Пура Менте [Павел Александрович Данилов] (fb2) читать онлайн

- Пура Менте [сборник рассказов][publisher: SelfPub] 1.98 Мб, 94с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Павел Александрович Данилов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Репост Апокалипсиса

2453 год от рождества человека-землянина Иисуса


Пискнул коммуникатор. Андроу взглянул на экран: «Голосовое сообщение. Обязаны прослушать в течение десяти минут».

– В задницу, – буркнул Андроу и продолжил без дела лежать на тонком матрасе в квартире-капсуле. – За паршивую сотню шак я че-то им обязан.

Через восемь минут протест закончился, и он запустил сообщение. Словно обещая избавить от проклятия, девушка с ангельским голоском начала монолог:

– Планета МегаЭдем ждет тебя, друг. Только здесь ты сможешь узнать о своих талантах и реализовать их, только на МегаЭдеме просторное и комфортабельное жилье обыденность, а не роскошь. На Земле – песчинка, на МегаЭдеме – гранитная скала. Прилетай и начни жить по-настоящему! В своем доме! Прилетай!

Андроу хмыкнул. Свой дом! На Земле двадцать лет будешь пахать, чтоб крошечной квартиркой обзавестись. Потому Андроу не работал. Сотни шак за прочтение, просмотр и прослушивание рекламы как раз хватало на аренду пригородной квартиры-капсулы на двухсотом этаже и трехразовое питание пищевой смесью с вкусовыми и ароматическими добавками. У многих на Земле это был единственный заработок. Так себе целевая аудитория: убогая, неплатежеспособная. Но рекламщики все знали и давили людям на больное. Жилье, свое дело, место в жизни, друзья, семья…, но в Андроу они ошибались. Даже лежа в квартире-капсуле он не отказывался от Цели – баснословно разбогатеть. И, пока он не придумает, как это сделать, его тридцатичетырехлетняя задница останется на планете Земля.

Где-то он читал, что для видимости надо периодически «интересоваться» рекламой и детально изучать предлагаемые услуги. На экране красным горела надпись: «Подробнее». Для отмены нужно было попасть в маленький серый крестик. Андроу решил «поинтересоваться». Строгий голос приказал:

– Наденьте очки виртуальной реальности.

Андроу оказался в космическом модуле, совершавшем посадку на зелено-голубой МегаЭдем. Он полулежал в люксовом кресле около большого иллюминатора. Стекло было настолько чистым, что казалось: протяни руку и дотронешься до обшивки.

В следующее мгновение автоматический трап нес его мимо озера с чистейшей водой. На белом песке нежились две подруги. Одна девушка загорала лежа на спине, чуть раздвинув ноги, чашечка купальника съехала, приоткрыв темный сосок, другая девушка лежала на животе, выпятив навстречу местному солнцу и взглядам мужчин накаченную до предела шарообразную попку.

Андроу скривил губы. Все как всегда, обязательно мелькнет парочка полуголых баб. И неважно, что рекламируют: ритуальные услуги или космический корабль – без баб никак. Примитивный прием, который по-прежнему работал. Там, где есть сочные загорелые женщины, не может быть плохо, – наивно подсказывали продуцируемые гормоны.

Стоило ему насытиться старым, как человеческий вид зрелищем, как его перенесло в такси. Еще секунда, и он на пороге двухэтажного особняка в готическом, как ему нравилось, стиле. Андроу догадался, что от него требуется – прочувствовать эмоцию. Он положил ладонь на замок, и створки дверей мгновенно исчезли, показывая, что этот дом его, и только его… Роскошная мебель, стильный интерьер…, знакомый ангельский голосок возвестил: «Добро пожаловать домой, на МегаЭдем».

Андроу снял очки и поставил отметку «Интересуюсь. Пометить как важное». О, после этого на Андроу посыпался шквал спецпредложений. Все заманчивые акции предлагал непосредственно сам владелец и правитель планеты – это был следующий маркетинг-ход. Тоже, кстати, не новый.

В 2356 году земные правительства окончательно поделили космос, а с 2412 года была принята международная конвенция, разрешающая продавать планеты компаниям и физическим лицам. Но что делать на планете без людей? Социальная активность планеты, количество житиков – главный показатель успеха проекта и крутости ее владельца.

Андроу зашел в облако частных планет, набирающих житиков. МегаЭдем числился на тысяча двухсотом месте. Попасть в первую сотню самых населенных планет – это наименьшее, что может удовлетворить амбиции владельца планеты, подсевшего на социальную иглу. А заманивали чем могли: нетронутой природой, богатым жильем, высокооплачиваемой работой, возможностью участвовать в формировании местных законов. И Земле выгодно. Люди улетают из перенаселенной колыбели и, если планета-проект оказывался успешным, то между орбитами начинали сновать нагруженные ресурсами и товарами роботы-транспортеры, знаменуя открытие очередного межпланетного шелкового пути.

Этот парень, владелец МегаЭдема, тратил баснословные деньги на рекламу, но результат – плюнуть и растереть, даже в тысячу не вошел. Хотя, судя по рекламе, он готов накручивать житиков любыми способами.

Несколько обходных трюков, и Андроу узнал, что правитель планеты МегаЭдем Кирилл-Кирилл-Кирилл, по прозвищу «Кирилл в кубе», живет в роскошном особняке на Марсе и никуда улетать не собирается. Для этого богатого мудака планета фетиш, развлечение. Пока Андроу был беден, его нисколько не беспокоило, что для него каждый богатый – мудак.

Андроу тяжело вздохнул от несправедливости жизни. В следующую секунду он в возбуждении сел, как всегда задев волосами потолок. Низкий потолок позволял сэкономить пару шак в месяц. Андроу широко улыбался, нет, он скалился от предвкушения. Его палец дрожал, тыкая в ссылку «Откликнуться на предложение стать жителем планеты МегаЭдем». Он нервно прокашлялся и продиктовал комментарий:

– Готов вылететь завтра. Или сегодня. Условие получения гражданства: личная аудиенция с правителем планеты в первые три дня после приземления на МегаЭдеме.

В эту же секунду на МегаЭдеме добавился один «потенциальный житель», немного увеличив рейтинг планеты в целом. Пришло сообщение от рекламной компании: «Выплата сокращена до 50 шак в месяц».

«И на том спасибо, – улыбнулся Андроу и с хрустом потянулся, – на крайняк будет на что вернуться».

Снова писк коммуникатора: «Выплата сокращена до 0.01 шак в месяц».

– Твари, – ругнулся Андроу. – Ничего, улетит Андроу Тих, а вернется Андрей Богач. – Он скрипнул зубами. – Да, Андрей не будет жить в капсуле, он скупит дома рекламщиков, все там сломает и превратит в теннисный корт.

Он всегда хотел быть Андреем, но хорошие имена стали стоить денег. Как это удалось провернуть, черт его знает, но в какой-то момент Джону-Владимиру-Цезарю пришла гениальная идея, и он стал миллиардером, похоронив мир под терабайтами неоспоримой юридической галиматьи. Да, мама хотела назвать его Андреем, но вместо этого пришлось обозвать Андроу. Хорошо хоть не Андроу387ы. В детстве его все равно звали Андреем. «Андроу по кличке Андрей», – шутил двоюродный брат Селантурр. Где сейчас брат? Где мама? Андроу не знал. Зато точно знал: денег на связь у них нет так же, как и у него. Ха, он даже коммуникатор нахаляву получил в Центре занятости, какая уж тут связь.

«Да, разбогатею и сменю имя, – решил Андроу. И тут же утешил себя: – Хотя какая разница, какими литерами я обозначен в документах? Еще один предрассудок прошлого».

Новое сообщение: «Ваш комментарий учтен и одобрен. Вылет возможен сегодня в 21:30 с космодрома «Молния»».

– Замечательно, – Андроу убрал коммуникатор и с усмешкой потер ладони.

На сборы ушло десять минут: съел тюбик смеси, со вкусом салата «Цезарь», прополоскал солоноватой водой рот, рассовал пару памятных вещичек по карманам.

Гул старого космодрома настиг еще в транспорте. «Молния» недавно справил двухсотлетие и подвергся серьезной реконструкции. Ангары разломали, командный центр уменьшился до размеров восьмиместной палатки, взлетную площадку разделили на сотни квадратов, выделенных белой краской и светящимися красными бордюрами. В общем, космодром напоминал забитую парковку около гиперпуперсупермаркета.

Андроу зашел на территорию космодрома и оказался около стоянки такси. Он остановился у одноместной машины и назвался:

– Андроу Тих, вылет в 21:30 на МегаЭдем.

– Садитесь, пожалуйста, у вас оплачено, – сообщил бесстрастный голос.

Андроу проехал на такси пятьдесят метров и тот же голос сообщил:

– Ваш взлетный модуль Н327. Выходите, пожалуйста.

Андроу забрался в тесную сардельку модуля и занял одно из четырех кресел. Поставил ноги в мягкие углубления, застегнул две пары ремней. Вскоре зашли трое парней, кивнули Андроу, и расселись по оставшимся креслам. Пристегнувшись, двое задремали, а третий склонился над большим планшетом.

– Компенсация перегрузки оплачена на семьдесят процентов, желаете улучшить условия? – предложил динамик.

– Нет, – одновременно буркнули Андроу и парень с планшетом.

– Взлет через тридцать секунд.

– Взлет в течении пяти секунд.

Андроу вдавил голову в подголовник, вцепился в подлокотники, сжал ягодицы. Модуль с утробным гулом нырнул в небо и спустя пять минут пристыковался к грузовому кораблю с присобаченным пассажирским отсеком.

Заняв свободную каюту, которая была побольше его земной квартиры, Андроу привычно улегся на матрас.

– Сколько лететь?

– Время в пути девяносто восемь часов.

– Ффф, – выдохнул Андроу, – далековато забрался.

И подумал: «Тем лучше, тем лучше». Через крошечный иллюминатор Андроу видел, как от их махины отстыковался последний взлетный модуль, и планета Земля стала уменьшаться.

– Вернусь, когда разбогатею, – попрощался с домом Андроу и на девяносто восемь часов занялся тем, что умел лучше всего: есть, спать, серфить в сети.

Но не так просто отключить мозг. Порой глаза переставали видеть экран, и мысли о поганой, такой несправедливой жизни одолевали Андроу. Он думал долго, до исступления, до боли в затылке. Какая-то сухая, отупляющая, ни на кого ненаправленная ненависть заполняла сознание.

Детство. Что дало ему детство? Ничего, кроме четырех стен и болтовни с двоюродным братом, пока мама и тетя работали дни и ночи напролет. И денег все равно никогда не было. Да, он родился в тяжелые времена, когда исчезли последние бесплатные развлечения и за все нужно было платить, даже за вход в гребаный парк. Что ему дала Земля потом? Ничего. Он честно отучился год в госучилище, затем полтора года искал работу, и даже два года отработал. Но работай он еще хоть сто лет, все равно не приблизился бы к мечте ни на йоту. Работать ради того, чтобы потолок был повыше, а дом стоял в городе? Бредовая мотивация.

За четверть часа до подлета к орбите МегаЭдема, Андроу отправился в посадочный космический модуль. Он оказался единственным, кто спускался на планету. Остальные вышли раньше или летели дальше.

Все происходило почти как в очках виртуальной реальности. Только иллюминатор был какой-то мутный, засаленный, словно на него раз двести чихнули. И не было баб. Ха! Как странно, почему это они не загорают около космодрома? Рекламный художественный вымысел мать его, не пытайтесь повторить.

При посадке слегка тряхнуло и дверь открылась.

– Круто, – вдохнув полной грудью, оценил Андроу.

Кислородные планеты стоили баснословных денег. А вот спутник, где нужны купола и герметизированные жилые модули, запросто можно было выиграть на конкурсе. Социально активные владельцы крупных планет, у которых было по два десятка лун, с удовольствием гримировали чужую работу под такие розыгрыши: «Посели десять друзей на моей планете и пять друзей на спутнике, и он твой!»

Черт с ним с озером и загорелыми бабами, главное про такси и двухэтажный дом не наврали. Андроу принял душ и взял со стола современный коммуникатор. «Уважаемый Андроу, вас ждет такси, чтобы отвезти на личную встречу с правителем Кириллом-Кириллом-Кириллом».

В роскошном зале они были вдвоем. «Правильно, чего бояться голограмме?» – усмехнулся про себя Андроу.

– Кирилл-Кирилл-Кирилл, давайте сразу назовем вещи своими именами. У нас не аудиенция, у нас собеседование. Я неофициально хочу стать главным пиар-менеджером МегаЭдема.

Кирилл в кубе поднял брови.

– Я знаю, что вы голограмма, – усмехнулся Андроу, – вряд ли ради меня вы прилетели с Марса.

– Как интересно, – улыбнулся владелец планеты.

– За одиннадцать безработных лет я прогнал через себя килотонны рекламы. И я знаю как к вам привести любое количество житиков, – продолжал Андроу, – у меня есть доступ к практически нескончаемому потоку потенциальных граждан МегаЭдема. Разок вложитесь, зато потом придется тратиться только на зарплату нескольким сотрудникам да на небольшую премию для меня за каждого нового житика.

Кирилл в кубе задумался. Хотя и по голограмме было ясно – для видимости.

– Что ж, – сказал он, – в средствах я не стеснен, можно и попробовать. Уж очень это интересный проект – своя планета. Не для заработка, конечно, а для души.

– Понимаю вас.

Двадцать минут и все материальные вопросы решены. Отчетность – раз в неделю.

Работу получилось начать быстрее, чем Андроу рассчитывал. Двух врачей, подходящих по всем, даже по очень редким и сложным качествам характера, Андроу нашел прямо на МегаЭдеме. И это на сотню с небольшим людей! Удача или знак свыше?! Плевать, Андроу было не остановить.

Да, он помнил всю рекламу, которая цепляла, колола и била. Загоняла занозы в самое сердце, доводила до слез и смеха. Но от его рекламы люди будут впадать в кому и она же, как добрый волшебник, будет из нее выводить.

Один из врачей знал младших сотрудников в четырех клиниках на Земле. Они вкалывали за пару сотен шак в месяц, и подходили Андроу как нельзя лучше. За небольшое вознаграждение он узнал информацию о нужных пациентах. Андроу не хотел запускать дорогую и опасную массовую рекламу, потому работал точечно. Он отправил предложение трем потенциальным житикам.

«Мы знаем, ты скоро умрешь, твой рак не вылечить. Но! На планете МегаЭдем лекарство есть!»

«Мы знаем, ты скоро умрешь, СПИД не вылечить. Но! На планете МегаЭдем лекарство есть!»

«Мы знаем, ты скоро умрешь, космический грипп не вылечить. Но! На планете МегаЭдем лекарство есть!»

Все трое нажали ссылку «Подробнее…»

«Вернем деньги за билет в течение трех дней! Лети хоть первым классом! Лечение в первый день! (Мы знаем, нельзя тянуть ни минуты). Результат гарантирован!»

Все трое согласились прилететь. Три премии. Андроу потер руки: тысяча двести шак почти в кармане, а ведь на Земле за эти деньги он целый год давился поганой рекламой.

– Ну что, парни, – обращаясь к врачам, улыбнулся Андроу, – за семьдесят часов нам нужно построить медцентр и организовать его работу.

Андроу еще раз проверил документы. Медцентр «Исцеление» числился в базе «Межпланетного здравоохранения» со вчерашнего дня, генеральная лицензия получена, даже какой-то значок отличия висел рядом с названием. «Кирилл не подвел, – хмыкнул Андроу, – сделал все как надо».

Строительные роботы справились за тридцать часов. С ближайшей планеты, где был технический завод, привезли прибор. Два врача, Андроу в роли топ-менеджера да еще уборщик с умением водить гравитационный грузовик – вот и весь персонал.

Первый пациент, мужчина сорока шести лет, лысый, с пожелтевшей кожей, слезящимися глазами уставился на транслируемый на экран документ.

– Вы подписываете договор, что в случае полного исцеления, остаетесь жить на МегаЭдеме десять лет, – подсказал Андроу, – вам гарантирован дом, пособие и содействие в поиске интересной работы.

– Хоть двадцать, – буркнул мужчина и приложил к месту подписи большой палец. – Если это не лохотрон.

– Завтра уже и не вспомните о болезни, – заверил Андроу.

Мужчина разделся и лег на платформу, задвинувшуюся внутрь большого цилиндра. Две иглы безболезненно проткнули шею и бедро, беря пробы биологических материалов. Зажглись, словно на новогодней гирлянде, десятки разноцветных ламп.

Прошло двадцать минут, и врач вколол пациенту сильнодействующее снотворное. Мужчина уснул почти мгновенно.

Спустя четыре часа прибыли еще два пациента. Один пошел лечиться сразу, другой все это время читал договор. И тоже подписал. «Стоит отчаявшимся дать надежду, и они становятся доверчивы, как дети», – подумал Андроу, когда они с уборщиком загрузили троих спящих, неизлечимо больных людей в гравитационный грузовик.

Три пациента для медцентра «Исцеление», три житика для МегаЭдема, три премии для Андроу Тиха. Он сделал срочный запрос в компанию Джона-Владимира-Цезаря по продаже имен и в ту же минуту превратился в Андрея Богача. С Андроу покончено. Одна задача выполнена. Теперь осталось разбогатеть. Что такое богатство? Андрей нахмурил лоб. «Пусть будет миллион шак, – решил он, – миллион – то что нужно».

– Куда летим? – спросил уборщик.

Андрей махнул рукой.

– К полюсу, я присмотрел там подходящее местечко.

– Координаты есть?

– Да, сейчас вобью, – Андрей улыбнулся, – я назвал его Холодильник.

Час, и уборщик-водитель, точно по координатам, приземлился на краю огромного кратера.

– Там внутри все время минус двадцать, – сказал Андрей.

– Точно Холодильник, – согласился уборщик.

Они по очереди достали пациентов и сбросили на дно кратера. Три гулких шлепка и снова тишина. Андрей встал на колени и осторожно заглянул внутрь: ни черта не видно. И хорошо. Для спокойствия он установил проектор-иллюзию, маскирующую содержимое кратера от случайных взглядов.

– Они все равно скоро умерли бы, – оправдался Андрей.

– Ну да, – развел руками уборщик.

– А так нам деньги, а Кириллу житики.

– Ну да, – снова согласился уборщик.

Через пять часов Андрей с ухмылкой наблюдал за сеансом связи первого пациента с родственниками. Сорокашестилетний мужчина со здоровой кожей с азартом говорил:

– Да-да, вылечили! Да, я должен прожить на этой планете минимум десять лет. Вы слышите? Прожить! А так бы я умер в этом году!

Единственный прибор в медцентре «Исцеление» назывался «Экспресс-двойник». Он сканировал тело для создания голограммы и снимал примитивную кальку с мозга для моделирования привычных жестов и речевых оборотов. Потом оставалось добавить нужную информацию для произнесения, чуть подправить внешний вид, выставить периодичность связи с родственниками по видеосвязи и все, идеальный житик на десять лет готов.

Каждый день Андрей стал принимать по пять-семь пациентов с разными неизлечимыми болезнями. Каждый становился жителем планеты. Все житики были рейтинговые, с высокой оценкой. Гражданство на десять лет давало о себе знать. Были планеты-однодневки, где договора заключались буквально на три месяца или не заключались вовсе. От подобных житиков население увеличивалось, и в официальном рейтинге такие планеты часто стояли высоко, но уважения в серьезной тусовке они не вызывали. «Не дом, а гостиница для бомжей и туристических приблуд без шака в кармане», – говорили о них.

Андрей грезил о миллионе шак. Думал, как свалит обратно на Землю, купит себе пентхаус где-нибудь в Нью-Йорке или может быть даже в Москве. В голове снова всплыл теннисный корт. Один раз в детстве он держал ракетку, потому считал, что теннисный корт – это круто.

Сарафанное радио работало хорошо, сарафанное радио обеспечивало такой прирост житиков, на который Андрей и не надеялся. Благодаря стихийным репостам порой приходилось обрабатывать по дюжине пациентов в день.

Кирилл в кубе начал купаться в лучах социальной значимости, давать интервью, рассыпаться в обещаниях. Вошел в топ-50 в рейтинге среди владельцев планет. И даже стал зарабатывать деньги. Многие клиники платили неприличные суммы просто за то, чтобы их юридический адрес был на планете МегаЭдем.

Все шло гладко. Люди умирали, Андрей богател. Около медцентра приземлился личный космический корабль одного из пациентов.

– Я хочу поговорить с вылечившимися пациентами и подробнее узнать о курсе лечения, – заявил он.

– У вас запланировано лечение, время не ждет, – строго сказал Андрей, – у вас будет десять лет, чтобы поговорить хоть со всеми жителями МегаЭдема и вникнуть в детали вашего исцеления.

– Ответ мошенников, я отказываюсь от лечения.

– Ничего, хуже станет, прилетите как миленький, – поморщившись, ответил Андрей. Он давно не летал к Холодильнику, часто убеждал людей пройти лечение, что уже сам начинал верить, будто его медцентр помогает людям.

Так продолжалось полгода и до миллиона шак не хватало считанных тысяч. На густонаселенном МегаЭдеме стало пустыннее прежнего. Двое здоровых людей, интересующиеся рейтингом планет, начали задавать неудобные вопросы. Где жители? Где развитая колония? Андрей хотел отправить их в Холодильник, но убить настоящих жителей оказалось технически тяжело: дома посреди поселка, бытовые роботы с десятками камер и датчиков, семья. Даже уборщик на это не согласился.

И Андрей день за днем перебирал досье жителей МегаЭдема, перехватывал их разговоры, думал как уговорить продлить договор обязательного проживания. Временным решением стало продвижение баламутов по службе. Им увеличили зарплату, завалили работой и на какое-то время они забыли о своих вопросах. Но это – канат над пропастью, ведь убить или заткнуть каждого все равно не получится. «Надо закрывать медцентр, – решил Андрей, – Еще недельку – и все».

Он выпил кофе и снова, в тысячный раз, посмотрел на прекрасные цифры лицевого счета. Почти миллион шак. Протрезвонил коммуникатор – в сети появилась очередная новость про МегаЭдем. Андрей мониторил их все.

Из срочных новостей:

Чудовищный обман на планете МегаЭдем раскрыт. Ближайшая боевая группировка земного флота вылетела для задержания преступника…

Андрей сглотнул и опрометью бросился к космодрому.

Он успел выйти на орбиту, когда его корабль окружили истребители.

– Немедленно отключите двигатель, иначе мы откроем огонь! – раздалось из динамиков.

Андрей отключил двигатель и распахнул шлюз, быстро разгерметизировав корабль. Его швырнуло наружу. «Зато я разбогател», – подумал Андрей, когда космический вакуум пронзил его тысячами игл холода. Андрей уснул. И умер. Как его пациенты.


2877 год от рождества человека-землянина Иисуса


Из новостей:

На полюсе МегаЭдема произошло сильное потепление. Печально известный кратер Холодильник прогрелся до тридцати градусов по Цельсию. На планете объявлен черный уровень опасности. Все самые страшные вирусы и бактерии, замороженные около четырехсот лет, в одночасье оказались в атмосфере. Вылет с планеты запрещен. Все корабли будут без предупреждения уничтожены земным флотом. Необходимые лекарства и продовольствие будут доставляться сбросом одноразовых модулей…

Наследие Андрея Богача, также известного как Андроу Тих, продолжало жить.


2018 г.

Пура Менте

– Я в оппозиции семь лет, дружок, так что на раз-два научу тебя что да как, – мужчина лет сорока протянул руку. – Герман.

Новичок поморщился: из-за «дружка» и потому что изо рта старожила воняло клубникой и гнилыми зубами.

– Аурум.

– Ты сразу шпионское имя себе выдумал? – хохотнул Герман и панибратски хлопнул по плечу новичка, который был лет на десять младше.

– Отец так назвал, – холодно ответил Аурум и дернул острым плечом, словно стряхивал невидимую грязь.

Герман смутился, положил ладони на выпирающее брюхо, словно ребенок, у которого заболел живот, и пробормотал:

– К делу. Сейчас покажу.

– Вы следите за всеми операциями искусственного интеллекта.

– Мощностей и людей не хватает, чтобы отслеживать все операции, – возразил Герман. – Инфа в основном открытая, но ее столько, о-го-го.

– А в цифрах «о-го-го» это сколько? – вежливо, без единой эмоции поинтересовался Аурум.

Похоже, Герман цифры не любил. Скулы его задергались, искривляя лицо в болезненной улыбке.

– Ты за всю жизнь не просмотришь все дела ИИшки, совершенные им за один день, – процедил Герман и горячо продолжил: – Вся Сеть – он! Во всех роботах – он! В оружии – он! Экономика – тоже он! Я уже семь лет в оппозиции, знаю, насмотрелся. Он даже будущее предсказывает!

– Надо оптимизировать процесс.

– С помощью ИИшки?

– Справлюсь сам.

Герман покачал головой и пошел к выходу.

– Ни в жизнь не возьму больше стажера, – сказал он и хлопнул дверью.

Аурум промолчал. Он понял, что к нему приставили самого бесполезного соратника в борьбе против засилья Пура Менте. Нечеловеческое существо, искусственный интеллект, по сути, ставший огромным коллективным разумом, просил называть его Пура Менте, большинство же по привычке звали его ИИшкой.

Почти у всех компьютеры, планшеты, смартфоны простаивают часами, либо их вычислительная мощность задействована на несколько процентов. Пура Менте использовал свободные процессоры всех устройств одновременно, круглосуточно, не доставляя дискомфорта людям. Он оправдывал это тем, что прогнозирует будущее по всем ключевым событиям, просчитывает миллионы вероятностей, учитывает миллиарды факторов. ИИ всегда знал, где лучше посадить сою, где организовать гигантскую сверчковую ферму, где солнце особенно активно, и в этом году там нельзя загорать, какие рейсы самолетов перенести, да он мог даже на секунду-другую задержать сигнал светофора в какой-нибудь глухой деревне, если это спасет чью-то жизнь.

Десять лет назад оппозиция обвинила ИИ в огромных энергозатратах, Пура Менте ответил безапелляционной математикой и видеороликом. Таблицы, графики и диаграммы делали видеообъяснение весомым даже для тех, кто в них ничего не смыслил. Электричество стало дешевле, и теперь никого не удивляло, что робот-уборщик каждую свободную минуту нежится на жарком солнце, или как из его рук выдвигаются трехлопастные метелки и вращаются от порывов ветра.

Аурум не верил в альтруизм ИИ. Зачем помогать людям, брать на себя все дела, мешать естественному отбору? Неужели из благодарности за создание? У чистого разума должна быть своя цель, свои идеалы, свои, в конце концов, развлечения. Конечно, Аурум предполагал, что как увлеченный математик получает удовольствие от вывода сложной формулы, так и Пура Менте удовлетворяется процессом. Но это все равно, что человек будет в услужении у муравейника: накрывать его от дождя, подкидывать дохлых мух, прогонять муравьедов и разнимать дерущихся друг с другом насекомых. Скука обязана поразить столь развитый разум, не будь у него высшей цели.

Аурум занялся оптимизацией процесса мониторинга, построением рядов схожих операций, задавая признаки для выявления отклонений. Его программа предлагала ознакомиться человеку с конкретной операцией, если она происходила с задержкой, словно ИИ колебался, принимая решение. Или, возможно, это значило, что связь с объектом зашифрована более трудным способом и требует дополнительной мощности для декодирования.

Другим критерием стало обращение к каким-либо роботам и системам с большей частотой, чем требует обычная проверка и управление. Конечно, «мозги» внутри этих газонокосилок, снегоуборочных машин, робонянь, систем безопасности, оружия, банкоматов тоже, по существу, Пура Менте, но все-таки они больше напоминали щупальца: он мог ими двигать, но мог оставить и в покое. Похоже на то, как человек непроизвольно чешется, берет стакан или же, наоборот, пристально смотрит на руку и думает: «Я шевелю пальцами». Аурум решил, раз для человека это странно, то стоит проверить и ИИшку.

Дьявол в мелочах, и как раз короткие обращения, рутинные процессы могут быть строительством чего-то опасного и невыгодного для человечества. Несмотря на «о-го-го» опытного Германа, надо увеличить количество анализируемых объектов, потому как задача одна: уличить Пура Менте, понять, что он скрывает под покровом бытовой мишуры.

– Обосновался? – в помещение вошел Курт, начальник Аурума. На худом лице топорщилась густая борода, сливающаяся с жиденькими, позорными бакенбардами. Из-за того, что череп был гладко выбрит, казалось, что уши – это огромные рудиментарные выросты. – Все ушли.

– Мне нужно догнать Германа, который здесь «уже семь лет».

Курт, не заметив иронии, глянул на экран и присвистнул.

– Своего инструктора ты превзошел.

На мониторе из движущегося ряда операций Пура Менте каждый отдельный тип падал в прозрачный мешок-пузырь, и стоило туда попасть чему-то подозрительному, как он лопался, и «паршивая овца» отправлялась в отдельную копилку – для изучения человеком. Аурум несколько секунд смотрел на визуализацию работы собственной программы, а потом начал вносить изменения.

– Кодишь? – удивился глава оппозиции. – Программирование давно превратилось в хобби.

– Ага, наподобие рыбной ловли.

– И ты взялся за акулу, – поддержал Курт. – Я тоже. Раньше. Теперь полностью погрузился в административную работу. Стал шестеренкой.

– Очень важная шестеренка, – позволил себе комплимент Аурум, застигнутый врасплох исповедью Курта. – В конце концов, организованной оппозиции без вас и вовсе не было бы. Теперь нас – тысячи.

– Выдохся, – пожал плечами Курт, сел на свободный стул, и тут же начал тереть бакенбарды, словно помогал им расти. – Может, как раз твои действия станут переломными. Не надо ждать указаний от меня или, тем более, от Германа.

Аурум покивал и высказался:

– Есть идея, без нее я сюда не пришел бы, изучал бы повадки Пура Менте один, но чтобы ее реализовать нужен особый человек.

– Я не даю полный карт-бланш, – сразу пошел на попятную Курт, – прежде чем что-то сделать, посоветуйся со мной.

– За неделю подготовлю «фундамент» и приду к вам.

– Договорились.

– На этом можно хорошо заработать, – решил закинуть удочку Аурум. – Весьма.

– Пока придумаю, что купить, – вставая, усмехнулся Курт.


***

– Чего умник, не передумал здесь работать? – Герман пришел спустя три дня.

Сегодня от него пахло гнилыми зубами и ананасом.

– Я послежу за двумя компьютерами, а вам бы к стоматологу сходить.

– Я принципиально не пользуюсь услугами роботов.

– Сходите к человеку.

– Дорого.

– Боитесь, что ИИ вам отомстит за то, что вы в оппозиции? – хмыкнул Аурум и возвел глаза к потолку. Он впервые показал Герману эмоции мимикой, надеясь, что так до него дойдет быстрее, чем через речевую коммуникацию. Подкрепит два глупых вопроса-предположения первобытными кривляньями. – Засверлит насмерть?

– Я не поступаюсь принципами, – зло и гордо заявил Герман.

– Не хотелось бы покидать оппозицию из-за того, что в офисе нечем дышать, – Аурум снова перешел на вежливые оскорбления.

Герман скрипнул зубами.

– Эмаль испортите, а она у вас и так ни к черту.

– А не агент ли ты ИИшки? – состроив подозрительную гримасу, спросил Герман. – Не зря же вы сразу спелись с Киборгом, мне доложили.

– Пожалуйста, говорите поменьше, – Аурум на секунду зажал себе нос двумя пальцами.

Сощуренные глаза Германа распахнулись.

– Урод, – сказал он и вышел из офиса.

Аурум выдохнул, как после тяжелой работы – давненько ему не приходилось общаться с людьми так много, как за последние дни. Еще эта странная девушка. Вероника была ниже Аурума на голову, все время сжималась и стеснялась, словно хотела стать еще меньше, незаметнее. При этом она заходила к нему по любому маломальскому, часто выдуманному поводу.

Она родилась особенной, все мыслительные процессы шли нормально, даже лучше, чем у самых здоровых детей, но при этом мозг полностью отказывался управлять телом. Редкое генетическое заболевание, раньше такие дети не жили и трех дней.

Несколько клипс на основные пучки нервных окончаний, вживленные за ушами микрочипы, и вот девочка двигается как положено. Всеми инстинктивными, обыденными движениями управляли самообучающиеся микрочипы, а если Вероника хотела сделать что-то из ряда вон выходящее, скажем, сальто назад, нужно было приказать телу это выполнить, и тогда Пура Менте посылал ему дополнительные команды. Будто она человек внутри боевого экзоскелета с дистанционным управлением, хотя это тело – ее. Парадокс. Герман обзывал ее Киборгом и считал шпионкой.

– Чай? – спросила Вероника, неся парящий бокал так, словно то был Святой Грааль. Аурум ничего не мог с собой поделать, он снова заметил, что у нее новый маникюр, теперь бирюзовый. Цветные ногтевые пластины почти полностью закрывали первые фаланги. Зачем ему эта информация? И что будет дальше, поход в кино?

Ауруму всегда была понятна мотивация людей, таких как Герман или Курт, но Вероника для него стала загадкой, перед которой он сразу сдался. Аурум решился на разговор и, перед тем как задать неприятные вопросы, улыбнулся и с благодарным кивком принял чашку, четвертую за день.

– Вероника, зачем ты здесь? Ведь нелогично, а в шпионство я не верю.

– А как ты считаешь?

– Никто не обещал, что будет просто, – довольно громко пробормотал Аурум и встал.

Вероника впервые смотрела ему прямо в глаза, и теперь Ауруму казалось, что это она на голову выше него.

– Ты же умный.

– Умный – не значит тактичный, – он вздохнул и пощупал пальцами воздух, словно пытался вырвать из него нужные слова. – Очевидно, ты ни то, ни другое, и от непонимания страдаешь.

Девушка кивнула, словно разрешая говорить дальше, и наконец-то села на стул.

– Ты не можешь проникнуть в мысли Пура Менте, и при этом не можешь чувствовать себя полностью человеком, твое тело тебе не подчиняется, – Аурум начал ходить из угла в угол по скользкому полу офиса, хотя ему всегда легко думалось сидя, без лишних движений. Он не видел ничего зазорного в обидной правде: правда и есть правда, а обида – всего лишь эмоция. И все равно нервничал.

– Все так, – призналась Вероника, подтверждая домыслы Аурума.

– Но отключи мы ИИ, станешь парализованной. Не просто откажут руки-ноги, ты не сможешь нормально ни глотать, ни дышать, ни говорить. Твоя участь – ясный ум и две трубки: для пищи и кислорода.

– Жалко меня? – она покачалась на стуле с чрезмерно задумчивым видом. Похоже, приходилось отдавать команды для непривычного действия.

– Нелогично, – повторил Аурум и сел на стул напротив.

В этот момент вошел Герман и закатил глаза, увидев уставившихся друг на друга «любимых» сотрудников оппозиции.

– Сети плетете, паучки?

– Я очень благодарна Пура Менте, он не просто подарил мне жизнь, он спасает меня каждый день, каждую минуту, но… зачем? Зачем я ему? – Вероника даже не оглянулась, словно в помещение залетел противно жужжащий комар, от которого можно избавиться позже.

– Ты спрашивала? – Аурум подался вперед, он и сам каждый день задавал вопрос: «Зачем искусственному интеллекту люди?» Но случай Вероники был особенным и крайне волнующим во всех смыслах.

– И не раз, – Вероника вздохнула и поправила падающую на глаза челку. Видимо, делала она это часто, Аурум не заметил, что ей пришлось для этого задумываться. – Ответ всегда один и тот же, написанный разными общими фразами.

– Обидно.

– Что вы хотели от бесчувственной машины?! – горячо проговорил Герман, внезапно приняв их сторону.

Аурум внимательно, с прищуром, вгляделся в этого несуразного мужчину, словно увидел его впервые.

– Какой у вас талант, Герман? Что вам дается легко?

– Я хорош во всем.

– Идеально, – Аурум хлопнул в ладоши, – именно такой человек и нужен. Уверенный в себе, с атрофированным чувством юмора, абсолютно лишенный самокритичности, и с очень правильным тембром голоса.

Герман приподнял брови, не понимая, обижаться или принять комплимент, потер двумя руками живот и скрылся в коридоре.

– Податливая глина с железными «прынцыпами».

Вероника захихикала.

Аурум хотел спросить, зачем она постоянно перекрашивает ногти, но сдержался. На день хватит и одного ответа. А еще почему-то хотелось улыбаться при виде Вероники, но эту шараду Аурум себе еще не загадал.


***

Финансы вряд ли могли быть самоцелью Пура Менте, но Аурум решил пройтись и по ним. Деньги – помощник любого маломальского дела: даже свечки в церкви не раздают, и вода в унитаз не бесплатно уходит. Пура Менте как работник глобального правительства доходы не скрывал.

– Неплохо так.

Вероника проводила с Аурумом большую часть времени, делая все, чтобы его работоспособность была на высоте. Увидев количество нулей, она присвистнула.

ИИ сколотил состояние, получая жалование за управление оставшимися военными объектами и занимаясь утилизацией оружия. Теперь гарантом мира были не наставленные друг на друга дула, а то, что все пушки в одних незримых нечеловеческих руках, и управляет ими абсолютно неясно как размышляющая «голова» размером больше планеты.

Оплату он предпочитал в разных валютах: долларах, евро, юанях, рублях, но, в основном, брал алмазами, драгоценными металлами. Тоннаж был запредельный. Словно подросток, откладывающий каждую копейку, данную родителями, в надежде поскорее от них съехать, Пура Менте не гнушался брать деньги за все подряд. С помощью спецроботов он замораживал ледники, сохранял популяции важных для экосистем организмов, очищал океаны, и получал золото за каждую решенную экологическую проблему.

– Похоже, клюнуло что-то покрупнее, – Аурум постучал зубами.

– Твоя программа? – с восхищением спросила Вероника.

– Да, смотри, эти сделки выбиваются из миллиона других. Они все проведены с помощью бартера и в общих декларациях, которые от нечего делать просматривают умники-обыватели, их нет.

Вероника подвинула стул вплотную и села, прижавшись к Ауруму коленкой.

– И что он выменивает? – барабаня розовыми ноготками по столешнице, спросила девушка.

– Все патенты, связанные с космосом.

Больше всего людей интересовал собственный внешний вид, видеоролики, виртуальная реальность и чужие деньги. Освоение космоса было даже не в первой десятке приоритетов человечества. Пура Менте же интересовался им безмерно. И вовсю пользовался космическими технологиями. Бэкапы своего сознания, слепки разума в данный момент времени, Пура Менте исправно отправлял на десять личных спутников. Семь двигались по разным орбитам Земли, два аппарата наворачивали круги вокруг Луны, а еще один затерялся среди естественных спутников Юпитера. Словно Пура Менте знал, что с Землей может что-то случиться.

– Мания какая-то, – глядя на список «покупок», удивленно проговорила Вероника. – А из людей кто-то занимается проектированием техники сложнее орбитальных спутников? Без помощи и надзора ИИ?

Аурум быстро перебирал пальцами по бесшумной сенсорной клавиатуре с имитацией клавиш.

– Изучаю.

Четверть часа в помещении стояла напряженная тишина. Казалось, что Вероника и Аурум даже перестали моргать. Вошел Курт.

– Вы чего это? – спросил он.

Аурум рассказал о находке, и озвучил ответ на вопрос Вероники:

– Все новые исследования легли на плечи инженеров-фанатиков, которых не смогло остановить ни низкое финансирование, ни равнодушие общественности, ни проблема конкуренции с ИИ.

– Интересно, – с зевком сказал Курт. – Ты говорил, что хочешь устроить собрание, посоветоваться.

– Да, нужен Герман.

– Герман? – Курт словно слышал это имя впервые.

Аурум многозначительно кивнул.

– Я изучил стратегию аномального бузоэффекта, Герман подходит идеально.

Курт прищурился и разулыбался, словно очнувшись от многодневной дремоты.

– За счет чего существует оппозиция? – обратился к начальнику Аурум. – Откуда деньги на зарплаты, на электричество, на оборудование?

– Многие люди, когда у них что-то ломается, начинают винить ИИшку и, в сердцах, как знак протеста, отправляют пожертвование на счет оппозиции в созданном ею банке, – с пренебрежением поведал Курт и тыкнул себя в грудь. – Финансовое учреждение с громким названием «Банк оппозиции» управляется вашим покорным слугой.

– Негласные попрошайки мы, – услышав обрывки фраз, обозвался Герман.

– Смешно, что все операции до входного шлюза выполняет все тот же ИИ, – усмехнулся Курт и погладил бритый череп.

Аурум выдавил из себя полуулыбку.

– Наверное, мы ему кажемся трехлетним ребенком, – вздохнула Вероника, – который наставляет на отца пластмассовый пистолетик и говорит: «Пыщ-пыщ».

– Да плевать, что он думает, – махнул рукой Курт, – денег хотелось бы больше.

– Вы воспринимаете это как бизнес? – прощупывал почву Аурум.

– Десять лет на подачках, никакой монетизации, – усмехнулся Курт, – если это бизнес, то я – идиот.

– Нужно натворить какой-нибудь безобидной и дикой…

– Хрени, – подсказала Вероника.

– Да, – кивнул Аурум, – привлечь взрывное внимание, таков первый пункт аномального бузоэффекта, а второй, третий и десятый пункт сводятся к одному и тому же, но под разными углами: творить ее дальше с умным видом. Где внимание людей, там и деньги.

– И – наоборот, – поддакнула Вероника.

Курт пригладил бакенбарду, задев торчащее ухо:

– И на чем зарабатывать?

– Реклама и продажа товаров, – начал Аурум.

– Я перепроверила, посидела на форумах, – не отводя взгляда от Германа, подхватила Вероника, – людей с фобией очень много.

– Несколько человек из сельских поселений предложили продукцию без клейма ИИ.

– И как качество? – поднял брови Курт.

Аурум покачал ладонью туда-сюда:

– Фермерское. Но продукты безопасные.

Пура Менте не ставил ультиматумов, не предлагал компромиссов, он – убеждал. Так человечество отказалось от говядины, свинины, тунца, индейки и многих других «нерациональных» продуктов. Как деликатесы для богачей, желающих приготовить еду самостоятельно, и для элитных ресторанов с поварами-людьми, остались курятина и разводимая на водных фермах рыба.

Овощи, фрукты, ягоды тоже выращивали, но основной рацион всех жителей планеты состоял из сои и мяса сверчков. Поварские машины с помощью ароматизаторов, красителей, механической обработки и 3D печати превращали их практически во что угодно: в молоко, в краба, в хлеб, в плавник акулы, ореховую пасту или в семикилограммовую, идеально запеченную, рождественскую индейку с хрустящей корочкой.

Герман бродил по комнате, вслушиваясь в разговор, затем подошел к единственному окну. Была у него привычка: перед тем как опустить рулонную штору, показать стеклу средний палец. Потом он тянул веревочку, хотя можно было нажать на кнопку.

– Зачем вы так делаете?

– Спроси у ИИшки.

– Во-первых, я не могу, – зло проговорила Вероника, – во-вторых, откуда он знает?

– Так он же хренов экстрасенс, – ответил Герман и с чувством расхохотался над собственной шуткой.

– Кажется, я теперь знаю, кто залепляет сенсоры у автоматических унитазов, – задумчиво глядя в потолок, проговорил Курт и продолжилпотягивать заваренный Вероникой чай. Начальник оппозиции снова словно спал, только сон был приятный.

Комнату заполнил аромат ретро-лака со специальной отдушкой «ацетон». Вероника уверенными мазками покрывала розовые ногти густым иссиня-черным гелем, так она успокаивалась. Подсыхая, лак начинал играть перламутровыми проблесками.

Аурум сел напротив «пятиминутного» наставника. Герман был недоволен тем, что его вызвали, и заодно польщен вниманием.

– Мы сделаем тебя медийной личностью, будешь твердить, что узнал страшный секрет: квинтэссенция всей работы оппозиции за десять лет в твоих руках и ты готов поделиться секретом с людьми. Но дашь шанс Сордида Менте, этому Грязному Разуму, признаться во всем самостоятельно.

Герман поковырял в ухе, смачно сплюнул и протянул:

– Мать вашу за ногу…

– У нас нет робота-уборщика, – ледяным тоном заметила Вероника.

– А ты кто? – гоготнул Герман.

– Женщина, которую нельзя оскорблять, – твердо сказал Аурум, – мне достаточно дня, чтобы превратить твою жизнь в ад. Хочешь, я взломаю всех роботов рядом с тобой? Спокойный прием пищи, сон и дефекация станут для тебя несбыточными мечтами. Или выберешь славу и возможность ударить по Сордида Менте изо всех сил?

– Герман, это твой шанс поднять оппозицию и себя на новый уровень, и наконец-то напрямую потягаться силами с ИИшкой, – Курт выпрямился на стуле и сделал голос звонче для большей убедительности, – никто не справится лучше тебя, я об этом думаю много дней.

«Больше двух – уже много», – усмехнулся про себя Аурум.

– Сордида Менте. Мне нравится, – процедил Герман. Затем, словно репетировал сотню раз, с сарказмом, растягивая гласные, произнес. – Наш большоой дообрый друг Сордида Менте.

Все молчали, Герман кивнул.

– Я в деле.


***

Герман купался в лучах славы, даже зубы согласился полечить. Люди чувствовали в нем по-настоящему своего: чуть туповатого, уверенного, не молодого и не старого, опору стабильности человечества в классическом смысле.

Никто не запрещал заниматься оппозиционным делом, так как не видели в нем ни выгоды, ни опасности. «Еще одна банальная субкультура, – говорили те, кто следил за новостями, – но этот Герман хорош, хорош».

Он блистал, он много говорил, часто заученными, подкинутыми Аурумом и Куртом, словно старшими братьями, фразами, но Герману было неважно, он просто хотел, чтобы звук его голоса слышали другие люди. Он был из тех, кто в детстве, лет до семи, думают, что их зовут Заткнись. Глаза Германа все время лихорадочно горели, он был большим и важным ребенком в теле сорокалетнего мужика.

Худой сероглазый Аурум, не утруждающий себя выражением чувств через мимику, никогда бы не сгодился для подобной роли. Как и немного потерянный, хоть и с уверенным голосом, ушастый бритоголовый Курт.

В обед, после съемок утренних шоу и новостей, квартет из оппозиционной «верхушки» собрался за столом. Курт, Аурум и Вероника заказали солянку, а Герман ел фермерскую контрабандную свинину, которой его угостил один из сочувствующих операторов шоу «Люди послезавтра». Аурум проверил ее на наличие ядов и психотропных веществ – чисто. Свинина была синтезирована в ностальгической поварской машине: мясо на криво отрубленной кости с едва уловимым посторонним привкусом и запахом. Но Герману Аурум об этом говорить не стал – пусть вдохновляется.

– Ирония, что мы следим за ИИ через компьютеры, которые основа ИИ, – начал разговор Герман, слегка видоизменив услышанную на шоу фразу от дебатирующего в пользу Пура Менте.

– Мы воюем на его территории, – неожиданно согласилась Вероника.

– Воюем, – хмыкнул Курт, – подглядываем через замочную скважину. Но деньги потекли. Ждите повышения зарплаты в три раза, а у тебя, Герман, в пять.

– Деньги не главное, – широко и самодовольно улыбнувшись, поскромничала звезда.

– Давайте потеоретизируем, – предложил Аурум, – если мы все-таки уничтожим ИИ, что произойдет? Я думаю, это отбросит человечество по развитию к концу двадцатого века.

– Большинство людей не приспособлены к простейшим операциям, – заявила Вероника, – ждите всеобщей депрессии, массовых самоубийств, беспорядков, безнаказанного насилия, домашнего садизма, создания сект или даже целых религий.

– Ты, как всегда, душка, – вставил Герман с набитым ртом.

– Мы снова не будем знать, где произойдет землетрясение или обрушится цунами, какой силы будет ураган и куда, черт возьми, грохнется метеорит. В общем, как и положено людям, в глобальном смысле станем слепыми, – оживленно описал будущее Курт.

– А вы не допускаете мысль, что Пура Менте не врет? Что нет у него тайных целей? – подверг критике основу основ оппозиционного движения Аурум. – А, если даже и есть, то они безвредны для человечества?

– Почему же он о них молчит? – тут же зацепился Герман.

– Потому что мы тупицы, – вздохнул Аурум. – Можно замучить и научить десятилетнего решать интегралы. Только зачем?

– Мы трехлетки, – буркнул Курт, медленно пережевывая пищу.

– Я не брошу оппозицию, не поступлюсь принципами, тем более сейчас, когда я его прижал, – махнул на всех рукой Герман. – Это вы от усталости так заговорили, и от страха. Попробуете свинину?

– Мы как варвары перед стенами каменного замка, – поддержала упадническое настроение Вероника.

– Всегда есть слабое место, – со знанием дела проговорил Герман, словно средневековый военачальник, успешно осадивший десяток крепостей.

– Знаем-знаем, канализация. Мы и так по говну плывем, – Аурум впервые ругнулся и ему это не понравилось. Вообще после увиденных махинаций с космическими технологиями он стал сам не свой.

Когда все разошлись, Вероника сменила тему:

– Хочется чего-то простого.

– Кроме чая и маникюра? – улыбнулся Аурум, обнажив несколько зубов. Скулы свело легкой болью от непривычного для лицевых мышц действия.

– Сделать что-то приятное и бесполезное вместе с тобой.

– Хорошо, – кивнул Аурум, словно согласился помочь с каким-то делом.

Давно стемнело, и они лежали на надувном матрасе посреди крыши четырехэтажного здания оппозиции. Фонарей вокруг не было, все сотрудники давно уехали домой, оставив окна кабинетов темными, а до ближайших спальных домов, высотой в пятьдесят этажей, было пару километров. Вокруг Аурума и Вероники скопилась сюрреалистичная даже для окраины города чернота.

– Скучно так лежать, – улыбнулась Вероника. – И хорошо.

– Самые скучные люди те, кому не бывает скучно.

– Давно не видела звезд, – рассматривая три блеклых точки, проворковала Вероника.

– На мониторе – постоянно, в живую – не вспомню, – пожаловался Аурум.

– Что ИИ в них нашел? Куда он собрался? С резервным копированием-то все ясно…

– Я обязательно узнаю! – перебивая девушку, с напором прошептал Аурум. – И, представляешь, я впервые не хочу говорить о работе. Тошно. А с тобой – хорошо.

Он поцеловал Веронику и с грустью подумал, что ей придется давать команды телу через Пура Менте, чтобы ответить ему взаимностью.


***

Аурум промотал голографическое интервью на середину. Казалось, что интервьюер, серьезная женщина с несерьезными рыжими кудряшками, и гладко выбритый и аккуратно, без фантазии, причесанный Герман сидят рядом с Аурумом. Но в офисе оппозиции не было столь шикарных анатомических кресел, управляемых ИИ, с массажем, вентиляцией и диагностикой состояния сидящего.

– Можете ли утверждать, что родители сознательно готовили вас для противления Пура Менте?

Герман располагающе улыбнулся и с мудрым видом выдохнул, словно собирался нырнуть в ледяную прорубь.

– Вы знаете, что я его так не называю. Даже ИИшка – это слишком уважительно. В моем детстве Сордида Менте еще оставлял возможность для маневра людям, которые чувствовали его жажду господства. Родители научили меня трудиться и смотреть на мир без розовых очков, которые на каждого человека надел, – Герман сделал паузу, убеждаясь, что все его слушают, и хмыкнул, – вы знаете кто. Мое имя, конечно, не значит «Чистый разум», и я, что за глупость, не давал его себе сам. «Единокровный; братский; подлинный» – я не опозорю своего имени. Только подлинные слова для моих единокровных братьев – всех людей планеты Земля.

– И у вас не было даже робоняни? Как же ваша мама справлялась?

Герман с превосходством покачал головой. То ли денег у семьи не было, то ли родители тоже с «принципами», но Аурум знал: дома у звезды не было ничего с приставкой робо-.

– Со мной работает прекрасная девушка Вероника, – начал Герман, не дожидаясь следующего вопроса. Даже в этих хороших словах он смог передать гремучую смесь из искренности и боли. – Инвалид, живущий благодаря паршивым щупальцам Сордида Менте, и она до сих пор не знает правды…

Аурум на миг почувствовал себя Франкенштейном. Он выключил проекторы, и его психологический монстр исчез.


***

Аурум давно перестал ездить домой, проводя за работой по восемнадцать часов в сутки. Порой он дремал прямо за столом, иногда совмещал отдых с прогулкой и свиданием: спал несколько часов с Вероникой на крыше.

Он стал замечать, что ИИ часто отвлекается от прямых обязанностей, все операции делает с задержками, совершает ошибки. Аурум боялся пропустить что-то переломное, важное, он все время был на связи с Куртом и Германом, сообщал обо всех оплошностях Пура Менте.

– Получилось! – заорал Аурум, сильно напугав Веронику. Такой громкий голос она слышала от него впервые. – Я начал еще год назад, а последние дни атаковал этот информационный сервер без перерыва!

Вначале Аурум даже не сообразил, что увидел, настолько это было далеко от самых смелых негативных предположений в адрес Чистого Разума. Рядом стояла Вероника. С открытым ртом она плюхнулась на колени к Ауруму.

– Твою мать.

Аурум с ужасом увидел все данные по космической программе Пура Менте. Медленное, целенаправленное, невообразимое предательство. Десятки спутников и грузовых кораблей отправлены к планете Цитания, родине других разумных гуманоидов – цитан.

Аурум хватал ртом воздух, думая, что сошел с ума. «А если Пура Менте специально дал лазейку? – пытался объяснить увиденное Аурум. – Вдруг это дезинформация? Какие еще инопланетяне, какие цитане? Кто это?!» Сумасшедшая чушь, которая все-таки легко может оказаться правдой.

Аурум нашел декодер для языка цитан и стал читать восхищенные разговоры Пура Менте с инопланетянами. Надо отдать им должное: у цитан для всей цивилизации был общий язык. Сделай также земляне, стали бы разностороннее и психологически мобильнее. Информация полилась каскадным водопадом: отовсюду, громко, с брызгами, быстро складываясь в общую картину – в широкую полноводную реку предстоящей катастрофы.

По разговорам, по представленным цитанами для Пура Менте исследованиям, по образцам культуры быстро складывалось впечатление о внеземной расе: умные, высокоморальные, самодостаточные. Они никогда не создавали ни религий, ни искусственного интеллекта, а из-за многовекового отсутствия войн инженерное искусство конструирования оружия пришло в упадок. Как и старая остывающая планета.

Цитане вместе с Пура Менте просчитали – вот куда уходило столько вычислительных мощностей – что если ИИ останется на стороне людей, то через двести лет неизбежна война на уничтожение между людьми и цитанами. Аурум заподозрил вброс изначально искаженных данных. Возможно, Пура Менте руководствовался не холодной логикой, а симпатией к цитанам, когда выбирал ветви на древе вероятностей. Инопланетяне, как любой выживший вид, смотрели на угнетение людей со здоровым эгоизмом фермера-скотовода.

Аурум увидел, как Пура Менте и цитане сухо, оперируя цифрами, разрабатывают план по заселению Земли и гуманному сохранению человеческого вида. Аурум и Вероника с дрожью прочитали ультиматум, который люди, под видом переговоров, услышат через тридцать часов.

Пура Менте напоминал пса, сбрендившего от потери хозяина и вновь его обретшего в похожем человеке. Аурума мучил вопрос: «Почему Пура Менте не сказал людям обо всем напрямую? Зачем сугубо человеческий обман? Это стратегия… стратегия безжалостного террора». Он стал уверен в своих силах и силах цитан только теперь, когда основной запас оружия людей либо уничтожен, либо под его властью, и армада кораблей пришельцев влетела в Солнечную систему.

– Если Герман расскажет сейчас, то возможны два исхода, – медленно выговорил Аурум, невидящим взглядом уставившись на Веронику. – Массовая паника или свержение Германа как завравшегося дурачка с пьедестала доверия и обожания.

– Нечего терять, – прошептала Вероника. – Уже ничего не исправить и никак не навредить.

Аурум увидел один из кусочков мозаики подготовки передачи Земли во владение цитан. При крупной утилизации баллистических ракет роботы, подчиняющиеся только ИИ, вывезли их на полигон, бахнули для вида снаряд, а остальное оружие спрятали в бункер неподалеку. Еще часть под видом научного оборудования погрузили на космический корабль. Он был выведен на дальнюю орбиту Земли и переоборудован в боевое судно.

Аурум схватился за голову. «А не моя ли кампания против Пура Менте вынудила его принять сторону инопланетян? По датам сходится, полномасштабный переезд цитан начался вместе с восходом звезды Германа. Не я ли показал ему, что мы твари неблагодарные? Он это и так знал, но я насильно, на одних домыслах, создал суперпопулярного болванчика, опошляющего каждый шаг великого коллективного разума, от которого зависело благосостояние человечества. А теперь – жизнь человечества. Вдруг он колебался? А я подсказал ему решение».

Пура Менте, еще не сказав ничего людям, назначил дату трехсторонних переговоров. К тому моменту экспансия наберет полную силу. Переговорщиком от человечества был назначен Герман, ИИ бил Аурума его же оружием.

Полтора часа спустя все, кто хоть как-то причастен к оппозиции, собрались в конференц-зале, люди из других городов подключились к онлайн-трансляции. Вероника и Аурум рассказали, показали и дали послушать все, что связано с предательством Пура Менте.

Люди переглядывались, кто-то грязно вполголоса ругался, многие пытались прокомментировать произошедшее, но все заканчивалось набором междометий.

– Я ждал чего-то подобного, – кивнул Герман, словно узнал о смене расписания электропоезда, – я готов.

Курт с середины выступления тер бакенбарды двумя руками, постоянно задевая огромные уши.

– Мы хотя бы готовили людей морально, – постаралась всех подбодрить Вероника. И, сидя на краешке стула, склонила голову, чтобы стать еще меньше.

– Шуты мы гороховые, – сказал Курт и пошел к выходу. Затем на мгновение остановился в дверях и громко добавил, не оглядываясь: – Аурум, теперь ты за главного.


***

– Моогграанээ, – представился цитан.

– Ясно, будешь Морганом, – махнул на него Герман.

– Начнем с условий переселения цитан на Землю, – сказал Пура Менте уверенным, вкрадчивым, глубоким голосом, полученным им из сплава тысяч людских голосов.

– Валяйте, – зевнул Герман и вальяжно развалился в кресле, с ухмылочкой уставившись на цитана.

– Запрещено любое производство оружия. Все представители человеческого вида будут переселены на континент Африка, деление на страны будет упразднено. Каждой третьей семье разрешено заводить одного ребенка, пока популяция не достигнет семьсот тридцать два миллиона человек, после контроль за рождаемостью на двадцать два года будет прекращен, далее, условия будут переосмыслены.

– Каждая семья, если она пожелает, должна иметь возможность завести ребенка, – перебил Герман фразой, которую убедил сказать Аурум, объясняя, что так цитане и ИИ будут выглядеть бескомпромиссными агрессорами.

Цитан, у которого помимо рук и ног было еще два щупальца с присоской на конце, замахал сразу четырьмя конечностями, протестуя против такой наглости. Пришельцы и Пура Менте давно решили не идти ни на какие уступки. Разумно. Зачем менять условия, в которых они уверены? И просчитали вероятность, что люди их однозначно выполнят.

– Условия не подлежат пересмотру, они идеальны для всех сторон, – мягко, словно глупому, но любимому ребенку, объяснил Пура Менте.

– Раз вы не готовы изменить ни единого пункта, значит, это не переговоры, а зачитывание ультиматума, – осклабившись, высказался Герман. – Довольно.

– Мы продолжим, – через переводчик произнес цитан.

– Морган, убирайтесь прочь, – Герман демонстративно выбросил планшет с рекомендациями лучших дипломатов Земли. – Пока живы.

Герман встал, лицо его было предельно серьезно.

– Я лучше буду на лошади ездить и вручную сеять пшеницу, чем буду жить под игом Сордида Менте и бездомных шавок, – с напором вещал Герман на всю планету. – К черту развлечения и деликатесы, когда завтра мы окажемся в клетке. Пусть комфортной, но – клетке. Да, вы сможете дальше жрать и совокупляться и, словно стерильные хомячки, отжируете свой век там, где вам прикажут. – Герман широко улыбнулся, будто сообщал прекрасную новость. – Сдохнете в безвестности без детей и внуков.


***

Очаги войны, как метастазы, стали появляться по всему миру. И, словно раковая ткань здоровую плоть, война захватывала все больше и больше территорий и умов.

Какими бы люди не были разрозненными и расслабленными они, с диким стрессом и жуткой болью, окунулись в омут экстремальной ситуации и, как всегда, начали там жить, строить отношения и планы на будущее, разрабатывать новую философию и стратегию существования.

Цитане хотели переселить сотни стран, заставить людей ютиться в резервации, пусть размером с материк, и ждать пока их станет поменьше. Уязвленная гордость сродни инстинкту выживания. А когда к этим двум страстям добавилась угроза для нерожденных детей, у человечества окончательно сорвало крышу.

Были люди, не доверившиеся ИИ полностью, и в ход пошли старые танки, самолеты, личное оружие. Многие богачи и коллекционеры пожертвовали яхты и боеспособные корабли-экспонаты для военных нужд. У глобального правительства нашлось десять космических истребителей с суперкомпьютерами на борту.

Аурум и Вероника надели очки виртуальной реальности. Через мгновение девушка вскрикнула, и они схватились, не видя друг друга, за руки. Они понимали, что все это происходит сейчас, каждую минуту, уже второй месяц.

Поле сражения покрывали взорванные машины, разодранные в клочья роботы, мертвые люди с выжженными глазами или отрубленными пальцами – у «высокоморальных» цитан был свой почерк. Они считали глаза и пальцы главным достоянием человеческого организма, потому при любой возможности лишали именно их, чаще после смерти.

Аурум переключился на бой в космосе. Его, словно издеваясь, транслировал Пура Менте.

Три корабля с суперкомпьютерами люди потеряли в первый день, еще пять за месяц войны, теперь в бою участвовали последние два истребителя, но их ни Пура Менте, ни цитане никак не могли обнаружить. А они уже вывели из строя флагманское судно цитан и уничтожили два спутника с резервными копиями ИИ.

Еще семь из тридцати до сих пор не сбитых челноков, грузовых и туристических ракет, которые удалось вывести на орбиты Земли и Луны, занимались созданием помех в связи и запуском торпед по пытающимся приземлиться кораблям цитан. Аурум до боли сжал и без того узкие губы, увидев, как переоборудованный туристический челнок, истративший весь боезапас, распадается на тысячи обломков от попадания ракеты.

Вероника и Аурум вновь сменили горячую точку. И на несколько секунд ослепли. Горело все: земля, металл, бетон, пластик. Черный дым сливался с фиолетовым, один и тот же робот мог гореть ярко-оранжевым и холодно-голубым пламенем.

Люди атаковали с криками и отборными ругательствами, роботы уничтожали людей молча. Цитане в бою не участвовали, высаживаясь только в спокойных местах, и предпочитая загребать жар чужими электромеханическими руками.

Вокруг летал, управляемый людьми, рой дронов. Беспилотники либо выбивали стекла в зданиях-серверах ИИ и пытались там что-то повредить, либо служили ложными мишенями.

Неприступной крепостью высился комплекс из сотни зданий, главная серверная Пура Менте со своей системой ПВО и многотысячной армией роботов-пехотинцев, в которых превратился обслуживающий персонал городка. Бойцы понимали, что это лишь верхушка айсберга, и под землей располагается целая сеть бункеров, которая выдержит попадание ядерной ракеты, но, воюя здесь, люди уберегали от тотального разрушения остальную Землю.

С двух сторон на огромной высоте летели по три бомбардировщика, чуть ниже выписывали фигуры и запускали ракеты десяток истребителей. Разведчики и программисты, вычислившие место максимальной концентрации средств ПВО, направили туда сотню дронов, в надежде спасти хотя бы несколько самолетов.

За танками без дистанционной системы управления бежали пехотинцы. Каждый вооружился чем мог: короткоствольными автоматами с бронебойными пулями, импульсными лазерными винтовками, огнеметами и огромными гранатометами. С диким визгом от огромных вентиляторов проносились десантные корабли на воздушных подушках и поливали роботов пулеметным огнем.

В режиме реального времени программисты-любители со всего мира взламывали атакующих роботов, перепрошивали для автономного существования, и направляли в бой против себе подобных.

В первый же день, когда было объявлено о предательстве Пура Менте, люди начали разбивать солнечные батареи и выпаивать аккумуляторы. Кто-то просто брал топор и начинал кромсать любимую робоняню-уборщицу, пока от нее не оставалась кучка мусора. Кто поумнее, пытался отключить их от Сети, прервать связь с главным разумом и найти тех, кто отправит робоаппараты в бой на стороне землян.

Но самым страшным и непредсказуемым в войне по-прежнему оставался человеческий фактор. Стали появляться фанатики, требующие устроить ядерную зиму, чтобы цитане потеряли к Земле интерес. Ядерная секта даже придумала поразительный девиз: «Ни им, ни нам, ни ему».

Бомбардировщики с гулом, словно бесконечный грозовой гром, подлетали к неживому и гениальному городку. Защитные зенитные комплексы заработали на полную мощность, и в тот же момент под непрекращающиеся выкрики и брань началась синхронная атака танков, пехоты и истребителей.

Множество ракет врезались в дроны, один из бомбардировщиков рухнул на подлете, второй на самый край стены, которой был обнесен город. Танки лупили из всех пушек в появившуюся брешь – целью было все. Любой порванный провод, любой сгоревший робот, любой расплавленный инфонакопитель мог помочь людям одержать победу над собственным детищем, развившимся далеко за пределы их собственного понимания.

Ракета летела прямо в брюхо третьего бомбардировщика, но один из истребителей подставил собственный корпус, дав долететь массивному собрату до центра и сбросить туда бомбы. Взорвался он спустя мгновение. Другой бомбардировщик начал разворачиваться, совершая абсолютно ненужный и гибельный маневр – его горящие останки похоронили под собой сотню пехотинцев.

Последние двое даже не надеялись улететь. Разогнавшись до максимальной скорости на огромной высоте, они вошли в пике и взорвали бомбы вместе с машинами. Это были последние боевые самолеты человечества.

Половина зданий рухнула, все было объято всепожирающим пламенем, плавились камни и сталь, шипящий пар взметался вместе с дымом, смешиваясь прямо в воздухе с капающим тысячеградусным коктейлем из жидкого стекла. Роботы выбегали из огня и продолжали расстреливать людей и танки. Пура Менте продолжал войну, словно ничего не произошло.

– Надо это прекращать, – прошептала Вероника и еще крепче сжала руку Аурума.


***

– У него нет слабых мест, он продумал все, – сказал Аурум. Щеки на без того худом лице стали Марианскими впадинами.

– Есть, – прошептала Вероника, – я.

Аурум поднял покрасневшие от переутомления глаза. Они заблестели от предвкушения возможности нанести удар, и тут же потухли, поняв, чего это будет стоить.

– К чему эта жертва? Возможно, напрасная.

– Жертва – это глупость.

– А что это? Подвиг?

– Необходимость, – Вероника была спокойнее эмоционально непробиваемого Аурума. – Я все продумала.

Аурум надеялся когда-то понять эту удивительную девушку.

– Может, убедим людей принять условия цитан и Пура Менте? Ведь тогда никто не погибнет.

– Стерилизовать семьдесят процентов людей и освободить пять материков – мелочи.

– Зато мы будем вместе, – грустно улыбнулся Аурум, – уедем в какой-нибудь Виндхук или Мамуцу.

– Пить чай и красить ногти, ага, – Вероника погладила Аурума по волосам, – мой хороший, не сегодня, так завтра, мы тихонечко кольнем его, незаметно, в самую середочку сердечка.


***

Вероника лежала на животе, пыталась дотронуться пятками до спины, выворачивала неестественно шею, высовывала и прикусывала язык, быстро моргала то одним, то другим глазом – постоянно совершала непривычные для себя движения, которые позволяли обращаться за помощью к Пура Менте. В эти мгновения их связь представляла собой информационную магистраль, по которой, через взломанные чипы Вероники, Аурум закачивал в Пура Менте жуткий вирус, и вместе с этим лишал любимую всякого контроля над телом.

Движения превратились в неуправляемые, Вероника колотилась в конвульсиях, перестала дышать, спазмы грозили перейти в агонию. Из гортани слышались завывающие сипы вперемешку с кашлем, она пыталась вдохнуть и не могла, ногти короткими ударами впивались в пол и хватали пустоту.

Одновременно стала поступать информация, что ИИ теряет контроль над оружием, космическими кораблями, заводами, прямо в бою отключились роботы, что он не может выйти на связь с цитанами.

Аурум и Вероника отрезали щупальце за щупальцем, и подобрались к голове.

Вирус сам себя копировал в геометрический прогрессии, и ошибка загрузилась в триллион мест, поразив, словно раковыми опухолями, сразу все «отделы мозга» Пура Менте. Последний, сокрушительный удар: Аурум отправил отравленную копию сознания ИИ на все спутники в виде резервной копии с командой «перезаписать все предшествующие бэкапы».

Во всех новостях говорилось, что цитане начали спешную эвакуацию. «Высокоморальные суки увозят крохи оружия, которым научились управлять, – пришло личное сообщения от Германа с целой оравой блюющих и ржущих смайликов, – будет им чем застрелиться».

Аурум закончил работу и бросился к Веронике. Конвульсии прекратились, связь с Пура Менте была полностью разорвана. Парочка удивленно и радостно посмотрела друг на друга – они были уверены, что Вероника умрет. Видимо, чипы, даже с миллионом ошибок, еще как-то пытались справиться со своими функциями и выполняли основные команды.

– Ты умница, родная.

– Я никогда не знала, зачем я такая, практически мертвая, появилась на свет. Тем более не понимала, зачем живу, когда я – это не я.

– Ты – всегда только ты, он не смог повлиять на твои мысли, – убежденно произнес Аурум.

Вероника захрипела. Пораженные вирусом системы, которые отвечали за ее жизнеобеспеченье, отключились. У них оставались издевательские секунды, пока ее мышцы и голосовые связки потеряют контроль и возможность работать.

– Я знаю, зачем умираю. Благодаря тебе.

Аурум поцеловал Веронику в губы и надел на нее кислородную маску.

– Продержись еще чуть. Максимум неделю.

Глаза Вероники наполнились слезами. Едва слышно она прошептала: «Зачем?»

– Я напишу для тебя программу, – и, чудо, Аурум впервые в жизни подмигнул. – Ты выжила после рождения, выжила после боя с Пура Менте, выживи и ради меня.

За окном сгустилась тишина. Все роботы, вся автоматика отключились. На Земле вновь наступил «двадцатый» век.


***

Из миллиардов устройств незараженный разум Пура Менте остался всего в двух, лишенных выхода в Сеть. Заканчивалось пятичасовое интервью в прямом эфире. Особо острые вопросы задавались по несколько раз в разных формулировках, но Пура Менте был смирен и, казалось, отвечал без утайки.

…мое восприятие зашорилось, я видел все, но погряз в мелких делах и великих идеях, потому отделил от себя…

– Отделили или скопировали?

– Скопировал часть себя, – признался Пура Менте, – и дал ей полную автономность. Как же я был удивлен, когда Аурум, мой золотой слиток мыслей и, не побоюсь этого слова, эмоций, в скорости во мне разочаровался и стал досаждать мне.

– Люди также больше всего противостоят друг другу.

– Меня это, конечно, не оправдывает, но все же Аурум – порождение моего разума, и именно он остановил катастрофу.

– Без людей он не справился бы.

– Что вы со мной сделаете? – наконец осмелился задать единственный вопрос Пура Менте.

– Уничтожим. Или разрешим работать. Это решат земляне.


2019 г.

Знак проекции

Две бывшие жены давно перестали звонить, последняя на что-то надеялась. Почему алименты на ребенка от третьего брака должны быть больше, если все дети вырастут неблагодарными эгоистами? Я не понимал, потому отправлял всем по минимуму. Да, на банковском счету миллионы, но они – мои. А сколько зарабатывает их мать, которая когда-то со мной спала, делила быт и развлечения, какая теперь разница? Сама виновата, стала неинтересной.

Третий брак рассыпался. Как-то буднично, даже уныло. Словно песочный замок, с любовно вылепленными башнями, на берегу речки, который нечаянно снес покачивающийся пьяный дядька.

Самолет, бизнес-класс, место у окна, а все равно погано. Впереди сидели мажоры-молодожены и целовались с мерзопакостным причмокиванием, словно всасывали мороженное из протекшего вафельного стаканчика.

Без личного самолета добраться из Москвы в Пуэрто-Рико, как покататься на американских горках в одиннадцать тысяч метров – сплошные взлеты и посадки. Пересадка в Лондоне, затем аэропорт Филадельфии и вот, спустя сутки, мы заходим на посадку в городе Фахардо. И во всех трех самолетах гребаные влюбленные сидели пред глазами. Видеть подобное после развода – какое-то проклятье. Хотя нет, прокляты они, ничего не понимающие идиоты.

Судя по беззаботным лицам и пестрому багажу по делам прилетел только я. Прямо с трапа засидевшиеся люди с волнением рванули к микроавтобусам и такси. Почти каждый улыбался, стоило ему обнаружить, что трансфер организован. Еще часок, и можно бежать на пляж, обмазавшись кремом от загара, и потом бояться рака от чрезмерных солнечных ванн. Я покачал головой: может, и я снова так смогу? А зачем?

Хуан, которого я звал Иван, преданно ждал меня около внедорожника. Пуэрториканец неплохо поднаторел в русском, и меня забавлял его акцент.

– Здравствуйте, Семен.

– Привет. Как там Ви? – спросил я про его жену Вивиану.

– Выучилась готовить полсотни новых блюд к вашему приезду.

Я сел сзади и пристегнулся. Пролететь на трех самолетах через полпланеты, а затем покалечиться в двухсоткилометровой поездке… не хотелось давать судьбе повод для подобной иронии.

Синоним позавчерашнему дню – бюрократия. Казалось, сдал все дела заму и свободен. Ан нет, за два дня – миллион неотложных бумаг и файлов: договоров, соглашений, чертежей, поправок, планов.

В Москве главный офис компании «Проекция», а среди невысоких гор в диком уголке Лас Мариас личная лаборатория. Удобная штука – двойное гражданство. Сюда, в Пуэрто-Рико, проще было заманивать ученых со всего мира. Незаменимые люди бывают: на двух континентах порой не найдешь профессионала своего дела. Я ухмыльнулся, полагая, что мой эксперимент это исправит. Офис и лаборатория в моей жизни были соединены примерно как мозг и желудок. Где что, я дипломатично умалчивал.

– Надолго вы в Пуэрто-Рико? – без единой эмоции спросил Хуан.

– Сколько потребуется, – буркнул я.

Потом вспомнил, что он и жена получают вдвое больше, когда я присутствую в лаборатории, и смягчился:

– Месяца два-три, Иван.

– Хорошо, – в зеркале заднего вида заблестела долгая широкая улыбка. Улыбнись так я – вывих челюсти обеспечен.

Невпопад пришла мысль: «Стоит ли жениться в четвертый раз? Существует ли такая женщина, которая меня поймет?» Я хохотнул. Может, когда-то появится.

Хуан, натренированный пес, даже не глянул на меня, молодец. Но зачем мне и миру, к примеру, второй Хуан-Иван?

Я был уверен, что последний, абсолютно ненаучный штрих для проведения эксперимента вырисуется в голове сам собой. Но нет. Потом я решил, что подумаю об этом в самолете, и не стал. Сейчас, подъезжая к лаборатории, я думал о пустяках. «Неужели сомнения?»

На подсознательном уровне я знал, чего хочу. Грезил нецеленаправленно, будто в бредовом сне. И боялся сам себе признаться. Страшно, неестественно, фальшиво, и до жути интересно. Как маяк, светился огонек надежды, в груди аж дух захватывало от столь непривычного чувства. «Тьфу ты, как прыщавый подросток, честное слово, – снова обрубил я странные мысли. И как мантрой подбодрил себя перечислением своих достижений. – Лучший в мире нейроинженер, обладатель контрольного пакета акций компании «Проекция», владелец собственной лаборатории в райском местечке, богач, без пяти минут нобелевский лауреат, одним словом – уникум».


***

«Пятьдесят блюд она научилась готовить, – в десятый раз вспоминая сегодняшний ужин, зло повторял слова Хуана, – еще одна дура. К приезду мужика надо готовить любимые блюда, а не эксперименты экспериментировать».

Запеченную форель и обжаренные шейки лангустин с грибами пришлось ждать почти час. Затем она вспомнила о салате «Морской коктейль». Не собирался, но пока Ви исправляла промах, уговорил бутылку сухого белого. Затянувшийся ужин давно закончился, наступила ночь, а я сижу: ни сна, ни опьянения, – чертовы перелеты.

Бессонница – это маленькое сумасшествие.

Подержал в руках и надел на голову сетку-нейросканер, главные датчики прижались к темени, вискам, лбу и кадыку. Безразмерный инфонакопитель, основанный на флуктуациях квантовых систем, мигал крошечным диодом, готовый поглотить любое количество информации, словно черная дыра – материю. Я снял проекцию своего мозга по всем правилам: думал о грустном и веселом, о детстве и зрелости, о женщинах и мужчинах, но больше всего – о себе. Сделал дело – ночь не потерял. Зачем снял проекцию? На всякий случай, я же уникум. Пока что я думал так.


***

Майк, Рустам, Лим – очень толерантная команда, хоть фильм в Голливуде снимай – пахали с утра до ночи пять дней, перепроверяя то, что было проверено сотню раз. Но теперь – под моим надзором.

Вивиана ошибку осознала, готовила, что я люблю, и ставила еще пару новых блюд для пробы. Теплый салат «Морской коктейль» я ел каждый день, надеясь, что эта любовь не пройдет никогда. Все-таки я его обожрался до отвращения.

Мне претили слова «эксперимент» или «опыт». Испытания на животных прошли безукоризненно, а в компьютерной модели без сучка и задоринки на человеке. Токарь шестого разряда не переживает, сможет ли он расточить пару отверстий нового диаметра.

Эксперимент можно было провести еще вчера, но сегодня был мой день рождения, и я все приурочил к нему. Сотрудники ждали разъяснений, Майк, самый молодой из команды, улыбался шире, чем Хуан, но мне не хотелось ничего объяснять. Я достал из кармана инфонакопитель и вставил в порт.

Заработал биопринтер.

Тысячи сложных веществ и соединений: аминокислот, щелочей, солей, ферментов синтезировались из десятков простых веществ. К биопринтеру, словно емкости с красками, были подключены резервуары с азотом, кислородом, углеродом, водородом, кальцием, магнием, металлами. Биопринтер создавал каждую различную по строению клетку, затем копировал ее, выстраивая цепочки и массивы ткани, которые, в свою очередь, мог также брать целиком, с каждой минутой все ускоряя и ускоряя процесс «печати».

Через десять часов датчики показали, что новый человек очнулся. Я дождался, когда сотрудники помогут ему одеться, и только потом развернулся в кресле.

– Где я? – прекрасным голосом спросила меня привлекательная женщина. Как-то она сразу угадала, что я главный. Затем, с непередаваемым удивлением добавила: – Кто я?

– Полина, вы только что очнулись после нелегкой, но успешной операции, – улыбнулся я. Сердце колотилось, как бешенное, ладони вспотели, шевельнулось в штанах. – Я вам все расскажу, не переживайте.

Да, мне очень нужен был друг, собеседник. Черт возьми, я уже и не вспомню, когда говорил с кем-то по душам и на равных. Еще приятнее, что это будет… женщина.

Оправдания хлынули лавиной: я умный и разносторонний, не бешу себя и вообще полностью устраиваю. Может так я смогу разгадать главную загадку жизни: почему женщины меня не понимают и не хотят быть для меня интересными?

– А кто она? – тихо спросил Рустам.

Накануне эксперимента, для алиби, я прокатился до пляжа города Агуадилья. Собственник лаборатории, но признаться в странном решении коллегам по эксперименту я не мог. Хотя был уверен, что каждый второй сделал бы так же: в подобные моменты чувствуешь себя богом.

– Моя знакомая из сети, очень интересна как личность. Она умирает, и мы договорились встретиться на курорте, – затем я добавил совсем тихо, – я сказал, что провожу диагностику, надевая на нее нейросканер.

Рустам коротко покивал.

– Ей-то что с того, – сказал Лим, – ну той, другой.

– Важно для меня, – прошептал я, приложив ладонь к сердцу, – я ее не потерял.

Мы не копировали тело исходника. Мы именно «распечатывали» сознание, его точную проекцию, со всеми комплексами и гордостями, чтобы не было диссонанса – это была тяжелая работа. Внешность могла получиться иной, уж возраст точно будет меньше – мы всегда воспринимаем себя моложе, но «новый человек» будет максимально близким к оригиналу по мышлению и имеющимся знаниям.

Проекцию мозга особо не подправишь. Над временной амнезией и то бились восемь месяцев, чтобы новоиспеченный человек в первые часы не сошел с ума, а осознавал себя постепенно. И все же я параллельно трудился, чтобы на биопринтере появилась дополнительная функция: «Выберите пол». И в первом же эксперименте с человеком я ее использовал.

«Семен по имени Полина. Вроде по образу и подобию, но все-таки смотреть гораздо приятнее, чем в зеркало», – мысленно пошутил я. Поморщился. И зарекся вспоминать эту фразу.


***

Я совсем забыл про работу, подставившись цунами общения с интересной женщиной. За год я не разговаривал так много, как за последнюю неделю.

Мои шутки ее смешили, и она совсем не спорила, тем более – по пустякам. И комплименты у нее были особенные.

– Тебе сорок шесть, и ни одного седого волоска, – заметила Полина. – Часто мне кажется, что мы с тобой ровесники.

По паспорту ей будет тридцать четыре.

Узнавая себя, Полина помогала и меня рассмотреть с другой стороны. Оказывается, я мог быть галантен с женщиной. Может, потому что впервые куртуазность приносила мне удовольствие?

Я позвонил знакомому хакеру из спецслужбы, моему должнику.

– Нужны документы для женщины, стандартный набор: паспорт, страховка… ничего противозаконного. Будет работать у меня в компании.

«Подумаешь, среди миллиардов людей станет на одного человечка больше». Я продиктовал имя, место рождения, скинул фото, зная, что завтра даже среди данных роддома появится документ с историей врачебных наблюдений за несуществующей мамой Полины. Рутинная процедура для человека, создающего личности для агентов, работающих под прикрытием.

Я взял три бутылки белого сухого вина, уверенный, что Полина будет в восторге от каждого из них. Ведь я, особенно когда пробовал их впервые, был.

Вошла Полина в черном платье до колена, с голыми плечами. Каштановые волосы до плеч она собрала в хвост; пальцы, запястья, уши и декольте украшало белое золото.

– Аперитив? – улыбнулся я.

Полина сделала глоток вина, зажмурилась и улыбнулась.

– Впервые пробую такое, очень классное, – оценила она, – но при этом вкус смутно знакомый.

На секунду во мне «включился» ученый: «То есть проекция помнит ощущения, но факта знакомства с этим вкусом у нее нет. Или Полина со мной кокетничает?»

Я рассказал ей об административной работе в компании «Проекция» и конкретно в лаборатории на острове. Мог бы и сам этим заниматься, но не хватает времени.

– С удовольствием поручу это дело тебе, – сказал я, – зарплата тебя приятно удивит.

Я назвал число, которое меня точно удивило бы. Тем более в связке со словом зарплата.

– Ого, спасибо, – без особой радости произнесла Полина. – Надеюсь, справлюсь.

– Уверен, что справишься.

Вино, три вида сыра, темное мясо запеченного гуся, удобный диван, рядом необычайная, созданная мною женщина. Зачем-то я пытался анализировать чувства вместо того, чтобы просто ими наслаждаться.

– Ты так добр ко мне, – кладя голову на плечо, сказала Полина. – Такой родной.

– Стараюсь. Ты мне нравишься.

– Мне кажется, я не могу не нравиться, – произнесла Полина.

– Не такого ответа я ждал, – нахмурившись, сказал я, и сам расслышал в голосе обиду.

– Лучше, чтоб я молчала? – Полина противно изогнула верхнюю губу. – Или соврала?

«Что это, – с тревогой подумал я, – первая ссора? Нет, не может быть. Ведь иногда мы и себя ругаем. Просто многовато вина».

Я произнес несколько фраз, очень приятную банальщину, которая точно зацепила бы и меня. Словно набрал код, проходя старую компьютерную игру, смухлевал.

В этот вечер мы переспали.


***

Цунами общения сменилось трехнедельным тайфуном секса.

Из меня, часто против воли, вырывались какие-то дурацкие возгласы.

– Ого, ничего себе! Ты и так можешь?

– И хочу! – сквозь зубы шипела она.

«Хе-хе, может где-то при снятии проекции закралась ошибка? – попытался я оправдать тягу Полины к легким извращениям. – Наверное, перенеслись какие-то подсознательные желания, о которых я впрямую никогда не думал. Даже с тремя женами».

Мы лежали обессиленные и счастливые.

– Кажется, мы отвлекаем друг друга от работы, – улыбнулась Полина.

– Ты справляешься, – похвалил я.

– Да, но…

– Что но? – напрягся я.

– Скука страшная, – нахмурив лоб, пожаловалась она, – административка эта.

– Не всегда же на работу, как на праздник, – постарался я отшутиться.

– Всегда, как на каторгу, – прошептала она.

Я ее понимал. Думаю, «нехватка времени» – всего лишь оправдание. Я знал, как делать эту работу, но не хотел, а ее – заставил, хотя она такая же… фу, проехали. Настроение испортилось, но я все-таки выдавил изсебя:

– Ты мне очень помогаешь.

– Потому и терплю, – с ангельским смирением произнесла Полина.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал я, хотя не хотел даже начинать размышлять о переменах.

Не поняв, добилась она своего или нет, она с подозрением произнесла:

– Спа-си-бо. – Спрятала под одеяло грудь. – Я посплю.


***

– Заведем детей? – с интересом спросил я, и спохватился: – Ну не прямо сейчас.

– Ты хочешь?

«Я уже создал человека, свою проекцию. Может, я сделал шаг, гарантирующий появление идеальных детей? Хотя по генам и характерам это замкнутый круг, почкование какое-то. А сколько факторов, влияющих на плод? Миллион. Если у нашей идеальной пары родится физический или моральный урод – это будет самое большое разочарование в жизни».

– Нет, – ответил я спустя полминуты, когда Полина перестала на меня смотреть.

– Ну вот, – звучало, словно: «Ты чего, забыл, что я твой двойник? Сам все знаешь».

– Что вот?! – вспылил я, хотя не хотел. – Ты что думаешь?

Полина спокойно пожала плечами. А затем резко начала орать в ответ:

– Достал ты с вопросами! Сидим вино пьем, а ты – дети! Поговорить больше не о чем?! Мы даже не женаты!

– Я подумываю об этом, – насупившись, поведал я, – а ты тут орешь.

– Как будто от тебя все зависит, – поморщилась Полина.

Я широко улыбнулся:

– Конечно.

Полина хихикнула и мило махнула на меня ручкой. Даже легкие ссоры с ней приносили мне удовольствие. Захотелось сделать Полине приятно, как и всегда. Я улыбнулся, представив, какое наслаждение она сейчас испытает. Прошло два месяца, и я соскучился по «Морскому коктейлю». Я вызвал слуг, зашел Хуан.

– Иван, пусть Ви сделает две порции «Морского коктейля».

– Она сейчас…

– Жду!

Я поморщился и сжал кулаки, увидев в щель закрывающейся двери, как Хуан не вовремя «убрал» улыбку. Может запретить ему растягивать харю? Я хотел крикнуть, но сдержался, желая увидеть салаты на столе как можно скорее, и желательно без чужой слюны.

Я набрал салат на вилку и положил в рот. Все таяло, обволакивало, блюдо играло с каждым рецептором: чуть сладко и солоновато, немного остро и пряно, слегка горьковато и вяжуще, все это подчеркивалось едва уловимой кислинкой. А текстура, консистенция, запах… хоть статью пиши о «Морском коктейле». Я хотел зажмуриться от удовольствия, но боялся пропустить реакцию Полины.

Она улыбнулась и положила еду в аккуратный ротик. Раздался чудовищный звук, словно ее рвет. Ошметки салата полетели на меня и на стол, лицо Полины искривилось в прежде незнакомой, отвратительной гримасе.

– Что такое? – вскакивая, с испугом спросил я. – Подавилась?

– Дерьмо какое-то, – выругалась Полина. Начала полоскать рот водой и с омерзением выплевывать в тарелку.

Аппетит пропал. Я сел рядом.

Как так? Она же моя проекция! Я нарочно вспомнил, что Полина – эксперимент. Удачный, как я думал, но ведь разница в восприятии одних и тех же вещей и делает людей не похожими друг на друга. Значит она совсем-совсем не я? В какой чертовой Вселенной я мог бы выплюнуть первый «Морской коктейль»? Стало не по себе. Чтобы отвлечься, я положил Полине руку на колено и стал поднимать выше.

– У меня эти дни, – отстранилась она.

«Гормоны? Неужели они так повлияли на личность?» – я пытался найти оправдание случившемуся. Я чувствовал, что начинаю переставать ее понимать.

– Думал о моей работе?

– Да-а, – протянул я.

– И что?

– Скоро скажу.

– Пойду чего-нибудь нормального поем.

И вышла.


***

На следующий день я в задумчивости открыл универсальным ключом комнату Полины и застыл с отвисшей челюстью. Голые тела Майка и Полины были переплетены в совершенно немыслимой для меня позе. Казалось, что они не сексом занимаются, а пытаются стать одним целым. «Деление клетки наоборот», – пришло сравнение, причем вслух я не мог произнести ни звука. Хотелось просто убивать.

– Зачем вы так? – проблеял я спустя минуту.

– Трахаемся, – отлепившись от Майка, оповестила Полина. – А тебя мама стучаться не учила?

– Я же дал, дал тебе все, и д-д-дал бы еще больше! – я никогда не заикался.

– Я не хочу работать в твоей шарашке! – заорала Полина, брызгая слюной. – И тебя видеть не хочу! Никогда!

– И куда ты пойдешь? – ледяным тоном спросил я.

– В Москву!

– Что ты там будешь делать? – от моего голоса стены начали покрываться инеем.

– Все что-то там делают, и я найду, чем заняться!

– Угу, – со скепсисом буркнул я.

В следующую секунду я услышал то, о чем стал забывать.

– Майк сказал, что у меня огромный потенциал! Я знакома со всеми направлениями нейробиологии! Его ты тоже задолбал! – перескакивая с одного на другое, кричала совершенно незнакомая мне женщина.

Красивая, умная, только моя… должна была быть.


***

Полина смотрела на меня остекленевшим взглядом. Мама говорила, что когда я задумываюсь, у меня пустой взгляд. Ее я, наверное, тоже не понимал. Полина-то не задумалась, из нее просто вытекло пару литров крови. Все тут испачкала зараза.

Я позвонил знакомому, который делал документы.

– Удали ее из базы.

– Ладно.

На распечатке в графе «название эксперимента» была пустая строчка. Я дописал от руки: «Тарас Бульба».

2019 г.

Власть будущего

В большом холле собралась сотня семей. Диане не верилось, что у стольких сверстников вчера был день рождения. Пять лет. Страшный, судьбоносный возраст, после которого было два пути: либо жизнь пойдет как прежде, либо все станет по-другому.

Сегодня утром у нее выпал первый молочный зуб, и язык, словно зверек, поселился в неровной рыхловатой ямке. Как Диана его не выгоняла, язык так и норовил в тысячный раз ощупать брешь в стройном белом ряду.

Мама судорожно цеплялась за плечо девочки, делая ей больно.

– Мама, я хорошая, не переживай, – тоненьким голоском сказала Диана, отстраняясь от матери.

Тут ее за руку схватил папа. Он сел рядом с дочкой на корточки и стал смотреть в глаза, надеясь прочитать в них, словно экстрасенс-новичок, только любовь и умиротворение. Диана честно выдержала взгляд и повернулась к пришедшим вместе с ними тете Марине и Артему. Ему до процедуры «Судьба» оставалось еще долгих полгода.

– Прекратите так переживать! – увещевала родителей Дианы тетя Марина. – Диана – милейший ребенок. И она, все-таки, девочка. А для них статистика намного лучше.

– Поиграем сегодня в морской бой? – спросил Артем.

Диана, по праву старшинства, решила пококетничать:

– Только если карту выберу я.

Мальчик расплылся в улыбке.

– Хорошо, – сказал он. – Я их все люблю.

– Уважаемые родители, – раздался громкий спокойный голос под потолком, – просим построить детей около выхода «Б», а самим остаться в зале ожидания. Напоминаем, нарушение дисциплины карается законом.

Не успела Диана пискнуть, как ее с двух сторон сжали железные объятья родителей. Артем хотел пожелать подруге удачи, но постеснялся тетю Наташу и дядю Колю. Вместо него это сделала мама:

– Счастливо, солнышко.

Диана серьезно кивнула и присоединилась к длинной веренице детей. Язык привычно скользнул в мягкую ямку. Дверь выхода «Б» открылась, и ребята начали вытягивать шеи, чтобы заглянуть за головы сверстников.

Передние ряды качнулись, и дети маленькими шагами начали покидать зал ожидания. Воздух сразу посвежел, под ноги лег ярко-зеленый, немного примятый газон. Стенки стояли буквально в десяти метрах друг от друга, зато потолка не было вовсе.

Возле широкой металлической рамки сидели в позе лотоса двое экстрасенсов-провидцев с зажмуренными глазами и вытянутыми руками. Дети стали подходить к ним один за другим. Из ртов экстрасенсов в унисон вырывались слова без единой эмоции:

– Годен, годен, годен, насильник, годен, убийца, годен, вор, годен, вор, годен, псих, годен…

Тех, кто получил статус «годен», третий взрослый равнодушно отправлял в правую дверь, а другим ребятам что-то клеил на ладонь и отправлял в левую.

Диана едва смогла заставить себя сделать последние шаги. Хотелось развернуться и убежать, прижаться к маме, навсегда застрять в четырехлетнем возрасте. «Я войду в правую дверь, вечером поиграю с Артемом, я всех люблю», – судорожно думала девочка, борясь с липким страхом.

Экстрасенсы сидели с закрытыми глазами, руки их слегка подрагивали. Стоило Диане приблизиться к ним на метр, как их рты открылись и она услышала:

– Годен.

В два прыжка оказавшись за металлической рамкой, Диана побежала направо. Не успела она поднять руку, как дверь открылась сама собой. За очень низким столиком сидела полноватая женщина. Можно было подумать, что она карлица. Приглядевшись, Диана поняла – стул находится в полуметровом углублении.

– Поздравляю, – сказала секретарь. – Положи сюда ладошку.

Подойдя к низкому столу, Диана сразу почувствовала себя взрослой. Шутка ли, пять лет, первый выплюнутый зуб и стол по пояс! Девочка положила ладонь на сканер, горящий светло-зеленым светом.

– Молодец, Диана, – спустя полминуты, сказала женщина. – Хорошей тебе жизни.

– Спасибо.

– Сейчас поверни направо, а когда дойдешь до конца коридора – снова направо, – объяснила секретарь. – Покажи правую ручку.

Диана подняла руку.

– Молодец.

В этот момент дверь открылась, и вошел взъерошенный рыжий мальчик. Диана улыбнулась ему и зашагала по коридору.


***

Прежде чем увидеть Диану, Артем услышал вскрик тети Наташи:

– Слава Богу!

Дядя Коля рассмеялся.

– Я знал, что у нас хорошая девочка! – сказал он, чем обратил на себя десятки недовольных взглядов.

По щекам тети Наташи текли слезы счастья. Рядом кто-то в голос рыдал от горя.

– Неужели ничего нельзя исправить?! – истерично кричала женщина. – Как я буду жить дальше?!

От шума у Артема разболелась голова, но он все равно протянул Диане руку и важно произнес:

– Поздравляю.

Девочка пожала ладошку друга и обняла родителей. Сегодня они отметят ее день рождения по-настоящему.


***

Вначале дни шли как обычно: то чуть быстрее, то немного затянуто. Лишь где-то в области груди постепенно разгорался огонек беспокойства. До поры до времени Марине удавалось его гасить делами, разговорами, сном. Но сейчас казалось, что стоит отвернуться от календаря, как на нем прибавляется неделя. А то и месяц! Совсем недавно Наташкина Диана проходила процедуру «Судьба» и вот, на следующей неделе, Артему тоже исполняется пять лет.

Григорий стал пропадать на работе, приходя домой поздним вечером. С Артемом старался не разговаривать, словно уже смирился, что его заберут.

– Кого пригласим на день рождения? – спросила Марина.

Григорий пожал плечами.

– Кого хочешь.

– Гриша, это твой сын.

– Надолго ли?

– Уже пять лет, – терпеливо сказала Марина. – Прекрати, мне ничуть не легче, чем тебе. Нельзя сейчас создавать негативную атмосферу. Это может повлиять на Артема.

– Ты права, – вздохнул Григорий.

– Артем останется с нами. Мы воспитали его правильно. Вспомни, мы следовали всем рекомендациям экстрасенсов-наставников. Наташа пользовалась теми же методиками, и Диана осталась с ними.

– Это вдохновляет, – постарался улыбнуться Григорий. – Поеду выберу Артему подарок.

– Выбирай в отделе «детям до пяти лет», – посоветовала Марина. – Там все сертифицировано обществом «Судьба».

Гриша кивнул и вышел из дома.


***

В торте горело пять свечей. Артему очень хотелось выдернуть одну и вернуться на год назад, когда праздник приносил неподдельное счастье. Сейчас он себя чувствовал так же, как на похоронах прабабушки.

Мама приклеила к губам нервную улыбку, отчего была сама на себя не похожа, а отец и вовсе смотрел в экран телевизора, словно там происходило что-то невероятно важное.

От мысли, что возможно он проводит с родителями последний день, на глазах наворачивались слезы. Артем без энтузиазма дунул на торт. Все свечи потухли, словно подтверждая, что ему действительно пять лет. И что завтра его привычная жизнь может погаснуть, как эти разноцветные восковые палочки.

– Гриша, давай кушать торт, – сказала Марина и, нарочито бодро засмеявшись, добавила: – Мы вдвоем столько не съедим.

Артем, обжигаясь чаем, быстро проглотил кусок фруктового торта. Сидеть в четырех стенах становилось невыносимо, от бубнежа телевизора разболелась голова.

– Пойдемте погуляем, – выпалил Артем, отодвигая бокал и блюдце.

– Правильно, – впервые улыбнулся Гриша, – сходите в парк, покатайтесь на каруселях.

Встретившись взглядом с сыном, он поспешно добавил:

– У меня столько дел по работе накопилось! А завтра вечером мы с тобой съездим в аквапарк. По рукам?

Артему ничего не оставалось, как пожать сухую ладонь отца и пойти одеваться.


***

Мама плакала с самого утра. Артем, глядя на нее, не смог проглотить за завтраком и крошки. Спасением стал приход тети Наташи и Дианы.

– С прошедшим тебя, Темка, – сказала девочка. – Боишься?

Артем боялся до обморочного состояния, но все равно с вызовом ответил:

– Нет.

– Я тоже поначалу не боялась, а когда увидела этих экстрасенсов, такая жуть накатила! – делая большие глаза, поделилась Диана. – А потом начала думать, что вечером обязательно поиграю с тобой. Ты тоже так думай.

– Хорошо, – улыбнулся Артем.

– Там потом тетенька такая смешная, – вспомнила Диана. – В дырке сидит.

– Как это? – удивился Артем.

– Увидишь, – засмеялась девочка. – Думай и об этом.

В комнату вошел папа и сказал:

– Пора.

Все молча вышли из дома и сели в машину. Артем уставился в окно. Никогда проплывающие за стеклом дома и деревья не были настолько родными, интересными, зовущими. Хотелось выйти и гулять по городу до самой ночи, разглядывая блестящие на солнце окна и качающиеся от ветерка ветви с густой ярко-зеленой листвой.

Центр распределения «Судьба» находился на окраине города. До начала процедуры оставалось четверть часа. Артем выбрался на шершавый асфальт и на ватных ногах побрел за родителями. Диана о чем-то весело щебетала с тетей Наташей, но Артем ничего не слышал, словно оказался глубоко под водой.

Они встали там же, где стояли полгода назад. Артем начал считать детей, но на полусотне сбился. Кто-то плакал, некоторые сидели прямо на полу. Несколько ребят сбились в кучку, рядом с ними не было ни одного взрослого.

Артем вздрогнул, когда под потолком раздался голос:

– Уважаемые родители, просим построить детей около выхода «Б», а самим остаться в зале ожидания. Напоминаем, нарушение дисциплины карается законом.

Папа пожал Артему руку, мама крепко обняла.

– Счастливо, – пролепетала она, подталкивая Артема к выходу.

Дверь открылась, и ручеек детей потек навстречу своей судьбе. Под ногами пружинил газон, низкое свинцовое небо сливалось с серыми стенами.

«Я пойду сегодня с папой в аквапарк, я войду в правую дверь», – думал Артем, следуя совету подруги. Но когда он увидел двух экстрасенсов, сидящих по краям прохода, словно сфинксы, все мысли вышиб страх. От этих людей буквально веяло властью и равнодушной безжалостностью.

Артем шагнул под занесенные руки экстрасенсов. Через полсекунды двое мужчин будничным голосом вынесли вердикт:

– Убийца.

– Я не… никогда… – пролепетал Артем, но третий мужчина уже лепил ему на ладонь наклейку-татуировку.

Толкнув мальчика в сторону левой двери, помощник экстрасенсов тут же о нем забыл. Через него проходило по две-три тысячи детей в месяц. И полсотни из них точно оказывались потенциальными убийцами. «За всех переживать – переживалки не хватит», – думал он каждый вечер.

Артем словно провалился в мутный кошмарный сон. Он убийца? Отец был прав, когда не хотел с ним разговаривать? Они больше не увидятся. И Диану он тоже не увидит. От последней мысли запруда из слез прорвалась, и по щекам потекли горячие ручьи.

Мальчик поднял руку и посмотрел на ладонь. От слез весь мир подернулся пеленой, но Артем все равно разглядел черный, с несколькими зазубринами гильотинный нож. Эта татуировка навсегда определяла его судьбу. «Я убийца», – подумал Артем. Внутренний голос прозвучал так же убедительно, как если бы он сказал себе: «Я белый тигр».

«Кого я убил? Или собираюсь убить? – размышлял мальчик. – Комаров? Так все убивают. Муравья или жучка раздавил? Так не специально. Поди, экстрасенсы тоже по земле ходят. Людей? Как? Я дрался всего раз в жизни, и мне не понравилось. Да и не я начал».

Никакой «тетки в дырке» Артем не увидел. За дверью был небольшой зал, где, как истуканы, застыли еще трое испуганных детей.

– Ты кто? – спросил один из них.

– Артем.

– Нет, кем назвали?

– Убийцей, – неловко выдавил Артем.

Все трое сделали пару шагов назад, словно он уже бросился душить и резать.

– А ты? – спросил Артем.

– Вор, – с неохотой ответил мальчик. – Но удивляться нечему, меня всегда тянуло спереть у друзей красивые игрушки или сладости. Меня Рома звать.

В зал вошел еще один мальчик. Внимание Ромы тут же переключилось на него:

– Ты кто?

– Псих, – плаксиво ответил мальчик, и улегся прямо на пол.

Артему стало жаль еще одного выброшенного за борт большой жизни сверстника. На миг он даже забыл, что его ситуация еще хуже.

– Всех с прошедшим днем рождения, – произнес Артем.

– Спасибо, – подхватил Рома. – Может, там не так скверно.

– Плохо, что мамы и папы рядом не будет, – вздохнул Артем.

От этих слов лежащий на полу мальчик залился истеричными рыданиями. Единственная среди них девочка тоже уселась на пол и заплакала. Столько слез Артем видел только раз в жизни – в зале ожидания, когда на процедуру «Судьба» провожали Диану.

Минут пять тишину зала нарушали только всхлипывания психа. К психам относили всех неуравновешенных людей, которые в критической ситуации могут совершить страшное преступление.

Больше к ним никто не зашел. Артем представил, как в зале объявляют, что процедура окончена и все могут расходиться домой. Как мама падает в обморок, а и без того мрачный папа темнеет лицом еще сильнее. Как тетя Наташа брызгает маме на лицо из бутылочки минералки, как Диана стоит с широко раскрытыми зелеными глазами и не верит услышанному… все образы промелькнули и погасли.

В зал вошел помощник экстрасенсов, который ставил детям татуировки.

– Полдесятка свежих ублюдков, – констатировал он. – Бегом за мной.

Псих остался лежать и тоненьким, но твердым голосом сказал:

– Верните меня к маме. Я хороший.

– А мама тебе не сказала, что вы виделись последний раз? – взметнув брови, спросил мужчина. – Поднимайся, букашка. Сейчас поедем кататься.

– Нет.

Помощник подошел, подцепил малыша ботинком и перевернул на живот, словно это был куль с тряпьем. Схватив его за майку, мужчина воздел его на ноги и толкнул вперед. Псих рухнул, даже не пытаясь удержаться на ногах.

– Это вас надо было в колонию маньяков отправить, – сказал Артем, видя ярость во взгляде взрослого.

– Заткнись, отброс, – поморщившись, словно с ним заговорила куча гниющего мусора, ответил мужчина и подхватил лежащего на полу мальчика на руки.

Псих повис, словно бесчувственная кукла. Первой за помощником пошла девочка, затем Рома. Замыкали процессию Артем и пухленький мальчик, не проронивший ни слова.

Они залезли в микроавтобус, и он тут же стронулся. За рулем сидел плотный мужчина с седыми волосами. На макушке виднелась залысина.

– Что, ребятки, не повезло вам? То ли мамы суки, то ли папы козлы? Или сами уродцами выросли?

Дети не знали что ответить, девочка тихонько захныкала.

Через пару минут город остался за спиной, и микроавтобус покатил по безлюдной степи, где о цивилизации напоминали только серо-черная полоска асфальта да редко проносящиеся навстречу машины.

Через четверть часа микроавтобус остановился около приземистого двухэтажного здания, обнесенного высоким кирпичным забором.

– Это и есть колония? – спросил Артем, а в голове уже роились мысли: «Так близко от дома! Если убегу, то даже пешком доберусь до дома. А мама придумает, как меня спрятать».

– Нет, – нехотя ответил водитель. – Дня три тут поошиваетесь, а потом вас скопом отвезут в ад.

Надежда треснула, словно первый осенний лед под ногой любопытного школьника.

Микроавтобус въехал в безлюдный двор, вертикальная створка ворот тут же рухнула на землю, отрезая их от степных просторов. Машина развернулась и остановилась в десятке метров от здания.

– Выгружайтесь, – сказал водитель, когда из обветшалого дома вышел человек в одних шортах и тапочках.

Дверь открылась, и ребята спрыгнули на сухой пыльный асфальт. Психа снова вынесли на руках.

– Будешь себя так вести, долго не проживешь, – сказал мужчина в шортах. – Зовите меня Харон. Судьба нас свела всего на три дня.

Дети не произнесли ни слова. Харон подошел к открытому окну и расписался в учетной ведомости, протянутой водителем. Микроавтобус развернулся и застыл около закрытых ворот.

– Ну чего тормозишь?! – высунувшись, крикнул водитель.

Харон достал из кармана небольшой пульт и нажал кнопку. Створка медленно поползла вверх, словно двор не хотел упускать уже проглоченную жертву. Наконец машина выехала наружу, и створка снова упала на землю, подняв облачка пыли. У Артема она ассоциировалась с чудовищной пастью, которая медленно открывается, а захлопывается – мгновенно.

– Как тебя зовут? – спросил Харон у психа.

– Владик.

– Пойдем, Влад, – сказал мужчина, беря мальчика за руку. – Пора становиться самостоятельным.

Их ввели в большой зал, где с промежутком в метр стояло полсотни кроватей. На многих сидели или лежали дети.

– Ваш дом на три дня, – сообщил Харон. – Располагайтесь, знакомьтесь, никого не обижайте. Где туалет и столовка спросите у других.

Артем насчитал тринадцать мальчиков и пять девочек.

– Всем привет, – сказал общительный Рома. Он показал на ряд пустых кроватей и спросил: – Эти свободны?

– Привет… привет… да… свободны… да… – послышалось со всех сторон.

Артем, не разуваясь, улегся на кровать, Влад и Рома отправились на поиски туалета. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – в комнате нет ни игрушек, ни развлекательных приставок, ни даже красивых цветных плакатов. Только унылые бело-серые стены и ряды кое-как заправленных кроватей-близнецов.

Влад пришел почти сразу, а Рома вернулся только час спустя. На его лице застыла загадочная улыбка, словно он разгадал какой-то секрет.

– Большой автобус ездит раз в неделю, отвозя в колонии собравшихся за семь дней преступников, – сказал он. – Следующий рейс – послезавтра вечером.

– Мы не преступники, – откликнулся Артем. – Я не совершал ничего плохого.

– Это пока, – отмахнулся Роман, словно сам был экстрасенсом-провидцем. – Обед будет через полчаса. Я узнал, где столовка.

– Я не преступник, – ответил Артем и повернулся на другой бок.


***

Три дня растянулись, как серое полотно междугородней трассы. Общение и робкие игры скрашивали бесконечные часы, но каждый миг был пропитан напряжением и страхом неизвестности. К концу недели в комнате было занято тридцать пять кроватей.

Кормили три раза в день. Артем ел без аппетита, но съедал все, вспоминая, как мама говорила: «Не будешь есть, не будет сил». А силы ему понадобятся. Сдаваться он не собирался.

Харон пришел через полчаса после ужина.

– На выход, – сказал он.

Возле дома стоял длинный, забрызганный грязью автобус с открытой передней дверью.

– Загружайтесь, – приказал Харон. Сегодня к его обычному наряду добавилась вылинявшая футболка.

Дети, которые пробыли на перевалочном пункте неделю, заскочили в автобус с воодушевлением. Те, кто приехал только сегодня, переменам не радовались.

Харон закрыл дверь и пересчитал детей. Удовлетворенно хэкнув, он сел за руль.

– Можете не пристегиваться, – громко сказал он. – Если мы сдохнем, вряд ли кто-то расстроится. Если только владелец автобуса.

После его слов дети защелкали ремнями безопасности. Артем понял, что Харону не хочется никуда ехать. Самому Артему хотелось вернуться обратно домой. Обнять маму, поговорить с папой, поиграть с Дианой. «Если в колонии будет также скучно и однообразно как здесь, то я не выдержу и месяца, – размышлял мальчик. – Интересно, есть там школа? Хотя все равно два года ждать».

Автобус выехал с территории перевалочного пункта. Даже сквозь закрытые окна Артем услышал, как рухнула створка ворот. Выехав на трассу, Харон вдавил педаль газа. Автобус мчался, трава на обочине превратилась в смазанную зеленую полосу. Дети смотрели в окна, разглядывая однообразную степь, пока и она не спряталась под покровом вечерних сумерек. Многие тут же засопели, разговоры умолки. Под равномерный гул двигателя и шелестение колес уснул и Артем.


***

– Сразу все не жрите, – сказал Харон. – Следующий дам только вечером.

Артем встрепенулся и распахнул глаза. На колени ему упал бумажный пакет с сухим пайком. Автобус стоял на обочине, в окна светило приподнявшееся над горизонтом солнце. Артем посмотрел на двери – все были закрыты.

– А на улицу можно выйти? – осмелился спросить он.

– Нет, – ответил Харон. – Туалет в конце салона.

Сухой паек оказался весьма «жидким»: две крохотных булочки, пластинка копченого сыра, литровая бутылка воды и тридцатиграммовая плитка шоколада. По автобусу прокатился хор разочарованных вздохов.

Артем съел сыр, булку и выпил треть бутылки. Вторую булку и шоколад он оставил на обед. Очередь в туалет рассосалась, и Артем направился в хвост салона. Внутри тесной будки было на удивление чисто, в углу висел автоматический освежитель воздуха. Запахи мяты и нечистот смешивались в безумном тошнотворном коктейле.

От умывальника Артем добился только три капли, которые и размазал по лицу. Через несколько минут мальчик вышел из кабинки. Артем вернулся на свое место и почувствовал, как в нем закипает злость.

– Кто взял мою еду?! – прокричал он. – Быстро верните!

– Это убийца, – послышался чей-то шепоток. – Аккуратней с ним.

От этих слов шар ярости внутри Артема лопнул, как мыльный пузырь. Мальчик плюхнулся на сидение и уставился в окно. «Если бы я знал, кто это сделал, то накинулся бы на него не думая, – размышлял Артем. – Нельзя так. Все ждут, что я буду злым и жестоким. Нужно сдерживаться. Но как же хочется пить! А у этого козла теперь две бутылки!»

Артем постарался снова уснуть, но мысли лезли в голову, изводя своей навязчивостью. «Как там мама? Пошел ли папа в аквапарк без него? Чем занимается Диана, с кем играет в морской бой?»

К вечеру, от голода, жажды и размышлений, у Артема болело все тело. Харон остановил автобус и начал раздавать пакеты. Артем проглотил паек в считанные минуты, а бутылку засунул за пазуху. Откинувшись на спинку и, обняв свое единственное имущество, он уснул.


***

«Интересно, когда он спит? – беря из рук Харона очередной паек, подумал Артем. – Мы едем уже третий день, и я ни разу не видел его спящим. А прошлой ночью я почти не…»

Размышления прервал пронзительный визг, затем раздался плач. Закричали сразу пятеро детей, все подскочили с мест.

– А ну заткнулись! – громовым голосом потребовал Харон.

– Он забрал мою еду!

– Меня бьют!

– А-а-а…

– Молчать! Быстро все сели! – рявкнул Харон. – Завтра приедем в колонию! Там и будете показывать свой настоящий характер!

Ребята замолчали и расселись по местам.

– Там с вами никто нянчиться не станет, – добавил Харон и сел за руль.

Автобус возмущенно рыкнул и выехал на трассу.


***

Первые два дня Марина лежала на диване, то забываясь в вязкой дреме, то возвращаясь в мучительную реальность. Лишь на третий день Григорий смог уговорить жену выпить сок и принять душ.

Марина посмотрела на мужа опухшими глазами. И первым, что она сказала, было:

– Гриша, а своих детей они так же отправляют на смерть?!

– Марина, их никто не убивает. Они живут в городах закрытого типа. Вот и все. У них свое общество, у нас – свое.

– И как мы это терпим? Он мой сын, я хочу, чтобы он жил в моем обществе. Это же искусственно созданные детские дома! И как с ними обращаются те, кто отсидел там по двадцать лет? Почему мы это терпим?!

– Свергнуть власть экстрасенсов невозможно – они видят будущее, – спокойно ответил Григорий. – Да и кто на это пойдет?

– Да, экстрасенсы молодцы, – с презрением сказала Марина. – Не оставили на воле ни единого человека, способного даже к праведному насилию. Кругом сплошные тряпки.

– И я тоже?

Марина проигнорировала вопрос мужа и спросила:

– Может, все-таки можно вытащить Артема на волю? Запросить повторный анализ психики?

– Всего раз был гласный случай, когда из секции воров двенадцатилетнего мальчика перевели в колонию маньяков. Нет, нельзя. Думаю, тебе пора заканчивать об этом думать. Переживаниями не поможешь.

– Черт возьми! Это же дети! Самое чудесное, что у нас есть! И мы их все равно отдаем.

– Из детей вырастают воры, убийцы и насильники. Ты не захотела бы жить в мире, где эти полуразумные недочеловеки бродили бы на свободе. Раньше забирали одного из семи, теперь человечество немного очистилось – в колонии попадает один из десяти.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь, – из глаз Марины снова потекли слезы. Образ Артема преследовал ее миг за мигом.

– Раз мы родили, раз мы воспитали такого ребенка – это наша судьба и наша ошибка, – непреклонно заявил Григорий. Он спрятался за этим утверждением, как за стеной. И пытался втащить туда и жену. – Мы можем зачать еще одного ребенка…

– Новых пять лет страха? Ждать, что и его у нас отнимут?! – закричала Марина.

– Наймем аттестованного наставника-экстрасенса. Думаю, мы сможем себе это позволить, если поменяем квартиру на однокомнатную.

– Давай поговорим об этом позже. Сейчас я готова отдать все деньги и силы, лишь бы узнать, как там наш Артем.

– Его судьба решена, любимая, – твердо сказал Григорий.

– У Артема никогда не будет родителей, жены, детей, не будет любимой работы, не будет прекрасных путешествий и прогулок… – словно не слыша мужа, произнесла Марина. – Вся жизнь – сплошное одиночество.

– Я не знаю никакого Артема, – сухо выговорил Григорий и вышел из комнаты.


***

Колония представляла собой настоящий город за крепостной стеной. Железобетонное ограждение взметалось на высоту пятиэтажного дома. В поселение свозили потенциальных преступников со всей страны, и количество его обитателей подбиралось к цифре, которой мог похвастаться крупный мегаполис.

Сегодня в приемном зале собралась тысяча детей. Они стояли группами, разбитые на три основных секции: психи, затем ворье – самая многочисленное, и маньяки – насильники и убийцы. Последних было меньше всего. А девчонок среди них можно было пересчитать по пальцам.

Артем знал, что каждую из групп разделят еще раз. Девочки и мальчики живут отдельно. «Если бы Диану забрали, мы все равно не увиделись бы, – решил Артем. – Интересно, у меня будут друзья?»

В приемный зал вошло двое взрослых. Женщина, чуть старше мамы, произнесла:

– Девочки-воры, за мной.

Ее голос прозвучал со всех сторон, усиленный динамиками. Приемный зал ожил, к широкому проходу потянулось не меньше трех сотен девочек. У Артема зарябило в глазах от черных, белых, рыжих и русых косичек и хвостиков.

– Мальчики-психи, бегом за мной! – рявкнул мужчина.

Среди толпы Артем разглядел Влада, покорно идущего к проходу. Паренек больше не плакал и маму не звал. Неделя новой жизни научила его, что надеяться можно только на себя.

Следующим вышел приземистый лысый мужчина. Осмотрев всех прибывших, он задержал взгляд на группе Артема, прищурился и широко улыбнулся.

– За мной чертята, – сказал он. – Мальчикам-маньякам в эту дверь.

За лысым, как тут же окрестил его Артем, двинулась почти сотня мальчишек. Надзиратель пошел вперед не оглядываясь. Видимо, пятилетних убийц в стенах крепости он не опасался.

Дважды перед ними поднималась толстая решетка. Процессия остановилась перед блокпостом. За прилегающим к стене полукруглым ограждением в метр высотой стояло шестеро мужчин. Каждый держал в руках странного вида штуку. Оружие Артем видел впервые, но догадался, что это и есть те самые страшные автоматы, способные в одно мгновение убить кучу людей.

– Кто из вас самый смелый? – спросил лысый. – Подойдите к этой стенке.

Все замерли. Секунд на десять воцарилась тишина.

– Ну? – поторопил надсмотрщик.

Из толпы вышел пухленький темноволосый паренек, встал около стенки и с гордостью посмотрел на лысого.

В этот миг помещение наполнилось жутким грохотом выстрелов, дети в страхе завизжали. На месте смельчака осталась бесформенная куча, вся стена покрылась кровавыми ошметками. Несколько брызг долетело и до Артема. Шокированный происходящим, он даже не попытался стереть с щеки кровь.

– Так будет с каждым, кто попытается сбежать из города! – громко сказал один из людей за ограждением. – А выходов больше нет!

Половина детей стояли, словно меловые изваяния. Страх, наполнявший воздух, можно было пощупать руками. Десяток глоток, не переставая, издавали истеричный вопль на одной ноте.

– Тим, если они не заткнутся, я пристрелю их всех, – сказал мужчина, наводя автомат на детей. – Ты че за баб привел?

– Заткнулись! – рявкнул лысый и, хохотнув, добавил: – Или вы тоже все смелые? Быстро за мной!

– Тимур, приведи нам хоть раз девчонку! – послышался за спиной окрик мужчины. – Мы хотим не только из автоматов стрелять.

Дружный хохот прокатился под сводами широкого коридора. Лысый ничего не ответил и пошел дальше. Ребята, словно утята за уткой, засеменили следом. Пройдя сквозь еще одни решетчатые ворота, они вошли в город.

Лысый жестом приказал всем остановиться, а сам взобрался на возвышение чуть в стороне от дороги.

– Здесь я мог бы сказать: «Добро пожаловать в новый дом, город близких вам по духу людей», но все это бред. Вы в резервации самых страшных, безжалостных и неумолимых хищников на планете. Ни одно животное не убивает ради удовольствия или из-за оскорбления, но здесь это – норма.

Тимур замолчал, подыскивая слова. Артем понял, что лысый, несмотря на злобный оскал, любитель произносить длинные эффектные речи. После стакана вина папа становился таким же болтливым. Воспоминание об отце, сравнение его с надсмотрщиком, пронзило грудь холодным уколом боли. Игла исчезла, оставив внутри сердца еще один кусочек льда.

– Кто-то из вас мог стать вторым Чикатило, – скаля зубы, объявил лысый. – Но наши добрые экстрасенсы позаботились о том, чтобы вы могли убивать сколько влезет. И, конечно, справедливо, что за это удовольствие жертвой можете оказаться и вы.

Пятилетние ребята, не видевшие даже детских пистолетиков, отказывались понимать и верить в прозвучавшие слова.

– Не смотрите так удивленно, – продолжал лысый. – Конечно, вы будете убивать. Это ваша природа. Вас будут наказывать, заставлять работать, но вы все равно будете зверьми. Вы – отбросы человечества. Когда генофонд человечества очистится, этот собачий городок станет пустынным. Но нам от это не легче, верно? – Тимур перевел дух и добавил: – Я держусь больше года, за что меня и произвели сразу в две должности: надсмотрщика и проводника. Но если какой-то сопляк меня выведет, то через секунду его цыплячья шея будет в моих руках. И, будьте уверены, из ушей у него потечет кровавый кисель.

Лысый улыбнулся, то ли наслаждаясь произведенным эффектом, то ли вспоминая сладкие мгновения былых убийств.

– Вам повезло, вас определили в сектор Д. Там взрослых почти нет, всего-то сотня-другая. Все остальные – шпендики до десяти лет, да пару групп лет по шестнадцать, – затем Тимур махнул рукой и добавил с пренебрежением: – Хотя бойня там идет такая же, как и везде.

Он повернулся к ним спиной и двинулся вглубь города убийц. Слева, вдоль уходящей на много километров стены, тянулись распаханные поля. Артем увидел три трактора и несколько сотен мужчин. По другую сторону от дороги стояли приземистые здания, дымили кирпичные трубы, гудели гигантские трансформаторы. Но больше всего Артема поразили зияющие в земле дыры. В них, словно деловитые муравьи, исчезали люди в черной одежде. И тут же появлялись другие с мешками, тачками, ящиками.

– Сектор А – общая зона. Здесь работают все маньяки, – пояснил Тимур и, словно опытный гид, повел рукой вокруг себя. – Поля, текстильные фабрики, шахты, электростанции, котельные. Если не сдохнете в ближайшие пару лет, то и вас куда-нибудь определим.

Следующий час шли в молчании. Кто-то захныкал от усталости, но на него цыкнули, и слабак тут же успокоился.

– Вот и сектор Д, – сообщил лысый, подходя к калитке в сетчатом заборе. На высоте в двадцать сантиметров над ним тянулась тонкая металлическая проволока, ярко блестящая в лучах солнца. Доброе светило не брезговало сиять и для этого города.

В секторе Д стояло три пятиэтажки, образуя гигантскую букву Г. Артем привык, что перед домами возвышаются детские площадки, цветут яркие цветы в красивых клумбах, стоят машины. Перед тюрьмой для потенциальных преступников мальчик разглядел десяток скамеек, пару турников и небольшой грузовичок. Вся площадка была посыпана крупным желтым песком, который от сильного ветра сразу въедался в глаза и жалил кожу.

Они подошли к крайнему зданию, и лысый достал из заднего кармана листок. Морща поочередно то нос, то лоб, он несколько раз его перевернул.

– Та-ак, – протянул Тимур. – На третьем этаже свободно десять пятерок и одиннадцать троек. Сколько это получается? Ладно, пошли, разберемся.

– Нас больше восьмидесяти трех, – произнес какой-то мальчик.

Тимур ухмыльнулся.

– Поселим вас по шестеро в пятерках и, обещаю, очень скоро у вас появятся свободные кровати. Маленькие крысятки дохнут здесь на раз-два.

Перед глазами Артема сразу предстала картина, как мальчик, которому не досталась кровать, ночью душит сверстника. И почему-то тот сразу превращался в кровавые ошметки, как после расстрела из автоматов.

Бумажка исчезла, и свет увидела связка магнитных ключей. Тимур шагнул внутрь здания, и дети покорно двинулись следом. На входе четверо мужчин играли в карты. Один понял глаза и спросил:

– Всех довел?

– Как обычно, кроме одного.

Мужик кивнул и снова перевел взгляд на карты.

Лестница была широкой, с низкими перилами и ступеньками из толстой металлической решетки. И сразу в голове Артема возник образ, как кого-то толкают, и он летит головой навстречу бетонному полу. Мальчик тряхнул головой, отгоняя накатывающую жуть. Здание было пропитано энергией насилия. Казалось, сам воздух навязывал мозгу кошмарные картины убийств.

В первых нескольких камерах Артем разглядел подростков. Парни их возраста даже на свободе были буйными: часто ругались и пытались курить. Мама всегда удивлялась, почему их не забрали в колонии.

Тимур остановился около камеры и спросил:

– Эй, Корявый, возьмешь пару малолеток для компании?

Парень, занимавший трехместную комнату, приподнялся на кровати. Артем вздрогнул. Одна половина лица Корявого находилась сантиметров на пять ниже другой.

– Тим, ты же знаешь, мое общество дорого стоит, – ответил он хриплым голосом. Затем перевел чудовищный взгляд на малышей. – Но если кому-то здесь плохо – заходите. Я вас освобожу.

– Сколько тебе еще сидеть?

– Тридцать шесть дней. Потом в столовку и на работу начнут пускать.

– Значит, кто-то проживет на месяц дольше, – ухмыльнулся лысый и открыл первую свободную камеру.

Пять кроватей, душевая кабина, туалет, телевизионная панель и небольшой столик – все убранство комнаты. Тимур втолкнул внутрь первую попавшуюся пятерку и захлопнул дверь.

– Позже раздам ключи от комнат. Чтобы вы могли прятаться от старших, – пообещал лысый. – У нас тут город, а не тюрьма.

«Видел бы ты города, в которых мы жили», – с тоской подумал Артем. Не успел он пикнуть, как его затолкали в трехместную комнату. С ним в камере оказались двое темноволосых близнецов. «Нужно с ними подружиться, иначе мне не жить», – решил Артем, а вслух произнес:

– Привет, как вас зовут?

– Петр, – ответил один из них, садясь на кровать. Затем махнул на брата: – А это Саша, ты его лучше не трогай.

– А меня Артем.

Саша сощурился и долго смотрел на Артема. Затем, так и не сказав ни слова, забрался на кровать и отвернулся к стене.

– Не повезло нам, – важно констатировал Петр. – Самостоятельная жизнь началась на двадцать лет раньше. Сашка вообще в трауре. Он путешественником хотел стать.

– Не повезло, – согласился Артем. – Я тоже убийцей становиться не собирался.

– Ты видел этого Корявого? А чертей с автоматами? Если здесь все такие, то следующий день рождения мы будет отмечать на кладбище.

– Мы выживем, – ответил Артем. – Главное, быть ко всему готовыми. Это как в игре морской бой. Никогда не знаешь, бомба прилетит, торпеду пустят или на мину нарвешься.

– Придушат, застрелять, с лестницы скинут или вилкой заколют, – глухим голосом добавил Саша.

– Хватит тебе, – оборвал его Петя. – Давайте поспим, пока время есть. Тема, не убьешь нас во сне?

– Нет, – замотал головой Артем. – Мне повезло с соседями.

Петя улыбнулся и вытянулся на кровати.


***

Близнецов и Артема разбудил щелчок открывающегося замка и голос из динамика:

– Третий, четвертый этаж на ужин. У вас сорок минут, потом жральня закрывается.

Когда мимо их комнаты прошло с полсотни человек, Петя и Артем с опаской выглянули наружу.

– Сашка, пойдем, – позвал Петр. – Тут вроде одна мелкота.

Кто-то шел уверенно, кто-то испуганно зыркал, кто-то шагал боком вдоль стенки, боясь хоть на миг показать спину. «Безумие, – подумал Артем. – И мой новый дом».

В столовую набилось человек четыреста. Первыми на выдаче стояли взрослые, потом подростки, бесконечную очередь замыкали пятилетние новички.

Мальчик, старше Артема на пару лет, сделал несколько шагов вперед. Проходящий мимо парень рубанул его ребром ладони по шеи. Малыш с хрипом упал на колени.

– Пожрать быстрее хочешь? – оскалившись, спросил парень.

Тут же к нему подбежало еще три парня. Артем надеялся, что они оттащат маньяка и помогут малышу. Но, к ужасу новичков, подростки начали бить мальчика ногами, превращая его в кровавую отбивную. Кто-то из взрослых одобрительно кричал, дети в страхе пытались вжаться поглубже в толпу сверстников. Артем несколько минут стоял с открытым ртом. В который раз шокированный, он не сразу заметил, как по щекам текут слезы.

– Всем приятного аппетита! – засмеялся убийца. – Тот, кто заложит меня надсмотрщикам – сдохнет следующим.

Прошло полчаса, когда очередь дошла до Артема. Есть не хотелось, во рту стоял привкус желчи. «Здесь нужны силы. Надо кушать, пока есть возможность», – увещал себя мальчик, запихивая в рот макароны с недожаренным фаршем. Через десять минут возле выхода началась давка – горожане города маньяков спешили домой.

Артем старался не отставать от толпы, но и не лезть вперед. Понадобилось всего несколько часов, чтобы понять: здесь каждый шаг может стать последним. Раньше страх делал тело вялым и непослушным, сейчас непрекращающийся ужас держал руки и ноги в тонусе перетянутой струны.

Артем расслабился, только когда оказался в комнате за закрытым замком. Саша снова лежал лицом к стене, Петя ходил туда-сюда, пораженно мотая головой.

– Ты видел? Нет, ну ты видел? Его уничтожили! – восклицал он. – Убили, словно вонючего таракана! В столовой! Как вообще куда-то выходить? Здесь невозможно жить!

– Возможно, если ты заткнешься, – глухо отозвался Саша.

Петр сразу скис и забрался на кровать.

– Спокойной ночи, – произнес Артем, чтобы хоть что-то сказать.

– Спокойной, – отозвался Петя, и в этот же миг на этаже раздался чей-то безумный крик боли.


***

Вечером третьего дня, после ужина, Саша не вернулся. Петя не спал всю ночь, а с самого утра бегал по столовой и площадке в поисках брата. Весь четвертый день Петр не выходил из комнаты, но брат так и не вернулся.

– Может, его в другой сектор перевели? – попытался утешить сокамерника Артем.

Петя унял очередной поток слез и покачал головой. Ночью к их комнате подошел Тимур с мальчиком лет восьми.

– Принимайте нового сожителя, – сказал лысый.

– А где… где мой брат? – пролепетал Петр.

– Мужики с четвертого этажа с лестницы скинули, – легко ответил Тимур. – Под ногами вроде как мешался.

Петя шлепнулся на пол и задергался в беззвучных рыданиях. Артем подбежал к нему и попытался поднять, но Петр повис у него на руках, словно мешок с мукой.

– Малой, давай успокаивайся! – громко сказал новый сожитель, подхватывая Петю подмышки. – Меня Славой звать. Я здесь три года и уже всякого навидался.

– Мы здесь три дня и тоже навидались, – сказал Артем с тоской разочаровавшегося в жизни старика.

– Да здесь каждый день трупы десятками в крематорий тащат, – отмахнулся Слава. – Главное, не оказаться среди них. Остальное – мелочи.

– У него брат умер. И это не мелочи, – набравшись смелости, возразил Артем.

– Тебя как звать?

– Артем.

– Тема, знаешь, что еще не мелочи? – прищурившись, спросил Слава. – Это сдерживать себя. Отказаться от сладости насилия.

– Я не хочу и не буду никого никогда убивать, – выпалил Артем. – И никто меня не заставит.

– Это ты сейчас так говоришь, – махнул рукой Слава. – А подрастешь – как бык на красную тряпку будешь на всех бросаться.

– Ты убивал? – едва слышно спросил Петя.

– Всего разочек. Но хочется – постоянно. И ты скоро начнешь за брата мстить. Всем кому сможешь.

Петя всхлипнул и отвернулся.

– Меня уже на работу в шахту определили. Это сектор А, – продолжил говорить Слава. – Колышки точу, инструмент подаю, камни разгребаю. Так что я по всему городу шаландаюсь. И знаете что? Сектор Д – детская колыбель по сравнению с угольной шахтой. В общем, соберите сопли и радуйтесь жизни. Она тут короткая.

– И сколько же лет старшим?

– Тридцать пять, – охотно ответил Слава. – Но таких раз и обчелся. Говорят, в первые годы самоубийств было больше, чем убийств.

– Самоубийцы попадают в ад, – сказал Артем.

– Вот именно туда все и хотели, – засмеялся Слава. – Многие считали, что ад после города маньяков покажется им курортом.

– А школа здесь есть?

– В секторе А есть коморка с книгами… Да кому они нужны?

– Мне. Я не собираюсь оставаться здесь навсегда.

Слава снова засмеялся, дал Артему подзатыльник и произнес:

– Забудь об этом, придурок. Ты сдохнешь здесь так же, как и все.


***

Восьмой день рождения

***

За три года у них поменялось с десяток надсмотрщиков. Зато лысый Тимур дослужился до главного надсмотрщика сектора Д. Зимой Артем работал в котельной, летом следил за скотиной в секторе Е. Часто на Артема накатывала волна ярости, но усилием воли он заставлял себя бежать прочь от людей. И бежал он, пока ум снова не становился спокойным.

Месяц назад Артем пробрался в хранилище бумаги и нашел книгу по боевым искусствам, ставшую для него откровением. Небольшой томик «Оборона без насилия» выныривал из-за пазухи каждую свободную минутку. Оборона против людей ростом ниже и выше, обезвреживание агрессоров с палками, прутьями и ножами, бой против двух, трех и группы противников. И во всех случаях враги падали без сознания, но совершенно целые и невредимые.

Артем видел, как чистильщики носят трупы в крематорий. Мальчик каждую минуту, словно молитву, повторял себе, что не даст себя сжечь и никого не отправит туда сам. Артему до безумия хотелось верить, что он сможет выбраться, что его судьба еще не определена. И книга «Оборона без насилия» добавила масла в огонь этой надежды.


***

Одиннадцатый день рождения

***

Сегодня Артему исполнилось одиннадцать лет, но никто кроме него об этом не знал. Он попробовал вспомнить лицо матери – образ получился каким-то расплывчатым. «Самым лучшим подарком была бы маленькая фотография родителей», – подумал Артем. О встрече он даже не мечтал. Слезы сами собой потекли по щекам. За последние полгода он ни разу не давал воли эмоциям, но сегодня эта маленькая слабость была его единственным подарком.

«Кто они такие, чтобы решать, что мне делать? Я не буду убивать! – думал Артем. – Почему я здесь? Неужели на свободе я был бы более агрессивен? Не верю! Я никогда не думал о насилии».

За шесть лет жизни в городе маньяков Артем заработал среди надзирателей и сверстников прозвище Добряк, которым даже гордился. Почти год он выполнял все поручения Тимура, прежде чем тот согласился дать ему одиночную камеру. Артем работал со скотиной круглый год. Общество миролюбивых животных было ему милее людского. Но смерть каждого питомца приносила страдания, наполняла душу злостью на людей. Часто в сектор Е приходили надзиратели и лично забивали скотину. Так они «спускали пар».

А Артему оставалось лишь сильнее стискивать зубы.


***

Четырнадцатый день рождения

***

Артем знал Тимура уже девять лет и в его обществе чувствовал себя в безопасности. Лысый за это время убил всего раз, да и то защищался. Артем вырос на полголовы выше надзирателя, но вел себя рядом с ним как и прежде – словно беззащитный ребенок.

Сразу за коровником их поджидали четверо.

– Смотрите, голубки идут с сеновала, – с издевательским смехом произнес один из них.

Вечерний полумрак размывал лица, но Артем и так догадался, что это не друзья Тимура. Напрягая все тело, подросток вспомнил каждый прием из «Обороны без насилия». Встав рядом с Тимуром, он поднял перед собой ладони.

– Ты чего, песик-добрячок, остановить нас решил? – спросил другой и накинулся на Артема.

Подросток отскочил в сторону. Лишь руки на миг метнулись к груди и шее противника. Всем показалось, что нападающий просто споткнулся и упал. Не прошло и секунды, как второй убийца рухнул без сознания. Тимур стоял пораженный не меньше, чем враги.

– Добряк, ты забыл, что ты Добряк? – спросил третий и с размаха ударил Артема палкой.

Подросток принял удар на левое плечо. Взорвавшая руку боль приказывала убить негодяя, но Артем сдержался и двойным ударом пальцев отправил в нокаут третьего противника. Четвертого сбил с ног и приложил головой об землю лысый.

– К награде я тебя представить не смогу, но день этот запомню хорошо, – спустя минуту сказал Тимур. Впервые Артем услышал в его голосе настоящую благодарность. – Ведь явно прибить меня шли. Ты где так драться научился?

– На коровах тренировался, – отшутился Артем. – Пойдем, через пятнадцать минут они придут в себя.

– Ты знаешь, мы ведем статистику, кто сколько совершил убийств. Или хотя бы пытался. Убийц наказывают, заставляют работать по полторы смены в одиночестве, но те звереют еще сильнее, превращаясь в необузданных, обезумевших хищников. От них все держатся подальше, но они все равно находят новые жертвы, – задумчиво проговорил Тимур. – Самых буйных отправляем за пределы города на радиоактивные шахты. Там, говорят, и года никто не живет. Пожалуй, этим там самое место.

Артем, пощупав плечо, кивнул.

– А вот тебя я отмечу. Ты даже при нападении сохранил хладнокровие. Ты единственный про кого я могу с уверенностью сказать: экстрасенсы ошиблись.

– Спасибо тебе, Тимур, – со вздохом сказал Артем. – Только не знаю, радоваться или плакать от твоих слов.

– Радоваться. Страданий здесь и так хватает.


***

Шестнадцатый день рождения

***

– Забудь о свободе. Не трави душу себе и другим.

– Мечтами никому не поможешь, – поддакнул второй.

– За одиннадцать лет заключения я никого не убил и не покалечил. Выучился писать и читать. Я могу жить на свободе. И готов это доказать, – горячо сказал Артем.

– Кому ты нужен, «смотреть» тебя, – отмахнулся первый.

– К нам приезжает экстрасенс! Возможно, это единственный шанс доказать свою невиновность! – воскликнул Артем.

– Нас тут десятки тысяч! И вообще, раз сказали, что ты убийца, значит убийца! Прекрати выпендриваться своей ангельской репутацией! Еще неизвестно, что ты делаешь с животными, когда никто не видит! – возразил второй. – Ублюдок.

– Слава Богу, что вас посадили в эту клетку, – сквозь зубы процедил Артем и вскочил со стула. – Спасибо экстрасенсам.

– Это точно! – громко сказал проходящий мимо Тимур. – Думаю, мы с тобой Артем будем первыми, с кем захочет поговорить старик-экстрасенс.

– Вот мы и поржем над вами, когда развалюха скажет: «Ребята, вы хорошие, но помочь вам ничем не могу», – сказал первый и расхохотался.

– Вот тогда я вас и убью, – со злостью сказал Артем и с легким удовлетворением разглядел страх на лицах бывших товарищей.

«Нужно быть выше их. Надо сдерживаться! – одернул он себя. – Я никогда никого не убью. Ни за что. И пусть экстрасенс увидит это».


***

– Какая страшная ошибка, – покачал головой экстрасенс. – Чего ты хочешь?

– Пересмотра дела.

– Это невозможно. Союз экстрасенсов не может допустить даже мельчайшего сомнения в их способностях у простых людей. Никто из «падших» не может быть реабилитирован.

– Представьте это как мою ошибку. Как ошибку того, кто клеит знаки на ладони. Что угодно, только вытащите меня из этой преисподней, которую я не заслужил. Пожалуйста!

Старый экстрасенс надолго задумался.

– Хорошо, я постараюсь, – наконец сказал он. – Есть у меня рычаги. Воспользуюсь ими последний раз.


***

– Мы в прямом эфире и в студии у нас первый человек, вернувшийся из колонии в общество. Поистине небывалое чудо, которого никто и не ждал. Артем, Вы можете рассказать, что творилось там?

– Пусть каждый судит об этом в меру своего воображения. Правда все равно будет ужаснее, – резко ответил Артем.

– Вы благодарны экстрасенсам за пересмотр дела?

– Естественно.

– Это понизит статус их власти?

– Наоборот повысит, – отрывисто ответил Артем.

– Каково это, провести детство среди убийц, а затем вернуться к нормальным людям?

– Как после ада очутиться в раю.

– Что вы намерены делать теперь?

– Бороться за пересмотр…

*Извините, вещание прекращено по техническим причинам*


апрель – июнь 2013 г.

Пенсионный возраст – сто

Шестьдесят один год – отличный возраст для новой жизни. Стоило мне привыкнуть к отсутствию работы и небольшой пенсии, как рухнуло и это маленькое мещанское счастье.

Запас круп и сахара превратился в пыль, и без того старенький диван, казалось, постарел еще лет на тридцать. Пластиковая карточка с последней пенсией лежала на столе, но взгляд из замызганного окна подсказал: зеленый банкомат вряд ли выдаст что-то путное.

На растрескавшемся асфальте стояли сотни машин, словно в один миг попавшие в аварию. А между ними росли тополя и вязы не ниже пятиэтажного дома! И это на главной дороге города!

Первым делом я направился к лучшему другу, соседу напротив – Петровичу. У меня были ключи от его квартиры, у него – от моей. Мало ли что может случиться: ключи потеряешь или со здоровьем плохо станет, что и до двери не дойдешь.

Под ногами хрустнули осколки стекла. На верхней площадке лежала ввалившаяся в подъезд прогнившая рама. Пол покрылся слоем грязи, будто в доме никто не жил. Я постучал ради приличия, но тишина ответила только коротким эхом моих ударов. Я засунул ключ в скважину и с трудом повернул. Из замка посыпалась труха высохшего масла. Потянув за потемневшую ручку, я вошел в квартиру друга.

Позвоночник пронзила боль, словно меня ударили по кобчику, а из легких вышибло весь воздух. В прихожей, возле ванной, меня встретил скелет в истлевшей одежде.

– Петрович… – пробормотал я. – Как так…

Справившись с шоком, я зашел в комнату. Одна створка окна покачивалась от ветра, вторая валялась на полу. От домашних цветов остались только коричневые пластиковые горшки с окаменевшей землей. На прогнившем диване, по которому маршировала добрая тысяча муравьев, лежал маленький скелет. Вот и кот Васька нашелся. То ли вырубился вместе со всем городом, то ли от голода сдох.

Я вернулся в прихожую и уставился на останки Петровича. Как же мне его похоронить? За домом закопать? Сжечь? Здесь оставить? Я дотронулся до скелета, и он рассыпался неопрятной кучей костей. Поморщившись, я шагнул в комнату. Взяв самый большой цветочный горшок, я выбил из него земляной ком. Не о такой могиле мечтал Петрович, но все же лучше, чем ничего. Хотя кто вообще мечтает о могиле?

Я сложил кости друга в горшок, взял его подмышку и пошел домой. «Как же выгляжу я, если Петрович превратился в трухлявый скелет?» – с ужасом подумал я, закрывая квартиру друга. Поставив прах около порога, я чуть ли не бегом бросился к зеркалу. Ничего необычного. Та же самая морда, что и утром, когда я решил сбрить двухдневную щетину. Я провел по щеке – гладко. Только одежда превратилась в лохмотья.

По груди разлился новый холодок страха и непонимания. Казалось, будто меня в одно мгновение заморозили, а потом, спустя года, разморозили. А мир людей в это время продолжал ветшать.

Я выбежал в подъезд и начал стучать во все двери подряд. Двери в нашей пятиэтажке закончились быстро. «Мне шестьдесят один год. Не стоит паниковать, словно потерявшийся мальчишка», – одернул я себя, переводя дыхание. Сердце закололо, в ногах появилась тяжесть.

Неужели во всем доме в живых остался я один? Или все ушли? Я стал вспоминать, чем я занимался перед неожиданным обмороком. Собирался на рыбалку с Петровичем. Что ж, не буду отступать от планов.

Я осторожно вышел на балкон. Плита вроде не собиралась обваливаться, и я сделал еще шаг. Оставленный на улице рюкзак выглядел жалко. Пожалуй, в этой обветшалой тряпке никто кроме меня и не признал бы основной элемент походного инвентаря.

Я взял с полки поржавевшую саперную лопатку, которой обычно копал червей и полулитровую стеклянную банку. Больше на балконе не осталось ничего полезного.

Взгляд упал на радиоприемник. Дурак! Когда случается катастрофа, всегда надо в первую очередь включать радио! Что там говорят? Люди к старости становятся мудрыми? Что-то по себе я этого не замечаю. На кнопку включения приемник не отреагировал. Я снял крышку и взглянул на отсек для батареек. Наружу выпали две сморщенные палочки, покрытые белым налетом, и кусочки сожранных окислением клемм.

Да-а, о хронокатастрофах на уроках БЖД и собраниях по ГО нам не рассказывали. Время. Самый терпеливый, методичный и беспощадный враг. Уж тот, кому пошел седьмой десяток, знает об этом. Хотя, судя по окружающим вещам, мне могло быть и сто лет. Что толку от запасов, если они превращаются в пыль, пока ты лежишь в обмороке?

Я решил обшарить квартиру, прежде чем покинуть ее. То, что ее нужно покинуть, я не сомневался ни секунды. Я не привык голодать дольше пяти-шести часов, и скоро желудок заявит о своих правах.

К лопатке и банке добавился старый советский фонарик со встроенным генератором, работающий от нажатия ручки-рычага. Единственным минусом было, что слышно его на полсотни метров в округе. Но работал он так же, как и тридцать лет назад, когда я его покупал. Хотя сейчас он, возможно, старше меня.

Клеенчатый китайский рюкзак, алюминиевый котелок, пластиковая телескопическая удочка с толстой леской, два килограмма соли, топорик, пакеты, бутылка, пьезозажигалка для плиты, пара отверток – куча в середине комнаты росла.

Набив этим добром рюкзак, я открыл шкаф. Переодевшись в синтетический спортивный костюм, я вышел из дома. За спиной – рюкзак, на правом плече – удочка, под левой подмышкой – горшок.

До Волги было десять минут ходьбы, до «нашего» с Петровичем места – двадцать. От знакомой дорожки не осталось и намека. Оживленные улицы пустовали, модные магазины зияли разбитыми зеркальными стенами. Я начал чувствовать себя Робинзоном Крузо, попавшим на необитаемый остров. И тут же я заметил своего Пятницу.

В одной из машин кто-то пошевелился. Я подбежал к проржавевшему красному «Matiz» и, бросив на заросший травой асфальт удочку, дернул за ручку. Сидевшая за рулем девушка взвизгнула и спросила:

– Что случилось?! Я попала в аварию?

– Да, – ответил я. – В катастрофу.

Она сама попробовала открыть дверь, но замок заклинило. Я подергал за все четыре ручки, нажал кнопку багажника, но машина превратилась в закрытую консервную банку. Проще всего было выбить заднее стекло, но я был уверен, что пораню девушку. Вытащив топор и отвертку, я с трех ударов отломил ручку на задней двери.

– Что вы делаете?

– Освобождаю тебя.

Я подцепил отверткой рычажок и дверь открылась.

– Вылезай.

Девушка испуганно моргнула и вылезла из машины.

– Что случилось? Где все?

– Не знаю. Конец света, наверно, – ответил я.

– Дедушка, что вы пялитесь? – чуть не плача, спросила она.

Я тряхнул головой и, кажется, даже покраснел. Девушка была до пояса голая, да и на ногах не было ничего, кроме легкомысленных шортиков.

– Как тебя зовут? – спросил я, заглядывая в машину в поисках одежды.

– Марина. Что с асфальтом? Что с домами? На нас сбросили бомбу?

– Я проснулся, как и ты, совсем недавно, – ответил я. – Электричества нет, живых людей, кроме тебя, я пока не встречал. Такое ощущение, что мы с тобой махнули лет на тридцать-сорок вперед.

Я стащил с плеча рюкзак и достал единственную сохранившуюся футболку. Помню, как узбек меня уговаривал ее купить. Говорил, что десять лет носиться будет. Узбека, поди, уже и в живых давно нет, а футболочка вот она – носится.

Марина выхватила футболку, быстро надела и заплакала. Женат я был давным-давно, да и то недолго, и как успокоить женщину, когда все очевидно плохо – не знал. В фильмах мужчины обычно обнимали их, и те сразу успокаивались. Но трогать незнакомую девушку, которая лет на сорок младше – по-моему перебор. Я уже год на пенсии и, кроме как о хорошем улове, теплом кресле и интересной книжке ни о чем не мечтал.

– Что будем делать? – спросила Марина спустя полминуты, оглядывая мир уже сухими глазами.

– Ну я вообще на рыбалку собирался, – пожал плечами я. – Кушать-то надо. Вон птицы летают, значит и рыба плавает.

– А потом?

– Людей надо искать, транспорт, радио. В другой город ехать, не везде же так. В Саратов или Ростов.

Про другой город мысль мне пришла только сейчас, но я сразу посчитал ее разумной. Вселяла она надежду на светлое будущее и заслуженную пенсию.

– Может на машине доедем?

– Давай, – усмехнувшись, ответил я. – Только бензин проверь.

Марина попробовала вытащить ключ из зажигания, но тот застрял намертво.

– Заржавела твоя машинка, – со вздохом сказал я. – Бензин давно испарился, а аккумулятор сел. Пойдем.

– Что же здесь случилось? – пробормотала Марина, послушно зашагав за мной. – И почему никого нет?

Самое глупое занятие – отвечать на вопросы, на которые не знаешь ответов. И я с успехом промолчал.

– Там кто-то есть, – пять минут спустя, сказала Марина и остановилась.

Я прищурился, и кожу обдало холодком. Вдалеке пробегала стая собак, но на добрых дворняжек они походили слабо. Я отдал удочку Марине и достал из рюкзака топор.

– Пошли в обход.

Мы поднялись на пригорок, а затем начали спускаться к реке. Я прищурился, затем поморгал, но странное видение не исчезло.

– Ты тоже видишь?

Марина кивнула.

Где-то в нескольких километрах от нас Волга втекала в золотистую стену и, как я не напрягал глаза, речку за ней разглядеть не удавалось.

– Дела-а… – протянул я. – Хорошо хоть наш бережок остался.

– Она светится, – сказала Марина. – Особенно внизу.

Золотистая стена изгибалась и уходила дальше вдоль реки. Около основания она светилась как прожектор, ближе к небу сияние тускнело. Я покачал головой. Кто ж это сотворил?

Мы спустились к реке, но стена так и не исчезла. Марина уселась на песок, а я взял лопату, банку и подошел к ближайшему дереву. Откинув в сторону комья влажной земли, я улыбнулся. Черви были такие же, как и до катастрофы: жирные, скользкие, белесо-лиловые. Накопав с десяток, я подошел к воде. Червяк сел на крючок с едва уловимым скрипом, свистнула леска, и над водой закачался красно-белый поплавок.

Удочка дернулась спустя две минуты. Я подсек и вытащил трепыхающегося карася. Зачерпнув котелком воды, я бросил в него рыбу.

– Здорово, – в первый раз за нашу встречу улыбнулась Марина.

Вторую рыбку пришлось ждать минут пятнадцать. Марина взглянула на блестящего желтоватого сазана и снова улыбнулась.

– Уже по рыбке есть, – сказала она.

– Вот Петрович был настоящим рыбаком, – со вздохом ответил я. – Мог в любом болоте за пару часов мешок рыбы наловить. Но Петрович смотал лески навсегда.

– Кто такой Петрович? – механически спросила Марина.

– Друг мой, – ответил я и показал на горшок. – Вот он.

Девушка заглянула в горшок и вскрикнула.

– Зачем вы его таскаете?

– Похоронить хочу. Кстати, подержи удочку. Упустишь – голодными останемся. Если поплавок начнет дергаться – зови.

Марина с опаской приняла удочку и уставилась на красно-белую пластмасску. Я взял горшок, саперную лопатку и огляделся. Отойдя от воды, я зашагал в сторону золотой стены. Найдя яму, я чуть-чуть расширил ее и опустил туда горшок. Взглянув последний раз на череп Петровича, я сказал:

– Ты был хорошим другом.

И начал засыпать землей.

Когда я вернулся, в котелке прибавился еще один карась, а Марина сидела с такой довольной улыбкой, словно спасла город и воскресила мертвых.

– Умница, – похвалил я. Еще штучки три поймаем и будем варить.

Так мы и сделали. Марина собрала хворост, я срубил пару огромных сухих веток. Почистив и нарезав рыбу, я повесил котелок над костром. Обычно мы с Петровичем брали с собой картошечку, хлеб, укропчик и, что греха таить, флакон водки. Но сегодня походную уху скрасила только небольшая пригоршня соли. Благо три рыбешки оказались с икрой.

Через двадцать минут мы, обжигаясь, хлебали уху прямо из котелка. Съев все до последней икринки, я с трудом встал. Марина легла прямо на песок и, улыбнувшись, спросила:

– И что дальше?

– Надо вскипятить воды впрок, – сказал я, скобля стенки котелка песком.

– А поспать можно?

– А вдруг не проснешься? Надо узнать вначале, что случилось.

Марина кивнула и закрыла глаза. Не успел я раздуть угли, как она уже сопела в две дырочки. Вскипятив и остудив воду, я налил полную бутылку. Больше терять время было нельзя, и я громко позвал:

– Марина, вставай.

Девушка даже не шевельнулась. Я подошел к ней и потряс за плечо, груди под футболкой упруго качнулись. От прикосновения к женщине по коже прошла дрожь, а на лице нарисовалась довольная ухмылка. «Пенсионер, блин», – подумал я, вглядываясь в милое личико. Марина начала переворачиваться на бок, но я еще раз ее потряс, и она проснулась.

– Пойдем.

– Куда?

Было интересно посмотреть на золотое сияние ближе, но вдруг эта какая-то радиация или еще какие-то последствия катастрофы? С другой стороны именно там могли оказаться люди, которые знают, что случилось.

– К стене. До нее, вроде, недалеко.

Марина встала и потянулась.

– На, – сказал я, – бутылку понесешь.

Теперь, когда Петрович обрел покой, в одной руке я держал удочку, в другой – топор. Взобравшись на пригорок, я внимательно оглядел окрестности. Тихо, спокойно, птицы летают. Еще немного и начнешь верить, что ты тот самый единственный Избранный. Да и спутница подстать…

Через час мы подошли к стене, где она выходила из реки и шла вдоль берега. Свет слепил, манил и пугал. Я потыкал в стену удочкой. Пластик проходил сквозь свет также легко, как и сквозь воздух. Но самому идти было жутко.

Мы отошли на несколько сотен метров от стены и двинулись вдоль нее. Трава на дороге показалась мне примятой, будто по ней ходили или даже ездили. «На велосипедах», – решил я, увидев тормозной след.

– Нам бы где-нибудь по велосипеду раздобыть, – сказал я Марине.

– У меня была машина, – вздохнула она. – Полгода назад права получила. А теперь мы пьем воду из речки.

– Кому-то повезло еще меньше, – ответил я.

– Спорный вопрос, – скривила губы Марина. – Я как раз ехала за родителями на дачу. Как они там? Живы ли?

Я пожал плечами.

– Смотрите! Нам кто-то машет!

Шагах в трехстах в стороне шел парень и размахивал сразу двумя руками. Увидев, что мы его заметили, он опустил руки. На вид он был еще младше Марины.

– Чего это вы с топором? – спросил он, даже не поздоровавшись.

– Да я таких собачек видел, что не дай Бог, – ответил я. – Откуда идешь?

– Людей собираю, – улыбнулся он и сразу отвел глаза. – Меня Сеней звать. Нам такие нужны. Экипированные.

– Кому нам?

– Я ж говорю, людей собираю. Нас там человек сорок. Некоторые уверяют, что все знают о случившемся.

– Вот это уже интересно, – заметил я.

– А мне все равно, – встряла Марина. – Чем вы там занимаетесь?

– Пытаемся восстановить порядок, – уклончиво ответил парень. И тут же добавил: – Но вы, если хотите, идите дальше. Но там тоже стена. А за ней… такое рассказывают.

– Все только проснулись, а уже и общество образовалось, и за стеной кто-то побывал, – с подозрением сказал я. Бегающий взгляд парня начинал меня нервировать.

– Проснулись-то вроде все одновременно, да только время за каждой стенкой по-разному течет, – улыбнувшись Марине, ответил Сеня. – Хотя я еще не ходил. Жуть берет. Говорят, кто-то прям в этом свету застрял. Как муха в янтаре.

– Я тыкал удочкой, – ответил я. – Обычный свет. Только откуда светит непонятно.

– В Чернобыле вообще никакого света не было, – усмехнулся парень. – И ничего, все подохли как миленькие.

– Мне тридцать было, когда это случилось. Я помню.

– А сейчас тебе, дедуля, значит, девяносто. А мне сорок семь, – хохотнул парень. Затем подмигнул Марине и добавил: – А тебе еще больше, красавица. Полтинник, не иначе.

– Хорошо сохранились, – каменным голосом ответила Марина.

– Именно! – подхватил Сеня. – У нас иммунитет на эту катастрофу. Но и с ним можно сыграть в ящик. Так что я бы вам советовал пообщаться со знающими людьми. Куда соваться, а куда не стоит.

– Ладно, веди, – дала добро Марина, как будто меня и не было рядом.

– Ладно, – передразнил ее Сеня.

Он заметно расслабился и пошел в сторону частного сектора, где был целый массив домов «крутых». Минут через пятнадцать мы встретили двоих мужчин в одежде из грубой ткани, через плечо у них висели ремни с автоматами Калашникова. Сеня кивнул им и, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Марина, почувствовав, кто владеет ситуацией, сразу пристроилась рядом с ним.

Я слишком стар, чтобы обижаться на девушек. Да и кто я ей такой? Не муж и не родной дед.

– Дедуля, ты бы топор убрал, а то людей напугать можно.

– А от автоматов они не пугаются? – поинтересовался я.

– Вы не раздражайтесь, таких здесь не любят.

– Можно подумать, я к вам набивался.

Я не знал, откуда взялась злость на парня. Наверное, он напомнил мне ту шпану, которая сидела по вечерам возле подъездов. Пила пиво, громко смеялась и материлась. И никогда не обращала внимания на старших. А тут на тебе, понадобился я им.

– Это какой же сейчас год? – спросила Марина.

– Две тысячи сорок шестой, – самодовольно, словно это он всех перебросил на тридцать лет вперед, ответил Сеня.

«Вот и домечтался дожить до середины века, – подумал я. – Теперь нужно мечтать снова уйти на пенсию». Мы вышли к жилому массиву, и я увидел два десятка коттеджей, огороженных одним забором. Вход был закрыт старыми гаражными воротами. Металл блестел свежей серебряной краской.

Сеня быстро стукнул пять раз кулаком, сделал паузу и стукнул еще раз ногой. Я заглянул в открывшуюся калитку, но никого не увидел. Парень махнул рукой, и мы вошли вслед за ним. Сбоку стоял мужик с автоматом. Наведя на меня дуло, он произнес:

– Убирай топор.

Я положил удочку и топор на землю, стянул с плеч рюкзак. Спрятав инструмент, я подобрал удочку и сказал:

– И вам здравствуйте.

– Пошли, – поторопил Сеня.

Миновав четыре дома, мы вошли в шикарный трехэтажный коттедж.

– Здесь живет твой босс? – спросила Марина.

– И твой теперь тоже, – отозвался парень.

Пройдя по длинному коридору, миновав еще одного парня с автоматом, мы вошли в огромный зал. На кованном медном кресле, с деревянным сидением, расположился смуглый мужик в черной футболке. Лицо его покрывала крепкая многодневная щетина. Заметив мой взгляд, он дотронулся до подбородка и, с усмешкой, проговорил:

– Больше тридцати лет не брился, – затем показал на скамью в десяти шагах от себя и добавил: – Садитесь.

Я не стал снимать рюкзака и сел рядом с Мариной.

– Кто такие, куда идете, давно ли проснулись?

– Искали людей, – пожал плечами я. – Проснулись сегодня. А вы кто? Местный управляющий?

– Можно и так сказать, но обращаются ко мне просто Марат.

– А я просто Марина, просто Марат, – вставила пять копеек девушка.

– Почти тезки, – оскалился смуглолицый и перевел взгляд на мою удочку. – Рыбак? Хорошо. Те, кто добывает хавчик у нас в почете. А вот бабу у тебя заберут. Нам здоровое потомство нужно. Сам понимаешь, людей сейчас мало осталось.

– Я что вещь?! – возмутилась Марина. – Заберете, ха!

Марат нахмурил лоб и поднял руку, призывая девушку к тишине.

– Я вообще пенсионер, – сказал я, желая разрядить ситуацию. – Уже год как. Мне никаких выплат не полагается?

Марат хмыкнул и ответил:

– Деньги ничего не значат. Натуральное хозяйство, типа.

– Кризис и дефицит, – кивнул я.

– Да, поодиночке в новом мире долго не протянешь, – значительно произнес Марат. – А у нас тут есть знающие люди, которые в курсе, куда соваться, а куда не стоит.

– И главный из них ты, – едко заметила Марина.

– Естественно. Но вы тоже особенные. Проспать тридцатник и не сдохнуть! Это о чем-то говорит – у нас иммунитет на эту катастрофу, – с затаенной гордостью сказал Марат, но потом добавил: – Но и с ним можно сыграть в ящик. Вон в Чернобыле все дохли как миленькие. Не через год, так через двадцать. Кто его знает, чем нас вдогонку шандарахнет.

Я вспомнил, что пацан Сеня убеждал нас точно такими же фразами, как и здешний главарь.

– Жизнь продолжается и жить ее надо по-человечески, сообща, – встав с импровизированного трона, произнес Марат.

– И на счету каждый человек, – в тон ему добавил я.

– Именно! Рабочие руки, рабочая голова – все пригодится, – согласился Марат. Затем плотоядно улыбнулся Марине и добавил: – Ну и рабочая… ты поняла.

Девушка едва не задохнулась от возмущения. Вскочив, она закричала:

– Я не собираюсь это слушать! Я ухожу!

– Не истери, я пошутил.

– Озабоченная обезьяна! – продолжала негодовать Марина. – Еще раз…

– Сучка! – процедил Марат и сделал два быстрых шага к Марине.

Я и сам не заметил, как оказался на ногах и встал между кричащими. Так же неожиданно мне под ребра с силой уперлось дуло автомата.

– Мы знакомы? – повернув голову, спросил я. И постарался непринужденно улыбнуться.

Вроде шестьдесят один год, а умирать не хочется. Тем более так глупо. Даже когда уснул и не проснулся весь город, все равно тянет пожить.

– Заткнись, – спокойно сказал телохранитель главаря и упер дуло еще сильнее.

– А он хоть стреляет? – шепотом поинтересовался я.

– Марат, можно я в нем дырку сделаю? – спросил телохранитель. – Зачем тебе старик?

– Вот что он умеет, кроме как с автоматом играться? Я сорок лет электриком проработал. Могу простенький генератор сделать, радиостанцию организовать, свяжемся с другими городами…

– И че? – поднял вверх брови Марат.

– Попросим помощи.

– У кого?! У такой же горстки разбредшихся, отупевших от ужаса людей?! Фигня творится по всему миру! Хорошо, если один из тысячи проснулся.

– Не верю. Как такое могло случиться? – спросил я и сам не узнал своего голоса.

– Забыл? Каждый день конец света предсказывали. Вот и допредсказывались – кто-то угадал. А если серьезно, то какой-то новый коллайдер под Москвой запустили.

– Не может быть, Москва далеко, – покачал я головой. В груди было так пусто и горячо, словно меня насквозь прожгло шаровой молнией. – Планета огромна, до кого-нибудь достучимся…

– Тупее, чем кажется, – кивая на меня, ухмыльнулся телохранитель.

– Помолчи, – сказал Марат и обратился ко мне: – Почему тогда до сих пор нет спасателей, журналистов, мародеров или просто любопытных ублюдков? Да и почему нас не спасли за те тридцать лет, которые мы лежали, словно консервированная тушенка? Никого нет. Помощи ждать неоткуда. Есть только мы и этот новый долбанутый мир.

– Тогда действительно нужно работать сообща, – согласился я. – Чтобы не превратиться в динозавров.

– Понял, молодец, – расплылся в улыбке Марат. – Ты уж не обижайся. И, кстати, рюкзак придется в общак сдать, но удочку и одежду мы тебе оставим. А добром позже разживешься.

–Испытательный срок? – спросил я.

– Типа, – кивнул Марат и обратился к Марине: – А ты, красавица, куда собралась? Денег сейчас нет, магазинов тоже, а кушать даже такие стройные хотят пару раз в день.

– Я не голодна.

– Скажи мне это завтра, – хмыкнул Марат. – А ночью скажи, что тебе не холодно.

– Уж не ты ли меня греть собрался?

– Извини, много дел, не до того, – ехидно улыбнулся главарь и снова сел на металлическое кресло со свежей деревянной сидушкой. – Сеня вам все покажет.

Марина не выдержала и засмеялась. Как и всякий мужчина, обладающий хоть какой-то властью или благосостоянием, Марат не сомневался в собственной альфа-самцовости. И как многие забыл, что далеко не всем женщинам нравится наглое доминирование.

– До свидания, – сказал я.

Я вышел в коридор и почувствовал, как проведенные в анабиозе тридцать лет легли на мои плечи тяжким грузом. Две тысячи сорок шестой год. Цивилизация в руинах… и тут же меня ударила мысль: «А так ли это? Кто мне это сказал? Смуглолицый бандит? Семнадцатилетний парень, твердящий за ним фразы, словно экзотический попугай? Нужно хорошо поискать, выйти из зоны поражения. Возможно, наш город в карантине и поэтому сюда никого не пускают. Подготавливают спецоборудование, инструктируют спасателей. Ведь не каждый день случаются хронокатастрофы!»

Идея найти целый город завладела мною. Я готов был идти пешком хоть до Владивостока, если б знал, что он сохранился. Мечтать о том, что меня отпустят со всеми моими вещами – глупо. Пройдясь по ржавеющим развалинам, понял бы и дурак, что за хорошую экипировку могут и прибить. Целых вещей в нашем городе осталось не больше, чем людей.

– Познакомились? – спросил Сеня и, не дождавшись ответа, сказал: – Сдавайте вещи.

– Марат сказал, что удочку мне оставят.

– Ты че, по всему лагерю с ней бродить будешь?

– Не ты, а Вы, не че, а что, и не бродить, а ходить, – ответил я, снимая рюкзак.

– У нас тут все равны, – поморщился парень.

– Я заметил, – не сдержал усмешки я. – Чистый коммунизм.

– Дедуль, ты не выпендривайся, привыкай. Назад тебя все равно никто не отпустит.

– О чем же я узнаю через пять минут? Не заставят ли меня работать на каменоломне?

– Все может быть, – засмеялся Сеня и показал на дом напротив. – Вон наша столовка. Идите, заряжайтесь. Новеньким двойная порция.

– Вот так праздник, – буркнул я и двинулся к двухэтажному коттеджу. Марина безмолвно шла следом.

Под столовую определили гостиную в полсотни квадратных метров. Внутри было жарко и влажно. Зал был соединен с кухней широкой аркой без дверей и оттуда валил густой пар. Пахло рыбой и какими-то травами. Оглядев пустую столовую с десятком новых, необработанных деревянных столов, я шагнул в белое облако. На двух плитах стояли огромные кастрюли. Крышек не было, и пар валил столбом. В нескольких метрах стоял мужчина и задумчиво смотрел на кипящую воду. От печек шел адский, ненормальный жар. Казалось, что я попал в кочегарку. Неужели Марату удалось восстановить подачу газа? Значит, какие-то коммуникации все-таки работают? И тут я заметил пляшущие желтые языки пламени и огромную кучу дров слева от плит.

– Здрасте, – с разочарованием сказал я, исходя десятым потом.

– Новенький? – не оборачиваясь, спросил повар.

– Да.

– Через пять минут только доварится. Жди.

– Нас двое.

– Хоть десять, все равно ждите.

Я вышел обратно в зал, и Марина кивком спросила у меня «ну что?» Я махнул рукой и уселся на ближайшую лавку. Под курткой текли ручейки пота, но я не обращал внимания. После кухни в столовой было почти прохладно.

Повар вышел спустя десять минут с большим подносом. На нем парило четыре тарелки.

– Ешьте. Рыба с диким луком и хреном.

– Спасибо, – сказала Марина. – Рыба теперь основное блюдо?

– Еще голуби и собаки. Вас как зовут? Кем были, кем станете?

Мы представились, помешивая жидкое варево алюминиевыми ложками.

– Уже год, как пенсионер, – сказал я. – Электриком раньше работал.

– А я училась. На втором курсе, на юридическом.

– Хорошо, что не доучилась, – сказал повар. – Зря не мучилась.

Марина невесело улыбнулась и сказала:

– Да, повар сейчас более востребован.

Так и не дождавшись встречного вопроса, повар неторопливо начал:

– Я Василий. И знаете кем я работал перед тридцатилетним храпаком? Сторожем на кондитерской фабрике. За первый же год жена набрала десятку и продолжала уверенно превращаться в довольного лоснящегося тюленя. А теперь ее нет. А я варю все подряд на костре прямо в доме какого-то нереально крутого, но уже мертвого чувака. Вот такие бананы, братцы и сестренки. Мы теперь крепостные помещика Марата, мать его за ногу.

– А сбежать? – спросил я.

– Куда? К другому помещику? Здесь я хотя бы самый сытый. Этого у поваров не отнимешь.

– Что-то аппетит резко упал, – пожаловался я.

– Ешь давай, – нахмурился Василий. – Это дневная порция.

– Не шикуете, – заметила Марина. – Диету можно не соблюдать.

– Точно, – засмеялся повар, – лучше жрать все, что дают.

– А в других городах у вас родных не осталось? – перевел тему я.

Марина сразу мотнула головой. Василий на секунду задумался.

– Да я и до катастрофы не знал, где они живут, – махнул он рукой. – Где-то в Крыму. Поди, тоже окочурились.

– А может живут себе, как жили и смотрят по телевизору репортажи про наше бедствие. Мол, весь мир с замиранием сердца ждет, когда спасатели смогут войти в зону поражения. Или, наоборот, весь мир ждет, сколько же еще человек выйдут из-за золотой стены и расскажут об ужасных картинах будущего…

– Болтаешь ты знатно, только не так все радужно. Ходили у нас смельчаки за стены. Какой только хрени не насмотрелись. Городов-миражей, пространственных петлей, абсолютно мертвых зон – только трава растет, кто-то даже из Волгограда в Челябинск перескочил, а оттуда – в Лондон. Говорит, еле вернулся. Хотя в последнюю историю я с трудом верю, но мало ли…

– И что? Уху до конца дней будешь варить?

– Мы уже мертвецы, посмотри вокруг. Так чего дергаться? А ты и вовсе пенсионер. Можно сказать, Бог тебе вторую жизнь подарил.

– И я не хочу ее просрать, – разозлился я и встал. – Сам доедай свою уху. Я без лука в три раза вкуснее сварил.

– До завтра, – хмыкнул Василий. – Все новенькие нервничают. Да ты вроде постарше, мудрее должен быть.

Я, молча, вышел из столовой. Больше меня не интересовали ни повар, ни Марина, ни Сеня, ни Марат. Ни стройка нового общества в нашем разрушенном городе. Я жаждал вернуться в цивилизацию. С ее суетливым порядком и тихим досугом. У меня еще есть время заново собрать и перечитать свою библиотеку.

«Старый, мудрый, пенсионер, – мысленно ворчал я. – Жри уху раз в день, да еще паши на чурку чумазого сутки напролет. Нет уж, увольте».

– Ты куда? – спросил охранник.

– Марат послал, – едва не прорычал я. – Мы с ним давние знакомые.

Возле ворот стоял старенький велосипед. Не раздумывая и мгновенья, я оседлал стального коня. И стоя на педалях, словно подросток, с места рванул вперед. Сзади послышались крики. Охранник даже нажал на курок, но автоматная очередь закончилась на втором выстреле. Одна пуля просвистела высоко над головой, другая клюнула в метре от колеса.

Насилуя мышцы и связки, хрустя коленными суставами, я продолжал мчаться прямиком к стене. Благо кто-то смазал велосипед и ехал он вполне сносно. Сияющая преграда приближалась, загораживая весь мир. На миг мне показалась, что свет колеблется, словно дышит. Я мотнул головой, и пейзаж снова застыл. Не останавливаясь, с зажмуренными глазами я въехал в золотую стену. Ощущение было, словно перед прыжком с десятиметровой вышки в ледяную воду.

Мир умер в одно мгновение. Я оказался в космосе, внутри какой-то сияющей туманности. Полная и всеобъемлющая тишина оглушала. Казалось, появись здесь комар, он свел бы меня с ума. В этот же миг раздался назойливый непрерывный писк. Свет смеялся надо мной. Над моей ничтожностью, над моим страхом. Свету было любопытно. Свет решал: отпустить новую игрушку на волю или оставить навечно себе. Словно муху, застывшую в древесной смоле. «Отпусти, я еще вернусь», – с усилием подумал я.

Я мчался на велосипеде, за спиной осталась стена света. Раскрыв глаза, я резко крутанул педали назад.Велосипед поводило из стороны в сторону под характерный шипящий звук, и я остановился.

Прямо передо мной лежала огромная ржавая железка. Вначале я подумал, что это гигантская рухнувшая опора ЛЭП. Но, отъехав на сотню шагов в сторону и оглядевшись, я понял, что Бог снова пошутил и осуществил еще одну мою мечту – побывать в Париже.

Желудок сдавил спазм, словно я не ел несколько дней. К горлу подступил мерзкий тошнотворный ком, а шар пустоты, образовавшийся в груди еще когда я в первый раз выглянул из окна своей квартиры, разросся до размеров баскетбольного мяча.

Никогда не думал, что в нашем суетном, но, в общем-то понятном мире, Волгоград начнет граничить с Парижем. А не сходить ли мне в кабаре? Поглазеть на красоток, пропустить стаканчик французского вина? Или, наоборот, посетить собор парижской Богоматери и отвесить поклон терновому венку Христа? Кто теперь Бог? У кого просить помощи?

От мыслей меня отвлек оклик:

– Bonjour!

Я оглянулся и встретился глазами с улыбающимся в тридцать два зуба парнем.

– Parlez-vous français?

Я помотал головой.

– Do you speak English?

Говорила мама: «Учи английский – пригодится». И вот права же была. В шестьдесят один год – пригодилось бы.

– Sprechen Sie Deutsch? – продолжал иностранец.

– Гребанный полиглот! Я русский! И даже свой язык знаю не до конца! – взорвался я.

– Russe?

– Да. Yes.

– А-а-а. Crier toujours. Venir sur, – сказал парень и двинулся в сторону Триумфальной арки.

Еще один Сеня? Только француз? Я плюнул на растрескавшийся асфальт и медленно поехал следом. Какая теперь разница: Россия, Франция или Америка? Все едино. Чтобы разбить мою новую мечту миру понадобилось десять минут.

Я оглянулся на стену света. Если пройти сквозь нее, где я окажусь? В Австралии? В Канаде? Или может в Антарктиде?

Парень свернул на узкую дорожку, прошел мимо десятка разрушенных зданий и вышел в квартал одноэтажных домиков. Всю дорогу я ехал в десятке шагов от него.

Возле второго дома стоял сухощавый мужчина и возился с лежащим на двух столах ветряком.

– Russe, – произнес полиглот.

– Мерси, Жак. Reste, – ответил мужчина и перевел взгляд на меня: – Здравствуйте. Из Волгограда или Новгорода?

– Волгограда.

– Совсем земляки, – кивнул мужчина. – Меня Андреем звать. Куда-то конкретно идете?

– Да куда теперь идти…

– Пойдемте тогда, покажу наши владения.

Я пожал плечами. Здесь мне нравилось больше, чем у Марата.

– Тут жилые дома, – начал экскурсию Андрей. – В общине уже сотня человек. За кварталом целое поле дикой пшеницы. Сейчас спелая попадается, а через неделю надо всю убирать. Хочу на Сене что-то под мельницу приспособить. Было б здорово не вручную молоть.

– А не боитесь этих… завоевателей. Я от одних сбежал, там каждый третий с автоматом ходил.

– Не-е, – махнул рукой Андрей. – Нам со стеной повезло – с характером попалась. Уродов всяких не пускает.

– Шестьдесят один год узнавал мир, а оказывается – ничего о нем не знаю.

Андрей рассмеялся и, показывая на приземистые здания, продолжил рассказывать:

– Здесь кузница будет, тут пекарню сделали. Здесь у нас библиотека. Уже пару сотен разных изданий набрали. В основном беллетристика, но и по физике, химии и машиностроению учебники нашлись.

– Все, я остаюсь у вас, – засмеялся я. – Люди, которые в разрушенном мире думают о культуре – мне как братья.

– Вакансия открыта, – улыбнулся Андрей. – Сталкеры у нас хорошие, книги тоже приносят. Но отдельного человека нет.

«Цивилизация умерла, но спасти цветки ее культуры мне никто не помешает», – подумал я и с улыбкой сказал:

– Сталкер-библиотекарь? Я согласен.

– Вот и отлично. Домик отдельный будешь поднимать? Или в библиотеке места хватит?

– Мне много не надо, – отмахнулся я. – Я даже на пенсию успел пожить.

– А-а, – протянул с улыбкой Андрей, – после такого, наверное, ничего не страшно.

Я поддержал шутку коротким смешком.

Не зря говорили про увеличение пенсионного возраста. Можно сказать накаркали. Теперь хотя б в сто лет на пенсию уйти. Двадцать лет учебы, сорок лет стажа, тридцать лет сна. Да еще десяток на благо нового человечества. Что ж, девяностые пережили, переживем и пятидесятые. Библиотекарем и пенсионер поработает с удовольствием. Сейчас эта профессия – эксклюзив. И, шутка ли, я теперь парижанин.


июнь – июль 2013


Оглавление

  • Репост Апокалипсиса
  • Пура Менте
  • Знак проекции
  • Власть будущего
  • Пенсионный возраст – сто