались, на плече у одного висел карабин. О чем шла беседа Андрей разобрать не смог.

Он вновь направил бинокль на странного человека во дворе и содрогнулся ‒ тот смотрел прямо на него. У Андрея по коже пробежал холодок. Неужели мужчина увидел его? Романов настолько разволновался, что на миг ему показалось, будто сердце остановилось, но через пару секунд странный тип в плаще опустил взгляд и, как ни в чем не бывало, снова взялся за свою дощечку.

Люди на площадке тем временем погрузились в машины и уехали. Остался один лишь только БТР и копающийся внутри него боец гильдии. Андрей снова перевел взгляд на мужчину в плаще, и вновь тот смотрел прямо на него, отложив в сторону заготовку и ножик и сложив руки на коленях.

Заметил он их или нет, но пока что ничего не предпринимал: не поднимал тревоги, не спешил спрятаться в доме, а просто сидел и продолжал наблюдать.

‒ Странный тип у дома справа заметил нас, ‒ предупредил товарищей Андрей.

– Быть не может.

Толя посмотрел в ту сторону, потом попросил у Андрея бинокль.

– Ах ты ж курва, таки смотрит сюда, – Толя блеснул пополнением своего словаря оскорблений. – Может, увидел блик бинокля?

– Не знаю. Пойду, попробую поговорить с ним, а то ещё тревогу поднимет. Ждите здесь и будьте наготове драпать, если что.

Кирилл вообще никогда не встревал в разговоры «взрослых», а вот Толя нахмурился, не сильно довольный идеей Андрея.

– Хрень будет. Давай лучше свалим.

– Не будет, иначе он бы уже что-то сделал. Но если вдруг что – сваливайте.

Сказав это, Андрей ушёл, оставив Толю хмуриться в компании Кирилла.

– Автомат! – зашипел Толя, увидев на земле оставленное Андреем оружие, но тот был уже далеко.

Впрочем, оружие Андрей не взял с собой специально, чтобы не спровоцировать непредсказуемые последствия. В случае чего он надеялся на пистолет, спрятанный за поясом под курткой, и на товарищей.

Выбрав путь, при котором его не могли заметить с площади, Андрей быстро приближался к нужному дому. Двор вокруг него окружал ветхий дощатый заборчик, через который можно было без труда пролезть, но хозяин дома увидел приближающегося пришельца, поэтому, чтобы не вызывать у мужчины ещё больше подозрений, Андрей протопал лишние десять метров к калитке. Войдя во двор, он остановился, глядя на мужчину в плаще, но тот, игнорируя непрошеного гостя, вновь увлеченно взялся за свою работу. Его пальцы быстро и уверенно орудовали ножиком, послушно исполняя волю своего хозяина. Он часто косился на Андрея, ожидая, что тот будет делать, но сам никакой инициативы не предпринимал.

– Добрый вечер, – сделав вдох, решился заговорить Андрей.

Мужчина медленно поднял голову и взглянул на него, но на приветствие не ответил. Теперь Андрей увидел его глаза, настолько чёрные, что невозможно было даже выделить в них зрачки. Пронизывающий взгляд этих глаз заставил Андрея напрячься, но он постарался не подавать виду. К тому же выяснилось, что это вовсе не старик, как ему показалось издалека, но вот сколько ему точно лет Андрей определить не мог. Лоб у мужчины был ещё гладкий, лишь с чуть заметными бороздами, да над переносицей были две глубокие складки. Из-под густых черных бровей на Андрея смотрели те самые черные глаза, взгляд которых вызывал у него настороженность и волнение. В остальном разобрать черты лица мужчины было непросто из-за обширной, плохо ухоженной бороды и усов.

‒ Хочу пару вопросов задать. Можно?

Мужчина продолжил молчать, сверля гостя изучающим взглядом. Андрея обескураживало такое поведение.

– А вы разговорчивый, ‒ Романов попытался сменить тактику. ‒ Воды-то хоть можно напиться?

Мужчина кивком указал в угол двора, где находился колодец, на котором стояли ведро и кружка. Андрей направился к нему, размышляя уж не немой ли хозяин? Пить ему не хотелось, поэтому пришлось через силу заставить себя одолеть полкружки воды, а потом он принялся делать вид, что наполняет флягу. Хозяин молча наблюдал за ним, ожидая дальнейших действий. Ножик вновь был отложен в сторону и теперь сиротливо лежал на скамейке, а дощечка пока осталась в руке.

‒ Почему вы не отвечаете? ‒ вернувшись, немного эмоционально спросил Андрей, которого игра в молчанку начинала выводить из себя. ‒ Вы немой, что ли?

‒ Ты хотел задать вопросы, но так ни одного и не задал, ‒ голос мужчины был низким и тихим, словно шелест, но в нем ощущалась уверенность.

‒ Неправда… ‒ попытался возразить Андрей, но мужчина перебил его.

‒ Просьба – не вопрос, ‒ твердо сказал он. ‒ Чего тебе от меня надо?

Запал Андрея куда-то подевался. Этот человек совершенно выбил его из равновесия. Он вел себя очень странно, и Андрей не мог его разгадать.

‒ Вы ведь заметили меня, да? ‒ нашелся он.

Хозяин на мгновение вскинул брови, затем взял в руки ножик и вернулся к своему занятию. Андрей его совершенно не волновал, а вот он Андрея напротив ‒ волновал и очень сильно. Такого странного поведения Андрей ещё ни разу не встречал. Мужчина вёл себя так, будто совершенно не опасался странного, наверняка вооружённого незнакомца. И Андрея даже немного пугала такая его самоуверенность. Но чтобы понять, почему он так себя ведет и что вообще из себя представляет его нужно было как-то разговорить. Подумав немного, парень решил ещё раз сменить тактику.

– Послушайте, давайте начнем сначала, ‒ миролюбиво предложил он. ‒ Меня зовут Андрей Романов. Извините, что так нагло ворвался в ваш двор. У меня нет никакого умысла, я хочу просто поговорить с вами.

Мужчина уже в третий раз отложил ножик. Все его движения были медленными, плавными и точными, будто каждое из них он по нескольку раз продумывал заранее. Он вновь поднял на Андрея глаза и на этот раз оказался немного разговорчивее.

‒ Мне все равно кто ты и что здесь делаешь, ‒ спокойно, даже безэмоционально сказал он. ‒ Но я впечатлён, что у тебя есть манеры. Такая редкость в наши дни.

Андрей озадачился. Даже несмотря на то, что собеседник, наконец, ответил ему, парень всё равно остался в недоумении на его счёт.

‒ Я никому не скажу, что ты был здесь, – ответил мужчина, словно отгадывая мысли Андрея.

‒ Э-э… – растерянно протянул Андрей, поражённый, что его мысли действительно угадали.

‒ Взамен удовлетвори моё любопытство, – продолжил хозяин. – Я вижу у тебя хорошее снаряжение, но ты не из «волков», и уж точно не из торговой гильдии. Кто вы такие и откуда?

«Он засёк нас всех с такого расстояния и без бинокля? Но как?», – изумился Андрей.

Парень задумался, что ответить. Казалось, что все наружные признаки буквально кричат о том, что этому странному человеку лучше не доверять, что всё это какая-то хитрая игра, но вместе с тем, в душе что-то подсказывало Андрею, что всё как раз наоборот. Несмотря на суровые испытания, которым Андрей часто подвергался после катастрофы вот уже без малого десять лет, он все ещё оставался достаточно наивным, чтобы верить в людей, отчасти потому, что благодаря их доброте и человечности он и выжил. А ещё возможно потому, что в тот день, когда он окончательно разуверится в людях, жизнь потеряет всякий смысл.

‒ Давайте баш на баш ‒ я отвечу на ваши вопросы, а вы на мои. Идёт?

Мужчина кивнул, не раздумывая.

‒ Дам тебе аванс, ‒ добавил он вслух, опередив Андрея. ‒ Я мог поднять тревогу, как только заметил вас. Сколько вас там? Трое, кажется? Неважно, в любом случае вы вели себя более чем подозрительно.

«Действительно заметил всех троих, хотя мы старались передвигаться максимально скрытно… Кто он такой?!», – продолжил изумляться Андрей, но вслух сказал другое.

‒ Что же помешает вам сделать это после того, как мы поговорим?

‒ Здравый смысл, – без интонации и тени эмоций на лице ответил мужчина.

‒ Хех, – хмыкнул Андрей и улыбнулся.

Это был не тот аргумент, который мог убедить Андрея, но ничего другого он не получит – это парень уже понял. Этот тип и так уже знал, что они не местные и явно не по грибы сюда пришли.

«Может, не случится ничего страшного, если я отвечу на его вопрос? Все равно я не стану рассказывать ему ничего лишнего», – решил Андрей.

– Ладно. Вы правы – мы не относимся к бандам или торговой гильдии. Мы из новой организации, созданной совсем недавно. Думаю, до вас могли дойти слухи о нас ‒ это мы разбили «волков». О том откуда мы географически ‒ сказать не могу. Думаю, вы понимаете почему.

Мужчина согласно кивнул.

‒ Да, слыхал кое-что. Вы хорошо справились, ‒ похвалил он. ‒ Уверен, у вас должен быть кто-то из бывших военных в качестве координатора. Кто командует?

– Вряд ли вы их знаете, – уклонился от ответа Андрей.

– И все же. Обещаю хранить это в секрете, – мужчина чуть заметно улыбнулся.

Андрей задумался стоит ли отвечать, но думал недолго – вряд ли фамилии могли что-то сказать этому человеку. Тем более, если задаться целью их узнать, то это не составит никакого труда для любого желающего.

‒ Полковник Гронин и майор Родионов.

Андрей не ждал, что фамилии окажутся знакомыми его собеседнику, поэтому не удивился, когда тот никак не отреагировал. Однако спустя несколько секунд вместо ответа хозяин лишь коротко бросил:

‒ Войдем в дом.

Его плащ прикрывал часть лавки и когда он поднялся, под плащом оказался пистолет с глушителем. Отчасти Андрею стало понятно, почему мужчина был так уверен в себе. По телу парня пробежала дрожь, а взгляд панически заметался. Неужели он попал в ловушку?!

Пистолет хозяин показал Андрею явно намеренно, потому что сразу же пугающе спокойно сказал:

– Не волнуйся. Хотел бы тебя убить – давно бы уже это сделал. В деревне есть люди, работающие на банду, а мы тут и так уже наговорили лишнего. Дальше лучше разговаривать внутри.

Андрей заколебался.

– Если тебя оружие мое смутило, то у тебя ведь тоже оно есть, правда?

Андрей промолчал, глядя на него. Он был растерян и не знал что делать. Мужчина подождал совсем немного, а потом пожал плечами.

– Надумаешь продолжить разговор – я внутри. Только друзей не зови, их я не приглашаю.

Сказав это, он показал ещё и гранату Ф-1, которую тоже прятал под плащом, и скрылся за дверью.

«Черт, да этот мужик полон сюрпризов!», – подумал Андрей.

Он остался снаружи и первое, что сделал, это с облегчением вздохнул – кажется, пронесло. На трясущихся ногах он быстро вышел со двора и сделал несколько шагов к своим товарищам, но, почувствовав, что вырвался из западни, остановился.

Зачем этот тип предлагал продолжить разговор? Что он собирался выяснить? Что он сам мог рассказать?

Но все эти вопросы меркли перед предположением, что в доме есть кто-то ещё, что это ловушка, из которой Андрей уже не выберется. Однако же, что в действительности мешало этому человеку убить Андрея или, угрожая пистолетом, связать и допросить? Ничего. Но, тем не менее, он не сделал этого. Он вообще ничего плохого не сделал, а в конце концов ещё и отпустил его.

Инстинкт самосохранения твердил – риск велик, но здравый смысл говорил другое – в действиях этого странного человека нет угрозы. Возвращаясь во двор, Андрей постоянно повторял себе, что это бред, глупости, не надо входить в дом, там ловушка… И все равно вошел. У Толи, наблюдавшего за ним, вырвался возглас разочарования.

Из узких сеней вела только одна дверь, пройдя через которую, Андрей оказался в большой кухне, где при слабом свете свечи, рядом с печкой на табурете сидел хозяин исмотрел на него. Правую руку он держал в кармане плаща, и Андрей предположил, что там, скорее всего, граната. Романов остановился в дверях, не решаясь войти. Если это ловушка, у него есть последний призрачный шанс в неё не попасть. Хозяин снова прочел его мысли, чем в очередной раз напугал до чертиков.

– Если ты думаешь, что это ловушка, то можешь не волноваться, – в голосе мужчины не прозвучало ни одной эмоции. – Всё равно ты в неё уже попал.

Андрей рефлекторно потянулся к пистолету, но опомнился и убрал руку. Он помнил, что хозяин вооружен, и судя по его оружию, Андрею подумалось, что с подготовкой у него проблем быть не должно.

Что ж, назвался груздем – полезай в кузов. Андрей выдохнул и вошел, готовый ко всему. Осмотревшись, он увидел ещё двое закрытых дверей, но был ли кто-то в тех комнатах? Тусклое пламя свечи да слабые остатки света заходящего солнца не позволяли разобрать что-то ещё – только человека, сидящего на табурете и прислонившегося спиной к стене, да стол, накрытый скатертью. В дальнем конце комнаты стоял большой шкаф, вероятно, с кухонной утварью. Хозяин указал гостю на табурет возле стола – он сохранял дистанцию.

‒ Твой черед спрашивать, ‒ сказал мужчина, когда Андрей присел.

Поначалу Андрея ошарашило немедленное требование, но он быстро нашелся, что спросить.

– Ответьте честно – это ловушка, а я – круглый идиот?

Мужчина чуть заметно улыбнулся, по крайней мере при плохом освещении Андрею так показалось. Это было первое проявление эмоций с его стороны за всё время, что они разговаривали.

– Нет. Если хочешь – можешь уйти, – размеренно ответил он.

Правда это или нет? Кто его знает… Но само предложение уйти и тон, которым оно было озвучено, принесли парню некоторое облегчение. До этого он сильно жалел, что поступил, как тупая курица, а теперь сожаление и ощущение безвыходности стали понемногу спадать. Осталось только внутреннее напряжение.

‒ Как вас зовут? ‒ спросил Андрей, чтобы отвлечься и с чего-то начать разговор.

‒ Алексей.

‒ Вы… – Андрей запнулся, понимая наивность своего вопроса, но все равно продолжил, – состоите в какой-нибудь банде?

Он затаил дыхание, ожидая ответа, хоть и не поверил бы ему.

‒ Нет.

Андрей уже подготовил следующий вопрос, но Алексей перехватил инициативу.

‒ Зачем вы здесь?

Манера хозяина сходу задавать короткие, но точные вопросы постоянно выбивала Андрея из колеи. Вот и сейчас он немного замялся, но снова быстро нашел ответ.

‒ Я вас не знаю и не могу обсуждать такие вещи с посторонним человеком.

Хозяин не ответил сразу же, и Андрей подумал, что сейчас тот точно достанет пистолет и вся эта постановка закончится.

‒ Хорошо, – сказал Алексей после паузы. – Дело в том, что это мирная, нейтральная деревня. Она не принадлежит ни одной из банд и находится под защитой торговой гильдии. Всё население ‒ одна большая семья, а я ‒ её часть. Поэтому я хочу быть уверенным, что вы не затеваете какую-нибудь диверсию, и население не пострадает.

‒ Нет-нет, ‒ Андрей, помня про пистолет Алексея, осторожными, медленными жестами подкрепил свои слова. ‒ Никаких диверсий. Если эта деревня не относится к «волкам», то мы немедленно уберемся. Нас интересуют только они.

Алексей в этот момент смотрел в сторону окна с таким видом, будто его не особо интересовал ответ собеседника. Когда Андрей договорил, он поднялся и подошёл к окну, стоя к парню вполоборота. Алексей не поворачивался к гостю спиной и не выпускал его из поля зрения. Андрей в очередной раз насторожился, но хозяин лишь молча смотрел в окно.

– Так зачем вы здесь? – повторил он свой вопрос.

– Я же сказал – не могу ответить.

– Ладно. Давай я угадаю, но ты подтвердишь, если я буду прав?

– Попробуйте, – пожал плечами Андрей и честно предупредил. – Но я не стану подтверждать.

Алексей ничего не ответил. Секунд двадцать он молча всматривался в сумерки за окном и только потом заговорил.

– Вы собираетесь завершить начатое и добить банду. Ты и твои друзья – вы или собираете информацию о противнике, или являетесь разведотрядом ударной группы.

Глаза Романова невольно округлились. Этот человек сходу попал в яблочко. Как ему это удалось? Да кто же он такой?

Алексей вернулся на своё место, сел на лавку и как будто ненароком накрыл её плащом. Правая рука по-прежнему была в кармане.

– Допустим, вы угадали. Почему вы так решили? – поинтересовался Андрей, не слишком умело скрывая удивление.

– На месте вашего главаря я поступил бы так же.

Романов ощущал двоякие эмоции по поводу Алексея. Он то казался ему обычным человеком, то наоборот ‒ чрезвычайно опасным и непредсказуемым. Андрей не знал, как поступить. Он не мог раскусить этого человека, не мог понять, что у него на уме. Можно было бы просто уйти, если Алексей не врет и действительно его отпустит, но не пойдет ли он за ними, чтобы проследить или, что ещё хуже ‒ незаметно подкрасться и убить их? Андрей почему-то ни секунды не сомневался, что он может это сделать. Парень просто интуитивно чувствовал опасность, исходящую от его собеседника. В голове вдруг возник другой вариант: рискнуть позвать его с собой. Как говорится: держи друзей близко, а врагов ещё ближе.

‒ Сами-то вы как относитесь к «Степным волкам»? – издалека начал Андрей.

– Никак.

Для Андрея такой ответ звучал максимально непонятно.

– Это не ответ. Давайте по-другому – вы одобряете их действия? Образ жизни?

– Нет.

– Уже что-то. А вам никогда не хотелось с ними покончить?

– В этом мире ничего не зависит от воли и желаний одного человека, – снова пространно ответил Алексей.

Андрей кивнул, соглашаясь. Трудно было найти подход к этому человеку, но пока было рано сдаваться.

– Но если бы у вас были единомышленники? Много единомышленников. И в ваших силах было свергнуть банду.

– Ради чего? Чтобы её место заняла другая?

Быстрые и четкие ответы собеседника каждый раз сбивали Андрея с мысли, заставляя изменять последующие высказывания.

– Нет. Ради того, чтобы вместо насилия и беззакония установились свобода и порядок.

– Утопия, – Алексей ограничился коротким ответом.

– И почему же?

– Сам подумай.

– Здесь не о чем думать – я уже вижу результат действий полковника Гронина. И не только я.

Андрею показалось, что морщины на лице хозяина на миг углубились, отразив какие-то мысли. Все это происходило считанные мгновения, а затем лицо Алексея стало прежним. Может, ничего и не было, и Андрею просто показалось?

Алексей молчал. Казалось, у него пропал всякий интерес к дальнейшему разговору. Андрей тоже не знал, что ещё сказать. Прождав некоторое время, он сам решил продолжить.

– Хотите пойти с нами? ‒ без особой надежды спросил он.

‒ Нет, ‒ Алексей не раздумывал ни секунды.

‒ Так и думал. Тогда, может, расскажите нам о «волках»? Есть слухи, что они ведут дела с какими-то монахами? Вы слышали о них что-нибудь?

Алексей на мгновение опустил взгляд, левой рукой поглаживая бороду.

– Ничем не могу помочь, – покачал головой он. – На счет «волков» ‒ они «держат» почти всё в округе. Местных не трогают – они, как я уже сказал, под протекцией торговой гильдии. Раз знаете, что в округе базируется банда, значит, знаете где именно. Больше мне добавить нечего, кроме как…

Внезапно входная дверь с грохотом слетела с петель, и в дом влетел Толик с автоматом. Похоже, Алексей ждал этого, потому что в мгновение ока откинул плащ, и в руке у него оказался всё тот же пистолет с глушителем, который он навел на Толика раньше, чем тот успел открыть рот.

– Стоять на месте! – рявкнул обалдевший от реакции хозяина Толик и тоже взял Алексея на прицел.

– Спокойно, Толя! – вскочил с табуретки Андрей. – Всё в порядке! Это друг.

Толик недоверчиво покосился на своего командира, затем снова на бородатого мужчину с крестом на груди. Алексей еле заметно улыбнулся кончиками губ и опустил пистолет. Он действительно заметил попытку Толика незаметно прокрасться поближе к дому, и ждал его, потому и среагировал так быстро.

Толик, ничего не понимая, всё ещё держал Алексея на прицеле, но после того как Андрей подошёл и силой отобрал у него автомат, остался стоять на месте, как вкопанный. За плечом у него висел ещё один автомат – для Андрея. На всякий случай парень забрал и его.

Алексей в очередной раз спрятал пистолет под плащ и обратился к Андрею.

– Вам нужно уходить. На шум могут сбежаться люди, а они здесь разные. Как я и говорил, есть такие, кто работает на «волков», и вы можете вызвать у них нездоровый интерес.

Андрей не стал долго раздумывать. Хозяин был прав – им реклама не нужна.

– Спасибо. Вы точно не хотите пойти с нами? – спросил он.

– Нет, – ответил Алексей, невозмутимо разглядывая выбитую дверь.

‒ Тогда спасибо за помощь, – пожал плечами Андрей.

Направляясь к выходу, он задержал взгляд на валяющейся на полу двери.

– Извините за это, – искренне сказал он, переступая через неё.

Выбравшись из деревни и соединившись с остальными бойцами, они бегом отмахали километра три. Андрей надеялся уйти от возможного хвоста, особенно если там окажется этот до ужаса странный тип в плаще. Он даже запретил разжигать костер, когда они устроились в вымытом водой овраге на ночлег ‒ бережёного бог бережет.

Глава 7.2

3
У банды в этих краях было всего лишь шесть объектов. Три небольших поселения занимались сельским хозяйством, ещё два валили лес, который потом продавался все тем же торговцам, а последнее служило бандитам базой, домом и рынком, где они, похоже, сбывали рабов.

Андрей помнил, что полковника очень интересовали монахи, скупающие людей. Правда, пока что он только слышал о них, но ещё ни разу не видел. В отряде только он знал, что вскоре сюда должен был пожаловать Дьяков во главе ударного отряда, а до того Андрей надеялся, что монахи всё-таки объявятся и позволят хотя бы раз увидеть себя воочию. Остальные члены отряда были уверены, что находятся здесь исключительно на разведке.

Наблюдение за поселением, укромно спрятанным посреди леса и окружённым со всех сторон забором из бетонных плит, оказалась откровенно неприятным делом. Днём бандиты сидели тихо, вероятно, отсыпаясь и отдыхая после вечерней гулянки, а вечером они вылезали из берлог, пили, потом бродили по деревушке, горлопаня песни, орали и изредка стреляли в воздух, потом снова пили, и так, казалось, может продолжаться целую вечность. Почему при таком образе жизни их до сих пор не перебили было загадкой.

Деревня стояла на одном из холмов, и вести наблюдение из низины было невозможно, поэтому наблюдателям приходилось карабкаться на высокое дерево на соседнем холме. Долго высидеть на дереве никто не мог: затекали ноги и задница, поэтому раз в пару часов наблюдатели менялись. Всё, чем занимались бандиты и их распорядок тщательно систематизировалось с привязкой ко времени, после чего Андрей, а позже и заинтересовавшийся такой работой Игорь, анализировали полученную информацию, пытаясь установить закономерности в их действиях.

За три дня они сделали только один вывод: никаких закономерностей у «волков» не существовало, а слово «организация» напрочь отсутствовало не только в их головах, но и в словарном запасе. Единственное, что они делали хоть с какой-то последовательностью – каждое утро и вечер меняли караульных на вышках. Ещё ежедневно они по нескольку раз отряжали куда-то небольшие отряды, иногда на машинах, но чаще конные, но здесь никакой системы ни Андрей, ни Игорь обнаружить не смогли: отряды были разной численности и выезжали постоянно в разное время.

Андрей тоже вдоволь насмотрелся на бандитов, и его ненависть к ним за это время возросла на порядки. Поселок в основном состоял из домиков, построенных уже после эпидемии, то есть примерно таких же, как и в деревне Андрея, но помимо них были и старые кирпичные постройки, да и бетонные стены тоже вряд ли были построены недавно. Скорее всего, до эпидемии тут был какой-то либо военный, либо гражданский объект. Всё вместе оно занимало площадь гектара в три или даже четыре, то есть достаточную, чтобы нельзя было рассмотреть, что происходит в противоположном от наблюдателя конце деревни. Но и увиденного на одной стороне хватало за глаза.

«Волки» полностью оправдывали своё название. Только вот слово «степные» уместнее было бы сменить на «бешеные». В двух кирпичных постройках они содержали рабов, отдельно мужчин и женщин. Судя по всему, к женщинам-рабыням они относились, как к скоту и вряд ли считали их за людей. Вечером, когда гуляния «хозяев» достигали своего пика, «волки» приходили за женщинами. Отчаянные крики слабо отбивающихся, обессиленных от голода и постоянных издевательств девушек и женщин, которых бандиты волоком тащили на улицу, заставляли собирать в кулак всю выдержку, чтобы не ринуться туда на помощь несчастным.

Но лицезрение насилия и побоев – не всё, что ожидало наблюдателя. Несчастных женщин вытаскивали на улицу, кто-то из них был одет, некоторых выводили полуголыми. Затем под хохот и пошлые шутки их обливали водой из ведёр. А дальше пьяные отморозки начинали развлечения. Кто-то тянул рыдающих женщин в дома, кто-то просто курил в сторонке, наблюдая за происходящим и подбадривая «коллег», но большинство издевались и насиловали своих жертв прямо там, перед зданием, в котором находились остальные рабы, так, чтобы мужчины могли видеть зверства, творимые с их жёнами, матерями, дочерьми. Пошлые возгласы и смех «волков» в такие моменты тонули в жалобных криках и стонах их жертв и душераздирающих воплях отчаяния и бессилия тех, кто оставался внутри тюрьмы.

Бессилие жертв веселило бандитов, подбадривало на новые «подвиги». Они получали удовольствие, упиваясь безграничной властью над несчастными людьми. Разумеется, никто не утруждал себя вопросами морали, совести или жалости, ведь в их руках были живые куклы, которые танцуют так, как захотят их хозяева. Это был апофеоз скотства и мерзости, и вряд ли творящую подобное особь можно назвать человеком.

Андрей не смог сдержать слёз, когда впервые увидел творившийся в поселении беспредел. Теперь он был даже рад, что мать умерла во время эпидемии – он сошел бы с ума, если бы ему пришлось оказаться на месте запертых в тюрьме мужчин, сбивающих кулаки о бетонные стены и сдирающих кожу до крови, пытаясь голыми руками пробить себе путь наружу, чтобы защитить самых близких им людей. Они были всего в нескольких шагах от страдающих, а может и умирающих родных, но ничем не могли им помочь.

Желание ворваться в деревню и всех там перебить, остановить издевательства, становилось почти непреодолимым в такие моменты, но сделать это было невозможно – бандитов в деревне было не менее сотни.

Андрей не раз задавал себе вопрос, почему «волки» так себя ведут. Почему вдруг начали подчистую зачищать мелкие поселения, хотя до этого лишь изредка появлялись, чтобы собрать дань? Почему внезапно занялись работорговлей, причём так массово, если раньше ничего подобного не делали? И зачем они издеваются над своими жертвами?

Ответ он нашёл только на пару из них – чувство силы и безнаказанность. Именно они позволяют людям проявить себя во всей «красе». Это самая эффективная лакмусовая бумажка для человека – тандем власти и безнаказанности. Именно они позволяют узнать, кто перед нами – человек или беспринципная, алчная и жестокая мразь, достойная только гореть в аду.

За пять дней, которые Андрей и его бойцы провели, наблюдая за «волками», бандиты дважды устраивали свои звериные игрища. За это время однажды кто-то из пленных мужчин, видимо, попробовал напасть на тюремщика, когда тот вошёл к ним в камеру. Разумеется, нападавшего быстро обезвредили, выволокли на улицу, зверски избили и тут же расстреляли в назидание остальным.

Никакой выдержки не хватит, чтобы долго наблюдать такое. Настроение у бойцов Андрея было хуже некуда. Своего мнения на счет происходящего не озвучивал только вечно молчаливый Воробьев, да Фигура, бывший в отряде новичком и, вероятно, не спешивший становиться центром внимания.

Но болезненнее всех ситуацию переносил Сева. Примерно три месяца назад, когда Сева был на охоте, в его деревню заявились «Степные волки» и увезли его жену вместе со многими другими жителями. И теперь, когда он увидел, какова могла быть её судьба, ему заметно поплохело. Лучше бы тогда он был дома и убил её сам, чем позволил этим ублюдкам забрать её и сотворить с ней нечто подобное.

Вечером пятого дня почти весь отряд молча сидел у замаскированного в большой яме, слабо горящего костра. Отсутствовали только Кирилл и Сергей Воробьев, находящиеся на постах.

– Чего мы здесь сидим не пойму? – нервно спросил Сева. – Не хочу больше терпеть всего этого!

Он уже некоторое время крутил в руках пустую банку из-под тушенки, а теперь с силой бросил её на землю и придавил ногой. Такую тушенку, заполученную у гильдии, выдавали крайне редко и только особо отличившимся.

– А что предлагаешь? – вопросом на вопрос ответил Толя. – Задачу знаешь не хуже нас.

– Либо мы их убьём, либо сваливаем отсюда! – со злостью прошипел Сева. – Нет больше сил все это терпеть и ничего не делать!

Все члены отряда были с ним согласны, включая самого Андрея, но это ничего не меняло.

– Командуешь тут не ты, – Толя бросил на Севу недобрый взгляд из-под нахмуренных бровей, и тот немного умерил пыл.

– Сева, мы все здесь того же мнения, – Андрей вложил в свои слова все сочувствие, какое только смог, – но ты сам прекрасно понимаешь, что мы не можем с ними справиться. Наша задача – собрать информацию. За пять дней никто не появился – ни монахи, ни другие покупатели, а значит, если мы уйдем ни с чем, то получится, что просидели тут зря и зря терпели все это.

– Да нахрена нам сдались эти монахи? – не унимался Сева и его поддержал Вурц.

– Если мы не будем ничего знать о врагах, то кончим, как «волки», – ответил за Андрея Игорь.

– И что знать? Что знать?! Мы и так уже все знаем – лакают какое-то дерьмо, жрут, срут и издеваются над людьми! Дерьмовая жизнь сраных отморозков!

Сева не кричал, но голос опасно повысил и ему тут же зашипели, чтобы вел себя тише.

– Не так уж и плохо им живётся, – бросил кто-то из бойцов, сидящих чуть дальше в темноте.

Там сидели только Чеканкин и Фигура.

– Ну, так вали к ним, кто там такой умный?! – с неподдельной яростью в сердцах бросил Сева. – Но ты, сука, будешь первым, кого я порву на части, когда мы туда ворвёмся.

– Спокойно, ребята! – Андрей понял, что назревает драка, и поспешил разрядить обстановку.

Эта перепалка показала ему, что пора что-то делать. «Волки» много лет были бичом в этих краях, но с тех пор, как несколько месяцев назад они перестали просто брать дань, а начали зверствовать и похищать людей целыми поселениями ненависть к ним возросла на порядки. Поэтому в реакции Севы и остальных не было ничего странного. Но их реакция чётко давала понять, что и дальше находиться здесь и день за днём наблюдать, по сути, одно и то же нельзя.

Припасов оставалось ещё достаточно, но кто знает сколько времени им понадобится, чтобы потом найти гильдию и пополнить запасы? Андрей уже не раз задумывался о том, чтобы двигаться дальше, но каждое утро он надеялся, что вот сегодня появятся либо монахи, либо кто-то ещё, и у него будет возможность выяснить что-то стоящее, кроме рутинного наблюдения за отмороженными на всю голову сволочами.

– Мы останемся ещё на день-два, не больше, – стараясь быть убедительным, сказал Андрей. – Потом двинемся дальше. Я прошу вас взять себя в руки и продержаться ещё два дня.

Подумав немного, он решил добавить ещё кое-что.

– Я верю в то, что существует провидение. И в то, что оно воздаст по заслугам всем. Нашими руками или не нашими, сегодня или через месяц, но всем за все воздастся.

– Это называется карма, – вставил Вурц.

– Неважно, называйте, как хотите. Просто запомните мои слова – эти отбитые на всю голову твари будут наказаны.

Сева нехотя кивнул, поднялся и побрёл в сумерки, вероятно, на пост – они с Толей сегодня первыми заступали на охрану лагеря. Вскоре устроились на отдых и остальные. Толя дождался возвращения наблюдателей, немного посидел с ними, и тоже ушёл.

Но спали этой ночью недолго. Уже в четыре утра весь отряд был на ногах. Должна была быть веская причина, чтобы поднять людей в такую рань, и она была – пропал один из бойцов, который должен был стоять на часах. Игорь в эту ночь плохо спал и почти час лежал, прислушиваясь к звукам ночного леса. В четыре часа он должен был сменить часового, и Игорь сильно удивился, когда того на месте не оказалось. Парень не раздумывая поднял тревогу.

– Где Фигура?! – Толя вопросительно и с подозрением уставился на Севу. – Где Колян?

Накануне Фигура очень неудачно высказался про бандитов, и Толя первым делом подумал, что Сева ему что-то за это сделал.

– Да не трогал я его, – мрачно отозвался Сева, но Толе верилось с трудом.

– Он действительно пошёл к «волкам»! – предположил Чеканкин. – Вчера, когда Сева пригрозил Фигуре, тот ещё тихо ляпнул в ответ – «и пойду». Я думал он это не всерьёз…

– Ах ты ж курва! – воскликнул Черенко. – Что будем делать?

Семь пар глаз вопросительно впились в Андрея.

– Немедленно сворачиваемся и уходим! – помедлив несколько секунд, приказал Андрей. – Проверяем снаряжение, чтобы всё было на месте.

Бойцы поспешно бросились выполнять приказ. Многие заранее допускали, что рано или поздно им придется быстро сниматься со стоянки, поэтому собрались очень быстро.

– Нет радиостанции! – со вздохом констатировал Воробьёв после беглого осмотра. – И двух автоматов.

– Вот это урод! – разозлился Толя. – Порву его, когда встречу.

– И мне оставь немного, – добавил Сева.

– А кто стоял на часах с ним в паре? Неужто ничего не слышал? – спросил Игорь.

– Я, – в глазах Чеканкина появился стыд, только в предрассветной мгле никто этого не видел. – Не знаю, как так…

– Спал потому что, курва мать! Ух бы я тебе… – Толя погрозил Чеканкину кулаком.

– Отставить! – прикрикнул Андрей. – Собрались и ходу!

Толя злобно пробурчал что-то в ответ, забрасывая на плечо свой автомат. Теперь счёт шёл на минуты. Никто точно не знал, когда именно ушёл Фигура, и как скоро сюда нагрянут бандиты, поэтому действовать нужно было очень быстро. То, что Фигура отправился именно к бандитам ни у кого сомнений не вызывало. Потеря радиостанции стала серьезной проблемой, потому что хоть и с трудом, но они пробивались через помехи к ближайшей станции своей группировки и могли доложить обстановку, а те уже передавали дальше в «Убежище». Теперь, без связи, по сути, они были потеряны для командования, и у Андрея возник вопрос, как быть дальше: возвращаться в «Убежище», что было большой потерей сил и времени, или переключиться на приоритетную задачу – искать контакт с «Булатом»?

Бодрым шагом они двинулись в противоположную от поселка «волков» сторону, и как раз вовремя – кольцо окружения вокруг них не успело сомкнуться.

Часовые сменялись каждые три часа, поэтому у предателя было не больше этого времени, чтобы добраться до расположения бандитов, сдаться и убедить их, что он говорит правду. Как ни странно, но поверили ему быстро, потому что примерно через полчаса хода по Андрею и его людям начали стрелять с тыла и с фланга. Если бы они замешкались ещё минут на десять или бандиты оказались чуть-чуть проворнее – всё было бы кончено.

С первыми выстрелами отряд залёг и попрятался за деревьями. Толик и Сева готовили к стрельбе пулеметы, а Андрей попытался определить позиции противника. Это оказалось не трудно – подготовка «волков» не стала лучше со времени их последней встречи. Попутно Андрей отметил, что он сам как-то странно реагирует на то, что по ним стреляют: не было уже ставших привычными дрожи и волнения, не было столько адреналина, как в прошлые разы. Что-то с ним было не так.

– Отходим перебежками по двое, – решительно скомандовал Андрей. – Толя и Вурц – замыкаете. Игорь, Кирилл – двигаетесь впереди, выясняете нет ли и перед нами противника. Всем включить связь! Вперёд!

Отряд начал отступление, отстреливаясь от наседающих бандитов. Это было непростой задачей – нагруженные снаряжением и припасами солдаты физически не могли уйти от гораздо более легко экипированных «волков», которых к тому же было значительно больше. Андрей смог насчитать около пятнадцати человек в тылу, а Сергей ещё до десяти на левом фланге. И вероятность, что их окружат, росла с каждой минутой. Можно было попытаться бросить все лишнее снаряжение и таким образом ускориться, но Андрей сомневался, что даже такой скорости им хватит.

Холмистая местность и враг на хвосте не давали Андрею возможности тщательно выбрать подходящее место для возможной обороны. Одна группа противника шла следом за ними, другая пыталась двигаться параллельно и обстреливала отступающий отряд с фланга каждый раз, когда у неё появлялась для этого возможность. Андрей очень быстро понял, что просто уйти его группа не сможет – «волки» были легче и потому быстрее. Хорошо ещё, что они были трусливыми и не лезли на рожон.

Сознательно или нет, но «волки» загнали противника в относительно равнинную местность с не очень густым лесом. Отступать здесь стало труднее, но и преследователи не могли чувствовать себя совсем уж вольготно. Правда, с каждой минутой они приближались к бойцам Андрея всё ближе, а их огонь становился всё прицельнее. Наконец, впереди замаячила одинокая возвышенность, позволяющая занять на ней круговую оборону.

Отряд выскочил на свободную, поросшую высокой травой поляну перед возвышенностью. На возвышенности росли несколько больших деревьев, у корней которых лежала пара коряг. Вокруг приютились кустики, которые можно было использовать, как плохонькую маскировку. Толя и Вурц остались прикрывать, остальные бросились на возвышенность. Других высот в радиусе километра или около того не наблюдалось, поэтому хоть силы Андрея и были невелики, но позволяли принять бой хоть с каким-то преимуществом.

– Это Кирилл. Я на другой стороне поляны, – раздался в наушнике слегка взволнованный голос. – Тут чисто.

– Действуй по обстоятельствам, – приказал Андрей. – Мы принимаем бой.

Ситуация грозила стать критической в любой момент. По сути, она уже стала таковой. Восемь человек против, как минимум двадцати пяти. Ещё и на условиях наступающих, потому что деваться Андрею и его парням было уже некуда. Если они пройдут холмик и двинутся дальше, то уже противник будет стрелять им в спину с возвышенности и тогда всё, конец.

Группа быстро, игнорируя стрельбу, забралась на холм и заняла позиции. Пули свистели, пролетая мимо, вгрызались в землю у ног, шипели, но пока что ни в кого не попали. Андрей продолжал удивляться самому себе: привычная дрожь в теле все ещё не появлялась, он чувствовал себя нельзя сказать, что спокойно, но уверенно и был готов ко всему, что могло произойти.

Преследователи укрывались за деревьями и кустарником и стреляли вслед замыкающим Толику и Вурцу. Вурц несся впереди, Толик, немного сдерживаемый тяжестью пулемета, спешил за ним. Уже на подъёме он громко вскрикнул и, широко раскинув руки, упал на землю, выронив пулемёт.

– Черенко ранен! – крикнул Сева.

Не раздумывая, Андрей выбрался из укрытия, и, пригнувшись, быстро преодолел пару десятков метров.

Вурц, сразу не заметивший, что его напарник упал, тоже вернулся, плюхнулся рядом, одной рукой подхватил пулемёт, а другой принялся помогать тянуть раненого Черенко в укрытие. «Волки», почуяв запах крови, усилили огонь, но Сева немного остудил их головы плотным пулеметным огнем, хоть и израсходовал на это полную ленту.

Яростный треск «Печенега» заполнил холм и на некоторое время бандиты ослабили натиск, но все равно их пули свистели рядом, с глухим звуком вгрызались в землю, и лишь каким-то чудом ни в кого не попадали. Черенко протяжно стонал, изрыгал проклятья и свое фирменное «верчение» бандитов, их матерей и домашних животных, но был жив. Вместе с Вурцем Андрей затащил охотника наверх и упрятал под коряги. Там уже ждал Чеканкин, с которым Вурц поменялся местами. Как бандиты умудрились ни разу больше по ним не попасть, осталось загадкой и вопросом к их инструктору по стрельбе, если таковой вообще у них хоть когда-то был.

– Берегите патроны! – бросил вдогонку Вурцу Андрей, затем вернулся к Черенко.

– Куда попало? – спрашивал он, но Черенко только рычал что-то в ответ, неуклюже пытаясь стащить с себя продырявленный вещмешок.

Чеканкин помог ему стянуть его и принялся осматривать конечности. Наконец, Толя таки смог членораздельно выговорить, что у него болит.

– В бронике застря-яла-а, у-у-у-у, – выл он. – Ну и больно же, мать их! Ненави-ижу-у-у!

– Держись, счастливчик, – улыбался Андрей всё ещё немного взволнованный.

Может, жить им осталось недолго, но то, что с Толиком всё в порядке, не могло не радовать.

Оставив Толю на Чеканкина, Андрей присоединился к остальным бойцам, распределившимся на вершине возвышенности. Игорь был ближе Кирилла и успел забежать наверх почти одновременно с основной группой. Кирилл же присоединиться к ним не мог. Андрей приказал ему не выдавать себя, и наблюдать за противником. Бандиты, убедившись, что их цель уже никуда не денется, ослабили давление и лишь изредка вели беспокоящий огонь, будто чего-то ожидая.

Через некоторое время они и вовсе перестали стрелять, а их командир обратился к обороняющимся. Он находился далеко, поэтому надрывался что было сил. Звучало это смешно, но никому на возвышенности не было весело.

– Вы окружены! Сдавайтесь! – ревел голос. – Сдавшимся гарантируем жизнь!

– Как же, – язвительно прошипел Сева. – Я видел вашу жизнь, сукины дети.

– Вертел я такую жизнь, – зло процедил Толик, все ещё отдуваясь.

Игорь прислушивался к голосу, затем указал Андрею и Севе, откуда примерно он исходит. Чтобы было лучше понятно, решили заставить его ещё покричать, задавая разные вопросы. Потом накрыли тот участок плотным огнем из всего, что у них было. «Волки» в долгу не остались и вскоре ответили тем же, заставив обороняющихся прекратить стрельбу и вжаться в землю. Видя, что противник прижат, «волки» осмелели и, ведя постоянный беспокоящий огонь, пошли в наступление с той стороны, где растительность была гуще.

Но наверху не зевали, и как только бандиты подошли достаточно близко к холму, в них полетели гранаты, а вслед за взрывами, когда огонь наступающих ослабел, бойцы Романова тоже начали стрелять. После этой нелепой попытки под холмом осталось человек восемь бандитов и таким образом их численное превосходство значительно уменьшилось. Отступившие выжившие и те, кто их прикрывали вновь начали шквальную беспорядочную стрельбу из-за которой создавалось ощущение, будто патроны у них бесконечные.

– Черт, их там, наверное, вся сотня, – прикрывая голову руками, слегка визгливо посетовал Игорь. – Что будем делать?

Игорь не истерил, но определенно был не в своей тарелке. Андрей боковым зрением видел, что тот прикрывает голову.

– Руки от пули не спасут, – беззлобно ответил Андрей.

Он взглянул на брата и их глаза встретились. В мозгу проскочила фаталистическая мысль, напомнившая, что у них осталось одно незаконченное дело.

– Прости меня, Игорь. Я был несправедлив к тебе, – как бы между прочим выпалил Андрей.

Игорь завис на пару секунд, явно не ожидавший такого.

– Сейчас не время… – начал было он.

– Другого может не быть, поэтому хочу чтобы ты знал: ты был прав – все они заслуживают только смерти. Прости меня, брат.

Помедлив немного, Игорь протянул Андрею руку, и они обменялись крепким рукопожатием. И почему подобные разговоры люди всегда ведут только тогда, когда они теряют всякий смысл? Почему по-настоящему искренне можно поговорить только на пепелище, когда все уже уничтожено? Но вслух он сказал другое.

– Так что теперь будем делать?

Андрей пожал плечами – он действительно не знал, как выбраться из этой заварухи. «Волки» могли ждать вечно, на их стороне было численное превосходство и близость к их базе. Было лишь вопросом времени, когда они догадаются притащить крупнокалиберный пулемёт или миномет, если он у них, конечно есть, и разворотят холм до основания. А в том, что обозленные потерями, они выкинут что-нибудь подобное, Андрей не сомневался. Единственным выходом было оставить всё лишнее и попытаться прорваться из окружения, пока противник ослаблен и частично деморализован после неудачной попытки штурма.

Андрей минут пять обдумывал такой вариант. Начал даже советоваться с Кириллом по поводу того, с какой стороны врагов меньше, но прежде, чем принял решение, в рядах бандитов началась какая-то неразбериха. Огонь то прекращался, то снова начинался, причем казалось, что стреляют уже не по возвышенности, где находился отряд Андрея, а куда-то в сторону, потому что интенсивность огня вроде бы увеличивалась, но пуль в сторону холма летело явно меньше.

«Может, заметили Кирилла?», – подумал Андрей, но прежде, чем решил спросить, с левого фланга вообще перестали стрелять.

Появилась возможность высунуться и получше рассмотреть, что происходит, но лес хоть и не был густой, а нормально что-то разглядеть не давал. Через какое-то время Андрей смог заметить, что «волки» отступают, а звуки выстрелом удаляются. От такого парень сперва опешил и не мог в это поверить, но затем быстро принял решение.

– Кирилл, что у тебя? – спросил Андрей в микрофон.

– Вижу несколько убитых и пару раненых. Остальные, кажется, отходят. Неплохо вы их, – радостно ответил парень.

– Продолжай двигаться в том же направлении, но будь очень внимателен и осторожен, – предупредил Андрей. – Тут что-то не так.

Кирилл переспросил, что именно, но Андрей не ответил. Он и сам не знал. В поведении бандитов было мало логики: у них было преимущество в стволах, время играло на них, можно было вести осаду хоть неделю, но они отступили и бросили раненых. Бред какой-то. Может, это какой-то трюк, чтобы выманить их с позиции? Но зачем? С одной стороны «волки» не славились ни смелостью, ни умением вести бой, но с другой – ничего не мешало им поумнеть. Даже обезьяна смогла эволюционировать в человека… «Волки», правда, до человека вряд ли уже смогут дорасти, но кто знает…

Бойцы напряженно всматривались в растительность впереди, но врагов было не видать. Бандиты продолжали постреливать где-то в лесу, и иногда их короткие очереди прорезал резкий одинокий выстрел. Воробьев сразу заявил, что ему этот звук напоминает винтовку. Поскольку возле позиций Андрея все было тихо, стало ясно, что снайпер, если он действительно есть, работает не по ним.

«Действуй исходя из того, что делает твой противник, а не из своих представлений о том, что он должен делать», – вспомнил Андрей ещё одну «заповедь» Родионова.

‒ Уходим за Кириллом! В темпе! ‒ приказал он, показав рукой направление.

Отряд быстро собрался и начал спускаться с возвышенности. Толя тоже уже мог самостоятельно идти. Правда от пулемёта и вещмешка ему пришлось отказаться – сильно болела спина, но спасительный бронежилет он не снял. Сева, Чеканкин и Сергей вызвались рискнуть и поспешили к позициям бандитов, чтобы подобрать патронов и добить уцелевших. Через минуту Андрей услышал в наушнике, как Сева позвал Толю.

– Что там такое? У нас нет времени, – неодобрительно пробурчал Андрей.

– Нужна минута, командир. Вопрос принципиальный, – ответил ему Сева.

Ответ Андрею не понравился, но слишком уж настойчиво говори Сева, поэтому Андрей решил тоже посмотреть в чём там дело и направился к Севе. На земле, корчась от боли, лежал Фигура – пуля попала ему в правую ключицу, как раз в лямку бронежилета. Рука не слушалась, а из раны обильно текла кровь, быстро вытягивая из Коляна жизненные силы. Он противно корчился, пытаясь зажать рану рукой, но получалось плоховато. Никто из подошедших и не думал ему помогать.

– Ты гляди, какие люди! – тоном, который не предвещал ничего доброго, сказал Толя, доковыляв до Фигуры. – Я же тебя, курва твоя мать, предупреждал, что с тобой будет. Ох и повертим мы тебя…

– Пощадите… мужики, – взмолился Фигура, делая паузы между словами. – Вместе ж… кашу жрали и по бандюгам… стреляли. Вместе через огонь проходили…

– А потом ты, сука, уже по нам с ними стрелял, – процедил сквозь зубы Сева, передавая Андрею один из раздобытых запасных магазинов.

– Ты бы пощадил тех ни в чём не повинных девчонок в деревне, если бы они просили у тебя пощады, а? Что-то я сомневаюсь… – добавил Чеканкин.

‒ Пожалуйста, умоляю!

Лицо Фигуры исказилось от страха. На него было неприятно смотреть. Времени было в обрез, поэтому Андрей быстро сориентировался.

– Толя, Сева ‒ делайте, что хотите, но очень быстро. И смотрите как бы «волки» не вернулись, – холодно распорядился он. – Остальные – уходим. Парни нас догонят.

– Нет, пожалуйста, – корчился Фигура, увидев, как Толя с хмурым видом медленно достал большой охотничий нож.

– Ты будешь страдать, шлюхин сын. За то, что сделал, и за то, что собирался сделать. Недолго, но будешь, тварь, – надавливая на слова, пообещал Черенко.

Крики Фигуры наполнили лес. И хоть отряд постепенно удалялся от места расправы, они не становились тише. Наконец, раздался одинокий выстрел и крики затихли, а Андрей вздохнул с облегчением. Отдать живого человека на растерзание было непростым решением, но Колян получил именно то, чего заслуживал, а Сева сдержал слово.

Кирилл шел в авангарде, разведывая местность. Остальные двигались следом, соблюдая дистанцию от Кирилла в пару сотен метров. Андрей со странным выражением лица на ходу разглядывал свои руки ‒ они тряслись, как у алкоголика со стажем. Зря он удивлялся ‒ дрожь не исчезла, она просто ожидала своего часа. С другой стороны и ситуация, в которую они попали, была не чета тем, что были до этого.

Вскоре Толя и Сева догнали отряд. Оба были чернее тучи, но ни словом не обмолвились о произошедшем. Какое-то время шли молча, но долго так продолжаться не могло.

– Что вы с ним сделали!? – не выдержал молчания Андрей. – Может, не надо было прям так?

– Да пугал он его просто. А оно… Тьфу, не мужик даже. Обоссалось, – тихо ответил Сева.

– А потом помер он, – добавил Толя. – Но я все равно выстрелил. На всякий случай.

Отряд быстро удалялся от базы «волков», к сожалению, с пустыми руками – добыть какой-либо действительно ценной информации не посчастливилось. Даже таинственные спасители, а никто не сомневался в их участии, не показались на глаза, и это обстоятельство ещё больше озадачивало.

И как по закону подлости, на западной дороге, ведущей к деревне бандитов, показалась небольшая колонна. Приблизившись к стенам, она остановилась у главных ворот, и из одной из машин вышли двое людей в монашеских рясах, а Андрей со своими ребятами тем временем удалялись на северо-восток…

4
Целый день активного хода давал о себе знать. К вечеру ноги начинали подкашиваться сами собой, и много кто начал намекать, что пора сделать остановку. Андрей опасался останавливаться ‒ вряд ли бандиты успокоились после такой неожиданной развязки, и вполне вероятно, что прямо сейчас они могли быть где-то рядом. Об их активности свидетельствовали сильные патрули и посты на дорогах, так что Андрей предпочел действовать как можно осторожнее и поскорее оказаться подальше от злополучной деревни. Он вёл свой отряд на север, туда, где по идее должен был находиться город, контролируемый гильдией.

Ночь провели нервно. На часах стояли по трое, каждого шороха пугались. Часовые дважды поднимали на ноги весь отряд, услышав шаги какого-то животного. В итоге пришлось Толику занять дежурство на полночи, иначе из-за постоянных побудок весь отряд рисковал к утру быть напрочь разбитым из-за недосыпа. И даже это не сильно помогало, потому что утром Толик выглядел, как заправский параноик, ходил вокруг лагеря и постоянно твердил, что за ними ведут наблюдение, чем нагонял жути всем, кроме Воробьева. Хотя чего уж там, даже Воробьеву нагонял, просто Сергей был как всегда невозмутим.

Припасы истощались, не хватало воды, поэтому приходилось по ходу дела искать, где их пополнить. Как правило, в изредка встречающихся деревнях находились отряды банды, и входить в такие поселения было опасно. Но в лесу случайно наткнулись на небольшой хуторок на семь хат, две из которых были сожжены, а ещё три ‒ разрушены. Хутор выглядел крайне печально: не сушились на верёвках грибы, как это обычно бывало в любой обжитой деревне, не лаяли собаки, не было видно никакой живности. Только пара стариков возились на огороде возле одного из домов, да ещё одна пожилая женщина присела отдохнуть у дерева ‒ вот и все население. Не похоже было, что эти люди могли доставить проблемы, поэтому Андрей, недолго раздумывая, решил выйти прямо к ним. Единственное, что настораживало – отсутствие других людей.

Андрей и Сева вышли из чащи и направились к старикам. Шли медленно, внимательно осматривая пепелища и людей впереди. Старики были заняты своей работой и, похоже, не замечали «гостей». Но когда мужчины, одетые в камуфлированную форму и вооружённые автоматами подошли ближе, женщина у дерева заметила их и, не смотря на свой почтенный возраст, резво вскочила с земли и испуганно окликнула стариков. Те бросили своё занятие, выпрямились и устало, в бессильном ожидании уставились на своих «гостей».

Подойдя ближе, Андрей обратил внимание, что старики совсем худые и ослабевшие – буквально кожа и кости. В трясущихся руках у обоих были древние тяпки, а в глазах – смирение и спокойствие людей, которые в своей жизни видели уже все и ко всему готовы. У них не было сил бежать и не было никакого желания прятаться. «Будь что будет», – всем своим видом говорили они.

– День добрый, – поздоровался Андрей и выдавил благожелательную улыбку.

– Добрый, – скрипучим голосом тихо ответил старик, явно не ожидая от пришедших ничего хорошего.

– Нам бы водички набрать да еды какой-то выменять, – продолжил Андрей, – и спросить кое-что. Поможете?

На миг лицо старика просветлело, но потом снова помрачнело. Во взгляде легко читалось презрение, которое старик неумело пытался скрыть.

– С харчами никак, – развёл он руками, – ваши всё, что было, забрали. Ещё неделю назад. А воды да ответов – это пожалуйста.

– Наши? – удивился Андрей.

Старик, прищурившись, смотрел на Андрея. Парень действительно не был похож на тех бандитов, что изредка приезжали сюда. Тот второй, мордатый, конечно, подошёл бы, да тоже не сильно. Презрительный взгляд уставших, но внимательных и мудрых глаз постепенно сменился на вопросительный, а затем на заинтересованный.

– А вы кто будете? – спросил старик после коротких раздумий.

– Просто путешественники, – подключился к разговору Сева. – Не бандиты.

Старик издал какой-то звук, похожий то ли на смешок, то ли на кашель, ещё раз обвёл пришедших оценивающим взглядом, а затем обратился к бабке у дерева:

– Марья, покажи им, где колодец – пусть берут, что им надо.

Старушка молча побрела в сторону домиков. Андрей сделал знак Севе следовать за ней, а сам остался – нужно было задать старику пару вопросов.

– Где все? Почему вы одни? – начал он с самого главного.

– Нету, – коротко ответил старик.

Как и к любому чужаку к Андрею тут относились с подозрением и ожидали какого-то подвоха. Оно и не странно – Андрей и сам так относился бы к любому незнакомцу, объявись он в Прохоровке. Но сейчас такой ход событий его не устраивал.

– Послушайте, мы вас не обидим, – стараясь говорить как можно убедительнее, Андрей попытался успокоить стариков и таким образом наладить контакт. – Мы правда просто путешественники – идём мимо. И нам правда просто нужна вода, припасы и совет, и мы готовы за них что-то отдать. А то, что мы вооружены – сами понимаете, что без этого далеко путешествовать не получится.

Слова парня, его спокойный тон и уверения, казалось, возымели действие. Старик, может, всё ещё не верил Андрею, но отвечать стал более охотно.

– Воды наберете, сколько надо, и советом каким смогу помогу – это единственное, что у нас осталось, – сказал он, поразмыслив.

– Замечательно. Так расскажите, что случилось с остальными жителями? Или вы тут одни живете?

– Нет никого. Всех забрали… «Степные волки», – покачал головой старик. – Увезли, когда приезжали в последний раз, примерно неделю назад. Нас, старых, убить хотели, но потом пожалели… Токмо я бы не назвал это жалостью – запасы, что после зимы ещё оставались, они ведь тоже все забрали. Живность какая была, сухари да овощи, что ещё не погнило – всё увезли. А нас одних оставили. Наверное, думали, что сами помрём без молодых.

Старик вроде как сетовал на судьбу, но вместе с тем делал это с какой-то странной гордостью, будто пытаясь доказать, что все свалившиеся на них несчастья не способны их сломить.

– Вот, пока есть силы, обработаем землю, посадим, что наскрести удалось, да даст бог, протянем как-то ещё немного, – дед обвёл руками скудный огородик и пару фруктовых деревьев рядом.

Андрею стало их очень жаль. Старые, прожившие жизнь, мудрые и заслуживающие элементарного уважения люди вынуждены были из последних сил, чуть ли не на коленях, обрабатывать землю, лелея пустую надежду дожить до того момента, когда она сможет хоть как-то накормить их. Не было кому отстроить жилища, не было кому охотиться, не было кому пойти собирать грибы – уставшие глаза уже не видели так хорошо, а сморщенные руки не имели прежней силы. Но старческое упрямство, с которым эти люди цеплялись за жестокую и бессмысленную жизнь, поражало.

– Кирилл, – позвал Андрей в микрофон, немного подумав.

Кирилл тут же отозвался.

– Принеси мне пять банок тушёнки, немного сухарей и тот последний кусок вяленого мяса. И консервы пару банок захвати, – приказал Романов.

– Консервы закончились, товарищ старший сержант, – с досадой ответил Кирилл.

– Ну, значит, без них.

– И это, тушенка… У нас всего восемь банок осталось, – добавил он с сомнением.

– Кирилл, что в моем приказе тебе непонятно?! – строго спросил Андрей.

– Всё понял. Выполняю!

Через несколько минут Кирилл с вещмешком был на месте, а из деревни возвращался Сева с кучей наполненных фляг. Андрей вынул банки и прочую снедь из вещмешка и сложил у дерева.

Сева с Кириллом с неприятным удивлением наблюдали, как Андрей собирался просто так отдать львиную долю оставшихся припасов.

При виде еды у старика широко открылись и заблестели глаза. Одному богу и им самим было известно, как прожили они эту неделю, не имея практически ничего. Андрей заметил, что руки деда снова затряслись, но тот не сделал ни шагу навстречу, а лишь с надеждой смотрел на целое сокровище, лежавшее на земле.

– Двигай обратно, – приказал Кириллу Андрей. – Мы скоро догоним.

Кирилл удалился, а Сева, долгое время наблюдавший, с хмурым видом принялся прятать фляги в вещмешок, чтобы потом раздать бойцам. Андрей же продолжал разговор.

– Это мы оставляем вам, – сказал он старику, указывая на еду. – Но взамен ответьте на мои вопросы.

– Отвечу, на что смогу, – охотно кивнул дед, до конца все ещё не веривший в свое счастье.

Он смотрел на парня с недоверием. Ему, повидавшему на своем веку всякого, слабо верилось, что неизвестные люди могут вот так запросто взять и отдать другим свои припасы. Да, когда-то в этом мире были и жалость, и сострадание, и даже уважение к старшим, но те времена давно прошли.

– Мы направляемся в город торговой гильдии, но не знаем точно, где он находится. Подскажете, как туда добраться?

– Пойдёте на север, держась дороги, – ответил старик, указывая направление тонкой сморщенной рукой, – дойдёте до речки и свернёте на северо-запад вдоль русла. Вы ребята молодые, за два дня будете в Глухове. Только не идите по дороге – бандиты иногда здесь ездиют.

– Глухов – так называется город гильдии? – спросил Андрей.

Старик кивнул в ответ.

– А что ж вы сами туда не идёте? – не выдержал Сева.

– А кому мы там нужны? – резонно заметил старик. – Работать мы уже не можем, а кормить задаром нас там не станут.

В Прохоровке стариков точно не бросали, хоть и было их там двое за всю историю, но все равно их кормили и обходили до последнего дня. Старики развлекали детей, делали мелкую работу, в общем, помогали, как могли. Хоть пользы от них было немного, но никому даже в голову не приходило бросить их или выгнать. С другой стороны – чужих там ведь тоже не приняли бы.

– Ясно, – с легкой грустью подытожил Андрей.

– Вы их просто не знаете, – поучительно возразил старик. – Они не намного лучше «Степных волков», просто не грабят.

– Ясно, – задумчиво повторил Андрей.

В принципе ему было достаточно того, что он узнал. Но был ещё один вопрос, на который эти давно живущие здесь люди, возможно, могли ответить.

– Слышали вы что-то про организацию, которая называется «Булат»? – спросил он.

Старик поднял глаза, обернулся на своих, подумал.

– Нет, – покачал головой он. – Слыхали про банду со странным названием. Два слова там каких-то, не припомнить… Запомнилось просто, что говорили, будто они знают откуда болезнь взялась…

Теперь уже настала очередь широко раскрыть глаза Андрею. Если он не ошибался, то этот старик только что сказал про…

– Кто-то разузнал, откуда возникла эпидемия? – перебил он его, не веря своим ушам. – Или о какой болезни вы говорите?

– Такое говорили, – уклончиво ответил старик. ‒ Да, та болезнь, что десять лет назад была.

– Кто говорил? – Сева тоже оживился, услышав последние слова.

– Такие же, как вы, которые мимо проходили. Путешествуя.

Андрей прокрутил в голове все названия банд и организаций, что слышал от Гронина и Родионова, стараясь вспомнить любую с названием из двух слов. Но кроме «Степных волков» на ум приходила только одна.

– А организация эта случайно не «Новый порядок» называлась? – уточнил он.

Дед почесал голову, не сводя голодного взгляда со сложенных на земле банок с тушёнкой. Неясно было прочистил ему память вид еды или наоборот затуманил.

– Похоже, но точно уж не вспомнить, – проскрипел он.

Больше вытянуть из старика было нечего. В любом случае того, что он сказал, было более чем достаточно, и Андрей теперь совсем не сожалел об отданных припасах. Попрощавшись, они с Севой пошли обратно, но у опушки Андрей остановился и обернулся. Сева последовал его примеру. С минуту они наблюдали, как старики вертят в руках банки, будто ласкают их, как переглядываются и о чем-то разговаривают, и Андрею с расстояния показалось, что на их лицах проглядывает счастье.

– Почему все так? Почему люди отвернулись друг от друга? – смотря на стариков, грустно спросил Андрей.

– Всегда было так, – медленно ответил Сева. – И до эпидемии тоже. Просто тогда многие скрывали свою личину, потому что мнение окружающих имело для них какой-то вес.

Сева выдержал паузу и добавил.

– Но даже те, кто такими не были… Обстоятельства вынудили их стать такими, чтобы выжить…

– Обстоятельства? – не сдержавшись, перебил его Андрей. – Их вынудили люди, а не обстоятельства. Конкретные люди!

Во взгляде Севы, обращенном на Андрея, удивление смешалось с непониманием.

– Люди? Э-э… Что-то я не совсем понимаю. Ты о ком?

Андрей молчал, глядя на стариков, которые собрали свое сокровище и поковыляли к одному из домиков. Стоит разъяснить Севе свои слова или нет?

– Есть версия, что эпидемия была не природного характера, а искусственного, – опустив взгляд, сказал Андрей.

Сева молчал.

– Кто-то создал вирус, который потом каким-то образом выбрался из лаборатории и пошел по миру. И если так, то есть конкретные люди, из-за которых все стало так, как есть. Вот, что я имел в виду.

В голове у Севы крутились разные мысли. Парень не в себе или наоборот? Откуда он мог получить такую информацию? Может ли это вообще быть правдой или он фантазер? Но Сева все никак не мог определиться, какой из вариантов правильный.

– Откуда ты все это узнал? И когда? – спросил он в итоге.

– Неважно… Или…

Почувствовав скепсис Севы, Андрей задумался. Он мог назвать источник своих домыслов, но Сева наверняка раскритикует её. Сослаться на Владова? Но Владов не сказал ему ничего конкретного на этот счет. А зачем вообще ему что-то объяснять?

– Ладно. Забудь все, что только что слышал. Не важно веришь ты в это или нет.

– Как скажешь.

Развернувшись, они продолжили путь к своим бойцам. Возвратившись к отряду, Андрей не ожидал, что кто-нибудь поймет зачем он оставил старикам большую половину их еды, но к его удивлению всё оказалось наоборот.

– Я, конечно, немного расстроен, но ты правильно поступил, командир, – Толя пожал своей могучей ручищей руку Андрея. – Старики не протянули бы в этих разваленных сараях даже двух недель. Может, оно не поможет им прожить даже до того дня, как что-то вырастет на их огороде, но смотреть, как они мучаются я тоже не мог.

– Так-то оно так, да вот только теперь мучиться будем уже мы, – веселым тоном вставил Вурц, но всем почему-то показалось, что сказал он это не в шутку.

Новости про Глухов развеселили отряд. Люди почувствовали, что скоро смогут передохнуть от этой изнурительной гонки, и удвоили усилия, шагая в указанном стариком направлении. Добрый час только о городе и говорили, а потом у всех появилась новая тема, очень волнительная и неприятная.

Рация на плече Андрея, долгое время молчавшая, вдруг зашипела, а потом из неё донёсся голос. Но это был не привычный мягкий голос Кирилла, вместо него звучал кто-то другой: чужой, твёрдый и решительный.

– Романов, как слышно, приём, – сказал он.

Раций было всего три и две из них были у Толи и Андрея. Романов обвёл своих бойцов удивлённым взглядом, остановив его на побледневшем Толе, отцовское чутьё которого, работающее на уровне инстинктов, значительно перегоняло скорость мыслительного процесса Романова.

– Кирилл! – воскликнул Толя.

Сорвав с плеча оружие, он стремительно понёсся по лесу, причем так, будто у него не было никакой травмы ребер. Остальные спешили за ним, как могли, но куда там!

Пока они бежали, незнакомец не собирался ограничиваться одной фразой.

– Романов, ответь, приём, – с тем же леденящим душу спокойствием снова вызвал он.

– Кто ты? – прямо спросил Андрей, тяжело дыша от бега.

– Друг, – прозвучал короткий ответ.

– Это не ответ.

Отгибая ветки, Андрей спешил вперёд, пытаясь не упустить из виду быстро удаляющуюся мощную фигуру Толика. К счастью, лес здесь был не густой, да и местность ровная, но метров через триста деревья становились уже гуще, и там их могла, и наверняка, ждала засада. Толю стоило остановить. Того же мнения придерживался и незнакомец.

– Не суетитесь. Успокойте своего ретивого товарища, а то как бы беды не натворил. И сами поспешите, двигаетесь вы в правильном направлении, приём.

Спокойствие респондента пугало. Его голос звучал так, будто он был самим богом и управлял всеми, заранее зная поступки каждого. Андрей пробовал задавать вопросы, пытаясь отвлечь незнакомца и переживая за вырвавшегося вперёд Толю, но вскоре они сами его догнали.

Черенко стоял за деревом, приложив автомат к плечу, и не сводил немигающего взгляда с деревьев впереди. Там, метрах в сорока возле большого дуба, на коленях, держа руки за головой, стоял Кирилл. Он был очень напуган, бледен и мимикой и жестами головы умолял отца не подходить.

Андрей знаками раздавал указания бойцам, но невидимый незнакомец сам все видел.

– Всем стоять. Если кто-то двинется дальше – я убью разведчика, – по-прежнему спокойно приказал голос.

– Ты же сказал, что ты друг? Где ты?! – крикнул Андрей, знаками приказывая бойцам остановиться.

– Я не хочу стрельбы. Опустите оружие и я обещаю, что никто не пострадает, – поступил уверенный приказ.

Голос был тихим и было по-прежнему непонятно где может находиться его хозяин. Единственным намёком на его местоположение был до смерти напуганный Кирилл, который непонятно как позволил застать себя врасплох, обезоружить и использовать как приманку.

– Откуда мне знать, что тебе можно верить? И что это не ловушка? – задал логичный вопрос Андрей.

– Если это ловушка, то не стоит беспокоиться ‒ вы в нее все равно уже попали, – заметил незнакомец, и Андрея сразу резанула эта фраза. – Не нужно волноваться. Я просто хочу поговорить.

Где он это слышал? Кто недавно говорил ему эту фразу? Перебирая в памяти все, что произошло с ними за последние десять дней, Андрей очень скоро добрался до автора этих слов. Неужели это тот странный, до ужаса подозрительный тип с бородой и в плаще? О нет, только не это.

Однако поздно было искать варианты. Незнакомец был абсолютно прав: они уже в ловушке. И отчасти потому, что Андрей позволил себе не включать голову, а стремглав погнаться за Толей, который свою-то голову вообще включал крайне редко. Вздохнув, Андрей нажал кнопку вызова и сказал:

– Хорошо. Мы готовы к переговорам.

Он опустил оружие, махнул рукой бойцам, приказывая сделать то же самое, и подошёл к Толе, который стоял в прежней позе, но тот не собирался отступаться.

– Толя, так надо, – увещевал его Андрей. – Доверься мне. Пожалуйста. Ты же понимаешь, что у нас нет другого выхода.

Глаза Толи были налиты кровью, а челюсти крепко сжаты. Попадись ему сейчас этот умник с рацией – разорвал бы его голыми руками. Он уже похоронил одного сына и не собирался терять второго. Особенно без боя. За него он сам готов был умереть, но Андрей требовал другого, а за последнее время Толя научился доверять своему командиру. Однако ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы подчиниться. Он нехотя опустил автомат и вышел из-за дерева, готовый чуть что кинуться вперёд и любыми средствами защищать Кирилла.

‒ Отлично, ‒ сказал голос. ‒ Теперь повесьте оружие за спины. Заметьте ‒ я не прошу его сложить на землю, я прошу просто убрать из рук. Так мне будет спокойнее.

Андрей нахмурился, но все-таки нехотя отдал соответствующий приказ и сам убрал оружие. Чем больше говорил этот человек, тем больше Андрей убеждался в том, что это именно он – Алексей. Тот странный тип из деревни. Только ему была присуща манера давать жертве, попавшей в его руки, видимое ощущение выбора, чувство, что она ещё может спастись.

– Ну все, ждите. Сейчас буду.

Секунд через двадцать впереди, метрах в тридцати за Кириллом, из-за большого дерева показался человек в странном костюме. Трудно было разобрать, что это за одежда: она напоминала накидку, сшитую из травы и листьев, в которые были вставлены несколько тонких веточек. Лица этого лесного чуда почти не было видно, только белки глаз, казалось, иногда угадывались за травой, когда он двигался. В руках он держал автомат, а за спиной висело ещё какое-то оружие, возможно, снайперская винтовка. Он медленно приблизился, легонько толкнул Кирилла прикладом автомата и, наверное, что-то ему тихо сказал, потому что Кирилл медленно поднялся с колен. Затем незнакомец сделал странную вещь: медленно повесил автомат на плечо Кириллу, и парень маленькими шажками двинулся к Толе. Сам незнакомец, медленно стянув с плеча винтовку, взял её за ремень и прислонил к дереву, тем самым давая понять, что он действительно не собирается ни в кого стрелять.

Андрей сделал несколько шагов к нему, но Толя рукой преградил ему путь. Романов бросил на товарища успокаивающий взгляд, решительно отвел его руку и двинулся дальше. Теперь не было никакого смысла бояться, самое плохое уже произошло и если это действительно ловушка и тут есть кто-то ещё – они в их власти.

Видя, что командир идет вперед, не отдав никаких распоряжений, остальные бойцы неуверенно заняли позиции за деревьями, хотя оружия никто пока в руки не брал. Незнакомец отбросил капюшон и открыл свое густо измазанное черными полосами лицо. Он знал фамилию Андрея, и теперь парень всматривался в его лицо, пытаясь понять знакомы ли они. Если это был Алексей, то где борода, усы, неряшливая стрижка? Где плащ и крест в конце концов? Остановившись в нескольких метрах от него, Андрей окончательно убедился, что не знает этого человека. Были лишь голос и та фраза по рации, да что-то знакомое в чёрных глазах.

– Ну, здравствуй, Андрей Романов, – первым начал незнакомец.

– Откуда вы меня знаете? – спросил Андрей. – И кто ВЫ такой?

– Опять ты на «вы», все та же учтивость, все те же манеры, – на лице незнакомца появилась легкая улыбка.

Андрей содрогнулся. Это действительно был Алексей. Он единственный человек, который за последнее время обращал внимание на его манеры.

Но если это он, то почему он совершенно не похож на того странного мужчину из деревни? Бороды не было и в помине, волосы коротко, по-военному острижены, форма одежды совершенно другая, обут в добротные, крепкие армейские ботинки, на груди вместо креста висел мощный бинокль, обмотанный коричнево-зелёной тканью, а рядом лежало грозное оружие ‒ ничего общего с черным плащом, ножичком и деревянной дощечкой. Да, определённо, внешне это были два разных человека. И при этом Андрей все равно был уверен, что это он.

– Алексей? – осторожно спросил Андрей.

Ответом был легкий утвердительный кивок.

– Выглядите иначе, – заметил парень.

– Обстоятельства изменились.

– Ясно. И зачем вы здесь? Чего хотите?

– Думал над твоим предложением. Хочу присоединиться.

– Э-э… – протянул Андрей, не зная, что ответить. – С чего вдруг?

– Так ты же сам предложил?

И правда. Андрей предлагал ему это, но тогда его предложение было вызвано совсем другими соображениями. Сейчас же Андрей уже не был уверен, что хочет держать при себе столь опасного человека, а в том, что Алексей опасен парень не сомневался ни на йоту. Аура опасности у этого человека сквозила отовсюду: из уверенности его позы, из его спокойного голоса, из всех его действий. Андрей не смог бы объяснить почему, но он чувствовал, что Алексей, даже если он один, способен справиться со всем его отрядом. Он не знал как, но чувствовал, что не знает и не видит многого из того, что скрывает этот человек.

Вдруг Андрея осенило – вот о ком говорил Толя, когда утверждал, что за ними наблюдают, хотя ни он сам, ни кто-то другой никого не видели. Наверняка это был Алексей, и Толя чувствовал его присутствие то ли интуитивно, то ли своим обострённым охотничьим чутьем.

‒ Почему вы раньше не пришли? Вы ведь были рядом в последние дни?

‒ О! Какая наблюдательность, – восхитился Алексей.

– Это не я, – без тени смущения сказал Андрей. – У нас есть другие одаренные специалисты.

– Да? Буду рад познакомиться. А что до твоего вопроса – да, я был рядом с вами. Наблюдал. Хотел понять что вы за люди и, разумеется, предполагал, что вы обязательно вляпаетесь в неприятности. Так и вышло. Пришлось вас спасать.

Андрей и бровью не повел. Только поинтересовался:

– С чего вдруг такое сочувствие к нам?

Алексей пожал плечами, размышляя над ответом.

– Показалось, что ты хороший парень, – вскоре ответил он. – Или я ошибся?

– Вам решать, – парировал Андрей. ‒ Разобрались, что мы за люди?

– Более менее. Я наблюдал за вашим лагерем возле деревни «волков», слушал ваши разговоры по вечерам. Единственное, что проспал – уход вашего товарища к бандитам, но мы с моей старушкой исправили свою ошибку.

Алексей кивнул на снайперскую винтовку, лежащую рядом.

Вот значит как. Стало быть, выстрелы из винтовки им действительно не показались. Бандиты, и правда, отступили, потому что их заставил это сделать невидимый снайпер, и был это – Алексей. Если так, то его как минимум следовало поблагодарить.

– Что ж, спасибо за помощь, большего пока сделать не могу, – развел руками Андрей.

Алексей лишь безразлично качнул головой, мол, не стоит благодарности.

– А что изменилось теперь, раз вы решились на открытый разговор? – спросил Андрей.

– Я изучил тебя.

Андрей вопросительно взглянул на собеседника.

– Меня? Только меня?

– Всех, но в основном – тебя.

– Почему именно меня?

Алексей помолчал, размышляя. Он не собирался ничего рассказывать Андрею ни о своей прошлой жизни, ни о причинах, почему он оказался в той деревне в том виде, в котором его застал Андрей. А не зная всего этого, Андрей не смог бы понять, какими аргументами руководствовался Алексей, когда решил покинуть свое многолетнее убежище.

– Наверное, меня заинтересовали гуманист и идеалист, живущие в тебе. Думаю, я удивился, что с такими качествами ты вообще дожил до этого дня, вот и стало интересно, сколько ты с ними ещё протянешь.

Звучало это, как шутка, но выражение лица у Алексея при этом было абсолютно серьезным. Вот и пойди разбери, как воспринимать этого человека.

– Кажется, я ничего не понял, – признался Андрей.

– Ладно. Давай проще. Мне нравится то, что ты делаешь. Ты совершаешь благородные поступки, тебе не чужды жалость и сострадание, и в то же время ты не слабак, а я мало встречал таких людей за последние годы. Потому я решил хотя бы на короткое время присоединиться к вам и посмотреть, что вы и ваша банда представляете из себя в целом.

– На короткое время?

– Да. Вдруг вы меня разочаруете?

– А если разочаруем?

– Тогда я просто уйду, – честно предупредил Алексей.

– Эт, курва, как интересно выходит, – впервые кто-то третий влез в их разговор, и это был Толя. – Ты посмотришь, кто мы и откуда, разнюхаешь все, а потом свалишь нахрен и заложишь нас бандюкам? Мы, по-твоему, дебилы?

Алексей бросил на него безразличный взгляд.

– Не стану подтверждать твою гипотезу. Просто скажу, что пожелай я получить озвученную тобой информацию – просто взял бы вот этого пацана и все узнал. Или перебил бы вас всех на стоянке, оставив кого-то одного в живых.

– Перебил всех? Ты крутой такой, да? – в словах Толи прозвучал вызов.

Скажи Алексей хоть слово и эффект, который он в итоге произвёл, уменьшился бы, но он промолчал. Просто посмотрел на Толю своим спокойным, безразличным взглядом. И этим сказал гораздо больше, чем любыми словами.

Андрей хорошо знал Толю и понимал, что происходящее может привести к дальнейшей эскалации. А ещё по реакции Алексея он почувствовал, что Толя ему вообще не соперник. И это пугало.

– Должен признать, ты умеешь эффектно отвечать на вопросы, – сказал он, сделав Толе знак успокоиться.

Тот, хоть и готов был принять молчаливый вызов Алексея, всё же в глубине души был рад, что Андрей не дал ему этого сделать. Интуиция подсказывала Толе, что пока что с человеком в странном камуфляже лучше не ссориться. Себе дороже.

Андрей в задумчивости смотрел на собеседника, о котором он почти ничего не знал. Главным был вопрос доверия. Незнакомый, загадочный человек, мотивы которого совершенно непонятны, скрытный. От него постоянно создавалось ощущение, что он что-то не договаривает. Теперь, когда Андрей лично убедился, насколько Алексей опасен, ему стало страшновато брать его в отряд.

Что если он шпион? Но чей? Гронин и Родионов натаскивали Андрея, что к нему будут втираться в доверие, предупреждали, что нужно быть осмотрительным в выборе друзей, думать, кому и что говоришь, но как реально определить правду говорит человек или лжет? Андрею казалось, что Алексей говорит правду, но что, если нет? Что если его помощь в бою с бандитами и сам бой были лишь инсценировкой, чтобы заслать в «Убежище» шпиона? С другой стороны, у «волков» было множество способов сделать это более простым путем – фактически любой желающий сейчас мог вступить в ряды группировки из «Убежища».

Андрей попросил время подумать и быстро промотал в голове последние события. Лучшим выводом в итоге осталось его старое мнение – держать друзей близко, а врагов ещё ближе. Пусть лучше Алексей идет с ними, пусть хоть в само «Убежище», а там его встретят Родионов и Гронин – уж они-то выяснят, кто он такой и что ему нужно.

– Так что, принимаешь мою помощь или мирно расходимся? – поднажал на парня Алексей.

Всё ещё колеблясь, Андрей сжал губы.

– Это решать не мне, – ответил он после коротких размышлений и повернулся к своим бойцам.

Алексей понял, что Андрей имеет в виду, но привычное спокойствие не сменилось ни настороженностью, ни волнением. Возможно, у него был ещё какой-то план или же он мастерски умел себя контролировать. В любом случае он и виду не подал, когда восемь вооружённых людей, недоверчиво косясь на него, подошли к нему почти вплотную, а лишь спокойно, с профессиональным интересом рассматривал их, составляя о каждом своё личное мнение, и ждал, что скажет Андрей.

– Я знаю, что некоторым из нас этот человек доставил пару неприятных минут, – обратился к своим бойцам Андрей, – но вы слышали его слова, и как и я, видели пользу от его действий. Я считаю, что он определенно заслуживает нашей благодарности, но примем ли мы его в свои ряды – решать всем. Я – за. Что скажете вы?

Все молчали. Кирилл смотрел на Алексея с опаской, а Толик и Игорь – с недоверием. Первым заговорил Сева.

– Командир здесь ты. Раз ты за, значит и мы все – тоже, – решительно заявил он. – Так что у меня только один вопрос – как тебя называть?

– Лёша, – ответил Алексей и протянул Севе руку.

Глава 7.3

5
Массивный «Волк» легко преодолевал вымытые водой ямы и колдобины сильно разбитой асфальтовой дороги. Мощный 4,4-литровый дизельный двигатель ревел, когда машина передними колёсами въезжала в очередную яму, и с лёгкостью толкал её вперёд. За рулём был Сергей, Андрей сидел рядом и созерцал абсолютно металлические, лишенные всякой отделки, поверхности машины. Остальные теснились в десантном отделении. Для такого количества людей и снаряжения «Волк» был слегка тесноват, но БТР им никто давать не собирался, а брать грузовик для их целей было бы глупо.

Добравшись до Глухова, отряд обзавёлся транспортом, провиантом и снаряжением. Как и опасался Андрей, легко это не далось. Торговцы развели бюрократию, ответственный два дня не принимал Андрея, затем ещё три дня «связывался» с кем-то и кормил Андрея «завтраками», потом два дня «готовили» необходимое. Какого-то черта отказали только в радиостанции и как ни бился Андрей, но ничего исправить не смог. Даже их радиостанцией воспользоваться не позволили. В общем, впустую потеряли целую неделю.

Впрочем, в таком длительном простое была и польза. Во-первых, отдохнули, а во-вторых, удалось выяснить и предположительное местонахождение «Булата» – от Глухова ещё около сотни километров на северо-запад. Сначала у Андрея вырвался вздох разочарования от услышанного ‒ целых сто километров по чужой территории! Но потом он изменил мнение – вся эта территория принадлежала торговой гильдии, поэтому в пути у них не должно было возникнуть проблем. Нарваться на неприятности здесь можно было только при условии, что сам их спровоцируешь. К тому же, на машине красовался специальный знак, наклеенный солдатами гильдии, обозначающий, что владельцы машины могут беспрепятственно посещать населённые пункты торговцев и путешествовать по их территории. О том же свидетельствовал и выданный Андрею пропуск.

В Глухове Андрей также узнал, что всего в сорока километрах западнее начинается территория «Нового порядка». Искушение немедленно отправиться туда было велико, но Андрей устоял. К тому же там действовали совсем другие правила, и лезть в их город сгоряча Андрей побоялся. Да и сами торговцы советовали без дела туда не соваться.

Когда Алексей немного обвыкся в коллективе, выяснилось, что он очень интересный собеседник и может рассказать много полезного. Он оказался весьма сведущ в устройстве современного мира и кое-что знал в том числе и о «Новом порядке». По его словам это была закрытая автократическая организация, держащая своё население под постоянным надзором. Там подозревают в шпионаже всех без разбора, а за чужаками почти всегда ведется слежка, им не доверяют и никуда, кроме специальных гостевых зон, не пускают.

У истоков организации стояла группа обеспеченных в прошлом людей, встретившихся примерно через полгода после эпидемии. До катастрофы они обладали достаточными ресурсами, чтобы суметь пережить её, а после решили объединить силы. Сначала всё было даже очень хорошо – они быстро начали собирать вокруг себя людей, сформировали коллегиальный управляющий орган, организовали боевые подразделения для защиты и принялись по очереди укреплять и отстраивать несколько маленьких городков. Основными направлениями развития в итоге стали электроника, фармакология, энергетика и сельское хозяйство, а чтобы обеспечивать все это рабочей силой они внедрили обязательное образование для всех новых жителей своих поселений, то есть, ребята работали на перспективу. А ещё поначалу они тесно сотрудничали с гильдией и развивались параллельно.

Спустя несколько лет в том самом коллегиальном органе, в который входили учредители организации, а также некоторое количество людей, принятых туда позже, случился раскол, приведший к переделу власти. Итогом стала внутренняя война и захват власти одним человеком, который в дальнейшем намного сильнее военизировал организацию, ввёл кучу разнообразных контролирующих структур и вообще установил тотальный контроль над жизнью простых людей, так называемых «граждан». Слежка, доносы, следствия и казни – все это стало там привычными вещами.

Но с другой стороны – если соблюдать законы «Нового порядка», то жить там гораздо лучше, чем под боком у кого-нибудь типа «Степных волков». Были у них и медицина, и образование, и работа, и еда. Было где жить, была, в конце концов, хоть какая-то уверенность в будущем, а не сплошная безнадега, присущая нейтральным деревням, прячущимся в лесах. Главное – никакого инакомыслия и слепое повиновение правителям, и тогда жизнь будет вполне сносной.

«Новый порядок» вкладывал много сил в развитие своих приоритетных отраслей, даже несмотря на то, что сменил структуру управления и стал диктатурой, а организация, не ставящая себе за цель банальное выживание, была интересной сама по себе. Андрею захотелось попасть туда и самому на все посмотреть, но Алексей посмеялся над его желанием и разъяснил, что обычному человеку там ничего не светит – гостевая зона и все. Хочешь больше – пытайся получить гражданство, а это теперь мало кому по плечу.

Узнав, что в «Новом порядке» развита фармакология, Андрей задал вопрос о поиске причин эпидемии. Алексей рассказал, что было много желающих найти ответы, но чем окончились их поиски он не знает, кроме слухов, будто «Новый порядок» продвинулся в этом деле дальше всех. Но правда это или нет – он опять-таки не знал.

Сергей остановил машину возле небольшой рощицы, словно оазис ютившейся посреди огромного поля. В обе стороны от неё веревочками тянулось грязно-серое дорожное полотно, испещренное ямами и поросшее травой. Андрей немного задремал, но почувствовав, что машина остановилась, проснулся и уставился на водителя. На немой вопрос командира тот ответил тычком пальца в приборную панель.

– Надо заправиться, – коротко пояснил он.

Андрей кивнул и повернулся к остальным.

– Остановка, народ! Можно выйти размять ноги.

Сергей достал из машины канистры с соляркой и принялся заливать её в баки. Андрей осмотрелся – бойцы группками прогуливались по дороге возле рощи, и только Алексей в одиночестве стоял у дороги и разглядывал поле в свой бинокль. Андрей решил составить ему компанию.

– Что делаешь?

Алексей просил обращаться к нему на «ты».

– Просто осматриваюсь, – ответил он, опуская бинокль. – Что-то случилось?

Андрей отрицательно покачал головой.

– Я вот что хотел спросить… – мялся он. – Ты говорил, что много людей интересовались причиной эпидемии. Неужели никто так и не выяснил, как это произошло?

– Я таких точно не знаю, – без раздумий ответил Лёша. – Мне и самому было интересно и я не один день ломал голову, собирая эту головоломку.

‒ И как? Собрал?

‒ Нет. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что вирус искусственный.

Андрей удивился. Уже второй человек говорил подобное, но только в этом случае в глазах Андрея у собеседника было куда больше авторитета, чем у Ани. Во-первых, Леша был в сто раз опытнее и мудрее молодой девчонки, а во-вторых, он мог обладать определенными знаниями и информацией. Ну и в-третьих, ему не было никакого смысла лгать Андрею. По крайней мере на эту тему.

– Откуда такая уверенность? – спросил Андрей.

Алексей вгляделся вдаль, проигнорировав вопрос парня. Некоторое время он молча разглядывал бескрайнее поле, затем задумчиво посмотрел на терпеливо ожидающего ответ Андрея.

– Логика и факты, – сказал он, наконец. – Насколько мне известно, кроме людей глобально никто от вируса не пострадал. Люди – стадные животные. Чем многочисленнее стадо – тем сильнее эффект. Как только плотность населения значительно уменьшилась – вирус исчез. Именно исчез, это факт, иначе до сих пор в поселениях встречались бы очаги заражения. Отсюда вывод: он не способен жить сам по себе продолжительное время, например, в воздухе. Отсюда ещё один вывод – это не природная дрянь, а созданная вручную. Некоторые государства, несмотря на запрет Женевским протоколом и КБТО, могли себе позволить содержать лаборатории, в которых проводили исследования и вполне возможно, что доисследовались. Конечно, официально там разрабатывались средства обеззараживания, препараты для здравоохранения и ветеринарии и так далее, но реальность редко имела что-то общее с официальными документами. Думаю, причиной эпидемии была утечка образцов, а дальше… Вопрос только – кто именно допустил утечку: США, японцы-китайцы или наши? Или кто-то в Европе… – закончил свою мысль Лёша.

Андрей задумался, переваривая услышанное. Ему ничего не говорили разные сложные слова типа «конвенция» или «КБТО», но в целом мысль Алексея была понятной. Теперь уже Лёша решил спросить.

– А тебе это зачем? – резко выбил Андрея из задумчивости он.

– Э-э-э… – озадаченно протянул Андрей. – Есть причины.

– Какие? – не отставал Лёша. – Может, ты тоже из тех, кто хочет найти ответы?

По его лицу и в этот раз, как и все остальные разы до этого, было непонятно шутит он или спрашивает всерьёз. Подумав, Андрей решил ответить честно.

– Хочу, очень.

В выражении лица Леши ничего не изменилось.

– И что это тебе даст? Станешь спокойнее спать?

– Что даст? Зависит от того, что узнаю, – медленно ответил Андрей. – Эпидемия отняла у меня все: родителей, дом, будущее. Да и не только у меня – у миллиардов людей. Если в этом виноваты конкретные люди – я хотел бы знать почему с нами так поступили.

Алексей скорчил скептическую гримасу и, отвернувшись, задумчиво почесал затылок. Андрей смотрел на него, пытаясь угадать его мысли, но задача была неыполнимой.

– Отдает детской наивностью. Это ваша реальная задача? – Андрей уловил в голосе Леши нотки разочарования.

– Это моя задача. Личная. И ещё пары человек. Остальные не в курсе. А задачу отряда ты знаешь, – ответил Андрей.

Он умолк, задумавшись. Леша ничего не спрашивал и просто смотрел в поле. Андрей размышлял некоторое время и вдруг заговорил. Тихо, так, чтобы только Леша мог услышать.

– Понимаешь, Лёша, кто-то разрушил мою жизнь… наши жизни. Может, я сумасшедший, может, наивный, а может, действительно одержимый, но я хочу знать – кто и почему отнял у меня будущее. И я не сдамся, я буду искать везде, загляну под каждый камень, в каждое окно и за каждую дверь, и рано или поздно что-нибудь выясню.

Алексей смотрел на Андрея с жалостью. Нет, ему было жаль не парня, потерявшего все. Ему было жаль усилий, которые этот глупыш приложит, чтобы понять, что никто не отнимал у него будущее, потому что будущее – это жизнь, а она у него все ещё оставалась, но он собирался потратить её на безнадежное дело. Леша предпочитал не давать советы, как людям жить, но для Андрея решил сделать исключение.

– Ну, хорошо. Представь картину, – сказал он, снова повернувшись к Андрею. – Никто реально не знает, что произошло на самом деле. Куда идти? Где искать людей, которые могут знать что к чему? Какова вероятность, что те немногие, кто мог это знать, остались живы в течение стольких лет после эпидемии?

– Не знаю. Пока что, – уверенно ответил Романов. – Но хочу спросить об этом кого-то из «Рассвета».

– «Рассвет»? – переспросил Алексей.

Андрей кивнул в ответ и рассказал немного об истории с Ильченко. Парень сильно удивился, когда понял, что Алексей тоже может чего-то не знать, а то, что он не слышал про «Рассвет» ещё раз подтвердило, что эта организация является чрезвычайно скрытной. Нет, Андрей не забыл предостережения Владова, но в его отряде о «Рассвете» знали все, и раз Лёша стал членом этого отряда, то Андрей решил не скрывать от него эту информацию.

Алексей действительно никогда не слышал об организации под названием «Рассвет». Поначалу он даже подумал, что Андрей что-то напутал, но, похоже, парень ничего не сочинил и где-то действительно есть организация, в которой состояло множество ученых. И у них наверняка есть множество ответов.

Сергей давно закончил возиться с баками и крикнул, что у него все готово. Пора было продолжать путь.

– Ты точно ничего не путаешь? – серьезно спросил Алексей, имея в виду «Рассвет», когда они вместе с Андреем возвращались к машине.

– Нет, – твёрдо ответил Андрей. – «Рассвет» существует. Это подтвердил управляющий регионом гильдии, когда я с ним разговаривал.

– Владов… – задумчиво протянул Алексей, вспомнив рассказ Андрея. – Не припомню я такой фамилии.

– А Романов? Такая фамилия тебе знакома? – с надеждой спросил Андрей.

Алексей прищурившись посмотрел на парня.

– Ещё одного брата ищешь или отца? – спросил он.

Андрей объяснил.

– Слишком распространённая. Нужно больше информации про него, – заключил Алексей.

Андрей коротко рассказал всё, что знал об отце, его службе и прочем, в надежде, что Алексей встречал его и вспомнит, но тот лишь покачал головой.

– Я знал несколько офицеров с такими именем и фамилией, – ответил он. – Но во времена, когда я имел с ними дело, никто из них на юге не служил.

Больше не о чем было говорить и они сели в машину.

До территории «Булата» оставалось всего ничего. Максимум час даже по такой ухабистой и выбитой погодой дороге. Воробьев был как всегда молчалив, уверенно крутил руль и следил за дорогой. Бойцы за спиной тихо переговаривались, некоторые дремали, откинувшись назад. Андрей размышлял о себе, о своих друзьях, пытался предугадать, как дальше будут развиваться события.

Его удивляло, что он стал совсем иначе относиться к убийству. Оно перестало вызывать те эмоции, что были поначалу. Да и трупы убитых его руками тоже уже не пугали. Наверное, потому что эти люди сами пытались его убить, а он лишь защищался, а может и по какой-нибудь другой причине. Но в душе больше не было того ледяного ощущения, что перед тобой мертвый человек, что он уже не откроет глаза, не поднимется, ничего не скажет, что все его дела и привязанности исчезли вместе с осмысленностью его взгляда. Не было сожаления из-за того, что мир потерял ещё одну личность. Впрочем, такое отношение у него выработалось только к бандитам, других людей он будет жалеть…

Или не будет? Что с ним произошло? Он ожесточился или привык к смертям? Или упивается ощущением того, что вершит правосудие, уничтожая отморозков? Пожалуй, смена обстановки расставит все на свои места. Может, спросить об этом Алексея?

Леша… За этот короткий промежуток времени Андрей проникся уважением к нему. Было в этом человеке что-то, какой-то несгибаемый внутренний стержень, уверенность во всем, что он говорил или делал. От него буквально веяло не только опасностью, но и надежностью, и Андрей порой задумывался, что, возможно, он ошибся и никакой это не шпион. Просто ещё один забытый всеми, потерявшийся на бескрайних просторах нового мира, человек.

«Пытающийся втереться к тебе в доверие», – напомнил он себе.

6
Дорогу по обе стороны перегораживали бетонные блоки, сложенные друг на друга по два. Они стояли так, чтобы проезжающий транспорт не мог проскочить, не сбавляя хода, а вынужден был объезжать их, сильно замедляясь. Сразу за блоками находился выцветший на солнце белый шлагбаум с когда-то, вероятно, красными полосками. Справа от него стояла большая будка, за ней – двухэтажное кирпичное строение с облупившейся, оголившей красный кирпич штукатуркой, ишироким окном на втором этаже. Слева, над бетонными блоками, точно такими же, как и на дороге, хищно выглядывал ствол 30мм автоматической пушки БТР-а. По обе стороны дороги торчали большие таблички с надписями «Заминировано!», указывающие, что съезжать с дороги крайне не рекомендуется. Кроме БТР-а дорогу охраняли два крупнокалиберных пулемета «Корд», так же, как и БТР, прикрытые бетонными блоками. Около пятнадцати бойцов, экипированных примерно как отряд Андрея, составляли пехотное прикрытие.

КПП расположили в таком месте, чтобы любой подъезжающий транспорт был заметен издалека, поэтому к тому моменту, как «Волк» добрался до бетонных блоков, все на КПП уже были на своих местах и ждали. «Корды» вели цель, и от этого Андрей немного нервничал – он знал, что могут сотворить эти штуки с их транспортом, а заодно и с людьми внутри, если что-то пойдет не так.

Андрей приказал Воробьеву остановиться перед первым заграждением. Оставив оружие в машине, они оба медленно вышли и направились к КПП. В отличие от пестрых и разношерстных «Степных волков» у бойцов здесь была одинаковая летняя военная форма, одинаковые бронежилеты, одинаковые каски – все снаряжение у них было абсолютно одинаковым, как и у бойцов торговой гильдии. В их взглядах не было агрессии, но они ясно давали понять: сделаешь так, чтобы мы заволновались, и тебе конец.

У шлагбаума в полевой форме стоял непонятного возраста пузатенький дяденька, с тремя подбородками, и с интересом наблюдал своими маленькими поросячьими глазками за приближающимся молодым парнем. Поза у него была абсолютно расслабленной, на ремне за плечом болтался автомат – он был хозяином ситуации и поэтому чувствовал себя уверенно. Андрей присмотрелся к его погонам и разглядел там две маленьких звездочки.

– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? – начал он, чем немного удивил толстяка.

– Разрешаю, – хрипловатым голосом ответил тот, заново измеряя Андрея взглядом.

Парень собрался с духом и выпалил заученную формулировку, продиктованную ему Родионовым.

– Я старший сержант Андрей Романов, прибыл по приказу командира части в/ч 00150 полковника Гронина. Мы ищем группировку «Булат». Полагаю, вы и есть «Булат»?

– Да, сынок, мы и есть «Булат», – подтвердил толстяк и скрестил руки на груди, – но кто вы такие и на кой ляд вы нас искали?

– Мы долгое время были в изоляции. Теперь вот хотим вернуться в родную структуру.

Лейтенант вскинул брови и снова смерил удивленным взглядом обоих парней. Черт его знает, что творилось в его голове.

– Чудо-чудное, диво-дивное, – сказал он, щурясь. – Я в войсках уже двадцать лет, но что-то не припомню, чтобы была часть с таким номером.

– А вы помните номера всех военных частей России? – деланно удивился Андрей.

– Это была секретная военная лаборатория, – пояснил Воробьев. – Занималась разработками в области химического оружия. Нет ничего странного, что о ней не писали в газетах.

Лейтенант начал хмуриться. Затем сделал шаг назад.

– Как вы узнали, где искать? – спросил он.

Андрей достал из нагрудного кармана пропуск торговой гильдии и открыл рот, чтобы что-то сказать, но толстяк перебил его.

– Не тычь в меня этой синей бумажкой, сосунок! Здесь вам не гильдия!

Романов быстро спрятал пропуск обратно и с недоумением уставился на лейтенанта.

– Держите их на прицеле! – приказал толстяк. – Дернутся – стреляйте!

Сам он скрылся внутри будки, затем оттуда перешел в кирпичную постройку и пробыл там минут десять. Потом вышел на улицу, остановился у дверей и закурил, подозрительно поглядывая на недоумевающих парней и ни слова не говоря.

– Мы что, во что-то вляпались? – тихо спросил Воробьева Андрей.

– Откуда я знаю? – слегка нервно ответил тот.

Лейтенант докурил сигарету, задумчиво и подозрительно глядя на парней, выбросил окурок и подошел к ним. Его взгляд немного смягчился.

– Короче, ждите и не бздите. Сейчас подъедет дежурный офицер и займётся вами.

Дежурного офицера пришлось ждать почти три часа. Алексей предупреждал, что у «Булата» ничего не делается быстро и тем более нормально, но Андрей ему не верил. А зря. Парни, чтобы отлить, выходили из машины медленно и с поднятыми руками, потому что автоматическая пушка БТР-а и оба «Корда» все это время смотрели в лоб «Волку». Андрею с Воробьевым разрешили присесть на один из блоков, но за ними постоянно следили бойцы «Булата» и поросенок-лейтенант. Все это время Андрей пытался разобраться, почему к ним относятся с таким недоверием, но ни лейтенант, ни его бойцы не собирались отвечать на его вопросы.

Дежурным офицером оказался немолодой плешивый подполковник с пропитым лицом и глубоко посаженными, окруженными темным ореолом, глазами. Он приехал на старом помятом УАЗ-е, буркнул что-то лейтенанту, одарил Андрея и Воробьева кислым, неприязненным взглядом, и пролаял им, чтобы они лезли в машину. Вместе с ним приехали двое бойцов, вероятно, эскорт. На вопрос Андрея, что делать его людям подполковник ответил, что лейтенант за ними присмотрит.

Андрею оставалось только пожать плечами и сесть в машину. Потрепанный, тарахтящий и ужасно визжащий на торможениях УАЗ, за полчаса довез их до населенного пункта, по пути надежно провоняв бензином. На все вопросы подполковник отвечал, чтобы задающие заткнулись. Тот же ответ был заготовлен и для его собственных бойцов, если те о чём-то спрашивали.

Населенный пункт оказался старым колхозом, с длинными рядами коровников, превращенных в гаражи и бараки. Несколько зданий достроили сравнительно недавно – это были двухэтажный и два трехэтажных кирпичных дома. Выглядели они не очень, но явно новее древних сараев и коровников.

Машина остановилась возле одной из трехэтажек и подполковник приказал всем выйти. На улице они столкнулись с солдатом, с обреченным видом подметавшим территорию веником, от которого осталось несколько поломанных прутиков и черенок. Черенок противно скреб асфальт, но никого вокруг это не заботило, а самого солдата и подавно. Андрей прилип взглядом к этому абсурдному занятию, но Воробьев ткнул его в бок, намекая, что нужно идти.

Подполковник пошел вперед, Андрей с Сергеем следом, а позади них боец с автоматом наперевес. Прием явно нельзя было назвать теплым, и Андрей из-за этого немного нервничал. Внутри здание оказалось таким же незаконченным, как и снаружи: не все стены были оштукатурены, в швах между кирпичами попадались большие просветы, через которые можно было без труда увидеть происходящее за стеной, везде было пыльно и грязно. Подполковник завел их в небольшой кабинет и усадил перед запыленным столом, а сам сел напротив. В кабинете кроме четырех стульев был только этот стол и лампочка, свисавшая с потолка на длинном шнуре, но сейчас она была выключена – свет попадал сюда через грязное стекло окна. Осмотревшись, Андрей обнаружил «выключатель» – провода, обмотанные синей изолентой. Рядом с ним у стены стал насупленный боец.

Подполковник не носил ни фуражки, ни даже кепки и его плешь делала его смешным, но Андрею с Сергеем было не до смеха – ситуация получила неожиданный оборот и ещё не ясно было, чем все закончится.

– Какого хера вы приперлись сюда, а? – сходу начал подполковник. – Наделали мне геморняка! Кто вы, бл. дь, такие, а?

Андрей хотел ответить, но похоже, подполковник желал выговориться, потому что между его вопросами не было ни малейшей паузы, которая бы намекала на возможность ответа или желание его услышать.

– Какой мудо. б дал вам наводку сюда ехать? Нахера вы его послушали, а? Чего молчите, упыри?

«Упыри» предпочли дождаться, пока эта плешивая истеричка не успокоится, но тот и не думал этого делать. Ещё минут пять он сыпал оскорблениями и отборнейшими матюгами, пока, наконец не начал орать фамилию какого-то Иванова. После второго раза в дверях появилось испуганное лицо невысокого молодого солдатика.

– Ты, тормоз ушастый, – пролаял подполковник, – где ты лазишь? Мне до утра тебя звать? Хочешь, чтоб я связки сорвал, дебил?

– Никак нет, товарищ подполковник, – пролепетал солдатик.

– Ты что – дебил? – спросил подполковник и тут же сам ответил. – Дебил. Так, принеси мне чаю! Мигом!

Реальным дебилом в этой комнате выглядел да и был только сам подполковник, и Андрей смотрел на него именно так. Даже на лице вечно невозмутимого Воробьева отчетливо стало проявляться изумление.

Пока Иванов бегал за чаем, подполковник продолжал короткими порциями костерить парней, не давая им ответить. Его лицо немного покраснело от натуги, жилки на лбу вздулись. Наконец, вернулся Иванов со стаканом чая и казалось, что вот сейчас подполковник немного успокоится, но нет. Отхлебнув из стакана, он тут же выплюнул все обратно прямо на стол. Несколько капель долетело до Андрея.

– Да ты вообще даун! – заорал он. – Я просил чая, а не этой мочи! Ты нассал туда, что ли?

– Никак нет, товарищ подполковник! – божился Иванов. – Сам могу выпить, если прикажете.

– Бери сам и пей, кретин!

Подполковник выплеснул горячее содержимое стакана на Иванова. Тот зашипел и пулей вылетел из кабинета, под проклятия командира. На вопли в кабинет заглянул высокий сутулый мужчина. Завидев подполковника и моментально сориентировавшись в обстановке, он начал уже закрывать дверь, но не тут-то было.

– О! Клеймин! Вот уж свезло так свезло! А ну иди сюда.

С порога послышался тихий вздох и Клеймин вошел в кабинет. Его лицо сразу же привлекло внимание Андрея и Сергея своей несимметричностью – глаза у Клеймина находились на разной высоте, отчего лицо выглядело неприятно. Погоны на плечах говорили о том, что он находится в чине майора.

– Нам на голову свалились эти два придурка, – подполковник указал на парней, сидящих напротив него.

Странно, но слово «придурок» показалось Андрею почти необидным на фоне всего, что он услышал до этого.

– Поручаю это тебе. Разберись – кто такие, откуда взялись, и реши что с ними делать.

Андрей вновь предпринял попытку что-то сказать, за что немедленно поплатился.

– Закрой пасть! – проорал подполковник. – Никто не разрешал тебе тут вякать!

Клеймин разумно молчал, понимая, что любое сказанное слово может обернуться против него, но этого оказалось недостаточно.

– А ты что молчишь, будто дерьма поел? – переключился подполковник. – Справишься с этими кретинами? Лучше бы тебе справиться, потому что если случится что – повешу на тебя сговор с этими диверсантами.

– Мы не диверсанты! – выкрикнул Андрей.

– Да мне пох. й, кто вы такие, бакланы! Иванов!

На этот раз Иванов появился мгновенно, будто дежурил под дверью. Вполне возможно, что так оно и было.

– Слушаю, товарищ подполковник!

– Что ты там слушаешь, идиота ты кусок? За то, что ты такой дол. ёб, будешь мести территорию, пока она не заблестит, ты понял? Бери метлу и за дело!

– Товарищ подполковник, но там же Лысюк метет и от метлы же только черенок остался, как же я…

– Как хочешь! Увижу без метлы – пойдешь сортир изнутри драить, понял? Вместе с этим дауном Лысюком! Руками голыми! Все ясно?

– Так точно, товарищ подполковник!

– Свободен.

Подполковник показал, что обладал незаурядной способностью заниматься двумя вещами сразу – пока он орал на Клеймина и обзывал Андрея и Сергея, он умудрился придумать наказание для «дебила» Иванова.

– Всё, Клеймин, какого хера вы ещё тут? У меня от вас давление поднимается. Вы что, хотите чтоб я сдох нахрен? Да? Не дождетесь! Выметайтесь уже отсюда и займитесь делом!

– Слушаюсь, товарищ подполковник!

Клеймин сделал знак парням и вышел из кабинета. В коридоре он достал из кобуры пистолет и приказал им идти вперед. Поднявшись ещё на один этаж, они увидели ещё двоих солдат, которые занимались абсурдным, на первый взгляд, делом – скребли голые кирпичные стены металлическими уголками. Андрей не удержался от вопроса.

– Что они делают?

– Стены ровняют, – снизошёл до ответа Клеймин.

– Зачем?

– Чтоб ровные были!

Андрей округлил глаза. Такого он ещё не видел.

– А не проще поштукатурить? – не удержался в свою очередь и Воробьев.

– А вам не похер? – спросил в ответ майор, вздохнул и добавил. – Эти тоже штрафники – отбывают наказание.

– Даже спрашивать не стану, кто их наказал, – вырвалось у Андрея.

– Вот и не спрашивай. Здесь направо. Последняя дверь.

Они вошли в такой же маленький, но зато гораздо более уютный кабинетик. Здесь стены были оштукатурены, но в остальном было так же пыльно и грязно, как и везде. У входа были вбиты два гвоздя, на одном из которых болтался кожаный планшет. В углу у окна стоял маленький столик и торшер, в другом – рабочий стол майора, три стула и большая тумба с семью выдвижными ящиками.

Мебель была старой и выглядела ненадежно. Садясь на стул Андрей не без причины опасался, что тот может развалиться прямо под ним. Из открытого окна доносились размеренные, неторопливые и очень тоскливые скребки черенков, уже двух.

– Итак, кто вы такие? – начал майор, когда все заняли свои места.

– Старший сержант Романов, а это сержант Воробьев, – представился Андрей. – Мы прибыли…

– Этого я не спрашивал, – бесцеремонно перебил Клеймин, и Андрей, немного удивленный такой реакцией, притих. – Кто вас направил именно сюда?

– В Глухове торговцы дали нам координаты. Мы сотрудничаем с ними, но хотим присоединиться к «Булату».

Во взгляде Клеймина не было особого доверия, но даже несмотря на свою резкость, он не казался таким придурковатым, как подполковник, и Андрей был уверен, что сейчас всё выяснится.

– Вас только двое? – спросил он.

– Нет. На КПП у вашего лейтенанта осталась наша машина и ещё семь человек.

Клеймин схватился руками за лицо, переключив внимание с пистолета, лежавшего на столе. У Андрея промелькнула мысль схватить пистолет, взять майора в заложники и заставить этих балбесов выслушать его, но он тут же её отбросил – пока что никто из них не выглядел в достаточной мере душевно здоровым, чтобы такой фокус не закончился печально.

– О, господи, ну откуда вы взялись на мою голову? – протянул Клеймин. – Это же теперь надо решать, что с вами делать, писать отчеты…

– Не надо ничего делать, – предложил Андрей. – Просто выслушайте нас.

Клеймин бросил на Андрея косой взгляд, полный скептицизма.

– Вы не поняли, куда попали. Если вас видел подполковник Муляр – все: без бумажек, допросов и разбирательства не обойтись, а то можно тоже загреметь убирать двор черенком. Это ещё в лучшем случае.

Майор ещё немного попричитал, но затем внезапно его лицо просветлело.

– Крюков! – позвал он.

Через пару секунд в кабинет вошел один из бойцов с уголком в руках.

– Найди Бондаренко и пусть немедленно явится ко мне. Все, давай! Одна нога здесь – другая там.

Боец исчез. Пока ждали, Клеймин без особого интереса разглядывал своих гостей. Андрей попробовал ещё раз достучаться до здравого смысла, но нет, майор ничего не хотел слушать, и это начало жутко раздражать парня. Минут через пятнадцать появился Бондаренко. Это был сравнительно молодой, лет тридцати, лейтенант, высокий, с кривым, поломанным носом и глубоко посаженными глазами.

– Разрешите, товарищ майор? – спросил он с порога.

– Ты что, хотел чтобы я умер от старости, ожидая тебя? Почему так долго? – вместо приветствия сказал майор.

– Явился сразу по вашему приказу, товарищ майор.

– Ладно, слушай сюда. Вот эти двое – нужно выяснить кто такие, откуда взялись, что задумали. Доложишься подполковнику Муляру. На все у тебя час. Учти – они опасны. Вопросы?

– Никак нет, товарищ майор, – лейтенант вытянулся по струнке.

– Тогда забирай их.

Удивленный и уже начинающий выходить из себя Андрей опять попробовал что-то сказать, но Клеймин бросил на него такой взгляд, что парень решил промолчать.

«Дурдом какой-то», – подумал он и вместе с Воробьевым пошел на выход.

Лейтенант Бондаренко оказался первым адекватным офицером, которого они встретили в «Булате». Он не орал, не затыкал рот, а обстоятельно выслушал и записал историю Андрея. Впрочем, это не сильно помогло.

– Вы видели Муляра? – спросил он, хотя по рассказу Андрея знал ответ.

Романов кивнул.

– Он помешанный на бумажках и отчетах. И на безопасности, за которую отвечает. Любой, кто попадает сюда, для него – потенциальный диверсант, которого нужно допросить с пристрастием и выяснить, что он замышляет. Но вам повезло – сегодня у него прихватило печенку и он бесится с самого утра. В такие дни он ничего делать не хочет, особенно вести допрос. Я только не пойму, какие черти понесли его за вами вместо Клеймина, ведь дежурный сегодня майор. Так что тут вам уже НЕ повезло. Майор бы такого не устроил. Ну, а мне не повезло, что вас спихнули на меня.

– Неужели нельзя просто проверить нашу информацию? Связаться с нашим командованием? Мы же дали вам частоты. Свяжитесь с торговцами в Глухове, в конце-то концов! Капитан Севастьянов – он дал мне координаты. Он сам все подтвердит.

– Мы – закрытая организация. Подполковник Муляр сказал бы, что мы – армия. К нам нельзя просто приехать, и торговцам это известно. Может, они нарочно устроили это. Вы их ничем не обидели?

Андрей отрицательно покачал головой, вспоминая всё, что делал в Глухове. Учитывая как долго и тяжко там все проходило, получалось, что обидел он Севастьянова уже хотя бы тем, что вообще обратился к нему.

– Короче, придется вас подержать в камере, пока мы будем разбираться.

– Но за что?! – вскричал Андрей. – Вы что тут, все на голову повернуты?

Бондаренко резко поднялся, достал пистолет и навел на Андрея. Во взгляде и голосе у него появилась сталь.

– Встать! – приказал он. – Вообще охренели. Наделали проблем и ещё выё. ваются.

Через пять минут Андрей с Воробьевым сидели в сырой, ободранной камере с толстыми металлическими прутьями, устроенной в подвале двухэтажки. Воробьев все время молчал, и это раздражало Андрея.

– Чего ты постоянно молчишь? – нервно спросил он. – А если бы они тебя на убой повели – тоже молчал бы?

– А что я должен говорить? – спокойно отвечал Сергей. – Ты говорил за обоих. Результат сам видишь.

Андрей фыркнул и замолк. Затем уселся на пол в углу и прикрыл глаза. Ему казалось, что он попал в какой-то сумасшедший дом: никто не хочет слушать, все бояться бесноватого Муляра, в которого действительно будто демон вселился. И как выбраться из этого дурдома Андрей не знал.

В камере провели остаток дня и всю ночь. Утром явился Клеймин с двумя бойцами. Он подошел к решетке и уставился на заключенных, а те – на него. Злость Андрея уже прошла, и он спокойно ожидал, что скажет майор. Отношение Воробьева тоже оставалось прежним.

– Доброе утро, балб… парни, – поправился майор, по привычке чуть не обозвавший заключенных балбесами. – Хватит расслабляться. Пора на выход.

Один из солдат открыл решетку и отошел в сторону. Никто не проявлял агрессии, оружие у всех было за спинами, майор так вообще улыбался.

– Нас отпускают? – с надеждой спросил Андрей, неуверенно шагая к нему.

– На все четыре стороны.

Парни осторожно подошли к выходу из камеры, все ещё не веря, что маразм прошел. Возможно, у Муляра просто отпустила печень? Обоих интересовало, почему планы Муляра изменились, но они не решались спрашивать. Клеймин догадался сам.

– Вам, наверное, интересно почему вас отпускают?

– Есть такое, – признался Андрей.

– За вас поручились. Не спрашивайте кто – я не знаю. И лучше бы вам поскорее свалить, потому что подполковник Муляр просто в бешенстве.

Андрей тяжело вздохнул – маразм продолжался, просто их временно от него оградили.

– Но наша задача не решена. Я не соврал ни одного слова – нам действительно нужно наладить связь с вашим командованием.

– Да, я читал доклад Бондаренко. Вот вам пропуск, – он дал Андрею бумагу, похожую на ту, что парень получил у торговой гильдии. – Машина и ваши бойцы уже тут. Поедете с нашим сопровождающим в Марьинку – это в тридцати километрах на северо-восток по главной дороге, просто никуда не сворачивайте. Там найдете полковника Тургенева, он нормальный мужик, выслушает вас и, возможно, поможет. От него поступил приказ вас отпустить. За вас поручился кто-то очень серьезный, потому что приказано вернуть вам всё, даже оружие, не чинить препятствий и оказать содействие.

Андрей задумчиво кивнул головой и прошел на выход. На улице неподалеку они с Сергеем увидели своих бойцов и машину. Поздоровавшись со всеми и выслушав несколько забавных реплик, Андрей услышал оклик. Это был Клеймин. Андрей подошел.

– Не поделишься, кто ваш большой друг?

– Не могу, – ответил Андрей и слегка улыбнулся. – Если бы мог – сказал бы сразу.

Клеймин не ответил улыбкой, разочарованный ответом парня. Он серьезно и несколько недоверчиво смотрел на Андрея.

– Ну и ладно. Но в случае чего – пеняй на себя, – предупредил он недовольным тоном.

– Договорились.

Андрей вернулся к машине и сел на свое место. Ему всё ещё не верилось, что весь этот ужас, наконец-то, позади. А ещё его и самого теперь мучил вопрос, кто именно поручился за них? И почему? Разумеется, парень обманул Клеймина – он не имел ни малейшего понятия о том, кто это мог быть.

Дороги на территории «Булата» были неплохие. Их старались латать, хотя все в машине и подозревали, что такое отношение здесь только к главным дорогам, соединяющим ключевые стратегические объекты. Пока ехали, Андрей расспрашивал парней о том, как с ними обходились, пока его не было. Черенко рассказал, что их долго мурыжили под прицелами. Потом разоружили, забрали машину и загнали в кирпичное здание. Оттуда до глубокой ночи их по одному водили на допрос, где идиот-лейтенант задавал всякие глупые вопросы, пока, наконец, утром все это не закончилось. Им вернули машину и оружие и сообщили куда ехать за недостающими членами отряда. Вот и вся история.

Выходило, что вообще никто в отряде не понимал, что произошло. Что ж, оставалось надеяться, что полковник Тургенев расставит все точки над «ё».

Но и это предположение не оправдалось. Тургенев оказался суровым, но толковым и справедливым мужиком. Он выслушал Андрея, принял от него информацию, которую Гронин просил передать, высказал предположение, что эту фамилию он уже где-то слышал и заверил, что передаст все куда надо. Но на вопрос, почему он за них поручился, Тургенев ответил лишь, что на то были причины. И всё. Больше ничего. На этом он закончил разговор и попрощался, намекая, что Андрею пора уходить.

Уже выходя из кабинета, Андрей решился спросить ещё кое-что.

– Товарищ полковник, разрешите задать ещё один вопрос? – попросил он.

– Задавай, сержант, – благосклонно разрешил тот.

– Вы сказали, что фамилия Гронин кажется вам знакомой. А не случалось ли вам слышать про подполковника Виктора Романова?

Тургенев скосил взгляд, нахмурился и задумался, между бровями собрались две глубокие складки.

– Тоже знакомое что-то. Кто это?

– Мой отец.

Андрей коротко описал отца.

– Романов… Виктор… Не могу вспомнить, но прям крутится в голове. Так стоп – а почему ты вообще спрашиваешь?

– Он исчез в начале эпидемии. Его вызвали из отпуска, он уехал и больше я никогда его не видел. Вот и расспрашиваю всех, кого могу.

Андрей добавил ещё факты, который рассказал ему Гронин плюс кое-что из того, что говорила о службе отца мать.

– Ты надеешься, что он ещё жив, что ли?

– Если нет, то может, хотя бы могилу кто-нибудь покажет.

Во взгляде полковника промелькнуло сочувствие. Он вновь нахмурился и задумался. Если не считать Гронина, Родионова и Лёши, то Андрей впервые встретил человека, который для ответа на его вопрос об отце тратил больше трех секунд. Значительно больше.

Подумав еще немного, полковник поднял трубку допотопного телефона. Ответили ему быстро.

– Да, это я. Ты не помнишь случайно, кто такой Виктор Романов, подполковник? Нет, у нас не служит – это до эпидемии ещё. Давно когда-то попадался кто-то с таким именем, может, лет десять назад, где-то в первый год после эпидемии… Ага… Слушай, зайди лучше ко мне и поговорим… Хорошо. Жду.

Тургенев положил трубку и посмотрел на Андрея, которого от волнения начал бить озноб. Парень вдруг почувствовал, что сейчас он, наконец, что-то узнает. Но хорошее или плохое?

– Присядь ещё на пару минут. Сейчас придет мой зам. Может, он нам поможет.

Зам пришел минут через пятнадцать. Пока ждали, успели обсудить жизнь Андрея после эпидемии, кратко поговорили о Гронине и об их организации. Но Андрея эти разговоры уже не отвлекали – он с нетерпением и плохо скрываемым волнением ожидал подполковника Дергачева, который мог помочь пролить свет на одно из важнейших дел в его жизни.

– Саша, это старший сержант Андрей Романов. Парень просит нашей помощи, – обратился к заму Тургенев, когда тот уселся на небольшой диванчик у стены. – Так что говоришь – помнишь этого Романова?

– Да. Помню его. Ты тоже должен помнить – он нам помог справиться с бандой ментов.

– Точно! – Тургенев хлопнул себя по лбу. – Вот оно! С ним ещё было около двадцати бойцов. Если это, твой отец, сержант, то он у тебя отличный мужик.

Взгляд Тургенева, обращенный к Андрею, стал намного теплее. Дергачев тоже смотрел на парня, как на старого знакомого.

– Да, это точно, – поддержал полковника Дергачев. – Как он выглядел, твой отец?

Андрей ещё раз описал отца. Дергачёв хмурился, вспоминая что-то и в конце концов заявил.

– По описанию, конечно похож. Вроде бы. Много лет прошло, точно уже не вспомнить, но вроде бы похож.

– Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы встретились? Что он делал или собирался делать?

Подполковник подумал немного, почёсывая подбородок и чуть заметно покачивая головой, а затем заговорил.

– Когда началась эпидемия из нашей части почти всех забрали на охрану очередного периметра, но потом, когда всё стало разваливаться – никто из личного состава не вернулся. К тому времени народ уже вовсю мародёрствовал и творил беспредел. А городские менты, сбившись в большую банду, вообще решили захватить нашу часть. Сначала переговоры вели, потом угрожали. Их было человек пятьдесят, а у нас – два офицера и пятнадцать зеленых солдат. Романов появился очень вовремя, и что самое важное – не бросил нас, хотя запросто мог это сделать.

Дергачев помолчал немного.

– Признаться честно, он сильно повлиял на меня своим поступком. Я тогда был молодым летехой, пороху не нюхавшим, уже в штаны наложил, думал конец нам. Он и такие, как он, показали мне, что такое офицер, что такое настоящий солдат – такие своих в беде не бросают, даже если для этого надо жертвовать собой. Я это на всю жизнь запомнил.

Даже если у остальных и были какие-то сомнения, то вот Андрей был точно уверен, что речь идет о его отце. Парня переполняла и гордость за отца, и печаль от того, что он может его уже не увидеть, но он даже думать не хотел, что возможна ошибка и в этом кабинете сейчас говорят о ком-то другом. Отец оставался для него ориентиром чести и порядочности, к которому он всегда будет стремиться.

– Куда он потом делся? – спросил Андрей, когда Дергачев закончил рассказывать.

– Ушел со своими бойцами на юг. Искать товарища. Он называл фамилию, но я не помню какую. Как-то… Бро- или Бра-…

– Гронин? – подбросил идею Тургенев.

– Да, может быть. Я точно не помню, но, кажется что-то подобное.

– Скорее всего это был он, потому что мне тоже показалась знакомой фамилия Гронин.

Похоже, уверенность Андрея начала подтверждаться. Подполковник Виктор Романов – раз, не так уж далеко от «Убежища» – два, ушел на юг в сторону «Убежища» искать товарища с фамилией Гронин или очень похожей – три.

– Вы не предлагали ему остаться? – спросил Андрей.

– Шутишь, сержант? Конечно, предлагали. Если я правильно помню – он семью искал, но все накрылось медным тазом и тогда он решил добраться до этого Гронина.

Они просидели ещё два часа, предаваясь воспоминаниям. Полковник достал бутылочку коньяка и они распили её втроем под нехитрую закуску, провозглашая тосты за офицерскую честь, отвагу и настоящих мужиков, которых, по их мнению, становится все меньше и меньше. Под конец у Андрея, до этого никогда не пившего столько алкоголя, здорово шумело в голове, но память ему не изменяла, и он точно помнил, кто и что говорил. Все это было для него слишком важно, чтобы он мог позволить себе что-либо забыть даже под влиянием алкоголя.

Утро оказалось сущим кошмаром. Он проснулся в десантном отделении машины, накрытый летней курткой. Под головой был вещмешок, и лежать было почти удобно, но в остальном… Машину раскачивало на неровной дороге и парню сразу же стало совсем плохо. Озноб, жуткий стук в висках… тошнота… страшно! Андрею случалось плохо себя чувствовать, но ничего подобного с ним ещё не бывало.

Бойцы сидели на лавках, откинувшись назад. Многие дремали, некоторые задумчиво глядели в одну точку, Кирилл уставился в окно.

– О! Проснулся наш юный алкоголик! – первым заметил Толя. – Курва мать, сколько же вы там вчера вылакали? Перегар такой, что мы все тут немного подвыпившие.

Раздались смешки, но Андрей оставил его реплику без комментариев. Ему вдруг стало страшно, что он вот-вот умрет, ведь мучение, которое он испытывал, не могло продолжаться бесконечно – организм же не железный. Вдруг он отравился и именно поэтому ему так плохо?

Тихо постанывая и не отрываясь от подушки, он попытался как-то собраться с мыслями и попросил остановить машину. Как только она остановилась, Андрей с помощью Толика выполз на обочину и сразу же вырвал. Немного придя в себя, он сделал несколько шагов к машине, но почувствовал, что залазить в неё рановато. Через минуту его снова рвало.

Он просидел у машины минут пятнадцать, пока не вырвал и в третий раз, и не дал себе зарок.

– Никогда больше не буду столько пить, – простонал он, залезая обратно в машину.

– Да, брат, мы все так говорим, – шутливо бросил Вурц.

Глава 8.1. Анархисты

1
Из-за отсутствия четких разведданных, которые должен был добыть Романов и его команда, ударная группа задержалась более чем на две недели. Все усложнялось ещё и тем, что кроме разведданных отсутствовал и сам Романов, и любая информация о его местонахождении, и можно было лишь гадать, какая судьба его постигла. Сперва Гронин на неделю отложил операцию, затем, когда Романов так и не вернулся, пришлось отправлять новую разведгруппу и ждать информацию уже от неё.

И все это время Павел волновался. Внешне он, конечно, этого не показывал и даже Макс, знавший полковника лучше всех, ничего не замечал. Впрочем, отчасти потому, что он сам был весьма твердолобым и даже в гораздо более открытых людях не всегда видел подобные вещи. Когда через десять дней разведгруппа вернулась, а от Романова так и не было никаких вестей, полковник, наконец, сдался.

– Ну, все, – мрачно сказал он Максу в один из вечеров. – Похоже, нет больше Романовых.

Макс вздохнул и прикрыл ладонью глаза.

– Не хочется этого признавать, но думаю, ты прав. Жаль, что нельзя узнать, как они погибли.

В нагрудном кармане у Макса лежала фляга. Один умелец наловчился гнать отличный самогон и, несмотря на то, что Павел был против этого, Родионов втихаря курировал лавочку, прикрывая самогонщика от Гронина. За это он был вечным номером один в очереди, которая всегда была очень длинной. От мыслей о Романове у Макса и у самого кошки на душе скребли, и идея с флягой сейчас показалась ему очень уместной.

Нисколько не заморачиваясь реакцией Павла, Макс достал флягу и отвинтил пробку. Сначала намеревался приложиться первым, но передумал и легким движением в сторону Гронина предложил ему.

– А вы все не сдаетесь…

Павел покачал головой, а в голосе прозвучала толика осуждения, но ни капли недовольства. Подумав пару секунд, он встал с места и направился к Максу, по привычке сидевшему на подоконнике.

– Давай сюда.

Пили по очереди и молча. О Романове говорить не хотелось – на душе и так было тоскливо. Чтобы отвлечься можно было бы поговорить о текущих проблемах, но и к этому душа почему-то не лежала. Светлым пятном в последнее время была успешная операция Дьякова по окончательному решению вопроса со «Степными волками», но и её уже давно разобрали по винтику.

Да и обсуждать там было особо нечего. Дьяков отлично себя проявил, принимал грамотные решения и не халтурил. Разве что Олег, которому опять выделили отряд, в очередной раз облажался, за что Гронин прилюдно пообещал ему, что это была его последняя попытка командовать, и если он и дальше желает служить в боевых частях, то только рядовым бойцом.

Это стало очередным поводом для осложнений в отношениях отца и сына. Павел никому не мог позволить в таких количествах терять людей, а собственному сыну и подавно. Олег же считал всё стечением обстоятельств и придирчивостью отца, негодовал и верил, что прав. Но свои разногласия с сыном с Максом Паша тоже обсуждать не собирался.

Жалкие двести пятьдесят грамм жгучего самогона закончились слишком быстро. Забрав у Павла опустевшую флягу, Макс поболтал ею, убеждаясь, что там ничего не осталось, и с досадой закрутил пробку.

– Ишь какой – меня упрекает, а сам как приложился, так за уши не оттащишь, – посетовал он.

Павел покачал головой, глядя в пол.

– Найду, кто это делает – прикрою лавочку, а тебя вместе с ним накажу, – без тени улыбки сказал он, отчего угроза звучала более чем серьезно.

Но Макса так просто было не запугать. Хоть Паша и был противником алкоголя, но даже он понимал, что нельзя отбирать у людей все радости жизни, даже когда эти радости разрушают их здоровье. Макс и сам понимал опасность массового пьянства, потому и «крышевал» самогонщика – так он мог контролировать объемы производства и точно знать, что «Убежище» не утопят в алкоголе. Более того, все в «Убежище» знали, что случись что на этой почве и виновником займется лично Родионов, а майора все здесь слегка побаивались, порой даже больше Гронина.

– Сначала найди. И вообще – вредные привычки делают жизнь приятной, – почему-то угрюмо заявил Макс, пряча флягу обратно в карман. – Да и чем тут ещё развлекаться?

Гронин не ответил.

2
Выводы Гронина и Родионова на счет Андрея были логичны и обоснованы, но через несколько дней выяснилось, что они рано похоронили Романова и его группу – все они благополучно вернулись обратно. После того, как Андрей побывал у полковника Тургенева, он попытался отследить возможный дальнейший маршрут отца, потратив на это почти две недели, фактически игнорируя приказ после контакта с «Булатом» возвращаться в «Убежище», чем после доклада вызвал огромное недовольство полковника Гронина. Наказание последовало незамедлительно.

Андрей был снят с командования отрядом и надолго стал «старшим-куда-пошлют». Дежурства в штабе, где Гронин, Родионов или старший сержант Лебедев гоняли парня взад-вперёд, сменялись нарядами по кухне, работой грузчиком и даже техничкой. Андрей настолько изматывался, что не имел сил даже задуматься и определить, что хуже: целый день метаться по базе как угорелый, приходить в казарму в седьмых потах и засыпать без задних ног, чтобы через шесть часов заново начинать метаться, или по четырнадцать часов в сутки мыть посуду, чистить овощи и помогать по кухне, чтобы трижды в день накормить почти четыреста человек, находящихся сейчас в «Убежище».

С каждым новым днём нервы у парня сдавали всё больше. Он искренне считал, что Гронин поступает несправедливо, наказывая его и больше всего парня задевало то, что Павел будто не понимал, насколько важно было для Андрея разыскать отца. Да, он не смог ничего найти, но он не имел права не попытаться, особенно когда, наконец-то, напал хоть на какой-то след.

Позиция Гронина была иной и гласила следующее: выполняй приказы при любых обстоятельствах. Личные интересы не должны становиться приоритетнее приказов. Это было аксиомой, залогом функционирования вертикали управления да и вообще всей организации, и Павел не собирался это обсуждать. Чисто по-человечески он всё понимал: и стремления парня, и его горячность, подпитываемую молодостью, но дисциплина – безусловная необходимость, и он решил научить Андрея её соблюдать. Ранее он совершил грубейшую ошибку, не дожав на этом поприще собственного сына, а Павел был не из тех, кто наступает на одни и те же грабли дважды.

Очередное утро тоже не обещало ничего нового. Андрей проснулся как обычно рано, протёр глаза, окинул взглядом серый, испещрённый трещинами потолок, и нехотя поднялся с кровати. Товарищи пили чай в дальнем углу и негромко разговаривали. Подойдя к ним, Андрей молча выслушал очередную порцию лёгких издёвок от Игоря, спокойно вытерпел сочувствующий и поучительно-безучастный взгляды Севы и Алексея, и отправился в очередной наряд по столовой. Именно здесь нарушился ставший привычным для него за последний месяц порядок – из наряда его внезапно, посреди дня, вызвали к Гронину. Андрей, опустив голову, молча направился в штаб, ожидая очередную порцию рутинных заданий.

Полковник ждал его. Он жестом пригласил парня войти и привычным движением указал на стул напротив себя. Ничего в его облике или выражении лица не изменилось со вчерашнего вечера, и Андрей по-прежнему смиренно ожидал типичных для последнего времени слов, но первая же фраза принесла парню огромное облегчение.

– Ну что? Усвоил урок? – поинтересовался Павел, пока Андрей отодвигал стул и садился.

Несмотря на внутреннюю радость, Романов ответил ему взглядом, полным бессильной ненависти. Гронин в ответ на это лишь рассмеялся.

– Вижу, что усвоил, – заметил Павел, улыбаясь, а затем, резко убрав с лица улыбку, серьёзным тоном добавил. – В следующий раз я поступлю, как положено. По всей строгости. Поблажек больше не жди. Понял?

«Ничего себе поблажки», – подумалось Андрею.

Он вздохнул и согласно кивнул. В глубине души он понимал, что виноват, но если бы можно было отмотать время назад и поставить его в ту же ситуацию – он сделал бы то же самое. Он обязан был хотя бы попытаться, иначе не смог бы жить с этим дальше.

– Уверен, наряды и работа «в каждой дырке затычкой» пришлись тебе по душе, – посмеиваясь, сказал Павел.

Андрей смотрел в пол и молчал.

– Ладно. Не буду больше ёрничать. Я хочу верить, что больше ты не будешь ставить собственные интересы превыше интересов всей организации. Да, ты потерял рацию и вообще у тебя всё пошло не по плану, но ты должен был найти способ сообщить нам об этом, понимаешь? И даже это ерунда на фоне того, что от «Булата» ты не отправился сразу сюда, а потратил ещё целые две недели на решение собственных проблем, даже не попытавшись никого поставить в известность. Это неслыханно и безответственно. Ничего подобного я больше не потерплю.

Все это Андрей уже слышал во время доклада. Только тогда тон у полковника был совсем другой – пугающий до дрожи в коленях. После этого у Андрея было достаточно времени, чтобы обдумать слова полковника и осознать масштаб своего промаха.

– Я все понял, товарищ полковник. И сделал выводы.

– Надеюсь, правильные, – вздохнул Павел. – Ладно. К делу. Как ты знаешь мы избавились от непредсказуемых факторов в виде остатков банды, и теперь у нас есть чистый простор для дальнейшего развития.

Андрей поднял взгляд и внимательно слушал полковника, пытаясь угадать, что последует за этими словами.

– Но нельзя останавливаться на достигнутом, – продолжал Павел. – Почивать на лаврах – недопустимая роскошь в наше время. И глупость.

Похоже, предстояло что-то интересненькое. Андрей ещё больше обратился в слух.

– Пора двигаться дальше. Нужна информация об остальных организациях: «Новый порядок», «Чаян», загадочные монахи. Сразу отвечу на твой возможный вопрос – да, можно попытаться получить её у гильдии или «Булата», если мы сумеем с ними договориться, но я им не доверяю. Это большие организации и логично, что все они преследуют только свои интересы, значит, информация будет сильно субъективной. «Булат» вон вообще месяц с нами не связывался, хотя ты предоставил им всю необходимую информацию, стало быть, не сильно они в нас заинтересованы.

Павел сделал паузу, хлебнул воды из стакана, стоявшего на столе, и продолжил.

– Поэтому майор Родионов формирует отдельное соединение, которое будет заниматься особо деликатными или сложными задачами, в том числе и разведкой. Туда войдут самые тренированные и опытные бойцы из всех, что у нас есть. Это будет своеобразная элита нашей маленькой армии. Ты и твой отряд на очень хорошем счету… по крайней мере, были до последнего выкидона, поэтому если ты дашь слово больше ничего подобного не устраивать, то вы однозначно войдете в этот состав.

– Даю слово, – воспользовавшись короткой заминкой, быстро вставил Андрей.

– Хорошо. Посмотрим, как ты умеешь его держать, – с долей сомнения ответил Гронин.

Андрея такая реакция больно уколола. Очень неприятно было после ощущения полного доверия, почувствовать, что в тебе сомневаются. Гронин тем временем продолжал.

– Готовьтесь к тому, что вы постоянно будете находиться в длительных и дальних командировках, без возможности контакта со мной и без нашей поддержки. Поэтому удели особое внимание умению беречь людей и разумно их использовать. И команду собери надежную. Такую, на которую сможешь положиться в любой ситуации.

– Команда уже собрана, товарищ полковник, – в голосе Андрея все ещё звучала легкая досада. – Готовы хоть завтра в путь.

Полковник невольно улыбнулся. Он сразу понял, что парня задели его слова, но так оно даже лучше.

– Команда у тебя хорошая, – согласился Павел, – Но есть пара человек, которые могут стать слабым звеном.

– Например?

– Например, твой брат и Кирилл Черенко.

– Они справятся, – решительно ответил Андрей, не дожидаясь обоснований Павла.

– Ну… хорошо, – не стал спорить Гронин, почесав затылок. – Пока отдыхайте, а в субботу поступаете в подчинение к Родионову. Он разберется, кто из нас прав. Всё ясно?

– Так точно! – вскочил со стула Андрей.

Он готов был прямо сейчас бежать со всех ног и поднимать по тревоге весь отряд, сию секунду приступать к любомузаданию лишь бы доказать полковнику, что тот зря в нем сомневается. А ещё чтобы оказаться подальше от тряпок и кухонных ножей.

– Ценю твоё рвение, – улыбаясь, похвалил Гронин, – но не спеши. Есть ещё вопросы.

Андрей сел обратно на стул и уставился на Гронина, как собака, ждущая, что её покормят. Павел, размышляя, как повести дальнейший разговор, пощупал подбородок, покосился на Андрея, прищурился.

– С последнего задания с тобой пришёл человек – Алексей, который снайпер. Что ты о нём знаешь?

Сразу по возвращении Андрей доложил об Алексее и своих подозрениях. Буквально в тот же день Лешу вызвал к себе Родионов и долго с ним беседовал. Романов уже подумывал, что Леша действительно шпион, и Макс его раскрыл, но Алексей вернулся, как ни в чем не бывало, и Андрей решил, что все в порядке и никаких проблем нет. Почему тогда Гронин снова возвращается к этой теме? Андрей с удивлением и некоторым волнением ещё раз пересказал всё, что узнал о Лёше.

– Понятно, узнаю Корнеева – меньше говорить, больше слушать, – подытожил Гронин с лёгкой улыбкой, когда Андрей закончил.

Романов продолжал взволнованно смотреть на Павла, догадываясь лишь, что Корнеев – это фамилия Алексея.

– Алексей Корнеев, твой новый боец, – продолжал Гронин, отвечая на немые вопросы Андрея, – мой старый знакомый. Он служил под моим командованием ещё до эпидемии. Честно говоря, я не удивлен, что он выжил, но зато сильно удивлен и рад, что мы снова встретились.

Павел не стал рассказывать Андрею о том, как к нему пришёл Родионов и с тревогой, что для Макса было крайне редким явлением, рассказал об этом странном новобранце. При личной беседе Родионов сразу же определил в Алексее хорошо подготовленного профессионала. Более того – оперативника. Алексей был не просто тренированным солдатом – он знал, что и как говорить, ловко уклонялся от неудобных вопросов, умело избегал прямых ответов, но при этом вел себя так, чтобы к нему невозможно было придраться. Заурядные личности таким набором качеств и знаний определенно не обладают.

Макс неплохо умел вести допрос с физическим воздействием. Хватало ему и решительности, и жестокости, и изобретательности, но к «своим» или условно «своим» такие методы применять было нельзя. По крайней мере не просто так. Поэтому когда Макс исчерпал весь свой достаточно скромный арсенал корректного допроса, он решил подключить к этому делу Павла, а тот, заинтригованный рассказом товарища, не откладывая в долгий ящик, сразу вызвал Алексея к себе. Каково же было удивление Гронина, когда перед ним предстал не кто-нибудь, а его бывший подчинённый – боец отряда специального назначения, которым в прошлом командовал Павел. Когда-то им вместе пришлось побывать в серьёзных переделках, оставивших память и шрамы на всю оставшуюся жизнь. Такое не забывается, и эта встреча стала для обоих приятным сюрпризом.

– Корнеев – очень опытный солдат, – продолжал Павел, окончательно добивая озадаченного Андрея. – Таких, как он, с радостью и счастьем приняла бы любая из существующих сегодня организаций. Тем более странным для меня выглядит тот факт, что он захотел остаться именно в твоём отряде и исключительно под твоим командованием. Не обижайся, но я сразу предложил ему возглавить отряд.

Андрей кивнул, мол я все понимаю. Внутри что-то укололо, но в целом он понимал, что личные амбиции приносят мало пользы общему делу, а если этот Корнеев так хорош, как его описывает полковник, то не только для Андрея, но и для всех остальных было бы только лучше, если бы он принял командование.

– Но он отказался, – продолжал Павел. – Категорически. Я не понимаю, и тем более не одобряю его выбор, но уговорить его изменить решение не смог. Поэтому в такой ситуации я не просто советую, а приказываю – прислушивайся к нему. У него огромный тактический и боевой опыт, так что он не подскажет глупости. В идеале – сделай его своим замом и советуйся по всем вопросам, по каким потребуется.

Андрей утвердительно закивал головой. Он и сам чувствовал что-то необычное в Алексее, как будто тот знал всё и обо всём. Иногда Романов замечал странности в его поведении, но при более близком рассмотрении эти странности казались ему обычными для характера его нового знакомого. И вот на тебе.

– Понял вас, товарищ полковник, – Андрей решил словами подтвердить свои жесты. – Что-нибудь ещё?

– Да. Не рассказывай никому, в том числе и самому Корнееву, о нашем разговоре. Он не хочет, чтобы кто-то знал, кто он на самом деле.

– Тогда зачем вы мне рассказали?

– Потому что для тебя и твоего отряда будет гораздо больше пользы, если ты будешь знать.

Это было логично. Если бы Андрей оставался в неведении, то ушло бы много времени, прежде чем авторитет Корнеева в его глазах стал достаточным, чтобы Андрей начал безоговорочно полагаться на его мнение. А так Гронин даже дал прямой приказ это делать, давая понять, что Алексей – надежный и опытный солдат.

– Я понял. Ни словом не обмолвлюсь, товарищ полковник, – заверил Андрей. – Но почему он отказывается командовать?

– Не знаю. Он против и всё тут.

– Не понимаю. Почему…

Павел выдержал небольшую паузу. На самом деле он и сам не знал, что ответить. Позиция Корнеева была более чем странной – он просто не желал командовать. Категорически. Более того – он вообще позиционировал себя, как свободного человека, что в реалиях этого мира было довольно странным и непривычным заявлением. Как он тогда сказал?

«Я не член твоей организации, Павел Константинович, – на «ты», но уважительно говорил Алексей. – Мне просто симпатичен этот парень и я захотел ему помочь. Могу уйти в любой момент. Да, понимаю, что такое заявление вызывает у тебя подозрения, но ты меня знаешь – я всегда был человеком принципиальным и себе не изменяю. Так что даже если уйду, то никто никогда ничего от меня о вас не узнает».

Своих бывших бойцов Гронин любил и уважал. Все они были лучшими из лучших в своем деле, хотя многие обладали набором весьма сомнительных качеств: жестокостью, безжалостностью, кровожадностью, но в бою все это не имело значения. Но Корнеев всегда выделялся. Он скорее был похож на Витю Романова: немногословен, но очень внимателен, суров, но человечен, честен и очень, очень хладнокровен. Конечно, после вируса многие люди сильно изменились, попав в новые реалии. Мог измениться и Корнеев, но пока Павел никак не мог это определить.

– Таков его выбор, – ответил Павел, и скривив губы, добавил. – Вбил себе в голову, что просто помогает тебе. Понравились ему твои жизненные ценности, видишь ли.

Во взгляде Андрея появилось изумление. Даже здесь Алексей оказался для него загадкой. Жизненные ценности? Он и сам не знал, что это такое, и тем более не понимал, какие у него эти ценности. Что же такого в нём увидел Алексей? Андрей склонил голову и приложил руку ко лбу, будто так ему лучше думалось.

– Странно это, – сказал он. – И с его стороны, и с вашей.

– Почему же? – заинтересовался Павел.

– Ну, вы говорите: он опытный очень. Я бы, например, не хотел будучи опытным, идти в подчинение к зеленому пацану, который наверняка будет делать кучу ошибок. Просто не смог бы это терпеть. Это ведь не просто ошибки – тут на кону жизни.

– Разумно, – согласился Павел. – А я в чем странный?

– В том, что создаете ему особенные условия. У нас тут все на равных правах и работают на общее дело, а он пришел и условия свои диктует.

Павел усмехнулся. Он ожидал, что подобный вопрос задаст кто-то уровня умудренного жизнью Родионова, но никак не молодой Андрей Романов.

– Объясню тебе, но только это должно остаться между нами, понятно?

Андрей кивнул.

– Корнеев – очень серьезный боец, уж поверь мне, я знаю, что говорю. Он один из лучших среди всех, кого я знал в своей жизни, а я знал очень многих крутых ребят. И нам, а в частности тебе, посчастливилось заполучить такого человека в свои ряды, пусть даже ненадолго. Так что любой опыт, который ты сможешь у него перенять, будет бесценен. Именно поэтому я и приказываю тебе прислушиваться к нему.

– Понятно. Но могу ли я в такой ситуации ему доверять?

Гронин молчал. Он и сам много задумывался над этим вопросом.

– Когда ты принял его в отряд, уже допуская, что он может быть шпионом, ты поступил разумно и размышлял тоже верно, – одобрил Павел. – Леша и правда мог бы, особо не напрягаясь, ликвидировать весь твой отряд и взять столько «языков», сколько захотел, поэтому позволить ему находиться ближе было верно. Так его было бы чуть проще контролировать.

Он подумал немного, прежде чем продолжить.

– Но я тебе вот что скажу: будь я шпионом – хрен бы кто меня раскусил. А Лёша Корнеев если в чем-то мне и уступает, то не так уж много, поэтому даже пожелай мы – так просто раскрыть его не получится.

Павел снова затих, поглядел в окно и потер подбородок, размышляя. В прошлой жизни, до эпидемии, он знал Алексея как принципиального и верного человека, которому не чуждо понятие чести. Остался ли он таким? Корнеев в данный момент выглядел для Павла, как хищное животное, взятое в дом в качестве питомца – вроде как все хорошо, но ты никогда не сможешь предсказать, останется ли все так же через минуту. И раз уж ты привел этого зверя в свой дом, то тебе остается лишь доверять ему, но все равно держать ухо востро.

– Если он тот Алексей Корнеев, которого я знал – нам не о чем беспокоиться, – снова заговорил полковник. – Если нет – мы этого не узнаем, пока он себя чем-то не выдаст, чего может и не случиться. Так что всё, что нам остается – это довериться ему и наблюдать. Если вдруг он выкинет что-то подозрительное – сразу сообщишь мне, ясно?

– Так точно, Павел Константинович.

– Ну и ладненько.

Гронин помолчал пару секунд, сверля Андрея взглядом, затем глубоко вздохнул, и продолжил.

– Тогда последнее, что хочу спросить – насчет отца. Что тебе удалось узнать?

Андрей более подробно, чем в первый раз пересказал беседу с Тургеневым и его замом, упуская пьянку. Ему почему-то стыдно было признаваться Гронину в своей слабости.

– После того, как он покинул Тургенева, его больше никто не видел. Я побывал в паре мест по пути сюда, везде о нем расспрашивал, но ничего не раскопал.

Павел вздохнул.

– Возможно, он не смог преодолеть утесы и пробраться в долину, – предположил он. – Куда бы он тогда подался?

Андрей пожал плечами. Он и сам хотел бы это знать, но кто может ответить, что творилось в голове его отца без малого десять лет назад?

3
Начало августа выдалось по-осеннему прохладным. После июльской жары, от которой не было совершенно никакого спасения, август изобиловал частыми порывами пронизывающего неприятного ветра и регулярными холодными проливными дождями. К счастью, до субботы ещё было время и взвод Романова, находясь в «Убежище», предавался беззаботному отдыху. В частности, играя в покер, которому всех достаточно быстро обучил Вурц.

Вурц сидел за столом с сигаретой в зубах, которую он слегка пожевывал. С видом большого знатока он глядел в карты, иногда поднимая прищуренные глаза на соперников. Андрей хмурился, Толик хитро поглядывал на всех, еле сдерживая улыбку, Игорь откинулся на спинку стула и положил карты на стол, Катя задорно улыбалась и подмигивала, Кирилл и Чеканкин сбросили карты и расстроено глядели на расклад – судя по выражениям лиц, обоим последняя карта подходила. Леша и Сева ограничились ролью наблюдателей – оба заявили, что не азартны и играть не будут, но, несмотря на это, следили за игрой с нескрываемым интересом.

– Десять дальше, – Толя подвинул к горке посредине стола ещё десять патронов калибра 5,45 мм.

Вурц взглянул на него с ненавистью.

– Пас, – прошипел он и сбросил карты в отбой.

– Поддерживаю.

Катя добавила пятерку патронов 7,62 мм, каждый из которых по уговору был равен двум 5,45 мм.

Андрей внимательно глядел на Игоря. Тот ходил первым, но ещё не поставил ничего, ограничившись сухим «дальше». После Андрея ход вернется к нему и что он тогда сделает было загадкой, потому что лицо брата ничего не выражало.

– Поддерживаю, – Андрей тоже подвинул к горке свою ставку.

Игорь рассматривал всех по очереди: улыбающихся Катю и Толю, и серьезного Андрея. Возле него лежало только два патрона калибра 12,7 мм, но зато каждый из них равнялся десяти 7,62. Лицо у него было абсолютно беспристрастным, но Толя был уверен, что сейчас Игорь сбросит карты.

– Ставлю все, – сказал Игорь, и высокие, привлекающие внимание крупнокалиберные пули перекочевали к горке.

Толик перестал улыбаться. Даже Катя взглянула на Игоря с недоверием. Тот смотрел на них без каких либо эмоций, прямо как Воробьев. Сам Воробьев, первым проигравший все, что имел, курил на улице.

– Ну, засранец, – вновь улыбнулся Толик. – Ну, спасибо.

Он сложил к горке все, что у него было – один патрон 12,7 и восемь 7,62. Этого было недостаточно, чтобы поддержать высокую ставку Игоря, но достаточно, чтобы поучаствовать в большой игре. Настала очередь Кати. Её запасы составляли пара патронов 5,45 и пятнадцать 7,62. Она сгребла их в ладошки и поднесла к горке в центра стола. Прежде чем высыпать, взглянула на Игоря и ей показалось, что уголки губ у него дрогнули.

– Если ты дашь этой улыбочке прорваться, я тебе живо отключу свет. Понятно? – угрожающе предупредила она и сложила ставку на кучу.

Игорь вскинул брови и уставился в стол. У Андрея почти ничего не оставалось, как и все, он мог пойти только ва-банк, но на совсем уж большой выигрыш рассчитывать не стоило. Так он и сделал.

– Ставлю все, – Андрей положил несколько патронов 7,62 и 5,45 рядом с основной ставкой.

Вот теперь Игорь засмеялся. Напряжение вылилось в затяжной веселый смех и многие за столом захотели сделать ему что-то плохое, но из всех лишь Катя пошла дальше одних только желаний и дала ему легкую затрещину. Игорь перестал смеяться и хитро взглянул на остальных.

– Ну что? Кто первый? – спросил он. – Пожалуйста, можно не я?

– Ты-ты, давай, показывай, – Толя наклонился вперед, чтобы лучше видеть, что окажется у Игоря.

На столе лежали восьмерка, две десятки, дама и король. Три карты были червовые. У самого Толика на руках были девятка и валет, но у остальных игроков могло быть все, что угодно.

– Нет, ну пожалуйста, можно я в конце?

– Так, ладно, – согласился Андрей и показал свои карты: две дамы. – У меня фул хаус.

– Забодай тя комар! – в сердцах бросил Толик. – Вертел я эти карты! И вас вместе с ними!

Он открыл свои карты. Стрит, на который он так рассчитывал, оказался значительно ниже.

– Да, я тоже проиграла, – у Кати был червовый флеш.

Игорь поднялся и принялся танцевать, что-то напевая. Остальные недовольно подгоняли его, требуя немедленно показать карты. Подергавшись в дурацком танце ещё несколько секунд, Игорь вернулся к столу и по одной выложил на стол две десятки.

– Черт, у него каре! Да чтоб меня! – Андрей откинулся на спинку стула. – Ну как такое может быть?

Сева и Леша зааплодировали победителю, а Вурц, Кирилл и Чеканкин давно уже многозначительно переглядывались – теперь они понимали, что вовремя сбросили карты и потому проиграли немного.

Игорь сгреб патроны, радостно глядя на свои сокровища. В дверях казармы кто-то мелькнул и он взглянул туда. У входа стояла невысокая светловолосая девушка, молоденькая, с немного застенчивым, вечно опущенным взглядом темных глаз. Её нельзя было назвать красавицей, но милой и симпатичной – определенно.

– Опять пришла, – бросил он остальным и все обернулись.

– Он же на улице должен был быть, – немного удивился Толя. – Увидел её и сбежал, что ли?

Все засмеялись. Светловолосую девушку звали Таня. Она часто приходила к ним, в надежде встретиться с Сергеем, но тот под разными предлогами избегал разговаривать с ней. Они познакомились совсем недавно, когда Воробьев стоял в наряде по кухне. Она работала с поварами, а он с другими бойцами помогал им. Была это любовь с первого взгляда или нет, но что-то в нем зацепило девушку, потому что несмотря на свою застенчивость, она проявляла немалое упорство, день за днем разыскивая его, как только у неё появлялась свободная минутка.

– Таня, иди к нам! – позвал Сева. – Его нет, но он скоро вернется.

– Спасибо, – чуть слышно ответила девушка, – я подожду на улице.

Сева не успел ничего добавить, потому что она тут же выбежала из казармы.

– Не понимаю, – поражался Сева. – Чего он ломается, как барышня кисейная? Хорошая ж девка, и что самое главное – сама за ним бегает!

– Ага, – поддержал его Вурц. – Это же единственный в его жизни шанс! Больше такой дурехи он нигде не найдет!

Все, кто находился в казарме и слышал этот диалог, засмеялись. Шутка действительно была неплохой. Сергей был неразговорчивым, никогда ни о чем не выражал своего мнения без острой необходимости, не активничал и обычно просто плыл по течению. Иногда казалось, что ему вообще ничего в этой жизни не нужно. В том числе и женщины.

Только Андрей не смеялся вместе со всеми, а лишь слегка скривил губы. Он разговаривал на эту тему с Воробьевым и знал почему тот так реагирует. Андрей был единственным, с кем Сергей изредка мог чем-то поделиться, кому мог открыться хотя бы в мелочах. Единственным, кому он считал нужным что-то объяснять. Почему он удостоился такой чести Андрей не знал, но дорожил ею.

Вчера они вдвоем занимались на спортивной площадке. Появилась Таня, поздоровалась с ними и присела неподалеку на лавочке, ожидая когда они закончат и украдкой наблюдая за Воробьевым, что не укрылось от Андрея. Сергей никак не реагировал, абсолютно игнорируя бедную девчонку, но та не отступалась. В надежде, что она сама уйдет, Сергей на треть увеличил свою обычную программу, но это не помогло – девушка все равно ждала. Тогда он подошел к ней и что-то сказал. Андрей не слышал, о чем они говорили, но через полминуты девушка встала, бросила кроткое «до свидания» и ушла. Сергей выглядел как обычно – абсолютно невозмутимым, но Андрей, уже немного знавший своего друга, чувствовал, что тому нелегко.

– Что ты ей сказал? – спросил он.

Воробьев вопросительно посмотрел на него, но промолчал.

– Я про девушку, – напомнил Андрей.

– Чтобы уходила, – ответил Сергей, понимая, что Андрей уже не отстанет.

– Мне показалось там было больше двух слов, – засмеялся Андрей. – Но если не хочешь говорить – так и скажи, не стесняйся. Для меня это не проблема.

Они зашагали к своей казарме. Андрей больше не задавал никаких вопросов и просто молча шел рядом, а Сергей был задумчив и глядел под ноги.

– Как её отвадить? – спросил вдруг Воробьев.

– Что? – удивленно переспросил Андрей.

Они проходили рядом со старой, сломанной лавочкой, от которой осталась всего одна узкая доска, но на ней можно было кое-как сидеть. Сергей присел на неё, жестом предлагая Андрею сделать то же самое.

– Она постоянно ходит за мной. Наверное, я ей нравлюсь, – сказал он.

Андрей ожидал, что Сергей скажет что-то ещё, но тот молчал.

– Похоже на то, – согласился Романов, желая прервать паузу.

Но пауза не прервалась и продлилась ещё с добрую минуту.

– Но я хочу, чтобы это прекратилось, – наконец, сказал Сергей.

– Почему? Она тебе не нравится? – удивился Андрей. – Вроде бы хорошая девчонка, симпатичная, милая такая.

И снова длинная пауза. Это раздражало, но Андрей быстро придумал, что таким образом можно тренировать свою выдержку и стал делать всё возможное для борьбы с раздражением.

– Ну… нравится, но… – мялся Сергей.

– Но что?

– Мне все это не нужно.

– Но почему? Это же природно.

Андрей прикусил губу. Он и сам не отличался большой активностью по отношению к женскому полу, и потому рассказывать Сергею, что природно, а что нет, ему было малость стыдно. В Прохоровке была одна дама, ей было уже далеко за тридцать. Она не выделялась красотой, но была настойчивой, а поскольку в деревне было не сильно много свободных мужчин, дважды Андрею случалось переспать с ней. Она была его первой женщиной, но это была просто физиология. Ничего к ней Андрей не чувствовал. Ну, может, немного нежности, но в любом случае за опыт он был ей благодарен.

А первой женщиной, к которой Андрей почувствовал настоящее влечение стала Аня Владова, и там были уже совсем другие эмоции. Несколько раз Андрей вспоминал их, переживал заново и боролся с желанием вновь с ней встретиться. Боролся, потому что в голове прочно засела фраза полковника Гронина: «тебя использовали». И все равно, даже несмотря на это, он что-то чувствовал к ней, потому что каждый раз, когда он закрывал глаза и вспоминал её, внутри начиналась настоящая буря.

– Ты можешь объяснить – почему тебе это не нужно? – попросил Андрей.

Сергей долго молчал, но не собирался уходить. Андрей понял, что тот размышляет и не торопил его.

«Тренируем выдержку», – напомнил он себе.

– Я… понимаешь, я… просто после эпидемии…

Паузы между словами были просто огромными. Сергею трудно давалась эта речь, но он говорил, и Андрей опасался вставить даже одно слово, чтобы по неосторожности не прервать товарища.

– У меня была любимая девушка, – тихо продолжал Воробьев, будто боялся, что кто-то кроме Андрея может его услышать. – Я… очень любил её. Очень… Эта потеря… это было даже больнее, чем потеря родителей. И, знаешь… я понял, что счастье… что оно делает нас слабыми. Когда мы становимся счастливыми у нас вдруг появляется что терять. Счастье – наш враг…

Он затих. Прежде, чем продолжить разговор, Андрей некоторое время переваривал его слова. Если не копать вглубь, то в них было очень много рационального, но на самом деле…

– Ты так думаешь? – задумчиво спросил Андрей и посмотрел на Сергея. – Но ведь счастье может быть и другом: может придавать сил, может мотивировать, может согревать и поддерживать в трудную минуту.

Андрей ожидал ответа, но Воробьев молчал. Тогда Андрей попробовал подтолкнуть его вопросом.

– Ты не согласен?

– Не знаю.

– Подумай сам – когда у тебя есть семья, она тебя любит, поддерживает – это счастье, а вместе с тем и стимул бороться за него.

– Вот именно, – согласился Сергей. – Но моя семья – это вы все. Мне важна ваша поддержка, ваша дружба – это все, что у меня есть, а больше мне ничего не надо. Любовь – вот что может все разрушить… Если я позволю Тане войти в мою жизнь – я могу полюбить её, и тогда, когда придется рисковать жизнью ради кого-то из вас, а такое рано или поздно случится, я буду думать о ней, буду колебаться… а это может стоить больше, чем одну жизнь. Такого я допустить не могу.

Андрей молчал. Трудно было быстро найти ответ, чтобы разбить такие серьезные аргументы.

– Мы все вместе делаем большое дело, я – часть команды, и не могу допустить, чтобы жизни всех вас стоили столько же, как счастье одного человека. И я тоже могу погибнуть. Зачем своей смертью разрушать жизнь ещё и ей? – закончил свою мысль Сергей.

Долго сидели молча. Каждый размышлял о сказанном. Воробьев погрузился в себя, а Андрей пытался переосмыслить слова друга и придумать, как ему помочь. Он не мог согласиться, что счастье и любовь – это враги. Да, друзья – это семья, которую мы выбираем, родственные люди: по духу, по взглядам, по убеждениям. Ведь настоящие друзья ничем не отличаются от кровных родственников – они так же рискнут всем, даже жизнью, если это спасет остальных. Андрей уже не раз задумывался, готов ли он пожертвовать собой ради своих товарищей и не раз давал себе ответ – готов. Готов, потому что чувствовал, что и они сделают то же ради него, а совесть и достоинство не позволяли ему быть другим в таком коллективе.

Но вместе с тем он оставлял в своем сердце место и для любви к женщине. И для неё тоже он сделает всё возможное. Так почему это должно мешать? Ведь ради чего ещё они сражаются с оружием в руках, если не ради того, чтобы обрести счастье самим и помочь сделать это другим людям?

– По-моему, одно не может мешать другому, – сказал Андрей и положил руку Сергею на плечо. – Я считаю тебя другом и хотел бы, чтобы ты был счастлив. Какой бы выбор ты ни сделал.

Сергей ничего не ответил, и дальше оба ещё долго сидели молча. Наконец, Сергей поднялся, давая понять, что больше не собирается ничего говорить. Андрей тоже поднялся и они оба по-прежнему молча пошли дальше.

Глава 8.2

4
Трава в прицеле немного колебалась, подчиняясь легким дуновениям ветерка. Сама цель – большая ржавая жестяная банка, стояла на огромном камне в двухстах метрах. Андрей неподвижно лежал на своей плащ-палатке и спокойно и размеренно дышал… уже два часа. Игорь, лежавший рядом в таком же положении, выцеливал свою цель, стоявшую неподалеку, но уже дважды спрашивал когда можно будет стрелять. Алексей отвечал односложно: «скоро».

От длительного лежания в одной позе с непривычки начало сводить руки и ноги, тело устало, будто долго работал в поле. Когда стреляли на пятьдесят и сто метров – Алексей не заставлял так долго лежать. Чего он добивался этим? Игорь, обладавший меньшим терпением, решил задать этот вопрос вслух.

– Чтобы стать снайпером недостаточно просто хорошо стрелять, – ответил, немного подумав, Леша. – Снайпер – это человек, обладающий большим набором качеств, которые есть далеко не у каждого спортсмена-стрелка или меткого охотника. Помимо навыков стрельбы неотъемлемыми качествами для снайпера являются сила воли, выносливость, психологическое и физическое здоровье, интеллект. Снайпер порой может сутки лежать на позиции, невзирая на погоду и потребности организма, дожидаясь «своей» минуты, а когда она наступит – нажать на спуск. Это невозможно без специальной жесточайшей подготовки, а вы пролежали всего лишь два часа и уже ноете. Как думаете – будут из вас снайпера?

– Но мы же только учимся, – попробовал протестовать Игорь.

– Тогда учитесь сразу, как положено, – отрезал Леша. – Если вдруг до вас дойдет, что неподвижное выжидание цели на протяжении полусуток или больше – не для вас, то пусть это случится сразу. Тогда я сэкономлю силы и время.

– Тогда я не хочу быть снайпером, – сказал Игорь. – Хочу просто уметь хорошо стрелять.

– Хорошо, тряпка, – шутливо согласился Алексей. – Можешь стрелять. А ты, Андрей?

– Сколько ещё мне лежать? – спросил Андрей вместо ответа.

Голос Андрея заглушил звук выстрела. Мишень Игоря осталась на месте, а маленькое облачко пыли поднялось от земли гораздо дальше. Игорь выстрелил ещё раз – результат повторился. Он помедлил пару секунд, вздохнул, снова выстрелил – теперь облачко поднялось перед банкой.

– Что я делаю не так? – нервно спросил Игорь.

– Психуешь, – ответил Корнеев. – Ты неплохо стрелял на сто метров, но здесь надо больше выдержки. Повторяю ещё раз – ты должен быть абсолютно спокоен и сконцентрирован, дыхание ровное и размеренное, выстрел только во время респираторной паузы… задержки дыхания по-вашему. Причем нужно стараться, чтобы дыхание не задерживалось более, чем на пять секунд, иначе организм начинает испытывать недостаток кислорода и посылает запросы в головной мозг на восстановление дыхания. Кроме того, если пауза длится больше десяти секунд – глаза начинают терять фокус. В идеале, конечно, нужно тренировать дыхание, но это пока вам не нужно. Вы не на тысячу метров стреляете.

Алексей затих, и Андрей, раззадоренный неудачными попытками Игоря, тоже выстрелил. Пуля попала в камень, но настолько близко к банке, что каменная крошка и осколки деформированной пули сбили её. Раздался радостный возглас.

– Не вижу поводов для радости, – бесстрастно заметил Корнеев. – Ты выстрелил без приказа. Ещё и не попал.

– Как это не попал? Она же упала!

– Вот именно. А должна быть снесена пулей.

– Можно мне ещё стрелять? – спросил Игорь.

– Давай.

Игорь сделал три выстрела – банка осталась на месте. Тогда он сделал ещё три – она все ещё стояла.

– Да что ж такое! Приклеенная она, что ли?

– Дай винтовку, – потребовал Алексей.

Игорь поднялся и осторожно передал ему свою СВД. Алексей сменил в ней магазин, занял место Игоря, несколько секунд целился, затем выстрелил – банка улетела куда-то далеко за камень. Леша поднялся, вынул магазин, передернул затвор и рукой поймал выброшенный экстрактором патрон, нажал на спуск – раздался щелчок. Он поставил винтовку на предохранитель и передал Игорю.

– Снайпер должен уметь расслаблять мышцы, насколько это возможно, используя различные положения для стрельбы. Чрезмерное напряжение мышц вызывает дрожание, которое передается оружию. Однако, в любом положении необходимо определенное, контролируемое напряжение мышц. Например, при быстром темпе ведения огня необходимо оказывать давление большим пальцем стреляющей руки на шейку приклада, – он указал место. – Нужна практика. Длительная, утомительная, но она необходима. Ну и опыт, конечно же.

Андрей слушал молча, впитывая каждое слово наставника. В отличие от Игоря он не собирался так легко сдаваться. Игорь, наблюдая за братом и раззадоренный соперничеством, тоже решил продолжить. Оба считали, что быть снайпером лучше, чем ходить в атаку на танки и пулеметы в пехотном строю, и видели в этом какую-то своеобразную романтику. Просто Алексей ещё не рассказывал им ни про жестокие контрснайперские меры, ни про ненависть к снайперам со стороны других родов войск, ни про то, что опыт начинающему снайперу очень часто дается в обмен на его кровь, а иногда и на жизнь.

5
Суббота началась в четыре утра. Всех участников учений – сто четыре человека – подняли по тревоге и погрузили в грузовики. Троим самым медлительным Родионов сразу же выписал подзатыльников и пригрозил отчислением. Грузовики были полностью крытыми, и посмотреть, куда они едут не было никакой возможности. В каждой машине сидел боец в чине сержанта и жестко пресекал любые попытки выглянуть из машины. Не помогли ни полушутливые угрозы Толика, ни увещевания Севы – нарушить приказы Родионова сержанты боялись, как огня.

Ехали почти час. Конечным пунктом оказалось маленькое поселение на опушке леса, в котором было три ряда коровников, около двух десятков видавших виды деревянных домиков и большая тренировочная площадка с полосой препятствий, которая сразу же привлекла всеобщее внимание. Там были палисад, проволочные заграждения, подземный лаз, разнообразные деревянные конструкции, канат и ещё много-много всего. Всех провели мимо к одному из коровников, в котором была устроена импровизированная столовая. На завтрак дали какую-то дрянь, похожую на суп, но с таким запахом и привкусом, будто в ней что-то сдохло. Вторым блюдом был салат из мелконарубленного черт знает чего растительного, горький на вкус. Многие отказались есть, на что сержанты никак не отреагировали.

После завтрака Родионов построил всех на небольшой площадке. Сержанты-помощники встали рядом с ним.

– Ну что, девчонки? Как настроение? – задорно начал Макс.

Из строя донеслись отдельные несвязные ответы.

– Попердываете, значит, – констатировал Макс. – Ну ладно. Слышал, многим не понравилась жратва – привыкайте. Вы здесь надолго, менять рацион я не планирую, так что если не будете есть – не сможете тренироваться, а слабаки мне здесь не нужны. Да и не протянут они долго. Если кто-то думает, что я хочу поиздеваться – вы заблуждаетесь. Сразу предупреждаю – обучение будет очень, очень трудным. И дай бог, чтобы хотя бы половина из вас, дохляков, его прошла.

Макс сделал паузу, бегло осмотрел строй и продолжил.

– В ближайшие два месяца вас ждет каторга. Да, я честно предупреждаю – легко не будет. Но те, кто осилят – станут настоящими бойцами. О, слышу недовольные голоса! Что вам не нравится? Почему так долго? Потому что подготовка нормальных бойцов в былые времена занимала по полгода как минимум. У нас столько времени нет, поэтому только два месяца. Но если кто-то немедленно хочет домой, к жене под юбку или ещё куда – я никого не удерживаю. Это кстати одно из правил – я никого здесь не держу. Все вы вольны в любое время покинуть это место. Только предупредите меня. Что там ещё вы спрашивали? Зачем все это? Ну да. Ведь вы победили самих «волков»! Это – ваша главная ошибка. «Волки» не были бойцами – они были быдланами, которым повезло раздобыть оружие. Победить их было несложно, а мы все равно понесли большие потери и чуть было не просрали дело. Но в мире, как выяснилось, существует огромная куча банд посерьезнее и большинство из них таких «волков» едят на завтрак. Так что если вы не хотите стать завтраком для следующих «волков» – вы должны быть готовы к этому, а значит – сильны, обучены, и готовы разорвать противнику глотку за себя и своих друзей даже голыми руками.

Родионов перевел дух, ещё раз осматривая строй. Стояла гробовая тишина. Никто больше не осмеливался ничего комментировать или спрашивать.

– Ну а теперь правила, девчонки, – продолжил Макс. – У меня их три. Первое – вы все делаете то, что я скажу. Я не собираюсь слушать ваше нытье: либо вы выполняете приказы, либо валите нахрен. Второе – кто чувствует, что не выдерживает, или не хочет больше здесь находиться – подходит ко мне, и мы решаем этот вопрос.

Макс снова сделал небольшую паузу.

– И третье. Эти парни, – он указал на сержантов возле себя, – ваши кураторы и командиры. Все мои приказы будут идти через них. Их вы будете любить и уважать, или как минимум делать вид, но перечить им – значит, перечить мне. Кто не подчиняется… Ну вы поняли – валит нахрен. На этом все. Сейчас будете организовывать себе места обитания, а завтра начинаем. Вольно!

Родионов развернулся и зашагал прочь, оставив сержантов разбираться с озадаченными бойцами. Почти всем очень не понравилось услышанное, а шестеро сразу поспешили за Максом с намерением уехать. Остальные недовольно потопали осваивать древние коровники с целью сделать из них хоть какое-то подобие казармы. Получалось так себе, но подавляющее большинство из бойцов испытывали в жизни и гораздо большие неудобства.

Макс специально вел себя так. По его плану на выходе он собирался получить минимум взвод, но действительно злых бойцов. Для этого и создавались с самого начала такие жесткие условия, чтобы всех слабаков отсеять как можно скорее, желательно в первые пару дней, и таким образом освободить инструкторов от лишней нагрузки, чтобы они могли сосредоточиться на подготовке тех, кто действительно этого стоит.

Прежде, чем приступить к обустройству своей временной казармы, отряд Андрея ожидала ещё одна новость.

Сержант, приписанный к их группе, указал им их секцию в здании, объяснил, что делать и куда-то пропал. Через десять минут он вернулся, но не один, а в сопровождении симпатичной светловолосой девушки. Мало кто поначалу обратил на них внимание, поэтому сержанту пришлось привлечь его иначе.

– Группа Романова, внимание! – громким командным голосом сказал он.

Все отложили свои дела и взглянули на них. Большинство, разумеется, на скромно потупившую взгляд девушку.

Она была среднего роста, худощавая, но явно не хрупкая, потому что хорошо подогнанная форма сидела на ней безупречно и подчеркивала, что барышня точно не относится к тростинкам. У неё были густые, пшеничного цвета волосы до плеч, но обстрижены так, будто это делали ножом и наспех, особо не задумываясь о том, как это в итоге будет выглядеть. Волосы с высокого лба были убраны в стороны. Симпатичное, точеное личико с выраженными плавными скулами, худыми щечками и небольшими розовыми губками выглядело гармонично и мило. Когда она подняла глаза, Игорь, стоявший рядом с Андреем, не удержался и охнул – большие, красивые голубые глаза смотрели на них холодным, отчужденным взглядом, полным флегматизма.

За плечом у неё висел АК-74 и вещмешок. На лямке в районе груди болталась небрежно скомканная балаклава.

– Что за куклу ты привел? – грубо поинтересовался Толя.

В его голосе проскользнуло недовольство, которое он то ли плохо пытался скрывать, то ли вовсе и не пытался.

– Это личный подарок старшему сержанту Романову от майора Родионова, – заявил сержант с ироничной ухмылкой.

– Что за бред? – буркнул Андрей, выходя вперед.

– Девчонка перспективная, но с ней надо возиться. Майор Родионов приказал включить её в состав вашей группы. Задача – приложить максимум усилий, чтобы она прошла весь курс обучения.

Бросив на девчонку ещё один быстрый взгляд, Андрей снова посмотрел на сержанта.

– Почему мы? – недовольно спросил он.

– Это наказание. Не знаю за что.

Ответ был короткий и мало что объяснял. Сержант повернулся к новенькой.

– Все, красотка, это твой новый командир, знакомься.

Девушка снова опустила глаза, сделала пару шагов вперед и остановилась, как вкопанная. Сержант развернулся и бодрым шагом быстро вышел из помещения, будто опасался чего-то.

Некоторое время группа откровенно разглядывала девушку, а та просто стояла перед ними, глядя на грязный земляной пол.

– Как звать? – первым обратился к ней Вурц.

Девушка, не поднимая лица, стрельнула в него взглядом, но промолчала. Вурц, не дождавшись ответа, приподнял одну бровь.

– Немая? Глухая? Всё вместе? – притворно нахмурился он, но выражение лица осталось озорным.

– Наказание же, – заговорил Игорь. – Вот и дали глухонемую. Раз наказание Андрея – ему и учить язык жестов.

Кто-то захихикал, но большинство на реплику Игоря никак не отреагировали. Чеканкин и Алексей, похоже, выяснили всё, что хотели, потому что отвернулись и снова взялись за обустройство своих спальных мест. Катя, все это время хмуро разглядывавшая новенькую, фыркнула и тоже отвернулась.

– Отставить смехуёчки, – скомандовал Сева, улыбнувшись. – Дочка, чего молчишь? Раз уж тебя к нам определили, так давай знакомиться. Этого балбеса зовут Вурц. Меня – Сева, а тебя?

Девушка самую малость приподняла лицо, коротко осмотрела Севу и тихо, но твердо ответила.

– Руми.

– Чего?! – Вурц с Игорем сказали это в унисон и широко раскрыли глаза, но Вурц пошел дальше и удивленно переспросил – Руми?

– Руми.

Тон девушки стал тверже, она подняла лицо и с претензией взглянула на Вурца. Тот саркастично кривился.

– Руми, значит, да? Что за имя такое?

– А Вурц тебя не удивляет? В жизни ещё не слышала ничего бредовее, – дерзко ответила девушка.

– Это фамилия, – пояснил Вурц слегка обиженно.

– Ещё хуже, – отрезала девушка и повернулась к Андрею.

Её взгляд был неприятным. Не злым, нет, но холодным, чуть ли не презрительным. Она ничего ему не сказала, но в целом её взгляд выражал вопрос. Андрей от всей этой ситуации вообще выпал в легкий осадок и смотрел на неё, не зная, что с ней делать.

– Представься нормально для начала, – наконец, нашелся он.

– Рядовой Монита, зовут Руми, – вот и все, что она сказала.

– Дикая какая-то, – бросил Вурц и тоже ушел устраивать свое спальное место.

Вслед за ним от них отвернулись все остальные и, открыто подшучивая над странностями новенькой, вернулись к своим занятиям. Один только Андрей по-прежнему смотрел на неё, а она на него. В её глазах были холод и напряжение. В его – усталость, непонимание и досада.

За что Родионов так с ним? Зачем он прислал ему эту своенравную куклу? Кому вообще пришло в голову её сюда взять? Ну видно же по ней, что её место на кухне, или на вещевом складе, или в медпункте – да где угодно, но точно не в окопе. Что за новый извращенный метод его наказывать? Все эти вопросы он твердо решил задать майору при встрече, а девушке сказал другое.

– Это наша зона, – Андрей указал Руми границы помещения, выделенные их группе. – Выбирай себе свободное место и устраивайся. Не знаю в курсе ли ты, но я старший сержант Андрей Романов.

Она лишь кивнула. Андрей, сдерживая раздражение, добавил.

– Послушай меня очень внимательно. Мы не просто отряд. Мы – одна большая семья. Так что сразу предупреждаю: тем, кто не хочет или не готов стать её частью – у нас не место.

Остальные были совсем рядом, кто-то чуть ближе, кто-то дальше, но хоть он говорил не громко, все слышали его слова и постепенно прекращали свои занятия и прислушивались.

– Я пока не знаю, за что именно тебя, меня или нас обоих наказал майор Родионов, но выясню у него. Это будет очень скоро. Если до этого момента ты не спрячешь свои зубы и не найдешь способа влиться в наш коллектив – я сделаю все, что будет в моих силах и даже больше, чтобы тебя перевели в другой отряд. Это понятно?

Руми молчала. Её взгляд не изменился, лишь глаза немножко сузились.

– Не слышу ответа, рядовой Монита! – громко и строго повторил Андрей.

– Так точно! – резко ответила она, сверкнув глазами.

Несколько секунд Андрей раздраженно смотрел на неё, размышляя над ситуацией, и в итоге ограничился сухим:

– Вольно!

Андрею не нравился официоз. В их отряде он не культивировался и не приветствовался, да и в глазах Андрея все это выглядел смешно, но почему-то с ней он не мог иначе. Она была дерзкой и вела себя вызывающе. Он чувствовал, как она подрывает его авторитет и ему это совсем не нравилось, но хуже всего было то, что он не знал, как это исправить.

Ему было нечего добавить к сказанному, поэтому он тоже оставил её и взялся за свои вещи. Руми некоторое время стояла на месте, глядя в спину своему новому командиру, затем нехотя поплелась в уголок и, сбросив в кучу оружие и вещмешок, стала устраиваться.

На работы по обустройству ушел почти весь день, с перерывом на ещё один приём противной на вкус пищи. Спальные места солдаты подготовили быстро, но дальше их погнали готовить полигоны, рыть окопы, оборудовать наблюдательные пункты, тренировочные зоны и прочее, так что к вечеру все здорово умаялись.

Пожелавших уехать никто больше не видел, значит, их желание исполнили. Кто-то даже пошутил, что видел, как их тела закапывали за полосой препятствий и это породило целую волну новых шуток как хороших, так и не очень. Вечером бойцы долго не ложились спать, обсуждая события этого дня и мерзкую жратву, которой их накормили уже трижды, причем вечером ели уже все, включая тех, кто воротил носом утром и в обед. Голод не тетка.

Руми вела себя отчужденно, ни с кем не говорила и вообще делала вид, что она – отдельное государство. В отряде это восприняли как чудачество и по большей части не обращали внимания, но Андрею такое поведение не нравилось. Этакрасивая девчонка создавала в коллективе напряжение, хоть это и было пока что не очень заметно.

Когда стемнело, Андрею захотелось выйти на улицу. Недалеко от входа стояла бочка, в которой кто-то разжег огонь, чтобы устроить хоть какое-то освещение, а вокруг курили несколько групп бойцов из разных отрядов. Немного в стороне в свете огня Андрей увидел Толю и Севу. Заметив его, Сева махнул рукой, приглашая присоединиться.

Когда он подошел, Толя протянул ему недокуренную самокрутку. Андрей, разумеется, отказался.

– Ниче-ниче, – уверенно заявил Толя. – Ещё пара переделок и закуришь.

– Не учи его всяким гадостям, – шутливо упрекнул его Сева. – Успеет ещё здоровье попортить.

– Да я и так уже знаю триста тридцать три способа это сделать, – отшутился Андрей. – И все – разных калибров.

Все трое засмеялись.

– Ещё эту вон прислали, – сквозь смех добавил Андрей. – Так что уже триста тридцать четыре.

Смех и веселье продолжились. Окружающие с интересом косились на них, не понимая отчего им так весело.

– Кстати, вот серьезно – что с ней делать? – поинтересовался Сева, когда они перестали смеяться.

– Что-что – засунуть в мешок, подвесить к балке, взять лом… – тут же ответил Толя.

– Заслуженный педагог, – с напускным восхищением покачал головой Сева.

– Ну а че? Посмотри на неё – она же ж дикая, как рысь. С такими только так…

– Не так, – в голосе Севы прозвучала досада. – Тебе столько лет, а в голове одни драки да охота. Неспроста она такая…

– И что с того?

– Да ничто, старый ты болван. Тебе – конечно, ничего.

Андрей благоразумно не лез в этот диалог. Сева с Толей были примерно одного возраста и одного телосложения. Они давно уже дружили и как-то раз даже пытались выяснить кто из них круче, устроив драку, поначалу шуточную, а потом вполне серьезную, да такую, что еле разняли. Правда, после этого они стали друзьями не разлей вода. Никто другой в этот их узкий круг не допускался то ли по возрасту, то ли по физическим данным, но к Андрею оба относились очень уважительно и вообще во многом его авторитет среди бойцов даже других отрядов держался благодаря им. Все знали, что говорить что-то нехорошее об Андрее Романове в присутствии Севы, Толи или кого-то, кто может им передать – крайне опасная для здоровья затея.

– Я просто видел такое, – продолжал Сева. – Да зачем далеко ходить – на ту же Катю поглядите. У неё травма какая-то была. Психологическая. Зуб даю. А у этой видать что-то ещё посерьезней приключилось. К ней подход нужен.

– Подход-расход… – крякнул Толя, выстреливая окурок в сторону пары бойцов из другого отряда.

Окурок не долетел совсем немного, и Толя недовольно выпятил подбородок и сжал губы. Один из бойцов заметил эту попытку и недовольно взглянул на Толю, но, увидев кто это, сделал вид, что ничего не было. Толя нахмурился ещё больше, повернулся обратно к Севе и на мгновение вскинул брови, вспоминая что хотел сказать.

– Вертел я это все. Я им что, жилетка, чтобы проблемных ко мне присылать?

– Вот тут согласен, – наконец, Андрей нашел момент, чтобы тоже влезть в разговор. – Я всё понимаю, но у нас тут не реабилитационный центр для душевнобольных и травмированных. Нам и своих проблем хватает.

– Ну, давайте посмотрим, что она за птица, – не отступал Сева. – Дайте ей шанс, а там разберемся.

Толя как раз собирался закурить вторую сигарету и будто невзначай сделал пару шагов в сторону бойцов, вероятно намереваясь повторить попытку их зацепить, но те, хорошо зная, что из себя представляет Толя Черенко, теперь следили за ним и своевременно ушли. Черенко нахмурился ещё больше и осмотрелся, выискивая другую цель.

– Если устроишь драку – я за тебя не впрягусь, – предупредил его Сева, легко разгадав намерения друга.

Толя окинул его осуждающим и слегка обиженным взглядом, затем огляделся ещё раз – везде все стояли большими группами по пять и более человек. Оценив обстановку, он проявил благоразумие – спрятал самокрутку обратно в карман и предложил всем идти спать. Предложение поддержали, но внутри их импровизированной казармы продолжалось обсуждение кормежки и впечатлений первого дня, так что спать в ближайший час никто так и не лег.

Долго не ложиться было ошибкой. Все это поняли, когда на второй день их снова подняли в четыре часа утра и погнали на пробежку. Возглавлял мероприятие лично Родионов. Он с легкостью пробежал пять километров, но потом минут двадцать ждал, пока добегут те, для кого такая дистанция в четыре утра оказалась слишком тяжелой. Самые последние подверглись жестокому стебу и унижениям и несколько человек после этого заявили, что хотят уйти. Макс лишь пожал плечами и рукой указал им направление. Кто-то вновь пошутил, что в направлении, указанном Максом, находится та самая яма для трупов.

После пробежки и короткой зарядки сразу отправились на завтрак, за которым Родионов сообщил, что подъемов в четыре утра больше не будет. Этот раз был его своеобразной шуткой, с помощью которой он хотел отсеять ещё нескольких слабаков, что у него и получилось.

Всё утро Андрей наблюдал за Руми. Девушка без проблем справилась с пробежкой, прибежав к финишу в числе лидеров, на что Андрей отреагировал со смесью удивления и недовольства. Лучше бы она провалилась, собрала вещички и свалила.

После завтрака началось обучение. Оно состояло из теории, которую зубрили до позднего вечера. Изучали разнообразное оружие, способы его применения и всякие нестандартные подходы. Кое-что Андрей знал по опыту, ещё немного – по старым курсам, но очень многое было новым.

На второй день утро началось уже в шесть часов, но опять с пробежки. На этот раз дистанция составляла только три километра. За пробежкой следовали физические упражнения: отжимания, приседания и упражнения на пресс, что все, кроме женщин, прошли с легкостью. Некоторые сложности, хоть и небольшие, были и у Руми, что Вурц с Игорем тут же отметили не без злорадства.

Андрей же никак не отреагировал. Он решил последовать совету Севы и дать Руми шанс влиться в отряд. Конечно, она по-прежнему делала вид, что одиночка, но частенько посматривала в сторону остальных, особенно когда там начинался какой-то интересный разговор. Несколько раз с ней пробовали заговаривать, но все заканчивалось безрезультатно, так что на это неблагодарное дело вскоре все плюнули. Общалась она только с Андреем, да и то условно – отвечала «так точно» и «никак нет», когда он сам к ней обращался.

После был завтрак и вновь теоретические занятия до ночи. На этот раз тактика. Почти сразу инструктора начали особое ударение делать на слове «организация». Организация была во всем: в стрельбе, в походе, в окапывании, в приготовлении и потреблении пищи. Среди бойцов начались шутки типа: «дышать, отливать и даже смотреть на женщин надо организованно!». Но смысл Андрей уловил четко: лучше организованное соединение побеждает лучше вооруженное и более многочисленное.

Много было и психологической работы. Очень скоро Андрей усвоил, что высокая степень самоконтроля и крепкие нервы ‒ гораздо более важные качества для хорошего бойца, чем меткая стрельба, над чем раньше он просто не задумывался.

– В основном солдату приходится жить с постоянным пониманием своей уязвимости и возможности оказаться убитым, – рассказывал Родионов. – Многим не удается переносить такого психологического давления, и в бою их охватывает паника. Это проявляется в оголтелой беспорядочной стрельбе и в скрытой готовности чуть что встать на педали, которая становится неконтролируемой, как только противник подбирается ближе или солдат остается один перед надвигающимся врагом. Уверен, во время «Освобождения» многие из вас замечали такое за товарищами или даже прочувствовали подобное на себе. Соответственно, умение противостоять стрессу является гораздо более ценным качеством солдата, чем стрелковые навыки или специализированные знания.

Со второй недели теорию стали преподавать только до обеда, а после были полигон и практика. Ещё через полторы недели теорию начали рассказывать непосредственно на полигоне, а остальное время отходило практике. Бойцы практиковались с разными видами оружия, учились взаимодействовать в парах и группах с разным количеством людей, учились оборудовать окопы и огневые позиции, составлять карту огня, обороняться и наступать, вести разведку, маскироваться. Всё это отнимало много сил, но большинству очень нравилось – все, особенно те, кто принимал участие в боях с «волками», прекрасно понимали, как им пригодятся полученные навыки, и насколько меньше потерь они бы понесли, будь у них такие знания и умения уже тогда.

Именно на практике впервые и проявились навыки Руми, а для Андрея кое-что стало понятным. Девушка не обладала какой-то выдающейся силой, даже до уровня Кати, которая на фоне остальных женщин была в группе лидеров в силовых упражнениях, Руми не дотягивала. Зато в беге и в стрельбе Руми стабильно была одной из лучших. Причём вообще лучших, включая мужчин. Она входила в пятерку по стрельбе из автомата и пистолета, неплохо метала ножи и владела базовыми навыками в технике ножевого боя. Ещё она проявляла чудеса в маскировке, чем очень заинтересовала Корнеева. Правда, при всех своих успехах она так и осталась молчаливой и отстраненной снежной королевой, и ни на какие вопросы не отвечала.

Уже с первых дней отношение к подготовке у личного состава постепенно менялось. Медленно, но уверенно всё больше людей начинали понимать для чего все это делается, и с каждым днем все меньше находилось желающих уйти. А после первого месяца обучения таковых не осталось вовсе и всё стало с точностью до наоборот – уходить никто не хотел, но нагрузки доходили уже до таких значений, когда некоторые начинали не выдерживать и их отчисляли, несмотря на просьбы и протесты.

В процессе подготовки присутствовали и уроки рукопашного боя. Во время одного из них произошел неприятный инцидент: Олег Гронин неожиданно напал на Андрея и нанес ему несколько сильных ударов. Прежде чем Андрей пришел в себя и собрался для ответа, Олег выхватил тяжелый удар от Родионова и завалился на землю, ошалело глядя на майора. Макс стальным голосом пообещал отправить его обратно в «Убежище», если ещё раз увидит нечто подобное. Те же слова он повторил для всех остальных, после чего подал Олегу руку, поднял с земли и заставил извиниться перед Андреем. Разумеется, извинения были формальными, а взгляды обоих говорили гораздо больше, чем любые слова.

В целом занятия по рукопашному бою вообще были достойны отдельного упоминания. Как минимум их инструктор – явно человек с богатым боевым прошлым. Он учил убивать и выводить противника из строя всем, что попадется под руку и просто руками, ногами. Это был не бокс, не самбо и вообще не какие-то конкретные боевые искусства, а адаптированный под дилетантов курс для каких-то спецподразделений. Мрачная наука о том, что когда-то давно в мирное время проходило по серьезным уголовным статьям. Андрей с удивлением обнаружил, что искусство убивать и калечить так же формализовано, как алгебра: в нем были свои правила и теоремы, каждая из которых, если подумать, была выработана не в кабинетной или лабораторной тиши, а на практике ломания человеческих костей и разрывания плоти.

Вскоре выяснился и ещё один интересный момент. Толя Черенко был хорошо знаком с одним из сержантов. Разговорившись с ним однажды, Толе по большому секрету поведали, что всех, кто ушел из лагеря по собственному желанию или за нарушение дисциплины, в «Убежище» ждала неприятная новость – их отчисляли из солдат и отправляли на «мирную» работу, что никого из бойцов не радовало.

Дело в том, что солдаты пользовались некоторыми привилегиями перед «гражданскими»: их намного меньше использовали в хозяйственных работах, они всегда в первую очередь получали все необходимое, и при этом никто из «гражданских» никогда не роптал, даже если сами они испытывали неудобства или незначительные лишения. Такая ситуация сложилась от того, что как и в любом обществе большинство людей воевать не хотело, пусть даже ради защиты себя и своих близких, как бы парадоксально это не звучало, а после благополучно разрешенного конфликта с «волками» многие вообще предпочли сложить оружие и заняться хозяйственной деятельностью. Таким образом «армия» потеряла значительную часть бойцов – больше трети, и именно поэтому «мирные» ценили ту незначительную прослойку, которая осталась на страже их безопасности и спокойствия, но при этом, в отличие от бандитов, ещё и всячески помогала при возможности.

Павла Гронина устраивал этот расклад, ведь таким образом он получал и лояльных «мирных», и согласных с тяготами службы «боевиков». Отпадала текущая необходимость уговаривать кого-то брать в руки оружие и при этом он имел в распоряжении пусть небольшую, но армию, которую можно было обучить и подтянуть до более менее приемлемого уровня. Именно поэтому они с Дьяковым и Родионовым придумали тренировочный лагерь и программу подготовки. Поскольку в случае угрозы все должны были уметь обращаться с оружием, то была своя программа и для «гражданских», но значительно легче и короче.

Шло время, и казавшиеся поначалу легкими упражнения стали заметно тяжелее. Спустя месяц утренние пробежки были уже не по три, а по пять километров, и бегали бойцы уже не три раза в неделю, а пять, а в последние две недели обучения – каждый день. Отжиманий, приседаний и занятий с прессом становилось всё больше, прибавились занятия на турнике и отжимания на брусьях. Рекорд полосы препятствий стабильно улучшался дважды, а порой и трижды в неделю.

Но с ростом нагрузок многие стали сдавать. Даже могучий Черенко начал ощущать на себе последствия изнурительных тренировок, занимавших теперь чуть ли не полдня. Единственный, кого, казалось, все это ничуть не напрягало, был Корнеев: на нем никак не сказывались ни режим, ни ужасная еда, ни нагрузки. Андрей знал почему, но остальные недоумевали и часто выказывали Леше свое восхищение по поводу его физической формы. Однако, несмотря на свою выдающуюся выносливость, Корнеев ни в каких дисциплинах не был первым, хоть и стабильно держался в пятерке лучших, но Андрей предполагал, что Лёша делает это специально, чтобы не выделяться и не вызывать ни у кого подозрений.

Однажды с Лёшей произошел интересный случай, после которого он перегнал по обсуждаемости состав дряни, которой их кормили, и которая до этого уже почти месяц была главной темой для разговоров. Произошло это на занятиях по технике ножевого боя, которые вел лично Родионов.

Макс долго объяснял теорию, показывая на добровольцах, что и как нужно делать: как можно держать нож, как двигаться, за чем следить, куда и как наносить удары. Через несколько занятий он начал вызывать бойцов по одному, и с легкостью побеждал их, обращая внимание остальных на ошибки и причины поражения. Когда дело дошло до Корнеева, ситуация оказалась иной.

Лешу Макс вызвал специально, желая показать остальным, каким может оказаться бой, когда в нем участвуют профессионалы. Он прекрасно знал, кто перед ним, но был уверен в своих силах и начал бой на первый взгляд немного небрежно, будто с неопытным новичком, но внимательно наблюдая за противником. Леша включился в игру и тоже особо не старался. Некоторое время они обменивались хоть и опасными, но довольно вялыми ударами. Наконец, Родионову это надоело, и он пошел в более агрессивную атаку.

Тренировочные деревянные ножи засвистели в воздухе настолько стремительно, что бойцы разинули рты от удивления. Оба противника распалялись и наносили все более выверенные и спланированные удары, при этом блокируя выпады оппонента. Один раз Леша заблокировал рабочую руку Родионова, но Макс выкрутился и провел захват. Корнеев тоже был не лыком шит и, прежде чем Макс сумел развить успех, он в мгновение ока ловко вывернулся и отскочил, продолжив поединок. Родионов был активнее и действовал более агрессивно. Корнеев наоборот – больше защищался, периодически проводя убийственные молниеносные контратаки, которые Родионов отбивал с заметным трудом. Закончилось все тем, что Макс сумел выбить нож из руки Корнеева. Соперники, тяжело дыша, смотрели друг на друга: Корнеев спокойно, а Макс с вызовом, но отдышавшись, пожали друг другу руки, и бойцы восторженно зааплодировали.

Разговоры об этом бое ещё долго не утихали, обрастая слухами и теориями.

Солдаты жили в собственноручно оборудованных коровниках, а Родионов обитал в одном из домиков. Вечером после их с Лёшей боя он вызвал Корнеева к себе. Снаружи домики выглядели убого, поэтому Алексей не удивился, застав внутри соответствующую скудную обстановку: деревянный стол, два стула и кровать. Всё. За столом сидел хозяин и уныло ковырял ножом столешницу.

– Это я. Можно? – не по-военному спросил Леша.

– Проходи, не стесняйся, – ответил Макс в том же духе.

Корнеев вошел, аккуратно и плотно закрыл дверь, несколько секунд подождал, прислушиваясь к чему-то, затем подошел к столу, сел напротив майора и невозмутимо уставился на него. Макс наблюдал за ним не без интереса.

– Хороший вышел бой, – начал он. – Давно я так не развлекался.

– Опасное развлечение, – серьезно заметил Корнеев. – Не люблю его.

Макс захохотал.

– Ой, ну ты и шутник, Корнеев, – выдавил он, смеясь, а затем, отсмеявшись, продолжил. – Я вижу, как ты его не любишь. Я вот, например, не люблю признавать, что кто-то может быть лучше меня, но это как раз тот случай, когда мне не стыдно – ты очень хорош. Я даже удивился, когда ты позволил себя разоружить. Не вяжется это с твоей нелюбовью.

При словах о разоружении Леша и бровью не повел.

– Пришлось освоить, чтобы не закончить жизнь с ножом в сердце. Сам понимаешь – нож для снайпера – не последняя вещь.

– Ну, как инструктор и специалист по ножевому бою скажу тебе, что освоил ты его основательно. И раз уж ты сам заговорил о снайперах – у меня к тебе дело. Мы с Пашей хотим, чтобы ты взялся обучать стрелков. Здесь, в тренировочном лагере. Что скажешь?

Лицо Корнеева осталось невозмутимым, а речь – размеренной и спокойной.

– Паша знает мою позицию – я пришел не помогать вам что-то строить. Строек в этой жизни с меня хватит.

– Но ты же спец! Причем такой, который на дороге не валяется…

– Возможно, – перебил Леша, – но это ничего не значит. Я состою в отряде Романова и ничего менять не собираюсь.

Запал Макса немного стих. Он внимательно смотрел на Корнеева, обдумывая слова.

– Романов уже взрослый, сам справится. На кой черт он тебе сдался?

Корнеев немного помедлил с ответом.

– Я что-то разглядел в нем. То ли огонь наивного подросткового перфекционизма, то ли решимость бороться за правое дело, а может, просто излишние идеализм и человечность, которые в наши дни уже не встречаются. В любом случае он меня этим задел и мне захотелось ему помочь.

– Так мы тоже боремся за правое дело. И у нас нет ни наивности, ни, как ты выразился, подросткового перфекционизма.

– Именно поэтому вы и без меня справитесь. Я здесь – потому что решил помочь Андрею, а не для того, чтобы обучать вам снайперов. Так что лучше ищите других спецов.

Наступила пауза. Леша был категоричен и этим немного обескураживал Родионова, который не отличался особым даром убеждения и привык выезжать на авторитете. Макс верил, что напора и умения донести свою правоту до собеседника достаточно, чтобы склонить его на свою сторону. Это частенько срабатывало, но в львиной доле случаев весомым фактором был именно авторитет майора, а не его правота или упорство.

– Леша, давай пойдем на компромисс, а? Раз уж ты не хочешь оставаться у меня инструктором – обучи нам одну группу и больше мы тебя не трогаем, идет?

Леша задумчиво покачал головой. Он был сыт по горло «стройками» новых организаций и сопутствующими им обязанностями. События, произошедшие в его жизни за годы после эпидемии, напрочь отбили у него желание брать на себя ответственность. Особенно это касалось человеческих жизней. Но Паша Гронин не был для него чужим человеком, и Леша уважал его, потому готов был совсем немножко и только временно уступить.

– Компромисс, так компромисс, – задумчиво сказал он и поднял взгляд на майора. – Мы тут пробудем ещё три недели, значит, все это время я буду обучать группу стрелков. Не больше пяти человек. Знаю – за три недели из них получатся в лучшем случае стрелки-любители, но если будете с ними работать, то выведете на уровень… Максимум – могу разработать программу дальнейших тренировок и позаниматься с ними ещё пару раз, когда буду в «Убежище», но на большее не рассчитывайте.

– Идет, – недолго думая согласился Макс.

Леша вернулся в расположение как раз к ужину. После боя с майором все разговаривали только о нем, обсуждая его подготовку и навыки. Кто-то даже выразил предположение, что он может являться чьим-то шпионом. Андрею очень хотелось опровергнуть это и объяснить всем, кто такой Леша, чтобы предотвратить подобные разговоры в будущем, но он помнил свое обещание полковнику и сдерживался.

Когда Корнеев вошел в столовую, все взгляды устремились к нему. В ответ на немой вопрос товарищей он лишь чуть заметно улыбнулся и попросил передать ему его порцию.

6
Шел третий час напряженного ожидания. Сверху уже длительное время покапывал легкий дождик, но Андрей его почти не ощущал. Замаскированный, он лежал за небольшим кустом, ожидая «цель». Это была уже четвертая попытка – три предыдущих он провалил: дважды его заметили наблюдатели, а один раз он не попал по цели и она, как выразился Корнеев, «ушла». В этот раз парень был решительно настроен сдать установленный Лешей норматив.

Он все ещё не научился лежать так, чтобы длительная лежка не изматывала тело – оно ныло и страшно досаждало, но Андрей не сдавался, оставался почти недвижимым, и упорно высматривал цель через бинокль. Приклад стоявшей на сошках винтовки находился под правым плечом, слева лежала рация и фляга с водой. Наконец, парню показалось, что в четырехстах метрах впереди что-то зашевелилось. Андрей присмотрелся внимательнее, и заметил, что ветки дерева медленно отодвигаются и открывают сливающийся с желтеющими листьями мешок, который и был его «целью». Мешок, набитый сухими листьями, в нескольких местах уже был продырявлен предыдущими стрелками.

Андрей без резких движений, чтобы случайно не привлечь внимания наблюдателей, быстро, но осторожно отложил бинокль, упер приклад винтовки в плечо и приник к окуляру оптического прицела. Быстро определив расстояние, он сделал нужные поправки, выровнял дыхание, и мягко нажал на спуск. Выстрел уже не заставлял его вздрагивать, как в первые разы, и он увидел в прицел, что на мешке появилась новая дырка. Правда, она появилась сантиметров на пять левее от центра мишени, но все равно это было попадание.

– Неплохо, – раздался спокойный голос из рации.

Андрей отложил винтовку и на радостях позволил себе размять затекшие конечности.

– А вот это уже зря, – все так же спокойно сказал голос. – Тебя заметили.

О черт! Андрей быстро вернулся в позицию и ухватился за винтовку, но в глубине души он чувствовал – Леша этого не простит. Придется проходить испытание в пятый раз.

Глава 8.3

7
Группы продолжали редеть до седьмой недели. После большого оттока в первые две, теперь стабильно «отваливались» и уезжали в «Убежище» лишь два-три человека в неделю, но за всю седьмую потерь не было. И лишь в начале последней недели на отчисление попал Игорь.

Друзья давно заметили, что каждый новый день дается ему все труднее, и хоть Игорь старался изо всех сил, он стал много недотягивать на физических упражнениях. Несколько дней Родионов делал для него поблажки, принимая в расчет старания парня, но, в конце концов, Игорь совсем расклеился и его, несмотря на просьбы и протесты Андрея, отправили в «Убежище». Удивительным на этом фоне было то, что с физическими нагрузками справлялась Руми, хоть поначалу у неё с ними было больше всего проблем. Правда, ни в лидерах, ни даже в середняках она не числилась, но минимальный норматив вытягивала.

В предпоследний день обучения Родионов общался с каждой группой. Занятий не было, все отдыхали, и он по очереди собирал группы в столовой и разговаривал с бойцами. Для группы Андрея у него была своя тема. Она главным образом касалась управления и поднимал её майор уже не раз.

– Я помню отчеты Андрея, а те, которые не слышал лично, знаю со слов полковника Гронина, – вещал Макс. – Здесь на тренировках тоже были случаи, и везде у вас проскакивает один и тот же косяк – время от времени в отряде наступает анархия.

Макс внимательно осмотрел сидящих за столом бойцов. Паузой воспользовался Вурц – он уточнил, что именно тот имеет в виду.

– Я говорю про управление. Андрей вечно норовит учитывать ваши мнения, точки зрения, ещё какую-то хренотень…

– Вы так говорите, будто в этом есть что-то плохое, – снова вставил Вурц.

Макс измерил его свирепым взглядом, отчего Вурц немного сник. Катя злорадно улыбнулась, бросив на него косой взгляд.

– Если кто-то не понимает, то я объясню. Командир существует для того, чтобы принимать решения за весь отряд. Когда это простое правило выполняется – решение принимается быстро и эффективно. Когда не выполняется – в дискуссиях можно упустить время и в итоге просрать дело или даже потерять людей. Командир отвечает за ваши жизни и выполнение поставленных задач, а ваше дело – слушать и выполнять его приказы, а не разводить балаган. Все просто – никакой анархии.

Андрей молчал. Он имел на этот счет свое мнение, но понимал, что майор его не поймет и не поддержит, но Макс хотел его услышать и не собирался ждать.

– А что скажет сам Андрей?

Макс задал вопрос таким тоном, чтобы Андрей понял – отмолчаться не получится. Парень вздохнул и неуверенно взглянул на майора.

– Я все понимаю, но для меня важно, чтобы и люди понимали меня…

– Херня. Все херня, – резко перебил его Макс. – Потом будешь им объяснять, а в реальной ситуации тебе нужно оперативное и эффективное управление. Хорошо, что вам везло, но не забывайте, с кем вы имели дело. Таких слабаков, как «Степные волки», скорее всего, мы больше не встретим. Подарков судьбы больше не будет – в этом можете не сомневаться. И в сложных ситуациях твой, Андрей, метод управления может привести к гибели всей группы.

Несколько секунд висела гнетущая тишина.

– Вот и правильно – подумайте. И самое главное, что вы должны помнить – организация. Благодаря ей сейчас вы выиграете секунды, через час – минуту, а к вечеру – час. Будучи быстрее и организованнее, вы можете диктовать противнику темп, с которым он может не справиться, и тогда он будет дезорганизован, а вы получите большое тактическое, а возможно и стратегическое преимущество. Но если вы будете продолжать разводить анархию, то про адекватную организацию можете сразу забыть.

Он поднялся и сделал шаг к выходу, затем обернулся.

– Ну, все. Я пошел. А вы отдыхайте. Открою вам секрет – завтра вас ожидает небольшой сюрприз. Все, пока.

С этими словами он вышел. После его ухода некоторое время все молчали. Потом Андрей, собравшийся с мыслями, решил продолжить тему уже в своем кругу. Для него, как всегда, было важно, чтобы все четко понимали его позицию и одобряли её. Их группа была последней, потому не было необходимости освобождать помещение для остальных и можно было сидеть там сколько им заблагорассудится.

– Кто что думает по поводу слов майора Родионова? – в привычной манере спросил он.

– Я думаю, что ты командир и тебе решать, как поступать, – сразу ответил Сева в своей обычной манере.

– Спасибо, Сева. Понимаете, я интересуюсь вашим мнением, потому что хочу сохранить в отряде максимум взаимопонимания…

– Ерунда, – перебил его Корнеев. – Думаю, ты устраиваешь дебаты, потому что боишься ответственности.

Андрей, совсем не ожидавший подобного замечания, особенно от Алексея, онемел и уставился на него. Остальные тоже тихо наблюдали, ожидая, что Леша скажет дальше. И тот не молчал.

– Таким образом ты хочешь переложить на нас часть ответственности за наши жизни и возможные провалы, – продолжал Леша. – И я вот что тебе скажу: если ты не готов самостоятельно принимать решения и отвечать за результаты, то лучше откажись от этого сейчас, иначе мы все рискуем. Я гарантирую, что будет момент, когда тебе придется пожертвовать кем-то из нас: мной, Севой или даже собой, чтобы спасти остальных. Но если ты начнешь задаваться мыслью «а что там они думают?», а потом бегать и каждого спрашивать – погибнут все.

Андрей, опустив голову, слушал Корнеева. Тот попал в самую точку, открыв глаза даже самому Андрею – дело действительно было в ответственности. Андрей легко командовал, когда чувствовал, что бойцы понимают и поддерживают его приказы. В таких случаях ему казалось, что при неудаче виноваты будут все, а не только он, как командир, но он зашел слишком далеко, все больше полагаясь на мнение остальных и ожидая их поддержки.

Но и требование «начальства» тоже звучало, по меньшей мере, странно. Родионов, Корнеев, и, наверное, Гронин, хотят, чтобы он смотрел на своих бойцов, как на патроны или оружие, как на ресурс, который можно расходовать для выполнения поставленных задач. И, стало быть, для них самих и Андрей, и его люди тоже всего лишь расходный материал, единицы, как сказал когда-то Гронин. Он поспешил изложить свою мысль и взглянул на Корнеева, ожидая, как тот отреагирует.

– Ты молод, – и бровью не повел Леша, – и неопытен. Несмотря на это ты уже многое повидал, и думаю, согласен, что в бою ты либо собран, сосредоточен и целеустремлен, либо мертв?

Андрей ещё не понимал к чему клонит Леша, но он был прав, потому парень нехотя кивнул.

– Тогда ты должен принять и вот что – вступая в бой, все мы становимся боевыми единицами в руках командира, как ты выразился – ресурсом, а результат боя зависит от количества таких единиц, их организации, уровня подготовки и оснащения, и тактического гения самого командира. Твоя задача – выполнять приказы. И чтобы делать это эффективно ты должен забыть про дружеские отношения. Сегодняшний мир – это постоянная борьба за жизнь, почти неотличимая от войны, а война – никогда не изменится: люди на войне погибали и будут погибать вне зависимости от того, как ты к ним относишься.

Ко всеобщему изумлению за столом раздались одинокие аплодисменты. Кто-то хлопал и все повернулись, чтобы посмотреть, кто это делает. Это оказалась Руми. Она ничего не говорила и даже не собиралась, но короткие аплодисменты и взгляд выступали вместо слов. Алексей запнулся лишь на секунду и продолжил, не обращая на неё внимания.

– Поэтому перестань зацикливаться на важности мнения остальных. Командир – ты, задачи ставятся тебе, а мы всего лишь делаем то, что ты скажешь.

– Слушай, отстань от парня, – вдруг вмешался Сева. – Он и так вон весь сник.

– Нет, он прав, – перебил его Вурц, защищая Лешу. – Я не хочу, чтобы у кого-то из нас, а в первую очередь лично у меня, возникали сомнения в командире.

– Согласен, – Толя тоже посчитал нужным высказать свое мнение. – Давайте всё разрешим до конца.

Все перевели свои взгляды на Андрея, который, пользуясь возникшей паузой, обдумывал услышанное.

Прошлые потери не прошли для него без последствий. Поначалу он винил себя в гибели бойцов, но позже, много раз прокручивая в голове те события, пришел к выводу, что его вины в их смерти нет, что они сами принимали гибельные для себя решения. Тогда это принесло облегчение. Сейчас Андрей задал себе другой вопрос – что будет, если кто-то из его бойцов, его друзей, погибнет из-за его ошибки? Из-за неверных приказов? Готов ли он в двадцать лет взять на себя груз ответственности за этих взрослых людей? И почему вообще возникла такая глупая ситуация, когда молодой пацан должен командовать умудренными жизнью мужиками?

– Я раньше не спрашивал, но сейчас спрошу – почему вы, взрослые, прожившие жизнь мужики, вообще согласились находиться под моим командованием? – спокойно спросил Андрей.

– Мне двадцать шесть, так что я не сильно старше тебя. Но вообще – меня не спрашивали, – улыбнувшись, сразу же ответил Вурц. – Приказали и я пошел. Мы же типа армия.

– Та же фигня, – бросил Шелковский.

– А я вообще женщина, – шутливо сказала Катя.

Андрей поднял руку, прося тишины и заставляя остальных помолчать.

– Хорошо. Тогда давайте по-другому – почему вы остаетесь со мной? Почему не переходите в другие отряды?

– Потому что ты показал себя, как умелый командир, – ответил Сева, а многие одобрительно закивали.

– Потому что не хочу быть мясом у Гронина, – вставил Вурц, имея в виду Олега.

Некоторые засмеялись, но большинство неодобрительно посмотрели на Вурца – друзья и знакомые многих из присутствующих состояли в отрядах, загубленных Олегом.

– Я вот сразу сомневался, – сказал Толя, – но понимаешь, тебе-то двадцать, но в голове у тебя все тридцать, забодай тя комар. Вот и все дела.

Раздались возгласы одобрения. Пока люди высказывались, Андрей молчал и наблюдал за Руми, которая все это время смотрела на стол, но вдруг подняла взгляд на него. Встретившись с ним взглядами, она тут же отвела глаза. Андрей не придал этому никакого значения, и немного помолчал, собираясь с мыслями.

– Думаю, я понял посыл майора Родионова и Леши, – медленно выговорил он, но продолжил более уверенно. – Я всегда интересовался вашим мнением и учитывал его потому, что оно было для меня важно, ведь мне только двадцать, и у меня нет такого жизненного опыта, как у многих из вас. И как бы мне не хотелось это признавать, но Леша прав – я действительно боялся отвечать за ваши жизни и таким образом пытался перестраховать себя. Но сейчас я понял вот что: все вы – взрослые люди, которые понимают, чем рискуют, осознают, что могут погибнуть, но вместе с тем имеют выбор – остаться или уйти. Раз вы остаетесь, значит, осознанно принимаете на себя риск и поэтому сами в ответе за свой выбор. Со своей стороны я могу обещать лишь одно – я и дальше буду делать все от меня зависящее, чтобы мы не потеряли ни одного бойца, ни одного нашего товарища. Я готов отвечать за свои решения. И за их последствия.

Помещение наполнилось гулом веселых голосов. Всем понравились слова Андрея. Он звучал решительно и твердо, как настоящий командир, и ему все поверили. Только Леша смотрел на парня со снисходительной улыбкой. Он давно уже не верил ничьим словам – его могли убедить только действия. Это был тот редкий случай, когда не лице Леши отражались его внутренние эмоции, обычно скрываемые за непроницаемой маской невозмутимости и флегматизма.

Гудежь и обсуждение продолжались до темноты. Окончание учений было радостным событием, ведь они оказались изнурительными и требующими напряжения всех физических сил. Даже Руми не ушла как обычно в свой угол, а сидела вместе со всеми, хоть в разговоре и не участвовала.

Из-за своих холодности и отчужденности она вдруг стала интересна Андрею. Возможно, повлияли и слова Севы о том, что она испытала какое-то сильное потрясение и из-за него замкнулась. Андрей и сам не мог понять причину своего интересе к ней. Может, всё дело было в банальном любопытстве, а может, в жалости, но что бы это ни было – он хотел знать, почему она такая и по возможности помочь ей это преодолеть. Вот только как к ней подступиться?

Когда стемнело, Толик выразил мысль, которая поубавила всеобщую радость и прекратила их посиделки.

– Мужики, – начал было он и запнулся. – И дамы. Я предлагаю ложиться спать, а то сюрпризы Родионова ещё ни разу не были приятными и что-то у меня такое чувство, что этот раз – не исключение.

Толя оказался прав. Их ждал экзамен – сложная, изнурительная задача, на выполнение которой отводилось мало времени: за сорок восемь часов преодолеть пешком более ста двадцати километров и доставить в «Убежище» некую «посылку». Все оружие, включая ножи, отобрали – это был дополнительный риск в случае столкновения с затерявшимися в лесах недобитками «волков», но на него пошли, чтобы не испортить главный сюрприз – Дьякова во главе небольшого отряда, который устраивал экзаменуемым засады с целью захвата «посылки» или пленников.

Но это были не все сюрпризы, которые ожидали Андрея и его группу. Для последнего испытания в отряд решили вернуть Игоря. Это решение Родионов принял вместе с Павлом, и тому было несколько причин. Во-первых, Игорь выбыл на предпоследней неделе, а после него и неделю до него никто не выбывал, что имело некоторый вес в оценке возможностей младшего Романова. Во-вторых, был и психологический аспект – и Паша, и Макс понимали, что разделять братьев – плохая идея. Ну и, в-третьих, оставался главный экзамен, по результатам которого все равно выяснится реальная готовность всех, и Игоря в том числе.

В «Убежище», несмотря на Дьякова и его ребят, вернулись все, но только два отряда из четырех вернулись вовремя: сержант Елисеев – лучший стрелок по мнению Корнеева, условно «потерял» двоих бойцов, и отряд украинца Коваля, который «потерял» половину личного состава и «посылку». Третьими, уже после истечения отведенного времени, но с «посылкой» и без потерь вернулся отряд, доверенный Олегу Гронину.

Самыми последними, с опозданием почти в шесть часов, вернулись «анархисты», как теперь называл отряд Андрея Родионов. Они не только доставили «посылку», но и разжились транспортом и пленниками – Дьяковым и ещё четырьмя бойцами, которые до этого успели создать проблемы всем остальным отрядам, кроме Олега. На Романове они поломали зубы, хотя, если судить объективно, поломали они их на Корнееве, в чем Макс не сомневался.

Для Дьякова это было страшным оскорблением. Формально он проиграл сосунку Романову, а такого Коля простить не мог. Корнеев понимал это и сожалел, что сообразил слишком поздно, чтобы не допустить вражды. Сам Андрей по неопытности вообще ничего не заметил и был просто доволен собой: учитывая результаты даже несмотря на опоздание, победу засчитали именно ему.

8
Они сидели в тесном кабинетике Родионова и смотрели друг на друга. На лице Макса играла озорная ухмылка: Андрей уже некоторое время исходил пеной, негодуя по поводу Руми, и майора это явно забавляло, что распаляло Романова ещё больше.

– Почему ко мне?! – негодование уже просто невозможно было скрыть.

– А нефиг было херней всякой заниматься! Так что не ной и прими наказание, – с самодовольной миной ответил Макс.

– Это хуже, чем наказание! Она дезорганизует мой отряд! Она одиночка! С ней даже поговорить невозможно! – не в силах сдержать эмоции, Андрей сорвался на крик.

– Ты совсем уже охренел, Романов! Что за тон? Я кто, по-твоему, техничка? – беззлобно, но строго осадил парня майор, а ухмылка сползла с его лица.

От такого тона Родионова Андрей смутился и на секунду опустил глаза. Он действительно позволил себе слишком много.

– Извините, товарищ майор, виноват, – уже гораздо спокойнее сказал он. – Просто все это мало того, что несправедливо, так ещё и атмосферу в отряде портит.

Макс промолчал. Некоторое время он задумчиво стучал пальцами по столу, но недолго.

– Ничего она не портит и не дезорганизует. Приказы твои, даже несмотря на характер, охотно выполняет, а то, что не принимает участия в ваших посиделках – не вижу в этом проблемы. Дух товарищества это правильно и очень здорово, но не обязательно. Кстати, анархию она тебе тоже небось мешает разводить?

Макс улыбнулся, довольный последней фразой. Андрей пока никак не отреагировал.

– И вообще – ты видел её навыки? Она боец по характеру, да ещё и охренительный стрелок. Даже Корнеев это признал, а он, как ты знаешь, в этом деле дока.

– И что? – не сдавался Андрей.

– А то, что я нашел и дал именно тебе высококлассного стрелка, а ты тут ноешь, потому что не хочешь найти к ней подход. Ну и не забывай, что она красотка, – Макс состроил загадочную мину и многозначительно подмигнул.

Андрею захотелось выразиться каким-нибудь самым оскорбительным выражением из арсенала Толи Черенко, да вот только по отношению к Родионову этого ну никак нельзя было делать.

– Это-то здесь причем? – сдерживаясь, процедил он.

– Мы же тебя расстроили с дочкой Владова, да? Вот тебе компенсация.

Выражение лица Родионова надо было видеть. Бедолага чуть не лопнул от самодовольства. Андрей ответил ему снисходительным взглядом, достойным врача психбольницы.

– Ответьте серьезно – почему ко мне? Только не надо про наказание – я его уже отбыл с лихвой.

Макс перестал улыбаться и корчиться. Лицо его посерьезнело. Он осмотрелся в поисках чего-то, затем полез в карман и достал самокрутку с зажигалкой.

– Ладно. Расскажу тебе немного об этой девице.

Он прикурил и сделал глубокую затяжку. По маленькому кабинету поползло облако сизого дыма. Между Максом и Андреем после «Освобождения» установились теплые, можно даже сказать приятельские отношения, так что Андрей иногда мог позволить себе вести себя не по уставу. Вот и сейчас он нахмурил брови, а затем поднялся и распахнул окно – табачного дыма, особенно в закрытых помещениях, он очень не любил.

– Когда ты пропал – мы отправили делать твою работу ещё одну разведгруппу. На обратной дороге они наткнулись на «УАЗ» и четверых «волчин». Вернее, на тот момент их было уже двое, потому что один труп валялся на дороге, а второй – в машине. Свет им потушила наша мазель, которая теперь тебе отряд дезорганизует. То ли патроны у неё закончились, то ли как они её живой взяли – понятия не имею, но оставшаяся парочка упырей уже повалила девку на землю и раздела для употребления по назначению. Наши оценили ситуацию, вмешались, завалили любителей небезопасного секса и спасли девчонку.

Макс сделал глубокую затяжку и, прикрыв глаза, выпустил плотное облако дыма.

– Эта полуголая дура принялась брыкаться поначалу, даже чуть было не ранила одного из наших, но потом они её как-то успокоили. А когда она поняла, что никто её не тронет, унялась окончательно. Долго рассказывать, как дальше было, но девица эта в итоге увязалась за нашими. Мужики оказались, как мужики – не смогли прогнать красивую женщину и привели её сюда. Тут поначалу с ней не особо знали, что делать, начали определять на хозработы, но она заартачилась и заявила,что хочет служить в боевых частях. Над ней посмеялись, но девчонка не сдалась и начала описывать, как и скольких бандитов захерачила. Красочно описывать, с подробностями. Кому-то, говорят, даже поплохело. Тогда её послали к Коневому. Тот её выслушал, насколько это вообще возможно, а потом записал в группу на полигон, где она и показала всем класс. У девки талант к стрельбе. Это факт.

Сержанта Коневого знали все в «Убежище» – он был главным по набору в боевые части. Именно через него проходили все новобранцы. Андрей знал, что Коневой старался угождать Олегу Гронину, где только мог и отправлял в его отряды самых перспективных по его мнению новичков, которых Олег потом гробил, как сам он оправдывался – по чистому стечению обстоятельств. К счастью, Олег был отстранен от командования и теперь служил рядовым, так что бессмысленных потерь должно было стать меньше.

Макс сделал паузу и задумчиво потягивал сигарету. Андрей подумал, что он закончил.

– Забавная история, ничего не скажешь.

– Не спеши. Ещё не конец, – хитро подмигнул ему Макс и, сделав очередную затяжку, продолжил. – Коневой общается с Олегом Грониным, и хоть Олег уже не командует, но красивую барышню тот определил к нему в подразделение. Дальше знаю только пересказы, так что не ручаюсь, что все в рассказе правда, но подозреваю, что многое. В общем, Олег на красивых девок побыстрее тебя реагирует. Он оперативно сориентировался в обстановке и начал подкатывать к нашей девоньке, но она его игнорировала. Тогда Олежек решил взять быка за рога и ухватил её за задницу, и вот тут случилось самое интересное – наша тихоня Руми, кстати имя какое-то дурацкое… Короче, она выхватила нож и чуть не нарезала из Олега ремней.

Глаза Андрея невольно вылезли из орбит.

– Сделала что?

– Да-да, – улыбаясь, продолжал Макс. – Эх, жаль я этого не видел. Обожаю таких баб.

– И что было дальше?

– Ну что… Как-то её от него оттащили, хоть она и грозилась отрезать ему все выступающие части тела, кроме рук и ног. Командир его тут же прилетел ко мне, рассказал первую версию этой безусловно эпической истории, и начал с пеной у рта доказывать, что девчонка неадекватная и с ней надо что-то делать. Потом была версия самого Олега и, в конце концов, я чисто из праздного интереса и любви к искусству решил послушать ещё одного надежного человека, чтоб уже всю картину себе представлять.

– Удивительно, что ни я, ни кто-то из моих не слышали об этой истории, – сказал Андрей.

– Кстати, да, – согласно кивнул Макс. – Вероятно, Олег постарался не опустить свою репутацию ещё ниже.

Макс недолюбливал Олега и не скрывал этого. Возможно, это была ещё одна причина, почему он нравился Андрею.

– И что с Руми? Наказали?

– Шутишь? Нет, конечно – она же Олега опустила. Тут наградить бы, да нельзя. Пришлось вызвать к себе и пожурить, погрозить пальчиком. Она, конечно, тяжелый человек, но мне удалось заставить её улыбнуться. Эх, был бы я помоложе… – Родионов на секунду мечтательно прикрыл глаза. – Ладно. Оставляю её тебе.

Андрей улыбнулся и медленно покачал головой. Затем поставил локоть на стол и уперся лбом в ладонь.

– Мда. Конечно, вы тут и добавили ей плюсов, и отняли одновременно, – задумчиво сказал он. – То, что она сделала с Олегом, нас, конечно, сближает. В хорошем смысле слова. Но вот эта её своенравность…

– Романов, она тяжелая, но адекватная, – перебил его Макс. – Она понимает куда попала и готова выполнять приказы. Просто найди к ней подход.

– Как? Я что, практикующий психолог?

– Ты – командир. И твой долг, как командира, поддерживать моральный дух своих бойцов, а для этого надо наладить с ними контакт, понять, что это за люди, и уметь их правильно мотивировать.

– Так посоветуйте мне, что делать?

Родионов задумался и отвел взгляд. Немного подумав, он достал ещё одну самокрутку, и у Андрея невольно проскочила мысль, не о ней ли он вообще сейчас думал?

– Нужно завоевать её доверие, – развеивая сомнения Андрея, заговорил Макс. – Тут поможет только время. Относись к ней хорошо, покажи ей, что какая бы она ни была – пока она член твоей группы, она важна для тебя, и ты будешь помогать ей и отстаивать её, как среди собственных бойцов, так и среди других людей. Можно ещё попробовать Катю к ней подослать. Бабы между собой быстрее ладят… Иногда… Кажется.

Макс снова задумался, размышляя, так ли это на самом деле. Может, ему было что ещё сказать Андрею, но появился вестовой со срочным сообщением и на этом их встреча была окончена.

Пока у него в голове ещё был свеж разговор с Максом, стоило поговорить с новенькой. Поэтому, вернувшись в расположение своего отряда, Андрей сразу позвал Руми и, чтобы поговорить наедине, пригласил её пройти в небольшую, пахнущую оружейной смазкой каморку возле арсенала. Обычно бойцы чистили там своё оружие, но сейчас в каморке было пусто. Там стоял большой высокий стол и несколько стульев.

– Хочу с тобой поговорить, – объяснил Андрей, усаживаясь на один из стульев и указывая девушке на место напротив.

Руми подошла, присела на стул и опустила глаза. Это была её стандартная поза при разговоре. А, ну и ещё обязательно было молчать, только вот Андрея это не устраивало.

– Так не пойдет, – не пытаясь скрывать недовольство, сказал он. – Будь добра, смотри на меня, когда мы разговариваем.

В позе Руми ничего не изменилось. Андрей раздраженно вздохнул. Бесячая девчонка…

– Ты вообще хочешь остаться в нашем отряде? – жестко спросил он.

Она молчала, но поскольку он не видел выражения её лица, то не мог понять, размышляет она над ответом или просто его игнорирует.

– Я не слышу ответа?! – спросил Андрей, позволив раздражению прорваться.

Руми ответила с задержкой.

– Хочу, – тихо сказала она.

– Тогда я предупреждаю в последний раз – в разговоре со мной ты смотришь мне в глаза и отвечаешь на мои вопросы. Так будет всегда, пока ты будешь у меня в подчинении, а если ты не согласна – собирай вещи, а я пошел за приказом о твоем переводе.

Андрей сделал короткую паузу, давая Руми возможность переварить его слова.

– Мы друг друга поняли?

Руми снова не спешила с ответом, и Андрея это начинало натурально бесить. Что бы там она про него не думала, он должен с ней поговорить, иначе ей здесь просто не место. Как бы хороша в плане подготовки она не была, что бы там не утверждал Родионов – психи-одиночки ему в отряде не нужны.

Ответ Руми, как и во многих случаях до этого был бессловесный. Вздохнув, она подняла свои полные инея голубые глаза и посмотрела на него. Андрею показалось, что температура вокруг упала градусов на десять, но тем не менее он воспринял это как ответ. По крайней мере, ему хотелось так считать, потому что иначе разговор стоило прекратить: какой смысл разговаривать с самим собой?

Вздохнув и смягчив, насколько мог, тон, он заговорил.

– С этими учениями все как-то не хватало времени с тобой поговорить. Ты – новенькая, я мало что о тебе знаю, но считаю, что для того, чтобы избежать недопонимания в будущем, мы должны хоть немного знать друг друга. Так что я задам тебе несколько вопросов, а ты на них ответишь. Если вопросы будут у тебя – смело задавай. Договорились?

– Да.

Руми ответила почти сразу, что уже само по себе показалось Андрею хорошим знаком. Из всего, что он узнал о ней, он нарисовал себе некий образ и теперь пытался с ним работать, следуя советам Севы и Родионова. Сева был прав – Руми определенно пережила что-то травматическое и замкнулась. Он считал, что к таким людям не стоит лезть с расспросами, пока они сами не захотят поговорить, иначе можно нарваться только на агрессию. Родионов же считал, что Андрей должен наладить с ней контакт, найти общий язык, а как это сделать без нормального разговора? Умники блин… Вот сами бы с ней и возились.

– Хорошо. Слушай, мы почти не знакомы, а я не хочу ни к кому лезть в душу, особенно когда меня не просят. Так что если какой-то вопрос ты посчитаешь личным, то просто скажи мне и я не буду лезть не в свое дело, договорились?

Возможно, Андрею показалось, но после его слов холода в глазах Руми будто бы стало немного меньше. Впрочем, моргнув и присмотревшись внимательнее, Андрей никакой разницы уже не заметил.

– Да, – коротко ответила Руми после паузы.

Эти её паузы тоже немного нервировали. Все это напоминало Андрею Воробьева с его точно такой же бесячей манерой разговаривать на серьезные темы. Там тоже ответа от собеседника нужно ждать годами.

– Ладно. Начнем вот с чего: Руми – это ведь прозвище, да? Какое твое настоящее имя?

Взгляд Руми слегка ожесточился.

– Это важно?

Ещё даже не начали, а уже контратака. Под натиском её взгляда и холодного тона Андрей опустил глаза, но постарался сделать это как бы невзначай, чтобы она не поняла, что он поддался давлению. Разумеется, ничего у него не вышло.

– Назовём это личным любопытством.

– Значит, я могу не отвечать, да? – решительно спросила девушка.

Несмотря на вопрос в конце, прозвучало это, как утверждение. Что ж, начало не задалось. Андрей поднял слегка смущенный взгляд и перевел его на ветошь, обдумывая, на что перевести тему.

– Ладно. Не отвечай, если не хочешь. Тогда другой вопрос. Как командир подразделения, я видел отчет о результатах учений. Ты заняла первое место по маскировке. Где ты этому научилась?

Руми некоторое время смотрела в глаза Андрею, затем плотнее сжала губы и ответила.

– Охотилась.

– Хмм… Ты охотник? – с сомнением спросил Романов.

Девушка не спешила с ответом. Собиралась ли она вообще отвечать? Андрей уже хотел сказать ей что-то строгое, но вспомнил, что это вряд ли будет иметь положительный эффект, потому он решил немного скорректировать тактику.

– Толя Черенко – заядлый охотник. И вроде как очень хороший, так что в маскировке тоже специалист, но ты его обошла – он всего лишь четвертый.

Вдруг Андрей вспомнил слова Макса: «Мне удалось заставить её улыбнуться», и он решил кое-что добавить, прежде чем она ответила.

– Только не говори ему – от такого он и помереть может, а если так – мы станем соучастниками.

Андрей искренне улыбнулся и подмигнул девушке, но выражение лица Руми оставалось по-прежнему равнодушным. Однако почему-то Андрею показалось, что ледяная аура, исходящая от неё, почти сошла на нет. А потом, пока Андрей размышлял над следующим вопросом, Руми неожиданно ответила.

– Я охотилась на двуногих зверей. Они опаснее прочих, вот я и научилась прятаться, – медленно и тихо сказала она.

Услышав её слова, Андрей некоторое время задумчиво смотрел на девушку.

– Возможно, это личное, но все же спрошу – почему ты это делала?

– Это личное, – отрезала Руми.

– Но когда-нибудь расскажешь?

Прозвучало решительное «нет».

– Почему?

– Это личное, – теперь с нажимом ответила девушка.

– Хмм… Ты становишься предсказуемой, – Андрей изобразил улыбку, хоть ему ужасно хотелось запустить в Руми чем-то тяжелым. – Но настаивать не буду. Ты заняла четвертое место в стрельбе из автомата и восьмое в стрельбе из винтовки, но по мнению профессионала из винтовки ты можешь стрелять намного лучше, если набьешь руку. Где ты научилась этому? Только не говори, что тоже на охоте.

Руми ответила моментально, да ещё выдала весьма расширенный, по сравнению с предыдущими, ответ, чем сильно удивила собеседника.

– Мой отец был военным. До эпидемии я часто бывала с ним на полигонах и научилась стрелять. Так что когда я обзавелась оружием – все навыки у меня уже были. А почему получается… может, талант?

– Вероятно…

Разговор давался Андрею очень тяжело. Он чувствовал себя, словно на минном поле, где после каждого шага-другого подрывался. Ни на личные, ни на общие темы беседа не клеилась. Даже её последний ответ хоть и был похож на нормальный, но все равно в голосе девушки звучало недовольство и отчуждённость, будто она заставляла себя говорить. Оставался ещё один вариант – идти в лобовую и попытаться прямо объяснить ей, чего он от неё хочет.

– Послушай, я тебе уже говорил, что наш отряд очень сплоченный. Мы, как семья. Разве что, кроме Алексея. Он тоже любитель одиночества, но несмотря на это, все равно всегда готов прийти на помощь и дать совет, если его спросишь. Он не молчун и не псих-одиночка, чего пока что нельзя сказать о тебе. Могла бы ты вести себя хоть немного приветливее?

– Это как, например? – в голосе Руми внезапно появилось ехидство, которое Андрей уже однажды слышал. – Трепаться о жизни и делиться самым сокровенным? Так, что ли?

Андрей прикусил губу и нахмурился. Каждый раз эта бестия будто испытывала предел его терпения.

– Нет. Например, ты могла бы отвечать хотя бы на приветствие. Если ты не способна даже на такое элементарное проявление уважения к окружающим, то боюсь, у нас с тобой возникнут серьезные сложности.

Теперь губу прикусила уже Руми. Она снова ничего не ответила, но Андрей решил, что добьётся ответа во что бы то ни стало. План действий созрел моментально.

– Так, всё! Мне это надоело! – он решительно поднялся и раздражённо посмотрел на Руми. – Раз ты так хочешь остаться одиночкой, то можешь идти и дальше самостоятельно охотиться на своих двуногих зверей, а с меня хватит. Пакуй вещички, а я к майору Родионову.

Он вышел из-за стола и направился к двери, но не успел сделать и нескольких шагов, как был остановлен.

– Подожди!

Андрей остановился, медленно, будто нехотя, повернулся и устало посмотрел на девушку. Руми увидела, что он поворачивается к ней и опустила глаза.

– Что? – недовольно спросил Андрей.

– Я буду вести себя иначе, – пообещала Руми.

– Например? – всё так же недовольно продолжил Андрей.

– Постараюсь… быть приветливее.

Некоторое время оба молчали. Руми ожидала реакции Андрея, а тот размышлял над тем, готов ли он и дальше возиться с этой упрямой девчонкой.

– Ладно. Проверим, – сказал он, наконец, и снова уселся на табурет. – Тогда расскажи, почему ты нападала на бандитов в одиночку?

– Это личное, – пулей вылетел ответ.

«Опять двадцать пять?! – хотел было сказать Андрей, но вовремя спохватился. Возможно, сейчас она действительно не готова говорить об этом.

– Неужели не нашлось больше никого, кто хотел бы поддержать тебя? – решил не сдаваться Андрей.

– Нет.

В её голосе послышалось раздражение, но было ли оно направлено на Андрея, или на тех, кто не решился оказать Руми поддержку, Андрей не знал и решил пока что не выяснять.

– Ладно. Почему ты пошла за нашими разведчиками?

Теперь уже возникла пауза, но непродолжительная.

– Потому что они были лучше, – задумчиво глядя в сторону, ответила Руми.

– Лучше, чем бандиты?

– Нет, чем стая журавлей, летящая на юг, – съязвила она.

Андрей задрал голову, уставился в потолок и тяжело вздохнул. Услышав его вздох, Руми сразу поняла, что он сейчас сделает, поэтому поспешила исправиться.

– Извини, – добавила она.

Романов ничего не сказал и молча размышлял, как быть. Понятно, что ничего не понятно – единственное заключение, которое он мог для себя сделать. Кроме того, что хочет её убить. Налюбовавшись потолком, он опустил голову и снова взглянул на Руми. Девушка сидела прямо и смотрела на него холодным, безразличным взглядом, будто издевалась над ним. Бесячая баба!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Андрею вдруг вспомнилась Аня Владова, которая от такого молчания давно бы уже встала и ушла. Та терпеть не могла, когда он был молчалив и задумчив, а эта сидит себе и смотрит своими голубыми глазищами. Да, Родионов прав – она и правда красивая… Но бесячая.

– Почему ты вообще хочешь служить в боевых частях? – снова заговорил Андрей. – Зачем тебе рисковать жизнью? Ты… достаточно симпатичная – могла бы начать все заново.

Поначалу он хотел сказать, что она очень красивая, но почему-то не смог это выговорить. Даже «симпатичная» далось ему с трудом и некоторым волнением. Зараза, это все Родионов виноват с его тупыми намеками!

– А почему ты сам это делаешь? – сходу вопросом на вопрос ответила Руми, пропустив мимо ушей его слова о её внешности.

Она сказала это почти обычным тоном, но Андрей все равно воспринял сказанное, как нежелание отвечать на его вопрос. Но, подумав, он осознал, что кое-какой ответ она все же дала: «у меня на то свои причины».

Придя к такому выводу, Андрей позволил себе усмехнуться.

Он ведь тоже не стал бы отвечать ей на подобный вопрос. И у него были свои причины и свои цели, ради которых он сражался. И было кое-что более глобальное, чего он мог достичь, только путешествуя, а в данный момент его новые обязанности как раз давали ему такую возможность.

– Ты права – у меня на то свои причины, – не переставая тепло улыбаться, ответил он, говоря слова, которые приписывал ей.

– Не хочешь рассказать?

В голосе Руми снова появилась язвительность, но лишь немного. Хоть это и звучало как вопрос, но вопросом не являлось: таким образом она намекнула Андрею, что вряд ли он захочет раскрываться перед ней, а потому и она тоже не станет этого делать. Но Андрей ответил ей совсем не так, как она ожидала.

– Как-нибудь расскажу. Но только если ты заслужишь моё доверие.

– Вот как… – проговорила Руми, явно удивленная. – Тогда я тоже расскажу, когда ты заслужишь моё.

Взгляд Андрея немного потеплел. Да, на эту девчонку нельзя давить, от неё бесполезно требовать – такие проявления вдребезги разбиваются об её упрямство и сильное сопротивление, идущее откуда-то из глубины её натуры или раненой души. К ней действительно нужен был особый подход, и с таким человеком в своей жизни Андрей столкнулся впервые. Он читал о подобном, встречал похожих персонажей в книгах, но впервые разговаривал с настолько сложным, замкнутым и обороняющимся от всего мира человеком в реальной жизни. По сравнению с ней даже Воробьев казался совершенно нормальным.

И раз уж они заговорили о доверии, пришло время объяснить ей ещё одну часть его позиции.

– Руми, послушай, вопрос доверия… Он на самом деле очень острый. Дело не в том, что я хочу, чтобы ты ответила на мои вопросы или излила мне душу. Нет, я о другом. Понимаешь, никто из нас тебя не знает и не может узнать – сама ты, как мне кажется, этого не хочешь. А природа человека устроена так, что мы боимся того, чего не понимаем и стараемся оградиться от этого.

На середине речи Андрей отвел взгляд, а теперь ещё и выдержал паузу, продумывая дальнейшие слова. Он не видел, как взгляд Руми стал ещё более холодным и колючим. Она воспринимала его по-своему, додумывала его слова и мотивы, видела в них смысл, проведенный через призму её восприятия, но постигнуть её логику Андрей был бы не в силах, даже если бы читал её лицо.

– Так вот. Если ты не хочешь раскрываться – не нужно. У каждого из нас есть свои секреты, и насколько бы дружны мы не были, все равно полностью открыться мы готовы не каждому. Но я очень хочу понимать тебя достаточно, чтобы без сомнений оставлять тебя за спиной. Чтобы верить, что ты прикроешь меня даже если сама будешь под обстрелом. Чтобы доверить тебе свою жизнь.

Постепенно взгляд Руми менялся. До неё начинало доходить многое из того, что он говорил до этого, становились более понятными его мотивы. Она поняла, что снова ошиблась, опять поняла этого человека неверно. Впервые её проницательность, в которой Руми была уверена, настолько подводила её. До этого она безошибочно угадывала мотивы и желания людей, умела слышать скрытый смысл, читать между строк, видеть людей насквозь. Впервые это не работало. В словах Андрея отчетливо прослеживались и логика, и искренность. Возможно, дело именно в этом? В том, что он искренен?

Тем временем Андрей, ступивший на стезю откровенности, продолжал.

– Потому что все мы – каждый из нас, сделает это друг для друга. Каждый из нас готов рискнуть собой ради других. Именно поэтому я назвал нас семьей. Я молод, но успел понять, что для такой решимости нужно знать, что человек, ради которого ты рискуешь жизнью, стоит этого. И я хочу верить, что если мне придется за тебя умереть – ты тоже будешь этого стоить.

Андрею нелегко было это говорить. Никому ещё он не говорил таких слов и сейчас чувствовал себя, словно признавался Руми в любви, хотя на деле не знал даже её настоящего имени. Он покраснел, растерялся и, чтобы скрыть смущение, встал и направился к двери. Когда он уже схватился за ручку, её окрик во второй раз заставил его остановиться.

– Подожди! – негромко, но решительно попросила она.

Андрей остановился и ждал, смущаясь повернуться к ней. Сердце почему-то бешено колотилось, а руки дрожали. Он вцепился в ручку двери, надеясь таким образом унять дрожь.

– Чего тебе будет достаточно? – спросила Руми все так же негромко. – Что ты хочешь знать, чтобы без сомнений оставлять меня за спиной?

Романов не ответил сразу. Ему понадобилось некоторое время, чтобы сформулировать правильный вопрос.

– За что ты сражаешься?

На размышления ей понадобилась лишь секунда.

– За то, чтобы уменьшить поголовье подонков в этом мире. Настолько, насколько смогу.

Ответ звучал твердо и обдуманно. Руми хорошо осознавала свои возможности, понимала трудности, но все равно методично шла по выбранному пути. Андрей сразу вспомнил рассказанный Родионовым случай, когда разведчики нашли её – наверняка у неё тогда был план, потому что вряд ли она прожила бы так долго, оголтело бросаясь на всех подряд. Она не боялась, не убегала, не пряталась, а рисковала, наступала на врага, стремясь к своей цели. Просто в тот раз что-то пошло не так, но ей повезло и теперь она здесь. Она – боец. Такой же, как он.

Андрей вздохнул и повернулся к ней. На лице у него светилась усталая, но доброжелательная улыбка человека, удовлетворенного результатом длительного и тяжелого труда.

– В таком случае – добро пожаловать в мой отряд, – тепло сказал он.

Снова отвернувшись, он схватился за ручку, но дверь не открыл. Запнувшись на секунду, он добавил:

– Больше ты никогда не будешь одна в своей битве.

И, смущенный, вышел из комнаты.

9
Потянулись скучные осенние дни. Пасмурная, часто дождливая погода нагоняла тоску, а вынужденное временное бездействие только усиливало её. Пора года негативно сказывалась не только на Андрее – остальные тоже пребывали в летаргии и откровенно скучали. Активничали только Черенко, да порой примыкающий к ним Сева, которые втроем старались почаще выбираться на охоту. Впрочем, Корнеев тоже редко подолгу задерживался в расположении отряда и гораздо чаще подолгу пропадал на тренировках, отрабатывая и без того идеальные стрелковые навыки. Руми частенько составляла ему компанию, чуть реже с ними ходил Андрей, и совсем уж редко – Игорь.

Когда Андрей присоединялся к Леше, то тот, как правило, заставлял парня отрабатывать лежку и холощение. В такие дни они тепло одевались, брали с собой добытые у Акима специально для таких случаев карематы и шли занимать позицию на дистанции до километра от «Убежища». Устроившись, они выискивали в прицеле людей и «вели цель», что на такой дистанции было не так уж просто. В таких случаях Корнеев всегда лично проверял, чтобы ни у кого не оказалось патронов ни в магазине, ни в стволе, не доверяя ни Андрею, ни Руми. Иногда при длительной лежке Леша рассказывал разные стрелецкие премудрости или истории из личного или чужого опыта, и каждая из этих историй оказывалась весьма поучительной.

Но так они поступали редко. Гораздо чаще троица выбиралась в глушь и часами целилась в никуда, при этом часто сохраняя молчание. Бывало, что за целый день они могли перекинуться лишь парой слов, согласовывая позиции, и на том всё. Порой, бывало, стреляли, но случалось это нечасто. Лёша настаивал, что без всего комплекса изнурительных упражнений отработка стрелковых навыков заметно теряет в полезности и запросто может проводиться и без него.

Андрей видел, что Руми нравятся и тренировки с Корнеевым, и его подход к общению. Она, как и сам Лёша, в разговорах не нуждалась. Возможно, именно поэтому им было комфортно вместе – ни один не чувствовал неловкости из-за тишины, как и не чувствовал необходимости развлекать второго беседой. Говорят даже, что настоящий друг это как раз тот, с кем можно просто помолчать и это никак не отразится на ваших отношениях.

А вот Андрею в такие дни хотелось выть волком. Особенно поначалу. Потом он немного привык и уже более стойко переносил это условное одиночество, а через пару недель даже начал его ценить – можно было, будучи в компании, сосредоточиться на себе и подумать о всяком.

Жизнь в их казарме была скучноватой. Один лишь Вурц пытался хоть как-то я её разнообразить, выдумывая то карточные турниры, то соревнования по армреслингу, в финале которых всегда сражались Сева с Толей, то объявляя всеобщую попойку, после которой Андрей получил по шапке от Гронина.

И если Корнеев, по большей части пребывавший в тени, иногда принимал участие в некоторых из их развлечений, то Руми по-прежнему старалась держаться в стороне, будто находясь за кулисой. Единственное, что изменилось – все привыкли к ней и просто не обращали внимания. Разве что Игорь или Вурц иногда могли её чем-то поддеть, но девушка либо игнорировала их, либо отвечала метко и дерзко, выставляя в невыгодном свете их самих.

И хоть они и вели относительно беззаботную жизнь, разбавляемую нарядами, уборкой территории и другой хозяйственной работой, но все равно все с нетерпением ожидали нового дела. Никто не сомневался, что их бы не стали готовить и обучать просто так – им явно предстояли новые, более серьезные испытания. У одних это вызывало опасения, у других – воодушевление.

Андрей относился ко вторым: он жаждал действий и чувствовал, что готов к ним. Ему казалось, что теперь он может всё. Это было странное чувство, и он всё никак не мог к нему привыкнуть. Всю свою жизнь он был слабым: убегал, прятался, опускал глаза, когда видел зло и ничего не мог с ним поделать. Теперь всё было иначе, но Андрей не чувствовал удовлетворения. Чем больше сила, тем больше ответственность – вот, что беспокоило его. Этого ли он хотел, когда желал стать сильнее? Ответ на этот вопрос даст только время.

Мечты марионеток

 Глава 1.1. Кровавое и уродливое занятие

                                                                                                                                                              1

Кабинет был по‑армейски суровым. Нанесенная на стены побелка выглядела настолько убого, что больше подчеркивала трещины, чем скрывала их, намекая, что наносили её какие‑то криворукие инвалиды. Старая деревянная оконная рама, истерзанная древоточцами, выглядела словно кусок древней мочалки, да и мебель недалеко от неё ушла: и стол, и стулья, и стеллажи, и комод в углу больше смахивали на экспонаты музея древности, чем на реально использующиеся предметы. Единственными вещами, которые имели приличный вид, были массивный переговорный стол с текстурой под эбеновое дерево и слегка потрепанное кожаное кресло хозяина кабинета. И посреди всего этого великолепия в кресле восседал целый генерал и снисходительно взирал на людей, сидящих перед ним.

На хлипких стульях сидели трое офицеров: один майор и два полковника. Двоих из них генерал знал очень хорошо – первый был его адъютантом, а второй – офицером генштаба, отвечающим за стратегическое планирование и координацию. Третьего генерал тоже хорошо знал, но те времена, когда их знакомство могло что‑то значить, давно прошли, и сейчас он не готов был поручиться за этого хитрого и очень опасного человека.

Генерал уже некоторое время сверлил этого третьего внимательным взглядом, пытаясь переварить высказанное только что заявление.

– Вот так просто? – желая потянуть время, немного удивленно спросил он.

– Да, – подтвердил заявитель.

Генерал перевел взгляд на офицера из генштаба, затем на адъютанта – оба молчали и даже мимикой не выражали никаких эмоций.

«Засранцы. Боятся хоть как‑то примазываться к этому явно пахнущему лажей делу. Ответственности избегают. Мол, ты начальник – ты и решай. Эх, одна беда с этими старыми вояками», – раздражённо подумал он.

Генерал упускал из виду, что сам он тоже старый вояка и поступал всегда точно так же. Извечный житейский принцип – если старший по должности обосрется есть немалый шанс, что его снимут, а ты займешь либо его место, либо место того, кто займет его.

– Ну, что сказать… Не ожидал такого.

Генерал сложил руки в замок и уставился на них. Так размышлял некоторое время, затем взглянул на полковника, с которым вел разговор.

– Сам я принять такое решение не могу, – сказал он, наконец. – С радостью бы тебе помог, полковник, тем более по старой дружбе, но все не так просто.

Генерал лгал, говоря о старой дружбе. С тех пор, как он в последний раз видел этого человека, прошло почти десять лет, но даже тогда они не были друзьями, а просто изредка пересекались по служебным вопросам. И уже тогда репутация у полковника была «стремной» для обычных вояк: он руководил одним из лучших, если не самым лучшим, спецотрядом в армии, слыл гением тактики и большим спецом в оперативных играх, к тому же обладал серьезными связями в «верхах». Впрочем, когда политикам понадобился козёл отпущения, связи не сильно ему помогли.

В любом случае генерал знал только о тех заданиях полковника, инструктажи к которым сам же и проводил. Подчинялись эти парни вообще непонятно кому, потому что группу часто привлекали для работы спецслужбы, когда их собственные бойцы оказывались недостаточно хороши, что само по себе было не по традициям. Трудно даже представить в каких вопросах спецназ, например, того же ФСБ мог быть недостаточно хорош.

И сейчас этот человек, известный тактик и один из лучших оперативников той России, сидит перед ним и просит принять его и его группировку в ряды «Булата». Причем говорит это так просто, будто просит взаймы жалкую десятку до зарплаты. Генерал не был дураком и хорошо понимал, что такие люди ничего не делают просто так, а те мотивы, которые они озвучивают, никогда не являются правдивыми. И даже если бы полковник говорил правду – он слишком хорош, чтобы сидеть на месте, ничего не делать и только выполнять приказы. У таких, как он, всегда шило в жопе. Он честолюбив, умен и отлично подготовлен, поэтому не только составит конкуренцию, но и запросто пролезет куда‑то повыше и не исключено, что через некоторое непродолжительное время уже он будет отдавать приказы генералу. Неприятная перспектива.

А ещё он может вести какую‑нибудь свою игру, и «Булат» нужен ему для реализации амбиций. И если так оно и окажется – кто будет виноват? Правильно – тот, кто поручился. Короче говоря, генерал не имел желания вновь колотить свое не так давно успокоившееся болото.

– В чем же проблема? – полковник прервал размышления генерала. – Я предлагаю, грубо говоря, почти полк. По большей части самодостаточный. Плюс территории, налаженные процессы, сельское хозяйство – сможем не только себя прокормить, но и вам что‑то подбросить. А взамен прошу только некоторое обеспечение, с которым у вас, как мне кажется, никаких проблем нет.

Генерал издал рычащий утробный звук и немного нахмурился.

– Ты пойми – у нас структура и так громоздкая, мы давно никого не принимаем, – попытался объяснить он. – Тут бы с тем что есть справиться…

– Вот и поможем справиться. У меня есть отличные ребята…

– В этом я как раз не сомневаюсь, – впервые с момента встречи генерал улыбнулся, но улыбка была не искренней. – Но я тебе ещё раз повторяю – в одиночку я таких решений не принимаю.

Полковник несколько секунд сосредоточенно смотрел на генерала, затем согласно кивнул.

– Давайте встретимся с кем нужно. Я прошу намного меньше, чем предлагаю, плюс ваши рекомендации – уверен, что все решится очень быстро.

Генерал еле сдержался, чтобы не скривиться при упоминании о рекомендациях. Это было как раз то, чего он делать совершенно не хотел.

– Полковник, не будь таким быстрым, – натянуто улыбаясь, сказал он. – Я подниму твой вопрос, но обещать ничего не могу.

Полковник тяжело вздохнул и задумался. Его лицо омрачилось и выглядело немного растерянным. Генерала зацепил и этот вздох разочарования, и выражение лица, появилась крамольная мысль, что он ошибается – полковник действительно говорит правду, хоть в глубине души генерал и говорил себе, что это не так. Но все равно ему захотелось хоть как‑то его поддержать.

Генерал ещё раз прокрутил в голове слова своего собеседника. Полковник хочет ввести свою организацию в состав «Булата» в обмен, как он сам выразился, на «вывеску» и небольшое обеспечение дефицитными товарами. Главный посыл – боится стать тотально зависимым от гильдии… Ну, тут его можно понять. Гильдия, она такая…

Даже не верится, что за такое короткое время, судя по его рассказу, он так быстро сориентировался в реалиях нового мира и понял, кто и что из себя представляет. Хотя, учитывая его навыки и опыт, возможно, в этом и нет ничего удивительного. Навыки и опыт… Может, он все‑таки пригодится? Поставить его в рамки, прижать немного, чтоб не выеживался, и пусть сидит? Рано или поздно такие люди пригодятся… Но получится ли? Генерал не был уверен, что сможет удержать в узде такого «бойца». Все‑таки ему было уже далеко за шестьдесят, и с каждым днем он все меньше хотел вникать в происходящее вокруг, а больше предпочитал попивать винцо да удить рыбу.

Полковник, не зная этих мыслей собеседника и хорошо понимая складывающуюся ситуацию, засобирался уходить. Все с тем же выражением разочарования на лице он поднялся со стула, которое натужно скрипнуло. Генерал чувствовал себя немного виноватым перед старым знакомым.

– Не расстраивайся, Паша, – попытался приободрить он. – Все порешаем. Вот увидишь.

Гронин посмотрел на него безразлично, без злости и раздражения. Молча пожал всем руки и направился к выходу. Полковник из генштаба последовал за ним. В дверях Павел развернулся, взглянул ещё раз на хозяина кабинета.

– Спасибо за все. Желаю удачи, – бросил он на прощание и вышел.

Генерал кивнул, но даже если хотел что‑то добавить устно, то не успел, потому что гость очень быстро покинул помещение. Второй полковник тоже покинул кабинет и осторожно прикрыл за собой дверь. Генерал некоторое время задумчиво смотрел на закрытую дверь, размышляя о состоявшемся разговоре. В эти времена любые дополнительные ресурсы были в цене, особенно человеческие. Полковник предлагает ему людей, особо не нуждающихся в обеспечении. По его словам, по крайней мере… Но даже если и так… Генерал был достаточно стар и мудр, чтобы очень хорошо понимать значение пословицы: «бесплатный сыр бывает только в мышеловке».


2

Когда Андрей рассказал Игорю о том, что ему удалось узнать у Тургенева, они долго думали над возможными вариантами дальнейших действий отца, рисовали на картах маршруты, строили догадки, пытались поставить себя на его место. Самой реалистичной версией посчитали, что от Тургенева отец двинулся на юг, на аэродром, но когда Андрей поделился своими догадками с Грониным, тот рассказал ему о письме, которое он написал и отправил с военным курьером. Дошло оно или нет, он не знал, но предполагал, что скорее всего дошло. Если так, то Виктор вместо аэродрома мог попытаться добраться до «Убежища» и, не сумев преодолеть завал, отправиться куда угодно. Наиболее логичными казались варианты возвращения либо к Тургеневу, либо в Волгоград.

Уже точно известно, что к Тургеневу он не вернулся. В те бурные и богатые на события времена наверняка могли появиться ещё какие‑то непредсказуемые обстоятельства, помешавшие ему это сделать, так что оставалась последняя ниточка – найти что‑нибудь в Волгограде, но добраться туда сейчас не было ни времени, ни возможности. Однако Гронин пообещал, что при первой же возможности предоставит Андрею все необходимое для такого путешествия.

Сейчас же путь братьев и их группы вёл в «Новый порядок». По счастливому стечению обстоятельств цели задания совпадали с собственными целями Андрея: он встретил уже несколько намеков, что «Новый порядок» далеко продвинулся в вопросе эпидемии, и Андрей надеялся что‑нибудь там о ней узнать.

Что же до их задания – оно казалось Андрею довольно простым и парень уже размышлял как потратить время, которое он сможет сэкономить, на свои цели.

Задание Гронина было предельно понятным: посетить город «Нового порядка», выяснить, что и как у них устроено, попытаться установить контакт и договориться о переговорах. Общую информацию, которой теперь владел и Андрей, Павел получил у Корнеева, но Леша знал не много, поскольку его последний визит в «Новый порядок» был давно и закончился, по его собственным словам, «очень плохо». Как и всегда, Корнеев не посчитал нужным вдаваться в детали, потому формулировка «очень плохо» так и осталась единственным, что всем удалось узнать о тех его делах.

Высокая, мощная, предназначенная для бездорожья машина, как это ни парадоксально, оказалась не готовой к бездорожью. Это был типично русский подход: создавать нечто специализированное, но не доделать и оставить, как есть, надеясь либо на авось, либо на то, что пользователи сами все доделают.

Раз за разом дорога бросала им вызов, но бедный «Волк» смог выиграть далеко не все раунды. Некоторые из них так и вовсе отнимали все силы не только у машины, но и у людей. С трудом угадываемая дорога была ухабистой и раскисшей. Зима закончилась не так давно, а весеннего тепла было недостаточно, чтобы привести её в нормальное состояние, так что за день с трудом преодолели лишь половину пути, хотя рассчитывали к вечеру увидеть ворота пункта назначения.

Отряд составлял лишь одиннадцать человек. Поначалу все были в приподнятом настроении и весело переговаривались в десантном отделении, подшучивая над дорогой, машиной и друг над другом. Но после целого дня мучений с вытаскиванием тяжёлой машины из грязищ родных краёв, и последующего коллективного гадания, где же они застрянут в следующий раз, настроение у всех заметно подпортилось.

Была лишь одна парочка, выделявшаяся на фоне остальных на протяжении целого дня: Руми и Леша Корнеев. Эти двое не участвовали в общем веселом разговоре в первой половине дня и не жаловались на злую и жестокую жизнь во второй.

Алексей по‑прежнему соблюдал дистанцию от других бойцов, ни с кем не сближаясь больше, чем требовалось для работы, мало разговаривал и почти всегда игнорировал всеобщее веселье и разговоры «за жизнь». После ножевого боя с Родионовым, произошедшего на учениях, его не то чтобы боялись, но старались не задирать, понимая, что уровень его подготовки значительно выше, чем у остальных. Даже Толя, который больше всех не любил таких молчунов, не пытался шутить с Корнеевым, ограничиваясь редкими короткими фразами в его сторону.

Руми же по‑прежнему игнорировала всех, а все игнорировали её, и обе стороны, похоже, были довольны таким положением вещей. Но Андрей чувствовал, что что‑то в ней изменилось. Она стала внимательнее прислушиваться к тому, что говорят другие и будто немного теплее смотреть на них. Иногда даже удавалось добиться от неё какого‑то ответа.

После утомительного дня по девушке было видно, что она сильно устала. Взгляд немного потух, а обычно невозмутимое с легкой поволокой превосходства выражение лица все чаще сменялось на усталое и апатичное. А вот по Корнееву трудно было что‑то определить.

Солнце давно уже скрылось за деревьями и света становилось все меньше. Пора было определяться с местом для ночевки. Выбрав подходящее, Андрей указал Сергею, где остановиться. Через полчаса они уже разожгли костер и вовсю обустраивали стоянку. Толя с Кириллом отправились осмотреть округу, а на обратной дороге обещали притащить хвороста.

– Вот хитрецы, – с досадой заметил Вурц. – Командир, я тоже хочу быть разведчиком. Можно теперь я буду вместо Кирилла?

– Нет, – отрезал Андрей, разглядывавший в свете фонаря карту.

– Несправедливо! – шутливо запротестовал Вурц. – Я буду жаловаться в Европейский суд по правам человека!

Те, кто раньше слыхал про эту организацию от души посмеялись. Андрей, Игорь и многие другие лишь недоуменно переглянулись.

Когда вода на костре закипела, в неё засыпали пшенную кашу, а Чеканкин открыл две банки с тушенкой. Сбоку от него Сева раскладывал прошлогодние лук и морковь. Ещё у них была с собой сильно прокисшая капуста.

– О, набор «никаких поцелуйчиков», – прокомментировал Игорь, вернувшийся с охапкой веток.

– А ты кого целовать собирался? Может, Руми? Я б на это посмотрел, – глупо заржал Вурц.

Руми, обняв колени, сидела под деревом неподалеку и на реплику Вурца не отреагировала. Игорь бросил на неё быстрый взгляд и покраснел, но в сумерках этого никто не разглядел, а то шутки бы продолжились. Андрей с интересом наблюдал за всеми участниками этого диалога, благоразумно не влезая.

Когда ужин был почти готов в лагере появился Толя. Кряхтя, он присел у костра и протянул к нему руки.

– Помнится, кто‑то обещал дров принести, – напомнил ему Сева.

– Ага. Обещал, значит принесу, – буркнул в ответ Черенко.

Андрей подошел к нему поближе.

– Все спокойно? – поинтересовался он.

– Ага. Дальше дорога совсем дерьмовая. Завтра напаримся будь здоров, – кисло ответил Толик.

Андрей ничего на это не сказал. Чеканкин с Воробьевым как раз взялись снимать с огня кашу и он увлекся этим, глотая слюну. Вскоре появился и Кирилл с дровами, а Толя тут же заявил Севе, что, дескать, слово своё держит.

К котелку потихоньку потянулись все, а умопомрачительный запах свиной тушенки вообще сводил с ума. Подошел и Корнеев, которого Андрей очень хотел ещё раз расспросить о «Новом порядке».

«Новый порядок» был организацией с довольно сомнительной репутацией, которую сформировал правящий режим и служба внутренней безопасности, которая этот режим поддерживала. Служба эта носила старое, неоригинальное и для многих привычное название, способное вызвать гордость у одних, страх у других, или презрение у третьих – комитет государственной безопасности, или сокращённо – КГБ. Если расшифровывать аббревиатуру, то звучало название,мягко говоря, претенциозно, поскольку назвать государством несколько городков, пусть даже относительно больших, можно было с трудом. С другой стороны, Лихтенштейн тоже трудно назвать государством, но он, тем не менее, им является.

Андрей знал то, что Леша рассказал Гронину, но все равно хотел расспросить его сам. Вдруг он расскажет что‑то ещё? Поэтому, когда все рассаживались, Андрей сел рядом с Корнеевым.

Прежде чем приняться за еду, Черенко что‑то пробурчал и исчез в темноте. Послышался звук открывавшейся двери машины, затем глухой удар, когда её закрыли. Когда Толя вернулся с подозрительно радостным блеском в глазах, Андрей заметил у него в руках стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью. Сева, Чеканкин и Вурц тоже заинтересовались.

– Отставить! – резко скомандовал Андрей, поняв что это за жидкость. – В «Убежище» – пожалуйста, но здесь я запрещаю.

Толя бросил на него взгляд, полный обиды.

– Вылей это немедленно! – Андрей был непреклонен. – И чтобы до возвращения на базу я её не видел. Ясно?

Теперь во взгляде Черенко было отчаяние. Он развернулся и бурча что‑то нечленораздельное, снова растворился в темноте. И опять все услышали лязг и легкий скрип дверей автомобиля.

– Кажись, не вылил, – констатировал Игорь.

– Ага, щас, выльет он тебе, – скептически ответил Вурц.

– Интересно, где он её там прячет, что она до сих пор на ухабах не разбилась? – поинтересовалась Катя.

Началась оживленная дискуссия на эту тему, продолжившаяся даже когда Черенко вернулся. Все разошлись ещё больше, когда дело дошло до чая, и Чеканкин умудрился пролить его себе на промежность, чем вызвал бурную радость и веселье. Андрей с интересом наблюдал за реакцией окружающих на чужой провал и заметил, что Кирилла, Лешу и Руми неловкость Чеканкина не веселила. На лице Кирилла читалось сожаление, Руми – безразличие, а Корнеев был привычно невозмутим, будто бы ничего и не случилось.

Андрей стал размышлять, почему люди так веселятся, когда другие совершают ошибки и страдают от них. Не найдя ответа, он задал вопрос вслух. Рядом сидели только Руми и Леша, так что вопрос был адресован непосредственно им. Ответа долго не было. По лицу Леши можно было заметить, что он задумался, а вот от Руми Андрей особо ничего и не ожидал.

– Трудно сказать, – ответил, наконец, Корнеев. – Может, дело в соперничестве.

– Так они ж не соперники, – не понял Андрей.

– Люди всегда соперники. Кто‑то лидер, а кто‑то нет, но хочет им стать. Каждая неудача лидера это падение его авторитета. Вот те, кто его подсиживают, и радуются, раздувая всеобщее мнение о его недостатках. А у нас… Все вроде бы в хороших отношениях, и тем не менее даже здесь чувствуется присутствие иерархии. Есть молчуны, которых остальные считают более низкими по статусу, а есть активные и дерзкие люди, типа Толи, которые являются локомотивами, но наверху всё равно стоит командир. Впрочем, не поставь Гронин тебя командовать, вряд ли ты смог бы конкурировать с кем‑то вроде Черенко.

Андрей надолго задумался над этим ответом, пытаясь разобраться в собственных ощущениях.

– Не знаю… – выдал он в итоге. – Я не чувствую себя, как ты выразился, на вершине иерархии. Я просто делаю, что должен, выполняю приказы. И по отношению ко всем вам – я прекрасно вижу кто обладает лучшими навыками, чем я, кто умнее, кто сильнее, и не чувствую никакого соперничества.

– Это потому, что ты не такой, как остальные, – холодным тоном сказала Руми, опередив Корнеева.

Несколько секунд Андрей оторопело смотрел на неё. Он не ожидал, что она вообще скажет хоть слово.

– Да, девчонка права, – согласился с ней Леша. – Ты и правда редкий экземпляр. Ты постоянно обучаешься, используешь чужой опыт, перенимаешь умения, развиваешь полезные навыки. Поэтому тебе не до соперничества. Ты выбрал путь саморазвития, а они… Они просто люди.

– Самоутверждающиеся за счет других, – закончила за него Руми.

– Но вы тоже не реагируете так, как они, – заметил польщённый словами Лёши Андрей. – Почему?

Ни один из них не ответил сразу.

– Мне такое никогда радости не доставляло, – первой дала ответ Руми.

Сформулировано было довольно расплывчато, но Андрей не отважился добиваться от неё уточнений. Почему‑то эта девушка его немного пугала.

– А ты что скажешь? – Андрей обратился к Корнееву.

– Нечего тут говорить. Человек промахнулся и заплатил за свою ошибку. Точка.

Все трое надолго замолчали, хотя остальные бойцы продолжали шутить и смеяться. Пару раз в общий круг приглашали и Андрея, но он вежливо отказывался. Гораздо интереснее ему было задать Леше те вопросы, которые его интересовали, но он все никак не решался начать разговор, опасаясь, что Корнеев, не любящий разговаривать о своем прошлом, ответит как‑нибудь односложно и отправится спать. Вскоре наступил момент, когда все нашутились и умолкли, и Андрей понял, что сейчас народ потянется на отдых.

– Леша, ты многое видел за эти годы, – собравшись с духом, издалека начал Андрей. – Расскажи ещё раз о «Новом порядке»? Ты говорил, что тебе приходилось иметь с ними дело.

В тишине вопрос был хорошо слышен. Многие, заинтересовавшись, тоже обратили все свое внимание на Корнеева. Леша, обеими руками держа горячую кружку, бросил на Андрея короткий, проницательный взгляд, подул на содержимое и, шумно втягивая воздух, отпил немножко чаю.

– Приходилось, – коротко ответил он после всей этой неторопливой процедуры.

– Расскажи, – присоединился к просьбе Вурц.

В ситуациях, когда они находились на отдыхе, Леша всегда приковывал внимание Андрея своими медленными, но очень точными движениями, которые казались просчитанными до мельчайших деталей. Вот и в этот раз он деловито отставил кружку, чуть заметным движением слегка прижав её к пожухлой листве, затем поглубже укутался в теплую накидку – предмет зависти остальных: такая была только у него и он не признавался где её раздобыл; точными движениями подтянул завязки и вновь взглянул на Андрея.

– Тоталитарная контора, – медленно проговорил он, снова беря в руки кружку. – Управляется одним параноиком и его ручной стаей цепных псов – таких же параноиков. У них сильная, хорошо вооруженная и обученная армия, укрепленные города, есть сложное технологичное производство. Для граждан есть все необходимое: пища, жилье, работа, даже медицина и образование. Для всех остальных – ничего. Столица – Спарта, поначалу была большой военной базой. Солдаты, которые её удерживали, вступили в «Новый порядок» и стали основой его армии. Есть ещё Енакиево – так назвал свой город один из основателей организации, в прошлом беглый олигарх из Украины. После передела власти он прилизался к новому лидеру, поэтому в Енакиево власть сохранил, а все остальные потеряли головы. И последний, о котором я знаю что‑то, кроме названия – Цех. Это большой химкомбинат, уцелевший после катастрофы и быстро прибранный к рукам «Новым порядком». Потом его решила отобрать гильдия. Была серьезная война, но в итоге как‑то договорились. Правда, на тот момент от города рядом с комбинатом мало что осталось. По сути, теперь сам комбинат является и городом, и производственным центром. Есть ещё три города, но по ним ничего сказать не могу – знаю только названия.

– Как так, что город развалили, а комбинат уцелел? – удивился Толик.

Леша взглянул на Толика, как на умственно отсталого. Вместо него нетерпеливо ответил Вурц.

– Потому что он всем был нужен, Толян. Воевали за него, потому его нельзя было разрушать.

– Хм… – многозначительно промычал Толик, громко отхлебывая чай.

– Что можешь посоветовать? – поинтересовался Игорь. – Какие‑то уловки в общении с ними, хитрости?

Алексей взглянул на него, слегка приподняв бровь, будто был удивлен нелепостью заданного вопроса.

– Нужно оторвать с лобового стекла наклейку торговцев, – ответил он. – По понятным причинам в «Новом порядке» её не любят. А в остальном, когда будете там – следите за тем, что говорите, а лучше вообще не говорите ничего. Даже друг другу.

– Звучит так, будто с нами не собираешься, – заметил Толик.

– Так и есть, – отрезал Алексей, чем вызвал всеобщее удивление.

Андрея захлестнуло возмущение от смысла фразы и тона, которым она была сказана. И действительно: казалось бы, такой опытный специалист, как Корнеев, не должен давать повода для нарушения дисциплины и подрыва авторитета командира. Леша и сам это понял, мысленно сделав себе замечание, что перестарался со своей скрытностью и желанием быть автономным.

– Как это понимать? – стараясь тоном не выдать своего недовольства, спросил Андрей.

Алексей вновь отпил чаю, глядя перед собой, и некоторое время молчал, тем самым подогревая всеобщее напряжение.

– Мне нельзя в города «Нового порядка», – объяснил он.

Взгляды присутствующих были прикованы к нему, и он понял, что без объяснений не обойтись.

– Если меня кто‑нибудь там узнает – казнят, – коротко добавил он.

– За что? – поинтересовался Игорь.

Алексей оставил вопрос без ответа, позволяя каждому додумать самому. Он не был шутником и все уже хорошо это знали, но Андрей не мог проверить правдивость его слов и потому находился в некотором замешательстве. Такого короткого объяснения было маловато, и все бойцы это чувствовали, но что‑то сделать с этим мог только командир, а он предпочел промолчать.

Через минуту Вурц бросил очередную свою забавную фразу, развеселив компанию, и про Алексея забыли. Все, кроме Андрея, для которого Корнеев был окутан вуалью загадочности и потому представлял большой интерес с точки зрения профессионального опыта.

Ему было недостаточно тех коротких обрывков информации, которые дал Корнеев, поэтому ночью, когда настала очередь Леши и Кирилла охранять лагерь, Андрей, ссылаясь на бессонницу, предложил Черенко поменяться, на что тот с радостью согласился.

Корнеев все видел и все понимал. Этого лиса было нелегко провести.

– Чего хочешь? – тихо спросил он, когда Кирилл ушел, а Андрей подошел ближе.

– Хочу поговорить про «Новый порядок».

Алексей промолчал, ожидая дальнейших вопросов. Андрей правильно расценил его молчание.

– Почему тебе нельзя в их города? Что ты сделал? – шепотом спросил он.

– Какое отношение это имеет к делу? – вопросом на вопрос немедленно ответил Леша.

– Никакого, – смутился Андрей. – Просто интересно.

– Если это все, что ты хотел спросить, тогда лучше иди спать. Я здесь и сам справлюсь.

Его слова прозвучали как добрый совет, а не как язвительное «отстань», поэтому Андрей стоял в растерянности, не зная, что делать дальше, и злясь на себя за то, что заранее не продумал свои вопросы. Холодная и деловитая манера поведения Леши притягивала его, словно магнит, заставляла постоянно следить за Корнеевым, за его движениями, мимикой, жестами, манерой речи. Андрей хотел перенять у него всё: все навыки, все умения, все знания, даже манеры. Он хотел стать таким же, как Лёша: всегда внешне холодным, спокойным, внимательным, рассчитывающим каждое действие и слово. Это будет гораздо проще сделать, если наладить с Корнеевым доверительные отношения, но это оказалось отнюдь не просто.

– Почему ты такой скрытный? – разочарованно бросил Андрей. – Неужели нельзя хотя бы раз нормально поговорить?

Корнеев взглянул на командира. При всех своих достоинствах, он по‑прежнему оставался молодым, не умудренным жизненным опытом и шрамами пацаном. С чего вдруг Леша должен был с ним разговаривать? И тем более раскрывать ему свои секреты? За долгую, полную опасностей жизнь, он усвоил множество уроков: некоторые на опыте других, другие – на их крови, а несколько – на своей собственной. И один из них был такой: пока о тебе ничего не знают – у тебя нет слабостей.

Но Андрей привлекал его своими честностью, человечностью и голодом к самосовершенствованию. Он умел собраться и сосредоточиться, а в дополнение к этому был ещё и очень способным. Все это напоминало Алексею его самого.

По поводу скрытности… Он не чувствовал вообще никакой необходимости в общении с кем‑либо и уже давно преодолел потребность выговориться, сумел заглушить и уничтожить её, как и большинство других своих слабостей. Все тяготы и проблемы он научился прятать глубоко в себе, складывать в темные уголки, где они никогда не попадались ему на глаза, и долгое время это работало. Пока однажды груз навалившихся и глубоко похороненных проблем не приумножился самым страшным ударом, навсегда оставившим незаживающую рану на сердце. Именно тогда он почти сломался. Бросив всё, Леша исчез, спрятавшись от мира в деревенской глуши, из которой его вернул к жизни именно этот совсем ещё зелёный парень.

– Тут много ушей, – сказал Корнеев немного теплее.

Андрей оживился.

– Здесь нет врагов, Лёша. Все эти люди – твои друзья.

Корнеев иронично улыбнулся.

– Святая наивность, – бросил он, но продолжил с теплотой в голосе. – Ложись спать. Поговорим в другой раз.

– Обещаешь? – в голосе Андрея прозвучала радость, но чувствовались и нотки недоверия.

Леша улыбнулся. Все это было похоже на укладывание ребенка, который просит рассказать ему ещё одну сказку перед сном.

– Обещаю.

Андрей очень ответственно относился к своим обязанностям и до конца отбыл вахту, но к Корнееву с вопросами больше не приставал.


Глава 1.2


Изначально Андрей планировал доставить в Иваново – город «Нового порядка» – весь отряд, но Корнеев посоветовал этого не делать, поскольку бесплатно разместить всех внутри не получится, да и к большому, хорошо вооруженному отряду наверняка проявит интерес служба безопасности, которая во всех видит или шпионов, или пособников торговой гильдии, а это может привести к серьёзным неприятностям. Поэтому в сам город Андрей решил отправиться втроем с Вурцем и Толиком. Рации оставили в лагере, потому что это был первый предмет, который «горячо любили» ребята из КГБ.

Оставив отряд в чаще леса, троица вышла на опушку и направилась в сторону города. Очень скоро они оказались на неширокой асфальтированной дороге, сплошь покрытой выбоинами всех сортов и размеров. Местность была равнинной, и вдалеке над верхушками уже оголившихся деревьев угадывались очертания каких‑то построек, слегка размазанных сизой дымкой.

За одним из поворотов открылись неприятные виды покосившихся деревянных домиков, каких Андрей и его товарищи видели уже немало. Эта деревня ничем не отличалась от десятков других брошенных людьми поселений, но особенной её делал странный человек в потасканном коричневом плаще с капюшоном, стоявший возле прогнивших ворот одного из дворов. Он был не вооружен, но своим видом и внешним спокойствием вызывал тревожные ощущения.

Первым его заметил и указал остальным Толя. Человек в плаще никак не отреагировал на его жест в свою сторону и продолжал внимательно разглядывать троицу. На всякий случай Толя и Вурц сняли с плеч оружие и заняли позиции в поросших кустарником канавах по разные стороны дороги. Андрей тоже взял в руки своё оружие и медленно, осматриваясь, направился к незнакомцу, который, казалось, абсолютно равнодушно наблюдал за их действиями.

– Я не вооружен и у меня нечего брать! – издалека крикнул мужчина вместо приветствия, когда Андрей подошёл чуть ближе.

Андрей, удивленный таким началом, остановился, оглядываясь вокруг. Возможно, это была засада, но в таком случае их вряд ли бы кто‑то встречал. Парня накрыло инстинктивное чувство опасности, в голове зашумели фразы «не верь ему», «будь бдителен».

– Кто ты такой? Кого здесь ждешь? – крикнул он в ответ. – Ты из «Нового порядка»?

Капюшон отбрасывал тень на лицо незнакомца, а под широкими полами плаща могло скрываться оружие, но руки мужчины были сложены на груди. Впрочем, даже если в руке у него и был пистолет, незнакомец не успел бы прицелиться раньше, чем Андрей или кто‑то из его бойцов его пристрелят. Но это не означало, что в развалинах вокруг не прячется кто‑то ещё, поэтому Андрей не расслаблялся. А вот мужчина наоборот – казался абсолютно расслабленным.

– Нет. Я сам по себе, – спокойно ответил он.

Если у незнакомца были подельники – у них было достаточно времени, чтобы предпринять какие‑нибудь действия, но ничего не происходило, да и брать у Андрея сотоварищи, по большому счету, было нечего. Вряд ли на них стали бы нападать с целью грабежа: риск велик, а добыча так себе.

Андрей подошел ближе к незнакомцу, который, не меняя позы и не двигаясь, продолжал стоять, упираясь спиной в ветхий забор. Даже несмотря на приближение Андрея, мужчина по‑прежнему спокойно рассматривал вооруженного и хорошо экипированного парня, не предпринимая никаких действий.

– Ты здесь один? – спросил Романов.

Вопрос был наивен, и Андрей сам это понимал, но все равно задал его. Мужчина ответил не сразу, но когда сделал это, ответ оказался более чем абсурден.

– Много лет размышлял я над жизнью земной, непонятного нет для меня под луной, – нараспев медленно проговорил он, глядя на Андрея.

– Чего? – изумился Андрей.

Мужчина в плаще никак не отреагировал на восклицание Андрея и принялся молча созерцать свои руки.

– Что это значит? – спросил Андрей, но ответа не последовало.

Незнакомец больше не обращал на парня никакого внимания. Андрей чувствовал: здесь что‑то не то. Но что именно?

– Эй! Ты чего молчишь? Я задал тебе вопрос! – с ноткой наглости перепросил Романов.

– Мне нечего сказать, сплошное многоточье…

– Чего?

Ответа не последовало. Андрей задал ещё пару вопросов, но реакция была прежней. Это было очень странно – только что незнакомец разговаривал, даже первый пошёл на контакт, а теперь полностью игнорировал любые попытки продолжить беседу. Первой мыслью было разговорить упрямца угрозами, но Андрей её быстро отбросил – он по‑прежнему мало что знал про обстановку вокруг, а уверенность незнакомца и его упрямство говорили только о двух вещах: либо он сумасшедший, в чем Андрей сомневался, либо чувствует себя в безопасности.

В первом случае от него все равно не будет никакого толку, а во втором… Если одинокий человек в безлюдном месте чувствует себя в безопасности, когда на него нацелены три автомата, и при этом он не двинутый на всю голову, стало быть для его поведения есть очень веские причины.

Андрей здраво рассудил, что лучше эти причины на чужой и совершенно незнакомой территории не выяснять. Значит, придётся оставить его в покое и двигаться дальше.

– Хорошо, добрый человек, – примирительно сказал Андрей. – Тогда мы просто пойдём, если ты не против. Окей?

Ответом вновь послужило молчание.

Андрей махнул рукой товарищам, и они медленно, опасливо озираясь, прошли мимо командира и странного человека в плаще. Тот по‑прежнему, не меняя позы, стоял так, будто рядом никого не было.

Когда Вурц с Толей отошли достаточно далеко, Андрей, медленно пятясь, пошел вслед за ними. Незнакомец был абсолютно непредсказуем, а непредсказуемость, как известно, вызывает у человека гораздо большее опасение и страх, чем смертельная опасность. Отойдя на достаточное расстояние и заметив, что Толик держит незнакомца на прицеле, Андрей, наконец, развернулся и поспешил к своим.

– Что это, курва мать, за хрен моржовый? – спросил Толик, когда они поравнялись.

– Понятия не имею, – задумчиво ответил Андрей, ещё раз оглянувшись на мужчину в плаще. – Первым заговорил со мной, а потом как воды в рот набрал.

– И что сказал?

– Ты же сам слышал, – нетерпеливо ответил вместо Андрея Вурц. – Что нечего брать у него.

– Да, а потом начал говорить стихами, – добавил Андрей.

Толик нахмурился на мгновение, а потом улыбнулся.

– Больной что ли?

– Вот именно, что мне так не кажется.

Они пошли дальше, оставляя человека в плаще позади.

– Так, а что за стихи хоть? – поинтересовался Вурц.

Андрей поднапряг память, чтобы как можно точнее воспроизвести слова незнакомца, но все было так неожиданно, что он не смог их точно запомнить.

– Что‑то типа «долго я размышлял о жизни, ничего неизвестного нет для меня под луной».

– Не очень‑то похоже на стих, – пробормотал Толя.

– Вау, Толян! Ты заметил?! – бросил Вурц и засмеялся.

Толик надулся и чувствительно стукнул Вурца в плечо, но тот продолжил его подкалывать. Андрей не обращал на них внимания, продолжая размышлять над странностью встреченного человека.

– Надо было забрать его с собой, – посетовал Толик, когда Вурцу надоело над ним подтрунивать. – Я бы его разговорил.

– Не знаю… Он вел себя так самоуверенно, будто его охраняло человек двести. Мне показалось, что будет разумнее оставить его в покое, – выразил сомнения Андрей.

– Ты командир, – безапелляционно сказал Толик, намекая, что он примет любое решение Романова.

Вскоре они оказались в пригороде. Здесь никто не жил, а большинство домиков деревенского типа были либо разрушены, либо разобраны до основания. Вероятно, пригород послужил источником стройматериалов для какой‑то части самого города. В одном месте троица наткнулась на крутой земляной вал метров пяти высотой. Он был обнесен колючей проволокой и утыкан табличками, предупреждающими о минах. На гребне вала, на равном расстоянии друг от друга были оборудованы огневые точки, но люди на них отсутствовали. За валом на почтительном расстоянии высились серые здания, высоту которых Андрей определить не мог, так же оттуда доносился шум городской суеты, отдалённо напоминавший суету в «Убежище», но намного громче.

Пройдя вдоль вала метров триста, они увидели большие металлические ворота с красными звездами и большое железобетонное укрепление перед ними – ДОТ. Из‑за ворот торчали вышки, на которых стояли солдаты и внимательно следили за путниками. Когда троица подошла ближе, со стороны ДОТ‑а раздался голос, усиленный мегафоном.

– Ни шагу дальше или мы откроем огонь, – беззлобно предупредил голос, будто новости сообщал.

– Но мы хотим попасть внутрь! – крикнул в ответ Вурц. – Или у вас тут закрытая вечеринка?

– Здесь вы попадёте только на тот свет, – ответили ему в том же духе. – Хотите внутрь – идите дальше вдоль вала к гостевому кварталу.

– Пошли, – со вздохом выговорил Андрей и двинулся в указанном голосом направлении.

Вскоре к дороге присоединилась ещё одна, тоже асфальтированная, но эта, судя по виду, использовалась гораздо чаще. Примерно через километр они увидели КПП и ещё одни ворота, похожие на первые, как две капли воды. КПП представлял собой небольшую будку, оббитую жестью, с маленьким окошком и дверью, над которой висела голая лампочка.

За воротами точно так же виднелись вышки, на которых в расслабленных позах стояли караульные с оружием за спиной, а сам КПП охраняли трое солдат. Хотя охраняли – это очень сильно сказано: двое из них курили, скучающе поглядывая на приближающихся путников, а когда те подошли ближе, выбросили окурки и лениво, будто нехотя, взялись за оружие. Третий боец, с погонами сержанта, стоял в дверях будки, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, и без особого интереса разглядывал прибывших. Похоже, свой пост он занимал уже достаточно долгое время, а работа была не из самых интересных, потому что из каждого его движения и даже взгляда сквозили лень и тоска.

– Приветствуем! – поздоровался Андрей, подойдя к сержанту.

Тот ответил легким кивком.

– Как нам попасть внутрь?

– Зачем вам туда? – безразлично поинтересовался сержант.

– Отдохнуть и пополнить запасы, – Андрей не сильно то и наврал – за плечами у всех троих висели полупустые рюкзаки.

– Ну, заходите тогда, – немного подумав, вяло ответил командир поста и тоном, не терпящим возражений, заявил. – Но оружие и броники останутся здесь.

Заметив, как озадаченно переглянулись путники, он поспешил добавить.

– Не очкуйте – никто ваши хлопушки не сопрёт. Заберёте в целости и сохранности. Магазины, патроны и личное барахло можете оставить при себе.

Видя, что Андрей всё ещё колеблется, сержант нахмурился.

– С оружием вы сюда не войдёте, – решительно заявил он, не меняя позы. – Либо сдаёте, либо валите.

Решительный настрой сержанта, его поза и выражение лица ясно дали понять Андрею – с этим не договориться. Пришлось повиноваться. Романов первым отсоединил магазин с патронами от своего автомата и передал оружие командиру поста. Остальные последовали его примеру. Двое солдат, увидев, что прибывшие сдали оружие, снова расслабились. По их поведению Андрей понял, что эксцессы здесь случались нечасто, но подобные отказы сдавать оружие не были редкостью.

– Мы проездом. Нужно передохнуть немного и кое‑что купить. Что у вас тут есть? – поинтересовался Андрей, наблюдая, как сержант клеит к их оружию какие‑то бирки и прячет в огромный сейф внутри будки.

– Барахло можно купить в магазине, – без особого энтузиазма ответил сержант. – А переночевать тут можно только в феерии. Это прямо по улице второй переулок направо.

Отвечал он как будто через силу, и спрашивать его ещё о чём‑то не хотелось. Сержант протянул им бирки и три ярко‑красных прямоугольника на тонких верёвочках.

– Впервые в Иваново? – спросил он.

Андрей и его товарищи синхронно кивнули.

– Ясно. Вот вам пропуска. Наденете на шею и в городе не снимать – чтоб всё время были на виду. Усекли?

Андрей кивнул, надевая свой пропуск. Мельком взглянул на бирку – на ней был написан номерок. Видимо, тот же, под которым в сейфе хранилось оружие.

– Что за феерия? О чем речь? – спросил Андрей.

– Сами увидите, – отрезал сержант и крикнул своим подчиненным. – Впустите их!

Парочка у ворот закинула оружие за плечи, и один из них взялся открывать ворота, заставив троицу с любопытством заглядывать в расширяющуюся брешь. После Ольховки, Глухова и прочих виденных Андреем городов и городишек ничего кардинально нового за воротами он, к своему огорчению, не увидел. Но так он думал ровно до того момента, как прошел в эти ворота.

Гостевой квартал оказался незабываемым местом. После пусть всего двух, но аккуратно обсаженных деревьями, широких и приятных взгляду улиц Ольховки, и ещё более сурового, но всё равно относительно чистого Глухова, это место выглядело просто ужасно. Ветхие одно‑ и двухэтажные кирпичные дома теснились друг к другу, словно замёрзшие котята. Среди них изредка попадались то ли отремонтированные, то ли перестроенные постройки, которые резко контрастировали с остальными своим необычным видом: где‑то неоштукатуренные, где‑то недоделанные, иногда со странными причудливыми конструкциями. Создавалось впечатление, что их строили наобум, без плана и чёткого понимания процесса: что‑то где‑то выступало, что‑то держалось буквально «на соплях», бросались в глаза многочисленные выемки, щели, дыры, забитые изнутри тряпками или замазанные глиной, затянутые клеенкой или кусками рубероида выбитые или отсутствующие оконные рамы.

Улицы представляли из себя ещё более депрессивное зрелище: заваленные мусором и отходами, вонючие и загаженные, они вызывали отвращение. Во всем этом копошились крысы и люди, такие же вонючие, мерзкие и всклокоченные, как их четвероногие хвостатые коллеги. Некоторые из людей валялись в подворотнях, другие – прямо на горах мусора, откинув голову, или спали, или находились то ли в наркотическом, то ли в алкогольном бреду, кто‑то бормотал, кто‑то плакал, кто‑то пускал слюни. В одном из углов двое грязных и лохматых мужиков насиловали такую же растрепанную и ужасную на вид женщину. Впрочем, ни сам Андрей, ни оба его спутника не были уверены изнасилование это, или же все происходит по взаимному согласию, потому что, несмотря на всхлипывания и крики женщины, никто из окружающих не торопился ей на помощь.

Помимо всех этих павших на самое дно «гомо сапиенсов», были и другие, находящиеся явно на пару ступеней выше в иерархической лестнице. Они торопились куда‑то по улицам, не обращая внимания на крыс и похожих на них внешностью людей, полностью игнорировали наркоманов, и с омерзением поглядывали в сторону совокупляющейся троицы.

Верхом пищевой цепочки являлись патрули. Они состояли из двух крепких бойцов, которые чинно топали по улицам и не обращали внимания вообще ни на что. Зачем в таком случае они здесь нужны и какова их функция оставалось загадкой.

Первым интуитивным желанием при виде происходящего было бежать, уносить ноги из этой клоаки, пока вонь не впиталась в одежду, а сумасшествие окружающих не передалось новоприбывшему. Трудно было пересиливать себя и оставаться в этом омерзительном месте.

Гостиницу, вернее небольшое старое и обветшалое двухэтажное здание с этим гордым названием, парни нашли без труда. Как и другие постройки в этой части города она имела поражающий воображение внешний вид. Взглянув на вывеску, Андрей окончательно понял, что попал в страну абсурда.

– Смотри, – Андрей толкнул Вурца в плечо, указывая на вывеску.

На прямоугольной, давно выцветшей доске, прибитой над входом, чёрной краской было криво написано слово «Гостиница», а ниже такими же кривыми буквами в кавычках было написано название – «Феерия». Внешне здание вполне соответствовало вывеске. В былые времена внешний вид и название могли бы использоваться, как часть тематического стиля заведения, но здесь…

– Мило, – криво улыбнувшись, хмыкнул Вурц и добавил. – Вернее – феерично. Больше тут подходит название «Дыра». Хотел бы сказать: «почувствуем себя гинекологами и заглянем внутрь», но понимаю, что если войдем, то быть нам только проктологами.

– Или ассенизаторами, – добавил Толик и первым двинулся к старой, но ещё крепкой на вид дубовой двери.

Трудно сказать, кто из них оказался ближе к правде – внутри было не лучше, если не хуже, чем снаружи, и на поверку «гостиница» оказалась ещё тем клоповником. Войдя внутрь, парни сразу оказались в большом зале, который использовался как бар. В нос ударила вонь алкогольного перегара и крепкого курева. Было что‑то ещё, что‑то незнакомое, но не менее яркое, чем предыдущие два запаха, но Андрей не знал, что может так вонять.

Первое впечатление напомнило Андрею забегаловку «У Серого», но потом он заметил ряд существенных отличий. Во‑первых, не было никакой стойки. Андрей даже не сразу понял, что все заказы принимает молодцеватый на вид невысокий мужичок. Только подойдя ближе, парень разглядел, что, несмотря на всю свою показушную бравость, человеку этому уже лет под шестьдесят. Андрей поражался тому, как он в таком возрасте умудрялся настолько бодро подскакивать и куда‑то нестись, а потом появляться с большим подносом в руках, на котором была хаотично навалена заказанная еда или выпивка. Во‑вторых, тут не было даже намека на ту полудомашнюю атмосферу, которая возникает, когда вокруг одни и те же лица, которые ты давно знаешь и видишь каждый день. Конечно, здесь тоже наверняка были свои завсегдатаи, но большинство составляли проезжие, такие, как Андрей. Он думал так, исходя из внешнего вида посетителей и разнообразия их одежды. Или же из‑за того, что нутром чуял – в этом месте не может быть постоянных жителей.

Сразу при входе к Романову и его товарищам подкатили две ужасающего вида потаскухи, беззубые и растрепанные, страшные, словно атомная война.

– Мальчики, хотите развлечься? – прозвучала вечная фраза подобных субъектов. – Всего двадцатка за час!

– Изыди! – повернувшись на голос, тут же отшатнулся Вурц.

Казалось, что он сейчас перекрестится.

Видя, что стандартное коммерческое предложение не подходит, «девочки» не растерялись. По крайней мере, одна из них.

– Отсосу за сигарету! – не моргнув, предложила она. – Всего одну! У меня такой опыт, ты не пожалеешь.

– Отвалите, шмары, – резко ворвался в эту интеллектуальную беседу Толик и показал им сжатый кулак.

«Дамы» оценивающе взглянули на кулак Толика, быстро смекнули, что здесь им ничего не светит, и вернулись в свой угол ожидать других жертв, прошипев на прощание ещё одну стандартную фразочку:

– Импотенты!

Для Андрея и подобные женщины, и ситуация были чем‑то абсолютно новым. Интуитивно он понял, что они предлагают, но вся суть происходящего доходила до него туго, медленно перевариваясь в голове. У него имелся кое‑какой опыт в общении с женщинами, но в этих знаниях были значительные пробелы.

– Мерзость, – поморщился Вурц. – Ты только представь сколько всего они могут надарить. Да я лучше сдохну, чем суну в такое! И кто ими пользуется?

– Ты их видел на улице, – напомнил Черенко. – Давайте я схожу осмотрюсь минут на пятнадцать, а вы тут пока займите столик и закажите чего‑нибудь пожрать – есть хочу умираю.

Идея всем понравилась: Толику было интересно, как тут все устроено, а Андрей и Вурц были рады, что им не придётся лишний раз бродить по смрадному аду, который творится снаружи.

Присев за свободный столик, парни принялись с интересом разглядывать посетителей. Похоже, Иваново являлось чем‑то вроде перевалочного пункта для многих, и здесь собиралась самая разная публика. Неподалёку от Андрея и Вурца шушукались, склонившись над тарелкой остывших макарон, двое подозрительных, коротко стриженных типов; в другой стороне сидела целая банда шумных панков – с ирокезами, подведёнными чёрными тенями глазами, в длинных чёрных плащах и тяжёлых ботинках, с ног до головы обвешанные цепями и пирсингом; ещё несколько людей в камуфляже о чём‑то оживлённо спорили в углу. Вурц же заметил троих человек с шевронами в виде хорошо знакомой ощерившейся волчьей пасти – «степных волков», к которым клеились две побитых жизнью шлюхи – конкурентки пристававших к ним самим пару минут назад.

– Вот черт! Если бы заранее знать, что «волки» на таких ведутся, можно было бы нанять роту этих существ, отправить «волкам» и спокойно ждать, пока они сгниют заживо. Не пришлось бы терять столько народу, – прокомментировал он, кивком указав на бандитов.

Андрей не был до конца уверен, что это именно «степные волки» – мало ли кто мог сделать себе такую же нашивку. Но эта троица тоже заметила их и принялась пялиться, явно узнав характерный камуфляж группировки из «Убежища» с шевроном в виде щита, и доказывая, что Вурц был прав. Оружия здесь ни у кого не было, по крайней мере, Андрей на это надеялся, но вот ножи никто сдавать не заставлял. И у «волков» они наверняка тоже были.

– Твой нож при тебе? – тихо спросил он Вурца.

– Конечно, – ответил тот. – Думаешь, сунутся?

– Вряд ли здесь. Будут ждать удобного случая.

Вскоре к ним подошел старичок‑официант, и парни отвлеклись на него, но краем глаза оба следили за бандитами. Старичок окинул парней оценивающим взглядом: он был профессионалом в этом деле и издалека мог сказать, кто и что из себя представляет и сколько у него денег. Здесь много ему не светило.

– Слушаю вас, молодые люди, – со стандартной улыбкой, свойственной людям подобной профессии, первым заговорил он.

Андрея удивило и немного ошеломило обращение на «вы» в таком гадюшнике.

– День добрый. Вы, я так понимаю, хозяин? – тоже вежливо ответил он.

Старик кивнул.

– Нам нужна комната на день‑два, – продолжил Андрей. – А сейчас неплохо бы пообедать.

– Нет проблем, – быстро ответил хозяин. – И с первым, и со вторым. Деньги есть? Или вы впервые в Иваново?

– Деньги? – озадаченно переспросил Андрей. – Да, впервые у вас.

– Ну, тогда применим старый добрый бартер, – с хитринкой в глазах улыбнулся хозяин. – Дайте на бирку взглянуть.

Андрей несколько секунд молча смотрел на старика, догадываясь, что тот потребует. Лучше было переночевать в кустах за валами, чем отдать своё оружие.

– Не пойдёт, – ответил парень. – Оружие не отдам.

Хозяин немного сник – надуть проезжего сходу не получилось.

– Ладно. Я видел, что вас было трое? – спросил хозяин после некоторого раздумья.

Андрей кивнул, отмечая про себя, что хозяин внимателен, а значит, возможно, владеет и острым слухом. Может быть у него удастся разжиться информацией.

– Есть у меня работёнка. Немного хлопотная, но всё законно. Поможете – с меня ночлег и кормежка минимум на неделю.

Романов нахмурился. Звучало предложение скользко, но хотя бы сразу предупреждали, что работа – не ящики таскать. Андрей немножко поразмыслил: у них было не так много вещей, которые они могли отдать, да и с теми расставаться не хотелось.

– Давайте так – сейчас мы оплатим, пообедаем, а затем выслушаем ваше предложение. Если оно нам подойдет – мы договоримся, а вы нам вернете нашу плату. Идёт?

– Идёт, – быстро согласился хозяин, чем заставил Андрея ещё больше сомневаться.

Несмотря на убогость города и самого заведения еду здесь подавали вполне приличную. Андрей с Вурцем заказали жареную курицу и картошку. В оплату пошли личные вещи и патроны. Вурц лишился обеих пачек самокруток и красивой металлической трофейной зажигалки, и выглядел очень кисло. Хозяин, наоборот, был чрезвычайно доволен – парни все‑таки оказались простофилями.

Вскоре вернулся Толик. Он нашел магазин, напоминавший лавку ростовщика, мастерскую и тщательно охраняемые ворота в город. На этом полезные находки заканчивались.

– А у вас какие новости? – поинтересовался он.

Вместо ответа Вурц кивком головы указал ему на столик «волков», которых всё‑таки оккупировали сомнительные девицы.

– «Волки», что ли? – удивился Толик, нагло пялясь на них. – И что?

– Зырят на нас. Мы думаем, что может дойти до драки, – Вурц говорил без особого энтузиазма.

– И? – всё ещё не понимал Толя.

– Надо быть осторожнее, следить за ними, чтоб со спины не напали, – объяснил Андрей.

– Вертел я их, – спокойно ответил Черенко.

Он ещё раз окинул «волков» наглым, провокационным взглядом, и втянул губы, явно о чем‑то задумавшись. Обычно, когда Толик долго думал – это было не к добру.

– А давайте их замочим? – он с азартом выдал результат своих размышлений.

Андрей поперхнулся водой из фляги. Вурц изумленно уставился на него.

– Ты что, с ума сошел? – откашлявшись, просипел Андрей.

– Ну а чё? Посмотри на них – они ж тебя пырнут в подворотне при первом же удобном случае. Во, гляди, как зырят. Я предлагаю не ждать, а валить их первыми.

Из‑за того, что Вурц лишь сокрушительно качал головой, а Андрею требовалось откашляться, возникла непродолжительная пауза.

– Толя, мы в чужом городе, тут на каждом углу патрули, кто его знает чем все это обернется. Не нужно опрометчивых решений, – ответил, наконец, Андрей.

Черенко разочарованно пожал плечами.

– Как хочешь, но если нас застигнут врасплох – я предупреждал.

Появился старичок с едой и обсуждение прекратили. Пока ели к вопросу с «волками» больше не возвращались, но после этого к нему неожиданно вернулся сам хозяин «Феерии».

– Ну что, договор в силе? – поинтересовался он, забирая посуду.

– Да, рассказывайте, – подтвердил Андрей, откинувшись на ветхом стуле и рискуя растянуться на полу.

– Есть у меня три постояльца, с которыми у меня постоянно проблемы. Я хочу, чтобы их тут не было. Желательно, чтобы они умерли.

– Ого, – изумился Вурц. – Какие же проблемы они вам создают, что их надо убить?

– Не платят, позорят заведение, угрожают.

Услышав ответ, Вурц чуть было не поперхнулся. Хозяин заведения с названием «Феерия», которое находилось в самой настоящей дыре этого мира, и реально дырой же и являлось, рассказывал, что его заведение позорят. Куда уж дальше?

– Почему вы не обратитесь к патрульным? Раз такое дело – их вышвырнут из города.

– Вот именно – вышвырнут. Потом они вернутся и убьют меня – это они мне уже пообещали.

– В смысле убьют? Патрульные им дадут это сделать?

– Ну, дадут или не дадут… но я не хочу рисковать своей жизнью, чтобы это выяснить, – покачал головой хозяин.

Возникла пауза во время которой Черенко всячески силился обратить на себя внимание Андрея, но поскольку парень боковым зрением видел его усилия, то старался максимально игнорировать Толю. Пока Андрей думал, Вурц решил задать ещё один вопрос.

– А что у вас тут делают с убийцами?

– Мне‑то какая разница, если я буду в могиле? – сразу ответил хозяин.

– Э‑э, я имел в виду чем это нам грозит? – поправился Вурц.

– За это не волнуйтесь, – тихо ответил хозяин. – Обычные драки здесь случаются постоянно и никого не привлекают, а если в результате драки обнаружатся несколько трупов – главное, чтобы они не были гражданами «Нового порядка». Самозащита у нас не запрещена. Главное, чтобы у вас свидетели были, а для этого есть я.

– Ну и нравы, – вздохнул Андрей. – Ладно, а почему вы обращаетесь к нам? Вон тут сколько народу – любой может взяться за такое.

– Резонно. Просто вы были первыми, кому понадобились скидки, вот я и подумал…Но если вы отказываетесь – я все понимаю…

– Мы ещё не отказались, – торопливо заявил Толя, чем, наконец, заставил командира взглянуть на него.

– Допустим, мы согласимся, – медленно сказал Андрей, и Вурц посмотрел на него с разочарованием, – но о ком речь?

– Вон о той троице.

Старик легким кивком головы показал в сторону «волков». Толик низко опустил голову, чтобы посторонние не заметили широкой самодовольной улыбки, больше похожей на оскал, которая появилась на его лице. Вурц был в замешательстве, Андрей хоть и вымученно, но тоже улыбнулся, качая головой. Все трое при этом не проронили ни звука.

До этого момента предложение звучало дико, и Андрей ни за что на него бы не согласился. Однако Черенко был прав, говоря об угрозе со стороны «волков». Если они хотят остаться здесь и спокойно делать своё дело, то с бандитами, так или иначе, придётся разобраться. И раз обстоятельства вынуждают принять превентивные меры, то предложение и возможная помощь хозяина «Феерии» будут как нельзя кстати.

– Так что? По рукам? – нетерпеливо спросил хозяин.

– Да, – внезапно за всех ответил Толик. – Мы всё сделаем.

Вурц бросил на него растерянный взгляд. Было в этом взгляде и недовольство, но в тот момент никто не обратил внимания на тонкости выражения эмоций Вурца.

– Отлично, – довольно улыбаясь, хозяин поспешил к другому столику, откуда его уже несколько раз звали.

– Больше не принимай решений за меня, –отчитал Толю Андрей, когда хозяин удалился.

– Не буду, – быстро пообещал Толя.

Троица впала в задумчивость. Впервые в жизни Андрею нужно было хладнокровно спланировать и осуществить убийство. Хлесткое «да» Черенко подействовало, словно заклинание, моментально увеличив выработку адреналина, будто в драку нужно было вступать немедленно. Андрея даже немного затрясло, и он не без волнения боролся с собой. Вурц был не в восторге от перспективы ножевой схватки, в которой он и без того не сомневался, но старался этого не выказывать. Один Толик сиял, как медный таз.

– В следующий раз в таких делах – слушайтесь меня. Я глупости не посоветую, – поучал он.

– Конечно, – процедил Вурц. – Я помню: пейте, друзья, такого хорошего самогона вы в жизни не пробовали! Я потом чуть кишки не выблевал.

Он напомнил об одной из попоек в «Убежище», когда Толик притащил откуда‑то три трехлитровые банки мутного самогона и радушно угощал им всех желающих, приговаривая какой‑де хороший самогон он добыл. В результате взвод, как боевая единица, перестал существовать на два дня из‑за сильного отравления, а Андрей лично получил суровую выволочку от полковника, и добротную порцию моральных унижений от Родионова.

– Все ошибаются, – невозмутимо отрезал Толик и сразу же перевел разговор. – Так что будем делать? И когда?

– Ты нас подписал – ты и предлагай. Я до сих пор не могу принять, что стану убийцей, – ответил Андрей.

Несмотря на то, что слова выражали его внутренние колебания, сказал их Андрей достаточно спокойно.

– Чё за бред? А раньше ты не убивал, что ли?

– Убивал, но это была честная борьба или самозащита.

– Сейчас это тоже не убийство. Ты сам знаешь. Эти чмошники завалят тебя и на костях станцуют. Это знаешь что… э‑э… превентивная самозащита, во!

– Ну нихрена ж себе ты завернул! – очнулся от задумчивости Вурц. – Где научился? У Бернштейна?

– Так, малолетка, перестань подкалывать старших, а не то зубы выбью, – добродушно пробасил Толик.

Вурц заулыбался, явно не желая расставаться со своими зубами, которыми он гордился и которые и без того пострадали от Кати. Шутливая атмосфера немного отвлекла от тяжелых мыслей. Совсем чуть‑чуть.

– Есть два варианта, – тихо продолжил Черенко, – мы их подначим, выведем на улицу и там порешим. И второй – последим за ними немного, а вечером поймаем со спущенными штанами и дальше смотри пункт первый.

– Давайте не будем хотя бы опускаться до их уровня. Раз уж мы приняли решение – давайте драться честно, – заявил Андрей.

На него устремились две пары выкатывающихся из орбит глаз.

– Кажется, кому‑то надо измерить температуру, – шутливо бросил Вурц.

Черенко молчал, сверля Андрея взглядом, полным непонимания. Пока он мучительно подбирал наименее оскорбительные слова, Вурц, для которого этот день с самого начала был «изумительным», и, судя по всему, меняться не собирался, продолжил.

– Командир, я тебя очень уважаю, но что за бред? Они бы с нами так не игрались. Наоборот, искали бы любую возможность сделать все поподлее. А мы что? В рыцарей будем играть? А если кого‑нибудь из нас из‑за этого убьют?

Вурц был прав, и Андрей понимал это, но не мог смириться с мыслью, что станет подлым беспринципным убийцей. Если он это сделает, то опустится до уровня «волков», которых презирал, и перестанет себя уважать. Он верил в свои силы, верил, что они победят, так что уж лучше он рискнет схватиться с врагом в честном бою один на один, чем станет говнюком, трусливо убивающим в спину.

– Не я предложил их валить. Раньше ты молчал, когда я говорил, что лучше в это не лезть, значит, теперь тоже молчи. Когда начнет темнеть – выманим их на улицу, а там – по обстоятельствам.

Толик одобрительно кивнул – ему было все равно, как это произойдет. Он просто хотел драки, был уверен в себе и желал как можно более мучительной смерти подонкам. Вурц, совершенно не одобряющий взгляды и решение Андрея, промолчал, но ему было страшно.

До сумерек оставалось часа три, и большую часть времени все трое сидели за столом, тихо переговариваясь и посматривая в сторону «волков». За это время те дважды демонстративно поднимались и выходили на улицу, жестами намекая оппонентам, чтобы те шли за ними. Когда это не подействовало, они принялись громко обсуждать «петухов за столиком в углу». «Петухи» ловили на себе глумливые и презрительные взгляды окружающих, но на провокацию не реагировали. Правда, пару раз приходилось успокаивать Толю, но к счастью, им удавалось это сделать.

С наступлением сумерек жизнь в городе стала понемногу изменяться. Все повседневные дела завершались, обычная торговля затихала, а торговля наркотиками и женщинами, наоборот, набирала обороты. В гостевой квартал решать свои дела или искать приключений на задницу стекались жители основной части города. С двенадцати до шести утра действовал комендантский час, при котором перемещение по улицам было строго запрещено, но до этого времени патрули по‑прежнему лениво прогуливались, почти ни на что не обращая внимания.

Решив, что пора, Толик, а за ним и остальные поднялись и вышли на улицу. Сразу за «Феерией» находился небольшой грязный дворик, где хозяин выбрасывал в большую урну отходы и валялся всякий хлам, но там было ещё достаточно места, чтобы выяснить отношения, что посетители «Феерии» часто и делали. Именно тут компания решила дождаться «волков» и те не заставили ждать долго.

Все трое противников были слегка пьяны, что уже облегчало задачу Андрея и его друзей, держались нагло и самоуверенно. Заводилой у них был здоровенный бугай, по габаритам и весу могущий на равных конкурировать не то что с Толиком, но и, наверное, с Родионовым. Остальные были значительно попроще телосложением, так что силы оказались примерно равны.

– Ну что, «петушки», пришли на убой, да? – начал психологическую атаку бугай, доставая нож. – Сейчас вас разделывать будем.

– Пиз. ть ты горазд, как я вижу, – зловеще ответил Толик, тоже достав свой большой охотничий нож. – Давай, иди сюда, тварь – нарежу из тебя ремней.

Он первым двинулся к бугаю. Все остальные участники тоже обнажили оружие. Даже если кто‑то и надеялся на обычную драку, бугай сразу же задал ей иной вектор. Впрочем, его спутники немного струхнули, когда заметили, с каким хладнокровием вступают в бой их противники. Знали бы они чего Андрею и Вурцу стоило это «хладнокровие»!

Андрей весь вечер прокручивал в голове уроки ножевого боя, которые им давал Родионов, вспоминая все, что он говорил о рефлекторных ошибках и борьбе с ними, весь вечер он настраивался на эту драку. Но теперь, когда закрутилась карусель, он слабо понимал, что он делает и где находится – адреналин подскочил до небес, и дальше все происходило на уровне инстинктов.

У каждого был свой противник, и нельзя сказать, что «волки» были сильнее, но главная проблема крылась в бугае. Даже несмотря на алкоголь, он оказался достаточно хорош в драке и быстро стал теснить Толика, рассек тому грудь и ударом кулака разбил нос. Толя отбивался, как лев. Несмотря на своё массивное телосложение он проявлял чуть ли не чудеса акробатики: отскакивал, напрыгивал, вертелся вокруг противника, ударом рассек бугаю бровь, и один раз чуть было не распорол брюхо, но тот сумел вывернуться, отделавшись порезанной одеждой, и все равно теснил Черенко.

Вурц дрался со своим противником на равных и понемногу начал побеждать. Андрей тоже. Сложности начались, когда бугай мощным ударом отправил Толика в нокдаун и, воспользовавшись моментом, пока Черенко поднимался, попытался пырнуть Вурца. Вурц успел заметить его удар, предпринял попытку вывернуться, но нож бугая вместо того, чтобы попасть ему в левую почку, почти по самую рукоять вошёл в высоко и нелепо подброшенную ногу, в бедро. Вурц заорал не своим голосом и упал на землю. Бугай, победно вскрикнув, хотел добить его, но сбоку налетал Толик, и ему пришлось отвлечься, чтобы самому не стать трупом.

В этот момент Андрей нанёс своему противнику несколько сильных ударов, и дважды порезал тому обе руки, заставив выронить нож. Теперь его нужно было добить, но и тут свое веское слово сказал бугай – быстрым движением он рассек Андрею правое плечо, и мог бы развить успех, но Романов сумел увернуться. К тому моменту бугай успел сделать Толе ещё два небольших рассечения, ещё больше ослабив его и вновь на короткое время исключив из боя.

Адреналин зашкаливал, и Андрей даже не почувствовал боли от пореза. Он полностью переключился на бугая, забыв о своем раненом, но не поверженном противнике. Тот, тем временем, нащупал на грязной земле нож и сумел снова взять его в руки.

Вурц в это время лежал на спине и отчаянно отбивался от навалившегося на него «волка». Безусловно, он был бы заколот, как свинья, если бы Толик сильным ударом ноги не врезал его противнику по голове.

Пока бугай ненадолго переключался на Андрея, Толя успел помочь Вурцу и, собрав все силы, совершил отчаянный выпад, всадив нож бугаю в бок. Тот заревел и рывком развернулся, заехав Толе кулаком в висок. Андрей, воспользовавшись моментом, присел и тоже успел всадить свой нож в тело бугая, но затем прямо у него над головой просвистело лезвие, к счастью, не попавшее по цели, а вслед за ним прилетел увесистый удар рукой.

Отлетев на кучу мусора, смягчившую удар, Романов поднялся, но тут же вновь был сбит с ног налетевшим на него недобитым «волком», о котором Андрей совсем забыл. Тот по инерции плюхнулся сверху, придавив Андрея собой, и коротко, надрывно застонал, выкатив глаза. Андрей чувствовал, как по руке течет кровь, но не понимал чья она. Он напрягся и сбросил с себя противника, затем взглянул на нож в руке – он был весь в крови. Вероятно, Андрей рефлекторно выставил руку с ножом перед собой и противник просто напоролся на клинок, который по случайности, оказавшейся фатальной, попал ему прямо в сердце. Оружие нападавшего проскочило всего в паре сантиметров от шеи самого Андрея.

В середине двора, словно раненый тигр, отбивался истекающий кровью и быстро слабеющий бугай. Один из его дружков лежал мертвый, второй – в глубоком нокауте. Бугай видел эту картину и понимал исход, но сдаваться не собирался. Более того, к изумлению всех троих, будучи серьезно раненым, он легко справлялся и с потрепанным Черенко, и с относительно невредимым Андреем. Раненый Вурц, с трудом поднявшийся и буквально истекавший кровью, обильно струящейся из раненой ноги, мало чем мог помочь товарищам. Хорошо хоть, что в пылу драки ему хватило благоразумия вновь не лезть в бой и не мешать.

Увидев в каком состоянии находятся друзья, Андрей понял, что завершать дело придется ему. Улучив момент, когда бугай отвлекся на Черенко, Андрей подскочил и снова ударил противника ножом в бок. Бугай вскрикнул и стал неуклюже разворачиваться, пытаясь зацепить Романова своим оружием. Андрей интуитивно почувствовал, что последний удар стал фатальным для врага, потому что бугай как‑то моментально ослаб, а сила и ловкость его движений значительно уменьшилась. Андрей достаточно легко заблокировал его вооруженную руку и хотел нанести противнику ещё один порез, однако получил удар кулаком в лицо и свалился противнику под ноги. Толик в это время сумел порезать бугая ещё как минимум дважды, от чего ноги у того подкосились, и он всем весом свалился на Андрея.

Несмотря на многочисленные ранения, бугай продолжал бороться за свою жизнь и предпринял отчаянную попытку всадить нож Андрею в грудь, но был отброшен в сторону сильным ударом ноги – в футбольной подготовке Толя сегодня определенно был на высоте.

От гибели Андрея отделяли лишь считанные секунды, и если бы не помощь Толи, он, вероятно, был бы убит. В крови и без того было полно адреналина, но осознание близкой смерти привело к ещё большей его концентрации. Андрей перевернулся, мотнул головой, затем выскочил на бугая сверху, прижал его вооруженную руку коленями и попытался всадить нож ему в сердце. Но бандит не сдавался, хоть силы и покидали его. Андрей исступленно жаждал убить его, он ничего не соображал и, обезумев, вкладывал в нажим весь свой вес и всю ярость, глядя в глаза человеку, который только что чуть не убил его самого. Рука бугая быстро слабела, лезвие неумолимо приближалось, он напрягся в последний раз, мобилизуя последние силы умирающего организма, но нож все равно приблизился и медленно вошел в грудь. Глаза бугая вылезли из орбит, он беззвучно хапнул ртом воздух, скребнул пятками грязь и затих. Андрей, ещё не понимая, что победил, почувствовал, что сопротивление сломлено, вырвал нож и всадил его в тело противника ещё раз, затем ещё, ещё и ещё, и, наверное, повторил бы это ещё чёрт знает сколько раз, если бы его не остановил Толик, крепко ухвативший парня за руку.

– Все, все… – тяжело выдавил он.

Андрей дико глядел в выкаченные глаза бугая, борясь с желанием ударить его ещё раз.

– Хватит, Андрей, – добавил Толя. – Он мертв.

Последние слова подействовали, будто заклинание, и пелена начала понемногу спадать. Когда способность мыслить вернулась к нему, Романов взглянул на результат своих действий и ужаснулся кровавому месиву в груди бугая. Он резко откинулся назад и упал на спину, затем перевернулся, поднялся и отскочил на несколько шагов в сторону, испугавшись увиденного. Пелена проходила медленно, но постепенно он начал осознавать, что произошло. Окончательно его привели в чувство хруст и мерзкое хрипение, которые донеслись от третьего бандита, которого Толик хладнокровно ударил ножом в горло.

Черенко выдернул нож и прилежно вытер его о куртку убитого. Лицо его не выражало ни ненависти, ни злобы, а только лишь усталость. Затем он осмотрел «поле боя». Немного в стороне стоял ошарашенный Андрей, с кровоподтеками на лице и раной на плече, один его глаз начинал заплывать. На куче хлама стонал Вурц, сумевший вколоть себе обезболивающее и коагулянт, но нужно ещё было перевязать рану, а на это сил у него уже не хватало. Все враги лежали в лужах крови, и зрелище было то ещё.

У самого Черенко тоже имелись порезы на теле, но он их игнорировал.

– Андрей, помоги мне, – попросил Толик, опускаясь на колени возле Вурца.

Романов не отреагировал.

– Андрей, бл. ть! – не удержался Черенко, и на этот раз его слова подействовали.

Помогая Толе, Андрей двигался, словно в тумане, не до конца понимал, что делает, но, несмотря на это, делал все правильно. Вурц постанывал, но это была ерунда – когда действие обезболивающего начнет проходить, вот тогда он будет стонать по‑настоящему. Андрей с Толиком содрогнулись, когда услышали удивленный возглас у себя за спинами.

– Чтоб меня черти сожрали! Да вы сущие дьяволы!

Это был старик‑хозяин. Он вышел через заднюю дверь и наблюдал картину не без восторга.

– Ох, когда патрульные узнают, у вас могут быть проблемы, – посетовал он.

– Чего?! – моментально взъерепенился Толик, поднявшись и медленно надвигаясь на старика. – Ты же сказал, что проблем не будет? Что такое здесь обычное дело? Ты что, сука, нас подставил?!

– Нет‑нет‑нет! – испуганно замахал руками старик. – Положитесь на меня, я все решу, но вам все равно лучше покинуть город, потому что картина вышла уж чересчур кровавая.

– И что, ты думаешь, что на выходе не заметят наших ран и нас не схватят?

– Вот именно. Сержант – мой добрый друг, – елейным голоском вещал старик. – Все будет, как надо, только вам пока что лучше убраться из города на пару дней.

– Сука, если ты нас подставил – я приду за тобой даже с того света, – пообещал старику Толя.

Хозяин, впрочем, не испугался его угрозы и лишь восхищенно разглядывал трупы бандитов. Вурц находился в полубессознательном состоянии и не мог реагировать на слова старика, а Андрей понял лишь, что сейчас лучше бежать, а уже потом разбираться. Наспех забинтовав раны, Толя с Андреем подняли стонущего Вурца и потащили через переулки к выходу из города. По дороге старик тараторил, не утихая.

– Вот это вы задали им перцу! Ох и молодцы. Я даже не подозревал, что вы такие мастера. Теперь весь город будет знать, что старому Энди лучше не переходить дорогу, никто больше не посмеет не заплатить по счетам. Ну, ребята! Ну, молодцы! Ничего для вас не пожалею.

– Что толку, старый пень? – беззлобно сетовал Толик. – Нам сюда теперь путь заказан.

– Неправда, – отрицал старик. – Переждите денек‑другой, залечите раны, и возвращайтесь. За пару дней шумиха утихнет и никто не вспомнит про этих говнюков, а про вас так и подавно.

– Ох, лучше бы ты был прав, Энди, или как там тебя.

Энди знал свой город и вел их так, чтобы не попасться на глаза ни одному патрулю. Учитывая ночь, плохое освещение улиц, лень патрульных и их немногочисленность, это было несложно.

Вурц еле передвигал ногами, поэтому нагрузка на раненых Андрея и особенно Толю, была слишком уж высока, но оба лишь кряхтели. Возможно, Андрей чувствовал бы себя хуже, но он был глубоко погружен в себя и пребывал в состоянии, близком к шоку. Сделанное им сильно потрясло парня, в сознании то и дело проскакивали слова Корнеева: «ножевой бой – злое, кровавое и уродливое занятие». Какой же он дурак, зачем согласился на затею Толика? И почему пошел на поводу у своих рыцарских замашек? Как же прав был Вурц, когда говорил ему, что он несет бред! А теперь Вурц серьезно ранен, и ещё не ясно выживет ли – слишком много из него вытекло кровищи. Да и они сами тоже не намного лучше, а ещё Вурца три километра до своих тащить.

Бойцы у ворот таращились на троицу, как на дьяволов, а сержант наоборот – рассматривал их с интересом и уважением. Как и обещал Энди, он без промедления отдал им всё снаряжение и выпустил из города, правда, перед этим они с Энди недолго спорили в будке, вероятно, договариваясь об оплате, но все закончилось благополучно, если это понятие здесь уместно.

Прежде, чем троица вышла за ворота, Энди стал прощаться, но Толик смотрел на вещи иначе.

– Помоги нам, старик, – тихо, но настойчиво попросил он. – Ты же видишь, что наш друг очень плох – помоги дотащить его, тут недалеко. Или если можешь – найди нам транспорт? Мы вдвоем не осилим.

Энди сначала отнекивался, но потом то ли из‑за напора Толика, то ли под действием его агрессивного раздражения все‑таки пообещал помочь. Под этим предлогом он их покинул, попросив подождать где‑нибудь неподалеку за воротами. Толя с Андреем, обвешавшись снаряжением, еле‑еле смогли протащить Вурца на пару сотен метров и, положив его в кустах, совсем обессиленные, улеглись рядом. Не могло быть и речи, чтобы тащить Вурца к своим самостоятельно, поэтому, отдышавшись, они начали решать, как быть дальше. Толя настаивал, что старик им поможет, но Андрей, уже немного пришедший в себя, не верил в это и хотел оставить Толю и идти в лагерь отряда за помощью, но Черенко сумел убедить его подождать хоть немного.

Энди не обманул, но нервы парням немного подпортил – они прождали около часа, прежде чем услышали со стороны дороги фырканье лошади и скрип повозки. Толик вооружился и отправился к дороге, а вскоре вернулся, ведя за собой молодого парнишку, лет шестнадцати, который и был возницей. Паренек помог перенести Вурца и снаряжение и доставил их почти к самому отряду.

Самым сложным в этой поездке было сохранять молчание в ответ на восхищенные расспросы мальчишки, который уже знал, что во дворе за «Феерией» нашли три трупа с ножевыми ранениями. Разумеется, Энди соврал, когда говорил, что разборки и убийства в Иваново – обычное дело. Несмотря на то, что мальчик жил в одной из деревень рядом с городом, слухи уже дошли туда, либо же сам Энди, приходившийся мальчику дальним родственником, рассказал ему о случившемся, когда просил о помощи. В любом случае эта помощь оказалась крайне сомнительной, потому что наивно было полагать, что шестнадцатилетний мальчишка не разболтает никому о том, кого и куда он вёз и что видел. Толик, конечно, пытался его стращать, но не был уверен, что это хоть сколько‑нибудь поможет, даже несмотря на горячие заверения мальчика держать рот на замке.

Мальчика отпустили и немного подождали, пока Толик не убедился, что парень действительно уехал, а не пытается проследить за их дальнейшими действиями. От дороги до стоянки отряда было не более полукилометра, но и они дались Вурцу очень тяжело – парня лихорадило, он не приходил в сознание и своим состоянием нагонял на Андрея ужас. Романов уповал на Катю и мечтал только об одном – поскорее передать Вурца в её заботливые руки. Лишь когда это произошло он смог выдохнуть и сосредоточиться на своих собственных проблемах, а именно – как он докатился до того, что они сделали в Иваново?


Глава 1.3



4

Лес, атакуемый порывами ветра, шумел и скрипел. Погода ухудшалась, становилось все холоднее. Олег плотнее затянул воротник бушлата, поправил рацию на плече и взглянул на своего заместителя. Тот не обратил внимания на его взгляд, полностью поглощенный вызывающей мурашки картиной, которая недавно им открылась.

– Чё он так долго? – нетерпеливо спросил Олег.

– Мне‑то откуда знать, товарищ сержант? – ответил младший сержант, не сводя глаз с дороги.

– Вечно ты нихера не знаешь, – посетовал Олег, недовольно поджав нижнюю губу. – И нахрена ты мне такой нужен?

Час назад они наткнулись на остатки разгромленной колонны и до сих пор не подошли к ней – это запретил делать Дьяков, который с основными силами находился неподалеку и потребовал дождаться его, чтобы какие‑нибудь олухи не затоптали следы. Олег не мог похвастаться большим терпением, его постоянно подмывало плюнуть на приказ и начать осмотр, и если бы Коля задержался ещё хоть на пятнадцать минут – он бы так и сделал.

Из‑за деревьев появились два БТР‑а – это были машины Дьякова. Когда Павел при всех пообещал, что Олег больше не будет командовать боевыми частями, Коля решил взять парня к себе замом под личное поручительство и пока не прогадал.

Среди высшего руководства у Олега была очень плохая репутация, даже в глазах его отца. Все они давно списали парня, но Дьяков видел в его агрессивности и бараньем упорстве потенциал. Да и какие бы отношения ни были у него сейчас с отцом, все равно списывать со счетов родственные узы и вытекающие отсюда возможности было пока рановато: если Коля сумеет раскрыть потенциал Олега и направить его по правильному пути, то и Павел будет ему благодарен, и сам Олег.

– Охо‑хо, – протянул Дьяков, увидев картину, которую Олег наблюдал уже больше получаса. – Ну и ну, Олежек, интересная находка.

– Свободен, – бросил младшему сержанту Олег.

Сержантик испарился, обрадованный освобождению от кусачих доставаний младшего Гронина. Теперь Олег мог разговаривать с Дьяковым в фамильярном тоне, который тот запрещал при подчиненных.

– Что скажешь? – начал Олег.

– Пошли смотреть, – капитан двинулся вперед. – Только смотри куда наступаешь и ничего не трогай. Надеюсь, никто тут не лазил?

– Не парься. Все, как ты хотел.

Они медленно пошли вдоль кладбища сгоревшей техники. По меркам их организации колонна была огромной. В неё входило около тридцати единиц техники, среди которых оказалось четыре танка Т‑72, два БТР‑90 и четыре БМП, которые, судя по остаткам их начинки, были по боевым характеристикам явно не ниже модернизированной тройки. Остальной транспорт составляли артиллерийская самоходка, один бронеавтомобиль «Волк» и грузовики. На грунтовой дороге следы этих машин были хорошо видны, но по ним же легко определялось, что ни одна из них дальше не уехала – вся без исключения техника, входившая в колонну, завершила свой путь здесь.

Коля Дьяков не обладал столь богатым опытом боевых действий, как майор Родионов, не говоря уже о Гронине, но кое‑что в своей жизни тоже повидал. Однако он не сомневался, что даже Макс не смог бы сохранить спокойствие при мысли о том, что где‑то рядом бродит сила, способная сотворить подобное, ведь как ни крути, а количество разбитой техники, которую сейчас видели перед собой Коля и Олег, равнялось примерно половине всего парка их организации.

Кроме техники здесь погибло и множество людей. Количество тел вокруг никто не считал, но они были повсюду: вокруг машин, в канаве, среди деревьев. Многие сгорели вместе с машинами, отчего вокруг до сих пор стоял неприятный сладковатый запах мяса, брошенного гореть на угли. Его не глушили даже вонь оплавленной проводки, пороха и сгоревшей резины, и все вместе эти запахи перемешались в мерзкое зловоние. Это был смрад страдания и смерти, и будь сейчас тепло, он бы подкреплялся жужжанием тысяч мух, слетевшихся на гигантский мушиный пир. К счастью, на дворе стояла поздняя осень, и мух уже было не видать.

Среди подбитой техники Дьякова особенно заинтересовали БТР‑90. Никто, кроме него не обратил на них внимания, более того, никто даже не отличал их от других бронетранспортеров и понятия не имел, что это за модель. Но Коля хорошо помнил фото прототипов и даже видел один из них. Он точно знал, что в «старые» времена эти машины в серию не пошли – конструкция и основные узлы оказались слишком «передовыми» для бестолковых бюрократов. В итоге деньги в разработку вбухали и собрали небольшую пробную партию, но не более того. Откуда тогда они здесь взялись? Вряд ли это может быть пара из тех прототипов.

– Тебе всё это ничего не напоминает? – спросил Коля, морща нос от неприятного запаха.

– Намекаешь на засаду, в которую я попал?

– Она самая. По крайней мере, на первый взгляд уж очень похоже. И посмотри как профессионально устроена: узкое место, вокруг деревья – технике некуда деться, объехать подбитую головную машину можно, но сложно и долго, а то, что тут творилось… Всё было очень быстро…

Солдаты крутились на другой стороне колонны, не желая лезть в этот импровизированный некрополь без распоряжения командиров и тщетно надеясь, что такое распоряжение не поступит. Олег с Колей приблизились и ещё немного походили вокруг машин, бегло осмотрев несколько из них. Дьяков один раз даже чуть не блеванул, чем доставил удовольствие Олегу, который подобных трудностей не испытывал.

Оставив технику, они решили осмотреть лес. Дьяков шел первым, разглядывая ветки кустарника и трупы убитых. Нескольких из них он перевернул.

– Здесь тоже были атакующие, – Коля указал на тела. – Видишь – по этим стреляли спереди, получается, они сами прибежали к своей смерти.

– Дебилы или что? Зачем они бежали на пули?

– Хотел бы я знать…

Они прошли чуть глубже в лес. Тут обнаружились гильзы, очень много гильз, и следы от установки треног. Были и следы ног, глубокие и четкие, но только вокруг позиций, а затем все растаяло в желтом ковре опавших листьев, надежно скрыв направление, куда отправились нападавшие.

Олег с Колей ещё долго бродили по лесу и среди техники, пытаясь восстановить картину боя и определить кому принадлежала колонна, но к их удивлению никаких опознавательных знаков им обнаружить не удалось.

– Это жесть какая‑то, – изумлялся Олег. – Покрошить столько народу, танки и почти не оставить следов. На чем они приехали? На чем уехали? Хрень…

– Не хотел бы я попасть в такую, как ты выразился, «жесть», – ответил Коля. – Атаковали, как видишь, с двух сторон, но грамотно, не как «волки», а так, чтобы не накрыть своих. Одни работали от головы колонны, другие от хвоста. Плотность огня была охренительная, я даже представить себе боюсь, как все это выглядело.

– Ссыкло, – ухмыльнулся Олег, хлопнув Дьякова по плечу. – А я в таком поучаствовал ещё и живым вышел.

Коля посмотрел на Олега, как на идиота.

– Дурень. Нашел, чем гордиться, – осадил он. – Потерял кучу народу и выёживается. Лучше никому больше такого не говори.

Олег хотел было ответить какой‑то дерзостью, но начавшийся в его голове мыслительный процесс достаточно быстро привел его к выводу, что Дьяков скорее прав, чем нет. Поэтому вместо ответа Олег предпочел проглотить замечание и заглянуть в бронеавтомобиль. Тут все было понятно – машина представляла из себя сильно помятое решето. Водитель лежал грудью на руле – он погиб на месте, сидевший рядом с ним – тоже. В десантном отделении лежали три трупа в гражданской одежде: один, стоя на коленях, упирался лицом в пол, второго пули и осколки брони превратили в фарш и он бесформенной кучей лежал в углу. Третий лежал на боку, протянув руку к какой‑то большой коробке, которая показалась Олегу знакомой.

Заинтересовавшись, он забрался внутрь и осмотрел «коробку», которая оказалась стальным сейфом с кодовым замком. Такой же он видел у отца.

– Коля, зацени! – позвал он.

Коля, пряча нос за воротником бушлата, заглянул в машину и глухо проворчал:

– Что там ещё?

– Не что, а сейф. Надо его вытащить.

Сейф оказался настоящей проблемой, особенно когда спустя полчаса возни и матюгов выяснилось, что он приварен или прикручен к днищу бронеавтомобиля. Про то, чтобы вскрыть его речи вообще быть не могло – сейф был оборудован электронным замком и после двух наивных, и соответственно, неудачных попыток Олега его открыть, Коля запретил пытаться ещё, опасаясь какого‑нибудь подвоха, типа блокировки или ещё чего похуже. Вместо этого придумали другую идею – отбуксировать машину вместе с сейфом в «Убежище», а там уже что‑нибудь придумать.

По пути в «Убежище» Дьяков долго размышлял, уставившись в дорогу перед собой. Все, что он увидел, выглядело очень загадочно: и мастерски спланированная засада, и её убийственная в прямом смысле слова эффективность, и отсутствие опознавательных знаков на технике и форме убитых, и эта троица в гражданском, и сейф… Что, черт возьми, там произошло? Кто и кого порешил? За что? И ведь нападающие явно пасли эту колонну. Они ждали её и знали, что она поедет именно здесь, в этой глуши. Более того, они, вероятно, знали о составе колонны, потому что явно были готовы даже к противодействию тяжёлой бронетехнике.

И где же взять ответы? Позади БТР‑а на тросе болталась машина с сейфом. Возможно, ответы находятся в ней. Нужно всего лишь ещё немного потерпеть.


5

После драки в Иваново Андрей несколько дней приходил в себя и очень тяжело в психологическом плане переживал её результаты. Вурц оказался не настолько плох, как казалось, но и хорошего тоже было мало – парню требовалось длительное восстановление. Он уже пришел в себя, но был очень слаб и нуждался в помощи и уходе. Правда, шутил в своем стиле и смотрел на Андрея с укором, но без обиды.

Вурц был оптимистом по натуре и понимал, что держать обиду и злость на кого‑то – бессмысленно. Что произошло, то произошло, и ничего уже нельзя изменить сколько ни дуйся. Единственное, что можно и нужно было сделать – извлечь опыт, чтобы в следующий раз все прошло иначе. Но впервые он задумался о том, хочется ли ему, чтобы наступил такой «следующий раз».

Эта жестокая драка кое‑что изменила. В том безумии что‑то щёлкнуло в мозгу Вурца, заставило его ощутить настоящий страх, гораздо более мерзкий, липкий и ужасный, чем всё, что он ощущал до этого. Чувствуя боль в раненой ноге, Вурц каждый раз заново переживал тот момент, когда в него всадили нож и содрогался от мысли, что он его могли заколоть, как свинью. Готов ли он ещё раз испытать подобное? Нет. Определённо не готов. А ведь могут приключиться вещи и похуже…

Так может, хватит? Может, это был знак, что пора остановиться? Вурц ведь и так немало сделал для организации, так может, пора уже заняться чем‑то более спокойным? Но для этого нужно будет расстаться с отрядом, а это тоже не так‑то просто, ведь они стали ему настоящими друзьями. Да, для такого нужно созреть.

– Не парься, командир, – тихо подбадривал Вурц, когда Андрей присаживался рядом. – Нам всем был нужен этот опыт, правда? Просто тебе, возможно, больше, чем остальным.

Все, что мог ответить Андрей, на что ему хватало сил, это: «Прости, Вурц».

Он корил себя за случившееся, ругал за то, что не послушал мудрых слов Вурца и не согласился порешить «волков» их же методами. Кровавая бойня, участником которой он стал, навсегда впечаталась в его память, как пример ужасного и грязного действа, пример проявления хищных первобытных инстинктов убийцы, которые живут в человеке, скрываясь до поры.

Андрей был шокирован тем, насколько безумным становится человек, впадающий в неконтролируемую жажду крови, диктующую спонтанные правила этой дикой кровавой пляски, именуемой ножевым боем. Он не мог поверить, что сам обезумел и изувечил тело уже мертвого врага, до сих пор не мог забыть тот ужасный хруст и хрип умирающего, которому Толик спокойно растерзал горло. Все это было для парня каким‑то кошмаром, который жил в его голове и не хотел уходить. Убивая из огнестрельного оружия он никогда и близко не испытывал таких ощущений, как в той драке, хотя всегда отдавал себе отчет, что сеет смерть.

Ситуацию немного сгладил все тот же Толик, заметив, что «волки», судя по их поведению, были не дураки, и застать себя врасплох все равно бы не дали. Это мнение поддержал и Корнеев, одобрив также решение убить их, что стало куда большим бальзамом на душу Андрея, чем слова Черенко, ведь Леша был для парня признанным авторитетом. Со сдержанным восхищением посматривала на них и Руми. Бог его знает почему она так ненавидела бандитов, но подробный рассказ об их жестокой смерти явно доставлял ей удовольствие. Она даже снизошла к тому, что помогала Андрею обрабатывать его раны, порезы и ссадины, но немедленно прекратила, как только над её порывом начал подшучивать Вурц.

В итоге главным уроком, который Андрей извлек из произошедшего, стало следующее: никогда больше он не будет играть в рыцаря и пытаться поступать по совести, по крайней мере, когда на кону стоит не только его жизнь. Такое отношение ведет к страданиям его самого и окружающих его друзей, поэтому с этого дня он будет поступать только так, как выгодно ему и его близким. А все остальные, прежде всего, должны заслужить к себе соответствующее отношение, а уже потом будет видно, как себя с ними вести.

Когда немного отошли от разговоров о драке, пришла пора обсудить и все остальное. Андрей и Толя рассказали о своем путешествии и не забыли упомянуть о странном мужчине в плаще.

Игорь уже долгое время пребывал в угнетенном состоянии, которое впервые проявилось после учений, когда у него расстроились отношения с Катей, если их легкий флирт вообще можно было назвать отношениями. Катя оказалась чересчур независимой и, как выяснилось, вообще не представляла, как можно связать себя какими‑либо отношениями. Поэтому, когда в скором времени её интерес к Игорю закономерно угас, она легко и непринужденно переключилась на Вурца, тем самым разбив Игорю сердце. Вурц был умнее и понимал, что за птица их медик, потому особо планов не строил и просто играл с ней, отчего Игорь ещё больше страдал. Андрей пару раз пытался разговаривать на эту тему с братом, но дело не пошло и Игорь остался «в себе».

Но когда разговор заходил о шарадах, головоломках, шифрах или чем‑то подобном Игорь всегда оживлялся. И этот раз не стал исключением – в рассказе Андрея он сразу учуял секрет.

– Так как точно он тебе сказал? – переспросил Игорь, когда брат рассказал про встречу с незнакомцем.

Андрей не мог точно воспроизвести фразу, но напряг память, и повторил насколько мог смысл. Игорь задумался лишь на мгновение.

– А это случайно не было: «много лет размышлял я над жизнью земной, непонятного нет для меня под луной»? – спросил Игорь.

– Да, очень похоже, – изумился Андрей.

– Мне известно, что мне ничего не известно! Вот последняя правда, открытая мной, – закончил Игорь. – Это Омар Хайям. Я много читал его у Акима.

– И что теперь? – отозвался со своего места Вурц, для которого ранение и слабость не были достаточной причиной, чтобы молчать, когда можно что‑то ляпнуть. – Устроим литературное чаепитие?

– Нет, балда – это был пароль! Этот человек кого‑то ждал, он произнес кодовую фразу, а тот, кого он ожидал, должен был ответить так, как я сказал. По крайней мере, я так думаю. Ох, как жаль, что я не пошёл с вами!

А вот Андрей его мнение не разделял. Если бы Игорь пошёл с ними, то вынужден был бы участвовать в драке с «волками» и запросто мог бы сейчас лежать хладным трупом. К тому же, даже если бы он действительно угадал ответ того странного типа – откуда ему знать, что будет дальше? Не достанет ли этот человек оружие и не перестреляет ли их к чертовой матери? Но даже несмотря на такие размышления любопытство Андрея все равно было достаточно сильным. Интересно, был ли этот человек там ночью, когда они, побитые и израненные, возвращались на повозке?

Впрочем, все это теперь было неважно. Важной оставалась задача, поставленная перед ним, а чтобы её выполнить, стоило залечить раны и привести в порядок физиономию, прежде чем снова соваться в Иваново. Корнеев, правда, советовал отправиться пытать счастья в другой город, но Андрей думал иначе: он рассчитывал на советы и помощь Энди, который теперь был их должником. Но пока они с Толиком больше походили на разбойников с большой дороги, чем на нормальных людей, им приходилось сидеть в лесу и ждать, на всякий случай периодически меняя место стоянки.

Как только их лица вновь приобрели подобающий вид, Андрей, Игорь и Толя вернулись на дорогу, ведущую в Иваново. Путь оказался недолгим и скоро они уже сдавали оружие все тому же сержанту. Он даже не пытался делать вид, что не узнает их – снаряжение такого качества, как у них, было не так просто достать, да и не бродит простой люд пешком по дорогам в полных бронежилетах класса «6а». Эти ребята ещё с самого начала вызвали у него интерес, но тогда сержант не уделил им должного внимания и позволил Энди убедить себя их отпустить. Но в этот раз, как только они сдали оружие и вошли в город, служба безопасности была оповещена. Сержант дружил с Энди и ценил их дружбу, но парни в таком снаряжении, учинившие кровавое побоище, просто не могли быть простыми, а сержант дорожил как своей службой в «Новом порядке», так и шкурой куда больше, чем дружбой с Энди.

Со времени их последнего посещения в гостевом квартале ничего не изменилось, но у Игоря, как и у них в первый раз, была масса впечатлений. Вокруг по‑прежнему царили грязь и хаос, крутились проститутки и бомжи, и воняло, как на свалке. «Феерия» тоже была на своем месте.

Игорь с широко открытыми глазами озирался по сторонам и по его перекошенному от одновременного удивления и омерзения лицу было хорошо заметно какое сильное впечатление производит на него то, что он видит.

– Неужели к такому мы стремимся? – подавленно спросил он, наблюдая, как какой‑то мужик жестоко избивает женщину в узком и грязном переулке между домами.

– Не, точно не к такому, – возразил Черенко, тоже взглянув туда.

– Может, ей помочь? – остановившись, неуверенно спросил Андрей.

– Вы тут уже напомогали одному, – напомнил ему Игорь. – Хватит, дон Кихот, сами пусть разбираются.

Андрей не стал спорить.

По пути к «Феерии» Игорь обратил внимание на болезненно худого мальчишку, стоящего на коленях с протянутой рукой. Возраст бедняги было трудно определить, потому что грязь, худоба и сломленный, болезненный взгляд были способны исказить любую логику. Возможно, ребенок был наркоманом, а может, просто голодал, но в любом случае его вид и неестественное смирение вызывали жалость. Грязные лохмотья, в которые он был одет, ещё больше усиливали впечатление.

– Посмотри на него, – Игорь указал на мальчика Андрею. – Неужели и мы в своих скитаниях выглядели подобным образом?

Андрей посмотрел на мальчика с грустью, действительно сопоставляя с ним себя. Он был уверен, что мальчик тоже потерял своих родителей и оказался предоставлен сам себе, как и они с Игорем когда‑то. Ему было очень жаль его и, несмотря на то, что Андрей понимал, что невозможно помочь всем, он решил сделать хоть что‑нибудь для этого паренька. Он подошел ближе, снял с плеч рюкзак и вытащил оттуда большой кусок давно почерствевшего хлеба. Это привлекло внимание мальчишки, он поднял глаза и взглянул на хлеб, не в силах отвести взгляд. Андрей молча протянул ему сухарь, мальчик осторожно взял его и что‑то прошептал. Андрею показалось, что это была благодарность.

Оставив мальчика, троица двинулась дальше, но не успели они пройти и двадцати шагов, как за спиной раздались крики. Обернувшись, они увидели настоящую драму: трое таких же чумазых мальчишек, но немного постарше, накинулись на паренька и избивали. Тот, не имея достаточно сил для сопротивления, слабо отбивался, и очень скоро драгоценная еда оказалась у них. Андрей поспешил на выручку, но все, что смог сделать, это разогнать «налетчиков», которые с криками и матюгами убежали прочь.

Мальчик поднялся с земли и сел на колени, держась за ребра. Горько вздохнув, он вновь протянул вперед руку, но не поднял взгляда и ничего не сказал своему спасителю.

– Ты в порядке? – участливо спросил Андрей.

Парень не издал ни звука, продолжая смотреть вниз, но по его лицу потекли крупные слезы, которые и были ответом. Свояк свояка видит издалека и за эти несколько минут Андрей проникся к мальчику ещё большими состраданием и симпатией, а от вида его слез у него и самого глаза заблестели. Быстро протерев их, Андрей вновь полез в рюкзак и протянул мальчику ещё кусок хлеба, добавив сверху кусочек вяленого мяса. На этот раз парень не только взял еду, но и взглянул на Андрея. Он точно не был наркоманом, как Романов думал с самого начала: взгляд был чистым и ясным, но полным печали и растерянности.

Несмотря на окрики Толика, Андрей не стал уходить, а дождался, пока парень поест, чтобы кто‑нибудь вновь не отобрал у него еду. Он пытался с ним разговаривать, но мальчишка не отвечал, а лишь хлюпал носом, и грыз почерствевший хлеб. Когда мальчик доел, Андрей попрощался и пошел по своим делам. Парень лишь украдкой взглянул ему вслед.

Энди заметил их сразу же, как только они вошли. По лицу старого лиса трудно было понять, о чем он подумал, но он отложил в сторону поднос, который держал в руках, и поспешил к гостям.

– Друзья, как я рад вас видеть! – голос был настолько елейным, что его можно было намазывать на хлеб вместо масла.

Толик как раз был занят отваживанием очередных шлюх, которые, громко разговаривая, принялись кадрить насмерть испуганного их видом Игоря, поэтому Энди ответил только Андрей.

– Здравствуй, Энди. Мы тоже рады тебя видеть. А этих – нет, – он указал пальцем нашлюх. – Почему ты их не прогонишь?

Энди улыбнулся с легкой хитринкой.

– Это бизнес, молодой человек. Просто бизнес.

Андрей несколько раз моргнул, явно до конца не понимая ответ старика, потом пожал плечами и задал следующий, действительно важный вопрос.

– Наш договор в силе?

– Конечно! Даже более того! Вы надолго в Иваново?

– Как повезет. И во многом это зависит от тебя.

Улыбка Энди никуда не делась, хотя во взгляде на мгновение мелькнула настороженность, но старик быстро скрыл ее.

– Ну что ж, рад буду помочь, если это в моих силах. А пока – еда, выпивка и проживание для вас за счет заведения, – пообещал старик и тут же исправился. – Ясное дело – в разумных пределах.

Ценность услуги Энди Андрей и его спутники поняли только на следующий день, когда зашли в магазин, который Толя нашёл ещё в прошлое посещение. Магазин находился в небольшом двухэтажном здании, из всех окон которого виднелись занавески и нехитрая обстановка, совершенно не соответствующая большому торговому заведению. Постройка по всем приметам соответствовала обычному жилому дому, поэтому любой, кто заметил ничем не примечательную вывеску, ожидал увидеть маленькую комнатушку или, максимум, отведенную под торговлю квартиру. Однако магазин располагался не на первом этаже, а в большом подвале, дополнительно расширенном хозяевами.

Спустившись по бетонным ступенькам, Андрей с товарищами попали в просторное, освещенное парой десятков ламп дневного света, прокуренное помещение. То ли ламп для нормального освещения не хватало, то ли проблема заключалась в сизом тумане табачного дыма, но разобрать что к чему тут было не так уж просто. В большом, квадратов сто, не меньше, помещении толпились, курили, кричали, а кое‑где даже дрались человек сорок. Картина больше напоминала пчелиный улей, в который пасечник из дымаря напустил дыма и закрыл крышку.

Поначалу Андрею казалось, что лучше далеко не заходить и держаться поближе к двери на лестницу, иначе недолго и задохнуться. Но немного подумав, он пришёл к выводу, что здесь наверняка должна быть какая‑то вентиляция, иначе все давным‑давно задохнулись бы к чертовой матери.

Осмотревшись и понаблюдав за окружающими Андрей понял, что находится даже не в магазине, а сразу на целом рынке: многие заключали здесь сделки при посредничестве или под гарантии владельцев заведения, за что последние получали свою комиссию. Помимо комиссии они и сами осуществляли торговлю, но она, похоже, приносила куда меньше дохода, чем комиссионные.

Ознакомившись с ценами, Андрей вынужден был признать, что убийство «волков» сэкономило им серьёзные деньги. До этого он интересовался у нескольких постояльцев ценами на услуги Энди, и выяснил, что за ночь хозяин «Феерии» брал с человека двести рубий – валюты «Нового порядка». Получается, чтобы оплатить один только ночлег у Энди за пять дней, пришлось бы продать один из их АК‑12, а терять подарки Владова, оснащённые дополнительным оборудованием, никто не хотел. Энди, правда, был тот ещё рвач, что, в принципе, было логичным, если учитывать условия жизни в гостевом квартале. В любом случае три тысячи рубий по меркам Иваново были более чем серьёзной суммой.

Выбравшись из душного и прокуренного магазина на улицу, Андрей заметил неподалеку мальчишку, которому вчера давал еду. Романов вспомнил, что до этого он видел мальчика и неподалеку от «Феерии». Либо это было странное совпадение, либо паренек следил за ним. Не успел Андрей обдумать это, как взгляд его упал на ещё одну знакомую фигуру. Он тут же позабыл про мальчика, поскольку эта встреча оказалась куда более волнительной – у стены напротив магазина стоял тип в старом потасканном коричневом плаще с капюшоном, накинутым на голову. Спиной он опирался на стену и казалось, полностью игнорировал окружающих.

Сперва Андрей сильно воодушевился, но очень быстро охладил пыл – похожий, или пусть даже такой же плащ, как у незнакомца из деревни, ещё не означал, что это он. Но все же Андрей тронул брата за плечо.

– Видишь мужика в переулке напротив? – негромко спросил он.

– Что? Где? – Игорь повертел головой, а затем вытаращился на мужчину в плаще.

– Не пали контору, ёлки‑палки, – прошипел Андрей.

Толя, краем уха услышав их диалог, тоже обратил внимание на незнакомца.

– Это он, я уверен, – выпалил Черенко. – Что будем делать? Может, затащим его в переулок?

– Хватит с меня переулков, – скривился Андрей.

– Нет‑нет! – запротестовал Игорь. – Давайте просто подойдём к нему. Если это он – я знаю, что ему сказать.

Предложение казалось логичным, но Андрей решил оставить Толю следить за обстановкой вокруг, а сам вместе с Игорем направился к незнакомцу, который продолжал спокойно стоять у стены, будто кого‑то ожидая.

– Только поздороваешься, хорошо? – предупредил Игорь. – Максимум – спросишь не нас ли он ждет.

Андрей одобрительно буркнул в ответ.

– Приветствую, – начал он, остановившись напротив мужчины в плаще.

Тот поднял голову и изучающе взглянул на подошедших. Капюшон немного прикрывал его лицо, но не настолько, чтобы нельзя было отметить внимательный, проницательный взгляд карих глаз. Андрей попытался вспомнить какого цвета были глаза у человека в деревне, но тщетно: ни этой детали, ни черт лица он не запомнил.

– Здравствуйте, – приятным баритоном медленно протянул мужчина.

– Не нас ли ждете?

Незнакомец загадочно хмыкнул и, отвернувшись, как бы невзначай продолжил. – Много лет размышлял я над жизнью земной. Неизвестного нет для меня под луной.

После этой фразы Андрея бросило в дрожь. Игорь был прав – это пароль, теперь Андрей в этом не сомневался. Но кто этот человек? Для чего пароль? Не попадут ли они в неприятности, играя в эту игру? Андрей, может, и хотел бы дать заднюю, но было уже поздно – Игорь начал отвечать.

– Мне известно, что мне ничего не известно. Вот последняя правда, открытая мной, – медленно продолжил слова незнакомца Игорь, всматриваясь ему в глаза.

Взгляд мужчины несколько переменился, лишь на мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы Игорь успел заметить перемену.

– О, вы тоже ценитель Омара Хайяма? – удивился он.

Тут Андрей растерялся, но Игорь предполагал, что пароль может быть многоступенчатым и понимал, что сейчас он должен правильно ответить, однако вероятность угадать ответ стремилась к нулю, он это знал и потому озвучил первое, что пришло в голову.

– Я ценитель его мудрости.

На этот раз во взгляде незнакомца ничего не изменилось. Он лишь улыбнулся самыми краешками губ и вновь прислонился спиной к стене.

– Приятно знать, что среди молодых людей ещё встречаются те, кто не только ценит мудрость, но и приобщается к ней, – доверительно сказал он. – Может, мы ещё встретимся и сможем пообщаться на эту тему. Согласитесь, здесь не место, да и время неподходящее, чтобы вести подобные разговоры?

Андрею казалось, что его мозг сейчас закипит. Он изо всех сил старался собрать воедино слова незнакомца и найти в них скрытый смысл, придумать, как их расшифровать. Игорь же рассуждал иначе: он уже понял, что затея провалилась, и мужчина в плаще их просто отшивает, поэтому в его голове крутилась только одна мысль: стоит попытаться как‑то надавить на незнакомца или нет. Его достаточно миролюбивая природа склоняла парня ко второму варианту, но будь здесь Толя – собеседник уже был бы в переулке.

– Рады были познакомиться. Очень хотелось бы встретиться ещё. Желаем всего наилучшего, – сказал Игорь мужчине, а затем бросил Андрею. – Пойдем.

Просить дважды не пришлось. Андрей и без того разволновался настолько, что только и ждал момента, чтобы поскорее убраться. Братья быстро удалились, не оглядываясь. Когда отошли достаточно далеко, Игорь бросил быстрый взгляд в ту сторону и отметил, что мужчина по‑прежнему, как ни в чем не бывало, стоит на своем месте.

– Игорь, объясни, что это было. Я ничего не понял, – попросил Андрей, когда они вернулись к Черенко.

– Как я и думал, пароль оказался многоуровневым, – азартно пояснил брат. – Первый я назвал правильно, но потом была уже общая фраза и если не знать точного ответа, то угадать её невозможно.

– И что теперь? – спросил Толик, посмотрев в сторону незнакомца, все так же стоявшего в переулке. – Оставим все так, что ли?

– А что ты предлагаешь? – поинтересовался Игорь.

– Пойдем, затащим его в переулок и все выясним, – буднично предложил Толик вполне очевидное решение.

Андрей нахмурился. Эта манера Толи везде лезть напролом начинала его раздражать.

– Толя, иногда ты со своими приколами меня пугаешь, – с легким раздражением отметил он.

– Не ну, а что? Нам надо выяснить, что это за хмырь или нет?

– Так, погодите. Я тоже размышлял над этим, – успокоил обоих Игорь. – И вот что я думаю – мы понятия не имеем во что лезем. Этот дядька явно уверен в себе и понимает, что делает, он умен и хитер, их пароль – не какая‑то примитивщина, он сложный и продуманный, а значит, свои секреты они хранят очень бдительно и надежно, стало быть, силовой наезд предусмотрен. Не стану ручаться, но я почти уверен, что если бы мы предприняли попытку надавить на него, то ситуация быстро обернулась бы против нас.

– Мда, – многозначительно изрек Толик, вновь и уже с долей уважения оглянувшись на незнакомца в плаще.

– Возможно, его кто‑то прикрывает, – предположил Андрей.

– Возможно, – согласился Игорь. – В любом случае, я предлагаю этого не выяснять.

Андрей с Толей уставились на Игоря. Первый с непониманием, а второй с недоумением.

– То есть, как это? А как же… – начал было возражать Толя.

– Так это, – отрезал Игорь. – Мы в чужом городе лезем не пойми во что без малейшего понимания сути. А если это агент этого ихнего КГБ или как их там?

От такой мысли Андрей содрогнулся. Он одобрительно покачал головой, слегка закусив губу и глядя под ноги.

– Игорь прав, – Андрей положил руку Толику на плечо, пресекая его дальнейшие возражения. – Что бы там ни было – это не наше дело. У нас совсем другие задачи.

На этом обсуждение окончили. Побродив ещё немного по городу, они проголодались и вернулись в «Феерию». Неподалеку от входа на траве сидел всё тот же мальчуган и украдкой поглядывал на Андрея. Это уже было совсем подозрительно, поэтому Андрей решил выяснить, что происходит.

– Идите, заказывайте обед, я сейчас присоединюсь, – бросил он товарищам и направился к мальчишке.

Тот заметил, что Андрей идет к нему, и опустил взгляд, избегая встречаться с ним глазами, но убегать не собирался, что немного сбило Андрея с толку. Замышляй мальчишка что‑то плохое – мигом бы пустился наутек.

– Привет, – чуть спокойнее, чем изначально планировал, начал Романов. – Что ты здесь делаешь?

Парень промолчал.

– Ты следишь за мной? – продолжил Андрей.

И снова молчание. «Черт, будто с Руми общаюсь», – подумал он. Его это не устраивало, значит, пора сменить тактику и попробовать проявить жесткость.

– Послушай малец, если ты и дальше будешь молчать, то я могу подумать, что угадал. Тогда я разозлюсь, и последствия тебе не понравится.

Мальчик поднял глаза, полные страха, но посмотрел куда‑то мимо Андрея… и продолжил молчать.

– Ты следил за нами?! – строго спросил Андрей.

Мальчик замотал головой.

– Ты что, говорить не умеешь? Не испытывай моё терпение. Отвечай, когда тебя спрашивают.

Под таким напором мальчик начал давать слабину.

– Я не следил, – тихо ответил он.

– А что же, по‑твоему, ты делал?

– Просто хотел посмотреть, что вы делаете.

– Для кого? Кто тебе приказал?

– Никто.

Впервые с начала разговора мальчик мельком взглянул Андрею в глаза. Его серые, детские глаза были полны грусти и растерянности, такой, что сердце Андрея сжалось. Ему и так было жаль мальчика, влекущего безнадежную и состоящую из одних только лишений жизнь, а сейчас жалость почему‑то стала просто невыносимой. Может, потому что Андрей на мгновение увидел в мальчишке самого себя?

– Где твой дом? Где твои родители? – смягчившись, спросил он.

Мальчик вздохнул и вновь втупился в землю.

– Нет их, – ответил он.

– Где же они?

Вопрос был глупый, поэтому Андрей сразу пожалел, что задал его. Родители либо бросили мальчишку, либо умерли, иначе быть просто не могло. Ведь не трудно догадаться, что жизнь мальчика круто переменилась именно после потери родителей, а Андрей хорошо знал, каково это. Пытаясь как‑то сгладить ситуацию, он не придумал ничего лучше, чем рассказать мальчику о своих родителях и о том, как жил после их потери. Они оба были сиротами и это роднило их, а пример Андрея показывал, что пока бьется сердце – опускать руки нельзя.

Это подействовало: мальчик немного расслабился и, казалось, с интересом слушал Андрея, возможно, чувствуя его участие и искренность. После того, как Андрей окончил свой рассказ, мальчик более охотно стал говорить о себе. Хоть рассказ и давался ему тяжело, а слова нужно было вытягивать, Андрей чувствовал, что ему нужно выговориться: вряд ли хоть кого‑нибудь здесь волновала судьба бездомного мальчишки.

– Моих стариков казнили, потому что они нарушили какие‑то правила.

– И давно?

– Да. Года два назад.

– И с тех пор ты здесь?

– Почти. Мы с родителями жили не здесь, а в городе. Когда их убили – меня отправили в приют, но я пробыл там всего два дня и сбежал.

– Сбежал? Почему?

– Там плохо. Всё плохо. Плохо кормят, плохие люди. Издевались над нами. А иногда всякие козлы цеплялись, девочек насиловали, а иногда и пацанов. Я сразу понял, что меня тоже такое ждет, вот и сбежал. С тех пор я здесь.

Андрей был шокирован услышанным. Он не сразу понял, что мальчишка перестал говорить, настолько поразил его этот короткий рассказ.

– Почему ты не остался в городе? – опомнившись, спросил он.

– Комнату забрали, когда стариков убили. В городе меня б нашли и снова засунули в приют. Куда ещё мне было идти? Только сюда.

– А другие родственники?

– Кто‑кто?

– Родственники: бабушки, дедушки, тети, дяди, братья, сестры?

– Нет у меня таких.

Андрей помолчал немного, обдумывая услышанное. Он даже представить себе не мог, как этот пацаненок выживал в такой среде целых два года. Для него это казалось настоящим подвигом, а мальчик – героем.

– Ну, а тут что? Где живешь? – спросил он.

– На улице, конечно.

– А зимой?

– И зимой.

После ответа Андрей несколько секунд недоверчиво смотрел на собеседника, но тот избегал смотреть в ответ.

– А если зима суровая – как же ты выживаешь в сильный мороз?

– Как… Мы разводим костры в бочках, греемся, как можем. В прошлую зиму многие позамерзали.

– С ума сойти. А что власти?

– Кто? Что за власти?

– Ну, те, кто управляет городом. Которые присылают сюда патрульных.

– А… А что им? Это внутри им дело есть, а здесь бездомных никто не считает. Дети, взрослые – им все равно. Разве что стараются новых не пускать.

История была впечатляющая. Просто невероятно, через что пришлось пройти этому мальчику. И несмотря ни на что он не сдался, отчаянно продолжая цепляться за жизнь. В его речи чувствовалось воспитание, которое ему дали, безусловно, неглупые родители, а вместе с ним ощущался и горький опыт выживания в этом вольере, больше напоминавшем свинарник.

– Почему те мальчишки забрали у тебя еду? Разве не логичнее было бы сотрудничать?

– Что значит сотрудничать? Как?

– Помогать друг другу, делиться.

Мальчик вздохнул, подумал немного.

– Они и сотрудничают, но меня к себе не берут, – с обидой в голосе сказал он.

– Почему?

Несколько секунд он молчал, затем вздохнул и ответил.

– Потому что раньше я дружил с Ларой.

– Кто такая Лара?

– Одна девочка постарше. Ей было шестнадцать, она любила меня, была мне, как сестра. Мы держались отдельно, всем делились, помогали друг другу – сотрудничали, да. Но потом её не стало, я остался один, а они ненавидели меня из‑за неё и продолжают ненавидеть.

– Что с ней случилось?

Снова возникла пауза, во время которой мальчик то сжимал, то разжимал губы, будто пытался начать говорить, но не мог, потому что сильно переживал. Возможно, боль от потери была ещё слишком свежа.

– Лара отдавалась за деньги, – продолжил он дрожащим голосом, – и кое‑что зарабатывала. Какое‑то время мы даже много кушали. Но как‑то раз один из тех козлов оказался чем‑то недоволен, сильно её побил, и она умерла.

На грязную землю упали несколько слезинок, но мальчик очень быстро прекратил плакать и шмыгнул носом. Андрей выдержал небольшую паузу, пытаясь представить себе, какие законы и правила работают в этом зверинце.

– А что патрульные? Его наказали?

– Не знаю. Наверное, нет.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что мы для них не существуем. Лара была для них просто ещё одной малолетней шлюхой. Этот мужик мог бы нас всех убить, и никто ничего бы ему не сделал. Может, даже спасибо бы сказали.

Немыслимо. Просто безумие какое‑то. Андрей не мог понять, как люди могли опуститься до того, чтобы молча смотреть, как голодают, страдают и умирают дети, молча смотреть на подростковую проституцию, на убийства детей… Всё это просто не укладывалось в его голове, казалось чем‑то невероятным. Он видел зверства «Степных волков», видел иные примеры, но здесь все было на совершенно другом уровне, существовала видимость цивилизованности: стены, дома, деньги, где‑то там неподалеку была работа, образование и даже медицина, и при всем этом моральные принципы этого общества оказались абсолютно растоптаны, уничтожены. В душе у парня кипела ярость, желание убить всех этих циничных и равнодушных отморозков, именующих себя людьми, но это была утопичная идея, вызванная сиюминутным возмущением, ведь если подумать, то сразу поймёшь, что нечто подобное происходит везде.

Общество установило себе такие правила, так жило и считало это нормальным. Это Андрей был здесь неадекватным психом, мечтавшим о равенстве и добродетелях. В этом заключается истинный парадокс человечества: даже в группе из трёх человек, где двое имеют одинаковые взгляды, третий может быть признан ненормальным, высмеян, изолирован или убит, возможно, даже съеден – главное, чтобы эти двое были уверены, что поступают правильно.

Рассказ мальчика поразил Андрея. Романову захотелось что‑то сделать для него, может, даже забрать его с собой в «Убежище», помочь начать новую жизнь. После услышанного он забрал бы всех детей, но вряд ли это было возможно. Времена, когда в ряды группировки принимали всех без разбора, прошли. Теперь новичков проверяли, проводили собеседования, иногда допрашивали. Гронин, а особенно Дьяков был уверен, что в рядах группировки действуют шпионы, как минимум торговой гильдии, а то и ещё много кого, а дети – превосходные шпионы. Но при поручительстве с одним‑единственным мальчишкой проблем быть не должно.

Андрей с удивлением отметил, что до сих пор не спросил, как зовут мальчика.

– Я Андрей, – представился он, протягивая руку для приветствия. – А тебя как зовут?

– Максим.

Мальчик так торопливо пожал протянутую руку, будто боялся, что Андрей может передумать. Его маленькая ручка была очень худой и слабой, мизинец на правой руке явно когда‑то был сломан и неправильно сросся.

– Ты хотел бы уехать отсюда?

Мальчик посмотрел на Андрея с недоумением, но была во взгляде и крупица надежды, что над ним не шутят.

– Куда?

– В лучшее место.

– Это ещё где? – недоверчиво спросил мальчик.

– Туда, где у тебя будет будущее. Там не издеваются над детьми, и ты не будешь голодать.

Мальчик задумался, всё ещё с недоверием глядя на Андрея. Он явно сомневался в его искренности и пытался понять в какую западню его заманивают.

– И где же такое место? – скептически спросил он, наконец.

– Там, откуда мы пришли. Если ты про координаты – извини, я не могу их назвать.

– Кажется, мне тут лучше будет, – неуверенно протянул мальчик, услышав ответ.

Его сомнения были понятны. Жизнь била его слишком часто и слишком больно, чтобы он был способен поверить в доброту или сострадание. Он слишком долго пробыл в гостевом квартале Иваново, чтобы в его мозг навсегда впечаталась одна неоспоримая истина: «не доверяй никому». Этот на первый взгляд добрый мужчина в камуфляже, накормивший его, мог быть кем угодно. К тому же друзья у него сомнительные. Тот здоровяк уж больно опасно выглядит. Кто его знает, что на самом деле у них на уме?

– Как хочешь, – пожал плечами Андрей.

Он подумал немного и решил предпринять ещё одну попытку. Просто ему было очень жаль этого пацана.

– Знаешь, я тоже прошел трудный путь. И ещё год назад был совсем другим человеком, а потом я во второй раз потерял все – близких, дом… и почти потерял жизнь. Но меня спасли люди, которые даже не знали, как меня зовут. Они просто убили зло, которое хотело убить меня, а потом забрали меня к себе, накормили, одели, обучили, дали оружие и показали мне за что в действительности нужно сражаться. Наверное, теперь я просто хочу точно так же спасти тебя, потому что мне показалось, что ты хороший парень.

Максим слушал его речь, глядя в землю, но когда Андрей закончил, он поднял лицо и посмотрел ему в глаза, будто пытаясь увидеть в них ложь. Ему очень трудно было поверить в искренность Андрея, но малец понимал и то, что ещё одну зиму в одиночку ему здесь не пережить.

– И ты действительно хочешь забрать меня с собой? – с сомнением спросил Максим. – И обещаешь, что меня не станут бить, насиловать или издеваться?

При этих словах внутри у Андрея все сжалось. До чего же напуганным был этот ребенок? Сколько ещё на свете таких детей? И кто виноват в том, что с ними произошло?

Он утвердительно кивнул.

– И не обманываешь?

Не удержавшись, Андрей хмыкнул. Сколько ещё парень собирается задавать подобные наивные вопросы?

– Не обманываю. Знаю, что это только слова, но решать тебе. Так что, ты хочешь уехать с нами?

Мальчик вздохнул, решаясь. Это было непросто. Пусть в Иваново было трудно, пусть грязно и мутно, но это был аквариум, в котором он все знал. Вместо этого ему предлагали чистую воду, но вот какими окажутся её обитатели?

– Хочу, – страшась собственного ответа, сказал он.

– Хорошо. Тогда сейчас я задам тебе несколько вопросов, – серьезным тоном предупредил Андрей. – Если в твоих ответах я почувствую ложь – считай, что этого предложения не было. Понятно?

– Да, – Максим почему‑то улыбнулся.

Он ещё не верил до конца, что его не обманут, но зато точно знал, что ответит на любой вопрос, а там уже как карта ляжет. В любом случае он ничего не теряет. Ему просто нечего терять.

– Кто заставил тебя следить за нами? – твёрдо спросил Андрей.

– Никто, – не раздумывая, выпалил Максим.

Андрей нахмурился, и Максим сразу понял, что это означает.

– Честно! Никто не заставлял. Я сам. Ты добрый, дал мне еды, а потом прогнал Алекса и его дружков. Я просто хотел посмотреть, что ты и твои друзья будете делать.

Похоже, мальчишка говорил правду, но Андрей не собирался так просто сдаваться.

– И что же ты увидел?

– Ничего такого. Вы погуляли по городу, зашли в магазин – тут все приезжие так делают. Разве что не все разговаривают с посредником, но такое тоже часто бывает.

Сначала Андрей пропустил последнее предложение мимо ушей, но потом опомнился. О ком говорил мальчик?

– Посредник? Ты это о ком?

Мальчик удивленно посмотрел на Андрея, но потом подумал, что это ещё один вопрос.

– Посредник – мужчина в коричневой одежде с капюшоном, я не знаю как его зовут. Вы с ним говорили. Обычно после разговора люди уходят вместе с ним, но если не уходят, то возвращаются туда, где живут. Вы живете тут, вот я и ждал вас. Не думал, что вы вернетесь так скоро.

Невероятно. И как Андрей сразу не подумал о подобном? Кто может знать все о происходящем на улице лучше того, кто на этой улице живёт?

– Что ты о нем знаешь? – стараясь не выдать волнения, спросил Андрей.

– Он молчун, с нами разговаривает редко, но иногда дает какие‑нибудь задания и платит за них рубиями. Мне кажется, что он добрый. С ним встречаются разные люди, у них странное приветствие, длинное, но красиво звучит. Потом он их куда‑то уводит.

Андрей был удивлен, насколько осведомлен этот мальчишка, и очень рад, что завязал с ним разговор. С внутренним трепетом он задал следующий вопрос.

– И какое у них приветствие?

Мальчик немножко похмурился, напрягая память, затем стал отвечать, иногда исправляясь.

– Посредник начинает: «Много лет размышлял я над жизнью земной. Неизвестного нет для меня под луной». Ты должен ответить: «Мне известно, что мне ничего не известно. Вот последняя правда, открытая мной». Потом он спросит или ты ценитель Омара Хайяма. Ты должен ответить: «Я, скорее, ценитель знаний».

Андрея бросило в дрожь от волнения. Неужели он сможет прикоснуться к чему‑то секретному, тщательно охраняемому? Хотя, как оказывается, не так уж тщательно. Максим тем временем продолжал.

– Тогда он скажет: «С тех пор как существует мирозданье, такого нет, кто б не нуждался в знанье». Ты должен сказать: «Какой мы ни возьмем язык и век – всегда стремится к знанью человек». И все. Дальше он предложит идти за ним. Или ответит, что он ничем не может помочь.

С ума сойти! Вот это конспирация. Что же это за человек такой?

– Ты никогда не пробовал следить за ним?

– Не‑а, никто не пробовал. Мы боимся.

– Почему?

– Он говорит, что если заметит, что кто‑то из нас за ним следит – убьёт.

Андрей покачал головой.

– И после такого ты говоришь, что он добрый?

– Но пока никого не убил, – поспешил оправдать посредника Максим. – Но на улице все верят, что он не обманывает. А вообще да – он странный, потому мы и боимся.

– Откуда же ты тогда так хорошо знаешь их приветствие, если он грозился убить за слежку?

– Ну, он всегда стоит на улице. Если подобраться поближе и прислушаться, то можно услышать разговор, но потом они уходят с улицы и туда уже идти страшно. А ещё он один раз просил меня передать записку одному человеку в «Феерии», а я её прочитал и там была часть приветствия. У меня хорошая память.

– Ты и читать умеешь? – удивился Андрей.

– Конечно. Родители были учителями…

Мальчик затих. Затем перевел взгляд на что‑то за спиной Андрея.

– Это твой друг, – сказал он взволнованно. – Наверное, за тобой пришёл.

Андрей оглянулся. На пороге «Феерии» стоял Игорь и с недоумением смотрел на брата, не понимая, почему тот столько времени провел в беседах с уличным бродяжкой. Мальчик вдруг сильно переменился в лице.

– Ты же не обманул меня, правда? – с волнением в голосе спросил Максим. – Ты честно заберешь меня с собой?

– Честно, – пообещал Андрей. – Это мой брат. Пойдем, я тебя с ним познакомлю, а потом мы поужинаем – Энди уже должен был приготовить еду.

– У‑у‑ух, ты добрый, спасибо тебе, но мне нельзя внутрь, – огорчился Максим.

– Это почему?

– Энди не разрешает нам переступать порог. Может поколотить.

– Я поговорю с ним. Не волнуйся.

– Он не разрешит, – настаивал мальчик. – Я грязный, и воняю, и одежда у меня плохая…

– Понятно… Тогда поступим так: мы тебя приведем в порядок и добудем тебе одежду. Но позже. А покормим тебя в этот раз все тем же вяленым мясом и хлебом. Идет?

– Конечно! – обрадовался мальчик, но радость его тут же омрачилась. – Только они опять у меня все отнимут.

Максим показал рукой на стайку мальчишек, которые уже некоторое время наблюдали за тем, как они разговаривают. Они завидовали ему – обычно никто не разговаривал с беспризорниками. Тем более так долго.

Тогда Андрей поступил по‑другому. Он подвел мальчика к недоумевающему Игорю, познакомил их, а затем попросил брата принести ему рюкзак, а самому поужинать с Толей без него. Позже он пообещал всё объяснить. Удивленный Игорь выполнил просьбу брата и ушёл ужинать, а Андрей довольствовался сухарями и слегка вонючим мясом вместе с мальчиком, для которого эта еда была невообразимо вкусным и удивительным деликатесом.

Максим грыз сухари и с легкой надменностью глядел на босяков, расположившихся на противоположной стороне улицы и угрожающе таращивших глаза. Под защитой Андрея он чувствовал себя в полной безопасности и был уверен, что теперь ему ничего не грозит.

Когда после ужина к ним присоединились Игорь и Толя, Андрей познакомил их и рассказал всё, что недавно узнал. Игорь, которого всегда влекла возможность разгадать очередную загадку, загорелся идеей встретиться с посредником ещё раз. Поначалу Андрей не соглашался. Во‑первых, он был недоволен тем, что они потратили уже столько времени, а всё ещё ничего толком не сделали для выполнения своего главного задания, а во‑вторых, он опасался лезть к загадочному и непредсказуемому Посреднику, хоть и сам хотел бы знать, что это за фрукт такой. Однако когда на сторону Игоря встал и Толя, слабое сопротивление Андрея оказалось сломлено.


Глава 1.4



6

На поляне среди высокой травы стояла беседка, сбитая из грубых досок – единственная вещь в «Убежище», которую Павел приказал соорудить лично для себя. Она стояла в стороне от базы, на возвышенности, вдалеке от троп или дороги. Полковник приходил сюда, когда хотел покоя или желал побыть в одиночестве, чтобы поразмышлять над чем‑нибудь. Подчинённые знали – его нельзя беспокоить, пока он в беседке, разве что случится что‑то совершенно чрезвычайное. Это были редкие минуты, которые Павел вырывал из своего напряженного графика, чтобы посвятить только себе.

Ещё одним безусловным плюсом такой отдаленности было то, что здесь ничего нельзя было подслушать, как, например, в штабе, разве что спрятать где‑нибудь «прослушку», но беседка была настолько проста, что все её «потайные» места можно было легко и быстро осмотреть на наличие посторонних предметов.

На этот раз Павел был не один. Напротив него в беседке сидел Макс и задумчиво глядел на пожелтевшую траву, которую пытался расшевелить порывистый ветер. Родионов иногда поигрывал зажигалкой, щёлкая крышкой, чем обычно раздражал Гронина, но в этот раз Павлу было наплевать.

– Как они могли развести у себя такой бардак? – вопрос Макса был задан будто самому себе.

– Откуда мне знать? – резко ответил Павел. – Кузьмин совсем сдал. Старый стал пень, делать, наверное, не хочет нихрена, а подчиненные и рады. Хотелось бы надеяться, что такая херня творится только у Кузьмина, но что‑то мне подсказывает, что бардак там везде.

– Мда‑а… – протянул Макс. – Не на такое, конечно, я рассчитывал.

Гронин промолчал. Он тоже рассчитывал совсем на другое.

– А ты уверен, что они нас не примут?

– Скажем так – скорее да, чем нет. Но все равно надо решить, что мы будем делать.

Макс несколько раз щёлкнул зажигалкой.

– С голоду не помрем, и от холода не загнемся – это уже много, – констатировал он. – Да и не в «Булате» счастье. Не хотят нас принимать – пусть идут нахрен, сами справимся.

– Макс, не разочаровывай меня, – с ноткой упрека жестко сказал Паша. – Нихера мы не справимся – у нас нет топлива, нет медикаментов, нет ничего. Есть только поля, немного сырья, крыша над головой и люди. Но этого недостаточно. Любая серьезная и мало‑мальски организованная банда отморозков без напряга займёт все наши территории и выпнет нас на мороз.

– Не кипятись. Давай дождёмся Романова. Может, он принесет хорошие вести. Он должен вернуться к среде.

Смерив Макса хмурым взглядом, Павел качнул головой.

– Хорошо. Теперь по соглядатаям – надо решить, что с ними делать…

– Мочить, что же ещё, – буднично ответил Макс. – Мы с Дьяковым все организуем.

– Тогда рассчитываю на вас. Меня бесит, что о наших делах известно гильдии и ещё черт знает кому. Такое ощущение, что я даже перднуть не могу, чтобы там об этом не узнали.

Макс видел, что его друг не в духе. Более того – он знал почему это происходит. Дело было не в завуалированном отказе «булатовцев», на которых Паша рассчитывал, и даже не в шпионах, которые действовали на нервы и докладывали гильдии об их делах и уровне обеспеченности теми или иными ресурсами. Дело, как обычно, было в Олеге.

Сейф, который привезли Олег с Колей, был специально оборудован для перевозки хрупких грузов, и в нем оказался довольно странный набор предметов. Там был десяток ампул с цезием, кусок неизвестной Бернштейну, но очень прочной материи, напоминавшей кевлар, а ещё ампулы с какими‑то непонятными веществами, надписи на которых мало что говорили Бернштейну. Кому все это принадлежало и куда ехало? Вопрос был, безусловно, интересным. Знать бы ещё, где взять ответ.

Техника в колонне не имела опознавательных знаков и следовала не по остаткам хоть сколько‑нибудь нормальных асфальтированных дорог, а лесными «заячьими тропами». Это наводило на мысль, что руководители очень хотели остаться незамеченными. А то, что её буквально посреди леса разделали под орех, свидетельствовало о том, что желания руководителей разделяли не все. Их ждали и теплый приём готовили заранее. Стало быть, кто‑то всё о ней знал. Либо в стане этой организации действовали шпионы, либо там происходили внутренние разборки.

Помимо прочего в сейфе нашлись и несколько карт с пометками. Именно из‑за этих карт у Павла с Олегом вышли разногласия. Вернее, карты послужили лишь катализатором старой проблемы…

Скрытность колонны, её силы прикрытия, отсутствие опознавательных знаков и ряд других признаков говорили о том, что она принадлежала сильной, но не рекламирующей себя организации. В сейфе был необычный груз, но в малых количествах. Цезий вряд ли мог представлять огромную ценность, он‑то скорее всего оказался там случайно, а вот арамидный материал и те самые ампулы, содержимое которых остается неизвестным и которые Бернштейн не решается вскрывать – вот что представляло истинный интерес. Из тех, о ком знал Павел, в этих краях существовала только одна организация, которую он интуитивно подставлял в это уравнение – «Рассвет».

И если это так – на картах наверняка указаны некие пункты, где можно получить что‑нибудь ценное. Например, контакт с «Рассветом». Вдруг с ними удастся наладить диалог? Что, если эти ампулы им жизненно необходимы?

Но на такое дело нужен был надежный человек. Задача вполне могла отнять кучу времени и не дать совершенно никакого результата, поэтому отправлять Родионова Паша не решался, для Дьякова была другая, не менее важная работа, а кроме них в таких делах он больше всего мог положиться только на Романова. Дело даже было не столько в его собственных качествах, к которым всё ещё оставались вопросы, как в общем уровне всей его команды, а главное – там был Корнеев, который уж точно не позволит ничего запороть.

Узнав от Дьякова, что отец собрался поручить это дело Андрею, Олег пришел в ярость. Паша предугадал суть разговора ещё до того, как Олег переступил порог его кабинета – достаточно было просто увидеть его взгляд. Предугадал он и источник, от которого Олег узнал о его решении, и пообещал себе всыпать Дьякову по первое число.

– Это правда? Ты хочешь отдать мое дело Романову? – даже без короткого вступления сразу пошёл в атаку Олег, закрывая за собой дверь.

Павел помедлил с ответом, обдумывая, что сказать. У него было уже несколько стычек с сыном из‑за Андрея, но он не собирался идти на поводу у Олега только потому, что тому так хотелось.

– Для начала присядь и не скрипи зубами, – миролюбиво, но твёрдо ответил Павел.

Олег подошел к столу и сел на стул. Он весь был напряжен, словно пружина, готовая в любой момент высвободить накопленную в ней силу: тонкие губы были поджаты, низкий лоб нахмурен, глаза прищурены, у переносицы собрались две глубокие складки.

– А теперь рассказывай, что случилось.

– Ты что, хочешь отправить Романова проверить координаты, указанные на добытых мною картах?

– Во‑первых, не тобой, а капитаном Дьяковым. Во‑вторых, да, я отправлю Романова.

От спокойного и четкого ответа Павла Олег напрягся ещё больше. Казалось, его сейчас разорвет на части кипевшая в нем злость. Он сделал несколько глубоких вдохов и заговорил срывающимся голосом, с трудом сдерживая гнев.

– Колонну нашел я. Сейф доставил я. Если бы не я – никаких координат у тебя бы не было. Я хочу закончить это дело. Это будет справедливо.

Полковник совершенно спокойно реагировал на кипение Олега. Оно его даже немного забавляло.

– Олег, во‑первых, нет никакого «Я» и никакого «Ты». Есть только «Мы» – это вся наша организация. Всё, что мы делаем – мы делаем для всех, а не только для себя.

Олег порывался что‑то сказать, и Павел сделал паузу, ожидая, что тот начнет говорить, но сын удержался и промолчал.

– Во‑вторых, – продолжил Павел, – учитывая сложность нашего положения, а оно очень сложное, уж поверь, мы должны выжимать из любой возможности всё, что можно, и в данном конкретном случае «Анархисты» справятся лучше всех. Твоих заслуг никто не умаляет, ты – молодец, отлично поработал и я тобой очень доволен, но дальше этим делом займутся те, у кого больше опыта.

Олег сжал кулаки и казалось, готов был броситься на отца. Он был уверен, что по координатам, указанным на картах, находится что‑то важное, предвкушал, как он найдет или сделает что‑то стоящее и поднимет свою ценность в глазах отца и остальных офицеров, но главное – утрет нос ублюдку Романову, а вместо этого ему говорят такое…

– Черт, это просто бред какой‑то! Ну какой, нахрен, Романов?! Его здесь даже нет! Его ещё нужно ждать, а я здесь и я готов. Батя, измени своё решение! – чуть ли не в истерике кричал он.

Паша молча выслушал эту тираду обиженного школьника, хотя тон и речи сына ему совершенно не понравились. Он не раз уже укорял себя за то, что не уделял должного внимания и времени его воспитанию, тогда, возможно, Олег хотя бы не позволял себе разговаривать с отцом в таком тоне.

– Я не считаю, что должен перед тобой отчитываться за свои решения, но в этот раз сделаю исключение. Везет Романову или нет, но его группа пока что не провалила ни одного задания. Чья тут заслуга: его бойцов, стечения обстоятельств или же самого Романова – я не знаю, да и не хочу знать. Пока они справляются – я буду поручать им щекотливые или сложные задачи, потому что уверен в них. Когда я буду настолько же уверен в тебе – стану поручать тебе. Понимаешь меня?

Такой ответ выбил последние предохранители и пружина освободилась. Олег рывком поднялся со стула, уперся руками о стол, подавшись вперёд к отцу, и стал в исступлении орать на него.

– Нихера я не понимаю! Понимаю только, что он у тебя в любимчиках, но чем он заслужил такое отношение?! Это я твой сын! Я! Не он! Ты должен продвигать меня, а не его! Я должен быть твоим преемником, а не он!

Всей выдержки Павла в этот раз не хватило, и его брови медленно поползли вверх. Вот оно что! Теперь ему стало по‑настоящему понятно откуда растут ноги во вражде Олега с Андреем. Олег с чего‑то решил, что Павел должен когда‑нибудь назначить нового лидера, передать бразды правления, так сказать. Сын просто жаждал власти. Неужели он действительно верит, что у них монархия? Что он станет «царём» после Павла? И что сам Павел – царь?

Такая речь не понравилась Павлу ещё больше. Он хорошо знал, что представляют из себя люди с замашками, как у Олега, когда им дают власть, и ни за что бы не допустил, чтобы его сын стал командовать группой больше взвода.

Не говоря ни слова, Паша с места, неожиданно врезал Олегу настолько увесистую пощёчину, что тот завалился на пол словно подкошенный, ногами зацепив и увлекши за собой стул. Пока Олег мотал головой, пытаясь понять, что произошло, Павел был уже рядом, ухватил его за воротник, поднял, словно куклу, и с силой уложил лицом на стол. Удар был чувствительным и у Олега вырвался стон. Павел прижал его голову рукой, а второй заломил правую руку сына и держал её так, чтобы тот не смог вырваться, а при попытках это вызывало бы у него резкую и сильную боль в суставах.

– Слушай сюда, щенок, – с трудом сдерживая ярость, прошипел он. – Я мало участвовал в твоём воспитании до эпидемии, а после неё малодушно жалел тебя. Считал, что ты многого лишился: матери, друзей, нормальной жизни. Думал, что именно из‑за этого ты стал таким озлобленным и резким волчонком, но надеялся, что это пройдет само собой. Я ошибался – ты такой по своей натуре и теперь я собираюсь исправить свою ошибку. Я выбью всю дурь и все дерьмо, которыми полна твоя бестолковая башка, и сделаю из тебя человека, а если ты будешь упорствовать – я устрою тебе такую жизнь, что любые лишения, которые ты испытал до этого дня, покажутся тебе счастьем. Ты меня понял?

Олег молчал, сцепив зубы.

– Ты меня понял?! – повысив голос, повторил свой вопрос Павел и сильнее прижал голову Олега к столу.

– Да! Да! Понял! – крикнул тот, понимая, что ничего другого сейчас он сделать не может.

Подождав ещё немного, Павел рывком отпустил сына и вернулся на своё место. Олег выпрямился и принялся растирать лицо, с ненавистью глядя на отца.

– Теперь сядь! – стальным голосом приказал Паша.

В голосе Павла было столько стали, что им можно было резать хлеб. Олег даже немного вздрогнул и нехотя повиновался, хоть внутри у него все кипело.

– С этого момента ты будешь делать то, что я скажу. Каждое утро для тебя будет начинаться с получения инструкций от меня, а если меня не будет на месте – от майора Родионова, а если не будет и его, то от капитана Дьякова. В крайнем случае, я буду оставлять распоряжения Лебедеву. Эти распоряжения ты будешь выполнять неукоснительно, будь то боевая операция, наряд по кухне или чистка сортира. За малейшее неповиновение ты будешь наказан – очень жестко. Ты понял?

Олег, опустив глаза, продолжал тереть лицо, но ничего не отвечал.

– Если я ещё раз задам тебе вопрос, а ты не ответишь – пеняй на себя, – пригрозил Павел. – Поэтому спрошу последний раз – тебе понятно то, что я сказал?

– Понятно, – процедил, не поднимая глаз, Олег.

Возникла небольшая пауза, во время которой Павел размышлял, что стоит ещё сказать, а Олега изнутри жгла бессильная злоба. Если не считать случая с Романовым в Ольховке, то его больше никто и никогда так не унижал, и онне собирался с этим мириться. Даже если обидчик – его отец.

– Теперь про Романова, – продолжил Павел. – Вдолби в свою пустую башку, что вы – не соперники. У него свои задачи, у тебя – свои. Для меня он ничем ни лучше, ни хуже тебя – вы оба для меня одинаковы с той лишь разницей, что ты мой сын по крови, а он – нет. Поэтому вы не должны и не будете враждовать. Можете не любить друг друга, игнорировать, но враждовать, а тем более вредить друг другу вы не будете. Усёк?

Олег помнил, что Павел требовал отвечать и достаточно хорошо знал своего отца, чтобы понимать, что это обязательно нужно делать.

– Да, – снова процедил он, избегая смотреть отцу в глаза.

– Молодец. И, напоследок, про преемственность. Выбрось этот бред из головы раз и навсегда – никакой передачи власти от отца к сыну здесь никогда не будет. Руководить будет старший по званию, а звание нужно заслужить. Не гробить людей, не устраивать разборки, а работать сообща и приносить пользу организации. Это понятно?

Олег медлил с ответом, и Павел, подождав несколько секунд, резко подался вперед и, через стол ухватив сына за воротник бушлата, притянул к себе и заставил посмотреть в глаза. В его глазах он увидел злобу и ненависть, и понял, что эти чувства Олег питает к нему. Неужели собственный сын может стать его же врагом? Вряд ли. Вероятно, причиной были уязвленные самолюбие и гордость, а также неумение сдерживать свои эмоции.

– Ты понял меня?! – жестким тоном спросил Павел, встряхнув сына и сильнее сжав воротник.

– Понял я, понял, – просипел Олег.

Павел ещё несколько секунд смотрел сыну в глаза, а затем отпустил.

– Значит, мы поладили? – уже мягче поинтересовался он.

Олег, снова глядя в пол, одобрительно кивнул и произнес глухое «угу». Павел не видел смысла разбираться в степени его понятливости. Сначала стоило дать ему успокоиться и обуздать свои эмоции.

– Вот и отлично. Значит, встретимся завтра утром. Можешь идти.

Однако для обоих этот разговор не закончился. Он продолжался в их головах, порождал противоречия, борьбу с собой, приводил в раздражение, потому что каждый чувствовал неудовлетворенность произошедшим.

Олег был в ярости от унижения и от того, что отец считает его равным Андрею. Ещё он недоумевал от слов отца о преемственности – его собственные мысли и чаяния на этот счет были совершенно другими. Павел разрушал всю его картину видения мира, потому что все стремления Олега были направлены как раз на то, что рано или поздно, но именно он будет отдавать приказы в «Убежище».

Павел же чувствовал себя в западне. Он понял, что своей реакцией окончательно разрушил отношения с сыном, но он не мог поступить иначе – общее дело и тысячи человеческих жизней не могут весить меньше пустых амбиций зарвавшегося юнца, особенно если этот юнец – его сын. Вспоминая полный ненависти взгляд Олега, Паша осознавал, что тот ни за что не примирится с Андреем, да и с ним самим, скорее всего, тоже. И как выйти из этой ситуации он пока что не знал.

Макс слышал о перепалке отца и сына от Лебедева, и его очень интересовало мнение Павла на этот счет, но он не собирался заводить об этом разговор, ожидая, пока друг переварит ситуацию и сам заговорит. Но Павел не торопился.


Глава 2.1. Порядки в "Новом порядке"



1

По словам Максима посредник каждый день менял место своей дислокации, а иногда и вовсе отсутствовал на «рабочем» месте. Периодически менял он и одежду, но всегда выбирал что‑то с капюшоном. Возможно, это даже были разные люди, но мальчик не мог сказать точно.

С самого утра Игорь вызвался сходить разведать обстановку и отсутствовал около часа. Остальные ждали у Энди, даже Максим. Андрею стоило большого труда уговорить Энди помочь с мальчишкой – раздобыть одежду, отмыть и наголо обрить, чтобы попытаться хотя бы немного избавиться от вшей. Ночевал мальчик в чулане, что тоже было выторговано за немалые деньги – Андрей не хотел отправлять его обратно на улицу, опасаясь, что его там могут избить, а то и покалечить такие же беспризорники, которые вряд ли простят мальчишке его везение.

Когда Игорь вернулся, Андрей вновь про себя отметил, что в последние несколько дней брат стал выглядеть намного лучше – у него изменился в лучшую сторону цвет лица, а в этот раз и глаза радостно блестели. Андрей радовался, что брат наконец‑то выкарабкивается из депрессии.

– Рад, что ты снова улыбаешься, – сказал он Игорю, когда тот коротко рассказал, что нашел посредника.

– Ага, – ответил Игорь после короткой паузы. – Переосмыслил свои проблемы. Так кто будет говорить с посредником?

– Я буду. Мало ли что он выкинет или скажет – будет лучше, если окончательное решение буду принимать я.

– Как знаешь, – немного нахмурился Игорь.

– Ну что, за дело? – поинтересовался Толя, жаждавший действий.

– Да, погнали.

По дороге Игорь коротко рассказал где находится посредник и кому где занять позиции. Максим, сияющий от счастья, словно медный таз, крутился возле Толи, не отходя ни на шаг и горячо обещал помогать, если что‑то случится. После знакомства Черенко больше не казался ему опасным. Толик же смотрел на мальчика скептически, но со снисхождением, не представляя себе какую помощь может оказать этот слабенький мальчуган, например, в драке. Игорю вообще было все равно – он весь был поглощен мыслями о посреднике.

Посредник сменил место и на этот раз стоял в переулке не возле магазина, а неподалеку от ворот в основную часть города. Толя, Игорь и Максим пришли первыми и заняли места, указанные Игорем. Андрей, заучивший наизусть пароли и ответы, а также тщательно проинструктированный Игорем на случай стандартных вопросов, немного неуверенно шагал по улице. Чем ближе он подходил к посреднику, тем быстрее колотилось его сердце, и тем больше он волновался. Наконец, он остановился в шаге от мужчины в плаще. Лицо посредника, как и в прошлые встречи, было немного прикрыто капюшоном.

– Приветствую, – самым дружелюбным тоном, на который только был способен, поздоровался Андрей.

– Салям, – ответил мужчина в плаще.

Андрей не знал, что означает это слово и немного смутился. Впрочем, тон посредника тоже был вполне дружелюбным, и Андрей решил продолжать по той же схеме, что и в прошлый раз.

– Не меня ли ждете?

Посредник выдержал паузу, затем ответил все той же строчкой стихотворения Омара Хайяма. Андрей ответил на это нужной фразой. Только сейчас посредник слегка приподнял голову и взглянул на Андрея с интересом.

– О, вы тоже ценитель Омара Хайяма? – удивился он и для непосвященного такой ответ был бы абсолютно естественным, как и для Андрея в прошлый раз.

– Я, скорее, ценитель знаний.

Чем дальше он заходил в этом длинном и необычном приветствии, тем больше учащался его пульс и пересыхало во рту. Неизвестность не только результата, но и причин, по которым он это делает, пугала невероятно. Но ещё больше Андрей волновался, что Максим мог что‑нибудь перепутать или неправильно запомнить и тогда затея вновь провалится, а результаты попытки опять же могут оказаться абсолютно непредсказуемыми.

– Хех, с тех пор, как существует мирозданье, такого нет, кто б не нуждался в знанье, правда? – с легкой улыбкой спросил посредник.

– Какой мы ни возьмем язык и век – всегда стремится к знанью человек, – закончил Андрей, и замер в ожидании.

Если посредник задаст ещё какой‑то каверзный вопрос или выдаст очередной стих – это станет новым провалом, но, к счастью, вместо этого он чуть заметно кивнул. И очень тихо, так, чтобы его голос мог услышать только Андрей, сказал:

– Сейчас я ожидаю других клиентов, но я смогу встретиться с тобой вечером. Позади тебя неподалеку от городских ворот есть пустырь, поросший кустарником. Вечером встретимся там, в начале одиннадцатого. А сейчас улыбнись, пожми плечами и отправляйся по своим делам.

Андрей поначалу растерялся от такого неожиданного поворота. Он иначе представлял себе продолжение их разговора. Что же он теперь должен сделать? А ничего. Оставалось лишь довериться этому подозрительному человеку и сделать всё в точности, как он сказал. Либо проигнорировать вечернюю встречу.

Игорь никак не ожидал, что разговор закончится так быстро. Когда Андрей оставил собеседника и пошёл по улице, что было одним из заранее оговоренных условных знаков, Игорь, сгорая от нетерпения, двинулся следом. Толик и Максим последовали его примеру.

– В чем дело? – требовательно спросил Игорь, поравнявшись с братом. – Он что, отшил тебя?

– Все нормально. Не отшил. Назначил встречу на вечер. Вон там.

Андрей указал рукой на большой пустырь впереди, за которым виднелись смотровые вышки.

– На пустыре? Перед самым носом у охраны?

Игорь не скрывал своего скепсиса. Пустырь находился в северной части этого мерзкого гетто, громко называемого «гостевым кварталом». Он имел форму квадрата со стороной метров в сорок и вплотную прилегал к стенам основной части города, и весь был покрыт небольшими ёлочками и густыми зарослями можжевельника. Не будь «гостевой квартал» таким притоном, где можно ширяться и трахаться прямо на улице, в этих зарослях наверняка проводили бы все эти делишки, а так они были абсолютно безлюдны.

Охрана на вышках за стеной могла заинтересоваться целой делегацией, обхаживающей пустырь, поэтому Андрей отправил товарищей обратно к Энди, а сам неспешно прогулялся вдоль него до земляного вала. С южной стороны на пустырь выходили окна жилых домиков, самый крайний из которых был почти до основания разрушен. Больше ничего примечательного он не увидел. Вернувшись обратно на центральную улицу, Андрей бегло осмотрел охраняемый КПП у ворот в центральную часть города. Некоторые сомнения теперь закрались и в его голову. Возможно, Игорь был в чем‑то прав: как‑то не очень осмотрительно устраивать встречу в месте, где концентрация охраны была наибольшей.

Эти сомнения Андрей поспешил озвучить, когда вернулся в «Феерию».

– Вертел я этого мудака! – полнее, по его мнению, Толик выразиться просто не мог.

– Да, полезное замечание, – съязвил Игорь, а мальчишка звонко засмеялся. – Знаешь, я бы удивился, если бы не услышал этого от тебя.

– Да потому что это подстава, ну видно же, – Толя пропустил колкость мимо ушей.

– Вот тут спорить не буду. Мне тоже эта затея не нравится.

Андрей задумчиво чесал подбородок, уставившись в стол.

– Я предлагаю это все бросить и заняться реальным делом, – заявил Толя. – Харэ уже тут сидеть. Столько времени просрали.

Андрей промолчал.

– Чего молчишь? – не отставал Толя.

– Сначала мы закончим с посредником, – ответил Андрей, понимая, что иначе его в покое не оставят. – А завтра займемся заданием. Если сделаем это сегодня – встреча с посредником может сорваться, а я теперь хочу выяснить, что это за тип.

Игорь и Толя промолчали, но вскоре активизировались и всю остальную часть дня наперебой доказывали, что не нужно никуда идти, что всё это западня, что посредник раскусил его и теперь хочет подставить или ещё что похуже. Максим же благоразумно помалкивал, не мешая взрослым дядькам решать свои проблемы. Если он что‑то и мог сказать, то его мнения никто не спрашивал, а сам он не особо рвался.

– Подстава или нет – не знаю, но я нутром чую, что нужно это выяснить, – решительно заявил Андрей, устав терпеть их атаки, и остальные немного притихли. – Не спрашивайте откуда, но у меня такое ощущение, что мы можем получить какую‑то большую пользу от этой встречи. Возможно, это будет ценный контакт, возможно, какая‑то информация…

– Возможно, смерть, – перебил его Игорь. – Не тупи, братишка. Не надо туда ходить.

Андрей не успел ничего ответить, потому что на улице внезапно началась стрельба. С первыми же выстрелами вся «Феерия» пришла в движение: кто‑то побежал на второй этаж, чтобы оттуда поглазеть на происходящее, кто‑то приник к стенам и осторожно выглядывал из‑за окон, двое даже залезли под столы, надеясь таким образом защититься от шальной пули. Только Энди да несколько местных, сидевших у стойки, никак не отреагировали на стрельбу и продолжали спокойно заниматься своими делами, изредка лениво поглядывая в сторону входной двери.

За столом Андрея все были настолько уверены, что в городе ни у кого нет оружия, что поначалу они несколько секунд оторопело переглядывались, пока Толя первым не вышел из оцепенения и не скомандовал всем укрыться за стеной. Максим выразился против этой идеи.

– Не волнуйтесь, все нормально, – с детской торопливостью выпалил он. – Это охрана. Они сюда стрелять не будут.

На него уставились три пары удивленных глаз.

– Посмотрите на Энди, – предложил Максим.

Все трое перевели взгляд на хозяина и озадачились его спокойствием. Старик с флегматичным видом молча перетирал стаканы возле своей стойки, даже не глядя в сторону, откуда доносились звуки стрельбы. Игорь, пригибаясь, направился к нему.

– Энди, что там происходит? – спросил он.

– Служба безопасности работает, – спокойно ответил тот. – Оружие тут есть только у них. Наверное, накрыли очередных делков.

– Делков?

– Некоторые умники иногда пытаются втихаря варить тут наркоту или ещё что проворачивать, а правительство такого не любит – оно ведь само её варит, – ухмыльнулся Энди. – Или там какие‑то политические развернулись. Это даже вероятнее, потому что с наркотой тут да‑авно никого не было.

– Что за политические?

– Оппозиционеры, хе‑хе, как будто в «Новом порядке» может быть оппозиция.

Энди засмеялся, но Игорю, далекому от политической обстановки в «Новом порядке» и вообще от какой‑либо другой, было не смешно.

– Удивительные у вас порядки, – бросил он.

– Ну, мне жаловаться не на что, хе‑хе.

Стрельба прекратилась, и самые любопытные потянулись к выходу. Максим и Толя были среди них. На улице в полсотни метров от «Феерии» стояли БТР и грузовик, вокруг которых крутились вооруженные бойцы. Из дома тащили слабо упирающихся, окровавленных людей, затем стали выносить трупы, которые складывали в кучу прямо возле дома. Улица всё больше заполнялась зеваками, а солдаты, закончив свою «уборку», уехали, оставив трупы на тротуаре.

– Интересно, кто их будет убирать? – вслух выразил свои мысли Черенко.

– Бездомные, конечно, – ответил Максим. – За городом есть кладбище – их туда вынесут.

Толя с сочувствием посмотрел на мальчика. Деловитая манера речи Максима говорила о том, что все эти ужасы и грязная работа были для него обычным делом.

– Ты тоже в таком участвовал? – с горечью спросил он.

– Не‑а, – с досадой посетовал мальчик, чем ещё сильнее удивил Черенко. – Хотел, но страшно.

– Боишься мертвецов, что ли?

Толя наивно ожидал услышать подтверждение, но ответ его окончательно обескуражил.

– Нет, конечно. Кого ими напугаешь? Просто за одежду и другие вещи жмуриков там такие драки бывают, что и убить запросто могут. Потому и страшно.

Толя ничего не ответил, слегка шокированный словами паренька. Понаблюдав ещё немного за происходящим, они зашли обратно в «Феерию». Люди уже немного успокоились и тоже вернулись за свои места, оживленно обсуждая недавнее событие. Андрей с братом так же сидели за своим столом.

До комендантского часа оставалось около двух часов, когда Андрей покинул «Феерию» и отправился на встречу с посредником. Толя ушел уже давно – ещё когда стемнело. Он должен был замаскироваться в развалинах возле пустыря, чтобы быть рядом на случай, если понадобится его помощь. Игорь тоже вышел вскоре после него и гулял по кварталу, а ближе к назначенному часу должен был перебраться поближе к Толе. Максима он забрал с собой.

Солнце давно уже село, небо было чистым и холодно сверкало яркими звёздами. Сильного ветра не было, но холодная, мерзкая поземка гоняла между домами и пробирала до костей. Андрей поглубже закутался в воротник бушлата, но это не сильно помогало. Прогулочным шагом добравшись до нужной улицы, он притаился в тени.

Охрана на КПП особо не усердствовала – там вообще никого не было видно. Похоже, все они грелись в будке, которая стояла возле ворот, и из дымаря которой валил дым. Часовые на вышках были далеко и в полумраке «гостевого» квартала вряд ли могли его увидеть. Убедившись, что никому до него нет дела, Андрей быстро шмыгнул в кусты и, проклиная их шелест, медленно и осторожно стал пробираться вглубь пустыря. Заросли, как оказалось, скрывали небольшой приямок глубиной около метра, в котором Андрей и притаился.

Прождал он недолго. Вскоре со стороны вала появился посредник, немного удивив Андрея. В той стороне не было никаких троп, и логично было бы, если бы посредник пришел тем же путем, что и Андрей. Впрочем, в отличие от Романова он знал город и наверняка не раз назначал встречи на этом пустыре, стало быть, мог знать и какие‑то интересные подходы к этому месту, которых Андрей не заметил.

– Итак, – начал посредник, не здороваясь, – ты продаешь или покупаешь?

Этот вопрос оказался не менее сложным, чем пароль, и Андрей оказался к нему совершенно не готов. Посредник сразу это понял, оценив замешательство собеседника.

– Ты знаешь, кто я?

Андрей кивнул.

– Хмм… Тогда ты должен знать, чем я занимаюсь. Или же кто‑то тут играет в игры…

Волнение парня заметно усилилось. Нужно было срочно отвечать, иначе дело могло закончиться ещё до его начала. Выбор был не велик, и Андрей, быстро прикинув в уме, что бы выбрать, заговорил.

– Никаких игр, – уверенно сказал он. – Я хочу купить.

Посредник выдержал паузу, во время которой Андрею казалось, что сердце выскочит из груди: он все ещё не знал о чем идет речь и не мог понять, как вести разговор.

– Хорошо, что нужно?

Андрей судорожно крутил в голове варианты чем же таким может торговать этот человек. Оружие, наркотики, дрожжи или кастрюли? Что он продает? Все, что Андрею было известно о нем – его сложный пароль и в нем все крутилось вокруг знаний… Если сказать, что нужна информация… Это казалось беспроигрышным вариантом – все что‑то знают, и этот загадочный человек в том числе. Самое меньшее, на что надеялся Романов, это что таким образом удастся хотя бы продолжить разговор, что, возможно, даст возможность разобраться, что же тут все‑таки происходит.

– Информация, – коротко ответил Андрей.

– Чёрт, парень, – в тихом голосе посредника сквозило разочарование, – конечно информация. Не байдарками же я тут торгую. Ты можешь изъясняться яснее?

Андрей угадал – этот человек действительно торговал информацией. Он принялся лихорадочно обдумывать свой вопрос, ведь этот вопрос должен быть достаточно серьёзным, чтобы посредник не понял, что Андрей растерян.

– Эпидемия, – выпалил Андрей внезапно пришедшую в голову мысль. – Меня интересует эпидемия: как она произошла, какова её природа, если она была искусственной – чьих рук это дело?

– Это все?

– Начнем с этого, – уклончиво ответил Андрей.

– Хорошо. Никаких проблем. Эта инфа у нас есть. Что ты предложишь взамен?

– Говорите, что нужно? Оружие, ресурсы, прод…

– Так, друг, – перебил его посредник, – я так понимаю, что ты совершенно не в теме что к чему. Скажи честно – я прав?

– Да, – ответил Андрей после короткой паузы.

Он признался с явной неохотой, но упираться не было никакого смысла – он чувствовал, что сопротивление могло привести только к ухудшению ситуации.

– Где ты узнал пароль?

– Помогла хорошая память и везение.

Посредник неодобрительно хмыкнул.

– Встреча окончена, – бросил он и развернулся, чтобы уходить.

– Эй! Не так быстро, – окликнул его Андрей. – Мы не закончили разговор.

Посредник медленно выбирался из приямка, и Андрею пришла в голову только одна идея. Выхватив нож, он в два прыжка нагнал его и попытался схватить за плечо, но посредник оказался не только готовым к подобному, но и весьма проворным. Рванувшись, он легко избежал захвата Андрея и, развернувшись, резким толчком ноги отбросил парня от себя, но Андрей очень быстро поднялся с земли, и посреднику стало ясно, что так просто он от него не отстанет.

До этого посредник все время держал руки в карманах своего плаща, но теперь достал их и сложил перед собой в таком положении, что Андрей даже при скудном освещении без труда понял, что у него в руках. Раздался тихий щелчок.

– Спокойно. Это граната, – на всякий случай предупредил посредник.

Андрей остановился, словно вкопанный и уставился на гранату.

– И что, взорвешь себя? – недоверчиво спросил он.

– Я бы не хотел этого, но да – взорву, если придется.

– Ого, – деланно удивился Андрей. – А не блефуешь?

– Поверь, нет. Так что лучше вали отсюда да бегом и тогда мы оба будем жить.

Романов стоял в нерешительности, размышляя, что делать. Уходить ни с чем не хотелось, но человек этот был очень хорош и скор на фокусы. Да и умом явно не обделен.

– Послушай, давай поговорим, а? Просто поговорим, хорошо?

– Не о чем разговаривать.

Посредник сделал шаг, пятясь.

– Есть. Я хочу свою информацию об эпидемии. И ты мне её дашь.

Андрей тоже подступил на шаг.

– Да что ты говоришь? – саркастически бросил посредник, но сам задумался о том, что обстановка вовсе не так очевидна, как он подумал вначале.

– Да, потому что мне это нужно. Но сначала ты ответишь мне – какие гарантии того, что ты скажешь мне правду?

Посредник несколько секунд стоял в нерешительности. Сперва он думал, что этот парень из КГБ, но его вопросы и поведение были слишком нетипичны для них. Если его хотят загрести – что ж, удачи им. Чека выдернута, и волноваться было не о чем – в случае его гибели его семья будет получать все необходимое до конца жизни, в отличие от варианта, когда он позволит взять себя живым и расколоть. А колоть в «Новом порядке» умели, за четыре месяца работы в Иваново он успел выяснить достаточно о местных властях и их нравах, особенно в свете того, что его предшественнику пришлось убить себя, чтобы не попасть в их лапы. Но если парень действительно не один из них, возможно, стоит попробовать с ним поговорить, прежде чем идти на радикальные меры?

– Посредник не дает гарантий, – безапелляционно и с некоторой надменностью сказал мужчина в капюшоне.

– Тогда грош цена твоей информации. Ты можешь солгать.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – все так же надменно продолжал собеседник.

– Возможно, – согласился Андрей. – Поэтому будь добр – введи меня в курс дела.

Посредник взглянул на часы у себя на запястье и выдержал небольшую паузу. Если парень не лжет – он действительно мало что знает и стоит объяснить ему хотя бы что такое посредник и чем он занимается.

– Посредник – торговец информацией. Он знает всё и обо всех, а то, чего он ещё не знает – обязательно выяснит, причем быстрее, чем ты можешь себе представить. Его гарантии – собственная репутация. Он никогда не кидает своих клиентов, но и не прощает, когда кидают его.

– Черт, я думал посредник это ты.

Раздался чуть слышный смешок.

– Я лишь работаю на него. Я – связной. Но для клиентов я и есть посредник.

– А как выйти на него? То есть, на настоящего посредника.

Мужчина сочувственно покачал головой.

– Никак. Никто не знает где он находится, как выглядит. Никто его никогда не видел.

– Что за бред? Как же тогда ты получаешь от него указания? И нужную информацию? Например, ту, что я запросил?

Мужчина мешкал с ответом, размышляя, как изъясниться лучше всего. Он не собирался выдавать свои секреты, но кое‑что ещё мог добавить. Кое‑что общее, такое, что он мог рассказать потенциальному клиенту, который нуждался в объяснениях, чтобы довериться связному.

– У меня есть куратор, с которым я держу связь. Все идет через него.

– А если тебя схватят и допросят? Смогут узнать где искать куратора, а через него и самого твоего босса.

Мужчина довольно хмыкнул.

– А я не знаю своего куратора. Его я тоже никогда не видел.

Андрей невольно нахмурился, уверенный, что его водят за нос.

– Опять бред. Перестань нести чушь.

– Я серьёзно. Есть схема связи и личный контакт в ней отсутствует. Посредник все продумал.

– Охренеть. Зачем же тебе убивать себя, если ты ничего и никого не знаешь? Что толку тогда тебя пытать?

Как и перед каждым ответом до этого, мужчина сделал небольшую паузу. Андрей был уверен, что тот на ходу сочиняет свою историю и пытался поймать его на какой‑нибудь грубой нестыковке, но пока что всё звучало довольно складно, хоть и верилось в это с трудом.

«Посредник» уже рассказал всё, что не было тайной. И почти всё, что рассказал бы на допросе. Рассказывать о системе связи, структуре, кодах, паролях и прочих хитростях он не собирался, да и не дало бы это ничего ни Андрею, ни кому бы то ни было другому. Связные были низшим звеном структуры и знали слишком мало специально на случай допроса.

Их готовили в закрытых помещениях, куда привозили с мешками на головах и увозили после обучения так же. Где проходило обучение они не видели и не знали. Люди, обучавшие их, всегда носили маски и их лиц или имен тоже никто не знал. После окончания обучения связные оказывались в разных местах, очень далеко от тех краев, где были завербованы. Зачем они на это соглашались? Все просто – их семьи попадали на содержание к настоящему Посреднику, ни в чем не нуждались и были в полной безопасности. Связной должен был отработать определенный срок, который устанавливался Посредником, но не более трех лет, после чего его отзывали. После отзыва некоторым особо отличившимся могли предложить стать кураторами. Тем же, кто не хотел, позволяли вернуться к семьям и давали все необходимое для полноценной жизни. Мотивация в современных реалиях более чем существенная. По крайней мере, так им всем говорили.

Если же у связного случался прокол – он должен был убить себя, чтобы никто не получил от него никакой информации о работе структуры. В этом случае его семье гарантировались безопасность и необходимые условия для дальнейшей жизни. Если связного брали живым и раскалывали, если он рассказывал те скудные крохи информации о структуре, которыми обладал, если сдавал коды и пароли, и это приводило к нарушению работы цепи – его семью казнили. Возможно, кто‑то может думать, что Посредник не знает, что происходит с его связными, но это будет ошибкой – Посредник знает всё. И всех контролирует.

– Это уже моё дело, но не сомневайся: если что‑то пойдет не так – мы оба умрем, – спокойно ответил «посредник».

– Спокойно, не надо так волноваться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Расскажи мне об эпидемии?

– Я знаю о ней недостаточно.

– Ты же недавно заявил, что эта информация у тебя есть?

– Не у меня. Она есть у Посредника. Когда ты озвучишь что ты можешь дать взамен – я передам запрос куратору. Он определит ценность вашего предложения и примет решение – передавать вам нужную информацию или нет.

– Ого. И что же ты хочешь за информацию?

– Ничто на свете не достается даром. Если ты хочешь получить что‑нибудь – ты должен отдать взамен нечто равноценное. Посредник называет это принципом равнозначного обмена.

– Отлично. И кто же определяет равнозначность?

– Посредник, конечно же.

– Как‑то это нечестно, что ли.

– Ты сам пришел сюда. Тебе нужен посредник, а не ты ему. Поэтому предложи равнозначный обмен.

Андрей задумался. Что он мог предложить? Что он мог знать достаточно важного, чтобы это могло быть ценным для человека, знающего обо всем? Видя замешательство Андрея, связной решил ему помочь.

– Начни с того к какой организации ты принадлежишь или на кого работаешь?

Романов помедлил с ответом, размышляя. Их организация не имела названия, но в общих чертах он мог о ней рассказать. Может, этого будет достаточно?

– Наша организация названия не имеет. Так что мне трудно объяснить… Могу сказать, что мы те, кто разбил «степных волков»…

– Можешь не продолжать. Про вас даже я знаю достаточно, не говоря уже про Посредника.

– Да? – Андрей был искренне изумлен. – Но откуда?

– Это мой профессиональный секрет, – связной улыбнулся, довольный от эффекта, который он произвёл на собеседника.

– И что, даже знаешь, где находится наша главная база? – с вызовом спросил Андрей, уверенный, что про «Убежище» здесь и слыхом не слыхивали.

– Конечно, – уверенно ответил связной. – «Убежище», не так ли? Знаю даже имена всего командного состава, численность, устройство структуры, а вот Посредник наверняка знает гораздо больше.

Андрей некоторое время оцепенело смотрел на связного, не желая верить, что может существовать человек, действительно обладающий таким объёмом информации. Ему казалось, что никто не должен был знать об «Убежище», иначе «волки» бы напали на него. Как эта информация попала к этому человеку?

– И про торговую гильдию вы тоже все знаете?

– Ещё бы.

– И про «Булат»?

– Разумеется.

– И про «Рассвет»?

Андрей выложил свой главный козырь и был уверен, что вот сейчас‑то собеседник точно удивится, но и тут его ждало разочарование.

– Да.

– Чёрт, – в сердцах вырвалось у Андрея.

Связной все так же снисходительно и самодовольно улыбался. Ему редко когда представлялась возможность пощеголять своей осведомленностью, ведь, как правило, услугами Посредника пользовались те, кто знал о его существовании и возможностях, а таких людей было не так уж много. Ещё меньше людей знали, как можно выйти на связного, а там ещё и нужен был непростой пароль. Такие, как Андрей были огромной, величайшей редкостью.

– Что же я могу предложить? – Андрей был совершенно растерян.

– Видимо, ничего. И у меня сейчас нет никаких заданий, чтобы нанять тебя. Посему, мы разойдемся и увидимся только когда у тебя будет что мне предложить. Что‑то, чего мы знать не будем. Поверь, такого тоже есть немало. Договорились?

Связной на всякий случай приподнял руку с гранатой, чтобы напомнить о ней. Разговор затянулся и принял совсем не такой оборот, как должен был. Давно пора было заканчивать. Андрей напротив, судорожно размышлял, как его продолжить. Он был в нескольких шагах от ответов на самые важные вопросы, казалось, может дотянуться до них рукой, но они ускользали от него, и смириться с этим было невозможно. Он предпринял последнюю попытку.

– Пожалуйста, помоги мне, – попросил он. – Это очень важно.

– Посредник – не благотворительная организация, – отрезал связной. – Даже если бы я захотел тебе помочь, то он всё равно откажет – ты ничего не даешь взамен. Всё. Я ухожу, а ты подожди несколько минут и тоже уходи. Если я замечу, что ты идешь за мной – угощу гранатой, даже если придется взорваться вместе с тобой. И не сомневайся – так и будет.

Аргумент был хорош. Теперь Андрей понимал, почему связной чувствовал себя так уверенно почти в любой ситуации – граната без чеки на расстоянии одного‑двух метров резко увеличивала уровень благоразумия любого агрессора. Конечно, нельзя было сбрасывать со счетов вероятность блефа, но Андрей предпочёл не выяснять этого – услышанное подсказывало ему, что это не блеф.

Связной ушел в ту же сторону, откуда и появился. Андрей выждал несколько минут, как тот и просил, выбрался из ямы и стал продираться через заросли, ещё не зная, что его там уже ждут.

Толик был в каких‑то тридцати метрах, но ничем не мог помочь своему командиру – он давно уже видел, что пустырь окружили шестеро патрульных в масках, вооруженных «калашами». Он проклинал чертового посредника всеми известными ему проклятьями, поскольку был уверен, что тот не пришёл на встречу, а банально сдал Андрея, либо же сам был провокатором. Его уверенность исходила из того, что пустырь примыкал к внешнему валу и стенам основной части города, а улицу гостевого квартала, с которой можно было незаметно пробраться на пустырь, Толя контролировал и готов был дать руку на отсечение – никто, кроме Андрея на пустырь не приходил.

Вооруженных людей Андрей увидел примерно тогда же, когда и они его. Первой мыслью было бежать, но куда тут бежать? Сопротивление было бесполезным и даже Толя с Игорем, будь они рядом, не смогли бы перевесить чашу весов на его сторону.

Дальше всё происходило очень быстро. На него налетели двое крепких мужчин и сильным ударом свалили с ног. Затем прижали коленями к земле и защёлкнули на руках за спиной наручники.

– Попался, голубчик, – услышал Андрей грубый голос.

Его приподняли и сильный удар чем‑то тяжелым лишил Романова сознания. Он кулем повис на руках крепко державших его солдат.

Толя прильнул к земле, Игорь же, обладавший развитым инстинктом сохранения своей задницы, с безопасного расстояния наблюдал за пленением брата. Когда он увидел, как после удара Андрей беспомощно повис на руках патрульных, он запаниковал и рванулся, собираясьвыскочить из укрытия. Максим, тоже наблюдавший этот эпизод, имел гораздо больше выдержки. Понимая, что сейчас будет, он изо всех сил вцепился в ноги Игоря.

– Нет‑нет‑нет! – отчаянно приговаривал он. – Пожалуйста, нет! Ты ему не поможешь, пожалуйста, послушай меня!

Игорь рванулся ещё несколько раз, а потом упал на колени, приник к земле и беззвучно зарыдал.

Патрульные выволокли Андрея из зарослей и потащили к воротам в город. Шестеро вооруженных бойцов против двоих невооруженных и мальца – шансов на спасение не было никаких. Игорь даже не смотрел в ту сторону, Толик же наоборот – до последнего наблюдал, как патруль волочил Андрея в город, пока ворота за ними не закрылись. Но на этом проблемы не заканчивались.

Черенко осторожно выбрался из своего укрытия и, пользуясь темнотой переулков, пробрался к «Феерии». У входа стояло двое вооруженных бойцов, стало быть, их тоже ищут. Ох, и посредник! Ох, и чертов сукин сын! Откуда он знал, что Андрей был не один? Проследил? Кто‑то сдал? Малец? Энди? Чёрт бы побрал этот сраный город!

В дверях появились ещё трое бойцов и, перекинувшись с первыми двумя парой слов, все пятеро быстрым шагом удалились. Игоря они не вывели, значит, он ещё не вернулся. Или его тоже поймали. Черенко был не из тех, кто привык долго размышлять – он предпочитал действовать. Убедившись, что других патрульных поблизости нет, Толя подошел к входу и заглянул внутрь – в зале все было как обычно: шлюхи клеились к клиентам, те бухали и лапали шлюх – полная гармония.

Толя уже решился было войти, как вдруг ему в голову пришла здравая идея, что лучше будет воспользоваться чёрным ходом. Так он и сделал. Оказавшись в коридоре между залом и кухней, он почти сразу же наткнулся на Энди. При виде Толика старик остановился, словно вкопанный, и побледнел так, будто увидел призрак, но не издал ни звука. Не больше двух секунд ему понадобилось, чтобы выйти из оцепенения. Он кивком указал Толику на дверь в чулан, и вошел туда первым. Толя последовал следом, не выпуская Энди из виду. Оказавшись внутри, он закрыл дверь и накинулся на старика.

– Что за херь, Энди? – прошипел он, могучей рукой прижав старика к стене. – Ты что, сдал нас?

– Нет‑нет‑нет! Как ты мог такое подумать?

В голосе Энди прозвучало вполне искреннее негодование, но Толик, хорошо известный своей толстолобостью, не умел распознавать такие вещи.

– Откуда тогда они тут взялись? – угроза в голосе была более чем явной, и Энди немного занервничал.

– Я не знаю, – как можно убедительнее ответил он. – Но если ты не в курсе – у входа осталось двое патрульных, а я вместо того, чтобы сдать тебя, торчу тут и выслушиваю твои обвинения.

Это возымело некоторое действие. Толик ослабил давление и некоторое время молчал.

– Ушли эти двое. Я сам видел.

– Никуда они не ушли. Сидят по углам и пасут всех, кто заходит.

Так эти двое, о которых говорит Энди, сидят внутри, а не снаружи. Толик с облегчением подумал насколько удачно он поступил, решив войти через черный ход. И как он догадался? Ломанись он по своей привычке напролом – его бы уже тащили к воротам в город.

– Понял. Оценил. А теперь скажи мне хоть что‑то о происходящем, – потребовал он, отпуская старика.

Энди выдохнул и растер шею. После взялся рассказывать.

– Они пришли минут тридцать назад. Спрашивали о вас, и очень точно описывали – наверное, вас пасли. Я не мог отрицать, что вы тут были, но сказал, что вы останавливались на пару дней и уже съехали. Они осмотрели вашу комнату и ушли, но в зале двоих оставили.

– Что мы такого сделали?

Толик задал этот вопрос скорее самому себе, но Энди ответил.

– Это ты мне скажи.

Он вопросительно смотрел на Толю, ожидая чего‑то интересненького, но Черенко лишь пожал плечами.

– Не знаю, Энди. Игорь появлялся?

– Нет.

– Малец?

– Тоже нет.

Черенко задумался. Нужно было рвать когти из города, и как можно скорее, но он пока не знал как. К тому же он не собирался уходить без Игоря, да и мальца тоже стоило забрать – к нему он проникся симпатией и бросать не хотел. Но если они сунутся сюда, то их сцапают эти гаврики в зале, о которых говорит Энди. Нужно найти и предупредить их раньше, чем они попадутся.

– Ты поможешь нам?

– Чем? – проскрипел старик. – Вы оказали мне услугу, и я за неё рассчитался. В этой ситуации я не знаю чем вам помочь.

– Я найду их и приведу сюда, но ты укроешь нас на некоторое время…

– С ума сошел? – не дав ему договорить, зашипел Энди. – Я не хочу рисковать своей головой, а эти ребятки обязательно наведаются ко мне ещё раз, а потом ещё, пока не найдут вас.

Несколько секунд Черенко с тупым выражением лица смотрел на Энди, переваривая его слова.

– Ладно, черт с тобой, – раздраженно махнул рукой он. – Хотя бы не сдавай нас. Иди, скажешь или там чисто.

Энди быстро протиснулся между Толиком и стеной и вышмыгнул в коридор. Через несколько секунд он вновь приоткрыл дверь и шепнул Толе, что путь свободен. Черенко вышел, настороженно осматриваясь, прошел к черному ходу, услышав вдогонку немного обиженное «не благодари», и стал открывать дверь.

И тут же прямо в дверях он наткнулся на Максима и Игоря, которые с ужасом глядели на открывающуюся дверь, ожидая увидеть кого угодно, но только не Толика.

– Забодай тя комар! – тихо выругался Толя и вернулся внутрь.

Энди ещё не успел уйти и при виде возвращающегося Толика чуть не обомлел.

– Господи, что ещё?! Вы таки точно сведете меня в могилу! – взволнованно простонал он.

– Чисто? – только и спросил Черенко.

Энди выглянул в зал. Двое вооруженных бойцов, как и десять секунд назад, сидели в разных углах зала, со скучающим видом посматривая на творящийся там бардак.

– Я долго отсутствую. Мне кажется, они что‑то подозревают, – чуть ли не ныл он. – Тебе лучше уйти.

– Энди, укрой нас хотя бы на полчаса. Дай перевести дух и придумать, что делать.

– Вас? – с гримасой ужаса спросил старик.

– Они здесь.

Хозяин прислонился к стене и приложил руку ко лбу. Он успел проникнуться симпатией к этим парням, но они требовали слишком многого, а старик не был готов к такому бессмысленному риску. КГБ действовало по принципу «лес рубят – щепки летят». Они не станут разбираться в степени причастности Энди к делам троицы. Если их поймают у него и у комитетчиков будет хоть малейшее подозрение, что он им помогал – он тоже сгинет в их подвалах. Но все‑таки…

– Бирки у тебя? – спросил Энди.

– Что?

Толя в недоумении уставился на него, но быстро все понял и, скривив губы, с хмурым взглядом протянул свою бирку Энди. Старик сразу преобразился.

– Его тоже, – потребовал он, забрав бирку Толи. – Это слишком большой риск.

Черенко взглянул на него чуть ли не с ненавистью, затем обернулся к Игорю и хотел сказать ему, чтобы тот отдал свою бирку, но, увидев пустой взгляд и бледность Романова, вышел к нему, сам порылся в его карманах и протянул Энди заветную бирку. Игорь на это почти никак не отреагировал, продолжая отрешенно молчать.

– Полчаса, Толя, а потом без обид, – сказал Энди, пряча бирки в нагрудный карман.

Толя вошел внутрь, за ним дрожащий от страха Максим и Игорь. Последний шел, словно безвольная кукла, поникший и совершенно опустошенный. Энди при виде этой жалкой картины невольно вскинул брови. У него не было ни малейших сомнений, что троицу сцапают ещё до утра и меньше всего ему хотелось бы, чтобы это произошло в его заведении. Но теперь риск, по крайней мере, был хоть немного оправдан, ведь он забрал у них бирки – все равно им оружие уже не понадобится.

– Идите за мной.

Энди провел их на второй этаж, затем на темный и грязный чердак, воняющий плесенью и крысами. Там была пара небольших окошек, в каждое из которых без труда протиснулся бы человек. Там, среди коробок и старого барахла старик их и оставил.

– Сидите тихо. Если что – вон окно. Через него выберетесь на крышу, а дальше всё в ваших руках.

– Энди, последний вопрос, – попросил Толя. – Как нам выбраться из города? Ты можешь помочь?

Энди отрицательно покачал головой.

– Нет. Это уже свыше моих сил. На выходе вас повяжут, а через вал вы не выберетесь – там колючая проволока, прожекторы и пулеметы. Да и как только вас заметят – организуют погоню и догонят, уж поверьте.

– Что же нам делать?

– Не знаю, но из города вам не выйти, это точно.

– Энди, кто может помочь? У тебя есть такие знакомые? Мы вернем все долги, даю слово.

– Нет, – снова покачал головой Энди.

Толик заскрипел зубами в бессильной злобе. По словам хозяина «Феерии» выходило, что они в западне и вырваться не получится. Все, что они могут сделать это оттянуть неизбежную поимку. Ещё и Игорь расклеился. Слюнтяй хренов.

– Я могу, – вдруг вызвался Максим, до этого боявшийся перебивать разговор взрослых.

Все, кроме пребывавшего в апатии Игоря, в изумлении уставились на мальчика.

– Я могу вывести вас… нас, – поправился Максим.

– Как? – в один голос спросили Энди и Толя.

– Есть подземный ход под валом, я покажу.

Толик заулыбался – маленький проныра нравился ему все больше. Он‑то все ожидал, когда малец отколется. Ему незачем их держаться при таких‑то рисках – у безопасников к нему претензий быть не может, он здесь никто и с ними никак не связан, но малый оказался иного мнения и собирался всех удивить. Энди было о‑очень интересно, что же это за подземные ходы такие, но снизу послышался какой‑то шуми он поспешно скрылся.

– Что ж ты раньше молчал? – с небольшим укором спросил Толя, когда люк за Энди закрылся.

Не дожидаясь ответа Максима, он повернулся к Игорю, бегло взглянул на него и немедленно отвесил увесистую пощёчину.

– Хватит сопли жрать, едрена вошь! Возьми себя в руки.

Игорь немного встрепенулся, а Максим пожалел, что не мог сделать так же – незаметно довести совершенно разбитого Игоря до «Феерии» по улицам, полным патрулей, стоило ему немалых усилий.

Игорь бросил на Толика косой взгляд, шмыгнул носом, и полез во внутренний карман бушлата. Достав оттуда какую‑то коробочку, он открыл её, что‑то вынул, и положил себе в рот. Максим подозрительно прищурился, обдумывая свою догадку, а Толя не придал должного значения.

– Когда мы сможем идти? – спросил он мальчика.

– Когда скажете, дядя Толя.

Люк снова открылся и из него показалась голова Энди, но снизу опять донёсся какой‑то шум, и Энди разволновался.

– Не к добру это. Всё, уходите через окно.

Он снова исчез в люке. Похоже, на этот раз окончательно.

– Спасибо за всё, старик! – донеслось сверху.

Энди хмыкнул что‑то, навесил на люк маленький амбарный замочек, слез со складной лесенки и осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, спрятал её в ближайшую комнату. Затем выдохнул и бодрым шагом пошёл вниз по ступенькам. Внизу в коридоре стоял комитетчик, другой заглядывал в кладовую, в которой ещё недавно Энди разговаривал с Черенко.

– Где ты был?! – грозно спросил боец в коридоре, а его напарник выглянул из кладовой.

– Прибирался, – невозмутимо ответил Энди. – У меня же всё‑таки гостиница, хоть и хреновая.

Из зала донеслись громкие крики – там требовали хозяина и немедленно: у людей закончилась выпивка.

– Меня зовут.

Энди попробовал протиснуться между комитетчиками, но один из них схватил его за руку, словно тисками.

– Кого‑то тут разводят, – процедил он. – А ну‑ка пойдём, покажешь что ты там убирал, старый хрен. Андрей – останься в зале, а я проверю.

Напарник кивнул и вернулся в зал. Донеслась его команда заткнуться и крики из зала прекратились. Второй снял с плеча АКМС и кивком велел Энди подниматься.

– Какая комната пустая? – шепотом спросил он, следуя за стариком.

– Вторая и третья справа.

Энди подошел к нужной двери и достал ключ, но комитетчик бесцеремонно отстранил его, сделал шаг назад и, выбив хлипкую дверь мощным ударом ноги, ворвался внутрь, но там было пусто.

– Чёрт, давай открывай вторую! Быстро! – скомандовал он, и Энди поспешил выполнять.

Он повернул ключ и аккуратно открыл дверь, а боец заглянул внутрь – тут тоже было чисто. Бросив на Энди хмурый взгляд, он открыл дверь напротив – там какая‑то парочка взволнованно выглядывала из‑под драного одеяла. Комитетчик сморщил нос и вышел, намереваясь заглянуть во все номера.

– Полчаса назад ваши все тут проверили, каждый номер, – раздался позади раздраженный голос Энди. – А сейчас вы опять бесцеремонно врываетесь к моим клиентам. Вы испортите мне репутацию. Я буду жаловаться Филькенштейну! Или нет – я пойду к самому Миллеру! Достали!

Комитетчик посмотрел на Энди с такой ненавистью, что старик немного струхнул. Не переборщил ли он? Эти люди – это даже не патрульные, они легко могли пойти на принцип, выгнать всех и проверить каждую щель. И если беглецы ещё не убрались с чердака, на что Энди очень надеялся, это закончится для него виселицей. В самом лучшем случае.

Его опасения не оправдались. Боец скорчил презрительную гримасу, смачно сплюнул на пол, и бросив напоследок: «старый хрыч», спустился вниз. Энди постоял несколько секунд, ожидая когда бешено колотящееся сердце хоть немного притихнет, а затем перевел дух и пошёл следом – староват он уже для таких приключений. Тут недолго и богу душу отдать.

Игорь оживился довольно быстро. После хруста и грохота выбитой двери они не стали дожидаться, пока их найдут, и поспешили на крышу. С неё вниз можно было спуститься по ржавой, забитой грязью и мусором водосточной трубе. Толик не на шутку заволновался, что старая жестянка не выдержит его веса, но выбирать не приходилось. Первым, упираясь ногами в стену, вниз осторожно слез Максим, за ним Игорь, которого то ли свежий воздух, то ли убийственная вонь чердака, похоже, снова привели в чувство. По сравнению с копией себя пятиминутной давности Игорь с каждой секундой становился всё активнее. Последним спускался Толя. Несмотря на его опасения, труба поскрипела, но выдержала, однако во время спуска она дважды коварно хрустнула, от чего Толя здорово перепугался, однако в итоге всё закончилось благополучно.

– Ну, парень, теперь наши головы в твоих руках. Не подведи, – предупредил Толя.

Максим ничего не ответил и уверенно двинулся по переулкам. В этот раз поход заметно отличался от предыдущего: теперь их искали целенаправленно, большими силами и знали, как они выглядят. Если бы их вел Энди, они бы точно попались, но Максим оказался гораздо изощреннее и знал закоулки намного лучше старика. К удивлению Толи мальчик привел их обратно к пустырю, с которого всё и начиналось. Выждав момент, они прошмыгнули на пустырь и начали быстро пробираться вдоль вала, частично скрытые от внешнего наблюдения еловыми ветками. Скоро Максим остановился в месте, где от вала отходил будто небольшой отросток, скрывавший этот участок вообще от какого либо наблюдения, кроме как с самого вала прямо над ними, но, несмотря на оборудованные на валу огневые точки, караульных там отродясь не бывало.

– Здесь, – сказал он и стал шарить в траве руками.

С полминуты он шуршал листвой и ветками, ища в них что‑то, пока не нащупал искомое и не потянул на себя. Это был кусок маскировочной сети, натянутый на деревянный каркас и облепленный веточками, листьями и пожухлой травой. Она скрывала за собой маленький тоннель, в который на четвереньках с легкостью мог протиснуться человек.

Черенко сразу понял, что это и куда ведёт.

– Малец, с той стороны мины, – с долей скепсиса предупредил он.

– Что за мины? – смутившись, спросил мальчик.

– Хрень такая, взрывающаяся.

– Не знаю, – задумчиво ответил Максим. – Если они там и есть, то мне ни разу не попадались…

Толик отметил про себя, что в логике пацану не откажешь.

В любом случае у них не было особого выбора – другого незаметного выхода из города не существовало. Максим пользовался этим лазом несколько раз и остался жив, поэтому Толе и Игорю приходилось уповать на везение мальчишки. Да и свое собственное тоже. Игорь, впрочем, был молчалив, но резок в движениях и активен, так что подгонять его не приходилось. У Толи появились первые смутные догадки о причине такого быстрого изменения его состояния, но он не спешил спрашивать. Пока что ему было не до того.

На той стороне была свобода. Лишь бы только удача от них не отвернулась…


Глава 2.2



2

Андрей очнулся в маленькой, грязной и вонючей комнате. Он лежал на спине на заплёванном, скользком полу, совершенно дезориентированный. Пытаясь осмотреться, парень приподнял голову, но её тут же пронзила сильная, острая боль, а ещё к ней внезапно присоединилась тошнота, мерзко выкручивавшая внутренности. Андрей издал лёгкий стон и опустил голову обратно на пол, с трудом борясь с требованием организма снова впасть в забытье.

– Оклемался таки, – услышал он хриплый, незнакомый голос откуда‑то со стороны. – Я уж думал ты уже всё.

Этот голос немного помог Андрею совладать с собственным телом. О том, чтобы снова попытаться поднять голову и посмотреть кто с ним разговаривает не могло быть и речи, но он мог хотя бы говорить. Парень собрался с силами и выдавил из себя несколько слов.

– Где я? – чуть слышно спросил он.

– В тюрьме для политических, – тут же раздался ответ.

«Что это значит?», – хотел спросить Андрей, но переоценил свои силы – сознание окончательно покинуло его.

Он снова провалился в забытье. Ему что‑то снилось, какие‑то тени, голоса, события, но он не мог разобрать, что именно. Голоса казались знакомыми, тени иногда обретали очертания то Олега Гронина, то матери, то ещё кого‑то, кого он когда‑то видел. И ничего конкретного – только бессмысленное, размытое марево воспалённого сознания.

Когда Андрей пришёл в себя в следующий раз, прошли почти сутки, но в камере это никак не ощущалось. Даже если бы он был в сознании, то всё равно не понял бы сколько времени прошло – через маленькое зарешечённое окно почти не пробивался свет. Даже самого окна Андрей не видел и не знал о его существовании. Поднять голову он по‑прежнему мог лишь с трудом. Общее состояние, как ему казалось, стало получше, но всё ещё оставалось отвратительным: тело трясло, словно в лихорадке, а спазмы и приступы тошноты периодически напоминали о себе, выкручивая внутренности.

Не видя и не слыша никакого движения в камере, Андрей решил попытаться выяснить есть ли здесь ещё кто‑нибудь или вчерашний голос был лишь плодом его воображения.

– Вы здесь? – тихо спросил он.

Где‑то в темноте раздалось шуршание, и вскоре послышался тот же самый хриплый голос.

– Да. Как самочувствие?

Андрей подвигал руками, пощупал себя: бушлат, флисовая кофта и штаны отсутствовали, обувь тоже сняли. Из одежды на нём оставалась только лёгкая футболка, тонкие нижние штаны, и носки. Стало ясно, почему ему так холодно.

– Так себе, – ответил парень, ощупав свою скромную одежду. – Кто вы? И где мы находимся?

– В тюрьме для политических заключённых, – ответил сосед. – Кто я… Можешь звать меня Дэн.

Андрей подумал немного, прежде чем задать следующий вопрос. Вообще мыслительная деятельность давалась ему нелегко, и это пугало.

– Давно мы здесь?

– Ты – с позавчера. А я… я чуть дольше, – хриплый голос Дэна дрогнул перед последними словами.

Андрей снова начал шарить руками вокруг себя и нащупал под руками солому. Вчера ему показалось, что он лежал на голом полу. Наверное, сосед переложил его. Парень был ему за это благодарен – без нормальной одежды на холодном полу за эти сутки он мог бы и околеть.

– Как я здесь оказался?

– Хех, – хмыкнул старик. – Как и все – привела охрана и бросила в камеру.

Андрей помолчал немного, медленно переваривая услышанное и прислушиваясь к своему организму. Он все никак не мог разобраться, почему же ему так плохо. Отчасти состояние было похоже на алкогольное отравление, как после случая у Тургенева, но только раз в пять хуже.

– И что дальше? Как отсюда выйти? И вообще – за что меня сюда посадили?

– За что – не знаю, но вряд ли ты сделал что‑то, что понравилось власти. А как выйти – это вопрос не ко мне, – прерывая слова кашлем, отвечал Дэн.

– Сами‑то за что сидите?

– За что… – Дэн выдержал паузу. – Хех… У меня терминальная стадия лишних знаний. За то и сижу.

– Это как?

– Как? Это когда и убить нельзя, и отпустить тоже.

Дальнейшая беседа мало что дала Андрею. Дэн сидел в этой камере достаточно давно и практически ничего не знал о том, что происходило на свободе. Он был не сильно разговорчив, да и Андрей не мог много говорить – голова снова начинала болеть, и он понемногу впадал в забытье, с трудом разбирая отдельные слова сокамерника. Последней мыслью было удивление, почему Дэн, проведя в камере столько времени, не хочет общаться? По идее должно быть наоборот.

Так прошло несколько дней. Сосед иногда подходил к нему: давал пить воду и поправлял рваное одеяло, которое сам же ему и отдал. От воды здорово воняло, но жажда была гораздо сильнее отвращения. Понемногу парню становилось лучше, он начал подниматься, и иногда сидел, упираясь в стену, и медленно, малюсенькими кусочками грыз сухари. По словам Дэна, имевшего уже немалый опыт и хорошо знавшего местные «обычаи», вскоре Андрея ждал допрос – за ним уже несколько раз приходили, но парень был без сознания и так плох, что его не стали трогать.

Со временем Дэн начал немного теплее относиться к парню, стал более разговорчивым и пробовал задавать Андрею разные вопросы: кто тот такой, откуда, что делал перед тем, как попал сюда. Вероятно, от скуки, но он пытался разобраться в причинах ареста своего молодого сокамерника, однако далеко в этом деле не продвинулся.

Вспоминая обстоятельства, предшествующие его заточению, Андрей пришёл к выводу, что его, скорее всего, принимают за шпиона. Также очевидно было, что вежливой беседой дело не обойдётся и, сдерживая нарастающий страх перед допросом, он пытался продумать линию поведения. Родионов во время учений уделил пару часов пленению и допросам. Что он там рассказывал про главные моменты, которые следует всегда помнить? Что‑то вроде того, что легенда должна быть продумана заранее, от неё ни за что и ни при каких обстоятельствах нельзя отступать, нужно внимательно следить за тем, что говоришь, не упускать деталей…

Легенда… по сути, он не сделал ничего, о чём стоило бы молчать. Да и мотивы у него вполне понятные, вот только удовлетворят ли они тех, кто будет его допрашивать?

После многочасовых раздумий Андрей выработал план действий и чувствовал, что готов к допросу. Теперь он даже жаждал его с тем нетерпением, которое охватывает студентов, знающих, что они готовы к трудному экзамену и желающих поскорее оставить его позади. Но иногда внутри с новой силой разрастался страх, и тогда Андрей начинал убеждать себя в том, что всё будет хорошо, что допрос – это не расстрел, что ничего страшного не произойдёт. Страх исчезал, но через какое‑то время возвращался и начиналась новая борьба.

В таких качелях Андрей провёл примерно сутки и уже начинал проклинать своих мучителей, так долго не приходивших за ним. А потом появились двое крепких ребят. Судя по их довольно миролюбивым репликам в сторону Дэна, они настолько привыкли к последнему, будто он жил тут лет десять. Бойцы, не церемонясь, взяли Андрея под руки, вытолкали из камеры и повели по коридору. Дэн лишь тяжело вздохнул вместо прощания.

Андрея вели по полутёмным коридорам, пока не вывели на улицу. Солнце, которого он так долго не видел, уже село и лишь сероватая дымка на западе указывала на то, что день закончился не так давно. От постоянных тычков конвоиров Андрей снова почувствовал головную боль, в глазах стало немного туманиться, и поэтому не могло быть и речи о том, чтобы попытаться разобраться, где именно он находится. Наконец, его ввели в небольшое помещение, плоховато освещённое висящей на длинном проводе лампой с абажуром, и посадили на стул. Спустя несколько минут появился пожилой мужчина в белом халате. Он провёл беглый осмотр, задал несколько коротких вопросов и сделал такой же короткий вывод, вероятно, предназначавшийся для охранников.

– Напомните майору Каржину, что у него тяжелое сотрясение, – он тыкнул в Андрея указательным пальцем. – Будете бить – угробите досрочно.

Стоявшие за спиной Андрея конвоиры промолчали, тупо глядя на доктора. Выражения лиц у них были такие, что приходилось сильно сомневаться, дошли ли слова доктора до адресатов.

Через пару минут после ухода врача в комнату вошёл ещё один человек. Это был невысокий худощавый мужчина с карими глазами и худым, вытянутым лицом. Он был одет в зелёную камуфляжную униформу без каких либо знаков и обут в тяжёлые армейские ботинки, которые, казалось, могут оторвать ему ноги, настолько тяжело он ими передвигал. В руке он держал зелёную камуфляжную кепку, которую затем водрузил на свою коротко стриженую голову. Мужчина остановился перед Андреем, сложив руки на груди, и какое‑то время с презрением смотрел на парня сверху вниз. Вероятно, это и был майор Каржин.

– Давненько у нас не было крыс‑лазутчиков, – обычным тоном констатировал он, закончив осмотр.

Андрей никак не отреагировал.

– Хули молчишь? – с вызовом спросил майор и угрожающе подступил к парню.

Охранники все‑таки проявили признаки наличия умственных способностей – один из них сообщил майору про указание врача, и тот немного поумерил пыл. Видя, что Андрей неважно себя чувствует и разговор может не получиться, майор махнул рукой охранникам и велел, чтобы они перенесли парня в угол и положили на пол. Те незамедлительно выполнили указание. В положении лёжа Андрею немного полегчало, он приподнялся и прислонился к стене. Заметив это, майор взял стул, на котором до этого сидел Андрей, и поставил рядом с ним спинкой вперед, а затем уселся на него. Один из конвоиров принялся что‑то печатать на принесённом заранее ноутбуке, похожем на тот, что Андрей видел у Владова.

– Значит так, у меня нет времени на игры, – нетерпеливо предупредил майор. – Так что у тебя два варианта. Вариант первый: ты можешь начать упираться, врать, сочинять истории. Тогда я просто подожду недельку‑другую, пока ты не поправишь здоровье, а потом возьмусь за тебя по серьезному.

Не заметив ожидаемой реакции, майор продолжил угрожающим, сиплым голосом, медленно выговаривая слова.

– Я отрежу тебе уши, нос, пальцы на руках и ногах, в итоге и сами руки с ногами, пока от тебя не останется кусок бесформенной туши. Мне это всё не трудно, поверь. Будет даже в кайф.

Майор сделал паузу, давая допрашиваемому возможность представить в воображении описанные им перспективы. В глазах Андрея проявился страх. Оно и не удивительно – именно этого и добивался майор, а описанные им садистские развлечения не могли вызвать ничего другого у потенциальной жертвы.

– Может быть, в некоторых случаях я уколю тебе обезболивающее, чтобы ты не чувствовал, но понимал, что та часть тела, которую я буду от тебя отделять, уже никогда к тебе не вернется, – продолжил майор.

Это был страшный психологический удар, который тяжело выдержать даже психически устойчивому человеку. От осознания подобных перспектив воля часто ломается, а логика и здравый смысл отключается. Андрей не был исключением и его начала бить дрожь. Каржин был очень доволен результатом.

– Но есть вариант под номером два, который позволит тебе избежать всего этого, – продолжил майор, делая паузы между предложениями. – Он состоит в том, что ты мне всё‑всё расскажешь. Всё, о чем я тебя буду спрашивать. И расскажешь правду, потому что если я хоть на секунду засомневаюсь в том, что ты говоришь – мы вернемся к варианту номер один.

Он снова сделал паузу, глядя на Андрея тяжелым взглядом. Романов же избегал смотреть ему в глаза и всячески пытался унять свой страх, но это ему не удавалось. Не мог Родионов подготовить его к такому.

– Конечно, – согласился он, мелко стуча зубами. – Я отвечу на всё. Что вы хотите знать?

Майор сел ровно, подумал немного.

– Кто ты такой и на кого работаешь? – спросил он вскоре.

– Меня зовут Андрей Викторович Романов, – медленно ответил Андрей. – Ни на кого не работаю. Я состою в организации…

Андрей задумался о том, что их организация никак не называется и это несколько смутило его. Майор воспринял паузу, как попытку вывернуться и про себя отметил это, но пока что ничего не предпринимал.

– Наша организация не имеет названия, – немного сконфуженно продолжил Андрей, понимая, что такой ответ выглядит как минимум странно.

– И ты прям уверен, что нет никакого названия? А если подумать? – спокойно спросил майор, угрожающе сжимая и разжимая кулаки.

– Нет названия, нет, – твёрдо повторил Андрей. – Мы находимся на юго‑западе. Это мы разбили «Степных волков», может вы здесь слышали об этом.

Майор на секунду задумался. Потом достал из‑за голенища ботинка большой нож и принялся вертеть его в руках.

– Может, не ждать двух недель, – задумчиво сказал он таким тоном, что Андрей вздрогнул. – Ты любишь острые ощущения?

Он провёл лезвием ножа по спинке стула, оставляя на ней тонкий прямой след. У парня по коже побежали мурашки, сердце учащённо забилось – перспектива пытки ужасала.

– Как мне доказать? – пытаясь держать себя в руках спросил он. – Какие доказательства я должен предоставить, чтобы мне поверили? И вообще – за что всё это? Я ничего не сделал, не нарушил никаких ваших правил…

– Какого чёрта ты шатался по городу?! Что делал на пустыре?! – внезапно повысил голос майор.

Андрей хорошо помнил свой план. Майор вселял в него страх, но парень выдержал первый удар и справился с нахлынувшими на него ужасом и пустотой в голове. Его мысли больше не путались, а сам он изначально был готов к агрессии.

– Меня направили в Иваново, чтобы встретиться с руководством «Нового порядка», – спокойно ответил Андрей, поднимаясь чуть выше. – Моя задача – наладить контакт и договориться о встрече моего руководства с вашим. Это всё.

– Тогда какого хера ты искал на пустыре? Грибы собирал? Искал там меня? Или кого‑то другого?

Андрей на миг задумался может ли он сдавать посредника, но затем эта мысль быстро сменилась на другую – если он этого не сделает, то, вероятно, умрет сам. К тому же он не был до конца уверен в том, что сам посредник не приложил руку к его аресту.

– Я встретил на улице одного странного человека, мужчину в плаще с капюшоном. Я заговорил с ним, но он отказался разговаривать на улице и назначил мне встречу на пустыре.

– Встречу!? – заинтересовался майор. – Уже интереснее. С кем встреча? Что за мужик?

– Он назвался Посредником.

– Это кличка – как зовут этого человека?

– Я не знаю. Я видел его впервые в жизни.

Майор с силой вонзил нож в широкую неотёсанную спинку стула, вновь заставив парня вздрогнуть, и недобро взглянул на Андрея.

– Ты п. дишь. Какого хера ты делал в Иваново? – злобно спросил он.

Андрей оцепенело глядел на нож и не спускал с него глаз. Майор несколько раз повторил свой вопрос всё громче и громче, прежде чем Андрей понял, что его спрашивают.

– Я должен встретиться с руководством «Нового порядка», чтобы договориться о дальнейшем сотрудничестве и встрече…

– Ты меня за идиота держишь?! – вскричал майор и выдернул нож. – Что ты делал в Иваново, сука?! С кем ты встречался на пустыре?

– Я говорю правду! Вы можете проверить! Я могу назвать радиочастоту для связи с моим командованием, и там всё подтвердят! – видя, как теряет терпение и самообладание майор, Андрей начал нервничать. – А на пустыре у меня была назначена встреча, я же уже рассказал!

– Что за встреча? С кем? Отвечай, сука! – майор другой рукой достал пистолет и приставил его к колену Андрея.

– На улице я встретил человека, который назвался Посредником, – срывающимся голосом отвечал Андрей. – Он сказал, что торгует информацией и у него можно получить ответы на любые вопросы. Я поверил ему и пришел в назначенное место на встречу…

Казалось, что майор слушает и верит ему, но его последующие действия показали обратное. Внезапно он взмахнул рукой и ударил ножом по деревянному полу между ногами Андрея, чем вызвал у парня такой испуг, что тот чуть было снова не вырубился.

– Ты держишь меня за идиота?! Отвечай! – орал майор.

– Нет! – крикнул в ответ до смерти напуганный Андрей, чувствуя, как снова начинает плыть его сознание. – Я не вру. Свяжитесь с моим командованием, я назову частоты, и проверьте все сами. Ну что ж вы такие твердолобые?

Взгляд майора стал чуть менее свирепым, и он несколько секунд, прищурившись, смотрел на парня, всё так же нависая над ним. Затем спросил частоту, и Андрей немедленно назвал её.

– Вас было трое – кто твои напарники? – неожиданно успокоился и сменил тему майор.

– Бойцы из моей группы, – быстро сориентировался Андрей. – Мы прибыли вместе.

Майор выдернул нож и отошел на шаг от парня.

– Кто помогал вам в городе?

– Никто. Мы здесь никого не знаем. Остановились в «Феерии». Где мои люди? С ними всё в порядке?

– Нет, – коротко бросил майор, присаживаясь на стул. – С ними не всё в порядке, и с тобой тоже будет не в порядке, если ты не перестанешь нести эту х. ню.

Глаза Андрея расширились. Если этот садюга сделал что‑то Игорю, Толе, или мальцу – Андрей найдёт способ, но он убьёт его: перегрызет горло, вырвет кадык, выдавит глаза – что угодно, главное, чтобы его помощнички не успели подбежать.

– Что вы с ними сделали?

Майор гнусно улыбался, сидя на стуле. Он специально выдерживал паузу, позволяя воображению Андрея разгуляться.

– Поймали мы твоих дружков, – как бы невзначай сообщил он. – Прятались, как крысы. Один несговорчивый сука оказался, прям как ты, а другой наоборот. Только вот говорит‑то он совсем не то, что ты.

В глазах Андрея отразился испуг при мысли о том, что они могли сделать с Толей или Игорем. Затем он подумал, что майор блефует, но и эта мысль быстро испарилась – куда могли спрятаться в маленьком квартале люди, не имеющие ни друзей, ни связей? И сбежать из города они не могли – подступы к валу с внешней стороны заминированы, сам вал просматривается и там иногда даже появляются караульные, а выход из города стерегут вооруженные солдаты. Разве что они смогли с помощью Энди как‑то проскользнуть мимо них?

Но если его товарищи действительно попали в плен, то из слов майора выходило, что один из них раскололся, и это скорее всего был Игорь. Но что тогда стало с Толей? Какие пытки применил к нему этот ублюдок в форме, которого Андрей с удовольствием прирезал бы его же ножом?

– Что с ними? Они живы? – чуть слышно спросил Андрей.

– Приведите! – приказал майор помощникам вместо ответа.

Бойцы вышли. Пока они отсутствовали, майор не задал ни одного вопроса. Просто сидел и смотрел на Андрея. Прошло минут десять, прежде чем они вернулись, волоча под руки человека, в точно такой же форме, какая была у всех бойцов отделения Андрея.

Романов с ужасом смотрел на него – страшно было увидеть изуродованного пытками товарища. Увидев форму, Андрей сразу же её узнал. Ни у кого в городе он больше не видел такого рисунка камуфляжа, а значит сомнений быть не могло – это был кто‑то из его бойцов. Лица человека Андрей не видел, потому что его скрывал мешок, обувь отсутствовала, а ноги были перемотаны пропитавшимися кровью бинтами. Человека посадили на стул, на котором ещё недавно сидел майор. Пленник жалобно что‑то мычал – рот у него, скорее всего, был заклеен скотчем или чем‑то заткнут. Звуки, которые он издавал, показались Андрею знакомыми и больше походили на голос Толи, чем Игоря.

От увиденного у Романова пересохло во рту. Он пытался сглотнуть, но глотать было нечего и в горле начало першить. Сердце забилось ещё быстрее, на глазах грозились выступить слёзы. Нет, он не имел права раскиснуть сейчас. Он должен был до конца стоять на своём, чтобы спасти себя и своего друга… или брата.

– Чего ещё вам надо? – немного громче повторил Андрей, сдерживая слёзы и не имея сил отвести взгляд от человека на стуле. – Я всё рассказал.

– Я вижу, ты и правда думаешь, что я идиот, – вздыхая, ответил майор, приближаясь к сидящему на стуле страдальцу. – Даю тебе последний шанс рассказать правду. Твой напарник уже сделал это. Как только ты расскажешь кто вы, на кого работаете и что здесь делали – ваши страдания закончатся, обещаю.

В этот момент Андрей сломался. Силы, с которыми он пришёл на допрос, внезапно иссякли. То невероятное внутреннее напряжение, которое он сумел выдержать до этого, оказалось не таким страшным, как зрелище, которое он видел сейчас. Кто бы ни был на том стуле – Игорь или Толя – они не заслуживали тех мук, которым подверглись за ЕГО ошибки. Он подставил их. Обоих.

– Последний раз прошу по‑хорошему – хватит сказок, – совершенно спокойно говорил майор, будто бы не он буквально пятнадцать минут назад кипел от ярости с налитыми кровью глазами. – Расскажи всё, что ты знаешь. От начала и до конца – кто тебя послал, зачем, к какой группировке принадлежишь, что ты успел узнать. Твой друг долго упирался, но в итоге рассказал всё. Ты тоже расскажешь. Это в твоих же интересах.

Андрей молчал, подавленно глядя на человека на стуле. Грубый голос майора стал для него монотонным, отодвинулся куда‑то на второй план. Он не разбирал слов, не понимал, что тот говорит, да и не пытался понять. Сознание полностью захватила мысль о том, что не получится вернуть всё обратно, увидеть прежнего Толика.

Взгляд Андрея, взгляд затравленного зверька, с потухшей волей к жизни, выражающий только сожаление, растерянность и полную подавленность был хорошо знаком человеку в форме: скольких ему уже пришлось ломать! И у всех у них в итоге было что‑то похожее в глазах. Это было своеобразным запахом победы. Он не сомневался, что сейчас этот сломленный парень, сидящий у стены, расколется.

Отчаяние, сожаление и бессилие, казалось, поглотили Андрея целиком. Он хотел бы помочь товарищу, разделить его страдания, но не мог этого сделать. Оставалось лишь жалеть его. Сил бороться больше не было, но Андрей, как утопающий, хватался за соломинку, искал резервы, взывал к высшим силам, надеялся на провидение, но не хотел сдаться.

Он удивлялся сам себе, поражался, что животный ужас, который охватил его при мыслях о зверствах, которые с ним может учинить этот душегуб в камуфляже, до сих пор не затуманил его разум, не сбил его с мысли, что его единственный шанс выжить – гнуть свою линию до конца и любым способом заставить их связаться с Грониным. Из последних сил он собрал остатки своей воли в кулак. Что бы там ни сказал Толя или Игорь, что бы с ними не произошло – чтобы отомстить за них, Андрей должен стоять на своём до последнего слова.

– Вы пытали его, – выдавил он, наконец. – Вынудили говорить то, что вы хотели услышать. Я уверен, что правда, которую он говорил – а он говорил то же, что и я, оказалась вам не по вкусу, и поэтому вы его пытали…

– Пытали? – вскинул брови майор. – Это была ерунда. Пытать я буду вас сейчас.

Сказав это, он размахнулся и с силой вонзил нож в бедро пленника почти по самую рукоять. Не имеющий возможности кричать, пленник лишь приглушённо мычал, и было хорошо слышно, как он навзрыд плачет от боли.

– Нет!!! Что вы делаете? За что!? – закричал Андрей, дернувшись от неожиданности.

Но майор не остановился. Вырвав нож из раны, разбрызгивая кровь, он обошёл сидящего на стуле пленника и вонзил нож в то же место на другой ноге. Пленник замычал ещё громче, он рвался в своих путах, пытался что‑то сказать, но слов было не разобрать. Андрею казалось, что это были мольбы о пощаде.

– Хватит! – из глаз Романова брызнули слёзы. – Мне нечего больше добавить! Я же всё рассказал! Просто свяжитесь с моим командованием!

Он заплакал навзрыд, созерцая мучения товарища. Не имея возможности помочь, и понимая безвыходность ситуации, он ломал руки от бессилия. Внезапно он вспомнил, что не связан, и когда майор в очередной раз вынул нож из раны, Андрей поднялся и бросился на него. Тот точным несильным ударом в солнечное сплетение легко остановил слабый порыв парня. Романов, задыхаясь, свалился на пол. Дрожащие от дикой боли, туго забинтованные в кровавые бинты ноги пленника, оказались рядом с его лицом. Они были странными, подозрительно короткими… Андрей не сразу понял, что под бинтами не было ни единого пальца…

Майор наклонился к хрипящему Андрею.

– Его мучения можно остановить. И твои тоже, – напомнил он, немного повысив голос, чтобы перекричать стоны пленника. – Расскажи мне правду.

– Я рассказал всё, – всхлипывая и с трудом дыша, ответил Андрей, не отрывая широко раскрытых глаз от ног пленника. – Чего ещё… ты от меня… хочешь… живодер?

Майор лишь пожал плечами. Слова Андрея ничего для него не значили.

– Как хочешь. Ты всё равно сломаешься.

Он ногой перевернул бессильного Андрея на спину, а затем сильным ударом вонзил нож в горло пленнику, сидящему на стуле. Тот коротко вскрикнул и его мычание быстро превратилось в приглушённый хрип, а затем в клекот. Кровь текла под мешком, струйкой стекала по форме на пол и медленно увеличивающейся лужицей ползла к застывшему от ужаса Андрею, стеклянными глазами смотревшему на жестокую смерть своего друга. Майор стоял рядом и смотрел на обоих с таким безразличием, будто они оба давно уже были мертвы.


Глава 2.3



3

Майор лгал. Ни Толика, ни Игоря им поймать не удалось. Парням повезло – они спаслись благодаря Максиму, бездомному мальчишке, к которому оба они поначалу отнеслись с непониманием и даже брезгливостью. И пока Андрей приходил в себя в застенках КГБ «Нового порядка», они что было сил мчались к своему отряду.

Максим провел своих новых друзей тем же самым ходом, который использовал связной Посредника, и о котором знали считанные единицы в городе. Мальчик хитрил, когда говорил, что боялся следить за связным – тот был слишком интересным субъектом среди серой массы жителей «гостевого квартала» Иваново, чтобы не заинтересовать от природы любознательного Максима. Разумеется, он боялся обещанной связным кары, но любопытство было сильнее. Кто проделал ход – сам связной, или кто‑то до него, было неизвестно, но этот же человек и обезвредил мины за валом. Максим ничего не знал ни о минах, ни о том, что они обезврежены, потому путь через коротенькое минное поле был полнейшей импровизацией и каждое мгновение Игорь с Толей ожидали взрыва. Преодолев минное поле, Черенко перекрестился и поблагодарил бога, потому что по его мнению только какие‑то высшие силы могли помочь им целыми выползти ночью из заминированных зарослей кустарника. Знал бы он, что мин там нет…

Оказавшись на дороге, Игорь бросился было бежать, но Толик осадил его, предположив, что за ними могут выслать погоню, и предложил пробираться через лес. На этом его здравые идеи закончились: он переключился на мысли об Андрее, начал думать о том, как его освободить и что парня ждет в плену. Он настолько завис в этом, что понемногу начал впадать в панику и в дальнейшем это аукнулось. Всё доходило вплоть до того, что Толя на ходу придумывал, как организует штурм города и отобьёт Андрея. Игорь тоже понемногу выходил из своего приподнятого состояния и всё больше впадал в то отчаяние, которое наблюдалась у него после пленения Андрея.

Самым здравомыслящим среди троицы оставался бездомный мальчик с тяжелой судьбой. Именно он услышал рокот двигателей и заметил свет фар погони или ещё кого, и обратил на них внимание остальных. Кто бы это ни был – они не могли заметить их с дороги, но все равно беглецы на всякий случай затаились, пока шум машин не стих в ночи.

Добравшись до отряда, они настолько выдохлись, что буквально повалились с ног. В психологическом плане Игорь все больше сдувался, да и Толик, казалось, тоже. Усевшись у дерева, он сбивчиво пересказал произошедшие события.

Новость о пленении командира подействовала на отряд, как разорвавшаяся рядом бомба – ошарашенные и подавленные, люди молча выслушали Толика, переводя взгляд то на потухшего Игоря, то снова на измождённого Толю, через силу заставляющего себя продолжать рассказ. Самообладание сохраняли только Алексей, да вечно невозмутимый Воробьев. Даже Руми заметно нервничала, только никто сейчас не обращал внимания на Руми. Впрочем, как и всегда.

Корнеев, не перебивая, выслушал Толю, но не стал ничего предлагать, сославшись на то, что в любом случае ночью в Иваново точно не попасть, к тому же их форма там слишком хорошо известна, поэтому лучше дождаться утра и тогда уже решать, что делать. Последовавшее напряжённое молчание было то ли одобрением его предложения, то ли признаком полного морального бессилия, но вскоре люди заново начали устраиваться на отдых.

Однако немногие смогли заснуть, до утра ворочаясь и пытаясь представить, как события будут развиваться дальше. Так получилось, что всё, что они делали, зависело от Андрея. Конечно, все знали, какие перед группой стоят задачи, но никто особо не задумывался, как их решать – для этого существовал командир. К тому же, у большинства не было такой сильной личной мотивации, как у Романова, который всему задавал вектор. Люди прекрасно понимали, что выполняют важные задачи, что приносят большую пользу своей организации, но в силу разных причин не готовы были рыть землю так, как это делал Андрей, и ограничивались лишь выполнением приказов. Теперь же кто‑то должен был взять на себя инициативу и ответственность за жизни остальных, но желающих оказалось немного. Но главное – похоже, что никто, кроме Алексея теперь не знал как действовать дальше.

Толик же воспринял потерю Андрея, как гибель собственного сына и переживал от этого особенно сильно. Не сомкнув за ночь глаз, он вновь впадал то в панику, то в депрессию и в таком состоянии, разумеется, не мог родить ни одной разумной мысли.

Как только небо начало сереть, Толя поднял всех и устроил совещание. Хороших, толковых идей никто, разумеется, не озвучил, поскольку мало кто представлял себе как можно проникнуть в чужой, хорошо охраняемый город, найти там пленника и вывести его оттуда. Один только Толя предлагал безумные идеи про штурм или захват заложников.

– Там целая армия. Города «Нового порядка» – это города‑крепости, – напомнил ему Корнеев. – Туда не получится вломиться, размахивая оружием и паля во все стороны.

– А что предлагаешь? Оставить его там? – тут же вскинулся Толик.

– Предлагаю не пороть горячку и подождать – пусть страсти немного улягутся, – спокойно предложил Лёша. – Сейчас там наверняка ищут вас и переворачивают вверх дном весь гостевой квартал. Так что мы не можем ему помочь. Никак. И с этим придётся смириться.

– Вертел я тебя и твои предложения! Не будем мы ни с чем мириться! – вскричал Толик. – Мы своих не бросаем! Я не знаю откуда ты и что в жизни делал, но не думал, что ты такое говно!

Наступила пауза, по мере продолжения которой напряжение среди членов отряда возрастало в геометрической прогрессии. Хоть до стычек никогда не доходило, но все подсознательно понимали, что при всей своей силище с Корнеевым Толе не справиться, и обманчивая тщедушность последнего по сравнению с Толей уже никого тут не вводила в заблуждение. Так же большинство ожидало от Корнеева каких‑то действий в ответ на это оскорбление. Кирилл даже поднялся и подошел поближе к отцу, намереваясь то ли помочь ему в драке с Лешей, то ли желая удержать его от этой драки.

Но Алексей повел себя иначе. Да, он бросил на Черенко недобрый взгляд, что было редкостью – после Воробьева Корнеев занимал второе место в отряде по скудности выражения своих эмоций, но драку не устроил. Он поднялся, бросил короткое: «Я все сказал», и отошёл к замаскированной в кустах машине, бросив оттуда: «Дайте подумать».

Его автомат стоял у правого переднего колеса, а винтовку он достал из салона и перенес на капот, затем принялся осматривать затвор.

– Едрена вошь, – не стерпел его спокойствия Толик, – Андрей не просто командир – он наш друг, и мы должны освободить его. И вообще – ты мог бы пойти с ним вместо меня. Ты там бывал, знаешь их порядки и мог знать, к чему все идет! Но вместо этого ты сидел тут, как заяц в норе!

– По‑твоему, я – Нострадамус? – съязвил Корнеев, не глядя на Черенко. – Что бы я сделал? Напугал бы его страшными сказками? Или привязал к батарее?

Нахмуренный Толя заскрипел зубами и поднялся, глядя на Лёшу. Тот, по‑прежнему занимался своим оружием, не обращая на него внимания. Взвинченного Черенко ещё больше раздражало такое поведение Корнеева и тогда в голову ему пришло то, чего делать не стоило.

Толя в несколько быстрых прыжков подскочил к игнорировавшему его Алексею, на ходу выхватив пистолет, и приставил его к затылку Корнеева. Алексей, не оборачиваясь, медленно положил винтовку на капот и опустил руки.

Всё это было настолько неожиданным, что большинство так и остались сидеть на своих местах, не веря в происходящее. Первым опомнился Воробьев.

– Толя, опусти пистолет! – потребовал он.

– Не буду я доверять человеку, который срать хотел на нашего командира. Он так же срать хотел и на нас! – прорычал Черенко.

– Толя, успокойся и убери оружие! – на помощь Сергею пришёл Сева. – То, что ты делаешь, Андрею не поможет.

Алексей продолжал спокойно стоять. Он смотрел то на Кирилла, подошедшего и с испуганным лицом стоявшего напротив, то на нахмуренного Севу, зашедшего сбоку и укоризненно смотрящего на Толю. Затем он сделал то, что называется «мастер‑класс».

Резко наклонив голову немного влево, он слегка присел и, быстро обернувшись, левой рукой ударил по вытянутой руке Толика. Рука с пистолетом качнулась вправо, опешивший от такой неожиданности Толя не сразу понял, что происходит, а Алексей, пользуясь растерянностью противника, перехватил и заломил кисть руки с пистолетом, нырнув под нею, отнял оружие, а потом, высвободив руку противника из захвата, рывком развернул Толика лицом к себе, и прямым ударом врезал ему в подбородок. Прежде, чем Толя успел упасть на землю, Алексей уже вынул из пистолета магазин, передёрнул затвор, с лёгким звоном отправляя выскочивший патрон в свободный полёт, и отбросил пистолет вместе с магазином в разные стороны. Его лицо было всё так же спокойно, будто вовсе не ему только что угрожала смертельная опасность.

Такой самоконтроль не мог не впечатлять. Всё произошло так быстро, что не все до конца поняли, как это случилось, даже сам Черенко. Зато ни у кого больше не возникало желания спорить с Лешей или как‑то иначе пытаться доказывать ему свою правоту.


4

Майор Каржин сидел на широкой лавке у большой лакированной двери в огромном холле с гранитным полом. Стены холла были аккуратно выкрашены, плинтусы вымыты, на окнах висели красивые шторы, а сами окна были чистыми и опрятными. Это было бывшее здание мэрии, которое и после эпидемии продолжало выполнять ту же функцию. В одном крыле здания находился офис местной службы КГБ, в другом – кабинеты городских начальников: Олега Рабиновича, который был главным, но о‑чень редко появлялся на своем рабочем месте, и его заместителя, а по большому счету реального управляющего городом – Андрея Николаевича Миллера. Именно последнего ожидал майор.

Наконец, дверь открылась и из неё показалась симпатичная молодая девушка по имени Настя, которую гость хорошо знал – это была секретарь Миллера. Опытный глаз следователя сразу отметил, что выглядит она немного помято, и ехидно улыбнулся. Он и сам был не прочь отодрать эту худенькую брюнетку с шикарной задницей и сиськами, да вот только по‑доброму она не соглашалась. Что ж, нужно проявить терпение. Он доберется до неё потом, когда Миллеру она наскучити он выбросит её, как Светку.

Охо‑хо, Светка была хороша… И умела многое. И где Миллер их набирает?

– Прошу, входите, – тоненьким голоском пропела Настя и быстро скрылась за дверью.

Каржин поднялся, взял с соседнего стула небольшую папку с бумагами, которую принёс с собой, и вошёл в приёмную, вспоминая о том, как хороша была предыдущая секретарша Миллера и как она умоляла его её не трогать, а потом, понимая, что иначе будет только хуже, увлеченно отдавалась ему.

Настя уже сидела за своим столом и указала майору на дверь справа от неё, мило улыбаясь. Но Каржин видел за её улыбкой плохо скрываемый страх и не смог не ухмыльнуться.

– Андрей Николаевич ждёт вас, – снова пропела Настя.

Майор направился к указанной двери, в который раз представляя, как она будет рыдать и умолять его простить её выкидоны.

Как только он отвернулся, улыбка на лице Насти сменилась настороженностью: их гость вызывал инстинктивное чувство опасности у многих в этом городе, и она не была исключением. Да и его пошлые и недвусмысленные взгляды пугали её с каждым разом все больше. Она даже не представляла себе, какая судьба её ждет. Как и других женщин, на которых Каржин положил глаз, но которых ему нельзя было немедленно заполучить в силу обстоятельств.

В кабинете в роскошном кожаном кресле за большим столом из красного дерева сидел и улыбался тот самый Андрей Николаевич. Это был приятной наружности мужчина, улыбка которого всегда была такой искренней, что невозможно было отличить когда она вызвана хорошим расположением духа, а когда требованиями этикета. Одет он был в строгий тёмный костюм с галстуком – отличительная черта руководителей «Нового порядка», гладко выбрит и пахнул одеколоном. Вряд ли одеколон предназначался для посетителей, скорее всего, он был для Насти.

Начальство майора отсутствовало, а в таком случае отчитываться по особо важным и безотлагательным делам ему приходилось перед Миллером. Майор вошел в его кабинет немного сжатой походкой. Он никак не мог научиться скрывать свое волнение во время встреч с людьми, обладающими большей властью, чем он. Таких людей он инстинктивно ненавидел и с радостью отправил бы на допрос, но к сожалению пока не мог, вот и приходилось ему бороться со своими комплексами даже не понимая ни их природы, ни самого их наличия у себя.

– Какими судьбами, майор? – спросил Андрей Николаевич, приподнимаясь в кресле и протягивая руку вошедшему. – Неужели уже закончил со шпионом?

– Не совсем – первая стадия, – уклончиво ответил гость.

– Первая стадия? – поинтересовался хозяин кабинета.

– Да, – кивнул майор. – Первая – психологическая обработка. На второй будет физическая. А на третьей – комбинация из двух первых.

Андрей Николаевич измерил гостя внимательным взглядом. Этот майор из комитета безопасности всегда настораживал его. Он слыл злым, жестоким и беспринципным человеком, в руки которому лучше не попадать. Методы, которые он использовал, были не только жестокими, но и ужасными. Как‑то раз на одной пьянке, где собралось много руководства, выпивший Каржин на полном серьезе взялся рассказывать ему о том, что нет ничего интересного в том, чтобы просто избить или унизить человека. Он считал, что нужно обязательно изувечить его, причем очень важно именно попрыгать ногами на теле человека, а ещё лучше – на голове. Последнее обязательно нужно делать в присутствии подельников – завидев такое смертельное действо, все они наперебой начинают давать показания и во всем сознаваться.

А год назад Миллер присутствовал на допросе одного засланного казачка из торговой гильдии и то, что вытворял с ним Каржин, вызвало у Миллера шок и чувство отвращения к майору, оставшееся навсегда. Но, как ни крути, методы его были весьма действенными, а это было главным в нынешнее время. К тому же не в силах Андрея Николаевича было решать кадровые вопросы службы безопасности.

– Так, а чего ты тогда пришёл? – Миллер озадаченно вскинул брови.

– Интересные вещи говорит, – не вдаваясь в подробности, объяснил майор. – Вот, почитайте.

Андрей Николаевич взял протянутые майором бумаги и быстро пробежал глазами. Выражение его лица менялось время от времени, становилось то хмурым, то задумчивым, то безразличным. Майор с присущей ему внимательностью следил за реакцией собеседника.

– Снова этот Посредник, – нахмурился Андрей Николаевич. – Это третий или четвертый раз?

– Третий.

– Интересно, кто он. И в самом ли деле всё знает, или это какая‑то уловка?

Майор молча пожал плечами. Когда они в прошлый раз вышли на посредника – он взорвал себя и ещё троих комитетчиков гранатой. Раз появился новый посредник – это хорошо организованная сеть, где выбывших агентов оперативно заменяют. Вопрос только чья она? Миллер продолжил читать.

– И что думаешь по парню? – спросил он, закончив чтение.

– Сидит в карцере. Размышляю, какую тактику предпринять, – в привычной манере ответил майор, желая похвалиться своей хитростью. – Было видно, что он сломался на допросе. Простой трюк – я привёл переодетого в его собственную форму «отработанного» и представил его, как пойманного напарника…

– Пожалуйста, не нужно этих деталей, – скривился Миллер. – Давай по существу.

Каржин кивнул.

– Короче, я ожидал, что он расколется, но то ли он на свой возраст слишком стойкий, то ли слишком умный…

– Или говорит правду, – закончил за майора Андрей Николаевич, снова с интересом вчитываясь в отчёт. – Романов Андрей Викторович… знакомая фамилия. Где я мог её слышать?

– Да где угодно – она часто встречается, – вставил майор.

Миллер почесал висок, затем погладил подбородок, размышляя. Как‑то многовато уже для него Каржина на сегодня.

– А что с радиочастотой? Пытались связаться с его командованием? – продолжил он вскоре.

– Да врет он, и частота эта – блеф…

– Пытались или нет? – строже спросил Андрей Николаевич.

– Ещё нет. Только сегодня ночью получили.

– Ну, так сначала нужно все проверять, а потом приходить ко мне! – совсем строго отчитал майора Миллер, хотя на деле был рад, что у него появился повод избавиться от компании безопасника.

Каржин стиснул ручку стула и коротко кивнул – он не любил, когда на него повышали голос. И Миллера он тоже не любил. По его мнению Миллер был слишком мягким, а такие люди майору не нравились – он считал их скользкими и непонятными, поэтому часто бесился из‑за того, что подобные тут руководят.

– Дело в посреднике. Хотел это с вами обсудить. Мне кажется, что это какой‑то хорошо законспирированный агент, который собирает разведданные, но парень уперся и ничего о нем не говорит.

Андрей Николаевич разыгрывал спектакль, делая вид, что фамилия Романов показалась ему всего лишь знакомой. Он отлично помнил её. Но майор был прав – она действительно очень распространённая и вероятнее всего в данном случае не имела ничего общего с человеком, о котором сейчас думал хозяин кабинета.

Миллер задумчиво смотрел на майора, вертя в руках шариковую ручку. Если бы у него было больше работы, возможно, он бы просто пробежал отчёт глазами и вернул бы майору с приказом «закончить», но в данный момент работы было немного, а настроение – чересчур хорошим. Этому немало поспособствовала Настя, впопыхах убежавшая из этого самого кабинета одеваться всего за несколько минут до прихода майора. Всё это в определённой мере повлияло на решение Андрея Николаевича, поэтому он решил поступить совсем не так, как ожидал майор.

– Говоришь, он должен был встретиться со мной? Тогда знаешь что… Устрой мне встречу с этим Романовым – хочу с ним поговорить, – попросил он и, криво улыбнувшись, добавил. – И не трогай его пока, а то говорить будет не с кем.

Майор нахмурился, но вопросов задавать не стал. Обсудив ещё пару рабочих моментов, он удалился, отказавшись от запоздавшего кофе и чуть не сбив в дверях Настю с подносом в руках. Отчёт остался на столе у Миллера.

Как и обещал, майор уведомил Андрея Николаевича о том, где и когда он может встретиться с пленным. Приближалось оговоренное время, но Миллер, погруженный в свои дела, совершенно забыл и о своей просьбе, и о самом Андрее Романове, сидящем в темном и сыром карцере.

Андрей очень страдал и в физическом, и в психологическом плане. После допроса он всё время находился в прострации. Жестокая и мучительная смерть Толика, которую, как он думал, ему довелось увидеть, все никак не уходила, вновь и вновь возникая перед глазами. Второй день он не мог уснуть, не мог забыться, чтобы убрать с глаз эту ужасающую картину, и каждый раз он методично, словно псих, убеждал себя, что если ему суждено ещё раз встретиться с Каржиным – он убьет его, даже если за это ему самому придется умереть.

Юношество Андрея прошло в деревенской среде, а там трудно не начать верить в бога, когда все вокруг постоянно молятся и носятся с иконами. Вот и Андрей иногда обращался к богу с просьбами. Но в последнее время, часто рискуя жизнью, попадая в критические ситуации, под обстрелы, когда пули со свистом пролетают в сантиметре от головы, вгрызаются в землю, обдавая комками и осколками земли, в такие моменты перестаёшь верить в бога, в то, что он может уберечь от того, что неизбежно. Начинаешь верить в случай, в судьбу, в провидение, во что угодно, но только не в бога. И с каждым днём, проведенным в застенках, вера Андрея все больше таяла. Теперь он больше верил в выбор, особенно приняв тот факт, что всё, что с ним происходило было результатом его собственных решений.

В кабинете Миллера было куда веселее. На столе стояла бутылка коньяка, две рюмки и закуска, состоявшая из лимонов и черной икры – за воротами города за подобное лакомство запросто можно было поплатиться жизнью. Андрей Николаевич сидел в кресле, а Настя – у него на руках. После нескольких рюмок коньяка, он мог думать только о ней, о её упругой попке, о такой мягкой, податливой и приятной груди, о нежных мягких губках… А ей хотелось немного пошалить, поддразнить своего начальника перед тем, как он снова возьмёт своё.

Её взгляд упал на тоненькую папку, лежавшую в стороне. Это была папка, принесённая майором Каржиным – она запомнила её, потому что видела её у него в руках, а потом ещё несколько раз на этом же месте. Похоже, с тех пор Миллер к ней больше не притрагивался.

– Что тебе принёс Каржин? – спросила она и протянула руку к папке.

При упоминании фамилии майора Миллер скривился и, взглянув на неподписанную, ничем не примечательную папку, которой махала перед ним Настя, наконец, вспомнил о своём разговоре с Каржиным.

– Лучше положи это на место, – строго посоветовал он.

Настя нахмурилась. Женское любопытство и вседозволенность, которую почти не ограничивал Андрей Николаевич, требовали открыть папку и посмотреть, что там. Вместе с тем, строгий тон начальника, который она слышала очень редко, явно давал понять, что лучше этого не делать. Несмотря на молодость Настя, будучи приближенной к высшему руководству, хорошо понимала, что есть вещи, которые лучше не знать. Не раз она слышала, что случается с теми, кто лезет не в свое дело.

Наконец, здравый смысл победил, и она положила папку на место, но уязвлённое самолюбие требовало как‑то отыграться. Он хотел её? Сейчас? Хорошо, сейчас получит.

Девушка медленно слезла с колен, ухватилась руками за стол и приняла вызывающую позу, на которую обычно реагировал шеф. Он смотрел на неё с интересом, но не предпринимал никаких действий. Тогда она повернулась к нему и опустилась на колени, руки поползли вверх по его ногам и добрались до молнии на брюках, но и на это Андрей Николаевич не отреагировал.

В нём боролись два чувства: бросить всё и в очередной раз как следует отодрать эту чертовку или сделать то, о чём она сама ему напомнила – увидеть и задать пару вопросов парню, который, возможно не заслуживая того, оказался в фактически смертельной ситуации. А ещё, хоть и вряд ли, но возможно, был как‑то связан с человеком, которому сам Миллер был обязан жизнью.

«Чертовка» же очень хотела досадить шефу за строгий тон, но, видя его колебания, резко поднялась, недовольно хмыкнула и пулей вылетела из кабинета. Месть не удалась.

Андрей Николаевич бросил короткий смешок, когда Настя с грохотом закрыла за собой дверь, потом с досадой взглянул на папку, поколебался несколько секунд, и протянул к ней руку.

– Ладно, – сказал он сам себе, словно оправдываясь, – так уж и быть, пойду, посмотрю на тебя, Андрей Викторович Романов.


5

Замок заскрежетал, и дверь в карцер начала открываться, нагоняя дрожь на обитателя этого неприятного маленького помещения. Он знал, что за ним придут, и догадывался, что его ждёт, но в глубине души надеялся, что это не случится так скоро. Поднявшись, Андрей с тревогой наблюдал, как в дверном проеме возникли фигуры конвоиров. Один из них приказал ему выходить. Делать этого не хотелось, но сопротивление было невозможным. Андрей зачем‑то осмотрелся, словно любил это место и не хотел его бросать, а затем медленно побрёл к выходу.

Вопреки ожиданиям, его привели не туда, где проводили первый допрос. Вместо грязной, неприятно пахнущей комнаты для допросов, один вид которой уже нагонял жути, его ввели в небольшое помещение, в котором стоял незнакомый Андрею резкий, терпкий, но приятный запах. Один конвоир остался снаружи, другой вошёл следом.

Царивший в комнате полумрак при появлении Андрея тут же исчез – конвоир включил свет и две лампы дневного света под потолком осветили помещение. На первый взгляд кроме отсутствия окон больше ничего похожего с комнатой для допросов здесь не было: у стен друг напротив друга стояли два небольших кожаных диванчика, возле каждого находился маленький журнальный столик. В углу росла большая декоративная пальма, непонятно как выживавшая тут без настоящего света, в другом углу находился небольшой стеклянный пенал. Слева от входной двери стояла книжная стенка, на полках которой расположились книги, а под ними – телевизор. В целом обстановка в помещении больше соответствовала комнате ожиданий или отдыха.

На одном из диванчиков сидел представительного вида мужчина в костюме и немножко щурился из‑за света.

«Почему он сидел в темноте?», – подумалось Андрею.

Трудно было сказать о нём что‑то определённое – мужчина сидел, сложив руки на груди, и исподлобья буравил Андрея пронзительным взглядом тёмных глаз. Он был хорошо и непривычно опрятно одет, при галстуке, на руках болтались блестящие массивные часы. Чтобы составить хоть какое‑то впечатление нужно было услышать, что он скажет, поэтому Андрей, уже имевший кое‑какой опыт, не спешил с выводами.

Конвоир посадил Андрея на диван с противоположной стороны и встал рядом.

– Оставьте нас, – мягко, но уверенно приказал человек в костюме.

Боец с удивлением взглянул на своего начальника, но не посмел перечить и нехотя удалился. Мужчина проследил за тем, чтобы дверь плотно закрылась, и снова впился изучающим взглядом в Андрея. Небритый, измождённый парень, с воспалённым взглядом и ссадинами на лице никак не напоминал ему того человека, сходство с которым он рассчитывал увидеть.

Андрей тоже изучал человека напротив. Непохоже было, чтобы он пришёл устраивать пытки. Тогда зачем?

– Меня зовут Андрей Николаевич Миллер, – представился мужчина, отвлекая Романова от его размышлений. – Советую запомнить.

– А меня Андрей Викторович Романов, – слегка улыбнулся в ответ Андрей.

– Да, я знаю, – немного нахмурившись, кивнул Миллер. – Сразу предупреждаю – не нужно дерзить. Я пришёл просто поговорить и от результатов этого разговора для тебя многое зависит.

Парень медленно откинулся на спинку диванчика и впервые за долгое время почувствовал себя комфортно в мягких объятиях хорошей мебели. За то время, что он провел в застенках «Нового порядка» он не был сломлен до конца, но достаточно для того, чтобы убедить себя в мысли, что живым ему не выбраться. Впрочем, остатки инстинкта самосохранения ещё оставались.

Странновато было бы, чтобы этот респектабельного вида человек остался с отчаявшимся пленником один на один, не предприняв никаких мер предосторожности, но сколько Андрей не присматривался, а никакого оружия так и не заметил. Возможно, Миллер его прячет. Впрочем, в любом случае нападать на него Андрей не собирался.

– Слушаю вас очень внимательно, – проговорил он.

– Расскажи мне кто ты такой, откуда взялся в Иваново, зачем пришел и что собирался делать, – попросил Миллер. – Хочу сразу обратить твоё внимание – если я почувствую, что ты лжешь, я встану и уйду. Твоя жизнь после этого продлится недолго.

Андрей ответил сразу же, тихо и с прижимом.

– Зачем это все? Всё ведь и так уже давно решено?

Видя, что Миллер не спешит отвечать, Андрей добавил:

– Моему другу вы говорили то же, что говорите сейчас мне?

Миллеру ответ не понравился. Сначала он действительно собрался уйти. Потом попытался представить, что пришлось пережить этому парню, и решил дать ему ещё один шанс.

– Я не имею никакого отношения ни к тому, что случилось с тобой, ни к тому, что случилось с твоим другом, – примирительно сказал он. – Я вообще во всём этом посторонний человек – допросы шпионов это не моя забота. Повторю последний раз – если наш разговор не состоится, то ты гарантированный труп. Причём смерть не будет лёгкой. Я получше тебя знаю, как работает живодёр, который тебя допрашивал – ты даже не представляешь на что способен этот человек.

Странно было слышать подобные речи о Каржине от его коллег, но слова Андрея Николаевича добились нужного эффекта. Романов ни на секунду не забывал свой допрос. Он два дня стоял у него перед глазами, как кошмар, который не заканчивается, и Андрей с ужасом представлял, что его ждёт в дальнейшем. Слова Миллера давали ему призрачный шанс на что‑то лучшее, и заставили парня немного отойти от неверно выбранного шаблона поведения.

Изучая собеседника, Романов пытался понять, зачем ему вообще понадобилась эта встреча и какое влияние имеет этот человек, раз позволяет себе выражаться подобным образом о своих людях. С одной стороны желание жить и инстинкт самосохранения настаивали, что это не попытка обмануть его изменением схемы допроса, как он поначалу подумал, а что перед ним находится человек, который реально что‑то здесь решает, и стоит выполнить то, что он просит. Здравый смысл с другой стороны намекал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но ведь он уже попался в эту мышеловку и чувствовал себя сейчас ничем не лучше раздавленной мыши. В конце концов, пересказав свою историю ещё раз, он точно себе не навредит. Решив так, Андрей приступил к рассказу.

Миллер внимательно слушал его, периодически сверяя сказанное с текстом допроса, который он принёс с собой, и задавая уточняющие вопросы. Иногда он спрашивал Андрея о нем самом – где он вырос, что ему пришлось пережить, и в процессе разговора парень стал ему симпатичен: отважный и отчаянный, сильный духом молодой человек – он определённо заслуживал если не восхищения, то хотя бы уважения.

Всё, что рассказал Андрей, совпадало с текстом, принесенным Каржиным. Парень нигде не ошибся, не запутался в мелочах и почти без заминки отвечал на уточняющие вопросы. Более того, спокойная обстановка обычного разговора позволила получить у него дополнительные сведения.

– Так кто такой Посредник? – поинтересовался Миллер.

Андрей пожал плечами. Он и сам хотел бы знать.

– Из того, что я знаю – это некто, кого никто не видел, и не знает, где он находится. Я общался со связным, у которого есть куратор, с которым он связывается. Как они связываются он не сказал, но говорил, что куратора своего тоже никогда не видел. Как дальше действует куратор – можно только догадываться. И сколько ещё звеньев проходит информация, прежде чем доходит до Посредника – тоже. И вообще, как по мне, звучит все это довольно мутно для того, чтобы быть правдой.

Миллер кивнул, соглашаясь с парнем, но своего мнения на этот счет не высказал.

– А чего ты, говоришь, от него хотел? – спросил он.

– Я же говорил майору – меня интересовала эпидемия.

– В каком смысле?

– Я хочу знать о ней всё: откуда взялся вирус, куда делся, как всё происходило во время неё и сразу после. Кстати, я слышал, что в «Новом порядке» это знают?

Андрей затих, ожидая ответа Миллера.

– Знаем. И это даже не является секретом.

– Расскажите мне?! – воскликнул парень и весь подался вперед.

На его возглас отреагировала охрана. Один из бойцов тут же открыл дверь и вошел в кабинет, но был остановлен жестом Миллера, и вышел обратно в коридор.

– Зачем тебе это? – поинтересовался Андрей Николаевич.

Андрей часто натыкался на непонимание, когда рассказывал причины своего интереса к эпидемии. Часто слышал, что он глуп, что его затея нелепа, а мотивы полны юношеских заблуждений, но лично он уперто верил в свои идеи и глупыми их не считал, поэтому сразу же ответил анна вопрос Миллера.

– Я хочу знать есть ли чья‑то вина в эпидемии, или всё возникло спонтанно и без участия людей. И если виновник или виновники существуют – я хочу найти их.

Услышав это, Миллер снисходительно улыбнулся и качнул головой.

– Интересно. Очень. Скажем так – амбициозная задача.

– Я понимаю, что будет непросто, – Андрей немного смутился, понимая, что и тут его не восприняли всерьез. – Но я готов посвятить этому всю жизнь.

– Всю жизнь? А если ты погибнешь здесь? Если Каржин замучает тебя в своих подземельях?

Парень сник. Конечно, как он мог забыть о майоре и его угрозах? Он слишком сильно воодушевился словами Миллера и позволил себе на минуту забыть, где находится.

– Ну, тогда я хотя бы перед смертью получу ответы, к которым так стремился, – тихо ответил он. – Пожалуйста.

Миллер вскинул брови и откинулся на спинку дивана, глядя на столик. Он верил этому парню. Не мог Романов в своем возрасте уже быть настолько прожженным и умелым лжецом, чтобы выдерживать допрос Каржина и не сломаться, продолжая настаивать на своем. Перед тем, как начать этот разговор, Андрей Николаевич потребовал установить связь с Грониным, надеясь, что парень не солгал и дал правильные частоты. Что же до его мечты – желания получить информацию об эпидемии – это легко можно было осуществить.

– Эпидемия – очень обширная тема. Что и как происходило – об это известно мало. Сам понимаешь – связь с другими странами потеряна, множество людей погибло, включая тех, кто мог рассказать что‑то ценное. Но кое‑что мы знаем. Ты спрашивал: была ли эпидемия искусственной? Да. Есть ли виновники? Есть. Кто? Это самое неприятное, потому что точно установить круг лиц никто не сможет, но вот организацию, которую они создали после этого, назвать можно – это Торговая гильдия.

Андрей был настолько изумлен, что не сразу смог говорить.

– Что? Не может быть… – выдавил он через какое‑то время.

– Может. Ещё как.

– У вас есть доказательства?

– Это ещё одна неприятная новость – доказательств нет. По крайней мере таких, которые я мог бы предоставить. Но слишком много косвенных улик говорят о гильдии. Кроме них я не знаю ни одной организации, которая так же быстро поднялась бы после эпидемии. Разве что «Путь просвещения», но о них мне мало что известно.

– «Путь просвещения»? Это ещё кто такие?

– Фанатики. Религиозная секта. Они стремятся вобрать всех, до кого могут дотянуться, ассимилировать и обратить в свою веру.

– Впервые слышу о них. Где они находятся?

– Ну, сейчас у них много территорий: ближний восток, юг и центр Европы. Может, уже и вся, бог их знает – я давненько ничего о них не слышал.

– Ого. Серьезные ребята, – вырвалось у Андрея.

– Ещё какие.

– А если вернуться к торговцам – вы можете ещё что‑то добавить к сказанному? Согласитесь, быстро организовались – это слабый довод, когда речь идет о таких обвинениях?

Несколько мгновений Миллер смотрел на Андрея, будто колебался. Данный вопрос не относился к теме их текущей встречи.

– Это слишком длинный разговор, чтобы вести его сейчас. Если тебе повезёт, и мы встретимся ещё раз и при других обстоятельствах – я расскажу тебе больше. А сейчас, по‑моему, и так немало.

– Пожалуйста, ответьте тогда на другой короткий вопрос, – попросил Андрей, в голову которому пришла ещё одна идея. – Кто руководит гильдией? Кто у них главный?

– Этого я не знаю, – Миллер покачал головой. – Приказы идут из Москвы. Есть даже забавные слухи, что прямо из Кремля. В любом случае кто там управляет – непонятно. Вроде бы есть коллегиальный орган, какой‑то совет, который координирует работу всей структуры, но так это или нет – не имею ни малейшего понятия.

Миллер затих и принялся размышлять как быть с пленником. Интуиция подсказывала ему, что никакой это не шпион, а обычный парень, ведомый утопическими идеями идеалистичной молодости. Но нужно ещё наладить связь с его командованием, если оно действительно существует, и тогда уже решать судьбу этого Романова. А пока нужно сказать Каржину, чтобы не трогал его.

Через минуту Андрей Николаевич поблагодарил Андрея за беседу, вызвал конвоиров и вышел, пожелав парню на прощание удачи. Романову оставалось лишь размышлять ирония это была, или искренние пожелания.


Глава 2.4



6

Андрей сидел, прижавшись спиной к холодной стене. Голова почти не болела, но резкие движения сразу напоминали о том, что с ней нужно быть понежнее. Хотелось есть, и ещё сильнее хотелось пить. Встать и позвать охранника, пусть хоть воды подаст? Нет. Не будет он никого ни о чём просить. Обойдётся как‑нибудь.

Одиночество, которое он испытывал, сидя в камере, давило на него и мучило, но не оно являлось самым неприятным аспектом заточения, а беспомощность и необходимость ждать. Просто сидеть на месте и не иметь возможности ни на что повлиять. Поначалу это сводило парня с ума, но он боролся с этим чувством изо всех сил и, хоть и с большим трудом, но смог победить.

Впрочем, были в одиночестве и плюсы. Например, можно было спокойно поразмышлять.

Поверили ему или нет, отпустят или убьют: ничего из этого он не знал. Мог ли Миллер обмануть его? Запросто, но вряд ли это имеет смысл. Для Миллера он – живой труп, просто кукла в игрушечном домике, с которой можно делать что угодно.

Но если он не лжёт… тогда неужели Торговая гильдия действительно может быть в ответе за эпидемию? Верилось в подобное с трудом. Но вскоре Андрей вспомнил, как кто‑то рассказывал, что «Новый порядок» и торговцы враждуют, хоть и не открыто, и понял, что для Миллера выгодно формировать такое мнение о противнике. Хотелось бы Андрею обсудить это с Грониным, но как ты это сделаешь…

Однако, даже несмотря на то, что тема эпидемии была для Андрея одной из важнейших, уделить ей много времени он не мог, потому что главной темой для него были мысли о том, что его ждет дальше. После разговора с Миллером его вернули не в камеру к Дэну, а закрыли отдельно, в одиночестве. Хороший это был знак или плохой? Этот вопрос Андрей не раз себе задавал, пока часами осматривал металлические прутья на крепкой оконной решётке, присматривался к кирпичной кладке стены, изучал дверь и убеждался, что из камеры ему не сбежать. Но и ждать он устал. Скорее бы уже они там что‑то решили. От бессилия повлиять на свою собственную судьбу парня постепенно снова охватила апатия.

Его «медитацию» прервал лязг засова на тяжёлой двери. Услышав его, Андрей одновременно испытал облегчение и величайшее напряжение, предчувствуя, что скоро всё решится. В открывшемся проёме показался уже знакомый Андрею мужчина в камуфляже.

– На выход! – приказал охранник.

Выдохнув, Андрей неторопливо двинулся ему навстречу. К его удивлению охранник на этот раз оказался один. Они торопливо шагали по коридорам, но не туда, куда думал Андрей. Когда вышли на улицу, Романов увидел второго охранника, державшего в руках увесистый вещмешок и комплект новой, чистой одежды. В груди всё сдавило, и Андрею захотелось рассмеяться, но он сдержался, а затем и вовсе отогнал радостную мысль о свободе, ведь чем сильнее надежда, тем сильнее последующее разочарование.

Но когда ему вручили одежду, заставили в неё переодеться, дали в руки тяжёлый вещмешок и повели куда‑то по улицам, его сердце снова радостно затрепетало. Теперь уже никакой силы воли не хватало, чтобы прогнать надежду на то, что кошмар всё‑таки закончится. И он не ошибся.

Солдаты провели Андрея через полтора квартала ранее недоступного для него города. Парень увидел множество людей: суетящихся, с озабоченным видом куда‑то спешащих по относительно чистым улицам, в облагороженных, аккуратных клумбах что‑то росло, хоть и не цвело пока. Но больше всего ему понравились дома: они не были разрушены, не чернели сгоревшими стенами, окна поблескивали в закатном солнце чистым стеклом, иногда ослепляя парня солнечными зайчиками, и из них не торчали дула пулемётов, как в Ольховке. В этих домах жили люди, и они делали всё вокруг совершенно другим. Не таким, как Андрей привык видеть.

Вновь оказавшись в гостевом квартале, с которым Андрей уже был неплохо знаком, в глаза сразу бросилось разительное отличие между двумя районами одного города. Это были словно два разных мира, в одном из которых хотелось остаться и жить, а из другого – бежать, куда глаза глядят. Если сравнить их, то один выглядел, как ухоженный сад, а другой, как зловонная помойка. Трудно было понять, почему они так сильно отличались, но Андрей не особо‑то и пытался.

Радостное волнение всё больше захлёстывало парня по мере приближения к заветным воротам. У ворот стояла легковая машина, а неподалеку стайка беспризорников. Андрей лишь мельком взглянул на грязных мальчишек, но Максима среди них не заметил. Возможно, он бы обеспокоился сейчас судьбой мальца, но не успел, потому что заметил у машины двух своих знакомых и понял, что его собственная судьба тоже ещё неизвестна. Эти двое оживлённо спорили, горячо что‑то друг другу доказывая. Когда конвоиры велели Андрею остановиться, оба споривших взглянули на него. От взгляда одного из них у Андрея по коже побежали мурашки – это был майор Каржин. Вторым, как нетрудно догадаться, был Миллер.

Конвоиры тоже остановились и ожидали приказа.

– Открывай, – крикнул Миллер дежурному у ворот.

– Андрей Николаевич, одумайтесь, – сдерживая гнев, хрипел майор.

Вид у него был, как у голодного волка, у которого из пасти вырвали единственный кусок мяса.

– Я тебе уже всё сказал, – безапелляционно ответил Миллер, не глядя на майора.

Андрей без труда догадался, что причиной их спора был он. Один не хотел его отпускать, другой наоборот – не видел причин держать в плену, даже несмотря на то, что связаться с Грониным так и не получилось, чего Андрей пока не знал.

– Я этого так не оставлю, – прошипел Каржин, развернулся и прошёл мимо Андрея, больно толкнув его плечом. – Я доложу об этом Рабиновичу.

Миллер сделал вид, что не услышал, но отвернулся и скривил губы в ироничной ухмылке. Каржин громко сплюнул и ещё с одним бойцом удалился по грязной улице гостевого квартала.

Андрея вдруг начало заносить и он с трудом устоял на ногах – голова почему‑то закружилась, но он быстро пришёл в себя – близость свободы придавала сил.

«Я тоже этого так не оставлю», – подумал он, посмотрев на спину уходящего Каржина.

– Выходи давай, – немного нервничая, поторопил Андрея Миллер.

Сразу за воротами Андрей увидел знакомого сержанта. Тот держал в руках его оружие, но только его. Остальное забрал Энди, чего Андрей знать не мог. Романов поспешно, словно боясь, что Миллер может передумать, забрал свои вещи и, немного отойдя от ворот, принялся проверять их и оружие. Андрей Николаевич остался ненадолго возле сержанта, отдавая ему ещё какие‑то распоряжения, а затем подошёл к Андрею. Мотор легковушки тихо заурчал, и она медленно выехала следом за ним, остановившись неподалёку.

Заметив Миллера, Андрей отвлёкся от своих дел и с благодарностью посмотрел на него, но сказать ничего не успел.

– Я поверил тебе, – первым заговорил Андрей Николаевич.

– Вы связались с полковником Грониным? – догадался Андрей.

– Нет, – Миллер отрицательно покачал головой. – Именно поэтому Каржин так беснуется.

– Нет? Это как минимум странно, – недоумевал Андрей. – Даже очень. Тогда как же…

– Так же, – отрезал Андрей Николаевич.

– Хорошо. Не стану ничего спрашивать.

На это Миллер не ответил ничего.

– Но когда я вернусь к своим – мы сможем устроить встречу? Я привезу кого‑то из руководителей и докажу, что не лгал.

– Хорошо, – Андрей Николаевич кивнул, хотя во взгляде его читалось легкое сомнение. – Заодно и Каржин успокоится.

– Кстати, вы ознакомите нас со своими доказательствами на счет гильдии?

Миллер почему‑то улыбнулся.

– Обязательно. Ну, бывай, друг, – Андрей Николаевич нетерпеливо протянул парню руку. – Удачи тебе.

Андрей пожал холёную руку Миллера. До него только сейчас дошло, что он обязан этому человеку жизнью. Он буквально подарил её ему.

– Спасибо вам, что позволили мне жить, – искренне поблагодарил Андрей, не отпуская руки Миллера. – Я никогда этого не забуду.

– Надеюсь, что так и будет, – ответил тот, глядя Андрею в глаза.

Оставался ещё один очень важный вопрос: судьба его товарищей, но Андрея тут ждало разочарование.

– Ещё один вопрос… – начал было парень, но Миллер тут же перебил его.

– Всё, хватит. Иди уже, – сказал он, развернулся и быстро пошёл к машине.

– Но мои товарищи! Что с ними случилось?! – крикнул в спину Миллеру Андрей, но тот проигнорировал парня и сел в машину.

Через секунду легковушка тронулась и быстро уехала, оставив удручённого Романова одного. Никакая радость свободы не могла сейчас перевесить горечь от осознания того, что из‑за ошибок Андрея погибли его друг и брат. Некоторое время Романов в замешательстве смотрел в направлении, куда уехала машина с Миллером, и даже не заметил, как к нему от будки КПП подошёл сержант.

Вероятно, он слышал восклицание Андрея, потому что сразу же дал парню ответ.

– Не парься. Мы прошерстили весь город, но твои кореша как‑то умудрились слинять, – сообщил он.

Андрей уставился на него недоверчивым взглядом.

– Не веришь? Хех… Давай услуга за услугу? Когда ещё раз будешь в Иваново – сообщишь мне, как они это сделали.

Сказав это, сержант, не дожидаясь ответа, сразу же пошагал обратно к будке. Ошарашенный новостью Андрей некоторое время смотрел ему вслед, но не решался больше ничего уточнять. Ему теперь хотелось только одного – убраться отсюда как можно дальше. Поэтому он повернулся и медленно пошёл по дороге, с некоторым трудом неся оружие и тяжёлый, набитый припасами вещмешок. Он пробыл в застенках «Нового порядка» около двух недель, а может, даже больше, потому что точного счета времени он не вёл, и за это время из‑за болезни, плохого питания и условий заметно ослаб. Но уже сам факт того, что он выбрался, придавал ему сил.

Добравшись до места стоянки своего отряда, Андрей, как и ожидал, никого там не нашёл. Лишь примятая трава и давно затухший костёр в выкопанной ямке говорили о том, что когда‑то здесь были люди. Выбираться предстояло самому.


7

В кабинете Гронина стояла угнетающая тишина. Чай давно остыл в кружках – ни хозяин кабинета, ни Корнеев к нему так и не притронулись. Алексей закончил свой доклад и задумчиво глядел в окно. Павел сидел за столом, наклонившись вперёд и положив лоб на ладони. Глаза его были закрыты.

– Почему ты сразу не рассказал мне все эти тонкости о «Новом порядке»? – негромко спросил он после долгого раздумья.

– Начнём с того, что меня никто не спрашивал, – ответил Алексей. – Да и не мог я знать, что Романов выкинет там такой фортель. Я предупреждал его про их нравы.

Гронин вздохнул и, нахмурившись, тоже посмотрел в окно. Судя по докладу Черенко и рассказу Корнеева, Андрея приняли за шпиона и держат в плену. Возможно, он уже погиб, зверски замученный на допросах, возможно, ещё жив и продолжает подвергаться пыткам. Как теперь поступить? С другой стороны – как бы ни было жаль парня, он сам хозяин своей судьбы. Он знал на что шёл, сам принял решение, и, в конце концов, он далеко не единственный, кто погиб за последнее время. Но как бы там ни было, Гронину было больно думать о том, что парня больше нет.

– Мы можем что‑то предпринять? – спросил он Корнеева, полагаясь на его знания.

– Всё зависит от того, за что его взяли, – немного подумав, ответил Алексей. – Если за нарушение внутренних распорядков, что маловероятно, то подержат пару недель, отнимут личные вещи и сами отпустят. Если за подозрение в шпионаже – дело дрянь. Даже если ты сейчас же начнёшь что‑то делать – он, скорее всего, либо уже мертв, либо находится при смерти. Слишком много времени прошло.

Алексей не испытывал положительных эмоций, говоря эти слова. Нелегко было заочно подписывать Андрею смертный приговор. Хотелось надеяться, что он жив, но реальное положение вещей требовало объективной оценки.

– Мы ждали несколько дней, надеялись, что его отпустят, но нет, – продолжил он. – Затем Сева рискнул и пошёл в город, но ничего выяснить не удалось. Открыто задавать вопросы он, впрочем, не мог, иначе загремел бы вслед за Андреем.

Леша не стал рассказывать, что после этого отряд сменил место стоянки, оставив человека следить, не явится ли кто, и ждал Андрея ещё больше недели, пока не начали заканчиваться припасы, но тот так и не явился. Тогда, посовещавшись, они приняли решение возвращаться в «Убежище». Толя пытался протестовать, но большинство поддержали предложение Алексея, даже Игорь. Что бы ни случилось с Андреем, был ли он жив, или нет – они больше ничего не могли для него сделать.

Они посидели ещё некоторое время, придумывая, что делать, но это больше не касалось Андрея, а относилось к тем, кто мог повторить его судьбу. Такого сценария в будущем лучше было бы избежать. Оба очень сожалели о судьбе Романова, но не собирались горевать. Оба пережили слишком много потерь, чтобы ещё одна могла заставить их закалённые к подобному сердца размякнуть, ведь жизнь продолжается вне зависимости от того, сколько людей умерло рядом.


* * *

Андрей стоял посреди улицы небольшого городка гильдии, который имел короткое, но надежно звучащее название – Форт. По пути в Иваново они проезжали его, и парень помнил, как к нему добраться. Часто делая привалы, он протопал почти сорок километров от Иваново и всё равно смертельно устал.

Не меньше сил и времени отнял поиск офицеров гильдии, которые могли бы ему помочь. Помятого вида молодой человек не внушал доверия никому в городе, его не хотели слушать, прогоняли, даже угрожали застрелить, но парень упёрто стоял на своём, в итоге справившись и с этой задачей.

Ему удалось сообщить в «Убежище» о том, что он жив и где находится, но пришлось прибегнуть к хитрости. Когда несколько попыток договориться с торговцами закончились неудачно, Андрей заявил, что уведомит о таком отношении Владова. Немедленной реакции не последовало, и Андрей даже успел подумать, что за такую наглость его точно могут пристрелить, но к его удивлению вскоре проявился положительный эффект. Похоже, полковника и здесь, в добрых двух сотнях километров от Ольховки, хорошо знали, потому что Гронину, наконец, передали сообщение и он пообещал выслать транспорт. Оставалось только дождаться.

Вариантов как скоротать время было немного, поэтому Андрей предпочёл самый обычный – провести вечер в местном баре, а ночь… после застенков «Нового порядка» ему даже посреди улицы было бы неплохо. Даже несмотря на то, что ночью уже случались заморозки.

Бар выглядел забавным. Сразу при входе над дверью висела прибитая к стене голова быка, с налитыми кровью глазами и табличка «Saloon». Внутри всё было сделано в стиле «дикого запада»: на стенах висели ковбойские шляпы, давно переставшие привлекать внимание местных завсегдатаев, но интересных для Андрея, старые кольты с барабанами, лассо, кожаные сёдла и прочая ковбойская утварь, попавшая сюда неизвестно как. Аккуратные деревянные столы и стулья, относительная чистота в зале, музыка, приятное оформление, которого Андрею ещё никогда не приходилось видеть – это место не могло идти ни в какое сравнение с «Феерией» и тем более с рыгаловкой Серого в Ольховке, где Андрею пару раз приходилось бывать. Единственный недостаток – от табачного дыма воздух был буквально сизым, словно туман.

Андрей закашлялся при входе, обратив на себя внимание нескольких людей, сидевших поблизости. Присутствующие устремили на парня равнодушные взгляды, и, убедившись, что не знают этого потрепанного молодого парня, вернулись к своим делам, а Андрей прошёл в дальний угол зала, поближе к окну, где, как ему казалось, дыма было меньше. Он удобно расположился за небольшим деревянным столиком и бросил рядом вещмешок – ноги гудели и хотелось как следует выспаться, но спать было пока рано, да и негде.

Симпатичная невысокая девушка в светлой блузке и передничке подошла к нему и измерила Андрея вопросительным взглядом. Быстро сообразив, что он не местный, она стала выяснять, что он хочет заказать, охотно отвечая на его расспросы. Есть не хотелось, но услышав про чай и выпечку у Романова загорелись глаза. Выпечка… этого слова он не слышал очень давно. Наверное, с самого детства. Его бабушка пекла такие пирожки… а печенье… Впрочем, куда большим лакомством были остатки сырого теста в миске, а ещё лучше – целая пригоршня, добытая тайком, пока бабушка отвернулась. Не раздумывая Андрей заказал чай и двойную порцию выпечки, даже не спрашивая, что она из себя представляет. Денег гильдии у Андрея с собой, разумеется, не было, поэтому он порылся в вещмешке и положил на стол разряженный пистолет и десяток патронов к нему. Судя по выражению лица девушки такой вариант ей не очень нравился, но пистолет она могла сбыть интенданту за сумму куда большую, чем стоимость заказа, поэтому она согласилась. Оружия парню было не жаль: во‑первых, за ним выехали и оно ему было больше не нужно, а во‑вторых – в «Убежище» такого добра было в достатке.

Ближе к вечеру бар начал наполняться людьми. В основном это были солдаты гильдии, но иногда заходили и такие же, какАндрей, проезжие «путешественники». Романов заметил, что между гильдейскими идёт какой‑то странный разговор, ему непонятный. Каждому пришедшему задавали один и тот же вопрос: «Сколько?». Ответы были в основном одни и те же: сначала отвечали – «один», а чуть позже – «два». Может, это была какая‑то игра? Андрей пытался разобраться, в чём её смысл, но никак не мог. Если это была шутка, то почему никто не смеялся? Тогда, может, это было такое своеобразное приветствие? Но если так, то почему ответы разные и что они означают?

В целом атмосфера в заведении казалась Андрею гнетущей, что было недалеко от истины. Люди выглядели угрюмыми, вели тихие беседы чуть ли не шепотом, а то и вовсе молча потягивали пиво. Непохоже было, чтобы они пришли сюда отдохнуть или расслабиться за бокальчиком пива после трудного дня. Окончательно любопытство Андрея подстегнули двое офицеров гильдии, пришедшие поздно вечером. Оба выглядели удручённо и, похоже, их внешний вид о многом говорил тем, кто их знал. В зале всё стихло, все взгляды были прикованы к вошедшим.

– Сколько? – взволнованно спросил кто‑то.

– Три, – после паузы подавленно ответил один из офицеров, невысокий полноватый мужчина.

– Три! – раздались в зале возбуждённые возгласы.

Общество, словно растревоженный пчелиный улей, недовольно загудело, подхватив это восклицание. Правда, все очень быстро снова притихли в надежде, что пришедшие добавят что‑то ещё.

Но офицеры, не сказав больше ни слова, прошли за один из столиков неподалёку от Андрея и присоединились к своим знакомым. Зал опять приглушённо загудел, но большинство, казалось, прислушивалось к разговору пришедших с их друзьями. Андрей тоже изо всех сил старался разобрать о чём там говорят.

– Кто ещё? – подавленно спросил кто‑то из сидящих за столом.

– Шаталин.

Дальше Андрей услышал поток отборнейших проклятий и ругательств, а также чуть ли не физически почувствовал недовольство и откровенную ярость, которые их сопровождали.

– Шаталин! У него было сорок человек! Как?! – громко спросил кто‑то.

– Молча, – нервно ответил один из офицеров.

– А что по соседним районам? По региону?

– Ничего. Это происходит только у нас.

Послушав их ещё немного, Андрей начал смутно догадываться, о чём они могут говорить. Раньше он уже слышал нечто подобное. Похоже, речь шла о перехваченных колоннах гильдии. Если это действительно так, то волнение людей в баре было более чем обоснованным. Сам Андрей тоже не мог не задуматься о происходящем и не заволноваться, поскольку для него было просто немыслимо, чтобы кто‑то позволял себе наносить столь существенный ущерб такой организации, как Торговая гильдия. На что они рассчитывают, эти наглецы? Ведь хорошо известно, что за подобное гильдия сотрёт в порошок любого, как только выяснит, кто именно за этим стоит. Неужели они совсем не боятся? Эта последняя мысль заставила Андрея напрячься ещё больше.

Весь вечер до поздней ночи Андрей провёл в баре, слушая разговоры местных. Из них он точно понял только одно – все здесь напуганы. И не зря. Мало что пугает сильнее, чем неведение, а все они пребывали именно в неведении, ведь никто в этом зале не знал, кто именно ведет на них охоту и убивает их товарищей, но главное – с какой целью враги это делают.

Бар закрывался после двенадцати, и всё та же миленькая официантка вежливо предупредила об этом Андрея. Пока две девушки убирали зал, Андрей собрался, и вышел на улицу. Шла вторая половина апреля, но ночью все ещё было довольно холодно. Парень остановился на крыльце и с грустью подумал о том, что придется ночевать на улице. Через несколько минут у него за спиной открылась дверь и из бара вышли официантки и остальной персонал: мужчина и ещё две женщины постарше. Бросив на Андрея мимолетный взгляд, все они распрощались и разошлись каждый в свою сторону, оставив парня в одиночестве.


Глава 3.1. Дьяволы и дьявольщина



1

Когда Андрей с Игорем жили в деревне, мир для них ограничивался парой десятков домов, полем и ближайшими лесами. Любые изменения в этих местах казались важными и влияющими на жизнь. Братья легко замечали эти изменения и хорошо понимали, каким образом они их коснутся. Им незачем было знать, что находится вон за той горой, или куда течёт река. Всё это было неважно, поскольку не влияло на привычный уклад их жизни, а идти исследовать, казалось, не имело смысла. Важно было только то, что происходило рядом с ними.

Когда жизнь круто изменилась – изменились и их взгляды. Они узнали, что мир гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд, и что люди в нём бывают совершенно разные. Попадаются и злые, и жестокие, и алчные, и сумасшедшие, но живут они рядом с добрыми, отзывчивыми, щедрыми и благородными, только вот чтобы отличать одних от других – нужно много знать, чтобы хорошо разбираться в людях и их слабостях. А ещё братья поняли, что перемены в этом большом мире, о которых они могут даже не догадываться, круто меняют их жизни даже без их собственного желания.

Из всего этого Игорь сделал вывод, что человек вовсе не хозяин своей жизни, а всего лишь раб происходящих вокруг событий, складывающихся обстоятельств, которые прямо или косвенно влияют на нашу судьбу. Андрей же пришел к иному – все, что происходит, случается из‑за выбора, который ты сделал. И даже если тебе кажется, что выбора нет – на самом деле он есть, просто тебе не нравится или не подходит тот второй вариант.

После возвращения из Иваново некоторое время Андрей потратил на восстановление, но совсем немного. Молодой организм обладал рядом преимуществ и в итоге парень вернулся в форму гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Для Гронина это было даже к лучшему, потому что у него было для Андрея важное задание, которое он никому не хотел перепоручать.

Декабрь набирал обороты: ветряные, холодные дни перемежались с морозными ночами, иногда сыпали небольшим снежком. Но этот день на удивление был другим. Вместо неприятного, пронизывающего ветра, стоял непривычный штиль, а солнышко нежным теплом грело кожу, и дышалось так легко, как дышится после освежающего летнего дождя. Идеальная погода для прогулки. Казалось, что природа специально даёт последний погожий день перед сильными холодами.

– Ну что, как чувствуешь себя? – по‑отечески спросил полковник. – Восстановился немного?

– Да, – закивал головой Андрей, – давно уже. Пора браться за дело.

Павел по‑дружески похлопал парня по плечу.

– Понимаю, к чему ты клонишь, – ухмыльнулся он. – Уверен, что еще не рано?

– Не рано, товарищ полковник. Действие меня мобилизует, а сидя на месте я как будто ржавею.

– Хм… Ну, как знаешь. Спорить не буду.

Они остановились неподалёку от боксов, где гудели, шипели и завывали всевозможные инструменты. Бросив туда короткий, но внимательный взгляд, Павел снова сосредоточился на Андрее.

– Я понимаю, что ты ещё не до конца восстановился, но у нас есть срочное дело, которое больше нельзя откладывать, – начал он.

– Вы про встречу с Миллером? – догадался Андрей.

– Нет. Эту встречу проведет Дьяков.

– Дьяков? Жаль.

Павел покосился на Андрея.

– Почему жаль?

Андрей помялся совсем чуть‑чуть, но решил ответить честно.

– Миллер обещал мне доказательства вины торговцев в эпидемии, а Дьяков…

Ранее Андрей уже рассказывал ему обо всём, что слышал и видел в Иваново, поэтому Гронин знал о той версии эпидемии, которую изложил Миллер. Услышав слова Андрея, полковник раздражённо вздохнул, а Романов умолк, испугавшись такой реакции.

– Опять ты об этом, – в голосе Гронина засквозило недовольство.

– А почему нет? – все‑таки решил защищаться Андрей. – Что плохого в том, что я хочу знать? А вы? Если бы гильдия действительно была виновата – не хотели бы взглянуть на человека, виновного в том, что ваша жизнь пошла под откос?

Павел подумал немного, прежде чем ответить. Он не любил разговаривать с Андреем на эту тему. Возможно, как раз потому, что чувствовал, что в позиции парня есть рациональное зерно, но не хотел этого признавать.

– Возможно, но доказательств нет, а Миллер сразу сказал тебе, что и не будет. Так что с этой стороны ничего не жди. Я не верю, что виновата гильдия. В любом случае мне известно о сложных отношениях «Нового порядка» с Торговой гильдией, поэтому верить Миллеру на слово в этом деле я бы не стал. И тебе не советую.

– Ладно, спорить не буду, – после короткой паузы согласился Андрей, повторив фразу полковника. – Но тогда что за задание вы хотите мне дать?

Гронин не ответил сразу и зачем‑то выдержал паузу, интригуя Андрея. Прежде, чем заговорить, он провёл в задумчивости секунд десять.

– Слышал что‑нибудь про сейф, найденный среди остатков уничтоженной колонны?

Андрей не слышал о самом сейфе, но накануне имел очередную неприятную стычку с Олегом, обвинявшим его непонятно в чем, и в речи Олега определённо проскакивало слово «сейф». Гронин‑младший был настолько зол, что дело легко могло дойти до рукоприкладства, но с Андреем был Толя, а при такой поддержке устраивать драку Олег не решился. Теперь, услышав слова полковника, Романов понял, что сейчас в этом деле что‑то должно проясниться.

– Пока нет, – задумчиво ответил Андрей, вспоминая нападки Олега.

Павел коротко, но достаточно детально рассказал о колонне, сейфе и о некотором его содержимом.

– Я хочу, чтобы ты проверил координаты, указанные на картах. Одна из точек находится всего в семидесяти километрах южнее нас – если позволит погода, ты можешь обернуться за день.

– И вы ждали так долго? – удивился Андрей. – Почему было не послать того же Олега?

Павел не желал это обсуждать. Такой вопрос ему задавали все, начиная от самого Олега, и заканчивая Родионовым, предлагавшим отправить его.

– Ты отказываешься? – с вызовом спросил Павел.

– Нет‑нет, – Андрей замахал руками. – Я просто удивлен, что вы ждали меня, а не отправили кого‑то другого, ведь дело срочное.

– Других не было, – холодно сказал Гронин.

– Понял. Так что нужно делать?

После разборок с Олегом, Павел долго размышлял о причинах, по которым его отношения с сыном так испортились. Не нужно быть магистром психологии, чтобы понять, что корень проблемы крылся вовсе не в грубости и заносчивости Олега, хоть они тоже накладывали свой отпечаток, а в его ревности к Андрею, поэтому труднее всего Павлу было принять правильное решение как себя вести дальше. Дабы сохранить нормальные отношения с обоими, Павел решил несколько дистанцироваться от Андрея, к которому в последнее время питал все больше симпатии. Для этого он собрался вернуть отношения с Романовым с уровня наставник‑ученик обратно на уровень командир‑подчиненный. Проблему это, конечно, не решит, но тогда у Олега хотя бы будет меньше поводов обвинять отца в фаворитизме.

– Собери команду и как можно скорее направляйся по координатам, – жестким приказным тоном начал ставить задачу Гронин. – Цели такие: выяснить, что там находится, и если там кто‑то есть – по возможности установить контакт. В любом случае после предварительной разведки доложишь мне или Родионову, и мы дадим дальнейшие инструкции.

Полковник помедлил немного, размышляя, затем продолжил.

– Я думаю, что там находится объект, связанный с «Рассветом». Если это так – они могут не захотеть вступать в контакт и откроют огонь… Да, скорее всего так и будет. Не забывай, что «Рассвет» – не «Степные волки». Там совсем другой уровень. Если не будешь предельно осторожен – вляпаешься в крупные неприятности, поэтому положись на опыт Корнеева. Есть вопросы?

– Никак нет.

Андрей не понимал, почему Павел вдруг сделался таким строгим. Ему казалось, что между ними сложились вполне доверительные отношения, возможно, даже настолько доверительные, как между отцом и сыном, но теперь что‑то изменилось. Неужели это из‑за его интереса к эпидемии? Или дело в условном провале в Иваново? Но Павел ни слова не сказал про Иваново… Просто был рад, что Андрей уцелел. Тогда что?

– Приступайте немедленно. Если готовы, то прямо сейчас. Ни пуха…

– К черту, – нахмурившись, ответил Андрей.

Гронин кивнул и своей привычной твердой походкой зашагал обратно к штабу. Андрей какое‑то время глядел ему вслед, отмечая, насколько энергичным остается этот человек даже в его возрасте. Затем он дернул головой, словно сгоняя какую‑то невидимую пелену, и поспешил к своим.

«Похоже, полковник ждал меня из‑за Корнеева. Именно из‑за присутствия в моем отряде Лёши мне поручают столь сложные и щекотливые задания. Но, когда я оказался в плену, и отряд вернулся без меня, полковник не отправил Корнеева с командой проверять координаты. Почему? Скорее всего, потому что он Лешу не контролирует, а сам Корнеев командовать… да и состоять в организации не хочет. Странно, что он не ушёл, как только я исчез. Видимо, допускал, что я могу вернуться, и ждал. Сколько же всего он просчитывает и держит в уме?», – размышлял Андрей.


2

В свои двадцать восемь Саша Ткаченко был очень способным и умным человеком, но при этом обладал странной внешней апатичностью к происходящему. Внешней, потому что на самом деле никакой апатичности у него не было – он просто не умел проявлять беспокойство, озабоченность или другие подобные эмоции, да и не считал нужным это делать – все равно от этого не было никакого толку. Однако из‑за такого поведения он был сильно недооценен руководством и соответственно зря просиживал штаны на должностях, с которыми легко справились бы люди с куда более низкими способностями.

Чем же он так выделялся? Саша относился к тому редкому психотипу, для которого важны были детали и цифры. Он много внимания уделял тонкостям и мелким нюансам, умел замечать их и, используя всё это, собирал и выстраивал сложные системы, позволяющие проводить тонкий и точный анализ. Ко всему прочему он обладал ещё и феноменальной усидчивостью для такой работы.

Но все эти качества сами по себе были бесполезны и всегда требовали пинка, который начальству, в виду легкости Сашиной работы и качественного её исполнения, давать ему было не за что. Поэтому такие пинки он подсознательно искал на стороне личных взаимоотношений, выбирая женщин, которые с легкостью превращали его жизнь в ад своими фанабериями и прочей неадекватностью. Причем каждый раз, когда он расставался с очередной дурехой, он находил новую, точно такую же, только ещё хуже, а на вопросы недоумевающих товарищей отмахивался, что с нормальными ему скучно.

В конце концов, его захомутала и женила на себе Таня Панина – активная и достаточно стервозная дамочка, сама не знающая чего хочет от жизни, но зато легкая, веселая и дерзкая. Мужчине может не хватать твёрдости и решимости, чтобы воплотить в жизнь свои собственные планы или амбиции, но часто ему не придётся занимать эти качества, чтобы совершить то, чего хочет его женщина. А если она подружка Ани Владовой, то может ещё и принять непосредственное участие в реализации своего мужчины. И благодаря этой дружбе Таня попросила Аню попытаться помочь в деле продвижения Саши, что Аня и сделала.

Ей стоило немалых трудов уболтать отца поговорить с Ткаченко, обрисовывая насколько он умный, сообразительный и вообще – то, что надо. Как говорится: вода камень точит, и спустя каких‑то два месяца усилий Владов таки сдался под натиском дочери и уделил Ткаченко пятнадцать минут своего времени. Результатом стало то, что Саша перебрался с лейтенантской должности в отделе логистики региона в начальники одного из отделов аналитики при Владове, что соответствовало минимум должности майора.

Аня никогда ничего подобного ни для кого не делала, да и этот случай считала просто помощью подруге. Ни о какой благодарности тогда не могло быть и речи – какая благодарность может быть нужна человеку, у которого есть все? Но теперь, когда Ане самой понадобилась помощь, она вспомнила о том, что кое‑кто все‑таки кое‑что ей должен. Поскольку аналитики почти всегда были там, где и сам Владов, в этот раз они тоже находились под рукой. И тогда Аня, выбрав момент, когда Саша был дома, вечерком в очередной раз пошла к ним в гости.

Целых два часа она, Таня и Саша попивали слабоалкогольные коктейли и болтали о всякой чепухе. Хотя ладно – болтали только она и Таня, а Саша с отрешенным видом мученика просто сидел на диване рядом с Таней, иногда пополнял их бокалы и периодически натянуто улыбался, когда девчонки шутили. Сам он говорил что‑то крайне редко, что было делом привычным. Выпили они в итоге немного, особенно Аня, которой голова нужна была настолько светлой, насколько это возможно.

Когда девочки наболтались и всем стало ясно, что гостье пора уходить, Аня начала готовить почву для того разговора, ради которого, собственно, и пришла.

– Ой, ребята, уже так темно, – с легким волнением сказала она, выглянув в окно. – После тех событий мне до сих пор страшно ночью одной ходить.

Таня отреагировала мгновенно.

– Саша, проведи Анюту, – приказным тоном потребовала она.

Не в Сашиных привычках было спорить с женой, да и сделай он такое – только себе же хуже. Вариант ответа был только один:

– Конечно.

– Спасибо, ребята. Папа постоянно хочет пристроить ко мне какого‑то охранника, но это такой бред. Представляете, будет таскаться за мной какой‑то мужик и следить. Фу‑у.

Аня поморщилась. Таня улыбнулась. Саша никак не отреагировал.

– Тогда пойдем? – спросила Аня.

– Ага, – только и ответил Саша.

Исполнив весь сложный церемониал прощания с подругой, состоящий из объятий, поцелуев и взаимных любезностей, Аня спустилась со второго этажа маленького дома на четыре квартиры, где проживала чета Ткаченко. Саша уже ждал её внизу.

Поначалу шли молча. Аня в очередной раз обдумывала предстоящий разговор, к тому же она хотела оказаться в месте, где вероятность, что их услышат, будет как можно ниже. Саша молчал, потому что не привык начинать разговор первым, да и не о чем ему было разговаривать с Аней. Но так думал только он.

– Давай пойдем здесь, – предложила Аня и, не дожидаясь ответа, свернула в плохо ухоженный скверик.

– Тебе же в другую сторону? – без тени удивления спросил Саша, послушно направляясь за ней.

– Да, но пойдем здесь.

Привыкший к командам женщин, Саша не спорил, а просто пошел, куда требовалось. Скверик был не велик, потому быстро углубившись насколько это было возможно, Аня остановилась, а затем развернулась и подошла к немного удивлённому Саше как можно ближе. Даже если у Ткаченко и появились какие‑то мыслишки, он, как обычно, ни словом, ни движением их не выдавал. Со стороны они могли показаться решившей уединиться подальше от чужих глаз влюбленной парочкой, в которой гораздо более активной и напористой была девушка.

– Есть разговор, – полушепотом начала Аня.

– Почему ты не начала его у нас? – тоже полушепотом спросил Саша, не выказывая удивления.

– Потому что Тане о нем знать не нужно. Это должно остаться только между нами.

– Звучит подозрительно.

Саша улыбнулся, но улыбка была еле заметна в слабом свете далекого фонаря, и Аня не обратила на неё внимания.

– Мне не до шуток, – тоном она дала понять, что дело серьезное. – И помочь можешь только ты.

– Ну‑у, давай. Выкладывай.

– Слыхал что‑нибудь про организацию под названием «Рассвет»? – перейдя на шепот, спросила Аня.

Саша молчал. Внешне он был как всегда спокоен, но внутри всё забурлило. Откуда она знает? Да, она дочь Владова, но он не обсуждает такие вещи с ней, это уж точно. «Рассвет» вообще мало с кем обсуждают.

– Что‑то не припомню, – задумчиво ответил Саша, пытаясь не выдать своих настоящих эмоций.

Чего‑то такого Аня и ожидала, хоть и наивно надеялась, что этого не будет. В таких случаях Аня хорошо умела делать только одно – идти на штурм.

– Так, а ну не ломайся, засранец, – беззлобно зашипела она. – Ты не умеешь врать.

– Аня, я не знаю о чем ты говоришь. И не понимаю, чего ты от меня хочешь…

– Ещё раз говорю – прекрати ломаться, а то сейчас как врежу. Отвечай на мой вопрос.

Саша ухмыльнулся краешками губ. Анька была ещё более боевитой, чем его Таня, и ему это нравилось, но сейчас она полезла в такие вещи, которые даже ей были не по плечу. И главное – она потянула туда его, а в случае чего проблемы будут именно у него, и проблемы эти будут очень, очень серьезные.

– Не знаю зачем тебе это, но советую забыть…

– Мне не советы твои нужны, а ответ, – она легонько ткнула его кулачком в грудь. – И я так поняла, ты что‑то знаешь.

Ткаченко тоже кое‑что понял – так просто она не отстанет.

– Послушай, Аня. Послушай меня очень внимательно. То, о чем ты спрашиваешь – об этом вот так в скверах не болтают. Это очень серьезные вещи.

– Я и не сомневаюсь, поэтому и пришла к тебе. И я знаю, что у тебя есть ответы.

– Ничего у меня нет, – с прижимом ответил Саша. – Такие ответы могут стоить мне жизни. И Тане, между прочим, тоже.

Аня ненадолго задумалась, и Саша понадеялся, что девушка одумается, а затем он просто доведет её до дома, но не тут‑то было. Аня была молода и слишком далека от реалий работы её отца и их организации. К тому же она была уверена, что любые проблемы в случае их возникновения, с папиной помощью она сможет решить.

– Ты должен мне, Ткаченко. Даже секреты эти ты знаешь благодаря мне. Так что верни долг.

Саша сжал губы и прищурился – скупое, но такое редкое наружное проявление эмоций стоило сфотографировать, потому что следующего можно было ждать очень долго.

– Вот значит как, – недовольно сказал он и на несколько секунд задумался. – И что же ты хочешь знать?

– Немногое, но во всем ты мне поможешь, а когда я закончу – мы в полном расчете и я никогда больше ничего у тебя не попрошу. Может, даже сама буду твоим должником. Ты согласен?

Невозможно быстро согласиться, когда речь идет о таких вещах. Ни один нормальный человек не может быстро и решительно сказать «да», когда его спрашивают готов ли он прямо сейчас обречь на гибель своих близких и умереть сам.

– Надо подумать…

– Нечего тут думать, – не дав ему закончить, снова зашипела Аня, и на этот раз в её реакции чувствовалось раздражение.

Она хорошо знала Ткаченко. Ей казалось, что если она уменьшит давление, если даст ему хоть секунду на раздумье, то ничего не добьется. Штурм, только штурм. Неистовый, ураганный штурм.

– Ты находишься так высоко, как мало кто в этом мире, и сделала это я. Я же могу вернуть все обратно на круги своя. Не будешь потом жалеть, что потерял все из‑за нежелания помочь мне в ерундовом деле?

Это был слишком дешевый приём, чтобы расшатать Сашу. Большую часть её пламенной речи он пропустил мимо ушей, но вот про «вернуть все обратно»… Здесь Аня была права – она действительно в состоянии это сделать. Возможно, стоило хотя бы послушать, чего она в действительности хочет? Может, получится легко отделаться и потом спокойно жить дальше?

Стоп! А если это проверка? Если Владов проверяет его? Ой‑ой… И как это он сразу об этом не подумал?

– Послушай, я не знаю, что ты задумала, но я понятия не имею, о чем ты говоришь, – шептал Саша. – У тебя есть отец и уж он‑то точно все обо всем знает. Если и существует такая организация, как ты говоришь – он должен знать. Вот его и спрашивай.

Так он точно не отобьется. Аня уже поняла, что он что‑то знает и отступать не собиралась.

– Дурень, если бы я могла его спросить, и если бы он мог мне ответить – стояла бы я тут сейчас? И рисковала бы я собой, тобой, Таней?

Все силы Ткаченко были брошены на попытку понять мотивы Ани, но раскрыть действует она сама или по чьему‑то наущению: Владова, Штерна или ещё кого – сейчас вряд ли получится. Вывод был такой: проверка это или нет – он должен придумать что‑нибудь, чтобы она отвязалась.

– Чего конкретно ты хочешь? – устало спросил он.

– Ты знаешь, что такое «Рассвет»?

Ткаченко выдержал короткую паузу, размышляя над ответом. Это был его Рубикон.

– Слыхал такое название, но понятия не имею, что это, – ответил он.

– Не врешь?

– Глупый вопрос, Аня.

Это был уникальный ответ, который мог означать что угодно. Девушка подумала секунду и продолжила.

– Мне нужно знать, что это такое, чем там занимаются, где находятся.

Ткаченко отметил про себя, что это целый набор крамолы. За ответ на любой из этих вопросов можно было расстаться с жизнью, а за третий так и вовсе – расставаться с ней очень долго и мучительно. Но к счастью, он не знал на него ответ, так что был в относительной безопасности. Да и мало кто вообще знал расширенные ответы на любой из них, а координаты так вообще единицы.

Саша решил предпринять последнюю попытку вразумить Аню.

– Уф… Ты хоть знаешь, что делают с теми, кто болтает о таких вещах? Хотя откуда тебе такое знать.

– Что это значит? И что же с ними делают? Черт, ты можешь нормально объяснять?

– Убивают, Аня! – чуть громче, чем требовалось, пояснил Саша.

Оба тут же спохватились и завертели головами, волнуясь, что кто‑то мог их услышать. Вокруг было тихо, даже ветер не дул, но это только ещё сильнее настораживало.

– Так у тебя есть ответы или нет?

То ли Аня не поверила ему, то ли после нападения что‑то случилось с её инстинктом самосохранения, но последние слова Саши будто проскочили у неё мимо ушей.

– Ты вообще слышала, что я сказал?

– Слышала. Ты знаешь что‑то конкретное про убийства?

– Не знаю… Но слыхал пару историй, и все они закончились очень паршиво для тех, кто был их участниками.

– Да чтоб тебя, Ткаченко… – Аня раздраженно фыркнула. – Ты хуже кухарки – одними слухами оперируешь. Короче, если ты боишься за себя или за Таню – не бойся. В случае чего я вас защищу. В крайнем случае просто вали все на меня и точка.

Ткаченко смотрел на неё и не мог понять, что творится в голове у этой девчонки. А ещё не мог ответить самому себе – способна ли она действительно защитить его и Таню. Особенно Таню.

– Послушай, мне нужна эта информация, – Аня продолжила давление. – Ты сам понимаешь, что отец мне ничего не расскажет, да и как мне объяснить ему, где я узнала о таком?

– Кстати, а где ты узнала? – спросил Саша.

– В Караганде. Ты выяснишь то, что мне нужно?

– Не знаю. Вряд ли. Объясни хотя бы, зачем тебе это надо?

– Не твое дело.

– Ну, если не мое, то бери сама и выясняй. Я лучше буду живым рядовым грузчиком на складе, чем мертвым идиотом, лезущим не в свое дело, ещё и понятия не имея зачем.

Аня задумалась, что ответить.

После гибели матери она долго была в депрессии и размышляла о том, почему так произошло, почему жизнь так жестока, и пришла к выводу, что мама погибла, потому что мир стал враждебен, потому что нигде теперь не безопасно. Но почему это так? Ведь так было не всегда. До эпидемии мир был другим, и жизнь была другой. И люди тоже были другими. Именно эпидемия освободила людей и от оков морали, и от ответственности за свои действия. Не осталось ничего, что могло бы держать в узде человеческую агрессию.

После этого у Ани появился интерес к теме эпидемии. Она начала задавать вопросы всем, кому могла и собрала немало информации, но все это были воспоминания, пережитый опыт и домыслы, но ничего конкретного никто не рассказал. Откуда взялся вирус? Почему о нем никто не слышал тысячи лет, а тут на тебе? Почему он объявился только сейчас? Почему не сто лет назад, не двести?

Один умный человек поделился с ней размышлениями об искусственной природе вируса и даже подвел под все это логичные доказательства, но он и сам не знал многого, потому и главных ответов Аня не получила. Зато после этого её интерес перешёл на новый уровень. Она потратила много сил на то, чтобы найти хоть кого‑нибудь, кто мог бы профессионально ответить на вопросы о самом вирусе и его особенностях, но не преуспела. Аня выжала всё, что могла из всех людей со специальным образованием, которые только попадались ей на пути: химиков‑лаборантов, медиков, фармацевтов. Дошло даже до того, что один хирург пожаловался на неё отцу и тот отчитал её.

Тогда она стала штурмовать самого отца, но и он ничем ей не помог, хотя у него были для этого все необходимые ресурсы. Ане тогда и в голову не пришло, что отец мог их банально не задействовать и просто сделать вид, что помогал ей, считая её вопросы просто юношеским идеализмом или блажью разбалованной девицы. И тем более ей не пришло в голову, что отец вообще не считал нужным отвечать на такие вопросы.

Возможно, Аня перестала бы биться головой о стену и бросила всё это, но на ее пути появился Романов и рассказал ей о «Рассвете». Наконец‑то у неё появилось четкое понимание, где она может получить нужные ответы, но вот выйти на этих людей оказалось очень сложно. Идею обратиться к отцу она отбросила сразу же – похоже, он с самого начала знал о «Рассвете» и мог ответить ей уже давно, но не сделал этого. Значит, не было смысла спрашивать и сейчас. К тому же, по опыту Андрея она поняла, что отец тщательно оберегает секреты «Рассвета» и если она даст ему понять, что интересуется этим, он сделает все возможное, чтобы исключить утечку информации, а её саму даже могут взять под наблюдение. Да, такое уже бывало, и тогда это было для девушки малоприятно, так что не стоило действовать слишком активно.

По большому счету ей не к кому было обратиться с вопросами о «Рассвете». Она понимала, что все люди, с которыми она находилась в хороших отношениях, были преданы её отцу, а у неё не было никаких средств давления на них. Она долго искала к кому подойти, один за другим отбрасывая варианты, включая даже Штерна – чертов немец давно положил на неё глаз и, теоретически, можно было попытаться добиться своего через постель, но такой метод был ей противен, хоть самого Штерна она считала вполне симпатичным. Наконец, она вдруг осознала, что единственный человек, который ей что‑то должен это муж её лучшей подруги. Вряд ли он знал многое, но он определенно мог как‑то ей помочь. По крайней мере, она на это надеялась.

И вот, в этом коротком разговоре с ним ей сразу стало ясно, что Саша что‑то знает, но прижать его пока не получалось. Рассказывать ему о своих идеях не входило в её планы, но похоже, по‑другому добиться желаемого не выйдет – у неё просто не осталось других аргументов. Впрочем, нет – один оставался. Это было подлое и циничное действие, но Аня не привыкла отступать, когда желаемое маячило прямо у неё перед носом, и если этот засранец не перестанет упираться, ей придется прибегнуть к этому неприятному для них обоих методу.

– Ткаченко, пожалуйста, я тебя очень прошу, прошу, как друга – помоги мне. Помоги и заполучишь себе не самого худшего должника.

– Я до сих пор так и не услышал, зачем тебе это всё? – напомнил он.

– Саша, мне очень нужно, но не спрашивай зачем, – уклонилась она. – Это личное. Может, потом я тебе расскажу.

– Это если оно у меня будет, это твоё «потом», – ухмыльнулся Ткаченко.

Аня пропустила его фразу мимо ушей.

– Помоги мне выяснить, где их найти. Или выведи меня на кого‑то из них.

Ткаченко молчал. Он знал кое‑что о «Рассвете», но очень‑очень мало. Гораздо хуже было то, что он лично знал и был в более менее хороших отношениях только с двумя людьми, у которых можно было получить точную информацию: с самим Владовым и подполковником Топаловым, который и занимался этим направлением. Возможно, что‑то знал и Генрих Штерн – адъютант и личный помощник Владова, но вряд ли всё, да и не было у Ткаченко с ним настолько близких отношений, чтобы он мог спросить о таком, не боясь попасть под раздачу. И с Топаловым, впрочем, тоже не было. Были, конечно, в отделе у подполковника люди рангом пониже, с некоторыми из них Ткаченко общался, но ни за одного не мог бы поручиться, что за неудобный вопрос его не сдадут контрразведке. А попасть в лапы контрразведки… Это была очень опасная для жизни перспектива.

– Аня, я ничего не могу тебе обещать, – Аня открыла рот, чтобы возражать, но Саша приложил пальцы к её губам. – Дай мне закончить.

Аня резким движением отвела его руку, но промолчала.

– Послушай, я сильно рискую, что вообще разговариваю с тобой на эту тему. Если это какая‑то проверка – мне уже конец, а если в дело включится контрразведка, то и Тане тоже, поэтому хорошенько подумай, прежде чем продолжать этот разговор.

Аню такое предположение уязвило.

– Не проверка это, ты что?! Я бы в жизни на такое не пошла.

– Очень на это надеюсь, – сказал Саша после паузы. – Так вот – да, организация с названием «Рассвет» действительно существует. Она и правда сильно засекречена, и я понятия не имею, где они находятся…

Аня чувствительно ткнула его в живот, Саша издал легкий стон и продолжил.

– Честно, Аня. «Рассветом» у нас занимается специальный отдел. Заведует там подполковник Топалов, но ни с кем из его отдела у меня нет настолько близкой дружбы, чтобы я мог об этом спросить. Даже если бы была… Просто поверь – это очень опасно. Смертельно опасно.

– Да поняла я уже, что ты ссыкло. Давно поняла, – брезгливо бросила Аня. – Такое ощущение, что я тебя к отцу посылаю вопросы задавать.

– Ты вообще меня не слышишь, – с нескрываемым раздражением бросил Саша.

– А что слышать? Что ты всего боишься? Если это риск, то подойди к делу обдуманно и взвешенно, узнай хоть что‑то или перенаправь меня к кому‑то, а дальше я уж сама, раз у тебя яйца из пенопласта.

Ткаченко снова выдержал паузу. Иногда… Да что там греха таить – постоянно его выбешивали вот такие действия и заявления дамочек типа Ани и его Татьяны. Вечно им казалось, что все должно быть только так, как они хотят, и ни одна ни разу не спросила что думает он сам.

– Послушай, если все дело лишь в праздном любопытстве, то я не стану рисковать нашими с Таней, а может и ещё чьими‑то жизнями.

Саша намеренно не говорил, что для Ани есть какой‑то риск. Он не сомневался, что её‑то Владов в обиду точно не даст, что бы там она ни натворила.

– Послушай сюда, Ткаченко, – от голоса Ани, несмотря на полушепот, так и веяло яростью. – Эта эпидемия отняла у меня мать. Я очень любила её, ты даже не представляешь насколько, но теперь её нет. Да, я знаю, что не вирус её убил, но если бы не он – она была бы жива. И я тоже не была бы птицей в золотой клетке…

– У тебя остался отец…

– Да что ты знаешь о том, что у меня осталось? Гитлер у меня остался, а не отец. Я только и делаю, что выслушиваю его нотации на тему с кем мне общаться, а с кем нет, во что одеваться, как разговаривать, как себя вести, куда идти и что говорить. У меня даже отношений нормальных из‑за него нет, понимаешь? Он же не отпускает меня от себя. Я постоянно следую за ним, куда бы он ни ехал и что бы ни делал, а все потому, что мать погибла, потому что он отпустил её. Теперь он ограждает меня ото всех меня. И от жизни тоже.

Аня умолкла ненадолго, переводя дух. Никому ещё она не говорила такого, разве что Тане, но в сильно уменьшенной и завуалированной форме.

– Короче, праздный интерес или нет – называй как хочешь, но для меня эти ответы важны и никто, кроме этого «Рассвета», мне ничего не скажет.

Ткаченко слушал её с интересом. Он не ожидал услышать ничего подобного и кое‑что в её речи его тронуло. Всё‑таки, не всегда всё здорово даже у тех, кто, как тебе кажется, стоит на вершине мира и смотрит на всех свысока.

– Я так и не понял, почему ты не спросила у отца?

– Ох, Ткаченко, не разочаровывай меня.

– Почему же?

– Да потому что не скажет он мне ничего. Я пробовала. Он делает круглые глаза и удивленно моргает.

Аня солгала – ничего она у Владова не спрашивала.

Ткаченко молчал, обдумывая варианты. Как бы он их ни крутил, а все равно возвращался к одному и тому же – самый безопасный выход из этой ситуации это послать Аньку к чертовой матери. Ей, видишь ли, интересно, а ему за это голову на плаху ложи. Да и дура она ещё та. Неужели она думает, что выйдя на «Рассвет» она тут же получит от них ответы? Может, она верит, что её там ждут и уже даже столы накрыли?

Девушка была откровенна с ним, это Саша почувствовал, и потому не мог отказать ей в той грубой форме, в которой хотел поначалу. Нужно было найти способ смягчить отказ.

– Допустим, ты получишь от меня инфу. Что дальше? Поедешь к ним в гости?

– Да, – прозвучал решительный ответ.

Ткаченко нахмурился, в глубине души надеясь, что она сказала это не в серьез.

– Слушай, не держи меня за идиота, ты не сможешь туда пое…

Внезапно его посетила страшная догадка. Испугавшись её, он тут же попытался отогнать от себя эту мысль, но она упорно засела у него в голове. Нет. Нет‑нет‑нет. Этого не может быть.

– Для кого эта информация? – упавшим голосом спросил он.

– Для меня, для кого же ещё?

– Нет. Ты не сможешь её использовать. Ты хочешь её слить…

– Нет же, дуралей. Кому я буду это сливать?

Ткаченко не ответил. Он стоял и в упор смотрел на неё, размышляя. Аня построила в голове его логическую цепочку и тоже заволновалась. Неужели он пойдет к отцу и все расскажет? Тогда она потеряет потенциального информатора, а в довесок получит неизвестные пока ограничения, на которые отец был очень изобретателен. Ей срочно требовался ещё один рычаг давления. Мощный настолько, чтобы его нельзя было игнорировать. И у неё он был. Самый неприятный для неё, самый низкий и подлый, и почти настолько же грязный, как переспать со Штерном, но тут хотя бы в физическом плане она не замарается.

– Ткаченко, ты вынуждаешь меня идти на крайности.

Саша улыбнулся. Несмотря на волнение, его развеселил задор Ани, но он понимал, что она всего лишь петарда – будет немного шума и больше ничего. На деле он просто не додумался до того, что может прийти ей в голову.

– Если ты мне не поможешь, я сделаю так, что твоя жизнь превратится в кошмар. Так что прекрати лыбиться и подумай, как ты можешь мне помочь.

– И как же ты это будешь делать? – все с той же улыбкой спросил Саша.

Его упрямство и самоуверенность по ходу всего разговора понемногу подогревали котел её эмоций и, наконец, настал взрыв. Образовавшаяся энергия требовала выхода, и Аня уже даже набрала воздуха в грудь, намереваясь обрушить на Ткаченко свою злость, но в последний момент сумела взять себя в руки и вместо слов издала лишь булькающий звук, будто захлебнулась чем‑то.

Саша засмеялся. Петарда. Просто петарда.

– Все, Ткаченко. Иди ты на хрен, – вздохнув несколько раз, со злостью бросила Аня.

А затем она дала ему звонкую, крепкую пощечину, развернулась и пошла прочь из сквера.

Саша с улыбкой смотрел ей вслед. Да, девчонка таки неплохо повеселила его. Дотронувшись до своего лица, он ощутил легкое жжение и влагу на пальце. Вот маленькая стерва – она его поцарапала.


* * *

Через час Владов стоял перед стеклянной дверью в смотровую в медицинском центре и с ужасом наблюдал за происходящим в ней, не решаясь войти. На кушетке в изорванной одежде лежала темноволосая девушка, избитая и израненная. Её лицо и тело изобиловали ссадинами и кровоподтёками.

«Кто посмел сделать такое? Убью, уничтожу, разорву», – думал Владов, глядя на дочь.


Глава 3.2



3

Несмотря на ночные морозы, днем пока температура не падала ниже нуля, поэтому легкий снег, иногда выпадавший по ночам, днем быстро таял, особенно в солнечную погоду. С одной стороны это помогало – дорога была хорошо видна, а с другой – ехать по раскисшей грунтовке было тем ещё удовольствием. Несмотря на то, что «Волк» был создан для подобных испытаний, он все равно постоянно норовил застрять в грязи, которая иногда доходила почти до дифференциала. К счастью, этого не произошло и всего за каких‑то полдня он довез отряд до нужного места. Правда, к тому времени уже начало темнеть.

До отмеченных координат оставалось ещё около пяти километров, но дальше Алексей предложил отправиться пешком, чтобы не попасть в поле зрения возможного противника на здорово шумящей машине. Андрей поймал себя на мысли, что упустил это, и дал себе воображаемую оплеуху, а с советом Алексея, разумеется, согласился. Но выходить ночью не имело никакого смысла, поэтому, загнав машину в заросли ельника и замаскировав, они стали дожидаться утра.

Спали в машине, укутавшись кто во что мог. Сева предлагал не глушить двигатель и топить печку, но эту идею сразу же отвергли – ночью все звуки становятся громче, а им незачем привлекать к себе внимание.

Во время ночных смен караульные несколько раз ненадолго открывали дверь, проветривая машину, но всё равно утром к тесноте и неудобству прибавился тяжелый, спертый воздух, добротно сдобренный «выхлопными» газами спящих мужиков. Вурц проснулся первым и, полушутя‑полусерьезно жалуясь на резь в глазах, потребовал немедленно открыть дверь, пока все они не задохнулись. В ответ Толя под всеобщий хохот и веселье поддал ещё, чем чуть было не вызвал у Вурца истерику, и дверь все же открыли. Катя и Руми к своему счастью, спали впереди и потому не сразу поняли, почему в десантном отделении творится такой гам.

– Ну? Что я тебе говорила? – удовлетворенно спросила Катя, выяснив причину веселья.

Руми лишь хмыкнула, даже не взглянув на неё.

После очень короткого завтрака, действуя по привычной схеме, отряд направился к цели. Неприветливый лес был похож на стену из скрюченных колод и прутьев, стоявших словно причудливые тени с растопыренными руками, будто хотели выглядеть как можно страшнее, чтобы даже смотреть на них не хотелось. Место было неприятным и вызывало нехорошие предчувствия.

В этих местах и в былые времена людей жило мало: холмистое, иссеченное буераками, оврагами, балками и отвесами предгорье было не самым привлекательным местом для жизни. После эпидемии здесь стало совершенно безлюдно, потому Андрей не мог понять, что может делать в таком месте «Рассвет» или кто‑то иной: глушь, дорог нет, поселений, где можно достать провиант или сделать банальный перевалочный пункт тоже нет, сложный рельеф. Одни минусы, короче. Поэтому он скептически относился к целям своего задания и допускал, что пометка на карте банально может быть чьей‑то ошибкой.

Дремучий лес оказался сложным препятствием. Он царапался, цеплялся, шумел и трещал, словно требовал остановиться, прекратить поход и вернуться обратно. Всё это действовалоугнетающе, и больше всех, как обычно, жаловался Игорь. Он постоянно бурчал и фыркал, а каждая ударившая его по лицу ветка, по его мнению, непременно являлась знаком, что ему здесь не место. Эта раздражительность понемногу передавалась и остальным. Даже молчаливая и терпеливая Руми, не выдержав, бросила ему строгое «заткнись уже», но затыкаться Игорь не собирался.

От его нытья даже Андрею, как всегда настроенному на безупречное выполнение поставленных задач, становилось неспокойно, и внутри постепенно росло необъяснимое чувство тревоги. В какой‑то момент он даже остановился, чтобы осмотреться и прислушаться: в верхах деревьев шумел ветер, где‑то поскрипывали сухие сучья, и ни единой живой души, кроме его бойцов. Отряд медленно продвигался к цели, соблюдая дистанцию между собой в пятнадцать‑двадцать метров. Слушался лишь шелест и хруст сухих листьев и веточек под ботинками людей. Нет, не так все плохо, нельзя настраиваться на негатив.

Сделав глубокий вдох и отогнав тревожные мысли, Андрей двинулся дальше. Про себя он, как мантру, повторял, что опасения беспочвенны, никого в этом лесу нет и не было, они просто дойдут до нужного места, убедятся, что это ошибка и к ночи уже будут в «Убежище»… Неожиданный и потому ещё более пугающий хлопок на левом фланге прервал его – мантра не сработала.

Ещё до того, как утихло эхо взрыва, Андрей инстинктивно упал на землю, машинально дёрнул затвор автомата и осмотрелся, резко вертя головой. Вылетевший из патронника патрон со слабым глухим звоном ударился о дерево, рядом с которым залёг Андрей, и упал возле локтя парня. Романов машинально протянул руку и подобрал его, продолжая напряжённо всматриваться в лес. Сверху свалилась пара мелких прутиков и кусочек земли, и Романов рефлекторно прикрыл голову рукой с зажатым в ней патроном. Да, его реакции были ещё слишком далеки от того уровня, которому он хотел соответствовать.

Отряд лежал в мокрых опавших листьях, растерянно переглядываясь. Всюду было тихо, и лишь слева между деревьями в небо поднимался легкий дымок да оседали ошметки листьев.

– Мины! Всем оставаться на местах! – умеренно громкий голос Корнеева, наконец, вернул Андрея к действительности.

С другого фланга послышалась ругань – это Толя «радостно» высказывал свой ответ. От одного короткого слова всех буквально парализовало на непродолжительное время.

«Мины? Откуда они здесь?», – подумал Андрей, и тут же в голове появился очевидный ответ.

Он снова, уже более уравновешенно осмотрелся в надежде что‑то увидеть, но сразу же сам удивился своей наивности – разве могли мины просто лежать на поверхности? Нет, они скрывались там, под этими мягкими листьями, податливо передающими усилие нажима на детонатор… Андрей ощутил сумасшедший прилив адреналина, настолько сильный, что, наверное, даже под обстрелом такого не было. Да, там смерть была понятна, порой даже предсказуема и хорошо видна, а здесь… Здесь она могла быть где угодно, даже прямо под ним.

И тут, несмотря на адреналин, его парализовало. Он явственно почувствовал, что ничего и никого тут нет, кроме него и этих мин, и что он играет с ними в очень азартную игру, ставка в которой – жизнь. Уже потом, когда все закончилось, и они выбрались с минного поля, Андрей переосмыслит произошедшее и поймет, что был не прав, потому что единственное, что на самом деле существовало в тот момент, с чем нужно было считаться, что имело значение это не мины, нет – это был страх. Панический ужас, который охватывает человека в момент понимания скрытой смертельной опасности, с которой он не способен совладать. С таким состоянием не каждый способен справиться, но именно это отличает обычного человека от профессионала.

Впереди Андрея точно так же, как и он сам, в куче листьев лежал еле живой от страха Игорь, но Андрей не замечал его. Слева к нему самому очень медленно, очень осторожно шаря в листьях рукой, полз Алексей, но и его он не замечал.

– Мы потеряли Сергея, – доложил Корнеев, добравшись до командира.

Андрей повернул к Леше лицо, посмотрел ему в глаза, а затем на губы, будто не верил в то, что они только что произнесли. Корнеев отметил, что взгляд у Романова совсем рыбий.

– Сержант! – чуть громче позвал Корнеев. – Ты в порядке?

Он коротким, но очень неприятным ударом в плечо снова немного вернул Андрея к действительности. Постепенно вызванное страхом отупение начало отпускать. Главное – не двигаться.

– Цел. Кого потеряли? – выдавил он, пытаясь унять охватившую все тело дрожь.

– Серегу.

– Воробьёва?! – Андрей почувствовал, как внутри что‑то оборвалось.

– Нет. Чеканкина, – ответил Алексей.

В голосе Корнеева, в отличие от Андрея, не было ни страха, ни сожаления, ни даже досады. Он говорил так буднично, будто они тут не на минах, а Чеканкин вовсе не погиб, а просто отошел отлить в соседние кусты, но сержант сейчас не замечал всего этого.

– Чёрт! – в бессилии выдавил Андрей и зашептал. – Что делать, Леша? Что делать?

– Не паниковать, – так же полушепотом прошипел Корнеев. – Пока все тихо, но взрыв наверняка услышали хозяева мины, поэтому нужно убираться отсюда. И быстро.

Андрей посмотрел в ту сторону, где погиб их товарищ. Пыль и мелкие ошметки листьев продолжали медленно оседать, накрывая тело Чеканкина, зарывшего лицо в мягкий лиственный ковер. С позиции Андрея трудно было разобраться какой ущерб ему причинил взрыв, но положение тела и его мертвенная неподвижность говорили достаточно.

– Нужно его забрать, – в голосе Андрея ощущалась злость, в первую очередь на себя. – Как это сделать?

– Никак, – запротестовал Алексей. – Он шёл впереди всех. Возможно, минное поле здесь только начинается. Если вернёмся назад, то, может, повезёт выбраться целыми, а поход за телом может стоить жизни ещё кому‑нибудь.

«Поле? Значит, мин здесь много?! – в ужасе подумал Романов и тут же осадил сам себя. – Конечно много, болван, как же ещё?»

Андрею очень не хотелось бросать тело товарища. Каждый из них мог погибнуть, и он в том числе, но неужели и ему придётся в случае гибели остаться лежать под голым небом, словно никому ненужный бродяга, не имеющий друзей, которые могли бы по‑человечески проводить его в последний путь? Ещё не приняв решения, Андрей уже осуждал себя за свои мысли.

– Так нельзя… – начал было он, но Корнеев быстро его перебил.

– Можно. Или ты хочешь копать две могилы? – с ужасающим спокойствием спросил он.

Андрей хоть и с большим недовольством, но все же вынужден был согласиться, что Леша в очередной раз прав: рисковать людьми нельзя. Он сосредоточился на себе, пытаясь вернуть контроль над оцепеневшим телом. Руки все ещё дрожали, тело удалось немного унять, но оно то и дело вновь начинало предательски трястись. Главное было не позволить вылететь из головы мысли о том, что оставаться на месте нельзя – вот‑вот могут нагрянуть те, кто поставил здесь эти мины. Андрею пришла в голову идея постараться наблюдать за действиями Корнеева, стараясь перенять его уверенность.

Леша тем временем, стараясь поменьше перемещаться, взялся переговариваться с остальными, поясняя им, что делать. Стоило некоторого труда заставить двигаться Игоря и Кирилла, которые испугались больше всех, но все же вскоре все они очень осторожно, пытаясь идти буквально по своим собственным следам, двинулись обратно к машине. Мысль о том, что любой шаг может стать последним, сводила с ума, и внутри все раз за разом холодело, дрожали руки, сводило внутренности, но люди все равно шли. Стресс был огромный, но к счастью, они вернулись к машине без приключений. Все смогли выдохнуть, а Игорь и вовсе упал на колени и глубоко дышал. Сева тоже присел у машины и держался за бок, что сразу же привлекло внимание Черенко. Оказалось, что в последнее время Сева иногда жаловался на боли в боку, и если поначалу он не придавал этому значения, то теперь это начало его немного волновать.

Андрей полностью восстановил самообладание и с раздражением отметил для себя, что в ближайшем будущем ему нужно здорово над этим поработать. У него нет права цепенеть, когда от его решений зависит жизнь его людей. Это здорово, что у него есть Корнеев, но что бы он делал не будь того здесь?

– Что с Серёгой, – жалобно спросил Андрея Кирилл, который дружил с погибшим Чеканкиным. – Мы так и бросим его там?

– Мы вернемся за ним позже, – пообещал Андрей и повернулся к Леше. – Что думаешь? Нужно уходить, пока нас кто‑нибудь не догнал?

– Не знаю, – пожал плечами Корнеев. – Но если хочешь попытаться забрать тело Чеканкина – нужен миноискатель. Это если они минировали какой‑то древностью в металлическом корпусе, но я бы на это не рассчитывал, так что лучше раздобыть не просто миноискатель, а очень хороший миноискатель.

– Понял. И всё же – лучше отступить или стоит идти дальше?

Вряд ли подобные речи шли на пользу авторитету Андрея, но сейчас он понимал, что не способен, полагаясь только на свои знания и смекалку, принять верное решение. Впрочем, ситуация оказалась настолько непривычной, что никто не собирался осуждать командира за такое поведение.

Он интуитивно пытался переложить ответственность на более опытного Корнеева, но тот не хотел давать советов.

– Андрей, я не знаю. Ты сам должен решить.

Подумав пару минут, Романов приказал грузиться в машину, но обратно в «Убежище» они не поехали. Вместо этого машину перегнали на километр в сторону от первоначальной позиции и спрятали в маленьком овражке. По дороге Андрей связался с базой, доложил ситуацию и запросил расчет саперов. Ждать нужно было долго, поэтому на самую высокую точку с наилучшим обзором, которая нашлась поблизости, отправились Руми с биноклем и Алексей со своей неизменной МЦ‑116М. Их главное задачей было следить, не идут ли по следу отряда хозяева мины или какие‑нибудь другие деятели.

Саперы прибыли только к вечеру и нечего было даже думать о том, чтобы возвращаться к телу несчастного Чеканкина. Пришлось вновь ночевать в машинах, только на этот раз не было ни шуток, ни веселых разговоров: лишь грусть и всеобщее уныние. Причем приуныл даже Вурц, на которого Андрей очень надеялся в вопросе хоть какой‑то разрядки атмосферы, зная его веселый нрав. Вместо этого Вурц молча сидел в углу машины, опустив голову, и изредка бросал косые взгляды на Катю. Об их отношениях все давно знали, но чтобы не дразнить товарищей в походах они старались минимизировать любые знаки внимания.

Утром, наспех позавтракав уже слегка очерствевшим хлебом и рыбными консервами, которые остались ещё с поставок гильдии, отряд вновь двинулся в путь. Шли осторожно, разбившись на три группы: разведчики: Леша и Толик – с сапером, основная группа со вторым сапером и арьергард.

Некоторые сложности вызвали легкий морозец и ночной снег, который слегка припорошил землю и не собирался оттаивать. Это немного сбило Корнеева с толку, заставив более тщательно сверять маршрут. В указанном им месте сапер из основной группы присоединился к коллеге, и они вместе повели отряд вперед.

Тело Чеканкина нашли не сразу, но когда обнаружили, то оно лежало в том же месте и в той же позе, и даже один взгляд на умершего вот так товарища снова возвращал немного воспрянувший было отряд к состоянию подавленности.

Всего в трех метрах от тела саперы нашли ещё одну мину. Это была опасная штука в пластиковом корпусе, но хороший миноискатель, полученный все от той же гильдии, сумел определить и её. Впрочем, сами спецы относились к своим успехам сдержанно, потому что мины в пластиковом корпусе, по их словам, очень коварны и способны на сюрпризы вне зависимости от того, какого качества миноискатель у сапера.

Кирилл и Саша Шелковский под руководством саперов осторожно перенесли тело подальше от мин, и уложили под деревом. Глаза Чеканкина, устремленные в небо, выражали искреннее удивление и легкий испуг. Левой стопы у него не было, и умер он, вероятно, от болевого шока, так и не успев понять, что произошло.

Андрей под легким давлением Алексея принял предложение саперов не пытаться пройти по лесу, и вся группа вернулась обратно. То, что никто не пытался их преследовать, наводило на мысль, что по указанным координатам никого нет и вероятность безрезультатного исхода их похода, закончившегося смертью одного из них, заставляла Андрея злиться.

Конечно, можно было с самого начала пойти по дороге, отмеченной на карте, но такая идея тогда была отброшена – на дороге их обязательно бы заметили, и тогда исход такой попытки мог оказаться крайне печальным. Теперь же в свете последних событий Андрей всерьез собирался воплотить эту идею в жизнь, даже если в итоге ему придётся вступить в бой. Нет, он не позволит смерти Чеканкина стать напрасной. Вот только ограничится ли всё одной лишь его смертью?

Обе машины подогнали поближе и снова замаскировали, опасаясь гнать их дальше, ведь на дороге кроме противопехотных можно было встретить и противотанковую мину. Саперы, перекрестившись, собрались и снова пошли вперед.

Дорога пролегала по опушке, затем сворачивала в лес и тут же спускалась в глубокую балку. Отряд медленно продвигался по ней, постоянно осматриваясь. Следование по дну балки вызывало настороженность и инстинктивное чувство опасности. Каждый чувствовал, что наверху может скрываться вооруженная засада и их просто заманивают, поэтому Андрей принял решение разделить отряд, чтобы в случае чего одна группа могла прикрыть другую. О том, чтобы передвигаться поверху не могло быть и речи, ведь в сухих листьях наверняка были припрятаны ещё мины.

– Если честно, то я удивлен, что гильдия дала нам нормальный миноискатель, – в какой‑то момент озвучил свои мысли Сева.

– Ничего удивительного, – ответил Лёша, шедший рядом, – металлические противопехотные мины в последние пятьдесят лет использовались редко. В основном у них пластиковые корпуса, а понатыкано их по миру ого‑го. В своё время над проблемой разминирования работало много светлых голов и головы эти понапридумывали много разных миноискателей – ультразвуковые, фотоядерные… Ну и наклепать их успели немало. Да и старые системы модернизировали. Гильдия может и хотела бы подсунуть старье, но понимает, что оно абсолютно бесполезно и этим они только подпортят себе репутацию.

Алексей редко давал развернутые ответы, поэтому все прервали свои разговоры и с интересом слушали его рассказ.

Вопреки ожиданиям дорога оказалась чистой от мин, и вскоре группа увидела на обочине металлическую табличку с затертым названием, из которого можно было разобрать лишь несколько букв.

– Что за знак? – вслух спросил Толик, разглядывая табличку, и понимая, что никто ему на этот вопрос не ответит.

– Может, лесничество какое‑то, – попробовал предположить Игорь.

– Вертел я такое лесничество, – проворчал Толя и пошел вслед за саперами.

Преодолев ещё пару сотен метров по расширяющейся балке и свернув за очередной склон, они уткнулись в огороженный забором из колючей проволоки безлюдный объект. Некоторое время все молча созерцали небольшие, похожие на сараи постройки, три длинных одноэтажных кирпичных здания, размещённых одно за другим и одно двухэтажное, с зарешеченными окнами, разрушенное посередине. По характеру разрушений любому было понятно, что здание взорвали, но уцелевшие постройки имели вполне приличный вид, стало быть, ещё недавно их использовали.

Затем Толик, коротко осмотрев хлипкие деревянные ворота, сделал шаг назад и приготовился выбить их ногой.

– Стой! – крикнул Леша.

Толя чуть не свалился в грязь в попытке остановиться. Снова обретя равновесие, он недобро уставился на Корнеева. Тот подошел к воротам и осмотрел их со всех сторон. Не заметив ничего подозрительного, он кивнул Черенко.

– Теперь давай.

Толик смерил Корнеева недоброжелательным взглядом и ударил ногой по воротам, распахнув их с первой попытки. По балке разнесся надсадный протяжный скрип, больше похожий на стон, будто из кого‑то выбивали последние жизненные силы.

Подождав вторую часть отряда, Толю и Кирилла оставили у ворот следить за дорогой, а остальные разделились по двое, и взялись за обследование объекта. Быстро выяснилось, что длинные постройки служили хозяйственными помещениями или складами, и тут трудились простые работяги, а двухэтажка была местом, где, вероятно, размещалось руководство.

Андрей с Алексеем обследовали именно её. Поскольку средняя часть здания, где, по идее, находился парадный вход, была почти полностью уничтожена и завалена, они обошли его кругом, ища другой вход. В торце здания они нашли то, что искали – сорванную взрывом дверь, висевшую на одной петле, и жалобно скрипевшую при порывах ветра, но за ней оказалась стальная решетка. Алексей уверенно направился к ней с намерением повторить прием Толика, виденный им совсем недавно. Проверив решетку на предмет сюрпризов, он убрал автомат за плечо, сделал шаг назад, а затем с силой ударил в замок решетки ногой.

Раздался гулкий звон, и это было все, чего удалось добиться Корнееву. Замок был крепким, а сама решетка не повреждена взрывом в здании. Алексей попробовал ещё раз – в целом безрезультатно, но вокруг решетки посыпалась пыль штукатурки. Леша собрался и вложил в третий удар ещё больше усилия. Результат оказался забавным: решетка не только не поддалась, но ещё и отбросила Алексея назад. Корнеев по инерции сделал несколько шагов и упал на пятую точку. Недоумение лишь на миг промелькнуло в его всегда уверенном взгляде.

Изумлённый таким поворотом событий Андрей, дебильно улыбаясь, уставился на медленно поднимавшегося Лешу, затем тоже подошёл к неподатливым прутьям и с тупым выражением лица осмотрел их, будто намеревался увидеть в толстой арматуре нечто такое, чего мог не заметить Леша. Ясное дело, что осмотр ничего не дал. Тогда парень ухватился за прутья руками и стал трясти, пытаясь расшатать решетку, но и это не возымело никакого эффекта. Корнеев наблюдал за всем этим с молчаливым снисхождением, будто за ребенком, которому решил позволить сделать глупость, чтобы тот извлек из неё опыт. Или за бабуином в зоопарке.

– Может, попробуем взобраться по завалам? – предложил Андрей, кривясь и разминая пальцы, пытаясь прогнать ломоту, появившуюся после его импровизированных упражнений.

– Давай, – согласился Корнеев и первым направился к вывороченному взрывом проёму.

Задачка была не совсем простой, но преодолимой. Потратив несколько минут на осмотр развалин, они нашли место, где можно выбраться наверх, и Корнеев первым взялся за дело. Быстро вскарабкавшись по обломкам кирпича, хватаясь за обгоревшие куски деревянных балок и торчащие из разрушенных стен куски арматуры, Алексей добрался до уровня второго этажа. Отсюда при определенной ловкости через разломы можно было проникнуть внутрь здания. Без особых усилий протиснувшись в дыру в стене, Корнеев тут же исчез в полуразрушенном взрывом коридоре. Андрей спешил за ним изо всех сил.

Коридор встретил их темнотой и сыростью. В комнатках стоял слабый запах гари, который по идее должен был бы выветриться, если бы здание взорвали давно. В конце коридора Андрей заметил отблески света – это Алексей, находившийся в одной из комнат, светил карманным фонариком.

– Что‑нибудь нашёл? – Андрей стоял в дверях, наблюдая за Корнеевым, роющимся в ящиках письменного стола.

– Кто бы это ни был – они очень спешили и не слишком тщательно заметали следы, – Алексей вертел в руках какую‑то слегка обгоревшую бумажку, вглядываясь в неё.

Бумаг было очень мало – почти все они обгорели и не представляли никакой ценности. Алексей выгреб их из стола целый ворох, и рылся, словно одержимый. Трудно было сказать, что он хотел там найти, но каким бы хламом эти бумаги ни казались, некоторые из них Корнеев зачем‑то унёс с собой.

Побродив ещё немного по брошенным комнатам, в одной из них Леша нашел перевернутый металлический ящик картотеки. Под ящиком оказалось несколько малоинтересных бумажек и кусок большого инженерного плана какой‑то постройки. Та часть, что оказалась под ящиком, уцелела, хоть и немного выцвела. Больше ничего интересного обнаружить не удалось, поэтому они выбрались обратно на улицу. Остальные тоже закончили осмотр и все, кроме Толи и Кирилла подтягивались к командиру.

– Внутри ты сказал что‑то про «заметание следов», – напомнил Андрей Корнееву, пролезая обратно на улицу через дыру в стене.

– Угу, – хмыкнул Лёша, карабкаясь по развалинам вниз. – Завалы относительно свежие – не больше пары недель. Административное здание взорвано, внутри в одних ящиках документы остались, в других – пусто. Возможно, документы забирали избирательно, а возможно, в спешке. Но послушаем наших товарищей.

Спустившись вниз, где их уже поджидали остальные бойцы группы, они узнали, что из трёх одноэтажных зданий одно служило хлевом, где держали скот и птицу, второе было наполовину амбаром, наполовину сараем, а третье вмещало в себя боксы для техники и жилые помещения человек на сорок. Ничего ценного ни в одной из построек найти не удалось. Покидая их, хозяева забрали всё, и это уже не было похоже на спешку.

Но оставался ещё один интересный момент. В одном из склонов балки явно выделялся завал, напоминавший взорванный вход в какую‑то шахту. Осмотр не дал ничего: завал невозможно было разобрать вручную, да и был ли смысл? Однако само его наличие и уничтоженное здание администрации навевало на мысль, что здесь что‑то не так.

– Наверное, это была шахта, – предположил Вурц.

– Да? И что тогда в ней, по‑твоему, добывали? И куда складывали? – скептически спросил Сева.

– Когда‑то это была штольня, а не шахта, – задумчиво перебил их Корнеев. – Но теперь здесь что‑то другое…

Он достал бумаги, найденные в администрации, и принялся их перебирать. Все они оказались бесполезными, но вот обгоревший план всё‑таки вызвал интерес. Крутя его и так и этак, Алексей пытался разобраться, что к чему. Игорь с интересом заглядывал ему через плечо, хотя ещё не так давно возле машины и потом на дороге пребывал в стрессе, а теперь снова воспрянул духом. Этим он в очередной раз озадачил Андрея, который никак не мог понять, чем вызваны резкие перемены в настроении брата, которые в последнее время он замечал уже не раз.

– Что ты там высматриваешь? – заинтересовался Сева и тоже заглянул в план.

– Не знаю, есть у меня предположение, что это план инженерных сетей этой, как выразился Вурц, шахты, – задумчиво ответил Леша. – Или что‑то типа того.

Игорь всмотрелся в план ещё внимательнее, затем вновь взглянул на завал, и снова в план.

– Лист явно формата А1, – заметил Сева. – И сгорело чуть больше половины. Жаль не видно масштаба…

На уцелевшем фрагменте был виден длинный коридор, с одним отростком‑тупиком. Внизу коридор разветвлялся ещё на три, ведущих в разные стороны, в одном из которых была хорошо заметна часть какой‑то большой комнаты и всё – дальше лист обгорел.

– Переверни, – попросил Игорь.

Алексей перевернул план, с интересом ожидая дальнейших комментариев Игоря.

– Мне кажется, что вот так оно должно выглядеть, – сказал тот, немного подумав. – Места, где мы стоим, тут нет – оно в обгоревшей части, но вот этот коридор… должен ведь куда‑то выходить. Видишь, тут вроде как лестница.

Он ткнул в план пальцем.

– И? – подтолкнул его Леша.

– Надо проверить вон там, – Игорь указал вверх на склон над завалом.

Леша критически вскинул брови.

– Там мины, – напомнил он. – Пластиковые.

В ответ Игорь слегка скривился и облизал губы. Андрей с интересом и подозрением наблюдал за братом: куда делись его растерянность и подавленность, наблюдавшиеся ещё совсем недавно? Далее Игорь повел себя ещё более странно.

– Надо рискнуть, попробовать, – искушал он. – На склоне точно мин нет – зачем их туда ставить? Неудобно, да и вдруг смоет дождем вниз? А наверху… Там осмотримся и подумаем стоит ли рисковать. У нас два миноискателя, и они эти мины находят, ты сам видел.

Корнеев сомневался, саперы так и вообще растерянно переглянулись – уж им‑то точно не хотелось лишний раз рисковать, ещё и без видимой причины. Леша перевел выжидающий взгляд на Андрея, и тому стало ясно, что решение должен принять он.

Риск был велик, но и смерть Чеканкина хотелось хоть как‑то оправдать, да и объект выглядел подозрительно и порождал все больше и больше вопросов, на которые хотелось получить ответы. К тому же странное поведение Игоря подстегивало Андрея проверить предел смелости брата. И была у него на этот счет одна идейка.

– Игорь и Леша – пойдете с саперами наверх, осмотритесь, – приказал он. – Связь не прерывать. Остальные – занимаем периметр и ждем. Связь не выключать.

Андрей ожидал, что Игорь стушуется, когда речь пойдет о риске для жизни, но брат если и заволновался, то ничем не выдал своего волнения – такой себе крутой перец, который ест эти ваши мины на завтрак.

Группа разделилась, выполняя приказ. Саперы и их сопровождающие принялись карабкаться наверх по крутому склону балки, неуклюже пытаясь проверять путь миноискателями, а Андрей остался наблюдать внизу, размышляя над странностями брата и всего этого места.

Что здесь было? Точно не шахта. Кто стал бы минировать подступы к шахте? Зачем? Наступившее молчание прервал голос Корнеева, раздавшийся в наушниках.

– Мы наверху. Начинаем работу, – буднично сообщил он.

Прошло около часа, прежде чем фраза Корнеева: «Продолжаем работать. Все в порядке», не сменилась на что‑то новое.

– Тут примерно через триста метров – овраг, – возбужденно доложил Игорь, – в котором мы, кажется, что‑то нашли. Нужно ещё немного времени.

– Принято. Продолжайте, – ответил Андрей.

Сапёры по ходу отмечали красными флажками места, где они обнаружили мины, а затем, закончив свое дело, провели Андрея и ещё нескольких бойцов в тот самый овраг, где они увидели тщательно замаскированный в еловых зарослях вход, толстые бетонированные стены которого немного выступали наружу. Массивная бронированная дверь была серьёзным препятствием, мешающим попасть внутрь. Петли двери прятались внутри под бетоном, и на вид она выглядела абсолютно неприступной. Рядом с ней на стене висела покрытая пылью тёмная коробочка. Когда Игорь открыл её, Андрей увидел кнопки кодовой панели. Сверху на козырьке висел темный прыщ, скрывающий камеру наблюдения, которой Вурц приветливо помахал рукой.

– Как нам попасть внутрь? – с досадой спросил Андрей, безрезультатно потянув за ручку двери.

Стоявший рядом сапёр в ответ лишь пожал плечами.

– Взрывать, наверное, – предположил он.

– Саперы прямо как хирурги, – вставил Сева. – Только тем лишь бы резать, а этим лишь бы взрывать.

Раздались короткие смешки.

– Ага. А Черенко – лишь бы вертеть, – в свою очередь вставил Игорь.

Смешки стали чуть длиннее.

– И мочить, – закончил Вурц, намекая на конкретную ситуацию.

Теперь многие открыто засмеялись. Хорошо, что сам Толя не слышал этого диалога, иначе минимум двоим из троицы могло влететь по затрещине.

– Ладно, отставить шутки, – без малейшего намека на недовольство сказал Андрей, повернулся к саперу и с опаской уточнил. – А не завалим вход?

– Ну‑у не должны, – немного неуверенно ответил тот, зачем‑то дотронувшись рукой до шлема. – Попробуем сорвать её направленным взрывом. В прошлом мне уже приходилось такое делать.

– Тогда за дело.

Нужная взрывчатка осталась в машине у саперов. Пришлось долго ждать, пока один из них и трое сопровождающих доберутся до транспорта и пригонят его к воротам. И без того часто скрываемое тучами солнце клонилось к закату, а в овраге сумерки наступали ещё быстрее. Похоже, придется ждать ещё одну ночь.


4

Узнать он смог немногое. Все, что удалось выяснить – на неё кто‑то напал, пытался изнасиловать, но она смогла отбиться. Как только её спрашивали, кто это был – она начинала плакать, и тогда сердце Владова разрывалось на части.

Какая‑то тварь попыталась изнасиловать его красавицу‑дочь, ЕГО дочь. Нет, этого он не простит и так не оставит. Немедленно получили выволочку начальник охраны и даже контрразведки, который за такое вроде как не отвечал. Впрочем, последний догадывался, почему подумали на него – у себя в пенатах они порой устраивали всякие грязные игрища с женщинами, пребывающими под следствием за тяжелые преступления. То есть с такими, которые могли выйти из подземелья контрразведки только в виде хладного трупа. Владов знал это и не безосновательно подозревал кого‑то из «отбитых» сотрудников ведомства Третьякова в тяге к молодой и красивой Ане.

Правда, проведя тщательный разбор со своими парнями, Третьяков с облегчением выяснил, что никто из них этого не делал. Нет, не потому что они знали, кто такая Аня и боялись Владова, а потому, что в тот вечер большинство из них были на выезде, а оставшиеся пребывали в другом конце города и весь вечер были на виду.

Попал на допрос лично к Владову и Ткаченко. Он ничего не знал о случившемся, но сам факт того, что его подняли в два часа ночи и вызвали к шефу пугал. Особенно заволновался Саша, увидев у себя на пороге сотрудника из личной охраны Владова, а охранял шефа особый отряд, которым командовал человек с позывным Черкес. Саша не знал, в каком звании находится Черкес и как его зовут, но слышал, что дела с ним лучше не иметь. Впрочем, Черкес был не самым страшным из тех, кто охранял Владова. Гораздо страшнее был щуплый и невысокий азиат по имени Ченг. Вот о нём и его методах Ткаченко знал чуть больше и не был рад этим знаниям.

– Что‑то случилось? – спросил он вооруженного до зубов спеца.

В ответ боец лишь выдавил подозрительную ухмылку и на мгновение вскинул брови, неопределенно глядя на Сашу. Ткаченко поначалу тоже позволил себе легкую, чуть заметную улыбку, но потом вспомнил свое расставание с Аней и ему вдруг стало совсем не смешно.

Во дворе их ждала машина и через десять минут они уже были у Владова. Всю дорогу Саша сушил себе голову, что же могла сказать или сделать это сумасшедшая за такое короткое время? Ответ ждал его прямо в кабинете. Этот ответ имел вид девушки в бинтах и с побитым лицом – Ани, пребывающего в холодной ярости её отца – Игоря Владова, и чрезвычайно опасного подполковника Третьякова – коварного и непредсказуемого начальника службы контрразведки. Последний особенно внимательно присматривался к лицу Ткаченко, вероятно, рассматривая оставленную на прощание Аней царапину, которую он сразу же заметил.

Завидев Аню и Третьякова, Саша сразу сильно струхнул. Если бы не его природная молчаливость и флегматичность, возможно, он бы прямо сейчас кинулся на колени и начал что‑то говорить или просить у Ани прощения, или делать ещё что‑то совершенно лишнее, чем наверняка подписал бы себе приговор. Но вместо этого он просто застыл на месте, глядя на девушку, в то время как все остальные смотрели на него. Даже Аня подняла заплаканное лицо и одарила его коротким взглядом.

– Наконец‑то, – зло и нетерпеливо бросил Владов. – Ничего не хочешь нам рассказать?

– Вы о чем? – только и смог выдавить Ткаченко, с трудом преодолев желание прикоснуться к своей щеке.

Дальше все свои силы он бросил на то, чтобы успокоить разум, прекрасно понимая, что это его единственный шанс выстоять в разбушевавшемся шторме. Если бы у них уже были к нему реальные претензии – вряд ли его привезли бы сюда. Скорее всего, он бы уже сидел в подвале у Третьякова.

– Об этом, – Владов, не глядя на дочь, указал на неё пальцем.

– Прошу прощения, Игорь Алексеевич, но я пока ничего не понимаю. Что произошло?

Владов подошел к дочери и присел возле неё на корточки. Саше присесть не предложили, потому он так и остался стоять посреди кабинета под пристальным взглядом Третьякова, который, казалось, занимался тем, что ловил любое малейшее изменение в его лице.

– Она была у вас, – сказал Владов. – И когда возвращалась домой – на неё напали и сделали с ней вот это.

Внутри у Саши все оборвалось. Он провожал её, в этом нет ничего такого, но до дома не довел, потому что случился тот разговор. Неужели после того, как они разошлись, на неё кто‑то напал? Неужели Владов думает, что это мог быть он? Как вести себя теперь? Что говорить? Ведь не все можно сказать. Наверное, не все… Знать бы, что сказала она сама. И что ещё собирается сказать.

Внезапная догадка, пронзившая его мозг, была ужасной – он понял смысл её угрозы. Прямо сейчас ей достаточно сказать два коротеньких слова, и ему крышка. И ничто, никакие доводы его не спасут. Владов желает крови виновного и показательный пример – это видно невооруженным глазом. Третьяков желает выслужиться в очередной раз и готов предоставить Владову такого человека. Был бы только повод. Малейший, хоть какой‑нибудь – Саша кое‑что слыхал о Третьякове и его работе и меньше всего в жизни хотел бы испытать их на себе.

Видя, что Ткаченко пребывает в замешательстве, Владов расценил это по‑своему.

– Она шла одна? Отвечай!

Медлить в этом случае было плохой идеей.

– Нет. Я провожал её.

– Значит, ты был с ней? – Владов осторожно дотронулся до плеча дочери. – Анюта, милая, скажи – это был он?

Аня, до этого лишь изредка всхлипывавшая, в остальном вела себя спокойно и просто смотрела то в пол, то на Сашу. Сейчас она подняла голову и посмотрела Ткаченко прямо в глаза. В её измученном, страдальческом взгляде Саша прочел скрытую прямую угрозу, которую видел только он. И чем дольше она тянула с ответом, тем больше он убеждался в правильности своей догадки. Он больше не видел возможности спастись – теперь он всецело был в её руках.

Аня не ответила отрицательно, но и не подтвердила. Просто закрыла лицо руками и зарыдала.

– Черт, – Владов бросил на Сашу свирепый взгляд, и Ткаченко понял, что не должен сейчас молчать.

– Это был не я! Вы что?!

– Кто тогда?!

– Я не знаю! Я проводил её, она ещё захотела прогуляться по скверу, но потом заявила, что дальше пойдет одна. Вы же знаете, что с ней невозможно спорить.

Владов с Третьяковым сверлили Сашу взглядами. Ему было очень трудно в этот момент не опустить глаза, но он выдержал первый натиск.

– И что дальше было?

– Ничего. Я вернулся домой.

– Ладно. Тогда скажи‑ка, будь добр, что это у тебя на лице, м? – впервые подал голос Третьяков.

– Вы о ссадине?

– Ага, о ней.

– Это жена постаралась, – быстро нашелся Саша. – Она у меня дама взрывная. Иногда случается и такое.

– И за что это?

– Да ей примерещилось, что я ей нагрубил. Сначала это, а потом извин…

– Достаточно.

Владов бросил быстрый взгляд на Аню, но та не выказала никакой реакции.

Посыпались и другие вопросы, но они были гораздо менее опасными, и Саша с легкостью отбивался. Похоже, первый натиск был самым трудным, но преодолев его, дальше было все легче и легче. Аня немного успокоилась и перестала всхлипывать. Даже подняла лицо и несколько раз посматривала на Сашу. Сейчас у неё была крайне выгодная позиция – она до сих пор ничего не сказала, разыгрывая то шок, то истерику, и при этом не признавала вины Ткаченко, но и не оправдала его, что оставляло его собственное положение очень шатким.

Его отпустили только через час, и почти все это время он отвечал на разнообразные вопросы, порой очень коварные, но к счастью, сумел отбиться. Аня сдержала слово – она превратила его жизнь в кошмар, пусть и на очень непродолжительное время. Но что ещё хуже – теперь она может сделать это в любое время.


Глава 3.3



5

Коля Дьяков был как всегда серьезен. К тому же в этот раз у него был более чем весомый повод быть серьезным: он уже десять дней занимался особым заданием полковника – организовывал структуру контрразведки. Нельзя сказать, что он как‑то далеко продвинулся в этом деле, всё‑таки сильно сказывалась нехватка подходящих кадров, но кое‑чего он всё же достиг. И отчет о его действиях и определенных выводах лежал на столе у Гронина.

Павел сосредоточенно читал написанные аккуратным почерком предложения и порой бросал на их автора внимательные взгляды. Дочитав, он несколько минут задумчиво смотрел в окно. Дьяков отметил несколько интересных моментов, но в основном писал очевидное, как, например, открытость организации для вступления новых членов способствует внедрению в неё шпионов. Но как иначе? Где взять людей? А именно количество надежных, объединенных общей целью людей является одним из составляющих будущего успеха.

Павел как никто другой знал, что помимо выживания сильнейшей мотивацией для человека, заставляющей его идти на риск, сражаться, стоять несмотря ни на что, являются жизнь и благополучие его семьи. Ни великие лозунги, ни обещания или посулы, ни материальные ценности, ни гарантии не могут мотивировать человека действовать достаточно долго с максимальной самоотдачей. Только тот, кто отстаивает идею или ценности, в которые сам истово верит и без которых не представляет своей жизни, может жертвовать всем ради них. Именно поэтому их с Максом целью было создание полноценного, адекватного общества, во главе угла в котором стоят порядок и безопасность его членов – главнейшие ценности в новом мире. Такое общество, которое будет для людей гарантом будущего, за которое они готовы будут стоять насмерть.

Нет, Гронин не был мечтателем, он хорошо знал, что такое люди. Понимал, что при длительном периоде стабильности девиантные элементы их общества активизируются и обязательно начнут расшатывать установленные правила, чего‑то требовать, как, например, этот Хорьков. Безмозглый болван. Видите ли, мы ни с кем не воюем, так почему же тогда солдаты не помогают им на равных в хозяйственной деятельности? Всё, «волки» разбиты, почувствовал безопасность и давай колотить… Перетрудился… Наверное, прав таки Родионов. Наверное, действительно нужно закрутить гайки, создать армейскую дисциплину, запретить всякое инакомыслие, а кому не нравится… Что ж, мир велик – пусть валят куда хотят. Конечно, придется поступиться некоторым количеством несогласных, которые уйдут, но зато останутся те, кто разделяет убеждения организации. И шпионы… Но ничего не поделать – нужно запускать план Родионова.

Приняв такое решение, Павел взглянул на Дьякова.

– Мы переформатируем организацию, – заговорил Гронин, чем немного сбил с толку Колю, ожидавшего, что разговор пойдет о его отчете. – Иначе такие Хорьковы похерят всё дело. Устроил тут базар.

– Но это приведет к недовольству среди людей… – неуверенно заметил Дьяков, который был близко знаком с Хорьковым, и понимал, куда у того ветер дует.

– Сам знаю, но иначе никак. Собери завтра на двенадцать часов всех кураторов у меня.

Дьяков, сведя брови к переносице, открыл было рот, желая снова что‑то возразить, но передумал, понимая, что это бесполезно, и лишь молча кивнул, чертыхаясь про себя. Затея Гронина явно шла в разрез с его собственными взглядами.

– Нашли этого Посредника? – продолжал Гронин.

Дьяков, все ещё хмурясь, отрицательно покачал головой.

– А Миллер? Есть что‑то новое от него?

– Да. Ответ такой: им ничего не надо из того, что мы можем дать. Так, некоторое сырье по мелочи, может, будут брать в обмен на медикаменты. Их устраивает та обстановка, что есть сейчас – мы не трогаем их, они не трогают нас.

Лицо Павла на миг приобрело кислое выражение – и этим они тоже не нужны. Ситуация всё больше сводится к тому, что придется налаживать всё самостоятельно. Такого Павел не ожидал. Он был уверен, что несколько тысяч организованных людей могут заинтересовать кого угодно, но, как ни странно, это оказалось ошибочным мнением.

– Ясно, – процедил Гронин и выдержал паузу. – На счет твоего отчета. Структуру и штат отдела я одобряю, основные принципы работы – тоже. Но вот отказаться от набора людей – нет. Люди нам нужны. И чем больше – тем лучше. Да, понимаю – риск, но как иначе? Потому и создаем твой отдел. По остальному вот что думаю – территории у нас большие, и для чего для чего, а для сельского хозяйства они подходят. «Новый порядок» производит медикаменты, значит у них высокая потребность в сырье, возможно, есть что‑то дефицитное, о чем мы ещё не знаем – это нужно выяснить. Тогда поговорим с Синичкиным – возможно, получится наладить выращивание какого‑нибудь редкого фармацевтического растения. Бернштейн, кстати, наверняка многое знает по этой части. Возможно, даже сможем организовать первичную переработку и на этой почве сторговаться с «Новым порядком» или с гильдией. Короче, надо искать варианты.

Павел поднял глаза вверх и сделал паузу.

– Твои замечания по сомнительным личностям, – продолжил он. – Меня очень заинтересовали твои мысли на счет Андрея Романова и некоторых членов его отряда, но насколько я могу судить, Андрей полностью лоялен и ещё ни разу меня не подводил, в отличие от многих других.

– Да, но он больше всех контактировал с Владовым, затем побывал в плену у Миллера, где его допрашивали. Он мог сломаться, мог перебежать. Владов мог посулить ему что угодно в обмен на информацию, а он парень молодой, не лишенный честолюбия. Подумайте об этом.

– Владов мог посулить что угодно любому из «анархистов», и даже Олегу – он тоже был в Ольховке.

Дьяков призадумался. И здесь отстоять свою точку зрения он тоже не смог. Да, наивно было рассчитывать, что Гронин примет во внимание такое примитивное замечание. Все же он решил предпринять ещё одну попытку.

– Я бы все равно допросил Романова. Хотя бы на всякий случай. Уверен, если грамотно построить допрос, он может выдать себя. Если ему, конечно, есть что выдавать.

– Я подумаю, – мрачно бросил Гронин, открыто показывая своё недовольство тем, куда зашел разговор.

– Что до Корнеева – что вы вообще про него знаете? – продолжал Коля, собираясь ковать железо, пока горячо. – Скрытный, молчаливый, внимательный… Взгляд типичного шпика.

Павел хорошо знал Алексея и не хотел верить, что тот смог бы шпионить против него, но он вынужден был признать, что за годы, прошедшие после их последней встречи, Корнеев сильно изменился. Когда‑то это был хоть и немногословный, но жизнерадостный, активный человек, честный и открытый. Теперь он стал скрытным и отчужденным, ни к чему не проявлял особого интереса и человеку, его не знающему, действительно мог казатьсяподозрительным.

Но что знал о нем сам Гронин? Где был Леша последние десять лет? Чем занимался? Почему так изменился? Ведь случилось же что‑то, повлиявшее на него. Может, потеря семьи? Помнится, он очень любил свою жену, а раз он здесь, с Романовым, стало быть, семьи больше нет…

Может ли Алексей Корнеев, без сомнения лучший боец «анархистов» – его спецотряда, а возможно, даже всей его группировки, шпионить в пользу кого‑либо? Как это узнать? Такие, как Дьяков, предложили бы пытки, но даже если бы Павел согласился санкционировать такой бредовый поступок, он хорошо знал, что пытать бойцов уровня Корнеева – бесполезная затея. Чтобы пытки дали результат, жертва должна бояться боли, увечий, страданий, а Корнеев мало того, что блестяще подготовлен, так ещё и прекрасно знает, как проводится допрос: его ключевые этапы, ловушки и прочее. Он знает психологию дознавателя и может легко его обмануть. Какая при таких обстоятельствах может быть польза от информации, полученной в ходе допроса? Нет, узнать что‑либо от Алексея Корнеева можно только если он сам захочет это рассказать. Он из той когорты людей, которым ты либо доверяешь, либо держишься от них подальше.

Гронин не был сентиментальным, но ему очень хотелось доверять Корнееву. Понимая, что выяснить это почти нереально, он не желал даже думать о том, что Леша может быть «кротом». Если со временем это окажется правдой… что ж, будь что будет. Все ошибаются.

– Корнеева не трогай. Романова тоже. Если тебя это сильно беспокоит, то знай, что за них ответственность берем на себя я и Родионов. Лично, – с нажимом предупредил Павел. – С остальными поступай как считаешь нужным. Только никаких арестов и тем более пыток без санкции Родионова. Или моей. Ясно?

– Так точно, – слегка приуныв, подтвердил Дьяков.

– Ну и ладушки. Но даже если…

Павел не успел договорить, потому что в дверь постучали.

– Войдите! – громко крикнул хозяин кабинета.

Дверь отворилась, и на пороге возник запыхавшийся Лебедев.

– Товарищ полковник, в Подлесном вступили в контакт с посланцами от «Чаяна», – скороговоркой сообщил он. – Запрашивают инструкции.

Павел и Дьяков переглянулись. Оба были в замешательстве.

– Где Родионов? – первым спросил Гронин, поднимаясь со своего места.

– В тренировочном лагере.

– Дайте мне с ним связь. В Подлесное сообщите – никакой агрессии, представителя принять гостеприимно и попросить подождать. Постараться никуда не отпускать, но ещё раз – никаких агрессивных действий!

– Понял вас.

– Всё, свободен. Я скоро буду.

Лебедев поспешно удалился. Гронин вновь опустился на стул. Дьяков задумчиво уставился на него, ожидая какой‑нибудь реплики, но полковник долго размышлял, а затем вновь поднялся.

– Ну всё, за дело, – только и сказал он.

Разговор был окончен, и Дьяков удалился очень недовольный почти всем, что услышал.


6

Несколько часов у саперов ушло на ковыряние бетона, чтобы подобраться как можно ближе к предполагаемым петлям тяжелой бронированной двери. Нерабочая кодовая панель намекала, что замок у двери мог находиться где угодно, но вот массивная металлическая ручка кричала о том, что петли находятся на противоположной от неё стороне. Грамотно заложенная взрывчатка должна была разрушить эти петли, которых по прикидкам могло быть не менее четырех, а дальше уже нужно будет ковыряться и искать запорные стержни.

Взрыв показал, что саперы не ошиблись – дверь устояла, хоть петли и были разрушены. Откололось и множество кусков бетона вокруг двери, обнажив прутья арматуры и часть запорных участков.

После этого за работу взялись уже все желающие и орудовали любыми подходящими подручными средствами, расковыривая высококачественный бетон вокруг двери. Проковырявшись до вечера, удалось найти все запоры и даже определить местоположение замка, после чего, сильно уставшие, они вновь вернулись к машинам. Тело Чеканкина, оставленное на морозе, лежало неподалеку от «Волка», но в этот раз Сергей удостоился лишь печальных взглядов, тогда как за день до этого многие подходили и угрюмо всматривались в окаменевшее лицо погибшего товарища.

Утром саперы вновь долго колдовали над дверью. Теперь ими твердо руководил Корнеев, чем вновь удивил всех, раскрыв очередные обширные познания в новой области. До этого он долгое время терпеливо ждал, наблюдая за действиями саперов, и молчал, замечая их мелкие ошибки, но погода ухудшалась и становилось все холоднее, так что в этот раз он решил больше не молчать и максимально ускорить дело.

Скрытность, характерная для Корнеева, рано или поздно все равно раскрывалась, когда у него заканчивалось терпение, и его товарищи постоянно удивлялись знаниям Леши. Особенно любили такие проявления Вурц и Игорь. Вот и на этот раз Вурц не удержался от замечания.

– Черт, Леша! – воскликнул он, пораженный точностью указаний Алексея. – Какого хрена мы тут торчим уже третий день? Ты что, не мог сразу ввести пароль?

Послышались смешки. Корнеев не обратил на реплику ни малейшего внимания.

– В крайнем случае мог бы просто выбить её ногой, – предложил в том же духе Игорь, намекая, что Леше подвластно все.

В этот раз Алексей не сдержался и беззлобно бросил:

– Клоуны. В следующий раз использую одного из вас, как таран. Все равно головы пустые.

Окончание фразы утонуло во всеобщем хохоте.

Шутки шутками, но многие задавали себе вопросы: «Кто такой этот человек на самом деле? Откуда он столько знает?». Ответами в этой компании обладал только Андрей, но делиться ими не собирался.

В этот раз всё сработало как надо. Сильно потрепанная дверь теперь лежала прямо на пороге и напоминала вандальски вскрытую крышку огромной консервной банки, а там, где она недавно находилась, зияло черное отверстие входа, вокруг которого клубился легкий дымок вперемешку с пылью. От камеры видеонаблюдения не осталось и следа, а кодовая панель на стене превратилась в расплавленную кляксу.

Первым, с автоматом наизготовку, у прохода оказался всё тот же Корнеев. Он с опаской заглянул внутрь, затем внимательно осмотрел остатки стальной лутки и места её крепления. Убедившись, что все в порядке, он повесил оружие на плечо, достал из подсумка небольшой, мощный диодный карманный фонарь и посветил внутрь. В расступившемся мраке все увидели короткий коридор, оканчивающийся ступеньками.

– Стремно, – не сдержавшись, вслух признался Игорь.

– Так оставайся здесь, раз испугался? – подшутила над ним Катя.

Шутки Кати Игорю были неприятны. Он собрался что‑то ответить, но его опередил Андрей.

– Да, – неожиданно серьезно поддержал Андрей. – Нужно, чтобы кто‑то остался. Руми держит под присмотром ворота, а ты побудешь здесь. На всякий случай.

– Тогда я тоже останусь, если ты не против, – неуверенно предложил Толя. – Такие места вызывают у меня припадки этой… как её… класт… кларто… пор… бл. ть…

– Клаустрофобии? – уточнил Игорь.

– Да‑да… вертел я её…

– Ладно, припадочный ты наш, – хмыкнув, Андрей похлопал Толю по плечу. – Останетесь вдвоем. Будете вместе вертеть клаустрофобию. Заодно саперов прикроете.

– Ага. Только смотрите не пораньтесь, – хихикнув, добавил Вурц.

– И Руми в это не вовлекайте, – вставила Катя.

Все коротко засмеялись, а Вурц, спеша поскорее скрыться в черной пасти бункера, успел хлопнуть Катю по выставленной ладошке.

Корнеев уже начал осторожно спускаться, рассматривая стены и пол перед собой, а следом за ним Сева, перед этим тщательно проверивший свой «Печенег». За ними на лестницу ступил Вурц, благоразумно сбежавший от ответки Толи, а уже за Вурцем последовали остальные. Замыкали процессию Катя, которой возможная месть Черенко не грозила, и Андрей.

Лестничная клетка делала поворот на девяносто градусов каждые десять ступеней. После второго поворота стена слева исчезла, и вместо неё ступеньки сопровождал высокий металлический поручень. Леша посветил вниз, и его мощный фонарь выхватил из темноты ещё ряд поручней и площадку внизу. Навскидку глубина этого «колодца» составляла метров пятнадцать‑двадцать. Несмотря на отличное состояние лестницы люди, заранее предупрежденные Лешей о возможных сюрпризах, двигались медленно, настороженно освещая стены и ступеньки перед собой.

Спускаясь по тёмному коридору, Андрей почувствовал то странное ощущение, природу которого невозможно объяснить, но которое всегда сопровождает интуитивное чувство опасности. Чем дальше он уходил от выхода, тем неспокойнее ему становилось: низкий потолок и стены давили на него, сердце забилось чаще, на лбу выступил пот. Всё тело, как будто кто‑то сдавливал в могучих объятиях, не давая набрать воздуха в лёгкие. Он остановился и прислушался: снизу доносились удаляющиеся шаги его товарищей, но кроме этих шарканий и глухого топота ног никаких других звуков он не услышал. Тогда почему же становится так страшно? Тоже приступ клаустрофобии, как у Толи?

«Точно. Просто клаустрофобия. Лёгкий приступ. Спокойно. Всё будет хорошо», – мысленно сказал себе Андрей. Немного успокоившись, он продолжил спуск.

К счастью сюрпризов обнаружено не было, и группа без проблем спустилась вниз, где уперлась в герметичную металлическую дверь и столпилась на пятачке возле неё. С самого начала вся инициатива по исследованию объекта была захвачена Корнеевым, поэтому и сейчас все стояли, как стадо баранов, терпеливо ожидая, что же Леша будет делать дальше. Никто не бросил ни единого слова, даже Вурц вел себя так, словно ему вырвали язык, и лишь сосредоточенно осматривал окружающую обстановку. Всеобщее напряжение, которое проецировало и передавало на людей это помещение, ощущалось чуть ли не на клеточном уровне.

Справа от двери на стене было смонтировано считывающее устройство, на которое Леша некоторое время задумчиво смотрел. Взявшись за ручку, он пару секунд всё ещё пребывал в нерешительности, затем потянул дверь на себя, и она стала открываться с таким звуком, будто прилипла к лутке. Леша тут же закрыл её и отпрянул назад, чуть не сбив с ног Степашкина. Группа взбудоражилась такой реакцией, послышался даже чей‑то возглас удивления.

– Что случилось? – взволнованно поинтересовался Кирилл.

– Так, просто предосторожность, – невозмутимо ответил Корнеев.

Но про себя подумал: «жаль, что у нас нет противогазов».

Не дожидаясь дальнейших расспросов, он снова взялся за ручку, медленно открыл дверь и посветил внутрь фонарем. За дверью оказался небольшой тамбур, в который могло с удобством уместиться максимум три человека. Напротив входной двери находилась ещё одна – точно такая же. Стены вокруг были глухими, а в потолке поблескивало металлическими элементами сложной конструкции большое вентиляционное отверстие.

«Иногда сам пугаюсь своей интуиции», – подумал Леша, внимательно рассматривая вентиляцию.

Затем Корнеев попросил всех подняться по лестнице повыше и приготовиться по команде покинуть бункер. Несмотря на отсутствие каких‑либо объяснений все немедленно выполнили его просьбу – такое поведение Корнеева нагоняло на них непомерной жути. Возле себя Лёша оставил только Кирилла, который стоял к нему ближе всех, и бедолага почувствовал себя последним неудачником. Закончив осмотр тамбура, он попросил Кирилла подержать дверь, а сам решительно шагнул внутрь и ногой толкнул противоположную. Та открылась с таким же неприятным звуком, как и первая, а Леша вновь отпрянул, заставив Кирилла нервничать еще больше. Обе двери были снабжены доводчиками, потому вторая вскоре сама закрылась, но Леша получил ответ на самый главный вопрос – охранные системы либо отсутствовали, либо бездействовали из‑за отсутствия питания.

Ожидавшие на лестнице товарищи по команде Корнеева опасливо спустились обратно. На их вопросы о причинах его странного поведения Леша отвечал лаконично: «все нормально». По очереди они прошли через тамбур и оказались в длинном коридоре, чуть более просторном, чем сам тамбур. Корнеев по‑прежнему медленно шел впереди, освещая коридор фонарем. Луч света выхватывал лишь неуютные серые бетонные стены с парой кабелей в гофре, тянущиеся вдоль них, откуда‑то издали слышался звук падающих капель. Ни малейшего намека на центральное освещение, пусть даже хотя бы аварийное, не было.

– Как думаешь, что это за место? – спросил Андрей, следовавший сразу за Лёшей.

– Пока не знаю. Похоже, наше лесничество – центральный вход, а это – запасной, рассчитанный только на людей. Вероятно, для эвакуации.

– Здесь может быть опасно?

Леша ответил не сразу, обдумав свои слова.

– Из опыта могу сказать, что подобные места всегда полны сюрпризов. Например, тамбур, который мы только что прошли, сильно смахивает на какую‑то очистную камеру. Хотя, она легко может быть и частью системы безопасности: нежелательный «посетитель» может быть в ней заблокирован, затем по вентиляции подается газ…

Леша оборвал свою речь на полуслове. Всё, что он говорил, порождало неприятные чувства и когда он умолк Андрей поинтересовался причиной, поеживаясь от то и дело пробегавшего по спине холодка.

– Эта камера больше подходит на роль препятствия при выходе, чем при входе, – задумчиво закончил Корнеев.

– То есть, она должна помешать выйти отсюда, что ли? – удивился Кирилл, тоже внимательно слушавший рассуждения Корнеева.

– Возможно, что да.

Чем больше говорил Корнеев, тем страшнее становилось его спутникам. Кто построил это место? Чем здесь занимались? Какие опасности оно таит? До чего же надо быть расчетливыми, чтобы продумать и обустроить все это и какими ресурсами надо для этого располагать?

Причем все пребывали в настолько сильном напряжении, что никому даже не пришло в голову поинтересоваться, откуда у Леши опыт в таких вопросах.

Корнеев в очередной раз остановился, прислушиваясь и принюхиваясь. Все остальные немедленно сделали то же самое.

– Воздух тяжелый, – констатировал он. – Вентиляция или работает нестабильно, или не работает вообще.

Услышав взволнованный шепот позади, он поспешил добавить:

– Не волнуйтесь так – никто не задохнётся. Если бы воздуха было недостаточно для нормального дыхания вы бы это уже ощутили, но всё же заблудиться и застрять тут надолго я бы не советовал.

– А можно я останусь здесь и постерегу дверь? – попробовал предложить Шелковский.

– Нет, – стальным голосом отрезал Корнеев, опередив Андрея.

После случая с Толей, когда Алексей буквально за пару секунд нейтрализовал крепкого, как буйвол, Черенко, остальные члены отряда стали всерьёз его побаиваться. И его обычно спокойный и твёрдый голос влиял на бойцов гораздо сильнее, чем недовольство Андрея, поэтому Шелковский предпочел промолчать.

Леша вообще как‑то непроизвольно взял на себя командование отрядом, чему Андрей и не думал препятствовать. Романов и в спокойной обстановке понимал, что в любой ситуации Корнеев будет гораздо лучше управляться, чем он. Но в данном случае помимо напряжения, которое, как и все, испытывал Андрей, были и другие факторы, сильно влиявшие на его психологическое состояние: в нем перемешались страх, который проявился на минном поле и все ещё полностью не ушёл, сожаление о гибели Чеканкина, все это время терзавшее его, и подавленность от осознания того факта, что Сергей погиб по причине, которую он не смог предугадать. Тот факт, что и сам Корнеев не смог это предусмотреть и принять меры, Андрею в голову пока ещё не пришел.

В итоге психика парня, испытавшая за последние дни такой стресс, включила своеобразную защиту, подсказав ему решение передать ответственность человеку, профессионализму которого Андрей всецело доверял.

Но даже если бы Андрей и не сделал этого, Алексей занял бы ту же позицию сам, поскольку, в отличие от остальных, слишком хорошо понимал, куда они попали и чем это может грозить. Если во время вскрытия входных дверей он ещё гадал, что за ними скрывается, то увидев внизу герметичные двери и камеру с мощной вентиляцией, которая скорее всего могла действовать в обе стороны, он понял, что это за место.

Нечто подобное ему уже приходилось видеть. Это определенно была одна из засекреченных лабораторий, похожая на ту, в которой он побывал ещё до эпидемии. Тогда они прикрыли её, но непредсказуемые системы безопасности смогли унести жизни двоих бойцов из штурмовой группы, а ещё двоих – вывести из строя, и довольно серьезно. Для сравнения: почти полсотни человек охраны, ожесточенно сопротивлявшейся всего лишь десяти бойцам штурмовой группы, никого из штурмовавших не смогли даже легко ранить. И охрана была не какая‑нибудь, а из частной военной организации: профессиональные наёмники, которые воевать не только умели, но и любили.

Тот опыт прочно засел в его голове. Если и было что‑то немногое в этом мире, способное вызвать у Алексея чувство страха, то та лаборатория определенно была в этом списке. И пока что у этого объекта неплохие шансы его дополнить.

Именно поэтому Корнеев так осторожничал на каждом шагу, и его бдительность не ослаблял даже тот факт, что центральное энергоснабжение отключено. Он помнил коварство систем защиты и допускал, что местные охранные системы вполне могли действовать от резервных источников питания, возможно даже, что какая‑нибудь хитрая сигнализация при определенных условиях могла каким‑то образом запустить и основной источник питания, а тогда включатся все остальные системы. И даже если все эти опасения не подтвердятся, никто не гарантирует, что бывшие хозяева, щедро «засеявшие» территорию вокруг объекта минами, не оставили «подарки» и здесь.

Разумеется, Лёша не ставил себе целью кого‑то пугать, но его поведение действовало на остальных крайне отрицательно. Все настолько привыкли, что он уверенно действует в любых ситуациях, что теперь его осторожность, остановки и долгое разглядывание всего вокруг в свете фонаря пугали их до усрачки, а окружающая темнота, загадочность и непонятность предназначения этого места, а также буйная фантазия только увеличивали кумулятивный эффект. Вопрос, который задал Шелковский, был вопросом всех бойцов, кроме, разве что, Андрея, который постоянно совершенствовал себя в управлении своим страхом и сейчас изо всех боролся с собой, стараясь использовать эту ситуацию, как очередной тренажер. Благодаря этому ему даже немного удалось подвинуть на задний план остальные негативные эмоции.

Корнеев вновь двинулся вперед, рыская лучом фонаря и пытаясь не пропустить что‑нибудь важное. На стенах с некоторым интервалом висели большие лампы, а рядом с ними тянулись всё те же несколько кабелей в серых гофрированных трубках.

Вскоре луч света выхватил из темноты большую герметичную стальную дверь, сразу за которой начиналась широкая полоса кабелей разной толщины. На двери висела треугольная жёлтая табличка с черепом и молнией. Сверху над ней была надпись: «Генераторная». Справа тоже висел считыватель для пропуска. Алексей сразу же попробовал открыть дверь, и это удалось ему почти без труда – как и на дверях с вентиляцией, электромагнитный замок здесь тоже не работал. За дверью оказался небольшой коридор, из которого можно было попасть в три помещения. Везде остро пахло соляркой. Вурц начал кашлять и сразу же вышел обратно в главный коридор, за ним последовали Ваня Карданов и Шелковский, а остальные остались внутри.

Как уже говорилось, в маленький коридор сходились три помещения. Одно из них было похоже на кабинет, в котором, вероятно, располагалась обслуга генератора. Во втором, гораздо большем, находился топливный склад, откуда, собственно и разносился по округе запах солярки. Внутри него стояла огромная цистерна, люк которой был почему‑то открыт. Третье помещение, самое большое, было генераторной. Ничего нового Андрей здесь не увидел – что‑то подобное было и в «Убежище».

– Его можно запустить? – спросил Воробьёв Севу, который в старые времена был инженером‑электриком.

– Если он исправен и в резервуаре осталось топливо, то вполне, – ответил Сева, затыкая рукой нос и направляясь к генератору.

– Нет! – решительно остановил его Алексей. – Ничего не трогай!

– А чё? – Сева явно удивился.

Леша выдержал паузу, размышляя. Стоило ли объяснять? Вероятно. Но только так, чтобы не нагнать на всех ещё больше жути.

– Подача электричества может привести к проблемам.

– Не понял? – изумился Сева.

– Просто ничего не трогай.

– Ладно. Тогда давайте выматываться – от этой вонищи у меня уже башка болит.

Покинув генераторную и тщательно прикрыв за собой дверь, они вернулись к затхлому, но не такому неприятному воздуху главного коридора, где смогли немного перевести дух. Отдышавшись, продолжили путь.

Чуть дальше коридор спускался метра на полтора ниже, а потом поднимался обратно на прежний уровень. Ступенек ни на спуске, ни на подъёме не было – пол был гладким. В этой непонятно для чего созданной искусственной яме скопилась вода, которую не откачивали выключенные насосы, и именно отсюда доносился звук падающих капель, которые все услышали ранее. Попробовав определить глубину ногой, Андрей убедился, что воды набежало буквально по щиколотки и если постараться, то этих несколько метров можно преодолеть даже не намочив ноги. Тем не менее, Сева умудрился упасть в эту лужу, поскользнувшись на скользком полу, и наделав кучу шума.

Вскоре они добрались до места, где коридор разветвлялся в три разные стороны. Указатели на стенах стали первой находкой, пролившей свет на предназначение этого места. Исходя из них, выходило, что коридор слева вёл к жилым помещениям, на склады, в столовую и в арсенал, прямо находились главная лаборатория, центральный холл, грузовой лифт и комната управления, а справа – экспериментальная лаборатория.

Лёша некоторое время пялился на эти таблички, размышляя над дальнейшими действиями. Остальные молча ожидали, напряженно шаря лучами фонарей по коридорам. В том, что вёл прямо, они видели большую стальную дверь, состоящую из двух одинаковых створок, которые должны были разъезжаться в разные стороны. Справа от неё на стене висел уже привычный считыватель, который, однако, был совершенно бесполезен.

Корнеев быстро выделил из отряда две пары и направил их в разные коридоры, раздав четкие инструкции.

– Просто пройдите немного по коридорам и гляньте, что там. Внимательно смотрите под ноги, на стены и потолок. Ни в коем случае ничего не трогайте, даже если предмет кажется совершенно безобидным. А если увидите что‑то подозрительное – запомните это место и сразу же возвращайтесь.

– А как же системы безопасности? – напомнил Кирилл, который попал в одну из пар вместе с Вурцем.

– Я думаю, если бы они функционировали, то мы бы это уже прочувствовали.

– Почему ты так уверен? – недоверчиво поинтересовался Вурц.

– Есть основания, – в привычной манере отрезал Корнеев.

Дальнейшие пререкания не имели смысла – все знали, что больше Леша ничего не ответит. Группы разошлись, а Корнеев и остальные проследовали в средний коридор и подошли к двери.

– Такую не толкнешь, – Сева легонько постучал по двери кулаком.

Леша провел по ней рукой, осмотрел место, где створки смыкались, и попытался за что‑нибудь зацепиться пальцами, но тщетно. Тогда он достал нож и попробовал вставить его между створками. После непродолжительной возни, он смог вбить его почти по рукоять и начал нажимать на неё, но после первой же попытки вынул его и бросил эту затею.

– Сломаю, – последовал короткий комментарий.

– Вурц спросил бы о чем ты говоришь – о ноже или о двери? – хмыкнул Сева.

Многие улыбнулись, а вот Леша к шутке остался равнодушен. Он был всецело сосредоточен на задаче, не позволяя себе отвлекаться. Такая реакция подействовала на Андрея немного отрезвляюще: Леша сконцентрировался на деле, в то время как он с самого начала этой операции позволил себе расслабиться, с облегчением передав всю ответственность Корнееву. Романов мысленно встряхнул себя, осознав этот неприятный факт.

– Нужно вернуться наверх, к саперам, и взять пару ломов, – сказал Леша.

– Я сбегаю, – предложил Шелковский.

– Давай.

Группа, направлявшаяся в подсобные помещения, беспрепятственно прошла туда, а вот команда, на долю которой выпала «Экспериментальная лаборатория» столкнулась с той же проблемой, что и группа Корнеева, поэтому они вернулись обратно и тоже ожидали Шелковского с инструментами.

Помимо ломиков у саперов нашлись и другие приспособления, достаточно тонкие, чтобы пролезть между створками, и в отличие от ножа, достаточно прочные, чтобы расширить щель и не сломаться до того, как туда можно будет просунуть лом. Остальное стало лишь вопросом времени.

Впрочем, даже обесточенные, двери отчаянно сопротивлялись. В их механизме имелись упругие пружины, которые изо всех сил старались закрыть дверь обратно, не позволяя нарушителям пройти, и борьба с ними была упорной, ожесточенной и безжалостной. Причем одна половина без другой открываться ни в какую не хотела. Пришлось всей гурьбой, напрягаясь, открывать створки до упора, где каждую захватывал внутренний фиксатор. Справившись с дверью, посветили внутрь. Луч фонаря осветил в десятке метров впереди стеклянную перегородку с широкими, разъезжающимися дверями, к счастью, тоже стеклянными. Туда пока не пошли, а направились к дверям в коридоре второй группы и открыли и их тоже. Эти почему‑то поддались намного легче.

– Черт, я устал, – пожаловался Сева, когда они закончили.

Подобное было для него редкостью.

– Ты просто стареешь, – сдавленно хихикнув, ответил ему Шелковский.

Эту реплику почему‑то никто не прокомментировал.

– Вам не кажется странным, что мы так легко всё открываем? – с легкой иронией поинтересовался он, когда все немного отдышались. – В чем смысл таких дверей, если их можно открыть обычным ломом?

– Хех, – хмыкнул Корнеев. – Наивный. Когда есть питание, хотя бы резервное, в этих дверях работают сильные электромагниты, а может и ещё что похитрее.

– И тогда хер ты их чем откроешь, – закончил за него Сева и вдруг его осенила догадка. – Ты по этой причине запретил включать генератор?

– И по этой тоже.

Пока они отдыхали, вернулись Вурц и Кирилл и доложили, что в стороне подсобных помещений все чисто и дверей, подобных этим, там нет. Тогда всю группу разделили на три поменьше и отправили каждую в свою сторону, а Катю на всякий случай оставили на развилке. Девушка не выказывала большой радости сидеть в одиночестве в темноте, но Леша был непреклонен и её слабые протесты были моментально подавлены.

Вернувшись к своему коридору, Андрей остановился, осматривая дверь. Леша вопросительно взглянул на него. В свете фонаря Андрей увидел, как борозды на его и без того расчерченном морщинами лбу, ещё больше углубились в районе переносицы.

– Они не захлопнутся? – с опаской спросил Романов.

– Надеюсь, что нет, – ответил Леша и показал Андрею лом. – Если что, у нас есть универсальный ключ. Главное, чтобы питание не включилось.

– Кто ж его включит? – буркнул Сева. – Тут кроме нас никого нет.

– Например, автономные датчики движения, – Леша не раздумывая разрушил его спокойствие.

– Что‑что? – заволновался Андрей.

Леша коротко объяснил, что это такое и как может работать.

– Думаешь, они тут есть?

Ответа не последовало, но Корнеев не двигался с места, стало быть, размышлял.

– Возможно, – ответил он. – Я не говорил об этом раньше, чтобы не пугать всех ещё больше, но мои подозрения не беспочвенны. Я почти уверен, что здесь можно попасть в ловушку со смертельным исходом, но учитывая состояние этого места и то, что мы до сих пор ни на что не нарвались, я либо ошибаюсь, либо охранные системы не работают. Но в любом случае нужно быть осторожными.

Андрей с Севой уставились на него, не в силах выдавить ни слова. Катя, стоявшая в нескольких метрах от них и тоже напряженно прислушивавшаяся, издала тихий вздох. Когда оцепенение немного прошло, Андрей первым задал вопрос.

– Почему ты сразу не сказал?

– Во‑первых, я не был уверен, а когда более менее убедился, что к чему, мы уже прошли достаточно далеко и будь система безопасности рабочей – мы бы уже об этом знали. Во‑вторых, если бы я сказал – ты бы передумал продолжать?

Андрей не сразу ответил, но все равно затягивал недолго.

– Не знаю. Зависит от того, что бы ты рассказал.

– Ничего сверх того, что я уже сказал.

– Черт, ты как всегда… – Сева прикрыл лицо ладонью и чуть заметно покачал головой.

Леша этот жест проигнорировал.

– Ладно. Вперед, – сказал он.

– Подожди. Может, надо предупредить остальных? Они ведь сильно рискуют…

– Так же, как и мы, – невозмутимо отрезал Леша. – Но если ты сомневаешься – ещё не поздно остановиться и вернуть всех обратно.

Он взглянул на Андрея, ожидая ответа. Романов был застигнут врасплох этой новой информацией и банально завис, уставившись на Севу, но тот, как обычно, не встревал, когда командир принимал решения.

– Так что? Время идет, – поторопил его Корнеев.

Андрей короткое время пребывал в замешательстве, но быстро рассудил, что Леша вряд ли стал бы рисковать своей жизнью, если бы его подозрения стали находить какие‑то подтверждения. Помимо этого Андрей пытался найти оправдание и своим собственным действиям. На кой черт сдалась ему эта лаборатория? Что ценного он хочет тут найти? Было задание – выяснить, что тут находится, и они выяснили. Казалось бы: всё, можно возвращаться, пусть Гронин решает, что делать с этим местом дальше, но нет, было что‑то ещё, какая‑то сила, которая непреодолимо тянула его вперед, некий интерес, неудовлетворенное любопытство.

Ещё бы – засекреченная лаборатория, спрятанная в дремучей глуши. Кто и для чего её здесь построил? Что тут исследовали? И почему покинули? А вдруг здесь изучали вирус? Вот оно… Вот что его интересовало, и ради чего он готов был рискнуть. А Корнеев лишь помогал преодолеть боязнь принять этот риск.

Андрей резко выдохнул и глухо бросил короткое:

– Пошли.

После услышанного от Корнеева Андрей посмотрел в коридор за дверью немного другим взглядом: возможно, всего один‑два шага отделяли его от смерти, и осознание этого факта вновь взбудоражило его, как недавно минное поле, о котором из‑за нового стресса он немного позабыл. Сердце заколотилось быстрее, но решительности не стало меньше. Безрассудство молодости или отвага? Глупость или целеустремленность? Что же из этого подпитывало его решимость?

– Ладно, возможно, я и вправду зря нагоняю на вас страху, – признал Леша. – Я уже говорил – если бы система охраны функционировала, то мы бы уже это знали. Это если она тут действительно есть.

Эти слова оказались немного не тем, чего ожидали Андрей и Сева. После рассказа о датчиках движения так просто их было не успокоить – дверь ведь неспроста была здесь, она что‑то скрывала. Кто знает, быть может, смерть?

Осознавать, что суешь голову в петлю и все равно это делать – уникальное по своей остроте ощущение, и Андрею, несмотря на уверенность Корнеева, трудно было решиться. Легко рассуждать о жизни и смерти, пока сам не остановишься у черты, отделяющей одно от другого. Леша не раз стоял у этой черты и многократно помогал переступать её другим, потому и сейчас он первым перешагнул через маленький порожек и неторопливо пошёл по коридору, водя лучом света по полу и стенам. Андрей с Севой, многозначительно переглянувшись, двинулись следом.

– Жуткое место, – поёживаясь, сказал Сева, которого угнетали и темнота, и замкнутое пространство, и наступившее после слов Корнеева тягостное молчание, прерываемое лишь лёгким стуком их ботинок по бетонному полу.

– Угу, – глухо ответил Андрей.

Остановившись у стеклянной перегородки, Леша осмотрел дверь, пощупал и постучал по стеклу. Затем по уже опробованному методу вставил в щель меду створками инструмент саперов, и с легкостью раздвинул их. В щель с легким шипением сразу же потянулся воздух с их стороны коридора. Корнеев помедлил пару секунд, а дальше стал без особых усилий раздвигать двери, действуя просто руками. Похоже, эти двери стояли тут явно не для того, чтобы кого‑то задержать.

За дверью коридор продолжился, и глухие бетонные стены были единственным, что они видели ещё около ста метров. Воздух за перегородкой был гораздо более тяжелым, к нему примешались резкий и противный запах гари, расплавленной пластмассы и чего‑то ещё. Коридор же вызывал у всех недоумение, потому что впереди в лучах фонарей виднелись ещё одни стеклянные двери, а дальше за ними – металлические, точно такие же, как те, которые они с таким трудом преодолели вшестером. Это было довольно странно так безрассудно расходовать на коридоры сжатый ресурс подземного бункера, но вскоре они поняли, что никто и ничего здесь не расходовал зря.

– Черт, что за хрень? – не выдержал Сева. – Зачем такой длинный коридор?

Никто ему не ответил. Однако, подходя ближе, они заметили слева от стеклянной двери поворот. Воодушевленные этим, все трое, покашливая, направились туда. Свернув и пройдя ещё десяток шагов, троица остановилась в изумлении: перед ними было огромное, на первый взгляд необъятное помещение, назначение которого было непросто сходу определить.

Пространство впереди было завалено обгоревшим оборудованием, битым стеклом, почерневшими от огня остатками мебели и другим хламом. Периодически луч света высвечивал толстые, покрытые гарью бетонные колонны, поддерживавшие потолок. От колонн отходили металлические направляющие, тянувшиеся под потолком в разные стороны. На перемычках висели большие обломки противоударного стекла, испещренные паутинообразными трещинами. Такие же куски стекла валялись и на полу практически по всему помещению. Отовсюду с потолка, словно лианы, свисали обрывки проводов и кабелей. Вонь горелой пластмассы и оплавленной изоляции здесь была на порядок выше и в совокупности с малым количеством кислорода наверняка была способна привести к потере сознания.

– Что здесь произошло? – голос Андрея сильно заглушался воротником бушлата, в который он по самые глаза спрятал лицо.

– Взрыв, как видишь, – ответил Леша и добавил, повернувшись к Севе. – Нас может вырубить – мало кислорода. Вернись назад к Кате и жди нас там. Если не вернемся через десять минут – зови помощь и вытаскивайте нас.

– Понял.

Сева поспешно удалился, а Андрей и Леша остались осматривать лабораторию. Условия были ужасными: дышалось с большим трудом, и Андрей чувствовал, что с каждым вдохом силы все больше покидают его. Сама лаборатория вызвала одно лишь разочарование – он не понимал, что они могут здесь найти, но Леша продолжал осмотр, и Андрей, как мог, старался ему помочь.

Осмотрев небольшой участок, они вернулись к Севе с Катей, где воздух было значительно чище, чтобы отдышаться.

– Это последствия неудачного эксперимента? – поинтересовался Сева, когда товарищи стали меньше кашлять.

– Или диверсия, – выдавил Леша. – Мы вернемся ещё раз, потом попытаемся вскрыть большую дверь, если хватит сил. Принцип тот же: не вернемся через десять минут, значит, нам нужна помощь.

И вновь они дышали отравленным воздухом сгоревшей лаборатории, и вновь, вытирая слезящиеся глаза, рыскали среди рухляди и завалов, пытаясь в грудах хлама найти что‑нибудь полезное. И на этот раз удача улыбнулась им.

Дойдя до угла помещения, Леша высветил фонарем оплавленные подошвы кожаных туфлей, торчащие из‑под груды обломков. Жестом попросив Андрея помочь, он принялся разбирать завал. С трудом раскидав в стороны обломки мебели и несколько кусков толстого стекла, они нашли под ними тело хозяина туфлей.

Лёша присел возле тела. Это был мужчина, возраст которого определить было трудновато, потому что лицо его сильно опухло то ли от воздействия взрывной волны, то ли от ударов о стену или обломки, сыпавшиеся на него. Почему он находился тут в момент взрыва и где в таком случае находятся его коллеги?

Отбросив мешавшие обломки, Леша взял труп за ноги и вытащил на расчищенный перед этим пятачок. Затем принялся шарить по карманам изодранного, некогда белого халата. На теле помимо значительных повреждений лица был ещё ряд более серьезных увечий: открытый перелом правой руки, вместо содранной вместе с одеждой кожи на груди были хорошо видны ребра. Андрей почувствовал приступ рвоты и отвернулся, чтобы не смотреть, а вот Алексея подобное совершенно не трогало. Он, как ни в чем не бывало, продолжал осматривать карманы и из одного из них вынул что‑то квадратное и твёрдое.

– Ммм… Сергей Андреевич Голиков, – глухо прочитал Корнеев на пластиковом пропуске.

Поискав ещё, он нашёл в кармане брюк шариковую ручку и маленький блокнот и они тут же перекочевали в его собственные карманы. Больше ничего интересного у Голикова не нашлось. Продолжать осмотр дальше не было сил – ужасный воздух, казалось, жег изнутри, и оба поспешили к развилке, чтобы снова отдышаться.

Едкая атмосфера проникла в легкие и ткань одежды и последовала за ними. На развилке удалось передохнуть, но ядовитая вонь не исчезала и даже тут доставляла сильный дискомфорт. Сидя на полу, Корнеев, покашливая, листал блокнот Голикова, подсвечивая себе фонарем. Андрей же прислонился лбом к холодной стене в надежде, что так пройдет легкая головная боль, которая только что у него проявилась.

– Что там у тебя? – сипло спросил Романов, не выдержав долгого молчания Корнеева.

– А? – не расслышал тот, занятый чтением. – А… сейчас, сейчас.

Он перелистнул ещё пару страниц. Катя с Севой тоже с интересом ожидали ответа.

– Этот Голиков делал заметки, – сообщил он, не отрываясь от блокнота. – Часто попадается фамилия Старкин. Похоже, Голиков следил за ним. Он отмечал, что этот Старкин в последнее время странно себя вёл, а Голиков, похоже, хотел разобраться что к чему и натравить на него охрану.

– Почему было сразу этого не сделать, когда возникли подозрения? Пусть бы разбирались… – заметил Сева.

– Потому что Старкин был руководителем лаборатории.

Сева не очень быстро соображал, потому дальше его слова сильно растягивались.

– Э‑э… То есть… В случае ошибки… Он боялся его спугнуть, да? – Сева сильно растягивал слова, слишком медленно соображая.

– Что конкретно он пишет? – уточнил Андрей.

– Неподтвержденные подозрения, сомнения, размышления… Голиков подозревал, что у Старкина есть один или несколько сообщников. Похоже, он так и не успел найти подтверждение своим подозрениям.

– В чем он его подозревал?

– В саботаже.

– Ого…

Андрей заметил, что Сева уже долгое время держит руку сбоку на бронежилете, будто что‑то к себе прижимает. В последнее время он часто хватался за бок, а когда его спрашивали в чем дело – всегда отвечал, что всё в порядке. Вот и в этот раз Сева тоже готов был отнекиваться и тут же убрал руку, но Андрей давно уже начал что‑то подозревать. Однако Корнеев не позволил ни ему, ни Кате задать Севе ни одного вопроса.

– Ну что? За дело? – поднимаясь, спросил он.

Все вместе, прихватив с собой и Катю для подмоги, они вновь прошли по коридору, быстро вскрыли стеклянную дверь и взялись за металлическую в его конце. Однако, несмотря на то, что эти двери поддавались легче предыдущих, для них четверых задача оказалась всё равно достаточно сложной, да и отравленный воздух делал свое дело. После не особо длительной, но очень изматывающей борьбы, они таки открыли упрямую железяку и, кашляя, устремились на ту сторону в надежде, что там воздух будет чище. Сделав буквально пару шагов, Сева потерял сознание и грузно повалился на пол.

Андрей с Лешей бросились на помощь товарищу. Ухватив его под руки, они потащили Севу дальше по коридору.

Воздух и здесь оставался тяжелым и затхлым, но, по крайней мере, не был настолько отравлен, как в лаборатории. Они положили Севу у стены, и Катя плеснула ему в лицо водой из фляги и похлопала по щекам ладонями. Сева слегка приоткрыл глаза и, окинув Катю затуманенным взглядом, что‑то промычал. Катя повторила процедуру. На этот раз Сева не только открыл глаза, но и пошевелил рукой и головой: сознание потихоньку возвращалось к нему.

– Давай, миленький, приходи в себя, – нетерпеливо просила Катя и вновь сбрызнула лицо Севы.

Через минуту Сева перевернулся на бок, закряхтел, и стал подниматься. Речь вновь обрела четкость и связность, но представляла из себя набор разнообразных матюгов, потому имела мало информативности. Хотя, это кому как.

– Башка болит, – с раздражением пожаловался Сева, держась за шлем. – Что случилось? Всё, будто в тумане…

– Ты отключился, – буднично ответил Корнеев.

Сева, сконцентрировавшись на своих внутренних ощущениях, не стал больше ничего уточнять. Поддерживая его, они прошли десяток шагов и вышли в большой холл, беспорядочно заваленный ящиками разной величины. Одни были деревянными, другие картонными, попадались и металлические, но всех их объединяла одна общая характеристика – они были пусты. В холл также выходил ряд других коридоров, рядом с которыми нашлись как уже знакомые указатели «Склад», «Арсенал», «Экспериментальная лаборатория» и другие, так и новые: «Генераторная», «Резервный генератор», «Архив», «Служба безопасности», «Комнаты персонала».

– Вот сердце этого места, – резкий голос Алексея резанул по уже привыкшим к тишине ушам. – Отсюда можно попасть во все остальные помещения.

– Какие предложения? Куда пойдем? – Андрей заглянул в ближайшие ящики.

– В службу безопасности. Сева, Катя – останьтесь здесь. Похоже, сюда сходятся все пути. Если что – соберете группу.

Из холла в сторону комнату службы безопасности вёл большой коридор, по которому мог бы проехать даже их «Волк». Лучи фонарей скользили по стенам, но ничего примечательного не находили. Пройдя по коридору метров тридцать, они вышли к большущей гермодвери. Несмотря на её воистину огромные размеры, из щелей, в которые, казалось, можно просунуть палец, а то и два, не просачивалось ни малейшего сквознячка.

– Вот и центральный вход, – отметил Алексей. – А служба безопасности, вероятно, размещалась вон там.

И он, не дожидаясь ответа Романова, отправился в ответвление коридора, ведущее вправо от гермодвери. Андрей молча последовал заним.

Помещение службы безопасности оказалось не таким, как представлял Андрей. Оно было небольшим, примерно восемь на восемь метров, в нем стояли несколько столов и по центру большой пульт с множеством экранов, кнопок и датчиков, возле которого в ожидании людей стояли несколько стульев‑кресел. Удушливый запах горелой пластмассы присутствовал и здесь, напоминая о лаборатории.

Закрыв носы рукой, они молча обследовали столы, пустые шкафы и сам пульт, но ничего полезного не обнаружили. Похоже, что покидая лабораторию, хозяева хотели уничтожить её всю, но по какой‑то причине не смогли этого сделать.

Покинув помещение, они вернулись в холл и присоединились к Севе и Кате. Перебросившись парой фраз, они увидели в одном из соседних коридоров луч света. Все понимали, что это их товарищи, но всё равно внутри у каждого что‑то шелохнулось от странных шаркающих звуков и невнятного бормотания, доносившегося с той стороны. Когда источник этих звуков приблизился, Леша негромко окликнул товарищей, чтобы те не испугались при неожиданной встрече. Это была тройка Кирилла.

– Что у вас? – спросил Андрей, когда парни подошли.

– Ваня потянул ногу, – сообщил Кирилл, имея в виду Карданова, – но может идти. На складах если что и было, то давно – там просто огромная пустая комната. Вообще ничего не осталось. В арсенале – то же самое.

– Но столовая, – влез Карданов.

– Что там? – машинально спросил Андрей, готовый к неожиданностям.

– Около двадцати человек – все мертвы, – ответил за Ваню Кирилл.

Сева тихонько присвистнул.

– Огнестрел? – зачем‑то спросил Алексей, хотя не сомневался, что это именно он.

– Вот именно, – Кирилл, удивляя всех, отрицательно покачал головой. – Никто из них не ранен. Я не знаю от чего они умерли.

– А комнаты персонала?

– Там мы ещё не были.

– Тогда сначала туда, – приказным тоном сказал Андрей. – А потом сходим в столовую – хочу сам всё увидеть.

Но и комнаты персонала поначалу не смогли толком ничего объяснить. Все они были пусты и никаких документов или личных вещей там не было. И комната Голикова в том числе. А вот в комнате Старкина нашли труп её хозяина – бейдж‑пропуск с фамилией и фотографией, точно такой же, как и у Голикова, был прикреплён на нагрудном кармане халата. Опухшее от побоев лицо все было в крови, а ноги прострелены. В груди тоже имелись два огнестрельных ранения. Тело было привязано к стулу, опрокинутому вместе с хозяином на стену.

– Его пытали? – поинтересовался Андрей у Корнеева, хотя это было очевидно.

Корнеев его проигнорировал, как часто поступал, когда кто‑то задавал риторические вопросы.

Осмотр прикроватной тумбочки убитого ничего не дал: или её почистили те, кто допрашивал Старкина, или в «Рассвете», если это была их лаборатория, запрещено было держать что‑либо кроме личных вещей вне рабочих помещений. Бейдж Старкина Андрей отцепил и положил себе в нагрудный карман. Там же лежал бейдж Голикова, который ему отдал Алексей. Он ещё не знал зачем они ему, но на всякий случай решил их сохранить. Больше в комнатах персонала ничего не нашли.

Вовсю разлагающиеся трупы в столовой выглядели настолько жутко, что от одного взгляда на них внутри всё холодело. Вонь разложения была ужасна и никто, кроме Карданова, Леши и Андрея не смог находится в столовой больше десяти секунд.

Первым делом в глаза бросались тела за столами: некоторые откинулись на спинки стульев, другие повалились грудью на стол. Издалека казалось, что они просто спят, и от осознания того, что этот сон продлится вечно, бросало в дрожь. После них взгляд опускался вниз и упирался в несколько тел, упавших со стульев и лежавших под столами. Эти тоже лежали в таких позах, будто сильно устали и прилегли отдохнуть. Наиболее жутко выглядела парочка на диванчике в углу – мужчина и женщина в белых халатах просто сидели в обнимку на диване, тесно прижавшись друг к другу, а на столике перед ними стояли два стаканчика и на салфетке лежало давно засохшее, надкушенное пирожное.

Увидев всю эту жуткую картину в первый раз, Карданов в ужасе отшатнулся и, поскользнувшись, повредил ногу. Сейчас же он держался молодцом.

– От чего они умерли? – негромко, будто боясь потревожить мертвецов, дрожащим голосом спросил он.

– Вероятно, газ, – ответил Леша, понимая, что вопрос адресован в первую очередь ему.

– Они ведь не мучились? – Карданов был не в силах оторвать взгляд от тел.

– Похоже, что нет.

– За что их убили?

На последний вопрос ответа не было ни у кого.

Рассматривать в столовой больше было нечего, да и атмосфера во всех смыслах этого слова сильно мешала. К тому же при слове «газ» многих начало охватывать неприятное чувство, нарастающее с каждой минутой, то самое, которое стремительно сменяется от настороженности к волнению, затем к страху, и наконец, перерастает в панику.

Поэтому после второго предложения выбираться из лаборатории, Андрей не стал ждать, и скомандовал всем идти к выходу. Оставалась ещё тройка Воробьёва, и чтобы долго не искать их и нигде не пропустить, решили вновь разделиться и возвращаться обратно тем же путем, что шли сюда. Встретила Воробьёва группа Романова в вонючем коридоре главной лаборатории, и уже все вместе они продолжили путь к выходу, соединившись на развилке с Кириллом и его группой.

– Нашли что‑нибудь? – поинтересовался Корнеев.

– Наверху расскажем, – раздраженно бросил Воробьев, и Леша, отметив его настроение, решил не настаивать.

Андрей был погружен в свои собственные мысли и поначалу в темноте коридора не сразу обратил внимание, что с парнями что‑то не так. Не обратил бы он его и позже, если бы не Катя, которая почувствовала что‑то необычное в поведении Вурца. Она украдкой тронула его за руку, но он никак не отреагировал. Удивившись, она ущипнула его, но и это не дало никакой реакции.

– Да что с тобой? – с нотками недовольства спросила она, чем и привлекла внимание Андрея.

От Вурца реакции так и не поступило.

– Вурц? – Андрея тоже обуяли подозрения.

Но Вурц все продолжал молчать. Где это видано – молчащий Вурц? Да кто угодно, но только не он. И Воробьев – раздраженный Воробьев. Это тоже было за гранью.

– Черт, парни, что с вами?

– Нормально все. Просто давайте убираться отсюда, хорошо? – ответил Сергей.

Андрей перегнал всех и посветил фонарем так, чтобы хорошо видеть лица, но не слепить людей. И эти лица, которые он так хотел увидеть, ему очень не понравились.

– Что вы там нашли? – взволнованно и резко спросил он.

Шелковский что‑то невнятно пробормотал. Взглянув на него, Андрей ужаснулся – на парне просто не было лица.

– Да что ж такое? – Романов начал терять терпение. – Кто‑то может мне внятно объяснить?

Шелковский снова что‑то пробормотал. Он явно был не в себе.

– Ноги, руки, ноги и руки, – Андрею с трудом удалось разобрать бормотание Шелковского.

– Что?!

Молчание.

– Вурц!

– А? – растерянно переспросил Вурц, будто только сейчас понял, что к нему обращаются.

– Мы видели части тел, – ответил за него Воробьев, который немного лучше справлялся со своими эмоциями.

– То есть? Что за части тел? Чьи?

– Откуда нам знать?! – вдруг вскипел Вурц.

– Спокойно, – мягко попросил Леша, положа руку ему на плечо. – Всё нормально, не надо так бурно реагировать.

– Убери от меня руки! – взвизгнул Вурц и резко сорвал с плеча руку Корнеева.

Затем он сделал пару шагов в сторону и крикнул с нотками истерики.

– Я хочу немедленно выйти отсюда! В чем проблема?!

– Мы тоже, – мягко продолжал Корнеев. – Пойдем.

Вурц немного притих и зашагал вперед. Бормочущий Шелковский шел следом. Странно, но ничего здесь их больше не пугало: ни темнота, ни стены, по которым они раньше опасливо шарили фонарями, ни что‑то другое. Они просто стремились к выходу.

Андрей с Лешей шли последними и немного отстали. Когда все уже ступили на лестницу, Романов взял Лешу за локоть и тихо попросил остановиться. Корнеев выполнил просьбу и уставился на Андрея.

– Что ты об этом думаешь? – спросил сержант, когда остальные ушли далеко наверх.

Как и всегда Корнеев не ответил сразу. И ответ в итоге оказался совсем не тем, чего ожидал Андрей.

– А ты?

Внутри Андрея боролись два желания: взять Корнеева и пойти осмотреть все лично, или убраться отсюда подальше и как можно скорее. Оба были сильны, оба имели свои плюсы и минусы.

– Не знаю. Но хочу понять, что произошло с парнями.

– Уверен?

– А что?

– То же самое может произойти и с тобой. Ты готов к подобному?

Андрей замялся, и Корнеев, видя это, продолжил свою мысль.

– Что бы они там не увидели – это явно было что‑то очень… неприятное, раз они в таком потрясении. Видя их состояние, ты уверен, что хочешь испытать то же самое?

С десяток секунд Андрей стоял, закрыв глаза и пытаясь принять решение. Ему было страшно уже от самого этого места, и сам он ни за что бы не пошел в экспериментальную лабораторию. Но с Корнеевым он чувствовал себя в безопасности и готов был рискнуть. Нужно только побороть эту дрожь в теле.

– Я справлюсь.

– Тогда…

– Вы чего? – кто‑то перебил Лешу.

Оба немедленно посветили на лестницу и увидели там жмурящуюся Катю. В руке у неё был выключенный фонарь.

– Ты подслушивала? – немного резковато спросил Андрей.

– Вы хотите вернуться? – вопросом на вопрос ответила Катя.

– Д‑да, – слегка неуверенно ответил Андрей.

– Тогда я с вами.

Андрей с подозрением посмотрел на неё, приподняв одну бровь, но ничего не сказал.

– Тебе это ни к чему, – заявил Лёша.

– Позволь мне самой решать, хорошо? – в голосе Кати проявилась резкость и настойчивость, но к Андрею она обратилась без них. – Сержант?

– Ладно, пошли.

Втроем они вернулись через коридор, миновали генераторную, затопленный участок и добрались до развилки. Тошнотворная вонь из главной лаборатории через открытые двери понемногу распространялась на весь комплекс, но все они уже достаточно принюхались к ней, чтобы не обращать внимания. Свернув в нужную сторону, они стали приближаться к дверям.

Чем ближе Андрей подходил к экспериментальной лаборатории, тем больше всё внутри него приходило в движение. Пульс подскочил, в животе появилось неприятное ноющее чувство, воображение стало реагировать на странные звуки, которых на самом деле не было, но Андрей их слышал – состояние его бойцов сделало свое дело. Что они там увидели? Что могло так на них повлиять? Что за руки‑ноги?

Добравшись до дверей в экспериментальную лабораторию, он резко остановился, прислушиваясь. Леша, заметив это, тоже остановился и вопросительно взглянул на командира. Катя стояла позади них.

– Слышишь? – напряженно вслушиваясь, спросил Андрей.

Корнеев, слегка нахмурившись, тоже сосредоточился на слухе. Через секунду он подозрительно взглянул на Романова.

– Что?

Андрей все ещё прислушивался.

– Шипение какое‑то, – шепотом сообщил он.

Леша снова напряг слух, но так ничего и не услышал. То же самое делала и Катя. Её фонарь вдруг начал мерцать и вскоре свет погас. Катя несколько раз похлопала по нему рукой, пощелкала кнопкой, но фонарь так и не ожил.

– Лажа, – чертыхнулась она и прижалась поближе к Андрею, фонарь которого ещё действовал.

Романов все ещё прислушивался, и Кате стало казаться, что у Андрея проявляются те же симптомы, что и у Вурца. Корнеев не понимал к чему там прислушивается Андрей. Подождав ещё некоторое время, он уверенно пошел вперед.

– Пойдем. Тебе показалось.

Экспериментальная лаборатория чем‑то напоминала главную, но имела совершенно другое устройство, гораздо более сложное и запутанное, из чего можно было сделать вывод, что сердцем этого места была вовсе не главная лаборатория, хоть это и противоречило логике. В отличие от главной, устроенной в виде огромной комнаты, разделенной перегородками, здесь все было иначе: многие комнаты были глухими, специально устроенными изолировано. Значительная часть этих помещений была разрушена взрывами. Одно из уцелевших было оборудовано стальной решеткой, точь‑в‑точь, как в тюремной камере. В ней находились три трупа, один из которых руками держался за прутья решетки, а двое других лежали по углам. Все были в легкой одежде, напоминавшей халат, застегиваемый на спине. Все были застрелены выстрелами в голову из какого‑то легкого оружия, скорее всего из пистолета.

– Бедняги, – прошептал Андрей. – Это заключенные? Или пленники?

Леша медлил с ответом, внимательно рассматривая тела, но всё‑таки не промолчал.

– Хочу ошибиться, но думаю, что это подопытные.

– Не поняла? – не удержалась Катя.

– Исходя из названия этого места, тут проводили какие‑то эксперименты. А люди, одетые в подобие больничной рубашки, да ещё и в камере – явно не персонал. Похоже, эксперименты проводили на них.

Андрей проглотил ком, застрявший в горле, и с ужасом подумал о том, что могли проделывать с этими людьми. Но что бы ни рисовала сейчас его фантазия он был очень, очень далек от истины.

Обхватив левую руку Андрея, Катя жалась к нему чуть ли не всем телом. Она жалела, что пошла сюда, но упрямый характер не позволял признаться, что ей хочется уйти. Да и не рискнула бы она после увиденного идти отсюда одна. Знай она, что ждет её дальше – скорее всего не просто пошла бы, а стремглав понеслась к выходу.

Потому что дальше было только хуже. Ещё несколько больших помещений, судя по искореженным взрывами остаткам оборудования, чем‑то напоминали операционные, но в них по сути ничего интересного не было. Назначение ещё одного, самого большого, вообще осталось загадкой: оно было вылизано огнем подчистую, даже никакого оборудования не сохранилось, хотя его, скорее всего, вывезли. Леша предположил, что по этим причинам оно больше всего подходит на роль главного места во всей лаборатории. Средоточие зла.

Но больше всего воображение поражало последнее помещение квадратов на двадцать‑двадцать пять, с толстой металлической дверью, как в холодильнике, находившееся рядом с дверями в центральный холл. Здесь наверняка был оборудован морг, в этом не усомнился никто из троицы. Андрей увидел несколько тел, лежащих на передвижных столах. Конечности у всех отсутствовали выше локтя и выше колена. Кроме тел в углах на полу были сброшены в кучу те самые недостающие ноги и руки, но в количестве несколько большем, чем было самих тел, из чего можно было сделать вывод, что и тел ранее было куда больше. Превозмогая страх, отвращение и мерзкий запах разложения, Катя после беглого осмотра заявила, что все конечности были отсечены хирургическим путем.

Эта ужасная, шокирующая находка привела Андрея в замешательство. Направив фонарь на кучу конечностей, сваленную в углу, он «завис», глядя на них. Его скудный жизненный опыт не давал ответа ни на то, чем здесь занимались, ни зачем это было нужно. Леша же был куда более искушен в таких вещах и догадался, что под названием «экспериментальной лаборатории» скрывается операционная, где проводили хирургические или медицинские эксперименты над живыми людьми, вероятнее даже, что и те, и другие сразу. Оставался только один вопрос: «какова цель?». Но ответ на него вряд ли можно было найти здесь.

Заметив, что Андрей, не мигая, смотрит на останки, Леша дотронулся до его плеча. Романов дернулся, будто его ударило током, и бросил на него пустой, заторможенный взгляд.

– Больше тут делать нечего, – медленно проговорил Леша. – Пошли отсюда.

Андрей долго переваривал услышанное и так, наверное, до конца и не понял, что сказал ему Корнеев, потому что сдвинулся с места только тогда, когда Леша схватил его за руку, словно маленького ребенка, и потянул за собой. Катя на удивление сохраняла куда больше самообладания, хоть душа у неё и пребывала где‑то в пятках. Сама она по‑прежнему держалась за Андрея, и все трое вот так, цепочкой, двинулись к выходу.

Романов шел по коридорам, будто робот, не издавая ни звука, и теперь был точно в таком же состоянии, как его бойцы, осматривавшие «экспериментальную лабораторию» до него. В голове с трудом умещалось, что люди, умные люди, ученые, просто обязанные обладать достаточным интеллектом для понимания и следования понятию гуманности, могли разделывать себе подобных, как на бойне, а потом просто сбрасывать их останки в холодильник. Он не мог придумать ни малейшей мотивации для объяснения таких поступков. И это пугало ещё больше.

Но его психика все‑таки оказалась сильнее, как он и надеялся в начале. Шок понемногу проходил, мыслительный процесс ускорялся, и теперь Андрей начинал больше задумываться над тем, что испытывали люди, которых постигла такая незавидная участь. Ведь они понимали, что их товарищи, которых забирали раньше, умирали там, куда их уводили, потому что никто из них уже не возвращался. Как, должно быть, страдали эти бедолаги, ожидая своей участи.

И вот, наконец, они достигли заветного выхода. Корнеев вытолкал Андрея и цепляющуюся за него Катю на свежий воздух и усадил обоих на бетонную ступеньку перед входом, а сам присел перед ними и поочерёдно заглянул в глаза. Потрясение, пережитое внизу, все ещё не отпускало их. Оно и не удивительно – не каждый день приходится видеть кипы человеческих останков, по‑хозяйски сброшенные в углу морозильника, и лишенные конечностей тела. И нельзя спокойно принять, что кто‑то деловито резал этих людей, преследуя какие‑то туманные цели, потому что подобное мясничество для непосвященного человека просто не способно иметь очевидные и практичные цели.

Особенно трудно давалось понимание, что все это делалось безжалостно, методично и организованно, целой структурой, наверняка с ведома большой группы людей. И главное – на месте несчастных, обреченных на удовлетворение чужих извращенных научных интересов, мог оказаться любой. Даже ты сам.


Глава 3.4



7

О группировке под названием «Чаян» Гронин и Родионов уже слышали не раз. Они были соседями, но только географически, поскольку реально между ними были сотни километров лесистой и гористой местности, малопривлекательной для кого бы то ни было. Однако теперь, когда крымчаки сами проявили интерес к переговорам, Павел с Максом с нетерпением ожидали встречи с их представителями.

«Чаян» являлся сильной организаций, контролировавшей весь Крымский полуостров и значительную часть южной Украины, а также большие территории в Краснодарском крае. Как и «Новый порядок», они находились в очень натянутых отношениях с гильдией из‑за целого ряда конфликтов, последний из которых имел место несколько лет назад, когда «Чаян» решил вторгнуться в Ростовскую область. Конфликт был коротким, стороны обменялись несколькими ударами, каждая прощупала потенциал и решимость противника и на том боевые действия окончились, но авторитет гильдии несколько пошатнулся, чего последняя никак не могла простить.

После «выселения» «Степных волков» крымчаки не спешили устанавливать контакт со своим новым номинальным соседом. В основном потому, что в «Чаяне» намеревались сначала понять, что на самом деле представляет из себя их сосед, а после уже предпринимать какие‑то действия.

Их представителем оказался седой мужчина лет шестидесяти, с хитрым, проницательным взглядом и морщинистым лицом. Несмотря на выдававшую возраст внешность, в нем чувствовалась немалая жизненная энергия и уверенность в себе, присущая старым, мудрым людям. Впрочем, его мудрость ещё предстояло проверить, ведь, как известно, мудрость приходит со старостью, но чаще всего старость приходит одна.

Немного странным был тот факт, что старец пришел один. Хоть ему и разрешили взять с собой сопровождающих, в своем выборе он ограничился лишь одним из бойцов Подлесного в качестве проводника.

Эмиссар «Чаяна» энергичной походкой вошел в комнату. Гронин и Родионов, до этого негромко обсуждавшие возможные перспективы этой, безусловно, важной встречи, прекратили разговор и поднялись со своих мест, взглядами оценивая старика. Тот нес в руках что‑то увесистое, завернутое в тонкую бумагу. Сержант, шедший за ним, заметил настороженность во взглядах своего руководства и жестом показал, что все нормально и поводов для беспокойства нет.

– Ассаляму алейкум! – первым начал старик и поставил сверток на стол.

Нечто, что пряталось под бумагой, издало глухой, тяжелый звук. Родионов покосился на сверток, в то время как Павел не отводил взгляда от старика.

– Алейкум ассалям, – ответил Гронин, кивая, и Родионов тут же повторил за ним.

Старик удовлетворительно скривил сухие тонкие губы в легкой улыбке, а Гронин протянул руку для приветствия, представился сам, и представил Родионова. Рукопожатие у крымчака оказалось крепким, даже слишком для его тщедушного вида. Покончив с этикетом, Павел указал гостю рукой на стул. Когда все уселись, старик вновь заговорил первым, но начал не со своего имени, которого до сих пор ещё не назвал.

– Вы исповедуете ислам?

– Нет. Просто знаю некоторые традиции, – ответил Паша.

Старик кивнул.

– Негоже приходить в гости без приглашения, да ещё и с пустыми руками, но так сложились обстоятельства, – продолжал он, разворачивая сверток.

В нем оказалась большая красивая глиняная амфора с узором в виде виноградной лозы. У Паши невольно закралась мысль, что встреча закончится положительным результатом.

– К нашему стыду, мы не подготовились должным образом… – начал оправдываться он, но старик жестом остановил его.

– Это лишнее.

Он сделал короткую паузу, разглядывая своих собеседников, затем продолжил.

– Вы тут теперь вместо «Степных волков» и я знаю вас всего пару минут, но вы уже нравитесь мне больше, чем они за год знакомства. Что ж, давайте начнем. Как зовут вас – я уже наслышан. Меня же зовут Заман. Как вы знаете, я представляю эмират «Чаян». У вас…

– Эмират? – вырвалось у Родионова.

Заман бросил на Макса осуждающий взгляд. Похоже, он очень не любил, когда его перебивают.

– Да, эмират, – старик снова сделал паузу, будто вспоминая о чем говорил. – У вас обширная территория, но мало людей, чтобы её контролировать, именно поэтому вы так долго нас не встречали. Если не считать неприятного инцидента, когда ваши люди убили двоих наших.

Родионов и Гронин переглянулись. У одного взгляд был удивленным, у другого недовольным. Заман прожил долгую жизнь и хорошо знал людей, но два этих взгляда не вызвали у него подозрений в неискренности.

– Не волнуйтесь, – успокоил он. – «Чаян» за это зла не держит. Они погибли, когда вы штурмовали Волчье логово, а Вы не могли знать, кто там есть кто.

Лица обоих разгладились.

– Но это не значит, что мы это проигнорируем, – уточнился Заман, и его собеседники снова напряглись. – Мое имя означает, что я человек современный, живущий в реальном времени, и я стараюсь следовать этому, но традиции почитаю. А традиции говорят, что зло должно быть оплачено.

Он сделал небольшую паузу и добавил:

– Или наказано.

«Ого. Как быстро и круто ты начал», – подумал Павел.

– Мне кажется или я услышал угрозу? – с вызовом уточнил Макс.

– Не горячись, – Паша поспешил осадить товарища.

Он взглянул на Замана, пытаясь понять, к чему тот клонит. Не мог же он ехать сюда спустя столько времени после тех событий только для того, чтобы сообщить о мести или потребовать компенсацию?

– Продолжайте, пожалуйста, уважаемый Заман. Меня очень занимает то, что вы говорите.

Взгляд старика был остр, как бритва. Он понимал, что нагнетает обстановку, но именно этого и добивался. Именно по такому сценарию в свое время он подчинил «Степных волков». И если сейчас один из этих двоих выразил агрессию – он на верном пути. Но вот этот второй, похоже, поумнее. С ним придется повозиться.

– Прежде чем продолжать, я должен услышать ваши мысли на этот счет. Вдруг они отличаются от моих?

«А вот и ловушка. Хочешь проверить из какого мы теста», – не укрылось от Паши.

Отчасти он угадал: это действительно была уловка и с её помощью Заман собирался выяснить с кем имеет дело, но главным было определить наличие у них возможных покровителей или союзников.

«Волки» были трусами. Как только он обрисовал им перспективу быть выпнутыми на мороз, они тут же задрали лапки и согласились на всё, но похоже, что с этими ребятами всё будет не так просто. За последнее время они уже пользовались поддержкой гильдии, хоть Посредник и уверяет, что это было разовой акцией. Руководство «Чаяна» никогда не отличалось слепым доверием Посреднику – всё предпочитали проверить, поэтому Замана и прислали сюда. Если сейчас эти двое быстро и безоговорочно примут его слегка завуалированное требование – они такие же слабаки, как и «волки», и их легко будет подмять, хотя толку от них при этом будет немного. Если нет – они либо идиоты, что тоже ещё предстоит проверить, либо излишне самоуверенны, что фактически подтвердит первое предположение, либо же имеют серьезного союзника, о котором неизвестно Посреднику. Последнее было на грани фантастики – «Чаян» за последние пять лет как минимум раз в год обращался к Посреднику, эти запросы каждый раз дорого обходились, но в итоге всегда подтверждались.

Был и ещё один вариант развития событий, при котором все будут в выигрыше – если эти двое окажутся умными и дальновидными.

– Я думаю так, – заговорил Паша. – Если мы действительно виновны в убийстве ваших людей, и вы можете предоставить нам доказательства – мы всё обсудим и уладим к обоюдной выгоде. Иначе ваши утверждения, при всем уважении, звучат, как предлог. Позволю себе заметить – достаточно примитивный.

– Хм, – Заман вскинул брови и на миг опустил глаза. – Интересное мнение. А если бы это действительно был предлог?

Он с вызовом взглянул на Павла, но по лицу Гронина не пробежало и тени эмоций. Родионов же уже заметно злился, но, сдерживаемый авторитетом Павла, пока держал себя в руках.

– Я бы сильно разочаровался, – коротко ответил Павел, увиливая от прямого ответа.

Заман некоторое время испытующе смотрел на Гронина, пытаясь по его спокойному лицу определить его мысли. Да, в лице этого полковника он получил достойного противника, теперь он это понял. Что ж, значит, нужно решить, каким из способов вести дальнейшие переговоры: угрозами, посулами или предложениями. Про себя он присвоил Родионову имя «Осел», а Гронину – «Лис».

Лицо Павла ничего не выражало. Оно было абсолютно безмятежным и спокойным, в то время как в голове у него роились мысли, выстраиваясь в большие логические структуры, которые он намеревался использовать в зависимости от того, что дальше скажет его собеседник.

Родионов вообще сидел с недовольным видом, не особо стремясь скрывать свое раздражение. Больше всего он не любил угроз, а Заман, по его мнению, сделал уже несколько недвузначных намеков, и за это Макс с удовольствием отправил бы его обратно в «Чаян» по частям – в качестве предупреждения. Но он понимал, что против «Чаяна» их организация бессильна, а значит, вопрос разбора Замана на части придется отложить на потом.

– Ну, дабы никто не разочаровывался, давайте просто обсудим оплату за их смерть и закончим с этим вопросом, – уверенно предложил Заман.

– Нет проблем. Показывайте ваши доказательства, – Павел улыбнулся и кивнул на амфору. – Надеюсь, они не здесь?

Заман с каменным лицом выдержал паузу, которую можно было трактовать по‑разному. Эта пауза и испытующий взгляд старика доставили Гронину несколько неприятных мгновений.

– Вы нравитесь мне всё больше, – его губы растянулись в доброжелательной улыбке. – Вы понимаете, что сильно рискуете, но всё равно тактично стоите на своем. Ладно, признаюсь честно – я просто хотел вас проверить.

Родионов нахмурился ещё больше, хотя, казалось бы – куда уж больше? Эти кошки‑мышки не доставляли ему совершенно никакого удовольствия. Хочешь драться – дерись, хочешь обниматься – обнимайся, но будь честен в своём выборе, а вся эта переговорная возня и сопутствующие ей хитрости только бесили его.

– Хотели выяснить с кем имеете дело? – невозмутимо поинтересовался Гронин. – Могли бы просто спросить.

Заман лишь продолжил улыбаться.

– Ну что, теперь мы можем перейти к сути разговора? – серьезно спросил Павел.

– Вполне.

Гронин и Родионов притихли, разумно ожидая, что человек, который сам выступил инициатором переговоров, первым начнет говорить. Заман несколько секунд молчал, собираясь с мыслями, и тогда Павел решил использовать это для контратаки. Это было удачнейшее время для неё – напасть в момент, когда противник сам собрался выйти в атаку со своих позиций.

– Почему сегодня, Заман?

– Что?

– Почему не месяц назад? Не три? Почему вы решили установить контакт только сейчас?

Успех Павла был лишь частичным. Он нарушил план старика, но Заман не боялся давления и не стеснялся помолчать, когда ему нужно было подумать. Вот и сейчас он с легкой улыбкой на лице выдерживал паузу.

– Не хотите отвечать? – Павел продолжил давление. – У вас нет ответа? Вы пытаетесь что‑то скрыть?

В ответ Заман громко, и казалось, что от души рассмеялся. Возможно, искренне, а возможно, это был ещё один способ потянуть время.

– Вы хороши, признаю, – отметил он, медленно и демонстративно хлопая ладонями. – Но выводы делаете неверные.

– Вот как? Тогда развейте мои сомнения – ответьте на вопросы.

– Все просто. Мы выжидали, наблюдая за вами. «Волки» были слабы и ничтожны, но они много лет удерживали свою территорию. Мы предполагали, что их смена не будет сильно отличаться от них, ожидалось даже, что и вы сами долго не продержитесь и вас вытеснит кто‑то ещё. В такой ситуации нам некуда было спешить.

– Допустим, – согласился Гронин. – И что же вы думаете теперь?

– Теперь мы думаем, что вы достойный сосед, с которым можно иметь дело.

– На чем это основано?

– На том, что вы укрепились здесь, но район слабоват и у вас очень плохие перспективы для роста, поэтому вы изо всех сил ищете друзей.

Хмм… Заман хорошо знал обстановку и слово «стратегия» явно было ему близко. Или разведка у крымчаков не зря ест свой хлеб.

– Допустим и это. И что же дальше?

– Мы можем стать вашими друзьями.

– Вот как. Звучит интересно, даже увлекательно. Но в чем подвох? – при таких словах взгляд и выражение лица Павла оставались совершенно спокойными.

– Почему обязательно должен быть подвох? – слегка обиделся Заман.

– Заман, пожалуйста, прекратите эти игры, – в учтивости Павла проскользнули нотки раздражительной нетерпеливости. – Мы с вами уже не мальчишки и нечего пытаться друг друга надуть. Говорите начистоту. Зачем вы здесь? Чего хотите? Что готовы дать взамен?

Старик опустил глаза, потирая переносицу безымянным пальцем растопыренной пятерни. Ни угрозы, ни хитрости с этими парнями не действовали. «Степные волки» были ограниченными и недальновидными, их легко было и запугать, и одурачить, а эти, похоже, прожженные, и чутье подсказывало Заману, что они догадываются, что к чему. Ладно. Пусть будет так, как они хотят.

– Давайте так: я буду говорить, а вы отвечать прав я или нет, хорошо? – попросил Заман.

Павел утвердительно кивнул. Макс пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Хорошо. Начнем. Вы – молодая организация, у вас хорошая сельскохозяйственная база, но слабое производство, дефицит техники, нужного сырья и топлива, плохая инфраструктура.

Он взглянул на Павла и его брови немного приподнялись в немом вопросе. Гронин мгновение сосредоточенно смотрел в глаза собеседника, затем утвердительно кивнул.

– Вы ищете союзников, я бы даже сказал – покровителей, надеясь на их помощь в проблемных сферах или хотя бы на стабильную торговлю, верно?

– Да.

– И вы обращались к гильдии и к «Булату», но получили отказ?

– Черт возьми, у вас отличные шпионы! – не удержался Родионов. – Снимаю шляпу.

Заман сделал вид, что ничего не услышал, и ждал ответа от Павла.

– Да, было такое, – подтвердил тот.

– Именно поэтому я здесь. Теперь, когда вы поняли, что в этом мире сильные рассматривают слабых только, как пищу, «Чаян» покажет вам, что среди сильных так поступают не все.

Павел ничего не сказал на это, но его взгляд выражал предложение продолжать.

– Мы можем предложить вам то, в чем вы нуждаетесь: топливо, медикаменты, технику, снаряжение, оборудование – всё, что вам нужно. Вы умны, значит, давно осознали, что слабые в этом мире не выживут, а поскольку самостоятельно вам силу не набрать, то вам остро необходим сильный покровитель‑союзник. И мы можем им стать.

Заман выдержал паузу, давая Павлу возможность ответить. Тот задумался.

Если Заман не лгал, то «Чаян» действительно мог стать замечательным партнером, значительно лучшим, чем с головой погрязший в болоте бюрократии «Булат». Но Гронин помнил, что крымчаки вместе со своими союзниками состояли в конфронтации с Торговой гильдией, а это означало, что Павлу предлагают не наладить добрососедские отношения, а вступить сразу в целый блок и разорвать все былые контакты.

Возможности торговцев и «Булата» казались безграничными, но, несмотря на это «Чаян» до сих пор существовал, хотя его агрессивная позиция по отношению к торговцам была хорошо известна даже Павлу. Всё это в свою очередь говорило о том, что на стороне крымчаков находятся не менее могущественные союзники. На фоне таких гигантов Гронин и его группировка были никем, песчинкой, которую любой из блоков мог моментально сдуть. Учитывая географическое положение его организации самым благоразумным вариантом было бы сохранить нейтралитет: об этом говорил и опыт «Степных волков», и здравый смысл, которого у них не оказалось. Но если уж выбирать, то лучше тех, у кого под боком больше сил, и с кем у тебя больше общая граница, а тут выбор был явно не в пользу «Чаяна».

– Предложение заманчивое, – признал Паша. – Но я все ещё не услышал в чем подвох.

– Вы обезоруживаете меня, – с добродушной улыбкой развел руками Заман. – Мне ещё не встречались настолько подозрительные и несговорчивые люди, как вы.

– Что ж, простите, что разочаровал. Но лучше ответьте на вопрос. Иначе мы все здесь просто теряем время.

Крымчак испытующе смотрел на Павла, хотя его губы оставались растянуты в улыбке. Но это продолжалось недолго.

– Вам нравится торговая гильдия и установленные ею порядки? – спросил Заман, снова заходя издалека.

Гронин пожал плечами и слегка скривил губы.

– Нравится или нет – не имеет значения. Они доминируют фактически во всех сферах и совершенно логично, что при этом диктуют свои условия. Я всё ещё не понял, как это связано с вашим предложением?

– Хорошо, я объясню, – наконец, уступил Заман. – Мы считаем, что имперская позиция Торговой гильдии неприемлема и опасна для любой развивающейся организации. Она всеми силами держит монополию на высокотехнологичные отрасли, энергетику, авиа и тяжелое производство, любым способом давя или нейтрализуя конкурентов. Она – кровосос, вытягивающий жизненные силы из всех, до кого дотянется, и должна быть остановлена. Теперь вам понятна моя позиция?

– Теперь – да, – согласился Гронин.

– Согласны ли вы с ней?

– Возможно, – неопределенно ответил Паша. – В любом случае, в ваших словах много правды. Но как вы собираетесь бороться с гильдией? Если честно, я слабо представляю такую борьбу.

Некоторое время Заман молча буравил Павла взглядом. Родионова он давно списал со счетов и делал вид, что того здесь нет.

– Это уже наше дело. В обмен на вышеперечисленные блага от вас нужно лишь согласие, минимальное содействие и предоставление хорошо замаскированного и малоизвестного места для базирования небольшого отряда, – Заман на пару секунд замолк, а затем небрежно добавил. – Ну, и, возможно, небольшая помощь в логистике и разведке.

Когда в деловом предложении звучат слова «лишь» или «возможно» – это уже пятидесятипроцентная вероятность, что тебя пытаются обмануть. Гронин знал это слишком хорошо – не раз попадался.

– Это немало, – он качнул головой, на миг отведя взгляд. – Допустим, мы согласимся. Это будет всё?

– Разумеется. Этого будет достаточно, – кивнул Заман, внимательно глядя на Павла.

– Дайте минутку, – попросил Гронин и задумался.

Это очередная ловушка. Он не сомневался в этом, потому что всё было слишком очевидно. Подобные заявления могли бы подействовать на тупиц вроде «Степных волков», но Павел видел значительно дальше них.

Заман просит локальную базу для боевой группы, просит обеспечить ей логистику, а соответственно и обеспечение. Какие будут цели у этой группы? Если она и правда будет маленькой, значит, это будут диверсии и рейды по коммуникациям… Вдруг у Павла возникла догадка и он бросил на Замана внимательный взгляд.

– Вы слыхали что‑нибудь о нападениях на колонны гильдии? – поинтересовался он.

Заман слегка, чуть заметно прищурил глаза и облокотился на стол, оценивающе глядя на Павла. Ответ поступил не сразу, а для Гронина это уже было немало.

– Да. Я наслышан об этом, – ответил, наконец, Заман.

– Только наслышаны? – теперь и Павел позволил себе прищуриться, демонстрируя Заману свои истинные мысли.

– Разумеется. Вы же не думаете, что это я нападаю на их колонны?

Гость обезоруживающе улыбнулся.

– Конечно, не вы. Это делают ваши бойцы из вот таких вот скрытых и законспирированных мест базирования.

Паша не был уверен, что угадал, и бил наудачу, надеясь, что Заман купится. Разумеется, старик не купился.

– Интересная мысль. Пожалуй, стоит вынести её на обсуждение во время следующего совещания по стратегии, – задумчиво сказал он, отведя взгляд.

– Ясно. Жаль, что это не вы.

– Да, мне тоже, – согласился Заман. – Идея и правда очень интересная.

На этот раз старик посмотрел на Павла несколько иным взглядом, и тот впервые почувствовал его сомнения. Похоже, старик опасался его. Только сейчас Заман, наконец, понял, что все это время инициатива была не у него.

– Вы сказали, что вам жаль, что это не мы. Это такая манера выражаться, или если бы это были мы, то вам нашлось бы ещё что сказать? – осторожно спросил он, немного подумав.

«Заглотил таки», – подумал Павел.

– Все эти нападения… Я слыхал о них кое‑что. Пару мест, где они произошли, осматривали мои люди, а в одном случае напали даже на нас самих. Это мастерски спланированные и блестяще проведенные атаки, и я подумал, что тот, кто это делает, не только хорош с военной точки зрения, но и отчаянно смел. А ещё я чувствую, что это может быть частью стратегического плана. Исходя из вышесказанного, мне кажется, что все это делает некто достаточно сильный, кто не просто хочет досаждать гильдии, но планирует нечто гораздо большее. И такой серьезный игрок… внушает уважение. К такому я, вероятно, захотел бы присоединиться, поскольку гильдия, как вы и сказали, не позволит нам вырастив достаточной мере. Это противоречит их собственным интересам.

Это была попытка разведать обстановку.

Макс уже давно понял, что он игрок совершенно иного уровня и за этим столом может эффективно делать только одно – сидеть тихо и не отсвечивать. Единственное чем он мог себя развлечь это размышлениями о том, в какую из частей тела Замана он врезал бы первым делом.

Заман в свою очередь выжидающе молчал. То ли он ожидал, что Павел продолжит, то ли размышлял о том, что ему самому сказать, но прошло полминуты, а никто за столом так и не издал ни единого звука.

– Вы меня и самого заинтриговали. Постараюсь выяснить, кто это делает, – сказал, наконец, Заман.

– Расскажете, когда выясните?

– Возможно. Так на чем мы остановились? Что на счет нашего предложения?

Павел отвел взгляд, размышляя. Пока он думал – в дверь постучали. Павел разрешил войти и на пороге появился все тот же боец с листком в руках. Вид у него был слегка взволнованный.

– Что у тебя?

– Сообщение из штаба, – ответил тот и, поощренный кивком Павла, подошел и передал тому листок.

– Спасибо. Можешь идти.

Солдат потоптался в нерешительности, но двинулся к двери. На листке было всего несколько строчек. Гронин быстро пробежался по ним глазами, никак не выдавая своей реакции, и молча передал листок Родионову. Прочитав строки, Макс вопросительно посмотрел на Гронина, но тот задумчиво глядел на Замана и не обратил на Макса внимания.

Старик с интересом наблюдал за происходящим, но не вымолвил ни слова, ожидая, что будет дальше.

– Заман, – медленно начал Паша, когда солдат закрыл за собой дверь. – Нас заинтересовало ваше предложение, но вы мудрый человек, а тут и трех классов начальной школы хватит, чтобы понять, что оно имеет судьбоносный характер для большого количества людей. Нам нужно время подумать.

– Нет проблем, – разве руками Заман. – Мы подождём.

– Нам нужно обсудить решение на общем совете, все взвесить, а это может затянуться на неделю, или даже на две. Дайте знать каким образом мы можем с вами связаться, чтобы сообщить о своем решении?

Заман хмыкнул и, сокрушительно качая головой, опустил её. Спустя секунду его острый, проницательный взгляд вновь был прикован к Павлу.

– Сегодня среда, – он на миг поднял глаза к бровям, – значит, в субботу мы свяжемся по радиосвязи. Частоту я оставлю.

– Три дня? – Гронин нахмурился.

– Я считаю, этого более чем достаточно для такого вопроса.

– За три дня мы можем не успеть принять решение…

– А вы успейте, – не дал ему закончить старик. – Поверьте, это не так трудно, как кажется.

Заман поднялся.

– Ну все, пожалуй, поеду я. Жду от вас правильного решения. Маа ссаляма, – попрощался он, сделав легкий поклон.

– Хаер, иншалла, – ответил Павел, тоже поднявшись.

Распрощавшись с Заманом, Гронин и Родионов вновь обменялись задумчивыми взглядами. Оба думали об одном и том же: является ли совпадением, что сразу же после визита Замана, «Булат», который до этого весьма недвузначно намекал, что не хочет никого принимать в свои ряды, связался с ними и сообщил, что желает прислать делегацию?

Родионов продолжал озадаченно смотреть на Гронина. В начале встречи он верил, что от него в этом разговоре будет польза, но чем дальше всезаходило, тем больше он осознавал свою бесполезность. Теперь, когда Заман удалился, пора было уже войти в курс дела.

– Теперь объясни своему тупому старому товарищу какого хрена тут происходило? – попросил он.

Паша ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. Выдохнув, он, наконец, позволил себе немного расслабиться.

– Все просто. «Чаян» и его союзники хотят спровоцировать войну, но пока они готовятся – крымчаки создают давление на гильдию через нападения.

– Откуда у тебя уверенность, что это они?

– Нет у меня уверенности, но много косвенных признаков и поведение Замана говорят в пользу этой гипотезы. Они хотят, чтобы мы позволили им разместить на своей территории диверсионную группу и организовали ей обеспечение. Но как только эта группа совершит хотя бы один рейд, у Замана появиться возможность давить на нас, ведь мы станем соучастниками. Он даже может целенаправленно подкинуть гильдии инфу, что мы имеем отношение к атакам на них, и тогда нам не останется ничего, кроме как окончательно примкнуть к «Чаяну» в надежде на защиту. В этот момент мы станем марионетками, расходным материалом. Нам можно будет приказать все, что угодно, и мы вынуждены будем это делать, поскольку от этого будут зависеть наши жизни.

Родионов молча переваривал услышанное, думая о том, что будь главным он – организация определённо вляпалась бы в крупные неприятности. Гронин тоже больше ничего не говорил. Только когда Макс достал из кармана свою любимую зажигалку и щелкнул ею, желая прикурить, Павел резюмировал всё, что сказал до этого.

– Нет. На это нельзя соглашаться.

Макс покосился на него, держа в руках горящую зажигалку, но так и не прикурил.

– Они разозлятся, – держа в зубах самокрутку, сообщил он.

Огонь зажигалки, наконец, всё‑таки добрался до адресата, и по комнате пополз легкий дымок.

– Да, – согласился Павел. – Поэтому нам нужно быстро и максимально эффективно разыграть карту с «Булатом». Мне кажется, в этот раз у нас появился большой козырь.


8

Всех мучил один и тот же вопрос – кому же все‑таки принадлежала колонна, в которой они нашли карту, и чья это лаборатория? Вариантов было немного, но ни в один из них никому в отряде не верилось. Корнеев всю дорогу до «Убежища» молчал, избегая делать какие‑то допущения не имея на руках полной картины, поэтому его первые мысли на эту тему прозвучали далеко от ушей его отряда – в кабинете у Гронина, куда он попал вскоре после возвращения.

Романов, побывавший там первым, пересказал всё, что мог, но полученное потрясение и отсутствие опыта сделали его рассказ довольно рваным и неполным. Впрочем, даже если рассказ Андрея уменьшить в десять раз, этого было бы достаточно, чтобы не только заинтересовать, но и сильно взволновать Павла. Полковник сразу понял, что ухватился за что‑то чрезвычайно важное, и остро нуждался в большем количестве информации. К счастью, у «Анархистов» был как минимум один человек, который мог рассказать о произошедшем куда более обстоятельно.

Гронин с непроницаемым видом сидел за столом, постукивая по нему карандашом. Родионов восседал на подоконнике и рад был бы закурить, но Павел запрещал курить в своём кабинете при закрытых окнах. Открывать их тоже было нельзя – несмотря на декабрь, на улице стояла уже вполне зимняя погода со стабильными морозами, а тепло в помещении брать было неоткуда: котельная требовала нереального для организации количества топлива, поэтому включали её только при необходимости, стараясь обогревать жилые и рабочие помещения иными, менее затратными методами. А пока что единственным источником тепла в кабинете, кроме самих людей, были три чашки быстро остывшего чая, который потягивал только Родионов.

Корнеев рассказал всю историю от минного поля и до выхода из лаборатории. Пока что это был просто пересказ, без каких‑либо мыслей или умозаключений самого Корнеева, но даже этого хватило, чтобы изумить обоих офицеров в кабинете.

– Охренеть… – протянул Родионов, оторопело уставившись на Алексея, когда тот закончил рассказ.

Гронин внешне никак не показывал своих эмоций, но размышлял в том же ключе, что и майор.

– Неслабо так – у нас под боком творилось нечто очень‑очень интересное, – задумчиво продолжил Макс.

– Леша, рассказ и правда очень занятный, но ты лучше скажи мне, что ты сам обо всем этом думаешь? – поинтересовался полковник. – Что это было за место? А главное – чье? И что там могли делать?

Корнеев подумал немного, почесал давно небритое лицо, прошелся пальцами по шраму на скуле, взглянул на Родионова. Павел не спросил ничего конкретного, но Леша точно знал, что подобные вещи им с Грониным когда‑то уже встречались и полковник не мог этого не помнить.

– Если по порядку, – медленно начал Корнеев, обдумывая каждое слово, – то это лаборатория, оборудованная в старой штольне. Поэтому сразу ремарочка – мы с тобой такое уже видели, помнишь?

На переносице и вокруг глаз у Павла собрались морщины. Да, он помнил нечто подобное… Но видел это именно Леша – Павел лишь читал доклады и смотрел видео.

– Ты про Донбасс и…

– Да, – не дождавшись окончания фразы, кивнул Корнеев.

Гронин приложил ладонь ко лбу и глубоко задумался. Видя, что никто не спешит посвящать его в такие тонкости, Макс решил взять дело в свои руки.

– Так, а ну‑ка быстро перестали секретничать и рассказали мне, что за херню вы тут обсуждаете?

Павел улыбнулся. Он любил простоватую и прямолинейную манеру общения майора. Он совсем забыл, что Макс не имеет ни малейшего понятия о тех вещах, с которыми приходилось иметь дело им с Лешей. Хорошо, что теперь не существовало понятия «совершенно секретно».

– Ещё до эпидемии, до аэродрома, до всего этого, я командовал спецгруппой – я тебе рассказывал, – начал Павел и Макс утвердительно кивнул. – Леша служил тогда со мной. Как‑то раз, за пару лет до эпидемии, в наше ведомство обратились ФСБ‑шники. Они разрабатывали цепочку финансовых махинаций в очень крупных размерах, в которую вплетался и серьезный криминал – торговля органами, оружием, прекурсорами да и просто наркотой, и много чего ещё. Распутывая это дело, они абсолютно случайно наткнулись на некий объект в Якутии. Будучи уверенными, что это подпольная нарколаборатория, они отправили туда опергруппу, надеясь быстро и по‑тихому её накрыть. В итоге вышла почти военная операция, с привлечением других ведомств со своим спецназом, потому что лаборатория оказалась огромным подземным ДОТ‑ом с кучей наемников внутри. Были серьезные потери, а после – большой срач между ведомствами. Саму лабораторию при штурме чуть ли не всю разнесли в щепки. То, что осталось, вместе с персоналом добили сами наёмники, прежде чем их в свою очередь перебили штурмующие. Но то ли не всех перебили, то ли были другие зацепки, но того, что уцелело, хватило, чтобы напасть на след ещё одной лаборатории.

– Аж на Донбассе что ли? – попробовал угадать Макс, но на лице у него был нарисован скепсис.

– Именно.

Теперь на лице Макса скепсис сменился недоверием, смешанным с изумлением. Ничего себе расстояньице – тысячи километров.

– Что‑то смысла маловато, не? – недоверчиво спросил он. – Это что за ОПГ такое, которое позволяет себе подобный бред? Или ФСБ смогло проворонить создание и развитие государства в государстве?

– В том‑то и дело, Макс, что ОПГ действительно было федерального масштаба.

– Международного, – поправил Корнеев.

– Мать вашу… – вырвалось у Макса.

– Да, такие дела. Короче, на Донбасс отправили нас. Я лично не ездил – группой командовал майор Соколовский. Леша, расскажи ему вкратце, что там было.

Леша вздохнул. Ему не хотелось тратить время на пересказ дел давно минувших дней, но раз Гронин просит…

– Ну, что рассказывать… Донбасс был разрушен войной. Там было пруд пруди брошенных шахт, мало левых глаз и много перспектив для мутной деятельности. Нас прибыло десять человек, инкогнито. Да, маловато, но мы были лучшими, и кому‑то показалось, что этого должно быть достаточно.

Корнеев бросил косой взгляд на Павла, чуть скривив губы в ухмылке.

– Не надо, моей вины в этом не было, – отпирался Гронин. – Мне поставили задачу – дай ФСБ‑шникам десять человек. На вопросы – ноль ответов. Что же я должен был ещё делать?

Леша улыбнулся уже гораздо шире.

– Ну да. На случай, если мы не справимся в резерве и правда держали большой отряд спецназа ФСБ, правда, тоже инкогнито. Лаба находилась в штольне, как и эта. Снаружи – шахтные постройки, типа администрация шахты и так далее. Я так понял, что нас привлекли, потому что надеялись, что мы, как лучшие, справимся быстро и тихо, что не спалимся.

Леша умолк, задумавшись над чем‑то, но почти сразу продолжил.

– Ночью мы очень быстро и по‑тихому сняли полтора десятка вооруженной охраны, но оказалось, что все оказалось ничерта не по‑тихому – там везде были замаскированные камеры, которые нас пасли, а на самом объекте уже ждала организованная оборона. Дело было трудным, но не настолько, чтобы мы не справились. Сложности начались, когда мы наткнулись на технические охранные средства: газ, удаленное блокирование помещений, откачка воздуха. Пока поняли что к чему, потеряли четверых, потом вырубили все питание, включая резервное, отключили этим гаврикам возможность давить нас хитростями, а с наемниками разобрались классически. Но противник опять успел перебить персонал, а саму лабу подготовить к подрыву. Выбралось нас оттуда четверо с одним трехсотым на руках и нулем целых нулём десятых пользы. Короче – ни инфы, ни вещдоков. Вот и вся история.

– Чтоб ты себе понимал, – вставил Паша, обращаясь к Максу, – в самых лютых заварушках мы никогда не теряли больше пяти процентов двухсотыми и пятнадцати – трехсотыми. А тут вот так.

– Охренеть… – все так же комментировал Макс. – И что, теперь вы думаете, что наша лаба тоже стоит тут разваленная ещё с тех времен?

– Нет, это вряд ли. Наша – свеженькая, – ответил Леша. – Не дольше, чем месяц, как брошена.

– Брошена кем? – Макс просто не мог скрыть своего удивления.

– А вот это уже вопрос, – в голосе Павла звучала серьезная озабоченность. – Кто же сидел у нас под боком?

Гронин взглянул на Корнеева. Тот понял, что спрашивают его, и пожал плечами.

– Откуда мне знать?

– Подумай. Ты знаешь побольше нашего. «Рассвет»? Торговцы? «Новый порядок»? «Чаян»? «Булат»? Кто‑то другой, кого мы ещё не знаем?

Леша задумался. Он и правда не знал, кто это может быть, но полковник наверняка и не ожидал этого. Это было что‑то типа мозгового штурма.

– О «Рассвете» я впервые услышал от Андрея, – раздумывал вслух Алексей. – И если сопоставить всю скудную информацию о них, что у меня есть – маловероятно, что это могут быть они. Похоже, они работают в тесной связке с гильдией, а тут неоткуда организовать поставки. По той же причине я сомневаюсь, что это торговцы. «Новый порядок» тоже вряд ли – эти стараются все свои объекты сбивать в агломерации, чтобы их легче было защищать. «Чаян» – тоже бессмысленно, потому что слишком далеко от их территории…

– Тебя послушать, так это мы сами её организовали, – раздраженно бросил Макс. – Паша, раскрывай карты – твоя лаба?

– Макс, успокойся. Леша ничего не утверждает, он просто рассуждает вслух, и я с ним во многом согласен. Леша, продолжай.

– Все нормально, Макс, я не обижаюсь, – беззлобно бросил Леша. – В общем, нечего тут продолжать. «Булат» тоже нет – не их уровень.

Наступила пауза. Все обдумывали ситуацию, пытаясь подвести известную информацию под хоть какую‑то логическую базу. Первым, кому в голову пришла интересная мысль, как ни странно, оказался Макс.

– Мужики, мы забыли про монахов, – хлопнув себя по лбу, выпалил он. – Они скупали людей – теперь становится понятно зачем.

Леша с Пашей одобрительно взглянули на майора. Идея была неплохая.

– Плюсом то, что монахи работают в тесной связке с «Чаяном», – добавил Макс.

– Так‑то оно так, но тогда зачем колонна отступала на север чуть ли не в лапы к врагам? Почему не через горы на свою территорию?

– Потому что в горах хреново с дорогами.

– А внизу хреново с друзьями, – парировал Паша. – Видишь, чем все для них закончилось?

– А никому не пришло в голову, что колонна может не принадлежать хозяевам лаборатории? – вдруг сказал Леша, прервав их спор.

Взгляды присутствующих устремились на него.

– Допустим, «Чаян» или монахи содержали тут эту лабораторию. Разумеется, она была построена кем‑то ещё тогда, до эпидемии, потому что лично я сомневаюсь, чтобы такое можно было провернуть после неё. Не только с инженерной, но и с прочих точек зрения. Потом объект либо бросили, либо законсервировали, но кто‑то из тех, кто о нем знал, попал в «Чаян» или к монахам и рассекретил его местонахождение. Они пользовались ею, пока каким‑то образом про лабу не узнали в гильдии или «Рассвете», или ещё где, и не наняли кого‑то для её зачистки.

– А группу зачистки зачистил кто‑то ещё? – продолжил его мысль Павел.

Леша утвердительно кивнул.

– Она находится на нашей территории, – с сомнением сказал Макс. – Для такого дела скорее всего подрядили бы нас…

– С какой стати? – не соглашался Леша. – Тут явно нечто очень секретное. Такое нельзя доверять абы кому.

– Я бы точно не доверил, – поддержал Корнеева полковник. – А если мы грешим на монахов? Если лаборатория и колонна все‑таки «Рассвета» или торговцев?

– Хорошо. Тогда я хотел бы знать, почему они её бросили? Это ведь актив невероятной ценности, а её даже не просто бросили – её уничтожили, – рассуждал Алексей.

– Ну, если она оказалась скомпрометирована…

– И ещё один момент… – Леша не дал полковнику закончить.

Он задумчиво смотрел прямо на Павла, но это был пустой взгляд, направленный сквозь него. Вскоре он сфокусировался на Гронине, и Леша продолжил.

– Они уничтожили только сами лабораторные помещения и то не подчистую. Почти все другие помещения остались нетронутыми… Выходит, очень спешили?

– Думаешь, хозяева бежали? – уточнил Макс.

– Нет, к этому привязываться не стоит, – отмёл эту версию Гронин. – Спешить могла и штурмовая группа, зная или предполагая, что на подмогу лабе идут крупные силы. Таким образом, они вывели её из строя, потому что не могли захватить и удержать.

– Хорошая мысль, – согласился Леша. – Но все равно остается куча других вопросов. Например, почему убили руководителя лаборатории? Почему отравили газом персонал? Почему по всей лабе нет больше ни одного трупа, кроме тела Голикова? Кто именно мог перехватить такую крупную и сильную колонну? И чья она была вообще?

– Черт их всех возьми – что же тут на самом деле происходит? – раздраженно бросил Макс, а полковник резко откинулся в кресле.

И снова наступила продолжительная, тягостная пауза, во время которой все напряженно думали над тем, в какой именно водоворот дерьма они могут попасть. Словно желая добить остальных, Павел внезапно выдал ещё один, самый чудовищный вариант развития событий. Прежде чем сказать, он подумал о том, как дорого дал бы Андрей Романов за то, чтобы просто услышать эту мысль.

– А что… если лаборатория не закрывалась после эпидемии? – с неприятным холодком внутри сказал он. – Что, если все эти лаборатории, объединенные в сеть, работали до, во время и после эпидемии, выполняя определенные задачи без простоев и перерывов? Что, если вся эта сетка как‑то замешана в истории с эпидемией?

Во взглядах Макса и Корнеева не просто проскочило, а закрепилось и явно выражалось сильное волнение. Если такая теория может быть правдой, это будет означать, что Романов, вечно оголтело твердивший о существующих неведомо где виновниках эпидемии и своем желании отомстить, окажется прав. И виновники, очень вероятно, могут оказаться не где‑то там за океанами или на том свете, как не раз говорили Андрею каждый из присутствующих сейчас в этом кабинете, а где‑то здесь, под самым боком, на просторах бывшей России или, в крайнем случае, где‑нибудь в Европе.

– То есть, – медленно, будто боясь получить утвердительный ответ, уточнил Леша. – Ты намекаешь на то, что существовала или существует некая организация, которая создала, финансировала и направляла огромную сеть лабораторий и бог знает чего ещё и, вероятно, создала и выпустила вирус?

– Реально ли такое вообще? – добавил Макс, озадаченно переводя взгляд между обоими.

Паша не отвечал, но его взгляд был весьма многозначителен.


9

Грустно хоронить. Хотя «грустно» это не то слово. Внутри – пустота, мысли хаотично мечутся в голове и не могут остановиться. Как бы ни хотелось сосредоточить внимание на чем‑то другом, а в сознании все равно возникает образ человека, который покидает этот мир. Его голос ты больше не услышишь: ни похвалы, ни критики, ни доброго совета… Не подойдет, не похлопает по плечу, не скажет: «Здарова, брат! Как жизнь?». Уже больше никогда не удастся испытать радости встречи с ним, зато всегда тебя будет преследовать осознание потери, а ценность человека, который ушел, внезапно окажется несоизмеримо высокой, будто укоряя тебя за то, что не понимал этого раньше.

Несколько прощальных слов, холмик на кладбище, и память – вот и всё, что осталось от боевого товарища. Сергей Чеканкин ушел навсегда. Конечно, это была не первая потеря, но с погибшими ранее ни у кого не было таких прочных связей, как с Серегой. Он был их братом, вместе они переживали и радость, и трудности. Он был членом их семьи.

Долгое время отряд не нес потерь. Погибшие во время «Освобождения» почти не учитывались. То были временно приписанные к группе люди, их мало кто знал. Но Чеканкин – это было совсем другое, его потеря нанесла серьезный вред моральному духу остальных. Только сейчас большинство заново переосмыслило риски, которые они берут на себя, все они спустились обратно с небес на землю, где долгое время витали после учений. Тогда, пройдя суровую школу, они почувствовали в себе огромную уверенность, возомнили, что способны сдвинуть горы, предвидеть и преодолеть любые опасности, и вот теперь провидение послало им предупреждение – вы просто люди. Хрупкие создания, чья жизнь обрывается в считанные мгновения по воле случая.

Больше всех о похоронах боевых товарищей знал Корнеев. Он присутствовал на них не раз, и не два, и понимал, в каком состоянии пребывают остальные. Потому он решил нанести превентивный удар с целью укрепить пошатнувшуюся мораль, и первым заговорил, нарушив тягостное молчание.

– Мир изменился, – твердо начал он. – Все мы это понимаем. Смерть ожидает нас повсюду: её сеют кретины, вроде «степных волков», она скрывается в засекреченных лабораториях, прячется в земле, ожидая, когда её найдут. Мы знаем о ней, а значит вооружены.

Он сделал короткую паузу, предоставляя возможность обдумать его слова. Несколько пар глаз устремились на него, ожидая, что ещё он скажет.

– Нас объединяет одно – мы боремся за то, чтобы всего этого не было. И Чеканкин – вы все это знаете – тоже горячо поддерживал эту борьбу. Поэтому как бы ни сильна была боль утраты, наша цель останется неизменной. Мы не отступим. В память о Сереге, ради тех, кто нам дорог, ради всех нас.

Теперь почти все слушали Алексея. Только Вурц и Шелковский по‑прежнему стояли, опустив головы, в которых, словно черви, ползали мрачные мысли.


10

Встречаться ночью больше было нельзя. Поначалу Аня думала, что на вечерние выходы к ней просто буду приставлять охрану, но на деле отец пошел ещё дальше и вообще запретил ей покидать дом после сумерек. А чтобы у неё не было искушения нарушить его распоряжение, у дома постоянно дежурили бойцы из его охраны.

Прошло уже больше недели с той ночи. Некоторые синяки почти полностью исчезли, некоторые просто пожелтели, но ссадины зажили ещё не все, и лицо Ани до сих пор выглядело ужасно. Рассматривая себя в зеркале, она впервые отметила, что на неё смотрит не уверенная в себе сильная красавица, а хмурая и задумчивая девушка.

Правильно ли это было? Стоило ли того? Кто его знает… Теперь уже поздно задумываться об этом. Дело сделано и все, что она может – довести его до конца.

В дверь постучали.

– Войдите!

На пороге возник парень из охраны. Сергей, кажется. Впрочем, они часто менялись и Аня не особо заморачивалась тем, чтобы запоминать их имена.

– К вам пришел Ткаченко, – доложил он.

– Спасибо. Уже иду.

Солнце клонилось к закату, потому Сергей посчитал нужным напомнить Ане о правилах.

– Эм‑м… Пожалуйста, не забывайте, что вы должны вернуться вовремя. Иначе я буду вынужден доложить об этом Игорю Алексеевичу.

В его голосе не чувствовалось угрозы, лишь простая констатация факта. Конечно же, Аня не обладала какой‑либо властью, но всё равно с ней считались и никто, даже личная охрана Владова, не хотел бы портить отношения с ней без причины. Аня окинула мужчину безразличным взглядом, но ничего не ответила. Одев шубку и красивую лисью шапку, она выскочила из комнаты и поспешила вниз. Было начало четвертого – вскоре солнце уже сядет, значит времени у неё совсем мало.

Саша ожидал на улице. Стоял небольшой морозец и из его рта вырывались клубы пара. Аня поздоровалась, но Ткаченко проигнорировал её и просто молча пошёл к выходу со двора. Девушка посеменила за ним. Во время её прошлого визита к Тане, первого после того случая, они с Сашей заранее оговорили время встречи и место, куда пойдут, чтобы поговорить без лишних свидетелей. Таня об этом, разумеется, ничего не знала.

Для этого они выбрали один из заброшенных кварталов. Все дома здесь были аварийными, потому тут никто не жил и не было ни одного объекта, к которому стоило бы приставить хотя бы одного полусонного сторожа, а значит, в этом месте они могли рассчитывать на уединенность.

Всю дорогу Саша молчал. Аня тоже ничего не говорила, собираясь с силами перед предстоящей битвой. Совесть уже почти не мучила её, но все равно внутри сидело неприятное, давящее чувство.

– Итак, – первым начал Саша, когда они пришли на место. – Что же ты хочешь мне сказать?

Его взгляд выражал презрение, которое он и не пытался скрывать. Аня прекрасно понимала его чувства, но он сам во всём виноват. Она честно предупреждала его, что если он не захочет помочь ей по‑хорошему, то у неё есть способы усложнить ему жизнь.

– Для начала хочу извин…

– Оставь эту чушь для кого‑нибудь другого, – спокойным тоном перебил её Саша.

– Ладно.

Несмотря на то, что Аня допускала нечто подобное, реакция Саши всё же была для неё неприятна, но в целом такое поведение Ткаченко лишь развязывало ей руки.

– Тогда раздевайся, – потребовала она.

– Что? – от такого заявления удивился даже Ткаченко.

– Что слышал. Быстро! У меня мало времени.

Лицо Ани стало таким, словно было высечено из камня. Вся страстность её натуры сейчас куда‑то испарилась, и девушка превратилась в лёд. Выбранный путь заставил её очень низко пасть в собственных глазах, но зато сомнения теперь почти не мучили.

Саша замер и несколько секунд оторопело смотрел ей в глаза.

– Зачем?

– Затем. Давай, быстро.

Поняв, что она не шутит, Ткаченко неторопливо снял шапку и куртку, и положил на снег. Он имел предположение, зачем она это делает, но его ещё предстояло подтвердить.

– Дальше, – потребовала Аня.

Ткаченко нехотя стянул с себя свитер.

– Полностью. И скорее!

– Ты дура, что ли? Я не собираюсь раздеваться догола на морозе…

Он попытался протестовать, но Аня была к этому готова.

– Что ты сказал? Не собираешься, значит? Тогда, может, мне рассказать отцу, что я вспомнила, что это именно ты пытался меня изнасиловать?

– И ты действительно это сделаешь? – с ноткой сомнения спросил Саша и продолжил. – Оговоришь меня и подвергнешь Таню страданиям?

– Таня здесь ни при чём, – зло бросила Аня, а через секунду добавила. – Заткнись и раздевайся.

Пришлось Ткаченко повиноваться. Аня дождалась, пока Саша снимет штаны и футболку. Тогда она быстро проверила футболку и карманы штанов, ощупала штанины, а затем передала их обратно Ткаченко. Пока тот одевался, она сгребла в охапку его верхнюю одежду и, приказав ему оставаться на месте, отнесла её подальше.

– Ты можешь пенять только сам на себя, – заявила она, вернувшись и спрятав голые руки в карманы шубы. – Если друг отказывает мне в помощи, значит, это не друг.

Саша ничего не сказал, но в его глазах блеснула злость. Он недооценил её тогда, и сейчас. Его последний шанс на спасение пропал, когда Аня унесла куртку. Эта сучка загнала его в угол, и теперь он злился на себя, на неё, на Таню, на весь мир за то, что когда‑то принял её помощь. Он долго размышлял как обойти её маневр, но единственная хорошая идея – записать их разговор и показать его Владову, похоже, была Аней разгадана.

Совпадение это или передача мыслей на расстоянии, но Аня думала ровно о том же самом и нанесла ещё один превентивный удар.

– Если ты сделаешь любой неверный ход – я немедленно вспомню, кто пытался меня изнасиловать. Если меня спросят, почему я не назвала твое имя раньше – я скажу, что ты не добился своего, а я не хотела разбивать сердце своей лучшей подруге. Учитывая, что отец априори поверит мне больше, чем тебе – шансы твои ничтожны настолько, что ими можно пренебречь.

– Ну и дрянь же ты, – не сдержался Саша.

– Ты даже не представляешь какая, – не меняясь в лице, ответила Аня.

– Что дальше?

– Дальше? Простой вопрос – у тебя ведь был диктофон?

Ткаченко сорвался и позволил гримасе злости исказить свое лицо, хоть и лишь на мгновение. Аня заметила это и ехидно, мерзко улыбнулась.

– Хочу, чтобы ты знала – ты сука и тварь, я бы с радостью тебя задушил.

Аня промолчала. Она не сильно испугалась этой угрозы, высказанной к тому же довольно спокойно – охрана знала с кем она ушла, так что Аня не сомневалась, что Саша ничего ей не сделает. Проигнорировала она и откровенные оскорбления в свой адрес, считая их вполне заслуженными.

– Рада, что смогла вызвать в вечно холодном Александре Ткаченко эмоции. Спасибо тебе за эту демонстрацию.

– Иди ты на. й со своей благодарностью, – сквозь зубы заговорил он. – И не думай, что ты меня напугала своими угрозами – я делаю это для себя, чтобы навсегда избавиться от этого якобы «долга».

И снова Аня промолчала. В этот момент оба они пребывали в состояниях, для себя не характерных. Ткаченко дал волю эмоциям, в частности злости, которые в таком виде ещё никогда не проявлял, а Аня молча принимала весь негатив, который на неё выливали, не сопротивляясь и не пытаясь контратаковать.

– Выговорился? – спросила она после паузы, убедившись, что Саша больше ничего не скажет.

– Выговорился, – зло бросил он.

– Вот и молодец. Это единственный раз, когда я позволила кому‑либо так со мной разговаривать. Услышу нечто подобное ещё хоть раз – пожалеешь. А что до долга – я теперь не могу обещать, что так просто его тебе спишу. Я помогала тебе по дружбе, а ты мне – нет. Значит, я сама решу, когда мы будем в расчете, понял?

Саша промолчал, с ненавистью глядя на Аню. И как в такой красивой девушке может скрываться такая расчетливая и двуличная тварь?

– А теперь по делу – что ты знаешь про «Рассвет»?

Тон Ани сменился. Теперь он был холодный, с нотками стали, и сугубо деловой.

Ткаченко на секунду прикрыл глаза и выдохнул. Когда он снова открыл их – на Аню уже смотрел обычный Саша. Такой, к которому она привыкла. Ещё некоторое время он молчал, размышляя.

– Почти ничего, – неохотно начал отвечать он. – Знаю, что это научная организация и что мы обеспечиваем их всем необходимым, но чем именно – не знаю. Аналитикой и расчетами для Топалова занимаются у него в отделе. Что «Рассвет» дает нам взамен, я тоже не знаю.

– Негусто.

– Я же говорил.

– Когда ты сможешь узнать что‑то ещё?

– Я не знаю. Как выясню – дам знать…

– Нет, меня это не устраивает, – Аня покачала головой. – Через неделю я приду к вам в гости. Приду днем, в твой выходной – ты сообщишь мне, когда он у тебя будет. Поговорим, когда ты пойдешь меня провожать. К этой дате ты должен разработать план действий, ясно?

Саша очень глубоко вздохнул.

– Ладно.

– Слышишь, Ткаченко, ты мне не одолжение делаешь, понял? Что ещё за «ладно»?

– Хорошо. Я все понял, – раздражённо исправился он.

– Молодец. Хороший мальчик.

– Если у тебя всё, то пошли, а то Таня подумает, что у нас интрижка. Она и так недоумевает, зачем я пошёл к тебе.

Аня никак не отреагировала, но про себя невольно хмыкнула. Несмотря на то, что они уже почти три года вместе, Ткаченко плохо знал свою жену, иначе был бы в курсе, что Таня без особых колебаний и мук совести поделилась бы с ней чем угодно, а мужем и подавно, потому что такое предложение от неё уже поступало. Вот только Ане оно не очень понравилось – у неё были совсем другие взгляды на отношения в целом и на секс в частности.

– И ещё одно – с этого момента постарайся приходить к нам так, чтобы меня не было дома. Не хочу лишний раз тебя видеть, – не глядя на Аню, сказал Ткаченко.

– Это моё личное дело к кому и когда приходить, – резко ответила она.

Даже здесь он проиграл. Ну и ничтожество.

Они молча вышли из своего укрытия и забрали Сашину одежду. Так же молча они вернулись к дому Ани и расстались, не прощаясь. Войдя в свою комнату, Аня достала из кармана диктофон и внимательно на него посмотрела. Затем перевела взгляд на две книги, лежавшие на столике у кровати – какое удачное совпадение, что не так давно она открыла для себя жанр шпионского детектива.

Когда злой и раздраженный Ткаченко вернулся домой, Таня смотрела на него прищурившись и с легкой улыбкой, но не задала ни одного вопроса. Лишь подошла, обняла и прислонилась к груди. Нет, Анькой от него если и пахло, то очень слабо. Вряд ли между ними что‑то было.


Глава 4.1. Долгий путь домой



1

Несмотря на то что «Убежище» находилось в долине, окружённой со всех сторон скалами, ветер всё равно надрывно завывал на улице, постоянно напоминая о себе. Усилившийся мороз снова зверствовал, издеваясь над людьми и природой. Шутка ли – тридцать градусов! Старые ободранные стены казармы, долгое время не имевшей надлежащего ухода, кое‑как удерживали остатки тепла внутри, хоть и казалось, что с каждым днём их силы ослабевают. С холодом боролись две древние как мир «буржуйки»: их топили круглосуточно, и они, накаляясь докрасна, отдавали все силы в виде животворного тепла, отогревая людей внутри помещения, но все равно холод в нем стоял собачий.

В казарме был не весь отряд – часть заступила в наряды. Андрей сидел неподалёку от одной из печек, там, куда доставало её тепло, и не спеша разбирал свой АК. Рядом, укутавшись в старое, порванное и колючее одеяло, на стуле расположился Игорь, игравший с Корнеевым в шахматы. В кои‑то веки Леша нашел себе достойного противника, поэтому в свободное время они частенько играли.

В этот раз игра шла почти на равных. Закаленный в «боях» с Акимом, Игорь действительно частенько удивлял Лешу своей хитростью, но в общем счете партий преимуществом, хоть и незначительным, все равно владел Корнеев.

Андрей не обращал внимания на их игру. Он вообще в последнее время мало на что обращал внимание. Последнее задание привело к каким‑то необратимым последствиям в его психике, с которыми самому ему было не справиться. В целом всем, кто побывал в экспериментальной лаборатории, в психологическом плане сильно досталось, но Воробьев, в силу крепчайшей психики, сумел преодолеть проблему, а Корнеев видел в своей жизни вещи и пострашнее. Что же до остальных – им действительно пришлось туго. Все они на некоторое время замкнулись в себе, но к счастью, постепенно отходили от потрясения. Но никто, кроме Кати, не стал прежним. Вурц больше не был таким веселым и беззаботным, как прежде, Шелковский, всегда любивший поговорить, стал молчуном. Не таким конечно, как Воробьев, но все равно это был уже не тот Саша, которого все знали.

Что же до Андрея… Гибель Чеканкина была ударом, но в этом не было его вины – позже он это понял. Он переживал потерю товарища, как и все в отряде, но реальным испытанием стала именно лаборатория. Андрей пытался найти ответы, понять мотивы, как‑то выстроить логическую цепочку, оправдать подобное… и не находил ни одного аргумента «за». Из‑за этого его сердце ещё больше чернело и ожесточалось.

Все, что он увидел в той лаборатории, напомнило ему, что, возможно, в подобном месте кто‑то создал вирус, жестоко уничтоживший огромное количество людей. С новой силой в парне закипела ненависть к тем, кто это сделал, ещё больше ему захотелось докопаться до правды и ещё сильнее он укрепился в своём решении во что бы то ни стало найти ответы. Пока что единственным, кто обещал ему дать их хоть в какой‑то форме, был Миллер.

Андрей игнорировал здравое замечание Гронина, что Миллер является заинтересованной стороной и его версия может не выдержать никакой критики. Он не отдавал себе отчет, что потихоньку сходит с ума, зацикливаясь на своей идее мстить, а замкнутость, в которой он пребывал в последнее время, привела к тому, что никто не мог помочь ему освободиться от этих мыслей.

Многие видели странное состояние Андрея, но очень немногие понимали истинные причины, которые к нему привели. И, как ни удивительно, но одна только Руми пыталась что‑то сделать, хоть и неумело. Она просто пыталась быть рядом с Андреем: если он чистил оружие – она приходила и делала это вместе с ним, если шел тренироваться – присоединялась, если сидел в задумчивости – она находила себе место неподалеку и тихо ждала. Но при этом она всегда молчала.

Окружающие замечали это, но она, как правило, не реагировала на их вопросы, лишь смущалась и уходила, когда кто‑то позволял себе особо едкий подкол. Или отвечала ядовитой грубостью.

Андрей замечал это, но не обращал внимания. Ему не было дела до Руми. Она была одиночкой и ни с кем не спешила завязывать контакт, но раз уж ей хочется составлять ему компанию – он был не против. Однако какую цель она преследует на самом деле – помочь ему, или что‑то иное? Понимала ли она вообще, что с ним происходит? Возможно, она интуитивно чувствовала его состояние, потому что нечто подобное происходило и с ней.

Окончательную точку в расшатывании Андрея поставил сам Гронин. Он изначально слабо поддерживал идею найти виновников эпидемии, а теперь и вовсе запрещал поднимать эту тему. Во многом потому, что с небольшого «клуба желающих выжить» маленькая банда превратилась в неплохо подготовленную, способную выжить даже самостоятельно организацию с прозрачными порядками и принципами, понятными всем, и она продолжала свой рост. Организация стала его детищем. С каждым днём она всё больше становилась похожей на нормальное общество, маленькое государство, желающее мирно существовать. И это нравилось Гронину. Он многое разрушил за свою жизнь, теперь же ему хотелось созидать.

Даже теперь, когда у него у самого появились серьезные сомнения на счет эпидемии и её природы, Гронин не желал влезать в это глубже, инстинктивно понимая, что это может стать путем в один конец. Если их сумасшедшая догадка может быть правдой – им просто нельзя показывать кому‑либо, что она у них есть. Если всё, что произошло, действительно было спланировано и реализовано, то настоящие виновники сейчас определенно должны находиться на самой верхушке пищевой цепочки, обладая всем, что им только может понадобиться, и дразнить их – глупая и смертельно опасная затея.

Что же до Андрея, то Павел надеялся, что парень проведет зиму в спокойствии, познакомится с какой‑нибудь барышней, влюбится, и бросит свою затею. Но последний разговор, который состоялся у них совсем недавно, показал, что вместо этого у Андрея в запасе была ещё одна идея, не менее безумная, чем расследование причин эпидемии – поиски отца. Да и мог ли вообще этот парень расслабиться и смотреть в сторону девчонок, если все свободное время он со своим отрядом гонял по полосе препятствий, иногда по пояс в снегу, либо упражнялся в стрельбе или тактике. То, что он продолжал развивать в себе командирские и бойцовские качества, доказывало, что он прекрасно понимает, как ему придется достигать своих целей, а это в свою очередь показывало, что он не просто фанатичен или одержим – он действительно готов полностью выложиться для их достижения. Павел не знал этого, но главной причиной такой одержимости Андрея было то, что эти цели являлись единственным, что заставляло его жить и развивать себя.

Андрей Романов действительно сильно изменился. Год назад он был испуганным мальчишкой, пытавшимся выжить, слабым человеком, неспособным сопротивляться. Затем, часто подвергаясь опасности, заглядывая в глаза смерти, его тело и характер закалялись, жестокость, которую он встречал, порождала в нём ответную жестокость, злоба – ответную злобу. Привыкшее к постоянным нагрузкам и излишкам адреналина тело требовало всё новых, ещё больших порций.

Он жаждал действий и теперь готовился претворить в жизнь свой план. Знал о нём только Игорь, вместе с которым они когда‑то его и придумали. Зима дала им время обдумать и спланировать его исполнение, и теперь все зависело от того, сумеет ли Андрей добиться от Гронина разрешения.

Закончив с оружием, он вопросительно взглянул на брата. Игорь поймал этот взгляд и, нахмурившись, прикусил краешек губы. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга – один задумчиво, другой – в ожидании. Сделав свой ход, Игорь легонько кивнул брату, и Андрей, застегнув бушлат и надвинув шапку почти на самые глаза, покинул казарму.


2

Прошло два месяца с того неприятного, но весьма памятного для Ани разговора с Ткаченко, и за все это время он все ещё не сказал ей ничего по тому вопросу, что так её волновал. Она пыталась на него давить, но Саша упрямо отражал её атаки, ссылаясь на опасность и высокие риски, и постоянно требовал подождать.

В конце концов Аня начала сомневаться в том, что Ткаченко вообще хоть что‑то делает, и даже подумывала о том, какими ещё методами она может надавить на него, чтобы это проверить. Но, по крайней мере, он не побежал её сдавать, чего она втайне опасалась даже несмотря на свою страховку в виде диктофона, который обернулся против самого же Ткаченко.

С целью расшевелить Сашу она могла бы попытаться какой‑то хитростью использовать отца, но того в последнее время постоянно не было на месте. Это было необычно. Как правило, во всех своих поездках он всегда брал её с собой и держал рядом, а тут уже почти два месяца они лишь изредка виделись. Не то чтобы она сильно соскучилась, но это было слишком уж странно. Впрочем, у неё наметился ещё один вариантик как воздействовать на Ткаченко, но прежде чем Аня его обдумала, необходимость в нем отпала.

После очередной посиделки у Тани, выходя из её дома, она нос к носу столкнулась с Сашей и от неожиданности чуть не закричала. Преодолев испуг и подумав о том, что трусики желательно поскорее сменить, она уставилась на него, ожидая, что он будет делать. Ткаченко не протиснулся в дверь мимо неё, а окинул самодовольным взглядом, видимо злорадствуя, что смог напугать. То, что он дальше сказал, оказалось для неё очень неожиданным, но компенсировало неприятные мгновения, пережитые секундами ранее.

– Устал тебя ждать. Пошли, есть разговор, – тихо сказал он, и зашагал прочь от дома.

Взволнованная Аня двинулась за ним.

Укрывшись среди голых деревьев и убедившись, что поблизости никого нет, они некоторое время молча стояли друг напротив друга. Саша молчал, не торопясь начинать разговор и что‑то обдумывая. Для него это был Рубикон, перейдя который он рисковал никогда не вернуться обратно на свой берег. Аня не понимала или, скорее, не хотела понимать этого. Для неё важно было лишь одно – достигнуть желаемого.

– Ты позвал меня помолчать? – язвительно спросила она, устав ждать.

Саша одарил её взглядом, полным презрения, но ни один мускул на его лице не дрогнул, и ответил он совершенно спокойно.

– Оставь свою желчь при себе, ясно?

Аня промолчала. Саша простоял в задумчивости ещё какое‑то время, решаясь сделать то, о чем уже продолжительное время думал, а затем, тяжело вздохнув, начал говорить.

– Я кое‑что узнал. Немного, но уже что‑то.

Аню пробила легкая дрожь, которая возникает, когда понимаешь, что столкнулся с чем‑то неизведанным, чем‑то таким, что открывается не всякому. Её распирало любопытство, но она сдержалась и молча ждала, пока Саша продолжит.

– Ты хотела знать что такое «Рассвет», – будто напомнил он. – Как я и говорил – это тайная научная организация. Занимаются они исключительно наукой и больше ничем. Есть какое‑то мелкое производство, но настолько слабое, что едва обеспечивает их собственные нужды, так что все, что им нужно для их работы даем мы.

– А они нам что?

– Не знаю. Мой источник занимается поставками и о характере сделки ничего не знает.

«Ну и какой смысл в такой деятельности? Не может быть, чтобы целая организация вкладывалась в такую удивительную на сегодня штуку, как исследования, и ничего с того не имела. Где логика? Ведь если они могут проводить исследования, то ничего не мешает им наладить и высокотехнологичное производство, а затем устроить монополию. Значит, польза от них точно есть, просто Ткаченко об этом не знает», – подумала Аня.

Да, маловато информации. Она была разочарована.

– Ладно. Как все происходит? Куда он привозит груз? Где эта их лаборатория? – посыпались вопросы.

– Он не знает. Говорит, что груз всегда забирают где‑нибудь на нейтральной территории.

– Так, стоп. Давай по порядку – как вообще это происходит? С самого начала – откуда берется заказ? Кто его передает или получает?

– Откуда поступает заказ – он не знает. Его приносит Топалов. Кто, когда и как его передает – он тоже не знает. Когда поступает заказ – его отдел собирает необходимое. Чего нет – ищут по региону либо заказывают у соседей. Когда все готово – колонна выезжает на заранее условленное место, которое называет им Топалов непосредственно перед выездом. Место каждый раз новое. Как правило, где‑нибудь, где безлюдно и не будет слежки. Там их обычно уже ждут люди от«Рассвета». Они забирают грузовики, садят своих водителей и на этом всё.

– Как это всё?

– Вот так – наши уезжают, а они остаются. И куда потом едут – неизвестно.

– А Топалов может это знать?

– Понятия не имею. Можешь у него сама спросить. Кстати, он не всегда выезжает с колоннами. Чаще всего это делает его заместитель – майор Яшин.

Аня задумалась. Всё, что сейчас рассказал ей Саша, звучало очень интересно, но оно по большому счету не приносило ей никакой пользы. У неё имелись смутные догадки о том, что такое «Рассвет», но настолько слабые, что она инстинктивно ощущала лишь отголоски. Для того чтобы получить реальные зацепки нужно было больше и гораздо более конкретной информации.

– А по самому «Рассвету» – как давно они существуют? – спросила она.

Саша задумался, пытаясь из обрывков рассказов своего источника собрать целостную картину.

– Он говорил, что работает в этом отделе не больше года, но по слухам, отдел существует давно.

– Насколько давно?

– Точно он не знает. Говорит, лет шесть‑семь как минимум.

– Минимум? – ошарашено переспросила Аня. – Тогда максимум – это сколько?

Саша многозначительно хмыкнул. Когда он сам понял ответ на этот вопрос, то тоже поначалу сильно озадачился. Он даже поймал себя на мысли, что и сам не прочь покопаться в этой тайне, вот только мрачные перспективы встречи с кем‑то вроде Третьякова очень быстро вернули его в реальность.

– Сама‑то как думаешь?

– Ты хочешь сказать… – Аня ошарашено смотрела на него, совершенно не готовая к такому повороту.

– Ага, именно это и хочу.

– Но как? Как такое возможно? – в растерянности она отвела взгляд.

– Не знаю. И если честно – и знать не хочу.

Аня долго приходила в себя. Ткаченко следил за ней, размышляя, почему же её так потрясли его слова. Что она знала? Что означало для неё все это? Зачем она в это закапывалась, рискуя всем? Но ответов у него не было, а она не стремилась с ним делиться. Да и учитывая их новые взаимоотношения, это было бы в ущерб ей самой.

– Нужно больше информации, – сказала она, когда пелена задумчивости, наконец, спала с неё.

– Я тебе уже говорил, что это дело очень опасное. Я старался сработать чисто, и кажется, хвостов не оставлял, но все равно я боюсь. И не столько за себя, сколько за Таню…

– Я не дам вас в обиду, – самоуверенно заявила Аня.

Несмотря на её черные, как вороново крыло, волосы, Саша посмотрел на неё, как на тупую блондинку. То ли Аня действительно не понимала во что ввязывается, то ли верила в свое влияние на отца, но Саша чувствовал, что если за него возьмутся, то никто ему уже не поможет. Особенно Владов.

– Никак не возьму в толк – ты притворяешься или действительно такая дура? – не сдержался Ткаченко.

Не дав ему закончить мысль, Аня что было силы влупила тяжелым ботинком Саше под колено. Он вскрикнул и, схватившись за ногу, упал на землю. Хорошо, что после небольшой оттепели вернулись морозы и снег, иначе он бы весь вывалялся в подтаявшей недавно грязи.

– Сумасшедшая, что ты делаешь? – с болью в голосе, простонал он.

– Я тебя предупреждала? Предупреждала, что не прощу хамства и оскорблений в свою сторону?

Ткаченко кривился, растирая ногу, и молчал. Очень хотелось встать и врезать этой высокомерной суке, но он не мог бить женщину. А бить Аню Владову… После такого её пришлось бы убить, расчленить и спрятать куски тела в разных концах города. И надеяться, что Владов не догадается. Хмм… А ведь не такая уж плохая идея.

– Ещё раз такое себе позволишь – и я не знаю, что с тобой сделаю, но точно ничего хорошего, – шипя, угрожала Аня. – Все равно толку от тебя немного.

Саша ничего не ответил. Поднявшись, он ещё немного помассировал колено, затем выпрямился и с надменным презрением посмотрел на Аню.

– Бог с ним, если что‑то случится со мной, но если из‑за нас пострадает Таня – я приду за тобой хоть с того света, поняла? И никто тебе тогда не поможет.

Аня призадумалась ненадолго. Нет, не над его угрозой, а над тем, может ли в действительности что‑то угрожать Тане? Даже если Сашу схватит внутренняя безопасность, которой он так боится – чего они могут хотеть от Тани? Она ведь тут не при делах. И даже если что‑то вдруг случится, Аня всегда с легкостью освободит её с помощью отца. В этом она не сомневалась ни секунды. А Саша… черт с ним. Всё равно он козёл.

– Узнай, чем они занимаются и как рассчитываются с гильдией, – приказным тоном сказала она. – А ещё выясни, где они находятся и как давно существуют.

«Тупая сука», – подумал про себя Саша, развернулся и, прихрамывая, ушёл в сторону дома. Разумеется, не прощаясь.


3

– До сих пор не могу поверить, что он нас отпустил! – восторгался Игорь, наблюдая в зеркальце заднего вида за удаляющимися воротами «Убежища».

– Это было нелегко, – напомнил Андрей, вспомнив трудный разговор с полковником, во время которого он пытался убедить его разрешить поездку в Волгоград.

Гронин скрепя сердце отпускал их: преодолевая шесть с половиной сотен километров, они могли наткнуться на какие угодно неприятности, однако Андрей настаивал, чтобы они ехали только вдвоем. Его доводы были более чем разумны: он не хотел рисковать чужими жизнями ради своих собственных целей, а никакой пользы для группировки в этой поездке не было. Что же до машины, солярки и прочего – он спросил, считает ли Павел это достойным вознаграждением за все, что Андрей сделал для группировки? Больше он ничего не попросит, и когда вернётся – снова встанет в строй и будет трудиться на благо организации. Разумеется, заслуги Романова стоили большего, но Гронин хорошо понимал, насколько высока вероятность того, что братья уже никогда не вернутся.

Почему же тогда он отпускал их? Отчасти потому, что Гронину всё меньше нравилось состояние, в котором пребывал Андрей. После лаборатории и гибели товарища он будто впал в неистовство, вкладывая все силы в тренировки. Конечно, само по себе это не так уж плохо, но для Андрея в этих тренировках не было предела, не было никакого конца. Он просто безумно насиловал себя, а порой и людей, но отказывался понять, что это не сделает никого бессмертным и не предотвратит будущие потери. Павел знал обо всём этом от Корнеева, который пытался поговорить с Андреем, но добился лишь того, что парень перестал гонять свой отряд, а сосредоточился лишь на себе одном и тех, кто хотел составить ему компанию.

В итоге, когда Андрей пришёл к Гронину за разрешением отправиться в Волгоград, полковник не упорствовал. Во‑первых, когда‑то он обещал парню, что при возможности поможет с поисками, а во‑вторых, учитывая отчаянную настойчивость Андрея, Павел понял, что ему просто придётся согласиться, иначе рано или поздно Романов сбежит сам. Но главное – Гронин надеялся, что эта экспедиция, несмотря на весь её риск, встряхнёт парня и поможет ему выйти из того замкнутого круга, в который он сам себя загнал.

Полковник не питал иллюзий на счёт результата этой экспедиции. Разумеется, в Волгограде братья Виктора не найдут, в этом Павел не сомневался, но вдруг им посчастливится выяснить, где можно продолжить поиски? А если они ничего не обнаружат, то может, наконец, смирятся с тем, что его больше нет, и поймут, что пора оставить безнадёжные мечты.

Испытанный трудностями «Волк», до последнего болта проверенный механиками, уверенно двигался по слегка заснеженной дороге. Прошло больше месяца с того дня, когда у Андрея состоялся памятный разговор. Чтобы осуществить свой план, братьям пришлось ждать потепления, иначе они рисковали застрять в снегу или просто сбиться с дороги. И даже сейчас, когда весеннее тепло освободило из‑под снега старую федеральную дорогу, ночные заморозки и легкий снежок вновь пытались её спрятать.

В десантном отсеке лежали запас топлива и продовольствия, а также разнообразное оружие и патроны. Вооружились братья серьезно: в наличии имелись РПГ‑7, СВД, ПКМ и внушительный запас патронов не только для стрельбы, но и для потенциального обмена.

Путь предстоял далёкий и сложный. Сначала они добрались до Волчьего логова, откуда в Волгоград можно было ехать по старой асфальтированной дороге. За долгие годы она очень сильно разрушилась, а частенько и вовсе представляла из себя изрытое выбоинами грязевое месиво, но в остальном она хотя бы могла служить ориентиром. Затем проехали несколько деревень, которые входили в состав их организации, а вот дальше, почти до Элисты, уже были земли «Булата».

Это, конечно, было чисто номинальное распределение, поскольку эти территории «Булат» не контролировал и на тридцать процентов, но поселись здесь кто‑то не тот, типа «Степных волков», и начни устраивать свои порядки – в гости к ним немедленно бы пожаловала чуть ли не танковая дивизия. Таким образом любые деревни, давно забытые и случайно обнаруженные производственные мощности и прочая и прочая, что находились на территориях, закрепленных за «Булатом» договоренностями с сильными соседями, принадлежали только им.

По прикидкам Игоря, если никаких приключений по дороге не случится, то они доберутся до Волгограда где‑то за сутки или около того. По идее, на территории «Булата», после того, как их туда приняли, никаких проблем возникнуть не должно. Так же, как и в Элисте, которую контролировала гильдия. А вот севернее Элисты находилась ничейная территория, и что там происходит никто не знал.

Спустя некоторое время после эпидемии очень интересный с промышленной точки зрения Волгоград был захвачен Торговой гильдией. Однако в боях с местными вооруженными группировками, которые не хотели просто так отдавать такой лакомый кусок ещё не окрепшей на то время гильдии, серьезные повреждения получили химические предприятия, несколько крупных аварий на которых привели город на порог экологической катастрофы. Разумеется, после этого гильдия и противостоящие ей группировки вынуждены были его покинуть.

Тем временем на юго‑востоке, в Чечне, образовалось множество банд боевиков, устроивших крупный и очень кровавый передел власти, быстро превратившийся в реальную бойню. Все резали всех. В результате длительной междоусобной войны значительная часть боевиков плохо организованными группами ушли на север, атаковали и рассеяли разбежавшиеся по округе Волгограда местные группировки, а затем захватила и сам Волгоград, который на долгое время стал оплотом множества боевиков и разного сомнительного люда, который смог с ними ужиться.

То ли они не знали про проблемы города, то ли игнорировали их, но вскоре они прочувствовали на собственной шкуре, что такое плохая экология. Когда смертность от крайне неприятных болезней значительно увеличилась, чеченцы разбрелись по округе, а многие ушли дальше на север. В городе остались только самые глупые или самые отчаянные. Ещё спустя какое‑то время из‑за постоянных вооруженных разборок, а также из‑за бездумного выжимания бандами из людей всех соков, в округе не осталось достаточного населения, чтобы вести хозяйство. Начался голод, и даже те немногие, кто тут оставался после исхода из Волгограда, тоже ушли. И так же, как и в городе, здесь тоже остались опять же самые глупые и самые отчаянные. Инфраструктура, производство и сельское хозяйство находились в сильном упадке и без должного обслуживания пришли в полную негодность. Сам город и остатки его промышленности, пострадавшие в результате множества вооружённых столкновений, аварий на химических производствах и отсутствия должного обслуживания, тоже пришёл в упадок и больше никому не был нужен.

Со временем гильдия вернулась сюда, пыталась что‑то восстановить, но больших успехов не добилась и вновь покинула Волгоград, оставив зачем‑то лишь небольшой оплот в северной части города, в Тракторозаводском районе.

Почти ничего из этого Андрей с Игорем не знали. Всё, что им было известно – город по большому счету необитаем, округа – тоже. Этого им было достаточно, чтобы продолжить путь.

Через полсотни километров после Элисты населенные пункты, обжитые людьми, остались позади. Дорога на север использовалась не очень активно, но две черные полосы на заснеженном асфальте говорил о том, что может и нечасто, но по ней ездили.

Огромная степь на много километров вокруг выглядела абсолютно безжизненной. Она безмятежно вбирала в себя шум ветра и равнодушно смотрела на редких путников. Эта безмятежность долгое время была единственной соседкой парней. Игорь задремал, а Андрей уверенно вёл машину по старому, растрескавшемуся асфальту, кое‑где покрытому пятнами ледяной корки. Но вскоре Игорь почувствовал энергичные толчки в плечо, открыл глаза и чуть не свалился с сидения, потому что Андрей резко нажал на тормоза.

Посмотрев перед собой, Игорь увидел в километре от них, прямо на верхней точке холма, одинокую легковую машину.

– Э‑э… – растерянно протянул Игорь и выдал взволнованное. – И давно она там?

– Попроще что‑то спроси… – грубо ответил Андрей.

Некоторое время они стояли на месте, ожидая, что предпримет водитель легковушки, но прошла минута, вторая, третья, а ничего не изменилось. Игорь уже некоторое время разглядывал легковушку через бинокль, но до сих пор ничего полезного не сказал.

– Ну, что там? – нетерпеливо поинтересовался Андрей.

– Бог его знает. Не видно никакого движения.

Закусив губу, Андрей подумал пару секунд, а затем нажал на газ, и машина медленно покатилась вперед.

– Ты чего делаешь? – с опаской спросил Игорь.

– Кое‑что проверяю. Смотри на них и докладывай, что видишь.

«Волк» медленно катился вперед. Андрей, готовый почти к любым неожиданностям, напряженно всматривался в легковую машину, но та не двигалась. «Волк» приблизился на пятьдесят метров, на сто, на двести, а легковушка так и стояла на своем месте. Игорь постоянно докладывал одно и то же – никакой реакции.

– Фиг их знает, что это означает, но они не реагируют, – сообщил Игорь. – Ты знаешь, мне кажется…

Игорь притих и выдержал небольшую паузу. Они уже приблизились примерно на полкилометра и продолжать вот так на авось делать это дальше стало реально опасно. Если стрельбы из стрелкового оружия «Волк» мог не опасаться, то на дистанции в полкилометра по нему уже можно было выстрелить из большинства гранатомётов.

– По‑моему, она брошена, – закончил Игорь.

Андрей остановил машину и мельком взглянул на брата.

– А ну, дай‑ка и мне посмотреть.

Взяв бинокль, он тоже внимательно осмотрел автомобиль впереди. Это была большая белая машина, похожая на джип. На таком расстоянии через лобовое стекло трудно было определить, есть ли кто в салоне, но Андрею казалось, что машина немного перекошена набок, да и вообще, похоже, она стояла не на дорожном полотне, а в стороне, на поле, но параллельно дороге.

Ситуация в целом была неприятная. Братья находились очень далеко от дома, на чужой, незнакомой территории, и знали, что эту территорию гильдия не контролирует. И вот теперь прямо перед ними на холме, который никак не обойти и не объехать, стоит непонятно чья машина и, вероятно, за ними наблюдают, а с обратной стороны холма может скрываться всё, что угодно. И всё бы ничего, да вот только им нужно здесь проехать. И даже если они развернутся и поедут искать какой‑то объезд, то где гарантия, что и там не обнаружится подобная засада?

– Что делать будем? – Игорь озвучил такой же вопрос, какой крутился и в голове у Андрея.

– Предложения?

– Никак нет, товарищ старший сержант, – с ноткой сарказма ответил Игорь.

– Ясно, – мрачно бросил Андрей.

Он неотрывно смотрел в бинокль на белую машину впереди. С его помощью Андрей определил, что дистанция составляла около шестисот метров. Теоретически, если засада есть, то они уже должны были бы допускать, что жертва может сорваться, и попытаться их обстрелять, но вот только на холме никого не видать. И Андрей ещё не решил хорошо это или плохо.

– Ну что, у нас два варианта, – сообщил он брату итоги своих размышлений. – Первый – разворачиваемся и едем домой. Нафиг это всё. Второй – рисковать и ехать вперёд. Ты как?

Игорь вскинул брови и глубоко вздохнул. Меньше всего на свете он любил глупый и необдуманный риск, но в данном случае обдумывать было особо нечего.

– Давай кто‑то пойдет вперед и разведает чего как, а другой его прикроет? – вместо ответа предложил Игорь.

– Кому‑то другому мог бы такое предложить, – криво усмехнувшись, ответил Андрей. – Я тебя слишком хорошо знаю. Ты имел в виду – давай я схожу вперед, да?

Игорь промолчал и отвел взгляд.

– Ещё одна загвоздка в том, что ты нифига ехать не научился нормально. Если меня там положат, то ты даже не сбежишь от погони… – без обиняков сказал Андрей и неожиданно согласился. – Но ладно. Рискнём. Пересаживайся.

Не дожидаясь ответа Игоря, Андрей вышел из машины, прихватив с собой автомат. Сильный полевой ветер сразу обдул его со всех сторон, заставив съёжиться и мелко задрожать, но дрожь быстро прошла, и Андрей обошёл машину и забрался в десантный отсек. Оттуда он достал СВД, пару гранат, бронежилет, разгрузку и рации, а затем распихал по карманам запасные магазины. Подготовившись, он подошел к тоже вышедшему из машины брату.

– Ну и ветрюга, – пожаловался Игорь.

Андрей проигнорировал его жалобы и молча передал ему СВД, пару снаряжённых магазинов и одну из раций, а вторую прикрепил к разгрузке.

– Будь осторожен, – попросил его Игорь.

Андрей снова ничего не ответил. Забрав бинокль и махнув брату рукой, он медленно пошел вперёд. Волнение то и дело накатывало на него, но он твердо следовал своему новому принципу: если чего‑то боишься – сделай это. Какой смысл сесть и переживать на счёт риска, если это никоим образом не поможет и ни на что не повлияет? Лучше потратить это время на полезные действия.

Пока Андрей шел, Игорь, пристроившись у высокого правого борта «Волка», наблюдал за машиной через прицел винтовки и периодически сообщал брату неизменное: «все чисто». Несмотря на это, Андрей шагал нарочито медленно, иногда останавливаясь и поглядывая на машину в бинокль. Пройдя большую часть разделяющей их дистанции, он, наконец, смог различить, что в машине всё же кто‑то есть.

Разобрав силуэты, Андрей залег и занял позицию для стрельбы. Затем сообщил об этом Игорю.

– Плохо вижу отсюда, – ответил тот. – Даже если эти темные силуэты внутри – люди, то вряд ли они живы.

Вздохнув, Андрей поднялся и, низко пригибаясь, приблизился к машине ещё на сотню метров. Оттуда он уже даже без бинокля смог различить, что на передних сидениях действительно сидели двое, одетые во что‑то тёмное, но сидели совершенно неподвижно.

Предупредив Игоря, Андрей начал быстро приближаться к автомобилю. Как он и ожидал, никакой реакции с той стороны так и не последовало, поэтому Андрей преодолел оставшееся расстояние и зашел сбоку. Затем, бегло осмотрев машину, он, пригибаясь, выбрался на вершину холма и выглянул на ту сторону. Ни на обратном склоне, ни далее никого не было. Внизу, примерно в километре впереди, виднелись какие‑то постройки. Похоже, там находился маленький поселок.

Убедившись, что засады нет, по крайней мере, явной, Андрей решил вернуться и внимательнее осмотреть автомобиль.

Как он и ожидал, машина оказалась сильно повреждена – её обстреляли сзади из чего‑то крупнокалиберного. Оба колеса с правой стороны были пробиты, из‑за чего машина и покосилась набок. На правом борте автомобиля зияли несколько крупных пробоин и две длинные царапины, когда пули пролетели вскользь, а вся дверь багажника была сильно раскурочена многочисленными попаданиями. Заглянув внутрь, Андрей осмотрел три трупа в костюмах «горка» без шевронов или ещё каких опознавательных знаков.

Водитель повалился на руль. Его сидение было пробито и разорвано пулей. Одежда на спине – немного изодрана попаданием, и вокруг этого места чернело огромное пятно засохшей крови. Мужчина на пассажирском сидении лежал в неожиданной позе, будто до своей гибели сидел на коленях, спиной вперёд. Возможно, он отстреливался на ходу, потому что в правой руке он всё ещё сжимал оружие. На заднем сидении, пробитом сразу несколькими пулями, лежало тело немолодой женщины, лет пятидесяти, если судить по лицу.

– Ну, что там? – зашипела рация, с трудом преодолевая сильные порывы ветра.

– Три трупа, – лаконично ответил Андрей.

– Угу… Ясно.

«Интересно, что ему там ясно?», – подумал Андрей, но вслух не спросил.

– Подъезжай, тут всё чисто.

Лёша обязательно бы разобрался, что здесь случилось, поэтому и Андрей принялся заново осматривать авто и погибших людей, стараясь найти что‑то, какую‑нибудь деталь, которую упустил при первом осмотре, но тщетно. Потратив на это несколько минут, он понял, что Игоря что‑то долго нет, и обернулся посмотреть, где брат. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что к чему.

Вздохнув, Андрей пошёл обратно к машине. Дул сильный, порывистый ветер. Он заглушал большинство посторонних звуков, но Андрею казалось, что он слышит рык двигателя «Волка», терзаемого неумелыми попытками Игоря тронуться с места. Андрей успел пройти метров двадцать, когда Игорь, наконец, справился и «Волк» тронулся с места. Убедившись, что машина, наконец, сдвинулась с места, Андрей развернулся и направился обратно на вершину холма. Подъехавший Игорь вышел из машины и присоединился к осмотру с помощью оптического прицела.

Пока брат доехал до него, он успел бегло осмотреть поселок внизу через бинокль. В поселке всё оказалось не менее интересно, чем здесь, на холме. На дороге, проходящей между домами, он увидел БМП и сгоревший грузовик, а чуть дальше за ними – УАЗ. Возле машин, кажется, лежали тела. Минут пятнадцать парни были вынуждены терпеть холодный, пронизывающий ветер, надеясь разобраться в обстановке, но никакого, даже малейшего, движения в посёлке не заметили. Только разбитая техника и трудноразличимые издалека тела погибших.

– Что теперь? – неуверенно спросил Игорь, покончив с осмотром.

Андрей молчал. Когда в Элисте они забегали перекусить в небольшую харчевню, то наводили там справки о Волгограде, и все им в один голос твердили – на пути в Волгоград заселенных городов и деревень нет. Если порыскать по округе, то можно найти парочку, на всякий случай им даже дали наводки, где искать, но не советовали этого делать. Впрочем, как и ехать в сам Волгоград. Тогда кто же уничтожил все эти машины? И чьи они?

– Блин, стрёмно, – бросил Андрей, но в голосе никакого опасения не прозвучало.

– Может, лучше вернуться? Есть же и другой путь? – с надеждой спросил Игорь.

– Пилить обратно сотню кэмэ? – скривился Андрей и кисло взглянул на Игоря. – Да ну. Предлагаю подобраться поближе и разведать, что к чему. Что скажешь?

Игорь не любил рисковать. Особенно когда была возможность этого не делать.

– А если там засада?

– А если нет?

– А если да? – Игорь явно не собирался сдаваться так легко.

Андрей задумался ненадолго, но очень быстро нашелся что сказать.

– Тут редко ездят, так что вряд ли кто‑то сидит и ждет в засаде – померли бы с голоду. И даже если мы вернёмся назад, сделаем крюк, а потом наткнемся на что‑то подобное в другом месте – что тогда скажешь? Может, ты вообще хочешь вернуться обратно в «Убежище»?

Игорь промолчал.

– Мы восемь лет стремились сюда. Восемь лет, Игорь! И вот, когда мы почти у цели, ты предлагаешь вернуться?

Брат по‑прежнему не отвечал. Ему было страшно, но если Андрей в чем‑то и был прав, так это в том, что попасть в Волгоград, домой, действительно было их единственной целью на протяжении многих лет. И его страх не может стать причиной, по которой они должны от этого отказаться.

– Черт… Черт‑черт‑черт… – быстро проговорил Игорь. – Ладно. Вперед.

Вернувшись к белому внедорожнику, они забрали из него все ценное, что смогли найти, в основном оружие и патроны. Затем, немного отогревшись в своей машине, перевалились через холм и покатились вниз, к посёлку. В трехстах метрах перед ним протекала маленькая мелкая речушка, мост через которую был разрушен. Возможно даже, что во время прошедшего боя. Андрей остановился у моста и с минуту осматривал поселок отсюда. Не заметив ничего нового, он уверенно направил машину в воду. Глубина не достигала и метра, поэтому «Волк» с легкостью преодолел реку и, ревя мотором, вытащил их обратно на дорогу.

– Возьми СВД, выходи и смотри в оба, – приказал Андрей.

Игорь немедленно повиновался и, пригибаясь, пошел рядом с медленно едущей машиной, часто осматривая округу через прицел.

Андрей осознавал риск. Он прекрасно понимал, что в любое мгновение в него могут выстрелить из РПГ или обстрелять из пулемета, но интуиция подсказывала ему, что засады тут нет и никто их не ждёт. Возможно, он просто хотел бы в это верить, потому что желание достигнуть Волгограда было невообразимо велико, и ради исполнения этой мечты он готов был идти на какой угодно риск. А рисков было много. И Корнеев, и Гронин обрисовали ему много неприятных сценариев, но Андрей не хотел их слушать. Вернее, он слушал, и многое запомнил, но все равно пренебрег их советом никуда не ехать.

При въезде в поселок асфальтовое шоссе пересекала изрытая ямами проселочная дорога. На этом перекрестке и находилась уничтоженная техника. Между грузовиком и БМП было метров тридцать. УАЗ уехал вперед ещё метров на сто пятьдесят. То тут, то там на дороге лежали тела убитых, навскидку около полутора десятка человек. Несколько оказались раздавлены гусеницами или колесами тяжелой техники.

Издалека это было незаметно, но БМП тоже оказался выгоревшим. Андрей остановил машину, на всякий случай прижав её бортом к бронетранспортёру, чтобы не так бросалась в глаза, если кто‑то вдруг станет наблюдать за перекрестком, как это недавно делали они сами.

Когда Андрей заглушил двигатель, Игорь, до этого не отводивший взгляда от раздавленного гусеницами тела впереди, заговорил в рацию.

– Андрей, давай‑ка просто поедем дальше, – с опаской предложил он.

Андрей внимательно посмотрел на брата через окно. Лицо Игоря было совершенно белым то ли от волнения, то ли от созерцания изуродованного тела на дороге. Андрей уже хорошо знал, что брата нужно встряхивать как можно чаще, тогда от него может быть польза, а если дать Игорю погрязнуть в его страхах и сомнениях – он быстро станет обузой.

Он не стал отвечать по рации, а взял оружие и покинул машину.

– Боишься? А смысл? – заговорил он, подойдя к Игорю. – Судя по тому, что я вижу, здесь никого нет. Да и нас давно бы уже обстреляли. Так что осмотри технику, а я схожу к домам.

Игорь всё понял и промолчал. Андрей выглядел намного решительнее и первым отошёл от брата. Посмотрев ему вслед, Игорь медленно пошел между машинами, а Андрей, мельком взглянув на ближайшие тела, направился к ближайшим домам. Как и люди в белом внедорожнике на холме, здесь все погибшие тоже были одеты в камуфляж «горка», и тоже без шевронов или каких‑то других знаков, подтверждающих их принадлежность к конкретной организации.

Сначала Андрей подумал, что эта техника принадлежит очередной уничтоженной колонне, о каких ему уже не раз приходилось слышать, но в тех случаях колонны были намного крупнее и нападавшие не брали трофеев, а тут погибших полностью обчистили: не было ни оружия, ни гранат, ни ножей. Непонятно только, почему не забрали оружие у беглецов на белом внедорожнике, но тут уже можно было лишь гадать.

Андрей прошел мимо БМП, в воздухе рядом с которым всё ещё витал легкий, сладковатый до приторности запах сгоревшего человеческого мяса. Чёрный, продырявленный корпус выглядел жутко, как и другие подобные памятники событий нового времени. Насколько бы большой ни была колонна, места для манёвров в поле имелось вдоволь, и подрыв головной машины не мог стать препятствием для остальных. Судя по тому, что УАЗ в итоге оказался дальше всех впереди, в начале боя он пытался прорваться, но атакующие, разумеется, предвидели подобный манёвр. Вопрос в том, как троице на внедорожнике удалось убраться аж на холм? Ещё бы пару секунд и они скрылись бы на той стороне. Да, не повезло им.

Тем временем Игорь бродил между машинами. Выгоревший дотла «Камаз» и БМП стояли на перекрестке. От тента у «Камаза» остался лишь каркас, прогоревший кузов развалился и издалека был похож на причудливо растопыренные пальцы‑прутья. БМП стоял прямо посередине перекрестка. Его развёрнутая башня намекала на направление, откуда их атаковали. Застывшее навеки орудие грозно смотрело на ближайшую одноэтажную постройку, словно безмолвный часовой, готовый в любой момент выстрелить по нарушителю. Тишина, сопровождавшая всё это, то и дело пробирала Игоря до мурашек, хоть он и не был уверен, что дело не в пронизывающем ветре.

Осмотр окрестных построек в итоге ничего не дал. Они были давным‑давно покинуты и разваливались, так что ничего интересного или полезного Андрей в них не нашел. Он, конечно, рассчитывал обнаружить там огневые позиции, но в домиках не нашлось и следа таковых.

Он вернулся на дорогу и прошёлся вперёд к легковушке. Характер повреждений машины говорил о том, что обстрел вели из крупнокалиберного пулемета, возможно даже, из того же, из которого обстреляли внедорожник на холме. Внутри машины тоже было три истерзанных пулями и осколками тела. Трупы ещё не начали разлагаться, но выглядели не менее ужасно, чем разлагающиеся. Этим пришлось хуже, чем троице во внедорожнике. Возможно, потому что УАЗ расстреляли с близкого расстояния, а внедорожник догоняли или обстреляли издалека.

Андрей вернулся назад и бегло осмотрел грузовик, затем огляделся в поисках брата – Игорь по‑прежнему торчал возле БМП, внимательно что‑то там рассматривая. Вдруг он бросил на Андрея быстрый взгляд и махнул рукой. Андрей сразу поспешил к нему.

Игорь щурился, заглядывая в продырявленный корпус с висящими на петлях дверцами. Приблизившись, Андрей тоже заглянул внутрь сгоревшей машины и увидел там несколько обгоревших тел. Зрелище и вонь были настолько отвратительными, что даже Андрей не мог долго на это смотреть, так какого же чёрта Игорь торчит здесь столько времени?

– Что случилось? – решил спросить Андрей.

– Вон, под ними, – Игорь пальцем указал на тела. – Рука.

Андрей присмотрелся ещё раз и заметил, что из‑под тел действительно торчала мертвенно бледная, испачканная в саже, но не обгоревшая кисть. Странно, конечно, что она не обгорела, учитывая, что остальные тела были черны, как уголь, но что с того, если все они мертвее некуда?

– Ну, рука. И что?

Игорь почему‑то замялся, не решаясь сказать, но потом все же решил не молчать.

– Короче, мне показалось, что она шевелилась, – неуверенно сказал он. – Или не показалось… Короче, она шевелилась.

Взгляд, которым Андрей одарил Игоря, был достоин картины.

– Слушай, не надо на меня так смотреть. Я серьезно.

– Ладно. Есть один способ всё выяснить – лезь и вытащи тело.

– Не‑е‑е… – замахав руками, сразу же отказался Игорь.

– Ты же заметил – тебя и совесть будет мучить. Вдруг, он и правда живой? Если не собираешься проверять – пошли дальше.

Игорь недоверчиво посмотрел на Андрея, а затем прикрыл глаза. Меньше всего ему хотелось лезть в этот смердящий ад, но брат прав – если он этого не сделает, то действительно будет мучиться, ведь он знал, что ему не показалось. Он сказал так Андрею только потому, что и сам не до конца верил в то, что увидел. Эта кисть действительно пошевелилась, значит, человек в этой груде обгоревших трупов и правда мог быть жив.

Собравшись с силами, Игорь подошел ближе и опасливо дотронулся до руки. Реакции не было. Тогда он снял перчатку и попытался нащупать пульс. Подождав секунд пять он так ничего и не почувствовал, потому сосредоточился сильнее, и в этот момент пальцы на белой руке снова пошевелились.

– А бл..! – от неожиданности заорал Игорь и в ужасе отпрянул, хватаясь за оружие.

Андрей так же отскочил и широко раскрыл глаза, а затем навёл на тела оружие – он тоже заметил движение пальцев. С полминуты оба напряженно вглядывались в руку, будто пытались загипнотизировать её и заставить пошевелиться ещё раз. Когда до братьев дошло, что талантом гипнотизера ни один из них не владеет, пришлось принимать другие, более рациональные решения.

Андрей медленно, словно опасался, что из БМП выскочит демон, подошел поближе и достал фонарь, который всегда носил прицепленным к разгрузке. Посветив внутрь, он убедился, что так ничего не увидит. Тогда он оглянулся на Игоря и, убедившись, что тот внимательно следит за происходящим, полез внутрь. Поначалу Андрей думал, что как‑то раздвинет тела и достанет человека, но оказавшись внутри, сразу понял, что не может заставить себя прикоснуться к обгоревшему трупу. Оставалась лишь рука. Схватив её, он потянул её на себя, высвобождая тело. Стараясь не дергать, чтобы не травмировать человека, Андрей понемногу подтягивал тело к себе, пока из под трупов не показалась голова в танкистской шапке. Лицо было покрыто гарью, но в отличие от всех остальных тело почему‑то совершенно не обгорело. Присмотревшись, Андрей смог разобрать некоторые черты лица, и отметил, что это женщина.

Освободив её плечи, Андрей взял женщину за подмышки и потянул из машины. Повозившись, он вытащил одетую в бушлат и какие‑то грязные тряпки женщину и аккуратно положил на землю. Игорь смотрел на всё это вытаращенными глазами, словно на какую‑то кунсткамеру, и не говорил ни слова.

Тем временем Андрей взялся за более детальный осмотр. Под бушлатом и тряпками на женщине была грязнющая, выпачканная в саже камуфлированная форма без каких‑либо знаков различия. Обыскав женщину на предмет оружия, Андрей заново пощупал пульс и послушал дыхание: хоть и слабое, но оно присутствовало.

– Ох‑ре‑неть. Она и правда живая, – будто не веря самому себе, сказал он. – Так, давай быстро несем её в машину. Помогай.

Игорь содрогнулся, на лице у него появилась гримаса брезгливости, и он на секунду замялся. Андрей, и без того раздраженный, сразу же вспылил.

– Соберись, тряпка!

Услышав недовольный голос брата, Игорь выдохнул, убрал за плечо оружие и принялся помогать. Сопровождаемые смрадом, который источала её одежда, они перенесли женщину в машину и уложили в десантном отделении. Для очистки совести, пока Игорь перекладывал вещи и устраивал её, Андрей возвратился к БМП в поисках других выживших, но, как он и ожидал, живых там больше не было. Вернувшись обратно, Андрей забрался в десантный отсек, уселся рядом с женщиной и вновь принялся её рассматривать, по ходу дела размышляя, что с ней дальше делать. Как вообще она выжила, и как вышло так, что все в БМП сгорели, а она – нет? Такое ведь попросту невозможно.

Из кабины вернулся Игорь и присел на свободное сидение в углу, задумчиво глядя на спасенную ими женщину.

– Ну и повезло же ей, что мы тут оказались, – сказал он спустя минуту.

– Ага. Только мне вот не понятно, как она оказалась среди тел.

– В каком смысле?

– В таком, что БМП выгорело, а уже потом она туда забралась. Будь она там с самого начала – сгорела бы.

– Это да, – согласился Игорь. – Выходит, во время нападения она была в другой машине?

Андрей пожал плечами и ничего не ответил.

– Тогда как же это… – продолжал размышлять Игорь. – Она прикинулась мертвой? А потом, когда они ушли, залезла в БМП? Или как? Но зачем она туда полезла?

– Вряд ли она прикинулась мертвой, – не согласился Андрей. – Мне кажется, её бы обнаружили и добили или, если нападал кто‑то типа «волков» – увезли бы в плен для развлечений. Наверное, она пряталась где‑то.

– И где же?

– Откуда я знаю? Так… Горело все это несколько часов, а нападавшие собрали трофеи и свалили. Может, даже технику какую‑то уцелевшую с собой увезли. Барышня вылезла из укрытия, осмотрела ближайшие дома и пришла к выводу, что там ей на морозе долго не продержаться. Уйти она тоже не решилась…

– Может, она ранена?

Они осмотрели её на предмет видимых огнестрельных ранений, обыскали на предмет наличия оружия, но вот на другие травмы – нет.

– Помоги её раздеть, – попросил Андрей.

Игорь поморщился, но за дело взялся. Раздевать женщину – дело волнительное, но в данном случае его ожидало волнение совсем другого рода: создавалось впечатление, что они совершают преступление, но так было надо. Они стянули с женщины бушлат, осторожно поснимали тряпки, которые она намотала себе на ноги и под бушлат. Затем расстегнули китель и обнаружили под ним термобельё.

Андрей принялся задирать его, но не успел ничего увидеть, потому что женщина внезапно пришла в себя и немедленно толкнула его, затем несильным ударом ноги оттолкнула опешившего Игоря, и тот отлетел на полметра назад. Издав глухой стон, женщина приподнялась и с некоторым трудом отползла в угол десантного отделения. Её дикий, ошарашенный взгляд метался по машине и вскоре остановился на оружии. Вот только Андрей давно уже был на ногах и, заметив, куда она смотрит, немедленно сделал шаг и преградил ей путь. Ошарашенный её реакцией, он достал пистолет, но на неё не наводил.

– Спокойно! Спокойно! Мы ничего тебе не сделаем! – он попытался воззвать к ней, жестикулируя свободной рукой, но по выражению её лица видел, что это не работает.

Игорь, немного треснувшийся головой о борт, тоже неуверенно поднялся и потирал рукой затылок.

– Успокойся, – продолжал Андрей. – Мы просто хотели осмотреть тебя, чтобы убедиться, что ты не ранена, понимаешь?

Женщина снова застонала и глубоко вздохнула. Затем, не сводя глаз с Андрея, ощупала грудь и живот, издала тихий звук, похожий на шипение и притихла, подозрительно переводя взгляд между братьями. Андрей и так восхищался её живучести и жажде жить, а теперь, когда она, будучи сильно ослабленной, ещё и попыталась из последних сил отбиваться от них и отстаивать свою жизнь – он зауважал её ещё сильнее.

– Послушай, если ты не хочешь, чтобы мы тебя осматривали, то просто скажи. Если ты ранена – мы можем помочь. У нас есть кое‑какие медикаменты и бинты.

В позе и взгляде женщины чувствовалось, что сил на борьбу у неё больше нет. Пожелай Андрей – он с легкостью взял бы её голыми руками, потому что её последние силы были истрачены на ту отчаянную попытку отбиться от них. Бессмысленную, но полную решимости бороться до конца.

– Как тебя зовут? – решил вступить в разговор Игорь.

Женщина молчала. Игорь повторил вопрос, но реакция была той же. Тогда вопросы снова попытался задавать Андрей, но и ему она не ответила. Так и не добившись от неё ни одного слова, они решили пока оставить женщину в покое.

– Вот такая вот благодарность, – заключил Андрей даже без тени обиды. – Ну и ладно. Раз так – пора ехать дальше.

Оружия в десантном отделении было много и его невозможно было удобно разместить в кабине водителя, чтобы при этом ехать вдвоем и комфортно вести машину, поэтому после короткого совещания Игорь пересел к женщине. Непохоже, что она была такая уж неумелая или беззащитная, так что лучше будет за ней внимательно наблюдать. К тому же барышня кое‑что смыслила в выживании, раз догадалась забраться в гущу тел, чтобы сохранить тепло, и, похоже, что они в тот момент были ещё теплыми… О господи, а ведь она не робкого десятка!

Андрей завёл двигатель, и вскоре «Волк» снова покатил вперёд, оставляя разбитую технику позади. Прямая дорога хоть и не была в идеальном состоянии, но всё же позволяла немного расслабиться, и Андрей периодически поглядывал в зеркальце заднего вида. Игорь, закусив губу, о чём‑то размышлял, не спуская глаз с женщины.

Как быть дальше? Этот вопрос все ещё стоял открытым. Братья понятия не имели, кто напал на колонну, а главное – куда эти люди потом делись. Не ждут ли они где‑то по дороге в новой засаде?

Ответа не было, а поскольку пока что никто возвращаться не собирался, оставалось только продолжать.

Размышляя над произошедшим, Андрей невольно сравнил происходящее с собой – когда‑то его точно так же подобрали Гронин и Родионов. Безусловно, они тогда спасли его жизнь, и сейчас он, твёрдо убежденный, что всё в жизни должно быть оплачено, был рад отплатить хоть кому‑то той же монетой. Осознание, что он спас кого‑то, сделал безвозмездно добро в мире, где добра почти не осталось, согревало его. Может, Гронин в чём‑то действительно прав – месть не должна становиться смыслом жизни, особенно когда вокруг столько страданий. Может, все‑таки есть смысл сосредоточиться на спасении людей?

Но ему не дали нормально обдумать и оформить эти размышления. В десантном отсеке вдруг началась какая‑то возня, и тут же Андрей услышал взволнованный крик Игоря.

– Стой! Оставайся на месте или я буду стрелять!

– Черт, – выругался Андрей. – Игорь! Что у вас там происходит?!

– Все нормально! – через пару секунд громко ответил Игорь и уже неслышно для Андрея добавил. – Вроде бы.

Андрей убрал ногу с педали газа и чуть было не ударил по тормозам, но вовремя спохватился, что так делать не стоит, и плавно остановил машину. Схватил автомат, он вышел на улицу и открыл дверь десантного отсека. Там всё в том же углу сидела их знакомая чумазая женщина и смотрела на них холодным колючим взглядом синих глаз. Она сняла шлем и Андрей увидел её светлые, но сильно выпачканные в саже волосы. Они слиплись и, неприглядно рассыпавшись, сделали её ещё более непривлекательной. Игорь сидел в другом углу и хмуро смотрел на неё. В руке он держал пистолет.

– Что случилось? – строго спросил Андрей.

– Что‑что… Она сидела спокойно, а потом тупо повалила на меня. И если честно я её реально испугался.

– Не понял?

– Не, ну а чё мне, стрелять в неё что ли? Если бы она меня не послушала, то я бы конечно, выстрелил, но не хотелось бы её убивать. Зачем мы её тогда спасали?

Игорь сильно перенервничал и теперь всё никак не мог успокоить своё словоблудие. Андрей, игнорируя его дальнейшие слова, подошел чуть ближе, присел и внимательно посмотрел на женщину. Она смотрела на него в ответ всё тем же холодным взглядом, ожидая дальнейших действий.

– Послушай, дело вот какое, – заговорил к ней Андрей. – Мы тебя спасли, потому что не могли бросить умирать. Но это не значит, что мы тебе доверяем. Если ты хочешь как‑то это изменить – поговори с нами. Расскажи, как тебя зовут, откуда ты и что случилось с вашей колонной. Кто на вас напал, и как тебеудалось выжить?

Женщина промолчала. В её взгляде абсолютно ничего не изменилось. Андрей вздохнул.

– Так я и думал. Ладно. Может, ты хочешь уйти? М?

Женщина не реагировала. Андрей отошел от неё, снова открыл дверь, пуская внутрь холодный ветер, и указал рукой на выход.

– Уходи. Мы тебе дадим еды на пару дней, а дальше – все в твоих руках, – предложил он.

И снова она промолчала и даже не шелохнулась. Андрей подождал немного и закрыл дверь.

– И что с тобой делать? – озадаченно спросил он.

– Не знаю, – ответил за женщину Игорь. – Но когда ты заговорил о еде, я захотел жрать. И она, думаю, тоже. Может, поест и подобреет?

Андрей скептически хмыкнул, но с мыслью Игоря согласился – он тоже был не прочь перекусить. Время приближалось к закату, а ехать по неизвестной территории ночью Андрей не решался, и был прав. Поначалу они планировали укрыться и заночевать в одной из брошенных деревушек, которые им предстояло проехать, но после того, как они увидели ту колонну, деревушки закономерно вызывали опасения.

– Перекусим, когда выберем место для ночевки, – решительно ответил Андрей и повернулся к женщине. – Слушай, мы едем дальше на север, но опыт твоей колонны меня сильно пугает. Если ты можешь что‑то рассказать об этом – расскажи, пожалуйста?

Разумеется, ответом было начинавшее раздражать молчание.

– Если бы не слышал её стоны и шипение, то подумал бы, что она немая, – сказал Игорь.

– Послушай, – проигнорировав брата, продолжал Андрей. – Мы сильно рискуем, продолжая ехать вслепую, но и ты рискуешь вместе с нами. Неужели ты так мастерски спасала свою жизнь только для того, чтобы попасть ещё в одну засаду и уже наверняка погибнуть?

Тишина.

– Да ответь ты хоть что‑то! – не выдержав, заорал Андрей.

И опять молчание, подкрепленное все тем же колючим, подозрительным взглядом синих глаз. Некоторое время Андрей молча смотрел на женщину, борясь с желанием взять её за шиворот и выкинуть на улицу. Разумеется, это желание было вызвано вспышкой злости, которая понемногу сходила на нет.

– Ладно. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но если выкинешь нечто подобное еще раз – мы тебя высадим. Все равно толку от тебя никакого, – жестким тоном предупредил он и вышел из машины, а вскоре «Волк» снова двинулся в путь.

Через сорок минут набивший оскомину голый степной ландшафт разбавили редкие группки деревьев, маячившие вдалеке. Чем ближе «Волк» приближался к ним, тем более невероятными они казались в этой бескрайней, словно море, степи.

Андрей остановил машину и долго рассматривал деревню через бинокль в тщетной надежде заметить что‑нибудь подозрительное. Понятное дело, что его тоже оттуда хорошо было видно, поэтому, если в деревне кто‑то есть и они устроили засаду, то сидят тише воды, ниже травы. Как бы там ни было, а объехать поселение всё равно было нельзя, значит, нужно что‑то делать.

До сумерек оставалось около часа, но найти другое место для ночлега вряд ли получится. Коротко посовещавшись, братья решили остаться ночевать в этой деревушке. Разумеется, если там окажется безопасно. Сразу при въезде с шоссе вправо вела грунтовая дорога, которая через сотню метров приводила к маленькому домику с сараем, стоявшему на отшибе. Там будет удобно припарковать и укрыть машину, нужно только проверить домики слева.

– Я думаю поселок пуст, – поделился своими размышлениями Андрей. – На таком дубаке люди околеют, если не будут как‑то греться, но на весь посёлок не видно ни одного дымка.

– Может, заметили нас и успели потушить огонь?

– Та ну, вряд ли, – Андрей не согласился, но доля сомнения в его голосе была. – Мы внезапно появились. Не успели бы.

– Может, мы что‑то упускаем?

– Может, и упускаем, но не попробуем – не узнаем.

– Хреновый девиз.

Ещё пару минут они с Игорем совещались как все устроить и, наконец, пришли к решению. Женщину вывели из машины и усадили на землю так, чтобы Игорь мог её видеть и контролировать. Сам Игорь с винтовкой взобрался на машину и залёг, заняв позицию, а Андрей, вооружившись автоматом и гранатами, пошел к домам.

Шагая по покрывшемуся ледяной коркой снегу, Андрей удивлялся сам себе. По сути он второй раз за день шёл в пасть к тигру, ведь в обоих случаях они могли попасть в засаду. Он осознавал риск и все равно готов был рисковать. Он уже несколько раз спрашивал себя почему так поступает, но не мог найти правильный ответ. Всё из‑за желания найти отца? Или он просто хочет вернуться домой? Войти в свою комнату, лечь на кровать, закрыть глаза и… умереть. Ведь всё это должно было произойти уже давно. Умри они тогда от вируса, и не было бы этих долгих лет лишений, скитаний и страданий. Не было бы потерь, смертей близких людей, медленно убивающих ощущений безнадежности, горькой безысходности и бессилия.

Что он сделает, когда доберется домой и застанет там лишь музей? Какова будет его дальнейшая мотивация, чтобы жить? Эпидемия, которая так его интересовала – это была безнадежная борьба. Да, он упирался, спорил, кричал, но всё равно в глубине души всё больше понимал, что на этом поприще ничего не добьется. Все, с кем он об этом разговаривал, говорили ему лишь одно – ты борешься с ветряными мельницами.

Гронин считал, что смыслом жизни для него должна быть любовь, но что это такое? Какое оно, это чувство? Теплое или холодное? Яркое или тусклое? Сладкое или горькое? Как он может жить ради того, чего не понимает…

Любовь… Он так много читал об этом, размышлял, пытался понять, но сам ни разу так и не почувствовал. Разве что… Да, Аня. Тогда что‑то колыхнулось в нём, было что‑то… непонятное. Впервые в жизни он смог отстраниться от серости своего существования, почувствовав нечто новое, сильное, яркое… Но вскоре всё это разбилось на миллион осколков из‑за предательства девушки, которая смогла его зацепить.

Тогда какова же всё‑таки эта любовь? Помнится, Игорь что‑то рассказывал о своих чувствах и переживаниях. Говорил, что влюбился. Описывал это как желание быть рядом с той, которую любишь, делать что‑то для неё, служить ей, отдавать всего себя. Но Андрей ничего из этого никогда не чувствовал и не понимал.

Ладно, хватит об этом. Отец ждёт их дома, всего в каких‑то жалких ста с лишним километрах отсюда, а если и нет, то он наверняка был там и оставил им послание где его искать. И Андрей сделает всё, что угодно лишь бы добраться домой, и никакой риск уже не может его остановить. Более того, Андрей был бы даже рад, если бы прямо сейчас в него начали стрелять – гораздо проще, когда ты знаешь, кто твой враг и где он.

Так, размышляя и изредка внимательно поглядывая в бинокль, он дошёл до домов и прошёлся по нескольким из них. Идти по оледеневшему снегу оказалось нетрудно, но между домами корка оказалась тоньше и Андрей дважды глубоко проваливался выше колен. Никаких следов, кроме своих собственных, он так нигде и не обнаружил, значит, никого здесь нет и не было.

– Езжай к домику. Тут чисто, – устало сказал Андрей в рацию.

– А дама?

– Пофиг вообще. Пусть перед машиной бежит, мне всё равно.

– Хм… Непохоже на тебя… – слегка удивился Игорь. – Тут полкилометра, а по ней не скажешь, что она готова бежать марафон.

– Пофиг, – ответил Андрей и отключил рацию.

Он повернулся в сторону «Волка». С такого расстояния трудно было разобрать, что там происходит, но видно было, как с крыши машины спрыгнул человек. Андрей вздохнул и на мгновение закрыл глаза, пытаясь погасить внезапно возникшее раздражение. Затем снова включил рацию.

– Ладно, ждите. Сейчас вернусь.

И он понуро зашагал обратно.

Выбранный ими для ночёвки домик давно пустовал и был подчистую разграблен. Ничего кроме стен в нем не осталось. Даже окна были выбиты, впрочем, как и в остальных. Побродив по нему, Андрей вернулся обратно на улицу и ещё раз обошел окрестности вокруг построек, чтобы проверить насколько хорошо видно машину с дороги. Ветер ещё больше усилился, так что Андрей старался покончить с этим делом как можно скорее.

Игорь же тем временем распаковывал нехитрый ужин. Их спутница всё ещё сидела в углу, но взгляд её уже не был таким враждебным и недоверчивым. Она жадно смотрела на пищу, но Игорь не спешил ничего ей давать, а предложил самой подойти и взять, но та не сдвинулась с места.

Он не забыл о том, что она может вести себя весьма подозрительно, поэтому старался постоянно держать её в поле зрения, а оружие – под рукой. Убедившись, что женщина по‑прежнему не собирается подходить, Игорь сам начал есть, изредка посматривая на неё. Её терпения хватило ненадолго, и вскоре она уже сидела напротив и жадно поглощала пшеничную кашу с ломтиками холодной жареной курятины. Игорь бросал на неё косые взгляды, но ничего не говорил. Когда они уже заканчивали есть, открылась дверь и в машину ворвался воющий холодный ветер, а следом за ним – усталый и замерзший Андрей. Захлопнув дверь, он плюхнулся на сиденье у окна и стал хукать на руки, поглядывая на женщину.

Она, продолжая жевать, пересела так, чтобы видеть обоих братьев и больше внимания сейчас уделяла вооруженному и одетому в бронежилет Андрею. Тот перестал греть руки, откинулся на сидении и закрыл глаза, а когда немного отогрелся, снял экипировку и подсел к ним поближе. Женщина к тому времени уже поела и предпринимала очередные попытки немного оттереться от сажи, но без зеркала сделать это было не так‑то просто, так что она оставалась всё такой же чумазой. Андрей молча бросил ей одну из тряпок, что лежали у него в десантном отделении. Тряпка была не сильно чистой, но если смочить её водой, что он и сделал, то гарь с лица точно можно было оттереть. Дамочка тряпку взяла, но отмываться не спешила, рассматривая Андрея напряженным взглядом.

– Так как тебя зовут? – взявшись за кашу, вяло спросил Андрей.

После недолгого молчания она, наконец, ответила, бросив короткую фразу. Вот только это ничего им не дало, поскольку фраза была на французском, а Романовы почему‑то приняли его за английский. Посыпались ещё вопросы, но ответы все так же мало о чем им говорили. Оба оторопело уставились на неё, а она с легкой досадой пожала плечами и уставилась в пол.

– Мда… – задумчиво протянул Игорь. – Стою на асфальте в лыжи обутый… Как тут оказалась мадам, ничерта не смыслящая по‑русски?

– Хотел бы и я знать, – устало ответил Андрей. – Ладно, сейчас это неважно. За ней всё равно надо следить – я ей не доверяю, а тут полно оружия. Так что придётся одному спать, а второму присматривать за ней.

– Хочешь сказать, что никто из нас не будет караулить подходы на улице? – скептически воспринял это Игорь.

– Там такое творится, что я бы и пса не выгнал, а тут ещё и она…

Андрей взглянул на женщину, которая сидела на сидении и задумчиво смотрела вниз, вытирая тряпкой лицо. Она делала это медленно и изящно, четко рассчитывая каждое движение. Где‑то Андрей уже видел такую манеру, такие же четкие, размеренные движения… Ну, конечно же! Так делал Леша Корнеев, и это часто привлекало внимание Романова. Для него это выглядело как огонь или водопад, на которые можно смотреть вечно. Стоило провести между ними параллели. Быть может, Корнеев делал это, потому что был профессиональным убийцей с отточенными рефлексами. Что если и она такая же?

– Если караулить на улице, то и её придется выгонять, иначе из нас троих спать будет только она, – продолжил Андрей, глядя на женщину.

– Убедил.

Игорь посмотрел на брата, подумал немного и задал вопрос.

– Ты как?

Андрей ничего не ответил, но в слабом свете фонаря вопросительно уставился на брата.

– Мне показалось, что ты какой‑то подавленный.

– Всё нормально. Просто устал, – быстро ответил Андрей.

– Ладно. Тогда ложись первым.

Андрей не стал просить себя дважды и улегся на правых сидениях. Игорь долго ещё наблюдал за своей визави, которая, немного умывшись, преобразилась, конечно, не в жабу, но и не в принцессу, а в малосимпатичную женщину лет тридцати пяти, с остреньким подбородком и шрамом на верхней губе.

Она, заметив его взгляд, тоже некоторое время смотрела на него, и даже выдала ещё несколько фраз на своём непонятном языке, которые, судя по тону, были то ли упреками, то ли ругательствами, а затем улеглась на сидения в углу, давая понять, что собирается спать. Игорь прыснул и, не подымаясь со своего места, негромко проговорил:

– Барышня совсем озверела. Мы её спасли, а она, как мне кажется, нас только что матюгами обложила.

– Да уж, – хмыкнул в ответ Андрей, который постоянно ворочался на узких сидениях и всё ещё не уснул. – Дивный новый мир.


Глава 4.2



4

До Волгограда оставалось несколько десятков километров. Белая, с частыми черными пятнами степь расстилалась вокруг. Куда ни кинь взглядом – всюду, аж до самого горизонта была лишь она – бескрайняя и безжизненная. И казалось, что конца ей не будет никогда.

Спать в машине было очень неудобно, так что когда посреди ночи Игорь разбудил брата для смены, Андрей проснулся физически не отдохнувшим, но хотя бы голова его освободилась от странных, несвойственных ему размышлений, мучивших его накануне.

До самого рассвета Андрей находился в полудрёме, лёжа в углу. Чтобы чем‑то занять себя, он сосредоточил свои мысли на том, как быть дальше с их обузой – спящей на дальних сидениях женщиной. Она казалась слабой и безобидной, но Андрея не покидало ощущение, что с ней что‑то не так. Он не смог бы объяснить в чём именно дело, но интуитивно чувствовал, что женщина может таить в себе угрозу. Некоторое время Андрей неотрывно наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки, но женщина спала спокойно, лишь изредка ворочаясь во сне, так что со временем он позволил себе немного расслабиться и снизить бдительность.

Несмотря на недосып, наутро Андрей снова был собран и сосредоточен на деле. Он продолжал вести машину, а Игорь уделял большую часть времени спасённой женщине. Напрягая память, он силился достать из закромов любые английские словечки, когда‑то очень давно старательно вкладываемые в его голову матерью, и сформировать из них предложения. Иногда, уверенный в том, что сейчас скажет что‑то разумное, он повторял попытки заговорить с женщиной, но каждый раз неминуемо упирался в острый настороженный взгляд её синих глаз и колючее молчание.

– С ней надо что‑то делать, – громко заявил Андрей, уделивший этой теме почти полночи.

В переборке между кабиной и десантным отсеком было окошечко, благодаря которому они могли переговариваться.

– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросил Игорь.

Первым делом он почему‑то подумал, что Андрей хочет устроить ей жесткий допрос, и это ему не понравилось.

– Мы не можем взять её с собой в Волгоград, – объяснил Андрей, слегка развеяв подозрения брата.

– Допустим. И?

– Я понятия не имею, кто она такая, откуда взялась и что собиралась делать, и, как видишь, мы не можем это узнать. Бог его знает, что нас ждёт в Волгограде, а я не хочу нести ответственность ещё и за её жизнь. Да и не хочется мне оставлять её у себя за спиной.

Это были разумные доводы. Игорь ценил любые проявления окружающих, так или иначе направленные на сохранение его шкуры в целости и сохранности. Во время разговора он смотрел на женщину, но она, казалось, не проявляла ни к чему ни малейшего интереса, смиренно отдавшись в руки судьбе.

– И что предлагаешь делать?

– Не знаю. Просто отпустить её – некуда. К тому же, всё равно пропадёт, не зная языка. Нужно доставить её в «Убежище». Я слышал, что Дьяков хорошо разговаривает по‑английски. Может, он сможет выяснить, кто она такая и откуда взялась?

– Так, я что‑то не понял – ты что, предлагаешь вернуться?

– Конечно, нет. Нужно оставить её где‑то, а на обратном пути – забрать.

Игорь скептически вскинул брови, но никто, кроме женщины этого не увидел, а она их разговор не понимала, потому не могла правильно оценить его реакцию.

– Где? Под большим кустом на развилке? Выдадим одеяло, коробок …

– Не паясничай, – перебил его излияния Андрей. – Пока не знаю. В крайнем случае – закроем её в машине, пока не вернёмся.

– А если мы не вернёмся?

Игорь не преувеличивал – несмотря на относительную заброшенность города, риск нарваться на неприятности действительно был велик. Об этом их в Элисте тоже предупреждали. Обсуждалось это и с Грониным, который предлагал взять с собой хотя бы часть «анархистов», и с Черенко и Севой, которые по этой причине не желали отпускать братьев одних. Андрей призадумался, но ненадолго.

– Ладно, что‑нибудь придумаем, – отмахнулся он.

Был у него на уме один план. И карта с помеченными на ней некогда населенными деревнями могла им помочь. Деревень посреди степи было мало, а обитаемых – ещё меньше. В Элисте их предупреждали, что указанные посёлки могут оказаться безлюдными, и Андрей допускал, что им, возможно, придётся потратить некоторое время, чтобы найти то, что нужно. На деле же удача улыбнулась им, и первая же пометка на карте, рядом с озером Цаца, оправдала себя – они увидели несколько струек белого дыма, поднимавшихся из‑за редких деревьев вдалеке.

Свернув на плохо проторённую, но хорошо заметную просёлочную дорогу, Андрей остановился. До домиков было метров четыреста, но в этот раз он не собирался бросаться в деревню сломя голову. Вместо этого для начала он бегло осмотрел ее в бинокль. Старые, обветшалые дома с ободранными стенами, скрытые за голыми деревьями, выглядели угрюмо и неприветливо, будто своим видом хотели прогнать незваных гостей, которых здесь побывало уже немало. Где‑то редко и беззлобно лаял пёс, вероятно, услышавший шум двигателя, и иногда ему вторил ещё один. Людей нигде не было видно, но в отличие от заброшенных посёлков, которые Андрей посещал вчера, здесь они точно были и наверняка могли его ждать.

Вчера он проявлял нехарактерную для себя неосторожность, но в основном потому, что понимал, что если засада есть, то вряд ли он сможет её обнаружить, пока она сама себя не раскроет. Да, идти в лоб было верхом глупости, но что ещё ему оставалось делать? Въезжать под гранатометный и пулеметный огонь на машине и погибнуть всем сразу? Или объезжать населенные пункты полями, застрять там, потерять машину и в итоге погибнуть от голода и холода? Нет, всё это не подходило, поэтому он вынужден был рисковать и отчаянно шел вперёд один. Даже если бы он попал в передрягу, то был высок шанс, что хотя бы Игорь вырвется, поскольку будет иметь некоторый запас времени.

Но главное – его гнала вперёд и заставляла идти на риск и безрассудство близость цели, к которой он всегда стремился. Это стремление, которым было наполнено всё его естество, было сильнее всего, даже желания жить. Поначалу он осознавал это не в полной мере, но когда осознал, то сразу разобрался в причине мрачных мыслей, посещавших его вчера – он уже тогда интуитивно чувствовал, что не найдёт отца, а достигнув дома, ощутит пустоту и потеряет мотивацию жить дальше. Эта мысль не пугала его, а нагоняла апатию, но пока что он ничего не мог с ней поделать.

Закончив с осмотром, Андрей вышел из машины и, оглядываясь, перешёл в десантное отделение.

– Бери винтовку и лезь на крышу, – бросил он Игорю, а сам, проверив автомат, принялся натягивать бронежилет и каску.

Игорь последовал примеру брата. Затем перетащил всё оставшееся оружие в кабину водителя. Андрей развернул машину так, чтобы можно было взобраться на капот и использовать кузов как прикрытие. Женщина, которую они теперь называли «англичанкой», преспокойно наблюдала за ними, вызывающе развалившись на сидениях. Похоже, вид оружия и приготовления братьев нисколько не пугали её.

– Готов! – коротко бросил Игорь, выбравшись из машины, и ловко взобрался на капот.

– Выходи, красавица, – обратился Андрей к женщине, сопровождая слова жестами. – Придётся тебе немного помёрзнуть.

«Англичанка» осталась на месте, сжала губы и свела брови к переносице – похоже, приказ Андрея ей не нравился, но он не собирался с ней играть.

– Давай‑давай! – прикрикнул Андрей, активно жестикулируя.

Не стоило спорить с вооруженными людьми, а барышня, будучи особой весьма благоразумной, очень хорошо это знала. Укутавшись в свои тряпки, она ловко выскользнула наружу, отошла на десяток шагов от машины, подчиняясь требовательным жестам Андрея, и присела рядом с большим голым кустом так, чтобы Игорь мог без труда контролировать её. Убедившись, что она исполнила всё в точности так, как он хотел, Андрей включил рацию, проверил её работу, и, бросив короткое «с богом», двинулся вперёд.

Игорь, конечно, умел стрелять из винтовки, он периодически тренировался вместе с Андреем и Корнеевым, но звёзд с неба в этом деле не хватал, поэтому Андрей хоть и знал, что брат его прикрывает, но не чувствовал себя в безопасности. Конечно, если бы за спиной у него остался Алексей – Андрей был бы готов на многое, но сейчас стоило быть поосторожнее.

Людей до сих пор не было видно, но Андрей всё равно не ослаблял бдительности. Он быстро добрался до деревеньки, выбрал ближайший дом, из трубы которого валил дым, осторожно подобрался к нему и, пройдя вдоль стены, выглянул из‑за угла. Где‑то совсем неподалёку разрывался от лая пёс, сквозь хлипкие окна до Андрея даже донеслась ругань: кто‑то был недоволен лаем, хотя пёс честно выполнял свою работу. Романов прислушался ещё, но из дома больше не доносилось ни звука. Его как‑то заметили? Или услышали? Или догадались о его присутствии по лаю собаки? Подождав немного и убедившись, что ничего неожиданного не происходит, Андрей решился на дальнейшие действия. Выйдя из‑за угла, он, пригнувшись, переместился к дверям, осмотрелся ещё раз, убеждаясь, что в округе никого нет, выпрямился и постучал.

На громкий стук никто, кроме той самой лающей где‑то неподалёку собаки, не ответил. Андрей попробовал ещё, увеличив усилия, но это не дало никакого эффекта. Не дождавшись результата, он перебрался к другому дому и постучал в дверь. Теперь немногочисленные собаки лаяли по всей деревне, и было лишь вопросом времени, когда лай привлечёт людей и какими последствиями это обернётся. Впрочем, у Андрея не было плохих намерений, поэтому он был уверен, что сможет разрешить любые проблемы без насилия.

Когда Романов уже собирался постучать повторно, за дверью послышалась возня, а через несколько секунд она отворилась. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, с длинной густой бородой, твёрдым, но немного опасливым взглядом, и двустволкой наперевес, направленной в грудь незваному гостю. Он молчал, уставившись на Андрея, но серые как сталь глаза говорили вместо губ. «Чего припёрся?», – спрашивали они.

Романов инстинктивно сделал задом несколько осторожных шагов и на пару секунд замер, уставившись на ружьё, но затем перевёл взгляд на человека, стоявшего перед ним. Он с некоторым трудом подавил в себе желание тоже взять его на прицел.

– День добрый, – миролюбиво начал Андрей, бросая на ружьё опасливые взгляды. – Говорю сразу – я не создам проблем. Мне просто нужна небольшая помощь.

Во взгляде хозяина по‑прежнему было мало доверия. Хорошие манеры, просьба о помощи: в этих краях подобное было огромной редкостью. Да что там – сами люди здесь были редкостью.

– Помощь, говоришь? А чего ж вырядился тогда так? Да с оружием пришел? – хозяин говорил нарочито громко, так чтобы могли услышать и его домочадцы.

Андрей держал оружие наготове, и до него уже дошло, что это не способствует мирному диалогу, но и убирать его вот так сразу тоже было рискованной затеей. Кто его знает, что после этого станет делать его собеседник?

– Потому что времена такие, – попытался оправдаться он.

Мужчина промолчал.

– Я сразу честно предупреждаю – я тут не один, – продолжил Андрей, – так что давайте не будем тыкать друг в друга оружием, хорошо? А то мне ещё пожить охота, и я уверен, что вам тоже.

Чтобы подкрепить свои слова он, задержав дыхание от волнения, медленно убрал автомат за спину. Да, это был риск, но если ему нужен положительный результат – иначе его было не добиться. Выдержав волнительную для Андрея паузу, мужчина тоже убрал палец со спускового крючка и немного опустил ружьё.

– А ну стой! – послышался грозный окрик откуда‑то сзади.

Угол дома был всего в паре шагов. Андрей мог в два прыжка укрыться там и принять неравный бой, но риск схлопотать заряд дроби был слишком уж велик. Нет, правильнее будет попытаться не нагнетать напряжение. Сделав над собой усилие, Андрей подавил желание спрятаться, а затем, не поднимая оружия, медленно повернулся и увидел, как с улицы к нему спешили трое мужчин. Настрой у них был агрессивный, да и оружием они обделены не были: двое держали в руках такие же охотничьи ружья, как и хозяин дома.

Андрей медленно поднял руку к рации и нажал на кнопку вызова.

– Приём, огонь не открывать. Повторяю – не стрелять! – громко сказал он в микрофон.

– Не понял, повтори. Приём, – через секунду раздался ответ.

«Черт, Игорь, пожалуйста», – взмолился про себя Андрей.

Разумеется, Игорь не мог предугадать намерения брата.

– Повторяю – огонь не открывать. Только ответный. Подтвердите. Приём.

Пауза длилась несколько секунд и каждая из них казалась Андрею вечностью. Игорь размышлял очень уж долго, но, кажется, понял ситуацию, или же это было случайностью.

– Принято. Только ответный огонь. Приём.

Приближавшиеся мужчины, услышав последнюю реплику, заметно поубавили свой пыл. Трудно было понять, готовы ли они теперь воспользоваться своим оружием – все трое сбились в кучу и растерянно крутили головами, пытаясь понять, где находятся друзья этого хорошо экипированного чужака.

Андрей прекрасно понимал, что пока его противники пребывают в растерянности, он должен окончательно взять инициативу в свои руки, иначе обстановка в любой момент может круто измениться.

– Повторяю ещё раз – мне нужна помощь, – стараясь быть как можно более убедительным, заговорил он. – Всего лишь небольшая услуга. Я не хочу кровопролития.

Хозяин с откровенным недоверием смотрел на гостя, обдумывая его слова.

– Глядя на тебя, так не скажешь, – протянул он.

– Предосторожность, – кратко разъяснил Андрей. – Так что, поможете? Я заплачу.

Андрей взглянул на бородатых, грозного вида мужчин позади него, пытаясь определить, какой эффект возымели его слова. Похоже, их первоначальное воинственное настроение окончательно развеялось.

– Что ж надо то? – спросил, подумав, хозяин.

– С нами едет женщина, но мы не можем взять её с собой дальше. Мне нужно, чтобы она осталась у вас на пару дней. Затем мы вернёмся и заберём её.

Хозяин призадумался, а мужчины позади шепотом перебросились парой фраз. До Андрея донёсся неприятный смешок и отрывок фразы, которых было достаточно, чтобы понять, о чём они говорят. В принципе, это было ожидаемо – если тут и были женщины подходящего репродуктивного возраста, то немного, и скорее всего все они уже давно наскучили местным мужикам.

– Мы оставим её здесь на день‑два, а когда вернёмся – она должна быть в полном порядке. Это всё, что я прошу. Но с её головы не должен упасть ни один волос – это единственное условие.

Поняв, что этих слов будет мало, он решил добавить:

– Иначе всем тут не поздоровится. Это я могу гарантировать.

Андрей обращался больше к мужчинам, а отвечали ему неприязненными взглядами. Но страх ещё действовал на них, а этого пока было достаточно. Вот только на старшего, стоявшего рядом с Андреем, это подействовало иначе.

– Угрожаешь? Просишь помощи и угрожаешь?! – возмутился он.

«Черт. Прокол. И чего это я решил, что нужно на них сейчас давить?», – подумал Андрей, осуждая свою поспешность.

– Это не угрозы. Просто я слышал, что они говорили. Думаю, вы тоже, – найдя ответ, Андрей кивнул в сторону мужчин. – По возвращению мы расплатимся с вами. Вы не будете в обиде, но с женщиной должны обращаться хорошо.

Хозяин размышлял, хмуря лоб и свободной рукой почёсывая бороду. В какой‑то момент Андрею стало казаться, что он откажет, и парень принялся соображать как вести себя дальше. Руководствуясь трезвой логикой, он абсолютно правильно рассуждал, что в такой дикой глуши у людей не может быть достатка в необходимых для жизни вещах. Им наверняка нужны патроны, порох, оружие, одежда, медикаменты или что‑то ещё. И они просто обязаны согласиться на его условия, потому что это будет им выгодно.

– Может, мы и поможем, отчего не помочь‑то? Только как знать, что вы потом не обманете?

– Не обманем. Если не вернёмся за ней через три дня – отдашь её им, – Андрей с отвращением указал на мужчин, на лицах которых заиграли плотоядные улыбки. – Да и не похоже, чтобы у вас тут было много народу, а она девица здоровая: может остаться с вами жить, рожать детей, работать…

Хозяин уже немало пожил на этом свете, видел и слышал всякое. Он с некоторым удивлением отметил про себя, что хоть парню на вид не больше двадцати пяти, а рассуждает он уже как взрослый, опытный мужчина. Он определённо понимал, о чём говорит. Этот парень отлично экипирован, вооружён, с ним есть ещё бойцы и всё, что им нужно – просто ненадолго оставить в деревне какую‑то бабу. Может, подвох в ней? Но какой в обычной бабе может быть подвох, тем более что её нельзя трогать? Да и он обещает заплатить…

– Добро. Нам надобны лекарства, патроны, солярка, одежина какая. Если чем таким отплатите – я согласен, – причмокнув, сказал, наконец, хозяин.

– Отлично, многое из этого у нас есть. Как вернёмся – получите обещанное. В обиде не будете. Я пойду, приведу её, а вы ждите здесь, а то не дай бог как бы чего не вышло.

Убедившись, что никто за ним не следует, Андрей пошёл к машине. Когда до неё оставалось метров двести, он позвал Игоря по рации.

– Давай её сюда. Пусть идет ко мне, – сообщил он.

– М‑м… ок.

«Англичанка» явно долго не могла понять, чего от неё хотят, потому что прошло немало времени, прежде чем она поднялась, медленно подошла к Андрею и первой протянула руку, намекая, что готова идти за ним. В её глазах не было ни капли недоверия или обиды. Казалось, она знает, что он задумал, и согласна с ним, хотя Андрей был уверен, что женщина ни слова не понимала из их с Игорем разговоров. В свете этого её жест показался Андрею странным и немного подозрительным, но сейчас у него не было времени долго над этим размышлять. Он отвёл её в деревню, где передал уже знакомому мужчине, ещё раз напомнив о своём условии. Но прежде чем уйти, он решил задать ему ещё один вопрос.

– Вы бываете в Волгограде?

– Давно уж нет.

– Почему? Что там сейчас происходит?

– Почём мне знать? Я ж сказал – мы давно уж туда не ходим. Как случилась авария на заводе, так больше и не ходим.

– Авария? Давно она случилась?

– Да уж лет шесть как.

– То есть уже после эпидемии? Завод работал, что ли?

– Знать не знаю, о чём ты говоришь. Сейчас город мёртвый. Токмо призраки одни.

Измерив старика сомневающимся взглядом, Андрей пожал плечами и попрощался. Уже отойдя достаточно далеко, он понял, что не спросил его о том, почему они перестали ходить в город именно после аварии. Может, была какая‑то опасность? Хотя какая там может быть опасность через шесть лет?

Вернувшись к машине, Андрей плюхнулся за руль и завёл двигатель. Игорь слез с крыши, занял своё место, и Андрей сразу нажал на газ. Коротко рассказав брату о местных, он не скрывал своего презрения к ним. Эти трое, что подбежали к нему позже, напомнили парню «Степных волков», устраивавших оргии с беззащитными пленницами, а эти воспоминания он хотел бы забыть навсегда.

– Думаешь, они сдержат слово? – в голосе Игоря звучало сомнение.

– Не знаю. Думаю, сейчас они были напуганы, но когда вернёмся – всё может быть иначе. Нужно перестраховаться.

Он не стал уточнять, что именно задумал и как собирается перестраховываться, а Игорь увлекся наблюдением за постепенно удаляющейся деревней и не стал ничего спрашивать.


5

Хоть до Волгограда уже было рукой подать, братья не поехали туда сразу же, как оставили «англичанку» в деревне. Была уже вторая половина дня, и, посоветовавшись, они решили, что лучше будет войти в город с самого утра, чтобы по максимуму использовать световой день.

Несмотря на близость города, выехав с самого утра, они добрались до него только к десяти часам. Город начинался с грязных, угрюмых предместий, которые подарили парням новые неприятные впечатления: запущенные полуразрушенные дома, в которых словно пустые глазницы чернели выбитые непогодой окна; линии электропередач, тоже неоднократно прочувствовавшие на себе силу стихии, обрывками толстых верёвок свисали со столбов; покосившиеся, изуродованные бурной растительностью заборы. Просто поразительно, какой вид обретал мир, созданный людьми, без них самих.

Тем не менее, несмотря на всю эту разруху и отчуждённость, в предместьях, похоже, жили или, по крайней мере, бывали люди – кто‑то недавно проезжал по дороге на тяжелой колесной технике, оставив характерные следы, но что это была за техника Андрей определить не смог, хотя некоторые идеи у него имелись.

Загнав машину в небольшую рощицу и нехотя, но быстро пережёвывая постный и скудный завтрак, парни воодушевленно, но с волнением разглядывали постройки вдалеке. Что их там ждёт? Если в городе действительно ещё были люди, то их настроения трудно предугадать. Андрей подумал, что безопаснее было бы спрятать машину и дальше пойти пешком, но до города ещё оставалось приличное расстояние, да и по самому городу нужно было намотать огромное количество километров, так что без машины точно не обойтись. Теперь, поняв, с чем они могут столкнуться, он сожалел, что решил ехать только вдвоем с Игорем – поддержка им бы точно не помешала.

Наспех позавтракав, они продолжили путь. На этот раз за рулем сидел Игорь. Он медленно вёл машину, а Андрей внимательно разглядывал округу через бинокль. Пока что всё было спокойно, и он никого не заметил. Лишь руины и безнадежность.

И вот – первая находка, которая заставила их почувствовать тревогу. В одном из кюветов они увидели разбитую легковушку. Трудно было сказать, сколько времени она там находится, но явно не так уж давно, потому что её следы ещё не успело полностью припорошить снегом. Однако не это привлекало больше всего внимания, а несколько здоровенных, худых и ободранных псов, которые, громко рыча друг на друга, что‑то обгладывали за машиной. Проехав дальше и присмотревшись внимательнее, Андрей с содроганием отметил, что это человек. Наверное, собаки сумели как‑то достать из машины труп, а, может, и ещё живого водителя, и загрызли его. Проглотив подступивший к горлу ком, Андрей попросил Игоря прибавить ходу. Собаки на мгновение отвлеклись от своего занятия, хищным взглядом провели удаляющуюся машину и, несколько раз хрипло гавкнув для приличия, продолжили своё занятие.

– Плохой знак. Вряд ли машина съехала с дороги сама. Наверняка что‑то случилось, – пробурчал Игорь.

– Ага.

Отвечая, Андрей ограничился только этим.

Проехав ещё немного, братья оставили позади железнодорожный мост, и попали в район, где преобладали сильно запущенные пятиэтажные дома. Вскоре слева они увидели большой мост, переброшенный через ВДСК, за которым грозно, словно хмурые часовые, высились многоэтажные дома. Братья вышли из машины, и их тут же обдало порывистым ветром – старым спутником, с небольшими перерывами преследовавшим их почти от самого «Убежища».

Но ни один не обратил на ветер никакого внимания. Волнение, охватившее обоих ещё при въезде в город, при виде арки на канале значительно усилилось. Они дома… Пусть город мёртв, пусть ничего в нём не осталось от того, что они любили, что будоражило воображение в детстве, но это был их город, место, где они родились, где жили их родители… Когда‑то давно… Теперь, спустя десять лет, им казалось, что с тех пор, как они покинули его, прошла целая жизнь.

Как ни странно Игорь быстрее брата справился с эмоциями, и, пока Андрей осматривался, он разглядывал мост. Его брови все больше хмурились по мере продвижения взгляда по пролетам моста.

– Сдаётся мне, что мост разрушен, – сообщил он брату.

– Э! – воскликнул Андрей. – Так нельзя! Отсюда до дома километров сорок. Если мы не проедем, то пешком три дня только по Волгограду будем блудить.

Он бегло осмотрел видимую им часть моста и, не поворачиваясь к брату, бросил:

– Пойду, гляну.

Игорь ничего не имел против.

Пройдя сотню‑другую метров, Андрей убедился, что брат прав – мосту действительно досталось: пару пролетов просели, и ехать по ним было невозможно. К сожалению, прорехи зияли хоть и на разных участках, но с обеих сторон дорожного полотна. Справа от него шли трамвайные пути, отгороженные давно выцветшим полосатым бетонным барьером. Перемахнув через него, Андрей прошел ещё сотню метров и с радостью отметил, что с этой стороны мост цел. Но выдержит ли он их машину?

– Ну что? – с озабоченным видом спросил Игорь, когда Андрей вернулся.

– Можно проехать по трамвайным путям, – уверенно сообщил тот.

– А как же обрывы?

– Там их нет.

Уверенность Андрея Игорю не передавалась. Он уже не раз замечал за Андреем нездоровую тягу к излишнему риску. Особенно в последние дни.

– Блин, Андрей, давай не будем рисковать, а? Я смотрел карту – есть ещё один путь. Да, надо сделать небольшой крюк, но зато безопасно.

– Показывай.

Лишь мельком взглянув на карту, Андрей фыркнул и отвел взгляд.

– Ты издеваешься? – закусив губу, он неприязненно взглянул на брата. – Проехать двадцать пять километров, чтобы увидеть ещё один аварийный мост? А там что скажешь? Что надо ещё куда‑то в объезд ехать? Нет, едем здесь. Нутром чую – мост выдержит. Если тебе страшно – я поведу машину, а ты пойдешь перед ней и будешь следить за состоянием моста.

– Андрей…

– Всё, решено. Мы можем неделю ездить вдоль ВДСК, выкатаем всю солярку и пойдем обратно пешком, так что давай, возьми себя в руки и дуй на мост.

Нельзя сказать, что Андрей был уверен в том, что всё пройдёт, как надо. Просто он понимал, что если стоять и бесцельно болтать, то проблему уж точно никак не решить. Кроме того, интуиция подсказывала ему, что и в других местах ситуация ничем не лучше, а, может, даже значительно хуже, чем здесь. Всё‑таки, перед ним был мост, рассчитанный на многотонные трамваи, значит, и технологии его строительства должны быть более основательными. Именно поэтому Андрей считал, что если они где‑то и проедут, то только здесь. А, может, всё дело было в том, что мост через ВДСК – самый близкий путь к дому. В любом случае поиски других несли в себе дополнительные риски нарваться на неприятности, а кроме того требовали больше времени и главное – дефицитного топлива.

Игорь стоял в нерешительности, не зная, что делать – протестовать дальше или соглашаться. Риск был очень велик, и он верил, что Андрей это понимает, но почему тогда соглашается так рисковать? Заметив его колебания, Андрей вспылил.

– Бегом! – прикрикнул он.

Спорить дальше было бесполезно. Нехотя, Игорь побрел к мосту, моля высшие силы помочь им. Когда «Волк» весом почти в десять тонн поехал по аварийному мосту, Игоря бросило в дрожь. Он бежал в полусотне метрах перед машиной и по рации сообщал Андрею о своих наблюдениях. Поначалу мост никак не отреагировал на тяжелую машину, но ближе к середине, в местах наибольших разрушений, он начал покряхтывать проржавевшими балками, скрипеть и намекать, что вся эта затея ему не по нраву. Игорь занервничал ещё больше и сообщил обо всём брату.

– Быстрее! – снова прикрикнул Андрей, и Игорь побежал так быстро, как ему только позволяли бронежилет и оружие.

К счастью ничего ужасного не случилось. Мост скрипел ещё в некоторых местах, но выдержал тяжелую машину и не развалился, как того ожидал Игорь. На той стороне, когда риск провалится в мутную воду Волги остался позади, Андрей решил пошутить на эту тему и сказал брату, что пострадали в итоге только его штаны. Игорь шутку не оценил.

Сразу за мостом их ждало новое сильное впечатление: здесь вместо древних пятиэтажных построек начиналась густая застройка высоких, многоэтажных домов. Именно пустота огромного бетонного мешка повергла их в шок. Молчание и мёртвенность давили на психику, угнетали. Медленный многолетний коллапс, в который они попали, делал это место похожим на скелет города, где не осталось ничего, кроме мусора и костей. Когда пропускаешь через себя такую картину – становится жутко, хотя это совсем не то слово, которое способно передать подобное ощущение. Ведь невозможно передать это обволакивающее и угнетающее чувство пустоты и чистого ужаса, которые возникают при созерцании покинутого, безжизненного города. Воздействию этой всепоглощающей, всеобъемлющей пустоты просто невозможно противостоять. Каждый шорох, каждый шелест поднимаемого ветром листка или скрип покосившейся двери заставляют сердце трепетать, учащённо биться, гоняя по телу всё новые и новые дозы адреналина. Мёртвый город. Как мало значат эти слова, когда их произносишь или пытаешься представить, и как много, когда видишь то, что они несут в себе.

Парни медленно ехали по пустому проспекту вдоль покинутых, а местами разрушающихся домов. Иногда они останавливались и выходили из машины, чтобы получше рассмотреть очередное знакомое место из прошлой жизни. Тогда особенно сильно ощущалось, насколько привычные суета и шум наполненной красками городской жизни уступили место леденящей душу тишине серого бетонного лабиринта и редкому свисту ветра среди домов. Навеки застывшие на дорогах, деформированные временем и погодой, автомобили угрюмо следили за округой через пустые глазницы отсутствующих фар. Горы мусора стали новыми молчаливыми жителями этого места, присутствовавшими в каждой подворотне, за каждым углом, в каждом подъезде. Никому кроме них не было больше дела до этого огромного каменного мешка, служившего когда то домом для более чем миллиона человек.

– Ну и жуть, – шепотом пожаловался Игорь, стоя перед одним из зданий. – Даже не верится, что мы здесь жили…

– А я не могу поверить, что здесь никого нет, – ответил ошеломленный Андрей. – Постоянно такое чувство, что все просто прячутся и наблюдают за нами.

– Да кто здесь может быть? Смотри! – Игорь набрал воздуха в грудь и что есть силы закричал. –Э‑э‑э‑й! Есть кто живой?! Выходи‑ите‑е!

Звук, отражаясь от стен, эхом понёсся по улице, создавая затухающее причудливое многоголосье. Игорь начал негромко и немного истерически хохотать. Андрей тут же отвесил брату увесистую затрещину. Игорь оборвал свой смех и с досадой потёр шею – оплеуха имела целебное действие.

– Идиот, – процедил Андрей. – Что ты делаешь? Если тут правда кто‑то есть, то теперь они точно знают, что не одни.

Впрочем его опасения не оправдались – проехав более сорока километров по центральной улице Волгограда, они не встретили ни единой живой души. Только запустение, хаос и разруха.

Город во многих местах подвергся разрушениям: здания постепенно разбирали время и погода, но иногда попадались и такие, где характер повреждений свидетельствовал об участии человека. Видели братья и несколько построек, явно поврежденных взрывами, и вряд ли это был газ. Оставалось лишь гадать кто, с кем и за что здесь сражался.

Когда, наконец, они издалека увидели свой дом – сердца у обоих забились так быстро, что казалось, вот‑вот выскочат из груди. У Игоря даже навернулись слёзы, но он быстро смахнул их, бросив на брата опасливый взгляд, будто боялся, не заметил ли он.

Съезд с широкой дороги во двор их дома оказался перекрыт упавшим деревом, но «Волк» без труда проехал через бордюры и смял огромный куст, преграждавший путь. Узкая улочка когда‑то всегда была заставлена машинами, для которых вечно не хватало места. Сейчас же машин было только три: две, дотла выгоревшие, были вытолканы на обочину, да ещё одна, без колёс, фар и стёкол, стояла поперёк дороги. «Волк» с лёгкой небрежностью подвинул её бампером, продолжая движение, а она в ответ издала лишь скрипучий, душераздирающий стон.

Дом имел странную, трудно описываемую форму в виде английской буквы «F», повернутой в обратную сторону и с ещё одной черточкой посередине. Каждый из дворов раньше был огорожен металлической оградой, но теперь о ней напоминали лишь редкие ржавые прутья, да пара столбиков. Въезд в подземный паркинг оказался завален, а во двор мешали попасть буйная растительность, несколько разбитых машин и частично разрушенное здание трансформаторной подстанции. Придется оставить машину и дойти до подъезда пешком.

Несмотря на условную безлюдность, Андрей настоял, чтобы оба экипировались по всем правилам. Когда они подготовились и вышли из машины, Андрей заметил, что Игорь немного колеблется, не решаясь отойти от неё. Не было ничего странного в том, что брат волнуется – не каждый день выпадает возможность вернуться в прошлое, особенно, если это прошлое было намного счастливее настоящего. Но волнение Игоря имело другую причину.

– Блин, что‑то я волнуюсь за машину, – закрыв её на ключ, пожаловался Игорь, осматриваясь.

Услышав очередную жалобу брата, Андрей почувствовал, как внутри него всё больше растёт недовольство. Не то, чтобы Игорь сейчас был каким‑то другим, всё же он всегда был тем ещё нытиком, но почему‑то в этой поездке он постоянно нервировал Андрея излишней опасливостью и часто необоснованным нытьём. Из‑за этого Андрей постоянно хотел как‑то осадить брата или лишний раз «наехать» на него. Хоть он и понимал, что слишком много срывается на брате, но всё никак не мог взять своё внутреннее недовольство под контроль. Вот и на этот раз он лишь нетерпеливо отмахнулся от Игоря и с лёгким налётом издёвки произнёс:

– Да ладно? Ты же сам говорил, что тут никого нет? Пошли уже.

Обойдя завалы, они вошли во двор, тот самый, где прошло их детство, где они росли, где гуляла с ними мать, где отец учил кататься на велосипеде…

Моментально куда‑то улетучились ощущения тревоги и опасности, которые сопровождали их с того момента, как они вошли в город. Теперь их место заняла ностальгия и некоторое оцепенение, с которым они разглядывали уютный когда‑то дворик. В глаза сразу бросились несколько потускневших от времени машин, а в стороне стоял сильно прогнивший древний грузовик, вросший в землю ещё во времена, когда Романовы были мальчишками. На детской площадке по‑прежнему ждали детишек старые выцветшие качели, правда вид они имели такой, будто являлись бутафорией для фильма ужасов, но всё равно мимо них просто невозможно было пройти, чтобы хотя бы не прикоснуться к этому памятнику счастливого детства.

Андрей ещё раз осмотрелся и его взгляд упал на три гаража, находившихся неподалёку от детской площадки. О, эти гаражи всегда манили их гораздо больше каких‑то там качелей! Так весело было играть в догонялки возле них. Особо ловкие забирались на крышу и дразнили оттуда остальных. И даже когда соседский мальчишка упал оттуда и сломал руку – никого это не остановило. Даже его самого.

А вон и их любимый абрикос, на котором ветки росли так причудливо, что на них можно было лежать, словно на кровати. А до чего он был вкусный! Они так любили это дерево, а оно, казалось, любило их, и каждый год кормило сладкими, как мёд, фруктами. Подойдя ближе, Андрей с сожалением отметил, что дерево засохло. Может, не смогло жить без игравших возле него детей?

Где‑то совсем близко раздался вызывающий мурашки скрип, и Андрей, до этого зачарованно глядевший на абрикос, резко повернулся в ту сторону. Оказалось, что это Игорь сел на качели и принялся легонько раскачиваться. Заметив взгляд брата, он слегка улыбнулся, но не прекратил своего занятия.

Вдоволь насладившись воспоминаниями, они оставили площадку и подошли к нужному подъезду. Тяжёлая металлическая дверь, оборудованная замком с электромагнитом и домофоном, была настежь отворена, а внутри подъезда царил такой же бардак, как и в других, виденных ими ранее.

Игорь уже вошел в подъезд, а Андрей задержался. Его привлёк еле слышный отдаленный звук, похожий на окрик. Содрогнувшись, он развернулся и долго прислушивался, страшась мысли, что это могло ему не послышаться, но больше ничего так и не услышал. Да, воображение порой творит с человеком странные вещи, особенно когда попадаешь в подобную атмосферу.

– Эй, ты идешь? – нетерпеливо спросил вернувшийся Игорь и бросил на брата недовольный взгляд.

– Да‑да, – Андрей медленно развернулся и шагнул в темноту парадного. – Показалось, будто я слышал голос. Давит на меня пустой город.

Игорь лишь хмыкнул в ответ. Знал бы брат, как город влиял на него! Но когда Андрей дал ему возможность на полминуты остаться одному, он уже предпринял кое‑какие действия, чтобы побороть негативные эмоции.

Подъезд, как и весь город, время тоже не обошло стороной, оставив на нём свою фирменную печать. Пыль, грязь, россыпи отлупившейся штукатурки и хлам из вскрытых и обворованных квартир составляли его интерьер. Глядя на распахнутые двери чужих жилищ, братья со всё возрастающим волнением поднимались наверх, боясь увидеть, что и их жилище, последняя святыня, тоже будет осквернено мародерами. Кто‑то разграбил множество квартир, но примерно треть из них оставались нетронутыми и это обнадёживало. Наконец, они с облегчением замерли перед крепкой стальной дверью с номером семьдесят шесть. Это была их дверь. Эмоции захлестнули с утроенной силой, и более сентиментальный Игорь на этот раз не смог сдержать пары скупых слёз. Им обоим не верилось, что они смоги добраться сюда.

– Доставай, – глухим голосом потребовал Андрей.

Игорь лёгким движением смахнул слезы, расстегнул бушлат и достал из‑за пазухи болтавшуюся у него на шее реликвию, которую они бережно хранили много лет – ключи от квартиры. Даже сбегая из Прохоровки, они не оставили их. Андрей подсветил фонарём и, пока Игорь дрожащими руками возился с замком, отметил по царапинам, что их квартиру тоже пытались вскрыть. К счастью, мародёры не захотели долго возиться и, вероятно, отправились к более лёгким целям.

Первые попытки повернуть ключ оказались неудачными. Братья немного струхнули, но затем замок всё же поддался, и Игорь со скрипом открыл дверь. Сердце бешено колотилось, а холодок то и дело пробегал по спине, бросал тело в дрожь и затихал где‑то внутри, чтобы затем вновь проявиться с удвоенной силой. Андрей нерешительно шагнул внутрь, жадно разглядывая всё, что попадалось на глаза. Вся жизнь пробежала перед глазами, когда он увидел вещи, окружавшие его детство. Игорь вошёл следом и «на автомате» закрыл за собой дверь на замок.

В квартире всё было на своих местах и если бы не пыль, покрывшая всё толстым слоем, можно было подумать, что здесь всё ещё живут люди. Несколько пар тапочек стояли на привычном месте у двери, ожидая хозяев, на вешалке висела старая детская куртка Игоря и мамин махровый халат. В углу на полке у зеркала заждалась хозяйку её косметичка, которую она второпях забыла и о которой потом столько раз с сожалением вспоминала.

Увидев косметичку, Андрей не мог больше сдерживаться и дал волю эмоциям. По щекам потекли слезы, и он чуть было даже не всхлипнул, но сдержался, позволив себе лишь шумно вздохнуть. Как ни странно, Игорь, наоборот, был неожиданно сдержан, и можно даже сказать, весел, но Андрею было не до него, поэтому он не обращал на брата никакого внимания.

Бросив в коридоре рюкзаки и оружие, парни медленно прошлись по комнатам. В гостиной всё было так же, как и десять лет назад: мебель стояла там, где должна была, и даже вещи лежали на своих местах. Андрей уселся на диван, который под его весом жалобно заскрипел, и поднял в воздух тучу пыли.

Игорь отошёл к окну, а Андрей принялся размахивать руками, пытаясь разогнать пыль. Убедившись в бесполезности своего занятия, он откинулся на спинку и затих. Несколько минут братья молчали. Андрей боролся со слезами, нагло текущими из глаз, и понемногу побеждал, а Игорь в задумчивости глядел в окно, вспоминая детство.

Так странно после очень долгого отсутствия возвращаться домой… ощущения те же, чувство чего‑то родного, своего… даже кажется, что слышишь привычный запах… Воспоминания – странная штука. Всегда приятно вспомнить что‑то хорошее, какие‑то сильные эмоции или людей, радостные события или забавные мелочи, связанные с ними.

Человек живёт прошлым, настоящим и будущим. Каждое прожитое мгновение наполняет жизнь смыслом, дарит эмоции, которые есть не что иное, как будущее, пронесённое через сито настоящего и моментально превратившееся в прошлое. А воспоминания о прошлом, даже приятные, добрые и хорошие – не всегда являются таковыми на самом деле и временами оборачиваются против нас.

Каждый предмет здесь напоминал им о детстве, о родителях, обо всём том хорошем, что произошло с ними тогда. Но помимо них присутствовало в этой квартире что‑то ещё, нечто, омрачающее эти приятные воспоминания… Наверное, это была необратимость всего, что произошло потом, событий, отнявших у них людей, которых они любили больше всего на свете. Эта необратимость тоже теперь жила здесь. Любая вещь или деталь напоминала что‑то приятное и тут же омрачала это воспоминание пониманием того, что всё это стало прошлым, что они никогда больше не увидят родителей, не услышат от них добрых слов, полных душевного тепла. Это страшная мука, когда то, что человек любит, причиняет ему страдания.

Пройдя через дверь, словно через своеобразную машину времени, они вновь вернулись в детство, в ту беззаботную пору, когда слово «выживать» было для них ещё неведомо. Теперь они остались только вдвоём, а все те, кто наполнял их жизнь радостью и дарили им свое тепло – погибли. Но в этой квартире ещё существовали призраки тех людей, и для Андрея это было невыносимо тяжело.

Он ожидал, что достигнув дома и не найдя там отца, полностью опустошится, потеряв дальнейшую цель. Он не боялся этого, а просто смиренно ожидал чего‑то подобного. Но сейчас, сидя на этом пыльном, но близком ему, словно родственник, диване, Андрей ощущал, как чувство потери и одиночества в душе постепенно сменяется злостью, которая и так уже давно сидела в нём. Чувствовал, как быстро эта злость растет и крепнет внутри него. Да, он был очень зол на тех, кто отнял у него всё, но просто злиться нельзя, иначе эта злость сожрет его, поглотит душу. Нет, он конвертирует её энергию кое во что, получит из неё пользу. Она станет топливом в печи, даст ему силы закончить ещё одно дело. То самое, невозможное, как говорили ему многие.

– Поверить не могу, что мы здесь, – сказал Игорь, первым прервав долгое молчание. – Даже не думал, что это будет так тяжело.

– Согласен, – с трудом выдавил Андрей.

– Не могу избавиться от ощущения, что мама хлопочет на кухне и сейчас позовёт нас обедать… Мы придём туда, а она… а её нет.

Игорь говорил сухо, эмоции почти не ощущались в его голосе, хотя обычно он был очень эмоционален, и Андрей даже ожидал, что Игорь расплачется, когда они переступят порог, а в итоге расплакался сам. Андрей вздохнул и тяжело, будто заставляя себя, поднялся с дивана.

– Ты не поверишь, но я чувствую то же самое. Хоть я давно уже смирился с тем, что её нет, но войдя в квартиру, я вдруг почувствовал, что снова дома. И, что она тоже здесь.

Покинув гостиную, они направились в спальню родителей и только тут вспомнили, зачем они вообще пришли. Войдя в комнату, Игорь сразу обратил внимание на то, что кровать была не застелена, а он, несмотря на прошедшие годы, точно помнил, что мать оставила квартиру в образцовом порядке, потому что этого всегда требовал отец. И даже если бы Игорь ошибался, если бы она действительно забыла её заправить, и в квартире с тех пор никого не было – постель напомнила им о том, что отец мог быть здесь и что‑то им оставить. А присмотревшись внимательнее, Игорь заметил на пыльной простыне намертво въевшееся в неё большое пятно, очень похожее на кровь.

Ностальгия мгновенно куда‑то улетучилась, и парни взялись за поиски. Вскоре они были вознаграждены – на самом видном месте, прямо возле дверей, к стене двумя кнопками был приколот лист бумаги, вложенный в полиэтиленовый файл, на который они не обратили внимания, когда вошли. Это было именно то, что они искали – послание отца.

Пройдя на кухню, где освещение было лучше, и благоговейно сдув с листка пыль, всматриваясь в каждую букву, они начали читать. Отец писал короткими фразами, обращаясь главным образом к жене, явно не предполагая, что послание спустя долгие годы прочтут его уже взрослые сыновья. В коротких, но убийственно страшных предложениях он описывал то, с чем ему пришлось столкнуться с момента отъезда из дому после начала эпидемии: вирус, заражённые и смерть были не так страшны в его коротком рассказе, как подлость, неоправданная жестокость, насилие и реки крови. С середины он писал, что приходил за семьей в деревню, искал их у родителей жены, но не нашёл там ни одной живой души. Он не знал, что она умерла вскоре после начала эпидемии, что её родители тоже мертвы, а сыновья с выжившими жителями деревни, боясь смертельной болезни и не догадываясь о своём иммунитете, отправились в длинное и опасное путешествие. Когда поиски у родителей жены окончились неудачей, он вернулся в Волгоград в надежде найти семью дома, но и здесь застал лишь мародёрство, вооружённых отморозков и угнетающую пустоту. Наверное, в тот момент он впервые в жизни испытывал отчаяние и не знал, что делать дальше.

«Простите меня, если сможете. Я подвёл вас и очень сожалею о своём решении. Я всё готов отдать, лишь бы оказаться сейчас рядом с вами.

Со мной ещё двенадцать бойцов, таких же неудачников, как и я – потерявших всё, кроме жизни. Я не имею права подвести ещё и их. Мы направимся, в мою часть, к Гронину. Надеюсь, там удастся осесть на какое‑то время. Поэтому, если ты прочтёшь это – попытайся добраться туда».

Вряд ли он верил в то, что женщина с двумя детьми способна в происходящем за дверью квартиры хаосе добраться хотя бы до окраины города. Да и вряд ли он вообще надеялся на то, что она когда‑либо сможет вернуться в эту квартиру и прочесть его письмо. Скорее, это было криком души, слепой надеждой на чудо или нежеланием смириться с жестокой действительностью, свалившейся на него.

В конце он давал рекомендации, какие шаги следует предпринять, чтобы максимально уменьшить риск при путешествии, как добираться и что вообще делать. Несмотря на все перенесённые удары, Виктор всё ещё твердо стоял на ногах и находил в себе силы сохранять надежду.

«Верю, что с вами всё в порядке, и мы скоро встретимся»: такими словами он заканчивал своё письмо.

Братья несколько раз перечитывали аккуратные строчки, словно боялись, что буквы исчезнут, и они не успеют запомнить всё, что там написано, пока, наконец, не осознали, что послание почти ничего им не даёт.

Пребывающий в напряжённом молчании Андрей стоял у окна, невидящим взором уставившись через грязное стекло на пустой город. Игорь продолжал вчитываться в слова, словно не верил, что несколько десятков строк это всё, что у них осталось от отца. Населённые пункты, о которых писал отец, Игорь по большей части знал, потому что бывал в них не дольше чем три дня назад: они находились между «Убежищем» и Волгоградом. Отец должен был пройти тем же путём, что и они, но куда он подался потом, когда не смог наладить контакт с Грониным?

Андрей мог бы быть подавлен или даже сломлен, если бы не был так зол. Он чувствовал желание действовать, желательно немедленно, не откладывая это ни на минуту. И хотя он прекрасно понимал, что прямо сейчас ещё ничего не может сделать, но энергии для действий у него внезапно образовалось с излишком. Он развернулся и посмотрел на Игоря, склонившегося над столом. Из бокового кармана его бушлата выглядывал уголок пакетика с чем‑то белым, похожим на таблетки. Действуя чисто интуитивно, Андрей осторожно приблизился и ловко достал пакетик.

Услышав шелест полиэтилена, Игорь встрепенулся и, схватившись за карман, резко развернулся. Взгляд у него был напуганный, и Андрея это сразу заинтересовало. Он со всё возрастающим любопытством крутил пакетик в руках и молниеносно среагировал, когда Игорь резким движением попытался вырвать его.

– Что это такое? – с интересом спросил Андрей, убрав руку с добычей за спину.

– Отдай! – крикнул вместо ответа Игорь и снова предпринял попытку вырвать пакетик.

Теперь у Андрея начали возникать подозрения. Пока что смутные, но с каждым словом, реакцией и действием Игоря они начинали обретать все более чёткую форму, и форма эта Андрея вообще не радовала. Он легонько оттолкнул брата свободной рукой и отступил на шаг.

– Что это, Игорь? – в голосе Андрея проявились первые подозрительные нотки.

– Дай сюда!

Андрей задом сделал несколько быстрых шагов и бегло осмотрел содержимое пакетика – в нём лежали беленькие, с лёгким оттенком бежевого, комки. Но что это такое? Тем временем Игорь продолжал наступать.

– Это моё, – упрямо твердил он. – Пожалуйста, верни.

Он протянул руку, но Андрей вновь отвел свою, а затем вообще быстро спрятал пакетик в карман.

– Отдам, но сначала ты скажешь мне, что это такое, – не менее упрямо ответил он.

Игорь остановился и несколько секунд хмуро смотрел на брата. Рассказать, что лежит в пакетике, было последним, что он хотел бы сделать.

– Это лекарство.

– Что за лекарство? Ты болен? – Андрей чуть заметно нахмурился.

– Нет… То есть да… Но ничего страшного. Мне просто нужно иногда принимать эти таблетки.

Игорь отвечал сбивчиво, и Андрей, естественно, будучи человеком неглупым, не мог купиться на такую откровенную ложь.

– Игорь, ты мне сейчас же всё расскажешь: что это за препарат, от чего он, кто тебе его прописал и где ты его вообще взял. А потом расскажешь, чем ты болен, – с нажимом проговорил Андрей.

– Со мной всё в порядке, – явно нервничая, тут же отвечал Игорь. – Просто иногда мне нужно это пить. Бернштейн мне прописал. Это успокоительное.

– Да? Ну ладно. Когда вернёмся – я переговорю с Бернштейном и выясню, от чего ему понадобилось тебя успокаивать.

О‑о нет, этого делать было нельзя. Разумеется, Бернштейн и слыхом не слыхивал ни о каких таблетках и тем более ничего Игорю не прописывал. Это вещество Игорь доставал через покойного Чеканкина, но и без него он знал поставщиков, потому смерть Сергея не стала препятствием для дальнейших покупок. И ясное дело, что эти белые с уклоном в бежевый, неправильной формы «таблетки», были отнюдь не успокоительным, а наоборот – стимуляторами.

Игорю не хватило духа признаться Андрею, что он подсел на наркотики, но Андрей и не требовал признания – он и сам всё прекрасно понял. Теперь ему стали ясны неожиданные перемены в настроении Игоря, его резкие выходы из апатичного или подавленного состояния, необычайная активность, а порой даже нетипичная для него торопливость. Он ни секунды, с тех пор, как увидел содержимое пакетика, не сомневался в том, что это какая‑то наркота, но признание Игоря могло бы смягчить его гнев и тем самым уменьшить ущерб их отношениям в дальнейшем.

Однако брат уже в который раз разочаровывал его. Вместо признания он, как истукан, стоял посреди кухни, разглядывая пыльный грязный пол. Андрей уже готов был прямо сейчас начать тяжелый разговор с братом, но его отвлекло кое‑что, от чего сначала в нём на мгновение мелькнула надежда, тут же сменившаяся сильным волнением, граничащим со страхом: они услышали резкий грохот двери, распахиваемой сильным ударом где‑то на их этаже или рядом.

Взволнованно переглянувшись, братья поспешили в коридор и подобрали своё оружие. В этот миг кто‑то стал неистово дергать за ручку их двери, но она была заперта и в этот раз им повезло. Андрей бросил на брата похвальный взгляд и прошептал:

– Когда ты успел её закрыть?

В ответ Игорь лишь скорчил гримасу недоумения – он и сам не помнил.

С площадки донесся ещё один удар, затем окрик на непонятном языке. Андрей осторожно привстал и посмотрел в глазок – по площадке быстро перемещался вооруженный автоматом Калашникова бородатый мужчина в камуфляже и пытался открыть двери. Убедившись, что на этом этаже никого нет, он побежал дальше наверх.

– Что там? – прошептал Игорь, в голосе которого чувствовалось сильное волнение.

– Какой‑то мужик пробует все двери, – ответил Андрей. – Похоже, ищет нас.

– Зачем?

Андрей пожал плечами. Агрессивная манера поведения типа с автоматом вызывала нехорошие предчувствия. Злоба внутри Андрея притаилась, предвкушая возможность вырваться наружу, ведь там, в коридоре подъезда бегал некто, кого породил новый мир. Некто, кого нельзя перевоспитать, а можно только воздать должное. Это Андрей сейчас чувствовал всем своим естеством.

– Думаешь, у нас проблемы?

– Уверен. Надо уходить. Будь здесь и следи за площадкой в глазок. Я сейчас.

Андрей переместился в одну из спален, окна которой выходили во внутренний двор, и через грязное стекло попытался выяснить, что происходит на улице. Хоть и с большим трудом, но кое‑что разглядеть удалось: возле их машины крутились двое людей, вероятно, пытаясь её открыть. Что творилось во дворе – рассмотреть не удалось.

Забежав в комнату и забрав брошенные там бронежилеты и прочую экипировку, Андрей вернулся к брату.

– У тебя чисто? – все так же шепотом спросил он Игоря.

– Да. Так что будем делать? Может, пересидим тут?

– И потеряем машину? – с негодованием отрезал Андрей, натягивая бронежилет. – Они уже трутся возле неё.

– Там есть ещё кто‑то? – ещё больше разволновался Игорь, тоже экипируясь.

– Ещё бы! Значит так, сейчас ты тихо откроешь дверь, я выйду, потом ждём, пока этот хмырь спустится, и берём его, но без шума. Понял?

– Черт‑черт‑черт… – скривившись, жалобно прошептал Игорь. – Понял.

– Возьми себя в руки – ты мне нужен, – требовательно прошипел Андрей.

Игорь замялся ненадолго, затем ответил:

– Тогда верни таблетки. Мне нужно успокоиться.

На лице Андрея появилась презрительная гримаса, но он медлил недолго – через пару секунд заветный пакетик с таблетками оказался у Игоря. Тот сразу же открыл его и положил один из комочков в рот. Андрей тем временем открыл замок, стараясь сделать это как можно тише. Эта стадия ему удалась более менее нормально, но вот застоявшаяся за годы дверь бесшумно открываться не собиралась и издала мерзкий противный скрип, который негромким эхом разнесся по пустому подъезду.

– Дерьмо, – выругался Андрей. – Постарайся отвлечь его.

Он поспешил на площадку, знаком показав Игорю притаиться в коридоре квартиры.

Над ними было ещё два этажа, и Андрей был уверен, что его противник услышал скрип двери. Справа находился лифт. Грязные окна подъезда и так давали мало света, а коридор перед квартирой вообще тонул во мраке. Был шанс, что противник не сможет сразу же заметить его в нише лифта, потому Андрей шагнул туда, прижался спиной к железной двери и стал ждать, в надежде, что Игорь всё сделает верно.

Злость подбиралась к температуре кипения и превращалась в ярость, но Андрей не позволял ей затмить свой разум. Что‑что, а ярость он контролировать уже научился. Как минимум, она позволяла ему сейчас с легкостью пойти на убийство.

Как ни старался противник скрыть своё приближение, однако шарканье тяжелой обуви в покинутом доме скрыть невозможно, и Андрей его всё равно слышал. Вот уже он услышал и возбуждённое дыхание, вот уже, кажется, освещение стало ещё хуже, а это означает, что противник совсем рядом.

Андрей сильнее прижался к лифту, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Он ещё не видел противника, но зато его увидел Игорь, тоже напряженно ожидавший, и мгновенно спрятался за стену. Бородач не выстрелил, но не потому, что не захотел, а потому, что он лишь краем глаза успел заметить движение в квартире. Но эта деталь решила всё, потому что далее он сделал сразу две ошибки: во‑первых, он беспечно двинулся к квартире, а во‑вторых, немного отвёл в сторону оружие, намереваясь снять с разгрузки гранату.

Противника, спрятавшегося в нише лифта, бородач заметил, и в принципе не так уж поздно, но вот среагировать всё равно не успел. Андрею понадобился лишь короткий шаг, и вот уже его рука, вооруженная ножом, взметнулась вверх. Мелькнуло лезвие, бородач издал рык и попытался отскочить, но опоздал – что‑то огнём полоснуло его по горлу, перерезав артерии, и дальше Андрей слышал лишь хрип.

Недоумение и шок появились в глазах бородача, он отшатнулся, ещё до конца не осознавая, что произошло. За долю секунды инстинкт самосохранения выдал ему два варианта действий – спасать жизнь, пытаясь зажать рану, чтобы остановить кровь, или сначала обезвредить представлявшего угрозу противника, но дальше выбирать должен был уже он сам. Это мгновение растерянности позволило Андрею нанести второй и окончательный глубокий удар в шею. Раздался чавкающий звук, окончившийся лёгким, чуть слышным хрустом, лезвие упёрлось во что‑то твердое, рванулось назад, увлекаемое рукой, и почти бесшумно вышло из шеи, потянув за собой небольшую струйку крови. Бородач повалился на пол и сразу же затих.

Вся сцена уместилась в какие‑то короткие три‑четыре секунды. Игорь, услышавший, что началась схватка, тут же выглянул из‑за двери, готовый ринуться на помощь, но успел лишь заметить, как оседает у стены тело убитого врага.

Андрей со слегка побелевшим лицом склонился над противником, вытирая нож о его одежду. Бегло осмотрев его, он забрал гранату и три магазина из подсумков, а также отсоединил магазин от его «Калашникова». Два из них он передал подошедшему брату, а остальные распихал по своим подсумкам. Средств связи у бородатого не было, и это заметно увеличивало шансы Романовых.

– Пошли, – глухо бросил Андрей.

После драки в Иваново у Андрея всё ещё оставался подсознательный страх перед ножевым боем, но в этот раз всё сложилось в крайней степени благополучно, по большей части из‑за беспечности или самоуверенности противника, но также и из‑за эмоционального состояния Андрея. Он не хотел раньше времени привлекать внимание остальных противников, поэтому выбрал нож, но если бы ему не повезло с первым ударом – завязалась бы борьба, и тогда одному богу известно, чем бы всё закончилось, потому что противник выглядел довольно сильным. В любом случае, благодаря требующей выхода холодной ярости, Андрей не дрогнул и не задумался ни на мгновение.

Кроме того бородач действовал один, нарушив одно из главнейших правил, которые Романовы хорошо заучили у Родионова – никогда не действовать в одиночку.

Двумя этажами ниже одно из окон подъезда было разбито, и Андрей осторожно выглянул через него – двор был пуст, а возле машины по‑прежнему крутились двое вооруженных мужчин. Мелькнула надежда, что их и было то всего трое, но очень скоро она развеялась – в подъезд вошел кто‑то ещё.

– Мурат! – раздался хрипловатый оклик с сильным акцентом.

По понятным причинам Мурат ответить не мог.

– Мурат! – зовущий повторил попытку, но снова тщетно.

– Цог маж до ха! – теперь его тон выражал раздражение и явную угрозу.

Несмотря на то, что Романовы не поняли ничего из сказанного, они попытались по‑тихому пойти наверх, но, услышав активный топот как минимум двух пар ног внизу, поняли, что лучше поспешить. В принципе, они могли попробовать вступить в бой, но лестничная клетка была устроена так, что играла на руку штурмующим, сильно уменьшая шансы братьев. Очень скоро преследователи услышали их и догадались, почему не отвечает Мурат.

– Эй! – позвал все тот же голос. – Падажды! Давай пагаварым!

Андрей догадывался, какой будет разговор. Игорь же позволил себе сбавить ход. Изначально их разделяли лишь три этажа и преследователи в целом оказались заметно резвее. Короткого замешательства Игоря хватило, чтобы они приблизились и начали стрелять. Ничего не могло подействовать на парня сильнее, и он сразу поднял свою скорость раза в два. Стремглав преодолев целый пролет, он догнал Андрея, который уже выдернул чеку из гранаты. Ориентируясь на приближающийся топот, он бросил её вниз.

Граната с легким стуком отскочила от стены между этажами и устремилась дальше по ступенькам. Послышались крики, затем раздался взрыв, который коротким оглушительным рокотом прокатился по подъезду. Братьев оглушило, но преследователям досталось куда больше: один погиб, а другой, в целом невредимый, свернулся калачиком на лестничной площадке, закрыв уши руками, и страшно кричал. Андрей слышал, что эффект есть, но не мог знать насколько он велик. В подъезд забежали ещё люди, и хоть из‑за оглушения Андрей не слышал их топота, ему и так было понятно, что сейчас сюда набегут новые враги.

– Уходим скорее, – на ходу бросил Андрей и хлопнул Игоря по плечу, понимая, что брат, скорее всего, его не услышит.

Игоря больше не нужно было подгонять. Выход на крышу оказался закрыт навесным замком, но с первого взгляда было понятно, что проржавевший замок не выдержит даже удара ногой, что уж говорить о прикладе? Однако на деле с первого удара сбить его не удалось, и только со второго он с приглушенным звоном упал на пол. Ещё один удар ногой и проржавевшая тонкая металлическая дверца распахнулась.

Крыша на вид казалась прогнившей и очень непрочной, и поначалу Романовы были не уверены, что смогут идти по ней. Они были далеки от технологий строительства и не знали, что под внешне непрочным слоем скрывается бетонная плита, на которой прошедшие десять лет не могли никак сказаться. Впрочем, размышления о безопасности похода по крыше быстро сошли на нет, поскольку из подъезда уже слышались крики и ругань преследователей, прорывающиеся через быстро проходящий лёгкий звон в ушах.

В голове немного шумело от взрыва, и Андрей иногда мотал ею, будто пытался отогнать какое‑то наваждение. Игоря, похоже, отпускало быстрее, потому что он выглядел абсолютно невозмутимым. Хотя, вероятнее, что так действовали его таблетки.

Ещё со времен посещения Ольховки у Андрея осталась одна светошумовая граната, которую он постоянно таскал с собой и берёг для особого случая, и вот сейчас настал тот самый случай, когда её стоило использовать, но для этого нужно было дождаться, пока преследователи подойдут совсем близко.

– Беги вперёд и найди подъезд, в который мы сможем войти. Удостоверься, что там чисто, – приказал он Игорю, доставая гранату. – Я тебя догоню.

Игорь поспешил выполнять задачу, а Андрей встал на позицию у дверцы. Преследователи немного озадачивали его своим упорным нежеланием отступить и перейти к осаде. Самоуверенность и наглость, с которыми они лезли на рожон, вызывали раздражение и удивление одновременно. Один раз они уже угостились гранатой, и глупо с их стороны полагать, что она была у него одна. Но, тем не менее, они продолжали, удивляя Андрея полным отсутствием у них не то что критического, а вообще хоть какого‑нибудь мышления.

Андрей напряженно смотрел в темноватый подъезд, ожидая увидеть ещё одну бородатую рожу. Где‑то на крыше послышался резкий удар, затем ещё один, но Андрей не сбавлял концентрации и не отвлекался. Конечно, эти звуки могли исходить вовсе не от Игоря, а от противника, рвущегося на крышу через соседние подъезды, но Андрей решил довериться брату и не ослаблять внимание, потому что тут перед ним тоже были враги.

Наконец, как он и ожидал, из‑за угла быстро выглянул какой‑то очередной бородач и сразу спрятался обратно. Чека уже была выдернута, так что Андрей немедленно метнул гранату в отверстие и поспешно отпрянул.

«Заря‑2М», как ему и обещали торговцы в Ольховке, оказалась весьма эффективной. Грохот в подъезде был такой, что казалось, обрушится дом. Андрей надеялся, что вопли оглушенных и контуженных наверняка деморализуют тех, кому повезло избежать эффекта гранаты, если такие вообще были.

Оглянувшись, он увидел Игоря, машущего ему рукой. Сорвав с разгрузки ещё одну боевую гранату, Андрей забросил её в дыру и рванул к брату, даже не оглядываясь. Вопли в подъезде лишь на пару секунд утонули в усиленном стенами подъезда хлопке взрыва.

Другой подъезд был пуст. По крайней мере, на первый взгляд. Так быстро, как только было возможно из соображений безопасности, они спустились вниз и остановились у выхода. Во дворе никого не было видно, но из соседнего подъезда, того, где находилась их квартира, доносились приглушенные стоны и возгласы.

– Что дальше? – спросил Игорь. – До машины метров сто‑сто двадцать. Как думаешь, у них может быть снайпер?

– Не знаю, но нет времени выяснять. Наверняка скоро сюда подтянут подкрепления. Только бы они не вскрыли машину.

Андрей ещё раз осмотрелся. Дорога была каждая минута, потому действовать нужно было быстро.

– Пойдёшь вперёд, перебежками и зигзагами. Если снайпер есть – постарайся не дать ему стрелять по тебе больше одного раза, а я прикрою. И не забывай про тыл – эти могут оклематься, могут быть и такие, что не пострадали.

– У‑ух, – поёжился Игорь. – А, может, лучше ты проверишь снайпера, а я прикрою?

– Игорь! Давай бегом! Нет времени спорить!

– Понял.

Андрей не стал объяснять брату, что если его и заметят, то не сразу, а вот когда перебежку будет делать сам Андрей – его уже точно будут ждать.

Игорь несколько раз глубоко вздохнул. К горлу подкатывал ком, и парень сглотнул, но это не помогло. Он очень не хотел так опрометчиво рисковать, но и спорить тоже. К счастью, постепенно усиливалось действие стимулятора и сейчас эффект приближался к пику. Под его действием Игорь очень быстро решался даже на всякие авантюрные действия, которые в нормальном состоянии посчитал бы неприемлемыми, либо требующими длительного обдумывания.

– Я пошёл, прикрывай! – бросил он и рванул из подъезда.

Бежал зигзагами и так быстро, как только мог. Сначала планировал спрятаться за деревьями на детской площадке, но видя, что до него никому нет дела, сменил направление и рванул к развалинам трансформаторной подстанции. Всё прошло отлично.

– Давай, – прошипела рация на плече у Андрея.

Андрей побежал по тому же маршруту и быстро приблизился к развалинам. Стрелять начали, когда до укрытия оставался десяток шагов. Две пули просвистели рядом, ещё две вспороли землю в паре метров сбоку, но ни одна его не задела.

Андрей плюхнулся рядом с братом и смог перевести дух.

– Тебя не ожидали, – процедил он. – Видел откуда?

– В доме напротив, – Игорь рукой указал направление. – Успел заметить только одну вспышку на втором этаже. Кажется, второе окно слева.

Андрей рывком выглянул и посмотрел на указанное братом окно, но сейчас оттуда не стреляли. До машины было метров тридцать, и если у противника нет гранатомёта, то она могла стать неплохой защитой. А в ней лежали и ПКМ, и гранатомет: короче говоря, всё необходимое, чтобы быстро исправить ситуацию и попытаться унести ноги.

Только вот был ли гранатомёт у противника? Бородач был беспечен, его друзья – ещё более беспечны. Андрей склонялся к тому, что они бы поленились таскать с собой РПГ. Стоило рискнуть, иначе им с Игорем все равно конец.

– Нужно как‑то добраться до машины, – поделился своими очевидными соображениями Андрей. – Дай мне ключ, а сам прикрывай.

– Если хочешь, я могу рвануть к машине, а ты прикроешь, – предложил Игорь.

– Ого, какой ты стал смелый, – с въедливой насмешкой ответил Андрей, забирая протянутый ключ.

Игорь не комментировал и, приготовившись, крикнул:

– Пошёл!

Андрей выскочил из‑за укрытия и побежал за угол дома. Стрелять начали не сразу, поэтому он успел забежать в мертвую зону, где пули могли только вгрызаться в броню машины, чего и требовалось добиться. Короткий рывок – и вот он уже открывает дверь «Волка». Плотность огня противника уменьшилась – это Игорю удалось обстрелять позицию одного из стрелков. Тогда они перенесли огонь на него, и теперь уже Игорю пришлось спрятаться.

Андрей тем временем из кабины открыл дверь десантного отделения и, быстро оббежав машину, через пару секунд был уже внутри. Схватив ПКМ, он проверил ленту и выскочил с ним обратно на улицу. Противник начал о чем‑то догадываться, потому что огонь вновь перенесли на Андрея, и пули, порой мерзко визжа, зацокали по дверце и асфальту. Андрей отбежал за машину и передвинулся к капоту, намереваясь стрелять от бедра.

– Давай! – прикрикнул он в рацию, дождавшись, когда стрельба утихла.

Игорь выскочил из укрытия и понёсся к углу здания. Из двух окон, расположенных рядом в доме напротив, сверкнули вспышки, но пули полетели не в него, а в Андрея, которого было немного видно из‑за капота. Парень присел, подождал немного, а затем, собравшись, высунулся из‑за колеса и открыл огонь. Пули полетели сильно мимо, но очень быстро Андрей скорректировал огонь и отогнал противников от окон, не давая стрелять. Игорь проскочил мимо него и перелез на пассажирское сидение, присев на полу. Убедившись, что Игорь в безопасности, Андрей убрался обратно за машину, а затем перебрался в кабину. Пули цокали по броне, но Андрей не обращал на них внимания. Он завёл двигатель, и «Волк», взревев, рванулся с места.

Пули продолжали стучать по машине, но не могли пробиться внутрь. Лобовое стекло всё было в трещинах, обзор был ни к чёрту, но Андрей быстро приспособился. Как он и предполагал, тяжелого оружия или хотя бы пулемёта у двоих оставшихся противников не было. Зато было кое‑что посерьёзнее.

Проскочив через дворы и трамвайные пути, ломая кусты, они выскочили в узкий дворик, где дорогу им преграждал легковой «Ситроен». Протаранив его, они вылетели на улицу, где в паре сотен метров слева увидели БТР‑80.

– Твою мать! – впервые реально испугавшись, закричал Андрей и вдавил педаль газа в пол.

«Волк» заревел, словно раненый зверь, и стал увеличивать скорость. Стрелок БТР оказался гораздо проворнее своих товарищей и открыл огонь, но на ходу ему трудно было попасть в мечущийся по дороге бронеавтомобиль. Либо же он просто был слабо подготовлен, потому что поначалу пули даже не попадали в машину, красиво прочерчивая воздух рядом с ней. Впрочем, красивым это посчитал только Игорь, а вот Андрею происходящее явно отбило художественный вкус. Но вскоре ситуация переменилась, и Романовы ощутили несколько сильных ударов по «Волку», сопровождавшихся своеобразным звоном, но к счастью ни одна из пуль не проникла в кабину.

Андрей не стал ждать, пока стрелок БТР пристреляется ещё лучше и свернул на ближайшем перекрёстке. Там, вскользь распихивая изредка попадавшиеся на пути машины, он сумел оторваться настолько, что когда БТР ввалился на ту же улицу и вновь открыл пока ещё неприцельный огонь, Андрей уже сворачивал на следующем перекрестке. У «Волка» было значительное преимущество в скорости и Андрей выжимал из него всё, что мог. Была только одна проблема – что‑то начало стучать в районе заднего моста. Машина была их единственным билетом домой, и Андрей прекрасно понимал, что её потеря или поломка может обернуться для них катастрофой, так что решил не издеваться над ней, немного сбавив скорость.

– Куда ехать? – спросил он. – Я не помню города.

Слава богу, что они догадались обзавестись всеми возможными картами. Какими‑то в «Убежище», но по большей части – у торговцев в Элисте. Между прочим, это была идея Игоря. Он глянул в нужную карту, потом достал из бардачка машины компас. Подумал немного, выбирая из вариантов, где они могут находиться, и начал направлять брата. Возвращаться на проспект Ленина было опасно – противник наверняка будет ждать их там. Впрочем, кроме скрытности это не имело особого смысла, потому что важнее всего для них было попасть на главную улицу всего города, и по ней уже добраться обратно до моста через ВДСК, по которому они перебрались на эту сторону. Единственный риск здесь заключался в том, что противник мог предугадать такой вариант и ждать их там.

Игорь сверил брату свои опасения, но тот не согласился.

– Если бы они узнали о нас при въезде в город или хотя бы в районе моста через ВДСК – они не стали бы ждать, пока мы доберемся к своей цели через весь город, а напали бы раньше. Я почти уверен, что они базируются где‑то в северной части города и вряд ли знают, откуда мы взялись и куда направляемся.

Ответ был логичен. Впрочем, Игорь в любом случае не стал бы сейчас спорить, и был рад, что Андрей взял на себя ответственность за их жизни. Стук заднего моста навевал мрачные мысли, но оба старались отгонять их подальше. Погони не было видно. Возможно, они сбросили хвост, но пока рано было с уверенностью утверждать это. В любом случае по дороге к мосту они больше не встретили никаких препятствий. Братья проехали последний поворот, и теперь прямой широкий проспект выводил их прямо на мост. Именно тогда, сворачивая,Андрей краем глаза заметил, как слева, с бульвара Энгельса на проспект выруливает БТР‑80 – кошмар вернулся.

– Черт, как они тут оказались?! – изумился Андрей, чувствуя, как его бешеными порциями снова стал наполнять адреналин.

– Не знаю, но гони, гони! – азартно крикнул Игорь в ответ.

Андрей вновь начал выжимать из машины всё, на что она была способна, и до моста сумел прилично оторваться от более медлительного БТР‑а, вновь открывшего огонь. Дистанция была велика, и КПВТ успел выпустить несколько десятков патронов, прежде чем Романовы, вновь с волнением наблюдавшие пролетающие мимо машины трассеры, с содроганием услышали тот самый леденящий душу глухой звон, сопровождающий пробитие брони крупнокалиберной пулей. К счастью, это был единственный точный выстрел, а дальше «Волк» перевалил через середину моста и помчался вниз, выскользнув из прицела БТР‑а.

Проскочив в поворот за мостом, они почувствовали себя почти в безопасности, а проехав ещё пятьсот метров и добравшись до следующего поворота, лишь мельком увидели поворачивающий им вслед БТР.

– Йуху! – то ли от действия наркотика, то ли от переизбытка адреналина заорал Игорь и заметался на сидении. – А‑а‑а‑а‑а!!! Андрю‑у‑ха‑а! Мы их сделали!

Андрей тоже улыбнулся, но не спешил проявлять бурную радость – они все ещё находились в Волгограде, и пока не покинут его – он не будет чувствовать себя в безопасности. Всё‑таки это была территория противника и у него в руках ещё могли быть какие‑то козыри.

Вырвавшись из тисков этой смертельной погони, Андрей начал лучше осознавать происходящее и быстро обратил внимание, как безумно колотит его тело из‑за адреналина. Причём некоторое время никакие попытки совладать с собой ему не помогали. Когда напряжение немного спало и Андрей смог отвлечься от мыслей об их с братом безопасности, он вновь начал обращать внимание на происходящее вокруг и первым, что привлекло его внимание, стал гулкий стук ходовой. Выделив его среди остальных звуков, которые издавала машина, Андрей заметно помрачнел, а когда обратил на стук внимание Игоря, эйфория последнего тоже быстро сошла на нет.

– Как думаешь, выдержит? – взволнованно спросил Игорь.

– Откуда мне знать? – резко отрезал Андрей.

Игорь затих, и они продолжили путь в напряженном молчании. Вскоре справа мелькнула ржавая перечеркнутая табличка с трудночитаемым названием «Волгоград», и только теперь парни смогли немного расслабиться. Полдела было сделано – оставалось только вернуться домой.


Глава 4.3



6

Всю дорогу до деревни, в которой они оставили «англичанку», Андрей изо всех сил гасил в себе желание остановиться и взглянуть на подвеску. Звук, доносившийся оттуда, был такой, что создавалось твердое убеждение: если машину остановить – с места она уже не сдвинется. К тому же он боялся того, что может там увидеть, и предпочел быть страусом и понадеяться на авось. Плюс в машине стало сильно вонять соляркой и первое, что братьям обоим пришло в голову – что пробит бак, но настоящая причина запаха оказалась не настолько катастрофической, хоть и тоже очень неприятной.

Не менее весомой причиной продолжить движение было так же и то, что взбешенные потерями враги могли устроить погоню, поэтому Андрей желал уехать как можно дальше, прежде чем остановиться хотя бы для беглого осмотра. Однако была одна штука, которую мало заботили взгляды и проблемы Романовых или ярость их врагов – уровень топлива в баке. Когда въезжали в Волгоград, там было ещё немало горючего, потому Андрей не стал заправляться, но теперь его уровень стал критически низким, и им пришлось остановиться, чтобы это исправить.

Андрей затормозил прямо посреди дороги и быстро вышел из машины. Игорь последовал его примеру. Обойдя её, они провели беглый осмотр. В двери десантного отделения парни насчитали четыре дырки с рваными краями и все они, учитывая броню машины, выглядели устрашающе. Затем Андрей потянул за ручку, открывая дверь, и в нос им тут же ударил стойкий запах солярки, а сама она тонкими струйками начала стекать на асфальт.

– Че‑е‑рт, – не предвкушая ничего хорошего, опечаленно протянул Андрей.

Они брали топлива с запасом, так что у них оставалось примерно литров двести, включая то, что ещё плескалось в баках, но две большие сорокалитровые канистры оказались пробиты и таким образом почти половину они потеряли. Несколько сидений внутри оказались распороты и тлели, выделяя дымок и неприятный запах, а металл их конструкции был пробит и разворочен. В боковой стенке так же зияла пробоина. Можно было лишь гадать, как пуля умудрилась туда попасть. Андрей забрался внутрь и вылил на сидения немного воды из уцелевшей баклаги, лежавшей тут же. Затем аккуратно, одну за другой, передал Игорю поврежденные канистры с топливом, в надежде, что там осталось больше, чем кажется, а затем и три полные емкости.

– Этого хватит? – вполне спокойно спросил Игорь.

– Примерно. На всякий случай попытаемся в Элисте добыть ещё хотя бы канистру. В целом всё гораздо лучше, чем я думал. Когда полилась солярка – мне казалось, что пробиты все канистры. Такого труда стоило выпросить их у Гронина…

Игорь взялся заливать топливо, а Андрей осмотрел оружие, которое ещё оставалось в десантном отделении. Гранатомёт был в норме, а вот во второй ПКТ попала пуля, и он пришёл в полную негодность.

Затем, громко выдохнув и набравшись смелости, он заглянул под днище. Здесь в глаза сразу бросился один из элементов подвески, вандальски растерзанный пулей. Это было что‑то похожее на рычаг, но Андрей плохо разбирался и не мог определить, что это такое. Наверняка на скорости именно искореженные обломки этой штуки стучали о кузов или друг об друга. Машина совсем чуть‑чуть просела в ту сторону, но остальные элементы, кажется, не пострадали, так что Андрей, наконец, смог вздохнуть с облегчением – похоже, они смогут дотянуть до дома.

Возможные проблемы с машиной изначально были одной из главных причин для волнения, поэтому перед выездом Андрей просил как можно внимательнее проверить «Волк» на предмет неисправностей. И до этого момента всё шло хорошо, но никто не предполагал, что их обстреляют из КПВТ.

Окончив все дела, они вновь двинулись в путь. Эффект стимулятора уже почти прошел и Игорь начал погружаться в себя. Андрей же молча вёл машину, анализируя произошедшее и усваивая опыт. Молчание длилось довольно долго, пока его не прервал сам Игорь.

– Что будем делать дальше? – глядя перед собой, подавленно промямлил он.

Андрей повернулся и внимательно посмотрел на брата.

– В смысле? Жать педаль и ехать домой.

– Я не про то, – Игорь выдержал коротенькую паузу. – Я про отца.

Теперь паузу выдержал уже сам Андрей, и отнюдь не коротенькую. Да, тут было над чем подумать. Единственное, что он реально понял из всего, что они сумели разузнать – отец, скорее всего, мёртв. Будь иначе – о нем точно стало бы известно как минимум «Булату», а то и ещё кому. Всё‑таки, по словам Гронина и других людей, кто с ним встречался, отец был весьма яркой личностью, а такие в новом мире в итоге приобретают широкую известность. Разве что кроме «Рассвета» и состоящих в нём людей… В любом случае, даже если продолжать верить, что отец жив – им его точно не найти. Теперь Андрей смог принять это, но пока что лишь надеялся смириться. Похоже, пришло, наконец, время повзрослеть и найти в себе силы посмотреть в глаза реальности.

– Его больше нет, – решительно, хоть и с горечью, заявил Андрей. – Мы сделали все, что могли, даже исполнили свою давнюю цель и побывали дома. Всё, что нам осталось – смириться и принять этот факт.

– Не могу я с этим смириться, – после паузы пробубнил Игорь.

Следующая пауза была продолжительной. Очень продолжительной. Во время неё злость, которую Андрей ощутил ещё в квартире, вернулась и начала задавать вектор его мыслям. Он стал размышлять о причинах и следствиях, и внезапно для самого себя пришёл к выводу, что его интерес к причинам и виновникам эпидемии это вовсе не интерес – это его новая цель. Придя к такому заключению, Андрей снова заговорил. Уверенно и зло.

– Можешь игнорировать, можешь не верить, но в итоге всё равно придется смириться. Он мёртв. Погиб в бою, умер от болезни или от голода – мы не знаем, но его точно убили, потому что не случись эпидемии – он был бы жив и рядом с нами. И не только он.

Он замолк ненадолго. Игорь не торопился ничего отвечать на его речь, поэтому вскоре Андрей изложил свою мысль до конца.

– С этого момента я буду стремиться только к одной цели – найти и убить всех, кто так или иначе к этому причастен.

И снова Игорь промолчал. Опять воцарилась долгая тишина, прерываемая только гулом двигателя и шумом колес да злосчастным стуком подвески. Игорь, размышлявший о том, что только что сказал брат, попутно начал обдумывать и их приключение. Пережитый стресс всегда впоследствии отзывался в нём некоторой подавленностью, а сейчас, когда у него начинался пока ещё слабый, но всё же абстинентный синдром, он был особенно склонен сгущать краски. Однако, как ни странно, его мысли не были туманны или запутаны. Просто он сосредоточил своё внимание не на том, что нужно.

– К этому тоже никак не могу привыкнуть, – вздохнув, сказал он, спустя минут двадцать.

Поглощенный размышлениями, Игорь не обратил внимания на течение времени, думая, что прошло минуты две, не больше. Поэтому когда он заговорил, Андрей не сразу понял, о чем именно идет речь.

– К чему?

Игорь одарил брата коротким скептическим взглядом, будто искренне удивлялся, как это Андрей может не понимать о чём речь, если они только что об этом разговаривали.

– К тому, как легко ты убиваешь.

Перед глазами у Игоря стоял Андрей с окровавленным ножом в руке, внимательно глядящий на только что убитого им человека. Это был не совсем тот образ, который он реально увидел, но его ускоренное наркотиком воображение дорисовало кое‑что от себя.

Андрея задело это утверждение. Хотелось сразу же ответить что‑нибудь едкое, но он сдержался и заставил себя промолчать. Благодаря этому он взял эмоции под контроль и выдержал небольшую паузу, размышляя. Игорь считает, что ему легко… наивный.

– С чего ты взял, что мне легко? – с вызовом поинтересовался он.

– Я видел, как ты убил ножом того бородатого. Ты и глазом не моргнул. Раньше ты бы такого не сделал.

Теперь Андрей и сам задумался об этом. Он не хотел говорить Игорю, что в тот момент был очень зол и, грубо говоря, через убийство вымещал эту злость. Да и дело ведь было даже не в злости – они выживали, а для этого в той ситуации убивать было просто необходимо.

– Во‑первых, это не легко, уж поверь, – начал Андрей, но затем ненадолго запнулся. – Наверное, я… просто… я принял происходящее, принял, что это необходимое зло. А во‑вторых, по‑твоему, было бы лучше, если бы он убил нас?

– Нет, конечно. Ты всё сделал правильно, – покачал головой Игорь и взглянул на брата слегка туманным взглядом. – Я же сказал – просто не могу привыкнуть, что ты стал таким.

– Каким?

– Не знаю, как объяснить… Если ты говоришь, что это даётся тебе не легко, то тогда это не хладнокровие, нет, но… назовём это решительностью. Ты стал решительным, когда дело клонится к убийству. Наверное, потому со стороны и кажется, что ты делаешь это легко.

– Нас обучили, поэтому так и кажется, – отрезал Андрей раздраженно и после паузы продолжил уже более спокойно. – Конечно, я буду кривить душой, если скажу, что убийство терзает меня так же, как когда‑то. Когда на твоих руках кровь десятков людей – убийство уже не кажется чем‑то запредельным, хоть ты сам знаешь, что раньше причинить боль человеку было для меня недопустимым злом.

Андрей умолк и пару минут они ехали молча. Когда он продолжил говорить, его голос уже не был таким твердым, а в тоне вместо лёгкого раздражения присутствовала доля сожаления, или даже раскаяния.

– Я научился мобилизоваться, – медленно говорил он, глядя на дорогу. – Когда вокруг становится опасно, когда смерть угрожает мне или тебе, или любому из наших – я научился сосредоточиваться, не пускать в голову мысли о том, что я должен и буду убивать. Я стараюсь разжечь в себе ненависть к врагу, найти какую угодно причину, достаточную для того, чтобы не раздумывая убить его. Без этой ненависти я бы не был способен… Легко… Это болтать тебе легко. Когда всё заканчивается, когда мы выходим из боя, когда попадаем в атмосферу безопасности, например, в «Убежище» – у меня появляется время подумать обо всем, и тогда я ужасаюсь того, кем я стал. Ведь я понимаю, что стал убийцей…

– Ты не стал, – мягко возразил Игорь, не глядя на брата. – Из нас сделали убийц. Гронин, Родионов…

– Нет, – решительно перебил Андрей.

Никогда и ни за что он не согласится, что Гронин или Родионов сделали с ними что‑то плохое. Именно благодаря им братья до сих пор живы, благодаря им они умеют за себя постоять, благодаря им они воплотили в жизнь свою мечту, достигли цели, которую считали почти нереальной. Как после всего этого Игорь вообще может такое говорить?

– Они тут ни причем, – продолжил Андрей спустя секунду. – Мы сами захотели этого. Я захотел… Чтобы уметь защитить себя и тех, кто мне дорог. И я не жалею об этом.

Игорь ничего не сказал. Некоторое время они ехали молча, а затем Андрей продолжил свою исповедь. Он говорил путано, не всегда понятно, но искренне.

– Ты не поверишь, но я начинаю ненавидеть «Убежище». Когда мы там – я словно схожу с ума. В походе я думаю о задачах, о выживании группы, планирую наши действия. На базе же я по‑тихому съезжаю с катушек. Безопасность заставляет меня задумываться: «правильно ли я поступаю?». И знаешь, что пугает меня больше всего?

Андрей посмотрел на брата, но тот не ответил, а лишь вопросительно взглянул на него, ожидая продолжения.

– Что я начал одобрять убийство. У меня появилась твердая убеждённость, что мы всё делаем правильно, что должны убить всех, кто сеет хаос, издевается над слабыми, продает людей в рабство, убивает для развлечения.

– Но разве это неправильно? – удивился Игорь.

– Может и правильно, – неуверенно ответил Андрей, – но раньше я верил, что всех можно перевоспитать, переубедить. Я ведь считал, что люди просто запутались, оказавшись в ситуации, когда каждый сам за себя. Эта вера мотивировала меня бороться за тот лучший мир, который декларирует полковник Гронин. Но потом я понял, что людям это нравится – они не хотят порядка, не хотят законов, им не нужны мораль и правила. Так я пришёл к выводу, что всех, кто не желает жить в мире и согласии – нужно убить… Представляешь? Я, который раньше хотел всех спасти, который считал величайшим злом причинять другому человеку боль и страдания, теперь считаю, что всех нужно убить!

– Ну‑у, если подумать логически, то нельзя с этим не согласиться… – задумчиво протянул Игорь, поразмыслив.

– Черт! Ну хоть ты меня не поддерживай! – простонал Андрей.

Игорь вскинул брови и промолчал. Он и сам за последнее время сильно изменился, и тоже не в лучшую сторону. Так что он не особо чувствовал за собой моральное право критиковать брата.

– Наверное, я начал терять человечность, – после короткой паузы добавил Андрей. – Я чувствую, как каменеет моё сердце, как жизни людей теряют для меня ценность.

– Эх, брат, – вздохнул Игорь, выдержал секундную паузу, а потом сказал нечто совсем неожиданное. – Поверь – тебе лучше.

Теперь пришёл черёд Андрея скептически вскидывать брови и коситься.

– Да‑да, не смотри на меня так. Ты‑то хоть в чём‑то уверен, пусть иногда и ужасаешься своих поступков. Но зато ты способен делать то, что считаешь правильным. Я же наоборот – понимаю, что мы делаем правильное дело, или что мы должны убивать, чтобы выжить, но всё равно боюсь идти в бой, боюсь, что меня убьют, боюсь быть раненым или покалеченным, боюсь боли, боюсь страдать… А про то, чтобы зарезать человека ножом – бр‑р‑р.

Игорь поёжился и затряс плечами. Андрей молчал.

– И ещё больше я боюсь, что рано или поздно кто‑нибудь зарежет меня. И эти таблетки, против которых ты так горячо выступил – они всё, что у меня есть. Без них я стал бы совершенно бесполезен. И этого я тоже боюсь.

– А вот тут ты ошибаешься, – с теплотой возразил Андрей, когда Игорь замолк. – У тебя есть я, у тебя есть куча друзей, готовых ради тебя на все. И ты не бесполезен.

– Бесполезен‑бесполезен. Не надо меня обманывать, – самоуничижительно сказал Игорь.

Возможно, он хотел, чтобы Андрей и дальше отрицал его слова, может, ждал, что брат начнёт хвалить его. Да, наверное, это именно то, чего ему так остро не хватало – признания и похвалы от брата, который всегда был решительнее его. Только вот Андрей поступил совсем по другому.

– Если хочешь быть полезен – ты должен бросить наркоту, – потребовал он.

– Я не могу, – покачал головой Игорь. – Нет‑нет, не потому что подсел, а потому что без неё я не смогу преодолеть свои страхи, снова буду обузой. Тогда я стану вам не нужен.

– Нет – ты бросишь. И я скажу почему. Я знаю всех своих бойцов: их возможности, сильные и слабые стороны. И таким образом строю тактику. Под действием этих таблеток ты меняешься, становишься другим, и тогда я уже не знаю чего от тебя ожидать, перестаю доверять тебе.

– Но сегодня ведь доверял? – с вызовом спросил Игорь.

– Сегодня у меня не было выбора, – отрезал Андрей. – Но когда такой выбор у меня будет – я предпочту изолировать тебя. И вот тогда ты точно станешь бесполезен.

Игорь вздохнул, ещё не осознав, но уже догадываясь, что обманывает сам себя – он подсел. Он постоянно боролся с желанием принять таблетку, особенно в стрессовой ситуации, и это желание всё чаще становилось сильнее его. Он уже отдал за них много ценных вещей и совсем скоро ему станет нечем расплачиваться. Что с ним будет тогда? А что, если рассказать обо всем Бернштейну… Уж он‑то точно посоветует, как соскочить. Довольный своим решением, Игорь позволил себе улыбнуться. Но, к сожалению, дальше идеи дело в итоге так и не зашло.


7

Андрей не доверял деревенским, у которых он оставил «англичанку», и когда он говорил, что хочет перестраховаться, то ещё не знал, что именно сделает. Но по дороге из Волгограда, у него появился план – с собой у них было две мины с дистанционным подрывом, и именно на них он делал ставку.

– Остановимся в нескольких километрах от деревни, – предупредил он Игоря. – Уже темно, так что я пойду вперёд с ПНВ, проверю деревню и установлю мины, а на рассвете схожу за нашей подружкой. Ты прикроешь меня так же, как и в прошлый раз, но теперь прихватишь с собой гранатомёт, и в случае если мин окажется недостаточно – пальнёшь в ближайший сарай, надеюсь, этого хватит чтобы вправить им мозги.

Игорь внимательно всё прослушал и согласно кивнул. Он был слабоват в планировании подобных мероприятий, а в том немного подавленном состоянии, в котором находился сейчас, вообще мало чем мог помочь.

– Когда подрывать мины?

– М‑м‑м, давай так – я скажу какое‑то кодовое слово, например, «очень жаль», и тогда ты взрываешь первую, но только одну!

– Понял. А вторую?

– А эту – по обстоятельствам.

Выполнив ночью задуманное, утром Андрей уверенно шагал к видневшимся впереди домам. За пару дней здесь абсолютно ничего не изменилось – потрёпанные избы, разваливающиеся сараи и покосившиеся изгороди – вся атмосфера уныния и безнадёжности оставалась на месте.

Подойдя к знакомому дому, где жил мужик, которого Андрей для себя решил считать старостой, он уже хотел было постучать в дверь, когда его внимание привлёк человек в соседнем дворе. Какой‑то мужчина с перекошенным от страха лицом выскочил из сарая, что есть духу пронёсся по двору к дому и исчез внутри. Послышался лязг и грохот торопливо запираемых дверей. Это было подозрительно.

Неприятное ощущение пронеслось по телу, но Андрей лишь глубоко вздохнул, и всё вновь пришло в норму – ещё не случилось ничего такого, из‑за чего стоило бы нервничать. Подумаешь, эка невидаль – местный испугался вооруженного чужака. Осмотревшись и не заметив больше ничего подозрительного, Андрей постучал кулаком в дверь. Стоя вполоборота к дому, можно было легко держать в поле зрения соседние дворы и быть готовым к возможным сюрпризам.

Дверь не открыли. Андрей постучал ещё раз, уже громче – тот же результат. Тогда он принялся колотить в дверь прикладом автомата, но и это не возымело эффекта.

– Выходите! – грозно рявкнул он, теряя терпение. – Или я всё здесь разнесу к чертовой матери!

Ответа не было. Озадаченный Андрей стоял на месте, не решаясь воплотить свою угрозу в жизнь. Он хорошо помнил как «Степные волки» жгли деревни и убивали жителей, и меньше всего хотел бы уподобиться им, но если на его призыв никто не ответит – ему придется немного подпортить этим балбесам материальную часть.

Наконец, когда Андрей уже начал всерьёз подумывать о том, чтобы взорвать первый заряд, за дверью послышался скрип, затем лязг тяжёлого металлического засова, и в конце концов на пороге отворившейся двери показался уже знакомый ему немолодой мужчина. Он не выглядел испуганным, а наоборот в его выцветших глазах светились решимость и смелость. А ещё от него за версту несло самогоном.

– Я здесь. Чего ты хочешь? – слегка заплетающимся языком сказал он вместо приветствия.

– Наконец‑то. Вы сами знаете, зачем я пришёл.

Староста немного прикусил губу, не решаясь говорить. Андрей давно почувствовал, что что‑то не так, и, прищурившись, смотрел на него, пытаясь понять, что происходит.

– Девки здесь нет.

– Чего?! – опешил Андрей. – Что значит «её здесь нет»?! Где она?

– Сбежала…

На миг Андрей потерял дар речи. Но лишь на миг.

– Что? Куда сбежала? Она по‑нашему ни слова не знает, вокруг степь на сотни километров. Вы меня за дурака держите?!

Староста замешкался с ответом, и это послужило для Андрея подсказкой.

– Что вы с ней сделали, уроды? – злобно процедил он.

Тон Романова не предвещал ничего хорошего и староста понял, что если он продолжит отпираться, то всё закончится плохо. Нужно рассказывать всё, иначе и ему, и его односельчанам несдобровать. Черт его дернул согласиться на эту сделку.

– Сбежала она! – чуть решительнее начал он. – Чего греха таить – недоглядел я, и наши балбесы полезли к ней, но за глупость свою они отплатили. И даже сверху того дали.

– Что это значит? Ты байками решил меня покормить?

– Нет. Вот тебе крест – правду говорю, – староста энергично перекрестился. – В сарае я её закрыл – там на сене она спала, дал ей тряпок разных и одеяло старое, чтоб не замёрзла. А Сашка и Иван, окаянные, подстерегли, когда я слышать ничего не мог, и забрались в сарай. Да только не вышло ничего у них. Побила она их сильно, кобылу украла и сама сбежала.

– Побила, говоришь? А ну‑ка, пойдём посмотрим как она их побила.

– Не посмотришь ты ничего, – дрогнувшим голосом сказал староста. – Иван считай сразу помер, а Сашка – вчера. Уж схоронили.

Вот это поворот… Такого Андрей никак не ожидал. Чуть живая женщина, слабенькая и беззащитная, забила до смерти двух здоровых мужиков? Если бы собеседник не говорил так убедительно, то Андрей бы подумал, что тот сбрендил, но парень немного научился разбираться в людях, и сейчас он склонен был поверить, что ему не лгут. Оставалось проверить его слова.

– Показывай, где похоронили, – безапелляционно приказал Андрей. – Если вздумали играть со мной – пеняйте на себя.

Тон и вид Андрея ясно давали понять, что он не шутит. Староста вздохнул, медленно стянул с вешалки рядом телогрейку, напялил на вытянутую голову старую шапку, и повёл Андрея по селу, постепенно удаляясь от его машины. Это означало, что в случае чего Игорь не сможет помочь брату.

«Может, зря я это затеял? Если я их недооценил, и они устроили засаду – дело дрянь… Ладно, посмотрим», – раздумывал Андрей, следуя за своим проводником.

Тот уверенно шагал впереди, не оборачиваясь и храня молчание. Андрей часто резко оглядывался, пытаясь следить за происходящим вокруг, но возле немногочисленных деревенских домиков у пруда была куча всяких сарайчиков и пристроек, в которых можно было спрятать хоть целый взвод, не то что десяток человек, и уследить за всем он не мог.

Они дошли до места, где дорога резко сворачивала в сторону. Домики следовали за ней, а справа, метрах в сорока от дороги, за плетенью, виднелись самодельные кресты из толстых веток. Староста завёл Андрея за плетень и остановился у двух холмиков. На одном из них земля уже затвердела, покрылась коркой и была немного притрушена снегом, на втором же была совсем свежей. Похоже, её действительно насыпали, самое позднее, накануне вечером. На каждом кресте висела небольшая деревянная табличка, с выцарапанной на них одной и той же фразой: «Покойся с миром». На первой было дописано в конце: «Иван Тищенко», на другой, что посвежее – «Александр Бабин». Похоже, староста действительно не лгал. Или же они подготовились к прибытию Андрея, а о судьбе женщины можно было только догадываться. Впрочем, второй вариант с каждой минутой казался Андрею всё менее правдоподобным. Похоже, дама действительно оказалась совсем не той, кем выглядела. Ну, или не той, кем показалась Андрею с братом и жителям этой деревушки.

– Как она их убила? – спокойным голосом спросил он, делая вид, что окончательно поверил в историю старосты.

Мужчина вздохнул, глядя на могилы, и ответил с печалью в голосе.

– Не думал я, когда решил запереть её в сарае, что всё так обернётся. Это ж хозяйство – везде полно всякого инструмента. Молотом она Ивану в голову ударила. А Иван всегда с собой нож охотничий носил. Вот она тем ножом потом Сашке трижды в живот засадила. Он живой ещё был, как я его нашёл. При памяти. Рассказывал, как всё было, помочь просил. Но мы не смогли спасти – таки помер вчера на вечер. Очень изворотливая баба, говорил, получше любого мужика дерётся.

Андрей отошёл от могил и остановился у выхода, позвав старосту за собой, но тот не спешил уходить. Когда с тобой рядом долгие годы живут лишь два десятка человек, они, пусть даже далёкие от твоей крови, становятся родственниками, семьёй. Его выцветшие глаза виновато смотрели то на Андрея, то на свежие холмики земли, под которыми лежали люди. Он нёс ответственность за них, и теперь их смерть тяготила его.

Женщина тоже была его ответственностью. Будь проклят тот день, когда в деревне появился этот высокий парень с серьёзным, внимательным взглядом, и привёл с собой убийцу в юбке. Но прошлого не воротить и теперь мужчина ждал расплаты. Вчера у жителей был большой совет на эту тему, где они пытались решить, что делать. Некоторые боялись мести и на несколько дней сбежали из деревни, ещё несколько человек рвались с боем защищать свои дома, даже предлагали устроить засаду. Тогда и вмешался старик Ратич – настоящий староста деревни, которого Андрей не видел и не знал. Он рассудил довольно здраво – ответственность должны нести те, кто нарушил условия уговора, а раз они мертвы, значит, отвечать будет тот, кто заключал сделку.

В итоге мужчине, стоявшему сейчас рядом с Андреем, поручили как‑то договориться с пришельцем и, если придётся, даже отдать свою жизнь, но только чтобы остальных не трогали и не жгли дома. Вздохнув, он озвучил всё это Андрею и опустился перед парнем на колени. Выслушав его короткое объяснение, Романов некоторое время ошарашено пялился на бедолагу, а затем потребовал лишь одного – показать ему место происшествия.

Бегло осмотрев кровавые следы в сарае, Андрей спокойно выразил мужчине ещё одно требование – вернуться к себе в дом и не выходить на улицу хотя бы полчаса.

Когда его требование было выполнено, Андрей, даже не скрываясь от чужих глаз, снял обе заложенные им ночью мины и направился обратно к машине. Сомнения, конечно, всё ещё оставались. Они могли убить женщину в отместку за своих парней и избавиться от трупа, например, закопать отдельно от остальных или утопить в реке, но не будет же он пытать людей или искать тело? А, может, они спрятали её где‑то и держат в плену, желая оставить в деревне, а могилы – пустые…

Как бы там ни было – это будет на их совести. Андрей не знал ни кто была та женщина, ни откуда, ни даже как её зовут. Он не мог и не собирался мстить за незнакомого человека целому поселению, пусть даже они того и заслуживали. В любом случае рассказ мужчины вполне удовлетворил его и был очень похож на правду. Даже если он лжет, то им нужно отдать должное – для забитых деревенщин они слишком уж мастерски продумали свою историю и подготовились к прибытию чужаков: выкопали могилы, установили кресты, создали необходимый антураж в сарае. Нет, эти доходяги не были похожи на таких мастеров инсценировки, а если так… что ж, они заслужили свои овации.

На этом выводе пришлось остановиться. Теперь можно было ехать домой.

По дороге Андрей рассказал всю эту историю Игорю. Тот слушал с интересом, вставлял едкие комментарии и вообще почему‑то сильно развеселился.

– Так что же это получается, – размышлял вслух Игорь, глядя в окно, – мы спасли и пригрели кровожадную убийцу? Ты посмотри… А девка‑то горячая оказалась! Жаль, упустили…

– А ты хотел с ней развлечься? Так давай разыщем её и попытаешь счастья? Вдруг она недалеко ускакала?

– Нет, спасибо, – глупо заржал Игорь. – Я, пожалуй, пас.

– Так я и думал, слабак, – ухмыльнулся Андрей, хлопнув брата по плечу. – Кстати, сомневаюсь, что она такая уж кровожадная – они сами полезли к ней, и заплатили за попытку самую большую цену. Мы тоже молодцы – позволили замылить себе глаза, поверили, что она случайно оказалась в той колонне, что чудом выжила, что слабая и беззащитная. Как и эти олухи, что лежат теперь на кладбище. А теперь я понимаю, что всё это неспроста было, ведь девчонка явно профессионал – хорошо подготовленная. Она поступила очень умно, спрятавшись между трупами – сохраняла тепло. Это я ещё тогда понял, но подумал, что она просто головастая, потому что я бы, например, не догадался. А если бы и догадался, то вряд ли смог бы такое реализовать.

– Ага, только странно, что не умерла от удушья или блевотиной не захлебнулась, – вставил Игорь. – Смердело там будь здоров.

Андрею вдруг вспомнились слова Гронина, сказанные ему давным‑давно о том, что женщины могут быть не только мстительны или коварны, но и смертоносны. Пожалуй, это был как раз тот самый случай.

– Чёрт возьми, а ведь предупреждал же Гронин, говорил ведь – будь осторожен с бабами, а я, идиот, отнёс это только на счёт Ани Владовой… – поделился он своими размышлениями.

– Анька тоже непростая, но эта ей запросто фору даст.

– Да, она явно не промах. Знала на что идёт. Ну и драться, похоже, умеет неплохо. Не пойму только, почему она нас не замочила?

Игорь подумал секунду, а потом хмыкнул.

– Может, она мститель? Мочит мужиков, но только не просто так, а если есть за что? Вот мы – хорошие, не дали ей повода… Бррр – страшно подумать, что было бы, если бы дали…

– Я серьёзно. Она украла лошадь и помчалась в зимнюю степь. Одна. Наверняка даже без припасов. А могла ведь расправиться с нами и одновременно обзавестись и припасами, и машиной, и оружием.

Игорь задумчиво пожал плечами. В словах Андрея все было логично, но ведь почему‑то она этого не сделала?

– Ну, мы тоже не пальцем деланные – глаз с неё не спускали, но главное, мне кажется, в том, что она была слаба, не набралась ещё сил. Задержись она с нами на денёк‑другой, и это мы бы лежали на кладбище, а не эти несчастные.

– Может быть, – задумчиво, ответил Андрей. – Может быть.


Глава 4.4



8

Помещения, которые выделили для службы внутренней безопасности, оказались в одной из частей бункера, в котором Гронин и его люди пересиживали эпидемию. Теперь сюда даже подавалось электричество, генерируемое несколькими солнечными панелями, на которые наткнулась поисковая группа неподалеку от лаборатории, обнаруженной Романовым. Жаль, что лезть в саму лабораторию Родионов запретил, и командир поисковой группы не стал нарушать приказ.

Площадки под солнечные панели как таковой возле лаборатории не было. Были лишь разбросанные то тут, то там по несколько штук отдельные маленькие группки панелей, большая часть из которых отсутствовала. Все, которые удалось найти, перекочевали в «Убежище» и были подключены к сети бункера, которая единственная была к этому приспособлена. Инженеры сейчас работали над тем, чтобы расширить возможности сети, а Родионов, несмотря на риск, отправил ещё больше сапёров на минные поля возле лаборатории – искать другие солнечные панели. Те, что были установлены на самом бункере ещё до эпидемии, пришли в негодность без должного обслуживания ещё до того, как Гронин и его команда решились выйти из него. Впрочем, это стало одной из причин, почему они в итоге это сделали.

Попытка сторговать похожие панели у гильдии оказалась безуспешной и в принципе, никто в таком исходе не сомневался – нет смысла массово продавать то, что сделает кого‑то независимым от тебя.

Помещения бункера были крепкими и надежными. Они отлично подходили для тех целей, которые собирался реализовывать Коля. Отсюда нельзя было сбежать, да и звукоизоляция была отличной. Все что нужно для работы, которая должна быть малозаметной, а лучше – незаметной вообще.

Возглавив новую службу, он получил повышение, и теперь занимался тем, что формировал свой коллектив. Несколько ключевых должностей уже были заняты, но оставалась ещё одна, которую Дьяков хотел поручить человеку, которому он мог довериться в щекотливых ситуациях. Это был не совсем управляемый человек, но достаточно жесткий, даже жестокий, чтобы справиться с ней. Майору нужно было пугало, которого бы боялись, но которое при этом можно держать в узде хитростью и умом.

В дверь решительно постучали.

– Войдите! – развалившись на большом стуле, бросил Дьяков.

Дверь открылась, и на пороге возникло его будущее пугало – Олег Гронин. Осмотрев помещение, двигая одними лишь глазами, Олег медленно вошел, все ещё не глядя на хозяина кабинета.

– Ну и дыра, Николай батькович, – протянул он, приподняв брови, и уселся на стул напротив Коли.

– Чем богаты, – безразлично пожал плечами Дьяков. – Но для нашей работы сойдет.

– Пока что только для твоей, – поправил его Олег. – Ходят байки, что ты теперь шеф внутренней безопасности?

– Верно, – не без гордости кивнул Дьяков. – Именно потому ты здесь.

– Что ж ты шифруешь от меня такие секреты, а? Не стыдно?

– Прекрати паясничать. Есть дело.

Олег вперил в собеседника внимательный взгляд голубых глаз и подался немного вперед, показывая тем самым, что готов слушать.

– Мне нужен зам по такому щекотливому направлению, как сбор информации. Надо наладить сеть информаторов, верных и надежных информаторов, которые будут докладывать обо всём, что происходит в организации в каждом населённом пункте, что нам принадлежит. Этих информаторов надо будет постоянно держать в тонусе, чтобы не ржавели и не филонили, понимаешь?

Олег кивнул, но пока не сильно заинтересовался. Дьяков неплохо знал парня и потому сразу продолжил.

– Всё, что будут давать информаторы, надо будет обрабатывать – для этого у нас есть пара аналитиков, но вот дальнейшую разработку подозрительных личностей должен кто‑то вести. И я думаю, что ты с такой задачей справишься, правда?

– Что значит «дальнейшая разработка»? – прищурившись, уточнил Олег.

– То, что ты подумал, – криво улыбнулся Дьяков. – Наблюдение, сбор дополнительной информации, арест, допрос… что‑то ещё, с этим связанное.

Это уже было совсем другое дело – интересное. Здесь Олег чувствовал возможность развернуться. Запахло властью.

– Я почти заинтересовался. Осталось совсем чуть‑чуть, – он показал двумя пальцами насколько мало ему ещё нужно, чтобы согласиться.

– Тебе присвоят звание младшего лейтенанта и дадут все необходимые полномочия. Отчитываться будешь только мне, – догадавшись, что хочет услышать Гронин, добавил к вышесказанному Дьяков.

Младший лейтенант. Это выше, чем у Романова. Хо‑хо!

– Николай Сергеевич, я вас почти люблю, – шутливо пропел Олег, расплывшись в улыбке.

– Я знал, что тебе понравится, – улыбнулся в свою очередь Дьяков.

Далее они обсудили вертикаль подчинения, и Олег с интересом для себя открыл, что по сути, кроме майора Дьякова, подполковника Родионова и отца у него не будет других начальников, а это сулило очень, очень большие перспективы. Даже Дьяков, который имел на парня и его назначение свои виды, ещё не понимал, что сделал, когда предложил Олегу эту работу.

Павел Гронин, возможно, не одобрил бы выбор Дьякова, но в этот момент ему было не до этого – он был занят тем, что выслушивал у себя в кабинете посланца от Леонелли, прибывшего лично на вертолёте. Сам факт, что торговцы захотели встретиться, а не передать информацию по радиосвязи, уже намекал на некоторые выводы. К тому же они передавали предложение не через местного представителя, а через особого посланника, которого ещё и доставили вертолётом, в очередной раз удивив Павла своим транжирским отношением к драгоценному для него топливу.

Посланец предлагал работу, за которую сулил, как и всегда, дефицитную награду: топливо и некоторое оборудование, в котором группировка Гронина остро нуждалась. Забавно было, что совсем недавно Гронин как раз пытался торговаться с Леонелли за это оборудование, но тот наотрез отказался. И вот сейчас они сами его предлагали за проведение разовой, но обширной боевой операции.

– Так вы можете толком объяснить чего хотите? – требовал Павел.

Посланец развернул на столе Павла карту, которую долгое время крутил в руках, сориентировался и обвел карандашом три населенных пункта в Краснодарском крае.

– Сформировать ударную группу для одновременной атаки этих трёх населенных пунктов. В крайнем случае – одного за другим в течении двух суток. Всё, что вы сможете захватить там в результате атаки – ваши военные трофеи.

Павел внимательно посмотрел на карту. Он сразу всё понял, но намеренно делал вид, что изучает её, чтобы иметь время на размышления. Теперь ему было понятно, почему гильдия не доверила такие переговоры радиосвязи – они опасались, что «Чаян» может их перехватить, а стало быть, Заман не лгал: в технологическом и техническом плане у крымчаков и правда всё очень здорово. И судя по карте торговцы не зря боялись прослушки, а крымчаки не зря пытались слушать.

– А кому принадлежат эти поселения? – поинтересовался Павел, хотя прекрасно знал ответ.

Посланец окинул Павла проницательным взглядом, пытаясь понять, знает ли Гронин правду. К его чести он не решился врать, хотя именно такое указание получил от Леонелли, поскольку понимал, что если, вернее, когда такой примитивный обман раскроется – ничего хорошего из этого не выйдет.

– «Чаяну», – честно ответил он.

Павел театрально свернул губы в букву «о», вскинул брови и откинулся на спинку стула.

– Вы, должно быть, шутите? – все так же театрально он слегка отвернул голову, не сводя взгляда с посланца.

Тот отрицательно покачал головой.

– Ну, раз нет, то хотя бы поясните мне тактический замысел?

И снова отрицательное покачивание.

– Неплохое предложение, – с нотками сарказма отметил Гронин. – Отправить моих людей в мясорубку, вызвать на себя гнев крымчаков и всё ради солярки. Чувствуется дух Леонелли.

– Во‑первых, на них не будет написано, что они ваши, и крымчаки не обязательно поймут, что это сделали вы. У них там по соседству и «Новый порядок», и ряд других нейтральных группировок. Во‑вторых, если плата кажется вам недостаточной – назовите свою цену, и я передам её генералу Леонелли.

Павел выдержал паузу.

– Про во‑первых – эти люди и правда не будут мои, но не потому, что на них не будет шевронов, а потому что они там погибнут и станут просто трупами. Во‑вторых – нет такой цены, за которую я готов отправлять людей на верную смерть. «Чаян» это вам не «Степные волки». Тут за просто так не проскочишь. И воевать с ними без причины я не намерен.

Посланец молчал, сверля Павла внимательным взглядом. Его округлое лицо с равномерно разбросанными по нему носом, ртом и глазами, напоминало Гронину колобка.

– Вы – наш союзник…

– Мы не ваш союзник, – перебил его полковник.

– Нет. Вступив в «Булат» вы стали нашим союзником, и потому вы должны выполнить эту задачу. В перспективе она имеет большое значение для всех нас, а для вас – особенно. К тому же вы будете соответствующим образом вознаграждены.

Гронин спокойно и не перебивая дослушал посланника до конца, а затем возразил ему.

– Вот именно – «Булат» ваш союзник. Поэтому пусть моё командование мне эту задачу и ставит, – заявил он. – Я повторяю последний раз – я не отправлю своих людей умирать по требованию союзника, который даже не объясняет мне суть своих действий. На этом всё. Передайте генерал‑лейтенанту мой пламенный привет.

Посланец стоял в нерешительности, не зная, что ему делать. Ещё никогда «Булат» не отказывался от выполнения подобных заданий. В этом, собственно, часто и оказывалась суть их взаимоотношений с Торговой гильдией – проведение военных операций в обмен на материальные ресурсы. Как может быть такое, чтобы обычный полковник вёл себя так нагло?

– У вас есть ко мне ещё какие‑то предложения? – спокойным тоном поинтересовался Павел.

– Нет, – раздраженно бросил «колобок».

– Ну и славненько. Желаю вам счастливой дороги.

Посланник не спешил уходить. Несколько секунд он раздраженно смотрел на Гронина, но затем, нервными движениями свернув карту, направился к выходу и громко хлопнул дверью. В коридоре он столкнулся лицом к лицу с какой‑то делегацией, состоявшей из одряхлевшего старика в чине генерал‑полковника и молодого офицера, вероятно, адъютанта. С ними также шел и сержант, который перед этим провёл в кабинет полковника Гронина самого «торговца». Старик посторонился, пропуская посланника и понимая, что набранный тем нервозный темп просто сметёт его с пути.

– Молодым везде у нас дорога… – пробормотал генерал, окинув его изучающим взглядом.

Сделав ещё несколько шагов, он дошел додвери, в которую уже стучался сержант Лебедев. Услышав «входите», сержант отворил дверь и первым шагнул внутрь.

– Товарищ полковник, к вам генерал‑полковник Логинов, – сообщил он и подвинулся, уступая дорогу старику.

Тот вошел, с порога бегло, но внимательно оглядел полковника и деловито направился к нему.

Павел поднялся навстречу, пристально всматриваясь в лицо, которое было ему хорошо знакомым, несмотря на сильное влияние возраста. И широкие скулы, и мощный, грубый подбородок, и мясистый нос, и толстые, плотно сжатые губы – всё это он уже видел когда‑то и не один раз.

– Чтоб меня черти взяли, Иван Павлович! Какими судьбами? – с искренней радостью на лице Гронин вышел из‑за стола.

Адъютант в чине капитана остался стоять в сторонке, с интересом наблюдая за происходящим. Когда‑то очень давно Логинов долгое время курировал группу Гронина, и у них сложились очень хорошие, можно даже сказать, теплые отношения, и сейчас оба действительно были рады встрече.

– Я тоже рад тебя видеть, Паша, – в выцветших глазах Логинова светился огонек искренности. – Очень рад.

Он протянул руку идущему навстречу Гронину, но тот не только пожал её, но и по‑дружески обнял старого знакомого. Затем отошел на шаг и снова посмотрел на пожилого генерала.

– Как выжили, Иван Павлович? Как оказались в «Булате»?

Паша указал рукой на стулья. И генерал, и его адъютант сели.

– Долгая история. В основном повезло, – отмахнулся Логинов. – Лучше ты расскажи свою.

Гронин коротко рассказал, как они прятались в бункере, как выбрались, и как долго потом расковыривали собственными руками сделанный завал.

– Мда. Но если кто‑то и мог дать миру восемь лет форы, а потом за год догнать его, так это ты, Паша, – отметил Логинов. – Когда Иволгин проболтался, что ты был у него, я чуть рот не раскрыл от удивления. А потом он заявил, что не хочет брать тебя к себе, и я подумал – вот старый пердун, кого ж ещё принимать‑то, если не таких орлов, как Гронин? Пришлось брать дело в свои руки, но не так уж быстро оно у нас идет.

Это была интересная информация. До этого момента Павел был уверен, что главная причина, почему их приняли – их контакт с «Чаяном». И в принципе, он все ещё не видел повода сомневаться в своих допущениях. Потому, услышав слова Логинова, Гронин первым делом задумался над тем, как именно мыслит старый лис, сидящий перед ним: допускает ли он, что Павел ему не поверит, или уверен в своей убедительности?

«Что ж, сыграем», – решил Гронин.

– Так за то, что нас приняли, я должен благодарить вас?

– Себя в первую очередь, – возразил Логинов, и добавил. – Нельзя разбрасываться такими людьми. Эх, жаль что в нужное время мы этого не понимали. Столько толковых ребят тогда порасходилось…

Наступила непродолжительная пауза. О чем думал генерал можно было лишь догадываться, а вот Гронин размышлял о том, насколько хорош остается Логинов в оперативных играх в его‑то годах. Определенно не стоит недооценивать его, и определенно не за тем он здесь, чтобы пожать Павлу руку и посмотреть на старого знакомого.

Прервал паузу сам же Логинов.

– Эх, старый я пень, так рад был тебя видеть, что забыл, зачем приехал, – пожурил он сам себя.

– Ну, так рассказывайте. Я, если честно, тоже разволновался. Даже забыл устроить угощение…

– Нет‑нет, ничего не надо, – замахал руками Логинов. – Нет у меня времени. К сожалению. Ещё и архаровцы мои ждут перед тоннелем – твои пропустили только мою машину. Представляешь, заявили, что будут из гранатометов по нам стрелять, если мои парни на БТР‑ах попытаются заехать в тоннель. Ты там разберись.

– Разберусь, товарищ генерал. Обязательно, – с небольшой досадой ответил Павел.

– Хорошо, – продолжив, Логинов показал, что верно расценил причину этой досады. – Слушай, ты не расстраивайся, что я не могу остаться. Мы ещё встретимся попозжей и тогда обязательно посидим, как полагается.

– Я всё понимаю. Буду ждать с нетерпением.

Генерал снова выдержал паузу, собираясь с мыслями. Взгляд старика часто отрывался от Павла и блуждал по его спартанскому кабинету.

– Дело ведь вот какое, – начал он. – Я поручился за тебя и взял под свою ответственность и кураторство, так что территориально ты, конечно, относишься к Иволгину, но реально отчитываться будешь только передо мной. Старый дуралей, видать, боится, что ты его подсидишь.

Гронин криво усмехнулся. Кто о чём… Он был уже более менее осведомлен о ситуации в иерархии «Булата» и сложностях их командной цепочки. И меньше всего сейчас ему хотелось влезать в эту гнилую систему старого образца, а Логинов позволил ему стать условно автономным. Это уже само по себе стоило отдельной благодарности, и Павел понимал, что генерал вряд ли поступил так из‑за прихоти или доброты.

– Звание твоё тоже сохраняется, всё‑таки, как ни крути, а народу у тебя как раз на полноценный полк.

Генерал выдержал паузу, наблюдая за реакцией Гронина. Тот ограничился сухим кивком.

– Но, к сожалению, времена настали паскудные, и для радости мало поводов, – продолжил Логинов. – Кстати, меня вон в коридоре чуть не сбил какой‑то нервный офицерик из гильдии – видать, ты ему не пришёлся по душе. Чего он хотел?

Паша коротко, скрыв некоторые детали, рассказал о сути разговора с посланником Леонелли.

– И ты отказался? Ого. Стальные у тебя яйца, скажу я тебе, – восхитился Логинов. – Хотя я это всегда знал. Но ты это, смотри, будь внимателен – гильдия отказов не любит, а Леонелли вообще говнюк редкостный. Может и напакостить в ответ. Если что – сразу мне говори.

– Знаю, Иван Павлович. Не впервые с ним имею дело. Но за совет спасибо. А что за времена‑то настали? Расскажете?

Логинов вздохнул. Много всего крутилось в его старой, но ещё совсем не глупой и далёкой от маразма голове. Он занимал одно из центральных мест в иерархии «Булата», и потому знал очень многое. Но Паше сейчас не нужно было этого знать, если вообще нужно будет хоть когда‑то.

– Что ты знаешь о современной политике? Об основных игроках? – спросил генерал вместо ответа.

Гронин, подумав, коротко рассказал обо всех, кого знал, даже о «Рассвете» и по выражению лица и похвальной реакции Логинова понял, что удивил старого генерала.

– Ну, что тут скажешь, – восхищенно покачал головой старик. – Где же ты, Паша, был десять лет назад? Дорогой ты мой, как бы всё было сейчас, будь ты тогда с нами.

Гронин промолчал. Нет смысла рассуждать о подобном.

– Из всех ты только «Свободу» не назвал, – продолжил генерал. – Но оно и не странно – они далеко на севере и в Сибири. Нефть там качают вместе с торговцами. Но то тема для другого разговора.

– Ясно. А про монахов что можете сказать?

Логинов вздохнул, глядя в стол.

– Много чего. Собственно, про них я и пришёл поговорить. Хреновые это сукины дети. И опасные, как ядовитая змея. И беда в том, что собрались они устроить большую заварушку.

– Насколько большую?

Генерал поднял взгляд и внимательно посмотрел на Павла.

– Настолько, что всем нам крышка, если мы их не одолеем, а потом не переломим им хребет.

– А поподробнее?

Почесав щеку, Логинов ненадолго перевёл взгляд на окно, а затем обратно на Павла.

– В общих чертах – это секта. У них есть духовный лидер, которому подчиняются безоговорочно. По сути диктатура, и он задаёт там тон. Поначалу, первых лет пять, нам не было дела до того, что они там делают, в своей Европе. Как‑никак, нам и своих проблем хватало за глаза. Первыми на них начали обращать внимания торговцы: внедрили шпионов и начали собирать информацию, короче, по своей стандартной схеме работали. Вот тогда и полезло. Выяснилось, что всех, кто только попадался ей на пути, секта пыталась ассимилировать и обратить в свою веру, в основном через экономическое и прочие виды давления, но без перегиба. Однако в последние полтора‑два года их стратегия переменилась. Теперь они действуют быстро и агрессивно. Где их эмиссары не справляются – там всех к стенке. Если люди начинают упираться – к стенке. Сопротивляются – к стенке вообще всех, включая членов семей. Либо по ихнему, либо никак. За последний год они проглотили оставшуюся половину Польши и часть западной Украины и теперь готовятся провернуть то же самое со всеми нами. Вот такая это штука, твои монахи. Это вкратце.

Он снова опустил глаза, а Павел призадумался.

Если Логинов не лжет… Ладно, допустим, что Логинов не лжет. Что тогда имеем? Диктатуру с поклонением, проглотившую всю Европу и желающую расширяться дальше. Такая организационная форма требует тьму тьмущую ресурсов для удержания власти и содержания аппарата для этого удержания, но не похоже, чтобы их это останавливало. И, по словам Логинова, они собираются сожрать всех. Неприятная перспектива. Если она реальна, конечно же.

– И что, никак с ними не договориться? Неужели можно только воевать? – с долей скепсиса поинтересовался Павел.

Логинов окинул его изучающим взглядом. Подумал немного, выбирая лучший пример.

– Как ты договоришься, например, с талибами? Получалось у тебя такое?

– Не особо, – вынужденно улыбнулся Павел.

Да, в талибов можно было только стрелять. Разговаривать с ними было не о чем.

– Ну вот. А монахи – это ещё хуже. Они не просто фанатики, они… они как будто промытые, понимаешь? Они тебя не слышат и никогда не услышат. Ну, прямо как не люди.

– Как же тогда с ними договорился «Чаян»? – осторожно спросил Гронин.

Логинов посмотрел на Павла очень пристальным взглядом, взвешивая то, что собирался сказать.

– Суть не в том, что с ними совсем нельзя договариваться. Можно. И такие, как крымчаки, это делают. Но вот только потом, когда секта поглотит всех, она придёт за ними. Придёт, потому что они не остановятся, пока остаётся хоть кто‑то, кроме них.

– Иван Павлович, при всем уважении, но это звучит, как сюжет дешевого боевика.

За всё это время адъютант не сказал ни слова. Даже рта не раскрывал, но сейчас Павел заметил, что тот напрягся. Интересно почему.

– Дешевый боевик… – медленно повторил генерал, глядя на стол. – Может, и так. Не знаю я, как тебя убедить, да и не ставлю я себе такой цели. Но беда в том, что когда ты поймёшь, что я был прав – будет уже слишком поздно.

Паша молчал. В жизни он видел всякое, и генерал тоже, так что если Логинов говорит, что монахи напрочь отбитые, то, скорее всего, так и есть. Единственная причина, по которой Гронин сомневался в его словах – непонятная мотивация «Булата» в целом и самого Логинова в частности. Никогда профессиональный игрок уровня Логинова не станет делать что‑то по доброте душевной. И тот, старый Гронин – тоже не стал бы. Это новый он размяк за эти десять лет. И если быть с собой честным, то иногда Павел скучал за своей прежней версией, потому что будь он ею, то многих головных болей в управлении организацией удалось бы избежать.

Но и новый он себе нравился. Он, наконец, смог жить, как человек, а не машина для просчёта вариантов развития событий. Но он стал таким, потому что на долгое время покинул ту систему, в которой обитал почти всю жизнь, а вот Логинов остался в ней и продолжил делать то, что умел лучше всего. Быть может, даже лучше самого Павла.

Гронин чувствовал, что Логинов много чего знает, но не может или не хочет ему сказать. Были у генерала, у «Булата» и у всех остальных мотивы драться с сектой, но его в них точно никто посвящать не станет. Во всяком случае, не сейчас. От него потребуют лишь повиновения, потому и приняли в свои ряды, а как приняли, так и исключат, если он начнёт проявлять строптивость. И если таки исключат – что будет дальше? Опыт Павла подсказывал, что ничего хорошего.

– Так вот. Я чего припёрся, – будто вспомнил Логинов. – Во‑первых, хотел лично тебя увидеть и руку пожать. Это мы, стало быть, сделали уже. А во‑вторых, раз уж приехал – приказ тебе передать: готовься, Паша, готовь людей, мобилизуй силы. Потому что когда начнётся – тебе придётся выставить против них всё, что у тебя есть.

«А вот и команда», – подумал Павел, но вслух спросил другое.

– Прямо так всё плохо?

– Нет – гораздо хуже.

Гронин промолчал. Генерал чувствовал его скепсис, поэтому решил уделить убеждению старого товарища ещё немного времени.

– Паша, ты мне хочешь верь, хочешь не верь, но рано или поздно ты убедишься, на своей шкуре прочувствуешь, что «Путь просвещения» – это зло. Они зло уже хотя бы потому, что хотят запретить людям жить так, как им хочется. Их цель – объединить человечество под началом своего лидера, задать человечеству единственно верный, по их мнению, вектор дальнейшего развития…

– Разве это так плохо? – вставил Павел.

– Само по себе нет. Но если все несогласные идут в расход – это уже, как минимум, не хорошо. Чтобы тебе было чуть понятнее: у них там что‑то типа церковной власти с попами и молебнами. При этом за всеми ведётся слежка, буйным цветом цветут доносы, и за любое подозрительное действие, даже если оно безобидное, человека могут жёстко наказать, а если по мнению священника или как там он у них называется, нарушение серьезное – могут и казнить. Там всё плановое – производство, призыв, даже репродукция, представляешь? Бабам велят сколько и с кем спать, сколько рожать. Как тебе такое, а?

– Да ладно? – впервые за всё время разговора Павел искренне изумился.

– Да, я тоже не поверил, когда впервые услышал. Короче Европы им стало мало. Захотелось им сюда, к нам, по новые души. Такие вот дела.

– А почему люди просто не сбегут от них, раз там всё так жестко?

– Во‑первых, куда ты собрался бежать? Они ведь постоянно расширяются и в итоге придут к тебе, где бы ты ни бежал. Это же не старые времена, когда сел в самолёт и улетел в Австралию. А во‑вторых, ещё и потому, что в целом секта даёт всем кров, работу, еду – всё необходимое для жизни. Просто уверуй и соблюдай предписания. Но и это не всё. Ещё есть что‑то типа круговой поруки – если кто‑то что‑то учудил, а потом внезапно пропал, то за него ответит его семья, друзья, соседи и так далее. Если беглецов или непокорных много – могут истребить всю оставшуюся деревню. Как‑то так.

Павел слушал рассказ генерала с очень большим скепсисом, но лицо его оставалось совершенно невозмутимым. Ему слабо верилось в то, что говорил Логинов, и не только потому, что это звучало слишком уж странно, но и потому, что сам генерал, безусловно, вёл свою собственную игру.

– Интересно. И откуда такая информация?

– Откуда‑откуда. Оттуда. Шпионы, конечно, откуда же ещё?

– Да ну? При таком подходе с их стороны находится кто‑то, кто не боится шпионить?

– Не‑а. Не находятся. Приходится своих подсылать, – генерал вздохнул и в очередной раз опустил глаза. – Так что сбор разведданных стоит нам и торговцам не потраченных ресурсов, а человеческих жизней.

Вот оно, значит, как. Гронин подумал, что чем больше рассказывает Логинов, тем невероятнее выглядит вся история в целом. И вместе с тем, чем больше он рассказывал, тем больше Павел склонялся к тому, чтобы ему поверить. Да, нельзя забывать про Геббельса с его легендарным «чем чудовищнее ложь, тем легче в неё поверят», но это относится к массам, а не к таким прожженным и опытным людям, как Павел. Уж кто‑кто, а Логинов точно знал, что Паша не поверит ему на слово и будет проверять, а когда обман раскроется – он придёт к генералу за ответом. Обязательно придёт.

– И что, люди добровольно на это соглашаются? – спросил Паша.

– Кто как. Раньше было иначе, но в последние годы, когда секта начала действовать агрессивно, их контрразведка тоже перестала баклуши бить. Вероятно, потому что они готовятся к войне и стараются всеми силами не допускать утечек. Поэтому количество вернувшихся с той стороны стало до смешного низким. Сейчас добровольно туда отправляются единицы, а насильно ты на такое дело никого не отправишь.

Для Гронина все это звучало сюрреалистично. В его голове плохо укладывался тот факт, что в мире, лишенном проблемы перенаселения, мире, где всем хватает места, находятся те, кто хочет огромной войны. Трудно поверить, что в момент, когда цивилизация и так стоит на краю, кто‑то продолжает сталкивать её в пропасть. Ну что за идиотизм?

– Даже не знаю, что вам сейчас сказать, – нахмурившись и глядя в сторону, сказал Павел.

– Да ничего и не надо. Просто готовь людей, – махнул рукой Логинов.

Оба притихли, размышляя, но вскоре генерал продолжил.

– На счёт гильдии. Постарайся с ними не ругаться. Они наши друзья, много всего нам поставляют, особенно в рамках предстоящего конфликта, в котором они просят нас участвовать.

– Просят? – Гронин удивился такой формулировке. – Мы что, можем отказаться?

– Теоретически – запросто, – на лице генерала появилась угрюмая улыбка. – Беда в том, что если монахи разделаются с гильдией, то потом возьмутся за нас, и будет как у Нимёллера, помнишь?

– Не осталось никого, кто мог бы протестовать, – Павел озвучил окончание известной цитаты.

– Именно. Так что хотим мы или не хотим, а отворачиваться от угрозы нельзя. В общем, с гильдией не ругайся, но и за их предложения сломя голову не хватайся. Приказы жди от нас. Всё, что тебе нужно – будешь связываться с нашими интендантами и мы выделим. Любое обеспечение: провиант, снаряжение, оружие, техника, топливо – все, что тебе понадобится. А пока просто готовь людей.

– Я понял. И сколько у нас времени?

– Не знаю, – быстро ответил генерал и задумался на пару секунд, взвешивая дальнейшие слова. – Считай, что фитиль уже зажгли. Теперь остаётся только ждать, когда рванёт.

К концу фразы тон Логинова помрачнел.

– Мда. Не много хороших новостей вы привезли, Иван Павлович, – поглаживая щетину, с досадой сказал Павел.

– К сожалению, Паша. Ну, ладно, – генерал поднялся, и его адъютант сделал то же самое. – Всё, что хотел, я сделал. Теперь поеду.

– Ещё вопрос, Иван Павлович.

– Давай.

– О Вите Романове ничего не слыхали?

– Романове? Было дело, – подтвердил генерал, и Павел моментально обрадовался, но ненадолго. – Но давно. Сразу после эпидемии. Потом, как немного устаканилось с созданием «Булата», искал его, но безуспешно. Не знаю, куда он подевался. Может, сгинул, а то такие орлы, как вы уже б повыходили на связь, если б живы были… Ну всё, машина ждёт.

Генерал уже дошел до дверей, когда Гронин задал последний вопрос.

– А чего ж не на вертолёте?

Логинов обернулся, посмотрел на Пашу с прищуром, подумал, а затем, улыбаясь, похлопал себя по груди.

– Старый я уже. Давление от этих штук. Да и разваливаются они все прям как я. Страшно, в общем… Ну, всё, бывай, полковник.

– Удачи вам.

Когда дверь за гостями закрылась, Павел подошёл к окну и наблюдал, как генерал неторопливо дошагал до бронемашины «Волк» и скрылся внутри. Паша задумался, как назвать этот день: приёмным днём или днём открытых дверей, потому что гостей сегодня было хоть отбавляй и все с такими вестями, что хоть бери и начинай рубить головы, как в средневековье.

Раз гости, кажется, закончились, пора было вызывать Родионова. Павел кликнул посыльного, постоянно дежурившего возле его кабинета, потому что недавно налаженная телефонная связь опять перестала работать.

«Неужели мы снова дома?», – подумал Паша, подразумевая возвращение в командную структуру большой организации, похожей на ту, в какой он прослужил чуть ли не всю свою жизнь, и в которой даже люди были считай те же, с которыми он работал и раньше.

«Хотя, о чём ты, Паша? Какое «дома»? Ты всего лишь влез в болото, которое путаешь с сильной и стремительной горной рекой», – поправил он сам себя.


Глава 5.1. Истязание



1

В большом светлом зале царило напряжение. Оно ощущалось во всём – в серьёзных, озабоченных взглядах, в нервных покачиваниях и мелких движениях, в жестах и позах, даже воздух был наэлектризован и нагнетал тревогу. Напряжение было настолько сильным, что, казалось, окружающие предметы скоро начнут бить током.

За огромным, круглым, роскошным столом сидели респектабельного вида мужчины, одетые в дорогие костюмы, поверх идеально выглаженных рубашек, в галстуках. На руке у каждого болтались шикарные часы, на пальцах у многих сверкали золотые перстни. За спиной у них в ожидании стояли другие люди – мужчины и женщины, одетые несколько проще, но тоже достаточно строго и со вкусом – секретари и помощники.

Один из сидящих за столом людей – пузатый лысый мужчина в очках в позолоченной, а, может, и золотой оправе, надетых на самый кончик длинного носа, окинул присутствующих строгим взглядом серых, пронзительных глаз. Три его подбородка смешно перекатывались, когда он вертел головой, исподлобья поверх очков осматривая лица присутствующих.

– Уверен, что все знают про доклад Свирягина? – поинтересовался он скрипучим, неприятным голосом.

Люди за столом закивали.

– Умнички. Ясное дело, большинство его ещё не слышали, поэтому я пригласил Свирягина сюда, – продолжил толстяк и надменно взглянул на помощников. – Попрошу всех лишних, кроме тебя, полковник, покинуть зал.

Секретари и помощники безропотно зашуршали бумагами и организованно вышли, прикрыв за собой большую лакированную дверь с красивым позолоченным орнаментом. Остались только сидящие за столом и высокий, сутулый мужчина в чине полковника, державший в руках тонкую серую папку. Темные круги вокруг покрасневших глаз и сильно осунувшееся лицо свидетельствовали о бессонной ночи. На деле же таких ночей было уже несколько.

– Приступай, – небрежно бросил толстяк.

Свирягин открыл папку, хоть это и не имело смысла – он почти на память знал всё, о чем должен был рассказать, потому что уже третьи сутки писал отчёты и рассказывал одно и то же.

– С чего начать, Давид Сергеевич? – поинтересовался он, не имея больше сил скрывать усталость в голосе.

– Начинай с фанатиков. По сути, к ним всё в итоге и сходится.

Свирягин кивнул, включил проектор, который отразил на стене карту, сделал легкий вдох и начал говорить.

– Итак, две недели назад «Чаян» пришёл в движение. «Путь просвещения» тоже активизировался – разведка показала, что они стягивают силы. Что творится в глубине их территории мы не знаем, но в нескольких десятках километрах от границы они концентрируют боевую технику и пехоту.

Он указал рукой место на карте.

– Есть ещё два района, где группируются войска. Здесь и здесь, – рукой он обвел на карте две области. – Эти группировки значительно меньше, чем центральная, примерно в три раза каждая. Таким образом, наибольший наступательный потенциал имеет центральная группировка, которая, вероятно, будет придавать часть сил соседним, если у тех наметятся проблемы. Предполагаемые направления ударов – северо‑восточная Белоруссия, на юге – Плоешти. Центральная группировка наверняка двинется по северо‑западной Украине, а потом, вероятно, разделится на две. Одна пойдёт на юг Белоруссии, а вторая – в центральную Украину.

– Почти, как немцы в великую отечественную, – заметил кто‑то за столом.

– Учитывая, что штаб‑квартира секты по нашим предположениям сейчас находится в Берлине – параллель вполне уместная.

– Значит, мы их и разобьём, как в великой отечественной, – нетерпеливо прервал толстяк, которого полковник назвал Давидом Сергеевичем. – Продолжай, полковник, не отвлекайся.

– Виноват, Давид Сергеевич, – полковник рассыпался в извинениях, явно взволнованный замечанием толстяка.

– Продолжай уже.

– Мы считаем, что конечная цель северной группировки – Москва. Центральной – промышленный район Киры и Донбасс. Южная захватит ту часть Румынии, которую секта ещё не контролирует, затем вторгнется в Бессарабию и Украину, стремясь соединиться с «Чаяном» и более мелкими союзниками. Оттуда они получат доступ к Кубани и выход на Кавказ. Не будем забывать и о море – из Крыма можно с легкостью высадиться прямиком в Грузии.

– Если так и будет – авиация сможет утопить их транспорты? – спросил Давид Сергеевич.

– Возможно, но с большими потерями – в Крыму удобно держать средства ПВО, а если они смогут захватить Донбасс и Ростов – мы получим вообще бесполётную зону на юге. К тому же это попахивает авантюрой: пока что мы ещё контролируем Босфор по совместной договоренности с турками, но вы сами знаете, что отношения у нас очень шаткие, а после потери Румынии турки наверняка предпочтут договориться с сектантами и ударят нам в спину, лишь бы остаться на своем берегу и не пустить туда «Путь просвещения».

– Больные дебилы! – выругался Давид Сергеевич. – Ну как они не понимают, что после нас «Путь просвещения» придёт к ним? О, блаженные идиоты!

– Как бы там ни было, когда «Путь просвещения» получит контроль над Босфором – они перетянут в Черное море столько кораблей, сколько посчитают нужным, или сколько у них есть в строю, а с приходом военных кораблей обстановка ещё больше усложнится. Разумеется, не в нашу пользу.

– А что дикие укры? – после этой фразы кабинет заполнился смехом, но ненадолго.

– «Свободная Украина» поначалу заявила о нейтралитете. К нашему удивлению, разведка у них оказалась на высоте и они всё узнали примерно в одно время с нами. Но когда стало понятно, что «Путь просвещения» не понимает значения слова «нейтралитет», им пришлось выбирать. Угадайте, кого они выбрали?

– Ну?

– Секту.

– Бог мой! – воскликнул Давид Сергеевич. – Да что ж такое? Ну не мир, а какой‑то парад олигофренов. Что турки, что эти.

– Да, я тоже был удивлён.

– Что дальше?

– По секте это в принципе всё. По «Чаяну»: их силы равняются примерно одной из малых группировок секты, но этого достаточно, чтобы надолго сковать наши собственные войска на юге. С «Чаяном» намного проще работать в плане разведки – они не настолько фанатичны и на допросах, как правило, быстро раскалываются. От «языков» получено много информации. В частности мы знаем, что «Чаян» получил от секты много ствольной артиллерии, тяжелого стрелкового оружия и боевой техники, в том числе танков, а также значительное количество боевых вертолетов, самолетов и ПВО. Плюс небольшое усиление реактивной артиллерией. Основная задача – осуществить наступление с ограниченными целями на Донбасс и район Киры. В секте понимают, что даже если наступление будет успешным, «Чаян» все равно не сможет долго удерживать эти территории, поэтому после наступления они постараются нанести максимально возможный вред нашей инфраструктуре в захваченных районах и отойдут обратно на свою территорию, где будут ждать нашего ответа. А ответить нам придётся, чтобы не потерять престиж в глазах других группировок, проживающих в виде анклавов на наших территориях, а также нейтральных либо враждебно настроенных соседей, пока что из страха сохраняющих статус‑кво.

– Хитрая тактика, – менторским тоном разъяснил остальным Давид Сергеевич. – Они понимают, что если мы не предпримем попытку уничтожить «Чаян» за их наглость или эта попытка провалится – это станет сигналом остальным группировкам, что Торговая гильдия слаба. Тогда мы рискуем получить ещё ряд конфликтов уже на своих внутренних территориях, плюс часть колеблющихся нейтральных группировок может примкнуть к «Чаяну» и секте.

– Именно, – кивнул Свирягин. – Поэтому они рассчитывают, что мы будем наступать, и готовят мощную, глубоко эшелонированную оборону, подкрепленную большим количеством артиллерии и тяжелого вооружения. Таким образом, одним выстрелом секта убивает даже не два, а сразу целую кучу зайцев: мы получаем локальный конфликт, куда стягиваем силы с других регионов, ослабляя их и создавая для секты благоприятную обстановку, само собой разумеется мы наверняка понесём значительные потери в конфликте с крымчаками, это не считая возможную, пусть даже временную, но потерю сразу двух мощных промышленных районов. В любом случае районы потеряют в эффективности: нарушится темп производства, пострадают мощности и инфраструктура – регион в целом ослабнет. Ну и, наконец – они получат возможность расшатать наш авторитет в глазах других организаций.

Свирягин прекратил говорить, закрыл папку, в которую и так не заглядывал, и молча ждал дальнейших вопросов.

– Какая самая свежая информация? Какими силами располагает секта?

– Точной информации получить не удалось. За последние полгода мы потеряли тридцать шесть человек, из тридцати восьми внедренных в ряды секты. С оставшимися двумя поддерживается скудный контакт, а информация, которую они предоставляют, не позволяет составить полноценную картину. Из данных пограничной разведки можем утверждать, что рядом с границей у секты собрано около полутора тысяч танков, из которых примерно девятьсот – танки старой конструкции, около четырех сотен самолётов различных модификаций. Заслон ПВО, хоть и состоит в основном из современных ЗРК, но достаточно слаб, или же они держат комплексы где‑то в глубине своих территорий и выдвинут их вперёд непосредственно перед началом наступления. Точно оценить количество пехотных частей не представляется возможным. Исходя из разведданных можно точно сказать примерно о десяти полноценных дивизиях…

– Используй нормальный язык, будь добр, – раздраженно потребовал Давид Сергеевич.

– Около ста пятидесяти тысяч человек…

– Сколько?! – опешил Давид Сергеевич. – Сто пятьдесят тысяч?! Вы там с ума сошли? Откуда такое количество?

– Это данные разведки за два дня. При большем периоде возможны перемещения, которые невозможно отследить, поэтому и данные будут неточными. Прошу учесть, что это неглубокая приграничная разведка. В глубине их территории может находиться значительно большее количество сил.

– Сколько? – простонал Давид Сергеевич.

– Трудно сказать. Но могу предположить, что там в три‑четыре раза больше, чем десять дивизий.

Давид Сергеевич откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза рукой.

– Они не просто хотят войны… Нет… Они хотят нас уничтожить. Всех нас. Сукины дети!

Давид Сергеевич разразился матерной тирадой, и большинство за столом виновато опустили глаза, будто это они были причиной недовольства их шефа.

– Петров, что мы можем выставить против этих зергов? – строго спросил Давид Сергеевич, когда его ярость немного поутихла.

Генерал‑лейтенант Петров занимал пост командующего вооруженными силами Торговой гильдии, подчинялся непосредственно совету и исполнял его решения. Этот внешне сильно постаревший за последние годы и без того немолодой мужчина шестидесяти двух лет, сейчас сидел бледный, как мел: уж он‑то понимал, что начнётся, когда секта перейдёт в наступление, и отлично знал, что сил Торговой гильдии на продолжительное сопротивление не хватит. И главной проблемой тут было не количество людей, не качество вооружений, а боевой дух войск, и без того значительно подорванный за последнее время. Грустные глаза на оплывшем, круглом лице генерала, забегали по лицам присутствующих, словно ожидая от них поддержки и заступничества.

– Думаю, пятнадцать‑двадцать дивизий… – начал он.

– Думает он! Дивизии у него! – в бешенстве заорал Давид Сергеевич, брызгая слюнями. – Ты – главное лицо в вооруженных силах! Ты их хренов командир и администратор! Ты должен не думать, а знать, что у тебя есть, старый козёл! Чтобы завтра утром… нет – чтобы сегодня вечером у меня на столе лежала подробная информация с цифрами: сколько точно у нас есть солдат, танков, самолетов, вёдер бронированных, не знаю, что там ещё у вас используется. И если я увижу где‑то это ваше сраное «дивизия», то выкину всех вас, лодырей, к ебени матери на мороз! Дошло?!

– Так точно! – низко опустив голову, Петров с трудом поднял из кресла свое пузатое тело.

– Вот и хорошо. Теперь ещё раз – только хорошо подумай, перед тем, как ответить – сколько предварительно мы можем выставить солдат, танков и самолетов?

Петров думал недолго. Через десяток секунд он ответил.

– Примерно триста тысяч человек, плюс‑минус двадцать тысяч. Танков у нас много – около десяти тысяч, но действительно современных среди них не больше тысячи. Самолётов – свыше четырех тысяч, чуть больше двух тысяч вертолетов. Точные данные будут, как вы и приказали, вечером. Есть, правда, одна серьезная проблема…

– Какая?

– Недостаток экипажей.

– Как мы можем её решить?

– В короткие сроки – никак. Подготовка экипажа – длительный процесс. Это если нам нужен качественный, умелый экипаж, а не такой, который потеряет технику в первом же бою…

– Без лирики, – строго осадил генерала Давид Сергеевич.

Тон Петрова сразу изменился на более четкий, будто слова толстяка переключили в генерале режим.

– Минимум месяц на подготовку пяти сотен экипажей для авиации и тысячи экипажей для танков. Расчеты по затратам материальной части и топливу будут вечером.

– Долго, – задумчиво бросил Давид Сергеевич, и, подумав, добавил. – И дорого… Но придётся сделать. Технику и всё остальное будем давать союзникам, особенно «Булату», в качестве оплаты за помощь. У этих экипажей побольше, чем у нас. Что ты кривишься, Филатов? Конечно, «Булат» и остальные будут участвовать в войне, потому что когда секта расправится с нами, она придёт и к ним, и к «Рассвету», и к «Свободе», и ко всем остальным. Особенно к «Рассвету».

Большинство за столом знали о принципиальной ненависти «Пути просвещения» к научной организации под названием «Рассвет», но лишь единицы знали о реальной причине этой ненависти.

Петров молчал, ожидая дальнейших вопросов Давида Сергеевича, но их не последовало.

– Садись, Анатолий Порфирьевич, – фраза была сказана таким тоном, будто это не Давид Сергеевич пару минут назад в грубой форме обещал выставить Петрова, как он выразился, «на мороз». – Какие есть вопросы, господа?

Некоторое время все молчали, переваривая услышанное. Присутствующие уже давно слышали, что разведка располагает информацией о подготовке секты к войне, понимали, что воевать она может только с Торговой гильдией, поскольку Европу сектанты уже давно подмяли под себя, и сейчас большинство сидящих за столом оценивало шансы на победу. Воевать никто не хотел – всех устраивала та размеренная, обеспеченная жизнь, которую они вели – после первых полутора голодных лет после эпидемии она расслабила их до предела, но каждый понимал, что теперь их стиль жизни под большой угрозой.

– А где Владов? – спросил кто‑то, кажется, Леонелли. – Что он думает по этому поводу?

– Где‑то на юге, – махнув рукой, мрачно ответил Давид Сергеевич. – Как только услышал доклад – уехал туда. Лично контролировать приготовления к войне с крымчаками. Как видишь, его действия ясно выражают его мысли.

Больше никто ничего не спрашивал, поэтому снова наступила тягостная пауза, и Давид Сергеевич, как председатель совета, решил заканчивать совещание.

– Итак, теперь все вы в курсе ситуации. Потому задача одна – приготовить свои регионы к войне. Мобилизовать, подготовить и грамотно проинформировать личный состав. Но только грамотно! Лишнего ляпать не надо. Кто наболтает и устроит у себя в регионе панику и дезертирство – тому я лично обещаю кровавую баню. На носу война и никакие пораженческие настроения не то что неприемлемы – я запрещаю даже думать о чём‑то подобном. Мы отстоим своё чего бы это нам ни стоило.

Давид Сергеевич отпил водички, шумно прочистил горло и продолжил.

– Кириченко уже разговаривал с Аваевым и получил его предварительное согласие – официально «Булат» выступит вместе с нами. «Рассвет» даже спрашивать не надо – они уже мобилизуют силы. Есть ряд желающих и среди нейтральных группировок. Эти, правда, хитрят, понимая, что имеют возможность дорого продать свою помощь, тем не менее, от них мы тоже получим немало, так что наши дела значительно лучше, чем может показаться на первый взгляд. У нас огромные запасы и огромные возможности по сырью и производству – пришло время использовать их с пользой. Жду ваших отчетов о принятых решениях и проделанной работе к середине дня послезавтра. Пока что на этом всё. Все свободны.

Руководители регионов Торговой гильдии поднялись и неторопливо пошли к выходу. Никогда ещё они не выходили из этого зала с такими тяжелыми мыслями, как в этот раз. Все привыкли к лёгкой и праздной жизни, которую дала им Торговая гильдия, и больше всего они боялись её потерять. Всех их можно было сравнить с капитанами роскошных лайнеров, которые попали в сильный шторм, и теперь должны возглавить борьбу за своё выживание, хотя ещё вчера были уверены, что находятся у бога за пазухой.

Хватит ли им сил и выдержки, чтобы выстоять в этом шторме? Насколько сильна и вынослива их команда? Не бросится ли эта команда вместе с нажитым добром по спасательным шлюпкам, как только лайнер даст малейшую течь? Ни один из них не мог ответить себе на эти вопросы.


2

Монотонный гул вертолёта навевал сон. Сначала казалось, что он наоборот, мешает, не даёт расслабиться, но когда пошёл второй час полёта – уши привыкли к постоянному шуму, и он уже почти не отвлекал. Даже стал казаться убаюкивающим, расслаблял. Как шум водопада…

Два видавших виды «Ми‑8» по просьбе Гронина им выделил «Булат», но эти вертолёты довезут их только до Волновахи. Дальше по плану гильдия должна была выделить им наземный транспорт, но у Андрея имелись некоторые сомнения на этот счёт, ведь у торговцев начались трудные времена – «Чаян» неожиданно напал на них в ряде пунктов на юге Украины, и серьезно потеснил. Андрей не знал в этом мире никого эгоистичнее гильдии, разве что Олег Гронин мог бы с ними посоперничать, потому он не зря опасался, что в текущей ситуации торговцы могут проигнорировать взятые на себя обязательства.

Долгий полёт давал время хоть немного передохнуть, и Андрей был этому очень рад. Как только они вернулись на территорию своей группировки, он связался с Грониным, и тот приказал что есть духу гнать в «Убежище». А по прибытии Андрей узнал, что уже через шесть часов за его подразделением прилетит вертолёт, и всё его время ушло на сборы и получение инструкций.

Андрей вообще очень вовремя вернулся. Гронин уже собирался отправить во главе «Анархистов» Корнеева, который до последнего упирался и был очень рад, увидев Романова.

В целом всё происходило настолько быстро, что Андрей даже не успел рассказать о результатах их поездки. Главной причиной спешки стал масштабный конфликт гильдии с «Чаяном». В это трудно было поверить, но крымчаки напали на гильдию и поначалу настолько быстро продвигались на север, что Гронин начал опасаться, что они захватят всю центральную Украину, и тогда он потеряет возможность исследовать вторые известные координаты. Правда, перед вылетом пришла информация, что «Чаян», наконец, упёрся в сильную оборону торговцев под Кривым Рогом и на рубеже реки Базавлук, и наступление застопорилось, но это могла быть лишь временная передышка, поэтому стоило поторопиться.

Лёжа на полу, подложив под голову рюкзак, Андрей прогонял в памяти инструктаж. Главной целью по‑прежнему оставалось установление контакта с «Рассветом», но Павел допускал, что и эту лабораторию могла постигнуть та же участь, что и первую. Тогда зачем же было гнать отряд за тридевять земель да ещё и подвергать их риску оказаться втянутыми в кровопролитные боевые действия? Ответ прост – после ужасных, но очень любопытных результатов осмотра первой лаборатории Павел надеялся, что во второй можно будет раздобыть какую‑нибудь ценную информацию, возможно даже ещё одну часть пазла, который начал собираться в его голове после первой экспедиции. Зачем ему это было нужно? Для возможного торга с Посредником. А вот что Гронин собирался у него сторговать – вот это Павел уже раскрывать не стал.

Раздавшийся в наушниках резкий голос пилота заставил Андрея вздрогнуть.

– Через пятнадцать минут будем на месте. Можете готовиться, – предупредил он.

Андрей окинул взглядом свой отряд – большинство дремало под гул двигателя, откинувшись назад, некоторые пребывали в такой же задумчивости, как и он. Новички – Андрей Котин и Олег Бодягин, которых называли просто Кот и Бодяга, сидели рядом и, казалось, спали. Андрей их совсем не знал, но Корнеев успел пообщаться с обоими и отзывался о них хорошо.

Коту было двадцать пять, и некоторыми чертами характера он напоминал погибшего Чеканкина. По словам Лёши это был энергичный и способный парень, который мог принести отряду пользу. Бодяга был постарше. Ему было почти сорок и как фамилия, так и его кличка отлично соответствовали репутации – он любил выпить, умел гнать самогон и создавать на его основе чудесные настойки, на почве чего быстро подружился с Толей. Возможно, именно потому он оказался у «Анархистов», хотя Толик и отрицал это. В любом случае проблем с дисциплиной у него имелось не больше, чем у самого Черенко, а как боец он был неплох.

Напротив Андрея сидел Вурц. Обычно весёлый и непринуждённый, сейчас он выглядел сосредоточенным и напряженным, и был погружен в себя. Как ни странно, Катя сидела не рядом с ним, как можно было ожидать, а между Корнеевым и Севой. Похоже, пока их с братом не было, её отношения с Вурцем расстроились. Зная свободные взгляды этой барышни, Андрей не был сильно удивлён. Гораздо хуже было то, что сбывались предсказания, которые делали некоторые бойцы уже давным‑давно – женщина в коллективе станет причиной разлада. И, похоже, так и оказалось.

Незадолго до вылета у них с Вурцем состоялся, короткий, но неприятный разговор, который отчасти проливал свет на причины его поведения. Однако теперь Андрей сомневался, назвал ли Вурц истинную причину, или же дело и правда было в Кате. Он снова попытался вспомнить его слова…

– На самом деле разговор короткий, – начал Вурц, когда они вышли на улицу. – И я хотел бы, чтобы пока что он оставался только между нами.

– Без проблем, – кивнул Андрей. – Говори, что случилось?

Вурц долго готовился к тому, что собирался сказать, прокручивал в голове эту беседу, представлял себе варианты её развития и был уверен, что готов, но теперь, когда пришла пора говорить, он замялся.

– Я ухожу, – наконец, выдавил он. – Это моё последнее задание.

– Не понял? Куда? Почему? – Андрей не мог, да и не собирался скрывать своего удивления.

– После этого задания я покину отряд.

Андрей тогда сильно удивился услышанному и несразу смог что‑то ответить.

– Но почему? Ты же часть коллектива, да что там коллектива – ты часть братства. Ни я, ни остальные не захотят, чтобы ты уходил. Ты нам нужен.

Вурц набрал воздуха и с шумом выпустил его. По сморщившемуся лбу и прищуренным глазам Андрея, Вурц понимал, что без объяснений не обойтись, хоть и надеялся, что делать этого не придётся. Но как это сделать? Он начал было говорить, но сказал лишь пару слов, которые ничего не объясняли. Вздохнул, опустил взгляд и сделал длительную паузу.

– После Иваново я решил перестать рисковать жизнью. Для нас – я имею в виду всю организацию – я сделал немало. Я достаточно позаигрывал со смертью за общее дело и больше не хочу этого делать.

– Говоря про Иваново, ты имеешь в виду драку с «волками»?

– Да. В той драке я чуть не погиб… все мы чуть не погибли. Для меня это знак, а лаборатория – ещё один.

Андрей молчал. Потеря Чеканкина была для него потрясением – их дружный, почти братский коллектив понёс первую настоящую потерю, и вот она – первая трещина. Теперь их хотел покинуть Вурц. Как это скажется на остальных? Что будет с отрядом дальше? Парня обуревало чувство, что всё разваливается, что вместе с Вурцем от коллектива оторвётся что‑то, что делает его сплочённым, что влияет на их единство и дружбу.

– И что ты собираешься делать потом?

– Ещё не знаю. Может, переведусь в гарнизонную часть, или вообще пойду в мирные профессии – там тоже полно работы. Пока не решил.

– Понятно, – Андрей задумчиво опустил взгляд и продолжил после небольшой паузы. – Вурц, мы ведь друзья?

– Конечно, – кивнул Вурц. – И ничто не сможет на это повлиять.

– Тогда скажи – могу я или кто‑то ещё в отряде сделать что‑то, чтобы ты изменил своё решение?

Вурц задумался на мгновение, но затем отрицательно покачал головой.

– Я вас всех люблю. Для меня наш отряд стал семьей и я хотел бы, чтобы так всё и осталось, – искренне признался он. – Но я ухожу, потому что сам больше не могу продолжать. Я не чувствую в себе сил для этого и не хочу никого подводить.

– Может, тебе просто нужно отдохнуть? Перезарядить батарейки? – с надеждой спросил Андрей.

– Может быть. Не знаю. Время покажет.

В ответе Вурца не слышалось ни малейшего энтузиазма, и Андрей вынужден был сдаться. Наступила тягостная пауза, которая обоим доставляла неприятные эмоции. Андрей, как командир, решил закончить этот разговор.

– Ладно, Вурц, я понял, что никак не могу повлиять на твоё решение. И если я правильно понял – ты больше ни с кем об этом не говорил?

Вурц утвердительно кивнул.

– Что ж, тогда я могу сказать тебе только одно – ты наш друг, что бы ни случилось. Для тебя наши двери всегда открыты. Остальным расскажешь о своём решении, когда посчитаешь нужным. Я буду молчать.

– Спасибо, Андрей, – с теплотой поблагодарил Вурц.

На этом разговор был окончен, но Вурц оставался в своём подавленном состоянии до самого конца. К сожалению его образ в памяти Андрея сменился именно на такой – растерянный и смущённый, хотя на самом деле это был весёлый человек с отличным чувством юмора. Если бы Андрей мог заранее знать, что та драка в Иваново может сломать, поколебать уверенность в себе этого жизнерадостного мужчины, он ни за что бы не взял его на то задание.

Прогнав воспоминания, Андрей осмотрелся ещё раз. Прямо перед ним сидели Игорь, Сева и Руми. Первые кемарили, а Руми, слегка нахмурившись, смотрела перед собой пустым взглядом, явно о чем‑то задумавшись. Раньше она казалась отрешенной, безразличной ко всему, но в последнее время чаще выглядела задумчивой.

– Скоро будем на месте! – сложив руки рупором, крикнул Андрей, обращаясь ко всем, кто не спал. – Будите их!

Отряд задвигался на лавках и начал понемногу готовиться к разгрузке.

Вертолёт приземлился в небольшом поселении северо‑восточнее Волновахи. Это был маленький городок, густо засаженный деревьями. Многоэтажных зданий тут было всего три, остальными строениями были по большей части потрёпанные одноэтажные домики и сараи. Огороженная грубыми бетонными плитами база гильдии вписывалась в общий вид в типичном для торговцев стиле – жирная клякса посреди картины.

База была обустроена вокруг железнодорожной станции на три колеи, на которых стояли два эшелона. Вокруг кипела работа – в вагоны грузили снаряды, технику и солдат, всюду суетились гильдейские интенданты, везде было шумно. Оказавшись на земле, Андрей и его отряд поначалу растерялись, поглощенные этим Вавилоном, но затем на вертолётную площадку прибежал какой‑то психованный офицер в чине старлея и принялся орать на пилотов, требуя немедленно забрать машины. Это подействовало, как пинок, и «анархисты», оперативно разгрузив своё снаряжение, отпустили вертолёты.

Вылазка в Волгоград показала Андрею, насколько беззащитным он чувствует себя, когда оказывается вдали от территорий своей группировки. Вот и сейчас, наблюдая за взлетающими машинами, он чувствовал горечь и волнение из‑за того, что единственная ниточка, связывающая его с домом, неумолимо разрывается. Пока вертолёты были на земле, у Андрея не пропадало ощущение, что он в любой момент может погрузиться обратно и улететь домой, а когда они растворились в низких облаках, у парня возникло неприятное ощущение незащищенности, отрезанности.

Но ему некогда было поддаваться слабостям. Благополучие его бойцов по‑прежнему зависело в первую очередь от него самого.

Отряд собрался вокруг своего сваленного в кучу снаряжения и ждал указаний командира. Андрей посмотрел на скучившихся бойцов, растерянно оглядывающихся по сторонам, и понял, что и они чувствуют себя неуютно. Нужно поскорее добыть транспорт и уезжать отсюда, вот только удастся ли это сделать?

Оставив вместо себя Корнеева, Андрей отправился искать кого‑нибудь, кто мог помочь ему решить его проблемы, но сделать это оказалось очень непросто. Прометавшись по базе добрых сорок минут, Андрей так ничего и не добился. К кому бы он не обращался – всем было не до него. «Это не ко мне», «Сейчас нет времени», «Давайте позже», «Приди через неделю», «Парень, отстань!»: это был далеко не полный список того, что слышал Андрей в ответ на свои просьбы.

Отчаявшись добиться результата, Андрей вернулся к своим бойцам, оставленным посреди всего этого бедлама, но возле вертолётных площадок их не оказалось. Покрутившись вокруг, он заметил Кирилла, которого оставили как раз для того, чтобы Андрей не потерялся, но парень и сам чувствовал себя словно в барабане стиральной машины.

– Где наши? – подойдя, спросил его Андрей.

– Прибежал всё тот же старлей и прогнал нас туда, к складам, – Кирилл показал рукой. – Ну что, у нас есть машина?

По кислому, озабоченному лицу Андрея легко читался ответ, и Кирилл тоже приуныл. Спасение пришло откуда не ждали и совершенно неожиданно. Они уже начали пробираться к своим, когда к Андрею подошёл гильдейский сержант и тронул его за плечо.

– Твоя фамилия Романов? – бесцеремонно и немного грубовато спросил он.

– Да, а что? – недовольный грубостью сержанта, с вызовом ответил Андрей.

– Тебя ждут вон там, возле вертолёта, – сержант указал рукой на самую отдаленную площадку, где стоял выкрашенный в серый с извилистыми желтыми полосами «Ми‑8».

Андрей взглянул в указанном направлении и увидел нескольких человек в штатском, окруженных офицерами. Первой мыслью было, что он, наверное, уже настолько всех тут достал, что торговца решили удовлетворить его требования лишь бы только он убрался восвояси, но он ошибся. Никто из офицеров у вертолёта не то что не предложил ему помощь, а даже не удостоил парня взгляда продолжительностью более секунды. Однако за ними стоял человек, которого Андрей хорошо помнил, и который помнил его. Тот же уверенный, властный взгляд серых глаз, та же горделивая осанка, только волосы, казалось, поседели чуть сильнее.

– Игорь Алексеевич? – неуверенно спросил ошеломлённый Андрей.

– Именно, – со снисходительной улыбкой ответил Владов. – Здравствуй, Андрей. Какими судьбами? Ещё и в такое неудачное время.

Андрей поздоровался в ответ и слишком поспешно пожал протянутую ему руку. Рядом с Владовым стоял его адъютант – высокий офицер в чине майора. И Аня, как всегда прекрасная. Её волнистые тёмные волосы раскинулись по плечам, краешки губ хотели растянуться в приветливой улыбке, но что‑то их удерживало. В притягательных глазах девушки читалось удивление неожиданной встрече.

– Мой адъютант, майор Штерн, – представил офицера Владов.

Андрей пожал руку майора, а Ане лишь прохладно кивнул в ответ, стараясь даже не смотреть в её сторону. Будь он внимательнее, то, может, и заметил бы нехарактерную для девушки тоску во взгляде. Впрочем, он не настолько хорошо знал её, чтобы обратить на это внимание, даже если бы и заметил.

– Так что ты тут делаешь? – повторил Владов свой вопрос.

Андрей ответил, что прилетел сюда с заданием и вкратце описал свою проблему. Владов слушал его с откровенным удивлением. Затем с иронической улыбкой и некоторым замешательством посмотрел на своего адъютанта, чем вызвал у Андрея растерянность.

– Значит так, я вижу, ты не в курсе обстановки, – сказал он быстро. – Сколько у тебя людей?

– Пятнадцать, – быстро ответил Андрей.

– Генрих, – Владов повернулся к Штерну, – распорядись, чтобы его бойцов взяли во второй вертолёт – он всё равно полупустой. А ты Андрей – полетишь со мной.

– Куда?

Андрей оторопело глядел на Владова, не догадавшись даже поблагодарить того за заботу.

– Подальше отсюда.

– Но у меня приказ, Игорь Алексеевич, – понимая, что шансы невелики, Андрей попытался вяло протестовать. – Я не могу уехать, нам бы машину и снаряжение…

– Получишь ты всё, но не здесь, – отмахнулся Владов. – Всё, нет времени, давай командуй своим или оставайся. Решай, только очень быстро.

По жестам и выражению лица Владова Андрей понял, что дальнейшее обсуждение своих вопросов он может вести только сам с собой. Владов услышал, зачем тут Андрей и его люди, но раз он предлагает ему улететь вместе с ним, значит, он знает, что делает. Времени на размышления не было, поэтому оставалось только довериться ему. Андрей дал Кириллу необходимые инструкции и отправил к отряду, а сам поднялся в вертолёт, в котором только что скрылся Владов.

«Ми‑8» медленно поднимались в воздух, оставляя внизу напряжённую суету. Но Андрей не следил за происходящим там – его внимание было приковано к тому, что он увидал внутри вертолёта. Такого он ещё не то что не видел – он даже представить себе ничего подобного не мог.

Это была необычная машина. В её салоне не было никаких лавочек, проводов или выступающих металлических деталей, о которые в обычном «Ми‑8» при тряске легко можно разорвать лицо от уха до уха. Никакого масла, грязи или хлама на полу. Да о чём он вообще думает? Какие грязь или провода? Это вообще не вертолёт – это была целая летающая квартира!

Всё чисто, просто идеально чисто. В воздухе витает какой‑то легкий, свежий аромат. В левой части салона друг против друга стояли два чёрных кожаных кресла, в одном из которых сидел Владов, а напротив него – Штерн. Кресла разделял небольшой столик, на котором лежал уже знакомый Андрею ноутбук. В правой стороне находился удобный широкий диван, обтянутый такой же кожей, как и кресла. На нём, скрестив свои длинные и притягивающие взгляд ноги, полулежала Аня и с любопытством наблюдала за Андреем. Даже если её и укололо его пренебрежение, пока что она не подавала виду. Сразу за диваном была прозрачная стеклянная перегородка, а за ней ещё один небольшой столик‑тумба и два спаренных кресла, чуть поменьше тех, что стояли слева. Стенки и потолок салона были оббиты блестящим лакированным деревом. Андрей буквально только что летел в «Ми‑8» и сразу отметил, что салон здесь использован в лучшем случае наполовину, а значит там, за той резной лакированной дверью в конце, есть ещё куча места, но что именно за ней находится можно было только гадать.

Владов сидел спиной к стоящему при входе Андрею и не видел его реакции, но по снисходительной улыбке Штерна он без труда догадался какое впечатление вертолёт произвёл на Андрея, и тоже невольно заулыбался. Аня дождалась, когда Андрей взглянет на неё, и, сопровождая свои действия озорным взглядом, легонько похлопала ладошкой по дивану, приглашая парня присесть рядом с ней. Что бы там Андрей не думал о ней, какую обиду не таил, но то, что она сногсшибательно красива, отрицать было невозможно. Заметив её приглашающий жест, он почувствовал, как внутри у него всё похолодело, и замер в нерешительности.

– Так и будешь стоять, что ли? – повернулся к нему Владов, заметив его колебания.

Гул двигателя взлетающего вертолёта приглушал звук голоса, потому Андрей скорее догадался, чем расслышал, что говорит Владов, и, повинуясь огромной воле этого человека, сделал несколько робких шагов вперёд. Остановившись возле дивана, он на секунду замешкался, размышляя, сесть ли ему рядом с Аней, или подальше, но вертолёт резко накренился, и Андрея толкнуло на другую сторону дивана. По его мнению, так было даже лучше. Рядом на диване лежали большие наушники с гарнитурой, он протянул руку и одел их. Остальные давно уже это сделали. Теперь можно было разговаривать, не повышая голос почти до крика.

Владов повернулся и в свойственной ему манере внимательно разглядывал парня. Его сосредоточенный взгляд оценивающе бегал по нему, словно он выбирал себе раба.

– Рассказывай, – небрежно бросил он.

Это не было просьбой. Скорее, это прозвучало, как приказ, и Андрей не чувствовал в себе сил отказать этому человеку. Впрочем, и желания такого у него тоже не было.

– Что рассказывать?

– Меня распирает любопытство – что для Гронина может быть настолько важно, что он отправил тебя так далеко, да ещё и в такое время?

– Даже не знаю, как ответить, – замялся Андрей.

Он помнил, чем кончилось дело с Ильченко, и разумно полагал, что если он сейчас хоть полусловом обмолвится о лаборатории, то рискует создать себе непреодолимые трудности. Но и лгать Владову нельзя – он был искусным игроком и отлично чувствовал ложь. Андрей знал это и небезосновательно опасался юлить.

– Чтобы кратко – тема та же, что мы с вами обсуждали в Ольховке перед моим отъездом, – нашёлся Андрей.

Владов сморщил лоб, пытаясь вспомнить тот разговор, и бросил быстрый взгляд на Штерна, будто надеялся, что тот сделает это за него, но адъютант молчал.

– Мы с вами говорили об эпидемии, – напомнил Романов.

– Ах да, припоминаю, – кивнул Владов, по‑прежнему морщась. – Ты ещё, кажется, готов был даже в ад заглянуть, если там можно что‑то узнать, да?

Штерн снова ухмыльнулся, услышав реплику Владова. Тот тоже улыбался. Вот только Андрею было совсем не до улыбок.

– Знаете, места, в которых мне пришлось побывать во время своих поисков ничем не лучше ада, – сказал он таким тоном, что улыбки с лиц его собеседников невольно исчезли. – И того, что мне пришлось там испытать, я бы не пожелал никому на свете.

Воцарилось неловкое молчание. Владов повернулся, чтобы по лицу Андрея определить насколько серьёзно говорит парень. Штерн ещё не решил, стоит ли верить его словам и ожидал реакции шефа. После первых фраз он подумал было, что Владов взял этого молодого паренька с собой для развлечения, чтобы посмеяться над ним, или что‑то выпытать, но разговор явно пошёл не в то русло, поэтому он снова взялся за папку с бумагами, которую, было, отложил.

Владова же ситуация смутила не так сильно. Ему захотелось расспросить Андрея о его приключениях, но он всё же передумал. Романов, несмотря на свой возраст, и во время предыдущих встреч не вызывал у него ощущения трепача. Но сейчас парень изменился как внешне – раздался в плечах, нарастил мышцы, так и внутренне – его взгляд стал другим, в нём появилось больше осознанности, больше мудрости, и вместе с ними уверенность и… какая‑то лёгкая печаль, что ли. Нечто вроде грустного отпечатка, который часто возникает во взгляде людей, прошедших тяжёлые испытания. Поэтому Владов был склонен верить, что Андрей говорил правду, и не захотел бередить его раны.

– Я так понимаю, вам удалось что‑то узнать? – прямо спросил Владов.

– Скажем так – мы вплотную подобрались к тем, кто может дать нам хоть какие‑то конкретные ответы, – качнув головой, ответил Андрей.

– Вот как! И кто же это?

– «Рассвет», конечно же.

Андрей позволил себе лёгкую улыбку, в которой Владов увидел вызов: мол, ты помешал нам тогда, но мы всё равно добились своего. Штерн снова оторвался от папки и недоверчиво посмотрел на Андрея, не веря в то, что услышал. Владов изумлённо присвистнул.

– «Рассвет»? – с откровенным удивлением переспросил он. – У вас что, есть их адрес?

Андрей, подумав секунду, кивнул. Штерн в растерянности уставился на Владова, на лице которого изумление чередовалось с озабоченностью. К сожалению, Андрей пока не умел так хорошо читать лица и не понимал значения этих взглядов. Впрочем, даже если бы и умел – распознать истинные эмоции Владова было не так‑то просто, и даже Аня часто в этом ошибалась.

А вот Владову было о чём подумать. Если этот совсем ещё молодой парень говорит правду, то даже той и без того высокой оценки, которую Владов давал ему после операции в Ольховке, будет недостаточно, чтобы охарактеризовать его способности. Впрочем, даже при его потенциале вряд ли в его‑то возрасте он настолько умён – всё идёт от Гронина. Тот был очень хорош – это Владов знал наверняка. Очень жаль, что о точной личности Гронина стало известно слишком поздно, когда уже шли финальные переговоры с «Булатом» о приёме его организации. Если бы в гильдии заранее выяснили, что это именно тот Гронин, а не какой‑то однофамилец… Этот промах ещё долго будет коробить руководство торговцев.

– Впрочем, теперь решение моей задачи усложняется, – посетовал Андрей, бегло взглянув в иллюминатор. – Я удаляюсь от места назначения.

– Не сожалей, – успокоил его Владов. – Что ни делается – к лучшему.

Андрей вздохнул. Хотелось уточнить для кого оно, это лучшее?

– Куда мы летим? – решил спросить он вместо этого.

– В Луганск. Оттуда сможешь продолжить начатое.

Андрей, задумавшись, притих. Путь, который ему придётся проделать, увеличился не так уж сильно, зато с Владовым ему проще будет получить всё необходимое. Действительно, торговец оказался прав – так и правда лучше.

С самого начала разговора Андрей намеренно не обращал на Аню внимания, делая вид, что её здесь вообще нет. Аня была достаточно умна, чтобы понять это, и сперва разозлилась. Она готова была разорвать Андрея на сотню кусочков, но потом, прислушиваясь к разговору, отложила свою обиду. Сначала её отвлекли слова Андрея о том, что ему выпало пережить. Когда‑то он рискнул своей жизнью ради неё, чем завоевал симпатию девушки, так что сейчас, услышав его интонации, она невольно прониклась сочувствием. Даже мысли не возникало о том, что Андрей может лгать – хоть Владов и не до конца поверил ему, но Аня не сомневалась, что парень говорит правду.

Но самое интересное – он что‑то знал о «Рассвете». Что‑то ценное, а главное – у него был, как выразился её отец – «адрес». Учитывая, что они оба копали в этом направлении, что Аня знала наверняка, она стала обдумывать, как ей устроить обмен информацией. В свете последних событий, произошедших в её жизни, возможно, Андрей остался её последним союзником в этом непростом деле, но она никак не могла понять, почему он так странно себя ведёт.

Молчание затянулось, и Андрей подумал, что теперь его очередь задавать вопросы.

– А как вы оказались так далеко от Ольховки, Игорь Алексеевич? – начал он.

Штерн с недоумением оторвался от бумаг и поднял глаза на Владова. Тот невозмутимо повернулся к Андрею.

– Тебя что‑то смущает? – спросил он строго. – Я ведь не лезу в твои дела и не выпытываю где и что ты собираешься искать – почему же ты лезешь в мои?

– Я… – Андрей немного смутился. – Просто я думал, что командующий регионом в гильдии не покидает своё место.

– Ах, вон оно что! – Владов снисходительно улыбнулся и взглянул на всё ещё недоумевающего Штерна. – Как бы тебе объяснить… Меня часто отправляют в места, где складывается неблагоприятная обстановка, чтобы я мог её исправить. Так что я скорее не командующий регионом, а такой себе кризис‑менеджер.

Услышав ответ своего шефа, Штерн хихикнул и покачал головой.

– Там, откуда мы летим, я так понимаю, даже вы не справитесь? – спросил Андрей.

– Да, – немного подумав, лаконично ответил Владов. – Там теперь справятся только танки.

Разговор как‑то сам собой притих. Через минуту дверца в конце отсека открылась, и на пороге возник немолодой мужчина, возможно, один из пилотов, с каким‑то листком в руках. Он молча передал его Владову и вернулся туда, откуда пришел. Владов и Штерн обменялись многозначительными взглядами, прежде чем полковник заглянул в листок.

Прочитанное, видимо, озадачило Владова. С озабоченным видом он открыл ноутбук и принялся что‑то там высматривать. Штерн не задавал вопросов, и Аня тоже сидела тихо, всё так же подогнув ноги.

Не имея понятия, что у них там произошло, Андрей откинулся на спинку дивана и попробовал задремать, но странное ощущение, что за ним подглядывают, не позволяло расслабиться. Открыв глаза, он столкнулся с пристальным взглядом Ани. Сперва парня бросило в жар, но присмотревшись, он заметил, что её взгляд пустой, не выражающий абсолютно никаких эмоций. Казалось, она смотрит сквозь него, как бывает, когда человек о чём‑то задумался. Андрею на миг стало интересно, о чём она думает, но Аня как будто подслушала его, чуть заметно мотнула головой, словно отгоняя нахлынувшие мысли, и отвернулась, даже не взглянув на парня.

Она размышляла о том, как ей дальше поступить. Поначалу она планировала поговорить с Андреем, но теперь сомневалась. Что‑то с ним было не так, и если она ошибётся в нём, если он после их разговора что‑то скажет Владову, то неприятности, которые ей грозят, будут катастрофическими.

Андрей в свою очередь, несмотря на то, что с самого начала сознательно и намеренно игнорировал девушку, теперь жалел об этом, догадываясь, что её поведение, скорее всего, является ответом на его действия.

Он ещё несколько раз пытался расслабиться и задремать на мягком удобном диване, но ничего не получалось. Штерн и Владов уткнулись в свои ноутбуки и молчали. Окинув взглядом салон, Андрей осторожно, будто между прочим, повернул голову в сторону Ани, но девушка помнила, что он её игнорировал, и теперь отвечала ему тем же. На самом деле, несмотря на все претензии, которые у него к ней были, ему очень хотелось поговорить с ней, как тогда в Ольховке, и он очень сожалел, что это невозможно.

Так в тягостном для обоих молчании прошёл весь остаток непродолжительного полёта.

Прибыв на место, перед прощанием Владов протянул Андрею небольшой конверт.

– Возле железнодорожного вокзала найдёшь майора Бондаря и отдашь это ему – он выдаст вам всё необходимое.

Поблагодарив Владова и попрощавшись, Андрей отправился к своим.

Луганск встретил «анархистов» тоскливой дождливой погодой, порывистым холодным ветром и неприятным чавканьем грязи под ногами. Город был разрушен длительными боевыми действиями ещё задолго до эпидемии и с тех пор переживал сложные времена. Большие площади, заросшие неухоженные скверы, заваленные мусором и прошлогодними листьями тротуары: всё это нагоняло ещё большую тоску, чем погода. Кроме них здесь было множество высоких зданий, помеченных печатью времени и войны, посеревших от ветров и дождей, обгоревших, разбитых – как и до скверов, никому не было до них дела: у торговцев не было ни желания, ни необходимости ухаживать за ними. Казалось, что город, будто огромный старый организм, тяжело болен. Он дал миру и людям многое, но теперь был больше не нужен и, как дряхлый старик, просто доживал свои годы. Во всём нём лишь чудом уцелевшие под давлением времени линии троллейбусной электросети сохраняли силу и упругость. Но даже так было не везде.

Разыскать майора Бондаря оказалось непросто, и потребовалось время, чтобы это сделать. В его офисе возле железнодорожного вокзала майора не оказалось. Дежурный сообщил, что сегодня он может тут уже и не появиться, потому стоило отправиться его искать. Процесс занял у Андрея почти полдня, но всё же он нашел Бондаря в какой‑то захудалой конторке. Тот встретил парня надменным взглядом поверх очков и сухо поздоровавшись, взял у него письмо. Похоже, лёгкого разговора не получится, и Андрей приготовился отстаивать свои требования.

В каждой встрече с руководителями гильдии Андрей сталкивался с трудностями. Несмотря на приказы, которые имели офицеры торговцев, они всегда искоса смотрели на Андрея, просящего то, что ему обещано, всячески затягивали процесс и вообще вели себя прескверно. Но к удивлению Романова, этот случай оказался особенным. То ли у майора было хорошее настроение, то ли он сам по себе был хорошим человеком, с пониманием относящимся к трудностям других, но проволочек с ним не возникло. Майор флегматично взглянул на протянутый Андреем конверт, распечатал его и прочёл вытянутую оттуда бумагу. Затем вскинул брови и измерил парня любопытным взглядом, но ничего не спросил. В итоге Андрей почти сразу же получил от него другую бумагу взамен той, что дал Владов, и краткие инструкции, что с ней делать дальше, после чего они распрощались.

Но на этом странности для Андрея не закончились. Покинув Бондаря, на улице парень лицом к лицу столкнулся с Аней. Он давно свыкся с мыслью, что она его предала, что она – враг, и был очень доволен собой, когда пришёл к выводу, что она больше ничего в нём не трогает. Но так было только до встречи в Волновахе – стоило ему бросить на девушку один лишь только взгляд и внутри всё перевернулось. Как ни старался он упираться, как ни ругал себя за это – его всё равно неудержимо влекло к ней, стоило ему только увидеть её глаза.

– Хм… Наверное, это судьба, – первой заговорила Аня, очаровательно улыбнувшись. – Видишь, несмотря на твой игнор нам всё равно суждено посмотреть друг другу в глаза и поговорить.

– И тебе здравствуй, – сухо ответил Андрей, хотя сердце бешено колотилось.

Оба помолчали. Улыбка исчезла с пухлых, привлекательных губ Ани. Она, не моргая, смотрела на Андрея, раздосадованная его поведением. Романов стоял, как статуя, и просто не знал, что должен дальше говорить, а Аня теперь не решалась сказать то, что планировала.

Андрей боролся сам с собой. Он хорошо запомнил науку Гронина и, несмотря на то, что девушка ему очень нравилась, изо всех сил старался не подавать виду. Он смотрел на неё с деланным безразличием, хотя сердце вырывалось из груди.

– Удивительно, что мы встретились, – первым прервал молчание Андрей.

– Ничего удивительного, – ответила девушка. – Я знала, что ты ищешь, так что мне не так уж трудно было тебя найти.

Андрей ощутил досаду. Аня даже не попыталась скрыть, что встретила его не случайно. Если раньше у него ещё теплилась надежда, что Гронин ошибся, что он просто её не знает, что не может она быть такой коварной, как он говорит, то теперь эта надежда развеялась, как дым. Стоило Андрею намекнуть в разговоре с Владовым о «Рассвете», как тут же появилась Аня, и Романов не сомневался в предмете, о котором в итоге она захочет с ним поговорить. Как бы ни хотелось ему верить в честность девушки, но он с горечью отметил, что Гронин оказался абсолютно прав на её счёт – Владов использует её, а она охотно выполняет его указания.

«Ух, какая же ты вероломная. Отец опять прислал тебя, чтобы выведать, что мне известно, но я уже не такой дурачок, каким был в Ольховке», – крутилось у него в голове.

– Чего ты хочешь? – вздохнув, холодным тоном спросил Андрей.

Привычное до этого момента поведение Ани после таких слов резко изменилось.

– Что за тон?! – мгновенно вскинулась она. – Звучит так, будто я преследую тебя и уже до смерти достала.

Несмотря на изначально другой настрой, теперь Аня была очень разочарована и зла. Она рассчитывала на него, ожидала получить хоть какую‑то поддержку, а в итоге получила незаслуженное оскорбление. Андрей приподнял руку, хотел ответить что‑то в своё оправдание, но девушка его опередила. Она заговорила с запалом, от чистого сердца, и вместе с огнём её слов горели и её глаза.

– Знаешь, мне показалось, что ты не такой, как другие, что ты чем‑то выделяешься. Я, глупая, решила, что ты относишься к тем немногим достойным людям, которыми я восхищаюсь, но вижу, что я ошиблась. Что ж, век живи – век учись. Спасибо за опыт. Всё, давай, до свидания!

Она круто повернулась и, взмахнув парню рукой через плечо, быстро зашагала по улице, оставив Андрея в одиночестве. Упругие красивые бёдра плавно покачивались, привлекая внимание солдат и офицеров, куривших возле входа. Те, что были ближе и слышали разговор, взглянули на Андрея. Одни сочувствовали его потере, и в их глазах было заметно сожаление, другие не могли понять, как он мог позволить себе потерять такую женщину и смотрели с недоумением или презрением, как на неудачника. Андрей некоторое время провожал Аню озадаченным взглядом, размышляя, стоит догнать её и извиниться или нет.

Пока он думал, один из куривших солдат побежал за Аней, на ходу выбросив окурок, и окликнул её. Андрей напрягся, внутреннее противоборство, подпитываемое легкой ревностью, усилилось, и он чуть было не сделал шаг в её сторону, но солдат уже догнал девушку и что‑то сказал. Аня развернулась, взглянула на него, а потом смачно заехала ему по роже. Наблюдавшие эту картину мужчины почти все разразились хохотом, а Аня отправилась дальше.

Андрей не мог видеть её лица, но если бы мог, то увидел бы, что по её щекам текут слёзы.


Глава 5.2



3

«Вот козел!», – думала Аня, сидя вечером в комнате, которую ей выделили.

Комнатка была так себе: и маленькая, и не настолько чистая, как она любила, да и мебель была старой и плоховатой, но сейчас всё это её совершенно не заботило, потому что все мысли девушки были о Романове.

Что это было? Что между ними произошло? Почему он повёл себя, как последний дурак?

Все эти вопросы не давали ей покоя с того момента, как она рассталась с Андреем. Её обуревали злость и обида, но выход они нашли только когда она вошла в эту убогую комнату. Как только дверь за ней закрылась, Аня упала на кровать, зарылась лицом в подушку и заплакала, высвобождая сковавшее её напряжение.

Но почему? Человеку постороннему могло бы показаться, что дело в её взаимоотношениях с парнем, но на деле всё было совершенно иначе. Её мир рушился у неё на глазах, и происходило это уже давно.

Полтора месяца назад, когда она проводила очередной вечер в обществе Тани Ткаченко и ещё одной их подруги, вечером домой вернулся Саша. Внешне, казалось, он был спокоен, по крайней мере, поначалу, но в действительности это было не так, и Таня, быстро заметив его состояние, попросила подружек уйти. Но Саша неожиданно вызвался проводить их и был так настойчив, что даже не постеснялся спровоцировать семейный скандал, что было само по себе невероятно.

Оставив взбешенную Таню дома, они отправились в путь. Саша был нервным, не отвечал на вопросы и создавал сильнейшее напряжение. Первой они провели домой Инну, и только когда отошли от её дома достаточно далеко, он заговорил с Аней, и тогда ситуация начала понемногу проясняться.

– У меня проблемы.

Он говорил упавшим голосом, а взгляд был потухшим, словно у затравленного, загнанного в угол зверька.

– Не поняла?

– Моего информатора нет.

– Что это значит? – Аня не могла понять, что происходит.

– Значит, что его нет, – нервно выдавил Саша. – Нет, понимаешь? Он исчез.

Только сейчас Аня заметила, что у Саши трясутся руки. Наконец, более менее собрав в голове картину происходящего с ним, Аня заволновалась. Никогда ещё она не видела, чтобы с Сашей Ткаченко происходило нечто подобное. Для неё он всегда был эталоном сдержанности и умения контролировать свои эмоции.

– И что? Ты можешь нормально объяснить?

– Что объяснять? Что тут непонятного, мать твою? Его загребли! – Саша чуть не закричал, но вовремя спохватился, и тихо добавил. – СБ‑эшники.

– Это контрразведка, что ли?

– Да, бл. ть, она самая, – с ноткой истерики ответил он. – С минуты на минуту они придут и за мной.

– Саша, успокойся, пожалуйста, – вкрадчиво проговорила Аня и, перебарывая страх, попыталась дотронуться до Ткаченко.

– Убери от меня руки, – злобно зарычал он, и Аня отпрянула от него, как от прокаженного. – Это всё ты, твои игры… Мразь, как же я тебя ненавижу.

Аня молчала, пытаясь подавить волну негодования, которая росла в ней, грозя затопить все вокруг. Видя, в каком состоянии находится Саша, она просто боялась выпустить это негодование. Ткаченко же в бессилии нервно выкручивал себе руки. Он не сомневался в своих выводах, но не знал, что теперь делать.

– Послушай меня, – твердо сказала Аня, с трудом сумев справиться с эмоциями и упрятав их подальше. – Не спеши с выводами. Всё может быть совсем не так, как ты думаешь.

В скудном свете далекого прожектора, Аня увидела взгляд Саши и, несмотря на всю свою смелость, невольно сделала ещё шаг назад: это не был взгляд вменяемого человека.

– Закрой свой рот, – выдавил он. – И слушай сюда. Мы сейчас пойдём к нам, и ты заберёшь Таню с собой, закроешься с ней у себя и будешь сидеть там, пока не вернётся твой отец. А потом ты будешь валяться у его ног, облизывать его обувь, я не знаю, что ты будешь делать, но ты должна сделать всё, чтобы её не забрали СБ‑эшники, ты поняла?

Это был вопрос, но он не дал ей даже открыть рот, чтобы ответить.

– Отвечай! – крикнул он. – Ты обещала, что защитишь её! Ты сделаешь это?

В руках у него что‑то блеснуло, и Аня с ужасом поняла, что это пистолет. Она оцепенела от страха и прежде, чем смогла хотя бы выдавить короткое «да», Саша был уже у неё за спиной, а пистолет уперся ей в бок. К горлу девушки подскочил комок, а тело затрясло. Ощущение было похоже на то, которое преследовало её в ту памятную ночь в Ольховке.

– Иди вперёд, к нашему дому, – прошипел Саша и больно ткнул её дулом пистолета в ребро.

Девушка слегка застонала, но безропотно подчинилась его требованиям. Она настолько испугалась, что просто не могла сопротивляться ему.

Они шли быстро. Саша все время подгонял её, а Аня молчала, не в силах сбросить с себя оцепенение. В какой‑то момент ей это почти удалось, но на смену ему пришло новое, ещё худшее чувство – отчаяние. Она предала своих друзей и теперь понимала, что всё, что происходит с ними – её вина. В тот момент она ещё не знала, что главная беда ждёт её впереди.

На подходе к дому, они услышали крики и сразу узнали в них голос Тани. Саша буквально взбесился и толкнул Аню так, что она чуть не упала. Но прежде, чем она успела наладить равновесие и пройти хотя бы несколько шагов, она заметила, как что‑то метнулось в темноте. Отшатнувшись, Аня обернулась и увидела, как кто‑то мощным ударом свалил Ткаченко на землю. В отблесках света, льющегося из окон, она видела две мощные фигуры, заламывающие Саше руки, и услышала щелканье наручников. Её разум, и так находящийся на грани полного помутнения, прорвался, чтобы различить вопли Тани, которые теперь дополнялись проклятиями Саши.

– Будь ты проклята, тварь! За это ты будешь гореть…

Ему не дали закончить. Один из бойцов ударил его рукоятью пистолета по затылку, и Саша без сознания свалился на землю. В этот момент из подъезда под руки вывели взъерошенную Таню в порванном платье. Она вырывалась, царапалась и кричала срывающимся голосом, но вызывала лишь смех у своих конвоиров, отпускающих в её сторону пошлые и очень прозрачные шуточки и угрозы. От этой картины у Ани невольно подкосились ноги, и она грузно уселась прямо на грязный асфальт.

Аня в ужасе смотрела на разодранное платье Тани, через дыру в котором была хорошо видна одна из её роскошных грудей, на рассечённую скулу и темнеющий на ней синяк. Таня тоже увидела свою подругу и сосредоточила все усилия на ней.

– Анечка, что происходит, родная? – растерянно спрашивала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не позволить голосу сорваться на крик. – Помоги, пожалуйста… За что они так со мной? За что?

– Я помогу, – прошептала в ответ Аня. – Я помогу, ты только держись.

– Аня! Аня, помоги! – закричала Таня, когда её начали силой запихивать в кунг грузовика, куда несли и находящегося без сознания Сашу. – Аня, пожалуйста!

Когда оба оказались внутри, один из бойцов спрыгнул с подножки и закрыл дверь. Таня продолжала что‑то истерично кричать, пока её крик вдруг не оборвался на полуслове громким всхлипом и последнее, что Аня услышала, было падение тела её подруги на грязный пол грузовика. Боец похлопал по кунгу, водитель завёл двигатель и машина, ревя, скрылась за углом дома.

Проводив машину взглядом, СБ‑эшник подошёл к подавленной и обессиленной увиденным Ане, пребывающей в полной прострации, и продолжающей еле слышно нашептывать одну и ту же фразу: «только держись».

– Анна Игоревна, давайте я вам помогу, – учтиво сказал он.

Аня почувствовала, как сильные руки, не дожидаясь её согласия, подхватили её и плавно поставили на ноги. Одна из рук нагло коснулась её груди, но девушка этого даже не заметила.

– Я отведу вас домой, – предложил он тоном вежливым, но показывающим, что спорить бесполезно.

Впрочем, она и не могла спорить. Опираясь на его сильную и твердую руку, возможно, ту самую, которая десять минут назад рассекла её лучшей подруге лицо и поставила тот большущий синяк, Аня добрела до дома. И только тут она воспрянула духом и почувствовала в себе силы к борьбе – у входа стоял Генрих Штерн, помощник её отца. Это означало только одно – отец тоже вернулся и, наконец, у неё появилась реальная возможность исправить ситуацию.

Оттолкнув контрразведчика, Аня собрала все силы и побежала навстречу Штерну.

– Генрих, как же я рада тебя видеть! – воскликнула она. – Где отец? Он мне срочно нужен!

Но радость её была очень, очень недолгой.

– Приведите себя в порядок, Анна Игоревна, – холодно ответил Штерн. – Я прилетел, чтобы забрать вас к нему. У вас десять минут. И не заставляйте меня ждать – на этот случай у меня самые жесткие указания.

Потом Аня не раз, сгорая от стыда, с содроганием вспоминала всё, что было дальше. И то, как она потеряла способность стоять и её буквально занесли в дом, и то, как она отказалась выполнять приказ Штерна и вместо того, чтобы переодеться и умыться, бессильно повалилась на пол в своей комнате и зарыдала. Вскоре появился Штерн и, отпустив контрразведчика, сам взялся умывать Аню. Она помнила как его руки прикасались к её лицу, как он снимал с неё грязную одежду, а когда она проигнорировала его приказ одеваться – как сам её одевал, как касался её груди, живота, бедер… Тогда ей было всё равно, но сейчас, вспоминая те моменты, каждая клетка тела, к которой дотрагивался этот сукин сын, жгла её, словно огнем.

А потом был долгий полёт к отцу и разговор, который она не забудет никогда. Разговор, который, как она поймёт позже, разрушил её жизнь до самого основания.

Владов стоял в каком‑то пыльном, совершенно недостойном его кабинете. У стены, на древнем диване, ободранном и потому обшитом латками, сидела Аня и умоляла отца помочь её друзьям. Штерн, скрестив руки на груди, бедрами упёрся в письменный стол и в разговоре не участвовал, лишь изредка бросая на Аню долгие взгляды. Владов был зол. Очень. Но скрывал это.

– Я не могу им помочь, – холодно отвечал он.

– Как это не можешь? Ты же главный! Ты можешь всё.

– Есть вещи, которые даже мне не под силу, – отрезал он. – То, что они сделали, не может остаться безнаказанным. В назидание всем остальным.

– Но Таня – она‑то в чём виновата, отец? Помоги хотя бы ей, – рыдая, умоляла Аня.

– Не могу. Мы не знаем, что он рассказал ей, не знаем, кому это рассказала или расскажет она, поэтому вынуждены перестраховаться.

– Отец, прошу тебя, – Аня сползла с дивана и упала на колени перед ним, – она – моя лучшая подруга, она мне, как сестра. Ты же знаешь её уже много лет. Пожалуйста.

– Подруга? Сестра? – холод в голосе Владова сменился сталью. – Тогда зачем ты подставила их? Зачем толкнула Ткаченко на это? Он был отличным парнем – толковый, умный, внимательный, один из моих лучших сотрудников. Зачем ты сделала это с ними? А? Для чего ты это сделала?

Его слова шокировали Аню. Она молчала, не имея сил открыть рот, не зная, что сказать. Родной отец, тот, что обещал всячески её оберегать и защищать, сейчас был против неё, выбивал из неё дух каждым словом, уничтожал её. Откуда он так быстро всё узнал? Или, может, он знал с самого начала?

– Ты довольна? Узнала, что такое «Рассвет»? Всё выяснила, что хотела? А теперь скажи мне, для чего? Или, может, для кого?

Но Аня не могла ничего ему сказать. Она просто рыдала взахлёб, лёжа на грязном полу у его ног. Видя, что ничего не добьётся, Владов перестал давить на неё. Основной разговор – серьезный, жесткий, такой, что выбьет из неё и спесь, и дурь, он проведёт позже, когда она придёт в себя.

И разговор этот состоялся. В результате Аня попала чуть ли не в ад. Теперь ей было запрещено заводить дружбу с кем бы то ни было из офицеров гильдии, их женами, дочерьми или другими членами семей; запрещено разглашать любую информацию о «Рассвете», которой она владела, а в случае, если она не удержит язык за зубами – отец пообещал создать ей условия, фактически ничем не отличающиеся от тюремных. Также она стала постоянной спутницей отца во всех его поездках, чтобы всегда быть при нём и не иметь возможности ничего проворачивать за его спиной.

– Да, я занимаю высокий пост, – сказал он, заканчивая разговор. – Но это налагает на меня определённую ответственность и обязанности, исполнение которых ведёт к благополучию множества людей, состоящих в нашей организации. И я никому, даже собственной дочери, не позволю угрожать этому благополучию. Помни об этом.

Его слова и отношение сломили Аню. По сути это было не трудно, ведь у неё никогда не было реальных сил противостоять кому либо, не имея за спиной авторитета и могущества отца, а теперь она их утратила. Стоило ей всего лишь один раз почувствовать, чтосама она в этой жизни не может ничего, как осознание собственной беспомощности переломило её, словно тростинку. Отец отнял у неё друзей, отнял возможность общаться не то что с равными себе, но просто с образованными и интересными людьми, кроме редких случаев, когда вдвоем они принимали гостей или сами ездили в гости. Раньше он ограждал её от мнимых опасностей, теперь же он оградил её от всего мира, но у неё не было ни малейшего шанса даже начать бороться с ним, не то что победить.

Да, один раз за этот короткий период она попыталась что‑то сделать – решила сбежать, исчезнуть, но выяснила лишь, что за ней наблюдали, потому что очень скоро её нашли и вернули обратно, а разгневанный отец предупредил, что ещё одна такая выходка и его обещание о тюрьме будет претворено в жизнь.

Отчаявшись, Аня больше не знала, что делать, но вдруг, словно услышав её молитвы, провидение послало ей знак – луч света в окружавшей её тьме, и лучом этим оказался Андрей Романов. Но даже он, к её величайшему огорчению, отвернулся от неё. И больнее всего в этом было то, что она не понимала, почему он так поступает. Что она ему сделала, что заслужила такое отношение? Может, стоило усмирить свою гордыню и не уходить тогда, а выяснить причины? Ведь, по сути, у неё нет теперь других друзей. И даже этого единственного, похоже, тоже нет. Она одна… совсем одна.

Нужно всё исправить, отбросить гордость – она не может позволить себе разбрасываться теми ничтожными шансами хоть немного исправить своё положение, которые ей выпадают. И жаль, что она поняла это только сейчас. Нужно разыскать его, извиниться, во всём разобраться и понять, почему он ведёт себя именно так. Романов… он ведь добрый… и такой милый… Не может быть, чтобы он без серьезных причин избегал её.

«Но ведь это будет унизительно?», – вдруг подумала она со страхом. «Да. И что? Ну и пусть – к чёрту гордость. Она не привела тебя ни к чему хорошему. Значит, настало время унижений».

Она и сама до конца не осознавала всю тяжесть состояния, в которое её ввергли гордыня и самоуверенность. Не осознавала, насколько жалкой она собиралась стать теперь. Но и не осознавала, насколько сильным оружием является такое отчаянное унижение, когда соприкасается с Андреем Романовым, потому что если и было что‑то, способное повлиять на каменную корку, которой постепенно всё больше покрывалось его сердце, то это полное поражение и отчаяние женщины, к которой в глубине души он был не равнодушен.

За всю ночь Аня так и не могла сомкнуть глаз, переживая, что Андрей уже покинул Луганск. Если бы у неё была такая свобода, как раньше, она бы кинулась искать его немедленно, но теперь её постоянно контролировали, и самое паршивое было то, что делали они это скрытно. Почти никогда она не могла понять, кто из людей, находящихся неподалёку, являются соглядатаями отца.

С трудом дождавшись утра, с первыми лучами восходящего солнца Аня под видом выхода на прогулку бросилась на поиски. В Луганске она была впервые и никого не знала в этом огромнейшем городе. Она долго обдумывала с чего начать и лучшее, что пришло ей в голову, был майор Бондарь, но найти его тоже оказалось той ещё задачей.

Поиски заняли примерно час, ещё пятнадцать минут она объясняла и доказывала ему, кто она такая. Правда, ответ на её вопрос он дал быстро – технику и снаряжение «анархисты» получали на складе номер шесть неподалёку от железнодорожного вокзала. Расспросив солдат на улице, как найти этот склад, Аня что есть духу помчалась туда.

Склад был огромен сам по себе, и вокруг него всегда крутилась куча народу, но сейчас движение там было в разы активнее. Аня металась по складу, как потерянная собачонка, расспрашивала всех, кого только могла, о постороннем отряде, но все лишь с недоумением смотрели на неё. Догадавшись спросить начальника склада, она всё‑таки получила наводку – доставучий сержант «анархистов» тут уже появлялся, но получил только небольшую часть необходимого снаряжения. За остальным, включая транспорт, он должен явиться к одиннадцати. Набравшись терпения, Аня стала ждать, посылая подальше периодически цепляющихся к ней с пошлыми намёками солдат. Если бы они только знали, кто она – обходили бы за километр.

Время приближалось к одиннадцати, но Романова нигде не было видно. Уже и одиннадцать и начало двенадцатого, а его всё не было. Аня была уверена, что не пропустила его, потому что всё это время не спускала глаз с начальника склада. Её начало одолевать смутное ощущение тревоги. Взглянув на миниатюрные часики, украшавшие её тонкую кисть, она решила ещё раз обратиться к начальнику.

– Так был тут парень от них, пять минут назад, – участливо ответил он и обратился к одному из своих подчинённых. – Серёжа, помоги барышне – покажи ей, где эти ребята, что «Волк» по приказу Бондаря забирают.

Русый молодой парнишка, к которому он обратился, тут же услужливо подал ей руку.

– Просто покажи куда идти, – попросила Аня, проигнорировав его жест.

Парень пошел вперед, лавируя между ящиками, пикающими погрузчиками и снующими повсюду людьми. Склад чем‑то напоминал небольшой рынок в выходной день, но Серёжа быстро продирался сквозь всю эту суету, расчищая дорогу и Ане, так что очень скоро они добрались в нужное место.

– Вот.

Её проводник указал на большой шестиколесный автомобиль, в бак которого какой‑то рыжий парень, смутно напомнивший Ане одного из бойцов отряда Романова, заливал солярку из большой канистры.

– Спасибо, Серёжа, – поблагодарила она и направилась к машине.

Она не помнила, как зовут этого парня, стоявшего возле машины, но вскоре увидела и ещё одного – крупного, могучего здоровяка с ярко выраженными скулами и недельной небритостью. Кажется, его звали Толя. Он её тоже явно узнал, потому что уставился очень недоброжелательно. Возле него стоял ещё один боец: высокий, но очень худой, с вытянутым, даже можно сказать лошадиным лицом и широко посаженными глазами. Русые волосы у него были коротко острижены, как носило сейчас большинство мужчин.

– Смотри, какая красоточка, – ткнул пальцем в её сторону худой. – Цып‑цып, не нас ли ищешь?

– Заткнись, Кот, – немедленно осадил его Толя. – С этой заигрывать нельзя. Её папаша может яйца оторвать.

Кот забавно скривил лицо и покосился на Толю. Тот буравил Аню недобрым взглядом. Он как‑то разговаривал о ней с Андреем и знал, что девушка ему нравилась, но Романов подозревал её в некоторых нечестных делах и потому хотел дистанцироваться. Эх, как же это должно быть непросто – держаться подальше от такой прелестной барышни.

– Тебе тут не рады, Аня, – спокойно, но с вызовом сказал Толя.

Девушка чуть заметно вздрогнула. На мгновение она даже опустила глаза, но лишь на мгновение, а затем опять приковала их к Толе. Что‑то в ней изменилось с тех пор, как он видел её в последний раз. Что же? Точно! Не было той привычной лёгкой надменности и самоуверенности, которые всегда присутствовали в её движениях и взгляде.

– Я просто хочу поговорить с Андреем, – решительно ответила она, игнорируя его тон.

– Это невозможно, – отрезал Черенко.

– С каких пор это запрещено?

Толя готов был что‑то ответить, но тут из‑за машины вышел сам Андрей. Увидев девушку, он вздрогнул, а его взгляд стал до боли подозрительным.

– О, какие люди, – безразлично сказал он.

– Ага, и без охраны, – недовольно буркнул Черенко.

– Всё никак не сдаёшься, – Андрей вздохнул и повернулся к Черенко. – Толя, готовьтесь к отъезду. Я тут быстро разберусь и выезжаем.

Толя, ухватив за шиворот зазевавшегося Кота, развернулся и пошел прочь, на прощание окинув Аню неприязненным взглядом. Остались только Сергей, возившийся с новой канистрой, и Андрей, который неотрывно смотрел на девушку, наслаждаясь её красотой. Как бы он ни пытался убедить себя, что она ему безразлична, он всё равно всегда был рад её видеть, хоть теперь и не доверял ей ни на йоту.

– Здравствуй, Аня, – прохладно, но без какого либо негатива поздоровался он. – Зачем ты здесь?

– Привет, – мягко ответила она. – Я хочу поговорить. Можешь уделить мне немного времени?

Эта стандартная, учтивая фраза, как правило, подразумевает утвердительный ответ, но Андрей в этот раз не собирался быть учтивым.

– Нет. Извини, но мне некогда, – отведя взгляд, твердо ответил он.

Аня поняла, что если она хочет добиться какого‑то результата сейчас – ей нужно двигаться только напролом. И быть честной.

– Пожалуйста, мне очень нужна твоя помощь.

Андрей снова взглянул на неё, но во взгляде была только подозрительность и лёгкое раздражение. Ему не нравилось, что он колебался. Он перестал сопротивляться тому факту, что Аня красива и нравится ему, но всё равно внушал себе, что помимо этого она ничего для него не значит, что он больше не поведётся на её чары. И, тем не менее, теперь он стоял, как столб, и боролся сам с собой.

– У тебя тут вон целый город лакеев, – холодно ответил Андрей. – Любой из них с радостью тебе поможет. Извини, но у меня правда нет времени.

Он сделал движение, собираясь развернуться, и Аня, видя, что не может до него достучаться, рефлекторно перешла в последнее отчаянное наступление.

– Черт, Романов, неужели я так много прошу? Пожалуйста, хотя бы выслушай меня! – в отчаянии выкрикнула она.

– Не далее чем вчера ты заявляла мне совсем другие вещи, – с легкой ехидцей бросил он через плечо, медленно отходя за машину. – И там не было ни слова ни о какой помощи. Что изменилось за ночь?

Воробьёв, всё это время невольно слушавший их диалог, закончил заправлять машину и отложил в сторону пустую канистру.

– Я закончил. По готовности можно отправляться, – флегматично бросил он, уходя.

Наступил момент, когда Аня должна была по‑настоящему переступить через себя, если она действительно хотела найти отклик в Романове.

– Андрей, пожалуйста, прошу, умоляю, просто выслушай меня, – тихо, но так чтобы он услышал, попросила она.

Девушка сложила вместе ладони и её глаза предательски заблестели, а голос слегка надломился. Правда, она не готова была наверняка сказать, почему это произошло – из‑за того, что её просьбы тонули в озере его безразличия или от того, что ей действительно приходилось унижаться и просить о чём‑то человека, который не желал ей помогать.

Андрей остановился, обернулся и снова взглянул на неё, удивленный услышанным. Это же надо – целая Аня Владова снизошла до просьб? Да ещё и до мольбы? Хмм…

– Что я слышу, Анна Игоревна? А куда делась ваша гордость? Где тот лёгкий налет высокомерия, который был ещё вчера? Неужели мои малозначительные секреты так важны для Игоря Алексеевича, что он заставил свою дочь разыгрывать целый спектакль и унижаться перед ничтожным сержантом, лишь бы узнать их?

– Что? – только и смогла выдавить сбитая с толку Аня и запнулась в растерянности.

У неё был достаточно острый ум, чтобы быстро связать некоторые события и довольно скоро до неё начало доходить в чём дело, а картина их взаимоотношений стала проясняться. Андрей считает, что она шпионит за ним по заданию отца. Как он мог такое о ней подумать? Господи, неужели и здесь отец виноват в том, что она потеряла расположение и доверие даже человека, которого видела лишь дважды в жизни? Её начала накрывать обида: на отца, на себя, на всех на свете за всё, что происходило с ней в последнее время. Этого просто не могло быть, она не могла поверить в то, что в одночасье весь мир стал ей враждебен.

– Андрей, пожалуйста, умоляю, удели мне хотя бы пять минут, – попросила она и слёзы, которые вновь начали прорываться наружу, в этот раз было не остановить. – Поговори со мной, позволь тебе всё объяснить.

Она робко шагнула к нему, молитвенно сложив руки. Первая слеза стекла по её красивому лицу.

– Прошу тебя, прошу, – шептала она.

Вдогонку за первой, по её щекам одна за другой потекли новые слёзы. При виде этого у Андрея внутри всё перевернулось. Плачущая красивая женщина была поистине серьёзным оружием, способным тронуть его сердце. И сейчас это отлично работало против его язвительного высокомерия. Целых три секунды он сопротивлялся, а потом шагнул к ней и заключил в объятия, не имея сил смотреть на то, как она плачет.

– Пожалуйста, пожалуйста, – продолжала шептать она, а слёзы все текли и текли по лицу.

Игорь, Сева, Кот и Толя Черенко, украдкой наблюдавшие всю эту душераздирающую сцену из‑за машины, скептически переглянулись. Толя недовольно фыркнул.

– Ну всё, выезд откладывается на неопределенный срок, – фаталистично заключил Игорь.

– А я вам говорил, я вас предупреждал – надо было найти пацану бабу, такую чтобы наверняка его трахнула, – с досадой поучительно сказал Черенко, глядя на Севу. – А вы – отстань от него, парень сам разберётся, бла‑бла‑бла. Теперь неделю тут сидеть будем.

– О, какой ты, – с наигранной обидчивостью сказал Игорь. – А мне ты бабу не предлагал найти.

Кот слушал этот диалог с нескрываемым интересом.

– Балбесы вы оба, – заключил в свою очередь Сева, глотая какую‑то таблетку и запивая её водой из фляги.

– Во всей этой истории я только одного не могу понять, – сказал вдруг Кот, указав пальцем на Андрея. – Почему ему можно такую женщину, а мне – отец яйца оторвёт?

Все захихикали, и Толя с Севой убрались прочь, не желая больше смотреть на ту леденящую душу нормального мужика санта‑барбару, что происходила возле машины.

Бросив парням короткое «я скоро вернусь», Андрей увёл Аню далеко в сторону, туда, где никто им не мешал поговорить. Аня все ещё всхлипывала, с трудом борясь с переполняющими её эмоциями. Она чувствовала, что ещё чуть‑чуть и она бы действительно осталась совершенно одна, и сейчас была благодарна Андрею хотя бы за то, что он всё же передумал и не отвернулся от неё. По крайней мере, пока что.

Они сидели бок о бок на деревянных ящиках неподалёку от склада. Андрей задумчиво глядел себе под ноги, не понимая, что должен делать дальше. Обняв её, он ощутил целый коктейль из невероятных по силе эмоций, которые вывернули его душу наизнанку, и сейчас он с удивлением тщетно пытался понять, что это было. Аня, переживающая, что он действительно может уйти, что было сил пыталась унять своё волнение и как можно скорее начать разговор, к которому так стремилась.

– Прости меня, пожалуйста, – начала она, ещё слегка всхлипывая.

– За что? – сухо спросил Андрей.

Он повернулся к ней, пытаясь взглянуть ей в глаза, но она пока прятала взгляд.

– За моё вчерашнее поведение, за высокомерие, за гордыню.

– Ах, ты об этом… Считай, что этого не было.

Он замялся. Когда она начала говорить, то выбила Андрея из того сосредоточенного на себе состояния, в котором он пребывал, и теперь он вновь начал задумываться о том, что же всё‑таки происходит.

– О чём ты хотела поговорить? Надеюсь, не о вчерашнем? – осторожно начал он, стараясь придать голосу как можно больше сухости, но при этом не обидеть девушку.

Аня несколько раз шмыгнула носом, достала из кармана куртки платок и в очередной раз вытерла лицо.

– К сожалению нет.

Андрей не торопил её. Он терпеливо ждал, глядя на неё, ожидая, что она посмотрит ему в глаза.

– На самом деле это длинный разговор, – начала Аня. – Начну вот с чего. Скажи, почему ты так отнёсся ко мне вчера?

– Как? О чём именно ты говоришь?

– Когда мы расстались в Ольховке – мы были друзьями. Но вчера в вертолёте и потом на улице я чувствовала холодность и отстранённость – ты избегал меня, не хотел даже разговаривать. Почему?

Это был неприятный вопрос. Ещё более неприятным был ответ на него. Андрею не хотелось его озвучивать.

– Почему ты спрашиваешь?

Аня помолчала немного. Ей трудно было ответить однозначно. И трудно было сказать правду, но она должна была это сделать.

– Слишком много всего произошло со мной за последнее время. Я потеряла друзей, всё своё окружение… Друзья погибли из‑за меня, – слезы снова стали наворачиваться, но она старалась дать им решительный бой. – Меня унижали… Я прошла через ад.

– Унижали? Тебя? – удивился Андрей и попытался перевести это в шутку. – И эти люди ещё живы?

– Более чем.

Андрей, глядя на Аню, изогнул одну бровь.

– Не верю, что твой отец кому‑то позволит тебя унижать.

– Себе может позволить.

Это ещё что означает? С каждым её новым словом Андрей всё больше запутывался.

– Увидев тебя, я обрадовалась, потому что впервые за долгое время увидела дружеское лицо. По крайней мере, поначалу я думала, что могу называть тебя другом, но потом по твоему поведению увидела, что что‑то не так.

Она, наконец, подняла лицо и взглянула в глаза Андрею.

– Так что не так? Скажи?

Андрей замялся, не зная, что говорить. Он не горел желанием раскрывать ей свои истинные мысли – девушка могла бы принять это за оскорбление.

– Тебе не понравится мой ответ.

– Если ты думаешь, что можешь сделать мне больно, то ошибаешься – невозможно ударить ножом в сердце, на месте которого огромная дыра. Я и так уничтожена – ничто уже не сможет сделать мне хуже.

– Звучит довольно мрачно…

– Не увиливай, пожалуйста. Так что не так? Ты можешь ответить или нет?

Её настойчивость заслуживала ответа. Андрей замешкался, поднялся с ящика и принялся медленно ходить возле Ани. Она пристально следила за ним, ожидая увидеть его взгляд, когда он заговорит, но ему не хватило духу посмотреть ей в глаза.

– Понимаешь, мне нужен честный ответ на один вопрос… Но беда в том, что я не верю тебе, поэтому даже если ты ответишь честно – я всё равно буду сомневаться.

– Хмм… Неприятно это слышать… Но ничего. А что до твоих слов – я буду честной. Обещаю.

– Прости, но проблема в том, что я всё равно не поверю.

Аня немного смутилась.

– Ну, для начала хотя бы задай вопрос.

Теперь Андрей всё‑таки взглянул ей в глаза. Он долго смотрел в них, надеясь увидеть непонятно что.

– В Ольховке – ты шпионила за мной?

– Что? – глаза Ани расширились. – Конечно же нет! Как ты мог такое подумать?

Андрей позволил себе кривую ухмылочку.

– Господи, Андрей, ты можешь мне не верить, но хотя бы объясни, что привело тебя к такой мысли?

Романов, не убирая своей паскудной ухмылочки, задумался. В принципе – какая разница узнает Владов о его подозрениях или нет? Разве это уже имеет хоть какое‑то значение? Ильченко больше нет и вся та история давно в прошлом, так что можно открыть карты.

– Есть мнение, что ты специально тесно общалась со мной, чтобы выведывать у меня информацию о наших планах. Что втиралась в доверие и приходила ко мне только с этой целью.

Аня, вскинув брови, чуть заметно отрицательно покачала головой. Пока что молча. Ей было обидно это слышать. Обидно и… больно… Она думала, что подобные вещи больше не могут ранить её, но ошиблась. Или всё дело в том, что это говорил именно Андрей?

Романов продолжал.

– Есть мнение, что тебя подослал твой отец. И в последний вечер перед нашим отъездом… Признайся честно – он хотел выяснить, что я узнал о «Рассвете», да?

Ужас, проскользнувший в глазах Ани, стал для Андрея ответом. На его лице появилось выражение плохо скрываемого торжества. Но он ошибался.

– Ответь, ведь уже нет никакого смысла отпираться. Просто признайся…

– Замолчи.

Она завертела головой, пытаясь понять, кто из снующих неподалеку людей может быть соглядатаем, приставленным к ней.

– Значит, я всё‑таки прав…

– Ничего ты не прав. И ты даже не понимаешь… Не произноси больше слова… а лучше вообще ничего не говори, – она перешла на шепот. – Нам нужно уйти отсюда. Куда‑то, где никто не сможет нас подслушать. И там я расскажу тебе всё. Тогда ты поймёшь насколько ошибаешься.

Нахмурившись, Андрей некоторое время с сомнением смотрел на неё, но обдумав ситуацию, решил согласиться.

Они долго бродили возле вокзала, подыскивая подходящее место, и в итоге отошли от него достаточно далеко. На возвышенности стоял памятник Ворошилову, возле него было пару давно разрушенных временем скамеек, на одной из которых ещё можно было кое‑как сидеть. Рядом не было ничего, что позволило бы спрятаться и подслушать их разговор. Даже если наблюдатель и ухитрился бы устроиться где‑то неподалёку, то хотя бы не мог ничего слышать, не приблизившись и не выдав себя.

Там Аня, сидя на неудобной скамейке и сдерживая рвущиеся наружу слёзы, рассказала Андрею всё: как он посеял в ней интерес к «Рассвету», как она начала копать, как подрядила под это дело Ткаченко, как он сомневался в успехе мероприятия и пытался её отговорить, а она, дура набитая, угрожала ему самым подлым и низким способом, на который только была способна, и заставила сделать то, чего делать было ну никак нельзя. А далее, уже совсем не имея сил сдерживать то и дело текущие по лицу слёзы, Аня рассказала ему, как на её глазах арестовывали её лучших друзей.

Она заново пережила весь тот кошмар, и когда сил рассказывать совсем не оставалось, она просто тихо заплакала, давая выход эмоциям. В этот момент Андрей, до этого в тягостном молчании, словно часовой, ходивший рядом, присел, обнял её и прижал к себе. Трепет от её близости перемешивался с сочувствием к ней и с подавленностью, которая накатила на него от понимания тех разрушительных событий, что произошли с Аней и, вероятно, могут произойти и с ним тоже.

Выплакавшись, Аня продолжила рассказ, поведав Андрею о том, как умоляла отца пощадить их, валяясь у его ног, и какой в итоге получила приговор. Упустила она лишь то, как её переодевал Штерн. Этого она рассказать просто не смогла.

В конце, после долгого молчания, она рассказала Андрею всё, что смогла узнать о «Рассвете» от Ткаченко. Передав эту скудную информацию Романову, она надеялась, что теперь жертва её друзей, возможно, принесёт хоть какую‑то пользу.

Андрей был в шоке от услышанного. Никак он не мог ожидать, что на плечи этой хрупкой девушки может свалиться нечто подобное. Особенно не ожидал он, что такие удары будет наносить ей её отец. Да, теоретически она сама своими действиями привела к такому, и допустим, наказать этого Ткаченко Владов не просто мог, но и должен был, но зачем он повёл себя так же и с Таней? И почему «Рассвет» и его тайны оказались для него дороже дочери, которую он фактически сломал своими действиями?

Но главное, что теперь Андрей сам поверил ей. Не то, чтобы это была чистая вера, какой достоин незапятнанный человек, нет. Тут было другое – он просто должен был ей поверить. Потому что если и это окажется ложью, если выяснится, что люди способны ТАК лгать… после такого те крохи искренней веры в людей, что у него ещё оставались, окончательно рассыплются в прах, и тогда уже даже слёзы женщины не смогут разжалобить его.

– Это что‑то невероятное, просто запредельное… – тихо проговорил он, всё ещё прижимая Аню к себе. – Во что же мы с тобой влезли?

– Я не знаю, – прошептала она. – И больше не уверена, что это верный путь к ответам, которые мы оба ищем.

Аня была так близко, как никогда раньше. Несмотря на свою тревогу, на мысли о том, что она пережила, Андрей не смог игнорировать близость девушки, не удержался и приложил губы к её волосам. Он осторожно втянул их запах – запах ромашки и ещё каких‑то трав. И понял, что любит этот запах.

Он восхищался ею. И не столько её красотой, сколько решительностью, стойкостью и упорным желанием достигать своего. Он ошибся – её надломили, но до конца так и не сломали, хотя по её рассказу Андрею стало ясно, что Владов вполне способен это сделать. Однако, даже при такой угрозе, пусть даже после собственных ошибок, даже когда обстоятельства или жизнь наказали её, поставили на место, он чувствовал, что несмотря на глубокую, почти смертельную рану, несмотря на раскаяние она всё равно всё ещё способна идти дальше.

– Уезжай с нами? – неожиданно для самого себя вдруг предложил он и содрогнулся, испугавшись собственных слов.

– Что? – Аня подняла на него широко раскрытые в изумлении чёрные глаза.

Он уже начал, «А» было сказано, и теперь ему проще было найти в себе силы продолжать.

– Поехали со мной? Найдём ответы вместе?

Несколько секунд они зачарованно смотрели друг на друга, изумленные каждый по‑своему. Она – его граничащим с безумием, но таким чистым и искренним предложением, он – своей смелостью предлагать подобное.

– Что скажешь? – с надеждой и легким страхом добавил Андрей.

Он чуть‑чуть опустил голову, чтобы лучше видеть её глаза, а она, понукаемая чистым душевным порывом, прошла остальную часть разделяющей их дистанции и нежно прикоснулась к его губам своими. Две души, прошедшие совершенно разный путь, но познавшие сильные страдания, соединились в едином порыве, привлекаемые друг к другу, два сердца забились в унисон. Поцелуй был долгим, очень долгим, а ощущения, что заполняли обоих, поглотили их целиком, перенеся в иное измерение, вырвав из того мира, в котором по отдельности они так сильно страдали.

Конечно, она не могла поехать с ним. И дело было вовсе не в том, что она этого не хотела. Позже, когда чувства и нахлынувшие эмоции немного отпустят их, обоим станет понятно, что такая авантюра обернётся для них болью гораздо более сильной, чем оба они испытывали в своей жизни до этого. И боль эту им принесет её отец, когда найдёт её. А в том, что он найдёт, ни один из них не сомневался.

Но пока они были счастливы, и те несколько часов, что они просидели на той страшно неудобной лавке, стали для них маяком радости и счастья, к которому они оба будут теперь всегда стремиться.

Прощаясь, они стояли, взявшись за руки, и всё никак не решались отпустить друг друга. Каждый втайне боялся, и не безосновательно, что это может быть их последняя встреча. Возможно, ни один не мог сейчас сказать, что любит, тем не менее, чувства, которые оба переживали, тоже были очень сильны.

Он, наконец, нашёл женщину, которая могла бы стать ему другом, с которой он смотрел в одну сторону, стремился к одной цели и более того – которая способна была действовать вместе с ним. И ему страшно было отпускать её от себя, такую хрупкую и беззащитную, ведь он действительно мог её больше не увидеть.

Она встретила, наконец, мужчину, который сильно отличался от других. Его интерес к ней не проявлялся лишь в плотоядных взглядах, и он не боялся её отца, как все остальные, включая ненавистного ей Штерна. Но главное – он понял её и хотел быть рядом. Ради неё он готов был рисковать собой.

Может, он был наивен. Может, глуп. Но он поверил ей, поверил слезам, словам, чувствам. Захотел поверить.

– Прости, что сомневался в тебе, – глядя ей в глаза, сказал Андрей. – Давай больше никогда не будем прислушиваться к чужим голосам, а всегда говорить друг другу только правду?

Она, чуть ли не впервые в жизни полностью отдавшаяся во власть эмоций и чувств, тоже изумлялась тем ощущениям, которые испытывала, и ей захотелось измениться, стать лучше ради него.

– И ничего не скрывать друг от друга, – горячо поддержала Аня. – В недоговоренности тоже прячется ложь. Она накапливается, накапливается до тех пор, пока не вырастает в одну огромную неправду. И тогда она обесценивает всё.

– Согласен, – Андрей снова привлёк её к себе и крепко обнял.

Ему казалось, что он чувствует, как между ними перетекает энергия, причём она не сбегала от одного к другому, а будто удваивалась и возвращалась обратно.

– Поцелуй меня, – попросила Аня. – Пусть поцелуй будет вместо прощания.

Андрей с радостью исполнил её просьбу.


Глава 5.3



4

– Так значит, теперь ты ей веришь?

Игорь даже не пытался скрывать своего раздражения. Он всё никак не мог принять тот факт, что Андрей примирился с Аней Владовой. Она уже один раз подставила их и второго раза он не хотел. Толя Черенко его в этом поддерживал. Кирилл тоже, но мнением Кирилла Андрей не интересовался.

Игорь во второй раз после отъезда из Луганска шёл на штурм, но пока безрезультатно.

– Какая тебе разница, кому я верю?

– Хватит делать вид, что ты меня не слышишь, – злился Игорь. – Ты прекрасно понимаешь, о чём я.

– Не понимаю.

Андрею не нравился этот разговор, не нравилась раздражительная манера, в которой Игорь его вёл, но он не мог ничего ему противопоставить. У него не было фактов – лишь его собственное доверие, чувство, что она не обманывает и договоренность с ней никогда не лгать друг другу. Если бы он не чувствовал к ней этого особенного, душевного тепла, то ни за что бы не принял таких договорённостей.

Когда эмоции улеглись, и к нему снова вернулась способность здраво мыслить, Андрей проанализировал их разговор и поведение Ани. Да, реальных доказательств в подтверждение сказанного она предоставить не могла, но он всё равно верил ей. Просто чувствовал, что она не лжет. Или не желал в верить во что‑то другое. Андрей понимал, что, возможно, обманывает себя, но смирился с этим, потому что если поступит иначе, то заглушит в себе и изгонит это особенное тепло, которое разливается по телу при каждой мысли о ней. Он даже не ощущал в себе сил сделать подобное, потому что только‑только приобрёл это несравнимое ни с чем чувство, и не желал его отпускать.

– Просто оставь меня в покое, хорошо? Она дала нам информацию…

– Поверхностную, Андрей, – перебил его Игорь. – Им это ничего не стоит. Они и так уже поняли, что мы либо сами это знаем, либо скоро выясним – так почему бы не подбросить нам крупицу, ещё и снова втершись в доверие? Красивый спектакль она разыграла у машины, ничего не скажешь.

Андрей понемногу начинал закипать. Поддержка пришла с той стороны, с которой он её никак не ожидал. Это была даже не поддержка, а просто брошенная фраза, которая немного разрядила обстановку.

– Перед такой мазелью никто бы не устоял, ручаюсь, – авторитетно вставил Кот. – Ни я, ни ты – никто.

Вскинув брови, пробурчал нечто одобрительное и Толик, чем обезоружил Игоря, наступательный порыв которого, лишь на секунду утратив поддержку, совершенно иссяк.

– И почему все мужики такие? – с ироничной улыбкой сказала Катя. – Руми, как думаешь?

Руми после Луганска почему‑то выглядела мрачнее тучи и была явно не расположена к разговору.

– Мне всё равно, – раздражённо ответила она.

– Ай, ну вас. Когда мы попадём из‑за этой девицы в неприятности – вы вспомните этот разговор, – тоже раздражённо заявил Игорь. – Только будет поздно.

На этом их разговор закончился. Андрей замедлил ход, желая побыть в относительном одиночестве и поразмыслить. Может, стоит устроить привал? Пешая прогулка уже всех порядком измотала.

Поиск лаборатории, несмотря на наличие карты, занял намного больше времени, чем предполагал Андрей. Проблема оказалась даже не в самом поиске, а в том, чтобы добраться до пункта назначения. Выяснилось, что в центральной и западной Украине для гильдии изначально складывалась очень сложная обстановка. Торговцев здесь называли не иначе как «москали» и очень не любили. Часто случались конфликты. Гильдия пробовала схитрить – набрала в свои ряды много украинцев и попыталась вновь наладить дело. Поначалу всё шло неплохо, но потом, когда людям стало известно, что торговая гильдия это не просто «москали», а она даже управляется из самой Москвы – всё началось по новой. И с утроенной энергией.

Украинцев, работавших на гильдию, назвали «запроданцями» и частенько вешали или расстреливали. Когда гильдия начала отвечать силой, дело дошло до того, что местное население массово ушло в леса и начало вести партизанскую войну на коммуникациях, регулярно нападая на важные узлы логистики. Потери превышали все мыслимые и немыслимые выгоды, так что, к всеобщему изумлению, прагматичность торговцев победила их желание давить силой прячущихся по лесам партизан – они отступили, покинув даже свой главный промышленный и торговый узел в регионе – Харьков, в результате чего он стал свободным городом.

Сейчас Харьков был нейтральным и насчитывал около двадцати тысяч человек населения, но русскоговорящим, как ни странно, там делать было нечего. Это было особенно удивительным, если учесть, что до этого в городе подавляющее большинство жителей разговаривали на русском. Куда все они подевались было той ещё загадкой.

Всю эту ценнейшую информацию совершенно случайно выяснил Толик, когда во время отдыха в пограничном пункте Торговой гильдии угостил самокруткой сержанта торговцев. Сержант посоветовал без причины не соваться в поселения, поскольку реакция местных абсолютно непредсказуема: из одного просто выставят, а в другом, особо не разбираясь, запросто могут угостить из пулемёта. Этот же сержант показал на карте пункты, принадлежащие Торговой гильдии, чем сильно помог. Последним его советом стало следующее: если уж придётся иметь дело с местными, то ни в коем случае нельзя начинать разговор со слов «Здравствуйте», а только словами «Слава Украине!», и лучше на украинском, иначе вероятность перестрелки возрастает на порядки.

Андрей не мог понять такого отношения. По его мнению раз людей осталось мало, а нормальных, адекватных – ещё меньше, то нужно ценить всякое проявление миролюбия и вменяемого отношения и стараться отвечать тем же. Почему же нужно устраивать кровавые разборки ещё и по национальному признаку?

Он не знал, что задолго до эпидемии между двумя некогда дружными народами был вбит клин, который навсегда сделал их врагами. Причём ситуация порой доходила до такого абсурда, когда пары подавали на развод, родственники прекращали общаться, а друзья становились непримиримыми врагами. Что уж говорить о чужих друг другу людях. Вся эта ситуация была ярчайшим примером откровенной глупости и нездоровых амбиций отдельных зарвавшихся, недальновидных и попросту жадных политиков.

Посовещавшись, отряд решил устроить оперативную базу в ближайшем к отмеченным на карте координатам населенном пункте гильдии, который назывался Лозовая. Смирились даже с тем фактом, что до лаборатории оттуда было далековато. В этом безопасном тылу временно оставили всё «лишнее».

Даже несмотря на наличие карты, после продолжительных блужданий по округе в попытках найти безопасную дорогу к пункту назначения в густых лесах Полтавщины, изобилующих холмами и буераками, сделать это так и не удалось. Все более менее проходимые дороги пролегали через посёлки и деревеньки, по периметру которых была устроена чуть ли не круговая оборона с пулемётами и колючей проволокой, так что лезть туда наобум в свете последней информации как‑то не хотелось. Потеряв на поисках почти полдня и кучу драгоценной солярки, решили оставить машину как можно ближе к месту, обозначенному на карте, и дальше идти пешком.

Наученные предыдущим опытом, люди передвигались очень осторожно. Первым шёл сапер с миноискателем – Бодяга. Собственно, его потому и приписали к «анархистам». Он метр за метром обследовал путь. Остальные, кроме тех, кто остался у машины, медленно шли за ним, озираясь по сторонам, и периодически расставляя следом за собой небольшие красные флажки. Мягкие прошлогодние листья с лёгким шелестом вминались под тяжёлыми шагами мужчин. Где‑то тут, в этих листьях, их могла поджидать смерть. Равнодушная, абсолютно беспристрастная к выбору своих жертв, она с плотоядной улыбкой следила за людьми, заигрывающими с ней.

Отряд без приключений преодолел примерно километр, и некоторые даже позволили себе немного расслабиться. Внезапная остановка Бодяги заставила вновь сосредоточиться.

– Почему остановились? – взволнованно спросил Толя, идущий последним.

– Тут что‑то есть, – услышал он в наушнике. – Возможно, мина.

О расслабленности мгновенно забыли и дальше шли ещё осторожнее, чуть ли не след в след за Бодягой, продолжая помечать путь. Очень скоро Бодяга стал натыкаться на «что‑то» гораздо чаще и уже никто не сомневался, что они на минном поле. Иногда Бодяга менял направление движения, один раз даже заставил всех вернуться обратно, но, в конце концов, находил правильный путь.

Так среди негусто разбросанных мин «анархисты» прошли около полукилометра и приблизились к крутому спуску в большой овраг, в котором и располагался искомый объект. По размерам и расположению он мало чем отличался от того, что они видели в прошлом декабре, но здесь разрушения были гораздо сильнее: лишь отдельные секции нескольких бараков уцелели – всё остальное было взорвано подчистую. И судя по общей картине – давно. Раскрытые настежь ворота находились с противоположной стороны от «анархистов», а весь остальной периметр был обнесен высоким ограждением из металлической сетки. Вопрос о присутствии здесь людей казался риторическим.

Спуск оказался трудным. Бодяге было очень непросто работать с миноискателем на крутой горке, постоянно рискуя сорваться вниз или поскользнуться на прелых прошлогодних листьях, но к счастью, мин на склоне не оказалось.

Добравшись до ограждения, Бодяга достал из рюкзака массивные ручные кусачки и быстро проделал отверстие, через которое отряд пробрался на территорию объекта. Развалины строений размещались таким образом, что посередине между ними образовывалась площадка, устеленная бетонными плитами вместо асфальта. Ворота лишь частично было видно в прореху между развалинами, но всё равно пожелай кто явиться оттуда – его бы быстро заметили. Большая часть группы скучилась на площадке, только Воробьев присел у изгороди перешнуровать обувь, и Сева опустился на колени рядом с ним – ему требовалась хотя бы минутка отдыха.

Все в отряде подозревали, что у Севы есть какие‑то проблемы со здоровьем, но на любые расспросы он всегда отвечал очень раздраженно, каждый раз сердито заявляя, что его уже задолбали с тупыми вопросами и всё с ним в полном порядке. Но в этом походе проблема, похоже, усугубилась, потому что несмотря на прошлые заверения, он сам начал жаловаться на периодические резкие боли на уровне поясницы, которые долгое время не проходили. Катя стала выдавать ему обезболивающие, заставив пообещать, что по возвращению в «Убежище» он покажется Бернштейну.

Андрей сверялся с картой, чтобы наверняка исключить ошибку, Вурц стоял у него за спиной, тоже через плечо заглядывая в карту, а вот Толя и Алексей не могли найти себе места. Они вертелись на месте, словно две юлы, изредка бросая друг другу короткие фразы, и вскоре Андрей обратил на это внимание.

– Что‑то не так? – озабоченно спросил он.

– Да, – нервно ответил Корнеев.

Договорить он не успел – в развалинах вокруг произошло какое‑то движение, а вскоре на него и его товарищей уже были наведены прицелы более чем дюжины стволов. Сами того не ожидая, они попали в хорошо подстроенную засаду. И ждали здесь именно их.

Сергей с Севой, изумлённые таким поворотом событий, молча застыли на своих местах. Сева ошарашено оглядывался, а Воробьев смотрел на всех так, будто ему показывали плохое кино, и ему захотелось уйти с сеанса.

– Не дёргаться, или мы сразу стреляем на поражение! – послышался незнакомый властный голос. – Сложите оружие и отойдите в сторону! Вы окружены, сопротивление бесполезно!

Андрей оглянулся – некоторые из его людей озирались по сторонам, но остальные вопросительно смотрели на него, ожидая решения командира. Осмотревшись ещё раз, он лёгким кивком головы подтвердил приказ неизвестного. Люди повиновались и нехотя сложили оружие на землю. Затем отошли на десяток шагов в сторону, как и требовал незнакомец.

– Не самый худший знак, – тихо бросил Лёша. – Если требуют сложить оружие, значит, мы нужны живыми. По крайней мере, пока что.

– Я предупреждал вас, – злобно прошипел Игорь. – Это всё она, эта сучка Владова.

Никто не ответил, потому что из развалин вышел здоровяк в камуфляже и чёрной маске‑шапочке, натянутой на лицо, вооружённый американской штурмовой винтовкой, и привлёк к себе всеобщее внимание. На оружии был коллиматорный прицел, глушитель и подствольный гранатомёт – эти парни были хорошо вооружены. Гораздо лучше, чем команда Андрея.

– Гранатки пока можете оставить – так будет веселее. Но если кто‑то потянется к одной из них – перебьём вас, как цыплят. Кто у вас главный? – спросил человек в маске.

У него был тяжелый, басовитый голос с легкой хрипотцой, которая так нравится женщинам.

– Я, – неожиданно для всех сказал Корнеев и выступил вперёд.

Он опередил Андрея всего‑то на какую‑то долю секунды. Романов чуть заметно дёрнул головой и бросил на Лешу непонимающий взгляд, но через мгновение сменил его на обычный: что бы ни затеял Корнеев – не стоило портить ему игру. Остальные члены отряда тоже промолчали, лишь доказывая, насколько высока у них дисциплина, над которой Андрей вместе с Лёшей столько работали.

Здоровяк подошёл ближе и остановился в паре шагов от Алексея. Ремень карабина был перекинут через шею, и оружие теперь висело у него на груди. Правый локоть был прижат к прикладу, а кисть руки болталась рядом с рукояткой. Эта показная небрежность на самом деле ничего не означала – в случае малейшей опасности солдат был способен очень быстро открыть огонь.

Он несколько секунд оценивающе рассматривал Корнеева, прежде чем продолжить разговор. Его серые глаза, слегка прищуренные, что‑то напоминали Андрею, и почти сразу парень понял что именно – это был взгляд его отца. Светлый, внимательный, с легкой хитрецой. Что‑то внутри взывало обратиться к этому человеку, крикнуть: «Папа! Неужели это ты?!». Но Андрей сдержал эти порывы и ждал, что противник будет говорить дальше. Интуиция подсказывала парню, что этот человек не причинит им зла. Но стоит ли полагаться на неё в таких случаях?

– Кто вы такие? Зачем пришли сюда?

Вопросы человека в маске были короткими, но исчерпывающими. Его голос тоже чем‑то напоминал отцовский, и Андрей ещё больше разволновался.

– Мы наёмники, – ответил Корнеев. – Наниматель дал нам карту и велел обследовать это место.

Солдат слегка наклонил голову и немного больше прищурил один глаз.

– Кто наниматель? – спросил он, подходя к Алексею на расстояние вытянутой руки.

– «Новый порядок».

– Во‑от как, – протянул человек в маске, опустив голову, и внезапно сильно ударил Корнеева в челюсть левой рукой.

От удара Алексей завалился вправо и упал на землю. Андрей дёрнулся, готовый кинуться на помощь товарищу, но человек в маске, делая шаг назад, моментально ухватился за рукоять своего оружия, навёл его на Андрея, иуказательным пальцем свободной руки пригрозил парню. Противник держал всё под полным контролем. «Анархисты» уставились на него, чуть ли не пораскрывав рты, настолько всех удивили рефлексы этого человека.

Лёша стоял на коленях, опираясь на руки, слегка повернув голову к Андрею. Он заметил движение парня и, сплюнув кровь, выступившую из разбитой губы, легонько качнул головой, давая ему понять, чтобы тот ничего не предпринимал.

«Почему он не поверил? Взял на понт или действительно Владова как‑то к этому причастна?», – размышлял Л ёша. «Если второе – отпираться бесполезно. Будем надеяться, что дело не в ней».

– Значит так, дружбан, – снова заговорил человек в маске, когда Лёша поднялся на ноги. – Если ты ещё раз попытаешься кормить меня байками, я буду убивать твоих людей по очереди… Хотя нет – сначала буду калечить, а потом убивать. Когда останешься один – обещаю, что быстрой твоя смерть тоже не будет. Я доступно объяснил?

Корнеев нехотя кивнул в ответ. Андрей стоял в замешательстве. Слова собеседника, словно резкий порыв ветра, стремительно развеяли первое впечатление о нём.

– Итак, ещё раз. Кто вы такие? Что здесь делаете?

Алексей поднял глаза и посмотрел на допрашивающего слегка уставшим, полным безысходности взглядом, стараясь показать, что признаёт поражение. Голос его тоже не выражал особой воли к победе. Остальные «анархисты» может и засомневались, кто‑то, быть может, даже поверил, что ситуация безнадёжна, но только не Андрей. Он наоборот, как только понял, что Леша что‑то затеял, весь превратился во внимание, стараясь ничего не пропустить.

– Мы наёмники. Наш наниматель – «Новый порядок», – гнул свою линию Алексей. – Город Иваново. Недалеко оттуда была обнаружена уничтоженная колонна. Охранение колонны и гражданские, следовавшие с ней, были полностью перебиты. У кого‑то из офицеров были найдены карты, копии некоторых из них передали нам с заданием обследовать указанные места. Это всё, что нам известно.

Взгляд человека в маске не менялся. Он по‑прежнему выражал ряд эмоций, которые изначально разглядел в нём Андрей. И этой своей непредсказуемостью и несоответствием поступкам своего хозяина смертельно пугал почти всех членов отряда Романова. Всех, кроме Корнеева.

Что бы там ни было во взгляде Лёши, слабость или отчаяние, он определённо имел какой‑то план и прекрасно понимал, что делает. Это была битва двух достойных противников. Двух людей, умеющих идеально скрывать свои чувства и эмоции, умеющих искусно лгать и так же искусно читать чужую ложь. Кто из них был сильнее? Это ещё предстояло выяснить.

Рука здоровяка медленно потянулась к спусковому крючку карабина. Корнеев видел это и догадывался, что сейчас произойдёт. Мозг напряжённо работал, пытаясь найти выход из ситуации, прорабатывая кучу вариантов развития событий, но у человеческого организма есть свой предел. Да, многие скажут, что человек может выдержать всё, может вынести любой удар судьбы, приспособиться к любым, самым суровым условиям, в которых с вероятностью девяносто девять и девять процентов он должен бы погибнуть. Но мобилизуются какие‑то неизвестные внутренние силы, о которых человек даже не догадывается, находятся резервы, которых он не ждёт, и тогда человек становится исключением из правил: он выживает в катастрофах, выбирается из самых диких мест, побеждает смертельные болезни, добивается невозможного. Это делает с ним элементарный инстинкт – желание жить. Но этот инстинкт должен быть невероятно сильно развит, чтобы работать настолько сильно.

Тем не менее, сейчас даже такая воля к жизни была бессильна. Выбора не оставалось. Кто‑то скажет – нет, выбор есть всегда! И окажется прав. Но в данном случае выбор состоял лишь из способов принять смерть.

Палец достиг спускового крючка, и сильная рука уверенно навела автомат на Севу. Сева судорожно проглотил ком, застывший в горле, закрыл глаза, и мужественно ждал выстрела.

– Какова награда? – внезапно спросил автоматчик.

– Что? – ожидавший совсем другого события Алексей не сразу сориентировался.

– Я спрашиваю – какова награда?

– Жизнь друзей.

Андрей заметил, как автоматчик на мгновение удивлённо округлил глаза и, вероятно, вскинул брови под маской. Алексей не стал заставлять его тянуть из себя слова и продолжил, придерживаясь выдуманной им легенды.

– Двое наших товарищей в плену – Толя и Андрей, – Алексей специально назвал эти имена, намекая на арест Андрея в Иваново, и таким образом страхуя себя от возможной проверки. – Их должны были расстрелять. Мы подписались на это задание в обмен на их жизни.

– Ты! – автоматчик свободной рукой указал на Андрея. – Иди сюда.

Затем сделал три шага назад, и, подняв руку, сделал знак кому‑то из своих бойцов. Из развалин позади автоматчика вышел ещё один боец, экипированный точно так же, как и его командир, и подошёл к ним. Здоровяк шепнул ему на ухо какую‑то команду и тот увёл Андрея за развалины. Автоматчик повёл себя именно так, как и предполагал Алексей. При оптимистическом сценарии, разумеется.

После Андрея забрали Севу, а после него – самого Корнеева. Хорошо знакомые с историей Андрея, бойцы без проблем повторили одно и то же. Единственный момент, который заставлял Алексея нервничать – то, что Толя на самом деле в плену не был. Но вопросы касались в основном черт характера и привычек, а так же самой причины попадания в плен, а тут всем не трудно было догадаться, что нужно говорить. К счастью, Бодяга на допрос не попал, а Котин остался сторожить машину. Они с Бодягой хоть и слыхали историю про Иваново, и про характеры Толи с Андреем знали, но в деталях по любому бы провалились и на допросе всё сразу же стало понятно.

Когда Корнеев вернулся и второй боец подтвердил, что все трое говорят одно и то же, автоматчик задал последний, и как оказалось, решающий вопрос.

– Вы добирались сюда издалека. Что это за место? Что вы должны были тут найти?

– Мы не знаем, – покачал головой Корнеев. – Наша цель – выяснить, что означала пометка на карте и добыть разведданные. Задача вступать в бой или идти на контакт не ставилась. И я понятия не имею, что это за сгоревшие сараи и какого чёрта может понадобиться от них «Новому порядку».

Человек в маске некоторое время внимательно смотрел на Алексея. Прищуренные серые глаза оценивали его слова и его самого. Думал боец недолго.

– Даже если вы говорите правду, – сказал он, – я всё равно не могу вас отпустить. Извиняйте, что так вышло, ребятки, но вы стали заложниками ситуации…

Он не успел договорить, потому что его голос утонул во внезапно начавшейся стрельбе.


5

Может, ничего бы и не случилось. Может, всё осталось бы, как было, если бы Аня не была теперь такой внимательной к обычно скучным и занудным разговорам отца. Как правило, он избегал разговоров о работе в присутствии дочери, а после случая с Ткаченко – особенно, но когда постоянно путешествуешь вместе, трудно всегда придерживаться правил и не сказать совсем ничего лишнего.

Пока Андрей и его товарищи боролись за свои жизни, очень далеко от места, где происходили эти трагические события, Аня размышляла о том, как ей уже не хватает Андрея и того ощущения поддержки, которое охватывало её, пока он был рядом.

Вертолет, увозящий её, медленно поднимался над площадкой. Владов, поглаживая подбородок, задумчиво смотрел в иллюминатор. Штерн сидел напротив и пытался сохранять спокойствие. Аня, которая являлась нарушительницей этого спокойствия, лежала на диване, закинув прелестные ножки в узких черных джинсах, на спинку. Штерн хорошо знал взгляды своего шефа, знал, что тот не терпит, когда кто‑то бросает на его красавицу дочь плотоядные взгляды, а подобные действия в его присутствии вообще считал личным оскорблением, потому Генрих изо всех сил старался не смотреть, но то и дело ловил себя на мысли, что делает это. Трудно удержаться, когда рядом с тобой постоянно находится сногсшибательно красивая, а вдобавок ещё и умная и независимая девушка. Такая, мимо которой невозможно пройти, которую хочется завоевать во что бы то ни стало, даже если при этом придётся соперничать со всем миром. Впрочем, независимой она быть перестала, но только из‑за обстоятельств, а не потому, что изменился её характер.

Чтобы хоть как‑то заставить себя отвлечься, Штерн решил заговорить с шефом на тему, которая занимала его до этого целый день. Он не стал бы делать этого в присутствии Ани, если бы она не вела себя столь вызывающе, но её поведение толкнуло его на эту маленькую ошибку.

– Нет ли у вас ощущения, что мы недооценили пацана?

Владов медленно повернул голову и оценивающе посмотрел на Штерна. Пока что они не разговаривали о Романове, но через Штерна Владов отдавал приказы о наблюдении за ним, и в этих случаях они между собой называли его «пацан».

– Прямо мысли мои читаешь, Генрих, – с тенью недоверия, будто действительно подозревал помощника в чём‑то подобном, медленно ответил Владов.

Аня лежала с закрытыми глазами, размышляя о своём, но начало их разговора заставило её включиться. Она не знала, о ком они говорят, но интуиция подсказывала, что речь может идти именно о нём. Об Андрее Романове. Стараясь никак не проявить этого внешне, она вся обратилась в слух.

– И что думаете? – Штерн пропустил слова Владова мимо ушей.

– Скажу, что нужно быть к нему повнимательнее.

– Его упорство может нам навредить.

– Наоборот. Его упорство может сослужить нам хорошую службу.

Гримаса недоумения исказила лицо Штерна. Лишь на секунду, но Владов успел заметить перемену.

– При должной сноровке и творческому подходу к делу мы сможем его использовать, – пояснил он.

И тут, будто вспомнив о дочери, он бросил на неё быстрый взгляд. Аня неподвижно лежала на диване, с закрытыми глазами, закинув руку за голову. Ноги всё так же лежали на спинке дивана. Штерн тоже посмотрел, вновь мысленно дотронулся и погладил эти прекрасные ножки, о которых мечтал уже так давно. Снова повернувшись к шефу, он понимающе кивнул – они обязательно вернутся к этому разговору позже.

Как ничтожно мало иногда нужно, чтобы перевернуть мир. Многие смеются над эффектом бабочки, называют его глупостью, вымыслом фаталистов, невозможной случайностью. Но иногда лишь неосторожно оброненная фраза способна запустить цепь событий, которые в итоге изменят всё. Мог ли представить Владов, что всего лишь два предложения, сказанные при своих, при, казалось бы, самых близких ему людях, будут иметь такие фатальные последствия? Он бы многое дал, чтобы понять как, когда и с чего именно началась та катастрофическая вереница неприятностей, но даже в самых худших своих предположениях не мог представить, что всё началось в этот день, в эту минуту, в это мгновение.


Глава 5.4



6

На своём коротком веку Андрей уже не раз попадал в перестрелки и имел кое‑какой опыт, но такое он видел впервые. Вокруг творилось что‑то невообразимое: постоянно гремели взрывы, над головой то и дело свистели пули, трещали осколки, шуршали куски земли. Первыми ощущениями были страх, проснувшийся и мерзким слизнем ползающий где‑то внутри, и беспомощность, которую парень ощущал, глядя на происходящее. Куда бы он ни посмотрел – всюду творился форменный ад. Хотелось исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь землю, лишь бы вырваться отсюда. Но, к счастью, он понимал, что ключ к спасению – трезвый ум. Андрей сумел встряхнуться, сумел заставить себя перестать метаться и шарахаться. Не могло быть и речи о том, чтобы полностью избавиться от страха, но Андрей сумел сделать так, чтобы это чувство больше не доминировало над всеми остальными. Сделав это, Андрей смог оценить обстановку заново. Подготовка не прошла зря.

Остатки сараев, что находились дальше от главного входа на территорию, разлетелись вдребезги вместе с людьми, замаскировавшимися в них. Возможно, услышав выстрелы, боец, который разговаривал с Алексеем, одной очередью уложил бы Андрея и его отряд, но их спасло то, что он стоял чётко в разрезе между развалинами, через который было видно главные ворота. Град пуль, обрушившийся на него оттуда, не прошёл мимо. Они застучали по грязным бетонным плитам, рикошетили, свистели рядом с людьми. Некоторые попали в здоровяка. Он, словно марионетка, дёрнулся в сторону, взмахнув руками, рефлекторно сделал несколько шагов и, круто развернувшись вокруг своей оси, рухнул на землю. Вурц рванулся было за оружием, лежавшим неподалеку, но две пули навылет прошили его плечо и предплечье, ещё одна тюкнула в бронежилет, опрокинув Вурца на землю. Сева тоже предпринял попытку забрать оружие и таки сумел ухватить свой пулемет и чей‑то АК. Винтовка Корнеева осталась на земле.

Остальные, подгоняемые страхом и Корнеевым, рванули прочь из этой мясорубки.

Толя и Сергей чуть ли не ползком спешили к лазу, проделанному в заборе. Андрей, схватив ошеломлённого Игоря, толкнул его вслед за ними. Алексей с Воробьевым приподняли раненого Вурца и потащили следом за Игорем. Бойцы здоровяка, которые ещё полминуты назад держали всех предполагаемых противников на прицеле, теперь сами стали жертвами невидимых оппонентов.

Андрей должен был стать замыкающим, но вместо этого навис над допрашивавшим их солдатом. Тот был дважды ранен в ногу, и одно подведенное кровью место имелось возле локтя. Его куртка была сильно изодрана пулями, возможно, какие‑то из них пробили бронежилет. Боец был без сознания – вероятно, болевой шок «вырубил» его. Недолго думая, Андрей ухватил его за шиворот и потянул в сторону лаза. Автомат раненого болтался на ремне и волочился следом за своим хозяином.

– Скорее, скорее! Наверх! – перекрикивая звуки боя, подгонял Алексей возле лаза, передав раненого Вурца Толе.

Заметив Андрея, волочащего раненого бойца, он нахмурился. Пули уже вгрызались в листья склона, разрывая их в клочья и обдавая всех осколками земли.

– Нахрена ты его тащишь?! – с нотками раздражения спросил Лёша, снимая с раненого автомат.

Ничего не отвечая, Андрей пробрался в лаз. Раненого он не оставил. Понимая, что нет времени на споры, Корнеев помог Андрею перетянуть на другую сторону ограды его ношу, и вместе они потащили солдата на горку.

Интенсивность огня всё никак не спадала. Раздались ещё два взрыва, которые окончательно уничтожили оставшихся бойцов здоровяка, после чего весь огонь нападавшие перенесли на отступающих «анархистов». Игорь и Воробьев были уже почти наверху и помогали Толе вытягивать Вурца, когда пули засвистели рядом, подбрасывая в воздух сухие листья и поднимая клубы пыли. Вурц внезапно обмяк и стал ещё тяжелее, но Толя не сдавался. Лёша и Андрей выбрались наверх почти одновременно с Толей и уже затащили туда здоровяка. Все остальные давно уже были там.

Дальше по расставленным заранее флажкам отряд поспешил обратно, унося ноги из смертельной круговерти, охватившей овраг. Как только они скрылись за гребнем косогора – огонь прекратился. Это значило, что стрелки находились в овраге, а не наверху, как поначалу подумал Лёша.

Обстреливать с высоты в данной ситуации – наиболее удобная тактика. Конечно, высоты были заминированы, но раз «анархисты» сумели пройти через мины, то и третья сторона тоже могла это сделать. Однако если нападавшие не на высотах вокруг объекта, то они должны быть внизу, а этого просто не могло быть – в овраге их бы заметили и перебили. Тогда что же произошло? Кто в кого стрелял, откуда, и как отряд спецов умудрился проворонить атакующих? Неужели они настолько расслабились, что позволили себе отвлечься на «анархистов» и оставить дорогу без внимания? Нет, в такое трудно было поверить.

От взятого темпа группа быстро выбилась из сил – раненые отнимали их большую часть. Адреналин по‑прежнему присутствовал, но уже не в тех количествах, что под обстрелом, и Андрей чувствовал, как стучит в висках кровь, как начинают дрожать от перенапряжения поджилки в ногах, а до машины предстояло пройти ещё добрых полтора километра. Ему было страшно. Под такой ураганный огонь он попал впервые в жизни и до сих пор не мог понять, как ему удалось вырваться оттуда живым.

Связь плохо, но работала, и к ним на помощь уже спешили трое ребят во главе с Кириллом. Остальные готовили машину.

– Три минуты на привал, – скомандовал Андрей. – Нужно разобраться с ранеными, перевязать. Воробьев, доклад о состоянии отряда через минуту.

Андрей окинул взглядом отряд, выбирая, кого послать проверить наличие за ними хвоста, но неожиданно для себя решил, что пойдёт сам.

– Я вернусь на пару сотен метров обратно …

– Командир, разреши мне, – перебил его Корнеев.

Ожидая ответа Андрея, Лёша ощупывал свой бронежилет. По нему скользнули две пули, разорвав сам жилет и лямку разгрузки, но к счастью это были все повреждения. Гораздо больше его волновали другие вопросы.

– Давай, – недолго думая, согласился Андрей.

Почти всё оружие группы осталось на месте перестрелки. Поэтому Лёша вооружился карабином раненого здоровяка, передернул затвор, проверяя работоспособность оружия, и ушёл обратно к развалинам. Мысли о том, кто и откуда атаковал, не давали ему покоя, он просто должен был выяснить, что к чему.

Вернувшись к косогору, у подножия которого тянулся забор из сетки, Лёша по‑пластунски медленно подполз к краю и осторожно выглянул. Дымилась одна из развалин, на бетонных плитах лежало несколько тел. Судя по их позам не могло быть сомнений, что эти люди мертвы. Больше ничего Лёша не увидел.

Его брови сползлись к переносице, а затем удивленно вскинулись вверх, когда он заметил, как одно из тел внезапно дёрнулось, будто его пнули ногой. Даже если бы человек был жив – движение было неприродным, оно было попросту невозможным физически. Эта мысль за секунду пронеслась в голове Корнеева, и ответ возник один – ему показалось. Лёша не знал во что верить: в то, что видел, или в то, что подсказывал ему здравый смысл, но ещё через секунду он увидел, как точно так же неестественно дернулось, а потом перевернулось на спину тело другого бойца, лежавшего немного ближе. Но никого, кто мог бы перевернуть тело, рядом не было!

По коже поползли мурашки. Лёша мотнул головой, присмотрелся ещё раз… и не поверил своим глазам! Он протёр их кулаком и вгляделся ещё раз: нет, они не обманывали его – рядом с перевернутым на спину телом воздух действительно необычно преломлялся. Нечто похожее могло бы быть, если бы его сильно разогрели, но наблюдал это Корнеев лишь несколько секунд, потому что в следующее мгновение в этом же месте сверкнула вспышка, и в Лёшу полетел град пуль. Они просвистели рядом, несколько вспахали косогор, подняв в воздух тучу пыли и листьев, а одна с глухим, леденящим душу стуком скользнула по шлему. Кинетическая энергии пули передалась на голову и та сильно дернулась, пронзив шею сильнейшей болью.

Корнеев застонал, но мялся ни одной лишней секунды. Он знал правила и понимал, что должен немедленно отползти с линии огня. Даже если боль будет затмевать разум, даже если он ослепнет или оглохнет – он должен во что бы то ни стало спрятаться.

Грохот пулемёта продолжался ещё секунду‑другую, но Лёша уже отполз на пару шагов назад и повернулся в направлении для побега. Шея страшно болела и отказывалась слушаться, но Лёша не обращал на неё внимания и на четвереньках отполз ещё на полдесятка метров, а затем снял с разгрузки две гранаты. Одну за другой он выдернул чеки и бросил гранаты вниз. Мало что могло испугать его, но стрелок, ведущий огонь из пустого места – это было что‑то новенькое даже для него. Один за другим прогремели два взрыва, но Корнеев не собирался возвращаться и смотреть какой эффект они произвели. Вместо этого он спешил к своим так быстро, как только мог, ориентируясь на флажки и стараясь на ходу сбивать их ногами, чтобы потенциальные преследователи не смогли их использовать.

В голове крутился вопрос: как такое возможно? Какой‑то адаптивный камуфляж? Может быть. Но кто, где и когда создал его? Насколько Леша помнил, до эпидемии подобные технологии существовали только в теории да в плохо работающих невероятно дорогих прототипах и не то что до серийного производства, а даже до сколько‑нибудь вменяемо работающего прототипа им было очень далеко.

Из тех, кого он знал, материальными и интеллектуальными ресурсами для развития и доведения до ума такой технологии обладали только Торговая гильдия и «Рассвет». Корнеев был почти уверен, что «Рассвет» здесь – боец в маске и его отряд. В том, что Торговая гильдия союзник «Рассвета», он тоже не сомневался. Но кто тогда их так жестко разделал? Могла ли так поступить гильдия? Теоретически да, но маловероятно. Тогда кто? Возможно, монахи, но они находились далеко в Европе. Хотя… «Чаян» пользуется их поддержкой, может, у них базируется передовой отряд. Может, именно такие отряды нападали на колонны торговцев все это время? Тогда становится понятно, почему с атакующей стороны никогда нет трупов – как их убить, если никто их не видит?

Леша представил, что случится, если окажется, что монахи массово используют такие технологии маскировки, и по внутренностям у него пробежал неприятный холодок. Чем ещё они могут располагать, если их бойцы фактически оснащены относительной «невидимостью»? Лучше пока что никому об этом не говорить, иначе панику будет не унять.

Но главный вопрос у Корнеева был такой – как они сумели довести до ума и произвести нечто подобное? Для этого им нужны были исходные данные по проекту и экспериментам, оборудование, производственные мощности, но главное – рабочая группа, которая разбиралась в вопросе. Вскоре у Корнеева появится первая догадка на этот счет, и он сразу же окажется очень близок к правильному ответу, только сам не будет этого знать.

Тем временем Андрей выслушивал доклад Воробьёва. Многих бойцов спасли бронежилеты, двоих – каски. Вурц был плох, у двоих имелись легкие сквозные ранения, а ещё у нескольких были в основном царапины и рассечения, полученные осколками. У самого Андрея лицо было рассечено осколками сразу в трёх местах.

Самая сложная ситуация была с Вурцем – он был тяжело ранен и лежал без сознания. Оказалось, что на подъёме ещё две пули угодили ему в область поясницы и ягодицу. Игорь с еле сдерживаемыми слезами на глазах перевязывал его. Вся кисть у него была в крови, но чья это кровь он и сам, наверное, не знал. Бодягин помогал ему.

Помимо этого все в отряде пребывали в недоумении.

– Что делать, Андрей? – причитал Игорь. – Он же умрёт.

– Только не ной, – нервно бросил Черенко, освобождая Андрея от необходимости успокаивать Игоря. – Всё будет в порядке.

Теперь Андрей заметил, что и у Толи из плеча сочится кровь: красноватое пятно на рукаве медленно увеличивалось, но Толик на предложение Севы перевязать лишь отмахнулся. После Вурца пришла очередь здоровяка, который, как и Вурц, лежал без сознания. Тот тоже имел многочисленные ранения и истекал кровью. Андрей с замиранием сердца согнулся перед ним, намереваясь снять маску, но не решался этого сделать. Волнение, охватившее его во время допроса, снова вернулось, и рука не слушалась.

Пересилив эмоции и схватившись рукой за край маски, Андрей почувствовал, как тело пробирает дрожь, и нерешительно потянул ткань. К его разочарованию, под ней оказалось волевое лицо, с темной недельной щетиной, мясистым носом и мощным подбородком, совсем непохожее на лицо Виктора Романова. Нет, конечно же это был не он.

– Серёга, помоги мне перевязать этого, – попросил Андрей.

– Зачем он нам? – недовольно спросил Воробьёв, но после секундного колебания за перевязку всё же взялся.

Андрей на несколько мгновений замешкался с ответом, потому что всех отвлекли стрельба и последующие за ней два слабых взрыва, донёсшихся со стороны оврага. Все значительно поднапряглись.

– Сева, проверь, что там с Корнеевым. Мигом! – скомандовал Андрей.

Сева немедленно поднялся и поспешил выполнять команду.

– Бросаем его, – настойчиво заявил Воробьёв, имея в виду здоровяка.

– Мы ничего здесь не получили, кроме двух раненых – нужно компенсировать это хоть чем‑то. Даже думать не хочу о том, что Вурц может умереть зря, – парировал в ответ Андрей.

Секунду‑другую Воробьёв сверлил его взглядом, а затем посмотрел на раненого спеца.

– Тогда предлагаю снять с него броник – легче будет тащить. Да и связать на всякий случай не помешало бы, – предложил Толик, слушавший их разговор.

– Делайте, – согласился Андрей.

Порывшись в подсумках здоровяка, Воробьёв нашел там коагулянт и ещё кое‑какие медицинские препараты, использующиеся при ранениях. Среди присутствующих Сергей разбирался в лекарствах лучше всех, да и в остальном отряде его превосходили только Катя да Лёша Корнеев. Оценив пакеты и названия препаратов, Воробьёв хмыкнул и немного нахмурился.

– Ну, хотя бы на этом сэкономим, – отметил он.

Вскоре вернулся Сева, а сразу за ним Корнеев. Обычно по внешнему виду трудно было определить состояние Алексея, но сейчас, как ни старался он не выдавать волнения – ничего не получалось. Для него это было особенно непривычно, поскольку опыт и многолетняя работа над собой придавали ему уверенности, что уже ничто в этом мире не может его удивить. Неприятно было выяснить, что он ошибался.

Лёша оказался очень краток.

– Быстро уходим! – бросил он и оглянулся.

– За нами хвост? – всполошился Андрей.

– Да.

Отряд немедленно поднялся. Алексей, никого не дожидаясь, уже пошёл впереди. Андрей помог Севе нести Вурца, а Воробьёв и Игорь взвалили себе на плечи здоровяка. Как раз показавшиеся впереди Кирилл, Кот и Шелковский, которые были предупреждены обо всем по рации и уже были более менее в курсе ситуации, сменили самых уставших, и все вместе продолжили движение. Толя с пулемётом, несмотря на ранение, прикрывал тыл и был зол, как разъярённый медведь.

Оставшиеся у машины Катя и Руми, тоже предупреждённые по рации, встретили группу в полной боеготовности. Сергей сразу занял водительское место и завёл машину.

«Волк» почти такой же, как был у них раньше, быстро и уверенно двигался по подсохшей лесной дороге. Они даже уехали достаточно далеко, чтобы можно было чувствовать себя в безопасности. Всю дорогу Толя шипел, ругался и брыкался, как одержимый. От одной мысли о том, что Вурц может умереть он приходил в бешенство. Потребовалось буквально приказывать ему, чтобы хоть немного успокоить и показать Кате собственное раненое плечо, но оказалось, что у него там всего лишь рассечение, которое сделала скорее всего даже не пуля, а какой‑то небольшой осколок.

После перевязки он сменил Севу за пулемётом, и когда машина, преодолев один из поворотов, выскочила на опушку, он первым увидел впереди, метрах в трёхстах, пару военных джипов и грузовик. Трудно было понять, кому они принадлежат, поэтому Воробьёв интуитивно сбавил ход, напряжённо всматриваясь в машины впереди. Заметив, что из люка на первом джипе появился человек и взялся за пулемёт, Воробьёв резко нажал на тормоз и включил заднюю передачу – интуиция и так подсказывала ему, что от парней впереди не стоит ждать тёплого приёма, но стоило прислушаться к ней ещё раньше. Противник открыл огонь и лес заполнило эхо пулемётной стрельбы.

– Разворачивайся! Разворачивайся! – закричал Толя, нажимая на гашетку своего пулемёта, и ему начали вторить остальные бойцы в машине.

– Закройте рты! – крикнул на своих бойцов Андрей. – Он знает, что нужно делать!

Найдя достаточно просторное место, Сергей круто развернул машину и, переключив передачу, вдавил в пол педаль газа. «Волк», взревев своим двухсотсильным двигателем, рванулся, немного забуксовал, но быстро нашёл сцепление и понёсся в обратном направлении, прыгая на ухабах. Бойцы внутри чувствовали себя, словно в консервной банке, но все, кроме раненых запросто могли это вытерпеть, да и возможные жалобы последних мало кого сейчас волновали.

Безумная гонка, за победу в которой награждали жизнью, не была короткой. Прицельно стрелять на ухабах и колдобинах, с частыми поворотами и густой чащей было проблематично, поэтому Толя решил поберечь патроны. А вот противник экономить и не думал, поэтому беспокоящая стрельба со стороны преследователей возникала вновь каждый раз, как только «Волк» показывался в прямой видимости, даже если его тут же укрывали деревья. Андрей, наклонившись поближе к Сергею, сверялся с картой, пытаясь в точности разобрать по какой именно дороге они двигаются, и дать водителю дельные советы.

Дорога становилась всё хуже и хуже. Растительности на ней становилось всё больше, машина всё чаще ломала перед собой кусты и хрупкие маленькие деревца, расчищая себе путь. И все понимали – с такими темпами их скоро настигнут.

Довольно быстро у Андрея возникла идея по поводу того, что можно предпринять, но он до последнего не решался на её реализацию. Однако, видя, как падает темп их продвижения, он понял, что тянуть дальше ещё рискованнее.

– Сева, Лёша, – приказал Андрей, заглянув через окошко в десантное отделение. – Берите по гранатомёту. Мы попытаемся незаметно высадить вас, пока ещё есть такая возможность.

– Нахрен! – гавкнул сверху Толя. – Сева и с пяти метров в танк не попадёт. Я пойду.

– Не спорь. Ты ранен.

– Вертел я эту рану! Я справлюсь! – не отступал Черенко. – Доверьтесь мне.

Излишняя эмоциональность Черенко волновала Андрея, но были в ней и положительные стороны – несмотря на горячность, он умел конвертировать свою ярость в убийственно эффективные действия. Кроме того сейчас Андрею меньше всего хотелось спорить. Он был неприятно удивлён, что Толя вообще ввязался в эту перепалку с ним, но с этим он разберётся потом.

– Вот же упёрся… Ладно. Итак, задача – замаскироваться и с помощью гранатомётов уничтожить столько машин преследователей, сколько получится. Затем отступайте. Мы поедем вперёд и попробуем пробиться через лес к этой деревне, – Андрей поднёс карту к окошку и показал пальцем место. – Там укроемся, окопаемся и будем вас ждать. Поближе к северной околице. Если погоня продолжится – попытаемся уйти дальше на юг, и тогда придётся вам рассчитывать только на себя. В этом случае встречаемся в Лозовой.

Андрей ещё раз показал Лёше и Толе места встречи на карте, убеждаясь, что они не заблудятся. Расстояние составляло всего несколько километров, поэтому бойцы не должны были потеряться. Толя, облизывая пересохшие губы, кивнул, принял от Севы первый гранатомёт и передал его Лёше. Он отдавал себе отчёт на какой риск идёт, но как раз за эту готовность ко всему, за отчаянную отвагу в критические моменты Андрей и ценил его. Романов был уверен в своём бойце, а это – главное для любого командира. Про Корнеева и говорить не стоило.

По команде Воробьёв остановил машину возле густых, ещё лишённых листьев зарослей. Андрей свесился из открытого окна и даже сквозь гул их собственной машины отчётливо услышал мощный рёв моторов неподалёку – враги были совсем близко.

– Скорее! – из‑за волнения у него пересохло в горле, и голос стал сиплым.

Бойцы уже выбрались из машины и, треща ветвями, быстро двинулись вглубь леса, выбирая позиции. Воробьёв нажал на педаль, и машина, ревя и буксуя, двинулась с места.

«Волк» продолжал упрямо ровнять растительность, пробивая себе дорогу. Согласно карте, они давно должны были выехать на опушку, так что Андрей так и не мог понять, какого чёрта они до сих пор все ещё прокладывают своё собственное шоссе. Возможно, карта составлялась слишком давно, и никто не мог предположить, что лес так сильно разрастётся, а может, они просто ошиблись, определяя место, и заблудились.

Все в машине с волнением считали секунды, ожидая взрывов гранатометных выстрелов, но медленно ползущее время всё растягивалась и растягивалось, а долгожданных взрывов всё не было.

Немного углубившись в лес, Толя с Лёшей выбрали подходящие позиции и приготовились к стрельбе. Оба были уверены в себе и спокойны. В ином случае звук удаляющегося «Волка» мог бы подействовать на Толю угнетающе, но сейчас Черенко был зол и решителен, и думал только о том, как отнять побольше жизней у врагов, нанёсших его отряду столь ощутимый урон. Ничего лишнего, никаких сомнений или мыслей о собственной судьбе у него в голове сейчас не было. Корнеева подобное вообще не заботило: он был спокоен и сосредоточен, словно робот.

Машины преследователей гудели где‑то совсем рядом, но почему‑то не спешили появляться. Прошло десять секунд, двадцать, тридцать. Чем дольше затягивалось ожидание, тем более расслабленным становился Корнеев и тем более напряжённым – Черенко.

Наконец два грязно‑зелёных «Хамви» показались из‑за поворота. Первый двигался по колее, сделанной «Волком», второй – всего в паре метрах за ним. Они были метрах в шестидесяти от стрелков, но для максимально точной стрельбы нужно было подпустить их ещё ближе.

– Я – по головной. Огонь по моей команде. После выстрела сразу отходим на шесть часов, – предупредил Корнеев.

Толик что‑то неразборчиво пробурчал в ответ.

Когда боевые машины оказались в нужном «окне» между деревьями, Лёша, наконец, дал долгожданную команду.

– Огонь!

Два выстрела, с разницей в секунду, с лёгким шипением понеслись к цели. Лёша тут же бросил гранатомёт и устремился в чащу – запасных выстрелов не было, а если бы и были, зарядить их они бы всё равно не успели. Результаты стрельбы он собирался осмотреть уже из укрытия. А вот Толя замешкался, следя за гранатами. Выстрел Корнеева достиг цели – громкий хлопок и головная машина, разбросав по округе множество обломков разной величины, врезалась в ближайшее толстое дерево и запылала, словно факел. Второй выстрел срикошетил от дерева и по цели не попал, улетев в лес.

Горящая машина перекрыла значительную часть дороги. Остальные, наверное, могли бы её объехать, но время в любом случае было выиграно, чего и добивались «анархисты».

– Ходу, Толян! Ходу! – окликнул Корнеев, и Толя, будто очнувшись ото сна, закинул разряженный гранатомёт за спину и помчался за товарищем.

Стрелка на второй машине убило или ранило осколком от взрыва, но его место быстро занял другой боец, и вслед убегающим полетели пули. Пулемётчик в машине не отпускал спуск, пока в ленте не закончились патроны.

Алексей, изредка оглядываясь, бежал впереди. Противник в основном стрелял в «молоко», но несколько пуль опасно просвистели неподалёку, а одна даже вгрызлась в дерево всего в паре метров впереди него, обдав Лёшу ошмётками древесной коры. Черенко был где‑то сразу за ним. Он только что видел Толю, но когда оглянулся в очередной раз – никого уже не было. Укрывшись за деревом, Корнеев внимательно вгляделся в чащу: сюда отчётливо доносился треск горящей машины и крики преследователей, но их самих не было видно, лишь кое‑где между деревьями мерцали огоньки пламени. Но и Черенко тоже нигде не было. Только что, секунду назад он был, бежал вслед за Корнеевым, но дальше – словно сквозь землю провалился. Неужели снова ранили?

Бросать товарищей было не в стиле Корнеева. Присев за кустом, он аккуратно, стараясь издавать как можно меньше шума, разгрёб листья, зачерпнул в пригоршню влажной земли и растёр её по лицу. Затем, натерев грязью ещё и тыльную сторону ладоней, Лёша снова всмотрелся в чащу – от бронеавтомобиля за ними вышли пятеро бойцов. Кажется, пятеро.

Корнеев лёг на землю, снял и отложил шлем, от души обсыпал волосы листьями, а затем медленно пополз в сторону от преследователей, стараясь держаться немного правее от них. Пока что он ещё не знал, что делать, потому часто останавливался, присматриваясь к действиям противников и обдумывая тактику. Их было слишком много, чтобы быстро расправиться со всеми без помощи Черенко.

Раскинувшись неширокой цепью, преследователи медленно и очень осторожно двигались вперёд. Корнеев притаился в густом кустарнике и стал ждать пока они минуют его. Кое‑какой план у него уже созрел, но тут в дело вступил Толя.

Автоматные выстрелы, скосившие одного из противников и ранившие второго, стали для Лёши такой же неожиданностью, как и для врагов, но годами оттачиваемые рефлексы и аналитический ум сработали безукоризненно – быстро сориентировавшись в ситуации, Лёша тремя короткими прицельными очередями нейтрализовал оставшихся. Жаль, но его приготовления не пригодились.

Убедившись, что угрозы пока нет, Корнеев сорвался с места и поспешил к упавшим врагам. Ближайший к нему был мёртв и слабо подёргивался в предсмертных конвульсиях: пули разворотили ему шею. Следующий стонал и барахтался на земле, словно перевёрнутый жук. Увидев Лёшу, он застыл, глядя ему в глаза. Лёша, не замешкавшись даже на секунду, добил его одним выстрелом прямо в лицо и поспешил дальше. Третий и четвертый тоже оказались мертвы. Один был весь в крови, а вот на втором ран или крови было не видать, потому Лёша на ходу прицелился и выстрелил ему в затылок. А вот последний противник куда‑то пропал – на земле остался только автомат и пятно крови.

Оставшиеся у машины солдаты, услышав выстрелы, начали что‑то кричать на непонятном Корнееву языке. Сколько их там Лёша не знал, но допускал, что оттуда вот‑вот нагрянет подмога, поэтому времени у него было в обрез. Осмотрев все потенциальные места, куда мог уползти раненый противник, Лёша рванул к ближайшему из них. Там никого не оказалось, но зато он увидел торчавшую из‑за соседнего дерева ногу в темных камуфляжных штанах, совсем не таких, какие были у Черенко и у него самого.

Сделав пару шагов, Лёша выстрелил по торчащим ногам. Они дёрнулись, но совсем не так, как должны были, и никаких криков с той стороны тоже не последовало. Лишь через секунду из‑за ствола дерева набок повалился уже мёртвый человек. Корнеев сразу приблизился к нему и бегло осмотрел тело. Две пули попали ему в паховую зону бедра, так что времени у него было немного. Кисть одной руки убитого лежала возле штурмовой винтовки, а во второй руке он сжимал бинт, который уже никак не мог ему помочь. Переведя взгляд дальше, Лёша увидел искажённое болью лицо немолодого мужчины, плюс‑минус его ровесника. Ранения позволили ему отползти, чтобы умереть в другом месте, но не более того.

Осмотр занял не больше трёх секунд, а затем раздался одинокий выстрел: Корнеев был не из тех, кто будет рисковать, жалея патроны.

«Так, ну и где же ты, Толя», – спросил Лёша сам себя, осматриваясь по округе.

Покрутив головой, он снова начал рыскать в кустарнике. Времени оставалось всё меньше и меньше, но он всё ещё не собирался отступать.

– Толян, это я, – постоянно повторял Корнеев, заглядывая чуть ли не за каждое дерево, но ответа не было.

Несмотря на постоянные окрики с дороги, стрелять оттуда пока не спешили, но и новых людей в погоню, как ни странно, тоже не посылали. Воспользовавшись этим временным затишьем Лёша ускорился и через минуту, наконец, нашёл товарища.

Черенко прятался за большим деревом, вскользь раненый в бедро, и одной рукой держа оружие, другой пытался перевязать рану. Нахмуренный лоб и полный злости взгляд доказывали его решительный настрой выжить. Тем временем со стороны противника короткими очередями начал стрелять пулемёт…

В этом время «Волк» продолжал уверенно давить заросли, пробивая себе путь к спасению. В машине царило напряжённое молчание – все слышали взрывы и последующую стрельбу, и волновались за судьбу своих товарищей. Но них был ещё один вопрос, который мучил Андрея. И этот «вопрос» лежал в десантном отделении весь в кровавых бинтах.


7

На улице заморосил небольшой дождь. Создаваемый им шум успокаивал, навевал сон и расслабленность на уставшие тела. Большие капли, собиравшиеся в прогнившем водостоке на крыше, ритмично капали сквозь дыру на прогнившую доску, разбиваясь на десятки маленьких капелек. Кап‑кап‑кап‑кап‑кап…

Андрей, сидя на старом дырявом мешке и прислонившись к замшелой стене, снова открыл глаза. Озабоченность с лица Игоря никуда не делась. Он по‑прежнему поглядывал на брата с немым укором, размышляя: стоит вновь начать разговор или нет. Карданов стоял у полусгнившей двери, битый час напряжённо вглядываясь сквозь завесу сумерек и дождя в дорогу – Корнеева и Толи не было уже слишком долго. Рядом с ним на полу, опёршись о стену, сидел Кирилл. Он очень нервничал и был единственным, кто за всё это время так и не притронулся к еде. Изредка он поглядывал на Андрея беспокойным взглядом, а несколько раз даже порывался что‑то сказать или спросить, но не решался. В конце концов он просто вышел на улицу.

Вероятно, ему хотелось бы попросить командира отпустить его искать отца, да вот только толку от этого никакого не будет. Никто не мог сказать, где сейчас находятся Корнеев и Толя Черенко, поэтому всё, что можно было для них сделать – это ждать.

Андрей снова принялся ковырять ножом в банке с тушенкой, собирая остатки сладковатого мяса.

– Нужно что‑то делать. Мы сильно рискуем, сидя здесь, – всё‑таки решился Игорь.

– Это не обсуждается, – твёрдо отрезал Андрей.

Этот разговор уже несколько раз затевался ранее, и каждый прекрасно знал, о чём речь.

– А если они не вернутся? Мы сидим здесь уже четыре часа – за это время они могли бы дважды добраться сюда или хотя бы выйти на связь.

– Ты слышал взрывы? Слышал. А погоню видел? Нет. Это потому, что они справились и теперь идут сюда. А связь… могли потерять в бою, могла поломаться… Мало ли что.

Игорь притих, но лишь на несколько секунд, после которых он снова ринулся в атаку.

– Андрей, включи уже голову – Вурц плох, – продолжил настаивать он. – Если мы срочно что‑то не предпримем – он умрёт. И твой, как ты полагаешь, «рассветовец», кстати, тоже.

– Мой «рассветовец»? – внезапно вскипел Андрей. – Мой?! Он – наш единственный шанс что‑то узнать! Я прошёл плен «Нового порядка», большая часть из нас побывала в подземной лаборатории, находясь в которой не просто стынет кровь в жилах, а хочется застрелиться на месте от страха, мы побывали под кошмарным обстрелом, который выкосил отряд отборного спецназа «рассвета» или кто они там такие. Мы хлебнули горя, но так ничего и не узнали. По‑твоему всё это было зря?

– Если они оба умрут, то да – всё было зря, – незамедлительно ответил Игорь. – «Рассветовец» умрёт, ничего не сказав, а Вурц – Вурц умрёт вообще ни за что.

Андрей со злостью сжал жестяную банку. Онаплохо поддавалась, и он размахнулся, собираясь с силой швырнуть её о стену, но, вовремя спохватившись, положил на пол и резким нервным движением отодвинул подальше от себя.

– Что ты предлагаешь? – злым голосом спросил он Игоря.

– Искать ближайшую деревню, где есть врач и медикаменты…

– Чтобы нам там выпустили кишки? – перебил брата Андрей.

– Если нормально заплатим – никто ничего нам не выпустит, – парировал Игорь. – Договоримся.

Андрей задумался. Нельзя было сказать, что Игорь не прав, но и оставлять своих друзей, которые спасли им всем жизни, он тоже не хотел. В голове боролись два утверждения: «мы своих не бросаем» и «нельзя рисковать всеми ради двоих».

В дом вошёл Кирилл. Взглянув на него, Андрей понял, что нужно делать.

– Значит так, собирайтесь, садитесь в машину, и езжайте на юг, вот сюда, – Андрей указал Игорю место на карте. – Если не ошибаюсь – это ближайшее поселение, быть может, вам там помогут. Но будьте осторожны и без разведки на рожон не лезьте. Воробьёв за главного.

– Не понял… – растерялся Игорь.

– Я останусь здесь и дождусь наших ребят. Затем свяжусь с вами, и вы пришлёте за нами машину.

Игорь покачал головой, с упрёком глядя на брата. Такая перспектива его совсем не радовала. Переговорщик из Воробьева был никакой, соответственно договариваться придется кому‑то другому, возможно, даже самому Игорю, а брать на себя ответственность ему хотелось меньше всего – гораздо проще, когда вместо тебя проблемы решает кто‑то другой.

– Нет, так нельзя, – не согласился он. – Ты командир, только ты можешь вести переговоры и решать чем мы можем пожертвовать или на какие уступки идти. Ты не должен бросать свой отряд!

– Вот именно! Я не брошу своих бойцов, поэтому давай, выполняй приказ!

Игорь озадаченно смотрел на брата, Карданов тоже не без интереса наблюдал за их спором.

– Я останусь, командир, – внезапно подал голос Кирилл.

Оба брата взглянули на парня.

– Я останусь, – повторил он. – Мы не должны рисковать всеми ради двоих.

Андрей некоторое время смотрел на Кирилла, обдумывая, как мог молодой Черенко выразить слово в слово его собственную мысль. Возможно, это был знак.

– Хорошо, – согласился он.

Окончательная точка была поставлена, когда в дом, пошатываясь от усталости, вошёл Воробьёв. Вид у него был ужасный: руки чуть ли не по локоть испачканы в крови, лицо осунулось, потухший, блуждающий взгляд медленно обвёл помещение, ненадолго останавливаясь на каждом из присутствующих. По лицу катились капли, которые сначала показались Андрею каплями дождя, но, заметив мокрый блеск в глазах Сергея, он понял, что это слёзы.

– Что случилось? – Игорь, словно ужаленный, первым вскочил с места и бросился к Воробьёву.

Позади, там, где находились раненые, послышался негромкий всхлип Кати, и Воробьев на миг запнулся, но затем всё же ответил.

– Всё, – еле выдавил Сергей. – Он умер.


8

Толя с Алексеем вернулись спустя всего лишь полчаса после отбытия отряда. Толя хромал, опираясь на длинный шест, но не позволял Корнееву себе помочь. Увидев это, Кирилл бросился к отцу, но и его Толя оттолкнул и, матерясь, проковылял в развалины, где со сдержанным стоном опустился на пол у стены. Корнеев присел неподалёку. Быстро обменялись короткими фразами. Толик рассказал, что они всё сделали, как надо, Кирилл сообщил куда подевался остальной отряд, а затем все умолкли. По выражению лица Кирилла Лёша очень скоро догадался, что произошло. Толя был не столь проницателен.

Когда Кирилл, наконец, рассказал, оба стоически и молча выслушали известие о смерти Вурца, что неприятно удивило Кирилла, но он не решился высказаться об этом. Он не знал, что для Корнеева такое известие, во‑первых, не стало неожиданностью, а во‑вторых, он похоронил уже стольких погибших друзей, что смерть ещё одного никак не могла его потрясти: не будоражила, не вгоняла в тоску, не вызывала оцепенения от осознания того, что Вурца он уже никогда не увидит. То есть, с ним не происходило ровным счётом ничего из того, что происходило в это время с Кириллом.

А вот внешнее равнодушие отца, которое так не понравилось Кириллу, было вызвано исключительно его смертельной усталостью.

Затем Кирилл проводил их к свежему холмику в саду. На холмике лежал шлем – здесь, в поросшем бурьяном и густым кустарником саду, в тени старых яблонь нашёл своё последнее пристанище Вурц. Толя сразу же присел рядом с холмиком, прислонился спиной к яблоне и прикрыл глаза, вызывая в памяти образ Вурца. Ему хотелось навсегда запечатлеть его, чтобы как можно дольше помнить как выглядел их товарищ весельчак. Но он знал, что как бы ни старался, а очень скоро образ потускнеет, а затем постепенно, деталь за деталью полностью сотрётся, оставив в памяти лишь смутные очертания. И ничего с этим не поделать.

Дождь по‑прежнему медленно накапывал, будто оплакивая их погибшего друга, и у Толи навернулась скупая слеза.

«Почему умирают молодые? Те, кто должен отстраивать разваленный мир и давшую огромную трещину цивилизацию?», – размышлял он и тут же в голову пришёл внезапный ответ: «Потому что они как раз таки этим и занимаются. А эта работа без жертв не делается. Жертвы – её топливо».

А затем в голове стрелой пронеслась мысль о том, что и его Кирилл может стать такой же жертвой на алтаре будущего… В сердце болезненно резануло.

«Вертел я такие расклады… Но, если такое случится, то пусть уж лучше после того, как я сам сдохну. Всё что угодно, только бы не видеть, как умирает мой сын, не знать об этом. Хватит с меня, я уже хлебнул этого дерьма…», – с горечью признался он себе.

Толя с удивлением отметил, что хоть ему и больно было думать о таком, но у него больше не было ни страха за Кирилла, ни желания оградить его от риска. Всё это было поначалу, но потом, когда он увидел, как рискуют собой ради общего дела Андрей и остальные, когда осознал и принял ради чего они всё это делают, его взгляды изменились. Повлияли на них и попытки Андрея расследовать причины эпидемии. В это дело Андрей посвятил немногих, но Толя был одним из них и горячо поддерживал парня в его стремлении. Он понимал, что затея граничит с невозможным, что даже если им удастся получить информацию – её, будет тяжело проверить, она может оказаться выдумкой, но всё равно его интересовал этот вопрос.

Виновен кто‑то в эпидемии или нет… Да какая разница как всё окажется на самом деле? Ему просто хотелось знать правду.

Толя никогда не отличался неуёмным интересом к событиям, которые непосредственно его самого или его близких не касались. А после катастрофы единственное о чем он думал – это безопасность его семьи. Ему не было дела ни до окружающих, ни до эпидемии, ни до происходящего вокруг. Главное – чтобы он сам и его семья были целы и здоровы. Вот только он не преуспел в этом.

Поэтому пока Андрей не рассказал о своих мыслях на счёт искусственного происхождения вируса, Толя не особо задумывался о нём. Ну, вылезла какая‑то зараза, и что? Впервые в истории что ли? Да, убила много людей, страшно много, но и это не уникальный случай – в истории подобное случалось и не раз, просто не так масштабно. Но то, что это могло быть сделано намеренно – вот это уже было что‑то новенькое. Если так, то получается, что кто‑то принял на себя роль бога и устроил армагеддон.

Толя был не из тех, кто позволял себя бить, он был упрям и часто своенравен. Да, это не всегда хорошо сказывалось на его отношениях с окружающими, но в этом был весь он. И теперь мысль, что всё произошло не само собой, что существует кто‑то, кто распорядился его жизнью и жизнью его жены и детей, не давала ему покоя.

В лёгкий, размеренный шум дождя вмешался отдаленный рык двигателя. Никто не сомневался, что это свои, но на всякий случай все трое в молчаливом согласии взялись за оружие и заняли позиции.


Глава 6.1. Как оплачиваются добрые дела?



1

Потеря Вурца стала самой болезненной за всё время существования отряда, но больше всех она давила на Андрея. Он единственный, кто знал, что Вурц хотел уйти, и теперь это знание не давало ему покоя.

Почему он умер, когда собрался перестать рисковать жизнью? Почему так произошло? Просто несчастный случай? Или судьба? Может, так ему было предначертано… Нет, это чушь. Нет никакой судьбы – всё это выдумки слабаков и фаталистов. Есть только выбор, который мы делаем сами и который приводит нас либо к цели, либо к концу пути… Да, есть только наша воля. Именно она даёт нам необходимый заряд идти вперёд, добиваться своего, не сдаваться, не опускать головы… не умирать.

Стало быть, Вурцу не хватило воли? Хм… Но, может, дело в чём‑то другом? Может, какие‑то высшие силы не хотят, чтобы они отступались, чтобы бросали начатое дело? Может, каждого, кто опустит руки, ждёт смерть? Что ж, тогда они точно не имели бы права отступать.

В голове то и дело проносилась фраза Вурца, что это его «последнее задание». Фраза, которая оказалась пророческой. Вселенная услышала её, впитала в себя и вернула обратно – воплощением в жизнь. Бойтесь желать… Как же несправедливо всё это. Как нечестно, подло, бессмысленно.

Обдумывая всё это, Андрей раз за разом чувствовал приливы злости. В основном из‑за ощущения собственного бессилия что‑либо изменить – он никак не мог оградить своих бойцов от гибели, не мог их защитить. Да, Лёша не раз говорил ему, что это в любом случае невозможно, но всё равно разум Андрея отказывался принять неизбежные потери. Единственный способ прекратить всё это, который он видел – дойти до конца, получить все ответы и наказать всех, кто этого заслуживает.

Одной из ниточек был спасённый спецназовец, или наёмник, или кто он там такой, и в конце концов Андрей сосредоточил на нём все свои мысли и волю. «Рассветовец», или кто бы он ни был – родился в рубашке. Он «поймал» три пули, но жизненно важные органы ни одна из них не задела. Несмотря на ранения и кровопотерю, он быстро восстанавливался, что свидетельствовало о сильных резервах организма.

Условия, в которых его содержали, были самыми что ни на есть кустарными, хоть местные и называли их лучшими в деревне. Оперировал его тоже не доктор наук, а всего лишь старый деревенский фельдшер, а ассистировали немного Катя, а по большей части – такая же, как и сам врачеватель, древняя на вид бабка. Передавая пленного в руки фельдшера Андрей гораздо меньше боялся отсутствия у того нужной квалификации, чем его плохого старческого зрения, и не зря – позже Катя рассказала несколько занимательных казусов, произошедших во время операции, и от каждого из них волосы на голове начинали шевелиться. Короче говоря, всё было, как в анекдоте – несмотря на все усилия врачей больной всё равно выжил. И уже на второй день пришёл в себя.

Андрей с нетерпением ждал этого, наивно представляя, как благодарный за спасение «рассветовец», не моргнув глазом, лихо ответит на все вопросы. Каково же было его удивление, когда вопросы начал задавать сам пленный, причём только два: где он находится, и где его люди. Ответы его явно не порадовали, потому что, получив их, он замкнулся в себе. Сколько ни пытался после этого Андрей завязать разговор– всё было впустую. Всё, что ему удалось узнать это имя, вернее, позывной или кличка – Косарь.

Тщетно растратив в сумме почти два часа, Андрей отступил, но не сдался. В глубокой задумчивости он сидел на постеленном на полу рваном одеяле в ветхом доме, который им выделили местные. Вокруг, расположившись кто где, негромко вели беседу осведомленные о результатах разговора товарищи, и наперебой давали советы.

– Я уже говорил, но повторю ещё раз – дайте его мне. Я таких уже немало повертел. Уж я‑то его разговорю, – самоуверенно предлагал Толя.

Резкое заявление Черенко вывело Андрея из задумчивости. Он бросил короткий взгляд на Корнеева, сидевшего в углу позади всех, и заметил, как тот, скривив губы в легкой ухмылке, чуть заметно скептически покачал головой. Лёша явно был в хорошем настроении, раз позволял себе проявлять эмоции. А вот Руми, сидевшая рядом с ним, была как обычно холодна и малоактивна.

– Согласен, – подключился Сева. – Можем вдвоём им заняться.

– Нет! Нельзя так поступать, – заступился за Косаря Игорь. – Мы ничего о нём не знаем. А если он не из «Рассвета»? Если ничего не знает? Что тогда? А если даже и из «Рассвета», придётся потом за это отвечать… Да и не по‑людски это…

– Херню рыгаешь, – беззлобно ответил на это заявление Бодяга, который поддерживал Толю.

Сам же Толя немедленно принялся передразнивать.

– Не по‑людски, придётся отвечать, а вдруг он хороший, – пытаясь превратить свой бас в тоненький голосочек, кривлялся Черенко, чем вызвал у некоторых улыбки, – вертел я это всё и с высокого дуба срал на вас, пацифистов доморощенных. Он хотел нас замочить и не сильно переживал про последствия, так с какого перепугу мы должны?

Толика поддержал хор одобрительных возгласов.

– Да и перед кем отвечать? – продолжал он, ободрённый всеобщей поддержкой. – Он что‑то знает, курва мать, а то бы не молчал. И я развяжу ему язык.

Андрей вновь взглянул на Корнеева, который на этот раз глядел не в пол, а на него. В выражении его лица командир прочёл сильное сомнение. Алексей редко вмешивался в подобные дебаты. Как правило, делал он это только тогда, когда видел, что без его вмешательства дело может обратиться в катастрофу. Однако по его лицу порой можно было прочесть некоторые мысли. Вполне возможно, дело было не в хорошем настроении, а в том, что он умышленно позволял это делать, когда хотел показать Андрею, что стоит обратить на что‑то внимание либо прислушаться к его мнению. Андрей не так давно пришёл к такому выводу, потому что знал, что Лёша в совершенстве владеет искусством скрывать свои эмоции и в любое другое время у него на лице можно заметить только флегматичную невозмутимость.

– А ты что можешь предложить? – глядя на Корнеева, громко спросил Андрей, чем прервал оживлённую дискуссию.

Все, словно по команде, взглянули на Андрея, а затем повернулись и впились взглядами в Лёшу. Тот некоторое время безмятежно глядел на командира, размышляя стоит ли идти против большинства, особенно против Толика, с которым отношения у Корнеева и так были натянуты. Его лицо приняло тот непроницаемый, невозмутимый вид, к которому все давно привыкли и который был для него стандартным.

– Надо оставить всё как есть, – ровным голосом спокойно ответил Лёша.

Резким жестом руки он остановил приближающуюся бурю негодования и перевёл взгляд на Толика.

– Он не расколется, – мягко, вкрадчиво, словно малолетнему идиоту, попытался объяснить Корнеев. – Ни пытками, ни побоями ты ничего от него не добьёшься.

– Откуда такая уверенность?! – сразу же взвился Толя, очень недовольный, что кто‑то поставил под сомнение его способности.

– Оттуда, – всё так же спокойно и уверенно парировал Лёша. – Можете делать, что хотите: резать его, бить, жечь, но знайте – пытки это путь в один конец. Если вы его не расколете, а на это я готов поставить свои часы, то никаких шансов что‑то от него узнать у вас уже не будет.

Лёша неспроста упомянул свои часы. Они были известной ценностью, и их упоминание было хитрым психологическим ходом. Часы не сильно‑то бросались в глаза, и на первый взгляд особо ничем не выделялись, так что никто поначалу не обращал на них особого внимания, пока их не заметил Родионов и не взялся настойчиво предлагать обменять на что‑нибудь, но Корнеев отказался. После Макса были и другие ценители. Что только не предлагали Лёше за эти простенькие на вид титановые часы с силиконовым ремешком, но он был непоколебим. Видя такую суматоху, заинтересовался ими и Андрей. Он прямо спросил Лёшу в чём их ценность и тот объяснил: часы имели встроенный баллистический калькулятор, были ударопрочны и водонепроницаемы. Постаравшись, можно было достать у гильдии нечто близкое по качеству, но вот с баллистическим калькулятором – вряд ли.

И вот сейчас Лёша рисковал расстаться со своим сокровищем ради спора. Запал Толи, готового принципиально отстаивать своё мнение в любой словесной стычке с Корнеевым, заметно поубавился. Даже ему было понятно, что если Лёша готов ставить на кон свои часы – он твёрдо уверен в своих словах, иначе сидел бы тихо в своём углу, как он обычно и делал.

Воцарилось молчание. Каждый переваривал услышанное, размышляя, кто же всё‑таки прав. С трудом верилось, что грозный Толя может не преуспеть в допросе Косаря или кого‑либо другого. Впрочем, не верилось и в то, что Корнеев может ошибаться, потому что даже Коту и Бодяге, которые меньше всех знали Лёшу, быстро стало понятно, что он является неформальным лидером «анархистов» и очень опытным человеком. В какой‑то момент Толя чуть было не рискнул пойти ва‑банк, зная, что захочет Лёша в случае, если Толя согласится поддержать ставку, но в конце концов здравый смысл возобладал.

– Ну и вертел я вас обоих, – в сердцах бросил Толик.

Покряхтывая, он поднялся и вышел на улицу. Пламя споров, лишившись главного кочегара, само собой потухло.

После прихода в сознание Косарь пролежал лицом к стене ещё двое суток, поворачиваясь только для того чтобы что‑то съесть, отлить в бутылку или по требованию врача, чтобы позволить тому сменить повязки. На третий день он уже смог самостоятельно встать на ноги, немного ходил, но упорно продолжал молчать.

А ещё через два дня «анархисты» стали собираться в путь. В основном потому, что местные заявили, мол, договор со своей стороны мы выполнили, а дальше оставайтесь, если хотите, но кормить мы вас больше не будем.

Несмотря на ужасные рассказы гильдейских солдат, местные вообще‑то оказались не так уж плохи, просто подозрительно относились к чужакам и не любили Торговую гильдию, в основном за наглость и высокомерие. Через день‑другой после прибытия, когда люди немного привыкли друг к другу, с ними уже можно было и поговорить за жизнь, и поторговать, и даже нормально выпить – было бы только желание. Так что Андрей сделал себе мысленную установку – никому не верить на слово, особенно торговцам.

Но в данном случае позиция местных была справедлива – в новом мире еда имела достаточную ценность, чтобы не разбрасываться ею попусту.

Снаряжения у «анархистов» осталось немного, и их новый «четвероногий» транспорт неспешно тащил его в сторону Лозовой. Вёл старенькую кобылку Карданов, который лошадей очень любил и понимал, как с ними обходиться. Остальные понуро шагали вытянутой колонной, и очень скоро Андрей начал жалеть о цене, которую им пришлось заплатить за спасение Косаря.

Толя Черенко ещё с самой перестрелки с неизвестным врагом был очень агрессивен. Никто не знал, почему это с ним происходит, но каждый раз, когда появлялась возможность выпустить пар, Толик не пропускал её. Возможно, таким образом он переживал смерть Вурца, а ярость, которая то и дело закипала в нём из‑за этого, искала цель для выхода. И такая цель была совсем рядом.

– Поверить не могу, что мы отдали им машину! – никак не мог успокоиться прихрамывающий Черенко, которому было тяжелее всех. – Курва мать, мы застряли в сраном медвежьем углу, за много километров от дома, без транспорта! И ради чего?! Ради него?!

Он бросил полный ненависти взгляд на Косаря. Тот шёл в середине группы, без оружия и амуниции, но в своей армейской одежде, и никак не реагировал на нападки Толика, чем ещё больше нервировал последнего. Черенко, несмотря на раненую руку и ногу, сильно желал навалять Косарю. За себя, за транспорт, но главное – за Вурца, в смерти которого он винил «рассветовца». Однако апатичное поведение Косаря не позволяло ему устроить драку, а Андрей зорко следил, чтобы этого не произошло по желанию одного лишь Толи.

Косарь молчал с самого выхода из деревни. Но сейчас, после нападок Черенко, он всё же сказал несколько слов, вновь поинтересовавшись у Андрея судьбой своих людей. Получив тот же ответ, что и ранее, он недолгое время молчал, а затем прямо спросил, как Андрей и его команда сумели так мастерски организовать атаку.

– Я же сказал – это не мы, – покачав головой, отмахнулся Андрей и вздохнул.

– Перестань уже, – на лице Косаря впервые после их первой встречи появилась кривая ухмылка. – Я же не дурак.

– Ну, ладно. Это мы, – влез Игорь. – Мы прибили одного своего, ранили другого, покоцали почти всех остальных, бросили оружие, а потом устроили сами за собой погоню. Всё ведь логично, да?

– Убили и ранили, ясен пень, мои. Тут всё ясно, как день. Ну, а с погоней – не надо меня разводить, дружок. Я тебе не лох. Не было никакой погони.

– Во‑первых, мы тебе не дружки, понял?! – неожиданно даже для самого себя вскипел Андрей.

Повышенный тон Андрея привлёк внимание всех, даже тех, кто шёл далеко впереди и до этого не слышал, что Косарь наконец‑то заговорил. Группа непроизвольно замедлила ход, поскольку каждый стал прислушиваться к разговору.

– А во‑вторых, – всё так же раздраженно продолжал Андрей, – мне до лампочки во что ты там себе веришь, ясно? Ты хотел перебить нас всех, а мы не только не бросили тебя там, но ещё и спасли и залатали. Я надеялся, что ты хотя бы из элементарной благодарности объяснишь, что произошло и кто ты вообще такой.

Негодование Андрея не возымело абсолютно никакого эффекта на Косаря. Ничего не изменилось в выражении его лица – оно всё так же изображало легкую иронию и надменность.

– Опять лапша. Ну и ладно. Не хочешь говорить – и я не буду.

– Командир, если надумаешь – ты помнишь моё предложение, – не удержался Толик, шедший следом за ними.

Косарь был тёртым калачом, да и далёкому от насилия человеку было не трудно распознать угрозу в голосе и словах Черенко.

– Хо‑хо! Какая смелость, какой грозный вид! – прыснул он, окинув Толю насмешливым взглядом. – Никак хочешь мне зад надрать, а, крепыш?

– С радостью это сделаю, говнюк, – процедил Толя, в надежде взглянув на Андрея, но тот молчал.

– Ну, так давай, чего ж ты? У тебя как раз есть ма‑а‑аленький шансик: хоть ты и хромой, но зато у меня ещё швы не зажили. Если тебе повезёт – они могут разойтись. Ну? Чего стоишь? Зассал?

Толя зарычал и готов был уже кинуться на наглого и задиристого Косаря, но вмешался Андрей и осадил его.

– Так я и знал, – вызывающе захихикал Косарь. – Без мамкиного благословения низзя, да? Но ты же хороший пёсик, м? Слушаешься команд?

– Заткнись, или я разрешу им сделать то, что они хотят, – с плохо сдерживаемой злостью процедил Андрей.

Косарь повернулся к нему и впился взглядом. Андрей не стал отворачиваться и принял этот вызов.

«Почему он ведёт эту игру? На что рассчитывает? Чего добивается?», – думал Романов.

– И что же это такое? Дай угадаю – мне не понравится, да? – не унимался Косарь.

Он смотрел на Андрея, но натренированный слух уловил движение за спиной. Он был уверен, что это Толя, но обернуться не успел: кисть правой руки зажало будто клещами, одновременно с этим его ударили под колено, и он немного присел, а руку согнули в локте и взяли в захват за спиной. Это был довольно простой приём, каким часто пользовалась при задержаниях милиция. Оба – и тот, кто это сделал, и сам Косарь знали, что настоящий профессионал выкрутится из неудобной позы и освободится. Но оба знали также и то, что это потребует некоторых усилий, а Косарь не станет рисковать швами, поскольку если они действительно разойдутся, то его проблема будет не столько в том, что в таких условиях трудно остановить кровь, сколько в том, что никто попросту не станет этого делать.

Вопрос в том, зачем вообще Косарь довёл до всего этого? Может, как раз и хотел проверить насколько далеко готовы зайти эти люди?

– Всё‑всё! – крикнул Косарь, но голос его не дрогнул. – Я понял! Буду молчать. Вы какие‑то злые тут все.

Тиски ослабли, а через мгновение и вовсе исчезли. Косарь не спеша растёр запястье, оглянулся и встретился глазами с проницательным, колючим взглядом Корнеева. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, оценивая соперника, будто боксёры перед поединком. Во взгляде Косаря были наглость и дерзость уверенного в себе профессионала, но вместе с тем был там и вопрос – кто же ты? Взгляд Корнеева не выражал ничего, кроме безмятежного спокойствия, которое, впрочем, не могло сбить с толку такого прожженного специалиста, как Косарь. Он догадывался, что за этой маской скрывался точно такой же вопрос – кто ты?

Игра в «гляделки» затягивалась. Ни один не спешил отводить взгляд, ожидая, что соперник сделает это первым. И первым стал Корнеев. Он сделал два шага назад и вернулся на своё место в цепочке. Косарь самодовольно хмыкнул, проводил Лёшу самодовольным взглядом и с победоносным видом повернулся к Андрею, но не сказал ни слова. Андрей встретил его взгляд, но тоже ничего не сказал, просто отвернулся и продолжил идти.

Отряд снова пришёл в движение.

Вечером, когда уже совсем стемнело, отряд остановился на отдых в овраге рядом с дорогой. Под большим камнем разожгли тщательно замаскированный со всех сторон костёр, по краям оврага расставили часовых, а остальные собрались неподалёку от костра и при скудном освещении прикрытого огня взялись за скромный ужин. Запасы, прихваченные с собой в поход, давно закончились, но в деревне их удалось лишь немного пополнить чёрствым хлебом, засоленным салом, луком и картофелем.

Стеречь Косаря поставили Кирилла. Пленник без особого интереса наблюдал за действиями остальных, укрывшись в тени, и в который раз размышлял о своих дальнейших действиях. При других обстоятельствах он бы легко ликвидировал этого дохловатого пацанёнка и ушёл в лес, но сейчас ему это было ни к чему. Во‑первых, он пока был слаб и безоружен, а во‑вторых, им было по пути, ведь «анархисты» направлялись в Лозовую. Косарь был уверен, что они и понятия не имели, что как только он завидит первого же бойца Торговой гильдии – его импровизированный «плен» закончится.

Здесь он, конечно, ошибался: большинство в отряде были уверены, что Косарь из «Рассвета» и, помня историю с Ильченко, прекрасно понимали, что в Лозовой с ним придётся попрощаться. Но никто, кроме Толи, не мог предложить, что можно сделать с упёртым «рассветовцем» дабы получить от его спасения хоть какую‑то пользу, а с методами Толи Андрей не соглашался. Нет, ему не было жаль пленника, но он верил Корнееву и поэтому не видел смысла ни убивать Косаря, ни пытаться добиться своего пытками, а затем иметь неприятности с «Рассветом».

Сейчас, когда прошло больше времени, Андрей чувствовал, насколько прав был Лёша, когда говорил о Косаре. «Рассветовец» действительно был жестким, волевым человеком. В нём чувствовались сила и уверенность. Даже несмотря на его вызывающее поведение у Андрея не было ощущения, что это бравада.

Так что Косарь тихо сидел в тени и наблюдал за бойцами отряда, дополняя для себя их портреты. Большинство бойцов, по его мнению, были ни о чём. Обычные солдаты, «мясо», ничего особенного. Но присутствовали там и вполне примечательные личности. Особенно выделялся тот боец, который его заломал, Лёша. Внешне вроде бы ничего такого, но профессионал сразу видел другого профессионала: в повадках, отточенных движениях, взгляде. Да, тот приём был слишком прост, но Косарь не позволил себя обмануть. Он чувствовал, что Лёша явно должен уметь гораздо больше и скрывает свои навыки.

Также интерес вызывала светловолосая красотка, которая постоянно тёрлась возле Лёши. Косарь мог бы сказать, что между ними что‑то есть, но кроме дистанции ничего больше в них не указывало на это. Они не разговаривали, никак не взаимодействовали и даже почти не смотрели друг на друга, будто уже лет двадцать состояли в браке. Это тоже было очень странно. Особенно в свете того, что лет двадцать назад девчонка ещё, вероятно, ходила пешком под стол. Может, она его дочка? В любом случае молчаливые, но уверенные в себе люди всегда вызывали у Косаря повышенный интерес, а эта парочка как раз подходила под это описание.

Ну и, конечно же, внимания заслуживал этот агрессивный болван, постоянно рвущийся в драку. Но он выделялся в основном агрессивным характером и физическими данными. В остальном сходу трудно было сказать насколько он хорош, хотя опыт подсказывал Косарю, что недостаточно.

Больше всего Косарь не мог понять, почему командует всей группой какой‑то пацан. Не то, чтобы этот Андрей был плох, нет. Чувствовалось, что у него есть ум и некоторая подготовка, но он был явно не чета многим здесь и уж точно не был лучшим. Тогда почему всё именно так? Вероятно, есть какая‑то неочевидная причина. Разобраться бы какая. К тому же поначалу главным представился этот тип, Лёша. Это потом они с Андреем местами поменялись. Хотя, может, именно теперь его зачем‑то пытаются надуть, а на самом деле командует действительно Лёша?

Но никто не стал бы отвечать на вопросы Косаря, да он и не собирался их задавать. В любом случае после дневного инцидента его все игнорировали. Даже Андрей потерял к нему всякий интерес, так что Косарь закономерно ожидал, что останется голодным. К его удивлению, после ужина произошла смена часовых, и менять Кирилла пришёл сам Андрей. Усевшись в паре шагов от Косаря, он протянул тому две запеченные в углях картофелины, от которых распространялся просто умопомрачительно вкусный аромат, пару сухарей и кусок сала.

– На, подкрепись, – равнодушно сказал Андрей.

Косарь медлил секунду‑другую, но еду всё же взял и сразу вгрызся в сало. Навыки приготовления сала у украинцев всегда были на высоте, и эпидемия в этом плане ничего не изменила. Жаль только, что соли было многовато, как на его вкус, но к счастью это немного приглушалось картофелем. В любом случае ел Косарь с видимым удовольствием, но нарочито медленно, специально растягивая трапезу, чтобы занять рот, не желая разговаривать с Андреем. Но тот и не пытался завязать разговор. Даже когда Косарь покончил с едой, Андрей продолжал молчать.

В конце концов, скучно стало уже самому Косарю. Поразмыслив немного, он решил, что умно построенный диалог может принести ему только пользу, даже если обе стороны этого диалога будут врать друг другу напропалую.

– Спасибо за жратву, – как бы невзначай бросил он.

– Не за что.

Андрей сидел в нескольких шагах от Косаря. Рядом с ним лежал пистолет. Пожелай Косарь кинуться на него и завладеть оружием – это не составило бы ему никакого труда. Он отметил, что парень довольно беспечен. косарь не знал, что пистолет лежит там неспроста и к тому же не заряжен. По совету Корнеева Андрей сделал всё это намеренно, а сам ожидал атаки в любую секунду.

– Как вышло, что отрядом матерых вояк командует пацан? – Косарь решил задать самый интересный с его точки зрения вопрос.

Слабые отблески огня давали мало света. Андрей сидел к костру спиной, и Косарь не мог разглядеть выражение лица парня. Непродолжительное время Андрей размышлял над ответом, изредка отвлекаясь на сдавленный смех позади, где у тлеющего костра сидели его бойцы.

– Как то вышло, – нехотя бросил он, наконец.

– Ну, ты неплохо справляешься, как для твоего возраста.

Косарь решил продолжить разговор через похвалу, но Андрей не особо верил в его искренность и в качестве ответа ограничился коротким «ага». Косарь насупился.

– Чудак ты, – пожал плечами он. – То лезешь с расспросами, а как захочешь завязать с тобой разговор – только бурчишь что‑то нечленораздельное.

– Сам ты чудак. То молчишь и смотришь в стенку, то вдруг на разговоры прорвало, – парировал Андрей.

Теперь Косарь улыбнулся. Может, этот малый был не так уж плох. Выдержав непродолжительную паузу, он полностью сменил тактику.

– Ладно, злой человек, давай начнём сначала, – он дружелюбно протянул Андрею руку. – Меня зовут Косарь. Спасибо, что не бросили меня подыхать.

Андрей рефлекторно сделал движение, намереваясь наклониться и пожать протянутую руку, но сразу же спохватился, поняв, что сильно рискует.

– Извини, но руку пожать тебе не могу – все понимают, насколько ты опасен, и я, как командир, тем более не имею права тупить. А как меня зовут ты и сам знаешь.

– Что ж, похвально, – не стал расстраиваться Косарь. – И очень разумно. Моё мнение о тебе становится всё лучше.

– Безмерно рад, – не удержался, чтобы не съязвить Андрей, и неуклюже попытался исправить положение. – Честно.

Некоторое время оба молчали. Каждый тщательно обдумывал, как строить разговор дальше. Косарь хоть и нацепил на себя маску пофигиста, но на самом деле относился к собеседнику с должной серьёзностью, несмотря на его юный возраст. Временами недооценка людей и их возможностей становилась его слабым местом, но определённо не в этот раз.

– Так что же всё‑таки произошло, Андрей? – вновь вернулся он к старому разговору.

– Мы это уже обсуждали. Больше мне добавить нечего, – спокойно ответил парень. – Я надеялся, что ты сможешь что‑то объяснить.

– Я? – Косарь старался как можно искреннее выразить удивление. – Как? Меня подстрелили чуть ли не первым. Я даже заметить ничего не успел.

Андрей смотрел на Косаря, но из‑за слабого света за спиной парня «рассветовец» не мог разобрать, что это был за взгляд. В этом плане у пацана было преимущество, но на стороне Косаря был опыт.

– Согласен, но… – медленно выговорил Андрей после паузы. – Я сомневаюсь, что вы там сидели, ожидая именно нас. Должна быть какая‑то другая причина. Вы ждали кого‑то другого.

Теперь какое‑то время молчал уже Косарь, тщательно подбирая слова.

– Андрюха, – по‑дружески, но с ноткой недоверия заговорил он, – мы не ждали никого конкретного. Нас посадили туда и дали временной дэдлайн сколько там быть. Появится кто – супер. Не появится – по истечении времени снимаемся и валим. Но в любом случае мы не должны были там умирать, это уж точно.

Косарь умолк, но ненадолго. Продолжил он раньше, чем Андрей нашелся, что ещё сказать.

– Ты пойми – вы крутые ребята и всё такое, но моя команда жрёт таких на завтрак с чаем. Не могли мы так облажаться. Потому я и не поверил тебе сразу. Я и сейчас всё ещё думаю, что либо я дурак, либо ты таки что‑то не договариваешь.

«Жрала. Твоя суперкрутая команда больше не существует», – подумал Андрей, но вслух произнёс другое.

– Косарь… А как тебя по нормальному‑то звать?

– Так и звать. Другого имени нет.

– Ну, как хочешь, – согласился Андрей после короткой паузы. – В общем, поверь – мы ничего не хитрим, у нас нет ещё одной ударной группы в резерве и мы не настолько отбитые, чтобы лезть под огонь товарищей, чтобы запутать непонятно кого. Этот налёт для нас был такой же неожиданностью. Мы потеряли товарища и львиную долю оружия и ещё радоваться должны, что так легко отделались.

– Мда… – многозначительно протянул Косарь. – Дела‑а… Ну, а теперь, когда всё позади, ты можешь, наконец, сказать, кто вы такие?

Андрей не ответил сразу, что стало для Косаря первым звоночком. Когда Андрей повторил всё то же самое, что до этого рассказывал Корнеев, с поправкой лишь на ложь про командира, Косарь окончательно убедился, что Романов скорее всего снова лжет.

– Ну, а вы‑то кто? – поинтересовался в свою очередь Андрей.

Косарь криво ухмыльнулся и сразу же ответил.

– Хочешь верь, хочешь не верь – но и мы наёмники. Наняли нас одни хрены в Лозовой. Сказали – охраняйте, пока не отзовём или пока не пройдёт оговорённое время. Если кто появится – мочите, не разбираясь. Мы, дуралеи, поначалу обрадовались: место вокруг заминированное, без шума никто не пролезет. Сиди себе, смотри на единственную дорогу да попёрдывай. А оно вон как вышло.

– Понятно. Я‑то надеялся, что вы из «Рассвета», – с досадой промолвил Андрей.

– Откуда‑откуда? – с удивлением переспросил Косарь.

– «Рассвет».

Косарь нахмурил лоб, а брови сползлись к переносице. Он на секунду отвёл взгляд, а затем, прищурив правый глаз и слегка отвернув голову, стал коситься на Андрея. Всех этих мимических поползновений Андрей, разумеется, не почти не разглядел.

– Это что ещё такое?

– Организация такая. Тебе не встречалось такое название?

Косарь призадумался, помассировал пальцами переносицу, снова нахмурился.

– Нас в основном гильдия нанимала, – сказал он, наконец, будто что‑то припоминая, – для разборок со всякими говнюками, которые торговцам где‑нибудь поднасрали. Но как‑то раз, помню, охраняли мы какой‑то груз: три грузовика с плотно закрытыми ящиками и мы на двух машинах. И что сука характерно, привезли мы всё это добро в лесную глушь. Ржём с братвой, мол, сейчас медведи придут, заберут, а тут раз – и из зарослей появляются суровые дядьки, вооруженные покруче нас, а мы, между прочим, самая крутая команда в этих краях. Мы уж чуть было стрельбу не начали, но гильдейский офицер успел предупредить. В общем, эти лесные жители забрали всё вместе с машинами, погрузились и увалили. Вот тогда я, кажется, и слышал это название… как там ты сказал? «Рассвет», да?

Андрей подтвердил. Рассказ Косаря был очень похож на то, что недавно он слышал от Ани, и поскольку они никак не связаны между собой, то выходит, что либо оба говорят правду, либо оба заблуждаются. Либо оба лгут.

Наступила длинная пауза. Каждый пребывал в задумчивости, но, несмотря на то, что говорили они об одном и том же, мысли и эмоции у них были абсолютно разными.

– Ты это, извини меня, Андрюха, что я хотел вас замочить, но ты должен сам понимать – у меня приказ. Если не выполню – кто ж меня тогда станет ещё нанимать? Так что ничего личного.

– Да уж, – криво ухмыльнулся Андрей. – Даже не знаю радоваться мне или плакать.

Косарь снова притих и некоторое время молчал.

– И зачем «Новому порядку» понадобился этот «Рассвет»? – он первым прервал затянувшуюся паузу.

Сначала Андрей удивился, зачем Косарь приплёл сюда «Новый порядок». Если бы не стояла темень, и Косарь смог различить выражение лица Андрея, то наверняка убедился бы в том, что «Новый порядок» тут вообще ни при чём. Романов же быстро вспомнил, что эту выдумку сочинил Корнеев, когда их стали допрашивать, а поскольку что‑то менять в этой истории Андрей не собирался, то ответил хоть и с задержкой, но как ни в чём не бывало.

– Не знаю. Мне кажется, что они и сами не знали, что мы найдём по этим координатам.

– Но ты же чётко сказал мне, что надеялся, что я из «Рассвета»?

Только сейчас Андрей задумался над тем, насколько внимательным оказался Косарь. Хотя, если подумать, то в этом нет ничего странного – рассеянным наемникам в этом мире точно не выжить.

– Да, – не стал юлить Андрей. – Потому что у меня к ним свои вопросы. «Новый порядок» тут ни при чём.

– Ого. А тебе‑то они на кой хрен?

Костёр догорал и давал очень мало света, поэтому Андрей почти не видел Косаря, только силуэт, но по звуку его голоса и манере речи почувствовал, что Косарь как‑то изменился. В первую встречу он был нагл, хитер и самоуверен, а сейчас Андрея не покидало ощущение, что он изо всех сил старается казаться своим в доску, простым мужиком, таким же, как Андрей и все остальные в его отряде. Это настораживало. Но с другой стороны: он недавно потерял свой отряд, потерял друзей. Возможно, всех. И если верить его словам, то походило на то, что он потерял вообще всё. Такое могло изменить его, да ещё как!

И хотя Андрей и не доверял Косарю, но ему стало его немного жаль. Он ощутил слабое сочувствие к этому совершенно незнакомому человеку, оставшемуся в полном одиночестве. Его инициатива с беседой, протянутая рука, откровенность – всё это показалось Романову признаками растерянности. Косарь стал похож на огромного, доброго мохнатого пса, которого жизнь выбросила на обочину раненого, голодного и совсем одного. Доверия к нему у Андрея не прибавилось, но у него появилось настроение немного пооткровенничать на темы, которые не были секретными.

– Я давно ищу возможность связаться с ними, – начал рассказывать он. – И один раз мне это почти удалось, но кое‑что пошло не так и дело сорвалось. Похоже, теперь пропала и ещё одна ниточка.

– Ты так и не ответил, зачем они тебе? – напомнил Косарь. – Знаешь, судя по моему скудному опыту, они тебе будут не рады.

Это замечание, сделанное мимоходом, было для Андрея достаточно неприятным. Он уже слышал подобное и сам понимал, что закрытая секретная организация, о которой мало кто знает, не обрадуется его появлению и уж наверняка не встретит с широко распростёртыми объятиями. Но всё равно каждый раз слышать об этом ему было неприятно.

– Я и не сомневался, – мрачно сказал он. – Мне бы найти их, а там уже как‑то договорюсь. А зачем мне…

Андрей вздохнул, задумался. Если он раскроет Косарю свои истинные планы, то тот наверняка подымет его на смех. А если сделает это в своей громкой и язвительной манере, то ещё и привлечет внимание остальных бойцов, которые продолжали травить байки в темноте у него за спиной. Андрею не хотелось, чтобы все в отряде знали, что он интересуется причиной эпидемии – он понимал утопичность своей затеи и его это немного смущало. Тем более слишком многие высмеивали его порыв или относились с большим скептицизмом. Хватит уже балабола Толика, который успел разляпать это некоторым. К счастью, все они оказались нормальными мужиками и лишнего болтать не стали, а Толику Андрей быстро заткнул рот.

С другой стороны Косарь многое успел повидать и услышать. Вдруг нужную информацию можно получить не только у «Рассвета»?

– Пообещай не смеяться, – попросил Андрей.

Косарь слегка прищурился и кивнул.

– И не распространяться, – добавил Романов.

– Лады‑лады. Говори уже.

Андрей помялся ещё пару секунд, а потом сказал, не глядя на собеседника.

– Я хочу узнать о периоде эпидемии.

По лицу Косаря пробежала тень недоверия, затем изумления, но темнота скрывала это от Андрея.

– Ты о чём? О событиях десятилетней давности? – в тоне Косаря был неприкрытый сарказм.

– Да.

– Ну, ты и чудик. Зачем тебе?

– Это личное.

Косарь негромко засмеялся, качая головой.

– Дай угадаю – пойдёшь мстить создателям вируса? – спросил он сквозь смех.

Андрей вздрогнул, словно его током ударило, и взглянул на Косаря, пытаясь разглядеть что‑то в темном силуэте и размытых чертах лица. Как он мог догадаться? Или он таким образом решил пошутить и случайно попал в цель?

Косарь, не слыша ответа, понял, что угадал.

– Чё‑ёрт, – он оборвал смех, – неужели я угадал…

Андрейпродолжал молчать, потрясённый проницательностью или везучестью собеседника, и Косарь тут же продолжил.

– Друг, да ты просто сумасшедший, – с сочувствием отметил он и выпустил воздух через плотно сжатые губы. – Ладно, какое моё дело – в этом мире у каждого свои психические разлады. Извини за реакцию.

Андрей молчал, немного уязвлённый насмешками Косаря и тем, что тот нарушил обещание. Косарь тоже молчал, размышляя над услышанным. Всё выглядело так, будто малец действительно хочет выяснить что‑то об эпидемии. Вот только для чего? Что он сделает с этим знанием?

– Может, ты знаешь кого‑то, кто может мне помочь? – с надеждой спросил Андрей.

– Не‑а. Извини, Андрей, – немедленно отрезал Косарь, поставив крест на надеждах парня.

Андрей лишь вздохнул и больше ни о чём интересном они не говорили.

Когда Андрея, сторожившего Косаря, сменили, все уже спали. Косарю, понятное дело, никто не доверял, так что на ночь руки и ноги ему связали, причём он даже не протестовал против этого.

Уже устраиваясь на ночлег, Андрей услышал лёгкие шаги рядом и обернулся. В темноте ничего нельзя было разобрать, кроме тёмного силуэта – кто‑то шёл к нему.

– Кто идёт? – без тени волнения негромко спросил Андрей.

Тень не ответила, а просто тихо уселась рядом. В трех шагах от них спал Игорь, рядом с ним было место Воробьёва, но Сергей как раз пошел сменять кого‑то на посту. Кажется, Руми. Стало быть, это должна быть она. Странно правда, что она пришла сюда. Обычно она всегда крутилась возле Корнеева. Когда было совсем скучно, некоторые даже поговаривали, что у них роман, да вот только кроме разговоров подтвердить это было нечем.

– Можно? – услышал Андрей почему‑то немного смущённый тихий голос.

– Конечно, – ответил он и улёгся.

Руми быстро обустроила своё место и тоже легла. Она лежала совсем рядом с Андреем, вытяни он руку и смог бы дотронуться до неё. Было темно, но Андрею казалось, что её глаза открыты и смотрят на него. Раньше его бы это смутило, но сейчас, после всех этих событий, после разговора с Косарём, он чувствовал пустоту и растерянность. Ему казалось, что земля уходит из‑под ног, а из рук ускользает что‑то очень важное, что вело его всё это время. В таком состоянии он не придавал большого значения действиям окружающих.

Девушка действительно смотрела на него, но ничего более. Руми была не просто внимательной – она умела чувствовать чужое состояние и этим вечером, наблюдая за командиром, ощущала его смятение. Она не знала причин такого состояния Андрея, но чувствовала, что ему нужна поддержка. Андрей не стал бы никого ни о чём просить, так что Руми решила попытаться как‑то помочь ему сама. Правда, она не знала, как именно это сделать, так что решила хотя бы просто побыть рядом с ним.

«Почему я это делаю?», – спрашивала она себя, но однозначного ответа не было. Может, всё дело в том, что когда‑то он сам помог ей простым разговором и участием. Он тогда просто отнёсся к ней по‑человечески, и теперь она хотела отплатить ему чем‑то подобным.

«Да. Вероятно, именно так всё и есть», – наконец, Руми придумала ответ.


2

Без транспорта с ранеными Черенко и Косарем, которым часто требовался отдых, «анархисты» долго топали по незнакомой лесистой и холмистой местности, прежде чем смогли выйти к Лозовой. Когда‑то это была густонаселенная область, и теперь по дороге им часто попадались брошенные деревни. Лишь одна среди них оказалась заселённой, но там отряд встретили злыми окриками, а затем и пулемётным огнём, так что пришлось поспешно ретироваться. Повезло ещё, что местные просто охраняли свою деревню, а не решили поживиться добром случайно оказавшихся здесь путников.

Лозовая, как и раньше, выглядела неприветливо: обычно чистые центральные улицы городов торговцев тут были грязными и замусоренными. Заброшенные дома постепенно разрушались и во многих местах можно было лицезреть завалы. Некоторые улицы были уже знакомыми «анархистам» по прошлым посещениям, но теперь вид одной из них был иным: дорогу перегораживали три сгоревшие легковушки, и ещё один чёрный от огня остов УАЗ‑а лежал перевёрнутый в стороне. Похоже, его подорвали.

Вскоре выяснилась и причина беспорядка – ночью на город было совершено нападение. Погибло двенадцать бойцов гильдии, ещё семеро получили ранения разной степени тяжести, но при этом никого из нападавших подстрелить не удалось. Более того, не смогли их даже обнаружить. Соответственно, разнилась и оценка произошедшего. Некоторые утверждали, что нападавших было всего двое, остальные нервно смеялись в ответ, и сообщали, что их было куда больше, минимум целый взвод. Это напомнило Андрею одну историю, участником которой он был в Ольховке. Там тоже какой‑то псих натворил дел, и никто не верил, что на такое мог решиться всего лишь один человек. Впрочем, возможно, их действительно было больше.

Косаря солдаты гильдии узнали сразу на входе в город и, игнорируя слабые аргументы Андрея, очень настойчиво потребовали его отпустить. Андрей устал и не особо упорствовал. Видя нервозность торговцев, он лично освободил ехидно ухмыляющегося Косаря, и велел вернуть ему уцелевшее снаряжение.

Эта ситуация тоже напомнила ему случай в Ольховке, когда почти так же безапелляционно у них отхапали Ильченко. И вновь Андрей задумался, не лгал ли ему Косарь. Помнится, Ильченко говорил, что за раскрытие секретной информации в «Рассвете» ставят к стенке, а Косарь больше всего был похож как раз на того, кто к ней и приставляет. А затем спускает курок. В таком случае кому как не ему знать, что такие секреты лучше хранить как можно тщательнее?

Можно было бы, конечно, не отдавать ему ничего, но оружие Косаря было слишком специфическим, чтобы оставлять его себе. Получив и проверив снаряжение, Косарь преобразился. Вновь вернулись его немного надменное отношение к окружающим и нагловатая ухмылочка, которую «анархисты» уже видели. И снова нотки сарказма и откровенного вызова проявились в его речах.

– Ну что, красавчики, спасибо за доставку, – самодовольно улыбаясь, благодарил он. – И за заботу, за нежное и трепетное обращение. Вы такие милашки. Так бы и расцеловал вас всех, да стыдно при людях.

Один из бойцов гильдии прыснул, остальные глупо улыбались.

– Вертел я тебя, понял? Вали уже, клоун, да не попадайся мне больше, – не сдержался Толик.

– Ну, бывайте. Может, свидимся ещё, – Косарь помахал рукой и послал Толе воздушный поцелуй.

Окинув группу беглым взглядом на прощание, он на секунду задержал его на Андрее.

Романов пребывал в подавленном состоянии и не особо наблюдал за Косарём. Ему было уже всё равно. Он смертельно устал от всего: от боёв, от потерь, от неудач и даже от людей. Хотелось побыть одному, просто полежать в чистой кровати под одеялом, отгородившись от всего мира тёплой тканью. Да только где всё это взять?

Последние события стали для него испытанием, которое почти сломило его. Он завёл отряд в западню, допустил гибель Вурца, да и Черенко с Корнеевым тоже чуть не погибли. Они потеряли почти всё оружие, а потом и транспорт, растратили зря бесценные ресурсы ради спасения человека, в котором он ошибся. К тому же они провалили задание, а вдобавок застряли глубоко на чужой территории. Наверное, впервые за то время, что он командует отрядом, он подвёл всех – и своих бойцов, и командование. И даже себя. Впервые с момента первой встречи с Грониным он был по‑настоящему растерян, даже беспомощен, и не знал, что делать дальше. Потеряв все зацепки в поисках отца, а теперь ещё и в поисках информации по эпидемии, потеряв друга и растратив весь запас сил, Андрей чувствовал себя словно игрушка, у которой закончился завод.

Последним гвоздем была реакция на просьбу Андрея о выделении транспорта полковника Соловца – коменданта Лозовой и командира расположившихся здесь торговцев. Он был краток и прямолинеен до неприличия. Даже не ответив на приветствие, прослушав лишь вступление, он махнул рукой и зло выпалил: «Идите на. уй». Никаких просьб или протестов никто слушать не стал, и Андрея чуть ли не вытолкали из здания.

Он вышел из штаба, передал своим бойцам ответ полковника, грузно уселся у стены и, прислонившись затылком к холодным кирпичам, закрыл глаза. Можно было подумать, что он не хотел видеть растерянных лиц своих товарищей, но на деле ему было попросту всё равно. Любой человек имеет предел, и Андрей только что достиг своего, после чего дал волю эмоциям, вернее, пустоте внутри себя. Позволил ей себя поглотить.

Его слова имели эффект разорвавшейся бомбы и повергли всех в уныние. Никак не отреагировал только Корнеев, да по лицу вечно угрюмого Воробьева трудно было определить, что он там себе думает. Даже Руми в этот раз выглядела растерянной, переводя взгляд со спокойного Корнеева на чересчур спокойного Андрея.

Первым, к кому вернулся дар речи, оказался Толик. Злобно нахмурив брови и шумно вдохнув воздух, он решительно заявил, что сейчас пойдёт и всё разъяснит этому ублюдку Соловцу. Он уже почти вошёл в здание, и Корнеев даже сдвинулся с места, намереваясь его остановить, но его опередили Сева с Кириллом.

Толя вырывался и матерился, но его крепко держали и таки сумели оторвать от крыльца. После этого отряд на время превратился в пчелиный улей, и пока не случилось очередного помешательства, Корнеев решил взять дело в свои руки. В отряде по инициативе Андрея давно было установлено правило, что при отсутствии командира все ориентируются на указания Корнеева. Лёша старался всячески избегать подобных ситуаций, но сейчас, видя, что Андрей совсем расклеился, он понял, что обязан что‑то сделать.

Он не осуждал парня – это был не первый случай психологического опустошения, который он наблюдал в своей жизни. Романов и так держался молодцом гораздо дольше, чем изначально предполагал Лёша. Андрей был молод и из‑за этого имел немало недостатков: отсутствие опыта, излишняя эмоциональность, идеализм и ряд других. Но при этом он обладал и нужными для командира качествами: волей, характером, умением трезво мыслить, а главное – желанием учиться. Да, некоторые из этих качеств проявлялись не всегда или не во всех ситуациях, но это со временем исправится. Однако в его случае, как и для любого человека, было лишь вопросом времени, когда его силы иссякнут или произойдет что‑то, что сможет подрубить источник его энергии.

– Отставить балаган! – резко скомандовал Корнеев.

Бойцы умолкли, но скорее от неожиданности.

– Всем проверить снаряжение, посчитать боеприпасы и запасы провизии – по возвращению мне нужен точный доклад. Ответственный за исполнение – Воробьёв.

Четкий голос Корнеева на большинство подействовал отрезвляюще. Но не на всех.

– А чего это ты раскомандовался? – раздраженно спросил Толя, повернувшись к нему.

Его злость на Косаря, Соловца, своё ранение и ещё неведомо на что внезапно получила новую возможность выплеснуться наружу, но Корнеев был неудачным выбором.

– Потому что командиру нужен отдых, а вам нужно успокоиться, – Корнеев сделал два шага навстречу Черенко, пристально глядя ему в глаза. – Есть какие‑то возражения?

Толик буравил Корнеева хмурым взглядом. Правое веко у него подёргивалось, он то и дело сжимал и разжимал кулаки. Севе с Кириллом снова показалось, что Толика сейчас придётся удерживать от глупых и необдуманных действий, но и у самого Толи в памяти всплыли детали его последней стычки с Корнеевым. Подумав немного, он сумел обуздать себя и лишь бросил короткое:

– Да пофиг.

– Разумное решение, – похвалил его Лёша и добавил уже для всех. – А теперь – за дело!

Сказав это, он направился к крыльцу и вошел в штаб.

Лёша не удивлялся, что люди так себя повели. Они выполняли задание, их вёл командир, которому они доверяют, у них было всё необходимое: транспорт, снаряжение, запасы, и все они были уверены в том, что вернутся домой. Но за последние несколько суток они потеряли слишком многое, а теперь и командир явно был на грани срыва. Нет ничего удивительного, что все нервничали, находясь за тысячу километров от дома и имея призрачную возможность вернуться. Так что Корнеев нашёл довольно удачный способ сбить всеобщую панику – заставил людей что‑то делать, вместо того чтобы впустую трепаться.

Пока Алексей отсутствовал, Игорь предпринял попытку поговорить с братом, но услышал лишь усталое: «отстань».

Через двадцать минут появился Лёша. Отряд уже закончил инвентаризацию и все молча ожидали. Напряжение слегка спало и большинство теперь чувствовали усталость. Кирилл, Сева и Бодяга находились рядом с Толей, всячески мешая тому наделать ещё каких‑нибудь глупостей.

– Воробьёв, докладывай, – потребовал Алексей, окинув отряд беглым взглядом.

– Личное вооружение в количестве девять единиц АК у всех в рабочем состоянии, запас патронов – в среднем по шесть магазинов на бойца, а также по одной осколочной гранате. В наличии один ПКП «Печенег» и сотня патронов к нему, а также два выстрела для РПГ, но гранатомётов нет. Других противотанковых средств не имеем. Запас воды и провизии – на четыре дня при экономном подходе.

– Принято. Господа, поднимаемся, собираем манатки. Сейчас сюда прибудет сержант Кукурудза и сопроводит нас. Нам выделят провианта на неделю, а также разместят сроком не более чем на два дня для приведения подразделения в порядок. Вопросы?

Вопросов не нашлось.

Через несколько минут из штаба вышел тот самый сержант Кукурудза и двадцать минут вёл их через город на самую окраину. Сержант оказался приятным, добрым дядькой и было ему за пятьдесят или около того. Он был разговорчивым и постоянно хихикал, но понять большую часть его речей никто в отряде оказался не в состоянии, поскольку изъяснялся он на непривычном для «анархистов» украинском языке, местами перемешивая его с суржиком. Единственное из сказанного сержантом, что более или менее поняли абсолютно все, была фраза: «Соловэць, канешно, гимно ридкиснэ, алэ ничого з тым нэ поробыш». С другой стороны, целый вечер обещал быть занятым попыткой расшифровать речи сержанта и по обрывкам, запомнившимся каждому, восстановить хоть что‑то из его рассказа.

На окраине города «анархисты» остановились перед старым ветхим девятиэтажным панельным домом, провонявшим плесенью и крысами.

– Звычайно, нэ пятызирковый готэль, алэ ничого, звыкнэтэ, – снисходительно сказал Кукурудза напоследок. – Я вжэ сказав хлопцям – до вэчора прывэзуть вам обицянэ Соловцэм. Ось по цим трьом квартырам розквартировуйтэсь. Ну всьо, адиос!

И он ушел, оставив отряд в лёгком замешательстве.

Дому было уж точно больше пятидесяти лет и удивительно, как он вообще до сих пор не рассыпался, словно карточный, ведь расчётный срок эксплуатации таких построек составлял лет тридцать или около того. Квартиры выглядели ужасно: потрескавшиеся стены, обрывки электропроводки, давно выцветшие обои окрасом не отличающиеся от голого бетона, а ещё сырость и плесень. Но всё равно даже такие условия были предпочтительнее ночи на улице под холодным проливным дождём, который как раз начанался.

Им указали на три квартирки по две комнаты в каждой. В комнатах не было ничего, кроме трёх старых железных кроватей с металлической сеткой. Никаких матрацев, ясное дело, тоже не было, но Кукурудза обещал, что к вечеру они что‑нибудь подвезут.

– Что ж, размещаемся, товарищи, – мрачно бросил Лёша.

Зайдя в свою комнату, которую он делил с Севой, Корнеев бросил вещи на ближайшую кровать и сразу же направился в комнату Андрея. Тот лежал на кровати с закрытыми глазами, а его вещи были небрежно брошены возле неё. Игорь сидел на своей кровати, обхватив руками колени, и с озабоченностью смотрел на Андрея. Он уже дважды пытался завязать с ним разговор, но брат не отвечал.

Корнеев подошёл и легонько, по‑отечески, похлопал Андрея по плечу.

– Надо поговорить, – сказал он так тихо, что кроме Андрея расслышать его мог только Игорь.

Андрей даже не открыл глаза и продолжал лежать, плотно сжав губы. Лёша наклонился к его уху и зашептал так тихо, что даже Игорь с трудом разбирал отдельные слова.

– Я знаю, что тебе тяжело, но если ты не соберёшься и не заставишь себя оторвать жопу от кровати – мне придётся выволочить тебя на улицу за шиворот, а это плохо скажется и на твоей репутации, и на авторитете, и на отдельных частях тела.

Игорь расслышал не всё, но угрозу услышал чётко и теперь смотрел на них с тревогой, не зная, что делать в случае, если Лёша возьмется за претворение своих угроз в жизнь. Но Андрей после непродолжительной паузы всё же встал с кровати и, не удостоив Лёшу даже взгляда, поплёлся к выходу.

Можно было лишь гадать, что именно делал или говорил ему Корнеев, но вернулся Андрей другим. Он, конечно, все ещё выглядел уставшим и немного отрешённым, но уже не безразличным к происходящему, и поделился с бойцами некоторыми размышлениями и планами, чем немного разрядил всеобщее уныние.

Вечером торговцы передали «анархистам» оружие и провиант. Теперь у каждого был АК‑74, добавился ещё один пулемет и РПГ‑7, а Лёша получил в своё распоряжение СВД. Лицо Корнеева, когда ему вручали винтовку, надо было видеть: это была смесь брезгливости и разочарования, но оружие он всё же принял.

Кукурудза на прощание сообщил, что Соловец настроен очень негативно и ждать, что что‑нибудь изменится бесполезно. Более того – у Соловца недавно забрали на «фронт» очень большое количество техники и потому никакого транспорта «анархистам» он не мог выделить физически, даже если бы захотел. Пронаблюдав за кислыми выражениями на лицах собеседников, Кукурудза поинтересовался, куда они вообще собираются следовать дальше и, услышав ответ, удивлённо присвистнул.

– Да, паршиви ваши справы, – он озадаченно почесал макушку. – Шо можу сказаты – спробую добуты вам щэ продуктив, алэ добыратысь вам прийдэться пишкы.

Далее сержант поделился соображениями на счет маршрута и где по дороге можно будет разжиться едой или передохнуть, но больше он ничем помочь не мог. Правда, чтобы разобраться в его речи, приходилось часто переспрашивать. Кукурудза напрягался, подбирал слова, иногда даже вставлял русские, и в итоге таки смог внятно объяснить, что к чему. У многих возник вопрос как его вообще понимали сослуживцы, но вслух его никто на задал, чтобы не проявить бестактность по отношению чуть ли не к единственному человеку, пожелавшему им помочь.

В целом об украинце остались очень хорошие впечатления, и Бодяга даже заявил, что с удовольствием забрал бы его с собой. Уж очень он был душевным и колоритным, хоть и мало кто понимал, что он вообще говорит.

От такого странного гостеприимства торговцев на душе оставался осадок, но большой обиды на Соловца Андрей не питал, да и остальным разъяснил ситуацию, как мог. Гильдия вела войну, и нет ничего удивительного, что для неё она выдоила Соловца по полной программе. К тому же всё, что им причиталось, им устроил в Луганске Владов, и сейчас торговцы не были им ничем обязаны. Лёша рассказал, что когда он в разговоре с Соловцом упомянул Владова, то лицо у того чуть не лопнуло от злости и он немедленно разразился матерной тирадой в адрес полковника, так что Корнеев понял, что и с этой стороны подъехать к Соловцу не получится. Он, правда, так и не рассказал, как ему в итоге удалось договориться.

Чувства и эмоции Соловца в этой ситуации, в принципе, были понятны, но от этого не становилось легче. Раздражало в основном то, что Соловец вёл себя нахально и грубо, и что не позволял воспользоваться их мощной радиостанцией для связи с «Убежищем». Возможно, даже потому, что опасался, что свяжись они со своим начальством, и те смогут найти способ надавить на Соловца через кого‑то. Потому, посовещавшись, они решили, что уже на следующее утро, как только получат дополнительную провизию, которую им пообещал Кукурудза, отправятся в путь.

Сержант не подвёл и с самого утра им действительно подвезли припасы. «Анархисты» быстро распределили их между собой так, чтобы никто оказался перегружен, так что лошадку решили подарить торговцам.

– На память или на колбасу, – сострил Кот.

Смеялись почти все. Только Карданов, Руми и Корнеев шутку не оценили.

Шли не особо бодро, но всё равно темп поддерживали сносный. Остро ощущалось отсутствие Вурца. Дело было даже не в том, что некоторые до сих пор не смогли принять факт его гибели, а в том, что его весёлый нрав любое дело превращал в развлечение. Вурц умел своими шутками разукрасить всё, всему придать вид циркового представления, поднять боевой дух даже когда дела шли из рук вон плохо. Этого человека трудно будет заменить.

Слегка растянувшийся отряд двигался по раскисшей после ночного дождя дороге. Кирилл с Шелковским в качестве авангарда ушли далеко вперед, а остальные, сбившись в небольшие группки, неторопливо двигались по поросшей скользкой травой обочине. На саму дорогу никто не лез, поскольку на ней запросто можно было «влипнуть» в самом прямом смысле этого слова. Моральное состояние бойцов выражалось в соответствующих разговорах.

– Черная полоса, говорю вам, – с видом знатока настаивал Степашкин. – Надо бы это как‑то отмолить.

– Сам ты черная полоса, – буркнул в ответ Сева. – Мозги себе отмоли.

– Не, а неправда, что ли? Вторая смерть за два задания…

– Куриная ты башка, – покачал головой Сева, но воздержался от дальнейших объяснений.

Степашкин ждал ещё какого‑то комментария, но не дождался.

– Во какой ты. Раз не можешь ничего кроме оскорблений сказать, то лучше молчи.

Андрей в эти споры не встревал. Известными ему одному методами Лёша сумел вывести его из апатии, но работало это только на задачу возвращения домой. Во всём остальном Романов принимал мало участия. Сам Корнеев, шедший рядом, долго молчал, слушая излияния Степашкина по поводу сглазов и чёрных полос, и вялые попытки Севы или Карданова с ним спорить. В конце концов, от зубодробительных аргументов Степашкина не устояла и его тренированная психика.

– Мы ошиблись, – сказал он так, будто говорить ему очень не хотелось, но надо было. – Опрометчиво влезли в ловушку. Расслабились. И поплатились за это. Так что нет никаких черных полос – есть только недостаток профессионализма.

Все слушали молча. Как и всегда, когда Лёша брался что‑то говорить. Никто не рисковал вставлять какие‑то фразы или комментарии, чтобы не спугнуть его словоохотливость, потому что всегда, когда он говорил – это была полезная и поучительная информация. Даже когда Лёша умолк, все ещё долго молчали, ожидая, что он продолжит говорить. И он продолжил.

– Все вы добровольно согласились быть солдатами, а солдаты гибнут в бою. Так уж повелось. Гибнут, вне зависимости от того, насколько они профессиональны.

– И что посоветуешь нам делать? – не выдержал Степашкин. – Приготовиться к смерти?

– Конечно, – равнодушно, таким тоном, будто они говорили о погоде, ответил Лёша.

Степашкин остановился и с тупейшим выражением лица повернулся к Корнееву, не понимая, шутит тот или говорит серьёзно.

– Самый лучший выход – принять тот факт, что ты уже мёртв, – добил его Алексей, тоже остановившись. – Тогда у тебя в голове не будет появляться всякая чушь, наподобие той, что ты сейчас городишь.

Степашкин хотел что‑то сказать, но не знал что. В его голове плохо укладывалось сказанное Корнеевым. Какой смысл жить с мыслью, что ты уже мёртв?

– Давай иди, не создавай пробку, – подтолкнул его Сева.

– Никогда я не смогу…

Степашкин не договорил и никто так и не узнал, что же он не сможет, потому что откуда‑то сзади до них отчётливо донесся рёв мотора.

– В лес! Быстро! – скомандовал Лёша, прежде чем это смог сделать сам Андрей.

Вся группа резво бросилась в пожухлую траву и кустарник, продираясь к лесу. Листьев на деревьях ещё не было, так что им пришлось значительно дальше забираться в чащу, чтобы скрыться от глаз возможного противника. Ещё и Степашкин, как назло, разгрузкой зацепился за куст и долго возился, прежде чем с треском выломал ветку и прорвался. Остальные бойцы давно залегли между деревьев и наблюдали за дорогой, на которой уже был хорошо заметен «Волк», очень похожий на тот, что не так давно был у них. Андрей почти не сомневался, что как минимум Степашкина из машины точно заметили.

«Волк» с лёгкостью преодолевал грязь, стараясь держаться края дороги и подминая под себя некстати росшие там кусты. Остановился он чётко напротив позиций залёгших в лесу «анархистов». Поурчав ещё немного, двигатель буркнул и затих. С шумом открылась дверь, и из машины вылез… Косарь.

– Э, грибники! – небрежно позвал он. – Сезон ещё не начался! Вылазьте оттуда!

– Ах ты ж курва! Где он взял машину? – прошипел Толя. – Нет, я точно его убью.

– Спокойно, – попросил его Андрей, поднимаясь.

Что бы ни задумал Косарь, меньше всего Андрей сейчас хотел его провоцировать. Он отряхнулся и медленно приблизился, всё ещё находясь под прикрытием нескольких деревьев, но так, чтобы Косарь мог его видеть.

– Какого чёрта ты тут делаешь? – беззлобно спросил Романов.

– Ищу группу придурковатых автостоперов, решивших топать до Луганска пешком. Не видали тут? Нет?

Косарь громко заржал, довольный своей шуткой. Андрей веселиться не спешил.

– Чего ты хочешь?

– Слушай, выходи оттуда и нормально поговорим, а то у меня от крика сейчас швы разойдутся, – ответил Косарь. – И можешь не бояться – солдат дитя не обидит.

Андрей фыркнул и оглянулся на Корнеева. Лёша утвердительно кивнул ему и снова приник к окуляру оптического прицела, с помощью которого рассматривал Косаря.

Окна в бронеавтомобиле были узкими и располагались высоко, поэтому с уверенностью определить есть ли кто внутри, Андрей не мог, но в случае чего был уверен, что парни его не бросят. Он выбрался из леса и уверенной походкой приблизился к Косарю. Тот прислонился спиной к машине, скрестив руки на груди, и со скучающим видом рассматривал грязь под ногами.

– Ну, здравствуй, – поздоровался Андрей, подходя.

– И тебе не хворать.

Косарь протянул парню руку, и на этот раз Андрей, поколебавшись пару секунд, всё же пожал её. Рукопожатие Косаря было крепким, даже очень.

– Как ты нас нашёл? А главное – зачем?

– А что вас искать? Мне прямо заявили, что вы в Луганск собрались. Я дождался, пока вы покинули Лозовую, прихватил вот эту красотку, – Косарь, не меняя позы, с глухим звуком похлопал машину по двери, – и поехал вам на выручку, пока вы ноги в кровавые мозоли не стёрли.

– С чего вдруг столько доброты? – даже не пытаясь скрыть недоверия, спросил Андрей.

– А чё не? Ты ж меня спас, вот я и отдаю должок. Так что давай, командуй своим и пакуйтесь – подвезу вас.

Андрей застыл, не зная как поступить. Но Косарь не собирался давать ему много времени на размышления.

– Так, с ручника снимись! – скомандовал он, угадывая мысли Романова. – Я один, а вас целая толпа, так что это я должен вас бояться, а не наоборот, но если хотите и дальше топать пешком – пожалуйста. Тут недалеко, всего‑то километров двести пятьдесят, если в болоте не утонете. Кстати, я где‑то слыхал, что пешие прогулки очень полезны для здоровья.

Андрей улыбнулся. Всё‑таки, несмотря на малоприятное первое впечатление, Косарь был забавным типом. Возможно, даже веселее погибшего Вурца.

– Я могу заглянуть в машину?

– Да пожалуйста. Мой жена – твой жена, – Косарь продемонстрировал все свои тридцать два зуба в широченной улыбке.

Разумеется, в десантном отделении было пусто. Оставался ещё один вопрос.

– Как тебе удалось раздобыть машину? Мне, например, Соловец отказал, и в достаточно неприятной форме.

Косарь криво ухмыльнулся и с прищуром посмотрел на Андрея.

– Иногда я умею быть очень убедительным, – он подмигнул, толком так и не ответив.

Аргументов против у Романова больше не оставалось. Если где‑то и был подвох, то найти его сейчас он никак не мог, а предложение Косаря было не только звучало заманчиво, но и позволяло отряду выкрутиться из отчаянной ситуации. Всё‑таки наёмник был абсолютно прав – протопать такое гигантское расстояние пешком было тем ещё приключением, особенно для подраненного Толи. Выходя в этот путь все понимали насколько нереальную задачу они ставят перед собой, но других вариантов ни Соловец, ни сержант Кукурудза им не предложили.

По понятным причинам Косаря в отряде никто не любил, но, несмотря на это, помощь приняли охотно. Толя, правда, втихую предложил его высадить и забрать машину, но ясное дело, Андрей такого одобрить не мог. А, может, стоило?

Единственным условием Косаря было посадить за руль кого‑то из «анархистов», потому что сам он «манал крутить это целых двести пятьдесят кэмэ». Потому за руль сел привычный к этому Воробьёв. С этого момента у Андрея окончательно пропали все идеи о подвохе. Поначалу ему казалось, то Косарь может под каким‑то предлогом завезти их куда‑то, в какую‑нибудь засаду, например, и там продолжить неприятный разговор, начатый при их знакомстве. Но теперь, когда машиной управлял Сергей, они могли в любой момент как угодно изменить маршрут, стало быть риск засады сходил на нет. Андрей, правда, ничего не знал о такой штуке, как GPS, но даже если бы знал, то, скорее всего, проигнорировал бы её – вряд ли спутниковая навигация могла до сих пор адекватно функционировать без соответствующей поддержки и обслуживания.

Поначалу присутствие Косаря заставляло всех чувствовать себя немного неуютно, но он вёл себя так непринуждённо, будто знал «анархистов» минимум полжизни и довольно скоро благодаря весёлому нраву и, то ли искреннему, то ли показному дружелюбию, сумел добиться некоторого расположения. Лишь Толик и Корнеев по‑прежнему ему не верили и постоянно держали ухо востро.

Изначально все планировали быть в Луганске до сумерек, но дорога оказалась настолько плохой, что сделать этого не удалось. Косарь в сердцах обозвал её танкодромом, а она ему за это отомстила: один из участков был настолько «хорош», что они застряли, и, вытаскивая машину из, как выразился Кот – «говен» – вывалялись в грязи похлеще свиней. Хоть Андрею раньше казалось, что «Волк» не способен застрять в принципе, на деле это оказалось совершенно иначе.

Из‑за всех этих приключений в Луганск они приехали только к обеду следующего дня, уставшие и по уши грязные. Косарь и здесь не бросил «анархистов» на произвол судьбы, причём снова произвёл на всех такое впечатление, что засомневались в своих подозрениях даже Толя с Лешей: он как‑то сумел договориться не только о ночлеге и питании, но ещё и организовал баню! Не участвовали только Сева, у которого снова начала болеть поясница, и Катя, которая осталась за ним присмотреть. Андрей тогда был слишком уставший и физически, и морально, чтобы заметить волнение, которое Катя с трудом пыталась скрыть. Что‑то её сильно беспокоило, но в тот момент никому до этого не было дела.

По Корнееву никогда ничего не поймёшь, но Черенко точно растаял, когда пропавший совсем ненадолго Косарь, вернулся в баню с двумя большими бутылками прозрачной жидкости, двумя трехлитровыми банками соленых огурцов и тремя палками копченой колбасы.

– Бог мой, – восхищенно выдохнул Бодяга. – Где ты это взял? Я уже лет восемь не видел копчёной колбасы.

Косарь в ответ лишь хитро подмигнул.

– Признайся, ты босс гильдии, да? – засмеялся Кот.

– Не‑а, я сплю с его женой, – доверительно ответил Косарь и приложил палец к губам. – Только тс‑с.

Все засмеялись, даже Корнеев улыбнулся. Андрей, развалившись в удобном кресле в углу, наблюдал за Косарем с интересом и лёгким восхищением. Нет, кем бы ни был этот человек, какое бы зло не совершал в иное время, всё же он умел расположить к себе людей, если даже те, кого ещё не так давно он чуть было не убил, теперь смеялись его шуткам и сами шутили с ним.

Руми, сидевшая в другом кресле рядом с Андреем, была единственной, кто смотрел на Косаря хоть и без недоверия, но с прохладцей. Но и в этом случае Андрею не было никакого дела до того, как кто‑то на кого‑то смотрит, хотя заметь он это при других обстоятельствах – обязательно бы заинтересовался причинами.

Баня была большая, добротная и представляла из себя деревянный сруб, похожий на тот, что был в Прохоровке, где мылась вся деревня. Вот только внутри тут было поуютнее: в комнате отдыха и предбаннике стояла хорошая мебель, а в парильной лежаки были сделаны из отлично обработанного дерева. В мыльной наличествовала огромная бадья с холодной водой, а на стене висело большое ведро, к которому была привязана веревка, и в которое автоматически набиралась холодная вода. Ведро пользовалось особенной популярностью.

Компания обосновалась в комнате отдыха, группами заходя в парильню, которая легко могла вместить и всех сразу. Только Руми отказалась идти париться и ушла, якобы чтобы помочь Кате.

В какой‑то момент совпало так, что в комнате отдыха остались только Андрей и Косарь, а все остальные были в парильне. Андрей, замотанный в полотенце, утопал в мягком кожаном диване и кайфовал от каждого мгновения. Как же мало было в его жизни таких радостей!

В парильне под шелест веников как раз шел оживлённый диалог.

– Жаль, что Руми сморозилась и сбежала, – посетовал Кот.

– Запал на тихоню, что ли? – осклабился Бодяга.

– Ну‑у‑у… – принялся неопределенно тянуть Кот.

– Ха‑ха‑ха! Запал таки, – Бодяга, заржав, похлопал его по плечу.

Остальные тоже заулыбались.

– Та не‑е, просто она всегда такая холодная, молчаливая. Может, здесь бы оттаяла.

– Ага, держи карман шире. Она, по‑моему, только в компании Лёхи оттаивает, – покряхтывая, проговорил Толя.

– Алексей батькович знает хитрый способ растопить сердце нашей Снежной королевы? – подмигнув Корнееву, спросил Бодяга.

– Чушь мелете, – Лёша тут же попытался прикинуться шлангом.

– Не‑не! Она ж и правда только с ним и разговаривает, – включился в разговор Шелковский.

– Кстати да, – согласился с ним Кот. – И о чём же вы с ней болтаете?

В его голосе чувствовалась небольшая нотка ревности. Лёша не очень‑то хотел продолжать этот разговор, но вместе с тем в сложившейся благоприятной атмосфере всеобщей расслабленности ему не хотелось быть тем, кто её нарушит.

– Мы не разговариваем…

– В смысле? – перебил его Бодяга. – Что, молчите всё время, что ли?

– Ага. Они это молча делают, – хихикнул Игорь.

– Да, молчим, – ответил Корнеев, полностью игнорируя Игоря. – Кроме моментов, когда я даю ей советы по поводу стрельбы.

Все недоверчиво смотрели на Лёшу, но никто не сказал ни слова. Пауза длилась секунд пять.

– Мда‑а, – задумчиво протянул Бодяга. – Ты такой же холодный, как и она.

Корнеев промолчал. Подобные заявления его совершенно не трогали.

– Знаешь, а ведь она почему‑то тянется именно к тебе, – продолжил Бодяга, понимая, что Лёша так и будет молчать. – Вот я и подумал, что, может, хоть с тобой у неё завяжутся дружеские отношения.

Лёша всё видел и понимал. Руми действительно старалась находиться поближе к нему, но он считал, что дело вовсе не в симпатии, а в желании самой девушки стать сильнее. Какие бы проблемы ни случились у неё в прошлом, она явно приняла решение стать достаточно сильной, чтобы не допустить их повторения в будущем. Он определял это по её вопросам, действиям, взглядам, в общем, по всему комплексу её поведения и проявлений. Не было в них ничего, что можно было бы назвать интересом женщины к мужчине. Зато было много интереса ученика к учителю. А вот интерес Руми к кому‑то, как к мужчине, наблюдательный Леша отметил в её проявлениях только к одному человеку в отряде, но лезть в чужие дела или обсуждать это с кем‑либо он не собирался.

– Ни ей, ни мне это ни к чему, – отрезал Лёша без тени сомнения.

– Да уж, мистер Одинокий Волк, – пафосно выдал Игорь. – Вам друзья ни к чему. И женщины тоже.

Корнеев снова его полностью проигнорировал. Степашкин, всё это время охаживавший вениками Кирилла, закончил и поинтересовался, кто будет следующим, переведя разговор совсем в другое русло.

Тем временем, пока в парильне оживлённо обсуждали Снежную королеву, как между собой в отряде называли Руми, в комнате отдыха Косарь сидел на стуле напротив Андрея, сам наливал себе в рюмку водку и закусывал квашеной капустой. Проделав это дважды, он откинулся на спинку и пытливо посмотрел на Андрея, слегка прищурив один глаз.

– Так что, ты серьезно собрался потрогать за яйца тех, кто наваял вирус?

Косарь задал этот вопрос так внезапно и таким тоном, будто спрашивал о том, как правильно стричь ногти. При этом он действительно принялся с интересом разглядывать свои ногти. От неожиданности Андрей поначалу растерялся, но быстро придумал ответ.

– А что? Ты их знаешь? Или хочешь присоединиться? – нашёлся он.

– Не знаю, – Косарь снова пристально посмотрел на Андрея. – Но, возможно, знаю кого‑то, кто знает тех, кто знает.

– Стоп‑стоп‑стоп, – замахал руками Андрей. – Родная тётка старшего брата маминой сестры по линии деда, который в войну сиротой остался. Вот что ты мне сейчас сказал.

Косарь заржал, схватившись за живот. Смеялся он так долго и громко, что из парильни к ним выглянул заинтересовавшийся Кот, который не чувствовал за собой права пропустить хорошую шутку или анекдот. Косарь успокоился и вытер проступившие слёзы. Кот, убедившись, что никто ему ничего рассказывать не собирается, под раздраженные крики и матюги из парильни, хитро улыбаясь, снова скрылся внутри.

– Я тут спрошу кое‑кого, – доверительно сказал Косарь, когда дверь за Котом закрылась. – Может, помогу чем.

Внутри Андрея зашевелилась надежда. Правда, соседствовала она с сомнением и подозрительностью.

– Не пойми меня неправильно, но откуда вдруг всё это?

Он сложил ладони в замок и положил на них подбородок, а его внимательный, оценивающий взгляд был прикован к Косарю.

– Что – это?

Тот, непонимающе косясь на Андрея, протянул руку к столу, а затем положил в рот солёный огурец и принялся аппетитно хрустеть.

– Транспортировка в Луганск, баня, угощение… Теперь желание помочь мне.

Косарь прекратил жевать и с забитым ртом удивлённо уставился на Андрея. Вид у него был слегка ошарашенный, с ноткой обиды.

– Ты мне жизнь спас. Вот и хочу отплатить чем могу. Не понимаю, что тебя смущает?

– Ну, как бы, не привык я просто к такой богатой благодарности.

– Хех, – Косарь улыбнулся. – Это – ерунда. Я отработаю всё, что потратил, потому что живой. А живой я благодаря тебе.

– Логично, – согласился Андрей, кивнув головой после секундной паузы.

Косарь понемногу начинал ему нравиться. Он был не из тех, кто лезет за словом в карман, а Андрей считал, что человек, который способен быстро, связно и логично отвечать на поставленные вопросы – говорит искренне.

Может, разговор бы продолжился, но отворилась дверь и из парильни в комнату с шумом и кряхтеньем высыпала ватага народу.

– О! Народ, айда дёрнем! – моментально отвлёкшись от Андрея, пригласил всех Косарь.

– Ох, ты и змей, – перекрикивая одобрительные возгласы, довольно ответил раскрасневшийся Толя. – Ох, курва мать, вредно бухать в бане, но и без этого нельзя никак.

– Хе‑хе, а то, – согласился Косарь. – Нравится мне твой подход.

Под всеобщий гам Косарь взялся разливать водку по рюмкам.

– Знаешь, поначалу, как познакомились, то ты злющий какой‑то был, – снова заговорил он, обращаясь к Толе и подняв рюмку. – Я тогда даже подумал, что у тебя переходной возраст.

– Чё? По‑твоему я что, пацан какой‑то, что ли? – покосился на него Толя.

– Не‑а. Конечно, нет.

– Тогда что ещё за переходной возраст?

– Ну, это когда те, кто нравится, уже не дают, а те, которые дают – ещё не нравятся, – смеясь, ответил Косарь.

Комната отдыха утонула в громком хохоте. Даже сам Толя до слёз смеялся над шуткой.

– Ой бл… – сквозь слёзы протянул он. – Шутки шутками, но бабы у меня и правда давно не было.

– О! Тогда у меня есть мысли как это можно исправить, – тут же нашёлся Косарь.

Его способность решать вопросы и мгновенно выдавать идеи местами пугала Андрея. Слегка прикрыв глаза и качая головой, Косарь продолжил говорить.

– Знаю я здесь таких цыпочек, м‑м‑м…

– Да ну?! – с надеждой в один голос воскликнули Степашкин и Шелковский.

Похоже, вечер не то что не собирался заканчиваться, а наоборот – впереди их ждали новые, занятнейшие приключения.


Глава 6.2



3

Андрей был задумчив. Он ушёл в себя, стараясь систематизировать список вопросов, которые собирался задать своему будущему собеседнику. Странно, но он не испытывал совершенно никакого волнения, хотя ещё недавно, представляя себе нечто подобное, был уверен, что сгрызёт все ногти аж до локтей.

В таких скользких случаях, как этот, наибольшими скептиками всегда выступали Игорь и Толя, но в этот раз оба промолчали. Не молчал только Леша, но он не уговаривал – этого он никогда не делал – а ограничился лишь короткой фразой, которая никак не могла остановить Андрея. И не остановила.

Взвизгнув тормозами, УАЗ остановился. Посередине дороги, скрестив руки на груди, с каменным спокойствием на лице стоял огромный детина в камуфляже и при полной выкладке. Один. За плечом у него торчал ствол какого‑то оружия, но с места Андрея идентифицировать его было невозможно.

– Ну что, дальше мне нельзя, – завистливо сказал Косарь. – Так что цепляй повязку и топай вон к тому дяденьке.

Андрей буравил здоровяка в камуфляже взглядом, не решаясь выйти из машины. Казалось бы – вот он, момент истины. Ответы ждут – вперёд! Но что‑то его смущало. Возможно, слова Корнеева хоть и с опозданием, но таки возымели действие, или заработал прошитый в мозг при рождении инстинкт самосохранения. Но он знал, что если сейчас не выйдет из машины и не сделает то, что собирался, то потом будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Нужно решаться.

– Ладно, я пошёл, – глубоко вздохнув, сказал Андрей. – Ты меня дождёшься?

– Чувствую себя девахой, провожающей пацана в армию. Иди уже, а то зарыдаю сейчас.

Андрей медленно вышел из машины, осмотрелся. Кроме здоровяка никого было не видать, но замаскироваться в чаще, даже несмотря на отсутствие листвы, не составляло особого труда. Впрочем, как сказалкогда‑то при их знакомстве Корнеев: даже если это ловушка – вы в неё уже попали. Так что теперь не было смысла тратить силы и волноваться на этот счёт. Приняв такое решение, Андрей почувствовал значительное облегчение и уверенным шагом приблизился к здоровяку в камуфляже. Несмотря на в принципе приветливую мину, тот буквально излучал опасность, прямо как… как…

«Как сам Косарь», – неприятно удивился своим выводам Андрей.

Он остановился в нескольких метрах от здоровяка, взволнованно комкая повязку, которую по предварительной договорённости должен был одеть на глаза. Тот всё так же спокойно переводил взгляд с машины на Андрея и обратно.

– Да, он на месте. Понял, – внезапно тихо сказал здоровяк, чем заставил Андрея вздрогнуть.

Присмотревшись внимательнее, Андрей заметил у него на шее проводки, тянущиеся из‑за спины к наушнику. Ну, конечно, кто бы сомневался, что ребята с таким снаряжением имеют индивидуальную связь?

– Можешь не одевать повязку, – бросил детина Романову.

Через минуту на дороге появились три раскрашенных пятнистым камуфляжем бронеавтомобиля «Тигр». На первом и последнем из люков торчали бойцы, готовые в любое мгновение открыть огонь из штатных пулеметов. Машины чем‑то напоминали «Волк», но всё же отличались. Впрочем, которая из них лучше, Андрей не знал и особо не интересовался.

– Сядешь в среднюю. На заднее сидение, – кратко проинструктировал Андрея здоровяк.

Его тон и голос хоть и звучали относительно дружелюбно, но оставалось такое ощущение, что малейшее отклонение от полученных инструкций приведёт к катастрофе. Сам здоровяк подошёл к машине, дождался, пока Андрей сел в неё, и только тогда забрался на переднее сидение.

Эта машина была бронированной, но не вооруженной. Салон в ней был просторным, мягким и удобным, а ещё в ней приятно пахло. Внутри Андрея ожидал пожилой седой мужчина в очках, одетый в легкие холщовые штаны с огромным количеством карманов и лёгкий вязаный свитер с замысловатым узором. Сидел он вполоборота к Андрею и какое‑то время изучающе разглядывал парня. Его странный взгляд озадачивал Романова.

Здоровяка и водителя от них отделяла металлическая перегородка с окошком посередине.

– Здрасьте, – наконец, решился поздороваться Андрей.

– Здравствуйте, молодой человек, – приятным баритоном ответил собеседник. – Времени у нас немного, так что используйте его с умом. Начнём. Меня зовут Сергей Олегович. А вас?

– Андрей Викторович. Романов. А ваша фамилия?

– Хмм… – мужчина слегка смутился. – Зачем она вам?

– Мне же надо будет на кого‑то ссылаться, когда я буду пересказывать наш разговор?

– Согласен. Но я ведь могу и солгать, правда? Как вы это проверите?

Андрей прищурил один глаз и быстро нашёлся с ответом.

– Можете. Но если даже ваша фамилия окажется ложью, то что тогда говорить обо всём остальном, что вы мне тут сейчас скажете? К чему тогда всё это?

Теперь уже настала очередь удивляться Сергею Олеговичу. Парень оказался не так глуп, как он думал поначалу. Впрочем, наивно было ожидать, что глупец сможет достичь того, что смог этот парень. Ведь Астафьев не раздаёт интервью. Вообще. Это было случайным, спонтанным эксклюзивом.

– Разумно. Что ж, моя фамилия – Астафьев.

– Очень приятно, – Андрей кивнул.

– Взаимно. Итак – чем могу вам помочь?

Андрей с нерешительным видом смотрел на Астафьева, решая с чего начать. Он понимал всю наивность вопроса, который хотел задать, но всё равно решил начать именно с него.

– Вы из «Рассвета»?

Лицо Астафьева скривилось в непонимающей гримасе.

– Вы сейчас о чём?

– Я имею в виду – к какой организации вы принадлежите?

– Я не могу ответить на этот вопрос.

Романов слегка нахмурился.

– Я знаю, что «Рассвет» хранит информацию о себе в тайне, но я её и не выпытываю. Просто хочу знать, с кем имею дело, чтобы понимать уровень вашей компетентности в вопросах, которые собираюсь задать.

Астафьев удивился ещё сильнее, чем после обоснования Андреем требования назвать фамилию. Про себя он сделал пометку – парень достаточно умён, не стоит его недооценивать только потому, что он молодо выглядит.

– Продолжайте, – попросил он.

– Что тут продолжать, – задумчиво сказал Андрей, пожав плечами, – разве что… Я ведь всё равно знаю, что «Рассвет» существует, знаю, чем вы занимаетесь. Что такого, если вы скажете мне, что оттуда?

– Хорошо, ваша взяла, молодой человек, – ответил Астафьев после слишком уж длинной паузы. – Да, я из «Рассвета».

Он достал из кармана какое‑то небольшое устройство, понажимал несколько кнопок, затем начал было прятать его обратно в карман, но остановился. Андрей как раз хотел спросить, что это за устройство, но Астафьев его опередил.

– Откуда вы, молодой человек, вообще знаете про «Рассвет»? – подозрительно и с нотками удивления в голосе спросил он.

– Случалось иметь дело с вашими сотрудниками, – подумав, ответил Андрей. – Извините, но большего сказать не могу. Лучше скажите мне, что это у вас в руке?

Астафьев выдержал продолжительную паузу, о чем‑то размышляя. Затем перевёл взгляд на свою руку и заговорил.

– Это диктофон, – буднично ответил он. – По окончании нашего разговора я передам его вам.

– Интересно. А что вы только что сделали?

– Ещё ничего, но сейчас удалю участок, где я признаю своё отношение к «Рассвету».

Андрей хмыкнул, а Астафьев принялся мотать туда‑сюда запись и что‑то нажимать. Наконец, он закончил свои манипуляции, но прятать диктофон не стал, положив его на сидение рядом с собой.

– Ну, что, прошу – задавайте ваши вопросы.

– Ладно, – охотно согласился Андрей. – Собственно, главный вопрос у меня один – эпидемия. Все остальные буду задавать по мере разговора. Хорошо?

– Да.

– Итак, обладаете ли вы исчерпывающей информацией об эпидемии? Причины, течение, куда подевалась, кто виноват?

– И что делать, да? – улыбнулся Астафьев.

Андрей суть реплики не понял и ответил по‑своему.

– Что делать – это я как раз знаю. Расскажите мне, пожалуйста, то, чего не знаю.

Астафьев призадумался ненадолго, погладил лоб, распрямляя многочисленные морщины. Помогало не очень.

– Значит, вы хотите знать о причине эпидемии? – будто напоминая самому себе, спросил Астафьев.

Андрей промолчал. У Лёши он немного перенял технику не отвечать на пустые с его точки зрения вопросы. Использовал пока что, к сожалению, не всегда.

– Обширная тема, – продолжал Астафьев. – Даже слишком. Позвольте полюбопытствовать – зачем вам все эти дела давно минувших дней?

У Андрея был богатый опыт реакций разных людей на его ответ на этот вопрос. По большей части реакция ему не нравилась.

– Я вам позже объясню. А пока мне не терпится услышать, что же вы мне расскажете.

– Что ж, на нет и суда нет. Ну‑у, начну, пожалуй, с того, как всё начиналось… – Астафьев ненадолго задумался, повернулся к окну. – Скажите, вам приходилось слышать о такой организации, как «Сатори но мичи» или, по нашему, «Путь просвещения»?

– Что‑то не припомню, – хмурясь, ответил Романов – название было для него не только новым, но и совершенно непонятным.

– Нет? – удивился Астафьев. – Странно. Впрочем, я как‑то не подумал – вы ведь были ещё совсем ребёнком, когда о ней много говорили в СМИ, так что всё закономерно. Так вот, «Путь просвещения» была самая настоящая секта, хотя многие олухи считали её новой религией, призванной искоренить старые заблуждения. Её проповедники на всех углах кричали о том, что христианство и другие религии – выдумка, что они созданы лишь для эксплуатации людей, для превращения социума в послушное стадо. Если честно, то, по моему мнению, тут они были абсолютно правы. Кроме этого они всячески выступали против разнообразных противоречивых благ цивилизации, называя их тормозом человеческого развития, и я, пожалуй, и здесь с ними соглашусь. В остальном вроде бы ничего экстремистского, всё в рамках приличий: у каждого есть свобода слова и каждый волен распоряжаться ею.

Астафьев притих ненадолго, собираясь с мыслями, и вскоре продолжил. Его слегка хриплый голос, медленный темп речи, периодические паузы между словами отлично способствовали вдумчивому слушанию, и Андрей успевал осмыслить и сделать какие‑то выводы почти из каждого предложения собеседника.

– Но словесная идеология была только поначалу. Организация, затыкая рты скептикам, начала развиваться и быстро набирать последователей. Всего за год своего существования, они заявили о двух миллионах последователей по всему миру, а ещё через год – о двенадцати миллионах. Наружу начали просачиваться первые нелицеприятные факты о секте: использование галлюциногенов и наркотических веществ во время собраний, подавление воли участников, отречение от мирских удовольствий и пожертвование своего имущества секте при достижении определённого статуса внутри неё. Как ни парадоксально, но в «Путь просвещения» вступали не только глупые или бедные – в её рядах оказалось немало как богатых, так и умных людей. Не знаю, чем именно их увлекали, но и учёные, и политики, и предприниматели – их всех там хватало. Как впоследствии выяснилось – секта проводила исследования, имела хорошо оборудованные лаборатории, отличное финансирование, много оружия и целую личную армию. Её деятельность была очень многогранной – они занимались контрабандой, наркотиками, торговлей людьми, сомнительными исследованиями и экспериментами, в том числе и на людях, и ещё многими грязными делишками, о которых никто даже не подозревал. На восьмой год существования секты приходится первый инцидент, который показал мировому сообществу их истинное лицо – была раскрыта цепочка по торговле людьми и органами, которая привела к секте. Почти два года секту пытались как‑то привлечь к ответственности, но у них оказались очень хорошие юристы. А потом раскрыли одну из их лабораторий, где проводились опыты на людях… Это и стало началом вереницы ужасных событий, окончившихся эпидемией. Организацию быстро окрестили аморальной и террористической, и запретили, но было поздно – секта успела набрать силу. Начались беспорядки – последователи организации устраивали по всему миру массовые митинги и демонстрации в защиту «Пути просвещения», называли правительства лжецами и лицемерами, а спецслужбы тем временем один за другим закрывали «храмы просвещения» и арестовывали лжепроповедников. Возможно, именно это стало ошибкой и именно по этой причине в секте решились на использование вируса, или повлияли наиболее радикально настроенные элементы внутри неё, но как бы то ни было, они выпустили джинна из бутылки, и джинном оказался ND139. Под этим индексом скрывался качественно новый боевой вирус, разработанный в их лабораториях. Мир узнал о нём только после его применения. Попадая в организм человека, вирус вызывал скоротечный воспалительный процесс и неконтролируемое деление клеток. На первый взгляд это похоже на рак, но опухоли растут сразу по всему организму. С развитием воспалительного процесса температура тела всё больше повышалась и даже самые стойкие люди умирали, часто задолго до того, как опухоли наносили свой смертельный ущерб. Вирус обладал огромной устойчивостью к воздействию на него окружающей среды – он не поддавался ни одному известному способу лечения, никаким препаратам. Врачи всего мира забили тревогу, когда поняли, с чем имеют дело, но человечество по‑прежнему чувствовало себя слишком беспечно. Испытательным полигоном «Путь просвещения» избрал Токио, но вышел просчёт – первый полигон стал последним и единственным. Выпущенный в густонаселённом городе, вирус размножался бесконтрольно и чересчур быстро и, наверное, удивил даже своих создателей. Имея инкубационный период от десяти до пятнадцати дней, в течение которых жертва чувствовала лишь лёгкое повышение температуры и недомогание, вирус легко заражал воздушно‑капельным путём других людей до того, как носитель понимал, что сам болен. В секте быстро осознали масштаб произошедшего и произвели достаточное количество вакцины, чтобы привить нужных людей. Успели, разумеется, далеко не всех…

– А остальных людей оставили умирать, что ли? – не выдержав, перебил учёного ошарашенный Андрей, хорошо помнивший ужасы того времени.

– Именно, – подтвердил Астафьев. – Они спасли себя и своих последователей для жизни в новом мире. Но к счастью, как видите, выжили не только они.

– Благодаря природному иммунитету, – показал свою осведомлённость Андрей.

– О! – вырвалось у Астафьева и он, с некоторым подозрением взглянув на парня, спросил. – Вы что‑то знаете о вирусе?

– Только общую информацию, – заверил того Андрей.

Астафьев долго размышлял, прежде чем продолжить рассказ. Он хмурился, иногда морщил лоб, напрягая память. Непохоже было, чтобы такой человек мог что‑то забыть. Впрочем, стоило сделать скидку на его возраст и то, что к этой теме вряд ли часто обращались.

– Да, вы совершенно правы на счёт иммунитета, – продолжил, наконец, Астафьев. – Дело в том, что некоторые люди с рождения обладали особым набором антител, который дал своим носителям возможность выжить. Попадая в организм человека с такими антителами, вирус не мог полноценно развиваться и либо погибал, либо становился пассивным и со временем полностью нейтрализовывался иммунитетом. Но, к сожалению, многие из выживших, а примерно каждый третий человек на планете сумел выжить, лицом к лицу столкнулись с новой суровой реальностью – с лица Земли были стёрты границы, правительства и законы. Исчезли мораль, порядки и фактор сдерживания в виде силовых структур и пенитенциарной системы. Зато появилась новая штука: возможность получить власть всего лишь обладая оружием. Люди начали объединяться в банды и воевать между собой за право распоряжаться судьбами других.

– В итоге многие города превратились в руины, – вставил Андрей.

– Среди которых тоже погибло много людей.

Астафьев на секунду задумался, а когда продолжил, его голос обрёл саркастический оттенок.

– Впрочем, причина гибели городов кроется в другом. Они погибли, потому что люди в них были сами по себе. Словно муравьи без королевы в огромном муравейнике, городские жители вместо того, чтобы сплотиться, показать что они действительно умны и цивилизованны, что они цвет человечества – начали грызться между собой. За воду, за еду, за женщин, за власть. Вот тут старая поговорка «человек человеку – волк» сработала на все сто процентов. Тысячи разномастных банд разрывали города на части, разрушали их и уничтожали друг друга в бессмысленной борьбе. В итоге те, кто остался, погибали либо от голода, либо от постоянных распри и стычек.

– Не понимаю, как такое могло случиться…

– Вы были ещё совсем малы и не успели понять, что такое цивилизованный человек, – на слове «цивилизованный» учёный сделал ударение. – Это дикое, глупое существо, движимое только инстинктом потреблять то, что ему не нужно, будучи убогой серостью, стараться выделяться каким угодно образом из безликой толпы таких же, как сам, тех, кого он называл своими друзьями. «Оно» готово было отдать всё, лишь бы получить власть и управлять другими, хоть как‑то возвыситься над толпой. Городской человек, имеющий доступ к науке, к просвещению, вместо того чтобы обучаться и повышать уровень своего развития, наоборот, деградировал до примитивной обезьяны, которой нужен «Айфон», модные джинсы, дорогая машина и постоянные развлечения. Ни о каком саморазвитии, увлечениях, даже об элементарном чтении книг для развития собственного интеллекта – не было и речи. Соцсети, дискотеки, вечеринки, пьянство, наркотики и секс – это почти полный список того, что было нужно «цивилизованному» городскому жителю. К их глубокому сожалению, для того, чтобы иметь всё это, приходилось работать, но работа, как правило, не отличалась чем‑то сложным – сложное обезьяне никто бы не доверил. Само собой разумеется, что выжить, когда мир рухнул, они не могли. Для этого надо было хоть что‑то знать о жизни и о том, как устроен мир, уметь работать руками и головой, а они, как ни печально, всего этого были лишены.

Он саркастически усмехнулся, ненадолго задумался, а потом добавил с горькой иронией:

– И знаете, молодой человек, оно и к лучшему. Как ни парадоксально, но именно прогресс превратил людей в приматов, и раз они не сумели его использовать, чтобы выжить, значит, законы природы всё ещё работают.

Помимо сарказма Астафьев говорил о людях и с некоторой горечью. Похоже, его глубоко задело то, что люди отказались от дальнейшего развития в пользу потребления. И, как ученый, он не мог им этого простить, хоть и жалел их. С одной стороны – какое ему было дело до остальных? Он ведь не был таким, как они. С другой – помимо, как он сам выразился, «приматов», погибло и очень много умных, выдающихся людей, которые могли бы улучшить новый мир, так что как минимум этих ему должно было быть жаль.

– Вот так плавно мы и подошли к завершению моего рассказа, – Астафьев взглянул на часы. – Точно не скажу, но вирус без носителя жил в окружающей среде где‑то около месяца и вскоре исчез. Оставались зараженные, но и их после прохождения пика заболеваемости и значительного падения популяции людей становилось всё меньше. А вот «Путь просвещения» был приспособлен гораздо лучше и продолжал существовать. Никто им уже не мешал, некому было закрывать храмы просвещения и арестовывать их членов. Сейчас «Путь просвещения» контролирует фактически всю Европу, большую часть Азии и неизвестно что ещё. Я думаю, вам приходилось слышать о них.

Астафьев взглянул на своего слушателя и хотел что‑то добавить, но у того был такой растерянный и подавленный вид, что он решил ничего больше не говорить. Его слова и так произвели на парня потрясающий эффект. Но прошла минута, и Андрей пришёл в себя.

– Значит, во всём виновата секта? – растерянно подытожил он.

Астафьев кивнул, внимательно глядя на собеседника.

– Вы рассказали мне много интересного, но можете ли вы всё это хоть чем‑то доказать? – не глядя на учёного, спросил Андрей.

– Знаете, молодой человек, у меня нет ни времени, ни желания доказывать вам факт, ваше мнение о котором для меня не имеет значения. Меня попросили уделить вам немного времени, и в силу своих обязательств перед этими людьми я это сделал. Вы задали вопрос, а я на него ответил, – развёл руками Астафьев. – Насколько мне известно, никто не занимался изучением эпидемии. Я сам обладаю этой информацией только потому, что к нам попали некоторые ученые из «Пути просвещения», которые бежали от них после эпидемии. Эта информация исключительно исходит от них. Когда мы смогли расшириться до необходимого уровня, биоматериала, содержащего в себе живую культуру вируса, уже не осталось. Да я и не вижу смысла его исследовать – это уже не имеет никакого значения. Нужно жить дальше, пытаться вернуть утраченное – вот куда стоит направить все свои усилия. А секта – если вы не верите мне, то с вашим рвением рано или поздно вы найдёте кого‑нибудь другого, кто скажет вам то же, что и я.

– Я бы ещё с удовольствием послушал версию Посредника, – вслух выразил свои мысли Андрей и спохватился.

Астафьев содрогнулся при упоминании этого имени.

– Посредника? Вы верите в эту легенду? – медленно спросил он.

– Не просто верю. Я встречался с его человеком, но тогда мы не смогли договориться, – ответил Андрей.

– Если это правда, то вы воистину человек со стержнем! – изумлённо воскликнул Астафьев. – Теперь я понимаю, что вы действительно заслуживали моего времени. Досадно, что мой рассказ показался вам неубедительным.

Услышав это, Андрею стало неудобно перед учёным, и он поспешил исправиться.

– Нет‑нет, я вам верю. И я очень благодарен. Поверьте, я прошёл через очень многое ради этого разговора, и то, что услышал здесь, в десятки раз перекрыло все мои прошлые знания, – заверил он.

– Что ж, я рад, если смог вам помочь. Итак, мы закончили?

– Ещё пару коротких вопросов, – попросил Андрей.

Несколько секунд Астафьев задумчиво смотрел на часы.

– Хорошо. Только поспешите, – в итоге согласился он.

Андрей выдержал небольшую паузу, решая с чего начать.

– Некоторое время назад к нам попала карта с пометками, – медленно начал он, тщательно подбирая слова. – Одна из этих пометок привела нас к брошенной и по большей части разрушенной лаборатории. Вторая – на руины, где нас ждала засада. Некто Косарь и команда спецов. Почти все они погибли в ходе последующей перестрелки – оказалось то место искали не только мы.

Астафьев заметно напрягся, слушая Андрея. Взгляд его был прикован к чему‑то за окном, но сам он весь был во внимании.

– Так вот, хочу узнать – это была ваша колонна и ваши лаборатории?

– Трудно сказать. Где они находились?

Андрей, как мог, описал примерное местоположение лабораторий.

Астафьев не ответил сразу. Некоторое время он размышлял, покусывая губу и хмурясь, будто не знал, как поступить. Андрей терпеливо ждал.

– Это вопрос, на который мне не стоит отвечать в силу наших внутренних распорядков, – сказал он, взглянув на Андрея.

Астафьев снова взял в руки диктофон и нажал одну из кнопок.

– Но я, пожалуй, всё‑таки отвечу, – продолжил он, – и да, и нет.

Брови Андрея поползли вверх, и он приоткрыл рот, намереваясь что‑то сказать, но Астафьев увидел это и продолжил.

– Первая – это БЫЛА наша лаборатория. Её захватили. Около года назад.

– Как это захватили? Кто?

– «Чаян». При поддержке «Пути просвещения». Пришлось отправить команду зачистки, но на сборы и подготовку ушло много времени. Чем бы они там ни занимались – лабораторию мы уничтожили.

– А чем там занимались вы?

Астафьев нахмурился.

– Вы же понимаете – я не могу вам ответить.

Андрей посмотрел на ученого взглядом, полным сомнений и недоверия. Но что он мог поделать? Заставить его, что ли?

– Ладно, – пришлось согласиться ему. – А что вторая?

Астафьев вздохнул и опустил взгляд.

– Вторую тоже пришлось уничтожить. Они обе работали в связке, так что раскрытие одной вело к раскрытию другой. К сожалению.

– Хмм… – задумчиво протянул Андрей. – В той первой лаборатории я видел кое‑что. Что‑то такое, о чём мне теперь неприятно вспоминать…

– Что бы вы там не видели – я не хочу этого знать, – решительно перебил Астафьев. – «Путь просвещения» не знает таких слов, как «гуманизм» или «табу», так что там могло быть что угодно, включая эксперименты на живых людях…

Выражение лица у Андрея переменилось, и он с приоткрытым ртом уставился на Астафьева. Тот понял, что попал прямо в точку.

– О, господи… – с трудом выдавил он. – Я угадал…

Они немного помолчали, невольно отдавая дань умершим, но при этом каждый думал совершенно о другом.

– Как вы думаете – чем они там занимались?

– Не знаю и знать не хочу, – отрезал Астафьев, в голосе которого стали чувствоваться нотки нетерпения. – У вас есть ещё вопросы?

– Ещё один.

Андрей посмотрел на ученого, прищурившись и слегка скривив губу. Он собирался задать очень наивный вопрос и не надеялся на честность, но рассчитывал заметить что‑нибудь в реакции собеседника, что наведёт его на правильный ответ.

– Косарь – ваш человек?

Ни один мускул не дрогнул на лице Астафьева.

– Это кто? – он взглянул на Андрея с полным безразличием.

– Тот человек, что договорился с вами об этой встрече.

Астафьев пожал плечами.

– Со мной договаривались люди с совершенно другими именами. Имя Косарь среди них точно не значилось. Надеюсь, это всё? Я и так уделил вам гораздо больше времени, чем планировал.

– Пожалуй, что да, – почесав висок, ответил Андрей.

– В таком случае рад был оказаться полезным…

– Секунду, – подняв ладонь, перебил его парень. – Ещё один короткий вопрос. Кто глава «Пути просвещения»? Где находится их штаб‑квартира или что у них там такое?

– Как я вам уже говорил – я не хочу вам лгать, – Астафьев покачал головой. – Таких ответов у меня нет. Всего вам доброго, молодой человек.

Андрей машинально пожал протянутую ему сухую морщинистую руку, пытаясь придумать ещё какой‑нибудь вопрос, но тщетно. Он забрал у Астафьева протянутый ему диктофон и вышел из машины. И прежде, чем закрыть за собой дверь, всё‑таки придумал.

– Послушайте, а вам совершенно не важно, кому вы сейчас предоставляете сведения? И вообще – вы даже не допускаете, что я ваш враг?

– А я всё о вас знаю, – уверенно ответил Астафьев. – И о вашей организации тоже. Так что нет, вы не мой враг. И раз уж вы заговорили об этом, молодой человек, хочу вам напомнить: «Рассвет» – организация малоизвестная, не так много людей знает о ней и нас это вполне устраивает. И нам бы очень не хотелось, чтобы о нас продолжали узнавать. Так что убедительно прошу вас не делать ничего такого, что привело бы к вашей новой встрече с нашими людьми. Вы понимаете, о чём я?

С переднего сидения уже вышел здоровяк. Он стоял сбоку от Андрея и улыбался. Улыбка была очень гадостной. Окинув его беглым взглядом, Андрей понимающе кивнул.

– Тогда ещё раз до свидания. Счастливого пути.

Романов закрыл дверцу, и автомобиль тронулся с места, удаляясь в гущу леса следом за ведущей машиной. Здоровяк чуть ли не на ходу запрыгнул в замыкающую, и она укатила вслед за остальными. Через минуту ничего, кроме неглубоких следов на дороге не напоминало о том, что здесь кто‑то был. Погружённый в свои мысли Андрей совершенно забыл, что его ждут, и опомнился только, когда Косарь его окликнул.

– Эй, братишка! Ты тут остаёшься или как? Такси подано, но долго ждать не будет, – крикнул он.

Андрей резко повернул голову, толком не разобрав слов, взглянул на Косаря и интуитивно понял, чего тот хочет.

Всю дорогу обратно Андрей молчал, обдумывая рассказ Астафьева. Он ещё раз вспоминал разговор, разбивал услышанное на отдельные части, пытался переосмыслить, сделать новые выводы. Но для полной прорисовки картины нужен был Гронин… и Родионов, и Корнеев, да и много кто ещё. Одних его знаний и воспоминаний было катастрофически мало для того, чтобы вывести из полученной «теории» рабочую «формулу».

Косарь понял, что рассказ Астафьева попал в «яблочко». Лицо Андрея выражало это без лишних слов. Если Романов узнал у него то, о чём он спрашивал самого Косаря, парня стоило расспросить, но сначала нужно дать ему прийти в себя. Подходящим моментом Косарь посчитал тот, когда они вернулись в Луганск и припарковали машину, но ещё не присоединились к ожидающим их «анархистам». Когда оба покинули машину Косарь, убедившись, что поблизости никого нет, заговорил.

– Ты получил ответ? – прямо спросил он.

– Что? А… да.

– И что же? Кто оказался виновником эпидемии?

– Странно, что при таких связях ты сам этого не знаешь, – Андрей недоверчиво взглянул на Косаря.

– Ну, знаешь ли… Эта встреча стоила не бутылку коньяка и мне не настолько сильно чесалось узнать, чтобы столько платить, – обиделся Косарь.

– Ладно‑ладно, извини, – поспешил исправиться Андрей. – Я не хотел тебя обидеть…

– Тогда просто ответь на мой вопрос, – нетерпеливо перебил Косарь.

Андрей молчал, задумчиво глядя на него. Говорить или нет? Всё‑таки, если бы не Косарь – он не имел бы сейчас ничего. Какая разница, что он знает или не знает?

– Короче, катастрофу устроила секта под названием «Путь просвещения». Ошиблись в расчётах… А потом вместо попытки исправить ошибку решили оставить всё, как есть. Честно говоря, верится во всё это с трудом…

Глубокие борозды на лбу Косаря сейчас были заметны особенно отчетливо. Хмурый взгляд слегка прищуренных глаз, немного приподнятый уголок губы – он либо не верил, либо был изумлён ответом собеседника.

– «Путь просвещения»? – переспросил он. – Ты знаешь, что это?

– Очень смутно.

Косарь прикусил губу, сокрушительно покачал головой и вдруг рассмеялся.

– Хо‑хо‑о‑о, ха‑ха‑ха‑ха‑ха! – заливисто хохотал он, ухватившись за живот. – Столько сил, столько стараний, а в итоге что?! «Путь просвещения»!!! А‑ха‑ха‑ха‑ха!

Он смеялся секунд тридцать, затем понемногу успокоился, принял свой прежний вид и немигающим взглядом посмотрел на недоумевающего от его реакции Андрея.

– Друг мой, это жопа, – грубо выразил свои мысли. – Я тебе так скажу – хотел узнать, кто за всем стоит? Вот и узнал. Понятия не имею, что ты собирался делать дальше, но теперь могу дать только один совет – можешь вместе со своими знаниями сесть на задницу и сидеть на ней ровно.

– Как это понимать? – огорошенный такой реакцией Андрей не мог понять её причину.

– Это занудная тема, и у меня нет желания тебе объяснять, – отмахнулся Косарь. – Наведи справки о секте, например, у гильдии, а с тобой мы в расчёте. Желаю тебе удачи.

Косарь, не дожидаясь пока это сделает его собеседник, сам ухватился за руку растерянного Андрея, пожал её и вернулся в УАЗ.

Машинально махнув ему на прощание, Андрей, погружённый в себя, побрёл дальше. В голове, словно заевшая пластинка, всё время крутилась одна и та же мысль: разработали антивирус, но даже когда поняли, что ситуация вышла из‑под контроля, то всё равно никому его не дали. Как же так может быть? Кем или даже чем надо быть, чтобы так поступить? Где кроется мера человеческой жестокости, где проходит эта черта? Андрей вспомнил о «Степных волках», вспомнил застенки «Нового порядка», разрушенные города и пустые деревни, которые ему приходилось видеть, первую встречу с Косарём, и понял, что, похоже, нет никакой черты. И не было никогда.

Ну, не способен человек сосуществовать мирно. Не может он этого. Сильные прижимают слабых, потому что хотят их использовать в своих целях. Слабые, низко опустив голову, работают на угнетателей, потому что боятся сопротивляться. И так ведь всегда было. Что бы он ни услышал от людей о былых временах, какую бы художественную книгу ни открывал в библиотеке Акима – так или иначе всё сводилось к эксплуатации слабых сильными.

Он сам был одним из них, был слабаком: безропотно сносил обиды, делал то, что требовали. Но потом Гронин показал ему, что жизнь – это борьба. И если ты не будешь бороться, то навсегда останешься молчаливым безвольным рабом. Тенью человека.

Что же до эксплуатации… Хмм… Теперь она перешла на новый уровень. Она перестала оплачиваться, как в старые времена. У эксплуатируемых больше не было даже того слабого послевкусия, которое они получали раньше в виде зарплат или премий. Теперь они были настоящими рабами, не имеющими права на самореализацию и вообще ни на что. Миллиарды погибли во время эпидемии, сотни миллионов – в хаосе, наступившем после неё, и ещё больше стали живыми мертвецами – людьми, физически существующими в этом измерении, но как личности полностью отсутствующие, мертвые. Страх полностью подавил их, сковал или уничтожил то, что делает человека личностью – его волю.

Услышанное от Астафьева поначалу подействовало на Андрея угнетающе, но теперь его начинали заполнять ярость и жажда мести. Да, он отомстит за всех – тех, кто умер, и за тех, кто влачит жалкое существование. Андрей по‑прежнему не знал имён виновных, не знал толком что такое «Путь просвещения», и Косарь туманными намёками ничего ему не прояснил, но он не сомневался, что сможет всё это выяснить. Главное – он чувствовал в себе решимость и силы дойти до конца своего пути. И чем дальше он продвигался, тем больше верил, что этот путь – его призвание.

Андрей поймал себя на мысли, что чем больше он старается, чем сильнее стремится к цели, тем опаснее и страшнее становятся препятствия, которые ему приходится преодолевать, но, несмотря на все трудности, он всё равно остаётся жив. Просто удивительно насколько ему везёт: ряд стычек со «Степными волками», смертельная схватка с неизвестным противником в Ольховке, пленение в Иваново, засада Косаря и последующие события. Сколько раз уже он мог умереть? Неужели это судьба?

Но ведь нет её, нет! Её просто не существует. Есть лишь выбор, который человек делает, чтобы двигаться вперёд. Невозможно изменить то, откуда ты пришёл – можно лишь выбрать путь, по которому ты пойдёшь дальше. Главное – не останавливаться, не сдаваться, не опускать рук, и тогда ты обязательно добьёшься желаемого.

И даже если он заблуждается, и судьба существует, если где‑то написана программа для каждого человека… Что ж, тогда его программа – наказать виновных, и он прошёл все испытания и всё ещё жив только для этого. Другого объяснения его везению просто нет. А значит, пока он не выполнит свою задачу – он не может умереть.


4

Павел энергично расхаживал по кабинету, сложив руки за спиной и бросая редкие мимолётные взгляды на Андрея. Было видно, что он о чём‑то напряжённо думает, и уже порядком изучивший своего шефа Андрей понял, что Гронин сейчас решает: что можно сказать своему подопечному, а о чём лучше не стоит. Задавать полковнику вопросы в такой момент было бессмысленно – он сам решит, когда говорить, да и такие поползновения могли возыметь негативный эффект. Поэтому Андрей терпеливо ждал.

Наконец, Гронин уселся на своё место и приготовился говорить.

– Много чего произошло, пока вас не было, – начал он издалека.

Андрей заинтересованно вскинул брови – по тону Павла он понял, что тот расскажет что‑то действительно интересное.

– Начну с того, что на связь вышел твой закадычный дружбан.

Андрей задумчиво нахмурил брови, пытаясь понять, о ком идёт речь, но Павел почти сразу продолжил.

– Владов, – разъяснил он. – Предложил помощь.

– Помощь? Владов?! В чём? – даже если бы хотел, Андрей, наверное, не смог бы сейчас сдержать изумление.

Гронин слегка скривил краешек губы, что Андрей легко заметил. Похоже, полковнику не сильно нравилось то, что он собирался сказать.

– В вопросе эпидемии, – после непродолжительной паузы ответил он.

– Вот так новость, – у Андрея вырвался смешок. – Он же сам лично сказал мне, что нечего ворошить призраки прошлого? А теперь что, передумал, что ли?

– Всё может быть. Правда, пока что ничего качественно нового я от него не узнал. Он примерно повторил рассказ Астафьева, только в гораздо более сжатом виде.

– Ясно. Короче, ничем не помог.

– Считай, что да.

– Что ещё, кроме этого лиса?

Павел скривил губы, задумался. Ненадолго.

– Началась большая заваруха, – снова заговорил он. – Помимо «Чаяна» в дело вступил «Путь просвещения». Знал бы я раньше их название – мы бы уже кое‑что понимали в происходящем, а пока, судя по тем обрывкам информации, что до меня доходят, валят они неудержимым потоком. «Булат» выступил против них на стороне гильдии, а это значит, что мы тоже.

Андрей задумчиво качал головой.

– Значит, мы вступили в большую войну? – с волнением спросил он.

– Да. Значит, вступили. Но пока делаем вид, что нас это не касается, – улыбнулся полковник.

– А как отнеслись люди к необходимости идти умирать за чужие интересы? – спросил вдруг Романов.

Улыбку с лица Павла словно ветром сдуло.

– Объясни? – коротко бросил он.

– Ну, что люди думают о том, что им придётся воевать за интересы гильдии?

– Вон ты о чём. Ну, тут всё немного не так. Монахи эти – они интересные ребята. Захватывая контроль над населённым пунктом, они заставляют людей вступить в их секту, или что у них там такое. Тех, кто не хочет, поговаривают, ждёт незавидная участь. Быть членом секты тоже непросто. Каждое поселение по определённому графику или по приказу верхушки обязано поставлять бойцов, провиант и чёрт знает что ещё. Там у всех целая куча повинностей и обязанностей и вообще эта секта – мутнейшее сборище, о котором мне когда‑либо приходилось слышать, но бояться её все, как огня. Что интересно – со временем люди в большинстве своём действительно начинают верить в какую‑то там чушь, которую проповедует секта, ну или начинают делать вид, что верят. Наверное, потому что иначе – всё та же незавидная участь. Короче говоря, людей массово ассимилируют и навязывают им свою волю и порядки, попутно промывая мозг. И вот эти «весёлые ребята» рано или поздно придут сюда и сделают нам предложение, от которого мы не сможем отказаться. Как тебе мотивация?

Андрей озадаченно вскинул брови и почесал макушку.

– А откуда вы об этом знаете? – поинтересовался он.

– Около половины информации – собранные по крупицам из разных источников парнями Родионова. Остальное – гильдия и наши друзья из «Булата».

– И вы им верите?

Павел слегка склонил голову набок.

– Молодец, растёшь, – похвалил он. – Хотел бы не верить, но их информация почти полностью совпадает с тем, что нам удаётся собрать самим. Пока что ничего не говорит о том, что они лгут.

Некоторое время оба задумчиво пялились друг на друга, размышляя. Андрею с трудом верилось, что полковник говорит всё это серьёзно.

– Не пойму, какого чёрта они попёрлись сюда? Они ж в Европе где‑то сидели? Нет? – раздражённо выдал Андрей, заставив полковника внимательно посмотреть на него.

– Европа почти вся под ними. Похоже, они эти десять лет занимались своими проблемами там, расширяя территории и увеличивая организацию. Вот, теперь пришло время двигать на восток, – полковник вздохнул. – Ну и опять же – гильдия, и особенно «Булат», дали нам немало и в будущем ещё пригодятся. Большинство людей понимают это, равно как и то, что за пределами нашей организации жизни для них почти нет. И они, по большей части, готовы отстаивать наши общие интересы.

– По большей части… Значит, есть люди, предлагающие отсидеться, и если всё будет действительно так плохо, как вы описываете – вступить в секту?

– Конечно, – кивнул Павел, – но к счастью таких немного. И они – забота службы внутренней безопасности. К тому же мы – «Булат», а значит, вынуждены подчиняться в некоторых вопросах. Этот как раз такой.

Наступила непродолжительная пауза, которую прервал сам Павел.

– Ты веришь в то, что услышал от Астафьева?

В его вопросе был искренний интерес. Он не спрашивал для того, чтобы понять, как строить дальнейший диалог – он действительно интересовался мнением Андрея.

– Да. С нашей точки зрения – моей и Игоря – его версия безупречна. Мы не смогли ни к чему прицепиться.

– Понятно. Это‑то меня и пугает…

– Что именно? – с настороженностью поинтересовался Андрей.

– Что сказанное им – правда.

Они не продолжили этот разговор. Павел быстро перевёл его на другую тему, а вскоре и вовсе окончил встречу. Когда поначалу Андрей поднимал тему эпидемии, она казалась Павлу сумасшествием, но теперь, когда у них в руках появилась очень правдоподобная и обоснованная версия событий, он невольно задумался об этом.

Похоже, Романов с самого начала оказался прав – у эпидемии есть конкретные зачинщики и среди них есть люди, которые сознательно приняли решение ввергнуть мир в анархию. И теперь эти люди заняли место на вершине пищевой цепочки, стали сильнейшей организацией существующего мира и продолжают поглощать его часть за частью, словно огромный змей, постепенно и не торопясь проталкивающий слишком большую жертву в свою глотку.

Может, Романов прав не только в этом? Может, ну его эту чужую для него борьбу за самостоятельность, выживание? Может, лучше сосредоточиться на одной цели, вложить все силы в один рывок и вырвать сердце у тех, кто ради личных интересов разрушил и уничтожил жизни миллиардов? Разрушить их структуру до основания, разобрать по камушку, показать всем, что никто не может превозносить себя выше человечества. Ведь ему это по силам. Он знал это. Да, сейчас у него нет необходимых ресурсов, но ради такой цели он знает как и у кого их получить, ведь ни для кого не секрет скольких сил, жизней и затрат стоит открытая масштабная война с сектой и её вассалами. А его предложение будет стоить в сотни тысяч раз меньше.

Что же до него самого… Эта затея потребует мобилизации всех его сил и навыков, всего времени, и он был почти уверен, что и жизни, но оно того стоило – умереть зная, что отомстил за человечество.

Так что же выбрать? Да, здесь было над чем подумать.


Глава 7.1. Рубикон



1

Когда‑то в прошлом…

Ни этот звонок, ни человек, к которому его пригласили – не были особенными. Ничего, абсолютно ничего не предвещало судьбоносную встречу, не говорило, не кричало, даже не намекало на нечто значительное, на какой‑то поворот в жизни Макса. Он ехал как всегда спокойно, сосредоточившись на дороге, а на пассажирском сидении в привычной Максу молчаливой невозмутимости восседал Брюс – его новый партнёр.

До Брюса Макс работал с Анной‑Марией – милой блондиночкой, которая была богиней в массаже. Макс уже перевидал на своем веку разных массажистов, но такие профессионалки ему ещё не попадались. Клиенты расслаблялись и быстро, и на достаточно продолжительное время, чтобы Макс смог сделать своё непростое дело. Брюс тоже был хорош, но до Анны‑Марии ему было далеко. Хотя его главное преимущество перед ней заключалось в том, что их чисто деловые отношения ни при каких обстоятельствах не могли быть испорчены постелью, а это само по себе стоило немало.

Массивная ограда из серого камня окончилась огромными черными воротами с изумительной красоты художественной ковкой в виде русалок, танцующих на волнах. Макс вместе с Брюсом зачарованно разглядывали ворота все те недолгие полминуты, пока к ним вальяжно топал охранник. Фамилию Макса он знал, потому что услышав её, он, даже не сверяясь с блокнотиком, который всегда носил с собой, нажал кнопку на брелке, и ворота стали открываться. Миновав их, машина въехала на узкую дорогу, выложенную разноцветной брусчаткой, которая, петляя между деревьями ухоженного парка, скоро вывела их к большой лужайке, на которой красовался особняк Драммонда.

Припарковавшись у дома, Макс вышел из машины. Брюс остался в машине, уже хорошо зная, что на предварительные переговоры Макс всегда ходит один. Брюс мало что понимал в том, чем занимался его партнёр, к тому же Макс не сильно старался разъяснять кому‑либо детали своих умений. В основном потому, что в юношестве чуть не попал в психушку, когда неосмотрительно стал рассказывать о своих навыках одной милой, но очень недалёкой особе. В принципе, Брюсу было всё равно– за те огромные деньжищи, что платил ему Макс, он с радостью готов был соблюдать нейтралитет и не лезть в дела партнёра.

Помимо уникальной и очень оригинальной ковки на воротах в остальном особняк и прилегающая территория мало чем занимали Макса. Всё это он уже видел, пусть и в несколько ином виде, потому что контингент его клиентов составляли в подавляющем большинстве люди богатые или облечённые властью, а у таких частенько находилось чем удивить. Люди со средним уровнем доходов просто не могли себе позволить оплатить те уникальные и абсолютно эксклюзивные услуги, которые предоставлял Макс.

Огромные входные двери отворились после первого же стука. Разумеется, здесь был дворецкий и разумеется, охранник у ворот предупредил его, что приехал Волков. Исполнив все необходимые формальности, дворецкий с видом надутого павлина повёл Макса по коридору и вскоре они оказались в просторном кабинете с очень высокими потолками. Стены были заставлены высоченными книжными шкафами. Возле шкафов стояли две приставные лестницы, без которых достать книги с верхних полок представлялось возможным разве что обезьяне. Посреди комнаты в огромном кресле, больше похожем на трон, восседал хозяин – мистер Драммонд. Сбоку стоял высокий мужчина с тонкими черными усиками и выражением неприязни на лице. Позади Макса у дверей, словно истукан, высился двухметровый лысый детина в дорогом костюме.

Мистер Драммонд был ещё не старик, но уже и не молод. У него было худое морщинистое лицо, хищно загнутый тонкий нос и пронзительные голубые глаза. Его волосы изрядно поседели, а лицо покрылось морщинами, но острый взгляд был живее всех живых и свидетельствовал он об уме и немалой активности этого человека, что было вполне закономерно для высокопоставленного партийного функционера и активного министерского деятеля, коим являлся Драммонд.

– Мистер Волков! – громко представил гостя дворецкий.

– Спасибо, Мартин. Ты свободен, – звучным, властным голосом ответил Драммонд, а затем обратился уже к Максу. – А вы, мистер Волков, присаживайтесь. Выпьете что‑нибудь?

– Благодарю, но вынужден отказаться, – учтиво ответил Макс, усаживаясь в мягкое кресло напротив хозяина.

– Похвально. Можем опустить дальнейшие формальности и сразу перейти к делу?

– Буду только рад.

Хозяин дома вёл себя так непринуждённо, будто они с Максом были уже лет десять как знакомы. Впрочем, для людей с таким положением подобное поведение не являлось редкостью.

– Тогда для начала представлю вам третьего участника нашего разговора, – Драммонд небрежно кивнул в сторону высокого мужчины, – мистер Моррель – мой личный доктор.

Макс привстал и сделал лёгкий кивок. Моррель не ответил.

– Скажу сразу – мистер Моррель был против того, чтобы я обращался к вам. Знаете, эти врачи – они совсем не верят в нетрадиционную медицину.

– Знаю, – кивнул Макс. – А вы?

– Скажем так – я не совсем ей доверяю. Во многом благодаря мистеру Моррелю.

– И, тем не менее, вы вызвали меня.

Драммонд выдержал паузу, внимательно разглядывая Макса. Высокий, статный, светловолосый мужчина в джинсах и модной цветастой рубашке слабо походил на гуру врачевания, но он помог нескольким его знакомым с весьма сложными болезнями, которые никто другой излечить не смог. Да и стоимость его услуг говорила сама за себя. При таких ценах и такой клиентуре шарлатаны просто не смогут долго прожить на этом свете.

– Люди, которые вас рекомендовали… Скажем так – относятся к тем, кому я доверяю. А доверяю я немногим, – ответил, наконец, Драммонд.

Макс понимающе кивнул, внимательно глядя на хозяина. Он как‑то странно себя вёл. Нет, не с точки зрения учтивой надменности, а с точки зрения элементарной физиологии: он сидел ровно, как школьник за партой, держа ноги прижатыми друг к другу, а руки положив на поручни кресла, и почти не двигался. Лишь один раз кивнул в сторону Морреля.

– Что ж, давайте обсудим для чего я здесь, – предложил Макс.

– Для начала я хотел бы обсудить другое, – отклонил предложение хозяин.

Макс с неизменно уверенным в себе выражением на лице застыл в ожидании. Драммонд помедлил пару секунд, формулируя следующую фразу.

– Друзья, которые вас рекомендовали, очень размыто рассказали мне о ваших способностях. Но мы с мистером Моррелем хотели бы чуть больше узнать о том, как вы работаете, прежде чем я раскрою вам суть своей проблемы.

Теперь с ответом медлил Макс. Он сразу же догадался в чем тут дело. Этот Моррель – типичный традиционщик, у которого изо рта вырывают кусок. По крайней мере, так он думает. И он изо всех сил пытается убедить Драммонда, что всё это чепуха, а Волков – обычный шарлатан. И сейчас он попытается доказать это Драммонду ещё раз. Макс уже бывал в таких ситуациях. Это всегда заканчивалось появлением ещё одного врага.

– На самом деле всё довольно просто, – подумав, ответил Макс. – Скажем так: у меня есть дар – я вижу некоторые вещи, которых не видит больше никто. Благодаря этому я способен очень точно диагностировать болезни и в некоторых случаях лечить их.

Драммонд выдержал паузу. Его лицо было словно высечено из камня, и Макс не мог понять, как он воспринял его слова.

– В каких именно случаях можете лечить? – деловым тоном поинтересовался Драммонд.

– Если проблема как‑то связана с нарушением проводимости нервных тканей.

– Пока не совсем понятно. Можете рассказать подробнее? Понимаете, я хочу довериться вам, доверить некий секрет, который знают единицы, а для этого я должен быть уверен, что это стоит делать. Должен быть уверен, что вы сможете мне помочь. Или хотя бы в том, что ваша попытка не будет изначально обречена на провал.

Такое заявление для Макса тоже было не в новинку. Идёт ли речь об очередной проверке или о действительно деликатном деле – он всё равно должен дать больше информации. Люди уровня Драммонда очень щепетильно относятся к хранению секретов. Особенно собственных.

– Ладно, – Макс ненадолго призадумался, решая с чего бы начать. – Как вы и мистер Моррель несомненно знаете, организм опутан, как паутиной, нервными тканями. По ним в головной мозг и из него постоянно движутся электрические импульсы. Эти импульсы могут быть как командами, так и статической информацией, необходимой мозгу для анализа состояния организма и проведения возможных корректировок. Мой дар… Он заключается в том, что я вижу эти импульсы, вижу пути, по которым они идут, и если в организме есть обрывы, то я могу их определить и в некоторых случаях перенаправить импульсы через другие каналы.

Скепсис на лице Морреля, всё больше проявлявшийся по мере того, как Макс говорил, сейчас перерос в нескрываемую кривую ухмылку. Конечно, он не верил. И это было не удивительно. Моррель сделал вдох, готовый разразиться какой‑то речью, но его опередил мистер Драммонд.

– Продолжайте. Это очень интересно.

Моррель, нахмурившись, закрыл рот. Макс снова немного подумал перед тем, как продолжить.

– Я даже не знаю, как бы так всё описать, чтобы это было понятно, и при этом я не завалил вас непонятными терминами. Ладно, попробую. Как всем прекрасно известно ещё из школьной программы головной мозг контролирует работу всех органов и систем организма. Все они отчитываются в том числе и посредством тех самых электрических импульсов, которые отдельные участки мозга получают и регистрируют. Сигналы, как я уже говорил, проходят по нервным волокнам – нейронам и их отросткам аксонам и дендритам. Это своеобразная электропроводка организма. И эта электропроводка имеет свойство ломаться, «перегорать» в результате сильных эмоциональных потрясений, травм и по другим причинам. В таких случаях могут блокироваться целые участки нервных тканей, сигналы перестают проводиться и мозг думает, что этих участков больше нет. Если это жизненно важные системы – человек с высокой долей вероятности может умереть. Если что‑то другое – тогда возможна инвалидность и иные последствия. Как‑то так.

– И что же дальше? – не удержался Моррель. – Как действуете вы?

Макс посмотрел на Морреля абсолютно спокойным, уверенным взглядом. Создавалось ощущение, что его позиция нерушима и её невозможно пошатнуть никакими каверзными вопросами.

– Я? Я могу определить такие «перегорания». Нервная система, как правило, помнит только один путь между каким‑то органом и участком мозга, который отвечает за его работу. Назовем это её базовой памятью. Иногда она может перестроиться и пустить сигналы в обход, но такое бывает нечасто и всё равно в итоге сигнал будет слабее, а орган или система будет реагировать хуже и функциональные расстройства, связанные с этим, просто будут чуть менее ярко выражены. В некоторых случаях я могу перенастроить базовую память и изменить пути прохождения электрических импульсов. Вот, собственно, и вся история.

– Всё это чушь, – подытожил Моррель, как только Макс закончил говорить. – То, что говорит этот человек – невозможно, мистер Драммонд. Уж поверьте, я знаю, что говорю.

– Тогда почему, по‑твоему, его рекомендуют?

– Потому что он всё красиво и красочно описывает, как и все шарлатаны. Он даёт людям ложную надежду в красивой обертке, вот и всё.

Макс никак не реагировал. Он не впервые слышал подобные речи и давно научился не включаться в такие перепалки. Но в этот раз его включили помимо его воли.

– Что вы на это скажете? – обратился к нему мистер Драммонд, и в его взгляде скепсиса было совсем мало.

Макс пожал плечами, но всё же ответил.

– Я скажу, что рассказал достаточно, чтобы вы смогли составить своё собственное мнение обо мне.

– Недостаточно, – жестко возразил Драммонд. – Расскажите мне, как вы это делаете? И какова роль второго человека, который остался в машине?

Макс выдержал небольшую паузу, размышляя, что ему стоит рассказывать.

– Как делаю… Понимаете, если бы я мог это объяснить, то, возможно, понял бы почему вообще обладаю этим даром, но, к сожалению, я не имею ни малейшего понятия почему всё так, как есть. Что же до практической стороны, человек в машине – это Брюс. Он массажист. Его задача – расслабить пациента. Дело в том, что при бодрствовании и активной умственной деятельности в мозге и теле человека генерируется такое количество импульсов, что разобраться в них и выделить нужные практически нереально, каким бы даром я не обладал и насколько талантливым не был. Под действием правильного и качественного массажа пациент расслабляется и, м‑м‑м… переходит в некое нейтральное состояние, когда активность в нейронах сильно падает, и вот тогда я могу разобраться, что там происходит.

– Почему бы просто не погрузить его в сон? Или сразу в кому? – со смешком спросил Моррель.

– Потому что во сне, доктор Моррель, активность нервной системы станет настолько незначительной, что я могу просто не определить очагов проблемы. К тому же иногда я вынужден обращаться к пациенту с вопросами или просьбами что‑то сделать.

– Шар‑ла‑танст‑во, – чуть ли не нараспев заявил Моррель. – У организма есть сильные природные механизмы восстановления. Если бы он мог действовать, как вы выразились «в обход» – он бы это делал сам.

– Вы так стремитесь уличить меня в обмане, что забываете об очевидных вещах.

– О каких же?! – с вызовом спросил Моррель, задрав подбородок.

– Если организм так умён – откуда берутся аутоиммунные заболевания? Почему организм сам их не останавливает?

За правильный и точный ответ на этот вопрос можно безоговорочно получить Нобелевскую премию, а поскольку никто пока этого не сделал, Моррель тоже промолчал. Драммонду этого было достаточно.

– Мистер Волков, вы меня убедили, – добродушно произнёс он.

Макс кивнул, прикрыв глаза, выражая таким образом своё одобрение. Моррель и хотел бы что‑то сказать, но он хорошо знал своего клиента и понимал – теперь это бесполезно.

– Какова вероятность положительного исхода лечения и сколько это стоит? – продолжил Драммонд.

– Все зависит только от того, с чем мы имеем дело, а пока что об этом не было сказано ни слова. Может быть и так, что я ничем не смогу вам помочь, – честно признался Макс. – В таком случае это не будет стоить ничего. Мои консультации бесплатны. И разумеется, понятие врачебной тайны для меня тоже существует.

– Вот видите, мистер Моррель, – Драммонд посмотрел на доктора с укором, – а вы говорили, что этот приятный молодой человек – шарлатан.

Моррель молчал, но лицо его начало наливаться краской. Скорее всего от бешенства.

– Мистер Волков, – продолжил Драммонд после секундной задержки, – причины, по которым я обратился к вам, достаточно серьёзны. Недавно я катался на лыжах и очень неудачно упал. После этого у меня появились некоторые проблемы.

Возникла некоторая пауза, вызванная, вероятно, тем, что Драммонд сейчас должен был принять окончательное решение стоит ли довериться Максу. Когда пауза затянулась, Волков сам попытался подтолкнуть хозяина.

– А именно?

– Я не чувствую ног, – сразу же ответил Драммонд.

– И как давно?

– Уже восемнадцать дней.

Задумавшись, Макс покачал головой.

– Мне приходилось работать с подобным, – сказал он вскоре. – Дважды.

– И насколько успешно? – впервые в голосе Драммонда было напряжение.

– Я смог помочь только в одном из случаев.

Драммонд вздохнул и опустил глаза.

– Значит, пятьдесят на пятьдесят, – задумчиво сказал он.

– Выходит, что так.

Если что‑то в Драммонде и нравилось Максу, так это его конкретный шаблон мышления – только факты, только логика. Он не сомневался, что сейчас получил работу.

– Что ж, давайте попробуем, – подтвердил его ожидания Драммонд.

– Хорошо. Но прежде, чем начать, мы заключим договор, где будут описаны все условия, включая оплату, – сказал Макс. – Учтите, что я не господь бог, и дело это не простое. Может понадобиться несколько сеансов, но на размер оплаты это не повлияет. Я беру деньги только за результат.

Драммонд подумал буквально пару секунд и утвердительно кивнул. Моррель очень хотел что‑то сказать, Макс видел это, и не мог понять, почему же тот молчит.

– Договор прост, всего две страницы, но если нужны юристы – позовите их, – добавил Макс.

– В этом нет нужды, – покачал головой Драммонд. – Я не хочу, чтобы о моей проблеме знали лишние люди. Уверен, что с двумя страницами я справлюсь и сам.

– Хорошо. У вас остались ещё какие‑то вопросы?

– Только один. Когда мы можем начать?

Макс улыбнулся.

– Хоть сейчас. Шаблоны договоров у меня на флешке, а массажист ждет в машине. Мне только нужны ваши реквизиты для заполнения договора и возможность воспользоваться вашим принтером.

Драммонд сделал рукой одобрительный жест.

– Договор, все официально… Вы не боитесь, что вас засудят за медицинские услуги без лицензии? – с некоторым удивлением спросил он.

– А за что меня судить? – хитро улыбнулся Макс. – Всё это я предусмотрел ещё в молодости. Так что у меня есть и диплом, и лицензия на частную практику. И налоги я тоже плачу. Немалые.

Драммонд тоже улыбнулся – подход у парня и правда оказался серьёзный, хотя прислушайся он изначально к Моррелю, то вряд ли эта встреча вообще бы состоялась.

– Вы ведь из России? Должно быть непросто было получать здесь новое образование? – поинтересовался хозяин.

– О нет. Я родился и вырос здесь. Родители эмигрировали очень давно, так что я и по‑русски то разговариваю так себе.

Некоторое время они сосредоточенно смотрели друг на друга. Один – спокойно, другой с интересом.

– Интересный вы человек… – сказал, наконец, Драммонд, и продолжил. – Что ж, составляйте свой договор. Мои данные вам даст мистер Моррель.

С юридической частью Макс справился достаточно быстро. Пока напыщенный дворецкий ходил за Брюсом, Макс уже распечатал образцы договора и передал их Драммонду. Тот один экземпляр отдал Моррелю, и они быстро пробежали по тексту глазами.

– Серьёзный гонорар, – склонив голову набок, отметил Драммонд.

Глаза Морреля и вовсе вылезли из орбит. Бедолага чуть было не задохнулся.

– Работа тоже серьезная, а платите вы только если будет результат. Согласитесь, условия не из плохих?

– Пожалуй. Но ведь бывали же хитрецы, которые пытались вам не заплатить? – улыбнулся Драммонд. – Уж я‑то хорошо знаю нашу публику.

– Бывали, – кивнул Макс. – Но я не стесняюсь пойти с таким договором в суд, а с этой, как вы выразились «публикой» главное – отсутствие огласки. У меня достаточно серьёзная репутация, чтобы никто не мог назвать меня лжецом. И особенно – шарлатаном.

На последнем слове Макс сделал особое ударение, намекая на Морреля. Доктор сделал вид, что не расслышал.

Как и предполагал Макс, дело оказалось сложным, и сходу результат получить не удалось. Понадобилось четыре сеанса и две недели, чтобы сдвинуться с места, и чем дольше не было результата, тем более радостным становился Моррель и тем скептичнее – Драммонд. Но, в конце концов, победил всё‑таки Макс. Победил и проиграл одновременно.


2

Когда‑то в прошлом…

Максим Волков был очень обеспеченным, но очень простым человеком. Он был начитан, эрудирован и умён, имел восьмизначный счет в самом лучшем швейцарском банке, но при этом ездил на «Рено», хоть и всегда новой модели, и жил в большой, хорошо и со вкусом обставленной, но всё‑таки квартире. Не было у него ни вилл, ни яхт, ни ультрадорогих автомобилей и потому его клиенты, большинству из которых он легко дал бы фору в уровне интеллектуального развития, считали его плебеем, просто обслуживающим персоналом, хоть и квалифицированным. Никто из них никогда больше не звонил ему и тем более не приглашал на встречу, даже те, кому он спас жизнь. Последние иногда присылали ему какие‑то символические подарки, как правило, через кого‑нибудь из своих слуг, но не более того.

Поэтому повторное появление в его жизни мистера Драммонда через некоторое время после его успешного исцеления стало для Макса полной неожиданностью. Началось всё с телефонного звонка.

– Здравствуйте, мистер Волков, – начал Драммонд.

– Приветствую вас, – ответил не пытавшийся скрыть своё удивление Макс. – Чем могу быть полезен?

– Я хотел бы встретиться с вами. Мы можем сделать это сегодня вечером?

Макс задумался к чему такая срочность, но логичных объяснений сходу найти не удалось.

– Дайте подумать… Думаю, что да. Где и во сколько?

– Не сочтите за наглость, но я хотел бы встретиться у вас. В восемь.

Макс окинул взглядом свою холостяцкую обитель – царство вечного бардака. Предложение было так себе, но он же сам этого хочет…

– Хорошо. Жду вас в восемь.

– Тогда до встречи.

Драммонд, не дожидаясь ответной реплики, завершил звонок.

После разговора Макс долго лежал на диване и крутил его в голове. Он мог бы не придать этому значения, если бы не пара очень важных вопросов. Что мог хотеть от него человек такого калибра? И то же самое, только с поправкой на то, что он желал встретиться именно в квартире у Макса. Если бы Драммонд хотел его кому‑то порекомендовать, то просто дал бы номер, как другие клиенты всегда и поступали. Впрочем, ждать ответов оставалось не так уж долго.

Мистер Драммонд был пунктуален до тошноты. Он позвонил в дверь ровно в двадцать ноль‑ноль. К счастью, он был один – без Морреля и без своей гориллы‑охранника. Хотя Макс бы не удивился, если бы оказалось, что Драммонд оставил их в коридоре за дверью. Он был одет в идеально сидевший на нем строгий деловой костюм, а в руке держал красивую, инкрустированную алмазами трость, в которой, впрочем, давно уже не было никакой надобности. Видимо, ему просто понравилось ходить с ней. Или она стоила слишком дорого, чтобы так быстро с ней расстаться.

Поздоровавшись, он вошел и принялся осматривать более чем скромное, по его меркам, жилище. Макс нарочно не убирался, но казалось, что Драммонда это совершенно не волнует. Они прошли в гостиную, где он, не дожидаясь приглашения, бесцеремонно сбросил на пол с дивана несколько подушек с помощью трости, и уселся на освободившееся место.

Он несколько изменился с тех пор, как Макс видел его в последний раз. Драммонд и раньше всячески показывал, что является хозяином положения, но теперь его уверенные манеры и проглядывающая в движениях властность говорили о чём‑то гораздо большем.

– Виски? Бурбон? Водка? – поинтересовался Макс.

– Благодарю, нет. Оставьте формальности – давайте лучше сразу к делу.

Макс пожал плечами. К делу так к делу.

– Чем могу быть полезен, мистер Драммонд? Надеюсь, у вас не появились какие‑то рецидивы?

– Нет, благодаря вам моё здоровье в полном порядке, – энергично ответил Драммонд. – Я пришёл поговорить о вас и ваших навыках.

Волков не любил, когда кто‑то начинал разговор о его даре таким образом. Частенько это означало, что вскоре будет предпринята попытка его оскорбить, но в данном случае у Драммонда вроде как не было поводов для оскорблений.

– Я вас слушаю, – с натянутой доброжелательностью сказал Макс, усаживаясь в кресло напротив.

Драммонд не думал ни секунды. Похоже, его речь была заготовлена заранее.

– Я впечатлён тем, что вы сделали, – начал он. – Моррель пытался меня переубедить, развеять это впечатление, но в итоге добился другого. Я считаю, что вам стоит пойти несколько дальше, чем просто лечить неблагодарных снобов, вроде меня.

Интересное начало. Макс ждал другого и оказался немного сбит с толку.

– Куда же, позвольте узнать?

– Я хочу предложить вам работу…

– Работу? – перебил его изумленный Макс. – Неужели я так похож на человека, нуждающегося в рабочем графике, дисциплине или деньгах?

Драммонд выдержал паузу. Казалось, он оскорбился резким ответом Волкова, но на самом деле это было не так.

– Нет, мистер Волков. Вы похожи на человека, который может вписать своё имя в историю. Поставить его в один ряд с такими гениями, как Леонардо да Винчи, Никола Тесла, Альберт Эйнштейн. Но вместо этого вы почему‑то предпочитаете время от времени помогать качественнее прожить остатки своих жизней разным засранцам, пусть и за большие деньги. Я хочу это исправить.

Теперь паузу выдержал уже сбитый с толку Макс.

– Хмм… Что ж, должен признать, вы умеете заинтриговать. Что конкретно вы предлагаете?

Только теперь Драммонд пошел на настоящий штурм. До этого он просто готовился: разматывал лески, цеплял крючки, выбирал наживки. Пришло время закидывать удочки.

– Что вы скажете, если через год‑другой вас назовут гением, поставившим на поток совершенное биопротезирование? Уверен, вы слышали, что наука уже много лет бьётся над решением этой задачи, но не может идеально соединить с телом механическую конечность. Они не могут добиться идеальной моторики, скорости реакции… Представьте себе, что вы сможете дать ощутить радость движения людям, которые были лишены этого всю жизнь. Представьте, что дети, рожденные с отклонениями, не имеющие рук или ног или того и другого, получат возможность ходить, писать и работать так же, как любой здоровый человек. Представьте бесчисленное множество калек и инвалидов, которые снова почувствуют себя полноценными людьми.

Макс молчал. Звучало всё очень мощно, но пока что он не совсем понимал как всё это должно свершиться. Он вообще никогда не задумывался ни о чём подобном. Драммонд был умелым психологом, он предполагал, что Волков уже почти ухватился за наживку, и размышлял только об одном – стоит ли подсекать?

– На собственном опыте я ощутил, что вы единственный, кто может разрешить эту задачу в ближайшие десятилетия. Благодаря вашему дару, вы можете оказать неоценимую помощь, можете сделать этих людей счастливыми уже через какие‑то три‑пять лет. Вы станете героем человечества, живой легендой. Это уже не говоря о том, что вам больше никогда не придётся работать. Вообще. Сможете купить себе целый остров или несколько, устроить там своё государство либо разведёте бардак, как в этой квартире – всё будет в вашей воле.

Макса эти слова шокировали. Он не был ни тщеславным, ни меркантильным. Не нуждался он ни в деньгах, ни в славе, но Драммонд только что нарисовал ему путь реализации его дара, его призвание. Макс всю жизнь сушил себе голову, почему именно ему достался этот дар? От кого и для чего он его получил? Он догадывался, что это не должно было быть просто так, но никогда не понимал, как должен реализовать свой потенциал. Особенно после того, как чуть было не загремел в психушку. Возможно, с Драммондом или кем‑то его калибра, Макс смог бы, наконец, ничего не опасаясь заявить о себе и действительно принести людям реальную пользу?

– И вы уверены, что я действительно тот самый человек? – выдавил он. – Что именно я смогу дать толчок целой отрасли?

– Абсолютно.

– Но… но ведь это не так просто. Нужны лаборатории, персонал, исследования, оборудование, уйма денег…

– Все это уже есть. У меня есть партнёры, которые обладают всем необходимым. Всем, кроме вас.

Драммонд правильно избрал тактику для этого разговора. Он сразу же надавил туда, куда следовало. Правда, он думал, что давить нужно именно на тщеславие, но случайно попал в другое – в скрытое стремление к реализации уникальных способностей, в желание Макса не прожечь впустую свои уникальные возможности, а принести этим даром пользу человечеству.

Макс верил, что получил этот дар от Бога. Но он и подумать не мог, что в итоге будет служить дьяволу.


Глава 7.2



3

Сева умирал. Это было неизбежно, необратимо, и от осознания этого окружающим становилось ещё больнее. Таблетки никогда толком ему не помогали – с самого начала, когда он начал подъедать запасы болеутоляющих Кати, все они давали очень слабый эффект. Даже самые сильные из них.

Ещё при возвращении в «Убежище» после похода ко второй лаборатории все уже видели, что с Севой беда. Несмотря на его невероятные выдержку и терпение, которые всем были хорошо известны, он больше не мог скрывать свои боли, не мог их терпеть.

По приезду Катя и Андрей буквально заставили его показаться Бернштейну. В бункере имелся работоспособный аппарат УЗИ, а не так давно появился и человек, умевший с ним качественно работать. Но обследование Севы только усугубило всеобщую тревогу. Диагноз был беспощаден – у Севы обнаружили опухоли в надпочечниках и метастазы. По словам Бернштейна даже до эпидемии вылечить такое было практически нереально.

Профессор решил не говорить об этом Севе, и даже диагноз не сообщать. Заявил, что они ничего не разобрали, что аппарат иногда барахлит, что нужно будет повторное обследование, когда они его настроят. Но Андрею рассказал.

С тех пор прошел месяц. Сева уходил очень быстро. Он был не дурак и догадывался, что правду от него скрывают. В какой‑то момент даже додумался, что именно с ним происходит, но никто не признался, что он угадал. Андрей вытребовал у Гронина разрешение на выдачу любых обезболивающих препаратов, которые имелись в наличии у Бернштейна, и тот скрепя сердце выдавал их ему – все эти препараты были крайне дефицитными и запас их был не так велик, но ради друга Андрей был готов найти любые аргументы.

Катя ставила уколы, рассказывая Севе истории о том, что Берншейн разобрался в его диагнозе и прописал лечение, что уколы ему помогут. Тот верил. Или делал вид, что верит.

К сожалению, организм Севы быстро привыкал к каждому из препаратов. За три с половиной недели ему перестали помогать дексалгин и промедол, а трамадол быстро закончился. Оставался только морфий. Последнее оружие, после которого прежнего Севу: великодушного, доброго, внимательного, зрелого и мудрого – они больше не увидят.

Пришло время очередного укола, но Катя не могла больше сдерживаться. Печаль и отчаяние, которые она постоянно пыталась скрывать от Севы, то и дело прорывались сквозь маску, в которую она превращала своё лицо, подходя к его постели. В эти моменты рядом с ней почти всегда стояла Таня, исполнявшая роль сиделки. Это была та самая девушка, что сохла по Воробьеву. Узнав о ситуации, она добровольно вызвалась быть сиделкой возле Севы, преследуя свои собственные мотивы – она надеялась хотя бы таким образом подобраться поближе к Сергею. Вряд ли она была счастлива в этой роли, но было в ней что‑то… самопожертвование что ли. Она относилась к Севе с такой нежностью и любовью, словно это был её отец.

– Коли уже, что ты телишься? – злился Сева.

Когда у него случались приступы, он переставал быть собой. Он злился, матерился, оскорблял окружающих, становился невыносимым. Никто из отряда не мог знать, каково ему приходилось, но в любом случае они относились к его вспышкам с пониманием.

Сева лежал на кровати. Вернее, он стоял на коленях, а лежали только голова и грудь – так ему немного легче было переносить боль.

Катя всё никак не могла решиться.

– Коли, бл..! Ну что мне умолять тебя, что ли? – взвыл Сева.

Катя взглянула на Толю, потом на Бодягу. Эти оказались самыми стойкими – все остальные давно уже с трудом переносили страдания друга и потому при этой сцене не присутствовали. Черенко утвердительно кивнул.

Сева стонал, раскачивался на кровати, иногда скулил, словно раненый пес. Никогда ещё никто из присутствующих не видел ничего подобного, не представлял, что человек может испытывать такую боль. Наконец, собравшись с силами, Катя сделала инъекцию.

Вскоре Сева затих, провалившись в наркотическое забытье.

Прошла неделя. Бесконечные, мучительные для всех семь дней. Черенко с Бодягой запили почти беспробудно. Андрей поначалу ругал их, а потом махнул рукой. Он и сам бы запил вместе с ними, так тошно было на душе, но не мог – почти всю неделю, как и три предыдущие, он провёл на офицерских курсах. Остальные бойцы отряда держались, как могли.

Бернштейн несколько раз предлагал перевезти бедолагу умирать к ним в лазарет, но «анархисты» идею не поддержали. Сева был одним из них и единогласно они приняли решение, что останутся с ним до конца, тем более, что по прогнозам Бернштейна оставалось ему недолго.

Все они думали, что уже увидели самое ужасное, но это оказалось не так. То ли организм слишком быстро привыкал к морфию, то ли боли были такие, что даже морфий не мог с ними справиться, но с каждым приступом Сева страдал все больше. Трудно передать словами, что творилось, когда наступал приступ: бедняга буквально лез на стены, прогрызал подушку, исцарапывал в кровь пальцы. Он выл так, что Катя с Таней в обнимку ревели белугами, и с трудом, трясущимися руками ставили ему новые уколы. Вскоре низ его спины начал синеть. Никто не знал, что это означает и почему происходит, но никто не сомневался, что это признаки скорой смерти.

И все же Сева продолжал жить. Он пережил прогнозы Бернштейна уже на три дня и с каждым новым днём страдал все сильнее. Иногда всем даже казалось, что морфий ему совсем не помогает, и они в ужасе представляли себе, что же чувствует их друг. Сева даже будучи в сознании больше никого не узнавал, постоянно выл и рычал, иногда требуя воды или помощи. Он давно ничего не ел и сильно ослаб, так что Бернштейн ещё больше недоумевал, как все эти издевательства выдерживает его сердце.

Наконец, курсы окончились, и Андрей вернулся в расположение отряда. Войдя в их казарму, он первым делом обратил внимание на Воробьёва, который сидел на своей кровати и нежно, но как‑то неуверенно обнимал жмущуюся к нему Таню. Лица у обоих были уставшие, глаза покрасневшие, но горе, кажется, сблизило их.

«Неужели она всё‑таки растопила его сердце?», – улыбнувшись внутри себя, подумал Андрей.

На этом условно хорошие новости закончились, потому что дальше Андрей направился к Севе.

Состояние Севы и дальше ухудшалось, хотя никто не понимал, куда уже хуже. Ко всеобщему удивлению, когда Андрей, весь бледный от того, что увидел, подошёл к кровати товарища, Сева узнал его, чего не случалось уже давно.

Он стоял всё в той же позе на коленях, положив голову и грудь на подушку. Скосив глаза, он смотрел на своего командира и иногда постанывал. Выглядел он, как живой труп: исхудавшее, осунувшееся, потерявшее живой цвет лицо, впалые глаза, неухоженная щетина, давно превратившаяся в кустистую бородку… А тело выглядело ещё хуже. Андрею даже не верилось, что этот человек – тот самый Сева: внимательный к окружающим силач, пышущий здоровьем, которого он знал.

Андрей был в шоке. От увиденного легко можно было сойти с ума, особенно при мысли о том, что ты ничего не можешь сделать, никак не можешь помочь. А ещё от осознания того, что скоро твой друг исчезнет навсегда.

– Здравствуй, друг, – с трудом выдавил Андрей, еле сдерживая слезы.

– Привет, командир, – чуть слышно, с трудом выговаривая слова, прошептал Сева.

Андрей стоял в растерянности, не зная, что делать дальше. Он понимал, что Севе с трудом даётся каждое слово и не хотел мучить его, но Сева сам продолжил разговор.

– Ты лейтенант? Можно… поздравить? – всё так же медленно спросил он.

– Да, Сева. Можно.

– Красавчик… Я рад… Как за сына… рад.

Андрей молчал. Его глаза предательски заблестели, а сердце, казалось, может разорваться в любое мгновение.

– Ты лучший… из нас… Сделай то, что должен… За меня…

Сева кашлянул, и лицо его исказила гримаса боли. Страшной боли. Одному богу известно как он смог её вытерпеть. Сева застонал, и Андрей сделал знак Кате, чтобы она приготовилась делать укол.

– Подожди, – Сева попытался протестовать и снова обратился к Андрею. – Помни меня… Особенно… когда будешь… убивать… эту тварь из… секты… Вспомни меня… Пусть… я хотя бы так… буду… рядом с тобой… в тот… момент.

– Даю слово, – прошептал Андрей.

Сева закрыл глаза и выдержал довольно продолжительную паузу. Катя поднесла к нему шприц, и он снова поднял тяжелые веки, взглянул на Андрея в последний раз.

– Пожми… руку… На прощание…

Больше Андрей не мог сдержать слёз. Он опустился на колени возле кровати умирающего, осторожно, словно древнюю фарфоровую вазу, обхватил его некогда могучую пятерню своими руками. Он знал, что любое, даже самое легкое прикосновение к любой части тела доставляет Севе боль – его разрываемая на куски болью и наркотиками нервная система давно уже перестала адекватно реагировать на что либо.

Катя сделала укол, и вскоре взгляд Севы угас и он отключился. Только сейчас Андрей смог перевести дух, хотя отвлечься от мрачных мыслей было невозможно.

Ночью их ждал очередной приступ. Но этот был не таким, как прошлые. Около часа ночи Сева внезапно пронзительно закричал. Закричал так, что вздрогнул даже Корнеев. Странным было то, что буквально какие‑то полчаса назад Катя сделала Севе укол и его эффект никак не мог пройти за это время. Почти все немедленно сбежались к кровати товарища и застыли в ужасе, пораженные откуда у несчастного взялось столько сил. Сева метался по кровати, пытался перевернуться и кричал так, как никогда до этого. Самым ужасным было то, что он был полностью в сознании, будто никакого морфия ему вовсе и не кололи.

– Катя, Таня, вы что, не сделали ему укол?! – угрожающе крикнул Толя.

Он в бессильной злобе вертел головой, пытаясь либо придумать, что делать, либо найти виновных. Оба варианта были бесполезными, но он этого не понимал.

– Конечно, сделали! – оправдывались девушки.

– Тогда что с ним такое?!

Но ответа никто не знал. Сева продолжал кричать. Потом стало ещё страшнее – он начал умолять. Чистым, сильным голосом. Тем, которого они уже так давно не слышали.

– Помогите! Прошу! Уколите… Сделайте хоть что‑то, умоляю! Друзья, братья, пожалуйста, прошу‑у‑у…

Черенко упал на колени и заплакал, как девчонка. Плакали Кирилл, Кот и Карданов. Рыдала на плече у Воробьёва Таня. Остальные, наверное, тоже, но в сумраке слабого света ламп этого было не заметно. Даже Руми пустила одинокую слезу. Игорь пребывал в таком стрессе, что забыл о скрытности и при всех проглотил свои таблетки, с которыми давно пообещал Андрею завязать. Разумеется, никто ничего не заметил – кому какое дело было сейчас до Игоря?

– Катя, уколи… – с трудом выдавливая слова, продолжал просить Сева, а потом вдруг сказал другое. – Или убей… Убейте меня… Убей…

Он не договорил последнее слово. Лишь вздохнул. Глубоко, с облегчением. Просто выдохнул и всё.


4

Кабинет оставался неизменным. Как бы хорошо не шли дела у группировки, что бы ни происходило – кабинет полковника не менялся. Стены оставались всё такими же неприветливыми, пол – всё таким же дряхлым и скрипучим. Всё те же два стеллажа с папками и бумагами. Всё тот же огромный, потрёпанный стол, всё те же старые стулья, количество которых могло варьироваться в зависимости от того, насколько большое и многолюдное должно было быть совещание. Хотя нет, кое‑что всё‑таки изменилось – с окон исчезли занавески. То ли их сняли, чтобы постирать, то ли Родионов, который любил сидеть на подоконнике и часто за них цеплялся, изорвал их окончательно.

В этот раз Родионов сидел за столом и со скучающим видом чёркал карандашом в тетрадке какие‑то каракули – он мог бы тут и не присутствовать, ведь наверняка всё, что говорил Гронин, заранее обсуждалось с ним. Кроме него в кабинете находились сам Гронин, Андрей, профессор Бернштейн, майор Дьяков и ещё больше полутора десятков офицеров, большинство из которых Андрей не знал.

Их серьёзные, слегка угрюмые лица нагоняли уныние. Гронин знакомил их со сложившейся обстановкой и никого из присутствующих она не радовала. Многое из того, что говорил Павел, Андрей уже знал: и про яростные атаки сектантов, и про сдачу позиций гильдией, про «Булат» и большое количество мелких группировок, вступивших в войну на их стороне. Он слушал всё спокойно, лишь изредка чуть внимательнее, когда полковник говорил что‑нибудь новое. Остальных услышанное вгоняло в ступор. Все они были в курсе слухов, но не знали насколько эти слухи правдивы. Сейчас подтверждались их самые худшие опасения – большинству присутствующих предстояло идти на войну.

Наиболее свободно себя чувствовал Бернштейн. Оно и не странно – ему, единственному из присутствующих, не светило принимать участие в кровопролитной бойне, из которой ещё непонятно было как выбраться живым.

Андрей и Родионов сидели тут больше для проформы, ведь оба уже хорошо знали, что должны делать. Подразделение Андрея одним из первых ввели в состав отдельной роты, которой командовал лично Родионов. Параллельно Максу предстояло командовать группировкой экспедиционных сил, которые «Убежище» по договорённости с «Булатом» обязано было выставить для участия в боевых действиях.

Полковник излагал всё методично и неспешно. Сыпал уточнениями, разъяснял, когда кому‑то что‑то было непонятно, отвечал на все вопросы. В общем, всё шло как обычно на таких совещаниях, и Родионов как всегда не прочь был бы уснуть, о чём написал на листочке и показал Андрею, прося разбудить его, когда совещание будет подходить к завершению. Но уснуть он точно бы не смог, даже если бы Гронин лично разрешил ему это и принёс подушку.

Павел как раз объяснял причины необходимости участия группировки в войне Альянса, как многие называли «антисектансткий» блок, когда всех отвлёк звон разбитого стекла.

Дальнейшие события Андрею трудно было бы описать с точностью. Поначалу большинство присутствующих даже не поняли, что произошло. Некоторые изумлённо, некоторые с раздражением обернулись к разбитому окну, двое даже вскочили со своих мест. Лишь на лице Гронина промелькнула тревога, и то никто не взялся бы утверждать, что понял её истинные причины. А дальше прозвучали два взрыва.

Мало кто помнил, что было потом. Через некоторое время кое‑как общими усилиями смогли составить более менее приемлемую картину дальнейших событий, но всё равно в ней оставались пробелы.

Романов помнил как открыл глаза и некоторое время просто лежал, пытаясь понять, что и где звенит. Ему не раз случалось быть оглушённым в бою, но никогда ещё – до такой степени. Он даже не сразу понял, что оглушён. Постепенно он начал концентрироваться на других ощущениях, например, на тяжести в районе живота. С усилием приподняв руки, он принялся медленно шарить по себе и сразу наткнулся на что‑то тяжёлое и габаритное. Сосредоточившись, он понял, что это чьё‑то тело.

Андрей обратился к этому телу, что‑то сказал, но звука собственного голоса не услышал. Поначалу это его очень напугало. Ужаснувшись, что онемел или оглох, он принялся кричать, надеясь хотя бы так расслышать свой голос, и вскоре над ним появился какой‑то тёмный силуэт. Андрей перестал кричать и, проморгавшись, с некоторым трудом различил в нём Родионова. Тот что‑то говорил, но чёртов звон заглушал все звуки. Силуэт вдруг исчез, а почти сразу за ним исчезла и тяжесть в районе живота. Андрей смог приподняться сначала на локтях, затем осмотрелся и сел полностью. Перед глазами картинка всё никак не желала приобретать чёткость. Как бы он ни старался, она всё равно упорно куда‑то уплывала.

Звон понемногу стал стихать, но никаких звуков Андрей по‑прежнему не слышал. Постепенно всё более чёткой становилась картинка. Андрей уже начал замечать вяло перемещающихся вокруг него людей, узнал Родионова, Гронина и некоторых других. Вскоре сквозь стихающий звон стали пробиваться голоса людей и его собственный, больше похожий на хрип.

Он встал, и тут же его слегка занесло к перевёрнутому столу. Андрей попытался ухватиться за него руками, чтобы не упасть, но, испытав острую колющую боль, отшатнулся, убирая руки, и грузно сел обратно на пол, пытаясь понять, что произошло. Как ему позже рассказали – он упёрся руками в истерзанный взрывами стол и загнал в ладони сразу несколько крупных скалок.

Ясность все больше возвращалась к нему. Теперь он уже слышал стоны и крики раненых, громкие, даже слишком громкие команды Макса и полковника, топот прибежавших на звук взрыва в кабинет людей. Когда ему показалось, что восприятие полностью вернулось к нему, он снова поднялся, осмотрелся… и ужаснулся. С противоположной стороны стола в луже крови лежал один из людей, который стал ему другом, и которого он очень уважал – профессор Бернштейн.

Ещё слегка пошатываясь и уже не обращая внимания на жгучую боль в руках, Андрей попытался дойти к нему, громко призывая всехпомочь. Ответы не сразу доходили до него, и лишь присев рядом с телом профессора, он чётко осознал, что ему говорят.

– Оставь его в покое, Андрей. Он мёртв, – хоть Макс и старался говорить спокойно, но голос его все равно предательски дрогнул. – Лучше помоги с живыми.


5

Владов удобно устроился в большом офисном кресле, подвинутом к окну, и наблюдал за дождём. Он любил смотреть в окно, когда размышлял. Происходящее там всегда благотворно влияло на ход его мыслей, будь то колебание листьев на ветру, стремительно проносящиеся капли дождя или суета солдат или грузчиков.

Когда вошла Аня, он в присущей ему манере не повернулся к ней, не ответил на приветствие, а продолжил смотреть в окно. Лишь когда Аня подошла к столу и простояла там несколько минут, он медленно, будто нехотя, повернулся и взглянул на неё.

И все‑таки она у него красавица. Точёная фигурка, красивые черты лица, густые волосы, большие, миндалевидные тёмные глаза… Те самые, что когда‑то покорили его. Да, она была почти так же красива, как и её мать. Жаль только, что у него с дочерью нет такого же понимания, какое было с Мариной. Хотя, если подумать – что он сделал для того, чтобы это понимание у них появилось? Он всегда был слишком занят для того, чтобы налаживать контакт с собственной дочерью. И до, и особенно после эпидемии. Эту задачу всегда выполняла Марина, и Аня была скорее не их, а её дочерью, на неё равнялась. Именно мать была её идеалом. А он… он был просто биологическим отцом, который финансировал любые её прихоти. И теперь это вылилось в неприятности.

– Привет, дочь, – мысли повлияли на него и голос прозвучал почти тепло.

– Здравствуй, отец, – Аня повторила свое приветствие.

Владов отметил, что Аня говорит непринуждённо и без дерзости. Впрочем, не было в ней уже и той потерянности, которая была присуща дочери в последние месяцы с того дня, когда у них состоялся тот памятный для обоих разговор.

– Ты хотела поговорить?

– Да.

– Я слушаю.

Аня одарила его серьёзным взглядом, в котором, как и в голосе, тоже не было привычного Владову вызова, затем осмотрелась и грациозно опустилась на стул, стоявший рядом. Того, что она дальше сказала, Владов не ожидал. Чего угодно, но только не этого.

– Я знаю, что ты хочешь использовать Романова. Или у тебя есть на него какие‑то планы.

Её голос звучал спокойно, уравновешенно. В нём не чувствовалось никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. Только холодная трезвая рациональность. Владов промолчал. Он немного склонил голову вперёд и внимательно глядел на дочь из‑под бровей, пытаясь разгадать, что всё это означает. Вот он, вызов? Или здесь что‑то другое…

– Только не отрицай, пожалуйста. Не так давно я слышала в вертолёте ваш с Генрихом разговор. И с тех пор всё время думала об этом.

Лицо Владова никак не переменилось. Ничего в нем не выдало той активной умственной деятельности, которая происходила у него в голове. Аня игрок. Это он знает точно – и он, и Марина не могли не передать дочери этого качества. И то, что она сейчас делает – игра. Игра, в которой она пытается навязать ему правила. Что ж, давай поиграем.

– Ну, допустим. И что же?

– Я хочу принять участие в претворении твоего плана в жизнь.

Это был неожиданный поворот. Интрига. Владов знал, что у Ани был долгий разговор с Романовым в Луганске, знал, что всё это сопровождалось объятиями и поцелуями. Он не знал о чем был тот разговор и не стал спрашивать, но понимал, что между ними возникла какая‑то связь. А теперь Аня хочет играть против Романова? Интересно.

– С чего вдруг?

Аня спокойно выдержала его взгляд, вздохнула, потом опустила глаза.

– Я была не права в ситуации с «Рассветом». Это было, мягко говоря, глупо с моей стороны. И дело не только в том, во что это вылилось в итоге. Дело в том, что я понимаю, что нанесла тебе вред – самому родному человеку в моей жизни. И теперь мне хочется оправдаться в твоих глазах.

– Да‑а? М‑м‑м… – Владов не старался скрывать удивления. – Тогда скажи мне – зачем ты копала? Для кого?

– Для себя, – коротко вздохнув, ответила Аня.

Владов слегка изогнул бровь и думал что‑то вставить, но Аня продолжила.

– Когда умерла мама… Ты сам знаешь, как тяжело мы это переживали. Оба. Поначалу я винила в этом людей, которые убили её, но потом пришла к выводу, что всё было бы совсем иначе, если бы не случилась эпидемия. Всё плохое, что произошло с нами – произошло из‑за неё. Когда я познакомилась с Романовым, то обсуждала с ним это, и он посеял во мне идею, что эпидемия была не случайной, что есть те, кто создал её. Если это так, то эти люди убили мою мать. И разрушили наши жизни.

Владов опустил глаза и молчал. Аня никогда особо не откровенничала с ним, а после гибели Марины и вовсе надолго замкнулась в себе. Сейчас даже такие куцые фразы всё равно раскрывали её для него, и это было интересно.

– Потом Романов рассказал мне о «Рассвете» и я решила, что там могут знать правду о произошедшем. Может, даже могут назвать имена.

Аня выдержала паузу. Всё это время она не поднимала взгляд и не смотрела на отца. Он мог бы спросить её, что она собиралась делать с этой информацией, но не спешил, давая дочери возможность высказаться до конца.

– Я была самонадеянной дурой. Привыкла к вседозволенности и безнаказанности, решила что мне всё можно… И мне показалось, что я могу сама всё выяснить. Доказать себе и тебе, что во мне достаточно ума и характера. Угрозами я заставила Ткаченко помочь мне, но добилась только… – она глубоко вздохнула, затем ещё раз, внутренне вновь переживая те эмоции, что тяготили её уже так давно. – Ты знаешь чего.

Наконец, она подняла свои красивые черные глаза и посмотрела на отца. В них по‑прежнему не было вызова, как ожидал Владов, там была только покорность.

– Почему ты не пришла ко мне, когда у тебя появились вопросы? – строго спросил он.

– Потому что была дурой. Я поверила Романову, когда он рассказал мне, как ты забрал у него Ильченко. Поверила, что ты что‑то скрываешь, и подумала, что не услышу от тебя правды. В этой ситуации я просто кретинка, пап. Мне кажется, я влюбилась в него, потому что он меня спас тогда… Может, я слишком вознесла его в своих глазах? Да, наверное, потому я поверила ему больше, чем тебе – я пошла на поводу у своих гормонов. И теперь сожалею. Прости меня, если можешь.

Для начала это было неплохо, но Владов ожидал услышать чуть больше. И когда вскоре Аня продолжила, он услышал как раз то, что хотел.

– Когда мы были в Луганске – тогда, когда он летел с нами в вертолете, – продолжала Аня. – На следующий день я встретилась с ним. На складах. Мы стали разговаривать и когда речь зашла о «Рассвете», мы ушли в такое место, где никто не мог нас подслушать. Там мы были только вдвоём, говорили о всяком: о нас, об эпидемии, и о «Рассвете» в том числе. Там я проверила свои чувства, позволила себе зайти дальше, чем обычно, и поняла, что всё это была ложь. С самого начала я обманывала себя. Я была слепа. Я спутала небо с отражением в воде.

Она замолчала, обдумывая дальнейшие слова.

Молчал и Владов. Собеседники всегда начинали нервничать, когда он молчал. Он специально делал это. Хотел, чтобы люди начинали паниковать, не зная, что он думает о сказанном ими. Паникуя, стараясь угадать его настроения и взгляды и подстроиться под них, стараясь занять «правильную» позицию, они показывали свою истинную сущность и настоящие взгляды, раскрывались для него. Те же, кто умел себя контролировать, в зависимости от степени лояльности, относились либо к надёжным, либо наоборот, к подозрительным категориям. Судьбы обеих были диаметрально противоположными.

Аня не паниковала.

– Я хочу восстановить твоё доверие, – она говорила спокойно и похоже, что искренне. – Ты – мой отец. Мы – одна кровь и я люблю тебя. Я много думала о том, что натворила, и почему ты поступил так, как поступил. Я раскаиваюсь в этом, но зато я поняла тебя и больше не осуждаю. Ты был прав – мы должны служить общему делу. Нашему делу. Ведь то, что ты делаешь – ты делаешь это и для меня тоже.

Владов выслушал дочь до конца, не перебивая, но что ей сказать пока что не решил. У него не было решения по ней. Не было понимания, что с ней делать. Разумеется, он не собирался её так просто прощать и ни в коем случае не планировал снижать свою бдительность по отношению к ней, но, возможно, Аня действительно сможет оказаться полезной.

Не то, чтобы ему сильно нужен был Романов или он считал его опасным или ценным ресурсом. Однако за Романовым стоял Павел Гронин, потенциально крайне опасный игрок, чьи умения, нестандартное мышление, непредсказуемость и своенравность уже были довольно широко известны. Гронин готовил серьёзную армию, маленькую, но профессиональную, и готовил хорошо. Как он собирался её использовать? Это главный вопрос, который интересовал многих, но в «Булате» заявили, что контролируют его и что он нужен, значит, предпринять открытые превентивные меры против него нельзя.

Гронин показал, что силён в анализе информации и умеет практически из ничего выжимать максимум. Тут, конечно, нужно отдать должное и самому Романову – парень молодец. Сумел в своём возрасте сколотить и удержать в узде хорошую боевую группу, да и головой пользуется не так уж плохо, иначе Гронин не использовал бы его, как инфильтрационный отряд, способный действовать автономно и далеко от базы. Вот эти их непонятные задачи, почти успешные поиски «Рассвета»… Для чего? Вряд ли Гронин настолько глуп, чтобы тратить силы и копаться в эпидемии, но тогда зачем ему «Рассвет»? Что он будет делать, когда наладит с ними контакт? А если не наладит – что тогда?

Ответ на эти вопросы могло дать только время, а ждать Владов хоть и умел, но не любил. Возможно, через Аню он сможет получать информацию о действиях отряда для особых поручений Гронина, и таким образом будет хотя бы отчасти в курсе того, чем он занимается.

– Я все ещё не понимаю, как ты собралась мне помочь, – такими словами он решил подтолкнуть Аню к дальнейшим объяснениям.

Лицо Ани обрело её обычное выражение лёгкой надменности и уверенности в себе. То выражение, к которому Владов так привык, которое было её настоящим лицом. Наконец‑то. Владов не любил, когда люди вели себя не так, как всегда, надевая маски или даже делая это по каким‑то природным причинам – в таких случаях ему всегда казалось, что его намереваются обмануть.

– Луганск показал мне реальное положение вещей. Я поняла, что Романов для меня ничего не значит, и хотела уже забыть о нём, но потом сопоставила твой разговор с Генрихом и тот уровень отношений, которые я установила с Романовым… Короче, я могу использовать его доверие для того, чтобы управлять им. Я могу направить его туда, куда нужно тебе. Да и вообще – хватит мне заниматься ерундой. Пора занять своё место возле тебя. То самое, которое свободно с тех пор, как погибла мама.

Владов давно похоронил это, пережил и спрятал пустоту, возникшую у него в душе после гибели жены. Теперь Аня напомнила ему Марину, достала эту пустоту, запустила в неё свет. Владов чуть заметно мотнул головой, отгоняя призраки прошлого.

– Интересно. А как же «Рассвет»? – поинтересовался он.

– Подождёт. Я думаю, что ты и сам мне всё расскажешь, когда придёт время, правда? Нужно было сразу обратиться к тебе.

Владов опустил взгляд и одобрительно кивнул, но что именно из сказанного он одобрял – знал только он сам. Аня выждала немного, но не получив ответа, сама задала вопрос.

– Так что скажешь? Ты принимаешь меня в свою команду?

Игорь Алексеевич Владов все ещё сидел в кресле с каменным лицом и переваривал разговор. Пока что всё, что он мог об этом сказать, это то, что Аня сделала ставку. Высокую. Он мог её поддержать и открыть карты, но это было не в его стиле. Он может давить банком, а значит, ставку надо многократно повысить.


Глава 7.3



6

Потери оказались ощутимыми, если не сказать хуже. Погибли пятеро человек, включая незаменимого и бесценного в текущей ситуации профессора Бернштейна. Ещё четверо были ранены: двое, среди которых Дьяков – тяжело, двое – сравнительно легко. И ещё один был контужен. Таким образом большое количество высшего офицерского состава выбыло из строя. Это было огромной проблемой, но она и рядом не стояла с другой, куда более серьёзной и пугающей – кто заказал покушение, и кто исполнил?

Гронин с перебинтованной рукой сидел на своем месте за похожим на решето столом. Вид у него был мрачнее некуда. В кабинете всё ещё пахло кровью, гарью и немножко опилками, хоть его и мыли, и проветривали. Кроме Павла присутствовали подполковник Родионов, весь в порезах и ссадинах, Андрей и Лёша Корнеев. Учитывая обстоятельства, Павел нуждался в любой квалифицированной помощи с расследованием и настоял на том, чтобы Корнеев перестал корчить из себя целомудренную девочку и помог. Лёша в этот раз не упирался. Правда, зачем позвали Андрея никто в итоге так и не понял. Возможно, всё ещё пребывали в небольшом шоке, а может, просто испытывали дефицит надёжных людей.

Взгляд Романова то и дело соскальзывал к окну. Андрею постоянно казалось, что в него снова что‑то забросят, и ему стоило некоторых усилий держать себя в руках.

– Ну что, какие новости? – мрачно начал Гронин, обращаясь к Максу.

– Пока немного, – в очередной раз критически оценивая взглядом столешницу, ответил Родионов. – Олег безостановочно проводит допросы. Притащил к себе в застенки всех, кто кажется ему хоть немножко подозрительным. Вроде есть зацепка на исполнителя, но меня немного волнует, как бы без Дьякова он там с катушек не слетел.

– Контролируй его, будь добр. Будешь отвечать за это.

– Да я и так уже за что только не отвечаю, Паша, – слегка вспылил Макс. – Разорваться мне, что ли?

– Ты видишь, что происходит? Какие‑то сукины дети пытались нас осколками нашпиговать! – в свою очередь повысил голос Гронин. – Тебя в том числе! Я не вижу сейчас ни‑че‑го более важного, чем выяснить, кто это был и публично вырвать им всем руки и ноги! Чтоб неповадно было. Так что я не хочу слышать про разрывания! У тебя в лагере куча народу – пусть кто‑то подменит, а ты сосредоточься на расследовании.

– Будет сделано, – буркнул Макс, но, известный своей отходчивостью, быстро сменил настрой и уже более оживлённо продолжил. – Давайте обсудим, наконец, какие могут быть версии. От чего будем отталкиваться?

Андрей не спешил встревать в разговор, потому что не имел ни малейшего понятия, что сказать. Он сидел с серьёзной миной и переводил взгляд между присутствующими в зависимости от того, кто говорил, чем напоминал собаку. Корнеев тоже молчал, но по иным причинам. В основном потому, что его пока никто не спрашивал.

– Начнём по порядку, – заговорил Гронин. – Как это произошло.

– Да как, понятно как! Темно было, не видно нихера, а окно светилось – отличная цель. Кто‑то подкрался в темноте, бросил в окно одну за другой две гранаты и потерялся в темноте.

– Спасибо, кеп, – скривился Паша. – Я о другом – почему его никто не заметил?

Все молчали, ожидая, что Павел что‑то добавит, и после паузы он продолжил свою мысль.

– Его не заметили, потому что мы расслабились. Решили, что живём у бога за пазухой, в три раза сократили караулы, отправили бойцов хернёй маяться и получили ответ на свою беспечность.

– Ну, это было не моё решение, – решил отстраниться Макс. – Вы сами с Дьяковым это придумали. Между прочим, с его же подачи. Его и этого хрена Хорькова.

Гронин скривился, будто откусил кусок грейпфрута.

– Да, помню я твой совет – мочить. Помню и теперь снимаю шляпу – ты был прав.

– Тогда раз уж пошла такая пьянка, объясни мне – на кой ляд ты начал играться в добрячка? Или не знал, чем всё обернётся?

Паша не ответил сразу. Он заметил, что Андрей таращится в окно и тоже на некоторое время прилип к нему взглядом.

– Романов, вернись‑ка лучше к нам, – беззлобно, но жёстко потребовал он. – Сейчас день, а вокруг здания дежурит охрана. Ничего оттуда не прилетит.

Романов мотнул головой, немножко покраснел и опустил глаза. Паша снова приковал взгляд к Родионову.

– Нет, Макс, – ответил на вопрос подполковника он. – Просто я всю жизнь знал, что такое люди. Знал, но всё равно в глубине души до конца не верил. Думал, всё из‑за системы, а в других обстоятельствах, если их встряхнуть люди могут быть другими. Не верил и захотел проверить лично. Провести, так сказать, эксперимент.

Макс фыркнул.

– И что, доволен результатами?

– Плоско шутишь сегодня. Петросян.

Родионов выдавил кривую ухмылку.

– Ну, значится, караулы мы вернули, как было, – добавил он к ухмылке. – Хорькову я при встрече выдам разок в табло… Ладно, не разок. Только не вздумай возражать.

– И не подумаю, – покачал головой Паша. – Хватит. Наигрались в дерьмократию. Теперь будет по‑другому.

– И как же? – подал, наконец, голос Лёша.

Гронин и Макс несколько секунд пристально смотрели на него, обдумывая ответ. Паша понимал, что раз Лёша задал этот вопрос, то для него это имеет важное значение, иначе он продолжал бы молчать.

– Жёстко будет, Леша. По‑другому нельзя, сам видишь. Будет жёсткий контроль и жёсткие наказания. Не будет больше многочасовых бесцельных совещаний с людьми, которые малоценны в реальных делах, но хорошо умеют управлять толпой и делают всё для личного возвышения. Будут жёсткая политика и чёткие задачи и правила, а кому не понравится – я лично провожу до дверей. Будет тяжёлая работа на общий результат, а там посмотрим. Да, вероятно, многих потеряем, но зато будем живы.

– Здорово, только есть пара моментов, – Лёша откинулся на спинку, прищурился и смерил взглядом поочерёдно Пашу и Макса. – Например, что будет с организацией, если после таких действий следующее покушение будет удачным?

– Чего‑о? – Макс поднялся со стула, сам ещё не зная зачем. – Какое нахер следующее покушение?

– Успокойся, Макс, он прав, – остудил пыл Родионова Паша. – Если мы оперативно не найдём исполнителей и не выйдем на заказчиков – всё повторится вне зависимости от того, как сильно мы будем закручивать гайки. Причём, если начнём закручивать прежде, чем разберёмся с источником проблем, то повторное покушение совершится быстрее, а его инициаторами могут стать уже наши собственные люди.

Макс сел на своё место, достал сигареты, подумал секунду и спрятал их обратно.

– Мы отклонились. Итак, версии, – продолжал Павел. – У меня пока такая – заказ от «Чаяна» за несговорчивость. Обезглавив группировку, они на некоторое время деморализуют и выведут из игры пока относительно слабую, но довольно перспективную единицу. Они понимают, что гильдия или «Булат» вооружат нас, и тогда мы можем их серьёзно потрепать, вот и постарались вывести из строя командный состав.

– Звучит правдоподобно, – согласился Корнеев. – Ещё варианты?

– Остальные маловероятны. Очень.

– Но они всё же есть?

– Есть, – задумчиво ответил Паша после паузы. – Но давай сначала послушаем, что думаешь ты.

Наступило молчание. Лёша не спешил, взвешивая варианты и слова. Никто его не торопил. Даже нетерпеливый обычно Макс в этот раз почему‑то молчал.

– Я ничего особо не думаю. Мало информации. Простая логика говорит, что возможны два варианта. Первый – покушались не на руководителя, а на всех оптом. Хотели вывести из строя или убить как можно больше членов высшего командного состава. Это в первую очередь выгодно, как ты сам сказал, «Чаяну». Но может быть и кто‑то другой…

– Например? – подтолкнул его Паша.

– Гильдия, «Булат»…

– Херня! – фыркнул Макс. – Всё херня! Какая тут логика? Мы им нужны для войны с сектой. Мы – их союзники. Нахрена им такое творить?

– Я же сказал – у меня мало информации. Я просто рассуждаю. Может, они пытались давить или управлять, а вы не поддались. Кому как не вам знать, что в структуре подчинения, особенно армейской, главное правило – безоговорочно выполнять приказы? Вы стали неудобными, вот вас и решили заменить на кого‑то более сговорчивого.

Это было очень толковое замечание, Паша это сразу понял. Макс снова хотел что‑то сказать, но Гронин поднял руку и тот притих.

– Это и правда дельная мысль, – согласился он. – И меня она тоже посещала, но я пока не спешил её отрабатывать. Теперь, когда и ты заговорил об этом, мы проанализируем этот вариант ещё раз. И ты говорил, что есть ещё что‑то.

– Есть, – кивнул Корнеев. – Внутренняя борьба за власть.

– Ну, это так уж точно бред, – покачал головой Макс. – Все, кто мог бы на что‑то претендовать после гибели Паши, были в этом кабинете в момент покушения. Надо быть полным идиотом, чтобы так рисковать.

– Или мы чего‑то не знаем, – не согласился Лёша. – Или кого‑то.

– Или этот кто‑то всё рассчитал и сидел за столом таким образом, чтобы от осколков его защищало как можно больше чужих тел. То есть – пошел ва‑банк, – закончил Гронин.

Все четверо задумчиво переглянулись. Версия была сумасшедшей, но всё равно каждый задумался, кто же мог быть настолько хитёр, коварен и отчаян, чтобы сознательно пойти на такое.

– Не верю. Не ве‑рю, – безапелляционно первым заявил Макс. – Ни в первое, ни во второе. Выдумываете версии одна бредовее другой. И сами себя отвлекаете от реальной. А чтобы не быть голословным – пойду‑ка я и займусь делом. Если у Олега в натуре есть кто‑то, кто что‑то знает – я выжму из него всё.

– Тогда возьми с собой Корнеева, – тоном приказа сказал Паша.

Макс лишь пожал плечами. Ему было всё равно.


7

Перелёт был долгим, но в комфортабельном вертолёте отца почти не утомительным. Всю дорогу Аня сушила себе голову тем, куда же они летят, перебрала десятки вариантов, но ни разу даже на километр не приблизилась к правильному ответу. Наконец, вертолет пошёл на посадку, и Аня с неприятным удивлением обнаружила, что они прилетели в Ольховку.

Снова этот полуразрушенный городок. Снова ужасные воспоминания… Борьба за жизнь, страх за друзей, унижения, которые она испытала… Зачем же они прилетели сюда?

При выходе из вертолёта их уже ждал офицер в чине полковника, наверняка новый администратор вместо отстранённого Таврина. Раньше Аня его никогда не видела, но знала в лицо почти весь высший офицерский состав Ольховки. Стало быть, никто из местных на повышение не пошел, а наверху решили перевести сюда кого‑то свежего, кто не был замешан в нарушении логистики и утечках информации о «Рассвете».

Полковник немедленно рассыпался в комплиментах и принялся лебезить. Такое Аня видела часто. Она не любила этого, а отец относился как к неизбежному спутнику его работы. Он всегда предпочитал, чтобы подчиненные благоговели перед ним вместо того, чтобы они чувствовали себя рядом с ним почти равными.

– У нас мало времени. Мы прилетели по конкретному делу, – вскоре прервал словоблудие полковника Владов. – Мне нужен Третьяков из СБ. Немедленно.

– Конечно, конечно. Сейчас всё сделаем, – сразу же переключился полковник. – Вон там машина, пройдёмте.

Ехали недолго. Полковник предлагал начать с обеда, но Владов довольно жёстко заявил, что у него нет на это времени и потребовал больше его по пустякам не отвлекать. Полковник всё понял верно, и до самого конца поездки никто больше не слышал от него ни слова.

Подполковник Третьяков был предупреждён и уже ожидал их у входа в здание СБ. Это был красивый высокий мужчина, среднего телосложения, с крепкими накачанными руками и лицом херувима. Не знай Аня, что за его широко открытыми серыми глазами и приятной улыбкой скрывается жестокий садист – могла бы и заинтересоваться им. Но она знала.

Третьяков поздоровался с Владовым за руку, и они обменялись парой доброжелательных приветственных реплик. Это вызвало зависть у полковника, который такой чести удостоен не был. Затем Владов отпустил полковника в такой манере, словно это был какой‑то рядовой посыльный, а сам Владов, Аня и Третьяков прошли внутрь.

– Обидится Барский, – лениво бросил Третьяков о полковнике, когда они спускались по лестнице.

Владов не нуждался в дальнейших объяснениях и сразу понял, что имеет в виду Третьяков. Аня же поняла, только когда отец ответил.

– Пусть сначала докажет, что достоин лучшего отношения. Тогда и поговорим, – безразлично ответил Владов.

Впрочем, Аню сейчас их разговор не сильно‑то интересовал. Гораздо больше её волновало то, зачем сама она здесь. Здание службы безопасности она никогда раньше не посещала, но легенды о нем в Ольховке ходили разные. По большей части малоприятные, и Аня на этот счёт немного переживала. Нет, конечно, отец не задумывает в её отношении какого‑то зла, в этом она не сомневалась, но тогда что?

Они спустились на два этажа вниз, в подвалы здания. Внизу находилась тяжёлая металлическая дверь, открыв которую они попали в тускло освещённый коридор с ободранными стенами. Подвалы оказались довольно большими и просторными. Аня не понимала, то ли их специально расширяли, то ли они изначально прилагались к зданию в таком виде, но масштаб её несколько напугал.

Помимо внешнего вида и запахов пота, испражнений и крови, тут было кое‑что другое, что дополняло ужасную давящую атмосферу – звуковое сопровождение. Оно состояло из множества звуков, которые плохо сдерживали старые стены и неплотно прилегающие двери. Это была смесь криков ярости, ужаса и боли, взрывы хохота и грубые беседы, удары, какая‑то музыка. Где‑то, кажется, даже занимались сексом.

Всё это действовало на Аню очень угнетающе. Сам Владов относился к такому с брезгливостью. Не будь ему это нужно – он бы ни в жизнь не спустился в этот мерзкий ад, но дело того требовало. Третьяков же чувствовал себя, как дома. Впрочем, он и был дома.

– Что это за место? – не выдержав напряжения, спросила Аня. – Зачем мы здесь?

Третьяков взглянул на Владова с долей интереса. Он то ли сам ожидал ответа, то ли наоборот, знал его и удивился бы, если бы Владов ответил.

– Здание службы безопасности, – безразлично ответил Владов.

– Это я знаю. Но что ЭТО за место? Почему тут так воняет и всё так… ужасно?

Владов кивнул Третьякову, чтобы тот ответил.

– Тут мы проводим допросы и содержим наших немногочисленных клиентов, – ответил подполковник с лёгкой улыбкой. – Чего же ещё благородная мазель ждала от тюрьмы?

Аня смерила его презрительным взглядом, про себя окрестив Палачом. Палач ответил ей томным маслянистым взглядом и кривой, пакостной ухмылкой. Он что‑то знал. Но молчал.

Ане стало не по себе. В животе зашевелился страх и мерзким слизнем стал ползать по внутренностям. Что, если она ошиблась? Что, если отец не поверил ей?

«Да ничто!», – тут же ответила она сама себе. «Ничего тебе не будет. Он твой отец и ничего плохого с тобой не сделает. Есть что‑то ещё, какая‑то другая причина по которой он привёз тебя сюда. Соберись и не думай о всякой ерунде».

Но даже если бы Аня знала, зачем она здесь, если бы готовилась заранее, она всё равно оказалась бы не готова.

Они прошли по коридору около тридцати шагов, затем свернули. Потом ещё раз. Чем дальше они шли, тем громче становились хохот и звуки, издаваемые совокупляющейся парой. Несмотря на все попытки держать себя в руках, Ане становилось всё более страшно.

Наконец, они остановились у одной из дверей, и Аня сделала через нос глубокий вдох, предчувствуя, что сейчас увидит нечто прескверное. Из‑за двери периодически доносились приглушенные стоны женщины, иногда переходящие в крики, а также хохот и скабрезные разговорчики.

Аня была слишком сосредоточена на своих чувствах и в скудном свете коридора не обратила внимания на хмуро‑неодобрительный взгляд Владова, который тот адресовал Третьякову, и на извиняющуюся мину последнего. Как ни странно, но Третьяков не робел перед Владовым, как подавляющее большинство других офицеров, и даже его виноватая улыбка была скорее выражением некоторого неудобства перед гостями, чем извинением и признанием своей ошибки.

Третьяков взялся за ручку двери и открыл её. Аня напряглась, словно за дверью её ждала драка. Они вошли в комнату, в которой было только два стула, ещё одна дверь и большое окно. Дверь вела в другую комнату, происходящее в которой можно было наблюдать через это окно.

Зрелище для неподготовленного зрителя, особенно для девушки, было кошмарным. За окном, во второй комнате, находились четверо полуголых мужчин, собравшихся вокруг стола. Двое сидели на стульях, ещё двое стояли по разные стороны стола. На нём на животе лежала девушка и делала глубокий минет одному из стоявших. Второй совершал ритмичные движения позади неё и, судя по мучительным стонам девушки, удовольствия ей это совершенно не доставляло.

Аня вошла последней и остановилась прямо в дверях, как вкопанная. Она не в силах была оторвать расширившиеся от ужаса глаза от происходящего за окном. На столе лежала Таня. Тот подонок, который насиловал её в рот, как раз вынул обмякший член и отошел на шаг. Таня несколько секунд судорожно отплевывалась, казалось даже, что она задыхается. Но затем просто положила голову на стол, словно происходящее её совершенно не касалось, и, иногда морща лоб, стала покорно ждать конца.

Слёзы потекли по щекам Ани. Она рефлекторно сделала несколько шагов и остановилась у окна, уже почти не замечая происходящего на той стороне. Она не видела ублюдка, который как раз кончал в её подругу, не слышала их мерзкого, быдловатого хохота. Она видела только безучастные глаза несчастной девушки, которую сама же обрекла на адские муки ещё при жизни.

Владов поначалу и сам утратил дар речи, завидев происходящее, но он видел в своей жизни слишком многое, чтобы эта картина могла надолго изумить его. Наконец, довольно быстро, потрясение прошло.

Он крайне редко позволял себе употреблять в речи матерные выражения, но сейчас других у него просто не было.

– Третьяков, бл. дь, прекрати это, немедленно! – зло крикнул он. – Чего угодно, но такого я не ожидал. Ты что, мудак, совсем уже озверел?!

Вот теперь подполковник заволновался и на его лице проскочил испуг. Он быстро открыл дверь в комнату, и звуки, доносящиеся оттуда, не стали громче, но прибавили в натуральности.

– А ну свалили нахер быстро! Козлы! Нашли время!

Прозвучало это действительно угрожающе. Четвёрка в замешательстве уставилась на начальника. Они не делали ничего необычного. Ничего такого, что не делали бы всегда или чего‑то такого, в чём он сам не принимал бы участия. И чего он разорался? Те двое, что уже закончили своё дело, заправили штаны, сняли со спинки стула тельняшки и форменные куртки и направились к выходу. Двое оставшихся смотрели на распластанную на столе и подающую очень слабые признаки жизни Таню с сожалением, но жалели явно не её.

Аня стояла, прислонившись лбом к стеклу, не в силах поверить в то, что видела. Таня всё ещё была жива. Физически. Как сексуальная рабыня. Но что осталось от её личности? От той Тани, которую она знала… Она была красивой, а таких тут не пропускали. Правда, теперь от былой красоты осталось не так уж много, а совсем скоро и от этих остатков не станет ничего… И что тогда? Наверное, тогда они просто убьют её за ненадобностью и будут терпеливо ждать, пока для их извращённых игрищ подвернётся кто‑то ещё.

Аня ещё не знала, что Ткаченко давно уже мёртв. Его пытали. Поначалу просто избивали, потом били током, потом прижигали и резали, а в конце использовали самое ужасное оружие – насиловали Таню у него на глазах, заставляя его смотреть на это и требуя ответов, которых у него просто не было.

После этого он свихнулся, стал нести какой‑то нечленораздельный бред. Те, кто видел его глаза, готовы были поспорить, что он сошёл с ума. И в итоге все они потеряли бдительность. При первой же возможности Ткаченко набросился на одного из своих мучителей и прежде, чем его застрелили, успел оставшимися после пыток зубами перегрызть ему сонную артерию.

Что же до Тани – она стала секс‑игрушкой. Затравленной, абсолютно сломленной симпатичной оболочкой для утех любого из сотрудников СБ, у кого было настроение или желание с ней поиграть. Она не была ни первой, ни последней, кому выпала эта тяжкая роль. В СБ было пару умельцев, которым нравилось ломать таких гордых и в прошлом независимых женщин. Они получали от этого особенное удовольствие. И Таня была далеко не первой их жертвой.

Аня с ужасом подумала о том, что бы делала, если бы ей самой выпала подобная участь. «Лучше смерть», – решила она.

«Мы знаем таких, как ты и умеем с вами обращаться», – снисходительно ответили бы ей сотрудники СБ, посмеиваясь над её наивностью.

Главное во всём этом было то, что про судьбу Ткаченко и Тани узнали многие офицеры в Ольховке и даже за её пределами. Это было необходимо, чтобы на их примере дать всем понять: не нарушайте предписаний, иначе последствия будут очень страшными. Но когда всё это выплыло на свет, Ани давно уже не было в Ольховке, так что для неё судьба друзей раскрылась только сейчас.

– Третьяков, я прямо не знаю, что тебе сказать и что с тобой сделать, мудак ты конченый, – в холодной ярости продолжал Владов. – Посмотри, что ты с ней сделал.

Подполковник с виноватым видом переводил взгляд с Ани на Таню и обратно, изо всех сил пытаясь понять, о ком из них говорил его шеф.

Со стороны казалось, что Аня раздавлена, но это было не совсем так. Да, она была потрясена, сильно потрясена, но не в таком состоянии, как тогда, когда Таню с Сашей забирали сотрудники СБ. Тот случай немного закалил её. К тому же сейчас она знала, что должна выстоять. Что бы там ни задумал её отец, если она хочет быть рядом с ним, хочет принимать участие в его делах – она должна выдержать этот удар, выдержать его проверку. А в том, что это проверка Аня теперь не сомневалась.

Но сомневался сам Владов. Он опасался, что его ставка оказалась слишком высока для дочери. То, что он хотел сделать, было жестоко, но оправдано с логической и многих других точек зрения. Однако то, что вышло в итоге, не было оправдано никак. И виноват в этом Третьяков, тупой кретин. Придётся придумать, как его наказать. В принципе, на сегодняшний день у него в арсенале имелся один универсальный способ – передовая всегда нуждалась в героях, но Владов за всё время своей работы в Ольховке убедился, что Третьяков достаточно ценен, чтобы не спешить с такими радикальными решениями.

Когда Аня подала голос, Владов вздрогнул. Редкий случай, когда что‑то смогло его настолько удивить. Её голос был мягкий, но очень вязкий, словно расплавленный металл. Были в нём какие‑то отголоски былой твёрдости, но мучительно мало – Аня держалась изо всех сил.

– Зачем мы пришли сюда, отец? – тихо спросила она.

Она очень хотела бы не выдавать своих настоящих эмоций, но это было выше её сил.

Владов, размышляя, выдержал паузу. Долгую. Наконец, решил.

– А ты как думаешь? – не глядя на дочь, ответил вопросом на вопрос он.

Аня не смотрела на отца, потому что не сводила глаз с неподвижно лежавшей Тани. Она хотела запомнить этот момент, запомнить, что сделали с её лучшей подругой, которая стала жертвой её амбиций. Никогда она не позволит себе забыть это. Никогда.

Владов терпеливо ждал ответа. Третьяков с выражением лёгкой досады на лице стоял у дверей и делал вид, что его здесь нет.

– Я думаю… это урок. Ты хочешь, чтобы я увидела, что бывает с теми, кто идёт против организации. Что ж, я усвоила его и поняла твой намёк…

– Нет, – Владов покачал головой.

По вине Третьякова вышло слишком жёстко, они перестарались. Теперь, вероятно, стоит немного смягчить всё и разъяснить ей, что к чему, потому что если сделать всё так, как Владов планировал изначально, ничего не объясняя… для неё это может оказаться уже слишком.

– Ничего ты не поняла. Это не урок, дочка – это проверка. Экзамен.

Аня вздрогнула, вдруг осознав, что это ещё не конец. Она‑то, глупая, решила, что это уже всё, что ничего более ужасного произойти уже не может.

– И в чём же он состоит? – взяв себя в руки, спросила она.

– Ты поймёшь, когда войдёшь туда.

Она не выдержала и повернулась к нему, широко раскрыв глаза, блестевшие из‑за с трудом сдерживаемых слёз.

– Туда? К ней? Но зачем?

– Она изменница. А для изменников у нас только один приговор. Ты знаешь какой.

Внутренности в животе у Ани, казалось, завяжутся в узел, когда она осознала, чего он от неё хочет. Так вот зачем они здесь. Вот, что он задумал.

«Господи, дай мне сил, прошу, я не должна показать ему свою слабость», – крутилось у неё в голове, но вслух она произнесла другое.

– Я? Ты хочешь, чтобы Я убила её?

– Это не убийство. Это казнь, Аня, – поправил её Владов, и её потрясло спокойствие его голоса. – Я не горю желанием, чтобы именно ты приводила приговор в исполнение, но это будет справедливо, ведь именно благодаря тебе мы обнаружили и обезвредили слабые, потенциально предательские элементы в нашей структуре. Поэтому теперь ты должна дойти по этому пути до конца.

– Но почему? Зачем? – с трудом выдавила она.

Владов выдержал небольшую паузу.

– Раскрывать предателей в своих рядах это одно. Совсем другое – воздавать им по заслугам. Для этого нужны решительность и вера в своё дело. В таких вещах не место личным предпочтениям и симпатиям. Прежде, чем ты встанешь рядом со мной, я должен быть уверен, что ты действительно отдаёшь себе отчет в том, какова может быть наша работа и чем иногда приходится жертвовать.

Аня молчала. Её начало тошнить и лихорадить, и она бросила все силы на борьбу с этими ощущениями. Владов видел её состояние и засомневался.

– Если не готова – просто скажи, – холодно предложил он. – Я знаю, что это такое. Сам прошёл через подобное.

«Экзамен. Это экзамен. Я справлюсь. Нужно просто сказать ему», – твердила себе Аня.

– Я готова, – выдавила она, чуть не задохнувшись от этих слов.

Третьяков скривил губы в недоверчивой ухмылке. Владов смотрел на дочь непроницаемым взглядом.

– Дай ей оружие, – не сводя глаз с Ани, приказал он Третьякову.

Тот достал пистолет и сделал пару шагов к девушке, на ходу снимая его с предохранителя.

– Умеешь стрелять? – спросил он её.

Аня не ответила. Просто молча взяла в руку протянутое оружие. Пистолет был тяжелым, куда тяжелее, чем те, из которых ей приходилось стрелять. Он был так тяжел, что норовил вывалиться у неё из рук.

– Стреляй в голову, – всё тем же приказным тоном сказал Владов. – Иначе можешь не убить, и она будет страдать ещё больше.

Третьяков был опытным психологом и знал, что проделывает с людьми их психика при подобных потрясениях, потому остался стоять между Аней и Владовым. Понимал он, что и к нему у девушки могут быть неприятные претензии, потому был готов в любой момент в мгновение ока отобрать у неё оружие – любой риск должен быть исключен.

Когда Аня подошла к двери, он сделал шаг вслед за ней, чтобы успеть среагировать, если ей вдруг придёт в голову что‑то неожиданное, но Аня не думала ни о чём таком. Она закрыла глаза и протянула руку к ручке. С легким скрипом та повернулась и дверь открылась. Аня замерла на пороге, мобилизуя силы для нескольких очень тяжёлых шагов. Простояв секунд десять, она вошла внутрь.

Таня всё так же лежала на столе, будто кукла, брошенная ребенком. Она не оделась, не застегнула бюстгальтер, не поправила платье. Просто лежала безучастно и чего‑то ждала. Может, как раз того, что должно было произойти?

Аня взглянула на окно с этой стороны – оно было зеркальным. То есть никто из находящихся в этой комнате не видел тех, кто был в соседней. Значит, Таня не видела её, не знала, что она здесь.

– Таня, – тихо позвала её Аня, но та не отреагировала.

Аня подошла ближе.

– Таня, это я, Аня.

Никакой реакции.

Аня чувствовала, как предательски дрожат у неё коленки, грозясь в любое мгновение подкосить ноги. Она с трудом сделала несколько шагов, подошла ещё ближе, присела возле стола, прямо рядом с Таней, заглянула ей в лицо.

Находясь по ту сторону, в потрясении она не заметила через стекло, что на лице у Тани есть ссадины и синяки. Тело тоже было исцарапано и в некоторых местах покрыто синяками и даже гематомами. Кое‑где были заметны следы от веревки – похоже, её не раз связывали. От девушки воняло старым потом и спермой. Аня с трудом удержала неприятные позывы в желудке.

– Танечка, ты меня слышишь? – набрав носом воздух, предприняла ещё одну безуспешную попытку Аня.

Никакой реакции ни в мимике, ни в движении глаз. Даже если Таня и видела её, то либо не понимала, кого видит, либо намеренно игнорировала.

Аня поняла, что её попытки безуспешны и стала настраиваться на то, что ей предстояло сделать, но вместо этого из глаз ручьем потекли слёзы, остановить которые она всё никак не могла. Несмотря на горечь и боль, которые она испытывала, разум её почему‑то оставался относительно чист – она не ощущала бессилия или отчаяния, которые в мгновение ока способны парализовать не только тело, но и волю.

Искать силы было непросто, но Аня знала, как нужно действовать в таких ситуациях – нужно было не раздумывая просто нажать на спусковой крючок. Быстро, словно не отдавая себе отчет в том, что делаешь, не зацикливаться на страхе и необратимости своих действий. Потом, конечно, будешь думать об этом, жалеть, но будет поздно – дело будет сделано.

Она так неуклюже приподняла пистолет, будто собиралась застрелиться сама. Владов за стеклом побледнел и даже сделал шаг к двери, намереваясь остановить её, но сам был остановлен Третьяковым, который подумал о том же.

– Если сейчас войдёте – она может выстрелить от испуга, что вы попытаетесь её остановить, – предупредил он. – Теперь мы уже ничего не можем сделать.

Владов замер, не зная, что делать. Отеческие чувства в нём боролись против холодного расчёта, диктуемого ему настоящим собой, и доверия к опытному и многократно проверенному в деле Третьякову.

– Чтобы осознанно совершить самоубийство нужны характер, огромная внутренняя сила и воля. Думаете, у неё есть всё это?

Владов промолчал. Но он знал, что есть.

– Я не верю, что она убьёт себя, – скептически закончил Третьяков.

И оказался прав, потому что в этот момент Аня встала и навела оружие на Таню. Глаза Тани вроде бы смотрели на неё, но не видели. Это был пустой взгляд, направленный куда‑то далеко сквозь Аню.

«Я не должна провалиться. Не могу. Не имею права. За тебя, Таня», – мысленно настраивала себя Аня.

А вслух шепотом произнесла:

– Прости меня. Прости.

На мгновение, прежде чем дрожащая, почти парализованная рука с невероятным, нечеловеческим усилием всё‑таки нажала на спусковой крючок и раздался выстрел, Таня переменилась в лице. Это было очень странное, смешанное выражение, которое Аня оказалась не в состоянии расшифровать, настолько быстро всё произошло. Там были и радость, и облегчение, и удовлетворение. А вместе с ними, кажется, осуждение и даже обида и… одобрение?

Узнала ли она её на самом деле? Кем была в последний миг эта девушка: сломленной и раздавленной безвольной рабыней или скрытой под ней гордой и сильной личностью, которой её знала Аня?

Теперь этот вопрос будет мучить её вечно, пока будет биться её собственное сердце.


Глава 7.4



8

Покушение на руководителей организации вызвало огромный резонанс среди членов группировки. Только ленивый не обсуждал это событие. Отдельные глупцы начали выражать мысли о слабости руководства, допустившего такое. Отдельные хитрецы начали использовать такие мысли для личных целей, расшатывая обстановку и общественное мнение. Всё это требовало немедленной и жёсткой реакции – это понимали все, кто хоть немного разбирался в подобных делах. Потому быстрое и эффективное расследование было не только делом чести, но и острой необходимостью для стабилизации ситуации. К тому же въезд в «Убежище» временно закрыли, но долго держать его закрытым было нельзя, потому что это влияло на снабжение.

При отсутствии раненого Дьякова и остального руководства СВБ старшим по делу о покушении был Олег Гронин. По крайней мере до того момента, пока за него не взялись Родионов с Корнеевым. Олег такое решение отца не одобрил, наёжился и внутренне поднапрягся. По разным причинам.

С Олегом работали ещё двое человек. Один из них – Пётр Викторович: дядька возрастом под шестьдесят, в прошлом прокурор. Он был неплохим следователем, но не одобрял жёстких мер и методик ведения допроса, которые вполне оправдывал и частенько применял Олег. Второй – двадцатипятилетний парень, Сашок, которого Олег с Петром Викторовичем учили новому делу. Сашок отличался крепким телосложением, буйным нравом и исполнительностью. Он буквально заглядывал в рот Олегу, жадно хватая каждое слово, а тому нравилась роль большого авторитета.

Петру Викторовичу это всё, наоборот, нравилось, как волку цепь. Он всё время чувствовал себя в меньшинстве, поэтому привлечение к делу подполковника Родионова и ещё одного человека, с которым старый прокурор до этого был не знаком, позволило ему немного расслабиться и освободиться из‑под давления нагловатой и довольно беспринципной молодёжи.

За полтора дня пока Павел Гронин и Родионов приходили в чувство, зализывали раны и разбирались в обстановке, Олег со своей командой успел допросить двадцать пять человек. В основном это были караульные из роты охраны и работники мастерской, находившейся недалеко от штаба. Долгое время дело казалось безнадёжным, пока Пётр Викторович не поймал на путанице в показаниях одного из механиков – у него единственного были некоторые различия с тем, что говорили все остальные.

Поначалу он хотел поделиться подозрениями с Олегом, но смекнув, как дальше будет действовать Гронин‑младший, решил не спешить – слишком велик был риск запороть дело. Вместо этого он отрядил одного из младших сотрудников незаметно присматривать за подозреваемым, снабдив его чёткими инструкциями на случай непредвиденных обстоятельств, а сам отправился к подполковнику Родионову или полковнику Гронину, в зависимости от того, на кого из них повезёт попасть первым. Так Родионов и узнал о промежуточных результатах работы следователей службы внутренней безопасности.

Получив приказы от Гронина, Макс с Лёшей немедленно включились в работу.

– С чего начнём? – деловым тоном спросил Лёша, когда они вдвоём шли к бункеру, в котором размещалась СВБ.

– Первым делом поговорим с Петей‑прокурором, – ответил Макс после коротенькой паузы. – У него есть на примете один сомнительный тип. Потом прихватим этого типочка за яйца и включим ток. А там посмотрим, что он будет петь.

– Ток к яйцам? – Лёша краем глаза недоверчиво глянул на Макса.

– Ну, не в прямом смысле, ясен пень, – поправился подполковник и, улыбнувшись, добавил. – Во всяком случае, не сразу в прямом.

Лёша лишь хмыкнул.

Петра Викторовича они встретили на улице возле здания. Тот задумчиво ходил взад‑вперёд перед входом и не сразу обратил внимание на пришедших.

– Петя! – позвал его Макс. – Прокурор!

Пётр Викторович обернулся и, разобравшись, кто его зовёт, забавной походкой поспешил к ним. Такие походки в прошлом были характерны для толстяков – такие себе переваливающиеся с боку на бок пингвинчики. Теперь же толстяка найти было непросто – рацион и образ жизни сильно переменились, чтобы они могли выжить.

– Приветствую! – поздоровался Пётр Викторович, протягивая руку Родионову и Корнееву поочерёдно. – Рад, что вы здесь.

– Пошли, – Макс рукой указал на дверь. – Введёшь нас в курс дела.

Они прошли внутрь здания и спустились на этаж, отведенный для СВБ. Если бы Аня Владова была здесь, она могла бы сравнить, насколько отличается это место от подвалов службы безопасности торговой гильдии в Ольховке. Не в пользу торговцев.

У Петра Викторовича не было своего кабинета. Кабинеты были только у Дьякова, Олега Гронина и ещё двоих безопасников, занимающих должности руководителей. Остальные делили одно из трёх больших помещений в зависимости от направления работы: отдел стратегических объектов, отдел контрразведки и общий отдел внутренней безопасности. Последним направлением как раз и заведовал Олег Гронин.

Пётр Викторович первым вошёл в помещение, где находилось его рабочее место. В кабинете стояло шесть столов, но только за одним из них при тусклом свете ламп дневного света и ярком – настольной лампы, кто‑то сидел. Это была женщина чуть за сорок, с дерзким, даже нагловатым взглядом. Волосы у неё были стянуты на затылке резинкой, одета она была просто, но опрятно. Она окинула вошедших внимательным взглядом, который остановила на Корнееве. Несмотря на запрет Павла Гронина, Дьяков все равно приказал следить за Лёшей и мониторить любые его действия. И поручили его именно этой женщине.

Пётр Викторович немного замялся, размышляя, как лучше всего будет попросить коллегу удалиться. Корнеев заметил его колебания и надеялся, что их заметил и Макс, но тот был не настолько наблюдателен. Зато куда более прямолинеен, сходу разрешая щекотливую для прокурора ситуацию.

– Милочка, оставьте‑ка нас одних, – бесцеремонно бросил он и, подумав, добавил. – Пожалуйста.

Взгляду, которым «милочка» одарила Родионова, позавидовали бы все без исключения королевские кобры. Некоторые, вероятно, даже издохли бы от зависти. Она посидела ещё секунд десять, затем, намеренно демонстрируя свое недовольство, поднялась, и нарочито медленно потопала к выходу. Пётр Викторович проводил её взглядом, а Корнеев с Родионовым уже уселись на предложенные им стулья.

– Она вам этого не простит, – невзначай бросил он, когда дверь за дамой закрылась.

– Переживу, – небрежно отмахнулся Макс. – За дело.

Пётр Викторович принялся сжато, но чётко излагать свои умозаключения. Проговорив полчаса, они втроём успели проанализировать информацию, разработать короткий план дальнейших действий и распределить задачи, когда в кабинет чуть ли не ворвались Олег Гронин и Сашок.

Что бы там себе не надумали эти двое, их пыл слегка поубавился, когда они переступили порог. Три пары глаз, что встретили их, выражали абсолютно разные эмоции: волнение, заинтересованность и безразличие.

– Макс… Андреевич, – с легкой запинкой начал Олег. – С какого… По какому праву вы лезете в дела службы внутренней безопасности?

Макс улыбнулся, а Корнеев про себя отметил, что Олег, оказывается, может разговаривать и на нормальном языке. Интересно, когда он этому научился?

– И тебе привет, Олег, – Родионов с глупым видом помахал Олегу рукой. – С каких пор мне нужно спрашивать разрешения?

Олег ещё больше сбавил обороты, но сдаваться не собирался.

– Это участок майора Дьякова. Так что все дела ведём мы!

– Дьяков просрал свой, как ты сказал, участок, – отметил Макс. – И теперь расплачивается за это. Из‑за него в это дерьмо приходится лезть мне, так что давай не будем. Тебе есть ещё что сказать?

Гронин молчал. Будь здесь кто угодно вместо Макса – он взял бы его нахрапом, но с Родионовым такие фокусы не пройдут. Если он хочет и дальше участвовать в этом деле – придётся подстраиваться.

– Ладно. Давайте работать вместе?

Корнеев всё это время со скучающим видом рассматривал Олега и Сашка. Сашку это не нравилось. Очень. Он был задирист, нагл и опасен. Окружающие это инстинктивно чувствовали и в подавляющем большинстве случаев пасовали перед ним. С Родионовым всё было понятно – этот был замом Самого, к тому же тёртый калач, так что его Сашок и сам побаивался, но вот этот ничем не выделяющийся говнюк, что сидел рядом с ним… Сашок не любил, когда кто‑то относился к нему с безразличием. Очень не любил.

– Ну, давай, – безрадостно согласился Макс. – Только для вас пока работы нет.

Олег нахмурился, а Макс не хотел лишний раз его обижать.

– Но скоро будет, – подмигнул он.

Олег резко переменился в лице. Покосившись на Корнеева, Макс продолжил.

– Может даже прямо сейчас… Знаешь что… В мастерской возле штаба есть механик – Говоров фамилия. Его пасёт ваш парень…

Скорчив вопросительную гримасу, он бросил взгляд на прокурора.

– Пашутин, – сказал тот, догадавшись.

– Во, Пашутин. Идите туда и приведите мне этого Говорова. Только это, чтоб целый был, ясно? Если с ним что случится… То я то же самое сделаю вот с ним, – Макс указал пальцем на Сашка. – Только в два раза больше. Приказ понятен?

Олег покосился на Сашка.

– Понятен, – не стал спорить он. – Можем выполнять?

– Можете. И в темпе. Времени в обрез.

Сработали парни действительно оперативно. Через двадцать минут насмерть перепуганный Говоров уже во второй раз за последние сутки сидел в комнате для допросов. К делу приступили Макс и Пётр Викторович. Остальные остались в общем кабинете. Сашок сверлил Лёшу вызывающим взглядом, придумывая, как бы к нему прицепиться и спровоцировать. Лёша делал вид, что этого не замечает. Олег вообще игнорировал обоих, пребывая в задумчивости. Он был недоволен тем, что вместо него Родионов взял с собой старика и начинал догадываться, что это неспроста.

«Почему Говоров? Почему именно он? Что он видел? Что знает? Что я пропустил?», – сушил себе голову Олег, но понимал, что ответов не найдёт, пока не вернутся Макс и прокурор.

Тем временем эти двое общались с Говоровым. Ещё на первом допросе парень чувствовал себя не в своей тарелке, что и отметил прокурор. Сейчас же он дрожал, как осиновый лист, особенно когда узнал Родионова, которого в организации, как и Павла Гронина, знали все. Пока что Макс молчал, давая возможность Петру Викторовичу занять оговорённую ранее необходимую позицию.

– Послушай, дорогой, – по‑дружески говорил прокурор, – ты ведь понимаешь, какое значение имеет для всех нас это событие? Понимаешь, что дело очень серьёзное, правда?

– Да, – выдавил парень.

– Это хорошо. Это значит, что ты не дурак. Пожалуйста, расскажи мне, что ты видел.

– Я же вам всё рассказал. Утром.

Петр Викторович укоризненно улыбнулся и покачал головой.

– Рассказал, – согласился он. – Но не всё.

Говоров не хотел сдаваться так просто.

– Всё, честно. Я же механик, сидел под машиной и просто услышал взрыв…

Прокурор театрально вздохнул и выдержал паузу.

– Послушай, Андрюша, – так дружелюбно, как только мог, сказал он. – Я знаю, что ты недоговариваешь. Хуже того – МЫ знаем, что ты не договариваешь. А самое плохое, то, что расстраивает меня больше всего – это то, что ты нас ещё и обманываешь.

Говоров, казалось, проглотил язык. Пётр Викторович сидел напротив него и смотрел на парня с отеческой теплотой. Макс с суровой, даже кровожадной миной, стоял в стороне, скрестив руки на груди.

– Понимаешь, Максим Андреевич, – прокурор кивнул на Родионова, – он пока терпит это всё, но если ты прямо сейчас не расскажешь нам правду… Его терпение может лопнуть. А я очень не хочу, чтобы ты пострадал, особенно если ты ни в чём не виноват, а я это чувствую, понимаешь? Я верю, что ты в этом за километр воняющем расстрелом деле ни при чём. А вот Максим Андреевич – не верит.

Говоров был молод и неопытен. Он не умел себя контролировать и единственной причиной, по которой он ещё молчал, был страх, от которого у него свело челюсти. О Родионове в «Убежище» ходило много легенд и некоторые из них касались его ненависти к предателям. И если подполковник думает, что он предатель… Нужно найти в себе силы говорить.

– Не разочаровывай меня, Андрюша. Я ведь знаю, что ты хороший парень. Я просто хочу тебе помочь, но для этого ты должен помочь мне.

Говоров невольно представил себе, что сейчас начнёт проделывать с ним Родионов, если он будет молчать, и судорожно кивнул. Утвердительно. Ведь в любом случае сам факт, что он оказался здесь во второй раз означает, что они что‑то поняли. Отпираться дальше будет себе дороже.

– Молодец, я знал, что не ошибся в тебе. На вот, выпей водички, – прокурор подвинул к Говорову стакан с водой, всё это время стоявший на столе.

Парень осушил весь стакан до дна, и обвёл «следователей» сомневающимся взглядом. Сомнение улетучивалось из него с каждой секундой, и вскоре он заговорил.

– Я всё скажу, честно. Но только если подполковник Родионов даст слово… короче, что мою сестру не накажут.

Макс скорчил ещё более сердитое лицо. Пётр Викторович обернулся и взглянул на него. Весь его вид кричал: «Согласись!». И подполковник кивнул. Увидев это, Говоров собрался с мыслями, вздохнул и начал.

– Я и правда соврал. Не был я в тот момент под машиной.

Он сделал паузу, глядя на реакцию следователей. Вроде бы пока что никто из них не потянулся за оружием.

– Я был на улице, – продолжил он. – Короче, с тёлкой одной в кустах, прямо между штабом и мастерской. Это она услышала шорохи и заметила, что будто идёт кто‑то, и мне показала. Ну, а потом, короче, тихо ушла. Желание у неё, видите ли, пропало…Короче, ну вы поняли.

Прокурор кивнул. Макс стоял, как истукан. Говоров продолжал немного сбивчиво говорить.

– Ну, она ушла, короче, а мне интересно стало, что там такое. Вижу, тип какой‑то, в чёрном весь, и в темноте крадётся, как вор. Он меня не видел и я остался посмотреть, что он будет делать. Короче, там темно было, ну и я не понял ничего, не видно было, только услышал, как стекло бьётся. Подумал ещё, что он, придурок, камень в окно бросил. Ну, а потом взрывы, крики… Короче, я ссыканул, побежал оттудова и не знаю, как так вышло, но в темноте прямо на этого в чёрном, налетел. Ну, мы ударились друг в друга, короче, упали и он нос разбил сильно очень, может, сломал даже. Я поднялся, думал бежать, смотрю, ну, а он лежит, не встаёт, только стонет. Ну и мне интересно стало, кто ж то такой, хоть и страшно было, но думаю, может как‑то… награда там, короче, за бандита, не знаю. Ну, я подошел ближе, смотрю… и…

Говоров запнулся, поник, опустил глаза.

– И что? – не выдержал прокурор.

– Ну, короче, это… сестры моей муж. Ромка. Зеленевич.

– И что дальше? – Прокурор тут же записал имя и фамилию на листке.

– Ну‑у… я испугался. Спрашиваю его, он ли это, а он стонет, ну и, короче, отвечает, что да.

Говоров молчал, опустив взгляд. То ли от стыда, то ли от страха – только он знал ответ. Может, совесть мучила. Но от того, что покрыл предателя или от того, что теперь сдавал своего родственника – опять же знал только он.

– Дальше что? Где он сейчас? – наконец, подал голос Макс.

Тон был строгий. Говоров вздрогнул, поднял глаза – Макс подошёл к столу, упёрся в него руками, навис над парнем.

– Отвечай!

– Я помог ему дойти до барака, где они живут, – дрожащим голосом быстро продолжил Говоров. – Ромка сказал, что ему туда в таком виде нельзя, попросил сестру позвать. И ещё он велел мне молчать, если я сестру люблю и хочу, чтобы с ней все хорошо было, то никому не говорить, что видел, а если кто‑то что‑то будет спрашивать про него – то мы с ним подрались и это я ему нос разбил. Ну, дальше я её позвал, а потом он сказал, чтобы я уходил. Больше я ничего не знаю. Святая правда! Пожалуйста, не наказывайте Настю! Она же ни в чём не виновата.

Всё это он выпалил чуть ли не скороговоркой, словно боялся что в любое мгновение ему могут заткнуть чем‑то рот. Даже характерное для его речи «короче» ни разу не прозвучало. Пётр Викторович взглянул на Родионова. Тот сделал шаг назад от стола и тоже посмотрел на прокурора.

– Если она не будет его покрывать – ей ничего не грозит, – сказал Макс, а потом обратился к прокурору. – Пошли, Пётр Викторович, поговорим.

Они вышли из комнаты, оставив Говорова одного, и отошли немного по коридору. Макс остановился. Прокурор прошёл на шаг вперёд и тоже остановился, в недоумении обернувшись к подполковнику.

– В чём дело? – спросил он.

Макс некоторое время задумчиво смотрел сквозь прокурора. В голову ему пришла мысль, что не стоит подключать к дальнейшему расследованию никого, кроме них двоих, но он всё‑таки отбросил её. Возможно, просто не стоит посвящать остальных во все детали.

– Ничего никому не говори, кроме того, что скажу я, – предупредил он.

Пётр Викторович кивнул, ожидая ещё каких‑то инструкций, но, не дождавшись, сам задал вопрос.

– Вы подозреваете кого‑то из наших? – решился спросить он.

– Пока что я всех подозреваю, – ответил Макс и после короткой паузы более доверительно добавил. – Кроме тебя.

Пётр Викторович промолчал.

– Знаешь этого Зеленевича?

– Похоже, что знаю.

– Откуда? – заинтересовался Родионов.

– Похоже, это солдат из роты охраны «Убежища». Эта рота – как раз мои подопечные.

– О как, – подмигнул Макс. – Значит, ты проворонил диверсанта, прокурор.

Петр Викторович немного поник и если бы не плохое освещение, то Макс бы заметил, как Прокурор переменился в лице.

– Не бзди, прорвёмся, – Макс похлопал его по плечу. – У него на харе не было написано, что он диверсант.

Прокурор вздохнул и засеменил по коридору за подполковником. В кабинете их давно уже напряжённо ожидали.

– Ну, что?

– Та особо ничего, – с наигранной досадой ответил Макс. – Так, ещё одна догадка. Надо взять ещё одного клиента и привести сюда.

– Кого?

– Романа… – Макс сделал вид, что забыл фамилию, взглянул на Петра Викторовича. – Как там его?

– Зеленевич, – подсказал тот.

– Да. Роман Зеленевич. Кто‑то знает такого?

Лицо Олега нахмурилось, будто он сосредоточенно думал, а вот лицо Сашка абсолютно ничего не выражало. Все молчали.

– Так я и думал. Но, к счастью, прокурор знает.

Макс взглянул на телефонный аппарат, стоявший на одном из столов.

– Олег, связь тут у вас работает?

– Ага.

– Вызови‑ка дежурного.

Олег кивнул и указание, словно обученная собака, выполнил Сашок. Макс отметил это и хотел даже пошутить, но передумал. Вместо этого он молча принял из рук Сашка трубку и нацепил на лицо уставшее выражение.

– Подполковник Родионов, – представился Макс дежурному. – Мне нужны имена и фамилии всех бойцов роты охраны, которые сейчас находятся на постах. Оперативно. Понял. Жду.

Через пять минут получили результат. Зеленевич был на посту.

Когда Макс озвучил это остальным, Олег тут же подорвался со своего места. Сашок тоже.

– Всё, мы идем его брать, – решительно заявил Гронин, делая шаг к дверям.

– Отставить! – рявкнул Макс, внимательно наблюдая за Корнеевым, который с самого начала разговора ни к чему не проявлял особого интереса. – Что за самодеятельность? Вы молодцы, взяли Говорова, дайте и другим поработать.

– Та ладно, мы отлично справимся, – запротестовал Олег, делая ещё шаг к двери.

– Это я решаю, – отрезал Макс. – Во‑первых, вы этого не будете делать, потому что болваны. Караульный на посту просто пристрелит вас согласно инструкции и будет прав. Как вы собираетесь его брать? Штурмом? Во‑вторых, сейчас я выясню, кто там сегодня разводящий и когда смена. Зеленевича снимут с поста согласно распорядка, чтобы он ничего не заподозрил, а в караулке его примет Лёша и доставит сюда. Без шума и пыли. Аккуратно. Целого.

Олег набычился, недобро взглянул на Макса, но спорить не стал. Корнеев всё так же безразлично сидел на своём стуле и молчал. Лишь коротко кивнул, подтверждая, что всё понял и сделает. Но потом всё‑таки не удержался.

– А если Зеленевич пострадает, то твоя угроза по отношению к нему в силе? – Корнеев ткнул пальцем в Сашка.

На лице Сашка проскользнул испуг.

– Ха‑ха! Не обижай маленьких, хитрец! – засмеялся Родионов.

Корнеев тоже улыбнулся и безразличным взглядом посмотрел на Сашка. Тот был в замешательстве.


9

Рома Зеленевич, о котором рассказал Андрей Говоров, действительно был солдатом из роты охраны. Он знал как и по какой схеме работают караулы, знал как их обойти и вообще был отличным выбором для организации покушения. Однако после нелепого столкновения с шурином весь его план пошёл наперекосяк. Он, как и договорился с Говоровым, наврал жене о причинах травмы, с её помощью обработал нос и переоделся в чистую одежду, а потом решил попытаться выбраться из долины. Но время было упущено – бдительный начальник КПП быстро смекнул как нужно действовать, оперативно запросил подкрепление и намертво перекрыл тоннель и все подходы к нему.

Зеленевич покрутился возле КПП, но там и дураку было понятно, что этим путём он не выберется. Вернувшись домой и хорошенько подумав, он решил, что шурин его не сдаст, а если наутро он будет в строю, то никто его ни в чём не заподозрит. Утром, отшутившись в ответ на вопросы сослуживцев про разбитый нос, он как ни в чём не бывало, заступил в караул. Ещё никто в «Убежище» ничего не знал и даже не подозревал. Говоров ещё даже не был на первом допросе.

Всё шло как надо аж до самого вечера. Когда вечером его согласно распорядка снял с поста разводящий и отвёл в караулку он всё ещё не подозревал, что раскрыт. Даже когда они вошли внутрь караулки, и он увидел там незнакомого человека, то ничего не заподозрил. Всё изменилось только когда разводящий попросил его передать ему личное оружие. Зеленевич смутно догадался, что что‑то не так, на секунду засомневался, но в этот момент быстрым и мастерски проведенным приёмом был уложен на землю, а руки за спиной ему стянули пластиковые наручники.

Дальше были заклеенный рот и мешок на голове, грубые команды идти, хлопанье дверей и шарканье ног, ступеньки, снова двери и команда сесть. Всё это время Рома будто пребывал в прострации, совершенно не понимая, что происходит. Некоторое время назад, когда ему предложили это мокрое и опасное дело, он по‑другому представлял себе его итог. Ему обещали тёплое руководящее местечко вместо караульной вышки на открытом воздухе, собственный дом вместо барака, улучшенный рацион для семьи, перспективы вместо потенциальной многолетней дрочки в карауле. И теперь вот он – закономерный финал.

Лишь оказавшись на стуле в комнате для допросов, он сумел взять себя в руки и задумался, что делать дальше. Он здесь, потому что они всё знают. Ну, вернее, знают, что это был он. Теперь его наверняка спросят о мотивах, о том, кто был заказчиком. Для того и привели сюда, в СВБ. В том, что он находится именно в СВБ, Рома не сомневался.

Мотивы… Всё просто – он ненавидел верхушку, которая сейчас командовала «Убежищем» и всей организацией. Ненавидел Гронина, который хитрит, разменивает их жизни непонятно на что, строит из них армию, хотя на деле им нужно совсем другое. Он ненавидел Родионова, который не видел дальше собственного носа и был тупым солдафоном. Ненавидел их политику и не желал умирать в войнушках Торговой гильдии, на которые их записали Гронин и компания. Он ненавидел всех, кто был в том кабинете, когда он бросал туда гранаты, за исключением, пожалуй, Бернштейна. И не только он. Таких недовольных было много. И всё это время они тайно, подпольно, хитростью и убеждением боролись за смену власти. И вот пришло время действий.

Заказчик… Он обещал Горвату, что в случае провала не выдаст его – нельзя засветить подполье, никто не должен о нём знать. Он дал слово в обмен на кое‑какие гарантии. Если Рома всё сделает, как надо – получит обещанную награду. Если провалится, будет арестован, но никого не выдаст – его беременную жену не оставят в беде. Потом, позже, когда они победят – она будет вдовой героя и ни она, ни его ребенок ни в чём не будут нуждаться. Ему это обещали. Поэтому он будет молчать. Он должен молчать.

Все остальные в кабинете службы общей внутренней безопасности были иного мнения. Корнеев выспросил о Зеленевиче всё, что мог, а потом, придумав короткую легенду, отправился пообщаться с его женой. Пока он отсутствовал, Макс отправил Петра Викторовича допрашивать Зеленевича. Так сказать, для разогрева. Как и ожидал подполковник, никакого результата прокурор не добился. Вообще. Это лишь подтвердило его в мысли, что нужно давить.

Олег и Сашок вызвались продолжать. Они с самого начала рвались в бой, но именно это и останавливало Макса от такого, казалось бы, очевидного выбора. Он никогда не любил фанатиков, а эта парочка как раз на них и походила. У Родионова создавалось впечатление, что в отсутствие Дьякова Олег слишком сильно хочет выслужиться, а в таких случаях излишняя ретивость часто приводила совсем не к тем результатам, которые нужны. Олег обидчивый, обязательно надуется, если его не взять. Ладно, когда вернётся Корнеев – придётся пойти втроём.

Зеленевич сидел за столом. Руки у него до сих пор были стянуты за спиной пластиковыми наручниками. Макс, Олег и Лёша именно в такой последовательности вошли в кабинет. Лёша нёс в руке небольшой чемоданчик, добытый в лазарете, и был молчалив и неинициативен. Олег выражал агрессивность и нетерпение. Макс – холодную сосредоточенность. Завидев эту троицу, Зеленевич немного струхнул. Это был не добродушный на вид Пётр Викторович со своими наивными «дружочек» и «будь добр». Тут с самого начала стало ясно, что разговор пойдёт в другом ключе. И другими методами.

– Ну что, гнида, как дела? Нигде не жмёт? – с издёвкой поинтересовался Макс.

Зеленевич промолчал, но внутренне весь подобрался, готовясь к борьбе. Он знал Родионова, проходил его тренировочный лагерь и именно тогда и возненавидел этого старого козла. Олега Гронина он тоже знал – о нём много говорили, как о жестоком и отмороженном сотруднике СВБ, но говорили так же, что таким он был только по отношению к реальным предателям. А вот третьего – того, спокойного, Рома не знал, но поскольку он проявлял меньше всего агрессивности и просто стоял у стены, прислонившись к ней спиной, его Рома посчитал за какого‑то врача, то есть – формальным участником. А зря.

– Видать не жмёт, раз молчишь. Ну и ладненько.

Макс подошёл к Роме и боком сел на угол стола, свесив ноги. Затем пригнулся немного, заглянул ему в глаза.

– Хотим тут с тобой немного поболтать, но сперва поздороваемся.

С этими словами он мощным ударом врезал Зеленевичу по челюсти. Удар был сильный, но не так чтобы очень – в своей жизни Рома выдерживал вещи намного хуже. Но не успел он прийти в себя, как в левое ухо ему прилетел ещё более серьёзный удар уже от Олега. Стул, на котором сидел арестованный, приподнялся, но не упал. В ухе некоторое время стоял звон, а боль медленно распространялась от уха по остальному черепу.

– И от меня привет, гондон, – зло процедил Олег.

Зеленевич закрыл глаза, рассчитывая на скорое «приветствие» и от третьего участника, но его не поступило. Всё‑таки, глаза он предпочёл не открывать – так легче было терпеть боль.

– Смотри какой расклад, – продолжил Макс, потирая кулак. – Есть два сценария. Первый – ты говоришь, кто заказал тебе покушение, а мы будем считать это смягчающим обстоятельством. Второй – играем в игру про партизана, попавшего в плен. Это очень долгая и болезненная игра, и я не знаю ни одного способа, как партизан может в ней победить. Для меня она скучная, потому что итог известен, а вот для тех, кто играет за команду партизан, наоборот, всегда очень остросюжетная, с неожиданными поворотами. Что выбираешь?

Зеленевич молчал, всё так же не открывая глаз. Он старался абстрагироваться, не слушать, сделать вид, что его здесь нет, хоть и знал, что ничего не выйдет.

Новый сильный удар в скулу на этот раз свалил его со стула и, упав, Рома больно ударился головой.

– Олежек, ну что же ты, дружок? – укоризненно спросил Макс. – Не умеешь – не играй. Уйди вон в уголок постой, хорошо?

Олег выругался, смерил Макса вызывающим взглядом, но взял себя в руки и отошел от Зеленевича. Родионов поставил на место стул, а затем могучим рывком поднял Рому и грубо усадил на него. Теперь у того болела вся голова, а не только её левая сторона.

– Так что, так и будешь молчать, да?

Рома подтвердил это молчанием.

– Ну и ладно.

– Чё мы паримся? Давайте притащим сюда его беременную шлюху‑жену и будем спрашивать её, – предложил Олег.

От такого заявления напрягся не только Зеленевич, но и Корнеев. Подавив в себе чуть было не сорвавшуюся колкость в адрес Олега, Макс через плечо коротко ответил:

– Нет. Пока – нет. Лёша, поговори‑ка ты с ним, объясни, что к чему, м?

Корнеев, до этого державшийся поодаль, неторопливо оттолкнулся от стены, подошел к столу так, чтобы стоять напротив Зеленевича, и поставил на пол свой чемоданчик. Некоторое время Леша смотрел Роме в глаза непроницаемым безразличным взглядом, словно на неодушевлённый предмет, чем немного взволновал Рому. Потом тихо, но чётко спросил:

– Ты любишь жизнь?

Странный вопрос. Зеленевич не ответил и снова закрыл глаза – так ему было легче.

– Конечно, любишь, – ответил за него Лёша таким тоном, будто и не ожидал ответа. – Она кажется истинной ценностью, правда? Самым ценным ресурсом. Но загвоздка в том, что это не совсем так.

Лёша медленно достал нож из поясного чехла и специально положил на железный стол так, чтобы звон металла привлек собеседника, но тот никак не отреагировал, даже не дрогнул. Лёша отметил, что у него достойный противник. Что ж…

– Жизнь сама по себе ничто, мой друг, – медленно, с расстановкой, продолжил он. – Она бессмысленна, примитивна и пресна. В ней нет абсолютно ничего. Жизнь – это тьма.

Корнеев сделал паузу. Олег смотрел на него с полнейшим недоумением, не понимая, что он делает. Родионов тоже ничего не понимал, но слушал Лёшу с интересом. Он знал, что из себя представляет Корнеев, и не сомневался, что всё это преамбула к чему‑то. Нужно было лишь дождаться развязки. Не зря же он собирал о Зеленевиче информацию и ходил общаться с его женой.

– А знаешь, что привносит в жизнь свет? Что даёт ей краски? Придаёт смысл?

Зеленевич не был гигантом мысли, но и глупцом его назвать тоже было нельзя. Что бы там не задумывал этот странный человек, пока что он не предпринимал по отношению к нему никаких болезненных действий и сумел заинтересовать своими словами. Рома открыл глаза и встретился с расслабленным взглядом чёрных глаз Корнеева.

– Действительно реальные ценности, – продолжил Леша таким тоном, будто у них тут происходила философская дискуссия, – это свобода, любимая женщина, здоровые дети, преданные друзья, любимое дело. И здоровье. Что ты без всего этого? Не знаю, но уж точно не живой человек.

Его размеренная чёткая речь проникала в самую глубину сознания, щёлкала там чем‑то, но Рома пока не понимал, к чему ведёт Корнеев. Не понимал и Олег и даже намеревался что‑то сказать, но Родионов, заметивший это, сделал ему знак, чтобы молчал. Тот скривился, но послушался.

– Ты, наверное, задаёшься вопросом, к чему я это говорю? – Лёша не гадал, он знал, что это так. – Сейчас поймёшь.

Он поднял с пола и с грохотом положил на стол чемоданчик. Щёлкнули защёлки, и Корнеев раскрыл его, но так, чтобы Зеленевич не мог видеть, что внутри.

– Ты совершил очень неприятные вещи, и теперь думаешь, что тебя убьют. Казнят за то, что ты сделал. Око за око, да? Это логично. Но бессмысленно. Смерть это слишком просто. В таком случае страдать будут те, кто любит тебя, а не ты. Тогда что? Пытки? Ожидаешь, что тебя будут пытать? Можно, но и это бессмысленно.

Зеленевич всё больше погружался в слова Корнеева. Он всё больше запутывался в том, что происходит, и не мог собрать воедино сказанное Лешей. Он желал, чтобы тот закончил, чтобы разъяснил, дал ответ на свой же вопрос – что будет дальше? Что они собираются у него отнять, кроме жизни? Ведь больше у него ничего нет. Или… Неужели… Нет. На такое они не пойдут. Не могут.

– Самый страшный ад это тот, который мы создаём себе сами, – медленно, с расстановкой, будто на ходу обдумывая свои слова, сказал Алексей.

Он деловито достал из чемоданчика жгут, затем медицинскую пилу, и аккуратно разложил на столе.

– Ты будешь жить, мой друг, потому что смерть это слишком просто. Будешь жить, но не весь.

Корнеев всё это время внимательно смотрел на Рому, следил насколько позволяло плохое освещение за его реакциями, мимикой.

– Ты знаешь, что человек может жить без рук, без ног и вообще без конечностей? Представляешь себе такую жизнь? Беспомощный овощ, жизнь в котором можно поддерживать годами и издеваться над его разумом какими угодно способами. Только представь, что даже покончить с собой – не в твоей воле?

Леша выждал немного, давая Зеленевичу возможность это представить. Олег же теперь слушал с интересом и опаской.

– А еслипотом к тебе в таком же виде присоединится твоя жена? Будет годами смотреть на тебя с непониманием, с немым укором, с ненавистью. Потому что будет знать, что это произошло из‑за тебя, что она расплачивается за твои ошибки.

Корнеев медленно достал два блестящих зажима и положил рядом с пилой. Затем извлек бинты и тампоны.

– А ребёнок? – с придыханием добавил он и осуждающе покачал головой.

Глаза Зеленевича раскрылись шире. Подбородок потянулся вниз, раскрывая рот. От одного осознания, что такое вообще возможно, у него перехватило дыхание и на глаза начали наворачиваться слёзы. Нет. Это невозможно. Уж этого они точно не сделают.

– Может быть, ты выстоишь, вытерпишь, когда дело будет касаться только тебя, – продолжая потрошить чемоданчик, рассуждал Лёша, уже не глядя на Зеленевича. – А сможешь ли ты вынести осознание факта, что обрёк на многолетние муки любимых людей? Что из‑за тебя твой ребёнок не умер, нет, а обречён жадными глазами смотреть на мир, который никогда не сможет ощутить, потрогать?

Рома опустил глаза. Верит он в возможность подобного или нет, но отрицать, что это сущий кошмар он не может. По его щеке сбежала первая слеза, которую он, несмотря на всю свою волю, не смог удержать. Нет, он не верил в услышанное. Не верил, потому что даже вообразить себе не мог ничего подобного. Но этот человек… То, как спокойно он всё это говорит… как логично… словно робот, словно бездушная машина… Нет, Рома не верил, не хотел верить… но чувствовал, что этот ужасный тип не лжёт. Его деловитость, спокойствие, точность движений выдавали в нём настоящего психа. Он способен сделать то, о чём говорит.

– И ради кого ты собрался обрекать всю свою семью на этот ад? – с лёгким недоумением в голосе спросил Лёша.

Зеленевич всё ещё молчал, но его сопротивление только что было сломлено. Корнеев ещё не знал этого, потому решил продолжить.

– Настоящий мужчина совершает свои поступки с оглядкой на благополучие семьи, – закончил Лёша, захлопывая чемоданчик – в руках у него были шприц и резиновые перчатки. – То, что будет с твоей, если ты сейчас не начнёшь говорить – благополучием назвать трудно. И даже если ты свихнёшься – то уже после того, как увидишь результат своих проступков. И так ты будешь наказан.

Зеленевич смотрел на Лёшу со страхом и ненавистью. То, что он уже пережил просто от рассказа этого маньяка, само по себе было ужасно. Какой же идиот он был, что не подумал о своей семье прежде, чем взяться за это чёртово дело.

– Будьте вы прокляты, – прошептал он через пару секунд. – Чтоб вы сдохли, чтоб вы сами пережили то, что этот душегуб только что описал мне.

Олег ехидно улыбнулся неудаче Корнеева. Родионов удивлённо хмыкнул – он, как и Корнеев, ожидал, что Рома сломается. Леша же не обратил ни малейшего внимания на них и выжидающе смотрел на арестованного.

– Я всё скажу, только не трогайте мою семью, – уставившись в стол, закончил Зеленевич.


Глава 7.5



10

Плац было хорошо видно из окна кабинета. Люди уже понемногу начинали собираться, хотя до назначенного времени было ещё более получаса. Павел стоял перед окном, сложив руки на груди, и смотрел на плац. Лицо его выражало недовольство, даже злость. Он доверил сыну довольно простое, но важнейшее задание и тот снова провалился. Опять подошёл к делу спустя рукава, сделал всё не просто топорно, а словно криворукий, безмозглый рукожоп.

Позади скрипнула дверь.

– Зачем ты меня вызвал? – сразу же раздался слегка нагловатый голос Олега.

– Вызывают шлюх и полицию, – зло ответил Павел.

Умение быстро распознавать обстановку, когда она накалялась, принадлежало к тому не такому уж длинному списку навыков, которыми Олег владел очень хорошо. Наглость из голоса мгновенно улетучилась, и следующий вопрос был задан совсем другим тоном.

– Дело в арестах да? – виновато спросил он, проходя к столу. – Ну, да, запороли мы. Сашок, сука…

– Мы? – оборвал сына Павел.

Он обернулся, и в Олега впился требовательный и злой взгляд.

– Какие мы? Ты! Ты запорол! Не Сашок, а ты! Как ты мог допустить убийство четверых человек, двое из которых даже не умеют нормально стрелять?

Олег промолчал. Он ожидал, что ему устроят разнос за эту операцию, но не сумел должным образом подготовиться, поэтому сейчас у него не было аргументов, чтобы отбиться от атак отца.

– Ну, там Сашок…

– Заткнись, – потребовал Павел и снова отвернулся к окну.

Дальше была долгая пауза. В какой‑то момент Олег решил сесть на стоящий неподалёку стул, но отец, краем глаза заметивший его намерение, немедленно отреагировал на эту попытку.

– Стоять! – рявкнул он. – Никто не разрешал тебе садиться.

На лице Олега появилось лёгкое удивление, однако он не вступил в спор. Незачем было и дальше драконить отца. Павел отметил это. Подобное не было характерно для Олега, который всегда отстаивал свои желания и прихоти до конца. Вероятно, говнюк чувствовал свою вину. Редкое явление.

Павел всё ещё был в ярости и причины для этого определенно были. Важнейшая задача была провалена самым халатным образом. У них в организации созрел заговор. И не какая‑то мелочь, а крупная, организованная оппозиция, с которой нужно было бороться не на жизнь, а на смерть. Работы предстояло много, времени было мало, а зацепок оказалось всего ничего. Ведь из девяти имён, названных Зеленевичем, они сумели схватить только троих людей, да и то одного из них при захвате ранили и он вскоре умер, а второго запытали на допросе, и Павел ещё не до конца разобрался, кто именно это сделал. Все участвовавшие: Олег, Сашок и ещё один идиот переваливали вину друг на друга, но больше всего на этого третьего и под натиском Павла тот в итоге сдался и признал, что это был он. Но что‑то подсказывало Павлу, что не всё так просто.

Последнего выжившего заговорщика он приказал стеречь днём и ночью и собрался лично вести допрос. Что же до шестерых оставшихся имён – четверо были убиты во время ареста: двое застрелились сами, а ещё двоих убили во время завязавшейся при аресте перестрелки. Ещё двое сбежали вместе с семьями, включая самого главного, по словам Зеленевича, заговорщика – Сергея Горвата, главного инженера на их еле работающих шахтах. Именно он поставил Зеленевичу задачу по ликвидации. По мнению Олега, они поняли, что дело дрянь и сбежали, но было ли это так на самом деле? Может, их предупредили, что они раскрыты и за ними идут? Насколько глубоко в их структуре засела оппозиция? Чёртов Олег почти уничтожил возможность это выяснить.

Группой для ареста в четырёх случаях командовал Родионов. И Паша был уверен, что там всё прошло как надо. Правда, двое подозреваемых в итоге застрелились, но других двоих взяли живыми. А вот во всех случаях, за которые отвечал Олег – случились провалы. Подозреваемые либо сбежали, либо были убиты. И голова полковника уже связала всё это воедино.

Если бы руководство «Булата» не давило и не требовало немедленного выдвижения, то, вероятно, они с Родионовым допрашивали бы всех самостоятельно, но обстоятельства потребовали в первую очередь разобраться с отправкой экспедиционного полка, а потом вернуться к внутренним проблемам. К сожалению, Павел допустил ошибку и не предусмотрел, что Олег в очередной раз проявит самоуправство в его отсутствие.

– Твоя некомпетентность, – продолжил Павел. – Даже не так – ты ведь не просто некомпетентен – ты долбаный идиот. Так вот, это твоё идиотство стоит нам слишком дорого. Объясни – нахрена ты полез к Тупичкову? Нахрена вы его убили? Отвечай.

– Мы, ну‑у… Извини…

– Не мычи, а отвечай!

– Извини, я…

– Извини? Извини?! Извинения тут не прокатят! Ты, баран, понимаешь хоть, что наделал? Спрошу ещё раз – нахрена вы к нему полезли? И лучше бы тебе на этот раз ответить внятно!

Олег понял, что действительно пора что‑то говорить. Впрочем, в этом вопросе он был более менее готов.

– Ну, я же как лучше хотел. Пока вы там зависли с отправкой, я думал расколю этого гондона и к твоему возвращению уже смогу дать первые результаты. Я ж не мог знать, что Сашок с Кондрашовым так протупят.

– Перестань сваливать на них. Они, конечно, дол…бы, но в первую очередь – твои подчинённые, а это значит, что ответственность лежит на тебе. И наказан будешь именно ты. Ясно?

Олег согласно кивнул и опустил голову.

– Не кивай, а отвечай, – негромко, но крайне угрожающе потребовал Павел.

– Так точно, – тут же ответил Олег, снова подняв лицо.

Он чувствовал, что ситуация всё ухудшается. Дело приобретает совсем дурной оборот и ему начало становиться страшно. Отец в таком состоянии способен на что угодно.

– Почему ты позволил убить двоих при аресте? Почему ты не пресёк этого?

– Извини, я в натуре облажался. Признаю. Думал, что разрулю, но…

Павел раздражённо вздохнул, и Олег замер. Он чувствовал себя, как на минном поле, где любой неосторожный шаг или действие могут привести к фатальным последствиям.

– Как погибли те двое?

– Как… Они шмаляли в нас, мы шмаляли в них. Так вышло.

– Вышло… – Павел шумно выдохнул и прикрыл глаза рукой, а затем поднял голову и вперил в Олега колючий, пронизывающий взгляд, и заговорил жёстким, ледяным тоном. – Ты равняешься на Романова, хочешь быть лучше, чем он. Но он такого не допускает. Он думает, анализирует, строит планы, и даже если ошибается, то несёт ответственность и старается исправить ошибки, а ты просто делаешь хер знает как, и тебе срать на результаты. У тебя «так вышло».

Выражение лица Олега стало поначалу обиженным, а затем хмурым и недовольным. Сравнение с Романовым пока что стало для него самым болезненным наказанием.

– Я хочу знать подробно – кто конкретно и при каких обстоятельствах стрелял в подозреваемых? Почему нельзя было взять их живыми? Обмануть, выманить, застать врасплох? Что помешало тебе включить твою бестолковую башку и использовать мозги для хотя бы простейшего мыслительного процесса?

Внутри Павла всё бурлило. Само собой он буйствовал в первую очередь из‑за неудачи в расследовании, но гораздо хуже было то, что очередная неудача произошла из‑за действий именно Олега, который теперь молчал, опустив голову.

– Тебе непонятен русский язык? Или это я стал выражаться невнятно? – ледяным тоном уточнил Павел.

– Нет…

– Тогда отвечай на поставленные вопросы.

– Одного Сашок убил, а второго Кондрашов. Мы облажались. Как ты сказал – не включили мозг, – выпалил Олег и озадаченно уставился на отца.

Павел посмотрел на сына, как на конченого дебила или пациента дурдома, причём сделал это так красноречиво, что истинный смысл взгляда стал понятен даже самому Олегу. Павлу стало ясно, что внятно сын ничего объяснить так и не сможет, и его терпение вдруг окончательно лопнуло. Он больше не собирался иметь дело с этим придурком, через которого жизнь отомстила ему за всё зло, что совершил он сам.

– Значит так, слушай сюда. Очень внимательно, – лёд в тоне Павла сменился сталью, тоже ледяной. – Ты найдёшь и вернёшь Горвата и Шацкого – обоих беглецов. Живыми. И не вздумай облажаться. Срок на всё – неделя. Дважды в день докладывать лично мне. Утром – про планы на день, а вечером – про результаты работы. Лично или радиосвязью – мне всё равно, но доклад должен быть. Тебе всё понятно?

– Так точно.

– Живыми, Олег. Если кто‑то из них умрёт – лучше не возвращайся. Усёк?

– Так точно.

Несколько секунд Павел жёг сына презрительным взглядом.

– Приступай немедленно. Свободен.

Наконец, у него появилась возможность вырваться отсюда, так что Олег не стал заставлять просить себя дважды. Он развернулся и быстро вышел из кабинета. Павел, взглянув на часы, тоже медленно направился к выходу, размышляя.

Когда же именно он допустил настолько грубый просчёт, чтобы дело дошло до покушения? В своё время он немного подкрутил гайки, установил четкие рамки и контроль. Да, он предполагал, что возникнет противодействие, и оно даже возникло, но это было предусмотрено, а контрмеры заранее приняты. Что они с Дьяковым упустили? Помимо этого был и другой вопрос, тоже очень неприятный, но его Павел решил отложить на потом.

Людей на плаце собралось много. Казни в «Убежище» – величайшая редкость. Даже если быть точным – это вторая за всю историю. Первыми когда‑то казнили главарей «волков» и прочих членов банды, но в этот раз вместо ненавистного врага на импровизированном эшафоте в открытом кузове грузовой машины со связанными за спиной руками стоял один из жителей «Убежища», свой. Тот, кого многие хорошо знали, и это было вдвойне неприятно.

Вторая причина, по которой все собрались, был приказ Гронина. Нет, дело было не в том, что он желал, чтобы все смотрели, как вершится казнь, ведь он не верил, что такой метод даёт верный воспитательный эффект. Его целью было сделать заявление сразу для всех.

Зеленевич смотрел в пол, избегая взглядов толпы. Он знал, что большинство не поддерживает его поступок и не хотел перед смертью видеть в их глазах осуждение. Но, надо отдать ему должное, держался он достойно. Во всяком случае, пока что.

Гронин подошёл, поздоровался в ответ на многочисленные приветствия, и мощным рывком выскочил на кузов к Зеленевичу. Тот покосился на него виноватым, испуганным взглядом, но Павел не обратил на приговорённого никакого внимания. Вместо этого он обратился к толпе.

– Смерть человека не является тем посланием, что я хочу передать вам, – громко сказал он. – Мы – не полицейское государство и не варвары. Я не хочу, чтобы в нашей организации подчинение или следование нашим правилам происходило из‑за страха. Но в данном случае я вынужден сделать то, что должно. Этот человек – предал не меня и даже не нашу организацию. Во имя непонятных целей он предал всех вас. Отнял у вас капитана Кравца – человека, на котором во многом держалась ваша защита, и доктора Бернштейна, важность которого вообще невозможно оценить. С доктором ушла значительная часть нашей мудрости и знаний, которые были необходимы практически во всех наших делах. Хотя, что здесь говорить – вы и сами это прекрасно понимаете.

Павел выдержал небольшую паузу, оглядывая толпу. Все молча слушали, многие смотрели на него в ожидании, но некоторые опустили головы.

«Кто из них мои враги?», – подумалось Павлу.

– Видит Бог, я не хочу того, что собираюсь сделать, но есть ли кто‑нибудь, кто считает, что убийство Кравца, профессора Бернштейна, ещё троих важных для всех нас людей, а также покушение на многих других – недостаточная причина для казни? Если есть – не бойтесь, выскажите, что думаете. Может, этот человек ещё нужен организации, может, он ценен и его стоит оставить в живых? Не стесняйтесь, возможно, от вас зависит его жизнь.

Он прекратил говорить. Это был ещё один довольно примитивный трюк, с помощью которого Павел пытался проверить присутствующих и по возможности собрать кое‑какую информацию, но к его удивлению никто не выказал желания взять слово.

– Что ж… – это всё, что сказал Павел Гронин.

Сразу после этого он сделал шаг назад и в сторону, остановившись за спиной у Зеленевича. Через секунду в результате быстрого и совершенно неожиданного для подавляющего большинства людей движения шея Зеленевича хрустнула, и он мешком свалился на помост.


11

Вести с самого утра были совсем не приятными. Даже хуже – откровенно дерьмовыми они были, эти вести.

Именно с такими мыслями Павел Гронин вышел из здания штаба и ступил под дождь. Он спешил к зданию СВБ, чтобы лично убедиться в том, о чём ему только что доложили. И заодно осмотреть место, пока его не затёрли какие‑нибудь бестолочи, а в том, что их в СВБ полно он больше не сомневался.

У входа в бункер его ждал пожилой человек с потухшим взглядом и виноватым выражением лица – Пётр Викторович. Не говоря ни слова, он протянул полковнику руку для приветствия. Павел размышлял долю секунды, но руку пожал.

– Как так?

В его простом вопросе звучал сдерживаемый гнев. Сдерживался он не потому, что не хотел кипятиться, а потому что старый прокурор не нёс непосредственной ответственности за произошедшее. С одной стороны, конечно, доля его вины была – нужно было наладить охрану получше, чем один полусонный боец, но с другой – об этом должен был подумать не он, а его начальник – Олег.

«Как вообще так вышло, что Олег оказался начальником старого и умного прокурора? Ну, Дьяков, лучше бы тебе не выздороветь», – подумал Павел. «Кадры решают всё. Иосиф Виссарионович, как же ты был прав».

– Простите, товарищ полковник, но у меня нет ответа. Я и сам в шоке, – честно признался прокурор. – Я и подумать не мог, что после всего случившегося, после того, как мы взяли Зеленевича и провели такую чистку, кто‑то отважится на нечто подобное.

– Херово, прокурор. Ведь должен был подумать. Но я сам виноват – я должен был предвидеть это.

В целом нужно начать с того, что охрана как таковая в здании СВБ вообще не была предусмотрена. Даже когда в камерах кого‑то держали, то, как правило, недолго да и не было тут никогда кого‑то, кого стоило бы охранять. Этого несчастного охранника, которого убили, временно поставили сюда исключительно для охраны Бойко, как особо важного арестанта. Каждые двенадцать часов охранники сменялись, но стояли тут исключительно сотрудники СВБ, то есть такие люди, которым доверяли. Вероятно, все расслабились по причине отсутствия опыта в подобных ситуациях, да и самих ситуаций тоже.

С душераздирающим скрипом прокурор открыл тяжелую стальную дверь, и они вошли в скудно освещенный бункер. Спустившись по лестнице, они оказались на этаже СВБ и вскоре остановились у той части этажа, где располагались несколько камер для содержания арестованных. Тут крутился Сашок, а вот Кондрашова, к которому у Павла всегда было много вопросов, благоразумно куда‑то спрятали. Тело убитого охранника успели убрать прежде, чем Павел распорядился ничего не трогать, так что на том месте, где оно лежало, теперь виднелось лишь чёрное пятно присохшей крови да немного кровавой мазни. А труп арестованного Александра Вячеславовича Бойко – единственного, на кого Павел полагался в вопросе раскрытия заговора, по‑прежнему лежал в камере. Тут же с виноватым видом стоял и Олег.

Осторожно переступив через кровь у дверей, Павел вошел в камеру и бросил на Олега не обещающий ничего доброго взгляд.

– Твоё счастье, что ты не успел тронуть и это тело, – зловеще сказал он, осматривая камеру. – А пока – выйди за дверь и жди. Пётр Викторович – останься.

Не то, чтобы Павел сильно доверял прокурору, но Родионов и Корнеев отзывались о нём, как о человеке неглупом и надежном. А вот Олег его беспокоил. Его тупость, даже идиотизм, давно уже перевалили за все мыслимые и немыслимые пределы, и полковник больше не намерен был продолжать с этим мириться ни секунды. Если вчера он ещё имел крохотный, почти незаметный кредит доверия к Олегу, то этот случай стал последней каплей.

Свет в камере был только тот, что проникал в неё из коридора, и было его очень мало, но у прокурора имелся с собой мощный фонарь и он включил его. Вспыхнувший свет сразу осветил лужу крови на полу, в которой лежал труп Бойко. Камера была оборудована в одной из старых комнат и имела форму квадрата со стороной четыре на четыре метра. Сюда принесли три металлических кровати и небольшую тумбочку. В углу стояло вонючее ведро для испражнений – оборудовать туалет было попросту некому и нечем, так что условия содержания здесь были малость неприятными, но стоит отметить, что долго держать здесь никого не собирались. Всё‑таки это не тюрьма, а временный изолятор, и постояльцы в нём появлялись не так уж часто, да и ненадолго.

Итак, что же увидел Гронин? Кровати стояли ровно и, казалось, на своих местах. Одна из них была застелена рваным матрасом. На тумбочке стояла металлическая чашка, в которой ещё оставалась вода. Труп Бойко лежал на боку в двух шагах от двери. Внимательно осмотрев его, Павел перевернул тело и убедился, что ему перерезали горло. Судя по характеру раны такое трудно было сделать, глядя ему в лицо – по любому началась бы борьба, пусть и непродолжительная, но какие‑то следы могли бы остаться. Как минимум сам Бойко мог начать метаться по камере и разбрызгать повсюду кровь, но ничего такого тут не было. Стало быть, убийца стоял сзади, возможно даже, заставил Бойко встать на колени или держал его в захвате. Тут трудно что‑то сказать конкретно. Кто угодно мог бы заставить арестованного отвернуться – как вооруженный, особо не скрывающий своих намерений убийца, так и охранник, либо прикинувшийся им человек. Гораздо больше можно было бы узнать, если бы труп охранника остался на месте, но его убрали. Дебилы!

– Кто убрал тело охранника? – зло спросил Павел.

– Я не присутствовал, но вроде как это был Сашок, – слегка запинаясь, ответил Прокурор.

Пётр Викторович побаивался полковника и не безосновательно. Особенно в такие моменты.

– Кто дал ему команду?

– Не знаю.

Полковник чуть слышно вздохнул.

– Кто нашел тело?

– Олег Гронин.

Трудно описать всю ту бурю эмоций и желаний, которые в этот момент возникли у Павла. Если очень коротко, то ему захотелось громко закричать, разнести всё в этой камере, а то и проломить кое‑кому череп и желательно всё одновременно. Но вместо этого он лишь прикрыл лицо рукой и выдал протяжный, усталый стон.

«Да, старею, но разве можно такое спокойно вытерпеть? Тут никакой выдержки не хватит», – подумал Павел.

Несколько секунд он утихомиривал свои эмоции, а затем решительно шагнул в коридор. Олег и Сашок стояли там. Олег прямо у двери, а Сашок неподалёку у противоположной стены.

– Ты нашел тело? – жестко спросил Павел, обращаясь к сыну.

– Так точно.

Странно, но Олег проявил покорность. Видимо, уже осознал глубину своего промаха.

– Ты приказал убрать его?

– Ну да, это же…

– Нахера?! – заорал Павел, давая выход накопившейся злости.

Он прекрасно отдавал себе отчёт в своих действиях, понимал, что выглядит глупо и несдержанно, но если бы он не сделал этого, то наверняка врезал бы Олегу, а это было бы ещё хуже.

– Э… ну…

– Кусок ты придурка, – Павел покачал головой, с трудом сдерживая ярость. – Работник службы внутренней безопасности, по сути, следователь, не знает элементарного – на месте преступления ничего нельзя… трогать.

Павел вдруг запнулся и замолчал. Олег подумал, что он просто высказался, но на самом деле он мысленно продолжал свою речь.

«Или знает и потому сделал это намеренно», – закончил про себя Павел.

– Как именно лежало тело? – быстро спросил он, уже гораздо более спокойно, но всё равно с раздражением.

Олег посмотрел на пол возле дверей, почесал затылок.

– Ну, короче…

– Покажи на себе, – жёстким тоном приказал Павел.

– Чего?

– Я сказал – покажи.

– Э‑э‑э…

– Что конкретно в этом коротком слове тебе непонятно?

В голосе Павла, кроме раздражения и нетерпеливости, наконец, прорвалась угроза. Олег слишком хорошо знал, что это означает. Под дверью в камеру растеклось большое размазанное пятно крови, так что Олег отошел в сторону, где пол был чистым, и принялся укладываться, чтобы показать, как лежало тело, но Павел остановил его.

– Не там. Покажи в том месте, где лежало тело, – сурово потребовал он, выделив слово «том».

– Но ведь там же… – опешил Олег.

– Товарищ полковник… – Пётр Викторович, озадаченный таким требованием, попытался заступиться за парня.

Даже ошарашенный Сашок что‑то промямлил со своего места.

– Пётр Викторович, не встревай, – довольно мягко, но так, чтобы прокурор понял, что спорить бесполезно, перебил его Павел. К Олегу же он обратился холодным, стальным голосом. – Показывай.

Глаза Сашка, стоявшего у стены, казалось, сейчас вывалятся и покатятся по полу. Олег, понимая, что дело серьёзное, кривясь и превозмогая отвращение, принялся укладываться на пол, прямо в кровавую лужу.

– Ты совсем с ума сошёл, – зло процедил он.

– На эту тему мы поговорим потом, – зловеще ответил Павел.

Олег изрядно испачкался в крови, принимая нужную позу. Наконец, заняв её, он бросил короткое «так». Павел некоторое время смотрел на него, затем сменил позицию и посмотрел с другой стороны.

– Как он был убит?

– Перерезали горло, – ответил за Олега Сашок.

– Впредь отвечает только Олег. Ясно?

– Так точно!

Если бы Сашок мог, то после взгляда полковника вжался бы в стену. Павел выделил ему целую секунду своего времени и даже это посчитал пустой растратой. Затем он вернул всё свое внимание Олегу.

Та поза, которую принял Олег… Конечно, в тщетных попытках остановить кровь, тело умирающего запросто могло скрючиться как угодно, но всё‑таки… Ладно. Допустим, что так всё и было. Тогда как убийца мог зайти охраннику за спину? Если охранник сам не стоял к нему спиной, то никак. Разве что он повернулся лицом к двери, но зачем ему это делать? Переговаривался с заключённым? Нет, все двери в бункере герметичны и хорошо шумоизолированы, переговариваться через них не выйдет. Значит, охранник повернулся к двери, потому что ему приказали, например, чтобы её открыть. Кто‑то, кто имел право отдать такое распоряжение и кому он полностью доверял.

Допустим, охранник стоял на посту. Ночью в пустом коридоре он не мог не услышать, как кто‑то вошёл в здание – ведь стальная входная дверь скрипела на всю базу. Стало быть, он был готов к тому, что кто‑то идёт. Охранник был вооружен и по инструкции должен был бы достать пистолет и приготовиться к стрельбе.

– Пистолет охранника. Где он?

– Остался у него, – отдуваясь, ответил Олег. – Сашок, он там?

Сашок бросил на полковника испуганный взгляд, не решаясь ответить.

– Сашок! – стиснув зубы, прикрикнул на него Олег, и тот, наконец, решился.

– Д‑да, в кобуре. Я его не доставал.

Отлично. Пистолет в кобуре. Его, конечно, могли туда вложить, но вряд ли это было так. Окажись здесь посторонний – охранник успел бы выстрелить хотя бы раз, прежде чем ему перерезали горло. Так что круг подозреваемых резко сократился с нескольких сотен, находящихся на базе, до менее чем десятка людей на всю организацию, многих из которых в данный момент тут не было. Итак, похоже, охранник знал убийцу, более того – он подчинялся ему, иначе он бы немедленно поднял тревогу и тем более не спрятал оружие. Кто это мог быть? Из тех, кто есть на базе: сам Гронин, Дьяков, капитан Садальский, старлей Вакулин, Петр Викторович и Олег… Почему из всех перечисленных больше всего подозрений у Павла вызывал именно он? Наверное, потому что за ним в этом деле числится огромное количество косяков. Однако, в таких делах спешка приводит к плохим результатам, потому Павел решил оставить эти размышления на потом.

– Можешь встать.

Всё ещё кривясь и отплевываясь, весь испачканный, Олег поднялся, немедленно снял форменную куртку, вытер об неё руки и с отвращением бросил на пол. Стало ли для него это уроком? Какая разница? Павлу уже было все равно – несколько минут назад он окончательно поставил на своём сыне крест.

– Свободен, – Павел сказал это таким тоном, будто обращался к какому‑то низшему существу.

Может, Олег пытался придумать, что сказать, а может, просто переваривал нанесённое оскорбление, но он несколько секунд потоптался на месте, а затем, бросив на отца полный ненависти взгляд, удалился.

«Таки не удержался, волчонок», – отметил про себя Павел и мысленно улыбнулся.

– Ты тоже, – чуть мягче, но тоже без грамма теплоты, сказал он Сашку.

Этого не надо было просить дважды. Он и так натерпелся страху, наблюдая за происходящим. Получив разрешение удалиться, он рванул к выходу следом за Олегом, на ходу подобрав его испачканную куртку.

– И приберитесь тут! – крикнул ему вслед Павел.

После этого он некоторое время молча смотрел на пятно крови, пока не услышал скрип входной двери, а затем сразу же, будто только этого и дожидался, чётко и размеренно сказал прокурору.

– Что ж, Пётр Викторович, извини, что пришлось стать свидетелем всего этого, но так было нужно.

Прокурор в ответ ограничился коротким: «всё нормально».

– Пройдём. Есть о чём поговорить.

И они направились на улицу, подальше от запаха крови и тяжёлого воздуха бункера СВБ.

Выйдя на свежий воздух, первым делом Павел осмотрелся, но не увидел того, кого искал. Так даже лучше. Далее он двинулся прочь с базы, к беседке, в которой любил посидеть и поразмышлять. Дождь, правда, портил прогулку, но было тепло, и Павел не обращал на погоду никакого внимания. Ему приходилось сутками сидеть в засадах в холод под проливными дождями, так что это вообще был сущий пустяк.

– Иди, присядь, – тоном приказа сказал Гронин, когда они дошли до беседки, а сам медленно сделал несколько кругов вокруг неё.

У него имелось несколько вариантов, что и почему происходит. Чтобы проверить один из них, он решил осмотреть беседку на наличие микрофона, но ничего такого не заметил. Последний круг он сделал совсем близко к ней, сложив руки за спиной и, казалось, задумчиво глядя на облака.

Наконец, он присоединился к прокурору. Сев напротив, некоторое время Павел, недобро прищурившись, хмуро смотрел на него.

– Скажи, прокурор, зачем? – начал он, наконец.

– Зачем что? – озадачился тот.

– Зачем ты нас предал?

Глаза Петра Викторовича округлились, а брови нахмурились, но взгляд не оторвался от полковника ни на секунду.

– Что? Я? Вы это серьезно?

– Не надо юлить – все доказательства указывают на тебя, – жестким тоном оборвал его Павел. – Просто ответь – зачем?

Прокурор смотрел на него ошарашено, с долей негодования, даже обиды. Гронин впился в него жёстким, внимательным взглядом и ждал. Если бы прокурор знал своего собеседника чуть лучше, то знал бы и то, что тот не действует с предателями так мягко.

– Я никого не предавал, – голос прокурора дрожал, но совсем немножко, скорее от негодования. – И я бы хотел услышать ваши доказательства. Хочу знать, на основании чего вы бросаете мне такое серьезное обвинение?

Сам факт, что Гронин даёт ему возможность так высказаться и не перебивает, уже говорил о том, что Павел устроил примитивнейшую мини‑проверку, но прокурор, воспринимавший всё иначе, пока не разгадал этого.

– Ты пришёл в СВБ посреди ночи. Охранник знал тебя и знал, что у тебя есть полномочия отдавать приказы, поэтому тревоги не поднял. Ты потребовал открыть камеру, якобы для беседы с арестованным, и когда охранник отвернулся – перерезал ему горло, а затем и самому Бойко.

– Поверить не могу, что слышу такое от вас, – с обидой сказал Пётр Викторович. – И это ещё не доказательства, а просто предположение. Подобное и я могу предъявить.

Павел улыбнулся. Ему не хотелось сильнее давить на немолодого уже прокурора, а то как бы ещё человека до инфаркта не довести, но и вывести его из зоны комфорта тоже было полезно. По крайней мере, Павел увидел некоторые реакции.

– Это просто ленивая проверка, ты же сразу понял, да?

– Вообще‑то нет, – шумно выдохнул прокурор и нервно отвернулся.

Гронин покачал головой, а затем улыбка с его лица исчезла.

– Но версия моя именно такая. Пока что. Если бы тело охранника осталось на месте, то возможно, я был бы уверен, а пока будем считать это гипотезой. Единственное, что меня смущает – слишком всё примитивно, просто, без попыток замести следы и усложнить задачу следователю. Бойко просто убили. Разумеется, потому что боялись того, что он может сказать. Боялись дать следствию зацепки. Кто это мог быть, Пётр Викторович? Сделай это ты – я бы, наверное, даже не поверил, пока не увидел бы чётких доказательств или не услышал твоего признания. Ты бы точно не допустил такой халатности, правда?

– Не допустил бы, – прерывисто вздохнул Пётр Викторович, глядя на столешницу.

После только что пережитого стресса его ещё немного трясло.

– Тогда кто это был? – разделяя каждое слово, задал вопрос Павел. – Кто был столь неопытен или настолько панически напуган?

Пётр Викторович ещё немного помолчал, приводя в порядок дыхание и мысли, а затем заговорил.

– Давайте составим весь круг подозреваемых. Перечислим всех, кто имел достаточные полномочия. Вы, подполковник Родионов, майор Дьяков, капитан Садальский, старший лейтенант Вакулин и… ваш сын. Это все сотрудники СВБ, которые имеют полномочия, чтобы самостоятельно что‑то решать. Могли бы быть ещё люди из отдела Садальского, но их, как и меня с Бенедиктовой Олег отстранил – это, кстати, главный промах вашей гипотезы на мой счет. Майор Дьяков и капитан Садальский сейчас отсутствуют, поэтому главный по СВБ – Олег. Он отстранил всех от этого дела и заявил, что будет заниматься им лично.

Пётр Викторович осторожно взглянул на Павла, но, не заметив никакой реакции, продолжил.

– Подполковника Родионова в «Убежище» нет, вас исключаем, Вакулина тоже нет уже неделю – он где‑то на объектах пропадает, так что и он временно вне подозрения. На всякий случай я, конечно, проверю у начальника КПП – вдруг он возвращался, но сомневаюсь, что это так.

– Обязательно проверь. А что значит отстранил?

– Олег? Он заявил, что предателем будет заниматься лично, а если понадобится помощь – сам к нам обратится, и запретил нам не только допрашивать его, но вообще подходить к камере.

– Вот, значит, как. Ясно. А была ли на этот счёт проинструктирована охрана? О том, что вас нельзя допускать к арестованному?

– Я не знаю. Вероятно. Я ни разу к Бойко не заходил и с охранниками на эту тему не разговаривал. Не хочется гадать, так что я выясню на счёт таких инструкций у самих охранников.

– Хорошо. По Садальскому. Это мог быть он?

– Мог, – сразу же ответил прокурор. – Он, конечно, был тогда на совещании и тоже получил свою порцию осколков, но он не лежит в лазарете, как майор Дьяков, а отлеживается у себя. После взрыва он один раз появлялся в СВБ по какому‑то срочному делу, но это было ещё до того, как мы поймали Бойко. Мог прийти и ещё раз.

– Понятно. Хм… В принципе, разработка и допросы предателей это как раз в ведении Садальского. Такая возможность выслужиться, а он сам и его люди бездействуют и позволяют Олегу делать всё, как ему вздумается. Странно это.

Прокурор задумчиво молчал, потирая переносицу, а потом выдал интересную версию:

– Может, хотели его подставить? Молодой, вспыльчивый парень, и так уже наломавший дров. Сами посудите: захват подозреваемых провалил, а потом ещё и Тупичкова со своими балбесами замордовал. Это может быть выгодно – убить Бойко, за которого Олег сам взял ответственность, и таким образом окончательно свалить на него все подозрения.

Гронин утвердительно кивнул. Гипотеза была неплохой.

– Возможно. А на счёт Тупичкова – кто из них там отличился?

– А я знаю? Не знаю как на базе, но в СВБ всем известно, что они там были трое. Но кто из них что сделал – этого никто, кроме них, не знает.

– Понятно. Кстати, как ты считаешь – почему бездействовал Садальский и его люди? Он ведь мог бы и не позволить Олегу устроить такую кипучую деятельность?

Прокурор задумался ненадолго, почесал подбородок.

– Чего не знаю, того не знаю. Может, Садальский ещё не пришёл в норму, не чувствует, что ему хватит сил, чтобы схлестнуться с Олегом. Всё‑таки, его все немного побаиваются.

– Побаиваются? Почему?

Пётр Викторович замялся, не зная как ответить. Пришлось Павлу его подтолкнуть.

– Не надо подбирать слова. Говори, как есть – я всегда ценю это в людях. А если тебя волнует, что он мой сын, то поверь – это не имеет никакого значения. Неудачное покушение означает только одно – нужно готовиться к повторному. А когда на кону наши жизни, то для меня не существует ни друзей, ни родственников – в таких делах доверять нельзя никому. Лучше быть живым параноиком, чем мёртвым слепцом.

Такие слова немного даже шокировали старого прокурора. В былые времена он, конечно, был не из лучших следователей, часто проявлял жалость к обвиняемым, если чувствовал, что дело сфабриковано, либо те действовали из‑за трудных жизненных обстоятельств, но рассуждать так… Он понимал, что имеет в виду Гронин, но подозревать и не доверять собственному сыну… Кому же тогда вообще верить в этом мире? Неужели полковник не доверяет вообще никому? Однако взгляд Гронина требовал и ждал ответа.

– Он жёсткий, наглый, беспринципный. С ним тяжело. Но его выбрыки все терпят, потому что он ваш сын, – вздохнув, сказал прокурор.

– Хреново, что всё так, но это ваши собственные заблуждения. То, что он мой сын – для него это даже хуже. И любые его, как ты сказал, выбрыки, должны пресекаться немедленно. Впредь если у тебя или ещё у кого‑то будут возникать с ним трудности – иди сразу ко мне. Договорились?

– Так точно, – решительно ответил прокурор, хоть и сомневался, что будет так поступать.

Иерархия в СВБ была следующей: Дьяков был главным, номинально его замом был Садальский, но реально – Олег Гронин. Иногда казалось, что с Олегом осторожничает даже сам Дьяков. Поэтому прокурор не был уверен, что сможет пойти против всех в попытке как‑то повлиять на Олега. Жестокость и мстительность последнего уже была довольно широко известна.

Но у Павла был свой план. Он уже решил, что полностью отстранит Олега от работы в СВБ и вообще где бы то ни было, но пока что пусть всё ещё немного побудет, как есть. Во всём этом деле уже почти ничего нельзя было испортить, и полковник хотел понаблюдать за сыном и остальными действующими лицами. Судя по всему, кто‑то из них каким‑то образом был связан с заговорщиками – сам состоял в заговоре либо был зависим от них. Любые перестановки сейчас могут взбаламутить воду в этом аквариуме и усложнить дело. Пусть лучше все решат, что хвостов больше нет и немного расслабятся.

– А что ты скажешь о его причастности ко всему этому делу?

Пётр Викторович недоверчиво и с опаской посмотрел на Гронина.

– В каком плане? – осторожно спросил он.

– Это он убил Бойко?

Прокурор застыл в недоумении. Голос полковника прозвучал так, будто это был и не вопрос вовсе, а уверенность. Неужели он действительно подозревал собственного сына в сговоре и попытке его убийства? Как он может так легко бросаться такими серьёзными обвинениями? Или это очередная провокация? Пётр Викторович и в прошлые времена бывало терялся перед начальством, но здесь мало того, что Гронин сам по себе непредсказуемый и крайне опасный человек, так ещё и раз за разом провоцирует его.

Он долго не решался говорить, но требовательному взгляду полковника трудно было противостоять. Будут последствия или нет – двум смертям не бывать, одной не миновать.

– Олег вызывает у меня разные чувства, – издалека начал прокурор.

– Давай‑давай. Рассказывай.

Помявшись ещё немного, Пётр Викторович, наконец, решился и заговорил немного свободнее.

– Некоторые его действия и решения выглядят странно и крайне непрофессионально. Начнём с того, что я вообще не могу понять, зачем майор Дьяков назначил Олега на эту работу – ему ведь явно не хватает квалификации.

– Знаешь, я и сам не могу этого понять. Так что пока оставим этот вопрос – я как раз планирую задать его майору.

Услышанное замотивировало прокурора говорить откровеннее.

– Понял. Что я могу сказать об Олеге… он агрессивен, деспотичен и жесток. Ему не хватает ни выдержки, ни знаний, а порой, извините, и мозгов. Многие его решения исходят из позиции «потому что могу», некоторые не поддаются логике, а то и вовсе сугубо эмоциональны. Как‑то так.

В лице полковника вообще ничего не изменилось. То ли он намеренно сдерживал свои эмоции, то ли не услышал ничего такого, о чём бы не знал до этого. А может его просто не интересовало то, что ему сказали, потому что следующий его вопрос был точен, краток и беспристрастен.

– Так это он убил Бойко?

Прокурор отвёл взгляд и прикрыл рот рукой, будто боялся того, что может сказать, но пауза длилась всего несколько секунд.

– Как по мне у него было меньше всего мотивов.

– Обосновывай, – немедленно потребовал полковник.

У Петра Викторовича возникло ощущение, что он на экзамене, где строгий преподаватель постоянно пытается его завалить. Чёткие, прямые вопросы Гронина постоянно ставили его в тупик. Сами по себе они были понятны, но касались людей и событий, о которых осторожный прокурор не хотел бы говорить. Особенно с полковником Грониным.

– Начнём с того, что он – ваш сын. У него и так есть всё необходимое для жизни, включая работу, которая ему явно по душе. Зачем ему пилить сук, на котором он сидит, и бросать на вас тень? Единственный логичный мотив, что я вижу – полный захват власти, но даже в случае вашей гибели есть люди, за которыми пойдут другие, которые намного умнее и авторитетнее него, так что конкурентов у него будет слишком много, а убить всех… не верится, что он на такое пойдёт. Да и не по силам ему это. А в то, что он возглавляет заговор, я ни за что не поверю, и вы, думаю, тоже. Ему для этого просто не хватит ума. Так какой смысл ему тогда в нем участвовать?

Пётр Викторович подождал немного, ожидая комментариев, но по скептически искривившемуся лицу Гронина понял, что тот не сильно доволен его аргументами.

– Кроме этого он провалил задержание ряда подозреваемых и уже в немилости у вас, ведь правда? Уверен, он уж точно не хотел бы упустить последнюю ценную ниточку и окончательно упасть в ваших глазах, ведь он сам же был в ответе за охрану Бойко, как главный по СВБ в данный момент. И он наверняка понимал, что в случае чего спрашивать будут именно с него. Да и сделано всё слишком топорно. Если бы он был убийцей, то организовал всё получше. Ведь можно было выставить «свою» охрану, Сашка того же, и выбрать способ похитрее, скажем достать в медчасти и отравить медпрепаратами, или задушить во сне подушкой. Ну, это так, первое что приходит на ум. Я веду к тому, что зачем действовать так нелепо, когда у него есть все возможности организовать всё как надо, а времени на это нужно всего ничего? Допустим даже, что он действительно замешан в заговоре – кто бы ни был организатором он явно не дурак, потому что до покушения мы даже не догадывались о его существовании. Такой человек в данной ситуации сориентировался бы и дал Олегу чёткие инструкции.

– Или у исполнителя пропал с ним контакт. Мозгом заговора мог быть Горват, а к нему теперь не доберёшься.

– Возможно и такое.

Пока что единственное, что Павел знал точно – подозревать нужно всех. Пока ты на сто процентов не уверен в невиновности конкретного человека, пока есть малейшая вероятность его вины – он подозреваемый. Поэтому даже Пётр Викторович по‑прежнему оставался для Павла в этой категории.

Но что до Олега… Нет. Нет‑нет‑нет. Это не он. Это просто не может быть он. И дело не в том, что он его сын – как сказал прокурор: ему просто не хватит мозгов на такое. Он не способен просчитать и продумать, организовать и взрастить в тайне, пусть даже с чьей‑то помощью, целую фракцию заговорщиков. Да, вероятно, он может в ней участвовать в какой‑то мере, но точно не стоять наверху. Должен быть кто‑то другой.

И кое‑какие мысли на этот счет у Павла имелись. Он уже сформировал в голове пул людей, которые могли возглавлять заговорщиков. Причём их присутствие в кабинете в момент взрыва и даже ранения никоим образом не делали этим людям алиби.

Что же до участия в последних событиях Олега, то тут у Павла возникали некоторые сомнения. Да, все факты указывали на то, что Олег так или иначе замешан во всех из них, но это же сбивало Павла с толку – не может быть, чтобы один человек, имея все возможности сделать всё по умному, допускал такое количество грубейших, нелепейших ошибок. Нет, это скорее было похоже на то, что кто‑то со стороны пытался свалить все шишки на Олега. Это был хороший ход и с политической точки зрения, и с психологической. Таким образом можно было и выбить Павла из колеи, испортив его отношения с сыном, и очернить его перед всей организацией, указав на тотальную некомпетентность Олега.

Какой же ответ правильный? Кто среди своих – враг? И что гораздо важнее – стоит ли кто‑нибудь за заговорщиками, а если да, то кто именно?

Гронин тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Впереди его ждало много неприятной работы.




Расплата

 Глава 1.1. Испытание на прочность



1

Кто‑то, быть может, и боялся. Да что там – наверняка многие. Как не бояться, если ты знаешь, что идёшь навстречу волнам обжигающего огня, раскалённого железа, криков отчаяния и смерти? Как не дрожать, осознавая, что направляешься не просто убивать или выживать, а изо всех сил бороться за жизнь? Сознательно, целеустремлённо готовишься вступать в бой и убивать. Не за свободу, не за идеалы, а за сомнительные, туманные перспективы, которых многие в силу ограниченности ума или банального незнания ситуации не понимали. Только такие зубры, как Корнеев и Родионов могли относиться к этому абсолютно спокойно. Убийство было их работой, специализацией. Тем, чему они посвятили свою жизнь. Вот и сейчас они не проявляли ничего – ни страха, ни сомнений. Ничего, кроме спокойной уверенности.

Но Андрей тоже не боялся. Да, волновался, но не трясся, как некоторые. Разумеется, он прекрасно осознавал риски и благоразумно продумывал, как можно их минимизировать, но всё равно не боялся. Почему? Потому что он не шёл убивать – он шёл мстить: кроваво, яростно, беспощадно. Мстить людям, принёсшим в мир смерть в невероятных масштабах, и Андрей очень давно стремился вернуть им должок. Он верил, что восстанавливает справедливость и благодаря этому чувствовал, что готов ко всему.

Наконец‑то у его желания добиться справедливости появилась конкретная цель, носящая конкретную форму и находящаяся в известном месте. У него теперь не просто не было мыслей о том, что он будет убивать – он хотел этого, сам к этому стремился. Однако, это почему‑то не вызывало в нём совершенно никаких сомнений или противоречий и этот факт заставлял Андрея задумываться, что же именно в нём так изменилось.

Что до секты… Она не станет покорно ждать кары. «Путь просвещения» получил свою сомнительную славу не просто так. «Анархисты» пока ещё ни разу не вступали с ними в бой, но уже были наслышаны, что дерутся сектанты, как звери. Они в подавляющем большинстве обладали высоким боевым духом и редко отступали без приказа даже при серьёзном натиске, в отличии, например, от «Степных волков», трусливо бежавших при малейшей опасности. Ряды сектантов не дрогнули ни разу, хоть как сильно бы их не били. У них была высокая дисциплина, благодаря чему их бойцы образцово выполняли свои обязанности, и их очень трудно было застать врасплох внезапным наскоком. Они всегда были на чеку, всегда были готовы к бою и всегда стояли до конца, словно какие‑то роботы, а не люди. Даже оставаясь в одиночестве и без патронов, многие из них готовы были драться врукопашную или даже взорвать себя, но не сдаться.

А вот солдаты Альянса обладали иными качествами – они могли и внезапно отступить в самый неожиданный момент, оголив фланг, иногда действовали, не координируя действия с соседями, и могли создать разрыв в обороне или, не разобравшись, открыть дружественный огонь по союзникам. Особенно туго дела шли с одной группировкой, войска которой носили шеврон с желтой горизонтальной полоской и полукругом на черном фоне. Её бойцы были очень хорошо экипированы и достаточно профессиональны, но при этом дистанцировались ото всех, за исключением торговцев. Названия этой организации никто не знал, но поскольку встречались они довольно редко, то большой проблемы пока что не создавали.

Всё это «анархисты» постепенно узнавали от бойцов и офицеров из частей, с которыми пересекались в тылу. И звучало это очень неприятно, а ещё порождало в их сердцах страх и сомнения. Было много разговоров о том, насколько им повезло, что в «Убежище» случилось покушение на лидеров организации, благодаря чему экспедиционные силы задержались на целых две недели, и теперь имели возможность перенять опыт боёв с сектантами у других, а не зарабатывать его собственной кровью.

Разумеется «Анархистов», как одно из лучших подразделений, не могли не взять в состав экспедиционного полка, которым командовал подполковник Родионов. К счастью, в итоге их не стали присоединять к какой‑то конкретной роте, хоть вначале и сделали это, а дали отдельный статус и подчинялись они непосредственно Максу.

Полк состоял в основном из мотопехоты, с небольшими вкраплениями танков. Для «Булата» да и всех остальных сил Альянса он назывался 8‑й отдельный механизированный полк. С точки зрения классификации у Родионова были большие вопросы к слову «механизированный», поскольку танков и даже БМП у него было всего ничего, и он небезосновательно переживал за возможные решения «гениальных» стратегов, коими являлись старые пердуны, носящие погоны генералов и, вполне вероятно, не имевшие реального боевого опыта. Все они, по мнению Макса, смыслили в боевых действиях примерно на уровне сержантов.

С другой стороны, на что‑то подобное можно было надеяться и у противника. И если это так, то воевать придётся с огоньком и задором, ловя друг друга на регулярных тактических или стратегических ошибках. Впрочем, никто не знал, каким образом секте удалось подчинить себе Европу, да и не только её, потому о размере реального боевого опыта у командиров их армии пока что судить было трудно.

Пока их полк раскачивался и выбирался из «Убежища», Альянс уже успел понести целый ряд болезненных поражений. Секта давила на всём протяжении условного фронта со страшной силой. Они лезли как обеспокоенные муравьи из растоптанного муравейника, часто неприятно удивляя тактическими манёврами. Всего за какие‑то три недели они прошли по северо‑востоку Румынии и западной Украине, которые, впрочем, гильдия особенно и не защищала. Её интересы в Украине по большей части были сосредоточены в центральной и северо‑восточной Украине, где находилось большое количество выстоявших в эти непростые времена предприятий тяжёлой и машиностроительной промышленности, сырьевая база и главное – кадровые ресурсы, возможно, главная цель «Пути просвещения».

На совещании у Родионова сидели два комбата, восемь командиров рот и Андрей, как командир отдельного спецподразделения, в сопровождении Корнеева, которого Макс попросил лично прийти. «Отдельный» статус отряда с одной стороны давал преимущества – он означал, что в окопы их засунут только в самой безвыходной ситуации. С другой стороны были в этом и серьёзные недостатки, например, им могли поставить какие‑то непростые задачи, либо поручить сложное задание в изоляции отосновных сил. В дополнение к этому за первый пункт Андрея и его бойцов немного недолюбливал личный состав других рот и подразделений.

Совещание проходило в старом полуразвалившемся доме в давно забытой людьми деревне где‑то между Винницей и Хмельницким. До линии соприкосновения с противником было далеко, так что все чувствовали себя почти в полной безопасности. Родионов был в хорошем расположении духа и шутил. Конкретных задач полк пока не получил и условно считался резервным, так что Макс рассказывал в основном о разных тактических приёмчиках, которые стороны использовали друг против друга.

Офицеры слушали его внимательно, но ни один не осознавал в полной мере серьёзность того, что он говорил. Никто не знал реального положения вещей и того, что ждёт их в действительности. Макс намеренно старался быть весёлым и не нагнетать, хотя на душе у него было тяжко. Ведь никто из сидящих за столом, кроме нескольких человек, никогда в жизни не был под бомбёжкой, не видел, как под плотным артиллерийским огнем один за другим страшной смертью погибают их товарищи: как им отрывает конечности, срывает головы, начиняет тела осколками и шрапнелью. Почти никто не знал, какой мощнейший психологический эффект производит всё это, когда видишь такое впервые.

А в том, что такой эффект будет, Родионов был уверен. Почти все, кто сидел сейчас перед ним, прошли кампанию против «Степных волков» и видели смерть от пулевых ранений, подрыва на мине, гибель от осколков гранаты или танкового снаряда, но то были отдельные случаи, которые нагоняли страху, но не означали, что это обязательно случится с каждым. А сейчас они смотрели на него и думали, что им предстоит серьёзное, трудное испытание, но всё равно даже близко не догадывались насколько.

Только комбаты отличались – оба в прошлом, ещё до эпидемии, были офицерами и оба имели опыт боёв и командования. Старый Кирзач был ровесником Родионова, но выглядел как древний старик, в своё время он воевал на Донбассе в составе украинской армии, тогда был ротным. Игорь Быков по прозвищу Бык тоже воевал на Донбассе, но по другую сторону баррикады – за так называемую Донецкую народную республику, и в те времена тоже командовал ротой. Этот был моложе не только на вид, но и по возрасту.

Оба они не раз бывали под обстрелами и артналетами, хорошо помнили, что это такое, и знали, что их ждёт, но были готовы к этому, шли сознательно. И всё равно Макс сомневался в их стойкости, когда они окажутся не просто под обстрелом, а под серьёзным натиском, когда враг будет прорываться, давить их гусеницами и рвать на части. Но что он мог поделать со своими сомнениями? Ничего. Мог только прикидываться весёлым и стараться всячески поддерживать боевой дух своих солдат.

Андрея беспокоили совсем другие вещи. Над одной из них он размышлял уже довольно продолжительное время и всё никак не мог найти на ответ. Когда в совещании возникла пауза, он решил задать интересующий его вопрос здесь.

– Интересно, эти сектанты, ну те, что рядовые, – немного неуверенно начал он. – Они ради чего идут в бой? Что их мотивирует?

Взгляды абсолютно всех сидящих за столом людей обратились к нему. Большинство из них выражало непонимание.

– Ты это о чём, лейтенант? – осторожно уточнил Кирзач.

Андрей выдержал небольшую паузу, подбирая слова, и обвёл всех слегка сконфуженным взглядом.

– Ну, вот с нами всё понятно – мы защищаем свой жизненный уклад, свободу, жизни близких в конце концов, поэтому у нас решимости для борьбы более чем достаточно. Насколько я помню, у них всё устроено иначе. Если я не ошибаюсь, там что‑то типа повинности, ведь так?

Он посмотрел на Родионова, ожидая от того подтверждения. Макс, сверля парня взглядом, одобрительно кивнул.

– Продолжай, – хлёстко бросил он.

– Ну, что продолжать… мне просто стало интересно – что их мотивирует? Вдруг можно это как‑то использовать против них?

– Ясно. Хрен их знает, за что они воюют. Начнутся бои – возьмёшь парочку в плен и выяснишь. Так что вот у тебя уже есть первое задание.

Родионов саркастично улыбнулся, некоторые за столом его поддержали.

– А шо слышно про нас? – раздался робкий голос.

Это был Вова Коробейников – младший лейтенант, которого Андрей знал по офицерским курсам. Вова был смышлёным и перспективным парнем. Он немного робел перед начальством, но ни грамма – перед подчинёнными. А ещё у него был забавный говор, присущий русскоговорящим украинцам. В этот говор иногда вплетались слова из суржика, что частенько становилось поводом для веселья окружающих. Кто знал его давно, рассказывали, что поначалу всё было ещё веселее, но постепенно Коробейников совершенствовал свою речь, хотя «шокать» так и не перестал.

– Не понял? – Родионов искривил краешек губы и уставился на Вову.

– Ну, я имел в виду, когда до нас дело дойдёт? – немного смутившись, запинаясь, пояснил Коробейников.

Макс снова саркастически улыбнулся.

– Что, Коробейников, не терпится в драку?

– Та я не про то, – немного смутился Вова. – Просто хочется понимать, шо мы дальше делать должны.

Сначала Родионов хотел выдать ещё какую‑то шутку, но окинув взглядом остальных офицеров, понял, что вопрос на деле задают все они, просто делает это именно Коробейников.

– Пока что мы – мобильный резерв, – серьёзно ответил он. – Это значит, что пока мы можем сидеть тут у других за спинами, попёрдывать и пинать мужские половые причиндалы.

Раздались смешки. Макс любил, чтобы атмосфера в его отношениях с подчинёнными была полуофициальной, то есть, чтобы субординация соблюдалась, но при этом была относительная свобода общения и обмена мнениями. Он считал, что дистанцирующийся от подчинённых командир совершает большую ошибку, потому что теряет реальный контакт с ними и соответственно ухудшается качество обратной связи, взаимодействия и принятых решений.

– Но сильно расслабляться нельзя. В любой момент – в любой, – он повторил с особым ударением, – мы можем получить приказ и вступить в дело.

Трусов и недовольных среди личного состава, особенно офицерского и сержантского, у них не было. Всех отбирали, со всеми проводили собеседования, ото всех добивались понимания того, что они делают и зачем. Те, с кем были трудности – отбраковывались ещё в «Убежище». Так что атмосфера за столом хоть и была малость напряженная – все хотя бы немного переживали перед первым столкновением с серьезным противником – но ни паники, ни излишней нервозности ни у кого не наблюдалось. Присутствовало просто сильное давление от затягивающегося ожидания.

В целом совещание прошло спокойно и информативно, но в конце Родионов зачем‑то попросил остаться комбатов, Романова и Корнеева.

– Все вы обстрелянные и большинство знает почём фунт лиха, – твердо заявил Макс, когда все «лишние» удалились. – Так что дальше я расскажу, как обстоят дела на самом деле, без замалчиваний и всяких бирюлек.

Он отпил воды из стакана и обвёл всех тяжелым взглядом.

– И обстоят они вот как. Союзники постоянно отступают, минируя дороги и оставляя снайперов и артиллерийских корректировщиков. Противника регулярно накрывают артиллерией, но его это не останавливает. У самих засранцев с той стороны корректировщики тоже что надо. Они умудряются без палева залезать к нам в тылы и оттуда наводить. Как они это делают – сие тайна великая есть, но я думаю беда в этом постоянном хаотичном отступлении. Образовываются разрывы и через эти разрывы тут же, как мандавошки, лезут сектанты. Стратегической авиации и массированных бомбардировок, ясен пень, нет, но вот штурмовики – серьёзный головняк. Эти резвые, летают низко и вылавливать их в условиях отсутствия густой сетки ПВО тот ещё гемор. Так что появляются они частенько, а на марше при отступлении так прямо роятся. Высоты низкие, скорости высокие, серьезное и злое ПВО в это время либо само отступает, либо не успевает реагировать – штурмовики появляются внезапно, наносят один‑два удара и сваливают. Полевые ЗРК справляются херовенько, а истребителей на всех не напасёшься, так что все должны это учитывать и постоянно быть в тонусе. Ещё есть пара случаев, где наши зазевались и их накрыли реактивной артиллерией. Это самое херовое. Там вероятность превратиться в добротно прожаренный стейк, щедро сдобренный железом, стремится к бесконечности. Тем шлимазлам, которым посчастливится попасть в такую жопу – закапывайтесь куда только можете. Если вам не повезёт – то оставшимся хотя бы хоронить вас не придётся. И да, реактивная прилетает в двух случаях – обосралось ПВО и допустило к вам авиаразведку, или обосрались вы сами и не обнаружили и не загасили наземных корректировщиков. Поэтому особое внимание нужно уделять маскировке и защите периметра, а на марше – обязательно держать арьергард и отсекать особо ретивую разведку противника. В общем, как‑то так.

Макс выдержал паузу, давая присутствующим время, чтобы обдумать услышанное. Все они тут были тёртыми калачами, разве что кроме Андрея, но ему Макс всецело доверял. Выждав немного, он решил закончить разговор:

– Знаю, как всё это звучит – будто жути нагоняю, но вы тут все не вчерашние. Все мы должны понимать куда попали и что нас тут ждёт. Личному составу это доносить необязательно, по крайней мере, точно не в такой форме – сами понимаете почему, но вы должны держать ухо востро и быть готовыми к неожиданностям в любой форме. Враг силен и хитрожоп. Так что бдим и не бздим.

После этого было задано ещё несколько вопросов, а затем разговор окончился и все ушли в задумчивости. Корнеев за всю дорогу не промолвил ни слова, а по приходу в расположение отряда сразу куда‑то подевался. Андрей, помня слова Родионова, некоторое время размышлял правильно ли будет держать людей в неведении. Ему казалось, что все должны быть в курсе обстановки и возможных опасностей, все имеют право знать, но в итоге он решил всё‑таки поступить так, как требовал опытный Родионов, и не стал рассказывать бойцам ничего лишнего, а лишь в общих чертах поведал обстановку. Затем, желая побыть наедине с самим собой, он, как и Лёша, тоже ушёл.

Рассказ Макса взбудоражил его. Только сейчас он понял насколько серьезно происходящее на самом деле. Всё, что они прошли до этого, было сущей ерундой. Это были просто бандитские разборки: жестокие, кровавые, но локальные. То, что ждёт их сейчас… Это нечто новое. Здесь в любое мгновение может погибнуть масса людей, каждая ошибка может привести к катастрофе, а ценность человеческой жизни, похоже, резко стремится к нулю. Это несколько выбило его из колеи, заставило сомневаться в его возможности спасти своих людей.

«Нет, я не должен раскисать. Я буду предельно собран, я буду внимателен, я буду рассудителен и умён. Я справлюсь. Во что бы то ни стало – я сделаю это», – сжав кулаки, сказал сам себе Андрей.

Он медленно шагал по лесу, погрузившись в раздумья, и через некоторое время вышел на опушку. Впереди поросшее кустарником поле под крутым углом спускалось в балку. Через него тянулись линии электропередачи, которые на всём видимом глазу протяжении нигде не были оборваны. Удивительно.

Осмотревшись, Андрей вдруг заметил хорошо знакомого человека – под зеленеющим раскидистым деревом сидел Лёша. Андрей давно замечал, что изредка, когда Лёша думает, что его никто не видит, его глаза приобретают отсутствующее выражение, словно он вспоминает о чём‑то давнем и далеком, и переносится туда, будто в параллельное измерение, выпадая из этой реальности. Быть может, сейчас он беззащитен, и к нему получиться незаметно подобраться?

Корнеев сидел на самом краю, прислонившись спиной и затылком к могучей кроне дерева. Автомат стоял рядом, а у ног валялся вещмешок. Казалось, что Лёша задремал, но на самом деле он услышал крадущегося Андрея и просто сделал вид, что не заметил его. Даже глаза прикрыл.

Подкравшись достаточно близко и по этой причине очень довольный собой, Андрей, наконец, решил окликнуть товарища.

– Отдыхаешь?

Алексей открыл глаза и бросил на Андрея ленивый взгляд – вопрос Романова не нуждался в ответе.

Андрей подошёл и уселся рядом. Сначала они сидели молча, наслаждаясь лёгким ветерком, дующим со стороны поля, и тишиной, нарушаемой лишь редким пением птиц и периодическим громким хохотом, слабо доносившимся из лагеря.

– Пойти и успокоить их, что ли? Мало ли…

– Сиди, – спокойно сказал Корнеев. – Пусть расслабятся. Мы далеко в тылу – никто нас тут не услышит.

Совет был логичным, хоть и шёл вразрез с мнением Андрея. Тем не менее, парень снова прислонился к дереву и расслабился, слушая шелест листвы. Леша, казалось, занят тем же. Так прошло несколько минут.

– Знаешь, я ведь так и не поблагодарил тебя, – вспомнил Андрей и повернулся к Корнееву.

– Ты о чём? – тихо спросил тот, не открывая глаз.

– Я про Лозовую. Я тогда дал слабину, расклеился. Из‑за меня у всех могли быть проблемы.

– Не за что. Такое бывает.

– Хм… Может и так, но в любом случае если бы не ты, то я даже не знаю, как бы всё сложилось.

– Не благодари. Просто делай выводы и становись лучше, расти.

– Так‑то оно так, но не хочется расти, подвергая остальных риску.

Возникла коротенькая пауза, которую Лёша быстро нарушил.

– Ты устал и позволил слабости одолеть…

– Нет. Я сломался, – решительно перебил Андрей. – Я тогда потерял все ниточки, я просто не знал куда дальше идти и позволил себе отчаяться.

Это было честное заявление. Парень явно размышлял о произошедшем и пришёл к вполне верным выводам. Молодец. Лёша хмыкнул и некоторое время молчал. Затем заговорил уверенным, привычным голосом.

– Рано или поздно ломаются все. Это неизбежно. С одними это происходит, когда они сталкиваются с первой же трудностью, с другими – во время суровых испытаний. Есть и такие, кто ломается, только потеряв всё. В таких случаях главное – вовремя выбраться из этого состояния, найти силы подняться и мотивацию для дальнейшей борьбы.

– Тогда ты подал мне руку. Пинками, угрозами, объяснениями, но ты добился результата. Именно за это я тебя благодарю.

– Не за что, – повторился Лёша.

Андрей молчал какое‑то время, собираясь с мыслями. Ему очень редко удавалось поговорить с Лёшей по душам, но каждый из этих разговоров становился для него огромной ценностью. Однако сам Корнеев, сколько бы они ни разговаривали, по‑прежнему оставался для него загадкой. В своё время Гронин просил прислушиваться к нему, но быть осторожным, наблюдать за ним. С тех пор Лёша проявлял себя только как надёжный товарищ, человек, который не запорол ни одной задачи, и как опытный советчик. Но всё‑таки, если быть честным – Андрей почти не знал его и не понимал, что им движет.

Тогда почему он так доверяет ему и прислушивается к его мнению? Почему безоговорочно верит во всё, что говорит этот загадочный человек? Кто он? Кем был и кем стал? Вероятно, он верил ему, потому что чувствовал в Корнееве уверенность в своих силах. Присущие ему молчаливая деловитость и серьёзность, опыт и знания, надёжность, полное отсутствие понтов и лишней бравады – вот, что в нём подкупало, внушало доверие. В дополнение всё, за что бы ни брался Лёша, он делал качественно и быстро, всегда доводил дело до конца и отвечал за каждое своё слово. Наверное, именно поэтому он был так немногословен – предпочитал словам действия. Андрей улыбнулся, придя к такому выводу, и Корнеев это заметил – он мало когда расслаблялся и даже сейчас, когда они были в безопасности, всё равно следил за происходящим вокруг, например, за Андреем.

– Чего улыбаемся? – поинтересовался он.

Вопрос был задан таким равнодушным тоном, что сходу трудно было понять вопрос ли это вообще.

– Что? – содрогнулся Андрей и открыл глаза.

– Ты улыбался. Я спросил – почему.

– А. О тебе размышлял.

– По‑твоему я смешной?

– Наоборот – слишком серьёзный. Я подумал, что ты всегда отвечаешь за всё, что говоришь или делаешь, и, наверное, именно поэтому ты так немногословен – чтоб лишнего не наговорить.

Алексей ничего не ответил. Он отвернулся от Андрея и уставился взглядом в широкую гладь зелёного поля.

– Я думал о том, что я совершенно тебя не знаю – ни кто ты, ни откуда, ни чем занимался до эпидемии и после неё, – продолжил Андрей, тоже блуждая взглядом по дальнему склону поля.

– Это не имеет никакого значения.

– Для меня – имеет. Согласись, что все мы, даже вместе взятые – тебе не ровня. Ты – опытный, умелый боец, явно профессионал, возможно, бывший спецназовец или наёмник – этого я не знаю, и, может быть, у тебя есть причины не обсуждать это. Но мне кажется, что сейчас мы больше, чем люди, объединённые одной целью – мы друзья. А друзья просто обязаны знать друг о друге хоть что‑то. Разве нет?

Корнеев промолчал. Раздосадованный этим молчанием, Андрей немного прикусил губу, размышляя, как подтолкнуть Лёшу на откровенный разговор.

– Так расскажи о себе? – атакой в лоб продолжил он. – Я ведь рассказывал тебе о своей семье, о жизни до эпидемии и о том, что было после. Может, тебе было не интересно, но люди так устроены – они должны делиться друг с другом своими мыслями и воспоминаниями. То ли чтобы укреплять взаимоотношения, то ли просто, чтобы самим не забывать своё прошлое. Сам не знаю.

С равнодушным выражением лица слушая Андрея, Лёша вынул из вещмешка и расстелил рядом с собой небольшую, слегка измазанную маслом тряпочку, затем достал из кобуры пистолет и принялся разбирать его. Высказавшись, Андрей ожидал от него какого‑то ответа, но тот в свойственной ему манере некоторое время молчал, заставляя собеседника размышлять: а слышали ли его вообще? Бесящая манера.

– Да, ты угадал, – наконец, сказал он. – Я не был гражданским. Я действительно служил в спецназе. И дезертировал, когда началась эпидемия. Так что твой, как ты выразился, друг – обычный дезертир, то есть – трус и предатель.

– Не верю, что ты сделал это, потому что тебе стало страшно. Наверняка была какая‑то серьёзная причина…

На пару секунд Лёша застыл с разобранным пистолетом в руке. Его взгляд сосредоточился на чём‑то на земле, а затем он снова ожил и ответил.

– Она была.

Андрей уже хотел что‑то сказать, но запнулся, ожидая, что Лёша разъяснит, однако тот не спешил или вовсе не собирался этого делать. Пришлось Андрею в очередной раз тянуть из него слова.

– И в чём же было дело? – осторожно поинтересовался он.

– Теперь это неважно, – беспощадно отрезал Леша.

– Нет важно! – возмутился Андрей.

Алексей пожал плечами, как бы говоря: «как хочешь», и принялся смазывать оружие. Затем ловко собрал пистолет, внимательно осмотрел всё ещё раз, вставил магазин и передёрнул затвор. Все действия были чёткими и уверенными – он проделывал это сотни раз и, выполняя их вновь, был похож скорее на машину, чем на человека.

Романов слегка нахмурился, недовольный тем, что его игнорируют. Тем не менее, он понимал, что полез во что‑то очень личное, и Корнеев явно не желает продолжать этот разговор.

Всё время, пока Леша заканчивал чистить и собирать пистолет, Андрей молчал. Но когда тот закончил, он снова заговорил, сменив тему на другую, беспокоящую его побольше прошлого Корнеева, которое тот упорно не желал раскрывать.

– Ты слышал Родионова – нас вскоре ждет множество неприятностей. Ты намно‑ого опытнее меня, так что благодаря тебе мы можем избежать многих неожиданностей. Я знаешь, я подумал, что ты мог бы командовать отрядом, – путано и неуверенно вдруг предложил Андрей.

– Нет, не мог бы, – в очередной раз отрезал Корнеев.

– Почему?

Ответа не последовало, а затянувшаяся пауза свидетельствовала о том, что его, скорее всего, и не будет. Андрей снова нахмурился, внутри начало закипать недовольство.

– Слушай, ты не мог бы нормально со мной поговорить? Ну, что за манера? Почему ты вечно игнорируешь меня?

Хоть Андрей и старался сдерживать эмоции, но всё равно в его голосе отчётливо слышалось раздражение. Алексей с выражением лёгкого скепсиса покосился на парня – Романов смотрел на него, сжав губы и нахмурившись. Похоже, придётся ответить, а то не отстанет.

– Я никогда не был командиром. Мне предлагали, и не раз, но я всегда отказывался. Гронин уже предлагал мне возглавить вас, но услышал тот же ответ, что и ты сейчас – я не собираюсь и не буду командовать.

Лёша сделал паузу, глядя в глаза Андрею, и его лицо приобрело грустное выражение. Кроме грусти в нём было ещё что‑то, но Андрей не мог понять, что именно.

– Единственный раз, когда я был вынужден командовать, брать на себя ответственность за чужие жизни – всё закончилось смертями. Причём людей, гибели которых я не имел права допустить.

Он снова затих. Андрей не мог понять, почему это с ним происходит, но сидел, округлив от удивления глаза – Лёша сейчас говорил о своём прошлом, чего ещё никогда не делал. И при этом ещё и не скрывал эмоции. Невероятно. В его голосе звучали тоска, горечь и стыд – эмоции, которых Андрей вообще ни разу ещё от него не слышал и не видел. Очевидно, что ему были неприятны эти воспоминания, да и наверняка это было нечто личное, что он не собирался раскрывать. В любом случае Андрей был уверен, что они доставляют Лёше боль и потому тактично молчал.

– Я клялся им, что они выживут, обещал, что всё будет хорошо, но не сдержал слова.

Взгляд Корнеева, только что выражавший горечь, застыл, а выражение лица вернулось к привычному равнодушию. Минута слабости окончилась.

– Кто были эти люди? – максимально мягким тоном уточнил Андрей.

– Моя семья, – равнодушно ответил Алексей.

«Рано или поздно ломаются все. Есть и такие, кто ломается, только потеряв всё», – вспомнил Андрей Лёшины слова. И всё вдруг стало ему понятным. И нежелание Корнеева командовать, и его странный внешний вид и образ жизни, который он вёл в той деревне – всё встало на свои места. В жизни Корнеева произошли события, которые сломили и такого могучего человека, как он. После них он уже ничего не хотел, у него не было никакой мотивации что‑то делать, как‑то использовать свои неординарные и такие востребованные нынче навыки. Остаётся лишь гадать, почему он не покончил с собой, а выбрал такое странное, бессмысленное существование.

– Они тоже умерли от вируса, да? – с сочувствием спросил Андрей.

Лёша очень долго не отвечал, вглядываясь вдаль, но Андрей не повторял свой вопрос. Он даже пожалел, что влез в это, разворошил старую боль, вставил нож в эту глубокую, вероятно, всё ещё не зажившую рану. Но Корнеев всё‑таки ответил.

– Нет. Они умерли из‑за меня.

– То есть как это?

И снова Лёша долго молчал, равнодушным, отчужденным взглядом всматриваясь вдаль.

– Я допустил ошибку. Одну‑единственную, но фатальную. И тогда их не стало.

Опять ответ, который ничего не объясняет. Андрей подумал, что лучше будет больше не лезть во всё это, он и так уже услышал достаточно.

– Прости. Наверное, я не должен был спрашивать.

На секунду Корнеев склонил голову и закрыл глаза, но затем снова взглянул вдаль.

– Это уже в прошлом, так что всё нормально.

– Ясно.

Андрею казалось, что ему были близки чувства Лёши. Он тоже потерял близких и тоже тяжело это переживал, но на самом деле их ситуации сильно различались. Андрей стал жертвой обстоятельств, он ничего не мог изменить, ни на что не мог повлиять – ни на причины, ни на тяжесть последствий. Всё, что он мог это либо сдаться и покончить со своими мучениями, либо стиснуть зубы и продолжать жить.

У Корнеева всё было совсем иначе. Ум и умение просчитывать далеко вперёд, выдержка, знания, физическая форма и навыки – всё это всегда способствовало его победам. Даже в тех редких случаях, когда он проигрывал, он всё равно никогда не терпел сокрушительного фиаско. Его обучали обдумывать поражения и ошибки сразу же, как только подобное происходило, и брать это знание на вооружение, именно поэтому Лёша всегда становился сильнее, когда проигрывал. Но потерю семьи он не смог пережить так, как остальные поражения. Она подкосила его, и даже не столько потому, что он потерял единственных людей, которыми по‑настоящему дорожил, как из‑за того, что это произошло по его собственной вине.

– Я вот помню себя, когда умерла мама, – заговорил Андрей, желая прервать гнетущую тишину. – Я был в шоке, в голове образовался вакуум. Я тогда то и дело задавал себе вопрос «что делать дальше?», а ответа не было. Я даже подумывал о самоубийстве и предложил это Игорю, но он…

Андрей замялся и Лёша, ухватившийся за возможность перевести разговор с себя на другую тему, тут же попытался угадать ответ.

– Был слишком слаб, чтобы решиться на такое, да?

– В точку! И как ты постоянно угадываешь…

– Да, для самоубийства нужны стальная воля и характер, – продолжил Лёша, не обратив внимания на восклицание Андрея. – Но даже при таких высоких требованиях – убить себя это удел слабаков. А вот жить дальше, преодолеть боль, подняться и снова уверенно пойти вперёд – это то, что отличает сильного человека от слабака.

– Сильного человека… Такого, как ты?

– Хм… Я тоже был слабым. Страдал, корил себя и думал, что таким образом искупаю свои ошибки… Но теперь я здесь, потому что захотел пойти за тобой. И я всё ещё намерен идти. Пока ты меня не разочаруешь.

Андрей посмотрел на Лёшу с таким теплом, как смотрят на дорогого человека. Он действительно очень ценил Корнеева, его мудрость и качества.

– Спасибо, Лёша. И за науку тоже, – искренне поблагодарил он. – Я понял, что ты хотел сказать – стать сильным можно только преодолев свою слабость.

Корнеев вновь хмыкнул и с теплотой посмотрел на Андрея, но так и не ответил правильно тот понял его или нет.


2

Прошло меньше суток с того момента, как они вот точно так же сидели за этим самым столом друг напротив друга. Ещё час назад Павел, может, и злился бы, но сейчас всё уже отступило. Он больше не собирался полагаться на кого‑то в деле расследования заговора – теперь он займётся им лично и горе всем, кто попытается ему хоть как‑то помешать. Одна из таких помех с виноватым видом сидела напротив и смотрела в пол.

Павел собирался полностью стереть этого человека, отобрать у него любую власть и отправить куда‑нибудь разнорабочим, но передумал, намереваясь временно использовать его иным образом.

Полковник уже некоторое время молчал, размышляя, как же начать разговор. Он выбирал из вариантов жёсткого давления или аккуратного, незаметного допроса. Наконец, выбрал.

– По чьему приказу ты его убил? – наконец, очень жёстко спросил он.

Человек, сидевший напротив, не содрогнулся, как того мог бы ожидать Павел, но и взгляда не поднял.

– Прикалываешься? Причём тут я?

– По чьему приказу ты это сделал?!

Теперь Олег поднял голову и посмотрел отцу в глаза. Как бы ни старался он скрывать свои эмоции – справлялся он с этим плохо, и Павел легко читал их. На этот раз там были растерянность, сомнение и злость. Теперь необходимо расшифровать их природу.

– Я никого не убивал. Ты чё?

– Тогда кто? За арестованного отвечал ты, охрану к нему приставил ты, она была проинструктирована не впускать никого, кроме тебя.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивился Олег, и в его взгляде впервые проскочило беспокойство.

– Неважно. Кто приказал убить Бойко?

– Да отвали ты от меня с этим бредом! Я никого не убивал! – нервно крикнул Олег.

Павел в ответ достал пистолет и положил на стол возле себя. Взгляд Олега моментально оказался прикован к нему.

– Кто. Приказал. Убить. Бойко. Отвечай.

А вот теперь в глазах Олега появился страх. Если бы Павел мог заглянуть и в его мысли, то увидел бы там хаотичное метание, но он не мог.

– Ты чё, угрожаешь меня замочить? Так, что ли? – хрипло выдавил Олег.

– Почему нет? Если ты хотел взорвать меня – то почему я должен тебя жалеть? – зловеще поинтересовался Павел.

Некоторое время сын испуганно смотрел на него. Внутри него явно велась какая‑то тяжёлая борьба. О чём же он думал?

– Ты внатуре съехал с катушек, батя, если такое творишь, – слегка дрожащим голосом сказал Олег. – Я тут ни при чём.

– Докажи, – спокойно предложил полковник и легонько махнул ладонью.

– Как? Я всю ночь сидел у себя, крутил в голове всю эту шнягу и пытался придумать чего дальше делать. Ты же сам приказал каждое утро докладывать о планах на день.

– Кто‑то может это подтвердить?

Олег на пару секунд замялся, но потом всё же ответил.

– Ну, есть одна тёлка…

– Понятно. Значит, думал, что делать. Ясно, – разочарованно перебил Павел.

Похоже, эта тактика не дала ожидаемого результата, но кое‑какую информацию он получил. Наверняка эта барышня всё подтвердит, даже если её там и не было. А если Павел устроит ей допрос – Олег вскоре об этом узнает и задача усложнится. Как же поступить? Павел чувствовал, что Олег или что‑то знает, или как‑то причастен к произошедшему. Скорее всего, второе. Вопрос только как? На него надавили? Ему приказали? Или он непосредственный участник заговора? Или Павел всё же ошибся и сын не при делах?

– Ладно. Допустим, это не ты, – Павел отвел взгляд и приложил ладонь к подбородку. – Кто мог убить Бойко, почему ты это допустил и что теперь собираешься делать?

– Кто угодно мог, – выпалил Олег.

– Неправда.

Олег озадаченно посмотрел на отца. Его маленькие глаза смотрели с опаской, даже страхом – он явно верил, что отец способен на что угодно, но пока их разговор, эта тяжелейшая в его жизни битва, продолжается – он может облегчить свою участь.

– Это мог быть только человек с полномочиями твоего уровня или выше. Кто мог приказать охраннику открыть камеру? – строго спросил Павел.

Некоторое время Олег напряженно думал, приложив пальцы к переносице и прикрыв глаза. Кое в чём Павел заблуждался, либо пока что упустил это из виду.

– Выходит, я, Дьяков, Садальский или Вакулин.

– Бенедиктова? Прокурор? Люди Садальского?

Это был вопрос‑проверка.

– Не‑а. Эти не могли. Я им запретил к нему лезть.

Олег ответил сразу и уверенно прошёл её, хоть и случайно.

– Почему?

– Сам хотел всё сделать, – сын снова виновато опустил голову. – Отличиться хотел. И исправить предыдущие ошибки.

– Хех, тебе удалось.

Возникла непродолжительная пауза.

– Кто из них был там в ту ночь? Подумай.

– Точно не Дьяков.

– Почему?

– Ты его видел вообще? Он же до сих пор под себя ссыт.

Павел никак не отреагировал. Он мог бы отбросить вариант с Дьяковым только в случае смерти последнего, либо если они найдут истинного виновника. Пока что все, включая Петра Викторовича и собственного сына, для него были под подозрением.

– Остальные?

– Пока хер разберёшь. Но я раскопаю.

Олег отметил, что с момента, как Павел спросил про Бойко, он стал непроницаем. Больше всего в отце Олега всегда пугало именно состояние, когда он переставал выражать какие‑либо эмоции. В это состояние Павел переходил, когда полностью на чём‑то сосредотачивался, и в такие моменты разобрать, что у него на уме было невозможно.

Павел в свою очередь собирал информацию. Всё, что мог: слова, мимику, жесты, реакции, плохо скрытые эмоции – он записывал в свою память. Он поговорил лишь с несколькими подозреваемыми, а уже знал достаточно. К сожалению, эти знания были крайне неприятны. Ему хотелось бы, чтобы его подозрения не подтвердились, но по личному опыту Павел знал, что вряд ли этому суждено сбыться.

Почувствовав, что напряжение в кабинете немного спало, Олег решил позволить себе осторожную шутку.

– Всё, мочить меня уже не будешь?

Непроницаемое лицо Павла перестало быть каменным, и теперь на нём появилась виноватая улыбка.

– Ты же понимаешь, что я просто проверял тебя? – ответил он. – Прости, сын, я обязан был это сделать – у меня всего несколько подозреваемых и я должен убедиться в каждом. Зато теперь я на сто процентов уверен, что ты здесь ни при чём.

На лице Олега проявилось облегчение, но взгляд всё ещё выражал опасение.

– Ну, раз так, то прощаю, конечно. Но больше так не делай. Я твой сын и ни за что тебя не предам.

– Конечно, нет, Олег. Ты – единственный кому я могу доверять. Теперь то я это знаю наверняка. И мне очень нужна твоя помощь, поэтому, пожалуйста, больше не подведи меня, хорошо?

Сын сосредоточенно посмотрел на отца и согласно кивнул.

– Обещаю.

Они разговаривали ещё некоторое время, выдвигая разные теории и обсуждая их. Когда разговор закончился – оба остались очень довольны его итогом.

«Да, похоже, старик и правда размяк», – подумал Олег.

Что же до Павла – как только за сыном закрылась дверь, его выражение лица стало очень, очень печальным.


Глава 1.2



3

Почти весь взвод, кроме тех, кто караулил периметр, собрался на ужин. В этот раз кормили пшеном с жиром непонятного происхождения, сухарями и салатом из моркови с капустой. Радоваться особо нечему, но продукты исправно поставляли «булатовские» интенданты, так что хотя бы не нужно было выдумывать, где взять провиант.

Быстро прикончив еду, бойцы сложили раскладные столы и разбрелись кто куда пить чай. Андрей присоединился к группе, состоявшей из Кота, Руми, Кати, Шелковского и Игоря. Руми, правда, пыталась поначалу улизнуть, но Катя и Кот не дали ей этого сделать. Теперь она находилась под постоянными атаками последнего. Каждый раз, как только у него появлялась такая возможность, он пытался добиться от неё ответа на один и тот же вопрос, который, впрочем, интересовал не только его.

– Так какое твоё настоящее имя?

Руми уже некоторое время игнорировала его попытки.

– Давай заключим пари? Или сделку? Что мне сделать, чтобы ты сказала, как тебя зовут?

– Кот, да перестань ты уже, – лениво осадила его Катя. – Ну, сколько можно?

– Столько, сколько нужно, – невозмутимо отрезал Кот и снова пошёл в атаку. – Руми, я не понимаю, чего ты ломаешься? Ну, скажешь ты свое имя и что? На тебя тут же метеорит навернётся?

Вместо ответа девушка, осторожно держа горячую металлическую кружку через кусок ткани, поднялась и снова предприняла попытку уйти. В её движениях просматривалась некоторая робость, будто она и хотела уйти, и одновременно нет. Забавно, что когда дело доходило до драки или боя, то никакой робости в ней никто никогда не видел.

– Постой, он больше не будет, – мягко попыталась удержать её Катя, а к Коту обратилась совсем иначе. – Кот, успокойся или я тебе сейчас в зубах прореху сделаю.

Умение Кати ювелирно выбивать зубы испытал на себе покойный Вурц, о чём в отряде ходили целые легенды разной степени приукрашенности. У Кота, который не был свидетелем той сцены, конечно, были некоторые сомнения, но драться с Катей он в любом случае не намеревался.

Руми, тем не менее, всё же отошла немного в сторону и присела у дерева. Эта девчонка шумным компаниям всегда предпочитала одиночество и стремилась уединиться, либо искала общества Корнеева, который никогда не задавал ей вопросов. Из‑за этого многих в отряде интересовали их взаимоотношения, в основном, как предмет шуток, но поскольку Руми была весьма красивой, то некоторые относились к этому довольно серьёзно.

Надо отметить, что не чуралась она и компании Андрея. По крайней мере, она почти никогда не уходила, если он подходил к ней. Уже неплохо зная её характер и привычки, Андрей всегда старался быть с ней потактичнее и редко лез с вопросами. Вероятно, именно поэтому она и не спешила избавиться от его общества.

Кот с Шелковским, потеряв жертву для допроса, принялись сыпать анекдотами, и к ним постепенно стали подтягиваться другие бойцы. Для Андрея, который в шутках и анекдотах был не силён, здесь стало слишком шумно и тесно, он чувствовал себя некомфортно, потому что не мог поддержать разговор. Исчез и Игорь, который тоже в последнее время был молчалив, угрюм и даже неприятен. Отодвинувшись от постоянно смеющейся компании, Андрей осмотрелся и заметил, что Руми перебралась ещё дальше от них и сидела в гордом одиночестве, опустив голову и глядя в свою кружку. Подумав немного, он решил подойти к ней.

– Не помешаю?

– Нет, – её тихий ответ почти утонул в хохоте.

Странно, но Андрей почти не чувствовал никакого смущения, когда имел дело с Руми, чего нельзя было сказать о его контактах с другими девушками в «Убежище» или с той же Аней Владовой. Впрочем, они много раз тренировались вместе с Корнеевым, иногда даже спали рядом в полевых условиях во время заданий, так что, возможно, именно поэтому он свыкся с мыслью о том, что в первую очередь Руми – его боевой товарищ, но никак не женщина. Конечно, невозможно отрицать, что она красивая, но эту красоту ещё надо разглядеть, а под солдатской экипировкой сделать это не так уж просто.

Присев рядом с ней, Андрей шумно потянул быстро остывающий чай. Руми сделала то же самое почти одновременно с ним. Обратив на это внимание, Андрей посмотрел на неё, и они встретились взглядами. Девушка тут же отвернулась. Возникла неловкая пауза, и Андрею захотелось как‑то её прекратить, но он всё никак не мог придумать, как это сделать.

– Эй, ну не уходи! – от шумной компании донеслись крики.

– Поспать хочу – мне ночью в караул. Всем пока!

Посмотрев туда, Андрей заметил, что в их сторону быстро идёт Катя. Наверное, кроме Корнеева, Катя была единственным человеком, к обществу которого молчаливая Руми открыто тянулась.

– О, а вы чего тут сидите?

– Чай пьём. А ты спать? – понимая, что Руми вряд ли что‑то скажет, ответил Андрей.

– Не‑е, – отмахнулась Катя. – Конечно, нет. Светло же ещё. Просто не люблю, когда толпа озабоченных мужиков жрёт меня глазами. Другое дело, когда это кто‑то конкретный и он один.

Катя заметила, что Андрей немного смутился и покраснел. Он знал, что у Кати очень свободные нравы на счёт отношений с мужчинами – она ни к кому не привязывалась и ни с кем долго не была вместе. Да, её партнёры менялись часто, но она не спала со всеми подряд при каждой удобной возможности, так что назвать её совсем уж ветреной тоже было нельзя. Как сама она говорила: «это всего лишь физиология, потребность организма, не более». Однако, единственный человек, к которому, по мнению окружающих, она проявила нечто, похожее на настоящее чувство, погиб не так давно, и это нанесло ей очередную болезненную травму. Впрочем, как и всем в отряде.

– Ну же, Андрей, не смущайся. Мужики и так иногда подшучивают над тобой на эту тему, – игривым тоном заговорила Катя, явно его провоцируя. – Если тебе нужна какая‑то помощь в этом вопросе – только скажи. Мы же почти что семья, правда?

Она крайне двузначно хихикнула, и смущённый Андрей из‑за своей неопытности не мог понять издевается ли она над его взглядами на отношения с женщинами или над ним самим. Руми приподняла голову и исподлобья посмотрела на Катю, правда, как и с Корнеевым, в её случае трудно было понять, что именно означает этот взгляд.

– Посижу тут с вами немножко, хорошо?

Не дожидаясь ответа, Катя плюхнулась под деревом напротив товарищей и принялась смотреть то на одного, то на другого. Андрей с Руми снова отхлебнули чая. Снова синхронно. Некоторое время все молчали, прислушиваясь к длинному анекдоту, который рассказывал Бодяга.

– Хмм… Может, я вам тут как раз помешала, м? – внезапно вполне серьёзно спросила Катя.

– Нет, я как раз собрался уходить. Хочу обойти посты, – немного смущённый, Андрей торопливо поднялся и ушёл.

В обществе женщин ему стало так же неуютно, как до этого в обществе мужчин. Но если с мужчинами он чувствовал себя лишним, потому что был младше подавляющего большинства, не умел шутить, как Кот или покойный Вурц, и не знал столько анекдотов, как Бодяга или Толя Черенко, то в обществе женщин ему было не по себе от двусмысленного поведения Кати, на которое он не знал как ответить.

Катя проводила его взглядом, но не озорным, как он мог бы ожидать, а сочувствующим.

– Почему ты так себя ведёшь? – послышался тихий, но решительный вопрос.

Катя удивленно повернулась к Руми и встретилась с её колючим, но требующим ответа взглядом.

Для Руми Катя была странной и непонятной, но очень притягательной личностью. Она не выглядела красавицей: лицом она была довольно проста, без каких‑либо ярких черт, и фигурой тоже особо не выделялась. Единственное явное преимущество – грудь и упругие, притягивающие взгляд, ягодицы. Но, несмотря на не самые лучшие внешние данные, она умела так себя вести, что мужчины буквально липли к ней. При этом в её поведении не было ни пошлости, но развратности, ни вульгарности. Она просто была в меру дерзкой, самодостаточной и в некоторых моментах энергичной. Видимо, этот набор, порой именуемый в простонародье «сильная женщина», как‑то особенно воздействовал на мужчин, сразу же привлекая их.

– Как? – уточнила Катя.

– Легкомысленно. Играешь с ними, издеваешься.

– Ты про мужчин? Хмм… – Катя задумалась буквально на мгновение. – Потому что могу.

Это был весь ответ. Руми ничего не сказала, а лишь отхлебнула уже изрядно остывшего чаю. Какое‑то время Катя с интересом смотрела на неё, а затем тоже решила кое‑что спросить.

– Ответь и ты мне на один вопрос. Почему ты скрываешь своё настоящее имя?

– Не отвечу.

Ответ был быстрый и решительный. Впрочем, Катя такого и ожидала, даже не надеясь услышать что‑то стоящее, но Руми вдруг продолжила.

– Ты же на мой вопрос не ответила.

А вот это уже было куда интересней. Правда, чтобы получить ответ, Кате поначалу требовалось и самой кое‑что рассказать. Можно было бы, конечно, и солгать, но она неплохо успела изучить милашку с пшеничными волосами, сидящую напротив – эта девица очень хорошо чувствует ложь.

– Я веду себя так, потому что ненавижу их. Меня бесит их похоть, бесят наглость и непременная уверенность, что они могут добиться своего. Вот почему я такая. Это своеобразная месть.

– Хмм… Нелогично. Ненавидишь, но спишь с ними.

– Сплю, потому что сама хочу этого. И только с теми, с кем сама хочу. Я просто использую их, а потом выбрасываю. А если они после этого ещё и страдают – для меня это лучшее, что только может быть.

– Жестоко.

– Хех. Другого они не заслуживают. Почти все.

Не то, чтобы Катя ожидала, что Руми промолчит. Она полагала, что девушка скажет что‑то ещё в ответ на её реплику, но отнюдь не такое ожидала услышать. Глядя всторону, Руми чуть заметно кивнула и тихо, но с нескрываемой холодной жестокостью произнесла:

– Согласна.

Голос Руми можно было сравнить с ударом плетью. Катя удивлённо взглянула на неё, но больше девушка на этот счет ничего не сказала. Она как обычно опустила глаза и заглянула в уже почти пустую кружку. Некоторое время Катя задумчиво смотрела на собеседницу.

– Теперь твоя очередь, – наконец, напомнила она.

Руми слегка дрогнула. Она не любила говорить о себе и втайне, вероятно, надеялась, что Катя не спросит. Раны, которые открывались при воспоминаниях о прошлом, были слишком болезненными. Но если она что‑то и поняла с тех пор, как пришла к «анархистам», так это то, что здесь есть люди, которые способны понять её и, быть может, даже помочь. Правда, пока ей не хотелось ни помощи, ни того, чтобы её понимали.

– Моё имя… Оно умерло. Вместе с другой мной. Слабой. Наивной. Верящей в доброту. И в людей. Той меня больше нет. Теперь есть только Руми, – девушка говорила медленно, тщательно разделяя короткие предложения.

Сейчас она напомнила Кате одну молодую девчонку из её деревни. Один парень, которого она любила, воспользовался этим и позвал её на свидание в укромное место в лесу. Но там её ожидал не только он, а ещё трое его дружков. Прежде чем Катя, случайно оказавшаяся там и услышавшая крики, успела прийти ей на помощь, девчонка уже получила сполна. После этого бедняжка очень страдала и тоже разочаровалась и в мужчинах, и в жизни. И потом вела себя точь‑в‑точь, как Руми сейчас.

Катя рывком пересела ближе и обняла девушку. Та поначалу содрогнулась и напряглась, но понемногу, постепенно стала расслабляться, а вскоре даже лёгким прикосновением ответила на объятия. Катю поразило насколько Руми могла отличаться в моменты слабости и во время боя или опасности.

– Я скажу его тому, кто сможет воскресить её, – тихо, но уверенно закончила Руми.


4

Приказ поступил неожиданно, всего за час до рассвета, но никого, даже тех, кого разбудили, вырвав из глубокого сна, он не испугал и не привёл в замешательство. Все давно были готовы и даже почувствовали облегчение – наконец‑то это затянувшееся ожидание, полное волнительной неуверенности, словно перед экзаменом, завершилось.

Андрей спал плохо – ему снилась мать, вернее тот период, когда она заразилась и умирала. Это был даже не сон, а воспоминания, причём такие чёткие и детальные, что сам он, бодрствуя, не смог бы вспомнить всё с такой точностью, даже если бы захотел. Потому он проснулся с противоречивыми чувствами лёгкой подавленности и облегчения, что кошмар закончился, и сразу включился в сборы.

Вокруг царила суета, но суета организованная: скатывались палатки, загружались запасы, проверялось снаряжение – ничего нельзя было забыть.

– У нас ещё десять минут на сборы, – Бодяга был спокоен, как удав, и докладывал по форме. – Товарищ лейтенант, вас зовёт подполковник Родионов.

Бегло осмотревшись и убедившись, что никто не отлынивает, Андрей поспешил к подполковнику. Родионов в полной выкладке находился всё в том же разваливающемся доме и ждал, пока соберутся все младшие офицеры. Андрей оказался последним.

– Долго, Романов, – беззлобно, но с укором бросил он.

– Прошу прощения.

– Итак, – проигнорировал его извинения Макс и склонился над картой, развёрнутой на небольшом раскладном столе. – Сектанты прорвались здесь и здесь. Хотят взять наших в клещи. Мы должны этому помешать.

Андрей заметил, как напряглись при этих словах остальные: кто‑то невольно подвигал плечами, кто‑то облизнулся, кто‑то сделал глубокий вдох. Все, кроме двух капитанов – Быка и Старого Кирзача. Сам же он ощутил лёгкий прилив адреналина, который приходит с осознанием, что с этого момента всё изменится, а риск станет непосредственным спутником, хотя ещё минуту назад казался чем‑то далёким. Однако никто из присутствующих, включая и самого Андрея, не задал ни одного вопроса.

Макс разъяснял обстановку и раздавал задачи минут десять, не больше. Затем выпрямился, обвёл всех серьёзным, внимательным взглядом, будто оценивая, но длилось это не больше нескольких секунд.

– Ну, с богом, мужики. Свободны.

Вернувшись к отряду, Андрей увидел, что все уже собраны и готовы. Все трое сержантов в нетерпении переминались с ноги на ногу возле бронеавтомобиля: Олег Буреев – сержант от присоединённого отделения, Толик и Бодяга. «Свои» уже знали Андрея и были в курсе, что если ему будет что сказать – он это сделает, и лишь молча ожидали приказа, а вот сорокалетний Буреев, который с самого начала плохо скрывал своё неодобрение, что им командует молодой пацан, начал задавать вопросы.

– Ну что? Какие приказы? Что мы должны делать?

Андрей чуть заметно склонил голову и смерил Буреева взглядом. Сам он не слышал критики сержанта, но ему о ней рассказывали. Андрей не собирался никому ничего доказывать и мериться с сержантом длиной членов тоже, потому ответил коротко, но с прижимом.

– Придёт время – получите приказы. По машинам.

Толя с Бодягой развернулись и поспешили к своим отрядам. Буреев задержался на секунду‑другую, беззлобно глядя на Андрея.

– Есть! – козырнул он и тоже быстрым шагом пошёл к своим.

Колонна была большой и, растянувшись почти на километр, быстро двигалась по дороге, когда‑то очень давно считавшейся асфальтированной. Подскакивая на ухабах, мчался вместе со всеми и привычный «Волк». Андрей пытался прогонять от себя мысли о том, как всё будет, но они всё равно назойливо лезли обратно в голову. Он не боялся боя, не боялся сектантов, не боялся смерти, но почему тогда не отпускает это непонятное, ноющее чувство? Волнение, странное волнение, такое, будто от тебя ничего не зависит… Страх беспомощности… Вот оно. Да, после рассказа Родионова вернулся старый страх – он боится стать калекой, потерять способность и физическую возможность идти к своей цели.

Андрей откинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза, как делал всегда, когда хотел отогнать дурные мысли, представил себе некий ластик, который стирает всё, что было в его воображении до этого. И на новом, пустом листе попытался нарисовать для себя образ чего‑то иного, хорошего, такого, что вызывает радость… и увидел там Аню. Её красивые глаза, развевающиеся на ветру волосы, характерную для неё кривую ухмылочку, за которой обычно следовала какая‑нибудь колкость. А затем всё это стало дополняться и звуками. Каким‑то далёким шипением, плавно переходящим в гул. Лишь когда гул стал быстро нарастать, Андрей понял, что это не игры его воображения.

Он открыл глаза и с недоумением уставился на Воробьёва. Сергей взглянул на него и понял, что Андрей не знает, что происходит. Но он не успел ничего объяснить, потому что передняя машина резко остановилась, и Сергей тоже нажал на тормоза. Романов, не ожидавший такого, чуть не свалился с кресла, затем интуитивно открыл дверь и выскочил из машины.

– Возду‑ух!!! – неистово орал кто‑то, перекрывая шум моторов и нарастающий гул.

– Без паники! Это наши! – звучал из рации громкий ответ Кирзача. – Продолжать движение, не сбавлять темп!

И тут в рассветной мгле прямо над их головами с шипением и свистом стремительно пронеслись четыре чёрные тени. Четыре металлические птицы пролетели над дорогой и, грозно гудя, улетели вперёд. От них исходило ощущение свободы и силы, а ещё уверенности. Но что чувствуешь, когда эти штуки принадлежат врагу? Этого Андрей пока не знал, как не знал и того, что довольно скоро он на собственной шкуре прочувствует ответ на свой вопрос.

– Офигеть, – бросил Воробьёв, провожая тени взглядом.

– Да‑а… – согласился Андрей, мечтательно глядя вслед скрывшимся за деревьями самолетам. – Круто…

Колонна уже пришла в движение, позади начали сигналить, и парни быстро вернулись обратно в машину.

Дальше по пути остановок больше не было. Разве что совсем чуть‑чуть замедлились, когда объезжали поломавшийся БМП. Через двадцать минут беспрепятственного марша, колонна разделилась – три роты батальона Быка двинулись на север. Ещё через пять минут остановились и остались на высоком холме две резервные роты вместе с Родионовым. Оставшиеся три роты батальона Кирзача и взвод Андрея продолжили путь, но и они продвигались недолго и, проехав небольшое заброшенное селение, остановились на его окраине. Вскоре в рации зашипел хриплый, размеренный голос комбата, раздававшего указания кому где организовывать укрепления.

Три роты распределились согласно его указаний и принялись в авральном порядке оборудовать позиции для обороны. Андрей со своими парнями с сомнением и лёгким чувством вины поглядывали на кипящую работу из‑за спин бойцов других подразделений. Может, стоило бы и самим что‑то рыть, но где и зачем? Им участок не выделили, а держат в тылу, стало быть, нет смысла потеть, чтобы потом оставить оборудованные позиции и уйти, да и сидели они буквально на чемоданах, в любой момент ожидая приказов.

Занимались кто чем, убивая время, но во всех было заметно напряжение.

– Уж лучше бы мы тоже что‑то копали, – хмыкнув, пробасил Бодягин. – Вот так тупо сидеть – это жесть какая‑то.

Он был прав. Сидеть сложа руки и правда было непросто. Большинство слонялись туда‑сюда, переговариваясь и пытаясь как‑то высвободить скопившееся напряжение. Немного подумав, Андрей подозвал к себе сержантов, находившихся неподалёку.

– Дайте приказ по отрядам – проверить снаряжение, наличие боеприпасов, оружие, рации. В общем – всё, что только можно. Пусть люди будут заняты хотя бы этим.

Когда сержанты разошлись, Корнеев, сидевший тут же, обратился к Андрею.

– Командир, пока ждём – разреши пойти осмотреться. Рация включена. Если что – за минуту буду, где скажешь.

Несколько секунд Андрей колебался, но всё же отпустил Лёшу. Хотел Корнеев таким образом отвлечься или собирался пройтись по окрестностям с какой‑то иной целью – в любом случае Андрей был уверен, что он таким образом сможет найти или увидеть что‑нибудь, что в дальнейшем сможет пригодиться.

– Командир, разреши мне с Корнеевым?

Это была Руми и Андрей, лишь коротко взглянув на неё, тоже не стал отказывать.

Рядом с ней прямо на земле сидел Игорь, бледный и, казалось, злой, или как минимум раздраженный. Он проводил Руми косым взглядом и снова опустил глаза. В последнее время он мало к чему проявлял интерес и чем дальше, тем сильнее отдалялся ото всех, но Андрей, погруженный в свои собственные проблемы, почти не замечал брата.

Лёша тем временем уверенно шагал к окраине деревни. Он миновал позиции миномётчиков, безразлично прошёл возле четверки упрятанных за полуразвалившиеся дома танков и вскоре вышел к желаемой точке. Только здесь он позволил себе повернуть голову и искоса взглянуть на Руми, присутствие которой до этого игнорировал.

Девушка остановилась в двух шагах от него и наблюдала, что он будет делать. Лёша постоял некоторое время, повертел головой, разглядывая разбитую дорогу и разросшуюся лесополосу по её краям, а затем двинулся к полю справа. На него он смотрел уже дольше, хотя, казалось бы, на что там смотреть?

– Что ты рассматриваешь? – робко поинтересовалась Руми.

Лёша не ответил, продолжая смотреть перед собой. Руми подождала чуть и, понимая, что Корнеев уже не ответит, отвернулась, размышляя, почему тот ведёт себя именно так, и упёрлась взглядом в идущего к ним Андрея.

– Я с вами. Тоже хочу осмотреть местность, – приблизившись, сообщил Андрей и задал Лёше тот же вопрос, что и Руми до этого. – Что ты там так разглядываешь?

Как и Руми до этого, Андрея Корнеев тоже проигнорировал. Поняв это, девушка не смогла скрыть чуть заметную глумливую улыбку, в которую растянулись её губы. Но к её удивлению, Лёша в итоге всё же заговорил.

– Поле боя. Место, где воины демонстрируют свою храбрость. Место борьбы, разрушения, место, где завоёвывается победа, – тихо сказал Корнеев после паузы.

Подумав чуть‑чуть, он закончил мысль, разделяя слова коротенькими паузами.

– Здесь ждёт радость и боль. Триумф и трагедия. Мечта и… реальность.

Каждое его слово вбивалось в сознание, словно гвоздь, и каждый из слушающих находил в этом свой смысл. Так когда‑то очень давно говорил Лёше его инструктор. Он имел в виду, что на поле боя каждого человека ждёт своя судьба, и никто не знает, что из перечисленного он встретит здесь. Сам же он за свою жизнь испытал на себе все эти понятия.

Никто не сказал ни слова, не спросил, что именно Корнеев имел в виду. Вскоре Лёша двинулся в другую сторону, осмотреть поле и с другой стороны дороги, и все молча пошли за ним. Осмотрев всё, что хотели, они вернулись обратно, а вскоре Андрей получил первый приказ – сформировать группы разведчиков‑наблюдателей и разместить на подступах к деревне, так что информация, полученная в результате обхода, сразу же оказалась полезной.

Через деревню проходила асфальтированная дорога, когда‑то связывавшая большие областные центры, чуть севернее деревни была дорога поуже, а с юга находилось изрытое балками поле. Для скоростного маневра лучше всего было передвигаться по раскрошенному погодой и растительностью асфальту одной из дорог. И поскольку та, что проходила прямо через деревню, была шире, Родионов и комбаты в первую очередь ожидали появления сектантов именно на ней.

Ожидали, планировали, но каждый из них, в отличие от командиров помладше, знал, что на войне ничего никогда не идёт по плану. Как говорил Эйзенхауэр: планы бесполезны, но планирование – обязательно. Так было почти век назад, так было и сейчас. В итоге никто не успел как следует подготовиться, когда разведка сообщила о том, что на дороге появился противник, который вскоре нарушил все планы, которые составлял Кирзач.

Первой подтвердила контакт с противником группа Толи Черенко. Услышав в рации его твёрдый и решительный голос, Андрей ощутил сильное дежа вю: с первыми же словами Толи по телу пронеслась дрожь, точь‑в‑точь такая же, как перед первой стычкой с «волками». Но в этот раз Андрей был не тем слабым пацанёнком, не умеющим совладать с эмоциями. Ему понадобилось меньше пяти секунд, чтобы привести мысли и тело в порядок, и он полностью сосредоточился на радиообмене.

– Лом на связи. Вижу большую колонну техники, – спокойно, с профессионализмом в голосе, докладывал Толя. – Двенадцать единиц техники неизвестной конструкции типа БМП, шесть боевых машин «Хамви». Приём.

– Ну, с этим мы справимся, – обрадовался Кот, который замещал Толю в качестве командира отделения, сидел возле Андрея и слушал переговоры. – Я‑то думал там ого‑го, а оно и не ого совсем.

Андрей никак не отреагировал на реплику Кота, а вот Бодягин, баюкающий на руках ранее принадлежавший покойному Севе «Печенег», нахмурился.

– Был бы тут Толян – дал бы тебе уже по щам, – буркнул он. – Карконта.

Кот надулся и что‑то пробормотал в ответ. Немногословный Буреев диалог тоже проигнорировал.

– Сокол Лому. Оставайтесь на позиции, – прозвучал в рации уверенный голос Родионова. – Конец связи.

Далее Макс переключился на волну комбатов и последующих приказов Андрей уже не слышал. Разумеется, пока они не поступили от Кирзача.

Все ожидали от сектантов какой‑то хитрости, манёвра. Ждали, что они остановятся, вышлют разведку, но никак не думали, что они повалят напролом.

Колонна, не сбавляя хода, шла прямо на позиции Коробейникова, который давно уже подготовил всё имеющееся в наличии штатное противотанковое вооружение и только ждал команды Кирзача открыть огонь. Чем ближе приближалась техника противника, тем большее напряжение испытывали обороняющиеся.

Кирзач ждал. Он знал, что начни он стрельбу сейчас, то на такой дистанции его бойцам удастся подбить от силы две‑три головных машины, остальные рассредоточатся и начнётся настоящий ад. Пока колонна противника смело накатывала к его позициям, он должен был ждать – в ближнем бою у врага будет меньше шансов.

– Смотри, как прут, – удивлялся Кот. – Они явно не знают, что мы их ждём. А нам говорили, что они не дураки, что это не «волки», что в ловушку так просто не попадаются.

Эта фраза Кота заронила в Андрее сомнение. Оно начало ковырять его, намекая, что на самом деле всё совсем не так, как кажется. Но что именно?

Вскоре он получил ответ. Колонна резко остановилась в полукилометре от окраины и рассредоточилась. Повалив несколько деревьев, бронированные машины стали выезжать на поле, а затем открыли огонь, прежде чем не ожидавший такого поворота Кирзач, сам отдал команду стрелять.

Позиции обороняющихся накрыли частые разрывы. Как и в любой драке, где у начавшего есть лишние тридцать процентов шансов на успех, тут растерявшиеся обороняющиеся первым делом пригнули головы, а лишь потом, понукаемые командами, начали что‑то предпринимать. Этим они дали преимущество противнику, который успел высадить значительную часть пехотного десанта до того, как в него полетели первые противотанковые снаряды.

– Они знали! – яростно перекрикивал грохот боя Андрей, ни к кому толком не обращаясь. – Сукины дети!

Но никто ему не ответил. Все в напряжении ожидали приказа, вслушиваясь в звуки боя и пытаясь представить себе, что происходит всего в трёхстах метрах перед ними. А там творилось чёрт те что – везде мельтешили трассеры, взрывались снаряды, изредка всё это прочерчивали серые следы от ракет и реактивных гранат. А потом противник набросал дымовых завес и ситуация ещё больше осложнилась.

Стрельба немного поутихла, а затем совсем прервалась, и сквозь дым то тут то там можно было различить огонь и изредка мелькавшие силуэты перемещающейся техники. Крайне редко со стороны обороняющихся по мелькнувшему силуэту могли выстрелить.

– Шо они там делают? – нервничал Кирзач. – Разведка! Шо они там делают?!

Прошло долгих тридцать секунд, прежде чем ответила группа Корнеева, которую Андрей слышал, потому что связь шла через их базовую радиостанцию.

– Это Корень. Обходят Коробейникова с фланга, смещаются южнее, к балке, около сорока пехотинцев и двенадцать единиц техники, приём, – доложил Леша.

– Романов! Давай всех своих на левый фланг Коробейникова! Мигом! – приказал Кирзач, внезапно позабыв все правила радиосвязи, а может он просто знал, что Андрей его слышит.

Все «анархисты», кроме разведгрупп – двадцать два человека, немедленно выдвинулись в путь при поддержке БМП‑2 и БТР‑а из роты Коробейникова.

В этот момент по наводке Корнеева по сектантам открыла огонь скудная артиллерия, которой располагал Родионов. Её нечастые разрывы причиняли врагу ущерб где‑то там, за дымовой завесой, но какой он был, этот ущерб, знал только Корнеев. Оборонять фланг Коробейникова тоже было проблематично – тут никто не был готов к такому, не было оборудовано ни одного даже самого завалящего окопа, ничего, что можно было бы использовать как укрытие. Пришлось прятаться в кустарнике и в авральном порядке рыть хоть какое‑то подобие огневых позиций.

Сектанты по пути своего следования продолжали устанавливать дымовые завесы, и их техника потихоньку спустилась в балку, где их не видели ни разведка, ни кто‑либо другой, и чем они там занимаются было большим вопросом. Впрочем, вскоре это выяснилось.

Примерно через пятнадцать минут после наступления относительного затишья, когда рассеялся дым, то ли из балки, то ли откуда‑то из леса на позиции обороняющихся посыпались мины. Под их настойчивым давлением закряхтели и заныли чудом сохранившиеся остатки домиков. Выстоявшие под напором времени, они начали рассыпаться под напором человеческой разрушительной природы.

После первой перестрелки обороняющиеся понесли незначительные потери, в основном ранеными, но теперь попали под более коварный и жестокий обстрел. Не успев нормально окопаться, многие стали жертвами осколков. Между воем падающих мин, взрывами и злым шуршанием осколков отовсюду то и дело прорывались отчаянные крики и мольбы раненых. И всё это создавало ещё большее давление на тех, кто пока оставался цел.

Раньше Андрей думал, что многое повидал и прочувствовал на себе, но теперь понял, как сильно ошибался. Переместившись, они попали в зону, куда мины пока что не ложились, но раздававшиеся каждые несколько секунд взрывы казалось, неумолимо приближаются к ним. Создавалось ощущение, что вражеские артиллеристы ищут именно тебя, что вот сейчас они нащупают твою позицию и следующая мина прилетит прямо в тебя. Это был сильный психологический удар, но пока что его бойцы держались. Гораздо хуже было бойцам Коробейников, потому что земля, щебень и шальные осколки то и дело, рыча, проносились у них над головами, иногда впиваясь в чьё‑то тело, и тогда новый вопль прибавлялся к многоголосому хору раненых и испуганных живых, прорывающемуся сквозь грохот разрывов.

– Так они нас совсем замордуют, – пожаловался Игорь.

Его голос с трудом пробился сквозь грохот, хоть он был недалеко от Андрея. Игорь лежал на животе и по старой бесполезной привычке прикрывал голову руками. Покойный Вурц любил подшучивать над ним, заявляя, что он делает это для того, чтобы голова не улетела, если её взрывом оторвёт.

– Не ной, – холодно бросил Андрей. – По нам даже не стреляют.

Ему и самому было непросто, а тут ещё кто‑то начинает ныть под руку.

– Анархия, это Сокол, приём.

В грохоте взрывов Андрей еле расслышал голос Родионова в наушнике.

– Это Анархия, приём.

– Собери свой взвод и отходи вглубь села, затем максимально незаметно двигай в балку. Оттуда дай мне инфу, что там происходит. Подтверди, приём.

– Через село разведать балку, выполняю.

– Конец связи.

Странно, что приказ поступил от Родионова, а не от Кирзача. Впрочем, Андрею сейчас было не до размышлений о таких вещах. В любом случае он был рад, что им больше не нужно лежать на месте, дожидаясь, пока противник перенацелится именно на них. На частоте своего взвода он передал приказ и в ответ услышал вопрос Буреева не оголят ли они так фланг Коробейникова. Андрей на секунду заколебался, но только на секунду.

– Это не наше дело. Мы должны выполнять приказ.

В любом случае никто не собирался с ним спорить, ведь приказ позволял убраться к чёртовой матери из‑под надвигающегося обстрела. Ползком, медленно, они покинули самую опасную зону, а дальше, пригибаясь, ушли обратно на свои первоначальные позиции, а оттуда ещё глубже в тыл, по дороге столкнувшись с взводом одной из резервных рот при поддержке четырёх БМП и четырёх танков, который шёл их сменить.

Эти четыре танка были половиной всех, какими они располагали. Вместе с теми четырьмя, что и так были здесь, получалось, что Родионов прислал сюда все свои козыри. И всё из‑за горстки БМП?

Выбрав наиболее скрытный маршрут, «анархисты» прошли на юг села и бегом спустились в поросшую деревьями и кустарником балку, которая тянулась до самых позиций сектантов. Отсюда они не видели ничего, что происходило наверху. А ещё, переключившись на внутренний канал взвода, не знали, что Черенко уже доложил подполковнику о появлении на дороге ещё более серьёзных сил.

Осторожно пробираясь через кустарник, они всё лучше стали слышать хлопки миномётных выстрелов, но ещё до того, как приблизились на расстояние прямой видимости, услышали рёв двигателей – техника сектантов пришла в движение.

– Анархия, это Сокол. Доложите обстановку, приём, – голос Родионова был нетерпеливым.

Андрей подкорректировал рацию и ответил.

– Сокол, это Анархия, приближаемся к позициям противника. Слышим шум двигателей, думаю, противник идёт в наступление. Визуального контакта нет, приём.

– Анархия, первостепенная задача – нейтрализовать миномёты, приём.

– Вас понял, Сокол. Приступаем.

Наконец, они вышли в зону прямой видимости и, укрываясь в кустах, успели заметить как скрылся наверху последний из бронетранспортёров сектантов. Внизу остались миномётчики, немного пехотинцев в прикрытии и один «Хамви».

– Корень, это Анархия, приём, – позвал Лёшу Андрей.

Корнеев ответил почти сразу.

– Корень на связи, приём.

– Мы должны уничтожить миномёты. Можешь помочь?

– Никак нет.

– Понял, конец.

Андрей, рассматривая позиции сектантов, хорошо видел, как работают их миномётчики. Пехоты в прямой видимости было немного, но часть их наверняка скрывалась в густом кустарнике. Вот они, его враги. Наконец‑то. Как же долго он их искал.

– Воробьёв! – позвал он в рацию.

– Слушаю, – раздался размеренный голос Сергея.

– Задача – взять на прицел «Хамви» и уничтожить его, как только начнётся стрельба. Затем догоняешь нас.

– Принял.

Взвод начал медленно, стараясь как можно дольше скрывать своё продвижение, пробираться через заросли.

Бой наверху разгорелся с невероятной силой. Там постоянно что‑то бабахало, а интенсивность стрельбы возросла на порядки, но Андрей старался не думать о том, что там происходит. А происходило там много чего, в этом он не сомневался.

– Анархия, немедленно уничтожьте миномёты! Подтвердите, приём! – резанул ухо раздражённый крик Родионова.

– Принято. Выполняем, – тихо ответил Андрей.

Но про себя выругался. Что он там себе думает? Просто отдал приказ и всё? Типа, тут все сразу должны с криками броситься на пулемёты?

Пройдя ещё немного вперёд, Андрей увидел за изломом балки полную позицию сектантов. Они заняли оборону полумесяцем, ожидая атаки как раз с этой стороны. Двое пулемётчиков залегли на флангах: один рядом с кучей ящиков, вероятно, из‑под отстрелянных мин, а второй – на маленьком пригорочке. Они ещё не знали, что к ним подбираются «анархисты», но ожидали непрошеных гостей. Да, это и правда не «волки». А Кот и правда чёртова карконта.

«Анархисты» подошли к позициям противника примерно на сто‑сто двадцать метров. Ближе незамеченными подобраться было уже нельзя – растительность тут оскудела и не позволяла маскироваться, но этого уже и не требовалось.

– Готовность, – тихо бросил в эфир Андрей.

Это означало, что до команды начинать осталось несколько секунд. Глубоко вдохнув, чтобы хоть капельку унять бешено колотящееся сердце, на выдохе он продолжил:

– Начали!

Для броска гранаты было далековато, но из подствольников – в самый раз. В сторону сектантов полетели восемь сорокамиллиметровых гранат, а через пару секунд воздух прочертила и реактивная.

Сектанты хоть и были готовы к обороне, но всё равно не могли предсказать, когда и с чего всё начнётся. Миномёты почти тут же затихли, зато затарахтели пулемёты и автоматы. Выстрел Воробьёва оказался не очень удачным – граната попала «Хамви» в переднее колесо, навела там большого шороху, но машину не уничтожила, и через некоторое время по атакующим уже стрелял её пулемёт. Правда, стрелка довольно быстро сняли, но он помог выиграть некоторое время, и сектанты в целом успели перевести дух.

Теперь уже с их стороны в заросли, где укрывались «анархисты», летели гранаты из подствольников. В балке завязалась самая настоящая маленькая война, в которой ни одна из сторон долгое время не могла получить перевес. Силы были примерно равны, но сектанты оказались то ли лучше подготовленными, то ли более упорными, потому что, понеся поначалу ощутимые потери, они не пали духом и сумели восстановить статус‑кво.

«Анархисты» тоже несли потери. Ранило в плечо Степашкина, минимум две пули попали в бронежилет Кате, которая пыталась его перевязать и теперь сама, задыхаясь, медленно отползала к кустам. У ног одного из новеньких взорвалась сорокамиллиметровка и вырвала ему огромный кусок мяса из бедра. Андрей плохо разбирался в ранениях, но одного взгляда на белую, изувеченную кость и обрывки артерий, из которых сочилась кровь, ему было достаточно, чтобы понять, что парень уже не жилец. И это только то, что он видел сам.

Единственное, что казалось положительным, так это то, что перестали стрелять минометы. Но вскоре выяснилось, что это уже не приносит никакой пользы – на общем канале «анархистов» появился Родионов.

– Анархия, ответьте Соколу, – прорвался в эфир Родионов.

– Анархия на связи, – не сразу ответил Андрей, занятый тем, что вжимался в землю, пока в его сторону летели пули сразу из нескольких стволов.

– Немедленно отступайте по балке в обход деревни, приём.

Занятый выживанием мозг отказывался понимать, что ему говорят. Отступать? Они тут оторваться от земли не могут, как отступать? И зачем отступать, если они только что получили команду уничтожить миномёты?

– Мы ещё не выполнили задачу…

– Отступайте в обход деревни, бл. дь! – заорал Родионов.

На мгновение у Андрея даже широко открылись глаза. Такого в свой адрес он ещё не слышал ни от Родионова, ни от кого‑либо другого. Мозг, наконец, запустился.

– Принял. Приём.

– Конец.

Андрей передал приказ бойцам. В очередной раз в разнобой хлопнули подствольники, и интенсивность огня противника на непродолжительное время значительно уменьшилась. Используя момент, Степашкина и Катю подхватили под руки и потащили прочь. Воробьёв помогал Коту нести ещё кого‑то. Остальные шквальным огнём из всего, что у них имелось, прикрывали отход. К счастью, сектанты за ними не пошли, ограничившись редкими выстрелами, и «анархисты» смогли быстро и без дополнительных потерь отступить по балке.

– Корень, Лом, ответьте, – позвал по рации Андрей, но никто не отозвался.

– Корень, Лом, ответьте Анархии, приём.

Ответа снова не было, но через полдесятка секунд рация всё же отозвалась.

– Лом на связи.

– Где вы? Что происходит?

В рации послышался треск, потом выстрелы. Матюги Толи и яростные угрозы провернуть кого‑то на гениталиях.

– Отступаем, – сопя, ответил Толя. – Нас чуть не зажопили. Вы не в курсе, что ли?

– Не в курсе. Что с Корнеевым?

Толя не ответил. Вместо этого послышалась какая‑то возня, затем снова треск и крики.

– Ах ты ж курва! – зарычал он.

Рация отключилась. Сколько Андрей после этого ни вызывал Черенко, тот не ответил. Зато появился Корнеев.

– Это Корень, приём, – как ни в чём не бывало, спокойно заговорил он.

– Лёша! Ну, слава богу! Где вы? – обрадовался Андрей.

– Смотрим на миномётчиков внизу балки. У них в тылу. Нужна помощь.

Внутри у Андрея всё перевернулось. Он почувствовал мимолётную слабость, сменившуюся злостью, тоже быстро улетучившейся. Они буквально минуту назад были там, а теперь что – надо возвращаться за Корнеевым? Ну, что за хрень? Сделав глубокий вдох, он дал команду остановиться. Затем медленно закрыл глаза и вздохнул ещё раз, успокаивая нервы и пытаясь на ходу придумать, что делать.

– Как вы там… А, неважно. Вы можете обойти их?

– Нет, – спокойно ответил Лёша. – Отвлеките их на себя.

– Чё‑ёрт… – раздражённо протянул Андрей. – Ждите. Мы идём.

Раненых оставили на сильно потрепанную Катю, которая и дышала‑то с трудом, и медика из второго отделения. Третий медик был убит. Все остальные бойцы выступили обратно. Буреев недовольно бурчал, но не спорил.

«Как же трудно вести бой в узком пространстве, где невозможно нормально рассредоточиться и любое оружие, дающее разлёт осколков, способно натворить делов», – с досадой подумал Андрей, медленно пробираясь через кустарник.

Где‑то внутри него вяло проклёвывался страх, подпитываемый картинами увечий, которые он видел ещё недавно, но адреналин и необходимость выручать товарищей пока что были в разы сильнее этого страха.

Сектанты никуда не делись и всё так же сидели на своих позициях, разве что немного перестроились. Андрей не замедлил сообщить об этом Лёше и кратко пожаловался на то, что в этих условиях очень трудно сражаться.

– Вы главное их отвлеките хотя бы на минуту, а там посмотрим, – спокойно попросил в ответ Корнеев.

Раздав задачи и дав полминуты на подготовку, Андрей приказал начинать. И снова начали из подствольников. В ход пошли последние гранаты. Сектанты будто только этого и ждали, потому что ответили незамедлительно и основательно. Они даже развернули на балку один из миномётов и на голову «анархистам» успели свалиться две мины, одна из которых забрала на тот свет ещё одного бойца. Каким чудом не пострадал кто‑то ещё было загадкой, но после этого то ли мины у сектантов закончились, то ли появились дела и цели поважнее, но больше из миномёта по «анархистам» не стреляли, а вскоре прекратилась вообще какая‑либо стрельба со стороны противника. Более того – самих сектантов тоже нигде было не видать.

– Прекратить огонь! – послышался в наушнике твердый голос Корнеева. – Повторяю, не стрелять!

Андрей продублировал и команду выполнили.

– Мы идём к вам, – добавил Лёша, когда стрельба утихла.

Бойцы озадаченно переглядывались, не понимая, что произошло – ещё полминуты назад с позиций сектантов вели яростный огонь, а теперь там как ни в чём не бывало появились Корнеев и Руми. Лёша внезапно остановился, обратив на что‑то внимание, и девушка остановилась вслед за ним. Корнеев в мгновение ока достал пистолет и выстрелил в кого‑то, лежащего на земле. Затем, подобрав что‑то, Лёша протянул это Руми, и они бегом приблизились к своим.

– Лёша, мать твою, ты их всех поубивал… – не в силах сдержать изумление, восторгался Бодяга. – Как?!

– Они просто не ждали, что кто‑то может быть у них в тылу, – невозмутимо оправдывался Корнеев.

– А где ваш третий? – поинтересовался Андрей.

– Отступали с боем. Третий погиб.

– Понял, расскажешь по дороге. Парни – уходим!

Пока шли по балке к раненым, Леша коротко пересказал события последнего часа.

– То, что мы приняли за основные силы секты – было всего лишь авангардом. Нас раскрыли и чуть не захватили в плен, но выручила интуиция. Мы их перебили, но потеряли Рудько. Потом поступила команда Родионова отступать. Он же сообщил, что вы в балке, а для нас через неё пролегал единственный доступный путь. Дальше знаешь.

Пока Лёша рассказывал, Воробьёв пытался связаться с Кирзачом или с подполковником, но никто не отвечал. Толя тоже не отзывался. Порадовало только то, что Катя немного оклемалась, хоть и чувствовала себя очень скверно: плохо ходила и всё ещё с трудом дышала. Зато вместе с Елагиным, вторым медиком, они привели в порядок и перевязали раненых.

– Что дальше? – поинтересовался мнением Корнеева Андрей.

– Если я правильно понял Родионова – наш план провалился. Сектанты прорвались и прут дальше на Винницу, а мы попали типа в окружение, но пока не подошли их основные силы – можем из него выйти.

– Выйти… Но куда? На север? К Быку?

– Если он ещё там, то это хорошая идея. Главное – не медлить.

На том и порешили. Попади они в эти места десять лет назад – оказались бы в полях, как зайцы на охоте. Но когда отсюда ушли люди, проселочные дороги, обсаженные деревьями, заросли и стали непроходимыми для транспорта, зато очень удобными для передвигающихся пешком. Единственной опасностью была дорога, по которой наступали сектанты, но её «анархисты» быстро проскочили и оставили позади, продвигаясь на северо‑восток. В двух с половиной километрах восточнее деревни находился перекресток, на котором разведка высмотрела сильный блокпост, оставленный наступающими. Раз сектанты контролировали его, значит Родионов и остальные уже далеко.

Так, делая частые привалы из‑за раненых, прошагали остаток дня, а когда стемнело – остановились на хотя бы небольшой отдых. Еды с собой имелось не много и её немедленно прикончили. Хорошо хоть, что запасы воды смогли пополнить в ручье, найденном по пути. В остальном всё было без изменений и состояние у всех было напряжённое. Единственное, что позволяло отвлечься от мыслей о ситуации это обсуждение поступка Корнеева и Руми, но и это скоро надоело, а к Лёше на некоторое время приклеилось прозвище «терминатор».

– Интересно, как там все. Не идём ли мы часом в зубы к врагу, – выразил свои опасения Карданов.

– Понятия не имею. Но думаю, командир знает, что делает, – ответил ему Шелковский, сидевший тут же.

– А вот я так не думаю.

Это был Буреев. Услышав их разговор, он не преминул высказать своё мнение.

– Не выглядит это так, будто он знает, – добавил он.

Тут же неподалёку в темноте сидел Игорь, но он к разговору не присоединился.

– Не понимаю, к чему ты это говоришь, – с вызовом ответил Бурееву Шелковский.

– К тому, что ты слышал.

Шелковский был младше Буреева, ниже званием и слабее по физическим параметрам, но здесь оскорбляли его командира, и он не собирался это терпеть. Саша попытался подняться, но Карданов не позволил ему этого сделать, силой усадив обратно.

– У тебя есть претензии к командиру? – спросил он сержанта.

– Ну, допустим, и что?

– Ничего. Просто ты тут никто, так, хрен с горы… – смело заявил Карданов.

– Я старший по званию, вы вообще уже охренели?!

– Да нам пофигу, понял? – вызывающе бросил Шелковский, и продолжил. – Был бы тут Черенко – он бы тебе уже объяснил кто ты такой и где твоё место… сержант.

Буреев подорвался с места и пошел на Шелковского. Его хорошо было видно в пробивающемся между ветвей лунном свете. Двое бойцов из его отделения поднялись и неспешно пошли вслед за своим командиром. В это время Андрей был занят обходом периметра, перепалки не слышал и тем более не мог помешать драке, к которой всё шло. Саша и Карданов поднялись и приготовились отразить удар. Игорь по‑прежнему безучастно сидел на своем месте.

– Игорь, а ты не собираешься ответить на оскорбления в сторону твоего брата? – спросил Саша, надеясь на подмогу.

– Нет, – коротко ответил тот.

Саша презрительно фыркнул. Буреев и его бойцы приблизились.

– Сейчас я вас научу субординации, – процедил он, замахиваясь.

Он нанёс первый удар, от которого Шелковский отскочил. Но повторно сержант ударить не успел – сбоку раздался сильный, уверенный голос, лишённый какого‑либо дополнительного эмоционального окраса.

– Что тут происходит?

Буреев был в «анархистах» недолго, но голос этот уже знал. А после шоу, устроенного недавно человеком, которому он принадлежал, он закономерно опасался его хозяина. Так что его пыл угас, и он опустил руку, отойдя немного назад. Взглянув в сторону, он увидел в полдесятке метрах от них Корнеева.

– Да так, ничего, – немного неуверенно ответил Буреев. – Эти двое нарушают субординацию.

– Серьёзно? – Корнеев повернулся к Шелковскому и Карданову.

– Конечно, нет, – улыбаясь, ответил Саша. – Просто сержант оскорбляет нашего командира, вот мы ему и ответили.

– Оскорбляет? – в тоне Лёши прорезалось легкое удивление.

– Ага. В этот раз заявил, что лейтенант не знает, что делать. До этого мы слышали, как он называл его зелёным салагой и пацаном, говорил, что не собирается быть пушечным мясом у молокососа.

– Это правда?

Буреев оторопел, а слова застряли у него в горле. Всё из перечисленного он действительно говорил, но в узком кругу. И как эти двое могли это узнать? Но лучшая защита – нападение, так что нужно взять себя в руки и стоять на своём. Тем более у него на уме имелся вполне закономерный вопрос к Корнееву.

– Ну, правда, и что? Ты сам так не считаешь? – с вызовом спросил он.

– Не важно, что я считаю, – спокойно ответил Лёша. – Тебе повезло, что нет Черенко – у него довольно болезненные методы поддержания дисциплины. Тебе, скорее всего, они бы пришлись не по душе. Я же вот что скажу – у тебя есть право на своё мнение, но впредь держи его при себе. Ещё раз услышу нечто подобное, и в самом лучшем случае тебя просто переведут. Договорились?

Буреев смотрел в сторону силуэта скрывающегося в тени Лёши, мечась между желанием возразить ему и опасением вступать в конфликт с этим пока непонятным ему человеком. В Корнееве не было выраженных напора и агрессии, которые обычно исходят от людей, добивающихся своего силой, но аура непредсказуемости и угрозы, исходившая от него, пугала сильнее силы и агрессивности.

– Договорились, – буркнул сержант.

– Правильное решение. И вот ещё что. Эти бойцы прошли с нами, и с лейтенантом Романовым, длинный и тернистый путь. Пугающий и кровавый. Они уважают его, потому что есть за что, и соответственно, недовольны твоими оскорблениями. Так что извинись перед ними. Прямо сейчас.

Для Буреева это требование было неприятным, но не неприемлемым. Будь на его месте кто‑нибудь наподобие Толи Черенко – вспыхнула бы скоротечная драка, но Олег Буреев был другим. Да и поддержка даже двух бойцов казалась недостаточной в споре с Корнеевым, казавшимся ему опасной тёмной лошадкой. Слишком опасной, чтобы лезть с ним в драку, не зная до конца его возможностей.

– Извините, парни.

Он подошёл к Саше и Карданову и подал им руку. Его бойцы наверняка удивились, но в темноте разобрать их реакцию было нельзя.

– Принимается.

Карданов сразу же пожал протянутую руку, а вот Шелковский некоторое время медлил, но потом сделал то же самое.

– Лёша, а как ты думаешь… – он повернулся к Корнееву, но того уже не было. – Мда.

– Куда он делся? – оглянувшись, удивился Буреев.

– Свалил. Он так умеет, да, – Карданов усмехнулся.

Напряжённость заметно уменьшилась и все разошлись обратно по своим местам. Буреев покосился через плечо на Шелковского, но ничего больше не сказал. Андрей же так ничего и не узнал об этом инциденте.

Сам Андрей давно закончил с обходом и устроился на короткий сон рядом с кустом орешника. Но сон не шёл. Вместо него перед глазами мелькали вспышки взрывов, дым, земляная крошка и силуэты людей, которые умирали в муках прямо на его глазах. Некоторых везунчиков удалось вытащить, но доживут ли они до того момента, когда их сможет осмотреть настоящий специалист, а не полевой медик?

Сектанты оказались гораздо опаснее, чем Андрей представлял. Они хитрее, умнее, боеспособнее. И не просто хорошо вооружены и организованы, а ещё и обучены. От осознания всего этого у Андрея даже пробежал холодок по телу. Смогут ли они на равных бороться с таким противником? Сможет ли он сохранить своих людей? Последний бой показал, как быстро всё меняется, и какими жестокими могут быть методы, используемые обеими сторонами для убийства друг друга. Да, похоже, с этого момента качество личной подготовки начинает заметно уступать огневой мощи, тактике и удаче. И если он хочет, чтобы его люди выжили – он должен учесть эти факторы.

Поздно ночью, наконец, удалось наладить радиосвязь. Макс молча выслушал короткий доклад Андрея о злоключениях «анархистов», но ничего хорошего пока сказать не мог.

– Рад, что вы живы, Анархия, – тепло отозвался Родионов. – Но вам ещё надо выбраться. Быка на севере нет – все отступили. Сектанты пока что заняты пережёвыванием окруженных частей гильдии значительно юго‑западнее вас, так что в вашу сторону какое‑то время никто даже не посмотрит. Дуйте на восток, пока не выйдете к нашим. И ещё – все каналы наверняка слушают, так что старайся лишнего не болтать. Приём.

– Понял вас, Сокол. Конец связи.

Отложив рацию, Андрей обвёл усталым взглядом ожидавших в напряжении бойцов. Он почему‑то был уверен, что они быстро воссоединятся с основными силами, но подполковник разбил эту уверенность. Похоже, им предстоит очередное непростое испытание в тылах у сильного противника. И время играет против них.

– Ну что, ребята, – с наигранной бодростью сказал он, – дольше отдохнуть не выйдет. Собираемся.


Глава 1.3



5

Бронежилет был не ахти каким тяжелым, килограмм восемь не больше, но вместе с оружием, гранатами, запасными магазинами и прочим снаряжением дополнительной нагрузки на Толе было немало. Здоровья у него, даже несмотря на возраст, было хоть отбавляй, но и он не мог долго бежать во всём этом добре по пересечённой местности. Сил хватило километра на три, да и то последние метров триста его подгонял только рык двигателей с дороги – сектанты наступали, валили на восток могучим потоком. Он бежал на восток параллельно им в надежде, что успеет догнать своих, но куда там – Родионов и остальные были уже далеко.

Хорошо, что хотя бы за ним погони нет. Передышка, коротенькая передышка – без неё никак. Выбрав место, Толя грузно повалился на землю и заполз в густой кустарник: нужно было отдышаться и решить, что делать дальше – бросать броник или замедлить ход. Оба варианта пугали возможными последствиями.

Пугало так же отсутствие Кирилла. Когда началась кутерьма они разделились, но сейчас Толя уже не был так уверен, что это было хорошей идеей. Сукины дети хотели взять их живыми, хотели получить языка. Хер им по всей морде, а не языка! Вертел он их всех и дальше будет вертеть. Не достанут. Но вот Кирилл…

Толя постарался отогнать нехорошие мысли, сосредоточился на себе, на том, что теперь делать. Кирилл хоть и молчаливый, и на вид не богатырь, но по лесу бегать умеет и отбиться если что тоже может. Он выберется.

«Курвины дети! Сучьи сыны! Ублюдки! Твари! Скоты!», – некоторое время Толя перебирал в голове все нелицеприятные эпитеты разной степени матерности, которые только знал. Высказавшись таким образом, он немного выпустил пар и смог думать по существу.

Рация Кирилла сдохла ещё когда они были вместе. Его собственная – сломалась во время драки, так что связи нет и не будет. Жратвы на один зуб, но это его не пугало – он хорошо знал свои возможности и понимал, что без неё можно легко обойтись довольно долго. Гораздо большей проблемой являлась вода, запасы которой были на исходе, так что первым делом нужно найти какой‑нибудь ручей или ещё что.

Толя попытался вспомнить карту местности, которую он рассматривал вместе с Андреем. Кажется, на севере должна быть река или озеро… А ещё там должен быть Бык… Толя сразу же отмёл вариант с Быком – у сектантов была такая мощь, что наступай они на Быка и к этому времени уже превратили бы его в пыль. Так что при самом лучшем раскладе Бык и его ребята отступили, значит, если и идти на север, то только по воду, а потом драпать лесами дальше на восток. Эх, знать бы ещё сколько драпать, а то сектанты наступают так быстро, что пешком он может никогда их не перегнать.

Приняв решение, Толя поднялся и выпрямился. Вес бронежилета чувствовался, но уже не казался таким большим и он решил пока что его оставить.

Путь на север оказался лёгок и спокоен. Лес был густой и сильно заросший. Звуки двигателей пропали, к тому же птицы своим непрерывным щебетаньем способны были заглушить что угодно. По дороге Толя нашёл пару кустов малины и немного земляники и второпях съел немного ягод. Будь у него время и возможность – можно было бы даже поохотиться, но сейчас об этом не могло быть и речи.

Через час он вышел к водоёму, где собирался набрать воды. Здесь тоже не было слышно ни стрекота автоматов, ни гула и рёва двигателей, ни скрежета гусениц. Допив остатки во фляге, он не спеша, глядя под ноги и осторожно ступая по мягкому влажному берегу, выбрал место и набрал воды. Да, надо бы прокипятить, но нет времени. Пока пусть будет – экстренный запас на случай если он не найдёт ручья. Уже закрутив крышку фляги, он, наконец, услышал тот волнующий, искусственный звук, услышать который всё это время так опасался. Но это оказался не звук автомобильного двигателя. Это был уже знакомый ему быстро нарастающий гул – к нему приближались самолёты.

Бог его знает чьи это самолеты, но Толе казалось, что звук доносится с запада. Здраво рассудив, что лучше исходить из того, что это самолёты противника, он быстро осмотрелся и оценил обстановку – до леса бежать секунд десять‑пятнадцять. В принципе можно успеть, но если всё‑таки заметят? Маловероятно, чтобы летящие на задание штурмовики отвлекались на одиночную, неидентифицируемую цель, скорее всего, просто передадут информацию о нём наземным войскам, если вообще заметят. Но вдруг им приспичит пострелять? В любом случае лучше укрыться в прибрежных зарослях.

Пара шагов и вот Толя уже в камышах. Вода немедленно залилась в ботинки, нога поскользнулась, и Черенко с трудом удержал равновесие, в последний момент подняв руку с ремнем и удержав над водой автомат. Гул нарастал. Толя принял удобную позу, такую, при которой ему казалось, что вероятность бултыхнуться в воду наименьшая, и стал ждать. Не успел он сосчитать до десяти, как почти над самой головой со свистом пронеслась пара самолетов, а за ней ещё одна и ещё. Все шесть «птичек» стремительно унеслись на восток, провожаемые жадным взглядом Толи.

Прибрежная растительность и камыши под воздействием воздушной волны от низко пролетающих самолетов пришли в движение, и как ни старался Толя, но всё равно свалился в воду почти по самый пупок и даже намочил приклад автомата. Матерясь и чертыхаясь, он вылез из пруда, отошёл к деревьям и уселся под куст, намереваясь снять обувь и вылить из неё воду. Он успел проделать эту процедуру только с одним ботинком, когда до ушей донёсся далёкий грохот, гораздо более громкий, чем выдаёт артиллерия. Вероятно, штурмовики достигли позиций сил Альянса и бомбили их.

Внезапно Черенко осенила догадка. Он обхватил голову руками и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

«С какой скоростью они могли лететь? И сколько времени прошло с тех пор, как они пролетели надо мной?», – размышлял он, но даже приблизительного ответа сформулировать не смог.

Убедившись в бесполезности своей затеи, Черенко решил бросить умственные задачки и взяться за то, что у него получалось намного лучше – за физическую работу. Наскоро покончив с обувью, он поднялся и бодрым шагом пошёл вслед за улетевшими самолетами, на ходу вслушиваясь в звуки далёкой бомбежки.

Минут пять Толя активно шёл на восток, а потом до его слуха снова донёсся чёртов гул.

«Возвращаются, что ли?», – подумал он, и на всякий случай выбрал место, где можно спрятаться от наблюдения.

Он не ошибся. Вскоре они появились, но на этот раз их было только пять, и летели они намного медленнее. К тому же один из них оставлял за собой жирный дымный след. Толя увлечённо наблюдал за этим подранком, прикидывая в уме, когда же он треснется о грешную землю. Он не знал, что штурмовики специально проектируются так, чтобы выдерживать огромные повреждения и всё равно оставаться в воздухе. Видимо Черенко настолько сильно желал, чтобы самолёт разбился, что тот и правда изменил своё поведение – он начал плавно терять высоту, а затем Толе показалось, что от него что‑то отлетело, а сам самолёт накренился и стал падать.

Довольно быстро, всего за каких‑то несколько секунд под радостные возгласы Толи крылатая машина всё‑таки упала и взорвалась, наделав в округе много шуму. В небо взметнулся шар огня, быстро превратившийся в едкий чёрный дым.

– Да, курва‑мать! Ибо нехрен тут…

Осознав, что совершил большую ошибку, Толя немедленно заткнулся, надеясь, что его никто не услышал.

Остальные самолёты уже улетели, и Черенко немедленно вышел в путь, но его внимание сразу же привлёк купол парашюта, медленно опускавшийся на землю. До него было не больше километра. По крайней мере, Толе так казалось. Решение пришло моментально.

Он ускорился, выжимая из себя всё, что мог. Парашют тем временем медленно скрылся за деревьями. Через минуту Толя, совсем забыв о безопасности, перебежал через поросшую полевую дорогу, ещё за две минуты преодолел небольшую рощу и выскочил на поле. В полукилометре впереди начинался густой лес, и пилот наверняка приземлился там. Если повезло – он запутался парашютом в деревьях и ещё даже не добрался до земли. Нужно спешить.

Забыв о чавкающей обуви, мокрых штанах и вообще обо всём на свете, Черенко рванул к лесу прямо через поле. Вернись сейчас любой из штурмовиков для прикрытия товарища, он бы без труда перемолол Толю в фарш, но к счастью, ни один из них этого не сделал.

Черенко совершенно забыл обо всём, чему его учили. В нём сейчас не было ничего от хорошо обученного бойца – только инстинкты и охотничий азарт, которым ввиду отсутствия явной угрозы, он позволил взять верх. Добравшись до леса, Толя замедлился, а затем остановился и прислушался. Птицы, напуганные взрывом, заткнулись и не мешали. Только комары звенели повсюду. Толя двинулся вперёд, осторожно ступая по устеленной травой земле и вслушиваясь изо всех сил, но пока ничего нового не услышал.

Углубившись в лес ещё метров на сто, он, наконец, что‑то услышал. Шелест, кажется, а может, шуршание шагов… Да, впереди определенно кто‑то был. Толя рефлекторно крепче сжал оружие, сделал осторожный шаг, затем ещё один, определяя с какой скоростью он сможет двигаться максимально бесшумно. Шум впереди не прекращался, но что‑то в нём было не так, будто это был не человек вовсе.

Толя подбирался всё ближе и ближе, он уже определил направление и примерно представлял расстояние до цели. Ещё чуть‑чуть, ещё шажок и вот! Толя выскочил из‑за дерева, уверенный, что его никто не слышал, но обнаружил там совсем не пилота, а зайца! Ушастый, и без того напуганный, отреагировал мгновенно и стремглав рванул в кусты. Толя про себя чертыхнулся и сжал губы – чертово зверьё, курва его мать, неслабо подъело ему нервы.

Осмотревшись, он снова выбрал направление, в котором нужно было двигаться, и продолжил поиски. Медленно и тихо Толя преодолел ещё две сотни метров и, наконец, нашёл какие‑то следы. Внимательно осмотрев их, он некоторое время шёл по ним, пока по ряду признаков окончательно не убедился, что принадлежат они не человеку. Снова неудача. Чертыхаясь, Черенко стоял на коленях, рассматривая траву и мягкую землю, а когда поднялся и выпрямился… Бах! Бах! Бах!

Лес наполнили звуки выстрелов. Рефлексы сработали моментально, и Толя рванулся в сторону, благодаря чему определённо немного исправил положение. Стреляли из пистолета, первая пуля точно прошла мимо, а вот вторая, благодаря его манёвру лишь вскользь ударила по бронежилету. Это было больно, но не так, как могло бы быть, если бы она попала под более прямым углом. Толя завалился в траву и заполз за дерево, инстинктивно облапал себя, определяя не ранен ли. В груди немного болело, но это была сущая ерунда – ему очень повезло.

Самым паршивым в этой ситуации являлось то, что Черенко имел очень смутное представление о том, откуда в него выстрелили. Но стрелок, похоже, был слабо обучен стрельбе, иначе точно хотя бы раз попал по неподвижной мишени. Как только Толя на мгновение высунулся из‑за дерева, намереваясь посмотреть что где, как услышал очередные хлопки выстрелов и увидел вспышки на десять часов.

Адреналин зашкаливал, и Толя не удержался.

– Вертел я тебя, крыса кустовая!

С той стороны не ответили. Толя снял с разгрузки гранату, выдернул чеку. Затем, в уме сосчитав до трех, отпустил скобу и, не высовываясь, прямо из‑за дерева бросил гранату в сторону противника. Лес быстро поглотил шум взрыва и шорох разлетающихся осколков. Толя не надеялся, что осколки поразят врага – он больше рассчитывал, что тот будет на время дезориентирован, и он сам успеет сменить позицию.

Выскочив из‑за дерева, Черенко со всей доступной прытью рванул вперёд и немного в сторону. Вспышки выстрелов, которые он видел, были недалеко, всего в каких‑то тридцати метрах. Двигаясь по сужающемуся кругу, Толя быстро ворвался на позицию противника и всего в паре метрах перед ним увидел его, судорожно пытавшегося перезарядить пистолет. Пилот, а это был он, как‑то неуклюже пытался это сделать, прижимая пистолет предплечьем к телу, а свободной рукой заталкивая в рукоять новый магазин. Завидев Толю, он протяжно взвизгнул и магазин, будто ободрённый его визгом, встал на место. Щёлкнул затвор.

Толя криво ухмыльнулся и нажал на спуск, но автомат промолчал. Улыбка мгновенно исчезла, и Толя судорожно дёрнул затвор и нажал повторно – ничего: то ли патроны попались никудышные, то ли он всё же намочил оружие, когда упал в пруд. Противник уже перехватил пистолет здоровой рукой и наводил на него. Решение нужно было принимать немедленно.

Тогда Черенко бросил в противника свой автомат, тем самым выиграв ещё секунду‑другую, а сам рванул вперёд и ухватил его за вооруженную руку. Завязалась слабая и очень короткая борьба, из которой Толя легко вышел победителем – после неприятного удара кулаком в лицо, пилот охнул и обмяк, повалившись на бок. Ни о каком сопротивлении он больше и не помышлял.

Не спуская глаз с противника, Толя подобрал свой автомат и повесил на плечо, а пистолет пилота навёл на него самого.

– Курва ж твоя мать, – на выдохе бросил он. – Такой дохляк, а столько мороки.

Пилот не отвечал. Лишь лежал и постанывал.

– Вставай, харэ скулить, – приказал Черенко.

Реакции не было. Пилот его будто игнорировал. Толя такого не любил и, не раздумывая, с силой пнул лежащего на земле человека. Сектант так заорал, что у Толи уж мурашки по коже забегали.

– Э! Ты чё орёшь, придурок?! – озадаченно спросил он, опасливо оглядывая противника.

Тот повернул к нему лицо с окровавленным носом, и только сейчас Толя увидел, что это совсем ещё молодой пацан, может, немного старше его Кирилла. Он что‑то промямлил, но Толя не смог разобрать, что именно.

– Нормально скажи, – потребовал он.

В ответ пилот выдал более осмысленную речь, но Толя всё равно ни слова не понял – язык, на котором тот изъяснялся, был ему совершенно не знаком.

– Курва ж ты такая, – покачал головой Толя. – Что ж с тобой делать… Встань хотя бы, слышишь? Это… Э‑э… Стадап… Стэнд ап! Во.

Пилот медленно, кряхтя, постанывая и постоянно морщась, перевернулся и разразился горячей тирадой о чем‑то, показывая левой рукой то на свою правую ногу, то на руку. Толя по‑прежнему ни слова не понял, но, сопоставляя факты, понемногу начал догадываться.

– Хочешь сказать, ты сломал руку? – недоверчиво спросил он. – И ещё и ногу?

Пилот молчал и смотрел на Толю как‑то жалобно, и одновременно с тем подозрительно. Черенко почему‑то стало жаль его. Совсем немного, чуточку, но достаточно для того, чтобы ему перехотелось его немедленно убить. Возможно, потому что он снова провёл параллель с Кириллом.

– Ох, лучше б ты шею сломал, курвин ты сын, – вздохнул Толя и продолжил размышлять вслух. – Вот что с тобой теперь делать? Забрал бы тебя как пленника, но это ж надо тебя на горбу тащить. Тогда что?

Он задумался. Он бы легко убил этого засранца, если бы не отказал автомат, но теперь, глядя в его молодое лицо, не спешил это делать. Перед ним был такой же молодой пацан, как и его Кирилл. Ему бы жить ещё да жить, жениться, рожать детей… На кой ляд он припёрся сюда убивать? И ведь убивал. Жестоко, методично, безжалостно: бросал бомбы, решетил людей из пулемётов. Может, даже его парней, «анархистов». И если выживет – будет делать это опять. Да, вне всяких сомнений он снова будет рвать людей на части, но всё равно Толя не торопился нажимать на спуск. Если бы пацан дрался, угрожал его жизни – Толя бы сразу его убил, но сейчас, когда тот не способен драться, он не почувствует удовольствия от такой победы. Но главное – он понимал, что с такими повреждениями пилот и сам умрёт в этом диком лесу, а это будет куда более жестоко.

– Я оставлю тебя тут, – сообщил он после долгих раздумий, совершенно не смущаясь, что пилот его, скорее всего, тоже не понимал. – И ты умрёшь. Сдохнешь, потому что сам не выберешься. И все вы тут передохнете – каждый, кто припёрся к нам сюда убивать, понял?

Пилот молчал. Толя поджал губы, будто раздосадованный этим.

– Молчишь. Конечно, молчишь, курвин сын. Ну, да ладно. Прощай.

Толя стал медленно пятиться, отходя в лес. Он допускал, что у парня может быть ещё какое‑то оружие, но не хотел обыскивать. Он просто хотел уйти дальше по своим делам. Пилот понял, что его бросают, но к удивлению Толи никак не стал его останавливать. Не обмолвился даже словом. Это было странно, но Черенко пока не придал этому значения. Отойдя достаточно далеко, он повернулся и двинул в свою сторону, размышляя о том, что сделал, и пытаясь дать себе оценку.

Через пару минут он услышал рёв автомобильного двигателя, доносившийся с полевой дороги. Учитывая, где находятся силы Альянса, Толя ни секунды не сомневался, кому принадлежала машина, и кто на ней приехал.

«Ах ты ж курва! Хер вам по всей морде!», – он сразу всё понял, выхватил пистолет и стремглав рванул обратно.

Пилот сидел на том же месте и ждал. Услышав шум шагов, он повернул голову и по испуганному выражению его лица Толя сразу понял, что он ожидал увидеть совсем других людей. Но испуг быстро исчез. Вместо него появилось другое выражение: теперь парень смотрел на него с тоской и обречённостью, уже понимая, что сейчас будет. Но всё равно не сказал ни слова. Не просил, не умолял даже на своём непонятном Толе языке – просто ждал, будто всегда был готов к тому, что сейчас должно произойти.

Лес быстро поглотил звук выстрела.


6

Потери не всегда приносят боль. Как правило, вопрос заключается в размере этих потерь и времени, необходимом, чтобы их восполнить. Деньги, даже большие, можно заработать снова – примеров тому не счесть. Разбитая машина ремонтируется или покупается новая, разрушенный дом отстраивается, физические раны заживают, но вот раны душевные…

Как же трудно, как тяжело, как невыносимо больно… Она словно собственными руками разорвала, растерзала своё сердце, и возникшая рана всё никак не хотела заживать. Она причиняла ей боль постоянно, и конца этому Аня не видела. Состояние Тани, её муки и предсмертный взгляд, выражавший нечто, что Аня не могла распознать, то и дело всплывали в её памяти и терзали, резали её. Но это нельзя было показывать отцу, и она старалась как можно тщательнее всё скрывать, однако не готова была с уверенностью сказать, что успешно.

Когда Саша Ткаченко говорил ей, что они рискуют – она не поверила. Думала, что он боится и потому преувеличивает, думала, что даже в случае каких‑либо проблем она легко всё решит через отца. Когда Саша предупреждал, что в случае чего пострадает не только он, но и Таня – она снова не поверила. Думала, что даже если Сашу действительно накажут, то Таня‑то тут при чём? Ей что можно предъявить? Ничего. И когда чету Ткаченко на её глазах арестовали сотрудники контрразведки, Аня всё равно ещё не осознавала всю серьёзность ситуации. Она не могла даже представить, что может случиться с её подругой. И тем более ей даже в голову не могло прийти, что она станет не только свидетелем её унижения и страданий, но ещё и лично отнимет её жизнь.

Когда недавно она пришла к отцу и попросилась в его команду, она была готова ко всему: к борьбе, к трудностям, к опасности. Но к тому, что она в итоге испытала – к этому она оказалась не готова. Как мог её строгий и жёсткий, но справедливый отец, влиятельный, занимающий такой высокий пост, не только допустить подобное отношение к девушке, которую знал уже много лет, как лучшую подругу его дочери, чуть ли не сестру, но и заставить свою дочь собственноручно убить её?

Аня всё никак не могла выбросить это из головы. Каждый раз, когда перед её глазами возникало лицо Тани, которое она увидела за секунду до смерти последней, внутри неё росла ненависть к Третьякову и ублюдкам из его отдела, а к самому отцу она чувствовала отвращение. Но выказывать его было никак нельзя, и от этого она страдала ещё больше.

Что ж, назвался груздем…

Отец сидел в небольшом кабинете, который ему устроил местный полковник, как всегда ещё до их прибытия. Аня привыкла, что отец всегда заседает в помещениях с площадью квадратов по тридцать, не меньше, а тут явно не больше двадцати. И мебель так себе.

Когда она вошла, Владов сразу же впился в неё пронзительным взглядом. В такие моменты ей казалось, что этот взгляд, будто какой‑то хищный червь, рыщет у неё в голове, пытаясь выведать что‑то, что она может скрывать. Она всегда пугалась этого, даже когда скрывать ей было совершенно нечего. Было в эти моменты в отце что‑то страшное, какая‑то непредсказуемость, которая и вызывала страх.

– Привет, – мягко поздоровалась Аня, оправившись от впечатления.

– Здравствуй, дочь, – обычным тоном ответил Владов.

Он кивком указал на стул у стола перед собой, и Аня присела.

– Ты как?

Вопрос прозвучал очень формально. Не было в нём ни душевной теплоты, ни искреннего участия, которых можно было бы ожидать от близкого человека.

– Ничего. Всё нормально.

Взгляд Владова не сменился. С того случая они не разговаривали и не обсуждали произошедшее, потому что Аня была слишком подавлена для полноценного разговора.

– Точно? – вкрадчиво уточнил он.

«Соберись, курица!», – обругала сама себя Аня, и заговорила более твердо:

– Точно‑точно. Это было непросто, не стану отрицать, но я много думала над этим и могу сказать только одно – каждый получает то, что заслуживает. Раз с ней такое произошло – она это заслужила. Может, это звучит слишком жестоко с моей стороны, но ничего не поделаешь. Я тоже получила то, что заслуживала.

Голова Владова немного качнулась, а глаза на мгновение чуть заметно округлились, выражая некоторое удивление.

– Вот как. Хм… И ты не думаешь… что всё это произошло по тво…

Он несколько раз делал паузы по мере того, как говорил, видимо, сомневаясь в том, что хотел сказать, и в конце всё‑таки остановился, но Аня закончила за него.

– Моей вине?

Несколько секунд Владов молча сверлил дочь взглядом, а потом утвердительно кивнул.

– Может, и по моей, – продолжила Аня. – Но с этим уже ничего нельзя поделать. Я была инфантильной дурой, верящей в своё всемогущество поскольку, видите ли, я твоя дочь. Но этот случай раскрыл мне глаза не только на себя, но и на мир. Мне давно пора было повзрослеть и, наконец, это случилось. Теперь я даже рада, что это произошло именно так – мне пришлось пройти через унижения и боль, чтобы осознать реалии этого мира. А поскольку теперь он весь состоит из этих чувств, то можно сказать, что я закалилась через страдания. Как и ты.

Владов на мгновение искривил губы и отвёл глаза, но тут же вернул всё, как было. Пронзительный взгляд всё никак не уходил, говоря Ане о том, что ничего ещё не кончено.

– Как и я? – переспросил он.

– А разве нет? У тебя была целая империя, но эпидемия отняла её. Ты был уважаемым человеком, слово которого могло иметь больший вес, чем слово президента, но теперь и этого нет. В конце концов, у тебя была полноценная семья, но в итоге осталась только я. Разве все эти потери не заставили тебя страдать?

Владов отвернулся и по привычке взглянул в окно, но здесь оно было маленьким и через него почти ничего не было видно. Аня хотела бы видеть сейчас его глаза, но он не дал ей такой возможности.

– Унижения и боль… Страдания… – он снова посмотрел на дочь. – Ты решила, что мир теперь состоит только из них. А другие эмоции – их для тебя больше нет, так выходит?

– Есть. Есть желание перестать быть маленькой девочкой и, наконец, заняться чем‑то стоящим, полезным. В том положении, в котором я нахожусь сейчас, я могу либо страдать сама, либо причинять страдания другим, а мне это не подходит. Так что хватит болтать о предателях и прочих маловажных теперь вещах. Лучше скажи – какая для меня есть работа?

Некоторое, довольно продолжительное время Владов странным, полным разных эмоций взглядом смотрел на дочь. Было там и тепло, и вызов, и даже какая‑то снисходительность, что ли. Прежде чем Аня переварила мысль о том, что он, возможно, планирует для неё очередное испытание, он ответил:

– Кое‑какая есть.


Глава 1.4



7

Они шли уже третий день и силы людей таяли на глазах. Еды давно уже не было и на ходу использовалось всё, что попадалось под руку и могло быть употреблено в пищу: ягоды, грибы, съедобные цветы и растения. Это даже на десятую часть не решало проблему голода, но иначе никак. Не было даже речи о том, чтобы поохотиться, да и в спешке они не устраивали длительных стоянок, достаточных для того, чтобы успеть поймать каких‑нибудь животных хотя бы на силок и тем более приготовить их. Использовать для охоты оружие в принципе было нельзя.

Быстрее. Быстрее! Быстрее!!! Это всё, что люди слышали от своего командира.

Один‑два раза в сутки удавалось связаться с Родионовым, чаще всего ночью. Иногда вести были утешительными, но чаще наоборот. Один раз они приблизились к позициям союзников на расстояние примерно в двенадцать‑пятнадцать километров. Казалось, что ещё один рывок и всё закончится, но прежде чем они достигли их – силы Альянса в очередной раз отступили.

«Анархистам» не могли оставить наземный транспорт – сектанты по‑прежнему наступали и быстро устанавливали контроль почти над всеми пригодными для скоростного перемещения дорогами и узлами. Воздушный транспорт выслать тоже было невозможно. Не сказать, что сектанты господствовали в воздухе, но небо над своими войсками контролировали хорошо – уже не раз «анархисты» слышали и даже видели звенья штурмовиков или ударных вертолётов, неторопливо летящих с запада на восток, а затем возвращающихся обратно, часто в полном составе. Истребители они видели редко, но по словам Родионова их тоже хватало.

Оставалось лишь стиснуть зубы и продолжать идти, но насколько ещё их хватит? С каждым шагом, с каждым пройденным по пересечённой местности метром силы людей таяли, будто снег под весенним солнцем.

Как правило, Корнеев постоянно находился где‑то в авангарде, но в этот раз Андрею повезло пересечься с ним на непродолжительной ночной стоянке. Лёша уже собирался лечь спать, когда Андрей отозвал его в сторонку. Они отошли подальше от остальных, чтобы никто не мог их услышать.

– Родионов сообщил, что союзники опять отступают, – как только они достаточно отдалились, Андрей сразу перешёл к делу. – Ещё сорок километров и карта станет бесполезна. Тогда тяжело будет сохранить правильное направление движения.

– Сорок километров… – судя по тону, Лёша что‑то подсчитывал в уме. – Около трёх дней пути. Можешь не волноваться о карте – к тому моменту мы окончательно выбьемся из сил из‑за голода. Да и воды завтра тоже нужно найти, иначе голод станет не самой серьёзной проблемой.

Андрей вздохнул.

– У меня складывается ощущение, что эта гонка никогда не закончится.

Было темно, и он очень плохо видел лицо собеседника, но даже в скуднейшем свете звёзд и идущей на убыль луны, легко было различить, что Лёша внимательно смотрит на него.

– Для тебя эта гонка длится уже больше десяти лет, – сказал он. – И пока что ты с ней отлично справляешься.

Андрей промолчал, не совсем понимая, что именно Корнеев хотел сказать.

– Она закончится, когда ты опустишь руки, – продолжил Лёша. – Ты готов это сделать?

– Ни за что.

– Вот и молодец. Значит, не сдавайся и не опускайся до нытья, а ищи решение. Утром нужно снова выйти на связь с Родионовым – пусть найдут способ оставить нам закладку с запасом еды, воды и медикаментов. Могут даже отрядить пару человек, чтобы встретили нас – так сэкономим время.

– Ух ты, отличная идея, и почему мы не пришли к ней раньше?

– Потому что наше положение не было настолько критическим. А ещё это большой риск. Противник быстро наступает, внося сумятицу во всё, что делает Альянс. Даже если просто оставить нам припасы – мы можем не выйти к ориентиру или потерять на этом слишком много времени. Оставить с ними людей – риск уже для них и нас не встретить, и самим застрять.

– Понял тебя.

– Хорошо. Тогда если у тебя больше нет вопросов – я пошёл спать.

Корнеев развернулся, чтобы уйти, но Андрей хотел обсудить ещё кое‑что.

– Подожди. Есть ещё одно дело.

Лёша развернулся к командиру.

– Прошу тебя ещё раз – прими командование.

Андрей сказал это спокойно и уверенно. Эта просьба была результатом длительных размышлений и анализа.

– Прежде, чем ты ответишь – я прошу не для себя, а для всего взвода, – разъяснил Андрей. – Мы в трудной ситуации, и я в такой впервые. У меня просто не хватает знаний и опыта, а у тебя они есть – возьми на себя управление взводом ради наших товарищей. Заодно и я поучусь у тебя.

– Я не стану этого делать.

Тирада Андрея явно не возымела никакого эффекта.

– Что ж, так и думал, но я должен был попытаться.

Андрей тоже говорил твёрдо. Он не ныл и не умолял, а просто принял рациональное решение. Однако Лёша не ограничился сухим отказом.

– Андрей, пока что ты всё делаешь верно. Да, всегда можно что‑то улучшить, но в целом ты молодец. Продолжай в том же духе, а я поддержу тебя там, где это будет нужно.

– Верно, говоришь… Не уверен я в этом. В бою мы потеряли много людей… Не знаю делал ли я всё правильно или нет, не могу этого понять. Эта война отличается от всего, что я видел раньше. Тут самолёты, миномёты, артиллерия… Я злюсь, потому что чувствую, что многого не знаю или упускаю что‑то. Попав под обстрел миномётов, когда всё зависит от удачи, я видел, как в мгновение ока люди погибают и никто ничего не может с этим поделать. Если бы у меня было больше опыта или если бы в той ситуации командовал ты – может, выжило бы больше людей?

Лёша вздохнул и некоторое время молчал. Вряд ли он ожидал, что Андрей скажет что‑нибудь ещё. Скорее всего он обдумывал собственный ответ.

– Всё, что ты чувствуешь – это природно. Хороший командир не может спокойно относиться к потерям, но это составляющая часть его работы. Лучше было бы или нет, если бы командовал кто‑то другой – неважно. Важно, как будешь командовать ты. Потери неизбежны, но их размер напрямую зависит не только от твоей компетентности, но и от смекалки, удачи и уверенности в себе. А ещё – от всего того же, только у противника. Потому забудь о сомнениях – думай о том, как выполнить задачу с минимальными потерями, но смирись с тем, что они неизбежны. Если не сделаешь этого – будешь отвлекаться и ухудшишь наше положение.

Сказав это, Лёша не стал дожидаться ответа, а сразу же пошёл обратно к лагерю.

– Спасибо, – бросил ему вдогонку Андрей.

– Не за что.

Утром Андрей последовал совету Корнеева и попросил подполковника оставить им припасов. Родионов с идеей согласился, хоть и не сразу, и пообещал к вечеру придумать, что и как сделать, но связался с «Анархистами» уже через несколько часов. Он сообщил, где именно оставит запас провианта и необходимое снаряжение, кто с ним будет и какой будет пароль‑ответ. И хоть силы «анархистов» были на исходе, взвод всё же немного приободрился. Наконец‑то они увидели хоть какой‑то свет в конце тоннеля. Только вот нужно спешить, потому что если их переговоры прослушивали, а вероятность этого была высока, то к припасам может подойти и противник.

Однако даже с точными координатами, картой и компасом найти нужное место оказалось непросто. Взвод ожидал в укромном месте, пока Андрей и Корнеев бродили по местности, выискивая нужные ориентиры.

– Не понимаю. Мы чётко по карте шли, всё как надо. Почему мы ошиблись? – сетовал Андрей.

– Мне кажется, дело в магнитном склонении.

– Точно! Блин, вот я болван! Учили же!

– Ты не виноват. У нас нет точных данных какое оно в этой местности, так что в любом случае мы не смогли бы его точно посчитать.

Они продолжили поиски, и вскоре у Андрея уже не было желания даже разговаривать. Ноги становились всё тяжелее, а в горле всё суше и неприятнее. Насколько ещё его хватит?

Остановившись на опушке леса, они осмотрели поле перед собой. На нём было два холма, по описанию похожие на те, что они искали. У подножия одного из них стояли дома – это была окраина заброшенной деревни, рядом с которой их ожидали двое бойцов с припасами.

Андрей опустошил свою флягу ещё вчера вечером и сейчас ужасно хотел пить, а там, в деревне, наверняка есть колодцы. Появилось жгучее желание ринуться туда со всех ног на поиски живительной влаги, но Андрей подавил его. Всё‑таки среди запасов, которые им оставили, есть и вода.

– Неужели нашли, – Андрей с облегчением выдохнул.

– Не говори «гоп», – осадил его Лёша.

Романов хмыкнул, снял с плеча рацию и принялся крутить настройки, однако его ждало разочарование – как только он настроил нужную частоту у рации села батарея.

– О, засада! – в сердцах воскликнул он. – У тебя рация работает?

Корнеев оглянулся на него, затем медленно взял в руку свою рацию и посмотрел на экран.

– Пока да.

Он отдал её Андрею и тот, покрутив настройку, вышел в эфир.

– Говорит Анархия. Как слышно? Приём, – прохрипел он.

Ответа не было. Андрей прождал секунд двадцать, прочистил, как мог пересохшее горло, и повторил запрос, но ответа опять не получил.

– Это Анархия. Вызываю Посылку. Приём.

Ещё одна неудачная попытка. Андрей поджал губы и озадаченно посмотрел на Лёшу.

«Что за хрень?», – спрашивал его взгляд.

В ответ на эти мысли из рации раздался запыхавшийся голос.

– Анархия, это Посылка. Где вы?

Андрей обрадовался и кратко описал местность впереди.

– Да, вы в нужном месте. Мы на той горке, где деревьев больше. Ждём вас.

– Горке? – переспросил сам себя Андрей, а вслух ответил. – Понял вас, Посылка. Идём к вам. Конец связи.

Он кивнул Лёше и пошел вперёд. Корнеев поколебался секунду‑другую и медленно пошёл следом, явно что‑то обдумывая, но Андрей остановился прежде чем они вышли на опушку, и с задумчивым видом повернулся к товарищу.

– Может, у меня паранойя… – начал он, сомневающимся тоном, но запнулся.

Лёша с безразличным выражением лица терпеливо ожидал продолжения.

– До холма метров четыреста и все по открытой местности. Не сильно ли мы рискуем?

– Объясни?

– Они долго не отвечали… У меня появилось ощущение, что сектанты могли для чего‑то занять это село, найти и схватить наших, пытками выяснить кого они тут ждали, и теперь используют их, чтобы взять и нас.

Несколько секунд Лёша флегматично смотрел на Андрея, а затем легонько кивнул.

– Хорошее ощущение. Растёшь, – похвалил он. – Я как раз думал о том же.

На лице Андрея появилось волнение – одно дело, когда сомневаешься сам, и совсем другое, когда твои сомнения подтверждает такой опытный человек, как Корнеев.

– Легче мне не стало, – вздохнул Андрей. – Что будем делать?

Он смотрел на Лёшу выжидающе, но не потому, что хотел свалить на него ответственность, а потому, что не имел опыта в подобных делах и надеялся поучиться у опытного товарища. Корнеев принялся осматриваться, но делал это недолго.

– Как говорил один мудрый человек – лучше быть живым параноиком, чем мёртвым оптимистом. Дай рацию, – он протянул руку, и Андрей немедленно передал ему устройство.

Корнеев немного постоял в задумчивости, затем посмотрел на Романова своим бесстрастным взглядом и вернул ему рацию обратно. Андрей принял её молча, ожидая указаний, и они не преминули последовать.

– Выбери место с достаточным обзором в паре сотне метров отсюда и тщательно замаскируйся. Затем выйдешь на связь, но не раньше, чем через десять минут после того, как разойдёмся. Скажешь, что у тебя нет сил дойти – думал, что сможешь, но нет. Попроси, чтобы они вышли сюда сами и забрали тебя, обязательно оба. Если будут вопросы – ты пришёл вдвоём с напарником, но оставил его неподалёку, потому что он тоже не мог больше идти. Вы провели много дней без еды и воды, потому всё так, а остальной взвод в ещё более плачевном состоянии. Если они придут вдвоём – не показывайся, но выйди на связь и задай столько вопросов об «Убежище» или организации, сколько понадобится для того, чтобы удостовериться, что они точно из наших. Если придёт один… Придётся тебе импровизировать и как‑то заставить прийти и второго… Например, чтобы сходить за напарником. Дальше действуй по ощущениям: если посчитаешь, что с ними всё нормально – выходи и иди на контакт. Увидишь или почувствуешь, что что‑то неладно – уходи. В любом случае я тебя прикрою, но помни, что мои возможности сильно ограничены. Всё запомнил?

Андрей, до этого жадно слушавший инструкции Корнеева, повторил всё почти слово в слово, показав тем самым, что вынужденный голод пока ещё не повлиял на память. Изредка, правда, он ловил себя на мысли, что начал слегка «тупить», залипать, но пока вроде как это ему не мешало.

– Ну, всё, погнали, – сказал Лёша и ушёл в лес.

Посмотрев на часы, Андрей тоже направился выбирать себе подходящее место. Быстро найдя его, он наломал несколько веток с ближайших кустов, чтобы лучше замаскироваться, сверился с часами, выждал ещё самую малость, и вышел на связь.

Респондент внимательно выслушал Андрея, уточнил, где именно он их ждёт, и сказал, что раз такое дело, то они скоро будут. Оставалось дождаться, но и здесь долго волноваться не пришлось – через пятнадцать минут оба бойца, передвигаясь по очереди и прикрывая друг друга, были на месте. Как ни всматривался Андрей в их черты, как ни пытался вспомнить видел ли он их раньше, но в экипировке с измазанными грязью лицами да ещё и с такого расстояния разобрать кто это такие он не смог.

– Анархия, мы на месте, приём, – тихо прошипела выкрученная на минимум громкости рация.

Андрей помнил указания Корнеева и исполнил их в точности, однако проверка показала, что их меры предосторожности, похоже, оказались излишними. Впрочем, его знаний и опыта было вполне достаточно, чтобы осознавать, что находясь в тылу у противника верить кому‑либо на слово и надеяться на авось это заигрывания со смертью, так что мысль об излишней предосторожности даже не пришла ему в голову.

Ответы удивлённых таким подходом бойцов были точными и быстрыми, а их поведение, за которым Андрей внимательно наблюдал – спокойным, без малейших признаков излишней нервозности или дёрганости. Убедившись, что всё как надо, Романов, наконец, вышел к ним. Что в это время делал и где находился Лёша, он не знал, но поскольку он и не мог этого узнать, то не было никакого смысла делать на него поправки в своих действиях.

Удивление встречающих его бойцов почти прошло, но завидев, что Андрей держится более менее бодрячком и совершенно не похож на измождённого голодом бродягу, они немного растерялись. Сами они выглядели браво – хорошо экипированные, с измазанными для камуфляжа лицами и горящими глазами. Странно, что недавний бой и подавляющее превосходство противника не отразились на них. Или, может, они в нём просто не участвовали?

– Младший лейтенант Романов, – представился Андрей, подойдя к бойцам.

– Младший сержант Фуксов, – немедленно представился в ответ тот, что повыше, и указал рукой на товарища. – А это рядовой Балабаев.

Балабаев молча козырнул. Вид у него был хмурый и настороженный. Сержант тоже почему‑то немного помрачнел.

– Ребята, вы даже не представляете, как я рад вас видеть, – с искренней теплотой сказал Андрей.

Взгляд Фуксова стал серьёзнее.

– Да? А по допросу так не скажешь.

– Не обижайтесь. Мы в тылу, а враг коварен – я должен был убедиться, что вы это вы, а не кто‑то другой.

По выражению лица сержанта стало понятно, что Андрей только что натолкнул его на какую‑то неприятную мысль. Романов быстро отреагировал.

– Что‑то не так?

Сержант не ответил, а лишь уклончиво покачал головой.

– Что будем делать дальше, товарищ лейтенант?

– Пошли, посмотрим, что у вас для нас есть. Ещё я хочу знать, какие приказы вам отдал подполковник Родионов или тот, кто вас отправил на это задание.

Фуксов пару секунд сосредоточенно разглядывал Андрея, затем кивнул и, указав направление рукой, двинулся к ближайшему холму, до которого было метров четыреста. Бойцы в полный рост шли по поросшему высокой травой полю, были хорошо заметны и явно по этому поводу не волновались. Поначалу Андрею это показалось подозрительным, но затем он подумал, что его сопровождающие провели здесь достаточно времени, чтобы знать, что происходит в округе. К тому же они находились в стороне от дорог, используемых сектантами, и если деревня была пуста, то вряд ли за ними мог кто‑нибудь наблюдать. Так что не было особого смысла скрываться и серьёзно уменьшать свою скорость. Но на всякий случай решил уточнить.

– Вас не смущает, что мы, как на ладони?

– Не‑а, – самоуверенно ответил сержант. – Мы тут уже больше суток в засаде сидим и точно знаем, что рядом никого нет.

– В засаде? Я думал, вы просто нас ждёте.

– Сначала мы тоже так думали, – впервые подал голос Балабаев.

– Ага, – бросив быстрый взгляд на напарника, подтвердил Фуксов. – Пока одна крыса не нарисовалась и не попробовала мимо нас проскочить.

«О чем это они? Что за крыса?», – пронеслось в голове у Андрея.

Он сразу напрягся, расслабленность в теле мгновенно улетучилась, освободив место собранности. Что они имеют в виду? О ком говорят?

– Крыса? Не понял? – стараясь не выдать своего волнения, уточнил Андрей.

– Сейчас всё узнаете, товарищ младший лейтенант, – подмигнув, ответил Фуксов. – Сюда.

У подножия холмаросло множество кустов, замаскироваться в которых было проще простого. Остановившись перед ними, Андрей обернулся, надеясь увидеть кое‑кого, но, разумеется, его там не было. Что‑то в этих двоих было не так, настораживало Романова, но явных причин предпринимать какие‑то действия у него не было. Как же быть…

– Товарищ младший лейтенант? – Фуксов тоже остановился и подозрительно смотрел на Андрея. – Никак высматриваете кого?

– Ага. Смотрю, чтобы с вашей беспечностью за нами хвост не увязался, – на ходу придумал Андрей.

– Угу. Понятно.

Сержант задержался, дожидаясь пока Андрей не пройдёт вперёд за Балабаевым, и замкнул процессию. Так Романов оказался между ними и его тревога всё больше нарастала. Где он промахнулся? Что упустил? Эти вопросы он задавал себе всю дорогу, пока они не дошли до нужного места, где Андрей увидел связанного, избитого и с кляпом во рту… Кирилла Черенко.

Но прежде, чем он успел как‑то выразить свое изумление словами, на его спину обрушился сильный удар чем‑то тяжелым, вероятно, прикладом. На мгновение у него помутилось в глазах, а когда зрение восстановилось, он уже упал на землю. В голове тут же включился мыслительный процесс с целью найти выход, но острый укол дула автомата между лопатками прекратил его. Балабаев нагнулся и вырвал из рук Андрея оружие.

– Что за дела?! – удивленно и негодующе крикнул Андрей, пока Балабаев доставал из его кобуры пистолет. – Вы что делаете?!

– Чего он несёт? – криво ухмыляясь, спросил Балабаев.

– Наверное, думал, что одурачил нас, – самодовольно ответил Фуксов.

– Кого одурачил? Вы кто вообще такие?

– Слушай, кончай это, а то хуже будет, – угрожающе потребовал сержант. – И не рыпайся, а то пристрелим.

– Так, ладно. Скажите мне только одно – вы из секты?

Оба бойца некоторое время исподлобья смотрели на Андрея. Вид у них был лихой: губы поджаты и искривлены в ухмылке, а взгляды выражали презрение и превосходство.

– Ты глянь, хитрит, да?

– Ага, оно самое.

– Слышь, крыса, это лучше ты нам скажи – откуда ты столько знаешь об «Убежище»? Кого вы поймали? Кто так запел на вашем допросе?

– Включите мозги, придурки. Я столько знаю, потому что я младший лейтенант Андрей Романов. Командир взвода «Анархисты». А вы либо ряженые сектанты, либо два дятла, играющие в контрразведку.

Андрей, повернув голову в сторону, всё ещё лежал на животе, а ствол автомата всё так же больно колол в спину. Лицо Балабаева ему было хорошо видно, а вот Фуксова малость похуже, но и этого ему было достаточно, чтобы заметить, что на лицах обоих появились сомнения. Надо добивать.

– И если вы сектанты – то тут всё понятно, и я не знаю, зачем вы устраиваете весь этот спектакль.

Возникшая было пауза затягивалась. Андрей боялся спугнуть их мыслительный процесс и прекратил давить, а его противники явно задумались над услышанным.

– Давайте я сяду и мы нормально поговорим, хорошо? – предложил он.

– Лежать, падла! – угрожающе крикнул Фуксов, и обратился к товарищу куда более спокойным тоном. – Саня, бери…

Раздался шелест и почти сразу же глухой удар. Фуксов крякнул и, словно мешок, повалился на землю рядом с Андреем. Романов заметил тень, которая оторвалась от сержанта и на огромной скорости метнулась к Балабаеву. Боец что‑то зарычал, поднимая пистолет Андрея, который он держал в руке, но его рык оборвался на самом начале звуком удара, хрипом и шелестом упавшего в листья тела.

– Вставай и забери у них оружие, – раздался холодный, ровный, но такой радующий слух голос.

Быстро поднявшись, Андрей бросил благодарный взгляд на Лёшу и взялся за дело. Через пять секунд оба противника были обезоружены. Балабаев быстро оклемался, тряс головой, глухо стонал и гневно посматривал на Андрея и Лёшу, а вот Фуксов так и лежал без сознания. Убедившись, что всё под контролем, Андрей подошёл к Кириллу, который всё это время одним, широко открытым глазом, наблюдал за допросом Андрея, вынул у него изо рта кляп и развязал товарища. Второй глаз Кирилла настолько заплыл, что просто не открывался. Да и вообще на лице у него в принципе не было живого места – оно всё покрыто синяками, ссадинами и рассечениями. Эти двое оказались теми ещё душегубами.

– Ты как? – с сочувствием спросил Андрей.

– Уроды… – с трудом выговорил Кирилл вместо ответа.

Он сильно шепелявил. Похоже, за разбитыми губами уцелели не все зубы.

– Это они тебя так?

Кирилл утвердительно кивнул.

– Так они из секты?

В ответ Кирилл пожал плечами и покачал головой. По его внешнему виду вряд ли можно было сказать, что эти двое – свои, но парень почему‑то не спешил подтвердить предположение Андрея, так что он решил всё выяснить сам.

Подойдя к Балабаеву, он остановился в трёх метрах от него. Зажатый в руке пистолет смотрел Балабаеву в грудь.

– Этот парень, – Андрей кивнул в сторону Черенко, – из моего взвода. Из «Анархистов». Мы там все как братья, понимаешь?

Боец молчал, хмуро глядя на Андрея и потирая рукой затылок.

– Вот он, – теперь Андрей кивнул на Лёшу, – он может вас и простит. И ничего не сделает. И может быть, вас прощу даже я. Но вот отец этого парня – он тоже член нашего отряда и он вам такого не простит, не сомневайся. Он возместит всё вдвойне. Хотя нет, лгу…

Андрей задумчиво посмотрел в сторону Кирилла.

– Наверное, даже втройне. Единственное, что может смягчить вашу участь – правда о том, кто вы такие и что тут делаете. И если вы – сектанты, то где находятся те двое, которых тут оставил подполковник Родионов и которые должны были встретить нас с припасами.

Выражение лица Балабаева менялось по мере того, как Андрей говорил.

– Чёрт, какая… как же так… – простонал он.

– Не понял?

– Ты… вы и правда младший лейтенант Романов?

– Я‑то да, а кто ты?

Секунду Балабаев смотрел на Андрея, а затем сомнение на его лице сменилось смятением, и он опустил голову.

– Чё‑ёрт… Мы те, кто вас ждал. От подполковника Родионова, – чуть ли не простонал он.

– Да? Хмм… И как же тогда по‑твоему вышла такая ху… неприятность?

Андрей очень редко матерился, но сейчас ему буквально хотелось разговаривать матом. Эти два дебила другого в его глазах просто не заслуживали. Однако нужно сперва их выслушать – вдруг у них действительно были какие‑то мотивы для подобного поведения. Это если они и правда те, за кого себя выдают.

– Вообще, конечно, командовал Даня… ну, то есть, сержант Фуксов, – поправился Балабаев.

Они оба посмотрели на сержанта, который всё ещё не подавал признаков жизни.

– Лёша, ты его часом не прибил? – слегка обеспокоенно поинтересовался Андрей.

В ответ Корнеев только плечами пожал, даже не подумав сдвинуться с места и проверить.

– Ладно, потом с ним разберёмся. Продолжай, рядовой.

– Эмм… короче, мы вас тут ждали. Всё по инструкции – замаскировались и наблюдаем. Вчера во второй половине дня из леса появился вот этот гаврик и пошёл в нашу сторону. Сержант поначалу хотел его взять, но потом порешили, что всё‑таки в первую очередь надо приказ выполнять. А дальше этот свернул и пошёл прямо на нас. И что нам было делать? Вот мы его и загребли.

– И чтоб не так скучно было ждать, решили развлечься, да?

– Нет. Поначалу допрашивали его без всякой задней мысли, но он начал рассказывать, что он из «Анархистов», что отбился от взвода, ищет наших, но у нас‑то другая информация – вот мы и засомневались. По его словам он отбился от вас ещё после боя – тогда как он мог пройти столько километров и попасть прямо на нас ещё и точь‑в‑точь тогда, когда здесь должны появиться вы? Вот мы и решили, что вас взяли, а этого запустили, как крысу, которая прикидывается своим. И мы попытались добиться от него признания.

– И что, добились? – едко спросил Андрей.

Балабаев промолчал, опустив голову.

– И вам не пришло в голову, что он может говорить правду?

– Ну, мы это тоже думали, но мы ж в тылу, а в приказе было сказано, что «Анархисты» идут группой, вот мы и подумали, что он крыса.

– Придурки, – беззлобно выдохнул Андрей. – Но надо признать, что придурки осторожные. Ваши мотивы мне понятны, но лучше бы вы не проявляли инициативу. Раз уж ждали – так надо было дождаться и вместе решать, что с ним делать.

– Теперь‑то я понимаю…

В этот момент со стороны Фуксова послышался стон, сержант зашевелился и слегка приподнял голову, но тут же положил обратно.

– Понимает он… Иди, помоги своему командиру.

Балабаев с ноткой недоверия посмотрел на Андрея, будто не верил, что тот говорит всерьёз, но затем поднялся и подошёл к товарищу.

– Ты как?

Сержант не сразу смог ответить.

– Будто… ломом по башке…

– Пока вы там разбираетесь – где припасы? – строго спросил Андрей.

– Тут рядом. Полсотни метров, – ответил Балабаев.

Кивнув, Андрей снял с плеча рацию.

– Говорит Анархия. Бодяга, как слышно, приём.

Немедленного ответа не последовало. Андрей повторил. На этот раз ему ответили.

– Это Бодяга. Слышу тебя. Приём.

– Отлично. Мы на месте, всё по плану. Высылаю к вам Корнеева. Будьте готовы выступать, приём.

– Понял. Рад это слышать. Приём.

– До встречи. Конец связи.

Фуксов уже немного пришёл в себя, но всё ещё лежал на земле и сверлил Андрея подозрительным взглядом. Балабаев тихо пересказывал ему свой разговор с лейтенантом, а Кирилл сидел у дерева неподалёку и, шипя, обрабатывал себе лицо взятым у Лёши антисептиком. Сам Корнеев стоял немного в стороне и невозмутимо наблюдал за всеми, ожидая распоряжений Андрея.

– Лёша, давай за нашими и веди их сюда, – решительно приказал Романов.

– Ты тут справишься один?

– А с чем мне справляться? Ну, давай, иди. Время дорого. Наша погоня не окончена.

Корнеев закинул автомат за плечо, бросил на прощание косой взгляд на Фуксова и его товарища, и твёрдым, уверенным шагом направился вниз по холму. Глядя ему вслед, Андрей всё никак не мог перестать удивляться – откуда в Лёше столько энергии? Почему, когда все уже начинали сдавать, а некоторые и вовсе чуть не валились с ног, он продолжал сохранять силу и бодрость? Может, он не человек? Хех, может и так. Андрей улыбнулся от этой мысли, но его тут же отвлёк Фуксов.

– Так вы что, взаправду «Анархисты»? – всё ещё с недоверием спросил он.

Андрей смерил его усталым взглядом и вздохнул.

– Нет. Конечно, нет. Мы – инопланетяне с Альфы Центавра, – нехотя ответил он.


Глава 2.1. Гостеприимство по‑украински



1

Прошло уже два дня с тех пор, как «анархисты» не без приключений получили припасы. Этих припасов по прикидкам должно было хватить ещё на три‑четыре дня, но дальше проблема вернётся. Родионов выходил на связь лишь раз в сутки ближе к полуночи, и каждый раз «анархисты» узнавали лишь о дальнейшем ухудшении обстановки.

Помимо того, что они не могли использовать для перемещения дороги, приходилось ещё и учитывать не такие уж редкие в этих местах деревни и их жителей, которые вынужденно или добровольно приняли сторону секты. Многие в отряде желчно высказывались на этот счёт, но Андрей украинцев не осуждал. Он уже видел, что такое секта в боевом отношении: как она теснит мощный альянс союзников, какими обладает средствами и вооружением, насколько дисциплинирована её армия. Украинцы точно не были глупы, они всего лишь оказались в достаточной мере дальновидны, чтобы понять, что Торговая гильдия не способна им помочь. Никак. И то, что Андрей наблюдал и слышал за последние недели, заставляло его сомневаться в том, что она способна помочь даже сама себе. Так что теперь, завидев засаженное какой‑нибудь сельскохозяйственной культурой поле, «анархисты» разворачивались и бодро топали в обход.

Местность здесь была сложной. Помимо густых лесов она была испещрена оврагами, и взвод терял много времени, постоянно спускаясь по крутым склонам и карабкаясь на их противоположную сторону. Это отнимало не только время, но и уйму сил: людям, давно не знавшим нормального отдыха, приходилось тащить не только оставшееся тяжёлое вооружение и личное снаряжение, но ещё и раненых, и провиант. Впрочем, и тех, и других становилось всё меньше. Запасы еды сокращались по понятным причинам, а раненые не выдерживали транспортировки. Один на спуске выпал с носилок и у него открылись раны. Как ни старались Катя с Елагиным, но ослабший организм не выдержал, и он умер. А у второго раненого внутри бедра остался осколок, который никак нельзя было достать в полевых условиях. Попади они к своим – и его бы спасли, но они не успели. Рана начала гноиться, мужчину стало лихорадить, а сегодня утром он просто не открыл глаза.

Не сильно легче давался переход и легкораненым. Эти тоже успели вдоволь настрадаться и трудно было сказать сколько ещё им придётся терпеть, прежде чем они смогут, наконец, получить должный уход и возможность восстановить силы. Андрею было очень жаль их всех, его мучила собственная беспомощность, но поскольку он ничем не мог им помочь, ему оставалось лишь ещё сильнее ненавидеть секту.

А в дополнение ко всему вылезла и ещё одна проблема, решить которую вообще нельзя было никак. Воробьёв, крутя настройки рации и докуривая очередную самокрутку, вдруг странно дёрнул головой, будто удивился чему‑то, несколько секунд недоверчиво смотрел на рацию, а затем пощёлкал одной из кнопок. Далее было странное движение, будто он собирался ей врезать, но всё же передумал и не стал этого делать. Вместо этого он повернулся к отдыхающему рядом Андрею и в своей привычной, флегматичной манере озвучил суть проблемы.

– Андрей, рация всё.

Это было всё, что он сказал.

– Что всё? Что это значит?

– Сдохла. Села батарея, – уточнил Сергей таким тоном, будто объяснял малолетнему несмышленышу.

Несколько секунд Андрей тупо смотрел на товарища, а потом тяжко вздохнул, сложил руки на коленях, опустил на них лоб и закрыл глаза, не желая какое‑то время никого видеть.

«Нужно подумать. Нужно очень сильно подумать… Да ну его нахрен! Хочу просто поддаться отчаянию!!! Хоть на минуту. Просто дайте мне минуту», – такие мысли в считанные мгновения пролетели в его голове.

Рядом объявились Бодяга и Буреев, удивлённые внезапной, но уже слишком долгой остановкой и желавшие выяснить причину, но ни один не решился побеспокоить лейтенанта. Бодяга – потому что увидел, что Андрей не в духе, а Буреев наоборот, видя это, хотел бы выместить раздражение и злость, но благоразумно опасался Корнеева. Правда, кое‑что он всё‑таки сказал.

– Он что там рыдает, что ли? – саркастично спросил он.

Никто ему не ответил, но Андрей окончательно убедился, что никакой минуты слабости ему не дадут, а так хотелось. Он поднял голову и хмуро посмотрел на сержантов, затем поднялся на ноги и заговорил.

– Наша рация вышла из строя, так что связи с подполковником больше нет. С этого момента мы не знаем, что происходит вокруг нас и где находятся силы Альянса.

Андрей замолк, о чём‑то размышляя, затем жестом показал сержантам следовать за собой и отошёл с ними в сторонку. Кое‑какой план у него вроде как появился, а плохой план в любом случае лучше, чем вообще никакого.

– Меняем тактику, – сказал он, когда они отошли подальше от лишних ушей. – Если раньше мы обходили деревни стороной, теперь будем разведывать их и при возможности нападать.

– Но зачем? – изумился Буреев.

– Потому что нам больше не на кого надеяться в плане еды, а я подохнуть с голоду не хочу. Так что будем сами её добывать.

– Но как? Посмотри на нас – мы ослаблены, даже обессилены, у нас недостаток патронов и припасов…

– Раздобудем, – перебив его, отрезал Андрей. – А силы – восстановим. Наших запасов хватит на три‑четыре дня. Потратим один из них на отдых. Отоспимся, отдохнём и будем пусть не как новые, но, по крайней мере, боеспособные.

Бодяга слушал молча. Он уже освоился в «Анархистах» и привык, что когда Андрей намерен устроить обсуждение, то он так и говорит, а когда решение принято – как правило, спорить уже бесполезно. Максимум чего можно добиться – небольшой корректировки по тем пунктам, где ты сможешь доказать свою правоту. Жаль, что нет Корнеева. К нему Андрей прислушивается больше всего, и не зря. Возможно, он бы внёс в этот план какие‑то качественные коррективы.

А вот Буреев всё никак не хотел сдаваться. Бодяга с интересом слушал возражения сержанта, пытаясь понять спорит тот, потому что действительно не согласен с планами Андрея, или потому, что принципиально выступает против «мальца», как он его называл. О том, что сержант не до конца лоялен говорили уже почти все в отряде. «Старики» лишь посмеивались, но большинство из присоединённых, а это почти половина взвода, склонялись к мысли, что Буреев может оказаться прав.

– Идея так себе, командир, – не скрывая скепсиса, Буреев покачал головой. – Если станем партизанить, то рано или поздно на нас начнут охоту. Что будем тогда делать с ранеными? Они не выдержат погони.

– Будем решать проблемы по мере их поступления. Тупо идти на восток, как до этого, тоже больше не вариант. И когда у нас закончится еда – раненые тоже не выдержат. Как и ты.

Буреев молчал. Он по‑прежнему не был согласен с Андреем, но у него закончились адекватные аргументы.

– Если, сержант, у тебя больше нет претензий, то можешь быть свободен.

Олег с бессильной злостью в глазах посмотрел на Андрея, а затем удалился. Бодяга задумчиво проводил его взглядом и причмокнул языком.

– Сдаётся мне, наделает он нам проблем, – посетовал он. – Эх, если бы был жив Толян…

– Он жив, – резко перебил его Андрей. – Если выжил Кирилл, то Толя уж точно жив.

– Может и так. Но в любом случае его здесь нет, а точку зрения Буреева поддерживает много людей. Как бы у нас не вышло раскола.

Замечание было верным. Такого исхода Андрей и сам опасался больше всего.

– Это последнее, что нам нужно. Поэтому мы, наконец, возьмёмся за дело, а не будем, как скот, вслепую куда‑то идти. Отправь кого‑то за авангардом – они ещё не знают, что рация не работает и могут далеко уйти. Не хватало ещё их потерять.

Бодяга бросил короткое «есть» и удалился, а Андрей вернулся на свое место под деревом, злой и раздраженный.


2

Накануне Генрих сообщил Ане, что для неё, наконец‑то, появилась работа. Трудно было бы назвать это радостью, но всё же немного позитива Аня получила ‒ лучше уж заняться хоть чем‑то, чем тупо сидеть на месте, страдать от не желавших никуда уходить воспоминаний, изничтожать себя за совершённые ошибки и ожидать непонятно чего. Был у неё, правда, один светлый момент ‒ воспоминания о встрече с Андреем, но с каждым днём это воспоминание всё больше притуплялось. Встретятся ли они ещё хоть раз? Как бы ни хотелось Ане верить в это, действительность говорила ‒ разве что во сне.

Настрой у неё был боевой, даже когда она вошла в кабинет отца и увидела его хмурое, задумчивое лицо. Она часто видела его в таком настроении, особенно в последнее время, и задумывалась о причинах, в которые он её, понятное дело, никогда не посвящал.

Его приветствие было сухим, как и почти все до этого. Аня осознавала, что всё это ‒ последствия её проступка, но всё равно каждый раз испытывала раздражение, поскольку неплохо знала отца и понимала, что теперь он относится к ней, как ко всем остальным своим подчинённым. Это её уязвляло. Впрочем, на этот раз она не думала об этом долго, потому что сразу после короткого приветствия отец перешёл к делу.

– Поедешь от моего имени в Горшечное. Это один из наших перевалочных пунктов. Местный царёк – Гауфман, координатор региона, забыл своё место и начал лезть туда, куда не положено. Если конкретно – он пытается вкопаться в дела гильдии с «Рассветом» гораздо глубже, чем нужно. Есть два вопроса – зачем он начал это делать и как много знает?

Владов замолчал, но тяжёлого, пристального взгляда с Ани не свёл. На его лице отражался глубокий мыслительный процесс, поэтому Аня не стала пока ничего спрашивать, хотя вопросы были. Неужели он доверит ей дело, касающееся «Рассвета»? Вскоре Владов продолжил.

– Ты едешь от моего имени, но никто там тебя не знает. Вряд ли Гауфман видел тебя когда‑либо и тем более помнит. Поэтому представишься Анной Романовой…

– Романовой? – Аня просто не смогла удержаться.

– Да. Я так хочу. Документы на эту фамилию для тебя уже готовы.

Аня нахмурилась и немного растерялась. Почему отец решил так поступить? Чего добивался? Увидеть её реакцию? Что ж, тогда он добился своего. Знать бы ещё, что именно он увидел…

– С этим есть какие‑то проблемы? Тебе не нравится фамилия?

– Вообще никаких проблем, – Аня снова подняла голову и посмотрела на отца.

– Так и думал. Итак. Он будет знать, что ты едешь. Официальная причина – внеплановая проверка работы узла из‑за военных действий. Веди себя заносчиво, делай, что хочешь, ходи где хочешь, задавай любые вопросы, которые покажутся тебе уместными: глупые, каверзные, неудобные. Делай вид, что ищешь, к чему придраться. Ты у меня в этом плане хороша, поэтому я и решил доверить это тебе. Выбеси Гауфмана, выведи из зоны комфорта, можешь свести всё к тому, что ты – моя любовница, или Штерна… Да, лучше – Штерна. Короче, важная особа, поэтому такая высокомерная и заносчивая. Потом дай ему понять, что Штерн тебя в последнее время страшно бесит и как будто игнорирует. И ты уверена, что он завёл себе новую пассию, а тебя специально отряжает куда подальше. Намекни Гауфману, что ты страстно желаешь отомстить Генриху, но не можешь придумать как. После – поужинай с ним и проведи вечер, сделай вид, что напилась и веди себя фривольно…

– Это как? Ты намекаешь, что я должна с ним переспать, что ли?! – не скрывая возмущения воскликнула Аня.

Владов бесстрастно выдержал её напор и негодование, не изменив ни позы, ни взгляда, ни выражения лица.

– Я сказал то, что сказал. Про секс речи не было, но если тебе захочется…

– Не захочется, – зло отрезала Аня.

– Ну‑у, сама для себя решишь, ты девочка взрослая. А Гауфман вроде как пользуется у женщин популярностью, может, ты и сама будешь не против.

Аня покраснела. Никогда ещё она не слышала от отца ничего подобного. Даже наоборот, раньше он ревностно оберегал её и грозил страшными карами всем, кто осмелится дотронуться до его дочурки, из‑за чего у неё даже развалились несколько намечавшихся отношений. Как только потенциальные ухажёры узнавали её фамилию ‒ сразу исчезали в неизвестном направлении.

– Знаешь, отец, всё это так звучит, будто я шлюха какая‑то…

– Ещё раз – я тебя ни к чему не принуждаю, ‒ жёстко осадил её отец. ‒ Ты уже взрослая, а секс – одна и базовых потребностей, необходимость, простая человеческая физиология, такая же, как сон или еда. И мне всё равно, как ты в итоге поступишь – ты сама вольна выбирать.

– А раньше ты за меня трясся, – с обидой вырвалось у Ани.

Была небольшая, чуть заметная пауза перед ответом отца. Аня готова была поклясться, что он запнулся.

– Неправда. Я, как ты выразилась, трясся, только в случаях, когда всякие ублюдки пускали на тебя слюни, и у меня было сомнение, что они будут держать себя в руках. Всё, что ты захочешь сделать сама… твоё право.

Впервые он сбился с заранее очерченной тропы и отвёл взгляд.

Нет, это циничный, откровенный обман. Он всегда оберегал её, прятал от жизни, ограждал от людей. То, что он говорил сейчас – это будто не он. Будто не её отец. Не тот деспот, которого она знала столько лет.

– К тому же некоторые события показали мне, что ты уже взрослая и мне больше нет нужды тебя опекать, – закончил он вскоре.

А‑а, вот оно что. Наконец, Ане кое‑что стало понятно. Впрочем, нечего удивляться, что после тех событий его отношение к ней изменилось. Сама виновата.

– Мы отклонились, – холодным тоном продолжил Владов. – Итак, я хочу, чтобы Гауфман поверил, что ты очень обижена на Штерна и хочешь ему насолить. Намекни, что ты знаешь кое‑что об очень секретной организации – Штерн сболтнул как‑то после секса. После этого будет два варианта. Первый – Гауфман заинтересуется и попробует так или иначе склонить тебя на свою сторону. Действуй по обстоятельствам, но будь очень, очень осторожна – с этого момента ты ступишь на опаснейшую стезю. Второй – Гауфман испугается, начнёт горячиться и попытается тебя допросить. Впрочем, в первом варианте такое тоже возможно. Именно поэтому через некоторое время вслед за тобой приедет группа спецов, которая тебя прикроет. Они свяжутся с тобой, как только прибудут. До этого просто занимайся всякой ерундой и полощи Гауфману мозги. Но и потом всё равно не наглей – они не панацея, а у Гауфмана там целая армия, которая понятия не имеет, что он, возможно, играет против неё и нас. Есть вопросы?

– Да. Какова моя цель? Чего конкретно я должна добиться?

– Я же сказал ещё в самом начале? – с лёгким недовольством ответил Владов.

– Нет, я не о том. Что он должен мне рассказать? Указать на каких‑то конкретных лиц, или рассказать о своих планах?

– В идеале – раскрыть свою мотивацию и посвятить в детали. Попытайся сделать так, чтобы он захотел превратить тебя в союзника, всё равно каким способом.

Аня снова почувствовала намёк на постель и нахмурилась. Этим отец раз за разом оскорблял её.

– Чем больше ты сможешь собрать информации – тем лучше для нас всех.

– Ясно, – вздохнув, сказал Аня.

Владов был сух, тороплив и чем‑то недоволен. Он почти не делал пауз и не отвлекался. Чисто рабочее состояние.

– Это твоё первое задание, но сразу довольно рискованное и серьёзное. Просто так совпало, что ты хорошо для него подходишь, а больше мне сейчас послать особо некого. На всякий случай, если спецов нейтрализуют, а тебе будет грозить большая беда, то используй последнее оружие – скажи, что я намеренно подослал тебя, а ты сама – моя дочь. При таком раскладе задание будет полностью проваленным, но у тебя будут наибольшие шансы остаться целой. Возможно, на тебя будет торг.

‒ Возможно?

У Ани появилось неприятное ощущение, что отец перестал ею дорожить. Он постоянно говорил о том, насколько опасно то, что она должна сделать, насколько серьёзны риски, но всё равно посылал её на это задание, хотя раньше сдувал с неё пыль.

‒ Возможно, ‒ сухо повторил за ней Владов.

– Папа… это нормально, что ты поручаешь мне такое опасное задание? Тут ведь риск…

«Что же тебя удивляет, дорогуша? Когда ты предавала меня, то не думала ни об опасностях, ни о последствиях», – подумал Владов.

– Ты хотела работать со мной? Сама просила? – строго спросил он. – Вот тебе работа.

Аня стояла в растерянности, сбитая с толку его ответом.

– Риски… – продолжил он. – Я занимаюсь этим уже десять лет. Десять лет, дочь, я постоянно рискую жизнью, пытаясь не дать развалиться всему этому. То же самое делала и твоя мать. Если ты хочешь заниматься чем‑то иным – могу доверить тебе бухгалтерию. Будешь цифры считать. Там рисков почти нет. Но тогда ты никогда не сможешь занять моё место. Потому что этот мир кровав и жесток. И невозможно работать с людьми, требуя от них быть жёсткими с партнерами и жестокими с врагами, если сам не знаешь, что это такое.

– Я всё поняла, – твёрдо ответила Аня, отложив в сторону свою обиду, но плохо её скрыв. – Спасибо за доверие, отец.

– Кстати, раз уж ты об этом заговорила… Помни, Аня – я доверяю людям только один раз. Но поскольку ты моя дочь, то ты единственный человек в этом мире, кому я дал второй шанс. Докажи мне, что я не ошибся.

Наконец, в глазах Ани проявился характерный для неё блеск.

– Я просто сделаю то, что нам нужно, вот и всё, – уверенно ответила она.


Глава 2.2



3

Даже когда казалось, что припасов хватит до выхода к своим, пайки всё равно рассчитывались исходя из необходимости всячески их экономить. При таком подходе все ощущали постоянное чувство голода и упадок сил, многие, очень многие стали раздражительными, а некоторые и вовсе постоянно злились. Но пока что, слава богу, все понимали, что это единственный правильный подход.

В своей жизни Андрей редко голодал. В Прохоровке случались плохие годы, но всё равно голодать им никогда не приходилось. Единственный раз, когда он испытал на своей шкуре голод, был период, когда они с Игорем ушли из деревни, куда приехали с матерью, и отправились в долгий путь, который в итоге и привёл их в Прохоровку. У них тогда были с собой кое‑какие запасы, но они закончились гораздо раньше, чем братья прекратили скитаться. Вот тогда Андрей в полной мере ощутил, как выворачиваются внутренности, как слабнут ноги, как тяжело становится мотивировать себя делать хоть что‑то и всё, что ты можешь – это беспрестанно думать о еде.

Если бы они тогда попали в то путешествие не поздней весной, а хотя бы в середине лета – скорее всего в ноябре‑декабре их два маленьких тельца просто остались бы где‑то в качестве удобрения.

Взвод медленно пробирался по заросшему кустарником лесу, когда до них донеслись чуть слабые, еле различимые звуки далёкой стрельбы. Хотя, если учесть ландшафт и густой лес, то бой мог идти не так уж и далеко. Вскоре прибежал запыхавшийся боец от авангарда.

– Стрельба на десять часов от направления нашего движения, – доложил он, тяжело дыша. – По мнению Корнеева не более пятисот метров от нас.

Андрей моментально почувствовал прилив адреналина.

– Как же хреново без раций… – быстро посетовал он. – Давай со мной – показывай, где Корнеев. Серёга! Воробьёв! Позовите Воробьёва!

Через десяток секунд Сергей был рядом.

– Остаёшься за меня. Никаких пререканий. Займите оборону и приготовьтесь. Я скоро вернусь.

К позиции Корнеева бегом, насколько позволяла густая растительность, они добрались примерно минуты за три, но самого Лёши на месте не оказалось – их ждал лишь один из бойцов его группы. К тому моменту стрельба уже прекратилась, раздавались лишь очень редкие короткие очереди, и порой одиночные выстрелы, а вскоре исчезли и они, и это волновало ещё сильнее. На вопрос Андрея где Лёша, боец ответил, что тот ушёл посмотреть, что происходит, приказав ждать его возвращения и предупредить Андрея.

Ждать пришлось недолго. Лёша вернулся хмурый и чем‑то озабоченный и даже не пытался это скрыть. Разволновавшийся Андрей спросил, что там случилось, но Корнеев ответил коротко: «пока не знаю».

– Что ты там видел? Ты можешь сказать?

Корнеев в напряжённой задумчивости смотрел куда‑то мимо Андрея, совершенно его игнорируя. Романов понял, что тщетно надеялся услышать ответ, и начал выходить из себя.

– Лёша?!

– Тихо!

Внезапно Корнеев залёг, жестом показав всем сделать то же самое. Когда они исполнили команду и обратились в слух, до них донёсся шелест листьев и хруст веток, причём, судя по звуку, тот, кто к ним шёл, явно не беспокоился о скрытности. Вскоре прямо перед ними возникли двое мужчин с автоматами. Один из них, похоже, был ранен, потому что буквально висел на плече у товарища, а тот, что тащил его, постоянно оглядывался.

– Стоять! Руки вверх! – резко подымаясь на колено, рявкнул Корнеев, и навёл на них оружие.

Остальные тоже подскочили со своих мест и навели оружие на противников. Парочка на мгновение застыла с изумлёнными и перепуганными выражениями лиц, а затем сделала то, чего от них совсем не ожидали.

– Дідька лисого! – нервно воскликнул тот, что тащил товарища, резко мельком оглянулся и тут же пошёл напролом через кусты, пытаясь миновать Корнеева и остальных.

– Я сказал стоять! – казалось, даже Лёша озадачился от такой реакции. – Ещё шаг и мы откроем огонь!

– В сраку собі засунь свій вогонь, москаляка, – процедил тот, что был цел, продолжая пробираться через кусты.

От всей этой ситуации Андрей буквально опешил и всё никак не мог понять – стрелять в этих двух баранов или нет. Их речь напомнила ему речь сержанта торговцев из Лозовой, того украинца с забавным говором, но что они сейчас сказали он совершенно не понимал, как не понимал и того, что они делают. Пока он принимал решение стоит ли выстрелить хотя бы им под ноги, выяснилось, что Корнеев контролирует ситуацию получше – он в несколько прыжков подскочил к украинцу и приставил автомат к его затылку.

– Я сказал – стоять, – угрожающе процедил Лёша.

Мужчина попытался сделать шаг, но всё же передумал, остановился, медленно повернул голову и окинул Лёшу странным, будто у сумасшедшего, взглядом. Этот взгляд становился всё более осмысленным по мере того, как шло время.

*далее в этом фрагменте персонажи‑украинцы разговаривают исключительно на украинском языке, даже если понимают русский. Для удобства читателя все диалоги украинцев будут поданы на русском.

– Убегай, москаляка, – чуть ли не хныча сказал он через несколько секунд, – а то если не будешь убегать ‒ эти чёртовы вы. бки выпустят тебе кишки.

На Корнеева это не подействовало.

– Сделаете ещё хоть шаг – я сам вам их выпущу, ‒ предупредил он.

– Дерьмо, он их понимает, – не сдержавшись, бросил один из «анархистов».

– Заткнитесь, – прошипел им Андрей.

Украинец ещё какое‑то время с тоской и сомнением смотрел на них, явно сомневаясь в своём решении, но потом вздохнул и стал усаживать своего товарища возле растущего в шаге от него дерева. Два очень старых АК‑74 болтались у него на плече.

– Оружие сними и отложи в сторону, – приказал Лёша. – Саня, подбери автоматы.

– Глупцы вы, соломой набитые. Но что с вас взять ‒ вы же москаляки, никого не слышите, да и не хотите, – голос украинца звучал так, будто он жалуется, но приказ он выполнил. – Зря вы меня не послушали.

Андрей уже понял, что Лёша знает их речь и всё понимает, и благоразумно ждал продолжения, надеясь на какие‑то разъяснения от Корнеева. Понял он так же и то, что украинцы тоже понимают русский. Однако кое‑что его смущало – странное упорство этих двоих и выражение лица говорившего, его постоянные оглядывания и тон… Тон человека, смирившегося со своей участью, покорившегося судьбе. Хотя поначалу он больше смахивал на умалишённого.

Мужчина, небрежно сбросив с плеча автоматы, которые тут же подобрал Саша, закончил возиться с товарищем и повернулся к Лёше, высоко задрав подбородок и презрительно поглядывая на «анархистов».

– Вы из боя – с кем был бой? – с прижимом спросил Корнеев.

«Странно, что он первым делом не поинтересовался, кто они такие. Неужели знает?», – подумал Андрей.

Украинец выдержал паузу, по‑прежнему глядя в глаза своим противникам. Он был невысок, и могучим телосложением тоже не отличался. Такой себе среднестатистический мужчина. Страх и странное выражение загнанного зверька, которые были на его лице в начале, понемногу исчезали, сменяясь презрением к людям, стоявшим напротив него.

– Сейчас всё узнаете. Думается мне, что они за нами шли. Вряд ли сильно отстали.

Двое бойцов‑разведчиков рефлекторно посмотрели в ту сторону, откуда появились украинцы. Украинец тоже покосился на деревья, явно чего‑то ожидая. Вся эта ситуация была до предела странной, и Андрей то и дело ловил себя на мысли, что участвует в каком‑то параде абсурда. Кто эти двое? Что мелют? И кто в них стрелял?

– Поднимай товарища и идите вперёд – вон туда, – Корнеев указал рукой в сторону невысокой горки – наивысшей точки в округе.

Украинец не стал спорить, развернулся и молча выполнил команду. Все двинулись за ними. До горки было метров двести и пока шли, Андрей решил поинтересоваться почему туда, а не к отряду.

– Оттуда обзор будет лучше, плюс выгодная позиция, – ответил Лёша, как и всегда не вдаваясь в обширные пояснения.

Затем он сразу же переключился на украинцев.

– Кто шёл за вами? – спросил он. – Опиши их.

– Москалик, ты какой‑то очень болтливый, как та девка перед первым разом… – не оглядываясь, бросил через плечо украинец.

В ответ на это Лёша обогнал их и остановился прямо перед ними, слегка опустив голову и глядя на украинца исподлобья. В такие моменты при желании он мог выглядеть здорово пугающим. Сменился и его тон. Он стал спокойным и бесстрастным.

– Если ты не начнёшь отвечать – я прострелю тебе колено, – так, будто это была абсолютно скучная, будничная вещь, сообщил Лёша. – Потом выстрелю в голову твоему другу. А дальше, в зависимости от ситуации, продолжу с тобой.

Он прицелился в ногу украинца, а через мгновение резко перевёл ствол на раненого.

– Нет, всё‑таки с него начну…

– Пожди‑пожди‑пожди, – скороговоркой выпалил украинец, повернувшись таким образом, чтобы прикрыть собой товарища. – Хорошо. Договорились, москалик. Пока за нами идут ‒ поболтаем. Что ты там хочешь знать, порося? Кто в нас стрелял?

Украинец заговорил так быстро, будто боялся, что умолкни он хоть на мгновение ‒ Лёша немедленно выстрелит.

– Иди. И отвечай.

Они снова пошли.

– Кто это был ‒ я не знаю. В мгновение ока те шлёндры чёртовы половину наших положили, а после того очень быстро и остальных. Я такого ещё не видел. Они, как будто из ниоткуда вылезли, просто внезапно появились перед нами и сразу же пулемётным огнём накрыли. Мы с Васей холера его знает как вырвались. Но я думаю, что они сейчас тут будут да и сами тебе всё расскажут и на все вопросы ответят.

– Кто – «они»? Кто это был? Как выглядели?

С каждым новым вопросом Лёши Андрей всё больше убеждался, что Корнеев что‑то знает или видел. Слишком уж настойчиво он повторял это «кто» и «как выглядели».

– Ну, ты посмотри на этого поца, а? Сказал же ‒ не знаю. Так быстро всё случилось, что я даже глазом не моргнул. Командир только и успел крикнуть ‒ бегите! Да и к тому же…

Он вдруг запнулся, оглянувшись в ту сторону, откуда они шли, и о чём‑то задумался.

– А ведь и правда что‑то их долго не видать. Может, мы таки вырвались? – с хрупкой надеждой в голосе предположил он.

– Ещё нет, – обломал его Лёша, подвигав автоматом. – Как они выглядели?

Украинец вздохнул и оценивающе осмотрел Корнеева, но не спешил с ответом.

– Как роботы, – впервые подал голос его товарищ.

Голос был слабым и слова давались ему с трудом, но всё же он выдавил этих два слова.

– Чего?

– Что слышал, – снова заговорил первый. – Как роботы они выглядели.

– Что? Роботы? Я не ослышался? – снова не удержался всё тот же боец‑разведчик. – Это кто там роботы? Где?

В его голосе было удивление, перемешанное с недоверием и подозрительностью. Все, кроме Лёши понимали украинский плохо, но многие слова были схожи с русскими и примерный смысл разговора до них доходил. Они как раз выбрались на горку и остановились.

– Что за чушь? – добавил Андрей, опускаясь на колено и всматриваясь в лес позади.

Украинец как раз опустил товарища на землю у дерева. Тот кряхтел и постанывал, но очень тихо.

– Вот такая вот ху. ня, детишки, – оставив товарища в покое, развел руками украинец.

В Лёше словно кто‑то нажал какую‑то невидимую кнопку, потому что его поведение вдруг стало невероятно активным. Этим он удивил даже лучше всех знавшего его Андрея.

– Да, это какая‑то чушь, – решительно заявил он.

Украинец попробовал было что‑то сказать, но Лёша моментально закрыл ему рот.

– Закрой пасть. Саня, Вал – дуйте в расположение взвода и передайте приказ готовиться к дальнейшему походу. Мы – за вами.

– Но интересно же про роботов… – послышалось кроткое возражение.

– Сказки перед сном послушаете! А теперь – бегом! – рявкнул Лёша.

Саня и Валентин рванули, как ошпаренные. Андрей глянул им вслед и с огорчением подумал о том, что он такой дисциплины почему‑то добиться не может. Озадаченные резкой переменой в настроении Корнеева украинцы с вызовом смотрели на него, ожидая какого‑то болезненного продолжения, но Лёша в очередной раз всех удивил.

– Расскажите подробнее об этих ваших роботах, – потребовал он, убедившись, что пара его бойцов удалилась достаточно далеко.

Сам он тоже опустился на одно колено, но оружие держал наготове.

– Этсамое… Я что‑то не понял. То ты веришь нам, что ли? – озадаченно переспросил украинец.

– Ещё не знаю. Расскажи детально всё, как было. С самого начала. Посекундно, помгновенно, короче говоря – максимально подробно.

– С какого момента?

– С того, как появились ваши противники.

Украинец некоторое время собирался с мыслями и немного прикусил губу, а затем начал рассказывать.

– Мы шли шеренгой. Четырнадцать человек. Просто шли, ничего не подозревая. Стрельба началась внезапно и была сумасшедше эффективной. Сразу же были убиты или тяжело ранены человек семь‑восемь. Мы начали отстреливаться. Вася и ещё один наш товарищ рванули в сторону, но того второго скосила короткая очередь, а Васю просто снёс мощным ударом какой‑то здоровенный, упакованный в металл ублюдок, который вылез неведомо откуда. Наверное, и добил бы, но в него самого начали активно стрелять все, кто ещё оставался жив, и он как будто растерялся, сволочина, потому что начал отступать и отстреливаться. Вася тем временем отполз в кусты. Я это видел и полез за ним, раненый командир как раз начал кричать, чтобы все спасались. Что было дальше ‒ я не знаю, потому что догнав Васю, мы с ним проползли ещё десяток метров и скатились в яр. Как‑то тем яром мы и сбежали. Вот и весь рассказ.

– Что ж вы так? Дали стрекача вместо того, чтобы спасать товарищей? – Лёша намеренно его провоцировал.

Украинец окинул его таким взглядом, будто разговаривал с полоумным.

– Если бы ты увидел то, что мы увидели, то вместо того, чтобы вот это говорить, язык бы в жопу засунул и помалкивал, – с лёгкой обидой сказал он.

Лёша долго буравил украинца холодным, пронзительным взглядом, а затем ответил.

– Я видел, как в него стреляли – пули рикошетили, высекая искры, но на человеке это почти не сказывалось. По крайней мере с того расстояния, где я находился, создавалось такое впечатление.

– Зараза! Так ты с самого начала всё знал и голову мне морочил? То какого хера, порося ты москальское, мы тут стоим?! Надо ноги делать! – вскипел украинец.

– Если бы они шли за вами – нас бы всех давно уже убили, – спокойно ответил Лёша. – Твоя паника не имеет смысла. Они не придут.

– Откуда такая уверенность? – недоверчиво спросил Андрей.

– Нет никакой уверенности. Просто логика. Кто бы это ни был– если бы они хотели зачистить всех, то сделали бы это. Уверен, что для них нет никакой сложности в том, чтобы догнать двоих мужчин, один из которых ранен.

– Бред какой‑то! Мы в яре спрятались – они нас не видели.

– Вас видел я. И один из них тоже. Он прицелился в вас, но не выстрелил – вероятно, потому что вы как раз скрылись за поворотом.

– А тебя он не увидел? ‒ с легкой тревогой спросил Андрей.

– Скорее всего нет. А если и видел – значит, они нас проигнорировали.

– Выходит, мы не являемся их целью. Но тогда, кто они такие? И что здесь делают?

– Не знаю.

– Это роботы, говорю вам. В них стреляешь, а им хоть бы хны. Подрагивает что‑то там немного, а потом как даст очередь в ответ. Мне показалось, что они все там с ручными пулеметами, но управляются с ними так легко, будто с какими‑то палочками. По крайней мере тот, которого я видел.

– А с чего ты взял что их много? – уточнил Лёша.

– Потому что не может один, пусть даже робот, пусть пришелец из космоса, так быстро положить четырнадцать хороших бойцов. Это ж не терминатор какой‑то, ‒ украинец, посмотрев на товарища, сделал секундную паузу. ‒ Ну, ладно, пускай двенадцать бойцов.

Разговор продолжался уже довольно долго и Андрей чувствовал себя неуютно. Если за ними и правда идёт кто‑то настолько опасный – не лучше ли вернуться к отряду? Он сразу же сообщил эту мысль остальным.

– Это уже неважно, – отрезал Лёша. – Если они тут с задачей зачистки – они уже давно должны были быть здесь, но у них явно другая цель.

– Твои уверенность и хладнокровие меня пугают. Ты с ними на связи?

Лёша это замечание проигнорировал.

– Мне кажется, что я уже видел такое. На руинах той лабы, где нас поймал в ловушку Косарь. А ещё у меня есть подозрение, что ты в Ольховке имел дело с чем‑то подобным.

Вспомнив самые острые моменты той истории, Андрей невольно вздрогнул. Похоже, Леша мог быть прав.

– Что? Почему ты так решил?

– Подходит по описанию.

– И про руины… ты мне не рассказывал, ‒ Андрей подозрительно косился на Корнеева.

– А что было рассказывать? Там ничего нельзя было разобрать – они используют какой‑то невероятный адаптивный камуфляж. Я никогда не видел ничего подобного. И возле того бойца, что целился в этих двоих, я видел примерно то же самое, что и на руинах лабы – странное мутное нечто, очень качественно копирующее цвета окружения. Если они не будут двигаться, то мне кажется, увидеть их в оптическом диапазоне вообще не представляется возможным.

– Ох и приключение на мою жопу… – пожаловался, вдруг, украинец. – Куда я попал? Где мои вещи? Люди добрые… тьфу! Москалики, объясните мне по‑человечески ‒ кто вы такие и что тут происходит? А то у меня сейчас крыша на Одессу поедет.

Лёша бросил на него быстрый взгляд.

– Всё объясним. Но сначала скажи – сами вы кто такие?

Украинец смутился от такой резкой перемены вектора разговора.

– Э‑э…да крестьяне мы обычные…

– Солжёшь ещё раз и я стреляю без предупреждения, – моментально сменив тон, угрожающе перебил его Лёша.

– Эй‑эй! Полегче, добрый человек! – украинец чуть‑чуть пошевелил руками с выставленными вперед ладонями. – Смотри, я же даже не знаю, кто вы сами такие. Как узнаю ‒ сразу скажу, кто мы. Если вы не из этих жопоголовых… или таки из них?

– Ты о ком? О «Пути просвещения»? ‒ сразу догадался Корнеев.

– Ага.

– Нет, мы не из них.

– Ну, конечно не из них, – украинец саркастично улыбнулся. – Тогда, кто вы такие?

– Мы из «Булата».

Лицо украинца приобрело выражение психиатра, уставшего от целого дня приёма в психбольнице.

– Это ещё кто? ‒ недоверчиво спросил он.

– Союзники Торговой гильдии. Вместе с ними и другими организациями мы входим в Альянс, который противостоит секте.

– Во как. Интересно. А не врёшь?

Корнеев оставил вопрос украинца без ответа, но холодного, жёсткого взгляда с него не свёл. Тот некоторое время смотрел ему в глаза, но потом всё же опустил взгляд и ненадолго задумался.

– Ну, как я и говорил – мы обычнейшие крестьяне. Но‑но, не спеши горячиться, я серьёзно. Просто когда «Свободная Украина» решила стать на сторону жопоголовых… как бы это поудачнее выразиться… в общем, мы этому не очень обрадовались. Да, именно так.

– Кто такие эта «Свободная Украина»?

Взгляд украинца снова наполнился недоверием.

– Хм‑м. Странно, что ты до сих пор ничего про неё не слышал. Кажется мне, что ты опять морочишь мне голову, москалик.

– Ничего странного – мы из Краснодарского края приехали. Местной обстановки не знаем.

– Ого… Ну ладно. Сделаю вид, что поверил. «Свободная Украина» – это большая группировка, которая занимает практически всю западную Украину. Образовалась где‑то через полтора года после эпидемии. До этого тут было бесчисленное множество мелких банд и вооруженных формирований, но потом с запада пришли бойцы «Свободной Украины» и навязали всем свою волю, а тем, кто не врубился ‒ надавали пиз. чек. В целом они нормальные ребята и руководили грамотно и толково. Никто не голодал и вообще жилось вполне прилично. Почти как до эпидемии, разве что в города никто не хотел возвращаться. Все боялись, что вирус ещё там, да и жрать там особо было нечего. А что толку сидеть в городе, если за едой всё равно надо за город ехать?

– Понятно. А зачем вы, то есть «Свободная Украина», приняли сторону секты?

Украинец не спешил с ответом. Его лицо приняло грустное выражение, но затем снова разгладилось.

– А как иначе? Они просто уничтожили бы всех. Я имею в виду этих уе. нов с их просветлением, – он посмотрел на Андрея с Лёшей и вдруг понял, что они не особо в курсе дела. – Вы хоть знаете вообще, что происходит?

– Похоже, что нет. Просвети нас?

Украинец снова округлил глаза, облизал губы и покачал головой. Затем вздохнул и начал объяснять.

– Ну что, приходят эти отбитые придурки ‒ только не дуйтесь, если вы таки из их числа ‒ и начинают втирать всякий бред про призвание, смысл жизни, веру и ещё какую‑то несусветную чушь. Потом говорят, что наша бесцельная жизнь, наконец, завершилась и теперь мы будет служить высшей цели, развитию человечества и всякое такое. Кто не хочет и более менее активно об этом заявляет ‒ тому немедленно прописывают инъекцию свинца. Разве что, кроме физически сильных мужчин ‒ этих увозят куда‑то. Женщин ‒ под перепись. Особенно красивых ‒ тоже увозят. Куда и зачем ‒ бог его знает, но у нас есть кое‑какие неприятные догадки.

Украинец искривил губы и вздохнул, сделав короткую паузу.

– На счёт службы во благо человечества, которой они так желают, – продолжил он, – она состоит в том, что всё, что мы выращиваем или производим, будет контролироваться и распределяться какими‑то долбо. бами, которых жопоголовые к нам пришлют, а мы сами обязаны ежедневно выслушивать их проповеди и верить в какую‑то там бодхисатву или как там его. Кстати, самое вкусное: на каждое поселение стоит план по рождаемости ‒ будьте добры выполнять. А, и ещё нам кроме этого нужно по первому же требованию выставить определённое количество бойцов для их армии. Якобы, для своей же защиты, но вы сами видите, как они защищаются.

– Не вяжется, – Лёша скептически покачал головой. – Чтобы так воевать, как воюют сектанты – нужно и правда верить, потому что бьются они, как фанатики.

– А они и верят, москалик, – украинец ни грамма не смутился. – В те вооруженные формирования набираю в первую очередь идеологически стойких, таких, кто уверовал в эту ихнюю сраную холеру‑бодхисатву. Да и потом им там ещё мозги промывают будь здоров. Они и правда верят, что исполняют высшую миссию, спасают человечество от самоуничтожения.

– А ты откуда вообще это знаешь?

Украинец не ответил сразу, а снова загрустил и скривился, будто вспомнив что‑то неприятное, даже постыдное.

– Ох, та не повезло мне, – сказал он, наконец. – Сына моего тоже так промыли. Потом он уже пытался и меня промывать, но я не такой болван.

Он сделал короткую паузу, но продолжил свою речь прежде, чем Лёша задал ещё какой‑то вопрос.

– Может, как отец ‒ болван, но не как человек. А ему совсем крышу сорвало. Всё забыл. И всех.

Его слова звучали так, будто это была исповедь. С чего бы вдруг ему вообще исповедоваться?

– И что? Где он теперь? – сухо поинтересовался Лёша.

– На кладбище. Пришлось мне собственноручно исправить ошибку молодости, да простит меня его мать. Этот дурень казнил двух молодых парней, которые по его мнению, раз за разом недостаточно внимательно слушали проповеди. Те парни ‒ они с детства были его друзьями, выросли вместе, прошли самые трудные события, выжили, а он…

– Хм‑м. И тебе за это ничего?

– Ну, во‑первых, никто не видел, а во‑вторых ‒ я сразу после этого подался в партизаны.

Наступила длительная пауза. Андрей, понявший явно недостаточно из рассказа украинца, попросил Лёшу разъяснить. Услышав ответ, он посмотрел на украинца совсем по‑другому.

– Если правду говоришь – суровый ты мужик. Не жалеешь? ‒ спросил Корнеев.

– Какая жизнь ‒ такие и решения. Сам должен понимать. Не мог я жить с таким позором. Людям, которые меня десятилетиями знали и уважали, родителям этих парней в глаза не мог смотреть.

– Мнение окружающих важнее, чем родная кровь…

Корнеев продемонстрировал интересную манеру вести разговор – он вроде как не одобрял то, что сказал украинец, но и не осуждал. Он просто задавал вопросы или делал умозаключения, причём в такой манере, будто ответ его не особо‑то и волновал. Для Андрея это выглядело очень занятно и поучительно.

– Не вижу тут ничего странного. Все те люди ‒ они мне, как семья, а их дети ‒ как мои дети. Я всех их знал, крестил некоторых, мы всю жизнь друг другу во всём помогали, вместе выживали, умирали, но никто никого ни разу не бросил, хоть как бы ни было тяжело, дети наши вместе росли. Ай, тебе не понять. У вас, москаляк, так не положено. Вам бы по головам друг друга идти, а чуть что ‒ каждый сам за себя.

‒ А как же «моя хата с краю»? ‒ поинтересовался Лёша, которого не зацепила обидная речь украинца.

‒ В семье не без урода, ‒ парировал тот. ‒ И мой собственный сын ‒ тому доказательство. Да вот только поговорку эту про нас придумали у вас. Вам, москалям, так веселее ‒ вместо того, чтобы собственные проблемы решать, вы предпочитаете искать проблемы у соседей. Так вы себе лучше кажетесь. Это у вас спорт такой, национальный.

Лёша почему‑то не спешил ни парировать, ни спорить, и стоял в задумчивости. Вряд ли он был согласен с версией украинца, да и их нелюбовь к россиянам была слишком старой, и глубоко въевшейся в их культуру, потому он не считал нужным принимать во внимание едкие замечания. Всё‑таки, у кого где болит…

Украинец снова повернулся в ту сторону, откуда они пришли и несколько секунд напряженно всматривался в лес.

– Похоже, и правда они не пошли за нами.

– Лёша, а нам не пора что‑то сделать? – заговорил, наконец, Андрей. – Надо вернуться к нашим – там все в напряге.

Корнеев кивнул, соглашаясь, и повернулся к украинцу. Он уже бросал взгляды на его товарища, но не видел нигде ни крови, ни ран.

– Что там с твоим другом? Он ранен?

Украинец не сразу ответил. Он открыл было рот, издал протяжное «э‑э», но оборвал его коротким «хм» и принялся помогать товарищу встать.

– Так что с ним?

– Ну‑у, мы думаем сломал пару ребер, но жить будет.

– Ясно. Тогда поднимай его и пошли. И пора тебе уже рассказать, кто вы.

– Я уже сказал, что мы из партизан. Бьёмся за свою землю и за волю. Не хотим ни чужой веры, ни чужой власти.

– Угу. Понятно. И много вас?

– Немало.

Корнев кивнул, а затем стал объяснять.

– Ладно. Мне не нужна твоя откровенность – я просто хочу владеть ситуацией. На счёт нас – мы вам не враги. Может, не союзники, но точно не враги. Наш батальон пытался остановить продвижение секты, но они быстро прорвались через нас и пошли дальше. Нас отрезали от своих и с тех пор мы блудим по этим лесам, в надежде догнать отступающие войска. Ситуация была бы проще, если бы у нас не села батарея в радиостанции, а так мы – как слепые котята, просто идём на восток и всё. Сейчас доберёмся до расположения нашего отряда и сам всё посмотришь. Видишь – я с тобой откровенен, потому что нам терять нечего. Мы устали, изголодались и отчаялись. А, учитывая, кто тут бродит – я теперь вообще не знаю, как нам выбираться, поэтому нам пригодится любая помощь.

Украинец задумался и долго не отвечал. Андрей рукой придержал Лёшу, позволяя украинцу отойти на несколько метров вперед.

– Зачем ты вываливаешь все наши карты? – с неодобрением тихо спросил он.

– Потому что нам кровь из носу нужны друзья, – в кои‑то веки Лёша снизошел до объяснений. – Ситуация критическая. Ты уже пришёл к идее налётов на деревни – это, конечно, можно делать, но если появилась возможность этого как‑то избежать, то лучше воспользоваться ею.

Все это прозвучало так, будто Лёша мягко пожурил Андрея, завуалировано выразив своё недовольство. Причём сделал он всё так искусно, что вроде как и внимание Андрея обратил на то, что тот сделал ошибку, но при этом не стал выступать против неё, хотя решение его не устраивало. Казалось бы, Андрей должен расстроиться из‑за этого, ведь он получил критику от человека, мнение которого ценил очень высоко, но этого почему‑то не произошло. Почему же? Почему он по‑прежнему считает, что идея нападений на условно мирные деревни лучшая из всего, что они могут придумать? Нужно будет вернуться к этому вопросу позже.

– На счёт Саши и Вала – ты удалил их, чтобы оставить роботов в тайне? – Андрей жестами показал кавычки, имея в виду слово «роботы». – Не допустить излишней нервозности или паники?

– Молодец. Верно догадался.

– Хм‑м.

Андрей подумал немного и принялся разъяснять.

– Раньше я считал, что все люди имеют право знать правду. Что всем обязательно нужно её доносить, что это очень важно, чтобы все всё знали и понимали. Но сейчас моё мнение изменилось. Люди разные, их восприятие и логика часто не стыкуются, и одну и ту же полученную информацию каждый трактует по‑своему, часто при этом внося хаос в мысли других. Невозможно добиться полного взаимопонимания даже в коллективе из двух человек, что уже говорить о целом взводе.

– И снова хвалю. Это то, что мне в тебе нравится – ты способен не только учиться, но и мыслить.

– Спасибо.

– Но не зазнавайся, – резко поправился Лёша, а затем продолжил. – Люди – субъективные, стадные животные. Испугай нескольких, и они передадут страх остальным. А когда толпа напугана… Ты когда‑нибудь видел стаю испуганных животных? Они просто бегут. Несутся, куда глаза глядят, сбивая и растаптывая всё и вся на своём пути. Неуправляемая, глупая, подначиваемая отдельными провокаторами толпа, неспособная мыслить, отличить правду от нарисованной кем‑то картинки. И ни один не подумает, что, может, нечего бояться? Может, на самом деле нет никакой опасности?

Он умолк на секунду, а затем сразу обратился к украинцу.

– Эй, украинец – как тебя зовут?

– Иван, ‒ сразу ответил тот.

– Послушай, Ваня. Когда присоединимся к нашим – ни слова не говори ни о каких роботах. Вы попали в хорошо устроенную засаду, потому вам от неожиданности и показалось, что атакующие нечеловечески сильны. И товарищу своему это донеси. Понятно?

– Ладно. Как скажешь.

– И не вздумай забыть об этом – я человек добрый, но если ты наделаешь глупостей – я сделаю исключение.

Когда он сказал слово «добрый» Андрей покосился на него со странным выражением лица, но Лёша не обратил на него внимания.

Отряд был, что называется, на чемоданах. Причём разведчики явно нагнали на всех излишней жути, потому что все поголовно, включая раненых, вооружились и были готовы к бою. Андрею приятно было видеть, что, несмотря на все злоключения, его взвод остается надёжной боевой единицей.

Короткий план дальнейших действий был обдуман и согласован с Корнеевым ещё до возвращения, так что, отдав нужные распоряжения, Андрей фактически мгновенно поднял взвод в путь. Они решили удалиться подальше от злополучной засады, в которую попали украинцы, и обойти это место, сделав крюк в несколько километров.

Разведчики, конечно же, не забыли упомянуть о роботах, чем взбудоражили взвод. Понятное дело, что никто им не поверил, но появились всякие неудобные мысли и разговоры. Украинец, правда, вёл себя прилично и требование Лёши выполнял безукоризненно. Оказалось, что Буреев тоже немного знает украинский и он попробовал расспрашивать Ивана, но получил лишь требуемый Лёшей ответ.

Сам Иван никого ни о чём не спрашивал и молча шёл вместе со всеми, помогая нести самодельные носилки, на которые положили его товарища. Если обладать достаточным уровнем паранойи, то такое поведение могло бы показаться странным, но никому в то время не было дела до Ивана. Интерес к нему возник только поздно ночью, когда выяснилось, что украинец пропал. Он был связан по рукам и ногам, но всё равно сумел сбежать, бросив своего товарища.

Поднялась суматоха. Обозлённый Буреев начал искать крайних, пытаясь свалить всё на Бодягу, но быстро выяснилось, что проворонили украинца именно его бойцы. Тогда он сразу занял другую позицию – нахрена вообще пленного потащили вместе с ними? Почему не пристрелили? Еды мало, всего мало, а тут ещё нахлебников кормить. Окончилось это всё только когда Андрей, слушая его тираду, достал пистолет и, не говоря ни слова, стал терпеливо ждать. Было темно и Буреев не сразу заметил, что Андрей держит в руках. Наконец, он таки увидел оружие и умолк.

– Высказался? – холодно поинтересовался Андрей.

Сержант молчал, глядя на командира. Возле него стояли несколько его бойцов, но и вместе с Андреем тоже была немалая поддержка.

– Всё сказал, я спрашиваю?! – голос лейтенанта стал настолько жёстким, что Буреев заметно струхнул.

– Да, – сказал он, но в голосе чувствовалось смятение.

– Ещё раз позволишь себе открыть рот без приказа и тратить наше время – пристрелю. Сразу же.

– Это что ещё за…

Андрей быстро поднял пистолет и направил на сержанта. Тот рефлекторно сделал шаг назад, столкнувшись с одним из своих бойцов, и стал ждать развязки. Обстановка накалилась до предела. Казалось, что в любое мгновение может начаться стрельба – самое паршивое, что только может произойти.

– Это последнее китайское предупреждение, – Андрей с трудом сдерживал рвавшиеся из него эмоции, но голос при этом не дрожал, а был ровным и спокойным, как у Корнеева. – По моему плану у нас было два варианта. Первый – наступает утро, и мы сами допрашиваем украинца с целью выяснить, где находится его отряд и как с ними связаться. Второй – украинец сбежит ночью и сам приведёт своих людей к нам, но мы будем их ждать.

Сержант молчал, хотя ему наверняка хотелось задать вопрос.

– Зачем? – Андрей без труда предугадал этот вопрос. – Потому что мы в отчаянной ситуации. Запасы на исходе и единственный план, который у меня был, вёл к бессмысленным жертвам, как у нас, так и среди гражданских. Кстати, ты сам его не одобрял, я помню. Можешь задать ещё вопросы, если хочешь. Я разрешаю.

Пистолет Андрей опустил, но Бодягин, Шелковский, Руми и Воробьёв, стоявшие за ним, держали оружие наготове.

– Что это нам даст? ‒ выдавил Буреев.

– Мы попытаемся договориться с украинцами. Добыть рацию, или запасы, или место, где их можно захватить. Что угодно, лишь бы выжить. Иначе нам конец. Ты должен это понимать.

– Я понимаю.

– Я рад, – холодно, очень холодно сказал Андрей, и продолжил. – Сержант, я хочу, чтобы это всё прекратилось. Мне надоело, что ты вечно всё критикуешь и всем недоволен. Мне надоело с тобой бороться. Это – мой взвод. Если ты не доволен – пожалуешься подполковнику Родионову, когда мы с ним встретимся, и попросишь о переводе. Если честно – я вообще не понимаю чему тебя учили, если ты постоянно саботируешь приказы и дезорганизуешь взвод. Чего ты добиваешься? Чего хочешь?

Олег посмотрел на него с решительностью, но без ненависти или злобы. У него был чёткий мотив, но он был упрям и не хотел поговорить с Андреем тет‑а‑тет, чтобы закрыть все вопросы. В основном потому, что его люди уже знали, что он находится в оппозиции к Андрею, и поддерживали его, а сам он боялся давать заднюю, чтобы не потерять авторитет. То, что это создавало проблемы всему отряду он в расчёт принимать отказывался, сваливая вину за это на самого Андрея.

– Хочу выжить. Выбраться живым вместе со своим отделением, ‒ ответил Буреев.

– Так доверься мне и выживи. У тебя ведь нет лучших идей, не так ли? Ты критикуешь, потому что не можешь смириться, что подчиняешься молодому пацану. Ты ведь уверен, что знаешь больше меня, правда?

– Допустим.

– Вот по возвращению донесёшь эту мысль до Родионова, а пока запомни – ещё одно нарушение дисциплины с твоей стороны и при встрече с Родионовым ты будешь стоять у стенки, ‒ Андрей говорил сурово, но без угроз в голосе, нервозности или злости, хотя на самом деле очень нервничал. ‒ Пока что я даю тебе слово, что ничего из того, что было между нами, до него не дойдёт, но если ты продолжишь в том же духе – тебе конец. Я понятно выразился?

Буреев не ответил сразу, но и долго не тянул, чувствуя, что это будет лишним.

– Да, – хлёстко сказал он.

– Рад, что мы поняли друг друга. Свободен.

Обернувшись, Буреев увидел позади себя Корнеева, который стоял с оружием в руках и смотрел на него. В свете набирающей всё большую силу луны его было очень хорошо видно, и Олег содрогнулся от его безучастного, жёсткого выражения лица – выражения убийцы. Он испугался, осознав, что если бы они допустили ошибку и подняли оружие на Андрея – это была бы последняя ошибка в их жизни. Они просто разделили бы судьбу тех сектантов на позиции миномётов, которых Корнеев порешил фактически в одиночку. Да кто же он такой, чёрт возьми?!

Даже если он и подумывал о том, чтобы в каком‑нибудь бою выстрелить в спину Андрею – сначала нужно было выстрелить в Корнеева, но Буреев нутром чуял, что это из области фантастики. Кем бы ни был Корнеев – его так просто не убить. Но если он при таких мозгах и навыках подчиняется пацану – может, в этом есть какой‑то смысл? Может, Андрей не так плох, как ему кажется? Ну, что Буреев видел? Одну битву, в итогах которой никакой вины пацана нет. Ну, ещё марш, во время которого Андрей особо не проявлялся, давая делам во взводе идти самим по себе. Так в этом нет ничего такого. Он и не должен присутствовать при каждом разговоре и мелких конфликтах. Он ведь не третейский судья.

Но и отступить Олег не мог. Он сам заварил всё это и если даст заднюю – его собственный авторитет среди бойцов пошатнётся. Так как же быть? Ведь угроза Андрея тоже была более чем реальна, да и иметь дело с этим демоном Корнеевым, дьявол его забери, также перспектива крайне пугающая. Что ж, утро вечера мудренее. Всё равно ничего другого, кроме как подчиниться Романову, сейчас не остаётся. С этой мыслью Буреев вернулся на своё место.

Однако отдохнуть этой ночью им так и не пришлось – через пять минут все были на ногах и спешили сменить местоположение. Опытен пацан или нет, но башка у него варит: не важно с какими намерениями сюда придут украинцы – в любом случае «анархисты» подготовят засаду.


4

Городок с совершенно непритязательным названием Горшечное встретил Аню неприятной, дождливой погодой. Вертолёт приземлился на большой, специально оборудованной для этого площадке, рассчитанной на шесть таких машин. Сейчас все остальные площадки пустовали. Когда перед ней открылась дверь, Аня нахмурилась и закусила губу – предстояло идти под ливень. Вздохнув, она привычным движением поправила волосы, хоть это и было совершенно бессмысленным действием, и ступила на трап. Зонта у неё не было, поэтому она успела здорово промокнуть, прежде чем добежала до ожидавшей её машины, возле которой ей махал рукой тоже вымокший до нитки молодой водитель.

– Здравствуйте, – робко поздоровался он.

– Мог бы и зонт принести, – вместо приветствия раздраженно буркнула Аня, устраиваясь на заднем сидении большой черной «Тойоты». – Или машину поближе подогнать.

– Простите… – закрыв за ней дверь, дрожащим голосом извинился водитель, устраиваясь на водительском сидении.

Помня инструкции отца, Аня продолжала играть свою роль. Надо признать, ей легко было это делать.

– О‑ох, – разъярённо протянула она. – Нечего теперь извиняться. Думать надо, когда к вам приезжают люди такого ранга.

– Виноват.

Аня не стала больше ничего добавлять. Один из пилотов уже погрузил чемодан с её вещами в багажник, хлопнул дверью, и машина тронулась.

Городок выглядел серым, малонаселённым и грязным. Сколько Аня ни силилась найти за окном что‑нибудь интересное, но так ничего и не увидела. Возможно, всё дело было в ливне, заливавшем окна и искажавшем всё? Нет. Истинную дыру никаким ливнем не испортишь.

Почему же гильдия находилась здесь, и почему именно тут расположился аж цельный генерал‑лейтенант Гауфман? Вероятно, как обычно, дело было в логистике. Рядом с городком проходила железнодорожная ветка, которая разветвлялась на четыре разные стороны, а такие узлы гильдия любила больше всего. К тому же городок располагался на равнине, благодаря чему рядом с ним без труда оборудовали небольшой аэродром, а дополняло всё это то, что находился он в глубине территории торговцев, где легко было подать электроэнергию и линии не было необходимости постоянно охранять. Потому в городке организовали кое‑какое производство, а железная дорога по большей части была электрифицирована, получая ток от гидроэлектростанции и большого комплекса СЭС, действующего в полусотне километрах южнее.

В вертолете Аня много времени потратила на размышления о том, что за человек этот Гауфман и чего от него ожидать. Настолько много, что это даже успело ей надоесть, но теперь, когда встреча с ним становилась всё ближе, она снова начала о нём думать.

«Гауфман вроде как пользуется у женщин популярностью, может, ты и сама будешь не против», – вспомнила она слова отца и немного покраснела.

«Он вроде бы лоялен, но когда таких лояльных начинаешь прижимать к стенке – они начинают выкидывать фокусы», – а от этих его слов краска сошла с её лица и сменилась собранностью.

Отец… Во что же ты меня впутал? Почему у меня такое чувство, будто ты пустил меня в расход?

С этими неприятными мыслями, она ощутила, как машина тормозит. Выглянув в залитое водой окно, она с трудом различила парадный вход в большое светлое здание, но ничего больше в нечёткой картинке разглядеть не удалось.

– Приехали, госпожа Романова, – сообщил водитель и пулей вылетел со своего места.

Пока Аня размышляла выходить ей самой или дожидаться, пока кто‑нибудь откроет дверь, водитель достал её чемодан из багажника, но вот пассажирскую дверь открыл явно не он, поскольку парень ещё возился позади машины. Выдержав секундную паузу, Аня повернула голову и с недовольным видом посмотрела на высокого, темноволосого, импозантного мужчину в отлично подогнанной военной форме, который, лучезарно улыбаясь, смотрел на неё. В одной руке он держал раскрытый зонт, а другую открытой ладонью вверх протягивал ей.

– Позвольте помочь, – глубоким, с хрипотцой голосом предложил он.

Если это был Гауфман, то Ане стало понятно, что отец имел в виду, когда говорил про популярность у женщин. Неважно насколько негативным был настрой Ани до того, как открылась дверь – сейчас ей понадобилось время, чтобы отойти от того невероятного, просто магического очарования, которое излучал этот человек. Хотя… Вряд ли это был сам Гауфман. Если бы он хотел её встретить – приехал бы за ней к вертолёту. Поэтому собравшись, она энергично отвела руку мужчины в сторону и сама вышла их машины.

– Раньше надо было, – дерзко отрезала она, даже не взглянув на него. – Я уже промокла.

«Он специально так сделал или нет? Хотел меня унизить? Или просто посмеяться и таким образом что‑то выразить, передать?», – размышляла она, торопливо шагая под навес парадного входа.

Несмотря на серость и убогость города, как ей показалось из окна машины, это здание было хорошо отделано. Оно чем‑то напоминало ей внешний вид дорогих гостиниц, коих она немало повидала до эпидемии. Не хватало только одетого в ливрею швейцара.

– Позвольте мне, – поспешил за ней офицер и открыл дверь.

Аня ничего не сказала, а лишь молча вошла внутрь, очутившись в просторном, хорошо освещённом огромной люстрой холле, выложенном крупной узорчатой кафельной плиткой. Холл имел площадь квадратов в двести, и помимо блестящей плитки и подвесных потолков с шикарной люстрой, сверкал стенами, отделанными красивыми, в стиле красного дерева, деревянными панелями. Потолок поддерживали колонны, по две с каждой стороны, в нишах между которыми установили привлекательные на вид бежевые диванчики с кофейной основой. Чуть дальше, за диванчиками, с каждой стороны стояло по столику с декоративными настольными светильниками, рядом с которыми на стенах висели огромные зеркала. В самом конце холла находился ресепшн и широкая мраморная лестница. За стойкой стояла или сидела на очень высоком стуле красивая, очень красивая блондинка. Аня подошла ближе и оценивающе осмотрела её. Да, разумеется, при таком‑то размахе обстановки холла посадить здесь девочку хуже этой было бы не то что безвкусицей, а преступлением.

Барышня сразу поняла смысл взгляда Ани и приняла вызов. Она решила, что шеф привёл очередную потаскушку, так что её взгляд мгновенно принял соответствующее презрительное выражение. Ане это, понятное дело, не понравилось. Видя, что происходит, проявил чудеса тактичности и мужчина с зонтом. Разумеется, это был Гауфман.

– Госпожа Романова, я приношу свои извинения, что всё так вышло, – виновато сказал он, глазами делая знаки блондинке.

– Взгляд попроще сделай, – игнорируя Гауфмана, вызывающе потребовала от неё Аня. – Дура.

Затем она развернулась к самому Гауфману, одарила его испепеляющим взглядом и раздражённо фыркнула.

– Неслыханно! Прилетаю, а меня встречает какой‑то раздолбай. На улице льёт, как из ведра, а никто даже зонт не принёс. Хорош приём, ничего не скажешь. Теперь ещё какая‑то курица приняла меня за шлюху, – она снова повернулась к блондинке. – Не так ли, сучка?

Бедная девушка теперь смотрела себе под ноги, боясь даже лицо поднять, не то что смотреть Ане в глаза.

– О, не такая уж и дура, раз знаешь свое место. Хотя нет, не знаешь, потому что место твоё определённо под столом.

«Не заигрываюсь ли я?», – осадила себя Аня и намеренно сделала глубокий вдох, будто пытаясь успокоиться.

– Ладно, хватит тратить время на всякое… – она не закончила предложение и снова повернулась к Гауфману. – Вижу, вы знаете кто я, а вот я понятия не имею, кто вы.

Гауфман и бровью не повёл. Он без капли смущения смотрел на Аню карими глазами, явно забавляясь её боевитостью.

– Позвольте представиться, – своим чарующим голосом ответил он. – Генерал‑лейтенант Марк Гауфман. Координатор торговой гильдии в…

– Пф, – снова фыркнула Аня, перебивая его, и резко взмахнула поднятой ладонью. – К чему весь этот пафос? Ладно. Где я могу привести себя в порядок? А то так любая нормальная женщина в этом здании примет меня за шлюху. Не говоря уже о настоящих шлюхах.

Она сделала совершенно не двузначный намёк. Блондинка молчала, всё ещё не поднимая лица. Вероятно, ей было обидно, но она и правда знала своё место и не смела это как‑то демонстрировать.

– Анна, простите, не знаю как вас по отчеству – прошу вас, не стоит нагнетать атмосферу. Мариночка не хотела вас ничем обидеть, уверяю вас.

Аня почувствовала, что мяч на её стороне и теперь она может отомстить ему за попытку унизить её. Даже если ей это всего лишь показалось, роль требовала, чтобы её играли качественно.

– Давайте я сама решу, что и где мне нагнетать, хорошо?! Всё было бы совершенно иначе, встретьте вы меня у вертолёта, как все адекватные офицеры до вас.

Гауфман промолчал и Аня, поощрённая его замешательством, продолжила командным тоном:

– Ещё раз спрашиваю – где я могу привести себя в порядок?

Мужчина ладонью указал ей на лестницу.

– Пройдёмте. Я лично провожу вас. Очень надеюсь, что смогу загладить свою вину за случившееся. Так или иначе.

Звучало это странно. Аня окинула его изучающим взглядом, но быстро прекратила, пожала плечами и бросила короткое:

– Ведите.

Ошарашенная Марина в глубокой задумчивости осталась сидеть на своём стуле, пытаясь предугадать какие последствия будет иметь для неё произошедшая только что сцена.


Глава 2.3



5

Большая часть боеспособных бойцов была задействована во встрече украинцев, а раненые и небольшая охрана были отведены лично Андреем подальше, примерно на два‑три километра на северо‑восток. Выбрав нужное место, богатое удобными ориентирами, он оставил Бурееву последние указания и, прихватив с собой Кирилла Черенко, пошёл обратно. Долго шли молча.

– Командир, ты ему доверяешь? – будто между прочим поинтересовался Кирилл.

– Кому? – не понял его Андрей.

– Сержанту Бурееву.

– А. Нет.

Некоторое время Кирилл переваривал ответ, не понимая, подшутил над ним Андрей или нет.

– Если нет, то зачем оставляешь командовать? Может, лучше его как‑то отделить ото всех, или держать под рукой? – непонимающе спросил он.

Андрей некоторое время размышлял над тем, как ответить и решил ничего не выдумывать, а объяснить как есть.

– Ну, я не думаю, что в данный момент он может вытворить что‑то сумасбродное, – сказал он. – А так пусть думает, что, несмотря ни на что, я ему всё равно доверяю. Не вечно же нам враждовать?

Младший Черенко хмыкнул в ответ, но больше ничего не спрашивал. Но даже этот короткий разговор был большой редкостью. Кирилл и раньше был не сильно разговорчивым, а после потери отца и вовсе говорил что‑нибудь реже Воробьёва.

Когда добрались до нужного места, до рассвета ещё оставалось немало времени. Спать точно не стоило, потому что никто толком не знал чего именно ожидать, но и просто сидеть тоже не хотелось, особенно когда на уме крутилась пара вопросов, требующих ответа. Чтобы обсудить их, Андрей разыскал Корнеева, рядом с которым находилась Руми. Оба сидели возле большого дерева на небольшом пригорке, и посматривали на ярко освещённую лунным светом поляну.

– Что? – спросил Лёша, увидев, как к ним медленно подкрадывается Андрей.

– Надеялся застать тебя врасплох.

Романов соврал – сколько бы он ни пытался, а ещё ни разу не преуспел. Он и в этот раз не надеялся, что всё удастся. Лёша хмыкнул, но больше ничего не сказал.

– Шутка, мне поговорить с тобой надо. Тет‑а‑тет.

– Поняла, я отойду, – сразу же сказал Руми и поднялась.

– Извини, – виновато сказал Андрей.

– Угу.

Она подняла оружие и тихо удалилась. Корнеев некоторое время прислушивался к еле слышному шелесту, который выдавал её шаги, пока он не стих.

– Способная девочка, – заключил он.

– Да, – ответил Андрей на каком‑то автоматизме, скорее всего даже не поняв, что Лёша сказал.

Он всецело был поглощён темой, которую хотел обсудить, и раздумывал с чего начать.

– О чём ты поговорить хотел?

– О тех, кто перебил отряд украинцев.

– М‑м, ясно. Говори.

– Я так понимаю, ты видел и знаешь побольше меня. Хочу, чтобы ты поделился своими мыслями на этот счёт.

– У меня есть только домыслы… – Лёша сказал это таким тоном, будто хотел прекратить разговор.

– Значит, домыслами, – недовольно перебил его Андрей. – Мне всё равно, как ты это назовёшь – я хочу понять, что происходит. Что это за бойцы? Чьи они? Что здесь делают?

– Не могу ответить ни на один из этих вопросов.

– Так, Лёша, прекрати это немедленно, – начал выходить из себя Андрей. – Не хочешь говорить – так и скажи. Нафига эта игра?

Корнеев некоторое время задумчиво смотрел на поляну впереди. Затем заговорил.

– Это не игра. Мне и правда особо нечего сказать. Ты и так уже знаешь почти всё.

– Может, и знаю, но мои навыки анализа точно хуже твоих, а мне очень нужно понимать хоть что‑то, потому что я здорово боюсь попасть в такую же засаду, как эти несчастные украинцы.

Лёша вздохнул, но ответил почти сразу.

– Мне нечего особо добавить, кроме того, что я тебе уже говорил, – тихо сказал он. – Не думаю, что эти ребята относятся к Альянсу. Скорее всего это или секта, или кто‑то ещё… Нет, всё‑таки секта.

– Почему ты так решил?

Лёша чуть заметно качнул головой.

– Потому что слишком уж они крутые. Нужны серьёзные ресурсы, чтобы создать такое.

– Что именно тебя в них удивляет?

Корнеев повернулся к Андрею и посмотрел на него, но тень скрывала его лицо и потому выражение понять было нельзя. Если бы Романов мог его увидеть, то оно сказало бы: «Всё. А тебя разве нет?».

– Всё. Возьми хотя бы адаптивный камуфляж. Разработки его начались задолго до эпидемии, но никто не дошёл до технологии, которая стоила бы вменяемых денег и могла быть широко применима для пехоты. У этих ребят явно нет таких проблем, значит, ресурсов у них много. Если это не кто‑то из Альянса, то это может быть только секта. Я просто не знаю никого другого.

– Они не пошли за нами, – внимательно выслушав его, стал вслух размышлять Андрей. – Может, знали кто мы. И тогда они всё‑таки могу быть из Альянса?

– Они напали на Косаря и его наёмников на руинах лаборатории «Рассвета». Они убивали торговцев в Ольховке и, вероятно, в других городах. И я почти уверен, что все те невероятные нападения на колонны гильдии – их рук дело.

Он снова повернул лицо к Андрею.

– Ты всё ещё считаешь, что они из Альянса?

Тут и отвечать не стоило.

– Тогда почему же они не пошли за нами?

– Не знаю. Кроме камуфляжа у них есть броня. Серьёзная противопульная броня на всё тело, включая голову. И если я правильно помню твой рассказ, в этой броне они способны поддерживать высокий темп передвижения. Это тоже уникальная штука и, если честно, она ставит меня в тупик гораздо больше адаптивного камуфляжа.

– Почему? – спросил Андрей, когда Лёша сделал паузу.

– Потому что адаптивный камуфляж это новейшая технология, нечто невероятное, но условно возможное, а вот броня – физически невозможная вещь. Человек не сможет выдержать такие нагрузки – наш опорно‑двигательный аппарат, особенно шея и суставы не могут постоянно таскать на себе… килограмм триста, наверное, может, двести, брони и тем более бегать в ней. Поэтому у меня нет никаких ответов Андрей.

– Ясно, – Романов тяжело вздохнул. – Значит, напади они на нас…

– Нас бы ждала участь украинцев, – закончил за него Лёша.

Они долго молчали, наслаждаясь прохладой ночного леса и обдумывая предыдущий разговор. Изредка перекидывались короткими фразами, но в целом ничего интересного больше не обсуждали. И так досидели почти до самого утра.

Восход был по‑летнему ранним. Лесная прохлада ещё продержится какое‑то время, но быстро стало понятно, что всех ждёт очередной жаркий день. Мало кто успел поспать – в основном все бодрствовали, поскольку никто не мог точно сказать, как всё сложится, когда появятся украинцы. Конечно, Андрей разработал план их встречи, в который Лёша добавил несколько маленьких коррективов, но все уже знали, что планирование и реальность почти всегда расходятся.

Украинцы появились сразу, как посерело небо. Видимо, их лагерь находился где‑то неподалёку, либо у беглеца были какие‑то способы связаться с ними. Как бы там ни было, но их уже ждали, потому что как только первые бойцы украинцев подошли к большой ровной поляне, то увидели на другой стороне человека с длинной палкой в руках, на конце которой уныло висела белая тряпка.

Человеком на поляне был Воробьёв, который сам вызвался на это дело. Имелся риск, что украинцы придут отнюдь не для разговоров и могут немедленно открыть огонь, и среди всех единственным, кто быстро согласился добровольно взять на себя этот риск, оказался Сергей.

Теперь он некоторое время лениво стоял у самой кромки поляны, а потом так же лениво ушёл с неё, оставив наблюдавших за ним украинцев в некотором недоумении. Это недоумение значительно усилилось, когда трое их товарищей, которые пошли в обход поляны с целью разведки или даже захвата этого «парламентёра», не вернулись и не подали никаких сигналов ни через три, ни через пять, ни через десять минут.

Вся эта троица в данный момент понуро сидела напротив Лёши, Андрея, Кота и Бодяги, безоружная и связанная. Рацию, до этого висевшую на плече у одного из них, теперь с задумчивым видом крутил в руках Андрей. Он с интересом поглядывал на троицу, среди которой затесался и уже знакомый им Иван.

– Ну и зачем ты так, Ваня? – с укором обратился к украинцу Бодяга. – Мы ведь ничем тебя не обидели.

Иван молчал. Не дождавшись ответа, Бодяга переключился на Андрея.

– Ну что, командир, будешь вызывать?

– Да, думаю, пора, а то сейчас ещё кого‑то пришлют.

Рация в руках Андрея была самой обычной цифровой – китайский «Baofeng», коих в прошлом наклепали многие тысячи, если не миллионы. Частота, понятное дело, уже была настроена, так что Андрею оставалось лишь нажать на кнопку, что он и сделал.

– У меня ваши люди, но я не хочу кровопролития. Как на счёт переговоров? Приём, – уверенно сказал он.

Пауза длилась недолго, максимум секунд пять, а затем из рации полилась мелодичная украинская речь, сильно подпорченная агрессивным голосом говорящего. Мало что понявший Андрей бросил вопросительный взгляд на Лёшу.

– Непереводимый украинский фольклор, – невозмутимо пожал плечами Корнеев.

Ответ вызвал улыбки на лицах не только «анархистов», но и связанного Ивана. Остальные украинцы недовольно покосились на него. Андрей снова нажал кнопку на рации.

– Извиняюсь, но я не понимаю украинский. У вас есть кто‑нибудь, кто готов к переговорам и разговаривает по‑русски? Приём.

На этот раз пауза была продолжительнее, но ответ после неё – гораздо более спокойный, хотя говорил явно тот же человек. Видимо, большую часть гнева он излил в первой речи.

– У вас уже четверо наших хлопцев. Вы думаете, шо я вам ещё пришлю? – доверием там и не пахло. – Можеми по рации поговорить.

У говорящего был присущий многим украинцам акцент, но понять его не составляло никакого труда. Говорить по рации, конечно, замечательно, но для Андрея это было что‑то наподобие переписки в чате – когда не видишь лица и глаз собеседника, и нет возможности пожать руки, то создаётся впечатление, что всё это не серьёзно.

– Ну‑у… Давайте рассмотрим ваши условия. Приём.

– Отпусти всех и приходи вместе с ними, если тебе нужен разговор.

Услышав это, Андрей невольно нахмурился, но лишь на мгновение.

– Это не серьёзно. Давайте так – в знак наших добрых намерений я отпущу двоих ваших. Их выведет на поляну наш переговорщик. Когда они доберутся до вас – отправьте для разговора кого‑то с вашей стороны. Как вам идея? Приём.

Молчание длилось дольше, чем ранее. Вероятно, на той стороне обсуждали варианты. Ни одна из сторон не доверяла друг другу, и это очень сильно усложняло ситуацию, но иначе было никак. «Анархисты» остро нуждались в помощи и не могли ни просто уйти, ни, тем более, воевать с большим отрядом на его же территории.

– Добро. Но если шось выкинете – гайки вам.

– Договорились, – улыбнувшись, ответил Андрей и переключился на Ивана. – Ну что, выбирай с кем пойдешь к своим. Кот, развяжи его.

Пока Кот возился с веревкой, Андрей продолжал.

– Передай там, что я не хочу стрельбы и жертв. У нас общий враг и я предпочту пожать вам руки и разойтись каждый своей дорогой, чем убивать друг друга. Мне нужна лишь небольшая помощь.

Иван слушал его внимательно, но толика недоверия в его взгляде определённо присутствовала. Интересно – почему? «Анархисты» ведь ничего плохого ни ему, ни его товарищам не сделали. Почему же он так сомневается? Неужели всё дело в том, что они – русские? Если так, то почему украинцы так к ним относятся? Андрей сделал себе мысленную пометку расспросить об этом кого‑нибудь, кто может разбираться в вопросе.

Тем временем Корнеев знаком показал Андрею, что удаляется к остальным бойцам. Романов утвердительно кивнул и тот исчез в зарослях. Иван уже возился с верёвкой одного из своих товарищей и вскоре оба они, потирая руки, стояли напротив Андрея, с сожалением поглядывая на оставшегося связанным украинца.

Дав Коту указания на счёт пленника, Андрей жестом показал Бодяге и остальным украинцам, чтобы шли за ним. До поляны было недалеко, и вскоре парочка уже шла по ней в сторону своих под пристальными взглядами Андрея и Бодяги, а невозмутимый Воробьёв с флегматичным видом занял своё место. Иван и его товарищ дошли до края поляны и скрылись в зарослях, но представитель от украинцев так и не появился. Прождав несколько минут, Андрей достал рацию, собираясь нажать кнопку вызова, но к нему обратились раньше.

– Ваш парламентёр под прицелом нашего снайпера, – угрожающе сказал голос. – Отпустить наших и валить куда хочете.

Бодяга выругался, а Андрей опустил лицо и приложил ко лбу свободную руку. Это было совсем не то, на что он рассчитывал. Половина его плана только что с треском провалилась. Его противник не держит слово и угрожает, а значит, к нему ни в коем случае нельзя разворачиваться спиной. Похоже, придётся нападать.

Он поднёс руку с рацией к лицу, но нажимать «вызов» не спешил, обдумывая один не самый удачный план. Подумав, он вышел на связь.

– Не могу. Теперь не могу. Ты обманул меня – не выполнил собственные условия. Приём.

– Тогда мы убьём вашего бойца.

– И положите начало бойне, – парировал Андрей. – Послушай, поверь – мы не хотим драки. Всё, что нам нужно – выйти отсюда к своим и продолжить бить сектантов. Давай встретимся и обсудим это? Приём.

Респондент молчал.

– Мы вам не враги, приём, – добавил Андрей.

– Но и не друзья, – сразу же парировал украинец.

– Но что мешает нам ими стать?

– То, шо вы засланные! – последовал агрессивный ответ.

– Да не засланные мы! – в сердцах воскликнул Андрей. – Что ж ты такой упёртый!? Чего ты хочешь? Как тебе это доказать, а? Ну, неужели тебе проще воевать с нами, терять людей, друзей, но даже не попытаться выйти из этой ситуации по нормальному? Да какой ты, нахрен, после этого командир?

Пауза была очень длинной. Андрей успел остыть и даже пожалеть о своей горячности, но ответ показал, что она привела, наконец, хоть к какому‑то эффекту.

– Хорошо, – уверенно, даже вызывающе сказал украинец. – Докажи мне, шо не брешеш. Я зараз выйду на поляну, з рацией в руке. Высоко её подниму, шоб ты видел. А ты выйдешь с той стороны. Якшо не боишся – то я поверю.

Бодяга презрительно фыркнул и покачал головой.

– То есть, я выхожу под прицел снайпера?

– Да. Я ж тоже, правда?

Андрей лишь на мгновение прикрыл глаза. Стоявший рядом Бодяга быстро понял, что он собрался это сделать, и протянул руку, чтобы поймать Андрея за рукав, но не успел – ведомый злостью, отчаянием и безрассудством Романов, в несколько прыжков выскочил на поляну, высоко подняв руку с рацией. На повернувшемся к нему невозмутимом лице Воробьёва читалось полное непонимание происходящего.

– Вот он я! – громко, с вызовом сказал в рацию Андрей. – Давай уже или стреляй, или будь мужиком, иди сюда и поговори со мной нормально!

Он простоял так десяток секунд, а потом опустил руку и жестом приказал Воробьёву уходить с поляны. На той стороне никто так и не появился.

– Приходи сюда, на эту сторону, – раздался голос в рации.

Для Андрея это уже было верхом цинизма и наглости.

– Иди ты в жопу, – зло отрезал он. – Задолбал уже. Если через минуту я не увижу тебя на поляне – я ухожу. Мне плевать убьёт меня твой стрелок или нет, но если убьёт – вам отплатят сторицей, уж поверь.

– Если захочешь уйти – он выстрелит, – как‑то растерянно предупредил украинец.

Андрей посмотрел на часы и засёк время.

– Время пошло, – со злостью в голосе сообщил он.

Прошла минута, но никого так и не было. Внутри Андрея злость перемешивалась с волнением. Выстрелят или нет? Может, лучше будет залечь в траву и ползком уйти в лес? Вряд ли это поможет, но, наверное, это самый лучший вариант. Эти отшибленные точно не пойдут ни на какие переговоры. У них какой‑то прямо запредельный уровень паранойи.

Размышляя так, Андрей стал поглядывать на лес, собираясь с силами. Всё нужно было сделать быстро, иначе украинцы и правда могут его подстрелить. Сейчас, когда он был под прицелом, опрометчивое решение выйти на поляну уже не казалось ему таким правильным, а наоборот – глупым и совершенно безрассудным. Зачем он вообще сделал это? Почему позволил эмоциям взять верх? Вероятно, потому что отчаянно верил, что сможет доказать этим болванам на той стороне, что он им не враг. Но теперь он понял, что мало кто верит в твои искренние порывы. Особенно когда об их искренности знаешь только ты один.

Когда Андрей уже почти решился на рывок к лесу, рация снова зашипела.

– Встретимся на краю поляны, посередине. Подходи.

На секунду Андрей задумался над всей этой шарадой, но быстро всё понял и ответил короткое:

– Ладно.

И пошёл в лес к своим.

– Э‑э ты куда? – раздался озадаченный голос из рации.

Андрей поднёс её к губам и принялся нажимать и отпускать кнопку, но ничего не говорил. Дойдя почти до края, он перестал это делать и почти сразу оттуда прорвалось короткое:

– Стой!

– Что не так? Я иду в указанное место.

Сказав это, он покинул поляну, скрывшись в чаще, а затем стремглав бросился к Корнееву. Раненые и небольшая охрана во главе с Буреевым были уже далековато, так что оперативно собравшись, «анархисты» быстро ушли прочь.

– Эй, хлопче! Шо за дела? Ты ж хотел переговоров?

– Идите вы к чёрту, кретины, – зло ответил Андрей, не сбавляя хода. – Какие могут быть переговоры, если вы мне только голову морочите? Мы уходим. Счастливо оставаться.

– Никуда вы не уходите! У вас наши хлопцы. Мы вас из‑под земли достанем!

– Время разговоров прошло. Увижу кого‑то, кого не знаю – вашим хлопцам конец. Понял?

Респондент ничего не ответил и молчал ещё очень долго. «Анархисты» относительно быстро отмахали те несколько километров, что отделяли их от остального отряда, соединились с ним и выдвинулись в дальнейший путь, после чего прошли ещё пару‑тройку километров. Пленные пробовали немного бузить, но были очень быстро успокоены Буреевым. Андрей не особо вникал в то, какими методами тот добился подчинения и вообще стал их игнорировать.

Прошло несколько часов с утренних событий, а на связь так никто и не вышел. Андрей уже даже не был уверен, что рации ещё могут связаться друг с другом, но вскоре выяснил, что всё‑таки ещё могут.

– Андрей, это Иван. Слышишь меня? – раздалась чистая русская речь.

Взгляды шедших рядом бойцов обратились к командиру. Андрей жестом показал им продолжать путь, а сам достал рацию.

– Слышу. Чего тебе?

– Послушай, командир мой был не прав, – Иван говорил медленно, тщательно подбирая слова, видимо, потому что старался говорить чисто. – Давайте всё‑таки встретимся?

– Ваня, ну вот стань на моё место – вы меня обманули несколько раз за полчаса. Ты видел наш отряд, более менее понимаешь нашу ситуацию, скажи – как я могу вам доверять?

– Давай так – какая вам нужна помощь? Мы готовы помочь в обмен на наших. В определённых пределах, конечно же.

Андрей задумался. Какая помощь им нужна? В идеале они хотели бы на время присоединиться к украинцам, чтобы в спокойной обстановке залечить раны и прийти в себя, но с такими товарищами и враги не нужны. Значит, нужно и дальше идти к своим. Но куда?

– У вас работающие рации, значит, есть возможность их заряжать. Нам нужно зарядить наши, чтобы связаться со своими и понять куда нам идти. Ещё нам нужны припасы: еда и вода.

– Еда… Еда нам тоже нужна. Вы же не думаете, что её легко добывать?

– Не думаем. И я примерно понимаю, как вы сами её добываете – утром я думал, что мы сможем сделать это вместе, чтобы у вас не просить.

– Ты о чём?

– Вы ведь захватываете провиант в деревнях, которые легли под секту, верно?

– Как ты узнал? – не смог скрыть удивления Иван.

– Понял из твоих слов. Да мы и сами собирались заняться тем же ещё до встречи с тобой.

Некоторое время Ваня молчал, вероятно, обсуждая их разговор с тем самым недоверчивым командиром их отряда.

– Мы согласны.

– На что?

– Мы дадим вам то, что вы просите.

– Да ладно? Вот так просто, без гарантий? А как же ваши утренние пять тысяч проверок и попыток меня обмануть?

– Мы больше не сомневаемся, что вы не из секты.

– А. Вон оно что. Даже не знаю. Я вам больше не верю.

– Понимаю, но я серьёзно – больше никаких фокусов, – просительным тоном ответил Иван.

Романов остановился и задумался. Остальной отряд, не получив команды останавливаться, медленно продолжал путь.

– Ладно. Как вы зарядите наши рации? – спросил, наконец, Андрей.

– У нас есть переносные солнечные панели. Для раций их достаточно. Но мы их не отдадим, так что встретиться нам по любому придётся.

– Хорошо. Если вы не будете опять мудрить, то меня это устраивает.

– Где встретимся?

Андрей развернул карту и некоторое время рассматривал её, пока не выбрал место.

– В трёх километрах к северу от того места, где мы утром не могли найти общий язык, есть небольшое поле и балка. Встретимся в той балке завтра на рассвете. С вас ваша солнечная панель и запас еды на взвод на три дня. С меня – ваши ребята. Если выкинете хоть что‑то подозрительное – сделка отменяется. Учтите – у нас тут нет дураков. Попробуете ещё раз выкидывать фокусы – ваши товарищи пойдут с нами к Альянсу, и вы их увидите, только когда мы туда доберёмся. Это если по дороге мы все не помрём с голоду.

Украинцам понадобилось время на размышления, но в итоге они дали утвердительный ответ.


6

Он шёл, шёл и шёл. Вперёд, туда, где, как он думал, были свои. Годы, проведённые на охоте в лесах и полях, научили его отлично ориентироваться без компаса, а солнечная погода лишь ещё больше упрощала задачу, так что он с лёгкостью поддерживал нужное направление.

Благодаря портянкам Толя до сих пор не натёр ноги и сейчас считал их одним из величайших изобретений в истории советской армии. Он не знал, что придумали её ещё в Древнем Риме, а в Россию она попала во времена Петра I, но для Толи такие малозначимые вещи никогда не были интересны.

Несколько дней он упорно шёл вперёд, веря, что высокий темп позволит ему выйти к своим. Но по прошествии четырёх дней даже могучее здоровье Черенко не выдержало и он начал стремительно выбиваться из сил – взятый темп в совокупности с незнанием местности, голоданием и недостатком сна начал брать своё. Время, когда он мог делать ставку на упрямство и характер, прошло. Пора было начинать предпринимать что‑то в плане отдыха и питания, иначе он просто загонит себя. К тому же до него, наконец, дошло, что он совершенно не знает ситуации и не имеет понятия где они, эти «свои».

Вопрос с едой был наиболее острым. Запасы, взятые с собой, он давно уже прикончил. Можно было бы устроить охоту, но на звуки выстрелов может кто‑нибудь прийти, а это Толе было ни к чему. У него всегда имелись при себе моток толстой, прочной нити и проволока, так что можно было смастерить и расставить силки, но это требовало времени, а останавливаться Толя по‑прежнему не хотел – несмотря на факты, он всё ещё упрямо верил, что если идти достаточно быстро, то он сможет догнать отступающих союзников.

Раньше Толя часто пробегал мимо съедобных ягод, не обращая на них внимания. Теперь же он начал искать их, жадно набрасываясь на них всякий раз, когда ему удавалось найти хоть что‑то съедобное.

Один раз он услышал хрюканье кабаньего выводка. Искушение пристрелить кабана было велико, но Толя устоял ‒ кто знает, где он и как близко могут быть враги? Осторожно подобравшись поближе, он лишь проводил голодным взглядом упитанную свинью с четырьмя поросятами, и пошёл своим путём.

Дневная жара становилась совсем невыносимой. Где‑то лес давал прохладу, в иных местах наоборот – парил. Почувствовав усталость, Толя нашёл прохладное место в попавшемся ему на пути яру, и устроился там на отдых, расставив по пути пару силков, которые он смастерил буквально на ходу. Переждав самую жаркую пору, он снова выступил в путь, предварительно проверив силки – они оказались пусты.

Стычка с пилотом показала Толе, что оставить бронежилет было правильным решением, но теперь он с каждым часом возвращался к этой мысли и снова стал подумывать о том, чтобы избавиться от него. Эти десять с лишним килограмм мешали ему всё больше по мере того, как он уставал. Он чувствовал, как бронежилет сковывает его, вытягивает из него дополнительные силы с каждым новым движением, но, стиснув зубы, пока терпел это.

Уже совсем в другом темпе Толя прошёл оставшиеся полдня. Всё это время он боролся с собой, пытаясь преодолеть нежелание останавливаться. Ему казалось, что его друзья уже совсем рядом, ещё немного и он догонит их, но здравый смысл был не менее упёртым – ты идёшь уже пять дней, у тебя упадок сил, ты давно нормально не ел, тебе тяжело и нужен отдых. И не вздумай, курва мать, бросать бронежилет, ведь ты в тылу у врагов на территории группировок, которые состоят в союзе с противником. Все, кого ты можешь встретить, кроме солдат Альянса – твои враги. И в таких обстоятельствах снаряжение тебе просто жизненно необходимо.

Солнце медленно, но уверенно клонилось к закату. Пора было искать место для ночевки. Желательно такое, где будут звериные тропы, чтобы можно было расставить силки – он обязан что‑то поймать. Теперь это вопрос выживания. Пока он искал место, то успел собрать немного грибов. Мало, потому что давно не было дождя, и найти их оказалось не так просто, как казалось поначалу. Но готовить их он не стал – делать это в темноте было неудобно, да и всё равно он не хотел разводить костёр, чтобы не рисковать привлечь нежелательное внимание.

Утро встретило его пением птиц и шумом лёгкого ветерка, шалящего в кронах деревьев. Впервые за эти дни Толя более менее выспался, а не сорвался с места в четыре утра. Может, он поспал бы и дольше, но голод беспощадно скручивал внутренности, требуя предпринять что‑то, чтобы утолить его. Толя сделал пару глотков из фляги и опустошил её окончательно. Затем пришло время силков. Глубоко вздохнув, он скрестил пальцы и пошёл на проверку, размышляя о плане дальнейших действий.

Первый силок был пуст. Второй – нет, но то, что Толя там нашёл, радости ему не доставило. Это оказался почти полностью съеденный кем‑то заяц. Высвободив останки животного, Толя забрал силок и, проклиная и угрожая всякими карами твари, сожравшей его зайца, отправился на поиски воды. Есть хотелось ужасно, но вода была ещё важнее.

Только к середине дня он преуспел в поисках, набрав по дороге ещё немного грибов и совсем чуть‑чуть перебив голод ягодами. А потом он вышел к небольшой реке. Внимательно осмотрев окрестности, Толя вышел к берегу и осмотрелся там. Река, лениво нёсшая свои воды на восток, встретила его лёгким ветерком, шелестом густых камышей и кряканьем уток. А ещё очередным крамольным желанием подстрелить дичь.

Солнце жарило на всю катушку, так что у Толи созрел небольшой план. Он снял бронежилет и летнюю форменную куртку, из которой предварительно достал проволоку, затем уселся в укромном месте на берегу и принялся гнуть крючок. Оводы, сновавшие вокруг, сразу же им заинтересовались, даже не подозревая, что на самом деле это Толя заинтересовался ими. Набив на себе почти десяток экземпляров разной степени упитанности, Черенко приступил к рыбалке, в процессе активно пополняя боекомплект мух. Через несколько часов у него было два небольших окунца и один вполне приличный. Ещё две неизвестные чешуйчатые твари сорвались ещё будучи под водой, вызвав отборнейшие матюги и рафинированные проклятия на свою рыбью голову. Поголовье оводов в округе получило кое‑какой ущерб, но несколько счастливчиков сумели уйти целыми.

Затем азарт, поначалу немного притупивший чувство голода, стал слабеть. Толя смотал леску, подобрал вещи и пошел обратно под тень деревьев, на ходу тихо кривляясь сам к себе.

– Толя‑ан, заче‑ем ты постоянно таскаешь с собой целую мастерску‑ую. Эх, Вурц, был бы ты жив – такую бы затрещину получил.

Шагая, он поднял взгляд к небу, но его быстро скрыли ветви деревьев. Он много дней ломился вперёд с упорством барана, не обращая внимания ни на что, много дней игнорировал потребности организма, но сейчас, впервые с того дня, как он остался один, Толя, наконец, ощутил спокойствие.


7

На этот раз украинцы и правда не обманули. Перед рассветом они вышли на связь и сообщили в каком месте в балке они находятся. Лёша и Руми ещё под покровом ночи поползли к балке и замаскировались в разных местах, чтобы прикрывать Андрея. Сам Романов с тремя бойцами выдвинулся к месту встречи, а Шелковский с ещё тремя бойцами остались с пленными в лесу неподалёку, ожидая сигнала.

В балке, как и было обещано, Андрей увидел Ивана в сопровождении ещё одного мужчины – среднего роста, но на вид очень крепкого, чем‑то напоминающего Черенко. Оба сидели на земле и оба, разумеется, были вооружены, но оружие держали рядом, даже не в руках. Руми держала обоих на прицеле, а вот Лёше пришлось менять позицию, чтобы лучше контролировать местность вокруг, что заняло у него немало времени.

При виде Андрея в сопровождении сразу троих бойцов оба украинца поднялись со своих мест и заметно напряглись. Автоматы немедленно перебрались к ним в руки, но пока что никто ни на кого их не наводил.

– А где наши хлопцы?! – вместо приветствия вызывающе спросил коренастый.

По акценту Андрей сразу узнал командира, с которым говорил по рации.

– Будут тут, если я буду убеждён, что мы уйдём отсюда целыми. Простите, конечно, но вы сами виноваты, что мне теперь трудно верить вам на слово.

– Стоп. Мы так не договаривались, – попытался протестовать командир и лицо его приобрело жёсткое выражение.

– Не хочу ничего слушать, – Андрей поднял руку, выставив ладонь перед собой. – Вчера вы только и делали, что поступали так, как мы не договаривались. Это наше?

Он указал пальцем на четыре увесистых мешка. Украинец выдержал короткую паузу и нехотя кивнул.

– Парни, оставляйте рации, а сами забирайте мешки, сколько сможете унести, и идите к Шелковскому. Скажите ему, пусть ведут пленных сюда. Они же заберут остальное. Встретимся, где договаривались.

Бойцы кивнули и взялись за дело. Заглянув в мешки, они попробовали их на вес. Один из них относительно легко смог нести один человек, а вот другой даже двое оставшихся потащили не без труда.

– Как вы их сюда доставили?

– Лошадьми, – буркнул командир украинцев после паузы.

– О! Жаль, я не догадался попросить у вас одну.

Кривые ухмылки на лицах обоих ответили красноречивее слов.

– Ладно, вот вам рации – где ваша хитрая зарядка? – коротко вздохнув, спросил Андрей.

Иван отошёл в сторону и принёс из‑за куста два больших квадратных предмета, каждый из которых он раскрыл, подобно какому‑то чемоданчику, и разложил на солнечной стороне балки. В руках он держал пучок разнообразных переходников и он потратил полминуты на подбор нужных, после чего подключил к зарядке основную радиостанцию и сразу несколько обычных раций. Помимо них в вещмешке у Андрея была пара десятков блоков индивидуальных раций, часть из которых им когда‑то подарил Владов, а остальные были уже куплены у торговцев специально для «анархистов».

– Это надолго, – предупредил Иван. – Так что можешь даже поспать.

– Это вряд ли, – улыбнулся Андрей. – Да и негоже почивать при таких‑то благородных, честнейших господах.

Иван нахмурился, явно поняв сарказм, командир, кажется, понял хуже или не понял вообще, потому что посмотрел на Андрея взглядом, полным ироничного удивления.

Они уселись на склон и сложили рядом своё оружие. Несмотря на, казалось, миролюбивую обстановку, ощущалось сильное напряжение, от которого становилось не по себе. Андрей то и дело ловил себя на мысли, что ему кажется, будто эти двое, или как минимум коренастый, хотят схватить оружие и расстрелять его. Но на деле это было не совсем так. Командир украинцев ощущал досаду от того, что его переиграл какой‑то пацан, однако это не мешало ему признать поражение и чувствовать уважение к молодому, но уже такому толковому противнику.

Просидев молча минут десять, он решился высказать это вслух.

– Ты молодец, хлопче, – сказал он немного снисходительно, но по‑доброму. – Хорошо разыграл свои ходы.

– Как говорит мой названый отец – не хвали день до заката, – спокойно ответил Андрей.

– Намекаешь, шо мы можем ещё шось отколоть?

– А разве не можете? – Андрей хитро прищурился.

– А ты? – тоже вопросом на вопрос ответил украинец.

– Могу, конечно. Но не собираюсь, если вы сами ничего не выкинете.

Коренастый тоже прищурился и, подумав пару секунд, спросил.

– А если ты сейчас на прицеле?

Романову этот разговор не нравился. В основном потому, что ему очень хотелось поставить на место этого типа и сказать «ты тоже», но вместе с тем он очень не хотел раскрывать свои карты. О! А вдруг они таким образом не бросают ему вызов, как он подумал поначалу, а пытаются выяснить, что у него припасено в запасе?

– И что? – спокойно спросил он.

– Не боишься, шо тебя тут убьют?

– Боялся бы – меня бы тут не было. Так что нет, не боюсь. Скорее, опасаюсь, потому и перестраховался.

– И как же?

– Ну что за наивный вопрос? – криво ухмыльнулся Андрей.

– Ладно. Згодный. Так кто вы такие?

Андрей коротко ответил, не вдаваясь в слишком уж глубокие разъяснения. Рассказал так же, как они тут оказались.

– И куда вы дальше?

– А вы с какой целью интересуетесь? Хотите пойти за нами? – подмигнул командиру Андрей.

– Та можешь и не говорить. Я ж так, просто разговор хотив поддержать, – обиделся тот.

Романов отвернулся и чуть заметно вздохнул. Всё равно Иван знает, в какую сторону они пойдут, так что ничего не случится, если он сейчас ещё раз скажет то же самое, а потом полностью сменит направление движения.

– Это самый сложный вопрос, – заговорил Андрей. – Если сможем связаться с командованием и узнать, где сейчас основные силы, то примерно поймём куда двигаться. Если нет… Тогда не знаю. Секта, черт её возьми, будто повсюду. Страшно из леса нос высунуть.

– Как ты помнишь, в лесу тоже небезопасно, – вставил Иван.

– Точно, – вспомнил Андрей. – Мы так и не поговорили нормально, а потом ты сразу сбежал. Ты можешь ещё раз описать, как выглядели те, кто на вас напал?

Украинец приложил пальцы к переносице и потёр её. Затем поднял взгляд и нахмурился.

– Высокие, я бы даже сказал – огромные. Широкоплечие, сильные, как бычары. И очень смертоносные. И защита у них… Ну, не знаю как это описать, но сколько в них ни стреляли – им хоть бы что, они просто продолжали стрелять в ответ. Больше особо ничего не помню. Разве что мне показалось, что у него глаза были красные. Но это, скорее, от страха.

Украинец улыбнулся, но улыбка выглядела неискренней.

Андрей в задумчивости отвернулся. Чем больше описывал Иван, тем больше он хмурился. Нечто подобное он уже встречал, но не видел смысла пересказывать ту историю этим двоим. Да и что она им даст? Главное, что версия Лёши всё больше подтверждалась.

– Спасибо, – сказал он, наконец. – А про секту можете побольше рассказать?

Оба украинца сверлили его непонятливыми взглядами.

– А шо про неё рассказывать? – уточнил командир.

– Ну, не знаю. Всё, что можно. Мне всё сгодится, любая информация.

Непонятливость во взглядах сменилась скептицизмом и удивлением.

– Нашо тебе та информация? Бери да стреляй, шо там думать? – не унимался коренастый.

– Стрелять это само собой, но хотелось бы понимать, как они устроены, как рассуждают, что ценят или наоборот.

– И шо оно тебе даст?

«Ну что за тупоголовость? Простой же вопрос, ёлки‑палки», – с раздражением подумал Андрей.

– Даст понимание, где у них слабые места.

– Та ж вы на фронте с ними? Зачем тебе ихние слабые места? Шо ты с ними будешь делать?

Андрей вздохнул и устало покачал головой. Очень хотелось приложить руку к лицу, но так эти двое уж точно догадаются о чём он думает.

– Сейчас вот не на фронте, – предпринял он последнюю попытку достучаться до командира. – И, быть может, и в будущем придётся в тылы к ним попасть. Хочу всё про них знать, чтобы понимать, как эффективнее всего их уничтожать, чтобы наносить максимальный урон. Так, чтобы камня на камне от них не оставалось, чтобы даже пепла не было.

– Сдаётся мне, ты здорово их не любишь, – заметил Иван.

– Ещё бы. Из‑за них случилась эпидемия, из‑за них мир стал таким. И за это их надо сжечь дотла. Всех.

Впервые украинцы посмотрели на Андрея иначе. На несколько секунд в их взглядах пропали опасение, скепсис и недоверие, а вместо них там был живой интерес и удивление.

– Тобто як це… тьфу – то есть как это? Шо это за новости такие? Откуда ты такое взял, шо это они виноваты?

– Есть у меня один источник, – Андрей выдержал паузу, подбирая слова. – Мы много сил и времени потратили, чтобы это выяснить, но теперь знаем точно – «Путь просвещения» выпустил вирус, который стал причиной массового вымирания людей. Они же потом заняли доминирующее положение в мире, а теперь хотят заполучить то, что не смогли захватить раньше.

Украинцы молчали аж слишком долго. Вряд ли до них так долго доходила информация, скорее, они были ею ошарашены.

– Слухай… ну як бы… Э‑э, шось я заинтересувався очень и забуваю, шо ты по‑нашому нэ понимаешь.

Забавно, но командир украинцев и правда в некоторых моментах частенько переходил на украинский, перемешивая слова в дичайший суржик.

– Не то, чтобы мы тебе не верили, но и поверить тоже не много причин, – взялся вместо него говорить Иван, который умел изъясняться на очень чистом русском, когда хотел. – Но откуда такая информация, ты можешь сказать?

– Ну‑у, – задумчиво протянул Андрей, помня требование Астафьева. – Есть одна организация с кучей учёных. Очень скрытная. Мы долго искали к ним подходы, и когда нашли – у них и добыли всю информацию.

– А доказательства?

– Тут сложнее, но всё, что они рассказали, мы записали на диктофон и потом долго анализировали, сопоставляя с тем, что смогли узнать сами, и пришли к выводу, что они не лгут. В любом случае даже если бы солгали, исходя из того, что я знаю про «Путь просвещения» – они всё равно не внушают мне любви.

Молчание, наступившее после этого разговора, длилось минут пять. Украинцы озадаченно обдумывали услышанное, а Андрей размышлял о том, насколько же сильно ему хочется удавить всех этих чёртовых сектантов.

– Если это всё правда, то даже не знаю, что тут сказать, – выдал пустую фразу Иван, которого слова Андрея сильно потрясли. – Разве ж такое может быть? Что кто‑то по прихоти убил столько людей? Почти устроил конец света?

– Как видишь, – вздохнул Андрей. – Но учёные сказали, что вроде как секта не задумывала так, это случайно вышло, из‑за просчёта, но как бы то ни было – всё из‑за них.

– А эти учёные, откуда это знают? – скептически уточнил командир.

– М‑м… Кажется, они говорили, что к ним поперебегали некоторые учёные из секты. Эти и рассказали.

– Учёные‑хрены копчёные, – недобро сказал Иван. – Ох, парень, правда‑неправда, но заставил ты меня задуматься. Я и не думал никогда, что всё то могло быть кем‑то сделано. Я всегда считал, что очередная болячка вылезла, которые время от времени появлялись. Просто с этой не справились, а оно вон как…

– Я тоже не думал, пока не узнал. Но всё сходится. Секта сейчас самая сильная, самая многочисленная, обеспеченная и вообще. Они всех подминают, всех пытаются обратить, подчинить, подавляют инакомыслие, – горячо проговорил Андрей, а потом, подумав пару секунд, уверенно добавил. – Они – зло.

– Вот тут так уж точно, и доказательств никаких не надо, – согласно закивал командир. – Потому‑то мы с ними и воюем.

Некоторое время все молчали.

– Кстати, а как же другие украинцы? Те, что к ним примкнули – вы и с ними воюете? – спросил Андрей.

– Ну‑у, не особо, – ответил Иван. – Мы с ними стараемся не сцепляться, тут и без них хватает. Мы грабим обозы, нападаем на колонны, по мелочи, в общем. У наших мы разве что скотинку угоняем.

– А они к вам как?

– Те, шо не служат, которые мирные, то нормально. А те, шо им голову промыли и поставили служить в боевики – то те ещё злыдни, – на этот раз ответил командир. – Всё к тому идёт, шо придётся и их стрелять. Нет у нас другого выхода. Иван вон, вообще своего собственного сына убил. Своими же руками. Те, шо промытые – то уже не люди. То ублюдки.

Иван, опустив голову, утвердительно закивал.

– То вы, говоришь, потеряли тут кого‑то? – решил сменить тему командир.

– Да, но не знаю, живой он или нет. Если вдруг встретится вам Толя Черенко – то принимайте его с распростёртыми объятиями. Больше него секту, наверное, ненавижу только я, – Андрей улыбнулся.

Украинцы задумчиво покивали, потом обменялись взглядами, и Андрею показалось, что даже несколько раз кивнули и подмигнули друг другу. После этого Иван поднялся и снова ушёл за тот самый куст, откуда принёс солнечные батареи, но на этот раз вернулся с небольшим мешковатым рюкзачком в руках. Из рюкзачка он вынул добрую охапку немного увявшего зеленого лука, полбуханки ржаного хлеба, солидный кусок сала с мясной прослойкой и бутылку с какой‑то мутноватой, белесой жидкостью. Андрей сразу понял, что это такое и слегка нахмурился.

– Считай, шо это мои извинения за вчерайшее. Отказ не принимается, – состроив угрожающую гримасу, объяснил коренастый командир. – Меня звать Матвей. Будем знакомы.

Он протянул Андрею увесистую ручищу, и они обменялись крепким рукопожатием. Толя такой жест точно бы оценил.

– Ох, ну раз не принимается… – вздохнув, Андрей немного натянуто улыбнулся.

Не любил он алкоголь и не очень понимал в чём его прелесть и почему столь многих к нему так тянет, но он не чувствовал в себе сил отказывать в данной ситуации. Если это нужно, чтобы наладить с украинцами более тесный контакт… Ну, что не сделаешь ради своих?

– А это нормально? Ну, в смысле, ситуация – мы же ещё час назад стали бы друг в друга стрелять, – решил спросить Андрей.

– Нормально. Мы тогда не знали ничего. А даже если шо – мы же тоже перестраховались, – подмигнул Андрею Матвей.

Из рюкзака тем временем появились ещё и двухсотграммовый стеклянный стакан и три вареных яйца.

– Ну, значится, к делу, – предложил Матвей.

Иван достал нож, нарезал сало и хлеб. Затем налил полстакана самогона, сказал короткое «будьмо», и залпом выпил, сразу занюхав хлебом. Матвей в точности повторил ритуал, а затем налил Андрею. Романов понюхал жидкость, с трудом подавил желание закашляться, и прикрыл глаза.

– Давай‑давай, на вкус она ше лучше, – хихикнув, подбодрили его новые знакомые.

Выдохнув, Андрей тоже залпом выпил обжигающую жидкость и поставил стакан на землю. Рот и горло обожгло так, что он весь покраснел, а из глаз брызнули слезы. Страшно было вдохнуть или выдохнуть, так что Андрей быстро схватил кусок хлеба, положил на него сало и отправил в рот, пытаясь как‑то сбить жжение. Вскоре его стало понемногу отпускать, но нормально заговорить он смог не сразу. Его старшие товарищи снисходительно посмеивались, но не подшучивали и вообще воздержались от каких‑либо комментариев.

– Ух, и крепкая, – Андрей сумел, наконец, выдавить пару слов.

– Ещё по одной? – тут же спросил Матвей.

Андрей в ужасе замахал руками. На этот раз украинцы засмеялись, неторопливо жуя жестковатый, немного зачерствевший хлеб и лук. Им такой напиток заходил явно лучше.

– То куда вам дальше, Андрей? Куда пойдёте? – жуя, спросил Матвей.

– Мы всё время шли на восток, но постоянно отставали, – ответил, подумав, парень. – Сейчас пойдём туда же, но догоним ли своих… не знаю.

– Почему сомневаешься? Не веришь в свои силы?

– Ну‑у, верю, конечно, но секта постоянно жмёт и мы вот‑вот выйдем из территории, для которой у нас есть карта. Дальше придётся идти вслепую, а это ещё больше нас замедлит, – посетовал Романов.

Украинцы задумались. Пока молчали, Иван показал на бутылку, а командир утвердительно кивнул. Ваня налил самогон, но на этот раз гораздо меньше, чем в предыдущий. И снова короткое «будьмо». Матвей опять повторил за ним и налил Андрею. Тому как раз ударила в голову предыдущая порция, и он с опаской и тоской посмотрел на стакан. Украинец понял суть этого взгляда и не стал настаивать.

– Добро, заставлять не будем, – ухмыльнулся он.

– Знаешь что, Андрей? – спросил вдруг Иван, и Романов вопросительно посмотрел на него. – Я могу пойти с вами проводником.

Матвей тут же покосился на него и перестал жевать.

– Но это только если наши побратимы вернутся, – уточнил Иван.

– Это, товарищи в смысле? Конечно вернутся, – заверил его Андрей. – А на счёт проводника – это бы нам о‑очень помогло.

– А для нас стало бы потерей, – неодобрительно заметил Матвей, всё ещё недовольно косясь.

– Та годі тобі, куме, – отмахнулся Иван. – Я туди й назад.

Андрей понял только три слова, так что оказался далёк от полного смысла сказанного.

– Ну, гляди, – буркнул Матвей, жуя сало, и в этот раз первым налил себе самогон.

Украинцы выпили по третьей, а Андрей снова взглядом попросил разрешить ему пропустить. В голове у него и без того зашумело так, что он даже немного испугался. Вот это он докатился – пить самогон с совершенно незнакомыми, вооружёнными людьми, которые наверняка посадили рядом засаду. Задумавшись об этом, он в наказание врезал сам себе увесистую пощечину. Украинцы с удивлением уставились на него.

– Ты чого? – озадаченно поинтересовался Матвей.

– Да что‑то разобрало меня, – соврал Андрей, раскрасневшись.

– Поешь. Оно отпустит.

Парень решил последовать совету бывалых дядек и принялся за еду. Он с самого начала пускал на неё слюни и готов был съесть всё сам, но тот первый стакан самогона напрочь отбил у него аппетит.

– Так что? Нужен тебе проводник? – уточнил Иван через минуту.

– Да, – энергично кивнул с набитым ртом Андрей. – Ты бы нас сильно выручил.

– Ну, тогда ждём наших хлопцев.

На том и порешили. Больше никто не пил, и Иван спрятал бутылку со стаканом обратно в рюкзак. Вскоре они расправились и со съестным. Андрей отметил, что никогда в жизни ещё не ел такого вкусного сала и задумался: может ли влиять на это самогон, или дело в самом сале? На чувство постоянного голода, которое преследовало его последние недели, он подумать забыл.

Когда через полчаса в балке появились Шелковский со своими бойцами и пленные украинцы – Андрея уже немного отпустило, и когда он отдавал им приказы, то был уверен, что язык у него почти не заплетался. И чего это Шелковский так подозрительно пялится?

На зарядку всех раций ушел почти весь день, который они просидели уже впятером – четверо украинцев и Андрей. За это время они успели многое обсудить и рассказать друг другу. Украинцы оказались не только приятными, добродушными людьми, но и интересными собеседниками, так что мнение Романова о них кардинально изменилось. Командир их признал, что проявил редкостную паранойю, но обсудив это, все сошлись во мнении, что иначе просто нельзя – «Свободная Украина» и «Путь просвещения» ведут на них нешуточную охоту, и борьба идёт не на жизнь, а на смерть, так что, учитывая разницу в возможностях сторон, паранойя никогда не бывает лишней. Матвей признался также, что даже сейчас, когда он уже пообщался с Андреем и вроде бы разобрался, что он за человек, всё равно не может полностью освободиться от мысли, что всё это может быть тонкой игрой, подставой секты с целью найти место базирования партизан и ликвидировать их.

Несмотря на всё пережитое за эти два дня, Андрей не осуждал украинца. Более того – он даже был рад тому, что смог узнать от них о секте, прочувствовал, так сказать, их опасения, их ненависть к сектантам, но вместе с тем и уважение, как к опасному, коварному и изобретательному врагу. Но больше всего парня по прежнему интересовала и волновала ситуация с Иваном и его отрядом, который ликвидировали непонятно какими силами. Ясно было только, что действовала какая‑то уникальная по своему вооружению тяжёлая пехота, аналогов которой никто раньше не видел, и даже не слышал ни о чём подобном. А неизвестность всегда пугает больше всего.

Когда все рации были заряжены, солнце уже уверенно двигалось к горизонту, но до темноты оставалось ещё много времени. Настала пора прощаться. Андрей поднялся и как‑то странно и немного неуклюже помахал рукой, будто потерял равновесие и пытался его восстановить. Это был условный знак. Украинцы изучающе посмотрели на парня, но ничего не сказали.

– Ну, что, хлопче – удачи вам, – дружелюбно пожелал Матвей и пожал своей могучей ручищей руку Андрея.

– И вам тоже удачи. Спасибо за всё.

Они успели переброситься ещё парой слов, когда увидели, как по склону осторожно спускается человек с винтовкой.

– Твоя страховка? – поинтересовался Матвей, кивком указывая на склон.

– Не вся, разумеется, – ответил Андрей.

Матвей с Иваном просто наблюдали за этим человеком, а остальные потянулись к оружию. Лёша тоже был вооружён и их опасения были понятны, потому Андрей не стал ничего им говорить. Он сильно сомневался, что кто‑то начнёт стрелять, так что пусть делают так, как им спокойнее. Когда Корнеев подошёл ближе, и все увидели, что никаких агрессивных действий нет, то снова расслабились.

– Всё в порядке? – поинтересовался Андрей у Лёши.

– В полном, – невозмутимо ответил тот.

– Бери часть раций, а я – остальное.

Корнеев молча двинулся к рациям.

– Я помогу, – уверенно сказал Иван и сразу же пошагал следом.

– Не понял? – удивился Андрей.

– Ну, я же с вами пойду, – объяснил тот, помогая Лёше паковать в рюкзак рации.

– Э‑э… Я думал, что ты шутил на счёт этого.

– Якшо честно, то я тоже, – нахмурился Матвей.

Далее у них случилась небольшая перепалка на повышенных тонах на украинском, которую Андрей не понял, но тот факт, что Лёша на неё вообще никак не отреагировал, означал, что волноваться не о чем. Собравшись, они ещё раз пожали руки украинцам и стали карабкаться на склон. Иван остался ещё на минуту, по очереди обнимая всех и пожимая руки, а затем быстро догнал новых товарищей. Выбравшись наверх, они обернулись и увидели, как трое мужчин медленно удаляются от них по дну балки.

– О чём вы ругались? – решил всё‑таки поинтересоваться Андрей.

– Дурня. Кумовство – оно такое, – отшутился Иван.

– Тот, внизу, предположил, что мы можем использовать Ивана для того, чтобы раскрыть местоположение их лагеря, – рассказал вместо него Лёша.

Иван помнил, что Корнеев прекрасно понимает украинский и не сомневался, что его разговор с Матвеем в итоге всё равно станет известен Андрею, потому сейчас вообще никак не отреагировал.

– Значит, он всё равно не доверяет нам, – задумчиво сказал Андрей, глядя вслед удаляющимся фигурам украинцев.

– Не забивай себе голову, – посоветовал ему Иван. – Он никому не доверяет. Даже мне. Но такая у него задача. Главное, что я доверяю вам.

Больше они к этому разговору не возвращались. Но Корнеев ещё некоторое время крутил в голове варианты, среди которых со значительным перевесом побеждал тот, что Иван пошёл с ними, чтобы шпионить.


Глава 3.1. Чаша страданий



1

Четыре дня в Горшечном, вопреки её ожиданиям, пролетели очень быстро. Настроенная отцом и Штерном на то, что Гауфман умён и хитёр, поначалу Аня относилась к нему с большой настороженностью, но чем больше его узнавала, тем меньше напрягалась.

В начале она, словно сапёр, осторожно, шажочек за шажочком, ощупывала минное поле под названием «Марк Гауфман», пытаясь понять, что он за личность, на что способен и что может скрывать. Внешне он был безупречен: красивый, ухоженный мужчина, галантный, внимательный, с невероятным голосом, которого и одного, наверное, могло бы хватить, чтобы заинтересовать женщину. Такого Аня ещё невстречала даже в окружении отца. Там в основном были напыщенные придурки либо самоуверенные козлы. Из тех, что пониже рангом временами попадались интересные экземпляры, но все они чего‑то или кого‑то боялись и постоянно оглядывались, чем сводили на нет любой интерес Ани, даже если поначалу она позволяла себе окунуться в какие‑то непродолжительные близкие отношения.

Но постепенно она убеждалась, что Марк совсем не такой, как все, кого она встречала раньше. Конечно, он тоже излучал уверенность в себе и своём положении, но делал это не через демонстрацию своей власти или агрессивное давление на окружающих, как Аня частенько видела у других, а совсем иначе. Вокруг него царила здоровая, дружелюбная атмосфера, и ощущалось, что окружающие относятся к нему с уважением не из‑за его положения, а потому что действительно уважают.

Аня была предупреждена, что он не так прост, как может показаться на первый взгляд, и потому постоянно искала хоть что‑нибудь, за что можно зацепиться, но безуспешно. Поначалу она даже думала, что происходящее ‒ театр, устроенный специально для неё, но буквально через день это ощущение исчезло. Отец с Генрихом неплохо натаскали её на счёт того, что и где искать, как правильно слушать и выводить на нужные темы, но пока что ничего, стоящего внимания, Аня не нашла: Марк был осторожен в высказываниях, остроумен в обычных разговорах и точен в рабочих вопросах. Ни в отчётности, ни в работе его людей Аня не видела ничего такого, что могло бы привлечь её внимание. Мелкие оплошности не в счёт.

У него был порядок на складах, на производствах и в логистике. Не было странных, необъяснимых потерь и исчезновений грузов, массовых поломок техники или перерасхода горючего, не проводились никакие необъяснимые строительные работы. Везде всё было в полном порядке. Впрочем, неоправданные расходы или падение объёмов производства, как правило, приводили к появлению неприятных людей и серьёзным последствиям, потому все старались работать ответственно, так что тут всё было вполне ожидаемо.

Всё шло вполне приемлемо, чётко по плану Ани и отца. Она трепала всем нервы, вела себя нахально и сумасбродно, но на хозяина здешних мест это почему‑то не действовало. Потому единственной реальной проблемой для Ани стал сам Марк Гауфман, который своим непривычным для неё поведением, сильно впечатлил её.

День за днём, постепенно, он покорял её своими удивительными для неё качествами. В последнее время её окружали только суровость и безразличие отца, и собственные тяжёлые мысли, а единственным спутником было одиночество. С Марком она почувствовала интерес, ощутила заботу, которую он проявлял во всём, причём чаще всего делал это лично, а не полагался на подчинённых. Он умудрялся развлекать её даже в серьёзных вопросах, где шутки, казалось, были совершенно неуместны, и любое, даже самое скучное и рутинное занятие, умел сделать запоминающимся. Впервые за долгое время она почувствовала себя женщиной и почти забыла обо всём.

Поначалу она опасалась начинать тонкие игры на тему «Рассвета», пока не прибыла её поддержка, но позже начала задумываться о том, хочет ли она вообще подкапываться под человека, который казался ей столь достойным. И чем больше он покорял её, тем больше ей хотелось, чтобы никто не приезжал, а она сама осталась здесь, в компании этого зрелого сорокалетнего мужчины.

По прибытии Аню поселили в большом двухэтажном доме, в котором было по шесть квартир на каждом этаже. Половина из них была занята постоянными жильцами из офицеров Гауфмана, а в остальных обычно поселяли его гостей. Это Аня узнала у пожилого привратника, когда как‑то утром решила с ним немного поболтать. Но где на самом деле находились все эти люди и их семьи, Аня так и не поняла, потому что за четыре дня никого, кроме привратника, ни разу не видела и не слышала.

Вечером водитель, как обычно, привёз её к дому и высадил у парадного. За ужином они с Гауфманом немного выпили, но когда Аня выбралась из машины, то по ощущениям поняла, что, похоже, не так уж и немного. Водитель тоже это заметил.

– Может, вам помочь? – неуверенно бросил он вдогонку.

– Сама справлюсь, – грубо отрезала Аня и почти ровно пошла ко входу.

Воспользовавшись магнитным ключом, она открыла дверь и вошла в хорошо освещённый подъезд. Уже четвёртый раз она шла здесь и четвёртый раз задумывалась о том, что у Гауфмана всё так устроено, будто не было никакой эпидемии. Показавшийся ей поначалу серым и неприветливым городок, на деле оказался полной противоположностью: освещённые улицы, освещённые дома, большой, ухоженный сквер, где по вечерам прогуливаются парочки, и чистота везде. Нет толп вооружённой охраны и караульных, но гремят гусеницами боевые машины, даже лошадей и собак почти никогда не слышно. Изредка только где‑то издалека приносило рокот вертолета, а один раз она слышала, как движется поезд.

Поднявшись по лестнице, Аня заметила, что в коридоре стоит высокий мужчина в офицерской полевой форме и кепке. Он стоял спиной к девушке, но как только она поднялась на этаж и остановилась в задумчивости, повернулся к ней.

– О, не ожидал встретить здесь такую красавицу. Девушка – вы, словно богиня, – медленно, но с придыханием сказал он.

Аня вздрогнула ещё при первых же словах. Она уже целые три дня с нетерпением ждала их.

– Иди ты к чёрту со своими дешёвыми подкатами.

Девушка ответила заранее обусловленной фразой, но из‑за волнения интонация совершенно не соответствовала смыслу сказанных слов. Хорошо, что их не слушали посторонние, а то могли бы возникнуть ненужные подозрения или даже вопросы.

– Простите, не хотел вас оскорбить, – закончил офицер, тем самым окончив процедуру, а затем, шагнув к Ане и опустив голос до чуть слышного ей, спросил. – Где мы можем поговорить?

На мгновение Аня застыла в нерешительности, опасаясь впускать в свою комнату кого‑то незнакомого, но это ощущение быстро прошло – это был «свой» человек. Он знает, кто она и точно её не обидит. Не рискнёт.

Сделав приглашающий жест, Аня двинулась по коридору и подошла к нужной двери, с удивлением отметив, что опьянение куда‑то улетучилось. Ключ уже был у неё в руках и через несколько секунд они вошли внутрь предоставленной в её распоряжение двухкомнатной квартиры.

– Как ты попал сюда? Для этого нужен магнитный ключ, – спросила она, когда дверь оказалась закрыта.

– У меня он есть. Мы – соседи.

Офицер показал маленький плоский кусочек пластмассы на брелке, такой же как у Ани. Она кивнула.

– Что дальше? – спросила она.

– Пока ничего. Я пришёл, чтобы установить контакт и предупредить вас, Анна Игоревна. Оставайтесь здесь, никуда не выходите, но и не запирайте дверь. В течение часа появится командир группы и сразу придёт к вам. К этому времени подготовьтесь предоставить ему всю информацию, которую смогли собрать за эти дни.

Он дал ещё несколько коротких инструкций и очередную фразу‑пароль для встречи с командиром.

Этот мужчина в форме был старше её, но вряд ли больше чем на пару лет. Однако его манеры совершенно не соответствовали его возрасту. То, как он говорил, что он говорил и как при этом смотрел на собеседника, его непринуждённая, но уверенная, монолитная поза – от него прямо веяло какой‑то стальной уверенностью в себе и своих действиях. Аня чувствовала, что у этого человека немалый опыт и ей прямо хотелось выполнять эти его инструкции. Это было для неё будто игрой.

– Я всё поняла. И выполню в точности, – серьёзно ответила она.

– Тогда хорошего вам вечера, Анна Игоревна.

Мужчина поднялся, тихо, совершенно бесшумно подошел к входной двери и прислушался. Подождав немного, он осторожно нажал на ручку и вышел в коридор. Дверь за ним закрылась так же бесшумно, как и открылась.

Оставшись одна, Аня долго обдумывала результаты своей деятельности, но неизбежно приходила к выводу, что ничего полезного не обнаружила. Из‑за этого она с некоторой тревогой ожидала появления ещё одного гостя, но когда этот гость, наконец, вошёл в дверь, и она увидела уже знакомый ей маслянистый взгляд на красивом лице, то её тревога возросла на порядки, и причина этой тревоги оказалась совершенно другой. На неё смотрел никто иной, как подполковник Третьяков.

– Ой, неужели я, болван, ошибся дверью? Это что, не девятая?

На несколько секунд Аня утратила дар речи, тупо глядя на Третьякова, терпеливо ожидающего её ответа с лёгкой улыбкой превосходства. Он заметил её замешательство и не посчитал нужным скрыть своё удовольствие от впечатления, которое произвёл. Аня нравилась ему. Он ещё в Ольховке не раз с интересом поглядывал на неё, но никак не ожидал, что после сцены с предательницей ему посчастливится снова с ней встретиться, да ещё и при таких обстоятельствах.

Наконец, Аня справилась с ошеломлением и сумела собраться, чтобы ответить, но ни тембра, ни нужной интонации выдать так и не смогла. Паршивый из неё шпион.

– Читать научись, идиот. Это восьмая, – еле выдавила она.

Третьяков позволил себе кривую ухмылку, вернулся в коридор и осторожно закрыл дверь изнутри. Затем неторопливо и самоуверенно, будто хозяин, прошествовал обратно в комнату и уселся на пуфик у стены напротив сидевшей на кровати Ани. Шикарный, изображающий закат гобелен, занявший почти всю стену за спиной Ани, он удостоил лишь мимолётного взгляда, сосредоточившись на девушке. Если его товарищ, бывший здесь не так давно, излучал ауру уверенности, то Третьяков излучал совершенно иное – угрозу, смешанную с непредсказуемостью, которые вместе создавали большое напряжение у собеседника.

Его стоило бояться, но Аня не желала этого признавать, поскольку у неё была самая лучшая в этом мире защита – её отец. Так что она сумела подавить первое замешательство и позволила себе лишь опасаться Третьякова, его почти незаметной ухмылки и маслянистого взгляда.

– Докладывайте, – уверенно потребовал он, отметив, что девушка вернула себе самообладание.

Аня кратко пересказала всё, что считала важным. Описала своё мнение о Гауфмане и его окружении, с которым успела познакомиться, и сообщила о том, что без команды поддержки не решалась на более наглые действия. Чем больше она говорила, тем более уверенно чувствовала себя в компании молчащего, но не спускающего с неё взгляда подполковника. Под конец её даже перестал раздражать его скользкий, с оттенком пошлости, взгляд. Она просто перестала обращать на него внимание.

– Ясно, – коротко выдал в конце Третьяков. – Полезного… ничего. Я разочарован.

Если он хотел этим зацепить Аню, то ему удалось.

– Иди ты к чёрту! Разочарован он. Что я, по‑твоему, должна была делать?! Он хитёр и умён…

– Тише, не заводитесь, Анна Игоревна, – Третьяков снова позволил себе надменную улыбочку.

Аня прищурила глаза и зашипела:

– Будешь так лыбиться…

Подполковник резко перешёл в контратаку.

– И что? – не дал ей договорить он, и вызывающим тоном продолжил, намекая на её беспомощность. – Что вы сделаете, Анна Игоревна?

Девушка мгновенно вспыхнула и ещё больше прищурила глаза, а если бы была кошкой, то и уши бы прижала, но через несколько секунд эмоциональная вспышка уступила место опасению, а затем и логике. Ведь и правда – что она могла сделать? Впрочем, кое‑что могла.

– Ну и ладно, – она отвернулась и надула губки, скрестив руки на груди.

Мужчина, сидящий на пуфике, снова улыбнулся, но на этот раз улыбка была самой обычной. Скосив глаза, Аня отметила, что ранее не видела, чтобы он так улыбался, и что простая улыбка ему идёт. Просто поразительно, что у душегуба может быть такая вполне приятная внешность.

– Ну, простите меня, простите. Давайте не будем ссориться, – в итоге сказал он.

Слова прозвучали примирительно, но чуть заметный налёт издёвки был. Он даже не пытался скрывать, что считает себя выше её, что его позиция сильнее, и что это он тут главный. Он просто нагло, показательно подчинял её.

Аня всё так же косила глаза, а Третьяков улыбался. В конце концов, она оттаяла. Во многом благодаря тому, что пока дулась – придумала кое‑какой план. Она перестала дуться, положила изящные ручки на колени и расправила спину, тем самым ещё больше выделив грудь, и повернулась к Третьякову. Выглядела она потрясающе, да и лёгкий алкогольный дух, витавший в воздухе, говорил о многом, так что подполковник уже во второй раз с момента своего появления в этой комнате поймал себя на грязных мыслях.

– Раз нам работать вместе, то, может, перейдём на ты? – не особо на что‑то надеясь, поинтересовался он, не дожидаясь пока она сама заговорит.

Ситуация требовала паузы, и Аня театрально её выдержала, стараясь максимально правдоподобно имитировать на лице сомнения и задумчивость, а главное – никак не выдать изумления, ведь она и сама намеревалась предложить то же самое.

– Ладно уж, – кивнула она, наконец. – Но ты моё имя знаешь, а вот я твоё – нет.

– Владислав, – сразу кивнул Третьяков. – А для близких друзей – Влад. Хотелось бы, чтобы мы стали близкими.

Фраза было очень двусмысленной, и Аня внутренне содрогнулась от этих слов и тона, которым они были сказаны, но сумела не показать этого.

– Так что дальше? Как будем работать? У тебя есть план? – вслух поинтересовалась она, проигнорировав его последние слова.

Влад, немного опустив лицо, оценивающе смотрел на неё исподлобья, под плотно сжатыми губами водя по зубам языком.

– Работы с «Рассветом» ты ещё не касалась, а именно она интересует нас больше всего…

– Не касалась, потому что боялась, – кротко, оправдываясь, перебила его Аня. – Я уже научена на собственном опыте, насколько опасно всё, что касается этой организации. В том числе и благодаря тебе.

Третьяков по‑прежнему смотрел на неё исподлобья и при её словах в нём совершенно ничего не изменилось. По крайней мере, Аня не смогла выделить на его лице ни малейшей реакции на сказанное.

– Боялась чего?

– За свою безопасность, конечно же.

– А ты чего, даже без ствола, что ли? – на лице у него всё было по‑прежнему, но вот в интонации проскочило удивление.

– Ну‑у, да. Я как‑то и не подумала… – задумавшись об этой оплошности, Аня слегка смутилась.

Несколько секунд Влад сверлил её взглядом, потом почему‑то заметно оживился и заговорил.

– Да пофиг. Теперь он тебе и не нужен, – уверенно сказал он.

Глаза его почему‑то заблестели.

– Короче, начинай влезать в его дела по «Рассвету», – продолжил он так, будто она только что ничего и не говорила. – Познакомься с отделом, который с ними работает, просмотри их заявки на поставки, даты поставок, места встреч, лиц, отвечающих за это и тех, кто реально их провёл. Особенное внимание удели тому, насколько объёмы запросов совпадают между собой и не менялась ли частота поставок, а также не делались ли замены среди ответственных за контакт лиц. Сверь всё, но делай это так, будто просто пришло время заняться «Рассветом». Не показывай своего интереса.

Он сделал паузу. Аня утвердительно кивнула, показывая, что всё поняла. Через пару секунд Влад продолжил.

– А вот дальше, насколько я помню наши с тобой инструкции, тебе придётся воспользоваться одним из двух путей: либо затащить его в постель, либо попытаться втереться в доверие через желание отомстить Штерну. Можешь даже обоими сразу.

При словах о постели Аня слегка покраснела, но ничего не сказала. Было странно, что она не почувствовала того негодования, которое ощутила, когда некоторое время назад нечто подобное ей сказал отец. Наверное, Гауфман действительно пришёлся ей по душе.

– Как действовать – выбирай сама, но никаким другим способом ты его за короткое время не раскроешь. Если ты провалишь эту задачу – нам придётся внедрять кого‑то на очень долгий срок, а Игорю Алексеевичу это не понравится.

Аня вздохнула и смущённо потупила глазки. Затем стрельнула взглядом в Третьякова и снова сразу отвела их, чуть‑чуть покраснев. Через десяток секунд она опять подняла взгляд на наблюдавшего за ней и ожидавшего чего‑то Влада.

– Говори уже, – властно сказал он.

Она подняла лицо, на котором теперь не было заметно и следа смущения, и посмотрела ему в глаза. Третьяков вёл себя точь‑в‑точь так, как она себе и представляла, но настоящий ли это Третьяков? Он такой и есть по своей натуре или специально пытается играть перед ней определённую роль? Аня провела в Ольховке достаточно времени, чтобы слышать о том, насколько хитёр и коварен руководитель тамошней службы безопасности. Сам факт того, что Владов продолжил использовать его за пределами Ольховки даже после ситуации с Таней, красноречивее любых слов говорил о том, что способности Третьякова отмечены и оценены очень высоко. Кстати, может, и сцена с Таней была специально срежиссирована при участии отца? Впрочем, сейчас это не имело значения.

Продолжая смотреть на Влада, Аня сделала лёгкий вдох и приоткрыла рот, показав белые зубы, но тут же закрыла его. Она хотела что‑то сказать, но то ли не решалась, то ли не могла подобрать нужные слова.

– Понимаешь, я… – начала она, слегка запинаясь. – Даже не знаю как это сказать…

Она подвигала плечами и шеей так, будто что‑то сковывало её и ей очень хотелось освободиться. Выглядело это невероятно сексуально. Под конец этих движений она на секунду томно прикрыла глаза.

– Да говори же, чего ты тянешь?

Слова Влада были всё ещё требовательными, но голос прозвучал заметно мягче и заинтересованнее.

– То, что вы сделали с Таней… – Аня закатила глаза к бровям, как обычно делают люди, когда вспоминают что‑то или подбирают слова.

Не дождавшись продолжения, Влад сам решил проявить активность.

– Если ты считаешь, что я в чём‑то виноват…

– Нет, – резко перебила его Аня, махнув рукой. – Я не о том. Ну, то есть… Ты, конечно, тот ещё урод, выбирая такие методы работы, но главное ведь эффективность, да?

Её взгляд не выражал осуждения или ненависти, даже злости в нём не было. Дыхание Ани ускорилось, но затем она сделала два глубоких вдоха и немного успокоила его. Третьяков это отметил.

– Ты можешь нормально сказать, в чём дело? – он попытался подтолкнуть её. – Вот просто, как есть. Я всё пойму.

– Ну‑у… То, что там было… Это мне… – произошла очередная заминка, во время которой Аня немного прищурила глаза и искривила губы.

Терпение Третьякова измерялось очень большими числами, но и оно стремительно расходовалось, когда дело заходило о таких пикантных вопросах. Он чувствовал в происходящем сексуальный подтекст, но не желал строить догадки.

– Да что? – мягко, но с нетерпением спросил он. – Давай же, просто скажи.

Аня одарила его томным, с хитринкой и вызовом, взглядом. А потом быстро заговорила.

– Короче, я испугалась. Даже ужаснулась. Но потом… эта картина ещё не раз вставала у меня перед глазами и я… Даже не думала, что такое может быть, но… Короче, меня это возбуждает.

Брови Третьякова чуть заметно дрогнули, а на лицо вылезла плотоядная ухмылочка. Он долго молча и оценивающе рассматривал Аню, но красивая девушка, сидевшая перед ним, тоже уверенно смотрела на него и лишь чуть немного покраснела.

– И что именно тебя так возбудило? – дрогнувшим голосом поинтересовался он и тут же прочистил горло.

Аня поводила головой из стороны в сторону и смущённо отвела взгляд, не зная как именно ей описать то, что она почувствовала. Потому что на самом деле она чувствовала отвращение, омерзение, ужас…

– Да ладно, не ломайся. Ты ведь начала этот разговор, так какой теперь смысл молчать?

Пауза была длинной. Значительную её часть Аня отчуждённо смотрела в какую‑то точку на стене, предоставив Третьякову возможность хорошо рассмотреть её профиль.

– Мне было очень жалко Таню, но как ни стыдно признать… Зрелище было возбуждающее. Когда мужчины властвуют, делают всё, что хотят, а женщина лишь безвольная кукла в их руках… Да, попади я снова в ту комнату – эмоции были бы уже совсем другие.

Она прикрыла глаза и чуть слышно застонала, и как ни сдерживался до этого Третьяков теперь он почувствовал как волна возбуждения прокатилась по его телу.

– Ты хотела бы быть на её месте? – осторожно поинтересовался он.

Девушка открыла глаза и посмотрела на него недоверчиво и осуждающе.

– Дурак, что ли? Конечно, нет.

– Тогда чего бы ты хотела?

Отвернувшись, Аня долго томила его с ответом. Влад буквально пожирал ей глазами, размышляя, правильно ли он всё понял. Если да, то стоит ли ему проявить настойчивость сейчас? Не упустит ли он возможность, если немедленно не сделает с этой феей то, что она и сама хочет, но боится попросить? Но было имя, вернее, фамилия, которая удерживала его от немедленного воплощения своих желаний в жизнь. Владов.

Тем временем, Аня созрела. Не глядя на Третьякова, она начала говорить.

– Вы её там отымели во все щели и отверстия. Это кайфово наблюдать, но уж точно не быть участницей, – она нервно хохотнула и продолжила. – Но на этом примере я поняла, что хочу… настоящего мужчину – сильного, властного, деспота. Который подчинит меня, – прикрыв глаза, она прерывисто задышала, – возьмёт меня силой: жёстко и бескомпромиссно. Если сможет.

Она вызывающе ухмыльнулась и повернула лицо к Третьякову, взглядом будто спрашивая: «справишься ли ты со мной?».

– Ох, детка, по тебе и не скажешь, что в тебе скрывается такой потенциал, – не выдержал этой пытки Влад.

Выражение лица Ани стало ещё более вызывающим, хотя внутри накопившееся напряжение продолжало расти по мере развития этой игры. Страх уже объявился и нарастал с каждой секундой, по мере того, как Аня осознавала, насколько опасно то, что она делает.

– Я и сама не знала, – сказал она.

Влад опустил одну руку в карман форменной куртки.

– Может… – он поднялся и сделал шаг к ней, но напоролся на защиту.

– Шутишь? С чего ты взял, что я хочу сейчас? – внутренне вздрогнув, быстро спросила Аня.

Влад замер и подумал секунду, глядя на девушку.

– А разве нет? Конечно, хочешь, иначе не завела бы этот разговор.

– Нет, не хочу! – она легонько оттолкнула его рукой. – Не сейчас… Но, возможно, скоро.

Третьяков застыл в нерешительности, вернее, никак не мог выбрать, как действовать. Дожимать её или нет? На три четверти он был уверен, что это игра. Но если и правда есть шанс заиметь такую породистую сучку… Такое потом долго можно будет вспоминать. Его немалый опыт подсказывал, что в таких, как она, и правда есть это скрытое бл. ство: грозные и дерзкие на людях – внутри они желают быть подчинёнными, а некоторые – даже изнасилованными.

Однако Владислав Третьяков при всех своих качествах и склонностях ни за что не занял бы тот пост, который занимал, если бы не умел в нужный момент удержать свою тёмную натуру в клетке, в которой она обитала значительную часть времени. И хоть сейчас ключ уже сделал один поворот в замке, клетка всё ещё оставалась запертой, хоть тьма уже неистово рвала её прутья.

А ещё он не был глупцом.

– Хорошо. Как хочешь, – вкрадчиво сказал он.

Аня сидела, не меняя позы, и смотрела на него взглядом, выражающим превосходство. Она победила. Это был вызов ему. Её маленькая месть.

«Вот как. Что ж, скоро мы тебя надломим», – внутренне улыбаясь, отметил Третьяков.

– Спокойной ночи, – вслух пожелал он и пошёл к выходу.

Дверь тихо закрылась, и Аня ощутила волну слабости, которая буквально парализовала её тело. Она ещё долго не могла найти сил встать и сходить в коридор, чтобы защёлкнуть замок.


Глава 3.2



2

Путешествие продолжалось. Толе по‑прежнему не везло с силками, но зато везло с ягодами, грибами и рыбой. Через сутки после первой рыбалки он набрел на лесное озерцо, где тоже сумел поймать несколько рыбин. Но на этом его везение не закончилось, потому что отправившись обратно в тень леса, неподалеку от озерца он обнаружил совсем коротенький, но глубокий овраг с крутой скалистой стеной на одном из склонов, а в этой стене на высоте нескольких метров – углубление в скальной породе в виде ниши с невысоким краем. В этой нише, в которую не так уж трудно было забраться, Толя устроил себе идеальное лежбище, в котором его практически невозможно было обнаружить.

Это место настолько ему понравилось, что он решил провести в нём день, чтобы отдохнуть и набраться сил. Скала была прохладной и в ней можно было с комфортом пересидеть дневную жару. Выстелив холодный пол наломанными в округе ветками, Толя даже немного поспал, а когда жара пошла на убыль – взялся за приготовление пищи. На дне оврага он нашел укромное место, где развёл костер и зажарил рыбу и грибы, а также дважды вскипятил прямо во фляге воду, используя сделанные заранее маленькие коробочки из бересты в качестве временной ёмкости для уже готового к употреблению кипятка.

Покончив со своей нехитрой хозяйственной деятельностью и ужином, Толя тщательно забросал тлеющие угли землей и камнями, неторопливо забрался в своё новое укрытие, и умостился на мягком ложе, намереваясь пораньше лечь спать. Стоял полный штиль и ничего не мешало Толе наслаждаться чистыми, не нарушаемыми шелестом листьев, звуками леса. Вокруг пели птицы, где‑то неподалёку стучал дятел.

Лежанка, несмотря на всю свою примитивность, оказалась очень комфортной.

«Ух, курва мать, прямо как в гостинице», – подумалось Толе.

Он повернулся на бок и в разрез между скальным краем ниши и её сводом стал рассматривать постепенно преображающееся небо. Вальяжно ползущие на запад, редкие облака всё больше окрашивались в оранжевый цвет, который становился всё насыщеннее по мере того, как склонялось к закату солнце.

Толя наблюдал за ними и размышлял о событиях последних дней и планах на будущее. Попадётся на этот раз кто‑нибудь в силки или нет? Пока что ему не везло с ними, но ведь один заяц в них побывал, хоть и достался в итоге не ему. Размышляя об этом, Толя услышал далёкий шорох, а затем ещё один. Похоже, что по округе бродил какой‑то зверь.

«Ну, дай бог», – скрестив пальцы, подумал Толя и осторожно выглянул из своего укрытия.

Шорох повторился, но в этот раз к нему присоединились и другие такие же. Уже отчётливо слышалась размеренная, неторопливая поступь нескольких существ, но что‑то в ней насторожило Толю. Он напряг слух и стал прислушиваться ещё более сосредоточенно. Да, похоже, он не ошибся – это точно было что‑то крупное: лось или ещё что. Такое животное в его силки не попадёт. Жаль.

Овраг, в котором находился Толя, был очень коротким, метров пятьдесят, не более. Далее его склоны становились пологими, как у обычного невысокого холма и где‑то далеко спадали в более глубокий яр. Чисто из интереса Толя продолжал наблюдать за местом расширения оврага, ожидая увидеть там животных, которые бродили где‑то рядом.

Шелест листьев и хруст веточек становился все громче. Чисто на слух Толя выделил, что это, скорее всего, пара существ, возможно, и правда лосей, хотя… лоси парами обычно не бродят. Разве что для гона, но для него ещё рановато…Интерес перерос в нечто большее – Толя увлёкся и уже с нетерпением ожидал, что же это такое может быть. Однако вскоре, когда звук стал доносится прямо оттуда, куда Толя как раз смотрел, к нетерпению стало примешиваться удивление: ведь он всё ещё ничего не видел. Или…

Глаза Толи невольно округлились и чуть не полезли из орбит, рот непроизвольно открылся да так и остался. Впереди что‑то двигалось, какие‑то… штуки. Они переливались, будто горячий воздух, искажая цвета окружения, размывая их и превращая в какой‑то удивительный, трудноуловимый глазом рисунок. Шелест травы и листьев определённо издавали они, но…

– Господи, господи, господи… – в ужасе прошептал Толя и невольно перекрестился. – Это что ещё за хрень?

Когда‑то в молодости, много лет назад, он видел фильм, в котором инопланетное существо создавало похожий эффект. Он помнил ощущения, которые вызывал тот фильм: тревогу, напряжение, опасность, и сейчас ощущал то же самое.

Ему хотелось спрятаться, но он продолжал следить за ними через щель в своём укрытии и боялся отвести глаза. Казалось, что если он это сделает, если отвернётся – эти существа сразу придут к нему, а этого ему сейчас хотелось меньше всего в жизни. Но, тем не менее, он чувствовал где‑то внутри, что если это произойдет, если они обнаружат его укрытие – ему конец. И чувствовал совершенно правильно.

Следя глазами за одним из существ, он в какой‑то момент потерял его. Оно просто перестало размывать окружение и банально исчезло, слилось с листвой и стволами деревьев. Сколько Толя ни моргал, как ни напрягал зрение – ничего не менялось. Но потом оно так же внезапно снова зашевелилось на своем месте, как до этого исчезло, и Толя понял, что оно просто останавливалось.

Невероятно! Остановившись, оно стало совершенно невидимым! Черенко больше не сомневался в том, что видел, но очень сомневался, что с ним самим всё в порядке. Дрожь внутри тела стала такой, что Толя с трудом мог сдерживаться, чтобы не ринуться из своего укрытия куда глаза глядят. Напряжение в теле заставило его медленно положить голову обратно на ветки, полностью укрывшись от любого наблюдения, и даже заткнуть рот ладонью.

Нереальность того, что он увидел повергла его в шок. Ему казалось, что даже его дыхание способно выдать его, и он в оцепенении лежал и прислушивался к происходящему. В какой‑то момент Толя услышал, как шаги минимум одного существа стали приближаться. Шаг за шагом оно подходило всё ближе, медленно и неумолимо.

«Вот дерьмо… неужели услышали? Увидели?», – такие мысли крутились в голове у Черенко, пока существо приближалось к его укрытию.

Оно остановилось внизу, почти под ним, и притихло, напоследок издав какой‑то странный, искусственный звук. Всё, что делало это существо, было необычно, нестандартно, нехарактерно для человека. Толя не слышал голосов, не слышал шуршания одежды или позвякивания амуниции, не было ни дыхания, ни каких‑либо ещё звуков – эта штука просто замерла всего в каких‑то паре‑тройке метрах от него и долго стояла так, не менее минуты, не издавая ни малейшего звука. Да любой нормальный человек пошевелился бы хоть как‑то, банально перенёс бы вес с ноги на ногу… Человек… Неужели это и правда НЕ человек?

Черенко успел прокрутить в голове несколько вариантов развития событий, самым лучшим среди которых ему показался ход с использованием последней боевой гранаты и попытки сбежать. Всё это осложнялось тем, что бронежилет вместе с разгрузкой и самой гранатой был снят и лежал в стороне. Если Толя соберется исполнить этот план, то ему нужно будет показаться в своём укрытии, снять гранату с разгрузки, бросить вниз… реально ли это вообще? Что могут эти штуки? Учитывая то, что Толя успел увидеть, а это было фактически ничего, их возможности казались ему безграничными.

Снизу донёсся какой‑то странный звук, будто заработал какой‑то механизм, и через мгновение Толя снова услышал медленные, размеренные шаги, которые постепенно удалялись от него. Через минуту к этим шагам присоединились и остальные, а ещё через пару минут все они разом стихли вдалеке.

Но это не помогло Толе прийти в себя. Он ещё несколько часов недвижимо пролежал в своём схроне, боясь даже пошевелиться. И плевать, что тело все затекло и хочется отлить – если он хоть на миг почувствует, что лучше будет притаиться ещё на пару часов, то он не задумываясь так и сделает. И он сделал, тем самым, вероятно, сохранив свою жизнь.

Эти хрени… Зачем они пришли сюда? Кто такие? Откуда? Похоже, они каким‑то образом заметили его костёр, но как? Они искали именно его? Нет, вряд ли, скорее наткнулись на него случайно… Что было бы, если бы они его нашли? А если бы обнаружили удящим рыбу на озере? К чёрту такие мысли. Есть вещи, о которых лучше не думать.

Когда уже совсем стемнело, ночной воздух принёс издалека звуки активной стрельбы и почему‑то Толя не сомневался чьих рук это дело. Это событие послужило для Черенко выстрелом стартового пистолета. Совсем не задумываясь о том, что его могли караулить, Толя собрал свои вещи и стремглав понёсся в сторону, противоположную звукам ночного боя.


3

Разговор с Третьяковым впоследствии обернулся для Ани большим стрессом. Начиная его, она и не думала, что этот человек может быть таким… Опасным? Нет, это не то слово. Опасный это само собой, но этого ничтожно мало, чтобы описать, что она чувствует, только вспоминая о нём. Помимо опасности там есть что‑то большее, какая‑то ужасающая, тёмная аура, сильнейшая воля, которую излучают его поза, движения, манеры и взгляд. Находясь с ним в одном помещении, Аня не чувствовала себя в безопасности. Создавалось впечатление, что он одним только взглядом может и избить её, и раздеть, и даже поиметь. Полнейшая непредсказуемость.

Да, безусловно, он ничего не может ей сделать, не может причинить никакого вреда, потому что тронь он её хоть пальцем, подойди чуть ближе, чем она того хочет, и он будет очень долго сушиться, подвешенный за яйца где‑нибудь, где захочет её отец. Но всё равно… Аня несколько раз прокрутила в голове их последний разговор с Третьяковым и нашла много чего, что посчитала странным.

Но больше всего её беспокоили два момента. Во‑первых, она теперь сильно переживала, что снова пошла на поводу у своей самоуверенности и стала играть с ним, надеясь его поддеть на сексуальной почве. Да, это было очень опрометчиво и импульсивно, потому что этот страшный человек определённо заинтересовался её словами, и Аня не могла с уверенностью сказать, что знает, как разыграть эту карту дальше. В тот момент ей очень хотелось сместить чашу весов на свою сторону, утереть нос этому зарвавшемуся ублюдку, который вёл себя с ней надменно. К тому же, она хорошо помнила, что пережила Таня, и понимала, что всё то, чему она стала свидетелем, произошло не без ведома Третьякова, а, может, даже специально было организовано именно так. И за это ей тоже хотелось хоть как‑то ему отплатить.

Во‑вторых, открытым оставался вопрос об участии в том представлении её отца. Он‑то, конечно, отрицал своё отношение, но привёл он её туда именно для того, чтобы она собственноручно убила Таню. По крайней мере, Аня была уверена, что всё обстояло именно так. Отец хотел знать степень её решимости, увидеть грань её возможностей, силу характера. Она могла поступить только одним способом, и Аня была даже рада, что, несмотря на потрясение, смогла сделать то, что сделала. Смогла выстрелить. Таким образом она и прекратила дальнейшие страдания подруги, и исполнила задуманное отцом. Знать бы только, что он на самом деле об этом думает: сделала она так, как он хотел, или нет? Эта непредсказуемость отца в последнее время беспокоила Аню куда больше, чем раньше.

Гауфман, как обычно, был внимателен и заботлив, но сегодня всё шло как‑то иначе. Его обаяние не действовало так, как до этого ‒ Аня была рассеянной и думала о чём‑то своем. Марк быстро это заметил.

– Аня, – он обращался к ней на «ты», как они договорились ещё вечером первого дня. – Ты в порядке?

– Д‑да, – ответила она, запнувшись.

«Чёрт, нужно взять себя в руки и перестать думать о Третьякове. Ничего он не опасен. Это всё его понты, желание быть крутым», – решила она.

Но он заложил в её душу зерно сомнения. Она всё утро думала о том, что её безопасность на самом деле зиждется только на имени и авторитете отца, но здесь, в этом городе никто не знает, что она его дочь, и на слово точно не поверит. Третьяков очень грамотно подметил – ей нужно оружие. И у неё уже был план, как его добыть.

– Слушай, так не хочется сейчас ничем заниматься. Настроения совсем нет, – вяло продолжила Аня.

– Ты будто заболела. Хочешь, я позабочусь о тебе?

Возможно, в чужих устах намёк звучал бы пошло, но Марк сказал это так нежно и тепло, с таким искренним участием, что уличить его в грязных мыслях не повернулся бы язык, даже если на самом деле они там были.

– Возможно, – не глядя на него, уклончиво ответила Аня. – Но мне кажется, что я просто хандрю. Эти дожди и постоянная облачность плохо на меня влияют…

В голове пронеслась фраза Третьякова: «начинай работать». А сразу за ней пришла идея, как можно извлечь из текущей ситуации максимум выгоды. Как бы ни нравился ей Гауфман ‒ отец ждёт от неё результата, и этот результат нужен и ей самой, чтобы как‑то изменить, наконец, непонятное отношение отца. Конечно, не хотелось бы добиваться его расположения, создавая проблемы такому человеку, как Марк, но Аня считала себя заложницей ситуации и решила, что если за Марком найдутся серьёзные прегрешения, то только тогда она будет думать, как поступить.

– Да и люди тоже портят настроение. Особенно мужчины.

– Ты намекаешь на кого‑то конкретного? – Марк скорчил обиженную гримасу и заискивающе посмотрел на неё.

– Глупый, – Аня чуть заметно улыбнулась и легонько ткнула его пальцем. – Ты любишь стрелять?

– Ого. Какая резкая перемена, – удивился Марк. – В кого ты хочешь стрелять? Надеюсь, не в Марину?

Аня звонко засмеялась. Может, не так, как смеялась, когда её совершенно ничего не заботило, но всё равно гораздо веселее, чем можно было ожидать в её настроении. Гауфман напомнил ей день приезда и её спонтанную «дуэль» с девушкой, выполнявшей роль то ли секретаря, то ли офис‑менеджера.

– Пока что нет. Так что на счёт пострелять?

– Вообще я так себе стрелок, но если хочешь – могу всё устроить.

– Да, очень!

Она с озорством глянула на него, и блеск в её глазах очень понравился Марку. Через десять минут их уже везли на машине к месту, где желание Ани должно было исполниться.

Этим местом оказался большой двор старого кирпичного здания, стены которого были испещрены следами упражнений множества стрелков до них. Двое человек находились тут и сейчас. Один стоял у специального столика с бортиками и возился с пистолетом, что‑то в нём проверяя. Другой как раз стрелял в круглую мишень, нарисованную краской на стене в тридцати метрах перед ним.

Аню поразило насколько быстро стрелял этот человек, а главное ‒ как долго он делал это без перезарядки. Ей уже приходилось стрелять из пистолета, и не раз, но подобного она ещё не видела.

‒ Что это у него за оружие такое? ‒ спросила она у Гауфмана.

‒ Не понял?

‒ Ну, он быстро очень стреляет. И патронов там, будто бесконечное количество. Слышал, как долго он стрелял без перезарядки?

Марк забавно искривил переносицу и посмотрел на Аню, вызвав у неё улыбку, затем повернулся к стрелку, который как раз перезаряжал пистолет, пару секунд смотрел на него, и окликнул.

‒ Долинский?! Майор, это ты?!

Стрелок повернулся и окинул Марка быстрым взглядом, а затем вскинул руку в приветствии. У него была аккуратно подстриженная пушистая борода и усы, что сейчас встречалось нечасто.

‒ Так точно, товарищ генерал, ‒ ответил он.

‒ Иди‑ка сюда, ‒ Марк сделал энергичный жест рукой, подзывая майора. ‒ И пушку свою прихвати.

Майор сразу же подошёл и позволил себе хоть и немного бесцеремонный, но всё же вполне почтительный взгляд в сторону Ани. Спутницы Гауфмана как всегда были на высоте.

«И где он только их берёт?», – подумал майор, а вслух поинтересовался:

‒ Чем могу помочь?

‒ Анна Игоревна хочет пострелять, ‒ начал объяснять Марк, ‒ а ещё её очень впечатлили твои навыки и оружие.

‒ Да, я такого ещё не видела, чтобы так быстро стреляли, ‒ восхищённо подтвердила Аня. ‒ И столько выстрелов с одного магазина. Сколько там патронов?

‒ Вообще двадцать, но у меня специальный магазин на тридцать штук.

‒ Ого. И что это за пистолет такой?

‒ FN «Five‑seveN», ‒ ответил майор так, будто это сразу же должно было всё объяснить.

На лице Ани на миг появилась непонятливая гримаса, а затем она сразу же протянула руку.

‒ Можно?

По выражению лица майора всем сразу же стало понятно, что он не в восторге от того, что кто‑то хочет взять его оружие. Но отказывать подружкам Гауфмана в Горшечном было не принято. Не то, чтобы от этого всегда бывали какие‑то проблемы, но в целом примета была плохая.

‒ Да ладно тебе, дай ребёнку поиграть? ‒ шутливо попросил Марк, и майор вынужден был повиноваться.

Долинский выщелкнул магазин и отвёл затвор, высвобождая находившийся в стволе патрон, который он ловко поймал рукой. Затем пистолет был передан Ане.

Она схватила его и принялась вертеть, рассматривая.

‒ Такой легкий… и удобный, ‒ заключила она. ‒ Можно?

Она протянула руку к снаряжённому магазину, который майор держал во второй руке. Долинский плотнее сжал губы и с почти незаметным вздохом протянул магазин. Аня обворожительно ему улыбнулась и ловко вставила магазин в рукоять ‒ давние уроки не прошли зря. Затем она отвернулась от мужчин, проверила предохранитель, щелкнула затвором и прицелилась в одну из мишеней на стене.

Майор, вероятно, был перфекционистом, потому что сразу же сделал ей замечание.

‒ В целом стойка и хват правильные, но лучше стать вот так, ‒ сказал он и аккуратными движениями поправил плечи и руки Ани.

Сделал он это опять же довольно бесцеремонно, но поскольку Аня ничего не сказала, а ни за какие запрещённые места он её не трогал, то Гауфман тоже предпочёл промолчать.

‒ Спасибо, – мягко ответила девушка.

И сразу нажала на спуск. Пистолет выстрелил, и пуля попала в самый последний круг мишени, отбив кусочек кирпича и создав маленькое облачко пыли, которое тут же рассеялось.

‒ Ух ты! ‒ восторжённо воскликнула девушка. ‒ Отдача намного слабее, чем у тех пистолетов, из которых я раньше стреляла.

‒ Конечно, это же двести двадцать четвёртый, ‒ снисходительно сказал майор.

‒ Что это значит?

Не дожидаясь ответа, Аня выстрелила ещё раз, на этот раз пуля попала во второй от края круг. Раззадоренная успехом, она попробовала стрелять быстро, как до этого стрелял сам майор, но получалось у неё, разумеется, плоховато, да и пули летели куда угодно, но только не в цель.

‒ Что эти патроны очень редкие и их тяжело достать, ‒ со вздохом ответил майор, когда она перестала стрелять.

Ане даже показалось, что в его голосе промелькнула тоска. Она посмотрела на оружие и поставила его на предохранитель. Затем, держа пистолет сбоку за ствол, осторожно передала его майору.

‒ Классный. Хочу себе такой, ‒ весело сказала она.

У Ани не было никаких задних мыслей, когда она говорила это, но Гауфман включилсянемедленно.

‒ Майор, сделай девушке подарок, м? ‒ предложил он.

Взгляд Долинского был полон незамутнённой ненависти к генералу‑волоките и всем его девицам оптом. Это выглядело настолько честно и открыто, что определённо было достойно кисти художника.

‒ Тебе жалко, что ли? ‒ в голосе Марка появилось недовольство.

‒ Ему не жалко, ‒ пришла на выручку майору Аня. ‒ Просто это оружие наверняка дорого ему. Любой стрелок должен любить своё оружие и не раздавать его всяким встречным‑поперечным. Так мне мой инструктор говорил.

‒ Хороший у вас был инструктор, ‒ сразу согласился майор и улыбнулся, но его взгляд всё ещё выражал опасение.

‒ Да и не хочу я его пистолет, ‒ окончательно разогнала все тучи Аня. ‒ Но хочу такой же свой. Где его можно взять?

Майор сразу же оживился, ведь в конце тоннеля забрезжил свет.

‒ В арсенале есть ещё пара. Если хотите, я сейчас принесу. Тут рядом, ‒ сообщил он.

‒ Давай. И патронов прихвати, ‒ одобрил Гауфман.

‒ Патроны на вес золота… – вяло попытался протестовать Долинский, понимая, что его немногочисленные драгоценные запасы могут сильно истощиться.

‒ Не жмись и прихвати побольше, ‒ чуть строже сказал Марк. ‒ Мы решили сегодня сделать выходной и прострелить эту стену насквозь. И вообще ‒ будь благодарен даме, она великодушно позволила тебе сохранить своё оружие.

‒ Благодарю, ‒ буркнул майор и быстро удалился, пока Гауфман или эта красивая, но странная девушка, не нашли ещё что‑нибудь, что можно было у него отнять.

Майору понадобилось десять минут, чтобы вернуться с новым пистолетом и небольшим ящичком, в котором были аккуратно разложены коробки с патронами. Помимо пистолета он принёс два запасных магазина и ещё кое‑что, что привело Аню в очередной восторг ‒ лазерный целеуказатель. Установив его на пистолет, он сам опробовал его и сделал пристрелку, после чего передал оружие Ане.

Гауфман, видя насколько счастлива его спутница, одобрительно подмигнул бородатому офицеру, на что тот ответил чуть заметным подмигиванием. Аня же всего этого не видела, поскольку оказалась полностью поглощена новой игрушкой.

Майор ещё долго оставался с ними, снаряжая магазины и давая советы, и успел основательно заскучать, прежде чем его мучители, наконец, удовлетворили своё желание курочить стену. Дав Ане ещё несколько наставлений по поводу прицела и его подзарядки, он откланялся и удалился, вполне счастливый, что и шефу помог, и оружие своё сохранил.

‒ Ну что, мужчины всё ещё портят тебе настроение? ‒ шутливо поинтересовался Марк.

Услышав этот вопрос, Аня снова нахмурилась, а улыбка сползла с её лица. Марк до боли прикусил губу и пожалев о сказанном, увидев такую реакцию.

‒ Те, что портили ‒ никуда не делись, ‒ ответила она, наконец.

‒ Хочешь, пойдём и пристрелим их?

Аня повернула к нему лицо и улыбнулась. Марк был таким лёгким, всё у него всегда было так просто… Неужели такое отношение к жизни и правда возможно?

‒ Не выйдет, ‒ с грустной улыбкой сказал она.

‒ Это почему?

‒ Потому что их здесь нет.

‒ Их? Так он не один?

‒ Главный, конечно, один, и его точно не мешало бы пристрелить, но это я как‑нибудь уже сама сделаю, ‒ поначалу она пыталась шутить, но с каждым новым словом говорила все мрачнее и в конце, после паузы, выдала совсем безнадёжное. ‒ Наверное.

Разумеется, думала она в этот момент о Третьякове.

Слова Марк расслышал, но упустил интонацию. Он некоторое время смотрел на задумчивую Аню и любовался чертами её лица. Эта девушка, конечно, не была самой красивой из всех, что попадали к нему в руки, а значит, и в постель, но она определённо была особенной. Ей было чем его удивить: независимостью, манерами, милой мимикой, знаниями и навыками, которые удивительно контрастировали с её молодостью и красотой. Даже внезапными переменами в настроении, которые, казалось, должны были бы раздражать, но нравились Гауфману. А ещё в её взгляде иногда сквозило что‑то мимолётное и непонятное, какая‑то то ли растерянность, то ли тоска, и это совсем не соответствовало той своенравной, наглой барышне, которую он увидел в первые дни.

Впервые за долгие годы очередная красотка не оказалась пустышкой, а сумела заинтересовать его, известного ловеласа. Аня изменилась за эти дни, или просто он узнал её лучше и увидел, что она что‑то скрывала за своим дерзким, нахальным поведением. Ему захотелось попытаться понять её, разобраться почему она себя так ведёт, увидеть настоящую Аню. И тогда, возможно, даже принять участие в её проблемах, потому что ему почему‑то казалось, что они серьёзнее, чем он думает.

‒ Не хочешь рассказать? ‒ осторожно спросил он.

Аня подняла грустные глаза и посмотрела на него. Эти его внимательность и участие… Они обезоруживали её.

‒ Рассказать? Можно, наверное, – она легонько вздохнула. – Что ты хочешь знать?

‒ Ну, хотя бы для начала ‒ кто он, этот далёкий мужчина, из‑за которого ты весь день такая, что мне хочется вырвать ему сердце?

‒ Хех, его зовут Генрих, ‒ улыбнувшись краешками губ, ответила Аня.

‒ Генрих? – изумился Гауфман, который знал только одного Генриха. – Штерн, что ли?

Она кивнула, забыв разыграть удивление, что Марк его знает.

‒ И что же он такое сделал?

‒ Хочешь знать?

‒ Конечно, я же намерен вырывать сердца. Хотелось бы знать за что.

Взгляд Ани снова наполнился грустью. Она отвернулась и посмотрела на истерзанную выстрелами стену.

‒ Сослал меня сюда, ‒ сказала она. ‒ Мы целый год были вместе, он говорил, что любит меня, а затем, наверное, у него появилась другая, потому что он начал постоянно отправлять меня куда‑то подальше.

Гауфману ответ не понравился, но он вытерпел его мужественно и виду не подал. В принципе, этот ответ давал и ему кое‑какие шансы.

‒ Штерн говорил, что любит? Он сам тебе такое говорил? – не скрывая удивления, спросил он.

‒ Ну да, а что? ‒ Аня повернула голову и с вызовом посмотрела на Марка.

‒ Да ничего, просто это странно. Я ведь неплохо его знаю. Мы, можно даже сказать, дружим, и всегда весело проводим время, когда пересекаемся.

‒ Что‑то я не поняла, что тут странного, ‒ капризно заметила Аня.

‒ Что? Да то, что он не может тебя любить. И не только тебя, но и других…

‒ Он что, фанат мальчиков? ‒ перебила она его и вдруг скривилась. ‒ Весело проводите время? Ты тоже, что ли?!

Марк громко рассмеялся.

‒ Нет, конечно, нормальные мы, ‒ ответил он, отсмеявшись. ‒ Любим женщин. Хотя, это, наверное, больше обо мне, потому что он любит только одну женщину. И ты меня прости, конечно, но это не ты.

‒ Откуда ты знаешь? ‒ Аня больно ткнула его пальцем в грудь.

‒ Потому что он любит дочь Владова. Он сам мне это сказал. Кстати, её тоже зовут Аня, ‒ закончил Марк.

Эта новость стала для Ани откровением и её уши и лицо немного покраснели, но Марк объяснил это по‑своему. Она, конечно, часто замечала за Штерном интерес к себе, но ей трудно было бы назвать этот интерес каким‑то особенным. Хотя… Ей пришлось быстро брать себя в руки, потому что сказанное Марком требовало немедленной реакции.

‒ Что? Эту… эту дуру? Эту напыщенную курицу? Эту… дрянь?

Аня с некоторым трудом подбирала оскорбления. Всё‑таки, порой бывает трудно оскорблять саму себя.

‒ О, вижу, вы знакомы.

‒ Ещё бы!

‒ Да‑да, ведь ты очень точно подбираешь эпитеты.

По её вопросительному взгляду он понял, что Аня нуждается в объяснении.

‒ Ну, те, кто с ней знакомы, частенько так о ней отзываются. Разве что дурой её никто не называет. Наоборот, говорят, она довольно умна и эрудирована. Просто ведёт себя, мягко говоря, заносчиво.

Его слова оказались неприятными. Всякого Аня ожидала, но не такого.

‒ Да… возможно… ты прав. А ты сам о ней что думаешь?

– Я её никогда не видел, поэтому мне нечего сказать.

Впрочем, про себя Марк отметил, что высказанное им ранее описание вполне подходит и для Ани Романовой, но видя, что девушка приуныла, он бросил эти размышления и поспешил на выручку.

‒ Но знаешь что? Я не знаю, что там из себя представляет Аня Владова, но уверен, что Аня Романова лучше неё. А Штерн ‒ болван, слепец и тормоз. Обязательно скажу ему это при встрече, – полушутя, полусерьёзно заверил её он.

Ну вот как с ним бороться? Аня снова немного улыбнулась и одарила Марка тёплым взглядом. Ей захотелось сказать ему что‑то приятное в ответ.

‒ Знаешь, если честно, то я рада, что он меня отправил, ‒ она впервые смотрела на Марка без мыслей о том, что ей снова придётся что‑то разыгрывать, а просто собиралась сказать то, что думала.

‒ Ведь здесь оказался ты, ‒ нежно закончила она.

Теплота в её взгляде казалась Гауфману искренней, и в этот момент всё действительно так и было. Он так давно ни в кого не влюблялся, что и сам не мог поверить, что для него это вообще ещё возможно. Но эта девушка и правда была особенной. А Штерн и правда был тормозом.


Глава 3.3



4

Они постреляли ещё совсем немного. Затем Гауфман предложил поехать к нему, поболтать и поужинать в спокойной обстановке. До этого они ужинали в специально отведённом для генерала помещении в столовой здания, которое Марк называл штабом. То, где внизу всех встречала Марина. Так что он впервые пригласил Аню к себе.

Она сразу же поняла, что это означает, но сомневалась недолго, для проформы, и приняла предложение, только попросив перед этим заехать к ней. Возможно, более интимная обстановка поможет ей узнать о Марке больше и принять, наконец, решение ‒ выполнять задание или сказать отцу, что она не справилась, чтобы не принимать участия в вероятной гибели это красивого и, кажется, достойного человека.

Войдя в свою квартиру, она выложила из сумочки занимавший в ней кучу места пистолет и спрятала под полотенцами в одном из ящиков прикроватной тумбы. Закрыв ящик, она вспомнила, что патроны остались в машине у Марка, но магазин в пистолете и так был полон, так что она решила не ходить сейчас за ними, а принести потом, когда вернется. Немного прихорошившись перед зеркалом, она выбежала, закрыв за собой дверь.

Дом Гауфмана был ещё более шикарным, чем «штаб». Такое Аня, наверное, видела только в Москве, а она с отцом много где побывала и гостила у многих важных‑преважных засранцев из гильдии. Возможно, у Леонелли всё было ещё богаче, но там налицо серьёзные проблемы со вкусом. Здесь же всё было утончённо и… гармонично. Аня долго рассматривала предметы интерьера и обстановку, но на замечание, что у Марка прекрасный вкус, тот ответил, что всё это по большей части заслуга одного из его адъютантов – человека с забавной фамилией Носик.

Перед ужином Марк предложил Ане ещё одно интересное, совершенно неожиданное развлечение – искупаться в бассейне. Это уже звучало, как нечто совершенно запредельное. И нет, дело было не в бассейне – хоть и редко, но его можно было встретить у небожителей Торговой гильдии, да и не только у них. Дело в том, что Аня была шокирована расточительным комфортом, которым окружил себя Марк. Он, наверное, был единственным человеком из всех, кого она встречала после эпидемии, кто просто наслаждался жизнью. Ведь большинство постоянно куда‑то спешили, были вечно заняты, задирали носы и подбородки, вешали себе медали и работали‑работали‑работали, отбрасывая в сторону обычные жизненные радости. Якобы. Но Марк даже здесь выделялся из всей этой серой, однородной толпы.

– Я даже не знаю, Марк, – засомневалась Аня, услышав его предложение.

– Почему?

– Ну‑у, понимаешь, у меня нет купальника и…

С любой другой девушкой до этого Марк не стал бы церемониться и заявил бы что‑то типа – а зачем он тебе вообще нужен? Но не с Аней.

– Я думаю, что эту проблему мы решим, – уверенно сказал он и задумчиво отвёл взгляд. – Только не подумай ничего такого, ладно?

Аня изобразила удивление и подозрение, но весёлая улыбка показывала её настоящее состояние. Она не собиралась с ним спать, но определённо намерена была сделать всё, чтобы Марк этого хотел. Она была уверена, что так ей будет легче вывести его на нужный разговор.

Суть просьбы Марка она поняла, когда он завёл её в большую спальню на втором этаже, обставленную так, будто это делала женщина специально только для женщин. Всё в ней было выполнено в пастельных тонах: бежевого и цвета кофе с молоком. Широкая, мягкая кровать, идеально заправленная, с большими, взбитыми бежевыми подушками. Стена за ней была отделана ромбовидными фрагментами мягкой кожи, будто наклеенными на зеркало. По бокам стояли прикроватные тумбы и торшеры, а под украшенным красивыми бархатными шторами окном – заваленная подушками софа. Напротив кровати был установлен кофейного цвета трельяж с кучей шкафчиков и выдвижных ящичков, а в противоположной окну стене оказался смонтирован огромный шкаф‑купе, который Аня поначалу почему‑то приняла за огромное зеркало.

Марк вошел вслед за ней и включил свет. Аня отметила, как он сразу же сориентировался, значит, хорошо знал, что к чему. Конечно, это был его дом и на первый взгляд в этом не было ничего странного, но эта спальня вряд ли была его, так что… Видимо он бывал здесь достаточно часто. Кто же тут жил? Или живёт?

Она не могла догадаться, как обстоят дела на самом деле, а Марк не собирался ей рассказывать. Женщины, приходившие сюда до неё, тоже восхищались этой спальней, но недолго и вскоре деловито шагали туда, куда хотел Марк, опасаясь заставлять его ждать. Они сами даже лучше него знали, зачем приходят к нему. Не было у них ни сомнений, ни жеманства ‒ только желание как можно скорее приступить, качественно исполнить свою задачу и, если повезёт ‒ понравиться ему и остаться ещё на раз‑другой. Тогда они и занимали эту спальню, становясь её кратковременными хозяйками.

Гауфмана не особо волновало, где их набирали и что им обещали ‒ главное, чтобы девушки были красивыми, здоровыми и умелыми. Подбором и дрессировкой занимался его второй адъютант, а тот отлично знал вкусы своего шефа и всегда справлялся с делом ответственно и качественно. Некоторые, особо отличившиеся или блеснувшие умом девицы, даже оставались при Гауфмане на дольше, как, например, та же Марина, а когда надоедали ему, то их вполне мог подобрать кто‑то из штаба или даже сам Носик, который адъютант. В любом случае у него их ждало куда большее, чем там, где Носик находил их, а колесил он для этого немало, и частенько любил рассказывать разные забавные истории, произошедшие с ним во время этих путешествий.

Например, одна девушка так ему приглянулась, что он выменял её у старосты её деревни на машину, на которой приехал, и большой запас топлива. Староста был непреклонен и отдавал девицу только если машину отдадут немедленно. Позже Носик узнал, что на самом деле старик не сильно‑то хотел отпускать девушку и таким образом пытался отбить у Носика охоту с ней возиться. Потом адъютант два дня шёл с ней и двумя своими сопровождающими по труднопроходимым болотам, которые люди в тех местах называли дорогами. Поначалу, конечно, понимая все трудности, он хотел выменять у селян лошадь, но староста оказался сволочью и запросил за лошадь девушку обратно. И тогда Носик решил проявить характер.

Когда он подвернул ногу, то девушка почти сутки тащила его на себе, потому что бойцы несли жратву, палатки, непонятно зачем нужный пулемёт и разное ценное для Носика, но на самом деле совершенно бесполезное барахло, пока они, наконец, не выбрались к своим и не получили новую машину. После этого он слёг с простудой на целую неделю, а в странствия стал ездить только на трёх машинах ‒ вдруг где‑то попадутся сразу две такие девушки? Кстати, на этой он потом женился. Да, забавный парень.

Увидев, с каким интересом Аня рассматривает обстановку, Марк дал ей десяток секунд, чтобы осмотреться, а затем заговорил.

– В шкафу ты найдёшь все необходимое, – сообщил он. – Если захочешь – можешь осмотреть тут всё. Я жду тебя в гостиной, хорошо?

– Ага, только один вопрос.

– Какой?

– Почему мне кажется, что из‑за меня тебе пришлось убить жену? Или она сейчас лежит где‑то в доме, связанная и с кляпом во рту?

Марк долго смеялся и не сразу смог ответить, но, несмотря на то, что это была шутка, без ответа её не оставил.

– Ставлю пять, – всё ещё улыбаясь, сказал он. – Но я не женат.

– Ага, вы все так говорите. Тогда чья это спальня?

Выражение его лица задавало ей ответный вопрос: «ты же всё понимаешь, зачем тебе это спрашивать?». Но он всё‑таки ответил.

– Я ведь ещё не старик, и не женат. Иногда я захожу сюда и думаю о том, что было бы неплохо, чтобы эта спальня обзавелась хозяйкой. И начинаю искать эту хозяйку. Но поскольку запросы у меня очень высокие, я вскоре отчаиваюсь и бросаю поиски, чтобы через какое‑то время всё повторилось. И так до бесконечности.

Конечно, это была ложь, и Аня поняла это. И Марк с горечью понял, что она поняла. Но их обоих это устроило.

– Ладно. Я быстро, – сказала она и вытолкала его из спальни.

Закрыв дверь, Аня ещё раз окинула взглядом прекрасно обставленное помещение. Всё, что она здесь видела, было у неё до эпидемии. Во всяком случае, не сильно хуже. А вот после… В Москве её ждала похожая спальня, но они с отцом очень редко бывали там. Вместо этого они вечно жили чёрт знает как, постоянно переезжая, и нигде подолгу не задерживаясь. Аня уже даже привыкла к этому, но сейчас, оказавшись в этой спальне, ей захотелось остаться в ней. Возможно, даже вместе с Марком. Интересно, что бы она делала, если бы отец не таскал её везде за собой, а позволил остаться в Москве? Впрочем, какая разница.

Открыв шкаф, Аня оторопела, разглядывая его внутренности округлившимися глазами. Здесь и правда было всё, что душе угодно. Куча верхней одежды от шуб до пальто; длиннющая перекладина, завешанная разномастными платьями, костюмами, блузами, юбками; целых два здоровенных ящика, полных аккуратно разложенного и выглядящего новым нижнего белья, и много чего ещё – здесь было всё, о чём только может мечтать современная женщина. По крайней мере, о чём она могла мечтать до катастрофы. Были там и штук двадцать купальников, но не под один размер, из чего Аня и сделала окончательный вывод, что постоянной хозяйки у этого места точно нет. Разве что, кроме женщины, которая наводит тут порядок.

Выбрав купальник, она достала также лёгкий шёлковый халат и огромное полотенце, а внизу нашла домашние тапочки. Одевшись и вооружившись полотенцем, взглянула на себя в зеркало и ощутила некое волнение. Размышляя о природе этого волнения, Аня поправила волосы и шагнула к двери.

Марк ждал её, тоже готовый к купанию, и окинул беглым взглядом, а затем провёл по лестнице вниз, где в цоколе находился довольно большой бассейн, освещённый приглушенным светом настенных светильников и слабыми лампами в самом бассейне. Быстро сбросив всё лишнее, он сразу же прыгнул в воду и поплыл, но недалеко. Остановившись, он обернулся и стал наблюдать, как будет входить в воду его спутница.

«Оценка», – хмыкнула про себя Аня, но его она совсем не стеснялась. Да и с такими внешними данными, как у неё, ей вообще некого было стесняться. Сбросив халат и продемонстрировав ему своё роскошное тело, Аня шагнула к спускающимся под воду ступенькам, осторожно попробовала воду ножкой и, коротко, но радостно засмеявшись, быстро погрузилась и поплыла к нему. Марк всё это время наблюдал за ней с загадочным выражением на лице.

Перспектива того, что он может начать действовать не совсем по‑джентельменски Аню совсем не радовала и даже вызывала некоторые опасения, но она приняла этот риск, потому что, во‑первых, хотела верить в его порядочность, а во‑вторых, таким образом могла ещё раз испытать его. Но, несмотря на такие ожидания Ани, во время купания Марк вёл себя, как обычно, и это только добавило ему очков.

Далее шёл ужин, который невидимая доселе прислуга подготовила, пока они плавали и сушились.

– Невероятно, – восхищалась Аня, разглядывая хорошо сервированный стол, на котором уже были зажжены пять свечей. – Сколько мы уже здесь, а я до сих пор не видела ни одной живой души, кроме тебя, однако кто‑то же всё это убирает, чистит, приводит в порядок, греет бассейн, готовит еду и накрывает на стол. Признавайся – ты колдун?

– Раскусила. Перед тобой – маг и чародей, магистр белой, красной, зеленой и прочих магий, – Марк театрально прикрыл глаза и склонил голову.

– И шут. Но очень милый, – закончила за него Аня, улыбаясь.

‒ Давай добавим немного интимности в этот ужин, ‒ предложил он и щелкнул выключателем.

Столовая погрузилась во мрак, разгоняемый лишь огнём свечей, и выглядело это прекрасно. Несмотря на явный романтический лад, Аня не стала протестовать, хотя череда событий слишком уж красноречиво свидетельствовала о том, чего хозяин в итоге намерен добиться.

Её предыдущие опасения не оправдывались, так что Аня смотрела на Марка с искренним теплом и чувствовала себя счастливой. Он сумел всего за несколько дней превратить в сказку её серую, непроглядную жизнь птицы в золотой клетке. И счастье, которое она ощущала сейчас ‒ его порождало не столько ощущение комфорта, сколько лёгкость и теплота человека, сидящего напротив и мягко улыбающегося ей. А ещё от ощущения собственной теплоты, которая все больше наполняла её сердце по отношению к нему.

И вдруг её посетило воспоминание. Сильное, будоражащее, горячее воспоминание подобных чувств, которые она однажды уже испытывала, но при совсем других обстоятельствах и к совершенно другому человеку. В последнее время она нечасто вспоминала о нём в таком ключе, отвлечённая собственными проблемами, но не забыла ни тех эмоций, ни его самого. Она находилась сейчас здесь во многом благодаря ему, потому что когда‑то он помог ей не сломаться, помог выстоять, что в последствии и побудило её действовать ради его поддержки.

Гауфман заметил, как Аня отвела взгляд, и как улыбка медленно сползла с её лица.

– Снова Штерн? – участливо спросил он.

Девушка встрепенулась и подняла на него свои тёмные, миндалевидные глаза, которые при свете свечей казались угольками. Зачем он напомнил ей? Зачем… Аню начало грызть неприятное ощущение, что она собралась сделать нечто неправильное, даже бесчестное, будто она намеревалась совершить предательство. По крайней мере, это можно было так назвать. А Марк только что удвоил эти чувства. Удвоил, потому что предать она собиралась и его тоже.

Но весь сегодняшний день, вчерашний и ещё два дня до них она смотрела на него и видела уникального, особенного человека. Окружающие любили его, почитали и уважали. И он отвечал им тем же. Он был добрым и щедрым, и даже за промахи отчитывал по‑особенному, как‑то по‑отечески ‒ строго, но с теплотой. Аня присутствовала при этом однажды, потому что сама же нашла ошибку. Разговор происходил при ней, и она тогда очень удивилась, что Марк не давил на виновника, не наказывал, а просто говорил с ним, не скрывая своего разочарования. После она спросила его, почему он поступает именно так, ведь другие наоборот, стремятся наказывать за промахи. Гауфман тогда улыбнулся и ответил, что наказания лишь создают давление на людей, они начинают бояться взять ответственность и совершить ошибку и в итоге совершают их ещё больше.

Везде у него царила непривычная для Ани атмосфера, когда люди относятся друг к другу доброжелательно и живут, будто ни в чём не бывало. Ничего здесь не напоминало о том, что произошло одиннадцать лет назад. Разве что заброшенные и частично разрушенные дома, которые попадались в городке, но даже их было куда меньше, чем в других местах, в которых Ане приходилось побывать.

И всё это наверняка было его заслугой, ведь он руководил здесь уже больше пяти лет. Ну как им можно было не восхищаться? Ведь он и правда был, словно волшебник.

‒ Я до сих пор удивляюсь, что у тебя здесь всё так спокойно, размеренно. Везде порядок, и люди кажутся счастливыми, ‒ задумчиво сказал Аня.

‒ Что же тебя так удивляет?

‒ То, что больше я нигде такого не видела. Ни у кого. А я много где побывала.

‒ Не уверен, что правильно тебя понял, ‒ осторожно сказал он. ‒ Можешь объяснить?

‒ Я о том, что в других регионах все сосредоточены на работе, игнорируя саму возможность дать что‑то людям, будто всё в дефиците и Торговая гильдия всё ещё продолжает выживать. А у тебя много сил и ресурсов вложено в другое ‒ у тебя тут везде освещение, комфорт, почти как когда‑то. Люди счастливые, все просто работают, делают своё дело в спокойствии, без напряжения.

‒ Так и есть, ‒ признал Марк и подумал немного, прежде чем продолжить. ‒ Я никогда не считал, что люди чем‑то обязаны нам только потому, что мы даём им возможность есть досыта и чувствовать себя в безопасности. Это всего лишь базовые потребности, но много где люди постоянно трясутся от страха, что могут этого лишиться. Я видел, как всё устроено, например, у Тапира или Леонелли ‒ там жёсткий контроль, за малейшие провинности следуют наказания, а за крупные ‒ исключение или даже казнь. Людей держат в страхе и повиновении, как скот, но ведь они одни из нас, тоже члены Торговой гильдии, на них держится вся система. Я никогда этого не одобрял и поэтому избрал другой подход. Я дал людям больше, чем еда и безопасность ‒ я дал им возможность быть счастливыми. И за это они готовы выкладываться в разы больше, чем у того же Тапира, у которого боязнь наказания наверняка убивает в человеке любую инициативу.

Он рассказывал всё это медленно, с расстановкой, расслабленно откинувшись на спинку стула. Чувствовалось, что Марк не рисуется, а просто объясняет собственную философию.

‒ Звучит так, будто таким хитрым образом ты их эксплуатируешь, ‒ заметила Аня.

Марк сжал губы и отрицательно покачал головой.

‒ Как раз наоборот ‒ я не требую от людей ни грамма больше того, что они должны делать. Они сами берут дополнительную нагрузку, сами ищут возможности что‑то улучшить, предлагают мне варианты, сами приходят ко мне и озвучивают новые идеи ‒ они просто хотят отплатить мне за добро. Ведь у них есть всё. Здесь, в Горшечном, да и в остальном подотчетном мне регионе одни из лучших условий жизни, которые только есть в Торговой гильдии. Я регулярно выслушиваю нотации от Совета за высокие затраты, но в ответ я выдаю самый высокий КПД. Так что у меня тут просто симбиоз ‒ я делаю людям добро, и они отвечают мне тем же.

Вот, что Ане нравилось в нём больше всего ‒ его доброта. Она ещё недостаточно хорошо знала Марка, чтобы судить о его искренности или честности, но внимание, заботливость и доброта определённо выделяли его. Это были качества, которые ценила любая женщина, но они были чужды её отцу ‒ единственному мужчине в её семье. Ощутив всё это сейчас, Аня поняла, как не хватало ей этих проявлений последние десять лет. Именно из‑за них она прониклась к Марку такой глубокой симпатией. И только что, после его ответа, она дала ответ на вопрос, который уже некоторое время задавала себе ‒ стоит ли ради благосклонности отца остаться мразью, из‑за которой погибают хорошие люди?

Задумчивость на её лице сменилась тоской, но при свете одних лишь свечей Марк не смог этого различить.

– Марк, скажи, – медленно начала Аня. – Как ты считаешь – мир жесток?

От такого вопроса лёгкая улыбка сползла с его лица. Вопрос был странным и неуместным, но Марк внимательно посмотрел на девушку и осторожно ответил.

– Более чем.

– А люди? Если они создают эту атмосферу жестоких взаимоотношений в мире, значит, и они все жестокие, верно?

Ему понадобилось время для ответа. В основном на размышления о том, куда она клонит.

– Возможно.

Аня смотрела на него, слегка приоткрыв рот, и учащенно дышала. Она подбирала слова, чтобы задать сложный, опасный вопрос, который мог как спасти их обоих, так и погубить одного из них. На это нужно было решиться, даже несмотря на то, что Марк был ей очень симпатичен и вызывал доверие.

– Скажи, кому можно верить?

– В каком смысле? – не понял он и, снова улыбнувшись, попытался перевести всё в шутку. – Мне – магу и волшебнику.

– Я серьёзно, – она пресекла его попытку и заговорила с таким надломом, будто у неё болела сама душа. – Как понять можно верить человеку или нет? Как понять, кому можно открыть своё сердце? Как понять… предадут ли тебя? Сгоришь ли ты, будешь ли разорвана на части в подвале у садистов из службы безопасности, если скажешь что‑то не то не тому человеку?

Весь день… нет, не так – все дни, проведённые до этого вместе, все шутки, веселье, развлечения, приятные беседы – всё только что было перечёркнуто и отброшено в сторону. Весёлая атмосфера, окружавшая их всё это время, сейчас исчезла, испарилась, ушла в небытие.

Но Марк не обиделся, не расстроился и не разочаровался. Он, наоборот, был рад, что снова увидел в Ане нечто большее, чем тот показательный внешний лоск и гонор, который она постоянно демонстрировала. Однако тема была крайне странная, и она явно выступала лишь прелюдией к чему‑то большему. Марк был достаточно умён, чтобы понять это.

– Мне кажется, ты сейчас задаёшь вопросы не мне. Я прав?

Аня опустила взгляд и стала рассматривать столовые приборы. Блюда постепенно остывали, но ни один из них и не думал к ним притрагиваться, хотя оба давно не ели.

– Отчасти. Я действительно задаю их сама себе. Но и твои ответы тоже хотела бы услышать. Правдивые ответы, – она снова пристально посмотрела на него. – Если бы… одному из нас угрожала смертельная опасность, а второй знал это и мог бы его предупредить, но тогда и сам бы рисковал погибнуть – ты бы предупредил меня?

– Аня, ты меня пугаешь, – вполне серьёзно сказал он вместо ответа.

– Ответь. И я хочу верить, что ты ответишь честно.

Он долго думал, смотря на неё. Аня даже засомневалась, что он вообще что‑то скажет, но он заговорил.

– Это звучит… как… Ценна ли ты для меня настолько, чтобы рискнуть ради тебя жизнью.

– Хм… Я бы выразилась по‑другому…

Теперь уже она задумалась, а потом долго смотрела на него, пытаясь решить, стоит ли говорить то, что собиралась. Он не торопил её и просто терпеливо ждал. Наконец, она решилась, но говорила медленно, тщательно выбирая слова.

‒ Узнала ли я тебя за эти дни достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать, что ты настолько достойный человек, что я обязана попытаться спасти тебя, сохранить для этого жестокого мира твою доброту, ум, благородство? Настоящие ли они, эти качества, или я просто обманутая, очарованная хитрым ловеласом дурочка? Бабочка, кружащая вокруг огня, которая вот‑вот обожжётся и погибнет.

Марк оказался в замешательстве от таких слов. Что же она хотела сказать ему? Что она знала? Он думал, что у неё есть проблемы, но, похоже, проблемы тут как раз у него, а она что‑то знает. И вроде бы хочет, но боится ему помочь. Неужели её прислали специально? Нет, только не это. Он не хочет в такое верить. Нет, нет, нет. Эта чудесная девушка не может…

– Это будто… – он с трудом мог подобрать слова, хотя никогда не жаловался на отсутствие красноречия. – Как будто из меня пытаются выбить признание…

Аня не перебивала его и просто слушала, опустив взгляд.

– Признание в каких‑то чувствах. Ты сомневаешься, что я перед тобой – это настоящий я… а не маска, надетая с целью соблазнить красивую девушку. Так?

Она помедлила секунду, а потом кивнула.

– Женщины… – со вздохом сказал он. – Вы так подвержены эмоциям. Ведь если ты отбросишь их и перейдёшь к сухой логике, то сразу поймёшь, что всё, что я сейчас могу тебе ответить, будет всего лишь словами. Максимум – красивыми и высокопарными, но всё равно словами.

На это Аня ответила сразу же и с большим запалом.

– Да, мы – женщины. И да, мы любим ушами, верим в то, во что хотим верить, и напрочь игнорируем то, во что не хотим. И из‑за этого нас используют, предают, нам разбивают сердца. А нам всего лишь хочется любить и верить в доброту и искренность тех, кого мы любим.

В её глазах, которые она, наконец, подняла на него, при свете свечей был виден блеск.

– Это звучит, как признание, – взволнованно заметил Марк.

Аня глубоко вздохнула и стала теребить рукой скатерть. Может, пора открыть ему всё, что она чувствует, чтобы он понял настоящую причину её слов?

– Не стану отрицать – ты мне очень понравился, ‒ набравшись мужества, Аня пошла в атаку. ‒ Я восхищена, поражена тобой, твоими манерами, умом, умением в дурдоме, творящемся вокруг, создать видимость уюта и комфорта, беззаботность старой жизни. Мне хочется верить, что всё это настоящее и потому хочется сохранить человека, которого я считаю достойным этого.

Вышло немного путано и не совсем понятно, но у Марка всё равно перехватило дух. Лет пятнадцать он уже не ощущал этого душевного трепета, сумасшедшего стука сердца, который всегда сопровождает подобные слова. Не в силах бороться с этим, он поднялся, обошёл стол и опустился на колено рядом с этой ошеломительной женщиной. Впервые за всё время их знакомства он позволил себе дотронуться до неё без её разрешения, и уверенным движением обхватил её ладони, теребившие скатерть, своими. Аня не сопротивлялась. Услышав начало её речи, Марк отвлёкся на свои мысли настолько, что позволил себе пропустить мимо ушей её окончание.

– Аня, я… Нет, мне даже не хочется передавать словами то, что я сейчас чувствую, потому что все слова кажутся пустыми, ничем не подкреплёнными, бессмысленными, когда речь заходит о чём‑то настоящем, что можно только почувствовать в своём сердце.

Он сделал вдох, беря под контроль накатившие эмоции. На мгновение даже удивился себе, сорокалетнему мужчине, ведущему себя, как молодой, зелёный юнец.

– Но я тоже восхищён тобой. Признаюсь честно, как есть – в этом доме побывало множество красивых женщин. Многие из них были умны и обладали всеми качествами настоящих женщин, но ни одна и близко не вызвала у меня таких чувств, как ты. И поверь – перед тобой настоящий я. Мужчина, который в восторге от женщины, которую он ждал всю жизнь.

Он выдержал паузу, смотря Ане в глаза. Она молчала и смотрела на свои ноги. По лицу у неё сбежала маленькая слезинка. Переведя дух, он продолжил.

– Я говорю это не потому, что коварно хочу выведать твои секреты или затащить тебя в постель. Можешь ничего больше не говорить. Вообще ничего. Можешь просто уйти, уехать. Дать свершиться событиям, которые должны произойти, и о которых ты боишься мне рассказать. Я переживу их, справлюсь с чем угодно, потому что буду знать, что где‑то есть ты. А когда всё закончится – я приду к тебе, докажу, что всё, сказанное мной сейчас – правда. И если ты будешь этого хотеть – я больше никогда не отпущу тебя. Слышишь?

По лицу Ани спустилась ещё одна слезинка. Почему она плакала? Да, его слова тронули её. Правду он говорил или нет – она, как и любая женщина, в первую очередь любила ушами, а уже потом разумом. Но плакала она не поэтому.

Где‑то был ещё один достойный человек, который так же пытался своими действиями сделать мир лучше и был ей не безразличен. Который вёл совсем другую жизнь, гораздо более опасную, полуголодную, изнурительную. Который мёрз, изнывал от жары и жажды, мок под дождями, голодал, выживал под обстрелами, бессильно наблюдал, как умирают его друзья. И всё ради цели, ради исполнения своих стремлений, из‑за веры, что так он приближает лучшее будущее. Настоящий человек, который не просто живёт ради себя любимого, но старается ради других, ради людей, которые, быть может, не стоят даже капли его усилий. Он хочет отомстить за незаслуженно убитых и сделать мир лучше для тех, кому посчастливилось остаться в живых. В её воображении он был несокрушим, но вместе с тем и недосягаем. И, несмотря на это, она допускала, что он уже давно может быть мёртв.

Но Марк, несмотря на огромную разницу между ними, тоже старался сделать мир лучше. И он был здесь – живой, заботливый и настоящий.

Марк Гауфман был вторым мужчиной, который стал для неё важен. И внутренний конфликт в ней всё нарастал. Аня уважала и ценила Андрея, чувствовала обязательства перед ним, потому что именно он стал её ангелом, дал ей силы подняться и продолжить бой, во многом и ради него. Но Андрей был призраком, далёким светом маяка, скрытым туманом, недосягаемой мечтой, а Марк – он был здесь, рядом, и он прямо сейчас мог дать ей тепло и поддержку, в которых она так остро нуждалась. Но ради этого его ещё нужно было спасти.

– Меня прислали не для проверки, – прикрыв глаза, стала рассказывать она. – Мой отец полагает, что ты ведёшь какую‑то игру с «Рассветом». А если мой отец что‑то полагает – это значит, что у него есть косвенные доказательства и много. Иначе меня бы здесь не было.

Она ощутила, как свалился с плеч тяжёлый камень. Начало было положено ‒ по идее, дальше должно быть легче. Марк воспринял эти слова спокойно, хотя Ане показалось, что она почувствовала, как стало нарастать напряжение вокруг.

– Кто он, твой отец? – Марк не выпускал её рук и не вставал с колен.

Аня не успела ответить, потому что в дверь постучали.

Гауфман не стал тянуть и пригласил стучавшего войти. Это оказалась служанка, которая пришла сменить блюда, но увидев открывшуюся перед её взором сцену, округлила глаза и сразу же в замешательстве опустила их, не зная, как быть дальше.

– Катерина, если ничего не случилось – закрой дверь и не входи, пока я не позову, – твёрдо, но даже без намёка на раздражение или недовольство попросил Марк.

Девушка сказала кроткое «поняла» и пулей вылетела из столовой, тщательно закрыв за собой дверь, а Марк снова переключился на Аню, которая заметно встревожилась и напряглась.

– Она могла нас подслушивать? – с тревогой спросила она.

– Моя прислуга не станет такого делать. Они готовы умереть за меня, если придётся, – уверенно ответил Гауфман и, подумав секунду, добавил. – И если понадобится – то и за тебя.

Аня посмотрела на него несколько недоверчиво.

– Просто поверь. Разумеется, их никто не будет заставлять. Просто все они очень преданны мне. Так кто твой отец?

На несколько секунд она замерла, не решаясь сказать, но она и так наговорила уже достаточно, так что теперь оставалось только продолжать и уповать на честность Марка.

– Игорь Алексеевич Владов, – тихо сказала она и потупилась.

Гауфман долго смотрел на неё пристальным, острым взглядом. Аня же боялась посмотреть на него, чувствуя свою вину и стыд за весь обман, который до этого был между ними.

– Вот, значит, как, – разочарованно выдавил Марк через некоторое время и тяжело вздохнул.

По скуле девушки медленно потекла очередная слезинка. На этот раз от стыда. Слезу Марк заметил и верно истолковал.

– Не переживай – сначала я тоже тебя обманывал, – признался он вдруг. – И как только увидел, то единственной моей целью стало затащить тебя в постель. Да, да, знаю, что ты теперь думаешь. Прости. Но поверь ‒ потом всё изменилось. Так что тут, можно сказать, мы квиты.

– Да, мне теперь сразу стало легче, – Аня виновато взглянула на него и изобразила совсем уж вымученную улыбку.

Увидев это, Марк поднёс её руки к губам и мягко поцеловал. И снова Аня не протестовала.

– Так какова твоя задача? – спросил он после. ‒ Прости, но я должен всё понять.

– Конечно, – она кивнула, шмыгнула носом и медленно заговорила, тщательно пряча взгляд. – Я должна была выяснить всё, что смогу о твоих делах с «Рассветом». Сначала проверить официальные взаимоотношения, а потом попытаться втереться в доверие и попытаться разузнать обо всём остальном. Для этого была придумана легенда со Штерном. Я должна была давить на то, что хочу отомстить ему, но не знаю как, а самая опасная штука, которая фактически любому может вылезти боком – это «Рассвет» и его секреты, которыми я тоже готова была бы поделиться. Таким образом, я должна была попытаться засветить что‑то для тебя, какую‑то мелочь, и попытаться войти в твою команду.

– А если бы ты не справилась?

– Они рассчитывали на твою любовь к женщинам, но всё равно мои шансы расценивали, как пятьдесят на пятьдесят. Если я не преуспею – тобой в любом случае будет заниматься служба безопасности.

Внезапно Аню аж передернуло, когда она вспомнила о Третьякове. Марк уже собирался что‑то спросить и она быстро заговорила, чтобы поскорее передать ему свои опасения.

– Со мной тут группа оперативников – они прибыли вчера. Не знаю, что из себя представляют остальные, но один точно чрезвычайно опасен. Его фамилия – Третьяков. Раньше он был начальником службы безопасности в Ольховке, но потом отец забрал его к себе. Не знаю как он его использует, но поверь – этот человек очень страшен и опасен. Прошу тебя, Марк, будь очень осторожен.

Гауфман слушал её очень внимательно. Он даже не пытался корчить какие‑то бесстрашные гримасы, улыбаться или как‑то её перебивать. Верил он ей или нет, но к её словам он точно относился со всей серьёзностью.

‒ Спасибо за предупреждение.

Он тоже отвёл взгляд.

– Значит, ты всё знала, – с досадой сказал он. – Они предупредили тебя, что я могу клюнуть на красивую женщину…

– В этом заключался их план.

– И отец собирался подложить тебя под меня? Да, Владов воистину умеет поражать.

– Вообще‑то я сама решаю, что мне делать. Он меня не заставит, – Аню задело заявление Марка.

Он скорчил виноватую гримасу.

– Да, прости, я не хотел тебя обидеть, – он сделал короткую паузу и тут же спросил. – Я так понимаю они ‒ это Владов и Штерн?

Аня утвердительно кивнула.

‒ Эх, Генрих… – с сожалением проговорил Марк, а затем задал вопрос, который свидетельствовал о том, что он решил довериться Ане. – Что им известно?

– Я не знаю. Всё, что мне сообщили так это то, что ты ведёшь с «Рассветом» какие‑то дела, которые превышают твои полномочия.

– И всё?

В его вопросе звучало недоверие, и Аню это укололо. Она открылась ему, рассказала всё, неужели он сомневается? Впрочем, его можно понять.

– Марк, поверь, я больше ничего не знаю. Это всё, что мне сказали. Я должна была выяснить по максимуму, что тебе известно, и передать всё Третьякову. Он уже на основании этого и того, что они знают сами, должен был принимать решения о дальнейших действиях. Я… я просто…

Её лицо вдруг стало искажаться, а голос срываться, но она сумела договорить то, что хотела.

‒ Просто пешка, просто… напыщенная курица, дрянь… подстилка…

Она вырвала свои руки из его, закрыла лицо ладонями и заплакала. Ей вдруг стало очень обидно. Заотношение отца, за то, что она собиралась сделать и за то, что уже успела сделать до этого. Обидно за то, что она и правда оказалась дрянью, а все вокруг давно знали это, либо слышали, и шушукались у неё за спиной. Даже Марк. И обидно, что она чуть было не стала человеком, из‑за которого Марк мог погибнуть.

Мужчина, стоящий на колене радом с ней, вздохнул, подумал секунду‑другую, затем приблизился и позволил себе обнять её.

– Аня, не наговаривай на себя. Всё не так, – он попытался утешить её, но правильных слов подобрать почему‑то не мог.

Аня легонько, но уверенно оттолкнула его и несколько раз вздохнула, стараясь унять слёзы. Она решила, что если объяснит ему, расскажет всё, то это её хоть немного реабилитирует.

– Это ещё не конец. Раз уж я начала, то должна рассказать всё, – глотая слёзы и всхлипывая, продолжила она.

Далее она рассказала Марку всю свою историю, начиная с момента гибели матери и до того, как отец отрядил её в Горшечное, убрав из рассказа всё лишнее, включая Андрея Романова, о котором Марку знать было незачем, но не скрывая ни ошибок, которые привели к гибели друзей, ни самого факта их смерти, ни своего раскаяния.

Марк слушал очень внимательно и не перебивал, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Его поражала её история. И если жестокость и злой гений Владова ему и так был хорошо известен, хоть он всё равно не ожидал от него такого отношения к его собственной дочери, то вот характер и сила духа Ани его восхищали. Да, она натворила глупостей и погубила хороших людей, но то, что она искренне раскаивалась делало ей скидку в его глазах, ведь он и сам за свою жизнь успел многих погубить и теперь ещё больше верил в то, что они с Аней созданы для того, чтобы спасти друг друга и залечить свои раны вместе.

– Вот и всё, – закончила она. – Теперь моя жизнь в твоих руках, Марк.

‒ Как и моя в твоих, ‒ ответил он.

‒ Нет, пока нет. Даже если ты в чём‑то замешан, даже если это правда ‒ я не хочу ничего знать. Мне всё равно, слышишь?

Он отпустил её и отступил на шаг, несколько секунд любовался заплаканным лицом и немного подтёкшей тушью, которую она так берегла в бассейне, а потом принёс себе стул, сел рядом с ней и снова взял её руки в свои.

‒ Я расскажу тебе. Нет‑нет ‒ не протестуй, ‒ заметив её попытку что‑то сказать, он наклонился вперёд и нежно приложил указательный палец к её пухлым, мягким губам. ‒ Секрет за секрет. Это будет честно.

‒ Не честно, ‒ всё‑таки она решилась протестовать. ‒ Если меня начнут допрашивать, если я попаду в лапы к кому‑то наподобие Третьякова ‒ я не смогу этого вынести, понимаешь? Я же рассказала тебе, что сделали с Таней. Эти изверги найдут способ узнать у меня всё, что захотят.

Марк выслушал её тираду со снисходительной улыбкой. Когда она закончила, он продолжил свою речь.

‒ Твой отец не даст им так поступить. Каким бы страшным человеком он ни был, каким бы ни был жестоким ‒ он по‑своему любит тебя. Это я знаю от Генриха. От того же Генриха я знаю и то, что если ты натворишь чего‑то такого, за что тебя нужно будет убить ‒ он убьёт. Переступит через себя, но убьёт. Возможно, даже показательно, потому что это будет самым лучшим примером для всех, а он у тебя любит показательные примеры, как никто другой, уж я‑то их насмотрелся за эти годы. Но единственное, чего он точно не станет с тобой делать ‒ он не подвергнет тебя мукам и страданиям.

‒ Господи, мы словно говорим о разных людях, ‒ потрясённо прошептала Аня.

‒ Это вряд ли.

Аня задумалась над его словами об отце. Ведь она и правда плохо его знает. Кое‑что начало проясняться для неё только после того, как она стала лезть в его дела. Только после финала истории с четой Ткаченко её глаза стали раскрываться, она стала понимать, что он совсем не такой, как она представляла. Он гораздо хуже.

Марк в это время размышлял над тем, что рассказать ей о «Рассвете» и стоит ли вообще это делать, ведь она сама заявила, что ничего не хочет знать. По её словам он понял, что Аня хотела добраться до «Рассвета» в первую очередь из‑за эпидемии, но здесь он ничем не мог ей помочь. Зато знал кое‑что другое. Кое‑что, что не принадлежало только ему, что было в первую очередь секретом его отца, и именно здесь появлялись вопросы. Если Ане придется выбирать между гибелью его отца, а в таком случае, вероятно, и самого Марка, и гибелью её собственного отца ‒ разве не очевидно, какой выбор она сделает?

А если она сейчас играет? Да, в это не хотелось верить, особенно глядя на неё и её состояние ‒ такое тяжело разыграть, а Марк неплохо разбирался в актёрском мастерстве и полагал, что смог бы заметить, если бы Аня фальшивила, но всё же… Ведь это вполне в духе Владова. Что ж, если она прямо настолько хороша, то определённо заслуживает оваций.

‒ Давай так ‒ если у тебя есть какие‑то вопросы о «Рассвете» ‒ задавай. Я отвечу на всё, что смогу, ‒ предложил он, подумав. ‒ А если не хочешь ‒ как хочешь. Договорились?

‒ Да, ‒ с трудом выдавила она, но вместо «Рассвета» заговорила совершенно о другом. ‒ Налей мне вина, пожалуйста. Хочу расслабиться.

Марк кивнул и исполнил её просьбу. Аня быстро осушила бокал и попросила ещё. Он успел только пригубить своё и посмотрел на неё с сомнением, но просьбу снова выполнил. В этот раз Аня уже так не спешила, но всё равно выпила налитое в два раза быстрее, чем Марк справлялся со своим. Когда она попросила налить ей уже в третий раз, он попытался её как‑то утихомирить, но Аня, выдержав короткую паузу, просто протянула руку и схватила бутылку.

– Постой. Хорошо. Я сделаю, – сдался Марк.

Аня пила молча и Марк, погруженный в тяжёлые мысли, тоже не стремился к беседе. Она боролась с волнением и сомнениями. Правильно ли она поступила? Когда она хотела помочь ему, то риск казался ей оправданным, а сейчас, когда уже сделала это и реально почувствовала, насколько опасна стала для неё ситуация – разволновалась и решила приглушить волнение алкоголем. После третьего бокала Аня сбавила темп, но всё равно через полчаса молчаливого потягивая вина, вышло так, что она выпила почти всё, а Марк только полтора бокала.

Впервые она видела его настолько молчаливым и задумчивым, но даже в таком состоянии он ей нравился. От него веяло надёжностью.

Возможно, дело было в стрессе, но Аня не чувствовала опьянения, зато чувствовала желание посетить туалет. Резко поднявшись со стула, она ощутила, как какая‑то сила уверенно тянет её назад, и девушка плюхнулась обратно на стул, чуть не свалившись вместе с ним.

– Ой! – испуганно выкрикнула она, но Гауфман уже был рядом.

– Кажется, кому‑то хватит, – серьёзно заметил он.

– Нет, всё нормально.

По её речи и правда трудно было определить, что она пьяна – говорила она по‑прежнему четко.

– Да, я заметил, – с нотками сарказма согласился Марк.

– Серьёзно. Просто мне надо… отлучиться.

– Проводить тебя? – с сомнением предложил он.

Аня хотела отказаться, но повторно поднявшись, она почувствовала, как её снова заносит, и поняла, что лучше принять его предложение. Он взял её под руку, вывел из столовой и повёл по коридору. Аня заметила впереди лестницу наверх.

– Наверху тоже есть туалет?

– Конечно.

– Тогда пошли туда.

Марк не стал выяснять, зачем ей это, а просто молча исполнил её желание, но вместо туалета завел её в спальню, ту самую, где она переодевалась. Заметив это, Аня почему‑то поднапряглась.

– Зачем ты…

– Та дверь ведёт в ванную, – перебил он её, указывая свободной рукой на дверь за шкафом, на которую раньше Аня не обратила внимания. – Там всё есть.

Он подвёл Аню к двери и осторожно, опасаясь, что она снова может упасть, отпустил её руку. Девушка взялась за ручку, открыла дверь, и внутри ванной сразу же загорелся свет. Марк убедился, что она не свалится с ног, и развернулся, чтобы уйти из спальни.

– Подожди, – робко попросила Аня.

Он повернулся и направил на неё вопросительный взгляд.

– Подожди меня тут, ладно?

– Хорошо.

Пока Аня отсутствовала, Марк выключил центральное освещение, на несколько секунд погрузив спальню во мрак, и зажёг один из торшеров, который озарил её мягким светом. Затем присел на край кровати и снова задумался.

Владов что‑то узнал. Конечно, кто бы сомневался. Но что и от кого? Если бы его сдал кто‑то из «Рассвета» сюда прислали бы не Аню, а совсем других людей, да и Игорь Владов тоже был бы здесь, чтобы лично посмотреть Марку в глаза. Но раз его здесь нет, значит, пока что у него недостаточно информации. Да и вряд ли кто‑то из «рассветовцев» вообще мог его сдать – они тоже сильно рискуют. Но что же тогда известно Владову… Зря отец ввязался в эту авантюру, ох зря.

Его размышления прервали тихо отворившаяся дверь и свет, вырвавшийся из ванной. Возникшая на пороге Аня медленно вышла, шагая заметно увереннее, чем до этого, дошла до кровати и грузно повалилась на неё, рассыпав по покрывалу свои тёмные волосы.

– О‑ой, прости, но что‑то я совсем расклеилась, – со стоном сообщила она, повернув лицо к Марку.

Он взглянул на неё, любуясь, подумал немного и поднялся.

– Тогда ложись отдыхать. Сегодня заночуешь здесь.

Прозвучало это почти как приказ, и Аня уже хотела сказать «хорошо», но потом подумала, что если он уйдёт – она до самого утра будет ждать, когда же в комнату ворвётся Третьяков со своими душегубами и увезёт её к отцу. Да, она верила Марку, но всё равно опасалась, что он может оказаться не таким, как она думает. Так что пусть лучше он ещё побудет здесь – так ей спокойнее.

– По‑стой, – она протянула к нему руку.

– М?

– Не у‑хо‑ди, по‑стой, просто по‑будь со мной… – вспомнились ей слова старой песни.

‒ О, а говоришь, что не пьяна, – Марк мягко улыбнулся.

‒ Потому что не пьяна, – упрямо отрицала Аня, по‑прежнему не двигаясь.

Марк вернулся, уселся обратно на кровать и стал задумчиво смотреть в зеркало шкафа перед собой, в котором отражалась почти вся спальня, включая украшенное занавесками тёмное окно. Довольно долго они оба молчали. Аня настолько привыкла, что он постоянно с ней разговаривает, что это продолжительное, тягостное молчание, которое началось ещё в столовой, теперь казалось ей дурным предзнаменованием. Почему такое красивое слово, как «рассвет», символ начала, на самом деле то и дело оказывается виновато в закате чьей‑то жизни?

‒ Что такое этот «Рассвет»? ‒ задумчиво спросила Аня. ‒ Почему вокруг него столько тайн? Почему все так трясутся из‑за этого и отнимают жизни стольких людей лишь за пару незначительных вопросов?

Поначалу Марк устало и немного огорчённо улыбнулся в ответ, допуская, что она всё‑таки пытается его хитро расспросить. Однако, суть самого вопроса пока что касалась только общей информации, поэтому он кое‑что мог ей рассказать без малейших опасений. Возможно, это пока что всё именно так, но Марк решил пока не думать о людях хуже, чем они того заслуживают.

‒ Могу сказать только, что более менее достаточно о «Рассвете» знают всего несколько человек, включая твоего отца, ‒ тихо ответил он. ‒ Вроде как полной информацией не владеет никто ‒ у всех по кусочку, но почему так и правда ли это вообще ‒ я не знаю.

Аня молчала, косясь на Марка со своего места. Гауфман выдержал небольшую паузу, размышляя, затем снова сосредоточил взгляд на девушке.

– Есть и другой слух, – продолжил он, ‒ что только твой отец и владеет всей информацией, а у других ‒ только кусочки пазла, необходимые для работы.

‒ Что? Как такое возможно? Почему именно у него? – удивилась Аня.

‒ Это просто слух. Не факт, что всё так и есть.

И снова оба выдержали длительную паузу, посвятив это время размышлениям.

‒ Ладно, но пока что ничего из того, что ты сказал, не объясняет кто они такие, – сказала, наконец, Аня.

‒ Учёные. Сеть лабораторий и небольших, но очень сложных производств. Говорят ‒ немаленькая. Точного количества я не знаю, но их точно немало, потому что они обеспечивают для нас очень многое. По сути, все сложные техпроцессы ‒ это они. Без них мы бы не смогли нормально перегонять нефть, которая позволяет держать всех на коротком поводке, не смогли бы обеспечивать работу электростанций и сложного производства, например, химического. Мы ведь в паре идём, в тесной паре, но Торговая гильдия ‒ это лишь руки, муравьи, которые выполняют всю грязную работу: воюют, если надо, убирают и кормят королеву улья ‒ «Рассвет». А они управляют, создают, исследуют. Наверное. Я и сам толком не знаю, если честно.

‒ То есть, мы от них зависим?

‒ Ну, и они от нас тоже, но в целом ‒ да. Например, ты не задумывалась, что если заболеешь, то для тебя находятся фактически любые лекарства? И это не какие‑то там просроченные таблетки, которые лежали где‑то с древних времен, а свежие и редкие препараты. Кто их делает? Где? На каком оборудовании? Где берут сырье, мощности, специалистов, которые понимают, как всё должно быть сделано?

‒ Нет, не задумывалась, ‒ честно призналась ошарашенная Аня.

‒ Теперь можешь задуматься, ‒ улыбнулся Марк.

Девушка машинально тоже слегка улыбнулась, но улыбка эта сразу же исчезла ‒ ей и правда было над чем подумать. Она поднялась, села, уперев спину в подушки, и вперила в Марка внимательный взгляд.

‒ Короче, без «Рассвета» нам будет плохо, ‒ продолжил он. ‒ Они почти везде, в том числе и боевую технику нам помогают строить. Да, мы сами создаём броню и свариваем корпуса для танков и бронетранспортёров ‒ небольшой завод есть даже у меня в регионе, но одно дело выплавить и закалить сталь, даже создать композит и собрать всё это воедино, а совсем другое ‒ создать и внедрить систему управления огнём. Этим, между прочим, на заводе занимается их спец, хоть все и думают, что он наш, гильдейский. А сами комплектующие системы нам поставляют уже собранные. Угадай ‒ кто?

‒ Невероятно. Это прямо какое‑то государство в государстве получается.

Сказав это, Аня повернулась и положила голову на локоть, подставив взгляду Марка притягательный, словно магнит, красивый изгиб своего тела. Марк не смог или не захотел отвести взгляд и несколько секунд рассматривал её.

‒ Типа того, – кивнув, сказал он. – Секреты этого государства рьяно охраняют, и я думаю, что теперь ты понимаешь почему.

Аня добрую минуту переваривала услышанное и решила озвучить выводы.

‒ Потеря лаборатории или цеха «Рассвета» ‒ это серьёзная проблема, а потеря их технологий или специалистов ‒ катастрофа. Если какая‑то группировка захватит их и получит возможность создавать что‑то ужасно сложное и редкое ‒ она получит преимущество или, как минимум, станет менее зависима от нас. И вообще ‒ если кто‑то поймёт, что где‑то в конкретном месте есть такие производства ‒ на них может начаться настоящая охота. Так?

Она поражалась собственным выводам, с трудом веря в то, что довольно простой, на первый взгляд, мир вокруг, на самом деле оказался совершенно иным и полным секретов.

‒ Какая же ты всё‑таки умничка, ‒ похвалил её Марк.

Она снова мимолётно улыбнулась и вспомнила Ильченко. И всю ту историю в Ольховке, из‑за которой Андрей так нервничал, а она ему тогда так не хотела верить. Впрочем, ей и сейчас не вериться, что всё это может быть правдой. Ведь если так ‒ Торговая гильдия намеренно держит в полной зависимости огромное количество людей, намеренно не позволяет миру восстановиться в том виде, в котором он был когда‑то. Она задал этот вопрос Марку.

‒ Я не знаю, Аня. Намеренно или нет, но на сегодняшний день таков порядок вещей.

‒ Но это неправильно, Марк, – с жаром запротестовала она. – Общество могло бы вернуться к нормальному существованию, могло бы перестать жить по волчьим законам. Это могло бы спасти миллионы жизней.

‒ Или нет, – парировал Марк. – Ведь если мы откроем всем эту тайну, то самые сильные группировки просто начнут войну за технологии и мощности, потому что тот, кто владеет ими ‒ устанавливает правила остальным, а общество так и останется там, где находится сейчас. Так что благодаря нам на обширных территориях есть порядок и какой‑никакой закон. Благодаря нам выживают миллионы.

‒ И благодаря нам же другие миллионы страдают, голодают, умирают, – не отступалась Аня.

Гауфман на несколько секунд отвел взгляд.

‒ Что ж, иди ‒ расскажи всем и пусть эти миллионы идут убивать друг друга за то, в чём не разбираются, и в итоге перебьют нас и сами себя. Мир прошёл через это в первые пару лет после эпидемии. Странно, что ты это позабыла.

Она не позабыла. Хоть Аня никогда и не видела жестокости тех времён, но слышала об этом достаточно.

‒ Может, ты и прав, но я не пойму ‒ если кто‑то хочет этих технологий ‒ почему не нападают на саму гильдию? Объединились бы и начали войну против нас?

‒ Поначалу так и было, а потом у всех, кроме нас, закончилось топливо. И всё, – он пошевелил бровями и на мгновение искривил губы. – Поэтому изначально все объекты «Рассвета» тщательно скрывались от посторонних глаз, а все, кто про них прознал ‒ шли в расход. Потом, когда мы перебили или изгнали всех врагов, и наши производственные анклавы смогли объединиться между собой, когда мы начали контролировать огромные территории, то необходимость в секретности «Рассвета» по идее, должна была бы исчезнуть, но почему‑то всё остаётся, как раньше. «Рассвет» продолжает скрываться, а потенциальные противники продолжают быть в неведении, относительно них. А ещё, как мне кажется, хоть мы и идём в паре, но они являются совершенно самостоятельной организацией, которой плевать на нас. Мы просто паразитируем друг на друге.

Он выдержал небольшую паузу, что‑то додумывая, и Аня тут же воспользовалась этим, чтобы вставить замечание.

‒ И всё равно не логично, – легонько покачала головой она. – Мы скрываем секреты, чтобы никто не объединился против нас, хотя все знают, что у нас есть такие секреты, потому что покупают продукты нашего производства.

‒ Не совсем так. Они думают, что мы собрали крохи и где‑то как‑то их понемногу выжимаем. Но мы тщательно скрываем истинное положение дел от чужих разведок. М‑м… Вот смотри, как для них всё выглядит. Например, на приграничной со «Свободой» территории есть большой производственный район. «Свобода» о нём знает, потому что получает оттуда много чего полезного для своей деятельности и, вероятно, точит зубы. Представь, что они решили захватить его, чтобы самим там всё производить. Допустим, захватили. Посмотрели, провели инвентаризацию, а там, оказывается, мало что можно делать. Ну, ладно, видимо часть комплектующих получали из районов‑смежников. Приходят туда, а там тоже совсем не то и нигде не видно высокотехнологического производства. А мы, тем временем, уже подтягиваем силы. И «Свобода» вроде как районы и мощности заполучила, но толку от них мало, хотела бы удерживать ‒ так нет ради чего. А «Рассвет» законсервировался где‑то рядом, тихо сидит и не отсвечивает. И даже если «Свобода» найдёт пару их объектов, то те оперативно эвакуируются, благо, у них всё на этот случай предусмотрено, и оставят «Свободу» с носом ‒ без спецов и без части оборудования. Да и цепочка там опять же будет, скорее всего, неполная. Так что подобную войну начинать можно только когда ты обладаешь информацией о всей сети, включая засекреченную «рассветовскую», а такое, по сути, невозможно.

– А нам самим это производство не усложняет?

– Усложняет, но для нас это приемлемо – секретность того стоит.

‒ Тогда выходит, что при такой войне всё, чего враг может добиться ‒ временное нарушение производства, которые мы восстановим, а они ‒ нет.

‒ Верно. Мы это в прошлом не раз проходили.

Аня в задумчивости отвела взгляд и прикусила губки.

‒ А почему остальные группировки себе такого не придумывают? – спросила она. – У них же тоже есть производство, хоть и проще нашего?

‒ Потому что всё это требует огромных сил для контроля территорий, плюс дополнительные расходы на логистику, а таких возможностей нет ни у кого, кроме нас. Потому все, кто помельче, трясутся за свои производства и по возможности концентрируют их, чтобы их легче было защищать. И в их случае это самый разумный вариант.

Некоторое время Аня задумчиво смотрела на Марка, но в конце концов замотала головой, раздражённо застонала и откинулась на подушку.

‒ А‑а‑а, я, кажется, тупая, всё равно не понимаю ‒ почему, если нас все боятся и мы такие хитрые и сильные, мы не пытаемся возродить старый мир?

Лицо Марка искривилось, а губы растянулись в саркастической улыбке.

‒ Этот вопрос лучше задать твоему отцу. Он может знать ответ.

Теперь уже Аня искривила губы и покосилась в сторону. Она представила себе подобный разговор с отцом и ощущения, которые у неё при этом появились, были не самыми приятными.

‒ Чувствую, что такой вопрос… может стоить нам жизни.

‒ Верно чувствуешь, – очень серьёзным тоном согласился Марк.

Аня лежала на бежевой подушке, и её густые, темные волосы красиво обрамляли её лицо. Марк вновь невольно стал любоваться ею и ей это нравилось. Как и он сам. За эти дни они стали близки друг другу, как друзья, а сегодня, проведя вместе этот день, разделив свои секреты, опасения и риск, они стали ближе и как люди, объединённые общей тайной. Учитывая, что оба глубоко симпатизировали друг другу, то, что произошло дальше, было лишь вопросом времени.

Решившись, Аня приподнялась на локте, протянула руку и, схватив Марка за рукав, мягко потянула к себе. Его не нужно было просить дважды и через мгновение они соединились в сладком поцелуе. А дальше всё понеслось так быстро, что Аня и глазом не успела моргнуть, как оказалась сидящей на кровати, почти полностью раздетой, а её шею, спину и плечи покрывали горячие поцелуи Марка. Более менее она опомнилась только в момент, когда почувствовала, как ослабли бретельки расстегнутого Марком бюстгальтера.

И тогда она вспомнила о предательстве и моментально протрезвела. Как бы ни был хорош Марк – Аня здесь не из‑за него, а из‑за совсем другого мужчины. Он, а не Марк, протянул ей руку в момент величайшего отчаяния и помог снова подняться на ноги, ради него в своё время она пошла на риск и вступила в опасную игру с отцом. Почему? Потому что испугалась, что отец что‑то сделает с ним, а она чувствовала, что может как‑то на это повлиять.

«А ещё почему? Ну же, признайся себе… потому что влюбилась в него тогда, на той скамейке, во время того самого лучшего в твоей жизни поцелуя. Ты ведь отрицала это, не хотела соглашаться, что это так, но сейчас ты почувствовала, что совершаешь предательство», – все эти мысли очень быстро пронеслись у Ани в голове и она невольно обняла себя руками, стыдясь того, что чуть было не совершила. Марк, тоже успевший незаметно для неё растерять почти всю одежду, почувствовал, как она напряглась.

‒ Аня, что‑то не так? ‒ нежно поинтересовался он, скользя ладонью по её плечам.

Ей было очень хорошо от его прикосновений, но всё равно она вздрогнула, глубоко вздохнула, и виноватым тоном сказала фразу, хуже которой в такие моменты быть просто не может.

– Прости, Марк, но я не могу. Пожалуйста, прости, но не в этот раз, не сейчас.

Она кляла себя, свою глупость и то, как в итоге всё сделала. Ну почему она такая дура? Хуже любой блондинки! Тупая!

Пауза, которую выдержал Марк, сказала куда больше, чем любые слова. Но всё же, он и тут проявил себя с лучшей стороны.

– Хорошо. Как хочешь, ‒ с лёгким разочарованием сказал он, хотя оно было отнюдь не лёгкое. ‒ И не извиняйся. Но если можешь, то скажи – почему?

– Просто…

Она не смогла сразу продолжить, но знала, что должна это сделать, что должна быть искренней с ним. Обязана, ведь он тоже был ей не безразличен. От обиды и злости на саму себя на глаза ей снова начали наворачиваться слёзы.

– Просто, есть человек, которого я повстречала до тебя. Которого люблю, но не видела уже очень‑очень давно. И я не могу… Прости, я знаю, как сейчас выгляжу.

– Хм… Должен признать ‒ это неприятно. Гораздо неприятнее всего того, что ты сказала мне раньше.

Марк был уязвлён, что ему предпочли кого‑то другого, да ещё и в такой момент, но старался не давать волю негативным эмоциям, обуревавшим его. Да, это обратная сторона любви ‒ человек, которого любишь, не обязательно любит тебя. Это ранит больнее любого оружия, это пронзает само сердце, но не убивает, а сводит с ума. Это жесточайшая пытка, когда человек, которого ты полюбил и который вроде бы отвечал тебе взаимностью, вдруг заявляет, что ты ошибался.

Он изо всех сил сдерживал эту боль, но кое‑что всё‑таки прорвалось.

– Почему тогда ты здесь, раз любишь другого?

Это был жестокий вопрос, который можно было по‑разному трактовать, и Ане он причинил немало боли.

– Потому… потому что… Не знаю. Пожалуйста, прости. Прости меня. И пойми, ‒ виновато просила она.

– Понять? Что ж, попытаюсь, – чуть слышно хмыкнув, сказал Марк. – Расскажи хоть кто он, мой соперник? Где находится?

Она тихо, но глубоко вздохнула, всё так же не опуская рук. И правда – где же он? Жив ли?

– Я не знаю, где он. Может быть, он… давно уже мёртв. Погиб где‑то, и некому похоронить его тело. Может, его похоронили и оплакали друзья. А может, он всё ещё жив и бьётся, проливает кровь за идеалы, в которые искренне верит… Он не такой, как мы с тобой. Он не слабак, как я, и не умудрённый жизнью, умеющий мастерски лавировать среди интриг, как ты. Он отстаивает свои принципы с оружием в руках, честно, открыто. Не то, что я.

Марк молчал, уткнувшись губами и носом в её теплое, шелковистое и приятно пахнущее плечо. Она попыталась представить о чём он думает, но это была бесполезная затея.

– Я должна подождать ещё немного, – продолжила Аня, не зная, хватило ли Марку такой аргументации. – Если он мёртв, то хотя бы из уважения к нему. Мне кажется, что это последнее, что я могу для него сделать – дать ему время и верить.

Гауфман молчал, одолеваемый злостью и ревностью. Ему не верилось, что женщина, которая стала для него столь дорогой и которая уже была в его руках, вдруг вырывается из них.

‒ И давно вы не виделись? – глухо спросил он.

‒ Больше четырех месяцев.

‒ Это недолго…

‒ Да, ‒ горячо перебила его Аня, ‒ но я готова руку дать на отсечение, что если он жив, то находится сейчас где‑то на фронте, а ты сам знаешь, что там происходит. Так что… не знаю или мы ещё увидимся.

‒ Так если ты и сама в этом не уверена ‒ зачем тогда всё это? Просто оставайся со мной? Можешь вообще никуда не уезжать ‒ свяжемся с твоим отцом…

Он забылся. Совершенно выпустил из головы, что происходит. Не стоит подставлять Аню. Лучше ей уехать и доложить, что она не смогла ничего выяснить, а он тут и сам разберётся.

– Хотя нет, о чём это я. Лучше всё‑таки тебе пока уехать, – всё так же глухо сказал Марк, не желая отрывать губ от её шелковистого плеча, а затем спросил. – Сколько же ты намерена ждать его возвращения?

Это был очень трудный вопрос. Она понимала, что они с Андреем были, как два атома в бескрайней вселенной, полной всяческих опасностей, которые вечно могут искать друг друга и никогда не найти. Здравый смысл говорил ей – не глупи, вы уже не встретитесь, оставайся с Марком и он сделает тебя счастливой. А чувства, сердце, наоборот – требовали верить и стремиться.

– Он не вернётся, Марк. Никогда, – дрогнувшим голосом сказала Аня, когда одна из этих сил взяла верх. – Даже если он жив ‒ он просто не сможет меня найти, не знает, где искать. А ещё мне кажется, что он один из принципиальных врагов моего отца. Не знаю почему, но есть у меня такое чувство. А ты же знаешь, что его враги обречены.

– Понятно.

– Поэтому через полгода или год, когда всё закончится ‒ война и… всё остальное – найди меня. Или я сама найду тебя. И тогда мы будем вместе.

Марк закрыл глаза, пытаясь подавить разбушевавшуюся в груди бурю. Выходило так себе, но ему было не восемнадцать, поэтому, даже не сумев подавить её, он всё равно говорил сдержанно.

– Хорошо. Так и поступим, – нехотя согласился он, отрываясь, наконец, от её плеча, и горячо зашептал на ухо. – Но знай – я никому тебя не отдам. Никому не уступлю. Потому что теперь ты – моя путеводная звезда. И я найду тебя где угодно. Только позови – и я примчусь за тобой хоть на край света.

Аня повернулась к нему, прильнула и поцеловала, обхватив его шею руками. Нежно, мягко, по‑настоящему. Это было её подписью и печатью под заключённым с ним договором. Короткой, но объясняющей всё.

Оторвавшись от его губ, она прислонилась к ним лбом, а затем мягко соскользнула на плечо, не выпуская Марка из объятий. Расстегнутый бюстгальтер сполз, обнажив большие, округлые груди, но она не обратила на это внимания, даже не стала стыдливо прикрываться. Пусть Марк получит хотя бы это удовольствие – пусть полюбуется ею, ведь в следующий раз они могут встретиться очень не скоро. Если встретятся вообще.

Он тоже обнимал её, одной рукой нежно поглаживая спину. Как бы ни было ей хорошо, как бы ни хотелось остаться – она уже приняла решение, что уйдёт и должна была это сделать.

– Спасибо тебе, Марк. За всё. А до того дня, когда мы снова встретимся, сделай мне самый лучший подарок – останься жив, – попросила она.

– В этом теперь можешь не сомневаться, – решительно заверил он.


Глава 3.4



5

С момента встречи с украинцами дела «анархистов» заметно пошли в гору. Во‑первых, они заполучили ещё немного провианта, чем выиграли себе ещё пару дней времени. Во‑вторых, Андрей, наконец, смог связаться с Родионовым. Тот, радостно матерясь, принялся костерить пропавшего без спросу Романова, а затем сообщил где они находятся, и когда Иван прикинул всё по карте и своей богатой на всякое памяти, то повод радостно материться появился уже у Андрея ‒ их разделяло примерно пятнадцать километров, которые при должной мотивации, коей у них было хоть отбавляй, можно было пройти за каких‑то восемь часов, а то и быстрее. Но главное ‒ силы Альянса уже второй день стояли на месте! А значит, возможность догнать их была более чем реальной.

Включив самую высокую передачу, взвод на всех парах помчался на встречу долгожданным союзникам. Корнеев с отрядом разведчиков, как обычно шёл в авангарде, благо рации работали, и теперь не было необходимости часто останавливаться и постоянно следить, не покажутся ли бегущие со всех ног со срочными новостями от Лёши бойцы.

Иван помогал, чем мог, в основном подсказывая оптимальные маршруты. Он хорошо ориентировался на местности, знал расположение деревень и советовал, как лучше, быстрее и безопаснее всего их обойти. Благодаря этому на марше они сэкономили добрых полтора‑два часа, без сна шли всю ночь, но всё равно на своих вышли только к позднему утру.

Звёздное небо ещё часа в четыре затянуло тучами, и утро встретило «анархистов» намёком на дождь. Родионов предупредил подразделения союзников, в полосу которых вероятнее всего могли выйти «анархисты», так что по идее здесь всё должно было пройти гладко.

‒ Полкилометра до наших, готов установить контакт. Приём, ‒ сообщил по рации Корнеев.

‒ Понял тебя, действуй. Конец.

Ответив это, Андрей продублировал команду командирам отделений и повернулся к Ивану, который как‑то немного неуверенно переминался рядом с ним с ноги на ногу.

‒ Ну что, пан Иван, похоже, пора прощаться, ‒ первым заговорил Андрей.

‒ Та да, похоже на то, ‒ согласился тот и почему‑то замялся.

Вскоре стало понятно почему.

‒ Я вот что подумал, ‒ неуверенно начал он, сделал короткую паузу и продолжил уже наоборот ‒ очень уверенно. ‒ Если бы я захотел остаться с вами… Примете меня?

Не в силах сдержать удивления, Андрей округлил глаза и некоторое время так и стоял.

‒ Чего? А как же «маскаляки», «запроданцы» и вообще русская речь? Не то, чтобы я был против, но свои потом не засмеют?

Украинец улыбнулся своей фирменной, тёплой улыбкой, в которой не хватало одного переднего зуба. Андрей уже успел насмотреться на эту улыбку за вчерашний день, но всё равно, видя её, сам начинал улыбаться.

‒ Отбрешусь потом как‑то. Если вернусь.

‒ Оптимизм заметен, но так себе, ‒ поделился своими наблюдениями подошедший Кот. ‒ Оценка ‒ три. Что обсуждаете? От чего будете отбрехиваться?

‒ Да вот, дядя Ваня хочет к нам, ‒ сообщил Андрей. ‒ Что скажешь?

‒ Я? А я что? Если дядя Ваня не шпиён, и сможет потом выдержать попойку с Толей, когда тот вернётся, то я не против. Дядя Ваня, ты ж не шпиён?

‒ Голова ты дубова, ‒ по‑украински сказал Иван, улыбнулся и продолжил уже на русском. ‒ Не шпион я. Да и для кого мне шпионить? Для кустарного партизанского отряда?

Он коротко усмехнулся и качнул головой, отводя взгляд.

– Другое дело у меня. Личное. К жопоголовым, – его взгляд снова вперился в Андрея. – И с вами, мне думается, я больше тех жоп надеру, чем со своими. Я же говорил тебе, что семьи у меня больше нет, так что, кроме кума никто и ждать особо не будет. Односельчане не считаются. Но если есть сомнения, то я пойму. И вернусь к своим.

‒ Та ладно, мы же шутим, дядя Ваня, ‒ искренне улыбнулся Андрей, хотя сомнения у него были. ‒ Говорят, я наивный. И доверчивый. Надо ж соответствовать имиджу, так что ‒ рад, что вы с нами.

‒ Ну, раз такое дело, тогда хоть говори ко мне на «ты», как ко всем.

Вместо ответа Андрей, по‑прежнему тепло улыбаясь, протянул руку и пожал крепкую ладонь украинца. Они перебросились ещё парой слов, и на связь как раз снова вышел Корнеев.

‒ Контакт установлен. Нас ждут. Выходите.

Обрадованный Андрей немедленно отдал команду и воодушевлённые окончанием своих мучений «анархисты» выдвинулись на преодоление последних пятисот метров, что разделяли их и людей, к которым они так долго и упорно шли.

Вот уже и опушка. В трёхстах метрах впереди Андрей видел отряд разведчиков во главе с Лёшей, который махал ему рукой. Они стояли рядом с двумя бойцами, наполовину скрытые искусственной насыпью. Похоже, здесь готовились к длительной обороне. Либо командир намеренно не давал солдатам сидеть без дела, что в «Булате» было стандартной ситуацией.

– Триста метров, народ! – крикнул бойцам Андрей, не скрывавший радости от окончания скитаний.

Радостные голоса стали громче. Все, даже самые измождённые, удвоили усилия. Даже Игорь, казалось, воспрянул духом и улыбнулся. Но что это? Почему Лёша вдруг резко перестал махать и отвернулся? Куда побежал один из тех бойцов «Булата», что стояли рядом с ним? А вот и второй сорвался с места, но в другую сторону.

– Быстрее! – громко прокричал Корнеев.

И в этот момент Андрей понял, что случилось. Десятки ног, шаркающих вокруг него, скрыли от него то, что расслышали Корнеев и бойцы «Булата», но теперь и он стал слышать – далёкий, протяжный, пугающий гул. И судя по реакции в окопах – это вряд ли были дружественные самолёты.

– Быстрее в укрытия!

Андрей закричал во всю силу, но для услышавших гул приближающихся самолётов бойцов его команда была излишней. Взвод уже был примерно на середине пути между лесом и окопами. Возможно, укрыться в лесу было бы более правильным решением, но сработала психология ‒ после длительных блужданий в отрыве от своих сил, от медсанбата, обеспечения и банальных источников информации о ситуации вокруг, все стремились во что бы то ни стало воссоединиться с союзниками, будто опасаясь, что если они не сделают этого прямо сейчас, до налёта, то потом это станет невозможным.

Выжимая из себя последние силы, «анархисты» неслись вперёд. Некоторые спотыкались и падали, но тут же вставали и снова бежали туда, где в окопах можно было сохранить свою жизнь, потому что здесь, в поле, им уже мерещился призрак костлявой, которая хищно улыбалась и тянула к ним свои мерзкие руки.

Самолёты были где‑то там, за низко висящими густыми облаками. Пилоты не могли ничего оттуда разглядеть и по идее не должны были нанести точный удар, но Андрей нутром чувствовал, что они здесь неспроста: они знают куда лететь, знают, куда сбрасывать свой смертоносный груз – их координируют с земли. Где‑то рядом должен скрываться наблюдатель, но какого чёрта Андрей думает о таком, когда смерть наступает ему на пятки?

Гул авиационных двигателей не просто пугал, нет – он доводил до истерики. Низкие облака скрывали подходящие самолёты, никто не понимал где они, сколько их, чего ждать. Знали только, что они летят со стороны противника, а значит не свои. «Булатовцы» в окопах и добежавшие до них «анархисты» были обречены попасть в адский круговорот.

«Булатовцы» окопались почти на самой опушке, у кромки леса, и не все смогли сохранить хладнокровие, ожидая предстоящего им опаляющего во всех смыслах испытания – многие начали метаться кто куда, кто‑то, игнорируя приказы командиров, побежал прятаться поглубже в лес, а штурмовики, казалось, только этого и ждали.

Они появились внезапно. Выпали из облаков, материализовались, словно привидения, и через несколько секунд обрушили на находящихся внизу людей всю свою ярость. Зловещее урчание крупнокалиберных авиапушек почти сразу же перекрыли оглушительные взрывы бомб. Стоял такой грохот, что треск падения срубленных снарядами и осколками деревьев вообще не был слышен. Повсюду летела земля, раскаленный воздух то и дело проносился то в одну, то в другую сторону, оглушая, обжигая лица и заставляя трещать волосы. Злобно шуршали осколки, молниеносно пролетая мимо людей и жадно выискивая хрупкие цели.

Крики людей по большей части были паническими. Умирающие почему‑то не кричали и Андрей не сразу понял почему именно. Только потом, когда всё закончится, до него дойдёт ужасный ответ – они не кричали, потому что умирали мгновенно: сгорали в огненных вихрях, растерзанные взрывной волной, осколками бомб и ракет, разорванные в клочья двадцатимиллиметровыми снарядами авиапушек. Раненых оказалось немного.

Налёт длился недолго, всего несколько минут, но разрушения, смерть и сумятицу внёс невероятную. Ещё пару минут после окончания большинство людей не смели поднять головы, будто не верили, что всё закончилось.

Когда рассеялся дым, и Андрей увидел ужасающие последствия, он впервые за долгое время впал в самый настоящий ступор. Покашливая, он в глубокой подавленности стоял во весь рост и созерцал итоги налёта, шокировано смотрел на изуродованные останки людей, на страдания и смерть, слившиеся воедино. Смотрел и не понимал, вернее, перестал понимать, ради чего всё это происходит, зачем они здесь, за что умирают?

Неподалёку лежало тело, вернее, его грубо порубанные останки. Оно лежало на боку, со странно вывернутой левой ногой, загнутой под неестественным углом под живот. Правая нога заканчивалась на середине бедра и дальше из грязной раны торчали только кусок кости и обрывки артерий. В тазовом отделе позвоночника зияла огромная рваная рана, будто кто‑то грубо вырвал из тела кусок. Глядя на это, Андрей не сразу осознал, что видел, но когда разум немного прояснился, он почувствовал сильный рвотный позыв и не смог его сдержать. Вырвав, он ощутил, как в голове немного прояснилось, но неосознанно снова взглянул на тело, на почти не пострадавшее умиротворённое лицо с раскрытыми глазами, и с ужасом узнал в нём Степашкина. Ещё один боевой товарищ, зануда‑умник, прошедший с ними столь длинный путь, покинул их.

Убивать людей Андрей уже привык, и даже отчасти смирился с тем, что друзья тоже умирают, но вот так? Настолько жестоко? Такого не заслуживает никто.

Шумовой фон, который его разум всё это время игнорировал, наконец, прорвался криками людей и немногочисленных раненых. Паники уже не было, но суматоха творилась несусветная. Некоторые командиры пытались восстановить порядок, но даже среди них многие пребывали в странном, граничащем с истерикой состоянии. Авианалёт привёл не только к материальным и человеческим потерям, но и к серьёзной дезорганизации. Как позже узнал Андрей – это подразделение, как и «Анархисты», впервые в жизни попало под бомбёжку, и в большей степени именно потому все они получили такой сильный психологический удар.

«Соберись!», – молнией пронеслось в голове Андрея. Он посчитал, что слишком долго позволял себе эту слабость, хотя на деле прошло не больше сорока секунд.

– Бур… – Андрей попытался крикнуть, но тут же закашлялся.

Прокашлявшись, он осмотрелся и предпринял ещё одну попытку.

– Буреев! Бодягин! – насколько мог громко крикнул он, но не получил ответа.

Кто‑то неподалёку тоже истошно выкрикивал фамилии и, похоже, тоже безрезультатно. Андрей пощупал плечо в поисках рации, но её там не оказалось. Он немного покрутился на месте в её поисках, но нигде её не увидел. Тогда он бросил свою затею и сосредоточился на зрении, пытаясь выделить среди людей форму «Анархистов», и быстро преуспел в этом. Первым, кого он увидел, был Саша Шелковский. Он перебинтовывал руку одному из бойцов своего отделения. В паре метрах от него, раскачиваясь взад‑вперед, сидел Карданов и что‑то бормотал.

– Докладывай! – потребовал Андрей, быстро приблизившись к ним.

Саша оторвался от перевязки и поднял глаза на командира. Взгляд был немного затуманенный, но, казалось, вменяемый.

– Командир… Э‑э… Я в норме, а Ваню, кажись, контузило. Вот ещё Трефона нашли. Где остальные не знаю. Раскидало нас…

– Будьте тут. Я соберу всех. Кого увидите – пусть остаются возле вас.

– Понял.

Оставив их, Андрей снова кинулся в человеческий круговорот, который понемногу начал приходить в некое подобие организованности. Первое потрясение у большинства уже прошло, командиры, наконец, более менее навели порядок, слышались обрывки команд, а всеобщий гул голосов стал заметно спокойнее. Очень скоро Андрей столкнулся с Буреевым и его отделением. Олег встретил его на удивление тепло, возможно, потому что Андрей, как и он, тоже пережил ад, а такие события сближают людей.

– Хорошо, что ты цел, командир.

– Взаимно. Докладывай.

– У меня двое погибли и один пропал – его ищут. Ещё двое ранены осколками.

– Оружие? Снаряжение?

– Сейчас осмотрим оружие и смогу сказать, что по огневым средствам.

– Понял. Действуй. Я рад, что ты жив.

Хоть их отношения были далеки от идеальных, но Андрей сказал это искренне. Отделение Буреева было для него серьёзной внутренней проблемой, но через самого Буреева он кое‑как мог его контролировать. Случись что с сержантом и чёрт его знает, как бы они повели себя дальше.

– Видел Бодягина или Корнеева?

– Пока нет.

– Ладно. Вонтам, – Андрей указал рукой, – находятся Карданов и Шелковский. Переберитесь к ним и держитесь вместе. Я поищу остальных.

– Понял. Сделаем.

И снова Андрей двинулся на поиски, обходя группки бойцов и пытаясь выделить среди них форму своих товарищей, которая немного отличалась по рисунку камуфляжа от «булатовцев». В центре позиций было больше воронок от взрывов. Одна бомба легла рядом с траншеей, другая попала прямо в неё. В обоих случаях погибли или были тяжело ранены много людей. Андрей старался не обращать внимания на тела, особенно на те, где по первому же взгляду были заметны тяжёлые увечья, но всё равно не фиксировать такое мозг не мог. Взгляд буквально сам тянулся к ним, этим несчастным.

На этот раз уже не он, а его нашли. Это был боец из разведчиков, которые вместе с Лёшей первыми встретились с «булатовцами».

– Товарищ лейтенант! Младший лейтенант Романов! Сюда! – услышал Андрей немного неуверенный голос.

Это был парень лет двадцати, чуть младше Андрея. Невысокий, но настырный и очень выносливый. Его, как и Шелковского, звали Сашей.

– Что у вас? Все целы? – сразу же спросил Андрей.

– Да, у нас всё в порядке. Сержант Бодягин и его отделение тут рядом, вместе с нами.

– Отлично. Веди.

Лёша с остальными находились на самой опушке. Налёт они пересидели в окопе «булатовцев», и к счастью ни одна бомба рядом с ними не упала. Здесь было почти всё ядро «Анархистов»: разведчики Корнеева и отделение Бодягина, включая Катю и Руми. Обе кого‑то бинтовали. Тут же был и дядя Ваня.

С появлением командира Катя лишь на мгновение подняла глаза и кивнула ему, продолжив своё занятие, а вот Руми одарила его продолжительным, но странным, непонятным взглядом, в котором перемешались такие взаимоисключающие вещи, как печаль и радость, счастье и тоска, боль и облегчение. Андрей, думая совсем о другом, уделил Руми лишь мимолётный взгляд и ничего из этого не распознал, но даже смотри он на неё дольше, то не сумел бы ничего выделить – взгляд Руми, как и сама она, всегда был неоднозначным.

– Ребята, как же я рад, что вы живы, – с облегчением выдохнул Андрей. – Доложите, что у вас?

– Да, командир, мы тоже рады, – ответил Бодяга. – У нас двое раненых осколками и ещё четверых пока не нашли.

– Кого?

– Шелковского, Кард…

– Я их видел, – перебил его Андрей. – Их сейчас приведут сюда. Карданов, кажется, контужен, а Степашкин… Степашкин погиб.

– Сука! – выругался Бодяга. ‒ А я так надеялся, что все живыми уйдём.

‒ И я надеялся, ‒ вздохнул Андрей. ‒ А Игорь? Где он? Что‑то я его не вижу.

Бодяга удивлённо осмотрелся, затем ещё раз.

– Он же только что был здесь? Кто видел Игоря Романова?!

– Он ушёл в лес. Минуту назад, – не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия, сообщила Руми.

– Точно, – подал голос Воробьёв. – Подавленный какой‑то.

– Да он в последнее время всегда подавленный, – добавил Кот. – Сходить его привести?

– Нет, я сам, – заявил Андрей и добавил. – Бодяга – отряди кого‑то в помощь Бурееву и Шелковскому. Приведите их сюда. Проверьте оружие и всё остальное – нужно понимать чего мы лишились. Я скоро.

Лёша, наблюдавший всю эту картину и с интересом слушавший точные, уверенные команды Андрея, кажется, позволил себе лёгкое проявление одобрения на лице, но никому сейчас не было дела до его проявлений.

Как и сказала Руми, брата Андрей нашёл в лесу, примерно в паре сотнях метров от позиций «булатовцев». Игорь стоял на коленях и рыдал, даже не так – у него случился истерический припадок. Но это было ерундой. Действительно серьёзной проблемой был не срыв Игоря, а пистолет, который он держал приставленным к своему подбородку.

Когда Андрей увидел это, внутри у него всё оборвалось. Захотелось закричать, чтобы Игорь остановился, но он боялся кричать – вдруг это подтолкнёт брата к решительному действию? Однако и ничего не делать тоже было нельзя. Андрей застыл в нерешительности, не зная, что сказать или как правильно поступить, но поскольку каждая секунда могла стать решающей, он понимал, что должен срочно сделать хоть что‑нибудь.

– Игорь, это я, – мягко позвал Андрей. – Ты что делаешь, брат?

Игорь не ответил, продолжая рыдать и всхлипывать. Руки у него тряслись, слёзы заливали лицо, размазывая грязь и кровь, которыми оно было покрыто. Выглядело всё это странно – воин, прошедший и повидавший столь многое, рыдал, как сопливая девочка. Но так было только на первый взгляд.

В последнее время Андрей вообще не уделял брату времени. Проблемы, ответственность, нехватка припасов, раненые, планирование и гонка за выживание – всё это отнимало у него все силы без остатка. На Игоря у него их просто не оставалось. Игорь же, лишившийся необходимой ему поддержки, а также запасов своих стимуляторов, испытал на себе всю силу обратной стороны любого наркотика – демотивацию, перешедшую в апатию, которая затем, подкрепленная сильным стрессом и невозможностью его преодолеть, превратилась в депрессию, из которой некому было его выводить.

Андрей, осторожно ступая, будто боясь спугнуть осторожного зверька, подошёл чуть ближе.

– Игорь, пожалуйста, поговори со мной.

Ответом было рыдание. Андрей продолжал медленно подходить, судорожно стараясь придумать, что делать. Когда до брата осталось несколько метров, он в нерешительности остановился. Толковых идей так и не было, но мысли вдруг сами начали превращаться в слова.

– Пожалуйста, не делай этого. Лучше поговори со мной. Расскажи, что чувствуешь. Накричи на меня, обвини во всём, можешь избить, если от этого тебе станет легче, но не стреляй, прошу.

Руки Игоря задрожали ещё сильнее, а затем затряслось и всё тело. И вдруг, не убирая пистолета от подбородка, он закричал: надрывно, истошно, во всю силу. Этот крик наполнил лес, растворяя в нём отчаяние, боль и обиду, которые рвались из Игоря вместе со звуком его голоса. А после остались только всхлипывания.

Пока он кричал, Андрею казалось, что так брат набирается сил для решительного действия. От страха, что может стать свидетелем его самоубийства, Андрей в бессилии закрыл глаза и не открывал их, пока Игорь не заговорил.

– Почему так… почему всё так? – дрожащим голосом сквозь слёзы тихо проговорил Игорь. – Что мы здесь делаем? Зачем?

Андрею трудно было что‑то ответить. Он и сам уже не знал. Когда они выступали из «Убежища» он был уверен, что идёт мстить виновникам всех его бед. Уверен он был и перед первым боем с сектантами. Но потом всё пошло наперекосяк. Очень быстро он понял, что является вовсе не мстителем, а всего лишь песчинкой, которую ветер с лёгкостью поднимает в небо и несёт, куда захочет. Разве может песчинка что‑то сделать? Кто она в вихре судьбы? Атом. Впрочем, иногда и песчинка способна вывести из строя огромный, но тонко настроенный механизм. Хватит ли ему удачи стать именно такой песчинкой?

Игорь всхлипывал всё меньше и меньше и, казалось, понемногу успокаивался, но вдруг снова взорвался.

– Это всё не то! Не то! – закричал он. – Мы не должны… Мы не можем, нас не готовили к такому! Почему мы должны вот так умирать? За что?! Я не хочу!

Он снова начал рыдать, пытаясь продолжать говорить сквозь слёзы.

– Ты говорил, что мы бьёмся за новый мир, за правду, за свободу… но ты не говорил, что это будет вот так… Я не хочу… не хочу быть разорванным на куски… не хочу видеть, как разрывает других. И вообще не хочу… не могу больше…

Слёзы снова текли по его лицу. Андрей, поняв, наконец, что именно привело к срыву брата, и сам чуть было не заплакал, но сдержался.

Андрей всегда понимал, что они очень разные. Игорь был более хитрым, бойким и, возможно, умным, но морально и физически более слабым. Если дело требовало физической нагрузки и не получалось сходу – он быстро сдавался. У него никогда не было таких воли и характера, как у Андрея. Если они попадались на чём‑то и дело пахло наказанием – именно Игорь всегда сдавался первым. Андрей знал всё это, но, погрязший в своих проблемах, упустил из виду. Ему казалось, что всё в порядке – брат здесь, рядом с ним, они вместе делают одно дело, и всё идёт, как надо, но он не учёл, что мотивации у Игоря не было с самого начала. Андрей просто вёл его за собой, как на верёвке. И когда силы Игоря иссякли и бороться со стрессом стало невозможно, он обратился к наркотикам. Однако и они не были панацеей, а всего лишь коварно ожидали своего часа, чтобы взять оплату.

– Прости, что я завёл тебя в такое пекло, – с искренним сожалением сказал Андрей. – Сейчас я не могу ничего исправить. Прости меня. Я очень сожалею, что тебе пришлось пережить всё это.

Брат молчал. А вот Андрей вдруг многое понял.

– Я должен был спросить чего хочешь ты, – продолжил он. – Я не должен был тянуть тебя за собой против твоей воли. Месть и всё остальное – мой выбор, но не твой. Теперь я понимаю, почему ты дошёл до наркотиков, и чувствую в этом свою вину. Прости меня.

Пистолет медленно, очень медленно опустился и был отложен в сторону. Игорь сложил ладони на лице и опустился вперёд, положив лоб на ковёр из листьев. Его тело ещё слегка подрагивало, но истерика явно шла на спад.

– Ты… Ты сухой и невнимательный. Тебе не нужна семья, и не нужен я.

– Это неправда…

– Не перебивай. Дай сказать.

Он говорил очень медленно, делая большие паузы, но в его словах внезапно появилась огромная сила. Чувствовалось, что он тщательно обдумывал это долгое время, потому что звучало всё очень связно и это несмотря на то, что только что этот человек был в истерике и чуть не покончил с собой.

– Ты установил планку и пытаешься до неё допрыгнуть. Падаешь, ранишься, но всё равно прыгаешь опять. Пока ты не допрыгнешь – ты не будешь замечать никого, кроме тех, кто будет прыгать к этой планке вместе с тобой. Они становятся твоей семьёй, потому что разделяют твои стремления. Друзья – это семья, которую мы выбираем. Это одна из твоих любимых фраз, я помню. Поэтому Черенко, Вурц или Корнеев, даже Воробьёв, который просто молча идёт за тобой – все они важны для тебя, все они стали твоей семьей. А я… я со своими слабостями, сентиментальностью и нерешительностью… не целеустремленный, не волевой – я тебе не нужен. Я только тяну тебя назад, торможу, ловлю за руки. Чемодан или… даже якорь – вот, кто я такой. Я даже не знаю, чего хочу. И это не самобичевание – это я уже прошёл. Это вывод, Андрей. Вывод, к которому я пришёл как раз через самокопание и самобичевание. Я просто ничтожный балласт.

Игорь всё так же сидел на коленях, уткнувшись лбом в листья, но Андрей хорошо его слышал. И от его слов ему тоже стало больно. Но причина этой боли крылась не в обиде на брата, а в осознании справедливости сказанного им. Всё, что сказал Игорь, было правдой. Жестокой, но правдой. Сам Андрей не смог бы в этом разобраться. У него просто не было на это времени, ведь он всегда был занят другим: строил планы, учился, тренировался, перенимал опыт, продумывал. Но никогда не пытался понять, почему он такой, какой есть, почему поступает определённым образом, и что вообще из‑за этого чувствуют окружающие. Он не задумывался о том, что своими действиями причиняет Игорю боль и мучения, толкает близкого человека на определённые поступки. Но что он теперь мог с этим поделать? Только признать свою вину.

– Прости меня, Игорь. Я и правда виноват перед тобой. Я был занят только собой и не задумывался о том, что ты чувствуешь или чего хочешь.

Он сделал паузу, обдумывая, стоит ли в данной ситуации говорить то, что хотелось. Пожалуй, стоит.

– Впредь я не стану заставлять тебя или осуждать твои действия. Я приму твой выбор, каким бы он ни был и надеюсь, что ты примешь мой. Единственное, чего я хочу – чтобы ты оставался живым и нашел в жизни своё счастье и свой путь. Не позволяй себе утонуть, не опускайся больше, если можешь, до наркотиков. И всегда приходи ко мне, когда тебе что‑то будет нужно или просто захочется поговорить. Всегда. Хорошо?

Брат промолчал. Андрей чувствовал, что должен сказать что‑то ещё и продолжил.

– И, может, ты не одобряешь то, что я делаю… И всё это дается тебе слишком тяжело. Я пойму, если ты решишь остановиться и буду рад, что ты сделаешь такой выбор. Если хочешь – я приложу все силы, сделаю что угодно, но добьюсь, чтобы Родионов вернул тебя в «Убежище» вместе с ранеными. Только скажи. Что думаешь?

Игорь, наконец, выпрямился, сел ровно и некоторое время смотрел на брата покрасневшими глазами.

– Но ты будешь продолжать, да?

– Буду, – вздохнув, ответил Андрей и опустил лицо.

Ему почему‑то стало стыдно перед братом. Глупое ощущение – он ведь не виноват в том, что имеет цель.

– Почему ты не остановишься? Ты видел, что произошло? Видел, как быстро человек превращается в ничто? В клочья, в груду мяса, разбросанную по округе, ‒ глаза Игоря снова заблестели. – Ты хочешь закончить так? Чтобы никто не смог даже собрать тебя в кучу, чтобы нормально похоронить?

Теперь пришла очередь молчать Андрею. Ему сейчас было трудно сходу привести правильные аргументы, чтобы противостоять брату.

– Неужели убогая месть стоит того, чтобы безвестно погибнуть, так её и не добившись? Почему ты не выбираешь жизнь?

Игорь затих, выговорившись и ожидая ответа. Андрею понадобилось время, чтобы найти его.

– Наверное, потому что я не могу их простить. Тех, кто во всём виноват. И особенно тяжело мне от того, что я теперь знаю, кто они и где их искать. Каждый раз, когда я вижу подобное тому, что только что произошло, когда вижу убитых сектантами людей – я только накапливаю ещё больше ненависти к ним. И потом, когда мы бездействуем в переходах или ожидании – это доводит меня до исступления, потому что я хочу, чтобы все эти ублюдки умерли и готов это воплощать в жизнь. И только когда мы покончим с ними – я почувствую удовлетворение. За отца, за мать, за нас с тобой, за всех, кто погиб из‑за жестокости и беспредела, к которым привела эпидемия.

Игорь покачал головой и некоторое время оба молча смотрели в землю.

– Я не могу понять тебя. И, наверное, не смогу никогда. Что будет, если ты погибнешь или станешь калекой и не сможешь исполнить задуманное? Представляешь, как ты будешь сожалеть? На этом свете, или на том – не важно.

– Хм, – Андрей вздохнул, задумавшись, а потом посмотрел на брата и произнёс. – Я буду гораздо сильнее страдать, если ничего не сделаю. Это куда хуже. Чем сожалеть о том, что ничего не сделал – сначала сделай всё возможное, и если ничего не выйдет, то потом уже сожалей. Прости, Игорь, но я должен пройти по этому пути до конца. Или погибнуть. Другой жизни я не представляю.

Наступила длительная пауза. Они оба оставались на своих местах и молчали. Лес тоже молчал. После грохота авианалёта единственные звуки, которые в нём оставались, это далёкие голоса людей на опушке.

– Дурак ты, – наконец, задумчиво покачал головой Игорь.

– Но дурак целеустремлённый, согласись, – слегка улыбнувшись, ответил ему Андрей.

Братья вернулись вместе, договорившись никому не рассказывать о своём разговоре и о том, что случилось. Лица у обоих были спокойными, разве что у Игоря оно немного опухло.

Никто так и не узнал, что произошло и о чём они разговаривали.

Руми как раз перевязывала одного из бойцов Буреева, коренастого мужчину лет тридцати пяти, с сильно выраженными надбровными дугами, из‑за чего он немного напоминал обезьяну. На лице у него даже через щетину выделялись несколько хорошо заметных шрамов, да и нос был слегка кривоват – явно последствия драк, которые он, видимо, любил. Этот мужчина уже однажды пытался подкатывать к Руми и в этот раз предпринял очередную попытку. Андрей как раз проходил мимо, но, заметив эту сцену и услышав разговор, почему‑то остановился так, чтобы быть как можно дальше, но всё слышать, и стал прислушиваться.

– Скажи, а чего ты пришла, м? – игриво подначивал Руми боец.

– Перевязать тебя нормально, – сухо отрезала девушка, поглощенная своим делом.

– Не‑не, почему именно ко мне? Признайся – я тебе нравлюсь, да?

Его товарищи посмеивались, слушая этот разговор.

– Бред.

– Чего ж тогда? – не сдавался он. – Зачем предложила помочь?

– Потому что мне нужна практика в обработке ран и перевязке, – абсолютно спокойно объяснила Руми, ловко наматывая бинт на раненое плечо.

Она закончила перевязку и отложила в сторону тоненький моточек бинта. В этот момент боец протянул здоровую руку, пытаясь приобнять Руми и притянуть её к себе. Девушка выкрутилась резким и грациозным движением, словно кошка, и, мгновенно выхватив нож, направила его на бойца. Это не было актом агрессии или угрозой, но предупреждением.

Его товарищи перестали хихикать.

– Воу! Полегче, девочка! Чёрт возьми… – боец тут же убрал руку и посмотрел на Руми с опаской. – Да ты дикая кошка какая‑то. Дура.

Видя, как обострилась ситуация, Андрей решил вмешаться. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы Руми кто‑то обидел.

– У тебя всё нормально?

Голос прозвучал мягко, но в то же время в нём была и угроза, направленная в сторону мужчины. Андрей остановился возле девушки, но его колючий взгляд был направлен на бойца Буреева.

– Да, всё в порядке, – тихо ответила Руми, пряча нож.

Она подняла глаза и посмотрела на командира своим осторожным взглядом.

– Вот и хорошо. Как тебя зовут? – строго обратился к бойцу Андрей.

– Илья, – нехотя ответил тот, с вызовом глядя Андрею в глаза.

– Фамилия, – ещё более жёстким тоном потребовал Андрей.

– Вяткевич, – теперь в его тоне прорезалась дерзость.

В Андрее забурлила злость. Этот наглец не только оскорбил Руми, но ещё и своим небрежным поведением и тоном бросал вызов ему – командиру.

– Слушай сюда, Илья Вяткевич, – стальным голосом продолжил Андрей. – Если ещё раз…

– Да мне похрен, – нагло перебил его боец. – Это в бою я могу твои приказы выполнять, лейтенант. И то мы ещё посмотрим, кто тут будет командовать. А мои тёрки с другими бойцами тебя вообще не касаются, понял?

Это было уже нечто большее, чем дерзость, и даже не вызов – это было фактически объявление войны. Первым порывом стало врезать этому ублюдку прямо сейчас. Втоптать его в землю, уничтожить в назидание остальным. Но Андрей быстро преодолел это желание – он разговаривал на тему дисциплины и субординации с Родионовым и немного с полковником, и знал, что так поступать можно, но нежелательно. По крайней мере, не так сразу и не в такой ситуации. Наверное, не в такой. Но что тогда делать?

– Руми, разыщи и приведи сюда сержанта Буреева. Пожалуйста.

Вяткевич поднялся с земли и стоял напротив Андрея, сверля его презрительным взглядом, как бы говоря: «И что дальше? Что ты теперь собрался делать?». Он явно был уверен, что Буреев станет на его сторону и предвкушал, как этот командир‑молокосос сейчас ещё больше опозорится.

Вскоре появился Буреев с парой своих бойцов. Сержант моментально сориентировался в ситуации и на его лице появилась еле заметная ухмылка. Увидев это, Андрей немного поколебался, но не подал виду. Будь что будет.

– Звал, лейтенант? Что‑то случилось? – вполне миролюбиво сказал Буреев, чем немного снял напряжение с Андрея.

– Да. Случилось. Твой боец позволяет себе оскорбления в адрес командира, неподчинение и нарушение субординации.

Сержант слушал внимательно, но на его лице по мере того, как Андрей говорил, проявлялось выражение сомнений, даже недоверия.

– Не может быть. Это правда? – спросил он Вяткевича.

– Конечно, нет, – ответил тот, ухмыляясь. – Ни одного приказа я не нарушил и даже слова грубого никому не сказал, вот, мужики подтвердят. Не понимаю, почему товарищ лейтенант говорит такое.

Буреев хмыкнул и посмотрел на Андрея с выражением лёгкого упрёка и издёвки. Андрей осмотрелся в поисках Руми, но девушка почему‑то не вернулась вместе с Буреевым.

– Я не понимаю, что должен делать, товарищ лейтенант. И зачем я вообще здесь?

Внутри у Андрея всё кипело, но он прилагал максимум усилий, чтобы удержать свой гнев. Это было очень непросто, но пока что ему это удавалось.

– Ладно, – в крайней степени раздражённо сказал он. – Хорошо. В этот раз ваша взяла. Но раз уж здесь сержант, то я повторю ещё раз то, что ты не дал мне сказать, рядовой Вяткевич.

Вяткевич вскинул подбородок и, чуть заметно ухмыляясь, уставился на Андрея. Андрей старался игнорировать его поведение.

– Я предупреждаю тебя при твоём командире. Тебя, и всех бойцов в подразделении. Надеюсь, сержант, ты передашь мои слова тем, кого тут сейчас нет. И сделаешь так, чтобы до всех дошло.

– Разумеется, товарищ лейтенант, – сержант энергично кивнул, чем вызвал смешок у своих подопечных.

Романов подумал, что вынужден принять это отношение – он просто не знал, что ещё он может сейчас сделать. Устроить показательную порку Вяткевичу? Или Бурееву? Или всему его отделению сразу? Этим он только спровоцирует всеобщую неприязнь, а возможно и открытый силовой конфликт.

– Итак. У нас во взводе есть две женщины – Катя и Руми. Это хорошие, проверенные бойцы, которое через многое прошли вместе с нами и которых мы ценим и уважаем. И никто из нас, ни я, ни остальные – не потерпим неуважительного отношения к ним, распускания рук или пошлых шуточек и намёков. Если ещё хоть раз я услышу от кого‑то что‑то подобное, или увижу, или кто‑то мне донесёт – последствия будут очень жёсткими и хреновыми для виновных.

Андрей сделал паузу и окинул всех хмурым, злым взглядом.

Буреев, вероятно, хотел что‑то сказать, какое‑то очередное завуалированное унижение, но в этот момент из‑за дерева в десятке шагов от них медленно вышел Корнеев. Он вышел так тихо, что Андрей, стоявший к нему спиной, его не услышал, а вот Буреев и его бойцы видели его и благоразумно умерили свой пыл.

Корнеева все опасались и не зря. Пообщавшись с другими бойцами взвода, люди Буреева уже знали, что главными столпами дисциплины в «Анархистах» были Толя Черенко и некто Сева, которых больше нет. За всё время существования «Анархистов» именно эти двое давлением, угрозами или прямым физическим воздействием поддерживали в подразделении порядок, старясь делать это так, чтобы Андрей не видел, но сейчас никого из них здесь нет и по большому счёту некому помочь Андрею. Теоретически, это мог бы быть Бодягин, но он не сильно рвался конфликтовать с половиной взвода. Корнеев же, известный своими навыками, был для них неизвестной переменной, тёмной лошадкой, которая не всегда проявлялась. Лёша почти никогда не встревал в подобные разборки, чаще всего либо отсутствуя, либо игнорируя их, и никто толком не мог понять, что у него на уме и почему он так поступает. Но таким поведением и таинственностью он создавал сильное давление на потенциальных смутьянов.

Сейчас Лёша был тут, и, похоже, слышал их разговор. Раз он решил показаться, то, видимо, хочет поддержать одну из сторон, и почему‑то Буреев был уверен, что не его.

Видя, как они переменились в лицах, Андрей решил, что его слова всё‑таки дошли до адресатов.

– Я рад, если вы меня поняли. Что до приказов в бою или вне его, – продолжил он. – Пока я командир взвода – вы все будете делать то, что я скажу. Если кто‑то против – валите нахрен из моего взвода. Можете даже прямо сейчас. Дайте мне фамилии тех, кто не хочет находиться под моим командованием, и как только мы соединимся с полком – я всячески поспособствую тому, чтобы вас перевели. Вам всё ясно?

Все молчали.

– Я не слышу ответа?! – повысил голос Андрей.

– Ясно. Так точно. Да, – раздались ответы.

– Вот и хорошо. Свободны.

Буреев быстро козырнул, затем бросил своим бойцам короткую команду, развернулся и пошагал прочь. Остальные, окинув Андрея хмурыми взглядами, двинулись вслед за сержантом. Романов некоторое время смотрел им вслед, борясь с эмоциями, бурлившими внутри, а затем обернулся. Корнеева позади уже не было, но зато там была Руми с аптечкой. Она решительно приблизилась к Андрею и внимательно осмотрела его лицо.

– Надо обработать рассечения, – тихо, но требовательно сказала она.

– Практика? – чуть заметно улыбнувшись, спросил Андрей, слегка покрасневший от её близости.

Руми не сразу ответила. Пауза длилась пару секунд, а потом на её лице проявился лёгкий румянец и только тогда она бросила короткое:

– Ага.

Андрей присел рядом с ближайшим деревом и позволил Руми заняться собой. Будь он в душевном равновесии, он бы наверняка обратил внимание на её робкие, нежные прикосновения, лёгкую краску, то и дело проявляющуюся на её лице, и на то, как нарочито медленно она всё делает, но сейчас ничего из этого он не замечал. Все его мысли и внимание были прикованы к произошедшему.

Почему всё так? В чем его промах? Почему раньше не возникало таких проблем? Что он сейчас должен сделать, чтобы исправить ситуацию? Ответы на некоторые вопросы он мог подобрать, но большинство оставались открытыми.


Глава 3.5



6

Аня возвращалась домой с тяжёлым сердцем. Она оставила человека, за короткое время ставшего ей близким по духу, ради призрачного шанса увидеть когда‑нибудь другого. Глупо? Бессмысленно? Нелогично? Да. Да. Да. Но она не жалела, ведь Андрей наверняка поступил бы точно так же. Он же Андрей: честный, прямолинейный, местами застенчивый и даже наивный. Совсем не такой, как Марк. И всё равно он был ей дорог. Человек, который не отвернулся от неё, который понял её и протянул руку помощи в момент наибольшего отчаяния. Он готов был рискнуть ради неё жизнью – она всего лишь должна была сказать «да». Как она могла предать его теперь и остаться с Марком? Да она потом всю жизнь будет себя корить. К тому же Аня чувствовала, что единственный шанс когда‑нибудь встретиться с Андреем – оставаться рядом с отцом.

Романов делал что‑то, что отца не устраивало. Что‑то предпринимал, а может, что‑то копал. Или скооперировался с кем‑то из его врагов. Если она сумеет сохранить хоть небольшую каплю доверия отца, если сумеет убедить его, что она на его стороне, то, возможно, ей представится шанс. Только если Андрей ещё жив.

Войдя в парадное, Аня задумчиво пошла вверх по лестнице. Она быстро нашла в маленькой сумочке ключ, открыла дверь и вошла в свою квартиру.

«Может, стоило всё же остаться у Марка? Просто заночевать в той спальне и всё. Без всякого секса…», – подумала она.

Нет, она бы не смогла удержаться. Она знала это и потому ушла.

Не успела Аня войти в комнату, как в ней зажёгся свет. От неожиданности она вскрикнула и интуитивно отскочила назад, в панике оглядывая пространство вокруг себя.

– Чего ты пищишь? Заходи давай, – раздался из комнаты недовольный голос человека, которого Аня сейчас хотела бы видеть меньше всего.

– Что? Как ты попал сюда? – девушка моментально разгневалась и, словно фурия, влетела в свою спальню. – У тебя что, есть ключ? Ты маньяк!

– Так, перестань кипешевать, а то сейчас соседи услышат, полицию вызовут.

Влад Третьяков, самодовольно ухмыляясь, сидел на пуфике у стены. На том, где сидел и в своё прошлое посещение.

– Как ты сюда попал?

– Какая тебе разница? Попал и всё, – отрезал он.

У охранника были запасные комплекты ключей от всех квартир, и Влад позаимствовал нужный. Разумеется, тайком от него.

Ане стало страшно, но пока что она вполне умело это скрывала. С ума можно сойти – этот придур имеет доступ к её квартире. Просто невероятно.

– Больной ты, Влад, честное слово, – выпалила она, но прошла мимо него и грузно уселась на кровать. – Я чуть не умерла от страха.

– Хм… – Третьяков многозначительно хмыкнул.

Надо было как‑то избавиться от этого урода. Единственный способ – выяснить зачем он вообще припёрся.

– Зачем ты здесь?

– Хочу знать как твои дела с нашим другом? Притёрлась к нему какой‑то частью тела? Узнала что‑то? – неприятно искривив чуть приоткрытый рот, Влад рыскал по ней взглядом.

– Знаешь что? Иди ты к чёрту, – немного повысив голос, сказала Аня.

– Ладно, ладно, прости, – ответил он так, будто делал ей одолжение. – Давай сначала, хорошо? Улыбнись, пошути, пошли меня как‑то погрубее, что ли? Я разрешаю.

– Дурень, – Аня попыталась выдавить улыбку, хотя на деле ей хотелось плюнуть ему в лицо. – Пока ничего не узнала. Мы провели вместе день и вечер, вроде как наши отношения стали чуть ближе и я попробовала прощупать нужную нам тему, но он очень осторожный. Я сослалась на Штерна, сказала, что хочу ему отомстить – всё, как мы договаривались. Он сказал, что подумает, как мне помочь.

– Ясно, – кивнул Влад. – Негусто, но это уже что‑то.

Он всё это время не сводил с неё глаз и рыскал, рыскал по ней, будто выискивая что‑то. Из‑за этого взгляда по телу Ани то и дело проносились мурашки.

– Если это всё, то не мог бы ты оставить меня? Я устала и хочу отдохнуть.

– Отдохнуть? – Влад немного оживился и поднялся с пуфика, повернувшись в сторону выхода. – А что, это можно устроить.

– Не поняла? – Аня недовольно вскинула бровь.

Третьяков повернул к ней лицо и расплылся в улыбке. Странно, но это была обычная улыбка – не та мерзкая, леденящая душу, что чаще всего была ему присуща, а другая, которая делала его похожим на нормального человека.

– Ну, с Гауфманом тебе ведь не повезло, – объяснил он и саркастически спросил. – Так что – твоё желание заиметь себе настоящего мужчину ещё не пропало?

Она окинула его испепеляющим взглядом. В этот момент должна была бы сработать какая‑то сигнализация, она должна была почувствовать что‑то интуитивно или как‑то ещё, но нет, ничего такого не произошло. Недовольная его эффектным, но абсолютно неприемлемым появлением, Аня решила немного отыграться, прежде чем выставить его прочь. И это стало фатальной ошибкой.

– А должно? – с вызовом спросила Аня.

– Кто знает, – неопределённо ответил Третьяков. – Но если нет – я не против.

Он многозначительно подмигнул ей, чем вызвал, наконец, испуг.

– С чего ты взял, что я выберу тебя? – сухо рассмеялась она в ответ, пытаясь сохранить самообладание.

Но её смех был фальшивым, поскольку внутри она вся содрогнулась. Эта фальшь не укрылась от Третьякова, и в тот же момент та четверть шанса, о которой он размышлял с их прошлой встречи, испарилась. И сам он резко переменился в лице, приняв жестокое и агрессивное выражение. Увидев это, Аня не на шутку испугалась.

– Так, слушай сюда, – угрожающе сказал он, подступая к ней на шаг, – сейчас ты мне расскажешь, что за игру ты затеяла, или я кое‑что сделаю.

Выражение лица и аура этого человека сейчас стали такими, что Аня поднялась с кровати, невольно съёжилась и рефлекторно отступила. Пока что она не отводила взгляд, но страх скрыть уже не могла.

– Начинай говорить, – угрожающе потребовал Третьяков.

Вопрос вступать в схватку или нет тут не стоял – она уже участвовала в ней, и отступать было толком некуда. Спасительная мысль о пистолете посетила её немедленно, но если она рванётся к прикроватной тумбе прямо сейчас, то вряд ли он даст ей возможность исполнить задуманное.

– Что говорить? Какую игру?

– Так, да?

Третьяков вскинул брови и искривил губы в глумливой улыбке, а затем медленно пошёл на неё, словно удав на загипнотизированного кролика.

– Ты думала, что сможешь дешёвым трюком взять меня на крючок? – каждое его слово источало угрозу. – Отвечай!

Аня отступала, панически пытаясь найти выход из ситуации. У неё был только один шанс, но она всё ещё разумно опасалась его провала в случае, если начнёт действовать прямо сейчас. К тому же пока что он ничего такого не делал – просто давил на неё. Что он вообще мог ей сделать? Она – Аня Владова и этой фамилии достаточно, чтобы внушить страх и почтение любому человеку в Торговой гильдии.

Но Аня упускала из виду, что за человек Третьяков, а также тот факт, что ни здесь, ни в радиусе многих сотен километров не было никого с фамилией Владов, кто способен был её защитить.

– Ты больной, что ли? Какая игра? Какой трюк? Я серьёзно говорила…

– Да? Тогда начинай раздеваться. Если это не игра и не трюк – не вижу причин, почему бы нам, наконец, не причинить друг другу удовольствие.

Он намеренно выбрал именно это слово. Осознав вдруг свою ошибку и то, что он способен зайти гораздо дальше, чем она предполагала, Аня содрогнулась, не в силах скрыть ужас, который охватил её и немедленно отразился на её красивом лице, окончательно оголив перед этим кошмарным человеком всё, что творилось у неё в душе.

– Что такое, Анечка? – торжествующе спросил Влад, наступая на неё. – Чего ты боишься? Обещаю, я не сделаю тебе больно. Не очень, по крайней мере.

Он надвигался медленно, и она так же отступала, но стена за её спиной была границей, дальше которой деваться было некуда. Тумба стояла в двух шагах от неё, но последние капли веры в то, что он не рискнёт ничего ей сделать, а также страх провала удерживали её от отчаянной попытки. Впрочем, она вдруг вспомнила, что собиралась использовать действовавшее безотказно до этого дня оружие.

– Вали отсюда! Ещё шаг и я расскажу обо всём отцу! Он тебе за такое яйца отрежет!

Третьяков остановился, но не потому, что испугался, а для того, чтобы торжествующе засмеяться, повергая Аню в ещё больший ужас. Теперь она поняла всё.

– И что ты ему скажешь? М?

– Что ты пытался меня изнасиловать, – несмотря на страх, Аня ещё сумела сказать это твёрдо.

У Третьякова было несколько планов действий на случай любого варианта развития событий. Он был готов ко всему.

– Ха‑ха. Да ладно? Как доказывать будешь, м? – издевательски спросил он. – Может, думаешь, что сможешь записать меня на диктофон, как Ткаченко? Так ты не подготовилась, ведь я пришёл неожиданно. И вообще ты опоздала – я опередил тебя и записал наш прошлый разговор. Я буду всё отрицать, скажу ему, что ты переспала с Гауфманом, но придумала план мести мне за Таню и просто наговариваешь. Он, кстати, допускал, что ты захочешь мне отомстить. Между прочим, сама мысль об этом меня безумно заводит.

С этими словами Третьяков быстро приблизился к ней и с силой рванул за блузку. Тонкая ткань разорвалась на лоскуты и повисла на одном плече, оголив второе и аппетитную, красивую грудь под белым бюстгальтером.

– Убери руки! – насмерть испуганная Аня не смогла сразу же закричать, а лишь слабо пискнула.

До неё слишком долго доходило, что человека перед ней не остановят никакие фамилии. И это был даже не обычный маньяк, а настоящее зло, способное продумывать свои ходы наперёд, строить стратегии и добиваться своего. Только теперь она осознала, что Третьяков не просто давит на неё или угрожает – он действительно собирается её изнасиловать и не скрывает этого. Он не скрывал этого с момента, когда поднялся с пуфика, просто Аня наивно полагала, что у неё есть какое‑то оружие против него и ничего не замечала. В ужасе она попыталась закричать, но Третьяков молниеносным движением зажал ей рот, и дальше она могла только мычать.

Третьяков вообще действовал очень быстро и умело. Чувствовался его богатейший опыт в подобных вещах, потому что любые контрмеры жертвы гасились в самом зародыше. Прежде, чем Аня смогла хотя бы додуматься выцарапать этому уроду глаза, обе её руки были плотно зажаты, а лицо Третьякова приблизилось к ней настолько, что она чувствовала прикосновения его кожи к своей.

– Тихо, Анечка, не нужны нам тут помощники, – хрипло сказал он, до боли прижав её своим телом к стене.

Спасительная тумбочка была всего в каком‑то метре от неё, но от самой мысли о борьбе Аню сковывал страх. Что будет дальше? Он её изнасилует. Если она не будет сопротивляться – он просто изнасилует её. И всё. Хотя стоп! Какое там всё? Это будет не обычное изнасилование. Она ведь, дура, сама наплела ему про интерес к сексу по жёсткому. Аня на мгновение представила картину с Таней, только с собой в главной роли, и чуть не потеряла сознание от ужаса. Господи, нет! Он не оставит в ней живого места. Она должна сопротивляться.

Приняв это решение, Аня почувствовала, как вдруг вернулись силы, и попыталась как‑то извернуться, чтобы ударить Третьякова ногой в пах, но он так тесно прижимал её слегка разведенные ноги своими, что этого никак нельзя было сделать.

– Ты что думала, маленькая сучка, что со мной можно поиграть? Думала – я какая‑то игрушка?

Убедившись, что скованная ужасом жертва не может пока ничего предпринять, Третьяков, не ослабляя давление, высвободил одну свою руку и поднял бюстгальтер, полностью оголив упругую грудь. Аня истерично взвизгнула и рванулась, но он предугадал это, и её порыв был задушен в зародыше, а звук голоса так и не смог вырваться куда‑то дальше его ушей.

– Перестань сопротивляться, – хрипло советовал он, в то время как его рука снова стала рыскать по её шелковистой коже. – Это бесполезно. Я знаю все ваши сучьи приёмы лучше вас самих.

Он возбуждённо дышал, пока больно облапывал её грудь. Аня издала приглушенный стон, на глазах у неё появились слезы. Она пыталась что‑то говорить и крутила головой, отчего Третьякову пришлось бросить тискать грудь и снова болезненно для жертвы полностью заблокировать любые её попытки сопротивляться.

– Со мной не выйдет играть, курочка, – угрожающе хрипел он. – Я знаю все твои ходы, любые твои выходки я обращу против тебя. Ты ничего не можешь сделать – ни сейчас, ни потом. Начав игру, ты сама подала мне идею продумать план, и теперь у тебя нет ни шанса. Я трахну тебя прямо здесь и сейчас, как ты говорила – отымею во все щели, и мне ничего за это не будет. Ни‑че‑го. Всё, что ты можешь сделать – попытаться получить удовольствие.

Его рука снова больно сжала большую грудь, затем поползла вниз живота, проникла под юбку, стягивая её вниз, и он рывком попытался сорвать с места кружевные трусики. Трусики затрещали, но каким‑то чудом выдержали натиск, и тогда он просто засунул руку в них и принялся нагло и больно шарить там. Аня, копившая силы и выжидавшая момент, снова рванулась и издала протяжный вопль, часть которого всё‑таки прорвалась наружу. И снова обе руки больно прижали её тело и повернутую на бок голову к стене. Его грубые приёмы каждый раз на некоторое время парализовали её волю к сопротивлению.

– Что ж ты никак не уймешься, а? – злобно прошипел он. – Я могу заткнуть тебе рот, могу связать тебя, могу доставить тебе много боли, от которой не будет никаких следов. Хочешь? Хочешь этого?!

Никогда в жизни Аня не ощущала угрозы изнасилования. Сколько бы сальных и похотливых взглядов на неё не кидали – никто и никогда не предпринимал даже слабой попытки сделать это. Но сейчас от жестокого изнасилования Аню отделяли лишь мгновения, и она собиралась бороться за себя, как и за свою жизнь, до конца. Но что будет, если её попытка провалится? Не сделает ли она тогда только хуже? Теперь страх уже не сковывал её тело, а парализовал, и если бы она не была плотно прижата телом Третьякова к стене, то наверняка сейчас свалилась бы на пол. Нет, она не имеет права сдаться. Быть изнасилованной этим уродом, этим ублюдком и душегубом – она не сможет с этим жить. Лучше смерть.

Но бороться в данном случае физически она не могла – он был намного сильнее неё, и, к тому же, читал все её действия. Тогда что делать? Как суметь добраться до пистолета и спастись? Адреналин зашкаливал, но силы были слишком неравны. Нужно было перестать сопротивляться, позволить ему почувствовать, что она сломлена, чтобы он, быть может, ослабил хватку или даже дал ей возможность что‑то сказать. Но для этого надо было найти в себе силы вытерпеть то невероятное унижение, которому он её подвергал.

Каждое движение Третьякова, каждый его хриплый, возбуждённый вздох у её уха вызывали в Ане омерзение, боль и отчаянье. Сама мысль о том, что он сможет добиться своего и взять её, вызывала в ней животный ужас, но она пришла к выводу, что её единственный шанс сейчас – показать ему покорность.

С трудом найдя в себе силы на это, она расслабила тело и перестала сопротивляться. Его рука уже снова теребила её сухой клитор, а пальцы проникали во влагалище, вызывая в девушке отвращение и почти непреодолимое желание кричать и вырываться. Тело мелко задрожало, но Аня прикрыла глаза, из которых непроизвольно текли слёзы, и теперь изо всех сил пыталась не позволить себе обезуметь от ужаса происходящего.

Почувствовав, что жертва ослабла, Третьяков расценил это как промежуточную победу. Нет, он не был настолько наивен, чтобы поверить, что она смирилась с поражением. Такие, как она – они всегда были самыми интересными противниками, которые долго брыкались и боролись. Он обожал их, этих дерзких, уверенных в себе сучек. Брать их силой и ломать было величайшим наслаждением для него, их слёзы и болезненные стоны доставляли ему столько радости и счастья, как ничто другое в этом мире. А с Аней Владовой это было наслаждение в кубе, потому что в игре с ней риск нарваться на крупнейшие, несовместимые с жизнью неприятности, был очень велик, и это добавляло остроты в происходящее. Однако эта самоуверенная курица сама сделала ошибку и загнала себя в ловушку. Не начни она тот глупый разговор, который он дальновидно записал на диктофон, и, вероятно, Третьяков не смог бы придумать, как чисто исполнить то, что давно уже крутил в своём горячем воображении.

Он долго возился с её клитором, но девушка всё никак не мокла. Ну и ладно, чёрт с ней – ей же хуже. Третьяков сильным и резким, совершенно неожиданным для неё движением, повернул девушку передом к стене, а её руки до боли завёл ей за спину. Она пискнула, но его ладно снова моментально зажала ей рот. Затем он опять прижал её телом к стене и принялся одной рукой возиться со своими штанами и трусами, высвобождая давно готовый к бою орган.

Вряд ли возможно измерить то душевное напряжение, которое пришлось пережить бедной Ане, ощущающей, как член насильника упёрся в её ягодицы, чтобы не предпринять отчаянную попытку немедленно вырваться, пока он не добился своего, но она сумела справиться с этим порывом. Самый лучший момент настанет уже скоро – он был на голову выше и, прижимаясь к ней вот так, ему будет неудобно входить в неё. Ему придётся ослабить давление и немного присесть, чтобы сделать это, и тогда она попытается вырваться.

Третьяков почему‑то не спешил переходить к финальному акту драмы. Вместо этого он снова принялся лапать девушку за прелести, тереться о неё и слюнявить языком шею и повёрнутое к нему ухо. Он наслаждался каждым вздрагиванием её тела, прекрасно понимая,что вздрагивает она вовсе не от возбуждения, а от совершенно противоположных чувств. Его возбуждала каждая её слеза, а каждый, наполненный отчаянием и болью, приглушённый стон был для него музыкой, целой симфонией, дирижёром которой являлся он сам.

– Умница, ты всё делаешь правильно, – хрипло прошептал он. – Надеюсь, я тоже оправдываю твои тайные желания.

В какой‑то момент он, наконец, немного ослабил хватку, возможно, намеренно, и Аня почувствовала, что у неё появилась возможность заговорить. С трудом, потому что он всё так же держал ладонь на её рту, но Третьяков смог разобрать, что она говорит.

– Я не буду кричать, – сквозь всхлипывания мычала она.

– Конечно, не будешь, – самодовольно согласился Третьяков, не отпуская девушку. – Я тебе не дам.

Но всё же очень больно, так, что Аня застонала громче обычного, сжимая пальцами её сосок, вторую руку он ещё чуть ослабил, вероятно, ожидая, что она захочет ещё что‑то сказать. Трепыхания отчаявшейся, но ещё не осознавшей, что у неё нет ни единого шанса жертвы – это прекрасно.

Девушка, преодолевая боль, выговорила ещё несколько слов.

– Удобнее же будет, если сможешь трогать меня обеими руками.

Насильник, обхватив грудь девушки рукой, задумался. Ему понадобилось секунд пять на размышления.

– Если ты любым образом поломаешь мне сейчас кайф – любым, слышишь? Пикнешь, крикнешь, издашь любой подозрительный звук, который привлечёт сюда посторонних – в следующий раз эта ситуация повторится уже не так комфортно, а совсем иначе, поняла? В других условиях, и с другими последствиями и отношением к твоему хрупкому, нежному тельцу. Но она повторится, обязательно повторится, даже если мне придётся после этого умереть. Ты это понимаешь?

Аня кивнула.

– Ты теперь моя, – абсолютно уверенно заявил он. – Вся. Если я сейчас не получу то, что должен, то я не остановлюсь ни перед чем, чтобы закончить это, понимаешь?

Аня снова вынуждена была кивнуть.

– Меня не пугает ни твой папаша, ни все его лакеи. Ничто и никто меня не остановит – я найду тебя где угодно и отымею даже твой окоченевший труп, и похер, что с живой тобой намного интереснее. Ты веришь, что я это сделаю?

И снова Аня кивнула. У неё изначально не было сомнений в том, что с психикой у такого человека, безусловно, тяжелейшие проблемы, но она и не думала, что он настолько болен. Третьяков был настоящим маньяком и психопатом. А она… у неё не было в арсенале нужного оскорбительного эпитета, который смог бы в полной мере описать, что она о себе думает.

– Что‑то ты больно часто киваешь, – весело, но с подозрением заметил Третьяков.

– Потому что ты прав, – признала Аня, разумно опасаясь вызвать у него ненужные сейчас подозрения. – Но будь со мной хоть чуточку нежнее.

Он ещё мгновение размышлял, но затем его левая рука стала медленно ослаблять хватку и вскоре быстро убралась с её губ. Давление ослабло, и Аня смогла немного отлипнуть от стены. Тут же обе руки Третьякова просочились между её телом и стеной и крепко схватили девушку за груди.

– Ох. енные у тебя сиськи, – грубо констатировал он. – И как так, что дочь Владова вышла такой красоткой?

Аня оставила это без внимания и, хоть уже и заметно слабее, но всё ещё прижатая к стене, повернула лицо в другую сторону, бросив взгляд на находящуюся в метре от неё спасительную тумбу. Всё её естество буквально требовало броситься к ней прямо сейчас, и инстинкт самосохранения кричал, что пока он ослабил усилие, она должна воспользоваться моментом, иначе второго шанса может и не быть. Третьяков может засомневаться, может передумать – он маньяк и предсказать его действия невозможно, это она уже понимала слишком хорошо. Но всё же цена провала была чересчур высока, и у Ани имелась идея, как увеличить свои шансы, а для этого ей нужно было ещё совсем немного выдержки и удачи.

Единственный вопрос, который у неё возник – позволить твари взять её, чтобы ещё больше рассеять его бдительность, или нет? Но она мгновенно пришла к решению, что лучше умереть, чем допустить это. Вдоволь наигравшись грудями, руки Третьякова поползли по телу вниз, огладили упругий живот, скользнули к талии и остановились. Затем одна куда‑то исчезла, и Аня поняла, что должна немедленно действовать, но прежде, чем решилась, она с ужасом ощутила, как по её клитору и внутрь влагалища скользнули вымазанные во что‑то мокрое и липкое пальцы.

– Смажем тебя немножко, а то что‑то ты сильно напряжённая, – похотливо сообщил Третьяков.

Затем Аня почувствовала, как давление его тела на неё ещё больше ослабло, и поняла, что сейчас будет. Как бы ей ни было страшно – она должна была начать действовать немедленно. У неё больше просто не осталось душевных сил, чтобы выдержать эту пытку.

– Давай чуть иначе, – быстро выпалила она и, не дожидаясь ответа, решительно повернулась и нагнулась вперёд, поставив ладони на прикроватную тумбу.

Несмотря на послабления, которые он для неё сделал, Третьяков не ослаблял бдительности ни на секунду. Как только она начала менять позу – он напрягся и крепко ухватил её одной рукой за тонкую талию, прижавшись низом живота к её ягодицам, а второй потянулся к лицу, видимо, намереваясь снова зажать рот. Но увидев, что она не собирается никуда вырываться и вообще как‑то с ним бороться, он снова ослабил хватку и позволил Ане занять удобную для неё позу. Он добился почти всего, что хотел, осталось ещё одно движение и всё будет совсем прекрасно. Зачем портить мадмуазель такой момент?

– Ладно, но погодь, раз ты ставишь условие – я тоже хочу одно, – сообщил он, подумав секунду‑другую, и потянул Аню к себе.

В мгновение ока, прежде, чем она смогла сообразить, что происходит, её рот оказался заткнут кляпом, сделанным из большого куска простыни. Ублюдок подготовился ко всему.

– И не вздумай упираться, – угрожающе прошептал он.

К кляпу прибавилась повязка из какой‑то ткани, похоже, тоже простыни, которая туго затянула её раскрытый рот, затолкав кляп чуть глубже, от чего у неё выступили новые слезы. Будь кляп больше – она могла бы и задохнуться в процессе будущей «игры». Закончив с кляпом, Третьяков с силой толкнул её вперед, и девушка снова уперлась в тумбу руками, издав глухой стон, а руки Влада опять, словно тиски, сомкнулись на её талии.

Аня посмотрела на тумбу, с которой она связывала такие большие надежды, и вдруг её мозг пронзила ужасающая мысль, которая чуть было снова не парализовала её: что, если этот ублюдок обшарил комнату и нашёл оружие? Она чуть не задохнулась от немого крика, который вырвался из её горла. Третьяков решил, что это всё из‑за его действий и кляпа.

– Да‑да, не надо так просить, сейчас всё будет. Имей терпение, малышка, – вожделённо комментировал он.

И снова правая рука Влада исчезла с талии, а время для Ани потекло вдруг невероятно медленно. Она чувствовала каждый удар своего сердца, каждый его испуганный, наполненный страхом, громкий стук. Была не была – она должна сделать всё, что в её силах. Аня уже давно выбрала момент, когда сделает то, что собиралась, и теперь, отбросив сомнения, когда до момента оставались считанные мгновения, ей казалось, что эти мгновения растянулись чуть ли не на минуты. Справится ли она? Позволит ли он ей, до этого момента контролирующий её почти полностью, использовать тот призрачный, слабый шанс на спасение? Есть ли там вообще этот чёртов пистолет?

Она ощутила, как по её клитору скользнула твердая, упругая плоть. Это было последним сигналом, воем сирены, при котором она обязана была преодолеть страх, отбросить любые сомнения и начать действовать. Аня, вложив все силы, оттолкнулась руками от тумбы и подалась назад, толкая ягодицами своего насильника. Третьяков и к этому оказался готов, но всё равно, по инерции делая шаги назад и запутываясь в спущенных штанах, не успел крепко поймать её обеими руками до того, как она рванулась обратно вперёд, вырываясь из его хватки. Тех нескольких секунд, что он потратил на то, чтобы восстановить равновесие, избавиться от штанов и броситься за ней, ей хватило, чтобы открыть ящик прикроватной тумбы, найти там средство своего спасения и взять в руку пистолет, прежде чем Третьяков больно и крепко схватил её и потянул обратно к себе.

– Ах ты с… – в ярости успел сказать он, но было уже поздно.

Он увидел как она изворачивается для выстрела, сразу понял, что проигрывает, сделал шаг назад и стопой сильно толкнул Аню в ягодицу. Девушка стремительно полетела на кровать и потеряла пару секунд, не имея возможности в него выстрелить. Но Аня ожидала чего‑то подобного, и Третьяков, готовый броситься на свою добычу, словно дикий зверь, заметил, что, несмотря на падение, девушка мгновенно перевернулась и пистолет у неё в руке снова смотрит прямо ему в живот. Одной рукой она целилась в него, а другой возилась с кляпом.

Он стоял в некоторой нерешительности, обдумывая стоит ли броситься на неё или нет. Его приводила в неистовство сама мысль о том, что жертва вырвалась в такой неподходящий момент. Близость его победы даже слегка затуманивала разум, подстрекая его рискнуть и броситься на неё, уповая на то, что она не сможет выстрелить. Однако разум, полагающийся на опыт, говорил – жертва в состоянии аффекта с очень высокой вероятностью выстрелит.

Пока он думал, Аня справилась с повязкой и кляпом.

– Пошёл вон, тварь! – громким, срывающимся голосом, закричала она. – Во‑он!!!

Третьяков быстро поднял и натянул штаны, но пока не сдвинулся с места.

– И что, ты сможешь выстрелить? – глумливо спросил он.

– Да! Ещё как смогу, ублюдок!

Он не стал испытывать её решимость. В любом случае на крики или даже выстрел в потолок сюда кто‑то прибежит, так что он предпочёл побыстрее направиться к выходу. Придётся признать, что этот раунд за ней.

– Ты – моя, – напомнил он, прежде чем скрыться за углом.

Дверь тихо закрылась, но Аня этого не услышала. Она, рыдая от выходящего из неё напряжения, ещё долго сидела голая на кровати, крепко сжимая обеими руками пистолет, и боясь даже заглянуть за угол. Вдруг он ждал её в коридоре? Ей понадобилось добрых пятнадцать минут, чтобы найти в себе силы подняться и медленно, осторожно, бесшумными миниатюрными шажочками дойти до дверей, закрыть изнутри замок и оставить в нём ключ, чтобы его нельзя было открыть с той стороны.

И только после этого она смогла медленно, будто не сама управляла своим телом, вернуться в комнату, свалиться на кровать и позволить себе громко зарыдать, давая выход невероятному напряжению, какое она ещё никогда в своей жизни не испытывала.

Сейчас она не могла подумать ни о том, почему не выстрелила в него, ни о том, что и как она будет делать дальше. Она могла только рыдать. Только что она каким‑то чудом смогла спасти своё тело от надругательства, но спасла ли? Об этом она подумает позже.


Глава 4.1. Старые новые лица



1

Он давно уже перестал считать дни, прошедшие с того момента, как он отбился от отряда. Но сколько бы он ни бродил – ни разу за это время его голову не посетила мысль, что никого из них уже может не быть в живых. Он ведь жив? Значит, и они тоже.

Но в последнее время, если быть точным, то со вчерашнего вечера, у него вообще никаких лишних мыслей в голове не было, потому что там поселилась и безраздельно властвовала одна‑единственная, всепоглощающая, всеохватывающая проблема. И описывалась она у него в голове тремя короткими словами:

«Чё за нахер?!»

С этой мыслью он шёл полночи. С этой мыслью он встретил утро, день, с этой мыслью, примерно в полдень, он свалился под куст, совершенно обессиленный и разбитый. Вспомнив о том, что неплохо бы и воды попить, он достал флягу и допил остатки воды, но подниматься никуда не собирался. Да что там – он просто не мог. Ему нужен был отдых и не столько физический, сколько психический – нужно отключиться, заснуть и забыть обо всём. Забыть это дебильное словосочетание, которое он всё никак не может выкинуть из головы.

«Чё за нахер?!»

Разум понемногу угасал. Усталость и огромное эмоциональное истощение брали верх над телом. В конце концов он уснул прямо в бронежилете и в обнимку с автоматом, хотя ему хотелось бы уснуть в танке, а ещё лучше в танке, в окружении сотен танков. В укрепленном городе. И чтобы вокруг миллионы солдат. И даже тогда, наверное, он бы не чувствовал себя в безопасности. Он вообще теперь никогда не сможет чувствовать себя в безопасности, потому что после того, что он видел…

А ведь если разобраться, то он ничего толком и не видел. Может, именно это и вызвало такой ужас? Не‑ет. Там и видеть не надо было – он чувствовал. Эти… штуки… Вокруг них на десятки метров воздух наполняется опасностью и страхом. Толя физически ощущал, что это убийцы. Он ощущал их профессионализм и неумолимую методичность, чувствовал её в их выдержке и спокойствии, в их медлительных, экономных и осторожных движениях. А тяжесть их поступи свидетельствовала о немалой силище. Всё их поведение как будто говорило ему: «ты можешь прятаться сколько угодно, но тебе всё равно не уйти».

И потому Толя бежал. Бежал сколько мог, лишь бы уйти подальше от звуков стрельбы и, как ему казалось, отголосков криков умирающих в страхе людей.

Проснулся он ближе к следующему утру от жажды и голода. Небо только‑только начало сереть, выхватывая из темноты отдельные очертания деревьев и ландшафта, а воздух сохранял ночную прохладу. Постанывая, Толя поводил рукой вокруг себя, нащупал ствол автомата, проскользил ладонью по ствольной коробке до приклада, затем ещё немного по земле и остановился у себя на поясе – фляги не было.

– Курва, – пробормотал Толя и, кряхтя, привстал, оглядываясь, но в темноте ничего не увидел.

– Курва мать, – снова, будто заклинание, пробормотал он и принялся шуршать вокруг себя.

Фляга вскоре нашлась, но в ней самой не нашлось ничего. Голодный мужик – злой мужик. Голодный мужик, мучимый жаждой – злой и нервный мужик. Очень голодный, мучимый жаждой, уставший и заблудившийся мужик… да, словами это, наверное, не описать.

Первым порывом было запустить её куда подальше, но Толя сдержался. Прицепив флягу на пояс, он сел и осмотрелся. Луна уже закатилась, но сереющее небо понемногу высвечивало округу, и местность с его позиции уже неплохо просматривалась. Кажется, неподалёку есть какая‑то поляна. Если добраться туда, то по небу он точно определит стороны света и сможет помаленьку продолжить свой путь.

Сделав это, Толя определил ориентиры и снова медленно побрёл на восток.

Отдохнувший мозг уже не был так возбуждён и мысли в голове, наконец, начали связываться в упорядоченные логические цепочки. Но касались они в основном удовлетворения базовых потребностей, а позавчерашнего события он старался избегать. Он всегда был отчаянным и легко ввязывался в любую драку, никогда не боялся получить по морде и даже рискованные авантюры, наподобие драки со «волками» в Иваново, вызывали у него только приток адреналина и лишь лёгкие опасения за свою жизнь. Даже обстрелы на самом деле не пугали его – он научился воспринимать их, как часть охоты на двуногих обезьян, именуемых «Путь просвещения», а на охоте всегда присутствует риск.

Но то, что он недавно увидел было из совсем другой оперы. Из другого измерения. Толя ощутил, что это нечто такое, чему он не сможет ничего противопоставить. Да, он не видел, кто это, не знал даже их формы, вообще ничего о них не знал, но чувствовал, что это враги, с которыми ему нельзя сходиться в драке. И поскольку он ничегошеньки не знал, то старался больше не зацикливаться на них, избрав для себя установку: «мне повезёт больше никогда их не встретить». Но всё равно он так и не смог до конца успокоиться и перестать шарахаться от неожиданных звуков.

Пробродив почти до пяти часов дня, Толя так и не нашёл питьевую воду. Единственное попавшееся ему по пути озерцо больше смахивало на зелёную лужу и пить ту воду, даже кипячёную, Толя бы не решился. По дороге удалось найти немного ягод, но ситуацию с голодом это не улучшало. Чем дальше, тем медленнее он шёл и тем больше сказывались на нём голод и жажда. Ближе к вечеру Толя настолько устал, что притупились даже его инстинкты, и он невольно попал в серьёзную опасность, а дальше всё покатилось, как снежный ком.

Всё началось с агрессивного хрюканья и визга, которые заставили Толю снова собраться. Он остановился и осмотрелся, но предпринимать какие‑то действия, которые могли бы позволить ему избежать опасности, было уже поздно.

Шелест, топот и визг за спиной сказали ему достаточно. Обернувшись, Черенко увидел, как на него несётся огромный кабан. В такой ситуации он уже бывал. Мгновенно выплеснувшийся в кровь адреналин и охотничьи инстинкты не подвели – отскок в последний момент привёл к тому, что кабан пронёсся мимо. Часто после такого животное продолжает бежать и исчезает в лесу, но если оно защищает потомство, то обязательно вернётся. Бог его знает, где оно, это его потомство, потому что Толя его не видел и не слышал, но кабан развернулся, и понёсся обратно.

Бегло осмотревшись, Толя прикинул, как ему действовать. Забраться на дерево он не успевает, да и хватит ли сил? Стрелять тоже нежелательно, значит, придётся снова уклоняться. Он много раз охотился на кабанов и мог бы не один вечер рассказывать истории о своих приключениях в схватках с этим определённо опаснейшим зверем. Пару раз он использовал один трюк, который решил попробовать и сейчас.

Заняв позицию у дерева, Толя выждал, когда кабан оказался уже почти вплотную к нему, и в последний момент высоко подпрыгнул, расставив в стороны ноги. Животное пронеслось у него между ног, словно локомотив, и с разбегу врезалось рылом в дерево, не издав при этом ни звука.

В прошлый раз после такого кабан сбежал, и у Толи была хлипкая надежда, что так будет и в этом случае, но нет. Сейчас трюк не только не сработал, но и сыграл против самого Толи – кабан, остановленный деревом, в мгновение ока развернулся и успел пнуть его рылом в ногу, прежде чем Толя снова отскочил. Удар был сильным и болезненным. Черенко крутануло, но он успел вовремя ухватиться рукой за ветку, благодаря чему не свалился на землю и тем самым не облегчил животному задачу. Но теперь, похоже, без стрельбы не обойтись – на кону стояла уже даже не безопасность, а жизнь, потому что животное в ярости кинулось на него.

Толя, держась за ветку, пробовал как‑то выкрутиться, поболезненнее пнуть кабана, и не дать тому свалить себя на землю, потому что это будет означать фактически конец. Кабан предпринял несколько яростных попыток достать повисшего на ветке противника, но когда ни одна из них не удалась, отбежал в сторону и скрылся в кустах.

Эта хитрая бестия была на многое способна. Кабаны могут не иметь большого мозга и человеку непосвящённому даже казаться тупыми, но на деле всё совсем наоборот – они умны и изворотливы, а иногда их инстинкты подсказывают им настолько изощрённые и коварные ходы, что не удивляться этим животным просто невозможно.

Толя быстро продумал свой план, отпустил ветку и спрыгнул на землю. Нога отдала болью, но он не обратил на неё внимания, снял с плеча автомат и щёлкнул предохранителем, кажется, в среднее положение. Кабан выскочил мгновенно и бросился на него, но Толя ожидал этого и лес прорезала автоматная очередь. Зверь по инерции пронёсся ещё пару шагов и грузно повалился к ногам человека, конвульсивно подёргивая конечностями. Толя не спешил отводить оружие и внимательно разглядывал поверженное животное. На мощной голове были заметны два места, где шерсть вырвало, но крови там почти не было; одна пуля, которая, вероятно и свалила животное, вошла в правый глаз, ещё две – в спину сразу за холкой. Кабан дёрнулся ещё разок‑другой и окончательно затих.

Левая нога у Толи жутко болела и он, наконец, позволил себе посмотреть на неё. Задрав штанину, он увидел на икре чуть ниже колена большущий, постепенно набирающий контраст синяк, но крови не было. Ему повезло, что врагом оказалась самка, а не секач‑одиночка – этот своими клыками мог бы сильным ударом и ногу распороть, и вообще много чего сделать. Черенко присел и достал из кармашка на груди нехитрую аптечку. Для таких повреждений там были разве что болеутоляющее и бинт, но бинтовать не стоило, а с болеутоляющими Толя решил пока повременить. Чертыхнувшись, он спрятал аптечку обратно и снова взглянул на свинью.

– Извини, зверюга, но я таких как ты вертел‑перевертел ого‑го. Зря ты ко мне полезла, – доверительно сообщил он ей и, подумав, добавил. – Но нет худа без добра – теперь будет что пожрать.

Однако, оставалась ещё одна довольно серьёзная проблема. Свинья была тяжёлой и утащить её куда‑то в укромное место обессиленный, а теперь ещё и травмированный Толя не мог. Но и оставаться здесь – тоже. Выстрелы мог кто‑то услышать и если так, то вскоре здесь наверняка появятся незваные гости. И хорошо, если это будут обычные сектанты, а не кто‑то… что‑то ещё. От последней мысли Толя вздрогнул.

«Ладно, отдохну самую малость, и пойду осмотрюсь», – подумал он и прилёг на землю, вытянув ушибленную ногу.

Голод, жажда, усталость… Внутри росла злость, которая происходила от бессилия. Возле него лежала огромная куча калорийной пищи, способная решить все его проблемы с голодом, но у него совершенно не было воды, и в любом случае он не мог приготовить эту пищу здесь. Это просто какое‑то издевательство и сама эта мысль постепенно доводила его до исступления. А ещё он смертельно устал.

«Может, понадеяться на авось? Ну его к черту куда‑то идти – останусь здесь и будь что будет», – решил для себя он и прикрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть.

Открыл он их только через некоторое время. Он сел и глянул на свинью, которая лежала на том же месте. К ней уже слетелось немного мух, так что Толя лениво махнул рукой, отгоняя их и именно в этот момент заметил краем глаза движение. Внутренне он вздрогнул, но инстинкты сработали. АК мгновенно оказался у него в руках, а сам он, несмотря на боль в ноге, отскочил за ближайшее дерево. В нескольких метрах от него рос огромный, раскидистый дуб, укрываться за которым было бы ещё удобнее, так что Толя быстро, насколько позволяла нога, прихрамывая, перебежал за него. Оттуда он уже принялся осторожно выглядывать, пытаясь оценить обстановку.

Их было четверо. Разойдясь так, чтобы видеть друг друга и в случае необходимости быстро прийти на помощь, они медленно и методично обшаривали лес, стараясь не оставить без внимания ни один куст. Делали они это весьма умело, так что Толя быстро понял, что спрятаться от этих исполнительных тошнотов, скорее всего, не получится. Он ещё некоторое время понаблюдал за противниками, облизывая губы и ощущая, как приливает адреналин, а потом принялся проверять оружие. Автомат, на счёт которого у него были некоторые сомнения до схватки с кабаном, теперь был проверен. Пистолет… Что ж, он – на крайний случай. Нож – под рукой. Вроде бы готов. Сделав глубокий вдох и выждав удобный момент, Толя первым начал бой.

Высунувшись из‑за дерева, он прицелился из автомата и открыл огонь, но его успели заметить и потенциальная жертва отскочила в сторону и закатилась за дерево ещё до того, как первые пули Черенко просвистели в нужном направлении. В ответ тоже начали стрелять, пули неистово вгрызались в дерево и пролетали мимо, разрывая в клочья листья низкого кустарника. Послышались матюги и перекрикивания.

Если бы Толе повезло свалить этого первого, то, может, всё пошло бы как‑то лучше, но сейчас его держали на месте и ничего с этим было не поделать. Поразмыслив, Толя снял с разгрузки гранату, ту самую, последнюю, и приготовился к решительным действиям, но потом, услышав крики своих противников, он придумал план хоть и тоже крайне паршивый, но получше предыдущего.

– Здавайся, підсвинку! – крикнули ему, хотя понял он только первое слово.

«Ща, курвин сын, обязательно сдамся», – зло подумал Толя, но вслух крикнул противоположное.

– Хорошо! Хорошо! Только не стреляйте!

Возникла короткая пауза. Видимо, нападающие удивились столь быстрому согласию.

– Кинь зброю та виходь! – крикнули ему.

– Курва мать, я ни слова не понял, что ты сейчас сказал!

И снова короткая пауза.

– Кинь оружие, шоб мы видели, и выходи! – вторая попытка оказалась куда понятнее.

– Оружие вот, кидаю!

Он осторожно, одной рукой, отбросил автомат на несколько шагов от себя и с грустью посмотрел на него.

– А выйти не могу! Я ранен!

Он продел палец левой руки в чеку и сжал гранату в правой, ожидая, что будет дальше. Его план состоял в том, что к нему кто‑то придёт, чтобы схватить, и он, впоследствии угрожая гранатой, сможет захватить заложника и так отступить. Но противник был не глуп.

– Ну то сиди там. Мы подождём, пока ты кровью истечёшь, – предложили ему.

Вариант так себе. Толя осмотрел не особо густой лес перед собой и понял, что уйти ему, особенно с его‑то ногой, точно не дадут. В лучшем случае ещё и ранят и всё равно догонят. Добраться до автомата уже не выйдет да и толку от этого всё равно не будет – там патроны если и остались, то очень‑очень мало, а запасных магазинов у него не было.

– Ладно, ждите.

– Слухай, это ж смысла не имеет, – сразу ответили ему. – Мы ж тебя просто обойдём и всё равно пристрелим, якшо ты шось выкинешь. Так шо давай, кончай цю игру и выходь!

Да, в этих словах имелось много логики, но у Толи было страшное нежелание так просто отдавать свою жизнь. Он пытался придумать ещё какой‑то план, но злость мешала ему, то и дело сбивая и отвлекая на себя. Но тут ему в голову пришла ещё одна мысль: что, если на звуки стрельбы сюда припрутся те штуковины? Ответ появился моментально – не важно, кто там сейчас держит его на прицеле, всё равно лучше уж к ним. В любом случае альтернативы у него не было.

– Ладно, курва ваша мать, я выйду. Обещаю, что ничего не выкину, так что не стреляйте!

– Ага!

Это «ага» прозвучало так, что Толе перехотелось выходить, но какие ещё у него были варианты? Он готов был даже погибнуть с кем‑то из этих типов, лишь бы не в одиночку, но они переигрывали его по всем статьям, так что даже этот план реализовать он не мог. И даже если его возьмут в плен, может, он сможет сбежать? Ведь он обязан рассказать своим обо всём, что здесь видел. Последняя мысль была самой здравой. Она же дала Толе достаточную мотивацию сделать всё возможное, чтобы остаться в живых.

На всякий случай, гранату он спрятал в карман штанов, затем медленно встал на ноги, поднял руки и выставил их из‑за дерева.

– Всё, выхожу! Не стреляйте!

Сказав это, он и правда осторожно показался из‑за дерева. Внутри всё забурлило, ожидая самой неприятной развязки, но к счастью, в него не выстрелили.

– Иди сюда! – прозвучала властная команда. – И не думай шось неожиданное выкинуть.

– Да понял я, курва, понял.

Толя медленно, чуть заметно прихрамывая, пошёл на звук голоса, оценивая обстановку и всё ещё прокручивая в голове, как можно разыграть вариант с гранатой. Его страшно бесила сама мысль о том, что он может умереть и никого из этих с собой не забрать.

«Этих» и правда оказалось четверо, значит, Толя увидел всех. Они не спешили оставлять свои позиции и держали его на прицеле. Только один поднялся и, тоже целясь в Черенко, медленно двинулся навстречу, внимательно разглядывая Толю. Сделав несколько шагов, он остановился, а Толя продолжил идти. Когда он подошёл примерно на расстояние десяти шагов, ему показалось, что ствол автомата в руках противника немного повело.

– Чуеш, пидсвынку, тэбэ часом нэ Толя зваты? – раздался слегка удивлённый голос.

Из сказанного Толя понял только своё имя, но и этого оказалось достаточно, чтобы он заподозрил неладное.

– Чего? По‑нашему… э‑э… в смысле, по‑русски можешь? – переспросил он.

– Звать тебя как? – вопрос задали жёстким, неприятным тоном.

Черенко это не понравилось.

– Толя меня звать, – тем же тоном ответил он.

– Фамилия?

– Чего?

– Фамилию назови, кажу! – ствол автомата снова был уверенно направлен на него.

«Нахрена ему моя фамилия? Хотя, какая нафиг разница?», – подумал он, фыркнул и назвал:

– Черенко.

Наступила пауза, во время которой Толя рассматривал своего противника, который почему‑то вдруг задумался. Это был крепкого телосложения, но не очень высокого роста мужчина. И он сверлил Черенко странным взглядом.

– Как звать твоего командира? – вскоре раздался новый вопрос.

– Чего? Что за викторина?

– Отвечай або я стреляю, – таков был неприятный ответ.

Толя презрительно сплюнул и, с вызовом глядя в глаза противнику, жёстко отчеканил.

– Младший лейтенант Андрей Романов, взвод «Анархисты», первый батальон восьмого отдельного механизированного полка. Состоим в группировке «Булат». Доволен?

– Дидько, – уже не скрывая удивления, выдохнул мужчина напротив. – Як такэ може буты?

– Чё? – уже в свою очередь удивился Толя скорее реакции и тону собеседника, потому что слов он опять почти не понял.

И тут же ему ответили.

– Мы встречали твой взвод и твоего командира. И когда прощались, он назвал твоё имя и фамилию. Сказал, шо если встретим – шоб не спешили стрелять.

Черенко невольно опустил подбородок и исподлобья уставился на мужчину, не в силах сходу поверить в услышанное. Могло ли это быть правдой? Может, Андрей в плену и выдал его? Не‑ет, это бредовая мысль. Значит, этот человек и правда встречал Андрея и знал его. Невероятно.

Но было ещё кое‑что странное.

– И как же ты меня узнал?

– По малюнку камуфляжа, – ответ поступил сразу же. – Он показался мне знакомым, вот я и подумал спросить всё остальное.

– С трудом верится…

– Да. И мне.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, размышляя, как им обоим быть дальше. И стрелять вроде бы не хочется, но и идти обниматься – тоже.

– А вы кто такие вообще? – первым задал вопрос Толя.

– Мы из партизанского отряда. Как раз возвращались со встречи с твоим взводом…

– Быть не может! – воскликнул, перебивая собеседника, Черенко и тут же засыпал его вопросами. – Где они? Далеко? В какой стороне?

– Спокойно, давай по порядку…

Мужчина снова подозрительно и оценивающе осмотрел Толю.

– Ты бы на нашем месте стал бы сейчас себе верить? – с сомнением спросил он.

Черенко улыбнулся.

– Вообще, наверное, нет, но если вы мне не врёте, то точно да, – таков был его путаный ответ.

– И шо ты зараз наговорыв? – тоже улыбнулся мужчина с автоматом, и добавил. – Меня звать Матвей.

– Толя, – Черенко сделал неуверенный шаг вперёд и протянул Матвею руку.

– Не‑не, давай пока шо без этого, – предложил тот, но оружие опустил и отвёл в сторону.

– Ладно, – Толя пожал плечами. – Тогда, что дальше?

– Дальше? Расскажи в кого ты тут стрелял?

Толя опять улыбнулся.

– Хех. В кабана.

Матвей прищурился, но было ли это признаком недоверия Толя сказать не мог.

– Не веришь? Пошли покажу, – предложил он.

– Медленно вынь и отбрось пистолет, а потом иди вперёд, – подумав, согласился Матвей.

Толя замер в нерешительности на пару секунд, но в итоге команду выполнил. Затем он, отбросив всякие сомнения, прихрамывая, зашагал вперёд, и Матвей, подобрав брошенный пистолет и сохраняя дистанцию, пошёл следом. Толю это расстраивало, поскольку вариант с гранатой, в отличие от пистолета, он всё ещё не отбросил.

Они медленно шли обратно к месту, где Толя совсем недавно дремал. Сейчас, когда уровень адреналина в крови упал, Черенко стал гораздо сильнее хромать на левую ногу, о чём Матвей незамедлительно поинтересовался. Черенко честно ответил украинцу, но тот поверил только когда увидел саму упитанную тушу.

– Неплохо, – констатировал Матвей, бегло осмотрев убитое животное.

– Ну, дык, я их пару сотен уже перебил, – похвалился Черенко. – И эта не была самой опасной.

Украинец, прищурив один глаз, в очередной раз оценивающе осмотрел Толю.

– Охотник? – уточнил он.

– Дык, сейчас все охотники, – пожав плечами, ответил Толя.

– Но сотню кабанов не все набили.

– Ну, если так, то да – охотник.

Украинец стоял рядом с деревом в нескольких метрах от Толи и явно всё ещё был настороже. Черенко видел это и понимал, что ему по‑прежнему до конца не доверяют, но это его нисколечко не удивляло. Он бы тоже не стал себе доверять. Надо было завязать какой‑то ещё разговор, найти ещё какие‑то точки соприкосновения, чтобы расположить этого украинца. Толя думал в таком направлении не столько потому, что не хотел дальнейшего напряжения и возможного силового сценария разрешения их проблемы, сколько потому, что понимал, что в текущем состоянии ему никак иначе от них не вырваться.

– Услышали‑то вы меня по стрельбе, но как нашли? – поинтересовался он.

– Просто искали. Прочёсывали местность, – ответил, задумчиво глядя на свинью, Матвей.

– Вчетвером? – удивился Толя.

Это был вопрос с подвохом. Толя надеялся таким образом хотя бы понять есть ли с украинцем ещё люди.

– Нет, конечно, – покачал головой украинец. – Сейчас остальные подойдут.

Значит, их больше. Впрочем, этого и следовало ожидать. Черенко вздохнул и с трудом провернул язык в напрочь пересохшем рту, с удивлением отметив, что совершенно не понимает, как ему удавалось говорить до этого.

– Слышь, может, у тебя есть водичка, а? Пить хочу, писец…

Матвей взглянул на него, подумал секунду‑другую, а потом снял с пояса флягу и бросил Толе. Там была примерно половина, но Черенко выпил лишь часть, хотя хотелось осушить флягу до конца. Заметив это, украинец усмехнулся.

– Та пей, – предложил он. – У нас ещё есть.

Черенко бросил на него благодарный взгляд и допил все, что было. Матвей наблюдал за поведением Толи, оценивал его реакции, взгляды, слова. Он не был слишком хорош в таком, но недоверчивость, которая появилась и развилась у него за последние годы, научила его некоторой внимательности и не раз выручала. Он давно смекнул, что параноики теперь живут гораздо дольше, чем те, кто ждут от жизни только приятных неожиданностей.

Этот человек, жадно пьющий его воду, выглядел опасно, и Матвей чувствовал, что внутри у него много агрессии, которую тот скрывает. Впрочем, может, он вовсе и не скрывает её, а просто не может продолжать активно её проявлять из‑за паскудного физического состояния. И хоть всё говорило о том, что он и правда принадлежит к отряду Романова, но всё равно Матвей испытывал сомнения стоит ли доверяться такому человеку.

Подумав ещё немного, он вздохнул и выкрикнул негромкую команду своим бойцам, чтобы те подошли ближе. Черенко на эту команду никак не отреагировал и через пару секунд закончил пить.

– Ох, капля в море, но всё равно спасибище тебе, человечище, – искренне поблагодарил Толя и бросил пустую флягу обратно хозяину.

Матвей не стал её ловить и позволил упасть у своих ног. Толя это отметил.

– Нема за шо. Лучше скажи – ты ж тут давно в этом лесу?

Черенко почесал макушку и задумчиво отвёл взгляд. Только сейчас Матвей, не сводя глаз с Толи, медленно присел и поднял флягу.

– Ну, точно не знаю, но дней десять, наверное, брожу, – подумав, ответил он.

– Ты не видел в последние дни никого? Может, какой‑то отряд жопоголовых? Або украинцев?

– Украинцев, кроме вас, не видел, а жопоголовые – это кто?

– Монахи с секты, ихние боевики? – пояснил Матвей.

– А‑а… Нет. Я вообще людей не видал и не слыхал. Вы – первые, кто попался мне за всё это время.

Он подумал немного, оценивающе глядя на Матвея, а затем осторожно добавил:

– И кстати, это… я слыхал, что украинцы с сектой заодно…

– Мы – нет, – недовольно ответил Матвей и нахмурился.

– Ладно, – Толя примирительно поднял руку. – То где мой взвод? Где Романов?

Матвей выдержал короткую паузу, прежде чем ответить.

– Пошли на восток. До своих.

Толя замялся и с тоской посмотрел в ту сторону, где, по идее, был восток. Затем снова приковал взгляд к украинцу, который, искривив губы, о чём‑то напряженно думал.

– Так может, отпустите меня, а? Может, догоню…

– Вряд ли догонишь, – перебив его, покачал головой Матвей. – С ними один из наших пошёл, как проводник, так что они идут быстрее тебя. И я не знаю, куда точно они направились. Знаю только, что на восток.

Толя тяжело вздохнул и опустил глаза. Снова «Анархисты» ускользали от него. Снова казалось, что их можно догнать за какой‑то день активного марша, но он не мог этого сделать – мало того, что силы были на исходе, так и нога теперь не позволит быстро передвигаться. Он и стоит‑то с трудом.

– Ясно. Слышь, а вот тебя на напрягает, что мы тут стоим да попёрдываем? А то ведь на выстрелы могут набежать всякие сектанты или ещё кто?

– Ну, если сектанты придут – мы только рады будем, – невозмутимо ответил Матвей.

– Хм… Вчетвером… А если их много заявится?

– То и нас не четверо, – уверенно и со злостью парировал Матвей. – И сколько бы ни заявилось – всех положим, выб. дков.

Его уверенность Толе нравилась, но если вместо сектантов сюда заявятся те невидимые штуки? Останется ли украинец и тогда таким уверенным? Черенко хотелось бы об этом спросить, но он понимал насколько фантастически будет звучать и вопрос, и сам рассказ о том, что он якобы видел. Наверняка украинцы поднимут его на смех и станут интересоваться, не перепутал ли он мухоморы со съедобными грибами.

– Слушай, так может мы того, кабана‑то зажарим где‑то? А то, курва мать, жаль как‑то его бросать, – посетовал Толя, поглядев на тушу.

– Да, наверное, так и зробымо, – согласился Матвей и, прищурившись, глянул Толе за спину.

Черенко тоже невольно обернулся и увидел, что с той стороны к ним приближается ещё четверо вооруженных бойцов. По отсутствию какой‑то реакции у Матвея, он понял, что это его товарищи. Приблизившись, один из прибывшей группы задал Матвею вопрос на украинском, а Матвей ответил. Голос вопрошавшего был слегка напряженный, но собеседник Толи ответил спокойно, и Черенко снова расслабился. Какой уже смысл напрягаться, если он не может ни на что повлиять?

– Ты не против, если я присяду? – спросил Толя.

– Давай, – кивнул Матвей и снял с плеча рацию.

Он обменялся с кем‑то по рации буквально парой фраз, а затем подозвал двух бойцов и раздал им команды. Говорил он на украинском, поэтому Толя мог только догадываться о чём шла речь. Затем эти двое взяли кабана и, кряхтя, понесли куда‑то, ещё один ушёл вперёд, а остальные неторопливо двинулись за ними. Толя хотел было попросить Матвея забрать его автомат, но прежде чем озвучить просьбу, увидел его на плече одного из проходящих мимо бойцов.

– Ну, гайда, поедим и подумаем, шо дальше делать, – позвал Толю Матвей. – Километр пройдёшь?

– И больше пройду, – самоуверенно заявил Толя, но поднялся с кряхтеньем.

Прошагали они, правда, побольше одного километра, так что Толя успел удостовериться, что со своей ногой он сейчас не ходок – чем дольше шли, тем хуже он себя чувствовал. Затем они устроились в небольшой ложбине, где их уже ожидали ещё пятеро бойцов. Там быстро разожгли костёр и так же быстро и умело освежевали, выпотрошили и подготовили к жарке свинью. Всё это время у Толи текли слюнки, но он держался – нечего показывать кому‑то свою слабость.

Украинцы переговаривались между собой исключительно на украинском, так что Толе оставалось только улавливать интонации и разбирать отдельные слова. Он примерно догадывался о смысле сказанного, но многое от него пока ускользало. Действовали украинцы сплочённо, никто ни с кем не спорил и дело у них шло, как надо. Но, несмотря на эту сплочённость и высокую дисциплину, вооружены они были плоховато и запасов еды с собой у них тоже было немного.

Поначалу Толе больше всего хотелось оставить их и двинуться за своими друзьями, но его состояние было уже настолько паршивым, что хотел он того или нет, а мозг всё равно включался и оперативно давил все эти нелепые порывы. Украинцы немного отделили его от себя и хоть и не проявляли ни агрессии, ни отчужденности, но все, кроме Матвея, который оказался у них командиром, всё равно были с ним осторожны. Матвей же и подошёл к нему первым, когда приготовление ужина было ещё в самом разгаре.

– На, намажь, – он протянул Толе маленькую баночку с какой‑то мазью.

Он спрашивал Толю о ноге, и о характере повреждений, пока они добирались сюда, так что теперь знал, что ему нужно.

– Это что? – спросил Толя, понюхав мазь. – О, алоэ…

– И не только. Мажь. Утром ещё намажешь.

Черенко не надо было просить дважды. Этот переход от места убийства кабана аж сюда и так не пошёл на пользу его ноге, и теперь он мог хоть что‑то сделать, чтобы улучшить своё состояние. Он стал осторожно втирать мазь в потемневший почти до чёрного синяк, а Матвей уселся на камень неподалёку.

Солнце уже почти село, так что краски окружающего мира быстро поглощали сумерки.

Пока Толя разбирался с ногой, он принялся расспрашивать Матвея о событиях последних дней. Украинец не был сильно словоохотлив, но рассказал Толе и о своей встрече с Андреем, и об их заочной дуэли, и даже о длинном разговоре за жизнь, пока заряжались рации.

А затем поведал ещё одну историю – о том, как по возвращении они нашли в своём лагере только трупы: пока их не было кто‑то напал на лагерь и всех перебил. Потери у нападавших если и были, то тела забрали с собой, отступая. Именно поэтому Матвей и оставшиеся с ним бойцы бросились на их поиски, но обнаружили только Толю. Черенко внимательно всё выслушал и, кажется, кое‑что понял.

– Прошлой ночью я слышал стрельбу, – рассказал он. – Отдалённую. Не думал даже, что это мог быть ваш лагерь.

– Но, сдаётся мне, то был он, – грустно сказал Матвей.

Он вздохнул и спросил Толю.

– А тебе не пришло в голову, шо там могли стрелять твои?

Черенко отвернулся и молчал. Ему стыдно было признаться, что такая мысль не возникла у него даже на секунду, потому что он был смертельно напуган и бежал стремглав.

– Чого молчишь? – взялся выпытывать Матвей.

– Молчу, бо не возникла, – отрезал Толя.

– А у меня б на твоём месте возникла, – заметил украинец и посмотрел на Толю задумчиво и с подозрением.

– Это вряд ли, – вырвалось у Толи.

– И чего ж так? – не унимался Матвей.

И снова Черенко молчал, не зная, что сказать. Ну как он мог с серьёзным видомрассказать кому‑то о том, что видел инопланетян из фильма? Кто ему поверит? Точно ведь в грибоеды запишут.

– Шось у меня такое чувство, будто ты шото не договариваешь, – с подозрительностью в голосе высказал свои мысли украинец.

– Слушай, ну чего ты хочешь, а? – не выдержал Толя и повернул к собеседнику недовольное лицо. – Не видел я сектантов, я вообще людей не видел, кроме вас.

– Людей не видел – то я уже понял. А кого видел, а?

Вопрос украинца, может, и мог звучать, как шутка, но тон его определённо не был шуточным. Простой в таких делах Черенко уставился на него с недоумением во взгляде и выражении лица.

– Кого ты видел, Толя? Шо это было? – более чем серьёзно спросил Матвей, впившись своим взглядом в глаза собеседнику, будто силясь прочесть его мысли.

– Курва мать, ты серьёзно? – с сомнением спросил Черенко. – Это не шутки у вас тут такие?

– Ты видел роботов? – вместо ответа спросил Матвей.

Первой реакцией Толи было громко заржать, но смех как‑то сам собой застрял у него в горле. Во‑первых, ни в выражении лица, ни в голосе, ни во взгляде Матвея не было и намёка на какой‑то розыгрыш. И даже если это был он, то украинец делал это так мастерски, что попасться на такую уловку было не сильно стыдно. Но во‑вторых, Толя вспомнил странные, неприродные звуки, которые издавала та штуковина, будто там и правда были какие‑то механизмы. И сейчас, после вопроса украинца всё стало выглядеть для Толи несколько иначе.

– Что, если я скажу, что видел… нечто странное, – осторожно начал он. – Необычное…

– Я скажу – выкладывай, дидько тэбэ забырай, – немного нервозно перебил его украинец.

– Выкладывай! Экий ты простой! – воскликнул Толик. – Не так всё просто.

– Давай я тебе упрощу? – предложил Матвей и по‑украински позвал кого‑то.

От общей компании отделился и направился к ним один из бойцов. Черенко поднапрягся. Неужто из него собрались выбивать ответы? Но двоих для этого дела маловато будет, Матвей должен был это понимать, а если нет, то сейчас точно поймёт.

– Это Вася, – Матвей представил Толе хмурого, русоволосого мужчину лет сорока, с вытянутым лицом и большим мясистым носом. – На группу, в которой был Вася, напали какие‑то непонятные вороги, и за полминуты перебили двенадцать человек. Вася с ещё одним бойцом каким‑то чудом смогли вырваться. И оба сказали, шо нападавшие были похожи на роботов. По крайней мере, один из них, бо остальных они даже не увидели.

– Чего‑о? Их кто‑то видел вблизи и остался в живых? – опешил Толя, позабыв о своих сомнениях.

– И теперь я повторю вопрос – шо видел ты?

Толя застыл на пару секунд, но не потому, что подбирал слова, а потому, что сам не смог бы внятно объяснить, что он видел.

– Что видел я… Если б я знал, что это было…

Он опустил лицо и задумался, потирая переносицу.

– Это… Оно, как воздух, переливалось всё, сливалось с лесом… А когда остановилось – вообще исчезло, – он поднял лицо, посмотрел на Матвея и развел руки в стороны. – И их там несколько таких было.

– Где ты их видел?

– Как я тебе объясню? – Толя искривил лицо, а потом поднял взгляд к небу, собираясь с мыслями. – Я нашел чистое озерцо, а недалеко от него овраг со скалой. Там, в этой скале, было углубление и я там устроился на ночь. Одна из этих штук… или роботов… короче, оно, наверное, увидело следы костра и подошло прямо к моему укрытию. Я не ссыкло, но в тот момент чуть в штаны не навалил. Оно, курва, постояло пару минут, а потом ушло. И дружбаны его следом. Я пролежал в своём схроне несколько часов, пока не услышал стрельбу, а потом рванул оттуда со всех ног, пока из сил не выбился.

Толя не собирался рассказывать, что от страха вообще на некоторое время потерял способность к рациональному мышлению.

Вася сказал что‑то по‑украински, и Толя вопросительно на него уставился.

– Говорит, шо понимает тебя, – перевёл ему Матвей. – Похоже, ты был где‑то недалеко от нашего лагеря, а эти выб. дки охотились именно на нас. Выходит, достали мы жопоголовых своими набегами.

– Это что выходит – вы думаете, что эти роботы принадлежат секте?

– У нас только один враг. Как бы там ни было они точно не наши.

Командир отпустил Васю и они ещё долго с Толей молча сидели, погружённые каждый в свои мысли. Вплоть до того момента, пока их не позвали к столу.

Впервые за долгое время Толя наелся до отвала и был очень этим фактом доволен. Жаль, что выпить у украинцев было нечего. После этого они с Матвеем и ещё одним украинцем, который хорошо понимал русский и мог сносно разговаривать, долго сидели у слабого костра, обсуждая обстановку, события последних дней, а в конце и личные предпочтения. Матвей тоже оказался заядлым охотником, и у них с Толей нашлось много тем для разговора.

А на следующий день пришло время прощаться. Толе вернули оружие и подбросили немного патронов, а также дали с собой запас воды и жареного мяса, хоть и немного.

– Так что, может, пойдёте со мной? – спросил Толя перед тем, как выступить в путь.

– Куда? – усмехнулся Матвей и скептически искривил лицо. – Ты шо, думаешь, торговцы нас примут или шо?

– Да вертел я тех торговцев – мы вас примем.

Украинец усмехнулся и покачал головой.

– Не, не можем, – ответил он.

– Почему? Что вас теперь тут держит? Вас же горстка осталась. Ещё и эти хреновины тут бродят…

Матвей отвернулся, и, вздыхая, осмотрелся.

– Земля держит, родная земля. Мы тут выросли, тут прошла наша жизнь…

Он внезапно оборвал свою речь.

– Тут она и закончится, да? – догадался Толя.

– Да. Но, надеюсь, шо ещё не сейчас, – теперь появившаяся на лице украинца улыбка была горькой.

Черенко почувствовал его настроение, его боль. Только сейчас она передалась ему, и он не столько умом, сколько сердцем понял, что Матвей больше не хочет жить – теперь им руководит только желание мстить. И Толю вдруг стрелой прошила мысль, что он такое уже встречал. Среди его знакомых есть кто‑то, кто ведёт себя точно так же, но кто…

«А, неважно. Потом об этом буду думать», – отмахнулся сам от себя Толя.

– Ну, тогда бывай, украинец с широкой душой, – он обхватил Матвея в крепких объятьях и похлопал по спине, а тот ответил ему тем же. – Даст бог – свидимся ещё.

– Ага, и на охоту, на кабана…

– Именно. Прямо с языка снял, – Толя тоже широко улыбнулся.

– Ну, бувай.

Последние фразы Матвея были пропитаны грустью, но Толя не стал акцентировать на этом свое внимание.

С полминуты украинец наблюдал, как Черенко, немного прихрамывая, удалялся прочь. Он размышлял насколько сюрреалистичны их пустые мечты о том, что всё это хоть когда‑нибудь закончится.


Глава 4.2



2

«Анархисты» провели в расположении «булатовцев» почти целый день, ожидая, пока за ними прибудет транспорт. Ещё полночи они потратили, чтобы добраться, наконец, до расположения своего полка, который после тяжёлых боёв отвели в тылы для пополнения, да так там и держали, поскольку пополнять их пока было некем.

Как до этого почти весь день у «булатовцев», всю поездку Андрей провёл погрузившись в себя. Этому способствовало его размещение в кабине грузовика рядом с водителем, который был ему не знаком, и потому любые попытки с его стороны завязать разговор Андрей немедленно пресекал. Вроде бы упадок сил и эмоциональное перенапряжение должны были свалить его, но нет – тяжёлые мысли упорно прогоняли усталость.

Увиденное и пережитое за эти недели нанесло серьёзный удар по парню, а рассказанное украинцами лишь добавило негатива. Оказавшись, наконец, в спокойной обстановке, Андрей смог сосредоточиться на анализе всего, что навалилось на него за эти недели, и теперь всё переваривал и переваривал произошедшее, стараясь как‑то принять это.

Он быстро смог смириться с потерями, ведь это было не впервые. С каждой новой смертью он всё ближе и ближе подбирался к пониманию реакции Корнеева. Когда‑то его шокировало казавшееся безразличным в таких случаях поведение Лёши, но сейчас всё стало иначе. Ему вспомнились сказанные как‑то Корнеевым слова: «что ещё ты собирался пожинать, сея смерть?». Лёша тогда сказал это как‑то странно… в его интонации был какой‑то ещё смысл, который постоянно ускользал от Андрея. Хотя, может, Андрей ошибочно искал чёрную кошку в тёмной комнате?

Совсем иначе обстояли дела с сумасшествием, происходящим в масштабном бою – это принять было труднее. Впервые Андрей попал в подобный жестокий круговорот и прочувствовал насколько мало на самом деле может от него зависеть. Неважно как умело ты выбрал тактику, насколько хороши твои бойцы и всё такое прочее – артиллерия и самолёты способны в мгновение ока перевернуть всё с ног на голову, разбить любую тактику и боевой дух, забрать жизни, обесценить и превратить их в ничто. И снова, Лёша, ты оказался прав… Чёрт, насколько же ты мудр?

Растерзанное тело Степашкина то и дело появлялось у Андрея перед глазами, как жестокое напоминание о том, насколько всё в этом мире хрупко и быстротечно, и как ничтожны их жизни в масштабе происходящего. И всё, что разум и восприятие выдавали в ответ на его размышления – это ярость. Холодная, жестокая, концентрированная ярость, подпитывавшая жажду мести.

Затем пришло время и для сектантов. В голове зазвучали слова дяди Вани об отношении сектантов к людям… они видят в них скот, которому указывают сколько и когда есть, что делать, ставят план по размножению, увозят и привозят людей, переселяют… И им плевать на человеческие желания, на личные трагедии, на разрушение семей. Этого нельзя простить, их холодную расчётливость невозможно принять, и уж тем более Андрей не собирался с ней мириться.

Примечательно, что ярость не ослепляла его, не затуманивала его мозг. Несмотря на всё возраставшую ненависть, Андрей не ощущал в себе желания крушить и уничтожать, а совсем наоборот – он понимал, что ему нужен план, нечто такое, что нанесёт секте наиболее болезненный удар. А потом ещё один, и ещё, и ещё. Нет смысла забирать жизни обычных бойцов в открытом бою – секта просто пришлёт ещё солдат. Поэтому он должен сделать нечто большее, что‑то, что утолит его жажду мщения и необъятную ярость. Что‑то масштабное.

Но лучше бы Андрей желал крушить и уничтожать. Злость, ярость – простые эмоции. Они исчезают по мере того, как человек успокаивается и приходит в равновесие. Да, остаётся осадок, который ты, возможно, будешь долго помнить, но это всего лишь осадок. И даже он может полностью исчезнуть, когда ты исполнишь свою месть или просто ответишь ударом на удар. Но ненависть – она работает иначе. Ненависть это тьма. Чистая, незамутнённая тьма, которая постепенно пожирает душу человека, снедает его разум, убивает всё светлое, что в нём есть, и окутывает его чёрной пеленой, не позволяя новому свету проникнуть внутрь. Если человек не способен искоренить ненависть в себе – в конце концов она убьёт его.

Парадоксально, но из всех членов отряда, из многих людей, которые хорошо знали Андрея, включая Игоря, никто не увидел происходящих в нём изменений. Да, парень был задумчив и хмур, но его тёмную ауру никто не ощущал. Почти никто.

Подполковника Родионова на месте не оказалось – перед самым прибытием «Анархистов» в расположение полка он прямо посреди ночи отбыл на какое‑то срочное совещание. Пользуясь этим, «анархисты» расположились на отдых.

Наконец‑то они могли почувствовать себя почти в безопасности, а постоянная тревога, доходящая порой до абсурда предосторожность, недоедание, лишения и боль остались в прошлом. Но даже здесь Андрей снова отделился ото всех, сославшись на плохое самочувствие, хотя на самом деле его тёмные мысли всё так же клубились в нём, и ему всё ещё хотелось быть одному, позволяя этим мыслям поглощать себя.

Кто‑то из бойцов установил для него палатку, но Андрей в неё не полез. Вместо этого он выбрал местечко на вершине холма, у самого обрыва, и улёгся прямо в траву, уставившись на звёздное небо. Тёплый летний ветерок заставлял траву лениво колыхаться, вокруг пели сверчки, а откуда‑то издалека доносился рокот мощного двигателя. Бодрствовали только часовые, да пара его бойцов почему‑то до сих пор не улеглись, о чём‑то негромко беседуя. Андрей не слышал слов, да и ему было плевать о чём они там треплются, но кое‑что привлекло его внимание.

Он расслышал ритмичный шелест травы и лёгкие, чуть слышные шаги. А вскоре хрустнула веточка под ногой, чем окончательно подтвердила его предположение – к нему кто‑то шёл. Бронежилет и разгрузка лежали рядом – у Андрея давно выработалась привычка стараться держать их под рукой, а в последние недели он и вовсе не хотел расставаться с ними ни на секунду. Парень протянул руку и беззвучно достал пистолет, находящийся в кобуре на разгрузке. Однако, оружие не понадобилось – в свете идущей на убыль луны над травой показалось хорошо знакомое Андрею лицо.

Ранее он никогда не отстранялся от неё, но сейчас присутствие рядом любого человека раздражало его. Даже она.

– Чего тебе? – не шевелясь, лишь скосив глаза, недобро спросил он.

Девушка остановилась, как вкопанная, её лицо опустилось ниже, чем требовалось, поэтому даже несмотря на то, что она смотрела на парня сверху вниз, она делала это из‑под бровей. Освещения было недостаточно, чтобы Андрей смог разобрать выражение обиды, появившееся на её лице, но даже бей в неё прожектор – сейчас он ничего бы не увидел.

Она стояла и молчала, просто глядя на него и борясь сама с собой. Не дождавшись ответа, Андрей раздражённо добавил.

– Если ничего важного, то оставь меня в покое. Я хочу побыть один.

Девушка повела плечами, будто собираясь развернуться, но снова замерла и не уходила. Шумно выдохнув, Андрей перестал обращать на неё внимание и устремил взгляд на звёздное небо, не заметив, как заблестели её глаза. Внутри него росла досада.

Её упрямство было хорошо известно. У Андрея возникла мысль наорать на неё, прогнать, но он быстро отбросил эту идею. Чёрт с ней. Пусть стоит, если хочет, а он отстранится от неё, проигнорирует, сделает вид, что её здесь нет.

И поначалу это работало. Целых несколько минут. А затем она подошла ближе и присела в траву рядом с ним. Андрей намеренно закрыл глаза, чтобы ещё больше спрятаться в свой панцирь, но из‑за неё, из‑за самого осознания, что она сидит здесь, рядом, тёмные мысли постепенно исчезали, растворяясь в прохладе ночи. Вместо этого он подумал о Толе, о брате, и почему‑то об Ане. Интересно, как у неё сейчас дела?

Прошло минут пятнадцать, а девушка рядом с ним так и сидела, не шевелясь. Чёрт бы её побрал с её навязчивостью, но в этот раз она снова помогла ему. Она, будто магнит, вытянула из Андрея всё зло и развеяла, но мысль о благодарности доходила до него слишком медленно. Наконец, он открыл глаза и покосился на неё. И затаил дыхание от растерянности… Злость и ярость уже ушли, а оставшееся раздражение мгновенно улетучилось, когда он увидел, как при лунном свете по лицу Руми одна за другой беззвучно сбегают серебристые капли. Девушка неподвижно сидела рядом, украдкой поглядывая на него, и беззвучно плакала.

– Руми, ты чего? – испуганно спросил Андрей, не зная что делать. – Ты… эм… я обидел тебя, да? Прости…

Какие‑то слова приходили на ум, но всё это было не то. Андрей приподнялся на локтях и всё ещё ошарашено таращился на девушку.

– Эй? Скажи хоть что‑то? Я не хотел, понимаешь?

Она молчала, а слёзы продолжали течь. Андрей совсем растерялся, чувствуя свою вину в происходящем.

– Пожалуйста, прости, – подавленно продолжал он, усевшись и опустив глаза. – Я сам не знаю, что на меня нашло. Просто так много всего произошло в последнее время и я… я хотел побыть один и… Руми?

Девушка прерывисто вздохнула, на мгновение прикрыла глаза и смахнула несколько слезинок, но на их месте быстро появились новые.

– Можно… можно мне побыть здесь? – несмотря на слёзы, твёрдо спросила она.

– Конечно, сколько хочешь, – закивал Андрей, мимолётно взглянув на неё и снова отведя взгляд.

«Чего это она? Неужели из‑за моей грубости? Чёрт, лучше бы она мне врезала, чем реветь», – подумал Андрей.

Руми была в одной лишь летней форме, без оружия и прочей амуниции, поэтому она быстро умостилась рядом с Андреем и тоже уставилась в небо. Парень лёг рядом, но периодически поглядывал на неё, отмечая, что слёзы всё ещё текут по её красивому лицу, и сильно переживая на этот счёт.

Насколько он успел узнать её – Руми только снаружи старалась выглядеть, как кремень. Внутри это была ранимая девушка со своей сложной судьбой, но почему она стала такой, что именно ей пришлось пережить – этого по‑прежнему никто не знал. Она мало с кем общалась, предпочитая одиночество, либо компанию неразговорчивого Корнеева. Разве что с Катей у них был некий контакт, но о чём они разговаривали в этих редких случаях – тоже было загадкой, поскольку ни одна об этом не распространялась.

– Руми, пожалуйста… – начал было Андрей, которому состояние девушки доставляло немало боли.

– Замолчи, – резко перебила она и, сглотнув, добавила. – Всё хорошо. Это… просто так выходит моё напряжение.

Это была ложь. Хоть Руми и была замкнутой и неразговорчивой, себе на уме, вечно стремилась к одиночеству, но несмотря на всё это она умела чувствовать других людей и их состояния. Она чувствовала, что с Андреем что‑то происходит, и хотела как‑то ему помочь, но как? Что она могла сделать, кроме как просто быть с ним рядом? Это Катя умеет говорить, или «троллить», как она сама это называла, но в этом случае её метод вряд ли мог помочь.

Вот Сева… он был мудрым, он умел подобрать нужные слова. И Вурц всегда умел улучшить настроение хорошей шуткой. Но их больше нет и некому сейчас поддержать Андрея. Даже Толи Черенко, с его грубой прямолинейностью и честностью, тоже нет. Андрей остался почти один на один со всеми проблемами, и Руми чувствовала, что сейчас она единственная, кто понимает, что с ним происходит, и потому хотела сделать для него всё, что могла. Хотя бы просто не позволить ему быть одному. И сейчас она корила себя за то, что не решилась на это ещё там, в лагере «булатовцев».

Вот так, молча, они пролежали ещё целый час, пока небо не начало светлеть. Разум Андрея окончательно прояснился, и он, хорошо понимая благодаря кому это произошло, хотел как‑то отблагодарить девушку.

Он повернул к ней лицо и посмотрел на широко открытые глаза, устремлённые вверх. Руми больше не плакала, а слёзы на лице давно высохли. Её ладонь лежала совсем близко от его руки, и Андрей замялся на несколько секунд, собираясь с решимостью и подбирая слова. А затем накрыл её ладонь своей, от чего девушка заметно вздрогнула, а её глаза раскрылись чуть сильнее, но не сдвинулись ни на миллиметр.

– Спасибо, Руми, – немного смущенно поблагодарил Андрей. – Ты мне очень помогла.

– Хм… – только и сказала она.


3

Подполковник Родионов заметно изменился за то время, что Андрей его не видел. Его лицо осунулось и как будто состарилось. Прежними остались только глаза, но если присмотреться, то можно было заметить, что и их огонёк немного угас. Его рабочее место находилось в большой палатке, где помимо него находился ещё связист. Было там и ещё несколько раскладных столов, но зачем они и работал ли за ними кто‑нибудь Андрей так и не понял.

Как только Андрею сообщили, что подполковник скоро прибудет, он занял пост у его палатки и ждал Родионова, пока тот не появился. Затем, после радостных объятий и добрых матерных приветствий последовал длинный разговор.

Романов долго, очень долго рассказывал Максу обо всех своих злоключениях, об украинцах и о том, что удалось узнать о секте. Не рассказывал пока только о «роботах», поскольку не обладая конкретными доказательствами не хотел зря сотрясать воздух. Разговор выдался очень длинным и закончился на том, что Андрей решил всё‑таки пожаловаться Максу на Буреева.

– И чего ты от меня хочешь?! – спросил тот, внимательно все выслушав.

Такая реакция немного смутила Андрея. Он ожидал чего‑то другого, но точно не этого слегка раздражённого, усталого восклицания.

– Помощи. Может, можно его отряд кем‑то заменить? Они сильно подрывают дисциплину.

Подполковник долго молчал, задумчиво барабаня пальцами по пластиковому раскладному столику, за которым они сидели. Андрей отметил, что, как ни странно, пока нигде не видать ни зажигалки, ни сигарет.

– Можно всё, – кивнув, наконец, согласился Макс, – но я думаю, что ты должен решить это сам.

«Что он такое говорит? Сам? Интересно, это как именно – пристрелить Буреева? Сломать ему руки или ноги? А затем всем, кто примет его сторону?», – пронеслось в голове у Андрея.

Он некоторое время ожидал, что Родионов продолжит, однако тот молчал.

– Но как? – ужав свои мысли до двух слов, огорчённо спросил Андрей.

Макс слегка выпятил нижнюю губу и на секунду вскинул брови.

– Подумай. Есть много вариантов. Но сразу тебе говорю, что ротация – это херовая затея.

– Хм… И почему же?

Макс несколько секунд внимательно и задумчиво смотрел на Андрея, размышляя над формой ответа.

– Послушай, если я это сделаю – он везде будет рассказывать, что ты слабак, что он вынудил тебя прийти к такому решению и трусливо добиться перевода. Твоему авторитету будет нанесён тяжелейший удар, понимаешь?

– Чёрт.

– Да. Дело вот какое. Дисциплина – основа организации, – Макс затянул свою старую, хорошо известную Андрею песню. – Нет организации – подразделению звездец. Судя по твоему рассказу этот Буреев – полный гондон, потому что херит всё, чему я и мои ребята учили его бойцов и его самого. Так что первое, что мне хочется сейчас сделать – пойти и порвать его на куски. Но если я так сделаю – все поймут, что это ты на него накапал, поэтому я дам тебе денёк‑другой, чтобы ты попытался сам решить вопрос.

В ответ Андрей лишь тяжело вздохнул и опустил лицо. Он рассчитывал получить здесь помощь и поддержку, а в итоге остался при том, с чем пришёл. Некоторое время Макс задумчиво глядел на него, а потом его губы вдруг стали растягиваться в хитрой улыбке.

– Не хотел тебе ничего говорить… Хотел, чтобы был сюрприз, но всё же скажу – я привёз тебе приятный подарок, – он многозначительно подмигнул Андрею. – Если я правильно помню, как у вас в подразделении всё устроено, то считай, что я дал тебе козырь против Буреева. Вернее, вернул. Правда, козырь этот сейчас сильно помятый и не в самой лучшей форме, но само его присутствие это уже неплохо.

Андрей заинтересованно смотрел на Макса, ожидая продолжения. О ком он говорит?

– Иди‑иди. Сам всё увидишь.

Попрощавшись с подполковником, заинтригованный Андрей поспешил в расположение взвода, строя догадки о чём мог говорить Родионов. И то, вернее тот, кого он там увидел, и правда оказался тем ещё сюрпризом. Окружённый бойцами на ящиках для патронов сидел… Толя Черенко собственной персоной и уже увлечённо травил какие‑то байки.

Кто‑то увидел приближающегося Андрея и обратил на это внимание Толи. Черенко с радостными восклицаниями спрыгнул с ящиков и, прихрамывая, ринулся к командиру, заключив парня в продолжительные, очень крепкие объятия, которые чуть не выдавили из Андрея весь дух.

– Как же я рад тебя видеть, – с трудом выдавил Андрей.

Он вовсю старался сдержать слёзы, выступавшие то ли от радости, то ли от боли из‑за «тисков» Черенко.

– Да, командир, я тоже.

Черенко, наконец, выпустил Андрея из тисков и отступил, внимательно его разглядывая и качая головой. Впрочем, видок у обоих был тот ещё.

– Теперь рассказывай, – потребовал Андрей. – Всё по порядку.

Толя вернулся к ящикам и принялся рассказывать свою историю. Повествование заняло примерно час и местами было весьма захватывающим, но о некоторых вещах Толя умолчал. Затем наступило обеденное время и бойцы направились обедать, а Андрея Толя придержал. Присутствовавший здесь Корнеев тоже было направился в сторону полевой кухни, но Черенко будто бы нехотя попросил задержаться и его.

Андрей сразу догадался, что здесь что‑то неладно. Если бы Толя попросил остаться только его одного, то это ещё куда ни шло, но если он обратился и к Корнееву, которого не очень любил, то, видимо, дело серьёзное.

– Есть ещё кое‑что, мужики, – глядя в землю и поглаживая нос, тихо сказал Толя.

Лёша с Андреем уставились на Черенко в ожидании продолжения, но тот молчал, потирая то переносицу, то лоб, и не поднимал глаз.

– Ну? – нетерпеливо спросил Андрей.

– Я… короче, я кое с чем столкнулся…

Черенко с усилием разгладил ладонью лоб, явно не зная, как правильно продолжить разговор. Матвей‑то его сразу понял, потому что украинцы и сами столкнулись с такой же проблемой, видели почти то же самое, но вот свои… Эти «свои» теперь вопросительно глядели на него, требуя продолжения.

– Короче, я там такое видел, что даже не знаю, как это описать… – мялся Толя. – Кое‑что очень опасное и… непонятное.

– Дай угадаю – ты о роботах? – абсолютно ровным, будничным тоном уточнил Лёша.

Черенко моментально, словно током ударенный, впился удивлённым и одновременно испуганным взглядом в глаза Корнеева. Причём не только из‑за того, что Лёша угадал, но и из‑за его равнодушного тона. Ну как, как можно говорить о подобном так спокойно?

– Откуда… как ты догадался?

Андрей перехватил инициативу и рассказал Толе всё, что им удалось узнать от дяди Вани. Черенко сосредоточенно выслушал его, а потом рассказал подробно о том, что видел сам, и в этот раз добавил про разгром партизанского отряда, о котором узнал от Матвея.

– О‑о, – протянул Андрей и повернулся к Лёше. – Это же точь‑в‑точь как то, что рассказывал ты.

– Да, сомнений больше нет – это одни и те же ребята, – согласился Корнеев. – Это они обстреляли тогда нас вместе с людьми Косаря.

– Не понял? Чего?! – вскинулся Толя. – Так вы что‑то знали и скрыли от меня?

– Не кипятись, – попытался успокоить его Андрей. – Ничего мы не знали. Сейчас всё расскажу.

И он подробно рассказал обо всех частях пазла, которые им удалось собрать на данный момент. Толя слушал не перебивая, лишь изредка хмыкая да кивая.

– Да‑а, дела‑а, – задумчиво протянул он, когда Андрей закончил рассказ. – Родионов что об этом думает?

– Никто пока не знает.

Черенко явно удивился, потому что его голова забавно дрогнула и подалась немного назад.

– В смысле никто не знает? Почему?

– Потому что паника начнётся, – сразу же вставил Лёша. – Что мы можем сказать? Что можем доказать? У нас есть только домыслы и что‑то, что мы якобы видели. Нам попросту не поверят.

– Ещё и посмеются, – добавил Андрей.

Некоторое время Черенко, кривя губы, сосредоточенно смотрел на Лёшу, затем отвёл взгляд и выдал короткое:

– Ну и хрень…

– Именно, – кивнул Андрей. – К тому же мне в принципе нельзя сейчас выступать перед людьми с голословными заявлениями. Мой авторитет и так расшатан.

На Андрея снова был направлен длинный, озадаченный взгляд.

– Не понял? Что это значит?

– То, что услышал.

– Не, погодь. Давай‑ка по порядку – что стряслось?

Теперь уже Романов отвёл взгляд, глубоко вдохнул и принялся медленно выдыхать, пытаясь собраться с мыслями. Толя импульсивен и несдержан. От него можно ожидать каких‑то непредсказуемых действий, так что нужно быть очень осторожным в высказываниях. Подготовившись, Андрей кратко рассказал о сложностях с Буреевым, но как ни старался он преуменьшить проблему, Черенко сразу же отреагировал в своём стиле.

– Ну бл… я его, сучару, раком поставлю, – агрессивно прорычал он. – И вообще – Лёша, какого хрена ты сам до сих пор этого не сделал?

Корнеев медленно, будто нехотя, отвернулся и принялся невозмутимо рассматривать нечто очень важное в ближайших кустах. Черенко сверлил его непонимающим и раздражённым взглядом, пока ему не ответил Андрей.

– Чего это он вообще должен лезть в такое? Это мои проблемы, – заявил он.

– Да вертел я вас с такими заявлениями! Нихера они не твои, а наши, – отрезал Черенко. – Лёха, курва мать, не молчи. Давай разберёмся с этим говнюком? Ещё Бодягу подключим…

Что по этому поводу мог сказать Корнеев, Толя так и не узнал, потому что Андрей вновь ответил вместо Лёши, и ответил жёстко.

– Так, я запрещаю вам лезть в это. Понятно? – строго и решительно сказал он. – Я сам разберусь.

Лёша, наконец, отвлёкся от кустов и несколько секунд пристально смотрел на Андрея. Толя попробовал было ещё возникать, но Андрей быстро его заткнул.

– Так или иначе, вечером я собираюсь решить этот вопрос, – сообщил Романов. – Если хотите – можете просто поприсутствовать для моральной поддержки, но не более того. Договорились?

Корнеев сразу чуть заметно кивнул.

– Договорились?! – с прижимом переспросил Андрей, глядя уже на Толю.

Пришлось и Черенко согласно кивнуть, хоть сделал он это явно нехотя. Покончив с разговорами они все вместе направились к кухне обедать.


Глава 4.3



4

На ужин Андрей не пошёл. И не потому, что не хотел есть перед вероятной дракой, а из‑за того, что голова у него была занята размышлениями, напрочь отбивавшими любой аппетит. Он не знал правильный ли избрал путь, но всё равно был полон решимости воплотить тот план, который составил. Как правило, человек всегда начинает метаться перед серьёзными решениями, имеющими влияние на его дальнейшую жизнь, но Андрей метаться не желал, иначе мог растерять свой запал. Он всего лишь пытался предугадать последствия и, в зависимости от них, продумать варианты своих дальнейших действий.

Андрей появился возле кухни, когда ужин подходил к концу, и сразу направился к Бурееву, окружённому несколькими бойцами из его отделения. Большинство из них проигнорировали его появление, но несколько человек одарили наглыми, граничащими с презрением, взглядами. Они верили, что сильнее его, что смогут его свергнуть, и вели себя соответственно.

– Приятного аппетита, – сдержанно, но дружелюбно пожелал всем Андрей и повернулся к Бурееву. – Сержант, хочу с тобой поговорить. С глазу на глаз.

Взгляды бойцов сосредоточились на сержанте. Тот спокойно воспринял это, перекинулся быстрыми взглядами с несколькими из своих товарищей и спросил, повернув лицо к Андрею:

– А тут не можем?

Вызова в его тоне не было, но Андрей расценил как вызов саму формулировку – с его точки зрения Олег сопротивлялся даже его предложениям, навязывая свои собственные условия.

– Можем и тут, но мне кажется, что без свидетелей будет лучше, – Андрей умолк, но пока Буреев размышлял над ответом, решил добавить. – В основном лучше для тебя.

– Это угроза? – сержант отреагировал немедленно.

– Ни в коем случае. Просто констатация факта.

– Хм… Но звучит, как угроза, – теперь в его голосе и в обращении проявился вызов.

Андрей решил ответить ему его же монетой.

– Сам решай. Мне наплевать.

– Товарищ младший лейтенант, вы что, решили надавить на сержанта? Так мы его в обиду не дадим.

Один из бойцов Буреева поднялся и с кривой ухмылкой посмотрел Андрею в глаза. Это был Вяткевич, единственный, кроме Буреева, кто позволял себе открыто бросать вызов командиру. Вслед за Вяткевичем с одобрительными возгласами стали подниматься и другие бойцы. За соседними столами за происходящим с интересом наблюдали остальные, включая Толю Черенко, которого не без усилий придерживали за плечи Бодяга и Воробьёв. Оттуда доносились возгласы недовольства и вполне красноречивые намерения провернуть кого надо на чём надо, но пока что дальше угроз дело не шло.

– И что делать будешь, рядовой? – угрожающе спросил Андрей, а его рот искривился в чуть заметной ухмылке.

Он решил показать, что никого здесь не боится и отступать, как до этого, тоже больше не собирается. Прежде, чем Вяткевич успел ответить, их потенциальную перепалку прекратил сам Буреев.

– Вяткевич, сядь и закрой рот, – поднимаясь, потребовал он. – Остальных это тоже касается.

Его бойцы с удивлением уставились на командира, но тот, перекинув ногу через лавку, добавил:

– Товарищ младший лейтенант – я хочу говорить здесь, при своих людях. У меня от них секретов нет.

Пару секунд Андрей внимательно смотрел на сержанта, но затем пожал плечами и произнёс:

– Как хочешь. Ты сам так решил.

Казалось, что Романов и сам немного смутился из‑за решения сержанта, но на деле это было не так. Просто он понимал, что разговор при всех может в итоге привести к полной потере репутации одним из них, хоть сам Андрей и не собирался проигрывать.

– Может, так даже лучше, сержант, – продолжил он. – Итак, вот что я хочу тебе сказать – за последнее время произошёл ряд случаев, когда ты ставил под сомнение приказы, которые я отдавал, тем самым внося хаос в управление взводом, а также позволял себе поддерживать и защищать тех, кто намеренно нарушал дисциплину и субординацию, проявляя неуважение ко мне и другим бойцам взвода. Раз мы говорим при всех, то думаю, ты не станешь этого отрицать, правда?

Буреев стоял напротив Андрея и смотрел на него взглядом загнанного в угол, но не собравшегося сдаваться зверя. Но такое замешательство продолжалось лишь несколько секунд, а затем оно сменилось невозмутимостью, которую Андрей в данной ситуации считал вопиющей наглостью.

– Не понимаю о чём вы, товарищ младший лейтенант, – медленно ответил сержант. – У вас есть какие‑то доказательства?

– Вот как? Хорошо.

Андрей терпеливо напомнил ему все случаи, которые недавно пересказывал Толе. Сержант слушал его, не перебивая и не отводя взгляд, но его бойцы порой кидали друг другу приглушённые реплики и посмеивались.

– И что тут такого? – спросил Буреев, дослушав. – У меня просто было своё мнение. Я вам не скот, чтобы тупо выполнять приказы.

– Ещё и нелепые! – поддержал его кто‑то из его отделения.

– Слышь ты, кусок говна, – Бодяга и Воробьёв больше не могли удерживать Черенко, который, наконец, нашёл как приплести происходящее лично к нему. – Ты типа сейчас намекнул, что мы тут скот? Да я тебе сейчас голову в жопу засуну!

– Сержант Черенко, не встревайте! – потребовал Андрей, не сводя взгляда с Буреева.

– Секундочку! Как это не встревать?! Из‑за него и этих баранов, что его слушают, мы все можем коньки отбросить, потому что они, видите ли, решат, что им не надо приказ выполнять.

– Видите, товарищ младший лейтенант, вас даже другие подчинённые игнорируют, что уж тут про меня говорить? – глумливо заметил Буреев.

– Ах ты ж курва! – Толя принялся вылезать из‑за стола, матерясь на пытавшихся сдержать его товарищей.

– Толя! Успокойся! – прикрикнул на него Андрей и на этот раз бросил на Черенко суровый взгляд.

Толя уже вылез из‑за стола, но, остановленный этим взглядом, остался стоять там, яростно сверкая глазами.

Несмотря на агрессивное развитие событий Андрея распирала радость. Он продумал много вариантов и этот был одним из них, так что он знал, что нужно делать и был готов к этому. Да, можно было бы отправить Буреева к Родионову, и тот быстро бы поставил наглого сержанта на место, но доказать его виновность в случае, когда его поддерживает почти половина взвода – задача непростая. Буреев просто будет всё отрицать и ссылаться на своих бойцов, которые будут подтверждать любые его слова. Неважно верит Родионов Андрею или нет – без веских доказательств вины Буреева он не станет ничего предпринимать, особенно здесь, в условиях, когда на счету каждый человек. Тогда в лучшем случае Родионов его переведёт вместе со всем отделением, и Буреев выйдет из этой ситуации победителем, как и говорил подполковник.

Но всё равно у Андрея имелись два варианта дальнейшего развития событий. Опустив лицо, прищурившись и покусывая губы, он делал выбор.

– Короче, сержант, я понял твои мотивы, – лейтенант поднял лицо и с хищной ухмылкой посмотрел на сержанта. – Раз ты недоволен своим командиром, то тебя и твоё отделение переведут в другой взвод. Может, там всё будет проще, чем у меня, ведь в обычном подразделении всегда легче, чем в спецотряде, где и требования повыше, и задачи посложнее.

Буреев слегка растерялся, и Андрею это было только на руку. Он ожидал протестов, споров или даже провокаций, а получил паузу, которой грех было не воспользоваться, чтобы расширить брешь в обороне противника.

– Ведь такова была твоя цель, трус? Ты просто хотел сбежать куда‑то, где попроще, да? И собрал вокруг себя таких же слабаков. Обязательно сообщу об этом Родионову.

Лицо сержанта нахмурилось, на скулах заиграли желваки.

– Только словами можешь доказать, лейтенант? – злобно процедил он.

– Да как угодно могу, – продолжая хищно улыбаться, пожал плечами Андрей.

– Принимаешь мой вызов?

Раздалось несколько изумлённых возгласов.

– Конечно, сержант. Выходи.

– Э! Андрей, может не стоит опускаться до такого?

И кто это сказал?! Черенко!

– Да ладно тебе, Толя, – отмахнулся Андрей. – Слабакам у нас во взводе не место. Мне нужны настоящие воины, а не сопливые девчонки, ноющие по каждому поводу и нарушающие дисциплину. С этого момента слабаков я буду лично давить, как гнойные прыщи.

Андрей попятился подальше от столов и принялся закатывать рукава. Буреев делал то же самое. Бойцы окружили их кольцом, отовсюду доносились возгласы и крики поддержки. На шум наверняка сбежится ещё куча народу, но Андрею было всё равно.

– Прыщи, значит. Ну, сопляк, сейчас я тебя проучу, – с трудом сдерживая гнев, процедил Буреев и сплюнул под ноги. – Давно хотел.

Ответа он не получил. Вместо этого Андрей встал в стойку и жестом пригласил Олега нападать. Тот не заставил просить себя дважды и уверенно пошёл на лейтенанта.

«Старайся свести время боя к минимуму, избегай лишней траты энергии. Нет смысла добиваться признания противником поражения – просто сделай так, чтобы он не мог продолжить драку», – Андрей помнил, чему его учили.

Получится так или нет он пока не знал, да и не особо волновался на этот счёт. Главное, что в отличие от сержанта, он не позволит эмоциям взять над собой верх.

Буреев был одного с Андреем роста, но немного крупнее и шире в плечах. Приблизившись, он попытался нанести Андрею серию ударов, вероятно, полагая, что у них обычная уличная драка, где задача – унизить противника. Только вот Андрей был иного мнения. Он увернулся от первого прямого удара и, воспользовавшись инерцией, перехватил руку Буреева во время второго, после чего потянул противника на себя, делая шаг в сторону, и сильно двинул коленом по животу. Затем он хотел заломить руку сержанта за спину и провести болевой прием, но Буреев сумел вырваться.

Ослабив хватку Андрея, он упал на землю и перекатился. Романов выпустил его руку, не решившись последовать за ним, и снова приготовился к защите. Буреев поднялся и сделал тыльной стороной ладони движение, будто вытер нос.

– Сука! – выкрикнул он и снова пошёл на сближение под одобрительные возгласы своих бойцов.

Андрей внутренне подобрался и ещё сильнее сосредоточился, стараясь не упустить из виду руки противника. Он с самого начала, ещё с тренировок Родионова, отдавал себе отчёт в важности как рукопашного боя, так и ножевого, и потому всегда уделял им должное внимание. Было даже время, когда они вместе с Руми брали уроки у Лёши, и сейчас Андрей вовсю старался грамотно воспользоваться полученными навыками.

Сержант снова начал наносить удары, пытаясь достать противника. Он быстро выбрасывал руки, и Романов не успевал среагировать достаточно быстро, чтобы перехватить их и провести болевой приём, как он изначально планировал. Он уворачивался и блокировал, изредка контратакуя, и в конце концов пропустил боковой удар, который пришёлся в скулу. Удар был сильный, и Андрей на миг потерял равновесие. Буреев тут же постарался воспользоваться преимуществом.

Сильный боковой удар левой, который должен был нанести Андрею ещё больший урон, пролетел в сантиметре от лица парня – лишь в самый последний момент Романов чудом сумел вывернуться и отойти на безопасную дистанцию. Скула болела, но он не думал о ней, потому что сержант снова шёл на него. Андрей сделал ещё шаг назад и встал в удобную стойку. Буреев, кажется, стал осторожнее, потому что прекратил бросаться на противника, а выжидал, что тот сам пойдёт в атаку.

– Давай, ссыкло! – подзадоривал противника сержант.

«Соберись и действуй», – сказал сам себе Андрей и действительно пошёл на врага.

Противник ожидал этого и чуть выше поднял руки, рассчитывая на контратаку. Да, завалить его сходу болевым или ещё как‑то не вышло, так что Андрей уже выбрал для себя новый план, а Буреев сейчас никак не мешал ему его реализовать.

Несмотря на выставленную защиту противника, Андрей вложился в сильный и стремительный боковой удар и мощно заехал сержанту по согнутой в локте руке. Инерция передалась противнику и тот слегка качнулся, как ещё недавно случилось с Андреем. Романов рассчитывал на это и дальше последовал сильный удар ногой по колену Буреева, от чего его нога заметно сдвинулась, а сам он ещё больше склонился, открывая Андрею затылок, чем парень тут же и воспользовался. Следующий мощный удар по затылку свалил сержанта на землю.

Вся комбинация прошла за какие‑то короткие две секунды. Видимого урона сержант не получил, но Андрей был уверен, что левая нога у него должна быть повреждена, а подвижность снижена. И снова Романов не пошёл дальше, а быстро отступил, разумно опасаясь контратаки от разъяренного противника. Пока что он вёл в счёте и потому был уверен, что всё делает правильно, стало быть, не стоит отклоняться от работающей тактики.

Сержант проигрывал и потому все больше распалялся. Щенок, который его так раздражал, не мог быть лучше него, поэтому злость Буреева, столкнувшись со сдержанностью Андрея, совсем не шла ему на пользу.

Нога действительно болела, но ярость требовала отомстить обидчику, и Буреев снова бросился в наступление. Он провёл два прямых удара, первый из которых Андрей заблокировал, а от второго защитился локтем, прижатым к лицу, и тут же сам нанёс удар локтем по прижатой к голове руке сержанта, заставив того рефлекторно защищать голову уже обеими руками, но далее Андрей наклонился и ударил кулаком в другое место –в паховую зону бедра, заставив противника переставить ногу и растянуться. За этим последовал очередной сильный удар по затылку. Буреев на этот раз не упал, а наклонился и устоял, чем сделал только хуже, потому что Андрей вместо того, чтобы отойти, нанёс мощный удар ногой в другое колено.

Вот теперь Буреев упал, взвыв от боли. Кто‑то из его бойцов попытался броситься ему на помощь. Послышался глухой удар и боец, словно мешок, с грохотом свалился под ноги остальным. Его тут же схватили за ноги и затащили обратно. Тут же раздались неодобрительные возгласы, но притихли так же внезапно, как начались. Андрей не обращал на всю эту возню внимания, полностью сосредоточившись на противнике.

– Ты проиграл. Признай уже, – тяжело дыша, предложил он, игнорируя собственный план.

– Иди к чёрту, – прошипел Буреев и всё‑таки поднялся.

Было хорошо видно, что ему тяжело передвигаться, и Андрей понял, что с этого момента сержант уже не соперник. Однако, раненый зверь может быть даже опаснее, так что расслабляться точно не стоит.

– Ну, если не хочешь, то нападай, ничтожество, – спровоцировал Андрей.

Глаза сержанта горели яростным огнём и он стал медленно подходить, сокращая дистанцию. Андрей не смещался, выжидая. Наконец, Буреев выбросил руку в ударе, уже не столь стремительном, как раньше, и Андрей, ожидавший подобного, без особого труда поймал её и зашёл ему за спину, заламывая руку. Сержант зарычал и попытался вырваться, но тут же вскрикнул от боли. На этот раз Андрей контролировал его, продолжая заламывать руку, а затем ударил противника по ноге, поставив его на колени.

Буреев рычал, но сделать ничего не мог – этот простой приём Андрей освоил очень хорошо, и теперь боль застилала сержанту глаза, почти парализуя всё тело.

– Признавай поражение, – угрожающе потребовал Андрей.

– Пошёл на. й! – процедил сержант.

– Как хочешь.

Андрей начал ещё сильнее выламывать руку. Буреев рычал всё истошнее, пока рычание не перешло в крик, полный боли. Его бойцы снова стали выражать недовольство, но теперь очень осторожно, будто чего‑то опасаясь. Видимо, агрессивных действий от человека, нейтрализовавшего их ретивого товарища полминуты назад.

Сержант, несмотря на сильную боль, всё никак не желал признавать поражение.

«Ладно, ломаю», – пронеслась в голове Андрея хладнокровная, кровожадная мысль.

Мышцы напряглись, намереваясь рывком увеличить усилие, от очень болезненного перелома Буреева отделяло лишь какое‑то мгновение, но его хватило, чтобы Андрей успел поразиться самому себе и передумать. Да, проблемы, доставленные ему сержантом, прибавили парню злости, но стоит ли поступать так жестоко? Всё‑таки, он уже победил, и вряд ли кто‑то посмеет с этим не согласиться.

Вместо перелома, который Андрей собирался устроить ещё пару секунд назад, он просто дожал руку Буреева до того момента, пока не почувствовал, что всякое сопротивление сержанта сломлено окончательно, а затем отпустил его и сильно толкнул ногой в спину. Сержант свалился на землю и застонал.

«И когда это я успел стать таким жестоким…», – подумалось Андрею.

Он отвернулся от поверженного противника и обвёл суровым взглядом собравшихся вокруг людей. Народу и правда собралось немало. Здесь точно присутствовали бойцы из других подразделений и трудно было разобрать всех. Похоже, никто из вышестоящих офицеров не пришёл, а то драку бы наверняка остановили.

– Этот слабак, это ничтожество, – Романов указал рукой на Буреева, валяющегося на земле, – сознательно саботировал дисциплину во взводе, подвергая опасности жизни всех бойцов, включая его собственных. Он неоднократно оспаривал приказы и поощрял хамское поведение своих подчинённых. Я не знаю никого, кто был бы настолько туп, чтобы поступать так в боевых условиях.

Андрей сделал паузу. Все молча ожидали, что ещё он скажет. Романов водил взглядом по собравшимся, пока, наконец, не упёрся в сосредоточенный взгляд подполковника Родионова.

«Значит, всё‑таки он здесь», – подумал Андрей, но как ни странно, присутствие Макса его ни капли не смутило. Так было даже лучше.

– Мне плевать на его мотивы. Всё, что я могу сказать – он смутьян, трус и слабак. Ни ему, ни его бойцам, ни другим подобным ничтожествам в моём взводе места нет и не будет. Подполковник Родионов – я обращаюсь к вам при всех с просьбой заменить в моём взводе отделение сержанта Буреева на любое другое.

В наступившей тишине раздался властный голос Родионова.

– Я принимаю твой запрос, младший лейтенант, – сказал он.

– Спасибо. У меня всё.

Сказав это, Андрей развернулся и ушёл прочь, а среди собравшихся ещё некоторое время сохранялась тишина.

Однако, на этом история не закончилась. На следующий день Буреев, отделение которого немедленно перевели из состава «Анархистов» в резерв, пришёл к Андрею. Романов после обеда как раз лежал на траве, задумчиво рассматривая облачное небо, и оказался совершенно не готов к неожиданному появлению вчерашнего противника.

– Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться, – услышал он знакомый голос, который его совсем не порадовал.

Он рывком сел и повернулся к сержанту, ожидая какого‑то выпада с его стороны, но Буреев спокойно стоял в паре метрах от него и, кажется, не собирался предпринимать никаких агрессивных действий.

– Сержант? Чего тебе? – настороженно поинтересовался Андрей, поднимаясь на ноги и осматриваясь.

Сержант умел устраивать подлости, поэтому у Андрея первым делом появилась мысль, что он затеял какой‑то акт мести и рядом могут находиться его бойцы, но Буреев оказался один.

– Хочу принести свои извинения за вчерашнее и за всё остальное, что было до этого. Я был не прав. Это искренне.

Романов, наконец, сосредоточил внимание на сержанте.

– Слушай, я тебе не кисейная барышня и зла на тебя не держу, – спокойным тоном сообщил он. – У меня нет времени обижаться.

– Вы серьёзно?

– Разумеется. Слушай, ты в два раза старше меня, так что перестань «выкать». Тем более, что раньше в разговорах тет‑а‑тет ты этого тоже не делал.

– Понял.

Буреев позволил себе чуть заметную улыбку и вообще немного воспрянул духом от такого ответа Андрея. Ему показалось, что он сможет с ним договориться.

– Объясню про обиды, – сказал Андрей, окончательно убедившись, что вокруг нет никого подозрительного. – Некоторое время назад я понял, что не могу позволить себе обижаться на кого либо. Это трудно, но приходится так поступать, потому что силы нужны на другое. И не важно, как меня бьёт жизнь и какие подножки мне ставят другие люди, потому что случается всякое. Всё, что имеет значение – я должен снова встать на ноги и продолжить идти вперёд. Понимаешь о чём я?

Сержант кивнул, но Андрею показалось, что тот ничего не понял. И чёрт с ним. Не понял, значит, и не надо.

– Ладно, – Андрей кивнул и на мгновение отвёл взгляд, будто увидел что‑то, но затем снова приковал его к собеседнику. – Но это не отменяет того, что произошло между нами.

– Ясно.

Буреев тоже отвёл глаза, но, несмотря на слова Андрея, не торопился уходить. Видимо, ему было ещё что сказать, так что некоторое время Андрей ждал, когда же Олег заговорит.

– Товарищ младший лейтенант, может… есть какие‑то варианты как мне и моему отделению остаться у вас? Я готов на что угодно.

О! Такой хитрый и гордый сержант унижается до просьбы?

Олег опустил лицо и закусил губу, ожидая ответа. Романов был уверен, что он шёл на это не потому что хотел, а потому что проиграл, и теперь обстоятельства сложились против него. Слухи о произошедшем быстро облетели весь полк, и сейчас Буреева не будут рады видеть ни в одном подразделении.

Взгляд самого Андрея открыто говорил о его мыслях – нет, дорогой, я тебе ни за что не поверю. Но сержант этого взгляда пока избегал. А далее Андрей разрушил надежды Буреева уже словесно.

– Поразительно, – удивлённо выдал он. – Как тебе вообще такое могло прийти в голову? Я, по‑твоему, идиот, что ли?

От такого ответа Олег растерялся и так и не решился посмотреть собеседнику в глаза.

– Я понял свои ошибки. Я исправлюсь и буду служить тебе верой и правдой… – попытался как‑то объясниться он.

– Остановись, – Андрей поднял ладонь. – Это всё не серьёзно. Я больше не верю тебе и ни за что не подставлю своих людей. Если ты осознал ошибки – это отличная новость. Теперь иди и докажи это, но не мне. Мне ничего доказывать не надо.

Буреев поник и затих, но всё ещё не уходил. Андрей не собирался менять своё мнение, но решил поинтересоваться у Олега: зачем вообще он столько времени вёл себя так глупо.

– Слушай, зачем вообще было это всё? Я про твои фанаберии. Зачем ты пытался подрывать мой авторитет? Зачем дезорагнизовывал взвод?

Сержанту понадобилось время, чтобы ответить. Вряд ли он придумывал отмазку или какую‑то ложь. Скорее всего, он просто искал решимость признаться.

– Я не мог смириться, что меня поставили в подчинение пацану и очень злился из‑за этого. Хотел доказать всем, что ты плохой командир и не заслуживаешь командовать…

– Доказал? – перебил его Андрей, которому не захотелось слушать дальше, даже несмотря на то, что он сам задал вопрос.

Буреев плотнее сжал губы и несколько секунд смотрел в землю, набираясь смелости для ответа.

– Я ошибался и признаю это, – выдавил он, наконец.

Романов вздохнул и отвернулся. Некоторое время он молчал и глубоко дышал, приводя мысли в порядок. Не хотелось больше тратить силы на ёрничанье, споры и язвительность, ведь он уже победил и дальше подобное поведение будет выглядеть недостойно.

– Олег, даже если это правда – я рад за тебя. Я серьёзно. Признание своих ошибок – путь к развитию, путь вперёд. Но не со мной.

Андрей перестал говорить, но по виду Буреева понял, что для него этих слов недостаточно. Видимо, стоит объяснить ему всё полностью.

– Ты взрослый человек и должен понимать, что я больше не могу тебе доверять. Ни тебе, ни твоим бойцам, которые тоже совершали определённые поступки явно не задумываясь о последствиях. Как мне теперь забыть об этом и спокойно смотреть им в глаза? Они ведь плевали мне в лицо.

Сержант до сих пор так и не поднял взгляд и просто молча слушал Андрея.

– Вы все поставили под угрозу наши жизни и этого я никогда и ни при каких обстоятельствах не забуду. И это не обида, поверь. Это – необходимая мера самозащиты, чтобы оградить моих бойцов и моих друзей, потому что они – моя семья. Я никому не позволю рисковать ими. Так что извини, но ничего личного.

На этом Андрей закончил, и Бурееву понадобилось около десяти секунд, чтобы осознать и принять сказанное. Романова затянувшаяся пауза не смущала и он изучающе разглядывал сержанта.

– Ясно, – глухо бросил тот.

Тон Андрею не понравился. Что ж, одним врагом больше, одним меньше – ничего не поделаешь. С другой стороны: если ты прожил жизнь и у тебя нет врагов – это означает лишь то, что ты был ничтожеством и никогда ничего не отстаивал.

– Сержант, слушай, прояви себя, как мужик, а? Ты ведь считаешь себя мужиком, я уверен. Так вот – поступи, как мужчина, и скажи мне в лицо всё, что думаешь на самом деле. Не носи камень за пазухой.

Услышав это, Буреев, наконец, поднял глаза и посмотрел на Андрея. В его взгляде были растерянность и раздражение, но ненависти Андрей там не увидел. Неужели сержант действительно искренне раскаивался?

– Мне нечего тебе сказать, лейтенант.

– Жаль, но как хочешь.

Андрей пожал плечами, но затем, слегка прищурился и закусил губу. Подумав немного, он решил кое‑что добавить.

– Хочу чтобы ты знал – я никому не расскажу об этом разговоре и о твоей просьбе. И ещё – я не считаю, что ты только что унизился, но если ты сам так считаешь, то тут есть два момента: если ты просил из‑за себя – тогда да, ты действительно унизился, а если ты пришёл ко мне, потому что хотел таким образом помочь своим бойцам, пусть даже вместе с собой, то это не унижение, а наоборот – сильный поступок. Но мне всё равно какой из этих вариантов верный. Главное, чтобы ты сам это знал. А теперь извини, но мне больше не о чем с тобой разговаривать, сержант.

Буреев ещё несколько секунд растерянно смотрел на Андрея, а потом развернулся и понуро побрел прочь. Глядя ему вслед, Андрей подумал о том, что случись такое полгода‑год назад – он бы принял извинения сержанта и, наверное, позволил ему вернуться. Как глупо бы это было, как неосмотрительно и наивно.

Каким же он был тогда… слабым и никчёмным. Верил в рыцарство, в добродетели, в правду… Кому какое дело теперь до правды, кому она нужна? Никто не ценит её. Все просто хотят выжить, даже за счёт ближних. И рыцарство с добродетелями туда же. Не начитайся он у Акима тех глупых, до вони пропитанных бестолковым романтизмом книжек, и, быть может, ему не понадобилось бы столько времени и страданий, чтобы принять правила игры, действующие в этом мире. Не зная их, он раз за разом стрелял себе в ногу и справлялся на тройку, подвергал опасности себя и окружающих.

Но теперь всё это в прошлом. Больше так не будет.

Андрей не осознавал, что благородный мир с добродетелями и человеколюбием, к которому он раньше так стремился, с этого момента оказался для него закрыт. Вместо созидания, которое всегда ведёт к росту, ведёт к будущему, он выбрал жестокость и разрушение, то есть долгое падение в бездну.


5

Замешательство, в котором он пребывал, всё никак не проходило. Он чувствовал, что висит на волоске. Петля, которую он сам, своими собственными действиями, накинул себе на шею, теперь ощущалась очень явственно. Впервые он подумал об этом, когда присутствовал на допросе Зеленевича. Увидев, как Корнеев ведёт допрос, осознав на что способен этот человек, он не на шутку перепугался.

Он всегда был уверен, что Корнеев – обычный снайпер. Такому впечатлению способствовали его флегматичность и равнодушие к окружающим, но на деле Алексей оказался ящиком Пандоры. После того запомнившегося на всю жизнь допроса он начал смутно догадываться, что не увидел и сотой доли того, что скрывается за безразличным взглядом серых глаз Корнеева.

Его голову уже начали посещать опасные мысли, но к счастью, и Родионов, и сам Корнеев отбыли с экспедиционным полком, так что давление заметно ослабло и появилась возможность перевести дух. Однако в его списке опасных противников Корнеев переместился из низов в лидирующую группу, и пора всерьёз задуматься о том, что с ним делать.

Правда, и старика он тоже недооценил. В его глазах он всегда был суровым, сильным, но усталым человеком с древними взглядами. Никак он не ожидал, что старик настолько тонко прочувствует ситуацию и так жёстко пройдётся по нему. Конечно, старик был тут главным и не просто так, но он никогда не замечал за ним каких‑то особых навыков или качеств, свидетельствующих о прозорливости. Ничего такого, что выделяло бы его на фоне остальных солдафонов. Может, он был невнимателен? Или старик скрывал свои умения? Не‑ет, вряд ли. Никто не может знать старика лучше него, а он ничего такого за ним не помнил. Но откуда тогда это странное ощущение опасности?

Может, это всё от того, что ему показалось, что у старика есть какие‑то догадки на счёт происходящего, которые он почему‑то не озвучивает. Значит ли это, что теперь старик будет более внимателен к нему? Может быть. Но должен ли он предпринять что‑то сверх того, что запланировал? Не наделает ли он тогда ещё больше ошибок? Старик точно всерьёз взялся за это дело, сомнений здесь быть не могло, а значит, он должен действовать как можно быстрее и эффективнее, если не хочет нарваться на какие‑то ещё более жёсткие последствия. Похоже, придётся всё‑таки кое‑что предпринять.

Да, ему страшно, ведь он снова вынужден будет ступить на лезвие ножа. Поначалу он надеялся, что сможет отсидеться в тени, пока гнев старика не утихнет, но условия, которые тот поставил, не оставили ему выбора. Он обязан что‑то сделать, иначе ситуация очень быстро станет слишком опасной. Что ж, он сам завёл себя в эту ловушку, но ещё не всё потеряно, так что не время опускать руки – пора собраться и спланировать действительно качественную акцию. И тогда всё моментально изменится.


Глава 4.4



6

Как ни окапывались союзники, как ни вгрызались в землю, какие ни выстраивали укрепления – чудовищная мощь секты, не считаясь с потерями, сокрушила всё. Когда «Путь просвещения» снова перешел в наступление, оборона Альянса быстро была прорвана сразу во многих местах. Снова началось беспорядочное отступление и котлы, снова прорывы и безумный бег от вероятного окружения.

За три недели полк Родионова дважды участвовал в обороне и один раз в прорыве к окружённым союзникам, но «Анархисты» приняли участие только в одном эпизоде – во время прорыва. Сектанты себе не изменяли и по‑прежнему сражались яростно и до последнего. Да, порой среди них попадались и такие, кто боялся смерти, но добрых две трети поражали своей стойкостью и решительностью, когда обстановка становилась для них безнадёжной. Это не означает, что они никогда не отступали. Нет, когда дело было плохо и в отступлении был смысл, то, конечно, отступали, но если они этого не делали, то всегда сражались до самого конца.

Это рушило логику и поначалу привело к ощутимым потерям, поскольку бойцы Родионова просто не ожидали, что враг либо не будет сдаваться даже в самой отчаянной ситуации, либо окажется способен сдаться, а потом неожиданно взорвать себя, когда противник подойдёт ближе. Но после ряда кровавых инцидентов это привело к тому, что сектантов совершенно перестали брать в плен, даже в тех редких случаях, когда они пытались сдаваться, и ненависть к ним возросла на порядки. Так что теперь у солдат Альянса кроме желания сохранить свою собственную жизнь, появилась дополнительная мотивация, которая мобилизовала все силы без остатка. Наверное, любой генерал был бы такому рад.

Однако даже несмотря на всё это, несмотря на высокий риск, в той единственной операции, в которой «Анархисты» участвовали, весь взвод по приказу командира пытался взять кого‑то из сектантов живым, но обстоятельства складывались так, что выполнить этот приказ так и не удалось. Андрей очень хотел потолковать с кем‑нибудь из секты, но пока что ему не везло.

Шёл сильный дождь, сопровождаемый частыми раскатами грома. Андрей со своими парнями расположились на отдых в просеке, неподалёку от остатков того, что когда‑то называлось шоссе. Наспех натянутые брезентовые тенты укрывали от дождя и позволяли кое‑как пересидеть непогоду. В последнее время его люди мало спали и ещё меньше отдыхали, но и эта передышка могла называться отдыхом лишь с большой натяжкой – они до сих пор так и не знали, где остановятся в своём стремительном отступлении, пригнавшем их из‑под Винницы через половину Украины аж сюда – в район Киры.

Становилось всё темнее. Уже четвёртый день, с того самого момента, как они контратаковали сектантов, чтобы деблокировать почти пятнадцать тысяч окружённых солдат Альянса, дождь лил и лил, не переставая, лишь меняя интенсивность. Сидя под тентом, Андрей в очередной раз прокручивал в голове прошедшую операцию.

Она сама по себе была малоприятной, поскольку требовалось наступать на ожидающего атаки, готового к бою противника, так ещё и погода превратила её в сущий ад. Он ещё долго будет помнить, как они под обстрелом ползли по грязи, как поскальзывались, как, промокшие до нитки, с трудом и потерями добрались до наспех вырытых, неглубоких траншей сектантов, и вступили с ними в ближний бой. Там, в тех траншеях, Андрей получил очередную порцию незабываемых впечатлений, которых очень хотел бы не получать.

Жестокость и кровавость произошедшего наложила на него новый неизгладимый отпечаток. Именно там Андрей впервые увидел, как выстрел из дробовика практически в упор разносит голову, словно арбуз, как в рукопашной схватке люди с остервенением убивают друг друга прикладами и ножами, нанося по двадцать и больше ударов там, где достаточно было и первых двух, как уходит с лиц человеческий облик. Даже у тех людей, от которых ты этого совсем не ждёшь.

Раньше такое потрясло бы Андрея до глубины души, нанесло бы такой удар по его психике, от которого он бы долго приходил в себя. Игорь так и вообще, наверное, мог бы сойти с ума. Но сейчас восприятие уже работало иначе. Вместо потрясения Андрей принялся философствовать, размышляя о том, что же происходит с человеком в таких ситуациях и почему всё именно так. Даже Игорь, который к удивлению Андрея заявил, что непременно хочет участвовать, и весь бой держался рядом с ним, хоть и получил свою порцию потрясений, но перенёс их заметно легче, чем ожидал Андрей. Впрочем, в окопах, где было жарче всего, Игорь прикрывал тылы брата и ещё двоих бойцов, и потому многого не увидел, так что, возможно, его неожиданная стойкость была вызвана именно этим.

Брат вообще удивил Андрея. После того авианалёта, когда Игорь чуть было не покончил с собой у Андрея на глазах, он будто воспрянул. Возможно, сказалось то, что после разговора по душам между ними укрепилась связь, а, может, всё дело в обещании… Видя, насколько упорно Андрей желает отомстить, Игорь заставил его дать слово, что после того, как Андрей добьётся своей цели либо поймёт, что это невозможно – он уйдёт из военных и выберет себе мирную профессию.

Это обещание, похоже, дало Игорю необходимую мотивацию, хоть его содержание и реальность выполнения были весьма сомнительны. Конечно, он не стал лучше, как воин, но по крайней мере нашёл в себе силы продолжать борьбу и оставаться рядом с братом.

Поглядывая на сверкающие на горизонте молнии, Андрей чистил своё оружие. С другой стороны стола тем же самым занимался Воробьев. Разумеется, молча. Рядом с ними со скучающим видом сидел Игорь и лениво посматривал на горизонт.

После длительных боёв подразделение осталось почти без боеприпасов, но буквально через полдня после подачи запроса запасы пополнили. Удивительно, но во всеобщем хаосе торговцы и снабженцы «Булата» умудрялись продолжать снабжать их почти всем необходимым: провиантом, патронами и даже техникой. Людьми, правда, не снабжали…

За эти недели полк понёс серьёзные потери и полком теперь мог считаться уже с натяжкой. У них осталось примерно человек шестьсот, ну, ещё около полусотни легко раненых, которые вскоре смогут вернуться в строй. Погибших, тяжело раненых и пропавших без вести оказалось свыше трёх сотен.

Потери не обошли стороной и взвод Андрея. Пришедшее на смену Бурееву отделение потеряло треть личного состава, а его командир был тяжело ранен и вывезен в тыловой госпиталь «Булата». Бодяга потерял двоих, и второй медик, Елагин, тоже был легко ранен. Отделение Черенко обошлось без потерь, но сразу трое бойцов, включая Кирилла, получили ранения разной степени тяжести. Таким образом, если бы им пришлось вступить в бой прямо сейчас, то в распоряжении Андрея оставалось только девятнадцать человек. Кирилл вроде как был ранен достаточно легко и рвался в бой, но если вдруг Катя скажет «нет», то их останется восемнадцать. Маловато. Может, проигнорировать её мнение?

Воробьёв громко щёлкнул ствольной коробкой своего «Калашникова», что привлекло внимание Андрея. Он бросил на него быстрый взгляд, а потом сразу перевёл на шумящих бойцов, расположившихся под соседним тентом.

На этом кратковременном отдыхе люди проводили время как могли – кто‑то играл в карты, кто‑то рассказывал анекдоты, разносившие вокруг взрывы хохота, благотворно влиявшие и на настроение тех, кто был в стороне; несколько человек разделись и принимали душ под проливным дождём, а Толик, разжившись на кухне необходимыми продуктами, варил на ужин что‑то умопомрачительно вкусное, или по крайней мере запах из его котелка доносился именно такой. Некоторые дремали, пытаясь хоть немного восстановить растраченные силы. В эти часы они почти все до единого забылись, на время оставив происходящее где‑то там, за стеной воды.

Чёрные тени, набежавшие из‑за горизонта, всё сильнее окутывали мир тьмой, изредка пронизываемой вспышками молнии. В какой‑то момент к шуму дождя и грохоту грома медленно примешался другой звук; он усиливался, и наконец, словно глухая угроза, стал шуметь на равных с погодой. Это был грохот артиллерийской канонады, проходившей где‑то за горизонтом. А когда к нему примешался и грохот артиллерии, находившейся неподалёку от их позиции, окружающие притихли. Даже Толя отвлёкся от своего варева.

Разговоры оборвались, наступило напряжённое молчание. Люди поднимали головы и вслушивались, и на ещё недавно весёлых лицах мужчин и женщин, отложивших в сторону оружие, резко проступал суровый облик солдата. Он выражался в глубокой, тягостной тоске, в которой было всё: мужество, жажда жизни, надежда, растерянность… и горечь от потери товарищей и осознания того, что ты можешь стать следующим.

Но, как ни странно, никто не терял решимости продолжать сражаться. Вероятно, потому что все уже видели, что такое секта, прочувствовали её на себе, но сильнее всего повлиял на людей дядя Ваня, который в красках и с нужными эпитетами описывал всем вопрошающим, что и как делают сектанты. Причём вклад украинца в боевой дух бойцов оказался настолько весомым, что Андрей даже получил за его привлечение отдельную благодарность от Родионова.

Будто желая отвлечь людей от гнетущего молчания, сквозь шум дождя и грохот артиллерии стали прорываться новые звуки – рокот мощных двигателей и лязг гусениц. А через минуту с разбитого шоссе на просеку свернули два танка и медленно подползли к деревьям. Заглушив двигатели, их экипажи выбрались из машин, и забежали под ближайшие тенты. Начались расспросы, предмет которых Андрей понял, когда Катя указала на него одному из танкистов.

Под тент к Андрею, Игорю и Воробьёву перебежал мужчина среднего роста, худощавый, с болезненным блеском в глазах. На правой щеке у него выделялось огромное розовое пятно молодой кожи, вероятно, после ожога, которое заканчиваясь почти возле самого уха. У него отсутствовали волосы на правом виске, а также правая бровь и это создавало асимметрию на его лице.

– Ты лейтенант Романов? – сиплым голосом уточнил танкист.

– Младший лейтенант, – кивая, поправил его Андрей. – А кто вы?

– Лейтенант Ростовцев. Командир этих двух красавцев, – танкист указал рукой на танки. – Прибыл в твоё… ваше распоряжение по приказу подполковника Родионова. Также доставил вам это. Лично от подполковника.

Ростовцев достал из‑за пазухи завёрнутый в мятый полиэтилен бумажный пакет и передал Андрею. Тот протянул руку и забрал его, смерив танкиста хмурым взглядом.

– Что ж, располагайтесь, где видите место.

Непривычно было получить инструкции в таком виде. Андрей привык, что Родионов озвучивает задачу лично, или хотя бы по радиосвязи. Интересно, почему он решил в этот раз действовать так?

Андрей разорвал пакет и нашёл в нём письменные инструкции к новому заданию и карту. Прочитав инструкции, он частично понял ответ на свой вопрос – радиочастоты наверняка прослушиваются противником. Наверное, поэтому Макс старался максимально ограничить выпуск в эфир любой информации об операции. А ещё в инструкции было написано, что Андрею присуждалось звание лейтенанта, а Коту по запросу Андрея – младшего сержанта. Это было необходимо, чтобы назначить Кота командиром третьего отделения, сержант которого выбыл из строя и, похоже, надолго. Да, назначать Кота было не лучшей идеей, но другие варианты в представлении Андрея выглядели ещё хуже.

Ростовцев наверняка знал о поставленных задачах, но ни словом не обмолвился и терпеливо ожидал, пока Андрей сам ознакомится со всем, что нашёл в конверте. И даже когда Романов закончил и сосредоточил на нём свой взгляд, танкист не торопился ничего говорить.

Теперь Андрею стало понятно, почему они, всё время отступавшие на восток, вдруг свернули на север и простояли на месте почти трое суток – союзники стягивали силы и готовились к контрнаступлению. Похоже, гильдия не желала пускать секту дальше и сдавать свой промышленный район. Правда, полк не отправили в мясорубку главного наступления, а поставили ему другую задачу, впрочем, не менее трудную – им предстояло участвовать в штурме Вольного. В инструкции говорилось, что Вольный считался нейтральным городом, но горожане якобы нарушили этот статус. Правда, там не было ни слова о том, как и почему это произошло.

Нейтральных городов и поселений существовало немало. Их суть состояла в том, что местные не желали никому подчиняться, а были сами по себе и потому сохраняли независимость. По сути это были банды, которые не захотели принимать ничью сторону. Отношение секты к таким заявлениям было неизвестно, но кое‑какие мысли на этот счёт у всех здравомыслящих людей имелись, хоть подтвердить их пока что никто не смог – Альянс слишком быстро отступал, чтобы иметь возможность выяснять, что «Путь просвещения» делает с якобы нейтральными городами в своём тылу. Вряд ли что‑то хорошее.

Что же до гильдии – ей было достаточно того, что эти города заявляли о твёрдом намерении обороняться. Да, по большому счёту это были всего лишь слова, но торговцы не желали выделять серьёзные силы для штурма и захвата по сути ненужных городов и нести дополнительные потери в то время, когда их по всем фронтам трепали сектанты. Так что проще было получить даже условные гарантии нейтралитета и продолжать торговлю, чем воевать. Особенно с учётом того, что в военное время торговля стала ещё более выгодной для гильдии.

Из инструкции следовало, что Вольный был маленьким городком, в котором ещё до эпидемии проживало чуть больше двадцати тысяч человек. Бог его знает, сколько там живёт сейчас, но без драки они точно не сдадутся. Особенно сектанты, которые по данным разведки там точно есть.

– Что вам известно такого, чего нет в инструкции? – обратился к Ростовцеву Андрей.

– Ну, во‑первых, давайте на «ты», а во вторых – Саша, – танкист протянул руку.

Андрею этот человек сразу пришёлся по душе, а теперь так и вовсе. Даже шрам от ожога, который сильно уродовал лицо лейтенанта, не портил о нём впечатления.

– Андрей, – Романов ответил на рукопожатие.

– Извини, но всё, что знаю это время начала наступления и то, что я подчиняюсь тебе на время операции, – пожав плечами, продолжил Ростовцев.

– Понятно. Это все твои машины?

– Да.

Андрей осмотрел танки внимательнее, насколько позволяла стена воды. Это были танки Т‑64БМ «Булат», но он не знал как они называются и понятия не имел об их возможностях.

– Хорошие машины? – поинтересовался он у Ростовцева, тем самым полностью раскрывая свою некомпетентность.

– Более чем, – после короткой паузы кивнул Ростовцев и тоже бросил на танки довольный взгляд. – У нас на полях сейчас в основном 72‑е катаются, версий «А» и «Б». У меня таких уже три было. Два сдохли из‑за поломок, а третий… Короче, эти лучше. Значительно.

– Почему?

– Более поздняя, а потому качественная модификация, – Ростовцев немного поджал губы и испытующе посмотрел на Андрея. – Но ты, надеюсь, понимаешь, что это не значит, что они могут без вас воевать?

В лёгкой улыбке, которая появилась на его лице после этого вопроса, было заметно напряжение. Видимо, он, как и Буреев, будучи заметно старше Андрея, сомневался в квалификации парня. А, может, у него просто имелся печальный опыт, когда командиры действительно считали, что танк – самостоятельная единица, не требующая поддержки.

– За это не волнуйся.

На этом Андрей решил закончить разговор с танкистом и отдал Игорю распоряжение собрать сержантов.


7

Инструктаж личного состава взвода прошёл не так легко, как Андрей ожидал. Было много вопросов и много волнения, основной причиной которого оказалось отсутствие опыта в штурме городов. Подумав, Андрей попросил присутствовавшего Корнеева помочь хотя бы советами, а чтобы эффекта было больше – собрал в кучу весь взвод вместе с танкистами. Лёша, на удивление, не стал противиться и сразу согласился.

– Так, слушайте внимательно, – начал Корнеев. – Город это по сути сплошной набор огневых позиций. В поле вы понимаете, что лучшая позиция на высоте или там, где есть возможность замаскироваться, и ожидаете, что там и окажется противник. В городе – везде высота и замаскированные позиции. Любое окно, дыра, щель, дверь…

Раздались локальные смешки после слова «щель» и какой‑то комментарий, который Андрей не разобрал. Лёша моментально отловил взглядом источник проблемы.

– Черенко, прекрати ржать. В той щели другие опасности и они – не тема данного разговора.

Теперь хохот был громким и участвовали все. Черенко, к его чести, не полез в выяснение отношений с Корнеевым, и Лёша продолжил.

– Итак, ещё раз – любая дверь, окно, любое отверстие представляет угрозу, – в этот раз Черенко с трудом удержался от комментария. – Везде может оказаться огневая позиция для пулемётчика, снайпера или гранатомётчика. Любые подвал, завал, куча камней, сгоревшая машина – везде огневые позиции. Поэтому вы должны быть максимально сконцентрированы, а продвижение вперёд осуществлять только после тщательной разведки.

Корнеев обвёл всех взглядом, ожидая вопросов, но бойцы напряжённо, внимательно слушали и ничего не спрашивали.

– Продвигаясь по улице, обязательно необходимо проверять и зачищать каждое – КАЖДОЕ, – он специально повторил и особенно выделил это слово, – здание, причём тщательно, иначе вам на голову и на идущий с вами танк могут набросать гранат и бутылок с зажигательной смесью. Это я уже не говорю о стрельбе в спину. Поэтому командир группы тщательно оценивает обстановку, выбирает позицию для танка или БМП или кто там с вами идёт так, чтобы он прикрывал вас от огня противника, пока вы входите в здание. Уверен, тут нет идиотов, которые могут подумать, что если дверь закрыта на замок, заколочена или заблокирована каким‑то другим способом, то внутри здания не может прятаться целый взвод врага?

И снова внимательный, испытующий взгляд. Бог его знает, как он сделал такой вывод, но Лёша был известен своим умением видеть людей насквозь и его следующая фраза повергла Андрея в некоторое уныние.

– Вижу, что есть, – вздохнув, заключил Корнеев. – Ладно, тогда хорошенько запомните мои слова и не забывайте – вы не на соревнованиях, вам некуда спешить, так что прежде, чем передвигаться, убеждайтесь, что у вас за спиной не осталось противника, что вас прикрывают и, что тоже очень важно – берегите танки.

Лёша ещё добрых два часа рассказывал о тактике перемещения, методах проникновения в здания, защите сопровождающей боевой машины и других полезных вещах. Его слушали очень внимательно, впитывая каждое слово, и не зря – от этих знаний зависели их жизни. Но хватит ли им этого короткого ликбеза?


8

Артиллерия с небольшими перерывами работала почти всю ночь, не давая солдатам сомкнуть глаз. Как только она ненадолго затихала, люди забывались тревожным сном, чтобы через пару десятков минут снова проснуться, взбудораженные грохотом залпов. Надежды хоть немного поспать перед началом операции не оправдались.

Примерно в два часа ночи к силам «Анархистов» прибавились два БТР‑80, которые привезли ожидаемый Андреем взвод Коробейникова, состоящий всего из восемнадцати человек. А перед самым началом операции на связь вышел Родионов и сообщил, что все предыдущие планы в силе, а также то, что ответственным за операцию на своём участке назначается Андрей, что парня не сильно обрадовало.

С другой стороны: а чего он ожидал? На что надеялся? Что командовать поставят Ростовцева? Или самого Коробейникова?

Андрей быстро смирился с обстоятельствами и, вздохнув, принялся вводить Коробейникова в курс того, что он накануне успел придумать с Ростовцевым и Корнеевым.

– Так, а шо слышно? Чего мы вообще туда? – будто не договаривая что‑то, спросил Вова в конце их разговора.

– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Ничего не знаю, кроме того, что надо взять город. На это дело бросили наш полк и ещё какие‑то силы. Мы действуем на самом правом фланге полка. Слева у нас подразделения Кирзача, но мы ему не подчиняемся, а кто наш сосед справа – я без понятия.

Ростовцев, который проходил мимо и решил присоединиться к беседе, знал ещё меньше и тоже ничего не смог добавить. Коробейников лишь с досадой пожал плечами и больше вопросов не задавал.

Закончив совещание, они направились к своим подразделениям. До назначенного времени выступления оставалось ещё двадцать минут, и Андрей решил напоследок обратиться к товарищам с напутствующим словом.

Бойцы уже все были наготове и ждали. Большинство молчали, опустив задумчивые, отрешённые взгляды. Наверное, кто‑то молился, а кто‑то просто искал отвлечения в мыслях о чём‑то постороннем. В этом не было ничего удивительного – каждый понимал, насколько опасно предстоящее дело и искал поддержку и мотивацию везде, где только мог. Хотя ладно, не каждый.

Корнеев, например, со скучающим видом восседал на пустом ящике от патронов и разве что в носу не ковырялся. Руми сидела рядом с ним с видом часового, охраняющего особо важный объект, ну или, как минимум, пороховой склад. В руках она сжимала СВД. Кот неподалёку подкалывал Толю Черенко насчёт того, что тот тащил на себе почти двойной запас патронов и гранат.

– Ты как вернулся, то прямо целый Рэмбо стал, – ехидничал он. – Во, сколько патронов набрал. Сам всех убить хочешь, что ли? Может, мы тогда не пойдём, а? Чтобы не мешать.

– Вертел я тебя, – беззлобно отвечал Черенко, проверяя, хорошо ли сидят в подсумках магазины, – и Рэмбу твою тоже.

– Это не она, а он, – терпеливо поправлял его Кот. – И не Рэмба, а Рэмбо.

– Я ж и говорю – всякую Рэмбу я буду вертеть, – проигнорировал его слова Толя и, облапав последний магазин, добавил поучительным тоном. – Патронов много не бывает. Сам недавно проверял.

– Итак, народ, – сходу начал Андрей, забегая под тент. – Ситуация следующая. Альянс наконец‑то собрался с силами и решил дать сдачи фанатикам. Только что говорил с подполковником и он рассказал, что дело движется в положительном ключе.

Народ немного оживился, раздались одобрительные возгласы.

– Нашу задачу вы знаете. С нами в паре действует взвод младшего лейтенанта Коробейникова и танки лейтенанта Ростовцева. Ещё у нас есть два бэтра, так что огневой поддержкой мы не обделены. Слева идут наши, справа – кто‑то из союзников. Не знаю, кто именно, но постараюсь это выяснить до того, как кто‑нибудь ошибочно начнёт стрелять по своим. Впрочем, мы, по идее, не должны пересечься, потому что правый сосед должен нанести удар по железнодорожному вокзалу, а мы проходим мимо и входим в город, оставляя вокзал справа, зачищаем жилые кварталы и прорываемся на север к комбинату.

Он обвёл всех быстрым взглядом и выдержал непродолжительную паузу.

– В общем, помните главное – мне нужен каждый из вас. Живой, и желательно – невредимый. Поэтому смотрим в оба и думаем головой! Вопросы есть?

Вопросов не было. Новость о том, что союзники наконец‑то начали теснить противника подействовала воодушевляюще. Никто и не подумал о том, что Андрей мог солгать. Даже Корнеев.

– Тогда проверяйте связь, снаряжение и вперёд! По машинам!

Бойцы облепили БТР‑ы и танки, остальные разместились в двух грузовиках и колонна выдвинулась в путь. В просеке размещались не только «Анархисты», но и много других подразделений, так что на разбитой дороге на непродолжительное время образовался самый настоящий затор.

Колонна двигалась по окружённой с двух сторон деревьями дороге. Деревья сильно разрослись и ветвями скрыли небо, создав нечто наподобие живого тоннеля, но от длительного дождя это укрывало слабо. Через некоторое время несколько танков свернули налево и прошли напролом через деревья, прокладывая свою собственную дорогу. Большая часть колонны свернула за ними, а дальше поехали только Андрей и его личная маленькая армия.

Вскоре фары выхватили справа в кустах какую‑то ржавую табличку, на которой с трудом можно было различить лишь несколько букв, видимо, название населённого пункта. Через несколько сотен метров они подъехали к мосту через железную дорогу, и здесь Андрей скомандовал остановиться. Пока что противник мог их слышать, возможно, видел сквозь густые заросли свет фар, но не мог разглядеть никаких деталей. Однако, всё изменится, как только они выйдут на мост.

Именно сейчас Андрей начал ощущать волнение. Странно, что его не было раньше. Он взглянул на часы – ещё пятнадцать минут. До восхода – бог его знает, но небо уже начало сереть, а если бы не дождь, то, наверное, давно бы уже рассвело. Дождь… как же он заколебал.

– Бл… я уже весь намок, – где‑то рядом пожаловался кому‑то Толя.

– Что, старикашка, кости ломит? – тут же включился Кот.

– Так, ща у кого‑то зубы ломить начнут.

Раздались приглушённые смешки. Может, стоило бы осадить их, но Андрей подумал, что так даже лучше – шутки помогают немного ослабить напряжение. Однако, больше никто ничего сказать не успел – в районе железнодорожной станции началась стрельба. Почти сразу из заднего танка показалась чья‑то голова, вероятно, Ростовцева.

– А не рановато? – взволнованно спросил сам себя Андрей.

Он посмотрел на часы – ещё две минуты. Странно, но, может, у правого соседа часы спешат? Ладно, уже неважно.

– Всё, народ, за дело! – скомандовал Андрей и включил рацию. – Корнеев – что там?

Лёша вместе с Руми уже давно были у моста. Приборов ночного видения или ночных прицелов для винтовок у них не было, но даже слабого света восходящего где‑то за свинцовыми тучами солнца уже было достаточно, чтобы худо‑бедно увидеть очертания ландшафта и растительности.

– На станции идёт бой. Слева и справа от моста…

В этот момент впереди раздался оглушительный взрыв, осветив округу вспышкой. Мост со скрежетом и стоном вздрогнул, и с грохотом осел на железнодорожное полотно. Несмотря на расстояние в полсотни метров, Андрей отчётливо почувствовал, как дрожит и гудит под ногами земля. От такого по коже забегали мурашки.

Вряд ли враги планировали именно такое действие. Скорее всего, они хотели подорвать мост, когда по нему будут наступать «анархисты», но то ли нервы не выдержали, то лиобстановка требовала действовать немедленно. В любом случае Андрей с недовольством отметил, что не предусмотрел это и отругал себя.

– Курва! – нейтрально выругался Черенко, хотя Андрей отнёс бы сейчас любое ругательство на свой счёт.

Но заниматься разбором он будет позже. Сейчас нужно действовать.

Почти перед самым мостом направо вела ещё одна дорога. По идее, по ней они смогут спуститься вниз. Да, это займёт какое‑то время, плюс потом нужно будет пробираться через лесополосу, но ничего не поделаешь. Андрей переключил канал на рации.

– Танк‑лидер, давай по прилегающей дороге направо и вперёд. Там спустимся.

– Принял.

Несмотря на рёв двигателя, донёсшийся из рации, голос лейтенанта звучал отчётливо. Танк Ростовцева и так стоял в пол‑оборота к нужному направлению, поэтому лейтенант просто довернул машину и поехал по узкой дороге, треща густыми ветвями вплотную подступивших к ней деревьев.

– Анархия, стойте! – раздался в рации голос Корнеева. – Там узко и сплошная зелёнка. Нас могут заманивать. Потеряешь танки ещё до начала операции.

Ничто в бою никогда не идёт по плану. Андрей давно выучил эту мудрость, много раз испытал на себе, и всё равно каждый раз, когда случалось что‑то подобное, страшно злился. Он остановил танки Ростовцева и хотел отправить через посадку отряд Черенко, но тут же передумал и вместо этого отдал другую команду.

«Как‑то многовато телодвижений для самого начала», – недовольно думал Андрей.

Через пару секунд танк Ростовцева развернулся, уничтожая гусеницами последние островки асфальта, выехал с улочки и медленно вернулся по главной дороге на полсотни метров назад. Найдя нужное место, он повернул направо, снёс остатки ржавых отбойников и сиганул с дороги вниз.

– Тут круто, но пройти можно, – спокойно сообщил он вскоре.

Так они обогнули злосчастный мост и возможную засаду, которая и правда напрашивалась в указанном Корнеевым месте, а дальше полем обошли посадку и пересекли железнодорожное полотно. Сразу за рельсами на небольшом пригорке тоже росли редкие деревья, но они становились всё гуще, если двигаться к станции, а слева лежало огромное поле. Обогнув деревья, они должны выйти прямо на первые жилые дома городка, поэтому Андрей хотел сначала разведать, что там.

К стрельбе на станции прибавилась и стрельба где‑то на десять часов. Это уже вступил в бой Кирзач. Значит, «анархисты» опаздывают и срывают график наступления.

– Это Корень. В зелёнке чисто. С моей позиции до застройки на двенадцать часов метров шестьсот, на два часа – четыреста. Движения не наблюдаю. Приём, – доложил Корнеев.

«Было бы странно, если бы наблюдал», – подумал Андрей.

Быстро сориентировавшись, Андрей разъяснил командирам машин план движения, как он себе это представлял, и они потихоньку направились объезжать лесопосадку. Обогнув деревья, машины двинулись на восток, подставляя борта для обстрела с севера, но от ближайших построек, где можно было организовать огневую позицию, их и правда отделяло более полукилометра, к тому же покрытых маленькими группками кустарника, ещё и при слабой видимости – вряд ли кто‑то сможет поразить его танки оттуда. В любом случае иначе поступить Андрей не мог – не бросать же машины здесь?

Впереди замаячили какие‑то высокие заросли. Оказавшись ближе, Андрей смог разобрать, что это кукуруза. Скрывшись в ней, они могли бы подобраться ближе к первоначально намеченному маршруту наступления. Идея показалась Андрею правильной, но он не стал озвучивать её, поскольку они всё равно двигались прямиком к этой кукурузе. В этот момент и произошёл первый огневой контакт.

– Контакт на десять часов! – громко раздалось из рации.

Но прежде, чем Андрей успел что‑то ответить, в идущем первым танке что‑то взорвалось. Андрей не видел, что и как произошло, потому что находился с противоположной от места попадания снаряда стороны, но он услышал хлопок взрыва и увидел яркую вспышку, после которой танк тряхнуло, а окутавшее его облако сизого с чёрным дыма стало медленно уползать наверх.

Первой мыслью после кратковременного оглушения было: «чёрт, неужели мы потеряли танк?». Но на деле всё оказалось не так плохо, потому что через пяток секунд орудие танка развернулось и ещё через секунду раздался выстрел. Яркая вспышка, вырвавшаяся из ствола танка, снова на секунду ослепила солдат. Ударной волной вокруг орудия с земли сорвало траву и понесло во все стороны, но никто особо этого не заметил. Ещё не прошло ослепление, а в той стороне, куда выстрелил танк, появилась ещё более ослепительная вспышка и большое количество обломков, словно фейерверк, с грохотом взрыва разлетелось во все стороны.

С трудом заставив себя оторваться от фейерверка, Андрей только сейчас переключился на связь через гарнитуру.

– Не стоим! – крикнул он. – Двигаемся вперёд. Третье отделение – на вас контроль левого фланга. Корень, что это было?

– РПГ. Движения не вижу.

Ещё бы. После осколочно‑фугасного снаряда и такого фейерверка там вряд ли жизнь возможна, не то что движение. Пока Андрей успел об этом подумать, метрах в пятидесяти слева от них что‑то взорвалось. Он стал озираться, пытаясь понять, что это было, потом увидел примерно там же новый разрыв, а за ним ещё один.

– Миномёты! – крикнул Воробьёв.

Андрей отреагировал быстро.

– Броня, двигайтесь к домам, давите любое сопротивление. Мы за вами, – сообщил он и дал соответствующую команду пехоте.

Танки повернулись и поползли к ближайшим домам. Бронетранспортёры держались за ними на почтительном расстоянии – в случае, если по ним попадут из РПГ, шансы сохранить машины и жизни экипажей практически нулевые.

«Как же всё тонко», – подумал Андрей и ему отчего‑то захотелось распевать эти слова. Подавив это нелепое желание, он, пригнувшись, побежал за танками. Мины продолжали рваться где‑то в стороне, не приближаясь к наступающим и не нанося никакого урона. Видимо, корректировщик или погиб, или отступил, видя, что к нему движутся танки.

«Булаты» Ростовцева приблизились к домам, ближайший из которых, разрушенный недавним выстрелом, слабо горел. Миномётный обстрел прекратился.

С каждой минутой видимость хоть и медленно, но улучшалась. Пехота начала осторожно, одну за другой, проверять постройки. В горящем, разрушенном доме обнаружились два тела, но одеты были абы как, без формы, только в бронежилетах и касках, так что это точно были не сектанты. Открытым оставался вопрос: был ли здесь или рядом кто‑то ещё?

Чисто. Чисто. Чисто.

Пока что это всё, что слышал Андрей от командиров отделений. Неужели погибшая парочка была только вдвоём? Зачем тогда рисковали и стреляли по танку? Нет, наверняка с ними были ещё бойцы, но, увидев с чем имеют дело, решили отступить.

Пехота приноровилась и быстро перемещалась от дома к дому. Корнеев с Руми вскарабкались по склону обратно на дорогу и двинулись по ней. Там было выше и, соответственно, легче было вести наблюдение, тем более, что внизу чёртова кукуруза вообще мешала что либо увидеть. БТР‑ам же кукуруза была как раз на пользу, поскольку скрывала их почти полностью. Танкам было всё равно – они держались возле домов и лениво переезжали следом за пехотой, ломая кусты, мелкие деревца и случайно подвернувшиеся на их пути углы ветхих построек.

Так «анархисты» прошли примерно километр, проверив несколько десятков домов и строений, и затратив на это около полутора часов. За это время бой на станции, кажется, прекратился, а вот в секторе Кирзача как раз наоборот. По крайней мере интенсивность стрельбы в той стороне только нарастала. Однажды оттуда даже донеслась резкая канонада – видимо, Кирзач запросил помощь артиллерии.

Самих же «анархистов» обстреляли только один раз. На одном из перекрёстков, когда бойцы перебегали улицу, по ним с фланга ударил пулемёт. Одно из отделений Коробейникова начало с ним вялый бой, занимая его, пока из‑за домов не выскочил танк с заранее развернутым орудием и немедленно не устроил пулемётчику закономерный финал, точь‑в‑точь такой же, как недавно гранатомётчику и его товарищу.

Когда все «анархисты» уже покинули место перестрелки, на местность вокруг перекрёстка с воем шлепнулись несколько мин, разрушив один из старых сараев.

Достигнув промежуточного пункта в ста метрах от точки, с которой они, собственно, и должны были изначально наступать, Андрей собрал командиров отделений в домике на углу улиц, чтобы раздать новые задачи. Пока что всё шло очень даже здорово, но Андрей изо всех сил гнал от себя эти мысли, боясь накаркать.

– Что‑то они совсем какие‑то не очень, – разочарованно отметил Черенко, пока командир водил пальцем по карте. – Так я и правда могу их всех сам провернуть.

– Я ж тебе говорил, – Кот был тут как тут.

– Смотрите, чтобы они вам не отомстили за пренебрежение, – угрюмо ответил Бодяга.

– Типун тебе, – Андрей укоризненно посмотрел на сержанта. – Накаркаешь.

– Хер им по всей морде, вот что я думаю, – проигнорировал обоих Толя.

В комнату вошел Корнеев, и Андрей начал обсуждать дальнейший план. Им предстояло наступать на север и здесь уже начиналась высотная застройка. Это усложняло задачу, поскольку в высотках могли сидеть как снайперы, так и артиллерийские корректировщики, да и прочие неприятные противники. Пока они обсуждали варианты дальнейших действий где‑то рядом начался тяжёлый артиллерийский обстрел. Гремело будь здоров, а потом загрохотало так, что земля начала содрогаться, будто от землетрясения, и мужчины чуть не повалились на пол.

– Курва мать! Это чё за херня такая?!

– Руми! Что там? – Корнеев был более хладнокровен.

– Э… – Руми не сразу нашлась, как ответить, похоже она была в шоке от увиденного. – Тут… стреляли по большому дому и… в общем, он разрушился.

Пока она говорила, они все выбежали на улицу и воочию наблюдали огромную тучу пыли, медленно расползающуюся в разные стороны. Земля ещё немного подрагивала.

– Чего? Кто? – изумился Андрей.

– Я не знаю…

– Сосед справа, кто же ещё, – вставил Кот. – Эти чуваки вообще охренели. Они так весь город разнесут.

– А что, быстрый способ зачистить территорию, – Толя глупо заржал, его поддержал Бодяга.

Этим двоим методика явно пришлась по вкусу. Пока они наблюдали, в небе послышался свист авиационных двигателей, а через десяток секунд из облаков вывалились четыре черных комка и грохнулись прямиком на ещё одну высотку, находящуюся в двухстах метрах от «анархистов». От грохота у них заложило уши, а сама высотка скрылась в облаке пламени. Если там кто‑то был, то Андрею на мгновение стало жаль этих людей, но потом он подумал о том, что если там находились сектанты, то, пожалуй, не так уж и жаль.

Все моментально рванули обратно в постройку, из которой недавно выбежали, потому что сверху начали сыпаться обломки.

– Хм. Прожарка «хард», – подытожил Кот, глядя через разбитое окно, как разрушается очередной панельный дом.

«Панелька» начала распадаться и в какие‑то считанные секунды развалилась, будто была собрана из домино. Земля под ногами снова гудела, а округу затянуло огромное облако пыли.

– Офигеть… – изумленно выдавил Андрей и вскоре продолжил, но уже с нотками тревоги в голосе. – Кто же это так орудует?

Ответа, разумеется, не поступило. Тогда Андрей вызвал Воробьёва и попросил связать с Родионовым. Добиться радиоаудиенции оказалось непросто. Прошло несколько минут, прежде чем появилась связь.

– Романов, что у вас там за ремонт?! – кричал из рации Родионов. – Говорят, вы там стены валите?! Приём.

Судя по шуткам и в целом хорошему настроению подполковника дела у полка идут хорошо.

– Вот как раз поэтому и обращаюсь – кто наш сосед справа? Приём.

– А хер его знает. Вроде бы там эти придурки с жёлтым полукругом на шевроне. Приём.

– А кто они такие вообще? Приём.

– Не знаю. Пойди и выясни. Если преуспеешь – поделишься. Они постоянно что‑то мочат, когда появляются. Заколебали уже. Приём.

Они ещё перебросились парой общих фраз на тему наступления, но поскольку Родионов ещё до начала операции многократно обращал внимание офицеров на прослушку радиосвязи, то ничего важного они не обсуждали.

Больше тратить время на праздные зрелища было нельзя, так что Андрей вернулся к обсуждению дальнейшей стратегии. Сосед справа пока что ландшафт под себя опять не перестраивал и ничего нового не взорвал, поэтому через десять минут «анархисты» снова выдвинулись.

Справа от них находился микрорайон, состоящий из высотных жилых домов – пяти и девятиэтажных. Для Андрея открытым оставался вопрос о том, в чьей зоне ответственности находится этот микрорайон, ведь зачищать одну за другой большое количество многоэтажек было сомнительным удовольствием. По идее, если смотреть на конечный пункт наступления, то многоэтажки больше относились к зоне «анархистов», но с другой стороны – можно обойти их и оставить в тылу. Да, был риск получить удар в спину, но если действовать осторожно и быть внимательными, то в теории зачистку можно спихнуть либо на соседа справа, либо на войска, двигающиеся в тылу. Пусть они окружают и чистят, а «анархисты» сэкономят и время, и жизни.

Такой подход Андрею нравился больше всего, а Корнеев ушёл с передовой разведгруппой, не желая вникать в проблемы командира, что, впрочем, было совершенно логично. Вникни он в детали, то, возможно, отговорил бы Андрея от ошибочного решения, но его рядом не было и потому вразумить Романова оказалось некому.

Оставив квартал многоэтажек в стороне, «анархисты» двинулись на север по улице, застроенной по большей части одноэтажными домами. Именно здесь, на этой улице, вскоре они и столкнулись с настоящим сопротивлением, а не теми нелепыми попытками, что предпринимались противником ранее.

Примерно половину улицы они преодолели в прогулочном режиме. Кутерьма началась, когда они добрались до небольшого строения, сильно похожего на маленькую церквушку. Первое, что произошло – сквозь урчание двигателей и звуки стрельбы, доносившейся почти со всех сторон, прорезался, а затем моментально усилился визг падающей миномётной мины. Через мгновение в кустах примерно в пятнадцати метрах слева от «анархистов» блеснула вспышка, раздался хлопок взрыва, и вокруг с шипением и свистом разлетелись осколки. Большинство людей успели залечь или спрятаться за технику, так что пока потерь не было. Тут же, через несколько секунд, новый визг мины окончился взрывом, и башенка на церквушке разлетелась вдребезги. Во все стороны полетели обломки кирпича, падая на технику и головы людей.

В кого‑то попало, раздался вопль, и Андрей невольно отвлёкся на крик, но тут же начали выть новые мины. Одна за другой они ложились вокруг бойцов, попрятавшихся за домом и залёгших в небольшой канавке у забора справа. Техника стала медленно отползать задним ходом, ожидая приказов координатора, но Андрей на эти двадцать секунд словно выпал из реальности, не понимая, что делать. Единственное, что он сейчас знал – ни в коем случае нельзя паниковать и подниматься на ноги.

– Всем оставаться в укрытиях! – это всё, что он пока сказал.

Низко пригнувшись, а иногда и ползком, Андрей отходил вместе с медленно двигающимся танком, стараясь рассмотреть хоть что‑нибудь. Почему он не залёг куда‑то в укрытие? Этот вопрос он ещё задаст себе позже, если доживёт до момента, когда сможет проанализировать произошедшее.

Бойцы попрятались, в эфире было тихо, а округу продолжали наполнять визг и хлопки разрывающихся мин. Вокруг то и дело проявлялись вспышки разрывов, шуршали и звенели об броню осколки, слева от домика свалилось дерево, справа взрывом снесло секцию бетонного забора и Кирилла Черенко чуть не придавило обломками. Очередная мина попала в крышу дома, но с другой от бойцов стороны, так что в этот раз обломками никого не задело.

– Корень, где вы? Видите что‑то?

– Никак нет, – раздался спокойный ответ. – Мы в ста метрах впереди вас.

Пока Андрей думал, как быть, слева на десять часов по технике начали стрелять. Первыми полетели выстрелы из гранатомётов. Два снаряда один за другим на высокой скорости врезались в танк, за которым прятался Андрей. Машину тряхнуло, а Андрея оглушило взрывом и бросило на землю. Он быстро перевернулся и встал на четвереньки, пытаясь проморгаться. В наушниках начался активный обмен мнениями, но Андрей пока не мог понять, кто и что говорит и к кому вообще обращаются.

Кто‑то дёрнул его за плечо.

– Ты в порядке?

Андрей поднял глаза и, всё ещё моргая, увидел сосредоточенное лицо Воробьёва. Пару секунд он напряженно думал, что должен ответить, а затем утвердительно закивал.

Мины продолжали взрываться, одна взорвалась прямо рядом с танком, с противоположной от Андрея и Сергея стороны. Град осколков звонко прошёлся по броне и каткам танка. После этого Андрей, наконец, снова начал воспринимать действительность. Окончательно он пришёл в себя, когда его оглушило от близкого выстрела танкового орудия.

– Сука‑бл. дь, – это был очередной редкий случай, когда Андрей заматерился.

Он принялся трясти головой, пытаясь как‑то прогнать звон в ушах, а Воробьёв принялся куда‑то его тянуть.

– Надо вывести тебя из‑под обстрела. Здесь ты бесполезен и не сможешь вести бой, – на ходу посоветовал Сергей.

Не дожидаясь одобрения, он потянул Андрея к пролому в заборе и дальше, к заброшенному дому. «Анархисты» открыли огонь, а танки продолжали отползать и отвечать на стрельбу противника своим огнём. К счастью танк не получил повреждений, лишь потерял часть коробок динамической защиты, но танкистам такое обращение с их машиной явно было не по нраву. По вспышкам вражеских огневых средств начали стрелять и орудия БТР‑ов.

Когда Андрей более менее сориентировался, огонь противника уже сумели подавить, но убили они врага или заставили отступить? Слава богу, мины тоже перестали сыпаться. В рации сообщили, что от осколков мин у Коробейникова погибли двое. Каким чудом не зацепило никого из взвода Романова можно было только гадать.

– Лом, доложи обстановку, – включился, наконец, Андрей.

– Два пулемёта и гранатомёты на десять часов, – сухо сообщил Черенко. – Пока затихли.

– Понял. Двигай туда со своим отделением. Кот – вы их прикроете, а потом идёте следом. Как поняли?

– Понял вас.

– Принято.

Бойцы выдвинулись. Андрей видел их через окно, хоть ему и немного мешали заросли. Через пяток минут Черенко доложил, что они нашли труп пулемётчика. Похоже, пока что танки действительно воевали без пехоты, как того и опасался Ростовцев.

Андрей очень разозлился на себя, мысленно отругал за собственную бесполезность, и дальше стал действовать более осмотрительно, не вылезая сильно вперёд. Всё‑таки его дело – управлять боем, а не быть на острие атаки, поэтому стоило положиться на глаза разведки и других бойцов. Но для него это оказалось непросто. Ему почему‑то казалось, что только он сам может составить правильную картину событий, а все остальные искажают её, мешают ему правильно понять происходящее, но Андрей понимал, что если хочет эффективно выполнять свою задачу, то должен преодолеть это заблуждение.

С момента боя у церквушки дальше без перестрелки они не продвигались. Через двести метров прямо по улице стоял высотный дом в форме буквы «Г», в котором оказалось много врагов. Возможностями соседа справа «анархисты» не обладали, так что пришлось им вступить в продолжительный бой, исход которого во многом снова решили танки – именно они подавили большинство огневых средств противника, превратив фасад дома в уродливый швейцарский сыр, грязно‑серого и черного цветов.

Помимо солдат противника в высотке обнаружилась и не менее серьёзная угроза из двухэтажного строения в трех сотнях метров прямо по курсу. Пока «анархисты» смогли разобраться в чём суть этой угрозы, погибли двое и были тяжело ранены ещё трое бойцов.

В этой ситуации Андрей впервые прочувствовал на себе, что такое снайпер, ощутил нутром тот тошнотворный ужас, который заполняет человека от осознания, что прямо сейчас его могут держать на прицеле.

Он уже не раз был в бою, кое‑что видел и обладал кое‑каким опытом. Всё это постепенно притупляло в нём чувство опасности. Он, как правило, уже не воспринимал автоматный или пулемётный огонь врага, как прямую угрозу ему самому. Только когда он попадал на прицел одного конкретного огневого средства противника или оказывался вовлечённым в бой, где ему противостоял конкретный вражеский боец, к нему снова возвращалось чувство опасности, и он понимал: «Эти ребята пришли сюда по мою душу». Однако, избирательный огонь невидимого снайпера… Это было нечто другое.

Один из бойцов перебегал дорогу, меняя позицию, но на полпути вскрикнул, повалился на бок и начал истошно кричать. Никто ничего не понял и двое его товарищей бросились ему на помощь. Присев рядом, они начали осматривать его и звать медика. Андрей обратил внимание, как один из них внезапно резко дернул головой и повалился рядом. Второй тупо уставился на него, замер, не понимая что случилось и что он сам должен делать дальше: то ли спасать вопящего товарища, то ли помочь другому. Прежде, чем он смог что‑то выбрать, пуля угодила ему в шею, и вот уже он сам свалился на асфальт и рефлекторно попытался зажать рану рукой, ещё не понимая, что это бесполезно.

– Снайпер! Осторожно, работает снайпер! – первым сориентировался Коробейников.

И в этот момент Андрей ощутил тот самый ужас. Ему показалось, что прямо сейчас целятся в него. Захотелось пригнуться, спрятаться куда‑то, забиться в какую‑нибудь щель. Андрей был почти уверен, что снайпер где‑то впереди, поэтому рефлекторно убрался за угол, прячась с предполагаемой линии огня, но даже так ощущение опасности не покидало его.

В голове то и дело носилась одна и та же мысль – этот невидимый стрелок пришёл именно за ним, за кем же ещё ему тут приходить? Вот, сейчас прилетит пуля и убьёт его. Парню понадобилось секунд десять, чтобы взять себя в руки и заставить снова хоть немного думать. Во многом помог уверенный голос Лёши.

– Спрячьтесь и не высовывайтесь. Они либо где‑то в высотке, либо в здании прямо по улице, – сообщил он. – Избегайте этих зон.

«Они? Он что, не один?», – растерянно подумал Андрей.

Сам Лёша, заняв позицию в доме напротив высотки, из которого хорошо просматривались нужные здания, взялся выискивать стрелка. Тот затаился и на продолжительное время установилось относительное затишье, нарушаемое редкими выстрелами уцелевшего пулемёта из высотки. На настойчивые, немного нервозные вопросы Андрея, что делать дальше, Корнеев отвечал односложно: «жди».

Так они и ждали. Ждали, пока не дождались начала нового миномётного обстрела. Правда, в этот раз все находились в укрытиях и никакого ущерба миномёты не нанесли. Разве что осколком одному из бронетранспортёров пробило колесо и немного посекло броню. Именно во время обстрела стрелок противника и раскрылся. То ли из‑за отсутствия других целей, то ли под шумок обстрела, но он предпринял попытку разбить прицел на одном из танков. Он успел сделать два выстрела, ни один из которых ущерба танку не нанёс, а потом выстрелил Корнеев.

– Готов, – хладнокровно сообщил Лёша.

Романов с облегчением выдохнул и откинул голову назад.

– Мой тоже, – присоединилась к Корнееву Руми.

– А ты кого? – удивленно спросил Андрей.

– Пулемётчик в высотке.

Казалось бы, раз снайпер убит, так чего теперь волноваться? Но после увиденного и пережитого напряжение Андрея больше не отпускало. Ему теперь постоянно казалось, что вокруг куча снайперов и он всё время с волнением ожидал, что сейчас кого‑то снова настигнет пуля невидимого стрелка.

Разобравшись с противниками, «анархисты» снова двинулись вперёд, но дальше стало только сложнее. Кварталы многоэтажной застройки потянулись на север один за другим и игнорировать их уже было нельзя, поскольку «анархистам» пора было менять направление движения на северо‑восточное, и тут уже хочешь не хочешь, а пройти через высотки придётся.

Но Романов принял решение вообще свернуть на восток, поскольку впереди их ждали огромные, площадью в несколько гектаров, ровные пустыри рядом с большой церковью и поросший, неухоженный, но изобилующий открытыми участками парк возле здания больницы. Андрей чувствовал, что их там ждут и идти туда ну никак нельзя.

Свернув на восток, танки разрушили остатки бетонного забора и двинулись вглубь неухоженных, заросших дворов, подминая под гусеницы всё на своем пути. Быстро преодолев дворы, они вошли на территорию, наполненную ветхими, давно неиспользуемыми ларьками. Вероятно, когда‑то здесь был рынок. Сразу за ним высились очередные многоэтажные дома, но оттуда пока что никто по ним не стрелял.

Андрею очень не хотелось лезть в густую высотную застройку. Он ощущал всем своим естеством, что там они увязнут и понесут потери, но как иначе он должен был действовать? Да и не было больше ему куда деваться – слева он недавно уже визуально видел подразделения Кирзача. Похоже, «анархисты» и так уже сделали за них часть их работы.

В воздухе опять появился гул авиационных двигателей, и вскоре где‑то справа снова адски загрохотало и задрожала земля. Похоже, их кровожадные соседи в очередной раз что‑то разрушили с помощью самолётов.

– Курва мать! Я тоже так хочу! – не выдержав, взмолился в рации Толик.

– Да‑да‑да, и я, – вторил ему Кот. – Куплю кнопку «уничтожить всё». Дорого.

– Заткнитесь! – зло бросил в эфир Андрей.

Но в этот раз самолётам каким‑то образом отомстили, потому что через секунду «анархисты» увидели, как в полукилометре севернее из облаков появился один из штурмовиков, и в мгновение ока врезался в многоэтажный дом, взметнув к небу огромное облако огня и дыма.

– Так тоже хотите? – всё так же зло поинтересовался Андрей.

Ответа не последовало, а если бы и был – Романов только этого и ждал, чтобы ещё больше побранить захламляющих эфир идиотов.

Далее последовали тяжелейшие четыре часа, которые они потратили на зачистку двух длинных, шестиподъездных пятиэтажек. Невозможно передать словами какого нервного и физического напряжения стоила им эта зачистка, даже несмотря на то, что противник засел только в двух подъездах из суммарных двенадцати. Чего только они не встретили во время этой зачистки: и растяжки, и мины, и гранаты, падающие на голову, и засады…

Даже несмотря на то, что Лёша, обладающий невероятно чутким «жопометром», как его называл Кот, лично руководил штурмовыми группами и взял на себя львиную долю нагрузки, они всё равно потеряли двоих убитыми и четверых ранеными, включая дядю Ваню. Боеспособность обоих недовзводов суммарно стала ниже, чем у одного полностью укомплектованного, что неимоверно давило на Андрея: ему казалось, что он требует от людей невозможного. Впрочем, это было не так уж далеко от истины.

Когда с пятиэтажками разобрались, Андрей дал команду на получасовой перерыв, чтобы перевести дух и решить, как действовать дальше. Заняв позиции в очищенном доме, отряд устроился на короткий отдых, без которого идти дальше просто не было сил: бойцы были измотаны не только физически, но и психически.

– Дерьмо, я и не думал, что это будет так… – посетовал Бодяга.

Он свалился в углу грязной комнаты в сопровождении четверых оставшихся в его отряде бойцов. Коробейников сидел рядом с Андреем и слышал замечание Бодяги, но, как и командир, проигнорировал. Ростовцева тут не было – он свои машины старался без причины не оставлять.

Кот находился этажом выше и вместе со своими бойцами наблюдал за подходами с северной стороны. Другие направления держали под наблюдением Корнеев, Руми и ещё пара разведчиков. Черенко со своими и одно отделение Коробейникова тоже отсутствовали.

– Хорошо, когда есть кнопка «стереть», как у соседей, – угрюмо продолжил Бодяга шутку, выданную недавно Котом.

Но никто ему так и не ответил.

Вверенных Андрею сил было слишком мало, особенно если посмотреть на объём работы, который им ещё предстояло сделать. Да и груз ответственности за погибших, который лежал не только на Андрее, но и на младших командирах, создавал дополнительное давление, даже несмотря на то, что выжившим сейчас было не до них.

Не то, чтобы горькие мысли занимали сейчас много места в голове у Андрея, но он искал способ уйти от всего, что его сейчас отвлекало. Эти мысли не останавливали его, не заставляли дрожать от страха, но угнетали и он очень хотел очистить от них свой разум, чтобы собраться и уверенно продолжить начатое.

«Прими тот факт, что ты давно уже мёртв», – внезапно вспомнил он.

Андрей неосознанно покрутил головой, выискивая взглядом человека, сказавшего это и наверняка руководствовавшегося своими словами, но его рядом не было.


Глава 4.5



9

Кратковременная передышка закончилась неожиданно, нервно и крайне неприятно. Андрей услышал резкое, агрессивное шипение летящего снаряда и толчок, от которого здание, в котором они находились, казалось, чуть заметно дрогнуло. В наушнике тут же начали доноситься беспокойные голоса, но Андрей предпочёл посмотреть сам и осторожно выглянул из окна.

Опять шипящий треск снаряда, взрыв и одновременный толчок. Андрей успел заметить, что на этот раз танк содрогнулся куда сильнее, чем когда по нему стреляли из гранатомётов. Прошло меньше десяти секунд и всё повторилось в третий раз. Снова танк содрогнулся, будто пропустил сильный, болезненный удар. В стороны от башни разлетелись искры и какие‑то обломки, а округу ещё больше стало затягивать пылью. Андрей ошарашено смотрел на всё это, не понимая, почему танк бездействует. Вообще со стороны картина выглядела страшно – всё это время танк казался непоколебимым, неуязвимым, способным выдержать что угодно, а тут такое…

– Ростовцев, вы чего бездействуете?! – переключившись на нужный канал, обеспокоенно спросил Андрей.

Вместо ответа танк, будто только и ждал этого вопроса, чуть заметно подвинул орудие и выстрелил. Пыль плотным облаком вырвалась из давно разбитых окон и, смешавшись с той, что и так затуманивала улицу, обволокла округу окончательно, полностью скрывая от противника и танк, и всё остальное. «Т‑64» Ростовцева после выстрела остался стоять на месте.

– Корень, снимайтесь и выясните кто по нам стреляет! – приказал Андрей.

Лёша ответил, что понял приказ. Больше пока, заслышав командира, никто в эфир не влезал.

Когда пыль немного рассеялась, Андрей заметил, что на лобовой броне танка, под башней, что‑то чуть заметно горело.

– Броня‑лидер, ваша машина горит, – опасливо сообщил он, пытаясь разглядеть, что же это может гореть.

– Ерунда, ничего там не горит, – голос Ростовцева звучал устало и немного подавленно. – Всё нормально.

– Ладно, как скажешь, – согласился Андрей и решил уточнить. – У вас там все живы? Танк боеспособен?

Возникла небольшая пауза.

– Д‑да, все в норме. Машина тоже.

– Рад слышать. Так что это было?

Снова пятисекундная пауза. Андрею отчего‑то показалось, что Ростовцев очень хочет его проигнорировать, но вынужден отвечать и поэтому не может.

– БМП противника. Выскочила на перекрёстке с горсткой пехоты, развернулась к нам и выстрелила, – Ростовцев говорил так, будто смертельно устал и слова даются ему с трудом.

– Противник уничтожен? – всё не унимался Андрей.

– Так точно.

Подумав пару секунд, Романов уточнил:

– А почему вы так долго думали?

– Да… мне вначале показалось, что она может быть наша. Ну… в смысле, наших правых соседей.

– Ну ты даёшь.

– И на старуху… – Ростовцев не стал заканчивать фразу.

Оценив обстановку и немного подумав, Андрей решил на всякий случай подтянуть сюда и вторую машину. Их левые соседи находились уже совсем близко, а учитывая, что группа Андрея сосредоточилась на самой границе секторов, ему больше не было смысла удерживать под прицелом направления, которые входили в зону ответственности отстающих соседей.

– Лом, Кот, Бодяга – выдвигайтесь к Корню и ликвидируйте оставшееся сопротивление. Приём.

– Понял.

– Принято.

– Делаю.

Пыль всё продолжала рассеиваться, и из окна второго этажа Андрей уже мог хорошо видеть, как почти в полукилометре от них горит вражеская БМП. Пехота противника, вероятно, попряталась – у неё было достаточно времени для этого.

Андрей отправил бойцов к Лёше, но сам пока решил остаться с танками. Передислокация отделений заняла время, больше, чем ожидал Андрей. Ему даже начало казаться, что противник, пока они мешкали, отступил с перекрёстка дальше на север, но начавшаяся перестрелка указала на обратное. «Анархисты» заняли пятиэтажку, фасад которой был очень удобно направлен в сторону перекрёстка и давал прекрасную возможность для его контроля, но стрельба подозрительно быстро прекратилась.

– Анархия, это Корень. У противника сильная поддержка боевой техникой. Нам не справиться… Подозреваю, что это может быть наш сосед справа. Приём.

От такого заявления Андрея передёрнуло.

– Э‑э, лажа… Прекратите огонь. Приём.

– Уже. Прошу разрешение отступить. Есть риск, что они разнесут здание. Приём.

– Придурки, – в сердцах бросил Андрей. – Это не про вас. Разрешаю отступить. Если есть какая‑то возможность – попробуй установить с ними контакт. Конец.

Для подстраховки Андрей стянул к танкам и БТР‑ы, а также почти всю оставшуюся живую силу. Меньше всего ему хотелось бы устроить перестрелку с союзниками, да ещё и с такими, которые по желанию левой пятки не брезгуют развалить к чертям весь город. Сам он выдвинулся вперёд, оставив за себя Коробейникова.

Разыскав отделение Черенко, Андрей присоединился к ним. Несколько пятиэтажек были построены ёлочкой. Оставив первую, самую рисковую, бойцы Андрея передислоцировались во вторую, с южной части фасада которой можно было неплохо держать под прицелом перекрёсток. Впрочем, предполагаемый противник почему‑то не спешил выдвигаться вперёд, и вскоре Андрей с облегчением выяснил почему.

– Анархия, это Корень. Установил контакт с правым соседом. Ты не поверишь, кого я тут встретил. Приём, – раздался в наушнике голос Корнеева.

Невероятно, но в его голосе сквозило удивление.

– Понял тебя, Корень. Я заинтригован. Хочу встречи. Приём.

– Сосед продвинется к автовокзалу. Ждут тебя там. Приём.

– Понял, скоро буду. Конец.

Андрей принялся раздавать указания и насколько мог проследил, как их выполняют. Сосед справа своими действиями зарекомендовал себя так, что Романов интуитивно не доверял ему. Кто бы это ни был – они определённо были опасны и непредсказуемы. Он не смог бы объяснить как и почему, но чувствовал это, потому не спешил менять свою дислокацию, ожидая как будет действовать сосед.

Вскоре на перекрёстке появились шестеро бойцов в летнем камуфляже типа «Дубок». За ними на некотором расстоянии двигались две БМП, тройки или вроде того, насколько Андрей смог определить. За дорогой росли тополя, и кто там мелькал за ними Романов разглядеть не мог, но там точно происходило какое‑то движение. За передовой группой на некотором отдалении пошли остальные силы и техника.

«Да, эти ребята посерьёзнее нас, это точно», – подумалось Андрею.

Что ж, пора было выдвигаться. Осмотрев своих бойцов, среди которых был и Игорь, Андрей кивнул ему, чтобы шёл за ним. Поначалу он хотел взять кого‑то из сержантов, но решил не оставлять отделения без командиров. От Воробьёва на встрече толку точно не будет, потому оставался только Игорь. Они быстро добрались до здания автостанции, и Андрей сразу пошёл внутрь, а Игоря оставил присматривать за ситуацией снаружи.

– Тысяча чертей! Да это же Романов собственной живой персоной! Да чтоб я так жил! – такое приветствие услышал Андрей, остановившись почти в дверях и от удивления раскрыв рот.

За последние годы он уже немало успел повидать: попадались ему и удивительные стечения обстоятельств, и неожиданные встречи, но такое… Он просто не смог сдержать изумления. Войдя в холл автостанции он увидел сразу несколько лиц, которых совершенно не ожидал здесь встретить.

Во‑первых, тут оказался не кто иной, как Косарь. Его рожа, как обычно небритая, была повёрнута к нему и улыбалась, демонстрируя все его многочисленные зубы. Да, это было удивительное совпадение, но его Андрей ещё смог бы как‑то выдержать, не подавая вида, если бы не второй человек, который с непроницаемым лицом стоял рядом с Косарём и сверлил Андрея подозрительным, колючим взглядом синих глаз… Это была малосимпатичная блондинка с острым подбородком и шрамом на верхней губе. Андрей точно уже видел её, но при других обстоятельствах и в другом виде. Да, это определённо была та самая женщина.

– Чего молчишь, будто не рад меня видеть?! – с ноткой драматической обиды, поинтересовался Косарь.

Затем быстро проследил за взглядом парня и тут же лукаво улыбнулся.

– Если запал, то вынужден тебя разочаровать…

– Ты не меняешься, – перебил Косаря Андрей, придя в себя. – Я не запал. Просто мы с этой женщиной когда‑то уже встречались.

– Да ладно?! – хихикнул Косарь и хотел что‑то добавить, но был прерван самым решительным образом.

– Заткнись, Косарь, – раздался резкий, острый, словно меч, голос.

Почему‑то Андрей не удивился, когда услышал, что она разговаривает по‑русски.

Косарь медленно повернул лицо к женщине, стоявшей за ним, взглядом выражая своё неодобрение к такому отношению, но не сказал больше ни слова.

Андрей тем временем успел рассмотреть их полевую форму, заметил шевроны в виде желтого полукруга на черном фоне с полосками у основания, определил знаки различия – женщина была в чине майора. У Косаря были погоны капитана, у третьего сопровождающего их офицера – тоже.

– Представься, – жёстко бросила женщина.

Вроде как она обращалась к Андрею, но смотрела при этом куда‑то в сторону, мимо него. Такое отношение Романову не понравилось. В голове у него начался мыслительный процесс на тему послать её к чёрту или нет. Довольно быстро возобладал вариант не торопиться портить отношения, даже если сама она дура.

– Я лейтенант Андрей Романов, командир специального подразделения «Анархисты», восьмой отдельный механизированный полк, «Булат», – по всей форме представился Андрей и решил добавить. – Давайте в знак дальнейшей дружбы и сотрудничества будем друг к другу помягче, хорошо?

– Где по плану операции конечная точка вашего маршрута? – уточнила она, фактически игнорируя его предложение.

Лицо парня посуровело. Он бросил быстрый взгляд на Корнеева, но тот равнодушно смотрел куда‑то в сторону, не обращая на командира никакого внимания. Затем Андрей посмотрел на Косаря, и тот ответил ему лёгким пожатием плечами, а мимикой показал примерно следующее: «извиняй, она у нас дура». Майор не могла этого видеть, поскольку он стоял к Андрею ближе всех из их троицы.

– Так, что‑то у нас возникло недопонимание… – уже менее дружелюбно начал Романов, но тут же был перебит.

– Я задала вопрос, – жёстко заявила блондинка.

– Да мне до лампочки, поняла? – не менее жёстко ответил Андрей, выходя из себя. – Ты кто такая, чтобы я тебе что‑то отвечал? Может, ты вообще из сектантов?

– Эй‑эй, браток, не надо так, – теперь и у Косаря наметились изменения в тоне.

Атмосфера быстро накалилась настолько, что даже Лёша явно переменился в лице. Андрей заметил, как тот сделал малозаметное движение, меняя позу. Похоже, он готовился к любому варианту развития событий.

– Как не надо, Косарь?! – жёстко ответил Андрей. – Я думал, у нас тут дружеская атмосфера, а не такое.

– Это бесполезно, Косарь, – сказала блондинка, сдвинувшись с места и направившись к выходу. – Мы уходим.

– Секундочку, – наконец, заговорил и третий мужчина. – Но мы же ничего не согласовали.

Блондинка остановилась и повернула одну лишь голову, будто пытаясь посмотреть на Андрея через плечо.

– Выполняйте свои задачи и не путайтесь у нас под ногами, – холодно бросила она. – А то в бою – бардак и всякое случается.

Сказав это, она быстро вышла из помещения, проигнорировав брошенный Андреем вопрос.

– Это угроза, что ли?

Незнакомый Андрею офицер вышел следом за ней. С «анархистами» остался только Косарь, который о чём‑то напряженно думал.

– Косарь, что это было? – не скрывая своего возмущения, поинтересовался Андрей.

– Слушай, – не глядя на парня, задумчиво сказал Косарь. – Она дурная, и очень своенравная…

– И что? – перебил его Андрей.

Косарь поднял взгляд и посмотрел на него.

– Она реально может сделать нечто плохое. Лучше прислушайтесь, – посоветовал он.

– Андрей, ты не поверишь кого я только что… – в помещение влетел Игорь и тут же остолбенел, увидев Косаря.

Все трое присутствующих бросили на Игоря такие взгляды, что он сразу понял – здесь обсуждается кое‑что посерьёзнее, чем то, что он мог сказать, так что лучше ему пока помолчать.

– Слушай, Косарь, мне это всё не нравится и я не собираюсь плясать под её дудку. Мы будем очень осторожны, и если вы что‑то выкинете – мы ответим, будь уверен, – стараясь говорить максимально убедительно, предупредил Андрей.

Косарь искривил лицо в сомневающейся гримасе, но ничего не ответил. Вместо ответа он пожал плечами и тоже двинулся к выходу.

– Э… Косарь, ты откуда тут? – всё же не выдержал Игорь и задал вопрос.

Тот остановился на мгновение и бросил на Игоря задумчивый взгляд.

– Я наёмник. Заплатили и вот я здесь.

– В чине капитана? – впервые подал голос Корнеев, даже не пытаясь скрыть недоверие, сквозившее в нём.

Косарь снова остановился и повернулся к Лёше.

– Меня здесь знают, вот и доверили спецотряд, так что капитан я только по погонам. Дадут генеральские – я и их буду носить.

– А что за организация? – продолжил Корнеев.

– А вот это извините. Не положено отвечать, – хитро улыбнувшись, сказал Косарь и, чтобы не продолжать неудобную тему, бодро направился к выходу, занимая эфир и не позволяя никому вставить слово. – Ну, я погнал. Не забывайте, что она сказала. Адиос!

Он вышел.

– Что это вообще было? – озадаченно спросил Андрей, ни к кому конкретно необращаясь.

– Не знаю. Но она точно знает, где наша конечная точка, – уверенно ответил Лёша. – Мы зачищаем кварталы высоток, а они – промзону. Судя по её поведению, она очень не хочет, чтобы мы появлялись в промзоне. Вывод?

– Рано делать выводы. Мало данных.

– Не‑ет. Один сделать можно, – не согласился Корнеев.

– Какой же? Что там есть что‑то важное?

– Разумеется.

Андрей тяжело вздохнул и растёр ладонью лоб и лицо. У него немного кровоточила царапина на щеке, и только что он размазал засохшую было кровь в инфернальные разводы. Зашипев, парень отдёрнул руку и уставился на грязную ладонь.

– А нам что до этого? – опасливо поинтересовался Игорь, пока Андрей был занят собой.

– В принципе, ничего, – согласился Лёша, но вопросительно посмотрел на Андрея.

Тот уже закончил с ладонью, поймал взгляд Корнеева и, верно истолковав его смысл, задумался. Снаружи доносилось урчание двигателей, сменившееся громким рыком со свистом и подвыванием – похоже, соседи выдвинулись.

– Итак, наши соседи не представляются и держат в секрете название своей организации, – принялся вслух рассуждать Андрей.

Корнеев кивнул.

– Они большими силами наступают на своём участке и готовы даже на дружественный огонь в случае, если мы туда сунемся, так?

– Всё верно.

Андрей вздохнул и, выдав задумчивое «хм», снова погрузился в размышления.

– А ещё они поддерживают агрессивный темп наступления, значит, торопятся, – добавил Лёша.

– Агрессивный? Но мы ведь впереди оказались, – поправил его Игорь.

– Да, но это потому, что мы схитрили, – Андрей кисло улыбнулся. – Когда я увидел, как соседи разрушают город до основания, то решил, что пусть они и делают это дальше, а мы пройдём по лёгкому пути и в случае чего перебьём врага на отступлении. Отчасти так и вышло.

– Да, но при этом сосед справа нам почти не проиграл в темпах, – дополнил Лёша.

Андрей нахмурился, задумчиво глядя на Корнеева. И вскоре задал вопрос.

– Может ли быть, что в городе для них есть какая‑то очень важная цель? Что‑то, что они очень хотят заполучить? Только для себя.

– Может.

– Тогда… почему они не обошли город и не напали с севера и с востока? Сразу бы устроили бойню в промзоне.

Лёша на секунду отвел глаза, размышляя, но почти сразу принялся отвечать.

– Во‑первых, судя по карте, там озёра и топи – техника не пройдёт. Во‑вторых, на узких дорогах среди сложного ландшафта легко подавлять наступательный порыв. Вероятно, там слишком сильная оборона.

– Отгадайте загадку: куча секретов, перемешанная с кучей секретов… – спросил Игорь и тут же сам ответил. – «Рассвет», что ли?

Он вопросительно уставился на Лёшу.

– Очень на то похоже, – утвердительно кивнул тот.

– Может ли быть…

Андрей не слушал их, обдумывая с разных сторон ещё одну мысль, которая ему очень не нравилась и которую он никак не хотел признавать.

– Может ли быть, что вся операция… что её целью является захват «Рассветом» этого объекта?

Ответ на свой вопрос он не получил. Лёша не любил гадать и, как правило, высказывался только о вещах, в которых был уверен. Он не всегда раскрывал свою логику и источники, из которых черпал для неё факты, но Андрей никогда не сомневался в его словах и утверждениях. Иногда он задумывался о том, что беспрекословно доверять кому‑либо, даже Корнееву – не самая лучшая затея, но всё равно доверял ему.

– Вот сучка неблагодарная, – недовольно сказал Игорь в самом конце, когда они уже направлялись к своим. – Это ведь она! Это же её мы с тобой спасли, а она даже виду не подала.

– Видимо, не убив нас, она посчитала, что мы в расчёте, – пробурчал в ответ Андрей.


10

Поначалу всем казалось, что маленький городишко силы Альянса возьмут с наскока, но на деле оказалось иначе. Штурм Вольного продолжался почти два дня и лишь под вечер второго атакующим удалось по большей части подавить сопротивление, а местные жители, защищавшие город, начали массово сдаваться в плен. Но из‑за кровавых фокусов, которые, сдаваясь, выкидывали сектанты, затесавшиеся в ряды защитников, солдаты Альянса опасались сдавшихся, и очень многие были, по сути, беспричинно убиты.

Но самое интересное всё ещё ожидало впереди. Группировка, которую за своеобразную эмблему «анархисты» между собой называли «Полмозга», располагала значительными силами, но расправиться с противником на своём участке пока что так и не смогла.

Родионов поначалу был искренне удивлён, когда выяснил, что ему нельзя помогать соседу справа, а вместо этого его парни тихо куковали на своих позициях и наблюдали за боевыми действиями, ведущимися на территории промзоны. Он передал своим подчинённым приказ «ожидать и не вмешиваться», а сам отправился разбираться какого чёрта здесь происходит, подозревая то же самое, что и Андрей.

Сам Андрей вместе со своими бойцами немного ослушались приказа Родионова и совета Косаря, и заняли небольшое двухэтажное здание на восточном краю территории одного из заводов. Из выбитых окон второго этажа открывался неплохой вид на часть происходящего впереди. Правда, приходилось прятаться в глубине помещений и особо не отсвечивать, потому что у противника работали снайперы. Неизвестно сколько их было, но Лёша в процессе скрупулёзного наблюдения смог обнаружить минимум двоих. Они не стреляли по «анархистам», но вряд ли стоило их провоцировать, поэтому большинство «анархистов» благоразумно не отсвечивали, не желая рисковать жизнью ради того, чтобы просто наблюдать за вялотекущим сражением, тем более, что большую его часть по‑прежнему скрывали высокие здания цехов.

– Что‑то друзья Косаря стали какими‑то скучными, – разочарованно, но с долей сарказма отметил Кот. – Не взрывают ничего, не бомбят. Даже самолёты с неба больше не падают… Тьфу, совсем посмотреть не на что.

– Ага. И дерутся как‑то вяло, что ли… – поддержал его Бодяга.

– Выдохлись, – лаконично и совсем не весело резюмировал Воробьёв, как и всегда окончательно испортив атмосферу.

Будь здесь Черенко, он бы, наверное, тоже обязательно что‑то вставил и, возможно, поправил дело, но Толя со своими бойцами находился внизу.

Андрей знал, что в город уже вошли дополнительные силы и им с минуты на минуту может поступить приказ оставить занятые позиции. Мысли об этом вызывали разные эмоции. В основном это были облегчение, и радость, и зыбкая надежда на хотя бы непродолжительный отдых. Но кроме них присутствовали злость и чувство неудовлетворения.

Не‑ет, в этот раз дело было вовсе не в потерях – о них Андрей пока что думал лишь вскользь. Сейчас он был очень недоволен тем, как отнеслась к ним эта белобрысая курица, которую они считали англичанкой, ни слова не понимающей по‑русски. Игорь так и вовсе был в бешенстве, когда услышал от Андрея, что она выдавала на встрече в здании автостанции. Он заочно награждал её лучшими эпитетами из своей коллекции, явно собранной не без участия Толи Черенко.

Но как бы ни сквернословил Игорь в её адрес, это не могло отменить тот факт, что «Рассвет», а никто из причастных к разговору на автостанции не сомневался, что это именно они, в очередной раз поимел всех. По сути, Вольный никому особенно и не был нужен. Он ничего из себя не представлял, его даже не страшно было оставить в тылу – город сдался бы и сам по себе через какое‑то время, но «Рассвет» был заинтересован в нём, что‑то искал, хотел поскорее заполучить нечто, наверняка ценное. И вот это уже вызывало в Андрее огромное чувство досады – их жизни использовали для того, чтобы кто‑то достиг каких‑то своих мутных целей. Его люди умирали за это, друзья рисковали собой, все они за последние сутки прошли через тяжёлые испытания, а всё ради чего? Может, ради победы над сектой? Нет, конечно! Ради частных интересов «Рассвета». И смириться с этим Андрей не мог.

Лёша и ещё двое разведчиков уже несколько часов вели наблюдение за территорией завода. За это время Корнеев дважды видел блондинку, входящую и выходящую из одного и того же здания. Андрею регулярно докладывали обо всём, и парень уже некоторое время внутренне воевал сам с собой. Его то и дело подмывало устроить небольшую авантюру. Он боролся, гнал прочь опасные мысли, но они каждый раз упорно возвращались и в конце концов победили.

– Лёша, Толя – подойдите ко мне. Вы знаете где я, – сообщил он в микрофон.

Почти все, кто ещё мог ему быть нужен, были уже здесь. Когда все собрались, Андрей обратился к ним с просьбой.

– В данном случае я не чувствую за собой права приказывать, поэтому могу только обратиться, как к друзьям.

Все внимательно смотрели на него, ожидая продолжения. Парень на секунду отвёл взгляд, чувствуя неправильность того, что собирался сказать, но всё же набрался смелости и сразу начистоту выложил свои намерения.

– Я хочу пробраться в ангар, где крутится блондинка и посмотреть, чем таким важным они там занимаются, что нам нельзя туда соваться, – без обиняков сообщил он. – И мне понадобится помощь.

Все были в курсе приказа Родионова, некоторые, кто поумнее, даже догадывались, что что‑то во всём этом деле нечисто, но реально осознавали закулисную составляющую происходящего только те, кто был на автостанции. Кроме них Андрей в общих чертах описал встречу с Косарём и блондинкой только Толе Черенко.

Поэтому сейчас его слова вызвали у большинства замешательство. Никто, кроме посвящённых, не способен был понять зачем вообще Андрею понадобилось лезть в пекло, если можно просто спокойно посидеть на заднице, пока не поступят новые приказы. Кроме Игоря, Толи и Лёши без скепсиса на Андрея смотрел только Воробьёв, но это скорее было из‑за его врождённой невозмутимости, чем из‑за одобрения Сергеем намерений лейтенанта.

Андрей сомневался, что ему стоит посвящать всех в детали его встречи с блондинкой. Вряд ли люди будут рады узнать, что их жизни положили на алтарь чужих непонятных целей. К тому же он и сам не знал правды, а потому благоразумно опасался, что может заблуждаться сам и ввести в заблуждение остальных.

– Это может быть очень опасно, поэтому я никого не заставляю идти со мной, но если кто хочет выступить добровольцем…

Раздалось сразу несколько одобрительных возгласов. Андрей почему‑то не сомневался, что Лёша с Толей поддержат его идею, а Игорь – нет, и так оно и оказалось, но кроме них готовность последовать за ним выразили Воробьев, Шелковский и ещё один боец. Правда, Корнеев смотрел на Андрея с сомнением, а раз он позволял парню увидеть эту эмоцию, значит, ему было что сказать. Но если он не задаёт вопросы прямо сейчас, то Андрей поговорит с ним чуть позже, когда они смогут отойти подальше от чужих ушей.

– Спасибо за вашу поддержку, но я возьму с собой только двоих, – поблагодарил всех Андрей. – Сразу хочу отметить – есть высокий риск, что мы можем встрянуть там в крупные неприятности, а то и вовсе не выбраться живыми. Никто не знает, как «Полмозга» отреагируют на наше вторжение. Но даже несмотря на то, что я считаю это авантюрой, я всё равно попытаюсь. Итак, ещё раз – кто готов рискнуть?

Во второй раз желающих не стало меньше. Да и те двое, кого Андрей больше всего хотел взять с собой, по‑прежнему оставались в числе добровольцев. Всё‑таки здорово иметь под рукой таких то ли самоуверенных, то ли напрочь отмороженных товарищей. Или и то, и другое одновременно.

– Хорошо. Тогда Толя и Лёша, – Андрей ткнул пальцем в заранее выбранных людей. – Вооружайтесь. Выступаем по готовности. Серёга – ты с Шелковским немного отвлечёте их. Сейчас я расскажу, что нужно будет сделать.

Забрав с собой потенциальных участников проникновения, Андрей поднялся с ними как можно выше, чтобы получше видеть территорию комбината, но так, чтобы не попасть в поле зрения снайперов блондинки. Всего за четверть часа они разработали простой, но с их точки зрения в достаточной мере эффективный план действий. Затем Сергей с Сашей отправились за необходимой амуницией, а Андрей, Толя и Лёша остались втроём.

– Лёша, у тебя есть ко мне какие‑то вопросы? – пользуясь моментом, поинтересовался Андрей.

Корнеев, разглядывавший что‑то на территории комбината, медленно повернул голову и посмотрел Андрею в глаза.

– Что на самом деле ты задумал? – сказал он после паузы. – Ты ведь сам сказал, что осознаёшь степень риска.

– Я очень зол на блондинку в частности и «Полмозга» в целом за то, как они в очередной раз использовали других. Мы уже не впервые оказываемся пешками, когда соприкасаемся с ними. Мне это надоело. Я хочу понять, что на самом деле происходит и какого чёрта мои люди должны умирать за них.

– Понятно. Так какова реальная цель?

– Я же сказал – проникнуть в ангар и посмотреть что там.

– Ангар невелик. Вероятность, что секрет скрыт именно там – невысока. Что будем делать, если ангар окажется всего лишь входом?

– Входом? – подал голос Черенко. – Куда?

– В подземный завод, цех, лабораторию, склад, пусковую шахту. Вариантов много.

– Мы пойдём дальше и… – начал было Андрей, но тут же был перебит Корнеевым.

– Мне казалось, что ты повзрослел, – Лёша покачал головой. – Вижу, я ошибся.

Андрей нахмурился. Давненько он не слышал критики от Корнеева. Но злости или раздражения он не испытывал – Лёша ещё ни разу не сказал ему глупости.

– В чём я ошибаюсь?

– В трезвом анализе обстановки и переоценке своих возможностей. Ты почему‑то решил, что блондинка поделится с тобой своими секретами, а это не так.

– Ну так мы её заставим, – Толя ожидаемо встал на сторону Андрея.

Он всегда недолюбливал Корнеева, но даже если бы в их взаимоотношениях всё было хорошо, Андрея он всё равно поддержал бы охотнее, чем Лёшу.

Корнеев проигнорировал его реплику, как делал всегда, когда считал, что сказанное не несёт практической пользы, либо и вовсе граничит с абсурдом. В данном случае был второй вариант.

– Всё, что мы можем – проникнуть в ангар. Даже это будет непросто, но большее нам точно не по силам, – твердо заявил Лёша.

– Но если ты прав и там окажется всего лишь вход…

– То мы развернёмся и уйдём, – снова перебив Андрея, закончил за него Корнеев.

– Я хотел сказать, что тогда мы ничего не узнаем, – решил всё‑таки до конца высказать свою мысль Андрей.

– Значит, так тому и быть. Трупам знания ни к чему, – отрезал Корнеев.

Андрей задрал подбородок, глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Конечно, Лёша был прав. Андрей и сам понимал, что затея глуповата, но блондинка выбесила его, как никто до этого и он очень хотел отыграться. Здорово, конечно, было бы увести у неё из‑под носа её секрет, но это лишь глупые фантазии, а реальность говорит, что с них хватит и понимания мотивации «Рассвета». Ведь и правда интересно ради чего они идут на такие жертвы сами и используют жизни союзников? Каков должен быть приз?

– Пожалуй, ты прав, – вслух выразил своё согласие Андрей.

Лёша в ответ лишь удовлетворённо кивнул.

Через пятнадцать минут Андрей, Лёша и Толя уже скрытно пробирались к нужному зданию на территории завода. Поначалу Черенко предлагал сделать это, когда стемнеет, но Андрей с Корнеевым сразу отвергли его предложение, хоть и по разным причинам: Андрей опасался, что их вот‑вот могут отозвать, а Корнеев сообщил, что видел снаряжение некоторых бойцов и у них точно есть приборы ночного видения, а возможно, ещё и тепловизоры, так что в темноте всё может только усложниться.

Кроме всего прочего в любое время суток оставалась ненулевой опасность нарваться на пулю снайпера, но Лёша изо всех сил старался эту опасность уменьшить. Он учитывал, по крайней мере, сектора обстрела тех двоих стрелков, которых сумел засечь, а, может, и ещё что‑то, и вёл товарищей так, чтобы не попадаться противникам на глаза.

Разведчики во главе с Руми со своих позиций осматривали территорию и тоже направляли троицу по рации. Шелковский и Воробьёв проникли на территорию с севера с целью наделать шума и отвлечь внимание бойцов блондинки.

К этому времени сектанты были почти полностью разбиты. Лишь в нескольких местах оставались очаги сопротивления, но их силы быстро таяли и их окончательное исчезновение было лишь вопросом времени. Это играло так же и против Андрея: как только «Полмозга» расправятся с сектантами, они бросят все силы на защиту периметра от незваных гостей наподобие Андрея и его команды.

Здание, возле которого видели блондинку, было ничем не примечательным снаружи ангарчиком площадью квадратов в триста. У его центрального входа крутились трое бойцов, но туда «анархисты» лезть не собирались, а зашли сбоку: в западную стену ангара попал какой‑то снаряд и разворотил не очень прочную конструкцию. Возле проема постоянно дежурили двое солдат, но это уже на треть меньше, чем у центрального входа.

Андрей с Толей по пятам следовали за Корнеевым, укрываясь за многочисленными грудами щебня, постройками и разнообразным ржавым и не очень оборудованием. К счастью, всякого барахла здесь было навалено будь здоров, так что проблем с укрытиями лазутчики не испытывали. Корнеев остановился метрах в сорока от охраняемого солдатами пролома и сделал знак остановиться остальным.

– Аргх… Забодай тя комар. Как нам туда попасть? Не мочить же их? – спросил Толя, рассматривая хорошо экипированных бойцов.

– Ждём наших ребят. А пока – на, держи на всякий, – Корнеев достал две светошумовые гранаты и передал одну Толе. – Может, пригодятся.

– О! Где ты их взял?

Лёша вопрос проигнорировал и принялся следить за охранявшими пролом бойцами. Минут через пять где‑то севернее раздался довольно громкий взрыв. Бойцы сразу засуетились. Через минуту в той же стороне раздалась целая серия мелких взрывов и стрельба, вероятно, Воробьёв с Шелковским воспользовались гранатами, а потом начали стрелять в воздух или куда попало. Бойцы у пролома бездействовали ещё секунд десять, а затем один из них куда‑то убежал.

Корнеев указал рукой на завалы хлама слева от дыры в стене ангара.

– Толя, обойди вон там, справа. Я постараюсь отвлечь его, а ты подкрадёшься сзади и вырубишь. «Шумку» используй только если дело станет плохо и нужно будет уносить ноги. Постарайтесь никого не убивать. В самом крайнем случае стреляйте по ногам всем, кто представляет угрозу. Ну, пошли.

Они прятались между кучей ржавого лома и сильно повреждённым зданием. Толя осторожно пробрался вдоль стены, перелезая через препятствия, Андрей остался на месте, а Лёша подкрался насколько мог ближе. Предупредив Толю по рации, Корнеев пошумел куском жести, найденной им на месте. Боец повернул голову в ту сторону, но особого интереса не проявил. Тогда Лёша повторил свой манёвр, и на этот раз боец повернулся весь и даже поднял оружие, пристально всматриваясь в направлении Лёши.

«Только бы не позвал кого‑то на помощь от главного входа», – подумалось Андрею.

Он заметил, как в это время всего в десяти метрах от бойца появился Толя и, несмотря на свои немалые габариты, стал быстро приближаться к нему. Он явно не издавал никакого шума, потому что боец даже не думал поворачиваться в его сторону. Впрочем, на территории комбината и в городе проходило ещё немало боев, так что стрельба почти не утихала и создавала постоянный шумовой фон. Да и шлем с балаклавой, которые были надеты на голову противника, точно не способствовали улучшению его слуха. Главное, чтобы сюда не смотрел ещё какой‑нибудь снайпер, которого Лёша не заметил ранее.

Лёша больше не шумел, вероятно, тоже опасаясь привлечь внимание солдат у главного входа и боец расслабился и опустил оружие. Его рука потянулась к чему‑то на разгрузке, может, к рации, но не успела, поскольку Толя чересчур уж мощным ударом приклада по шлему, заставил бойца свалиться на землю. Потерял он сознание от удара или нет было непонятно, но следом последовал ещё один, не менее мощный удар прикладом, после чего боец уже точно не подавал никаких намёков на шевеление.

Но Черенко не был бы собой, если бы не выкинул нечто неординарное. После того, как он нейтрализует солдата, он должен был дождаться остальных, но вместо этого он сразу полез в ангар, хоть наверняка понимал риск нарваться как минимум на очередь из автомата. Или не понимал? Чёрт его разберёшь этого Черенко…

Лёша с Андреем уже бросились к нему, хотя факт отсутствия стрельбы внутри ангара ещё не гарантировал, что Черенко там не повязали. Добежав и войдя внутрь, они увидели распластанное на земле тело с сильно разбитым носом, и Толю, краем глаза глядевшего на поверженного противника.

– Не, ну таких я вертел… да, – глядя на тело, Толик поделился важными размышлениями.

– Как? – изумлённо прошептал Андрей.

– Даже кабаны в лесу опаснее этого барана, – самодовольно ответил Черенко.

Быстро сориентировавшись внутри тёмного ангара, они засели за бетонными опорами и сваленными в кучу деревянными поддонами. Со стороны главного входа кто‑то выкрикивал имена, но самого человека не было видно. Неподалёку с уровня ниже пола наверх вели то ли ступеньки, то ли пандус, который Андрей не видел через щели в укрытии, но догадывался о его существовании, потому что по нему к выходу бежали двое солдат. Андрей бросил быстрый взгляд на Корнеева. Похоже, Лёша оказался прав и ангар всего лишь вход куда‑то. Но в этом ещё нужно убедиться.

Всё происходило очень‑очень быстро и ни у кого не было времени сесть и размышлять всё ли идёт как надо и нет ли в поведении противника чего‑то излишне подозрительного. Воспользовавшись моментом, когда солдаты скрылись из виду, Черенко побежал параллельно пандусу поверху, а Лёша с Андреем сразу спрыгнули вниз, но там, скрытая от их глаз, их уже поджидала с оружием наизготовку… блондинка ещё с двумя бойцами.

– Какого чёрта?! – только и спросила она. – Бросить оружие! Руки за голову!

– Дерьмо, – растерянно выдавил Андрей и невольно опустил руки.

Прежде чем они с Лёшей смогли принять решение как им быть, прямо на голову блондинке свалился Черенко, сбив её с ног и оттолкнув в направлении ещё одного из её бойцов. Она снесла беднягу, словно кеглю. Третий на секунду замешкался, пытаясь понять, кто из троих «гостей» представляет большую опасность, но этого хватило, чтобы Лёша успел сдвинуть в сторону свой автомат, выхватить пистолет, удобно расположенный в кобуре на его груди, и в доли секунды трижды выстрелить в него. Дистанция была метров шесть и Корнеев без труда попал в бронежилет. Боец охнул и свалился на пол. Оставались, правда, ещё блондинка и второй её солдат, но там орудовал Толя, а ему в ближнем бою противостоять было не так‑то просто.

Черенко, воспользовавшись тем, что противники мешают друг другу, успел восстановить равновесие после прыжка и мощным ударом ноги вырубить бойца, но сама блондинка вывернулась из‑под его следующего удара и, проведя ловкую подсечку, вскочила на ноги. Толя с лязгом и грохотом, достойным мешка с металлоломом, свалился на бетонный пол, но вовремя подоспевший Корнеев точным и сильным ударом по ноге свалил уже саму блондинку, а Андрей добавил прикладом подстреленному бойцу.

Блондинка оказалась ловкой, как пантера, она быстро, всего за какую‑то секунду после падения извернулась и прицелилась в Лёшу из пистолета, но вовремя успела заметить, что тот уже держал почти прямо над ней боевую гранату с выдернутой чекой.

– Лучше не надо, – пригрозил он и сразу добавил. – И предупреди своих, чтобы не стреляли и держались подальше.

Позади и сбоку, со стороны пролома, через который они забрались в ангар, как раз загремели торопливые шаги её подмоги, поэтому она быстро выкрикнула нужную команду.

– Не стрелять! Никому не стрелять! Стойте на месте!

Её голос был полон ярости и бессильной злобы. Андрей с содроганием подумал, что будет, если они вдруг упустят инициативу. Чтобы перестраховаться, он тоже снял с разгрузки боевую гранату и выдернул чеку.

«Лажа… Ну почему всё никогда не идёт по плану?», – с досадой подумал он.

Ответ лежал на поверхности – необдуманные авантюры всегда идут именно так.

Оглянувшись, он увидел сразу шестерых солдат, целящихся в них из автоматов «Калашникова». По крайней мере, ему казалось, что это именно АК, хотя вид у них был необычный. Четверо остановились у начала пандуса в десяти метрах от них, и отчаянно пытались понять, что здесь происходит. Сверху стояли ещё двое, но и эти пока что ничего не предпринимали.

Ситуация накалилась и как сказал бы покойный Вурц, сейчас они идут «на тоненького», но отступать теперь было некуда.

– Так, хочу, чтобы ты правильно всё понимала, – стараясь сохранить инициативу, сказал Андрей. – В идеале мы не хотели бы никого убивать и сами умирать тоже не горим желанием, но терять нам уже нечего. Поэтому во избежание всякого – прикажи своим людям уйти. Быстро.

Блондинка смотрела на него взглядом самой настоящей разъярённой пантеры. Андрей плохо понимал на что она способна, но точно знал, что ожидать от неё можно чего угодно. И она не подвела.

– Взрывайся, – уверенно заявила она и прищурила глаза.

В них Андрей увидел презрение и высокомерие. Она понимала, что он блефует и хотела показать ему, что угрожать ей в таком случае бесполезно.

– Дура, что ли? Он же тебе по‑русски сказал, что взорвёт только если ты начнёшь херню творить, – грубо объяснил ей Толя, который уже поднялся и почёсывал ушибленную скулу.

Наконец, к разговору решил подключиться и Корнеев, до этого пристально следивший за блондинкой, а боковым зрением оценивавший обстановку.

– Отбрось в сторону пистолет, затем вынь нож и тоже отбрось, – хладнокровно приказал он.

Автомат она выронила ещё когда Толя нанёс ей первый удар, но вот с остальным оружием расставаться пока не собиралась.

– И что потом? – нагло спросила она, продолжая смотреть на Андрея и даже не взглянув на Лёшу.

– Потом ляг на живот и заложи руки за голову, – спокойно ответил Лёша.

– Пф… А если не сделаю? – всё так же нагло продолжила блондинка, повернув лицо и презрительно взглянув ему в глаза.

– Будем здесь стоять, пока у нас руки не устанут, – Лёша безразлично пожал плечами. – Или Толя вырубит тебя… ударом ноги, например.

– Ага, и потом возьму тебя за ногу или за волосы и потащу, куда захочу, – согласился Толя, хищно глядя на неё.

– Как‑то так, – на лице Лёши не проявилось ни единой эмоции.

Блондинка секунд десять думала, изучая троицу наглецов презрительным взглядом. Да, лучше бы она убила этих двоих ещё тогда, прямо на той автостанции. Выдав презрительное «тц», она выполнила требование Лёши и отбросила своё оружие, а затем, понукаемая его дальнейшими командами, легла на пол на живот и заложила руки за голову.

На бедре у одного из её бойцов висели пластиковые наручники, которые Корнеев давно подметил, и Лёша велел Толе «заковать» блондинку. Черенко врезал начинающему приходить в себя бойцу по лицу, отправив его в новый нокаут, затем снял наручники и с опаской посмотрел на женщину.

Она тоже, лёжа на полу, внимательно следила за ним. Её взгляд был полон обжигающей ярости.

– Даже не думай, – на всякий случай предупредил её Лёша.

Толя тем временем приблизился к ней сбоку и одну за другой затянул руки наручниками. Затем рывком поднял женщину на ноги. Второй боец тоже начал приходить в себя, но Андрей уже разоружил их обоих, потому просто жестами показал ему, чтобы не делал глупостей. Тот скользнул взглядом по своему товарищу, затем прислонился спиной к стенке и в дальнейшем лишь молча наблюдал за происходящим.

– А вы отчаянные, – вынуждена была признать блондинка. – Зачем это всё? Чего хотите?

– Для начала – твоё полное имя и фамилия, – потребовал Андрей.

– Саша Грей, – фыркнув, ответила она.

Андрею это имя ничего не сказало, а вот Черенко посмотрел на неё с интересом. Корнеев же позволил себе слегка нахмуриться.

– Толя, выбей ей пару зубов, – уверенно и вполне серьёзно приказал он.

– Эй! Вы там охренели, что ли? Только попробуйте её тронуть! – крикнул кто‑то из шестёрки фанатов Саши Грей.

– Скажите её звание и настоящее имя, и тогда он не станет ничего с ней делать, – ответил Корнеев.

– Слушайте вы, клоуны, – зло заговорила блондинка, не позволив своим бойцам даже подумать над ответом. – Вы хоть понимаете, что из этой ситуации для вас выход только на кладбище?

– Не волнуйся так – мы прихватим тебя с собой, – вставил Толя.

– Но если вы сейчас сдадитесь, то я ещё могу смилостивиться и отпустить вас, – закончила она, не обратив внимания на реплику Черенко.

– Всё будет вот как, – уверенно ответил ей Лёша таким тоном, будто бы она только что совсем ничего не говорила. – Это там лифт, да? Мы вчетвером сейчас прокатимся вниз, и ты проведёшь нам экскурсию. Поверхностную. И только после этого мы мирно уйдём, а ты займёшься своими делами.

Блондинка смерила его насмешливым, вызывающим взглядом.

– И зачем мне это делать?

Лёша равнодушно смотрел на неё и после её вопроса снисходительно повёл бровями. Он сделал это так непринуждённо, что слова, которые он сказал после этого, совершенно не увязывались с его мимикой. Или увязывались, но окутывали говорящего зловещей аурой.

– Потому что иначе я убью здесь всех до единого. Потом спущусь вниз, убью всех ещё и там, и всё равно посмотрю на всё, что захочу.

Корнеев смотрел на неё с холодной уверенностью и говорил точно так же. Андрей одарил его оценивающим взглядом, пытаясь понять зачем Лёша так очевидно блефует. Толя же поверил Лёше на слово и даже не удивился.

– О да, курва мать, он может. Лучше бы тебе, милочка, ему поверить.

Но «милочка» и на этот счёт имела своё мнение и не стеснялась его выражать. Всё же слова Корнеева были слишком уж самоуверенными, чтобы она могла в них поверить.

– Заинтриговал. Хочу на это посмотреть, – осклабившись, с вызовом сказала она.

Ни один мускул не дрогнул на лице Лёши. Он всё так же невозмутимо смотрел на неё, но не торопился с ответом, а когда дал его, то сделал это с откровенным сожалением.

– Как знаешь.

Он спрятал пистолет обратно в кобуру, освободив правую руку, которая тут же ухватилась за рукоять автомата.

Взгляд блондинки впервые с начала разговора перестал быть презрительным и самоуверенным. О чём она сейчас думала? Неужели поверила в угрозы Лёши? Андрей вот, например, не верил и вообще пока слабо понимал, что делать дальше, всецело положившись на, как он думал, блеф Корнеева. Но у этой женщины был другой, куда более богатый опыт, о котором Андрей даже догадываться не мог. Верила она этому типу с бесстрастным лицом или нет? Что она видела в его чёрных глазах? Наверное, что‑то видела, потому что внезапно решила сменить тактику.

– Как тебя зовут? – спросила она.

Корнеев не стал ей отвечать. Вместо ответа он бегло осмотрелся, сместился немного в сторону и стал боком к четвёрке её бойцов. Двое наверху оказались прямо перед ним. Они целились в него, но вряд ли знали, что им делать.

– Встаньте за ней, – уверенно приказал Лёша своим товарищам.

Те, не задавая лишних вопросов, выполнили указание. Что бы ни затеял Корнеев – в его игры точно стоит играть чётко по инструкциям.

– Эй! Ты что там задумал?!

Хорошо слышавшие весь разговор бойцы, видя, что происходит, заволновались и невольно отступили чуть дальше от пандуса. С одной стороны они ни в коем случае не могли допустить гибель этой женщины. С другой – собственные жизни они тоже хотели бы сохранить. Лёша вряд ли мог знать их настрой наверняка, но некоторые верные догадки у него точно были.

Блондинка всё видела и примерно поняла, как собирался действовать этот черноглазый. Он бросит гранату в её людей, в то время, как они не станут в него стрелять, поскольку он фактически находится почти на одной линии с ней, да и они в первую очередь будут думать о собственных жизнях. Она обезоружена и связана. К тому же у этого молодого тоже в руке граната. Черт, ещё и время играет против неё. Да, сейчас инициатива полностью на стороне противника.

Впрочем, её главный козырь находится внизу, и если она спустится, то, вероятно, сможет что‑то придумать, чтобы эта троица навсегда осталась там. Единственный неизвестный фактор – насколько в действительности хорош этот черноглазый с лицом терминатора? Пока что он сумел её заинтересовать, а такое удавалось немногим. Он быстро ориентируется в ситуации, умеет читать чужое поведение и делает грамотные ходы. Но и она тоже.

– Хорошо! Твоя взяла, – поспешно согласилась блондинка, пока Лёша не начал действовать. – Моё имя – Сандрин Монье. И я проведу вас вниз.

Черенко держал её за воротник и после этой речи и последовавшего кивка Корнеева бесцеремонно потащил к лифту. Андрей с Лёшей шагали рядом, поглядывая на замерших в нерешительности бойцов блондинки. Сандрин Монье, если это были её настоящие имя и фамилия, нажала кнопку на стене, и большие двери тотчас разъехались в стороны.

Все четверо вошли внутрь, и Сандрин нажала одну из немногочисленных кнопок.

– Ждите здесь, – бросила она напоследок своим бойцам.

– Бывайте, шкеты, – Черенко нагло улыбнулся перед тем, как двери закрылись.

Лифт поехал вниз.

– Так зачем вы пришли? – спросила блондинка, пока лифт опускался.

– Хотим понять из‑за чего умирали наши товарищи, – ответил Андрей и с удивлением почувствовал, как лифт остановился.

Похоже, спускались они всего‑то на этаж, максимум на два. Двери снова медленно расползлись в стороны и в свете, вырвавшемся наружу, Андрей увидел троих бойцов во главе с Косарём. Они стояли в расслабленных позах прямо напротив лифта и явно не ожидали увидеть тут «анархистов». Впрочем, поначалу они обратили внимание только на Монье, а остальных распознали только через секунду‑другую.

– О, а я как раз собир… – начал было Косарь, но затем запнулся и быстро поднял автомат. – Дерьмо! Ну проныры, ничего не скажешь. Как вы здесь оказались?

Товарищи Косаря тоже последовали его примеру и вскинули оружие.

– На лифте приехали, – толкая перед собой блондинку и нисколько не смущаясь такому приёму, отрезал Черенко.

– Ай да молодцы! А это у вас что? Граната, что ли? В рот мне ноги, если это не граната! Ты что, чеку потерял?

– Отставить трёп! – наконец‑то заговорила Монье. – Опустите оружие. Пока что они со мной. Хотят здесь прогуляться.

– Эм‑м… – Косарь окинул всех четверых странным взглядом, в котором было намешано много всякого, но из‑за темноты никто ничего разобрать не смог. – Прогуляться, значит? А они не в курсе, да?

– Не в курсе чего? – тут же отреагировал Андрей.

Бойцы блондинки, наконец, нехотя опустили оружие. Вряд ли подействовал приказ Монье. Скорее, они обратили внимание, что немного расслабился сам Косарь. Хотя, когда это Андрей вообще хоть раз видел его напряжённым?

– Что гулять тут долго нельзя.

– Это почему?

– Воздух вредный, – сразу же нашёлся Косарь.

Сандрин внезапно будто пробудилась ото сна.

– Сколько ещё? Мы успеваем? – тут же спросила она.

– Мы‑то да. Вот ты, похоже, не очень, – Косарь явно имел в виду сложившуюся ситуацию.

«Анархисты» и Монье уже вышли из лифта, и двери за ними закрылись, погрузив помещение в полумрак.

Это подземелье не было похоже на ту лабораторию, где им пришлось побывать. Вернее, что‑то общее у них было, но это место точно не являлось подземной базой, а было, скорее, очень большим подвалом, упрятанным в бетонную коробку. Большие квадратные колонны поддерживали свод, вокруг угадывалось разнообразное оборудование с непонятным назначением. Центральное освещение отсутствовало, но люди Монье наверху подсоединили к электросети два мощных переносных генератора, которые обеспечивали внизу слабый, почти бесполезный свет, но главное – работу лифта и группы мониторов, светящихся впереди в полумраке.

– В чём проблема? – спросил Андрей.

Косарь бросил на Монье вопросительный взгляд, та подумала секунду‑другую и согласно кивнула.

– Тут всё заминировано и вот‑вот взлетит на воздух, – сообщил он.

– Почему не разминируете? – невозмутимо поинтересовался Корнеев.

– Сразу видно, что не шаришь. Эти суки так минируют, что скорее сам подорвёшься, чем разберёшься, что и как у них устроено.

– Да ладно? – Лёша ему явно не верил.

– Можешь сам глянуть, – предложил Косарь. – Они такие места готовят к подрыву заранее. Короче, когда‑нибудь расскажу, как они работают, а сейчас просто поверь – нихрена с этим поделать нельзя.

– Ладно, нет времени, – включилась вдруг Монье, которая до этого о чём‑то напряжённо думала. – Освободите меня. Немедленно.

– А ты не охренела, дамочка? – Толя явно не возрадовался такой наглости.

– Я гарантирую вам жизнь и свободный выход. Даю слово при своих людях.

Лёша стоял с безразличным видом. Толя растерялся от такого заявления. Андрей тоже. Освободив её, они потеряют все козыри, а иметь дело с Косарём без козырей – паршивая затея. К тому же сама блондинка тоже была крайне опасна, это Андрей знал очень хорошо.

– Скорее! Времени мало! – настаивала Монье.

Давление заставило Андрея что‑то отвечать, а в таких случаях естественной реакцией для человека становится сопротивление.

– Нет, – ответ Андрея был, словно гильотина.

Но голову блондинке эта гильотина отрубить не смогла.

– Ты не понял – если ты не освободишь меня, то я не смогу сделать то, ради чего мы сюда пришли. Получится, что и мои, и твои люди погибли напрасно! Тебя ведь это волнует?

Монье рванулась было в сторону Косаря, но её порыв был моментально остановлен крепкой, как тиски, хваткой Черенко. Выглядело это так, будто хозяин дёрнул за поводок мелкую собачонку.

– Куда это ты собралась?

– Пустите, бараны! Косарь, делай, что хочешь, но помоги мне добраться до терминала! Скорее!

Косарь не был глуп и ситуацию оценивал трезво. Он не относился к тем, кто готов опрометчиво рисковать жизнью ради чужих «хотелок». У этих двоих в руках гранаты, третий крепко держит Сандрин и, зная его, Косарь был уверен, что вырвать её из его рук будет ой как непросто. Нет, он не видел никаких вариантов, как можно быстро вытащить её живой с помощью силы.

– Ладно, мужики, серьёзно – отпустите её. Если она гарантировала вам жизнь, то сдержит слово, бл… буду.

– Кх… ты за кого нас принимаешь, Косарь? Ты серьёзно думаешь, что мы ей поверим? – удивился Андрей.

Косарь не смутился и быстро задал свой вопрос.

– А мне?

Ответом была новая гильотина.

– И тебе тоже. Без обид.

Косарь слегка опустил лицо и немного поджал губы, но почти ничего из этого в темноте Андрей не заметил.

– Ладно, – смиренно сказал он. – Ваши условия?

Романов поначалу замялся, но быстро придумал, что делать.

– Мы останемся с ней, а вы уйдёте. Тогда я позволю ей сделать то, что она хочет.

Косарь покачал головой.

– Извини, но это чересчур…

– Да, я согласна, – решительно заявила Монье, перебивая его.

– Чего? Сандрин, ты…

– Заткнись и вали отсюда! Быстро! – она начинала нервничать.

– А дамочка‑то ого‑го, – бросил Черенко, всё ещё сомневаясь, как ему поступить.

Он на всякий случай отошёл с дороги её бойцов и стал так, чтобы прикрываться Сандрин. Андрей с Лёшей тоже подошли к ним поближе. Несмотря на мнимую дружбу с Косарём никто не забывал, что он наёмник и очень умелый, поэтому с ним нельзя было исключать какой‑то подвох.

– Не расслабляйся, а то она тебе откусит, – на ходу предупредил Толю Косарь.

Он прошёл мимо них и нажал кнопку вызова лифта. Двери немедленно открылись и он вошёл внутрь, на ходу что‑то бормоча по радиосвязи. За ним вошли и его бойцы. Андрей заметил, что их собственная связь почему‑то перестала работать, когда они спустились вниз. Интересно, как тогда работает связь Косаря?

– Это все твои люди? – уточнил Корнеев.

В этот момент, не обращая на них никакого внимания, мимо пробежали ещё двое бойцов. Через плечо у одного из них свешивалось тело третьего. Похоже, убитого.

– Теперь все, – ответил Косарь. – Ну, может, вы с нами?

Вместо ответа Толя лишь помахал им рукой на прощание.

– Так и думал, – Косарь пожал плечами, затем указал рукой в темноту за спинами «анархистов». – Там есть коридорчик – держите его под присмотром. Оттуда могут появиться сектанты и…

Двери лифта закрылись.

– Скорее, вашу мать, придурки! Освободите меня! – сразу же взвизгнула Монье, заставив Андрея вздрогнуть от неожиданности.

– Освободи её, – приказал Толе Андрей.

Черенко достал нож и разрезал наручники Монье. Та сразу со всех ног помчалась к терминалу, и «анархисты» побежали за ней, опасаясь оставлять её без внимания. Все они знали, что она опасна, но каждый оценивал её возможности по разному.

Добравшись до терминала, Сандрин вставила что‑то в разъём, затем принялась быстро стучать по клавиатуре. Справа, в двадцати метрах от них, в стене был проход без каких‑либо дверей, видимо, тот самый, о котором говорил Косарь. Андрей отправил туда Толю, а сам принялся наблюдать за работой Монье и краем глаза за лифтом – вдруг Косарь решит вернуться? Лёша тем временем бродил по помещению и вокруг терминала.

Андрей не мог детально рассмотреть, что здесь вообще находится, и даже если бы мог, то его знаний не хватило бы для определения и десятой части оборудования. Но Лёша знал гораздо больше. Он подсвечивал себе фонарём и наверняка нашёл нечто интересное, потому что несколько раз подолгу останавливался и что‑то внимательно рассматривал. Тщательно всё осмотрев, он вернулся к Монье.

– Что‑то я не вижу нигде взрывчатки, – сообщил он.

– Она тут везде, – отмахнулась Сандрин.

– Где конкретно?

– Внутри сервера, может быть в стенах и вообще где угодно, – пояснила она после паузы.

Сандрин быстро нажимала кнопки на клавиатуре. В бледном свете мониторов Андрей отчетливо видел напряжение на её лице.

– Почему они не подрывают это место удалённо? Почему не взорвали при отступлении? – не унимался Корнеев.

– Слушай, не задолбывай, а? Мешаешь.

Возникла пауза, но недолгая. Слишком уж не вязались с логикой её ответы, чтобы всё можно было оставить как есть.

– Есть какой‑то шанс, что всё не взорвется? – спросил Андрей.

Сандрин проигнорировала его.

– Сандрин!

– Не мешай.

– Тогда ответь.

Вместо ответа она вывела в угол одного измониторов небольшой таймер, ведущий обратный отсчёт. На нем оставалось чуть более пятнадцати минут. Андрей ощутил лёгкий холодок на коже и напряжённо сглотнул. Мысль о том, что таймер может оказаться фальшивкой, не появилась даже на горизонте.

– И его никак не остановить? – сразу поинтересовался он.

– Нет, – тут же последовал резкий ответ.

Снова воцарилось молчание. Таймер неумолимо отсчитывал секунды, пока Сандрин стучала по кнопкам. На экранах бежали разные полоски, сменяли друг друга какие‑то таблицы и столбики цифр, порой появлялись и тут же исчезали изображения, но ни одно из них не задерживалось дольше секунды, так что рассмотреть что‑либо не удавалось.

Андрей принялся размышлять насколько разрушительны могут быть заряды, заложенные здесь. Насколько далеко лучше оказаться, когда они будут приведены в действие? Когда на таймере осталось менее десяти минут, он не выдержал.

– Ладно, пора валить, – решительно заявил он. – Давай, Сандрин, уходим.

– Куда валить? Я ещё не закончила.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Андрей и свистнул Толе.

Поняв, что Андрей действительно собрался уйти, она повернулась на несколько секунд и бросила быстрый взгляд на Корнеева, прислонившегося к колонне и лениво наблюдавшего за ней, и на Андрея.

– Но учтите, что без меня мои люди вас живыми не выпустят.

– Тогда мы заберём тебя отсюда и всех делов, – заявил он.

– Попробуйте, – сказала она и отвернулась к мониторам. – Но предупреждаю, что если я не вынесу нужные мне данные – вы живыми точно не уйдёте.

– Да ладно?

– Я серьёзно, – сказала она, не оборачиваясь. – Я найду способ вас убить, даже если вы снова начнёте размахивать гранатами. Вам было нечего терять, но если я не получу данные – нечего терять уже будет мне.

Андрей с Лёшей, кстати, так и носились с гранатами в руках, периодически осторожно перекладывая их из руки в руку. После её слов они быстро обменялись взглядами, и Андрей ненадолго задумался.

– Ладно. Чего же ты хочешь? – спросил вскоре он.

– Ты сам выгнал мою охрану – теперь выполняйте её функции, пока я не закончу.

Возникла пауза. Толя подошёл к троице и вопросительно поглядывал на всех по очереди. Андрей размышлял недолго. Монье, может, и готова рисковать собой, но Андрей – нет. Во всяком случае, его друзья уже не раз страдали из‑за его ошибок, и сейчас точно не тот случай, когда он позволит этому снова случится.

– Окей. Я останусь, а вы сваливайте, – заявил он, обращаясь к товарищам. – Не хочу, чтобы вы здесь погибли из‑за меня.

– Ты нормальный вообще? – удивился Толя.

– Быстро. Это приказ.

И Корнеев, и Черенко замялись. Монье обернулась было к Андрею, но быстро вернулась к мониторам так ничего и не сказав.

– Это была моя идея, так что мне и рисковать. Всё! Давайте, валите!

– Коридор же… – неуверенно напомнил Черенко.

– Я займусь. Всё, вперёд‑вперёд‑вперёд!

Толя так и стоял в растерянности, не зная, как поступить. Лёша быстро подошёл к Андрею и стал шептать ему на ухо.

– Ты понимаешь, что если мы уйдём – она тебя или убьёт, или бросит здесь?

Искра сомнения появилась где‑то внутри, но решительный настрой Андрея быстро погасил её.

– Я справлюсь. Идите, – заверил он Лёшу.

– Как знаешь.

Корнеев пожал плечами, затем кивнул Толе и они ушли в сторону лифта. Вскоре они уехали, оставив Андрея наедине с Монье, которая всю эту сцену проигнорировала. Таймер показывал ещё восемь минут.

Андрей осторожно посмотрел на блондинку. Ему с самого начала хотелось задать ей кучу вопросов и сейчас, казалось, самое время, но Монье была занята и разговорчивостью не отличалась. Однако, один вопрос он должен был задать.

– Что это за данные? Ради чего всё?

– Важные.

– Я серьёзно.

Она продолжила его игнорировать.

– Ладно. Расскажешь позже. Я тебя заставлю.

– Кх… Ага, обязательно, – хихикнула Монье, даже не оборачиваясь к Андрею.

Может, он что‑то ответил бы ей, но ему показалось, что он услышал какой‑то странный звук. Вспомнив о предупреждении Косаря Андрей, оглянувшись на Сандрин, поспешил к проходу. Остановившись возле угла, он осторожно выглянул из‑за него. Сразу за аркой находился широкий коридор, уходящий куда‑то в темноту и разглядеть там ничего не удавалось, но слух уловил слабое шарканье приближающихся шагов. Чёрт, как же вовремя он подошёл! Однако звук внезапно прекратился, и сколько Андрей ни вслушивался – ничего больше не слышал.

Послышалось? А, может, они его заметили и теперь просто крадутся и поэтому он не слышит? А если да, то кто это: сектанты или люди блондинки? Впрочем, Косарь сказал, что его бойцов здесь больше нет. Что ж, если соврал – пусть пеняет на себя.

И Андрей бросил в коридор гранату, которая давно успела ему смертельно надоесть. Гулкий взрыв эхом пронёсся по коридору и заполнил помещение, почти полностью заглушив хруст упорно вгрызающихся в бетон осколков. Андрея оглушило, но гораздо хуже пришлось тем, кто был в коридоре.

Последовавшие оттуда вслед за взрывом крики и вопли по мере того, как проходило оглушение, становились всё громче и подтвердили, что слух его не подвёл. Подзадоренный успехом Андрей отправил в коридор вторую гранату. Затем, секунд через двадцать – третью. Ещё одну Андрей оставил про запас.

Его снова оглушило, в этот раз сильнее, и на некоторое время он вообще перестал что‑либо слышать. Сколько бы там ни было противников – всех он точно не убил. Сектанты из коридора открыли шквальный хаотичный огонь. Конечно, если это были они. Андрей слышал выстрелы, будто они доносились откуда‑то очень издалека, но постепенно стрельба становилась всё громче, и он невольно подумал, что противник приближается. Пришлось ему высовывать из‑за угла оружие и наугад стрелять в темноту, но какой это давало эффект узнать он не мог.

Монье несколько раз внимательно и с недоверием смотрела на него, пока он защищал её и добровольно помогал выполнить задание. Когда у Андрея закончились патроны, и он повернулся, чтобы вставить новый магазин, парень заметил её беглый взгляд, но у него не было времени думать о том, что он означает.

Враги напирали, не давая передышки. Андрей выбросил последнюю гранату и, прильнув спиной к стене у входа, после взрыва крикнул, обращаясь к Монье.

– Сколько до взрыва?!

Ответа он не расслышал.

– Я ни черта не слышу! Повтори громче или покажи на пальцах!

– Пять с половиной минут! – ответила Сандрин и показала ему растопыренную пятерню.

И сразу же вскрикнула от неожиданности, потому что в стену рядом с Андреем попала реактивная граната, пущенная сектантами. Взрывная волна отбросила парня в сторону, будто манекен, и обдала кучей осколков бетона и, вероятно, не только его.

Андрей с трудом поднялся, тряся головой, но дополз на четвереньках обратно к проходу и выпустил в ответ весь магазин. Затем поднялся на ноги и, пошатываясь, как мог поспешил к Сандрин. Лицо у него было всё в крови. Правое бедро тоже, но из‑за адреналина он пока что не чувствовал боли.

– Всё, надо валить.

– Я не закончила…

Он не услышал ответ, но интуитивно догадался, каким он может быть.

– Если ты не успела – тогда оставайся и умри. Я сделал всё, что мог.

Она одарила его злым взглядом, но он следил за проходом и не обратил на неё внимания.

– Малолетний дебил! Всё из‑за тебя!

Выругавшись, Сандрин нажала несколько кнопок и достала из терминала какой‑то предмет. Таймер показывал четыре минуты и пятьдесят пять секунд.

Андрей проигнорировал её оскорбления или просто не разобрал и стал медленно отступать к лифту, не убирая автомат от плеча и стараясь наблюдать и за Монье, и за выходом из коридора.

Ему показалось, что в пыли в проходе показался силуэт человека, и Андрей, не раздумывая, выстрелил короткой очередью. Человек крутнулся вокруг своей оси и грохнулся на землю, не издав ни звука. Тем временем двери лифта позади него открылись, и Сандрин вошла внутрь. Андрея посетила мысль, что она и правда сейчас его бросит. Он развернулся и побежал к лифту.

В этот момент из коридора в зал ворвались сразу трое сектантов. Заметив убегающего Андрея, они рванули за ним, на ходу стреляя из автоматов. Когда парень был уже почти у самого лифта, он увидел, как двери начали закрываться. Монье стояла внутри и равнодушно смотрела на него, но в её взгляде не было тех торжества или злорадства, которые часто проявляются у людей в моменты, когда они осуществляют свою месть. Возможно, она рассчитывала, что он успеет, или действительно собралась бросить его, но при этом не успела или не посчитала нужным нацепить на лицо нужное выражение – в любом случае ничего у неё не вышло.

Одна из пуль, в изобилии летящих в Андрея, с глухим звоном скользнула по его шлему. Он, возможно, навалил бы в штаны от осознания, что чудом остался жив, если бы другая пуля сразу же грубо не толкнула его в бронежилет, и парень уже не побежал, а полетел вперед, упав прямо в лифт. При этом ноги его почти полностью оставались в коридоре. Вряд ли лифт мог ему навредить, но то, что он так никуда не уедет сомнений не вызывало – двери пнули его по бёдрам и начали открываться обратно.

Монье, взвыв то ли от злости, то ли от отчаяния, ухватила стонущего парня за шиворот и затащила внутрь. Затем стала неистово жать на кнопку закрытия дверей. Пули врывались в кабину, дырявили её, но Монье пряталась сбоку и потому пока оставалась вне линии огня. Андрей на карачках отполз ближе к ней и кряхтел, приходя в себя. Тем временем двери закрылись, но лифт никуда не поехал.

Сандрин залипла, наблюдая, как дрожат двери под напором пуль, изредка выгибаясь бугорками, и потому не сразу сообразила, почему лифт не двигается. Нажав, наконец, кнопку, она привела кабину в движение.

Андрей ощущал сильную боль в спине, но был не в силах разобраться насколько всё серьёзно. В ушах всё ещё стоял звон, а голова болела, но он вдруг ощутил прикосновение ладоней к своему лицу: одна обхватила его подбородок, другая прижалась к виску. Он не успел понять, что всё это означает, потому что через пару секунд ладони исчезли, и Андрей даже не был уверен, что всё это ему не показалось.

Дышать было трудно, но он, несмотря на это, сумел подняться на ноги. Казалось, что они должны были бы уже приехать на нужный этаж, потому что вниз они спускались намного быстрее. Монье стояла в напряженном ожидании и не обращала на Андрея никакого внимания. Пока парень приходил в себя, лифт внезапно сильно тряхнуло, и Андрей снова оказался на полу, на этот раз вместе с Сандрин. Бог его знает, что там учинили сектанты, но под лифтом точно что‑то взорвалось. В итоге кабину перекосило, и она застряла, погрузившись в полную темноту.

Пассажиры поднялись на ноги – Сандрин почти мгновенно, а Андрей с заметным опозданием и тяжестью. Она достала откуда‑то фонарик и осветила кабину. Где‑то под ногами что‑то загудело и зашлось трелью, а пол будто начал дрожать. Наверное, снизу по ним стреляли.

– Чёртово дерьмо! – крикнула Сандрин и прижалась к стенке лифта, с опаской глядя на пол.

Андрей же, несмотря на свое состояние, сразу предпринял попытку открыть двери руками, но они, разумеется, не поддались.

Тогда он бегло осмотрел двери немного затуманенным взглядом и заметил, что внизу их, как и лифт, немного перекосило, но в образовавшееся отверстие можно было просунуть разве что палец или два.

Андрей быстро сориентировался и вставил ствол автомата в проём, действуя им, как рычагом и помогая себе ногами. Приложив серьёзные усилия, он смог развести двери настолько, чтобы туда мог втиснуться человек. Дело, правда, усложнялось ещё и тем, что лифт застрял между этажами, и Андрей не знал, сможет ли он пролезть в образовавшееся отверстие. В том, что в него пролезет блондинка, он почти не сомневался. Сектанты внизу продолжали неистовствовать и безрезультатно стрелять по кабине, но пули не пробивали металлическое дно лифта. Главным вопросом было: когда же они догадаются выстрелить из чего‑то посерьёзнее.

«А, походу, уже догадались», – осенила Андрея внезапная догадка.

Сандрин поняла, что нужно делать и, сбросив бронежилет, полезла в отверстие, не без труда выбравшись наружу.

– Давай! – крикнула она Андрею и прошла немного по коридору, чтобы удостовериться, что их не застанут врасплох сектанты.

– Ну, что ты возишься!? – снова крикнула она и повернулась, чтобы посмотреть на него.

Но парня она не увидела. Сандрин подбежала к лифту и заглянула в отверстие – Андрей стоял на коленях посреди кабины и внимательно, но совершенно спокойно смотрел на неё.

– Давай вылезай, баран! Всё вот‑вот взорвётся!

– Я не пролезу здесь! – со злостью крикнул Андрей в ответ. – Слишком узко.

Во взгляде, которым она одарила Андрея, не было жалости. Впрочем, несмотря на слова, которые она дальше сказала, не было там и злорадства.

– Ты сам в этом виноват.

И она побежала по коридору. Отблеск фонаря быстро исчез, оставив Андрея в темноте.

Романов ещё немного подождал в бессмысленной надежде, что она вернётся и сможет как‑то ему помочь, а потом бессильно упал на пол. При этом он забыл о спине, и та ответила ему острой, пронзительной болью. Однако от этого слабого толчка кабина немного, почти незаметно дёрнулась. Прежде чем Андрей подумал о том, что можно попытаться расшатать её, в кабину или рядом с ней попало что‑то разрывное, вероятно, граната из подствольника. Из‑за взрыва лифт заметно просел, но не свалился в шахту окончательно.

Андрей, в очередной раз оглушённый взрывом, почти не понимал, что делал дальше – работали инстинкты. Он мотнул головой, восстанавливая ориентацию в пространстве и, пожалуй, подумал бы, что мёртв, но всё тело ужасно болело, а покойный Сева любил говорить, что раз просыпаешься и у тебя что‑то болит, значит, ты ещё жив. Звон в голове превратился в перманентный и уже даже почти не раздражал.

Нащупав одной рукой проём, который ещё недавно расширял и который почему‑то не захлопнулся при взрыве, другой рукой Андрей нащупал на разгрузке фонарь, вытащил и включил его. Затем, тоже сбросив бронежилет и прилагая небольшие усилия, он сумел протиснуться через проём и оказался в коридоре. Пошарив лучом фонаря по стенам, Андрей, опираясь одной рукой о стену, неуверенной походкой двинулся вперёд.

Она ведь попала сюда же? Если да – где она теперь? Куда пошла? Тело болело и не позволяло бежать, но он всё же надеялся, что сможет догнать её. Он полминуты шёл по коридору, пробуя все попадавшиеся ему двери, но все они оказались заперты. На каждой двери висели таблички, и Андрей с удивлением отметил, что названия на них были написаны на русском. Впрочем, секта была интернациональной организацией и, наверное, нет ничего странного, что на просторах СНГ на её объекте работали русскоговорящие сотрудники.

Однако, гораздо больше удивления вызывали названия, которые были написаны на этих табличках. На ходу читая их, Андрей обнаружил здесь морг, две операционных, манипуляционную и две лаборатории. Ещё нашлись кабинет главного врача и несколько дверей с такими названиями, которые не говорили Андрею вообще ничего. Перепробовав все двери и так и не открыв ни одной, он озадачился.

«Невозможно. Куда‑то же она отсюда вышла?», – подумал он и заново, но прилагая больше усилий, стал пробовать открыть двери.

И на этот раз одна из них поддалась, а именно – дверь вообще без какой‑либо таблички.

За ней оказалось какое‑то большое, вероятно, техническое помещение. Здесь находилось скрытое в металлических кожухах громоздкое оборудование, обесточенный пульт и экран. В углу разместилась этажерка с инструментами, в другом – верстак, но ничего из этого ему сейчас было не нужно.

Сюда она пошла или нет? Времени оставалось всё меньше, а нервы распалялись всё больше. Хаотично освещая помещение, Андрей заметил, что в одном месте под потолком болталась широкая решётка, а за ней находилось какое‑то прямоугольное отверстие, вероятно, вентиляционное. Оно имело пропорции примерно сорок на пятьдесят сантиметров или около того, так что Андрей, по идее, смог бы туда протиснуться. Пока что это был единственный доступный ему путь.

Быстро взобравшись по угловатой металлической конструкции непонятного назначения, он без труда дотянулся до отверстия и с некоторым трудом, но смог забраться внутрь. Зажав во рту включенный фонарь, он пролез по узкой трубе до вертикальной шахты, которая была немного шире. Затем, упираясь плечами и ногами и превозмогая боль в спине, вскарабкался на несколько метров вверх. Тут обнаружилась развилка и он выбрал путь наугад.

Но не прополз он и пяти метров, как почувствовал, что под руками ничего нет, и чуть не свалился в полуметровое углубление, на дне которого оказался неработающий вентилятор, а за ним очередная решетка. Перелезая через это углубление, Андрею пришлось встать в него ногами, но как только он вылез, его основательно встряхнуло, да так, что он сильно приложился головой о стенку вентиляционной трубы. Может, даже и не раз.

Одновременно с этим всё вокруг заполнил сплошной грохот.

Очнувшись, Андрей долго не мог понять, где находится. Сознание возвращалось медленно. Очень медленно.

Странно, но в ушах почти не звенело. Какое‑то время он не двигался, по ощущениям пытаясь понять что с ним, но вскоре бросил эту затею: трудно определить состояние, когда болит всё и везде. Всё, что он пока смог понять – он точно не в вентиляции. В горячем воздухе носился какой‑то странный, неприятный запах, будто рядом сгорело что‑то вонючее, типа свиньи. А ещё во рту ощущался привкус железа.

Вскоре он смог разобрать в помещении слабый свет, излучаемый его фонариком, правда, где именно он лежит, Андрей разобрался не сразу. Романов со стоном перевернулся на живот и быстро нашёл фонарь. Осветив помещение, он не заметил жареных свиней, зато увидел расставленные у стен шкафы, два из которых были повалены. У противоположной дверям стены стоял письменный стол и два кресла, а рядом с дверью на полу лежали осколки зеркала.

Подняться на ноги ему удалось, но боль от этого стала только сильнее. Не похоже было, что он что‑то сломал, но сильных ушибов на теле было не счесть, а главное– голова. Её просто хотелось отрезать. Воздух и без вони был очень тяжёлым, кислорода в нём заметно не хватало и отдышаться всё никак не удавалось. Первой мыслью было: он завален, путей для выхода нет, скоро кислород совсем закончится и он задохнётся. Из‑за этого Андрей заметно занервничал и ему пришлось потратить немного времени, чтобы успокоиться.

«Пока я жив – ничего ещё не кончено. Я выберусь», – успокаивал он сам себя.

Сосредоточившись на этой мысли, он оценил обстановку и первым делом пощупал нагрудные карманы форменной куртки, выудив оттуда небольшой тряпичный мешочек, в котором хранил экстренный запас медикаментов. Выбрав болеутоляющее, он положил таблетку в рот, но протолкнуть её дальше было задачей не из лёгких: во рту давно пересохло, а фляги у него с собой не было.

Добрых пару минут он боролся с желатиновой капсулой и в какой‑то момент даже испугался, что она застрянет в пищеводе или попадет в трахею, но его страхи не оправдались и всё закончилось благополучно – хоть и с трудом, но капсула доползла до желудка.

Те пять или десять, а может и все двадцать минут, что понадобились для того, чтобы болеутоляющее сработало, Андрей провёл в прострации, лёжа на столе, закрыв глаза и выключив фонарь. Так ему казалось, что голова болит чуть меньше.

Помимо не отступающей боли на психику давили и другие факторы: одиночество, темнота и отсутствие чёткого плана. Они пугали его, выводили из равновесия, пытались вызвать панику, но Андрей придумал воспользоваться своим излюбленным приёмом – представить эту ситуацию, как очередной тренажёр, постараться обуздать стресс и страх, принять их и сделать так, чтобы они перестали на него влиять.

Гронин как‑то сказал ему, что поражение – это не такая уж плохая штука. Необходимо просто иметь смелость признать его, а затем проанализировать и извлечь пользу. Поражение – всего лишь трамплин, позволяющий человеку взять очередной разгон. Модели оказываются неверными. Планы разрушаются. Ничто и никогда не происходит так, как люди хотят или ожидают. Но гибнут они только из‑за того, что позволяют себе слабость разочарования, нытье и плаксивые жалобы. Поэтому незачем тратить силы на сожаления, им можно найти куда лучшее применение. Например, отыскать выход.

Когда препарат начал действовать и боль стала понемногу утихать, Андрей принялся за дело. В первую очередь он проверил дверь, но, как и ожидалось, она оказалась заперта и открыть замок ему было нечем. Ящики стола и шкафы тоже были заперты, потому даже будь там ключ от двери – до него никак не добраться. Оставался единственный вариант – уйти тем же путём, которым он попал сюда, но и этот путь не был лёгким. Вентилятор свалился вниз, но вот решётка повисла на чём‑то, вероятно, на петлях. Выдержит ли она его?

Андрей пододвинул к ней стол и взобрался на него. Из вентиляции тянуло гарью и воздух оттуда шёл горячий, но парень этому не удивлялся. Осторожно ухватившись за решетку, он услышал жалобный скрип и стал неторопливо, аккуратно карабкаться по ней вверх. Но дальше за решёткой находилась гладкая труба и там уже хвататься было не за что.

«Без паники», – спрыгнув, сказал он себе, и чуть не свалился от острой боли, стержнем пронзившей голову. Колени задрожали, и Андрей изо всех сил постарался унять предательскую дрожь, а когда это ему кое‑как удалось, он снова осмотрелся в поисках подходящих предметов.

Нужно было построить некую конструкцию, чтобы подняться как можно выше и дотянуться от решетки до изгиба трубы. Он попробовал подвинуть один из металлических шкафов, но они оказались настолько тяжелы, что даже для двоих человек сделать это вряд ли было возможно. Тогда он заприметил в углу за шкафами большую картотеку и попробовал переместить её и это ему удалось.

Боли, допекавшие его, не смогла в достаточной мере заглушить одна доза обезболивающего, поэтому минут пять Андрей промучился, заставляя ещё одну капсулу пробраться внутрь него по пути первой. Когда с этим было покончено он, не дожидаясь, когда она подействует, в чём он не был до конца уверен, принялся разбираться с мебелью.

Провозившись минут десять, он сумел перетащить картотеку, поднять на неё письменный стол, а на него поставить кресло, но этого было мало. Тогда на кресло было водружено второе кресло, на что тоже ушло некоторое время, поскольку конструкция всё никак не желала держаться кучи и постоянно норовила развалиться. Однако, Андрей был решителен и напорист, и в итоге победил. Взобравшись на весь этот инженерный ад и балансируя на нём, он не без самодовольства подумал, что из него мог бы получиться неплохой гимнаст.

Несмотря на все его ухищрения, чтобы достать до изгиба трубы ему нужно было подпрыгнуть, а магия, державшая всю конструкцию в целости, вряд ли могла выдержать больше одной попытки. Секунд десять Андрей балансировал, выбирая наиболее устойчивую позу для прыжка и, наконец, подпрыгнул.

Но и здесь не всё пошло гладко. Допрыгнув и ухватившись за изгиб, он ощутил огромную радость, а сразу вслед за ней должно было бы идти облегчение, но вместо него он почувствовал жжение и боль в пальцах и ладонях, будто ухватился за горячий чайник.

Он вскрикнул и чуть было не отпустил руки, но снизу донёсся грохот разваливающейся пирамиды из мебели. Снова вскрикнув, на этот раз от отчаяния, Андрей, терпя боль, потянулся вверх, ногами стараясь зацепиться за решётку и помочь себе. Это ему удалось, правда, решётка почти сразу же отвалилась и присоединилась к креслам на полу, но Андрей, чуть не воя от боли, сумел удержаться и забраться в вентиляционную трубу.

Здесь всё было значительно хуже, чем он мог себе представить. Труба накалилась и болезненно обжигала кожу, поэтому он сразу втянул ладони в рукава. Стало чуть легче, но всё равно он ощущал, как обжигает горячий металл. Всё тело быстро нагревалось даже через одежду, а воздуха было ещё меньше, чем внизу, в помещении. Отчаяние, охватившее парня, возможно, даже смогло бы победить, если бы не страх такой болезненной и жестокой смерти, поэтому желание жить и адреналин погнали его вперёд. Ему повезло, что дыма почему‑то было немного, иначе он быстро бы задохнулся и всё было бы кончено.

Наверное, Андрей слишком часто и сильно бился головой, потому что не пополз туда, куда следовал перед тем, как свалился вниз, а перепутал направление и вернулся обратно к развилке.

«Интуиция? А вдруг? Всё‑таки, что ни делается – делается к лучшему», – подумал он и, выбрав единственный оставшийся путь, продолжил ползти.

Однако уже через полминуты движения он стал понимать, что долго так не выдержит – хоть дыма было немного, но даже от незначительного его количества несмотря на болеутоляющее снова начала болеть голова, и всё вокруг плыло перед слезившимися глазами. Стараясь дышать через натянутую на лицо футболку, Андрей, кашляя, полз вперёд и очень скоро упёрся в стенку. Взглянув вверх, он понял, что это вовсе не тупик, а очередное колено вентиляции.

Сознание постепенно покидало его, он задыхался, но единственной альтернативой было остаться на месте и умереть, а это его совсем не устраивало. Он не знал как скоро потеряет сознание, но точно знал, что должен сделать всё, что в его силах.

И снова, до боли стиснув зубы, он карабкался вверх, упираясь спиной, локтями и ногами в стенки трубы, обжигая кожу. Первая попытка оказалась неудачной: примерно на середине пути он сорвался и съехал обратно. Передохнув совсем немножко, он предпринял вторую попытку, которая оказалась удачнее. Поднявшись на три метра Андрей оказался на очередной развилке. Дыма здесь, кажется, стало чуть больше, и в свете фонаря было хорошо заметно, куда он тянется. Сознание всё больше норовило куда‑то улизнуть и парень, издав короткий, полный отчаяния сдавленный вопль, что было сил пополз по узкой трубе.

Через десяток метров, когда он уже почти выбился из сил, он вывалился из трубы в более широкую, переполз через большой бездействующий вентилятор, ранее гонявший воздух и ставший бы смертельным препятствием, и оказался в достаточно широкой вентиляционной шахте, на одной из стен которой он увидел лестницу, ведущую наверх. Слабый дневной свет проникал в шахту откуда‑то сверху, а чистого воздуха здесь было заметно больше.

Сколько ещё у него осталось сил? Хватит ли их? Как долго ещё будет действовать болеутоляющее и сможет ли оно вообще заглушить боль от всех тех увечий, что он успел нахвататься? Ответ на любой из этих вопросов пугал его, поэтому Андрей, отдышавшись, насколько мог быстро взобрался по лестнице и упёрся в прочную стальную решётку. Он попытался что‑то с ней сделать, но никакого, даже малейшего эффекта не достиг.

Снаружи дул ветер и поэтому дым по большей части выходил через две из четырёх решёток. Прильнув к одной из тех, откуда тянуло свежим воздухом, Андрей, наконец, смог нормально вдохнуть. От дозы кислорода он ощутил головокружение и чуть не сорвался с лестницы, но сумел как‑то удержаться. Затем, придя в себя, попытался позвать на помощь. Вышло так себе. Собравшись с силами, он снова позвал, и ещё раз, и ещё.

Чем дольше он звал, тем большее отчаяние его охватывало. Неужели он прошел весь этот путь, страдая от боли, давясь дымом, обжигая тело, чуть не умер несколько раз, и всё только для того, чтобы сейчас застрять перед этой решёткой? В каких‑то грёбанных сантиметрах от свободы, от спасения, от жизни? Нет. Нет‑нет‑нет! И он продолжал звать, но всё тише и тише. Сил не хватало уже даже на это. Мёртвой хваткой вцепившись в прутья лестницы, Андрей собрался с силами и крикнул так громко, как только смог. Вышло довольно тихо.

– Точно здесь! – внезапно раздалось снаружи.

– Я здесь! Помогите! – снова слабо позвал Андрей.

Через полминуты он услышал приближающиеся шаги и где‑то рядом кто‑то остановился.

– Эй! Пожалуйста, помогите! – жалобно позвал Андрей.

В ответ раздался знакомый голос.

– Чтоб меня, пацан! Ну ты и таракан! Жди. Я сейчас.

Шахта была высокой. Косарь, а это оказался именно он, вернулся минут через пять с подмогой в виде одного бойца из его отряда. С собой они притащили лестницу и лом. Решётка продержалась секунд десять, а затем Романова вытащили из вентиляционной шахты, уложили на землю и принялись осматривать его раны, ожоги и ссадины.

Андрей представлял собой довольно плачевное зрелище: весь в ссадинах и саже, с обожжёнными ладонями и лицом и здорово обгоревшими волосами, он неподвижно лежал и лишь слегка морщился, когда Косарь поливал холоднющей, просто ледяной по ощущениям Андрея, водой очередной ожог. Романов постанывал, изредка шипел, но терпел эту новую боль, счастливый от осознания, что выбрался живым.

Глаза он держал закрытыми, но почувствовал, как рядом появился кто‑то ещё и слегка приоткрыл их, чтобы посмотреть кто это.

– Ну и дрянь же ты, командир, – посетовал Толя, наблюдая за действиями Косаря. – Ты даже не представляешь, что мы здесь пережили после взрыва.

«Знал бы ты, что пережил я», – хотелось ответить Андрею, но он не стал этого делать.


Глава 5.1. Змеи



1

За накрытым скатертью столом сидели трое. Лысый полный мужчина в очках, надетых на самый кончик длинного носа, холёный брюнет с тяжёлым, хмурым взглядом, и ещё один грузный, неприятный тип. Все трое о чем‑то напряжённо думали. На столе стояли разнообразные закуски и бутылка коньяка, но все они были почти нетронутыми. Наверное, никто из присутствующих просто не был голоден, а может, им было вовсе не до еды.

– Значит, Марк под колпаком… – задумчиво протянул мужчина в очках. – Быстрее, чем я ожидал.

Эти слова ответа не требовали. Это была констатация факта, поэтому никто не стал ничего на это отвечать.

– Что делать будем? – уточнил неприятный тип. – Для нас это большой риск.

В его тоне был намёк, плохо скрытый и от того ещё более неприятный. Брюнет скосил на него глаза и плотнее сжал губы. Ему было что ответить на подобное, но пока он сдерживался. Зато ответил мужчина в очках.

– Стас, прекрати, – строго потребовал он. – Марк – тёртый калач. Он справится.

Тот, кого назвали Стасом, фыркнул и отвернулся. Мужчина в очках продолжил свою мысль, показывая словами, что прекрасно понял намёк.

– Если мы начнём устранять всех, кто может нас выдать, то нужно начать шмалять прямо сейчас, за этим столом.

Стас повернулся обратно и пронзил мужчину в очках взглядом, полным недовольства, даже оскорбления.

– Давид, ты намекаешь на кого‑то конкретного? – с вызовом спросил он.

– Лишь на то, что любой из нас может расколоться, если к нему нагрянут определённые люди с нагретыми паяльниками. Или ты станешь это отрицать?

Стас вздохнул и опустил глаза. Отрицать он не стал.

– Хватит, – заговорил, наконец, брюнет. – Когда мы задумывали всё это, никто из вас не переживал о последствиях, хотя все отчетливо понимали на что идут. Так что нехрен теперь ныть. Нужно думать, как действовать дальше.

Оба толстяка согласно закивали, но выражение лиц и, соответственно, взгляд на проблему у них был совершенно разный. Брюнет, тем временем, продолжил.

– Марк не попадётся. А если попадётся… Эту проблему я возьму на себя, – перед последней фразой он осёкся и сделал паузу, будто не решился сходу сказать то, что хотел.

– Хватит об этом, Серёжа, не нужно себя резать по живому, – участливо попросил толстяк в очках. – Я тебе верю. Уверен, Стас тоже, просто все мы немного нервничаем, правда?

– Разумеется, – тут же согласился с ним Стас. – Я ничего такого не хотел сказать.

– Вот. И ты абсолютно прав – давайте сосредоточимся на том, как быть дальше, – предложил Давид. – Марк пока пусть сидит тихо и не отсвечивает. Жаль, конечно, потому что он далеко продвинулся, к тому же я ему всецело доверяю, но мы не должны так рисковать.

– Ладно, проехали, – отрезал Сергей. – В любом случае контакт с «Рассветом» установлен и их предварительное согласие получено. Теперь главное – решить, как именно мы будем действовать.

Воцарилось молчание. Никто из троицы, несмотря на высочайшие посты, не решался заговорить о конкретных действиях, ведь все трое боялись мести человека, против которого они собрались выступить. И этот человек уже что‑то знал, потому что его прихвостни активно работали в нужном направлении. Ну и удачно же выскочил этот информатор Марка Гауфмана. Не появись он, и через Марка их всех могли бы взять за жабры. Впрочем, и сейчас могут, но немного времени они всё же выиграли.

– Ох, и не люблю я этот режим борделя, – с лёгким раздражением заговорил, наконец, Давид.

– Ты о чём? – поинтересовался Стас.

– О том, что знаем, что вы. бут, но не знаем когда именно, – объяснил Давид. – А если будем медлить, то вы. бут наверняка. Поэтому действовать нужно немедленно. Раз они начали предпринимать такие шаги, то это вопрос времени, когда СБ доберётся до нас. Да, у нас немало сторонников, но все они быстро займут сторону победителя, если дело запахнет жареным.

– Согласен, – кивнул Сергей. – Теперь это гонка на время и мы должны первыми нанести удар.

– Сами или попытаемся сделать это вместе с «Рассветом»? – спросил Стас.

– От них ничего ожидать не стоит, – скептически качнул головой Сергей. – Они, конечно, обещали по возможности чем‑то помочь, но это было сказано скорее для проформы. Я думаю, они собираются просто наблюдать и не вмешиваться, а затем занять сторону победителя, но уже сам факт того, что они немедленно нас не сдали, кое‑что говорит об их взглядах.

– Эм… – попытался что‑то вставить Стас, но осёкся.

– Что?

– Да так… – отмахнулся он, но, подумав пару секунд, всё же решил высказаться. – Не нравится мне кое‑что. Они типа как согласны, но вместе с тем занимают очень уж хитровы. анную позицию: сами мы ничего делать не собираемся, но вы делайте. То есть, они типа поощряют нас, но при этом держат за яйца. Может, это всё игра и мы уже под колпаком? Как Марк?

– Может, – нервно бросил Давид. – И если так, то что с того? У нас нет возможности ни на что повлиять – мы можем только бить на опережение.

Он вдруг с подозрением посмотрел на Стаса.

– Или ты захотел спрыгнуть?

– Что это за заявления такие?! – Стас негодующе посмотрел на Давида. – Да и куда теперь спрыгивать? Ты не хуже меня знаешь, что пути назад ни у кого из нас нет.

Давид с Сергеем испытующе посмотрели на Стаса, но ничего не сказали. У них действительно не было пути назад. Была лишь призрачная надежда на то, что тому, кто упадет на колени перед нужным человеком, во всём сознается и всех заложит, даруют быструю смерть. Возможно, именно поэтому у них не было сомнений друг в друге, ведь каждый знал, что однажды войдя в этот поезд, выйти из него можно будет лишь на двух станциях – в конце пути, или на эшафот.

Говорят, что истинное счастье это не приз, не победа, не конечная остановка в пути, а сам путь. Наверное, глупцы, утверждающие истинность этого высказывания, просто никогда в своей жизни не следовали истинно сложным и кровавым путём.

Но зачем эти трое пошли им? Ведь они относились к тем везунчикам, у которых в современном мире анархии и безумия было не просто всё, а вообще всё: пища, кров, любые утехи, власть и беззаботное будущее. Вероятно, этого им оказалось мало. Кто‑то из них шёл на риск из‑за тщеславия, недовольный тем, что упёрся в хоть и невероятно высокий, но потолок. Кто‑то – потому что был идеалистом и видел дальнейший путь иначе, хотел сделать всё по‑другому, правильно, не так, как это было сейчас. А кто‑то – потому что уязвили его самолюбие: находясь на самой вершине, он не чувствовал себя главным; знал, что многое скрывают и от него, будто не доверяют, будто сомневаются в нём, и осознание этого доводило его до исступления.

Серьёзные шаги всегда приводят к серьёзным последствиям, но эти трое уповали на один факт, который был неизменен на протяжении всех веков, что существовало человечество – историю пишут победители.


2

В другое время, в другом месте и за другим столом тоже собрались трое мужчин. Они так же обладали огромной властью и распоряжались человеческими жизнями, как игральными картами.

Один из них был высоким и русоволосым, с обильными проседями. Его умные серые глаза под высоким лбом, изборождённым глубокими горизонтальными морщинами, смотрели на собеседников уверенно, по‑хозяйски. Вторым был пожилой седой мужчина в очках, с морщинистым лицом. Его взгляд светился большим умом, а в движениях и мимике прослеживались осторожность и сдержанность. Третьим был черноволосый мужчина лет сорока: спокойный, сдержанный и рассудительный. Он не торопился высказывать своё мнение и говорил в основном только тогда, когда к нему обращались. Возможно потому, что среди троицы имел наименьший вес, либо вообще почти никакого.

Такие встречи ввиду занятости присутствующих были большой редкостью, и сейчас, когда они, наконец, смогли найти время, разговор длился уже несколько часов. Здесь обсуждались разные темы, многие из которых человек непосвящённый просто бы не понял, а остальные никак не смог бы связать воедино, но все они так или иначе имели общие корни.

– Пошли разговоры, что мы проигрываем войну… – осторожно, без тени волнения, сказал седовласый.

Черноволосый выслушал это предложение с повышенным вниманием, а затем сразу же перевёл взгляд на того, кому оно было адресовано. Этот человек держался очень, очень уверенно.

– Войной у нас занимаются другие люди, – спокойно, с достоинством ответил мужчина с хозяйским взглядом. – Я в этом не компетентен, но насколько мне известно – мы не проигрываем. И тем более не проиграем.

– Да не то, чтобы я сомневался, – поспешил оправдаться седой, – просто мне не нравятся эти слухи…

– Мы их пресечём, будьте уверены.

Голос «хозяина» стал угрожающим и седовласый мужчина понял, что этой темы лучше больше не касаться. Но ещё один вопрос у него всё‑таки был и его стоило задать, даже при опасности навлечь на себя гнев «хозяина».

– Что слышно по туркам? Меня немного беспокоит их поведение, а у нас на том участке мало…

– Турки нейтральны. Они сообщают это через своих послов каждую неделю. Наши наблюдатели это подтверждают. Поэтому перестаньте нагнетать.

– Понял. Простите.

Кем бы ни был старик, насколько высоко бы не стоял в иерархии – он весь сжался под властным взглядом «хозяина». Впрочем, сила, которой обладал «хозяин», нагоняла страху и заставляла подчиняться всех. Многие его ненавидели, многие хотели бы, чтобы он исчез, но этот человек оказался настолько умён, настолько дальновиден, что сумел предусмотреть всё. Сделать так, чтобы в нём нуждались. Он собрал в своих руках все нити и грамотно дергал за них. Но седой знал, что есть шанс, что вскоре всё может измениться.

– Так, ладно, закрыли вопрос, – уверенно сказал «хозяин». – Что по призракам? Есть прорывы?

– К сожалению пока нет, – вздохнув, ответил пожилой мужчина. – Мы собираем информацию, но всё не так просто.

– Что не просто? Ты говорил, что в Вольном были перспективы и что вы спасёте исследовательские данные?

Тон «хозяина» стал жёстче.

– Мы не успели. Секта всё взорвала.

– Ты издеваешься, что ли? – теперь не только тон «хозяина» был жёстким, но и взгляд. – Вы пожираете сумасшедшее количество ресурсов, а результата не даёте – неужели мне придётся принять меры?

Седой напрягся.

– Может, мы успели бы сделать всё, как надо, но нам помешали.

«Хозяин» обладал острым умом, умел быстро реагировать на сказанное и моментально включаться и вести разговор таким образом, как было выгодно ему. Этой его черте было очень трудно противостоять. Даже если заранее подготовиться к разговору, он умел перевернуть всё с ног на голову и задать такие вопросы, которые поставят собеседника в тупик.

– Что это значит? Ваш план провалился? Сектанты успели отреагировать? – раздражённо спрашивал он.

– Нет. Не сектанты… Ну, вернее, они тоже, но помимо них появились какие‑то наглецы из «Булата» и испортили всё на корню. Моя оперативница в бешенстве…

– «Булат»? – «хозяин», казалось, изумился. – Кто именно? Какое подразделение? Фамилии?

– Какой‑то молокосос, лейтенант… – мужчина в очках заглянул в бумаги, лежащие перед ним. – Романов. Из восьмого отдельного механизированного полка.

Услышав фамилию, «хозяин» и черноволосый быстро переглянулись. Последний заерзал на стуле.

– Кто командир полка?

– Какой‑то подполковник Родионов. Мы уже начали разбираться, подключили всех, кого…

– Засранец, – не дослушав, раздражённо бросил «хозяин».

Седовласый не понял, к кому относится эта фраза: к лейтенанту, подполковнику или к нему самому, так что благоразумно решил помолчать и послушать, что «хозяин» скажет дальше.

– Кажется, я знаю, кто это такие, – «хозяин» сделал паузу и на секунду задумался, будто что‑то вспоминая. – Похоже, это люди Гронина.

– Гронин? Что‑то я не припомню такой фамилии.

– Есть один опасный сукин сын… Он руками этого пацана раскапывает неудобные вещи. Такие, которые лучше не трогать. Мне казалось, что он успокоился, но, похоже, я поспешил с выводами.

«Хозяин» снова ненадолго задумался.

– Как именно они помешали? – спросил он.

– «Путь просвещения» так и не смог сломать нашу защиту, поэтому они решили всё взорвать. Объект экранирован, из‑за чего взорвать его дистанционно нельзя. Они взломали систему самоликвидации и активировали её. Когда мы снова захватили и зачистили объект, у нас было ещё достаточно времени, чтобы успеть забрать информацию, и вот тут появились эти из «Булата» и отняли время. А следом за ними сектанты через подземные коридоры бросили все свои силы на захват терминала и то ли удерживали его до взрыва, то ли вручную всё подорвали.

– Вместе с собой, что ли? – изумился брюнет.

– Да.

– Больные ублюдки, – процедил «хозяин», качая головой.

Некоторое время все молчали. Эта потеря в Вольном была уже третьей за последнее время и очень сильно ударила по крайне важной для них разработке. Противник делал всё возможное, чтобы помешать им, и пока что вполне себе преуспевал, даже несмотря на потери.

– Мог этот Гронин быть с сектой заодно? – задал вполне ожидаемый вопрос седовласый.

– Не знаю, – ответил «хозяин» и ещё некоторое время размышлял, прежде чем продолжить. – Гронин много где успел отличиться. Когда‑то он командовал «Вымпелом» и другими особо секретными подразделениями, о работе которых знали единицы. Некоторое время руководил «Альфой» и говорят, это было самое безобидное из всех подразделений, куда его назначали. Он обладал одним из лучших интеллектов в оперативных и тактических играх в старые времена, а сейчас, когда большинство его соперников умерли или пропали без вести, он, наверное, лучший. Он исключительно хорош и если разберётся в ситуации, то сможет доставить проблемы кому угодно, особенно если ему удастся вырастить отряд, подобный его бывшей группе… И мне очень не нравится, что мы его не контролируем.

«Хозяин» выдержал паузу и слегка прищурил глаза.

– Нам нужен кто‑то рядом с ним. Кто‑то толковый. Я хочу знать, что он знает, что ещё намерен узнать, что собирается делать.

– Но ведь у нас там есть шпион, – осторожно напомнил брюнет.

– Этот? Как показали последние события – он совершенно бесполезен. Я бы даже сказал, что его действия нам вредят. Да и вытянуть информацию из самого Гронина вряд ли получится. Нужен кто‑то, кто сможет тянуть её из его окружения, из тех, кому он отдаёт нужные приказы. Например, из Романова.

– Но зачем всё это? – седовласый занимался совсем другими вопросами, был далёк от шпионских игр и сейчас явно не понимал хода мысли собеседника. – Если он так опасен – не лучше ли его ликвидировать?

– Зачем? Ликвидировать его мы всегда успеем, – не согласился «хозяин». – Мы должны использовать этот актив – натравить его на наших врагов, а ещё лучше – переманить к себе и самим ему приказывать. Но этого не добиться грубыми методами, поэтому пока что нам нужен шпион…

Все затихли. Седовласому сказать больше было нечего. Брюнет догадывался, что дальше предложит «хозяин», но лелеял призрачную надежду, что тот не додумается, а сам он подсказывать не желал. Сам же «хозяин» обдумывал варианты.

– Так, ладно. Сделаем вот что…


3

В основном машина ехала уверенно, периодически покачиваясь только на особенно глубоких ямах. Этот чёрный «Land Cruiser» когда‑то нашли среди прочих трофеев, захваченных у «волков», и Дьяков не придумал ничего лучше, чем преподнести машину Гронину в личное пользование. Павел отнёсся к этому жесту с прохладцей, да и редко пользовался машиной, поскольку разумно предпочитал бронированные военные автомобили гражданским, но в этот раз нужного транспорта в «Убежище» не оказалось. Единственный бронеавтомобиль, который был – стояла на ремонте в мастерских. Оставались либо лошади, либо «Тойота». Пришлось ехать на ней.

Кроме Гронина в автомобиле находились ещё двое бойцов. Один вёл машину, другой сидел на заднем сидении и всю дорогу смотрел в окно. Между ногами стволом вверх он держал АК‑74, периодически зачем‑то поднимая его и поправляя. Эти бессмысленные действия каждый раз привлекали внимание полковника, но он не торопился ничего говорить, предпочитая лишь наблюдать. Тем более что и в поведении самого бойца было что‑то подозрительное.

Однако вскоре произошло нечто такое, что заставило Гронина заговорить. Боец в очередной раз принялся зачем‑то крутить автомат в руках и теперь не просто поправил его, а положил на колени, ещё и стволом в сторону полковника.

– Сынок, поставь оружие, как было, – сурово потребовал Гронин.

Боец вздрогнул, бросил на Павла испуганный взгляд и после секундного замешательства выполнил требование полковника. Гронину показалось, что сделано это было с неохотой. Если учесть, что полковнику редко когда что‑то «казалось», то теперь он будет наблюдать за своими сопровождающими особенно бдительно.

– Извиняюсь, товарищ полковник, – неловко бросил боец и снова отвернулся к окну.

Некоторое время ехали молча, но Павел уже начал сопоставлять факты. Нет, пока что у него не было ничего конкретного, но несколько новых сценариев дальнейшего развития событий он в своей голове нарисовал. Не то, чтобы он сильно верил, что они произойдут, нет, но это была специфика его мышления: он всегда пытался предугадать ход событий и максимально подготовиться к ним.

Занимаясь этим, Павел добрался и до анализа произошедшего с ним в течении последних нескольких часов перед выездом, но там не было ничего, стоящего внимания. Всякие мелкие встречи, включая визит его сына.

Мелкий засранец оказался совершенно бесполезным. Несмотря на сильное давление со стороны Павла он не сделал ровным счётом ничего стоящего в деле расследования покушения. Во многом именно из‑за его бестолковых действий всё зашло в тупик, но Павла это больше не волновало. Он уже знал достаточно, поэтому ничего больше не ждал от Олега. Более того, ему играло на руку то, что Олег находится рядом и думает, что Павел считает, что сын сделал всё возможное.

Размышляя, полковник не забывал следить за бойцом справа. Похоже, после его предыдущего замечания парень начал нервничать. Это было заметно по его рукам, глазам и движениям. Кто‑кто, а Павел очень хорошо разбирался в лжецах и их проявлениях. Он удвоил бдительность и, когда машина сильно качнулась на очередной яме, сразу обратил внимание, что боец вновь пытается переложить оружие себе на колени и вновь стволом в сторону Павла. Один из возможных сценариев, обдуманных Грониным, только что значительно прибавил в вероятности. И Гронин решил предпринять кое‑какие превентивные действия, даже если в итоге окажется, что он ошибся. Ведь лучше быть живым параноиком, чем трупом, ожидавшим от жизни только положительных впечатлений.

Он резким, неожиданным для бойца движением схватился за ствол автомата и рванул его вверх и в сторону от себя. Боец явно не намеревался отдавать оружие, потому что цепко держался за него и автомат почти сразу начал стрелять. Пули вспороли подголовник водительского сидения, разбили окно и продырявили крышу машины. Раздался испуганный крик водителя и несколько матюгов, но прежде, чем машина начала останавливаться, Павел успел предпринять ещё несколько действий.

Он подался в сторону противника, перехватывая ствол автомата левой рукой, и мощно врезал бойцу локтем освободившейся правой. Тот моментально выпустил из рук оружие и отлетел к своему окну. Далее, пока боец не оправился от первого удара, последовал ещё один – ладонью по горлу. Бедолага захрипел и, схватившись руками за горло, стал сползать по сидению, но не успел, поскольку машина уже резко тормозила и его тут же отбросило вперёд.

Гронин среагировал мгновенно, успел упереться в водительское сидение плечом и почти никак не пострадать от торможения. Прежде чем водитель успел вытащить своё оружие, на него уже смотрело в упор чёрное дуло старенького АК‑74.

– Давай без резких движений, – негромко и очень угрожающе посоветовал Павел. – Мне проще тебя завалить, а этого допросить. Понимаешь?

Его голос нагонял жути на водителя, а продолжающийся хрип товарища возводил её в степень.

– Понимаю, – сглотнув, он легонько кивнул.

– Молодец, – холодно похвалил его Павел. – А теперь осторожно возьми свой пистолет двумя пальцами и передай мне.

Водитель незамедлительно выполнил приказ. Сжав ствол «ПМ» пальцами, он отдал его Гронину.

– Чувствую, мы сработаемся, – снова поощрил его Павел.

Напарник водителя стал меньше хрипеть, и Гронин, бросив на него беглый взгляд, огрел того мощным ударом тяжелого ботинка по лицу. Хорошо, что внедорожник обладал большим внутренним пространством и почти не сковывал движения пассажиров. Пострадавший, и так валяясь на полу, брякнул что‑то и застонал.

– Хм, – выдал Павел, смешав в этом звуке признание и лёгкое удивление.

Последовал ещё один, ещё более мощный удар стопой, от которого боец, лишь коротко булькнув, потерял сознание. Водитель мелко затрясся и всхлипнул. Гронин смотрел на поверженного противника, но боковым зрением контролировал и все движения парализованного страхом водителя.

– Заложи руки за голову и выходи. Медленно. Не забывай, что я всё ещё не нуждаюсь в тебе, – поступила новая пугающая команда.

Водитель и не думал сопротивляться. Он выполнил приказ, и последующие тоже. Повинуясь им, он обошёл машину и открыл заднюю правую дверь. Затем вытащил оттуда тело товарища, который, кажется, начал понемногу приходить в себя. Боец свалился на землю, поддерживаемый за одну руку водителем, и застонал, но вдруг раздался выстрел, и в его голове образовалась дыра, а на земле – неприятного вида пятно из мозга и крови.

– А‑а! – завопил водитель и отпрянул, бросив безжизненное теперь тело.

Может, он и ещё что‑то хотел сказать или спросить, но слова застряли у него в глотке. Ноги убитого, которые ещё находились в машине, медленно сползли оттуда и свалились на землю.

– Хочешь присоединиться к нему? – жёстко спросил Гронин, переведя взгляд на водителя. – Хочешь?!

– Нет, пожалуйста, – водитель зарыдал и сам опустился на колени, закладывая руки за голову. – Умоляю, не убивайте.

Страх не позволял ему даже поднять голову, не то что взглянуть в глаза полковнику.

– Не убивать? – в голосе Павла прорезалось пугающее веселье. – Почему?

– Прошу…

Но Гронин его не слушал.

– Почему не убивать? М? Если бы я попросил не убивать меня – ты бы послушал?

Водитель взвыл от бессилия, смутно догадываясь, что полковник и не ждёт от него ответа. Гронин продолжил.

– Рассказывай. Кто вам приказал?

В голове водителя появилась мысль о том, что раз его напарник погиб, то он единственный, кто может ответить на вопросы Гронина, значит, он ему нужен. Вот его билет.

– Я всё расскажу, если вы пообещаете отпустить меня!

Гронин лишь засмеялся в ответ на это заявление.

– Чего?! Ты с ума сошел, что ли? Я и без тебя знаю достаточно, чтобы прямо сейчас вернуться в «Убежище» и взять за задницу кого надо. Всё, что ты можешь – дать или не дать мне ещё больше доказательств.

Блефовал полковник или нет – для водителя сейчас было не самое удачное время, чтобы задаваться такими вопросами. Учитывая то, как быстро полковник принял решение расправиться с его товарищем, он понял, что должен немедленно что‑то предпринять, но осознание собственного бессилия сковало его волю, и он опять завыл. Негромко, но протяжно и мерзко.

– Итак, у тебя два варианта, – ни на что не обращая внимания, уверенно продолжал Гронин. – Первый – просто умереть. Я застрелю тебя, как твоего напарника. Просто выстрелю в голову.

Он сменил тон и теперь говорил так, будто это была вполне обычная ситуация и никому здесь ничто не угрожало. Так, будто рассказывал сказку. Только вот сказка была уж больно ужасающая.

– Но этот вариант надо заслужить, – сразу предупредил он. – Второй – умирать долго и очень мучительно. За свою жизнь я многому научился и знаю, что нужно делать, чтобы человек умолял убить его. Вот и подумай – стоят ли секреты подставивших тебя людей мученичества. И учти – мне без разницы, что ты выберешь.

Он сделал паузу, позволяя зарыдавшему водителю осознать его слова.

– Итак, у тебя пять секунд. Раз, два… – начался быстрый отсчет.

– Я скажу‑скажу! – пересиливая рыдания, запинаясь, выкрикнул водитель. – Золотарёв, это он отдал приказ.

– Знакомая фамилия… – принялся вспоминать Павел. – М‑м… Вася, что ли? Старший механик?

– Да, он.

– Ясно, – полковник разочарованно вздохнул. – Жаль. Кто отдал приказ ему?

– Я не знаю, поверьте. Пожалуйста, не убивайте, умоляю…

Гронина все эти завывания и «ничегонезнания» интересовали мало, вернее, не интересовали вообще.

– Кто ещё в вашей ячейке?! Кого из подполья ты знаешь?! Кто вами руководит?! – посыпались новые строгие вопросы.

– Не убивайте…

– Прекрати выть и отвечай на вопросы или я начинаю делать тебе больно.

– Хорошо, я понял, понял! Прошу, я сделаю всё, что скажете, я буду вашим псом, я никогда больше вас не предам, только сохраните мне жизнь, – водитель был в отчаянии и выговорил всё это скороговоркой, надеясь, что Павел не станет его перебивать и не выстрелит.

Гронин позволил себе на секунду изумлённо вскинуть брови, будто не мог поверить в то, что слышал. Этот наивный болван, стоящий на коленях, реально верит, что может выжить? Что Павел поверит ему? Мда…

– Всё сделаешь, да? Ладно. Но это потом. Пока что расскажи мне всё, что знаешь о подполье. Кто им руководит, кто в нём состоит. Я хочу услышать от тебя всё. И тогда, если твоя информация совпадёт с моей, и я пойму, что ты не лжёшь, возможно, я позволю тебе ещё пожить.

Сразу после этого водитель начал говорить.


Глава 5.2



4

Взбучка? Темпераментное, равномерное покрытие матюгами толстым слоем? Или просто выговор? Что из этого его ждёт? От Родионова можно ожидать чего угодно. Андрей уже неплохо успел изучить его за всё время, что провёл в организации из «Убежища», и видел всякое в его исполнении. Первое было самым неприятным и болезненным, поэтому больше всего парень страшился именно этого. Однако ни один из вариантов в итоге не сыграл.

Родионов сидел у себя в палатке за знакомым Андрею по прошлым посещениям пластиковым столом, и встретил Романова с угрюмым и не предвещавшим ничего хорошего выражением лица. Искривив правый угол губ, он смерил Андрея взглядом из‑под бровей, и Романов, переживший бои, плен, допросы, окружение и самоуничтожение лаборатории, под этим взглядом внутренне напрягся и даже немного затрепетал.

Он доложил о прибытии и молча ожидал, когда его начнут песочить, но поскольку Макс сидел на месте и не спешил подниматься, теоретически возможное физическое рукоприкладство Андрей пока отложил на потом. Возможно, Макс пожалел его, увидев в каком паршивом состоянии находится лейтенант. Но почему он так долго молчит?

– Выпить бы, – устало бросил Макс, даже не кивнув на приветствие Андрея. – У Черенко есть?

Опешивший лейтенант не сразу смог выдавить ответ. Всякого он ожидал, но точно не этого.

Черенко был известен своей любовью к алкоголю, а Бодяга, который был вторым сержантом во взводе, являлся самым знаменитым самогонщиком в «Убежище». Он и в «Анархисты»‑то попал как раз по той причине, что появился серьёзный риск нарваться на всяческие кары, которые Гронин обещал обрушить на голову самогонщиков. До того их долго крышевал Родионов, но в конце концов даже ему за это влетело.

«Неужели он думает, что сейчас у Толи со Стёпой тоже всё налажено? Не‑е, вряд ли. Скорее всего, рассчитывает, что у них может быть «НЗ». Но это вряд ли – я бы уже знал и залил им этот «НЗ» в задницы», – быстро пронеслось в голове у Андрея, когда замешательство прошло.

– Думаю, у них нет, – немного неуверенно сказал он.

– Думаешь? – тут же вцепился в слово Макс. – То есть, точно ты не знаешь, да?

Что‑то он уж больно рьяно вцепился. Из‑за этого Андрей засомневался, что его интерес исходит из желания выпить. Уж не хочет ли подполковник добавить к его промахам ещё что‑нибудь в довесок?

– У них точно нет, – на этот раз вполне уверенно заявил Андрей.

Выражение лица Родионова стало заметно кислее.

– Ясно. Херово…

Романов на это никак не отреагировал.

– Ладно. Рассказывай давай. С чувством, с толком, с расстановкой, с деталями. Но без всякой херни, понял?

Андрей слабо понимал, что Макс имеет в виду под «хернёй», поэтому просто кивнул и стал рассказывать обо всём, что произошло с момента, как он решился нарушить приказ и до того, как выбрался из недр объекта. Родионов слушал внимательно, но выражение лица у него как было кислым, так и осталось до самого конца рассказа. Ни одного вопроса он тоже не задал, что Андрея сильно удивило.

Когда он закончил, Макс лишь вздохнул и впервые отвёл взгляд.

– Баран ты малолетний, – с досадой сказал он. – Просто баран.

Парню после всего пережитого слышать подобное было неприятно.

– Простите, товарищ подполковник, но можно узнать почему? – с обидой в голосе спросил он.

– Да потому что баран! – Макс даже слегка повысил голос.

Он выдержал короткую паузу и снова вперил взгляд в Андрея.

– Нахера ты туда полез – я так и не понял. И судя по тебе и твоему рассказу – ты и сам не знаешь. Что тобой управляло? Любопытство, идеализм, идиотизм… Что из этого? Или всё сразу? Господи, за что мне всё это…

Макс порылся в нагрудном кармане и извлёк оттуда то ли измятую, то ли изжёванную бумажку, которую Андрей с трудом смог идентифицировать, как пачку из‑под сигарет. Сигарет в ней не оказалось, и Макс бросил на лейтенанта взгляд, полный нетерпеливого раздражения, будто именно он был виноват в том, что сигареты закончились.

Парень молчал. Пока что всё проходило по самому безопасному для него сценарию, ну, разве что кроме сигарет – эти могли добавить экшена, но Родионов, кажется, снова сдулся, потому что на лицо его вернулось кислое, апатичное выражение.

– Короче так, – заговорил он после длинной, очень длинной паузы. – Собирайте манатки и валите нахрен отсюда, да подальше. Нигде особо не представляйся, разве что совсем прижмёт, и даже рожей старайся не светить, иначе можешь нахвататься очень больших неприятностей.

На лице Андрея были написаны растерянность и изумление. Он не понимал, что всё это значит. Макс заметил его реакцию и тяжело, раздражённо вздохнул.

– Ты сделал очень большую глупость… Не, не глупость, – он сделал короткую паузу, а потом вдруг заорал, – ху. ню ты сделал полную, бл. дь!

Бедолага Романов содрогнулся, но не только от неожиданности, но и от реального страха. Родионов в ярости умел довести до инфаркта кого угодно, хоть и бывал в ярости он очень нечасто. Но сейчас Андрей чётко осознавал, что причины для этой ярости у подполковника явно имеются, просто пока что он ему их не озвучил. Озвучит ли вообще?

Последовала длинная вереница матюгов и оскорблений, иногда разбавляемая союзами и междометиями. За многие из сказанных здесь изречений Черенко с радостью заплатил бы так страстно желаемым сейчас Максом алкоголем. А если бы у Толи его не оказалось – он бы его наверняка нашёл, даже если бы пришлось с боем отбивать его у сектантов.

Когда поток ругательств иссяк, раскрасневшийся от злости Родионов откинулся на спинку раскладного стула и, задрав подбородок, яростно выдохнул. Успокаивался он ещё несколько минут. Андрей в это время стоял, опустив голову, и жалел, что не является магом и не может раствориться в воздухе – из‑за бурности беседы её наверняка слышала минимум половина полка, и многие из оскорблений Родионова, вероятно, плотно приклеятся к парню.

– Короче, идёт разбирательство. Ты – всеобщий козёл отпущения и главный виновник провала операции, то есть – лох. Уже никто не скрывает, что город этот сраный нахер никому не нужен, а захват объекта и был реальной целью операции. В «Булате» все мелко моросят под себя – кто бы ни был ваш сосед справа – их там боятся. Ну, наверное, ты прав – это «Рассвет», только никому от этого нихера не легче, понимаешь?! Они давят на наших – наши выговаривают мне похуже, чем я тебе сейчас, и требуют твоей крови.

– Крови? В каком смысле?

Андрей немного напрягся от такой формулировки. Ему не верилось, что Макс говорит это буквально.

– В прямом, бл. дь! В самом прямом! Судить тебя хотят. Я их нахрен послал, ну, то есть, к Пашке… тьфу бля, к полковнику Гронину – пусть он с ними трёт. Он там кого‑то знает, так что, может, ещё отобьёмся. Но лучше бы тебе свалить куда‑нибудь, и никому не говорить, как тебя зовут.

Андрей тяжело вздохнул. Что же такого не смогла заполучить Монье? За чем «Рассвет» охотится, если из‑за своей неудачи теперь готов рубить головы?

– Товарищ подполковник… – немного неуверенно начал Андрей и стал пристально следить за реакцией Макса.

Тот, кажется, пока отреагировал спокойно.

– Разрешите вопрос?

– Давай.

– Как вы считаете, ради чего всё это? Нас ведь просто использовали, как пушечное мясо…

– Не знаю, – Макс даже не стал дослушивать. – И я тебе очень советую тоже над этим не задумываться, иначе сам башку потеряешь, и остальных за собой утащишь.

Это была новая, неизвестная ему опасность, и Андрей ощутил тревогу, которой не испытывал ранее. Впервые ему вне поля боя противостоял могущественный противник, которого он не видел и не знал. Он мог лишь догадываться о его возможностях и мотивах, но чувствовал, что ему с ним не справиться. Чувствовал благодаря Максу, состояние которого более чем чётко давало понять – в этом мире есть вещи и люди, которые способны поколебать даже такого человека, как он.

Что же делать? Отступиться? Залечь на дно, как советует Родионов, и не отсвечивать, пока полковник не договориться об индульгенции? Логика говорила, что это правильное решение, но кое‑что внутри него советовало другое – выясни, чего так страстно желает «Рассвет», и используй это против них. Не беги, не прячься, не проявляй слабость, а наоборот – нападай и покажи себя, как достойный противник, заставь врагов считаться с тобой.

Каким же будет окончательный выбор?

– И куда мне идти? – озадаченно спросил Андрей.

Макс недовольно фыркнул, склонил голову и потёр лоб рукой. Андрей подумал, что тот ничего не ответит, но ошибся.

– Не знаю. Подальше. Возможно, в «Убежище», – не совсем уверенно сказал он.

Он умолк и, похоже, снова задумался.

– Далеко, – сказал Андрей и понурился.

Он вздохнул, совсем не обрадованный перспективой далёкого пути, в котором ему нельзя никому называть своё имя. После непродолжительных раздумий, Макс продолжил.

– Я скажу, что отправил тебя на задание. А ещё выдам тебе бумажку с приказом о передислокации. Не знаю поможет она или нет, но предъявлять её при необходимости лучше твоему заму, а ты сам – погиб, пропал без вести, уехал на заработки, улетел на луну… короче, тебя нет на планете Земля, понял?

Разумеется, Андрей согласно кивнул. Вся эта ситуация вызывала у него всё больше волнения с каждым новым словом Родионова. Поначалу ему даже не верилось в реальность существующей проблемы, но чем больше он слушал подполковника, чем больше проникался его растерянностью и злостью, возникшими от бессилия, тем больше переживал. Происходящее отказывалось укладываться в его голове и от этого становилось ещё хуже.

В такие моменты нужна поддержка, нужно чьё‑то доброе слово, ободрение, чувство, что ты не один, что даже после катастрофической ошибки кто‑то поможет подняться на ноги. Где он может сейчас всё это получить? Разумеется, у своих друзей. Но не все умели правильно поддержать. Ему не хотелось слушать агрессивное сквернословие Толи или нытье Игоря, пусть даже в сторону Монье, не хотелось видеть сочувствующий, но говорящий «а ведь я предупреждал» взгляд Корнеева, и тем более не хотелось слушать весёлые, но неоднозначные подшучивания Кати или Кота.

Несмотря на такие мысли, Андрей не стал бы отрицать, что один подходящий человек в его отряде всё же был. Единственный, кто не станет ничего говорить, а просто молча побудет рядом. Человек, от которого веет теплотой и желанием помочь, который не задаёт ненужных вопросов и всегда готов поддержать, даже если Андрей ошибся и неправ. Каким‑то непостижимым для него образом она умела развеять угнездившиеся в нём в последнее время тьму, тоску и даже страхи. Да, определённо нужно идти к ней.


5

Подразделения «Полмозга» покинули ставший бесполезным объект сразу после инцидента. Андрей ни капли не удивился, когда узнал об этом, но очень хотел бы знать, куда они отправятся дальше. Да вот только у кого ты будешь это спрашивать?

И вообще – Андрей теперь в принципе опасался не только задавать вопросы кому‑либо, кроме своих, но даже показываться на глаза. Все попадающиеся ему на пути солдаты, которые не относились к полку Родионова или которых Романов не знал, расценивались им, как потенциальные враги, которые только и делают, что ищут его, чтобы арестовать. Поймав себя на этих мыслях, Андрей отметил, что надо бы завязывать с паранойей, а то так и до срыва недалеко.

«Анархисты» покидали Вольный тем же путём, которым вошли в него. Танки Ростовцева вместе со взводом Коробейникова уже ушли. Правда, то, что осталось от взвода Вовы, трудно было назвать взводом. Так, небольшое отделеньице. Коробейников очень сокрушался из‑за этого, страдал, но никого, кроме сектантов, не обвинял. По крайней мере, вслух.

Оставшиеся бойцы под руководством Воробьёва загружали тяжёлое вооружение в только что прибывший грузовик. Игорь, ловко увернувшийся от этой работы, с грустью рассматривал почти полностью разрушенную артиллерией пятиэтажку как раз напротив той, в которой они размещались на ночёвку. Андрей хоть и был сильно потрёпан, но от путешествия в лазарет отказался, благоразумно опасаясь отделяться от своего взвода.

Он сидел в компании Корнеева неподалёку от суетящихся у грузовика бойцов. Услышав громкий оклик, донёсшийся откуда‑то сбоку, оба с интересом повернули туда головы. Какого же было их изумление, когда они заметили приближающегося к ним уверенной походкой Косаря.

– Вот вы где! Зараза, как я устал вас искать!

Косарь всё в том же камуфляже типа «дубок» прошёл мимо удивлённого и взволнованного его появлением Андрея с видом действительно уставшего человека, поставил у стены дома свой АК‑12, бросил рядом увесистый вещмешок, грузно плюхнулся на землю и громко выдохнул.

Андрей быстро пришел к мысли, что Косарь заявился сюда за ним. Он бросил взволнованный взгляд на Корнеева, но тот выглядел невозмутимо и даже не посчитал нужным ответить на взгляд Романова.

– Какого хрена ты здесь делаешь?! – первым отошёл от удивления Толя Черенко и подошёл к ним.

Косарь не спешил отвечать, демонстративно игнорируя Толю. Вместо ответа он неторопливым, вальяжным движением достал из кармашка на разгрузке сигарету, закурил, обвёл окружающих лукавым взглядом, сопровождаемым лёгкой улыбкой, и удовлетворённо хмыкнул.

– Та‑ак, похоже, мне не рады, – протянул он.

– Вот тут ты, курвин сын, не ошибся, – Черенко, не скрывая недовольства, подошёл ближе.

Андрей, с подозрением наблюдая за этой сценой, не забывал осматриваться, ожидая, когда появятся и другие люди Косаря. Странно, конечно, что Косарь не покинул Вольный вместе с Монье, но, может, она дала ему задание поймать Андрея, и поэтому он здесь?

Помимо таких мыслей, Андрей также отметил, что от Толи в сторону Косаря исходит слишком уж много агрессии и озадачился этим фактом. Ему пока никто не рассказывал, что произошло после того, как Лёша с Толей ушли и до того, как сам он выбрался из лаборатории или что оно там такое.

А произошло вот что.


* * *

Ещё поднимаясь наверх, Лёша понял, что, возможно, Андрей совершил ошибку не только в том, что остался один на один с блондинкой, но и в том, что разделил группу и отправил их двоих в лапы к её людям. Возможно, Андрей рассчитывал, что наверху у них при любых обстоятельствах будет больше шансов выжить. А, может, надеялся на хорошие отношения, которые установились у них с Косарём, но если так, то зря – наёмник был непредсказуем и вряд ли можно уверенно предугадывать его действия. Лёша редко ошибался, но он не был роботом, поэтому иногда проколы случались и у него.

Когда двери лифта открылись, Лёша с Толей увидели дюжину стволов, направленных на них. Их прошлые трюки явно были учтены, поэтому сейчас ничего сделать было нельзя, разве что ретироваться обратно в лифт, но это Косарь, командовавший этим импровизированным «комитетом по торжественным встречам», предвидел.

– Быстро вышли из лифта или мы откроем огонь! – громко и без намёка на дружелюбие предупредил он. – Считаю до трёх! Один… два…

«Анархисты» в достаточной мере знали Косаря, чтобы понимать, что проверять блефует он или нет – крайне опасно для жизни. А считал он намеренно очень быстро.

– Выходим, – сообщил Лёша напарнику и покинул кабину.

Черенко последовал за ним. Двери лифта пока оставались открытыми и давали призрачную надежду, что «анархисты» смогут попытаться скрыться за ними в случае чего, но через пять секунд они с шумом захлопнулись, похоронив эту надежду.

– Вижу, что граната ещё при тебе… Всё оружие, кроме неё – на землю и оттолкнуть от себя, потом руки за голову! – последовала новая команда.

«Анархисты» выполнили и её. Косарь зачем‑то вышел немного вперёд – то ли для того, чтобы его лучше слышали, то ли, чтобы покрасоваться.

– Сейчас вам скуют руки, – предупредил он. – Если вы хоть на сантиметр шевельнёте ими до того, как это сделают – умрёте.

– Какого хера, Косарь? – разгорячённо заговорил Толя. – Мы же на одной стороне.

– Нет никаких сторон. Есть приказы. Дважды я не предупреждаю.

Двое его бойцов отделились от группы и, не прекращая целиться в стоящих на коленях мужчин, медленно приблизились и зашли им за спины. Косарь и остальные бойцы ни на мгновение не спускали с них глаз, пока не услышали хруст пластиковых наручников, а граната в руке Алексея не оказалась в руках бойца Косаря. Только после этого они немного расслабились.

– Хорошие мальчики.

Не ясно было, кого именно Косарь похвалил.

Его бойцы, сковав «анархистов», поснимали с них гранаты и всё, представлявшее угрозу, что смогли найти. Косарь тем временем подошёл ближе и присел перед пленниками на корточки. Покрытый камуфляжной раскраской АК‑12 болтался у него на плече, и когда он присел, то ствол автомата будто ненароком уперся в колено Толи Черенко.

Косарь, слегка прищурив глаза, внимательным и безжалостным взглядом рассматривал людей, которые ещё не так давно спасли его жизнь. Давно небритая щетина на его лице вблизи выглядела неряшливо и некрасиво, впрочем, как и на лицах пленных.

– Где она? – спросил он, явно имея в виду Монье.

– Внизу. С Романовым.

Ответ Корнеева был краток. Он собирался пока что этим ограничиться, но в разговор влез Толя и сразу испортил весь его план.

– Когда он увидит всё это – вам и ей жопа, – угрожающе заявил Черенко. – Так что освободи нас и побыстрее.

Косарь слушал его, не перебивая, но с таким выражением лица, будто умилялся ребёнку, который впервые сказал слово «мама». Затем, когда Толя закончил, он снова повернулся к Корнееву и выражение его лица вновь сменилось на сосредоточенное, с лёгким налётом самоуверенности.

– Почему вы их там оставили?

– Скоро взрыв. Романов прогнал нас, а сам остался охранять Монье.

Косарь немного склонил голову набок и чуть больше прищурил правый глаз, что, вероятно, означало недоверие.

– Настоящий рыцарь, – саркастично отметил он и поднялся, глядя на пленных сверху вниз. – Там недолго ждать. Если она не появится до взрыва…

Он не стал заканчивать фразу, но всем и так было понятно, что он хотел сказать.

– Косарь, курва мать, нахрена? Ты вообще уже озверел? – снова не выдержал Толя.

Косарь, начавший уже, было, уходить, остановился и снова повернулся к ним.

– Вы влезли сюда без разрешения. Только за это Монье может приказать пристрелить вас. Вы ведь знали это…

– Помоги нам? Мы же ничего такого не сделали? – перебил его Толя.

Наёмник вздохнул и отвернулся, бегло окинул взглядом своих бойцов и снова посмотрел на пленных.

– Не серчайте, братишки, но не могу. Я тут мало что решаю. Вы сами пришли сюда, так что без обид.

Сказав это, он ушёл, а Толя яростно заскрипел зубами. Через полминуты их подняли на ноги, вывели из ангара и поставили на колени у стены соседнего здания, приставив для охраны двоих бойцов. Корнеев молча ждал, глядя в землю, а Толя всё не унимался и донимал охранников вопросами, на которые те, впрочем, не отвечали. Так они и простояли некоторое время, пока не ощутили, как содрогнулась под ногами земля. Они не видели источников, но заметили, как через непродолжительное время из нескольких мест вокруг них вверх потянулся чёрный дым.

Ни Романова, ни Монье они пока так и не увидели.

– Стоп, я не понял, курва мать, а где Андрей?!

Вопрос Толи был очевиден, но некому было на него ответить. Настоящие же проблемы начались, когда откуда‑то, словно чёрт из табакерки, выскочила Монье. Она, прихрамывая и держась за ободранное до мяса плечо, вышла из‑за угла здания под ободряющие возгласы своих бойцов. Вся в крови, грязи и в саже, злая, как оса, увидев «анархистов», она немедленно изрекла короткий приказ.

– Этих убить.

И удалилась восвояси.

Охранники сразу развернулись и навели оружие на пленников, но Косарь, находившийся неподалёку и слышавший приказ, был уже тут.

– Отставить, мужики, – быстро сказал он, чем подарил «анархистам» надежду и тут же её забрал.

– Замочим их потом, когда покинем город. Их много кто знает: найдут тела – начнут задавать глупые вопросы, а нам это ни к чему. Следите пока за ними, а я пойду, вразумлю майора.

Оставшись одни, Лёша с Толей заметно поникли. Это было в первый и, наверное, единственный раз, когда Толя увидел в глазах Корнеева нечто особое, что‑то, что он не смог верно идентифицировать, но чутье подсказывало ему, что в этот момент Лёша был мобилизован на триста процентов своих возможностей.

Корнеев искал выход. Водил глазами, выискивая возможности спастись, тщетно пытался как‑то освободиться от наручников, а может даже рассматривал варианты действий, будучи скованным. Но вскоре его взгляд вновь потух и превратился в безразличный, привычный Толе. Черенко воспринял это, как поражение.

«Курва мать, сдался, что ли?», – спросил себя Черенко.

Вслух он ничего не спросил, а вместо этого принялся выдумывать, что делать. Идеи были безумны и любая из них, воплощённая в жизнь, наверняка приведёт его на кладбище. Но он и так не ожидал никакого другого исхода и намеревался сделать всё, что в его силах, чтобы забрать с собой ещё хоть кого‑нибудь. Точь‑в‑точь как в том лесу, когда его окружили украинцы. Странно, что при таком поведении, он как и все изумлялся самоубийственному поведению сдающихся в плен сектантов.

А затем к двум охранникам присоединился третий.

– Их отпускают.

– Чего? Кто? – раздражённо спросили оба.

– Монье, кто же ещё?

Оба охранника скептически и с непониманием наблюдали, как новоприбывший разрезает наручники и освобождает «анархистов».

– Шняга какая‑то. Она же только что приказала их убить? – недоумевал один из них.

– Чё ты удивляешься? Не. банная баба – хуже атомной войны. Задрала, – раздражённо ответил второй, сплюнул и бросил пленникам. – Повезло вам, козлы.

Глаза Толи немедленно стали наливаться кровью, но болезненный пинок от Корнеева перевёл агрессию с бойцов «Полмозга» на него самого, а последующий жёсткий взгляд Лёши и вовсе усмирил Черенко окончательно.

На том всё и закончилось. Переубедил ли её Косарь или Монье сама приняла такое решение – они так и не узнали, потому что саму блондинку никто больше не видел. Бойцы с шевронами «Полмозга» начали паковать вещички, игнорируя вопросы Толи о судьбе его командира, либо просто посылая Толю на три буквы. По счастливой случайности кто‑то услышал крики Андрея, а затем объявившийся Косарь лично помогал его достать, но спросить его о разговоре с Сандрин в суматохе забыли.


* * *

После благополучного исхода из подземелий секты Андрей, немного оклемавшись, сразу был вызван к Родионову, поэтому сам ничего узнать не успел. И вот теперь, когда Косарь, наконец, предстал перед ними, после произошедшего в глазах большинства он не выглядел другом.

– Остынь немного, Толя, – устало попросил Андрей. – Чего ты на него взъелся?

– Чего? Он состоит в отряде этой белобрысой суки – тебе этого мало, что ли? – вмешался Игорь, тоже подошедший к ним.

– Вот именно. Вертел я этого говнюка. А, да! Ты же не в курсе, что он опять хотел нас замочить?

По взгляду Андрея стало понятно, что не в курсе. Косарь же начал защищаться ещё до того, как Андрей успел обработать эту информацию.

– Ты в сосну ударился или что? На кой ляд мне вас мочить? Я играл на публику. Не мог же я действовать вопреки приказам Монье? Более того – это я вас спас. Я стал отговаривать её от расстрела, правда, добился только того, что она сказала мне…

Он скорчил злую, агрессивную гримасу и слегка истеричным тоном проорал:

– Делай, что хочешь! А теперь уйди нахрен! – посопев носом, он закончил уже нормальным голосом. – Вот, как‑то так. Извините за французский.

– Пи. дишь, курва, – зло процедил Толя.

– Ладно, – Косарь обиженно отвернулся и затянулся сигаретой, затем, не оборачиваясь, добавил. – Можете верить, что вам просто не повезло попасть в качели её ПМС, ведь сама она добрая и пушистая няшка, а я – демон лжи.

Андрею интересно было всё это слушать, но перепалка между ними грозила никогда не закончиться, поэтому он решил вмешаться. Игорь как раз прищурился и хотел что‑то ответить, но Андрей его опередил.

– Так, помолчите уже. В любом случае я хочу послушать, что он скажет, – заявил он. – Зачем‑то же он сюда пришёл?

– Всё просто, – сразу заговорил Косарь и, затянувшись сигаретой, повернул лицо к Андрею. – Хочу попроситься в ваш отряд.

Такой поворот удивил даже Корнеева, невозмутимое выражение лица которого при словах Косаря сменилось удивлением и недоверием. Андрей так и вовсе чуть не закашлялся от этого заявления. Он‑то ожидал услышать со‑овсем другое.

– Эта шутка ещё тупее остальных, – съязвил Толик. – Попросись в отряд к тамбовским волкам или в бродячий цирк – у тебя с ними много общего.

– Толя, я сказал – остынь!

Андрею с трудом дался этот выкрик. Косарь же немедленно стал кривляться.

– Хмм… Какой тонкий, искромётный юмор. Да за тобой сцена плачет! И лично коллега твой – Петросян!

Судя по его тону, его совершенно не задели ни холодный приём, ни нападки Толика с Игорем. Он всё с тем же легкомысленным и лукавым видом, не стесняясь, разглядывал их, правда, уже без своей фирменной хитроватой улыбки.

– Клоун, – выпалил Черенко и демонстративно отошёл на несколько шагов в сторону.

– Так что тебе нужно? – повторил свой вопрос Андрей, когда убедился, что обстановка, наконец, немного разрядилась.

– Я же сказал – хочу в ваш отряд. Возьмёте?

Это был поразительный человек. Его манера изъясняться, смотреть, выражать эмоции, его мимика и жесты – всё это было настолько непринуждённым и лёгким, что невозможно было даже отдалённо представить себе, что именно у него на уме. Шутит он или говорит серьёзно? Пытается помочь или выбирает место куда мягче войдёт лезвие ножа? Андрей отметил эти черты Косаря ещё при их первой встрече, но от этого ему было ни капли не легче. Подобное непредсказуемое поведение заставляло Романова сильно напрягаться.

– Что за фигня? – Андрей сделал паузу, недоверчиво глядя на Косаря. – Так, если ты сейчас же не скажешь, что ты тут делаешь – разговор окончен.

– Не‑не‑не ну вы чего, мужики?! – замахал руками Косарь, выбросил недокуренную сигарету и поднялся с места. – Я говорю очень серьёзно. Прям как папа залетевшей по пьянке дочурки с будущим зятем. Серьёзнее, наверное, уже некуда.

Андрей вздохнул и отвернулся. Первым порывом было подняться и отдать приказ выдвигаться, но вооружение всё ещё продолжали осторожно заносить в грузовик, поэтому уехать они пока не могли. Хорошо. Поиграем с ним ещё немного в эту его странную игру.

– Ладно. Допустим, так и есть. Зачем тебе к нам? Ты – солдат «Рассвета». Что‑то мало верится, что тебя выгнали.

Никто пока не знал наверняка, что Монье и её бойцы принадлежали к «Рассвету». Да, многие об этом догадывались, но никто не был уверен. Вопрос Андрея содержал уловку, хоть и не особо хитрую. Парень не рассчитывал, что Косарь её не заметит, но всё равно попытался. Тот и бровью не повёл.

– Во‑первых, я – наёмник, – уверенно заявил он. – А во‑вторых – никто меня не выгонял. Я отработал контракт и ушёл сам. Эта сучка Монье заколебала меня до смерти своими вые. онами. Вот её я бы реально записал к тамбовским волкам.

Последнее заявление заставило Андрея чуть заметно искривить губы в горькой улыбке. Пойди Косарь с таким лозунгом на выборы – наверняка сумел бы набрать голосов.

– Ясно. Допустим, я тебе поверил. Но нам нечем тебе платить, Косарь. К тому же, мы не нуждаемся в твоих услугах, – твёрдо сказал он.

– Ну‑у, вот здесь мне надо кое‑что объяснить. Начну с того, что после известных вам событий я стал одиночкой и теперь точно знаю, что мне это не очень нравится. Когда я позавчера встретил вас, то реально обрадовался, и сразу же подумал о том, чтобы присоединиться к вам. Всё‑таки, когда мы вместе путешествовали, хоть и недолго, я успел привыкнуть к вам и отношения у нас, как мне казалось, наладились. Поэтому, когда мой контракт с курицей окончился – я и поспешил разыскать вас.

– Ты хотел нас замочить, – упёрто, словно ребёнок, медленно проговорил Толя.

– О‑о‑ох… – простонал Косарь, глядя на Толю, как преподаватель на выкручивающегося студента на экзамене. – Чем больше в армии дубов, тем крепче оборона. Если бы я хотел – вы бы и померли. Просто не останавливал бы ребят от выполнения её приказа. Ну, ты чё, внатуре думаешь, что Монье по доброте душевной решила передумать? Да эта сука мочит, как букашек, даже людей, которые ей ничего плохого не сделали, а вы вон вообще взяли её в заложницы.

Похоже, слова Косаря постепенно пробивались через дубовую логику Толи, потому что запал его поубавился.

– Это не объясняет нахрена ты здесь, – заметно сдержаннее, но всё ещё не очень дружелюбно сказал он.

– Просто нравитесь вы мне. Интересные вы ребята и с вами, судя по последним событиям, всегда весело. К тому же, если у вас будет побольше таких бойцов как я и поменьше таких, как вот этот несдержанный мужчина в самом расцвете сил, – Косарь указал пальцем на Толика и снова уселся к стене, – то мы сможем куда эффективнее воевать.

– Я тебя убью, – прорычал в ответ Толик.

– Возможно, но я бы не советовал, – улыбаясь, Косарь выставил в сторону Черенко раскрытую ладонь. – Живой я – ценнее.

Толя что‑то пробурчал, но никто не разобрал что. Косарь решил продолжить.

– Ладно, давайте без шуток.

– А ты так можешь? – съязвил Игорь.

– Вы – классные ребята и очень мненравитесь, – продолжал, не отвлекаясь, Косарь. – Я задолбался наёмничать, а ещё мне хочется снова оказаться в кругу друзей или хотя бы приятелей. Вот я и предлагаю свою помощь. Я в отличной физической форме, в бою могу заменить пятерых, у меня опыт, который перекрывает вас всех вместе взятых, и к тому же я отлично знаю методы действия сектантов, немного знаком с образом их извращённого мышления и даже с их идиотской верой. Плюс за годы, проведённые в наёмниках, я приобрёл много связей как в гильдии, так и в прочих, менее пафосных тусовках, а это просто не может не пригодиться.

Он на секунду отвёл взгляд и выдал протяжное «м‑м‑м», размышляя, что ещё сказать. Никто из слушавших его людей не стал пока ничего говорить, размышляя над услышанным.

– Да, в прошлом у нас были разногласия, я доставил вам пару неприятных минут, и я искренне сожалею об этом, но я был наёмником, а наёмники в первую очередь должны выполнять то, за что им платят. Если бы я впервые повстречал вас в каком‑нибудь кабаке, а не в тех развалинах – я бы угостил вас бухлом, а не устраивал допросы. Андрей, ты ведь здравомыслящий человек – согласись, что я прав?

Косарь сидел, прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, абсолютно спокойный и безмятежный. Казалось, ему всё равно, что он услышит в ответ на свою длинную речь. Андрей пытался разобраться во всей той тарабарщине, что Косарь успел наговорить, выделить в этом всём правду и вымысел и понять чего там больше. Но во многом Косарь был прав. Как, похоже, и в том, что от Монье его товарищей действительно спас он. Конечно, предстоит ещё в деталях расспросить Лёшу с Толей, что и как с ними было, но раз Корнеев до сих пор молчит, а Черенко уже не так упёрто возражает Косарю, значит, наёмник скорее говорит правду, чем лжёт.

– Ладно, – после короткого раздумья ответил Андрей, – возможно, мы примем тебя.

В парня сразу впилась пара удивлённых и не совсем приязненных взглядов. Он не успел продолжить, потому что грузовик зарычал двигателем и заглушил звуки голосов. Порычав немного, он уехал на сборный пункт в южной части города, где уже ожидали Ростовцев и остальные «анархисты». Кирилл, который был задействован в погрузке, освободившись, подошел к остальным и с интересом уставился на Косаря.

– Примем, если ты расскажешь, что Монье собиралась узнать в том странном месте. И что узнала, – закончил свою мысль Андрей.

Косарь недоверчиво посмотрел на него исподлобья, слегка искривив краешек губы.

– Ты серьёзно? – недоверчиво спросил он. – Откуда ж я знаю? Эта сучка положила чуть ли не половину роты – отличных парней между прочим, а потом взяла и умотала как ни в чём не бывало, оставив разгребать дерьмо своего зама. А этот баклан ещё и меня поднапрячь собрался. Задолбало меня это всё – я не уборщица в общественной параше, чтобы прибираться за всеми.

– И ты понятия не имеешь, что было там, внизу? – недоверчиво спросил Корнеев.

– Да вот вам крест, – Косарь действительно перекрестился и на секунду призадумался, отведя взгляд. – Я скажу вам кое‑что, но только Андрею, потому что это не должно никуда просочиться.

Машина с людьми и оружием уже уехала. За старшего с ними поехал Воробьёв, поэтому лишних ушей больше не было. Оставшихся должен был забрать последний БТР, но он стоял далеко в стороне и оттуда точно не могли слышать их разговор.

– Можешь говорить при всех. Я доверяю этим людям так же, как себе самому, – заявил Андрей.

Косарь обвёл всех взглядом и застыл в нерешительности, плотно сжав губы. Он всё же не решался продолжать, но заметив, что терпение Андрея подходит к концу, всё же передумал. Затянувшись новой сигаретой, он заговорил.

– Под комбинатом был какой‑то объект секты, типа как центр обслуживания, – тщательно подбирая слова, рассказал он. – Но что там обслуживали – я понятия не имею. Монье не болтала об этом всем желающим, она вообще мало говорит, и я услышал это чисто случайно. Просто оказался неподалёку, когда они с её замом что‑то обсуждали и в разговоре это проскочило.

Он снова закусил губу и притих, осматриваясь, будто боялся, что их могут подслушать.

– Я ей богу не знаю, чем они там занимались. Моя группа спустилась туда для разведки и потенциальной зачистки, а потом, когда мы закончили, туда должна была спуститься Монье и вытянуть информацию с их сервера. Ударным соединением командовал подполковник Сандалов, но Сандрин поставили над ним, хоть она и майор, а меня вообще наняли, не объяснив с кем буду дело иметь. Потом уже узнал и охренел, потому что сразу вспомнил, как ты расспрашивал за этот «Рассвет».

– Значит, всё‑таки это был «Рассвет»? – уточнил Андрей.

Косарь несколько секунд смотрел на него, слегка закусив губу, а затем кивнул.

– Да. Они. Мне дали толковый отряд, состоящий, между прочим, тоже из наёмников, и прицепили охранять курицу и «памперсы» ей менять, а она, тварь, взяла и умотала, ни слова не сказав. А я за это ещё и отгрёб от Сандалова.

Его слова звучали более чем убедительно. К тому же, он поделился кое‑какой информацией, которая хоть и не являлась новостью для Андрея, но всё же была секретом для очень‑очень многих. Всё действительно было похоже на то, что Косарь устал от того, что им постоянно затыкают дыры и будто специально бросают туда, откуда он уже не должен выбраться живым. Андрей уже склонен был принять его, но в разговор вмешался Корнеев.

– Как её отследить? Как узнать, куда она направляется? – спросил он.

– А чего ты так на меня смотришь? Мне‑то откуда знать?

Лёша ничего не говорил, но его взгляд продолжал задавать вопрос. Андрей подумал о том, что будь он на месте Косаря – точно не сумел бы выкрутиться.

– Слушай, меня наняли сопровождать Монье и подставлять свою жопу под пули вместо неё. Ты её видел? Вот скажи – она, по‑твоему, сильно болтливая?

– Дерьмо! – в сердцах выкрикнул Толя и ударил кулаком по ладони.

Никто не стал уточнять, почему он так сделал. В принципе, у всех здесь теперь были счёты к Монье, потому что все уже были в курсе, что операция как‑то связана с её деятельностью и задачами. И никому не нравилось, что их использовали в тёмную. Правда, пока что Андрей никому не сказал о том, какой разговор у него состоялся с Родионовым, но пойти за Монье он в любом случае не мог, даже если бы Косарь сейчас сказал, что знает, где она.

– Значит, ты ничего не знаешь?

– Я бы уже сказал, если бы знал. Я как‑то и не подумал, что вы можете отказать мне. Думал, что мы друзья, ведь как никак, а я спас как минимум двоих ваших. И по другим вопросам помогал, если помнишь. Думал, этого будет достаточно, чтобы вы меня приняли.

– Не знаю, конечно, как там с Монье, но то, что он не дал её бойцам пристрелить нас немедленно после того, как она отдала приказ – это факт, – согласился Лёша.

– Да, но ты помнишь как? – не дал ему закончить Толя. – Здесь нельзя – замочим их потом, за городом.

– А что ещё я должен был сказать?! – недовольно спросил Косарь. – Подождите мужики, она просто пошутила? Или не слушайте её – слушайте меня?

– Да, Толя, тут он прав, – кивнул Корнеев. – Будь я на его месте – поступил бы так же.

Он повернулся к Андрею и пристально на него посмотрел. Понял ли Андрей этот взгляд? И если понял – правильно ли? В любом случае у окружающих возникло впечатление, что Лёша защищает и отстаивает Косаря, а это само по себе было удивительно.

Андрей некоторое время задумчиво смотрел на Лёшу. Затем повернулся и так же задумчиво посмотрел на Косаря. Все поняли, что он принимает решение и застыли в нерешительности, ведь даже несмотря на слабое доверие к Косарю действенных аргументов против его слов ни у кого больше не было. У Андрея оставался последний вопрос, который имел серьёзный вес. Недавно у него были большие неприятности из‑за того, что он не учёл один на первый взгляд незначительный момент.

– Ты понимаешь, что тебе со всем твоим опытом и навыками, придётся выполнять мои приказы? Приказы молодого пацана? – спросил он.

Косарь пожал плечами и невозмутимо уставился на Андрея.

– Ты же главный – что здесь непонятного? Я это изначально знал, – быстро ответил он.

Оставалось сказать последние слова. Да, после всего сказанного они уже были очевидны, но всё равно Андрей должен был их озвучить. Может, не стоило этого делать? Всё‑таки, Косарь слишком неоднозначный, непонятный, чересчур самоуверенный и опасный тип. Но если Андрей правильно понял – Корнеев встал на его сторону. И сейчас, когда Андрей недвусмысленно намекнул, что намерен принять его – Лёша молчит и даже не думает протестовать. К тому же, как бы там ни было, но нельзя спорить с тем фактом, что Косарь действительно отлично подготовленный профессионал, который заметно усилит состав подразделения. Да и нужно отдать ему должное – кроме проблем он делал для «Анархистов» и добро.

Вряд ли Андрей принял бы Косаря. Слишком уж мало доверия к нему он испытывал, но мнение Корнеева имело в глазах парня большой вес. Что ж, нужно принимать решение.

– Поднимай свои вещи. Пока что поедешь с нами.


Глава 5.3



6

Нормальный человек. Странное, абстрактное понятие, точного определения которого, наверное, не существует. Даже в рамках одной страны и одной социальной группы это определение может различаться. Даже у двоих людей мнение о том, кто из них нормальный, с высокой долей вероятности у каждого будет своё.

Проблема Ани заключалась в том, что её собственное понимание нормальности разрушалось. Она никогда особо не пыталась копаться и определять нормальность посторонних людей, но как минимум в своей точно была уверена, хоть и не задумывалась, насколько её оценка субъективна. И сейчас она чувствовала, что с каждым днём становится всё более не нормальной.

Почему это происходило? Потому что её жизнь превратилась в постоянные оглядывания и боязнь шорохов. Теперь она чувствовала себя в безопасности только рядом с отцом, но тот, как назло, часто уезжал без неё, оставляя вместо себя Штерна, а иногда и его забирал с собой, и тогда Аня оставалась совсем одна.

Это были самые страшные дни и недели. Отец, уезжая, поручал Ане ряд мелких задач, вроде контроля отдельных процессов или сбора и систематизации какой‑нибудь нужной ему статистики. Именно тогда Третьяков получал возможность прийти к ней якобы по рабочим вопросам, хотя на самом деле необходимости в таких визитах не было, и она вынуждена была принимать его и разговаривать. В таких случаях у неё под рукой всегда имелся диктофон, с которым она теперь не расставалась.

К её огорчению, Третьяков ни словами, ни интонациями не выдавал себя. Он был умён и прекрасно понимал, как она может действовать. Поэтому целью его визитов являлись не попытки закончить начатое и уж точно не рабочие вопросы – его целью было наслаждение от созерцания, как трепыхается в сетях уже пойманная им сильная рыба, а ещё от понимания того, что только он может решить, когда вынуть её из сети и употребить по назначению. Он видел по её взгляду, что Аня понимает всё это, а страх и отчаяние, которые отчётливо проступали в этих прелестных тёмных глазках, были для него вишенкой на торте.

В такие моменты он находил предлоги, чтобы спокойно и очень медленно докладывать о чём‑то, что Ане слушать было вовсе не обязательно. Эти доклады растягивались, но не превышали разумных пределов, хотя Ане казалось, что она слушает Третьякова целую вечность. И пока он говорил, его взгляд, истинное значение которого было понятно только ей, говорил бедной девушке о многом. Влад смотрел на неё, как змей, который знает, что добыча уже никуда от него не денется, как паук, который не спешит к запутавшейся в паутине жертве, а просто наблюдает за её отчаянными, но совершенно безнадёжными попытками вырваться. Он специально приходил к ней именно за этим.

В конце концов, продержавшись непродолжительное время, Аня в какой‑то момент поняла, что начинает терять себя, почувствовала, что перестаёт быть «нормальной». Оказавшись на грани срыва, в отчаянии она решилась на шаг, который теперь казался ей единственным способом защититься – она пришла к отцу.

– Привет, – поздоровалась она, входя.

Владов лишь слегка приподнял голову от ноутбука и посмотрел на неё из‑под бровей. Он часто так делал, когда к нему заявлялись незваные гости и отвлекали его. Но незваных гостей у Владова почти не бывало, поэтому львиную долю таких взглядов получала именно Аня.

– Привет. Чего тебе?

Приём был не из самых тёплых. Вероятно, он был занят чем‑то срочным, а она отвлекла, но сейчас её проблема была слишком важна, чтобы Аня могла отсрочить её решение ещё хотя бы на день.

– Отец, я хочу с тобой поговорить.

Владов вернулся к ноутбуку.

– Я занят. Зайди вечером, – не глядя на дочь, холодно ответил он.

Аня дрогнула, чувствуя, как подкашиваются ноги. Приложив усилие, она подавила дрожь и снова обратилась к отцу.

– Пожалуйста. Это очень важно и не может ждать до вечера. Я не могу ждать, – «не могу» она выделила особо.

Нахмурившись, Владов застыл на несколько секунд, затем раздражённо выдохнул и демонстративно отодвинул в сторону ноутбук, показывая тем самым, что готов её слушать. Ещё через пару секунд он приподнял голову и посмотрел на дочь.

– Что у тебя?

Это всё ещё было очень холодно, и прошлая Аня обязательно бы надулась и ушла, хлопнув дверью так, чтобы это услышали во всём здании, но сейчас она была в таком состоянии, что даже не обратила внимания на его тон.

– Я хочу поговорить про… о Третьякове. У меня… серьёзные проблемы с ним, – сбивчиво сказал она.

– Что за проблемы?

Это был её Рубикон. Что бы ни случилось дальше – она не имеет права проиграть. Собравшись с духом, Аня начала битву.

– Он пытался меня изнасиловать.

– Чего?!

Владов, казалось, не поверил. По тому, как он подался вперёд, было видно, что он заинтересовался сказанным, но в то же время выражение его лица и взгляд говорили о том, что он не верит.

– В Горшечном он… пытался меня изнасиловать и… у него почти вышло.

Она с трудом смогла сказать это. Глаза девушки заблестели, но она быстро смахнула слёзы рукой. Секунд десять отец сверлил Аню напряжённым взглядом, но угадать его мысли она была не в силах.

– Почему ты сразу не сказала? – наконец, спросил он.

Вздохнув, Аня рассказала всю историю, начиная от своей провокации и заканчивая угрозами Третьякова. Рассказала и про запись, которая у него якобы была. Владов внимательно слушал дочь, ни на мгновение не отводя взгляда.

Очень тяжело так вести разговор. Аню постоянно преследовало ощущение, что отец так внимателен, потому что ищет подвох: всматривается в её лицо, вслушивается в слова, пытаясь разгадать её замысел. Но ведь никакого замысла не было! Она говорила правду!

Когда она закончила свой рассказ, то ожидала, наконец, впервые за последнее время получить так необходимую ей поддержку. Но получила совсем другое.

– Ты совсем дура? Зачем ты его провоцировала? – раздражённо спросил Владов.

Такое отношение поначалу привело Аню в замешательство, но она вынуждена была это проглотить. Другого выбора у неё просто не было.

– Он вёл себя надменно, отнёсся ко мне, как к чему‑то третьесортному, понимаешь? Вот эмоции и взяли верх. Я понимаю, что сглупила, но всё равно…

Владов покачал головой и отвернулся.

– Нет, ты не сглупила, – вздохнув, сказал он, а затем снова повернул лицо к ней. – Это называется другим словом. Ладно, допустим, ты сказала правду…

– Допустим? Допустим?! Ты что, не веришь мне?! – его слова больно укололи её.

– А должен? – вопросом на вопрос холодно ответил Владов, чем поверг Аню в кратковременный шок. – Ты ведь уже взрослая девочка, да и случай с Ткаченко показал мне некоторые твои скрытые навыки, так что не удивляйся.

Аня не сразу смогла собраться с силами, чтобы ответить. Ей понадобилось время для преодоления желания накричать на него и восстановления самообладания.

– Я не понимаю… Это что же получается – Третьяков, эта мразь, он трогал меня везде, понимаешь? Унизил, чуть было не изнасиловал, и ему за это ничего не будет? Никто его не накажет?

Владов прикрыл глаза рукой и опустил лицо. Наступила пауза, которая продержалась довольно долго, и во время которой внутри него происходила внутренняя борьба. По крайней мере, так могло бы показаться стороннему наблюдателю.

– Если бы ты обратилась ко мне сразу, то, возможно, врачи сумели бы собрать доказательства… – заговорил он, наконец.

– Его член прикасался ко мне! Прикасался к моей промежности! Ты хоть представляешь, ЧТО я пережила в тот момент?! – голос Ани всё‑таки сорвался на крик.

Из её глаз брызнули слёзы, она чуть не забилась в истерике, но вновь сумела совладать с собой и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться. Владов молчал, глядя на неё проницательным взглядом, в дополнение к которому не хватало только знаменитой фразы: «Не верю!»

– И теперь ты говоришь мне, что всё это сойдет ему с рук? Я – твоя дочь, единственная дочь, и ты позволишь всяким ублюдкам издеваться надо мной? Может, тогда сразу на панель меня поставишь? – уже не в силах сдержать слёзы, дрожащим голосом тихо спрашивала Аня.

Владов отвернулся и посмотрел в окно. Аня стояла перед ним в ожидании, обливаясь слезами, но сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Пауза длилась где‑то полминуты, и окончилась тем, что Владов, в очередной раз окинув дочь пристальным, задумчивым взглядом, снял трубку телефона, стоявшего у него на столе.

– Генрих, срочно вызови ко мне Третьякова. Мне всё равно, если он занят, его нет в городе и даже на планете – пусть отложит любые дела и немедленно явится. Дай знать через сколько точно он будет. Также сообщи Черкесу – пусть со своими будет наготове, но Третьяков не должен про них узнать, ясно? Нет, Ченг не нужен. …Жду.

Аня знала, что Черкес был командиром специального отряда, который обеспечивал безопасность отца. Она очень редко видела его и потому всегда удивлялась как человек, которого почти никогда нет рядом, может обеспечивать безопасность. И тем не менее, Черкес отлично делал свою работу.

Но она не знала, что Черкеса и его людей приставили к отцу чуть ли не насильно, хотя сам Владов никогда не проявлял излишнего беспокойства по поводу своей безопасности и потому вечно норовил уехать куда‑нибудь без Черкеса и его команды, чем часто доставлял последнему неприятности. Впрочем, Владов делал это не специально. Просто он считал, что если его захотят убить, то никто не сможет ему помочь, а поскольку находился он чаще всего в глубине территорий гильдии, среди дружественных ему людей, то постоянное присутствие рядом охраны считал излишним и раздражающим.

Но на всех встречах, где могла возникнуть малейшая угроза его жизни его всегда сопровождал Ченг. Это был китаец среднего роста, который, как и люди Черкеса, занимался охраной отца, но его роль была несколько другой. В иное время Ченг часто отсутствовал, поэтому больше смахивал на порученца по особо важным делам. Когда же он не отсутствовал, то всегда находился где‑то рядом, совсем рядом, готовый по первому зову явиться к Владову.

Ане никогда не приходилось видеть Ченга в деле, но она слышала, что он невероятно хорош, если дело доходит до применения его боевых навыков. Несколько раз он давал Ане уроки джиу‑джитсу и показался ей мудрым и крайне нестандартным человеком, но наладить с ним дружеские отношения ей не удавалось, потому что Ченг вечно скрывался где‑нибудь в тени.

Закончив говорить по телефону, Владов медленно перевёл взгляд на Аню, но сделал это, не поворачивая головы, и от этого выражение его лица приобрело крайне зловещий вид. Затем он принялся копаться в ящике стола. Через полминуты он достал оттуда пистолет «Glock 17» и положил его на стол перед собой, а сам откинулся на спинку кресла, о чём‑то размышляя.

Аня не сразу смогла преодолеть внезапно возникший инстинктивный страх, но когда сумела сделать это, немедленно спросила.

– Зачем ты это делаешь? Зачем вызвал его…

– Закрой рот, – с прижимом ответил Владов.

Он редко кричал, но даже небольшого повышения его голоса, как в этом случае, хватало, чтобы нагнать жути на кого угодно. Аня немедленно умолкла и с опаской смотрела на отца.

– Сядь туда, – строго потребовал он, указав на мягкий диванчик у стены. – И не открывай рта, если к тебе не обращаются. Поняла? Кивни, если да.

Её собственная воля куда‑то улетучилась, испуганная внезапным резким проявлением воли отца. Ошарашенная таким отношением, Аня кивнула, как он того хотел, и безропотно выполнила указание, всё ещё утирая текущие по лицу слёзы и не зная как быть дальше. Такого отца она ещё никогда не видела, и склизкий страх, который ей только‑только удалось подавить, снова стал расползаться по телу.

Ждать пришлось недолго.

Коротко постучав, Третьяков вошёл в кабинет лёгкой, непринуждённой походкой и с абсолютно спокойным выражением лица. Он сразу обратил внимание и на «Глок», лежащий на столе Владова, и на заплаканную Аню, сидящую на диване, но ни на его лице, ни в движениях ничего не изменилось. Они остались всё такими же спокойным и уверенными.

Владов встретил его внимательным, ледяным взглядом, но как сидел, откинувшись на спинку кресла, так и продолжил сидеть.

– Здравия желаю, Игорь Алексеевич, – поздоровался Третьяков. – Чем могу быть полезен?

– А‑ага, – протянул Владов, сложив пальцы в замок на животе, и тут же с нажимом спросил. – Мы же друзья, Владислав?

– Разумеется, Игорь Алексеевич, – невозмутимо кивнул подполковник.

Владов тоже кивнул и, не меняя позы, зловеще спросил:

– Тогда начнём по‑дружески. Ничего не хочешь мне рассказать?

Третьяков совсем чуть‑чуть склонил голову и вопросительно прищурился.

– Эм‑м… Не вопрос, – медленно и осторожно ответил он. – Только скажите – мы о чём сейчас вообще?

– О ней.

Владов ни взглядом, ни жестом не указывал на Аню, но всё и так было понятно. Спокойно выдержав его взгляд, Третьяков повернул лицо к Ане и несколько секунд непонимающе смотрел на неё, но девушка не решилась ответить на его взгляд. Затем, не отворачивая лица, Влад перевёл взгляд обратно на Владова.

– Простите, но я пока не понимаю…

– А я думал мы друзья.

Тон Владова с ледяного превратился во что‑то совершенно иное, не просто зловещее, а нечто ещё более пугающее. Он медленно подался вперёд и взялся за пистолет. Его взгляд не отставал от тона голоса и тоже не предвещал совершенно ничего хорошего. Третьяков сосредоточился на нём.

– Слушайте, давайте вы просто объясните мне, что не так? Что случилось?

Подполковник по‑прежнему вёл себя так, будто происходящее его совершенно не касалось. Наблюдавшая за этой сценой Аня впервые с ужасом ощутила, что у Влада есть шансы выйти сухим из воды. Она подняла глаза и посмотрела на него.

– На колени! – вместо ответа рявкнул Владов.

Он даже не стал направлять на Третьякова пистолет. Одного давления его голоса хватало, чтобы подполковник медленно опустился сперва на одно колено, затем и на другое и сам, без какой‑либо команды сложил руки за головой, всё ещё с недоумением глядя на Владова. С каждой секундой недоумение всё сильнее сменялось обидой.

– Я верно служил вам, Игорь Алексеевич, рисковал головой, многое исполнил, и вот это я получаю за свои старания? – с нотками раздражения спросил он.

– Ты меня за дурака держишь?! – угрожающе спросил Владов, не отвечая на его вопрос. – Ты думал, что всё сойдёт тебе с рук?

– Да что именно, Игорь Алексеевич? За что это всё? Что я сделал?!

Искренние недоумение и обида на лице Третьякова перемешались так качественно, что ему поверил бы кто угодно. Владов, не отвечая, поднялся и вышел из‑за стола. Пистолет по‑прежнему был у него в руке.

– Неужели ты, ублюдок, думал, что попытка изнасилования моей дочери сойдёт тебе с рук? Неужели ты допускал хоть на миг, что я не подвешу тебя за яйца на ближайшем дереве?

Теперь Аня внутренне возликовала. Она была уверена, что после такого прямого вопроса никому не хватит духу лгать её отцу, любой поймёт, что Владову всё известно и это конец, но… Третьяков раз за разом разбивал её и снова заставлял чувствовать отчаяние.

Его взгляд и выражение лица снова стали невозмутимыми, но с лёгкой ноткой разочарования, будто его несправедливо отругали.

– Так, секундочку, – даже не пытаясь сменить позу, заговорил Третьяков. – Игорь Алексеевич, скажите – по‑вашему, я идиот? Да, моя работа накладывает на меня определённый отпечаток, но я точно не псих, и с инстинктом самосохранения у меня тоже полный порядок. У меня в свободном доступе валом красоток и многие из них даже получше вашей Ани.

Он на секунду повернулся к ней и посмотрел ей в глаза. С каждым его словом она ощущала всё большее отчаяние, а теперь так и вовсе была раздавлена. Её грудь сдавили спазмы, она хотела что‑то сказать, но не смогла.

– Без обид, – невозмутимо сказал Третьяков, затем снова повернулся к Владову и продолжил. – Так скажите, зачем мне делать то, в чём вы меня обвиняете? Где логика? Зачем мне идти на такой риск? Уж кто‑кто, а я точно знаю, что ждёт того, кто хотя бы прикоснётся к вашей дочери без её согласия.

– Ты больной ублюдок! – не выдержала Аня и поднялась с дивана. – Ты пытался меня…

Дальнейшие слова застряли у неё в горле, потому что Владов одарил её таким взглядом, от которого у неё снова затряслись колени.

– Сядь и помолчи! – жёстко сказал он ей. – Ты уже высказалась. Сейчас его очередь.

Третьяков удивлённо вскинул брови и отвёл взгляд, будто реакция Владова изумила его и поставила в неудобное положение.

– Она всё мне рассказала, – продолжил Владов, обращаясь уже к нему. – Я знаю всё, что ты делал с ней в Горшечном, поэтому отпираться бессмысленно.

Он сделал паузу, и Третьяков открыл рот, желая что‑то сказать, но Владов жестом приказал ему молчать.

– Ты прав – у тебя есть заслуги, в том числе и передо мной. Именно поэтому я даю тебе шанс сознаться самостоятельно. Если ты это сделаешь – обещаю тебе послабление. Если нет – ты сам знаешь, что тебя ждёт.

Как ни старался Владов давить, как ни строил из себя оскорблённого, ослеплённого яростью отца, ожидая, что Третьяков ошибётся и хоть как‑то проявится – всё было тщетно. Этот человек был либо невиновен, либо умел очень искусно играть.

– Наконец‑то я понял в чём дело, – теперь в голосе Третьякова звучали радость и облегчение, которые казались совершенно неуместными в этой ситуации. – Итак, давайте разберёмся. Если я действительно её насиловал или пытался – где доказательства? Что мешало ей немедленно сдать меня вам? Или прямо в Горшечном доложить Гауфману? Ведь должны были быть какие‑то следы: спермы, крови, ещё чего‑нибудь. Гауфман бы меня наверняка прямо на месте в клочья разорвал.

Владов смотрел на Третьякова с откровенной ненавистью и презрением. Несмотря на его слова, он поднял пистолет и навёл на него. Третьякова это немного смутило, но он продолжал говорить так же спокойно, будто ничего этого не было, лишь периодически косился на пистолет. Его выдержка была воистину божественна.

– А ведь мы с вами говорили о том, что она может попробовать мне отомстить за Таню Ткаченко, помните?

Он вопросительно посмотрел на сверлящего его яростным взглядом Владова и сразу же продолжил.

– Я ещё после того на всякий случай постоянно таскал с собой диктофон, чтобы записывать все наши с ней разговоры. И представьте себе, в Горшечном она даже пыталась меня соблазнить. Между прочим, у меня и записи разговоров сохранились. Хотите, я могу принести? Или…

Он поводил глазами вокруг.

– Позовите кого‑то, кто сходит вместо меня – я скажу, где их найти, – закончил Влад.

– Почему ты не доложил об этом? – сразу спросил вместо ответа Владов.

Третьяков ответил сразу, без заминки, и Аня, не будь она в таком состоянии, наверное, подумала бы, что он просто готовился к подобному разговору и разработал ответы на множество вопросов.

– Знал бы я, что всё так обернётся – обязательно бы доложил. А так… обиженная женщина пытается на мне отыграться… – он на мгновение опустил глаза и заговорил немного виновато, так, будто вообще не хотел всего этого говорить. – Не хотел я её перед вами позорить. Всё‑таки, она ваша дочь и… я немного понимаю её позицию, хоть и не могу с ней согласиться.

Надежда окончательно покинула Аню, и девушка, сидя на диване, осознав, что проиграла, зашлась рыданиями. Владов, бросив на неё мимолётный взгляд, подошёл вплотную к Третьякову, присел и заглянул ему в глаза. Его взгляд выражал ярость, почти безумие, и он приставил пистолет ко лбу подполковника. Несмотря на всё это на лице Третьякова не дрогнул ни один мускул.

Поразительно было также и то, что Владов сильно рисковал, ведь Третьяков был хорошо подготовлен и мог запросто обезоружить Владова и захватить его в заложники. Он не мог знать, что «Глок» не заряжен, а вся ситуация – испытание, проверка, которую Владов устроил намеренно.

– Ты ведь неплохо меня знаешь, тварь, знаешь, что я вижу твою ложь насквозь, – злобно процедил Владов, продолжая провоцировать. – Как знаешь и то, что мне не нужны твои признания. За свою дочь я казню тебя лично. Можешь сказать последнее слово.

Он поднялся, держа пистолет направленным в лоб Третьякову. Тот смотрел ему в глаза, но без ненависти или злости, а лишь с обидой.

– Ну и ладно. Жаль только, что умру из‑за пустых слов мстительной бабы, – разочарованно сказал он.

Владов опустил лицо и закрыл глаза. Сделал он это намеренно, давая Третьякову последнюю возможность предпринять что‑то, чтобы спасти свою жизнь, но тот и пальцем не пошевелил. Вздохнув, Владов развернулся, ушёл обратно к столу и с грохотом бросил пистолет в ящик. Аня всё так же рыдала на диване, уже ни на что не рассчитывая.

– Вставай, Владислав, – скомандовал Владов своим обычным голосом. – Извини, но так было нужно. Ты свободен.

– Что? – всхлипнув, с трудом выдавила Аня, но оба мужчины, находящихся в кабинете, её проигнорировали.

Третьяков поднялся и стал по стойке смирно. Широко раскрыв глаза, он шумно выдохнул и покачал головой.

– Да, ну и дела‑а. Но знаете – я до последнего верил в ваше благоразумие. И я… всё понимаю и зла не держу, – сказал он и повернулся к Ане, – Анна Игоревна, я знаю, что у вас ко мне личные счёты, но на вас тоже не обижаюсь. Считайте, что мы в расчёте за ту неприятную сцену с Таней Ткаченко, свидетелем которой вы стали.

Он несколько секунд с сожалением смотрел на неё, а затем бросил короткое «ну, я пошёл», и направился к выходу. Владов лишь кивнул на прощание и отвернулся к окну.

– Поверить не могу… – с трудом выдавила Аня, когда за Третьяковым закрылась дверь.

Отец стоял у окна и молча смотрел на улицу, размышляя о произошедшем. Его опыт говорил о том, что никто не смог бы сохранить самообладание в подобной ситуации, особенно те, кто знал, кто такой Игорь Владов и на что он способен, а Третьяков как раз таки относился к последним. Владова очень трудно было обмануть, и он был уверен, что это не тот раз, когда это кому‑нибудь удалось.

– Неужели ты веришь ему, а не мне? Неужели ему и правда всё сойдет с рук? – рыдая, с трудом спросила Аня.

Отец ответил ей после непродолжительной паузы.

– Люди склонны лгать. Всегда, – уверенно сказал он. – Случай с Ткаченко показал мне тебя с другой стороны. Я понял, что не могу и не смогу больше верить тебе на слово. А без доказательств я не могу никого судить и тем более казнить.

– Но ведь я твоя…

– Это тут ни при чём! – резко перебил её он и повернулся. – Ты что себе возомнила?! Что можешь приходить, наговаривать на любого, и я по указанию твоего пальчика начну казнить направо и налево? Ты хоть осознаёшь насколько всё хлипко? Насколько трудно поддерживать порядок? Если я начну произвол, если начнётся необоснованное кровопролитие – ты понимаешь, что завтра оно вернётся ко мне, как бумеранг?

Аня молчала и просто плакала, закрыв лицо руками. Все его доводы для неё сейчас не имели смысла – только что разрушился её мир, вернее, разрушился фундамент, а остальное рухнуло само, и она осознала свою ничтожность и беззащитность.

– Наказания у нас жестокие, но они применимы только в случае доказательства вины, – продолжал Владов. – На этом строится дисциплина в Торговой гильдии. И даже если то, что ты сказала, правда, то раз ты сама его спровоцировала и при этом у тебя нет доказательств его вины – сама и пожинай результаты своей глупости.

Она продолжала рыдать, но отца это, казалось, не трогало.

– Ты теперь взрослая. Научись, наконец, нести ответственность за свои поступки, – закончил он.

– Значит, ты будешь ждать, когда он закончит начатое? – спросила Аня, безуспешно пытаясь стереть слезы.

Владов раздражённо фыркнул.

– Прекрати это. Ты уже должна была понять, что твоя ложь раскрыта, – сурово сказал он.

Никто не знал этого, он никогда никому не рассказывал, как раз за разом разочаровывался в людях, как они своими поступками, жадностью, предательством всё больше ожесточали его. Не рассказывал, что в итоге осталась лишь одна вещь, способная насквозь прошибить его ‒ женские слёзы. Но потом нашлась женщина, которая в попытках манипулировать им настолько часто к ним прибегала, что, в конце концов, и они перестали его трогать. В тот день последние остатки человечности внутри него умерли безвозвратно.

Подумав немного, он добавил:

– Даже если бы всё было так – он не рискнул бы. Он знает, что с ним будет, знает, что я найду его и лично буду отрезать от его тела по кусочку. Все это знают.

Аня ничего не ответила. Она просто не могла говорить. Посидев ещё некоторое время, она поднялась и с трудом, пошатываясь, вышла из кабинета. Отец больше не сказал ни слова.

Покинув здание, Аня вышла на улицу, но не заметила, как это сделала. По пути в коридоре она встретила Штерна, он что‑то говорил ей, но она даже не запомнила, что вообще видела его. Её мир только что исчез, так какое теперь значение имел для неё какой‑то там Штерн?

Ещё не так давно она чувствовала свою значимость, ощущала себя в безопасности, верила, что не является обычным человеком, что имеет вес и влияние. И вот, всего за пятнадцать минут Третьяков пошатнул её веру, заставил её содрогнуться до самого основания, а сегодня, ещё за пятнадцать минут, разрушил её полностью.

Она, словно в тумане, медленно брела по улице, не замечая ни людей, ни транспорта, ничего. И так и шла бы, наверное, если бы вдруг не услышала оклик.

– Анна Игоревна, паршиво выглядите. Разрешите проводить вас домой?

Этот голос… Наверное, это единственное, что сейчас могло вырвать её из тисков отчаяния и заставить отвлечься от мрачных мыслей, чтобы собрать последние силы для борьбы – голос Третьякова. Она подняла заплаканное лицо, по которому всё ещё текли слезы, и увидела его, учтиво улыбающегося и весёлого. Он протянул ей руку.

– Пойдёмте?

– Убирайся в ад, – слабо процедила она, инстинктивно делая шаг назад.

В глазах Третьякова мелькнула искра садистского удовольствия.

– Очень жаль, что вы так ко мне относитесь. Вы ведь понимаете, что я ни в чём перед вами не виноват – я просто делал свою работу, – он говорил так, будто ожидал, что она его записывает, будто думал, что Владов услышит их. – Да, к сожалению, такие люди, как вы, считают мою работу жестокой, может, даже садистской, но кто‑то ведь должен её делать, правда? Я же ради всех нас стараюсь.

Она молчала, глядя на него и не в силах уйти. И дело было не в том, что у неё не было сил двигаться, а в том, что ей было до ужаса страшно поворачиваться к этому человеку спиной.

– Если вы это примете, Анна Игоревна, то сможете простить меня.

Взяв в руку тонкий прутик, найденный на земле, он присел и быстро начертил на ещё влажной после недавнего дождя земле два слова, затем поднялся и посмотрел на Аню, немигающим взглядом уставившуюся на его писанину. Убедившись, что она прочла эти слова, он сменил учтивую улыбку на плотоядную и подмигнул девушке.

– Помните это, – с прижимом закончил он и, с небрежным видом, но очень тщательно стерев ногой начерченные слова, удалился.

Аня смотрела ему в спину, пока он не скрылся за одним из зданий, а затем закрыла лицо руками, присела и снова горько разрыдалась. Перед глазами у неё стояли два начерченных слова: «ты моя».

Она не помнила, что делала дальше и как попала домой. Не помнила, кто к ней обращался по дороге, кто пытался помочь или просто подкатывал, потому что находились и такие. Не помнила ничего, ведь никто из них не обладал голосом этого человека. Оказавшись в своей комнате, она села на кровать и отрешённым взглядом уставилась в стену.

Она ощущала себя растением, которое вырвали из земли, и теперь оно, несчастное, безрезультатно пытается зацепиться поврёжденными корнями за сухую, безжизненную почву, не в силах принять, что эта почва, его привычная среда, больше не существует. Оно так и встретит свой конец, засохнет под палящим солнцем или будет растерзано руками того, кто его вырвал.

Уходя, Аня оставила ящик прикроватной тумбы приоткрытым и сейчас, опустив на него взгляд, через щель увидела рукоять своего спасения. Однажды он уже спас её, позволил избежать страданий, так может, у него получится сделать это ещё раз?

Открыв ящик, она быстро достала пистолет, вставила ствол себе в рот и закрыла глаза…


Глава 5.4



7

Успел ли Родионов всё устроить? Смог ли обосновать отправку одного взвода обратно в «Убежище»?

По легенде, придуманной Максом для вышестоящего начальства из «Булата», в «Убежище» активизировалась сильная оппозиция, выступающая против участия в войне, поэтому там срочно понадобились дополнительные надёжные силы, но, чтобы сильно не ослаблять свой полк, он решил отправить туда два подразделения, которые понесли самые тяжёлые потери. Разумеется, Макс никому не называл фамилии командиров подразделений, но это были взводы Романова и Коробейникова. И на всякий случай к ним ещё присоединили два экипажа танкистов без машин – команду лейтенанта Ростовцева. То есть, Родионов удалил от себя почти всех непосредственных и даже условных участников инцидента.

Похоже, успел, потому что «сбежать» оказалось не так сложно, как Андрей ожидал. В мире анархии, где мало кто может уверенно контролировать хоть что‑нибудь, даже отряду из трёх десятков человек не составило особого труда затеряться в тылу. Правда, пока они выбирались из ближних тылов прифронтовой зоны, их дважды останавливали на КПП, устроенных на скорую руку. Первый они прошли быстро, а вот на втором возникли сложности: командир поста, желая убедиться в подлинности их приказа, начал связываться с кем‑то по радиосвязи.

Это заняло минут пять, во время которых сержант и его бойцы подозрительно косились на «анархистов», но в итоге внятный ответ ему получить так и не удалось. Ростовцев, представившийся командиром подразделения, в расслабленной позе стоял возле сержанта и скучающе рассматривал то радиостанцию, то его самого. Трудно сказать каким мог бы стать исход проверки, но другие офицеры смешанной колонны «Булата» и торговцев, с которыми следовали «анархисты», начали проявлять раздражительность, и сержанту не оставалось ничего, кроме как сдаться. Бросив на прощание снисходительное «ладно, езжайте», он вернул документ, а Андрей смог с облегчением выдохнуть.

До Днепра «анархисты» ехали на грузовиках и сто с хвостиком километров преодолели чуть больше, чем за четыре часа. Вероятно, удача сопутствовала им, потому что они не только не попали ни под один авианалёт, но даже гула самолётов ни разу не услышали. В Днепре планировали устроиться на поезд, идущий на восток – всё равно куда, лишь бы подальше от фронта и поближе к «Убежищу».

Можно было, конечно, не ехать аж в Днепр, а попытаться сесть на поезд и где‑нибудь поближе, но с этим могли возникнуть трудности. Во‑первых, огромное количество путей в радиусе двадцати километров от Вольного были повреждены либо авиацией секты, либо её диверсионными отрядами, которые в крупных количествах продолжали действовать в тылах Альянса. Эти отряды активно искали, старались с ними бороться, но успеха добивались нечасто. Из‑за всего этого немногочисленные действующие станции испытывали сильную перегруженность, и там можно было застрять очень надолго. Во‑вторых, эшелоны, подвозившие поближе к фронту всё необходимое для наступающих войск, были вкусной целью для штурмовиков и тех же ДРГ противника, да и обратно они тоже следовали, набитые под завязку ранеными и повреждённой техникой, из‑за чего на них не так‑то непросто было попасть.

Поначалу в дороге Андрей размышлял о том, какие ещё могут быть ходы у его противников, которые он поначалу, поддавшись страху, не учёл. И первое, что пришло ему в голову – Косарь. Да, тогда в Вольном всё, что говорил наёмник, показалось Андрею логичным и последовательным, да и Лёша своим молчанием утвердил парня в этих мыслях, но сейчас… Что, если Косаря подослали намеренно? Что, если «Рассвет», не добившись результата через командование «Булата», решил действовать сам? Ведь мог же Косарь получить новый контракт, но уже на поимку самого Романова? Или слежку за ним.

«Не‑ет… Только не это. Неужели я самостоятельно пригрел на груди змею? Блин, и что теперь делать?», – примерно такие мысли сидели сейчас в голове у Андрея.

Оно и не странно – слишком уж неоднозначен Косарь, чтобы безоговорочно ему верить. Но Андрей уже совершил эту ошибку и теперь понятия не имел, что делать дальше. Выгнать его? Да, это казалось самым правильным решением, но… Не лучше ли будет держать врага поближе к себе? Так он хотя бы будет под наблюдением, и если выяснится, что Косарь действительно враг, то он сможет стать неплохим источником информации… Или не сможет, если вспомнить прошлые попытки устроить ему допрос.

Если копнуть глубже, то идея прогнать Косаря тоже не выглядела такой уж удачной – он может последовать за ними тайно, и тогда станет только хуже, потому что у «анархистов» пропадёт даже минимальный шанс узнать что‑то о его планах. Это, разумеется, если они у него действительно есть или будут.

«Чёрт, как же неприятно предполагать, что люди вокруг могут быть предателями. Как бесит само осознание этого.Ладно, время покажет, а пока пусть всё остаётся, как есть», – на этом Андрей перестал сушить себе голову проблемами, которые сейчас не мог разрешить с уверенностью в положительном исходе.

А затем его размышления были окончательно прерваны кое‑чем куда более страшным. Чем‑то таким, что Андрей впервые увидел своими глазами: здесь, в тылах, где ещё не прошла война, он увидел лагеря беженцев. За сотню километров они в итоге проехали три таких, хаотично устроенных рядом с дорогой. В одном из них колонна даже зачем‑то делала короткую остановку.

В каждом лагере находились по несколько сотен человек, в основном женщины и дети, и лишь изредка старики и мужчины. Кто они, эти люди, бегущие от войны и пожарищ, от криков умирающих близких, от вони обгоревших тел и холодящих кровь стонов смертельно раненных, изувеченных людей?

Вряд ли они состояли в группировках Альянса, ведь тогда им всем нашлось бы дело: женщинам – в тыловых лазаретах и на производстве, мужчинам – в боевых частях, детям… лучше об этом просто не думать. Нет, скорее всего, это простые украинцы из нейтральных поселений, отупевшие от страха, голода и безысходности, отвечающие на вопросы только испуганным, ничего не понимающим и не выражающим взглядом пустых от несчастья и ужаса глаз. Жизнь уже во второй раз отняла у них всё, бросив в бурлящий водоворот, состоящий из смерти и циничного безразличия.

Глядя на них, на их исхудавшие тела, осунувшиеся лица, впалые глаза; глядя на рыдающую над телом, вероятно, мёртвого ребёнка мать; на детей, сбившихся в стайку у края дороги и протягивающих к пролетающим мимо на высокой скорости машинам тонкие ручонки, глядя на грязь, оборванство и всеобщую депрессию, Андрей видел ещё одну сторону истинного облика любой войны и ощущал боль. Настолько сильную боль, что сердце, казалось, не выдержит.

Он вспомнил себя в начале пути, вспомнил, зачем тогда взял в руки оружие, ради чего пошёл убивать врагов, за что намерен был бороться. Вспомнил и с горечью осознал, что не может ничего сделать – ведь с ним лишь горстка людей, а против них вся современная система.

Нет! Всё не так. Не так… На уме крутились слова, которые он прочёл однажды… Как же там было? Точно!

«Для того чтобы зло восторжествовало нужна только одна вещь – чтобы хорошие люди бездействовали».

Андрей не помнил, кто сказал эти слова, или в какой именно книге он их встретил, но он понимал, что они означают – он должен действовать, должен делать всё, что может. Сейчас, завтра и послезавтра. Не искать оправданий, не откладывать на понедельник, а делать всё, что в его силах. И, чёрт возьми, он будет это делать. Потому что не может иначе. Потому что не хочет видеть, как умирают от голода дети, тем более, что и сам он когда‑то тоже вот так умирал.

Чёртова война… Чёртова секта… Чего им неймётся? Чего ещё не хватает? Чем больше он думал об этом, тем больше ненависти ощущал, и тем сильнее внутри него сгущалась тьма. Он не мог помочь этим несчастным беженцам, но мог сделать так, чтобы в будущем меньше людей повторили их судьбу. Он верил в это. Должен был верить, чтобы сохранить свой рассудок, сохранить себя.

Днепр стал первым большим городом, который Андрей увидел после эпидемии не в состоянии сильной разрухи и глубокого упадка, а в виде чего‑то отдалённо похожего на Волгоград времён его детства. Конечно, и здесь встречалось великое множество заброшенных домов и зданий, целые микрорайоны, где не обитало ни единой живой души, находились и постройки, разрушенные как временем, так и агрессивными действиями двуногих прямоходящих обезьян, именуемых людьми. Но всё равно город выглядел намного живее и чище Волгограда, который предстал перед глазами Андрея зимой. Впрочем, Днепр быстро перестал увлекать парня. Его мысли сейчас оказались заняты другим – знают ли здесь о нём?

Возможно, всё стало случайностью, а может, дело было в настрое Андрея, потому что его мысли так и притягивали неприятности. В город они вошли вместе с колонной, и у солдат на КПП при въезде не возникло никаких вопросов, но даже тогда Андрей не смог успокоиться: ему всё казалось, что он вошёл в ловушку, и она захлопнулась. Казалось или не казалось, но в итоге так и вышло.

Когда Ростовцев начал попытки договориться о выдаче провианта и местах на поезде, торговцы его ожидаемо послали подальше. Такой вариант «анархистам» категорически не подходил, и лейтенант проявил упорство. В итоге всё, чего он смог от них добиться, так это того, что группой заинтересовалась местная служба безопасности.

Лихие ребята на боевых машинах и паре БТР‑ов с поддержкой взвода бойцов приехали к месту стоянки «Анархистов» и разоружили их под прицелами крупнокалиберных пулемётов, затем арестовали Ростовцева и куда‑то забрали, а остальных загнали в ветхий барак, расположенный неподалёку. Единственными, кто не упал духом в этой непростой ситуации, оказались Лёша и Косарь, да ещё, наверное, Толя, но они не спешили ничего предпринимать, а ограничились наблюдением за противником, окружившим их расположение. Впрочем, что вообще они могли сделать без оружия и под бдительным надзором?

Так в напряжённом ожидании прошло почти полдня. Андрей очень не хотел, чтобы из‑за него пострадали те, кто ни в чём не виноват и, опасаясь за жизнь и здоровье Ростовцева, дважды порывался выйти к окружившим их солдатам и сдаться, но Игорь с Толей Черенко сначала отговаривали его, а затем один нытьём, а другой силой удерживали командира от такого безрассудства. Андрей злился, ругался, но справиться с Толей не мог. Наконец, безопасники вернули лейтенанта‑бедолагу, правда, со следами легкого «мордобития», но извинились и пообещали в течение суток посадить «анархистов» на поезд, как минимум до Луганска. А вскоре гильдейские снабженцы подвезли и запрашиваемый провиант.

Такая резкая и кардинальная смена настроений настораживала.

– Рассказывай, – попросил Ростовцева Андрей, когда безопасники удалились.

– Тебя искали. Не верили, что ты мёртв, – коротко ответил танкист.

– Чёрт… Но как тогда…

Андрей в задумчивости почесал слипшиеся, немытые волосы.

– Я им ничего не сказал, – догадался о сути невысказанного вопроса Ростовцев. – Но всё это выглядит очень подозрительно. Сначала они только спрашивали, потом били, потом угрожали пытками, а потом раз и: ты свободен, братишка. Хрень какая‑то…

Да, это было самое удачное объяснение – хрень какая‑то. И пока что оно было единственным. Конечно, после произошедшего ехать куда‑то по протекции этих «товарищей» из службы безопасности было опасно, но отказаться – ещё опаснее. Кто знает, что они выкинут, если попытаться их переиграть? Андрей слишком хорошо знал возможности торговцев, чтобы не питать иллюзий на счёт своих перспектив в таких «играх». Если бы он был им так сильно нужен, если бы они хотели его поймать, то с лёгкостью бы нашли способ «разговорить» Ростовцева… А может, они ему всё‑таки поверили? Или связались с кем‑то из «Булата» или даже с Грониным, и те как‑то повлияли… Чёрт, где же правильный ответ?

Андрей в компании Корнеева и Игоря ещё долго сушил себе голову над этой задачей, но однозначного ответа не нашёл. Впрочем, Корнеев сказал очень дельную вещь:

– Если бы они захотели, то просто потянули бы на допрос нас всех. У них там наверняка есть соответствующие специалисты – они выделили бы самых психологически слабых из нас, быстро сломали их и всё узнали. Отсюда вывод: или они дураки, или ты им больше не нужен.

– А может быть такое, что кто‑то им приказал нас отпустить? – неуверенно спросил Игорь.

Вместо ответа Лёша ограничился лишь невозмутимым взглядом. Игорь немного смутился, но продолжил.

– Они про Луганск говорили… Может, нас ТАМ будут допрашивать?

В этот раз Корнеев решил снизойти до ответа.

– Сейчас весь отряд был у них под контролем. Глупо таким образом предупреждать Андрея о риске и отпускать. Подобные ошибки свойственны дурачкам, вроде Олега Гронина, но для контрразведки торговцев это уж чересчур топорная работа.

Оба Романовых не смогли сдержать улыбки, услышав такое сравнение.

Косарь, сидевший неподалеку и прислушивавшийся к разговору, прочистил горло, давая понять, что тоже хочет что‑то сказать. Благодаря своему весёлому нраву он сумел быстро расположить к себе многих бойцов подразделения, но пока остерегался влезать в какие‑то важные разговоры. Впрочем, до этого действительно серьёзных разговоров и не было.

– Хочешь что‑то сказать? – обратился к нему Андрей.

– Да так, просто из личного опыта. Лёха дело говорит – гильдейские безопасники настоящие профи. Я наслышан о них, а с парочкой даже приходилось иметь дело – там лохов не держат.

Даже если бы Косарь не сказал этого, Игорь и сам не собирался дальше настаивать на своей версии. В любом случае на этом обсуждение сложившейся ситуации прекратилось.

На следующий день «Анархисты» и их товарищи оказались в поезде. Им выделили два ободранных товарных вагона, в которых раньше, судя по вони, перевозили то ли скот, то ли раненых, а возможно, что и тех, и других одновременно. Кроме ароматов вагон обладал и другими «приятными» качествами: он постоянно скрипел, приоткрытая дверь постукивала, сцепка между вагонами то и дело гулко лязгала, а порой и вовсе издавала какой‑то инфернальный грохот. Многие надеялись нормально отоспаться во время поездки, но уснуть в таких условиях могли лишь люди со стальными нервами, например, Воробьёв. Хотя нет, он тоже не мог.

В таких случаях на помощь приходили разговоры. Но в вагоне, где ехал Андрей, разговаривали мало. В основном потому, что здесь собрались такие титаны болтовни, как Корнеев, Руми, Воробьёв и прочие чрезвычайно «общительные» люди. Впрочем, такая ситуация была на руку Андрею, который не горел желанием с кем‑то разговаривать и, закрыв глаза, сидел неподалёку от двери, где воздух был немного свежее. С другого края двери тихо переговаривались несколько танкистов Ростовцева. Говорили в основном о последних событиях и немного о том, как радостно, наконец, будет снова вернуться домой.

Во втором вагоне атмосфера была куда веселее. Здесь разговоры шли об оружии, пьянстве, драках, пьяных драках, пьяных вооружённых драках и, конечно же, о женщинах. Ну и о драках ещё немного. Первой скрипкой выступал, разумеется, Косарь. То и дело звучали анекдоты и раздавались взрывы хохота. В какой‑то момент Кот, которому Косарь пришёлся очень по душе за свой весёлый нрав, решил задать тому вопрос, который многих интересовал уже давно.

– Слушай, Косарь, а как тебя звать? – громко спросил он.

– В смысле? – покосился на него Косарь. – Так и звать.

– Не‑е, я не про позывной, а про настоящее имя.

Косарь немного отвернул лицо, чуточку прищурил один глаз и покосился на Кота.

– Косарь я, – будто напоминая, сказал наёмник.

Но Кот не собирался так легко отступать.

– Да ладно тебе? Мы же теперь не чужие люди. Что, западло назвать своё имя?

– Вот пристал… Нет у меня другого имени, – коротко вздохнув, быстро проговорил Косарь.

– Да как это нет? Что, мама в детстве так назвала? – не отставал Кот.

– Ну, реально. Просто в нашей бригаде имена были не в моде – вместо них у каждого был уникальный позывной. Мой был – Косарь. А настоящее имя я уж девять лет, как позабыл. Оно вылетело в трубу вместе со старым миром.

Кроме них в вагоне в этот момент больше никто не разговаривал. Всем стало интересно послушать ответы наёмника.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами Кот. – А почему тогда именно «Косарь»? Это от процесса или от количества?

Косарь ухмыльнулся, явно довольный услышанным.

– Брателло, да ты открыл мне новый смысл, – обрадовался он.

– Всегда пожалуйста, – Кот заулыбался и на секунду театрально склонил голову.

Косарь, всё так же улыбаясь, продолжил рассказывать. Теперь уже явно с охотой.

– Меня когда приняли, в бригаде такое правило было – позывной надо было заслужить. И как себя проявишь, такой позывной и получишь. Ну, а если совсем что‑то нереальное выдашь, тогда можешь сам какой угодно выбрать.

– Ты свой как получил? – немедленно полюбопытствовал Кот.

Косарь закатил глаза и прищурился, вспоминая те события.

– Ну, через пару дней после моего вступления в бригаду случилась у нас небольшая потасовка в одной рыгаловке. Братва тогда оценила мои навыки и заявила, что я буду Косарём.

– Понятно. А если бы ты сам мог выбирать, то что бы выбрал?

Улыбка исчезла, и взгляд Косаря стал серьёзным.

– Мне понравилось их предложение, так что я решил не заморачиваться.

Кот согласно закивал, а потом вдруг дёрнул головой, будто его током ударило, и свёл брови к переносице. Их диалог прекратился, в вагоне снова начались другие разговоры, но после недолгих раздумий Кот задал возникший у него вопрос.

– Стоп, так ты всё‑таки впечатлил их и мог сам выбирать позывной? Так, что ли?

– Выходит, что так, – закивал Косарь.

– И что же ты такого сделал?

Наёмник на мгновение отвёл взгляд и на секунду изобразил недоумение, искривив губы и брови.

– Да ничего особенного. Уложил пятерых ножом, – буднично ответил он, снова взглянув на Кота.

– Ну, не так уж мало, – с восхищением проговорил тот. – А сколько на сколько была драка?

– Пятеро на одного.

Кот завис. Сидевшие ближе остальных и внимательно слушавшие разговор Толя Черенко и Игорь, в недоумении подняли головы и уставились на Косаря. Оба не могли решить, правду говорит этот человек или нет. Он, конечно, был тем ещё трепачом, но во вранье пока что замечен не был.

Игорю и вовсе немедленно пришла в голову мысль о том, что надо быть достаточно жестоким человеком, чтобы во время рядовой потасовки в баре взять и убить ножом пятерых. С другой стороны – он понятия не имеет о том, почему случилась та драка и как проходила. Может, те пятеро были зачинщиками, может, они первые схватились за ножи, и у Косаря просто не оставалось другого выхода…

– Ты их убил тогда, да? – решил уточнить Игорь.

– Ага, – спокойно ответил Косарь, взглянув на парня.

Игорь немного смутился от его взгляда, но всё же сказал то, что думал.

– А не убивать было нельзя? Как‑то жестоко…

– Я бы не сказал. Закон джунглей не может быть жестоким, – снисходительно парировал Косарь. – Чтобы царствовать лев должен не вести себя, как царь, а быть им.

Те, кто услышали эти слова, невольно задумались над их смыслом. Спустя десяток секунд Игорь озвучил одну фразу, прочитанную им когда‑то давно.

– Когда лев хочет есть – он ест.

– Красава. Вижу, из тебя будут люди, – улыбнувшись, похвалил его Косарь.

Но похвала пролетела мимо ушей Игоря. В задумчивости он уставился на медленно плывущий за приоткрытой дверью пейзаж, пытаясь понять, на какую же именно мысль его только что натолкнула эта фраза…


8

Что‑то сломалось. Что‑то такое, что не сломалось ранее. Что‑то новое. И когда оно сломалось – её захлестнуло отупение. Оно возникло от бессилия, а ещё от осознания собственной ничтожности и беззащитности.

Она не смогла даже застрелиться. Хотя… тут всё зависит от того, с какой стороны на это посмотреть – на спуск‑то она ведь нажала. Да, пистолет оказался не снят с предохранителя и не выстрелил, но она смогла сделать это, смогла приложить нужное усилие – просто ей не повезло. Правда, когда она поняла, что скорее сломает палец, чем добьётся выстрела, и сняла предохранитель, её силы оказались исчерпаны. Во второй попытке совершить задуманное она уже не смогла. Не хватило духа.

Она никогда ещё не доходила до подобного состояния и вообще никогда не представляла, что дойдёт. Она не задумывалась, что для того, чтобы убить себя, мало одного желания – нужны огромная воля и характер, чтобы осознанно, обдуманно совершить самоубийство. Слабый же человек может сделать это в порыве эмоций, подталкиваемый депрессией и нежеланием искать из неё выход. В тот момент Аня была чем‑то средним.

Теперь она могла только страдать.

Малодушная… Убить Таню ты сумела, а ведь она прошла через ад, прежде чем ты даровала ей вечную свободу и забвение. Что же ты, ничтожество, испугалась повторить её участь? Решила избрать самый лёгкий путь? А почему бы тебе сначала не убить ЕГО?

Именно после этой мысли отупение и возобладало. Её сковал ужас, ведь она боялась даже думать о том, чтобы сознательно искать встречи с Третьяковым. От одной только мысли об этом тело становилось ватным, а ноги подкашивались. Нет, она не сможет убить его. Он видит её насквозь и поймёт всё раньше, чем она успеет что‑то сделать, а как только её попытка провалится – она окажется в его руках. Нет. НЕТ! Что угодно, но только не снова в эти мерзкие руки насильника и душегуба. Ни за что. Лучше смерть.

Но сил отнять собственную жизнь у неё уже тоже не было. Отчаяние, которое подпитывало её решимость жать на спуск, ушло, сменилось этим странным чувством, состоящим из смеси безвольности, слабости и фатализма.

Пошёл уже третий день, как она не выходила из своей комнаты, ничего не ела и даже не мылась, заставляя себя только добрести до туалета. Тело начало неприятно пахнуть, волосы слиплись от жира, красивое лицо осунулось и посерело, а глаза покраснели от бессонницы – вот, что она сейчас из себя представляла.

Вечером третьего дня пришёл отец. Он стучал в дверь и звал её, но она не открыла ему так же, как и служанке, приносившей еду. Отец что‑то кричал через дверь, кажется, даже нервничал, но это скорее из‑за того, что ему не подчиняются, чем из‑за того, что волновался за неё. Теперь она понимала это.

Прошло совсем немного времени после визита отца, и дверь, чуть не слетев с петель, с грохотом распахнулась от удара ручным тараном. Аня вздрогнула от неожиданного громкого звука и, повернув испуганное лицо, увидела, как в комнату входит отец – все остальные остались в коридоре, и кто‑то даже аккуратно прикрыл за ним выбитую дверь.

Владов, на ходу бегло осматривая комнату, в которой оказался впервые, подошёл к кровати дочери. Поверхностного взгляда на Аню ему хватило, чтобы всё понять.

– Я думал у тебя больше воли, – холодно сказал он. – Не ожидал, что это поражение сломает тебя. Что‑то ты зачастила.

Аня проигнорировала его слова.

– Неужели так трудно смириться с проигрышем? – в его тоне появились менторские нотки. – Это ведь совершенно обыденная вещь. Жизнь – она сама по себе простая череда побед и поражений.

Дочь смотрела на него невидящим взглядом. Его красавица, выглядящая сейчас не сильно лучше покойницы. Сам он смотрел на неё с жалостью и презрением и больше всего хотел бы уйти, потому что ничего в своей жизни Владов не презирал больше, чем слабаков. Но как‑никак, перед ним была его дочь. Стоит сделать для неё небольшую поблажку. Особенно если учесть, что он пришёл сюда вовсе не интересоваться её состоянием, хоть это тоже имело значение – он пришёл, потому что для неё нашлась работа.

– Иногда вообще бывает, что поражения идут одно за другим и кажется, что просвета нет, – продолжил Владов. – В такие моменты настоящее значение имеет только решимость продолжать. Продолжать делать то, что считаешь правильным, или бороться, или жить. Именно наличие и сила этой решимости показывает, что ты за человек.

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией дочери. Бог его знает, что он увидел, но вскоре он продолжил.

– Ты ненавидишь Третьякова и у тебя есть за что. Теперь, когда ты не смогла проглотить его, не смогла отомстить – ты страдаешь, и я понимаю тебя. Ты ожидала, что я стану слепым правосудием в твоих руках, но я не пошёл на поводу у твоих ненависти и коварства, и поэтому ты злишься – здесь я тебя тоже понимаю. Очень хорошо понимаю, ведь я твой отец.

Аня по‑прежнему не реагировала. Постороннему могло бы показаться, что она вообще его не слышит, но Владов знал, что это не так. Чуть слышно фыркнув, он перешёл к конкретике.

– Но, несмотря на то, что ты пыталась меня использовать, я всё равно хочу помочь тебе. У меня есть предложение, которое должно тебе понравиться, – он сделал короткую паузу, внимательно глядя на дочь. – Хочешь уехать подальше от него? Туда, где он не будет мозолить тебе глаза и напоминать о поражении?

Кое‑что в её покрасневших глазах изменилось, и Владов убедился, что смысл его слов, похоже, всё‑таки достигает её. Прикорм сработал – пора забрасывать удочку.


* * *

Незадолго до встречи Ани с отцом состоялся короткий разговор, в котором Генрих Штерн предпринял последнюю попытку изменить дальнейший ход событий, хоть и не верил в то, что сможет добиться успеха. Произошло это, когда они летели на одну короткую, но очень важную встречу.

– Игорь Алексеевич, я не понимаю, – в голосе Штерна хорошо чувствовалось с трудом сдерживаемое негодование.

– Не понимаешь? Чего именно, Генрих? – Владов отвлёкся от просмотра отчёта контрразведки, который перечитывал уже несколько раз.

Штерн был заранее ознакомлен с планом Владова на Аню и очень не хотел, чтобы этот план воплотился в жизнь. Он потратил немало времени и сил, чтобы придумать, как переубедить шефа, но ничего путного в его светлую голову так и не пришло.

– Зачем вы так с ней? Она же ваша…

– Как, Генрих? – Владов перебил его и посмотрел вопросительно, но строго.

Любой другой человек давно бы отступился, но Штерн был ближайшим соратником Владова и поэтому мог позволить себе кое‑что, чего не мог почти никто другой.

– Подвергаете её такому риску!

– Риску? – Владов будто удивился. – Ты о чём?

– О чём? Там целый взвод отморозков. И он сам, по‑моему, ничем не лучше. Вы думаете он их контролирует?

Владов, не двигая головой, снова перевёл взгляд на отчёт, лежащий перед ним на столе, даже приподнял его, но затем вновь отложил и посмотрел на Штерна.

– Слушай, прекращай истерику и объясни нормально свою позицию.

Генрих выдержал короткую паузу, собираясь с мыслями: долго молчать было нельзя – Владов ценил своё время и просто не стал бы ждать. Особенно если учитывать, что их ожидало по прилёту. Дело было настолько серьёзным, что даже Штерну сейчас стоило бы думать именно о нём, а не о какой‑то там женщине, пусть даже дорогой его сердцу.

– Вы отправляете Аню с толпой отморозков неизвестно куда. Её там могут изнасиловать, убить и даже в рабство продать, заявив потом, что она погибла или «потерялась». Я не понимаю, почему вы так жестоки с собственной дочерью.

Владов втянул губы и прищурился. Это был недобрый знак, и Штерн, который собирался ещё что‑то сказать, увидев это, немедленно заткнулся, с опаской ожидая ответа шефа. Владов помолчал секунд десять, а затем его лицо приняло обычное выражение – буря миновала.

– А чего ты так за неё печёшься, будто это ты её отец, м?

Генрих смутился и опустил взгляд. Он не хотел отвечать на этот вопрос, но Владову и не нужен был его ответ, потому что он и так всё знал. Поначалу он хотел сказать об этом Штерну, но потом передумал.

Владов давно уже не был подвержен неконтролируемым эмоциям, давно научился при необходимости подавлять внутри себя всё, кроме сухой логики и расчётов, показывая эмоции только тогда, когда это было необходимо для правильного воздействия на окружающих. Но после того, что сделала эта дурочка, которая биологически является его дочерью, кое‑какие чувства в нём всё же проснулись и постоянно грызли. Это были не жалость к дочери, не любовь к близкому человеку или сострадание – это было нечто другое: он ощущал, будто болезненно перерезает пуповину, которая соединяет его хоть с кем‑то из людей, живущих на этой планете.

Последним человеком, который был ему дорог, с которым у него тоже была подобная пуповина, была Марина – его жена. Она была не только любовницей, но и партнёром, другом, соратником… Она была всем. Только когда Марина погибла, он вдруг вспомнил, что у него есть дочь. Не просто человек, о котором он иногда вспоминал, а ещё один близкий родственник. Он ощутил необходимость сберечь её, сохранить, но не как дочь, а как память о жене, ведь Аня была похожа на неё характером, и очень похожа внешностью.

Но на деле дочь, эта молодая женщина, на содержание которой он много лет просто выделял средства, но к которой никогда не питал никаких чувств, оказалась совсем другой. Она не только не была ни музой, ни соратником, но и посмела играть против него, затем пыталась манипулировать им, даже мешала. Пожалуй, он убрал бы её, но она всё ещё напоминала ему Марину и поэтому он не решался. Чёрт побери, не решался стереть какого‑то там человека! Да в своей жизни он делал вещи и похуже, гораздо‑гораздо хуже, а тут всего лишь один человек…

– Когда она пошла против меня: в деле с Ткаченко и затем с Третьяковым – она разрушила наши отношения, – казалось, Владов пребывает в лёгкой задумчивости, но так только казалось, потому что заговорил он уверенно и чётко. – Родство – это не кровь. Родство – это образ мышления, это схожие ценности и стремления, это поддержка и надёжность. Вот, что такое родство. Как оказалось, ничего из этого у нас с ней нет. Так какой смысл, Генрих, иметь дело с человеком, который тебя не понимает и однажды предаст?

Его речь была жёсткой, но уверенной и продуманной, будто он повторял её уже сотни раз. Штерну вновь нечего было ответить, кроме того, что подсказывали эмоции, но это был путь в никуда. К тому же даже не скажи Владов этих слов – Генрих и без них кое‑что знал о взглядах шефа, всё‑таки они уже несколько лет работали вместе. Не дождавшись ответа, Владов закончил свою речь.

– Теперь она для меня не близкий человек. Отвергнув меня, она сама, сознательно сделала свой выбор, и я больше не чувствую необходимости беречь её или опекать.

Трудно было обрушить эту логику, почти невозможно. По крайней мере, для Генриха и, по крайней мере, сейчас.

– Не слишком ли это жестоко, Игорь Алексеевич? – повторился он, предпринимая последнюю, отчаянную попытку.

Отчаянную, потому что понимал, что для Владова не существует тех понятий и категорий, к которым другие люди относят жестокость. В его системе эмоциональных координат жестокость была чем‑то сродни инструмента, но никак не эмоцией и не чувством.

– За всё в этой жизни придётся заплатить, – сухо бросил Владов в ответ.

Генрих пошевелил бровями и взмахнул ладонью, как бы говоря: «хозяин – барин». Он сделал всё, что мог. Дальнейшая борьба могла только навредить ему самому. Что ж, Аня, теперь всё только в твоих руках.


Глава 5.5


Генерал Логинов, которого Павел видел более полугода назад, за это время успел ещё больше постареть. Он уже тогда, во время визита в «Убежище», выглядел дряхлым, но сейчас всё было ещё хуже: сморщенное лицо, впалые глаза, расцарапанные бритвой щёки… Зачем он вообще продолжал бриться? Генерал каким‑то образом догадался о чём думает Павел и горько улыбнулся.

– Что, похож на трухлявый пень, да? – спросил он и сразу продолжил, не дав Павлу возразить. – Это потому что так и есть.

После официального приветствия Гронин остался стоять перед массивным столом генерала, ожидая приглашения присесть.

– Да садись давай, чего встал, как будто в гостях? Мы ж свои, – пригласил генерал.

Прежде чем присесть, Паша протянул генералу руку через стол. Тот крепко пожал её. Совсем не как трухлявый пень. Пока Паша усаживался, генерал продолжил.

– Устал я, Паша. И выгляжу так же, как себя чувствую. Не зря раньше в шестьдесят на пенсию отправляли, не зря…

– Не похоже на вас, Иван Павлович. Не припомню, чтобы вы позволяли себе раскисать.

Опустив взгляд и задумчиво покачав головой, Логинов пространно ответил:

– Может и так.

Затем он поднял лицо и впился в Гронина своими выцветшими глазами. Когда он заговорил, его тон сменился со старчески‑доброжелательного на строгий тон командира.

– Что ж, полковник, хорошо, что явился лично. Есть разговор. Думаю, знаешь о чём.

– Скорее, смутно догадываюсь, товарищ генерал, – тоже сменил манеру речи Гронин.

– Облажался ты, полковник, крупно облажался.

Конечно же, Павел всё знал, но хотел немного потянуть время. При любом положении дел в текущей ситуации это должно было дать некоторые полезные преимущества. Правда, Логинов знал эти хитрости не хуже самого Павла, поэтому приходилось делать на это скидку.

– В чём именно? – спокойно уточнил Гронин.

– В чём? Лейтенант Романов – есть у тебя такой?

– Есть.

– Сомневаюсь, что ты не знаешь, что он натворил. Объясни‑ка мне, что это было и куда он делся? – с прижимом спросил генерал.

Гронин, разумеется, был в курсе происходящего. И приехал он к Логинову как раз для того, чтобы обсудить в том числе и судьбу Романова.

– Ни я, ни подполковник Родионов не понимаем, зачем он туда полез. Такого приказа он ни от кого не получал. Это была полностью его личная инициатива.

– Этой инициативой он сорвал союзникам важную операцию! – позволил себе повысить тон Логинов, а потом, вспомнив, что на этого собеседника так просто не надавишь, прекратил и продолжил снова спокойно. – И создал гемор нам всем. Где он теперь? Куда вы его дели?

– Умер, – с ноткой сожаления сообщил Гронин, глядя генералу в глаза. – Надышался продуктами горения, когда выбирался из объекта по вентиляции. Успел доложить о своих приключениях, но на следующий день скончался от отёка лёгких.

Паша не питал иллюзий на счёт того, что генерал ему поверит. Так же как и Логинов не рассчитывал на то, что Гронин будет говорить правду. Их разговор был битвой, в которой каждый из участников по очереди наносил удары. В этой битве всё сводилось к тому, чтобы наносить эти удары как можно более умело, не оставляя противнику возможности для контратаки. Кто справится с этим лучше – тот и победит.

– А если я прикажу раскопать тело – Родионов покажет место? – спросил генерал.

Его уже неоднократно спрашивали про Романова, ведь Гронина и его группировку курировал именно Логинов. Старый генерал знал откуда исходит интерес и в чём именно вина лейтенанта, но и от него многое было скрыто. Впрочем, по его мнению, Гронин знал гораздо меньше.

– Хм… покажет, конечно, – с короткой заминкой ответил Павел. – Но откуда такой интерес к простому лейтенанту? Какова реальная причина, что все на него ополчились?

Логинов напустил на себя оскорблённый и негодующий вид.

– Решил мне вопросы позадавать, полковник? Считаешь, что имеешь на это право?

– Не считаю, а уверен, что имею, – спокойно парировал Павел.

Гронин пошёл напролом. Он ожидал, что Логинов попытается его осадить или заткнуть, и поэтому решил атаковать, сразу воспользовавшись самым эффективным с его точки зрения аргументом, который был в его арсенале.

– Если «Рассвет» использует моих людей в качестве пушечного мяса, то я имею право на любые вопросы, иначе пусть пускает в расход своих ребят. Кстати, это и ваши люди тоже, Иван Павлович.

При словах о «Рассвете» лицо генерала начало вытягиваться, но Паша продолжал, не обращая внимания на эти изменения.

– И я неприятно удивлён, что вас это, похоже, ни грамма не смущает. А если «Рассвет» прикажет пожертвовать лично вами ради их целей? Вы отреагируете точно так же?

Лицо генерала немного разгладилось, глаза, казалось, вернули свой прежний цвет и в целом он как будто помолодел. Возможно, это было результатом активной умственной деятельности. Генерал попробовал не выбирать ни один из двух вариантов, которых ожидал Гронин, расставляя свою ловушку.

– Что за рассвет? Ты что несёшь?

Взгляд Гронина оставался серьёзным и сосредоточенным.

– Иван Павлович, подобное поведение унижает вас. Создаётся впечатление, что вы при своей должности мало что знаете о современном мире и его устройстве, а я в это не верю. Да и мы с вами слишком хорошо друг друга знаем, чтобы действовать так топорно, правда?

Логинов молчал, сверля собеседника взглядом. Павел тоже молчал – он и так, поощряемый молчанием собеседника, наговорил больше, чем планировал.

– Как и ожидалось, навыков ты не растерял, – наконец, покачал головой Логинов. – А я староват стал для всего этого.

– Старый конь… – ответил Павел, но не стал заканчивать фразу.

– Да‑да… – отмахнулся генерал и хотел что‑то добавить на этот счёт, но не стал и вернулся к более важной теме. – Так что ты знаешь?

– О чём?

Несколько секунд генерал обдумывал дальнейшие слова, пристально глядя на собеседника.

– Про «Рассвет».

– Поверхностно о них самих и их деятельности. Чуть больше о методах. Совсем ничего о том, какого чёрта они указывают моим людям где и когда им умирать, – последнее предложение Гронин выделил раздражённой интонацией.

Логинов откинулся на спинку кресла и какое‑то время оценивающе смотрел на Гронина. Павлу в этот момент очень хотелось заглянуть в голову старого генерала и прочесть его мысли, но, к сожалению, такого устройства ещё не придумали и вряд ли уже придумают.

– Это сложный вопрос, – заговорил генерал. – Он завязан на целый комплекс взаимных обязательств между гильдией, нами и самим «Рассветом». Не хочу спрашивать откуда ты о них знаешь, просто не хочу этого знать, но советую тебе ни с кем о них не разговаривать. В том числе и с нашими. Можешь случайно переброситься парой фраз не с тем человеком и… Короче, всё это может плохо кончиться.

– Я запомню ваш совет.

– Что же до их дел… В это нас тоже не посвящают, так что не думай, что я знаю сильно больше твоего. Всё, что мне известно – за твоим парнем идёт охота.

Павлу мало что было известно о делах «Рассвета» в Вольном. По сути он знал гораздо меньше, чем Родионов: их связь слушали, и Макс сумел в шифрованной форме передать лишь небольшую часть обшей информации. Поэтому Павел решил попытаться вытянуть хоть что‑то из генерала.

– Почему? Что такого там произошло?

– А я знаю? Они не говорят, – как и ожидалось, попытка оказалась неудачной. – Он им нужен – вот и всё. По их версии – он виноват в срыве операции, возможно, работает на секту. В любом случае, он им нужен для показательной расправы.

– Боюсь, теперь это невозможно.

Генерал посмотрел на Пашу и криво улыбнулся, намекая тем самым, что попытка обмана также не удалась. Гронин тоже улыбнулся.

– Ладно, пока что оставим его в покое, – согласился, наконец, Логинов. – Ты ведь не для этого сюда приехал?

– Всё верно. Не для этого, – кивнул Гронин.

– Тогда выкладывай.

Первый раунд окончился вничью. Оба понимали, что собеседник изворачивается и скрывает информацию, но ничего не могли с этим поделать. Впрочем, Павел пока не отступил, а просто перенёс решение вопроса Романова на позже, а сейчас пора начинать разговор о другом, более важном деле. Успех будет означать спасение не одной жизни, а, вероятно, многих. Очень многих.

В этом вопросе заходить совсем издалека не стоило. Павел сейчас должен был выступить продавцом, настолько хорошим, насколько позволяли его скромные в этом плане навыки. А начать он решил с лобовой атаки.

– Я хочу, чтобы вы сняли восьмой отдельный механизированный полк с фронта и отправили его обратно в «Убежище».

Любой другой заявил бы, что это не лобовая атака, а вышибание двери ногой, но Логинов не оскорбился таким требованием, а разумно ожидал обоснования, поэтому бросил лишь спокойное: «продолжай».

– Во‑первых, полк понёс тяжёлые потери, а пополнять мне его некем. Во‑вторых, мы вложили много сил в подготовку этих бойцов и добились неплохих результатов. Наши ресурсы ограничены, поэтому мы сделали ставку на профессионализм бойцов, а не на их количество, и сейчас эти в целом хорошо подготовленные подразделения гибнут в наступлениях и под авиаударами наряду с гораздо менее способными войсками.

В этот раз Логинов несколько секунд думал, прежде чем что‑то сказать, но в итоге снова ограничился сухой и короткой фразой.

– Дальше.

Гронина это не смущало. Чего‑то подобного он и ожидал. Зная генерала, он и не рассчитывал, что тот скажет хоть что‑нибудь, не обладая необходимым количеством фактов и аргументов, а пока что Павел не сказал почти ничего.

– Я предлагаю использовать моих людей в качестве ДРГ, – перешёл к более конкретному предложению полковник. – Их подготовка это позволяет. Кроме того, для этого у меня есть даже парочка очень толковых командиров. Включая, разумеется, меня самого.

А вот это уже было занятно. Некоторое время Логинов изучающе смотрел на Павла, затем, не вставая с кресла, нагнулся и открыл что‑то под столом. Судя по звуку – дверцу. Через пару секунд на столе со звоном появились бутылка коньяка, а следом за ней и два бокала. Паша снова пожалел, что не мог читать мысли генерала в этот момент.

– Значит, хочешь всерьёз взяться за старое, – подытожил генерал, разливая по бокалам коньяк.

Его тон и мысли в эту минуту просто невозможно было разгадать. Как Паша ни бился, но так и не смог впоследствии понять, что было в этом голосе и словах: одобрение, сомнение или недовольство. А в тот момент времени у него и вовсе не было.

– Скорее хочу с пользой применить свои умения. Да и парней толковых жаль, и труда людей, которые их готовили.

Генерал поднял бокал и глазами предложил сделать то же самое Гронину. Залпом выпив содержимое бокала, он снова изучающе посмотрел на Павла.

– Я тебя, конечно, понимаю, но ты же не думаешь, что у нас самих нет подобных спецов? Или у тех же торговцев с неназываемыми ребятами?

Под «неназываемыми» определённо имелся в виду «Рассвет».

– Может и есть, но, во‑первых, спецов много не бывает, а во‑вторых, не буду скромничать – у ваших спецов нет меня.

Генерал улыбнулся.

– Хех. Да, Пашка, от скромности ты точно не умрёшь. Но, чёрт возьми, ты прав.

Гронин тоже позволил себе улыбнуться, но затем сразу продолжил говорить, намереваясь ковать железо, пока горячо.

– Не забывайте, что подчиняюсь я вам, – с ударением на последнем слове напомнил Павел. – Уверен, что вместе мы можем много чего сделать, как и в былые времена.

Старик напротив на пару секунд опустил глаза и с задумчивым видом легонько покивал. Павел продолжал.

– Можно провести небольшую реорганизацию. Если нужно – даже расшириться на базе моих учебок. Привлечём также ваших инструкторов и устроим крупный учебный центр. Так мы за относительно короткое время сможем подготовить значительное количество квалифицированного спецназа. Учитывая специфику современных боевых действий, мне не нужно объяснять насколько эффективны будут такие подразделения.

Гронин мог ещё добавить, что в руках генерала со временем сосредоточится настолько опасная и значительная сила, с которой он способен будет фактически на какие угодно действия, вплоть до перекраивания сфер влияния, но решил пока воздержаться от таких заявлений.

Генерал внимательно слушал, но ничего не говорил. Когда Гронин закончил излагать свои мысли, Логинов плеснул себе ещё коньяка и снова залпом выпил. Паша свой лишь пригубил.

– Заманчиво, но я не могу ответить вот так сходу, ты же понимаешь, – сказал генерал.

Гронин кивнул. Разумеется, быстрого ответа здесь быть не может.

– Не уверен, что смогу протащить создание у тебя большой учебки, но попытаюсь сделать, что смогу. А по поводу твоего полка… Это тоже сложный вопрос. Фронт есть фронт. Хорошо подготовленные солдаты нужны и там тоже.

Канат медленно потянулся в сторону генерала. Нужно было что‑то с этим делать.

– Здесь они могут принести гораздо больше пользы, – начал Павел.

– Это просто слова. Их будет недостаточно, когда меня начнут спрашивать…

Логинов затих и задумался. Пользуясь возникшей паузой, Гронин перешёл в новое наступление.

– Почему вы не задавите «Чаян» в Краснодарском крае? Почему не ворвётесь на полуостров и не уничтожите их?

– Не понял? – генерал снова поднял глаза на Пашу.

– «Чаян» вам, как кость в горле. Они связали и сдерживают большие силы Альянса, но вы ничего не предпринимаете в связи с этим. Почему?

– Они долгое время готовились к войне и окопались на глубину чуть ли не всей своей территории. Да ты и сам знаешь.

– Знаю. Единственная причина, почему моя группировка ещё существует – это сильная оборона «Чаяна» на Кубани. Они просто не могут убрать оттуда силы для наступления здесь, иначе могут нарваться на контратаку. И провал наступления секты в центральной Украине привёл к дальнейшему замораживанию обстановки здесь. Если бы это наступление не сорвалось – «Чаян» вместе с сектой давно бы пошли на Кавказ.

Павел сделал короткую паузу и видя, что генерал не торопится ничего говорить, продолжил.

– Да, с ними не разделаться лобовым ударом, но я со своими ребятами берусь если и не вывести их из игры, то серьёзно подорвать их оборонительный потенциал на Кубани. Верните мне моих людей и за несколько месяцев я добьюсь значительного уменьшения плотности их ПВО, нарушу коммуникации и инфраструктуру, а при удаче добьюсь передислокации части их сил с севера на восток, что, возможно, позволит вам провести на севере наступление. Либо, если переброска не произойдёт, провести его в Краснодарском крае и сбросить их в море. Для этого я составлю и передам вам подробную карту всех их линий обороны, укреплений и коммуникаций.

Снова Логинов в задумчивости смотрел на Гронина и молчал. Разумеется, такое предложение необходимо обдумать, но Павлу не нравилось, что тот молчит. Логинов был не глупее него, а значит, запросто мог прямо сейчас строить в голове шахматную партию, поэтому Гронину хотелось, чтобы здесь прозвучало как можно больше слов, к которым потом можно будет апеллировать, когда в будущем генерал начнёт выкручивать всё себе на пользу.

Да, слова это пустяк, их можно «забывать», искажать и всячески делать вид, что ты их не говорил, но в новом мире все договорённости заключались только так, а стороны основывались лишь на сроках и размере взятых на себя обязательств. В самых параноидальных случаях обращались к услугам «арбитра», коим выступала какая‑либо сильная группировка, например, Торговая гильдия или тот же «Булат».

Гронину же не было к кому обращаться, особенно когда вопрос был столь щекотливым. Вступая в диалог с Логиновым, он планировал убить двух зайцев. Во‑первых, получить обратно все свои наличные войска, чтобы усилить оборону в случае потенциального наступления крымчаков. Да, этих сил не хватит, чтобы отбиться от «Чаяна», но с ними Гронинхотя бы сможет продержаться до подхода подкреплений. Во‑вторых, Павел желал спасти жизни своих людей, а заодно добавить им мотивации, ведь одно дело сражаться в кровопролитных, жестоких боях далеко от родных и от дома, а совсем другое – совершать рейды на непосредственного противника, угроза от которого является вполне осязаемой.

Если они с генералом сейчас договорятся, то выполнение обеих целей произойдёт одновременно, и таким образом «Булат» свою часть сделки выполнит первым, что уберёт риск «кидка» для Гронина. Всё остальное, о чём он говорил, потребует ресурсов, которые вынужден будет дать всё тот же «Булат», что заодно позволит Павлу увеличить собственное влияние. Этому Логинов или другие генералы могут воспротивиться, но Павла это, в принципе, даже устраивало.

Таков был его план, вот только Логинов не был так прост и не всё сказанное воспринял именно так, как Павел пытался подать.

– Мои разведгруппы тоже регулярно ходят к «Чаяну». Думаешь, мы можем чего‑то не знать? – тон Логинова был таков, будто его уязвили слова Павла.

Это было как раз то, что нужно. Павел в любом случае использовал бы свой последний аргумент, но сейчас генерал сам задал правильный вопрос, от чего эффект будет только сильнее.

Гронин знал, что «Булат» мало чем отличается от старой армии в мирное время. Знал, что безответственность, расхлябанность и безразличие никуда из неё не делись, и примерно догадывался, как обычная разведка «Булата» выполняет свою работу, особенно если основные силы не планируют наступать на вверенной этой разведке территории. А если учесть, что условная граница между «Булатом» и «Чаяном» на этом участке на три четверти проходит по территории группировки Гронина – всё становится ещё очевиднее.

– Ну, раз такое дело, то вы должны знать про два неприметных, но тщательно охраняемых объекта на территории «Чаяна», которые почему‑то охраняет не «Чаян», – Павел позволил себе чуть заметную, едкую ухмылку. – Целых два, засекреченных, тщательно охраняемых, скрытых от разведки в горах. Вы ведь знаете их координаты, да?

На морщинистом лице генерала наметилось оживление. Некоторые люди их профессии предпочитали в подобных разговорах сохранять бесстрастное выражение лица, другие наоборот – постоянно изображали тщательно подбираемые под ситуацию эмоции, стараясь ввести собеседника в заблуждение относительно своих настоящих мыслей. Генерал комбинировал оба метода, но эта тактика замечательно работала, когда оппонент плохо тебя знает. Гронин же знал его достаточно хорошо.

– И как давно ты о них знаешь?

Вопрос был составлен умно, как и ожидал Павел. По такой формулировке нельзя было сказать знает ли генерал об этих объектах или нет и, по сути, это был единственный способ для генерала остаться сейчас в игре. Но Паша не был бы собой, если бы не предусмотрел подобное развитие событий и изначально не оставил ловушку. Осталось только разобраться, как теперь определить, кто из них двоих находится в неведении: генерал, который не знает, что объект существует, но только один, или сам Павел, который лгал, что их два, а их и в самом деле могло быть два.

Решать нужно было очень быстро.

– Достаточно. Даже успел потерять целую разведгруппу на одном из них, – ответил Гронин.

– Почему не доложил?

– А о чём докладывать? Я ведь не могу попасть внутрь. Вдруг там свиноферма?

Конечно же, Гронин не собирался так легко расставаться с ценной информацией. Генерал испытующе смотрел на Павла. Долго.

– Давай координаты. Мы сами всё проверим, – требовательно сказал он, наконец.

Звучало так, будто Логинов признаёт, что ничего не знает, и любой другой, возможно, поверил бы в это, но не Гронин. Знает генерал или нет – сейчас не важно. Важно – сохранить интригу и оставить у себя сильную карту.

– Извините, Иван Павлович, у меня их с собой нет. Где‑то в кабинете, наверное, остались. Но я сделаю всё возможное, чтобы их отыскать, если вы одобрите моё предложение.

Наступила короткая пауза, во время которой генерал смотрел на Гронина оценивающим, пристальным взглядом. Думал ли он о том, что проиграл игру? Или наоборот, знал, что выиграл, но искал вариант, как окончательно разгромить соперника?

– Тебе не кажется, что даже несмотря на нашу дружбу, вести себя так – это уже чересчур? – упрекнул он Павла.

– Не уверен, что понимаю, о чём вы сейчас говорите. Я сказал всего лишь, что у меня, кажется, была информация о каких‑то объектах сомнительной ценности, может, вообще бесполезных. И мне ещё нужно уточнить не ошибся ли я, прежде чем давать её вам.

Ещё добрых полминуты генерал сверлил Гронина взглядом, вероятно, оценивая ситуацию. Наконец, он, восхищенно улыбнувшись, покачал головой из стороны в сторону.

– Пашка – ты засранец. Трудно с тобой, но я рад, что мы снова встретились. Наконец, у меня появилось чувство, что есть кому поднять флаг, когда я сам не смогу его больше держать.

Гронин промолчал, но позволил себе короткий, скептический смешок.

– Знаешь, после катастрофы я не смог найти почти никого из наших. Разве что из твоих подопечных Лёшка Корнеев да Соколовский проскочили, но оба ненадолго. Сокол подался куда‑то к «Новому порядку», а Лёшка…

Генерал отвёл взгляд и принялся что‑то вспоминать. Гронин не собирался его перебивать и просто молча ожидал продолжения. Ждал недолго.

– Лёша работал с нами некоторое время, а потом ушёл, и я снова остался один. Представляешь, на такую огромную организацию – ни одного действительно достойного кандидата в наше дело. Да, были толковые ребята, но ни одного на сотни тысяч, кто мог хотя бы приблизиться к нам с тобой. Представляешь? Иметь тысячи подчинённых, но чувствовать себя одиноким воином… Нет, я тебе такого не желаю. И я искренне рад, что теперь ты со мной.

Логинов плеснул себе ещё коньяка, добавил немного Павлу, который почти не пил, а только пригубливал, и в очередной раз поднял бокал.

– Давай за нас и за наше нелёгкое дело. За выдержку, за стальные нервы, за каменные сердца. Вздрогнем.

Впервые генерал не ограничился просто жестом, а захотел чокнуться, и Павел не видел причин ему отказывать. Раздался звон, и Логинов сразу залпом опрокинул в себя «коварную» воду. Крякнув, он выдохнул остатки воздуха и тепло посмотрел на Пашу.

– Я сделаю, что смогу, – искренне пообещал он. – Как минимум по твоему полку.

– Спасибо, Иван Павлович. Вы меня знаете – я слов на ветер не бросаю. Краснеть за меня вам потом не придётся.

– Знаю, старый друг.

Взгляд генерала лучился теплотой, но Гронин, делая поправку на количество выпитого стариком, не смог бы с уверенностью назвать её источник. Раз они пришли к консенсусу по этому вопросу, пора было вернуться и к первому.

– А что будем делать с Романовым?

– С летёхой? Он же умер, что ж с ним теперь делать‑то? – с хитроватой улыбкой, задал встречный вопрос Логинов.

Павел тоже улыбнулся, но оставался предельно собранным. В вопросе с Романовым Логинов только что взял разгон, но Павлу требовался какой‑то ответ. Хоть какой‑нибудь.

– А если вдруг выяснится, что он каким‑то образом остался жив? – идя ва‑банк, решился спросил Гронин.

– Тогда я бы советовал передать его нам. Я навёл справки и оказалось, что парень, несмотря на юный возраст, довольно известен. Если он всплывёт, вернее, когда всплывёт, неприятности будут куда серьёзнее, чем сегодня. Понимаешь?

Гронин кивнул вместо ответа.

– Так что смирись с тем, что его придётся слить. Без вариантов.

Логинов говорил уверенно и твёрдо, давая собеседнику понять, что дело и правда серьёзное. В этот раз Павел не стал сдерживать досаду и позволил ей проявиться в жестах и выражении лица. Разумеется, генерал это увидел.

– Слушай, Паша, – медленно заговорил он, – в этом ведь нет твоей вины? Это ведь была его личная инициатива, как ты и сказал, верно?

Его дружелюбный взгляд, даже несмотря на алкоголь, всё равно был дьявольски внимателен, и это не укрылось Гронина. Что бы ни говорил сейчас старый генерал – его мысли разительно отличались.

– Верно.

– Тогда чего ты так распереживался из‑за какого‑то пацана?

Поставив локоть на стол, Павел опустил лоб на ладонь и ответил, не глядя на собеседника.

– Витя Романов, – коротко ответил он. – Наш летёха – его сын.

Глаза генерала немного округлились и он позволил себе присвистнуть. Да, этого человека он знал не сильно хуже, чем самого Павла Гронина.

– Ну и тесен же мир…

– Витька был мне другом. И пацаны его мне, как дети. Вот почему я интересуюсь их судьбой, – объяснил Павел. – Причём пацаны неглупые, а старший так и вовсе весь в отца. Горячий, правда, пока что, и идеалист, но это у него постепенно проходит. Зато смышлёный, принципиальный, упёртый, при этом быстро обучается, много анализирует… в общем, почти наш человек.

Подумав пару секунд, генерал потянулся было к бутылке, но быстро отдёрнул руку и, глядя на Павла, тоже задумался. Он поверил Павлу – тому просто не было смысла лгать таким образом, но что толку? Вытащить пацана из пасти тигров, которые уже приготовились его съесть, было невозможно. Логинов никак не мог на них повлиять. Разве что тигры сами передумают или решат сожрать кого‑то другого.

– Извини, Паша. Я не знал, что это сын Романова, и мне тоже очень жаль, но я ничем не смогу помочь. За чем бы «Рассвет» не гонялся в Вольном – это было для них очень важно. Чрезвычайно важно. И теперь они хотят через торговцев сделать так, чтобы виновный был наказан, а все в «Булате» и гильдии помнили, что нарушать подобные приказы и лезть не в свои дела – очень‑очень плохо.

Ответ был неприятным, и Гронин не мог его принять. Он не собирался отдавать своих людей на расправу, и особенно это касалось таких проверенных людей, как Андрей Романов. Поэтому в данном случае Гронина не могли остановить никакие увещевания, просьбы или приказы. Если Андрей, ввязавшись в свои авантюры, погибнет сам – это одно, но просто отдать его на казнь в качестве жертвенного ягнёнка он точно не позволит. Точно не Андрея.

Однако у Павла пока что не было конкретного плана, как спасти парня. И Логинов, к сожалению, не помог ему его составить.


Глава 5.6


Путь из Днепра оказался беспокойным. «Анархистам» пришлось почти целые сутки провести, окапываясь вокруг железнодорожной насыпи, когда поезд остановился из‑за разрушенного вражескими диверсантами полотна. Каждую минуту ожидалась атака на эшелон, что держало всех в большом напряжении. Особенно добавлял остроты тот факт, что на весь состав из тридцати двух вагонов, было всего‑то около пятидесяти боеспособных защитников и почти тридцать из них составляли «анархисты».

Командир охраны эшелона очень настойчиво попросил рассредоточить подразделение Романова, вернее, Ростовцева, по всему составу. Настолько настойчиво, что Ростовцев сразу понял – откажись они и дальше придётся идти пешком.

Но, к счастью, миновало. Полотно восстановили рабочие, которые вместе с необходимыми материалами и оборудованием специально для подобных случаев следовали с поездом, и состав снова медленно продолжил свой путь. Только вот беззаботных разговоров больше не было, ведь оказалось, что война не осталась где‑то там, а следует за ними по пятам, напоминает о себе, угрожает. Теперь все были предельно собраны.

Помимо действий диверсионных групп в пути поезд подвергся ещё и артобстрелу. Откуда‑то из‑за горизонта по составу плотным огнём работала артиллерия, скорее всего, крымчаков. Казалось бы, раз сюда бьёт столько стволов – должен быть и эффект, но на деле то ли артиллеристы «Чаяна» оказались криворукими, то ли корректировщики. Или все вместе. Короче, как бы там ни было, но пострадали от обстрела только окрестный ландшафт и нервная система людей в поезде: все снаряды легли перед составом на дистанции от пятидесяти до полутораста метров, и даже не повредили полотно, хотя огонь, нужно отдать «Чаяну» должное, был плотным.

И снова единственными, кто в такой ситуации не проявил признаков волнения, оказались Косарь и Корнеев. Хоть они и находились в разных вагонах, но окружающие отметили особую реакцию обоих. Алексей лишь поднялся, подошёл ближе к двери вагона и, стараясь сильно не высовываться, спокойно наблюдал, как снаряды вспахивают землю впереди. Косарь же наоборот, смеялся, всячески веселился и подзадоривал невидимых горе‑артиллеристов, «корректируя» огонь. Даже редкий стук и скрежет долетевших до вагона осколков не останавливали и не отвлекали его.

– Господи, да что ж такое‑то?! Ребятки, подтолкните пушки на полсотни метров, что ли?! – перекрикивая грохот канонады, веселился Косарь. – Или лучше бы буханули! Тогда точно бы попали!

Смеясь, он повернулся и заговорил, обращаясь к стоящему к нему ближе всех Толе.

– Знаешь, что общего у артиллеристов и сапёров?!

Толе, судя по напряжённому выражению его лица, было совершенно не до шуток, но Косаря это не останавливало.

– И те, и другие всегда набирают номер правильно, потому что сапер боится услышать «Вы ошиблись», а артиллерист – «Вы не туда попали»!

Он снова громко рассмеялся, но, заметив, что Толе не весело, прекратил.

– Ты чё такой серьёзный? Очкуешь, что сюда попадёт, что ли? – приблизив лицо к уху Черенко, громко спросил Косарь и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Да не парься ты – если попадёт, то нам всё равно сразу кранты! Ты и понять не успеешь!

Толя покосился на него, как на психопата, а Косарь, видя это, снова заржал и закончил смеяться аккурат под окончание обстрела.

– Косарь, ты безумец, – покачивая головой, с долей восхищения резюмировал Кот, когда всё закончилось.

Наёмник, улыбаясь, пожал плечами, но ничего не ответил.

Прибытие в Луганск было отмечено всеобщим оживлением и вздохами облегчения. До поездки никому и в голову не приходило, что путешествие на поезде в глубоком тылу может оказаться настолько опасным, но теперь они на себе испытали, что на войне опасно может быть всё и везде, даже в тылах.

Почти сразу по приезду отряд столкнулся с характерным для Торговой гильдии безразличием и агрессивностью. Ростовцев с Коробейниковым тыкались по кабинетам и офисам гильдейских интендантов всех мастей и званий, но в лучшем случае слышали предложения обратиться к кому‑то другому. Гораздо чаще им хамили, а то и вовсе в грубейшей форме посылали на три буквы.

Проведя в бесполезных блужданиях полдня после прибытия и почти целый следующий день, оба, поникшие и растерянные, вернулись в старое, заброшенное двухэтажное здание, в котором, ни у кого не спрашивая разрешения, устроились «Анархисты». Единственным плюсом этого места было то, что до него никому не было дела, никто их не трогал и не выгонял. Здесь не было ничего, кроме голых стен и пустых окон, через которые ночью заливал дождь.

Запасы провизии подходили к концу. Если им не удастся до конца дня договориться с торговцами, то завтра группа из тридцати одного человека начнёт голодать. Не так давно отряд уже испытывал голод, и Андрею очень не хотелось повторять этот опыт.

В конце концов, инициативу взял на себя Косарь, который поначалу не торопился навязывать свою помощь. Он присутствовал на докладе Ростовцева и видел, как напряглись присутствующие, когда Ростовцев и Коробейников сообщили об очередной неудаче.

– Я тут знаю кое‑кого. Могу попробовать договориться, – осторожно предложил Андрею Косарь.

– Чего ж ты сразу не сказал?! – недовольно спросил присутствовавший при разговоре Игорь.

– Ну, вы так рьяно бросились сами всё решать… Я и подумать не мог, что вас везде пошлют.

– Шёл бы ты сам… – буркнул Игорь.

– Игорь, успокойся, будь добр. Хватит уже грызни, – осадил брата Андрей. – Косарь теперь – один из нас. Что бы там ни было в прошлом, сейчас я требую к нему уважительного отношения. Понятно?

Игорь промолчал. Пришлось Андрею повысить голос.

– Я не слышу ответа?!

– Понятно, – всё так же буркнул Игорь, поднялся и вышел из помещения.

Проводив его взглядом, Андрей вздохнул и вернулся к разговору с Косарём.

– Кого ты здесь знаешь?

– Да так, мелкие рыбёшки. Вряд ли от них будет много толку, но, может, через них удастся выйти на кого‑то покрупнее.

– Хорошо. Пробуй.

Кивнув, Косарь сразу ушёл и отсутствовал несколько часов. Вернулся он с довольно кислым видом, и все поняли, что именно он скажет, ещё до того, как наёмник открыл рот. Тон Косаря был слегка растерянным.

– Короче, хреновые наши дела. В город вчера прилетел какой‑то хер из гильдейского руководства, чёрт его знает, контролёр какой‑то. Местный царёк при нём как с цепи сорвался: похоже, очень хочет выслужиться и всех накаляет. Из‑за этого офицерня и люд помельче стараются предельно чётко исполнять свои обязанности, а то парочку уже поставили к стенке за про. бы. Понятное дело, что никто не хочет брать на себя лишнюю ответственность и тратить ресурсы не по инструкции. К тому же, у нас кроме бумажки с приказом нихрена нет, и едем мы в тылы, а гильдия подписалась обеспечивать тех, кто едет на фронт. Появись мы позавчера – возможно, успели бы выехать, а так… В общем, такие дела.

Дослушав его, Андрей озадаченно вздохнул и опустил голову. Ситуация была, мягко говоря, сложная. Остальные присутствующие тоже понурились, послышались отдельные негромкие выражения досады и ругательства в адрес торговцев.

– И что это за морда такая? Есть у него фамилия?! – Толя решил уточнить лицо, на которое необходимо направить самые отборные оскорбления.

Косарь нахмурился на секунду.

– Кажется, Ладов или Блядов… Бл. дь какая‑то, аха‑ха‑ха! Короче, что‑то подобное, я не вникал.

Шутка всем понравилась и громкий взрыв смеха заполнил комнату и эхом разнёсся по зданию.

– Как‑как?! – резко поднял голову Андрей. – А, может, Владов?

Смеющиеся над шуткой Косаря мужчины постепенно, но довольно быстро притихли. Одни, потому что услышали знакомую фамилию, а другие, потому что заинтересовались неожиданной реакцией Андрея. Сам Косарь вперился в Андрея взглядом, полным подозрительности и удивления.

– Может, и Владов, – ответил он. – А ты чего так всполошился, будто с дочкой его переспал?

Толя, услышав последнюю реплику, опять начал громко смеяться. К нему присоединились Кот, Бодяга и даже Воробьёв. Корнеев и Игорь ограничились лёгкими смешками, как и Косарь, который пока ничего не понял, но поддался их настроению, а вот Ростовцев, Коробейников и сержанты из его взвода застыли в недоумении, немного смущаясь, что не поняли шутку.

Меньше всех в этой ситуации хотелось смеяться самому Андрею. Он ощутил стыд и смущение, которые очень быстро сменились раздражением и нарастающей злостью: отряд испытывал серьёзные трудности, командир пытается что‑то придумать, чтобы выпутаться, а они тут устроили балаган. Ещё и смеются именно над ним. Сволочи.

– Какого чёрта вы ржёте?! – напустился он на товарищей.

Это был один из немногих случаев, когда Андрей сумел правильно сыграть нужные эмоции и обмануть почти всех, кроме пары человек. Его слова прозвучали отнюдь не как взрыв уязвлённого человека, как большинство ожидало в подобной ситуации, а как негодование раздражённого командира, которому нерадивые подчинённые мешают выполнять свои обязанности. Смех стал быстро затихать и вскоре прекратился. Толя, как зачинщик, решил оправдаться.

– Так ты ж это, ну… того…

В этот раз внезапно начал громко хохотать уже Косарь.

– Вот теперь я всё понял! – смеясь, заявил он. – Что ж ты, Толян, сразу не объяснил?!

После этого засмеялись уже все присутствующие, кроме Андрея и Толи. Последний скорчил неодобрительную гримасу и принялся яростно жестикулировать, стараясь оправдаться, но никто его не слушал. Андрей, с плохо скрываемой злостью, снова окинул взглядом всех по очереди, тем самым заставив прекратить. Бойцы опять быстро перестали смеяться и, всё ещё с весёлыми улыбками на лицах, сосредоточились на нём.

Романов, нахмурившись, выждал несколько секунд и заговорил.

– Ни с кем я не спал…

– Это хреново, – вставил Косарь.

Андрей гневно посмотрел на него и тот мигом сделал каменное лицо.

– Но если это и правда Владов, то я его знаю, и это может нам помочь, – закончил Романов.

Выражение лица Косаря стало изумлённым, с толикой недоверия.

– Да‑а? И откуда ты знаешь гильдейских шишек?

– Долгая история. Сейчас важно другое – это точно он?

– Ну‑у, точно я не знаю, – пожал плечами Косарь, – но могу узнать.

– Тогда иди, узнавай…

– Подожди, – внезапно включился Игорь и с сомнением посмотрел на брата. – Даже если это окажется Владов – что это нам даёт? Ты что, забыл, что мёртв? Или решил воскреснуть?

Андрей не ответил, а вместо этого отвернулся и принялся чесать макушку. Замечание Игоря было очень кстати – прежде, чем рисковать, ему стоит хорошенько обдумать возможные последствия. Косарь остался на месте, ожидая подтверждения предыдущего приказа или его отмены.

– Давайте вместе посмотрим, что у нас есть, – повернувшись обратно к товарищам, предложил Андрей после паузы. – Мы тут застряли без еды и малейшего понимания, как нам быть дальше. До «Убежища» нам пешком не дотопать, а транспорт взять негде – вы сами слышали Косаря. Итого: без провианта, без транспорта, без перспектив. Что остаётся?

– А с полковником Грониным отсюда можно как‑то связаться? Может, он сможет чем‑то помочь? – подал идею Бодяга.

– Чем он поможет? Даже если мы свяжемся с ним – ему придётся договариваться с «Булатом», а тем – с торговцами. Мы тут с голоду помрём раньше, чем это всё сбудется, – ответил за Андрея Кот.

– И это тоже, – согласился с ним Андрей. – Поэтому единственный выход, который я сейчас вижу – воскреснуть.

– Ага, и сразу попасть в лапы к «Рассвету». Гениально, – язвительно заметил Игорь.

Толя одобрительно закивал, а Андрей на секунду закусил губу.

– Я чувствую, что Владов меня не выдаст, – сказал он в итоге.

Некоторые взгляды, обращённые на Андрея, выражали скепсис, некоторые – неприкрытый сарказм или недоверие. В памяти бойцов ещё были свежи и набег гильдейской службы безопасности в Днепре, и короткий пересказ слов Андрея о его разговоре с Родионовым. Слишком многие искали Романова, желая навешать на него собак, и Владов, несмотря на последние слова Андрея, запросто мог быть одним из них.

– Я – против, – решительно заявил Игорь.

– Ваше мнение учтено, рядовой Романов, – без тени язвительности ответил ему Андрей. – Но другого выхода сейчас нет. И я не намерен потратить впустую ещё несколько дней, пытаясь его найти. Поэтому, Косарь – давай пойдём вместе.

Косарь задумался на мгновение, а потом кивнул и поднялся.

– Конечно.

– Постой, Андрей, не делай этого! – поддержал Игоря Толя, и даже Воробьёв согласно кивнул. – Он же тебя сдаст, как пить дать.

– У нас нет выбора, – сходу ответил Толе Андрей. – Я не намерен смотреть, как вы, голодные и обессиленные, бредёте пешком в «Убежище», и понимать, что это происходит из‑за меня.

Не желая принимать решение Андрея, Игорь попробовал и дальше ныть, но брат его просто проигнорировал. Вдвоём с Косарём они оставили товарищей и отправились претворять в жизнь план Андрея. Остальные, уже понимая, что это бесполезно, больше не пытались его остановить.

– Возможно, из этого что‑то и выйдет. Всё‑таки, когда‑то Владов был ему обязан, – высказался Корнеев, когда Андрей ушёл.

Вряд ли он мог этим успокоить Игоря, но охватившее остальных напряжение всё‑таки немного ослабил.

Город по заброшенности отдалённо напоминал Волгоград, на который Андрей в своё время вдоволь насмотрелся. Обжитыми и приличными выглядели только районы, где находились производство или склады. Дома в таких местах и вокруг них тоже, как правило, не создавали впечатления, что вот‑вот развалятся, да и окна в них были целы, а дороги поддерживались в относительном порядке: по ним можно было ездить или ходить в определённом направлении, а не петляя между брошенными машинами, завалами и горами мусора.

Когда они с Косарём добрались до нужного места – замызганного трёхэтажного здания, Косарь попросил Андрея подождать, а сам вошёл внутрь. Оставшись в одиночестве, Андрей быстро пришёл к мысли, что светится. Когда ты вынужден скрываться тебе везде мерещатся враги, невольно начинаешь оглядываться, осматриваться и шарахаться от всего, что кажется подозрительным, а таковым кажется многое. То проходящие мимо люди как‑то подозрительно косились, то вышедший на крыльцо покурить мужчина в форме слишком уж пристально присматривается, то ещё что.

Озарение пришло внезапно. Что, если Косарь действительно подослан к ним как раз для того, чтобы поймать Андрея? Тогда сейчас у наёмника появилась идеальная возможность сдать его в руки торговцев, которые уже переправят парня куда надо, а самому уйти по‑английски.

Паранойя и сама по себе довольно сильная штука, а в таких случаях так и вовсе. Неопытный в подобных делах Андрей быстро поддался этому неприятному состоянию и решил укрыться где‑нибудь, чтобы из безопасного места наблюдать, что будет дальше. Странно, что ему не пришёл в голову простейший ответ – если бы Косарь хотел его сдать, то за парнем вышли бы немедленно.

Прежде, чем Андрей выбрал место и успел сделать хоть несколько шагов, его окликнули. Он непроизвольно содрогнулся и медленно развернулся под удивлённый возглас Косаря.

– Ты куда? – скорчив озадаченное лицо, спросил наёмник, стоя на крыльце.

– Да так, хотел кое‑что проверить, – нашёлся Андрей, осматриваясь вокруг.

Но ни враждебно настроенных солдат торговцев, ни их же безопасников нигде не было видно. Хорошо, что Косарь не стал ничего уточнять, а то Андрей не был уверен, что сможет оперативно придумать грамотную ложь, чтобы как‑то оправдать приступ паранойи.

– Короче, ты был прав. Владов его фамилия.

«Ну и ну. К добру это или наоборот?», – подумал Андрей и вздохнул.

– Хм… Понятно. Теперь надо выяснить, как его найти.

– Э‑э… я тут, наверное, не помогу. Если начну такое спрашивать, то ещё могут чего‑то не так понять и… Короче, мои яйца мне пока дороги.

То, как подавал всё это Косарь выглядело глуповато. У Андрея на секунду появилось такое впечатление, будто Косарь намеренно играет дурачка.

– По‑моему, ты ерунду городишь. Иди и спроси у своего знакомого, где найти Владова. Что ему, трудно сказать? Он ведь знает нашу ситуацию. Скажи, что отчаялись и хотим попытаться добиться его аудиенции.

– Ладно, – после паузы неохотно согласился Косарь и побрёл обратно ко входу.

Вернулся он минут через десять, повеселевший и с алкогольным перегаром. Андрей сразу это заметил.

– Что за дела? Вы там пили?

– Да, самую малость. Пришлось. Грех отказываться, когда так настойчиво предлагают.

Сначала у Андрея возникло желание отчитать Косаря, но эта идея быстро была отодвинута на второй план – сейчас важнее другое.

– Узнал?

– Ага. Не зря же выпивал? Этот Владов выгнал их местного шефа на мороз и устроился в его офисе. Это километра четыре отсюда, я примерно запомнил, как туда добраться.

Косарь, прищурившись, посмотрел на не очень довольного Андрея. Подумав пару секунд, он решил кое‑что добавить к сказанному.

– Мне просто пришлось накатить, понимаешь? Чтобы легче было разобраться.

– Эти твои шуточки…

Андрей вздохнул, но больше ничего не добавил, а указал рукой на дорогу, намекая, что пора идти.

Помогла Косарю выпивка или он просто обладал хорошей памятью и умением ориентироваться, но примерно за час они добрались до нужного здания. Это оказался красивый, почти не отмеченный печатью времени большой трехэтажный дом из красного облицовочного кирпича, расположенный примерно в километре от центрального железнодорожного вокзала.

Рядом с домом рос большой, ухоженный сад из фруктовых деревьев, с другой стороны был устроен скверик с ухоженным газоном, кустарником, тротуарами и лавочками. А ещё там был высокий кованый забор и ворота, охраняемые парой вооружённых и с виду агрессивных солдат.

Романов на ходу придумал, что скажет этим двоим, но те повели себя совсем не так, как ожидалось, чем в зародыше испортили весь план Андрея. Не успели они с Косарём подойти и на десять метров, как оба охранника вскинули свои АКСУ и навели на них.

– Стоять! Посторонним здесь ходить нельзя! Если не хотите получить пулю – валите отсюда нахрен! Быстро!

Андрей ни капли их не испугался. Почему? Привык к подобному или не верил, что они могут открыть огонь? А может, он просто стал более опытен и оружие больше в принципе его не пугало? Как бы там ни было, Андрей с Косарём интуитивно подняли руки, показывая, что никаких злых намерений у них нет, и начали медленно пятиться.

– Хорошо‑хорошо! Мы уйдём! – несмотря на агрессивное и грубое поведение охранников, Андрей отвечал им громко, но доброжелательно. – Но я должен встретиться с Игорем Алексеевичем Владовым.

Один из охранников хотел было его перебить, но услышав фамилию Владова, закрыл рот и на всякий случай дослушал Андрея до конца, сверля парня злым взглядом.

– Сообщите, что пришёл Ан…

Андрей внезапно запнулся, поняв, что чуть не сказал лишнего. Быстро сообразив, он сразу же исправился.

– Передайте, что пришёл его знакомый от Павла Гронина и ждёт его. Я тут недалеко побуду, вон там, – закончил Андрей и осторожно, не опуская руку полностью, указал ею на небольшой скверик неподалёку.

Охранники оружия не убирали, но ещё больше грубить тоже не торопились, пытаясь понять, что это за странный пацан в «левом» камуфляже, который приходит и так уверенно разбрасывается такими серьёзными фамилиями. Логика подсказывала, что у такого человека, как Игорь Алексеевич Владов не должно быть личных встреч с подобными непонятными оборванцами, но опыт говорил, что в такие времена может случиться всё, что угодно. И буквально через тридцать секунд оба убедились, что чутьё их не подвело.

Попятившись на несколько метров, Андрей с Косарём развернулись, опустили руки и, тихо переговариваясь, медленно пошли к указанному Романовым скверу. Они отошли совсем немного, когда Андрей услышал оклик и вздрогнул. Кто‑то выкрикнул его имя, голос кричавшего показался ему знакомым, но он не мог вспомнить, кому он принадлежит и первым делом подумал, что его узнали и сейчас арестуют. Но через пару секунд он понял, что что‑то в этом голосе было не так. Его заставил содрогнуться не только испуг, что его узнали, но и сам голос, что‑то, что он нёс в себе… боль отчаявшегося человека, и одновременно радость того, кто увидел спасение в безвыходной ситуации… Такие разные, даже противоположные, эмоции имели удивительный контраст, когда звучали одновременно. Андрей обернулся и чуть не обомлел, увидев, кому принадлежал этот голос. И как он мог его не узнать?

– Андре‑ей! – снова закричала красивая черноволосая девушка, со всех ног мчась к нему от дома из красного кирпича.

Изумлённый, ошарашенный, он уставился на неё, как на что‑то невероятное, невозможное, как на ангела, в которого не верил, но который предстал перед ним во всём своём великолепии. Он даже не заметил как, забыв об угрозе охранников у ворот, побежал ей навстречу, а осознание происходящего пришло к нему только тогда, когда он заключил её в нежных, но крепких объятиях.

Сами охранники вообще застыли в недоумении: вроде как надо бы отогнать этого стрёмного типа, но как перед этим оторвать от него дочку Владова, которая сама неожиданно вылетела из калитки ворот и повисла у него на шее? И как она вообще здесь оказалась? Следила за ними, что ли?

А обнимающаяся парочка была поглощена совсем другими мыслями. Секунд тридцать они неподвижно стояли, обнявшись и не желая отпускать друг друга. Аня даже успела немного всплакнуть, давая волю рвущимся из неё страданиям, освобождающим место радости и чувству защищённости, объяснить которое она сейчас не смогла бы. Оно просто возникло откуда‑то, когда Андрей обнял её. Сам Андрей наслаждался мягкостью и нежностью девушки, с трудом веря, что снова встретил её, что она вновь находится так близко к нему. Его тело била дрожь и он никак не мог с ней совладать.

Косарь, с видом блаженного идиота глядя на обнимающуюся перед ним пару, дебильно улыбался. Если бы кто‑то из двоих обратил на него внимание, то определённо задался бы вопросом о чём же сейчас думает этот на первый взгляд рафинированный кретин, но никому из них сейчас не было дела до Косаря.

Когда эйфория от внезапной и от того ещё более приятной встречи начала спадать, Андрей вспомнил, как его поразил голос девушки, и слегка отстранился от неё, не выпуская из рук, силясь заглянуть ей в глаза. Его взгляд быстро скользнул по её лицу, и отметил всё то, что осталось после попыток Ани скрыть пережитые недавно страдания с помощью макияжа. Но дела обстояли так паршиво, что даже обычно не очень внимательный к подобным вещам Андрей увидел достаточно, чтобы обеспокоиться.

– Как ты… Нет – что с тобой случилось? Выглядишь так, будто тебя истязали.

Его тон как бы говорил: «только скажи, кто это сделал – я их всех убью».

Аня замотала головой и снова прижалась к нему, уткнувшись лбом ему в плечо. Она так жалась к нему, словно маленький ребёнок, который долго не видел уехавшего в командировку отца и тот, наконец, вернулся к нему. Андрей обнимал её и нежно гладил, повторяя свои вопросы, но она ответила лишь чуть слышным, коротким: «подожди».

Наконец, Аня тоже отстранилась от него, взяла его ладони в свои и, отойдя на полшага, заглянула ему в глаза. Она силилась сделать лицо счастливым, но не могла разрушить закрепившуюся на нём печать.

– Я так счастлива, что ты здесь, так рада, что…

Вновь её глаза заблестели и по лицу сбежала слеза. Она смахнула её и сделала ещё полшага назад, пресекая попытку Андрея снова обнять её.

– Да что ж такое? Аня, ты меня пугаешь…

– Я всё расскажу, обязательно, но чуть позже, – зашептала она так, чтобы её мог услышать только Андрей. – Мы можем встретиться вечером?

– Да, думаю, что можем… – тоже шепотом стал отвечать Романов.

– Хорошо. Тогда в девять на том же месте, где мы расстались в прошлый раз. Хорошо?

Андрей на секунду задумался, стараясь разобраться правильно ли он понял о каком именно месте идёт речь. На всякий случай решил уточнить.

– Ты про памятник?

– Да.

– Хорошо. Я буду там.

– Тогда до встречи, – Аня чмокнула его в заросшую щёку и быстро пошла обратно к дому.

Налетевший прохладный, порывистый ветер развевал её волнистые волосы и светлое летнее платье, делая девушку ещё красивее, чем обычно.

Но Андрей сейчас не замечал этого. У него возникло столько вопросов, что он всё никак не мог понять, что, собственно, происходит. Почему она уходит? Почему не остаётся с ним? Зачем ждать вечера? И почему так выглядит? Что здесь вообще творится?!

Был и ещё один вопрос, не менее важный, и пока Аня не скрылась из виду, Андрей вспомнил о нём и поспешил задать.

– Подожди! Твой отец – он здесь?! – крикнул он ей вслед.

Девушка остановилась, обернулась и долго смотрела на Андрея, снова вгоняя его в замешательство. Она была далековато, чтобы он мог увидеть выражение её лица, но что‑то слишком уж долго она молчит.

– Нет! Но появится. Жди! – наконец, ответила она и вскоре скрылась внутри дома.

Охранники озадаченно пялились на Андрея, находясь в полном смятении. Больше всего они опасались, что парень сейчас двинется в дом следом за Аней Владовой, а в таком случае они понятия не имели, что делать. Пропускать его нельзя – это стало бы нарушением приказа. Но и останавливать тоже могло быть чревато, потому что на счёт Ани существовало чёткое указание – ей можно всё. Только вот сама она сейчас ничего не сказала, хотя её действия недвусмысленно давали понять, что парень этот для неё важен и дорог.

Попади сейчас им в руки лампа с джинном, и одним из желаний точно стало бы сделать так, чтобы парень перед ними ушёл куда подальше или, на худой конец, хотя бы остался стоять на месте до прибытия Владова. Только вот лампы нигде было не видать, а парень наоборот – стоял прямо перед ними. Когда Андрей развернулся и пошёл к Косарю, свирепые ещё несколько минут назад охранники вздохнули с облегчением.

– Даже подумать боюсь, кто эта породистая прелестница, но любопытство моё непреодолимо, – такой фразой встретил его Косарь, намекая на объяснения.

– Это Аня Владова, – со счастливой улыбкой на лице ответил Андрей, не уловив подвоха в тоне Косаря.

Наёмник слегка наклонил вперёд лицо и широко раскрыл глаза, затем сглотнул и прочистил горло.

– Так значит я тогда попал в самую точку? – осторожно поинтересовался он.

– Ты про что?

– Ну… это, – он с невозмутимым лицом пальцами левой руки сложил колечко и несколько раз просунул в него указательный палец правой, – когда сказал, что ты переспал с…

Андрей остановился и одарил Косаря злым, агрессивным взглядом.

– Всё, командир, я всё понял, – быстро заговорил тот. – Больше не надо ничего говорить и делать тоже. Особенно делать. Спасибо большое за расширенный и многое разъясняющий ответ…

– Просто заткнись, – раздражённо бросил Андрей.

– Заткнулся.

– Вот и заткнись.

– И заткнулся.

Романов сокрушённо покачал головой и дальше шёл молча. Косарь, к счастью, тоже.

Они просидели в парке чуть больше часа, поначалу молча, а затем болтая на разные отвлечённые темы. В основном, конечно, говорил Косарь, но и Андрей иногда брал слово.

Изредка они слышали звуки моторов, прекращали болтовню и начинали крутить головами, выискивая их источник, но почти все машины просто проезжали мимо. Лишь одна легковушка ненадолго остановилась неподалёку от ворот, высадила какого‑то пузатого мужчину в штатской одежде, и тут же уехала.

Андрей на всякий случай присмотрелся к мужчине, хоть и уверен был, что это не Владов, разве что последний набрал килограммов тридцать с момента их последней встречи. Мужчина грузно прошагал по тротуару, прошёл мимо стоящих, словно столбы, охранников, которые никак на него не отреагировали, и исчез за воротами.

– Хм, чё за гаврик? – лениво поинтересовался Косарь, проводив мужчину взглядом.

Вопрос не имел никакого смысла, поэтому Андрей не стал ничего отвечать.

– Редко приходится видеть толстяков. Разве что у торговцев, – продолжил Косарь. – Было даже время, когда я был уверен, что они тупо не выжили. Многие ведь голодают, а этот вон сам, как отличная еда.

Романов покосился на него с сомнением.

– Что? Я серьёзно.

Взгляд Андрея оставался скептическим.

– Не веришь? Хех… Ты просто мало где был и мало что видел, – обычный для Косаря весёлый, с чуть заметной издёвкой тон, сменился на серьёзный. – А вот я видел всякое. Много такого, что хотелось бы развидеть.

Скептицизма у Андрея стало чуть меньше. Он жестом ладони побудил Косаря продолжать. Тот некоторое время испытующе смотрел на собеседника, а потом спросил:

– Тебе приходилось иметь дело с каннибалами? Или хотя бы видеть их?

– Это, которые людей едят?

– Они самые.

– Нет.

– А мне приходилось. Когда примерно через полгода после эпидемии мне пришлось побывать в Волгограде, я встретил там этих милых ребят. Они жрали всех залётных, до кого могли дотянуться. Такие поросёночки, как тот, что недавно вошёл в эти ворота, висели там у них на крюках.

Отвращение на лице Андрея ясно давало понять, что он об этом думает.

– Но зачем?

– Зачем? Думаю, потому что к тому моменту они зохавали всё, что нашли в городе. А ещё там приключилась авария на химзаводе, который бросили как есть, без надзора, и какой‑то яд засрал полгорода и кучу территории вокруг. А там степь, жрать и так особо нечего, живности много не наловишь, а уходить куда‑то… Те, кто поумнее, конечно, ушли, а те, что остались… Они нашли свой способ выживать.

Услышанное шокировало Андрея. Особенно потому, что он сам некогда был жителем Волгограда. Страшно даже подумать, что могло случиться, останься они с братом и матерью дома.

– И что стало с ними потом?

– Потом пришли чечены и зачистили эту опухоль.

– Да? А я подумал, что ты сам как‑то участвовал в этом.

– Хех. В то время я участвовал только в собственном выживании, и это, скажу я тебе, тоже была та ещё игра…

Косарь намеревался продолжать, но отвлёкся на звук очередного автомобиля. А через несколько секунд на дороге показался большой квадратный чёрный джип с трёхлучевой звездой в кольце на решётке радиатора. За джипом следовал ещё один такой же и ехали они в направлении дома из красного кирпича.

– Но об этом как‑нибудь в другой раз, – завершил Косарь, спрыгивая с низкой ветки дерева, на которой сидел.

– Да, мне тоже что‑то подсказывает, что это он, – поделился своими мыслями Андрей. – Пошли.

– Не, лучше иди сам.

Андрей развернулся и вопросительно посмотрел на Косаря.

– Если вдруг что – кто тогда сообщит нашим? – объяснил тот.

Неприятное замечание. У Андрея появилось ощущение, будто ему только что пожелали неудачи, хоть замечание Косаря было вполне дельным и логичным.

– Да, ты прав, – неохотно согласился Андрей после секундного замешательства. – Ладно, тогда я пошёл.

Романов вышел из сквера и быстрым шагом, почти трусцой, поспешил к машинам, которые уже тормозили у ворот. Внезапно передняя машина вместо торможения ускорилась и понеслась к Андрею. Тот сразу понял, что что‑то не так и остановился. Машина тоже резко притормозила метрах в сорока от него, и из неё быстро высыпали трое хорошо экипированных бойцов.

Укрывшись кто за открытой дверцей, а кто за капотом, бойцы навели на него оружие. Работали они очень слаженно, проделав всё лишь за несколько секунд.

– На землю! Руки за голову! – рявкнули от машины.

У Андрея не было ни малейших сомнений по поводу того выполнять эту команду или нет. Он послушно улёгся на асфальт и положил ладони себе на затылок. Кто‑то из бойцов подбежал к нему и, заломив руки за спину, стянул запястья пластиковыми наручниками. Затем парня обшарили, но не обнаружив никакого оружия, уже в две пары рук рывком подняли с земли и быстро потащили к машине. Пока его почти несли, он успел заметить, как из другого джипа выходит человек, которого он, собственно, здесь и ждал.

– ИгорьАлексеевич! – громко закричал Андрей. – Я Андрей уэ‑э…

Его голос оборвался, а вместо слов раздался лишь хрип и стон. Ещё бы – если ему заехали коленом в солнечное сплетение!

– Заткни пасть! – прозвучала угрожающая команда.

С трудом сумев кое‑как восстановить дыхание, Андрей хотел было выплюнуть набившую рот липкую слюну, но в этот момент его бросили на асфальт. Он открыл глаза, стараясь сориентироваться и понять, что к чему. Вокруг стояли четверо людей в летнем городском камуфляже, бронежилетах, касках и с масками на лицах. Один смотрел на него жёстким, угрожающим взглядом, таким, какой Андрей видел у Павла Гронина, когда они пытали «волков» в лесу неподалёку от Волчьего Логова. Трое других, держа наготове оружие, осматривались, вероятно, в поисках возможной подмоги схваченного парня.

Вооружены они были автоматами Калашникова, но точно не таким старьём, как «анархисты». Такими же или похожими были вооружены бойцы «Рассвета», в частности тот же Косарь, оружие которого потом пересмотрели все, кому это было интересно. Это были АК‑12 последнего образца, с коллиматорными прицелами и ПББС. Выглядели они шикарно, но парню сейчас точно было не до зависти их владельцам.

Единственное, чего Андрей не мог понять, так это почему его до сих пор ни о чём не спрашивают. Ведь сейчас самое время, пока ему плохо, пока он сосредоточен на боли и дыхании, и не собрался с мыслями. Но на этот вопрос ответ он получил примерно через десять секунд, когда в поле его зрения показался Владов.

– Вот так‑так, – заговорил Владов, глядя сверху вниз на Андрея.

Парню его взгляд показался излишне высокомерным, но лишь на мгновение, потому что проблематично надолго задумываться над такой ерундой, лёжа на земле в наручниках и под прицелами карабинов.

– Андрей Романов собственной, всеми разыскиваемой персоной, – саркастически продолжил торговец. – Я не поверил, когда мне сообщили. Ходили слухи, что ты мёртв.

«Ого, как быстро они у вас ходят, эти слухи», – подумал Андрей.

Он перевернулся и с трудом, но сумел сесть на колени, чтобы отплеваться. То, что никто ему не помешал это сделать, означало, что как минимум бить его пока не планируют.

– Черкес, освободите его, – стальным голосом скомандовал Владов.

Его приказ был исполнен так быстро, будто это был вовсе не приказ, а какое‑то заклинание. Почувствовав, что руки снова свободны, Андрей первым делом вытер рукавом рот, затем, опираясь на ладони, медленно поднялся и взглянул на Владова.

– Здравствуйте, Игорь Алексеевич, – просипел он. – Приём у вас, как и всегда, душевный.

– А ты, как и всегда, остришь. В любом случае извинений не жди.

– Нет проблем. Всё нормально, – Андрей снова закашлялся, но с каждой секундой ему становилось всё лучше.

– Ладно, иди за мной, – приказал Владов, а затем обернулся к одному из бойцов в масках. – Черкес, сопровождать не нужно – он свой.

Не дожидаясь реакции парня, торговец развернулся и решительно пошёл к дому. Андрей быстро поднялся и, не удостоив бойцов в масках даже взглядом, поплёлся за Владовым. Остолбеневшие охранники у ворот не позволяли себе даже скосить глаза. Для Андрея это выглядело очень занятно и наводило на размышления. Вряд ли эти парни были из свиты Владова, значит, они местные. То, как они боятся привлечь к себе его внимание, с точки зрения Андрея означало, что Владова здесь опасаются. Как там он говорил? Кризис‑менеджер? Хм… Понять бы, что это означает.

От ворот к дому вела мощёная разноцветной тротуарной плиткой дорожка, по бокам которой росли декоративные туи. Подняв голову и взглянув на сам дом, Андрей увидел на балконе третьего этажа Аню, которая напряжённо смотрела на него. Встретившись с ним взглядом, она чуть заметно приподняла руку в немом приветствии. Когда они подошли совсем близко, перед тем, как подняться на крыльцо, Андрею показалось, что он увидел на её лице смятение. Но их взгляды пересеклись лишь на мгновение, а затем девушку скрыл от него свод крыльца.

Войдя в дом, они сразу оказались в самом настоящем муравейнике. Большой холл оказался везде, абсолютно везде заставлен столами с компьютерами. За каждым сидели люди, постоянно кто‑нибудь с серьёзным видом сновал туда‑сюда с бумагами в руках, а симпатичная девушка заполняла мелом какую‑то таблицу на большой чёрной доске в углу.

– Ого, – вырвалось у Андрея.

Владов ничего не сказал, а решительно двинулся между столами к лестнице. Никто не обращал на него внимания, разве что один мужчина уступил дорогу, а так больше ничего не указывало на какое‑нибудь особенное отношение всех этих людей к Игорю Владову. Андрей торопливо шёл за ним, опасаясь, что если отстанет, то надолго застрянет в этом шумном улье.

Они поднялись по лестнице на самый верх – на третий этаж. Там, на небольшой площадке находились три одинаковых двери, возле одной из которых со скучающим видом сидел на стуле какой‑то невзрачный азиат в полевом камуфляже. При появлении Владова он лениво поднялся, но Игорь Алексеевич, не говоря ни слова, сделал ему незаметный для Андрея знак ладонью, даже не поднимая самой руки, и азиат так же медленно и лениво сел обратно.

Этот «китаец», как Андрей мысленно его окрестил, заинтересовал парня, однако он полностью проигнорировал короткий изучающий взгляд Романова, проходящего мимо него вслед за Владовым.

За дверью оказалось помещение, напоминающее кабинет и спальню одновременно. Это была комната квадратов в сорок, в одном углу которой на небольшом подиуме стояла огромная резная кровать с балдахином и шкаф‑купе с большущим зеркалом, а в другом – впечатляющих габаритов рабочий стол, десяток офисных стульев и шкаф для документов. Примерно в середине комнаты, ближе к кровати, на стене висел огромный телевизор, каких Андрею видеть ещё не приходилось.

И телевизор, и кровать с балдахином привлекли внимание Романова, поскольку выглядели в его глазах не только диковинно, но и бесполезно, а потому удивительно. Особенно телевизор – что с него толку, если телевидения и интернета больше нет?

Большое бежевое кресло сухо скрипнуло, когда хозяин кабинета плюхнулся в него и откинулся на спинку. Андрею показалось, что Владов сейчас выложит на стол ноги, но тот этого не сделал, а ограничился тем, что вытянул их и сложил руки на груди.

– Рассказывай, – хлёстко бросил торговец, даже не предложив парню присесть.

– Э‑э… о чём? – Андрей немного растерялся.

– О чём? – вопросительная интонация в голосе Владова присутствовала, но больше для проформы. – Почему тебя все ищут, за что хотят наказать, кто распустил слух, что ты погиб, что ты здесь делаешь и зачем вообще пришёл ко мне?

Он выдержал паузу, пронзительно глядя на вновь растерявшегося от такого потока вопросов Андрея.

– И главное – как ты считаешь, что я теперь должен с тобой сделать?

Последний вопрос был точь‑в‑точь как последний гвоздь в крышке гроба. Андрею даже показалось, что голос Владова прозвучал так же размеренно, как удары молотка, этот гвоздь забивающего. Он невольно сглотнул и в замешательстве уставился на хозяина кабинета, не зная, с чего начинать.

– Не молчи, у меня не так много времени, – сухо поторопил его Владов.

Каждый раз, когда Андрей оказывался перед этим человеком, Владов был разным. Во время их знакомства это был властный, бескомпромиссный, жёсткий диктатор. При последующей встрече он уже больше смахивал на благодушного хозяина, который хоть и не выказывает радости нежданным гостям, но и не отказывает им. В этот раз он казался Андрею судьёй, который знает, какой приговор должен вынести, но всё ещё не принял окончательного решения. Чёрт возьми, сколько же в нём личностей?!

– Скажите, с какого из вопросов мне начать. Наверное, так будет проще, – именно попросил, а не предложил Андрей.

– Начни с первых двух, – ответил Владов.

Первые два вопроса касались авантюры в Вольном. Здесь скрывать Андрею точно было нечего и он кратко пересказал как было дело, умолчав, разумеется, об истинной причине своего интереса к Монье и делам «Рассвета». Владов слушал его, не перебивая, а на лице у него был заметен неподдельный интерес.

– Хм… То есть, ты ничего не понял и не узнал? Просто помешал этой Монье и всё? И из‑за этого такой сыр‑бор? – с долей разочарования в голосе уточнил торговец, когда Андрей закончил.

– Выходит, что так. Я полагаю, что нашим соседом справа скорее всего был «Рассвет». Наверное, у них там было какое‑то важное дело, вот они и разобиделись, что я влез. Правда, я так и не понял, чем именно им помешал…

Взгляд Владова на несколько секунд стал безжизненным и устремился к чему‑то, что было за Андреем, прямо сквозь парня. Но только на несколько секунд.

– Знаешь, что‑то не вяжется в этой истории, – сказал он вскоре.

– Что именно?

– Ты что‑то недоговариваешь. Не верится мне в твои мотивы.

На секунду глаза Андрея, прикованные к торговцу, застыли в недоумении.

– …Я не понимаю…

Владов слегка повернул голову в сторону, не спуская с собеседника пронзительного взгляда.

– Зачем лезть туда по такой глупой причине? Не‑ет, ты почему‑то мне лжёшь. У тебя был приказ.

– Приказ был – оставаться на позиции и не входить в зону ответственности «Рассвета», – покачал головой Андрей, старающийся скрыть волнение, возникшее из‑за того, что Владов ему не верит.

Андрей был согласен с Игорем и другими скептиками, что Владов может его сдать, но верил, что найдёт подход к торговцу. Однако сейчас он впервые больше сомневался в своей стратегии, чем в том, о чём говорил Игорь.

– Да ладно тебе, перестань уже, – Владов нетерпеливо повёл головой. – Ты же не так глуп. Да и я тоже. Кстати, если ты переживаешь, что твой ответ от меня куда‑то просочится, то можешь не волноваться – мне нет смысла никому об этом рассказывать. Я – торговец, а тебя ищет «Булат».

– И «Рассвет», – добавил Андрей и через секунду продолжил. – Не было никакого приказа туда лезть. Это всё моя собственная дурость.

Владов несколько секунд испытующе смотрел на Андрея, затем азартно прикусил нижнюю губу и доброжелательно улыбнулся.

– Нравишься ты мне, Романов, – по‑доброму сказал он. – Толковый ты парень, и неглупый, хоть местами и умудряешься отличиться.

Он сделал паузу, а Андрей слегка смутился и бросил короткое: «спасибо».

– Помнится, я когда‑то предлагал тебе перейти ко мне, – вспомнил Владов. – Пожалуй, сделаю тебе такое предложение повторно. Что скажешь?

Андрей остолбенел, так внезапно услышав это предложение, и чуть было не открыл рот от удивления.

«Чёрт, ну и поворот! И что делать? Если отказать – не обидится ли? Ведь если обидится, то точно отправит связанным «булатовцам», ещё и бантик сверху повяжет. Но и соглашаться нельзя», – размышлял Андрей.

Несмотря на всю заманчивость предложения, он был верен Гронину. Андрей не только считал его за отца, но и был признателен за спасение. И не только за это, но и за науку, за переданный опыт, за доверие и хорошее отношение, за поддержку… Да много за что. В конце концов, если бы они с Максом тогда не спасли его – он бы попросту погиб, поэтому он по гроб жизни обязан им как минимум за это.

Видя замешательство парня, Владов улыбнулся, сжав губы и через секунду эта улыбка трансформировалась в ухмылку. Затем он сам помог парню выйти из возникшей непростой ситуации.

– И это мне в тебе тоже нравится. Твоя верность. Ты не хочешь предавать Гронина и перебегать к кому‑то, даже ко мне. Ты ведь об этом сейчас думаешь, я прав?

Несмотря на желание, Андрей не смог сдержать удивления, и оно подло вылезло наружу. Владов при виде лица собеседника, от души засмеялся.

– Не спеши с ответом. Подумай ещё немного, – сказал он, отсмеявшись, и, скосив глаза на окно, добавил. – Сутки, например.

Затем его взгляд снова впился в Андрея.

– И обязательно прими во внимание, что я не делаю предложений в третий раз, – медленно сказал Владов, делая ударения чуть ли не на каждом слове. – Я и во второй раз делаю их очень‑очень редко.

Парень совсем сник. В голове проносилась куча сценариев, как всё будет дальше, и ни один из них не был положительным. В случае его отказа все как один заканчивались паршиво и для него, и для его друзей.

– Я… – он хотел что‑то ответить, но не мог подобрать слов.

И снова Владов сам пришёл на выручку. Он показал Андрею ладонь, намекая, чтобы парень остановился.

– Не нужно ничего говорить. Если ты не уверен, что готов к ответственности за то, что собрался сказать – лучше промолчи.

Всё, что оставалось Андрею – это кивнуть в ответ.

– Так, ладно, – продолжил Владов. – Тогда самый последний вопрос отложим на завтра, а на сегодня остался предпоследний – зачем ты ко мне пришёл?

Здесь‑то Андрею было, что сказать. Вышло всё, правда, почему‑то в форме армейского доклада, но Владова это вроде как устроило. Дослушав, он секунд десять задумчиво барабанил пальцами по столешнице, затем, с лёгким прищуром посмотрел на парня и заговорил:

– Я думаю, что к этому вопросу мы тоже вернёмся завтра… Да, определённо так.

Его взгляд стал весьма многозначительным, и Андрею, который уже успел набраться опыта в подобных делах, не составило никакого труда понять, что он означает. Он опустил лицо и вздохнул. Владов всё видел и всё понимал, но не собирался ничего говорить, потому что происходящее его вполне устраивало.

Они распрощались, договорившись встретиться на следующий день в три часа. Покидая дом из красного кирпича, Андрей обернулся, надеясь увидеть Аню, но девушки на балконе уже не было. Впрочем, до встречи с ней оставалось не так уж много времени.

Восхищённый Косарь ждал Романова на том же месте, где Андрей его оставил, и сразу завалил вопросами. Он думал, что парня арестовали, и уже собирался возвращаться с этой новостью в расположение отряда, поэтому был и рад, и изумлён, что Андрею удалось выбраться из этой передряги. Вот только отсутствие результата Косаря не обрадовало.

– Это что, придётся зубы на полку положить, что ли? – недовольно хмурился он.

– Надеюсь, что ненадолго, – утешал его Андрей. – Думаю, что завтра я смогу убедить Владова, и он нам поможет.

Хотя у него были серьёзные сомнения на этот счёт, он обязан был поддерживать товарищей.

«Завтра я во что бы то ни стало добьюсь всего, что нам нужно», – пообещал сам себе Андрей.

Только вот легко ли это будет сделать? И не придётся ли заплатить за эту помощь самому Андрею? А если придётся – что тогда? А ещё немаловажным был вопрос о том, на что потратит эти сутки сам Владов. Кому сообщит об Андрее? И не загребут ли его прямо сейчас безопасники?

Вернувшись с Косарём в расположение отряда, Андрей рассказал всем о последних событиях. Новость, что им придётся поголодать, люди восприняли с бурчанием, но стоически. Косарь вскоре отправился к своему знакомому в попытке раздобыть хоть что‑нибудь, но больших надежд просил не возлагать.

А Андрей, сообщив, что у него есть ещё кое‑какие дела, принялся умываться дождевой водой, которую «анархисты» успели прошлой ночью собрать в случайно обнаруженную пластиковую бочку. Его умывания привлекли внимание Игоря. Быстро сложив в голове дважды два, он скривился в неодобрительной ухмылке.

– Так, секундочку, уж не к Аньке ли ты собрался? – начал он.

У Кота было чудесное чутьё на возможность повеселиться и, как обычно, он и в этот раз оказался рядом.

– Стоп! Стоп‑стоп‑стоп! Я не понял, какая ещё Анечка?! – немедленно включился он. – С фамилией Владов у меня ассоциируется только одна Аня – та красотка, за которую папа яйца отрывает. Уж не она ли?

Андрей их игнорировал, продолжая возиться с водой, которой оставалось всё меньше.

– Она самая, – уверенно ответил Игорь. – Чёрт, Андрей, когда ты уже повзрослеешь? Она же опять тебя вокруг пальца обведёт, как лоха последнего.

– Это уже мои проблемы! – огрызнулся Андрей. – Нечего лезть в мои дела, понятно?

– Хе‑хе‑хе, – Кот хитро подмигнул Игорю. – Это не проблемы – это гормоны.

Хорошо ещё, что рядом не было Толи, а то втроём они точно довели бы Андрея до белого каления. Впрочем, один Черенко в помещении был, но не Толя, а Кирилл, а он был абсолютно безобиден. Как и Руми, сидящая рядом с ним и напряжённо прислушивающаяся к разговору мужчин.

Заметив девушку, Кот решил подключить и её.

– О, Руми! А что ты думаешь о мартовских игрищах командира?

И без того напряжённые черты лица девушки совсем ожесточились, и она, одарив Кота презрительным взглядом, демонстративно отвернулась, не сказав ни слова.

– Ох, люблю нашу крошку! Только она умеет максимально доходчиво отвечать на вопросы, не разбрасываясь словами!

Кот засмеялся и его смех подхватили все присутствующие, кроме Андрея.

– Да, причём вообще ни одним, – даже Кирилл в кои‑то веки решил подать голос.

Руми точно не относилась к людям, которые любили, когда над ними подшучивают. Обычно, когда подобное начиналось, она всегда уходила, но в этот раз почему‑то оставалась на месте, даже несмотря на то, что Кот продолжал к ней цепляться и шутить. В конце концов, шутки Кота снова нацелились на Андрея, а после вообще переключились на посторонние темы. Затем в помещении объявился Толя, и всё началось по новой.

Андрей некоторое время огрызался, а потом бросил это бесполезное занятие и местами даже сам над собой смеялся. Руми же сидела с каменным лицом и ни на одну шутку не отреагировала, хотя некоторые были очень хороши.

Когда Андрей попрощался и ушёл, она так и осталась сидеть на своём месте с суровым выражением на лице. Никто уже не обращал на неё внимания, разве что Игорь, который, будучи более чувствительным и внимательным, чем Андрей и остальные, сумел по глазам девушки определить, что её выражение – лишь маска. Он догадывался, что внутри неё сейчас что‑то происходит, но не знал, что именно, хотя кое‑какие мысли на этот счёт у него были: Руми в этом плане была очень похожа на Воробьёва, а того Игорь сумел изучить чуть лучше, потому что Сергей хоть иногда разговаривал.

Оставив своих товарищей, Андрей направился к месту встречи с Аней. Это было неподалёку от дома из красного кирпича. Днём, сидя в сквере вместе с Косарём, он издалека даже визуально наблюдал на подъёме холма нужное место. Чуть меньше, чем через час Андрей уже рассматривал большую бронзовую статую с облезлой краской и несколькими сколами на гранитном пьедестале. За памятником по‑прежнему высилось депрессивного вида огромное здание, которое гильдия никак не использовала, а вокруг статуи хаотично росли сорняки, среди которых выглядывали несколько небольших елей.

До назначенного Аней времени оставалось ещё целых сорок минут. Осмотревшись, Андрей нашёл ту самую потрёпанную временем скамейку, на которой они в прошлый раз сидели. С холма открывался отличный вид на стоящие внизу дома и солнце, катящееся к горизонту. С такого расстояния даже дома не выглядели руинами, лишь растительность была слишком уж густой. В целом обстановка располагала к размышлениям: одиночество, тишина, красивый закат… Но ничего не вышло, потому что как только Андрей подошёл к скамейке, то услышал позади торопливые шаги.

Обернувшись, он увидел человека, которого ждал. Аня, тоже удивившаяся его столь раннему появлению, замерла на мгновение, а затем с радостной улыбкой бросилась к нему, обняла и прильнула своими мягкими губами к его. Поначалу Андрей вздрогнул от неожиданности, внутри пронеслась волна, перевернувшая всё с ног на голову, но очень быстро он растворился в будоражащем коктейле из счастья и нежности, заполнившем его полностью.

Долгие, нежные поцелуи и объятия, ощущение близости и тепла, всего, чего им так не хватало – сейчас они наслаждались этим, хоть и понимали, что насытиться не смогут. Чувство неизмеримой радости не покидало их, а все проблемы отошли куда‑то, исчезли, растворились в лучах закатного солнца.

Ни один не смог бы сказать сколько это длилось, но когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга и просто стояли, обнявшись, солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.

Андрей обнимал тесно жмущуюся к нему девушку и счастливо улыбался, ощущая неистовое бурление в груди. Казалось, что тело просто взорвётся, настолько сильные эмоции он испытывал. Хотелось закричать, пусть весь мир услышит, что он чувствует, но вместо этого Андрей просто засмеялся: громко, чисто и очень счастливо. Аня не понимала, что происходит, но тоже стала посмеиваться, поддавшись его настроению. Однако Андрей всё смеялся и смеялся, и Аня, наконец, не выдержала.

– Чего ты? – с ноткой упрёка спросила она, и слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Просто не могу сдержать эмоций. Я сейчас так счастлив… – честно признался Андрей.

– Как и я, – мягко промурлыкала Аня и прижалась к нему ещё сильнее.

Они долго обменивались подобными репликами и наслаждались близостью друг к другу, но рано или поздно это должно было закончиться. В конце концов, оба примостились всё на ту же скамейку и, обнявшись, смотрели на остатки заходящего солнца, окрасившего горизонт и небо с облаками в ярко‑оранжевый с розовыми оттенками цвет.

– Не верится, что всё это не сон, – заговорил Андрей.

– А если так? – Аня чувствительно ущипнула его за руку.

– Ай! – Андрей отдёрнул руку. – Да‑да! Теперь всё чувствую. Но можно было бы и не так больно.

– Да? Тогда, может, так?

Аня схватилась за его щеку ладонью, повернула лицо к себе и снова поцеловала. Звук её голоса, прикосновения, излучаемая нежность, не говоря уже об объятиях и поцелуях, всё сильнее и сильнее приковывали к ней Андрея. Ему казалось, что если они продолжат вот так сидеть рядом, то он никуда уже не захочет уезжать, и поначалу эта мысль показалась ему прекрасной. Тем более, что она совпала ещё кое с чем, о чём он внезапно вспомнил.

Когда они, наконец, сумели совладать с почти непреодолимой тягой целовать друг друга и снова уставились на закат, Андрей решил поделиться новостью с Аней.

– Знаешь, что мне предложил твой отец?

При упоминании отца, Аня внутренне собралась и напряглась. Она думала над тем, чтобы рассказать Андрею о последних событиях, но пока не решалась на это. И раз она не хочет, чтобы он сам вспомнил о своих вопросах у ворот, то стоит и дальше сохранять самообладание.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Перейти к нему на службу, – сообщил Андрей.

Пауза, возникшая после его слов, была слишком короткой, чтобы парень смог что‑нибудь заподозрить.

– Ого! Я редко такое слышу, – восхитилась Аня, с трудом сумев выдавить это восхищение.

Девушка задумалась на пару секунд и спросила:

– А ты что? Согласился?

– Нет ещё. Он дал мне время подумать до завтра.

Избегать мрачных мыслей было слишком тяжело. Аня вернулась к созерцанию заходящего солнца и не сразу продолжила разговор. Когда она снова заговорила, в её голосе и словах присутствовали непонятные Андрею эмоции, не все из которых он сумел правильно истолковать. Он мог с уверенностью сказать, что в словах есть тоска и надежда, но было там и ещё что‑то, какая‑то неоднозначность, скрытый смысл. Или ему показалось?

– Вот как. И что, ты уже решил что‑нибудь? – этим своим не до конца понятным тоном спросила Аня.

В Андрея впился ожидающий и немножко требовательный взгляд.

– Вообще да, но не знаю, как он воспримет мой ответ. Опасаюсь, что это может плохо закончиться не только для меня, но и для моих товарищей.

– Вот как, – снова повторила Аня.

Похоже, ответ её не обрадовал. Девушка снова отвела взгляд и грустно посмотрела на узкую полоску почти полностью закатившегося солнца. К сожалению их романтический настрой потускнел и исчез, как угасал красивый, насыщенный оттенок облаков. Пока Андрей размышлял правильно ли он всё понимает, Аня сама заговорила.

– Делая выбор, никогда не жалей об упущенном, – менторским тоном сказала она, а затем продолжила совсем другим голосом. – Легко так говорить, но вот сделать… не просто. Неважно какой путь ты выберешь – преодолев его и оглянувшись назад, всё равно загрустишь. И ничего с этим не поделать. Так уж мы, люди, устроены.

Приятный тембр её голоса был окрашен тоской и горечью. Андрею хотелось спросить, о чём она сейчас думает, но он интуитивно чувствовал, что не должен этого делать. Такая резкая смена её настроения выглядела тем более странно, ведь ещё несколько минут назад вся она излучала счастье.

Оба притихли, обдумывая каждый своё. Андрей пытался разгадать скрытый в её словах смысл и даже не понимал, что говоря их, она имела в виду не только себя, но и его. А если бы он понял это, то как бы толковал её слова? Что он стоит на распутье и должен выбрать: она или его друзья? Вряд ли всё так примитивно.

Аня думала о совершенно другом. Ей очень хотелось бы, чтобы Андрей принял предложение отца. Даже если учесть, что он вряд ли после этого будет рядом с ней, она хотя бы будет знать, что он находится под покровительством Владова, пусть даже чисто символическим. Это, наверное, был бы самый лучший вариант для них обоих, если бы не некоторые «но». Надо отметить – очень существенные «но».

И потому она, которая однажды уже сделала ошибку, выбрав неверный путь, в этот раз выбирала, руководствуясь полученным опытом. И выбор этот давал ей повод для радости, но в то же время терзал.

– Забери меня с собой…

Это прозвучало одновременно и как просьба, и как вопрос, но в тоне присутствовал какой‑то фатализм, неверие в саму возможность воплотить в жизнь прозвучавшие намерения. Из‑за этого Андрей, который поначалу оказался ошарашен услышанным, засомневался, что она говорит серьёзно.

– Ч‑что ты сказала?

– Я хочу… – она запнулась на секунду и опустила лицо, а потом тихо закончила фразу, – сбежать с тобой.

Аня украдкой взглянула на Андрея, и он, видя лишь половину её лица, сумел в сгущающихся сумерках рассмотреть блеск слёз. Если бы это была Аня времён Ольховки, то Андрею трудно было бы поверить в серьёзность её намерений, но она так изменилась с тех пор… Вместо жизнерадостной, уверенной в себе и немного властной яркой девушки рядом с Андреем сидела немногословная, опечаленная, надломленная молодая женщина. Он был посвящён в некоторые кошмарные события её жизни, но чувствовал, что явно не во все. Она по‑прежнему не торопилась рассказывать о том, что ещё с ней произошло, но если судить по её виду – хорошего там не было.

Не так давно на этом же месте они пообещали друг другу никогда не лгать. Андрей вспомнил это обещание и поэтому поверил ей. А отчасти и потому, что очень хотел, чтобы она сейчас говорила искренне. Правда, были некоторые моменты, требующие уточнений, иначе вероятные неприятные последствия могли иметь воистину вселенский масштаб для обоих.

– Ты… Это возможно вообще? Твой отец… что будет, если… – Андрею почему‑то с трудом давались слова.

– Мне всё равно, чего он хочет. Значение имеет только чего хочу я. А я хочу быть с тобой. Всегда.

Этим ответом Аня показала свою решимость. Андрей оказался ошарашен таким заявлением. Нет, он был счастлив, что она сказала это, но всё случилось так неожиданно, что парень на какое‑то время оцепенел, не зная, что сказать. Не дождавшись ответа, Аня сама решила задать вопрос.

– А чего хочешь ты сам, Андрей?

Чего он хочет? Чёрт возьми, скажи ему кто‑нибудь раньше, что этот вопрос может оказаться таким сложным, Андрей бы лишь рассмеялся, но сейчас, когда его задали и требовали ответа, парень растерялся. Чего он хочет… У него есть цели, но ведь Аня сейчас спрашивает не о них. Интуиция подсказывала единственно верный в такой ситуации ответ.

– Я тоже хочу быть с тобой…

Дав друг другу обещание никогда не лгать и не недоговаривать, сейчас каждый по своему, но оба его нарушили. Когда‑то, стоя здесь, Аня сказала, что в недоговорённостях тоже скрывается ложь, и когда она накопится, то обесценит всё. Права она была или заблуждалась? Ведь существует такое понятие, как «ложь во благо», а здесь была даже не ложь, а безобидная недоговорка. Как показывает жизнь, ответ на этот вопрос может дать только время.


Глава 5.7


Учитывая обстоятельства, Андрей был уверен, что ему придётся ждать Владова. Это в лучшем случае. У него имелись даже небезосновательные опасения, что Владова вообще может уже не быть в городе – мало ли какие проблемы, требующие его участия, могли возникнуть? Однако эти опасения не подтвердились, и в оговорённое время Владов находился на месте, а охрана у ворот дома из красного кирпича оказалась заранее проинструктирована и немедленно пропустила Андрея, проверив только на наличие оружия, которого парень, ожидая подобного, даже не думал брать с собой.

На первых этажах дома всё так же кипела работа. Романов понятия не имел, что все эти люди делают, но выглядели они очень занятыми. Владов находился у себя в кабинете на третьем этаже, а на площадке при входе дежурил всё тот же «китаец», который в прошлый раз так заинтересовал Андрея. Как и тогда, он напрочь проигнорировал парня. По крайней мере, сам Романов был в этом уверен.

Владов ожидал его, как и сказали охранники у ворот, и после короткого приветствия, сразу же задал Андрею конкретный вопрос. Андрей готовился отвечать на него, но не ожидал, что вопрос окажется именно таким, с подвохом.

– Ну? Ты принял правильное решение? – ударение было сделано Владовым на слове «принял», делая следующее за ним слово будто бы менее важным, но на самом деле как раз наоборот, и именно из‑за этого Андрей растерялся.

Сразу же возникла неловкая пауза, но, видя замешательство Романова, её вскоре прервал сам Владов.

– Хм. Вижу, что принял, но не то, – с долей разочарования сказал торговец. – Жаль. Искренне жаль. Так мне трудно будет тебе помочь.

– Простите…

Пока что это было всё, на что Андрей оказался способен.

– Не извиняйся. За преданность можно пострадать, даже умереть, но уж точно не извиняться. Если честно, то я немного удивлён. Ты знаешь, что тебе угрожает, знаешь, что я, возможно, смогу спасти тебя, но всё равно остаёшься предан Гронину, – Владов сейчас смотрел на Андрея открытым, добрым взглядом, будто отец, что было непривычно и совсем ему не шло. – В наше время люди, способные на такую самоотверженную преданность – большая редкость. Поэтому я даже не знаю дурак ты или та самая редкость.

Романов стоял с опущенной головой, будто ребёнок, которого отчитывал отец. Ему нечего было ответить. Полночи он думал об Ане и их договорённости, а ещё полночи о том, что скажет Владову и что тот сделает, потому что от этого зависело вообще всё. Боялся ли Андрей, что его арестуют? Боялся, конечно, но он сам в ответе за свои поступки, и если придётся, то ради своих людей готов понести наказание. Вот, что он решил. Да и перебегать от Гронина – подобное он вообще не рассматривал.

На самом деле Андрей уже хорошо понимал, что попал в отчаянную ситуацию и выхода из неё не видел. Он разозлил сильных мира сего, они жаждут его крови, а у него нет никаких средств для борьбы с ними. Было лишь вопросом времени, когда его поймают, а вчерашнее появление перед Владовым только усугубило ситуацию. Теперь‑то Андрей это понял, хотя накануне с какого‑то перепугу верил совсем в другое. Только вот уже было поздно пытаться что‑то изменить.

О чём думал Владов, как всегда было загадкой. Как загадкой было и то, что он сделает дальше.

– Ну что, вернёмся к нашим вчерашним вопросам, – продолжил торговец. – Что мне с тобой делать и что‑то ещё было… Ах, да – причина, по которой ты пришёл. С чего начнём?

Наконец, Андрей поднял голову и смог нормально отвечать. Слова Владова, который сам сменил тему, помогли Романову собраться.

– Давайте со второго. Если вы удовлетворите мою просьбу, то по первому вопросу – я в вашем полном распоряжении.

По лицу торговца пробежала какая‑то тень, что‑то неуловимое, что подсказало Андрею – Владов явно не ожидал такого заявления.

– Даже так? – с удивлением переспросил он. – Хорошо. Говори.

– Обеспечьте моих людей провиантом и транспортом, чтобы они смогли добраться до «Убежища». Это всё, что мне нужно.

– И всё?! – теперь в голосе Владова звучало откровенное разочарование. – Ты меняешь себя на еду и пару грузовиков? Я разочарован.

Он осуждающе покачал головой.

– Знаете, с моей точки зрения всё выглядит немного иначе, – осторожно возразил Андрей. – До «Убежища» отсюда километров шестьсот, не меньше, а у нас ещё вчера полностью закончились съестные припасы. Ваши подчинённые нас игнорируют, подозреваю, потому что мы идём в тылы, а не на фронт, транспорта у нас нет, припасы пополнить не за что. Так, что нам дальше делать? Остаётся только вернуться к экспедиционному полку или умереть с голоду.

– Да, вернуться на фронт – неплохая идея.

Над вариантом возвращения Андрей тоже размышлял. Ведь и правда, если просто вернуться назад, то всё будет, как раньше… Обстрелы, бомбёжки, наступления и обороны, рытьё окопов, порой голод, непрекращающиеся дожди и, конечно же, смерть. Лёгкая для счастливчиков и совсем другая… для остальных. Было бы самообманом сказать, что Андрей хотел обратно, как не хотел никто из «анархистов». И дело было вовсе не в трусости, а в здравом смысле – им повезло вырваться, так почему они не должны воспользоваться этой возможностью?

Тем более Макс обмолвился, что в «Убежище» тоже всё не так уж радужно: «Чаян» совсем рядом и в любой момент там может начаться круговерть пострашнее, чем на фронте. Поэтому даже в возвращении домой не всё было так однозначно, как могло показаться постороннему человеку.

– У нас есть приказ. Мы нужны в «Убежище», и чем скорее, тем лучше, а чтобы сделать это мы должны остаться в живых и твёрдо стоять на ногах. Поэтому я меняю себя не на припасы и грузовики, а на жизни своих подчинённых, которые сильно рискуют, если всего этого у них не будет. Вот как всё выглядит для меня.

Владов дослушал Андрея, не перебивая, хотя по выражению лица торговца было видно, что ему скучно.

– Понятно, – с облегчением бросил он и продолжил уже в другом тоне. – То, что ты говоришь – очень наивно. Неужели я переоценил тебя?

В ответ на это Андрей лишь слегка вскинул брови и пожал плечами в характерной ему манере. Владову такое безразличие парня не понравилось.

– А что скажешь на то, что я сейчас арестую тебя и передам «булатовцам» или даже сразу «Рассвету», а люди твои останутся ни с чем?

Внутри у парня всё похолодело, во рту мгновенно пересохло, а в руках появилась лёгкая дрожь. Владов только что озвучил наихудший из возможных сценариев. Андрей думал и о нём тоже, но всё равно надеялся, что до этого не дойдёт. На этот случай у него в арсенале был один старый аргумент, должок, который Владов давно оплатил. А если он не пройдёт, то оставалась лишь слабая надежда на Аню. Андрей знал, что у неё очень мало влияния на отца, но пока что даже не догадывался, что его нет вовсе.

Собрав в кулак всю свою волю, он вступил в новый раунд противостояния.

– Я очень надеюсь, что вы не серьёзно, – издалека начал он.

– Да? Почему же? – услышанное позабавило Владова.

Как же трудно собраться, когда от катастрофы тебя отделяет всего мгновение, как трудно найти слова, когда любое из них может стать роковым. Андрей с трудом сейчас находил в себе силы придерживаться избранной стратегии. Противник был слишком силён, слишком умён, слишком неограничен в методах и возможностях, чтобы парень мог сделать хоть что‑нибудь, и из‑за этого Андрей испытывал огромное давление.

– Если честно – я просто считаю вас хорошим человеком, – еле‑еле сдерживая дрожь в голосе, ответил Андрей. – Мне с трудом верится, что вы можете отдать меня в руки палачей, зная, что я, по сути, ни в чём не виноват. К тому же, я когда‑то спас вашу дочь, и хотя вы за это давно расплатились, я надеюсь, что по старой памяти это значит для вас ещё хоть что‑нибудь.

Лёгкая саркастическая улыбка сползла с лица Владова.

– Наивен. Ты всё ещё наивен и, похоже, полон идеалов и веры в добродетели, – с прохладцей сказал он.

Андрей молчал.

– Этот мир жесток. Он пожрал всех идеалистов, всех благородных людей. Некоторых, правда, отрыгнул на обочину, чтобы они умирали там и были назиданием тем, кто захочет избрать такой же путь.

Это были очень неприятные слова. Они ножом прошлись по Андрею, в основном потому, что были правдой.

– Вы считаете, что всё должно быть именно так?

– Не имеет значения, что Я считаю. Мир не станет считаться со мной.

– Имеет. Ещё как имеет. Ведь чтобы зло восторжествовало – хорошие люди должны бездействовать, – осторожно парировал Андрей.

– О! – восхитился Владов. – Парень, ты всё ещё можешь меня удивить! Неужели ты читал Бёрка?

– Я не помню, у кого это прочёл, может, и у него. Сейчас важно не это, а то, что эти слова означают для вас.

Этот разговор постепенно стал для Владова своеобразной игрой. Андрей определённо развлекал его. Поразительно, но в его возрасте парень не только умудрился заполучить где‑то неплохой багаж знаний, читал нетривиальных авторов, так ещё и сумел запомнить это и даже вынести что‑то для себя.

Конечно же, итог разговора был Владову заранее известен, а сам разговор – спланирован, как и почти всё в его жизни. У Андрея не было ни малейшего шанса как‑то повлиять на исход, но он всё равно сумел привнести в беседу нечто интересное – он боролся, отстаивал свои взгляды и принципы, даже пытался апеллировать к высоким идеалам и перетянуть на свою сторону самого Владова! Какой забавный паренёк. Как давно никто не смел призывать его к чему‑либо столь абстрактному вот так просто, в равной беседе.

– Пороки всегда сильнее человека, – заговорил Владов после короткой паузы. – Это демоны, которые, как болезни, находятся в крови каждого и ждут, когда ослабнет иммунитет, только вместо иммунитета их сдерживают наша совесть и принципы. Демоны искушают нас, нашёптывают, подсказывают лёгкий путь, расшатывая принципы и угнетая совесть. И как только человек даст слабину – они добьются своего. Это неизбежно, Андрей.

– Хотите сказать, что вас тоже пожрали демоны? – быстро спросил Романов.

Услышав это, Владов рассмеялся.

– Ха‑ха‑ха! В некотором смысле можно сказать и так. Пожрали, как и каждого из нас, и тебя в том числе.

Андрей с трудом мог уловить ход мыслей собеседника.

– Я не понимаю…

– Ты ведь делал то, чего не хотел, правда? Под давлением обстоятельств, или на поле боя, или в других ситуациях, когда выбора не оставалось – ты делал что‑то, чем не гордишься, не так ли? – Владов звучал уверенно, несгибаемо, поскольку точно знал, что прав.

Теперь Андрей промолчал. С его точки зрения вопрос был риторическим – всем хотя бы раз в жизни приходилось делать нечто подобное. Не дождавшись ответа, Владов продолжил.

– Человек всегда выбирает лёгкий путь. В основной массе люди – наивная, ленивая скотина, которую необходимо погонять и постоянно указывать, куда ей идти. Людей, обладающих собственной волей, умеющих поставить цели и достигать их, способных сопротивляться внутренним демонам, таких, как ты или я – нас слишком мало. Мы не можем вывернуть мир наизнанку и изменить человечество, как вид, потому что они задавят нас своей массой, просто завалят трупами. Поэтому всё, что мы можем сделать – возглавить это бестолковое стадо и навязать ему свою волю.

В задумчивости Андрей опустил голову. Владов, высказавшись, дал оппоненту время подумать, в надежде, что тот сможет сказать ещё что‑нибудь интересное. Андрею понадобилось секунд двадцать.

– Я не верю. Не могу с этим согласиться. Большинство людей правда просты и так же просты их цели: они хотят жить и созидать, хотят строить, растить детей, создавать что‑то. Им чужды ваши демоны. Они просто хотят жить свободно и никому не мешают. Где же здесь лёгкий путь?

– Да? Хорошо. Ты сам сказал – большинство. Пускай на каждых троих из этого большинства, хотя на деле их меньше, приходится один жестокий лентяй. Он придёт, убьёт одного из троих, а оставшихся заставит работать на себя, указывая им что, где и как они должны созидать. Вот она – реальная картина этого мира.

Спорить с этим было невозможно. Андрей видел всё описанное собственными глазами, пережил на собственном опыте и именно с этим хотел бороться. Владов лишь в очередной раз показывал ему, что побороть ветряные мельницы невозможно. Единственный путь – добро должно быть с кулаками. Если ты хочешь созидать – будь готов к разрушениям, потому что свои взгляды и образ жизни тебе придётся защищать с оружием в руках.

– Теми, какие мы есть, нас в первую очередь делают наши поступки, а не наши мысли или слова, – не поднимая лица, сказал Андрей. – Я не хочу прикрываться жестокостью мира или обстоятельствами, и не хочу жить в мире, который вы описали, поэтому я буду до конца верить в добродетели и сделаю всё, чтобы люди, которые тоже в них верят, жили дальше, даже после меня.

На секунду Владов задумчиво отвёл взгляд, но только на секунду.

– Люди с такими идеями обычно умирают, как мученики, – холодно сказал он.

Андрей, который в глубине души уже приготовился к наихудшему, набрался наглости и задал самый важный вопрос.

– Так, как вскоре умру я?

Некоторое время Владов пристально смотрел на Андрея. Это продолжалось довольно долго, чтобы парень начал серьёзно волноваться, понимая, что внутри торговца происходит некое противоборство. Его жёсткий взгляд и каменное выражение лица не давали Андрею ни малейшего шанса понять, что побеждает. Внутреннее напряжение буквально разрывало парня, каждая секунда была настоящей пыткой пока Владов, наконец, не вынес приговор.

– Поживи ещё, Романов, – снисходительно изрёк он, но продолжил в совсем другом тоне. – И помни – с этого момента ты мой должник.

Его тон стал не угрожающим, но настолько жёстким, что Андрей понял: если при необходимости он не уплатит этот долг – последствия будут тяжелейшими.

– Приходи ко мне ещё раз, но только когда повзрослеешь и излечишься от наивности. А пока иди. Подождёшь во дворе – к тебе подойдёт человек и сообщит всё, что нужно.

Андрей не мог поверить, что всё закончилось вот так. Неужели он и правда не только выскочил из смертельной, как он думал, ловушки, да ещё и получил то, ради чего полез в неё?

«Ох, удача, капризная ты дама! Хоть ты и попила моей крови, но спасиботебе!!!», – радовался он, распрощавшись с Владовым и спускаясь по лестнице.

Но радость была недолгой. Очень скоро её омрачили мысли о том, что он вскоре собирается сделать. Это будет самый настоящий «теракт», и Владов никогда и ни за что его не простит. С одной стороны, Андрею спишется долг, с другой – он отплатит злом за добро и наживёт врага, ведь Владов сразу догадается, что Аня сбежала именно с ним. Ох, как же быть…

В таких думах Андрей провёл минут десять. Затем к нему вышла строгого вида женщина в гражданской одежде и деловым тоном торопливо рассказала, что завтра в полдень «Анархисты» должны быть на железнодорожной станции Луганск‑Грузовой. Объяснив к кому там нужно обратиться, она, не дожидаясь ответа парня, развернулась и быстро зашагала обратно к дому, а задумчивый Андрей направился к своим товарищам.

Всем настолько хотелось как можно скорее покинуть «гостеприимный» Луганск, что отряд перебазировался на грузовую железнодорожную станцию ещё с самого утра. Там они получили обещанный запас продуктов на несколько дней и полдня ожидали момента, когда их посадят на поезд. Андрей поначалу ждал вместе со всеми, но чем дольше затягивалось ожидание, тем больше он нервничал. В конце концов, ближе к обеду он оставил отряд на Ростовцева и Коробейникова, а сам, пообещав вскоре вернуться, исчез.

Руми провожала его бесстрастным, но очень внимательным взглядом. Ей было больно, потому что она знала куда и почему он идёт, но настоящая боль ждала её впереди, ведь она не знала, что вернётся он не один.

Игорь в момент, когда Андрей уходил, находился несколько в стороне, но, заметив, что брат удаляется, подошёл Коробейникову.

– И куда он свалил? – поинтересовался он.

– Куда‑куда, – заговорил, ухмыляясь, Косарь, – решил на прощание ещё разок присунуть одной милашке.

Раздались смешки, а Игорь не нашёлся, что ответить.

Примерно через час появился сержант от торговцев и провёл «анархистов» к одному из нескольких стоявших на станции железнодорожных составов. На этот раз им выделили обычный пассажирский вагон, а не грузовой, как скоту. Да, он был старый и замызганный, но зато здесь хотя бы можно было по‑человечески сидеть. Даже треть отсутствующих в вагоне окон и гуляющие из‑за этого повсюду сквозняки почти не мешали.

Подразделение уже давно погрузилось, но локомотив не торопился трогаться. И слава богу, потому что Андрей всё ещё не появился. Специально для этого у вагона курили Черенко и Воробьёв, готовые в любой момент бежать стометровку и тормозить локомотив, даже если понадобится вытащить из него машиниста и вступить в бой с торговцами. Оба с нетерпением поглядывали по сторонам, ожидая Андрея, а завидев его вместе с Аней, быстро заскочили в вагон, хотя на лицах у обоих застыло недоумение. Андрей помог девушке забраться на высокую подножку, а затем ловко вскочил сам, держа в одной руке большую сумку с её вещами.

Именно из‑за этой сумки они так задержались. Парочка, шагающая по городу с увесистой сумкой привлекала внимание, а оно им обоим было нужно меньше всего, но Аня настаивала, что сумка обязательно нужна. Теперь даже скрывшись от посторонних глаз в вагоне и закрыв дверь, оба не чувствовали себя в безопасности, и с нетерпением ожидали, когда поезд тронется.

Адреналин выделялся в кровь с каждым новым ударом сердца. Андрею всё казалось, что Ани хватятся, что сейчас кто‑нибудь из службы безопасности откроет эту дверь и ворвётся внутрь, чтобы вырвать у него из рук недавно приобретённое счастье.

Аня тоже переживала и чтобы скрыть волнение тесно прижималась к Андрею. Ей хотелось раствориться в нём, почувствовать его тепло каждой клеточкой своего тела, ощутить уверенность и защиту. Проникнувшись этой близостью, чувствуя нежные объятия и понимая, как рискует ради неё Андрей, она впервые в жизни чувствовала себя по‑настоящему кому‑то нужной. Не в силах сдержать накатывающие гигантской волной эмоции, она опять заплакала.

Андрей не понимал, почему она плачет и трактовал её слезы по своему. Он считал, что Аня радуется избавлению от проблем, которые на неё навалились: от тирана‑отца, от одиночества, от страха. В конце концов, она просто счастлива рядом с ним. Так он считал и отчасти был прав: Аня действительно испытывала многое из того, о чём он подумал, но было ещё кое‑что. Что‑то недоговорённое, скрытое от него, и от того, что это вступало в конфликт со светлыми, чистыми чувствами к нему, Аня уже начинала снова страдать. С первых же минут, как они взялись за руки и остались вдвоём.

И вновь, в очередной раз виной всему был её отец.

Прежде, чем поезд тронулся в путь, прошло ещё около получаса, и всё это время Андрей с Аней простояли в узком коридоре вагона между тамбуром и купе проводника. За это время в коридоре показалась лишь Руми. Она осторожно выглянула из‑за угла, увидела то, о чём уже шепталось полвагона, и молча ушла обратно, не замеченная ни Аней, ни Андреем.

Вагон дёрнулся. Вскоре послышался характерный гул, а за ним появился и размеренный, постепенно ускоряющийся стук колес. Состав всё разгонялся и разгонялся, оставляя позади неприятный, негостеприимный Луганск и его хозяев, а ещё Третьякова и все ужасы, которые он готовил.

Казалось бы, теперь и Аня, и Андрей – оба должны быть счастливы, но… Не сделали ли они ошибку?

Что будет делать Владов, когда хватится дочери? Аня говорила Андрею, что минимум сутки у них в запасе точно есть. Служанку она предупредила, чтобы та вообще ни по каким вопросам к ней не приходила, а отцу и без того не до неё. Всё, что им нужно – добраться до Ростова и получить там транспорт раньше, чем Владов поймёт, что его дочь сбежала, и успеет отреагировать.

Стоять всю дорогу в коридоре было заманчивым решением, ведь там они могли быть только вдвоём, но всё же Андрей чувствовал, что должен объясниться со своими товарищами.

– Пойдём, – тихо предложил он.

Аня вцепилась в него сильнее, но только на несколько секунд, а затем её хватка ослабла.

– Только не оставляй меня одну, пожалуйста, – тихо попросила девушка.

– Я постараюсь.

Похоже, в вагоне не осталось никого, кто не понимал бы опасности сложившейся ситуации. Подавляющее большинство взглядов, направленных на Андрея и Аню, были осуждающими, но, несмотря на это, вопросов никто не задавал. Впрочем, ещё когда они стояли в коридоре, до Андрея доносились обрывки фраз и многие из них были достаточно нелицеприятными, а некоторые и вовсе грубыми и даже матерными. Причём доставалось обоим.

В первом же пассажирском купе сидели оба Черенко, Бодяга, Шелковский и Воробьёв. Дверь в это купе отсутствовала, поэтому Андрей сразу заглянул туда. Аня стыдливо пряталась за ним, будто нашкодившая кошка и избегала смотреть на бойцов Андрея. Возможно, она тоже слышала осуждающие её разговоры, и поэтому так себя вела.

Пять пар глаз впились в Андрея: три осуждающих взгляда, один сомневающийся и один скептический. Увидев это, Романов невольно вздохнул.

– Ладно, давайте вы первые, – предложил он.

– Ты ведь и сам всё понимаешь, что тут говорить, – Бодяга отвернулся, когда говорил это.

– А вот я скажу, – не согласился с ним Шелковский. – За всё время, что я тебя знаю, командир – это твой самый большой промах.

Андрей был готов выслушивать подобное, но всё равно это было неприятно.

– Кто ещё? – спросил он.

– Вертел я тебя с такими раскладами, – Толя сделал такое движение губами, будто хотел сплюнуть, но, бегло осмотревшись, передумал.

Остальные промолчали. То ли им нечего было сказать, то ли хватило Толика, который, похоже, интуитивно высказал мнение всего вагона. В коридоре позади Андрея внезапно возник Косарь.

– Моё почтение прекрасной даме, – театрально поклонился он и тут же обратился к сидящим в купе. – Ну вы, старые сапоги, какого чёрта раскудахтались? Дело молодое, не видите, что ли? Я бы, например, ради такой девочки…

– Тебя я тоже вертел, – нервно процедил Толик, перебив Косаря и не дав тому рассказать, что он готов сделать ради Ани Владовой.

Реакция Косаря была мгновенной.

– Да ладно? Может, проверим?

– Отставить! – вмешался Андрей.

После этого ни Толя, ни Косарь ничего не предприняли, только обменялись грозными взглядами.

– Не хватало ещё, чтобы вы тут устроили разборки, – он окинул обоих осуждающим взглядом, но Толя отвернулся и не видел этого. – Я примерно догадываюсь, что к чему, но хоть кто‑то в этом вагоне может озвучить…

Он осёкся, увидев, что в коридоре показались Катя, Кот и Игорь. Они стояли в другом конце вагона и внимательно слушали командира.

– Причину вашего недовольства, – закончил Андрей.

– Да, давай я это сделаю, – вызвался из дальнего конца вагона Игорь и решительно пошёл к брату.

– Ну, давай, – Андрей повернулся к нему.

Аня всё так же стояла у него за спиной и избегала смотреть на кого‑либо. Игорь подошёл на расстояние пары шагов и говорил громко, чтобы все могли его слышать.

– Во‑первых, зачем мы нагребаем на себя этот риск? Её папаша нас всех к стенке поставит, когда поймёт…

– А он поймёт, – вставил Шелковский из купе.

– Что она с нами сбежала, – продолжал Игорь.

Андрей хотел ответить, но Игорь поднял руку, требуя дать ему закончить.

– Во‑вторых, она тебя уже дважды подставила, ты сам это знаешь и тащишь её к нам? Хочешь, чтобы она ещё что‑то сделала? Чтобы взорвала «Убежище» или нас…

– Это уже перебор, – раздражённо перебил его Андрей. – Тебе не кажется, что ты перегибаешь?

На мгновение Игорь замялся, но быстро нашёлся, что ответить.

– Когда она или ты сам докажете, что она ни в чём не виновата – я попрошу прощения. Иначе – я уверен, что это она нас подставила. И с Ильченко, и с…

Игорь осёкся и бросил мимолётный взгляд на Косаря, который внимательно смотрел на него. Возникла короткая неловкая пауза, которую прервал Игорь, не выговорившийся до конца.

– Ещё кое с чем, – закончил он предыдущую мысль. – И, в‑третьих – ей что, так плохо было у папы за пазухой? Какого чёрта она вообще сбежала из своей обеспеченной, сытой жизни? Ты сам‑то об этом подумал?

Косарь эскападу Игоря пропустил мимо ушей. Или сделал вид, что пропустил. Он достаточно хорошо владел лицом, чтобы уметь скрывать свою реакцию в нужные моменты.

– Всё? Мне можно, наконец, отвечать? – раздражения в голосе Андрея ни на йоту не убавилось.

– Можно.

– Итак, первое. Вы на себя ничего не нагребаете. Во‑первых, у нас есть запас времени, и если всё пойдет по плану, то Владов сможет только предполагать, что Аня с нами, но ничего не сможет доказать.

– Бредовая отмазка – тоже отмазка, – парировал Игорь. – Ему не нужно ничего доказывать. Он из‑за неё в «Убежище» армию пришлёт.

– Посмотрим.

– Окей. Что по второму и третьему?

Вот здесь Андрей немного замялся. Всё, что у него было – слова Ани, которые никак нельзя было подтвердить. То, что она его не предавала и не выдавала отцу информацию об Ильченко или о том, что ещё Андрей ей рассказывал, было лишь верой Андрея в девушку, но не более того. Игорю, да и остальным тоже, таких доказательств будет недостаточно.

Решение пришло с другой стороны. С той, откуда никто сейчас его не ожидал.

– Я сама всё расскажу. Отвечу на все вопросы, – тихо, но так, что Игорь и все остальные, кто находился рядом, услышали её, сказала Аня.

– И ты думаешь, что тебе поверит хоть кто‑нибудь, кроме этого простофили? – с издёвкой спросил Игорь, указав пальцем на Андрея.

– Мне всё равно. Когда сбежим от отца – я всё расскажу и отвечу на любые вопросы, а вы сами решите верить мне или нет.

Она подняла свои миндалевидные глаза и посмотрела на Игоря печальным взглядом. Может, Игорь и хотел что‑то ей сказать, но, смерив её презрительным, недоверчивым взглядом, лишь фыркнул, развернулся и ушёл. Остальные тоже молчали, даже Косарь, которому молчать, казалось, было физически трудно.

Убедившись, что в противостоянии наметилась пауза, Андрей повёл Аню в купе, где сидели Коробейников и бойцы из его взвода. Они ничего не знали ни про Аню, ни про их с Андреем прошлые взаимоотношения, поэтому и осуждения здесь никто не выражал ни своим видом, ни словом. Всем в купе было даже немного неловко из‑за того, что они невольно стали свидетелями этой совершенно непонятной для них сцены.

Но Ане от этого было не легче. Сидя рядом с Андреем, она избегала смотреть на остальных и глядела либо себе под ноги, либо на пробегающие за окном тоскливые степные пейзажи. Как и Андрей, она тоже вместо счастья ощущала тревогу, только вот причины были другие. Третьяков, главная опасность, остался где‑то там, далеко позади. Вскоре она будет так далеко, что он уже никак не сможет до неё добраться. Вот только даже этот побег имел свою цену, и только сейчас Аня начала осознавать насколько она, эта цена, высока.

Неужели порочный круг не разомкнётся? Неужели, однажды встав на путь предательства, она больше не сможет сойти с него? Почему только предавая, она может кому‑то помочь? Почему, чтобы помочь одним, она вынуждена предавать других, а чтобы продолжать, ей приходится в итоге предавать их всех?

Боль, которую она ощущала, задавая себе все эти вопросы, была настолько сильной, что перевешивала все остальные чувства. Даже радость от того, что она вырвалась из лап Третьякова, что находится рядом с человеком, которого любит и который может её защитить – меркла из‑за этой боли. Как же её прекратить?!


Глава 6.1. Проблемные домочадцы



1

Дорога вымотала много нервов. Особенно Ростов, где каждый в отряде был, как на иголках, пока Ростовцев не получил три грузовика с запасом топлива, и «анархисты» не выехали оттуда. Больше всех нервничал Андрей, и не столько потому, что боялся мести Владова, хотя её он тоже очень опасался, сколько из‑за страха потерять саму Аню, которая очень быстро стала для него чрезвычайно важной.

Когда в какой‑то момент Андрей осознал её ценность – это напугало его. Он вдруг понял, что означали все те поучения Гронина, Родионова и других людей про «жить дальше» и тому подобное. Он понял, наконец, что на самом деле означали слова Воробьёва про «счастье – наш враг» и «есть, что терять». В тот момент он понял всё, и теперь постоянно мучился другим вопросом: как быть дальше?

Его цели, ради которых он проделал столько работы и испытал столько лишений, всё ещё не были достигнуты. Однако теперь стремления, которые ещё недавно всецело поглощали его, вступили в конфликт с другими чувствами, отодвинулись, внезапно стали менее важными, и именно это беспокоило Андрея. Да, девушка стала для него важна, рядом с ней он чувствовал себя по‑особенному, так, как не чувствовал никогда до этого, но является ли это тем, что ему действительно нужно? И самое главное – как это повлияет на его окружение и дальнейшую жизнь?

Помимо сомнений Андрея была и ещё одна проблема – его товарищи Аню не принимали. Гнетущая атмосфера продолжала сохраняться до самого прибытия в «Убежище», где все смогли отвлечься и на время забыть о ней. Особенно враждебно к ней почему‑то относились именно женщины – Катя и Руми, на поддержку которых Андрей рассчитывал больше всего, но не получил ни грамма. А когда он попытался поговорить с ними об этом, они под разными предлогами ушли от разговора. Чёрт их разберёт, этих женщин…

Эта атмосфера тоже действовала на Андрея не с положительной стороны и заставляла его задавать себе всё новые и новые вопросы. Почему он поверил Ане? Она ведь никак не могла доказать, что не предавала его. Почему поверил в её ужасающие истории о том отморозке из службы безопасности и безразличии Владова? Неужели такое вообще возможно?!

Вся эта история сама по себе вызывала у Андрея множество дополнительных вопросов, казалась ему нереальной, сюрреалистичной. Ну где это видано, чтобы отец после попытки изнасиловать его дочь принимал сторону насильника? Как‑то не вяжется… С другой стороны, Аня рассказывала обо всём очень детально, связно и логично, хоть и плакала почти всё время, что говорила. И по её рассказу Владов получался человеком хоть и странным с точки зрения родительских чувств, но слишком уж справедливым… Может, именно поэтому он отпустил Андрея? Почувствовал, что парень ни в чём не виноват и проявил сочувствие? Тогда почему он не проявил его к собственной дочери?! Ерунда какая‑то…

Итак – почему… Почему он взял её с собой? Предполагал ведь, что отряд её так просто не примет… Почему тогда его эгоистичное желание перевесило? Потому что влюбился? Да, вероятно, это так. И что теперь? Как быть? Что ценнее – его новые чувства и желание быть с Аней или то, что вело его последние годы – месть тем, кто отнял у него родителей и нормальную жизнь, заодно ввергнув в кровавый хаос весь мир? Последнее дополнительно усиливалось количеством закопанных в землю друзей, ведь все они тоже требовали отмщения. Ответа на эти вопросы у Андрея пока не было.

Против Ани оказался и полковник Гронин, разговор с которым вышел тяжёлым сразу по целому ряду причин. Во‑первых, Андрей получил грандиозную выволочку за авантюру в Вольном, а затем уже за Аню.

Услышав об Ане, полковник не смог сдержать эмоций. Он переменился в лице и невольно поднялся со стула. Увидев его реакцию Андрей сильно струхнул. Гораздо сильнее, чем под бомбёжкой и миномётным обстрелом, и даже сильнее, чем в кабинете у Владова, когда заранее себя похоронил. Он судорожно сглотнул и невольно опустил лицо, исподлобья глядя на полковника испуганным взглядом.

Далее последовала короткая, но тонкая и о‑очень ёмкая обработка матюгами. Многие из них Андрей уже слышал от Родионова, но некоторые оказались уникальными. Выговорившись, Павел тяжело сел обратно на стул и некоторое время смотрел в сторону злым, но изумленным взглядом. Затем покачал головой, поставил локти на стол и закрыл лицо руками.

– Как ты мог растерять все мозги всего за несколько месяцев… – чуть ли не со стоном сказал он, не убирая ладоней с лица. – Я тут пытаюсь отбиться от твоей выходки в Вольном, из кожи вон лезу, чтобы тебя вытащить, а ты стреляешь себе в голову…

Умение молчать в нужный момент ещё никогда не подводило Андрея. В этот раз он тоже не пытался оправдываться или упираться.

– Хочется отдубасить тебя до полусмерти, – честно признался полковник. – Или отдать нахрен Логинову, пусть они там тебя четвертуют, всё равно ты своими действиями приносишь одни лишь только неприятности.

В ответ на эти слова Андрей тяжело вздохнул. Гронина он всегда считал самым сдержанным и здравомыслящим человеком из всех, кого он знал. Если даже он говорит сейчас такие вещи, то, видимо, Андрей и правда сильно налажал.

– Когда Владов узнает, что она здесь – нам не поздоровится.

– А, может, не узнает? – с надеждой спросил Андрей. – Никто не видел, как она…

Павел жестом показал Андрею замолчать. Он смерил парня сердитым взглядом и, выдержав небольшую паузу, задал сразу целый ряд вопросов.

– Вот скажи честно, не как подчинённый командиру, а как сын отцу – нахрена ты её сюда приволок? Нахрена вообще полез в это дерьмище? Ты же понимал, что Владов быстро сложит дважды два и этого так не оставит?

Снова вздохнув, Романов опустил глаза. И что ему отвечать? Гронин не относился к тем людям, от которых можно что‑то утаить, когда сказал хотя бы одну букву. А как‑то коротко рассказать об Ане и её обстоятельствах не получится, придётся выкладывать всё. В очередной раз вздохнув, Андрей принялся пересказывать те моменты в истории его знакомства с Аней, о которых полковник не знал, а не знал он многого. Гронин, несмотря на злость, выслушал парня до конца, периодически задавая уточняющие вопросы. По ходу рассказа он строил гипотезы, но Андрею их, понятное дело, не озвучивал.

– То, что ты повёлся на красивую барышню – очевидно, – холодно сказал Павел, когда Андрей закончил рассказ. – Но хотя бы попытайся абстрагироваться от этого и подумать трезво – зачем она сбежала? Какие могут быть реальные причины?

– Я верю ей…

– Нет! – рявкнул Гронин. – Не включай влюблённого идиота, а думай! Давай, или я свяжу вас обоих и отправлю Владову в красивой упаковке. С моими искренними извинениями в придачу.

Андрей сомневался, что Павел говорил серьёзно. Впрочем, если он не сделает то, чего полковник от него сейчас требует, то каких‑то непредсказуемых последствий точно не избежать. Но как он ни старался, а под требовательным взглядом Гронина не мог разродиться ни одним словом. Все другие варианты казались ему нелепыми, ведь Аня была такой искренней и убедительной…

Но нужно было сказать хоть что‑нибудь… Чёрт, как же трудно пытаться обличить дорогого человека… Силясь что‑то придумать, Андрей перебрал в уме несколько самых очевидных вариантов. Ближе всего к реальности выглядела идея со шпионажем, но в неё не было логики – зачем Владову при его возможностях отправлять шпионкой собственную дочь?

Требовательный взгляд Гронина ожидал ответа, и Андрей решил озвучить именно этот. Услышав его, полковник согласно кивнул, даже несмотря на дальнейшие заявления Романова о нелогичности. Андрей недоверчиво уставился на него, а тот изучающе – на самого Романова.

– Будь с ней очень осторожен, – доверительно сообщил Павел. – Всё может оказаться вовсе не так, как ты думаешь.

– Я, конечно, обязательно учту ваш совет, но по‑прежнему считаю эту версию нелогичной.

Гронин чуть заметно вздохнул и на миг вскинул брови, затем выдержал длинную паузу, во время которой отвёл взгляд и задумчиво щурился, будто ему в голову только что пришла интересная мысль. Похоже, у него действительно созревал какой‑то план. Андрей понял это и начал волноваться, ведь план этот определённо был направлен против Ани.

– Жизнь – интересная штука, – неожиданно для Андрея заговорил Павел, и только потом перевёл на парня взгляд. – Когда у тебя на руках будут все козыри – она предложит тебе сыграть в шашки.

Он коротко вздохнул и продолжил.

– Понимаешь, у логики есть кое‑какие финты. Например, с её помощью очень удобно скрывать истинное положение вещей.

– Не понимаю…

Гронин за долю секунды шевельнул бровями, отвёл взгляд и снова приковал его к Андрею. Смерив его пристальным взглядом, он решил кое‑что объяснить.

– К каждому типу людей есть свои подходы. К примеру, с помощью лжи можно обмануть дураков. С помощью огромной лжи – простаков. А с помощью логики – умников.

Лицо Андрея показывало, что он понял слова полковника, но не до конца. Павел снова начал объяснять.

– Люди, думающие, что всё видят и знают – умники – интерпретируя события или человеческие поступки, часто руководствуются логикой и их собственным пониманием здравого смысла. Их не обманешь банальной ложью, но зато легко добьёшься этого, подстроив логически верную цепочку событий. Эти доморощенные мудрецы, ухватившись за подсунутую им нить, настолько увлекаются своей проницательностью и воображаемой гибкостью ума, что не замечают других, не менее логичных вещей. Короче говоря, таким людям дают возможность прикоснуться к якобы сокрытому, а дальше их гордыня всё доделывает сама.

Андрей настолько увлёкся словами полковника, что на некоторое время впал в задумчивость, когда тот замолчал. Павел не торопился выводить парня из неё.

– Получается, обмануть можно всех… – заключил в итоге Андрей.

– В смысле? Умных так не обманешь, – полковник скептически покачал головой.

– Что‑то я совсем запутался. Вы же сами только что сказали, что…

– Я говорил – умников, – перебил Гронин. – А умники и умные – это две большие разницы.

Андрей надул губы и нахмурился. Павел слегка улыбнулся. Он сделал это впервые с начала разговора, и Андрей понял, что на этом выговоры закончатся. Оставалось, правда, ещё дождаться вердикта и оглашения приговора, но хотя бы самая неприятная часть разговора осталась позади.

– Если сравнить некую проблему с айсбергом, – продолжил Гронин, – то умники видят только его вершину и думают, что уже точно знают, что там под водой. Максимум – заглянут одним глазком, убедятся, что там тоже лёд и потешат своё эго мыслью: «я ведь говорил». Умный человек не удовольствуется таким поверхностным анализом. Он обязательно исследует проблему и, исходя из своих способностей, разберётся, какие риски она несёт и как их избежать. Поэтому умного можно только отвлечь, но не обмануть. Ему нужно дать максимально большое количество задач, чтобы он банально не успел предпринять что‑то для решения всех.

– Хм… Но он ведь может сосредоточиться на некоторых из них, а остальными пренебречь. Вдруг в таком случае он угадает?

– Если угадает, значит, скорее всего, выиграет раунд. Или даже весь бой, – серьёзно ответил полковник.

Наконец‑то мысль Павла стала Андрею полностью понятной. Оставалось только найти ответ на вопрос, как заглушить свои чувства и суметь беспристрастно оценить действия женщины, которую любишь? История сохранила множество историй, когда люди теряли всё или даже умирали, не сумев это сделать. Некоторые из них Андрею были известны.

– Ладно, пора заканчивать, – полковник вернулся к своему обычному, непроницаемому выражению лица. – Как тебя наказать придумаем позже, если Владов до того момента не объявится и не накажет нас всех.

Андрей искривил губы и уставился на Павла виноватым взглядом. Вся эта ситуация нравилась ему чем дальше, тем меньше. Ну прямо всё вокруг рушилось из‑за Ани: и с Владовым теперь он наверняка будет в контрах, и Гронин недоволен, и внутри отряда разлад, и даже внутри самого Андрея. Дёрнул же его черт поддаться эмоциям…

– Я постараюсь что‑нибудь придумать, а ты пока никому кроме своих её не показывай. Никто не должен знать, кто она на самом деле, понял?

Андрей согласно закивал. Павел несколько секунд задумчиво смотрел на него, обдумывая только что созревший у него в голове план.

– Хорошо. Пока что пару дней отдохните, только не здесь, – продолжил полковник и, прежде чем удивлённый таким сообщением Андрей успел задать вопрос, заговорил далее. – Разместитесь в том доме, где мы с тобой пили чай после победы над «волками». Он свободен и вы как раз все влезете. Я хотел его использовать для размещения важных гостей, но никто из них у нас ни разу так и не задержался, поэтому сначала вам придётся там прибраться.

Предложение показалось Андрею странным. Зачем отправлять их так далеко? Будто ссылка какая‑то. Если не считать учений, когда весь отряд перебирался на тренировочные базы Родионова, в остальное время они всегда размещались в «Убежище». Почему сейчас полковник удаляет их?

– Так далеко? – всё же разочарованно уточнил Андрей.

Гронин оценивающе посмотрел на него.

– Не понял? Есть возражения, что ли? – с нотками недовольства спросил он.

– Никак нет, – спокойно ответил Андрей. – Просто удивлён, что вы меня удаляете.

– Не удивляйся. На то есть свои причины. К тому же это ненадолго. Будьте наготове и ждите вестей от меня в любой момент.

Звучало это подозрительно, и Андрей невольно нахмурился.

– Детали позже, – предсказал его вопрос полковник.

– Понял.

Разговор прекратился, но привычного «свободен» всё ещё не прозвучало. Андрей в неопределённости ёрзал на стуле, а Гронин отвернулся и принялся тереть большой палец правой руки об указательный. Так он просидел около полуминуты.

– Скажи, ты доверяешь всем своим людям? – не поворачивая головы, он бросил на Андрея испытующий взгляд.

Андрей не был уверен, что правильно понял вопрос.

– Что вы имеете в виду? Если бы я им не доверял, то как бы мог находиться рядом с ними?

– Всем или нет? – настаивал на своём полковник. – Аня не в счёт.

Андрей задумался ненадолго, но очень быстро ответил.

– Ну, разве что новенький у меня – Косарь. Вот ему, пожалуй, пока что не совсем доверяю.

Полковник чуть заметно закивал, но быстро прекратил и заговорил.

– Сомневаюсь, что он может быть в курсе нашей внутренней кухни. Мой вопрос касался тех, кто состоит в твоем отряде давно, а раз всем остальным ты доверяешь, то всё отлично. Ладно, можешь идти. Только не вздумай никому – вообще никому – говорить об этом разговоре, понял?

– Понял.

– Ну и ладненько. Свободен.

Поднявшись, Романов отсалютовал и быстро покинул кабинет. Неприятные мысли буквально роились у него в голове и их было так много, что он ещё не скоро сумел их систематизировать. Гронин сказал, что умного можно только отвлечь, но если судить по последним действиям, то вряд ли Андрей относился к умным. Осознание этого огорчало парня. Пора было с этим что‑то делать.


2

Дом выглядел почти таким же, как в тот день, когда Андрей увидел его впервые. Отряд добрался до него на двух микроавтобусах, один из которых почему‑то немного задержался. Причина задержки выяснилась, когда они прибыли на место, и Андрей увидел, как из машины выходит Таня. Удивился этому не только Андрей, но и Воробьёв, ехавший вместе с ним. Удивился, похоже, неприятно.

– Тц… Ну и нафига… – с раздражением бросил он и сразу ушёл за дом.

Таня, тоже увидевшая Сергея, проводила его тоскливым взглядом, даже не заметив, что её пытался приобнять Косарь, которого бесцеремонно отодвинул в сторону Толя. Косарь хотел что‑то сказать, но свирепое выражение лица Черенко заставило его передумать. Вряд ли наёмник испугался. Скорее всего, просто не хотел устраивать конфликт, либо понимал, что неправ.

Кто бы ни придумал привезти Таню – Толя или Бодяга, а Романов не сомневался, что это кто‑то из них – Андрею такая самодеятельность не понравилась, но, подумав, он решил ничего им не говорить. Если он сам подаёт плохой пример, то чего же он хочет от своих людей? К тому же, в данном случае никто не мог пострадать, в отличие от авантюр, которые раз за разом устраивал сам Андрей. Одна из этих «авантюр» как раз прикоснулась к его руке. От этого нежного прикосновения Романов ощутил приятную дрожь в теле.

Аня, вероятно, хотела обратиться к нему или что‑то спросить, но не успела, потому что к ним уже быстрым шагом приближались Косарь и Кот.

– Крутая у вас банда, командир. Я ещё ни у кого таких казарм не видел, – кивком указав на дом, заявил Косарь.

– Да, мы такие. Только придётся там немного прибраться. Говорят, в нём давно никто не жил.

– Гигиена – враг спецназа, – уверенно заявил Косарь и покачал головой, намекая, что заниматься уборкой ему совсем не хочется.

– О!

Это воскликнул Кот и принялся шарить по карманам. Что он там искал и что означал его возглас никто так и не понял.

– Может, и враг, но заняться уборкой точно придётся, – ответил Косарю Андрей и все вместе они двинулись к дому.

Дом пустовал уже длительное время. За его наружным состоянием приглядывал старичок‑привратник, который и выдал «анархистам» всю необходимую для уборки и мелкого ремонта утварь. Но внутри он явно никогда не прибирался, о чём свидетельствовал толстый слой пыли, покрывшей всю мебель в комнатах, и не только её. Вскоре дело закипело и «анархисты» быстро привели дом в порядок. Это было не столько необходимостью, сколько требованием полковника, а возможно даже, что частью обещанного наказания.

Когда‑то на крыше дома были смонтированы солнечные батареи, но их давно демонтировали, а вместо них в пристройке у дома поставили слабенький генератор, для которого, впрочем, не было топлива. Пришлось Бодяге слить немного из бака одной из машин, но после запуска генератора свет в доме не появился.

Не успел Бодяга расстроиться, как дядя Ваня, которого большинство называли просто «Дед», вызвался разобраться в чём проблема. С помощью привратника он нашёл в чулане тонкий моток синей изоленты и сомнительного вида инструменты, а затем взялся решать с проблему. На это у него ушло почти три часа, за которые весь остальной отряд как раз закончил убираться в доме.

– Дед, признавайся уже, что ты профан в электрике и просто хотел свинтить с уборки, – подначивал его Косарь, наблюдая, как тот возится с люстрой в гостиной.

В люстре что‑то перегорело, причём очень давно, и Ивану пришлось разобрать её почти полностью, чтобы выяснить причину, из‑за чего многие провода теперь сверкали синей изолентой. На фоне добротно обставленной гостиной всё это выглядело, как седло на корове, и провоцировало шутки.

– Шо вы ржёте, свинюки? – негодовал Иван. – Я ж вам свет сделал. Сейчас посмотрите, какой я мастер.

Он подошёл к давным‑давно разбитому пулей выключателю и соединил два проводка. Люстра вспыхнула и почти тут же погасла.

– Э‑э… – протянул Шелковский, а Черенко выругался.

– Дед, у тебя что, по принципу: если руки золотые, то похрен откуда они растут? – улыбаясь, спросил Косарь.

Украинец что‑то пробурчал в ответ, разъединил проводки и, ворча, снова полез к люстре. Черенко, заявив, что вертел он и люстру, и свет, ушёл из гостиной в поисках Бодяги, а Косарь проводил его жадным взглядом: ему было известно, что кроме Тани Бодяга прихватил из «Убежища» и несколько литров самогона. Андрей вроде бы пока ничего не знал, поэтому все, кто был в курсе этой стратегической тайны, усиленно делали вид, что ничего такого нет. Особенно старался Толя Черенко, который порой уже не мог идти прямо.

– А я ведь когда‑то был священником, представляешь? – внезапно сообщил Иван, мотая остатки изоленты.

– Серьёзно? Да ну? – Косарь с трудом мог поверить в слова украинца.

– Да. Спасал человеческие души, – задумчиво сказал Иван и после короткой паузы так же задумчиво продолжил. – И эти души тогда казались мне куда интереснее, чем сейчас, когда я с помощью автомата отправляю их в ад.

– А ты философ, дед, – шутливо заявил Косарь и через секунду в том же тоне добавил. – Но лучше бы был электриком.

Украинец фыркнул и выдал какое‑то непонятное ругательство на украинском. По крайней мере Косарю показалось, что это было ругательство. Затем Иван снова слез с табуретки и вернулся к проводкам выключателя. На этот раз лампочки на люстре засветились. Не все, конечно, но многие.

Рядом с домом, кроме сарайчика, в котором хранились дрова и садовые инструменты, была построена большая сауна. Вероятно, она стояла здесь ещё до эпидемии, но по сравнению с остальными постройками выглядела почему‑то новее. Возможно, потому что бывший хозяин любил париться и следил за сауной даже больше, чем за самим домом. А, может, сам старик‑привратник иногда пользовался ею и потому старался поддерживать постройку в надлежащем состоянии.

Коротко посовещавшись, отряд решил собраться именно в сауне, благо комната для отдыха в ней позволяла вместить всех. На столе появилась посуда, нехитрая еда и та самая стратегическая трёхлитровая банка, при виде которой Андрей состроил осуждающую мину и принялся бурчать, но под давлением «общественности» вынужден был уступить. Причём за алкоголь выступили даже Катя и Руми, чего раньше за ними не замечалось. Выпив по три рюмки, обе, прихватив Таню и на прощание одарив Аню ядовитыми взглядами, первыми пошли в парилку.

– Вы куда? Там же ещё не нагрелось… – Бодяга попытался их остановить, но его проигнорировали.

Аню их поведение, может, и зацепило, но она не подала виду. Она уже немного привыкла к своему положению, смирилась с осторожностью и недоверием по отношению к себе мужчин, и с неприязнью женкой части отряда. Да, это было неприятно, даже больно, но всё равно гораздо лучше, чем раз за разом встречаться с Третьяковым. Всё равно дело хоть и медленно, но понемногу налаживалось. Сейчас она уже могла иногда даже вставить несколько слов в общий разговор, а порой позволяла себе и воинственные взгляды в сторону женщин, если те чересчур наглели. Тех мужчин, кто замечал это молчаливое противостояние, оно очень забавляло.

– Война, пандемия, конец света, ещё какая холера – бабы остаются бабами, – покачав головой, сказал Иван, заметив, каким взглядом Руми окинула Аню перед уходом.

Аня смущённо потупила взгляд, но больше никто ничего не добавил, поэтому о реплике украинца все быстро забыли. Да и как ты будешь заморачиваться женскими дрязгами, когда со всех сторон сыплются предложения наливать?

Быстро выпив ещё по паре рюмок, мужчины выбрали новую, более интересную тему для разговора: кто чем займётся после окончания этой, ещё недавно невозможной в их представлениях, войны. Странно, но ни у одного даже мыслей не возникло, что они могут оказаться на стороне проигравших, поэтому все рассуждали так, будто точно знали, что победят.

– Ты что будешь делать, когда всё закончится? – отрывая зубами кусок курицы, уже слегка заплетающимся языком спросил Толя, обращаясь к Шелковскому.

Тот пожал плечами и задумчиво склонил голову. Новый мир давал не так много перспектив для самореализации, чтобы надолго задумываться над подобным вопросом.

– Не знаю. Наверное, найду себе симпатичную девчонку, наклепаю детей… И буду горбатиться в поле до седьмого пота, чтобы всех прокормить.

– О да, заманчивая перспектива, – прыснул Кот, почему‑то взглянув на Аню.

– Ага, – мрачно поддержал его Игорь.

– А ты? – спросил в свою очередь Шелковский.

– Я? Я… – Толя задумался на мгновение. – Надеюсь, всё это никогда не кончится, и я смогу заниматься этим до самого конца.

Взгляды всех за столом сосредоточились на нём. Косарь громко хмыкнул, но ни слова не сказал. Толя вызывающе покосился на него, но тот не отреагировал.

– Тебя что, совсем не смущает, что ты сам можешь закончиться гораздо раньше? – снова захихикал Кот.

– Не‑а, – Толик продолжил, но перед тем громко отрыгнул, чем вызвал брезгливый взгляд Ани. – Мы все так уже одиннадцать лет живём и никого ж не смущало?

– Так да не так… – попытался вставить Карданов.

– Так‑так, – бесцеремонно перебил его Толик, который становился всё пьянее и развязнее. – Просто раньше, когда тебя смешивали с дерьмом, ты не мог ответить, потому что ответить было нечем, а теперь можешь.

Далее последовало бурное обсуждение его слов, в какой‑то момент чуть было не переросшее в драку, которую изо всех сил пытался спровоцировать Толя, но вмешались Бодяга с Андреем и быстро всех успокоили.

Странно, но Косарь в этот раз почему‑то не активничал и не пытался занять «эфир», как он частенько делал. Даже на выпады и провокации Толи он почему‑то не реагировал. Вместо этого он вместе со всеми потягивал самогон и неторопливо жевал, слушая пьяного Черенко и изучающе поглядывая на Корнеева, который с флегматичным выражением лица сидел на том краю стола, где находились места ушедших в парилку женщин. Скрытный Лёша был куда интереснее Косарю, чем простой, как дверь, Толя.

А вот у женщин в парилке настроение было совсем другое. Рюмки, которые Косарь нашёл в доме, больше походили на небольшие стаканы, а Бодяга наливал от души и очень настаивал, что всем нужно выпить, особенно женщинам. Поэтому Катя, «опрокинув» три такие рюмки, в пока только тёплой, но быстро набирающей температуру парилке начала хмелеть и стала страшно откровенной и болтливой.

Руми наоборот, несмотря на уговоры Бодяги, всё равно пила осторожно и потому выглядела почти трезвой. Про Таню вообще трудно было сказать что‑то конкретное – она тихо сидела в своём уголке парилки и в разговор не рвалась. В итоге поначалу болтала в основном только Катя, и то ли из‑за алкоголя, то ли потому что они впервые за долгое время смогли, наконец, расслабиться, но ей захотелось вдруг рассказать о себе.

Рассказ был интересным, но малоприятным. Катя поведала о том, как оказалась в этих краях после эпидемии и что тогда видела. Затем рассказала, как впервые столкнулась с произволом вооружённых отморозков, как потом участвовала в партизанской войне против «Степных волков», и как чудом осталась в живых, когда партизаны проиграли.

Большинство её товарищей перебили, а Катя оказалась в небольшом числе тех, кого схватили живыми. Тогда она и пожалела, что не погибла.

– Ублюдки издевались надо мной, били, насиловали. Много раз. Я каждый день благодарю бога, что не забеременела и не заразилась чем‑то от них. Даже их шмары иногда участвовали в этих забавах… Долбаные сучки были хуже мужиков и отрывались, как могли, придумывая новые способы, как надругаться надо мной… Шлюхи затасканные…

– Как же ты выжила? – пролепетала Таня.

– Чистое везение. Они как‑то раз нажрались больше обычного. Праздник там какой‑то был или что‑то такое. И как‑то так вышло, что одна из тех сучек оказалась не такой, как остальные, и помогла мне сбежать. Только мне одной. Я даже не поверила сначала. Думала, что это ловушка какая‑то, что меня убьют при попытке бежать, но всё оказалось взаправду. Она дала мне одежду и немного еды, затем вывела за околицу деревни, и дальше всё было в моих руках. Если честно, то я не думала, что выживу. Слабая, истерзанная… В теле болело просто всё, сил не было долго идти. Сама не знаю, как я сумела добраться к людям. Наверное, ненависть давала мне силы.

Она выдержала короткую паузу и добавила:

– Повезло ещё, что меня не выдали обратно. Я вообще везучая, как видишь.

Таня смотрела на Катю ошарашенными глазами. Сама Катя, увидев это, криво ухмыльнулась и прекратила говорить. Руми всё это время молча слушала её, но смотрела в сторону, и нельзя было точно определить слушает ли она вообще или в очередной раз ушла в себя. Однажды её глаза даже заблестели от набежавших слёз, но поскольку ни Катя, ни Таня не смотрели на неё, то никто ничего не заметил.

– Я… – начала вдруг Руми и запнулась.

Вот теперь на неё обратили внимание, а её потерянный взгляд стал блуждать по парилке. Она переводила его с места на место, словно ища что‑то. Катя ещё никогда не видела Руми такой растерянной и потому не сразу поняла, что с ней происходит.

– Меня… Мне тоже…

Она хотела что‑то сказать, искала нужные слова, но ей явно было тяжело. Необщительная и замкнутая, сейчас она, наконец, захотела рассказать о чём‑то, и Катя не стала ей мешать. Лишь молча ждала, глядя на Руми чуть влажными глазами.

– Меня изнасиловали…

Руми сказала это и содрогнулась, будто испугалась собственных слов. Долгое, очень долгое время она носила это в себе, ни с кем не обсуждая, никому не рассказывая, переживала снова и снова, страдая и подпитывая свою ненависть. Как и для Кати, эта ненависть была её топливом, углём в топке её жизни. Она разжигала внутренний огонь, ведущий Руми кмести всем и каждому, кто имел отношение к ненавистным скотам, надругавшимся над ней.

Катя молчала, Таня тоже, а Руми будто давилась словами. Уже несколько раз она выговаривала несколько слов и запиналась, не в силах продолжить. Что бы она ни собиралась рассказать – это давалось ей нелегко. Наконец, она всё же нашла в себе силы высказать мысль до конца.

– Меня тоже изнасиловали «волки». Но я забеременела.

– Вот уроды… – зло выдохнула Катя.

Возникло тягостное молчание. Оно тянулось секунд десять, но всем казалось, что гораздо дольше.

– Я бы, наверное, убила себя или ребёнка, случись это со мной, – высказалась Катя, нарушив тишину.

Таня тихо сидела в уголке, немного позади Кати и Руми. Сейчас обе то ли игнорировали её, то ли забыли, что она здесь.

– А я не смогла, – тихо ответила Руми. – Ребёнок ни в чём не виноват…

– Это да‑а, – вздохнув, протянула Катя, а затем осторожно спросила. – Что с ним стало?

Руми понадобилось около минуты, чтобы собраться и выдавить ответ на вопрос Кати, но она сделала это. Прежде чем заговорить, она несколько раз глубоко вздыхала и сглатывала, сдерживая рвущиеся слёзы.

– Он не родился. Они вернулись через полгода… Увидели меня беременную и изнасиловали снова. Толпой… Выкидыш случился прямо там, у них на глазах… Они так развеселились…

Не было ничего удивительного в том, что каждое новое слово давалось Руми всё тяжелее. Глаза уже давно блестели не от жары, а от слёз. Услышав её рассказ, Таня в углу не удержалась и всхлипнула, но и сейчас никто не обратил на неё внимания.

Катя была в ужасе. Она‑то думала, что это ей пришлось паршиво, но эта красивая девушка с холодным взглядом, сидящая рядом с ней, пережила кое‑что пострашнее, чем унижение и боль. Немудрено, что после такого она замкнулась в себе и жила только местью.

Руми издала такой звук, будто захлебнулась чем‑то. Слёзы прорвались и потекли по щекам, но сама Руми не издала больше ни звука.

– Тебе плохо? Может, хочешь выйти? – не зная, что сказать, растерянно затараторила Катя.

– Нет, – всхлипнув и помотав головой, отказалась Руми.

Но Кате остро хотелось сделать хоть что‑нибудь.

– Тогда можно тебя обнять? – спросила она, чувствуя, что сейчас тоже разрыдается.

Руми ответила лишь косым взглядом, но Кате показалось, что ответ утвердительный. Она прислонилась к Руми, обняла её и тоже заплакала, как и Таня в своём углу.

Руми пролила уже множество слёз о своём потерянном ребёнке. Она любила его, несмотря ни на что, хотела его и ждала тот день, когда он родится. Её родители погибли вскоре после катастрофы, а за ними умерла и бабушка, у которой они пересиживали эпидемию. Девочка выжила только потому, что люди в деревне очень уважали её бабушку и не бросили сироту, когда старушка скончалась. Но по‑настоящему близких людей у Руми после этого никогда не было. Когда она поняла, что беременна, то поначалу была в отчаянии и, как и сказала Катя, хотела сделать что‑то, чтобы прервать беременность. Но вскоре она изменила свою точку зрения, решив, что ребёнок станет её новой семьёй, внесёт в её жизнь хоть немного радости. А потом у неё отняли даже это.

Каким чудом она выжила после такого – одному Богу известно. После изнасилования и последовавшего за ним выкидыша из Руми вытекло так много крови, что люди в деревне сразу начали заговаривать о том, где её похоронят, причём обсуждали это прямо при ней. Но она выжила, а через две недели даже смогла самостоятельно подняться с постели. С тех пор она верила, что осталась в живых только для того, чтобы мстить. И мстила, как могла. Но теперь, когда через столько времени она, наконец, смогла рассказать кому‑то эту историю, поделиться своей болью, она почувствовала, как горечь и ненависть отступают.

Обнявшись, женщины плакали, не особо сдерживаясь. Мужчины, находившиеся за дверью, услышали плач и не могли пропустить такое мимо ушей.

– У них там всё в порядке? Может, случилось чего? – взволнованно спросил Кирилл.

– Ага, приласкали друг друга и теперь рыдают от счастья, – прыснул Кот, чем вызвал у всех взрыв хохота, а Кирилл почему‑то покраснел.

– Балбесы, – по‑доброму поругал их Иван. – Что‑то там у них приключилось, но вряд ли то, о чём ты сказал.

Вскоре женщины с заплаканными лицами и покрасневшими глазами вышли из парилки. Катя и Руми, еле прикрытые короткими полотенцами, явно не стеснялись перед мужчинами: одна из‑за приобретённого циничного отношения к ним, а другая из‑за тем же образом приобретённого безразличия. А вот Таня робела, избегала их взглядов и быстро сбежала туда, где её никто не мог видеть, чтобы переодеться. Такое поведение привлекло внимание Косаря, и он проводил девушку хищным взглядом. Катя и Руми лениво поплелись следом за ней, тоже привлекая своим видом много внимания. Всё‑таки женщины у подавляющего большинства сидящих за столом мужчин давно уже не было.

– Харэ пялиться, пошли теперь мы, – выступил с инициативой Воробьёв.

– Ого! – изумлённо воскликнул Кот. – Целый год твоего голоса не слышал. А можешь ещё что‑нибудь сказать?

Но Воробьёв уже поднялся и гулко топал по кафелю к парилке, поэтому слова Кота проигнорировал.

– Отметишь в календаре красным и будешь ждать следующего года, – предложил Коту Игорь и, смеясь, пошёл за Воробьёвым.

Вскоре сауна разделила компанию ещё больше, а ушедшие женщины так и не вернулись. Все разбились на несколько небольших групп и разговаривали обо всякой чепухе. Более менее интересная беседа возобновилась лишь вечером, когда Андрей с Аней куда‑то исчезли, а все остальные собрались в гостиной, допивая остатки самогона и закусывая его запечённой в углях картошкой.

– Слышь, украинец, я вот так и не понял – нахрена вы пошли против секты и, по сути, своих же? – спросил уже хорошо поддатый Косарь.

– Бестолковый ты, москаляка, – горько улыбнулся Иван.

– Ну так просвети меня, о великий гуру! Вы же врубались, что ваше дело безнадежное? Зачем было вести эту бессмысленную войну?

Украинец поджал губы и уставился в потолок. Народ в гостиной уже здорово опьянел и в разговор вступать не торопился. Толя Черенко похрапывал на краю дивана и норовил свалиться на пол. Кирилл сидел рядом с видом сторожевого пса и обеспокоенно поглядывал на отца, намереваясь помешать тому упасть. Елагин и Корнеев ушли спать, а Бодягу в бессознательном состоянии отнесли туда же Воробьёв с Игорем, но сразу же вернулись обратно, и теперь тоже лениво прислушивались к беседе. Шелковский, казалось, пытался задремать, Катя тоже клевала носом, а Руми пребывала в отрешённом состоянии, о чём‑то глубоко задумавшись.

Наконец, Иван созрел для ответа.

– Война, такая, как сейчас – штука глобальная. Её ведут ради какой‑то выгоды или отстаивая свои принципы. Мы же не воевали – мы сражались, а то совсем другое.

– Ладно‑ладно, о великий мудрец! Так за что сражались‑то?

– Мужчины… – начал было украинец, но осёкся и после короткой паузы продолжил, – не такие, как ты – беспринципные балбесы, а настоящие мужчины – они сражаются за свою землю и своих женщин.

Для большинства, кто прислушивался к разговору, от слов Ивана веяло менторством и скучной лекцией. Кто‑то заулыбался, кто‑то покачал головой. Иван же, хоть и видел всё это, продолжал.

– Вы смеётесь, но задайте себе этот вопрос и если мозги у вас не отсохли – вы придёте к тому же ответу. Вы все здесь из‑за этого. Как бы вы себя не обманывали, какие причины или мотивы не придумывали – рано или поздно все они потонут в крови и растеряют всякий смысл: и высокие идеалы, и громкие лозунги, и даже вера. В конце концов, решающими факторами останутся только выживание и смерть. Выживание станет единственной логикой, а смерть – единственным, что можно услышать и увидеть. И когда лучшие друзья будут кричать, умирая у вас на руках, и люди вокруг станут терять рассудок, обезумев от боли и ярости, а вся справедливость и красота окружающего мира улетят прочь вместе с оторванными руками, ногами и головами друзей или родственников – решимость защитить свою землю и женщин – вот, что заставит настоящих мужчин продолжать сражаться и умирать. Не власть, не принципы, не идеи и даже не ресурсы – женщины, чтобы продолжить род, и земля, чтобы прокормить его и построить свои дома.

Чем больше Иван говорил, тем меньше оставалось улыбок и скепсиса на лицах окружающих его людей. Даже менторский тон больше никого не раздражал – все внимали украинцу с интересом, будто и правда находились на лекции, но увлекательной. Каждый из присутствующих задумался над его словами, и хоть не все сейчас готовы были с ним согласиться, но где‑то глубоко внутри каждый чувствовал, что в итоге украинец окажется прав.

– Браво, дядя Ваня! – Игорь похлопал в ладоши. – Очень хорошая теория. Ничего лучше я, наверное, ещё не слышал.

– Сказано, конечно, сильно, – согласился с ним Косарь. – Но я так и не понял – у вас же не отнимали землю. И бабы ваши вроде как при вас оставались, не?

– При нас, да, но нашими они не были. Женщины у жопоголовых вообще людьми не считаются. А земля – мы больше не могли сами решать, что и как с ней делать. Как и с женщинами. Для секты мы все были просто муравьями.

Разговор продолжался ещё около получаса, а затем люди начали постепенно расходиться спать. Тех, кто больше всего храпел, бросили прямо в гостиной, а остальные разбрелись по спальням, которых в доме оказалось целых пять.

Одна из этих спален была устроена на мансарде, и именно в ней уединились Аня с Андреем, когда покинули остальных. Инициатором выступила девушка. Возможно, Андрей возбудился бы и разволновался, сделай она это игриво или хотя бы с намёком, но ничего такого в её просьбе не было. Поэтому он просто отвёл Аню наверх, в выбранную заранее обоими спальню.

После разговора с полковником у Андрея появилась некоторая осторожность по отношению к Ане. Конечно, он всё ещё верил ей, но больше не мог чувствовать себя в её обществе так непринуждённо, как раньше. Теперь ему нужен был ответ. Аня тоже чувствовала, что что‑то изменилось, что Андрей стал отстраняться от неё, но не понимала почему.

Помимо этого их отношения не стали настолько близкими, чтобы Андрей почувствовал, что может поставить Аню перед фактом, что он будет спать вместе с ней. Вернее он, конечно, мог так поступить, но боялся, что в таком случае отношения могут пострадать. Короче говоря, сказывались молодость, заблуждения и недостаток опыта – ну куда она в принципе теперь могла от него деться?

Поэтому изначально Андрей собирался подселить к Ане Таню. Но Катя, видимо, чего‑то наговорила ей, и Таня решила ночевать вместе с ней и Руми. Таким образом, Аня осталась в своей спальне одна, и Андрея слегка озадачивала мысль, как это воспримут остальные. Он уже представлял себе восклицания типа «королева, что ли?» или «какого чёрта для неё особенные условия?».

Андрей не знал, что именно этот момент, в отличие от некоторых других, для его бойцов не имеет ни малейшего значения. Разве что Косарь мог заявить, что раз такая ситуация, то он тоже будет ночевать в спальне вместе с Аней, чтобы место не пропадало. Только кто ж ему позволит?

Постоянный риск гибели вообще быстро делал людей циничными и неспособными оценить вещи, не имеющие важности для выживания. Состояние личного оружия для них было гораздо важнее, чем личная гигиена и уж тем более – чистота дома, который им временно выделили. Даже возможность банально «нажраться» считалась куда ценнее, чем «отсидка» в безопасном тылу, ведь все понимали, что затишье – оно перед бурей и не продлиться вечно. Так какой смысл заморачиваться какой‑то там фигнёй, типа не блевать спьяну в коридоре?

Проводив Аню, Андрей хотел вернуться к товарищам, но она попросила его остаться. Только услышав такую просьбу, Андрей почувствовал волнение, а затем постепенно нарастающую волну адреналина. Фантазия быстро начала рисовать разнообразные картины одна горячее другой, но… Аня с грустным видом присела на край кровати и задумалась. Андрей в лёгком замешательстве потоптался у двери, а затем немного неуверенно прошёл вперёд и присел на скрипучее кресло‑качалку, в котором когда‑то уже сидел.

Он всё ещё надеялся на что‑то и с волнением ожидал продолжения, но Аня явно не разделяла его желаний. Поняв, что она точно не намерена воплощать в жизнь его сексуальные фантазии, Андрей заметно приуныл и какое‑то время с лёгкой нервозностью скрипел креслом. Смирившись с происходящим, он, чтобы не скучать, принялся гадать, о чём она думает, а затем и сам невольно погрузился в размышления о своих проблемах. Возбуждение быстро улетучилось и сменилось задумчивостью, которой способствовала тягостная атмосфера в комнате.

О чём бы ни думала Аня, сказать это она не решалась. Андрей же размышлял о словах полковника. Ему не хотелось верить, что Гронин мог оказаться прав. Более того – сама мысль о подобном раздражала парня, даже злила, потому что заставляла его сомневаться. Ведь бред же. Бред! Ну какая она шпионка? Ни навыков, ни подготовки… Да и за кем ей шпионить? Ни к кому серьёзному, типа Гронина или Родионова, даже к Дьякову – у неё доступа нет, да и они слишком осторожны, чтобы она могла что‑то выведать, даже если бы такой доступ у неё появился. А у Андрея ей выведывать вообще нечего.

В состоянии лёгкого раздражения Андрей придумал топорный план, как решить этот вопрос раз и навсегда.

– Когда‑то мы с тобой пообещали никогда не врать друг другу. Ты помнишь? – немного неуверенно начал Андрей.

Аня внутренне вздрогнула, услышав его слова и несколько секунд оцепенело смотрела в пол. Затем медленно подняла глаза на Андрея и кивнула.

– Конечно.

– И я… могу не сомневаться в твоей искренности?

Это был удар, но Аня уже справилась с эмоциями и приняла его во всеоружии. Девушка надула губки и нахмурилась.

– Знаешь, это звучит очень обидно.

В её глазах читалась уязвлённая гордость, хорошо знакомые Андрею. Романов немного смутился и отвёл взгляд.

– Да, наверное. Прости.

Нужно было продолжать, но после Аниной реакции он понял, что лучше немного остыть и получше продумать дальнейшие слова.

Вопрос Андрея заинтересовал девушку, но она не спешила продолжать тему, тоже осторожничая и тщательно подбирая слова. Особенно волнительным для неё оказалось то, что она сама думала о чём‑то похожем.

– Так неприятно… – с укором, осторожно бросила она.

– Прости, ладно? Я не хотел, – виновато ответил Андрей.

– Почему ты вообще спрашиваешь о таком? – продолжила упрекать Аня.

В её голосе появился напор. Андрей от такого поворота заволновался. Несмотря ни на что, она была важна для него, и он боялся сделать что‑то такое, из‑за чего их отношения могут испортиться. Это было глупо, наивно и незрело. А ещё совершенно нелогично, но мужчины часто так себя ведут в отношениях с женщинами, особенно когда они молоды и неопытны.

– Да так. Просто есть тут кое‑кто, кто говорит о тебе неприятные вещи.

Ответ был очень неопределённым.

– Хм… Всего лишь кое‑кто? А, по‑моему, в твоём отряде все так делают. Разве нет?

Андрей вздохнул и ничего не ответил. Даже если он и хотел взглянуть на девушку, то теперь точно не смог бы этого сделать. Ему было стыдно, что он не может разобраться с собственными подчинёнными и друзьями, что позволяет им умышленно или случайно унижать Аню недоверием и настороженностью, а то и откровенной неприязнью. Но что он мог с этим поделать? Заставить их, что ли? Всё‑таки в их отношении к ней тоже было рациональное зерно.

В поезде Аня обещала им рассказать о себе и о том, почему она сбежала. Позже она сделала это, но многие так и не приняли её слов, особенно женщины. Ох, ну почему всё так сложно?

– К этому мы ещё вернёмся. А сейчас ответь мне на один вопрос, пожалуйста. Только честно, хорошо?

Звучало наивно, прямо, как в детстве. Андрей и сам это понимал, но всё равно сказал так. Возможно, он подсознательно перестраховывался, чтобы в случае, если Аня обманет, его совесть была совершенно чиста. По крайней мере, если она солжёт и позже это откроется, он будет точно знать, что больше никогда не поверит на слово ни одной женщине в мире.

Аня почему‑то вздохнула.

– Разумеется. Спрашивай.

Андрей мялся ещё целую минуту. Ему тяжело было озвучить свой вопрос, и чем дольше он решался, тем больше понимал, насколько глупой и наивной была сама идея изначально. Но раз уж начал, то надо заканчивать.

– Сразу скажу, что твой ответ ни на что не повлияет. Я верю тебе и в любом случае несу за тебя ответственность. Даю тебе слово, что даже если ответ будет утвердительным – я не оставлю тебя и мы вместе придумаем что делать…

– Да спрашивай уже! – с лёгким раздражением поторопила Аня.

Такая реакция заставила Андрея запнуться. Ему понадобилось ещё некоторое время, чтобы решиться продолжать, ведь от ответа девушки зависело столь многое.

– Ты здесь, чтобы шпионить? – глядя в пол, глухо спросил он.

Аня переменилась в лице и посмотрела на Андрея растерянным, пустым взглядом. Несколько секунд она даже не дышала, ошарашенная его словами. В них она услышала долю вины за такой вопрос, но помимо неё там была уверенность, а стало быть, у него были какие‑то факты, что‑то, что убеждало его: такой вариант весьма возможен. Осознав всё это, Аня ощутила, как где‑то внутри что‑то больно укололо её. Но больно ей стало не только из‑за этого…

– Почему ты не отвечаешь? – Андрей, не поднимая лица, скосил на неё глаза.

– Это… Я…

Она никак не могла подобрать слова. Её глаза заблестели, затем она отвернулась и снова затихла.

– Что? Это правда, что ли?

В голосе Андрея чувствовалось разочарование. Ане срочно нужно было найти в себе силы собраться и сказать что‑то, иначе могло стать слишком поздно.

– Конечно, нет, – наконец, выдавила она, а через секунду тем же полным боли тоном спросила. – Почему ты так поступаешь?

– Как?

– Причиняешь мне боль.

Эти слова немного сбили Андрея с толку. Он не ожидал именно такой реакции и потому какое‑то время думал над ответом. Пока он искал слова, Аня поднялась со своего места и, подойдя к нему, присела напротив, опустившись на колени. Андрей взглянул на неё, всё ещё не зная, что сказать, и увидел, как по щеке девушки скатилась слеза.

– Я здесь, чтобы быть с тобой, – прошептала она, подалась вперёд и нежно провела рукой по его лицу.

Её действия заставили Андрея ощутить вину и разозлиться на самого себя за то, что решил так грубо проверить девушку. Он ведь чувствовал, что Аня не может быть шпионом, но всё равно поступил так глупо. Однако злость быстро улетучивалась, растворяясь под действием ласковых, нежных прикосновений Ани.

Андрей сполз на пол и тоже опустился перед девушкой на колени. Затем обнял её и сильно прижал к себе.

– Прости меня. Прости.

Её рука с трудом высвободилась из тисков объятий и скользнула ему на затылок, взъерошив волосы. Андрей повернул к Ане лицо, а она тут же впилась в его губы жадным поцелуем, вновь разжигая в молодом теле страсть и вожделение. Андрей ощутил, как утруднилось дыхание, как гулко забилось его сердце, и все мысли вмиг улетучились.

– Мне уже всё равно, – прошептала Аня, когда их губы на секунду разомкнулись. – Только позволь быть рядом.

Они стояли на коленях и покрывали друг друга жаркими поцелуями. Оба быстро распалялись, страстно блуждая руками по горячим телам, и в какой‑то момент одежда явно стала лишней. Стащив с Ани тонкую футболку, рука Андрея скользнула вниз по шелковистой коже её спины, зацепившись по дороге за бретельки бюстгальтера, и быстро добралась до бедра. Ему хотелось ласкать её и дальше, но Аня внезапно оторвалась от его губ и, взяв за руку, потянула к кровати.

Большая часть неуместной теперь одежды быстро исчезла, почти полностью обнажив красивые молодые тела. Аня что‑то страстно прошептала, но Андрей, подчиняясь неконтролируемым инстинктам, принялся ласкать её груди, и ничего не услышал. Девушка сладостно застонала, прильнула к нему и нежно поцеловала. Она мягко погасила попытки Андрея форсировать события, одаривая его нежными, неторопливыми ласками, и страсть, овладевшая обоими поначалу, уравновесилась лавиной чувственных эмоций.

Они таяли в этих чувствах, плыли на их волнах, с радостью отдаваясь друг другу. Для Андрея это вообще было чем‑то совершенно новым, таким, чего он никогда ещё не испытывал. Его тело наполнилось блаженством, стало лёгким, как воздух. Ощущение гладкой, шелковистой кожи девушки пьянило его, а её вздохи, мурлыкания и постанывания – сводили с ума. Руки Ани, лаская, скользили по его телу. Андрей отвечал ей своими ласками, ориентируясь на её реакции. Поначалу он немного волновался, чувствуя, что его опыта маловато для таких чувственных игр, но усиливающиеся стоны девушки подсказывали, что он на верном пути.

Андрей настолько погрузился в этот коктейль из страсти и нежности, что почти перестал понимать, что вообще делает. В какой‑то момент он краем сознания зацепился за мысль, что хотел бы прожить в таком состоянии всю жизнь, а через миг его сознание окончательно погрузилось в сладостное наслаждение.

Он больше ничего не понимал и не замечал. Ни как они избавились от остатков одежды, ни как ласкали друг друга, ничего. Был лишь водоворот сумасшедших ощущений, нежности и ласки, были интуитивные, подсказываемые инстинктами и сладкими стонами партнёра движения, была разгорячённая, извивающаяся в его руках девушка, ради которой он готов был отдать что угодно, включая всего себя.

Никто из них не знал, сколько всё это длилось. Сознание возвращалось ненадолго, когда возникали редкие паузы, но и они были скоротечны, а затем оба вновь с головой бросались в омут наслаждений от познания друг друга, забывая обо всём на свете. В ту ночь для них не существовало ничего и никого, кроме них двоих.

Утро стало почти таким же сладостным, как и ночь. Проснувшись, Андрей долго смотрел на тихо посапывающую девушку рядом с собой и не мог поверить в происходящее. Все проблемы, беды и невзгоды внезапно потеряли любое значение, уступив место счастью, наполнившему его до краёв. Через некоторое время Аня тоже проснулась, немножко приоткрыла глаза и сразу же встретилась взглядом с Андреем. Промурлыкав что‑то, она улыбнулась лёгкой улыбкой, вытащила руку из‑под подушки и нежно погладила его по лицу, заставив испытать ещё больше радостных эмоций.

В дальнейшем новый день стал почти полным повторением предыдущего, разве что за исключением уборки. Почти с самого утра выяснилось, что у Бодяги оказалась припасена ещё одна банка, но когда об этом узнал Андрей было уже поздно – процедура опохмела находилась в самом разгаре. Андрею это, понятное дело, не понравилось. Однако, будь у него у самого всё, как обычно, он бы просто отобрал банку или устроил всем выволочку, а так лишь побурчал и, взяв со всех слово, что на следующее утро он не найдёт полумёртвых тел в гостиной, а у Бодяги не найдётся ещё и третья банка, набрал с собой кое‑какой еды и под аккомпанемент ехидных и пошлых шуточек вернулся к Ане, ждущей наверху. Сама она спускалась только чтобы принять душ, от чего заочные шутки в адрес неё и Андрея перешли на новый уровень.

На этот раз ночь уже не была такой бурной, потому что оба знатно измотали друг друга ещё днем. На улице яростно пели сверчки, устроив настоящую музыкальную битву и заглушив пение какой‑то птицы, вероятно, соловья. Рука Ани покоилась на груди Андрея, а сама она, прижимаясь грудью к его руке, мерно посапывала, иногда что‑то мурлыча во сне. Всё это возбуждало Андрея, но после сумасшедшего многочасового марафона, прерывавшегося на короткий сон и минутные перекусы, он уже с некоторой опаской думал о том, что девушка может проснуться и потребовать ещё.

Сейчас, когда они немного насытились друг другом, он, наконец, почувствовал, что может трезво мыслить. Да, он то и дело отвлекался на её мурлыканье или на возбуждающую податливость и нежность её тела, но, тем не менее, мог трезво размышлять. Наверное, впервые за последние дни.

Думал Андрей всё о том же: как быть дальше? Ответ у него уже наметился, но всё это время Андрей избегал его. Раньше он боялся, что если примет его, то может разрушить их только‑только зародившиеся отношения, но сейчас, после их разговора и сумасшедших суток, проведённых в постели, он смог посмотреть на всё иначе.

Девушка, мирно спящая рядом с ним… Красивая, умная, темпераментная. Восхищается ли он ею? Считает ли лучшей среди всех, кого встречал? Конечно, да. Но что ещё он к ней чувствует? Любовь? Хм… Не стоит спешить разбрасываться такими ёмкими словами. Хотя бы потому, что он по‑прежнему сомневается в ней. Зёрна сомнения, посеянные Игорем и полковником Грониным, дали слишком обильные всходы, чтобы Андрей мог их игнорировать даже после того, что они вместе испытали.

Но было ещё кое‑что. Его цель.

Да, он сильно увлёкся девушкой, она стала важной для него, но Андрей чувствовал, что она станет или уже является помехой для его планов. Он очень хотел бы, чтобы Аня всегда была рядом, но не верил, что она сможет стать такой, как Катя или Руми. Не верил, что она сможет сражаться рядом с ним, разделить его стремления и взгляды и помочь достичь его призрачной, утопической цели. А ведь только тех, кто мог всё это, он готов был назвать семьёй. Поэтому его настоящая семья – не она, а все те люди, что сейчас находятся внизу, и те, кого с ними рядом уже нет. Аня может стать частью этой семьи, но никогда не сможет заменить их всех.

Что же до любви… Андрей не был уверен, что вообще понимает, что такое любовь к женщине. Он запутался в собственных чувствах и не мог найти ответы. Боялся, что если признает, что любит её, то вынужден будет принять её вероятные требования отказаться от всего, чтобы остаться рядом с ней, и тем самым он предаст всё, к чему стремился. Так он думал.

Почему он вообще решил, что она должна потребовать нечто подобное? Или, что если она это потребует, то он обязательно вынужден будет принять её требования?

Андрей прочёл немало мудрых книг и услышал от Акима немало цитат великих людей, но он никогда не слышал, что в любви является самым главным. Он понятия не имел, что любовь – это значит не садиться людям на шею и не предъявлять им требования, а дать пространство для жизни, дать возможность развиваться, и попытаться помочь близкому человеку в его стремлениях. Вот, что такое любовь.

Из‑за своей неопытности Андрей совершал классическую ошибку многих людей – он думал, что любовь это в первую очередь обязательства. Некому было рассказать ему, что любовь – это свобода, это поддержка, это уважение к выбору близкого человека. В любви нет места порицанию и унижению, нет места требованиям и ультиматумам и, конечно же, нет места обману.

Где‑то в доме появился подозрительный глухой звук. Андрей прислушался к нему, но не сразу смог определить, что происходит. Лишь когда звук усилился настолько, что стал конкурировать с бешеным стрекотом сверчков за окном, Андрей распознал его и снисходительно улыбнулся – где‑то стонала женщина и грохотала кровать. Андрею уже приходилось слышать эти стоны ранее – их определённо издавала Катя. Интересно, с кем на этот раз?

Андрею захотелось пить, но в кружке не оказалось воды. Дождавшись, пока крики стихнут, Андрей осторожно, чтобы не разбудить Аню, выбрался из кровати и остановился, любуясь ею. Она лежала на боку, наполовину прикрытая простынёй. Идущая на убыль луна давала достаточно света, чтобы позволить Андрею рассмотреть её прекрасное тело: округлую, полную грудь, изгибы талии, изящные плечи, тонкие руки… Всё это великолепие дополняли разбросанные по подушке тёмные волнистые волосы.

«Всё‑таки, как бы там ни было, и что бы я о ней ни думал – она прекрасна», – счастливо подумал Андрей.

Вдоволь налюбовавшись, он натянул штаны и футболку и бесшумно вышел из спальни. Наверху было тихо, но спустившись на этаж ниже, Андрей услышал многоголосый храп из‑за дверей одной из спален. Похоже, кто‑то имел весьма серьёзные намерения бросить вызов сверчкам. Или же таким образом они надеялись отпугнуть их, чтобы те не мешали спать? В любом случае сверчки, кажется, всё равно побеждали. Оно и не странно – тысячи лет на рынке, как никак…

В гостиной, где Андрей намеревался найти воду, на диване в странной позе валялся Толя Черенко и тоже ужасающе храпел.

«Он что, со вчерашнего дня тут так и спит, что ли? Хотя нет… Кажется, утром я видел его сидящим. Вроде бы…», – подумал Андрей.

Вода нашлась на своём месте – в большом металлическом ведре. В дом она подавалась из колодца, но насос не работал из‑за выключённого генератора, потому «анархисты» пользовались ведром. Ухватив со стола ближайший стакан, Андрей зачерпнул воды и принялся пить. Уже допивая, он расслышал звук шагов и развернулся, чтобы посмотреть, кого там принесло, да так и застыл с поднесённым к губам стаканом – в дверях появился Косарь. Абсолютно голый. Увидев Андрея, он остановился и замер, но лишь на мгновение, а затем сразу двинулся дальше и принялся искать, чем зачерпнуть воды.

Андрей молча протянул ему стакан.

– Ага, – только и сказал Косарь, забирая посуду.

Он зачерпнул воды и начал жадно пить. Затем повторил процедуру ещё раз. Гостиную луна освещала плохо, но всё равно кое‑что Андрей смог разобрать, а именно – густо покрытое шрамами тело Косаря. Он уже видел эти шрамы вчера в сауне, но сейчас ему показалось, что несколько параллельных тонких линий выглядят совсем свежими. Андрей решил обратить на это внимание наёмника.

– А, – поначалу Косарь лишь отмахнулся, но через несколько секунд решил ответить. – Катька ваша это нечто… Ты пробовал?

По скептическому выражению лица парня Косарь без труда понял ответ.

– Агхм… Ну да, как и думал. Короче, попробуй как‑нибудь, – посоветовал он.

Андрей округлил глаза и ничего не ответил, а Косарь двинулся обратно, но через пару шагов остановился и снова повернулся к Романову.

– Только это – не совершай моих ошибок и не подходи к ней без броника, – посоветовал он.

В чем был истинный смысл этой фразы Андрей до конца так и не понял. Косарь удалился, оставив парня размышлять о сказанном, но через минуту тишину, вернее, храп Черенко нарушили приглушённый смех и осторожные шаги, а затем в гостиную вошла Таня и замерла на пороге.

– Ой! – вырвалось у неё.

– Что там? – раздался позади неё голос Воробьёва.

Он протиснулся мимо неё и увидел Андрея. Как и всегда, лицо его было абсолютно бесстрастным.

– А, командир… – разочарованно сказал он и, схватив Таню за руку, повёл обратно.

Андрей проводил их взглядом, потом посмотрел на странный хлам на диване, похожий на Толю Черенко и скорчил озадаченную гримасу.

«Интересно живём», – подумалось ему. – «А полковник просил быть в тонусе. Да, пора это прекращать».

Шаги Воробьёва и Тани быстро стихли. Где‑то скрипнула дверь, но Андрей не понял где именно. Впрочем, его это не особо то и волновало. Он принялся искать что‑нибудь, во что можно было набрать воды и забрать с собой в спальню, чтобы хватило им с Аней обоим. Самой вместительной тарой на столе оказалась трехлитровая банка, в которой Бодяга привёз самогон. Вероятно, где‑то здесь валялась и вторая, но зачем её искать, если уже есть эта? Андрей взялся за банку и с удивлением отметил, что она не пуста. Поднеся её к свету, он увидел, что в банке плескалось ещё примерно граммов семьсот.

«Невероятно. Как они могли не допить?!», – изумлённо подумал он.

Такой промах нельзя было прощать, поэтому Андрей потопал на улицу, чтобы вылить остатки самогона. Можно было бы, конечно, облить им спящего Черенко и вложить банку ему в руки, пусть бы утром все решили, что это он сам допил, и обложили его матюгами, но подлость не была отличительной чертой Андрея. К тому же, банка ему самому была гораздо нужнее, чем Толе. Выйдя на улицу, Романов быстро исполнил задуманное и, заходя обратно, услышал где‑то неподалёку сдавленные стоны. Покачав головой, он вернулся в дом.

А что в это время делала Аня? Спала? Конечно, нет. Она проснулась, когда почувствовала, что Андрей пытается неуклюже переложить её руку и выбраться из кровати. Можно было бы окликнуть его, и поначалу она хотела это сделать, но быстро передумала. Пусть идёт. Ей сейчас не повредит побыть одной. Есть над чем подумать.

Ей вспомнился Марк. Тот случай, когда она чуть было не отдалась ему, но в последний момент передумала. Тогда она была уверена, что поступает так из‑за чувств к Андрею, но сейчас, когда она, наконец, оказалась с ним рядом, когда провела с ним эти определённо незабываемые сутки, Аня засомневалась, что всё так однозначно. Да, Андрей дорог ей, она чувствует к нему сильную тягу и симпатию, но в то же время что‑то было не так. Почему у неё не проходит ощущение, будто она возвращает ему долг? Вернее, уже вернула. За что она расплачивается? За его помощь в трудную минуту или за своё предательство? И в какой форме? Тем, что просто рядом или тем, что спит с ним?

В отличие от Андрея, не умеющего нормально разбираться в собственных эмоциях и всегда ищущего быстрые решения, Аня не желала действовать столь опрометчиво. Но чтобы получить ответы на свои собственные вопросы, ей нужно было задать целый ряд вопросов самому Андрею и, исходя из его ответов, найти свои.

Пока что она могла с уверенностью сказать только одно – она влюблена в этого простого парня, иначе ни за что не согласилась бы и дальше испытывать на себе все те ужасные условия, риск и неопределённость, которые он переживает изо дня в день. Говорят, с милым рай и в шалаше, но надолго ли её хватит в таких‑то условиях? И опять же, в отличие от Андрея, толком не понимающего даже что такое любовь, Аня знала разницу между влюблённостью и любовью и точно не заблуждалась в своих чувствах.

Открылась дверь. Аня быстро села в кровати и искренне, радостно улыбнулась. В голове мелькнула мысль, что это может быть не он. Она ухватилась за край простыни, но затем передумала: конечно, это он. Вряд ли кто‑то ещё посмел бы притащиться сюда. Несмотря на плохое отношение со стороны отряда к ней самой и критику решения Андрея взять её с собой, в остальном они подчинялись ему беспрекословно и явно очень уважали. Нет, никто, кроме него, сюда не придёт.

Из‑за двери совершенно бесшумно выплыл Андрей со слегка мечтательным взглядом и большой банкой в руках, полной какой‑то жидкости. Кажется, в ней раньше был самогон, но учитывая невероятную тягу к нему отдельных личностей в отряде, Аня была уверена, что так много алкоголя остаться просто не могло. Значит, вода.

– Ну, и где ты ходишь? – игриво сказала она и протянула к Андрею тонкую руку. – Мне холодно без тебя так что иди сюда скорее.

Андрей вздрогнул от неожиданности и замер, смотря на обнажённую девушку, призывно манящую его пальцами. Пару секунд он любовался ею, а затем, тепло улыбнувшись, поставил банку на пол и направился к Ане.

– Обожаю тебя… – прошептал он, обнимая её и увлекая за собой на подушку.


Глава 6.2



3

Покрытая вымоинами, но сухая полевая дорога не мешала водителям выжимать из микроавтобусов максимум, поднимая в воздух огромные клубы пыли. Внутри каждой машины царило полное спокойствие. Почти никто уже не нервничал, не сомневался и вообще не выражал никаких эмоций. Волновалась только Аня. Да ещё Толя Черенко был хмур и зол, как оса: после двух дней пьянства у него уже второй день болела голова.

– Катя, дай ты ему уже какую‑нибудь таблетку, – попросил Игорь.

– Не хочет.

– В смысле? Почему?

Несмотря на присутствие самого Толи, они разговаривали так, будто его там не было.

– Говорит – злее будет, – с чуть заметной улыбкой ответила Катя, скосив глаза на Черенко.

Игорь тоже улыбнулся, а Толя сделал вид, что не слышал их разговора.

В доме, где все на короткий период ощутили себя обычными людьми из прошлого, выбравшимися на отдых, «анархисты» пробыли пять дней. Это было отличное время. Наверное, впервые за последние годы каждый из них смог почувствовать себя совершенно беззаботно, как когда‑то давным‑давно. Но всё хорошее когда‑нибудь кончается, и этот случай не стал исключением.

В разных карманах разгрузки у Андрея лежали два приказа, выданные лично Грониным. Один – для «анархистов» – чётко объяснял, что они должны делать, а для второго приказа Андрей был обычным курьером. Поначалу, когда Гронин дал по рации лишь общие указания типа «быть наготове», «анархисты» восприняли это спокойно. И когда курьер привёз из «Убежища» два запечатанных конверта – тоже. Но когда в назначенное время Андрей вскрыл «их» конверт – спокойствие окончилось.

Как ни странно, взволновало всех не то, что взвод ощущал серьёзную нехватку личного состава для выполнения полноценной боевой операции, а факт, что им придётся принимать участие, по сути, в карательных мероприятиях: Гронин принял решение жёстко подавить оппозицию и схватить всех заговорщиков до того, как они выступят против него открыто или организуют очередное, на этот раз успешное, покушение. Это означало, что по ту сторону баррикад может оказаться кто‑то из знакомых или даже близких людей.

С трудом верилось, что в такое время в принципе возможно подобное. Особенно при учёте войны с сектой. Но письмо, лежащее во внутреннем кармане куртки Андрея, подписанное Грониным и с его личной печатью, свидетельствовало о том, что происходящее – не учения и уж точно не сон. Волнение среди членов отряда продолжалось почти до самого выезда: высказывалось недовольство, сомнения и неодобрение сложившейся ситуации, даже устроили допрос Тане, но девушка ничего не знала и вряд ли она лгала. Всё хорошенько обсудив, «анархисты» вместе пришли к выводу, что раз уж они доверяют Гронину и никогда раньше в нём не сомневались, то не станут сомневаться в нём и его решениях и сейчас.

Помимо волнений среди членов отряда, Аня тоже добавила Андрею головной боли, наотрез отказавшись остаться в доме со старичком‑привратником. Какие бы аргументы не предъявлял Андрей, её позиция оставалась неизменной. Она заявила, что сбежала с Андреем, потому что хочет быть рядом с ним и хочет заниматься тем же, чем и он. Риски она, якобы осознаёт, но вот Андрей в этом си‑ильно сомневался.

Особенно он волновался на счёт того, что Аню в «Убежище» могут обнаружить потенциальные шпионы гильдии, которые наверняка уже проинструктированы на этот счёт. Вряд ли кто‑нибудь из них знает её в лицо, но вот появление в рядах «Анархистов» ещё одной женщины точно заметят. Конечно, само по себе это не так уж странно: в боевых частях служит немало женщин, и взвод просто мог получить пополнение, но всё равно это вызовет вопросы. По крайней мере, у Андрея точно бы вызвало, что уж говорить про Владова. Значит, в «Убежище» нужно держаться от неё подальше и всячески делать вид, что она просто ещё один его боец. А ещё лучше – спрятать её куда‑нибудь.

Странно, что саму Аню всё это не волновало. Или же, с точки зрения Андрея, она слишком беспечно к этому относилась. Впрочем, её можно понять – в случае чего, ей всего‑то придётся вернуться обратно к отцу, а вот Андрею…

Да, конечно, был ещё такой фактор, как этот Третьяков, но Андрей всё больше сомневался в том, что он настолько страшен, как Аня его описывает. Как и в том, что Владов в действительности мог позволить случиться чему‑то подобному тому, что рассказывала Аня. Нет, вряд ли.

В любом случае, Аня пробыла с ним всего ничего, а уже возник первый случай, когда Андрей пожалел, что помог ей сбежать и взял с собой. Была, конечно, мудрая мысль от Толи связать её и на время задания оставить старику, но пришлось от неё отказаться – Аня бы такого точно не простила. Да и шуточное предложение Косаря оставить его с ней, чтобы сторожить, звучало не менее опасно, чем взять её с собой, в частности, потому что с Косарём никогда нельзя было чётко разобраться когда он шутит, а когда нет.

Поначалу Андрей злился из‑за этого, но затем решил удовлетворить её желание. Раз она так решила – пусть делает. Он тоже когда‑то попал в свой первый бой почти неподготовленным и до сих пор помнил, что тогда пережил. Возможно, этот опыт даст Ане понять, что больше так поступать не стоит. Тем более, Андрей не ожидал чего‑то экстраординарного: вряд ли им на головы будут сыпаться мины или бомбы, поэтому Ане вступать в бой точно не придётся. Она может находиться за спинами и просто наблюдать. Главное, чтобы не мешала. Конечно, даже при таком подходе он всё ещё волновался за девушку, но поскольку не собирался ничего менять, то быстро переключился на предстоящее дело и сосредоточился на нём.

Аня, одетая в бронежилет, с каменным лицом сидела рядом с Андреем, уставившись в какую‑то далёкую точку перед лобовым стеклом микроавтобуса и сжимая в руке свой «Five‑seven». Но Андрей почти не смотрел в её сторону и не обращал внимания на её состояние.

Наконец, впереди замаячил знакомый тоннель. Микроавтобусы затормозили возле организованного перед ним блокпоста. Из первой машины вышел только Андрей, в то время, как из второй выгрузились абсолютно все и быстро окружили блокпост. Озадаченный этими действиями командир блокпоста в нерешительности уставился на быстро идущего в нему Романова. Четверо его бойцов тоже заметно напряглись, уже догадываясь, что что‑то происходит.

– Я лейтенант Романов! – громко представился Андрей. – Где командир блокпоста!?

– На той стороне, – ответил ему боец в чине младшего сержанта.

– Ты здесь за старшего?!

– Да. Младший сержант Панченко, – представился тот.

Было хорошо заметно, что бойцы блокпоста заметно разволновались, но Андрея Романова все знали в лицо, как знали и то, что он входит в ближайшее окружение Гронина, поэтому младший сержант ничего не предпринимал, даже если у него и были какие‑то сомнения.

– У меня приказ от полковника Гронина, – громко сообщил Андрей, доставая приказ и показывая его сержанту. – Вы должны разоружиться и передать блокпост моим бойцам. Затем проследовать за мной через тоннель.

Раздались изумлённые возгласы. Сержант прочёл приказ, который Андрей поднёс к его глазам на вытянутой руке, и кивнул головой. Несмотря на то, что приказ был вполне чёткий и понятный, сержант почему‑то стоял в замешательстве, не торопясь отдавать приказ своим бойцам. Андрей воспринял это как растерянность от внезапности возникшей ситуации, ведь не каждый деньпроисходит подобное.

– Младший сержант?! – недовольным тоном поторопил его Андрей.

Тот вздрогнул и, бросив на Андрея растерянный взгляд, повернулся к своим и отдал соответствующий приказ.

Больше проблем здесь не возникло. Солдаты не выглядели довольными полученным приказом, но подчинились. Андрей быстро запрыгнул в машину, оставив конвоирование бойцов блокпоста на Бодягу и Шелковского. Воробьёв нажал на газ и через полминуты микроавтобус затормозил уже возле следующего блокпоста, почти сразу за тоннелем. Здесь следом за Андреем машину быстро покинул весь отряд, включая Аню.

– Мне нужен командир блокпоста! – громко потребовал Андрей, пока его отряд рассредоточивался.

– Я здесь, – отозвался тяжёлый бас.

Андрей быстрым шагом направился в сторону старшего сержанта, который ему ответил. Это был крепкого телосложения немолодой мужчина с высоким лбом и умными серыми глазами. Он излучал доброжелательность, но не стоило обманываться, потому что в целом он создавал впечатление «добра с кулаками».

– Я лейтенант Романов. У меня для вас приказ от полковника Гронина, – сообщил Андрей, подойдя ближе к сержанту и достав конверт.

– Интересно.

После слов Андрея во взгляде сержанта появилась нотка подозрительности. В принципе, в этом не было ничего странного – ни разу ещё не было случая, чтобы охране тоннеля приходили приказы «извне». Обычно они всегда исходили либо от майора Дьякова, либо от подполковника Родионова, либо лично от полковника Гронина, а тут на тебе…

– Распечатывайте, – спокойно предложил Андрей, передав конверт.

Несмотря на разницу в званиях, он продолжал обращаться к людям старше него на «вы».

Андрей знал, что написано в конверте и спокойно ожидал, когда сержант прочитает приказ и выполнит его. Но сержант, как и его подчинённый на внешнем блокпосте, почему‑то не торопился. Он принял конверт и сделал шаг назад. Затем, подозрительно поглядывая на Романова, покрутил конверт в руках и принялся тщательно его изучать. Пока что Андрей ещё не был уверен, что что‑то не так, но кое‑какие мысли на этот счёт у него уже начали появляться.

– Вскрывайте, – в тоне Романова появилась раздражительность.

– А почему я должен это делать? – будто только и ожидая этого, сержант опустил руку с конвертом и уставился на Андрея.

– Потому что это приказ от полковника Гронина, – ответил Андрей.

– Да? Хм… странно. А, по‑моему, я получил его от вас. Как же он может быть от полковника?

Это было совсем не по плану. Романов помнил указание Гронина провести всё в чётко очерченном временном диапазоне, и он не намерен был его срывать. Негодование и злость зажгли Андрея, словно спичку, но он слишком много времени уделял своим эмоциям, изучил их, и научился с ними бороться. Лёша и Макс всегда говорили, что профессионал в любой ситуации должен сохранять хладнокровие, иначе он превратится в обычного специалиста.

– На конверте есть подпись и печать полковника. Я не мог их подделать. Поэтому немедленно вскрывайте его, иначе поедете общаться со службой безопасности, – сдерживая эмоции, проговорил Андрей.

«Анархисты» рассредоточились по блокпосту так, чтобы контролировать всех шестерых бойцов. Солдаты сержанта стояли с бледными лицами, но нельзя было уверенно сказать из‑за чего они побледнели – из‑за поведения командира или из‑за того, что понимали, почему он так себя ведёт.

Бойцы «Анархистов» пока не вели себя агрессивно или вызывающе, не поднимали оружия и тем более не целились в солдат блокпоста, но чувствовалось, что они готовы к любому развитию событий. Про спецотряд Романова в «Убежище» ходило много слухов, страшно бесящих Олега Гронина, но их высокая подготовка и опыт к слухам не относились – все знали, что это правда. Это тоже наносило серьёзный урон боевому духу и уверенности бойцов старшего сержанта.

Сержант несколько секунд с сомнением смотрел на Андрея, но затем согласился.

– Ладно, – кивнул он и вскрыл конверт.

Он делал всё медленно и осторожно, будто боялся повредить лист с приказом. Очень неторопливо сержант достал его, расправил листок и принялся внимательно читать, то и дело переводя взгляд с листка на Андрея и обратно. Вряд ли там было так много слов, чтобы всматриваться в документ целую минуту, потому на этот раз Андрей окончательно убедился, что сержант намеренно тянет время.

Что ж, у «анархистов» имелся план действий на этот счёт. Андрей ощутил, как в кровь выбрасывается новая порция адреналина. Он уже интуитивно ощущал, что придётся делать.

– Ну?! – нетерпеливо спросил он, когда сержант, закончив читать, опустил руку с листком, медленно повернулся к своим бойцам, сделал к ним два небольших шага и молча топтался на месте.

Сержант повернулся обратно к Андрею, бросил на него короткий взгляд и отвёл глаза в сторону. Для Романова это послужило сигналом, что сержант пытается придумать, как ещё потянуть время. В этот момент прозвучал новый сигнал, который означал только одно: вы возитесь слишком долго. Прозвучал он со стороны базы и это были звуки выстрелов.

Расстояние до сержанта составляло метра три. Теоретически, можно было бы попытаться обезоружить его силой, но сержант почти не уступал в телосложении Толе Черенко, а Толю Андрей ещё ни разу не смог одолеть в схватке, хотя пытался уже раз пять. К тому же этот метод даже при успехе займёт слишком много времени, и кто знает, чем обернётся его потеря. Нужен был вариант, который чётко покажет солдатам на блокпосте, что им лучше ничего не предпринимать, а «анархистам» – что нужно делать.

Решение, которое за долю секунды выбрал Андрей, ошарашило всех без исключения, а чуть позже – даже его самого.

Он в мгновение ока выхватил пистолет из нагрудной кобуры и дважды выстрелил в старшего сержанта. После демонстрации этого метода Лёшей в Вольном, Андрей уделил овладению им слишком много времени, чтобы у командира блокпоста был хотя бы минимальный шанс среагировать. Тот вскрикнул и повалился на землю – первая пуля попала ему в бронежилет, а вторая в правое плечо. Кроме сержанта вскрикнул кто‑то ещё, но Андрей не обратил на это никакого внимания.

– Всем сложить оружие! – прорычал Андрей, без раздумий направляя пистолет на ближайшего к нему солдата.

Сержант только‑только успел повалиться на землю, а «анархисты» уже взяли на прицел всех солдат блокпоста. Со всех сторон послышалось: «поднять руки!», «на колени!». Если у солдат и была какая‑то воля к сопротивлению, то сейчас они оказались настолько поражены и подавлены случившимся, что просто не могли его оказать. Дезорганизованные, потерянные, они один за другим сложили оружие и легли на землю, сложив руки за головой, как от них требовали.

Андрей уже стоял над стонущим сержантом, целясь в него из пистолета. Бегло осмотревшись, он увидел, что на выходе из тоннеля на земле лежат ещё пятеро бойцов внешнего блокпоста, а возле них стояли готовые к любым неожиданностям Бодяга и Шелковский.

Аня с круглыми от страха глазами стояла, прислонившись спиной к микроавтобусу, и не сводила взгляда с Андрея. Пистолет она, слава богу, держала опущенным, хоть и вцепилась в рукоять обеими руками, будто боялась, что он может выскользнуть. Отовсюду слышался треск пластиковых наручников, затягивающихся на запястьях бывших охранников блокпоста.

– Катя! – позвал Андрей, убедившись, что всё теперь идёт как надо.

Хорошо понимая, что нужно делать, Катя подбежала к раненому сержанту, вынула у него из кобуры «ПМ» и, не обращая никакого внимания на его ранение, крики и ругательства, стянула его запястья за спиной наручниками. Только после этого она приступила к осмотру раны. Со стороны базы продолжалась стрельба. На этот раз более интенсивная, но всё ещё не тянущая на полноценный бой.

– Косарь! Если вы закончили – действуем по плану! – Андрей отдал этот приказ и взялся за рацию. – Корень, это Анархия, приём.

– Корень на связи.

Спокойный, как всегда уверенный голос Корнеева, прибавлял уверенности и самому Андрею.

– У нас порядок. Приём, – сообщил Андрей.

– Понял тебя. Конец.

Пока они разговаривали, Андрей визуально контролировал происходящее. Бодяга и Шелковский криками подгоняли, по сути, уже пленников к небольшому кирпичному зданию КПП, туда же заводили солдат внутреннего блокпоста Кот и дядя Ваня. Игорь, Карданов и Воробьёв помогали Косарю спешно оборудовать позиции для обороны, в том числе развернуть и подготовить к стрельбе установленный здесь пулемёт НСВТ. Катя перевязывала тихо матерящегося сержанта. Не хватало только Руми, но она вряд ли пилила где‑то ногти – скорее всего, была занята выбором или обустройством скрытой позиции. На мгновение у Андрея проскользнула мысль, что сержанта можно было бы обезвредить как‑то иначе, не калеча, но быстро исчезла – приказ и безопасность его бойцов превыше всего.

Когда Лёша отключился, Андрей, наконец, позволил себе взглянуть в сторону Ани. Та по‑прежнему стояла у микроавтобуса и ошарашено следила за происходящим.

– Ты в норме? – немного резковато спросил Андрей, быстро подойдя к ней.

Она перевела на него взгляд, но не отвечала.

– Аня! Ты в норме?! – ему пришлось повысить голос.

– Д‑да, – она закивала, но глаза оставались такими же ошалелыми.

– Уйди в тыл, поближе к тоннелю, – Андрей указал направление рукой. – Если здесь начнётся бой – беги на ту сторону, к Корнееву. Поняла?

Девушка замерла, ничего не отвечая. Что бы ни чувствовал к ней Андрей, сейчас это было очень маловажным.

– Аня! Ты поняла меня?! – резко, с плохо сдерживаемым раздражением, повторил свой вопрос Андрей.

Вздрогнув от неожиданности, она судорожно покачала головой.

– Тогда давай, беги выполнять! – потребовал Андрей и, видя, что она не спешит двигаться с места, прикрикнул. – Бегом!

Снова вздрогнув, девушка сделала шаг. Затем ещё один. Поначалу каждый был таким тяжёлым, будто ноги налили свинцом. Ей всё казалось, что она сейчас свалится на асфальт, но каким‑то чудом этого не случалось. Однако с каждым новым шагом Ане становилось всё легче, и вскоре она двигалась достаточно уверенно, чтобы Андрей мог перестать наблюдать за ней. С этого момента он полностью переключился на выполнение своей непосредственной задачи.

Следить за разоруженными бойцами Андрей отправил Игоря. Остальные заняли позиции вокруг блокпоста и стали ждать. Стрельба со стороны базы то затихала, то разгоралась вновь. Что там происходило? Кто от кого отстреливается? Кто предатель? Вопросов было более чем достаточно, а вот с ответами пока было очень туго.

Впрочем, долго задумываться над ними не пришлось – примерно через пятнадцать минут после захвата блокпоста на дороге появился грузовик. Он быстро приближался к блокпосту, между бетонными блоками которого припарковали микроавтобус, перегородив дорогу. В принципе, если к ним приближался противник, то ничего не мешало грузовику протаранить микроавтобус, но водитель отлично понимал, какое на блокпосте есть оружие и также понимал, что его обязательно применят, если он попытается прорваться. Наверное, понимал, потому что притормозил метрах в ста от блокпоста, дав Андрею тем самым полную уверенность в том, что перед ним именно противник.

Вскоре из грузовика вышел человек и быстро побежал в сторону блокпоста, но чем ближе он подходил, тем медленнее двигался. Видимо, меры, предпринятые охраной блокпоста, его обеспокоили, потому что метрах в тридцати он совсем остановился и некоторое время молча осматривал занятые «анархистами» позиции.

– Эй! Чего встал, дружочек?! Подходи, раз пришёл! – громко позвал солдата Косарь.

Андрей поначалу почувствовал раздражение от того, что Косарь без приказа открыл рот, но затем даже подумал, что так может быть лучше. Бог его знает, что это за грузовик и кто именно в нём находится – в любом случае будет лучше, если удастся избежать стрельбы, а для этого необходима дипломатия, состоящая из слов. Солдат стоял в нерешительности и не делал ни шагу.

– Давай‑давай! А то придётся тебя подстрелить! – снова крикнул Косарь.

Солдат не двигался. Лишь оглянулся на секунду, будто спрашивая взглядом у тех, кто остался в грузовике, что ему делать. Ещё через несколько секунд со стороны грузовика донёсся хорошо знакомый Андрею голос.

– Бл… Рогачёв, чё за херня?! – недовольно и с удивлением прозвучал он.

В этот раз Косарь ничего говорить не решился и уставился на находящегося в нескольких метрах от него Андрея, намекая, что пора бы и ему вступить в диалог. Андрей его взгляд заметил и расценил правильно.

– Рогачёв, ты там ох. ел, что ли?! Чё молчишь?! – удивление в голосе кричавшего сменилось раздражительностью, даже агрессией.

– Покиньте машину, поднимите руки и медленно подойдите! – прокричал в ответ Андрей.

На той стороне некоторое время молчали. По обеим сторонам от дороги росло немало кустов и деревьев. Если в грузовике бегущие от Гронина заговорщики, а Андрей, зная план операции, в этом почти не сомневался – они могут быстро укрыться среди деревьев и принять бой. Романов потянулся к рации и нажал кнопку вызова.

– Руми, если кто‑то…

Он не успел закончить, потому что от грузовика в обе стороны начали разбегаться вооруженные люди.

– Огонь! Огонь!!! – выкрикнул команду Андрей.

Блокпост мгновенно утонул в звуках стрельбы. С лязгом заработал «Утёс», оглушая людей и выступая главной скрипкой, хотя его грохот был очень далёк от скрипки. Ему аккомпанировали другие «инструменты», активно стараясь помешать оставшимся пассажирам грузовика покинуть машину. Солдат, посланный на блокпост, немедленно грохнулся на асфальт, прикрыв голову руками, но затем даже это делать перестал, не говоря уже об ответной стрельбе. Почти не стреляли и со стороны самого грузовика, выпустив на ходу в сторону блокпоста лишь несколько неприцельных очередей.

Через десяток секунд стрельба прекратилась даже без команды Андрея – стрелять больше было не по кому. Кроме солдата перед блокпостом, по разные стороны от машины лежали, не подавая признаков жизни, ещё трое, и один медленно полз к спасительным кустам, но через несколько секунд замер и он. Выждав ещё немного, Андрей решил обратиться к тем, кто ещё оставался в живых, а таких было минимум четверо.

– Сложите оружие и сдавайтесь! Мы не хотим больше кровопролития, но пройти через блокпост вы не сможете! – громко прокричал он.

Некоторое время никто не отвечал. Затем снова раздался знакомый ему голос.

– Романов, сука, это ты, что ли?! – в нем слышалось удивление и страх.

– Олег, что ты делаешь?! – вопросом на вопрос ответил ему Андрей.

Снова возникла пауза, длившаяся около минуты. Затем среди деревьев раздались выстрелы и крики, через несколько секунд выстрелы повторились, только никто уже не кричал. В сторону блокпоста ни одна пуля так и не прилетела – похоже, стреляли совсем не сюда.

– Что будем делать? – равнодушно поинтересовался Бодяга, когда снова воцарилась тишина.

– Ничего, – уверенно ответил Андрей. – Нам приказано удерживать блокпост, а не гоняться за зайцами.

Он вызвал Корнеева и поинтересовался, что происходит у них. Лёша ответил, что на самом блокпосте всё спокойно и на передовой позиции Черенко тоже. При этом он не задал ни единого вопроса о том, что происходит у самого Андрея, хотя точно слышал стрельбу. Его дисциплина и выдержка по‑прежнему поражали и восхищали Романова.

Стрельба на базе тоже прекратилась, и на блокпост больше никто не совался. «Анархисты» провели на нём ещё полтора часа, ожидая чего угодно, но никто уже не пытался пробиться к тоннелю. По растительности вокруг блокпоста было хорошо заметно, что не более недели назад её всю тщательно вырубили и выкосили траву, чтобы у потенциальных беглецов не было возможности проскользнуть незамеченными, поэтому не могло быть и речи, чтобы кто‑то скрытно проскользнул в тоннель. Олег, вероятно, сбежал, но куда? И главное, чего Андрей никак не мог понять – почему? Что он вообще здесь делал? Неужели он участвовал в заговоре против собственного отца?

Затем с «анархистами» связался Гронин и сообщил, что операция успешно завершилась, и он отправляет на блокпост новую постоянную охрану. Когда она прибыла, Андрей смог, наконец, покинуть позиции и осмотреть место боя, рощу и лежащих на дороге убитых людей. Одним из них оказался Сашок – ближайший товарищ Олега. Он был тем, кого Олег послал на блокпост и кто стал первой жертвой. Самого Олега так и не нашли.


4

Операция Гронина внесла в жизнь «Убежища» большую сумятицу. Заговор оказался достаточно глубоким и, по предварительным оценкам, охватил около трети людей всей организации. Это и стало для Павла главным спусковым механизмом к решительным действиям – он не мог позволить заговорщикам привлечь на свою сторону ещё больше людей.

Поскольку заполучить всё подполье вряд ли было делом выполнимым, Гронин решил не пытаться сесть на все стулья сразу, а удовольствоваться лидерами и теми ключевыми людьми, до которых мог дотянуться. Хотелось, конечно же, сделать всё лучше и качественнее, но значительный дефицит надёжных людей вносил соответствующие коррективы. Впрочем, даже тех мер, которые Павел предпринял, оказалось достаточно, чтобы нанести заговорщикам чудовищный удар, и вывести из игры львиную долю главарей и других активных деятелей, а оставшихся заставить бежать.

Многое из того, что в процессе расследования узнал Гронин, стало для него неприятным сюрпризом, а кое‑что сумело даже поразить. Да, не каждый день узнаёшь, что люди, которым ты доверял, которые пережили с тобой эпидемию, лишения, рядом с которыми выживал долгие годы, а затем строил своё новое будущее – готовились нанести тебе удар в спину.

Один из таких людей, привязанный к стулу, сидел сейчас перед ним, опустив голову. Он знал, на что способен Павел Гронин, но вряд ли избегал смотреть ему в глаза из‑за того, что боялся. Да, у каждого человека есть свои недостатки, но в трусости Колю Дьякова точно никогда нельзя было обвинить.

Паша уже минут пять сидел напротив него и молчал. Даже несмотря на то, что он готовился к этому разговору, начинать его не хотелось.

– Смотрю на тебя и не знаю, как с тобой разговаривать, – начал, наконец, Паша.

Дьяков промолчал. Паша усилием воли отогнал от себя желание одеть ту маску, что стала для него привычной за годы работы и к которой он теперь прибегал столь редко. Нет, после десяти лет в компании Дьякова ему хотелось до последнего разговаривать с Колей не скрывая своих эмоций, если не как с другом, то хотя бы как с товарищем.

– Коля, мы были почти как родственники. Не знаю сколько, но лет восемь точно. Произошедшее уже не изменить, но давай хотя бы покончим с этим не как враги, а?

Паша говорил доброжелательно, но Дьяков по‑прежнему не отвечал. Гронин вздохнул.

– Ты знаешь, как я веду себя с врагами. Не заставляй меня поступать схожим образом с тобой. Мне этого не хочется.

– Раз не хочется, так не делай, – впервые подал голос Дьяков, по‑прежнему не поднимая головы.

Павел выдержал паузу, но недолгую.

– Коля, какой смысл? Ты ведь знаешь, что не один арестован, и я выясню всё, что пожелаю, если не у тебя, так у кого‑нибудь другого.

– Вот и узнавай, – буркнул Дьяков.

– Мда… Ведёшь себя, как обиженный ребёнок. Мы сошлись в поединке, ты достойно проиграл. Так закончи это тоже достойно?

Впервые Дьяков поднял лицо и посмотрел Гронину в глаза. В его взгляде Паша увидел неприязнь, досаду и смирение. А ещё силу духа. Жаль, очень жаль, потому что Гронину не хотелось его ломать.

– Ладно. Хорошо. Мы могли бы поторговаться по старой дружбе, но нет, так нет. По той же дружбе сделаю тебе прощальный подарок – если узнаю у других всё, что мне нужно, то ты страдать не будешь.

Гронин поднялся и направился к выходу. Дьяков следил за ним исподлобья, но молчал, пока Павел не дошёл до самых дверей камеры.

– Поторговаться на что? На лёгкую смерть? – с горькой иронией спросил он, когда Павел протянул руку к ручке двери.

Полковник замер на секунду, затем медленно повернулся к Коле.

– А чего ты хочешь? Назови свои условия.

Почему именно так? Почему Гронин строит предложения именно так? На что он реально готов пойти? И почему хочет получить информацию именно от него? Дьякову стоило бы задать себе все эти вопросы, но задал он только один из них, а для того, чтобы остаться в игре этого было недостаточно.

– Свобода. Запас еды на неделю, оружие и свобода. Вот, что мне нужно.

– Ого‑го. Серьёзный список, учитывая обстоятельства. И что в эти времена господства бартера ты готов дать взамен? Что ты считаешь равноценным этому запросу?

Это был поворотный момент. Дьяков это чувствовал, но знал, что Гронин, во‑первых, совсем не прост, а во‑вторых, непредсказуем. Если Коля сейчас продешевит – второй шанс ему вряд ли представится. Если предложит слишком много… рискует окончательно погубить дело, которое после него мог бы закончить кто‑то другой, ведь взяли не всех. Но общее дело точно не дороже жизни. Оставался последний вопрос – сдержит ли Гронин слово?

– Поверь, у меня есть, что тебе предложить. Во всяком случае, мне так кажется. Что ты хочешь узнать за мою свободу?

Гронин сделал шаг назад, упёрся спиной в дверь и сложил руки на груди. Некоторое время они с Колей сверлили друг друга взглядами, оценивая противника и собственные силы. Затем Паша начал поединок.

– Кто был инициатором заговора?

Дьяков не ответил, но вскоре задал свой собственный вопрос.

– Как ты меня отпустишь?

Паша слегка повернул голову набок и немного прищурил правый глаз. Дьяков понял, что должен уточнить свой вопрос.

– Как объяснишь людям, что отпускаешь меня?

– Да никак, – пожал плечами Павел. – Просто отпущу и всё. Ваш заговор был направлен против меня, а не против людей, поэтому мне и принимать решение, что с вами делать. Могу хоть всех отпустить, и никто мне ничего не возразит.

В принципе, аргумент был логичный. Заговорщики и правда не желали лишних жертв. Всё, чего они хотели – это сменить руководство и политику организации, поэтому вряд ли люди будут возражать, если Гронин решит проявить милосердие.

– Хорошо, – кивнув, согласился Дьяков. – Какие гарантии?

– Ты о чём? – Павел удивлённо вскинул брови. – Какие могут быть гарантии, если ты до сих пор ничего не сказал? Может, я знаю больше тебя?

– Тогда всё это не имеет смысла, – поникшим голосом сказал Коля.

– Ну, раз ты так считаешь, то и ладно, – Паша оторвался от дверей и опустил руки. – Хех, знаешь, игнорированием возможности остаться в живых ты удивил меня даже больше, чем своим участием в заговоре.

Он снова ухватился за ручку и быстро открыл дверь. Дьяков выкрикнул имя. Паша, который уже переступил порог, замер. Само имя не было для него новым. Об участии этого человека в заговоре он знал почти с самого начала, но никак не мог выяснить, насколько высокий пост среди заговорщиков он занимал. Всё же, он не обладал достаточными способностями или знаниями, чтобы руководить крупной подпольной сетью, поэтому тот факт, что этот человек, по словам Коли, мог быть инициатором заговора, несколько удивил Павла.

Глубоко вздохнув, Гронин снова развернулся, шагнул обратно и закрыл дверь. Затем посмотрел на Колю хмурым взглядом.

– В следующий раз я выйду, что бы ты ни сказал, и больше сюда не вернусь. При таком раскладе эта встреча станет последней, а твоя участь – решённой. Поэтому лучше тебе определиться прямо сейчас, что ты собираешься делать, – с прижимом предупредил он.

Коля сжал губы, опустил взгляд и несколько раз легонько покачал головой. Выбор был сделан.

Они проговорили около часа. Около трёх четвертей услышанного Гронин уже знал. Через оставленного в живых водителя, этого нерадивого участника покушения, Павел внедрился в подполье. Правда, вскоре водителя убили, зачищая хвосты, но Павел успел завербовать ещё двоих участников заговора, что в итоге и решило судьбу всего подполья, поскольку дальше опыт работы позволил Гронину быстро продвинуться и выяснить всё, что ему было нужно.

Однако кое‑что из рассказанного Дьяковым всё же имело ценность. Как минимум, помогало собрать пазл до конца, а в отдельных случаях давало серьёзную пищу для размышлений.

– Зачем ты сам в это полез, Коля? Чего тебе не хватало? – укоризненно спросил Павел, когда их основная беседа подошла к концу.

Но это стало единственным вопросом, на который Коля не ответил. Гронин подождал минуту, но ответа так и не получил.

– Ладно, я пошёл, – сказал он, поднимаясь со стула.

– А я? Что со мной?

Паша задержался ненадолго, оценивающе посмотрел на Дьякова и плотнее сжал губы.

– Всё, как договаривались, – сказал он после коротких раздумий.

Он развернулся и быстро пошёл к выходу.

– А как мы договаривались, Паша? – бросил ему вдогонку обеспокоенный Коля.

Гронин уже переступал порог.

– Никуда не уходи, – не оборачиваясь, сказал он напоследок.

– Я получу свободу?!

Через секунду дверь громыхнула, и послышался щелчок замка. Это стало единственным ответом.


Глава 6.3


Скоротечный и, если так вообще можно выразиться, лёгкий бой, стал для Ани, никогда ранее не видевшей ничего подобного, первым испытанием, и она прошла его довольно легко. Впрочем, оно и не странно, если учитывать тот факт, что противник даже толком не стрелял в сторону блокпоста. В любом случае Ане, которая с первой минуты своего побега из Луганска готовилась к чему‑то подобному, показалось, что всё не так страшно, как она думала. По крайней мере, она и раньше считала, что подготовка и настрой в критических ситуациях решают всё, а по поведению «анархистов» в бою убедилась в этом воочию. Жаль только, что она не знала, сколько нужно работать, чтобы иметь достаточную подготовку, и сколько всего пережить, чтобы психика очерствела настолько, чтобы сохранять тот самый «настрой», если это слово вообще здесь уместно.

Одни и те же воины не всегда и не во всех битвах ведут себя одинаково. В каждом отдельном случае значение может иметь безнадёжность сложившейся ситуации, вера в свою правоту, личная решимость или отвага, и множество других факторов. У многих вырабатывается привычка, пофигизм, а иногда и цинизм ко всему. Кто‑то жаждет адреналина, кто‑то просто хочет убивать и понимает, что ответный риск это просто часть игры. Есть те, кто привыкает к этому, свыкается с происходящим, начинает ориентироваться по звукам: по крикам ярости или боли, по свисту пуль, по шуршанию мин, по гулу двигателей, по хлопкам, толчкам или звону выстрелов, и, разумеется, по грохоту взрывов. Всё это становится частью воина, привычным звуковым сопровождением его «работы», начинает составлять обычную рабочую атмосферу, своеобразный фоновый шум.

Со временем воин просто перестаёт реагировать на каждый из услышанных звуков, как на опасность. Его рефлексы и опыт сами подсказывают ему где и когда действительно опасно, а когда чрезмерная предосторожность излишня. Однако сколь бы опытен ни был солдат, сколько бы битв он не прошёл, смерть всё равно всегда будет маячить рядом. Избежать её не выйдет, обмануть – тем более. Она может играть с воином, а может и гоняться по пятам, может даже делать вид, что игнорирует его, но рано или поздно обязательно настигнет любого. И ей плевать на опыт, профессионализм и мастерство.

Но ни о чём таком Аня никогда не задумывалась.

После захвата блокпоста и завершения операции Андрей по просьбе полковника Гронина закрыл Аню в кабинете Бернштейна, пустовавшем после гибели старика. Отсутствовал Андрей часа два, но Аня не сильно скучала, поскольку у покойного профессора нашлось несколько неплохих книг, одна из которых особенно заинтересовала девушку.

По возвращении Андрей выглядел обеспокоенным и расстроенным. Войдя, он махнул девушке рукой, закрыл кабинет на замок и опустился на стул, стоявший у стены. Некоторое время он молчал, не обращая внимания на вопросительный взгляд Ани, пока она не решилась задать вопрос. Тогда Андрей в общих чертах вкратце рассказал о результатах операции и о том, что некоторые ранее проверенные люди, казавшиеся надёжными, на деле оказались предателями. А после этого речь зашла о вопросах иного характера, касавшихся непосредственно самой девушки.

– Ты знаешь, что отец тебя ищет? К нам поступил прямой запрос, – без вступления сообщил Андрей.

Аня, сидевшая в кресле Бернштейна, ни грамма не смутилась и спокойно пожала плечами.

– Это логично и потому ожидаемо, – небрежно ответила она.

– Меня удивляет твоё спокойствие…

Романов не смог договорить, потому что девушка тут же его перебила.

– А что я должна делать? Рыдать? Биться в истерике? Резать вены?

Будучи неготовым, Андрей несколько растерялся от её реакции и напора, и потерял инициативу. Аня заметила это и тут же воспользовалась полученным преимуществом.

– Я, по‑твоему, дура, что ли? Думаешь, я не понимала, что он будет меня искать? – с запалом говорила она. – Каков бы он ни был – я его единственная дочь, так что ничего удивительного. Другое дело, что я не собираюсь к нему возвращаться. Никогда. Поэтому пусть ищет. Поищет, смирится и успокоится.

В этом месте у Андрея появилось окно для контратаки.

– Что? Смирится? Твой отец? Ты что, знаешь его хуже, чем я?

Здесь Андрей определённо был прав, и опровергнуть его слова Аня не могла. Теперь пришёл её черёд растерянно отводить взгляд.

– Хм… Ну, ладно, не смирится, а займётся другими делами, отвлечётся…

Андрей скептически покачал головой.

– Аня, ты сказала, что не дура, но…

То, что он хотел сказать дальше, прозвучало бы весьма резко. Он вовремя спохватился и продолжил в более осторожном ключе.

– Ты кое‑что упускаешь.

Почувствовав, что именно он собирался сказать, Аня агрессивно прищурилась, но через несколько секунд сменила гнев на милость и вопросительно посмотрела на Андрея, ожидая объяснений.

– Он прекрасно понимает, что ты сбежала со мной, и будет искать тебя здесь или там, где буду я сам. Это ясно, как божий день. Именно поэтому, находясь рядом со мной, ты подвергаешь риску и себя, и весь мой взвод. Это не говоря уже о том, что ты видела, чем мы занимаемся и насколько это опасно. Тебе это точно не по плечу.

Крутнувшись в кресле в сторону окна, Аня задумалась и некоторое время молчала. Андрей, прежде чем продолжить давление, решил дождаться её выводов, поскольку был уверен, что владеет железобетонными аргументами и сможет сокрушить их все.

– Да, ты прав, – сказал она через пару минут, чем сразу вызвала самодовольное выражение лица у Андрея. – Признаться честно, я была поражена…

– Вот видишь. Всё это очень опасно… – кивнув, Андрей грубо встрял в её речь, но сам оказался перебит.

– Тобой.

– Что?

– Я была поражена тобой. Твоими действиями.

На лице Андрея отразилось недоумение. Не находя чёткого ответа, он хотел задать ей вопрос, но она опередила его.

– Ты изменился, – коротко пояснила Аня.

– Серьёзно? В лучшую или худшую сторону? – спросил Андрей после короткого, пристального взгляда на девушку.

– Даже не знаю. Ты просто стал другим.

Звучало всё ещё слишком размыто. Андрей считал, что девушка восхищается им, и захотел потешить своё самолюбие.

– Да? Каким же?

– Хм… Как бы сказать… – Аня задумалась и отвернулась на несколько секунд. – Жёстким, уверенным… Сильным. Ты уже не тот Андрей Романов, с которым я познакомилась когда‑то в Ольховке. Я больше не ощущаю в тебе ни наивности, ни излишних доброты или идеализма. Этот мир жесток по отношению к добрякам, и, видимо, ты тоже понял это и отбросил лишнее.

Это было не совсем то, что Андрей ожидал услышать. Она сказал: «отбросил лишнее». Отбросил доброту и идеалы… Неужели она видит его именно таким? Очерствевшим и ожесточившимся. Но, может, он теперь такой и есть? Хоть в глубине души Андрей верил, что доброта в нём никуда не делась, но если бы нашёл время копнуть, посмотреть, что и как он делал, и как поступает теперь, то понял бы, что Аня действительно права. Но времени у него сейчас не было.

Ещё она сказала, что мир жесток к добрякам и идеалистам. Нечто похожее Андрею говорил недавно в Луганске Владов. Интересно, Аня сейчас озвучивает собственные мысли или его?

– Даже не знаю, как это трактовать, – озабоченно сказал Андрей и уточнил. – Ты сказала, чего больше не ощущаешь – а что тогда ощущаешь?

– Что ощущаю… Силу. Немножко растерянности. И одержимое стремление к цели.

Интересно, о чём это она? Андрей пока не успел ничего рассказать Ане о том, к чему стремится. А с тех пор, как он рассказывал ей о своих стремлениях в последний раз, прошло довольно много времени.

– Это хорошо или плохо?

Андрей решил задать нейтральный вопрос, но получил на него такой же ответ.

– Ни то, ни другое.

Парень немного нахмурился, обдумывая следующий вопрос, но Аня снова его опередила.

– Слушай, когда я сказала, что хочу быть рядом – я была очень серьёзна. После сегодняшнего я понимаю, как непросто это будет, но всё равно хочу попытаться. Если для этого мне нужно стать такой, как Катя, как Руми…

Аня запнулась на секунду, видимо, осознавая насколько важно и судьбоносно то, что она собралась сказать дальше.

– Я готова, – продолжила она. – Научи меня? Помоги мне стать сильнее, чтобы я сама смогла помочь тебе? Ведь я хочу того же, что и ты. Если, конечно, твои цели не изменились.

Брови Андрея нахмурились ещё больше, а взгляд стал пронзительным. То, что она сейчас сказала, не коррелировало с тем, что он в принципе ожидал от неё услышать. Теперь он понял, что был чересчур самоуверенным, когда решил, что способен предугадать все её мысли.

– Да, мои цели остались прежними, – глухо сообщил Андрей. – На пути к ним я уже потерял столь многих… И ничья смерть пока что не смогла меня сломить, но я боюсь, что не выдержу, если увижу, как умираешь ты.

От его слов у Ани заблестели глаза.

– Если я…

Она выделила интонацией слово «если», но Андрей не дал ей закончить. Он приложил к своим губам указательный палец, прося её помолчать.

– И ещё кое‑что… – продолжил он. – Объясни, зачем тебе самой всё это нужно? Зачем тебе грязь, кровь, лишения, прозябание под дождями, холод, болезни, голод, боль, страдания? Зачем тебе становиться свидетелем мучений и смерти друзей? Зачем ты хочешь держать их на руках, обещать им, что всё будет хорошо и изо всех сил сдерживать собственные боль и терзания в ожидании, пока они испустят свой последний вздох?

Девушка смотрела на Андрея широко раскрывшимися глазами, силясь понять, что именно он сейчас пытается сделать. Всё, что он назвал, все эти вещи… Он пытается её напугать? Или проверяет её решимость?

– Что… Андрей, при чём здесь всё это? – нетерпеливо спросила она.

– Хм… Это то, что пережил я сам. Всем этим выстлан путь, по которому я иду, – с горечью ответил Андрей и добавил. – В том числе всем этим…

Секунд пять Аня недоверчиво смотрела на него, будто сомневаясь в его словах. Затем она поднялась с кресла и направилась к нему. Андрей тоже поднялся ей навстречу, и Аня, подойдя, ухватилась пальцами за его одежду и в растерянности уткнулась лбом в плечо.

Да, она была растеряна. И не только потому, что не знала, что сказать человеку, пережившему столь многое, но и потому, что сама теперь засомневалась. Он лжёт или нет? Если всё, что он рассказал – правда, то сможет ли она исполнить задуманное? Правда или ложь? Хм… Они ведь вроде бы пообещали друг другу больше никогда не лгать… но она уже грубо нарушила это обещание. А вдруг и он тоже сейчас пытается её обмануть, чтобы отговорить? И что ей теперь делать?

– И не забывай, что в любом случае везде, где мы будем натыкаться на Торговую гильдию, а происходить это будет часто, к нам всем будут пристально присматриваться, ведь отец никогда не оставит тебя в покое, – добавил Андрей, обнимая её.

– Тогда что ты предлагаешь мне делать? Остаться здесь, в «Убежище»?

Андрей вздохнул.

– Пока не знаю. Здесь он точно тебя найдёт. Но полковник обещал что‑нибудь придумать.

Сказав это, Андрей украдкой горько улыбнулся, вспомнив, что именно говорил на этот счёт полковник.

– Сразу после того, как убьёт меня за то, что я тебя привёз, – добавил он.

Аня издала смешок, но радости в нём было очень мало.

– Значит, другого выхода нет. Я стану сильнее и пойду рядом с тобой, – слегка дрожащим голосом сказала она.

Он промолчал, продолжая её обнимать.

– И на счёт отца, – снова заговорила она. – Можешь о нём не волноваться. Если он и ищет меня, то скорее для проформы, чем потому что я ему нужна, и скоро действительно перестанет. Поверь, я знаю, что говорю. После совершённых мною ошибок мы сильно отдалились друг от друга. Настолько, что он даже не поддержал меня в случае с Третьяковым, хотя я чувствовала, что он понимает, что я не лгу. Для него я предатель, и поэтому больше никто. А теперь, после побега, так и вовсе.

– Знаешь, я все никак не могу поверить в это. В смысле, в то, что он не принял твою сторону.

– Да, я тоже… Я тоже до сих пор не могу в это поверить…

Голос Ани задрожал, и Андрей сильнее прижал её к себе.

– В тот момент мой мир окончательно перевернулся, – горько закончила она.

Они провели вместе ещё немного времени, а затем Андрей ушёл, снова оставив девушку одну.

Когда они прибыли непосредственно на саму базу, Андрей сразу отправился искать полковника Гронина, а отряд оставил помогать с охраной у главных ворот. Направляясь теперь туда, он расслышал доносящиеся от ворот взрывы хохота. Он ни секунды не сомневался, что в этом как‑то замешаны Кот и Косарь, и странно себя из‑за этого почувствовал. Несколько часов назад все они побывали в бою и убили несколько человек, которые ещё вчера считались «своими». Неужели такое может не беспокоить? Или, может, его бойцы смехом снимают стресс? Впрочем, если говорить конкретно о Косаре и украинце, то для них всё это действительно было делом маловажным – они тут никого не знали и потому все здесь были для них чужими. Но если в веселье замешан и Котин, то, похоже, он успел здорово набраться от Косаря нездорового цинизма.

Андрей постарался подойти к воротам так, чтобы его не заметили, а он мог подслушать, о чём там говорят. Взвод разбился на несколько небольших групп и в каждой настроение кардинально различалось: Корнеев и Руми, как обычно, держались особняком и молчали, поглядывая вокруг; Кирилл, Карданов и Толя с обеспокоенными лицами что‑то обсуждали в стороне; неподалёку от них так же обособленно ото всех держались дядя Ваня, Воробьёв и Елагин, и тоже о чём‑то разговаривали. Игорь находился среди оставшейся пятёрки бойцов, которая, собственно, и создавала весь шум.

– Вот такая вот загогулина, – под смех остальных закончил какой‑то очередной рассказ Косарь.

– Да, это тот ещё цирк, – смеясь, соглашался с ним Кот.

Косарь, улыбаясь, бросил быстрый взгляд на Толю Черенко и повернулся к Бодягину.

– Слышь, Бодяга, вот вы с Толяном оба здоровые бычары. С ним всё ясно – он дитя природы, и не странно, что такой вымахал, ну а ты? Тоже деревенское молоко да девки?

– Хех… Не. Я по молодости раскачался, – улыбнувшись, ответил Бодяга. – Во дворе, где я рос, был один пацан, Санёк – большой фанат качалки и вообще весь из себя ЗОЖ‑ник. Ну, и короче, как‑то раз он то ли стероидов пережрал, то ли мозг тоже от перенапряжения в мышцы превратился, но, в общем, начал он свою веру в массы толкать, мол, чтобы все тоже в качалку шли. Но пацаны сам знаешь какие – пивко там, девки, все дела – какая, нахрен, качалка? Короче, увидел Санёк, что слова не действуют, и поменял тактику. Ну, там, типа, идёшь такой, а он на встречу, и спрашивает: куда идёшь? Отвечаешь ему – в магазин, мама за хлебом послала. И он тебе тут же в табло – на! И пошёл себе дальше. Ну, я сопли кровавые вытер, фак ему показал и пошёл себе дальше. Через пару дней опять он навстречу. Куда идёшь? А я ж ученый уже, знаю по собственному опыту и товарищей, что к друзьям, в магазин, по делам, мама послала куда‑то – всё это не работает. Вот и отвечаю ему: на свидание к девчонке. А он что мне на это, как думаете?

Бодяга обвёл всех вопросительным взглядом.

– Что по что – рассказывай давай, не томи! – потребовал Шелковский.

– Короче, он опять мне фанеру пробил, – посмеиваясь, ответил Бодяга.

Послышались смешки и шутливые реплики. Бодяга, улыбаясь, продолжал.

– Лежу я, значит, думаю: «ну, что за херня?». И ведь я же знаю, что он так себя ведёт не только со мной, а со всеми пацанами во дворе. Смотрю, а он уже дальше идти собирается. Ну, я смелости набрался, кричу ему в спину – а куда, мать твою, надо идти, чтобы ты не цеплялся?

– А он?

– А он отвечает – в качалку! Заниматься! Короче, так у нас во дворе все стали сильными и здоровыми.

Очередной взрыв хохота наполнил округу. Когда смех начал немного стихать, Косарь задал логичный вопрос.

– А чё вы его толпой не отделали?

– Ну‑у, во‑первых, он здоровый был, хрен бы мы его без серьёзных потерь осилили. А во‑вторых, когда какой махач между дворами, то он у нас, как тяжёлая артиллерия шёл. Если б мы его отмудохали, то боялись, что обидится и перестанет за двор на стрелки ходить.

– Да‑а, серьёзные у вас там дела творились.

– А то.

В этот момент Андрей вышел из своего укрытия и направился к бойцам. Бодяга сразу его увидел.

– О! Командир!

Даже без его реплики Андрея уже заметили, и взвод пришёл в движение, собираясь. Андрей подошёл к ним, отдал необходимые распоряжения и отозвал Игоря. Бойцы отправились выполнять приказы, а братья, разговаривая, прогулочным шагом направились в сторону плаца.

– Ну что? Рассказывай, а то мы тут все уже голову сломали, гадая, что к чему, – любопытствовал Игорь.

– Да нечего особо рассказывать. С Грониным поговорили лишь вскользь. Всё, что знаю – Дьяков арестован, и Олег Гронин тоже как‑то замешан в заговоре.

– Дьяков? Майор, что ли? – удивлённо и с недоверием спросил Игорь.

– Да, он самый, – подтвердил Андрей, чем окончательно огорошил Игоря.

– Ёмаё… – только и выдавил тот.

– Да, такие дела. На базе настоящий хаос, но в плане организации. Многие оказались замешаны и теперь арестованы, либо прячутся. Нам пока дела нет – службабезопасности хоть и оказалась чуть ли не наполовину гнилой, но её лояльная часть работает, как надо. Вроде бы.

– Во дела‑а…

– Угу. Короче, тут такое дело…

Андрей немного мялся, подбирая слова, но недолго.

– В общем, полковнику сейчас везде сильно не хватает надёжных людей. Даже новый главный инженер, которого вместо Горвата назначили, и тот оказался под арестом, не говоря уже о Дьякове. А один толковый безопасник, который мог бы сейчас помочь, Прокурор, если ты его знаешь – тяжело ранен. И я вот подумал, может, ты…

– Останусь помогать Гронину, да? – перебил его Игорь, уже поняв, что хочет сказать брат.

– Да, – подтвердил Андрей.

На лбу Игоря проявились борозды, а взгляд стал жёстким. Он поджал губы и весь его вид ожесточился. Смысл предложения брата он понял по‑своему.

– Почему? Ты мне не доверяешь? Сомневаешься? Я в чём‑то виноват? – стараясь пока сдерживать раздражение и обиду, Игорь задал сразу целый ряд вопросов.

– Да не в этом дело… – начал было оправдываться Андрей, но Игорь уже завёлся и быстро перебил его.

– Тогда почему ты хочешь списать меня?! Почему хочешь оставить одного?!

– Да не хочу я! – Андрею пришлось повысить голос, чтобы заставить брата хоть немного сбавить обороты. – Просто мы оба знаем, что тебе некомфортна та жизнь, которую мы ведём сейчас. Ведь твоим коньком всегда было решение задач головой, а не руками, и сейчас у тебя есть отличная возможность проявить себя.

Он сделал паузу, глядя на Игоря и стараясь понять насколько его слова дошли до адресата.

– Мозги всегда ценились намного выше физической силы, – продолжил Андрей. – Твой потенциал выше моего, понимаешь? И сейчас, когда полковник лишился половины надёжных, толковых людей, ему как никогда нужны такие люди, как ты. У тебя есть шанс пойти намного дальше, чем могу я. Так воспользуйся им!

Игорь покачал головой. Несмотря на похвалу брата услышанное было ему неприятным. Он никогда не ставил личные интересы выше семьи и сейчас тоже не намерен был так поступать. Неважно, какой у него потенциал – он просто не представлял своей жизни вдали от брата, к которому был сильно привязан и которого не мог бросить. И теперь Игорю было обидно, что Андрей думает, будто он может согласиться.

– Я тебя не оставлю, – безапелляционно заявил Игорь. – Мы всю жизнь вместе, ты – моя единственная семья, и я не собираюсь тебя терять.

– Да куда я денусь?

– Нет. Это не обсуждается. Я буду там, где и ты.

Андрей вздохнул и выдержал небольшую паузу.

– Подумай о том, что я сказал.

– Нет. Даже думать не буду. И не предлагай мне больше такого, понял? Меня это оскорбляет.

Игорь был категоричен, и Андрею не оставалось ничего другого, кроме как сдаться.

– Ладно. Как скажешь.

Оба замолчали, но расходиться не торопились, продолжая шагать по плацу прогулочным шагом. Андрею вроде как было, что ещё сказать, но теперь не хотелось. Игорь тоже что‑то обдумывал, а, может, просто успокаивался после бурной реакции на предложение брата.

– Что там у тебя, любовь‑морковь, все дела, да? – спросил он через пару минут.

Андрей усмехнулся и скосил глаза.

– Да, и куча головной боли, – ответил он после паузы.

– Что такое?

– Да всего понемногу.

Андрей кратко рассказал брату об Ане и проблемах, которые на него навалились из‑за неё. Игорь выслушал его, ничего не спрашивая, и задал вопрос лишь когда Андрей закончил.

– Скажи, зачем ты забрал её с собой?

– Хех… Сам‑то как думаешь?

Сперва Игорь хотел заставить ответить Андрея, но передумал и ответил сам.

– Думаю, что любой нормальный мужик клюнет на такую деваху и при первой же возможности попытается затащить её в постель. У тебя такая возможность появилась, вот ты ею и воспользовался.

– Хм… Понятно. Кто ещё так думает?

– Кто? Да об этом весь взвод шепчется. Единственная проблема, конечно, это папаша её… Он тебе теперь точно при встрече яйца с корнем вырвет. Мужики даже ставки делают.

Всё, что Андрей мог сейчас сделать, так это глубоко вздохнуть.

– И много ставят?

– А что? Ты тоже хочешь поучаствовать? – Игорь улыбнулся.

– Мне нельзя. Я – заинтересованное лицо.

– Хе‑хе‑хе. Ладно, тут вопрос в другом – что ты сам теперь собираешься с ней делать? Постоянно держать её при себе и пользовать по назначению не получится, ведь мы же, как перекати‑поле: сегодня здесь, а завтра там.

– В этом главная проблема – ей придётся быть с нами. Здесь Гронин её видеть не желает по ряду причин, а больше её деть пока что некуда.

Игорь недоверчиво посмотрел на брата, но чем дольше смотрел, тем более недоумевающим становился его взгляд.

– Ты это серьёзно, что ли? – осторожно, будто сомневаясь, спросил он.

– Ага.

– Вот блин! Нет. Нет‑нет‑нет… Не может быть.

Андрей вздохнул, понимая, насколько плоха его затея, но что ещё он мог сейчас придумать? В любом случае на ближайшее задание, которое Гронин уже ему анонсировал, у него есть идея, где её оставить, но дальше придётся взять её с собой. Даже если риск будет велик.

– Ты с ума сошёл, что ли? Нет, точно сошёл, если решил, что ей можно находиться с нами, – заговорил Игорь, когда понял, что брат ничего не скажет.

– Я собираюсь попросить полковника, чтобы он включил её в курс общей подготовки, а там…

Он запнулся, потому что заметил, что Игорь остановился и смотрит на него округлившимися глазами.

– Поверить не могу… – с трудом выдавил Игорь.

– Да что такое?

– Что? Ей нельзя к нам! Вообще никуда нельзя! Пусть валит обратно к папаше! – взорвался Игорь.

– Почему ты так её ненавидишь? Что она тебе сделала?

– Да потому что она засланная! У неё определённо есть какая‑то цель, Андрей! – ответ поступил немедленно.

Игорь, которому уже сорвало «предохранители», продолжал что‑то с напором доказывать, но Андрей его почти не слушал, углубившись в его последнее утверждение.

– Окей. Допустим засланная. Кем? – спросил он через какое‑то время, когда даже Игорь, выговорившись, затих.

– Да Владовым же!

– Ладно. Для чего? Чтобы у него появился повод меня убить? Так это он мог бы и без повода сделать. У него была куча возможностей. К тому же у него наверняка достаточно шпионов, чтобы не рисковать собственной дочерью. Мог бы и кого‑то другого заслать.

Аргументы были сильны, и Игорь отвернулся, размышляя, но через несколько секунд его напряжённый взгляд снова оказался прикован к Андрею.

– Значит, у неё какая‑то другая задача, – не сдавался он.

– Если так, то Владов ничего мне не оторвёт и вообще искать её не будет, – парировал Андрей.

– Именно поэтому её нужно вернуть обратно, и чем скорее, тем лучше. Ты ведь всё равно уже получил, что хотел?

Андрею не понравились последние слова брата, но он не успел ничего ему ответить, потому что от ворот послышался рокот автомобильного двигателя, и оба брата повернулись в ту сторону. На базу заехал большой пятнистый внедорожник и медленно покатился к штабу. Кто бы это ни был, Андрей почувствовал, что ему тоже нужно быть там. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, кто это приехал.

Пообещав Игорю продолжить разговор позже, Андрей поспешил к штабу. Подойдя ко входу, возле которого как раз остановилась машина, он не смог скрыть удивление от увиденного – прямо ему навстречу от машины шёл никто иной, как подполковник Родионов собственной персоной.

– О! Максим Андреевич! Рад видеть! – искренне поприветствовал Макса Андрей и козырнул по привычке.

– Хе‑хе, здарова, засранец, – улыбаясь, ответил Макс, подавая руку для приветствия.

Рукопожатие Макса оказалось крепким настолько, что Андрей непроизвольно крякнул от неожиданности. Сделано это было явно намеренно. Андрей, не ожидавший подобного, уже ничего не мог поделать и вынужден был шипеть и терпеть боль.

– За что?

– За всё оптом, – Макс отпустил ладонь и, ухмыляясь, пристально посмотрел Андрею в глаза. – Выпили мне крови из‑за тебя, ох выпили.

Андрей виновато улыбнулся и чуть склонил голову.

«Это ты ещё про Аню не знаешь», – с опаской подумал он, но вслух сказал другое.

– Виноват. Исправлюсь.

– Исправишься, конечно, куда ж ты денешься? – уверенно заявил Макс, кивая.

– Ага. Это… а где остальной полк?

– Где‑где… В Караганде, – улыбаясь ответил Макс и продолжил после короткой паузы. – Пока что остановились рядом с тренировочным лагерем в Катреничах. А что тут у вас? Как дела?

В ответ на эти вопросы Андрей смог лишь вздохнуть и отвести взгляд, совершенно не зная с чего начинать. Родионов весь день находился в дороге и вряд ли был в курсе произошедшего, если Гронин не вводил его в курс дела ранее. Судя по его виду, неторопливости и вопросам, Макс ещё ничего не знал, а по реакции Романова он понял только то, что дела почему‑то не очень. Правда, Родионов не мог знать, что вздыхает Андрей больше из‑за собственных проблем, чем из‑за того дурдома, который сейчас творился в административном аппарате организации, но обо всём этом Максу ещё только предстояло узнать.


Глава 6.4



6

Что чувствует человек, в один миг потерявший всё? Горечь? Отчаяние? Ярость? Опустошение? Или всё вместе? Трудно сказать. Наверное, каждый переживает подобное по‑своему. Николай Дьяков, например, поначалу чувствовал пустоту и апатию. Когда у него отняли всё: власть, свободу, перспективы и даже волю к жизни, он отчаялся и просто ждал конца. Но Гронин, этот ублюдок, этот сукин сын… Он пришёл сюда и пообещал ему свободу. Коля выполнил свою часть уговора, дал все сведения, что тот просил… ну, почти все. И что же он получил взамен? Ничего.

Коля давно потерял счёт времени, не знал даже утро сейчас, день или ночь. Не знал, что его заточение длилось уже почти неделю. Шесть дней он жил в тускло освещённой, небольшой комнате, круглосуточно вдыхая вонь собственных испражнений, и дважды в день видел только двух автоматчиков, которые, брезгливо морщась, приносили скудную еду и выносили ведро, выполнявшее функцию туалета. Они не отвечали на вопросы и не обращались к нему.

Периодически у Дьякова возникала мысль убить себя. Просто броситься на них и бойцы вынуждены будут его застрелить, но каждый раз Коля отказывался от этого, надеясь, что Паша отпустит его, как и обещал. Всё‑таки, Гронин человек слова. По крайней мере, Коля не помнит случаев, доказывающих обратное. Возможно, Паша просто занят отловом остальных членов подполья и исполнит обещанное, когда закончит с этим?

Когда дверь в очередной раз заскрипела, Коля посмотрел на неё без энтузиазма, ожидая, что за ней покажутся всё те же двое вооруженных бойцов, но на этот раз порог переступили не они, а кое‑кто другой. Человек, с которым Коля провёл столько же времени, сколько и с Павлом Грониным. Человек, которого Коля знал так же хорошо, как и Пашу, но с которым почти никогда не мог найти общий язык. Их взгляды всегда различались, но в большинстве случаев Гронин почему‑то принимал именно его сторону – Макса Родионова.

Макс вошёл в комнату, брезгливо морщась и на секунду замер на пороге, будто не зная, что делать: закрывать дверь или оставить открытой. Атмосфера в помещении ему была ну совсем не по душе. Подумав немного, он всё же решил не закрывать дверь.

Коля смотрел на него с опасением, но и с надеждой, что тот пришёл исполнить обещание Гронина. Всё же, Родионов часто выступал таким исполнителем.

– Как сидится? – с издёвкой спросил Макс.

– Посиди сам и узнаешь, – огрызнулся Коля.

– Извиняй, в дерьме не купаюсь, – в том же тоне ответил ему Родионов.

Он замолк и остался стоять у дверей. Родионов не обладал даже десятой долей умения Павла владеть лицом, поэтому все его эмоции Дьяков читал без особого труда: и отвращение, и замешательство.

– Чего пришёл? Злорадствовать? – решил спросить Коля.

Макс не ответил и брезгливо посмотрел на него, но был ли причиной этой брезгливости сам Коля или вонь в комнате, Дьяков не знал. Пауза длилась секунд пять, затем Макс выглянул в коридор и снова обратил свой взор к Дьякову.

– Пошли, а то я сдохну, если пробуду здесь ещё хоть минуту, – он жестом подозвал пленника к себе.

Вместо ответа Дьяков потряс рукой, звеня цепью, второй конец которой был прикован к металлической кровати.

– Ух ты! – восхитился Родионов. – Прям как в настоящем подземелье. Хех.

Он вышел за дверь и тихо позвал охранника. Между ними произошёл какой‑то короткий диалог, который вёлся так тихо, что Коля не смог ничего разобрать, кроме того, что охранник, похоже, сопротивлялся. Но длилось это очень недолго, потому что вскоре он вошёл в комнату‑камеру и отстегнул Дьякова от кровати. Родионов, сложив руки на груди, стоял у дверей и спокойно наблюдал за действиями бойца. По их поведению Коля начал подозревать, что его надежды, похоже, осуществляются.

Когда ненавистная цепь со звоном и лязгом упала на пол, Коля растёр саднящее запястье и вопросительно посмотрел на Макса.

– Пошли уже или ты хочешь, чтобы я задохнулся? – требовательно заявил Макс.

Коля не стал отвечать и двинулся к выходу. Родионов вышел в коридор, пропустил Колю вперёд, и пошёл следом. Шли молча, а когда вышли на улицу, то Николай с полминуты жмурился и тёр глаза, привыкая к свету, который отбрасывало восходящее за скалами солнце. Учитывая пору года, сейчас было примерно начало шестого утра. Жизнь в «Убежище» только‑только начиналась и людей на улице почти не было. Лишь два человека спешили куда‑то мимо бараков, но оттуда они не могли видеть, кто там вышел из бункера службы безопасности.

– Ну, бл… я‑то думал это камера твоя воняет, а это, оказывается, ты сам, – морщась, брезгливо заявил Макс, но, прежде чем Коля успел ответить, продолжил. – Ну и говно же ты, Колян.

Дьякову очень хотелось огрызнуться, ответить тоже какой‑то колкостью, но раз уж его отпускают, а в этом он теперь почти не сомневался, то не стоит лишний раз злить Родионова. Если всё пойдёт как надо, то у него ещё будет шанс поквитаться с ним.

– Что дальше? – спросил Николай.

– Дальше? – Макс осмотрелся и, немного подумав, продолжил. – Пошли на выход. Из долины.

Дьяков почувствовал, как нарастает внутри него адреналин. Внутри он весь ликовал, сердце забилось чаще, и даже мышцы, ослабевшие от паршивой кормёжки и долгого бездействия, вдруг снова наполнились силой.

Шли снова молча. Родионов ничего не говорил, а Коле с ним говорить и не хотелось. Он больше размышлял о Гронине и его поступке.

Всё‑таки, Паша не изменил себе и остался верен собственному слову. Да, конечно, быть человеком слова это, с одной стороны, правильно, иначе как с тобой будут иметь дело? Но оставаться честным с принципиальными врагами… Это уже граничит с глупостью. Несмотря на то, что Коля не любил ни самого Павла, ни его методы работы и принятия решений, не любил его всезнайство, которое чувствовалось в его поведении и взгляде, не любил, что тот вечно делал всё по‑своему, выслушивая других, но принимая их точку зрения только в случаях, когда она совпадала с его собственной – всё равно он уважал его. Как минимум, как достойного противника и врага. Но сейчас, когда Гронин отпускал его, Коля не мог понять его мотивации, хоть она и была ему во благо.

Что им руководит? Принципы? Офицерская честь? Вдруг Колю осенило, да так, что он ощутил, будто его ударило током. Дьяков, поражённый своей догадкой, остановился и замер, от чего шедший позади Родионов сразу недовольно выругался.

– Какого хера, Коля? Давай иди, у меня нет времени, – недовольно пробурчал он.

– Да‑да, иду, – агрессивно огрызнулся Дьяков и снова пришёл в движение.

Плевок, насмешка, издёвка – вот, что это было. Гронин ещё сильнее унижал его своим фальшивым великодушием, издевался, показывая, что считает его ни на что не способным ничтожеством, которое можно смело отпускать, зная, что оно не сможет отомстить. От осознания этого Коля мгновенно наполнился яростью. Не в силах сдержать эмоции, он заскрежетал зубами. Идущий позади и немного сбоку Родионов заметил, как на лице Дьякова заиграли желваки.

– Ха‑ха, что, бесишься, да? Бесись, бесись, – тихо посмеиваясь, проговорил Макс.

Дьяков проглотил его слова, но только потому, что уже размышлял о том, как отомстит. Отомстит им обоим, да и не только им.

«Высокомерные ублюдки, вам всем воздастся, вот увидите», – заливаясь желчью, думал он.

Они задержались немного на КПП перед тоннелем, пока Макс объяснялся с начальником блокпоста. Коля не верил в это, но всё же надеялся, что ему выдадут обещанное оружие, или хотя бы запас провизии, но даже когда этого не произошло, не пал духом. Тем не менее, вопрос об этом он Максу задал. Тот сделал удивлённое лицо и, издевательски ухмыляясь, заявил, что ничего такого не знает. Но Дьякова больше ничего не задевало. Поглощённый мыслями о том, что свобода уже близко, он шёл по тоннелю, затем миновал уже предупреждённый о них блокпост и пошёл по дороге. Родионов, правда, продолжал идти рядом с ним.

– Я думал, ты меня только до выхода проведёшь, – с плохо сдерживаемой неприязнью, сказал ему Коля, когда они отошли уже достаточно далеко.

– Мы десять лет прожили рядом, делали общее дело, товарищами были, пусть и не всегда ладили. Думаю, ты заслуживаешь прощальный подарок, – с ноткой язвительности ответил Макс после долгой паузы.

Он больше не шёл позади. Теперь он шагал почти рядом, всего в полутора метрах справа. На поясе у него висела кобура, из которой торчала рукоять «Стечкина». Коля видел её и даже размышлял над тем, что мог бы попытаться внезапно напасть на Макса, завладеть оружием и убить уже сейчас, чтобы не ждать следующей встречи. Но здравый смысл был против. Сейчас Коля слаб, а он, даже будучи здоровым и полным сил вряд ли мог справиться с Родионовым.

– Ты выполнил приказ хозяина. Можешь быть свободен, а свои подарки засунь себе в жопу, понял?

Дьяков сказал это, даже не глядя на Макса. Он не заметил, как заиграли желваки и рефлекторно сжались и разжались кулаки подполковника. Впрочем, даже если бы и заметил, то всё равно оставил бы это без внимания, ведь Макс ничего не мог ему сделать, иначе нарушил бы обещание Гронина. Хотя… Они сейчас были за стенами «Убежища» и ничего не мешало Максу заявить, что он отпустил пленника. Да, наверное, не стоит его больше злить.

Когда Коля подумал об этом, они отошли уже примерно на километр и здесь их никто не мог увидеть.

– Всё, Колян. Здесь всё, – внезапно сказал Макс, до этого упорно молчавший.

– Ага, – Коля глянул на Родионова и остановился.

– Прежде, чем мы попрощаемся, ответь мне на один вопрос, – попросил Родионов.

Его голос хоть и звучал относительно нейтрально, но напряжение в нём чувствовалось сумасшедшее.

– Какой?

– Зачем вы всё это заколотили?

– Пф…

Фыркнув, Коля отвернулся и сделал шаг, собираясь идти дальше, но затем остановился и некоторое время задумчиво смотрел перед собой. Когда он ответил, его голос зазвучал неприятно, источая концентрированные яд и ненависть.

– Потому что нам не нравится курс Гронина. Не нравится его стиль управления. Он высокомерный диктатор, смотрящий на всех, как но говно. Даже на тебя, просто ты сам недалёкий и этого не замечаешь. Но однажды ты поймёшь это. Увидишь, что я был прав, и пожалеешь обо всём, что делал.

– М… Говёный ответ. Такой же, как ты сам.

Голос Макса, раздавшийся за спиной, теперь тоже был полон злости. Но это была не такая злость, как у Дьякова, нет, она не звучала как шипение раненой змеи, желающей только уползти, чтобы залечить свои раны. Здесь было другое… Удовлетворение от предчувствия близкого выплеска ярости.

Дьяков сразу распознал это. Его внутренний радар завопил о приближающейся со спины угрозе, но он не решался обернуться и встретить её, оцепенев от понимания, что просчитался.

– Повернись, мразь, – несмотря на невероятную концентрацию презрения и ярости, оскорбление Макса прозвучало радостно.

Коля ощутил, как тело заливает сумасшедшими дозами адреналина и судорожно соображал, как спастись. В любом случае, чтобы сделать это, ему придётся обернуться и атаковать первым. Да, это единственный шанс. Атаковать на упреждение, пока Родионов не готов, тогда у Коли будет шанс. Он внутренне напрягся, мобилизуя силы, развернулся и приготовился к стычке, но, несмотря на все эти меры, не готовым оказался именно он.

Всё, что Коля успел увидеть краем глаза – блеск лезвия и тень, несущаяся на него. Он ничего не успел предпринять, ни отскочить, ни уклониться. Спустя долю секунды лезвие глубоко вошло между рёбер, и Коля ощутил острую, парализующую тело и волю боль. Он вскрикнул, но крик быстро оборвался и перешёл в короткий, глухой стон, а сам Коля рефлекторно отшатнулся, буквально сползая с ножа. По телу потекла горячая, густая жидкость, а ноги предательски дрогнули, намереваясь подкоситься. Зашкаливающий адреналин позволил Коле устоять на ногах и приготовиться к схватке за свою жизнь, ведь мозг ещё не принял тот факт, что Николай Дьяков уже почти труп.

Макс, достигший своей цели, сделал уверенный шаг назад, увеличивая дистанцию, и с гнусной ухмылкой уставился на шатающегося мужчину перед ним. Он не желал убивать его быстро. За свои действия этот ублюдок перед смертью должен ощутить боль.

– Так ты… палач… – с трудом сказал Коля, ощущая, как всё тяжелее становится дыхание.

Воспалённый от боли и адреналина мозг искал выход, но его не было. Коля больше не чувствовал в себе сил победить, и даже если бы мог, то не знал, как быть дальше. Как спасти тело, из которого стремительно вытекала жизнь.

– Палач? Типа, думаешь, что Гронин приказал убить тебя? Нет. Это моя собственная инициатива, хотя и он, как мне кажется, вряд ли тебя отпустил бы.

– Тогда почему?

Коля опустился на колени, прижав руку к ране, хотя это уже никак не могло ему помочь.

– Потому что ты мразь и говно. А ещё за Бернштейна. И за многих других, кто пострадал от ваших действий.

По лицу Дьякова стекла непроизвольная слеза. Нет, не потому что ему было жаль Бернштейна или кого‑нибудь ещё – сейчас ему было не до них – а потому что ему самому так не хотелось умирать… Особенно зная, что он не будет отмщён.

– Ты нарушил… приказ.

– Я так не думаю. Если бы он приказал тебя убить, то я уже выполнил. А если приказал бы отпустить, так я и отпустил. Даже провёл через блокпост… в последний путь, ха‑ха‑ха!

Макс искренне рассмеялся, довольный собой. Он чувствовал радость от завершения давно начатого дела, а началось оно ещё тогда, когда погиб Бернштейн. Макс тогда поклялся, что отомстит за доброго, мудрого старика, который никому никогда не сделал ничего плохого.

– Бернштейн… – прошептал Коля, у которого начало плыть перед глазами.

– Что? – заинтересовался Макс. – Совесть за старика не мучает?

– Я… не убивал… его…

– Чего? Давай ещё скажи мне, что в разработке вашего неудачного плана ты не участвовал?

Коля молчал. Он уже не мог говорить, а только кашлять и булькать. Кровь заливала лёгкое и текла из раны и рта. Он свернулся калачиком, до последнего на что‑то надеясь, хотя спасения быть не могло.

– Давай, выдави ещё хоть пару слов, кусок ты дерьма, – продолжал Макс, но, понимая, что Коля уже не сможет, продолжил сам. – Должны были погибнуть я и Паша, но по иронии судьбы из‑за криворукости исполнителя пострадали ты сам и бедолага профессор. Это не считая других.

Подождав ещё секунд двадцать и видя, что Коля уже вообще не подаёт признаков жизни, Макс смачно плюнул на его тело, затем подошёл, схватил его за ногу и, словно дикарь, потащил в придорожные кусты. Коля ещё чувствовал, как его тело куда‑то волочат, ощущал, как больно трётся о землю щека, но это не шло ни в какое сравнение с болью внутри груди. Он захрипел в последний раз, но в шорохе листвы и веток Макс этого не услышал.

Присыпав тело листвой, Макс постоял над ним секунд пять, о чём‑то размышляя. По выражению лица можно было бы подумать, что он думает о чём‑то очень серьёзном. Никто бы не смог сказать о чём именно, но вырази посторонний наблюдатель даже сотню предположений, он вряд ли смог бы предугадать то, что сделает Макс. Покончив с размышлениями, Родионов оголил своё хозяйство и от души помочился на тело бывшего товарища.

– Гори в аду, крыса, – сказал он, заканчивая своё дело, – а я постараюсь, чтобы вся твоя шобла как можно скорее к тебе присоединилась.

Выйдя обратно на дорогу, Макс обратил внимание на кровавый след на растрескавшемся асфальте и искривил рот в недовольной гримасе. Вряд ли кровь можно будет заметить, если не знать где смотреть, но лучше не оставлять даже намёков. Реакцию Гронина на свои действия Макс предсказать не мог, поэтому на всякий случай потратил ещё пять минут на присыпание свежей крови придорожной пылью и, убедившись, что спрятал все следы, страшно довольный собой, отправился обратно в «Убежище».

Командир блокпоста, видя хорошее настроение подполковника, высказал своеё недовольство тем, что Дьякова решили отпустить, и поинтересовался, как всё прошло.

– Понимаешь, полковник Гронин он… слишком великодушный, – снисходительно улыбаясь, ответил ему Макс. – Поэтому пришлось мне отпустить майора.

Родионов сделал ударение на слове «мне», чем ввёл сержанта в замешательство. Но даже если у того и возник какой‑то вопрос, то задать его он не успел, потому что Макс, что‑то довольно насвистывая, уже пошёл по направлению к воротам базы.


7

В этот раз генерал Логинов сам почтил Гронина визитом. Он вместе с адъютантом прилетел на вертолёте, а Павел помнил, что старик вертолёты не любит и летает на них только при острой необходимости. Стало быть, дело срочное. У Гронина как раз в самом разгаре была охота на недобитое подполье, поэтому визит Логинова оказался несколько некстати, но сказать так генералу, конечно же, было нельзя. Пришлось бросать всё, возвращаться из «полей» и садиться с генералом за стол переговоров.

Логинов выглядел ничуть не лучше, чем во время их последней встречи. Похоже, старик быстро сдаёт, а это не сулило Павлу каких‑то хороших перспектив.

– Уютно у тебя тут, в долинке‑то, – первым начал разговор генерал после приветствия.

Гронин выдержал трехсекундную паузу, размышляя, что именно генерал успел заметить или узнать за те пару часов, пока Павел добирался до «Убежища».

– Бывало и уютнее, – ответил он. – Сейчас вон веду охоту на зайцев.

– Серьёзно? И как? Многих выловил?

Как и ожидалось генерал был в курсе происходящего.

– Немало, но ещё не всех.

– Ну, я в твои дела вникать не хочу, но желаю тебе удачи. Такие зайцы – штука кра‑айне неприятная, – с искренним сочувствием сказал Логинов.

– Что есть, то есть, – на мгновение опустив взгляд, согласился Павел. – И за пожелание спасибо. А у вас как дела? Как обстановка на фронте?

Генерала передёрнуло от услышанного. Он скривился и отвернулся к окну.

– Фронт… – покосившись на Гронина, брезгливо выдавил он после коротенькой паузы. – Знаешь, что оно такое, этот фронт?

Гронин, ничего не говоря, чуть нахмурил бровь в характерном для него вопросительном выражении.

– Швейцарский сыр – вот что, – раздражённо объяснил Логинов.

– Не уверен, что правильно понял метафору… – осторожно признался Павел.

– Он весь состоит из дыр, понимаешь? То есть, на самом деле нет никакого фронта. Есть отдельные подразделения и части, которые выполняют отдельные задачи, часто толком не зная, что произойдёт в следующую минуту. На участке в сто километров может быть пятнадцать‑двадцать условно пригодных для наступления дорог, при этом по половине из них можно пройти несколько десятков километров и никого не встретить, тем самым забравшись глубоко во вражеские тылы со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это не война даже, Паша, это какая‑то хрень, понимаешь?

Гронин кивнул.

– И вот в эти дыры мы то и дело проваливаемся, а сектюги – в другие. Где‑то встретимся, а где‑то – нет. Вечно кто‑то отрезан, либо у нас в тылах неожиданно обнаруживается чуть ли не целая дивизия и устраивает там такое…

Генерал прекратил говорить и некоторое время молчал. Гронин тоже решил помолчать, понимая, что наступил генералу на больной мозоль и теперь нужно дать старику успокоиться.

– Радует хотя бы, что отступают, – уже менее раздражённо, но всё ещё безрадостно продолжил Логинов, – и мы вернули всё, что потеряли.

– Что‑то я не слышу в ваших словах особой радости, – отметил Павел.

Генерал неприятно ухмыльнулся.

– А чего радоваться, если они всё развалили? И вообще – всё так выглядит, будто они только для того и наступали, чтобы разрушать.

– Так может, так и есть? – предположил полковник.

– Может. С этими приболевшими всё может быть.

Оба немного помолчали.

– Ладно, пусть этим дерьмом занимаются те, в чьём ведении оно находится. Ты лучше расскажи, что сам делать собираешься? Разумеется, после охоты на зайцев. Или, если это надолго, то одновременно с ней.

– Как и обещал, собираюсь взяться за крымчаков, – заговорил Павел после паузы. – Жду только вашей отмашки.

– Ну, так считай, что получил её. Какие планы у тебя?

На стене за Грониным висела большая карта, занавешенная шторкой. Павел поднялся, отодвинул шторку, некоторое время сосредоточенно смотрел на карту, а затем принялся рассказывать генералу какой комплекс мер он собирается предпринять. Генерал внимательно слушал и кивал, задавал много вопросов и сделал даже несколько весьма конструктивных замечаний и предложений. В процессе обсуждения он поднялся со своего места и подошёл к карте, скрупулёзно её осматривал и задал вопрос по каждой пометке без исключения, но всё равно в итоге остался чем‑то недоволен. И Гронин, кажется, понял чем именно.

– Как ты понимаешь я поговорил с кем надо, – сообщил Логинов, с кряхтеньем усевшись обратно на свой стул. – Твою идею с крымчаками поддержали, и тебе выделят всё необходимое – только согласуешь со мной список.

Гронин позволил себе улыбнуться. Пока что всё шло, как надо.

– Но поддержали только эту идею. Предложение с учебками напоролось на серьёзное противодействие. – генерал внимательно посмотрел на выражение лица Павла и только после этого закончил свою мысль. – Но ты ведь ожидал этого, да?

Павел ограничился кивком. Здесь не было смысла что‑то скрывать.

– Как и думал, – хмыкнув, сказал Логинов. – Но дело не безнадёжное. Если ты со своими довольно скромными силами сможешь всерьёз нагадить в кашу «Чаяну», то у меня помимо твоей старой репутации появится такой аргумент, противопоставить которому генералитету будет нечего.

– Ну‑у, я сделаю всё возможное.

– Знаю, – кивнул Логинов и, подумав немного, продолжил. – Да, старые пердуны опасаются того влияния, которое ты можешь получить. Никто не хочет, чтобы среди генералитета появился новый человек, который начнёт высушивать это вонючее болото. Ещё и такой способный человек, как ты.

– А вы?

– А что я?

– Не боитесь того же?

Логинов растянул губы в снисходительной улыбке.

– Не боюсь. В отличие от этих пней я понимаю, что не вечен, что в любой момент могу скопытиться от коньяка или инфаркта, а организации нужны новые умы, особенно такого калибра, как твой. Признаюсь честно – то, что ты теперь с нами, греет мою старую душу. Смогу, наконец, отойти от дел и спокойно уйти в мир иной, зная, что наше дело в надёжных руках.

– Никогда не любил подобных речей, – покачав головой, сказал Павел.

– Постареешь – всё поймёшь, – отмахнулся Логинов. – А сейчас давай вернёмся к тому, о чём говорили в прошлый раз – что и где ты нашёл у «Чаяна»?

Это была единственная козырная карта Гронина. Он не лелеял бессмысленную надежду, что Логинов об этом забудет, но всё равно желал максимально оттянуть момент, когда эту карту придётся разыграть.

– В ближайшее время я займусь этим и выясню, что там такое. Как только у меня будет подробная информация – я сразу вам доложу.

– Не годится, – безапелляционно заявил Логинов. – Нам нужно немедленно всё выяснить и оценить уровень угрозы. Для этого туда отправят несколько разведотрядов. И у меня требуют координаты.

Гронин не смог сразу ответить, и Логинов немедленно принялся давить.

– Координаты, Паша. Они мне нужны. Прямо сейчас.

По реакции Павла было видно, что этого всё ещё мало.

– Ты получил, что хотел – дай взамен то, что хотят от меня. Такова была наша сделка, – совсем не доброжелательно добавил генерал.

Похоже, не стоило заводить этот разговор дальше. Павел подумал ещё немного, затем шумно выдохнул и кивнул.

– Хорошо.

Он открыл ящик стола и достал оттуда большую, много раз сложенную карту. Развернув её на столе, Паша секунд десять смотрел на неё, а затем достал карандаш и лист бумаги. Выписав два ряда цифр, он сложил листок вчетверо и начал протягивать генералу, но на полпути отдёрнул руку. Старик вопросительно на него посмотрел.

– Я потерял там хороший отряд и хочу отплатить крымчакам или тем, кто там у них обосновался. Дайте мне две недели, а потом делайте, что хотите.

– Паша, у нас нет времени на игры! – вспылил, было, генерал, но быстро взял себя в руки. – Слушай, я вообще не собираюсь ничего делать. Координаты у меня требуют, чтобы отправить туда разведку. Это всё, что я могу сказать. Пока что никто тебе не запрещает делать то, что ты посчитаешь нужным.

Он несколько секунд изучающе смотрел на Гронина. Паша недовольно нахмурился и не торопился передавать заветную бумажку. Генерал понимал, что в итоге она так или иначе окажется у него, по другому просто не могло быть, но понимал он и причину, почему Гронин так долго созревает. Логинову не хотелось излишне давить на старого знакомого, поэтому вскоре старик снова заговорил.

– Понимаешь, после начала эпидемии и подписания соглашения о полной ликвидации ядерного вооружения кое‑что, ясное дело, осталось. И кое‑кто уверяет, что по твоим координатам может находиться объект, имеющий к этому отношение, а если так, то шутки в сторону. Поэтому у меня требуют координаты, даже если мне придётся прямо сейчас подвесить тебя за яйца.

Паша криво ухмыльнулся, невольно представив себе такую попытку в исполнении генерала.

– И много таких объектов осталось? – спросил он.

– Немало, но подавляющее большинство бесполезны. Я, если честно, вообще слабо верю, что эти объекты в принципе могут принести пользу: пусковых кодов нет, а сами ракеты за годы без обслуживания пришли в негодность и скорее нагадят радиацией в души бесценного персонала, который будет с ними работать, чем куда‑нибудь полетят.

Бумажка снова начала движение к генералу. Тот ухватился за неё, но Гронин всё ещё не выпускал её из пальцев.

– И я могу отправить туда отряд?

– Можешь, – охотно кивнул Логинов.

Пальцы полковника разомкнулись и заветный листок, наконец, оказался в руках генерала. Тот развернул его, взглянул на аккуратные ряды цифр и спрятал в карман.

– Почему одни? Где вторые?

– Там только один объект. Я хотел увидеть вашу реакцию.

Генерал одарил Павла неприязненным, недоверчивым взглядом.

– Паша, лучше не надо этого делать. Не в этом случае, поверь. Просто отдай ещё одни координаты, – недовольно потребовал он.

– Там нет второго объекта, – как можно убедительнее ответил Павел. – А если и есть, то я о нём ничего не знаю. Я просто блефовал.

Видя, что его слова не убеждают Логинова, Павел предложил ему показать карту, лежавшую у него в столе. Генерал на это согласился, карту тщательно изучил, но Гронину всё равно не поверил.

– Я бы тебе рекомендовал и первые координаты не трогать, чтобы там случайно кто‑то с кем‑то не столкнулся, но пока нет приказа – поступай, как считаешь нужным. Но если ты прячешь ещё одну такую карту, то лучше сожги её, а о существовании второго объекта просто забудь, – с прижимом предупредил старик.

Гронин никак не отреагировал, но про себя дважды прокрутил в голове слова старика. Он ещё в прошлый раз заинтересовался его реакцией, а сейчас она была ещё более подозрительной. Требовательные слова Логинова могли бы оскорбить или обидеть кого‑то менее сдержанного, но точно не Гронина.

– Как это понимать? – вполне спокойно уточнил он.

– Буквально, Паша, буквально, – ответил генерал и поднялся. – Поеду я, а ты – лови своих зайцев. Извини, что отвлёк.

Старик протянул Павлу сморщенную, шершавую ладонь. Паша пожал её, сосредоточенно глядя на генерала, но ни один, ни другой ничего больше не сказали друг другу. Попрощавшись, Логинов покинул кабинет, а Гронин ещё минут пять крутил в голове его последние слова, пока не услышал характерный гул вертолётного двигателя.

– Сергей! – громко позвал Гронин и через секунду добавил фамилию. – Власенко!

На его крик в кабинет быстро вошёл дежурный, который постоянно находился неподалёку, когда Гронин был на месте.

– Позовите ко мне подполковника Родионова. Затем свяжитесь с лейтенантом Романовым. Пусть бросает всё и едет сюда. Немедленно!

Дежурный пулей выскочил из кабинета и помчался выполнять приказ, а Гронин поднялся, быстро подошёл к окну и проводил взглядом вертолёт, который вот‑вот должен был скрыться за скалами.

«О чём ты не захотел мне рассказывать, старик?», – подумал он.


Глава 7.1. Пятьдесят ходов



1

Андрей не любил, когда Гронин не раскрывал до конца свои планы. Да, у полковника наверняка были для этого причины, а, может, лейтенанту просто по статусу было не положено знать, но всё равно Андрей очень не любил подобное. Не владея всей картиной, он опасался, что может из‑за этого нарваться на неприятности, а в данном случае его опасения вряд ли были напрасны, ведь «Анархисты» направлялись не абы куда, а на территорию противника, и при этом не могли рассчитывать даже на минимальную подмогу в случае, если что‑то пойдёт не так.

Особенно Андрея насторожила всплывшая в процессе инструктажа новость, что кроме них на участке может действовать ещё одна или даже сразу несколько групп разведки союзников. Вряд ли могло случиться что‑нибудь ещё более нелепое, чем боевое столкновение между собой.

Инструктаж перед заданием не только не дал всех ответов, но и породил дополнительные вопросы, на которые Андрею не смогли ответить. Почти на все из них ответ был один: «для выполнения задачи тебе это знать не нужно». У парня даже появились мысли, что ему перестали доверять, но он решил не торопиться и не задавать ещё и этот вопрос. Возможно, потому что боялся ответа.

В дороге он некоторое время размышлял о сложившейся ситуации, пытаясь понять, почему ему поручили это задание именно сейчас, ведь операция по отлову заговорщиков ещё не закончилась. До сих пор не были выловлены многие участники подполья, до сих пор не назначены люди на важные посты, до сих пор не найден Олег Гронин, который вряд ли мог выбраться из «Убежища». По крайней мере, точно не смог бы, пока у тоннеля находились «анархисты». А ещё ходили дикие слухи, что Дьяков, находившийся под арестом, был отпущен, причём самим Родионовым. Андрей спрашивал об этом во время инструктажа, но в ответ получил лишь хмурое, злое выражение лица Гронина, а также загадочное и, как показалось Андрею, немного виноватое – Родионова. Короче говоря, у организации, по мнению Романова, было ещё достаточно много внутренних проблем, которые требовали решения, прежде чем переключаться на внешние.

Поскольку ответов не было, Андрей быстро переключился на более приоритетные вопросы, а именно – поставленные перед ним задачи. Здесь всё звучало просто и понятно – выяснить, что за объект находится по указанным координатам. Как это сделать Андрей должен был решить сам: сидеть там и наблюдать, взять «языка», попытаться устроить штурм или придумать что‑нибудь ещё. Пару идей у него возникло, он даже составил план и озвучил его своим исполнителям, однако с самого начала всё пошло не так.

Основные силы «Анархистов» разместились на давно брошенном людьми хуторе посреди глухого леса, а к объекту выдвинулась группа из четырёх человек. В неё вошли оба Черенко, Лёша и Косарь. На счёт последнего Андрея одолевали сомнения, но наёмник был силён в аргументации, предлагая свою кандидатуру, и лейтенант в итоге согласился.

Их расположение и целевой объект разделяли шесть‑семь километров густого, непроходимого для техники леса. Ожидалось, что разведчики будут отсутствовать хотя бы десять‑двенадцать часов, но вернулись они уже через пять, а на связь вышли так и вовсе через три, причём с очень плохими новостями.

Началось всё с отдалённых, приглушённых лесом звуков частых взрывов. Расслышал их один лишь Карданов, и остальные поначалу ему не поверили. Но, начав прислушиваться, вскоре звук выделили и другие члены отряда, после чего все моментально приготовились к бою и стали ждать, пока разведчики ответят на запрос командира. Вскоре Корнеев, как командир группы, вышел на связь. Он сообщил, что объект подвергся тяжёлому артобстрелу реактивной артиллерией, вызвавшей пожары и сильные разрушения, а следом за обстрелом начался интенсивный бой, но кто атакует выяснить невозможно. Ещё через двадцать минут Лёша вновь вышел на связь и сообщил, что в результате артобстрела начался лесной пожар, и оставаться там дальше группа не может. Андрей вынужден был отдать приказ уходить.

Но и на этом проблемы не закончились. Вскоре выяснилось, что за разведгруппой увязались преследователи. Предложение Андрея выслать им навстречу подмогу Корнеев отверг, посоветовав вместо этого связаться с полковником и запросить инструкции, что делать дальше.

Гронин воспринял неприятные новости спокойно, будто ожидал подобного, и сразу приказал возвращаться в «Убежище». Когда разведгруппа присоединилась к основным силам, «анархисты» уже ждали их с прогретыми двигателями и сразу же покинули хутор. Где в тот момент находились преследователи никто так и не узнал, а операция оказалась самой нелепой и бессмысленной из всех, которые приходилось выполнять Андрею.


2

Если не считать условия, в которых их содержали, то в остальном всё оказалось куда проще, чем Аня ожидала. Она даже немного разочаровалась, когда заметила, что всё даётся ей так легко. Похоже, её физической формы слихвой хватало для программы, которую проходили бойцы «Убежища». Да и навыки обращения с оружием, которые у неё уже имелись, тоже позволили ей быстро выбиться в лидеры учебной группы. Правда, тот факт, что инструктора почти не хвалили её, вызывал у Ани раздражение и негодование, но девушка сдерживалась и не выказывала этого. Тот пожилой бычара, который изначально привёз её сюда, Родионов или как там его, однажды заглянул на их занятия и лишь посмеивался, когда инструктор рассказывал ему об успехах Ани. Ей он тогда ничего так и не сказал, и с того дня Аня его больше не видела. Как и Андрея.

Прошла целая неделя, а Романов так и не появился. И когда прошла вторая – тоже. Аня даже начала немного волноваться: не случилось ли чего? Но спросить о нём было некого. Под конец обучения девушка каждый день с надеждой ждала не появится ли снова этот надменный подполковник, чтобы спросить его об Андрее, но Родионов, как назло, не приходил.

Что же до условий содержания, то здесь Ане было на что пожаловаться. Привыкшая к комфорту и служанкам, Аня чуть не разрыдалась, когда увидела затёртый, грязный барак, двухъярусные железные кровати и набитые соломой, далёкие от чистоты матрацы. Но это было ещё половиной беды, потому что вскоре выяснилось, что ей придётся самой стирать и мыться под холодной водой в общем душе, где мылись и другие женщины из их группы. Для Ани это было унизительно. Ей было неприятно чувствовать на своём теле завистливые взгляды грубых деревенских девок и сбитых, наглых женщин под сорок. И это не говоря уже об их язвительных шутках и подколках. Их отношение к ней вызывало у Ани бурю негодования, но она боялась огрызаться и вступать с ними в конфликт, понимая, что среди них она – белая ворона, и воевать может только одна против всех.

Не один раз по ночам она беззвучно рыдала в подушку, выпуская накопленный стресс, не один раз думала о том, зачем ей всё это и стоит ли оно её длинных, роскошных волос, которые пришлось коротко постричь, стоит ли оно ссадин и гематом, полученных на полосе препятствий, и тех страданий, что она испытывала в целом. Но когда она вспоминала Третьякова, то сразу понимала – стоит, ещё как стоит. Да и успехи в обучении помогали ей немного отвлечься от ужасов жилищных условий и кормежки, которая тоже была так же далека от привычного ей меню, как Земля от Солнца.

Как они могут так питаться? Как могут так жить? О чём мечтают? Чего ждут от завтрашнего дня? Все эти вопросы Аня раз за разом задавала себе, глядя на девушек и женщин, которые каждое утро поднимались и со спокойными выражениями лиц шли на завтрак, весело переговариваясь, словно там их ожидала вполне нормальная еда, а не каша, больше похожая на сопли, заправленные невесть чем. Их мотивация и мечты были так же непонятны ей, как муравью – устройство мира.

Из скудного меню Аня более менее могла есть только плохонький хлеб, картошку, курятину и овощные салаты, которые, слава богу, делали из вполне приличных продуктов. Конечно, они были не чета тем салатам, что готовили для неё у отца, но хотя бы выглядели не мерзко и на вкус были вполне. В итоге Аня потеряла немного веса, но пока что считала, что это ей даже на пользу.

Было и ещё одно обстоятельство, которое вызывало у Ани тревогу. Впервые за много лет она попала в общество мужчин, которые не имели ни малейшего понятия кто такой её отец и ни грамма его не боялись. Эти мужчины не стыдились похотливо пялиться на неё, многозначительно улыбаться и делать недвусмысленные предложения. Аня боялась их, боялась, что кто‑то может попытаться напасть на неё, и чем больше она думала об этом, тем страшнее ей становилось. В памяти немедленно всплывал её кошмарный опыт: мерзкие, парализующие тело и волю прикосновения насильника, и её собственное бессилие.

К счастью, был один сдерживающий фактор, который немного охлаждал пыл приставал: в самый первый день занятий инструктор обратил внимание всех на Аню и сообщил, что она под личной опекой подполковника Родионова, и любой, кто тронет её, будет иметь крупные неприятности. Аня помнила, как тогда раздались смешки и пошлые шутки, но инструктор быстро их пресёк, и больше подобное не повторялось, но только на курсах. Вне стен учебных классов Аня раз за разом становилась объектом излишнего мужского внимания и словесных оскорблений, каждый раз чувствуя, как мурашки целыми толпами бегают по её коже. Но, к счастью, рук никто не распускал.

В этой чрезвычайно стрессовой для девушки обстановке единственной радостью для Ани, светом в конце тоннеля, стало истечение трёх недель, которые длился базовый курс подготовки. Аня терпела и ждала окончания курса, как манны небесной, и вот, наконец, этот долгожданный день настал.

Всё утро она провела в волнительном ожидании и когда увидела подполковника Родионова, то чуть не бросилась ему на шею от радости. Он вошёл в пустой барак, где не было никого, кроме Ани, и взглянул на девушку. Видимо, он как‑то догадался о её состоянии, а может, предугадал его, потому что смотрел на неё ехидно посмеиваясь, а заговорил с лёгкой издёвкой:

– Что? Рада меня видеть, да? К папе ещё не хочется?

Разумеется, она хорошо помнила, что за человек Родионов и как он к ней относится, поэтому радостное выражение лица Ани быстро сменилось на агрессивное, а из глаз полетели искры.

– Я стала лучшей в своей группе, – с вызовом заявила она. – Что теперь?

В ответ на это заявление Макс рассмеялся, но смеялся недолго, а затем покачал головой и посмотрел на Аню ласково, но со снисхождением, как на малолетнего несмышлёныша.

– Романов, кажется, упоминал какую‑то бредовую идею… – Макс сделал вид, будто пытается что‑то вспомнить. – Что‑то вроде того, что ты хочешь в его отряд. Это не выдумка?

– Не выдумка. Я готова.

Родионов приложил ладонь ко лбу и потёр его, сжав зубы и растянув рот в неприятной гримасе.

– Готова, говоришь? – он хохотнул и посмотрел на неё презрительным взглядом. – Сказал бы я, на что ты годишься, но Андрей обидится, когда узнает, а мне не хочется оскорблять парня. В отличие от тебя – он не заслужил.

Его слова больно укололи Аню, и она с трудом сдержалась, чтобы не принять вызов.

– Что… дальше? – пересилив себя, снова спросила она.

– Дальше… Хех… Дальше ещё хотя бы полтора месяца подготовки, во много раз более жёсткой и интенсивной, чем детсад, который ты только что закончила. Там ты будешь недосыпать и недоедать, будешь терять сознание от нагрузок и ещё больше страдать. Но если ты действительно хочешь попытаться стать бойцом, достойным отряда Андрея, то тебе придётся пройти через это. Ну что, ты все ещё готова?

Аня ощутила отчаяние. Она была уверена, что всё закончилось, что ужасная кормёжка и вшивые бараки уже в прошлом, что она, наконец, приблизилась к Руми и Кате, но этот грубый солдафон только что заявил ей, что последние три недели были ерундой? Он что, издевается?

– Вы сейчас издеваетесь, да?! – не выдержала она. – Чему ещё меня учить? Я умею стрелять, у меня отличная физическая форма, я знаю, как действовать в бою – какое ещё может быть обучение? На танке ездить?!

Под конец её голос сорвался на крик. Родионов дослушал её, хотя хотел перебить ещё в самом начале. И прибить.

– Захлопни варежку! – рявкнул Макс, а его лицо приобрело обозлённые черты.

Напуганная таким резким изменением в подполковнике, Аня замерла.

– Ты что себе решила, писёха малолетняя?! Что ты тут у папочки?! Что имеешь право что‑то вякать?!

Аня застыла в страхе, но решимость добиться своего не позволила страху проявиться на её лице. Человек, стоявший перед ней, как оказалось, мог быть действительно страшен. Нет, не так, как Третьяков – тот пугал своей скрытой жестокостью, непредсказуемостью, а этот – холодной яростью и силой. Но Аня должна была это преодолеть, даже несмотря на дрожащие коленки.

– Вали к папе, – агрессивно продолжал Макс. – Мы поможем тебе добраться. Вали туда, где твоя жизнь, где то, к чему ты привыкла. Не мучай парня и не заставляй меня тратить на тебя время, кукла.

Это были очень неприятные слова. Все из них. Аня так и стояла, застывшая, а через несколько секунд по щекам предательски потекли слёзы. Но её лицо не исказилось в гримасе обиды или боли, и она всё так же смотрела на Макса взглядом, полным решимости. Нет, ни за что. Так просто он её не сломает.

– Я готова, – выдавила она. – Я пройду вашу подготовку. Если её прошла Руми – я тоже смогу.

– Руми? Эта сумасшедшая? Да что ты о ней знаешь? Она – сгусток ненависти, у неё есть враги, ради мести которым она готова руку отдать, не то что пройти какие‑то там испытания. А на что готова ты, папина дочка? Сломать ноготь? Три дня не краситься? И ради чего ты всё это собралась делать?

Он намеренно давил на неё. Теперь она поняла это. Родионов просто хотел сломать её, показать, что ей здесь не место. И не только здесь, но вообще среди них. И она знала, почему он это делает.

Сжав зубы, Аня опустила лицо и некоторое время молчала. Родионов сказал, что у Руми есть цель и мотивация, намекая, что у самой Ани их нет. Откуда ему такое знать?

– Просто скажите, что дальше, – не поднимая лица, зло ответила Аня, вытирая слёзы.

Макс сверлил её презрительным взглядом, ничего не говоря. Поначалу его забавляла показная решимость куклы, стоявшей перед ним, а теперь она же его злила. Он понимал, что просто тратит время, что девушка не выдержит даже трети курса. А что, если вдруг справится? Нет. Не справится.


3

Родионов не угадал. Аня продержалась дольше трети, но выбыла в середине двухмесячного курса подготовки. Она неплохо стреляла из лёгкого стрелкового оружия и не пасла задних в тактике, хоть и была далека от лидеров, но хрупкая девушка не смогла выдержать растущих физических нагрузок. Условия содержания и еда оставались, по сути, теми же, но Аня узнала, что всё может быть ещё хуже. Она ночевала под открытым небом, питалась тем, что сама смогла найти, а могла она очень немногое, не мылась дольше трёх дней, потому что в лесу во время длительного тренировочного задания на это просто нет времени, не говоря уже о самой возможности.

Она познала отчаяние в другой форме, сильно отличающейся от того, что ей случалось пережить раньше. Ей приходилось отчаиваться из‑за резкого и грубого изменения её образа жизни, ограничения свободы, и самое страшное – из‑за насилия. Сейчас же она впервые ощутила на себе значение понятий «выживание» и «одиночество». Инструктора относились к ней пренебрежительно, а бойцы её группы по большей части игнорировали. И если на прошлом курсе это было вызвано тем, что инструктор озвучил, что она протеже, то в этот раз ничего подобного никто не говорил, однако Аня подозревала, что это могло быть нарочно сделано Родионовым или кем‑то ещё в её отсутствие.

В конце концов, всё это вместе надломило её и она, несмотря на неистовое желание доказать Родионову, что он ошибался на её счет, сдалась. Вернее, у неё просто не было больше сил.

Когда Аня, обессиленная и апатичная, уезжала в «Убежище», к её удивлению Родионов провожал её без злорадства, даже сказал несколько слов ободрения и поддержки. Сделал он это, конечно, в своём странном стиле, когда непонятно похвалили тебя, или фекалиями обмазали, но Аня уже немного научилась понимать солдафона, как она его называла.

– Вот видишь – тебе бы в платьях ходить да детей рожать, а не по лесам партизанить, – спокойно, немного поучительно сказал он и, немного подумав, решил добавить кое‑что. – Но знаешь, кукла, к моему удивлению ты проявила упорство и характер, из‑за которых смогла немного продержаться. Были люди посильнее тебя, а выбывали раньше.

Измождённая, исхудавшая, с потерянным взглядом, Аня выслушала его, но ничего не сказала в ответ. У неё просто не было сил спорить или огрызаться.

С момента их расставания с Андреем прошло почти два месяца, и всё, что за это время Аня слышала о нём – он жив. Ни где он, ни чем занимается, ни когда вернётся – ничего из этого она не знала.

За это время Альянс продвинулся далеко на восток, и война переместилась на территорию секты. Гронин, как и обещал, выполнил свои обязательства, и Альянс, точными ударами подавив значительную часть противовоздушной и прочей обороны крымчаков, перешёл в наступление, открыв второй фронт. Для Торговой гильдии наступило время кровавой мести «Чаяну» за старые обиды и коварство. А для Гронина – время использовать вторые координаты, о которых он когда‑то солгал Логинову.

По прибытии в «Убежище» Аня удостоилась личной аудиенции у Павла. Тот приветливо встретил её, немного поспрашивал о подготовке и сообщил, что Андрей скоро вернётся. Но пока он не прибудет, Аня должна максимально стараться не отсвечивать. Девушка, разумеется, со всем согласилась.

Её разместили в специально оборудованной для гостей комнате. По меркам организации комната была неплохо обставлена, по старым меркам Ани условия приближались к чему‑то среднему между плохими и средними, но после ночёвок в грязных бараках и просто под открытым небом девушка была на седьмом небе от счастья, когда увидела нормальную кровать и простынь. Упав на чистую, пахнущую свежестью постель, Аня долго плакала.

Следующие несколько дней она отсыпалась и отъедалась. В столовой нашлись несколько сердобольных тётушек‑поварих, которым стало жаль симпатичную, но выглядевшую, словно мертвец, девушку. За эти дни Аня немного пришла в себя, стала лучше соображать и вообще снова почувствовала себя живым человеком, а не загнанной лошадью. Наконец‑то она смогла думать о чём‑то ещё, кроме того, что ей очень хочется кушать, что нет сил бежать изнурительный марафон или точно стрелять из автомата.

Другие бойцы, которые обучались вместе с ней, могли жрать те мерзкие харчи, которыми их кормили, и у них в итоге находились силы на всё. Быть может, если бы не отвращение Ани к еде, она смогла бы пройти весь курс до конца и утереть нос это солдафону… Или нет. Нагрузки постоянно неумолимо росли, и Аня вынуждена была признать, что вряд ли смогла бы выдержать это до конца. По крайней мере, одной только решимости и упорства ей бы точно не хватило.

Если подвести итог – эти два с лишним месяца, которые прошли с момента её побега от отца, стали самыми трудными в её жизни. Никогда ещё она не ощущала голода и этого неприятного отупения, которое следует за ним. Никогда ещё не валилась на вонючий матрац грязная и настолько обессиленная, что даже если бы кто‑то попытался её изнасиловать – она бы не смогла сопротивляться и, наверное, позволила насильнику сделать что угодно, лишь бы он не заставлял её двигаться и что‑то делать.

Мысли об изнасиловании вообще теперь не покидали её, когда она оставалась рядом с мужчинами, которых не знала. Девушка настороженно относилась буквально ко всем, и это тоже истощало её. Однако Родионов установил жёсткие правила на счёт насилия среди бойцов, к тому же все они каждый день выматывались настолько, что даже думать ни о чём таком не хотелось. Все без исключения, и мужчины, и женщины, думали только о выполнении норматива, а каждую драгоценную минуту отдыха – о сне. Когда‑то Аня услышала от одного человека, что во время сильных продолжительных потрясений, таких как война или катаклизмы, в действие вступает правило: «спи, где придётся, вставай, когда будят». Теперь‑то она поняла истинный смысл этих слов!

Находясь в «Убежище», она часто размышляла обо всём, что успело с ней произойти, и вспомнила, как Родионов спросил её ради чего она всё это делает. Ответ казался неоднозначным, прятался, подкидывал другие варианты, но Аня имела достаточно свободного времени и начала копаться, выискивая правильный. Ради Андрея, ради любви, ради мести, из‑за Третьякова, из‑за того, что хочет насолить отцу… всё это было отброшено ибо не являлось истинной причиной. Все эти ответы были лишь частями правильного – она делает это ради себя. Потому что её не устраивает то, что происходит сейчас в её жизни.

В какой‑то момент Ане казалось, что она испытывает к Андрею сильные чувства, но сейчас она подозревала, что чувства эти замешаны на восхищении и обычной химии организма, а не на настоящей любви. Как только страсть пройдёт, Аня лицом к лицу столкнётся с суровой действительностью: нищетой, отсутствием комфорта, еды, нормальной одежды и даже крыши над головой. Говорят, что с милым рай и в шалаше, но рай этот очень быстро превращается в ад, когда крыша шалаша течёт, стены продувает ветер и тебе постоянно нечего есть. Хочет ли она такой жизни? Нечего кривить душой – конечно же нет. Значит, рано или поздно ей придётся вернуться к отцу… Но и этого тоже не хотелось.

Аня не успела найти подходящий ответ поскольку в этот момент гуляла по «Убежищу», и кто‑то её окликнул. Нет, не по имени, просто крикнули: «эй, девушка!». Аня осторожно осмотрелась и заметила коренастого, бородатого мужчину в засаленной одежде, который жестом подзывал её к себе.

– Да‑да, ты! Иди сюда!

Мужчина стоял в проулке между мастерскими, а у его ног лежал раскрытый картонный ящик. Аня вздрогнула и замерла в нерешительности. Мужчина не мог видеть её реакцию, но кажется, догадался о ней.

– Да не бойся ты, я не кусаюсь. Мне помощь нужна, – вполне доброжелательно попросил он.

Подумав ещё немного, Аня всё же двинулась к нему. Вряд ли он мог как‑то угрожать ей здесь, на базе. К тому же после муштры тренировочного лагеря Аня чувствовала, что в бою один на один уж точно способна за себя постоять. Подойдя ближе, она остановилась метрах в пяти от мужчины и внимательно присмотрелась к нему. Круглое, одутловатое лицо, большой, картошкой нос, карие глаза, черная, густая борода. На вид ему лет тридцать‑пять, но если убрать бороду, то наверняка будет младше… Нет, она его точно не знала.

– Слушай, дорогуша, я же не кусаюсь, – снова заговорил он. – Подойди ближе, будь добра.

Говорил он вполне миролюбиво, и у Ани не возникало ощущения, что здесь есть какой‑то подвох. Девушка поджала губы, помедлила секунду, а затем сделала ещё несколько шагов. Теперь их разделяло метра полтора, и Аня могла видеть в коробке мужчины какие‑то детали, кажется, к автомобилю.

– В чём дело? – осторожно поинтересовалась Аня.

Лицо мужчины стало серьёзным, он чуть заметно прищурился, а затем ответил.

– У меня для тебя привет от нашего общего знакомого, – загадочно произнёс он.

Аня первым делом почему‑то подумала о Третьякове, и её сердце сразу ушло в пятки. Как он её здесь нашел? Как это возможно?!

– От кого? – еле выдавила она.

– От Владова, от кого же ещё? – оглянувшись, шепотом ответил мужчина.

Внутри Ани всё окончательно похолодело. Девушка ощутила, как страх слизнем ползает по внутренностям и сковывает тело. Ей понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в руки.

– Как вы меня узнали? – недоверчиво и испуганно спросила она.

– Молча. Я тебя уже месяца два выглядываю, с тех пор, как сообщили, что ты будешь тут.

Недоверие во взгляде девушки не торопилось исчезать.

– И вот прямо узнали? Вы меня не видели никогда.

– Слушай, дорогая, мне фотку твою показывали. К тому же наши ребята, которые в тренировочном лагере работают, мне всё про тебя рассказали: и как выглядишь, и что шифроваться будешь, и что с Романовым крутишься, и что тебя лично Родионов с Грониным опекают. Да, трудновато было тебя вычислить, но ничего сверхъестественного.

По выражению лица и позе девушки могло показаться, что она готова в любую минуту сорваться с места и бежать, что есть духу. Собеседник, видя это, решил добавить ещё немного к своему объяснению.

– Как сказали, что ты из лагеря сюда поехала – мне надо было всего‑то следить за прибывающими, и не зайдёт ли к полковнику симпатичная или подшитая барышня. А подшитая на всё «Убежище» ты одна.

Аня про себя выругалась. Ведь и правда – её просили не отсвечивать, но она как‑то даже не подумала, что если будет вечно ходить с капюшоном на голове, то лишь привлечёт ещё больше внимания. Аргументы собеседника звучали вполне логично. Придется их принять.

– Чего вы от меня хотите? – собравшись, спросила она.

– В смысле? Мне сказали, что ты свои задачи знаешь, – удивился мужчина.

Задачи? И что она должна сейчас ему ответить? Подумав немного, она решила, что во всех непонятных ситуациях лучше нападать, чем защищаться.

– Ты сам‑то кто такой? – дерзко, но тихо спросила Аня.

– Дед Мороз, блин… – проворчал мужчина, а затем ответил уже более разборчиво. – Связной твой, кто ж ещё‑то? Псевдоним – Кобальт. Или тебе не давали список агентов, с кем ты будешь работать?

Аня помотала головой.

– Сказали только, что со мной свяжутся, – немного испуганно пролепетала она и тоже оглянулась.

– Не боись, всё в норме, – видя её беспокойство, уверенно заявил Кобальт. – Здесь есть ещё наши люди, но с тобой встречаться буду только я. Если вдруг кто‑то будет задавать вопросы – говори, что я к тебе клеюсь, а ты от скуки со мной флиртуешь.

На лице Ани всё ещё отражался испуг. Она была не в своей тарелке и всё никак не могла решить, как поступить.

– Поняла.

– Умница. Ну так что, у тебя есть информация?

– Какая?

– По заданию твоему, какая же ещё? – Кобальт немного вспылил, неприятно удивлённый её тупостью.

Аня снова отрицательно помотала головой. Когда она поняла, кто с ней разговаривает, то разнервничалась ещё больше. Что делать? Как поступить? Она решила попробовать играть дурочку.

– Я… Можешь объяснить?

– Какие тебе поставили задачи? – вместо ответа строго спросил Кобальт.

– Собирать информацию про «Убежище», и про всякое такое, что делается в организации, – после короткой паузы ответила Аня.

– И всё, что ли?

Кобальт нахмурился, задав этот вопрос.

– А что ещё?

– Про Гронина что‑то было?

– А! Ну да… – немного неуверенно ответила Аня и опустила взгляд.

– Ну вот. Что‑то узнала?

– Нет. Пока нет.

Кобальт вздохнул и сокрушённо покачал головой.

– Хреновый из тебя шпион.

– Ну, уж извини, – огрызнулась Аня. – Меня, между прочим, тут два месяца не было. Вот, только вернулась. Как узнаю что‑то – сразу свяжусь с тобой. Как это сделать?

Собеседник несколько секунд пристально смотрел Ане в глаза, а девушка вся дрожала от переполнявшего её адреналина. Ей очень нужен был его ответ, но когда он дал его, то оказалось, что это ничего ей не даёт.

– Я сам с тобой свяжусь. Просто гуляй здесь иногда. Поняла?

Аня согласно закивала.

– Молодец. Ну всё, бывай!

Девушка не заставила себя просить, развернулась и медленно пошла прочь. Всё тело тряслось, словно от лихорадки, и ей стоило усилий держать себя в руках.

«Только не бежать, только не бежать», – словно мантру, повторяла она сама себе.

– Эй! – снова донеслось позади неё.

Аня содрогнулась, замерла на секунду, а затем медленно повернулась к Кобальту.

– Может, всё‑таки погуляем вечерком, а?!

Вон оно что… Она помедлила с ответом.

– Я подумаю.

Услышал он её или нет – Аню это мало интересовало. Она нутром чуяла опасность, исходящую от Кобальта, и хотела только одного – убраться от него как можно дальше. Но что делать после этого? Как поступить? Идея, которая пришла ей в голову почти в самом начале разговора с Кобальтом, сейчас уже не казалась такой хорошей. Не вылезет ли это ей боком? И всё‑таки… стоит попытаться.

Поначалу она медленно шла мимо мастерских, затем мимо бараков, а когда убедилась, что Кобальт больше никак не может её видеть, со всех ног помчалась к штабу. К счастью, Гронин был на месте, хоть к нему и не хотели пускать. Пришлось прорываться со скандалом, но в итоге она сумела найти нужные аргументы, которые значительно усилила поднятая ею буча.

Гронин принял её и выслушал с бесстрастным лицом, ничем не выдавая своих мыслей и реакций. Вскоре к ним присоединился человек из службы безопасности, и Аня пересказала всю историю ещё раз, подробно описав, как Кобальт выглядит и где она его встретила. Однако вопрос поверили ей или нет некоторое время оставался открытым.

Ответ на него она получила только на следующий день, когда к ней явился человек из службы безопасности и потребовал следовать за ним. Аня успела испытать миллион эмоций, пока шла по плацу к бункеру службы безопасности. Она арестована? Её ведут на допрос? Что с ней будет дальше? Чуть живая от страха, она вошла в бункер и стала спускаться по ступенькам вниз. Сотрудник СБ шёл позади. Всё это напомнило Ане подвалы Третьякова, в которых когда‑то она стала свидетелем ужасных событий. Неужели и здесь происходит то же самое? Подумав об этом, Аня не смогла совладать с собой. Ноги подкосились и девушка чуть не упала со ступенек, вовремя придержавшись рукой за шершавую стену.

Мужчина, идущий позади, многозначительно хмыкнул.

– Ну‑ну, не стоит так волноваться, – вкрадчиво сказал он.

Аня опасливо оглянулась на него, оттолкнулась от стены и продолжила медленно спускаться.

– Извините, нога подвернулась, – соврала она.

– Ага. Так и подумал.

Ответ собеседника прозвучал странно, и Аня обдумывала его, пока не вошла в комнату, в которой находились двое мужчин, один из которых, бородатый, круглолицый, связанным сидел на стуле. Кобальт. На лице у него краснели несколько неприятных ссадин. Он встретил её злым, неприязненным взглядом. Наверное, хотел что‑то сказать, но не мог, потому что рот у него был заткнут кляпом.

– Вы узнаёте этого человека? – спросил безопасник, который её привёл.

Услышав вопрос, Аня ощутила облегчение и безумную радость, граничащую с эйфорией.

– Да. Это Кобальт. Тот человек, о котором я сообщала, – энергично кивнув, ответила она.


Глава 7.2


Уход основного фронта далеко на запад позволил Альянсу запереть «Чаян» на их территории и почти полностью изолировать от союзников. Впрочем, в этих местах из союзников крымчаков в строю оставались только несколько мелких банд, но когда дело стало совсем плохо, даже они побросали всё и попрятались в леса и всевозможные щели, молясь, чтобы никто их не нашёл. Сообщение с силами секты у «Чаяна» осталось только по морю, но слабая пропускная способность этой транспортной сети не позволяла ей ни на что повлиять.

Крымчаки дрались яростно, с неистовством загнанного в угол раненого зверя. Они цеплялись за любое место, где можно было организовать оборону и нанести ущерб атакующим. Наступающие войска несли тяжёлые потери, но сами крымчаки несли ещё большие. Благодаря информации, полученной от деятельности разведгрупп Гронина, Альянс сумел в первый же день боевых действий высокоточными ракетными ударами уничтожить значительную часть ПВО крымчаков, а затем с помощью артиллерии и авиации нанести удары по самым уязвимым местам их обороны. Далее в дело вступили мотопехота и танки. Много танков. Всё, что до этого сосредоточивалось Альянсом для потенциальной обороны от «Чаяна», теперь было использовано для того, чтобы уничтожить крымскую группировку одним могучим ударом.

Андрею было мало что известно о масштабах разворачивающейся бойни. Он знал только то, что сам он и его взвод вложили много сил в сбор разведданных и диверсионную деятельность, и что она теперь наверняка приносила пользу. В данный момент его больше беспокоила отвратительная дорога, которая мешала дремать, чем состояние фронтов и проблемы «Чаяна», тем более, что он намеревался эти проблемы ещё больше усугубить.

Уже некоторое время Андрей лениво глядел на едущий впереди грузовик, который так раскачивало на ямах, будто кто‑то делал это намеренно. Людям в кузове точно нельзя было позавидовать. «Тигр» в котором ехал он сам, был куда более устойчив, но даже в нём качало будь здоров. Поскольку покемарить точно не получится, Андрей стал придумывать чем бы заняться. Пытаясь решить эту проблему, он осмотрел попутчиков.

За рулём уверенно крутил баранку Воробьёв, который стал для Андрея настолько же привычным в роли водителя, как оба Черенко в роли разведчиков. В последнее время Сергей заметно изменился, стал более жизнерадостным и даже иногда мог что‑то рассказать. Андрей был уверен, что это влияние Тани, которая чуть ли не измором, но всё‑таки сумела достучаться до вечно молчаливого Воробьёва. Романова частенько подмывало напомнить ему их давний разговор о счастье, которое может быть врагом, но он каждый раз душил в себе это глупое желание.

Сзади на сидении делал вид, что дремлет, Корнеев, с другой стороны примерно тем же занимался Игорь. От Косаря в салоне машины виднелись только ноги, а всё остальное торчало из люка над крышей. Наемник невозмутимо курил за пулемётом, разглядывая природу.

«Анархисты» передвигались по тылам, но опасность здесь была не ниже, чем на передовой. В лесах осталось немало отрезанных стремительным наступлением боевых частей противника, не стеснявшихся партизанить и прорываться к своим. Об этом регулярно напоминали встречающиеся остовы подбитой техники на обочинах или даже прямо посреди дороги. Свой вклад вносили и периодически появляющиеся звенья штурмовиков, а порой и вертолётов, но с ними активно боролись, поэтому налётов становилось с каждым днём всё меньше, как и самих летающих машин. Но особенно опасно было в населённых пунктах, которые после захвата силами Альянса крымчаки порой бомбили с устрашающей силой.

Косарь буркнул что‑то. Затем ещё. Не услышав ответа, он присел и заглянул в салон.

– Ну, конечно, – улыбнувшись, бросил он и вернулся к пулемёту, бурча что‑то про гранату‑будильник.

Андрей расслышал это и тоже улыбнулся. Да, за эти месяцы Косарь прижился в коллективе ничуть не хуже старожилов. Хоть поначалу многие были настроены против него, а некоторые даже не стеснялись прямо заявлять ему об этом, вскоре все привыкли к этому весёлому, энергичному и чрезвычайно активному человеку. Некоторым он успел спасти жизнь, другим помог советом, а кому‑то просто нравился его весёлый характер. Кем он был в прошлой жизни, как многие называли время до эпидемии, Косарь так и не рассказал, но бойцом он оказался действительно хорошим. Может, не лучше Корнеева, но если и хуже, то точно ненамного. Несколько раз они с Лёшей буквально вдвоём скрытно пробирались в расположение противника, и однажды притащили «языка», а в другой раз заминировали половину вражеского лагеря и взорвали крымчаков к чёртовой матери. Возможно, после таких совместных операций даже Корнеев проникся бы к Косарю уважением, если бы наёмник постоянно не пытался подначивать Лёшу или не устраивал регулярных попыток выяснить, кто круче, которые Лёша, впрочем, всегда игнорировал.

Подобное поведение этих двоих привело к тому, что каждый во взводе теперь занимал чью‑то сторону и с нетерпением ожидал, когда же терпение Лёши лопнет и вопрос разрешится. Андрею такое положение вещей не очень нравилось и он как‑то задал Косарю прямой вопрос. Наёмник ответил, что считает Корнеева самым профессиональным бойцом во взводе и специально разжигает здоровую, с его точки зрения, конкуренцию. Якобы это улучшает боевой дух и отдачу остальных бойцов, да и его самого. Андрей в тот момент не нашёл, что на это ответить и решил оставить всё, как есть.

Кроме Лёши одна лишь только Руми по‑прежнему не жаловала Косаря. В прошлом Андрей обязательно спросил бы её об этом, но в последнее время их отношения почему‑то расстроились, и если дело не касалось приказов, то девушка всячески избегала командира.

Машину в очередной раз тряхнуло, и Андрей взглянул на дорогу перед собой. Местность была холмистой, и серая с чёрными ямами дорога частенько петляла, огибая очередной крутой холм, густо поросший деревьями. Здесь было много узких мест, в которых легко можно было устроить засаду, но Андрей научился сдерживать подобные опасения и не позволять им разжигать чрезмерную паранойю – под каждый куст не заглянешь, за каждый камень – тоже. Если здесь регулярно ездят колонны наступающих войск и тыловики, и они не сообщают о нападениях партизан, то нет смысла сгрызать лишние ногти из‑за возможных засад. Достаточно просто быть готовым к бою в любой момент.

И Андрей, даже находясь в полудрёме, чувствовал, что готов. Забавно, но теперь он не удивлялся таким изменениям в себе. Это раньше он радовался, что стал сильнее или глубоко переживал, когда обнаруживал в себе новые качества, которые казались ему негативными. Теперь же любые изменения он принимал, как норму.

Ощущения от предстоящей операции у Андрея с самого начала были паршивыми. Началось всё с того, что он узнал о повышении в звании до старшего лейтенанта, а это уже не обещало ничего хорошего. Когда его повысили в прошлый раз, то прибавили людей в подчинение, а это в свою очередь сулило не только большую ответственность, но и более опасные задания. Тогда ему понадобилось время, чтобы свыкнуться с новым положением, и вот всё повторяется по новой.

В итоге чутьё не подвело. Следом за повышением Андрей узнал, что ему в подчинение помимо Ростовцева и его трёх танков дают ещё два взвода пехоты и пару БМП‑2 с БТР‑ами. Будто своего взвода ему было мало! Захотелось спросить, не нужно ли им будет штурмовать и захватить Крым, но парень сдержался. Да и спорить с приказами он давно отвык – эта черта тоже осталась в далёком прошлом, которое теперь казалось Андрею чужим, настолько разными людьми являлись он из того времени и он сегодняшний.

Неприятности продолжались. После истории с Буреевым Андрей отлично усвоил, что контакт с подчинёнными нужно налаживать немедленно. Чтобы сделать это, он собрал вместе подчинённых лейтенантов и их командиров отделений и сразу же в жёсткой форме разъяснил всем их место и роли. Судя по менявшимся выражениям лиц отдельных личностей, он понял, что всё сделал правильно. По крайней мере, если Коробейников и Ростовцев уже неплохо знали Андрея и реагировали спокойно, то вот новый лейтенант – Варанцев по кличке Варан, по типажу и повадкам сильно напоминавший Буреева – ушёл с собрания с совершенно иным выражением лица, чем пришёл на него. Правда, этому способствовало одно зрелищное, но не очень приятное мероприятие.

Варан, этот высокий, сорокапятилетний мужчина со шрамами на лице пришёл на собрание с видом отца, намеревающегося напутствовать заигравшихся детишек, и разговаривал хоть и без грубости, но небрежно и будто немного свысока. Некоторое время Андрей терпел это, а затем без обиняков спросил, почему тот так себя ведёт. В результате разговор быстро перерос в конфликт, аналогичный конфликту с Олегом Буреевым. Со стороны Варана начались заявления о житейской мудрости и превосходстве в опыте, а затем хвастовство достижениями и навыками, на что Андрей предложил простое решение – проверить уровень подготовки и тех самых навыков в рукопашной схватке. Для начала – между сержантами «Анархистов» и взвода Варана, а если этого будет недостаточно, то и между Андреем и самим Вараном. Если Варан победит, то Андрей прислушается к его требованиям, в противном случае Варан даст слово, что как минимум до конца операции от него и его людей не будет никаких проблем. Варанцев согласился, чем и совершил ошибку, поскольку Андрей, предвидевший подобное развитие событий, со своими бойцами договорился заранее и, хорошо зная их возможности, был уверен, что они его не подведут.

Поскольку он выступил инициатором, то заранее указал Варану, кто будет участвовать от «Анархистов» и предложил лейтенанту самому выбрать пары. Тот согласился, но это ему не помогло. В первом поединке Толя Черенко буквально размазал противника. Во втором Косарь, уже месяц как сменивший на посту командира отделения Кота, расправился с соперником ещё более брутально, обезвредив того первым же болевым приёмом. После этого противники были настолько деморализованы, что третий бой мог бы и не состояться, но Корнеев, который тоже был в звании сержанта, выглядел не так угрожающе, как его потенциальный соперник, поэтому поединок всё же провели. Однако он прошёл в том же ключе, что и бой Черенко, хоть и казалось, что Лёша уж слишком осторожничает. После этого Андрей повернулся к Варану и спросил хочет ли тот драться с ним, но лейтенант заявил, что это будет лишним, при всех извинился перед Андреем и дал слово, что проблем между ними не будет.

Но и это не стало последней неприятностью. Подразделения встретились и ожидали приказов в одном из населённых пунктов «Булата», далеко от территории своей группировки. После «усмирения» Варана Андрей сообщил офицерам и сержантам суть поставленной задачи, а также точное время отбытия, до которого в тот момент оставалось чуть больше шести часов. Однако, ближе к назначенному времени отправления выяснилось, что Косарь и Корнеев куда‑то запропастились. Их бросились искать, но так и не нашли. Минут за десять до назначенного времени объявился Корнеев, но ничего объяснять не захотел, а лишь извинился перед Андреем и пошёл за своим снаряжением. Через пару минут следом за ним появился Косарь и с виноватым видом сообщил, что прощался с какой‑то местной барышней. У Андрея в тот момент не было времени на разбирательства, да и формально они не опоздали, поэтому он оставил этот инцидент без последствий.

После такого начала плохое предчувствие больше не покидало Андрея, хоть как он ни старался его прогнать.

Посёлок, являвшийся их пунктом назначения, стоял на берегу небольшой, но глубокой реки. Не так давно его заняли войска Альянса, при этом помешав отступающим крымчакам взорвать мост. Немедленно был захвачен и укреплён плацдарм на другой стороне реки, однако на этом наступление остановилось. Гронин внимательно следил за передвижениями войск, выжидая подходящего момента и придерживая заранее выбранные для своей операции подразделения поближе к нужному месту.

Посёлок расположился в долине у подножия высоких холмов и к моменту прибытия «анархистов» уже полностью контролировался гильдией. Южнее посёлка находилось небольшое поле, за которым река делала изгиб, прижимаясь к холмам. На другом берегу темнел густой лес, а за ним высились очередные холмы. Где‑то там, между теми холмами, и располагалась настоящая цель Романова.

По пути «анархисты» обогнали колонну самоходных артиллерийских установок, а сразу перед посёлком Косарь заметил неподалёку от дороги ещё одну батарею самоходок, в основном «Акаций», но была среди них и пара «Пионов».

В условиях постоянного стресса каждый ищет разрядку в чём может. Несмотря на отличную организацию и дисциплину среди солдат торговцев, в условиях активных боевых действий даже у них случались нарушения, например, непреодолимая тяга к алкоголю. Вездесущий и всезнающий Косарь и здесь оказался чертовски предусмотрителен.

Когда «анархисты» узнали, что покидают «Убежище» и будут долго действовать рядом с «Булатом» и торговцами, Косарь зачем‑то заставил Бодягу добыть пару десятков литров хорошего самогона. Узнавший об этом Андрей был в ярости, но Косарь отвёл его тогда в сторону и буквально за три минуты не только успокоил, но и убедил в чём‑то, потому что после их разговора Андрей к бурной радости Бодяги и Толи Черенко позволил взять самогон с собой. Но радость их оказалась недолгой: угрозами и тумаками Косарь никого не подпускал к заветным бутылкам, чем даже заслужил немного ненависти. Но затем, когда он, благодаря своей природной хитрости и невероятной харизме, с помощью этих самых бутылок умудрялся выменивать на алкоголь не только снаряжение, но и информацию, к самогону стали относиться, как к патронам.

– Э! Тормози! – пригнувшись в салон, крикнул Косарь.

Воробьёв флегматично посмотрел на Андрея, и тот кивнул, мол, выполняй. Сергей посигналил передней машине и свернул на обочину. Корнеев выпустил Косаря из машины и сел обратно на своё место, а наёмник подошёл к окну Андрея и постучал в него, прося открыть, но Андрей решил тоже выйти из порядком поднадоевшего «Тигра», чтобы хоть немного размять ноги.

– Командир, это, нам же недалеко тут, да? – поглядывая на батарею, поинтересовался Косарь.

– Недалеко, – согласился Андрей, пока не понимая в чём дело.

– Так, может, нам пойти подружиться с мужиками? – он кивнул на батарею. – У меня ещё осталось немного коварной воды.

Романов и сам рассчитывал перед штурмом заручиться артиллерийской поддержкой у союзников, но собирался сделать это через командира наступающих соединений. Надо заметить, что если в атаку шла не сама гильдия, а союзники – их артиллерия работала спустя рукава, будто жалела боеприпасов, поэтому идея Косаря определённо имела смысл. Если повезёт, то благодаря алкоголю артиллерия может реально помочь.

– Давай. Найдёшь нас в посёлке, – согласился Андрей.

Косарь исчез, а через полминуты, хлопнула задняя дверь «Тигра».

– Трогай, – скомандовал Сергею Андрей, и «Тигр» тронулся с места, оставляя на обочине Косаря с вещмешком в руках.

Посёлок сильно пострадал в результате боёв. Подбитая техника и мёртвые тела, которые никто не торопился убирать, массово встречались уже на окраинах. Большинство зданий были разрушены тяжёлым артиллерийским огнем, вероятно, того самого дивизиона, что они встретили по дороге. Даже старый асфальт оказался перепахан. Во многих местах дороги преграждали груды щебня и кирпичей, а несколько пятиэтажных домов были настолько сильно разрушены взрывами, что ничем не отличались от фотографий времён второй мировой. Глядя на них, Андрей вспомнил, как по приказу Монье в Вольном складывались, словно карточные домики, огромные девятиэтажки, но тогда он не ощущал такого трепета, как сейчас. Да, гильдия не жалела ни средств, ни боеприпасов, когда наступала сама.

Андрей немного нервничал из‑за того, что ему придётся снова напрямую иметь дело с гильдией, опасаясь, что старые грехи могут аукнуться. Примерно две недели назад Гронин сообщил ему, что «Рассвет» больше за ним не охотится, и это стало для парня большим облегчением, но вот ситуация с Владовым всё ещё оставалась непонятной. Один раз он связывался с «Убежищем» и задавал Гронину вопросы об Ане, но полковник её не выдал. Затем через неделю после этого в «Убежище» на вертолёте прилетал какой‑то наглый майор от гильдии и встречался с Павлом, обсуждая то же самое. Гронин и тогда настаивал, что Ани в «Убежище» нет и, в принципе, говорил правду, ведь она находилась в совершенно другом месте. С тех пор прошёл месяц, но от Владова больше ничего было не слыхать.

Он бросил поиски или перенёс их в другие места? А, может, просто выжидал, пока Андрей где‑нибудь объявится, чтобы спросить снего самого? Впрочем, в любом случае, Ани с ним не было, а это значительно упрощало задачу.

Первым делом Андрей отправил разведгруппу на ту сторону реки, предварительно согласовав это с командиром торговцев на мосту. Капитан Панкратов, в чьём ведении была охрана моста и плацдарма на противоположном берегу, оказался сговорчивым и вообще весьма приятным мужиком. Договорившись с ним, Андрей направился к командиру батальона торговцев, чтобы решить вопрос с артподдержкой. Бутылки Косаря, конечно же, способны были сотворить чудеса, но стрелять без «благословения» сверху артиллеристы вряд ли смогут.

К счастью, здесь тоже всё прошло замечательно. Майор о спецоперации «Булата» знал и все нужные инструкции получил. Вопросов об Ане также не было. Удивлённый такой поразительной сговорчивостью и благодушием офицеров гильдии, Андрей ещё больше насторожился. Что‑то слишком уж всё хорошо шло, стало быть, где‑то должен быть подвох. Но подвоха всё не было. По крайней мере, с этой стороны.

С появлением первой информации от разведчиков выяснился неприятный факт: объект охранялся смешанными силами крымчаков и секты, но точно оценить эти силы не представлялось возможным. По своему устройству он очень напоминал подземную лабораторию, которую когда‑то посещали «анархисты». Это была ограждённая металлической сеткой территория сложной формы, площадью примерно две трети гектара. Здесь размещались три ряда не очень длинных бараков, здание боксов примерно на восемь машин и ещё два каких‑то бетонных строения.

Из охраны снаружи Косарь с Лёшей насчитали около пятидесяти человек, но сколько ещё их могло находиться за большими, врытыми в склон холма воротами бункера, можно было только догадываться. Помимо живой силы на территории находились минимум два танка типа Т‑80, пара БМП‑2 и БТР‑ов. Вполне возможно, что на подступах к объекту могли быть ещё какие‑то укреплённые блокпосты или что‑то подобное, но это ещё предстояло выяснить.

В принципе, количество сил у противника Андрея не сильно беспокоило. Сколько бы их там ни было, артиллерия значительно уменьшит их ряды. Проблема была в другом – как быстро и сколько резервов смогут подтянуть сектанты, когда начнётся заваруха и что они успеют вывезти с объекта за время, пока «анархисты» будут готовиться к операции? А вывозили они активно.

В распоряжении самого Андрея, с учётом танкистов, было восемьдесят четыре человека, и он был уверен, что ему этого хватит. Неприятным моментом было то, что припасов у них хватит всего на три‑четыре дня, и если они не успеют выполнить задачу за это время, то начнётся морока с попытками достать у торговцев жратву, а Андрей, имея неприятный опыт в решении таких вопросов, страшно их не любил. Анализируя полученную информацию, за ночь Андрей успел немало посушить себе голову, как подступиться к сектантам, но к утру его сырой предварительный план оказался полностью разрушен.

В начале седьмого утра, когда небо только начало сереть, «анархисты» проснулись от внезапной артиллерийской канонады. Андрей дрых прямо в «Тигре». Тут же, на переднем сидении, в неудобной позе ещё минуту назад дремал дежуривший у рации Серёга. Прежде, чем Андрей успел понять, что происходит, рация в машине зашипела.

– Анархия, ответьте Корню. Приём.

Воробьёв сразу схватился за микрофон и ответил. Андрей подобрался поближе к нему, чтобы не тратить время на пересаживание. За стеклом машины уже появились озадаченные лица Коробейникова и Бодягина. Слышались какие‑то команды, но Андрей не собирался вникать в них. В любом случае ребята молодцы – быстро реагируют.

– Это Анархия, приём.

– Объект подвергается тяжелому артобстрелу. Вероятно, перед атакой. Приём.

– Понял. Оставайтесь на позиции и держите меня в курсе ситуации! – громко проорал Андрей, чтобы его уж точно услышали.

Корнеев прекратил связь и отключился. Андрей быстро выскочил из машины и осмотрелся, стараясь разобраться, кто из нужных ему людей уже находится рядом, а за кем ещё нужно отправить гонцов. Бодяга, Варан, Коробейников и Ростовцев были уже здесь, стало быть, все в сборе. На вопрос Андрея, что происходит, ответа пока не было. Косарь находился с Лёшей в разведгруппе, ведь вместе они составляли самую опытную пару, которой Андрей больше всего доверял. К артиллеристам отправили кого‑то из взвода Коробейникова, но тот ещё не вернулся.

Андрей попытался заново прогнать в голове всё, что успел узнать за прошедший вечер и ночь, чтобы хотя бы приблизительно понять, что происходит. Комбат торговцев вчера рвал на груди тельняшку, заявляя, что участок прорыва сменили, и минимум три дня они в наступление точно не пойдут. У него был приказ укреплять и расширять плацдарм, чтобы там можно было сконцентрировать новую ударную группировку. Возможно, в рамках этого расширения он, сам того не зная, обнаружил и влез на секретный объект «Чаяна»? Может быть. Но Лёша докладывал, что у крымчаков там активное движение и хорошая оборона, которой способствует ландшафт. Вряд ли туда можно было влезть силами, собранными на плацдарме, ведь большая часть батальона оставалась здесь, в посёлке, а оставлять внешние рубежи уж точно не стоило. Рота Андрея размещалась неподалёку от моста и если бы ночью через мост перебросили дополнительные силы, то они бы точно это заметили. Значит, было что‑то ещё.

– Бодяга! Поднимай наших и отправь кого‑то к капитану Панкратову на мост – нужно узнать, что происходит, – начал Андрей.

– Делаю!

Всем остальным Андрей отдал приказ готовиться к выдвижению, а сам, про себя злясь и матерясь, вернулся в «Тигр», надеясь, что разведчики ещё выйдут на связь и сообщат что‑нибудь полезное. Минут через пять с моста вернулся Игорь и сообщил, что Панкратова там нет, а из тех, кто есть никто не имеет ни малейшего понятия, что происходит.

«Врут или нет?», – спросил себя Андрей, но ответа пока не имел.

Грохот артиллерии продолжался ещё минут десять, а затем стих. Рота Андрея за это время была приведена в полную боевую готовность и ждала только приказа. Через минуту после наступления тишины снова ожила радиостанция в машине.

– Анархия, это Корень, приём.

– Слышу тебя. Что у вас?

– Как и ожидалось начался штурм, – спокойно, будто комментируя вялый футбольный матч, сообщал Корнеев. – Атакуют с севера и востока. Пока что невозможно определить силы атакующих. Приём.

«Интересный выбор направления. Вход на объект ведь в западной стороне», – подумал Андрей.

– Понял тебя. А кто атакует? Приём.

Ответа не было секунд десять.

– Корень?! – нетерпеливо поторопил Андрей.

Рация включилась, из неё полились звуки взрывов и стрельбы, а ещё неразборчивые голоса. Кажется, Косарь спорил о чем‑то с Лёшей.

– Кажется, полмозга, – сообщил, наконец, Корнеев.

– Бл. дь!

Ну, конечно! Кто же ещё! Андрей переключил радиостанцию на частоту взводов и скомандовал выдвигаться к мосту. Однако там их ждала проблема в виде троицы бойцов Панкратова, перегородивших дорогу. Они уверенно стояли прямо перед мостом, руками делая знаки, требуя остановиться. Андрей быстро выскочил из машины и подбежал к ним.

– Какого чёрта?! Убирайтесь нахрен с дороги! – набросился он на них.

– Проезд запрещён! – ответил ему один из бойцов.

– Что значит запрещён?! Кем? Где капитан Панкратов?!

– На той стороне. Он же и отдал приказ никого не пропускать.

Лицо Андрея выглядело настолько разъярённым, что бойцы стали поглядывать на него с опаской.

– Короче, мы проезжаем, даже если придётся проехать по вам, – предупредил их Андрей через несколько секунд.

– Нихрена вы не проезжаете! – один из троицы приподнял свой АК, выказывая больше решимости, чем его товарищи.

– Ты что, стрелять в меня собрался? М?

Андрей с угрожающим видом сделал пару шагов к солдату, тот растерянно попятился, но оружие пока не поднимал. Его напарники тоже не знали, что делать. От колонны к ним уже спешили Толя Черенко и Бодяга.

– Капитан Панкратов и майор Нигматулин знают, кто мы такие и зачем мы здесь. Вчера вечером майор гарантировал мне свободный проезд через мост в любое время, поэтому если моя колонна сейчас не проедет и я потеряю время – я лично утоплю вас в этой реке, понятно?

– Но приказ о запрете проезда пришел всего полчаса наз…

– На меня он не распространяется, – отрезал Андрей и энергично махнул рукой Воробьёву.

Мощный мотор «Тигра» зарычал и машина уверенно покатилась на людей. Двое из солдат попятились, опасаясь, что на них и правда наедут, а самого упёртого Андрей решительно оттолкнул с дороги. Внушительные фигуры сержантов рядом с Андреем действовали как усилитель его действий.

– Только рыпнись и вам конец, – угрожающе предупредил Романов. – Как вернусь – приду к Вам с Панкратовым. Разберёмся, кто и что вам приказывал.

Вряд ли Андрей был бы столь напорист и решителен, если бы не злость от чувства, что «Рассвет» в очередной раз собрался его обставить. Нет, ему это надоело и больше так не будет. По крайней мере, точно не сегодня.

Большим плюсом для Андрея в этой ситуации стали два момента. Во‑первых, при всей агрессивности «анархистов» они даже не пытались хвататься за оружие, поэтому солдаты гильдии не решались устраивать стрельбу по союзникам, пусть даже в чём‑то неправым. А во‑вторых, для любого гильдейского офицера их запрета было бы достаточно, поэтому они и стояли так наивно втроём, но подобное не действовало на Андрея. Поставь они перед мостом какую‑нибудь боевую машину, Андрею пришлось бы решать вопрос с Панкратовым или Нигматулиным, а так ему, по сути, мешала проехать только исполнительность одного из бойцов, и то большой вопрос мешала ли она на самом деле.

Упёртому бойцу, наконец, пришла в голову здравая мысль связаться с капитаном Панкратовым, и он метнулся к стоявшей неподалеку палатке, где, вероятно, находилась рация. Черенко, следивший за ним, догадался что к чему, в три прыжка догнал бойца, схватил за бронежилет и оторвал от земли. Тот отчаянно вопил и барахтался, пытаясь вырваться, но через несколько секунд под хохот Бодяги уже летел с обрыва в воду. Его напарники трюк не оценили и навели на Толю оружие.

– Чё?! – грозно рявкнул на них Черенко и, видя, как обескуражено они на него смотрят, сплюнул. – Вертел я вас, мудаки.

На тот момент треть колонны Андрея уже ехала по мосту, а сам наглый старлей вскочил на подножку проезжающего грузовика и был таков. Бодяга догнал один из проезжающих грузовиков и запрыгнул на борт, Толя сделал то же самое и через минуту рокот двигателей доносился уже в лесу за мостом. Искупавшийся в холодной воде боец, долго не мог выбраться по крутому склону и матерился, а его напарники, забыв о нём, объясняли по рации суть инцидента капитану Панкратову. Но время было упущено, и пока Панкратов разобрался в ситуации и смог отдать хоть какие‑то распоряжения, «анархисты» были уже далеко.

До позиций сектантов было километров пять, если напрямую, но если двигаться по извилистой дороге среди холмов, то все десять. В пути с Андреем связался сам майор Нигматулин, с которым Романов накануне согласовал частоту для связи.

– Какого хера, старлей?! Ты нарушил мой приказ и угрожал моим людям?!

– А вы мне не командир. И если мне не изменяет память, то мы вчера договорились, – попытался съехать с темы Андрей.

– А сегодня – нет! Ты ох. ел, такое творить?!

– Простите, товарищ майор, мне нужно вести бой, – ответил Андрей и отключился.

«Да, похоже, неприятностей теперь прибавится. Может, не стоило переть напролом… Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления», – решил он.

В какой‑то момент снова включилась артиллерия. Грохот её могучих взрывов примешался к уже хорошо слышным звукам боя. На запрос Андрея в этот раз ответил Косарь. Он сообщил, что атака «Рассвета», вероятно, захлёбывается, потому что они снова запросили поддержку артиллерии. Затем послышались его изумлённые возгласы.

– Что там такое?!

– Эти черти лезут прямо под огонь собственной арты! – поражался Косарь. – В том бункере что, наливают?

– А что сектанты? – спросил Андрей, игнорируя его шутки.

– Сектанты?

Косарь затих на пару секунд, видимо, оценивая действия противника. Вскоре ответ был дан.

– Хренеют от такой наглости.

Силы «рассветовцев» упорно штурмовали укрепления секты прямо под не очень плотным, но крайне разрушительным артиллерийским огнём. Наблюдая за всем этим, Косарь сокрушённо качал головой ‒ кто‑то понапрасну губил солдат. Впрочем, сектанты несли куда большие потери, и когда огонь артиллерии снова прекратился, а дым немного рассеялся, позволяя оценить обстановку, «рассветовцы» уже зажимали в клещи обороняющихся на развороченных взрывами позициях сектантов, а группа примерно из двадцати человек взорвала ворота и вошла в бункер.

Корнеев тоже начал стрелять, пытаясь среди огня и дыма отыскать и ликвидировать офицеров сектантов. Косарь, закончивший говорить с Андреем, принялся осматривать место боя через бинокль и подсказывать Лёше цели. Но продолжалось это недолго. Лёша успел сделать лишь четыре выстрела, когда одинокая пуля со свистом вспорола пожухлые листья прямо у его руки.

– Ёманарот! – выкрикнул Косарь, тоже понявший, что это может означать.

Корнеев не был параноиком, но и в случайности не верил. Он отреагировал мгновенно и, отработанным движением быстро сложив сошки винтовки, стал отползать за гребень холма, где они с Косарем устроили себе лежбище. Косарь делал то же самое. Отползая, Корнеев считал в уме секунды, пока не услышал ещё одно характерное жужжание и шелест. Да, никаких совпадений.

Им с Косарём понадобилось около пяти минут, чтобы сменить позицию, но новая оказалась во много раз хуже старой и сильно ограничивала обзор. Пока они устраивались на новом месте, шум стрельбы усилился ‒ интенсивность огня значительно возросла. С правого фланга и с тыла по атакующим ударили непонятно откуда взявшиеся пулемётчики сектантов. Как ни старался Косарь, но со своей позиции он не мог их разглядеть. Были видны вспышки выстрелов, казалось, даже заметны очертания стрелков, но разобрать, что к чему оказалось невозможным. Опешивший Косарь осмотрелся вокруг, полагая, что у него что‑то со зрением, затем осмотрел бинокль. Нет – и с биноклем, и со зрением всё было в порядке.

– Что за хрень?! – бросил он лежащему рядом Корнееву. – Лёха, правый фланг. Пулемётчики наваливают – что‑нибудь видишь?

Корнеев навёл прицел винтовки на указанный участок, но ничего не отвечал.

– Видишь стрелков или нет?!

– Нет.

– Выстрели туда.

Лёша проигнорировал партнера.

– Лёха, выстрели, говорю.

И снова игнор.

– Ты слышишь меня вообще?!

– Ага, – прозвучал спокойный ответ.

– Так какого хера молчишь?!

Трехсекундная пауза закончилась флегматичным ответом.

– Ты спецом меня подставляешь?

– Ты о чём? – подозрительно спросил Косарь, отложив бинокль и уставившись на партнёра.

– Против нас стрелок, – с ноткой раздражения в голосе объяснил Лёша.

Теперь Косарю стало понятно, почему Корнеев его игнорировал. По своей привычке, он не отвечал на вопросы и предложения, которые считал глупыми, а Косарь в его глазах сейчас проявлял глупость.

«Да‑да, Корнеев, ты не глуп, тут не спорю», – подумал наёмник.

– Сорян, братан, тупанул, – признал ошибку Косарь и вернулся к биноклю.

Стрельба с фланга по «рассветовцам» уже прекратилась, а сама их атака окончательно захлебнулась. Весь правый фланг и часть центра импровизированных клещей были почти полностью уничтожены, а оставшиеся в живых бойцы, растерянные и дезорганизованные, теперь были больше заняты спасением собственных жизней. Более того, сектанты задвигались, намечая контратаку. Но для Корнеева и Косаря по‑прежнему оставались открытыми несколько вопросов. Почему сектанты в засаде не добили атакующих, почему перестали стрелять, и как они, чёрт возьми, сумели так мастерски замаскироваться, чтобы их было совершенно не видно с четырёхсот метров ни в бинокль, ни в прицел винтовки?!

Тем временем Андрей, понимая, что время работает против него, решил рискнуть. Риск состоял в том, чтобы без разведки пути рвануть к объекту напролом, выставив в авангард танки Ростовцева в надежде, что в случае неожиданного фронтального столкновения с противником по пути они смогут откатиться обратно с наименьшими потерями.

План сработал, как ожидалось. Из‑за отсутствия разведки бой для «анархистов» начался ещё на подступах к объекту, когда на трёхсторонней развилке дороги, открывшейся за склоном очередного холма, они почти лоб в лоб выскочили на четыре БМП‑2 и пару БТР‑ов крымчаков, облепленных пехотой.

Пехота противника обладала отменной реакцией, потому что успела спешиться ещё до первых выстрелов танков Ростовцева, которые, ожидавшие чего‑то подобного, слаженно разъехались в стороны, давая друг другу пространство для стрельбы. БМП противника начали маневрировать, пытаясь отвернуть уязвимые борта и придумать хоть какой‑то способ выжить под безжалостным огнем танковых орудий, но всё было тщетно.

Одна за другой БМП гибли, содрогаясь под разрушительным действием бронебойных и осколочно‑фугасных снарядов. Одна из них просто затихла, будто отключилась, две других запылали, а последняя взорвалась со спецэффектами, достойными голливудских блокбастеров. Один из БТР‑ов сумел укрыться за «притихшей» БМП, хоть и не имел шансов оттуда выбраться, а второй после попадания укатился, горя, куда‑то за склон холма и исчез из вида. Всё это заняло всего лишь полминуты, чем очень впечатлило Андрея. Именно в такие моменты он острее всего понимал, насколько сильны и смертоносны танки.

По танкам Ростовцева в ответ прилетели несколько выстрелов из гранатомётов и один снаряд из пушки БМП, но качественного результата они не добились. Один за другим передняя машина приняла все четыре попадания, и сквозь дым и пыль во все стороны от неё летели ошмётки навесного оборудования. «Анархисты» уже спешились и тоже открыли огонь по пехоте противника, быстро сокращая расстояние при поддержке танков. Завязался непродолжительный, но ожесточенный бой, который помогли быстрее закончить всё те же танки Ростовцева, казавшиеся просто всемогущими.

Всего за семь минут развилка стала местом гибели для более чем пятидесяти человек, а всё благодаря трём машинам и умелому управлению Ростовцева. Из крымчаков выжили только трое бойцов, успевшие вовремя сдаться бойцам Варанцева. Люди Коробейникова, особенно ненавидевшие сектантов и их союзников, уж точно бы никого не взяли в плен. Пока что на единицу времени это была самая кровавая бойня из всех, в которых Андрею приходилось участвовать. Оставив два танка, одну БМП и взвод Варана удерживать перекрёсток, Андрей с остальными силами поспешил к объекту, который располагался всего в километре от него.

Косарь с Лёшей видели достаточно, чтобы быть абсолютно уверенными в немедленном кровавом разгроме «рассветовцев», но появившиеся со стороны главного входа «анархисты» несколько оттянули гибель псевдосоюзников.

Обороняющиеся хоть и были теперь малочисленны и сильно потрёпаны, но нашли в себе силы поприветствовать «анархистов». Идущий впереди танк получил два попадания из гранатомётов с интервалом в несколько секунд, и Андрей с изумлением наблюдал, как две слепящие вспышки и огромные снопы искр на секунду залили всё вокруг ярким светом. Гранаты взорвались с оглушительным грохотом, отразившимся от крутых склонов холмов, в стороны разлетелись осколки, а сама машина покачнулась так, будто ей нанесли сокрушительный, непоправимый урон. Но уже через несколько секунд танк вновь пришёл в движение и даже сделал выстрел из главного орудия, хоть и промахнулся: осколочный снаряд взорвался в стене одного из бараков в сотне метрах за главными воротами. А вот БМП‑2, аккуратно выехавшая на огневую позицию из‑за танка, оказалась точнее, потому что её выстрел разнёс в пыль позицию минимум одного гранатомётного расчёта сектантов.

Танк продолжил вести огонь, но у него явно были какие‑то проблемы с прицелом, потому что снаряды не летели в цель. Ему как мог помогал БМП, а два БТР‑80 застряли позади них, не имея возможности как‑то помочь на узком участке. Вскоре Руми и ещё пара стрелков из взвода Коробейникова вскарабкались на холм и открыли снайперский огонь по сектантам, быстро погасив сопротивление, после чего боевая техника и пехота вошли на территорию объекта. Пока что Андрей не имел ни малейшего понятия, что делать дальше, намереваясь решать этот вопрос после полной зачистки сектантов.

Большая часть зданий на территории представляла собой сплошные руины. Лишь бетонные постройки сохраняли форму, да зловещие стальные ворота напоминали, что самое интересное здесь находится не над землёй. Остатки «рассветовцев» были добиты или обращены в бегство, и сектанты переключили все свои скудные силы на отчаянное сопротивление «анархистам». Андрей каждый раз изумлялся стоицизму и самоотверженности бойцов «Пути просвещения», их нежеланию сдаваться даже когда ситуация становилась для них безнадёжной. Подобного фанатизма он не встречал больше ни у одного противника, и поражался, когда воля сектантов раз за разом оказывалась сильнее желания жить.

Но никакая самоотверженность не могла помочь преодолеть четырёхкратный перевес в силах. Т‑72 даже с разбитым прицелом не промахивался по целям с расстояния в пятьдесят‑сто метров, в дополнение к основному орудию поливая всё подозрительно шевелящееся пулемётным огнём. БМП‑2, будучи более уязвимым, держался далеко позади, а с танком шла пехота.

Территория объекта вся была в дыму и пожарах, что сильно затрудняло видимость и своевременное определение оставшихся огневых точек противника. Лёша, вновь сменивший позицию, сообщил о возможном снайпере или даже нескольких, но времени сидеть и придумывать план борьбы с ним у Андрея не было – впереди маячили те самые стальные ворота, за которые чёрт знает сколько времени назад проникла большая группа «рассветовцев». Если Андрей намерен сейчас победить и выполнить своё задание – он должен войти туда вслед за ними.

Сектанты отчаянно сопротивлялись, но вскоре их оборона осталась представлена только несколькими огрызающимися ручными пулемётами высоко на холмах, где их не могли достать Руми и её команда. Корнеев заявил, что тоже не может, но это было ложью, чего, впрочем, никто, кроме него и Косаря не знал. Косарь недоверчиво спросил его об этом, но Лёша в ответил лишь раздражённым: «не мешай».

Андрей же намеревался отправиться в бункер и осматривался кого взять с собой, когда с холма над вратами по «анархистам» открыли шквальный огонь из автоматов и пулемётов. Либо сектанты сумели перегруппироваться там, либо к ним через какой‑нибудь запасной выход из бункера пришло подкрепление. Либо… это были оставшиеся «рассветовцы». Андрей не успел додумать эту мысль, потому что в танк с холма прилетела очередная реактивная граната, но в этот раз смертоносная машина не смогла сдержать удар.

Вспышка и взрыв. Двое бойцов, находившихся очень близко к бронированной машине, упали. А через мгновение Андрей стал свидетелем картины, от которой впервые за долгое время ему поплохело. Всего за доли секунды из‑под башни танка во все стороны разнеслось длинное пламя, после чего взрывом башню сорвало с корпуса, словно игрушечную, и отбросило далеко в сторону, а сама машина исчезла в огненном вихре, поглотившем и нескольких людей, что находились рядом с танком. Ещё двоих отбросило ударной волной. Во все стороны полетели обломки, норовя ещё кого‑нибудь убить, а облако огня, клубясь, переливаясь и чернея, поползло вверх. Эта картина потрясла Андрея до глубины души, потому что до этого момента танки… его танки почему‑то казались парню несокрушимыми, а тут, всего за секунду он увидел, как эта брутальная машина превращается в ничто.

– Се‑рё‑га‑а!!! – истошно закричал стоявший рядом Игорь, и побежал в сторону пылающего танка.

Андрей не сразу понял, что одним из людей, которые попали под ударную волну, был Воробьёв. Упав, Сергей, подгоняемый рефлексами и адреналином, быстро поднялся на ноги, но, почувствовав, как в боку что‑то грубо резануло, с коротким воплем свалился обратно на асфальт. Он почему‑то ничего не слышал, кроме оглушительного колокольного звона, но это отступало на второй план перед парализующей болью, сковавшей тело и волю.

Оружие вывалилось у него из рук ещё при падении, он попытался свернуться калачиком, и ему показалось, что так стало немножечко легче. В глазах рябило, но Сергей видел, как кто‑то опустился перед ним на колени, видел шарящие по грязному асфальту руки, обронённый медпакет… Видел, но ничего не понимал. Он думал о том, что, может, если полежать вот так пару минут, то боль уйдёт и всё будет нормально? Внезапно разум очистился, а мысли прояснились, и единственным, о чём он смог подумать сквозь режущую боль в боку, так это о том, что нормально уже никогда не будет.

Он не слышал криков, не слышал автоматных выстрелов и грохота орудий БМП и БТР‑ов. Мир для него сжался до разводов гари на асфальте, звона в голове и мыслей о том, что будет дальше.

Он не хотел умирать. Только не сейчас, когда ещё столь многое предстояло сделать. Инстинкт самосохранения, как ни странно, тоже молчал. Не требовал что‑то предпринять, или хотя бы попытаться перевязать себя. Похоже, мозг уже смирился с неизбежным финалом. Оставалось только осознать и принять его самому сознанию.

– Как же так?

Причитая, Игорь попытался перевернуть Воробьёва, из‑под которого уже вовсю текла кровь, но тот так жалобно застонал, что Игорь вздрогнул и отказался от своей затеи.

– Как же так? Как же так? – словно заведённый, повторял он свой вопрос.

Сергей ничего не отвечал. Он смотрел куда‑то в сторону, игнорируя попытки Игоря помочь ему, игнорируя его слова и весь мир вместе с ним – он был уже мёртв. Стон, который Игорь услышал секунду назад, был последним звуком, который издал его товарищ.

Больше всего Андрею хотелось бы тоже броситься на помощь другу, но там уже был Игорь и туда же направлялся Карданов, а Андрей должен был покончить с теми, кто всё это устроил. Сконцентрировавшийся на противнике Андрей не видел, как Карданов, раскинув руки, упал на бок, когда ему в шею попала пуля снайпера. Не слышал, как истошно после этого орал Игорь, зовя Катю, не знал, что выстрел по Карданову предрешил судьбу вражеского снайпера, выдав его позицию Корнееву, который уже давно высматривал принципиального противника.

Кто бы ни был там, наверху, вскоре их заставили заткнуться сумасшедшим огнём стрелкового оружия и боевой техники. Перебили они всех или нет, «анархисты» в тот момент так и не поняли, потому что далее их ожидал ещё один неприятный сюрприз.

Из бункера, о котором все на время позабыли, буквально на четвереньках выполз боец «Рассвета», а следом, ковыляя, выбежал ещё один и помог первому уйти подальше от входа. Позади в черноте виднелись светлые силуэты ещё нескольких, но они выбраться не успели. Сильный толчок сотряс землю вокруг, изнутри бункера вырвался столб пламени, пожирающего всё, до чего оно способно было достать, и на несколько секунд заслонил собой вход в бункер. Андрей, находившийся примерно в полутораста метрах от бункера, успел на мгновение заметить, как дёрнулись мощные железные ворота и сразу же исчезли в жёлто‑чёрном с оранжевыми переливами огне.

Те двое, что выскочили первыми, успели спастись. Следовавший за ними боец попал в эту огненную геенну и, весь охваченный пламенем, словно живой факел, упал на землю, сделал отчаянную попытку подняться и затих. Участь остальных была не менее печальна.

Разобравшись с вражеским снайпером, Корнеев переключился на другие цели и теперь наблюдал за парой выживших после взрыва «рассветовцев». Несколько секунд они неподвижно лежали на земле, будто не веря, что остались в живых. Затем поднялись и, помогая друг другу, пригибаясь, быстро побежали в сторону леса, явно намереваясь сбежать. Когда к ним осторожно приблизились двое «анархистов», один из «рассветовцев» принялся стрелять в них из пистолета, в то время как другой что было духу бросился к спасительным кустам. Корнеев, не раздумывая, выстрелил в беглеца и пуля, попавшая в тело, эффектно уложила его на землю. Если она пробила бронежилет и убила его – тем лучше. Корнеев «Рассвет» не любил. Второй выстрел пришёлся по солдату с пистолетом и вот этот уже наверняка был смертельным.

– Ты что творишь?! – опешил тоже следящий за происходящим Косарь. – Это же «Рассвет»!

– Они в наших стреляют!

Косарь запнулся на мгновение, затем бросил короткое:

– Дауны.

Тем временем первый «рассветовец», игнорируя боль, задвигался и пополз к спасительным кустам. Лёша следил за ним, держа палец на спусковом крючке. Он уже собирался выстрелить, когда к «рассветовцу» подбежал Толя Черенко. Охотник несколько секунд оторопело глядел на раненого бойца, а далее сделал то, чего Лёша от него не ожидал, но всячески одобрил – с размаху врезал тому по голове ногой, затем схватил бойца за ногу, словно дикарь свою добычу, и куда‑то поволок.

– Жесть какая‑то, – с лёгким удивлением выдал Косарь, и через секунду добавил. – Надеюсь, нам за это ничего не будет.


Глава 7.3


Неудовлетворение стало самой положительной эмоцией, которую чувствовал Андрей, покидая разрушенный объект. Есть там внизу лаборатория или нет – выяснить это больше не представлялось возможным, потому что главный вход в неё был полностью разрушен и завален огромными кусками породы. Может быть, существовал запасной вход, но искать его было занятием долгим и муторным, к тому же потенциально опасным, да и временем на это дело «анархисты» сейчас не располагали.

Пришлось Андрею удовлетвориться тем, что они бегло обследовали территорию вокруг объекта, сделав несколько открытий разной степени полезности, но некоторые из них Андрею очень не понравились. В довесок «анархисты» сумели заполучить двух «языков», что хотя бы немного компенсировало весь тот спектр фекалий, которых они успели хлебнуть за последние несколько часов. Впрочем, если учесть, что это были за «языки», то компенсация выглядела очень и очень сомнительной.

Кроме неудовлетворения Андрей испытывал целую гамму негативных эмоций, среди которых доминировали злость, ненависть и жажда мщения. Даже если эта троица ненадолго отходила на второй план, то возникавшая на их месте скорбь быстро возвращала их обратно.

Что же до «языков», то ими оказались настолько сомнительные персонажи, что надеяться на сколь‑нибудь положительный результат могли только самые большие оптимисты. Одним из этих «языков» был офицер «Пути просвещения», каким‑то невероятным образом взятый живым. Захватил его Толя Черенко, что поражало ещё сильнее, ведь обычно Толя был так же кровожаден к сектантам, как взвод Коробейникова. Упёртость, стойкость и фанатичность сектантов были широко известны, поэтому никто в отряде не торопился делать какие‑либо прогнозы.

Второй информатор оказался ещё хуже первого, и разговорить его будет задачей не менее трудной. Когда Андрей увидел этого человека, то на несколько секунд просто потерял дар речи: перед ним стояла грязная, избитая блондинка с разбитым носом и злым, колючим взглядом. Захватил её тоже Толя Черенко. Он же ударом ноги разбил ей нос и оставил огромный, на половину скулы, синяк, и благодаря всему этому теперь был страшно доволен собой. В любом случае, прежде чем начинать разговор с этими малоприятными особами, необходимо было сначала уйти обратно в тылы под защиту сил Альянса, чем «анархисты» и занялись.

На передовых позициях торговцев взвод прошёл по обычной процедуре и никто никаких лишних вопросов не задавал, но вот на мосту их уже ждали. В этот раз мост оказался перегорожен боевой машиной пехоты, развернувшей орудие в сторону приближающейся колонны «анархистов», а перед БМП, сложив руки на груди, словно изваяние, стоял лично капитан Панкратов и самодовольно улыбался. По обе стороны моста на оборудованных позициях на «анархистов» грозно смотрели два «Утёса», но их обслуга не выглядела готовой к бою.

Вся эта картина хоть и казалась опасной на первый взгляд, но воинственного настроя в ней не ощущалось. Однако даже несмотря на это расслабляться Андрей не спешил. Всё‑таки каждый раз, когда он каким‑то образом прикасался к «Рассвету», Торговая гильдия с мясом вырывала у него из рук любые нити. Понимая, что без разговора с капитаном ему не проехать, Андрей медленно вышел из «Тигра» и пошёл к Панкратову.

Панкратов был высоким, но довольно худосочным, как для своего роста, и обладал вроде бы приятными, но почему‑то не располагающими чертами лица. Выглядел он лет на тридцать, а вёл себя довольно прямолинейно, что импонировало Андрею.

– Старлей, ты какой‑то уж сильно ох. евший, – неоднозначно улыбаясь, вместо приветствия заявил капитан.

Улыбка у него была странной. Вроде бы вполне обычная, искренняя, но Андрею казалось, что за ней скрывается какая‑то опасность.

– Извини, капитан, не со зла. Просто у меня не было времени играть в бирюльки с твоими бойцами, а ты отсутствовал.

Из‑за того, что они относились к разным группировкам и не являлись друг другу ни командиром, ни подчинённым, Андрей тоже решил обращаться к Панкратову на «ты». Капитан воспринял это спокойно, лишь взгляд его стал более острым и сосредоточенным.

– Тебе бирюльки, а Нигматулин меня чуть не сожрал. И тебя тоже очень хотел, – сообщил он.

– Хотел? Уже не хочет, что ли? – оговорка капитана показалась Андрею занятной.

Панкратов подумал малость, затем слегка прищурился, изучающе глядя на Андрея.

– Ты известный, – ответил он. – Майор хотел тебя как‑то поставить на место, подал запрос, но его быстро усмирили. Не знаю как. Он просто сказал, что ничего тебе сделать не сможет.

Вот так новость! Такого поворота Андрей никак не ожидал.

– Хм… Как так?

Капитан лишь пожал плечами. Андрей опустил взгляд и задумался. Ответ Панкратова был уж слишком честным. Может, именно в этом скрывался подвох?

– Что у вас за подразделение? – полюбопытствовал Панкратов, пока Андрей размышлял.

– Обычное подразделение. Такое же, как и твоё, – пожав плечами, ответил Романов.

– Да ладно. Вы же спецы, так что не надо тут втирать. Не хочешь говорить – так и скажи, – с нотками обиды в голосе сказал капитан.

– Спецы? – Андрей поднял лицо и недоверчиво посмотрел на собеседника. – Кто это сказал?

– Нигматулин.

Андрей снова хмыкнул и отвёл взгляд. Спецы… Приятно было, что кто‑то так назвал его подразделение, но что‑то его в этом беспокоило.

– Кстати, я бы тебе советовал зайти к нему и решить вопрос, – продолжил Панкратов. – Не ругаться, а просто обсудить всё и помириться. Он нормальный мужик и всё поймёт. Кто его знает, когда и при каких обстоятельствах ещё придётся пересечься?

Совет был дельный, и Андрей посмотрел на капитана с благодарностью. Непривычно было встретить среди наглых и зажравшихся гильдейских офицеров нормального мужика.

– Спасибо за совет.

– Да не за что, – усмехнулся Панкратов.

Возникла неловкая пауза, во время которой каждый внимательно осматривал собеседника.

– Так мы можем проезжать? – осторожно спросил Андрей.

– Конечно. Как я могу вас не пустить? Ещё в воду сбросите.

Он вызывающе улыбнулся, что не соответствовало тому, что он только что сказал.

– Ну, я смотрю тут у тебя вот… – Андрей кивнул на грозную, облепленную контейнерами динамической защиты БМП‑3.

– Это, чтобы ты не рванул мимо. Хотел с тобой немного поболтать.

Панкратов повернулся к БМП и помахал высоко поднятой ладонью её водителю. Машина зарычала двигателем и вскоре отодвинулась, освобождая проезд.

– Поболтать… – задумчиво повторил Андрей и, глядя на лязгающую гусеницами БМП, спросил. – Слушай, а можно вопрос?

– Валяй.

С самого начала операции Андрею во всём, что происходило, чудился подвох. И когда он успел стать таким подозрительным? Чёртов «Рассвет», всё из‑за него.

– Откуда столько участия? Советы и доброжелательность… Мы же не просто из разных подразделений, а даже из разных организаций. К тому же я вроде как подставил тебя…

Панкратов широко улыбнулся, и вроде бы совершенно искренне. Чем больше он так делал, тем сильнее укреплялись подозрения Андрея.

– Ты молодой пацан ещё, а уже старлей и командуешь ротой. Можно было бы подумать, что ты просто чей‑то протеже, но таким целую роту так просто не дают. В общем, я просто уважаю способных и целеустремлённых людей.

– С чего вдруг?

– Люблю всё редкое, – Панкратов снова широко улыбнулся. – Можно сказать, что я ценитель.

– М… Ясно.

Андрея впервые хвалили посторонние люди, и он несколько смутился от этого непривычного чувства. А, может, это просто лесть, чтобы отвлечь его от чего‑то? Но Панкратов уже продолжал, и Андрей переключился с размышлений на его слова.

– А ещё я отправил за вами разведку и более менее в курсе результатов вашей работы.

– Вот оно как…

Видя, что колонна Андрея всё ещё стоит, Панкратов сам махнул рукой водителям, показывая, что они могут проезжать, но те не двигались с места.

– Дисциплинированные у тебя бойцы, – в очередной раз улыбнувшись, заметил капитан.

– Есть такое, – согласился Андрей и, повернувшись, жестом показал, чтобы колонна начинала движение.

Игорь, руливший «Тигром» вместо погибшего Воробьёва, на приказ не отреагировал, ожидая самого Андрея. Он просто отъехал в сторону, уступая дорогу следовавшим за ним машинам. Первым за «Тигром» шёл танк Ростовцева, за ним сильно потрёпанный второй уцелевший Т‑72, который своим брутальнейшим видом привлёк внимание Панкратова. Романов, задумчиво глядя на торговца, потянулся к висевшей на плече рации.

– Коробок, это Анархия, приём, – спокойно сказал он.

– Слышу тебя, Анархия. Прием.

– Двигайтесь в пункт «А» и ждите меня там. Ты командуешь, пока я вас не догоню. Я скоро. Приём.

– Понял тебя, Анархия. Двигаемся в пункт «А» и ждём. Конец.

Панкратов с безразличным выражением лица слушал переговоры Андрея и разглядывал проезжавшую мимо него тяжёлую технику. Интересно, о чём он думал в этот момент?

– Вопрос, конечно, наивный, но всё же спрошу – что ещё ты знаешь о произошедшем и итоговых результатах? – спросил Андрей.

Панкратов перевёл взгляд на старлея и криво ухмыльнулся вместо ответа.

– Ничего не знаю, – подмигнув, сказал он. – Я ведь никого больше не видел.

Романов правильно понял его ответ.

– И не увидишь, – вполне серьёзно сказал Андрей. – Без шуток. Они все погибли.

Детали он рассказывать не собирался. Ни о том, что остатки «рассветовцев» исчезли, будто их и не было, ни о том, что снайпер, который стрелял в Лёшу и убил Карданова, оказался бойцом «Рассвета», и уж тем более не собирался говорить о том, что в одном из БТР‑ов «анархистов» сидел их связанный офицер.

Панкратов задумчиво прищурился, глядя на замыкавший колонну «анархистов» БТР‑80 и размышляя, что и как ему сказать. Ответ он нашёл быстро.

– Тем хуже для них, – неопределённо сказал он.

Андрей прекрасно понимал, что капитан знает, о чем говорит, поэтому решил задать ему ещё несколько вопросов.

– Как давно они пересекли реку?

Впервые с начала их разговора лицо капитана посуровело. Вопрос ему явно не понравился.

– Давай лучше сменим тему, – немедленно предложил он.

– Я ничего больше не спрошу. Просто ответь – как давно? – настаивал Андрей.

Панкратов помялся немного, глядя на Романова, затем сделал шаг к нему и приблизил лицо к его уху.

– За два часа до вашего прибытия. Только тс‑с, – он отошёл обратно и приложил палец к губам.

– Ясно. Спасибо.

Андрей нахмурился и вздохнул. Лёша частенько делал акцент на том, что нужно всегда стараться обращать внимание на мелочи, систематизировать их и искать ответы там, где их, казалось, не было. Эта наука постигалась тяжело, но всё‑таки Андрей старался делать всё возможное, чтобы развиваться в этом направлении. Пока что он понял одно: его прибытие заставило «Рассвет» торопиться и привело к печальным для них последствиям. Однако целая уйма других вопросов требовала ответов, получить которые без помощи хотя бы Корнеева Андрей вряд ли сможет. Поскольку Косарь уехал со своим отделением, то в «Тигре» как раз остались Игорь и Лёша, стало быть, у Андрея будет возможность с ним поговорить. Кроме них, в «Тигре» находился и ещё один пассажир, но он уже никогда и ни с кем не заговорит. Вспомнив о нём, Андрей снова загрустил.

– Ладно, спасибо тебе за всё, капитан Панкратов, – искренне поблагодарил Андрей, протягивая капитану руку. – Хотелось бы, чтобы все в Торговой гильдии были такими, как ты.

– Так говоришь, будто у нас одни говнюки собрались, – посмеиваясь, ответил Панкратов и крепко пожал ладонь Романова.

– Хочешь верь, а хочешь нет, но до вчерашнего дня мне почему‑то попадались в основном только они, – улыбнувшись, пожаловался Андрей и махнул рукой Игорю.

«Тигр» грозно рыкнул, и покатился к Андрею.

– Так как называется твое подразделение, старлей? Вдруг, ещё встретимся? – напомнил свой вопрос Панкратов.

– «Анархисты», – ответил Андрей, уже открыв дверь «Тигра» и, подумав секунду, добавил. – Буду рад, если встретимся.

Махнув рукой Панкратову, он сел в машину. «Тигр» неторопливо покатился по мосту, сделав остановку на другой стороне, где Андрей заметил солдата, которого Черенко сбросил в воду. Романов счёл необходимым извиниться перед бойцом, всё же тот выполнял свою работу и ни в чём не был виноват. Бойцы встретили Андрея неприязненно, помня прошлые события и опасаясь его, но после того, как он принёс извинения, их хмурые лица сменились удивлением. Такой жест поразил солдат и в итоге они расстались с Андреем очень тепло.

Свернув за мостом на другую дорогу, «Тигр» покатился вдоль железнодорожной колеи, объезжая посёлок – так было намного быстрее, чем искать дорогу среди развалин и воронок. Штаб Нигматулина располагался на опушке леса на другом краю посёлка, и Андрей, поглощённый размышлениями о том, как себя вести с майором, не сразу услышал за шумом двигателя то, что расслышал опытный Корнеев.

– Игорь, тормози! – резко крикнул он со своего сидения.

Игорь вздрогнул, удивлённый его возгласом, но тут же нажал на педаль, и неторопливо двигавшаяся машина застыла. Теперь и Андрей, кажется, расслышал то, что так взволновало Корнеева.

– Из машины! Быстро! – скомандовал Лёша, хватая свою винтовку.

Андрей с Игорем тоже выскочили на дорогу и теперь уже отчётливо услышали тот тошнотворный гул и свист, который Лёша расслышал ещё в машине. Где‑то вдалеке разразилась канонада скорострельных зенитных установок, а через несколько секунд её заглушили взрывы. В небо взметнулись два огненных вихря, над которыми пролетели три штурмовика и стремительно понеслись на Андрея и его товарищей.

– Ах ты ж мать твою! – выругался Игорь.

Лёша был более информативен.

– Убирайтесь с дороги! – крикнул он и бросился к голому кустарнику на обочине.

Андрей с Игорем тоже метнулись в разные стороны, а дорога перед машиной уже изрыгала из себя фонтаны пыли и комья земли с остатками асфальта. На секунду округу заполнило сердитое урчание, с которым скорострельные авиапушки нашпиговывали землю смертоносным свинцом. К урчанию прибавились и звуки корежащегося металла – это двадцатимиллиметровые снаряды начали рвать на части несчастный «Тигр». Машина с металлическим стоном скрылась в облаке искр и пыли, а через секунду сквозь облако уже мерцало зарево огня.

– Суки! – в бессильной злобе заорал Андрей, понимая, что в машине осталось тело их товарища.

Самолёты пошли на вираж, намереваясь продолжать начатое. От них отделились черные комки авиабомб и через секунду в небо вновь взметнулись облака огня. Со всех сторон за самолётами летели трассеры зенитных орудий, но ни один не настиг цель.

Провожая взглядом удаляющиеся в вираже штурмовики, Андрей выбрался из кустов и побежал к горящей машине, совершенно упустив из виду, что с другой стороны налетало ещё одно звено.

– Стой! Не подходи к ней! – крикнул ему вдогонку Лёша, но Андрей его не слушал.

Однако машина оказалась настолько объята пламенем, что подобраться к ней и как‑то забрать тело Воробьёва было невозможно.

– Уроды‑ы! – в ярости взвыл Андрей и ощутил, как его тянет за плечо Корнеев.

Андрей с трудом отошёл от машины, позволяя Лёше чуть ли не оттащить его. С другой стороны с тоской смотрел на «Тигр» Игорь.

Самолёты, свистя, кружили над посёлком, с характерным треском поливая его снарядами из авиапушек и сбрасывая новые бомбы, яростно грохотали зенитные установки, и всему этому пока не виделось конца. Краем глаза Андрей заметил, как из леса навстречу штурмовикам одна за другой взмывают две ракеты, но чем закончился их путь он увидеть не успел.

Раздался короткий парализующий свист, и плотная ударная волна мощным пинком сбила Андрея с ног и бросила обратно в придорожную канаву. Над головой пронеслась такая волна жара, что даже волосы на затылке затрещали.

«Нахер мы им сдались?», – подумал Андрей и, подначиваемый громкими командами Корнеева, поднялся и в полную силу вместе с Игорем побежал за ним.

Пробежав по колдобинам перепаханной авиапушками дороги метров двести, они втроём, реагируя на приближающийся гул самолётов, обессилено упали в большую яму у дороги. Прямо перед ними, в сотне метрах находились две ЗУ‑23‑2, яростно поливавшие небо трассирующими пулями, но через секунду земля содрогнулась, и со стороны зениток донёсся очередной оглушительный взрыв. Дождавшись, пока спадёт волна жара, Андрей с Игорем принялись вертеть головами, пытаясь разобраться в обстановке.

Ни о каких позициях зенитчиков больше не могло быть и речи: вместо них бушевал огонь. Неподалёку жарко полыхало какое‑то здание. Никто, может, и не обратил бы на него внимания, если бы из него с истошным визгом один за другим не выбежали трое горящих людей. Двое из них буквально горели, пробежали немного и грузно плюхнулись в грязь. Третий упал на землю и принялся кататься туда‑сюда, стараясь сбить пламя, но вскоре затих и он.

Андрей ощутил, как ещё несколько раз от близких взрывов содрогнулась земля, но чувствовалось, что налет выдыхается: то ли у штурмовиков заканчивалось горючее, то ли боеприпасы. Или же они просто выполнили свою задачу.

Игорь сказал что‑то, но Андрей не смог разобрать его слов из‑за треска огня и грохота немногочисленных уцелевших в посёлке зенитных установок. Он хотел переспросить, но тут земля под их ногами зашевелилась и исторгнула из себя глухой, болезненный рокот, не предвещавший ничего хорошего. Наверное, Андрей впервые увидел, как Корнеев побледнел. Он повернул голову туда, куда смотрел Лёша, и с изумлением раскрыл рот от увиденного.

Где‑то в километре‑двух от них грозно вздыбился черный лес сплошных разрывов. Андрей с Корнеевым ещё несколько секунд обречённо смотрели на взлетающую вверх жуткую мешанину раздробленной в прах почвы, корней и осколков, несущуюся на них в темпе скоростного поезда. Тоже увидев это, справа истерично завизжал Игорь.

«Что это такое?!», – успел с ужасом подумать Андрей ещё до того момента, как его ноги помимо его же воли понесли парня прочь. В то мгновение он явственно, всей разом заледеневшей кожей ощущал, что на них неумолимо надвигается самый настоящий рукотворный ад. Бог его знает сколько и в какую сторону они, объятые ужасом, успели отбежать, прежде чем на них навалился скрежещущий гул непрерывных разрывов, и они, словно три попавших в смерч мотылька, несколько секунд парили где‑то над землёй, совершенно не понимая где, собственно, сама земля, а где, мать его, небо.

Тишина обрушилась на них так же внезапно и страшно, как и грохот недавней бомбёжки. Очухавшись и прочистив забитые уши, Андрей с трудом поднялся из протяжённой, затопленной вонючей жижей канавы, и, пошатываясь, попытался занять вертикальное положение, но сразу свалился обратно. В голове стоял сплошной колокольный звон, а перед глазами роилось густое серое марево, будто гигантские насекомые налетели огромным роем и заслонили собою всё на свете.

Постепенно приходя в себя, Андрей предпринял вторую попытку подняться, но смог выровняться только стоя на коленях. Потратив некоторое время на то, чтобы убедиться, что он снова не завалится, Андрей, часто моргая, попытался осмотреться. Вся местность вокруг была старательно перепахана. Из всего обозримого пространства относительно нетронутым остался только небольшой пятачок, посередине которого он сейчас и стоял, выискивая глазами неизвестно куда пропавших напарников. В опустевшей на время голове начали появляться первые мысли, и все они были нехорошими.

Звуки мира всё ещё не могли пробиться через звон, но глаза уже стали видеть лучше, поэтому Андрей быстро обратил внимание на странное движение в земле неподалёку, будто какой‑то гигантский крот пытался выбраться на поверхность. Андрей, всё ещё пребывая в отупении, уставился туда и пустым взглядом наблюдал, как из‑под широкого куска серо‑желтого дёрна медленно и неуверенно выскользнула грязная человеческая рука.

Со стороны Андрей в тот момент выглядел, будто посетитель зоопарка, заметивший, как животное делает что‑то совершенно удивительное, чего он раньше никогда не видел. Бог его знает, сколько ещё он бы так смотрел, если бы в кадре не объявился Корнеев. Именно он бросился на помощь грязной руке и откопал Игоря. К счастью, брата лишь немного привалило землей.

Откашлявшись и поднявшись на ноги, Игорь протёр запорошенные глаза и осмотрелся вокруг, а затем внезапно принялся неудержимо хохотать. Некоторое время он ржал в одиночку, слегка приплясывая, а затем смех передался и Андрею, а потом и Лёше. Они долго хохотали, указывая на всё вокруг пальцами, достаточно долго, пока из глаз не потекли слёзы. Пока они смеялись, у Андрея разложило уши, и он смог не только видеть, как все смеются, но и слышать.

– Ой всё, хватит, – вдруг совершенно спокойным и твёрдым голосом сказал Корнеев, и смех будто застрял у Андрея в горле.

Игорь тоже затих и, грязными руками размазав слёзы в инфернальные разводы, стал разглядывать свои пальцы. Андрей же всё ещё отрешённо смотрел то на Лёшу, то на Игоря, пытаясь привести мысли в порядок. Корнеев ушёл куда‑то, но вскоре вернулся, с сожалением разглядывая погнутый ствол своей МЦ‑116М.

– Эм… а… – Игорь пытался что‑то сказать, с трудом шевеля окровавленными губами, чем привлёк внимание остальных. – Я… вот.

Он показал левую ладонь, три последних пальца на которой были странно скрючены. По идее он должен был бы сейчас орать от боли, но ничего такого не делал. Корнеев подошёл, внимательно осмотрел его пальцы и предложил Игорю протянуть ему ладонь. Тот, пребывая, похоже, в таком же отупении, как и Андрей, не задумываясь сделал это. Схватив его ладонь, Лёша один за другим быстро вправил все три пальца, чем, наконец, вызвал у Игоря уместную реакцию. Крича от боли, Игорь упал на колени и некоторое время стоял так и завывал, даже не думая как‑то отомстить обидчику.

– Надо идти, – бросил Лёша Андрею.

Тот кивнул, хотя кроме смысла сказанных слов ничего больше не понимал. Пришлось Корнееву вести этих двоих болванов за собой, как утят. Игорь, прикрывая сломанные пальцы здоровой ладонью, поскуливал, с опаской поглядывая на Лёшу, а Андрей молчал, шагая за Корнеевым по перерытой бомбёжкой земле. Из бедра Лёши сочилась кровь, но всем троим понадобилось время, чтобы осознать проблему и уделить ей должное внимание. На кровь и ссадины на лицах им было плевать.

К счастью, отпускало хоть и медленно, но всё же отпускало. Звон в голове постепенно слабел, а зрение вернулось в норму. Всё лучше и лучше становился слух, и даже в голове заметно прояснилось. Но только когда они остановились, чтобы, наконец, перевязать рану Корнеева, Андрей смог впервые составить какую‑то адекватную и законченную мысль и облечь её в слова.

– Что это было? – спросил он.

– Похоже на ковровую бомбардировку, – вздохнув, ответил Корнеев.

До Андрея всё доходило медленно, но слава богу, что доходило в принципе. Игорь вон вообще вёл себя, как пёс, которого впервые в жизни вывели на прогулку.

– А… мы… мы выжили, – с дебильным удивлением заметил Андрей.

– Как видишь, – прыснул Корнеев.

Он ненадолго отвлёкся от раны и посмотрел на Андрея.

– Или ты хотел спросить, как нам это удалось? – поинтересовался он, и, когда Андрей кивнул, продолжил. – Вообще – не должны были. Нам повезло, что дорога пролегала по краю посёлка, и нас просто задело крайней полосой бомбардировки. Можно сказать, что сегодня мы не только заново родились, но и выиграли в лотерею. Трижды.

Дослушав его ответ, Андрей ненадолго задумался. Затем у него возник ещё один вопрос.

– Нахрена они так?

– Так жёстко? – уточнил Лёша и пожал плечами. – Не знаю. Такая бомбардировка – очень затратное мероприятие да и сомнительное, хоть и убийственно эффективное. Мало кто может себе такое позволить.

Он задумался ненадолго и осмотрел образовавшийся на месте поселка пустырь.

– Может, это месть секты за лабу, – предположил он и, подумав ещё немного, озвучил ещё одну идею. – А, может, просто отчаянная попытка «Чаяна», используя всё, что есть, нанести противнику как можно больший ущерб, ведь они стремительно проигрывают эту войну.

Пока Лёша возился с ногой, Андрей сидел рядом и просто смотрел на дымящийся пустырь, возникший на месте бывшего посёлка. Постепенно, по мере того, как разум прояснялся, в его голове возникали важные вопросы. Что стало с силами Торговой гильдии? Где искать Нигматулина, да и нужно ли вообще теперь это делать? И что было бы, если бы он не отпустил колонну вперёд, а приказал им ждать в посёлке? Последний вопрос он озвучил вслух.

– Все бы полегли, – спокойно ответил Лёша. – Так что ты, сам того не зная, всех их спас.

Андрей в ответ что‑то промычал, но Корнеев не придал этому значения. Через пару минут он закончил с перевязкой и поднялся. Андрей, заметив это, хлопнул брата по плечу и тоже, кряхтя, поднялся на ноги.

Приключение которое он только что пережил, без сомнений останется в его памяти на всю оставшуюся жизнь.

Некоторое время они бродили вокруг рукотворной пустоши, поражаясь, насколько опустошительной может быть человеческая ярость. Изредка им встречались бесцельно бродящие люди: раненые, контуженные, растерянные. Гораздо чаще на пути попадались трупы: растерзанные, с отсутствующими конечностями и даже головами, а сколько их лежало под слоем перепаханной земли можно было только догадываться.

Перед бомбёжкой Андрей отправил взвод в городок, из которого они выступили сюда, а это был неблизкий путь. Учитывая состояние их троицы преодолеть его без транспорта вряд ли представлялось возможным, поэтому решено было всё же попытаться разыскать Нигматулина и попросить его если и не отправить их троих в тыл вместе с ранеными, то хотя бы позволить воспользоваться рацией. Но никто из встреченных выживших солдат гильдии не знал, где искать комбата. Лишь спустя полчаса бесплодных поисков какой‑то сержант сообщил, что штаб Нигматулина был уничтожен бомбардировкой, а сам майор, скорее всего, погиб.

Предложение искать Панкратова отверг Корнеев, разумно предложил повременить с этой идеей, пока торговцы сами не восстановят хотя бы видимость порядка и не станет понятно, кто из офицеров выжил и реально руководит этой дезорганизованной толпой. Приняв такое решение, «анархисты» взобрались на небольшой пригорок, нетронутый бомбами, и развалились на траве. Игорь уже пришёл в себя и начал, наконец, чувствовать своё тело и осознавать происходящее. Посыпались вопросы, но большая их часть осталась без ответа.

На пригорке троица провела почти час, а затем к ним пришло неожиданное спасение. Оно предстало перед ними в виде растерянной, взволнованной девушки, нервно мечущейся по руинам посёлка со снайперской винтовкой за плечами. Подбежав к ним, она не сразу узнала тех, кого искала и лишь когда Лёша, улыбаясь, обратился к ней по имени, девушка с короткими, пшеничного цвета волосами бросилась к нему и обняла, а затем расплакалась. Размазывая слёзы, она отошла от Лёши и обняла Игоря, а далее взглянула на Андрея и застыла в нерешительности, но через несколько секунд, подошла и мягко обняла уже его.

Андрей испытал странные чувства, ощутив, как аккуратно и нежно она его касается. Он долго не мог объяснить, что это, и лишь позже понял, что это было ощущение тепла и заботы, похожее на то, как в детстве о них с Игорем заботилась и беспокоилась мать. В тот момент он настолько впечатлился проявлением Руми, что не обратил внимания, что его она обнимает намного дольше, чем остальных. А вот остальные это заметили.

Девушка продолжала плакать и обнимать его, пока Андрей сам не опомнился и не заговорил с ней.

– Ну же, Руми, не надо плакать. С нами всё хорошо, – мягко попросил её Андрей. – Лучше расскажи, почему ты здесь и где тогда все остальные?

Руми несколько нехотя отстранилась от него, вытерла рукавами слёзы и, ещё слегка всхлипывая, начала отвечать. Многословно, целыми предложениями. Это было нечто новое и невероятное.

– Когда мы услышали, что тут творится, лейтенант Коробейников… послал одно отделение на бронетранспортёре, чтобы… выяснить обстановку, и я поехала с ними, – девушка то и дело сбивалась от волнения, но продолжала говорить. – Увидев, что тут произошло… мы разделились и отправились вас искать…

По её лицу снова потекли слёзы, она всхлипнула и несколько раз глубоко вздохнула, а затем продолжила.

– Мы думали, что вы все погибли… Машины никто не видел… а везде этот ужас…

Андрей не мог разобраться, почему Руми так разволновалась, но ему захотелось как‑то успокоить девушку и лучшее, что он смог придумать, это шагнуть к ней и вновь её обнять. Только после этого до него дошло, что она, наверное, очень волновалась за Корнеева, который стал для неё учителем и другом.

Сам Корнеев смотрел на них спокойным, безмятежным взглядом, но на его грязном с кровавыми разводами лице угадывалась сдерживаемая улыбка. Игорь был больше занят осмотром окружающего ландшафта, причём делал это с таким видом, будто только что его заметил.

– А «Тигр»‑то где? – спросил он таким тоном, будто за потерю машины его наверняка строго накажут родители.

Корнеев на такие вопросы принципиально не отвечал. Андрей же вообще не знал, что сказать. Трудно было выбрать подходящее слово и он долго колебался между «стёрта» и «распылена». Да, жаль было машины, жаль оружия, новенького АК‑15, выданного перед выездом из «Убежища», но больше всего было жаль Воробьёва, которого теперь даже нельзя по‑человечески похоронить.

– Руми, хватит реветь, – обратился к девушке Корнеев. – Лучше покажи, где бэтр или на чём там вы приехали.

Девушка несколько секунд не реагировала, затем оторвалась от Андрея с таким трудом, будто никогда не собиралась этого делать, снова рукавом растёрла слёзы по лицу и кивнула.

Через десять минут они вчетвером пришли к БТР‑80, ожидавшему их на опушке. Рядом с машиной уже собрались остальные бойцы отделения из взвода Коробейникова, которые по понятным причинам искали не так долго и рьяно, как Руми. У всех без исключения были изумлённые лица, ведь после увиденного лунного пейзажа мало кто верил, что ТАМ можно было выжить.

Взглянув на бойцов, Андрей улыбнулся.

«Что, суки, не ждали?», – вспомнилась фраза давно погибшего Вурца, с которой он как‑то в похожей ситуации приветствовал товарищей. Вспомнив Вурца, Андрей вспомнил Воробьёва и остальных, кого они уже потеряли, и улыбка сползла с его лица, и его снова охватила тоска.


Глава 7.4



6

Косарь, опасавшийся портить отношения с «Рассветом», расстреливая их людей, сбавил обороты, когда узнал, что выжившим бойцом, которого подстрелил Корнеев и которому после этого врезал по башке Толя, оказалась не кто иная, как майор Сандрин Монье. Он не только знал, что среди «анархистов» её «любят» особенно, но и лучше всех присутствующих знал, что она за человек, и именно поэтому больше не рвался её защищать.

В любом случае это было бы бесполезной затеей, поскольку Черенко свирепел при одном лишь намёке на снисхождение, от кого бы он ни поступал. Его ненависть к Монье после событий в Вольном оказалась намного сильнее, чем можно было ожидать, и именно он, пока Андрей отсутствовал, незамедлительно занялся допросом Сандрин так, как считал нужным. Коробейников пытался ему помешать, но в итоге даже он решил уступить ярости охотника. С одной стороны лейтенант немного опасался, что Черенко натворит дел, а влетит за это именно ему, но с другой – он знал, что Толя относится к самым приближённым людям Андрея Романова, и раз уж он намерен действовать вопреки приказам, то, вероятно, должен понимать, что делает.

И что же сделал Толя? О, он сумел развернуться, да так, что даже Косарь признал его изобретательность и похвалил. Для начала Толя раздел Монье донага, проверил и распотрошил всю её одежду, не поленившись разрезать каждый шов, и вытащил оттуда всё, что смог найти, оставив от одежды и бронежилета охапку лоскутов и бронеплиты. Покончив с этим, он привязал её к стулу и принялся сильно, но пока без особой жестокости, бить звонкими, увесистыми пощёчинами, требуя рассказать, какого чёрта она делала на объекте. От каждого второго удара нагая женщина заваливалась на пол, но её поднимали и экзекуция продолжалась. Причём бил он её даже если она пыталась что‑то отвечать, от чего возникал вопрос – нужны ли вообще ему её ответы? Впрочем, говорила она в основном разнообразные оскорбления, из‑за чего все действия Толи начинали выглядеть не такими уж и жестокими.

В какой‑то момент в подвал школьного здания, где происходила экзекуция, спустился Косарь. Уже в тёмном коридоре до ушей наёмника донеслись звонкие звуки ударов и глухие стоны пленницы. Ориентируясь по ним и подсвечивая себе путь ручным фонарём, Косарь без проблем нашёл комнату, где и происходило действо.

Когда‑то это помещение площадью квадратов в двадцать, наверное, использовалось, как чулан, но сейчас всё, что в нём находилось это стул, на котором сидела связанная голая женщина, и двое мужчин. Один стоял возле женщины, а второй прислонился спиной к стене и сложил руки на груди, держа в одной из них пистолет. В помещении воняло сыростью, ржавчиной, плесенью и чёрт знает чем ещё. Оно освещалось тремя ручными фонарями, которые, будучи разложены в разных местах, давали более чем достаточно света, выхватывая из темноты старые ржавые трубы в углах и под потолком, могучий мужской торс и голое мускулистое тело женщины на стуле. Бодяга, стоявший у стены, находился в относительной темноте.

Когда Косарь вошёл в комнату до него донёсся звонкий шлепок, а следом за ним сдавленный стон, и женщина вместе со стулом в очередной раз грохнулась на грязный пол.

– О! А у вас тут весело, как я вижу, – отметил Косарь, прикрывая за собой дверь.

– Ещё не приехали? – повернувшись к нему, вместо ответа спросил Толя.

– Пока нет.

Черенко повернулся обратно к лежащей на полу Монье и в очередной раз поднял её. Та что‑то пыталась сказать.

– Что? – грубо переспросил Толя и прислушался. – Слабо?! Хм…

Замах, новый шлепок, новый стон и падение. Косарь засмеялся.

– Ха‑ха‑ха! Мазохистка и садист, наконец, нашли друг друга, и в нашем жестоком мире появилась ещё одна крепкая пара! Совет да любовь!

Лежащая на полу Монье бросила в его сторону злой, непонимающий взгляд, хотя по её уже изрядно распухшему лицу трудно было точно определить эмоции. Выражения лица самого Косаря, находящегося в темноте, она не видела. Черенко вновь поднял её, а от Косаря потребовал заткнуться. Допрос продолжился.

После каждой пощёчины Сандрин глухо, продолжительно стонала, но если не падала на пол, то потом сквернословила и сыпала оскорблениями. Черенко из‑за этого ещё больше распалялся, но в какой‑то момент остановился.

– Лучше бы вы. бали, хоть не было бы так скучно, – с трудом шевеля распухшими губами, на удивление едко проговорила Монье.

– Гы‑гы, – Косарь издал короткий смешок. – Что, не хватает, да? А я тебе говорил – найди себе мужика.

Черенко, который и так сильно злился из‑за её стойкости и оскорблений, от последней фразы Монье окончательно взбесился и начал метаться взглядом по помещению, стараясь придумать что‑нибудь более унизительное и неприятное для этой упёртой сволочи. Несмотря на затмевающую разум ярость, он всё же сумел кое‑что придумать.

– Верёвки, – бросил он, вероятно, Бодяге. – Есть ещё?

Умкнув, тот поднял с пола и бросил Толе два мотка верёвки.

– Помоги, – потребовал Черенко и обратился затем уже к Косарю. – Ты тоже. Сам знаешь, что она брыкается.

Если Бодяга, положивший пистолет на кучу тряпья на полу, шагнул к Монье довольно уверенно, то вот Косарь сделал это с явной неохотой.

– Только втроём… с одной бабой… можете справиться, слизняки, – не унималась Монье и насмешливо хихикнула.

– Жалеешь её, что ли?! – нервно спросил Косаря Толя.

Пришлось Косарю действовать активнее.

Толя с Бодягой перевязали её кисти верёвками и перебросили их через трубы под потолком, затем Косарь развязал связанные у неё за спиной руки и отвязал их и её ноги от стула. Бодяга с Толей сразу же натянули верёвки, подвешивая женщину, а Косарь отошёл в сторону и залюбовался картиной.

– Знаешь, Сандрин, а ты, оказывается, тоже можешь быть милашкой, – улыбаясь на все тридцать два, заявил он.

– Козёл, – только и ответила она.

Черенко, впрочем, на этом не остановился. Несмотря на отчаянные попытки Монье помешать им, они с Бодягой привязали к трубам верёвками и её ноги тоже, растянув её в виде буквы «Х», а затем тоже отошли, чтобы осмотреть результаты своей затеи. Наблюдавший за всем этим Косарь снова не удержался от язвительного комментария.

– Эм, Толян, мож я сбегаю к торговцам и поспрошаю у них плеть, кожаную маску и шариковый кляп? Без них картина не полная…

Разозлённый Черенко повернул к нему ошалевшее лицо.

– Мож ты сбегаешь отсюда нах. й и не будешь звездеть?! – с угрозой в голосе ответил он.

Мало кто в подразделении мог сказать подобное Косарю. Большинство бойцов знали, что он столь же опасен, как и Корнеев, и благоразумно избегали вступать с ним в конфликт, как и с Лёшей, а сам Косарь мало когда бывал агрессивен и напрашивался на драку. Толя был одним из тех, кто порой мог грубо отвечать Косарю, но наёмник редко реагировал на это, чаще отшучиваясь. Не ответил он и на этот раз.

– Пф… Какой же ты бука, Толясик. Уйду от вас, – фыркнув, ответил Косарь.

Он быстро открыл дверь, но не вышел, а повернулся и ещё раз взглянул на подвешенную Монье, которая тоже смотрела на него и криво ухмылялась. Косарь мерзко улыбнулся и игриво ей подмигнул.

– Ну, крошка, эти мальчики тебя и без меня развлекут. Не скучай, – бросил он ей на прощание и вышел.

– Мог бы и здесь подрочить, – едким тоном в свою очередь попрощалась Сандрин.

Косарь застыл на мгновение, но затем покинул помещение.

Черенко некоторое время задумчиво смотрел на растянутую Монье, словно скульптор, стоящий перед глыбой камня, которому предстояло стать шедевром. Затем он подошёл к ней спереди и схватил её рукой за подбородок.

– Вы знали, что мы идём к объекту? Откуда? Почему вы хотели нас опередить? Что там было? – громко задал он те же вопросы, что и до этого.

Сандрин, ухмыляясь, посмотрела на него презрительным взглядом.

– Отсоси у себя – тогда скажу, – предложила она.

Помещение на миг заполнил звук очередной звонкой пощёчины. Бодяга уже занял своё место у дверей и не без интереса посматривал на растянутую в воздухе женщину, хоть в глубине души и жалел её. Черенко обошёл Монье со всех сторон и внимательно осмотрел её тело в свете фонарей. Он и раньше замечал на ней шрамы, но сейчас у него появилась возможность рассмотреть её тело детальнее. На ней оказалось множество шрамов самых разных форм и размеров, часть из которых скрыл огромный синяк от пули Корнеева под левой лопаткой. Её спина была буквально исполосована, вероятно, плетьми, а на бедрах и предплечьях были заметны следы нескольких огнестрельных и ножевых ранений. Нашлась даже пара ожогов. Возможно, если бы не обстоятельства и ярость Черенко, то даже он бы содрогнулся, увидев эту картину, но сейчас его разум работал иначе.

Он ненавидел женщину перед ним. За жестокость, за беспринципность, за то, что она хотела их убить и чуть было не убила, если бы не этот засранец Косарь. Из‑за неё у них были проблемы, а недавно она и её люди ещё и стреляли в его бойцов, а этого Толя вообще никак не мог простить. Она была его личным врагом и плевать на организации и шевроны.

Закончив с осмотром, Черенко смачно ударил ладонью по ягодицам Монье и принялся снимать ремень.

– Получала в детстве ремня, курвина дочь? – спросил он. – Вижу, тебя немного хлестали, но не там, где надо. Я это исправлю.

Монье мучительно засмеялась в ответ, краем глаза наблюдая за реакцией и действиями своего истязателя.

– Давай, накажи меня, – хрипло попросила она. – Я была очень плохой девочкой.

Бодяга, слушавший всё это уже больше часа, никак не мог взять в толк, зачем эта белобрысая дура ещё больше драконит Толика. Лично ему происходящее не нравилось, но он понимал, что допросить эту мадам в любом случае необходимо, поэтому не мешал и не пытался успокоить Черенко, хотя и хотел бы, чтобы всё происходило как‑то почеловечнее. Но если она будет продолжать так себя вести, то ничем хорошим для неё это точно не кончится. С другой стороны – могло ли всё это в принципе закончиться для неё чем‑то, кроме пули?

Раздался свист, и кожаный ремень с сильным шлепком плотно вжался в упругие ягодицы Монье. Она лишь вздохнула. Снова свист и удар, снова вздох. И так ещё пять раз. Далее с каждым новым ударом в свете фонарей было заметно, как мускулы женщины всё больше напрягаются, но привычных ядовитых замечаний от неё не поступало с самого начала порки. Черенко остановился.

– Эт, курва, что такое? Чего замолчала, м? Где твои оскорбления? – громко спросил он.

Монье почему‑то промолчала. Хмыкнув, Толя ударил её ещё трижды, но ответа так и не поступило. Повторялось только сильное напряжение мышц на бёдрах и ягодицах, а после четвёртого удара Монье, наконец, громко закричала. Сделала она это не просто так – на то была причина, но её план не сработал. Да, ни Толя, ни Бодяга не услышали за криком, как что‑то выпало из промежности Монье и со звоном упало в грязь на полу, но зато они увидели металлический блеск в свете фонарей. Поняв, что произошло, Монье в ярости задёргалась в своих путах, выкрикивая ругательства и новые порции оскорблений в адрес Черенко, но тот уже не реагировал.

Склонившись над полом, он несколько секунд разглядывал продолговатый металлический предмет, похожий на помаду, а затем попросил Бодягу подсветить. Когда Стёпа выполнил просьбу, Толя поднял предмет и осмотрел – он действительно выглядел, как помада. Покрутив предмет в руках, Толя случайно открыл его и заметил синий USB‑разъем, который и выдал истинное назначение предмета из далёкого прошлого.

– Ишь курва, как интересно, – с издёвкой сказал Толя, не обращая внимания на хриплые крики и угрозы Монье. – Где это было?

Он поднёс предмет к носу и понюхал. Монье в этот момент обещала накормить его его же собственными яйцами, но Толю это не пугало, а как раз наоборот.

– Угу‑у, значит, здесь, – издевательски сказал Черенко, бесцеремонно засунул пальцы во влагалище Монье и принялся там шарить.

Монье буквально взвыла от переполнявшей её ярости, чем только ещё больше раззадорила Черенко. Сейчас Толя не истязал её, стараясь действовать осторожно и не причинять боль, но чувствовал он настоящее удовлетворение – наконец‑то он её достал, эту упёртую мразь!

– Странно, что больше ничего нет, – с фальшивым разочарованием сказал он. – Ты там довольно просторная, могла бы и гранату спрятать.

– Толян, прекращай. Это уже совсем за рамками, – недовольно бросил Бодяга.

– Ладно‑ладно, – согласился Толя, вынул пальцы и обошёл Монье спереди. – А в заднице ничего не прячешь?

Сандрин в ответ плюнула ему в лицо, шипя и изрыгая угрозы. В ответ Черенко замахнулся было, но не ударил: она ведь только того и добивается, чтобы он бесился. Уж что‑что, а это он за час, наконец, сумел понять. Опустив руку, он отошёл и осмотрелся, затем поднял кусок её бывшей формы и вытер им лицо.

– Ну и ладно. Там в следующий раз поищем, – угрожающе пообещал он ей.

– Что дальше делать будем? – поинтересовался Бодяга, который тоже понял, что за предмет был спрятан у Монье во влагалище.

– Дождёмся командира. Уверен, что бы там ни было – ему это понравится. Ты это, главное никому не говори пока, понял?

Бодяга кивнул и бросил короткое «угу». Затем они оба покинули Монье, так и оставив её голой висеть в холодном подвале. Звуки её яростных, но хриплых воплей некоторое время преследовали их, пока они шли по коридору, но обоим было наплевать.


7

Почти всё время, что Аня находилась в «Убежище» она каждый день по два раза выходила гулять и каждый раз шла одним и тем же маршрутом. От здания лазарета, где она жила на первом этаже в гостевой комнате с отдельным входом, мимо длинных складов, затем мимо казарм и автомастерских, далее она проходила через небольшой сквер, где ненадолго присаживалась на скамейку, а затем шла мимо штаба и арсенала обратно к лазарету. Её маршрут никогда не менялся, что, впрочем, и не выглядело странным, ведь особо разгуляться в «Убежище» было негде.

Каждый день она просто проходила свой привычный маршрут и возвращалась. После случая с Кобальтом никто больше не окликал её, не останавливал и даже не смотрел в её сторону. Пора стояла холодная, поэтому девушка в накинутом на голову капюшоне не привлекала внимание немногочисленных прохожих. Но на этот раз кое‑что изменилось. Когда она проходила через сквер, её привычная скамейка оказалась занята каким‑то человеком. В таком случае Аня собиралась пройти мимо и не останавливаться, но кое‑что привлекло её внимание – песня, которую негромко, но отчётливо пел человек, сидевший на скамейке. Судя по голосу, это была женщина.

– Если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг, а – так, – доносилось со стороны скамейки. – Если сразу не разберёшь, плох он или хорош.

Голос был так себе и на сцену эту даму точно бы не пустили, но Аня всё равно остановилась и замерла, уставившись невидящим взглядом во что‑то перед собой, но во что именно она и сама не знала. Да ей вообще было плевать куда она смотрит, важно было только то, что она слышит.

– Парня в горы тяни – рискни! Не бросай одного его: пусть он в связке в одной с тобой, – Аня вся съежилась, ожидая, чем окончится эта песня. – Там поймёшь…

И пение оборвалось. Сердце девушки стучало, как безумное, давление подскочило, и Аня с трудом удерживала себя в руках. Ей было очень страшно, но она всё же нашла в себе силы медленно развернуться и посмотреть на человека, сидевшего на скамейке. Там сидела сутулая женщина в грубом коричневом пальто и простой вязаной шапке, и смотрела в землю. Аня ещё немного постояла в нерешительности, но всё же переборола себя и сделала несколько шагов к скамейке.

– Это… – во рту пересохло, поэтому ей пришлось потратить время, чтобы одолеть страх и договорить задуманное, – любимая песня моего отца.

Женщина на скамейке не подняла лица и не посмотрела на Аню. Со стороны могло показаться, что она глубоко подавлена, но вряд ли это было так.

– В этом нет ничего странного, – негромко заговорила она. – Мужчины любят эту песню. Мой покойный брат, например, очень любил.

Буря эмоций пронеслась внутри Ани и она на секунду застыла, борясь с ними. Взяв себя в руки, девушка подошла и присела на скамейку рядом с женщиной. Та по‑прежнему не поднимала лица и вообще не двигалась. День был холодным, а большинство обитателей «Убежища» – как всегда заняты. В сквере и так нечасто кто‑либо бывал, но в этот раз кроме двух сидящих на скамейке женщин там не было вообще никого.

– У меня тоже был брат. И он тоже умер, – тихо сообщила Аня, хоть никакого брата у неё отродясь не было.

– Постарайся говорить так, чтобы твоего рта не было видно, – тихо приказала женщина после того, как Аня договорила.

Аня подумала немного, а затем склонилась вперёд, положила локти на колени и, наклонив голову, упёрлась ладонями в виски. Ничего лучше она придумать не могла, да и не сильно понимала почему ей вообще нужно так делать, но приказ всё же посчитала нужным выполнить.

– Есть что‑то стоящее? – тихо спросила женщина, по‑прежнему не двигаясь и не поднимая головы.

– Пока нет, – тоже тихо ответила Аня. – Романова тут нет. И ко мне подсылали подставного связного.

Возникла продолжительная пауза, после которой собеседница сделала странное движение, будто глубоко вздохнула, но самого вздоха Аня не расслышала.

– Что ты предприняла? – прозвучал новый вопрос.

– Сдала его Гронину, – ответила Аня и не удержалась, чтобы не похвастаться. – Они всё проглотили. Я мастерски это сделала.

– Наивная, – теперь‑то вздох Аня услышала отчётливо. – Гронин ничего не проглатывает и всё видит. Даже не пытайся играть с ним. Он всегда на пять… на пятьдесят ходов впереди тебя.

Это было неприятное замечание, но Аня промолчала. Если этот Гронин такой опасный, то зачем шпионской сети вообще использовать Аню? Чего она сможет добиться? Да и не похож Гронин на такого человека. Аня не раз обводила вокруг пальца своего отца, а вот он уж точно хитёр и дальновиден. Гронин, конечно, тоже не дурак, но до её отца ему далеко, уж в этом Аня не сомневалась.

– Так что мне делать? Просто ждать Романова?

– Да. Он сейчас выполняет какое‑то важное задание. Когда вернётся – найди способ узнать у него об этом задании всё, что сможешь: суть, что произошло, каковы результаты. Следующий контакт – через три дня… если ты ещё будешь здесь. Затем ещё через три. Если появятся новые инструкции – тебе сообщат при контакте.

Женщина говорила так тихо, что Ане приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы разобрать все слова. Что означает фраза «если ты ещё будешь здесь»? Аня хотела спросить, но собеседница опередила её.

– Всё понятно?

Вопрос был задан довольно жёстко, и Аня решила сначала ответить, прежде чем задать свой собственный вопрос.

– Да.

Услышав её ответ, женщина тут же медленно поднялась и, глядя под ноги, неторопливо побрела в сторону автомастерских. Аня, огорчённая тем, что не успела уточнить значение тех слов, что было сил давила в себе желание окликнуть её и даже смотреть ей вслед, а когда та скрылась из виду, откинулась на спинку скамейки и посмотрела на серое небо. На улице было очень холодно, но она не чувствовала этого. Даже наоборот – мысли разогревали девушку настолько, что ей даже хотелось сбросить с себя тяжёлый бушлат.

Наконец‑то с ней вышли на контакт. Прошло больше двух месяцев, и она уже начала думать, что этого никогда не произойдёт. Чем дольше не было контакта, тем больше она ощущала растерянность и страх, что её бросили. Но боялась она не этого, а того, что её посчитали бесполезной, и в любой момент отец может забрать её обратно.

«Если хочешь реабилитироваться в моих глазах, снова получить мою благосклонность и поддержку – тебе придётся пойти на жертвы. На что ты готова, чтобы вернуть моё доверие? Или чтобы прекратилась ваша бессмысленная вражда с Третьяковым?», – так тогда сказал отец. Тем разговором он сумел вытянуть её из трясины, в которую она с каждым днём всё больше погружалась, дал ей не только надежду на улучшение её положения, но и показал путь, как этого добиться.

А затем появился Андрей. Он пришёл и, словно ангел, своими добротой, пониманием и нежностью вернул в её тело не только волю к жизни, но и душу. И тем самым вновь причинил ей боль, потому что она не хотела его предавать, не хотела его использовать, но и поступить иначе тоже не могла, и осознание этого жгло её ещё сильнее.

Она не видела Андрея уже два месяца и очень ждала его возвращения, хоть и боялась этого дня из‑за того, что вынуждена будет сделать. Каждый день она с надеждой наблюдала, как в «Убежище» прибывают небольшие колонны или отдельные машины, рассчитывая увидеть, как из одной из них выйдет высокий, русоволосый парень, вечно небритый, в ссадинах, но такой близкий и… родной. Да, как бы она ни отпиралась – она любила его, теперь она смогла это признать. В последнее время только рядом с ним она ощущала полное спокойствие и безопасность, чувствовала себя защищённой, и теперь ей остро не хватало его тепла, нежных объятий, доброго, с лёгкой хрипотцой голоса и не по годам взрослого, слегка усталого взгляда, который, как оказалось, успел повидать столь многое…

Он так сильно изменился со дня их первой встречи… Стал жёстче, сильнее и мудрее, вырос как мужчина, как личность и как командир. Аня не ожидала, что его отряд, состоящий сплошь из людей гораздо старше него, будет так любить своего молодого командира и подчиняться ему во всём, но была этим приятно удивлена. Для неё это многое значило.

Но были вопросы, которые мучили её и порой заставляли сомневаться. На сколько хватит её любви? Сколько такой жизни она сможет выдержать? И это при том, что несмотря на все пережитые страдания, самого трудного она до сих пор всё ещё не вкусила.

Однако и это была не последняя проблема. Был ещё отец, который знал где она, что делает и что должна делать. Даже если она решилась бы остаться с Андреем навсегда – он не позволит ей этого сделать. Если она провалится – отец вернёт её обратно на то же положение, что у неё было, и тогда Третьяков рано или поздно найдёт способ добраться до неё. В этом Аня не сомневалась. Она чувствовала, что этого маньяка может остановить только смерть. Или Игорь Владов.

И как ей быть? Чтобы спастись и сохранить шансы на нормальную жизнь ей необходимо предать любимого человека, и даже для того, чтобы остаться с ним ей всё равно необходимо его предать. Понимание этой неизбежности медленно убивало её.

Что ж, раз ей в любом случае придётся предавать, нужно решить, что делать дальше, потому что даже для предательства ей всё ещё необходимо учитывать один момент, который она узнала в разговоре со связной, и который после того разговора всё чаще и чаще всплывал в памяти: «он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя».

Скептически воспринятые поначалу, эти слова казались Ане всё более правдоподобными по мере того, как она о них думала. Связная казалась опытной, гораздо опытнее Ани, и она определённо понимала о чём говорит. Да, Аня прошла проверку, но достаточно ли этого? Что ещё может предпринять Гронин? И что сама Аня может ему противопоставить, чтобы упрочить своё положение?

Первоначальная импульсивная идея выглядела неплохо, но в то же время – ужасно. Ане понадобились целые сутки, чтобы перебрать в голове все варианты, до которых она только смогла додуматься, но каждый раз она возвращалась именно к ней – к идее, возникшей первой… сдать связную. Это поможет ей законспирироваться ещё лучше, упрочить своё положение и увеличить доверие Гронина. Вряд ли он мог знать, что она раскусила Кобальта, значит, к ней уже есть толика доверия, но если она сдаст настоящего шпиона, Гронин точно поверит ей…

Даже не пытайся играть с ним. Он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя.

Аня много раз во весь голос кричала в подушку, затем набирала воздуха и кричала ещё. Почему? Почему?! ПОЧЕМУ?! Почему единственная хорошая идея требует человеческих жертв? Почему, чтобы Аня продолжала жить, из‑за неё должны гибнуть люди? Из‑за её страха, из‑за её слабости… из‑за её неуверенности. Эта женщина… её ведь точно убьют. Но иначе никак.

Он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя.

Неужели он и правда может быть настолько умён? Он – бог? Нет. Не бог. И Аня докажет это. Отец говорил, что ей придётся чем‑то жертвовать, но он не говорил, что жертвовать она должна только собой. Да и вообще – в гибели этой женщины будет виновата не только Аня, но и её отец, который отправляет людей играть в такие опасные игры. Она разделит с ним эту ответственность или… Нет. Во всём виноват только он один. Всё – из‑за него.

Приняв решение, Аня вышла из своей комнаты и медленно пошла к штабу. Погода всё больше портилась, становилось всё холоднее и ветренее, и Аня подумала, что погода отражаетеё настроение. Но, несмотря на это, она готова. Она сможет. Она справится и её совесть останется чистой, потому что во всём виноват отец.

«Он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя… Черт, что я упускаю?», – думала Аня, шагая по старым плитам плаца.

И вот, уже стоя на пороге штаба, она внезапно прозрела. Когда это произошло, от внезапно накатившей волны страха у Ани чуть было не подкосились ноги.

К ней подослали человека, якобы от отца. Она сразу раскусила его и радостно сдала Гронину, хотя для всех это автоматически означало, что отец знает, где она и может нагрянуть за ней в любой момент, но раз он не делает этого, то… О, господи… Она сама себя выдала. Она должна была подготовиться перед тем походом к Гронину, придумать, как себя вести. Ей стоило устроить там истерику, разыграть страх, что отец уже нашёл её, просить защиты, и таким образом заставить Гронина раскрыть свои карты. Это стало бы самой лучшей конспирацией, а теперь он всё знает. Он давно всё знает. Знает и наблюдает… О, чёрт…

«Он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя», – снова всплыли в голове сказанные связной слова, а страх внутри стал осязаемым. – «Господи… Что теперь делать?»

Тяжелая рука легла внезапно ей на плечо, и испуганная Аня содрогнулась всем телом, направив весь запас внутренних сил на то, чтобы не позволить ногам предательски свалить тело на бетонные ступени. Голова закрутилась, перед глазами всё поплыло, и Аня пошатнулась, но смогла устоять на ногах.

– Здарова, кукла! – раздался знакомый весёлый голос. – Чего тормозишь? Заходи, раз пришла.

«Господи! Он тоже всё знает и играет со мной!», – пронеслось в голове.

С большим трудом, но Аня сумела немного приглушить страх, надеясь на какое‑нибудь чудо. Медленно выдохнув, она повернулась и остекленевшим взглядом посмотрела на крупное, небритое лицо Родионова. Тот, увидев её выражение, прыснул со смеху.

– Пф… Я помешал тебе пронести бомбу и взорваться там, да? Извини.

– Вы просто меня смертельно напугали, – выдавила она и тут же вскипела, выпуская наружу накопившиеся эмоции. – Ну вас к чёрту с такими шутками!

– Ты глянь, какая коза! Забодаешь ещё! Дай‑ка я лучше пойду по своим делам, – Макс, как ни в чём не бывало, прошёл мимо неё и, не оглядываясь, скрылся в дверях штаба.

Когда он ушёл, Аня развернулась и медленно пошла прочь от штаба. В теле возникла лихорадочная дрожь, но все попытки Ани подавить её были тщетными. Они всё знают и играют с ней – неспроста Родионов называет её куклой. Они просто играют, позволяют ей быть здесь, наблюдают… и ждут. Господи, какая же я дура, дура, ДУРА! Что мне делать? Что мне делать?!

Просто сдав подставного Кобальта, я признала, что отец нашёл меня. Не выказав на этот счёт никакого волнения, я подтвердила, что знала, что он знает, где я. Это конец… Или нет? Если всё так – почему они… почему Гронин молчит? Почему не позовёт меня к себе и не скажет, что всё знает? Почему не угрожает, что расскажет всё Андрею или просто не отправит меня обратно к отцу? А вдруг всё не так плохо, как я думаю?

Размышления заняли ещё одни сутки. Аня придумывала что‑то, доказывала это самой себе, а потом фразой «он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя» разрушала свою идею, и так повторялось раз за разом. Но ничего не делать и опустить руки она больше тоже не могла, потому что даже не попытавшись спастись, позволив себе без боя проиграть и снова оказаться лицом к лицу с Третьяковым… Она чувствовала, что после этого сломается уже навсегда.

Наконец, Аня выбрала лучшую, с её точки зрения, идею и собралась с силами, чтобы воплотить её в жизнь. Она почти не спала из‑за этого, но всё же была уверена, что сумела выработать единственно правильную стратегию. Да, это не позволит ей победить, но зато она сможет прощупать, что знает или думает о ней Гронин, и уже исходя из этого сделает ему предложение.

Приняв решение, она с нетерпением собралась и снова отправилась в штаб, только на этот раз чуть ли не бегом. Гронин, слава богу, оказался на месте и сразу согласился её принять.

Он сидел на своём месте за столом. Седеющий, но всё ещё пышущий здоровьем крупный мужчина с проницательным, тяжёлым взглядом. В отличие от Родионова, полковника Аня видела всегда чисто выбритым.

– С чем пожаловала на этот раз? – без обиняков поинтересовался он.

– Я хочу заключить с вами сделку, – уверенно заявила Аня в ответ.

– Сделку?

Ане показалось, что на лице Гронина проскочило удивление, но он быстро скрыл его. Поначалу девушка обрадовалась, ведь оказалось, что перед ней не робот, но затем она одёрнула себя, вспомнив фразу, которую раз за разом себе повторяла.

– Да. Сделку.

– Хм, – Павел снова на миг сделал вид, что удивлён, а затем вернулся к своему непроницаемому выражению лица. – И какого характера она должна быть? Что мы вообще можем предложить друг другу?

– А как вы думаете?

Лишь две секунды он пристально смотрел на неё, никак не меняясь в лице. Нечто подобное Аня замечала за тем человеком из отряда Андрея… Как же его… Корнеев, кажется. Тот тоже часто выглядел равнодушным, и никогда нельзя было понять, что он думает или собирается сказать.

Ответ полковника прозвучал жёстко и с ноткой раздражительности, будто Гронин был сильно занят, а она его отвлекала.

– У меня нет времени на игры. Если хочешь что‑то сказать – говори. Если нет – уходи.

«Тупик? Он не заинтересовался? Но ведь должен был!», – немного испугавшись, лихорадочно соображала Аня.

Даже так она не смогла ничего выведать. Ни по его лицу, ни по словам она так и не поняла, что он знает. Но ничего, к чему‑то подобному она тоже была готова.

– Вы ведь понимаете, зачем я здесь, не так ли? – продолжила она, имея в виду не кабинет Гронина.

– Если честно – вообще нет, – полковник ответил так, будто это действительно было правдой. – И чем дольше ты тянешь, тем больше мне хочется, чтобы ты покинула мой кабинет.

Теперь Аня воспринимала его совсем иначе: присматривалась ко всему, что он делал и говорил, наблюдала за морщинами на его лице, за движениями губ, пыталась уловить любые эмоции, которые он столь скупо проявлял, в надежде, что Гронин ошибётся, выкажет что‑то. Но всё было тщетно. Он вёл себя, словно машина, и даже те лёгкие тени эмоций, что ей удавалось заметить, заставляли Аню сомневаться, казались уловками. Случайно она попала в самое яблочко.

Она думала, что её отец умнее и хитрее Гронина? Нет. Теперь она это поняла. У отца были свои сильные стороны, но Аня знала его, знала его методы и характер, пусть не всегда, но часто понимала, что он скажет в тот или иной момент, хотя его истинные мысли часто оставались для неё загадкой. Но Гронин был совсем другим: он адаптировался на ходу, перестраивался, менял поведение и тактики. Только сейчас она внезапно осознала это. Осознала и по настоящему испугалась.

– Я имею в виду не кабинет… – разволновавшись, объяснила она, – а в целом. Зачем я сбежала от отца. Что здесь делаю.

«Заинтересуйся! Задай хоть какой‑то вопрос!», – мысленно кричала она.

Но Гронин не собирался себе изменять.

– Конкретика, Анна, – строго потребовал он, теряя терпение.

«Да как с ним разговаривать?! Он что, совсем тупой и ничего не понимает?», – с раздражением подумала Аня.

Она поняла, что единственное, что она сейчас может сделать, чтобы этот разговор не окончился – пойти ва‑банк и сознаться ему во всём. Но Гронин так себя вёл, будто ничего не знал и не понимал, и всё это его ни грамма не интересовало. Впервые Аня позволила себе усомниться в словах связной, но быстро одумалась – связная явно опытнее неё и точно понимала о чём говорит.

Внезапно Ане в голову пришла ещё одна идея, как попытаться заставить Гронина раскрыть хоть какие‑то карты и начать торг.

– Вы ведь проверяли меня. С Кобальтом.

На лице Гронина отразились нетерпение и раздражение, будто ему хотелось, чтобы собеседник поскорее покинул его.

– Это был ваш человек, – добавила Аня.

– Что за чушь? С чего ты это взяла?

Это ещё что за реакция? Аня снова оказалась в тупике, но быстро сумела найти выход.

– Женская интуиция, – соврала она.

– Её не существует, – жёстко парировал Гронин.

– Докажите.

Это слово могло относиться как к интуиции, так и к Кобальту, но Гронин правильно понял о чём именно говорит Аня. Девушка в свою очередь подумала о том, что Родионов давно бы уже лыбился вовсю и шутил, но Гронин даже сейчас сохранял нейтральное выражение лица и не позволял голосу выдать свои эмоции.

– Легко. Я сейчас позову дежурного, и он проводит тебя к могиле.

– Какой ещё могиле? Чьей? – опешила Аня, хоть и догадывалась, какое имя сейчас прозвучит.

– Кобальта.

Возникла пауза, во время которой Гронин преспокойно смотрел в прелестные глаза совершенно сбитой с толку Ани, а она, изумлённая, не могла поверить в то, что только что услышала.

– Это… это ложь. Этого не может быть! – воскликнула она.

Ответ полковника был мгновенным, будто он только и ждал её реплики.

– Тебе дадут лопату. Раскопаешь сама. Разговор окончен. Кивалов!

Гронин громко позвал кого‑то. Через несколько секунд скрипнула дверь, и на пороге возник дежурный. Аня сидела в замешательстве, не зная, что делать дальше.

– Проводишь Анну Игоревну в СБ. Там передашь её Прокурору. Пусть выделит кого‑то, кто проведёт её к могиле предателя, которого вчера расстреляли. Кобальта. Прокурор знает. Также пусть даст ей лопату. Дама должна раскопать могилу и убедиться, что с ней здесь никто не играет в игры. И ещё одно – передай, что ни в коем случае ей не должны помогать. Её инициатива – её ответственность. Если узнаю, что кто‑то помогал копать – накажу. Всё понял?

– Так точно!

Полковник перевёл взгляд на Аню.

– Извини, но у меня больше нет на тебя времени. Иди.

Девушка, не двигаясь, некоторое время растерянно смотрела на Гронина.

«Это означает, что никаких сделок не будет?», – подумала она.

– Если ты сейчас же не уйдёшь – я просто выставлю тебя за дверь, – холодно сказал Ане полковник, но продолжил уже чуть мягче. – Когда закончишь с могилой – может, ещё поговорим. Ты меня заинтересовала.

Разгром. Полный разгром. Её «самая лучшая» стратегия не дала ей вообще ничего. Аня медленно поднялась. Она просто должна была подняться, иначе её действительно вышвырнут отсюда. В голове творился полнейший бардак. Гронин не только выгнал её, он вообще не заинтересовался ни её словами, ни её предложением. Будто ему совсем не интересно… потому что он уже всё знает.

Она медленно пошла к дежурному, молодому веснушчатому солдату, надеясь, что Гронин окликнет её, скажет, что она проиграла и прикажет говорить, но он не сделал этого. Почему? Неужели, потому что хотел, чтобы она увидела в могиле бородатое лицо Кобальта? Чтобы поняла, насколько глупой была. Чтобы сломалась…

Он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя.

И всё равно невозможно. Аня была уверена, что Кобальт – подсадной, а разве Гронин станет убивать своих людей? Это уже чересчур, он просто не может этого сделать… Или может? Неужели он и правда способен поступить настолько жестоко? Подобное характерно для кого‑то вроде Третьякова, но Гронин… не похож на него. Андрей описывал Родионова и Гронина как суровых и жёстких, но человечных людей, и её собственное мнение после знакомства с ними совпадало с его рассказами. Гронин не похож на того, кто станет убивать верных ему людей только для того, чтобы сломить не имеющую никакого веса девушку… Или Кобальт не был подсадным.

Нет, это невозможно… Этого просто не может быть. Но почему тогда Гронин с такой уверенностью отправил её раскапывать тело?

С такими мыслями Аня дошла до бункера службы безопасности, в котором уже однажды бывала. Там её представили пожилому мужчине по имени Пётр Викторович, не очень приятному на вид, но с хорошими манерами. Он некоторое время размышлял над странным приказом Гронина, но в итоге пожал плечами и перепоручил Аню одному из своих подчинённых – немолодому угрюмому мужчине со шрамом на щеке.

Угрюмый провожатый провёл Аню на небольшое кладбище за базой. Он не сразу нашёл нужную могилу, но всё равно сделал это достаточно быстро. Воткнув лопату в землю возле свежего холмика, он без тени сомнений приказал копать. Подавленная и напуганная происходящим Аня взглянула на него, и некоторое время наблюдала, как мужчина доставал самодельную сигаретку и флегматично чиркал спичками, пытаясь прикурить. В его поведении и выражении лица не было ни капли сомнений в том, что происходит и каков будет результат.

Аня машинально взяла в руки лопату, хотя уже знала, что копать не будет – она просто не сможет. В любом случае кто бы там в итоге ни оказался – она проиграла. Гронин просто хотел добить её. Понять бы только зачем? Чего он хочет добиться? Безоговорочной победы? Так он уже победил. Ей нет смысла копать, даже если там окажется не Кобальт, хотя Аня теперь была почти уверена, что на дне ямы будет лежать именно он. Перед глазами снова пробежала картина, как она раскапывает чей‑то труп… Кошмар…

– Я не буду, – заявила Аня, воткнув лопату обратно в землю.

– Чего?! – раздражённо спросил проводник и с угрозой приказал. – Копай!

– Пошёл ты!

Сказав это, Аня со всех ног бросилась прочь с кладбища. Её угрюмый сопровождающий бросился за ней, матерясь и требуя остановиться, но Аня не собиралась его слушать. Тренировки Родионова не прошли зря и к моменту, когда она добежала до своей цели, у неё возник солидный отрыв от преследователя.

На крыльце штаба с хмурым выражением лица стоял дежурный, тот самый молодой парень по фамилии Кивалов. Сзади с криками бежал «угрюмый», поэтому Кивалов сразу понял, что что‑то не так. По выражению его лица Ане стало ясно, что войти он ей не позволит. Оглянувшись, она прикинула сколько ещё времени нужно преследователю, чтобы настигнуть её, и решила использовать единственную возможность, что у неё оставалась.

– Полковник Гронин! Я сдаюсь! Вы победили!

Дежурный осуждающе покачал головой и решительно шагнул к ней.

– Полковник Гронин! Я готова говорить! Выслушайте меня!

Солдат попытался схватить Аню за руку, но она вырвалась и отбежала. Нет, ни в коем случае она не будет копать могилы, ни за что!

– Выслушайте меня, полковник!

Подбежал запыхавшийся преследователь и помог дежурному поймать и обездвижить Аню. Девушка сопротивлялась и не собиралась сдаваться так легко, хотя паника всё больше охватывала её.

– Я отвечу на все вопросы! Что вы хотите знать?! Полковник Гронин!

В окне второго этажа показался уже знакомый силуэт. Гронин неторопливо открыл окно и выставил наружу недовольное лицо. Заметившие его мужчины замерли, не выпуская Аню из рук.

– Чего ты орёшь? Ты уже раскопала своего Кобальта? – раздражённо спросил Гронин.

– В этом нет смысла. Вы победили. Я готова говорить и так.

Но Павел был неумолим.

– Понятия не имею о чём ты. Иди копай.

«Он и правда хочет, чтобы я раскопала могилу? Он с ума сошёл? Нет! Ни за что!», – подумала Аня и рванулась в руках державших её мужчин, но вырваться не смогла.

Отчаяние захлестнуло её. Из глаз медленно потекли слёзы, а тело, как и голос, задрожали.

– Нет! Пожалуйста! Я сдаюсь. Прошу, не надо…

Секунд десять Гронин смотрел на плачущую девушку безжалостным взглядом. Затем раздражённым тоном отдал приказ дежурному.

– Кивалов, веди её ко мне.

Вскоре Аня вновь сидела на стуле, на котором сидела ещё полчаса назад, только теперь она плакала, часто всхлипывая. Гронин приказал дежурному принести ей чаю, а самой Ане велел вытереть слезы и успокоиться. Девушке почему‑то захотелось выполнить его приказ с таким рвением, будто от этого могло что‑то зависеть, но на это понадобилось время.

Странно, но Гронин не торопил её. Он молчал, пока она шмыгала носом и размазывала по лицу оставшиеся слезы, молчал, когда дежурный принёс ей чай из мелиссы, молчал, пока Аня, избегая его острого взгляда, медленно прихлёбывала этот чай. Только когда Гронин убедился, что она успокоилась, он строгим тоном потребовал начать говорить.

Чтобы картина была полной, Аня решила начать с истории о Третьякове. Гронин слушал внимательно и постоянно задавал вопросы, много вопросов, из‑за чего Ане пришлось рассказать ему и о Ткаченко. Вспоминая их, девушка снова наглоталась горьких слёз, но довела рассказ до конца. Обрисовав сложившиеся с отцом отношения, Аня, наконец, рассказала, как он предложил ей уехать с Андреем и какие поставил задачи. Короче говоря, она рассказала Гронину всё.

– После истории с Кобальтом вы ведь всё поняли? – Аня решила предпринять последнюю попытку выяснить, что Гронину было известно до её рассказа.

Тот некоторое время сверлил её проницательным взглядом, и девушка, оказавшись не в силах выдержать его, опустила глаза. Когда Гронин заговорил, то речь пошла совсем о другом, будто её вопрос и вовсе не был озвучен.

– Скажи… – Гронин выдержал небольшую паузу, подбирая слова. – Андрей… Ты чувствуешь к нему хоть что‑нибудь?

Глаза Ани заблестели. Она прикрыла их на мгновение, и маленькая слезинка сбежала по щеке. Ей стыдно было говорить о своих чувствах перед чужим человеком, но она должна была ответить, чувствуя, что это может оказаться важным.

– Я… люблю его. И я перед ним в долгу.

– Ты сейчас меня обманываешь или себя?

Аня внутренне содрогнулась и на мгновение ощутила тотальную, сосущую пустоту внутри себя, через секунду сменившуюся негодованием. Она выложила Гронину всю правду, ничего не скрывая и не обманывая, поэтому, когда он усомнился в ней, это уязвило её. Девушка, идя на поводу у этого чувства, подняла, наконец, лицо и опасливо, но с недовольством взглянула на полковника. Впрочем, её запала хватило лишь на секунду.

– Это правда, – с обидой в голосе сказал она.

Гронин ещё некоторое время пристально смотрел на неё, а затем, на миг вскинув брови, заговорил.

– Хм… Ладно. Так какую сделку ты собиралась мне предложить?

Ане было тяжело выдерживать его взгляд. Она снова опустила глаза, прежде чем ответить.

– Я хотела во всём сознаться. Возможно, даже помочь вам отловить агентов отца, которые пытались бы выйти со мной на контакт.

– И взамен?

– Взамен вы позволили бы мне остаться с Андреем и сохранили бы всё это в тайне от него.

В холодном взгляде Павла так ничего и не отразилось, но вот последовавший вопрос означал сомнение.

– И всё?

Услышав его, Аня вздохнула.

– И ещё помогли бы мне спастись от отца.

– Хм… – Гронин снова удивлённо вскинул брови и задумчиво отвернулся.

– А не лучше ли будет уехать обратно? Ну, подумаешь – не справилась. Тебя ведь не накажут за это.

– Не лучше! – с тревогой воскликнула Аня. – Третьяков… Вы не представляете себе, что это за человек.

Она немигающим взглядом уставилась в кружку, стоявшую на столе, и несколько секунд смотрела на неё со страхом и отвращением, будто она и была Третьяковым.

– Я даже представить себе не могла, что на свете существуют люди настолько ужасные, как он, – закончила она.

– Но твой отец…

– Защитит меня? – закончила за него Аня и вымученно улыбнулась, а её глаза снова заблестели. – Вы просто не представляете себе, что такое Третьяков… Он изверг и маньяк, а я – его цель, его приз. Он хитёр, он умён, он осторожен и главное – он совершенно не боится моего отца. Он терпелив и потратит столько времени, сколько придётся, но рано или поздно он найдёт способ, как до меня добраться, а я лучше умру, чем позволю этому случиться.

Хоть она очень старалась, но не смогла сдержать слёз. Они не были результатом страдания, боли или истерики, а текли из‑за осознания собственного бессилия и беззащитности, а ещё обиды, что мир так жесток и несправедлив. Несмотря на все пережитые события и способность к критическому мышлению, Аня упорно отказывалась принять тот факт, что единственной причиной всех бед, которые с ней произошли, была она сама.

Гронин прекрасно понимал это, но не собирался делиться с ней своими умозаключениями. Он никогда не испытывал жалости к слепцам, отрицающим или намеренно игнорирующим очевидные вещи и страдающим из‑за этого. Всё‑таки, если человеку нравится получать по голове – зачем мешать ему быть счастливым? Но если без шуток – Павел старался не давать людям непрошенных советов, особенно если эти люди были ему никем.

Девушка перед ним не казалась глупой. Она сможет сама всё понять, если захочет, ведь только в таких случаях люди действительно чему‑то учатся. Да, можно сколько угодно твердить о том, что умные учатся на чужих ошибках, но на самом деле это не так – умные редко совершают ошибки, потому что заходят в неизвестные воды либо предварительно обучившись, либо с поддержкой тех, кто в этих водах ходит давно. На чужих ошибках учатся умники, а они на то и умники, чтобы каждый раз говорить себе, какие они молодцы и какие дураки все вокруг них, а потом пополнять ряды этих дураков.

Настоящий опыт можно получить только испытав последствия собственных ошибок на себе, осознав, что именно ты ответственен за случившееся, и приняв результаты. Чтобы вырасти, нужно признать собственную некомпетентность и необходимость учиться. Всегда учиться. Всю жизнь.

Руководствуясь этими правилами, Павел сейчас смотрел на Аню без капли жалости или сочувствия. Рассказанная ею история была сильно похожа на правду, но именно поэтому он её и не жалел. Глупая, заигравшаяся девочка, не рассчитавшая своих сил самоуверенная бабочка, влетевшая в ураган… Она просто расплачивалась за собственные ошибки, а жалость в таких случаях была неуместна.

Когда Гронин заговорил, его голос звучал жёстко и содержал в себе одну лишь сталь.

– С этого момента ты подчиняешься мне. Ты будешь выполнять любые мои приказы. В том числе поможешь арестовать всех агентов Владова, которые выйдут с тобой на контакт. Со своей стороны я постараюсь сделать всё, чтобы твой отец не понял, что это происходит из‑за тебя, но он умён и наверняка быстро догадается, а это поставит крест на ваших отношениях. Быть может, даже сделает его твоим врагом. Это будет ценой за то, чтобы ты смогла остаться, а Андрей ничего не узнал.

Он продолжал буравить Аню тяжёлым, проницательным взглядом. Дав ей немного времени осознать услышанное, он продолжил.

– Поэтому ты должна решить для себя, что ты хочешь делать дальше – остаться с Андреем или вернуться к отцу. Если выберешь отца – ты уедешь беспрепятственно, и я гарантирую, что доберёшься до него целой и невредимой, но по понятным причинам я вынужден буду обо всём рассказать Андрею. То есть, выбирая любой из предложенных вариантов, ты выбираешь соответствующую сторону и становишься врагом для противоположной. Подумай до вечера, а в двадцать ноль‑ноль я жду тебя здесь с ответом. Можешь идти.

Он разложил ей всё по полочкам, не оставив ни сантиметра для манёвра предоставив только два варианта: светло‑серый и тёмно‑серый. Никаких полумер, никаких уступок и ни намёка на дальнейшие переговоры.

Осознав это, Аня поднялась и, совершенно поникшая, побрела к выходу. Павел провожал её внимательным взглядом и до того, как она откроет дверь, решил добавить кое‑что ещё.

– Но если решишь остаться – не рассчитывай, что я перестану за тобой присматривать, и не смей думать, что сможешь меня перехитрить – я не твой отец.

Аня выслушала его, не оборачиваясь, а затем сразу вышла. Дежурный сидел на табуретке в конце коридора и с жалостью смотрел на заплаканную красивую девушку. Он понятия не имел, что произошло за плотно закрытыми дверьми, но хотел как‑то поддержать её, приободрить.

– Эй! Ты это… не плачь, а? Всё будет хорошо, – это было всё, на что он оказался способен.

Глупые, пустые слова, выражающие бессмысленное, фальшивое участие. Аня на миг остановилась возле него, взглянула на парня горьким взглядом и побрела дальше.

– Хорошо уже никогда не будет, – фаталистично произнесла она.

Работы было ещё невпроворот, но Гронин не торопился за неё браться. Всё равно сколько её ни делай, а меньше не становилось. Он потратил ещё двадцать минут на размышления о своей примитивной, грубой игре с Аней Владовой, которая почему‑то решила, что сможет с ним потягаться. Несмотря ни на что девчонка сумела удивить его. Да, у неё не было опыта, не хватало навыков и знаний, но, тем не менее, она проявила смекалку и характер. Будь она его дочерью – он бы её похвалил, даже несмотря на все её ошибки, ведь она обладала многими хорошими качествами. Видимо, Владов всегда был слишком занят, чтобы заниматься дочерью, и именно поэтому её жизнь сложилась так. Впрочем, не ему критиковать Владова – его собственный сын вообще не имел ничего общего с существом под названием «человек».

Гронин поднялся и подошёл к окну. Выглянув на улицу, он с удивлением заметил, что в паре десятков шагов от штаба под начавшимся слабым дождём стояла Аня. Девушка стояла спиной к нему, но поскольку с момента её ухода прошло уже больше двадцати минут, стало быть она всё это время простояла там. Интересно, о чём она думает?

«Он всегда на пятьдесят ходов впереди тебя».


Глава 8.1. Совершенные убийцы



1

Тусклая лампочка, ватт на сорок, не более, слабо освещала маленькую часть большой школьной столовой – одного из немногих уцелевших зданий в этом городе. Электричество сюда каким‑то образом давала гильдия: здесь они кормили солдат, но ужин давно закончился, и «анархистам» разрешили оставить только одну эту лампочку, чтобы зря не расходовать дефицитную мощность. Остальные лампочки ретивый и упёртый гильдейский интендант самолично выкрутил, рискуя зубами, которые ему пообещал выбить Толя, и которые лишь немалыми стараниями дяди Вани и Шелковского остались на своём месте, хоть Косарь и старался подначками добиться драки.

Свет едва выхватывал из темноты посуровевшие, угрюмые лица людей, и при таком тусклом освещении они выглядели злобно и угрожающе, будто каждый из присутствующих собирался броситься на сидящего напротив.

Косарь разлил по стаканам остатки уже второй бутылки, добытой им самим непонятно где, бросил короткое «помянем» и залпом выпил. Ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя много кто за столом морщился и кривился, заставляя себя пить горькую и жгучую дрянь, воняющую, как выразился Бодяга, «немытой задницей». Этот самогон не шёл ни в какое сравнение с тем, который гнал сам Бодяга или его «коллеги» в «Убежище». Впрочем, нашлись ценители, которым нравилось. Кроме Косаря за столом сидели ещё двенадцать человек основы взвода: ветераны подразделения и просто проверенные люди.

В последней операции они понесли большие потери. Погибли танкисты, погибли четверо человек у самих «анархистов» и столько же у Коробейникова, а у Варанцева один был тяжело ранен, вполне вероятно, что фатально. Казалось бы, одиннадцать человек для такой сумасшедшей операции это не так уж много, но на деле за прошлые месяцы, когда они ходили в глубокие рейды на вражескую территорию, то за всё время потеряли всего двоих, а тут за час более чем в пять раз больше. И это не считая того, что ещё трое должны были полечь при бомбардировке. А если бы Андрей не остановился извиняться перед бойцом Панкратова? А если бы он не болтал с самим капитаном? А если бы…

Если бы… Бесполезное, кошмарное словосочетание. Если бы Воробьёв стоял чуть дальше, если бы в танк не стреляли, если бы не случилась эта война, эпидемия… Если бы… Это были лишь бессмысленные размышления, которые ничего не могли изменить. Их друг, их брат, человек, который шёл с ними рядом с самого‑самого начала, с самого первого боя – погиб. Его больше нет, и никакие «если бы» его не вернут. Андрей страдал, когда погиб Вурц, но сейчас он испытывал куда более сильную душевную боль. Вурц был классным мужиком, настоящим товарищем, но Воробьёв за всё время, которое они провели плечом к плечу, стал для Андрея чем‑то большим, чем товарищ или даже друг. В его молчаливом спокойствии Андрей всегда чувствовал простоту и надёжность, готовность поддержать в любой момент, всегда прийти на выручку по первому зову. С его гибелью Андрей потерял часть себя.

«Вы – моя семья», – сказал когда‑то Сергей.

Андрей запомнил эти слова и много думал о них. Они стали для него важной частью его собственной жизненной философии, позволили ответить на вопросы, которые до того ему не поддавались.

«Ты боялся, что придётся выбирать между ей и нами, боялся, что будешь колебаться… Но ты не колебался, мой друг, и был надёжен до конца», – сказав это себе, Андрей ощутил горечь утраты так остро, как ни разу до этого. В груди будто образовалось нечто вроде чёрной дыры, вытягивающей все силы и положительные эмоции, взамен возвращая только боль.

Надеясь как‑то заглушить её, Андрей попросил Косаря налить по новой. Наёмник достал уже третью бутылку и охотно принялся за дело. Взяв из его руки кружку, Андрей поднялся. Казалось бы, что в подобных обстоятельствах командир должен был первым сказать что‑то о погибшем товарище, но до этого момента Андрей всё никак не мог собраться с мыслями, предоставив возможность говорить другим.

– Когда‑то очень давно, когда мы были ещё никем, почти ничего не умели и не видели, Серёга сказал мне, что его настоящая семья – это все мы, – Андрей обвёл всех взглядом и продолжил. – Таня тогда только начала бегать за ним, и он очень переживал, что если позволит себе любить, то начнёт колебаться и не сможет в нужный момент сделать то, что должно. Наверное, он с самого начала готов был умереть за любого из нас.

Андрей выдержал небольшую паузу, опустив глаза.

– Его слова поначалу показались мне странными, но в дальнейшем я много думал об этом и со временем сумел кое‑что понять. Семья это не обязательно люди одной крови, а люди с одинаковыми ценностями и стремлениями. Можно иметь десятки братьев и сестёр, но если вы не способны поддержать друг друга, если у вас нет единства, а ваши ценности совсем не совпадают – вы не семья, и никакое кровное родство тут не поможет.

Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. Чувствовалось, что он не готовился к этой речи, что слова сами выныривают из сознания и вплетаются в предложения.

– Серёга был моим братом, таким же, как Игорь, таким же, как все вы. Он верил в то же, что и я, желал того же и стремился к тому же. И его потеря ввергает меня в ярость и отчаяние одновременно.

Андрей снова умолк, а за столом раздались негромкие и мрачные голоса, соглашающихся с ним людей. Но командир не пил и не садился на своё место, значит, хотел сказать что‑то ещё.

– Я клянусь, что сделаю всё, чтобы дойти туда, куда мы с ним должны были прийти вместе, и закончу то, чего мы оба хотели. Покойся с миром, брат, а я завершу нашу работу, – решительно закончил Андрей.

Многие за столом знали, о чём говорит Андрей, но было и несколько заинтересованных взглядов. Однако Андрей ничего больше не сказал, а отпил немного мерзкой, жгучей жидкости и сел на место. Остальные тоже выпили, и за столом снова завязался тихий, тягостный разговор. Даже Корнеев что‑то говорил. Молчали только Руми и Игорь.

Через пару минут тихие разговоры прервал Толя Черенко.

– Раз уж заговорили о целях и стремлениях, то самое время и мне кое‑что сказать.

Он мимолётно взглянул на Бодягу, будто ожидал от него одобрения, и продолжил.

– Я тут кое‑что нашёл у нашей белобрысой шлёндры… – Черенко запнулся и почему‑то упёрся взглядом в Руми, пристально глядевшую на него. – Прости, малышка, ты же понимаешь, что я не про тебя, а про ту курицу в подвале.

Руми даже не шелохнулась.

– Короче, командир, вот, что я нашёл.

Толя достал из внутреннего кармана куртки продолговатый, блестящий предмет и через стол протянул его Андрею. Заинтересованные и удивлённые взгляды всех присутствующих сосредоточились на флешке. Наиболее подавленным до этого момента выглядел Игорь, но, увидев флешку, даже он заметно оживился.

– Что это? – спросил Андрей, крутя в руках похожий на губную помаду предмет.

– Это флешка. Лярва прятала её у себя между ногами, – сообщил Толя.

Андрей подозрительно уставился на охотника. После прибытия его завалили расспросами о произошедшем, а затем поступило предложение от Косаря помянуть погибших товарищей, поэтому Андрей пока что ничего не знал о не совсем художественной самодеятельности Черенко.

– Боюсь даже спрашивать, как и при каких обстоятельствах ты туда заглядывал, – с сомнением сказал Андрей.

– И не надо, – посоветовал ему дядя Ваня.

– Вот‑вот, – согласился с украинцем Толя. – Главное, что мы её нашли. Теперь бы выяснить, что на ней.

– Нужен компьютер или ноутбук, – заметил очевидное Игорь.

– Значит, одолжим на часок у торговцев, – уверенно сказал Андрей, не сводя глаз с флешки.

Наконец‑то у него в руках появилось что‑то стоящее, некий секрет, который Монье, как оказалось, сумела припрятать в столь неожиданном месте. Андрей вновь ощутил охотничий азарт, но кое‑что портило момент – «Рассвет» не любил, когда кто‑то лез в их дела. Впрочем, Андрей недолго этим заморочивался: во‑первых, хоть это было слабым аргументом, но всё‑таки в этот раз не «анархисты» влезли в дела «Рассвета», а наоборот, а во‑вторых – было уже слишком поздно об этом думать.


2

Прослушав историю о действиях Толи, Андрей поначалу не был в восторге. И хотя Толю нельзя было упрекнуть в какой‑то запредельной жестокости, ведь он не жёг Монье, не резал и не причинял тяжёлых увечий, но всё равно методы Черенко попахивали варварством. Впрочем, нужно отдать ему должное – именно эти методы помогли найти в совершенно неожиданных местах совершенно неожиданные вещи. Интересно, когда именно Монье ухитрилась спрятать туда флешку? Впрочем, все более менее знали, что эта дама умела удивлять.

Сандрин на допросе так ничего и не рассказала Толе, но Андрей, зная нрав охотника и его методы, не был этим удивлён, и решил поговорить с ней лично. Вместе с Толей и Бодягой, они втроём спустились в тёмный подвал и подошли к нужной двери. Из‑за неё не доносилось ни звука, но это и не странно, если учесть в каком состоянии они оставили Монье и насколько живуча и упёрта эта женщина.

Подсветив себе фонарём, Толя со скрежетом вынул кусок трубы, которым заблокировал дверь, чтобы её нельзя было открыть изнутри, но как только сделал это – двери с грохотом распахнулись, сбив его с ног. Черенко отлетел к стене, а его фонарь упал на пол и погас. Пока он ещё работал, Андрей успел заметить, как из тёмного помещения к Бодяге метнулось что‑то светлое, но через мгновение свет пропал, а с той стороны донеслись возня и глухие удары.

Черенко яростно матерился, стараясь нащупать на полу фонарь, а Андрей в кромешной темноте пытался по звукам определить, где находится враг, чтобы как‑то помочь Бодяге. Он вслепую шарил перед собой руками и дважды даже нащупал тело Бодяги, но не понимал, что там происходит и что ему делать. Тем временем звуки борьбы становились всё слабее, пока не перешли в хрип. Толя, наконец, нащупал фонарь и через мгновение осветил коридор.

Они увидели, как на полу в двух шагах от Андрея, обвитый грязными женскими ногами, хрипит Бодяга. На шее у него плотно затянулась веревка, и он уже начал синеть. Подскочив к нему, Андрей попытался нанести удар кулаком в окровавленное женское лицо у Бодяги за спиной, но не попал – Монье увернулась, и его кулак врезался в стену. Андрей взвыл от боли, но жалеть себя не было времени. Он сменил тактику – ухватил Монье за руку и попытался вывернуть её, чтобы заставить отпустить конец веревки. С другой стороны налетел Толя и принялся бить женщину по голове. Сандрин уклонялась, как могла, но не успевала уделять внимание всем троим, поэтому Черенко сумел врезать ей в ухо своим кулачищем.

Андрей сразу почувствовал, как рука противницы ослабла, и воспользовался моментом, вывернув её руку в противоестественное положение, чем вызвал острую боль. Сандрин вскрикнула, но уже ничего не могла поделать, ведь с другой стороны на её шею, правое ухо и скулу градом сыпались мощные удары, каждый из которых мог вывести её из боя. И тем не менее, несмотря на всё это, она всё ещё сопротивлялась. Просто поразительно, откуда в этой измученной женщине было столько сил и воли к борьбе, что даже двое хорошо подготовленных, здоровых мужчин, пусть и немного выпивших, с трудом могли с ней справиться.

Понадобилось ещё пару ударов, чтобы Монье, наконец, отпустила концы верёвки и отключилась. Черенко, страшно матерясь, повалил её лицом на вонючий пол, завёл руки за спину и принялся связывать Монье её же верёвкой. Андрей тем временем оттащил от неё не подававшего признаков жизни Бодягу, и пытался привести его в чувство. Ни слова, ни шлепки по лицу не помогали. Кроме того Андрею мешали активно транслируемые в пространство проклятия и оскорбления, которые сбоку изрыгал Черенко.

– Заткнись, Толя! – прикрикнул он на охотника.

Толя и правда заткнулся. Брошенный на пол фонарь светил в стену, поэтому Черенко и его жертву почти не было видно, но не дышащее тело Бодяги освещалось, как надо. Андрей склонил своё лицо к лицу товарища, пытаясь услышать хотя бы слабое дыхание, а пальцами щупал пульс, но ни того, ни другого не было.

– Сука… – прошипел он и принялся за реанимацию.

Наблюдавший за действиями Андрея Толя, очень недобро посмотрел на лежащую на полу в полубессознательном состоянии Монье. После произошедшего он опасался наклоняться к ней, но ему очень хотелось что‑то с ней сделать. Простые решения всегда были самыми лучшими, поэтому Толя ощутимо пнул женщину ногой.

– Курва, если он умрёт – я разорву тебя за ноги, – процедил он, но ответа, разумеется, не получил.

Бодяга никак не реагировал на усилия Андрея, но парень не сдавался, продолжая непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. Это было единственное, что сейчас можно было сделать, но все понимали, что с каждой секундой шансы Бодяги стремительно уменьшаются. Монье, немного пришедшая в себя после пинка, расслышала или смогла увидеть, что происходит, и тихо, но злорадно засмеялась. Черенко, стоявший над ней, яростно зарычал и поднял ногу, намереваясь раздавить её лицо к чертовой матери, но сумел удержаться и опустил ногу обратно на пол. Однако через секунду на лицо Монье один за другим обрушились три быстрых, но сильных удара кулаком. Монье со стоном выдохнула и снова затихла.

Андрея мало волновала возня сбоку. Даже если бы Толя начал её убивать – Андрей сейчас никак бы не отреагировал. Он думал только о том, что не может допустить, чтобы ещё один его товарищ погиб, к тому же так глупо.

– Давай же, давай, Бодяга, борись… – умолял Андрей, нажимая на грудную клетку, а затем уже в третий раз начал вдыхать воздух в лёгкие товарища.

И Стёпа, будто услышав его просьбу, захрипел и закашлялся, а затем сдавленно, с трудом задышал. Услышав это, Андрей откинулся назад и уселся на полу. Руки дрожали, а изнутри рвался нервный, истерический смех. Он смог, он победил, он спас…

Андрей засмеялся, но лишь на пару секунд, а затем быстро взял себя в руки, хотя дрожь в теле ещё какое‑то время унять не мог. Бодяга всё ещё лежал на спине и не шевелился, но с каждым новым вдохом хрип уменьшался и он дышал всё ровнее и спокойнее. Черенко тоже радовался, но гораздо сдержаннее остальных. Он же стал первым, кто начал действовать и призвал Андрея помочь.

Монье затащили обратно в тёмную комнату, где на полу валялись верёвки, а одна из ржавых труб под потолком оказалась сломана. Некоторое время они оба пялились на трубу, не веря своим глазам. Как пленница после всех истязаний Черенко, длительное время находясь голой в помещении, где температура вряд ли была выше плюс пяти градусов, умудрилась сохранить силы для такого? Она вообще человек?!

Не говоря ни слова, Толя связал Монье ещё одной верёвкой и, попросив Андрея постеречь её, помог Бодяге дойти наверх.

Стоя у стены с пистолетом в руке, Романов смотрел на голое тело избитой, продрогшей женщины, лежавшей в луже испражнений, но не чувствовал к ней ни грамма жалости. Сколько же проблем у него случилось из‑за неё. Если бы тогда, по пути в Волгоград, они не нашли и не спасли её… Эта доброта… эта филантропия точно делает человеку медвежью услугу. Не хотелось этого признавать, но Владов, похоже, кое в чём был прав – не получится в обществе, где человек человеку волк, выжить, будучи филантропом. Никак.

В коридоре снова раздалось шарканье ботинок и какое‑то нечленораздельное, угрожающее бульканье. В помещение ввалился возбуждённый Толя, а за ним – спокойный Корнеев. В руках они держали по фонарю, которые сразу направили на Монье. Далее Черенко потребовал от Лёши связать её таким способом, чтобы при попытке освободиться петли затягивались, врезаясь в кожу и ухудшая кровообращение. Лёша беспрекословно выполнил его просьбу. Покончив с этим, все трое удалились.

Монье знала такие узлы, и впоследствии при первых же осторожных попытках развязать себя осознала всю плачевность своего положения. Абсолютно голая, связанная и обездвиженная, голодная и избитая, она лежала на грязном полу в тёмном чулане старой школы и размышляла, каким жесточайшим карам она подвергнет эту шайку, когда они попадутся ей в руки. Странно, но она даже не допускала, что может здесь умереть.

Стоит также отметить, что её абсолютно не заботило, что с ней сделали. Всё это ей было совершенно безразлично. За годы работы на «Рассвет» ей неоднократно приходилось попадать в плен и подвергаться пыткам, избиениям, изнасилованиям и прочим неприятным способам унижения и допроса, так что «злодеяния» Черенко могли лишь позабавить её, а охотнику подписать смертный приговор, ведь она убивала, не раздумывая, и за гораздо меньшее. Но вот отнять флешку! Этим смертный приговор себе подписали они все.

Когда попытка разговора с Монье чуть не окончилась смертью Бодяги, Андрей решил сначала разобраться с флешкой. Косарь, зарекомендовавший себя, как самый опытный в переговорах с торговцами человек, отправился к ним выпрашивать ноутбук, хотя бы на время. Но когда он вернулся, быстро выяснилось, что трудности на этом не закончились – флешка оказалась защищена паролем.

‒ Э‑э, не рекомендую пытаться подобрать пароль, ‒ узнав о защите, сразу же предупредил Косарь. ‒ «Рассвет» – не дебилы. Я слыхал от Монье, что у них всегда при трёх неудачных попытках открытияноситель форматируется и инфа пропадает. Придётся выпытывать у неё пароль.

‒ Ты и правда веришь, что она его нам скажет? – с удивлением спросил Кот.

‒ Вам – понятное дело, не скажет. Но, может, скажет мне, ‒ не очень уверенно заявил Косарь и сразу добавил. ‒ Я знаю её немного лучше вас и, может, смогу сторговаться. Только вот… что мы готовы дать ей взамен?

– А что она может захотеть? – тупо спросил Игорь, хотя ответ был очевиден.

– Что‑то мне подсказывает, что как минимум свободу, – с кривой ухмылкой ответил Косарь.

Раздался грохот удара. Это Толя врезал по столу кулаком.

– Ага! Щас! Вертел я её! Она тут сдохнет! – безапелляционно заявил он и с вызовом посмотрел на Косаря.

– Говно‑вопрос, – почему‑то психанул наёмник. – Тогда вали, сам с ней договаривайся. Вы же ладите, как‑никак.

Сказав это, Косарь развернулся и отошёл в сторону, будто не желая больше ни с кем разговаривать. Агрессивная вспышка Толи погрузила компанию в молчание. Некоторые размышляли над вариантами дальнейших действий, но большинство просто ждало, что будет дальше.

– А почему нам просто не кинуть её? – спросил Кот. – Хочет свободы? Конечно, да. Поедешь домой, как только дашь нам пароль. А потом…

Он провёл большим пальцем у себя по шее, имитируя нож.

– Ох, вы прямо, как дети, – Косарь сокрушенно покачал головой. – Она, по‑твоему, откуда? Из детсада? Она не пойдёт ни на какие сделки, сидя в подвале.

– А как тогда?

– Будет что‑то типа «вы меня отпускаете и даёте рацию. Пароль дам, когда буду в безопасности».

– Но это же кидок. Она вернётся с толпой своих полумозговых друганов и отожмёт у нас флешку, – предположил Кот.

Косарь сразу же одобрительно кивнул.

– Всё верно. Так и будет.

– Получается патовая ситуация? – спросил Игорь.

Лицо Косаря на секунду приобрело выражение неопределённости, затем он просто отвернулся и замолчал. Пока они препирались, Андрей обдумывал ещё один вариант действий.

– Лёша, ты смог бы её расколоть? – осторожно спросил Андрей.

Корнеев, отрешённо глядя на стол, плотнее сжал губы, в уме взвешивая варианты, а затем отрицательно покачал головой.

– Вряд ли это возможно, – озвучил он свой вердикт.

– Серьёзно?! – Толя скептически посмотрел на него.

– Она опытный профессионал, – даже не взглянув на Толю, ответил Корнеев.

Черенко немедленно его перебил.

– Вертел я всех профессионалов! – заявил он. – Профессионал, прохренал, ещё какой‑то там анал – если вам начать резать пальцы один за другим, то ничего кроме соплей от вашего охренализма не останется.

Кот с Шелковским внезапно поддержали его предложение, чем немного удивили остальных присутствующих. Корнеев, наконец, решил взглянуть на Черенко, но его взгляд, как и всегда, ничего не выражал. Андрею всегда было очень интересно, о чем Лёша думает в такие моменты.

– Успокойся, Толя, – попросил Андрей.

Он тяжело вздохнул и почесал макушку. Несмотря на все попытки хоть немного очистить грязные волосы, они все ещё были полны земли. Требовалось искупаться где‑нибудь, чтобы отмыть их, да вот только в ноябре трудновато найти, где это сделать. Пока Андрей размышлял, Лёша решил продолжить свою мысль.

– Порезать её – самый простой, но одноразовый способ, и мы всегда успеем это сделать. Я не собираюсь объяснять, почему это самый плохой вариант, просто поверьте мне на слово. С такими, как она нужно попытаться договориться. Тем более, что в данный момент МЫ можем диктовать ей условия, а не наоборот.

Лёша повернулся к Косарю и внимательно посмотрел на него.

– Ничего не мешает хотя бы выслушать её условия, – поддержал Лёшу Игорь.

Тот проигнорировал его слова и заговорил, обращаясь к Косарю.

– Косарь, а что тебе мешает её обмануть? Она ведь всё равно не жилец.

– Это мы ещё не решили, – вставил Андрей, не дав Косарю ответить.

– В смысле не решили?!

Толя снова поднялся со своего места.

– В прямом, – твёрдо ответил ему Андрей. – Я тут подумал: когда мы захватили её – выжившие «рассветовцы» могли это увидеть, поэтому не исключаю, что её, возможно, придётся отпустить.

– Какой, нахрен, отпустить?! – снова рассвирепел Черенко. – Она подохла от ран. Мы пытались спасти, но ничего не вышло!

– Согласен. К тому же – а если не видели? Там тех «рассветовцев» оставалось горстка и чья‑то мошонка, – засомневался Кот.

Последнее приключение, из которого Андрей большим чудом вышел живым и не меньшим чудом в последствии сохранил голову на плечах, заставило его несколько бояться осуществлять какие‑нибудь совсем уж радикальные действия в отношении «Рассвета». Даже то, что они сделали сейчас, заставляло его нервничать, но в данный момент Черенко уже проявил свою самодеятельность и отменить её было невозможно, зато всё ещё можно было не делать ничего, что вообще никак нельзя будет исправить.

– Может, и не видели. Я не знаю. Но в любом случае я считаю, что не надо спешить с её ликвидацией, – ответил им Андрей. – И вообще – я думаю, что нам надо как можно скорее сваливать, пока нас не нашли и не накрыли, желая забрать Монье, а заодно и флешку.

– Короче, достали, – раздался раздражённый голос.

Это снова заговорил Косарь. Он отлип от стены и подошёл ближе. Взгляды всех без исключения присутствующих обратились на него.

– Я иду к ней и попробую как‑то договориться. Но я не собираюсь её на. бывать – у меня перед ней есть личные долги, и если после кидалова она каким‑то макаром выживет и найдёт меня, то это вылезет мне боком.

– И как тогда ты собрался с ней договариваться? – удивился Кот. – Отпускать её мы точно не собираемся.

– Не знаю. Всё равно с вами, баранами, только время теряем.

Заявление звучало обидно, но никто не стал протестовать, понимая, что Косарь прав. Их длительные прения действительно до сих пор не принесли никакого результата.

– Тогда я с тобой, – сказал Андрей.

Наёмник пожал плечами и направился к лестнице в подвал. Андрей следовал за ним, но когда они уже начали спускаться вниз, Косарь заявил, что к пленнице пойдёт один. Разумеется, Андрей удивился такому заявлению и поинтересовался причиной. Косарь объяснил это тем, что он в курсе некоторых дел Монье и попытается использовать это, но чтобы разговор на такие темы смог состояться в принципе, он должен проходить тет‑а‑тет.

– Вряд ли она мне доверяет, но меня она, во всяком случае, хоть немного знает, – закончил объяснение он. – И ты учти, что я ничего не обещаю. Если у меня не выйдет – отдадим её Толямбе на ритуальное расчленение по традициям сибирских охотников. Тогда, может, хоть развлечёмся.

– Твои шутки меня иногда пугают, – покачав головой, пожаловался Андрей.

– Ага. Меня тоже.

В подвал они спустились вместе с Андреем, но в помещение к Монье, как и договорились, Косарь вошёл один. После его громкого «здарова, зайка», в первые десять секунд Андрей ощущал прилив адреналина, ожидая новой безумной атаки от Монье, но всё было тихо, и он немного расслабился. Отсутствовал Косарь минут сорок, но разговаривали в помещении так тихо, что расслышать что‑то даже через щель в старой двери Андрей не смог. Он слышал лишь шепот и отдельные обрывки фраз и из‑за этого испытывал некоторые сомнения.

«О чем они шепчутся? Почему Косарь не может говорить с ней, как обычно? Что их связывает?», – чем дольше продолжался их разговор, тем больше нервничал Андрей, разжигая собственную паранойю.

Когда дверь, наконец, открылась, и в коридор с довольной улыбкой вышел Косарь, Андрей в свете направленного внутрь собственного фонаря успел заметить лишь презрительный взгляд Монье, которым она провожала своего старого «товарища».

– Ну? – с надеждой спросил Андрей.

– Всё в поряде, – ответил Косарь и показал большой палец. – Пароль у меня.

Это была отличная новость, но о возникших вопросах Андрей не забыл, и радость от успеха Косаря не перевесила настороженность парня.

– Косарь, а чего вы шептались? – спросил он, шагая рядом с наёмником по коридору.

– Это был очень приватный разговор, – сразу же ответил Косарь. – Она понимала, что нас будут подслушивать, поэтому выдвинула такое требование. Всё же, мне пришлось использовать некоторые аргументы, связанные с её прошлыми делишками и работой, а ты сам знаешь, как ревностно «Рассвет» охраняет свои секреты.

– И всё?

Косарь вздохнул и бросил на Андрея косой взгляд. Секунд пять он шёл молча.

– Ну, ещё она подбивала меня по старой дружбе её освободить, а вас всех перебить, а такое, сам понимаешь, вслух говорить нельзя. Обещала взять меня к себе в «Рассвет», золотые горы, молочные реки, сисястые бабы… Ну, ты понял.

После таких слов у Андрея по спине невольно побежали мурашки. Косарь говорил это так спокойно, как обычно делал Корнеев, но когда так говорил Лёша, Андрей не нервничал. Сердце у парня бешено заколотилось, но тот факт, что Косарь спокойно шёл дальше, а не наносил по телу Андрея уже какой‑нибудь сорок первый ножевой удар, всё же немного успокаивал. Совсем чуть‑чуть.

– И ты…

Романов опасался это спрашивать, но он должен был получить ответ. На всякий случай он приготовился к драке.

– Не посчитал это заманчивым предложением? – не сумев до конца скрыть волнение, спросил Андрей.

Косарь остановился, и Романов понял, что сейчас настал самый опасный момент. Бог его знает, почему он боялся Косаря, но в ту секунду он его действительно боялся. Они уже дошли до лестницы, и наёмник успел подняться на две ступени, оставив Андрея с фонарём позади. Он медленно повернулся к парню и взглянул на него. В его глазах читалось превосходство.

– Бу! – неожиданно вскрикнул он, и Андрей рефлекторно отшатнулся.

Косарь громко рассмеялся.

– А‑ха‑ха! Ну ты и дурень, Андрей Романов, – смеясь, сказал он. – И если честно, то мне очень обидно, что ты так реагируешь, что боишься меня… Я‑то надеялся, что мы стали дружбанами, что я давно уже всем доказал, что вы и для меня стали семьёй, как для усопшего Серёжки, а оно вон какие пироги.

Под конец тон Косаря стал несколько разочарованным. Его речь немного успокоила Андрея, но не до конца.

– Ты это, не пойми меня неправильно, – попытался оправдаться Андрей. – Просто я не знаю, что вас раньше объединяло и какие между вами остались отношения, понимаешь? Слишком уж заманчивое предложение она сделала. На такое кто хочешь мог бы согласиться.

– И правда дурень, – Косарь сокрушённо покачал головой. – Меня с ней… Вернее, даже не с ней, а с другим человеком, связывал контракт, который я выполнил. Вот и всё. Я за то время успел немного изучить её и хорошо знаю, какова цена её обещаний. Пшик. Пустой звук. Дерьмо на палочке.

Он сделал коротенькую паузу и продолжил.

– Если бы ей удалось с моей помощью или при моём бездействии всех вас замокрушить, то в конце она попыталась бы грохнуть и меня. Просто так. Потому что я тоже тут был и подвернулся под руку. И срать она хотела на любые обещания и договорённости. Понимаешь теперь, что она за человек, м? Если уж на то пошло – она не человек вообще, а кровожадная машина для выполнения заданий, зло в женской оболочке. Я в своей жизни мало видел таких упоротых, волевых и ебан. тых людей, как она, а повидал я народу немало, уж поверь.

Он вздохнул и о чём‑то задумался, но вскоре развернулся и молча продолжил подниматься по лестнице. Андрей неуверенно пошёл следом, переваривая услышанное. Бдительности он по‑прежнему не ослаблял, хотя совесть за недоверие к наёмнику немного мучила.

– Прости, Косарь, – решил извиниться он. – Извини, что засомневался в тебе.

– Проехали, – буркнул тот.

Монье не солгала, и пароль действительно подошёл. Все настолько увлеклись флешкой, что никто не настаивал на подробностях переговоров с пленницей, удовлетворившись тем, что Косарь пообещал ей сделать всё возможное, чтобы сохранить жизнь, и, возможно, даже добиться её освобождения. Черенко поворчал немного на этот счёт, но его быстро заткнули, ведь в данный момент были вопросы поважнее и уж точно поинтереснее, чем Монье.

На флешке хранился огромный архив данных, изучение которых могло занять куда больше времени, чем ожидалось поначалу. Сперва вокруг ноутбука собрались все присутствующие, но информация была на английском, изобиловала терминами и цифрами, и имела такой запредельный объём, что через десять минут возле ноутбука остались только Лёша и Косарь – единственные, кто более менее хорошо знал английский и могли разобраться в написанном.

Когда прошло полчаса, а ничего интересного так и не прозвучало, стало понятно, что дело затянется. Дядя Ваня выкрутил лампочку, отсоединил от провода патрон и сделал из проводков эрзац‑розетку, в которую включил блок питания от ноутбука. Рабочее место программистов, как он назвал пару «исследователей», было готово, а столовая погрузилась в кромешную темноту, из‑за чего вскоре все разочарованно удалились спать. В холодной столовой вместе с Лёшей и Косарём остался только Андрей, который таращился в экран и задавал вопросы каждый раз, как что‑то привлекало его внимание.

Поначалу они втроём изучали информацию про какую‑то уникальную и чрезвычайно эффективную пехотную броню, затем разбирались в отчётах о роботизированных конечностях, наподобие протезов, которые напрямую соединялись с нервными окончаниями человека и в связке с мощными процессорами позволяли почти мгновенно интерпретировать сигналы мозга в команды для конечностей. Затем они нашли чуть ли не диссертацию о медикаментах с совершенно мозголомными названиями, даже будь они на русском, и их воздействии на психику человека и организм в целом. Далее шли отчёты о хирургических операциях, ампутациях и протезировании.

Сопоставив полученную информацию, поначалу всем казалось, что сектанты занимались лечением и протезированием своих пострадавших бойцов, возможно, что даже ставили на них какие‑то медицинские опыты. Долгое время троица не могла найти другого смысла в полученной информации, но к двум часам ночи они наткнулась на данные о вооружении, системах обнаружения и технологиях адаптивной маскировки. А ещё там был целый ворох отчётов об исследованиях в области взаимодействия между головным мозгом человека и компьютерным процессором.

После этого они иначе взглянули на содержимое флешки: во всём стала чувствоваться какая‑то общность, будто всё это являлось не просто базой данных об отдельных исследованиях, а было частью чего‑то цельного, но чего именно они пока не понимали.

Последние сутки оказались чрезвычайно напряжёнными даже по сравнению с самыми тяжелыми испытаниями, который выпадали на долю Андрея ранее. Глаза сами закрывались, а сознание то и дело норовило ускользнуть, требуя дать отдых перегруженным психике и телу, но парень изо всех сил старался удержаться, чувствуя, что в их руки попало нечто действительно ценное, и желая немедленно узнать, если Лёша с Косарём найдут что‑то новое.

Пазл, наконец, сложился только к пяти часам утра. В одном из файлов нашёлся ряд фотографий, вызвавших большое оживление среди засыпающих прямо за компьютером «исследователей» – на них был изображён какой‑то массивный и явно очень тяжёлый бронекостюм.

– Что это? – спросил Андрей и вопросительно посмотрел на Лёшу.

Тот лишь пожал плечами, продолжая читать текст на экране.

‒ Ну, не томи. Рассказывай, что там написано! ‒ потребовал Андрей.

Лёша потянул ещё немного, просматривая текст, но вскоре начал рассказывать.

‒ Это называется «Wraith». По нашему ‒ «Призрак». И это не робот и не бронированный костюм, как мне показалось поначалу. Это…

Он замялся, пытаясь подобрать нужное определение, и ему на помощь пришёл Косарь.

– Это человек, что ты там выдумываешь, – уверенно заявил он.

– Я бы это так не назвал, – не согласился Корнеев. – Да, внутри находится человек… Но не полностью: только торс, голова и обрубки рук и ног.

– Ага, – Косарь решил взять на себя инициативу. – Его конечности почти полностью механические ‒ от середины бедра и от плеча уже присобачены титановые протезы. Они с помощью микроэлектродов подключены к нервным окончаниям и с задержкой в несколько миллисекунд реагируют на команды человеческого мозга. Тут много терминов, в которых я не секу, поэтому перевожу, как могу.

– Тогда давай я, – предложил Лёша, вероятно, имея в виду, что он в терминах смыслит чуть больше.

– Ты поправляй меня, если что, – не отступался Косарь, и Лёша кивнул, соглашаясь.

Косарь хлебнул из кружки холодной воды и продолжил.

‒ Короче, хрень эта в высоту достигает от два‑двадцать и выше. Внутри герметично запакован терпила‑оператор. У него там автоматическая система циркуляции воздуха, цикл которой, если надо, может быть закрытым, так что чистым воздухом оно дышит даже в газовой камере. Эта броня… похоже, она как‑то снимается для обслуживания бедолаги внутри. Ещё броня выступает в роли несущей конструкции для искусственной опорно‑двигательной системы и сделанных из титановых сплавов конечностей. Питают оператора внутривенным вливанием растворов глюкозы, витаминов и микроэлементов. За это отвечает программа. Помимо этого в него могут вводить ещё какую‑то химию, кажись, для стимуляции нервной системы… Или что‑то в этом роде. В случае получения сильных повреждений в кровь вводятся стимуляторы и обезболивающие.

Косарь притих и некоторое время хмурился, вчитываясь в слова, иногда советуясь с Лёшей по отдельным словосочетаниям и предложениям, затем продолжил.

‒ Ещё в него периодически заливаются антибиотики и какие‑то иммуносупрессоры, что ли. Написано ‒ для остановки сепсиса и гангрены.

‒ Вероятно, из‑за микроэлектродов, – предположил Корнеев. – Организм отторгает их, и возникают нежелательные, потенциально летальные процессы. Странно, если честно. Вряд ли на таких препаратах это существо живёт слишком долго.

– Хрен поймёшь, я не Пирогов. Так, что тут дальше… к сердечной мышце тоже присобачены микроэлектроды для реанимации в случае остановки сердца в результате шока или удара… м‑м‑м… О! Память существа частично блокируется с помощью гипноза и пачки препаратов. Походу тех, которые мы вначале видели. Процедуру периодически повторяют. Интересно нахрена?

‒ Это стало бы понятно, если бы мы знали, зачем проводить первоначальную блокировку, ‒ предположил Андрей.

‒ Возможно. Так, вот тут есть про ТТХ. «Призрак» может использовать практически любое пехотное стрелковое вооружение. Броня состоит из двух пластин – наружной вольфрамовой, толщиной 8мм и внутренней из титана, которая в два раза тоньше. Они соединены в плотный брикет с прослойкой из композитных материалов. Под бронёй тело оператора затянуто многослойным комбезом из кевлара. Такая защита делает их совершенно невосприимчивыми к попаданиям любых типов пуль калибра до 7,62 включительно, и даже отдельных типов пуль калибров побольше, вплоть до 12,7мм, но при определённых условиях. По средствам обнаружения ‒ в шлем встроен тепловизор и обычный прибор ночного видения. Когда «Призрак» работает в группах, то весь отряд соединяется между собой общей сетью, что‑то типа вай‑фая, только мощнее. Это позволяет им обмениваться данными о позициях противника, его вооружении, собственных тактических ходах, а также приказами. Короче, то, что видит один из них, видят все…

Открыв новую страницу, Лёша с Косарём некоторое время внимательно вчитывались в неё, а затем озадаченно переглянулись.

‒ Пиз. ц, ‒ выдал Косарь.

– Что там? – нетерпеливо спросил Андрей.

– Короче, эта штука может… становиться почти невидимой.

‒ Это как?!

‒ Тут целый набор вариантов адаптивного камуфляжа… Есть модели, на которых смонтированы гибкие экраны и микрокамеры, которые транслируют нужное изображение… По сути обманка, но таких мало. Есть модели, обтянутые какой‑то микроскопической серебряной сеткой… Когда на неё подаётся ток определённой силы возникает оптический эффект, заставляющий свет огибать «Призрака», делая его почти незаметным в оптическом диапазоне… Вот ещё одна модель, где используется спецматериал, которым покрывают весь корпус призрака и даже делают чехлы для штатного вооружения. Этот материал заставляет свет огибать покрытое им тело… Ёмаё, благодаря этой ткани «Призрак» невидим не только в оптическом диапазоне, но и в инфракрасном. Ещё и энергии не жрёт… Грёбаные нанотехнологии… Да, эту штуку точно не в Сколково придумали…

‒ Вот, смотри, – Лёша указал на что‑то Косарю. – Тут есть и другие варианты адаптивного камуфляжа, но эти в основном в виде единичных прототипов… Похоже, они сильно вложились в эти исследования.

– Угу. Но главное – когда и с кем они смогли это сделать?

– Понятия не имею. Я вообще не думал, что после эпидемии подобные технологии в принципе могут существовать, а они не только существуют, но и продолжают развиваться, – поражённо сказал Лёша.

‒ А я думал, что все технологии прибрал к рукам «Рассвет», – озадаченно сказал Андрей.

– Как видишь – не все. Но теперь я понимаю, почему они так охотились за объектами секты.

Некоторое время все молчали. Лёша с Косарём листали данные и спорили о переводе и прочитанном. Вскоре Андрею надоело ждать.

– Так, рассказывайте, что ещё там есть?

‒ Очень много всего. Тут рыться не перерыться в этой базе… О, вот данные по питанию… Ох, нет, тут нечто мозголомное… Аккумуляторы, но… Короче, это какая‑то уникальная разработка, я о таком никогда не слышал. Хотя нет… Вижу, тут они тоже много вариантов перепробовали… И литий‑воздушные батареи, и литий‑серные… вот какие‑то никель‑кобальт‑алюминиевые электроды… графены‑катоды… хреноноды! Да ну нахер, у меня сейчас температура поднимется!

Косарь начал жаловаться, что ни черта не понимает, и Лёша перехватил эстафету.

– В общем, помимо протезирования и брони они много сил и ресурсов вложили в технологии адаптивного камуфляжа и электрических батарей. У меня мало знаний в этой сфере и мне трудно определить новая это технология, изобретённая уже после эпидемии, или развитие старых. В любом случае двигаются эти штуки за счёт достаточно мощных электроприводов и работают долго. Очень долго. В экстренных случаях они способны перерабатывать солнечную энергию в электрическую и пополнять запас аккумуляторов, хоть и очень незначительно. В режиме полной загрузки всех имеющихся систем «Призрак» может работать от 18 до 22 часов. В стандартном боевом режиме ‒ примерно до 40 часов. Если работает только опорно‑двигательная система и жизнеобеспечение ‒ до 70 часов. В режиме ожидания с минимальной нагрузкой на системы ‒ в среднем 190–210 часов. В экстренном режиме, когда работает только система жизнеобеспечения – до 450 часов.

‒ Короче, эта шняга может неделю просидеть в засаде, затем надрать нам задницы и пойти домой пить пиво и заряжать батарейки, ‒ подытожил Косарь.

‒ В целом как‑то так, да, ‒ подтвердил Алексей и добавил после паузы. ‒ Похоже, я получил ответы на многие вопросы.

– Например?

– Например, кто вырезал украинцев, кто нападал на конвои гильдии и «Рассвета», и кто чуть не проломил тебе череп в Ольховке.

– Согласен по всем пунктам, – закивал Андрей.

Услышав про Ольховку, Косарь с интересом посмотрел на Андрея.

– Ты это, типа выжил в бою с этой хреновиной? – недоверчиво спросил он.

– Нет. Он её перегнал, – ответил за Романова Алексей.

– Это как? – заинтересовался Косарь.

– Выиграл в прятки и смог убежать, – разъяснил ему Андрей. – Сейчас понимаю, что скорее выиграл в лотерею.

– Ага‑а‑а…

Косарь больше ничего не спросил. Потому что Лёша снова заговорил.

– Так, вот тут ещё немного про внутреннее устройство… Хотя… ничего особо важного. Разве что обычно раз в две недели они проходят диагностику, а каждые полтора месяца полную проверку и техобслуживание… Слушай, Косарь, попытайся завтра добыть у торговцев пару флешек. Нам нужно сделать копии этих данных.

Наёмник пожал плечами.

– Ладно…

Он не успел договорить, потому что в коридоре школы раздался какой‑то шум. Лёша быстро захлопнул крышку ноутбука и выдернул блок питания из импровизированной розетки. Флешку он тоже вынул и спрятал в карман. Через несколько секунд в столовую вошли гильдейские повара и с удивлением уставились на сидящих за столом людей. Никто, правда, ничего не спрашивал, но «анархисты» и не стали бы отвечать. Они молча поднялись и покинули столовую, но перед этим Андрей попросил Косаря назвать пароль к флешке.

В ответ на это предложение Косарь некоторое время хитро ухмылялся, но затем, уже в расположении «анархистов», всё же накарябал на листке двенадцатизначный пароль, состоящий из цифр, букв и двух знаков восклицания.

К сожалению, несмотря на дикое желание спать, больше часа на сон Андрею не дали. Уже через час его разбудил Игорь и сообщил, что от торговцев заявился какой‑то сержант и чего‑то хочет. Андрей сразу понял, чего именно, и, разбудив Косаря, объяснил ему суть проблемы. Наёмник, бурча, вышел к сержанту и, приобняв его за плечи, куда‑то повёл, на ходу рассказывая о том, как космические корабли бороздят просторы космоса.

Вернулся он примерно через полтора часа, когда рота уже заканчивала завтрак. Плюхнувшись рядом с Андреем, Косарь взял пустую тарелку и набросал себе холодной лапши, затем положил в неё кусок тушёнки из жестяной банки и, жуя, вкратце рассказал Андрею, где он был и что делал.

Оказалось, что торговцы задавали ему неприятные вопросы на счёт того, чем именно «анархисты» занимались в разбомбленном посёлке, и выезжали ли они из него куда‑нибудь или нет. Косарь, понимая, куда дует ветер, заявил, что ничего не знает, сам был в тыловом подразделении, и что там делали авангард и остальная часть роты не имеет ни малейшего понятия. Знает только, что порученное задание выполнить не удалось.

Косарь здорово умел прикидываться шлангом и наверняка сумел выиграть немного времени, но Андрей понял, что роте нужно немедленно выезжать в «Убежище» или хотя бы на свою территорию, пока торговцы не сумели найти среди своих выживших под бомбёжкой солдат и офицеров кого‑нибудь, кто видел и помнит «анархистов». Отдав приказ Варану и Коробейникову готовить роту к отъезду, он сам и все участники вчерашних посиделок ещё ненадолго остались в столовой. Первым делом Андрей спросил Косаря на счёт флешек. Косарь глубоко вздохнул, прежде чем озвучить ответ торговцев, а затем сделал это, чем произвёл фурор.

– Чего?! Что они хотят?! – никто в помещении не поверил своим ушам, но больше всех изумился Толя Черенко. – Бэтр за пару флешек?! Серьёзно?

– Серьёзно.

– Пи. ец, – в сердцах выдохнул Толя, вскинул брови и изумлённо усмехнулся.

– Говорят, что флешек сейчас мало, а бэтров много. Поэтому с их точки зрения размен равнозначен, – объяснил Косарь.

Толя открыл было рот, но не придумал, что сказать и закрыл обратно. Андрей вопросительно посмотрел на Лёшу, всё‑таки скопировать информацию было его идеей, но лицо Корнеева выглядело как всегда непроницаемо.

– Да это гон какой‑то, – выразил всеобщее мнение Кот.

– Я бы согласился, но если сделаю это – они окончательно поймут, что здесь что‑то не так. Поэтому, Косарь, сходишь, вернёшь им ноутбук и пошлёшь к чёрту с такими предложениями, – не обратив внимания на реплику Кота, приказал Андрей.

Наёмник кивнул. Сразу после этого на них посыпались вопросы о содержимом флешки, но Андрей, чувствовавший, что подразделению нужно как можно скорее покинуть городок, не стал сейчас отвечать на них. Потребовав от всех никому не говорить о наличии флешки, он пообещал всё рассказать, когда они выберутся в безопасную зону, где их не сможет достать ни гильдия, ни «Рассвет».

‒ Флешка очень важна. Нам ни в коем случае нельзя её потерять, – закончил Андрей.

– Да, уж поверьте – Монье не зря рвала свою упругую попку ради неё, – шутливо добавил Косарь.

‒ Кстати, о попках, ‒ заговорил Кот. ‒ Что будем делать с пленницей?

‒ Замочим, конечно, ‒ немедленно ответил Толик.

Он сказал это таким тоном, будто всё уже давно решено. После Черенко снова заговорил Кот.

‒ Я поддерживаю. Она же напрочь отмороженная. Такая наверняка струёй унитаз надвое рассекает, и мне кажется, что если оставить её в живых – она от нас не отстанет.

– Разумное предложение, но есть моменты, – сказал Андрей и повернулся к Косарю. – Ты говорил, что пообещал ей жизнь и свободу, да?

– Ага, – кивнул Косарь. – И флешку вернуть.

– Гы‑ы, и полцарства в придачу? – Кот широко улыбнулся.

– Мы её не отпустим! – решительно рявкнул Черенко и вскочил со своего места.

Андрей жестом попросил Толю сесть обратно, но не успел ничего сказать, потому что слово внезапно взял Косарь.

– Её надо мочить, – уверенно заявил он.

Множество взглядов устремились на него, включая Корнеева. Это заявление не коррелировало с тем, что Косарь говорил раньше. Он тогда предупреждал, что не собирается её обманывать, что у него перед ней есть какие‑то долги… Почему теперь он внезапно решил отказаться от собственных слов?

– Хм, знаешь, может, мы ещё сможем подружиться, – наконец, присев, с ноткой удивления одобрительно сказал Толя.

– Косарь, почему ты так считаешь? – спросил Андрей. – Ты же раньше говорил…

– Есть причины, – не дал ему закончить Косарь. – На планете Земля нет никого более мстительного, чем эта бесноватая баба. Если она останется в живых, то приложит все силы, чтобы найти нас и поотрывать яйца. Всем. Поверьте, я знаю, что говорю.

– Значит, мочим её и валим отсюда! – заявил Черенко и снова рывком поднялся со стула.

Большинство поддержало его предложение, возник небольшой гам, а Толя немедленно засобирался идти воплощать в жизнь свои слова.

– Э! Стой, мочитель! – осадил его Косарь. – Здесь её валить нельзя.

– Чего? Что за херня?

– Включи мозг… Хотя о чём это я. Короче, за нами могут наблюдать, а Монье много кто знает в лицо. Если её труп обнаружат, то быстро опознают и сразу свяжут с нами.

– Вообще не проблема. Я могу её так отделать, что мать родная не узнает…

– Это не поможет, – скривившись, перебил его Косарь. – Не по харе, так ещё как опознают. Тебе придётся всю её на куски нарезать и по пакетам расфасовать. К тому же если кто‑то видел, что мы её захватили, то «Рассвет» скоро начнёт искать и её, и нас. Прочешут все места, где мы стояли, найдут подвал и тело. Они сумеют её опознать: по родинкам, группе крови, ширине влагалища – не знаю как, но нюхом чую, что смогут, и тогда за нами приедут весёлые ребята с угрюмыми лицами, но будут не сразу отрывать яйца, а сначала в тиски их зажимать. Мне такая перспектива ни разу не по нраву.

Черенко поджал губы, но промолчал. Похоже, доводы Косаря возымели действие даже на него. Вечно весёлый и циничный Косарь сейчас выглядел озабоченным, а такое изменение в его поведении не могло не вызывать опасения у окружающих. Если даже у наёмника нашлось что‑то, к чему он отнёсся серьёзно, то, видимо, стоит если и не прислушаться, то хотя бы учесть его слова.

– Ну, допустим. И что ты предлагаешь? – спросил Андрей.

– Её надо забрать с собой и замочить где‑нибудь по дороге. Что, Толян, потерпишь ещё пару часов?

Взгляд Черенко был очень кислым.

– Слушайте, а зачем вообще её убивать? Есть вариант получше, – заговорил пребывавший до этого в задумчивости Игорь, и все взгляды устремились на него. – Давайте отвезём её к полковнику Гронину. В «Убежище» у него будет сколько угодно времени, чтобы допросить её как следует. Есть у меня ощущение, что она знает столько, что Гронин нас на руках носить будет.

Несколько секунд все зачарованно смотрели на Игоря, будто удивлялись, как это они сами не пришли к подобному решению. Только Толя и Бодяга выглядели полными скептицизма.

– Это херовая затея, – запротестовал Толя.

– Нет, она вполне здравая, – не согласился с ним Андрей. – Помнишь Ильченко? Гронин с тех пор очень хотел обстоятельно пообщаться с кем‑нибудь типа него, а Монье, как мне кажется, знает гораздо‑гораздо больше такого человека, как Ильченко.

– Да ты посмотри на эту терминаторшу – она же кремень. Что, если он её не расколет? – Черенко не собирался так легко отступаться.

– То и хрен с ней. Всё равно ей помирать. Заодно насладимся кровавой баней в твоём исполнении, только в более комфортных условиях и необходимости спешить, – радостно ответил ему Косарь.

Выражение лица Черенко было таким, будто он не ел две недели, а у него прямо изо рта вырвали внезапно найденный кусок хлеба. Бедолага изо всех сил искал повод победить всех этих бестолковых людей, которые не понимали, что Монье надо немедленно убить, расчленить и сжечь, но идеи у него явно закончились.

– Слушайте, а никого не волнует, что она может попытаться сбежать? – отметила Катя.

Толя посмотрел на неё таким взглядом, будто перед концом света увидел ангела, и энергично закивал, соглашаясь с каждым словом. А вот Бодяга, который чуть не протянул ноги во время предыдущей попытки Монье сбежать, наоборот, с сомнением покачал головой.

– Ну, это вряд ли, – скептически сказал он. – Ты бы её видела: голодная, замерзшая… Она там еле живая в том подвале. Сомневаюсь, что она сможет сделать ноги, если её как положено связать и постоянно за ней присматривать.

Он взглянул на Черенко, взгляд которого вопил: «предатель!».

– Но это… Я бы её всё‑таки прибил, – опасливо косясь на Толю, добавил Бодяга.

– Вам бы только прибивать! Она – уникальный источник информации. Кто его знает, что ещё затевает «Рассвет»? Может, вы не заметили, но они в последнее время постоянно становятся нам поперёк горла. Так, может, хватит уже находиться постоянно на шаг позади?

Это снова был Игорь, который внезапно сделался очень настойчивым. Высказанный им аргумент оказался силён.

Андрей и сам ранее размышлял о том же, задаваясь вопросом, что за игры ведёт «Рассвет». От их действий за версту несло чем‑то мутным и дурно пахнущим, они явно знали что‑то такое, чего не знал больше никто, но не собирались ни с кем делиться своими знаниями. Впрочем, теперь эта информация лежала в кармане у Андрея, но парень был уверен, что это всего лишь один секрет из многих. О чём ещё известно «Рассвету»? Они атаковали эту лабораторию уже зная, что там найдут, или наугад? Их прошлые и текущие действия имели единую конкретную цель или они просто охотились за всеми секретными объектами секты? И если учесть насколько невероятной оказалась информация на флешке, то что ещё о технологиях и исследованиях «Пути просвещения» известно «Рассвету»? Какие ещё безумные вещи проворачивают сектанты? И главное – какую цель, в конце концов, ставит перед собой сам «Рассвет»?

Ответы на многие из этих вопросов наверняка сейчас сидели в холодном подвале. Удастся Гронину расколоть Монье или нет – это третий вопрос, но сама возможность подобного стоила того, чтобы попробовать.

– Ты так её защищаешь… Она тебе дала, что ли? – Косарь криво ухмыльнулся, но Игорь не успел ему ответить.

– Решено. Отвезём её в «Убежище», – твёрдо сказал Андрей и поднялся с места. – Лёша, пожалуйста, займись ею лично и спеленай, как положено, хорошо? А теперь – собираемся.

Через минуту столовая опустела. Одним из последних выходил ворчащий Черенко, который всё никак не мог успокоиться.

– Гасить её надо! Гасить! – не унимался он.


Глава 8.2


Линия условного фронта находилась примерно в полусотне километрах на западе. Здесь, в глубоком тылу, небо не озаряли вспышки артиллерийской канонады, не прочерчивали длинные полосы трассирующих пуль, и не звучал глухой, устрашающий рокот рвущихся вдалеке снарядов. Стояла холодная, тихая ночь, и всё вокруг спало, погрузившись в молчаливую безмятежность. Молодой месяц неспешно закатывался за горизонт, забирая с собой остатки света, а ещё больше сгущающаяся чернота угрожала поглотить все оставшиеся краски. Звёзды, периодически выплывающие из‑за небольших рваных облаков, казались яркими, но их присутствие не способно было пролить хоть каплю света на происходящее вокруг. Не освещали они и округлые тёмные купола парашютов, приближающиеся к земле.

Гулкие, тяжёлые удары приземляющихся бойцов на короткое время нарушили ночную тишину. Падающие следом парашюты жалобно шелестели, словно жалуясь на свою судьбу, желая продолжить ночной полёт, но бойцов они совершенно не волновали – они быстро подбирали парашюты, небрежно комкали и уносили к ближайшему кустарнику. Затем тяжёлой поступью направлялись к точке сбора, которая находилась в месте, куда приземлились четыре массивных, скреплённых между собой контейнера с оружием. Открыв два из них, бойцы принялись проверять снаряжение и вооружаться.

Большинство вооружились ручными пулемётами М249 и противотанковыми гранатомётами FGM‑172/SRAW. Двое из них в качестве второго оружия вместо гранатомётов выбрали снайперские винтовки CheyTac InterventionM200 с длинными, громоздкими глушителями. Четверо отсоединили от связки два оставшихся нетронутыми контейнера и приготовились выступать в путь. Пустые контейнеры бросили рядом с парашютами и прикрыли от посторонних глаз наломанными ветвями. Закончив с приготовлениями, отряд выдвинулся в дорогу.

Несмотря на огромный вес и тяжёлый груз, «призраки», а это были именно они, как ни странно, издавали лишь не многим больше шума, чем обычный человек. Если бы они чуть сбросили темп, то смогли бы передвигаться ещё тише, но сейчас это было ни к чему. Тяжёлой поступью они безостановочно, без пауз, привалов и передышек, словно танки, двигались к своей цели. Если бы их увидел кто‑то посторонний, он бы ужаснулся: закованные в массивную броню, огромные солдаты в больших шлемах‑масках, полностью закрывающих голову и лицо – они выглядели, как минимум, устрашающе.

Впрочем, вряд ли кто‑то мог их увидеть. Даже без учёта перманентного адаптивного камуфляжа, в зависимости от растительности и рельефа оснащение позволяло «призракам» контролировать территорию вокруг себя на несколько километров и страховало от случайных встреч. К тому же отряд состоял из опытных бойцов, выполнивших немало сложных боевых задач ещё задолго до того, как их навсегда заковали в эту уникальную броню, и благодаря своим навыкам они хорошо умели поддерживать маскировку даже без специальных средств.

Командир отряда шёл впереди. Самый опытный среди «призраков», своими навыками он выделялся даже среди этого уникального и элитного типа пехоты. К сожалению, подавляющее большинство его бойцов не осознавали этого, поскольку их память и образ мышления были блокированы и откорректированы так, как требовалось людям, их создавшим. Они знали лишь то, что лидер их группы на этот раз – «WR006C», и вне операции он имеет звание полковника. Впрочем, знали они также и то, что этот воин является условным командиром всех существующих «призраков», но поскольку иерархия званий в среде элитной пехоты не имела значения, то никто из них об этом не задумывался.

Кроме командира группы лишь один «призрак» обладал собственной памятью и знал и о себе, и о командире гораздо больше, чем уникальный кодовый идентификатор. Он знал, например, настоящие имена, которыми их обоих называли до того, как они стали «призраками». Иногда, совсем редко, по этим именам к ним обращались немногочисленные старожилы технического отдела, которые помнили их ещё обычными людьми, но с течением времени таких становилось всё меньше. Для большинства же новых технарей они были всего лишь «WR006C» и «WT008M». Было ли им от этого грустно? Трудно сказать.

Большинству «чистых», например, вообще на всё было плевать. Они верили только в приказы и в того, кто их отдавал. Ну, и в высокую идею, разумеется. В этом не было ничего странного, ведь их память очистили от всего лишнего. Они не помнили, кем были до того, как стали «призраками», не помнили своих близких, или откуда они. Зато хорошо помнили, как действовать в бою, как эффективно убивать, помнили тактику и не растеряли рефлексов. Да, за эти годы мозгоправы «Пути просвещения» значительно продвинулись в своем профессионализме. Но, к сожалению, только мозгоправы, ведь Волкова заменить по‑прежнему невозможно.

«WT008M», он же Александр Токарев, относился к другой категории – он был добровольцем. Но в отличие от командира, Токарев пошёл на это не в силу обстоятельств, а из‑за веры в него – в своего командира. Он уважал и любил его, как отца, и готов был следовать за ним куда угодно, лишь бы и дальше служить вместе с этим некогда благородным, ярко выделяющимся из толпы человеком. Некогда, потому что со временем благородство и высокие идеалы всё больше вытеснялись постепенно растущей апатией – естественной спутницей человека, лишённого обычных человеческих радостей, а в бою – жаждой мести и ненавистью к врагу.

Ненависть вытеснила благородство, растворила его в себе, но к счастью, хотя бы апатии ни сам Токарев, ни командир оказались подвержены не столь сильно, как некоторые другие. В основном так было из‑за того, что для них звания стали не пустой приставкой к индексам: с ними считались, на их опыт полагались, их мнение учитывали. Они помогали приближать общую победу, помогали свершить правосудие, но, к сожалению, их собственное время подходило к концу, и угроза не увидеть, как возмездие свершиться, с каждым днём становилась всё более реальной.

Отряд продолжал своё размеренное, но быстрое шествие. Все «призраки» были под завязку напичканы электроникой, и непрерывно просматривали округу в оптическом и инфракрасном диапазонах. Как только датчики регистрировали что‑то, боец тут же определял тип объекта, а компьютер с помощью лазерного дальномера измерял расстояние до цели и по картинке с микрокамеры вычислял её предварительные физические параметры. На дисплее внутри шлема отображалась масштабированная карта местности, и любой объект, попавший в поле зрения одного из бойцов, распознавался, а на карте появлялась соответствующая метка, и весь отряд тоже начинал «видеть» цель.

Они не общались между собой. Даже в ситуациях, когда очередному обнаруженному объекту нельзя было сходу присвоить один из известных ярлыков, и отряд моментально готовился к бою – они оставались безмолвны. Слаженность их действий, молчаливость, какая‑то необъяснимая, врождённая враждебность в движениях моглибы заставить волноваться любого видавшего виды противника. «Призраки» принимали решения быстро, с ледяным спокойствием, словно заранее знали исход любой возможной ситуации. Каждое их действие выражало сдержанную агрессию – это были хищники до мозга костей, совершенные убийцы.

Переход из точки приземления в зону проведения операции занял у них немногим меньше пятнадцати часов. За это время их приборы зарегистрировали множество разнообразных объектов, но все они были отмечены на тактических картах синим цветом или вовсе не отмечались, если ими можно было пренебречь. И лишь девять зелёных точек на внутреннем дисплее каждого из «призраков» означали членов отряда.

Не дойдя до цели два километра, они укрылись в овраге и прождали там некоторое время, а на заранее определённые исходные позиции вышли лишь к вечеру, когда движение на объекте ещё было активным. Осеннее солнце немного обагряло небо, быстро прячась за горизонтом, и так же быстро после его заката сгустились сумерки.

Целью группы была железнодорожная станция в глубоком тылу наступающих войск Альянса. Несмотря на бомбардировки и разрушение путей, инженеры Торговой гильдии уже всё восстановили, и эта станция, через которую раньше проходила значительная часть грузоперевозок наступающих войск, вскоре снова наберёт обороты. В городе, в котором находилась станция, стоял сильный гарнизон – около трех тысяч человек, но на самом вокзале постоянно находилось не больше роты. Такие силы были «призракам» по плечу, поэтому и было принято решение задействовать в операции именно их.

Раньше на станцию просто налетели бы штурмовики и разбомбили её, но наступающий Альянс постоянно усиливал противовоздушную оборону у себя в тылу, поэтому налёты штурмовиков и вертолётов стали рискованными, малоэффективными и грозили высокими потерями. В другой ситуации «Путь просвещения» оставил бы всё, как есть, но им остро требовалось время, поэтому командование приняло решение задействовать здесь такой дорогостоящий, но чрезвычайно эффективный ресурс, как «призраки».

Если бы не просчёт Военного совета, Альянс не продвинулся бы так далеко и не смог бы нанести «Пути просвещения» столь ощутимый урон. Когда планировался стратегический манёвр, все были уверены, что оставленных сил хватит для удержания Альянса в его границах, но в итоге война переместилась на территорию «Пути просвещения». Впрочем, даже несмотря на успехи Альянса, командир «призраков» знал, что этих успехов недостаточно. Как только план Военного совета будет исполнен – основной фронт падёт, а Альянс – сметён.

Перед приходом «призраков» со станции ушла очередная колонна грузовиков и боевой техники, но на платформе продолжалась разгрузка эшелона. Под покровом ночи двое «призраков», прихватив часть взрывчатки из одного из принесённых контейнеров, вышли на разведку.

Неторопливо обойдя станцию, они обнаружили два БМП‑2, один БМП‑3 и один БТР‑80А, а так же танк Т‑80Б. Ещё шесть таких же танков, ожидая своей очереди на разгрузку, стояли на платформах без экипажей и угрозы не представляли. Немногочисленная лёгкая техника была идентифицирована как небронированная, без вооружения и не представляющая опасности. Вся техника стояла внутри охраняемого периметра непосредственно вокруг складов возле станции. Внешний же периметр патрулировали пять отрядов по три человека, но, не зная куда смотреть, они никак не могли обнаружить вражеских разведчиков, а даже если бы знали – высокотехнологичный камуфляж «призраков» всё равно не позволил бы патрулям ничего увидеть. Был, конечно, незначительный шанс обнаружить «призраков» с помощью тепловизоров, но солдаты Альянса редко имели в наличии столь редкий и дорогой прибор.

На внутреннем периметре, ограждённом сеткой, «призраки» пометили стационарные огневые точки с крупнокалиберными пулемётами и ПЗРК, и места размещения живой силы. Все объекты в пределах периметра получили пометку уровня опасности и приоритет, но для каждого «призрака», в зависимости от местонахождения последнего, они различались. Если для бойца, находящегося неподалёку от танка, тот был одним из самых опасных противников, то для «призраков», находящихся вне прямой видимости танка, и имеющих другие задачи, смертоносная машина отмечалась как относительно безопасная.

Закончив с оценкой сил противника, «призраки» затаились и принялись ждать. Если бы за ними можно было подглядывать, наблюдатель не переставал бы поражаться им. Со стороны могло показаться, что они мертвы – почти шесть часов эти существа простояли в одной позе с оружием наизготовку, не сделав ни одного движения, не издав ни звука, будто просто ожидая, пока кто‑то нажмёт кнопку активации. Они выглядели идеалом дисциплины – каждый невозмутимо ждал приказа о начале операции: не жаловался, что устал стоять, что у него затекли ноги или, что ему хочется в туалет. Никто не бросал в эфир глупых шуточек, не сомневался, не подкалывал товарищей и не рассказывал, что дома его ждёт жена или девушка. Они просто стояли и всё.

«Призраки» отлично знали преимущества и недостатки своего оружия и ещё лучше – свои собственные возможности. Они заранее знали, что и как будут делать в случае, если что‑то пойдёт не по плану, поэтому им нечего было обсуждать и не о чем беспокоиться. Их ждала очередная стандартная операция, к тому же достаточно простая. Вероятность потерь оценивалась, как минимальная, но даже если кому‑то и суждено погибнуть – «призраки» на этот счёт не испытывали совершенно никаких чувств: война есть война, и её правила никогда не изменятся.

Солдаты гильдии, охранявшие вокзал, ни о чём не догадывались. Хоть внутренний периметр был огорожен заграждением из металлической сетки и колючей проволоки, за которыми находились сторожевые вышки с караульными, куча солдат и пулемётные точки – они всё равно были беззащитны перед неотвратимой угрозой, которая терпеливо выжидала их в засаде. Жить торговцам оставалось недолго.

В один час и пятнадцать минут пополуночи на дисплее у каждого «призрака» появилась команда от командира, короткая фраза, несущая в себе цель, которую они все и так знали: «Зачистка». Это был один из стандартных планов операции, и для каждого из бойцов это короткое слово означало абсолютную ликвидацию всего живого, что находилось внутри периметра, отмеченного на тактической карте красной рамкой.

Последний из принесённых «призраками» контейнеров был вскрыт за три минуты до поступления команды, а из него извлекли многоствольный пулемет М134 с боеприпасами и станок для него. Из второго ящика ещё до того забрали всю оставшуюся взрывчатку.

Незаметные благодаря адаптивному камуфляжу, «призраки» всей группой, кроме ушедших ранее разведчиков и снайперов, которые держались отдельно, приблизились к ограждению. Шестеро часовых заняли у двух «призраков»‑снайперов всего семь секунд времени, после чего основная группа приступила к проникновению внутрь охраняемого периметра, а снайперы направились на другие позиции для ликвидации патрульных.

На создание лаза в металлической сетке ушло чуть меньше пятнадцати секунд. Никто не слышал щелчков огромных ножниц, которыми «призраки» резали металл, ведь часовые на вышках уже были мертвы, а совершавшие обход патрульные в этот момент находились далеко. Проникнув внутрь периметра, «призраки» разделились – у каждого имелась своя задача. Несмотря на уверенность в снайперах, командир всё равно задержался у лаза и установил рядом с ним детектор движения, данные с которого напрямую шли в компьютеры всех членов отряда. Если патрульные каким‑то образом останутся в живых и доберутся сюда – «призраки» об этом узнают, даже если упустят их из виду.

Ещё около минуты у «призраков» ушло на осторожный подход к заранее определённым для каждого позициям. Большинство личного состава отдыхали в казарме, а активность на территории отмечалась только возле эшелона и в мастерских.

Командир «призраков» постоянно отслеживал движение патрульных – вот прямо сейчас три красные точки направляются к лазу в заборе и… гаснут одна за другой – снайперы работают безукоризненно. Вскоре гаснут ещё три, за ними ещё. Остаются шесть, но три из них очень далеко, а ещё три из красных стали жёлтыми: ушли из прямой видимости всех членов отряда. Компьютер продолжил расчёт их траектории движения исходя из скорости и направления движения до этого, но всё равно данные желательно обновить. Вскоре это было сделано, но за те полминуты, что точки оставались жёлтыми, что‑то изменилось, потому что в итоге они возникли совсем не там, где их ожидали увидеть.

Скорость движения одного из патрульных резко возросла. Остальные тоже начали двигаться быстрее. Что ж, вот и первые изменения в плане действий. В эфире голосом звучит первая короткая фраза, понятная для всех: «готово». Командир отвечает также коротко: «начали».

Почти все «призраки» одновременно открыли огонь. Очень быстро погасли точки, отмеченные, как пулемётные расчёты. Вскоре вслед за ними исчезли все БМП и БТР, но вместо них на карте появился целый ворох новых отметок – солдаты торговцев, разбуженные стрельбой и поднятой тревогой, спешили на помощь товарищам, ещё не зная, что тех уже нет в живых. Большинство солдат находились в казарме, как и предполагали «призраки». Не ожидая, что противник находится так близко, они опрометчиво выбегали из здания и падали под ураганным огнём установленного заранее М134 и двух М249. Большинство возникших точек тут же потухли, а оставшиеся в живых люди остались внутри.

Командир «призраков» должен был расправиться с единственным боеспособным на текущий момент танком. Т‑80Б стоял рядом с импровизированной мастерской и экипаж, предположительно, находился внутри здания. Так и оказалось: когда началась стрельба, дверь мастерской распахнулась и на улицу, опасливо озираясь, выскочили пятеро человек. Трое из них побежали к танку. Компьютер учёл скорость целей и подал на дисплей в шлеме угол упреждения. «Призрак» несколько раз нажал на спуск, и М249, крепко сжимаемый механической рукой, выплюнул три короткие очереди по 2–3 патрона, стерев с карты очередные точки. Ещё два человека развернулись, услышав гулкие выстрелы и увидев вспышки, но растерялись, не видя врага в темноте. Через секунду две такие же экономные очереди скосили их тоже. Впрочем, один из них не умер и, громко вопя от боли, свернулся калачиком на земле. «Призрак» уже готов был добить его, когда за спиной у него возникли ещё два противника. Приоритеты «призрака» изменились, а жизнь раненого оказалась дольше сразу на целый десяток секунд.

Маскировка в очередной раз выручила «призрака». Противники замерли, видя в свете фонаря раненого товарища и какое‑то странное марево, а через секунду яркие вспышки выстрелов заполнили пространство. Пули пробили стандартные бронежилеты и ворвались в человеческие тела. Оба солдата упали на землю, но снова один из них остался жив. «Призрак» приблизился на расстояние, достаточное для стопроцентного смертельного поражения цели и сделал выстрел противнику в лицо. Затем вернулся обратно и добил раненого «крикуна». После этого улочка, наконец, оказалась полностью очищена от врагов, и пришло время заняться танком.

Пулемёт, уверенным движением отведённый в сторону, повис на ремне, а в руки «призрака» перекочевал гранатомёт. Несколько секунд, и он с шипением выпустил из своего чрева тупоносый боеприпас, который стремительно преодолел небольшую дистанцию и попал в борт танка, под заднюю часть башни, накрыв его облаком огня. Через мгновение «призрак» снова перевооружился, но не ушёл, а остался наблюдать, как рассеиваются огонь и пыль вокруг танка. Как он и ожидал, поражённая машина загорелась. Убедившись в этом, «призрак», наконец, ушёл прочь, остерегаясь вероятной детонации боекомплекта и вытекающих из этого непредсказуемых последствий.

Укрывшиеся в казарме бойцы погасили панику и предприняли очередную попытку покинуть здание, чтобы помочь товарищам. Опасаясь чудовищного М134, сеющего не только смерть, но и ужас, на этот раз они сосредоточили усилия на запасном выходе и окнах первого этажа, но везде их поджидала смерть. Новую волну паники преодолеть уже не удалось. Охваченные ею, они придумали последний отчаянный способ спастись – в открытую дверь главного входа вылетели сразу три боевые гранаты. Стоявший в стороне замаскированный «призрак» оценил угрозу, как ничтожную, и полностью проигнорировал взрывы.

Следом за боевыми гранатами солдаты бросили дымовые, даже не догадываясь, что и это им не поможет – с помощью тепловизора «призрак» видел всё, что ему было нужно, и продолжил терпеливо ожидать. Он не чувствовал злорадства или самодовольства из‑за безнадёжных попыток противников как‑то его обмануть, не думал о своём превосходстве или их ничтожности. Он вообще не думал ни о чём постороннем, полностью сосредоточившись на своей задаче с коротким названием «зачистка». Это слово содержало в себе всё, что в данный момент имело для него значение, а люди, которым суждено было умереть от его руки, означали не больше, чем точки, которыми они отображались на тактической карте.

Пользуясь дымовой завесой, солдаты Торговой гильдии снова попытались покинуть здание, ставшее для них ловушкой. Первые двое осторожно выглянули из‑за дверей, затем выбежали на затянутую дымом улицу. За ними последовали еще двое. Парами они вышли из дымовой завесы и добежали до углов здания. «Призрак» спокойно наблюдал за их действиями, чего‑то выжидая, а двое его «коллег» находились с другой стороны казармы, ориентируясь на зрение своего напарника. Убедившись, что всё чисто, бойцы гильдии сообщили об этом остальным, и из дверей казармы вышли ещё четырнадцать человек. Когда они разделились на две группы и быстро побежали по улице, М134 вновь злобно затрещал, с умопомрачительной скоростью сея смерть. Те солдаты торговцев, которым каким‑то образом посчастливилось выжить и укрыться за углом, вскоре были добиты другими «призраками». Расправившись с противниками на улице, «призраки» с разных входов вошли в казарму, намереваясь проверить, не укрылся ли там ещё кто‑нибудь, а боец с М134 направился устанавливать своё грозное оружие поближе к шлагбауму на выезде из охраняемого периметра.

Хаотическая для стороннего наблюдателя стрельба продолжала возникать и прекращаться по всему периметру. Крики умирающих и громкие, истеричные приказы беспомощных командиров всё ещё разносились в ночном воздухе, но их становилось всё меньше. Красные точки стремительно гасли – за полторы минуты, прошедшие с момента поднятия тревоги, их исчезло уже более пятидесяти.

Внезапно на карте «призраков» появился новый враждебный объект, которого раньше не было: это не человек – это техника, которая спустя пару секунд была помечена, как бронемашина «Тигр». Ревя мотором, «Тигр» протаранил деревянные ворота мастерской, выехал на дорогу и помчался в сторону города, провожаемый короткими очередями из М249 командира «призраков». Стрелок за пулеметом «Тигра», не успев сориентироваться, в панике принялся палить совершенно не туда, но вскоре его смело градом пуль из М134, а сам «Тигр» превратился в движущийся фейерверк: пули, высекая из брони искры, рикошетили, разбрызгивая вокруг снопы света, и множество из них проникли внутрь машины. М134 протяжно загудел на холостом ходу – патроны, наконец, закончились. Изрешечённая машина уже под огнём ручного пулемета другого «призрака» продолжала ехать, но недолго – через три десятка метров она снесла КПП, забор, врезалась в стоящий за ограждением кирпичный дом и затихла.

«Призрак» с М134 находился ближе всего к «Тигру», поэтому он оставил свой бесполезный теперь пулемёт и приблизился к машине. Рывком открыв заднюю дверцу, он бегло осмотрел салон. На дисплее появились семь отметок, шесть из которых тут же погасли. «Призрак» протянул руку внутрь и быстрым движением вытащил из машины мужчину в солдатской форме. Мужчина был дважды ранен и вряд ли мог выжить, но «призраки» обладали огромным оптимизмом в вопросах возможностей человеческого организма, потому что словосочетание «вряд ли выживет» всегда интерпретировали, как «точно выживет» и всячески стремились перевести противника в более определённое состояние. Зверский удар головой о борт машины привёл к фактически несовместимой с жизнью травме, но «призрак» не остановился и повторил действие ещё дважды, пока череп несчастного не треснул, а борт машины не окрасился пятнами крови. Выпустив из рук мёртвое тело, «призрак» уверенным движением достал из салона АК‑74М и отправился за брошенным пулемётом.

В указанном периметре осталось всего шесть красных точек, но некоторые здания ещё не были осмотрены. Подошедший Токарев с командиром вошли внутрь мастерской. Свет здесь отсутствовал, но им это не мешало. Микрофоны на шлеме сразу уловили всхлипывания, а компьютер определил их направление. «Призраки» разделились, и именно Токарев направился к источнику звуков. За кучей деревянных ящиков всхлипывал ещё совсем молодой парень в промасленной спецовке механика. Как только тепловизор показал его очертания, Токарев нажал на спуск и две пули вошли парню в череп, мгновенно прервав жизнь.

– Нет! Умоляю, не надо! – заорал кто‑то в стороне.

Токарев сделал ещё три шага, уже наведя оружие на предполагаемую цель. Там оказался ещё один механик, видимо, коллега только что убитого.

– Пощад… – просьба застряла у него в горле, прерванная грохотом пулемёта.

Пара пуль изуродовали лицо и шею человека. Тело опрокинулось, не издав больше ни звука, а Токарев, даже не взглянув на него, тяжёлой поступью пошёл дальше.

«Пощадить? Хм… Те, кто никого не пощадил, просят пощады. Какая ирония», – сухо подумал он.

Со стороны, где совершал осмотр командир, раздался шум и откуда‑то выскочил третий человек – молодая женщина в гражданской одежде. С воплями она стремглав бросилась к выбитым «Тигром» воротам. Токарев повернулся в ту сторону, делая подсказанное баллистическим компьютером упреждение, но выстрелить не успел – его опередил напарник. Прозвучала короткая, ритмичная очередь, женщина вскрикнула и в падении оторвалась от пола, но до ворот долетела уже мёртвой.

Итого: восемьдесят девять.

Ещё шесть бойцов гильдии забаррикадировались в кирпичном здании одного из небольших складов. Неподалёку от склада находился один из «призраков», но сам никаких действий пока что не предпринимал. Токарев с командиром переместились туда. Оценив обстановку, командир решил попытаться проникнуть внутрь, рассчитывая на маскировку, но обороняющиеся были настолько напуганы, что стреляли при малейшем подозрении не экономя патроны. Командир получил шесть прямых попаданий, которые сорвали с его брони значительную часть маскирующего материала, и предпочёл отступить. В чате отряда появился запрос, а через полминуты к троице присоединился четвёртый «призрак» с трофейными ручными гранатами. Две гранаты забросили внутрь склада, а сразу после взрывов трое «призраков» ворвались в здание и быстро добили уцелевших.

Убив всех, «призраки» покинули склад, но один остался, чтобы обойти постройку и убедиться, что выживших точно нет. Он обходил немногочисленные внутренние помещения одно за другим. Первое. Второе. Третье. Везде было чисто. Войдя в четвёртое, «призрак» получил сильный удар в голову, вероятно, прикладом. Нападавший оказался хорош – он не только умело спрятался, не позволив «призраку» заметить себя достаточно рано, чтобы избежать его удара, но и ударил, руководствуясь опытом, слухом и чутьём, потому что заметить замаскированного «призрака» лишь в бликах слабых очагов начинающегося пожара было крайне трудно.

Удар был настолько силён, что наверняка убил бы любого человека. Только вот «призрак» был не совсем человек. Он лишь слегка покачнулся и сделал полшага в сторону, а спустя две секунды направил ствол пулемёта на противника. Ещё через мгновение два выстрела в упор привели к смертельным ранениям шеи и оборвали жизнь солдата гильдии.

Красные точки на дисплее закончились. С момента первого выстрела прошло четыре с половиной минуты, за которые погибло девяносто пять человек. Периметр заново многократно обследовался «призраками», но обилие огня мешало и тепловизорам, и классическим ПНВ, а обычным зрением пока что никого видно не было.

Большинство «призраков» покинули периметр через выбитые машиной ворота. Остался только командир, который шёл замыкающим. Дойдя до ворот, он услышал за спиной громкий треск, плавно переросший в непродолжительную канонаду. Т‑80Б, объятый пламенем, наконец, с угрожающим треском и шипением исторгнул из башни большой яркий факел, который поднялся метра на четыре вверх, а затем быстро затух. Теперь языки пламени жадно облизывали корму танка и периодически мелькали из открытого люка башни, внутри которой регулярно постреливали горящие боеприпасы.

В последний раз осмотревшись, командир по‑прежнему видел на карте только девять зелёных точек своих бойцов и ни одной красной. Остальные «призраки» уже обошли станцию с севера и готовились к обратному походу, и лишь командир всё ещё чего‑то ждал у ворот.

«Все мертвы, чего ещё ты там стоишь?», – подумал Токарев, но задавать вопрос не собирался.

Командир, будто почуяв его мысли, сам дал ответ:

– Второй, третий – повторный обход.

«Никогда не мог отличить твою щепетильность от жажды мщения», – вновь подумал Токарев, который на этой операции был номером вторым.

Он также был одним из снайперов, которые не получили никаких повреждений во время боя, поэтому их маскировка до сих пор идеально функционировала. Различить «призрака» в текущих условиях можно было только по отражаемым, неестественно дрожащим, многократно преломляющимся и размытым языкам огня, и то лишь под определённым углом и с близкого расстояния. А если не знать, где именно он находится, то заметить его вообще невозможно.

Названные командиром бойцы разошлись в разные стороны, повторно осматривая территорию. Очень скоро к семи зелёным точкам на дисплее добавилась резко контрастирующая с ними красная: один из «призраков» заметил кого‑то, но не успел выстрелить – человек перебрался за другое укрытие.

Если бы они оставили этого счастливчика – это ничего бы не изменило, а задача всё равно была бы выполнена. Но командир не собирался никого оставлять. Если он может убить ещё хотя бы одного ненавистного врага и тем самым приблизить победу – он обязательно должен это сделать. Даже несмотря на то, что время истекало, что до него уже доносились звуки приближающихся с юга машин с ожидаемым подкреплением, он всё равно уверенно двинулся к врагу, зная, что успеет. Быстро добравшись до уничтоженного бронетранспортёра, «призрак» осмотрелся – компьютер указывал, что человек прятался за горящей машиной, но заглянув туда, он никого не обнаружил.

Бойцы за забором продолжили обход, пытаясь снова засечь свою жертву и вскоре им это удалось – человек прятался неподалёку, за кучей хлама, всего в десятке шагов от командира. Они могли бы убить его, но командир запретил стрелять – пусть подкрепления думают, что бой окончен. Командир не видел жертву, но её видели другие «призраки», и благодаря этому сам командир видел мерцающий красный контур притаившегося за укрытием человека. Он двинулся к нему: неумолимый, безмолвный убийца. Солдат услышал что‑то, осторожно выглянул из‑за своего укрытия, прищурился, пытаясь разобраться, что не так впереди – огонь горел как‑то неестественно, пятнами и угловато, что ли, а ещё, если всмотреться, то можно было различить очертания чего‑то, похожего на человека. Но он не успел разобраться, что именно увидел – марево поколебалось, а через мгновение мощный удар в голову, сопровождаемый хрустом ломающейся кости, привёл к открытой черепно‑мозговой травме, не совместимой с жизнью. Тело бедолаги свалилось к ногам убийцы, но тому было мало, и последовавший через несколько секунд удар ногой окончательно размозжил жертве голову. Последняя отметка на дисплее погасла.

Через минуту на территорию станции вошло сильное подкрепление и рассредоточилось, занимая периметр. Ещё через полторы минуты вся станция и часть эшелона с танками и боеприпасами вместе с прибывшими солдатами утонули в огненном вихре.


Глава 8.3


Расстояние до границ своей группировки было не так уж велико. В теории даже с учётом состояния дорог его можно было преодолеть за день, но на деле всё оказалось сложнее. Проблемы с техникой и ранее неоднократно случались, но в этот раз они были особенно некстати. Первым сломался один из грузовиков: раздался громкий, душераздирающий хруст, после которого в машине что‑то заклинило. Как в итоге выяснилось – сломалась трансмиссия. Из‑за этого пришлось потратить немного времени, пока разобрались, в чём именно проблема и поняли, что её невозможно устранить. Затем перегрузили людей и снаряжение в другие грузовики и продолжили путь. А вот следующую проблему решить, банально бросив сломанную машину, уже не получалось.

Всю технику, кроме грузовиков, «Анархисты» получили у «Булата», в ближайшем к зоне проведения операции месте. У них не было времени подробно оценить её состояние, поэтому, понадеявшись на техников и механиков «Булата», «Анархисты» просто ушли на этой технике в бой. Слава богу, сам бой и предшествующие ему марши все машины прошли замечательно, но на обратном пути на повреждённом танке каким‑то образом выбило один из пальцев гусеницы. За считанные секунды полуторатонная гусеница сползла с катков, танк плавно повернул и чуть не уехал в лес. Водитель вовремя остановил многотонную машину, но почти вся колонна вынуждена была резко тормозить. Повезло ещё, что никто не пострадал.

Ремонт занял много времени, и пока Ростовцев с остальными танкистами на неудобном для такой работы ландшафте возились с гусеницей, наступили сумерки. Впереди их ждало ещё примерно сто двадцать километров отвратительной, непредсказуемой для колёсной техники дороги. Впрочем, как показала практика, для гусеничной – тоже.

Потенциально на этой дороге их могли ждать засады недобитых крымчаков, но их Андрей боялся куда меньше, чем тех, о ком он узнал совсем недавно. «Призраки». Могут ли они тоже бродить по этим лесам?

В таких условиях Андрей опасался продолжать путь и принялся искать место для установки лагеря. В любом случае невозможность вести эффективную разведку ночью сильно замедлит их, да и люди в целом очень устали, особенно он сам. Андрей пытался подремать в скачущем на ухабах БТР‑е, но попробуй поспи в таких условиях – только отвлечёшься и обязательно расцарапаешь обо что‑нибудь лицо от уха до пупа. Усталость, буквально валившая его с ног, стала ещё одним аргументом для остановки на ночь. Найдя подходящее место, рота наспех разбила лагерь, выставила дозоры и устроилась на отдых.

Ночь выдалась неприятной. Было очень холодно, а частые сильные порывы ветра расшатывали палатки и гудели в кронах деревьев, заставляя их скрипеть. Андрей, ожидавший, что немедленно вырубится, некоторое время не мог уснуть, даже несмотря на усталость. Видимо, дело было в настроении, которое было таким же мрачным, как и погода: тревожность и ощущение чего‑то плохого, неотвратимого, всё не покидали его. Усталости понадобилось целых десять минут, чтобы взять своё, а затем Андрей, наконец, уснул. Казалось бы, если настроение плохое, то и сны должны сниться такие же, но на деле Андрей настолько устал, что ему вообще ничего не снилось.

И вновь ему не удалось нормально поспать. В час ночи сон прервали тревога и последовавший за ней всеобщий переполох. Затем уже проснувшегося командира позвал Кирилл Черенко.

– Командир, тревога! У нас беглец!

Андрей, ещё не успевший полностью согнать сонливость, моментально встряхнулся и подорвался с места, ошарашено уставившись на Кирилла.

– Что? Какой ещё беглец?! – не сразу сориентировался он, а затем, зашагав к выходу, внезапно понял. – Как он сбежал?

– Не он. Монье.

– Что?!

Выйдя из палатки, Андрей на секунду застыл, услышав, кто сбежал. В голове на пару секунд образовался вакуум, только вот времени цепенеть совершенно не было – ситуация требовала действий.

– Пошли.

Всё оказалось просто до банальности и именно потому бесило ещё сильнее. Монье была чрезвычайно опасна, все об этом знали, поэтому предприняли необходимые меры. После всего, что выпало на её долю в последние дни, Сандрин выглядела обессиленной, но это никого не сбивало с толку. Поэтому её более менее тепло одели и оставили на ночь крепко связанной в кузове одного из грузовиков под постоянным надзором. Как при этом она могла сбежать? Что же это за демон такой?

Добравшись до места происшествия, где как раз появился Корнеев, Андрей подключился к беглому расследованию. Монье надежно связали руки и ноги и поместили в углу кузова. Охранявший её солдат находился в противоположном углу и, по идее, должен был следить за ней полночи, пока его не сменят, но что‑то в этом простом деле пошло не так. Теперь этот бедолага лежал в большой луже крови с порезом на правой стороне горла. Как, когда и чем Монье сумела это сделать – было величайшей загадкой, приводившей в недоумение даже Корнеева.

– Как? – спросил Андрей тоном, в котором смешались злость и удивление.

– Тут всё как раз ясно, – ответил ему Корнеев. – Он отвлёкся или уснул, думая, что она связана и не сможет сбежать незаметно. У неё был какой‑то условно острый предмет, которым она перерезала верёвки и убила охранника. Меня больше интересует – где и когда она заполучила этот предмет? И что это было? Когда мы с Толей забирали её из подвала, она была абсолютно голой.

В кузов запрыгнул Косарь.

– Ну, просто п. здец, – в сердцах бросил он и раздражённо застонал. – Я же говорил, что её надо решать…

Он тоже бегло осмотрел кузов и покачал головой. Похоже, он и правда нервничал, потому что в нём не было заметно ни малейшего желания шутить в его обычной манере.

– Я так понял, у неё теперь есть ствол, нож и что‑то ещё? – спросил он, глядя на Лёшу.

– Ага, – спокойно ответил тот.

– Какого хера ты так спокоен?! – внезапно вышел из себя Косарь, что Андрей наблюдал впервые. – Ты понимаешь, что она еб. нутая?

– Да. И что с того? – всё так же спокойно поинтересовался Корнеев.

У Андрея возникло подозрение, что Лёша намеренно так себя ведёт, но подтвердить свои подозрения у него не вышло, потому что Косарь прекратил реагировать. Он на пару секунд приложил ладонь к лицу, после чего снова заговорил.

– Мда. Вы, кажись, одного поля ягоды. Короче, она может выкинуть какой‑нибудь фортель, например, попытаться завалить меня или Андрея. Вряд ли она уйдёт без флешки.

– М‑м, ну, со мной понятно, но ты‑то ей зачем сдался? – не понял Андрей.

Косарь посмотрел на него раздражённо и с нетерпением, будто уже двадцать раз объяснял одно и то же.

– Я её развёл. Она мне этого не простит.

Андрею казалось, что наёмник преувеличивает, но среди них Косарь был единственным, кто мог уверенно сказать, что знает Монье, так что, возможно, стоило поверить его словам. Романов ещё раз быстро прошёлся лучом фонаря по месту происшествия и раздражённо вздохнул.

– Мы теряем время.

Сказав это, он прошёл до заднего борта и спрыгнул на землю. Возле машины уже собралось несколько человек, присланных от разных подразделений.

– Всем передвигаться только по трое и быть максимально бдительными. Никаких самостоятельных отлучек. Кирилл и вы двое, – Андрей указал пальцем на конкретных бойцов, – Свяжитесь с Варанцевым и Коробейниковым и передайте, чтобы привели взводы в боевую готовность.

Когда указанная троица удалилась, Андрей взял в руки рацию и опросил дозоры. Как он и ожидал, дозоры были в полном порядке, но ничего не видели и не слышали. Монье наверняка ушла. Несмотря на то, что он доверял словам Косаря, Андрей всё равно сильно сомневался, что она могла сидеть в засаде. В данный момент у неё не было шансов забрать флешку или убить кого‑то и уйти живой. К тому же она сильно ослаблена, хотя… эта бесноватая баба поражала своей стойкостью и живучестью, поэтому лучше её не недооценивать. Подумав немного, Андрей отдал команду грузиться по машинам.

Сон развеяло, словно дым на ветру. Усталость тоже забылась. Её место заняло недовольство, постепенно перерастающее в злость. Дров в топку подкидывал и Толя Черенко, со своим: «Вертел я вас всех! Я говорил, что её надо мочить!».

Да, задним умом хорошо рассуждать, кто оказался прав, а кто нет, но если мыслить трезво, то всё равно получится, что идея везти Монье в «Убежище» была верной. Значит, они ошиблись в чём‑то другом. Внимательнее осмотрев веревки, Лёша сделал вывод, что они больше перетёрты, чем разрезаны, да и рана на горле погибшего часового при ближайшем рассмотрении больше смахивала на прокол с последующим разрывом тканей, чем на резаную. И действительно, будь у Монье что‑то острое типа ножа или осколка стекла – она бы элементарно перерезала ему горло от уха до уха.

Как бы там ни было, «Анархисты» вновь понесли потери, причём на этот раз даже не боевые, и Андрея это очень донимало. Он злился на солдата, ослабившего бдительность, даже несмотря на то, что бедолага поплатился за это своей жизнью, злился на себя, что не предпринял дополнительные меры, злился на Монье, что она такая, какая есть. Злость поначалу всегда горячила его, а затем накал спадал, и от неё, словно пепел, оставались только ненависть и жажда мщения.

– Так, надо разобраться с сектантом, пока и он не сбежал, – вспомнил Андрей.

– После побега белобрысой курицы его так спеленали, что он даже пёрднуть не может. Толян лично за ним присматривает, – ответил ему Кот.

– Ладно. Но как только доберёмся к своим – поговорим с ним.

Колонна двигалась медленно, поэтому и ночь казалась невероятно долгой, а сам путь – слишком длинным. На территорию группировки Гронина «анархисты» ступили только к полудню, но здесь, наконец, они смогли перевести дух. Коротко пообщавшись с командиром гарнизона первой на пути крупной деревни, Андрей приказал Коту и Толе привести пленника в небольшой заброшенный домик на окраине. Кроме Андрея и Игоря туда же прибыли приглашённые лейтенантом Косарь и Корнеев.

Пока Толя с Котом ходили за сектантом, все остальные ожидали их в напряжённом молчании. Впрочем, нет, напряжённым выглядел только Андрей, потому что Игорь был задумчив, Корнеев – безмятежен, а Косарь откровенно скучал.

– Чем больше думаю обо всём, что случилось за эти дни, тем большее меня охватывает бешенство, – не выдержал молчания Андрей.

– Хех… Так не бесись, не носи дерьмо внутри себя, а выплесни наружу, дай волю ярости, – посоветовал Косарь и, немного подумав, продолжил. – Ярость, скажу я тебе – отличная штука: она убирает всё лишнее, высвобождает силу, позволяет совершить то, чего иначе никогда не сделаешь. Жизнь без неё – пресная фигня. Только ярость позволяет освободить всю энергию, накопившуюся внутри, и превратить её в нечто воистину выдающееся.

– Хм… Не знаю. Может, ты и прав, – стиснув зубы, сказал Андрей. – Если так, то стоит начать с того ублюдка, которого сейчас приведут. Всё равно он вряд ли будет говорить.

Обычно молчавший в подобных случаях Лёша в этот раз решил не оставаться в стороне.

– Чушь, – коротко бросил он, обращаясь к Косарю.

– Да? Почему же? – заинтересовался наёмник, паскудно ухмыляясь.

– Потому что на самом деле ярость – слепое и жестокое чувство, несущее в себе только бессмысленные страдания и саморазрушение. Она высвобождает внутреннее зло, вскрывает жестокость и кровожадные порывы. Нет ничего глупее, чем утонуть в её потоке, не задумываясь о своих действиях, и только потом, когда натворил дел, которые уже никак нельзя исправить, ужаснуться самому себе.

Услышав ещё и такой вариант, Андрей задумался. Оба взгляда имели свои плюсы и минусы, оба были выражены крайне опытными людьми и оба звучали разумно и обоснованно. Андрей вряд ли смог бы ответить, какой из них ему сейчас был ближе, но чувствовал, что оба правы.

– Звучит оч‑чень профессионально, – резюмировал Косарь и выдал короткий смешок. – Я так понимаю, месье знает толк в извращениях?

Корнеев оценивающе посмотрел на Косаря, размышляя над ответом, а может, и не размышляя вовсе, в любом случае никто этого так и не узнал, потому что в дом вошли трое мужчин. Первым шёл на редкость серьёзный Кот, неся в руках сосновую колоду, за ним пленник со связанными за спиной руками: высокий, светловолосый мужчина с жёсткими, острыми чертами лица. Замыкал шествие Толя. Кот поставил свой груз на пол, а Толя тычком усадил пленника на колоду.

Андрей впервые с момента захвата сектанта смог спокойно рассмотреть его. Тот сидел, опустив голову, поэтому его глаз Андрей не видел, но в остальном он был похож на обычного человека, хотя Романов всегда подсознательно верил, что офицеры секты наверняка должны иметь в своем лике нечто демоническое.

– Кто он вообще? Важная шишка или так? – поинтересовался Андрей у присутствующих.

– Курвин сын он, а вообще не знаю, – отвечал ему Толя. – Но он точно какой‑то командир, потому что приказы раздавал.

– И как вы его взяли?

– Случайно. Он застрелиться хотел, но у него патроны того, закончились. Я бы его и сам пристрелил, но он, курва, по‑русски говорил, вот я и решил взять его живым.

Большинство из сектантов не говорили по‑русски, поэтому допрашивать их было некому. Вернее, раньше никто в отряде не знал, что у них имеются сразу два человека, которые могли бы это сделать. Впрочем, сектанты редко попадали в плен и ещё реже ломались на допросе, но даже если их и удавалось разговорить, то полезного они рассказывали крайне мало. Как правило, рядовые сектанты ничего толком не знали, а младшие офицеры, даже если их удавалось захватить, знали лишь тот минимум, что им был положен. Офицеры среднего звена почти в ста процентах случаев убивали себя, а те несколько человек, которых удалось захватить, якобы выдерживали самые страшные пытки, но не ломались. По крайней мере, «анархисты» владели только такой информацией.

В любом случае сейчас перед Андреем находился человек, который разговаривал по‑русски, а Романов давно мечтал лично пообщаться с кем‑нибудь из секты. Желательно с кем‑то таким, кто способен дать ответы на давно интересующие его вопросы. Не факт, что перед ним именно такой человек, но всё же это была хоть какая‑то возможность. Пленник выглядел спокойным и своим поведением никак не напоминал бесноватую Монье, чего Андрей почему‑то ожидал. Это было плюсом для обоих.

Косарь до последних слов Толи просто стоял рядом, скучающе рассматривая сектанта. Но услышав, что тот разговаривает по‑русски, заинтересовался.

– И что же он говорил? – спросил он Толю.

– Матерился по‑нашему.

Косарь хмыкнул и снова повернулся к сектанту, глядя на него уже более заинтересованно.

– Насколько я слышал, они вроде как не ломаются. Что будем с ним делать? – скептически поинтересовался он.

– Ну, мне пока не нужно его ломать, – ответил Андрей, хмуро глядя на пленника.

Тот сидел, низко опустив голову, и ни на что не обращал внимания.

– А, ну да, ну да, – Косарь скептически ухмыльнулся и покивал головой.

Подойдя ближе к пленнику, Романов присел примерно в полутора метрах напротив него и попытался заглянуть ему в глаза, но тот слишком низко опустил голову.

– Ты понимаешь меня? – спросил Андрей.

Пленник промолчал. Несмотря на то, что Андрей не знал этого человека и никогда его прежде не видел, он всё равно презирал и ненавидел его. Те, кому он служил, убили миллиарды людей, но не остановились на этом. Захваты, принуждения, казни, убийства, опыты на людях – вот неполный перечень того, чем они занимались после эпидемии. Но одной только Европы им оказалось недостаточно – они развязали войну и принесли всё это сюда, поэтому Андрей в принципе не мог спокойно относиться ни к одному человеку, который поддерживал этот массовый геноцид. Но пока что он не спешил спускать с поводка свою злость.

– Я знаю, что ты меня понимаешь. Подтверди, что это действительно так, – вполне спокойным тоном попросил Андрей.

Сектант снова не ответил. Романов вздохнул.

Корнеев стоял немного в стороне и наблюдал. Косарь тоже пока не торопился как‑то принимать участие в допросе, позволив Андрею попытаться добиться чего‑нибудь самостоятельно.

Видя, что без него Андрей вряд ли справится, к беседе подключился Черенко. Охотник начал разговор с мощнейшего бокового удара, пришедшегося сектанту в ухо. Тот грохнулся набок вместе со своим «стулом» и несколько секунд не шевелился. Толя, никак это не комментируя, деловито поднял колоду, а затем и самого сектанта, и усадил обратно с такой силой, что колода вместе с пленником начала заваливаться назад, но через секунду всё‑таки снова встала на место.

– Слышь ты, кусок дерьма, тебе вопрос задали, – недобро заговорил Толя. – Будешь молчать – я тебе разобью хлебало в кровавую кашу и повыбиваю все зубы.

Сектант держал голову низко опущенной и молчал, поэтому трудно было понять насколько действенны угрозы Черенко. Ухо, принявшее удар, краснело и увеличивалось в размерах прямо на глазах. Наверняка сектанта оглушило, и он плохо слышал слова Черенко.

– Толя, попридержи коней, – попросил Андрей.

Черенко недовольно фыркнул, но повиновался. Некоторое время после этого Андрей молча рассматривал сидящего напротив него человека.

– Слушай, мы, конечно же, враги, но даже если и так – давай просто поговорим о происходящем, а? Не о войне и даже не про объект, который ты защищал – чёрт с ним. Поговорим о мотивации, об отношении ко всему, что произошло и продолжает происходить. Давай представим на минуту, что мы обычные люди и попытаемся понять друг друга, а?

Сектант по‑прежнему молчал. Андрею это не нравилось, но у него в запасе имелось ещё достаточно терпения, чтобы не отступаться от своей затеи.

– Расскажи мне, почему вы всё это делаете? Ради чего? Какова цель? Помоги мне понять ваши мотивы. Что скажешь?

Сектант не издал ни звука, но слегка приподнял лицо и взглядом из‑под бровей прикипел к Андрею. Вероятно, он пытался понять суть этой хитроумной уловки, однако вряд ли это было возможно, потому что Андрей не замышлял ничего такого. Ему действительно хотелось понять своего противника, понятьих всех, и хотелось этого уже давно.

Толя сделал было шаг вперёд, намереваясь снова что‑то предпринять, но Андрей заметил его порыв и остановил жестом.

– Я слышал, что у вас есть вера, – продолжил Андрей, – но понятия не имею во что вы верите. Вы ведь тоже люди, вас очень много – не может быть такого, чтобы все вы заблуждались. Так расскажи мне, м? Ради чего вы пришли сюда убивать и подчинять? Вдруг я тот, кто сможет принять ваши стремления и разделить их?

Лицо Косаря на мгновение приняло странное, сомневающееся выражение. Он напряжённо смотрел на Андрея, но через секунду все эмоции с его лица исчезли, и он вновь принял свой обычный вид. В это время все смотрели на Андрея и пленника, поэтому никто выражение Косаря не заметил.

Мало кто верил, что вопросы Андрея способны всколыхнуть хоть что‑то в сектанте. Даже Андрей слабо верил в это и всё больше склонялся к тому, что придётся заставить сектанта говорить силой. Но пленник удивил всех.

– Сомневаюсь, – выдавил он, не поднимая лица.

Он сказал это так, что трудно было однозначно ответить сомневается он в словах Андрея или в своих собственных, которые планировал сказать.

– Сомневаешься в чём? – уточнил лейтенант.

Последовала длинная пауза. Настолько длинная, что Толя снова зашевелился, и снова был остановлен Андреем. На этот раз уже взглядом.

– Что ты тот, кто сможет понять, – ответил, наконец, сектант на чистом русском языке.

– Не попробуешь – не узнаешь, – пожал плечами Андрей и, подумав немного, добавил. – Почему, по‑твоему, я не смогу вас понять?

– Потому что ты – шавка гильдии, – с надменностью, которая в данной ситуации выглядела нелепо, ответил сектант.

Слышать подобное от такого шелудивого пса было малоприятно, но Андрей постарался не подать виду, чтобы не пресечь словоохотливость сектанта.

– Хо‑хо! И откуда такие мысли? Неужели только из‑за того, что я – твой противник? По‑твоему, все, кто встал на сторону Альянса – шавки гильдии? Может, я тебя разочарую, но это не так. Многие банально боятся того, чего не понимают: вашего режима и вашей веры. Боятся, что их лишат свободы, в том числе и свободы выбора. Боятся планов по размножению, разделения семей, боятся казней инакомыслящих.

Чем больше Андрей говорил, тем сильнее разгоралось пламя внутри него. Желая сдержать его, Андрей сделал паузу и стал ждать каких‑то слов от сектанта, но тот молчал, хоть и смотрел на него внимательно, но с презрением. Не дождавшись ответа, Андрей решил продолжить.

– Хочешь честно? Я тоже этого боюсь, поэтому и сражаюсь. Но в отличие от других я не слепо воюю с противником, а попутно пытаюсь разобраться в его идеологии, понять, чем он руководствуется. В моей голове просто не укладывается, что у «Пути просвещения» есть миллионы последователей и все они, веря в этот «путь», ошибаются, либо заблуждаются, либо находятся в каком‑то запуганном состоянии.

Речь Андрея не была построена и продумана заранее. Он действовал интуитивно и потому по большей части говорил искренне. Да, в его словах присутствовали мелкие хитрости, но они были настолько незначительны, что не знающему Андрея человеку невозможно было их заметить.

– Что за смысл… – начал было сектант и запнулся, но сразу продолжил. – Зачем мне что‑то говорить?

– Зачем? Хм… То есть, тебе нужна мотивация? – Андрей на пару секунд задумался. – С моей точки зрения – как минимум, чтобы попытаться привлечь противника на свою сторону, тем самым сохранив себе жизнь.

На лице сектанта появилась презрительная ухмылка, он опустил лицо и чуть заметно покачал головой.

– Я не дурак. И знаю, что уже труп.

Да, действительно, Андрей сделал слишком наивный ход, но ничего – ошибки позволяют учиться.

– Тяжёлый ты человек, – покачал головой Андрей. – Я говорил с тобой искренне. Меня правда интересуют ответы на заданные вопросы, но если ты не хочешь говорить… Как хочешь. Странно, что ты служишь «Пути просвещения» и не желаешь принести это самое просвещение другим.

Он выпрямился не без радости: от долгого сидения на корточках ноги изрядно затекли. Отвернувшись от сектанта, Андрей посмотрел на своих товарищей, вероятно, собираясь им что‑то сказать.

– Хорошо. Скажу пару слов, – донеслось до него.

Андрей снова обернулся и смерил собеседника взглядом.

– Но не потому, что верю, будто ты меня не убьёшь, – добавил сектант.

– Тогда почему?

Пленник помолчал немного, собираясь с мыслями.

– Ты прав – «Путь просвещения» не просто так имеет такое название. В моём лице ты получишь шанс обратиться к свету.

Косарь с Толей прыснули, а Игорь улыбнулся. Андрей воспринял слова сектанта со скепсисом, и только Лёша остался невозмутим.

– Отлично. Тогда начни с вашей веры, – предложил Андрей.

Он осмотрелся в поисках стула, разумеется, ничего не нашёл, поэтому просто отошёл немного назад и упёрся спиной в стену.

– Это бесполезно. Вряд ли кто‑то из вас способен постигнуть её суть, – отказался сектант. – Но я могу ответить на другие вопросы.

Пленник говорил так, будто делал Андрею одолжение. Он смотрел на собеседника с выражением превосходства, совершенно не соответствующим положению, в котором он находился.

– Например?

– Задавай, какие хочешь. Отвечу, на что смогу.

Андрей нахмурился на мгновение, а затем быстро выдал первое, что его интересовало.

– Вирус, который отбросил человечество на десятки, если не сотни лет назад – его выпустил в мир «Путь просвещения»?

Пленник задумался и отвёл взгляд, но только на пару секунд.

– Да, – спокойно ответил он.

– Зачем?

Это был важнейший для Андрея вопрос, краеугольный камень всего происходящего: какова мотивация такого чудовищного поступка? Ради чего вообще можно вынести и привести в исполнение смертный приговор всему человечеству? И ответ прозвучал.

– Человечество стремительно двигалось к упадку.

Это было всё, что сказал сектант. Черенко что‑то неразборчиво пробормотал, остальные сохраняли спокойствие. Все, кроме Косаря.

– Прям как в лужу пёрднул. Что это за ответ? Ты можешь нормально объяснить? – спросил он.

Сектант прикрыл глаза и задрал подбородок. Бог его знает зачем: то ли он так собирался с мыслями, то ли выражал свое презрение к окружающим. В любом случае вскоре он ответил.

– Когда‑то давно, ещё до эпидемии, у моих друзей была собака, самец той‑терьера, – как‑то очень уж издалека начал он. – Это был странный пёс. Он метил деревья, становясь на передние лапы, и мочился вниз головой – так он ставил метку выше своего роста и завышал собственные габариты перед другими собаками. Но ведь это был всего лишь той‑терьер – даже так он не мог выиграть многого, но всё равно упрямо делал это, стараясь хоть чуть‑чуть подняться в иерархии. Я каждый раз вспоминал об этом, когда видел людей, одетых в бренды, с дорогими телефонами и прочим барахлом. Особенно забавными они выглядели, когда я знал, что все их побрякушки куплены в кредит, и теперь эти ничтожества горбатятся, чтобы вернуть одолженное. Ирония в том, что они не могли это вернуть, ведь через полгода требовалась уже новая модная фигня, а через год – новый телефон или машина, поэтому всё продолжалось и продолжалось без конца. И всё это в то время, когда человек мог бы осваивать космос, развиваться, а человечество в целом – прогрессировать и эволюционировать. Вместо эволюции оно выбрало деградацию, вместо развития – пиво, тупые сериалы и бессмысленные развлечения. Это ли не упадок? Скажи?

– Дерьмо какое‑то, – высказался Толя.

– Толя, пожалуйста, помолчи, – строго попросил его Андрей и снова повернулся к сектанту. – Знаешь, это, возможно, и аргумент, но не все ведь жили так, как ты описал.

– Может, и не все, но очень многие. Культура потребления агрессивно насаждалась и всячески поощрялась. Интеллект и развитие – наоборот.

– И что? Это было настолько ужасно, что необходимо было устраивать геноцид?

– Иначе никак. Процесс стал необратимым. Деньги делали деньги, богатые становились богаче, бедные не могли им соответствовать, но изо всех сил пытались выглядеть и жить, как богачи, забывая о настоящем смысле жизни. С этим нельзя было ничего поделать. Только сжечь.

Некоторое время Андрей молча смотрел на сектанта пустым взглядом, переваривая услышанное. «Только сжечь». Но ведь так они «сожгли» и множество людей, которые не подпадали под ту категорию, которую так презирал этот сектант.

– Вот как. Значит, эволюция происходит вот так… Знаешь, я пытаюсь сейчас тебя понять, но не могу. Не знаю, что в последние десять лет делал ты, но я, например, как и мой брат, как миллионы других детей, был лишен самой возможности выбрать свой путь. Вместо этого я попал в категорию счастливчиков… или неудачников – это в зависимости с какой стороны посмотреть – которым удалось не умереть во время эпидемии, а попасть в куда худшие условия и остаться самим по себе в схватке с жестокостью, выплеснувшейся из озверевших людей. Это, что ли, твоя эволюция, м? Ответь?

– Нельзя очистить лес, срубая одно дерево в день, – уверенно ответил сектант. – Систему невозможно изменить – её можно только разрушить и построить заново другую. Чтобы сделать это, нам пришлось избавиться от балласта. Хоть метод и был жесток, но другого не существует. В любом случае сильнейшие, как всегда, выжили, и тебе повезло – ты попал в их число.

Андрей с трудом сдержался, чтобы не зарычать от злости. Цинизм и спокойствие сектанта поразили его. Игорь смотрел на пленника ошеломлённо и даже если хотел что‑то сказать, то не мог. Лицо Косаря озаряла чуть заметная, жестокая ухмылка человека, который уже знал, что кровавая баня сидящему перед ним пособнику геноцида гарантирована. Выражение лица Корнеева, как и всегда, было бесстрастным. Только Черенко сжимал и разжимал кулаки, яростно сверкая глазами, но Андрей научился сдерживать охотника одним лишь только взглядом. Впрочем, его взгляд тоже был таким, что даже Толя понимал – скоро ему разрешат сделать всё, что он захочет.

Лейтенанту понадобилось время, чтобы подавить в себе желание разорвать сектанта прямо сейчас. С одной стороны, в словах пленного, конечно, было рациональное зерно, но его уверенная поддержка выбранных методов и полное отсутствие сожаления о последствиях шокировали.

– И что же дальше? Какова конечная цель ваших действий? – наконец, спросил Андрей.

– Всё просто. «Путь просвещения» перезагрузит человечество, как вид, и создаст новое общество. Задаст ему правильный путь и вектор развития. Не будет больше шатания, погони за бессмысленными и никому ненужными псевдоценностями. Уже сейчас деньги и статус перестали иметь значение. Важной стала лишь реальная польза отдельной особи для всего вида в целом.

– Амбициозно, – дрожащим от негодования голосом вставил Игорь.

– Демократия и индивидуализм показали свою несостоятельность. И люди, как вид, в рамках этих идеологий – тоже. Столетия истории подтверждают, что человек не заслуживает свободы. Будучи свободным в своём выборе, он находит ложные цели, делает ложный выбор и обретает ложные стремления…

– И вы с этим боретесь, да? – не выдержав, перебил его Игорь.

– Уже побороли. «Путь просвещения» всё исправил: талантливые люди получают всё необходимое, любую поддержку, а бесталанные – выполняют работу, не требующую квалификации, на благо остальных. Каждый получил свою роль исходя из своих умений. А когда «Путь просвещения» вберёт в себя всё человечество – оно, наконец, получит шанс на настоящее будущее.

– Угу. Понятно, – Андрей согласно закивал головой, хоть и не соглашался ни с одним словом. – Тогда почему же вы не поделитесь своими великими замыслами с другими? Почему насаждаете их силой и казните всех, кто не согласен?

Он почему‑то надеялся своим вопросом заставить собеседника хоть немного смутиться и задуматься, но тот ответил моментально.

– В любом огороде находятся сорняки…

– Какой же ты, сука, богатый на эти умные ответы, – недобро процедил Черенко.

– Так, не мешайте мне общаться с человеком, – зловеще потребовал Андрей.

Косаря его тон, направленный явно не на своих, развеселил, и он широко улыбнулся. Андрей тем временем задал сектанту очередной вопрос.

– А разделение семей? Планы по рождаемости? Это зачем?

– Разделение семей? – сектант, казалось, удивился, но лишь на секунду. – А‑а, ты о перемещении… В разных местах складывается разная демографическая ситуация. Где‑то не хватает женщин, где‑то мужчин. Приходится это компенсировать. Что же до рождаемости… На территориях, где нет нашей власти, рождаемость низка сама по себе – у вас тут нет никакого порядка…

– Нет порядка? – зло переспросил Черенко. – Из‑за вас его нет!

– Из‑за нас? Вы сами разрушили свой мир, сами вцепились друг другу в глотки и уничтожили всё…

– Ты говорил про низкую рождаемость и отсутствие порядка, – перебил и направил пленника Андрей.

– Да… – он отвлёкся и немного помолчал, но вскоре снова заговорил. – В условиях, в которых вы живёте, страшно рожать детей. Без должного обеспечения и медицинского контроля у них низкая выживаемость. «Путь просвещения» решил и эту проблему. Созданы большие репродуктивные центры, где дети рождаются под контролем квалифицированного медперсонала и получают всё необходимое. Так мы в скором времени нарастим популяцию до оптимального уровня. Что же до рождаемости на местах – это тоже часть плана. Его альтернативная версия, так сказать.

Всё это звучало для Андрея совершенно безумно, и он решил уточнить.

– И ты не считаешь, что это дикость?

– Что именно?

– Навязывать женщинам такие условия.

– Не понимаю о чём ты.

– Не понимаешь? Женщины такие же люди, как и мы. Они имеют право жить так, как хотят и с теми, с кем хотят. Имеют право рожать или не рожать от тех, от кого хотят. А вы сделали из них инкубаторы для планового размножения.

Лицо сектанта выражало лишь жалость к низшему существу, стоявшему перед ним и не способному понять высокие замыслы.

– Глупо так думать. Женщины или мужчины – в рамках вида нет никакой разницы. Каждый должен делать строго то, в чём хорош, и где от него будет максимальная польза – только такой подход позволит человечеству шагнуть вперёд. Разве я виноват, что мужчины гораздо лучше и эффективнее по всем показателям? Что же до самих женщин… В эволюционном плане женщины стоят ниже мужчин, ими управляет гормональный бардак, они неадекватны, поэтому неспособны к логическому и системному мышлению. За редким исключением, разумеется. Так что нет никакого смысла учитывать их нерациональные желания.

В этот момент Черенко закашлялся, будто чем‑то подавился, а Косарь, изумлённо и одновременно с тем саркастично улыбаясь, посетовал на то, что рядом нет Кати, и она этого не слышит.

Андрей же всё больше и больше поражался холодным, расчётливым, но совершенно чуждым ему суждениям собеседника, но ещё больше его пугало то, что подобные убеждения, похоже, разделяли все, кто состоял в «Пути просвещения». Казалось, секта действительно рассматривает людей, как муравьёв, как и сказал когда‑то Иван.

– То есть, если я правильно понимаю, в вашей организации женщины – это безвольные рабыни, просто средства для рождения новых людей?

Пленник покачал головой.

– Не совсем так. У них есть и другие обязанности, а также права, просто они в них ограничены, пропорционально пользе от них для общества. Нечто подобное есть у многих народов, традиции которых чётко разделяют в правах мужчин и женщин, а это явно было сделано неспроста. Тот факт, что вы сами не понимаете необходимость подобных мер, уже говорит о том, что вы не способны принять реальность. Женщины тянут человечество вниз, отвлекают мужчин от действительно важных вещей и занятий. Их глупые, бессмысленные требования заставляли мужчин тратить силы на их удовлетворение. А что мужчины получали взамен? Секс? Да и то не всегда. Как только даёшь женщинам свободу выбора – сталкиваешься с эмансипацией и агрессивным феминизмом, а это совсем не тот путь, по которому должно следовать человечество.

– А мне кажется, что тебе просто бабы не давали, – ехидно улыбаясь, вставил Косарь.

Черенко наверняка поддержал бы его слова смехом, но был слишком зол, чтобы смеяться. Сектант в ответ лишь пожал плечами.

– Меня не оскорбляют ни сарказм, ни глупые шутки гильдейских холуев, – равнодушно ответил он.

Занятно, что теперь сектант говорил очень охотно, будто они сидели не в старом доме на руинах некогда процветающего мира, а в парламенте, где обсуждалось будущее целой нации. Никто не уловил момент, когда разговор стал настолько живым и перерос в противостояние.

Андрей оторвался от стены и принялся медленно ходить взад‑вперед перед сектантом. Что‑то мучило его, в нем происходила какая‑то внутренняя борьба – это видели и Леша, и Косарь, и Игорь. Только Черенко, вовсе не умеющий читать лица, ничего не заметил.

– С твоими доводами просто невозможно согласиться. Женщины – такая же неотъемлемая часть человечества, как и мужчины. И не важно, что ими движет – какая‑то изощрённая логика или, как ты выразился, гормональный бардак – они прекрасны и уникальны как раз благодаря этому, а потому имеют те же права, что и любой мужчина и вообще человек.

– Неприятие очевидного ограничивает тебя, – сухо констатировал сектант.

До этого момента Андрей изо всех сил скрывал бурлящую в нём злость и нетерпение, но сейчас он не сдержался и бросил на сектанта испепеляющий взгляд.

«Убей его. Хватит слушать это дерьмо. Просто убей эту тварь», – говорил Андрею внутренний голос, но парень сдерживался. Всё‑таки это был его единственный источник информации о секте за столь долгое время.

К разговору внезапно подключился молчавший всё это время Корнеев.

– Да, женщины полны недостатков, – рассудительно сказал он, – но не больше, чем мужчины. Есть такие, что действительно уничтожают, ломают мужчин, но есть и другие, которые действуют наоборот – придают мужчинам сил, направляют их, дают им толчок к развитию, помогая вырасти и стать лучше. Такая женщина окружает мужчину любовью, лаской и заботой, и благодаря этому он способен свернуть горы.

– Нелепица…

– Нелепица это твои утверждения о том, что женщины – низшие существа, – перебил его Лёша. – Проблема человечества вовсе не в этом. За прошедшие столетия люди научились строить самолёты и летать, как птицы. Научились строить корабли и подводные лодки и плавать, как рыбы. Проблема в том, что мало кто из нас научился жить, как человек. И вашими методами это не исправить.

– Я же говорил, что разговор с вами не имеет смысла. Ограниченные люди не способны ничего понять, – пожав плечами, заявил сектант.

Этой фразой он по сути обесценил всё, что было сказано Лёшей, но Корнеева это не смутило и не покоробило. Он заранее знал, что не получится ни к кому достучаться, если комната за дверью пустая.

Секунд десять в доме было тихо. Все молчали, находясь на своих местах, и только Андрей продолжал вышагивать, сдерживая и усмиряя кипящие внутри эмоции. Если все в секте рассуждают так же, как этот человек, сидящий на колоде, то секта не просто опасный противник для свободолюбивых людей – она враг человечества в принципе.

– Скажи, а тебя не мучает совесть от осознания того, что ты одобряешь убийство миллиардов людей? – поинтересовался Андрей, остановившись напротив сектанта. – Тем самым ты ведь косвенно становишься соучастником этих убийств. Возможно даже, что тогда погибли какие‑то твои родственники.

– Я действую во имя будущего всего человечества, – с важным видом ответил пленник. – Все мы ради этого вынуждены идти на жертвы.

– Значит, ты спокойно принимаешь гибель всех этих людей? Мужчин, женщин, детей?

– Смерть выдающегося человека – трагедия. Смерть даже миллиардов бесполезных потребителей – статистика.

Глаза Черенко давно уже налились кровью, но сейчас он выглядел особенно свирепо. Андрей тоже из последних сил сдерживал себя, чтобы не размозжить сектанту голову. Он не мог и даже не пытался понять, как человек может настолько обесценить жизни миллиардов людей, кем нужно быть и как рассуждать, чтобы спокойно забирать все эти жизни, распоряжаясь людьми, словно каким‑то скотом?

«Они все недостойны жить. Убей эту мразь. Убей немедленно. И всех, кто с ним заодно», – требовал его внутренний голос. Несмотря на жгучее желание сделать это, Андрей всё ещё находил в себе силы продолжать разговор. Ему было что ответить, хоть он и понимал, что собеседник не способен понять его.

– Эти люди умирали в муках. От вируса, потом от голода, холода, пуль. От произвола озверевших от собственной безнаказанности нелюдей. Их делали рабами, истязали, насиловали, убивали. Над ними ставили опыты и продолжают ставить. И ты считаешь, что именно так всё должно быть? Это – эволюция?

Сектант слегка покачал головой с таким выражением лица, будто смертельно устал объяснять дебилу, что такое математика.

– Жизнь даже девяноста пяти процентов населения планеты ничто по сравнению с жизнью человечества, как вида. С чего ты взял, что жизнь среднестатистического человека в принципе имеет хоть какую‑то ценность? Какую пользу приносил человечеству отдельно взятый наркоман, трейдер, менеджер по перекладыванию бумажек или коррумпированный политик? Это всего лишь безликое существо, зацикленное на себе и бесполезное для вида в целом. И такие, как вы – тоже относя…

Четыре громких быстрых выстрела прогремели в тесном помещении, прервав речь сектанта. Кобура висела у Андрея на груди по примеру Лёши, и он, много тренировавшийся в этом навыке, выхватил пистолет настолько быстро, что пленник даже не успел испугаться. Четыре выстрела уложились секунды в полторы, и на груди упавшего вместе с колодой мужчины стали расплываться кровавые пятна. Одна из пуль точно пробила сердце, поэтому он умер мгновенно. С ненавистью глядя на мёртвое тело, Андрей пожалел, что убил сектанта так быстро.

Помещение ненадолго наполнил приятный запах пороха. Корнеев оценивающе посмотрел на Андрея, Косарь – с видимым одобрением. Толя просто одобрительно крякнул, а Игорь, не ожидавший такого поворота, поначалу испугался, но быстро пришёл в себя и скривился.

– Можно было бы ещё что‑то у него выяснить, – посетовал он.

– Я узнал достаточно, – брезгливо отрезал Андрей и ушёл, на ходу пряча пистолет.

После сделанного он был одновременно доволен и недоволен собой. Доволен, потому что с лёгкостью, не задумываясь, избавил мир от раковой клетки, а недоволен, потому что сорвался и убил ублюдка так быстро. Эта тварь должна была мучиться, страдать, ощутить на себе хоть малую часть того, что ощутили по вине его дружков люди всей планеты. Он должен был почувствовать боль, страх и отчаяние, должен был ощутить ужас безысходности и отсутствия пути к спасению, должен был испытать то же, что чувствуют люди, на глазах которых в муках умирают их близкие, а помочь нечем и некому. Какая‑то сила внутри Андрея говорила, что всё нужно было сделать именно так. Сила тёмная, но могущественная…

Когда же он впервые почувствовал его? Монстра, живущего в одном из тёмных уголков его души и терпеливо наблюдающего за ним откуда‑то из этой темноты. Монстра, выжидающего удобного случая для того, чтобы показаться, плотоядно улыбнуться и пожрать его душу. Того, о ком ему не так давно говорил Владов. Андрей тогда сильно удивился, когда торговец своими словами попал в самое яблочко.

Впрочем, какая разница… Андрей чувствовал силу монстра, чувствовал, что он уже выбрался и расправляет плечи, готовясь к решающему удару. Он чувствовал это и… улыбался про себя. Он был рад, что монстр, наконец, показался, проявил себя. Рад, потому что благодаря ему Андрей впервые за многие годы почувствовал себя свободным, избавился от целого вороха сомнений и слабостей, освободился от жалости и сострадания, присущих слабакам.

Вдруг его осенила ещё одна догадка – так вот, как чувствуют себя Косарь, и Лёша, и Гронин с Родионовым. Он невольно улыбнулся по‑настоящему, подумав об этом и поставив себя в один ряд с этими выдающимися, по его мнению, людьми.

Вероятно, впервые он почувствовал его тогда, в Волгограде, сидя на диване в комнате, полной пыли и, казалось бы, добрых и хороших, но причиняющих адские страдания, воспоминаний. Именно тогда монстр впервые проявил себя, начав постепенно, шаг за шагом напитывать его ненавистью и жаждой мщения. Всё, что было у Андрея до этого, было проявлениями идеализма и глупого желания восстановить справедливость. Это были чистые, но наивные побуждения. То, что было дальше… имело другую природу.

Он освобождался. Медленно, маленькими шажочками он неотвратимо шёл к свободе от нелепых ограничений, которые сам же себе когда‑то установил. Владов был прав, абсолютно прав, а Андрей был дураком, не признавая этого – миру не нужны герои, не нужны идеалисты, порядок или моральные устои. Но если они нужны лично тебе, то нет никакого смысла пытаться их проповедовать – их нужно насаждать: силой, страхом, жестокостью. И только так. Именно этим он в перспективе и займётся.

Что же он будет делать сейчас? Сейчас он будет убивать. Много‑много убивать. Он готов к этому, готов выпачкать в крови руки, даже искупаться в ней, лишь бы очистить мир от мразей, скотов, ублюдков, маньяков и прочей нечисти, заполонившей его. И он не успокоится, пока не перебьёт их ВСЕХ.


Глава 8.4


Взвод Варанцева согласно приказам остался в Рыбном. Несмотря на не самое простое начало их сотрудничества, расставались они с Андреем очень тепло. Ростовцев и вся тяжёлая техника, кроме грузовиков, тоже остались там. Впереди было «Убежище», дом, который давно перестал быть домом. Странное место, единственное, в котором Андрей чувствовал себя в безопасности, но почти всегда испытывал тоску. Однако в этот раз он стремился туда не только для того, чтобы отдохнуть, но и для того, чтобы увидеть Аню, и чем ближе они подъезжали, тем большее волнение и нетерпение испытывал Андрей, предвкушая эту встречу.

Уже на подъезде к «Убежищу» зарядил мерзкий, холодный дождь, отражавший реальное настроение многих людей в подразделении. Несмотря на более менее успешное выполнение задания, почти все среди «анархистов» пребывали в унынии из‑за длинной вереницы неудач, казалось бы незначительных, но слишком уж болезненных. Гибель Воробьёва и Карданова, бомбёжка, Бодяга, которого Андрей лишь чудом сумел откачать, Монье и её побег – всё это, произошедшее за короткий промежуток времени, наложило на людей неизгладимый отпечаток. И кто знает, что ждало их впереди.

Миновав ворота, Андрей принялся высматривать Аню. Ему почему‑то казалось, что она обязательно должна быть где‑то здесь, должна ждать его, но девушки, разумеется, нигде не было видно. На миг Андрею стало грустно из‑за этого, но грусть быстро прошла. Всё‑таки нелепо ожидать, что девушка, не имеющая понятия, когда он приедет, окажется на улице под холодным дождём.

«А если Владов нашёл её?», – пролетела в голове пугающая мысль.

Внутри всё похолодело. Первое, что Андрею захотелось сделать после этой мысли – выскочить из машины и бежать искать её, но парень быстро подавил это нелепое стремление. Прошедший год научил его многому, в том числе умению контролировать себя и удерживаться от опрометчивых, безрассудных действий. Да, в этом он всё ещё был далёк от совершенства, но, тем не менее, прогресс был заметен.

Если Владов нашёл её – Андрей всё равно не сможет ничего с этим поделать. А если нет – Аня никуда от него не денется. Гораздо важнее сейчас – устроить на отдых своих людей, затем доложиться полковнику и только после этого заниматься личными делами.

«Убежище» совсем не изменилось за те два с лишним месяца, что Андрей его не видел. Те же здания, та же серо‑коричневая палитра с ржавчиной и грязью, только на этот раз с вкраплениями уже голых, давно сбросивших листья деревьев. Картина выглядела очень тоскливо.

Грузовики проехали по базе и остановились возле ставшего привычным одноэтажного здания. Эта серая кирпичная постройка давно уже ассоциировалась у «анархистов» с домом. Редкое место, где они могли по‑настоящему расслабиться. Оба взвода – и «анархисты», и подразделение Коробейникова – быстро выгрузились из машин и принялись разгружать вооружение. Личное оружие сдавали в малый арсенал при казарме, а всё остальное Бодяга и его отделение повезли в общий арсенал. Поначалу Андрей, привыкший, что подобными делами всегда занимается Воробьёв, рефлекторно позвал его, чем вызвал у всех, кто был рядом и слышал его оклик, непонятливые и тоскливые взгляды. Поняв, что ошибся, тоску почувствовал и сам Андрей. Призрак надёжного, исполнительного Воробьёва, наверное, ещё долго будет преследовать его. Воистину, мы осознаем настоящую важность близких людей только тогда, когда они покидают нас безвозвратно.

Когда машина с Бодягой отъехала в направлении арсенала, возле здания появилась одинокая девушка в коричневом плаще. Большой капюшон, накинутый на голову, скрывал её лицо и защищал от дождя. Когда она вошла в казарму, взгляды многих обратились к ней. Поначалу никто не понял, кто именно это может быть, но девушка быстро откинула капюшон, и все увидели милое круглое личико с острым носиком и светлым, преданным взглядом, блуждающим по помещению. Если поначалу все заинтересованно уставились на гостью, то теперь делали прямо противоположное, изо всех сил стараясь не встретиться с ней взглядом. Только вот между собой взглядами люди обменивались, но, как правило, виноватыми и растерянными.

Обычно эту девушку у «анархистов» всегда встречали приветливо, поэтому такой приём привёл её в некоторое замешательство. Она постояла немного, в недоумении хлопая ресницами, и не зная, что делать, затем сделала пару робких шагов и снова замерла.

– Добрый день, – осторожно поздоровалась девушка.

В ответ она получила бессвязные, негромкие приветствия и взгляды украдкой. Открыто смотрели на девушку только Косарь, Корнеев, Руми и Андрей, хотя у последнего во взгляде было какое‑то странное, непонятное для неё выражение. Черенко стоял к девушке вполоборота и выглядел злым, а Катя так и вовсе ушла в самый дальний конец помещения.

– Слушай, милашка, заходи, – начал было Косарь, улыбнувшись своей широкой улыбкой.

– Косарь, не надо, – сразу же осадил его Андрей и медленно пошёл к девушке.

Кто‑то должен был сообщить ей скорбную весть, и Андрей, как командир, решил, что это его долг. Таня робко и всё ещё с лёгким недоумением смотрела на приближающегося к ней высокого мужчину, пытаясь понять, что происходит, и сердце девушки уже начало биться быстрее.

– Здравствуй, Таня, – поздоровался Андрей, не глядя ей в глаза.

Растерянное выражение лица Андрея подтвердило её смутную тревогу и девушка ощутила, как у неё из‑под ног уходит земля. Ухватившись рукой за стену, она прислонилась к ней плечом, хотя в глазах, направленных на Андрея, всё плыло.

– Он… Серёжа… – она с трудом выдавила эти пару слов.

Андрей вздохнул и только сейчас набрался мужества, чтобы посмотреть Тане в глаза. Когда он пошёл к ней, то даже не догадывался, что сказать нужные слова будет настолько трудно.

– Его нет, Таня, – собравшись с силами, глухо проговорил Андрей.

Девушка замерла, глядя на него недоверчивым взглядом, который постепенно пустел, пока совершенно не остекленел. Она всё поняла, но верить не хотела. Из глаз медленно потекли слезы, но она всё же задала наивный вопрос.

– А где он?

От звука её голоса Андрей вздрогнул. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы выдавить ответ.

– Погиб.

Её глаза на несколько секунд широко распахнулись, только вот непонятно было, куда они смотрят. Вероятно, в никуда, потому что никакой осмысленности в них не наблюдалось.

В казарме стояла гробовая тишина. Все знали, что Таня очень любила Воробьёва, понимали, что она сейчас чувствует, но никто не знал, что ей сказать. Конечно, у Косаря в арсенале всегда имелась пара‑тройка циничных фразочек, но даже он понимал, что сейчас лучше промолчать. К тому же всем было проще, что роль плохого вестника на себя взял командир, и никто не хотел в это встревать.

– Таня…

Андрей сделал ещё шаг к девушке, но она, не меняя направления взгляда, сделал шаг от него. Оба замерли на какое‑то время, а затем Таня задала коротенький вопрос.

– Он мучился?

– Нет. Всё произошло быстро, – ответил Андрей после паузы.

Услышав его ответ, Таня медленно развернулась и отрешённо, слегка пошатываясь, пошла к выходу. Никто за ней не последовал. Вскоре хлопнула входная дверь, но напряжённое молчание в казарме долго не прерывалось.

– Зря ты мне помешал, – пожаловался Косарь, первым нарушив тишину. – Её ведь надо утешить сейчас, обнять, приласкать, все дела…

– Косарь, ты, конечно, нормальный мужик, но иногда хочется тебе врезать, – укорил его Кот.

– Не, ну правда…

Обернувшись, Косарь заметил неодобрительные взгляды товарищей и притих.

– Что такое?

– Дозвездишься, курва мать, – угрожающе ответил ему Толя. – Серёга был наш брат, а она была для него…

Он запнулся, не зная, как описать, кем Таня являлась Воробьёву, ведь Сергей никогда ни с кем не делился своими мыслями о ней.

– Не важно, кем она ему была, – продолжил за него Андрей. – Она была важна для него, и мы будем это уважать. Не смей её трогать, понял?

– Да понял я, понял. Ты смотри, как взъерепенились, – Косарь ухмыльнулся и покачал головой. – Всё, буду ходить с неё пыль сдувать. Обещаю.

Андрей раздражённо вздохнул и нахмурился.

– Просто не подходи к ней и всё, – миролюбиво предложил Иван.

Наёмник кивнул и на этом разговор закончился. Постепенно все успокоились и вернулись к своим делам. Только Катя и Руми проявили больше участия и решили пойти к девушке и как‑то её поддержать.

Быстро обустроившись, Андрей помылся под холодным, заставляющим цепенеть тело, душем, затем выбрил лицо и попросил Игоря коротко состричь волосы, которые успели сильно отрасти. К Ане он не спешил, потому что уже знал, что её, как и полковника, на базе не было, и этот факт заставлял его нервничать. Андрей не мог понять, почему отсутствуют сразу оба. Аня, так или иначе, уже должна была закончить курс Родионова, но почему тогда её нет? А что, если они уехали вместе?

Следующая мысль заставила Андрея напрячься ещё сильнее. Что, если Гронин лично повёз её к Владову, с извинениями, как он сам когда‑то говорил? В груди появилось неприятное, мучительное чувство, и преследовало его весь оставшийся день, но Андрей ничего не мог поделать, чтобы прогнать его.

Стараясь отвлечься, он окунулся в непривычную для него, размеренную суету «Убежища», характерную только для тех мест, где люди жили с чувством спокойствия и уверенности в будущем. Решив некоторые организационные вопросы, Андрей получил в арсенале новый автомат, взамен утраченного во время бомбардировки, и вернулся обратно в казарму, где была комната для чистки оружия. В комнате он обнаружил Корнеева, возившегося с винтовкой.

– О, и ты здесь, – Андрей на мгновение замер на пороге, разглядывая разложенные на столе части оружия.

Лёша мельком взглянул на парня и вернулся к своему занятию. Романов прошёл к столу и положил на него старый АК‑74. После утраченного АК‑15 этот автомат выглядел, будто какой‑то карамультук, но ничего лучшего в текущий момент арсенал «Убежища» предложить Андрею не мог. Зато сравнение и тоска по утерянному оружию позволили парню немного переключиться от мыслей об Ане.

Быстро разобрав автомат, Андрей принялся неторопливо и основательно осматривать его механизмы и смазывать их. Поглощённый своими мыслями, он не стремился общаться с Лёшей. Тот не изменял себе и сам с разговорами тоже не лез. Так прошло около получаса.

Как и Андрей, Корнеев никуда не торопился и подолгу возился с каждой деталью винтовки, а затем и пистолета СР1МП, его извечного спутника ещё с тех времён, когда он присоединился к отряду. Лёша редко пользовался им и испытывал вечный дефицит патронов, но от оружия всё равно не отказывался.

Изредка Андрей поглядывал на товарища, наблюдал за его действиями, и несколько раз будто порывался что‑то сказать, но раздумывал. Наконец, он всё‑таки решился.

– Я вот всё думаю – как она сбежала? – сказал он, аккуратно отложив в сторону очередную промасленную деталь.

Тон Андрея звучал подозрительно, будто в вопросе имелся подтекст. Вероятно, он там действительно был. Корнеев отвлёкся и смерил Андрея оценивающим взглядом.

– Что конкретно ты имеешь в виду?

Сомнения Андрея было легко заметить, даже невзирая на то, что он опустил голову и не смотрел на собеседника. Его тон и поведение могли намекать на то, что он подозревает в чём‑то либо собеседника, либо кого‑то ещё. Кто‑то эмоциональный, типа Игоря, наверняка воспринял бы это на свой счёт и надулся, но Лёша не относился к таким людям и спокойно ждал ответа.

– Ей ведь кто‑то помог, – тихо сказал Андрей и осторожно, будто украдкой, посмотрел на Лёшу, словно опасался, что тот окажется предателем.

Но Корнеев не дал ответа, а сам задал вопрос.

– Почему ты так думаешь?

– А как иначе? Где она взяла оружие или что‑то другое, чем смогла разрезать верёвки и убить охранника?

Возникла пауза. Непродолжительная, но для Андрея неприятная. Ему почему‑то казалось, что если Лёша не отвечает сразу, значит, пытается что‑то скрыть.

– Тут вариантов много, – наконец, заговорил Корнеев. – Она могла перетереть верёвки о любой шершавый или проржавевший металлический предмет, даже о деревянный – в кузове были скамьи, а они для этого вполне подходят. При должном упорстве, разумеется. Меня больше интересует убийство охранника. Не уверен, что она сделала это ножом – рана рваная, а не резаная. Возможно, оружие было заостренным, но без лезвия.

Лёша прервал речь и немного подумал, а затем продолжил.

– Либо это всё‑таки был нож, но она по какой‑то причине держала его обратным хватом. Если рвануть обухом клинка, то рана как раз будет такой, как мы увидели. Но я сомневаюсь, что профессионал уровня Монье мог ошибиться и не резануть лезвием, а действовать иначе. С другой стороны, как любой профессионал Монье умна, терпелива и хладнокровна, а ещё хитра и изворотлива. В её действиях мог быть умысел или попытка нас запутать.

Хоть Лёша и перестал говорить, но размышлять – нет. Он думал о том, что насколько хороша бы ни была Монье, она никак не могла предсказать, как будут развиваться события и когда ей представится возможность бежать, чтобы подгадать момент для использования своего оружия. Освободись она раньше времени – это бы заметили. Пропусти момент – и ей конец. Та ночь была её единственным шансом на побег, она знала, что сделает это и была уверена в себе, потому что владела средством для побега. Или ей помогали.

– Значит, у неё как‑то оказался нож? – уточнил Андрей.

Корнеев пристально смотрел на Андрея, но снова не ответил сразу.

– Возможно, – будто размышляя вслух, заговорил он. – Но если у неё не было оружия, и охранник действительно уснул, то ей, освободившись, ничего не стоило подкрасться и вытащить его нож, а затем убить его.

– И тогда получается, что ей никто не помогал?

– Возможно.

Андрей вздохнул с таким облегчением, будто избавился от огромной проблемы. От внимательного к мелочам Корнеева подобное ускользнуть не могло.

– Ты считаешь, что у нас есть предатель?

Романов вздрогнул, пораженный тем, что Лёша прочёл его мысли. Он‑то думал, что идеально скрыл их.

– Я не знаю. Но мне кажется, что это возможно.

– Кого подозреваешь?

Непривычно было слышать от Корнеева так много вопросов. Андрей поднял глаза и посмотрел на него.

– Это может быть кто угодно.

– Но ты ведь больше всего подозреваешь кого‑то конкретного, правда?

Это был убийственно прямой вопрос. Андрею неудобно было отвечать на него, ведь одним из тех, кого он подозревал, являлся сам Корнеев.

– Я не могу понять кто, что и когда передал ей, чтобы она могла бежать. Не могу понять, где она это хранила. Но если ты прав, и она банально перетёрла верёвки и воспользовалась тем, что охранник ослабил бдительность…

– Если у тебя есть сомнения – действуй. Развей их или подтверди, но не оставляй всё, как есть. Действуй, Андрей.

Андрей несколько смутился от внезапного напора Корнеева и опустил взгляд. От мысли, что он подозревает своих друзей в предательстве, парень чувствовал себя мерзко. Но Лёша был прав – оставлять всё так, как есть, нельзя. Он намекал, что Андрей не должен уходить от проблемы. Парень снова поднял глаза и хмуро взглянул на товарища.

– С кем ты был, когда вы её связывали? – спросил он.

– С Толей.

Услышав ответ, у Андрея почти сразу отлегло от сердца. При такой компании незаметно подсунуть что‑то Монье было непросто. Толя наверняка заметил бы, если бы Лёша осуществлял какие‑то подозрительные действия. К тому же Андрей не хотел верить, что Корнеев может оказаться предателем. Кто угодно, но только не он.

– Она ведь в тот момент всё ещё была голая?

– Голая, голодная, ослабленная. И очень замёрзла. Черенко даже сказал, цитирую: «Ах ты ж курва, она издохла!».

– Хм… – на лице Андрея появилась мимолётная улыбка. – И вы связали её как надо?

– Думаю, это наш просчёт. Я не мог связать её самозатягивающимися узлами, потому что для транспортировки они не годятся, поэтому, учитывая её состояние, мы связали её обычным способом.

– Почему вы не спеленали её? Обмотали бы её всю веревками и дело с концом.

– Её связывал Толя, а я следил, чтобы она чего‑нибудь не выкинула. Он решил, что раз она в таком состоянии, то изгаляться нет нужды. Тем более, что мы спешили.

– Он мог так поступить, но ты! Лёша, ты ведь знаешь, насколько она непредсказуема. Почему ты не настоял?

Что Корнеев мог ответить Андрею? Конечно, много чего, но он не собирался объяснять парню, что играет в свою собственную игру и уж тем более не желал, чтобы Андрей или кто‑нибудь ещё тоже начали в неё играть. Лёша ни к кому особо не привязывался, хоть и по‑своему уважал многих людей в своём текущем окружении, но всё равно ему не хотелось лишних и особенно неоправданных жертв среди них.

– Я проявилхалатность, – соврал он.

– Для тебя такое нехарактерно, – подозрительно отметил Андрей.

Лёша чуть заметно кивнул, внимательно глядя на парня. Его обычно бесстрастный взгляд сейчас выглядел так, будто Корнеев что‑то выискивал в собеседнике, подозревал его в чём‑то и искал подтверждение своим подозрениям. В такие моменты Андрею становилось неуютно, он не только знал, но и ощущал превосходство Корнеева, чувствовал, что Лёша что‑то обдумывает, но не мог вскрыть его мысли и тем более не мог заставить его рассказать о них. Прямо сейчас это пугало парня. Пугало почти так же сильно, как разговор с Косарём на той тёмной лестнице в подвале.

Андрей постарался придать своему лицу как можно более озадаченное и огорчённое выражение, а сам украдкой осмотрел всё, что лежало на столе или находилось на расстоянии вытянутой руки от Корнеева. Паранойя в его голове рисовала разнообразные сценарии, обосновывая как и почему Лёша может попытаться убить его, и как потом объяснит это остальным.

Сразу возникла продиктованная страхом мысль отступить. Если Лёша действительно как‑то связан с Монье, то лучше его сейчас не трогать, и вообще лучше избегать оставаться с ним один на один. Но может ли он быть с ней связан? Каким образом? Может, она сделала ему такое же предложение, как Косарю? От этой мысли Андрею заметно поплохело. Парень начал искать опровержения и быстро нашёл несколько фактов, однако, все они требовали подтверждения.

Ну что же, видимо, придётся всё‑таки рискнуть и продолжить разговор. Если Корнеев действительно предатель – Андрей внутренне содрогнулся от мысли о том, что это может оказаться правдой – то лучше узнать об этом прямо сейчас, даже если придётся из‑за этого сойтись с ним в смертельной схватке. В противном случае то, что в итоге может разыграть Лёша, вполне способно будет погубить весь отряд.

С другой стороны, можно ничего не предпринимать и поделиться своими подозрениями с Грониным, но у Андрея не было достаточно доказательств, а он не хотел дискредитировать себя в глазах полковника необоснованными обвинениями. Это его отряд, его люди, а значит, его проблема и ответственность. К тому же ещё совсем недавно он называл, да и продолжает называть всех этих людей своими братьями, семьёй, а ради семьи он должен постараться и развеять все сомнения, либо самостоятельно найти паршивую овцу.

Собравшись с мыслями, Андрей осторожно продолжил разговор.

– И всё‑таки, как бы там ни было, давай допустим, что ей кто‑то помог и продолжим размышлять в этом направлении. Монье была голой и не могла иметь при себе ничего острого и режущего, но у неё это появилось позже… Как? Может, с одеждой? Вы её принесли?

– Да. Одежду нам дали Катя и Руми. У них на двоих набрался неполный запасной комплект.

– Могло ли там что‑то быть в карманах?

– В теории всё возможно. Мы за ними не проверяли, но сами девчонки сказали, что в карманах ничего нет.

– Хм… Значит, Монье не могла спрятать у себя нож, а вы с Толей точно не передавали его ей. Девчонки остаются под подозрением, но я сомневаюсь, чтобы они сочувствовали ей. А мог ли Косарь как‑то передать ей нож или заточку? Спрятать в комнате, чтобы она потом перепрятала его себе в одежду?

– Он‑то мог, но она – нет. Когда мы пришли, она лежала связанная в углу на куче тряпок в собственных испражнениях. Учтя инцидент с Бодягой, я связал её так, чтобы любые движения привели к затягиванию узлов. Она знала, что это означает и понимала риски. Вряд ли она могла что‑то прятать или перепрятывать. В любом случае, когда мы подняли её – ни у неё, ни рядом ничего не было.

– Значит, и не Косарь… да и никто другой тоже. В дороге с ней постоянно была куча народу и теоретически можно было что‑то ей подсунуть… хотя как такое провернуть у всех на глазах? Но если этот вариант тоже отбросить, тогда выходит, что никто ей не помогал. С одной стороны – слава богу, но с другой… у меня не пропадает ощущение, что всё‑таки кто‑то в этом поучаствовал.

Безмятежное лицо Лёши не позволяло понять, о чём он думает, но очередная пауза, которую он выдержал, оказалась довольно длительной. Андрей ни за что не смог бы догадаться, что Лёша в данный момент анализирует всё, что услышал от Андрея, и определяет каким объёмом информации владеет парень.

– Учитывая всё, что мы видели на месте происшествия, Монье вполне была в состоянии сбежать и сама, – высказался он, наконец.

– Значит, ты всё‑таки считаешь, что предателей среди нас нет?

– Я не делаю выводов, основываясь на домыслах, – быстро ответил Лёша. – Факты. У тебя есть факты и доказательства?

Слова Корнеева как всегда были логичны. У Андрея действительно не было ничего, кроме подозрений, и даже у этих подозрений не нашлось конкретных лиц, на которых парень мог бы указать с уверенностью. Хорошо ещё, что разговор с Лёшей не привёл ни к каким малоприятным последствиям, которые так старательно рисовало его подверженное в последнее время паранойе воображение. Андрей тяжело вздохнул, и на том их разговор был окончен.

Но Романов на этом не остановился. Были и другие люди, действия и мнение которых его интересовали. Особенно после того, как Корнеев побудил его действовать. Одним из них являлся Косарь, на которого Андрей наткнулся сразу после беседы с Лёшей. Наёмник сидел на табурете у выхода из казармы и болтал с Иваном о дальнейших перспективах человечества.

– Ну и темы у вас, – удивился Андрей, невольно подслушав их разговор.

– А как ты думал? Надо же кому‑то человечество с колен подымать, – осклабился Косарь. – Ты же слышал, какие планы у сектюг? Просветители сраные.

– Слушай, надо поговорить, – Андрей проигнорировал его слова.

– Не вопрос. Здесь?

– Нет. Тет‑а‑тет. Пошли.

Андрей кивнул Ивану и вышел из казармы. Косарь пожал плечами и, подмигнув украинцу, пошёл следом за командиром. Скверик, тот самый, в котором Аня разговаривала со своим связным, в это время пустовал и стал отличным местом для разговора. Дождь давно закончился, но оставался неприятный, порывистый ветер, угрюмо свистевший в ветвях деревьев. На мокрых лавках вряд ли было бы приятно сидеть, поэтому Андрей решил поговорить стоя.

Осмотревшись, Косарь удовлетворительно крякнул.

– Уединённое местечко… Ты это, надеюсь, не в любви мне признаваться собрался? – сказав это, он криво ухмыльнулся.

Андрей ответил ему тяжёлым, неприязненным взглядом, который заставил Косаря переменить его обычную слегка разгильдяйскую манеру поведения. Улыбка с лица наёмника исчезла и он враз стал серьёзным.

– Ладно, понял – отставить смехуёчки. Так о чём будем говорить?

– О Монье.

Услышав это имя, Косарь закусил губу и почесал затылок. Андрею такая реакция показалась подозрительной.

– О как. Ну, давай, – согласился Косарь.

Вопросы у Андрея были заранее подготовлены, поэтому он немедленно перешёл к делу.

– Что ты думаешь о её побеге?

– Думаю, что она сбежала.

Губы Косаря снова растянулись в широкой улыбке.

– Косарь, прекрати это, понял? Мне не до шуток, – выражение лица Андрея стало ещё более жёстким. – Эта ситуация меня сильно беспокоит. Я считаю тебя профессионалом, поэтому меня очень интересует твое мнение.

Это была наивная речь, полная искреннего недовольства и раздражения. А ещё – фальшивая. После разговора с Корнеевым Андрей понял, что в деле Монье он не будет никому доверять. А Косарю и Лёше – особенно. Не то, чтобы он был уверен, что они как‑то с ней связаны, но Корнеев слишком уж подозрительно себя вёл, а Косарь в принципе был человеком непредсказуемым и опасным, а помимо всего прочего ещё и раньше работал с Монье.

– Всё, всё, командир, я понял, – Косарь помахал перед собой руками.

– Если понял, то ответь нормально, – с прижимом потребовал Андрей.

Косарь отвернулся и некоторое время щурился, глядя на голые деревья, будто пытался что‑то в них разглядеть. Андрею было интересно, о чём именно тот сейчас думает: об ответе или придумывает, как обмануть его и оградить себя от подозрений.

– Из того, что я видел, я понял вот что: она как‑то освободилась, завалила охранявшего её бойца и встала на педали. И во всех этих пунктах кое‑что пованивает.

– Например?

– Например, как именно она освободилась? Если перетёрла верёвки – она большой молодец, но вот только хер там. Перетереть их можно, базару ноль, но у неё не было на это нужного времени. Разве что она Гарри Гудини или все, кто с ней ехал, закрыли глаза, заткнули уши и подрачивали.

Ухмыльнувшись, Косарь сделал короткую паузу.

– Поэтому берём второй вариант – она разрезала верёвки. Но и тут снова несколько моментов: у неё с собой что‑то было, это «что‑то» ей кто‑то подбросил или кто‑то сам её освободил. Отака ху. ня, малята.

Несмотря на шутливое и матерное выражение в конце, которое он совсем недавно перенял у Ивана, Косарь посмотрел на командира серьёзно, без тени улыбки.

Ничего из того, что наёмник сейчас сказал, не стало для Андрея откровением. К тем же умозаключениям он пришёл и сам, а к чему не сам, к тому с помощью Корнеева. Это были простые и логичные предположения, но Андрей ждал от Косаря другого – он хотел знать, что именно думает сам Косарь. Или как он будет это подавать.

– И какой из них ты считаешь наиболее вероятным?

– Все в одинаковой мере, – на миг искривив губы, быстро ответил Косарь.

– В смысле все? Хочешь сказать, что среди нас есть предатель, работающий с ней в паре?

Косарь, до этого задумчиво осматривавший мокрую лавку, мгновенно перевёл взгляд на Андрея.

– Заметь, что это не я сказал, а ты, – заявил он, ткнув в Андрея пальцем.

– Но ты так думаешь, да? – догадался Андрей.

Наёмник немного опустил лицо и, слегка закусив губу, несколько раз кивнул.

– Слушай, но если ты так думаешь, то почему раньше не сказал?

– Та… знаешь, вот поставь себя на моё место? Я же у вас самый свежачок, и в прошлом имел дело с этой сучкой, затем вообще с ней с глазу на глаз любезничал, а потом она сбежала. Как думаешь, кто тут больше всех похож на крысу? При таком раскладе мне не в тему поднимать подобный вопрос. Это будет выглядеть будто я перекладываю с больной головы на здоровую, понимаешь?

Да, о таком сценарии Андрей тоже уже думал. Косарь действительно казался самым подозрительным, но как раз из‑за того, что многое слишком явно указывало на него, это и казалось невероятным. Как можно поверить в то, что профессионал уровня Косаря будет действовать так по дилетантски? К тому же Андрей с Лёшей уже пришли к выводу, что Косарь не мог ничего передать Монье и не мог как‑то ей помочь, а это в некоторой степени уменьшало подозрения на его счёт.

– Хм, согласен, резон в твоих словах есть, – Андрей несколько раз легонько кивнул. – И всё‑таки – ты считаешь, что предатель существует?

– Это самый простой ответ. К нему легче всего прийти. И именно поэтому я бы не спешил с выводами.

– Почему?

– Потому что мы можем ударить в штангу, если сразу пойдём этим путём. К тому же, если крыса есть, то сейчас она будет максимально осторожна и сделает всё, чтобы себя не выдать. В итоге ты потратишь кучу сил, а получишь хер без соли, да и крысу спугнёшь.

Логика была верной, и Андрей не мог с ней не согласится. Подумав немного, он задал следующий вопрос.

– Тогда что ты предлагаешь?

– А ничего. Забить на всё, сделать вид, что ты ничего не подозреваешь и уверен, что Монье сбежала сама.

А вот этот совет показался Андрею странным. Ему было не совсем понятно, какие преимущества он может получить от такого поведения.

– И что это мне даст?

– Если она умотала сама, что тоже очень даже вероятно, то ты ничего не теряешь, а если ей помогли – помощник в дальнейшем расслабит булки и будет думать, что все тут дятлы. Тогда тебе станет легче его вычислить, когда он снова начнёт действовать.

Косарь посмотрел на Андрея, взглядом задавая вопрос, согласен ли он с его советом, но Андрей, отвернувшись, задумался и не видел его взгляда. Тогда наёмник продолжил говорить, потому что ему ещё было, что добавить.

– И вот ещё что. Монье сделала ноги, и если она не загнулась где‑то по дороге, то про флешку и инфу на ней уже знают в «Рассвете». Не знаю, насколько нужна им именно эта инфа, но при любом раскладе это хреново и может вылезти нам всем боком. Если в подразделении в натуре есть крот, то ты никому не должен говорить о флешках, их количестве и местах, где они хранятся. Никому, кроме тех, в ком ты стопроцентно уверен, понял? А если кто‑то спросит, то это будет первым признаком, что такой человек – крот.

Пока наёмник говорил, Андрей по‑прежнему задумчиво смотрел в сторону, но когда он закончил, парень впился в него пристальным, сомневающимся взглядом. Некоторое время Андрей смотрел на него, мучимый каким‑то вопросом или мыслью, а затем решился озвучить её.

– Косарь, скажи, кому, по твоему мнению, я могу верить?

Несколько секунд наёмник серьёзно смотрел Андрею в глаза, а затем его губы в очередной раз растянулись в широкой улыбке, а в глазах снова появился хитрый блеск.

– Как это кому? Мне, конечно, кому же ещё?

В ответ на лице парня проявились скепсис и недоумение, которые Косарь понял правильно.

– Да шучу я, ясен пень, – улыбаясь, предупредил Косарь, а затем улыбка исчезла и он моментально снова стал серьёзным. – Никому не верь, Андрей. Монье, когда это нужно, умеет предлагать золотые горы и могла купить любого, особенно если учесть сколько у нас в подразделении болванов. Нет‑нет, не подумай, они все отличные мужики, но в плане смекалки у многих серьёзные неприятности. Если честно, то я вообще в шоке, как некоторые из них дожили до этого дня.

Услышав ответ, Андрей тяжело вздохнул и отвернулся. Что бы он не думал о Косаре, вещи наёмник говорит дельные, с этим не поспоришь.

– Короче, если у тебя есть хоть капля сомнений в человеке – не верь ему. Рассчитывай только на себя. Это единственный способ победить в таких раскладах, – добавил Косарь.

Интуитивно Андрей с самого начала больше всего подозревал именно Косаря, но сейчас, после этого разговора, его мнение изменилось. Наёмник открыто заявлял о том, что думает, прямо говорил, что ситуация сложная и что он сам – наиболее подозрительный элемент. Даже советовал не верить ему, и при этом ни на кого не указывал, сам ничего не спрашивал и не лез с предложениями. Он просто открестился от всего, даже не пытаясь себя выгораживать.

Да и тогда в подвале, на той лестнице, после того, как Косарь добыл у Монье пароль к флешке – он честно признался, что она пыталась его подкупить, и признался, почему не согласился на это, не прикрываясь какими‑то великими идеалами или дружбой. Тогда Андрей был в стрессе и не мог додуматься до вопроса, который нужно было задать, но сейчас ситуация была другой.

– Косарь, если бы тогда в подвале сделку с «Рассветом» тебе предложила не Монье, а кто‑то другой, кто бы точно её выполнил – ты бы согласился? Перебил бы всех нас? – не колеблясь, уверенно спросил Андрей.

Выражение лица Косаря приобрело суровый вид, и он несколько секунд молчал.

– Опять ты об этом, – недовольно заговорил наёмник. – Не перебил бы. Вы стали моей новой командой, а у меня, хоть со стороны и может казаться иначе, есть свои принципы. Например, я никогда не предам своих, понял?

Он тяжело вздохнул и отвернулся. Андрею стало немного неловко из‑за своей бестактности и он молчал, обдумывая ситуацию и ответ Косаря. Наёмник тоже молчал, но недолго.

– В этом мире в личной выгоде давно уже нет смысла. Денег, чтобы делать всё, что захочешь, больше не существует, а другие способы оплаты только дают возможность сводить концы с концами и быть уверенным в том, что завтра у тебя будет всё необходимое, чтобы выжить. Смысл теперь есть только в том, чтобы находиться рядом с нужными людьми, с которыми можно заниматься любимым делом. А с вами у меня этого хоть отбавляй.

Косарь снова повернулся к Андрею и чуть заметно улыбнулся.

– Так что не бзди, командир – я на таких тощих и жилистых сучек, как Монье, не ведусь. Баба должна быть с сиськами. Хе‑хе, – он протянул руку и похлопал Андрея по плечу. – Но если снова будешь задавать такие вопросы – могу передумать, понял?

– Понял я, понял, – виновато улыбнувшись, ответил Андрей.

А вот чего он не понял, так это что ему делать дальше? Послушать Косаря и затаиться, внимательно наблюдая за своими людьми, или поступить, как советует Корнеев и продолжить задавать вопросы? В любом случае после этого разговора Андрей наверняка знал только то, что он до сих пор находится в отправной точке, и работы предстоит ещё очень много.


Глава 8.5



6

Деревья и густой кустарник давным‑давно сбросили листья и выглядели угрюмо и неприятно. Под ногами то и дело чавкало после интенсивных дождей, прошедших совсем недавно, но что ещё хуже – грязная, ледяная вода попала в обувь. Однако Игорь не обращал на это внимания. Такие мелочи не имели значения, когда на кону стояла жизнь человека, который не был ему чужим.

Он сразу заподозрил неладное, как только услышал от обеспокоенных Кати и Руми, что они нигде не могут найти Таню. Игорь отметил её шок и странное поведение ещё в казарме, когда Андрей сообщил ей о гибели Воробьёва, но тогда он не мог ничего для неё сделать. Или не захотел. В тот момент её нужно было поддержать или хотя бы попытаться утешить, но он, как и все, чувствовал себя растерянно и неловко, и позволил Тане уйти.

Теперь Игорь чувствовал свою вину за происходящее, и если с Таней что‑то случится – он себя не простит. Почему именно он? Потому что он так решил. Да, каждый из них нёс ответственность за Таню перед покойным другом, и все они поступили малодушно, позволив слабой девушке остаться в одиночестве перед свалившимся на неё несчастьем, но Игоря другие не волновали – он отвечал за себя.

Катя и Руми уже успели проверить все места в «Убежище», где Таня обычно могла находиться, и теперь отправились искать в других местах. Игоря же посетила мысль, что Тани может просто не быть внутри базы, и он решил отправиться на поиски за её пределы. Он чувствовал, что дело плохо, ощущал это интуитивно, подсознанием или ещё как – он и сам не смог бы объяснить. Главное – Игорь готов был руку дать на отсечение, что с Таней сейчас происходит что‑то очень‑очень нехорошее, поэтому нужно во что бы то ни стало как можно скорее найти её.

Когда‑то давно «Степные волки» разделили его с братом и он долгое время не знал, где Андрей. Игорь хорошо помнил, что чувствовал тогда, и после того случая всегда подсознательно боялся вновь ощутить то одиночество и парализующую волю пустоту внутри, которые испытывал, потеряв брата – единственного человека, которого по‑настоящему любил. Возможно, Таня сейчас чувствовала нечто похожее.

Ветки кустарника оцарапали Игорю лицо, насквозь промокшие ноги замёрзли, но он упрямо продирался через заросли, зацикленный на своей цели. Так продолжалось некоторое время, пока до него, наконец, не дошло, что действуя таким образом он никогда её не найдёт. Остановившись, Игорь осмотрелся и сразу заметил, что в намокшей, разбухшей листве остаются глубокие следы. Вот, что нужно делать – не бродить наобум, а искать её следы.

С удвоенным рвением Игорь начал свои поиски и через пятнадцать минут был вознаграждён – в листве действительно обнаружились вмятины, очень похожие на следы, такие же, как оставлял он сам. Может, их оставила не Таня, а кто‑то другой, но раздумывать над этим не было времени, поэтому Игорь, выбрав направление, пошёл по этим следам.

Следы были чёткими, но вскоре вывели Игоря на поросший мхом скалистый участок и там находить их стало намного труднее. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы продолжать путь, и через некоторое время он вышел к широкому выступу большой скалы, уходящему дальше направо. В сотне метрах впереди уже виднелись отвесные, высокие скалы, ограждавшие всю долину, в которой находилось «Убежище».

«Она что, бросилась вниз?», – возникла в голове первая мысль.

Внутри всё сжалось и Игорь медленно, боясь увидеть внизу распростёртое тело девушки, подошёл к краю скалы и посмотрел вниз. К счастью, там никого не оказалось. Осмотр местности впереди тоже ничего не дал. Слева от скалы находился крутой, поросший пожухлой травой склон, по которому кто‑то уже спускался, оставив характерные следы, поэтому Игорь осторожно спустился там же и двинулся вдоль скалы. Его шаги и характерный хруст веток заполнили округу, лёгким эхом отражаясь от окруживших парня скал. Это же чуть слышное эхо принесло откуда‑то спереди странный звук, похожий одновременно на хрип и на приглушённое карканье вороны. Казалось, что звук донёсся из‑за скального выступа, поэтому Игорь, заинтересовавшись, пошёл дальше и почти сразу же увидел её. Таню.

Сперва Игорь просто застыл на месте и широко раскрытыми от страха глазами оцепенело смотрел на дергающееся перед ним тело, висящее на верёвке. Затем его мозг пулей прошибла мысль, что девушка ещё жива, и он, совершенно не отдавая себе отчёта в своих действиях, в несколько прыжков подскочил к ней и обхватил за бёдра, стараясь поднять её повыше и не дать задохнуться. Таня барахталась, пытаясь руками разжать затянувшуюся на шее веревку, но Игорь не видел этого, потому что изо всех сил старался не упасть на землю, запутавшись ногами в чём‑то непонятном. На миг опустив взгляд, он увидел, что это дряхлый деревянный ящик, который Таня, видимо, принесла с собой.

Адреналин, нагнавший поначалу страху и затмивший разум, постепенно уступил приобретённому в частых схватках за свою жизнь рациональному мышлению. Первым делом Игорь отшвырнул ногой ящик, чтобы не мешал, затем заново оценил ситуацию, сразу заметив второй конец верёвки, привязанный рядом к толстой ветке.

– Дура! – вырвалось у него. – Не умирай!

Игорь отпустил одну руку, стараясь придерживать Таню другой, но девушка сразу же начала хрипеть. За последнее время Игорь научился не расставаться с пистолетом и ножом и всегда носил их при себе. Вытащив нож, он потянулся и резанул по верёвке, которая не выглядела особо прочной, но всё равно Игорю понадобилось две попытки, чтобы разрезать её.

Девушка свалилась прямо на него и, хрипя, разжала петлю. Игорь лежал рядом и не двигался, находясь в лёгком шоке, но через полминуты он смог, наконец, говорить.

– Ты больная, что ли?! Зачем ты это сделала?

К тому моменту Таня уже лежала на боку спиной к нему и плакала, обняв себя руками. На шее у неё виднелся след от петли.

Игоря одолевала злость. Адреналин и испытанный только что страх требовали выхода, и он снова накричал на Таню, но девушка ему не ответила. Немного выпустив злость, он поднялся и сел рядом с Таней, покосился на неё, но больше ничего не сказал. После этого они долго не говорили друг другу ни слова: девушка плакала, а Игорь успокаивался и прокручивал в голове произошедшее.

Он быстро успокаивался, поскольку всхлипывания и слёзы девушки вызывали в нём сострадание и жалость, сменявшие злость. Когда адреналин окончательно унялся, Игорь, наконец, заговорил.

– Таня… – позвал он девушку.

Снова посмотрев в её сторону, он сразу понял, что она ему не ответит. Тогда Игорь медленно и нерешительно протянул к ней руку и осторожно дотронулся до плеча: Таня дрожала, как осиновый лист. Игорь не знал, что делать дальше, что ей сказать или как поддержать, но чувствовал, что должен что‑то сделать. Ему было очень жаль эту хрупкую девушку и от этой жалости его собственное сердце разрывалось.

– Танюша, пожалуйста, поговори со мной, – мягко и виновато попросил он, будто действительно был в чём‑то перед ней виноват.

Но девушка снова не выказала никакой реакции. Тогда Игорь медленно, часто останавливаясь, придвинулся к ней, неуклюже обнял и прижался лбом к её затылку.

– Мне тоже было тяжело, когда он погиб, – извиняющимся тоном заговорил он. – Серёга был мне, как брат, и, когда он погиб… у меня будто кусок сердца вырвали.

Возникла пауза, но недолгая. Игорю вспомнился момент гибели Воробьёва и то, как он бросился к Сергею, как пытался помочь, как погиб Карданов, тоже поспешивший на помощь. Только сильно позже, когда всё произошедшее осталось далеко позади, Игорь понял, насколько близок был в тот момент к собственной гибели. Возможно, именно Карданов спас его, отдав свою жизнь вместо него.

– Я до сих пор не могу смириться с его смертью, не могу принять её. Мне кажется, что он жив, просто находится где‑то в другом месте.

Таня продолжала дрожать, но всхлипывала несколько тише. Игорю показалось, что она его всё‑таки слушает.

– Мы должны принять это. Ты и я. И все остальные тоже. У нас просто нет выбора. Иначе мы не сможем жить дальше.

– А я… и не хочу… жить, – выдавила Таня и снова разрыдалась.

Узнав о смерти Сергея, Таня впала в отчаяние и не знала, как пережить свою утрату. Мир вокруг моментально поблек и утратил все краски. Всё так же, как и тогда, после эпидемии… Когда умерли родители, а Таня осталась одна, она замкнулась в себе и много лет ни с кем не шла на контакт. Она жила рядом с людьми, делала то же, что и они, помогала в меру своих сил, но не хотела ни с кем общаться больше, чем того требовала работа. Она не желала больше никого впускать в свою жизнь и тем более не собиралась ни с кем сближаться.

Но время лечит, девочка росла и постепенно начала оттаивать. Особенно, когда встретила Воробьёва. Как говорится – свояк свояка видит издалека. В немногословном, отчуждённом Сергее Таня безошибочно увидела товарища по несчастью, такого же добровольного отшельника, как и она сама. И её потянуло к нему, разом отменив все установки и запреты, которые она сама себе придумала и соблюдала столько лет. Почему именно к нему? Наверное, потому что родственным душам не нужны никакие объяснения и логика, они просто тянутся друг к другу и всё. Вероятно, поэтому и он сделал для неё исключение, позволив войти в свою жизнь и занять в ней какое‑то место. В тот момент Таня стала по настоящему счастливой. Поверила, что тоже сможет жить обычной жизнью, как и все.

Вскоре она на ощутила на себе значение фразы «чем выше поднимаешься, тем больнее падать». Очередной удар судьбы настиг её в момент наивысшего счастья, а боль, которую она испытала, оказалась ещё сильнее, чем в прошлый раз, потому что вскрыла и ту, старую рану. Но в этот раз выдержать её у Тани не хватило сил.

– Почему, Таня? – спросил Игорь и сам чуть не заплакал.

– Не хочу… без него, – выдавила она после очень долгой паузы.

Игорь решил ничего больше не спрашивать, пока она не успокоится. Он точно не даст ей сейчас ничего с собой сделать, а рыдать сутки напролёт, лёжа в мокрой, холодной листве Таня точно не сможет. И даже если сможет – он будет рядом с ней и дождётся момента, когда она будет готова к разговору. Он сделает это ради Серёги.

Таня громко рыдала минут пять или около того, затем добрых минут двадцать всхлипывала и ещё бог знает сколько времени просто плакала. Игорь терпеливо сидел рядом и ждал, обдумывая всё, что ей скажет. Поначалу ему казалось странным, что никто, кроме него, не нашёл это место, но затем он увидел, как на уступе, с которого он сам спустился, появился чей‑то силуэт. Кто бы это ни был – он не стал спускаться, а ограничился лишь наблюдением. Солнце уже клонилось к закату и спряталось за скалами, поэтому Игорь не мог разобрать, кто именно следит за ними, но его это, в принципе, и не волновало, особенно, когда этот человек скрылся из виду.

Наконец, Таня утихомирилась, а вскоре и сама поднялась с холодных листьев. Игорь отметил, что девушка сильно дрожит, но он не знал из‑за стресса это или из‑за холода. Стянув с себя бушлат, она остался в флисовой кофте и футболке под ней, а бушлат протянул девушке.

– Накинь, а то ты совсем уже замёрзла.

Таня даже не шелохнулась, лишь посмотрев на бушлат усталым, безжизненным взглядом. Тогда Игорь сам накинул бушлат на девушку. Она не сопротивлялась.

– Поговори со мной, м? Пожалуйста, – попросил он.

– Зачем? – после паузы спросила она безжизненным тоном.

– Зачем? Потому что это важно!

– Для меня больше ничего не важно, – тем же тоном ответила Таня.

– Не говори так, пожалуйста.

Девушка никак не отреагировала и просто сидела, опустив лицо. Несмотря на долгие размышления о том, что ей говорить, Игорь всё равно оказался озадачен. Он почему‑то ожидал, что она проявит хоть какой‑то интерес к беседе, но этого не произошло.

– Разве смерть – это единственный выход? – спросил Игорь, но ответа не получил. – Ответь, Таня! Прошу тебя!

Она подняла лицо, и Игорь увидел покрасневшие от слёз глаза на искажённом страданием лице. На покрытых грязными разводами щеке и скуле отпечатались следы от одежды и листьев, на шее из‑под воротника бушлата проглядывал тёмный след от веревки. Даже в быстро сгущающейся темноте Игорь отчётливо видел, насколько страшно и безысходно выглядит человек, добровольно обрёкший себя на смерть.

– Чего ты от меня хочешь? Чего пристал?! – с претензией, устало спросила Таня.

– Чего?! Хочу, чтобы ты не разбрасывалась своей жизнью! Вот чего! – вспылил Игорь.

Таня снова опустила лицо и тихо ответила:

– Это моя жизнь. Я сама решу, что с ней делать.

– Вот и решай, только не смей больше пытаться убить себя, поняла?

– Ты не понимаешь…

– Я не понимаю? – перебил её Игорь.

– Ты не был на моём месте, – одновременно с ним закончила она.

Игорь заскрипел челюстью и впервые нахмурился. Слова девушки задели его.

– Что ты знаешь о том, где я был? Где мы все были? Что ты знаешь о том, что мы видели, участниками и свидетелями чего стали? – с прижимом спросил он.

Девушка промолчала.

– Не был на твоём месте, говоришь? – с запалом продолжил Игорь. – Я успел потерять гораздо больше друзей, чем ты думаешь, и Серёга был только одним из них, но далеко не единственным. Насмотревшись на их смерть, порой гораздо более ужасную, чем та, которая постигла Серегу, я, как и ты, тоже сломался и стоял на краю пропасти, в которую ты чуть не прыгнула. Я тоже смалодушничал и готов был покончить с собой, но мне не позволили. Нашлись те, кто сумел объяснить мне, что жизнь имеет смысл, и Серёга был одним из таких людей.

Некоторое время Таня молчала, но Игорь чувствовал, что его слова что‑то в ней задели. Это было заметно по тому, как изменилось выражение её лица.

– И что он тебе сказал? – спросила она после паузы.

– Что сказал… Ты знала, что он тоже хотел покончить с собой? Ещё в бункере, когда только‑только началась эпидемия.

Девушка украдкой, недоверчиво посмотрела на Игоря.

– Не знала. А я знал. Он рассказал мне. И объяснил почему не сделал этого. Знаешь почему? Серега считал, что раз миллиарды людей погибли, а он выжил, то в этом должен быть какой‑то смысл, потому что всему должна быть причина, и он хотел её найти. Нашёл или нет – я не знаю. Может, смысл оказался в тебе, или в том, чтобы быть рядом с нами, а может, в чем‑то ещё – он не рассказывал, но он точно не сдался.

Некоторое время Таня обдумывала его слова, и Игорь не стал ей мешать, надеясь, что пример Воробьёва вдохновит её.

– Может, и так, но никто из вас не был и никогда не будет в положении, в котором оказалась я, – печально заключила она.

Неужели она снова малодушничает, считая себя самым несчастным человеком на планете? Игорь искривил лицо и готов был бросить какую‑то колкость, когда его осенило.

– Положение? Уж не хочешь ли ты сказать, что…

– Да. Я… беременна.

Раздался тяжёлый вздох. Игорь приложил ладонь к лицу и некоторое время молчал. Теперь он лучше понимал, что творится в душе у несчастной девушки, но даже так не считал её решение верным.

– Как мне с ребёнком выжить без Серёжи? – с отчаянием в голосе спросила Таня, подняв лицо и взглянув на Игоря.

– Он знал? – вместо ответа глухо спросил Игорь.

– Нет. Я не успела ему сказать.

По лицу девушки снова потекли слёзы. Игорь не удержался, придвинулся к ней и осторожно обнял, прижав к себе. На этот раз она плакала беззвучно и успокоилась гораздо быстрее. Чувствуя, что пока её снова не отпустят эмоции она всё равно ничего не услышит, Игорь молчал, пока она не перестала всхлипывать.

– Серёга всем нам был, как брат. Поэтому мы все будем в ответе за вашего ребёнка и не бросим вас. В первую очередь этого ни за что не сделаю я.

Таня так и оставалась в объятиях Игоря, прижавшись лбом к его плечу.

– Обманщик, – не шевелясь, глухо упрекнула она.

– Почему?

– Твоя жизнь… висит на волоске, как и Серёжина, – объяснила Таня после паузы.

Как ни странно, но несмотря на ситуацию в её словах было много здравых рассуждений. Игорю порой даже не верилось, что Таня действительно собиралась повеситься. Впрочем, если допустить, что это решение пришло ей в голову не под давлением эмоций, а в ходе логических умозаключений, то становится только страшнее.

– Так не будет вечно. Война закончится, и я вернусь, чтобы сдержать своё слово. Вот увидишь.

– А ты вернёшься? Можешь пообещать?

Девушка посмотрела Игорю в глаза, силясь увидеть там ответ, будто не доверяла словам. Грудь Игоря распирало от неприятного ощущения чудовищного обмана, который он собирался озвучить. Более того, он понимал, что они оба заранее знают, что это будет обман, но не мог промолчать.

– Да. Обещаю – я вернусь.

– Обманщик. Обманщик! – Таня ткнула его кулачком и склонила голову, снова прижавшись лбом к его груди.

От её упреков Игорю стало очень горько. Этой слабой девушке хватило сил и духа покончить с собой, на что он сам оказался не способен, и теперь, когда она упрекала его, это причиняло ему боль. Впервые в жизни ему захотелось кому‑то что‑то доказать, захотелось взять на себя ответственность за что‑то, перестать быть безответственным ничтожеством в конце‑то концов! Игорь решил, что сдержит своё слово, чего бы это ему ни стоило.

– Вот увидишь! Я выживу любой ценой и вернусь, чтобы сдержать слово. Просто дождись, хорошо?

Таня молчала и не шевелилась, но Игорю требовался ответ, и даже более – ему требовалось обещание.

– Пожалуйста, пообещай мне, что не станешь убивать себя.

Девушка вновь его проигнорировала.

– Таня! Ты слышишь меня? Пообещай, что пока мы живы – ты тоже будешь жить. Ради Серёги и вашего ребёнка. Пообещай!

Она продолжала молчать. Но когда Игорь уже снова хотел потребовать её обещания, Таня, наконец, ответила.

– Хорошо. Я обещаю, – очень‑очень тихо, так, будто надеялась, что Игорь не расслышит, сказала она.


7

Многое в «Убежище» изменилось с тех пор, как Андрей попал в него впервые. Что‑то постоянно перестраивалось, достраивалось или модернизировалось, что‑то где‑то улучшалось или сносилось из‑за ветхости или ненадобности, и только кабинет Гронина изменился минимально. Кроме новых обоев бежевого цвета в нём добавились только огромный сейф и большой шкаф.

Старое, в некоторых местах сильно затёртое кресло, благодаря бережному отношению Гронина всё ещё сохраняло более менее приличный вид. Павел, долго сидевший в безмолвии и задумчиво смотревший куда‑то сквозь Андрея, внезапно подался вперёд, скрипнув креслом. Сам Романов в это время сидел вполоборота к Гронину и смотрел в сторону, поэтому движение Павла уловил лишь краем глаза и благодаря скрипу. Когда‑то давно он наверняка бы вздрогнул, испугавшись неожиданного резкого звука.

– Мда, столько интересных новостей за раз ты, наверное, ещё никогда не приносил, – заговорил Павел.

– Да уж. Насыщенная выдалась поездка, – согласился Андрей, покачивая головой.

Доклад длился уже больше часа, и Андрей, говоривший почти всё это время, уже порядком подустал.

– Эти «призраки»… Звучит, как фантастика, хотя факты говорят об обратном.

Некоторое время Гронин задумчиво барабанил пальцами по столу, затем развернулся, скрипя креслом, и долго смотрел на карту, висевшую у него за спиной.

– Мне кажется их собирали… или пытались собирать в лаборатории неподалёку от нас. В той, которую вы первой проверяли по найденным в колонне координатам, – заключил он после долгих раздумий.

– Точно! – спохватился Андрей. – И как это я сам не вспомнил о ней? Ведь мы действительно обнаружили там…

– Да‑да. Тела.

Павел перебил его, не желая продолжать эту тему. Ситуация с этой лабораторией была вовсе не такой однозначной, как казалось поначалу, а главный вопрос для Гронина теперь заключался в том, чей именно это был объект? С одной стороны всё казалось очевидным – если технология секты, значит, объект тоже их, да и человек «Рассвета», с которым встречался Андрей, Астафьев, говорил, что сектанты захватили эту лабораторию у них. Плюс близость к «Чаяну» секте тоже на руку. Но при этом всём некоторые моменты вызывали у Павла сомнения. Например, откуда и куда двигалась колонна, в которой покойный Дьяков и Олег нашли карту с координатами, и что это была за колонна? Кто именно уничтожил ту лабораторию и почему?

И тот же вопрос по второй лаборатории, где «анархисты» познакомились с Косарём. Вот она точно принадлежала «Рассвету», в этом у Павла не было никаких сомнений, но как тогда они были связаны с первой лабораторией и с колонной? Словам Астафьева Павел не верил. Нет, не всем, а именно тому, что касалось лабораторий. Поначалу, впрочем, не до конца верил и словам про «во всём виноватую» секту, но после того, как Андрей рассказал ему о допросе пленного сектанта, речи Астафьева стали казаться куда более достоверными.

– Что ты рассказал о «призраках» своим? – сменил тему Павел.

– Всё. Не хочу ничего от них скрывать, – честно признался Андрей.

Полковник на секунду отвёл взгляд и прикусил губу.

– Зря, – выдохнул он.

– Почему?

– Эти знания очень опасны. Если они вытекут наружу, то неизбежно повлияют на боевой дух солдат.

Полковник был прав – нечто подобное озвучивали некоторые из «анархистов», когда Андрей рассказывал им о содержимом флешки.

– Согласен, но я не мог скрывать это от своих бойцов. К тому же я ввёл в курс дела только самых проверенных людей, тех, кто точно не станет болтать лишнего. И, кстати, Корнеев сказал то же, что и вы, а остальные согласились, что лучше пока держать «призраков» в секрете.

– Это, конечно, здорово, но ты поступил опрометчиво. Что известно двоим – известно и свинье. Теперь нам вряд ли удастся избежать проблем.

– Уверен, что удастся, – не согласился Андрей.

– Ох, Андрей… – Гронин покачал головой. – Не разбрасывайся этим «уверен». Даже в старом мире ни в чём нельзя было быть уверенным, а в новом и подавно.

Пожалуй, полковник и здесь был прав. Андрей по привычке отстаивал своих людей, но случай с Монье пошатнул доверие Романова к своим людям и, что самое обидное, особенно к Корнееву. Андрей не смог бы сказать, что именно не так, но он чувствовал, что Лёша что‑то скрывает. Вот только что?

Возможно, стоило поговорить об этом с полковником, но Андрей не хотел занимать Гронина своими проблемами, особенно, когда они основаны только на домыслах и не имеют доказательной базы. Ведь Андрей сам не был на сто процентов уверен, что чутьё его не подводит. К тому же в последнее время он стал излишне подозрительным и допускал, что у него просто разыгралось воображение.

– Эта флешка, – Гронин покрутил в руках продолговатый блестящий предмет, – о ней знают те же люди, что и о «призраках»?

– Да. Плюс Монье.

Полковник пару раз кивнул и задумался.

– Монье и «Рассвет»… – он слегка закусил губу и побарабанил пальцами по столу. – Я предчувствую неприятности с этой стороны. Они наверняка что‑то предпримут, чтобы забрать своё. И главное – вы, болваны, пытали Монье, зная к какой организации она относится и чем это грозит. Такое нам точно не спустят.

Андрей понимал, что Гронин прав, но если учесть через что они прошли и скольких потеряли, то слышать подобное лейтенанту было неприятно.

– Да? А то, что она в очередной раз пыталась нас обставить, и то, что её люди в нас стреляли? Мы такое спустим? – с напором спросил он.

Полковник тяжело вздохнул. Когда‑то в молодости он тоже верил в справедливость, но очень‑очень быстро выучил и приспособился к одному из фундаментальных законов мира, который гласит: кто сильнее тот и прав. Сам Павел не одобрял это правило, но вынужден был по нему жить. Впрочем, все правила действуют только на тех, кто не умеет их обойти, поэтому вскоре после знакомства с этим законом, Гронин сделал верные выводы: сила без ума – бесполезна, ею легко манипулировать. И довольно быстро научился это делать.

– Сильные пишут законы, чтобы держать слабых в подчинении. И сила в данном случае на их стороне, – ответил Павел.

– И что нам тогда делать? Отдать им флешку?

Гронин покачал головой.

– Нет. Вот этого как раз делать нельзя. Она им нужна и они знают, что она у нас. Если её отдать – у нас не останется никаких козырей.

– Козырей?

Павел не спешил продолжать и некоторое время буравил Андрея своим тяжёлым, внимательным взглядом. Несмотря на то, что Романова распирало любопытство, он не рискнул прерывать размышления Павла, терпеливо ожидая ответа.

– Да. Ты наделал ошибок и в очередной раз наступил «Рассвету» на хвост. Поэтому, чтобы избежать или хотя бы отсрочить последствия нам нужен козырь. Кстати, ты молодец, что догадался сделать копию флешки.

– Это не я. Корнеев подсказал.

– Неважно.

Оба снова погрузились в размышления, из‑за чего возникла пауза. Первым её прервал Андрей.

– Вы знаете, Павел Константинович, что‑то после ваших слов мне стало как‑то не по себе.

– А конкретнее?

– Я про «Рассвет». Учитывая, какая психопатка эта Монье… что‑то я забеспокоился.

Павел погладил ладонью щетину на подбородке и ненадолго уставился в окно.

– Конечно, если бы вы её довезли – проблем вообще бы не было, так что её побег стал по‑настоящему серьёзным провалом. Думаю, на текущий момент это твоя самая большая ошибка за всё время, что я тебя знаю. Но пока флешка у нас – «Рассвет» в слабой позиции. Это если она действительно представляет для них ценность, а учитывая, что на ней находится и как они за это дрались, я полагаю, что представляет.

Андрей тяжело вздохнул.

– И как мне быть? – немного подавленно спросил он.

– Пока ты здесь – беспокоиться не о чем.

– Да, но так будет не всегда. Мневедь придётся рано или поздно уехать.

– Придётся, – согласился Павел.

Андрей энергично закивал, удовлетворенный тем, что Гронин, наконец, признал проблему.

– Тогда, может, всё‑таки лучше отдать флешку? Зачем нам проблемы с «Рассветом»?

Взгляд полковника стал колючим.

– Ты, что, не понимаешь? – с лёгким раздражением спросил он. – У тебя уже проблемы с «Рассветом». Их можно было бы избежать, если бы Монье не сбежала или ты спас её, а потом отпустил. Но ты поступил иначе, а точкой невозврата стал её допрос.

Романов вздохнул и опустил лицо на ладони. Похоже, необдуманные действия Толи Черенко на этот раз могут привести к действительно серьёзным последствиям.

– Поэтому раньше надо было думать, – продолжил Гронин. – А сейчас надо намертво вбить себе в голову план действий. И вот каким он будет. Эта флешка – причина всех твоих, а возможно, что и моих будущих бед, но она же наша страховка. Я уже более менее понимаю, как действует «Рассвет» и ожидаю, что в ближайшее время за ней кто‑то заявится. Я буду настаивать, что ни за что не отдал бы приказ на конфронтацию с союзниками, а с «Рассветом» и подавно, а произошедшее – исключительно твоя самодеятельность, о которой я ничего не знаю, но пообещаю разобраться. Это понятно?

– Так точно.

– Хорошо. Если кто‑то будет спрашивать тебя, то отвечай, что на объекте ты был, в бою участвовал, но потом всё взорвалось и ты ушёл с потерями, а всё остальное – отрицай. Ничего не видел, ничего не знаю, никого в плен не брал и не допрашивал, понятия не имею о чём вообще речь. А если кто‑то говорит иное – ложь и попытка свалить на тебя вину за чужой провал. Ясно?

– Так точно.

– Хорошо. Тогда остаётся главная проблема…

Полковник склонил голову, почесал лоб и задумался. Поначалу Андрей терпеливо ждал, когда Павел продолжит, но в конце концов не выдержал.

– Какая же?

Гронин, подпирая рот ладонью, поднял лицо и хмуро посмотрел на парня. Так он просидел ещё какое‑то время, но Андрею казалось, будто он поступает так специально.

– Информация на флешке – действительно уникальна, – заговорил полковник. – Ни о чём подобном я никогда не слышал и даже не догадывался. Потому если вдруг эта флешка нужна «Рассвету» ещё больше, чем я думаю, то за вас могут взяться очень‑очень серьёзно. Вплоть до захвата всего отряда с методичным поочерёдным выбиванием информации с каждого и без стеснения в методах.

В голове у Романова немедленно возникли визуализации описанных Павлом перспектив. Надо сказать, в крайней степени неприятные визуализации.

– Вы думаете такое возможно? А это не приведёт к конфликту между «Рассветом» и «Булатом»?

– У «Рассвета» очень специфические взгляды на такие конфликты, – неопределённо ответил Павел и после короткой паузы продолжил. – Но я бы поступил именно так. Я мало что могу с уверенностью сказать о «Рассвете», но то, что ради технологий они готовы на всё, у меня больше не вызывает никаких сомнений, а раз так, то будь я на их месте – стёр бы в пыль вас всех, но своего добился.

Лицо Андрея стало совсем кислым.

– Ох, блин… Если бы такое говорил подполковник Родионов, то я бы подумал, что это всё шутка, и он просто нагоняет мне жути, но когда такое говорите вы… Что же мне делать?

– Пока что – ничего. Ты просто не можешь. Как и я. Если описанный мною сценарий осуществится, и ситуация станет критической – заявишь, что отдал флешку мне, и если с тобой что‑то случится – флешки никому не видать. Тогда и посмотрим, как они будут действовать дальше.

– Значит, придётся сидеть и ждать, пока в меня ударит молния, – с горечью констатировал Андрей и с надеждой посмотрел на Гронина. – Но если всё‑таки отдать флешку? Извиниться и…

Павел посмотрел на Андрея с нетерпением и нотками недовольства, заставив парня запнуться. Затем вновь громко скрипнул креслом, поднимаясь на ноги.

– Давай‑ка я тебе кое‑что объясню, – сказал он и вышел из‑за стола. – «Рассвет» – самая странная и скрытная организация из всех, о ком мы знаем. Они не любят, когда о них говорят, что уж говорить о тех, кто лезет в их дела. Ты сделал это в Вольном, и уже тогда тебе выписали смертный приговор, который потом лишь каким‑то чудом был отменён. Я не знаю, кто это сделал, но точно не я и не генерал Логинов, потому что никто из нас сделать ничего не мог. Возможно, какое‑то влияние действительно имеет Владов, но я не готов настаивать на этой версии.

Павел говорил, вышагивая по кабинету и сложив руки за спиной.

– Проходит какое‑то время и вот ты снова переходишь им дорогу. Но на этот раз идёшь дальше и не просто срываешь операцию, а захватываешь их оперативника. Мало того, ты подвергаешь этого оперативника допросу с физическим воздействием, угрожаешь ему и унижаешь, затем ещё и отнимаешь добытую им информацию, а такие действия это самый натуральный беспредел. Любая мало‑мальски серьёзная организация не может спустить такое. Решение этой проблемы – вопрос их репутации. А когда речь идёт об организации уровня «Рассвета», за игры с которой может пострадать даже дочь такого человека, как Владов, то нечего и говорить о том, что ожидает других.

Если Гронин ставил целью напугать Андрея, то ему это удалось. Как известно ожидание смерти хуже самой смерти, и подобное чувство сейчас сформировалось в голове у Андрея. За свою жизнь он часто ощущал безысходность, и каждый раз она вызывала в нём сильное волнение, нервозность и желание немедленно что‑то делать. Когда ты в углу, выхода нет, все действия кажутся бессмысленными, а поражение – лишь вопрос времени… Да, это определённо самое худшее состояние из всех возможных.

– Поэтому флешка – твоя единственная страховка, – продолжал полковник. – Если её просто отдать, то тебя либо сразу убьют, либо захватят и показательно казнят, либо убьют, когда твои пути и пути «Рассвета» снова пересекутся. Это при самом оптимистичном сценарии.

– Что же я натворил… – выдохнул Андрей, растирая лицо ладонями. – Как же так вышло…

– Ты не тем забиваешь себе голову. Сейчас уже не имеет никакого значения как это вышло. Важно то, как выбраться из этой ситуации.

– И тем не менее, если не разобрать причины проблемы, то я не смогу исключить подобное в будущем, – вяло отрицал Андрей.

– Это если у тебя есть будущее.

Полковник позволил себе лёгкую издевательскую улыбку. Ну совсем, как Родионов.

– Причины… Ладно. Проще простого, – сказал он после паузы и подкрепил свои слова характерными мимикой и жестом. – Кто там у тебя это начал? Старший Черенко, кажется?

Андрей кивнул.

– Ну, вот и ответ. Посади его на цепь, поломай руки или любым другим способом отучи от самоуправства. Родионов когда‑то учил тебя, что в подразделении должна быть строгая дисциплина и исполнение приказов. Наконец‑то ты получил ответ на вопрос, что будет, если вместо них в подразделении царит анархия.

Романов сидел совсем поникший. Порой ему казалось, что Гронин даже рад, что его предупреждения, наконец, привели к неприятностям, и теперь злорадствует, но в глубине души он понимал, что это не так. На самом деле Павлу было жаль парня, но он ничего не мог для него сделать. Разве что спрятать где‑то, закрыть, как кое‑кого другого, но на такое сам Андрей вряд ли когда‑нибудь согласится. К тому же нет гарантий, что «рассветовцы» с оружием наперевес не заявятся за ним прямо сюда, если совсем уж сильно захотят. Несмотря на все свои знания, навыки и опыт, Павел прекрасно понимал, что при таком сценарии он не сможет защитить парня. И это злило.

– Выходит, я почти что смертник, – угрюмо констатировал Андрей.

– Не спеши с выводами. Я всё ещё жду, что «Рассвет» предпримет, а это произойдёт не раньше, чем Монье доберётся до них. К тому же есть небольшая вероятность, что она сгинула где‑то по дороге, тогда проблема решится сама собой.

«Такой таракан, как она, выживет где угодно», – подумал Андреё, а в слух сказал другое.

– Ваши слова так странно звучат… Будто вы ведёте какую‑то игру.

Несколько секунд Гронин испытующе смотрел на парня, затем ответил.

– Отчасти так и есть, – признал он. – Возникшая ситуация позволяет получить кое‑какие знания. Согласись, глупо не воспользоваться ею, раз уж ты её создал?

Такое заявление уязвило Андрея, и он поспешил показать это Гронину.

– Так‑то оно так, но мне не очень нравится моя собственная роль в этой игре.

– Ну, дружок, раньше надо было думать. Теперь ты её невольный участник и пенять можешь только на себя.

С такими доводами спорить было трудно. Оставалось только признать их.

– А в чём ваш интерес, Павел Константинович? Раз уж я записался в смертники – расскажите хотя бы, что вы хотите на мне выиграть?

– На тебе – ничего, – спокойно ответил Гронин. – Но раз уж так сложилось, то я хочу кое‑что для себя прояснить.

Павел выдержал паузу, подбирая слова, чтобы не сказать ничего лишнего. Андрею незачем было знать о его планах и стратегии. Дело касалось не доверия, а того, что лишние знания в перспективе часто приводят к неприятным последствиям.

– Я давно уже пытаюсь разобраться кто стоит на самом верху пищевой цепочки. Торговая гильдия, «Булат», «Рассвет» – все они кажутся самостоятельными игроками, но невозможно не заметить, что они тесно связаны между собой, и я почти уверен, что есть кто‑то, кто контролирует их всех. Опосредованно или напрямую – пока не знаю, но я почти уверен, что такой человек или группа лиц существует.

– Хотите сказать, что эта троица по сути одна организация? – изумился Андрей.

– Не‑ет, вряд ли это так. Но я думаю, что кто‑то сумел подчинить своей воле все три. Слишком уж быстро и слаженно они действуют между собой. Номинально все они, конечно, вполне самостоятельны, но в некоторых вопросах их действия…

Полковник не успел закончить свою речь, потому что в дверь постучали. После разрешения войти в кабинет заглянул дежурный и сообщил, что к Павлу заявилась целая делегация.

– Да‑да. Пропустишь их, когда уйдёт старлей. Можешь идти.

Дождавшись, пока дверь закроется, Гронин пристально посмотрел на Андрея.

– Ладно, придёт время и всё станет понятно, а пока придерживайся нашего плана и жди моих указаний, понял?

– Понял, – вздохнув, ответил Андрей.

Ответ парня не пылал энтузиазмом, но это не было чем‑то странным. Вряд ли кто‑то может спокойно выполнять роль наживки при охоте на хищника и при этом с оптимизмом смотреть в будущее.

– Да не унывай ты. Без боя мы не сдадимся, – подбодрил его полковник.

– Спасибо.

Всё‑таки поддержка – самое важное, что только может быть в жизни. Черчилль когда‑то сказал: «Успех – не окончателен, неудачи – не фатальны. Значение имеет лишь мужество продолжать». Это мужество, воля продолжать борьбу во многом подпитывается поддержкой окружающих, осознанием, что ты не один. Ощутив это, Андрей посмотрел на Гронина с благодарностью.

– Что ж, тогда иди, проблемный ребёнок, – с лёгкой улыбкой, окончил разговор Павел.

Андрей поднялся кивнул полковнику и развернулся, но не сдвинулся с места. Подумав несколько секунд, он снова повернулся к хозяину кабинета.

– Всё хотел спросить, да забывал.

– О чём?

– Об Олеге. Его нашли?

Ответ Павла не был моментальным. Ему понадобилось секунды три, чтобы дать его.

– Нет пока.

– Хм. Странно как‑то…

– Всё, Андрей, давай, у меня нет времени это обсуждать, – поторопил его Гронин.

Снова кивнув, Андрей нехотя пошёл к выходу. Нехотя, потому что в данный момент только в этом кабинете, рядом с его хозяином парень чувствовал себя в безопасности. К тому же у него было ещё несколько вопросов, которые он не успел задать.

С тяжёлым сердцем Романов покинул кабинет. Неопределённость ещё какое‑то время грызла его, но его новый характер, его пробудившийся демон вскоре заставит парня принять эту суровую реальность. Принять и ощетиниться, мобилизоваться для борьбы, в которой он обязан стать победителем.


Глава 9.1. Отцы и дети



1

Глаза болели и не хотели открываться. Это было первым, что он почувствовал. Через миг сознание пронзила боль в голове и правом плече. После этого болезненные ощущения во всём теле, которые он «диагностировал» дальше, казались сущей ерундой. С некоторым трудом раскрыв слипшиеся веки, он сразу же зажмурился от яркого света, но когда глаза привыкли, понял, что на самом деле свет вовсе не яркий: он распространялся всего от двух слабых ламп на потолке, да и то где‑то в стороне.

Следующим шагом стала попытка подняться, но тело отозвалось болью везде, где только можно, поэтому он лишь застонал и бросил эту затею.

– О, наконец‑то! Пришёл в себя, – раздался голос рядом.

Повернуть голову оказалось почти не больно, хоть шея и заныла. Сделав это, он увидел человека, которому принадлежал голос – Сашу Шелковского. Тот с облегчением смотрел на товарища и явно был очень рад.

– Игорёха, ты как? – донёсся новый вопрос.

И как на него отвечать? Как описать состояние, когда чувствуешь себя почти мертвецом, когда всё болит, а руки‑ноги, кажется, вот‑вот отвалятся к чёртовой матери? К тому же, помимо боли в голове туда, казалось, засунули какой‑то мерзкий гонг, и он всё звенел и звенел, скотина этакая. Ещё и холодно, как в холодильнике. Бесит. Всё бесит!

– По мне проехал… танк? – не без труда спросил Игорь.

– Хе, ну, почти, – Саша задумчиво отвёл взгляд. – Хорошо, что шутишь. Значит, не так всё плохо. Я уж думал, что ты всё – отвоевался.

Малоприятное ободрение. Игорь легонько, стараясь минимально напрягать ноющую шею, повертел головой, пытаясь получше осмотреть место, где они находятся, но удавалось плохо. Помимо лёгкого, но раздражающего звона и голоса Шелковского он слышал и другие приглушённые голоса. Как‑то странно, что остальные не подходят к нему. Засранцы. Неужели не услышали, что он пришёл в себя? А, чёрт с ними, говнюками.

Лучше бы понять, почему всё так болит? Что же всё‑таки произошло? И почему он почти ничего не помнит?

– Дай воды, – попросил Игорь.

Саша повозился немного и приложил ко рту Игоря почти пустую флягу. Парень быстро высосал из неё всё до последней капли. Этого было ничтожно мало, но всё равно лучше, чем ничего.

– Дай ещё.

– Извини, брат, больше нет.

«Как это нет? Так попроси у кого‑нибудь…», – Игорь не окончил даже собственную мысль, потому что в голову закралось очень нехорошее предчувствие.

– Так что случилось? – поинтересовался он, когда почувствовал, что язык стал ворочаться чуть лучше.

– Ты правда не помнишь, что ли? – немного удивился Шелковский.

– Типа того.

Саша задумался, видимо, решая с чего начать, а затем начал рассказывать. Рассказ оказался длиннее, чем Игорь ожидал, поскольку воспоминания возвращались медленно и отрывочно, и Шелковскому приходилось отступать всё дальше и дальше, пытаясь нащупать точку, события до которой Игорь помнил чётко.

Из‑за побега Монье «анархисты» почти полтора месяца не вылезали из «Убежища». Андрей поначалу переживал, затем просто волновался, а после – успокоился и даже не подымал эту тему. Видимо, Гронин предпринял что‑то или Монье, наконец, издохла, но никаких проблем в итоге так и не возникло. Да, это было странновато, но тем не менее, таково было положение вещей.

Всё это время Гронин тщательно штудировал информацию на флешке и нашёл там много интересного. Например, что «призраков» создают почему‑то только в одном‑единственном месте и обязательно при участии некоего доктора Волкова. Был он главным в проекте или знал больше всех, а, может, на то были какие‑то иные причины – ответов на этот вопрос не было, как и координат места, где всё это происходило.

Зима выдалась холодной и снежной, из‑за чего наступление на «Чаян» заметно сбавило обороты. Возможно, Альянсу просто не хватало выделенных на это сил, а, может, дело было в том, что крымчаки, понимая, что в случае поражения они потеряют всё, ничего не жалели уже сейчас, взрывая мосты и прочую собственную инфраструктуру, устраивая массированные артиллерийские обстрелы и авианалёты каждый раз, как только это могло принести пользу. Такая тактика сильно замедляла наступление и позволяла «Чаяну» выиграть время для создания очередного оборонительного рубежа. Потери обеих сторон были велики, но обе продолжали упорно сражаться. Одни, потому что уже не могли себе позволить не добить противника и отступить, понеся столь ощутимые потери, а вторые, потому что поставили на карту всё, что имели.

Поскольку Гронин подписался принимать непосредственное участие в крымской кампании, на этот раз уже батальон под командованием Родионова после двухнедельной передышки вновь отправили в бой. А в середине января, после длительного затишья, нашлось дело и для «Анархистов». Всё‑таки, вечно держать их в «Убежище» было нельзя.

Игорь помнил, как они получили приказ, как добирались до Крыма, как страшно было перебираться через скованное льдами Азовское море. Затем был сам Крым, с его сложным, скалистым ландшафтом, но потом… Что было дальше, Игорь вспомнить почему‑то не мог. Как ни силился он восстановить в памяти дальнейшие события, но картинка упрямо не проявлялась. Вместо неё ощущалось только что‑то неприятное, скользкое… Воспоминания начали пробиваться, когда Шелковский, наконец, нащупал нужное место, и как только это случилось – Игоря охватила дрожь.

Он побывал уже во многих боях и видел немало. Игорь никогда не был героем и не стал бы хвастать, что всё давалось ему легко. После первой бомбардировки, в которую он попал, он чуть не сломался от ужасов увиденного и того, что прочувствовал на себе. Вторая бомбардировка наверняка уничтожила бы если не его тело, так личность уж точно, если бы мозг сам не включил защиту, вызвав отупение и инстинктивное следование за братом и Корнеевым. Казалось бы, что ничего страшнее той бомбардировки быть уже не может, но Игорь ошибался.

Саша продолжал тихо рассказывать, и по его постепенно изменяющемуся тону чувствовалось, что он сам тоже испытал сильный страх. Но Игорь не замечал этого, потому что в памяти постепенно проявлялись образы тех событий, а следом за ними проявились и ощущения, которые он тогда испытал: бессилие, страх, отчаяние.

Задача, которую им поставили, требовала проникновения в тыл противника. «Анархисты» сумели сделать это малыми силами, сократив отряд наполовину, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Поначалу всё шло неплохо. Цель находилась в гористой местности и к ней непросто было подобраться, но им удалось сделать это. Далее они полтора дня потратили на наблюдение за объектом и разработку плана операции, а затем… их обнаружил противник.

Бог его знает, как это вышло. Времени разбираться не было, потому что гораздо важнее стало другое – сохранить свои жизни. Бой начался внезапно. Противник напал небольшими силами, примерно в два раза превосходящими численность «Анархистов». Эффект внезапности, конечно, поначалу сыграл им на руку, но «Анархисты» не просто так считались одним из лучших подразделений Гронина. Они быстро сориентировались, наладили оборону и даже сами начали теснить противника, расчищая себе путь к отступлению. Но затем всё изменилось из‑за появления на поле боя одной‑единственной боевой единицы.

Как они могли проворонить его? Как могли не услышать его приближение? Наверное, всё дело в канонаде, которая эхом разносилась между скалами, скрывая или маскируя другие звуки. А может, все его и заметили, и только Игорь, до этого немного оглушённый близким взрывом гранаты, не смог этого сделать? Дядя Ваня находился в паре метрах от Игоря, и парень заметил, как от страха исказилось его лицо. Украинец инстинктивно отпрянул и сел на землю, в ужасе глядя на что‑то перед собой, а затем подорвался и, вопя, помчался к одной из нескольких расщелин в стене пещеры, где «анархисты» обустроили свой лагерь. Игорь отвлёкся на него секунды на три, а затем его ослабленный слух всё же привлёк новый гул и свист, которых до этого не было. Он повернул голову и оцепенел: прямо перед ним, всего в каких‑то сорока‑пятидесяти метрах, из‑за скалы выползло и зависло в воздухе нечто страшное и ужасающее, нечто такое, что способно парализовать волю одним лишь видом – ударный вертолёт.

Это сейчас Игорь мог размышлять над произошедшим, мог думать о том, что невозможно даже описать, каким хищным кошмаром кажется эта машина, когда ты попадаешь в её прицел, а тогда всё, что он видел и осознавал, это шум и ужас, источаемые металлическим монстром. То, что было дальше, вообще трудно описать. Просто нет времени, чтобы запоминать и осознавать что‑то. В мозгу гвоздем сидит единственная мысль – укрыться и спастись. Где угодно, лишь бы выжить в вихре пуль и осколков и не сойти с ума в рокоте взрывов и волнах обжигающего кожу пламени.

Ми‑24, он же «крокодил», открыл огонь почти сразу. Его скорострельный пулемёт прошёлся по скалам, высекая искры и сотни острых, как бритва, осколков, которые заставили «анархистов» пригнуть головы и вжаться в любые укрытия, которые только были им доступны. Затем он почему‑то улетел. Шелковский говорит, что по вертолёту сразу начали стрелять, и пилот, видимо, решил не испытывать машину на прочность, но, сделав круг, он вернулся. Игорь помнил, как после паузы, гораздо раньше, чем он успел принять решение что делать, несколько ракет промчались в направлении пещеры со скоростью гораздо большей, чем могли уследить глаза, утопив вход в пещеру и окружающие скалы в огненных вихрях. Они обжигающим ураганом пронеслись возле Игоря, неся в себе ливень осколков камня и металла.

Неведомая сила пнула Игоря заставив его упасть и выбив из рук оружие. Ошеломлённый, он не сразу понял, что именно произошло, и рефлекторно приподнялся, чтобы проследить глазами дымный след от ещё одной ракеты, пролетевшей мимо него и взорвавшейся где‑то внутри пещеры. Игорь всем телом ощутил удар, будто кто‑то снова неистово пнул его в спину, и опять упал, задыхаясь и хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

Он не видел, как мимо вертолёта пролетела реактивная граната, выпущенная из РПГ, не видел, как высекают искры и отскакивают от летающего чудовища автоматные пули. В конце концов, машина улетела на очередной круг, дав своим жертвам новую передышку. Лёжа на скале, Игорь мог думать только об одном – как не сойтиума. Отовсюду доносились крики, ни на секунду не унималась стрельба, но Игорь их и так почти не слышал, зато из звона в ушах на время исчез зловещий гул вертолёта. Хотелось лежать и дальше, но инстинкт самосохранения подсказывал, что если Игорь хочет жить, то должен заставить себя подняться и искать путь к спасению.

В голове шумело, а мышцы сводило от страха, будто судорогой. Появилась навязчивая идея выпрямиться и размять их, иначе не получится бежать, но поднявшись, Игорь вновь замер, уставившись на густое облако дыма, валившее из пещеры. Крымчаки стреляли по позициям «анархистов» снизу, иногда мимо Игоря пролетали шальные пули, но они не пугали и даже не отвлекали его, ведь всё его внимание было приковано к пещере, из которой на четвереньках выползло нечто, похожее на человека. Существо медленно и с трудом, плача, двинулось вдоль стены, а Игорь не сразу смог принять увиденное, ведь по всем законам природы этот человек должен быть мёртв: взрывом у него вырвало кусок спины, а одежда горела, обжигая развороченное мясо. В красно‑черном мясе двигалось что‑то белое, пока он полз, но вскоре несчастный грузно упал на живот и затих.

У Игоря появилась импульсивная, не подкреплённая реальным желанием действовать, мысль двинуться на помощь бедолаге, но в этот момент истинный бог смерти вернулся и с рёвом на большой скорости пронёсся мимо, на ходу выпуская новые ракеты. И снова скалы утонули в огне, а раскаты взрывов эхом разнеслись по округе. Последнее, что помнил Игорь, это как его, словно куклу, сорвало с места и отбросило на скалу.

– Я видел, как кто‑то погиб, – тихо сказал Игорь. – Кто это был?

В отряд взяли только самых надёжных бойцов, оставив всех новичков ожидать их в тылу, поэтому любая потеря отзывалась болью в сердце. Игорю не хотелось бы знать ответ, но он чувствовал, что должен его узнать.

– Я видел только Бодягу, – покачал головой Шелковский.

Саша помнил, как умер его товарищ, но не желал озвучивать это. Ему казалось, что если не говорить о Бодягине, то потом окажется, что на самом деле он жив.

После очередной вертолётной атаки Шелковский увидел Бодягу, лежащего на спине. Ног одной от колена, а второй посередине бедра не было. Кровь хлестала из разорванных артерий, но Бодяга, казалось, не замечал этого. Саша в два прыжка приблизился к нему, наивно надеясь, что сможет как‑то помочь, и склонился над телом.

«Стой, стой, погодь, Санёк, – с трудом, будто после быстрого бега, сказал Бодяга. – Дай передохнуть».

Шелковский замер на секунду, ошарашенный таким заявлением.

«Такое чувство, будто полгода бежал без остановки, – продолжил Бодягин. – Ноги совсем не слушаются… Но ты не помогай. Сейчас я малость передохну и сам встану. Погодь, дай… минут…»

Он оборвался на полуслове и не вздохнул, никак не пошевелился, не забился в агонии, а просто замер. Лишь взгляд остекленел и потерял свой свет. Видимо, именно так душа покидает тело. Этот момент Саша будет помнить всю жизнь.

Но смерть товарища не означала, что можно остановиться и сделать паузу, чтобы погоревать. Огромная, чудовищная машина со свистом и рёвом надвигалась прямо на Шелковского, продолжая собирать свою кровавую жатву и намереваясь забрать столько жизней, сколько сможет. Саша инстинктивно укрылся за одной из скал, а через мгновение раздались взрывы. Огненный вихрь пронёсся прямо у Саши перед глазами, обдав его горячим воздухом и заставив трещать волосы на лице. В полуметре перед ним в остатки снега врезался раскалённый добела кусок металла и несколько секунд злобно шипел, растапливая снег. Внимание Саши на некоторое время полностью сосредоточилось на этом осколке, будто железка обладала волей, могла заметить его и убить. Затем прямо перед ним, всего в десятке метрах, пронёсся чёртов ненавистный вертолёт. Следом за ним воздух прочертила реактивная граната, но в цель не попала, взорвавшись на противоположной скале.

Больше Ми‑24 не возвращался. Может, у пилота закончились боеприпасы, а может, он просто решил, что сделал достаточно. Но останься он ещё хотя бы на пару минут и наверняка добил бы «анархистов» если не физически, то морально так уж точно.

Когда вертолёт улетел, Саша опасливо выглянув из‑за скалы и осмотрелся, но ни своего оружия, ни тела Бодяги не увидел. Не заметил он и никого из бойцов своего отряда, а бой, казалось, переместился куда‑то в сторону и вниз. «Анархисты» отступили, бросив всё, включая самого Шелковского. Стало обидно, но Саша не осуждал Андрея – в этой огненной кутерьме искать и собирать всех было просто невозможно, и командир принял верное решение, желая спасти хотя бы тех, кого мог. Что ж, теперь ему просто придётся догонять их самостоятельно.

Из воспоминаний Шелковского вырвал тихий и взволнованный голос Игоря.

– Сань, а почему никто не подходит? И где мы вообще? – с нотками обиды спросил он.

– Где? Я бы и сам хотел это знать, – грустно ответил Шелковский.

– Не понял? – занервничал Игорь, убеждаясь, что что‑то не так.

– Мы в плену.

Подняв голову, Саша обвёл взглядом помещение, в котором находилось ещё шестнадцать незнакомых ему людей, таких же пленников, как и они с Игорем.


2

Система, организованная полковником, работала так, чтобы его участие было необходимо только в решении важных либо стратегических вопросов, а всё остальное решалось непосредственными руководителями. Поэтому мало кто обращал внимание на то, есть полковник Гронин на месте или нет. В основном это всегда точно знали несколько человек из штаба, кому подобное было положено по рангу либо обязанностям, Прокурор и пара человек из СБ. Раньше были ещё Дьяков и прочие участники подполья, но Паша «упразднил» их знания вместе с ними самими.

На этот раз Гронин уехал, поставив в известность только Прокурора. Конечно, на КП хорошо знали, кто ездит на единственной Тойоте, но там сейчас стояли только проверенные ребята, которые ни с кем ни о чём трепаться не будут. Отчасти Павел даже был рад, что заговор состоялся: это позволило ему выявить и ликвидировать почти все сомнительные элементы в его организации и лучше подготовить тех, кто остался.

Созданная для бездорожья машина отлично себя вела, но Павлу всё равно часто приходилось крутить руль, объезжая особенно плохие участки, а такие были почти все. Несмотря на свою изначальную надёжность, машина всё‑таки была старой, да и поломки устранять становилось всё сложнее, вот Гронин и берёг её, как мог. Однако несмотря на то, что дорога требовала много внимания, голова Павла всё равно был занята совершенно другими вещами. Но оно и не странно, ведь подумать ему было о чём.

Например, о Логинове. Старый генерал был у него через шесть дней после возвращения Романова с операции, в которой они столкнулись с Монье, и состоявшийся между Павлом и стариком разговор до сих пор не выходил у Гронина из головы. Он прокручивал его снова и снова, пытаясь найти в словах старика что‑то скрытое, завуалированное, чего он мог не заметить, а такого там было полно. Вот и сейчас, пока машина раскачивалась на ямах, Павел вновь прогнал в памяти ту встречу.

Как ни странно, беседа между ними не началась немедленно. Обычно занятой Логинов, вечно экономящий своё время, всегда приезжал только для серьёзных разговоров, которые нельзя доверить радиосвязи, и немедленно приступал к делу, но в тот раз всё было иначе. Генерал начал с того, что поинтересовался нет ли у Павла чего выпить, желательно коньяка. Поинтересовался, разумеется, в чисто генеральской манере.

– Слушай, полковник, устрой старому генералу пару рюмок коньяка, – небрежно приказал Логинов.

Павел окинул генерала оценивающим взглядом, помедлил немного, а затем поднялся и пошёл к шкафу с документами, находящемуся в углу кабинета. Открыв дверцу внизу шкафа, Павел несколько секунд возился внутри, а затем вытащил оттуда стакан и непочатую бутылку с янтарного цвета жидкостью.

Вернувшись к столу, Гронин откупорил бутылку и на треть наполнил стакан. Оставив её возле генерала, он направился обратно к своему месту, но был остановлен брошенной в спину укоризненной фразой старика.

– Что же это, полковник, ты хочешь чтобы я один пил, что ли?

Снова помедлив пару секунд, Павел развернулся к Логинову.

– Извините, Иван Павлович, но я совсем не пью, – ответил он.

– М? Что‑то новенькое, – старик покачал головой и прищурился. – А как‑то, помнится, ты составлял мне компанию.

– Было дело. Но теперь не пью.

– Нет, так не годится. Не оскорбляй меня и хотя бы пригуби, – настоял генерал.

Старик упёрся, а Павлу не хотелось продолжать эти бессмысленные пререкания. Пришлось идти доставать стакан и для себя. Если бы на затылке у Гронина были глаза, он бы заметил, как генерал меняется в лице в те моменты, когда Павел на него не смотрит: в его выцветших глазах и на морщинистом лице проявляется странная, нехарактерная для него меланхолия, можно даже сказать – тоска.

– Давай за то, чтобы мы умерли с таким же острым умом, каким обладали по жизни, – предложил Логинов, когда Павел, наконец, налил себе и уселся в своё скрипучее кресло.

– Хороший тост, – согласился Павел.

Они не чокнулись, а лишь приподняли стаканы. Логинов залпом выпил и сразу же потянулся за бутылкой. Гронин ограничился тем, что поднес стакан к губам и чуточку смочил их в приятно жгущей жидкости. Взяв бутылку, генерал пару секунд разглядывал этикетку, прежде чем налить себе вторую порцию.

– Сраная гильдия, – пробормотал он, сразу установив, откуда к Гронину попала эта бутылка.

Павел его реплику проигнорировал. Его больше заинтересовало содержание предложенного генералом тоста. Был ли в нём какой‑то подтекст или у генерала просто начинает разыгрываться присущая старикам меланхолия?

– Почему такой тост, Иван Павлович? – осторожно поинтересовался Гронин.

Генерал несколько секунд буравил Павла взглядом, прежде чем ответить.

– Ай!

Он раздраженно махнул рукой и отвернулся, по‑стариковски поджав губы. Ответа долго не было, а Павел, уже считав настроение гостя, не собирался на него давить. В любом случае, когда тебя что‑то интересует, есть куда больше одного способа получить ответы. Требуются лишь немного терпения и толика хитрости.

– Был тут недавно на совещании, – начал внезапно Логинов, не поворачиваясь к Павлу, – посмотрел на этих пердунов да расстроился. Старые мешки с песком! Разве что горшки за собой не таскают, мозги совсем уже отказали, а они упёрлись, твердят своё и всё тут. В такие моменты особенно отчётливо понимаешь, что отставка и пенсия были придуманы неспроста.

Сказанное звучало, как жалоба. Видимо, Логинова действительно чем‑то сильно достали. В свои семьдесят с лишним лет генерал до сих пор обладал острейшим умом, чего, похоже, нельзя было сказать о его коллегах. Гронин тактично промолчал – если человек начал выговариваться, то не стоит ему мешать, пусть лучше сперва сам скажет всё, что захочет, а там будет видно, как действовать дальше.

Но Логинов тему не продолжил. Вместо этого он повернулся и протянул к Паше стакан.

– Давай за здравомыслие. Чтобы нам всегда хватало ума правильно оценивать свои силы и принимать верные решения, – предложил он новый тост.

Павел кивнул, слегка склонив голову набок и приподняв брови. За такое тоже грех было не выпить, но его снова не покидала мысль о том, нет ли и в этом тосте какого‑то скрытого смысла. На этот раз чокнулись, Гронин опять лишь пригубил, а генерал снова залпом выпил и потянулся к бутылке.

«Что‑то он частит», – подумал Павел, но промолчал.

И вновь возникла длинная пауза. Гронин был слишком умён, чтобы просто плыть по течению и не анализировать собеседника и обстановку. Что‑то с генералом было не так, но почему? Каковы причины и какое отношение к этому имеет сам Павел? Ведь Логинов точно не приехал бы сюда и не затеял этот разговор, если бы Гронин никак не был к этому причастен. Впрочем, чего гадать – он скоро всё узнает, хотя… Возможно, есть смысл всё немного ускорить, чтобы не дать генералу времени ещё лучше подготовиться?

– У меня такое ощущение, что вы приехали не по делу, а для того, чтобы исполнить своё обещание, – с надеждой сказал Гронин.

Логинов резко перевёл на него взгляд и изобразил озадаченность. Гронин идеально сыграл искренность и надежду, хоть оба знали, что генерал в это не поверит.

– Как‑то вы говорили, что приедете, чтобы, цитирую: «посидеть, как полагается», – объяснил Павел.

– Вон ты о чём, – генерал снова отвернулся, слегка вздохнув, что не укрылось от Гронина. – К сожалению, сейчас не тот случай.

– Понял. Тогда что заставило вас снова ехать сюда?

Логинов, не меняя позы, почесал большим пальцем седую щетину на подбородке, а затем повернулся к Павлу.

– В догадки с тобой играть не интересно – пустая трата времени, – заявил он, но не продолжил.

Некоторое время он пристально смотрел на полковника, а Павел готовился к атаке, однако она так и не началась.

– Со старостью обычно приходит что‑то одно – или маразм, или мудрость, с шансом десять к одному, – начал, наконец, генерал. – Мудрость ещё часто называют философским взглядом на жизнь. Наверное, потому что начинаешь думать о всякой херне, на которую раньше не обращал внимания. Я вот, например, недавно задумался: нахрена живу вообще? Зачем? Что оставлю после себя?

Павел слегка искривил рот и задумчиво покачал головой, соглашаясь.

– У тебя вон хоть сын есть, а я что? – продолжил Логинов. – Ты же знаешь, я один всю жизнь. Бабы менялись одна за другой, но ни с одной я долго не оставался. Просто не ожидал, что с нашей работой доживу хотя бы до пятидесяти, а вдову оставлять не хотелось. Да и не была бы она со мной счастлива – не выйдет это с мужиком, который женат на работе.

Беседа пока что больше смахивала на исповедь. Кому‑то менее прозорливому могло бы показаться, что Логинов и правда приехал к старому другу, но Павел знал, что это не так.

– Не сказал бы, что вы в чём‑то ошибались, – согласился Павел и, подумав, решил добавить. – Да и дети не всегда становятся предметом для гордости.

Генерал промолчал, но смерил Павла взглядом. В этом взгляде не было эмоций, поэтому Павел не смог ни понять его значение, ни прочитать возможные мысли генерала. Впрочем, даже если бы Логинов дал ему такую возможность, Гронин ему бы не поверил.

– Знаешь, Паша, а ведь ты мне почти как сын, – признался Логинов. – Я всегда восхищался тобой, видя в тебе молодого, но ещё более перспективного себя, и очень радовался, когда ты нашёлся и примкнул к нам. Но в этот раз ты меня сильно разочаровал.

«Вот и началось», – подумал Гронин, а вслух уточнил:

– Чем же?

Лицо старика враз изменило выражение на раздражённое, будто до этого он всё время сдерживался. Гронин знал, кто перед ним, и не верил в такие проявления. Он хорошо знал правила этой игры и ещё лучше – игрока, с которым сидел за столом. Ни генерал, ни сам Павел ни за что не станут полностью раскрывать друг перед другом свои карты, не позволят себе быть искренними просто потому, что прекрасно понимают – в этой игре доверие невозможно. Более того, в их деле доверие часто стоит жизни.

– Ты говорил, что у тебя нет вторых координат, но тем не менее твои люди снова влезли в дела «Рассвета», хоть я и предупреждал тебя, что это плохо кончится.

Для человека, для которого вся жизнь выглядела шахматной партией, подобные заявления были ничем. Они были недостойны даже хода пешки, поэтому Паша отреагировал вполне спокойно.

– Вот вы о чём… Как‑то больно много внимания вы уделяете защите их интересов.

– Это потому, что шутить с ними нельзя! Это проверено множество раз! – внезапно вскипел Логинов, но после короткой паузы продолжил уже спокойнее. – Ты доиграешься, Паша. И мне очень жаль, что ты не слышишь меня, хоть я раз за разом тебя предупреждаю и даже прошу.

Снова возникла пауза, будто два рыцаря после размена ударами разошлись, чтобы заново оценить противника и продумать новую тактику.

– И в чём же проблема на этот раз? – с показным безразличием поинтересовался Павел.

– Что там случилось? – вместо ответа спросил генерал.

– Где?

– Не зли меня. Ты всё понимаешь, – во взгляде и тоне Логинова проскочило раздражение, которое он сразу же постарался скрыть.

Гронин на миг задумался, допустил ли генерал промашку из‑за старости или действительно злится из‑за неё же.

– Если у вас есть конкретные вопросы, Иван Павлович, так задавайте их прямо, – всё так же спокойно предложил Павел.

– Объект на территории «Чаяна», на котором твои ребята столкнулись с «Рассветом». Что там произошло?

Генерал впился глазами в Гронина. Павла это, разумеется, ни грамма не смутило и он начал отвечать спокойно и сдержанно, как и всегда.

– «Рассвет» пытался опередить нас. Нагло, прямо у нас под носом. Я пока не знаю как они о нём узнали: следили за моими людьми, у меня где‑то есть крот или это совпадение, – последнее слово Павел выделил саркастическим тоном, намекая, что в совпадения не верит. – В любом случае был тяжёлый бой, «рассветовцы» стреляли в моих ребят, уничтожили наш танк и убили восьмерых человек.

Паша намеренно завысил потери, понимая, что их невозможно проверить. Морщинистое лицо Логинова на несколько секунд стало таким, будто его высекли из камня. Некоторое время старик молчал, глядя на Павла.

– Знаешь чего мне больше всего не хватает? – внезапно спросил он.

Гронин вопросительно посмотрел на генерала.

– Дронов и видеокамер. Спутников. Наблюдения, – рассказал Логинов. – Каждый творит, что хочет, нигде нет доказательств и из‑за этого в ходу наше с тобой такое нелюбимое правило…

– Кто сильнее тот и прав? – догадался Павел.

– Оно самое.

То, что Логинов говорит так, ещё не означало, что он верит или собирается поверить Павлу. По крайней мере, Гронин рассуждал именно так. Но разговор пошёл таким образом, что у Павла появилась возможность будто бы между делом задать интересующий его вопрос.

– «Рассвет» не впервые ведёт себя совсем не как союзник. Им что, всегда такое сходит с рук?

– Речь сейчас не об этом…

– Об этом, Иван Павлович, как раз об этом, – не отступался Гронин. – Что происходит? Почему такое допустимо? Что такое «Булат», если союзники позволяют себе такие действия по отношению к нам?

Пауза, возникшая в результате речи Павла, была слишком уж длинной. Здесь было два варианта: либо Логинов в тупике и не может быстро решить, что ответить, либо он размышляет о том, стоит ли отвечать на вопрос честно, ничего не скрывая, и к чему это в последствии может привести. Гронин, конечно, сомневался, что это второй вариант, но очень хотел бы, чтобы это был именно он.

– Я так устал, Паша.

Генерал ответил слишком уж неформально. Вздохнув, он откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на стол, а через пару секунд продолжил.

– Смертельно устал. От них всех. Иногда думаю: какого хрена я не сдох во время эпидемии? Почему мне выпало столько дерьма? Возиться с этими старыми долбо. бами, пытаться что‑то сделать с этим застоявшимся говном под названием «Булат»…

Он снова вздохнул и перевёл взгляд на стакан, на треть наполненный янтарной жидкостью. Колебания продолжались секунды три, а затем его рука неспешно потянулась к нему. Какое‑то время старик задумчиво покачивал стаканом, наблюдая, как плещется его содержимое, затем отпил примерно половину без всякого тоста и даже взгляда в сторону хозяина кабинета.

Павел видел, что со стариком что‑то происходит, что он борется с собой, и с надеждой ждал окончания этой борьбы. Дождался в итоге лишь того, что Логинов допил коньяк и с сомнением посмотрел на бутылку, в которой осталось чуть больше половины. Тогда Павел решил вмешаться.

– Не очень лестные высказывания. Можно поинтересоваться почему? – спросил он.

– Потому что так и есть, Паша, – отрезал Логинов, даже не взглянув на собеседника.

Немного помолчали. Гронин осторожничал. Он предпочитал сначалапосмотреть, что предпримет соперник, а потом уже использовать действенные контрмеры, а о чём думал Логинов – оставалось загадкой.

– Как ты думаешь, что мы из себя представляем? Я про «Булат», – нарушил молчание генерал.

– Мне трудно ответить на этот вопрос. Организация огромна, и я с ней не знаком. У меня тут свои проблемы и дела.

– Ладно. Я тебе расскажу. Ты знаешь, что после эпидемии не вся армия развалилась? Вернее, поначалу развалилось почти всё, но потом более менее быстро удалось кое‑как собрать в кучу примерно четверть старых баз, частей и запасов, и на этой основе создать ядро новой организации. Появился базис, но в скором времени организация столкнулась с серьёзной проблемой: обеспечение. Армия по большому счёту никогда ничем себя не обеспечивала. Этим всегда занималось государство через огромный ВПК, смежников и частные структуры. Армия занималась только хранением и постепенным, осторожным, а где‑то и не очень, разбазариванием запасов. И вот, преодолев первый кризис, новоиспечённый «Булат» тут же попал во второй – как поддержать своё состояние? Генералы подумали‑подумали и нашли отличный, проверенный веками способ. Как думаешь, какой?

– Раз проверенный веками, то… свалить поиск решения на подчинённых? – догадался Паша.

– В точку. Офицеры пониже рангом спихнули всё дальше вниз. Сам понимаешь, какой был в итоге эффект. Месяца через три стало понятно, что выжить организации будет очень‑очень трудно. Примерно в то время в неё пришёл я и привёл с собой кое‑кого из наших ребят. Гемора тогда было выше крыши. Вокруг бардак, все вооружились и стреляли по поводу и без, постоянно где‑то что‑то взрывалось или воняло. Кое‑как мы протянули ещё три месяца, а потом, когда дела стали совсем плохи, начались заказы от торговцев, которые как раз набирали силу. Мы‑то умели только оружие в руках держать, а гильдейцы оказались хитрее – они пошли в производство и инфраструктуру, запугиванием или договорами забрав себе всё, что только могли. Многие банды тогда влились в ряды гильдии, но им всё равно не хватало силы. И этой силой стали мы. Вся уцелевшая армия стала одним большим наёмником. Не всем это понравилось, но таковы были реалии. Благодаря этому мы сумели выжить, а после понемногу выйти и на самообеспечение, но у нас на это ушло три года, а у гильдии – три месяца. Вот, что такое качественное, продуманное управление.

Это была интересная информация. Подобным Паша интересовался давно и везде, где только мог, по крупицам собирал данные.

– Как они это сделали?

– Долгий рассказ. Если вкратце, то у истоков там стояли и стоят сильные управленцы, которые бесподобно ведут переговоры и торгуются. Видимо, в новом мире это стало ещё важнее, чем раньше.

– И всё равно это феномен, согласитесь? – осторожно направил разговор Гронин.

– Какая теперь разница? Главное – они сумели сделать так, что мы во многом зависим от них и постепенно всё больше теряем самостоятельность. Самые горячие годы давно в прошлом, теперь важнее стали не грубая сила, а то, что необходимо для спокойной, комфортной и сытой жизни. А как раз в этом мы зависим от торговцев полностью. Это, разумеется, если не брать в расчёт войну с сектой. Она – наш шанс.

– А при чём тут тогда «Рассвет»?

– «Рассвет»…

Логинов сделал паузу, опустив лицо и потирая ладонью морщинистый подбородок.

– Представь себе, что я почти ничего о них не знаю. Я! Иван Павлович Логинов НИЧЕГО не знает о таком крупном игроке. Ты ведь понимаешь, что это не от того, что мне не интересно или не хочется узнать? – генерал поднял взгляд на Гронина.

– Догадываюсь, – кивнул Павел, хотя конкретно этим словам генерала не поверил.

– Я знаю, чем они занимаются, кое‑что знаю об их делах с торговцами, но только и всего. Я понятия не имею ни где они находятся, ни где их лаборатории или базы или что там у них такое. И главное – я с трудом себе представляю их реальный потенциал и цели.

Генерал говорил, не сводя с Павла взгляд, и сделал очередную паузу. То ли он ожидал, что Гронин будет что‑то спрашивать или уточнять, или думал, что он отреагирует как‑то по особенному, но Павел оставался спокоен и невозмутим.

– Обычно от их имени говорит гильдия, но в серьёзных вопросах может заявиться и кто‑то от них самих. Как в этом случае с тобой, – закончил Логинов и снова притих.

Конечно, Павел мог бы продолжать молчать, вынуждая генерала самого рассказывать, но тогда информации он может получить меньше. Да и генерал своим поведением и словами намекает, что ждёт вопросов.

– Так что конкретно они сейчас говорят? Что не так? Они нанесли нам тяжёлый урон, а теперь ещё и пытаются выставить в чём‑то виноватыми?

– Вкратце дело обстоит так: они первыми пришли на объект, поэтому считают, что это их добыча. Из‑за вашего вмешательства их операция сорвалась, они понесли дополнительные потери, но главное – твои ребята расстреляли их оперативников, а нескольких взяли в плен.

Взгляд генерала стал жёстче. Он вновь буквально впился им в Павла, стараясь не пропустить ничего из того, что может отразиться на лице полковника.

– Что ответишь?

Гронин покачал головой.

– Вздор. Доклад командира штурмовой группы описывает всё иначе, хотя чисто технически «рассветовцы» действительно начали атаку раньше моих бойцов. Они понесли там тяжёлые потери и в целом их операция провалилась ещё до того, как мои вошли туда, полностью уничтожив идущие на объект подкрепления крымчаков. «Рассветовцы» смогли выбраться оттуда живыми исключительно благодаря моим ребятам, но отплатили за это огнём по союзникам и убийствами.

– А пленные? Они у тебя?

– Пленных не было. Штурмовая группа вернулась ни с чем.

– Паша, ты уверен? – очень медленно переспросил Логинов.

Между ними прошёл уже не один подобный разговор, добрый десяток раундов, в которых Гронин вёл себя безупречно, не давая Логинову ни шанса. Но сейчас, в этот момент Павел впервые допустил ошибку. На первый взгляд это и ошибкой‑то нельзя было назвать, подумаешь, лёгкое, мимолетное замешательство, вызванное странным поведением и откровениями генерала, которые сумели лишь немного сбить Павла с его монолитной позиции, просто заставить на секунду задуматься не может ли Логинов действительно в этот раз быть за него. Несмотря на то, что Павел сразу отбросил этот вариант, старому генералу хватило этой секунды, чтобы укрепить свои подозрения.

– У меня нет и не было пленных «рассветовцев», – уверенно ответил Гронин, в принципе, не соврав. – Был сектант, но сами знаете – от них толку ноль. Больше спецотряд никого не привёз.

– Ясно.

Кивнув, генерал отвёл взгляд и некоторое время молчал. О бутылке на столе никто больше не вспоминал и даже не смотрел в её сторону. Гронин, привыкший на ходу анализировать ситуацию, уже отметил свою ошибку и у него начали появляться первые подозрения.

– Послушай, Паша. Внимательно и вдумчиво послушай меня, – медленно выговаривая слова, попросил Логинов и сосредоточил свои выцветшие, морщинистые глаза на Гронине. – На этот раз всё очень серьёзно. «Рассвет», конечно, не бесчинствует, значит, пока не имеет чётких доказательств, но настроены они очень агрессивно. Пропала одна из их лучших оперативниц, и не просто пропала, а вроде как у неё что‑то было, что‑то она успела добыть на том объекте, и «Рассвету» это очень‑очень нужно.

Генерал сделал короткую паузу, затем продолжил.

– Если вдруг у твоих ребят где‑то в заначке сидит эта дамочка или, опять же вдруг, у них есть то, что она имела при себе – сделай так, чтобы это внезапно нашлось. Не знаю, там… вывалилось на землю, когда в дамочку случайно попала авиабомба… или типа того, главное, чтобы оно нашлось. Так вот, если такое вдруг возможно – сделай так, чтобы оно попало ко мне, а от меня – к «Рассвету».

Всё в выражении лица и тоне генерала говорило: «Тревога! Будь осторожен!», но Гронин ничего бы не достиг в своей жизни, если бы верил в подобные угрозы. Да, «Рассвет» играет не по правилам, да, они сильно хотят флешку и, желательно, Монье, но судя по тому, что говорит генерал, у них нет доказательств, что всё это у Гронина. Впрочем, тут был ряд странностей. По идее за шесть дней Монье давно должна была выйти к своим, а тогда «Рассвет» обладал бы всей картиной и доказательствами и вёл бы себя иначе, но раз пока всё так, похоже, Монье у них нет. Или Павла проверяют. Тот же Логинов в собственных целях или по команде «свыше». Что ж, тогда в данный момент у полковника есть только один приемлемый вариант, как остаться в игре и при этом не лишиться козырей.

– В данный момент у меня ничего нет, но теперь я займусь этим вопросом со всей тщательностью, – стараясь быть максимально серьёзным и убедительным, пообещал Гронин.

То ли Логинов не смог скрыть своего разочарования, то ли удачно его обманывал, но Павел заметил это в чуть изменившемся выражении лица старика.

– Но что будет, если у ребят всё‑таки ничего нет? – закончил полковник.

– Я не знаю. Честно. Но возможно всякое, в основном неприятное, – недовольно ответил Логинов.

– Эта угроза… она от вас исходит, Иван Павлович?

Старик смерил Павла очередным проницательным взглядом.

– Нет, Паша, не от меня, хоть я и буду очень недоволен, если ты меня обманешь. У «Рассвета» есть свои методы.

– Смертельные?

– Весьма.

– Но тогда если их… не знаю, что там они потеряли, но если они уверены, что эта штука у меня – они потеряют её наверняка, разве нет? – с нотками разочарования поинтересовался Павел, будто его оскорбляла тупость противника.

– Верно, зато о каре, которая вас постигнет, узнают все без исключения. Разумеется, обиженной и покаравшей стороной будет выступать Торговая гильдия.

– Вот как… И вы сейчас намекаете, что не сможете мне помочь?

Вместо ответа Логинов просто утвердительно кивнул.

– На самом деле, Паша, в противостоянии с гильдией или «Рассветом» я бессилен. Мы будто лежим в одной кровати, только они – две горячие молодые девки, а я – просто вышедший в тираж старик, у которого давно не стоит.

Реальные угрозы или попытки взять на «понт»? Вот какой вопрос сейчас стоял перед Грониным. У него уже давно было подозрение, что во всех играх, в которых Логинов выступал посредником, он играл против Павла, хотя каждый раз генерал пытался убеждать его в обратном. Подумав немного, Гронин решил ещё чуть‑чуть пощупать почву под ногами.

– Но разве это не беспредел? Они просто придут убивать, а вы спокойно будете на это смотреть?

– Конечно не будем, поэтому вряд ли они на такое пойдут, – Логинов задумчиво покачал головой. – Но за десять лет я примерно полтора десятка раз видел, как торговцы это делают с неудобными или строптивыми соперниками. Давление или грубая сила использовались только в трех случаях, когда имел место прямой конфликт. В остальных – тонкая игра. Поверь, когда надо торговцы могут быть феноменально коварны.

Интересная информация, а главное – похоже на правду. Гронин не удивился, потому что сам был орудием в руках гильдии, причём дважды. Понять бы ещё, какие методы могут быть в арсенале противника в ситуации, когда нужно наказать сильного союзника да так, чтобы не уронить его авторитет. Что такого можно сделать? Устроить провокацию? Диверсию? Вариантов, конечно, множество и все не просчитать…

Что ж, похоже, пришла пора принимать какое‑то решение, а времени на размышления было в обрез. Подумав немного, Павел решил, что самым оптимальным в данной ситуации будет не менять свою позицию, но при этом выразить максимальную готовность к диалогу.

– Я разберусь в этой ситуации. Мне не нужен конфликт ни с «Рассветом», ни, тем более, с торговцами, поэтому если у моих ребят что‑то было или есть – я найду это и передам вам. Так же я выясню судьбу пленных «рассветовцев», если таковые действительно были, – пообещал Гронин, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

Генерал ограничился сухим кивком, не проронив ни слова.

– Но вы тоже должны кое‑что для меня сделать, – продолжил Павел.

Брови старика вопросительно поднялись.

– Если окажется, что мои люди действительно как‑то замарались – вы должны гарантировать им безопасность.

Логинов, не меняя своего вопросительного выражения лица, немного склонил голову набок.

– И как же я должен это сделать?

– Не знаю. Но если у меня обнаружится то, что хотят в «Рассвете», найдите способ убедить их умерить жажду крови, иначе я не стану это отдавать. Поэтому мне и нужны гарантии. Если после этого кого‑нибудь из моих людей убьют… Я пока не знаю, что именно тогда стану делать, но точно ничего хорошего, – пообещал Гронин.

Старик несколько секунд бесстрастно смотрел на полковника, хорошо понимая, что это прямая, не завуалированная угроза. Очень жаль, ведь это не шло Павлу на пользу как раз потому, что генерал отдавал себе отчёт, насколько тот может быть опасен.

Гронин был своего рода гением, уникальным средством, которое очень хотелось иметь в своём арсенале, но при этом, как выяснилось, крайне трудно контролировать. Постепенно он превратился в чемодан без ручки, и большинство генералов выражали недовольство его действиями, которые то и дело приводили к конфликтам с союзниками. Логинов не лгал, когда говорил, что Павел ему, как сын, но тоже вынужден был признать, что из‑за характера и незаурядных навыков Гронин просто не может быть элементарным исполнителем или даже подчинённым. Он – самостоятельный игрок, смертельное оружие с собственными волей и характером. Он может быть только партнёром или союзником, но никак не звеном и не вассалом. В этом были его плюс и минус одновременно.

Генералу было очень интересно, чего сможет достичь Павел, если дать ему необходимые ресурсы. Это стало для Логинова своеобразным развлечением на старости лет и генерал искренне болел за своего бывшего подчинённого, но ему всё сложнее становилось поддерживать и защищать Гронина от последствий его авантюр. Да, полковник хорошо играл и пока что отлично справлялся, сбивая нюх акул, но его люди не были столь безупречны, поэтому акулы, однажды учуяв его кровь, уже чуяли её везде, и каждый раз, с каждой новой выходкой их раздражение и нездоровый интерес усиливались. Рано или поздно может наступить момент, когда генерал просто не сможет ничего сделать, ведь даже несмотря на высочайший пост, он далеко не всесилен.

Возможно, стоит озвучить всё это Павлу прямо сейчас, поговорить откровенно, но тогда генералу придётся признать многое, чего он пока что признать не мог не столько в силу личных качеств, сколько из‑за того, что это могло побудить Павла действовать совсем уж автономно, а такого Логинов пока что допустить не мог.

– Пашка, а ты наглец, – генерал позволил себе лёгкую улыбку.

– Ни грамма, Иван Павлович, – серьёзно ответил Гронин. – Я уже староват для боя, но всё ещё способен создать кое‑кому большой геморрой.

– О да, Паша, в этом я не сомневаюсь. Более того – некоторым ты его уже создал, – кисло улыбаясь, закивал Логинов и добавил. – Проблемный ты ребёнок.

Эти последние фразы тоже сильно не нравились Павлу. Слишком много трактовок они могли иметь. Вскоре после этого они с Логиновым пожали друг другу руки и распрощались, но неприятный осадок в душе у Гронина оставался до сих пор, продолжая порождать и поддерживать сомнения. Иногда он жалел, что существует ложь, что мир не может быть искренним и честным. Насколько же легче было бы жить, будь всё так… Но как можно требовать от мира того, к чему не готов сам?

Да и нельзя ни от кого и ни от чего требовать быть идеальным, даже в чём‑то отдельном. Это слабость. Это зло, которое нужно ненавидеть и всячески в себе искоренять. Ведь такое требование вредит не только окружающим, но и тебе самому, поскольку всегда приводит к глубокому разочарованию, а разочаровываться из‑за несовершенства мира или людей, как минимум, глупо. Разочаровываться можно только в себе, только себя можно ругать и себя же ненавидеть, если не следуешь своим идеалам, и только себя нельзя прощать за слабость и несовершенство.

Машина проехала небольшое поселение, входящее в состав группировки. Издалека услышав звук двигателя, на улицу выбежали двое детишек, вероятно, единственных здесь, и принялись с интересом наблюдать, как Тойота месит грязь и выбивает брызги воды из глубоких луж. Гронин провёл ребятишек взглядом, но не более того. Он никогда не чувствовал к детям каких‑то особенных эмоций. Нет, не потому, что был жесток или ненавидел их, просто дети всегда были для него такой же частью мира, как и взрослые, и он не делал для них поблажек. Особенно после того, как в ходе боевых операций именно дети дважды убивали его бойцов, пожалевших их перед этим. Возможно, он относился бы к детям иначе, оправдай его ожидания собственный сын, или позволь он ему ощутить радость отцовства, но этому, к сожалению, уже никогда не сбыться.

Машина оставила поселение позади и по бездорожью направилась к хутору, отдалённому от селения на несколько километров. Это место было в ведении СБ и они использовали его по своему усмотрению, но в последние месяцы оно стало тюрьмой для одного человека, которого Гронин давно бы убил, если бы не определённые обстоятельства. В опрятном дворе с топором в руке машину встретил немолодой широкоплечий мужчина с суровым взглядом, который временно жил здесь и по совместительству обеспечивал необходимый минимум потребностей пленника.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – по‑военному приветствовал Павла мужчина.

– Здорова, Витёк, – поздоровался Гронин и протянул руку. – Как дела?

– Всё путём.

– Как местные?

– Тоже паиньки. Даже мальчишки сюда не суются.

– Это хорошо…

Павел запнулся, размышляя, стоит ли задавать следующий вопрос, но всё‑таки решил спросить, хоть это и не имело никакого смысла, ведь через пару минут он и сам всё увидит.

– А он как?

– Всё по‑старому. Упрямый жучара.

– Понятно. Ну, что ж, сегодня всё изменится.

Вздохнув, Павел повернулся, подвигал плечами, разминая их, и зашагал ко входу в двухэтажный каменный дом. Впереди его ждало то, что стоило сделать очень‑очень давно. Кто‑то сказал бы, что поступи Павел так вовремя и он смог бы избежать многих проблем, но Гронин так не считал, веря, что всё, что ни делается – делается к лучшему. Ведь в итоге, даже упустив этого человека, позволив ему делать всё, что он делал, Паша нашёл и очистил скверну внутри организации, обнаружил большую часть ненадёжных людей и избавился от них. За это стоит быть благодарным. А теперь пришло время облечь эту благодарность в нечто большее, чем слова.


Глава 9.2



3

Повсюду высились скалы, а под ногами, под обманчивым слоем снега то и дело обнаруживались камни самых разных размеров. Люди оступались, поскальзывались, спотыкались и падали в снег, но упорно продолжали что было сил гнать вперёд, преодолевая очередной перевал, а за ними неотступно следовал враг. Троица арьергарда в лице Толи Черенко, Лёши и Руми сдерживали противника, но патроны у них были на исходе. Косарь и Елагин тащили носилки с раненым в ногу украинцем, а Кирилл, у которого пуля прошла через плечо навылет, слава богу, мог идти сам.

Передвигаться по заснеженным, а местами обледенелым горам было непросто даже когда все были на ногах, а сейчас, когда приходилось нести носилки да ещё и периодически помогать раненому Кириллу, этот поход превратился в настоящую пытку. Кот с остальной частью взвода уже спешил к ним на помощь, но расстояние между ними было слишком велико, чтобы просто сесть и ждать его: к преследователям могло подойти подкрепление, а у «анархистов» каждый патрон был на счету. К тому же в любой момент мог налететь ещё один вертолёт, а этого все в отряде боялись до дрожи в коленках.

Заняв удобную для обороны высоту, группа остановилась на передышку. Преследователи находились внизу более чем в полукилометре и, сдерживаемые снайперским огнём, никак не могли подобраться к «анархистам». Обойти их они тоже не могли – скалы делали это невозможным и именно поэтому Андрей дал десять минут на то, чтобы перевести дух.

Больше всех пауза требовалась самому Андрею. Его мозг просто закипал, перегружался, снедаемый негативными эмоциями. Пока отряд двигался, забота о товарищах заставляла его отложить в сторону личные переживания и боль, но как только выдавалась малейшая пауза – злость, обида и отчаяние брали над ним верх. Ещё пару часов назад их было тринадцать человек, и даже когда завязался бой с крымчаками – всё шло нормально, но затем прилетел вертолёт… и мир перевернулся. Бомбардировки, артобстрелы, танковый огонь – всё это было страшными испытаниями, но вертолёт… Он сумел вселить в сердце Андрея первобытный ужас. Однако даже это ощущение меркло на фоне потери брата.

Да, Игоря, Шелковского, Бодяги и самого толкового новичка – Руслана – они не досчитались и сколько ни пытались вызывать по рации – ответа не было. Похоже, Андрей потерял их в том кошмаре, в кутерьме осколков, огня и доводящего до исступления, ужасающего гула. Другого объяснения быть просто не могло. Он ещё до конца не осознал, что брат погиб, что он больше никогда его не увидит и даже тело не сможет похоронить, и только поэтому сохранял некую видимость самообладания. Видя его состояние, Катя опасалась, что в момент, когда Андрей примет гибель брата, они могут его потерять.

– Курва мать! Как мы могли бросить своих? – почти сразу, как все свалились в снег, начал старую песню Толя.

Андрей его слова проигнорировал, а Корнеев вместе с Руми был чуть поодаль, занятый отстрелом противников, и ответить не мог. Оценив ситуацию, пресекать проблему на корню решил Косарь.

– Э! Только не вздумайте сопли размазывать! Сейчас не время – у нас пиз. ец на хвосте!

– Вертел я тебя! Там остались наши ребята!

– И что предлагаешь? Вернуться?

– А ты – нет?!

– Мы не можем вернуться, – глухо отрезал Андрей, чем моментально сбил настрой Черенко и заставил последнего изумиться.

Именно Андрей понёс самую тяжелую потерю и тот факт, что он осознанно заявляет, что группа не будет возвращаться, имел сейчас невероятно огромный вес.

– Вот именно, – тут же продолжил Косарь. – А знаешь почему? Потому что когда я видел их в последний раз – вертушка пыталась размазать нас тонким слоем по скале. Хочешь ещё разок?

Толя бросил на Косаря агрессивный взгляд и заскрипел зубами, но промолчал.

– Меня гораздо больше беспокоит другое, – продолжил Косарь. – Как нам уйти? С украинцем на руках мы двигаемся слишком медленно. Если «крокодил» вернётся, то нам точно жопа.

– Что ты предлагаешь? – спросила Катя, почуяв неладное в словах наёмника.

Лёша и Руми сделали по выстрелу, Косарь отвлёкся на них, но через пару секунд снова посмотрел на Катю.

– Как он вообще? – спросил он, кивая на дядю Ваню, затем посмотрел на украинца, лежащего всего в метре от него. – Слышь, электрик, ты как?

– Х..йово, – выдавил украинец.

– Пуля повредила вену на бедре, – ответила за него Катя. – Я сделала всё, что смогла, но не знаю дотянет ли он до хирурга.

Корнеев снова сделал выстрел, звук которого, как и прошлые, эхом разнёсся между скалами. Противники в ответ не стреляли. Их снайпера Лёша убил ещё в начале боя, а остальное оружие не позволяло им тягаться с парой снайперов «анархистов».

Украинец никак не отреагировал на слова Кати, будто речь шла не о нём. Он молча с грустью смотрел на низкие тучи, которые будто висели прямо над ним. Казалось, что можно протянуть руку и ухватиться за них. Это, кстати, было везением – окажись перевал на пару десятков метров выше и «анархисты» сейчас сидели бы в густом тумане, откуда не то что следить за местностью стало бы невозможно, но и друг друга не факт, что было бы видно.

– Дерьмово, – процедил Косарь и ненадолго задумался.

Кто‑то из снайперов снова выстрелил.

– Если мы их не сбросим – они снова натравят на нас «крокодила», – сообщил наёмник после паузы, имея в виду крымчаков. – Второй акт этого балета мы точно не переживём.

– И что предлагаешь? – с вызовом, нервно спросил Толя.

– Не, вменяемых идей нет, – выдержав короткую паузу, ответил Косарь.

– У меня есть, – внезапно заявил украинец.

Все с удивлением посмотрели на него, будто не ожидали, что он вообще может говорить.

– Я – балласт. Вы должны меня оставить…

Несколько секунд все ошарашено молчали, а затем ему ответил Толя.

– Нет, такое не обсуждается, – решительно отрезал он.

– Я всё решил, – продолжил Иван. – Чуешь, бестолковый? Вороги могут как‑то обойти это место?

Бестолковым Иван обычно называл Косаря, но тот никогда не обижался на украинца. Впрочем, только на него. Со всеми остальными за подобное обращение он легко мог устроить драку, как правило, очень скоротечную и всегда проигрышную для второй стороны.

– Не, дядя Ваня, только по небу.

– То добрэ. Значить, я стану миной. Оставьте мне всю взрывчатку, шо у нас есть, и как эти выб. ядки доберутся сюда, я устрою им прощальный фэйервэрк.

– Что ты несешь, курва твоя мать? Вертел я такие предложения!

Толя выругался и сплюнул. Андрей молчал, блуждающим взглядом осматривая скалы напротив, а на деле, скорее всего, даже не видя их.

– Я уже не жилец. Я то знаю. Потому не спорьте, а делайте, шо говорю.

– Ну ты даёшь, электрик, – с изумлением, но почтительно проговорил Косарь и взглянул на Андрея. – Командир, что скажешь?

Хоть Андрей и пребывал по большей части в своих мыслях, но разговор, как оказалось, тоже слышал, потому что перевёл взгляд на украинца. Никто, впрочем, не ожидал, что Андрей согласится на такой безумный план.

– Дядь Вань, ты понимаешь, что предлагаешь? – монотонно и безэмоционально спросил он.

– Авжеж, – по‑украински ответил Иван. – То будэ козацька смэрть.

– Я херею от твоего духа, украинец. Ты мужик, достойный бронзовой статуи с во‑от такими яйцами!

Косарь показал кулаками, какими, по его мнению, должны быть бронзовые яйца у статуи дяди Вани. Никто, впрочем, шутку не оценил.

– Но если вертолёт не вернётся – мы сможем дотянуть до наших. Зачем идти на верную смерть? – с надрывом спросила Катя.

Она не могла поверить, что все сейчас всерьёз обсуждают самоубийство украинца.

– «Крокодил» вернётся, – уверенно заявил Косарь. – Увидите. Походу, вертушка у них одна и сейчас её наверняка перезаряжают. Как только закончат – она будет здесь.

– А если ты ошибаешься?! – не уступала Катя.

Наёмник смерил её саркастическим взглядом, затем повернул лицо в сторону Корнеева, находившегося примерно в двадцати метрах от них.

– Лёха! Срочный вопрос! – громко крикнул он.

– Какой? – чуть слышно донеслось с позиции Корнеева.

– Как думаешь – что сейчас делает «крокодил»?!

– Перезаряжается, – немедленный ответ прозвучал, словно нож гильотины.

Косарь с победоносным выражением лица снова повернулся к Кате. Некоторое время женщина ошарашено смотрела на всех по очереди, словно не верила в услышанное.

– Нет, я не позволю вам это сделать! Если придётся, то я сама потащу…

– Помовч, Катюша, – решительно пресёк её украинец. – Мы с тобою знаем, шо я вже отвоювався. Не спорь и делай, шо кажуть.

В эти последние минуты жизни он снова перешёл на украинский язык, вставляя русские слова там, где сомневался, что его правильно поймут. Его слова звучали уверенно, в них не чувствовалось ни грамма сожаления или сомнений, поэтому Андрей принял очередное болезненное для себя решение.

– Делаем, как сказал дядя Ваня, – решительно заявил он и поднялся на ноги.

Передышка была окончена. Услышав его команду и осознав поражение, Катя не смогла сдержать слёз, а Толя, недовольно бурча, вместе с Косарём принялись готовить скудные остатки взрывчатки. Когда всё было готово, Косарь сообщил Лёше и Руми, что пора выдвигаться, а затем сам коротко ознакомил их с планом. Услышав, что они собрались сделать, Лёша глубоко вздохнул и бросил на Андрея грустный взгляд, но ничего не сказал, а вот Руми изумлённо и с неверием уставилась на Романова, будто не могла поверить, что тот действительно на это согласился, но Андрей её взгляд проигнорировал.

Бойцы с тяжёлым сердцем попрощались с украинцем и спешно продолжили путь. Возле Ивана остались только Андрей, Лёша и Косарь.

– Ты просто монстр, украинец. Думаю, ты всех нас спасёшь, – с почтением сказал Косарь.

Романов же присел рядом с раненым товарищем, взял его ладонь в свою и крепко сжал.

– Спасибо, дядя Ваня. Прости, что тебе пришлось умирать за нас так далеко от родных краёв.

– Далеко? – на губах Ивана появилась слабая, хитроватая улыбка. – Я на своей земле. Крым – то Украина.

Услышав это, Косарь прыснул.

– Ох вы, салоеды, упёртые, – с горькой иронией сказал он. – Но для тебя, украинец, мне не жалко. Ты его заслужил.

– Как можно заслужить то, что и так моё? – ответил ему украинец.

Косарь промолчал, а Андрей поднялся и с тоской посмотрел на Ивана. С каждой новой смертью товарищей его сердце всё сильнее разрывалось, а вместе с ним и душа. Каждый раз, как кто‑то погибал, Андрей чувствовал, как теряет связь с этим миром, ощущал точь‑в‑точь те же чувства, что испытывал, когда умирали близкие: дед, бабушка, мама… Игорь. Что‑то уходило вместе с ними, безвозвратно исчезало навсегда. Что‑то важное, что‑то такое, что было Андрею жизненно необходимо, но он не мог назвать, что именно. Просто чувствовал, как истончается что‑то внутри него. Человечность? Желание жить? Или… и то, и другое одновременно.

– Прощавайтэ, москалякы, – сказал напоследок украинец и слабо помахал товарищам рукой с зажатым в ней детонатором. – Идите и надавайте жопоголовым за меня.

– Обязательно, друг, – ответил ему Корнеев.

– Прощай, великий человек, – сказал Косарь.

Андрей же просто кивнул.

«Анархисты» удалились уже почти на километр. Это было значительно дальше, чем все ожидали и у многих появились сомнения, что украинец справился. Может, крымчаки успели убить его раньше, чем он взорвал заряды? Или, может, он умер сам? Или потерял сознание от кровопотери… Хотя, может быть и так, что крымчаки, напуганные снайперами, слишком долго оставались на своих позициях, опасаясь продолжать преследование? Или же и вовсе отказались от этой затеи. А что? Разве такое невозможно?

Все размышления прервал грохот взрыва, который внезапно наполнил округу, усиленный скалами, и понёсся между ними, а далеко за спинами «анархистов» в небо взмыл шар клубящегося огня и дыма. Где‑то в том огне наверняка плыла душа невероятно сильного духом человека, не боявшегося принимать суровые, соответствующие ситуации решения. Это была именно та черта, которая отделяет настоящего мужчину от всех остальных представителей самцов человека – воля принимать трудное решение, воплощать его в жизнь и отвечать за его последствия. Не количество выпитого, не сила бицепсов, не чемоданы заработанных денег, не любовные победы и не длинный счёт побеждённых в драках противников, а именно целеустремлённость, отвага и готовность нести ответственность – вот, что делает мужчину мужчиной.

На душе у всех было совсем паршиво. Их друзья уже не раз гибли у них на глазах, но в этот раз каждый чувствовал свою вину за случившееся, ведь никогда ещё «анархисты» не оставляли своих умирать ради остальных. Катя всё никак не могла успокоиться. Она то молча плакала, то нападала на товарищей в порывах бессильной злости, обвиняя всех в смерти украинца. Никто с ней не спорил. Большинство – потому что чувствовали, что в её обвинениях много правды, а некоторые – потому что просто не знали, что ей ответить. Примерно через час до них донёсся усиленный горами далёкий шум вертолёта и сопровождал «анархистов» около получаса, а затем стих. После этого Катя больше ни на кого не нападала, и лишь беззвучно плакала. Жертва дяди Вани оказалась не напрасной.


4

В доме пахло едой и совсем немножко дымом. Проходя по коридору, Павел заглянул на кухню и увидел за столом ещё одного мужчину, чистящего лук. На железной плите что‑то кипело, а под ней трещал и гудел огонь. Мужчина Гронина тоже увидел.

– Товарищ полковник, – он поднялся и чуть лениво приложил руку к виску.

– Привет, Миша. Как дела?

– Скучно. Хотим обратно, чем‑то полезным заниматься.

– Верю. Скоро поедете. Обещаю.

Миша не успел ничего ответить, потому что Павел взял со стола мощный фонарь и сразу же покинул кухню. Эти двое – Виктор и Михаил – были сотрудниками СБ и уже две недели находились на этом заброшенном хуторе, охраняя одного‑единственного арестанта. До них здесь были две другие смены, которые точно так же чуть не выли от скуки. Павел догадывался, что его решение оставить арестанта в живых вряд ли одобрялось подчинёнными, но их мнение не имело значения.

Арестант нужен был Павлу по двум причинам. Во‑первых, он владел большим объёмом информации о подполье, хоть и не шёл на контакт. Павлу ничего не стоило сломать этого человека, но он не хотел этого делать без необходимости. К тому же Гронин и сам знал о подполье более, чем достаточно, в том числе и от других членов оппозиции, но пока это осиное гнездо не будет полностью вычищено, он решил оставить арестованного здесь. Во‑вторых, сходу убить его он тоже оказался не готов. Странно, но в тот момент, когда арестованного впервые привели к нему, у Павла не хватило решимости это сделать, хотя желание было.

Прокурор ещё неделю назад отчитался перед Павлом о полном завершении дела. Подполье было выжжено калёным железом: немало мятежников сопротивлялись и их убили при аресте, многих удалось поймать и казнить, и лишь некоторые сумели сбежать или затаиться. После этого в руках у Павла остался только один мятежник, и разобраться с ним Гронин обязан был сам.

Перед тем, как спуститься в подвал, Павел вошёл в одну из комнат и провёл там около полуминуты. Затем вернулся в коридор и крикнул Мише:

– Миша, будь добр, иди подыши свежим воздухом. И скажи Вите, чтобы тоже сюда не заходил.

– Понял, – ответил ему из кухни спокойный баритон.

Не дожидаясь выполнения, Павел направился в подвал, где была оборудована камера для содержания арестованных. Кстати, занятно, что устроил и оборудовал её, как и весь объект, сам арестант. Будучи сотрудником службы безопасности, он создал здесь нечто вроде полевой базы или перевалочного пункта при проведении операций вдалеке от «Убежища». Павел сожалел, что раньше не интересовался такими делами, потому что позже узнал много малоприятных деталей о том, чем именно здесь занимался арестант и подчинённая ему группа.

Дойдя до металлической двери, Павел остановился и некоторое время не двигался. Прошло почти два месяца с их последней встречи, и за это время многое в отношении Павла изменилось, слишком многое. Но когда он переступит порог камеры – пути назад уже не будет, а ему так не хотелось делать то, зачем он сюда пришёл. Очень‑очень не хотелось. Но он должен это сделать.

Вздохнув, Гронин повернул ключ и со скрипом отворил дверь. В камере воняло испражнениями от ведра в углу и царил полумрак, поскольку свет попадал в неё только через два узких, но длинных окошка под потолком, больше похожих на щели. Арестованный сидел на кровати, но выражение его лица разобрать было невозможно. Гронин ожидал от него определённой реакции, но судя по тому, что тот никак не отреагировал, Павел допустил, что его попросту не узнали из‑за темноты. Он шагнул внутрь и сразу включил фонарь.

Свет выхватил нахмуренное, давным‑давно небритое лицо арестанта и его угнетённый, но агрессивный взгляд исподлобья. Однако через мгновение после того, как загорелся фонарь, арестованный зажмурился и отвернулся, прикрывая глаза ладонью. Когда он более менее привык к казавшемуся ярким освещению, то убрал руку и тут же его взгляд полностью переменился.

– Ты?! – изумлённо и с испугом воскликнул арестант, резко вскочив на ноги.

– Да, сын, я, – кивнул Павел.

Олег испуганным взглядом смотрел на отца, не зная, ни что тот собирается делать, ни что делать ему самому. При виде отца его охватил страх. Он интуитивно понял, что раз отец здесь, то его судьба круто изменится, но в какую сторону? Павел выдержал долгую паузу, давая сыну возможность в полной мере «насладиться» страхом и неопределённостью, а затем снова заговорил.

– Пошли отсюда. Хватит тебе здесь сидеть, да и разговаривать тут в любом случае невозможно.

Но сын по‑прежнему смотрел на отца с опаской и не двинулся с места.

– Давай‑давай, чего стоишь? Или хочешь остаться здесь?

Пятясь, Павел сделал пару шагов и вышел в коридор. Выбор у Олега был очень прост – остаться в камере и продолжать бояться или всё‑таки последовать за отцом. А поскольку в любом случае он находился в полной власти Павла, и что бы отец ни задумал – он легко исполнит это, то смысла как‑то сопротивляться не было. По крайней мере сейчас. Олег пошёл вперёд и вышел из камеры, что за эти месяцы делал нечасто. Павел шёл в нескольких шагах позади и освещал им путь.

Вход в подвал был устроен внутри дома, что в таких домах встречалось нечасто. Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, они вышли в коридор первого этажа, из которого можно было попасть на кухню, улицу или в комнату. Были ещё ступеньки на второй этаж, но Павел сразу предложил войти в комнату. Олег сделал, как тот просил.

Войдя в помещение, парень немного прищурился, привыкая к дневному свету, но даже несмотря на это сразу же заметил на кровати чехол с боевым ножом, а на подушке – пистолет Макарова.

«Неужели кто‑то из двух баранов забыл их здесь?», – молнией пронеслась мысль, а адреналин немедленно зашкалил.

Олег на мгновение замер, не зная, как поступить. Он не знал, что у отца на уме, но инстинкты подсказывали, что он просто обязан использовать это счастливое стечение обстоятельств и таким образом застраховать себя от чего угодно, а то и даже получить возможность перейти в наступление.

Опасения, конечно, были, но Павел задержался в коридоре, закрывая дверь в подвал, и Олег понял, что это его шанс. Комнатка была небольшой, поэтому он в считанные секунды переложил пистолет к ножу и уселся на них, когда Павел как раз заглянул в комнату. Конечно, можно было бы сразу попытаться взять отца в заложники, но парню банально не хватило бы времени, тем более, что он уже несколько месяцев не тренировался и ослаб, да и отца всё же немного побаивался. Главное, что у него внезапно появилось значительное преимущество, и это горячило кровь.

Войдя в комнату, Павел выглядел слегка подавленным и будто расстроенным, ведя себя так, будто его что‑то мучит. Он взял стул в углу и сел возле стола, в трёх метрах от Олега. Сын уже не чувствовал того ужаса, который охватил его в камере при виде отца, а наоборот, ощущал, что является хозяином положения. Ещё бы, ведь у него теперь не только есть оружие, но и эффект внезапности. Однако он не спешил ничего говорить или делать, разумно ожидая, что же сделает сам отец. Олег всё ещё не понимал, что у того на уме, и опасался его, хотя желание вырваться отсюда и сбежать росло в нём с каждой секундой, разжигаемое страхом, что промедление может привести к провалу.

– Как думаешь, зачем я здесь? – начал Павел.

– А я знаю?

– Я знаю, что не знаешь, потому и спрашиваю – как думаешь?

Олег слегка нахмурился, но лишь на секунду.

– Соскучился, наверное.

– И это тоже, – признал Павел. – Но в основном потому, что подполья больше нет и пришло время тебе вернуться.

Чего угодно ожидал Олег, но точно не этого.

«Вернуться? Он это серьёзно? Старый пень что, вообще уже из ума выжил? Или, может, есть какой‑то мизерный шанс, что он ничего не знает о его роли в мятеже… Не‑ет, я не идиот, чтобы в такое поверить», – размышлял Олег.

– Вернуться? Куда? – спросил он.

– Ко мне, куда же ещё. Не обещаю, что в службу безопасности, но как минимум в «Убежище».

Подозрительности во взгляде Олега стало ещё больше. Оно и не странно – Павел знал, что так будет, поэтому не придавал этому значения.

– Ты гонишь? Как ты себе это представляешь? Я участвовал в заговоре против тебя, забыл?

– Не забыл.

Олег выдержал паузу, продолжая подозрительно смотреть на отца.

– И тебя это ваще не парит? – недоверчиво спросил он.

– Парит, – кивнул Павел. – Но ты мой сын. И я надеюсь, что ты понял урок. Ты ведь понял его, я прав?

Он с надеждой посмотрел на Олега, а тот всё никак не мог поверить в происходящее. Да, урок Олег точно понял, но ещё до того, как попал сюда. И уроком этим стало осознание того, что его отец хитрее, чем ему всегда казалось. И как быть? Если это какая‑то игра, то как играть в неё, не зная правил? Похоже, придётся их выяснить.

– Понял, ясен хрен, попробуй тут не понять, – неопределённо ответил Олег. – Но чего не понял, так это того, как ты собрался вернуть меня. Я ж звезда теперь, и тебя тупо не поймут.

– Поймут, если я расскажу всем, что сам тебя подослал к мятежникам. Я уже пустил этот слух, и многие в «Убежище» это обсуждают.

– Охереть не встать, – Олег опешил от такой новости, но сомнения остались. – Я в шоке, батя.

– Почему же?

– А как иначе? Слышь, ты если такое планировал, то какого хера мариновал меня тут чуть ли не полгода, а?

– Извини, Олег, я не знал, что тебя содержали в таких условиях. Это Прокурор, баран, так всё устроил. Он мне говорил, что у тебя тут всё, как надо, а я верил ему, старый дурак.

Павел говорил с таким искренним раскаянием, что Олег невольно начинал ему верить. Да, он всё ещё сомневался и будет сомневаться, но чем больше Павел говорил, тем больше Олег колебался.

– Ну, ладно, это пока отложим. Лучше расчехли, как всё это будет?

– Я тебе уже сказал. В «Убежище» да и по всей организации ходит слух, что ты работал под прикрытием и подполье потерпело такое сокрушительное поражение именно благодаря тебе. Ты чуть ли не герой. Мы с Прокурором четыре месяца вычищали все эти гнойники, и сейчас уже не осталось никого, кто мог бы опровергнуть этот слух. Даже если кто‑то найдётся, то будет молчать, ведь такое заявление может сделать только тот, кто причастен к мятежу и в курсе дела, а это грозит арестом.

– Аргумент, да, – Олег вынужден был согласиться. – Но ты сам – ты что, реально меня прощаешь?

– Поначалу, конечно, хотел прибить, но сейчас, когда всё уже в прошлом,остыл. Всё‑таки, ты же мой единственный сын, – тепло ответил Павел, выдержал короткую паузу и добавил. – Это в первую очередь.

– О. А во вторую?

– Расскажи мне о подполье, всё, что знаешь, чтобы я смог сопоставить с тем, что знаю я. Если выяснится, что я кого‑то упустил, то мы это исправим, а ты докажешь мне, что я в тебе не ошибся.

«Вот оно что! Он просто отработал всех, кого знал, и теперь решил использовать меня», – скрывая недовольство, подумал Олег.

Теперь ему всё стало понятно.

«И чё делать? Мочить его и попытаться встать на лыжи или лучше будет взять в заложники? Наверняка у него тут есть тачка», – размышлял он, глядя на отца.

Этот вариант казался Олегу заманчивым, но какие в таком случае для него открывались перспективы? Ему обещали награду, но в случае выполнения взятых на себя обязательств, а Олег их явно недовыполнил. Одно из доказательств прямо сейчас сидело перед ним на стуле, и даже устранение этого доказательства теперь не могло ему помочь. Скорее всего.

Но что, если отец не лжёт и действительно простил его? Верилось, конечно, с трудом, но звучало заманчиво, и сулило хоть какие‑то перспективы. Это можно и нужно проверить. Олег всё равно уже ничем не рискует, ведь за то время, что он сидел здесь, отец наверняка разрушил подполье достаточно, чтобы оно перестало представлять хоть какую‑то угрозу. Парню даже самому стало интересно, насколько сильный ущерб отец смог нанести его бывшим соратникам. Чтобы проверить это, Олег решил назвать Павлу десяток имён и посмотреть на его реакцию.

Одно за другим он перечислял имена, а Павел кивал и кратко комментировал одним из двух слов: убит или сбежал. Из девяти названных Олегом людей, выжить и скрыться сумел только один. Озадаченный таким положением вещей, Олег назвал ещё десяток имен, и снова только один человек, по словам Павла, остался в живых.

– Быть не может, – недоверчиво сказал Олег. – Как вы их всех переловили? Откуда вообще узнали о них?

– Это всё Прокурор, – солгал Павел. – Он внедрил в подполье несколько тайных агентов и сумел собрать приличный список участников, прежде чем мы начали операцию. Да и потом, когда мы вычистили «Убежище», к нам в руки попало немало осведомлённых людей, тот же Дьяков, например. Они пополнили наши знания. Значительно.

Олег смотрел на отца со смесью трепета и недоверия. Он ожидал, что Павел смог схватить от силы половину мятежников, но по его словам получалось, что ликвидировано процентов девяносто. Это вообще возможно?

– Не могу поверить, – повторил он.

– Когда вернёшься – сам проверишь. Какой мне смысл тебе лгать?

Смысл, конечно, был, это Олег понимал. Например, если Павел не планировал оставлять сына в живых, но на этот случай у Олега имелись нож и пистолет.

– Ладно. Так что ещё ты хочешь знать?

– Есть некоторые моменты, которые мне до сих пор до конца не понятны. Помоги мне разобраться в них.

– Например?

– Например, когда вы запороли покушение. То, с гранатами – Дьяков тогда тоже сильно пострадал, а он ведь был одним из лидеров оппозиции. Как это вышло?

Олег не ответил сразу и отвёл взгляд.

– Он не знал об этой акции, – вскоре прозвучал ответ.

– Кто же тогда разрабатывал её и отдавал приказ?

– Я.

Павел знал, что мозгом всего подполья был именно Дьяков. На нём держалась вербовка, планирование и разработка стратегии, но то покушение, в котором пострадал он сам, Коля не планировал. Павел был почти уверен, что это был Горват, поэтому, когда услышал, что всё придумал Олег, искренне удивился и не стал этого скрывать.

– Ты? Сам?

– Да.

– Хм… То есть, ты и его решил убрать?

– Нет, – хмурясь, покачал головой Олег. – Просто так вышло. Я не хотел его мочить, но так уж совпало. План был хорош и возник спонтанно. Я тупо не успел, а потом не мог его предупредить.

Было просто умилительным то, как спокойно отец и сын обсуждают попытку одного убить другого. Павел думал, что с его‑то опытом в этой жизни удивляться ему уже не придётся, но, как выяснилось, ошибся. Век живи – век учись, как говорится.

– Понятно. Но больше всего меня интересует другое. Дьяков сказал, что инициатива организации подполья была твоя. Что кто‑то извне обещал тебе поддержку. Кто это был и когда это произошло?

Ответ на этот вопрос, кроме самого Олега среди мятежников знали Дьяков и ещё двое людей. Все они, по словам Павла, были мертвы, но по его же словам, как минимум Дьяков перед этим заговорил, а раз так, то отец должен знать ответ.

«Проверка, значит. Ладно, значит, пройдём её. Всё равно терять уже нечего», – решил Олег.

– Началось всё с командировки в Ольховку. Ту, когда меня подстрелили, если помнишь, и я какое‑то время провалялся на койке в лазарете у торговцев. Владов дважды подкатывал ко мне с одной и той же темой – шпионить для них, но я послал его к чёрту.

– Ты не спрашивал, зачем ему за нами шпионить? Мы ведь ничего из себя не представляли.

– Не помню уже, – Олег нахмурился, стараясь вспомнить. – Чё‑то там чесал, типа, они нас вообще не знают, а им это надо, типа, так у них всё устроено. Мол, я ничем тебе вредить не буду, просто иногда надо будет сообщать кое‑какую нужную инфу.

– Например?

– Ну, там, типа, чего нам не хватает и чем мы вообще занимаемся.

– А почему ты не рассказал о вербовке мне? Неужели не понимал, что это не шутки?

И снова Олег не ответил сразу, то ли не зная, что сказать, то ли придумывая ложь.

– Владов рекомендовал не болтать об этом и не спешить отказываться от таких щедрых предложений. А ещё сказал, что такими кентами, как он, лучше не разбрасываться. Ну, и немного угрожал. Я тебе скажу, он шарит убедительно базарить.

– Что было дальше?

– Позже, когда я врубился, что у тебя новый любимчик, а на собственного сына тебе насрать, я снова связался с гильдией и попросил передать Владову, что согласен.

Павел вздохнул и слегка опустил глаза.

– Мне никогда не было, как ты говоришь – насрать. И у меня никогда не было любимчиков…

– Вот не надо тут чесать! – внезапно взвизгнул Олег.

Разговоры о Романове давно уже вызывали в нём одну лишь только ненависть, но сейчас был не тот случай, когда её стоило проявлять, поэтому Олег быстро опомнился.

– Я не слепой. Но я тебя простил, как и ты меня. Что было, то было.

Павел эту вспышку проигнорировал, но выглядел удручённо, словно чувствовал свою вину перед сыном. Кроме того он отметил, что Олег, похоже, уже принял тот факт, что его простили.

– Значит, тебе предложили просто шпионить?

– Нет. Вернее, поначалу. Потом поставили другую задачу.

– Какую?

Возникла пауза, но недолгая. Во время неё Олег опасливо разглядывал отца, а затем начал отвечать.

– Расшатать организацию и сместить тебя или убрать.

Он впился в Павла взглядом, ожидая увидеть его реакцию, но отец воспринял слова сына совершенно спокойно.

– Амбициозно. А зачем?

– Ну, типа, ты неуправляемый и лезешь куда не надо и вообще шибко самостоятельный. Им это не нравилось.

Да, у Павла действительно было несколько столкновений с торговцами, когда они слишком уж настойчиво требовали от него разных услуг. Он несколько раз отказал, но вряд ли только эти отказы послужили достаточным поводом для подобного решения. Должно быть что‑то ещё, но вряд ли Олег может это знать.

– И что они тебе за это пообещали?

– За шпионаж там было так – я два года шпионю, а потом могу перебираться к ним. Мне дадут работу по навыкам и интересам, нормальную хату где сам захочу и всё необходимое для жизни. Почти как в старые времена.

– Заманчиво.

– Вот и я так подумал. Но потом пошли другие расклады.

– Другие? Какие?

Олег задумчиво отвёл взгляд и почему‑то заёрзал на кровати. Павел тоже чуть заметно задвигался на стуле, принимая более удобную позу, но ничего не произошло. Через несколько секунд Олег внимательно посмотрел на отца.

– Ты точно меня прощаешь? Я буду свободен?

– Да.

– Даёшь слово?

– Конечно, сын.

«Ага, так и поверил. Но хули толку? Хотя при любом раскладе я тут всё решаю», – подумал Олег, помялся ещё немного, вздохнул и продолжил рассказывать.

– Когда предложили замочить тебя и захватить организацию, – он с опаской взглянул на отца, будто боялся, что из‑за этих слов тот взбесится и набросится на него, но Павел выглядел совершенно спокойным, – то Владов гарантировал, что я её возглавлю. Если справлюсь – он даст поддержку ресурсами и вообще всем, чем будет надо, чтобы заткнуть всех несогласных. А если я себя проявлю, то даже рассмотрит вариант с нашим присоединением к торговцам.

Смех да и только. Скажи Владов подобное самому Павлу – тот ни за что бы не поверил. Для торговцев это было бы просто глупо. Зачем разрушать буфер и присоединять к себе малополезные с экономической и стратегической точек зрения территории, которые, к тому же, соседствуют с непосредственным противником? Если бы гильдия хотела этого, то забрала бы их уже давным‑давно. Значит, Владов либо проверял предел глупости Олега, либо, уже зная его, нагло лгал прямо в лицо, издеваясь над ним.

– И ты ему поверил?

– А почему нет?

Хмыкнув, Павел кратко пересказал Олегу свои мысли на этот счёт, и тот задумался. Выражение его лица за обильной растительностью разобрать было трудновато, но вот глаза выдавали просветление. И злость. Похоже, Олег, наконец, понял, что его надули. Если учесть, в каком положении он теперь из‑за этого находится, открытие было далеко не из приятных.

– Кто убил Бойко и охранника?

Олег вздрогнул от неожиданности. Павел не только прервал его размышления, но и резко сменил тему.

– Я, – выдавил он через пару секунд.

Павел и сам знал ответ, но всё равно хотел услышать его от сына. В том была своя цель.

– По чьему приказу?

– Без приказа.

– То есть, ты сам принял решение?

– Ну да, – уже взяв себя в руки, буднично ответил Олег. – Нельзя было его в живых оставлять. Ты и сам должен это понимать.

Ещё бы Павел не понимал! А кроме того он понимал, что Олег оказался гораздо глупее, чем он даже мог себе представить. И как так вышло, что его сын настолько туп и близорук? Из‑за этого Павел чувствовал себя оскорблённым. Может, Олег не от него? Да, пожалуй, узнай он такое прямо сейчас, это задело бы его куда меньше.

– Последний вопрос. Так, просто для себя. Если бы всё прошло как надо и вы смогли меня устранить, то что вы собирались делать с теми, кто не согласился бы на ваше управление организацией?

– Это с кем, например?

– С Родионовым, с Романовым.

Лицо Олега снова на мгновение слегка перекосило, когда он услышал фамилию заклятого врага.

– Родионова Дьяков должен был взять на себя. Мы с ним это обсуждали. А Романов… С ним я бы сам разобрался.

Олег плохо умел скрывать свои эмоции, и от Павла не укрылись недобрый взгляд и характерное движение скулами, которые были красноречивее любых слов. Вот волчонок, уже проиграл, уже зубы все обломали, а он всё никак не успокоится. Ну, что за натура.

– Романов бьётся за свои идеалы, ему плевать на тебя. Оставь ты его уже в покое.

Павел попытался направить сына, но куда там.

– Он лживая сучка! Выскочка! Он унизил меня, понимаешь? Я никогда ему этого не забуду.

– Чем же он тебя унизил?

– Да всем! Своими действиями, пизд. жом, самим своим существованием. Даже тёлку себе ох. енную отхватил. Такой добренький, такой правильный… Грёбаный гондон. Даже здесь я из‑за него!

Павел вздохнул. Он всякое в жизни видел, но порой всё ещё удивлялся нежеланию людей принять тот очевиднейший факт, что всё, что происходит с ними в жизни, происходит исключительно по их воле и вине. И Олег уж точно не был исключением. Вот почему люди такие слепцы?

– А если бы ты смог скрыться из «Убежища» – куда бы ты пошёл?

Олег за последние несколько минут почему‑то заметно расслабился. Возможно, потому что Павел никак не реагировал на его вспышки, тем самым будто поощряя их. Некоторое время он размышлял над ответом.

– К Владову. В случае провала он обещал меня пристроить. Говорил, что я это уже заработал.

– Заработал, говоришь, – резко сбросив маску, злобно и угрожающе процедил Павел.

Он давно уже узнал всё, что хотел, и ему окончательно надоел этот разговор. Олег вызывал в нём одно лишь только отвращение. Он был в его глазах подлым, лживым и мерзким существом, с которым неприятно было даже дышать одним воздухом. Такие не заслуживали жить и будь это кто угодно другой – Павел давно бы уже самолично свернул ублюдку шею, но решиться на такое действие по отношению к собственному сыну было сложнее, и на это понадобились время и дополнительная мотивация.

Услышав тон отца, Олег сразу всё понял и его глаза широко распахнулись от страха, а руки нервно задвигались. Он хотел схватить пистолет, но боялся резко это делать, чтобы не спровоцировать отца раньше времени. Нет, он должен сделать это осторожно, так, чтобы тот ничего не успел понять.

– Прежде, чем мы закончим, скажу тебе вот что, – не скрывая презрения проговорил Павел, продолжая спокойно сидеть на своём месте, явно ни о чём не подозревая. – Ты – мразь. Я отрекаюсь от тебя. Ты – не мой сын, потому что ты – последняя гнида, мерзкая и подлая тварь, которая просто не может быть не то что моим сыном, но даже человеком.

С этими словами он быстро поднялся с места, но Олег уже был готов, в мгновение ока вытащил из‑под себя пистолет и тоже поднялся. В другой руке он зажимал зачехлённый нож. На лице у него играла злорадная ухмылка, но Павел видел, что рука с пистолетом чуть заметно дрожит то ли от страха, то ли от зашкалившего адреналина, а вот сам Павел был на удивление спокоен. Несмотря на оружие в руках противника он продолжил вести себя так, будто это не имело совершенно никакого значения.

– Я дам тебе последний шанс умереть достойно – отдай мне оружие и прими заслуженную кару, и тогда я обещаю тебе быструю смерть. Иначе ты будешь страдать так же, как страдали от твоих действий другие, – строго потребовал Павел.

Его внешнее спокойствие заставило Олега нервничать ещё больше. Он не мог понять, почему отец не боится его, ведь пистолет здесь именно у него, он контролирует эту ситуацию. Замешательство продолжалось от силы пару секунд, во время которых Павел всё ещё бездействовал, без особой надежды ожидая, что Олег хотя бы сейчас поймёт свои ошибки.

– Пошёл ты нахер! Ты сам во всём виноват, старый козёл! – взвизгнул Олег. – Ты никогда меня не любил! Ты даже не видел меня, появлялся раз в сто лет и после такого ещё возомнил себя папашей? Вали в ад!

Сказав это, он нажал на спуск, но пистолет не выстрелил. Его глаза в тот момент были достойны картины, и Павел сполна насладился выражением недоумения и страха. Олег нажал ещё раз, но пистолет не отреагировал, однако ещё больше парня испугало отсутствие какой‑либо реакции со стороны отца. Насколько бы туп ни был Олег – сейчас он понял всё. Уже заранее зная результат, он дёрнул затвором, от волнения чуть не выронив нож, и снова нажал на спуск, но выстрела всё равно не последовало, ведь ПМ был не заряжен. А Павел уже сделал первый шаг…

Зачем он вообще оставил здесь оружие? Чтобы намеренно искусить Олега. Хотел посмотреть, что сын будет делать: раскаиваться, всё отрицать или бороться до конца. От его выбора зависела его судьба. Вернее, от этого зависела его смерть, то, какой она будет. И своими словами и действиями Олег выбрал наихудший вариант, которого сам Павел желал меньше всего.

Он в два шага сократил дистанцию и приблизился вплотную к Олегу. Тот успел выхватить нож из чехла, но прежде чем сумел хотя бы взмахнуть им, Павел схватил его вооруженную правую руку за кисть и, несмотря на отчаянное сопротивление, легко заломив её, переместился к сыну за спину. От сильной боли Олег застонал и сразу выпустил нож, неуклюже размахивая свободной рукой, которой он не мог ничего сделать противнику. Павел несколько секунд вертел отчаянно матерящегося Олега на месте, продолжая заламывать руку, а затем надавил сильнее и резким усилием сломал парню кисть.

Из глаз Олега брызнули слёзы, он упал на колени и заорал от боли, на короткое время парализовавшей его сознание. В себя он пришёл от того, что другая не менее сильная боль пронзила его сознание вновь – это Павел уже ломал его левое плечо и очень скоро добился цели. Вне себя от боли, которая словно разрывала его на части, Олег упал на пол. Невидящим взглядом он смотрел на нож лежавший прямо у него перед носом, но не понимал, что видит, а если бы и понимал – взять его ему было нечем, разве что зубами. Павел оставил его в таком положении, отошёл, присел обратно на стул и пристально уставился на сына, о чём‑то размышляя. В его взгляде не было ни капли сомнения, сожаления или раскаяния в содеянном.

Олег кое‑как сумел сесть, непроизвольно принял самую удобную позу, какую только мог, и рыдал. Сломанные конечности пронзало, словно копьями: правая рука была подвижна только до локтя, левая – не слушалась вовсе. Павел сидел напротив, положив руки на колени и склонив чуть набок голову, и терпеливо ожидал, когда сын немного оклемается. Для стороннего наблюдателя эта картина выглядела бы не просто зловещей, а ужасающей.

– Я переломал бы тебе все кости до единой, – начал он, когда в обезумевшем от боли взгляде Олега появилась искра сознания. – И сделал бы это публично, чтобы все видели, что предателям не может быть пощады. То, что ты был мне сыном, для тебя только хуже, потому что своими действиями ты запятнал и мою честь, а такое смывается только кровью, поэтому ты встретишь смерть здесь. Бесславно, как ты и заслуживаешь.

– Пожалуйста, – рыдая и скуля, прошептал Олег. – Пожалуйста.

– Что? Пожалуйста что? – бесстрастно переспросил Паша.

– Не убивай, – скулил Олег. – Я же твой сын. Пощади.

– Ты – мой сын? Аха‑ха‑ха! – Павел от души рассмеялся, а затем резко оборвал смех и посмотрел на Олега презрительным взглядом. – Ты мне не сын. Да ты даже не человек – ты кусок дерьма, прицепившийся к подошве моего ботинка. Я должен был счистить тебя сразу же, как только услышал твою вонь, но не сделал этого и это была самая большая ошибка, которую я совершил в своей жизни. Именно поэтому я должен исправить её собственными руками.

– Не убива‑а‑ай… – омерзительно завыл Олег, услышав речь отца.

– Не убивать? Ты – сгусток ненависти, жестокости и коварства, не знающий, что такое совесть, просишь не убивать? Мразь, переступившая все возможные границы и потерявшая человеческое лицо, просишь пощады? Нет, и не надейся. Если бы ты раскаялся, то заслужил бы лёгкую смерть, но в тебе нет ни капли раскаяния, поэтому перед смертью ты испытаешь боль, которую причинял другим.

Павел поднялся, подступил к Олегу и поднял с пола нож. Олег в ужасе завыл, попытался как‑то отползти, но куда ты денешься в маленькой комнате, да ещё и со сломанными руками? Павел присел возле сына и заглянул в его помутневшие глаза. Олег неуклюже пытался закрыться правой рукой, хотел что‑то сказать, но лишь всхлипнул, когда после молниеносного движения ощутил жгучую боль в животе.

В комнате раздался сдавленный, болезненный вопль.

– Это за Бернштейна. За старика, который, несмотря на всё твоё дерьмо, любил тебя, урод.

Снова молниеносное движение и новый удар. Олег замычал.

– Это за Рысакова, малыши которого остались без отца, потому что ты, мразь, прикрывал свои делишки, и за девушку, которую вы с дружками изнасиловали и убили здесь, в этом доме. Думал, я не узнаю?

Ещё удар. Сознание Олега уплывало, а в животе жгло так, словно кто‑то налил внутрь кислоты.

– Это за всех, кого ты загубил, спасая свою гнилую, смердящую тушу.

Олег не мог даже кричать, настолько боль парализовала его, лишь мучительно стонал, выпучив глаза. Вероятно, не слышал он и слов отца, но Павлу было всё равно. За свою жизнь Павел Гронин убил многих людей, но только три убийства стали для него потрясением: самое первое, затем неведомо какое по счёту, когда целью оказалась беременная женщина с малолетним ребёнком – агент‑предатель, из‑за которого накрылась целая сеть, а многие агенты были схвачены, подвергнуты жестоким пыткам и казнены, и вот теперь третье, когда он собственными руками убил нечто, что когда‑то считал сыном.

– Ты простил… обещал… свободу, – из последних сил прохрипел Олег.

– Да. Я даю её тебе.

Паша с силой всадил нож Олегу в горло. Парень захрипел и, обливаясь кровью, начал сползать. Гронин вынул нож, отбросил в сторону и медленно встал.

– И прощаю.

Некоторое время он смотрел на труп и растекающуюся под ним кровь. Он давно решил, что смерть Олега будет зависеть от того, как он поведёт себя в последнем разговоре, надеялся, что парень раскается и расстанется с жизнью безболезненно, но Олег оставался собой до конца. То, что Павел сделал, было жестоко, но не менее жестоко было и то, что творил сам Олег. Гронин давно уже не чувствовал сильного прилива адреналина, когда вступал в бой или убивал, но сейчас его сердце колотилось, как безумное. Он даже сделал шаг назад и на всякий случай ухватился за дверной косяк, чувствуя, что что‑то не так, но это оказалась лишь мимолётная слабость и вскоре он уже был в порядке.

– Любой человек имеет право сеять всё, что захочет. Но пожинать он будет только то, что посеет.

Сказав это, Павел уже вполне уверенной походкой направился по коридору к выходу. На улице его встретили двое озадаченных мужчин: один с топором, а второй с пистолетом в руке. Оба были закалёнными бойцами, повидали в жизни всякого и убивали не раз, но сейчас смотрели на Павла круглыми от изумления глазами. Только Гронину было плевать. У стены стоял большой пень, исполняющий роль табуретки, и Павел опустился на него, а когда сделал это, только тогда заметил, что весь в крови.

– Когда‑то каждый из нас пожнёт свой урожай, – обращаясь к самому себе, тихо сказал он.


Глава 9.3



5

Никто не испытывал радости, когда «анархисты» воссоединились. Нет, конечно, это было здорово, что взвод вновь собрался и не понёс ещё больших потерь, особенно когда за спинами диверсионной группы рыскал боевой вертолёт, но даже те потери, что они получили, давили на ветеранов подразделения с огромной силой. Аня плохо знала погибших, но никого из них не считала плохими людьми, разве что с Игорем у неё почему‑то совсем не складывались отношения. Однако именно потеря Игоря больше всего заставила девушку волноваться. Особенно, когда она увидела Андрея.

На тот момент его эмоции уже сменились. В пути он понял, что должен отпустить ярость, осознал, что она вызвана глубочайшей несправедливостью, скорбью и мучениями, и как раз поэтому её во что бы то ни стало нужно унять. Когда гнев постепенно утих, Андрей ощутил, что вместо него в груди зияет дырой чувство утраты.

После этого он переменился, и Аня увидела уже другого Андрея: лицо парня застыло, словно было вылеплено из воска, ни одна эмоция не проявлялась ни на нём, ни в движениях или жестах, даже глаза ничего не выражали. Если бы не ссадины и царапины на лбу и скуле, то Андрея проще было принять за робота или восковую фигуру, чем за человека: он просто двигался вперёд с каменным лицом, ожидая, когда сядет батарея.

Поначалу Аня с тревогой подумала, что парень сломлен, но услышав, как он чётко раздаёт приказы, а его бойцы безропотно и охотно их выполняют, она поняла, что на самом деле всё иначе: Андрей не сломлен, просто он настолько потрясён, что не в состоянии даже выражать собственные эмоции, переживая их глубоко внутри. Ане больно было смотреть на него, но она прекрасно понимала, насколько важна сейчас для парня поддержка близкого человека.

Взвод соединился в хорошо скрытом скалами месте, где можно было устроить небольшой привал. Руми с Корнеевым по‑прежнему находились в арьергарде, но Андрей уже отправил двоих людей сменить их: снайпера сделали максимум возможного за эти полдня и заслужили отдых. Убедившись, что его приказы выполняются, Андрей двинулся вдоль скалы, ища подходящее место для того, чтобы уединиться. Сейчас ему жизненно необходимо было побыть одному.

Он механически двигался вперёд, погружённый в себя, и больше никого не замечал. Даже Аня, которая стояла почти у него на пути, не попала в его поле зрения, и если бы девушка сама не обхватила его руками и не остановила, Андрей не обратил бы на неё внимания.

– Андрей… это так ужасно, – дрожащим голосом проговорила она и уткнулась лбом ему в плечо.

Остановленный ею, Андрей замер, медлительно размышляя как поступить: оттолкнуть её, просто аккуратно освободиться из объятий или попросить оставить одного.

– Я понимаю каково тебе сейчас, – продолжала Аня с искренним сочувствием в голосе. – Я тоже прошла через это.

Понимает она или нет – Андрею было всё равно. Нуждался он в поддержке или нет – он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Ему просто хотелось остаться в одиночестве, даже не столько в одиночестве, сколько в тишине: без визга пуль, без треска автоматных очередей, без гула вертолётных винтов, но главное – без человеческих голосов, а желательно и без самих людей. Поведение Ани было понятно ему, но в силу обстоятельств он не мог воспринять его спокойно.

– Я буду рядом, – не замолкала Аня, – буду поддерживать тебя, что бы ни случилось. Всегда.

Это были искренние слова, но Андрея сейчас они только раздражали. Это раздражение всего за секунду превратилось из только что родившегося чувства в атомный взрыв, и побудило Андрея оттолкнуть девушку. Не сильно, но достаточно, чтобы освободиться из объятий, а её саму заставить с недоумением посмотреть на него.

– Почему? – с обидой спросила она, не понимая, что происходит.

В глубине души Андрей понимал, что совершает ошибку, но это осознание было настолько слабым, что никак не могло конкурировать с раздражением и тем более с болью утраты. Это потом он всё проанализирует и поймёт, но сейчас…

– Почему ты отталкиваешь меня? Я ведь хочу помочь, – все ещё не могла понять Аня.

– Оставь меня в покое, – со злостью бросил Андрей.

Бойцы, располагавшиеся неподалёку, услышали его тон и обратили на пару внимание, но Андрея это не заботило. Он прошёл мимо Ани, даже не взглянув на неё, чем очень оскорбил девушку, ведь она искренне хотела помочь ему. Аня была ещё слишком неопытна, чтобы понять, чего именно хочет Андрей и каким образом она может его поддержать, а вспыльчивый характер, который она не всегда могла контролировать, часто оборачивался против неё. Проводив Романова обиженным взглядом, девушка шумно выдохнула, выпуская раздражение, и отвернулась, не желая больше на него смотреть. Впрочем, её обида длилась считанные секунды, ведь она прекрасно понимала, что поведение Андрея сейчас вызвано не его отношением к ней.

Уйдя на полсотни метров, Андрей нашёл для себя укромное место, аккуратно поставил оружие у скалы, а рюкзак снял и положил на большой, почти плоский валун, будто специально оставленный здесь, чтобы на нём сидеть. Усевшись сверху, Андрей поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях, наплевав на то, что перчатки в снегу и гари.

За то время, что они шли, вся злость улетучилась, как и отчаяние. Осталась только боль потери, осознание того, что лишился чего‑то, что уже никогда не вернуть. Проверенная годами истина: что имеем – не храним, а потерявши – плачем. Только плакать Андрей сейчас не мог.

Впрочем, может, оно и к лучшему – никому в отряде не нужна раскисшая тряпка, да и сам Андрей не хотел опускаться до такого, не желал больше страдать, впадать в депрессии и на почве этого выпадать из строя, не хотел больше насильно вручать взвод в руки Корнеева или кого‑то ещё, чтобы другие несли за всё ответственность. Нет, он больше не будет слабым, не станет ношей для своих людей, чтобы ни случилось – он больше никого не подведёт. Нужно только пересилить себя сейчас, в последний раз, выдавить, выстрадать эту потерю, принять её…

Но как?! Игорь был не только братом, но и человеком, с которым Андрей разделил самые сильные боль и горечь в своей жизни, вместе с которым прошёл самые жестокие испытания. Они всегда были вместе, всегда заботились друг о друге, и вот теперь… его больше нет. Как принять и переварить это?

Андрей был настолько погружен в эти мысли, что не услышал, как кто‑то приближается. Скрип снега усиливался, отражаясь от скал, но Андрей ничего не замечал. Впервые за эти часы он сумел полностью уйти от мира, чтобы попытаться разобраться с собой, но кто‑то снова собирался ему помешать. Он осознал присутствие другого человека только тогда, когда почувствовал, как к его спине кто‑то прислонился.

«Всё равно пришла? Опять будешь лезть со своими утешениями?!», – раздражённо подумал он и выпрямился, теснее прижавшись к спине человека позади.

Но пришедший не вымолвил ни слова. Кто бы это ни был, он просто молча сидел рядом.

«Ну и чёрт с тобой. Только молчи», – так и не обернувшись, подумал Андрей и откинулся назад.

Человек за спиной поначалу склонился, застигнутый врасплох таким движением Андрея, но через секунду тоже упёрся в спину парня и дальше они так и сидели, используя друг друга, как спинки стульев. Оба молчали, но Андрея это устраивало. Появившееся поначалу раздражение быстро ушло, и теперь Андрей наоборот чувствовал как раз ту поддержку, что была ему нужна: молчаливое присутствие человека, который не лез со своими советами и предложениями, а просто был рядом, готовый при необходимости сделать всё, что будет нужно, если Андрей сам того попросит.

Романов на подсознательном уровне почувствовал, как ему было нужно такое присутствие. Оно будто вытягивало из него боль и тоску, забирало их часть себе, приносила ему облегчение. Вряд ли он способен был сейчас радоваться, но как минимум мог чувствовать удовлетворение от мысли о том, что Аня всё‑таки поняла его, сумела распознать, чем именно может ему помочь. Слёзы как‑то сами собой потекли из глаз неудержимым потоком. Андрей даже немного удивился, потому что это явление не сопровождалось желанием плакать. Видимо, организм сам принял решение и делал всё без воли хозяина.

Слёзы текли ещё некоторое время, заставляя Андрея размазывать их по лицу слегка заледеневшими рукавами. Вместе с ними из парня вытекала и пустота, образовавшаяся внутри. Полностью она не ушла, но уменьшилась достаточно, чтобы Андрей почувствовал, что готов продолжать путь.

– Пора.

Сказав это, он поднялся и повернулся к Ане, желая поблагодарить девушку, но не увидел её. Вместо Ани на валуне спиной к нему сидела Руми.


6

Было страшно. Всё время, беспрерывно. Страх сковал Игоря по рукам и ногам, парализовал волю, убил в нём всё не только мужское, но и человеческое. Вопросы возникали, какое‑то время сверлили мозг, а затем заменялись другими. Это конец? Я умру? Меня будут пытать, подвергнут боли и страданиям? Может, повезёт и смерть будет лёгкой? Если бы у него были ответы…

Через некоторое время после того, как Игорь очнулся, Шелковского куда‑то забрали и он долго отсутствовал. Лицо Саши изобиловало царапинами и кровоподтёками ещё до того, поэтому после его возвращения Игорю трудно было определить пытали товарища или нет, но сам Саша на этот вопрос ответил отрицательно. Возможно, потому что хотел поддержать Игоря, зная, что тот и так сейчас не в лучшем состоянии. После допроса Шелковского прошло ещё немного времени и их вывели из камеры, где содержали, и погрузили в какой‑то транспорт, которого Игорь, от тряски снова впавший в забытье, совершенно не запомнил.

Когда сознание вернулось в следующий раз, он находился уже в другой камере и в совершенно другом месте, но далеко не сразу это понял. Голова всё ещё адски болела, тело по‑прежнему оставалось таким, будто его избивали сутки напролёт, а желудок всё норовил вывернуться наизнанку, но каким‑то непостижимым уму образом не делал этого. Игорь то впадал в забытье, то приходил в себя, но почти не двигался и был совершенно дезориентирован. Он не смог бы сказать, сколько времени это продолжалось, но когда он более менее начал контролировать своё сознание, то обнаружил, что одет во что‑то непонятное и лежит на чистой постели.

Где бы он ни находился – тьма стояла непроглядная, а рядом точно никого не было, потому что Игорь неоднократно звал Шелковского или хоть кого‑нибудь, но никто ему так и не ответил. Страх не пропадал ни на секунду, и Игорю стоило немалых усилий, чтобы не разрыдаться из‑за охватившего его отчаяния. Решив выяснить где находится, парень попытался подняться на ноги. Это удалось, но сил долго стоять не было: тело было очень слабым, и мышцы сразу заныли, но больше всего болела голова. С трудом пройдя несколько шагов, Игорь упёрся в стену.

Сев на пол, он принялся заново себя ощупывать. Ноги точно целы, но в некоторых местах перебинтованы, как и левая рука. Интересно, кто и когда это сделал? Голова по‑прежнему раскалывалась, но боль уже хотя бы не заглушала мысли. Понять, где он находится, Игорь не мог, сколько ни пытался. Во что он одет – разобраться тоже не удалось. На ум пришла лишь мысль, что это может быть нечто вроде пижамы. Всё, на этом попытки хоть что‑то понять окончились, и на передний план вышла постепенно нарастающая паника, а вскоре Игорь снова вырубился.

В следующий раз парень пришёл в себя от резкого звука открывающейся двери. На мгновение открыв глаза, Игорь сразу же вынужден был зажмуриться из‑за яркого света, прорвавшегося в камеру. Он рефлекторно прикрылся рукой, чем привлёк внимание тех, кто пришёл к нему. Послышались спокойные команды на незнакомом языке, но никакого физического воздействия, которого Игорь ожидал, не было. Да и команды, похоже, предназначались не для него.

Когда парень более менее адаптировался к свету, его уже осторожно подняли, усадили на каталке и сняли одежду, которая оказалась типичной больничной пижамой. Его осматривал мужчина в белом докторском халате, а ещё один, в камуфляже, стоял у двери с пистолетом в опущенной руке. Осмотр занял всего несколько минут, затем «доктор» записал что‑то в принесённый блокнот и удалился, но конвоир почему‑то остался. Прежде чем воспалённый мозг Игоря успел сообразить зачем, появился ещё один человек в медицинском халате, на этот раз женщина – она принесла поднос с едой. Затем «посетители» удалились, а дверь, издав непривычный, звонкий щелчок, снова изолировала крохотный мирок Игоря, погрузив его в темноту.

Поднос стоял на маленьком столике в углу, но в темноте Игорь его совершенно не различал. До него доносился лишь будоражащий тело и разум запах.

– Издеваются, наверное, – сказал он сам себе. – Как мне есть в такой темени?

Его будто кто‑то услышал, потому что через несколько секунд в потолке камеры загорелся свет: слабое, голубое свечение, будто от ночника, только какое‑то болезненное. Впрочем, как и сам Игорь.

– И на том спасибо, – вздохнул Игорь и поплёлся к подносу.

Еда оказалась весьма неплоха, что удивило парня. Ему принесли ещё теплую гречневую кашу с вареной курицей и овощной салат с каким‑то мягким, но солёным сыром. Кроме всего этого на подносе стоял стакан с непрозрачной густой жидкостью. Приятно удивлённый Игорь понюхал, а затем осторожно пригубил её и ещё больше изумился, почувствовав давно забытый вкус апельсина. Поразительно, но пленников в «Пути просвещения» кормили лучше, чем жителей «Убежища». Как минимум апельсинового сока там точно никто никогда не видел, как и самих апельсинов. Может, во всём этом крылось какое‑то коварство, но в тот момент парню такая идея и в голову не пришла. Вкусная пища подействовала на Игоря успокаивающе, и некоторое время после еды он провёл в относительном спокойствии, но затем страх и неопределённость вернулись и больше не уходили.

Время продолжало свой неумолимый бег, но Игорь понятия не имел, сколько его прошло. Дни? Недели? Месяцы? В камере не было окон, не было часов или чего‑либо, что позволило бы ему понять, как долго он здесь находится. Впрочем, поначалу он и не задавался таким вопросом, его больше мучила мысль о том, жив ли Андрей и где он сейчас, но затем, довольно быстро Игорь сосредоточился на себе и, осознав собственное бессилие, впал в апатию.

Несмотря на плохое психологическое состояние, физическое – постепенно улучшалось. Регулярные медосмотры подтверждали это, и охрана во время них или разноса еды вела себя всё настороженнее. Ни на какие вопросы ни они, ни осматривавшие парня врачи не отвечали, каждый раз ограничиваясь лишь резкой, громкой командой на непонятном Игорю языке, которую он интуитивно понимал, как «заткнись». Наверное, они опасались агрессии с его стороны, но Игорь не обращал на это внимания и тем более не чувствовал в себе ни сил, ни мотивации для агрессии.

А затем наступил день, когда Игоря впервые вывели из камеры. В сопровождении врача и двоих охранников, вооружённых автоматическими карабинами, Игоря, закованного в наручники, повели куда‑то по ярко освещённым коридорам. Как дальше выяснилось – на подробный медосмотр. У него взяли, как ему казалось, все возможные анализы, подвергли всем возможным проверкам и процедурам, включая такие, которые требовали невиданных Игорем ранее медицинских аппаратов и приспособлений. В процессе парень натерпелся и боли, и страха, но ни одного ответа, кроме жёстких, угрожающих команд, так и не получил. Отчасти проблема заключалась и в том, что никто из персонала и охраны, похоже, не разговаривали по‑русски, что заставляло Игоря раз за разом спрашивать себя, где же он находится.

Мало помалу за телом начала подтягиваться и психика. Апатия, вызванная бессилием повлиять на собственную судьбу, никуда не делась, но немного разбавилась желанием узнать хоть что‑нибудь. Игорю по‑прежнему было страшно, но этот же страх подталкивал его попытаться предпринять хоть что‑нибудь, чтобы понять, где он и что с ним собираются делать.

Вскоре после медосмотра Игорь придумал считать дни по разносу еды. Где бы он ни находился, кормили здесь отлично и трижды в день, будто намеренно откармливая. Интересно, так кормят всех или к нему особое отношение? Ответа на этот вопрос пока тоже не было.

С тех пор, как он начал считать дни, прошло почти две недели, и за это время медицинские тесты проводились ещё раз. Чувствовать себя подопытным кроликом было унизительно и неприятно, но Игоря никто не спрашивал о его желаниях, поэтому он вынужден был молча сносить это. Возможно, будь у него больше решимости, он бы покончил с собой, банально разбив голову о стену, но для этого требовались воля и характер, а Игорь ни тем, ни другим в нужной мере не обладал. Всё это время он шёл за братом, который был для него своеобразным маяком, а Андрею хватало качеств на них двоих, но сейчас брата рядом не было… и вряд ли им суждено ещё встретиться.

Когда Игоря вывели из камеры в третий раз, от мысли, что его снова будут колоть иглами и творить прочие малоприятные вещи, парня охватила дрожь, и он никак не мог её унять. Однако на этот раз его повели в другую сторону, что, впрочем, не успокоило, а заставило ещё больше нервничать.

Его привели в кабинет, такой же идеально вылизанный, как и все остальные помещения, в которых Игорю довелось побывать на этом объекте. На площади примерно в сорок квадратов разместился большой медицинский стол, больше похожий на операционный, но застеленный чем‑то мягким, наподобие тонкого матраса, письменный стол с офисным креслом, и пара шкафов у дальней стены: в одном сквозь стекло угадывались книги и папки, в другом – медикаменты. Рядом со шкафами стояло нечто большое и блестящее, вероятно, холодильник, а в углу рядом с ним – обычная кушетка, наполовину прикрытая ширмой. Игоря подтолкнули к медицинскому столу, и взглянув на него внимательнее, парень ощутил прилив липкого, мерзкого страха.

– Ложись, – с очень сильным акцентом, но по‑русски сказал сопровождавший его врач.

Стол был оборудован ремнями и прочими приспособлениями для фиксации тела. Именно этот факт привёл Игоря в ужас.

– Что вы собрались со мной делать?! – попытался протестовать он, но четыре сильные руки немедленно скрутили его и подтащили к столу.

Игорь попытался вырваться, но куда там – его руки, и так скованные наручниками, были словно в тисках, к тому же одну из них выворачивали с особым упорством, причиняя парню сильную боль, которая в итоге и парализовала его волю окончательно. Когда руку отпустили и боль в плече ушла, его ноги, правая рука и туловище уже были надёжно зафиксированы на столе. Наручники сняли, а через десяток секунд левую руку тоже плотно стянул кожаный ремень, и Игорь оказался полностью обездвижен, лёжа лицом вниз и не имея возможности нормально обозревать пространство вокруг себя.

Сказать, что его охватила паника это ничего не сказать. От неопределённости и ощущения абсолютной беспомощности у Игоря невольно потекли слёзы. Один из конвоиров презрительным тоном бросил какую‑то фразу и все трое ушли, оставив Игоря наедине с разъедающими разум мыслями.

Слёзы всё текли и текли, а он ничего не мог поделать. Ни с ними, ни с собой. Нет ничего, вообще ничего хуже, чем вместе со свободой потерять даже право решать жить тебе или умереть.

«Андрей любит говорить, что у человека всегда есть выбор… где же тогда этот выбор сейчас? Что я могу выбрать?», – в отчаянии подумал Игорь.

Да, действительно, выбора у него теперь не было, но он был до этого. Впрочем, пока он остаётся в живых выбор может появиться вновь.

Послышался звук открывающейся двери, затем лёгкий хлопок, когда её закрывали. Игорь выкрутил шею, пытаясь заглянуть назад, но ничего не увидел. Кто‑то подошёл к столу и положил на него нечто увесистое. От этого звука Игорь содрогнулся и внутри всё похолодело, а из глаз потекла новая порция слёз. Воображение нарисовало ужасный, кровавый эксперимент и от страха парень чуть не потерял сознание.

Наконец, человек подошёл к самому Игорю и остановился рядом. Парень снова вывернул шею и увидел белый докторский халат. Подняв затуманенный слезами взгляд выше он остановил его на измождённом лице, покрытом недельной щетиной: плавные черты, прямой нос, серые, усталые глаза. Мужчина смотрел на него странным взглядом, но Игорю трудно было охарактеризовать его. В нём проглядывали и жалость, и безразличие одновременно, а кроме них – скука от рутинной работы и вместе с тем какой‑то несоответствующий ей интерес. Короче говоря, однозначно описать этот взгляд точно былонельзя.

Несколько секунд они молча глядели друг на друга, затем человек в халате заговорил по‑русски, хоть и с заметным акцентом.

– Слёзы… Редко встречается.

Игорь ничего не сказал, пытаясь проглотить ком, застрявший в горле, хотя неожиданно вполне сносная русская речь и удивила его.

– Я доктор Максим Волков. Можешь обращаться просто по имени, – представился он. – А как зовут тебя?

Справившись, наконец, с накатившими эмоциями и возобладав над собой, Игорь смог заговорить, только вместо ответов сам начал задавать вопросы.

– Зачем эти ремни? Что со мной будет? Что вы хотите со мной сделать?!

– Ничего. Просто я не люблю посторонних во время работы, и эти ремни нужны, чтобы обезопасить меня, – спокойно рассказал Макс.

Могло бы показаться странным, как он угадал мысли Игоря, но Максим Волков часто встречался с подобной реакцией, да и не было в ней ничего странного – любой человек начнёт переживать, будучи в беспомощном состоянии. Тем более в медицинском учреждении.

– Так как тебя зовут? – повторил свой вопрос Волков.

Игорь отвернулся и пробурчал:

– Иванов. Иван Иваныч.

Взгляд Волкова слегка изменился. Теперь он смотрел на Игоря немного грустно, даже с тоской.

– Понимаю, что ты злишься. Это нормально в твоей ситуации, но ты злишься не на тех людей. Я тебе не враг…

– Не враг… Тогда скажи – что со мной будет?

Типичный вопрос, который Волков слышал уже столько раз. Все, с кем он имел дело, рано или поздно задавали его. Менее сильные духом – раньше, более сильные – позже, и только отчаявшиеся – сразу.

– Я не господь бог и предсказывать будущее не умею. Всё зависит от тебя, – ответил он фразой, которую повторял уже множество раз.

– От меня? Хочешь сказать, что я могу выбраться отсюда живым? – осторожно уточнил Игорь.

– Разумеется, – Волков кивнул.

Страх давно сковал волю парня, а вместе с ней и львиную долю критического мышления. Он давно себя похоронил, давно понял, что так или иначе умрёт, а тут ему вдруг бросили спасительную соломинку. Будь на месте Игоря Андрей – он бы ни за что не поверил и не поддался Волкову, но Игорь был из другого теста: внутри он всегда был склонен к коллаборации и лишь решимость и воля Андрея заставляли его следовать за братом.

Волков спокойно наблюдал за реакцией пациента. Вся эта ситуация была для него вполне привычной. За годы работы он повидал всякого и догадывался, что чувствует и о чём думает человек перед ним. За плечами доктора имелся богатый опыт, ведь через него прошло настолько много пациентов, что он давно уже сбился со счёта. По сути, технически, Волков даже не лгал парню. Бедолага действительно может выйти отсюда живым, такой шанс у него есть и если учесть насколько эффективной стала в последнее время их команда, количество осложнений и летальных исходов уменьшилось до жалких двадцати семи процентов. Это не те ужасающие семьдесят четыре, которые были в начале, и из‑за которых Волков в своё время чуть не спился.

Как бы там ни было для пользы дела требовалось, чтобы Игорь находился в спокойствии и пришёл к этому состоянию сам, добровольно. В крайнем случае существовало несколько способов, как этого добиться, включая медикаментозные, но самым эффективным по‑прежнему оставался традиционный – установить нормальные отношения с пациентом, и лучше всего здесь проявляли себя ложная надежда, имитация эмпатии и обычный человеческий разговор.

– Что я должен делать, чтобы выжить? – спросил Игорь.

По его тону Волков уже почувствовал, что парень готов на всё. Странно как‑то. В деле написали, что он из спецподразделения, и по физическому развитию тела в это, в принципе, можно поверить, но вот с психологией у него явно проблемы, а такое для спецов нехарактерно. Впрочем, было пару случаев, чего уж там, но смертность среди таких значительно выше заветных двадцати семи процентов. Ну и ладно. Всё равно Волков ничего не может с этим поделать. Его мнения давно уже никто не спрашивает.

– Для начала мы должны провести осмотр. Чтобы сделать это, мне нужно, чтобы ты доверился мне и расслабился, – сказал Волков.

Несмотря на эмоциональный бардак в голове, от слов доктора веяло подозрительностью, и Игорь смог её уловить.

– Я лежу привязанный к этой штуке. Даже если я поверю – ты правда думаешь, что я смогу довериться тебе и почувствовать себя спокойно в таком состоянии? – не скрывая скепсиса, спросил Игорь.

– Не думаю. Поэтому я развяжу тебя, если удостоверюсь в твоем благоразумии, – ответил ему Волков и продолжил прежде, чем парень сам смог что‑то ответить. – Сразу предупреждаю: я – мелкая сошка и моё убийство никак тебе не поможет. В любом случае дальше этого кабинета ты не уйдёшь и неизбежно будешь убит сам.

– А если я решу разменять свою жизнь на твою?

– Тем хуже для тебя. В любом случае ты не сможешь ничего сделать – твои ноги останутся привязанными, просто чтобы обезопасить тебя от безрассудных действий.

– Ясно.

– Так что скажешь?

Что тут можно было сказать? Ответ был очевиден.

– Я согласен. Развязывай.

Волков не обманул и действительно освободил руки и тело парня. Связанными остались только ноги – каждая своим ремнем. Доктор пообещал, что никаких действий, кроме массажа совершать не будет, поэтому Игорю не о чем беспокоиться, ихоть парень поначалу ему не поверил, в итоге всё так и вышло.

– Так как тебя зовут? – поинтересовался Волков после того, как развязал руки пациента и ремень, стягивающий его тело чуть выше поясницы.

– Игорь.

Ответ ничего не давал доктору – Волков читал протокол допроса напарника своего пациента и сам знал, что парня на столе перед ним зовут Игорь Романов. Макс просто следовал привычному, проверенному плану.

– Приятно познакомиться, – дружелюбно сказал он.

Постепенно завязался неторопливый разговор, состоящий из вопросов Игоря и медлительных, но охотных ответов Волкова. В процессе Игорь узнал, что доктор оценивает его общее физическое состояние, правда, Макс не объяснил толком для чего и как именно он это делает, потому что кроме ощупываний и лёгкого массажа он ничего больше не сделал. Иногда он низко опускал кровать с помощью пульта, а сам стоял над Игорем и по несколько минут всматривался во что‑то на его спине, а пару раз просил Игоря сесть на коленях, а сам отходил и подолгу стоял сзади, снова вглядываясь во что‑то на теле парня. В такие моменты Игорь интуитивно ощущал тревогу, но Макс каждый раз успокаивал его, дружелюбно объясняя, что волноваться совершенно не о чем. Странно, но Игорь действительно проникся к доктору пусть незначительным, но доверием. Это был первый человек, который хоть и с акцентом, но разговаривал по‑русски да ещё и дал парню хоть какие‑то ответы. Но ответа на главный вопрос Игорь так и не получил – что с ним собираются делать?

Казалось, что осмотр подходит к концу, потому что Волков вернулся к столу, достал из принесённого с собой чемоданчика ноутбук и принялся что‑то печатать. Игорь некоторое время скучал, а затем решил поделиться внезапно появившейся у него мыслью.

– В последний раз я был в больнице в Волгограде, больше десяти лет назад, – сообщил он. – Десять лет, представляешь?

– Ты жил в Волгограде? – не отрываясь от ноутбука, спросил Волков.

– Угу. Мы с братом одинаково ненавидели больницы, но он ещё и боялся. Бывало, что затащить его туда становилось чем‑то нереальным, мама буквально тянула его за шиворот, а он вырывался и кричал, что лучше умрёт, чем даст что‑то с собой сделать.

Игорь на секунду печально улыбнулся, вспомнив картинку из детства.

– Только отец мог его заставить.

– Как же он это делал?

– Он был военным, умел отдавать приказы, но вместе с тем умел и договариваться. Он всегда находил к нам подход, знал, как нас замотивировать. Помню, что после короткой беседы с ним Андрей хоть и нехотя, но шёл в больницу и молча сносил все экзекуции. Дважды так было.

Наступила пауза. Волков продолжал что‑то печатать, а Игорь – предаваться воспоминаниям. Парень думал, что доктор не слушал его, поглощённый своим занятием, но это оказалось не так.

– Почему только дважды? – уточнил Волков после паузы. – Если я ничего не путаю, на осмотр в больницу детей нужно было водить регулярно.

– Отец редко появлялся дома. Всё время на службе пропадал, – с нотками огорчения поделился Игорь.

Он всегда завидовал другим пацанам, у которых отцы были рядом. Они гуляли с ними, играли в игры, проводили вместе время, а Игорь с Андреем были этого лишены. Даже несмотря на прошедшие годы, он так и не смог простить отца за его постоянное отсутствие. В особенности из‑за того, что чувствовал: будь отец рядом – всё было бы иначе и мама осталась бы живой.

– Хм. Странно как‑то. Почему он так редко появлялся?

– Мама рассказывала, что у него особая служба. Секретная. Поэтому он постоянно находился в разъездах.

Волков прекратил печатать и некоторое время молчал, глядя на экран. Игорь не обращал на него внимания и продолжал вспоминать, но больше ничего не озвучивал.

– Как, говоришь, звали твоего брата? Андрей?

– Не звали, а зовут, – поправил его Игорь. – Он ещё жив.

Доктор оторвался от ноутбука, повернулся к Игорю и с сомнением на лице уставился в спину парня.

– И отец тоже жив?

– Не знаю. Вряд ли. Он уехал по работе в самом начале эпидемии, и больше мы его никогда не видели. Мы с братом долгие годы искали его, вернее, надеялись, что найдём. Даже добрались до нашей квартиры в Волгограде, представляешь?

Игорь рассказывал медленно, делая паузы между предложениями. Теперь, когда надежда на то, чтобы найти отца умерла, эти воспоминания стали ему неприятны, потому что напоминали о горьком разочаровании, постигшем братьев в той квартире.

– Но когда пришли – нашли только записку от него и пятно крови на кровати. Представляешь, он вернулся домой, когда началась эпидемия, но мы с матерью на тот момент давно уже уехали в деревню. Вышло, что он не знал, где мы, а мы не знали, где он. В итоге та записка ничего нам не дала. Только принесла боль.

Дежавю? Нет, невозможно. Этого просто не может быть. Волков, возможно, поверил бы в нечто подобное, случись это до эпидемии, в старом мире, где глобализация и развитая транспортная система позволяли человеку оказаться где угодно и случайно столкнуться с другим таким же атомом в безумии броуновского движения жизни, но сейчас… Однако, он определённо слышал от кого‑то похожую историю. От знакомого, с кем дружил уже давно, но виделся в последнее время не так уж часто.

– А как звали твоего отца? – спросил Макс после долгих размышлений.

– Виктор Валериевич Романов, – с небольшой задержкой ответил Игорь и вдруг опомнился. – А тебе зачем?

Лицо Волкова никак не изменилось и на вопрос он тоже не ответил. Вместо этого доктор повернулся к ноутбуку, аккуратно захлопнул крышку и спрятал его обратно в чемоданчик.

– На сегодня всё, – поднявшись, заявил он. – Мне было приятно работать с тобой. Ещё увидимся, Игорь.

Сказав это, Максим Волков быстро покинул помещение, не дожидаясь, пока Игорь что‑то ответит, а через десяток секунд после его ухода в кабинет вошли конвоиры, и Игорь, по‑прежнему полный сомнений и страхов, отправился обратно в свою камеру.


Глава 9.4



7

После встречи с Волковым прошла неделя. Рацион Игоря оставался по‑прежнему прекрасным, но больше не радовал, потому что вместе с едой ему начали давать какие‑то таблетки и требовали, чтобы он их принимал. Разумеется, никто не собирался объяснять, что ему дают и зачем, а когда Игорь предпринял попытку отказаться, то его заставили силой. Вряд ли такой подход можно было воспринять спокойно, но время шло, а никаких изменений в состоянии своего здоровья Игорь не чувствовал, и это немного снизило первоначальное напряжение.

К тому же парня ежедневно начали водить в огромный тренировочный зал, в котором кроме разнообразных спортивных снарядов и тренажёров было оборудовано нечто вроде полосы препятствий, только потяжелее, чем та, которую он преодолевал во время обучения у Родионова. В зале было полно вооружённой охраны, и помимо Игоря там тренировались ещё около двух десятков людей. Парень догадывался, что это такие же узники, как и он, но заговорить ни с кем из них не мог: как только он пытался это сделать, тут же слышал агрессивный оклик от ближайшего охранника, а если не реагировал на замечание, то в ход шла физическая сила.

В первый же день Игорь видел, как за какую‑то провинность жёстко отделали дубинками одного из заключённых, и в дальнейшем опасался нарушать инструкции охраны, переданные ему на очень плохом русском языке. Конечно, такие действия охраны показались Игорю странными, ведь узников явно для чего‑то готовили и следили за их здоровьем, а тут такое… Но немного подумав, он пришёл к выводу, что это, видимо, делалось в воспитательных целях: персонал готов был временно вывести из строя одного из узников, чтобы остальным было неповадно нарушать правила.

Помимо тренировок в посещениях зала Игорь видел и другую пользу – он надеялся увидеть там Шелковского и попытаться хотя бы на мигах или жестах переброситься с ним парой слов. Каждый раз он с надеждой разглядывал арестантов или подопытных, или кем там они все здесь являлись, но Сашу либо не приводили сюда, либо специально приводили отдельно от Игоря. Либо его и вовсе не было на этом объекте.

Вот так, в одном и том же режиме день проходил за днём. Поговорить было не с кем и всё, что Игорю оставалось – размышлять обо всём, что он видел. Размышления порождали вопросы, те, в свою очередь, порождали новые вопросы и так далее, но количество ответов упорно оставалось на нуле. Охрана могла только грозно командовать на своём, напрочь непонятном Игорю языке либо отдавать приказы на ломаном русском, а медперсонал так и вовсе с ним не разговаривал, отчего люди в белых халатах резко становились в разы страшнее. Единственным человеком, который мог ответить хоть на какие‑то вопросы был доктор Волков, поэтому Игорь с нетерпением ожидал их следующей встречи и испытал чуть ли не счастье, когда она, наконец, состоялась.

Доктор уже ждал его в том же кабинете, где они встретились в прошлый раз. Он выглядел всё таким же изможденным и уставшим, а на дружелюбное приветствие парня ответил лишь лёгким кивком. Игорь отметил его настрой и не стал ничего спрашивать, пока в кабинете оставались охранники, но как только они ушли – тут же набросился на доктора с вопросами.

– Что со мной будет? Что за таблетки мне дают? Зачем? – затараторил он.

– Извини, но я пока что не могу ответить ни на один из этих вопросов, – покачал головой Максим. – По‑прежнему могу с уверенностью сказать одно – у тебя точно есть все шансы остаться в живых и получить свободу.

Увидев сомнение на лице парня, Волков решил продолжить.

– Ты ведь сам видишь, что ничего плохого с тобой не происходит? Просто продолжай выполнять всё, что тебе говорят.

Романов достаточно повидал в последние годы, чтобы понимать, что филантропии и доброте в новом мире места нет. Во всяком случае точно не в таких местах, как это, и уж точно не в организации, считающей человека просто единицей, а не личностью. Это место точно не было тюрьмой, и заключённых здесь содержали с какой‑то целью, но с какой? Подопытные? Испытуемые? Или, может, как расходный материал для пока неизвестного Игорю эксперимента? Но и на этот вопрос Волков точно не ответит.

– Давай всё, как в прошлый раз, идёт? – попросил Максим, и в этот раз оставив ноги Игоря привязанными.

– Ладно. Но чур вы ответите хотя бы на некоторые из моих вопросов, идёт?

Игорь почему‑то решил перейти на «вы» с Волковым. Возможно, потому что доктор был единственным человеком на этом объекте, к которому парень испытывал симпатию. К тому же по виду Максим казался как минимум в два раза старше Игоря.

– Хорошо.

Волков достал что‑то из кармана и поставил на столе. Вывернув голову, Игорь увидел, что это смартфон – вещь, которой он не видел уже больше десяти лет. Затем, прежде чем Игорь успел спросить хоть что‑нибудь, Максим захватил инициативу и принялся задавать вопросы сам. Их было много, они были объёмны и часто требовали описательных ответов, а касались эти вопросы всего: прошлого Игоря до эпидемии, семьи, родителей, его истории после эпидемии и событий, в которых ему пришлось принять участие.

Парень очень удивился такому неожиданному допросу и поинтересовался для чего это всё, но Волков ответил уклончиво, сославшись на то, что объяснит всё позже. Подумав немного, Игорь решил, что не будет ничего плохого в том, что он удовлетворит любопытство доктора: навредить себе этим он точно не сможет, а об «Убежище» он ничего особенного рассказывать не собирался.

В итоге их неторопливая беседа продлилась больше шести часов. В кабинет дважды заглядывала явно удивлённая этим обстоятельством охрана, но Волков каждый раз в довольно грубой манере что‑то говорил им, и те немедленно уходили. Наблюдая это, Игорь подумал, что доктор, похоже, не такая уж мелкая сошка. Или же охрана здесь считается чем‑то вроде уборщиков, и научный персонал относится к ней пренебрежительно.

– И всё‑таки – для чего все эти вопросы? – снова поинтересовался Игорь, когда Волков прекратил расспрашивать.

Доктор немного помедлил с ответом, но всё же решил озвучить его. Он подошёл ближе к Игорю, даже немного склонился к парню, хоть и остался на дистанции, достаточной для того, чтобы успеть среагировать, если Игорю вдруг придёт в голову устроить какую‑то выходку.

– Это часть твоего пути к свободе, – негромко ответил он.

Несколько секунд Игорь с сомнением смотрел на Волкова. Вопрос был не столько в недоверии, сколько в отсутствии у парня понимания, как всё это может быть связано. Ему и в голову не приходило, что для Волкова в первую очередь важны спокойствие пациента и как можно более благоприятное психоэмоциональное состояние, а для этого парень должен верить, что с ним всё будет хорошо.

– Знаете, я почему‑то верю вам, – признался Игорь. – Не то, чтобы безоговорочно, но мне просто хочется вам верить. Наверное, потому что иначе я отчаюсь. К тому же вы единственный здесь, кто способен мне ответить или хотя бы просто поговорить со мной.

Он выдержал паузу, не зная стоит ли продолжать и говорить то, что он только что хотел, но, подумав немного, решил закончить.

– Я всё ещё не смирился с тем, что не могу никак повлиять на то, чтобы остаться в живых…

Доктор сделал движение губами, собираясь что‑то ответить, но Игорь перебил его.

– Нет‑нет, не надо отрицать, я же вижу, что это за место… Я ведь подопытный, да?

Волков лишь слегка поджал губы, но взгляда не отвёл и продолжал смотреть на Игоря своим усталым взглядом. Игорь тем временем продолжил.

– Хоть я и не смирился – это ничего мне не даёт. Я слабак. Мне страшно. Я боюсь умирать, но больше всего боюсь, что смерть будет мучительной, что я буду страдать. Скажите, Максим, вы можете пообещать, что я умру без мучений?

Подобные вопросы Волкову тоже уже задавали, но все те ситуации были совсем другими. Некоторое время он молчал, подбирая слова для ответа.

– Если тебе суждено умереть здесь не по своей воле – смерть точно не будет болезненной. Но я думаю, что ты будешь жить, Игорь. Просто продолжай делать всё то же самое, что делал до этого момента и не падай духом. Договорились?

Игорь не сводил взгляда с собеседника, изо всех сил стараясь разобраться правду ли тот говорит. Ему очень хотелось верить Волкову, но он чувствовал, что всё не может быть так просто.

– Знал бы я, для чего всё это – может и не падал бы, а так… звучит, как ободрение в безнадёжной ситуации… И всё равно спасибо, доктор.

Дослушав его ответ, Волков отошёл к столу и взял в руки смартфон. Игорь украдкой следил за ним, видел, как тот что‑то нажимал на экране устройства, а затем спрятал его в карман. Сложив ноутбук и остальные вещи, перед тем как покинуть кабинет, Волков снова повернулся к парню.

– Возможно, в следующий раз мы встретимся не скоро. Если такое произойдёт – помни, что я сказал, хорошо?

Игорь ничего не ответил, поскольку не видел в этом смысла – что же ещё ему остаётся делать?

Следующая встреча действительно состоялась нескоро. Прошло больше трёх недель, во время которых Игорь продолжал принимать выдаваемые ему препараты, посещать тренировочный зал, а также регулярно проходить медицинские тесты и обследования. Именно врачебные издевательства больше всего пугали парня, поскольку он всё никак не мог понять, чего добиваются медики. Игорь ожидал, что таблетки будут как‑то негативно влиять на него, но, к его удивлению, с каждым днём чувствовал себя только лучше. Он нарастил мышечную массу, набрал оптимальный для себя вес и хорошо высыпался. Парень буквально ощущал бьющую из него энергию и вовсю выкладывался на тренировках.

Однако время для Игоря всё равно тянулось безумно медленно. Он втянулся в режим, свыкся с мыслью, что не может ни на что повлиять и просто плыл по течению, удостоверившись, что ничего плохого с ним вроде бы не делают. Мелькнувшая давным‑давно мысль о самоубийстве больше не возвращалась, а если бы и вернулась, то он всё равно не смог бы себя убить.

Наконец, настал день очередного долгожданного осмотра у Волкова. Игорь, конечно, не знал, куда его поведут в этот раз, но, увидев, что конвоиры двигаются не по ежедневному маршруту в сторону тренировочного центра или медицинской зоны, обо всём догадался. Вскоре его действительно привели в тот же кабинет, где он уже дважды встречался с Волковым.

Войдя внутрь, Игорь отметил, что обстановка в кабинете была такая же, как и в прошлые разы: та же чистота, те же мебель и приспособления, разве что ширма в углу на этот раз почти полностью закрыта, но есть ли там кто парень не видел. Волков тоже уже был на месте и на русском поприветствовал Романова, затем на другом языке что‑то сказал конвоирам, те пристегнули ноги Игоря ремнями и удалились.

Дальше всё пошло по привычному сценарию: Волков занялся осмотром, не забывая непринуждённо болтать с пациентом. Парень охотно поддерживал разговор, периодически поглядывая на ширму: ему казалось, что от него там что‑то прячут, но спрашивать он не решался.

Говорили, как обычно, об Игоре и его жизни, но в этот раз Максим немного рассказал и о себе, что подтолкнуло немного освоившегося в общении с доктором Романова к неудобному вопросу.

– Всё хотел спросить, – осторожно начал он и сразу замялся.

Вопрос казался Игорю был скользким и, возможно, даже неприятным. Он опасался, что доброе отношение доктора из‑за этого может испортиться, но всё равно хотел знать ответ.

– О чём? – вполне доброжелательно спросил Волков, чем немного подтолкнул Игоря к действию.

– Почему вы работаете на «Путь просвещения»? Вы ведь не можете не знать, что они устроили массовую бойню на планете.

Возникла пауза. Быстро проговорив свой вопрос, Игорь затаил дыхание, ожидая ответа, но его не было. Волков долго молчал, а Игорь опасался повторять вопрос или как‑то давить на доктора. Когда в тягостном молчании прошли несколько минут, парень, уверенный, что сделал ошибку, разволновался и решил попытаться как‑то исправить свою оплошность.

– Простите. Наверное, я не должен был спрашивать о таком, – виновато извинился он.

– Всё нормально. Я задумался, потому что не знаю стоит ли вступать с тобой в полемику. Я не имею понятия, что ты знаешь об эпидемии, не знаю, у кого получил информацию, сколько получил и какой, и какого придерживаешься мнения. Всё это сильно влияет на мой ответ.

– Так спросите меня.

– Нет смысла. В любом случае для обсуждения подобных тем у меня нет ни времени, ни интереса.

– Но почему? Разве вам…

– Я же сказал – я не буду разговаривать с тобой об этом, – строго перебил парня Максим. – Почему я состою в «Пути просвещения» – моё дело, и тебя оно не касается.

Волков достаточно жёстко дал понять Игорю, что не собирается ничего рассказывать, и парень вынужден был отступить. Некоторое время оба молчали и немного сбитый с толку изменением атмосферы Игорь ушёл в себя. Так продолжалось минут пятнадцать, большую часть из которых Игорь провёл, наблюдая за подозрительной ширмой.

– У меня такое ощущение, будто за нами кто‑то наблюдает, – решил пожаловаться он.

– Здесь установлены камеры. Отсюда и ощущение, – монотонно ответил Волков.

– Нет, я не о них. Такое чувство, будто здесь есть кто‑то ещё.

– И где же?

Игорь смутился от такого вопроса, понимая, что его подозрения и правда беспочвенны, но и промолчать уже не мог, иначе выглядел бы параноиком. То, что он и так уже им выглядит ему в голову не приходило.

– Такое чувство, что там, за ширмой, кто‑то есть.

– Да – бабай, – ответил Волков и улыбнулся.

Улыбка получилась натянутой, но за секунду доктор всё же смог исправить её до почти искренней. Если бы Игорь в этот момент смотрел на него, а не на ширму, то, возможно, смог бы всё это заметить.

– Не отвлекайся. Возможно, это последний сеанс и мне нужно закончить работу, – продолжил Максим.

Фраза оказалась для парня волнительной, и он быстро позабыл о ширме.

– Закончить? И что тогда? – с тревогой в голосе спросил он.

– А что тогда?

– Ну… как бы… Что будет со мной?

– Вот ты о чём… Ничего. Всё будет, как раньше. Просто со мной ты в следующий раз увидишься очень‑очень не скоро, вот и всё.

Несколько секунд Игорь молчал, ошарашенный такой новостью. Волков стал для него единственной отдушиной в этом малоприятном мире, и Романов сразу подумал, что в лице доктора потеряет единственного условного «друга», которого здесь имеет.

– Понятно. Жаль.

– Тут не о чем сожалеть, – заявил Волков и притих, но ненадолго. – Лучше, пока есть время, расскажи ещё какую‑нибудь историю из вашей с братом жизни – они мне очень интересны.

Загрустивший было Игорь на некоторое время задумался над просьбой доктора. Что ж он всё никак не уймётся? Он уже столько всего ему рассказал, а тот всё продолжает и продолжает расспрашивать. Для чего? Какая у него цель?

– Почему? – поинтересовался он после паузы.

– Почему интересны? – задумчиво переспросил Волков. – Наверное, потому что я всё продолжаю поражаться, насколько опасный, но удивительный путь ты прошёл за столь короткую жизнь. Не то, что я.

– Завидуете, что ли? Или так же хотите?

– Нет уж. Извини, но нет. Я лучше послушаю, – улыбнувшись, честно признался доктор.

Грустно улыбнувшись в ответ, Игорь некоторое время молчал, а затем всё же принялся рассказывать очередную историю. Волков с интересом слушал парня и задавал много вопросов, тем самым подтверждая, что его интерес не фальшивый. Чувствуя искренность собеседника, Игорь рассказывал охотно, хоть порой воспоминания и заставляли его грустить. А ещё его заставляла грустить неизвестность: ранее он интуитивно чувствовал, что зачем‑то нужен Волкову и пока это так – ему ничего не грозит, но теперь, когда работа доктора подходит к концу, проснулись временно подавленные страхи, и Игорь вновь забеспокоился о своём будущем.

Когда он закончил рассказ – наступила тишина. Волков молчал, сосредоточенный на работе, а Игорь погрузился в мрачноватые мысли о своём будущем.

– Максим, скажите, что мне сделать, чтобы выжить? Что я МОГУ сделать? – прозвучал весьма наивный вопрос.

– Я тебе уже говорил – делай всё, что от тебя требуют, – уверенно ответил Волков.

Он заявлял это каждый раз, будто какую‑то мантру, чем немного злил Игоря. Волков наверняка лгал, и Игорь раздражался из‑за этого, но боялся показывать свои эмоции, опасаясь потерять даже ту скудную поддержку, которую, как он думал, доктор ему оказывает. Эмоции начали бурлить внутри него, ища выход, но Игорь изо всех сил старался подавлять их и в итоге подавил сам себя: когда вскоре Волков закончил работу, парень настолько ушёл в себя, что даже нормально не попрощался с доктором. Впрочем, возможно, парень решил, что Волков нормального прощания и не заслуживал.

Когда всё закончилось, доктор не ушёл первым, как поступал ранее. На этот раз он остался в кабинете, наблюдая, как поникшего Игоря уводит охрана, даже помахал ему на прощание рукой, хоть и не получил никакого ответа. Когда дверь закрылась, он подождал ещё несколько секунд и внезапно заговорил всё на том же русском с заметным акцентом.

– Ну, что скажешь?

Прошло секунд десять, а никакой реакции не последовало. Можно было бы подумать, что доктор разговаривает сам с собой, но это было не так. Наконец, ширма в углу отдёрнулась настолько энергично, что Волкову показалось, будто её пытаются оторвать, а не подвинуть. За ней стояло высокое, огромное существо в броне, на матовой тёмно‑серой поверхности которой отражались тусклые блики осветительных приборов – «призрак». Подавляющее большинство людей ощущали страх и благоговение, находясь рядом с этими металлическими исполинами, но Волков был абсолютно спокоен, глядя на результат многолетней тяжёлой работы, к которой он приложил не то что руку, а всю свою душу, хотя никогда этого не желал.

«Призрак» решительно шагнул вперёд, но, несмотря на его внушительный вес, ожидаемого грохота шагов не прозвучало: помещение наполнили только звуки обычных шагов и слабое гудение приводов экзоскелета. Волков ждал ответ, но быстро понял, что вряд ли услышит его – «призрак» уверенно направлялся к выходу.

– Спасибо, – коротко и мрачно бросил «призрак», приблизившись к большим дверям, в которые, впрочем, протискивался с некоторыми трудностями.

– Да подожди ты! – попросил его Максим. – Не за что. Но ты можешь немного поговорить со мной? Это важно.

«Призрак» остановился у самой двери и некоторое время молчал.

– Ты же знаешь, что здесь неудобно разговаривать, – ответил он вскоре.

Тут он был прав, но Максим и сам это знал, однако помимо заданного ранее у него имелись и такие вопросы, на которые «призрак» мог ответить даже несмотря на прослушку. Настойчивости Волкову добавлял и тот факт, что никто другой на его вопросы не мог ответить в принципе: военные не делились информацией с научными сотрудниками. Считалось, что нечего подвергать гражданский персонал лишним переживаниям и мешать сосредоточенно работать. Только вот полностью исключить утечки и возникающие из‑за них слухи было невозможно.

Конечно же слухи без фактов, как теория без проверки – пустая болтовня, поэтому Волков с нетерпением ожидал, когда на объекте появится кто‑нибудь из его немногочисленных друзей‑военных, у кого он сможет прояснить всё, что его беспокоило. Тем более, что на этот раз у него у самого имелась экстраординарная информация на обмен для одного из них.

– Я хочу спросить кое‑что. На этот вопрос ты точно сможешь ответить, – настойчиво попросил Волков.

– Например?

– Что происходит на фронте? Ходят слухи, что враг близко. Это правда?

Подобная информация военными, разумеется, не распространялась, чтобы не отвлекать и не будоражить умы тех, кого это не касалось, но «призрак», стоящий перед Волковым, был как раз одним из тех, кто решал что можно говорить учёным, а что – нет. Да и сам Волков всегда относился к категории благонадёжных людей, которые не станут попусту трепаться и которым можно дать чуть больше информации, чем остальным. Всё это, вкупе с дружбой и ещё кое чем, позволяло Максиму надеяться на ответ. И он его получил.

– Да, Альянс рядом. Тридцать километров.

Волков вздохнул и помолчал, но совсем немного, потому что знал, что у его собеседника почти всегда нет времени, и если прервать разговор тот сразу же уйдёт.

– Какие для нас есть риски?

– Мы считаем, что «Рассвет» уже знает, что здесь расположен исследовательский центр. Ожидается, что их спецназ будет здесь при первой же возможности.

«Призрак» ответил быстро и без обиняков, не пытаясь что‑то сглаживать или подавать информацию так, чтобы успокоить собеседника. Это было одним из качеств, за которые Волков его уважал.

– Почему тогда нас не эвакуируют?

– Это бессмысленно.

Такой ответ немного удивил доктора.

– В каком плане? Я не понимаю…

Как правило в беседах с Волковым «призрак» был немногословен и часто отвечал или обрывочно, или так, что большинство его фраз приходилось додумывать, но когда дело касалось серьёзных вопросов, он мог делать исключения.

– Во‑первых, на фронте сейчас условный паритет: у Альянса больше сил, но недостаточно, чтобы закрепить успех в случае прорыва. Во‑вторых, нам сейчас нельзя нарушать отлаженную работу единственного предприятия, где создают «призраков», не говоря уже про обслуживание единиц, закреплённых за этим объектом…

– Но вы рискуете научным составом, – не сдержался Максим.

– Это война. Работа центра – в приоритете.

Слышать подобное было не очень приятно. Этот «призрак» являлся единственным среди них всех, кто имел ранг полковника и формально считался среди элитной пехоты главным. Но кроме этого он являлся одним из трёх «призраков», кто принимал участие в планировании операций и единственным из них, чей голос имел вес даже для генералитета. А это означало, что сейчас в его словах была выражена позиция руководства организации к этому объекту и его персоналу. Позиция, крайне уязвляющая Волкова.

– Мы для вас муравьи, что ли? Они там вообще уже позабыли, что мы здесь делаем и насколько ценен персонал, работающий здесь?! – с негодованием спросил он.

– О вас беспокоимся в первую очередь: риски учтены, для объекта выделена дополнительная охрана, а рядом расположены резервы.

Это слабо утешало Волкова. Особенно продолжение фразы, прозвучавшее после секундной паузы.

– Но я всё равно рекомендую носить личное оружие.

В изумлённых глазах доктора читался скепсис и лёгкий шок. Похоже, это всё‑таки всколыхнуло что‑то в «призраке», потому что он внезапно заговорил более участливо и дружелюбно. Почти, как когда‑то.

– Не волнуйся, Макс, всё будет хорошо. Мы всё контролируем, просто объект является лакомым куском для «Рассвета» и избежать атаки, когда мы в зоне поражения их артиллерии – невозможно. Но поверь – нам хватит сил удержать всё под контролем.

Максим больше удивился манере речи «призрака», чем её содержанию. Тот редко вёл себя столь… человечно, что ли. Увидев его реакцию, «призрак» истолковал её по‑своему и продолжил.

– Уже скоро мы будем готовы к открытию второго фронта, и как только это случится – Альянсу станет не до тебя. Если нападение на объект не произойдёт до этого момента – угроза будет исключена.

– Насколько скоро вы откроете этот фронт?

– Скоро.

А вот этот ответ был вполне в стиле «призрака» – Волков часто слышал его в случаях, когда тот не мог, либо не желал разглашать информацию, и доктор знал, что большего уже не получит. Что ж, похоже, придётся довольствоваться тем, что есть. К тому же, он и так узнал немало.

Теперь, когда вопросы, вызванные личным беспокойством, были заданы, доктор решил вернуться к другому вопросу, продиктованному интересом и соучастием. Конечно, в свете только что услышанных новостей у Максима было мало желания обсуждать что‑то другое, но ситуация того требовала: в следующий раз он может увидеть своего собеседника очень не скоро. Или не увидеть вовсе.

– Так что думаешь про парня?

«Призрак» мгновенно переключился на другую тему и ответил так быстро, будто предугадал вопрос и заранее подготовил ответ.

– Психологически слабоват. Но для Ларсена так даже лучше.

Доктор Ларсен – руководитель группы, отвечающей за работу с психикой и памятью испытуемых для программы «Призрак». Используя гипноз и целый арсенал медикаментов, они занимались избирательной чисткой, а точнее блокировкой памяти нелояльных бойцов‑кандидатов. «Путь просвещения» неохотно пускал на рискованные эксперименты собственных хорошо обученных бойцов, разве что те получали тяжёлые увечья в боях, например, подрывались на мине, как в случае с «призраком», стоявшим сейчас перед Волковым. Но даже тогда требовалось добровольное согласие кандидата. Именно поэтому нелояльные кандидаты, отобранные среди способных пленных, составляли подавляющее большинство.

Отчасти так поступали ещё и потому, что судьба «призраков» была весьма незавидна и для них самих было гораздо лучше, чтобы их память отредактировали. Навсегда связанные со своими полумеханическими телами, они были лишены всех радостей простой человеческой жизни. Мир для них стал другим, замкнутым на их броню и базы обслуживания. Они не могли освободиться от неё, не могли отказаться её использовать и жить, как обычные люди, не могли питаться обычной едой, а порой даже долго дышать обычным воздухом без последствий. Эти солдаты больше походили на посаженных в механизированные гробы живых мертвецов, чем на людей. Они даже выглядели так, словно в огромный металлический саркофаг в форме человека вдохнули человеческую душу. Молчаливые, исполнительные, автоматические машины для убийства, в компании большинства из которых Волков испытывал лёгкую тревогу и инстинктивное чувство опасности. И даже из тех, кто не был «промыт» Ларсеном, очень немногие не вызывали у Максима подобных ощущений.

Однако собеседник Волкова не был из числа «промытых». Более того, Максим хорошо знал его и думал, что неплохо разбирается в его характере и чувствах. Именно поэтому, услышав ответ собеседника, Волков сильно удивился, ведь отдать парня Ларсену означало начало работы по созданию из него «призрака», а это был путь в один конец.

– Ты это серьёзно? – уточнил доктор.

«Призрак» несколько секунд думал, затем отвернулся и продолжил уже давно привычным Максиму глухим, угрожающим голосом.

– Пойдём.

Он повернулся боком и пригнулся, с трудом вмещаясь в весьма большую для простого человека дверь. Волков быстро схватил свои вещи и поспешил за позвавшей его смертоносной машиной. «Призрак» уже ждал его в длинном коридоре, где камер было всего две и обе находились далеко.

– Можешь придержать его немного? – первым заговорил он, когда Волков закрыл за собой дверь кабинета.

– Сложный вопрос, – доктор задумчиво потёр лоб свободной рукой. – Как долго?

– Как можно дольше.

Конечно же, Волков пользовался непререкаемым авторитетом в «Пути просвещения». Более того – вся программа «Призрак» по сути держалась на нём одном, хотя он знал, что организация уже много лет пытается добиться результата без его участия, но продолжает терпеть неудачи, что лишь давало Максиму поводы для злорадства. Однако, несмотря на всё это возможности Волкова были сильно ограничены, как почти у всех в «Пути просвещения» – организации, ценящей способных людей, но не дающей им привилегий. Понимая это, он вздохнул, прежде чем ответить.

– Сделаю, что смогу, но обещать что‑то тут сложно. Сам понимаешь.

«Призрак» промолчал. Оба очень медленно шли по пустому коридору. До Максима внезапно дошло, что он до сих пор так и не получил нормального ответа от «призрака» ни о его планах, ни о том, что он на самом деле думает об Игоре Романове.

– Так что ты собираешься делать дальше? – начал он, желая прояснить эти вопросы.

– Отдавать долги. До встречи, – поступил немедленный ответ.

Сказав это, «призрак» ускорился и быстро пошёл по коридору. Волков остановился и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за большой автоматической дверью в конце. Да, похоже, ему не понять этого человека. Никогда не понять. Причём проблема не столько в том, что он «призрак», сколько в том, что сам ход его мышления был непонятен Волкову ещё до того, как тот стал таким. И тем не менее, этот «призрак» был и остаётся человеком, обладающим железной волей и целями, к которым он упорно идёт, несмотря ни на что. Не понаслышке зная, как сильно со временем деформируется и разрушается психика «призраков», Волков не мог этим не восхищаться.

Ответ «призрака» прозвучал очень расплывчато. Доктор испытывал некоторое беспокойство из‑за этого и не был уверен, что поступил правильно. С другой стороны, не поступи он именно так, то совесть мучила бы его до конца жизни, а он прекрасно знал каково это.

Не имея больше возможности получить ответ, он вздохнул и, бросив последний взгляд в сторону закрывшихся дверей, отправился по своим делам.


8

Действия Гронина, разумеется, не остались незамеченными. Он нанёс серьёзный удар по Торговой гильдии, выловив и обезвредив её агентов, а такое нельзя было оставить без ответа. К тому же, «Рассвет» по‑прежнему настаивал, что люди Гронина захватили и ликвидировали их солдат, заполучив у них чрезвычайно важную информацию, в которой был заинтересован в первую очередь сам Владов. Эта проблема была, наверное, даже важнее первой.

По вопросу «Рассвета» Гронин настаивал, что у него ничего нет, но просто так поверить в это было нельзя – требовались доказательства. «Рассветовцы» раньше утверждали, что внедрили к Гронину шпиона, но толку от него оказалось ноль, потому что когда он понадобился связаться с ним не удалось, а сам он не давал о себе знать уже почти два месяца. Учитывая как лихо Гронин расправился со шпионской сетью гильдии, нельзя было исключать, что и «рассветовца» он тоже раскрыл. Либо тот погиб.

Идеальным способом проверить слова Гронина могла бы стать Аня, но именно здесь крылась главная проблема – на неё больше нельзя было рассчитывать. Больше «мягких» вариантов у Владова не было, ведь даже генералитет «Булата» не мог ничем помочь, включая этого старого лиса – Логинова.

Официально между организациями царило полное согласие, но за кулисами вскоре должна была начаться нешуточная грызня. Именно поэтому Штерн и Владов специально выделили время, чтобы обсудить усугубляющуюся проблему.

– Он вскрыл почти всю нашу сеть. Мы внедрили к нему семерых агентов, из которых трое работали непосредственно в самом «Убежище», но за последние две недели Гронин схватил шестерых, а последнего пришлось отозвать.

Эта информация не была для Игоря Владова новой, но он не стал останавливать помощника – ему всё ещё требовалось время, чтобы подумать, поэтому пусть говорит. Глядя на стол пустым взглядом, он невнимательно дослушал его доклад до конца, медленно вобрал воздух и тяжело выдохнул.

– Он прекрасно понимает, что делает, изнает, что мы отреагируем, – заключил Владов.

– Да, я тоже так считаю.

Возникла пауза. Владов пока не был готов озвучить решение – слишком уж серьёзный вопрос стоял перед ним. Сейчас было, мягко говоря, не самое удачное время, чтобы устраивать воспитательные разборки с союзниками у себя в тылу, но действия Гронина требовали ответной реакции. Все понимали, что у гильдии везде есть свои люди, но никто ещё ни разу не объявлял ей холодную войну, выискивая и вычищая свои ряды от шпионов. Никто, кроме Гронина.

За все годы, прошедшие со времён эпидемии, такого ещё не было. Ну, случалось, что изредка кто‑то где‑то ловил самых расслабившихся и обнаглевших шпионов, но чтобы выловить всех… Да, таких наглецов Владов ещё не встречал. Но он достаточно хорошо знал, кто такой Павел Гронин, и понимал, что тот делает это не из глупости. Он что‑то затеял и поэтому ему есть, что скрывать. Заодно он наглядно показал Торговой гильдии – я знаю, что вы делали, поэтому больше не лезьте в мои дела, иначе я всё повторю. Весьма самоуверенно.

Но он не может не понимать, что гильдия не оставит это без внимания. Насколько бы хорош он ни был, он не сможет составить ей конкуренцию. Никак. Тогда на что он рассчитывает? Вряд ли Владов сможет самостоятельно это понять.

Что ж, похоже, игры кончились. Теперь быка придётся либо взять за рога, либо отправить на бойню.

– Он не оставляет нам выбора. Придётся принять меры, – задумчиво сказал Владов.

– Согласен. Что мне делать?

Владов потёр пальцем переносицу и бросил на Штерна пронзительный взгляд.

– Ничего. Я сам всё сделаю, – решительно заявил он.

На короткое мгновение Штерн замер, удивившись ответу шефа, но перечить и не думал. Владов всегда посвящал его в свои планы. Исключения случались только в силу особых обстоятельств, но в этот раз ничего такого не было, тогда почему он секретничает? Впрочем, Штерн знал, что расспрашивать шефа в таких случаях не стоит, поэтому ему оставалось только согласиться.

– Как скажете.

Генрих немного подождал, всё же надеясь на какой‑нибудь комментарий от начальства, но видя, что шеф не реагирует, начал собирать в папку документы, лежавшие перед ним. Закончив с этим, он поднялся.

– С вашего позволения я пойду. Меня ждёт…

– Стой. Есть ещё один вопрос, – перебил его Владов.

Штерн остался стоять, глядя на задумчивого начальника. Тот не торопился продолжать и Генриху пришлось сесть обратно, потому что разговор, похоже, предстоял продолжительный.

– Как думаешь, почему Гронин сделал всё это именно сейчас? – заговорил, наконец, Владов.

– Мне кажется, он решил воспользоваться тем, что в условиях войны у него появилось больше возможностей. А у нас их как раз стало меньше, – предположил Генрих после непродолжительных размышлений.

– Нет, Генрих. Дело не в этом, – криво ухмыльнувшись, ответил ему Владов, и Штерн про себя отметил, что выглядит шеф довольно зловеще.

– А в чём, по‑вашему?

Владов некоторое время, прищурившись, смотрел на подчинённого, а затем заговорил.

– В Ане.

– Что?

На лице помощника отобразилось непонимание и сомнения, а затем он озвучил то неприятное предположение, которое выглядело для Владова самым очевидным.

– Хотите сказать, она вас предала?

– Это факт.

Владов сказал это так спокойно, будто говорил не о собственной дочери, а о совершенно постороннем человеке. Посторонним могло бы показаться, что он просто уже пережил потрясение внутри себя и смирился, но Генрих хорошо изучил своего шефа и знал, что это не так.

– Нет. Она бы ни за что… – попытался переубедить его Штерн.

– Ты не слышишь? Это факт, Генрих. Гронин – не Романов. Я ни секунды не сомневался, что он не поверит ей, поэтому всё, что она должна была делать это держать глаза и уши открытыми и ждать инструкций, но она выбрала другой путь и переметнулась.

– Что? Переметнулась?

Штерн всё ещё не мог поверить, что Владов говорит подобное. Разве могла дочь пойти против отца, пусть даже у них непростые отношения?

– Да, – уверенно ответил Владов.

– Но почему вы так думаете?

– Она повела очень хитрую и продуманную игру с нашими агентами. Настолько продуманную, что для её ума и опыта это просто невозможно. Она водила их за нос, спекулируя некой секретной информацией, которую Романов добыл на последнем задании, а ты знаешь, где он был и что там произошло. Мы просто не могли не отреагировать, особенно не зная о её предательстве. И Гронин предусмотрел это.

Да, Штерн знал о ситуации с «Рассветом». Из‑за этого до сих пор творился страшный переполох. «Рассвет» наконец‑то добыл исчерпывающие данные по технологии «призраков», за которыми так долго охотился, но тут же потерял их в гуще боя, и во всём этом вроде как замешаны всё те же Романов и Гронин. Хотя ситуация больше смахивает на перекладывание ответственности за неудачу с больной головы на здоровую: Штерну с трудом верилось, что несчастный доходяга Романов может быть виноват чуть ли не во всех крупных неудачах «Рассвета» за последние полгода. Тем не менее, как бы там ни было, а придурки из «Рассвета» настаивают, что нужно ворваться в «Убежище», подвесить там всех за яйца и вытрясти флешку. Только вот беда в том, что доказательств, что она у Гронина – ноль, и сделай они так – «Булат» на этот раз вряд ли промолчит.

Отношения между союзниками в последнее время и так натянулись. У «Булата» накопилось слишком много претензий к Торговой гильдии, да и сами они тоже не без грехов, а «Рассвет» так вообще часто поступает по своему и делает всякие неудобные для остальных вещи. Всё это отнюдь не способствует дружеской атмосфере, и именно поэтому не стоит ещё больше усугублять обстановку. Особенно сейчас, когда ситуация на фронте ценой огромных потерь, наконец‑то выправилась в пользу Альянса.

В любом случае для реализации плана «Рассвета» нужно согласие хотя бы того же Логинова, а его без доказательств невозможно переубедить. Он, конечно, не единственный, кто в «Булате» всё решает, и его можно обойти, но лучше этого не делать. По крайней мере пока что. Если флешка действительно у Гронина – она всё равно рано или поздно всплывёт, ведь ему больше нечего с ней делать. Не наладит же он сам производство «призраков»?

Тем временем Владов продолжал говорить об Ане.

– Гронин использовал её, ни грамма не беспокоясь на счёт того, что мы поймём это. Он намеренно демонстративно играл ею, как пешкой, тем самым выказывая нам и мне лично своё превосходство. Я хитрее, я умнее, я даже могу использовать против вас ваших же людей – не лезьте в мои дела. Вот, что он нам сказал.

– Я так и не понял с чего вы взяли, что она пошла на это добровольно. Я уверен, что даже если она действительно играла за него, то её заставили.

– Нет, Генрих. Если бы заставили – она бы нашла способ подать нам сигнал. И не забывай, что Гронин не может на неё давить – я знаю где она, и он знает, что я это знаю. Разобравшись, что она из себя представляет, он наверняка предложил ей нечто вроде депортации или работать на него, и она выбрала второе. Единственный вопрос – почему?

– Если всё так, как вы говорите, то вряд ли мы узнаем.

– О, нет – узнаем. Обязательно узнаем, – Владов уверенно кивал, глядя на Штерна колючим взглядом.

От этого взгляда у Штерна по спине бежали мурашки.

– Что вы задумали?

– Увидишь.

Штерн видел настроение шефа и чувствовал, что у того есть план. Вопрос в том, чем этот план обернётся для Ани, а у Генриха были все причины волноваться на этот счёт.

– Ну, ладно, но что на счёт Гронина? Не кажется ли вам, что он совершил слишком уж дерзкий поступок как для человека, который может рассчитывать только на себя? За ним наверняка кто‑то стоит.

– Вот и посмотрим, – с каменным лицом проговорил Владов.

Это выражение лица Штерн очень часто встречал, когда Владов принимал брошенный ему вызов. В последние годы Генрих редко его видел, но оно всегда вело к суровым последствиям для противников. Учитывая, что самому Штерну сказали ничего не делать, ему оставалось только распечатать банку с попкорном и запастись терпением – события явно будут интересными.


* * *

Владов выглядел задумчивым. Не растерянным, не подавленным, не агрессивным, а именно задумчивым, чего Третьяков лично ещё никогда за ним не наблюдал. Наверное, такое поведение в подобной ситуации было природным, всё‑таки речь шла о его дочери. Третьяков пока ещё не услышал, что именно нужно делать, но предчувствовал, что задание будет интересным. К тому же при упоминании одного лишь имени Ани Владовой он ощущал возбуждение, а сейчас так и вовсе чуть ли не эйфорию, предвкушая, что в его руках, возможно, окажется её жизнь.

Третьяков относился к человеческой жизни точно так же, как к жизни любого другого животного на планете – она не представляла для него никакой ценности. Так, просто нечто эфемерное, что можно отнять, как, скажем, конфету. Так же он относился и к детям, которых у него наверняка было много, просто о большей части из них он не знал. А скольким из них, наверняка уже зачатым, он не позволил родиться собственными действиями…

Самого себя Третьяков честно причислял к социально адаптированным маньякам. Будто слегка поехавшие патологоанатомы: вроде бы совершенно вменяемый человек, образованный, с широким кругозором, настоящий профессионал, но при этом не такой простой, как кажется на первый взгляд. В любой момент он был способен сделать с другим человеком всё что угодно просто потому, что не видел в этом ничего такого. Возможно, это было следствием его профессиональной деформации, а скорее всего – частью его натуры.

Но Владов‑то ведь не был таким, вот и мялся. Хотя…

Наконец, он заговорил.

– Она предала меня, а я никому не прощу предательства. Найдите её и убейте. Если придётся – перебейте всех, кто будет вам мешать, по возможности – у неё на глазах, – без тени сомнений приказал Владов. – Но не вздумайте устраивать с ней свои сексуальные извращения. Если узнаю, что перед смертью она физически страдала больше, чем требуется – лично по лоскутку спущу шкуру. Со всех бойцов группы. По очереди. На глазах у остальных. Это понятно?

Угрозы Владова, высказанные в его обычной манере – спокойным, но решительным, с прижимом, голосом могли напугать многих, но не Третьякова. Этого человека вообще мало чем можно было напугать.

– Разумеется, – отчеканил он, и бровью не поведя.

Вообще, конечно, Владов сейчас проявлял странную отцовскую любовь – не желал дочери физических страданий, но приказал её убить, при этом желательно доставить ей страдания психологические. Да, как и предполагал Третьяков, дело действительно оказалось интересным.

– Задание принципиальное, – продолжал Владов, – поэтому ты не стеснён в средствах. Используй всё, что понадобится. Но если не справишься и мне придётся подключать других, более способных людей – снисхождения не жди, поэтому лучше откажись, если сомневаешься.

При этих словах Третьяков невольно взглянул на Ченга, сидевшего в углу и с видом обожравшегося крокодила разглядывавшего свои ногти. Изредка китаец переводил свой ленивый, будто полусонный взгляд на Третьякова, и в такие моменты тот ощущал, как кровь в теле закипает: он чувствовал в Ченге нечто такое, что было присуще и ему, некую одержимость своей целью, нечто, сродни безумию, только китаец скрывал это гораздо тщательнее Третьякова. Этот человек определённо не относился к тем, с кем безопасник хотел бы иметь дело.

Услышав про возможные последствия, Третьяков сразу подумал о том, что устроит их ему именно Ченг. Впрочем, нечего беспокоиться об этом, ведь он не собирался проваливать порученную задачу. Всё‑таки, её успешное выполнение позволит ему заполучить вожделенную Анюту.

Он уже рисовал в голове планы, что с ней сделает и как долго это продлится. Да, потом придётся рассказать Владову продуманную историю о том, как всё прошло, но это для Третьякова не проблема. Уж что‑что, а изворачиваться и лгать он умеет, как никто. Да и для своих тоже надо что‑нибудь придумать, ведь что известно двоим – известно и свинье. Придётся взять девчонку живой, а потом лично и наедине «казнить». А, может, будет лучше перебить их всех? Хотя, наверное, трудновато будет… В голове у Третьякова внезапно возникла мысль, что он, наверное, готов даже податься в бега, как только девушка окажется у него в руках, лишь бы у него была возможность подольше позабавиться с ней. Подумав об этом, он чуть было не улыбнулся и сразу же одёрнул себя.

Владов не питал иллюзий на счёт человека, стоявшего перед ним. Он прекрасно понимал, что это за существо в человеческом обличье и презирал его, но с тех пор, как он разглядел таланты Третьякова и забрал его из Ольховки, его навыки и интеллект уже не раз сослужили Владову хорошую службу. Незначительные минусы, как то нездоровая, извращённая жестокость или небольшие нарушения дисциплины – не перевешивали плюсы, а порой и сами становились ими. Владов допускал, что Третьяков нарушит приказ, но даже если это случится – Владов всё равно будет в плюсе. Случись такое, и у него появится повод избавиться от не совсем верной и порою бешеной собаки, заодно напомнив кое‑кому, что дисциплина и верность – основы Торговой гильдии.

Почему он отправлял за Аней именно Третьякова? Почему не Черкеса или не Ченга? Потому что последние двое были слишком грубы и прямолинейны в своих действиях, а в отряде у Андрея, который несомненно будет находиться рядом с Аней, имелись личности, которых нельзя взять грубой силой. Именно поэтому для дела требовался кто‑то с неординарным мышлением, кто‑то, кто может и умеет удивлять.

– Я справлюсь, – уверенно заявил Третьяков.

– Хорошо. Вопросы есть?

– Нет. Мне всё понятно.

Несколько секунд Владов сверлил Третьякова взглядом, обдумывая, как ещё можно будет использовать возникшую ситуацию.

– Обязательно привези мне тело, – приказал он, наконец.

Такой ход событий немного шёл в разрез с планами самого Третьякова.

– А если не будет такой возможности? – осторожно уточнил он.

– Тогда постарайся, чтоб была, – отрезал Владов. – Ещё вопросы.

– Больше нет.

– Вот и хорошо. Детали узнаете у Штерна. Свободны.

Третьяков и его заместитель, Батырин – могучий, наголо бритый детина с немного угрюмым взглядом, попрощались и покинули помещение. Поначалу оба молчали, шагая по коридору, а затем и по улице, хотя по Третьякову было видно, что его буквально распирает от радости. Когда они отошли достаточно далеко от здания, в котором находились Владов и его окружение, Третьяков, наконец‑то, позволил эмоциям прорваться наружу.

– Вот это день! Вот это я понимаю! Просто джек‑пот, – воодушевлённо заговорил он.

Он закусил нижнюю губу и, азартно подпрыгивая на месте, несколько раз ударил Батырина в плечо. Бил не сильно, да и Батырин уже привык к таким проявлениям своего начальника, поэтому оставил это без внимания.

– Ты о чём? – предчувствуя нечто нехорошее, уточнил заместитель.

– О папашиной дочурке, конечно же, – оглянувшись, почти шепотом ответил Третьяков. – Хо‑хо! Да я землю руками буду рыть лишь бы поскорей напялить ее.

Батырин был известным отморозком, но даже он сейчас оказался в недоумении. И этот блеск в глазах Третьякова немного его напрягал.

– Ты в сосну ударился?! Ты слыхал, что он сказал? Что шкуры с нас спустит. Со всех. А ты его получше меня знаешь – он в таких делах за базар отвечает.

– Да, есть такая херня, риск высок, зато при‑из! – Третьяков многозначительно поднял вверх указательный палец и с лукавством посмотрел на товарища. – А ещё ты – баран невнимательный.

– Не понял?! – Батырин оскорбился и вызывающе прищурился, но Третьяков проигнорировал его явно агрессивное восклицание.

– Он сказал: «если узнаю». Значит, если не узнает, то всё можно.

Лицо Батырина снова разгладилось.

– Ты псих, – внезапно заржал он.

– Да‑а. Смехуйки смехуйками, но эта высокомерная сучка, – Третьяков на пару секунд прикрыл глаза и сладострастно застонал, – она единственная, на кого у меня реально стоит. И я давно хочу взять её в оборот. Когда‑то кинцо такое было – увидеть Париж и умереть. Ну, вот для меня эта сучка – Париж. Только я её не видеть собираюсь.

Дослушав Третьякова, Батырин на секунду оценивающе скривил губы и задумчиво закатил глаза.

– Да, она тёлка что надо, тут не поспоришь, но всё равно ты гонишь, – вполне равнодушно ответил он.

– Да ну тебя. Все эти наши развлечения мне давно уже остое. нили. Хочу топовую тёлку. С характером: злую, стервозную, чтобы брыкалась, кусалась, дралась, чтобы билась за свою жизнь, а не как эти – поцарапается немного, порыдает, а потом только: э, а, прошу, умоляю, – Третьяков омерзительно скривился. – Что это? Какой кайф от такой? Я чувствую… нет, я знаю – маленькая сучка… она именно такая, как надо. О да‑а…

Третьяков вспомнил, как однажды Аня уже вырвалась из его хватки, и это немного подпортило его настроение, но вместе с тем ещё сильнее разожгло азарт. Нет, на этот раз ей никуда от него не деться. Теперь, когда сам Владов дал ему карт‑бланш, у неё нет ни малейшего шанса на спасение. Она станет его игрушкой, его сучкой и будет жить, пока не сломается, а как только это произойдёт – Третьяков выполнит приказ Владова и как ни в чём не бывало вернётся к нему на доклад.

Батырин слушал товарища с интересом и явно задумывался над его словами. Он и сам был не прочь поиграть с красоткой подобного калибра, но такой приз, как Аня Владова ему был явно не по зубам, хоть о нём и нельзя было сказать, что у него нет яиц.

– Главное, чтобы она тебе боком не вылезла, – закончил он свои умозаключения.

Только вот собеседника подобные завистливые выражения не волновали. Он видел, что Батырин стремается, что у него кишка тонка заигрывать с Владовым. Что ж, может, Третьяков сжалится и одолжит товарищу на разок то, что останется от дочки Владова, когда сам он с ней закончит.

И пока неподалёку двое отморозков обсуждали жестокую участь его дочери, сам Игорь Владов думал о совершенно других вещах. Его больше волновало и даже злило, что такой актив, как Павел Гронин, вырывается из его рук. Владов понимал, что теперь вероятность привлечь Гронина в свои ряды крайне низка, но всё ещё полагал, что это возможно. Убийство Ани должно стать одним из аргументов. На этом примере Гронин должен понять, что для гильдии в целом и для Владова в частности не существует ничего, перед чем они остановятся. Если ты предаёшь Торговую гильдию или становишься её врагом тебя ждёт только одна судьба – смерть, поэтому даже не пытайся противостоять нам, а лучше – переходи на нашу сторону. По большому счёту Владов уже решил, что будет делать с Грониным. Аня просто подвернулась под руку. В её лице Владов убивал двух зайцев – мстил предавшей его дочери и делал последнее китайское предупреждение несговорчивому полковнику, навыки которого нужны были ему для пары очень важных проектов.

Что же до самой Ани – ему не было жаль её, как никогда не было жаль предателей. Она сама выбрала свой конец, может, в силу обстоятельств, а может добровольно, но в любом случае предатели и их судьбы Игоря Владова никогда не интересовали.

Кроме того Владова совершенно не беспокоило и то, как всё будет выглядеть в глазах других людей. Многие наверняка будут в шоке, когда узнают, что он приговорил собственную дочь, только вот мало кто понимает, что у него давно уже нет дочери. Когда‑то она была чем‑то наподобие любимой канарейки, но с того самого момента, как Аня предала его в первый раз, она стала всего лишь инструментом, а теперь, когда её предательская натура окончательно раскрылась, этот инструмент стал бесполезен. Поэтому всё, что теперь можно сделать – это как можно более эффективно разыграть эту карту перед тем, как она сгорит дотла. Например, показать всем и каждому, что единственная дочь Игоря Владова, его детище, его единственная любовь, которой он отдал и посвятил свою жизнь и за которую сотрёт в порошок всё и вся – это Торговая гильдия.


Глава 9.5


С последней встречи с Волковым прошло девять дней, таких же однообразных, как и те, что были до них. Поначалу Игорь ожидал, что с ним что‑то сделают, что вот‑вот раскроется суть какого‑то кровожадного эксперимента, участником которого он является, но день шёл за днём, а ничего кроме успевшего опостылеть спортзала, уже привычной, ведь к хорошему быстро привыкаешь, кормёжки и неприятных медицинских тестов он так и не увидел. А на десятый день кое‑что произошло.

Его разбудил толчок и отдалённый шум, вернее, это был не просто шум, а грохот. У Игоря уже имелся кое‑какой опыт в этом вопросе, поэтому он сразу понял: где‑то что‑то взорвалось. Он рефлекторно вскочил с постели, тело напряглось, мобилизуясь, а в кровь поступили первые порции адреналина. Мозг сразу же начал генерировать возможные варианты происходящего.

Неудачный эксперимент? Саботаж? Или, может… нападение?

Раздался ещё один взрыв, а за ним третий. Стены вновь отозвались слабой дрожью, а с потолка на Игоря осела пыль.

«Что же происходит? И что мне делать?», – чихая и стирая эту пыль, раздумывал он.

Первым делом он решил попытаться собрать как можно больше информации, чтобы хотя бы примерно понять, что же там, собственно, происходит. Подойдя к двери, Игорь приложил к ней ухо, но вряд ли стал лучше слышать. Хотя нет… так он смог расслышать звуки стрельбы. Похоже, всё‑таки это было нападение.

Снова возник вопрос, как быть. Выбраться из камеры Игорь не мог, но стоит ли ему позвать кого‑то или лучше сидеть тихо? Подумав немного, парень решил всё‑таки пока подождать: мало ли, охрана наверняка сейчас на взводе и может выкинуть всякое. Лучше пока что их не злить.

Приняв решение, Игорь продолжил прислушиваться и понял, что бой стал интенсивнее, а затем ему показалось, что возник ещё один очаг, откуда раздавалась стрельба: в другой стороне, да ещё и ближе. Порой раздавались новые взрывы, но слабые, а затем бабахнуло так, что Игорь даже испугался и отпрянул от двери. Стены сильно затряслись и парню даже показалось, что на него сейчас обвалится потолок, но этого, к счастью, не произошло. Зато произошло кое‑что другое – через секунду после взрыва погас свет, а в двери щёлкнул замок. Этот щелчок был хорошо знаком Игорю, ведь он слышал его уже множество раз.

Первым делом он подумал о том, что электронный замок двери отключился вместе с подачей энергии, но добрый десяток секунд парень не решался выяснить так ли это, сдерживаемый опасениями перед непредсказуемой и наверняка агрессивной охраной. Но что, если это его путь к свободе? Кто бы ни напал на объект – это сто процентов союзники, и если он доберётся до них, то наверняка сможет спастись. А если не доберётся? Или если штурм провалится? Что тогда?

Будь на его месте Андрей – он бы уже мчался по коридору, но Игорь был не такой. Вместо действия он, одолеваемый сомнениями и слушая звуки нарастающего боя, принялся просчитывать варианты. Впрочем, он очень быстро предположил, что на объекте наверняка есть резервное питание и как только оно включится – дверь тут же снова заблокируется, а это сведёт все его просчёты и хитрые планы на нет. Подумав об этом, Игорь сразу же решился толкнуть дверь: если откроется и там окажется злая охрана, то он уляжется на пол и попытается как‑то отмазаться, но если там не окажется никого…

Так и вышло. Дверь открылась в полную темень, а внутрь камеры сразу же проникли усиленные в несколько раз, но всё ещё сильно приглушенные звуки далёкого боя. Темнота стояла непроглядная, нигде не было ни малейшего источника света, поэтому Игорь сразу же переключился на слух, пытаясь расслышать хоть что‑нибудь сквозь тарахтенье автоматных очередей, но это ему долго не удавалось. Наконец, минуты через две он всё же расслышал шарканье обуви и негромкое, злое ворчание. Внутри у парня всё сразу же похолодело, он интуитивно отпрянул назад в камеру и забился в угол, ожидая, что в камеру сейчас войдёт охрана. Стоп! А разве у охраны не нашлось бы фонарей? Вряд ли они стали бы бродить по коридорам на ощупь.

Только вот предпринимать что‑то было уже поздно. Шарканье в коридоре усилилось, к камере что‑то приближалось и оно явно не было дружелюбным, потому что постоянно что‑то то ли рычало, то ли бурчало, а воображение Игоря уже дорисовывало всё остальное. Когда парень уже совсем струхнул и приготовился в случае чего бороться за свою жизнь, в коридоре внезапно появилось освещение, а в открытой двери снова что‑то щёлкнуло.

Может, Игорь и взялся бы анализировать глупость системы замков, рассчитанную на основной источник питания, может, даже догадался бы, что на деле основной источник всегда дублировался и активация резервного происходила за секунду после его выхода из строя, а в данном случае атакующие просто на время вывели из строя автоматическую систему, отвечающую за это, но сейчас Игорю было не до того, потому что вспыхнувший красный свет аварийного освещения заставил парня думать о совсем других вещах.

Шарканье в коридоре с появлением света резко прекратилось, а затем послышалась агрессивная речь и началась какая‑то возня. Игорь поначалу не мог понять, что там происходит, но опасался показываться – вдруг это охрана? Но затем он отчётливо расслышал русский мат и звуки глухих ударов.

«Там драка? И что делать? А вдруг там кто‑то из наших дерётся с охраной? Может, помочь?», – потратив немного времени на размышления, Игорь осторожно выглянул в коридор и увидел схватку двух мужчин.

Один из них держал второго в захвате и душил. Игорь знал этот приём и знал также и то, что при умелом исполнении из него почти невозможно вырваться. Будто в подтверждение этого попытки захваченного освободиться с каждой секундой становились всё слабее, пока не прекратились вовсе, и жертва не захрипела. Игорь растерянно смотрел на двух мужчин, одетых так же, как и он – оба были такими же подопытными или арестантами. Но гораздо хуже было то, что они явно пытались убить друг друга, а значит сейчас то же самое ждёт и самого Игоря.

Через секунду руки проигравшего повисли, а победитель небрежно оттолкнул от себя тело, уже сосредоточив взгляд на новом противнике. Доза адреналина в крови Игоря увеличилась многократно, но адреналин действует на людей по разному. Одни вступают в схватку, другие бегут, третьи пытаются спрятаться, а для Игоря все эти варианты были плохи. Всё ещё желая избежать схватки, он попятился, чем только усилил уверенность противника.

В плохом освещении Игорь мог разглядеть только телосложение своего оппонента. Но высокий, широкоплечий мужчина, только что задушивший другого, не менее крепкого на вид, не собирался давать Игорю время на оценку и решительно шагнул к нему, заставив парня снова попятиться.

– Не надо, – неуверенно попросил Игорь, но противник и не думал останавливаться.

Пришлось повторить.

– Я не враг! Не надо!

Игорь понял, что схватки не избежать и приготовился защищаться, но мужчина вдруг застыл и секунду‑другую смотрел на парня.

– Русский, что ли? – раздался хриплый голос.

Немного сбитый с толку такой резкой переменой Игорь поначалу остолбенел, но быстро спохватился.

– Да, а ты?

– Ясен хер. Откуда?

Несмотря на паузу, тон мужчины не стал доброжелательнее. Вряд ли он спрашивал о том, откуда Игорь родом. Скорее всего, хотел узнать к какой группировке или организации парень принадлежит.

– «Булат», – сразу же ответил Игорь. – А ты?

– Гильдия, – после непродолжительной паузы ответил мужчина. – И что делать будем?

– Ты про это место?

– Нихера. Я про нас с тобой. Хочешь, как он?

Не сводя глаз с Игоря, мужчина кивком головы указал на тело, лежащее всего в паре шагов у него за спиной. От предчувствия близкой схватки у Игоря на пару секунд перехватило дыхание.

– Не особо, – ответил он, готовый к нападению.

– Тогда вали нахер с дороги, – совсем недоброжелательно потребовал противник.

Слегка приподняв руки, Игорь сделал шаг назад в свою камеру и остановился там. Мужчина прошёл мимо него и ушёл, а Игорь, немного выждав, снова вышел в коридор. Тень недавнего собеседника маячила в конце коридора, возможно, он там возился с дверью, только вот вряд ли её можно открыть без ключа, а тех, у кого он был, голыми руками не возьмёшь.

Тем временем в коридоре каким‑то образом открылась ещё одна дверь и внимание Игоря переключилось на человека, вышедшего из неё. Это тоже был мужчина примерно одинакового с Игорем телосложения и роста. Парень даже поначалу подумал, что это может быть Саша Шелковский, но затем тот, увидев тело на полу, заговорил на незнакомом языке, и Игорь понял, что ошибся.

Голос мужчины звучал агрессивно, но с нотками сомнения. Видимо, он не понимал, зачем Игорь убил человека, лежащего на полу и опасался парня. Игорь понял, о чём тот думает и попытался объяснить, что это не он, но до взаимопонимания им было далеко.

– Слышь, закрой пасть! – угрожающе донеслось из конца коридора.

К кому именно это относилось Игорь не понял, но решил помолчать. От «торговца» исходила аура опасности, из‑за которой парню очень не хотелось иметь с ним дело. Второй противник Игоря тоже притих, услышав этот окрик. Оба замерли, глядя друг на друга, а вскоре «торговец» снова обратился к ним.

– Идите сюда, козлы! Быстро!

Обращение было неприятным, и звучало так, что Игорю хотелось бежать, только вот бежать здесь некуда, поэтому он кивком показал «иностранцу», чтобы шёл за ним и сам двинулся к «торговцу». Последует ли «иностранец» за ним или нет Игорю было всё равно.

– А этот что? – спросил «торговец», когда Игорь подошёл.

– Не знаю. Похоже не понимает нас.

– Значит, надо его замочить. Нехер тут у нас за спиной дышать.

«Торговец» двинулся к иностранцу.

– Может, ещё пригодится? – осторожно спросил Игорь, сильно не желавший бессмысленных убийств.

– Ну и нахера?

По тону собеседника Романов понимал, что отвечать нужно быстро, а лишнего вообще лучше не говорить – слишком уж скор на действия был его новый знакомый. Особенно на агрессивные.

– Например, если набежит охрана – он на секунду‑другую может их отвлечь. Всё равно он стоит, как истукан.

Несколько секунд «торговец» стоял на месте, сверля «иностранца» взглядом. Игорь чуял агрессию, исходящую от него, и уже было подумал, что «торговец» проигнорирует его предложение, но тот всё‑таки согласился.

– Ладно, похер. Помоги дверь раздвинуть. Но если этот чмырь что‑то выкинет – я вас обоих порешу, усёк?

– Усёк, – подтвердил Игорь, чтобы не провоцировать собеседника.

Затея «торговца» оказалась неудачной. Приложив массу усилий, они вскоре вынуждены были признать, что открыть дверь вручную невозможно. Нужен был ключ или чтобы снова пропало напряжение, но рассчитывать ни на один из этих вариантов не стоило. Пока они возились с дверью, в коридор как‑то выбрался ещё один узник и, похоже, быстро нашёл общий язык с «иностранцем».

«Как они это делают?!», – изумлялся Игорь, но быстро нашёл для себя ответ. – «Наверняка они слегка приоткрыли двери, когда питание пропало, и втихую наблюдали за происходящим».

Игорь то и дело поглядывал в сторону этих двоих, как и «торговец», который явно не собирался рассчитывать на своего временного напарника.

– Ага, ясно, – презрительно сказал он, отвернувшись от двери и оценив потенциальных противников. – Так, ссыкло, ты хоть на что‑то способен?

– Не понял? – хоть Игорь и не хотел злить «торговца», но не смог скрыть недовольство его обращением.

– Я буду звать тебя Ссыкло, потому что ты ссыкло. Что‑то не ясно?

Деваться в коридоре было некуда, поэтому уйти от «торговца» Игорь не мог, да и опасался он расходиться с ним. Дело было даже не столько в тех двоих, что стояли впереди, сколько в самом «торговце» – лучше пока что показывать ему, что они товарищи, чем соперники.

– А по нормальному как‑нибудь нельзя?

– Подумаю, если заслужишь. Возьмёшь правого. Пошли.

«Торговец» решительно двинулся к паре напротив, а Игорь, проклиная всё на свете, пошёл следом, пытаясь на ходу придумать, что делать – вступать в бессмысленную драку и понапрасну рисковать жизнью ему совершенно не хотелось.

– Зачем нам вообще их трогать? Пусть себе стоят…

– Ссыкло, закрой пасть и делай, что говорю, – жёстко пресёк его «торговец».

Противники, видимо, поняли, что сейчас произойдёт, потому что оба приготовились к схватке. Это было видно по тому, как изменились их позы, но затем позади них открылась дверь и ситуация резко переменилась.

Яркий свет ручных фонарей проник в длинный коридор, и Игорь, пятой точкой хорошо чуявший опасность, немедленно схватил за шиворот своего напарника и закинул в открытую дверь в камеру, откуда ранее вышел либо сам «торговец», либо его жертва, а затем прыгнул туда сам.

– Ты чё, сука, творишь?!

«Торговец» в мгновение ока поднялся на ноги и напал на Игоря. Тот хоть и предполагал подобное развитие событий, но оказался к нему не готов и пропустил сильный удар в скулу, а через пару секунд уже оказался в захвате, но чувствовал, что «торговец» пока не стремится его убивать, а лишь удерживает. В коридоре тем временем раздавались крики, а по стенам шарили лучи фонарей. Вскоре «торговец», видимо, понял, что Игорь поступил правильно, и отпустил его. Почувствовав, что хватка ослабла, парень вырвался и, отпрыгнув к противоположной стене, сел на пол, стараясь привести дыхание в порядок. Сейчас нужно было максимально восстановиться, потому что вскоре, возможно, им предстоит ещё более опасная схватка.

Однако и этому не суждено было сбыться, потому что раздался новый взрыв, но на этот раз не где‑то далеко, а совсем рядом. Волна огня пронеслась по коридору, а грохот оказался настолько громким, будто кто‑то ударил в огромный колокол прямо у Игоря в голове. Он упал на пол и закрыл уши руками, но это мало чем помогло.

Когда парня немного отпустило и звон уменьшился, Игорь, наконец, сумел открыть глаза, но понял только то, что стал видеть значительно хуже. «Торговца» нигде не было видно, но это, наверное, к лучшему. На всякий случай Игорь приблизился к тому месту, где видел его в последний раз, и пошарил руками, но того и след простыл.

«Интересно», – подумал Игорь и подполз к дверям.

В коридоре сильно тянуло гарью, но зато Игорь понял, что у него нет проблем со зрением, просто взрывом снесло часть ламп и общее освещение в этой части коридора стало ещё хуже. Широкая раздвижная дверь слева, откуда появились те, с фонарями, снова оказалась закрыта, а вот точно такая же справа, та, которую Игорь с «торговцем» пытались открыть, была взорвана и теперь в ней зияла большая дыра.

– Здорово, – тихо сказал Игорь и направился по коридору в сторону закрытой двери.

Там в свете красных ламп он увидел три мёртвых тела в арестантской одежде и ещё три – в форме охраны объекта. Оружия нигде не было видно, хотя на всех телах имелись следы огнестрельных ран, а на полу лежало пару десятков гильз. Хоть оружия и не было, зато у одного из охранников Игорь нашёл ту самую ключ‑карту, в которой он так нуждался. Теперь предстояло решить самый простой и одновременно сложный вопрос – куда идти? Кроме него были и другие вопросы: кто именно штурмует объект и куда подевался «торговец», но эти могли подождать.

Идти в разрушенную взрывом дверь казалось неплохой идеей, но кого он там встретит и куда вообще двигаться? Как выбраться из этого места? Ничего из этого Игорь не знал, поэтому более грамотным вариантом выглядело отправиться за атакующими и попытаться примкнуть к ним. По идее, они должны более менее понимать, что делают и как вернуться обратно. По крайней мере Игорь бы уверен, что с ними будет легче иметь дело, чем с сектантами.

Приняв решение, он направился к нужным дверям. Приложив ключ‑карту к считывателю, Игорь услышал хорошо знакомый писк и створки двери неторопливо разъехались в стороны. За ней всё было точно так же: красный свет ламп и несколько тел в одежде узников с огнестрельными ранениями на полу. Похоже, штурмующие ни с кем не церемонились, а может, освободившихся арестантов перебила охрана. В любом случае увиденное заставило Игоря действовать ещё осторожнее.

В противоположном конце коридора находились такие же двери, как те, через которые он вошёл, и Игорь двинулся к ним. Похоже, в этой части объекта располагались блоки с камерами для заключенных, потому что и этот, и следующий коридоры выглядели одинаково и изобиловали дверьми по обе стороны. Везде на полу встречались тела арестантов, но в конце последнего коридора кроме них Игорь снова увидел четверых убитых сектантов и у этих он наконец‑то разжился оружием – винтовкой FN SCAR и парой полных магазинов. Стоило ещё взять бронежилет, но в спешке Игорь упустил это из виду.

За следующей дверью тюремный блок, как его назвал Игорь, заканчивался. Здесь коридор разветвлялся сразу на три части и на этом распутье лежал первый человек, который не относился ни к секте, ни к арестантам: солдат в камуфляже, рисунок которого невозможно было разобрать в плохом освещении. На шее у него зияла большая огнестрельная рана, ставшая причиной смерти. Осмотрев тело, Игорь заметил на рукаве хорошо знакомый шеврон с полосой и полукругом, который у «анархистов» называли «полмозга». В этот раз Игорь был уже вооружен и чуть более хладнокровно оценивал обстановку, поэтому нашёл время, чтобы снять с тела бронежилет. Рядом лежал АК‑12, но патронов или гранат на разгрузке не оказалось. Видимо, их забрали его более удачливые товарищи.

Весь комплекс охватили звуки боя. Игорь уже плоховато понимал, где именно стреляют, а где более менее спокойно. Осторожно осмотревшись на первом попавшемся перекрёстке, он заметил в одном из коридоров два тела сектантов и подумал, что штурмовая группа пошла именно туда. Впрочем, Игорь в любом случае выбрал бы именно то направление, потому что звуки боя оттуда доносились наиболее отчётливо. В бронежилете и с оружием Игорь уже не чувствовал себя таким слабым и готов был постоять за себя даже если придётся сойтись в бою против психованного «торговца». Но то, что он увидел вскоре, заставило парня сильно засомневаться в своих возможностях.

Пройдя по коридору, Игорь свернул за поворот. Там, всего в десяти шагах впереди и слева, в стене находилась огромная дверь. Прямо возле неё на полу в луже крови лежал боец «рассвета». Ещё один высунулся из‑за угла и стрелял внутрь помещения, но через мгновение в стену позади него и в руку бойца вгрызлись пули. «Рассветовец» дернулся и выронил оружие, но не совладал с телом и завалился вперёд, а в бок ему тут же врезались новые пули. Боец упал набок и затих посреди коридора, а через секунду тело несколько раз конвульсивно дёрнулось и замерло уже навсегда.

Пока Игорь прикипел взглядом к неприятнейшему зрелищу предсмертных конвульсий, из дверного проёма буквально вылетел ещё один человек, перелетел через тело только что умершего и грохнулся на пол у стены. Игорь догадался кто это мог быть по виду одежды: она выглядела точь‑в‑точь, как его собственная, а поверх хлопчатобумажной футболки также был надет бронежилет, который, похоже, не помог. Мужчина был ещё жив и хрипел, слабо шевеля конечностями. Его взгляд прикипел к чему‑то за дверью, чего Игорь не видел, и парень поначалу даже хотел броситься на помощь, но прежде чем он сумел осознать своё желание и начать действовать, из дверей вышло нечто, что заставило Игоря передумать.

Это была огромная человекоподобная махина ростом под два с половиной метра или около того.

– Нет, только не это, – вырвалось у Игоря.

Могучее на вид, существо выглядело чёрной тенью, а поверхность его брони слабо отражала красный свет аварийного освещения. В руках оно держало какое‑то оружие, похожее на пулемёт, но делало это играючи, будто оружие было игрушечным. Игорь с приоткрытым от страха и изумления ртом наблюдал, как оно вышло, и ожидал, что исполин выстрелит, но тот быстрым движением размозжил обездвиженному противнику голову ногой, а затем… повернул голову в сторону самого Игоря.

Ужас, который испытал парень, невозможно сравнить ни с чем. Рефлексы и инстинкт самосохранения сработали моментально и понесли тело Игоря прочь, совершенно не интересуясь его волей, хотя она наверняка совпадала с ними. Краем глаза он успел увидеть, как «призрак» повернулся в его сторону, и уже ощущал, как пули вгрызаются ему в спину.

Свернув за следующий угол, он вскоре упёрся в дверь. В панике он забыл, что ему нужно поднести ключ‑карту к считывателю, но пока вспомнил, что должен делать, стало поздно – позади уже кто‑то стоял. Игорю не было нужды оборачиваться, чтобы понять кто именно.

«Надеюсь, это будет быстро», – только и подумал он.

– Повернись, – прозвучала команда на русском.

Голос был настолько же ужасающим, насколько и выглядел тот, кому он принадлежал. От страха Игорь чуть не обмочился, но всё же нашёл в себе силы обернуться. В голове было почти пусто. Даже не смотря на то, что он сжимал в руках винтовку, у него и в мыслях не было стрелять.

– Игорь Романов, – обратился к парню «призрак», чем поверг Игоря в ещё больший шок, – если хочешь жить – следуй за мной.

– Чт… Чего? – это было всё, что смог выдавить Игорь.

Немыслимо! Это розыгрыш? Трюк? Глупая шутка? Или что‑то другое? Только вот «призрака», похоже, не волновала реакция парня.

– Отстанешь – погибнешь, предупредил он и прошёл мимо Игоря, бесцеремонно оттолкнув его к стене.

Затем «призрак» открыл дверь, правда, как именно он это сделал Игорь так и не понял, потому что ключ‑карты у существа не наблюдалось. Сам парень всё ещё в недоумении стоял на месте, пытаясь разобраться, что происходит. Если бы «Путь просвещения» хотел его убить или упрятать обратно в камеру, то эта вот огромная штуковина, которая только что предложила ему помощь, наверняка в мгновение ока воплотила в жизнь любой из этих вариантов. Промелькнула мысль, что его таким образом хотят обмануть, но если так, то какой в этом смысл? Зачем обманом добиваться того, чего гораздо проще добиться силой? А в том, что сила на стороне «призрака» сомнений не было, ведь Игорь точно знал, что с его оружием ему этого монстра не одолеть.

Тогда что делать? Довериться ему? Довериться вот этому… чёрт его знает, что оно такое. А если нет, то что тогда? Наугадбродить по коридорам тоже не казалось Игорю хорошей затеей. Он понимал, что в одиночку будет выбираться отсюда до второго пришествия, а если здесь, не дай бог, есть ещё «призраки»… Перед глазами снова возникла сцена, как тело «торговца» пролетает через коридор и шмякается о стену, а затем под тяжёлой ногой его голова с хрустом лопается, будто переспелый арбуз. Здравый смысл подсказывал Игорю, что другие «призраки» здесь точно есть, а ещё он же говорил: от этой штуковины тебе не уйти. Играет она с тобой или нет – если ты сейчас попытаешься свалить, то для тебя всё закончится немедленно.

Возникла странная ситуация, когда парень понимал, что доверять «призраку» – полнейшая глупость, и вместе с тем не пойти за ним – точно такая же. Но против него играло время, которого было мало, и одиночество, которое также несло в себе целую пачку минусов, начиная от полного незнания устройства объекта и заканчивая невозможностью прорываться с боем через многочисленных врагов.

Однако наибольшее воздействие на парня оказало то, что «призрак», открыв дверь, спокойно пошёл по коридору, совершенно не заботясь идёт за ним Игорь или нет, будто ему и правда было наплевать на парня. Когда «призрак» открыл следующую дверь и сразу же вошёл в неё, Игорь совсем растерялся и как только дверь закрылась, парень чуть ли не побежал к ней.

«Открою и всё станет ясно», – подумал Игорь, прикладывая ключ‑карту к считывателю.

Он ожидал, что «призрак» будет стоять сразу за дверью и ждать его, но на деле тот уже открыл следующую дверь и, похоже, совершенно не собирался никого ждать. Увидев это, Игорь бросился за ним, а когда нагнал, то решил кое‑что прояснить.

– Слышишь? Эй! – позвал он.

Реакции не последовало, но ошарашенного происходящим Игоря это не смутило.

– Я пойду за тобой, если ты объяснишь, что происходит.

И снова тишина в ответ.

– Эй! Ты меня слышишь вообще?

– Иди молча.

Эти два коротких слова мало того, что прозвучали вызывающим мурашки глухим голосом, так ещё и сквозили недовольством. Игорь всё‑таки притих, но решил, что будет держаться подальше от «призрака», и как только ему что‑то покажется подозрительным или он заметит для себя какой‑то способ выбраться на поверхность – тут же попытается сбежать от него. Парень увеличил дистанцию и старался держаться минимум в десяти метрах от уверенно шагающего впереди воина.

Стрельба на объекте не утихала, да и взрывы разной силы время от времени грохотали. В коридорах металось много народу, но это всё были солдаты секты, поэтому волей‑неволей, а Игорю пришлось подобраться почти вплотную к своему проводнику. «Призрак» старался так вести Игоря, чтобы как можно меньше пересекаться с солдатами, но на одном из многочисленных перекрёстков полностью избежать встречи не удалось. «Призрак» тогда замер в паре метрах от перекрёстка, закрыв испугавшегося Игоря собой, а солдаты просто пробежали мимо, одаривая железного воина опасливыми взглядами. Даже если кто‑нибудь из них и заметил за ним жмущегося к стене подозрительного парня, то ни слова не сказали. А вскоре после этого «призрак» остановился у одной из многочисленных дверей. Через секунду раздался уже знакомый Игорю писк, а за ним щелчок замка.

– Входи, – скомандовал «призрак».

Игорь замер, с опаской глядя то на открывшийся тёмный проём, то на «призрака». Первой мыслью было, что это конец пути – сейчас «железяка» запрёт его в новой камере и на этом всё закончится, но «призрак», не дожидаясь Игоря, сам уверенно шагнул в темноту, чем заставил парня засомневаться в этой версии. Почти сразу же внутри помещения вспыхнул яркий свет, но он постоянно колебался, будто его источник не был стабилен. Игорь подошёл ближе и заметил, что «призрак» включил фонарь, закреплённый сбоку на шлеме и что‑то ищет в шкафах большой комнаты, похожей на склад.

Парень осторожно вошёл в помещение, будто опасался, что там устроена засада. Медленно осмотревшись, он принялся следить за «призраком», продолжающим рыться в шкафах.

– Эй, у тебя есть имя? – спросил Игорь.

«Призрак» промолчал. То ли не услышал из‑за шлема, то ли не посчитал нужным отвечать. Игорь опасался его доставать, но этот вопрос он считал важным, поэтому решил повторить.

– Мне же надо как‑то к тебе обращаться, если что, – объяснил он цель своего вопроса, – поэтому назовись, пожалуйста.

– Шестой.

И как это понимать? Это он так ответил или у него имя такое странное? Если бы какой‑нибудь двадцать четвертый, то Игорь бы догадался, что это порядковый номер, а так…

– Что? Шестой? Тебя так зовут, что ли?

Ответом был скрип металлической дверцы шкафа и шуршание вытаскиваемой оттуда одежды. Одеждой оказалась солдатская форма «Пути просвещения», комплект которой «призрак» бросил Романову.

– Одевай. Быстро.

Сперва Игорь с недоумением уставился на закованного в сталь гиганта, протягивающего ему одежду, но через секунду выхватил её и начал быстро переодеваться. Бог его знает, что эта штука удумала, но то, что он не планирует снова закрыть Игоря в камере стало очевидно. Ведь будь всё иначе – зачем тогда весь этот цирк?

Романов быстро переоделся, затем переобулся в брошенную ему пару ботинок, на мгновение удивившись, как «призрак» с первого раза угадал размер его ноги. Дольше удивляться времени не было, потому что Шестой уже протягивал ему бронежилет, и парень быстро одел и его тоже, а старый, одолженный у погибшего «рассветовца», пришлось оставить, хоть он и был лучше по качеству. Прежнюю одежду арестанта Игорь выбросил, но «призрак» потребовал собрать её и сложить в рюкзак, который он тоже протянул парню. В тот же рюкзак Игорь засунул выданный «призраком» подшлемник, а затем уже с трудом запихнул туда бушлат и зимние штаны. С рюкзаком Игорь, конечно же, будет выглядеть подозрительно, о чём недоумевающий парень сразу же предупредил, но «призрак» его предупреждение проигнорировал.

Закончив сборы, они направились к выходу. «Призрак» уже погасил фонарь и обоих сразу поглотила темнота. Он первым вышел в коридор, но через секунду попятился и вошёл обратно до того, как Игорь успел выйти за ним. Парень отпрянул, опасаясь оказаться раздавленным, но не испугался.

Игорь был абсолютно прав, полагая, что на объекте есть ещё «призраки». Помимо того, который сейчас находился рядом с ним, где‑то в этих лабиринтах бродили ещё одиннадцать таких же ходячих кошмаров. Игорь думал, что знает, насколько они опасны, но когда ему выпала возможность воочию наблюдать за действиями всего лишь одного‑единственного «призрака», он понял, что очень сильно заблуждался.

Всё произошло внезапно и очень быстро. По коридору продвигалась группа, принадлежности которой Игорь не знал, но зато знал «призрак». Бойцы видели тёмный проём и двигались в грамотном построении, контролируя его и ожидая, что там окажется противник, однако, всё равно в итоге оказались не готовы. Из‑за своих габаритов «призрак» вышел из укрытия с грацией беременной гориллы и поднял своё оружие уже под огнём противника. Игорь не знал сколько там врагов, он услышал только громкую команду и увидел, как «призрака» окатил град пуль и покрыло росчерками искр, а через мгновение к гулкому стрекоту автоматов прибавился оглушительный грохот ручного пулемёта и крики гибнущих людей.

От грохота, усиленного голыми стенами закрытого пространства, некуда было деваться. Игорь пытался закрывать уши руками, но безрезультатно, поэтому когда стрельба утихла, а произошло это очень скоро, в голове знатно гудело, хотя и далеко не так, как после взрыва. Быстро придя в себя, Игорь отметил, что «призрак» куда‑то подевался. Схватив винтовку, парень осторожно выглянул в коридор и увидел, как «призрак» ногой добивает ещё дышащего «рассветовца», растаптывая его лицо в фарш. Воображение дорисовало то, что скрывала темнота, и парня начало мутить, но он сумел побороть подступающую к горлу тошноту.

Быстро расправившись с недобитым противником, «призрак» махнул Игорю рукой и двинулся в ту сторону, откуда пришли «рассветовцы». Переступая через изуродованные трупы несчастных союзников, Игорь старался не смотреть на них, но взгляд сам то и дело опускался к чернеющим телам, в беспорядке лежащим на полу. Их там было восемь. «Призрак» всего за десяток секунд убил восьмерых спецов «Рассвета» в открытом бою и как ни в чём ни бывало повалил дальше. Безумие. Просто безумие.

В дальнейшем Игорю пришлось частенько переступать через трупы как бойцов секты, так и «Рассвета», но последних было значительно меньше. Удивляло только то, что несмотря на интенсивные перестрелки по всему объекту, ему до сих пор не попался никто из научного персонала.

Романов не мог знать, что секта контролировала подступы к объекту и заранее узнала об атаке, поэтому укрыла персонал в подготовленных местах под надёжной охраной. Однако, несмотря на все приготовления, штурмовавший объект «Рассвет» всё равно сумел пробить оборону и нанести критический урон основным коммуникационным узлам. Они сильно повредили главный генератор и на время захватили контроль над компьютерной системой управления объектом, отключив автономные средства безопасности и не позволив резервным генераторам сработать как надо. Именно благодаря этому Игорь и другие заключённые смогли выбраться из своих камер, но сделано это было не ради них, поскольку их спасение, разумеется, не входило в планы «Рассвета».

Коридоров на объекте оказалось много. Очень‑очень много. Казалось, что весь объект состоял из длинных и широких тоннелей, но по их протяжённости и геометрии Игорь понимал, что за стенами этих коридоров скрываются огромные помещения с неизвестным предназначением. «Призрак» уверенно вёл его вперёд, и Игорю могло бы показаться, что у того есть конкретный план, если бы воин не делал частые остановки, а несколько раз они даже возвращались назад, выбирая другие маршруты, из‑за чего Игорь решил, что проводник и сам блудит. Пару раз они проходили через какие‑то цеха, но Игорь, озабоченный тем, чтобы не отстать от быстро движущегося «призрака», не смог ничего разобрать в тусклом свете. «Рассветовцы» на пути больше не попадались, но пару раз они натыкались на солдат секты, и в обоих случаях маскировка Игоря сработала. Хотя, у него была гипотеза, что заслуга пугающей ауры его сопровождающего имеет куда большее влияние.

Чем дольше «призрак» помогал Игорю, тем больше парень верил в то, что он действительно на его стороне, хоть его мотивы и оставались неясны. Теоретически он мог действовать по просьбе того же Волкова. К тому же в творившемся хаосе освободить и вывести Игоря было, наверное, не так уж трудно. Но если так, то зачем это Волкову? В чём его собственный мотив и чем это всё может обернуться для него и для этого «призрака»? Ответов на все эти вопросы не было, а Шестой уперто молчал. Единственное, что он сказал со времени выхода со склада, так это то, чтобы Игорь ни при каких обстоятельствах не лез в бой. Что ж, такое требование Игорь готов был выполнять с радостью.

Они ещё долго бродили по коридорам объекта, и чем дальше заходили, тем сильнее становились разрушения и тем больше тел попадалось на пути. Почти все двери здесь были взорваны, в нескольких местах было сильно задымлено, а кое‑где и вовсе бушевали пожары, которые никто не торопился тушить, хотя система дымоудаления, слава богу, работала. «Призраку», похоже, всё это было до лампочки, а вот Игорь ходить в дыму не мог, поэтому сильно задымленные места они обходили.

И вот, наконец, одна из остановок оказалась длиннее предыдущих, но поскольку проводник не разговаривал, а из‑за шлема Игорь не видел его лица, то не мог понять, чем она вызвана. Наконец, «призрак» заговорил с ним.

– Оставайся здесь. Что бы ни случилось – стой на месте. «Рассветовцы» здесь не появятся – сектор зачищен, а если появятся мои солдаты – скажешь на русском, что ждёшь здесь «WR006C» по его приказу и больше ни слова, понял?

Игорь скептически нахмурился, но кивнул.

– Повтори, – потребовал Шестой.

Парень повторил слово в слово то, что ему только что сказали, и «призрак», похоже, остался доволен, потому что тут же развернулся и ушёл вперёд.

– Э! Постой! – окликнул его Игорь, который разволновался из‑за того, что не успел ничего спросить.

Бесполезно. «Призрак» не остановился, не обернулся и даже не замедлил шаг. Лишь вскинул пулемёт, приближаясь к углу коридора. А затем свернул за угол и исчез, заставив Игоря снова остро почувствовать одиночество и уязвимость.

Тем временем Шестой быстро приближался к двум другим «призракам», неподвижно стоявшим в широком коридоре. Он сразу же подключился к их сети и уже знал, что в этой команде состоят только двое. Это была хорошая новость и Шестой рассчитывал, что сможет беспрепятственно пройти мимо них вместе с Игорем.

– Командир, доклад, – потребовал он, подходя к «призракам».

Один из них остался неподвижным, наблюдая за тёмным коридором впереди. Второй, с шильдиком «WZ219S» справа на груди, повернулся к Шестому.

– Блок «R» полностью зачищен и под контролем. Текущая задача – охрана эвакуационного выхода и поддержание изоляции блока.

Поддержание изоляции означало, что никто не мог отсюда выйти. По крайней мере здесь. Это плохо.

– Чей приказ?

– Генерала Шрайбера.

Тоже паршивая новость. Иерархия «призраков» сильно отличалась от обычной армейской. Они не принадлежали ни к каким конкретным подразделениям и не имели прямых командиров. Их каждый раз тасовали и присоединяли к командам только перед непосредственным выполнением боевых операций. Вне боевых действий «призраки» условно подчинялись старшим по званию, хотя на самом деле приказы им могли отдавать только офицеры в ранге подполковника и выше, и несколько майоров из спецвойск, а остальных офицеров они игнорировали. Впрочем, эти «остальные» в любом случае предпочитали обходить «призраков» десятой дорогой и на то были причины.

Но всё менялось, как только «призракам» назначались задача и конкретный командир – после этого они подчинялись только ему и лицу, которое выдало приказ, и отменить это было невозможно. Эту схему в своё время предложил сам Шестой и на то были веские причины. Он же теперь стал жертвой собственного внедрения.

«Инициатива имеет инициатора, да?», – спросил он сам себя.

– В сложившихся форс‑мажорных обстоятельствах я являюсь командиром всех «призраков» на этой операции. Генерал Шрайбер знает о моём задании. Приказываю пропустить меня, – попытался настаивать Шестой, хотя заранее знал ответ.

Это был блеф. Шанс, что он сработает, был невелик и вообще возник только потому, что в данный момент со штабом отсутствовала связь, из‑за чего выяснить изменения в командной цепочке было невозможно. Будь перед ним «непромытый» «призрак» задумка Шестого могла бы увенчаться успехом, но в данном случае правила были буквально «прошиты» в мозг Двести девятнадцатого, и он неукоснительно им следовал.

– Это невозможно. Вы знаете порядок. Если вам нужно пройти – подайте запрос генералу Шрайберу, – прозвучал ожидаемый ответ.

Генерал Шрайбер, разумеется, и слыхом не слыхивал ни о каких делах и приказах Шестого, поэтому не могло быть и речи о том, чтобы связываться с ним. Шестому ещё повезло, что «Рассвет» сумел нарушить коммуникации и со Шрайбером нет связи, иначе «WZ219S» сам бы подал запрос и немедленно всё выяснил, а тогда от неприятных вопросов было бы не отвертеться.

– Хорошо. Я скоро вернусь, – ответил Шестой и удалился, оставив пару коллег заниматься своим делом.

«Призраки» не относились к людям, которые долго думают над тем, как решить проблему. Во‑первых, среди них подавляющее большинство обладали высокими интеллектуальными способностями, особенно в сфере решения тактических и боевых задач, а это само по себе требовало быстроты и гибкости мышления. А во‑вторых, в их распоряжении кроме собственного ума имелся и компьютер, который при верной постановке задачи умел быстро выдавать много вариантов её решения.

Игорь с волнением и нетерпением ожидал Шестого и вздохнул с облегчением, когда тот вернулся.

– За мной, – бросил Шестой, проходя мимо парня.

Романов уже хорошо усвоил, что спрашивать о чём‑то эту штуку бесполезно. Надо просто делать то, что оно говорит. Этой манерой поведения «призрак» напоминал Игорю Корнеева – тот тоже вечно говорил только обязательный минимум, оставляя всё остальное на воображение товарищей, а частенько и вовсе не отвечал на вопросы.

Они быстро прошли по коридорам и в одном из них столкнулись с охраной из восьмерых бойцов секты, охранявшей один из перекрёстков. Командир отряда попытался остановить Шестого, но после скоротечного разговора отступил, давая дорогу.

Пройдя ещё немного, они снова остановились у большой двери, которую Шестой вновь открыл неведомо каким образом. Как и на складе, он снова включил фонарь и уверенно шагнул внутрь помещения, которое оказалось арсеналом.

Здесь «призрак» действовал куда увереннее, чем на складе с обмундированием, потому что не рылся повсюду в поисках нужных вещей, а сразу открывал конкретные сейфы и ящики и доставал оттуда то, что ему было необходимо. Вскоре он передал Игорю активные наушники для стрельбы, прибор, похожий на ПНВ и сразу целый десяток гранат, а также увесистую треногу для крупнокалиберного пулемёта. Сам «призрак» сперва подготовил станковый пулемёт, присоединив ствол к телу пулемёта, затем сменил ленту в своём ручном М249 и закинул его за спину, после чего добавил к нему массивный противотанковый гранатомёт. На пояс он каким‑то образом быстро закрепил две небольшие коробочки и в одну руку взял тело станкового пулемёта, а в другую – ленту для него. С этого момента каждый его шаг кроме гудения электроприводов дублировался легким позвякиванием пуль в ленте.

– Будем захватывать мир? – не удержался от вопроса Игорь, сильно озадаченный таким набором вооружения. – Ты, кстати, забыл красную повязку на лоб замастырить. Она необходима для полноты образа.

Ответа, разумеется, не последовало.

– Понятно. Так и думал, – парень покачал головой и вздохнул.

Закончив с оружием, они покинули арсенал и пошли обратно. Командир отделения сектантов, увидев их снаряжение, похоже, не удивился. Возможно, «призрак» что‑то объяснил ему ещё до того, а может, такое поведение для «призраков» было нормой… Как бы там ни было, но офицер лишь провёл их взглядом, не сказав ни слова.

Оставив солдат далеко позади, «призрак» заговорил.

– Понадобится твоя помощь. Будешь стрелком пулемёта.

После посещения арсенала Игорь принял решение не удивляться действиям Шестого, иначе можно и мозг сломать, пытаясь понять, что он задумал.

– Понял, – сразу же ответил парень.

– В конце коридора будут противники – я отвлеку их и выманю на тебя, а ты расстреляешь.

– В конце коридора? Стоп, а эти восемь тогда что? – озадачился Игорь.

– За них не беспокойся. Если ты не справишься с теми, кто придёт спереди, то солдаты уже ни на что не повлияют.

– Ну и задача… Постараюсь, – не скрывая скепсиса, честно признался Игорь. – А сколько народу будет против нас с твоей стороны?

– Двое.

– Дв… – начал было Игорь и осёкся.

Математика оказалась уж слишком проста, поэтому он сразу же понял, кто ждёт их впереди, и рефлекторно сглотнул. Будь его воля, он бы прямо сейчас бросил всё и побежал куда глаза глядят искать другой способ выбраться отсюда, но отступать уже было поздно. Впрочем, на его стороне тоже не простой солдат и он вроде бы знает, что делает.

«Призрак» тем временем остановился, с лязгом положил пулемёт на землю, снял с пояса одну из коробочек и прикрепил к стене на уровне колен. То же самое метров через пятнадцать он сделал и со второй коробочкой.

– Это мины с датчиком движения. Я активирую их дистанционно и только я могу их деактивировать. Если я погибну, а мины ещё будут здесь – пути назад для тебя не будет, – предупредил «призрак».

Решение ничему не удивляться моментально оказалось забыто, и глаза Игоря округлились. Для него «призрак» был чем‑то незыблемым, несокрушимым, бессмертным, а тут такое! Как это «если я погибну»? Спросить ничего парень, правда, не успел, потому что они как раз дошли до конца коридора и свернули за угол.

– Здесь, – скомандовал Шестой, положил на пол свою ношу и добавил. – Одень ПНВ.

Игорь понял что делать и быстро разложил станок. «Призрак» сразу же установил на него пулемёт и зарядил ленту. В отличии от парня он знал, что сейчас они уже шли ва‑банк: если «призраки» на выходе заинтересуются звуками, доносящимися отсюда, и придут посмотреть, то всё пойдёт совсем не по плану. Сам Шестой, возможно, справится, но парень точно погибнет. Игорь тем временем одевал на голову прибор ночного видения, даже не представляя себе, о чём думает его спутник.

Громко лязгнул затвор, досылая первый патрон, и «призрак», закончив с пулемётом, взял в руки гротескно‑огромный гранатомёт. Игорь понятия не имел, что это за модель, но если судить по размеру, то привычный парню РПГ‑7 по сравнению с ним выглядел хлопушкой. Шестой ничего ему не говорил, но только сейчас до Игоря дошло, зачем тот дал ему наушники, и парень быстро одел их на уши.

«Призрак» убедился, что всё готово и, не сказав ни слова, пошёл по коридору. Места в коридоре было недостаточно для того, чтобы развернуть габаритный пулемёт и в случае чего отстреливаться от солдат в тылу. Именно поэтому «призрак» установил пулемёт не на углу, а за ним, чтобы в Игоря не могли стрелять сбоку не проходя через мины.

Чувствуя, как вырывается сердце из груди, Игорь схватился за органы управления пулемётом. Всё, что будет твориться позади для него резко перестало иметь смысл. Важно было только то, что сейчас делал этот во всех отношениях безумец, который быстро шагал вперёд. Он шёл против своих, против всего, за что боролся, собирался убивать товарищей, но ради чего?

Перед самым выходом Шестой заранее положил гранатомёт на плечо и приготовился. Выйдя за угол он повернулся, мгновение целился, а затем сразу же выстрелил. Его обволокла и наверняка обожгла реактивная струя и дым, но что с ним стало из‑за этого Игорь не увидел, потому что картинка в ПНВ размазалась. Коридор содрогнулся, а наушники, как и думал парень, ни черта не помогли. По крайней мере это он так считал, но не будь их, от взрыва такой силы в замкнутом пространстве он по всем правилам должен был получить как минимум разрыв барабанных перепонок и тяжёлую контузию.

Взрывная волна толкнула его и отбросила от пулемёта, но не так далеко, как он ожидал, поэтому Игорь быстро вернулся к оружию, на ходу цепляя сползшие наушники. В ушах снова шумело, но он сосредоточился на том, что видел, а не на том, что слышал. Картинка в ПНВ по‑прежнему была размазанной, но движущийся к Игорю силуэт возле левой стены угадывался более менее четко, а затем позади него возник ещё один. Парень интуитивно навёл прицел и нажал на спуск. Пулемёт сразу же загрохотал, выплёвывая сорокапятиграммовые стальные пули, которые на огромной скорости полетели в сторону цели, но попал он или нет Игорь разобрать не мог, потому что из‑за вспышек пулемёта картинка в ПНВ размазалась окончательно.

Несмотря на страх, после десятка выстрелов Игорю пришлось сделать паузу, чтобы разобраться, что к чему. Красно‑жёлто‑оранжевого пятна в тепловизоре больше не наблюдалось, вернее, одно там было – у стены слева, но оно стояло без движения и это был Шестой. Наверное, это был он.

Затянувший коридоры дым начал разъедать глаза. Игорь поднял ПНВ, желая собственными глазами убедиться в успехе своего дела, но увидел ровным счётом ничего. Темень стояла непроглядная и коридор настолько затянуло дымом, что позади лишь угадывалось слабое красноватое свечение. Помимо глаз дым проникал в лёгкие, вызывая кашель. Он был повсюду, но при этом не стелился на пол, а медленно поднимался к потолку – системы вентиляции и дымоудаления были одними из немногих, которые работали на аварийном питании.

Игорь закашлялся и через кашель не сразу смог распознать звуки глухих ударов. Поняв, что что‑то не так, он быстро опустил ПНВ и схватился за пулемёт, но так и не смог понять, что происходит впереди. Горячий дым втягивался в вентиляционные отверстия и всё меньше размазывал картинку. Слева у стены всё ещё угадывался силуэт, но теперь он там был не один, а сразу двое. А ещё они оба активно двигались.

Впереди точно происходило какое‑то безумие. Хоть Игорь и не мог разобрать конкретные детали, видя лишь тепловые метки, но там точно творилось нечто невообразимое. В широком для Игоря, но узком для них коридоре друг друга метелили два «призрака». Они, будто манекены, отлетали к стенам и тут же снова бросались на противника. Обычных ударов почти не было, вместо них в действиях каждого угадывались попытки бросить противника на пол либо посильнее приложить о стену, желательно головой и оба прикладывали столько усилий, что иначе как безумием назвать это было невозможно.

Внутри у Игоря всё похолодело, он навёл на дерущихся своё оружие, но понятия не имел в кого стрелять. А тем временем позади него раздался взрыв и по стенам заскрипели осколки. Один из них, срикошетив от стены, даже толкнул Игоря в бронежилет и бросил на пол, снова сбив наушники.

«Повезло», – подумал Игорь и, стиснув зубы от боли в спине, на четвереньках отполз от пулемёта.

Оказавшись в безопасности, он снова заворожено и с опаской принялся таращиться на драку монстров перед собой. Присмотревшись внимательнее, парень отметил, что один из «призраков» выглядит явно слабее и вот‑вот проиграет, только кто это: Шестой или его противник? Не успел Игорь как следует всё обдумать, как этого ослабевшего с лязгом и грохотом в очередной раз приложили о стену. Он тут же оттолкнулся от неё, намереваясь продолжить бой, но противник уже схватил его за маску шлема одной рукой и с усилием впечатал голову в стену, затем ещё раз. Проигрывающий как‑то вырвался и сделал пару шагов, но соперник, завладев инициативой, пинком в спину бросил того на противоположную стену, а затем приблизился вплотную сзади и сделал что‑то такое, от чего поверженный «призрак» с грохотом, достойным мешка с металлоломом, повалился на пол.

В коридоре позади стреляли, пули вгрызались в стены, порой рикошетили куда‑то, но Игорю было не до них. Объятый ужасом, он в мгновение ока вернулся обратно к пулемёту и схватился за органы управления. Победитель чудовищной схватки уже шёл к нему, и перепуганный Игорь, ещё не зная, что делать, в панике заорал.

– Стой или я стреляю!

Противник замер и пару секунд стоял не двигаясь, а через секунду Игорь услышал его глухой, пугающий голос.

– Это я. Уходим.

«Призрак» развернулся и медленно пошёл вперёд, не обращая внимания на Игоря. Парень не сдвинулся с места, наблюдая, как тот нагнулся и подобрал что‑то с пола, наверное, валяющийся там М249, а затем скрылся за углом коридора.

«Вот же ж мать твою! И что делать? Это точно он?», – спрашивал сам себя Игорь.

Ему очень‑очень сильно хотелось прихватить пулемёт с собой и он жалел, что этого нельзя сделать. Позади уже не стреляли, но вместо этого раздался второй взрыв и по стенам снова захрустели осколки. В этот раз грохот взрыва оглушил парня и заставил его снова упасть на пол. В голове загудело, Игорь застонал и тяжело помотал головой, пытаясь прийти в себя. Мысли всё никак не хотели собираться в предложения, уползали и разваливались. Ухватившись рукой о стену, Игорь попытался подняться, но не смог, а через секунду какая‑то неведомая сила схватила его за шиворот и в мгновение ока поставила на ноги.

Парень упёрся спиной в стену, всё ещё мотая головой. Он чувствовал, что с его разгрузкой что‑то делают, но пока плохо понимал, что именно. Сквозь звон в голове пробилась решительная команда.

– Уходи по коридору. Быстро.

Романов, держась за стену, побрёл в указанном направлении и чуть не упал, споткнувшись обо что‑то габаритное посередине коридора, но кое‑как добрёл до угла. Там его уже догнали, подхватили под руку и потащили вперёд. Сознание постепенно возвращалось, а вскоре тяжёлая, задымленная и наполненная множеством неприятных запахов атмосфера подземелья сменилась на запах свежего зимнего воздуха. Наконец, спустя месяцы заточения, Игорь снова оказался на свободе. Только надолго ли?

Даже если у него и оставались какие‑то сомнения на счёт действий Шестого, то сейчас они уже полностью развеялись. Их место заняли другие мысли и главным среди них был вопрос – зачем Шестой всё это делает? Игорь решил, что сделает всё возможное для того, чтобы получить на него ответ.


Глава 9.6


Много осталось позади: и страх, и смертельная опасность, и десятки трупов. В основном все те трупы были на совести… бог его знает, есть ли у него совесть… в общем, убивал в основном Шестой. И чужих, и своих. Жестоко, так, чтобы наверняка. Исследовательский комплекс, с которого Игорь с Шестым сбежали, оказался расположен в горах, и пока они покидали его территорию много кто появлялся у них на пути. К счастью, «призраков» среди них больше не оказалось, а все остальные – ни «рассветовцы», ни сектанты – совладать с Шестым не могли.

Игорь помогал ему по мере сил, но чаще всего «призрак» действовал один. Порой он пользовался ландшафтом, порой хитростью, а порой нападал в лоб, и все эти атаки были чудовищно эффективны и жестоки. Никто из противников не остался жив, ни один не уполз даже смертельно раненым – «призрак» был дьявольски внимателен и каждому либо делал контрольный выстрел, либо превращал голову в кошмарный фарш своими механическими руками или ногами.

Когда они оставили врагов позади Игорь рассчитывал, что сможет, наконец, разговорить «призрака», но он ошибся – у Шестого будто испортилось настроение и он стал ещё более молчаливым и скрытным, чем был там, внизу. Игорь, по‑прежнему пребывавший в неведении относительно настоящих целей «призрака», нервничал из‑за его замкнутости и желал во что бы то ни стало добиться хоть каких‑то ответов, непрестанно бомбардируя спутника вопросами. Но эффекта не было.

– У тебя есть имя?

Молчание.

– Зачем ты спас меня?

Молчание.

– Куда мы идём?

Молчание.

– Что ты собрался делать?

И снова молчание.

«Почему ты молчишь? Кто ты такой? Зачем я тебе? Почему ты так странно себя ведёшь? Что дальше? Ты – онемел?», – какой бы вопрос Игорь не задал ответ был неизменен – молчание.

Парень чувствовал, что «призрак» спасает его, но куда он его ведёт? И главное – почему? Эти существа… люди, они точно его враги, но почему тогда вот этот помог ему бежать? Почему выступил против своих, устроил ту жестокую битву с другим «призраком», которую Игорь будет помнить всю жизнь?

Только вот Шестой не собирался ему отвечать и тем более пускаться в подробные объяснения. Он просто молча шёл вперёд, иногда останавливался, чего‑то выжидая и делая Игорю знак рукой, и тогда парень останавливался рядом с ним и тоже с волнением ждал, прислушиваясь к шуму ветра и скрипу ветвей, а затем они вновь продолжали идти. В итоге они целый день прошагали по горам, но за всё это время «призрак» так и не обмолвился ни словом.

Игорь рассчитывал, что ночью они хоть немного передохнут, но «призрак» в отдыхе не нуждался и продолжал идти так же уверенно, как днём. На просьбы уставшего парня дать ему хотя бы небольшой отдых Шестой коротко отвечал: «ещё рано». В конце концов, стараясь не отстать от «призрака» и не потеряться во тьме горного леса, Игорь совершенно выбился из сил и «бездушной железной хреновине», как Игорь его обозвал, пришлось удовлетворить просьбу парня. Под одним из склонов им попалась небольшая выемка, защищённая от ветра, и «призрак» позволил Игорю поспать в ней несколько часов.

Как только забрезжил рассвет, он немедленно поднял Игоря на ноги, и они снова вышли в путь. Чтобы не скучать парень опять принялся задавать вопросы, а «призрак» – отмалчиваться. В очередной раз столкнувшись со стеной безразличия, Игорь в конце концов придумал самый примитивный, наивный и бестолковый план, пахнущий детством за километр, и, выбрав подходящее место, резко остановился.

– Так, к чёрту это всё, – решительно заявил он. – Я дальше не иду.

Игорь уселся на отломанную непогодой большую ветвь дерева, поставил локти на колени и опустил лоб на ладони. «Призрак» вернулся к нему и остановился в нескольких шагах, но по‑прежнему безмолвствовал. Может, он ожидал, что Игорь скажет что‑то ещё?

– Я больше ни шагу не сделаю, пока ты мне не ответишь на мои вопросы, ясно? – добавил Игорь, видя, что его спутник отреагировал.

Стальной воин стоял, как статуя. Посмотрев на него, Игорь со злостью отметил, какая это неблагодарная и бесящая вещь – разговаривать с человеком, не видя его лица.

– Слушай, я ведь всё равно должен был там сдохнуть, и я с этим даже уже смирился, – продолжал Игорь. – Так что мне уже плевать – там, тут или в том месте, куда ты меня ведёшь. Если ты не объяснишь мне куда мы идём, кто ты такой и зачем мне помог – я дальше с тобой никуда не пойду.

– К силам Альянса. У нас очень мало времени, – немедленно прозвучал краткий ответ.

– К Альянсу, значит, – заключил Игорь, хмуро глядя на «призрака».

Воин по‑прежнему стоял, как вкопанный, не шелохнувшись ни на миллиметр.

– Так почему ты мне помогаешь? Зачем ведёшь к Альянсу? Мы ведь враги. Ты, конечно, спас меня, но я всё равно ничего не понимаю.

«Призрак» молчал и, не видя его лица, Игорь не мог понять игнорируют его или размышляют над ответом. Это злило.

– Возвращаю долг, – наконец, раздался ответ.

– Кому?

Прошла минута, другая, третья. Кажется, в этот раз игнорирует.

– Я ведь не сдвинусь, – пригрозил Игорь.

Реакция оказалась немедленной.

– Тогда я сделал достаточно. Продолжай идти на север. Прощай.

«Призрак» повернулся и пошёл в обратном направлении, оставив парня одного. Упёртая железяка! Игорь поднялся на ноги и яростно смотрел ему вслед, пока «призрак» не скрылся за деревьями. Видя, что план не принёс быстрого успеха, Игорь сразу же пошёл на попятную.

– Аргх! Ладно! Твоя взяла! – громко бросил он в спину сомнительному союзнику. – Вернись!

Разумеется, ответа не последовало. И сам «призрак» тоже не вернулся. Игорь простоял на месте пять минут, десять, но ничего не изменилось.

«Чёрт… Вот я баран. И что теперь делать? Куда идти? Где я вообще?», – «призрак» ушёл, но вопросов не стало меньше, они просто сменились другими.

Ходить по горам дело нелёгкое, тем более когда ты их не знаешь. А вот «призрак», похоже, всё здесь знал. По крайней мере он без труда находил поросшие горные дороги, уверенно сворачивал с них в чащу, а затем выводил Игоря на новые дороги. Но теперь его здесь не было.

Хорошо хоть, что у парня имелась тёплая одежда. Если бы не зимняя одежда, которую «призрак» заставил его впихнуть в рюкзак, Игорь давно бы уже замёрз, однако даже в ней он не чувствовал себя абсолютно комфортно. Передвижение по горам требовало много сил, и Романов сильно вспотел, шагая вверх по склону: нижний слой одежды намок, и парень здорово продрог на ветру, а если бы не бушлат – стало бы совсем туго. Помимо проблемы с холодом была ещё и проблема с отсутствием еды, которую вообще никак нельзя было решить. Слава богу, что хотя бы в воде он не нуждался – её заменял прекрасный, девственно чистый горный снег.

Подождав ещё немного, Игорь нервно сплюнул, выругался, и пошёл в направлении, указанном «призраком». Оставаться на месте и умирать после всего, что он пережил за последние месяцы, точно не входило в его планы: с «призраком» или без него Игорь должен был действовать, должен был предпринимать всё возможное, чтобы выжить.

Температура держалась чуть ниже нуля. Снег не таял, но обувь парня, уже и так изрядно промокшая, всё меньше удерживала температуру. Пока он шёл, то чувствовал, что ноги кое‑как отогреваются, но как только останавливался – холод тут же пробирался сквозь ботинки, особенно через подошву. Укладываясь ночью на свой короткий сон, Игорь укутывал ноги всей оставшейся в рюкзаке одеждой и это кое‑как спасало, но при ходьбе по снегу отогреться ему было нечем.

Как только Игорь остался один, ощущение безопасности, которое укоренилось в нём за последние сутки, внезапно развеялось. Кем бы ни был «призрак», без него парень чувствовал себя слабым и беззащитным, словно маленький зверёк, брошенный в вольер с хищниками. Поэтому Игорь часто озирался, в глубине души надеясь, что «призрак» вернётся.

Но вскоре ощущения изменились. Ему стало казаться, что за ним кто‑то следит. Страх подсказывал: это не Шестой, здесь есть кто‑то ещё. Игорь начал останавливаться из‑за каждого шороха, беря оружие на изготовку и подолгу всматриваясь в чёрные кроны деревьев. Он напрягал зрение, пытаясь разглядеть то, чего там не было, и прислушивался к шуму леса, стараясь различить в нём не скрипит ли снег ещё под чьими‑то ногами, но всё было тщетно.

В таком режиме прошёл примерно час. Когда паранойя стала совсем уж брать верх, Игорь чертыхнулся и вернулся обратно, намереваясь выяснить всё раз и навсегда. Если за ним и правда кто‑то идёт, то снег покажет ему это. Парень прошёл пятьдесят метров, сто, двести, но видел только собственные следы. Триста метров…

– Схожу с ума, – вслух подумал Игорь, когда и там ничего не увидел. – Чтобы не потерять меня, ему нужно держаться неподалёку, иначе…

«А ведь «призраки» обладают кучей электроники и помимо инфракрасного и ночного зрения видят лучше человека и в оптическом диапазоне», – вспомнил он.

Захотелось крикнуть погромче и заставить засранца выйти. Если, конечно, Шестой и правда здесь. Но Игорь понятия не имел, где он сам и где враги. Вдруг, поднимая шум, он привлечёт кого‑то нежелательного? Мысль о том, что этот нежелательный может быть рядом прямо сейчас Игорь отвергал в корне: будь здесь враг или враждебный «призрак» – парня уже давно бы убили или поймали. Нет, если здесь и есть кто, то только Шестой.

– Слушай, если ты тут – покажись!

Игорь говорил громко, но не кричал, так что вряд ли его могли услышать дальше чем за пару сотен метров.

– Пожалуйста! Я обещаю больше не доставать тебя вопросами…

Парень запнулся, не совсем довольный тем, что сказал, но у него не было другого выбора – он нуждался в помощи. Очень нуждался. Как бы не хотелось ему это признавать, но один он не выберется – умрёт с голоду или замёрзнет, блуждая по заснеженным горам.

– Поступим так, как ты хочешь, пойдём, куда скажешь! Просто… помоги мне ещё раз.

Никто не отвечал и не выходил из‑за деревьев, как надеялся Игорь. Парень прождал сколько мог, пока ноги не промёрзли настолько, что стоять на месте стало уже просто невмоготу. Игорь из далёкого прошлого на его месте сейчас, наверное, рассердился бы, сказал какую‑то гадость, но сегодняшний Игорь Романов не считал себя в праве злиться на «призрака» – он и так сделал для него невероятное.

Вздохнув, парень развернулся и чуть не свалился в снег от испуга. «Призрак» был здесь. Стоял справа от него, метрах в тридцати, и молча смотрел на Игоря.

– Чёрт возьми, а ты умеешь эффектно появляться, – переведя дух, пожаловался Романов.

– За мной, – своим привычным зловещим голосом сказал «призрак» и направился дальше в лес.

Игорь бросился за ним вдогонку.

Они снова набрали былой темп и уверенно продвигались своим тернистым путём. Порой идти было легче, а порой оба брели, утопая в снегу чуть ли не по пояс. Хорошо ещё, что «призрак» постоянно шёл впереди, протаптывая тропу.

Несмотря на то, что он обещал не доставать Шестого вопросами, Игорь продержался только полчаса.

– Слушай, извини, но я должен это сказать… спросить. Ты, конечно, можешь не отвечать, ведь я обещал ничего не спрашивать, но только один‑единственный вопрос – пожалуйста, ответь. Я даю слово, что если ты потребуешь, то после этого я буду молчать всю дорогу.

«Призрак» молча шёл впереди. Он ни на мгновение не замедлил ход, ни на сантиметр не повернул головы, но Игоря это не останавливало.

– Почему ты мне помог? Ты сказал, что возвращаешь долг – кому? Кто за меня попросил?

Сколько ни ждал Игорь – ответа не последовало. Парню оставалось только принять это и дальше идти молча, чтобы ненароком не разозлить спутника. Они шли ещё примерно полдня, а затем наткнулись на горную хижину, старую и дряхлую, но всё ещё способную хоть немного защитить от ветра и холода. После непродолжительного обсуждения в ней решили переночевать, и смертельно уставший Игорь почти сразу уснул прямо на грязном деревянном полу.

На следующий день всё продолжилось, но шли они недолго, может, пару часов. А затем «призрак» внезапно остановился, как вкопанный, будто упёрся в какую‑то невидимую стену, границу, через которую его не пропускала потусторонняя сила. Игорь вопросительно посмотрел на своего проводника, но тот не торопился что‑либо объяснять.

Секунд тридцать «призрак» просто стоял и молчал. Игорь уже успел привыкнуть к подобному поведению спутника, ведь раньше тот часто останавливался и подолгу всматривался в окрестности. Наверняка он тогда что‑то видел, ведь его усиленное зрение было в разы эффективнее, чем у Игоря, но в этот раз они остановились в таком месте, где высматривать было попросту нечего – впереди находился очередной крутой подъём, слева – тоже, позади и справа высились высокие сосны и кустарник. Что же не так?

– Дальше ты сам, – внезапно сообщил «призрак». – Продолжай идти на северо‑восток. Через пять‑шесть километров выйдешь к позициям Альянса.

Игорь недоверчиво посмотрел на «призрака», пытаясь понять почему он вдруг решил так поступить. Шесть километров по горам – большое расстояние. Игорь третий день не ел и сильно ослаб, а по дороге с ним может приключиться всё, что угодно. К тому же это территория секты – не факт, что по пути его не отловят её патрули или другие «призраки». Неужели его проводник оставит его сейчас, когда впереди самый важный и опасный отрезок пути? Он задал «призраку» этот вопрос.

– На этом участке почти нет войск «Пути просвещения». Горные дороги они контролируют, а вне их Альянс наступать не может. Просто будь осторожен и ты справишься.

Игорь отметил, что «призрак» сейчас, кажется, сказал больше слов, чем за всё время, которое прошло с момента, как они выбрались на поверхность. Какой разговорчивый…

«Интересно, а он сам что собрался делать? Вопрос почему он не идёт со мной к Альянсу, раз он предал своих, тут не стоит – как только его увидит кто‑нибудь из «Рассвета», то наверняка тут же разберут на гайки для попыток воссоздать, а протащить его к своим… Это вообще из области реального?», – размышлял Игорь, а затем озвучил свой вопрос.

– А ты сам дальше что будешь делать?

Молчание.

– Ладно. Ладно…

Расставаться с ним очень не хотелось, только вот не Игорю было это решать и парень хорошо это понимал. Наверное, действительно пришло время попрощаться и сказать «спасибо».

– Тогда… Спасибо тебе за всё. Огромное спасибо. Ты сберёг мою жизнь и… хоть и враг мне, хоть и принадлежишь к организации, которую я ненавижу каждой фиброй своей души, но всё же… я проникся к тебе уважением. И благодарностью. Если бы я мог как‑то тебе отплатить…

«Призрак» ответил так, будто пропустил мимо ушей почти всё, что Игорь ему только что наговорил.

– Каждой фиброй? – трудно было распознать в его грубом, зловещем голосе удивление, но Игорь смог. – Это из‑за пленения?

«И чего это ты так удивляешься, будто вас не за что ненавидеть?», – с недовольством подумал Игорь, но вслух сказал другое:

– Нет. Не из‑за него.

– Тогда из‑за чего?

– Из‑за чего… – Игорь не хотел бы напоследок ссориться с «призраком», но тот сам задавал ему эти вопросы, причём в такой странной форме, что парень не смог сдержать растущее внутри раздражение. – Вы устроили эпидемию, из‑за вас миллиарды погибли в муках сразу, сотни миллионов погибли в последующем хаосе, ещё сотни миллионов потеряли семьи, друзей, будущее. Родители хоронили своих детей, дети…

На его лице явственно отразились горечь и злость. Он опустил взгляд, но отнюдь не от стыда.

– Дети потеряли и безуспешно искали родителей, звали их по ночам, просыпаясь от кошмаров, в отчаянии взывали к ним, моля о помощи, когда умирали от голода или мучимые извергами… – он снова поднял полный негодования взгляд и посмотрел так, будто пытался прожечь непроницаемую маску «призрака», чтобы проникнуть сквозь неё и увидеть, наконец, его глаза. – Разве этого недостаточно, чтобы ненавидеть?

«Призрак» молчал. Долго. Конечно, что он мог ему ответить? Как мог оправдать секту в его глазах? Впрочем, наверное, как‑то мог. Может, как и тот пленный офицер, тоже собирался начать разглагольствовать о будущем человечества, необходимости чистки и прочем бла‑бла‑бла, но только, видимо, понимал, что такие оправдания слишком жалки, чтобы даже пытаться открыть рот.

Но на деле «призрак» думал совсем о другом. Не гневные заявления Игоря заставили его долго подбирать слова, не перечисление жертв и не речь о страданиях выживших. Его потрясли слова парня о детях, взывающих к родителям, ведь он понял, почувствовал, что Игорь сам пережил это, лично прошёл через эти страдания. И не только Игорь.

Несмотря на сомнения парня в том, что он услышит в ответ хотя бы слово, «призрак» всё‑таки ответил ему.

– Всё, что ты сказал – справедливо…

– Ещё бы! – фыркнув, язвительно вставил Игорь.

– Кроме виновника, – параллельно с репликой парня продолжил «призрак».

Выражение лица Игоря стало меняться.

– В эпидемии виноват не «Путь просвещения».

От такого заявления Игорь опешил. Его лицо быстро приняло выражение крайнего презрения к собеседнику.

– Что за бред?! Тебе не стыдно говорить такое? Не стыдно так нагло выгораживаться?

«Призрака» его атака не смутила. Его, похоже, вообще невозможно было смутить.

– Я понял, как ты рассуждаешь и догадываюсь, кто мог вложить в твою голову такие мысли. «Рассвету» и Торговой гильдии выгодно обставлять всё именно так.

– Как? И откуда ты знаешь о «Рассвете»? Хотя, у вас ведь крутая разведка, наверное…

Последовавший ответ «призрака» возымел на парня сокрушительный эффект.

– Я состоял в «Рассвете» в первые годы после эпидемии. Именно там я стал «призраком». Одним из первых. Шестым, если быть точным.

Глаза Игоря округлились и было от чего: сказанное «призраком» шокировало парня. Он с трудом мог поверить в то, что только что услышал.

– Как и многие другие, я покинул «Рассвет» и присоединился к «Пути просвещения», когда узнал правду об эпидемии и о том, почему и как она произошла.

Это он сейчас собрался намекнуть, что во всём виновата не секта? Серьёзно?!

Игорь почувствовал, что задыхается. Он не мог умом поверить в ту чудовищную ложь, которую ему сейчас говорили. Не мог, потому что понимал, что это полнейший бред. Но внутри, где‑то в подсознании, через толстую корку недоверия и сомнений настойчиво пробивалось противоположное чувство – это существо, или человек или что оно теперь такое – может говорить правду. Не говорит, а именно может говорить.

Он спас его, рискнул собой, пошёл против своих, сошёлся с ними в смертельной, ожесточённой схватке, убивал их, и при этом ничего не требует, не просит, и даже не намекает на какие‑либо ответные действия. Его ведь теперь, наверное, казнят, если поймают? Тогда ради чего он всё это сделал? И какой в таком случае ему смысл лгать?

В теории таким образом сектанты могут пытаться переубедить его, но… зачем? Почему именно его? Да и бред это полнейший – использовать такой дорогостоящий метод для того, чтобы только ПОПЫТАТЬСЯ переубедить в чём‑то одного человека, да ещё и пленника, да ещё и не обладающего ни должностью, ни навыками, ни влиянием. Это несостоятельная, бредовая теория, а значит, «призрак» скорее всего не лжёт. Впрочем, он тоже может заблуждаться и искренне верить, что его версия правдива.

– Что ж, я даже не знаю, что сказать… – после долгой паузы выдавил Игорь. – Всё, что приходит в голову – я тебе, ясное дело, не верю, но чисто ради интереса готов выслушать твою версию.

По‑прежнему недвижимый, словно статуя, «призрак» выдержал очередную паузу.

– Хорошо, я расскажу, – согласился он. – Но информации будет много. Постарайся ничего не забыть, иначе так и останешься слепым орудием в руках убийц.

– Уж кто бы говорил, – съязвил в ответ Романов.

«Призрак» никак не отреагировал. Слова отскакивали от него точно так же, как и пули, не нанося никакого ущерба. Впрочем, пули разрушали маскировочный слой, так что, наверное, и слова порой давали хоть какой‑то эффект.

Шестой молчал около минуты, видимо, собираясь с мыслями. Молчал и Игорь, с нетерпением ожидавший, когда тот заговорит. Ситуация и события, которые они пережили вместе, говорили о том, что «призраку» действительно нет никакого смысла лгать, но Игорь всё равно был настроен скептически и готовился внимательно слушать, чтобы сразу отделять зёрна истины от плевел лжи.

– Задолго до эпидемии существовала тайная структура без названия. Те, кто знал о ней и сами её участники называли её просто «Организация». Это была не масонская ложа, как считали некоторые, а кое‑что похуже. В состав «Организации» входили люди с большими амбициями и влиянием: богатые диктаторы, наркобароны, олигархи, миллиардеры. «Организация» была создана для предоставления комплекса незаконных или запрещённых услуг и содержала большой штат специалистов самого широкого профиля. Они курировали и направляли криминальные группировки по всему миру, манипулировали политиками и устраивали перевороты, занимались торговлей людьми, наркотиками, оружием, органами и ещё много чем, обладали собственной армией и крупным научным подразделением с десятками тайных, хорошо замаскированных исследовательских центров вроде того, с которого я помог тебе сбежать. Первым и единственным подразделением «Организации», которое получило собственное название до эпидемии стал «Путь просвещения». Он был организован как типичная секта, но за счёт постоянных вливаний капитала быстро набирал популярность. Задача секты состояла в том, чтобы создать новую современную религию, которая втянула бы в свои ряды максимально возможное количество людей и смогла конкурировать с такими гигантами, как христианство и ислам. Всё шло по плану, но вскоре «Путь просвещения» столкнулся с сильным противодействием со стороны религиозных конфессий, которые нашли способ дать секте достойный отпор.

«Призрак» говорил ровно, без запинок, будто выдавал заранее записанную и отредактированную речь.

– Реальной целью «Пути просвещения» было установить контроль над массами и дать возможность верхушке «Организации» управлять ими. Для чего это было нужно я не знаю, а догадки озвучивать не буду. В любом случае план провалился. «Путь просвещения» начали травить и рвать на части, и тогда кто‑то решил разыграть стремительно теряющую вес карту в последний раз. Научное подразделение «Организации» занималось многочисленными исследованиями в самых разных отраслях. Очень многие из этих исследований считались запрещёнными, в том числе эксперименты на людях и разработка бактериологического оружия. Именно научное подразделение разработало вирус ND139, который убил миллиарды людей, проект «Призрак», для создания таких, как я, и многое другое.

«Призрак» впервые сделал паузу в своём рассказе, но очень коротенькую. Возможно, он думал, что Игорь задаст ему какой‑то вопрос, но тот слушал его с замершим лицом и был настолько поглощён рассказом, что даже не думал о том, чтобы что‑то спрашивать.

– Вирус передали «Пути просвещения». Секта должна была задействовать его в густонаселённом мегаполисе, а «Организация» разыграть этот ход, как циничную атаку на секту со стороны спецслужб. Во всяком случае, они так сказали. Но в итоге руками «Пути просвещения» «Организация» намеренно спровоцировала массовый геноцид человечества. Они знали, что вирус очень заразен и живуч, знали, что у него длительный инкубационный период, что это, безусловно, увеличит скорость его распространения. Повторюсь – они совершили это намеренно.

– Но… Кто мог такое… – вырвалось у Игоря.

– Я не знаю, кто именно был инициатором разработки вируса и его использования. Знаю только, кто его создал и кто использовал. Руководителями научной группы, которая создала ND139 были японец по имени Ёшитеру Мияби и русский – Астафьев Сергей Олегович. От осознания, автором чего он стал, Мияби покончил с собой через полгода после эпидемии, а Астафьев – ещё жив. Если удастся с ним встретиться – вы сможете задать ему правильные вопросы и получить правдивые ответы. В том числе и о том, кто именно и с какой целью отдал приказ использовать вирус и инициировать геноцид. У меня есть только теории, домыслы и слухи, а они больше сбивают с толку, чем помогают. Всё, что я знаю, это то, что эпидемию устроило научное подразделение при поддержке радикалов в рядах «Пути просвещения» по приказу правления «Организации».

Он сделал очередную паузу, видимо, разделяя темы, потому что дальше речь пошла о немного другом.

– Многие в «Организации» не смогли смириться с бесчеловечными политикой и действиями её правления, из‑за чего в первое время после эпидемии «Организацию» сильно лихорадило. Много несогласных убили, но оппозиция всё равно осталась сильна и сумела расколоть «Организацию», не позволив ей добиться желаемого. В результате разрушения транспортных коммуникаций из‑за эпидемии и внутреннего противостояния всякая связь с подразделениями в Северной и Южной Америках была потеряна, а в дальнейшем раскол привёл и к потере большинства отделений в Азии. «Путь просвещения», как сильнейшее из отделившихся подразделений, вобрал в себя всех, кто этого пожелал, а это оказалось более половины оставшегося состава, и избранный лидер секты взял курс на построение нового общества, но желание отомстить «Организации» он не забыл.

– Но я никогда не слышал о группировке с названием «Организация». Такой просто не существует, – хмурясь, перебил Игорь.

– В этом нет ничего странного. После раскола и отделения «Пути просвещения» «Организация» провела реструктуризацию. Научное отделение было переименовано в «Рассвет» и получило условную автономию. Всё остальное теперь называется Торговая гильдия.

Лицо Игоря окаменело, а взгляд стал пронзительным и долгое время был нацелен на «призрака». То ли он силился проникнуть сквозь его маску, то ли ждал, что Шестой добавит что‑нибудь ещё, но в итоге так ничего и не дождался. Игорь был настолько поражён, что на некоторое время даже перестал дышать.

Немыслимо. Невозможно. Ложь. Вранье. Обман. НЕТ!

Или, может, всё‑таки да?

Когда первоначальный шок прошёл, Игорь начал судорожно искать в сказанном слабые места и нестыковки, но не смог ни к чему придраться. Да, рассказ был скуповат, не объяснял множества деталей, но всё равно оказался очень логичным и информативным. Да, Игорь не верил «призраку», но чёрт возьми, насколько же сильно звучала его версия!

«Призрак» затих, а парень, увлечённый своими мыслями, даже не сразу понял, что уже минут пять, как оба они молчат. Игорь вздрогнул, будто с него согнали какое‑то наваждение и он только что очнулся в этом мире. Придя в себя и проморгавшись, он взглянул на собеседника, но не смог ничего спросить или сказать, потому что внезапно осознал, что версия «призрака» ничем не хуже той, которую в своё время Андрею озвучил «Рассвет»…

«Нет, не может этого быть. Гильдия… она хоть и не фунт сахара, но всё‑таки поддерживает какой‑то порядок и вообще выглядит в этом конфликте добром. Они не убивают несогласных, не уничтожают деревни, не разбивают человеческие жизни и судьбы. Они не делают такого… Нет, не лги себе, Игорь, не надо. Они делают всё это, просто иначе».

Лицо парня посерело. Осознание того, что их, возможно, обманули, что всё, через что они прошли с Андреем и «анархистами»: все трудности, все жертвы, все лишения и потери… были спровоцированы чудовищным обманом…

«Господи… Нет, только не это, это не может быть правдой… Что угодно, но не это…», – пытался убедить себя Игорь.

Он почувствовал, что ноги и тело отказали ему, только когда грохнулся в снег. Отупение и шок сковали его. Нет, не потому, что он вдруг поверил «призраку», а потому, что осознал: версия Астафьева может быть таким же враньём, как версия «Пути просвещения», которую ему только что озвучили. Ведь в одном «призрак» был абсолютно прав – гильдии и «Рассвету» это выгодно… А они с братом, да и остальные «анархисты» поверили, ведь в словах Астафьева всё было так логично, так чётко. И даже Гронин поверил… Или нет?

Романов не чувствовал этого, но из его глаз вдруг потекли слёзы. Они стали результатом смешения подавленности, бессилия и отчаяния, которые внезапно захлестнули его, с осознанием того, что его родной брат, самый дорогой ему человек, возможно, будучи марионеткой, использовал собственных товарищей для достижения ложных целей, возложил их жизни на алтарь мщения, исступлённо тянул их за собой, рискуя ими – и всё только ради того, чтобы исполнить ложную волю кукловодов, тех, кому он на самом деле должен был мстить. Какая жестокая ирония…

О том, через что ему самому пришлось пройти, в этот момент Игорь даже не подумал.

«Только бы это всё не оказалось правдой…», – молил он.

– Ты в порядке? – послышался глухой, зловещий голос.

«Призрак» повернулся к нему и смотрел прямо на парня, но тот не мог ничего ответить. Пока он не примет услышанное, пока оно не переварится – Игорь вряд ли сможет пошевелиться. Даже эта внезапная, удивительная участливость «призрака» не привлекла его внимания.

В голове у парня творился такой хаос, всё было настолько обрывочно, что проще было назвать это пустотой, ведь ни одной связной мысли он выдать не мог. Всё вертелось, словно какой‑то причудливый калейдоскоп: проносились отдельные фразы, обрывки воспоминаний, боль, гибель друзей, ненависть к врагам и страх, постоянно преследовавший его. В этой кутерьме внезапно всплыла чёткая мысль, которая и вернула его в реальность. Разогнав весь хаос, она царственно заняла всё пространство в его голове, не позволяя больше ничему помешать ей.

«Я должен рассказать обо всём Андрею, а затем выяснить, кто из них говорит правду», – вот, что он подумал.

Открыв глаза, Игорь поднялся и сел, что‑то вспоминая.

«А ведь Андрей рассказывал, как Гронин, кажется, говорил что‑то о том, что хоть версия Астафьева и звучит правдоподобно, но не стоит ей безоговорочно верить. Мудрый Павел Константинович…», – подумал он, а затем заговорил.

– Мой брат жил ради мести. Мы были слабы, ничего не умели и не могли, но с тех пор, как стали сильнее, он жил только ради того, чтобы отомстить: за родителей, за нас и за всех людей, – медленно сказал Игорь, а его глаза смотрели в никуда.

«Призрак» молча слушал его. Или не слушал? Игоря это, впрочем, не волновало. Кряхтя, он поднялся и отряхнул снег.

– Я должен выжить, чтобы рассказать ему, что он может заблуждаться, – продолжил он. – Чтобы помочь ему выяснить правду.

Он перевёл взгляд на «призрака». Теперь в его глазах выражались холодная решимость и твёрдость, так хорошо знакомые человеку, чьё лицо было скрыто под шлемом.

– Это опасный путь. Идя по нему вы, вероятно, встретите свою смерть.

– Возможно. Может, мне даже не хватит сил это сделать, но их хватит Андрею. Это я знаю точно. Я не могу позволить, чтобы он тратил силы не на тех врагов, – со странным отчуждением ответил Игорь.

– В таком случае – будь собран и осторожен. И главное – не дай ненависти захватить себя или брата.

Игорь ничего не ответил. Он некоторое время сосредоточенно смотрел на «призрака», о чём‑то размышляя, пока, наконец, не оформил свои мысли ещё в несколько вопросов.

– Ты говорил, что вместе с «Путём просвещения» от «Организации» откололось больше половины народу. Почему тогда секта немедленно не уничтожила оставшихся?

– Ей тоже нужно было время для реорганизации, а когда с этим было покончено, Торговая гильдия и «Рассвет» уже получили поддержку «Булата». Баланс сил изменился в их пользу и из‑за этого месть решено было отложить.

– А сам «Путь просвещения»… ты считаешь, что секта всё делает верно? Что их политика по отношению к людям – она правильная? – спросил Игорь после очередной паузы.

– Моё мнение на этот счёт не имеет значения. Став «призраком», я мог находиться только с тем, кто мог поддерживать мою жизнь, а после раскола все, кто занимался проектом «Призрак», в полном составе примкнули к секте. И я в том числе.

– И ты переметнулся только из‑за этого? Или была какая‑то другая цель?

«Призрак» молчал некоторое время и в такие моменты казался просто статуей. Обычно Игоря злило, что он не может увидеть его лицо, но сейчас он пребывал в таком состоянии, что ему не было никакого дела до «призрака» и его лица.

– Я хочу лишь одного – наказать тех, кто виновен в эпидемии. Для этого я готов использовать любые средства, – ответил, наконец, «призрак».

– Вот чёрт. Ты прямо, как мой брат, – со вздохом заметил Игорь. – Думаю, вы бы точно нашли общий язык.

«Призрак» промолчал.

– У меня ещё столько вопросов… – продолжил Игорь, но Шестой внезапно перебил его.

– На них нет времени. Ты должен идти, – заявил он.

– Но я должен узнать как можно больше, чтобы понять сколько правды в твоих словах!

– Значит, тебе придётся получить ответы у тех, кто ими располагает, – отрезал «призрак».

– У этого Астафьева, что ли? Ты хоть представляешь, насколько это нереально?

– Подтверждение моих слов ты можешь получить не только у него. Я уверен, что верхушка Торговой гильдии и их ближайшее окружение тоже знают ответы. А ещё ты всегда можешь обратиться к Посреднику.

Знакомое имя заставило Игоря проявить каплю удивления.

– Посреднику? Ты и его знаешь?

Романов ждал ответа, но его не было.

– Кто он, этот Посредник? Откуда столько знает? – спросил парень.

– Не знаю. Но его информация всегда точна и правдива. А теперь всё, пора прощаться, – сухо, словно Корнеев, заявил своим неприятным голосом «призрак».

– Ну и ладно, – согласился Игорь и отвёл глаза.

Как‑то ему было не по себе. Он никак не мог придумать, что сказать. Да и вообще почему‑то не хотел расставаться с «призраком». Поначалу с ним, конечно, было страшно и беспокойно, но теперь всё стало как раз наоборот – Игорь чувствовал себя в безопасности только рядом с ним. Вот бы заполучить к себе в отряд такого вояку…

– У тебя есть имя? – спросил Игорь. – Настоящее, а не номер.

«Призрак» помедлил с ответом, и Игорь уже было подумал, что услышит имя, но услышал в итоге совсем другое.

– Прощай, Игорь Викторович Романов. Береги себя и брата.

Парень фыркнул.

– Ну и бесящая у тебя привычка отвечать на вопросы что попало или не отвечать вовсе, – несмотря на слова, выражение лица у Игоря было грустным.

Собеседник в очередной раз промолчал.

– Ладно. Сберегу. Спасибо тебе за всё и прощай… друг.

Сказав это, Игорь отвернулся и принялся карабкаться на пригорок, а вскоре исчез за деревьями, так больше и не обернувшись.

– Помни, что люди, поддерживающие тебя – твоя настоящая семья. Цени и береги их, – негромко добавил Шестой, но Игорь никак не мог его услышать.

Оставшись в одиночестве, «призрак» так и стоял на том же месте, будто истукан. Можно было бы, конечно, сесть где‑нибудь под деревом, но в этом не было никакого смысла – заряд батарей так не сэкономить. Да и не хотел он сидеть – лучше встретить смерть стоя. Позиция ног была основательной, так что никакой порыв даже очень сильного ветра его, скорее всего, не уронит. Убедившись в этом, «призрак» отключил питание в последней системе, которая ещё была активна, кроме системы жизнеобеспечения – двигательной.

Все остальные и так уже давным‑давно были отключены. Некоторые за ненадобностью, но большая часть ради экономии: связь, автоматическое прослушивание радиочастот, внутренняя сеть, почти все датчики, включая все лишние системы наблюдения, кроме оптической. Даже компьютер, осуществляющий тактический анализ поступающей информации – один из важнейших узлов – он выключил абсолютно всё. И даже при такой экономии заряд батарей стремительно угасал. Конечно, львиную долю энергии он растратил в бою с «WZ219S» и в процессе ухода из научного комплекса, но всё равно последующий расход его сильно удручал. Если бы он знал, что всё произойдет именно так, он бы не взялся за это дело на половине заряда.

«2 %». Вот, что он видел в углу перед глазами. Холодная, безжалостная цифра. Значит, в текущем режиме у него было от четырех до шести часов, а если продолжать двигаться – минут тридцать, может, сорок, не больше… Остаток заряда батарей давно перевалил за экстренную черту, и если бы транспондер работал – его давным‑давно забрала бы эвакуационная команда. Хотя о чём это он? Если бы транспондер работал – эвакуационная команда давно забрала бы его останки.

Благодаря тому, что он был одним из первых, к тому же добровольцем, он сохранил и разум, и память, и возможность самостоятельно принимать решения. Да, так случилось в том числе и потому, что он был лоялен и не раз доказал свою лояльность не только в бою, но и в решении оперативных задач. Всего двое из «призраков» были допущены к стратегическому и тактическому планированию и только с его мнением считались абсолютно все. Он заслужил это. Именно благодаря этому, благодаря своей лояльности и дружбе с Волковым он знал, как отключить транспондер. Знал, в то время как подавляющее большинство других не знали даже о его существовании.

Да, если бы не помощь Волкова, его бы давно уже нашли. Несмотря на свои нечеловеческие возможности, он не питал иллюзий на счёт того, что его сотрут в пыль, как только обнаружат. Кто, как не создатели, лучше всего знают способы уничтожения своих детищ?

Когда заряд батареи окончательно иссякнет, отключится система жизнеобеспечения. Придётся дышать воздухом внешней среды и нечем будет поддержать иммунитет. Это будет тяжёлая и болезненная смерть… В парализованном теле в одиночестве ждать, когда она наступит. Конечно, есть стандартная система самоуничтожения и она должна бы сработать, но он и её отключил вместе с транспондером. Чёрт, как же разозлятся в техническом…

Это вызвало у него улыбку. Он подумал о многих людях, которые поддерживали его жизнь все эти годы. Некоторые, наверное, расстроятся, узнав о его предательстве, ведь их условно можно было назвать друзьями. Да и немного было среди «призраков» таких, как он. Большинство были «промытыми» и мало чем отличались от роботов: молчаливые, послушные, безэмоциональные, но чудовищно эффективные исполнители. Такие, как «WZ219S».

Если посмотреть на ситуацию с практической точки зрения, то всё, что он делал эти долгие годы, все его заслуги – всё пошло псу под хвост всего лишь за несколько часов. И вместе с ними рассыпались надежды на достижение целей, ради которых он вытерпел столь многое. Но он ни о чём не жалел. Нисколечко. Его жизнь должна была закончиться ещё тогда, когда мир развалился, а он потерял всё, что было ему дорого. Он уже тогда не хотел жить, не видел в этом никакого смысла, но его заставляли жить те, кто вверил ему свои собственные жизни: Токарев, Каверин, Басмач и другие ребята. Тогда он продолжил жить ради них, а затем встретил нужных людей. А если бы не встретил, если бы ничего не узнал…

Но он отплатил им сполна. Вряд ли кто‑нибудь скажет, что ущерб, причинённый за эти дни «WR006C» составляет хотя бы тысячную долю от той пользы, что он принёс «Пути просвещения» за годы службы. Нет, он с лихвой вернул свой долг. Да, ему приходилось делать много всякого и пожертвовать всем, что у него осталось, но это стоило того, потому что благодаря им он дожил до этого дня и получил возможность хотя бы чуть‑чуть исправить свою чудовищную ошибку, сделать то, что он должен был сделать ещё тогда, в тот день, когда перед ним открылись двери лифта…


* * *

Сжимая в руках трофейную FN SCAR, Игорь шёл по снегу в направлении, указанном «призраком». Он так и не узнал, кто это был и какие долги отдавал, не узнал даже его имени, которое упёртая железяка так и не захотела назвать, но он чувствовал к нему то, чего никак не мог от себя ожидать – душевную теплоту. «Призрак» был немногословным, иногда чересчур упёртым, а порой совершенно непонятным, но его действия с момента их встречи постоянно были направлены только на то, чтобы помочь Игорю обрести свободу. Даже если он солгал в конце, когда рассказывал об эпидемии и её виновниках, хотя Игорь интуитивно чувствовал, что это не так, это всё равно не могло испортить впечатление о нём. Игорь не знал наверняка, но чувствовал – это странное, непонятное ему существо… нет – этот человек – обладал большой душой, был самоотверженным и умел платить по счетам. Кому бы он ни отдавал свои долги – цена, которую он в итоге заплатил, оказалась чрезвычайно высокой и многое сказала о том, кто её задолжал.

Но «призрак», несмотря на все свои заслуги перед Игорем, удостоился лишь малой толики мыслей парня. Гораздо больше Игорь думал о том, что услышал от него перед прощанием: о непомерных амбициях, о нечеловеческом цинизме и жестокости, превышающей жестокость всех известных истории маньяков вместе взятых. Да, «призрак» мог солгать в том, кто именно был виноват в произошедшем, но Игорь чувствовал, что мотивы этих людей «призрак» назвал очень точно.

Кто же виноват во всём? Нет, не в эпидемии, а в том, что мир породил этих моральных уродов, считающих людей быдлом, а себя возомнивших богами? Кто виноват в том, что такие ублюдки появились на свет и смогли совершить то, что они совершили? Наверное, виноваты люди. Обычные люди, глупые люди, не желающие включать голову и хотя бы попытаться хоть немного мыслить критически, не обращающие внимание на происходящее вокруг, не желающие находить причины и понимать следствия… Все, кто думал, что дела этого мира их не касаются, все, кто думал, что «после нас хоть потоп» или «моя хата с краю», все, кто закрывал глаза на моральную деградацию и произвол окружающих. Все они.

Но Игорь не держал на них зла. В конце концов, людей не изменить. К тому же, эти бедолаги давно заплатили за свои ошибки и даже более того – до сих пор продолжают платить. А он не мог сейчас дать им ничего больше, чем капля жалости, хотя был ничуть не лучше их и сам заслуживал того же. Просто сожаление отнимает много сил и энергии, а Игорю сейчас нужны были все его силы, потому что он должен был сделать всё возможное для того, чтобы выжить и добраться до Андрея. Ведь больше никто во всём мире не сможет рассказать ему, что у медали есть другая сторона.




Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1. Цена жизни
  • Глава 2. Крещение огнём
  • Глава 3.1. Гильдия
  • Глава 3.2
  • Глава 4.1. "Освобождение"
  • Глава 4.2
  • Глава 5.1. Призрак
  • Глава 5.2
  • Глава 6.1. Рассвет
  • Глава 6.2
  • Глава 6.3
  • Глава 6.4
  • Глава 7.1. Спец
  • Глава 7.2
  • Глава 7.3
  • Глава 8.1. Анархисты
  • Глава 8.2
  • Глава 8.3
  • Мечты марионеток
  •  Глава 1.1. Кровавое и уродливое занятие
  • Глава 1.2
  • Глава 1.3
  • Глава 1.4
  • Глава 2.1. Порядки в "Новом порядке"
  • Глава 2.2
  • Глава 2.3
  • Глава 2.4
  • Глава 3.1. Дьяволы и дьявольщина
  • Глава 3.2
  • Глава 3.3
  • Глава 3.4
  • Глава 4.1. Долгий путь домой
  • Глава 4.2
  • Глава 4.3
  • Глава 4.4
  • Глава 5.1. Истязание
  • Глава 5.2
  • Глава 5.3
  • Глава 5.4
  • Глава 6.1. Как оплачиваются добрые дела?
  • Глава 6.2
  • Глава 7.1. Рубикон
  • Глава 7.2
  • Глава 7.3
  • Глава 7.4
  • Глава 7.5
  • Расплата
  •  Глава 1.1. Испытание на прочность
  • Глава 1.2
  • Глава 1.3
  • Глава 1.4
  • Глава 2.1. Гостеприимство по‑украински
  • Глава 2.2
  • Глава 2.3
  • Глава 3.1. Чаша страданий
  • Глава 3.2
  • Глава 3.3
  • Глава 3.4
  • Глава 3.5
  • Глава 4.1. Старые новые лица
  • Глава 4.2
  • Глава 4.3
  • Глава 4.4
  • Глава 4.5
  • Глава 5.1. Змеи
  • Глава 5.2
  • Глава 5.3
  • Глава 5.4
  • Глава 5.5
  • Глава 5.6
  • Глава 5.7
  • Глава 6.1. Проблемные домочадцы
  • Глава 6.2
  • Глава 6.3
  • Глава 6.4
  • Глава 7.1. Пятьдесят ходов
  • Глава 7.2
  • Глава 7.3
  • Глава 7.4
  • Глава 8.1. Совершенные убийцы
  • Глава 8.2
  • Глава 8.3
  • Глава 8.4
  • Глава 8.5
  • Глава 9.1. Отцы и дети
  • Глава 9.2
  • Глава 9.3
  • Глава 9.4
  • Глава 9.5
  • Глава 9.6