Костя и волшебная ваза (СИ) [Павел Иванович Рассказников] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

  1. НЕОБЫЧНАЯ ВАЗА!



  Вечер пятницы всегда многолюден. Множество людей спешат кто-куда. Кто-то идёт домой, кто-то спешит в ресторан или на свидание с девушкой. Кто-то просто безмятежно гуляет.



  Я иду на местную барахолку (или как прозвали это место местные - "Барахлище"). Тут можно найти всё, что душе угодно. За свободными кабинками торгуют всем. И серебряными чайниками со старинными резными ложками и вилками, и малахитовыми шкатулками, и старыми - советскими ещё - радиодеталями, и паутинными патефонами.



  Я иду мимо рядов всевозможных товаров и высматриваю что-нибудь интересное. В воздухе летает запах чебуреков и ларька спереди. Толпы людей занимаются тем же.



  Иногда тут попадаются очень даже необычные и полезные мне вещи.



  Я прохожу мимо поношенных тулупов и измятых валенков из козлиной шерсти. Должно быть они были произведены лет пятьдесят назад и изъедены молью. Затем поворачиваю и вскоре оказываюсь возле торговца авторскими картинами.



  "Ермак покоряет Сибирь".



  "Копия Моны Лизы" (тут чуть сфальшивил - ухмылка не такая загадочная).



  "Тульский монастырь".



  - Хорошие картины, - говорю я художнику - дедку лет под 70 в старой одежде.



  - Ещё бы, - радуется он. - Двадцать лет художественного училища, как-никак. Ну так что: какую берёте?



  Я говорю, что никакую. На это дед разочарованно качает головой и быстро теряет ко мне интерес.



  Картины у него и правда красивые, а красивые картины я люблю. Только эти - не мой вкус. Эти картины обычные. Чем-то они напоминают раннего Мене по стилю.



  Все великие художники рисовали красиво, но обычно. Шишкин, Да-Винчи, Ван-Гог. Нету в их картинах какой-то... особой изюминки. Какой-то странности... Напыщенности и насмешки над реальностью.



  Нет, у сюрреалистов, конечно, такие есть - у Сальвадора Дали например - но, как по мне, они с этой насмешкой перешли всякий край.



  Я люблю необычное, но понятное. То, где не нужно искать скрытый смысл.



  Я иду по "Баращлищу" и вскоре останавливаюсь возле низенького деревянного столика с вазой на ней. Вот эта ваза - то, что я ищу!



  Я читаю ценник: "Ваза размером с ребёнка 7 лет в виде чайника советских времён. Фарфор". Ваза и правда подходит под каждое слово. Гигантский красный чайник с белыми вкрапинами.



  - Сколько?



  Продавец - молодой парнишка со светлым ёжиком на голове - быстро оживляется:



  - Пятьсот. Для тебя за четыреста пятьдесят отдам, брат.



  - Приятно конечно, но в честь чего это?



  - Понравился ты мне. Сразу вижу - человек хороший.



  - Вазу потрогать можно?



  Парнишка улыбается и кивает.



  На ощупь ваза несколько странновата. Ощущение такое, будто держишь в руках нечто среднее между пластиковой бутылкой и пенопластом.



  - Точно фарфор? - я щурюсь.



  - Ээ, обижаешь! Самый лучший фарфор! Костромской! - на этих словах он подносит пальцы к губам словно повар из Италии.



  Парнишка на кавказца не похож, но акцент делает такой, чтобы походить.



  Странный человек, странная надпись, странная ваза. Всё как я люблю. Я же говорил, что иногда тут попадаются по-настоящему ценные вещи.



  Я расплачиваюсь за вазу и тащу её до ближайшей остановки. Это оказывается не так и легко. Ваза тяжёлая и то и дело норовит выскользнуть из вспотевших ладоней и расколоться об горячий асфальт. Пока я несу, меня провожают много удивлённых взглядов. Могу поспорить, что все эти люди от всего необычного и удивительного только шарахаются, а потом - к старости - будут удивляться тому, что прожили такую заурядную жизнь.



  На остановке много народа. Когда подъезжает мой автобус, то у меня не получается попасть внутрь. Зелёный кузов забит под завязку. Когда я совершаю попытку Љ3, то кондукторша взрывается:



  - Да куда лезешь?! Давай на выход!



  - Я сейчас пролезу, - оправдываюсь я.



  - Не влезешь ты! Выходи давай!



  - Я сейчас...



  - Выходи!



  Тогда я говорю:



  - Плачу двойную цену. За себя и за вазу.



  Эта дура всё равно отказывается и норовит вытолкнуть меня наружу. Я отказываюсь - не переться же мне с этой бандуриной через три остановки.



  Люди смотрят на всё это с явным раздражением. Первой вступается женщина:



  - Совесть имейте, молодой человек! Тут уставшие все едут, а он с чайником своим! Я может домой поскорее попасть хочу.



  Тогда я говорю, что тоже домой скорее хочу. Но тут влезает и мужик.



  - Ну ты тупой или нет?! Вышел!



  Я с вызовом оглядываю его так тщательно, насколько это возможно в этой "банке со шпротами". Он здоровенный как бык и тяжело дышит. Только колечка на нос не хватает.



  Тогда я молча разворачиваюсь и выхожу. В спину доносится:



  - Чайничек, блин...



  Из-за этих уродов мне приходится тащить вазу пешком. Путь до дома проходит потом и кровью - причём в прямом смысле - у меня лопает сосудик в носу и идёт кровь. Испугавшись за вазу, я заматываю её в свою футболку. Должно быть сейчас я похож на подравшегося футбольного фаната, укравшего кубок.





  2. ЧТО-ТО ИНТЕРЕСНОЕ!



  Дома я оказываюсь часа через три. Когда ваза оказывается на своём законном постаменте в гостиной, я ничком падаю на пол и пытаюсь прийти в себя. Руки и ноги одновременно и ощущаются, и нет. Они как бы и не мои. Давненько я так не уставал. Последний раз я был в таком положении, когда тащил домой одну интересную статую...



  Квартира у меня очень и очень странная. Я приложил много времени и средств, чтобы сделать её такой. Тут бы повесился любой здравомыслящий человек.



  Под галерею я пустил коридор. Тут собрались самые удивительнейшие образцы картинного ремесла, на которые только способен человеческий разум.



  "Дикие гномики охотятся на собаку Баскервилей".



  "Тюльпаны устроили забастовку против цветочных магазинов".



  "Кулинария с непорочными прешельками".



  "Колобок из тканей убегает из фабрики по производству одежды".



  Есть также и "Резиновый колобок".



  "Война Кулинарок и Поварёшек". Эту картину я купил у одного безногого художника в переходе. Я отдал за неё всего лишь 250 рублей и буханку хлеба.



  Но моя любимая картина - "Колонизация Марса Петром I". На ней император, верхом на чёрном вороном коне, с гордо поднятой усатой головой и в треуголке, осматривает пыльную красную поверхность. Чуть вдали - из-за красноватого булыжника - за ним наблюдают полчища зелёных марсиан с бластерами. Остаётся только гадать, где он умудрился потерять войско и как сюда попал на лошади. Красота! Эту картину я купил в ВК. Нарисовал её бывший преподаватель по - как он выразился - "графике масляных красок" во время своего очередного рецидива.



  А ещё у меня есть кладовка. Там я храню такое, что обычному скучному человеку плохо станет. А именно - чучела разных зверей. Только перешитые немного. Заяц с головой собаки, змея с человеческий черепом (я купил его у сторожа кладбища за полторашку), курица с рогами оленя и многое другое.



  А в главной комнате у меня зал скульптур. Венера Милосская с клешнями, бюст Ктулху, ваза в виде советского чайника...



  Если порыться в шкафчике на кухне, то можно даже найти раритетные карточки от 1986 года, изображающие обнажённых героев советских мультфильмов. И не спрашивайте, где я их достал и что мне пришлось ради этого делать.



  Когда я как следует пришёл в себя, то с любовью оглядываю своё новое приобретение. Этой вазе тут самое место. Когда на неё смотришь, то ощущение такое, будто ты попал в сказку "Алиса в стране чудес" и выпил уменьшающую пилюлю. Мне всё же удалось уберечь её от пачканья кровью. Футболка же оказывается заляпанной. Я отношу её в ванну и кидаю в стирку.



  Потом я иду на кухню и ставлю в микроволновку лазанью. Ставлю на скачку "Цельнометаллическую оболочку" Кубрика - давно уже хочу её посмотреть. И пока всё готовится я смываю накопившийся липкий негатив в душе.



  Денёк сегодня выдался тот ещё... С самого утра поставили четыре пары и на трёх из них - зачёты. Вот тебе и начало учёбы, блин. Результаты ещё не готовы, но я и так всё прекрасно знаю... А потом - на подработке - я поругался с клиентом...



  Но зато теперь у меня есть эта чудесная ваза! А значит - день прожит не зря.



  На кухне я включаю фильм - смотрю и ем... На экране мелькает весёлый эпизод с полоумным солдатов в туалете с винтовкой и с очень смешным выражением лица...



  - Хозяин! Эй! Иди сюда!



  На экране раздаётся выстрел. Я вздрагиваю и ставлю на паузу. Это дубляж такой?



  Секунд через тридцать я уже хочу продолжить, но вопль (а теперь это именно он) повторяется.



  - Ну где тебя носит?! Хозяин!



  Это не дубляж!



  Первая мысль: "За вазой пришли!". Да, точно! Видать туда спрятали ценности и решили передать их кому надо через "посредника". А теперь от "посредника" и избавиться можно...



  Вторая мысль: "Ваза точно была пуста! Тут другое...".



  - Иди сюда скорее, дурак!!! Меня сейчас убьют, где тебя носит?!



  Сейчас 23-54 часа ночи и в моём коридоре, похоже, кого-то убивают. Из моего коридора доносится лязг металла и яростные крики. Кажется, что там разражается настоящая средневековая битва.



  Я и сам не знаю, зачем выхожу. Я всегда был излишне любопытным. Пальцы до боли сжимают рукоять молотка.



  Коридор пуст. Звук имеется, а коридор пуст. И он точно идёт отсюда - я уверен в этом.



  - Херня какая-то...



  - Вот ты где! Скорее, давай сюда молоток!..



  Это говорит Повар. Он такой же толстый, как и всегда. Только теперь он живой. Всё это время его пытаются ударить две толстые поварихи с поварёшками... Со лба у него стекает тонкая струйка крови.



  Я отдаю молоток и в ту же секунду Повар его берёт.



  Раздаётся два звонких женских вопля. Теперь кухарки лежат неподвижные и, похоже...



  - Мёртвые, - Повар отстраняется от них, поднимается и возвращает мне молоток.



  Меня начинает мутить и рвёт прямо на пол.



  Красная рожа Повара улыбается и блестит как глянец:



  - Уфф... Ухх... Желудок слабый? Понимаю-понимаю... Ухх...



  Его фартук заляпан кровью.



  Я беру молоток и вновь сжимаю тот до боли в пальцах. А ещё я медленно пячусь назад и упираюсь в заднюю стену.



  Тот молчит пять секунд, затем спрашивает:



  - Тебя как зовут, хозяин квартиры?



  - Костя.



  - Спасибо, Костя. Если бы не твой молоток - убили бы меня эти две курицы... И главное за что?! За пересахаренное бизе! И это у меня-то пересахаренное! У самого Виктора Константиновского! Великого мастершефа десертов! У меня всегда идеальная рецептура, идеальные пропорции!.. - он успокаивается и продолжает уже спокойно: - Да ты не бойся, Костя, не бойся. Теперь они не опасны.



  - Я не боюсь, - вру я. В это время Повар вытирает красную рожу от пота и говорит:



  - Ну и денёк. Как и обычно в общем... Долго ты, Костя, чуть не убили меня, - это он говорит с неким укором.



  - Да, долго. Не ожидал просто.



  Да, не ожидал, что картина говорить умеет. Они ведь этого не должны уметь делать - это твердят нам везде и с самого детства. Но теперь на стене в моём коридоре ожила картина. Ожила "Война кухарок и поварёшек".



  Я смотрю на два мёртвых тела на ожившей картине и понимаю, что слово "ожила" тут не очень уместно. Волосы на моей голове шевелятся сами собой.



  Повар тем временем хлопочет за своим поварским столом.



  -Ну и беспорядок из-за этих куриц тут, - слышу возмущённую реплику. Затем тот вновь смотрит на меня и говорит:



  - Мне торт нужно испечь, а всё переломано. Яйца разбиты, венчики погнуты. Без тебя я уж точно не справлюсь, Костя.



  Я молчу, а он говорит:



  - У тебя еда есть?



  Я вспоминаю, что даётся не так уж и просто. У меня в холодильнике есть солёные огурцы. Банка. А ещё сметана, колбаса, сыр с плесенью (не деликатес) и кетчуп, и яйца. А ещё мука, сахар и хлеб.



  - Огурцы мне не к чему, - говорит Повар. - Солёное оставь другим кулинарам. Я же - мастершеф десертов! Ладно неси сюда яйца, сахар и муку. И сметану ещё. Сметанник буду готовить.



  Я не решаюсь спорить. Когда я приношу всё, что нужно - ещё и венчики с кастрюлей, - то он говорит:



  - Приступим.



  Он готовит, а я наблюдаю. Вот смешивается тесто, вот из него формируются бортики, вот туда добавляется крем из сметаны... Затем всё идёт в духовку - на час под 180 цельсиев.



  Я наблюдаю за всем этим и думаю, что теперь в моей жизни наконец наступило что-то необычное, что-то удивительное. Что-то, что выходит из ряда вон! Нечто подобное я ждал всё свою жизнь - и вот - оно пришло!



  Духовка щёлкает и повар достаёт оттуда готовый сметанник. Его ароматный запах долетает даже из ожившей картины.



  - Можно мне кусочек? Я всё же помог, - спрашиваю я.



  Добродушная улыбка и ответ:



  - Ну конечно же можно.



  От отрезает и отдаёт, я беру. Кусок сметанника выглядит так, будто его нарисовали масляными красками. Он горячий и аппетитный. Можно ли человеку есть еду из картин? В интернете такое не спросишь.



  Я могу отравиться. У меня может прорасти в животе какая-нибудь ветка или щупальце. Или я сам могу стать нарисованным...



  Никогда бы не подумал, что обычный сметанник такой вкусный. Видать и правда готовил профессионал. Когда я прожёвываю последний кусок то, затаившись, жду. Секунда... Минута... Десять минут... Со мной ничего не происходит и я успокаиваюсь.



  В моём коридоре очень много картин. И все они - необычны.



  И "Департамент свиней".



  И "Меховая ванна".



  И "Рыбалка в туалете".



  Все эти картины имеют свою особую изюминку, свою долю необычного, но - при всём при том - они понятны по смыслу. Тут не нужно ломать голову, чтобы во всём разобраться.



  Сразу понятно, что Повар - это обыкновенный повар и его просто пытались убить за пересахаренное бизе.



  Я полчаса обхожу коридор и внимательно осматриваю их всех, пока, наконец, не убеждаюсь, что ожила только одна. Блевотина с пола отправляется в унитаз. Затем я подхожу к "войне кухарок и поварёшке" и вижу, что теперь и она такая, как и должна - мёртвая.





  3. НОВЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ.



  Сплю я на кухне, потому, что в гостиной у меня - зал скульптур, в коридоре - галерея, а в ванне и туалете спать неудобно. В какой-то степени это закаляет характер.



  Но вот что точно не закаляет характер - так это нехватка сна. Сегодня суббота и я максимально не выспался. Глаза слипаются так, будто просмолены, голова тяжёлая будто череп сделан из свинца, а разум затуманен так, словно мозга вообще нет. Это не удивительно, учитывая, что вчера я лёг спать лишь под утро.



  Сейчас десять утра и я запросто мог бы лечь и проспать так до самого вечера, но сегодня я обещал родителям помочь на даче. Никогда не понимал, зачем людям нужны дачи.



  Ворча, я иду в ванну, где минут пять стою под ледяным душем, скрипя зубами. На кухне я выпиваю две чёрные чашки крепкого кофе и съедаю три бутерброда с кетчупом и маслом. Скромно, но после вчерашнего у меня не очень много еды.



  Лишь после это мне становится лучше. Где-то процентов на пять.



  На улице сегодня тепло - хоть и осень. Туч мало - солнца много. Я одеваюсь в футболку и брюки, заворачиваю пару бутербродов в дорогу и, зевая, иду на выход.



  Но в коридоре меня ждёт "сюрприз" от Повара.



  На моём старом паркете лежат два мёртвых тела. Два нарисованных масляных тела.



  Тошнота сгибает меня пополам. Когда я стою на коленях, то вижу мятую записку на тетрадном листе. На ней значится:



  "Извини за сюрприз, но мне некуда девать эти тела. На моей картине не предусмотрено кладбища или крематория. Поэтому реши проблему лучше ты. Ты главное не бойся: эти две дуры в твоём мире - никто. У них нет документов, они не занесены ни в одну базу. Их и искать-то никто не будет. Поэтому ты ничем не рискуешь. С меня торт.".



  Когда я с трудом поднимаюсь на ноги, то долго сверлю взглядом долбаную застывшую картину. Чтобы устоять на ослабших ногах мне приходится держаться за шершавую стену. Повар напротив на удивление улыбчив и приветлив. Он стоит за кулинарным столом и мешает тесто.



  "С меня торт"... Очень хочется посоветовать ему засунуть этот торт куда подальше, да только он, боюсь, не услышит.



  Я кидаю скомканную записку рядом и с отвращением смотрю на тела. Что обычно принято делать в таких случаях?



  Если бы действие происходило в тупом сериале, то я бы тут же бросился бы звонить в полицию и хоть как-то объяснить случившееся. Естественно мне бы не верили и считали психом.



  Если бы действие происходило в криминальной драме, то я бы бросился наполнять ванну щёлочью и кислотой и скидывать тела туда.



  В этот день мне не до тупых сериалов, а щёлочи и кислоты у меня нет.



  Зато я вспоминаю, что у меня есть ковёр. Из кладовки он перемещается в коридор и разворачивается. Тело - тяжёлое как слон - перемещается на него. Затем у меня опять сводит желудок и я пулей оказываюсь в туалете, проклиная и уродского Повара, и его уродскую картину, и вообще всех вокруг. А ещё я думаю, что сжёг бы её прямо сейчас. Прямо сейчас взял бы её за раму, сорвал со стены и расколотил об колено.



  Но я этого не делаю. Я боюсь. Боюсь навлечь на себя гнев магической картины.



  А ещё - если я это сделаю, - то опять стану совершенно заурядным человеком со своей заурядной жизнью.



  Два тела в один ковёр не влезают и приходится брать одеяло. На полу - на том месте, где они лежали до этого - виднеются пятна красной масляной крови. Просто так такую не отмоешь.



  В конечном итоге у меня в коридоре имеется два жутко смердящих свёртка. Я же сам стою возле распахнутого окна на кухне и пытаюсь унять комок в горле. Приторно-мясной маслянистый запах, кажется, записался на подкорку и никак не проходит.



  Через час я звоню родителям и говорю, что образовались срочные дела и я никак не смогу сегодня приехать. Я говорю им, что мне нужно решать долги по учёбе и они соглашаются, что это важнее огорода.



  Но вместо долгов по учёбе я буду хоронить два трупа.



  За окном - над крышами девятиэтажек - плывут облака. Сначала они редкие и рваные, но постепенно их становится всё больше и больше. К вечеру почти всё небо укутано ими как одеялом. Оно красноватое, будто пропитанное кровью и у меня перед глазами уже в который раз встают два покойника. Интересно, что они ощущали, когда их убивали? А скоро начинается дождь.



  К этому моменту я выпил, должно быть, стаканов 5 крепкого чёрного чая, чтобы унять тошноту.



  Затем двор погружается в сумрак и видимости никакой. Гаснут последние огни в здании напротив. Слышно только, как дождь барабанит по подоконнику.



  Я всегда хотел жить необычно, но жить необычно - не значит жить счастливо. Это я должен твёрдо уяснить с этого дня.



  На всякий случай я надеваю лыжную маску. Когда-то я увлекался лыжами, но потом бросил. Решил, что это слишком скучно для меня. Что-ж, поздравляю: теперь у меня есть весёлое занятие. Только улыбки на лице не хватает.



  Чтобы стащить вниз первое тело - то, что в ковре - у меня уходит минут двадцать. Очень скоро я становлюсь таким мокрым от пота, что кажется будто на меня вылили ведро солёной липкой воды.



  А ещё меня тошнит от выпитого чая и сильно кружится голова, ведь я стараюсь дышать как можно меньше.



  А ещё - пока я занят "носильничеством", - то думаю, что, судя по всему, виновата та самая ваза. Столько лет её не было - и ничего, а как только появилась - начались странности. Это как-то не вяжется под определение к слову "совпадение", не думаете?



  Я стаскиваю тяжёлый и вонючий труп жирной злобной кухарки Љ1 с лестницы и думаю, что у меня в гостиной стоит магическая ваза. Вы можете назвать хоть одного человека с магической вазой? Теперь да...



  Кухарку Љ1 прячу в густых кустах перед домом и возвращаюсь за кухаркой Љ2. Тело, завёрнутое в одеяло, тащить гораздо легче, чем то, которое завёрнуто в ковёр.



  Когда я спускаюсь на три этажа вниз, то сверху раздаются шаги. И они приближаются.



  Я ускоряюсь, но шаги всё ближе и ближе. Тогда я бросаю тело на пол и прячусь за ближайшим мусоропроводом. Сердце в груди стучит и орёт: "DANGER!!!". Мигает красная лампочка.



  Шаги останавливаются возле лежащего посреди лестничного пролёта свёртка. По крупному силуэту я узнаю соседа с верхнего этажа. Он стоит и смотрит на тело.



  Затем говорит:



  - Ремонт они делают, уроды! Хоть бы убрали за собой - свиньи!



  Шаги удаляются, снизу хлопает дверь. Из груди вырывается вздох.



  А ещё я думаю, что теперь сосед сверху считает меня полнейшим ублюдком.



  Через десять минут я уже на улице. Я кладу тело Љ1 рядом с телом Љ2 и иду домой за лопатами. Руки к этому моменту словно ватные, как и ноги. Больше всего у меня ломит спину. Возможно я заработал себе грыжу и на всё жизнь стану инвалидом.



  Потом я беру первое тело и тащу его на пустырь.





  4. КОЛОНИЗАЦИЯ МАРСА.



  На пустыре в это время темно, холодно и страшно. Ржавый острый нос лопаты врезается в землю с шипящим звуком и углубляется в неё словно игла в ткань. Комки земли летят в стороны.



  Секунды идут, идут минуты и часы, а я всё копаю. Яма с каждым движением - всё глубже и глубже. Говорят, что в 90-х тут закопали очень много людей. Кого-то за долги, кого-то за обиды, а кого-то и просто так. Я копаю и думаю, что будет забавно, наткнись я на одного из них.



  Тут очень много ржавых гаражей и меня никто не увидит.



  Первое тело с грохотом ударяется о дно первой ямы.



  Второе с грохотом ударяется о дно второй.



  Теперь я опять копаю, но уже - в обратную сторону. Должно быть завтра у меня отвалятся руки. Отсохнут словно старые ветки.



  Дома я оказываюсь лишь утром. В коридоре воняет трупным разложением и - на полу - огромное красное пятно. Оно выглядит так, будто нарисовано художником живописцем, побывавшем у меня в коридоре.



  Я трачу полный баллончик освежителя воздуха и только тогда запах гнили не так чувствуется. Потом рядом с пятном грохаются тряпки и всевозможные моющие средства. Оно мылится, несколько тускнеет, но не оттирается - сколько не три. Но я тру, тру и тру до боли в побелевших пальцах, которые щиплет от вонючей химозы. Потом меня снова рвёт.



  Пятно улыбается, оно напоминает мне родного брата. Такая же бесячая улыбка. А ещё мне кажется, что оно говорит:



  - Ты даже этого не можешь! Ты же слабак, ты же додик! Я бы его за пять секунд оттёр!



  Я игнорирую этот выпад и продолжаю его оттирать. Но тут возникает и мать с отцом:



  - А ведь он прав! В кого же ты у нас такой, Костя? Вот Денис бы это пятнышко и правда за три секундочки отмыл!



  Мать начинает вздыхать, а отец её успокаивает и гневно на меня смотрит.



  Внутри что-то вспыхивает. Тряпка врезается в пол как рубанок в брусок и трёт, трёт, трёт... И пятно - чудеса! - и правда исчезает.



  Потом я ещё долго смотрю кровавыми глазами на полотно "Войны кухарок и поварёшек", но то не шевелится - сколько не сверли его взглядом. Толстый урод с застывшей улыбкой мешает тесто за своей стойкой.



  Я говорю:



  - И понравилось тебе?!



  Но он молчит.



  - Просыпайся, урод, просыпайся!!!



  Но он опять молчит.



  Я трогаю масляное полотно щиплющим взмыленным пальцем, но он и в этот раз молчит. И я думаю, что мне не нужно так громко кричать. Снизу живёт сосед. У него беды с башкой, а ещё он три года занимался самбо. Мои слова он может принять на свой счёт.



  Я убираю землю, которая нападала с пустыря на полу в коридоре, и иду спасть. Стоит только уху почувствовать под собой мягкую ткань, как сознание отрубается. Но темнота не приходит. Успокоения на наступает. Опять у меня в руках лопата, опять я куда-то тащу кого-то очень тяжёлого и злого. Этот тяжёлый всё вырывается и вырывается и я бью его лопатой пять раз, прежде чем этот злой обмякнет, затем снова его куда-то тащу. И пока я его тащу, он смутно напоминает мне родного брата. Потом я слышу смутно знакомый голос. Сперва он говорит, что я ни на что не способен, затем к нему примешиваются и другие. Какофония звуков нарастает. Одни голоса говорят, что я неудачник, что моя судьба - это обычная заурядная жизнь, как и у 98% людей на этой чёртовой планете. Другие же просто смеются. Кто-то больно пинает меня по ноге. Я кричу и размахиваю лопатой, но ничего не видно. Всюду - смутный и густой - гуще киселя - туман. Образы как в мыле. Но голоса - как в амфитеатре. Они словно отскакивают от геометрически правильных гладких стен и взлетают - через рупор - прямо в уши. От них кружится голова и болят перепонки. И ещё меня опять сильно тошнит...



  Один из них кричит:



  - Иди сюда, хозяин, да побыстрее!



  Я долго лежу на кровати на кухне и смотрю в голый потолок. Лоб покрыт холодной испариной, сердце беснуется. Голос зовёт:



  - Ну где ты там?!



  Он снова доносится с коридора. Только это не повар. На этот раз голос другой - более твёрдый и уверенный в себе.



  У меня очень болят руки и ноги. Кажется, что над ними проводили медицинские эксперименты. И поэтому подняться получается не сразу.



  Я оказываюсь прав. На этот раз ожила моя любимая картина: "Колонизация Марса Петром I". Игнорируя императора, первым делом я оказываюсь возле "Войны кухарок и поварёшек". Эта тоже живая.



  - И как это понимать?! - мой взгляд не даёт даже повода, чтобы отнекиваться.



  - Что я ещё должен был сделать? - оправдывается Повар. - У меня на картине крематория или похоронного бюро не предусмотрено. А трупная вонь высокой кулинарии не способствует.



  - Меня могли посадить! Меня вчера чуть не поймали за руку!



  - За что? Они в твоём мире даже не живые. Подумали бы, что манекены.



  - Манекены с трупной вонью, которые на ощупь как люди и, которые кровоточат словно Ниагарский водопад. Хорошие манекены!



  Тут Повар вспоминает:



  - Стой! Вот!



  Он достаёт из духовки пирог и протягивает мне.



  - Американский яблочный пирог. С корицей. Ты на корочку посмотри - золотистая как слиток. А пахнет-то как!



  Запах и правда божественный. Я сутки ничего не ел и у меня сводит желудок так, словно туда вставили и включили компрессор. При виде пирога он урчит как голодный зверь.



  За нами сейчас наблюдают множество картин.



  И "Индейцы в НЛО".



  И "Как верблюды Куропатова приручали".



  И "Резиновый колобок".



  Я всегда был отходчивый. Это - моя большая слабость. Я говорю:



  - Ладно, но чтоб больше без фокусов, - и собираюсь идти на кухню, чтобы как следует полакомиться вкусняшкой. Но тут меня снова окликает недовольный император:



  - Хозяин, мне помощь твоя нужна. Живо сюда!



  Я вздыхаю.



  - Подожди, - я отношу на кухню нарисованный пирог. Затем возвращаюсь обратно:



  - Чего хотел?



  Пётр недоволен и твёрдо говорит:



  - Ты хоть и хозяин квартиры и этого полотна, но я всё же - император. В то время, как ты - всего-лишь холоп. Так что - прояви уважение!



  - У меня так-то тоже дворянские корни имеются, - возмущаюсь я.



  Он же лишь отмахивается.



  - Неважно. Помощь твоя нужна, - и тут он начинает свою торжественную, очевидно заготовленную, речь: - В то время, как Британия уже колонизировала - и активно колонизирует - множество заморских чудных земель, у нас - у нашей империи - по-прежнему нету ни одной, даже самой незначительной колонии...



  - А как же Сибирь? - прерываю его я.



  Он на секунду замолкает, окидывает меня недовольным - от прерывания - взглядом и говорит:



  - Это не считается.



  И продолжает свою речь.



  Я слушаю речь и внутри всё трепещет. Да - красиво говорить дядя умеет. Ему это по-статусу положено.



  - И теперь я на этой чудной планетке, - заканчивает он речь, - на Марсе. Видишь тех зелёных дьяволят за камнем? Тех, что наблюдают за нам уже битый час? Это - местный индейцы. Так просто эти земли они нам не отдадут. И поэтому придётся брать их боем. Во имя нашей империи!



  - Ну так и берите их со своим боем, - говорю. - Я-то тут причём?



  Сказать по-правде я так и не понял, как он тут оказался, но да ладно...



  - А притом! Армии у меня нет, как и припасов, как и оружия. А враги между тем - не дремлют. Вон, ты посмотри на них.



  Очевидно одному из зелёных марсиан не понравилось то, что император так нагло тычет в него пальцем. Он срывается на визг и стремительно приближается. В зелёных пальцах трещит электрическая палка. Но и Пётр не промах. Стоит только пришельцу оказаться рядом, как сверкает сабельная сталь московского Пушечного двора XVII века и зелёная голова отделяется от зелёного тела в странном комбинезоне.



  Толпа вдали яростно орёт что-то обидное по-марсиански, но приближаться не решается.



  - Проклятье! - кричит он, натягивая поводья. - На прочность проверяют, дьяволы! Поторопись лучше - один я тут точно не справлюсь.



  Ситуация аховая. Нужно что-то делать.



  - Но что делать?



  - Мне нужны ресурсы. Сперва мне нужны ополченцы. Мне нужна армия, а чтобы её кормить нужна ещё и еда. Но и про оружие забывать не следует. Добудь мне это!



  - И где я это вам добуду? В киоске круглосуточном?



  Усатая голова в треуголке окидывает меня свирепым взглядом.



  - Послушай сюда, холоп! Обойди все картины и добудь, что мне нужно, а не то мне точно конец. Я император и моё слово для тебя должно быть - ЗАКОН! Пусть ты и хозяин этого полотна. А теперь вперёд!!



  Спорить я не решаюсь. Тем более, что на бег срывается второй гуманоид. В этот момент я думаю, что если они всё же прикончат Петра, то точно повылезают сюда.



  Если из моей картины по-настоящему повылезают зелёные человечки и колонизируют Землю, то это будет довольно весело. Вот только я могу не дожить до этого момента и поэтому я бегу к следующей картине.



  Я останавливаюсь возле "Гномьего гамбита". На главной площади к столбу привязан человек. Его лицо отпечатывает великую панику, рот бормочет: "Пощады!". Всю площадь заполняют мириады гномов в красных колпаках и с хищными лицами. В свете солнца блестит сталь. Гномы напоминают мне очень и очень много мухоморов. Такие же токсичные и красные.



  Над толпой - на постаменте - возвышается их гномий атаман - он единственный тут в синем колпаке.



  - ПРОСТИТЕ!!! - чтобы перекричать толпу мне приходится здорово надрывать связки.



  Шум затихает, полчища хищных взглядов устремляются на меня. И один - умоляющий.



  Атаман пренебрежительно бросает:



  - Чего тебе, человек?



  - Помощь нужна, для войны. С пришельцами. Там сейчас императора убьют - Петра Первого. Он на Марсе.



  - Что нам до людских императоров, - философски бросает главарь. - Ты нам гномьих подавай...



  Пленник вдруг дёргается словно в агонии и кричит:



  - Я помогу!!! Я тебе помогу!! Ты только вытащи!..



  Договорить он не успевает - в следующую секунду из его горла торчит клинок атамана.



  - Ну-ка тихо! - весело говорит он, убирая рапиру обратно в ножны.



  Кровь - словно водопад "Анхель" - струится по телу и дереву на пыльную площадь и быстро теряется среди гномов, а из горла вырываются предсмертные булькающие звуки.



  На этот раз мой желудок не бунтует. Не приходит тяжёлый комок. К такому я уже более привычен. "Он всего лишь нарисованный", - говорю я себе и отвожу взгляд. На моей спине толпа мурашек танцует дикую чечётку.



  Когда я собираюсь уже уходить, атаман говорит:



  - Ладно, человек, поможем мы тебе. Тут нам ловить нечего - последнего врага - как видишь - уже извели. А там - судя по твоим словам - нас ждут битвы, слава, сражения. Девушки. Будут так девушки?



  - Я не знаю, - честно говорю я, - это же инопланетяне.



  - Да какая разница, - отвечает атаман. - Говори куда идти.



  По моему коридору вышагивают стройным рядом гномы. Они похожи на садовых гномиков, но садовые гномы ходить не могут. А ещё у них не такой хищный взгляд. Я наблюдаю за множеством красных колпачков мелькающих тут и там и прижимаюсь спиной к стене так сильно, что у меня начинает болеть ключица. Когда через пять минут в "Колонизации" скрывается последний гном, то я слышу радостное восклицание Петра:



  - Спасибо! Уж теперь-то мы их!



  Звуки боя проносятся по всему коридору и отскакивают от стен и потолка. Толпа гномиков, радостно улюлюкая, приближается к вооружённым марсианам. Из под их ног клубится холодная и красная марсианская пыль. В свете тусклого мелкого солнца сверкают мечи и кинжалы. Раскалённые зелёные залпы выкашивают один ряд за другим, но гномы всё ближе и ближе - их слишком много.



  - Мда уж! - разочарованно говорит Пётр Первый на чёрном вороном коне, когда случается ближний бой. - Победа, конечно, за нами, но вот потери меня как-то смущают. Это тебе не шведы. Тут оружие другое надо - более чудное и необычное. Как у этих зелёных дъяволят, например. Достань мне такое!



  Я говорю, что пускай гномы снимут оружие с трупов и используют уже его. Как военные трофей. Но император не согласен:



  - Его слишком мало. На всех не хватит. Да и это всего-лишь разведчики. Настоящие армии у них там - дальше - за горами. Я видел там чудные города, накрытые гигантскими бокалами и невиданные корабли, бороздящие воздух, как океан. Я не могу выступать в военный поход против такого противника с неподготовленной армией.



  Так он мне говорит и я начинаю решать этот вопрос. Быстро же я втянулся.



  На картине "Индейцы в НЛО" - как из названия понятно - индейцы разбили лагерь в упавшем космическом корабле. Тут они разделывают шкуры, курят трубки мира и просто живут. Вождь - смуглый человек со старым лицом и костяным кинжалом на шее - смотрит прямо на меня. За его спиной виднеется "Оружейная комната кномлоков".



  - Мне нужно то, что в той комнате, - говорю я. Он долго молчит и, наконец, качает своей дряхлой, но в то же время сильной, головой:



  - C чего бы Мудрому Волку отдавать что-то чужаку. А тем более - за просто так.



  Намёк ясен как день.



  - Я сейчас вам такое принесу - пальчики оближешь.



  С кухни я приношу американский яблочный пирог с корицей. Он уже остыл, но всё ещё очень вкусно пахнет. У меня опять скручивает желудок. Кажется, что туда залили лаву.



  - Это еда, - говорю я, - и очень вкусная. Редкий вид - деликатес. Попробуйте.



  Вождь отрезает кусочек своим костяным ножом и осторожно пробует. Некоторое время его лицо ничего не выражает, но затем его глаза расширяются. Я воспринимаю это, как хороший знак. Наконец он говорит:



  - Вкусный дар и достойный награды. Мудрый Волк принял решение, чужак: ты можешь забрать то, что лежит в той комнате.



  Теперь у гномиков есть оружие и посерьёзнее. Но только возникает ещё одна проблема:



  - Оно слишком большое для них, - говорит Пётр, рассматривая в руках плазменный дезинтегратор кномлоков. - Что для нас - людей - гаубицы или пушки.



  - Вы просили оружие - я достал оружие.



  Затем он говорит:



  - Вот как всё будет! Раз оно, что для нас пушки, то и пусть эти странные создания - гномики - используют их как пушки. По одному экземпляру на три человека.



  Я уже собираюсь идти на кухню и чем-нибудь перекусить, но Пётр снова вмешивается:



  - Теперь еда. Ни одной войны без неё не выигрывалось, а вот проигрывались - кучей. Ищи!



  Приказной тон меня уже бесит. То, чем я занимаюсь напоминает искажённые до невозможности рыночные отношения.



  А ещё я думаю, что тот бластер кномлоков следовало бы оставить себе, а не отдавать всё подряд в ту картину. Я мог бы его продать на какой нибудь интернет-платформе и заработать много денег...Кажется, во мне просыпается "деловая жилка".



  Повар мне отвечал:



  - И что мне теперь - всю армию прикажешь кормить?



  - И прикажу. Ты мне вообще должен - забыл? Я из-за тебя чуть в тюрьму не сел.



  Он виновато смотрит и отвечает:



  - Я отдал тебе пирог.



  - В тюрьме бы он мне очень пригодился, - говорю ему я.



  Так Марсианская компания Петра I обзаводится провиантом.



  К утру гномы разбивают марсианский корпус и берут в осаду их космопорт. Множество космических кораблей захвачено в плен, так и не успев взлететь. Гномы - поразительные мастера и мигом во всём разбираются - во всех этих кнопочках, рычажках и педальках.



  Вы знал, что красный рычаг отвечает за подачу топлива?



  Азелёный - за набор высоты?



  А знали ли вы, что если нажать на вон ту чёрную кнопку с марсианским иероглифом - он похож на прицел, - то лазерный луч испепелит один вражеский эсминец?



  Лично я - нет.





  5. БУНТЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ.



  Всем этим я занимаюсь всю ночь воскресенья и поэтому в понедельник я клюю носом на первой паре. Я бы мог никуда не идти и остаться спать дома, но по графике у меня очень нехорошая выходит история.



  Преподаватель сидит за своим столом и читает учебник. В который раз он уже говорит, что графика - это самый древний вид изобразительного искусства.



  Он переключает слайд и на доске высвечивается: "Станковая графика - вид искусства, у которого воспроизведения:



  - самостоятельно по назначению форм.



  - не включены в ансамбли книги или альбома



  - не входят в контекст улицы или общественного интерьера



  - не имеют прикладного значения".



  Слайд переворачивается и появляется новый. Этот ещё более непонятный, чем прежде. Я делаю вид, что старательно всё конспектирую, но на самом деле я смотрю в окно - там машины - и жду окончания этого бреда. Должно быть кому-то очень и очень хорошо платят, чтобы делать учебники такими непонятными и "канцелярным". Людям нужно научиться проще выражать свои мысли.



  Слайд переворачивается в очередной раз и я тихо стучу ручкой по парте. Стекло - оно как зеркало - оттуда на меня смотрит чудовищно бледная и сонная рожа.



  Мои одногруппники тоже ведут конспекты. Кто-то наводит телефоны на доску. Вот они - любители скучной жизни. Когда наступает перемена, то все они тут же принимаются за обсуждение своего зауряднейшего бытия.



  - Я вот машину недавно купил. У неё правда фара одна плохо работает.



  - Я на обед возьму котлету. А ты?



  - Вчера думала, как бы с курсовой побыстрее определиться. Ты вот какую тему выберешь?



  - Ты фильмы какие любишь смотреть?



  - Дома ремонт затеяли...



  Именно так и ведут себя 98% населения земного шара. Лишь 2% из них - незаурядные личности с весёлой и необычной жизнью. Поэтому я не общаюсь со своими одногруппниками - чужое нытьё можно послушать в больнице, автобусе или где-нибудь ещё.



  Из-за проклятой вазы, оживляющей картины, я жутко не высыпаюсь. Но именно благодаря ей я и вхожу в эти 2%.



  Пока одна пара сменяет другую у меня возникает бизнес план. Я могу добывать из картин что-нибудь полезное и продавать это всё в интернете. Или на той же самой барахолке.



  Кстати о ней...



  После пар я снова тут. Хочется потолковать с этим самым парнишкой, да только того нигде нет. Я целый час хожу между стоек и кабинок, уставленных чем только можно, и вглядываюсь в лица. Два раза мне чудится, что вот он. Но каждый раз это чувство обманчиво. Его нигде нет - и даже возле прежней стойки. Теперь там какая-то старушенция торгует такими же старыми помидорами в банке.



  - Извините, вы парня такого не знаете: с ёжиком на голове и белой футболке? Он ещё под кавказца косит. Он вчера тут гигантским чайником торговал.



  Старушенция смотрит на меня, как на последнего идиота и крутит пальцем у виска, а я иду домой. Теперь я его точно нигде не найду. Возможно надо было делать это раньше, да только кто знал?



  Картины оживают обычно между 22-00 и 00-00.



  Сегодня это случается в 23-34.



  Колонизация Марса почти закончена. Осталось взять лишь несколько городов и планета будет частью империи. Пётр проводит "гномий смотр". Все гномы выстроены в ряд и демонстрируют чудеса выдержки и дисциплины. И даже - их атаман.



  Я хмыкаю и иду дальше.



  Повар всё так же занят десертами. Иногда он просит меня "одолжить" ему пару-другую продуктов для очередного своего шедевра. Я приношу разрыхлитель и иду дальше.



  На индейцев совершили нападение ковбои. Если бы они знал о том, что мне отдают, то смогли бы запросто отбиться. Но НЛО ушло под базу для одной бандитской группировки Дикого запада. Те оглядывают меня свирепым взглядом. Один из них достаёт револьвер и теперь дверь в кладовке имеет три ровные дырочки.



  Я не имею ни одной, чему очень и очень рад. Так - эту картину чем-нибудь застелить.



  Я не знаю, что думают по-поводу выстрелов мои соседи, но они явно не обрадованы этим всем. Сейчас у меня в коридоре пахнет древним дымным порохом XIX века, за который какой-нибудь музей отдал бы мне целое состояние.



  На следующее утро в моём коридоре опять лежат мёртвые тела. Эти выполнены по особой технике красочных мазков. На этот раз их трое и все - индейцы. Среди них видится лик Мудрого Волка. И поэтому я опять жду следующей ночи, чтобы вновь отправиться на пустырь. Всё это время я думаю лишь о том, что если ко мне придёт участковый по-поводу вчерашних выстрелов - если его кто-то вызвал, - то объясниться будет ой как не просто.



  Я всегда хотел, чтобы моя жизнь была похожа на что-то необычное и теперь она как раз такая. Моя жизнь напоминает жизнь сторожа из фильма "Ночь в музее", а это - согласитесь - весьма необычно.



  Вот только необычно - не значит весело и я начинаю это осознавать. За всё необычное в нашем мире нужно расплачиваться. Я расплачиваюсь нервами, угрозой жизнью и здоровью, а так же возможным лишением свободы и жуткой бессоницей. В зеркале ванны моё лицо напоминает лик панды. Если так пойдёт и дальше, то скорая деменция мне обеспечена...



  Всё это доходит до меня, когда пальцы в очередной раз сжимают черенок от лопаты и я смотрю на дно новой ямы. Впору тут устанавливать кладбищенскую ограду.



  Где-то вдалеке лает собака. Я тоже начинаю лаять - это успокаивает нервы.



  Гав. Гав. Гав.



  Собака начинает со мной перелаиваться. Я же - не отстаю. Интересно, что значит для неё мои гавканья?



  Главное делать это тихо - чтобы никто не услышал.



  Ваза может оживлять картины.



  Но ещё она может оживлять и скульптуры. Это я узнаю на четвёртый день, когда захожу на шум в зал скульптур (а, по-совместительству, - гостиную). В паре миллиметров от моей шеи захлопывается гипсовая клешня.



  - Вышел! Я же не одета!!!



  Венера Милосская всячески прикрывается всем, чем только можно и визжит как резанная.



  - Истеричка! - кричу я.



  Я выскакиваю и тут же захлопываю за собой дверь. Если бы клешня схлопнулась на 3 мм ближе, то я бы истёк кровью и умер в течении 15 или 20 секунд. Теперь по-вечерам мне нельзя заходить в собственную гостиную: вот до чего я докатился.



  Дни шагают как солдаты в строю, а картины и скульптуры изводят меня всё сильней.



  Повар требует еды.



  Пётр требует всего.



  А золотое копытце требует отдать долг. Несколько дней назад я взял у него в кредит кучу драгоценных камней под 100% дневных. Сумма успела набежать немаленькая. Я думал, что их я смогу продать за кругленькую сумму в ближайшем ломбарде.



  Оказывается, что драгоценности, которые на вид такие, будто их нарисовал экспрессионист, не считаются за драгоценности вовсе.



  Если я пытаюсь использовать бластеры пришельцев или любые другие добытые из картин вещи сам у - себя в коридоре, - то ничего не происходит. Персонажи же других картин могут ими пользоваться сколько душе угодно. Так весь мой бизнес-план идёт боком. От такой несправедливости на лицо наползает "выражение вселенской боли" и мне хочется выть. И я вою.



  Когда я пытаюсь обнулить кредит и вернуть всё, как было, то "Деловое серебряное копытце" в пиджаке от армани говорит мне, что я должен ему вдвое больше.



  - У тебя со мной контракт. Договор. Помнишь?



  Я смотрю на дорогие швейцарские часы, которые обвиты над каждым копытом и молчу. Они сверкают огромными деньгами.



  - Если не вернёшь, то вот эти ребятки с тобой по-другому говорить будут, - говорит копытце. Двое амбалов рядом противно ухмыляются.



  Не могут оживать те картины, которые нарисовал ты сам. Это правило я вывожу эмпирически, когда вешаю на свободные места свои собственные картины. Одна из них называется "Долг для серебряного копытца", а другая - "Женщина на ночь". И когда наступает следующая ночь, то не оживает ни та, ни другая.



  Каждый вечер в моей гостиной оживают картины. И в их числе "Кулинария с непорочными прешельками". А ещё "Бордель на перекрёстке". Каждый вечер их персонажи зазывают меня с собой, но я отказываюсь, потому-что они - страшные как смерть.



  Этой же ночью двое амбалов вылезают из картины, затаскивают меня на кухню и начинают меня избивать.



  - Я вам всё верну, честно, обещаю! Завтра, завтра!!.



  Или я тихо говорю, или моя челюсть меня больше не слушается, но мои слова остаются не услышанными. Меня бьют до тех пор, пока я не теряю сознания.



  На другой день я не иду в институт. Ноги несут меня в ближайший травмпункт и я очень рад, что хотя бы они сейчас целые. Рёбра в груди пульсируют болью при каждом шаге и очень больно дышать. А ещё мне - кажется - отбили почки. Лицо теперь напоминает огромную синюю тень. Так себя чувствуют те, кого сбил КАМАЗ.



  Или те, кто вовремя не вернул кредит...



  В пыльной, заполненной людьми, "ожидальне" я жду два часа. Всё это время мой взгляд тупо ползает по полу и я отрубаюсь, а прихожу в себя, когда моё плечо трясёт чья-то рука. Подняв взгляд я понимаю, что пришла моя очередь.



  Седой врач в смешной белой шапочке, говорит, что у меня много ушибов, как будто-бы я с кем-то подрался.



  - По крайней мере у вас нет переломов, - говорит он. - Если будете хорошо отдыхать, что через недели две как огурчик будете (ага - солёный и закатанный в банку огурчик). И где вас только так угораздило?



  - С лестницы упал.



  Он мне не верит.



  - По правилам я обязан сообщить в полицию.



  - Мы не в Америке, - говорю с раздражением в голосе я. - Вы никому ничего не должны. У меня не пулевые раны, а обычные синяки и ушибы - я с лестницы упал. И попробуйте доказать обратное.



  На улице, засунув руки в карманы, я нащупываю листок. Я достаю его и разворачиваю. Кривыми буквами выложена надпись:



  "Не вернёшь завтра - убьём!".



  Подписи нету, но и так всё понятно. И поэтому дома я первым делом срываю с гвоздя "Деловое серебряное копытце" и ломаю картину об колено. Жалко. Когда-то я отдал за эту картину 3000 рублей.



  Но жизнь дороже.



  Вот только вечером вспыхивает первый бунт.



  Первым пропажу соседа замечает "Департамент свиней". Три свиньи в таких же пиджаках, как и у бывшего соседа, - Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф - хором вопрошают:



  - Где копытце?!



  Я отвечаю, что картина сломалась. Я говорю, что отнёс её в ремонт.



  - Ремонт для картины? Это тебе не обувь, парень! - строго говорит тюльпан - бунтовщик.



  - Я не перед кем не обязан отчитываться.



  - Ты сломал её! - восклицает кто-то писклявый.



  Я вспыхиваю как авиационная горючка.



  - Да!!! - кричу я. - Да, я его сломал! Он меня чуть не убил! Да вы и сами вчера всё видели! Кто из вас за меня заступился, пока меня хреначили те дуболомы? А?! Кто?!



  Все молчат.



  - И поэтому я вынужден был! Вынужден - понимаете?! Меня бы убили.



  Картины слушают меня, молчат, а потом Повар - тот самый Повар, которому я всегда помогал с едой, - говорит:



  - Он и нас утром сломает. Как только мы заснём. Вы что, не видите: он опасный маньяк!!



  Картины слушают его и наполняются гневом и яростью. По обезумевшему коридору разносятся угрозы, проклятья и оскорбления:



  - Выродок!..



  - Маньяк!..



  - Сгори в аду!..



  Тогда я иду на кухню и с силой хлопаю дверью.



  - Выходи! - кричат картины. - Выйди к нам, убивец!!



  Я не выхожу и они начинают хлопать рамами и стучать по стенам. Многие напевают: "Will we rock you".



  У меня кружится голова. Ноги трясутся и ходят ходуном.



  Топ-топ-хлоп. Топ-топ-хлоп.



  Это я должен злиться, а не они! Я!!!



  Топ-топ-хлоп. Топ-топ-хлоп. Самые разные пищащие, звенящие, пьянющие и фыркающие голоса напевают: Will wr rock you у меня в коридоре. Они желают мне месте. В качестве жеста солидарности их поддерживают и скульптуры из комнаты.



  - Выходи! Выходи! Выходи!..



  Ходуном ходят стены, пол дрожит, стучит посуда. Кажется, что началось небольшое землетрясение.



  Если я сожгу все картины, то вновь стану 98% заурядным обывателем.



  Ко всей этой какафонии ада примешивается и стук батарей. Это уже соседи. Значит, что плохо дело. Должно быть колотит тот самый нездоровый на голову самбист, про которого я уже упомянул ранее.



  Я выбегаю в коридор и картины замолкают. Они гневно сверлят меня взглядами. Их ярость передаётся и мне. Мне необходимо их успокоить. И как можно раньше.



  Из всех них в этой моральной экзекуции не участвует только Пётр и гномы. Они заняты колонизацией Марса. Их полотно пустует. Сзади - за скалой - слышны взрывы и грохот, а спереди утыкано в землю множество флагштоков с цветами флага Российской империи века так XVIII. Белый - чёрный - жёлтый.



  - Извините, - говорю я. - Да, сломал её, я сломал ту картину, но я её верну. У меня есть волшебное средство, понимаете? Оно может вернуть сломанную картину.



  В этот бред не поверил бы и нашырявшийся наркоман. Но картины в этот бред верят. Они хотят мне сказать что-то ещё, но в этот момент сотрясается входная дверь. Мгновенно наступает тишина.



  Глаз прилипает к глазку. В темноте подъезда вырисовываются огромные очертания. Затем в дверь стучат уже более настойчиво.



  - Сосед, слышишь?!



  Я слышу, но я молчу.



  - Замолчали там все я смотрю. Зассали значит, да? Вы там слышите меня?



  Молчу. Дверь опасно содрогается.



  - Я ведь вижу свет колеблется. Слышишь ты меня, вот и слушай: если ещё хоть шумок - хоть шумочек отсюда донесётся, то всё. Нос сломаю - ты понял?!



  Я киваю. Он уходит.



  Окидываю взглядом замершие картины и мысленно усмехаюсь. Всё-таки зассали. Теперь мне нужно быть осторожным. Картины так и не оживают и поэтому инстинкты несут меня к мягкой измятой кровати на кухне. Сон приходит под танковый ход холодильника "Бирюса".



  Осторожным быть очень и очень трудно, а особенно - в моём положении. На другую ночь картины замечают отсутствие собрата вновь.



  - Она всё ещё в ремонте. Картину я пока не успел забрать, но очень скоро она будет вместе с вами, - говорю я и мне не верят.



  Случается второй бунт.



  Стены сотрясаются и сегодня. Will we rock you звучит опять. И на этот раз гораздо громче, чем вчера. На этот раз will we rock you звучит до самого утра. Сегодня воскресенье. А в понедельник мне и правда ломают нос. Видимо самбисты не умеют обманывать.



  Я стою над раковиной и наблюдаю, как красный вялый поток смешивается с бурным потоком из крана. Сильный поток уводит слабый на пропость - на дно слива - против его воли. В жизни происходит всё точно так же.



  Я могу в любой момент взять молоток и раскрошить это дурацукю вазу на миллионы и миллиарды мелких осколков. Тогда все картины в этом доме умрут. Все статуи больше никогда не смогут шевельнуться.



  Всё их существование находится только в моих руках.



  Но если я это сделаю, то опять стану обычным. Опять стану 98%.



  Но если я этого не сделаю, то, возможно, скоро умру. Человеческое тело не рассчитано на то, чтобы так часто получать по голове. Рано или поздно какой-нибудь важный сосудик может не выдержать и тогда придёт вечная тьма.



  Что для меня важнее: необычная, но короткая жизнь или долгая, но скучная?



  Если бы меня спросили об этом месяц назад, но я не задумываясь бы ответил на этот лёгкий вопрос. Я спрашиваю себя сейчас и ответа нет.



  Сейчас я живу настолько необычной жизнью, что не попадаю даже в эти самые 2%. Я вообще сомневаюсь, что есть такое число, которым можно её охарактеризовать. Вот только улыбки на моём лице вы не встретите.



  Картины больше не бунтуют. На другой вечер они смотрят на меня лукавыми глазами - людскими, рыбьими и фасеточными - и загадочно перешёптываются. Мне удаётся расслышать: "Скоро. Готовьтесь". Дыхание перехватывает и я спешу скорее на кухню. В коридоре мне находится теперь - судя по всему - опасно.



  Но проходит ещё несколько дней и они бездействуют.



  А через три дня меня кусает собака.



  Ну как собака... Скорее её голова, пришитая к телу кролика...



  Я сижу на кухне и смотрю "Кладбище домашних животных 2" на своём ноутбуке. За окном темно как в пещере. В соседнем здании горят лишь редкие окна. Звёзд отсюда ты не увидишь - это город. На экране - та самая сцена с ожившим псом и вдруг мне в икру что-то вцепляется. Хватка у этого "чего-то" - железная.



  А ещё оно рычит и явно недовольно.



  Раздаётся визг. Ожившее чучело принимает 15 ударов кухонным ножом и только тогда, скуля, убегает обратно - в свою кладовку.



  Теперь ваза добралась и до чучел!



  Первым делом я нахожу гвозди и доски и заколачиваю дверь кладовки. Картины необычно молчаливы сегодня. Когда работа закончена, то по батарее вновь разносится стук. Видимо завтра мне опять будут ломать нос.



  Я не знаю - замешаны ли в этом другие картины, но из моей икроножной мышцы - из множественной колотой раны - хлещет горячая кровь. В ванной из моего рта вырывается сдавленный хохот. Из глаз льются слёзы, а в груди не хватает воздуха. Она сотрясается как холодильник "Бирюса", а рёбра болят как черти. Трясущиеся руки накладывают слой за слоем на рану. Ткань мгновенно окрашивается в цвет гемоглобина.



  И я всё продолжаю хохотать и хохотать.



  Быть покусанным в такой момент!





  6. БЕЗРАДОСТНЫЙ ФИНАЛ.



  На другой день мне не ломают нос, но нога жутко хромает. Теперь я полностью напоминаю себе ожившего мертвеца из фильмов Ромеро. Такое же бледное и хищное лицо, такая же рваная плоть...



  На этот раз из коридора всё же доносится грохот. Когда это происходит, то на часах 22-56, а за окном снова темно.



  Я вздрагиваю. Моя первая мысль: "Сосед всё же пришёл убивать!".



  В коридоре я вновь оказываюсь с молотком в руках - как и в свой первый раз.



  Рамы дёргаются и шатаются как пьяные и того гляди - сорвутся. Мне что-то прилетает в лицо и я на секунде отключаюсь. Когда сознание возвращается, то я пытаюсь осмотреть всё вокруг. Это "всё вокруг" кружится как карусель, а перед глазами сверкают яркие пятна. Отовсюду доносится жуткий грохот, но звук долетает до меня как через поролон.



  Наконец я понимаю, что происходит. В ту же секунду ноги сами поднимают меня и несут в ближайшую комнату, а руки уже запирают за собой дверь.



  Картины хотят меня убить! Они лезут из своих чёртовых рам! Я думаю, что лучше бы всё-таки это был сосед.



  Дверь начинает сотрясаться.



  - Лжец! Лжец! Лжец!



  - Где Серебряное копытце?!



  - Он убил его, убил и спрятал, а нас держит за дураков!



  - Да, он и нас убьёт!



  Токсичные голоса сотрясают всё вокруг. Руки и копыта ломают дверь. Слышно, как отчаянно пытаются выломать дверь кладовки изнутри.



  В комнате я уворачиваюсь от клешни - лишь чудом - и бью её молотком. Куски гипса сыпятся на пол.



  - Ай! Убийца, лжец!!! - кричит Венера и вторая клешня в этот момент летит прямо в шею. На подлёте разбивается и она.



  Справа что-то бурчит бюст Ктулху. Его постамент маленькими прыжками становится всё ближе и ближе. Ближе и ближе. Щупальца при этом колышатся как на сильном ветру.



  - Выйди сюда трус, выходи!!!



  Доски возле замка скрипят и вот вот сдадут позиции.



  Я уворачиваюсь от выпада рапирой "Необычного Гарри-Поттера" и оказываюсь на полу. В голове всё идёт кругом, а грудную клетку перехватило как тисками. Я отползаю назад и упираюсь спиной во что-то твёрдое. Когда я поднимаю разбитую голову, то вижу гигантский красный чайник с белыми вкрапинами. Если верить его странному ценнику, то он размером с семилетнего ребёнка и выполнен из фарфора.



  Моя рука сжимает до боли молоток.



  Если я разобью вазу, то я больше не буду считаться особенным человеком. У меня больше не будет никакой изюминки. Моя жизнь будет такая же обычная, как и у многих других людей. Как и у моих одногруппников.



  Первый выстрел закладывает уши и проделывает дыру в доске над замком. Второй сносит уже и его...



  Но если я не разобью её, то через 5 секунд буду уже мёртв.



  Самая разномастная толпа - дикая и орущая - устремляется потоком ко мне. С каждой миллисекундой они всё ближе и ближе. Время будто замедляется.



  0,5 секунд.



  1 секунда.



  2 секунды.



  Что для меня важнее: скучная жизнь, но долгая или короткая, но необычная?



  3 секунды.



  В самом первом ряду, расталкивая остальных, идёт жирный шеф-повар десертов. Его масляные пальцы до белизны сжимают гнутую поварёшку.



  За ним заготовил для удара саблю Тюльпан-бунтовщик.



  Даже похотливые уродливые марсианки тут. Они размахивают щупальцами и делаются всё ближе и ближе...



  4 секунды.



  Здесь нет только Петра Первого и гномов. Они заняты колонизацией Марса. А ещё здесь нет "Меховой ванны", ведь ванны не умеют ходить.



  5 секунд.



  Молоток взлетает и проделывает полудугу. Слышится звон разбитого стекла. Фарфора - как было написано на том странном ценнике. В ту же самую секунду всё исчезает. Скульптуры разлетаются во взрыве осколков. С криками и воплями тают на глазах марсианки и толстый Повар. В коридоре что-то гулко валится и валится на пол. Скорее всего - это падают разломанные картины.



  В ту же секунду наступает наконец долгожданная тишина.



  Я лежу на спине, вслушиваюсь в неё и привожу в порядок дыхание.



  Не всё обычное плохо и не всё необычное - хорошо. Этот урок достался мне ценой миллиардов нервных клеток, множеством травм и чуть не отнятой, но укороченной лет на 10 жизни.



  Я лежу на спине и слушаю как громко - как молот - в груди бьётся моё постаревшее на 10 лет сердце. Затем кто-то стучится в мою входную дверь.