300 лет одиночества (СИ) [Александр Владимирович Рыскин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

   300 лет одиночества





   "...но весь род тараканий нельзя



   взять решительно никаким измором..."





   (Г. Маркес. Сто лет одиночества)







   2308-й год. Территория России





   Примерно в четырех километрах от поселка Семизмеевка, посреди густого соснового леса, притаился лагерь повстанцев генерала Оборкина.



   Спецназ првительственных войск атакует его под утро, часов через пять-шесть. Но самого генерала в лагере не обнаружат. И это весьма расстроит командира штурмовой бригады, пятидесятилетнего полковника Овиве Бакеланкозу...







   ***



   - Я не Господь Бог, и судить тебя не могу, брат. Ведь я-то лучше других знаю, что к страху твой поступок не имеет отношения.



   Двое немолодых людей - один в одежде священника, другой - в потертом штатском костюме - брели по аллее монастырского парка, и пожухлая листа вяло шуршала у них под ногами.



   - Конечно, на мне большой грех, - сказал штатский. - Ну, а какой у меня был выбор?



   - Выбор...,- эхом повторил священник. - Я не знаю. Ничто не ново в этом мире. И если считать, что все было предначертано заранее, то...



   - Валентин! - штатский вдруг резко остановился и, взяв щуплого священника за плечи, развернул его к себе лицом. - Ты же считаешь, что я поступил как сволочь, верно? Не отрицай - я сам так полагаю. А ты взгляни на это по-другому. Библию вспомни, Ветхий Завет. Сколько веков, со времен разрушения Второго Храма, евреи ждали возрождения своей государственности - и дождались! Но им ведь нужны были вожди, лидеры. А что случилось бы, если б их лидеры бесславно погибли?!.



   Священник отвел взгляд. И, заложив руки за спину, двинулся по аллее дальше. Его брат, которому было весьма неуютно в костюме с чужого плеча, последовал за ним.



   - Ты решил сохранить себя для дальнейшей борьбы, Юра..., - произнес священник. - Хорошее оправдание. Только учти... Мальчишки, которых сейчас, наверное, вешает вниз головой Бакеланкоза, будут проклинать тебя на пороге смерти. И нужно быть очень преданным своему делу, чтобы... Чтобы пережить такое.



   Генерал Оборкин остановился и закрыл лицо руками. Опустился на колени, издав глухой стон. Взгляд его устремился в серое, неприветливое небо.



   "Прости меня, Господи, прости меня, Господи...", - бормотал он, истово крестясь.



   Священник не мешал ему - лишь молча наблюдал. А когда генерал, тяжело дыша, сомкнул веки - подошел к нему.



   - Вставай, Юра. Если суждено - Господь услышит. Сейчас тебе нужно отдохнуть и набраться сил. Здесь тебя никто искать не станет...





   Но отец Валентин оказался неправ - за генералом пришли на следующее утро. Дюжие чернокожие спецназовцы подняли его с постели, заковали в наручники и увели.



   "Вот и всё, - подумал отец Валентин. - История начинается заново".



   Он отдал какие-то малозначительные распоряжения молодым послушникам и удалился в свои покои. Там он сел к тяжелому дубовому столу, выдвинул один из ящиков.



   Толстая тетрадь в картонном переплете была почти вся исписана, оставались назаполненными лишь несколько страничек.



   Отец Валентин вздохнул, и его авторучка (старьё, такими никто уже не пишет!) побежала по бумаге, оставляя ровные, мелкие строчки...





   "29.09.2308. Я предал Юрку - родного брата, кумира моего детства. Хочется выть и биться головою о стену, но никак не могу себе этого позволить: Сопротивлению нужен новый лидер. Им стану я. Моя лояльность не вызовет у НИХ сомнений после того, что я сделал - преподнес им на блюдечке главаря мятежников. Никто, даже брат, не подозревает, что монастырь, где он укрывался - тайный штаб, в котором зреют грандиозные замыслы. Конечно, я попытаюсь вызволить брата, это подняло бы мой авторитет среди повстанцев - однако если он все же погибнет... Сбежав из лагеря под Семизмеевкой и обрекая своих бойцов на смерть от рук палачей Бакеланкозы, Юрий считал, что спасает себя для дальнейших битв. Но он устал, и не способен более нести это Бремя. Если сейчас не вдохнуть в Сопротивление свежие силы... Тогда всё напрасно".



   Отложив рукопись, отец Валентин закрыл глаза. Как же это случилось, думал он, что мы перестали быть хозяевами в собственной стране? И были ли мы ими когда-нибудь?



   Около трех столетий отделяло день сегодняшний от того хмурого (ясного?) дня, когда какой-то