Московские мастера [Рюрик Ивнев] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Московские мастера Журнал искусств

Московские мастера не знают иного искусства, кроме того, которое они создают сами сейчас. Изобретая форму, поэты помнят о лиризме, художники о живописности, музыканты о музыкальности. Москва, создавшая русское искусство, любуется мастерством своих художников, поэтов и музыкантов. «Московские Мастера» начинают выходить с тысяча девятьсот шестнадцатого года.

Стихи

Велимир Хлебников

«Эта осень такая заячья…»

Эта осень такая заячья,

И глазу границы не вывести

Робкой осени и зайца пугливости.

Окраскою желтой хитер

Осени желтой житер.

От гривы до гребли

Всюду мертвые листья и стебли.

И глаз остановится, слепо не зная чья,

Осени шкурка, или же заячья.

«Ни хрупкие тени Японии…»

Ни хрупкие тени Японии,

Ни вы, сладкозвучные Индии дщери,

Не могут звучать похороннее,

Чем речи последней вечери.

Пред смертью жизнь мелькает снова.

Но очень скоро и иначе

И это правило – основа

Для пляски смерти и удачи.

Бенедикт Лившиц

Петроград

(Из цикла «Болотная медуза»)
А если судорог медузы,
Зажатой в царственной руке,
Слабее каменные узы,
Почиющие на реке?
И ты, вершитель, не насытишь
Туман цветами чугуна –
Страмотный дым, болотный Китеж,
С балтийского подъятый дна?
Лети, лети на темном звере,
Наездник с бешеным лицом:
Уже вскипает левый берег
Зимне-дворцовым багрецом!
Не вопль медузы ль над тобою:
Из поволоки синевы –
За петропавловской пальбою
Сердцебиение Невы?..

Фонтанка

Асфальтовая дрожь и пена
Под мостом: двести лет назад
Ты, по змеиному надменна,
Вползла в новорожденный град.
И днесь не могут коноводы
Сдержать ужаленных коней:
Твои мучительные воды
Звериных мускулов сильней.
Что – венетийское потомство
И трубачей фронтонных ложь,
Когда, как хрия вероломства,
Ты от дворцов переползешь,
Под плоскогорьем Клодта, Невский
И, сквозь рябые черныши
Дотянешься, как Достоевский,
До дна простуженной души!

Дворцовая площадь

Копыта в воздухе, и свод
Пунцовокаменной гортани,
И роковой огневорот
Закатом опоенных зданий:
Должны из царства багреца
Извергнутые чужестранцы
Бежать от пламени дворца
Как черные протуберанцы.
Не цвет медузиной груди,
Но сердце, хлещущее кровью,
Лежит на круглой площади,
Да не осудят участь вдовью!
И кто же, русский, не поймет,
Какое сердце в сером теле,
Когда столпа державный взлет –
Лишь ось кровавой карусели?
Лишь ропоты твои, Нева,
Как отплеск, радующий слабо,
Лелеет гордая вдова
Под куполом бескровным Штаба:
Заутра бросится гонец
В сирень морскую, в серый вырез –
И расцветает, наконец,
Златой адмиралтейский ирис!

Сам. Вермель

Из цикла «Tristia»

1.
Ф. В. И.

В камине черный уголь болен.
Нос вытянуть – орлиней стал.
А губы, голодая,
Вспоминают кожу.
Металл к любви моей прижмите,
– Ушибся я, –
Боюсь остаться с синяком…
Уйду и раскидаю руки
По знакомым.
А завтра к вечеру
Приду опять стучаться в холода.
2.
Милая,
Хочешь, я тебя вылечу
По Хлебникову
Взглядом оленя?
Ты показываешь пальцем на шею…
Если и больно это было –
То и я не смеялся ведь.
Я люблю не знать ничего,
Когда на моей ладони
Твое бедро,
И подбородок спрятан.
А ты,
Не знаю, зачем же вдруг
Обеспокоила меня вопросом:
– А ты мои родинки
Все знаешь?
3.
Дм. Вараввину.

Нижняя губа срезана,
Слова все нежные и высокие,
Каждое в готическом футляре
И колется.
Молодая, ничего не знающая.
Груди фунтовые висят, уже скучая,
И вянут.
Но движенья девичьи,
Каждое рождается всегда вновь,
И, родившись, умирает.
Глаза маленькие, в масле,
С продавленной синевой
Вкруг единственных ресниц.
В черной аллее, никто не поверит
Моей любви,
И я извиняюсь за то, что
Несколько грубее
Других джентльменов
Пристану.
4.
Как чаю в блюдце,
Холодно мне в твоем